Трагедия казачества. Война и судьбы-3 [Николай Семёнович Тимофеев] (fb2) читать постранично, страница - 97

армии. Атаманы хуторов организовали ополчение. С вилами, копьями, старинными ружьями кинулись к разъезду Репный, чтобы помешать грабителям прорваться в Царицын. После нескольких орудийных выстрелов стариковскую рать окружили и казнили. Погиб и дед. Однако усилия стариков, баб и подростков не пропали даром: рельсы на пути дальнейшего следования «шелонников», как они себя называли, были частично разобраны либо испорчены ополченцами, за что бандиты пожгли многие хутора.

У деда Леонтия было три сына. Старший Николай, 1893 г. рождения, был отцом Ивана. Подхорунжим закончил службу в Донской Армии, за что его арестовали 18 ноября 1932 г. Вот выдержка из справки о реабилитации отца: «…Постановлением тройки при ПП СКК и ДССР от 13 янв. 1933 года, по которому он за проведение контрреволюционной пропаганды и агитации по ст. 58–10 ч. ІУК РСФСР подвергнут высшей мере наказания — расстрелу».

Последняя должность отца в колхозе — председатель ревкомиссии. Народ по старой памяти выбирал в ревизионную комиссию честных людей. Не понравился кому-то из тогдашних воров. Сохранилась справка имущественного положения подхорунжего, даже по тогдашним меркам его можно было причислить в бедным середнякам. Обыск при аресте производил малограмотный сотрудник Каменского райотделения ОГПУ Шевцов в присутствии некоего Бабенко: «…При обыске обнаружено одно ружье одноствольное шомпольное, больше ничего не обнаружено».

Средний из сыновей деда Леонтия погиб в начале 1920 года под Ростовом, защищая город от буденновских грабителей. Младший, 17-летний, служил у Врангеля и был убит, защищая Перекоп.

Мальчик Ваня остался один с мамой Феофилой Сергеевной. На некоторое время у него появился отчим — казак из Вешек. В жуткий голод 1933 года он работал на мельнице, где мололи зернофураж для свиней. Им и кормились, прячась от соседей. Свиньи ели, люди пухли от голода. Отчиму приходилось то и дело менять места жительства — по пятам шло ОГПУ. В конце концов, он исчез. Иван Николаевич помнит: отчим рассказывал, что отец жены М. Шолохова был очень грамотным человеком, собирал и хранил подобранные им чьи-то записки, а потом передал будущему писателю.

Небольшое отступление. Осенью 1949 года автора в составе двух шестых классов привели в Бугураевский рыбопитомник, где его директор, пузырясь от гордости, сообщил, что питомник сразу же после гражданской войны и до сего дня снабжает кремлевских небожителей рыбой. В Москву регулярно ходил вагон-холодильник. «Сам Владимир Ильич хвалил наших сазанчиков» — умилялся начальник. Местным в те годы рыбы не давали, даже красноармейцам. А на Дону голодовали, до людоедства. В нашем хуторе Бугураеве одна вдова со старшей дочерью убили младшую и начали варить. Сбежавшиеся на запах варева люди не дали им съесть человека. Это отступление необходимо: теперешнее поколение не знает нравов той поры, а потому может не понять до конца поступка Богданова.

Началась война. В армию не пошел: был на «броне» в Репнинской МТС как тракторист-комбайнер. В июле 1942 г. их с техников отправили в отступление. Через месяц — окружение в станице Раздорской: не успели переправиться через Дон. Как был Иван в рабочей замасленной одежде, так его и отправили с пленными в лагерь возле Вены.

«Рослый я был парень — немцы мне не поверили, что я не военнообязанный» — поясняет казак. Было это в октябре. В лагере — голод, как тогда, в Верхней Ясеновской, куда вслед за отчимом перебрались они с мамой. В конце года пришли в лагерь казаки в лампасах и стали вербовать.

— Пойдешь в казачий полк освобождать Россию и Дон от большевиков?

— Пойду.

— А сам-то казак?

— как же!

«Для меня, — поясняет Иван Николаевич, — не было колебаний. Судьба отца и деда, уничтожение казачества, постоянный голод… Да еще перспектива умереть в немецком лагере. А главное — моя твердая уверенность в своей правоте. Случись снова такое же, повторил бы без колебаний».

Три месяца в школе урядников, отправка в отдельный казачий батальон. Наводили порядок в Польше. В тамошних лесах получил боевое крещение. Потом Варшавское восстание. Франция. Четыре месяца охраняли завод, изготовлявший какие-то части для самолетов-снарядов ФАУ.

Весной 1944-го Богданов попал на переформирование и был включен в 15-й ККК, Возле Загреба в бою с коммунистами Тито его ранили: «Заняли мы позиции на горе, покрытой лесом, на высоте 500 метров. Повели наступление на титовцев. Теперь уже задним числом понимаю свою ошибку. Перебегаем от дерева к дереву и на открытом месте решили спрятаться за двумя камнями. Один — с эту подушку величиной, второй — побольше. Нам бы за кустиками неприметными схорониться, а мы, видишь ли, камни эти выбрали. Начали выглядывать, и первыми же пулями были сражены. По-видимому, у них эти два валуна были пристреляны, они даже знали, с какой стороны мы выглянем. Моя ударилась о валун и вошла мне в череп с левой части лба, а вышла за ухом. Когда выглядывал, то лежал, подперев голову рукой, так ее