Клиника «Амнезия» [Джеймс Скадамор] (fb2) читать постранично, страница - 2

заявил Фабиан. Он изобразил несколько вялых магических пассов, пряча в левой руке зажигалку, и, прежде чем сунуть ее в карман, сделал отвлекающие движения правой. Затем вздохнул и сказал: — Все открытия делаются слишком поспешно. Если и дальше бесцельно ждать у моря погоды, то открывать в мире будет уже нечего.

— Мы не можем отправиться в Перу, — ответил я. — Разве несколько месяцев назад мы не вступили с перуанцами в войну?

Под словом «мы» я подразумевал Эквадор. Хотя пограничные споры были успешно разрешены еще в 1942 году, в отношениях между обеими странами периодически возникала напряженность. По мнению отца, который достаточно цинично относился к подобным вещам, разногласия подобного рода обычно возникали накануне выборов, так как какая-нибудь политическая партия желала набрать очки, раздувая жупел военной угрозы со стороны соседнего государства. Однако в прошлом году серия пограничных конфликтов оказалась серьезнее обычного — жизни лишились более ста человек.

Нам с Фабианом было тогда по пятнадцать лет, а в этом возрасте смерть воспринимается достаточно абстрактно, однако обоим щекотала нервы мысль, что мы живем в условиях военного положения: перебои в подаче электроэнергии, антиперуанская пропаганда и даже возможность (пусть крайне маловероятная) реального военного вторжения враждебно настроенных соседей.

— Перестань пристебываться, — отозвался Фабиан.

Его английский превосходен, однако у него устойчивая привычка употреблять импровизированные ругательства. Он то и дело употребляет выражения, заимствованные из передач кабельного телевидения, в результате чего порой изъясняется причудливыми, непроверенными на практике речевыми конструкциями. В этом был весь Фабиан.

— Я и не говорю, что нам нужно ехать в Перу. Ледяную принцессу уже нашли. Я вот что имею в виду: если мы ничего не предпримем в самое ближайшее время, на нашу долю ничего не останется. Было бы здорово до конца года открыть какой-нибудь новый биологический вид. Ну, или что-то в этом роде.

— В прошлом годы мы ездили на Галапагосские острова, — сказал я. — Это было круто. Уж если и искать новые виды, то только там.

— Знаю. Не пудри мне мозги своими фотками, которые ты нащелкал на каникулах. Нам нужно сделать себе имя. Магия постепенно покидает наши края и оседает в музеях. Мне нужна хотя бы частичка ее, прежде чем она исчезнет навсегда.

— Не переживай. Что-нибудь наверняка подвернется. Смотри-ка, вон Байрон подъехал. Погнали!

Байрон — личный шофер Фабианова дядюшки, Суареса. Хотя в прошлом он был полицейским, по словам Фабиана, дядя узнал сей факт, лишь когда они, подъехав к его дому, обнаружили, что там вовсю орудуют грабители. Байрон попросил Суареса оставаться в машине, а сам потянулся к перчаточному отделению за пистолетом, о существовании которого Суарес даже не подозревал. Затем выстрелил в спину убегавшим из дома взломщикам. Во всяком случае, так пересказал эту историю Фабиан. Возможности проверить правдивость повествования мне так и не представилось. И все потому, что, по его словам, дядя не любит распространяться на данную тему. Я сам никогда не решался спросить Байрона об этом происшествии, потому что, несмотря на свой добродушный характер, он внушал мне страх. Родители рассказывали жуткие истории о похищенных с целью выкупа детях, когда на ребят, сидящих на заднем сиденье, вдруг наставляли пистолет. Так что я крайне неловко чувствовал себя всякий раз, когда рука Байрона отдалялась на слишком большое расстояние от рычага переключения скоростей, и неизменно отворачивался, когда ловил в зеркальце заднего обзора тяжелый взгляд его налитых кровью глаз.

И все равно мне нравилось приезжать в гости к Фабиану и его дядюшке. Сама поездка доставляла мне огромную радость, и не только потому, что за нами заезжал вооруженный шофер черного «мерседеса». Жена Байрона Евлалия обычно готовила для нас бутерброды, которые оставляла на заднем сиденье машины, чтобы мы могли перекусить на обратном пути. Кроме того, меня приводил в восторг один светофор, возле которого метис-инвалид на костылях продавал пакетики разноцветной жевательной резинки, отбивавшей мерзкий привкус арахисового масла во рту. Как-то раз, во время плохо организованной экскурсии на экватор, когда мы с Фабианом ухитрились втихаря выдуть пол-литра агвардиенте, мерзкой сивушной водки, по пути домой нами была затеяна одна игра. Ее цель состояла в том, чтобы умять целый пакет жевательной резинки и одновременно съесть сандвич. Благоухая водочными ароматами и чувствуя себя необычайно умными, мы сидели на заднем сиденье машины и засовывали в набитые едой рты пригоршни жвачки, позволяя искусственному фруктовому ароматизатору бомбой взрываться в жеваных кусках бутербродов с арахисовом маслом. Мы старались съесть их, не проглотив при этом жвачку. Глотать одно, не проглотив при этом другое, — задача не из легких и для трезвого человека, мы же были изрядно пьяны, и очень скоро