Проблемы некосмического масштаба [Лариса Анатольевна Ратич] (fb2) читать постранично, страница - 2

своей семье, там пусть и выступает.

   Юлька прошла на кухню, поставила чайник. Что-то проголодалась она после этого праздника. И то: водка с чипсами – это ж разве еда? Подзакусив, Юлька задумалась: всё равно мать завтра с разговором пристанет. А зачем?! Теперь – зачем? Сейчас только, при дяде Боре, начала делать вид, что Юлька ей нужна. Только сейчас! Так опоздала, дорогая мамочка, поезд давно ушёл.

   …Светлана Дмитриевна разошлась с Юлькиным отцом через год после рождения дочери. Надо было за него и не выходить, и, если б не забеременела… А так – пришлось.

   Муженёк оказался личностью ничтожной, зарабатывал мало и всё повторял, что не в деньгах счастье. А Светлана была тогда совсем молоденькой, хотела и приодеться, и пожить красиво. Вот и нашла себе, как только отошла от родов, радость на стороне: интересного небедного «спонсора». Жить стало веселее; а муж узнал – ушёл без слов. Да оно и к лучшему, ведь квартиру он оставил жене с дочерью. Где и как он устроился – Светлану Дмитриевну совсем не интересовало; главное, что без всякого скандала все эти годы аккуратно шли алименты на дочь.

   «Спонсор» скоро «отпал», но Светлана долго не горевала, и, будучи женщиной яркой и интересной, никогда не оставалась одна надолго.

   «Устраиваю личную жизнь!» - это то, чем она была постоянно занята и к чему никогда не теряла интереса.

   Юля? – а что Юля? Одета, обута, сыта. Подарков – полная комната. Впрочем, Светлана Дмитриевна помнила: когда дочка была поменьше, она всё жалась и ласкалась к матери, но как-то всегда не вовремя. Да и проблемы у неё были – курам на смех! То с одноклассницей рассорилась, то книжку библиотечную потеряла… Кому это надо, если подумать?

   - Мне б твои проблемы! – привычно говорила она девочке. – Иди, иди, мне некогда. – И садилась к телефону: надо было срочно обговорить с подругой очередного «кандидата».

   …А однажды, в пятом классе, Юлька сильно нагрубила учительнице, и та в отместку девочке, долго изводя её ежедневными опросами, специально поставила «неуд» в четверти.

   Юлька, боясь мамы, которая постоянно распускала руки чуть что не так, порвала и выбросила табель. А потом всё открылось. Светлана, конечно, очень наказала дочку, но когда Юлька, плача, пыталась ей рассказать про причины конфликта, даже не стала слушать:

   - Закрой рот, мерзавка! Тоже мне, нашла проблему космического масштаба! Виновата – получи! А то, понимаешь, я её кормлю, одеваю, а она меня позорит!

   Вот с тех пор Юлька и поняла: да, некосмические у неё проблемы. И маме знать о них не просто необязательно, а даже вредно.

   И ещё Юлька поняла: хамство – это тоже сила, если нет другой. Светлане Дмитриевне осталось только руками всплескивать:

   - И в кого она такая выросла?! В отца - придурка, наверное.

                                                    *   *   *

   Юрку Малого, в отличие от Юльки, дома никто не ждал. Двери были, как всегда, открыты нараспашку: заходи-выходи…

   В большой комнате, упав головой в грязную тарелку, безобразно храпела Юркина родительница. По обильным остаткам еды было видно, что здесь гуляли широко и долго. Но заночевать, видно, никто не захотел.

   Это было удивительно, потому что обычно – кто-нибудь, да оставался. Чаще всего это были мамашкины подруги: Ирка-Кривая или Сидоркина. Ирка-Кривая была давняя, проверенная годами корешиха, такая же безнадёжная алкоголичка, как и Юркина мать; а Сидоркина влилась в их компанию недавно, но уже выпивала много и крепко. Будущее Сидоркиной было как на ладони.

   Почему и зачем пьёт Сидоркина, какое горе заливает, Юрка не знал. Он просто чувствовал неодолимое отвращение к этой вечно угрюмой, хотя и не старой ещё женщине с недобрыми глазами. Удивлялся: как Ирка-Кривая и его мать – бабы ласковые, душа нараспашку, - приняли в свой круг эту сатану?

   Вообще в материной компании мужиков, слава богу, не было, и упрекнуть родимую в разврате Юрка не мог. Юрка вообще-то любил её, жалел; а что пьёт – так что ж, он ей не судья.

   После запоев, длящихся, как правило, недели три, мать вдруг как будто просыпалась, оглядывалась вокруг и принималась каяться: клясться сыну, что «начинает новую жизнь». Юрка и верил, и не верил.

   В свои семнадцать с лишним лет он видел - перевидел эти начинания не один десяток раз. Когда Юрке было лет семь, мать чуть было не лишили родительских прав; но она тогда здорово испугалась, даже сумела продержаться без водки целых полгода, устроилась уборщицей. Юрка помнил то время благодарным сердцем; но помнил также и то, как мать, чуть от неё отстали всякие комиссии, быстренько взялась за старое.

   Вопрос, конечно, встал бы опять, если б не мамашина сердобольная начальница. Она не согнала выпивоху с места, а только сказала:

   - Екатерина Васильевна, не мне вас воспитывать, поздно уже… Но если не будете прогуливать и работу свою станете делать хорошо – на остальное я закрою глаза.

   Так и договорились: Юркина мать приходила в контору