Короли Италии (888–862 гг.) [Джина Фазоли] (fb2) читать постранично, страница - 2

назвавшись его наследником и преемником: но, к его глубокому разочарованию, по прошествии нескольких недель Бургундия, Италия и Франция изъявили желание иметь каждая своего короля, и огромная империя Карла Великого окончательно распалась^[2].

Избрание национальных королей по значимости оказалось равным низложению Карла III. Это событие, подготовленное крупными сеньорами империи, каждый из которых был уверен в том, что проводит собственную политику, в действительности отражало политическую и историческую реальности, превосходившие их личные стремления.

Империя Каролингов изнурила себя попытками совместить сильное централизованное руководство и национальные, региональные, локальные автономии. Конечно, в междоусобицах, которые раздирали империю весь период правления Людовика Благочестивого^{1} и закончились договором в Вердене о разделе империи на три независимых королевства, можно было различить отголосок варварских представлений о государстве как о личной вотчине суверена, делимой после его смерти между его сыновьями. Но, прежде всего, напрашивался вывод об индивидуализме, нетерпимости, о политической незрелости аристократии, неспособной понять, что общественный интерес — превыше всех частных стремлений.

На общее происхождение трех королей от Карла Великого, на право живых правителей наследовать усопшим и не оставившим наследников государям ссылались более пятидесяти лет, чтобы скрыть то, что раздел империи уже произошел. Реальное положение дел стало очевидным чуть позже, когда национальные короли один за другим последовали примеру Арнульфа, который, опираясь на свое прямое, хотя и не совсем легитимное, каролингское происхождение, намеревался объявить себя единственным наследником Карла III.

Ни одна страна больше не хотела подчиняться императору, который постоянно находится в пути из одной части своей империи в другую, который всегда, когда его присутствие особенно необходимо, слишком далеко, чтобы предпринять своевременные и решительные меры; который использует ресурсы одной области — людей и деньги — в интересах других регионов. Любой стране нужен свой король: король, который защитил бы ее от внешних врагов, который гарантировал бы порядок в ее пределах, который всегда был бы рядом, готовый помочь в нужный момент.

И все же очарование великого политического творения Карла Великого было все еще столь велико, что все новые короли охотно признали превосходство короля Германии и согласились получить у него разрешение на корону, данную им теми, кто их выбрал. Их биографы постарались оправдать факт избрания требованиями исторического момента, отвергая любое подозрение, любой намек на измену, на предательство, и придумали воистину легендарные мотивы, преобразовавшие совершенную ими подмену свергнутого императора в доказательство их верности его воле или в акт бескорыстной преданности династии^[3].

Немцы и французы тщательно, вплоть до мельчайших деталей изучили судьбы посткаролингских королевств Германии, Франции, Бургундии: итальянцы же не обратили никакого внимания на мимолетную славу независимого королевства Италии, пренебрегли исследованием периода, когда национальная независимость могла бы окончательно окрепнуть, как это произошло в остальных странах, ранее входивших в империю Каролингов.

Тот, кто желает во всех подробностях ознакомиться с историей десяти королей, сменявших друг друга, сражавшихся, заключавших союзы на протяжении семидесяти трех лет независимости Италии, вынужден обращаться к иностранным монографиям, которые по большей части уже устарели, поскольку были написаны в то время, когда еще не вышли в свет критические издания грамот королей Италии.

Вслед за историками раннего Средневековья авторы старых монографий описывают этих королей как «быструю и неясную фантасмагорию», как лишенных индивидуальности безликих марионеток, которыми руководила безымянная толпа неугомонных, мятежных вассалов^[4].

И все же в этих хрониках, пусть даже неполных, в этих грамотах, пусть даже лишенных индивидуальности, вырисовывается образ каждого из этих королей со всеми их провинностями, ошибками, неудачами: образ, который настолько ярок, что практически обретает осязаемую структуру, очертания человеческого тела, отличные от других^[5].

Гвидо Сполетский, расчетливый авантюрист, циничный, но ловкий и даровитый, совсем не похож на Беренгария I, храброго и готового простить оскорбившего его человека, но пасующего перед людьми и обстоятельствами: так же мало похож он и на Арнульфа Каринтийского, германского императора, который появился и исчез, подобно метеору, выказав необыкновенную энергию.

Людовика Прованского, молодого и неосторожного, Рудольфа Бургундского, амбициозного и глупого,