Скользя в сторону вечности [Джейн Йолен] (fb2) читать постранично, страница - 3

ладони и развернул меня так, что мы очутились лицом к лицу.

— Не смотри пока что, Ребекка, — с мягким выговором произнес он.

Удивилась ли я, что он знает мое имя? Нет, в том моем состоянии невозможно было меня удивить.

— Это место… плохое? — спросила я.

— Очень плохое.

— Я умерла и попала в ад?

— Нет, хотя это — своего рода ад.

Лицо Илии, и без того вытянутое, вытянулось еще больше — от печали. Или гнева. Трудно было сказать точно.

Меня бросило в дрожь.

— Почему мы здесь?

— Ах, Ребекка, это неизменно самый важный вопрос, — Его «р» дребезжало, словно чайник, забытый на плите, — Вопрос, который мы все должны задать Вселенной, — Илия улыбнулся мне, — Ты здесь потому, что ты нужна мне.

На миг окружающая нас серость словно посветлела.

Потом Илия добавил:

— Ты здесь потому, что ты видишь меня.

Он положил руки мне на плечи.

— Я вижу тебя?

Он улыбнулся, и я только сейчас заметила, что у него между передними зубами щель. И что зубы у него белые-пребелые. Может, он и заглядывает в прачечную слишком редко, но в чистке зубов он точно понимает толк.

— Я вижу тебя. А что в этом такого особенного?

Кажется, я поняла, в чем дело, еще до того, как он успел ответить.

Илия же пожал плечами.

— Мало кому это дано, Ребекка. И еще меньше тех, кто способен скользнуть сквозь время вместе со мной.

— Сквозь время?

Теперь я огляделась по сторонам. Вокруг раскинулась плоская равнина без единого деревца, не столько серая, сколько какая-то безнадежная.

— Где мы? — снова поинтересовалась я.

Илия рассмеялся мне в волосы.

— Тебе скорее следует спросить «в когда мы».

Я сглотнула, пытаясь протолкнуть вглубь противный комок, решивший обосноваться у меня в горле.

— Я сошла с ума?

— Не больше, чем любой великий художник.

Он знает, что я рисую?

— Ты действительно очень хороший художник. Не забывай, Ребекка, я путешествую сквозь время. Прошлое, будущее — для меня без разницы.

Даже здесь, в этом сером мире, у меня затрепетало сердце, а щеки загорелись от удовольствия. Великий художник. Хороший художник. В будущем. Потом я встряхнула головой. Вот теперь я точно знала, что сплю. Выпила в седере слишком много разбавленного вина и, вероятно, уснула, положив голову на белую скатерть Нонни. И в этом сне я рисовала картину, на которой Илия стоял в дверном проеме, мрачный и голодный; губы его были слегка влажными, и с губ этих слетало приглашение, и язык был равно понятен как живым, так и мертвым.

— Ты нарисуешь эту картину, — сказал Илия, словно прочитав мои мысли. — И она заставит мир заметить тебя. Она заставит меня заметить тебя. Но не сейчас. Сейчас нам нужно сделать одно дело.

Илия взял меня за руку.

— Какое?

— Посмотри внимательней.

Мне сразу бросилось в глаза, что плоская равнина не пустует. По ней бродили люди — женщины и девочки, — все в сером. Серые юбки, серые блузки, серые шарфы на головах, серые сандалии или башмаки. Нет, я понимала, что их одежды не всегда были такого цвета, что они износились и постарели от ужаса, трагедий и безнадежности.

— Ты должна увести их отсюда, — продолжил Илия. — Тех, кто пойдет с тобой.

— Но это ты — путешественник во времени, волшебник, — запротестовала я. — Почему ты сам не сделаешь этого?

Длинное лицо Илии обратилось ко мне; взгляд темно-карих глаз смягчился.

— Они меня не видят.

— А меня? — спросила я.

Но уже знала ответ. Они шли ко мне, протягивая руки.

— Илия, — допытывалась я, — как я смогу говорить с ними?

Илия протянул руку и коснулся моих губ.

— Ты найдешь способ, Ребекка. А теперь иди. Мне большего нечем помочь тебе.

Он исчез, словно Чеширский кот, — остался только его рот, но вовсе не улыбающийся. Потом Илия скрылся окончательно.

Я повернулась к женщинам и позволила им столпиться вокруг себя.

Они пояснили мне, где мы находимся и как они сюда попали. Я читала их истории в книгах, и у меня не было причин им не верить. Мы были в лагере.

Нет, не в летнем лагере, где танцуют кадриль, плетут макраме и ходят купаться. В таких я бывала. Мои родители, а так же все их друзья считали, что лето — это такое время, когда можно наконец-то сплавить деточек в лагерь. Скаутский лагерь, лагерь для художников, лагерь для музыкантов. В одном — как в лагере для новобранцев, в другом — как на курорте.

Это же был Лагерь.

Я спросила этих женщин о том, о чем, по словам Илии, стоит спросить, — о нынешнем времени.

И когда они сообщили мне, что сейчас 1943 год, я даже не удивилась. Я уже видела призрак, существующий вне времени, путешествовала с ним в пространстве, которому место в научно-фантастическом фильме, внимала его рассказам о будущем. Теперь же он оставил меня в прошлом, подумаешь.

— Благодарю покорно, Илия, — прошептала я.

Тут у меня над ухом раздался голос:

— Благодарю покорно, Ребекка.

Мягкий выговор смягчил смысл слов.

— Я ничего не сделала, — добавила я.

— Сделаешь, — подбодрил