Дочь Шидзуко (fb2) читать постранично, страница - 3

Должна была простить. — «Я поступаю так не сгоряча, а после долгих размышлений. Так будет лучше для всех нас. Прошу тебя: не чувствуй себя виноватым. Все, что случилось, полностью лежит на моей совести. Это лучший выход для меня и для тебя. Я почти счастлива в свой последний час и тебе желаю счастья».

Шидзуко поставила подпись и взяла другой листок бумаги. Что сказать Юки, она хорошо знала. «Несмотря ни на что, — писала она дочери, — верь, что я тебя очень люблю. Люди скажут: я поступила так, потому что не любила тебя, не подумала о твоей судьбе. Не слушай их! Когда ты вырастешь и станешь сильной женщиной, ты поймешь, что для меня это был единственный выход. Меня расстраивает лишь одно: что ты первая увидишь меня. Прости меня. Позвони отцу на работу, и пусть он обо всем позаботится». Шидзуко прочла написанное. Лучшее, что можно для сделать для дочери, — это расстаться с ней и уберечь от своих несчастий, чтобы ей не пришлось вырасти такой же, как мать. У Юки в жизни будет много радостей. В свои двенадцать она — лучшая ученица в классе, так все учителя говорят. Преподаватель рисования в восторге от ее акварелей, он видит в них не только ум и фантазию Юки, но и незаурядное мастерство.

« Ты сильная девочка и все выдержишь, а когда вырастешь, станешь яркой личностью и блестящей женщиной. Не останавливай меня и не заставляй откладывать моего решения. Я тебя люблю».

Подписавшись под этими строчками, Шидзуко набросала рисунок: Юки в так и не сшитой матерью белой юбке с бордовыми оборками, развевающейся на весеннем ветру, точно парус на новом корабле. «Вот только я не увижу тебя такой и не смогу обнять. Но ты справишься со всем. Все у тебя будет в порядке...»

Было около четырех часов пополудни, надо было торопиться. Шидзуко прошла в кухню, закрыла за собой дверь и положила на стол две записки. Сквозь чистые стекла она посмотрела на ели, растущие на заднем дворе. Темные мохнатые ветви неясно вырисовывались на мрачном ненастном небе.

Прежде чем включить газ, Шидзуко помедлила, но лишь секунду. Нет, сказала она себе, поворачивая кран, я сделала все, что требовалось, а теперь осталось последнее... Забравшись под стол, она уселась на пол между его ножками. Вот так, подумала она, видят мир дети — огромные предметы, линии, идущие в никуда. Уже чувствовался запах газа — скверно-приторный, напомнивший ей запах сорняков, росших неподалеку от родительского дома. Их желтые цветки походили на маленькие звездочки, и от них исходил тот же скверно-приторный запах. Названия сорняков она не помнила. Осенью желтые цветочки превращались в белый пух, который летал повсюду и застревал в волосах.

— Я почти счастлива в свой последний час, — повторяла она заключительные слова записки, адресованной мужу, — и тебе желаю счастья...

Нет, подумала она, резко встав с пола. Я не должна так говорить. Это ложь! Недостойно лгать в такую минуту. Ее замутило. Она потянулась за записками, лежащими на столе, — непонятно, какая из них кому предназначалась, потом все же нашла нужную и снова села на пол.

Шидзуко дышала с трудом. Нельзя зажигать спичку, подумала она. Поднеся записку ближе к глазам, еще раз удостоверилась в том, что ничего не перепутала, и разорвала листок на мелкие клочки. Они разлетались по комнате, словно белые лепестки сакуры, а может, как рисовые лепешки со стропил нового дома... Шидзуко покорно погружалась в сгущающиеся сумерки.

(обратно)

Глава 2

ПРОЩАНИЕ (март 1969)

Мужчины переставляли мебель в гостиной, готовя комнату к поминкам. Тетя Айя, прибывшая сегодня из Токио, разбирала вещи, укладывая их в деревянные ящики и коробки. Юки сняла с двери ванной комнаты голубой материнский халат и отнесла его наверх, к тете. Прошли сутки, как умерла мать. Отец не прикоснулся ни к одной вещи покойной жены, словно смерть была заразной болезнью.

Айя, взяв халат из рук Юки, отложила его в сторону.

— Когда вырастешь, тебе, может быть, пригодятся мамины вещи, — сказала она, укладывая одежду покойной в ящик.

Юки наблюдала, как тетя Айя идет к открытому шкафу, уже наполовину опустевшему, снимает с плечиков блузки и платья (в основном голубых и зеленых тонов), чтобы раз- дожить их по коробкам. Снятые с плечиков платья падали, выскальзывая из теткиных рук. Из ящиков доносился легкий запах древесных опилок, от шелковых блузок и платьев исходил еле уловимый аромат матери. Тетя Айя сыпала по горстке шариков от моли в каждую коробку, прежде чем опустить крышку, и Юки представила, как запах этих шариков пропитывает материнскую одежду.

Закрыв шкаф, тетя направилась к письменному столу. Вытащила оттуда несколько шелковых шарфиков и украшений и, повернувшись к Юки, заметила:

— А ты держалась молодцом. В твоем возрасте это нелегко...

Юки отвернулась, разглядывая застекленную фотографию на стене. При слабом свете предвечернего солнца в ней отражались тени ветвей, раскачивающихся на ветру. Возникал эффект двойной экспозиции: колеблющиеся тени