Крысы [Мигель Делибес] (fb2) читать постранично, страница - 5

пилил.

— Пусти ее! — сказал он. — Это никому не повредит.

Нини присел на пороге. Мягкое осеннее солнце освещало теперь улочку и верхнюю половину двери Мастерской. Лепиво щурясь на солнце, мальчик спросил:

— Что мастеришь?

— А вот гляди. Гроб.

Нини удивленно обернулся.

— Да? Кто-то помер?

Не прекращая работы, Антолиано отрицательно качнул головой.

— Не здешний, нет, — сказал он. — Из Торресильориго. Ильдефонсо.

— Ильдефонсо?

— Да, старый уже был. Пятьдесят семь лет.

Антолиано положил пилу на скамью и тыльной стороной руки отер пот со лба. На спутанных его волосах белели опилки, и от него исходил нежный, бодрящий запах свежей древесины.

— В столице за это берут с каждым днем все дороже. А всего делов-то, сам видишь — несколько досок сколотить. — И с помрачневшим взглядом прибавил: — Никому не требуется больше.

Он сел у двери рядом с мальчиком на каменную скамью и не спеша скрутил сигарету.

— Адольфо вчера привез мне грибницу. Подвал уже готов, — сказал он, осторожно проводя кончиком языка по клейкому краю бумажки.

— Теперь надо подготовить теплую грядку, — сказал мальчик.

— Теплую?

— Внизу слой навоза, на него — слой хорошо просеянной земли.

Антолиано зажег сигарету зажигалкой и, почти не разжимая губ, спросил:

— Навоз коровий или конский?

— Если делаешь теплую грядку — то конский. Потом надо хорошо полить.

— Ладно.

Антолиано сильно затянулся, лицо у него было задумчивое. С наслаждением выпуская дым, он сказал:

— Если шампиньоны эти хорошо пойдут в подвале, я разведу их еще в землянках, там, у вас.

— В дедушкиной землянке?

— И в землянке Немого, и в Цыганкиной. Во всех трех.

Мальчик взглянул на него неодобрительно.

— Не надо этого делать, — сказал Нини. — Эти землянки, того и жди, обвалятся.

Антолиано скорчил презрительную гримасу.

— Надо рисковать, — сказал он.

Вдруг на ограду соседнего с Мастерской двора взлетел петух, распушил на солнце перья, вытянул шею и издал хриплое «ку-ка-ре-ку». Фа, яростно лая, начала скакать по уличной грязи, тогда петух наклонил голову и зашипел на нее, как гусь.

— Этот петух бесится. Смотри, будешь иметь от него неприятности.

Антолиано поднялся, швырнул окурок в грязь и затоптал его ногой.

— Надо же кому-то стеречь дом.

Он уже вошел было в Мастерскую, как вдруг, будто что-то вспомнив, выглянул из дверей.

— Так говоришь, слой дерьма, а сверху слой земли?

— Да. И хорошенько ее просеять, — ответил мальчик.

Антолиано чуть склонил голову набок и, прежде чем зайти в Мастерскую, дружески помахал гигантской своей рукой. Нини свистнул собаке и вскоре скрылся за уклоном спускавшейся к реке улицы.

3

Сеньора Кло, что у Пруда, полагала, что Нини наделен знаниями от бога, но донья Ресу, или, как называли ее в деревне, Одиннадцатая Заповедь, уверяла, что мудрость у Нини не от кого иного, как от дьявола: ведь если у двоюродных брата и сестры рождаются глупые дети, то у родных-то и подавно должен был родиться дурачок. Сеньора Кло на это возражала, что, мол, у двоюродных дети бывают и тупые и смышленые, как когда, и ее поддерживал Антолиано, говоря: «А что такое дурак, донья Ресу? Это умный, который притворяется дураком». Донья Ресу возмущалась: «Вот еще выискался со своими теориями». На что Антолиано говорил: «А что — плохо сказал?» И донья Ресу говорила: «Не знаю, плохо ли, хорошо ли, просто язык у тебя без костей!»

Как бы там ни было, всем, что Нини зная, он был обязан только своей наблюдательности. Например, все дети и молодежь приходили к дядюшке Руфо, Столетнему, только ради удовольствия поглазеть, как у него дрожат руки, и потом посмеяться, а Нини ходил из любознательности. Дядюшка Руфо, Столетний, много знал о самых разных вещах. Он всегда говорил пословицами и знал наизусть святых на каждый день. И если не помнил точно, сколько лет ему самому, зато мог очень хорошо рассказать о чуме 1858-го года, о приезде Ее Величества королевы Изабеллы и даже об искусстве Кучареса и Эль-Тато, хотя на корриде в жизни своей не бывал.

Сидя рядом с ним на каменной скамье у входа, Нини не замечал его нервного подергивания. Мальчик часто рта не раскрывал, но ждущий его взгляд, пытливое внимание и взрослая уверенность вопросов и ответов побуждали Столетнего говорить.

Обычно старик начинал беседу со святцев, с погоды, с поля или со всего вместе.

— Пришел святой Андрей, веди счет зимних дней, — говорил он. Или:

— На святого Клемента скороди землю, прикрывай семя.

Или же:

— Дождь на святую Вивиану, будет дождь сорок дней непрестанно.

Нарушив молчание, Столетний заводился надолго. Он-то и научил Нини связывать погоду с календарем, поле со святцами и предсказывать солнечные дни, прилет ласточек и поздние заморозки. Так мальчик научился следить за ежами и ящерицами, отличать длиннохвостку от щурки, голубя-сизяка от вяхиря.

Так же вел себя мальчик раньше, со своими