Харка — сын вождя [Лизелотта Вельскопф-Генрих] (fb2) читать постранично, страница - 128

идти со мной? Мы должны расстаться?

— Я слышал слова, которые ты сказал мне, Большой Волк. Мой сын Харка и я, мы никогда не забудем тебя и твоих воинов, но мы не можем идти с вами, вы — дакоты.

Большой Волк не понял смысла слов Матотаупы, но он чувствовал, что за ними — тяжелая тайна. Он молча распрощался и повернул коня на север.

Матотаупа и Харка тоже сели на мустангов и поехали на северо-запад, навстречу неизвестному будущему. Рыжего и Серого было трудно сдержать. Кони, точно вырвавшись из плена, неслись быстрее ветра. В полдень ненадолго остановились, чтобы дать отдых лошадям. Большой Волк хорошо объяснил дорогу, и они как раз достигли берега одного из тысячи маленьких озер, о которых он говорил.

Кони жадно припали к воде. Матотаупа и Харка легли на бизонью шкуру, которую мальчик захватил еще из родной типи. У обоих с собой было не более чем во время последнего представления: кони, оружие, легины и мокасины, маленькие мешочки с золотыми и серебряными монетами. Большой Волк оставил им одеяло и уделил немного из своих запасов мяса.

Лежа на солнце, Матотаупа и Харка рассматривали окружающую местность. Далеко, очень далеко находились они теперь от своей родины, которая лежала между рекой Платт и Скалистыми горами. Но их теперь отделяли от родины не только потоки, прерии и леса, не только дорога Огненного Коня. Лето и зиму они вели совсем другую жизнь, другие были у них друзья, другие заботы, другие печали, — все было не то, что на их родине. Словно во сне представлялись им теперь мать, брат, сестра, товарищи игр, очаг в родной типи, совместная охота и борьба. Они знали теперь мир белых гораздо лучше, чем воины на ручье — притоке Платта. Они научились чужому языку, научились читать и писать, чего не умел ни один воин на их родине. И тем не менее они не стали принадлежать к миру белых, к миру этого грязного города. Скакать верхом и охотиться в бескрайних просторах — вот в чем состояла их жизнь с самого момента рождения, вот почему они мечтали о палатках из шкур бизонов, о спокойных, гордых и свободных краснокожих.

Харка подумал, что прошло больше года с того дня, когда отец собирался ночью посвятить его в тайну. С тех пор произошло так много событий, что Харка стал старше не на год, а на много лет. Он уже перестал быть ребенком, он стал юным спутником Матотаупы. Многое он потерял, но отец остался с ним и принадлежит теперь ему даже больше, чем раньше. Если он едет к могучему племени сик-сиков, то едет не без надежд, едет не для того, чтобы потеряться в голубом далеком краю, и не для того, чтобы окончательно порвать со своей родиной. Он ясно помнил, что должен стать сильным и мужественным, он должен сделать так, чтобы враги боялись его…

Матотаупа тоже предался размышлениям, но его мысли были направлены на последние события в цирке, и он спросил Харку:

— Что Рэд Джим имеет против тебя?

— Ты спрашиваешь об этом потому, что он стрелял в меня и в моего коня?

— Да.

— Возможно, он просто разозлился, что побеждаем мы.

— Да, это так. Но и не только потому.

— Я его испугал, бросая томагавк. Он не думал, что я так владею этим оружием, и струсил. Это тоже разозлило его.

— Возможно. Но вы давно относитесь недружелюбно друг к другу, еще с нашего пребывания в Омахе, а может быть, и еще раньше — со встречи в блокгаузе…

— Тебе кажется?.. Но ведь это было подло со стороны Джима, что он заставил заплатить Далеко Летающую Птицу — желтую Бороду за наши бизоньи куртки.

— Джим знал, что они нам нужны, а Далеко Летающая Птица дал сколько-то серебряных монет. Разве это неправильно?

— Рэд Джим украл деньги из кассы.

— Харка — Твердый как камень — Ночной Глаз!

— Я уверен в этом.

— Харка! Джим смелый мужчина, он не вор, — голос Матотаупы неожиданно стал жестким. — Джим освободил меня в блокгаузе Беззубого Бена от веревок…

Юноша больше не возражал. Индейские обычаи предписывали не возражать старшим. Но Харка замолчал не только потому, что был хорошо воспитан: он почувствовал, что отец и слышать не хочет слов, порочащих Джима.

То, что Джим исчез с глаз обоих дакотов, еще ничего не говорило Матотаупе. Ему казалось, что Харка замолчал потому, что удалось убедить его. Да и разве сам Харка не удивлялся раньше изобретательности белых людей, разве не Джим спас Матотаупу, а тем самым и Харку?..

Разговор, казалось, был исчерпан; до вечера им еще предстояло проехать порядочное расстояние, и оба вскочили на коней.

С момента побега с Большим Волком они проделали уже немалый путь и находились сейчас в прериях севернее Миссури. Дул резкий ветер, по небу тянулись серые облака, и вскоре посыпался град. Он застревал в гривах коней, в волосах всадников. Как только стемнело, трава покрылась инеем. Путники остановились у маленького ручейка, на котором кое-где еще был лед. Несколько кустиков с редкими ветвями были единственной защитой от ветра и града. И это было лучшее место для привала, какое только можно было найти. Мустанги