Над Москвою небо чистое [Геннадий Александрович Семенихин] (fb2) читать постранично, страница - 4

чистое, ладно пригнанное обмундирование так не вязалось с окружающей обстановкой, с полутемным сводом землянки – оттуда время от времени падали тугие смолистые капли, – с темным окошком, выходящим на чистое поле, и с близкими чиханиями мотора – его, очевидно, запускал на своем истребителе майор Хатнянский.

Эти два свеженьких, чистеньких лейтенанта болезненно напомнили старшему политруку ту жизнь, что кончилась двадцать второго июня, – мирную жизнь военных аэродромов и авиационных городков, жизнь, включавшую в себя и отпуска, и выходные дни, и товарищеские вечеринки, и часы, проходившие в семье.

Было в этом неожиданном появлении лейтенантов что-то теплое, внесшее на мгновение покой и порядок в суматошную фронтовую жизнь. И голос старшего политрука обрадованно дрогнул, когда он спросил у стоявшего к нему поближе Стрельцова:

– Да вы откуда такие здесь взялись, товарищи?

Стрельцов быстро взглянул на Воронова. Так уж было у друзей заведено: если одному требовалось говорить за двоих – отвечал всегда Воронов. Он и в этот раз картинно подбросил ладонь к виску и отрапортовал:

– Товарищ старший политрук, лейтенанты Воронов и Стрельцов после окончания авиационной школы направлены в девяносто пятый истребительный авиационный полк для дальнейшего прохождения службы.

Старший политрук встал, подошел к ним и протянул каждому руку.

– Будем знакомиться. Комиссар полка старший политрук Румянцев. – Он вскинул голову и не удержался от улыбки. – Экие вы нарядные, право, ребята. – Так ведь мы же прямо из школы, – смутился Воронов, – из далекого тыла.

– Долго к нам пробирались?

– Нет, товарищ старший политрук. Мы же авиация. До Волоколамска нас на Ли-2 подбросили, а оттуда на попутной машине.

Стекла землянки задребезжали от рева мотора. Румянцев, а следом за ним и оба лейтенанта посмотрели в высокое оконце, но так ничего и не увидели. Лишь по окрепшему гулу определили, что это пошел на взлет истребитель.

Румянцев кивнул лейтенантам:

– Садитесь, товарищи, за стол. Чувствуйте себя здесь как дома. Это ваш дом, товарищи лейтенанты. Да, ваш дом. И неизвестно насколько.

Стрельцов и Воронов, присев на узкую скамью, напряженно молчали под внимательным, чуть насмешливым взглядом комиссара. Румянцев полез в карман, достал пачку «Казбека», небрежно ее распахнул. На карту просыпались щепотки душистого табака.

– Закуривайте. Московские. Нас столица не забывает. Слишком уж мы от нее теперь близко… Ну, берите.

– Вот за это спасибо, – оживился Воронов. – За весь день ни одной затяжки не сделал.

– А ваш товарищ почему не берет?

– Он у меня одними леденцами питается, – усмехнулся Воронов.

– Что ж, – одобрил комиссар, – леденцы тоже дело не зряшное. – Он достал зажигалку, поднес ее к папиросе. Затяжку сделал глубокую, жадную. Потом внимательно прочитал их командировочные предписания и на уголке каждого сделал косую пометку: «Капитану Петельникову. Зачислить в штат». – Формальности, как говорится, соблюдены, – улыбнулся он. – Вернется со старта начальник штаба, вас разместит и поставит на довольствие, а теперь поговорим по существу.

Однако вновь затрезвонил телефон, и комиссар снял трубку:

– Старший политрук Румянцев у аппарата. – Его полное лицо с глубокими складками в углах рта сделалось напряженным. – Слушаю вас, товарищ Второй. Майор Хатнянский уже более десяти минут в воздухе. Вероятно, подходит к линии фронта. Что, что? Какие американцы? Да, понимаю. Нет, не приходилось. Никогда еще не приходилось. Не беспокойтесь, товарищ Второй. Лицом в грязь не ударим.

Румянцев отошел от телефона и растворил дверь во вторую половину землянки, отделенную от первой перегородкой из неотесанных досок. Там были устроены двухэтажные нары, и на них в полумраке дремало несколько человек. Стояла невесть как попавшая сюда школьная парта, за ней четыре летчика в легких темно-синих комбинезонах ожесточенно резались в домино. Неярко горела «летучая мышь». Полосы бледно-желтого света вырывали из темноты кусок стены с наклеенным на него плакатом: простоволосая женщина с сухими от горя глазами прижимала к груди беззащитного ребенка и рукой указывала вперед. «Воин, отомсти!» – требовала она.

– А ну-ка, гренадеры, – повелительно, хотя и с добродушным смешком, произнес Румянцев, – всем до единого подъем. Срочно причесаться, застегнуться на все пуговицы, заправиться.

– Что за парад предстоит, товарищ комиссар? – сонно спросил с верхних нар большой, грузный летчик.

– Берите выше, капитан Боркун! Не парад, а целый дипломатический прием. Только что звонили из штаба. К нам выехали американские журналисты.

– Забавно, – усмехнулся грузный летчик и стал медленно и неуклюже сползать с нар. – А коктейль по этому поводу какой-нибудь выдадут?

Капитан встал на ноги и неожиданно оказался крепким мускулистым парнем. Широченные плечи и тяжелые, непропорционально туловищу длинные руки делали его огромным и нескладным. В полумраке казалось, что он