мир, клюющий носом над вечными вопросами... В этом месте моей речи свет погас, и я замолчал, хотя сказать хотелось многое.
- Что это? - спросил кто-то.
- Да ничего такого, не беспокойтесь, господа, просто свет отключили, это бывает, сейчас включат. Но свет не зажигался.
- Не беспокойтесь, господа, - повторил чиновник.
И, обернувшись на его голос, я увидел во тьме бледное, уродливо сплюснутое, топорное, дегенеративное лицо с большими, напряженно округлившимися и поднявшимися на уровень лба ушами,
Я молчал, мгновенно наполнившись льдом и одеревенев.
Трое на диване тоже молчали.
Это белый телефон, вспомнил я и расслабился.
Меня обдало жаром. "Собственно говоря, что я здесь делаю?" - спросил я себя и подумал, что сейчас самое время уйти. Никому ничего не говоря. Я сижу в двух шагах от двери. В моей руке чашка с блюдцем.
Осторожно поставить на соседний стул.
Свободной рукой я нащупал стул. Затаив дыхание, медленно поднес к нему чашку на блюдце.
Теперь опустить.
Раздался треск.
Чашка подпрыгнула на блюдце, оглушительно звякнув, и я чуть не выронил блюдце из дрогнувшей руки.
Помещение озарилось светом. Спичка лучисто горела в руке чиновника над безобразной скуластой мордой телефона.
- Сейчас, господа, - сказал чиновник.
Послышался звук выдвигаемого ящика. Спичка угасла. Чиновник треснул другой, и огонек вспыхнул и перетек со спички на толстую бледную свечу. Чиновник приподнял руку над головой, чтобы озарить сидевших на диване. Все были на месте. Чиновник улыбнулся.
- А в этом что-то есть, не правда ли, господа? Какое-то древнее очарование. Мы со свечой и отправимся. Чиновник обратил лицо ко мне.
- Кстати, и вы можете к нам присоединиться.
Я поспешил поблагодарить его и сказать, что не смею больше задерживать группу.
- Помилуйте! - воскликнул чиновник. - Это минутное дело. У меня как раз есть один свободный паспорт. Только вписать вашу фамилию.
- Благодарю вас, но я не думаю, что мне будет полезна и интересна эта экскурсия, - ответил я.
- Отчего же?
- Да ведь я в этом городе родился и знаю каждый угол и камень.
Чиновник покачал головой.
- А заблудились.
Я смутился.
- Дело в том, что именно этот район... я здесь редко бывал. Ну и, честно говоря, здесь ничего достойного внимания нет.
- Позвольте, а наше бюро?
Я принял это за шутку и улыбнулся.
- Так вот, - сказал чиновник, - смею вас заверить, что ничего старого вы не увидите. Для вас все будет внове.
В его голосе звучала некоторая торжественность. И мне почудилось, что я действительно могу увидеть нечто новое, отправившись на экскурсию... Но возможно ли? Я здесь родился и столько прожил. Да и ночь на дворе.
- Но сейчас ночь, - сказал я.
- Это не имеет никакого значения, - ответил чиновник. - А то, что вы увидите, достойно внимания. Я молчал.
- Ведь, знаете, как бывает. Бывает так, что путешествие оборачивается славой. Вот, например, однажды белый Изгнанник отправился на экскурсию и имел потрясающий успех, когда вернулся и поведал обо всем, что увидел.
На диване кашлянули.
- Ну так что же вы молчите?
Я сказал, что у меня мало денег.
- Деньги вам и не нужны.
- Экскурсия бесплатная? - насторожился я.
- Нет-нет, расплатитесь потом. Когда у вас будет много денег... Очень много денег. Итак?.. - Чиновник со свечой в руке слегка подался вперед, глядя на меня.
- Могу я позвонить? - спросил я.
- Увы, телефон не работает, - ответил чиновник.
И не успел он договорить, как телефон затрезвонил.
2
Да, портфеля нигде не было. Ни в прихожей, ни в шкафу, ни под столом. Григорьев заглянул в ванную. Там была жена. Перед зеркалом она красила губы. Хотя и без помады они были достаточно соблазнительными, даже слишком.
- Ты не видела портфель? - спросил Григорьев.
Жена взглянула на него из зеркала.
- Куда-то подевался, - пробормотал Григорьев, глядя на отражение жены. В зеркале ее смуглое лицо казалось не столь моложавым, и один глаз был больше, а другой хитрее. Отражение жены беззвучно пошевелило накрашенными губами, рука поправила выбеленную перекисью прядь. Отражение воссоединилось с женою, и воссоединенная жена вышла из ванной. Она была хороша и выглядела, конечно, моложе своих лет, моложе своего мужа. Она положила в сумочку помаду, протянула руку к пальто. Григорьев опередил ее, снял с вешалки бордовое пальто, распахнул его.
- Там что, сто тысяч было? - наконец подала голос она, всовывая руки в рукава.
- Да просто жалко, - вздохнул Григорьев. - Хороший портфель. Ну и тетради.
О рукописи он промолчал, хотя это был единственный экземпляр, черновик.
Жена порылась в сумочке. И закрыв ее, сухо щелкнула застежкой. Взглянула на мужа... Повернулась и, ничего не сказав, вышла.
Сухо щелкнула и выпорхнула, черноглазая, хищная, изящная.
Григорьев вздохнул.
Иногда ему хотелось сдавить ее с такой чудовищной силой, чтобы услышать хруст.
Сегодня у Григорьева был выходной, точнее методический день, то есть день самоподготовки, сидения в библиотеке... Какая еще библиотека, если за окном так
Последние комментарии
12 часов 17 минут назад
12 часов 18 минут назад
23 часов 40 минут назад
23 часов 41 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад