Дракула. Последняя исповедь [Крис Хамфрис] (fb2) читать постранично, страница - 3

которые идут из долины и спускаются с гор? Возможно, именно ему не суждено сюда вернуться.

— Лети, — снова произнес он и резко вскинул руку.

Ястреб пять раз сильно ударил крыльями и сделал над его головой широкий круг. Он вдруг перевернулся в воздухе, как будто собираясь схватить голубя, поднял когтистые лапы, точно прощался с хозяином, а потом исчез между двумя деревьями, улетел прочь из его жизни.

Человек закрыл глаза, прислушался, затем медленно пошел в сторону, противоположную той, куда направилась птица. Деревья теснились вокруг него, их ветви переплетались, но снег здесь был не особенно глубоким. Он ускорил шаг, а потом побежал, спотыкаясь.

Охотник теперь сам оказался жертвой и вынужден был искать убежище, в котором мог бы спрятаться.

Туман опустился на округу. Зима настойчиво проникала в небольшую келью, не обращая внимания на гобелены, закрывающие стены, и куски овчины, лежащие на полу. Вода, предназначенная для купания, быстро остывала в корыте, пар превращался в капельки влаги, которая оседала по его краям. Они соединялись, тонкими струйками стекали на пол и становились ледышками.

Женщина сняла с себя верхнюю одежду и осталась в длинной холщовой сорочке. Она ждала, дрожа от холода и поставив одну босую ногу на другую. Воду только что вскипятили, поэтому к ней невозможно было прикоснуться. Но монахине и требовалась горячая, чтобы можно было лечь в нее и долго не подниматься. Ей хотелось, чтобы боли отступили, тогда она ощутила бы облегчение и даже удовольствие.

Женщина опустила руку в корыто. Ладонь покраснела, но ее вполне можно было держать в воде. Уже почти пора.

Она откупорила пузырек, наклонила его над корытом, наблюдая, как капает в воду тягучая, вязкая жидкость. Короткое мгновение, всего два удара сердца, и все, достаточно — пар уже был наполнен горьковатым привкусом ромашки, смешанным с запахами шалфея и сандалового дерева. Обитательница кельи закрыла глаза, глубоко вдохнула, потом коротко, печально выдохнула. Аромат был свежим, молодым, но чего-то в нем недоставало.

«Возможно, масла бергамота, — подумала она. — Мне не удастся его достать, пока турецкие торговцы не приедут на весеннюю ярмарку. Надо ждать еще месяц».

От холода монахиню бил озноб, но она все еще ждала. Когда-то давно люди, знавшие в этом толк, научили ее, что удовольствие, которого надо подождать, становится двойным. Но существовала и еще одна причина того, почему эта женщина все еще тянула время.

Она знала, что, сняв сорочку, увидит свое тело. Эта особа когда-то рассматривала себя в самых лучших венецианских зеркалах, но не смотрелась ни в одно с тех пор, как приняла постриг, то есть уже девятнадцать лет. В монастыре их просто не было. Конечно, ее тело, которое вдохновляло принцев и князей, за которое они соперничали, теперь изменилось не в лучшую сторону.

Лихорадка снова сковала монахиню, и не только потому, что было холодно. Наступил момент, которого она ждала. Вода достигла нужной температуры. Смешанный аромат трав щекотал ноздри и волновал. Ее тело… вот что было причиной. Женщина скрестила руки, взялась за ткань, облекающую широкие бедра, потянула сорочку наверх, сняла ее и взглянула.

Месяц назад в одной деревне, недалеко от Тырговиште, на статуе Святой Девы проявились кровавые пятна. Раны, нанесенные Иисусу Христу, проступили на изображении Марии, его матери. Из ее ладоней и лодыжек сочилась кровь. Тысячи людей со всей Валахии приходили взглянуть на это чудо. Некоторые паломники пробирались сюда по горным тропам из Трансильвании несмотря на то, что стояла необыкновенно суровая зима, какой никто не мог и припомнить.

А кто придет посмотреть на ее раны?

Монахиня осторожно опустилась в корыто, не удержалась и застонала от пронзительной боли. Потом она легла на спину и провела кончиками пальцев по багровым шрамам, которые четко выступали на покрасневшей коже. Женщина чувствовала, как нудная, тупая боль пульсировала в них от неожиданного прикосновения горячей воды, но еще сильнее страдала, вспоминая о человеке, который оставил эти шрамы. Ей становилось вовсе нестерпимо, когда память возвращала те мгновения, в которые этот мужчина совсем иначе прикасался к ней.

Вода полностью поглотила ее тело, ласкала его, дарила облегчение ранам и воспоминаниям. Аромат трав и тепло воды заставляли монахиню забыть о боли, предаться удовольствию и даже радости.

Подкидыши, которых она взяла на свое попечение, становились сильнее и подрастали с каждым днем. Увы, троих из них, которые слишком поздно попали ей в руки, она не смогла спасти в эту зиму, но остальные пятеро шли на поправку. В люльке, сплетенной из веток розмарина, спала самая маленькая — Флорика. Девочку принесли только этим утром. Женщина привязала к прутьям локон своих волос, таких же светлых, какими они были в юности. Возможно, это поможет малышке, и Флорика будет обласкана жизнью, как однажды была обласкана она сама, пока не приняла постриг.

Христова