Проклятие [Евгений Александрович Фёдоров] (fb2) читать постранично, страница - 2

просвещенном Западе видел каинитов, бесовщину, предприимчивую, активную, шумную, пустую, опасную, воинственную. Помните “Отцы и дети”? есть такая вещица у Тургенева, в школе проходили, опять же “Бесы” Достоевского, там изображены либерал, краснобай, человек сороковых годов Степан Трофимович и его родной сын, Петр Степанович, революционер, террорист, хам; вспомним еще и футуризм, молодого Маяковского, задор, сбрасывали отцов, корифеев, с парохода современности. Проходили, было, было, вот и наша героиня из той же компании, из той же глины слеплена, ею овладела новая система ценностей, она крутила безумный роман с Историей, опьянена ею; словом, она делала революцию.

И — сделала! перехватить у эсеров аграрную программу — ее счастливая идея, Троцкий, большая умница, с лету оценил, находка, лестно назвал ее “генератором идей” (еще раньше она предложила на паритетных началах объединиться с большевиками, щедро сеяла, разбрасывала, дарила и одалживала идеи). Жизнь есть борьба, жук буржуй и жук рабочий гибнут в классовой борьбе, лишь пролетариат обречен на особую, фантастическую, мессианскую роль, облыжно и бестолково обязан победить, самоосуществляя глубокие, дерзкие пророчества о царствии Божьем на земле, — таковы суть и логика мировой истории и истина исторических процессов. Теперь она даже больше большевичка, чем всякие там и другие, кремень, сделала свое сердце кремнем, так надо! гвозди бы делать из этих людей.

2. Ты ему цитату — он тебе ссылку

Иной, волнительный, интереснейший краткий курс открывается перед нами, спешите, разиньте шире ваши уши. Чушь собачья, не их компания примкнула к большевикам, да и чего хорошего в заскорузлой большевистской догматике, старообрядческая схоластика, оторванная от реальности, перемежающаяся с надоевшей всем и вялотекущей распрей с меньшевиками, а как раз наоборот, большевики примкнули к новому, молодому, единственно творческому, волевому, энергичному движению, трансформировавшись в партию нового типа.

Во время неразберихи и хаоса гражданской войны она проявила себя во всем блеске, реактивна, полет, свободное парение, она на всех фронтах и во всех штабных вагонах, воительница, амазонка, разгулялась, вовсю комиссарит, триумф дерзновенной воли — ее звездный час, светлый и прекрасный (эх, если бы не запоры, несносная наследственность, от которой не уйти, отец всю жизнь страдал запорами). Бешеные инициативы, бешеная энергия, вздремнет на лафете, дальше летит, и, если бы вы ее видели в те годы, наверняка вам в голову заскочила бы мысля, естественная мысля, что миром движут отнюдь не имманентные законы экономики, открытые Марксом, а идеи и безумные страсти: воля к строительству хрустального дворца, воля ко всемирному братству.

Затем — бурные двадцатые годы. Для товарищей по партии она — “товарищ Анна”, самый молодой профессор, читает лекции в институте Красной профессуры, сотрудничает в журнале “Под знаменем марксизма”, колдует, ворожит, ночами пишет книгу о Наполеоне, которого всегда безотчетно, непутево и нежно любила, совершенно не замечала его маленький рост (ей он был бы по плечо), очень импонировало даже то, что Наполеон корсиканец, для Франции чужак, любила Наполеона вопреки разумным доводам и гэвэплехановским научным, гордым, схоластическим схемам.

После разгрома оппозиции — а-та-та! получай на чай! первое, еще легкое, пустяковое, халтурное, вегетарианское проскрипционное действо, полумера, без нормального, положенного по заслугам кровопускания, а она кадр — превосходной троцкистской выпечки, сверхактивна (феминистская экспансия, ощущала себя сильнее их, малосольных, сильнее во всех отношениях), хлестала арапником горячего слова каждого, кто чуть справа или чуть слева (пеньки! надо не ушами хлопать, а дело делать, шевелитесь, они, пеньки, тщеславные сибариты, включая Льва Давидовича, Преображенского, Белобородова, Пятакова, Антонова-Овсеенко, беса тешат, надменничают, погрязли в пустых и бесплодных контроверзах о тусклой российской специфике базисных отношений). Все сильные, жесткие, артикулированные формулировки всемирно-исторического, скроенного на злобу дня и на злобу вечности “Заявления 46-ти”, наделавшего много шума в партийных кругах, бьющего крепко по тухлым мозгам (“Режим, установившийся в партии, совершенно нетерпим”), вписаны ее энергичной, смелой, беспощадной, заботливой, умной рукой; это так говорят: правила стиль — легче заново написать, чем их, вельмож косноязычных, ленивых, стиль править, добиться филигранной четкости, это вам не митинг, а бумага! Ею полностью написано “Заявление 46-ти” — слово это меч, это Бог.

Перепечатывала, организовывала подписи, носилась по Москве (еле уговорила труса Антонова-Овсеенко дать свою подпись); немало грехов, участвовала в самом пекле потасовок XIV съезда партии! А за это — не балуй, а-та-та! повторная (те же обвинения) ссылка, ветер истории плевал, крутил, выл, как разъяренный бык: у-у! уе-у! Никем не