Приложение: как опасно предаваться честолюбивым снам [Николай Алексеевич Некрасов] (fb2) читать постранично, страница - 8

товарищи, сколько произошло толков и предположений и как выросла, украсилась и изменилась самая история. Но прошел день, прошло два, прошло три, вот уже наступил и четвертый, а Петра Иваныча нет как нет. Любопытство возросло до высочайшей степени.

И вот на четвертый день часу в первом, в минуту всеобщего почтительного молчания, водворившегося по случаю появления самого начальника, который, указывая на дело, толковал что-то с большим жаром Степану Федоровичу, внимавшему начальническим речам с почтительны" наклонением головы, - в такую-то торжественную минуту дверь из прихожей вдруг отворилась и появился герой наш. Как ни сильно было уважение подчиненных к начальнику, но естественное движение одолело и прорвалось на всю комнату глухим сдержанным смехом, - как будто вдруг чихнул табун лошадей. Естественно, что начальник с недовольным видом спросил о причине такого неуместного взрыва. Степан Федорыч поднял голову, потому что и сам еще не знал, что бы значила подобная дерзость, но, встретив жалкую фигуру Петра Иваныча, подобно подчиненным своим не мог удержаться от смеха.

Начальник повторил свой вопрос.

Перетрухнувший Степан Федорыч почувствовал необходимость оправдаться и оправдать своих подчиненных. Для такой цели он не нашел ничего лучше, как рассказать в подробности историю Петра Ивановича, II тотчас рассказал ее, постаравшись не столько о строгом соблюдении исторической достоверности, сколько о том, чтоб от нее действительно нельзя было не захохотать, - в чем и успел совершенно, ибо, по мере изложения событий, лицо слушателя прояснялось, а когда дошло до описания странного танца, в котором упражнялся Петр Иванович, и сопровождавших его мотивов из "Лучии", слушатель уже решительно не нашел в себе сил сохранить строгое выражение почтенной своей наружности и сам засмеялся...

Но смех его, как легко догадаться, был непродолжителен. Приняв строго-решительное выражение, он подошел к Петру Иванычу, оцепеневшему у дверей, и сказал медленно, важно, делая ударение на каждом слове:

- А что скажете вы?

Но Петр Иваныч не мог ничего сказать, хотя и заметно было, что он хотел что-то сказать...

Тогда начальник, основательно думая, что к пресечению подобных зол должно принимать меры при самом их зародыше, счел нужным распространиться и показать Петру Иванычу все неприличие его поступка. Он сказал ему, что звание и самые лета не давали ему права на такое дело; что танцевать, конечно, можно, но в приличном месте, и притом имея на себе одежду, принятую в образованных обществах Европы, которая, по образованию, может вообще почесться первою из всех пяти частей света. Он сказал ему (и, по мере того как он говорил, в голосе его возрастала энергия и наружность более и более одушевлялась), что подобные пассажи простительны только грубым и невежественным дикарям, не знающим употребления огня и одежды, да и те (присовокупил он) прикрывают наготу свою древесными листьями. Наконец, он сказал ему, что подобный поступок срамит не только того, кем сделан, но даже бросает нехорошую тень на все звание, что звание чиновника почтенно и не должно быть профанировано,Что чиновники то же, что воинство

Для отчизны в гражданском кругу,

Посягать на их честь и достоинство

Позволительно разве врагу,

Что у них все занятья важнейшие

И торги, и финансы, и суд,

И что служат все люди умнейшие

И себя благородно ведут.

Что без них бы невинные плакали,

Наслаждался б свободой злодей,

Что подчас от единой каракули

Участь сотни зависит людей,

Что чиновник плохой без амбиции,

Что чиновник не шут, не паяц,

И не след ему без амуниции

Выбегать на какой-нибудь плац.

А уж если есть точно желание

Не служить, а плясать качучу,

Есть на то и приличное звание

Я удерживать вас не хочу!

Так заключилась речь, имевшая вообще на присутствующих влияние сильное, но действие ее на Петра Иваныча было таково, что, может быть, ни в какие времена никакая речь не производила такого действия. Пораженный ею, из всех способностей, отпущенных ему богом, сохранил он только одну способность шевелить или, точнее, мямлить губами, да и то делалось с величайшим усилием, и вообще в ту минуту герой наш, страшно синий, походил на умирающего, которому есть сказать нечто важное, но у которого уже отнялся язык...

Только очутившись на улице и глубоко втянув в себя струю свежего воздуха, почувствовал он, что еще жив.

VIII

"Корабль, обуреваемый

Волнами - жизнь моя!

Судьбою угнетаемый,

В отставку подал я,

Немало тут утрачено

Убыток - и большой!

А впрочем, предназначено

Уж видно так судьбой.

И есть о чем печалиться.

Нашел чего жалеть!

Смерть ни над кем не сжалится

Всем должно умереть!

Почетные регалии,

Доходные места,

Награды - и так далее,

Все прах и суета!

Мы все корпим, стараемся,

Вдаемся в плутовство,

Хлопочем, унижаемся,

А все ведь из чего?

Умрем, так все останется!

На срок пришли мы в свет...

Чем дольше служба тянется,

Тем более