художницей, с букетом гардений, с секретарем, сходит с поезда, а на платформе уже толпятся жаждущие автографа. Среди них Фредди, он пробирается вперед, а она, глядя немного в сторону:
— Боюсь, вы ошиблись. Я никогда не любила человека по имени Фредди.
Самая длинная в классе, худющая, она говорит другим не имеющим успеха девчонкам на перемене:
— Мне папа не разрешает гулять с мальчишками. Вы-то знаете, что они вытворяют!
И, наконец, оставшись после уроков с красивой молодой учительницей:
— Вам нравится Мэри Робертс Райнхарт, мисс Хенвуд? По-моему, она потрясающая писательница.
Девчонки в школе называли ее "Кэтти", учителя и родители — "Кэтрин", девушки в конторе — "Кейти" или "Китти", а Эрон звал ее "Cara".
[2] "Загадочная Cara" — так начиналась его единственная к ней записка. Кэтрин держала ее в руках, сидя ночью у открытого окна в Буффало, глядя на звезды, когда на первом этаже расхаживал вечно подозревающий неладное отец; и в Нью-Йорке, когда умерла мама.
"Кэтти оборванка, глупая болванка". Кэтрин не забыла, как дразнилку выкрикивали на школьном дворе и передавали в записочках по партам, не забыла и теперь, откинувшись на мягкую спинку кресла и положив ноги на мертвый мамин чемодан, она прокручивала ее в голове, глядя вниз на поток машин под окном и зная, что завтра ее ждет работа и неоплаченный счет. "Кэтти оборванка, глупая болванка". Кэтрин улыбнулась, как бы утешая себя. После восьмого класса праздновалось окончание учебы, одна из немногих вечеринок в жизни Кэтрин; затеяли игру с поцелуями, Кэтрин держалась в стороне, и вдруг ей выпало поцеловать мальчика (интересно, кто это был? Опять Фредди?). Пока она стояла в нерешительности, мальчик попятился:
— Вы что, ребята!
Тут же кто-то завопил:
— Да ей папа не разрешает целоваться!
И Кэтрин, пытаясь защитить отца, принялась возражать, только потом поняв: было бы гораздо ужаснее признать, что мальчик сам не захотел целоваться. А в школе на перемене она говорила другим не имеющим успеха девочкам:
— Мне папа не разрешает ходить в компании, где играют в такие игры.
Или:
— Если бы папа застал меня за тем, что делают другие девчонки…
Она поступила в коммерческую школу, так как отцу нужно было помочь с бесчисленными бумажками и книгами проповедей, которые он когда-нибудь напишет, и секретарь был для него символом преуспевания. В коммерческой школе она не была белой вороной; хорошенькие девушки разошлись по колледжам, и с Кэтрин учились девушки унылые и тощие, как она, либо жизнерадостные толстушки, которые по уши влюблялись в преподавателей-мужчин. Юноши в школе были, по большей части, серьезные и трудолюбивые и останавливались в коридоре единственно, чтобы спросить Кэтрин, записала ли она домашнее задание и трудная ли предстоит контрольная по машинописи. Эрон появился в школе посреди семестра, он неожиданно вошел на занятие по машинописи; в желтом свитере, маленький, изящный, он стоял и улыбался, и класс молча смотрел на него из-за печатных машинок.
— Я влюбилась в тебя сразу, — сказала ему потом Кэтрин. — Не знаю, что меня стукнуло.
Однажды у Кэтрин вырвался неблагоразумный и неуместный вопрос:
— Мама, ты была влюблена в папу?
— Что с тобой, Кэтрин? — воскликнула мать, и ее руки застыли в тазу с грязной посудой.
Средняя школа была для Кэтрин самым мрачным периодом жизни. Другие девочки носили свитера, модные жакеты, коллекционировали автографы, а Кэтрин в своем нелепо скроенном шерстяном платье чувствовала себя очень неуклюже. Однажды на деньги, занятые отцом у его брата, мать купила Кэтрин темно-зеленый свитер и юбку, и, когда Кэтрин пришла утром в школу, какая-то девочка спросила:
— Ты что, ограбила уцененный магазин?
Другая сказала:
— Посмотрите, на Кэтти свитер собственной вязки.
Спустя несколько лет Кэтрин, наклонясь вперед, положив локти на стол и выпуская клубы сигаретного дыма, скажет Эрону:
— Я вообще не люблю одежду. И чего с ней так носятся? По-моему, человеческое тело и так прекрасно.
Когда девушки с вьющимися локонами отправлялись, стуча высокими каблуками, на балы для второкурсников и выпускные вечера, Кэтрин и еще три-четыре подруги устраивали небольшие девичники; они подавали друг другу какао с пирожными и говорили:
— Знаешь, Кэтти, если ты начнешь краситься и завиваться, то будешь ничего, правда-правда.
И Кэтрин, краснея, отвечала:
— Отец убьет меня.
— Вообще-то, у тебя хорошая кожа. А у меня на лице вечно что-нибудь высыпает.
— Да нет же, — возражала Кэтрин.
Или:
— Ну, какая же ты полная. Мне бы так выглядеть.
Однажды, когда Кэтрин училась еще в средней школе, произошла неприятная история. Одну из ее подруг пригласили поработать в спектакле местного клуба Американского легиона
[3] — расхаживать в длинном платье, провожая зрителей на места. Ставилась "Микадо",
[4] и некоторые
Последние комментарии