это не было модно.
Как сейчас,
когда в зимнем бассейне «Москва»
в раздевалке увидел я пионера,
деловито повесившего на гвоздик
красный галстук,
оставив на шее дешёвенький крестик.
Давным-давно на месте бассейна «Москва» был храм
X риста-спасителя.
Храм когда-то взорвали,
и один позолоченный купол с крестом,
не расколовшись от взрыва,
лежал,
как будто надтреснутый шлем великана.
Здесь начали строить Дворец Советов.
Все это закончилось плавательным бассейном,
от испарений которого, говорят,
в музее соседнем
портятся краски импрессионистов,
и жаль,
что разрушили храм,
а уж если разрушили —
жаль,
что не был построен
рукой облака рассекающий Ленин.
Христа я впервые увидел не в церкви —
в избе.
Это было в Сибири
году в сорок первом,
когда старуха молилась за сына,
пропавшего без вести где-то на фронте,
и била поклоны перед иконой,
похожей
на бородатого партизана
из фронтового киносборника,
сделанного в Ташкенте
под мирное журчание арыков.
Старуха кланялась богу,
как бьют поклоны пшенице,
когда её подсекают
серпом, от росы запотевшим.
Старуха кланялась богу,
как бьют поклоны природе,
когда в траве собирают
грузди или бруснику.
Старуха молилась богу,
едва шевеля губами,
и бог молился старухе,
не разжимая губ.
…Конокрадство
сегодня
вытеснилось иконокрадством.
Тогда была просто Россия
и не было инокрадов,
во имя «спасенья искусства»
крадущих у этих старух
возможность молиться богу,
а заодно крадущих
у бога
святую возможность
молиться таким старухам.
С тех пор я видел много Христов:
церковных,
музейных,
экранных и мюзик-холльных,
а однажды Христом чуть не сделался сам,
когда меня пригласил Пазолини
на главную роль в его ленте «Евангелие от Матфея»,
объясняя в письме на одно высокое имя,
что фильм будет выдержан в духе марксизма,
но даже это не помогло.
И слава богу…
Сказать по правде,
мне всегда казалось, что место Христа —
в избе.
Но недавно
в итальянском городке Перуджа,
в совсем непохожей на избу муниципальной галерее
я увидел особенного Христа,
из которого будто бы вынули кости…
Без малейшего намека на плоть или дух,
Христос беспомощно,
вяло свисал,
верней, свисала его оболочка, лишенная тела,
с плеча усталого ученика,
как будто боксерское полотенце
или словно большая тряпичная кукла,
из которой кукольник вынул руку…
Итальянский профессор,
с глазами несостоявшегося карбонария
мне сказал,
что картина, очевидно, четырнадцатого века,
но имя художника неизвестно,
и все выдающиеся искусствоведы
скребут затылки над смыслом картины,
но не выскребается ничего.
Я стоял пород этой картиной,
не прибегая
к помощи собственного затылка,
поскольку давно не слишком надеюсь
на содержимое головы.
Мне кажется,
что содержимое жизни,
рассыпанное по событиям,
людям
(любой из которых
тоже событие),
не умещается в содержимом
любой головы,
а не только моей.
Думать —
Последние комментарии
4 часов 59 минут назад
7 часов 16 минут назад
21 часов 57 минут назад
21 часов 58 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 6 часов назад