Истинные цвета [Дорис Мортман] (fb2) читать постранично, страница - 2

у Нины была чрезвычайно сексуальная улыбка, тем не менее на снимке ей надлежало выглядеть совершенно серьезной. Ведь если уж ты открываешь публике темные стороны жизни Изабель, не следует слишком веселиться – это просто неприлично.

Бросив взгляд на календарь, Нина отметила, что сегодня день рождения Изабель. Судя по всему – Нина оценила разницу во времени, – сейчас Изабель как раз должна задувать свечи на праздничном пироге. «Толпа народу, фейерверк, марьячи – все в стиле Дюрана», – с презрением подумала Нина, отмахиваясь от воспоминаний о тех временах, когда и сама была не прочь также повеселиться.

А может, ей все-таки туда съездить – показать им всем, кем она теперь стала? Встретить их ревниво-уважительные взгляды и фальшивые улыбки, услышать похвалы в свой адрес, в которых явственно звучит зависть. Нет, отправиться туда значит вернуться назад, а Нина всегда смотрит только вперед.

В то время как восхождение к вершине многие совершают ради богатства, Нина добивалась не денег, а признания. Собственно, ради этого она и написала биографию Изабель, не получив согласия героини. Теперь из сложившейся ситуации было два выхода: или вся пресса набросится на Нину, или Нина, раздув скандал вокруг фигуры Изабель, сумеет перевести стрелки на нее.

Разумеется, Нина думала только о себе.

Слово «чудак», как правило, относится или к очень богатым, или к очень старым.

Флора Пуйоль относилась именно к категории «чудаков». Ее поведение отличалось крайней необычностью, и было таковым на протяжении всех восьмидесяти девяти лет ее жизни.

Аристократка по рождению, она отвергала почти все условности своего круга. Мало этого, эксцентричными поступками одинокая художница всегда ставила в тупик отца, вызывала восторг у внучатой племянницы и возмущение у наиболее ревностных хранителей традиций.

Сегодняшний день, похоже, был последним в ее жизни, однако Флора по-прежнему не видела причин, по которым ей следовало бы соблюдать традиции. Кроме того, хихикая, подумала Флора, те, кого она любит больше всего на свете, Алехандро Фаргас и Изабель, всегда говорили, что именно она определяет норму, так как без ее чудачеств невозможно сказать, что соответствует правилам этикета, а что нет.

Нижняя губа Флоры внезапно задрожала. Ее опечалила мысль о том, что придется расстаться с Алехандро и Изабель. Ни о чем другом она не сожалела.

Слабость все усиливалась – сердце постепенно сдавало.

Когда солнце начало клониться к западу и послеполуденные тени протянулись через всю комнату, Флора позвала сиделку.

– Мои четки, – прошептала она, удивившись тому, что раздавшийся в ее сознании громкий голос еле-еле звучит. Старушка собиралась предаться медитации.

Рука Флоры дрожала, когда ее пораженные артритом пальцы ухватились за первую косточку четок – ближайшую к золоченой шелковой закладке. Вдох. Выдох. С. каждым вздохом пальцы Флоры перемещались от одной бусинки к другой, подчиняясь ритму, выработанному четыре тысячи лет назад.

Закрыв глаза, стараясь медленно и глубоко дышать, умирающая взывала к хранителям тайн.

– Она в опасности, – внезапно вырвалось у Флоры. – Я не могу уйти, пока она в опасности!

Вдох. Выдох.

– Он знает, что таится в ее сознании. Пожалуйста, отпусти ее!

Флора сжала последнюю бусинку. По щеке скатилась слеза.

В комнате было темно. Небо хмурилось, по стеклу упорно барабанил дождь. Сидя у окна, мужчина напряженно вслушивался в отдаленное ворчание грома. Сегодня грохот бури особенно действовал ему на нервы.

«Спокойно, – пронеслось у него в голове, – все под контролем». Ведь он давно уже жестко просчитывает все свои поступки и эмоции, проявляя предельную осторожность в выборе друзей, врагов и даже любовниц.

Гнев и отчаяние лишь однажды овладели им с такой силой, что он, не помня себя, наворотил такого!.. Впрочем, это было много лет назад и за прошедшие годы он сумел вычеркнуть неприятный эпизод из памяти, убедив себя в случайности происшедшего. Но иногда в темноте, особенно один на один с грозой, прошлое настигало его, беспощадно напоминая о том, что он был вовсе не единственным свидетелем своего позора.

Хотя раз прошло столько времени, а свидетельница так о себе и не напомнила, логично предположить, что страх перед увиденным породил высокую и прочную стену молчания, оградившую мир от правды.

Впрочем, и самые неприступные стены иногда дают трещины.

Празднество давно кончилось, а Изабель почему-то не спалось. Возможно, мешала гроза, беспрестанно громыхавшая за окнами, – Изабель всегда беспокойно реагировала на природные катаклизмы. Гром, молния, порывы ветра, пелена дождя – все это она подсознательно связывала с насилием.

Не спалось еще и потому, что утром надо улетать в Барселону.

Нынешняя ее поездка особенно тяжела. Изабель беспрестанно мучила мысль о том, что ей предстоит увидеть, как уходит из жизни Флора. Сестра бабушки была ее единственной родственницей, но дело тут не только в родственных узах. Именно Флора