На одной далёкой планете [Олег Валерьевич Лукьянов] (fb2) читать постранично, страница - 2

внеземного происхождения?

Профессор откашлялся и потер подбородок, пряча улыбку. Надо же, какое совпадение! Только вчера шел разговор о «тарелочках», а сегодня уже и свидетель явился.

— Дело действительно нешуточное, — сказал он, качая головой. — И какие же факты предъявил бы ваш «некто» в подтверждение этой замечательной встречи?

— Никаких. Факты были предъявлены только ему. Абсолютно неопровержимые, убедительные факты, так что не остается ни малейших сомнений в том, что это было действительно внеземное существо, а он может лишь подробно рассказать об этих фактах и самой встрече.

Профессор с интересом разглядывал собеседника. Что же это, однако, за экземпляр? На сумасшедшего тоже как будто не похож.

— Слабовато, — резюмировал он после минутного размышления. — Ведь его просто-напросто могли разыграть, мистифицировать. В наш искушенный век изобразить «пришельца», я полагаю, не труднее, чем подделать печать какого-нибудь общества спасения на водах. Об этом ваш некто не подумал?

Ирония профессора не произвела, однако, на посетителя никакого впечатления.

— Ну, а если это, скажем, человек с большим научным авторитетом, очень осторожный в выводах и чрезвычайно дорожащий своей научной репутацией?

Произнесено вроде бы корректным тоном, но в самом содержании вопроса профессор отчетливо почувствовал какой-то тайный намек, отчего иронии у него несколько поубавилось.

— Не знаю, что за сюрприз вы там приготовили, — сказал он, становясь серьезным, — но боюсь, что вы сделали неудачный выбор, обратившись ко мне. К возможности прямого контакта с внеземным разумом я отношусь весьма скептически, несмотря на всю популярность ныне этой темы, а самый принцип подмены живых фактов свидетельством авторитетов, пусть даже очень высоких, считаю глубоко порочным.

— Я знаком с вашей позицией в этом вопросе, именно потому и пришел, хладнокровно сказал посетитель. — Позиция, надо заметить, двойственная, даже непоследовательная. В теории вы допускаете возможность существования внеземных цивилизаций, а на практике относитесь иронически, если не враждебно, ко всяким сообщениям о контактах.

— Именно так, — охотно подтвердил профессор. — Но никакой непоследовательности в своей позиции я не вижу. Теория теорией, а практика практикой. Пока что астрофизики не нашли ни малейших следов жизнедеятельности каких-либо цивилизаций, а средства наблюдения у них чрезвычайно мощные. Глубоко убежден, что наши ближайшие космические соседи находятся так далеко, что им до нас никогда не добраться. Пространство и время — это стена, молодой человек, и стена несокрушимая. Об этом говорит нам теория относительности, в выводах которой я никак не могу сомневаться.

— Да, теория относительности — наука серьезная, спорить с ней нелегко, — согласился посетитель. — Но вот вечный вопрос: пространство, время — что это? Не кажется ли вам, что, оперируя этими символами, можно впасть в упрощение? Ведь получается, что мир в принципе объяснен. Это бесконечное пространство, заполненное веществом. Сколько ни гляди в телескоп, везде одно и то же: звезды, галактики, скопления вещества. Скука! Напоминает логику древних, не имевших телескопов и потому убежденных, что небо — это хрустальный купол, к которому прибиты звезды. Что вижу, то и думаю…

Профессор нахмурился. Остроумный, хотя и дерзкий выпад произвел на него впечатление.

— Я отнюдь не считаю, что мир объяснен, — возразил он сдержанно. — Но относительно обозримого мира существует принципиальная ясность. Все явления в нем подчиняются фундаментальным законам физики.

— Вы в этом убеждены?

— Разумеется.

— А жизнь, биосфера? Многие ее феномены, например сознание, воля, чувство, никак не описываются законами физики. Может быть, здесь кроются сюрпризы, о которых физики и не подозревают?

Профессор пожал плечами.

— Не понимаю, о чем вы?

— Жаль…

Наступила неловкая пауза. Профессор хотел сказать кое-что о своих взглядах на загадки жизни, но посетитель опередил его:

— Хорошо, оставим этот разговор. Скажите, а ваша реакция, если бы этот некто заявил, что он сам и есть… такое существо?

— Что-то я перестаю вас понимать, — заметил профессор, настораживаясь. — Говорите-ка прямо, кто вы и с чем пришли.

— Ну что ж, можно прямо. Дело, видите ли, в том, что мой воображаемый некто — это я сам.

Профессор не успел раскрыть рта. Страшная сила припаяла его к месту, сковав каждый мускул. Лицом, кожей рук и ног, всем телом он ощутил, как пространство вокруг него стало быстро отвердевать, становясь жестким, и вот в считанные секунды он оказался вмурованным в него, как мошка в кусок янтаря.

— Альфа-ритмы! — прокатилось в мозгу профессора вместе с приступом сильного, доводящего до тошноты страха. Нужно преодолеть, встать!

Куда там! Он не смог пошевельнуть даже веком, даже вздохнуть! Конец! Но тут мертвая хватка ослабла, напряжение стало спадать и постепенно