В Сардинии [Николай Алексеевич Некрасов] (fb2) читать постранично, страница - 2

продолжается с лишком двести лет…

– - Двести лет! А наш… Ты не знаешь, Сорильо, ты не знаешь, сколько веков существует род наш… На что тебе знать! Ты не дорожишь славой Варрадосов! Поди от меня, поди! Я не хочу тебя видеть, не хочу говорить с тобой… Не приходи ко мне, пока не исправишься.

– - Если я уйду, дедушка, то уже не возвращусь,-- твердо отвечал внук.

– - Ты пугаешь меня, Сорильо. Ты хочешь играть мною… Да простит тебя Сант-Яго!

– - Я говорю, что думаю, и исполню, что говорю.

– - Ты уйдешь, ты будешь ждать моей смерти… А если я лишу тебя наследства, оставлю без куска хлеба, объявлю тебя самозванцем… Всё это я могу сделать, Сорильо…

– - Я буду называться тогда просто -- Сорильо и стану жить честным трудом, но не приду к вам, дедушка…

Старый гранд, с видимым наслаждением слушавший решительные ответы внука, снова обнял его.

– - Любовь к правде, железная, беспощадная, твердость в слове, не знающая пределов,-- отличительные свойства нашего рода, и они есть в тебе, достойный преемник мой. Прости меня, прости! Я капризен, брюзглив, взыскателен; старость, старость! Она то же помешательство! Прости, друг мой!

Сорильо с чувством пожал руку доброму старику, который так быстро переходил от гнева к радости, от сомненья к уверенности именно потому, что беспредельно любил своего внука и каждую минуту за него боялся. Теперь он плакал и извинялся; мир, казалось, был заключен на прочном основании…

– - Твердость в слове! -- произнес Сорильо, желавший, по-видимому, воспользоваться удобной минутой.-- Вы уважаете твердость в слове; стало быть, я не должен отказываться от мнения, что дон Фернандо достоин быть мужем доньи Инезильи…

– - Да,-- отвечал гранд после долгого молчания,-- но он никогда не будет им.

– - В таком случае я женюсь на первой девушке, которая мне понравится…

– - Женишься!

И старый гранд рассердился в третий раз сильнее прежнего. Он задрожал, топнул ногою и упал в кресло.

– - Так ли думали,-- ворчал он про себя, заливаясь слезами,-- твои дети, о Алонзо де Варрадос, одержавший тридцать побед над неверными! Таков ли был ты, о Инфантадо, положивший голову за одно слово правды, которого ты не хотел утаить! Таковы ли были все вы, знаменитые предки мои! Мне позор! Мне проклятие и бесчестный титул последнего в роде! Peccador de mi! Vala me Dios! {О, я грешник! Помоги мне, боже! (исп. искаж.).}

– - Бог видит,-- сказал внук, тронутый горестью старика,-- я не хотел оскорбить вас, дедушка. Я никогда не шел наперекор вам. Только страдания сестры, которая вянет от любви…

– - Замолчи! -- сердито перебил старый гранд, вскочив и топнув ногою.-- Я лишился сына, теперь ты хочешь отнять у меня дочь!

В ту минуту дверь отворилась и в комнату вошла молодая женщина. Она была прекрасна, стройна и величественна, но лицо ее было бледно и задумчиво; во всех чертах ее, и в особенности в черных, выразительных глазах, проглядывало затаенное страдание; поступь ее была легка и правильна; взгляд горд и спокоен. Старый гранд быстро подскочил к ней при самом ее появлении и закричал безумным голосом:

– - Он лжет… не правда ли… он лжет! Ты не влюблена в него… ты не хочешь выйти за него замуж?

– - Что вы говорите? -- спросила кротко девушка.

– - Сестра,-- сказал дон Сорильо,-- дедушка спрашивает тебя, точно ли ты любишь дона Фернандо де Гивероса и хочешь ли выйти за него замуж?

– - Дедушка! -- отвечала донья Инезилья спокойно и твердо.-- Я точно люблю Фернандо, но, если вы думаете, что он недостоин моей руки, никогда не буду его женою!

– - Вот,-- закричал обрадованный гранд, обнимая внучку,-- вот как должны думать и действовать потомки Варрадосов!

– - Смотри, сестра,-- сказал брат с некоторою надменностью,-- достанет ли у тебя твердости сдержать свой обет, которым ты навсегда отказываешься от счастия!

– - Бог поможет мне! -- смиренно отвечала сестра, подняв кверху глаза, полные тихой грусти…

– - Дедушка,-- сказал тогда Сорильо старому гранду,-- если сестра моя так великодушно решилась пожертвовать своим счастием вашему, то я не противоречу. Я также буду следовать ее примеру…

Мир был заключен. Нуньез де лос Варрадос попеременно обнимал детей и плакал от радости. Страх не оставить достойных наследников своего знаменитого имени часто делал его недоверчивым, подозрительным и даже доводил до малодушного отчаяния. Зато когда сомнения рассеивались, он был в восторге.

– - Так, так! -- говорил он, обнимая внука.-- Ты с честию поддержишь славное имя, которое носишь. И я не умру в тебе… и мои предки будут еще долго на устах благодарных потомков… Только надо поскорей устроить судьбу твою… я могу умереть… я должен себя успокоить… завтра же поеду к королю и поговорю о твоей свадьбе…

Сорильо тяжело вздохнул.

Донья Инезилья пришла в свои комнаты. Слезы хлынули из глаз ее; она закрыла руками лицо и долго сидела неподвижная, безмолвная; по временам только вылетали из груди ее болезненные вздохи и глухие стенания. Через час она встала, отерла слезы, гордо взглянула кругом, и лицо ее сделалось совершенно