Крестины [Ги де Мопассан] (fb2) читать постранично, страница - 2

что у тебя такого не будет?

Священник промолчал. Он шел большими шагами и, не отрываясь, смотрел на голубоглазого малыша, потому что ему ужасно хотелось вновь расцеловать эти кругленькие щечки. Он не вытерпел, поднял крошку повыше и прижался к нему губами.

Отец новорожденного гаркнул:

— Эй, аббат, если вздумаешь своего завести — только шепни!

И посыпались шутки, обычные крестьянские шутки.

Едва сели за стол, грянула настоящая буря тяжеловесного крестьянского веселья. Оба младших Дантю сами собирались жениться; невесты тоже были тут — их пригласили прямо к обеду, и гости без устали прохаживались насчет потомства, которое воспоследует от этих браков.

Грубые, густосоленые остроты вгоняли хихикавших девушек в краску, а мужчины — те просто помирали со смеху, грохая кулаками по столу и отчаянно горланя. Отец и дед состязались в непристойностях. Мать улыбалась, обе старухи тоже веселились вовсю, уснащая разговор скоромными намеками.

Священник, привычный к мужицкому разгулу, спокойно сидел рядом с повитухой, трогая пальцем губки племянника и стараясь его рассмешить. Ребенок, казалось, изумлял кюре, словно тот никогда не видел грудных детей. Он смотрел на младенца задумчиво и пристально, мечтательно и серьезно, и в нем просыпалась нежность, незнакомая, странная, острая и чуточку печальная нежность к этому крохотному, слабенькому существу, сыну его брата.

Он ничего не слышал и не видел — только глядел на малыша. Ему хотелось положить новорожденного к себе на колени, потому что грудь и сердце кюре все еще были полны сладостным чувством, которое он испытал, неся племянника из церкви. Эта личинка человека умиляла его, словно он прикасался к несказанной тайне, впервые представшей перед ним сегодня, к высокой и святой тайне воплощения новой души, к великой тайне рождения жизни, пробуждения любви, продолжения рода и всего непрестанно идущего вперед человечества.

Повитуха, раскрасневшись, блестя глазами, налегла на еду, но ее связывал младенец: он мешал ей придвинуться к столу.

Аббат предложил:

— Дайте его мне. Я не хочу есть.

Он опять взял ребенка, и все вокруг разом исчезло, как бы стерлось. Он не сводил глаз с пухленького розовощекого личика, и мало-помалу тепло крохотного тельца, проникнув сквозь пеленки и суконную сутану, согрело ему колени, преисполнило его ощущением легкой, доброй, чистой, чудесной ласки, от которой на глаза у него навернулись слезы.

Шум за столом превратился в форменный гвалт. Ребенок испугался и заплакал.

Кто-то заорал:

— Эй, аббат, дай ему грудь!

Столовую потряс взрыв хохота. Но тут мать поднялась, взяла сына и унесла в соседнюю комнату. Через несколько минут она вернулась и объявила, что маленький спокойно спит в колыбели.

Пиршество шло своим чередом. Время от времени мужчины и женщины выходили во двор, возвращались и опять усаживались. Мясо, овощи, сидр, вино — все проваливалось в глотки; животы вспучивались, глаза горели, мысли путались.

За кофе принялись только в сумерках. Священник давно исчез, но никто не обратил на это внимания.

Наконец молодая мать решила взглянуть, не проснулся ли ее отпрыск. Было уже совсем темно. Она вошла в спальню и двигалась ощупью, вытянув руки, чтобы не стукнуться о мебель. Вдруг она услышала странные звуки и замерла: в комнате кто-то шевелился.

Бледная, дрожащая, она бросилась назад, в столовую, и сказала, что в спальне кто-то есть. Пьяные мужчины с угрожающими криками вскочили на ноги. Отец младенца схватил лампу и ринулся к дверям.

У колыбели, стоя на коленях и зарывшись лицом в подушку, на которой покоилась головка ребенка, рыдал аббат.

Примечания

1

Гийеме — пейзажист Жан-Батист-Антуан Гийеме (1842—1918), друг Мопассана; имя его упоминается в «Милом друге» как автора одной из приобретенных Вальтером картин.

(обратно)