Пропавшие люди [Дмитрий Ахметшин] (fb2) читать постранично, страница - 4

одну пургу? — гнёт своё Семён. Абба заулыбался.

— В те моменты рядом почти никогда нет гитары, — Арс греет ладони, держа их кольцом вокруг закопченного стекла светильника. — А потом радио выключают, и ты осознаёшь, что почти ничего не запомнил.

Он замолчал, и друзья долго не решаются прервать его молчания.

1995. Где-то в июле. Часть 1

Двое вышагивают по тротуару сквозь варево большого города. Час пик сквозит в электронных часах бегущего куда-то с портфелем делового мужичка, в усталых и красных от недосыпа глазах студентов, в сумках, что, обливаясь потом, тащит с рынка домохозяйка. Эти двое никуда не торопятся. Лена идёт впереди, Абба отстаёт от неё на полшага, спрятав руки в карманы и щуря глаза на полыхающие солнцем окна. Волосы шевелят потоки воздуха от проносящихся мимо машин. Ребята решили сходить в видеопрокат за каким-нибудь новым фильмом. Например, за «Отчаянным» Роберта Родригеса. Или за «Смертельной Битвой».

— Расскажи мне про Арса, — просит Лена, не оборачиваясь.

— Тебе плохое или хорошее?

— Он для меня огромный знак вопроса. Я даже не знаю, любит ли он меня или нет.

— А я почём знаю? — бурчит Абба, пиная стекляшки. — Я к нему в голову не лазал.

— Ты его друг.

Некоторое время они идут молча. Абба осторожничает:

— Думаю, что ты ему нравишься. Он просто странный. Ходит, такой весь из себя, сверкает глазищами, лабает на гитаре, с треском вылетает из школы и иногда рожает песни. Странный, повторяет он и кивает сам себе.

— Ты сказал «нравишься». Он меня на самом деле не любит?

Паренёк вздыхает.

— Я не знаю, что ты пристала-то? Ему даже жрать, по-моему, пофиг что. От чего Арса на самом деле колбасит — это его музыка. Никто не знает, откуда он её вытаскивает. Приходит с мятым листочком и всучивает Сёме со словами: «Посмотри-ка, может, как-нибудь сыграем». А там нотки. И мы сидим, разбираем его каракули — что же ещё написал наш гений?.. Иногда бредятина, конечно…

Абба вздыхает.

— Или берёт гитару и начинает наигрывать что-то настолько классное, что дух захватывает. Четыре ноты, пять нот, шесть… вот уже и песня. Остаётся только надеяться, что он их ниоткуда не тырит, а на самом деле сочиняет сам.

Лена рассеяно провожает взглядом стайку девчонок в сандалиях и коротеньких юбках, спешащих в сторону пляжа. Следом плывёт заливистый смех и аромат кремов от загара.

— Я понимаю.

Она не может объяснить. Вертит между ладонями своё ощущение от Арса, как небольшую коробочку, что-то вроде ящика Пандоры с матово-чёрными гранями и обитыми железом углами. Неизвестно, какая грань здесь крышка и как её открыть. Внутри что-то есть, перекатывается, звенит, звякает и издаёт тёплый сыпучий звук, и так хочется покатать это на ладони. Мягкое, живое — Лена в этом уверена.

Наконец, повторяет:

— Он для меня огромный знак вопроса.

Абба говорит:

— Он делает всегда то, что хочет. Когда ему было четыре года, его отец ушёл из семьи, и это было последнее, чему он позволил случиться, прежде чем взял всё в свои руки. В тринадцать он бросил школу. Работает, как проклятый, на стройках и чёрт где ещё, чтобы прокормить себя и мать, и между всем этим ещё находит время на музыку.

— У него как будто всё заранее записано в тетрадь.

Абба прищёлкивает пальцами.

— Да. Да! Весь его мир занимает целую тетрадку. Всё зафиксировано. Как в протоколе. Сечёшь?

Лене становится стыдно, что они разбирают здесь Арса — её Арса! — на составляющие, словно конструктор. У него наверняка началась икота. И, тем не менее, она продолжает:

— Мы все там записаны.

Ей нужно разобраться во всём этом, просто необходимо. Какая же ты сложная, взрослая жизнь, — думает она.

Наверное, что-то мелькает в голосе, либо на лице Лены. Такое, что Абба, пунцовый от кончиков волос до подбородка, касается её руки и заглядывает в глаза.

— Ты занимаешь там много страниц. Очень много. Будь уверена.

— Да, — говорит Лена отсутствующим голосом. — Наверно. Потому, что пою в его группе?

— Кто его знает. Ты что, меня не слушала?

— Он иногда так ведёт себя… как будто перед ним стена. Или ворота замка, как в «Ричарде Львиное Сердце», и ему нужно туда внутрь.

Абба внимательно слушает, и Лена продолжает:

— Он не ищет обходных путей. Просто ломится вперёд, разбивает руки, бьётся головой… иногда мне становится страшно.

— Угу, похоже, — они останавливаются, чтобы пропустить огромную, исходящую паром, как яичница на сковородке, поливальную машину. — А мы с Сёмой — его таран. Твёрдая земля под ногами. Ты его ангел.

— Ну, Абба.

Рыжий подросток смутился. Он видит невдалеке красный зонтик продавщицы мороженого и хватается за него взглядом, как за спасательный круг.

— Что «ну Абба»? Это правда. Пошли, съедим по мороженому?

— Давай, — отвечает она.

Улыбается, и Абба подхватывает эту улыбку.

— Знаешь, Ленка, рядом с тобой, грустной, завыть хочется. Улыбайся почаще, и всё будет пучком.