ВЛАСТЬ
Человек, право
государство
Человек, закон
и правосудие
Под общей редакцией
заслуженного юриста РСФСР
М.П. Вышинского
$
Москва
"Прогресс"
1990
ББК 67.6
П68
Редактор-составитель А. А. Протащик
Редакторов. Махвиладзе
Научно-теоретическая литература
ПРАВО И ВЛАСТЬ
Художественный редактор Ю.Н. Егоров
Технические редакторы Л.В. Доронина., Е.В. Антонова
ИБ №18803
Сдано в набор 13.04.90.Подписано в печать с РОМ 28.08.90.
Формат 60*90 1/16. Бумага офсетная №1. Гарнитура Таймс.
Печать офсетная. Условн. печ. л. 33,0. Усл. кр. отт. 33,0.
Уч. изд. л. 37,37. Тираж23500. Заказ № 489 Цена Зр. 30 к.
Изд. № 47526.
Издание подготовлено на микроЭВМ с помощью программы
«Вентура Паблишер»
Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Прогресс»
Государственного комитета СССР по печати.
119847, ГСП, Москва, Зубовский бульвар, 17.
Ордена Трудового Красного Знамени Московская типография №7
«Искра революции» В/О «Совэкспорткнига» Государственного комитета
СССР по печати.
121019, Москва, пер. Аксакова, 13.
П 68
Право и власть — М.: Прогресс, 1990 — 528 с.
Сборник оригинальных статей советских юристов, законодателей и
журналистов. В целом речь в книге идет о пути построения в СССР
правового государства. Для широкого круга читателей.
От редактора
Народ наш совершает великую, но запоздалую перестройку свое
го общественного бытия. В величии перестройки — величие истори
ческой заслуги ее зачинателей, в запоздалости — великая историче
ская сложность. Чувство этой запоздалости, а также порывы, замед
ления и колебания, взлеты и падения народного духа придают
перестройке непродуманно-импульсивный облик и создают впечатле
ние, что из-за всего этого наша жизнь сошла с прежних рельсов и, мо
жет случиться, не встанет на новые. В самых разных слоях такое по
ложение порождает тревогу и стремление помочь перестройке, упро
чив ее исходные позиции, ее решимость и средства достижения хотя и
не близких, но столь желанных целей.
Книга, которую взял в руки читатель, обо всем об этом. Ее напи
сали юристы. Теоретики, практики, публицисты. В их рассуждениях
главенствуют, пожалуй, три разновидности политико-правовых про
блем: а) проблемы более активного ухода от прошлого, безжалостного
расставания в социально-правовой сфере с негативно-трагическим
наследием тех времен, когда мы, словно со ступеньки на ступеньку, в
течение десятилетий переходили от одного культа к другому; б) про
блемы, по которым позиции и мнения определились, но воплощаются
они в законах, в государственно-правовых институтах, в действиях
органов власти и управления медленно или половинчато; в) пробле
мы, которые ставятся впервые или заново ждут своего решения.
Новое не рождается без критики прошлого. Поскольку в нашем
государственно-правовом строительстве многое измерялось не масш
табами разума, а желаниями вождей и ими же извращенными посту
латами марксистского учения, многое поэтому в нем неприемлемо и
нетерпимо. А уход от безвластия права и всевластия государства,
взявшего на себя задачу превратить жизнь людей в рай и превратив
шего ее едва ли не в ад репрессивного тоталитаризма, уравнительной
нищеты, казарменного бесправия и несвободы, от других уродств ад
министративно-командной системы представляется авторам абсолют
но необходимым. Аргументам в пользу этого вывода в книге отведено
немало беспощадно-критических страниц. Допускается при этом и
полемическая запальчивость и обличительный пафос, но если снять
этот налет, под ним оказываются здравые положения правовой науки
5
и юридической этики. Быть может, не всеми разделяемые, они, одна
ко, не лишены определенной новизны и нужности для сегодняшней и
будущей социально-правовой жизни наших людей в условиях поряд
ка и безопасности под охраной правовых законов демократического
гуманного социализма.
Узлом,’ стягивающим в одну точку интересы всех авторов, выступа
ет правовое государство, где право выше власти, а правосудие служит
только закону. Интерес к нему не только оправдан, но и понятен. Раз
решенное и запрещенное — вот два полюса, между которыми многие
десятки лет двигалась в нашей стране политико-правовая мысль. Ведь в
нашей стране воспитательной диктатуры вопросы о том, чему быть или
не быть общественным благом, решал замкнуто-ограниченный круг
людей «в верхах». Понятно, что правовое государство, объявленное в
конце 20-х годов «выдумкой буржуазных юристов», было исключено из
сферы осмысления и разработок правоведов.
Но истина всегда пробьет себе дорогу. И сегодня в правовом госу
дарстве видится в наибольшей степени отвечающая демократическо
му принципу форма организации гражданского общества. Ныне об
этом спорят не только на страницах печати, но и на уличных митин
гах. Не обошел своим вниманием эту тему, пожалуй, и ни один из ав
торов сборника.
История зарождения и развития идеи правового государства, по
литико-правовой порядок эпохи сталинизма и застоя, становление
институтов власти, собственности, демократии и прав человека в на
ших условиях, новое устройство федерации, судьба и роль КПСС в
многопартийном государстве, главные моменты законодательствования и осуществления правосудия, понимание преступности и состоя
ние правопорядка, изменения в экономике и сфере хозяйствования —
все это пройдет перед глазами тех, кто решит прочесть эту довольно
объемную книгу. Причем дается это в постоянно меняющейся пано
раме, освещаемой попеременно то юридической формулой историче
ского прогресса, то параллелью однородных явлений общечеловече
ской жизни, то сопоставлением с сегодняшним состояним законности
и нравов в нашей стране. Разброс суждений авторов о правовом госу
дарстве и иных явлениях в политико-правовой жизни общества часто
велик. Это, однако,и важно. Ведь движение вперед, как мы убедились
на примерах своей истории, может быть построено как раз на разли
чиях индивидуальностей, а не на однообразии безличностей.
И еще об одном. Перестройку начать трудно. Еще труднее, одна
ко, ее осуществить. И не только из-за того, что, переступая порог, на
до хорошо знать, куда и как идти, а еще и потому, что, когда наступа
ют новые времена и складывается новая ситуация, в обществе рожда
ется нетерпение и недовольство. Ввиду желанного берега охотнее
считают, сколько узлов осталось сделать, чем сколько сделано. Преж
нее терпеливое ожидание уступает место громкому ропоту, а былая
покорность судьбе сменяется часто необоснованным (а иногда и впол6
не обоснованным) негодованием и возмущением или даже отрицани
ем перестройки.
Истинная причина этого нетерпения и недовольства очевидна:
низкий уровень жизни народа и вялость движения вперед. В самом
деле, провозглашено и начато, в том числе в правовой сфере, много
правильного и нужного, сделано пока, к сожалению, мало. И глав
ное — из этого малого многое сделано некачественно. Поэтому что бы
ни говорили, перестройка сегодня скорее все еще находится в предперестроечном периоде. Ей нужно все нарастающее, активное и хорошо
скоординированное действие. Но его-то перестройке сегодня как раз и
не хватает. Среди множества дефицитов, ставших следствием пере
стройки, сегодня это, видимо, самый большой дефицит. А поскольку
слово — тоже дело, авторы просят читателей считать настоящий
сборник их конкретным вкладом в ускорение перестройки, в достиже
ние столь ими желаемого будущего.
М.П. Вышинский,
заслуженный юрист РСФСР
Человек,
право
государство
Б.П. Курашвили
Критическая фаза перестройки
Перестройка вступила в критическую фазу. Назревавшие реше
ния уже невозможно откладывать, страна готова взорваться, заметна
резкая активизация консервативных сил, механизма торможения.
Сейчас нет ничего опаснее недоговоренности, непринципиальное™,
понятного желания преувеличить первые успехи, кому-то угодить,
кого-то успокоить. Все это было бы плохой услугой святому делу и его
деятелям, а главное — многострадальному обществу, которому при
ходится готовиться к новым испытаниям.
Первый съезд народных депутатов СССР был событием историче
ским. Он потряс общество критичностью и демократизмом. Но и раз
очаровал тем, что был неконструктивен в постановке и разрешении
принципиальных проблем перестройки. М.С. Горбачев много раз го
ворил, что у нас есть концепция перестройки, но она так и не изложе
на в достаточно конкретной и четкой форме. Им приводилась ленин
ская мысль, что частные вопросы, во избежание шатаний и бесприн
ципности в политике, нужно решать на базе решения общих. На деле
этой базы не было ни у съезда, ни затем у Верховного Совета.
Только теперь от критики перешли к главной работе. Она пошла
по трем направлениям: сделать социальный и политический выбор и
закрепить его в законах; сформировать новый политический и госу
дарственный механизм; заново создать советскую федерацию на со
вершенно иных принципах. Результатом должна явиться новая мо
дель общества.
1. Социальный выбор
Вопреки канонизированной идеологии, утверждающей, что выбор
в пользу социализма сделан окончательно и бесповоротно, страна
опять встала перед выбором общественного строя: социализм или ка
питализм. Точнее: классический, марксистско-ленинский, «науч
ный» социализм в его новом, современном обликё или неокапита
лизм, т.е. существенно социализированный и гуманизированный ка
питализм, обеспечивающий при всех своих пороках и недостатках
11
высокий жизненный уровень большинству общества, то самое благо
состояние, которое социализм обещал, но так и не доставил.
Неокапитализм и неокапиталистический путь дальнейшего раз
вития советского общества уже имеют у нас своих сторонников, в час
тности и среди народных депутатов и членов Верховного Совета. Бы
ли и прямые выступления в пользу этого социального выбора. Боль
шей же частью его предпочтение выражается пока что в косвенной
форме. Но все более настойчиво.
В наибольшем ходу следующие откровения. Никто не знает, что
такое социализм. Тем не менее известно, что у нас его не было и нет,
а есть он в тех развитых капиталистических странах, от Швеции до
Швейцарии, где достигнут высокий жизненный уровень. Маркс-де
выступал не против частной собственности, а против ее монополии и
якобы считал, что эксплуатация наемного труда только тогда являет
ся эксплуатацией, когда «чрезмерна». Равенство людей нереально,
это миф. Свобода важнее равенства. Общенародная собственность —
фикция. Нужна денационализация земли и промышленности. Пере
стройку можно считать радикальной лишь в случае неограниченного
допущения частной собственности. Без «приватизации» нет пере
стройки. Государственные предприятия лучше всего отдать в частные
руки или сделать акционерными. Равноправны все формы собствен
ности, начиная с частной. Распределение по капиталу так же спра
ведливо, как распределение по труду: каждому свое. Против этого
выступают только люди неспособные и ленивые, снедаемые завистью.
Их нужно держать в узде. Без избранных, которые только и достойны
в полной мере пользоваться свободой, нет прогресса. Свобода для всех
и нереальна, и разрушительна. Стратегия развития состоит не в изо
бретении каких-то рациональных моделей социализма и их «насиль
ственном навязывании» обществу, а в постоянных конкретных час
тичных улучшениях, которые реально возможны в данной обстанов
ке. Общий итог и будет желаемым общественным строем, как бы он
ни назывался. Такие вот идеологические пироги выпекаются под
флагом «деидеологизации». Пропаганда рекапитализации стала по
ветрием.
На наших глазах складывается один из вариантов концепции и
политики перестройки: она толкуется в духе неокапиталистической
эволюции советского социализма. Этот вариант внешне достаточно
логичен, он вырос не на пустом месте, а на почве глубоких деформа
ций «здесь» и успешной практики «там». Нередки «уверенные» умо
заключения, что «нас ведут к капитализму». Думается, достаточных
оснований для них нет. Не будем впадать в сверхбдительность, это
опасно. В политике возможны всякие предположения, но исходить
нужно из фактов. Определенно есть, существует лишь идеологиче
ская тенденция. За ней, очевидно, стоит не политическое руководст
во, а относительно немногочисленная группа или слой людей, инте
ресам и взглядам которых отвечало бы такое развитие событий. На
12
базе идеологической тенденции со временем может сформироваться и
политическое течение, и возглавляющая его организация.
Время предельно контрастных идеологий и политических курсов
прошло, ныне, если пользоваться для аналогии цветами радуги, пред
стоит выбор между красным («теплым») и синим («холодным») об
щим тоном с обязательным присутствием находящегося между ними
зеленого цвета.
Пришло время признать, что все дороги ведут в Рим. Что продук
тивен не только революционный путь социалистического развития
человечества, провозглашенный марксизмом и практически начатый
Октябрем, но и другой, эволюционный путь, продуктом которого стал
неокапитализм. Что неокапитализм, особенно в социал-демократиче
ском исполнении (яркий пример — Швеция), не только в определен
ной мере социалистичен, но и имеет перспективы. Что социализму не
остается ничего другого, как превратиться в неосоциализм, для чего
нужно вырваться из прежних догм и принять на вооружение идеи и
методы эволюционные. Что, не изменяя общей социалистической
ориентации, оставаясь в теплой, красной части идеологического и
политического спектра, нужно учитывать реально происходящий
процесс сближения двух систем.
Мировая история уже приобрела характер взаимодействия, сопер
ничества, борьбы двух сближающихся путей развития — неокапиталистического и неосоциалистического. Но каждая страна, СССР в
том числе, может выбирать только один из них, а не путаться в их эк
лектическом совмещении. То, что совмещается на мировой арене, в
общемировом процессе, не может быть совмещено (дает нежизнеспо
собного урода) в национальных границах. Страна избирает одно или
другое. Все дороги ведут в Рим, но один путник не может идти по
двум сразу.
Конечно, дело не ограничивается единовременным выбором, сде
ланным раз и навсегда. Соперничество двух идеологий, двух путей
социального прогресса в сторону социализма, двух принципиально
различающихся, хотя и сближающихся систем — неосоциализма и
неокапитализма — уйдет далеко в XXI век и задаст политике немало
задач, сейчас неясных. Но на данном этапе развития выбор нужно
сделать немедленный и недвусмысленный. Иначе никакой реальный
поворот перестройки невозможен. Думается, основной социальный
выбор будет сделан не в пользу неокапитализма, а в пользу неосоциа
лизма. Иное в нынешнем состоянии советского общества было бы со
циальным авантюризмом, дестабилизирующим общество, ставящим
его на грань гражданской войны.
Отставая от неокапитализма, так сказать, в количественном от
ношении, в части уровня благосостояния большинства населения, со
циализм, даже «реальный», ущербный, опережает своего соперника в
качественном отношении, прежде всего в достигнутом уровне соци
ального равенства. Нельзя вместе с уравниловкой отбрасывать равен
ство. Как бы ни третировали его некоторые идеологи и своекорыст
13
ные, претендующие на элитарность деятели, равенство — это вели
чайшая социальная ценность, ее отсутствие ничем не может быть
компенсировано. Даже свободой. Неравный уже, тем самым, не сво
боден, а зависим, угнетен. Установка на свободу избранных эгоистич
на, своекорыстна, неблагородна. Благородно стремление к равной
свободе для всех, — значит, к равенству. Больше, чем что-либо дру
гое, оно служит интеграции общества и человечества. Это, в сущно
сти, краеугольный камень общечеловеческой нравственности.
История идет не только ко все большей свободе, но и ко все
большему равенству членов общества. Конечно, речь идет не о ра
венстве личностном — в способностях, потенциях, индивидуаль
ных свойствах, судьбах. В этом отношении люди по природе нерав
ны и не могут быть равны. Россказни о людском единообразии при
социализме рассчитаны на наивных. Каждый общественный строй
имеет свои личностные типы, их выбор при социализме ничем не
хуже и не уже, чем при капитализме. Такое же великое многооб
разие типов: и патологических, и средних, обывательских (носите
лей наиболее распространенных качеств), и ядерных (носителей
наиболее характерных качеств), и благородных, элитных (носите
лей наиболее высоких качеств).
Социальное равенство — это отсутствие принципиальных, каче
ственных различий имущественного характера между членами обще
ства, различий в стартовых условиях, в объективных возможностях
для самореализации. Такое равенство обеспечивается главным обра
зом двумя установлениями: общественной, прежде всего народной
(неточно — «государственной») собственностью на основные средства
производства (значит, исключением частно-капиталистической соб
ственности) и распределением преимущественно по труду (а не по ка
питалу и труду). Не больше, но и не меньше.
Если к этим двум основным характеристикам социального ра
венства добавить активную (отнюдь не только «командно-админи
стративную») роль государства, которое в качестве представителя
собственника — народа распоряжается в его интересах народным
имуществом, то это и будут, согласно классической и остающейся
в этой части бесспорной теории социализма, три его основные при
знака, отличающие его от любого общественного строя, в частно
сти и от нового капитализма. Это отличительные, формационные
черты. А неотличительные, общецивилизационные — рынок и по
литическая демократия.
Социализм, даже реализующий в полной мере принцип распреде
ления по труду, тем самым предполагает, в силу неравенства трудо
вых способностей людей, значительное социальное неравенство. Но
все же в неудержимом движении человечества ко все большему соци
альному равенству он принципиально опережает неокапитализм.
Ему, социализму, нет смысла отступать с достигнутого рубежа и по
том снова брать его, если есть надежда перегруппироваться и закре
14
питься на нем. Очевидно, социализм и не отступит, пока такая на
дежда сохраняется.
И дело не только в рационалистических доводах. Дело еще и в
глубоких массовых чувствах и настроениях. К неудовольствию увле
кающихся сторонников неокапиталистическои эволюции советского
общества, в нем давно уже сложилось и существует упорное социаль
но-психологическое неприятие капитализма в любых его формах. Это
фундаментальный социальной факт. Склонность к социализму не
истребима. Хищничающие кооператоры (ни в коем случае не честные
труженики, сколько бы они ни зарабатывали) ненавидимы не из пре
словутой зависти, а как низкие, грязные провозвестники капитали
стического перерождения общества. Большинство народа этого пере
рождения, видимо, не примет, «не потерпит», кроме прочего, и пото
му, что для неокапитализма нужны цивилизованные капиталисты,
каких у нас практически нет и в нынешнем поколении не будет.
Прочность общественного строя коренится в качествах его наибо
лее массового социального типа — обывателя в необидном, позитив
ном смысле этого слова. Наш обыватель работает не наилучшим обра
зом, но социализму большей частью предан душой и телом. Его дух и
политическое поведение Ёыше его трудового поведения. Приучить его
к хорошей работе после долгих лет жизни при общественном строе,
который последнее время существовал в форме модели, названной
Л.И. Абалкиным «иждивенческим социализмом», очень трудно, но
еще труднее отучить его от социализма. Социализм, пусть с изъяна
ми, состоялся, и заднего хода нет. Открыт нелегкий путь вперед — к
демократическому социализму.
Если не считать двух войн, гражданской и Отечественной, в столь
критическом положении, как сейчас, советский социализм еще не
был. Умопомрачительная бесхозяйственность, бездарное руководство
поставили его на грань банкротства, лишили многих сторонников, по
сеяли неверие в молодом поколении. Авторитет партии и государства
упал. У сторонников рекапитализации сейчас редкий, скорее всего,
последний шанс. Понимая это, они развивают бурную активность по
компрометации социализма и апологии неокапитализма. Назревает
генеральное политическое сражение — вокруг легализации частной
(не индивидуальной, а частнокапиталистической) собственности. Ес
ли оно будет навязываться, от него нет смысла уклоняться. Но нужно
исходить из того, что допущение частной собственности — это не
обычная перестроечная мера. Советский социализм завоеван и по
строен в тяжелейшей, титанической борьбе, оплачен огромными на
родными жертвами. Элементарная политическая порядочность обя
зывает к тому, чтобы решение, которое может изменить сложившие
ся
основы
общественного
строя,
принималось
народом
непосредственно — референдумом. Очевидно, квалифицированным
большинством.
У некоторых читателей может возникнуть недоумение: а не пре
увеличивается ли актуальность проблемы социального выбора? Разве
15
он не сделан руководителями перестройки, неоднократно заявлявши
ми о своей приверженности социализму? Да, такие заявления дела
лись и делаются. Но они, во-первых, должны быть более конкретны
ми. А во-вторых, они превращаются в политику не раньше, как ста
новясь государственными решениями, воплощаясь в законах и
практике их выполнения. Есть надежда и даже уверенность, что вы
бор в пользу социализма, нового социализма будет сделан и закреп
лен в законах, но говорить, что он уже сделан, — рано.
К социалистическим декларациям приходится ныне подходить ос
торожно, с разбором. Если неокапитализм — это «тоже социализм»,
то слова «я за социализм» должны тотчас сопровождаться уточнени
ем, разъяснением, за какой именно социализм — неокапиталистический или же неомарксистский (ортодоксальный, но обновленный).
Тот ли Федот? Общие же заверения в приверженности социализму
стали бессодержательными, потеряли смысл.
2. Оптимальный политический курс
Попытаемся охарактеризовать политику перестройки с помощью
общепринятых политологических понятий левого и правого.
У нас в стране преобладает преклонение перед левизной — та
«детская болезнь», о которой в свое время писал Ленин. В обыденном
сознании укоренилось, что «левые» — это смелые люди, бросающие
вызов властям, а «правые» — это всякие приспособленцы и консерва
торы. Не без стимулирующего влияния такого понимания левизны (и
в силу других факторов) вырос своеобразный слой — «люмпенполитиков». Чем они оппозиционнее, драчливее, шумнее, тем «левее». От
современных «пикейных жилетов» это понимание левизны перешло в
публицистику. Что же касается остального мира, то там левизна,
центризм и правизна — очень серьезные, более того, фундаменталь
ные характеристики политики. Левизна означает ориентацию на
большее социальное равенство, правизна — на меньшее, а разные ва
рианты центризма — на некоторые промежуточные состояния. Ради
кальность же, как и умеренность, — это всего лишь дополнительные
характеристики.
По наиболее распространенной типологии, объективно возмож
ных альтернативных политических курсов восемь. В левой части
спектра — ультралевая политика, леворадикальная, левоумеренная,
левоцентристская. В правой части — правоцентристская, правоуме
ренная, праворадикальная, ультраправая. Каждый политический
курс в жизни не является «чистым», обычно содержит отдельные эле
менты смежных курсов, но именно отдельные элементы, не определя
ющие его общего облика. Приведенные наименования употребляются
для обозначения политических курсов и социалистического, и капи
талистического государства, но содержание их разное. Веер социали16
этических политических курсов располагается в целом левее капита
листического веера, и отчасти они накладываются друг на друга.
Политическая история советского общества открывается ультра
левой политикой в годы «военного коммунизма» — политикой в ос
новных своих установках утопической, ошибочной (отказ от товарно
го производства, «единая фабрика», «общий котел» и т.п.). НЭП был
крутым поворотом вправо, к правоцентристской политике, подняв
шей страну из разрухи, открывшей перед ней горизонты естественно
го, нормального развития. Отказ от НЭПа означал обратный поворот
влево, но уже не к полностью аномальной, ультралевой политике, ка
кой она могла стать в троцкистском варианте с его трудовыми армия
ми, а к леворадикальной политике. Она проводилась больше полуве
ка и была отмечена сначала и величайшими достижениями (апофе
оз — победа в Великой Отечественной войне), и такими же
величайшими извращениями и жертвами. А потом, в последние деся
тилетия, — пустым догматизмом, инерционностью, косностью, по
верхностным реорганизаторством, бюрократическим разложением.
Только сейчас положен конец этой безнадежно архаичной политике.
От нее решились отказаться с более чем тридцатилетним опозданием,
за которое так жестоко приходится расплачиваться стране.
Что же дальше? Никто, к счастью, не предполагает еще раз исп
робовать ультралевую политику. Есть сторонники санации леворади
кального курса, возвращения к «порядку», к «сталинизму без сталин
щины». Это не было бы перестройкой. Она затеяна ради более серьез
ных перемен. Перестройка — это совершенно закономерный сдвиг от
леворадикальной политики, точнее, от ее гниющих остатков, вправо.
Именно вправо, в какие бы модные «левые» одежды она ни обряжа
лась и какой бы революционной фразой ни увлекалась. Вся пробле
ма — в мере правого сдвига.
Он должен быть достаточным для того, чтобы устранить условия,
приведшие к подмене социального равенства его «левым» извращени
ем — уравнительностью. Той уравниловкой, которая снизила личную
заинтересованность работника в хорошей, продуктивной работе, в ро
сте производительности труда, исказила мотивационную систему ра
ботника, подорвала трудовую мораль и, в конечном итоге, в «союзе» с
бюрократической бездарностью и безответственностью в организации
общественного труда привела к застою.
В чрезвычайных условиях во время форсированного развития вы
сокая трудовая мораль, трудовое подвижничество имели идеологиче
ский фундамент, воодушевление, приверженность социалистическим
целям и в то же время подкреплялись четкой организацией труда и
«системой страха» (именно с такой последовательностью этих трех
факторов по их значению, что бы ни утверждали некоторые крити
ки). Теперь мотивационная система перестраивается таким образом,
что ведущее значение приобретает непосредственный интерес работ
ника, трудового коллектива, территориальной общности, их, если
угодно, эгоизм. Правый сдвиг, усиление стимулирующего эффекта
2
48!)
17
неравенства в распределении и обеспечивает такую перестройку. Но
при этом сдвиг должен быть таким, чтобы дифференциация в уровне
потребления не утрачивала в недопустимой мере справедливую осно
ву — трудовую. На уровне предприятия распределение по результа
там труда обеспечивается рынком, конкуренцией.
Минимальный правый сдвиг — к умеренно левому курсу. Кажет
ся, это то, что мы уже имеем и что очевидным образом демонстрирует
свою недостаточность. Следующий шаг — левоцентристский курс.
Думается, это оптимальный вариант. Суть его — использовать до
конца возможности социализма, механизмы стимулирования работ
ника умеренным неравенством. Без перехода к более сильным, капи
талистическим механизмам стимулирования, коль скоро они менее
справедливы и трудно усваиваются обществом, уже избалованным
даже далеким от совершенства социализмом, привыкшим к нему,
сросшимся с ним. Вероятен сдвиг к правоцентристскому курсу, ана
логу НЭПа, с допущением в определенных пределах (не больше
30%) частнокапиталистического производства.
И это в принципе неплохо, при нужде такую политику можно, го
воря словами Ленина, принять всерьез и надолго. Но если уж следо
вать указаниям Ленина не выборочно, только там, где это выгодно, а
иметь в виду его целостную позицию, то нельзя забывать того, что от
политики типа НЭПа легко соскользнуть к правоумеренной, правора
дикальной, а потом и ультраправой политике со все более глубокой
«приватизацией» собственности, передачей весьма значительной (бо
лее 30%), преобладающей (более 50%), а потом и подавляющей (бо
лее 70%) части основных средств производства в частные руки. Это
уже был бы общий курс на неокапиталистическую эволюцию социа
лизма. Ввиду возможности такого скольжения сторонники этой эво
люции поначалу будут, видимо, поддерживать правоцентристский
курс, считая его про себя единственной реалистичной на данном эта
пе программой-минимум.
Альтернативные политические курсы различаются между собой,
конечно, не только соотношением объемов общественной и частной
собственности. Это доминантный, но не единственный квалифициру
ющий признак политики. Частная, точнее, частнокапиталистическая
собственность появляется в значимых объемах после перехода из ле
вой части политического спектра в правую, но есть различия между
политическими курсами в каждой части спектра. В левой ее части
при движении к центру соотношение между народной и кооператив
ной собственностью меняется в пользу последней, хотя она в этой ча
сти спектра и не становится преобладающей. Меняются и формы реа
лизации народной собственности — от большего к меньшему непос
редственному участию государства в распоряжении ею. Возрастает
роль индивидуальной трудовой деятельности.
Если ограничиться характеристикой левоцентристского курса,
который, как говорилось, представляется оптимальным для пере18
стройки, то переход к нему от бюрократически извращенной левора
дикальной политики выглядит следующим образом.
Набор форм собственности и форм ее реализации изменяется
таким образом, что право собственности и ее хозяйственное ис
пользование в максимально возможной мере соединяются в одних
руках. Тем самым устраняется экономическое отчуждение, реали
зуется требование, в упрощенной форме выражаемое в призывах
«фабрики рабочим», «землю крестьянам». Реализуется таким обра
зом, чтобы это не означало замену народной собственности группо
вой, но усиливало групповые, коллективные формы реализации
народной собственности. Таков общий смысл изменений. А вот на
иболее значительные из них.
Государственная (общенародная) собственность, до сих пор не
имевшая внутренней дифференциации, трансформируется в народ
ную (государственную) собственность с подразделением на общена
родную (общегосударственную, союзную, федеральную), собствен
ность народа республики (республиканскую) и собственность терри
ториальных общностей, коммунальную (собственность местных
Советов, муниципальную). Во всех этих случаях в основном опреде
лении называется субъект собственности, собственник, а в скобках —
его официальный представитель, управляющий, «приказчик», кото
рый лишь условно может именоваться собственником.
В ныне действующей Конституции СССР эти определения пере
ставлены местами. Термин «государственная (общенародная) собст
венность» выражает, в сущности, бюрократическую претензию госу
дарственного аппарата быть суверенным субъектом собственности, а
не всего лишь полномочным, но подчиненным представителем собст
венника. Отсутствие же дифференциации этой собственности выра
жает стремление бюрократической верхушки, центральной власти
безраздельно распоряжаться народной собственностью на всех уров
нях общественной иерархии. Так что при перестройке отношений
собственности не обойтись и без терминологических уточнений.
Субъекты народной собственности суверенны. Союз республик не
может в одностороннем порядке изъять в свою пользу республикан
ское имущество, республика — коммунальное имущество, а выше
стоящий местный Совет — собственность нижестоящих местных Со
ветов. Переход объектов народной собственности от одного собствен
ника к другому, возмездный или безвозмездный, возможен только на
договорных началах, то есть по добровольному соглашению сторон, в
данном вопросе равноправных.
Расширяется набор групповых, или коллективных, форм собст
венности. К ним, наряду с кооперативной собственностью и собствен
ностью общественных организаций, относится и собственность трудо
вых коллективов народных («государственных») предприятий, то есть
предприятий, функционирующих на базе народной собственности
(союзной, республиканской, муниципальной). Собственностью тру
дового коллектива является весь доход предприятия, то есть сто2*
19
имость произведенной им продукции за вычетом материальных из
держек производства. После уплаты налогов коллектив распоряжает
ся своим доходом самостоятельно. Все предприятия подчиняются за
конам конкурентного рынка, общецивилизационного по своим меха
низмам и социалистического по составу участников.
Исключительно важен вопрос об эволюции режима народной соб
ственности, форм ее реализации. Эффективность использования этой
собственности целиком и полностью зависит от того, насколько заин
тересован работник в ее хозяйском использовании, насколько зависит
от этого его благосостояние. Крах бюрократического социализма не
избежно превратится в крах социализма вообще, если не будет найде
на форма органичного соединения, «сращивания» работника с народ
ной собственностью.
В СССР от этого зависит процентов 85 производства, то есть
практически вся хозяйственная и вся вообще жизнь. Развитие коопе
ративного и индивидуального сектора, при всем его значении, почти
ничего не решит без развития народного сектора. Попытка ограни
читься полумерами в «государственном» секторе и оживить экономи
ку на путях развития новых кооперативов и индивидуальной трудо
вой деятельности была проявлением феноменальной близорукости,
крупнейшей стратегической ошибкой в экономической реформе, той
бюрократической ловушкой перестройке, в которую угодили ее ини
циаторы. В условиях ослабления государственного контроля и отсут
ствия рыночной конкуренции начался разгул «группового эгоизма»
(который в нормальных экономических условиях не только естест
вен, но и является мощным позитивным фактором, вырываясь же из
рамок рыночного и государственного регулирования, приобретает
разрушительный характер).
Становление новых форм реализации народной собственности
началось с введения аренды. Аренда — это наем несобственником
имущества у собственника за плату. В феодальном и полуфеодаль
ном обществе сдача земли в аренду была и кое-где остается наибо
лее распространенной формой эксплуатации крестьянства. Она
применяется и при капитализме, и в ограниченном объеме при со
циализме, но можно ли делать из нее чуть ли не основное «произ
водственное отношение»? Превращая десятки миллионов работни
ков, занятых на «государственных» предприятиях, в арендаторов, а
себя в арендодателя, государство тем самым окончательно узурпи
рует у народа права собственности на основные средства производ
ства и делает собственником тот самый бюрократический аппарат,
превращение которого в особый класс мы до сих пор с определен
ным основанием могли отрицать.
В теоретическом отношении аренда как основное производствен
ное отношение — это самоубийство социализма. Представитель соб
ственника превращается в собственника, а собственник лишается сво
его статуса. Трудовому коллективу предлагается забыть, что он явля
ется собственником, и предстать перед «своим» государством в
20
качестве просителя аренды. И не только перед государством, но и, к
примеру, перед колхозным и совхозным начальством при аренде зем
ли. А в практическом отношении? Не расцветет ли как безответствен
ность государственных органов (вся забота — содрать высокую аренд
ную плату), так и стремление арендаторов хищнически использовать
имущество и забросить его, перейдя к другой аренде? Идея аренды —
это новая бюрократическая ловушка.
М.С. Горбачев как-то заметил, что имеется в виду «аренда в са
мом широком смысле этого слова». То есть, надо понимать, аренда не
в смысле аренды. Это уже лучше. Коли так, для обозначения этого
широкого смысла нужно найти другое слово. Им является «владение».
Это основательнее, чем предлагаемое «полное ведение» — модифика
ция бюрократического «оперативного управления».
Термин «владение» употребляется в двух смыслах. В узком смыс
ле он обозначает одно из трех полномочий собственника — фактиче
ское обладание имуществом (иметь вещь «в руках») ; два других пол
номочия — пользование и распоряжение. В широком смысле владе
ние — это неполное, условное, «обремененное» некоторыми
обязанностями и потому не вполне свободное право собственности,
«сосуществующее» с правом суверенной собственности другого субъ
екта на тот же объект. В условиях социалистического товарного про
изводства трудовой коллектив «государственного» предприятия, не
будучи полным собственником, может и должен пользоваться полной
свободой в хозяйственном маневрировании имуществом. Оно являет
ся источником его благосостояния, и он использует его как полно
правный хозяин в плавании по неспокойному переменчивому морю
конкурентного социалистического рынка. Перед нами, следователь
но, институт полномочного коллективного хозяйственного владения
как основная форма реализации народной собственности во всех ее
видах. Не собственность, но владение.
Правовой режим полномочного хозяйственного владения в основ
ных своих элементах должен включать следующее. Союз, республи
ка, местные органы обязаны передавать общенародное, республикан
ское, коммунальное имущество производственного назначения в пол
номочное владение трудовым коллективам народных предприятий и
осуществлять не стесняющий хозяйственную самостоятельность
предприятий контроль за его использованием. Передача имущества
совершается по генеральному договору соответствующего органа го
сударства как представителя собственника с органами управления
предприятия. В договоре указывается натуральный состав и сто
имость имущества и общие цели его использования (профиль произ
водственной деятельности), которые могут быть изменены лишь с
одобрения данного органа государства. В процессе производственно
хозяйственной деятельности натуральный состав имущества изменя
ется по усмотрению предприятия. Плата за использование имущества
(исключая землю и природные ресурсы) не взимается. Устанавлива
ется объем ежегодных амортизационных отчислений, рассчитанный
21
на своевременное обновление оборудования (примерно 6—9 лет, а не
20—25 лет, как во многих случаях в годы застоя), и доля дохода, еже
годно отчисляемая в обязательном порядке на развитие производства
(умеренная — видимо, не больше 5%). Амортизационные отчисле
ния и отчисления в фонд развития производства составляют вместе
воспроизводимое на расширенной основе, приумножаемое народное
достояние, а используются предприятием по собственному усмотре
нию. Устанавливается порядок уплаты предприятием общегосударст
венного, республиканского и местного налога (видимо, примерно в
равных долях, при общем объеме налоговых отчислений, не превы
шающем 30—40 процентов, с уплатой местного налога преимущест
венно тому органу власти, которому принадлежит коммунальное
имущество). Фактические изменения в натуральном составе и сто
имости народного имущества и собственные вклады трудового кол
лектива в основные и оборотные фонды фиксируются в ежегодных
протоколах, составляемых органом государства и предприятием и
прилагаемых к генеральному договору. При перепрофилировании
производства заключается дополнительный или перезаключается ге
неральный договор. Этот типовой правовой режим хозяйственного
владения будет, видимо, иметь разные варианты, отражающие спе
цифику отраслей производства.
Введение и отладка института полномочного коллективного хо
зяйственного владения народным имуществом (включая землю) —
это ключевой элемент левоцентристского политического курса, осно
ва основ реализации этого курса и, тем самым, оптимального вариан
та перестройки. Не денационализация, а деэтатизация. Сдвигать
политику дальше вправо, не исчерпав до дна возможностей института
владения, было бы совершенно неоправданным и легкомысленно рис
кованным отступничеством от социализма. На втором месте после
введения этого института стоит возращение колхозов в их законное и
естественное кооперативное состояние. По-видимому, с разукрупне
нием слишком больших колхозов, в которыхтеряются драгоценные
социальные качества таких коллективов, которые обозримы для каж
дого их члена. На последующих по важности местах стоит формиро
вание новых кооперативов, главным образом производственных, со
здание независимых от колхозов и совхозов конкурентоспособных се
мейных ферм, расширение индивидуальной трудовой деятельности.
Допускаются совместные предприятия. Функционирует свободный
рынок, «процентов на десять» регулируемый государством.
Все это и сформирует экономические основы нового социалисти
ческого «гражданского общества» — основанной на социальном ра
венстве и справедливом неравенстве ассоциации граждан, коллекти
вов, территориальных общностей, полноправных в своих жизненных
проявлениях, подчиняющихся системе внутренней саморегуляции,
относительно независимых от государства, способных к инициативе и
вынужденных самими жизненными условиями проявлять ее. Это
«гражданское общество», и только оно, поставит на место государство
22
и всю политическую надстройку, лишит ее бюрократического само
мнения и безответственности, заставит ее служить сначала обществу
и лишь потом самой себе, позволит увенчать социально-экономиче
скую перестройку развернутой политической демократией. Здесь то
же не обойтись без труднейшего и ответственнейшего выбора.
3. Будет ли демократия?
В политике перестройки выделяются, точнее, должны бы четко
выделяться два взаимосвязанных, переплетающихся, но разных ас
пекта: социально- и организационно-политический. Социально-по
литический задается на веере альтернативных политических курсов,
а организационно-политический — на веере альтернативных полити
ческих режимов.
В политическом курсе выражаются цели общества, в политиче
ском режиме — организационные средства их достижения. Курс
как выражение целей имеет приоритет перед режимом, обусловли
вает режим как свое средство. Каков курс, таков режим. Но в этой
субординации режим, если он неверно определен или неумело осу
ществляется, может погубить и похоронить любой, даже самый ра
зумный курс.
Всякий политический режим представляет собой то или иное со
четание полярно противоположных принципов организации челове
ческих взаимодействий — авторитетности (односторонней властно
сти, безоговорочного, безусловного подчинения законам и распоря
жениям, жесткой дисциплины и ответственности) и демократизма
(равноправия сторон, их соглашений, свободы выбора, самоуправле
ния). Практически невозможны режимы, построенные на формах ре
ализации только одного из этих принципов. Такие режимы возможны
лишь как аномальные, как разрушительные для общества и потому
эфемерные. Фактически в каждом режиме преобладает та или другая
сторона, но и уравновешивающая ее сторона имеет определенное,
вполне серьезное значение.
При анализе конкретных политических режимов продуктивно ис
пользование их общей типологии, качественной шкалы, включающей
шесть объективно возможных режимов. Вот они: 1) тоталитарный
(чрезмерно, извращенно авторитарный, обычно террористический,
тиранический); 2) жестко авторитарный; 3) авторитарно-демократи
ческий; 4) демократически-авторитарный; 5) развернуто демократи
ческий; 6) анархо-демократический (чрезмерно, извращенно демок
ратический, попустительский режим, приводящий к дезорганизации
общественной жизни, к хаосу, после чего в качестве единственного
практического выхода чаще всего возникает тоталитарный или в луч
шем случае жестко авторитарный режим).
В отличие от политических курсов, политические режимы не
только по названию, но и по содержанию, по своим формам и мето23
дам в основном одни и те же и в капиталистическом, и в социалисти
ческом мире. Фундаментальный факт состоит в том, что сходные по
литические режимы обслуживают противоположные общественные
системы и их политические курсы. Относительная самостоятельность
политических режимов образует почву для использования социализ
мом всего положительного организационного наследия, выработанно
го человечеством, начиная, скажем, с опыта древней афинской де
мократии и кончая опытом современного парламентаризма. На этом
поле поистине мало что можно открыть принципиально нового, из та
кого рода попыток получается чаще всего младенческое оригинальни
чанье, над которым жизнь смеется, — куда разумнее прилежное уче
ничество.
Некоторые публицисты из числа бесспорных сторонников пере
стройки заговорили о необходимости диктатуры, о создании, по ана
логии с Великой Французской революцией, Комитета общественного
спасения, который проведет перестройку, а потом откроет дверь де
мократии. Конечно, если дойдет до анархо-демократического режи
ма, который можно именовать также демократическим хаосом, воп
рос о диктаторском спасении может приобрести актуальность. Но ед
ва ли убедительны общие рассуждения о том, что не случайно так
долго — веками — западные страны шли к демократии, что так мало
собственных демократических традиций имеет советский народ и т.д.
Нет причин впадать в панику и искать спасения в диктатуре. При
объективной необходимости народ быстро учится демократии. Тем
более такой народ, как советский. Перед нами уже стоят факты де
мократической зрелости советского народа, превзошедшей все ожида
ния скептиков.
Все дело в том, чтобы демократические потенции народа, уже
сейчас огромные и к тому же способные к быстрому развитию, напра
вить в русло созидания нового социализма. Принятие и реализация
левоцентристского политического курса будут таким руслом. Этот
курс обеспечивает наилучшие, наиболее широкие, редкостные воз
можности для социального консенсуса, а значит — для развернуто де
мократического режима, еще невиданного ни в нашей стране, ни при
социализме вообще. Никакой другой политический курс не удастся
соединить узами прочного брака с развернутой демократией, все ос
тальные курсы вызовут более активное и (или) более массовое непри
ятие справа или слева и потому потребуют более авторитарных режи
мов. Поскольку развернуто демократический режим представляет со
бой не просто средство реализации политики, но и самостоятельную
ценность (что слаще свободы? для неравного, ущемленного разве что
равенство), это дополнительный аргумент в пользу левоцентристско
го курса. Его принятие дает обществу двойной выигрыш: и в целях, и
в режиме.
Государственной системе предстоит изменяться таким образом,
что, с одной стороны, будет совершенствоваться ее внутренняя струк
тура и динамика и тем самым возрастать специфический вклад каж24
дой ее подсистемы в упорядочение общественной жизни, а с другой —
будет все более обозначаться взаимная независимость каждой подси
стемы, их балансирующая роль, стимулирование каждой подсисте
мой полезной и сдерживание неполезной активности других подси
стем, вплоть до их взаимного обуздания в возможных притязаниях на
чрезмерную власть, в попытках установить собственное единовла
стие. В этом суть «разделения властей». Разделение властей — это де
монополизация власти, только и способная оградить «потребителей»
власти — общество и каждого гражданина — от попирания их прав,
их свобод и законных интересов.
К настоящему времени перестройка больше всего продвинулась в
части формирования представительной системы. Расстались, нако
нец, с иллюзией, что Советы, собирающиеся два раза в год на двух
трехдневные сессии и не отвлекающие депутатов от их основной ра
боты, соединяют преимущества непосредственной демократии с пре
имуществами парламентаризма. В действительности те и другие
преимущества утрачивались. Не было ни преимуществ непосредст
венной демократии (вместо нее — неконкурентные выборы, ни одно
го референдума), ни полноценного парламентаризма (а всего лишь
отлаженный механизм единодушного утверждения и одобрения, «де
мократия поддержки»). Теперь есть парламентаризм, будут, надо ду
мать, не только конкурентные выборы, но и референдумы (общесоюз
ные, республиканские, местные). Правда, наш только что родивший
ся парламентаризм пока что деформирован ненужными наростами —
съездом народных депутатов и «общественной курией». Но у многих
союзных республик хватает здравого смысла отказаться на республи
канском уровне от обоих этих институтов.
То же самое относится к должности Председателя Верховного Со
вета СССР как единоличного главы государства (см. конец статьи).
Сейчас этот институт носит странный характер. Лицо, которое наде
лено властью, эквивалентной президентской, находится не вне пар
ламента и под его контролем, а в составе и во главе парламента да и
всей двузвенной системы народного представительства. Здесь опять
отступление от элементарной демократии. Однако с учреждением по
ста президента сложится нормальная президентская власть, разделе
ние власти между президентом, являющимся главой, властным гене
ральным руководителем административной системы, и народным
представительством, которое в подобном руководстве не нуждается. В
этой паре народное представительство имеет преимущественные пол
номочия: оно издает законы и принимает решения, обязательные для
президента. Но и президент уравновешивает полномочия парламента
тем, что может наложить на его решения отлагательное вето, преодо
леваемое не простым, а квалифицированным большинством голосов
парламентариев. К тому же президентская власть будет функциони
ровать у нас в условиях многопартийности и президент будет изби
раться непосредственно населением на конкурентных выборах.
25
Наиболее сложна и остра проблема перестройки административ
ной системы. Она пока что откупилась от перестройки 30—40-процентным сокращением штатов (с фактической переброской кадров
большей частью в различные «средние» звенья аппарата) и уменьше
нием числа ведомств на союзном уровне на два с половиной десятка
при обещаемом изменении, а фактическом сохранении функций ос
тавшейся полусотни ведомств.
Проблемы перестройки административной системы нельзя ре
шать на волне вполне оправданной в эмоциональном отношении, но
вульгарной критики бюрократических извращений в административ
ной системе, в атмосфере своеобразного «административного луддиз
ма»: круши министерства, разгоняй аппарат, да здравствует свобода
от чиновничества! Ах, оно все же необходимо? Так подчинить хотя
бы некоторые ведомства непосредственно Верховному Совету, а то и
«полновластному» съезду народных депутатов. В сущности, это юно
шеский максимализм некоторых девственно-непрофессиональных
политиков.
«Административный луддизм» — самый короткий путь к полной
дестабилизации общественной жизни, к ее развалу, к доведению ее
до такого состояния, когда диктатура, осуществляемая руками только
что разгромленных, но возродившихся, самое большее, под новыми
названиями ведомств становится неизбежной как единственное спа
сение от хаоса. Какова вина, таково и возмездие. Получат свое, и за
служенно, и народные представители. Диктатура оскопит их, вернет
в прежнее декоративное состояние. И тогда они поймут на собствен
ном горьком опыте, что их выбирали не для разгрома административ
ного аппарата, а для его глубокого функционально-структурного пре
образования и надежного «дистанционного» владения им. Им нужно
владеть, отнюдь не лишая его самостоятельности. Это была бы затея и
нереальная, и вредная.
Стимулируя же и используя профессиональный аппарат, нужно,
конечно, учитывать его податливость профессиональной болезни —
бюрократизму, если употреблять это слово не в аксиологически нейт
ральном, а негативном смысле. «Административный» и «бюрократи
ческий» — не синонимы. Не всяк чиновник или сановник — бюрок
рат. В идеале административный аппарат может быть свободен от бю
рократизма, а чиновник, сановник — честные, полезнейшие
труженики. Бюрократизм начинается там, где аппарат, сановник, чи
новник пренебрегают общественными интересами, ради которых су
ществуют и оплачиваются, ставят эти интересы на второе место по
сравнению со своими собственными. Аппарат может быть и здоровым,
и бюрократическим, то есть более или менее глубоко и широко, но не
безнадежно пораженным бюрократизмом, и бюрократическим, то
есть практически полностью изменившим своему социальному назна
чению.
Перестройке противостоит в целом бюрократизированный, а в
отдельных звеньях полностью переродившийся, бюрократический
26
аппарат. Положение осложняется технократическими тенденциями,
усилившимися в условиях научно-технической революции. Налицо
синдром, получивший название технобюрократизма. Как бороться
с ним? Строгим и жестким контролем за конечными результатами
деятельности аппарата со стороны комитетов и комиссий Верховно
го Совета, каждого депутата в отдельности. И со стороны Комитета
народного контроля, который отделен от остального аппарата, про
тивопоставлен ему и непосредственно подчинен народному пред
ставительству. Но оно, похоже, еще не понимает, какое получило
в свои руки орудие и как его использовать.
Действительно серьезная задача народного представительства, к
решению которой оно так и не приступило, — реформировать прави
тельственную систему, ибо в силу своей феноменальной инерционно
сти и бюрократических традиций она, как показал опыт многих реор
ганизаций и нынешней перестройки, на самореформирование совер
шенно неспособна. Принцип этой реформы заключается в том, что
самостоятельности, относительной независимости социалистического
гражданского общества, конструктивному действию в нем механиз
мов саморегуляции, децентрализации государственного управления,
развитию производственного и местного самоуправления соответст
вует лишь система максимально широко специализированных отрас
левых и межотраслевых («функциональных») ведомств. А значит —
их небольшое число.
Для предметного представления, что бы сие означало, вот при
мерный перечень необходимых широко специализированных ве
домств, из руководителей которых составляется правительство
СССР. В народном хозяйстве — десять: Госплан, Госкомприрода, ми
нистерства народного хозяйства (наименование условное, фактиче
ски оно управляло бы преобладающей частью материального произ
водства — промышленностью, строительством и сельским хозяйст
вом), топливной й энергетической промышленности, оборонной
промышленности (пока есть необходимость иметь ее в качестве отно
сительно обособленной отрасли), транспорта, коммунального хозяй
ства и связи, финансов, снабжения и торговли, внешних экономиче
ских связей. В социально-культурной сфере — пять: госкомитеты по
образованию и науке, информации и культуре, труду и социальному
обеспечению, министерства здравоохранения, внутренних дел. В соб
ственно политической сфере — три: министерства иностранных дел,
обороны, комитет госбезопасности. Всего 18. Было бы нормальное
правительство, возглавляемое председателем и одним-двумя его за
местителями.
В предлагаемом перечне не до конца использован один резерв ук
рупнения отраслей управления. В принципе в «миннархозе» можно
было бы объединить все отрасли материального производства, вклю
чая транспорт, топливно-энергетическую промышленность, оборон
ную промышленность, коммунальное хозяйство и связь. Тогда было
бы четырьмя министерствами меньше. Самостоятельность предприя27
тий от этого только выиграла бы. Но общество, пожалуй, проиграло
бы. В этих четырех отраслях, в отличие от «остальной», преобладаю
щей части материального производства, трудно или невозможно с до
статочной полнотой демонополизировать производство и тем самым
поставить предприятия в условия жесткой конкуренции, выгодной
потребителю и, значит, обществу. Здесь в большей мере необходимо
вмешательство государства в организацию производства и хозяйст
венные отношения, прежде всего в планирование и ценообразование.
Необходимо либо традиционное директивное планирование (обяза
тельные задания, не прикрытые фарисейскими «госзаказами»), либо
его более гибкая и мягкая форма, ограниченно директивное планиро
вание (утверждение вышестоящим органом планов, самостоятельно
разрабатываемых предприятиями). Значит, нужны относительно уз
кие специализированные ведомства. Потребуются и обязательные го
сударственные цены, так как нет иного пути унять разбой монополи
стов на рынке.
В остальном же, в преобладающей части материального производ
ства можно обойтись «регулятивным» планированием, при котором
государство определяет для себя направления экономического воз
действия на производителей (ассигнования, дотации, кредиты, нало
говые скидки и др.) с тем, чтобы добиться нужных изменений в струк
туре производства и на рынке. Без каких бы то ни было обязательных
указаний предприятиям, но с регистрацией ими своих производствен
ных планов — просто для осведомления государства о том, какие про
цессы будут происходить в хозяйстве на протяжении того или иного
планового периода. Думается, и здесь нужен будет определенный, бо
лее гибкий государственный контроль цен и «срезание» чрезмерных
доходов, имеющих чисто конъюнктурные источники, с помощью про
грессивного налогообложения.
Конфузный и тем не менее упорно не признаваемый провал зако
на о государственном предприятии, как и всей вообще экономической
политики первых четырех лет перестройки, во многом объясняется
тем, что не хотели видеть специфики предприятий разной отраслевой
принадлежности как объектов управления и создали «универсаль
ную» систему обязательных «государственных заказов», прикрывав
шую нежелание расставаться со старой системой управления. Были и
новации «полного» хозрасчета. Они оказались несовместимыми с сис
темой планирования, и это привело к общей дезорганизации произ
водства, к инфляции, скачкообразному росту бюджетного дефицита,
к росту заработной платы, не связанному с реальным ростом произво
дительности труда и состоянием рынка. Грубейшие изъяны экономи
ческой политики, допущенные вопреки предупреждениям ученых,
должны быть исправлены теперь законом о социалистическом пред
приятии (единым для всех их типов).
Естественным следствием не показного, а серьезного и радикаль
ного укрупнения союзных ведомств станет то, что у них, как правило,
не останется непосредственно подчиненных им предприятий и других
28
организаций. Значит, почти все они будут подчинены соответствую
щим республиканским и местным органам (почти в том же наборе).
Это приблизит органы управления к предприятиям и другим органи
зациям и создаст удобства для обеих сторон. Самостоятельность про
изводственных организаций от такой близости не пострадает, так как
она остается одной и той же, независимо от того, где находится их вы
шестоящий орган — в центре или ближе. В то же время это создаст,
наконец, условия для формирования территориальных производст
венных комплексов с единым управлением ими (сейчас оно разделено
между всевластным центром и безвластными местами).
Центральные ведомства будут по общему правилу управлять сво
ими отраслями не иначе как через одноименные республиканские и
местные органы, а правительство Союза — республиками и местами
не иначе как через республиканские правительства и, далее, админи
стративные советы областного и районного уровня. Будет реализова
на демократическая система «двойного» подчинения практически
всех несоюзных звеньев административного аппарата: по вертика
ли — центру, по горизонтали — соответствующему Совету, респуб
ликанскому правительству, местному административному совету.
Эта система дает наилучшие возможности для гармоничного сочета
ния полномочий центра, республик и мест, для проведения единой
общегосударственной политики и ее балансирования специфически
ми интересами отдельных национально-территориальных и террито
риальных общностей.
Предоставление народным предприятиям максимальной самосто
ятельности, погружение их, вместе с кооперативами, старыми и но
выми, в пучину конкурентной экономики и коренная реорганизация
административного аппарата — это две стороны одной медали. Они
неразрывно связаны друг с другом, одно изменение является услови
ем другого. Их нужно поэтому проводить одновременно. Когда конст
рукторы перестройки провели в 1987 году в «четвертушечной» форме
первую меру, а затем, два года спустя, в «осьмушечной» форме вто
рую, они допустили крупный, непростительный стратегический про
счет. Думали обхитрить историю, «все улучшить, ничего не ме
няя» — и поставили и страну, и себя в труднейшее, критическое по
ложение. Возможность относительно плавного и успешного развития
перестройки была необратимо упущена в 1987 году. Теперь нужно
продолжать перестройку в условиях крайней нестабильности. Но все
же продолжать. Иного пути нет.
В условиях нестабильности, чрезвычайных мер, проводимых в
экономической сфере и кое-где в сфере межнациональных отноше
ний, особое значение приобретает деятельность контрольной систе
мы, включая суды. Она является стабилизирующим фактором в нор
мальных условиях. В экстраординарных условиях она обычно не в со
стоянии переломить неблагоприятное течение событий, для этого
нужны глубокие позитивные, конструктивные меры, но и эти меры
без опоры на повышенную активность контрольной системы чаще
29
всего срываются. У перестройки в данной области две трудно совме
стимые задачи: заложить основы контрольной системы, отвечающей
генеральной тенденции к демократизации общественной жизни, и в
то же время использовать создаваемую новую систему для проведе
ния экстраординарных мер, обычно жестких и суровых. Более конк
ретно обсудить этот вопрос здесь нет возможности.
Таковы в основном изменения в государственном механизме, ко
торые отвечают принципам развернутого демократического режима и
могли стать средством осуществления левоцентристского курса и его
организационной гарантией. Но этого мало. В СССР все осложняется
федеральным моментом. Новый социализм невозможен без нового
федерализма — не жесткого, склоняющегося к унитарности, а мягко
го, гибкого, граничащего с конфедерализмом, но не совершающего
этого неперспективного превышения. Попытаемся рассмотреть про
блему предстоящего и здесь выбора.
4. Сепарация или федерация?
Нельзя не согласиться с принятой сентябрьским (1989 г.) Плену
мом ЦК КПСС платформой по национальной политике в анализе
причин крайнего обострения, форменного кризиса межнациональных
отношений. Наследство, действительно, не во всем благоприятно, а в
отдельных моментах, особенно в связи с депортацией целых народно
стей, так до сих пор и не восстановленных в своих правах на родную
землю, и вовсе неблагоприятно. Совершенно верна также та выска
занная в платформе мысль, что неблагоприятные факторы звучали
серьезным диссонансом в верной в преобладающей части политике,
сочетавшей заботу о возрождении и развитии всех, прежде всего наи
более отсталых и угнетенных наций, и об их интернациональном
братстве и сотрудничестве.
Национальный кризис возник и развивается как составная часть
общего кризиса социализма, экономического, политического, нравст
венного. Социалистическое общество дошло до стыда и позора нацио
нальной сегрегации, что сродни расизму. В одних местах эта сегрега
ция приняла дикие формы, с убийствами, поджогами, сотнями тысяч
беженцев. Достойные нации вдруг погрязли в «войне шакалов» —
против беспомощных. В других местах — вроде бы цивилизованные,
но в сущности неэтичные формы — с мягким пока что «выживанием»
«мигрантов», их юридической дискриминацией (ценз оседлости и
пр.), созданием для них общего дискомфорта и атмосферы неуверен
ности в будущем.
Непосредственной причиной национального кризиса явилась бо
лезнь национального сознания, но все дело в том, каковы более глу
бокие корни этой непосредственной причины. Их нужно искать глав
ным образом не в относительно отдаленном (хотя они, конечно, есть
и там), а в недавнем прошлом. Не в природе социализма, а в его беззо
дарном строительстве, в запаздывании на целых три-четыре десяти
летия перехода от чрезвычайного, мобилизационного социализма с
тоталитарными извращениями к нормальному, демократическому со
циализму. Не в собственно национальной сфере, национальном ха
рактере и т.п., а в социально-экономической сфере. Не в перестройке,
но и в ней тоже, так как из своих четырех лет она два года много обе
щала, а последующие два года довольствовалась половинчатыми,
«четвертушечными» и «осьмушечными» мерами, которые привели к
ухудшению экономического положения и общему острому разочаро
ванию едва ли не у большинства народа.
Свою роль сыграли и бюрократические проявления со стороны
представителей большой, ведущей нации, какой является в масшта
бах всей страны русская нация. Эти проявления неизбежно приобре
тают шовинистический привкус. Нелепо было бы отрицать русоцент
ристский характер нашей федерации, то, что русская нация, да и ши
ре — славянские нации (великороссы, украинцы, белорусы) сыграли
огромную позитивную роль в подъеме всей страны, в ее защите от по
рабощения и уничтожения, что они и в дальнейшем будут как бы ос
товом советской федерации, ее становым хребтом и ведущей силой.
Но столь же нелепо было бы не видеть опасности симбиоза бюрокра
тизма и шовинизма. Это — дополнительный повод для обид и отпора
со стороны меньших наций, и эта их реакция легко принимает нацио
налистический характер. Правда, в «своих» республиках те же оби
женные и справедливо протестующие нации, будучи большими и ве
дущими, тем легче впадают в шовинизм в отношении своих нацио
нальных меньшинств, чем сильнее захвачены националистическими
страстями.
Недовольство главными чертами общественного развития и ост
рое разочарование в первых итогах перестройки и толкнуло многие
нации к поиску иллюзорного выхода из социального кризиса на путях
решения собственно национальных проблем, которые являются всего
лишь производными. Произошла подмена социального националь
ным. То, что не делается сообща, сделаем, мол, сами, сплотившись на
национальной основе, отстранившись от мешающих нам других на
ций, устранив их. На этом пути людей ждут новые разочарования, а
на их почве новые конвульсии и беды.
Наша общественная жизнь напоминает сейчас терпящее бедствие
двухкорпусное судно, катамаран. Один корпус, социальный, получил
пробоину и наполовину погрузился в воду, палуба перекосилась, вто
рой, национальный корпус вздыбился над водой, а прикрепленный к
нему гребной винт шумно и без толку вертится в воздухе.
Как лечить национальную болезнь, поддерживая в то же время
благородные стремления к национальному самосохранению, возрож
дению, расцвету? Конечно, главным образом не интернационалисти
ческими проповедями, хотя, умные, и они совершенно необходимы.
Коль скоро корни болезни ушли глубоко в социальную сферу, ее не
симптоматическое, а радикальное лечение заключается в глубоких
31
социальных преобразованиях. Они должны выполнять две функции
сразу: повышать социально-экономическое благополучие общества и
вместе с тем переключать общественную активность, энергию людей,
особенно людей общественного долга и подвига, с малопродуктивных
сугубо национальных целей на более продуктивные социальные. Чтото вроде социально-трудовой терапии. При том, что в борьбе с пре
ступлениями на национальной почве, главным образом с убийствами,
не обойтись без жестких и жестоких мер, с «неудобными» националь
ными движениями, даже националистическими, и с их лидерами
нужно обращаться уважительно, быть, как советовал Ленин, беско
нечно внимательными и уступчивыми во всем, что касается форм на
циональной жизни и межнациональных отношений. Нужно снова
учиться жить вместе.
Такова стратегия, в общем выраженная и в платформе КПСС, но,
пожалуй, в отдельных элементах недостаточно определенно. Упуще
ны нюансы, из которых вытекают существенно иные и похожие, но
более радикальные меры. Вот какими положениями можно было бы
поправить или дополнить платформу.
Платформа исходит из того, что есть три типа государственного
устройства: конфедерация (она отвергается), федерация и унитарное
государство. Между тем их пять: конфедерация, национально-терри
ториальная федерация, территориальная федерация (пример —
США), унитарное государство с автономными образованиями, про
стое унитарное государство. Могут ли в одном союзном государстве
объединяться национальные и территориальные единицы? Почему бы
и нет?! Платформа не так уж и далека от этой мысли, поскольку до
пускает «целесообразность перехода РСФСР к управлению по круп
ным регионам».
Если, настойчиво именуя перестройку «революционной», ее ру
ководители хотя бы в порядке исключения пойдут на действительно
радикальные изменения в национально-государственном устройст
ве, то уже сейчас можно было бы принять решение о создании сме
шанной национально-территориальной федерации, в которую на
равных правах вошли бы территориальные единицы («штаты»), то
есть регионы РСФСР и других крупных республик (население кото
рых превышает 10 млн.), и существующие союзные республики.
Тогда СССР состоял бы из тридцати союзных республик. Их при
мерный перечень: Северо-Западная, Среднерусская, Средневолж
ская, Нижневолжская, Южнорусская, Северо-Кавказская, Ураль
ская, Западно-Сибирская, Восточно-Сибирская, Дальневосточная,
Северо-Украинская, Южно-Украинская, Левобережная, Правобе
режная, Западно-Казахстанская, Северо-Казахстанская, Южно-Ка
захстанская, Восточно-Узбекская, Западно-Узбекская, Белорусская,
Азербайджанская, Грузинская, Литовская, Молдавская, Латвийская,
Киргизская, Таджикская, Армянская, Туркменская, Эстонская.
Представим себе, далее, такие нововведения.
32
Вместо союзных республик, разбитых по их желанию на «штаты»,
создаются субфедеральные союзы: Российский, Украинский, Казах
станский, Узбекский. Они не управляют своими членами, но имеют в
качестве органа народного представительства собрание народных де
путатов СССР, избранных от соответствующих республик, и при не
обходимости решают общие для них вопросы, прежде всего в сфере
национального развития. Союзные республики, созданные по терри
ториальному принципу в рамках субфедеральных союзов, в отличие
от других союзных республик не имеют каждая в отдельности права
выхода из СССР. Такое право сохраняется лишь за субфедеральным
союзом в целом.
Совет национальностей Верховного Совета СССР формируется по
таким нормам представительства: союзная республика — 5 чел., ав
тономная — 3, автономная область — 2, автономный округ — 1. Всего
получится 231 чел. Столько же в Совете Союза. Итого в Верховном
Совете СССР 462 чел. Вполне достаточно для постоянно работающего
парламента. Он избирается непосредственно населением. Съезд на
родных депутатов через год—два прекращает свое существование
принятием новой Конституции СССР. Главой исполнительной власти
в Союзе ССР и в союзных республиках является президент, избирае
мый вместе с вице-президентом на конкурсных выборах непосредст
венно населением. Президиум Верховного Совета СССР упраздняет
ся. В качестве высшего консультативного органа учреждается прези
дентский совет, в который входят президент и вице-президент Союза
и президенты 30 союзных республик. Создается также аналогичный
правительственный совет.
Система управления решительнейшим образом децентрализует
ся. Союзные ведомства, за самым редким исключением, не имеют
предприятий и других учреждений в непосредственном подчинении и
ограничиваются стратегией союзного развития. Почти все непосред
ственное управление уходит на республиканский и местный уровни.
Проводится генеральная ревизия и раздел народной собственно
сти. Относительно небольшая ее часть остается общенародной, то есть
принадлежащей советскому народу в целом, представляемому в отно
шениях собственности союзными органами государственной власти и
управления. Преобладающая же часть нынешнего «общегосударст
венного» имущества, включая целиком землю, недра, воды, леса,
признается собственностью народа союзных республик. Их высшие
органы государственной власти передают республиканское имущест
во далее в собственность или полномочное владение территориаль
ным общностям, представляемым местными органами власти и уп
равления, и предприятиям, их трудовым коллективам.
Настоящим базисом советской федерации, как и всего государст
венного строя, призван стать территориальный, в частности респуб
ликанский, хозрасчет. Этот эвфемизм изобретен для обозначения
экономической самостоятельности республик и местных территори
альных общностей, выступающих в качестве ассоциаций трудовых
3-489
33
коллективов — товаропроизводителей, «общающихся» между собой в
соответствии с законом стоимости, через эквивалентный обмен про
изведенной ими продукции на едином общесоюзном социалистиче
ском рынке. Принципиальных различий между республиканским и
местным хозрасчетом нет. Создание территориального хозрасчета и
есть главное направление в решении национальных проблем социаль
но-экономическими средствами. Каждая национально-территориаль
ная общность будет благоденствовать или испытывать нужду в меру
общественной ценности своего труда, измеряемой самым объектив
ным и демократическим — не придерешься — инструментом, а имен
но рынком. Конечно, регулируемым.
Регулирование же рынка, экономической и всей общественной
жизни, учитывая то, что ее органическое единство будет выгодно
всем республикам, потребует максимального единства законодатель
ства. Характеру новой, гибкой, мягкой федерации не только не про
тиворечило бы, но прямо отвечало бы положение, когда будут дейст
вовать не общесоюзные основы законодательства и конкретизирую
щие их кодексы союзных республик, подчас расходящиеся в деталях
без всякой к тому нужды, а единые для всех республик конкретные
законы, принятые, однако, при единогласии союзных республик ли
бо, что представляется оптимальным, простым или квалифицирован
ным (2/3) большинством при отсутствии голосов против. При этом
союзные республики получат право издавать в случае необходимости
(а таких случаев будет, видимо, немного) дополнительные установ
ления к общесоюзным законам, учитывающие действительную спе
цифику республик. Думается, такой порядок соответствует тому
принципу, что полномочия Союза производны от полномочий союз
ных республик.
Представляется, что все эти нововведения, вместе с предусмот
ренными в платформе или взамен них, создадут основы новой со
ветской федерации. И она устроит все республики, в том числе и
те, в которых сейчас сильны сепаратистские настроения. А если все
же в некоторых республиках сепаратистские или конфедерацион
ные настроения возобладают? Что ж, такое положение нет смысла
драматизировать. Почему бы социализму не продемонстрировать
свою способность не только провозглашать высокие демократиче
ские принципы, в данном случае право наций на самоопределение,
но и следовать им?
Нужно будет пойти навстречу национальным желаниям, даже ес
ли не удастся убедить большинство народа той или иной республики в
опрометчивости принимаемого им решения. Разумеется, позаботив
шись о судьбе «мигрантов», в частности о материальной и моральной
компенсации в случае их вынужденной самодепортации, и об общесо
юзном имуществе. И, что исключительно важно, оставляя двери фе
дерации открытыми и для «конфедератов», и для отделившихся. В
благополучную страну они могут и вернуться. Во всех случаях нужно
34
будет позаботиться о добром соседстве — в духе «нового мышления» в
международных отношениях.
Решение всех проблем, которые встали перед перестройкой на ее
нынешнем критическом этапе,* связано с глубокой, радикальной реор
ганизацией партийной системы. Советский социализм реализует, на
конец, модель демократического социализма. Она предполагает мно
гопартийность, ядром которой являются две—три сотрудничающие и
соперничающие друг с другом социалистически ориентированные
партии, предлагающие обществу различные варианты социалистиче
ской политики. Это сложный вопрос, требующий особого разбора.
Послесловие
Настоящая статья была написана и передана в газету «Известия»
в октябре 1989 г. Она печатается без каких бы то ни было изменений,
в своем первоначальном виде.
Статья приурочивалась ко Второму съезду народных депутатов
СССР и очередной сессии Верховного Совета. Нетрудно было предви
деть, что перестройка вступает в свою критическую фазу, что затра
гиваемые в статье вопросы приобретают исключительное значение.
Так и случилось. Но, тогда же набранная, она так и не была напеча
тана, не сработала. Сейчас, когда пишутся эти строки, уже май
1990 г., уже приняты законы о собственности и о земле, уже прошли
выборы в республиканские и местные Советы. А статью, которая мог
ла бы включиться в теоретический и публицистический контекст вы
боров и ответственнейшего этапа законодательства, все еще обещают
напечатать, признавая тем самым, что она того стоит. И даже ознако
мив с рукописью «верха». Не мешает понять сей случай. В нем, как в
капле воды, отражаются некоторые стороны «революционной» пере
стройки. Блокировалась ведь не одна эта статья, а множество подо
бных по своей направленности.
Изучая «эпоху застоя», ученые и публицисты извлекли на свет
божий массу не изданных в свое время научных работ и художествен
ных произведений, другой интеллектуальной продукции. Она харак
теризует эту эпоху наравне с тем, что тогда охотно или со скрипом
публиковалось. Воздавая хвалу перестройке за «гласность», многие
издательства явили миру эту продукцию. Это очень хорошо. Но те же
издательства, пренебрегая «гласностью», начали создавать новый
фонд не допускаемых к публикации работ. И содержание этой закры
той для общества продукции точно так же характеризует перестрой
ку, как в свое время застой. Где ты, плюрализм? О том, чего хотят ру
ководители перестройки и номенклатурные, как и прежде, пресс-бароны, самовластно решающие, что печатать и чего не печатать,
можно и нужно судить не только по декларациям, но и по тому, рас
пространение каких взглядов, идей, предложений поощряется и ка
ких — затрудняется или пресекается. Со временем такое исследова;
Последние комментарии
10 часов 36 минут назад
12 часов 53 минут назад
1 день 3 часов назад
1 день 3 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад