Третья жена шейха (СИ) [Зинаида Хаустова] (fb2) читать онлайн

Третья жена шейха

Пролог

Москва, 1980 год

Елена

Наташа смеется над анекдотом про Чапаева, который я ей рассказала, и жмет на газ.

Московские улицы пусты, машин практически нет. К Олимпиаде город очистили от лишних автомобилей.

Впереди очередной пост ГАИ. Молодых курсантов выгнали на улицы в усиление к сотрудникам автоинспекции. Паренек машет нам полосатой палочкой, и Наташа останавливается у тротуара.

— Товарищ инспектор! — первой в окно кричит подруга. — Мы спешим в олимпийский пресс-центр!

В подтверждение своих слов Гаврилова предъявляет пластиковую аккредитацию на Олимпиаду. Курсантик смущенно улыбается красивой водительнице и позволяет нам продолжить свой путь.

Наташа работает переводчиком в пресс-центре на центральном стадионе имени Ленина в Лужниках. Сегодня у нее выходной. Никто не ожидал, что капиталисты будут бойкотировать наши игры, поэтому переводчиков подготовили слишком много.

Гаврилова в зеленой тенниске и серой юбке. Это официальная форма игр. Ей можно было бы и не предъявлять аккредитацию. И по одежде видно, где она работает.

Я же надела белое платье. Потому что Олимпиада — это праздник.

Сегодня отец разрешил взять Наташе свою "Волгу", поэтому мы в прекрасном настроении. Я кручу ручку и опускаю стекло на дверце. Высовываюсь на улицу и наслаждаюсь легким ветерком.

Утром небо хмурилось, но сейчас прояснилось. Видимо, московские власти опять разогнали дождь. Теперь тучи улетят в Подмосковье и будут поливать наш сад на даче.

Хочется кричать от восторга. От соблазна подальше возвращаюсь в салон автомобиля. Смотрю на Наталью и смеюсь.

В груди легкий трепет от осознания, что скоро я стану частью великого спортивного праздника нашей страны. Даже голова слегка кружится.

Мы с Гавриловой учимся на одном факультете иностранных языков, но на разных курсах. Я на первом, она на втором. Знакомы еще с английской спецшколы, где вместе посещали волейбольную секцию.

Мы на трибуне. Уже сорвали горло. Стадион забит и яростно болеет за своих. Мне кажется, что я стала частью какого-то единого организма. У нас одно дыхание на всех. Мы вдыхаем и выдыхаем, вдыхаем и выдыхаем. Мы объединены одной целью и меня топит в общем восторге.

Соревнования по тройному прыжку.

— Са-не-ев! — орем мы с Наташкой после объявления спортсмена диктором из репродуктора.

Следим за каждым движением легенды советского спорта. Спортсмен разбегается и летит. Задерживаю дыхание, моя душа летит вместе с ним.

Чувствую прожигающий затылок взгляд. Оборачиваюсь и осматриваю ряды. Негры, арабы, азиаты и русские. Все сосредоточены на арене. Хихикаю над своей паранойей и возвращаю внимание на спортивное действо.

— Горло пересохло, — наклоняется ко мне Наташа, — я сгоняю за «Фантой».

— Хорошо, — с радостью соглашаюсь я. Мы столько кричали, что у меня тоже во рту аравийская пустыня.

Затылок снова жжет. Резко поворачиваюсь и обвожу взглядом трибуны. Много лиц, но на меня никто не смотрит. Становится не по себе. По позвоночнику пробегает холодок.

Объявляют результаты. Санеев только второй, но первое место тоже наше — у молодого спортсмена из Таллина.

Золото и серебро у СССР. Трибуны ликуют. На разных рядах начинают открывать шампанское. То здесь, то там слышатся характерные хлопки. Атмосфера праздника. Я беззаботно смеюсь.

Рядом появляется девушка в арабской одежде и протягивает мне открытую бутылку «Кока-колы».

— Peace, friendship! — говорит она по-английски и салютует мне другой бутылочкой.

Я тронута таким знаком внимания. На глаза наворачиваются слезы. Пусть нас бойкотируют, но люди во всем мире приветствуют Советский Союз и игнорируют волю капиталистического лагеря. Я беру колу и чокаюсь с бутылочкой девушки.

— Мир, дружба! — вторю ей по-русски, улыбаюсь и жадно пью напиток.

Меня поглощает черная темнота.

Пролог. Продолжение

Я прихожу в сознание. Не понимаю, где я. Голова шумит и мне безумно страшно.

Ничего не вижу. На глазах повязка.

Я лежу на мягком матрасе. Руки вытянуты вверх, запястья зафиксированы. Пытаюсь опустить руки. Ничего не выходит. Кажется, они прикованы к грядушке кровати.

Слышу шорох ткани и замираю. Кручу головой, но не могу ничего увидеть. Я пытаюсь крикнуть, но только мычу. Рот заткнут кляпом.

Меня охватывает паника. Животный страх, который вытесняет все мысли.

— Не бойся! — раздается низкий мужской голос на английском. — Я не причиню тебе вреда.

Если он думает, что успокоил меня, то ошибается. Я в ужасе кричу. Но из-за кляпа вновь мычу.

Снова шорох одежды. Матрас рядом со мной проминается.

Я чувствую чужие руки на моем теле. Только сейчас осознаю, что я еще и голая.

— Латифа! — шепчет похититель и проводит пальцами по моему лицу.

Я мечусь в ужасе и пытаюсь освободить руки. Чувствую себя птицей в клетке и плачу от беспомощности.

— Тише, детка, не бойся, — уговаривает меня голос.

Ощущаю вес голого тела. Чужая горячая кожа касается моей. Мои ноги сковываются чужими коленями.

В ноздри проникает тяжелый мускусный сладковатый терпкий запах.

Я резко замираю и боюсь дышать. Пытаюсь втянуть живот, чтобы уменьшить телесный контакт.

— Будь послушной, латифа, — рокочет мужчина, — если будешь хорошей девочкой, тебе все понравится.

Я чувствую его губы на своей ключице. Не дышу. Все мои ощущения концентрируются там. Ничего не вижу, ничего не слышу. Только чувствую.

Чувствую, как горячее дыхание опаляет мою кожу, а влажные губы блуждают по телу.

Самое ужасное во всем происходящем, что меня охватывает какой-то непонятный трепет. Это не стыд, а что-то другое.

Мне страшно, но прикосновения чужих рук и губ не вызывают омерзения. Это будоражит и волнует. По телу проходит волна мурашек.

Я прислушиваюсь к томительным ощущениям. Снова задерживаю дыхание, потому что его язык касается моего соска. Мужчина засасывает его в рот и облизывает со всех сторон.

Закрываю глаза под повязкой. Настолько все пронзительно.

Мое дыхание учащается. Внизу живота разливается непривычное тепло. Это приятно.

Все происходящее кошмар наяву. Но мне приятно. Какой-то бред!

Похититель резко разводит руками бедра. Мое лицо заливается красным. Как хорошо, что я ничего этого не вижу. Наверное, умерла бы со стыда.

Мужчина что-то бормочет по-арабски.

Я чувствую его язык в развилке моих ног. Это какое-то безумие. Что он вообще делает? Психически больной, видимо. Как его пустили на Олимпиаду?!

В следующий момент все мысли покидают мою голову. Каждое движение его языка запускает по телу приятные волны. Томительное напряжение охватывает все существо.

Нет, он не псих. Просто сказочный маг.

Это последняя моя мысль. После этого мое тело и мое сознание взрываются. По телу проходят разряды блаженства. Меня выгибает дугой и трясет. Какая-то неизвестная магия.

После взрыва тело обмякает, по каждой клеточке растекается нега.

Сквозь вату в моей голове слышу хриплый английский.

— Теперь ты не будешь кричать, девочка?

Кляп изо рта исчезает, но врывается властный язык. Изучает мои глубины. Я расслаблена максимально. Смутно мелькает мысль, что наконец-то я поцеловалась по-настоящему.

— Ты когда-нибудь спала с мужчиной, латифа? — интересуется маг.

— Нет, — отрицательно мотаю головой.

— Может быть слегка больно, но я буду осторожен, — обещает мне баритон.

Моих губ снова касается нежный поцелуй. Чувствую тяжесть горячего тела. Мысли растекаются вязкой массой. Что он вообще имел в виду?

Жуткий грохот. Падает что-то явно большое.

— Быстро с нее слез! Милиция! — слышу яростный крик.

Вот теперь меня охватывает жуткий стыд. Тяжесть с моего тела исчезает, и сразу становится холодно. В следующий момент на меня набрасывают покрывало.

Повязка с глаз исчезает, и я морщусь от яркого света. Пожилой сотрудник органов в форме возится с моими наручниками.

Выцепляю глазами детали. Гостиничный номер. Валяющаяся на полу дверь. Мощная спина и голые подтянутые ягодицы моего мага, которого держат правоохранители.

— Не смотри туда, деточка, — предостерегает меня милиционер.

Вздыхаю и послушно отворачиваю голову.

Глава 1. Свидание

Москва, 1983

Елена

Мы сидим в кинотеатре и смотрим «Возвращение резидента». Мне кажется, Николай посмотрел его уже раз десять. Сегодня захотел показать мне.

Я с трудом сдерживаю зевоту. С фильмами всегда существует проблема неоправданных ожиданий. Полев так восхищался данной кинокартиной, что я ждала чего-то чрезвычайно заоблачного.

Николай учится в Высшей школе КГБ и ему все это очень близко. Разведка, контрразведка, оружие и погони. Я не могу разделить его энтузиазм.

Когда окончательно обмякаю в кресле и хочу погрузиться в свои мысли, чувствую, что к моей ладони прикасается другая.

Рефлекторно одергиваю руку и тут же жалею. Заставляю себя вернуть ее назад на подлокотник. Николай больше не повторяет свою попытку. Чувствую, как от него повеяло холодом.

Тяжело вздыхаю и снова вспоминаю все. Тогда, три года назад, Наташа мне сказала, что меня хотели обесчестить. Это очень смешно звучало после получения статуса потерпевшей. Перед этим меня долго и нудно опрашивали следователи, потом осматривали врачи. Самым ужасным был осмотр гинеколога. Вот они меня точно обесчестили, а маг просто показал волшебство.

Я сто раз пожалела, что у меня такая энергичная подруга. Сразу видно, что папа Наташи работает в КГБ. Гаврилова быстро провела опрос наших соседей на стадионе и поняла, что со мной что-то случилось. Так как в Лужниках она к тому моменту знала каждую собаку, быстро подняла на уши милицию.

Несколько сотрудников вспомнили, как мужчина в арабской одежде вел девушку в полубессознательном состоянии. Его опросили с помощью переводчика, он ответил, что я перебрала шампанского.

Милиция знала, что творится на трибунах, но закрывала глаза на вольности граждан. Мужчина же вел себя так властно, что никто даже не попытался отобрать у него советскую гражданку.

Потом оказалось, что бдительный дворник запомнил номера нашего такси. В гостинице тоже работали внимательные сотрудники. Поэтому меня так быстро нашли.

Но лучше бы не нашли. Я не знаю, какие намерения были у моего мага, но верю, что он не причинил бы мне вреда. Лучше бы меня обесчестил он, чем все эти многочисленные другие люди. Никогда не забуду похабную улыбку молодого следователя, который заставлял повторять подробности произошедшего.

Теперь возможная близость с другим мужчиной у меня вызывает подсознательный ужас.

Я тогда очень волновалась за моего мага. Оказалось, напрасно. Наташа сообщила мне под большим секретом, что он оказался каким-то важным человеком в своей стране. Его просто выслали из СССР ближайшим рейсом. Больше никаких санкций не последовало.

Гаврилова очень злилась по этому поводу, а я тихонечко радовалась, но тоже делала вид, что злюсь.

По поводу случившегося у меня очень смешанные чувства. Все вокруг твердили, что это была попытка изнасилования. Мне очень стыдно за то, что мне понравилось. Что мой протест так быстро во мне заглох. Постоянно корю себя за то, что, видимо, я падшая женщина.

Становится грустно от того, что наша мама умерла, когда мне было девять лет. Она была доброй и очень чуткой. Я знаю, что смогла бы обсудить с ней волнующие меня вопросы. У Наташи не было близости с мужчиной, она меня не поймет и ничем не сможет помочь.

В любом случае, все со мной случившееся не повод шарахаться от прикосновений Николая. Папа его одобряет, рано или поздно мы поженимся. Мне нужно будет перешагнуть через свои страхи. Сейчас же мое поведение просто невежливо.

Мы выходим из кинотеатра «Космос», переходим проспект и идем к моему дому. Я волнуюсь, кусаю губы и собираюсь с духом. Наконец-то сама беру Николая под локоть. Чувствую, как он постепенно отогревается.

— Как тебе кино? — интересуется Полев.

— Тебе не показалось, что от него веет идолопоклонничеством перед западом? — задаю встречный вопрос.

— Что ты имеешь в виду? — хмурится Николай.

— Успехи нашей разведки как-то смазаны, зато активно пропагандируется западный образ жизни. Красивые дома, красивая мебель, красивая одежда, кафе, рестораны. По-моему, это не кино, а идеологическая диверсия, — произношу я как можно легкомысленнее.

— Никогда не смотрел с этой точки зрения, — задумчиво отзывается Полев, — может быть ты и права.

— Не понимаю, как подобные фильмы проходят цензуру. Видимо, цензоры им сочувствуют.

— Тебе тоже нужно было идти в школу КГБ, — хмыкает Николай, — за какие-то два часа открыла заговор в киноотрасли.

Пожимаю плечами и никак не комментирую. Мы уже пришли к нашему дому.

До смерти мамы мы жили в военном городке под Подольском. Потом друзья помогли перевестись папе в Москву. Мы получили двухкомнатную сталинку в неплохом районе. Первое время боялись, что папу опять куда-нибудь переведут. У военных это обычное дело — постоянные ротации. Но, наверное, руководство решило не трогать отца-одиночку.

Поднимаемся в лифте на четвертый этаж. Эта обычная неловкость при прощании. Собираюсь с духом и мужественно подставляю щеку для поцелуя. Облегченно закрываю за собой на замок дверь.

Глава 2. Семья

Захожу на кухню. Папа жарит картошку и напевает под нос мотивчик из «Чародеев».

Смотрю на настенные часы, которые ритмично громко тикают. Они внушают уверенность, что все идет своим чередом. Ход времени неизменен. За зимой придет весна, а потом и лето.

Я подхожу к окну и беру в руки лейку. Поливаю цветы на подоконнике.

— Алена! — восклицает папа, перенаправив на меня внимание. — Ты одна? Могла бы пригласить Николая на чай.

Отвернувшись от отца, немного морщусь. Беру палочку и рыхлю землю в горшках. На нее сразу налипают черные комки, но я не обращаю внимания. Делаю вид, что поглощена занятием.

— Ему нужно было учить какие-то конспекты, — уверенно вру.

Смотрю в окно. Наблюдаю, как кружат снежинки в свете фонарей.

— Сядь, Алена, нужно поговорить, — серьезным тоном говорит папа и мне становится не по себе.

Втыкаю палочку в землю. Прохожу к раковине и ополаскиваю руки. Вытираю их кухонным полотенцем, висящим на крючке сбоку. Опускаюсь на табурет и выпрямляю спину. Напряженно смотрю на родителя. Он нервничает. Взгляд бегает. Дерганными движениями вытирает руки о кухонный фартук.

Садится напротив и мгновенно становится решительным, спокойным и собранным.

— Алена, скоро Пете исполнится восемнадцать. После этого меня могут отправить в Афганистан.

Я вздрагиваю, как от удара. Все мое существо отвергает услышанную информацию. Какой-то бред. Только не моего папу. Как утопающий я пытаюсь ухватиться за первую попавшуюся соломинку.

— Ты можешь уволиться, — с жаром предлагаю я.

— Меня никто не отпустит, — усмехается папа, — тем более, мне всего три года до предельного возраста. Уволюсь в обычном порядке.

Меня бесит его легкомысленность. Как можно так спокойно относиться к вопросу жизни и смерти. Вскакиваю с табурета и начинаю ходить по кухне. Лихорадочно вспоминаю все, что я слышала об отставке.

— Я знаю. Это можно сделать. Наташа мне говорила. Можно купить медкомиссию или сделать вид, что ты ударился в бога. Есть люди, которые все это проворачивали. Медкомиссия надежнее, но верующего тоже не будут держать в армии. Это все реальные случаи из жизни. Кто очень хотел, тот находил путь, чтобы уволиться.

— Алена, прекрати, — мягко останавливает меня отец, — то, что ты предлагаешь, недостойно советского офицера. К тому же я не трус и готов выполнить долг перед родиной. Признаться, мне было стыдно перед товарищами все это время. Получалось, что я прикрываюсь детьми. Я хотел поговорить с тобой не об этом.

— А о чем? — вздергиваю я бровь. Волнение нарастает. Мне кажется, что плохие новости еще не закончились.

— Сядь! — командует отец своим офицерским тоном, и я подчиняюсь. — Я хотел бы, чтобы вы с Николаем поскорее расписались. Я уверен, что Петя один не пропадет. Ты же слишком тепличное растение, я хочу передать тебя в сильные руки.

Набираю полные воздуха легкие. Резко выталкиваю его из себя. Сердце переходит на рваный ритм. Меня начинает трясти и хочется устроить истерику.

Почему-то в голове крутится фраза про тепличное растение. Отец хочет, чтобы Коля обо мне заботился. Поливал и рыхлил почву палочкой? Напрашиваются неприличные ассоциации.

Я не хочу замуж. При мысли о первой брачной ночи все внутри переворачивается. Я еще не готова.

Но как я могу признаться родному отцу, что не смогу сейчас лечь в постель с Колей. Мне нужно еще время, чтобы настроиться. Уверена, у меня все получится. Только не сейчас.

Громкое тиканье часов начинает бить куда-то в висок. Растираю его пальцами.

— Ты не должен думать о худшем. Ты нам нужен и с тобой ничего не случится, — вскакиваю с табурета и быстрым шагом иду в свою комнату. За спиной раздается тяжелый вздох отца.

В моей комнате брат. Сидит на полу, опершись спиной о мою кровать. Рядом с ним стоит приемник. Он перепаян каким-то хитрым образом и принимает вражеские голоса. Трансляцию еле слышно. Какие-то диссиденты с той стороны демаркационной линии на русском языке рассуждают о тоталитаризме.

— Петя, — раздраженно бросаю я, — опять ты потребляешь буржуазную пропаганду.

— Не бухти, систер, — ухмыляется юноша, — я понимаю, что все врут. Для составления правильной картины нужно быть в курсе обеих позиций.

Он поворачивается ко мне лицом и наблюдает за мной с хитрым прищуром. Невольно любуюсь братом. Красивый молодой человек. Одет в джинсы и красно-белую олимпийку. Джинсы купил сам у фарцовщиков на самостоятельно заработанные деньги.

— Ну да, потребление дезинформации очень поможет тебе составить полную картину, — иронизирую я, — в любом случае, заканчивай. Я не хочу ничего этого слышать.

— Не волнуйся, систер, я уже договорился, мне должны подогнать ленинградские стереонаушники, осталось чуть-чуть накопить.

— Опять будешь мешки таскать? — падаю в кресло и устало откидываю голову на спинку.

— Ага, завтра договорился на ночную смену на хлебном комбинате.

— Отец говорил тебе про Афганистан? — спрашиваю с закрытыми глазами.

— Угу, — подтверждает брат, — скоро ты станешь Полевой?

Зажмуриваюсь от этого вопроса. Потом открываю глаза и обвожу взглядом комнату. Все просто, без изысков. Кровать, письменный стол, кресло, платяной шкаф. Но для меня это лучшее место на свете. Если я выйду замуж, я должна буду переехать жить к Коле? Обитать в чужой квартире с чужими людьми? Зачем это все нужно?

— Нет, — упрямо выдаю я, — это не к спеху, с папой ничего не случится.

— Я думал, девушки всегда жаждут поскорее выскочить замуж за своих парней, — хмыкает Петя, — а, вообще, систер, смирись. Похоже, у отца идея фикс ускорить ваш брак. Так что учись расписываться новой фамилией.

Мысли мечутся в голове, как штормовые волны. Я должна переубедить папу. Придется быть честной. Вдох-выдох. Разворачиваюсь и иду его искать.

Отец по-прежнему на кухне. Сидит за столом и читает газету. Часы тикают. Отсчитывают мое беззаботное время. Бьют стрелками по натянутым нервам.

— Пап, — зажмуриваю глаза и выдаю, — я не хочу пока замуж, потому что я не смогу лечь в постель с Колей.

Отец вздыхает, сворачивает газету и откладывает в сторону. Встает, подходит ко мне, обнимает. Я утыкаюсь носом в его грудь.

— Все девушки стесняются, — мягко говорит папа, — ты привыкнешь. Это твой женский долг.

Глава 3. Конференция

Сегодня научно-практическая конференция на филфаке МГУ по проблеме перевода англоязычных текстов.

Я еду в метро, читаю Пруста. Взгляд постоянно спотыкается о бесконечные рефлексии классика, бегает снова и снова по одному и тому же абзацу. Как часто бывает в такие моменты, я улетаю в собственные грезы. В миллионный раз пытаюсь представить, как выглядел мой маг.

Я знаю совсем немного о его внешних данных. Он высокий, широкоплечий и узкобедрый. У него темные волосы. Все остальное я могу себе придумать. Чем я и занимаюсь. Снова и снова.

Глаза, конечно же, черные как смоль. Такие же всегда у арабов. Полные губы.

На этом месте я постоянно теряюсь, потому что память подбрасывает воспоминания. Что именно делали эти губы. Вниз живота стекает теплая патока. Голова начинает кружиться.

Внезапно вагон вылетает на метромост на Воробьевых горах. Перед глазами предстает вид зимней Москвы-реки. Электрический свет заменяется естественным.

Это вырывает меня из дум. Звучит внутренняя сирена, что скоро на выход. Я встаю со своего места и подхожу к двери. На Университете покидаю вагон.

С Гавриловой мы должны встретиться в центре зала. Некоторое время я слоняюсь челноком вдоль широких колон. Невольно вспоминаю студенческие байки, что под территорией университета есть целый подземный город. Размышляю, можно ли из метро пройти тайными коридорами и оказаться прямо под главным корпусом? Мне кажется, что можно.

Шпенглер считал, что у каждой цивилизации есть какая-то основополагающая идея. По его формулировке "душа культуры". Например, у античной цивилизации такой идеей была телесность, а у европейской — бесконечность. Я бы сказала, что идеей советской цивилизации является таинственность. Закрытые города, секретные НИИ, ракетные факультеты в лесных вузах.

Несомненно, должен быть тайный подземный путь из метро прямо в корпус.

Наконец-то подруга приезжает, и мы идем на выход.

Где находится первый гуманитарный корпус, мы отлично знаем. Школьницами часто посещали олимпиады, а студентками конференции. Быстро доходим до него бодрым шагом.

До обеда усердно слушаем доклады. Ходим по секциям, пишем конспекты. Все ужасно интересно, и нет времени на досужие разговоры.

В перерыв идем в столовую. Здесь народу набилось, как сельдей в бочке. Складывается ощущение, что пообедать нам не судьба.

Мы стоим в длинной очереди из участников конференции. Вдруг подходит моя одноклассница, которая учится на переводческом отделении филфака МГУ.

— Ой, Оль, привет! Я тебя не видела на секциях, — искренне радуюсь я встрече.

— Что-то здесь сегодня аншлаг, — растерянно оглядывает очередь Соболева, — пойдемте в ГЗ?

Охотно соглашаемся на предложение. Главное здание МГУ почти легенда. Не так часто удается там побывать. Быстро следуем за Олей по заснеженной площади. Перемещаемся быстрым шагом, чтобы сэкономить время.

В главном здании сдаем пальто и проходим в цоколь до одной из столовых. Вскоре мы уже сидим за столиком и поглощаем обед. Нужно признать, что в МГУ кормят вкуснее, чем в нашем вузе.

После первого насыщения начинаем болтать. Время стремительно убегает, но мы с Олей давно не виделись. Жалко сейчас расставаться. Решаем пропустить следующую секцию.

Рассказываю девочкам о своих проблемах. О том, что придется выйти замуж, хотя я предпочла бы подождать. Слегка жалуюсь на отца, хотя это не очень красиво. Но после моего рассказа, чувствую, что меня отпускает обида на папу. Значит не зря выплеснула свои эмоции.

— Лен, тебе не кажется, что если ты сомневаешься, то это не твой человек? — огорошивает меня вопросом Ольга.

За столом повисает молчание. Я смотрю на одноклассницу распахнутыми глазами. Совершенно неожиданная идея. Тут отмирает Гаврилова и оппонирует Ольге.

— Коля учится в школе КГБ. Ленка будет упакована по полной программе. Мама никогда не жалела, что вышла за папу, — яростно спорит с Соболевой Наташка.

Летят искры. У девушек противоположный подход к браку. А я впадаю в анабиоз. Просто не мой человек? Может быть это правда?

Если предположить, что мое неприятие прикосновений относится к конкретному человеку, а не ко всем мужчинам сразу, то что? Все это может быть не последствием так называемого «изнасилования», а индивидуальной несовместимостью.

Я никакая не сломанная девушка, просто Николай мне не подходит. Просто не мой человек.

Что значит «не мой»? Это значит, что я его не люблю.

Но тогда все совсем печально. Если все дело в любви. Могло ли так случиться, что моей любовью был мой маг. Хотя я никогда его не видела. Но любовь — это же про единство душ. А души узнают друг друга даже тогда, когда глаза не видят.

Если я правильно понимаю, любовь должна быть одна на всю жизнь. Следовательно, если моя любовь мой маг, то другой любви мне ждать не стоит.

Что все это для меня значит? Папа прав. Мне надо выходить за Колю. Я привыкну и буду выполнять свой долг.

Из моего оцепенения меня выводит появление за нашим столом постороннего молодого человека. Ольга представляет нам своего друга. Он венгр и учится в МГУ по обмену. Живет в общежитии главного здания.

Венгр недурен собой. Черные опасные глаза. В груди что-то щелкает. Наверное, именно такие у моего мага. Но эти конкретные глаза прожигают Ольгу, и я мгновенно теряю интерес к венгру. Наблюдаю, как щеки одноклассницы заливаются румянцем. Кажется, чувства взаимные.

Пытаюсь вникнуть в рассказ товарища из социалистического лагеря на слегка искаженном русском.

Берток объясняет, что его сосед по комнате только что вернулся с родины из Чехословакии. Естественно, он приехал не с пустыми руками, а привез вещи и косметику на продажу. Если мы придем к ним в гости в общежитие, то станем первыми покупателями. Сможем посмотреть полный ассортимент из привезенного, а не оставшийся потом шлак.

Ольга с Натальей загораются идеей. Считают, что это просто фортуна. Всегда лучше отовариваться у иностранцев, чем искать нужные вещи у фарцовщиков дороже. Поступает предложение прогулять конференцию.

Я не разделяю энтузиазм подруг. У меня нет лишних денег на разные заграничные изыски. Но отрываться от коллектива нельзя, и я тоже соглашаюсь подняться в общежитие.

Глава 4. Князев

Загружаемся вместе с Бертоком в лифт. Проходим по бесконечному коридору и наконец-то попадаем в комнату. Она небольшая, на двоих человек. Когда заходим еще мы с подругами, становится откровенно тесно.

Патрик достает большой чемодан. Кладет его на кровать и демонстрирует подругам содержимое.

Чтобы не толпиться, выхожу из пенала. К блоку из двух комнат прилагается раздельный санузел. За одной из дверей обнаруживаю душевую. Захожу, мою руки и умываюсь, чтобы освежиться. Выхожу в коридорчик и выжидаю подруг там. Дверь во вторую комнату приоткрыта. Я немного меняю дислокацию, чтобы заглянуть внутрь.

Оттуда доносятся звуки фильма на английском языке. Меня разрывает от любопытства. Подхожу немного поближе, меняю угол обзора.

На кровати сидит молодой человек со спортивной фигурой. Он оперся спиной о стену и, видимо, смотрит телевизор. Чувствует мой взгляд и поднимает глаза.

Резко отпрыгиваю в сторону и хихикаю в кулак. Тем временем дверь распахивается, и молодой человек выходит. Цепко меня осматривает и проходит в туалет. На обратном пути заглядывает в комнату соседей, быстро оценивает происходящее. Поворачивается ко мне и предлагает:

— Если вы знаете английский, можете пока посмотреть у меня кино.

Почему-то смущаюсь и опускаю глаза, но любопытство перевешивает, и я быстрым кивком соглашаюсь на предложение.

Дверь передо мной распахивается. Прохожу внутрь, неуверенно застываю посередине.

Осматриваю комнату. Две заправленные кровати. Платяной шкаф. Вся мебель очень добротная. Очень подходит для общежития.

На деревянном столике стоит маленький телевизор и большой видеомагнитофон. На экране застыл стоп-кадр с каким-то полуголым человеком.

— Присаживайтесь, — предлагает незнакомец, — прошу прощения за дурные манеры, меня зовут Алексей Князев.

Опускаюсь на край кровати.

— Елена, — представляюсь в свою очередь, — и можно на «ты».

Алексей кивает. У него еле заметный акцент, и я уточняю:

— Ты тоже иностранный студент?

— Да, я англичанин, — кивает тот.

Невольно вздергиваю бровь:

— Ты очень хорошо говоришь по-русски, — замечаю хмурясь.

Не думаю, что согласилась бы на приглашение, если бы знала, что передо мной представитель западного лагеря.

— Мой прадед был русским дворянином. Эмигрировал вместе с маленьким дедом во время гражданки. Дома всегда говорили по-русски. Можно сказать, что у меня он нативный.

Час от часу не легче. Еще и представитель враждебного класса.

— Я уже смотрю «Рэмбо». Это американский боевик. Можно поставить что-нибудь другое и посмотреть с начала, — переводит мое внимание Алексей.

— Нет, я не хочу тебе мешать, — быстро отказываюсь я.

— Ты не мешаешь, — опровергает Князев и падает рядом со мной на кровать, — можешь присесть поудобнее, я тебя не съем.

Неуверенно двигаюсь ближе к стене и, подражая англичанину, на нее опираюсь. Платье задирается выше колен. Быстро его одергиваю. Оборачиваюсь на Алексея, чтобы понять, видел ли он произошедшее. На его губах легкая усмешка. Несомненно заметил.

Глава 4.1. Элиты

Алексей

Девчонка нехотя усаживается ближе к стене. Платье задирается, оголяя недурные коленки, обтянутые бежевым капроном жуткого оттенка.

Резко тянет платье вниз и нервно оглядывается на меня. Да, крошка, я успел заценить. Ножки что надо.

Платье, кстати, тоже неплохое. Тонкая шерсть и покрой недурен. Последний пункт в советах обычно страдает. Ткани встречаются очень качественные, но пошивают из них что-то не то.

— Красивое платье! — озвучиваю свои мысли.

Девчонка мило краснеет. Очень недурна. Прямо нежный цветочек.

— Спасибо! Я сшила сама.

— Вы просто мастерица! — совершенно искренне восхищаюсь я.

— Мы перешли на ты, — напоминает Елена.

— Точно. Прости. В СССР все девушки мастерицы?

— Не все. Но многие. — скромно замечает девчонка.

Вспоминаю местные женские журналы с приложенными выкройками актуальных фасонов. Память для контраста подкидывает «Космо», который читала моя лондонская подружка. А именно статью «Пять видов женских оргазмов». Думаю, Елена впала бы в шок от подобного. Губы непроизвольно растягиваются в усмешку.

Вообще, местные девушки отдельная тема. Трепетные, как лани. Но целуются отчаянно, как страстные одалиски. Подозреваю, что в постели тоже были бы горячие, но предпочитаю не рисковать. Слишком много девственниц и последствия непрогнозируемые. Сбацают какой-нибудь товарищеский суд, и чувствуй себя мальчиком для морального битья. Поэтому секс не отличается разнообразием. Обычно бывает с Лизкой с мехмата, которая страшненькая, поэтому безотказная. Но кончает очень красочно, всем парням нравится.

Кратко пересказываю Елене предыдущий сюжет. Не думаю, что ей понравится боевик про ветерана с вьетнамским синдромом, но сама отказалась от другого фильма.

Какое-то время молча наблюдаем за стрельбой и погоней. Воздух сгущается. Кошусь на свою гостью. Та сидит, поджав губы. Ноздри раздуваются. Сейчас взорвется. Считаю про себя секунды до неизбежного.

Резко поворачивается лицом ко мне и выдает обвиняющим тоном:

— Моего папу могут отправить в Афганистан. Это все ваши капиталисты начали всю эту заваруху. Еще скажи, что это не так! — Елена пышет праведным гневом.

— А зачем вы туда влезли? — хладнокровно парирую я.

— Потому что нас спровоцировали, и это наш интернациональный долг! — гордо заявляет девчонка.

Надо же. Идейный экземпляр. Давно мне не попадались подобные.

— Интернациональный долг, — скептически хмыкаю, — больше похоже на предательство наверху. Кто-то протащил решение через ЦК. Дал повод западу пробойкотировать олимпиаду и затянуть советы в затяжную войну. Может быть, это ваш текущий генсек, а?

Девчонка игнорирует мои шпильки в адрес их продажных элит. Продолжает все с тем же пафосом:

— Зачем вы все это делаете? Неужели так трудно жить мирно?

Поворачиваюсь к ней и какое-то время рассматриваю. Очень идейный экземпляр. Таких всегда хочется сильно шокировать. Прямо обухом по голове, как гласит старая русская пословица:

— Вы выскочки в глазах старой аристократии. Афганистан — просто очередной способ поставить выскочку на место.

— Что ты имеешь в виду? Почему выскочки? — округляет глаза и выглядит ошарашенной.

— Страна без корней. Своеобразный нувориш в мире большой игры. Нуворишей постоянно гнобят. Здесь работает та же схема.

— Почему нувориш? России почти два тысячелетия.

— Ту Россию мы проиграли англосаксам в 17 году.

— Кто мы?

— Русское дворянство. Мы просрали свою страну. Теперь СССР неустойчивое образование. Нет старых родов. Нет национальных элит, которые имеют стратегию, миссию и национальную идеологию. У вас нет будущего. Вас сожрут другие мировые элиты, у которых все это есть.

— Прости, но ты несешь бред. В 17 году русский народ сбросил бремя зажравшихся капиталистов и попов, никакие англосаксы тут не причем.

Блин, опять двадцать пять. Хочется услышать что-нибудь новенькое.

— В 17 году «большая игра» закончилась безоговорочной победой Британской империи. Главное, что Россию откинули куда-то в век шестнадцатый по геополитическому влиянию, а англосаксы развязали себе руки и получили в пользование всю мировую шахматную доску.

— Опять бред. Теперь эту игру ведет Советский Союз.

— Возможно, — не спорю, — однако, все двадцатые у англосаксов были развязаны руки. Русские богатства пограбили знатно. Тебя не удивляет, что в тот период американские биржи пухли как на дрожжах? А великая депрессия в США случилась в 1929 году. Примерно тогда, когда троцкистов начали вытеснять из власти.

— Не знаю, что такое биржи. Не вижу тут связи с революцией.

— Окей. Главное, что ты должна знать — биржи растут, когда есть свободные деньги. Много свободных денег. Для демонстрации связи расскажу только об одном факте. Англичане заключили с СССР концессию на добычу золота. По условиям договора в казну отдавали только 7 процентов от добытого металла, остальное вывозили совершенно бесплатно. Советы разорвали концессию в 1929 году. А таких конфессий было множество. Резкое сокращение притока свободных денег на биржи привело к панике и великой депрессии.

Девчонка растерянно хлопает глазами. Кажется, сильно плавает в этом периоде истории и в рыночных реалиях. Но сдаваться не намерена. Распрямляет спину и заходит с другого ракурса.

— Если следовать твоей логике, получается, что британцы победили, а ты покорно склонил голову перед победителем?

— Речь сейчас не обо мне. И я никто. Ваша липовая история гласит, что буржуи убегая ограбили страну. Если бы это было так, русские сейчас были бы теневыми элитами запада. Напомню, что Российская империя была одной из богатейших стран Европы. К сожалению, нет, никто ничего не вывез. Мало кто был так прозорлив, чтобы перевести капиталы заранее. Все-таки русское дворянство в массе своей было патриотично настроено. В итоге убегали с ручной кладью.

Елена саркастично хмыкает:

— Что-то слабо верится.

Могу только пожать плечами. Я не Иисус, заставить поверить никак не смогу.

— Спор славянофилов и западников закончился безусловной победой вторых. Ибо у них-то были и дома в Европе, и счета в западных банках, — иронично добавляю к предыдущему заявлению. — А капиталы славянофилов достались вороватым революционерам. Потом их через Коминтерн активно выводили на тот же запад.

— Ладно, — сдается Елена, — допустим. Но, что касается элит, ты не прав. В твоих словах звучит снобизм. За эти десятилетия СССР вырастил новые элиты. Как бы тебе не было печально это слышать, но мы обошлись и без зажравшихся дворян. Выиграли мировую войну. Стали центром одной из двух мировых сил.

У меня есть, что сказать про их хваленую элиту. Особенно в тот момент, когда ее подружки азартно рассматривают западные шмотки. Вся советская партноменклатура помешан на западных шмотках, и это начало конца.

Но мне внезапно не хочется больше спорить. Пусть у Елены наивные идеалы, но у нее так красиво пылают щеки и горят глаза, что победа в дискуссии теряет для меня всякий смысл.

Я повинуюсь порыву. Скидываю спортивные шлепки, в которых хожу по общежитию. Вытягиваюсь на кровати и кладу голову Елене на колени. Утыкаюсь носом в развилку ее ног.

Мой любимый момент. Пойманная врасплох трепетная лань замирает и задерживает дыхание.

Елена явно не знает, что делать.

Рэмбо лютует на экране. Мы же молчим.

Чувствую усиливающийся запах желания девушки. Мой железный стояк от этого становится еще тверже, хотя казалось, что это невозможно.

Время замирает. Чувствую себя, как в «Солярисе» Тарковского. Тот самый момент невесомости. Все-таки Тарковский чертов гений.

— Я вам помешал? — слышится саркастичный голос моего соседа Лукаса.

— Да, придурок! — злобно подтверждаю я. Беру подушку и кидаю в наглую рожу.

Немец задорно ржет, ловит мой снаряд и бросает его обратно. Совершенно не вовремя у этого флегматика прорезалось игривое настроение.

Моя трепетная лань оживает, вскакивает с кровати и вылетает из комнаты.

Глава 5. Фильм

Елена

Второй день конференции. Сегодня вечером девочки должны опять идти к чеху, чтобы отдать деньги и забрать отложенные вещи. Я должна буду пойти с Наташей.

При мысли об этом сердце тревожно бьется. Может быть, мы все сделаем как-нибудь быстро и не успеем с ним пересечься.

Нельзя сказать, что я избалована мужским вниманием. Так получилось, что училась я в английской спецшколе, поэтому мальчиков у нас было меньше девочек. В нашем же педагогическом институте иностранных языков парней и того меньше. Те же, которые есть в наличии, сильно избалованы женским вниманием. Смотрят прежде всего на ярких девушек, я же скорее серая мышка.

Когда за мной стал ухаживать Николай, я сразу отнеслась к нему серьезно. Перебирать было особо не из кого. Поэтому внимание постороннего человека меня приводит в какой-то ужас. Можно сказать, что судьба моя решена. Я просто хотела повременить со свадьбой, но никогда не сомневалась, что она случится. Теперь же все как-то усложнилось, и это очень сильно нервирует.

Вспоминая вчерашнее, я заливаюсь краской. Алексей меня не трогал. Его голова просто лежала на моих коленях. Но его теплое дыхание согревало мое чувствительное место. И я почувствовала отблеск того трепета, который вызывал во мне мой маг.

Теперь я испытываю смешанные чувства. С одной стороны, мне хочется проверить, как на меня действуют прикосновения Алексея. Будут ли они мне неприятны или нет. С Князевым у меня быть ничего не может, просто хочу попытаться понять себя лучше.

С другой стороны, после вчерашнего я просто боюсь с ним пересекаться. Его поведение непредсказуемо и пугает. Опять же он представитель капиталистического лагеря. По большому счету, просто враг. Чтобы он там не говорил про патриотизм аристократии, мне-то представился англичанином.

Возможно, все его вчерашние речи были для того, чтобы влезть в доверие. Кто знает его мотивы. Может быть, он пытается меня завербовать. А потом заставит совершать диверсии на территории Советского Союза.

Блин, может быть, я пересмотрела шпионских фильмов, теперь везде вижу подвох.

Чем ближе к вечеру, тем меня больше потряхивает. Не могу понять от страха или волнения. Наташа о чем-то со мной говорит, но я отвечаю невпопад и заторможенно. Она уже на меня косится, надо бы взять себя в руки.

В главном здании нас внизу встречает Берток. Они с Олей опять завороженно смотрят друг на друга. В груди на мгновение как-то щекочет, и я стыдливо отвожу взгляд.

Чем ближе подходим к комнате мальчиков, тем громче стучит в груди сердце. Господи, что же я буду делать, если мы сейчас опять встретимся?

Не рискую в этот раз оставаться в коридорчике. Прохожу в комнату студентов из соцлагеря и замираю у дверного косяка, чтобы не сильно мешаться. Сердце уже долбит где-то в ушах.

Вздрагиваю всем телом, когда чувствую теплую руку на талии. Тут же бархатный голос приглушенно спрашивает на ухо:

— Зайдешь сегодня в гости?

— Нет, — отвечаю еще тише.

— Почему? — не отстает Князев. — Я тебя напугал?

Напугал совсем не то слово. Не передает всех оттенков эмоций. Но признаваться я не собираюсь. Как можно тверже говорю:

— Нет, — после небольшой паузы озвучиваю приличную причину, — просто мы сейчас уже уходим, как только девочки расплатятся с Патриком.

Князев хмыкает мне на ухо и громко задает вопрос:

— Девушки, есть желание посмотреть у нас «Калигулу»?

Оля с Наташей заинтересовано вздергивают головы, а я начинаю просить про себя, чтобы они отказались. Смотрю на вспыхнувшие глаза Гавриловой и понимаю, что это провал.

— Это исторический фильм? — интересуется Наталья.

— Да, про древний Рим, — уверенно заверяет Князев, — только на английском языке.

— Это же чудесно, — смеется Гаврилова, — прокачаем свое аудирование. Скажите же, девочки?

Оля активно кивает, а я обреченно иду в капиталистическую комнату.

На своей кровати лежит сосед Алексея. Видит меня и встает.

— Лукас, — протягивает руку для приветствия.

— Елена, — отвечаю и тоже тяну ладонь. Немец ее ловит, переворачивает и оставляет поцелуй над тыльной стороной, не касаясь кожи. Я в шоке. Какие-то буржуазные замашки.

Следом за мной входит Наташа, которой явно нравится процедура знакомства. Ее щеки заливаются румянцем, и она не спешит выдергивать руку.

Я усаживаюсь рядом с грядушкой кровати, бок о бок со мною садится Наташа, за ней Оля с Бертоком. Патрик отказывается от просмотра. Говорит, что уже видел фильм. Лукас полулежа устраивается на своей кровати, а Алексей чуть поворачивает экран, чтобы предоставить всем хороший обзор.

— Подвиньтесь все влево, — требовательно просит Князев.

Берток пододвигается к другой грядушке, и вся цепочка сдвигается вслед за ним. Алексей невозмутимо усаживается на мое место и прижимается ко мне своим бедром.

Ну вот,исполнилось желание идиотки. Прикосновение случилось. Нет, мне оно не противно, но сижу я, как на иголках. Голова в каком-то тумане.

Князев жмет на кнопку пульта, и начинается фильм. С первых кадров на нас обрушивается очень много полуголых тел, а местами и совсем голых. Мы переглядываемся с девушками и синхронно заливаемся краской. Смотреть на парней как-то совсем стыдно.

Я надеюсь, что сейчас Наташа громко объявит, что мы уходим. Она у нас самая смелая. Но Гаврилова почему-то не спешит прощаться, и мы все продолжаем сидеть. Я стараюсь не смотреть на экран и занимаюсь тем, что слежу за дыханием. Пытаюсь добиться ровных вдохов и выдохов, избегая рваного ритма.

У меня почти получается, пока на сцене оргии Алексей не находит мою руку и не сжимает ее в своей ладони.

Господи, когда закончится эта пытка. Это все просто невыносимо. Мельком смотрю в телевизор и от шока почти задыхаюсь. Экран просто сочится похотью. То, что я только ощущала с магом, показано во всем бесстыдстве. И смотрится это все просто ужасно.

Князев пальцем ласкает мою ладонь. Хочу ее вырвать, но он не дает. Низ живота начинает пульсировать. Я должна отсюда уйти.

Тут Наталья решительно встает с кровати, и я облегченно выдыхаю. Но происходит что-то странное. Гаврилова пересаживается к немцу. Он молча пододвигается к стене, она же устраивается у него под боком. Я уже ничего не понимаю. Кругом творится какой-то бред.

Глава 6. Пережитки

Елена

Напряжение в комнате просто зашкаливает. Кажется, брось спичку, и все взлетит на воздух. Изо всех сил смотрим кино.

Сестра-любовница Калигулы Друзилла предлагает ему жениться на одной из жриц Исиды.

Алексей наклоняется ко мне и тихонько спрашивает на ухо:

— А ты бы смогла своего мужчину отдать другой женщине? Пусть не навсегда, но зная, что он будет делить свои ночи между вами?

Дышит горячим дыханием куда-то в шею. От этого у меня поднимаются все волоски. В то же время становится легче дышать. Лучше разговаривать, пусть даже на скользкую тему, только не это вязкое молчание, заполненное экранной похотью.

— Конечно же нет, — отвечаю уверено, — какой женщине придет такое в голову? Твой мужчина только твой. Что вообще за вопрос? Ты предлагаешь серьезно обсудить все это древнеримское варварство?

— То есть ты считаешь, что показанное в картине есть пережитки прошлого? — тихо посмеивается Князев.

— Конечно же, — не колеблясь даю ответ, — это же не люди, а какие-то животные. Сейчас это все просто немыслимо. Человек создан не для этого низкого, а для воплощения в жизнь высоких идеалов. Близость же должна быть только между двумя людьми, связанными браком.

Тотчас вспоминаю своего мага и прикусываю губу изнутри. От близости вне брака меня уберегла только бдительность граждан. Сама я была совсем не против. В следующее мгновение выпрямляю спину. Любые исключения только подтверждают правила. Смотрю на похабную усмешку Алексея.

— Ты очень смешная, Лена. Чистая, как дева Мария, но чувствуется страстный потенциал. В следующий раз покажу тебе современное порно. Про жизнь в двадцатом веке.

— Что это? — вскидываю бровь.

— Словами не передашь, нужно увидеть, — загадочно хмыкает Князев. — Значит только между женатыми людьми?

— Именно, — опускаю глаза, но подтверждаю ранее сказанное.

— Что, и целоваться сегодня не будем? — рокочет на ухо грудным баритоном.

Вздрагиваю от этого вопроса и пытаюсь отодвинуться влево. Князев ловит меня за талию и возвращает назад.

На экране очередная оргия. Сердце бьется пойманной птичкой.

Берток резко хватает Ольгу и затаскивает к себе на колени. Надавливает на затылок ладонью, привлекает к себе лицо и просто пожирает ее рот. Растерянно смотрю на Наташку, но она меня не видит. Рассматривает страстную парочку и в следующий миг набрасывается на немца. Встает перед ним на коленки, вешается на шею и сама тянется к его губам.

Я закрываю рот рукой. Хочется просто закричать. Мной овладевает паника. Я вскакиваю так резко, что Князев не успевает среагировать, и выбегаю из комнаты.

Меня ловят уже в коридорчике. Сильные руки обвивают талию и не дают покинуть блок.

— Пусти меня! — кричу я в истерике.

Алексей закрывает мне рот рукой и заталкивает в душевую. Прижимает телом к стене.

— Тише, малышка, все хорошо. Ну чего ты испугалась, глупышка?

Растерянно смотрю на него широко распахнутыми глазами. Быстро хлопаю ресницами.

Князев медленно целует мое лицо, ласкает щеки носом. Задыхаюсь от этой ласки. Вместо страха мной овладевает тягучее томление. Закрываю глаза и сразу перемещаюсь на три года назад. Ничего не вижу, ничего не слышу, только чувствую.

Чувствую, как рука с моего рта исчезает, и сквозь губы пропихивается мягкий горячий язык.

Обхватываю сильный торс руками и жадно отвечаю на поцелуй. Алексей ловит мои запястья и в следующий момент фиксирует над моей головой одной рукой.

Теперь ассоциации становятся еще больше похожими. Лихорадочно думаю, не может ли он быть моим магом. Тотчас отметаю эту идею и просто горю.

Вторая рука Князева залезает под мою футболку и уверенно ласкает тело, пробираясь к груди. Крутит сосок через ткань хлопкового бюстгалтера, и я не могу сдержать протяжный стон.

— Какая страстная малышка, — шепчет мне Князев, носом лаская кожу, — ты девственница, Лена?

— Да, — хриплю я.

— Хочешь, чтобы я стал твоим первым мужчиной? — дразняще проводит языком мне по шее.

Сердце пропускает пару ударов. Шумно вдыхаю и открываю глаза.

***

Алексей

— Ты предлагаешь мне руку и сердце? — моя лань замирает с большими глазами.

Картинка такая умилительная, что достойна быть запечатленной в романтической мелодраме. Я бы постебался в глубине души, если бы стояк не стремился проткнуть мои шорты. Сейчас что-то вообще не до смеха.

Немного отстраняюсь от девушки, опираюсь прямыми руками о стену.

— Знаешь, Леночка, у нас в стране немного другие обычаи, — вкрадчиво объясняю я, — если брак не по расчету, необходимо какое-то время пожить вместе, прежде чем жениться. Нужно понять совместимость в постели и в быту перед таким важным шагом.

— Ты предлагаешь мне быть твоей любовницей? — бледнеет лань.

Просто оскорбленная невинность. Блэд, что же с девственницами всегда так сложно? Давно бы плюнул и ушел, если бы всю ночь не преследовал образ нежный, твою мать.

— Это нормально, Лена. Согласись, что глупо брать машину без тест-драйва.

— Что? — лань хлопает глазами.

— В смысле, глупо брать платье без примерки, — перевожу с капиталистического на социалистический. — В браке люди должны заниматься сексом. А если они не подходят друг другу, зачем он вообще нужен такой брак.

— А если ты решишь, что я тебе не подхожу, то выкинешь меня обесчещенной на улицу? — уточняет лань.

— Почему на улицу, крошка? — начинает потряхивать от тупого диалога.

— Каждая девушка должна отдать мужу свою невинность. Кому нужна уже использованная? — на полном серьезе интересуется Лена

— Прости, это какое-то средневековое мракобесие. Разведенные тоже использованные?

— Разведенной быть стыдно, — уверенно заявляет лань. — Замуж нужно выходить один раз и на всю жизнь. Нужно стараться быть хорошей женой. Это долг женщины.

— Один раз на всю жизнь? Знаешь, почему один из серьезных кризисов в отношениях наступает через семь лет семейной жизни? — склонив голову, с усмешкой интересуюсь.

— Кризис в отношениях? — поднимает бровь, в глазах вопрос.

— Желание развестись, — поясняю я, — потому что ребенок уже способен к самостоятельной жизни. По крайней мере, был самостоятелен в древности. Эволюцией заложена смена партнера после этого срока.

С отстраненным любопытством наблюдаю за сменой оттенков шока в глазах Елены.

— Так ты значит представляешь семейные отношения? — тихо говорит лань. — Сначала попользовать для пробы, потом кинуть с маленьким ребенком?

Елена решительно толкает меня в грудь и выбирается из ловушки моих рук. Не пытаюсь ее остановить. Со злостью впечатываю кулак в стену. Скидываю одежду и врубаю холодный душ.

Глава 7. Просьба

Елена

Полупустой вагон метро. Смотрю невидящим взглядом в темные стены тоннеля за окном. Как-то все стало сложно в этой жизни. Наверное, с Колей нужно расстаться. Вряд ли я теперь смогу смотреть ему в глаза.

И как все это объяснить папе? Он не заслуживает такой развратной дочери. Настоящую причину разрыва ему не озвучишь. И расстраивать его я совсем не хочу. Какой-то замкнутый круг.

Одно ясно совершенно точно — с Князевым пересекаться больше нельзя. Его порочная философия доказывает, что запад разлагается и у него нет будущего.

Как бы еще заставить себя не думать об этом человеке. Если я о полумифическом маге постоянно мечтала, а тут живой человек из крови и плоти. И о нем можно не только грезить, а увидеть в любой момент. Если сильно захочется.

Это искушение теперь будет меня преследовать постоянно. Какой-то ад Данте при жизни. Почему я не могу гореть рядом с Николаем, у которого серьезные намерения? Какая-то сверхъестественная несправедливость.

Чисто теоретически интересно, грехом считаются только действия или мысли тоже? Как-то я не сильна в вопросах религии. Если мысли тоже считаются преступлением, тогда можно понять, за что мне могло быть назначено прижизненное наказание.

Снова трогаю губы пальцами. Мне кажется, что они еще хранят чужое тепло. Хотя, возможно, это только самовнушение.

Домой приезжаю позднее обычного и сразу проскальзываю в свою комнату. Сейчас как-то совсем не хочется попасть на глаза отцу.

— Фигасе, систер, а ты чего такая растрепанная? — Петя смотрит на меня удивленно.

Сразу подхожу к шкафу, распахиваю его и смотрю на себя в большое зеркало, прикрепленное с внутренней стороны дверцы. Да уж, видок еще тот. На голове художественный беспорядок и глаза лихорадочно блестят.

— Весь день бегали, некогда было себя привести в порядок. После конференции зашли к иностранцам в общежитие, Наташка там смотрела вещи, — возбужденно болтаю, избегая смотреть Пете в глаза. Беру щетку и начинаю энергично расчесывать волосы по всей длине.

— Ничего себе, у тебя связи, — уважительно смотрит брат, — познакомь меня с этими иностранцами. Я тогда не буду пока брать наушники, лучше возьму что-нибудь на перепродажу у твоих знакомых.

Смотрю через зеркало на брата. Всем своим видом выражает немую мольбу. А я не представляю, как я снова смогу вернуться в тот блок. Вспоминаю Князева и перехватывает дыхание. Я должна держаться от него подальше. Петя требует невозможного.

— Это не мои знакомые, — пытаюсь отбиться я, — Наташа их знает, а я нет. Я не могу познакомить тебя с теми, кого сама почти не знаю.

— Попроси Наташу, — не отстает брат, — такой шанс бывает раз в жизни, систер. Я мог бы заняться фарцой, а не работать ослом на комбинате.

— Петя, не неси бред, — раздраженно бросаю я, — фарцовщиков сажают. Лучше меньше, но честно.

— Может и сажают, зато гёрлы любят, — скалится брат, — у кого есть доступ к фирме, тот неотразим в глазах чувих.

Так и хочется запульнуть в него щеткой.

— Зато зэков девушки не сильно любят, — замечаю я.

— Систер, прости, но папа прав, тебя нужно побыстрее замуж выдать. Ты совершенно неприспособлена к самостоятельной жизни, — хмыкает брат, — просто попроси Наташу, я не заставляю тебя помогать мне в преступной деятельности.

Закрываю шкаф, отбрасываю щетку на стол и вздыхаю. Остается только тянуть время, или он сегодня с меня не слезет.

— Тогда услуга за услугу, — задумчиво говорю я.

— Что угодно! — твердо произносит брат.

— Ты теперь постоянно берешь трубку, если звонит Николай, то меня нет дома, — выдвигаю я условие. — А я спрошу у Наташи, но ничего не обещаю.

— Спасибо, систер! — Петя бросается мне на шею, — только отцу ничего не говори, я тоже не скажу, что ты общалась с иностранцами.

От нежданных объятий чувствую себя неловко. Будто я обманщица. Но я же ничего не обещала.

Глава 8. Первый отдел

Елена

Куратор нашего института от КГБ немного морщится, когда указывает мне на стул. Всем своим видом показывает, что я вызываю в нем чувство брезгливости. Присаживаюсь на краешек, выжидающе смотрю на мужчину.

— Елена, чем вы занимались в комнате иностранцев в общежитии МГУ?

С того момента, как меня вызвали к куратору, я продумывала ответ на этот вопрос. Сейчас выдаю свою версию:

— Повышали уровень разговорного английского. Практиковались с носителями.

— Запрещенные фильмы весьма помогают практиковаться, как я понимаю, — лихо заламывает бровь мужчина.

Горблюсь и смотрю в пол. Что тут ещё скажешь.

— Я не буду играть в кошки-мышки, Елена. Это серьезное правонарушение, но я закрою глаза на первый раз. Просто сразу предупреждаю о принципиальном вопросе. Если вы выйдите замуж за иностранца, карьера вашего отца в армии будет закончена. Свободны.

Вскакиваю на ноги и быстро иду к двери. В коридоре начинает потряхивать. Запрещенный фильм? Господи. Меня могли арестовать за такое. Что совершенно несправедливо. Почему никто не трогает Князева? Раз англичанин, то все можно?

Быстро добираюсь до аудитории. Колени резко слабеют, и я просто падаю на скамью. Ко мне пододвигается Наташка и шепчет уголком рта:

— На улице все обсудим.

Ставлю локти на стол и падаю лицом в ладони. В ушах шумит, в глазах красное. Просто какой-то позор. Снова все повторяется. Каждый мой порыв страсти неизменно оказывается втоптанным в грязь. Снова меня топит чувство стыда. Постоянно одно и то же. Нужно поскорее выйти за Николая и почувствовать себя достойным членом общества. Чтобы больше никогда не видеть этих скользких взглядов.

Выдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на лекции. Мысли снова текут к неприятному разговору. Вспоминаю каждое слово. Наконец-то вычленяю главное, из сказанного куратором. Папу уволят из армии, если я выйду замуж за иностранца.

Это же будет выход? Я могу спасти отца от Афганистана. Нужно просто каким-то образом выйти замуж за Князева.

Лихорадочно вспоминаю все, что мне говорил Алексей. Его слова не внушают оптимизма. Сколько я должна быть его любовницей, прежде чем он на мне женится?

Я должна его увидеть и прояснить этот вопрос. Ещё один унизительный разговор. Нужно переступить через себя. Но сколько уже было этих бесед. Одной больше, одной меньше. Неприятнее, чем с куратором не будет.

Мне предстоит позор посильнее, чем болезненный разговор. Я должна буду стать любовницей. Закрываю глаза и зажмуриваюсь. Надо просто помнить, ради чего это все.

Соня Мармеладова ради своей семьи продавала себя разным мужчинам. Здесь же вопрос жизни и смерти.

Пытаюсь договориться со своей гордостью. Мне нужно отдаться только одному. К тому же он мне нравится. Я пожертвую своей честью, но спасу своего отца. Ради чего ещё жить, если не ради своих близких?

Все пары говорим с Натальей на нейтральные темы. Наконец-то дожидаемся окончания учебного дня. На улице сегодня промозгло и ветрено, но мы не спешим к метро. Заворачиваем на территорию бассейна «Чайка». Укрываемся от ветра, прислонившись к стене.

— Тебе тоже пригрозили карьерой отца, если ты выйдешь замуж? — интересуется Гаврилова.

Киваю и издаю смешок:

— До этой угрозы я ни о чем подобном не думала.

— А я думала, — огорошивает меня Наташка.

— Тебе очень понравился Лукас? — сразу же нахожу для себя разумное объяснение.

— Мне он симпатичен, — пожимает плечом Гаврилова, — но больше мне нравится, что он из ФРГ.

Смотрю на подругу в полном недоумении. По-моему, это его главный недостаток, а не достоинство. Наташка делает несколько глубоких вдохов и смотрит мне в глаза.

— Эта информация не для разглашения, — многозначительно говорит Гаврилова, я торопливо киваю головой в знак согласия, — папа говорит, что в комитете давно творится что-то нехорошее. По слухам, Андропов создал что-то типа тайной ложи внутри КГБ, которая преследует свои цели. Какие точно никто не знает, выводы отец делает по отдельным разрозненным данным.

— И какие выводы он делает? — срывающимся голосом уточняю я.

— Судя по всему, готовится переход к рыночной экономике. В Питере создали какой-то институт, который готовит экономистов. Но это не самое страшное.

Бледнею. Что может быть страшнее этого?

— Что еще? — засовываю руки поглубже в карман и ежусь от озноба.

— В страну из-за рубежа завозят тонны так называемого самиздата. КГБ с этим особо не борется. Из чего можно сделать вывод, что кто-то внутри комитета курирует распространение запрещенной литературы. Я читала такую книжонку издательства «Посев». Откровенная чернуха. Отец по этому поводу настроен абсолютно пессимистично. Он считает, что готовится свержение советского строя.

— Народ должен защитить социалистическую страну, — убежденно провозглашаю я.

— Ленка, ну ты и дуреха, — качает головой Наталья, — если инициатива идет сверху, никто не сможет ничего защитить. Забыла, кто у нас теперь генсек? Тот самый Андропов. Тем более, что КГБ сейчас борется не с угрозой стране, а с возможным противодействием этой угрозе. Все тюрьмы забиты так называемыми «русистами», а диссидентов никто не трогает.

— И что нам делать? — растерянно спрашиваю.

— Думать о себе. Я не собираюсь слушать первый отдел и сделаю все для того, чтобы выйти замуж за Лукаса.

— А как же твой отец? — напоминаю я о поступившей от куратора угрозе.

— А что отец? Если все полетит в бездну, у него все-равно не будет никакой карьеры, — хладнокровно заявляет Гаврилова.

Глава 9. Подготовка

По дороге домой думаю, думаю, думаю. Скоро взорвется голова.

Как это все может быть правдой? В чем тогда смысл нашей великой победы? Подвиг народа просто хотят вышвырнуть на свалку какие-то предатели. Если бы я не обещала Наталье молчать, вышла бы на Красную площадь прямо к очереди в мавзолей и кричала бы людям, чтобы они проснулись. Вместо этого молча еду в метро, чувствуя себя беспомощной.

Если Наталья права, то мы будем крысами, бегущими с корабля, если выйдем замуж за иностранцев. Некстати вспоминаю стих Ахматовой, который был записан в моей школьной тетрадке-анкете:

Не с теми я, кто бросил землю

На растерзание врагам.

Их грубой лести я не внемлю,

Им песен я своих не дам.

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой…

И чем я буду лучше Князева, который предал свою родину? Точно такая же предательница.

Но я буду дурой, если не использую эту возможность. Сам отец никогда ничего не сделает для своего спасения. Все только в моих руках.

В следующие дни выбрасываю из головы все мысли о возможной будущей катастрофе, чтобы не чувствовать себя еще более продажной, чем уже чувствую. Концентрируюсь на основной задаче завоевания Князева. Как бусинки нанизываю на нитки немногочисленные детали, которые я о нем знаю.

Ему понравилось, что я шью сама. Достаю из шкафа отрез ткани, который хранила для особого случая. Он небесного цвета, подходит к моим глазам. Это должно быть необыкновенное платье.

В субботу еду в Дом моделей на Кузнецком Мосту. Плачу за вход и прохожу на показ модной одежды. Внимательно просматриваю весь предложенный ассортимент. Выбираю приталенное платье-футляр. Покупаю выкройку модели за один рубль и лечу домой, чтобы поскорее приступить к пошиву.

Быстрым шагов влетаю во двор нашего дома. Еле успеваю укрыться за широким стволом тополя, когда вижу Николая, выходящего из нашего подъезда. Надо набраться храбрости и с ним поговорить, но только не сейчас. Очень удачно меня не было дома. Поджидаю, пока он скрывается за углом и еще немного, бегу в подъезд.

Выдыхаю, когда узнаю, что дома один Петя, а папы нет. Отец бы опять пристал ко мне с Николаем.

— Систер, я сказал, что ты на дне рождения у однокурсницы и будешь совсем поздно. Может быть, останешься в общежитии.

— Молодец, Петь. Спасибо большое! — искренне хвалю я брата.

— Я-то молодец, а когда будет ответная услуга?

Ругаюсь про себя. Неужели все-таки придется свести Петю с чехом. Вообще, это хороший повод, чтобы появиться в общежитии и аккуратно прощупать почву.

— На следующей неделе постараюсь, — осторожно формулирую я.

— А от Коли ты зря бегаешь, все равно придется выйти замуж, — сообщает брат, покидая мою комнату.

Блин, такое ощущение, что стою на краю пропасти. Осталось сделать последний шаг и головой вниз. А падая буду цепляться за разные кусты, растущие над бездной. Царапать ладони и рвать одежду, но все равно рухну на дно.

Отгоняю непрошенный образ. Все неважно. Зато моя семья останется наверху.

Возвращаюсь к насущному. Никогда не соблазняла мужчину, но понимаю, что без белья не обойтись.

Закрываю дверь на крючок. Раздеваюсь и достаю из шкафа свой праздничный бюстгалтер «Анжелику». Он слегка увеличивает грудь. Надеваю его и снимаю мерки с учетом лифчика.

Освобождаю письменный стол. Быстро раскраиваю ткань и достаю из шкафа швейную машинку.

В воскресенье вечером одалживаю у Наташки серые итальянские сапоги. Я почти готова, осталось настроиться морально.

Глава 10. Сорок первый

Алексей

Чмокаю Лизу на прощанье и покидаю ее одноместную комнату. Не спеша иду в свой сектор. Переступив порог комнаты, на мгновение замираю. На фоне окна с грязно-голубым небом стоит девушка в голубом платье. Если бы был художником, запечатлел бы эту картину. Композиционно безупречно.

Внезапно думаю о том, что советская и христианская мораль практически неотличимы. Весь этот материализм и прочая марксистская ересь совершенно не прижились на русской почве. Убеждения те же, что и сто лет назад. Один мужчина на всю жизнь, и развод — это стыдно. Из протестантского мира ее заявления выглядят патриархально и мило.

Бесшумно пересекаю комнату, но спотыкаюсь о тапки Лукаса. Девушка оборачивается на шум. Мне не показалось, это действительно Елена.

— Я пришла к Патрику, мой брат хотел с ним познакомиться, — сразу начинает оправдываться лань.

Стремительно подхожу и обнимаю. Вдыхаю свежий аромат ландыша. Чувствую телом легкий трепет.

Радость от встречи сменяется напряжением в воздухе. Мышцы Елены каменеют и ладони упираются в мою грудь.

— От твоей футболки пахнет женскими духами, — напряженно констатирует лань, — ты с кем-то встречаешься?

Выпускаю ее из объятий и с досадой отхожу в сторону. Фак. Почему все так не вовремя? Лизка слишком много выливает на себя парфюма. В душ я зашел, но даже одежда им пропиталась. С яростью стягиваю с себя футболку и отшвыриваю под кровать, как ядовитую змею.

Хочу вытащить из шкафа другую. Кошусь в сторону Елены и замечаю, что она пожирает мой торс глазами. Мгновенно меняю траекторию и возвращаюсь к девушке. Она сжала губы в тонкую линию, ноздри раздуваются от злости, но глаза черные, как бездонные колодцы.

— Хочешь потрогать меня руками? — спрашиваю вкрадчиво, приблизившись вплотную.

— Я задала вопрос, — хрипло отвечает лань.

— У тебя красивое платье, — игнорирую скользкую тему.

— Спасибо! — в голосе холод.

— Почему ты пришла, Лена? — вглядываюсь в расширенные зрачки.

— Я уже сказала, — отводит глаза в сторону.

— Это не комната Патрика. Что ты хотела от меня?

Складывает руки на груди и ежится.

— Это уже не важно.

Хватаю ее за подбородок и поднимаю лицо. Вгрызаюсь в губы поцелуем. Стискивает зубы. Проталкиваюсь сквозь них языком. Борьба длится недолго, лань сдается и отвечает. Обвивает меня руками. Прикосновения тонких пальцев к коже моей спины запускают электрические разряды, которые проходят вдоль позвоночника.

Чувствую жар ее тела сквозь тонкую ткань платья. Моментально от этого дурею, член встает колом. Будто и не трахал Лизку двадцать минут назад. Прохожусь ладонью по спине и изгибу талии.

Тело горит от страсти, но в голове пульсирует, что что-то не сходится. Заставляю себя оторваться от девушки.

— Так почему ты пришла, Лена? — задыхаясь, повторяю я свой вопрос.

Вырывается из объятий, отворачивается к окну и молчит. Шумно дышит. Нервно заправляет прядь за ухо.

— Если я с тобой пересплю, через сколько ты на мне женишься? — спрашивает тихо.

Впадаю в состояние шока. Чего точно не ожидал, так подобного вопроса. Убираю руки в карманы.

— У тебя что-то случилось, Лена? — осторожно интересуюсь.

— Меня вызывал сотрудник КГБ. Сказал, что, если я выйду за тебя, отца уволят из армии, — еще тише признается лань.

Мои брови лезут вверх. Оперативно работают местные органы. У нас всего-то был один поцелуй. Весьма страстный, конечно, но для предупреждения как-то маловато. Или по местным меркам это уже повод для брака?

Ладно, сейчас не об этом. Как они вообще узнали о случившемся? Или кто-то стучит, или все-таки нас слушают. В соседях я уверен. Лукас уже трахнул Наталью, и она была девочкой. Вряд ли информатор она. Ольга? Не думаю, но присмотреться надо.

Заставляю себя переключиться. Что там Лена сказала про замужество? Вспоминаю ее претензию про Афганистан, и все встает на свои места.

Мать Тереза, блин. Решила спасти папочку и сразу по боку все убеждения. Ага, девственность только мужу. Чувствую неожиданную злость. Резко разворачиваю девицу лицом к себе.

— Не боишься, что я тебя использую и распошлю? — выплевываю сквозь сжатые губы.

Невинно хлопает глазами. Натуральная Наташа Ростова. Жаль, не чувствую себя ни Курагиным, ни Паратовым.

— Я должна использовать все шансы, — выдыхает Елена обреченно и бесит меня еще больше. Жанна, блин, д'Арк перед костром. Стояк мгновенно опадает.

— Лена, ты смотрела фильм «Сорок первый»? — интересуюсь я.

— Где белогвардеец и красноармейка влюбляются друг в друга? — уточняет лань с непонимающим видом.

— Да, а потом она убивает его из чувства долга, — жестко подтверждаю я.

— Смотрела. Почему ты спрашиваешь?

— Скажи честно, на месте комиссарши ты бы тоже выбрала долг, а не любовь? Ты бы меня тоже убила?

— Не думаю, — смотрит прямо в глаза.

— А я думаю, да, — цежу со злостью, — теперь отвечу на твой вопрос. Я не женюсь на женщине, которая меня использует. Так что можешь свою драгоценную невинность оставить при себе. Скажу честно, секс из чувства долга меня вообще не привлекает, предпочитаю страстных женщин.

Елена выдирает запястье из моей руки и снова отворачивается к окну. Разворачиваюсь и иду к своей кровати. Ярость клокочет в моей груди. Бью ступней по тапку Лукаса и забиваю его в стену.

***

Елена

Господи, грудь практически раздирает. Я думала, что стыдно предлагать себя. Но даже не представляла, что настоящий стыд, когда тебя отвергают. Невидящими глазами смотрю на потрясающий вид за окном и закрываю лицо руками.

Это не только стыдно, но ужасно больно. Я вообще не понимаю мужчин. Чем я вызвала такой всплеск агрессии? Мне казалось, что я ему нравлюсь. Если нет, неужели нельзя об этом сказать спокойно? Нет, нужно раздавить меня морально, как какую-то маленькую букашку тяжелой подошвой ботинка.

Чувствую бесконечное одиночество. Предельное. Никто никого не понимает в этом мире. Все бессмысленно. Чем сильнее муха вырывается из паутины, тем быстрее приползет паук. Если пытаешься бороться за что-то важное, тебя тотчас же размазывают по асфальту.

Меня трясет, из глаз неконтролируемо текут слезы. Дура, какая же я дура. Зачем я вообще сюда пришла? Как можно быть такой идиоткой? Истерично всхлипываю.

За спиной прекращается погром. Повисает тяжелое молчание. Решительные шаги. Меня разворачивают, и я утыкаюсь носом в широкую рельефную грудь.

— Какая же ты глупышка, Лена!

Меня прорывает, и я рыдаю, уже не сдерживаясь. Чувствую теплые объятия и выкидываю все мысли из головы. Просто выплакиваю все напряжение, пока не заканчиваются все силы.

— Если тебе это так важно, могу предложить фиктивный брак, — предлагает Князев, когда я успокаиваюсь.

— В смысле? — поднимаю к нему зареванное лицо. Алексей поднимает руку и большим пальцем стирает слезу с моей щеки.

— Тебе нужно умыться, — говорит задумчиво и тянет в душевую.

Несколько раз наполняю ладони и плещу прохладную воду в лицо. Разгоряченную кожу приятно обдает холодом. Выпрямляюсь и беру протянутое Князевым полотенце.

— Распишемся, потом разведемся, я не буду тебя трогать, — предлагает Алексей.

— Зачем тебе это нужно? — недоумеваю я. — Мы едва знакомы, ты ничего мне не должен.

— Не могу ответить на этот вопрос, — морщится Князев, — возможно, мы, русские, должны помогать друг другу?

Глава 11. Нежить

— Алена, зайди на кухню, — слышу я резкий голос отца, как только закрываю входную дверь за собой.

Медленно раздеваюсь и снимаю сапоги, которые сразу прячу в калошницу. Нужно будет позже их помыть и вернуть Наташке. Нерешительно иду к папе.

Он стоит у подоконника, сложив руки на груди. Как только я вхожу, зорко осматривает мое новое платье.

— Алена, у меня был сегодня неприятный разговор с комитетчиком. Мне сообщили, что ты крутишь шашни с иностранцами. Это неприемлемое поведение, недостойное моей дочери. Тебе есть, что мне сообщить по этому поводу? — холодно интересуется родитель.

Мнусь на пороге. И не знаю, что сказать. Чувствую, что здесь никто не оценит мой душевный порыв. Но все-таки делаю попытку объясниться:

— Я хотела как лучше. В законе нет формулировки об увольнении в связи с порочащими связями. Тебя просто отправили бы в запас по безобидному основанию с сохранением всех льгот по выслуге лет.

— Алена, ты рассуждаешь, как мещанка. Что-то там высчитываешь. Это недостойно моей дочери. Страшно подумать, что меня могли не предупредить о происходящем! Ты бы покрыла позором мое и свое имя! На Петю тоже упала бы тень.

— Плевать! — отвечаю с вызовом. — Зато тебя точно никуда не отправили бы!

— Запомни на всю жизнь, дочь! Лучше смерть, чем позор. На войне позор смывали кровью.

Задираю лицо вверх, чтобы не показать свои слезы. Что сегодня за день такой дрянной? Кругом недовольные мужчины. И все швыряют мне в лицо мои благие намерения.

— Вы с Николаем немедленно пойдете в ЗАГС и подадите заявление. Хватит витать в облаках, пора сделать то, что должно, Алена, — добивает меня отец.

Больше я ничего не слышу. Только стук часов долбит в ушах. На негнущихся ногах разворачиваюсь и иду в комнату. Падаю на кровать и смотрю в потолок. Представляю себя панночкой-ведьмой, которая лежит в гробу. Вот и все. Можно закопать все живые чувства. Теперь я подобна нежити, запертой в старой церкви. Нет мне места ни среди живых, ни среди мертвых.

Нужно сшить себе ночную рубашку в виде савана для первой брачной ночи.

Начались бесконечные дни, как в тумане. Свидание с Николаем, его предложение, мое «да». Заявление в ЗАГС, талоны в свадебный салон. Оттягиваю визит туда до последнего в знак молчаливого протеста.

— Я сказала отцу, что беременна, поэтому не могу бросить Лукаса, — доносится голос Натальи, и я на миг возвращаюсь в реальность.

— Ты смелая, — констатирую я давно известный факт, — я бы так не смогла.

— Князев спрашивает, куда ты пропала. Я ничего не говорила ему о свадьбе. Думаю, ты должна это сделать сама, — с нажимом произносит Гаврилова.

Знаю, что должна. Но пока я не расставила точки, остается надежда, что жизнь есть сон. Все просто затянувшийся кошмар, и скоро я проснусь.

День рождения брата. Петя требует в ультимативной форме познакомить его с Патриком. Мне уже все равно. Я нежить, ничего не чувствую. Просто веду его в главное общежитие. У чеха почти не осталось товара, но Петя что-то находит из остатков.

Деловито знакомится также с Бертоком, потом улыбается кому-то за моей спиной.

— Меня зовут Петр, — представляется брат новому собеседнику и обходит меня по дуге.

— Алексей! — слышу знакомый голос и вздрагиваю.

Разворачиваюсь и натыкаюсь на горящий взгляд.

— Очень приятно, — скалит зубы Петя, — а вы из какой страны приехали?

— Из Британии, — быстро отвечает Князев, — Лена, можно с тобой поговорить тет-а-тет?

Обхожу брата, который провожает меня удивленным взглядом. Послушно бреду за Алексеем. Дверь за нами закрывается, и я оказываюсь распята у стены, прижатая большим телом.

— Лена, может объяснишь, что происходит, и куда ты пропала? — требовательно давит голосом Князев.

— Ничего. Просто я выхожу замуж. В нашей договоренности больше нет необходимости, — отвечаю бесцветно.

— Замуж? — хмыкает Алексей. — Смотрю, у тебя богатый выбор. Кто этот счастливчик?

— Не важно. Я просто выполняю свой долг.

— Понятно, — Князев резко отходит, и меня пронзает острое чувство потери, — знаешь, а у меня возникали иллюзии. Но Марютка все-таки выбрала долг, а не любовь. Предсказуемо пристрелила «голубоглазенького».

Молча выхожу из комнаты. Нет, мне не больно. Я нежить. Тем более, что Князев нес какой-то бред. Я не отказывалась ни от какой любви. Просто должна сделать то, что требуется.

— Петь, поехали домой, — говорю устало и иду на выход из блока.

Глава 12. Ширпотреб

Елена

Вскоре после дня рождения брата отец получает распределение в Афганистан. Быстро, по-военному, собравшись, через неделю полковник Михаил Громов отбыл в Кабул.

Началась жизнь в томительном ожидании очередного нового письма. Каждое послание мы с Петей читаем по спонтанно возникшему ритуалу. Вскрываем только тогда, когда оба приходим домой. Садимся рядом с отцовским креслом и читаем вслух по очереди. Представляем, что папа сидит сейчас рядом и сам все это рассказывает.

Я с непростительным облегчением выдохнула и отложила свадьбу с Николаем. Аргументировала тем, что хочу видеть отца на бракосочетании. Полев скрипя зубами смирился с моим решением. Свидания я тоже свела к минимуму, потому что мне нужно писать преддипломную работу. По крайней мере, так звучала официальная отмазка.

День рождения однокурсницы мы празднуем в ее комнате в общежитии. Я принесла из дома салат. Другие девочки тоже. Быстро накрываем стол.

— Тадам! — Жанна водружает на стол две бутылки портвейна, вытащенные из-под кровати.

Сразу воцаряется нездоровое оживление.

— Их нужно открыть.

— Дайте нож.

— Девочки, не надо, дождемся Влада. Открывать алкоголь должен мужчина, — активно протестует именинница.

— Хорошо тебе, Жанка, у тебя есть этот мужчина. Кстати, где он? — интересуется Нила Смирнова.

— Что-то задерживается, — задумчиво говорит девушка, посматривая на наручные часики, — у него должна быть индивидуальная экскурсия с иностранным писателем. Подождем еще чуть-чуть. Если что, у девчонок из 203 сегодня должны быть мальчики. Попросим открыть их в крайнем случае.

В ожидании парня Жанны собираем по соседним комнатам стаканы и кружки. Отмываем их на общей кухне. Это последний штрих в сервировке стола.

Появляется Влад и девочки встречают его радостными возгласами. Он целомудренно чмокает Жанну в щеку. Вручает ей коробочку с духами «Красная Москва» и достает из портфеля бутылку красного вина с иностранной этикеткой.

— Презент от моего иностранца, — поясняет мужчина, — купил для себя в «Березке», но отдал для моей девушки в компенсацию за то, что меня задержал.

За столом окончательно воцаряется праздничное настроение. Единогласно решаем начать застолье с презентованного вина. Сняв фольгу с горла, Влад обнаруживает под нею деревянную пробку.

— Это совершенно нормально, — объясняет мужчина, — у нас очень редко закрывают деревом, а за границей это стандарт.

— Интересно почему? — задумчиво спрашивает Жанна.

— История совершенно банальная, — с готовностью поясняет Влад, — до революции пробку завозили из-за границы. При большевиках ситуация сохранялась, пока в тридцатых не озаботились развитием своей пробковой отрасли. Стали высаживать пробковый дуб в южных регионах. Успели организовать обширные плантации. Потом Никита зарубил на корню все начинание и перевел отрасль на пластиковые пробки. Теперь у нас деревом закрывают только самое хорошее.

— Это современная тенденция, — подбивает итог Нила, — все качественное повсеместно заменяют ширпотребом.

— Ой, а мне кажется, что так лучше, — вклинивается Зоя, — взял нож и все открыл. А теперь бегай ищи по комнатам штопор.

— С деревяной пробкой вино лучше сохраняется, — авторитетно заявляет Влад, — а без штопора можно и обойтись, протолкнем внутрь.

— Не надо ничего проталкивать. У девочек из 203 есть штопор, — протестует Жанна, — Лен, сходи к ним, попроси.

Выскальзываю из комнаты и бреду по коридору, разглядывая номера на табличках. Вижу нужную цифру на приоткрытой двери. Изнутри доносятся звуки музыки. Пробую постучать для приличия, но явно никто не слышит. Толкаю дверь и захожу внутрь.

Сразу хочу выйти назад, потому что в комнате царит разврат. На кроватях сидят парочки и активно целуются. Не успеваю выскочить, потому что меня замечает одна из хозяек. Вскакивает со своего места и спешит ко мне.

— Мне сказали, что у вас есть штопор, — оправдываясь лепечу я.

— Ага, сейчас, — девушка идет к столу, на котором тоже наставлены тарелки с едой и бутылки. Мой взгляд падает на одну парочку, и я замираю.

Девица сидит на коленях у парня. Он обнимает ее одной рукой, вторая оглаживает бедро под юбкой. Они самозабвенно целуются и не обращают внимание на суету вокруг.

Меня легонько толкают и вручают штопор. Отмираю и благодарю хозяйку. Возвращаю взгляд на Николая, который в этот момент открывает глаза и смотрит прямо на меня. Три секунды. Разрываю зрительный контакт и кидаюсь к двери.

Выскакиваю в коридор. Сердце бешено скачет.

— Лена, стой, — догоняет меня в спину.

Ускоряю шаг, но большая ладонь хватает меня за плечо.

— Это ничего не значит, Лена, — злобно шипит мне в лицо Николай.

— Между нами все кончено, — нервно кричу я.

— Не надо горячиться, Громова. Поговорим, как взрослые люди, — выплевывает сквозь зубы Полев. — Ты совершенно фригидна, Лена. Это твое главное достоинство. Ты будешь прекрасной верной женой. Но мужчины так устроены, что нам нужна не только верность, но и близость. Если ты не готова к ней, то не можешь требовать от меня воздержания.

Меня трясет от унижения и обиды. Собираю все силы и говорю Полеву в лицо:

— Знаешь, Коля, персидский поэт Омар Хайям еще тысячу лет назад сказал, что лучше быть одному, чем с кем попало. С этого момента можешь считать себя свободным от всех обязательств.

Сбрасываю его руку с плеча и бегу в комнату к девочкам.

Глава 13. Афганистан

— Мне надо еще как-то протянуть месяц, — негромко жалуется мне Наташка в своей комнате, — защищу диплом и можно будет уже свалить.

Гаврилова рассеянно ковыряется в своем платяном шкафу, разворачивая вещи и снова складывая в стопочки.

— Но как твой папа может верить в то, что ты беременна? — изумляюсь я. — Он же работает в КГБ.

— Уже не работает, — автоматически поправляет Гаврилова, — с того момента, как там получили информацию из ЗАГСа.

— Ну ладно, работал в КГБ, — послушно исправляюсь я.

— Можешь не сомневаться, если бы он что-то смыслил в гинекологии, давно бы проверил меня на кресле. Хорошо, что не понимает, поэтому верит справкам.

Наблюдаю за Натальей и изумляюсь ее хладнокровию. Неужели ее совсем не мучает совесть за то, как она поступила со своим отцом?

— И что дальше? Ты же не сможешь лгать вечно, — задумчиво накручиваю прядь на палец.

— Может перед отъездом признаюсь, — пожимает плечом подруга, — думаю, я не буду брать все вещи. Отдам тогда тебе. Что не понравится, перешьешь.

Не успеваю ответить, потому что слышится звук поворачивающегося ключа в замке, и мы с Наташей выскакиваем в прихожую.

Отец Гавриловой заходит в квартиру. Он слегка постарел с нашей последней встречи. Быстро чмокает дочь, разувается.

— Здравствуй, Лена. Как ваши дела? Папа на связь выходит? — улыбается Гаврилов, но глаза остаются холодными.

— Добрый вечер, Егор Иванович, звонил на прошлой неделе. Узнавал, как наши дела, — тоже вежливо улыбаюсь.

— Наташа, а давай попьем чайку, — с излишним энтузиазмом предлагает мужчина.

Идем гуськом на кухню. Подруга ставит чайник на газ.

— Егор Иванович, а скоро вообще это все закончится в Афганистане? — задаю я животрепещущий вопрос.

— Вряд ли, Лена, — серьезно отвечает Гаврилов, — не для того это все начинали, чтобы быстро закончилось. Для полного понимания скажу, что мы воюем не просто с какими-то там моджахедами. Идет миллиардное финансирование со стороны США, Британии, Японии и арабов. Американские и британские спецслужбы вербуют добровольцев со всего мира и готовят их в тренировочных лагерях на территории Пакистана и Шотландии. Да и штатные сотрудники этих служб присутствуют в Афганистане и курируют операции.

Замираю от ужаса после этой информации. Какая же я тряпка, не смогла довести до конца свой замысел. Моему папе не повезло. Ему нужна была такая дочь, как Наташа, которая все сделала бы как надо и не пустила бы его в Афганистан.

— Как же так? — шепчу я потерянно. — Почему мы вообще влезли в такой ужасный конфликт?

— А это очень хороший вопрос, Леночка. Все так занимательно, что я не могу удержаться и не рассказать эту историю. Возможно, юной девушке будет скучно ее слушать. Можешь остановить меня в любой момент.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

— В 1973 году в Афганистане произошел государственный переворот. Захир-шаха свергнул его кузен Мухаммед Дауд. Монархию отменили, провозгласили республику Афганистан. На западе у Дауда была кличка «красный принц», в экономике он был сторонником социализма.

В политике Мухаммед придерживался позиции пуштунского национализма и мечтал объединить весь народ в границах единой страны. Данное желание ставило его априори в оппозицию канглосаксам. Часть пуштунов живет в Пакистане, который традиционно был под британским влиянием. Этот расклад предопределил тяготение Дауда к СССР.

К концу 70-х англосаксы его перекупили, пообещав инвестиции в Афганистан. Но в стране находились советские военные советники. Все равно сохранялся баланс. Геополитические игроки решили, что выгоднее пустить Муххамеда в расход и создать напряженность на советской границе. К несчастью, и в Афганистане, и в СССР были силы, готовые продать национальные интересы.

— Нам нужно было объединиться с местными коммунистами, чтобы противостоять империализму! — горячо восклицаю я.

— Ну да, — иронично вздергивает бровь Гаврилов, — именно так мы и сделали. Одна проблема. Оба лидера местной марксистской партии НДПА учились в США, оба были агентами ЦРУ и партию организовали по заказу кураторов. Данная организация активно занималась провокациями, драконила исламистов и постоянно пыталась вовлечь СССР в афганские дела. Когда ничего не получилось, лидер партии Тараки организовал переворот и втянул советы в процесс по ходу мероприятия. У НДПА забуксовал штурм дворца Дауда, и они потребовали нашу военную помощь.

— И почему мы им помогли, если знали, что это црушная партия? — недоумеваю я.

— А тут вступили в ход советские внутренние компрадоры. Про американское финансирование НДПА в курсе был КГБ. На обсуждениях ЦК эта информация ни разу не была озвучена. Напротив, КГБ предоставлял дезинформацию, которая кричала о необходимости ввода советских войск в Афганистан. Армейские спецы говорили, что этого делать нельзя. Комитет же лоббировал участие в конфликте. ЦК решил, что комитетчики звучат убедительнее военных. Таким образом, КГБ сыграл в связке с ЦРУ против СССР.

— Не могу поверить, — бормочу я, — такие хитросплетения. Ради чего это все?

— Да уж, просчитано гениально. Я готов аплодировать. Афганистан — племенная мусульманская страна, совершенно неподходящая для внедрения коммунистической модели. Поддержав местных фальшивых коммунистов, СССР вступил в противоречие с исламским миром. Британцы быстренько организовали джихад против неверных. Еще и японцев подтянули. У нас же так и не подписан с ними мирный договор. Теперь желтолицых активно доят на финансирование этого джихада. Небольшая геополитическая комбинация и вот уже англосаксы воюют с нами чужими руками. Так что мне нечем тебя обнадежить, Леночка. Все очень плохо.

В паршивом настроении возвращаюсь домой. Кидаю ключи на столик в прихожей. Прохожу на кухню и замираю на пороге. Петя сидит за столом с каким-то генералом. Сердце резко падает вниз.

Глава 14. Тишина

— Когда начался обстрел, мы подходили к автомобилю. Машину накрыли. Мы успели упасть на землю. Ваш отец прикрыл меня от осколков. Я отделался царапинами и легким испугом. У Михаила были задеты артерии, — генерал нервно поправляет ворот. — Вертолет не хотел садиться под огнем. Я проорал в рацию, что сам его собью. Нас все-таки забрали. Довезли до госпиталя. Но там уже ничего не смогли сделать. Через сутки ваш отец скончался.

Рассказа генерала пробивается сквозь вату, которая обволакивает мое сознание. Я вхожу в режим сохранения энергии. Нет истерики и слез. Есть только бесконечная пустота. На кухне невыносимо тихо. Мы с Петей застыли от невозможности осознать случившееся. Генерал смотрит в пол.

Тишина давит на барабанные перепонки. Рассеянно смотрю на часы. Они остановились. Надо завести, отмечаю краем сознания.

— Теперь вы мои дети, — отгоняет звенящую тишину генерал. — Я прослежу, чтобы у вас все было хорошо. Ваш отец будет представлен к ордену Красной звезды.

Не помню ничего до похорон. Жизнь словно остановилась. Мы с Петей были больше похожи на тени, чем на людей.

На похоронах мой локоть подхватывает мужчина. Искоса смотрю на Николая и ничего не говорю. Теперь, когда нас ничего не связывает, меня не пугают его прикосновения. Позволяю бывшему жениху быть рядом с собой в этот день скорби.

Бросаю землю в могилу и отхожу в сторону. Все происходящее нереально. Нет осознания случившегося.

Петя убегает первым. Он не хочет, чтобы кто-то видел его слезы. А у меня их нет. Просто осознание собственной вины и никчемности.

— Соболезную вашей потере, — начинает разговор Полев.

— Спасибо, что пришел — шаблонно отвечаю я.

— Лена, я хотел сказать, что не думаю то, что сказал. Это просто нервы, — бубнит сбоку Николай.

— Это все уже не важно, — спокойно отвечаю я.

— Мы могли бы попробовать начать все сначала, — предлагает неуверенно.

— Нет, не стоит. Ты прав, я слишком холодна для тебя. Мне кажется, что та девочка в общежитии подходит тебе гораздо больше, — говорю серьезно без всякой иронии.

— А у тебя есть зубки, Лена, — хмыкает Полев, — ладно, я был не прав. Довольна?

Я довольна, что ты был не прав. Эта неправота подарила мне свободу. Вряд ли в других условиях я могла бы нарушить последнюю волю отца.

— Если тебе нужно мое прощение, оно у тебя есть, — говорю я вслух, — отношений у нас точно больше не будет, можем остаться друзьями, если тебе это нужно.

Некоторое время идем молча. Чувствую напряжение, исходящее от Николая. Молчание становится неловким.

— Что вы будете делать? — разрезает тишину Полев.

— Мне предложили поработать секретарем в Министерстве обороны. Пожалуй, я соглашусь. Петя продолжит учиться. Нам назначили пенсию за папу. Жизнь продолжается, как это ни горько.

— Может сходим в кино, как друзья? — робко предлагает Николай.

— Не думаю, что сейчас это уместно, — пожимаю плечом, — мы с Петей в трауре. Если ты не против, я хотела бы сейчас остаться одна.

Иду по солнечному бульвару. На деревьях и кустах уже появляется нежная зелень. Дети бегают друг за другом. Сажусь на лавочку и смотрю на ребят. Неужели все-таки жизнь продолжается?

***

— Леночка, садись, — генерал указывает мне рукой на стул для посетителей, — ты же у нас учишься на переводчика?

— Да, Андрей Сергеевич, — примерно складываю руки на коленях. Поворачиваю голову и рассеянно смотрю в окно на Парк Горького, который располагается через Москву-реку.

— Какие у тебя языки? — возвращаю свое внимание на шефа, Макеев заинтересованно щурит глаза.

— Английский и французский, факультативно испанский, — быстро перечисляю я.

— Не совсем наша тема, но английский пригодится. Включу тебя в состав нашей делегации в Сирию, — с довольным видом сообщает генерал.

— А что я должна буду делать? — растерянно поправляю прическу.

— Услаждать глаз участников делегации, — довольно кряхтит Макеев, — не забудь захватить купальник. Переговоры будут в летней резиденции Асада в Латакии. В свободное время организуем выезд на море в дикое место. И посоветуйся с нашими арабистами по поводу повседневного гардероба.

Возвращаюсь домой с работы. Сбрасываю в прихожей балетки и ныряю на кухню.

Чайник еще теплый. Сразу лью в чашку заварку и заливаю водой. Жадно пью негорячий чай. Опрокидываю на сковородку макароны из кастрюли и беру спички, чтобы поджечь газ. Замираю, когда слышу из комнаты Пети сдавленные стоны.

Тихонько подхожу к плотно закрытой двери. Легкое ритмичное поскрипывание пружин дивана приглушенно доносится из комнаты. На цыпочках возвращаюсь на кухню. Сердце заходится от волнения. Что Петя вообще творит?

Беру себя в руки и разогреваю еду. Достаю из холодильника огурец. Разрезаю его пополам и растираю соль между половинками.

Почти заканчиваю с обедом, когда в комнате брата раздается бодрый мотив «Алюминиевых огурцов» группы «Кино». Хороший аккомпанемент к моему ужину. Через какое-то время дверь открывается и в коридор вываливается взъерошенный Петя. Замечает меня на кухне и заметно смущается.

За ним семенит почти раздетая рыжая девчушка. При виде меня вскрикивает «ой» и снова скрывается в комнате.

— Привет, систер! Ты сегодня рано, — Петя пытается говорить уверенно, получается плохо.

— У тебя гости? — вздергиваю бровь.

— Да, это Маша, — Петя отводит глаза, — сейчас я вас познакомлю.

— Вы же даже не расписаны, — говорю с тихим укором. — Папа бы тебя не понял, Петя.

— Алена, мне иногда кажется, что ты динозавр, — ухмыляется парень, — между прочим, Лукас говорит, что на западе институт брака стремительно отмирает.

— Сам Лукас при этом женился, — напоминаю я.

— Ага, по залету, — срезает меня брат, — даже твоя подружка держит нос по ветру и не пропускает веяний времени, только ты у нас застряла где-то в Викторианской эпохе. Кстати, тебе Князев передавал привет. Сказал, что от голубоглазенького. Не совсем понял, что это значит, вроде бы у него другой цвет радужки.

Задерживаю дыхание. Старалась выбросить его из головы. В памяти тотчас всплывает сладкий запах женских духов. В груди неприятно теснит. Голубоглазенький ловелас. Все мужчины одинаковые. Князев такой же как Полев.

— Добрый вечер! — уже одетая девица выглядывает из-за плеча брата. Петя сразу вытаскивает ее из-за спины и обнимает за талию.

— Здравствуйте! — сдержанно приветствую легкомысленную подружку брата.

— Алена, это Мария. Маша, это моя сестра, — представляет нас друг другу Петя.

— Очень приятно, — мямлим синхронно.

— Я уже поужинала, не буду вам мешать, — натянуто улыбаюсь и скрываюсь у себя в комнате.

Кто бы мог подумать, что Петя устроит личную жизнь быстрее, чем я. Засыпая этим вечером, чувствую себя одинокой и лишней.

Глава 15. Делегация

В утро вылета встаю и направляюсь в ванную. Неожиданно занято. Из-за закрытой двери слышен шум воды. Эта Маша, кажется, не вылезает из нашей квартиры. Как-то незаметно уже прижилась здесь и постепенно перетаскивает вещи.

В раздражении иду на кухню и готовлю завтрак. Разбиваю яйца и достаю из холодильника свежий огурец. По-военному быстро поглощаю приготовленное и споласкиваю посуду. Ныряю в душ, как только подружка брата освобождает помещение. Не дом, а какая-то коммунальная квартира.

Наскоро попрощавшись с братом, спешу на платформу электрички и еду в сторону области. Добираюсь до военного аэродрома на Чкаловской, откуда сегодня отправляется наш борт. На месте сбора обнаруживаю представительную делегацию. Смущает, что кроме меня только еще одна девушка. Она первая подходит ко мне и представляется.

— Привет! Я Тамара. Работаю секретарем замминистра оборонной промышленности. Нам с тобой лучше держаться вместе, — улыбка у девушки открытая и приятная.

— Елена. Из министерства обороны, — ответно кратко презентую себя.

Организованно выходим на взлетку и следуем к нашему борту. Чувствую в груди волнительный трепет. Я никогда не была за границей. Хотя наши арабисты меня изрядно испугали многочисленными запретами, все-равно мне ужасно хочется погрузиться в чужую культуру.

На борту царит праздничная атмосфера. Мужчины сразу начинают накачиваться алкоголем. Объясняют это тем, что летим в мусульманскую страну, где он под запретом, поэтому нужно напоследок насладиться.

Быстро устанавливается непринужденная обстановка. Вскоре я понимаю, что кроме нашей делегации и представителей миноборонпромышленности с нами летят журналисты информационных агентств и представители органов госбезопасности.

Кгбшники сразу пытаются приударить за нами с Тамарой, но мы охлаждаем их пыл. Я, потому что они ассоциируются у меня с Полевым, а Тамара, кажется, состоит в отношениях с замминистра, у которого работает секретарем.

Девушка успевает мне объяснить, что цель визита — уточнение состава военной помощи для Сирии на следующий год. Это рутинная процедура. Все договоры давно подписаны. У нас просто рабочая поездка. Поэтому с самим президентом Асадом встретимся только на официальном приеме. Переговоры будут проводиться на уровне сирийских министерств.

С восхищением смотрю в рот новой знакомой. Меня никто не посвящал в такие тонкости. Может быть дело в том, что в минобороны строже относятся к конфиденциальности. А может быть у Тамары неформальнее отношения с ее шефом.

Летим долго, и я успеваю погрузиться в дрему, несмотря на царящее на борту веселье. Тамара тормошит меня за плечо, когда самолет уже приступает к снижению. Сонно смотрю на стремительно приближающийся город за окном. Вздрагиваю от толчка шасси о взлетно-посадочную полосу.

Выхожу из самолета на трап и ощущаю тепловой удар. Кажется, что я не вышла на улицу, а погрузилась в парное молоко. Но не успеваю прочувствовать климат, как получаю нетерпеливый толчок в спину. Отмираю и быстро спускаюсь на землю. И в прямом, и в переносном смысле.

Глава 16. Латакия

По пути к автобусу кое-как набрасываю на голову платок. Жара шпарит. По заветам наших арабистов мое платье закрывает ноги и с длинными рукавами. Оно моментально неприятно липнет к телу.

Каково же было мое изумление, когда возле нашей гостиницы в Латакии я увидела двух девушек с короткими рукавами. Платков на них тоже нет. Ловлю нашего переводчика Эдика и требую у него объяснения.

— Алавитки, наверное, — пожимает плечом парень.

— Что это значит? — призываю его к ответу, — наши арабисты мне рассказывали, что одежда должна быть закрытой. Я угробила кучу времени, чтобы сшить два платья по всем правилам.

— Эээ… Ребята перестраховывались, наверное. Всегда лучше перебдеть. Латакия — алавитский регион. Здесь все гораздо демократичнее, чем в суннитских районах.

— Алавиты не мусульмане? — допытываюсь я, провожая взглядом легкомысленно одетых девушек.

— Алавизм — синкретическое учение, — объясняет Эдик, — смесь тезисов из ислама и христианства с языческими элементами. В конституции Сирии было прописано, что президентом может быть только мусульманин. Когда алавит Хафез Асад захватил власть, всех алавитов в административном порядке признали мусульманами-шиитами. Пришлось всем алавитам стать мусульманами вместе с Асадом.

— Замечательно, — бормочу я, — очевидно, что мусульманами они не стали, если женщинам не нужно соблюдать исламские правила.

— Ну, с учетом того, что числятся они шиитами, можно особо не усердствовать. Шииты — расслабленные мусульмане. Они соблюдают только три намаза в день, а не пять, как сунниты. Алавиты же еще расслабленнее, чем шииты, оставили пару намазов в день.

Теперь чувствую себя совсем неуютно в этом наряде. А у меня ничего другого и нет. Бреду к стойке администратора, чтобы зарегистрироваться в гостинице.

— Здравствуйте! — улыбаясь приветствует меня мужчина лет тридцати на ломаном русском.

— Вы говорите по-русски? — приятно удивляюсь я.

— Я учился в Советском Союзе, — поясняет администратор, — в стране сейчас много советских, поэтому в нашем отеле востребован русскоязычный персонал.

— Понятно, — отвечаю приятному мужчине. Хотя на самом деле не очень понятно. Нужно попытать у наших, почему в Сирии много советских.

Нам с Тамарой выдают ключи от нашего номера, и мы поднимаемся на лифте на нужный этаж. В номере прохладно. Сразу выхожу на балкон и любуюсь видом на море. Быстро ныряю обратно: из жары в комфорт.

— Ты знаешь, почему в Сирии много наших? — интересуюсь у Тамары.

— Потому что она форпост Советского Союза на Ближнем Востоке, — чеканит девушка.

— И что это значит?

— Ну, у нас тут база ВМФ, — неуверенно объясняет Тамара.

— Не база, а пункт материально-технического обеспечения, — поправляю я, — и это ничего не объясняет. Разве военные не должны сидеть в месте дислокации? Как я поняла, наших много везде, а не в Тартусе.

— Подробностей я не знаю, — сдается новая знакомая, — знаю только, что форпост. Что ты наденешь на ужин?

Хмурюсь от резкой смены темы и вздыхаю. Выбор у меня небогат.

— У меня только это платье и торжественное для переговоров. Так и пойду.

Спускаемся в местный ресторан. Наши места оказываются за одним столом с ребятами из КГБ. Некоторое время размышляю, а потом рискую задать интересующий меня вопрос. Если не ответят, небо не упадет на землю.

— Сейчас много русских, потому что обострение с Израилем, — поясняет мне рослый блондин Никита.

— И причем тут мы? — искренне изумляюсь.

Кагэбэшники задорно смеются.

— Ну вообще-то советско-сирийское сотрудничество построено на том, что мы получаем площадку на Ближнем Востоке за помощь в борьбе с Израилем. В прошлом году евреи пошли на обострение в Ливане. Авиация бомбила города и позиции сирийских войск. Пришлось оперативно вмешиваться. Даже танковые бои были. Когда завезли С-200, израильтяне присмирели, но ситуация все-равно неспокойная. Сейчас много наших маскируется под сирийских военных. Плюс официальные военные советники, да и мирняка много: инженеры, строители.

Крепкий брюнет Владимир внимательно слушает товарища и добавляет:

— Предыдущая арабо-израильская война «судного дня» была десять лет назад. Тогда советы вмешались, и Израиль понес существенные потери. Кстати, все было на грани ядерной войны. Союз привел армию в боеготовность, США ответили ядерными учениями. С тех пор было более-менее тихо, рвануло только в прошлом году. Видимо считали, что СССР увяз в Афгане и не будет вмешиваться. А, возможно, вообще кашу в Афгане заварили с расчетом отвлечь от Сирии.

— Понятно, — протягиваю я, ковыряясь в салате, — спасибо за разъяснение.

— Не за что, — улыбается Никита, — это небескорыстно. Взамен хочу свидание в Москве.

Вскидываю на него глаза и смотрю в ухмыляющееся лицо. Симпатичный парень, но у меня теперь с его коллегами неприятные ассоциации. Не успеваю ничего ответить. Официант приносит бутылку вина и разливает ребятам в бокалы.

— Девочки, будете? — подмигивает Владимир.

Смотрю на происходящее с открытым ртом.

— А как же запрет на алкоголь в исламской стране? — вспоминаю я прибаутки в самолете.

— Мы пригубим, — смеется Никита, — вообще-то алавиты употребляют алкоголь.

— Нет, надо хорошо выспаться перед завтрашним приемом, — протестую я.

— А я не откажусь, — улыбается Тамара.

Пока внимание переключилось на товарку, спешу закончить ужин. Извиняюсь и исчезаю из-за стола, пока снова не всплыл вопрос со свиданием.

Глава 17. Фуршет

Утром просыпаюсь от звонка телефона. Сонно протягиваю руку за трубкой.

— Вы просили вас разбудить, — слышится ломанный русский.

— Спасибо! — бурчу в трубку и сразу ставлю ноги на пол. Принимаю вертикальное положение и потягиваюсь. Смотрю на море в окно. Настроение резко улучшается.

Слышу в голове бодрый голос диктора радио: «Начинаем производственную гимнастику…». Встаю и по памяти проделываю обычный утренний комплекс.

Кровать Тамары все также заправлена. Интересно, с кем она провела ночь.

Иду в душ. Надеваю свой торжественный исламский наряд. Решаю, что без платка обойдусь. Если президент алавит, это не должно оскорбить его религиозные чувства.

Спускаюсь на завтрак. Ребята уже за нашим столом. Следовательно, Тамара проводила время не с ними.

Чтобы не возвращаться к личным темам, завожу разговор о «Возвращении резидента». Мой расчет оказывается верным, у всех комитетчиков похожие интересы. Умудряюсь обсуждать фильм, который мне не нравится, на протяжении всего завтрака.

Когда загружаемся в автобус, заметно волнуюсь. И дело не в том, что я никогда не была на мероприятиях такого уровня. В груди трепещет какое-то предчувствие. Наверное, такое случалось только в детстве. Когда я маленькой девочкой в садике ждала появления Деда Мороза и Снегурочки.

В резиденции нас проводят в торжественный зал. В центре место для президента, по бокам от него два ряда кресел. За ними стоят стулья. Старшие члены делегации занимают первый ряд. Мы с Тамарой незаметной тенью усаживаемся сзади. С другой стороны располагаются сирийские официальные лица. Достаем блокноты, готовимся стенографировать речи.

Появляется президент Хафез Асад. Открываю рот от изумления, когда он приветствует нас по-русски. Быстро прихожу в себя и начинаю фиксировать происходящее. После официальных речей нас приглашают в другой зал, где расположены фуршетные столы.

— Вот поэтому я и не стала завтракать, — смеясь сообщает Тамара, накладывая на тарелку какие-то деликатесы.

— Да, это было мудро, — улыбаюсь я. Нерешительно подцепляю какую-то восточную пироженку и вгрызаюсь в нее зубами. Вкус меда разливается по рецепторам, и я не могу сдержать удовлетворенного мычания.

Совершенно неожиданно мое блаженное состояние перекрывается непонятным дискомфортом. Не могу понять, что происходит, пока не приходит косвенная подсказка. Щеку жжет, как от физического воздействия. Рефлекторно тру ее и поворачиваю голову.

Генерал Макеев разговаривает с юношей среднего роста в деловом костюме. С ними Эдик, который переводит диалог. Рядом с юношей стоит высокий красивый мужчина в арабской одежде и не отрывает от меня горящего взгляда.

Мне не по себе. Плечи передергивает. Поворачиваюсь к фуршетному столу и беру еще одну божественную пироженку. Пусть лопну от переедания, но больше не посмотрю в ту сторону.

Теперь явственно жжет затылок. Господи, почему меня слегка потряхивает? И такие странные противоречивые желания. Хочется и подойти к нему ближе, и бежать подальше на край земли.

Невольно вспоминаю своего мага. Мне кажется, что тогда на стадионе мой затылок сверлил тот же взгляд. Да, бурная у меня фантазия. Если бы я не увидела арабские одеяния, наверняка общего ничего бы не заметила. Дыхание сбивается и трудно дышать.

Может быть, меня привлекают арабы? Есть же девушки, которые любят грузин. У нас в институте была такая. Следовательно, любовные пристрастия могут сосредотачиваться на одной национальности. Возможно, это мой случай.

— Посмотри, какой красавец, — шипит мне на ухо Тамара, тянет за локоть, чтобы я повернулась.

Кидаю быстрый взгляд на араба. Натыкаюсь на тот же огонь в глазах. Густая вязкая теплая масса медленно стекает из груди вниз. Нервно отворачиваюсь, пытаюсь отгородиться спиной.

— Это просто смешно, когда кинематограф пытается подсунуть нам нелепый идеал мужчины, типа Новосельцева в «Служебном романе», — презрительно выплевывает Тамара. — Ну согласись, что никто не клюнет на такого, когда в мире существуют вот такие жеребцы.

Кивает подбородком в сторону араба.

— Не пялься на него так, — шиплю я знакомой, — это просто неприлично.

И вообще, мне не нравится, как она на него смотрит. Пытаюсь развернуть девушку к фуршетному столу.

— Ну, дай хотя бы полюбоваться, — возмущается товарка, — если мне с ним ничего не светит, буду смотреть, пока не надоест.

— Вадим, ты знаешь, кто это? — Тамара дергает за рукав какого-то мужчину из своего министерства, подошедшего к столу.

— Знаю только невысокого молодого человека с усиками, — отвечает Вадим, — это сын президента Басиль Асад. Второго не знаю.

Тамара шумно вздыхает.

— И на кой мне твой сын, — бубнит себе под нос, тут же повышает голос, — спасибо за информацию, Вадим.

— Лен, ты же знаешь этого генерала и переводчика, давай к ним подойдем и познакомимся, — тянет меня за рукав Тамара.

От поступившего предложения ноги просто врастают в пол. Как вообще в голову могла прийти такая мысль? У меня от одного взгляда по телу ползают мурашки, а храбрая Тамара предлагает войти в клетку к тигру. Отважная девушка. Воистину царица.

От напора товарки меня спасает распорядитель мероприятия, который заходит в зал и предлагает всем пройти в переговорную.

Утыкаю глаза в пол и прохожу в непосредственной близости от араба. Чем меньше расстояние, тем громче бьется сердце. В какой-то момент кажется, что сейчас грохнусь в обморок. Перед глазами мелькают мушки, и я ускоряю шаг. Пулей выскакиваю из банкетного зала и спешу догнать Эдика.

С другой стороны к переводчику пристраивается Тамара, и пока мы идем, успевает выпытать информацию.

— Это приятель Басиля Асада, какой-то шейх из Саудовской Аравии. Простите, не запомнил имя, — негромко рассказывает нам Эдик.

От услышанной информации сникаю. Нет, ну и так было понятно, что иностранец. Но почему меня привлекают только мужчины из совершенно недружественных стран. То Англия, то Саудовская Аравия. Я явно какая-то дефективная. Мой маг тоже наверняка был из каких-нибудь запретных далей.

Глава 18. Мансур

С Басилем мы пересеклись на этапе Формулы 1 в Германии. Сын сирийского правителя привычно путешествует инкогнито. Это обычная практика для отпрысков правящих семей, но сейчас еще и обострение с Израилем. Неверные на западе не жаждут видеть в гостях Асадов.

Зависаем вместе пару дней. По правилам хорошего тона предлагаю подбросить его домой на своем «Гольфстриме».

Басиль немного мнется. Как понимаю, путешествует он втайне не только от внешних наблюдателей, но и от своего отца. Уже собираюсь отозвать предложение, как Асад неожиданно соглашается. По тем же правилам хорошего тона предлагает остановиться в гостях на пару дней.

После недолгих размышлений соглашаюсь. Если Аллах предлагает навести мосты с семейством Асадов, почему бы это не сделать. Для бизнеса может пригодиться. Когда же Басиль сообщает, что парковка самолета в Сирии будет бесплатной, окончательно отпускаю ситуацию.

Вылетаем ранним утром и в резиденцию Асадов прибываем к завтраку. Чувствую себя не очень комфортно. За столом находятся женщины. Я не член семьи. Стараюсь не смотреть на хозяйку дома и ее дочь.

Все-таки алавиты неверные. Никакой указ не способен сделать их мусульманами. Так беспечно относиться к своим женщинам мусульманин не может. Алавиты же и из дома выпускают жен полуголыми, как каких-то шармут. Пусть любой пялится и трахает глазами. Да и мужеложество у них разрешено. Ничего общего с исламом.

Рассеянно слушаю, как члены семьи обсуждают строительство спортивного комплекса в Латакии. Асад, конечно, неплохой правитель. Но это никак не отменяет того факта, что алавитское меньшинство захватило власть в мусульманской стране. Добром это все не закончится.

После распада Османской империи Латакия недолгое время была отдельной страной под французским мандатом. Нужно было оставить алавитам свою территорию. Интеграция Латакии в Сирию стала своеобразным троянским конем. Теперь алавиты получили не только свое побережье, но и захватили власть над всей Сирией.

— Мансур, прими мои соболезнования, — обращает на меня внимание старший Асад, — я слышал твой отец умер.

— Да, еще два года назад, — спокойно отвечаю я, — скоротечный рак. Обнаружили, когда уже было поздно. Спасибо за участие!

— Мы с ним пересекались во времена нефтяного эмбарго, мудрый был человек, — погрузился в воспоминания Хафез, — золотые были времена. Настоящая солидарность арабских стран. Даже Саудовская Аравия поддержала нас во время войны судного дня. Ограничила поставки нефти в страны, поддерживающие Израиль.

— Король Фейсал был идейным человеком, — припоминаю я слова отца, — ненавидел коммунистов и евреев. Считал, что Израиль — абсолютное зло, потому что там живут евреи-коммунисты. Эмбарго ему дорого обошлось. В следующем году его убил племянник, подготовленный американскими спецслужбами.

— Да, террор любимый инструмент политики англосаксов, — соглашается со мной Асад, — прошу прощения, но вынужден вас покинуть. Нужно поприветствовать советскую делегацию.

Хафез встает и покидает столовую. Без хозяина дома чувствую себя еще некомфортнее за столом с женщинами. Спешу поскорее закончить трапезу.

Договариваемся с Басилем встретиться через полчаса. Он обещает провести экскурсию по резиденции. Я удаляюсь в выделенную мне комнату, чтобы принять душ.

На прикроватном столике вижу телефон и набираю номер Кубры.

— Здравствуй, насиби!

— Привет, хабиби! Мы соскучились. Когда ты возвращаешься?

— Не раньше, чем через пару дней. Как дети?

— Хотят побыстрее увидеть папу.

— Поцелуй их за меня. Ладно, Кубра, увидимся позднее.

Через полчаса за мной заходит Басиль, спускаемся вниз.

— Кстати, там сейчас прием в честь русских. Не хочешь заглянуть? — интересуется приятель.

— Даже не знаю, — скептически хмыкаю, — у меня о советах не лучшие воспоминания. Они меня позорно выслали с московской Олимпиады.

— Действительно? — задирает бровь Асад. — Чем ты провинился?

— Всего лишь уединился с советской гражданкой.

— Всего-то? Не люди, а просто звери, — ржет Басиль.

Это трудно объяснить, но меня тянет заглянуть на этот прием. Все мое существо требует согласиться на предложение Асада.

— Ладно, давай зайдем, — лениво уступаю я.

Пока идем по коридору, испытываю необъяснимый трепет.

Заходим в открытые двери большого зала. Асад сразу тормозит рядом с каким-то военным. Представляемся, рассеянно слушаю их разговор об израильских налетах на Ливан. Мой взгляд примагничивается к женской фигуре у фуршетного стола. Не понимаю почему, но ловлю каждое движение.

Легкий поворот головы, и я задерживаю дыхание. Неужели Латифа? Как это вообще возможно?

Не свожу с девушки глаз. Разворачивается и смотрит прямо на меня. Все нутро пронзается молнией. Мой наркотик сам нашел меня.

Мой самый безумный поступок в жизни. Я лишился разума, когда украл Латифу с олимпийского стадиона. Она была как наваждение. Манила к себе и будоражила кровь.

Мне казалось, я победил эту болезнь. Годы сделали свое дело, Латифа почти покинула мою память. И вот Аллах привел ее ко мне снова. Просто цепочка каких-то случайностей. Незапланированный визит. Пересечение в одной точке в одно время. Что это, если не божественное вмешательство?

Окидываю взглядом весь облик Латифы. Скромное платье, достойное моей женщины. В прошлый раз было в европейском развратном стиле. В нем она просто просилась, чтобы я ее взял.

Прекрасные светлые волосы ничем не покрыты, и мне хочется убить всех мужчин в зале, которые могут их лицезреть.

Латифа больше не смотрит на меня, и это ужасно бесит. Хочется подойти и напомнить о нашем знакомстве. В тот же момент понимаю, что это не лучшая идея. Совершенно неизвестно, что она обо мне думает. Все-таки я поступил с ней тогда, как с обычной шармутой. Сам не ожидал, что какая-то неверная женщина сможет так глубоко забраться под кожу.

В этот момент понимаю, что просто обязан забрать ее с собой. Мне нужен план действий. И для начала нужно перестать пялиться. Никто из присутствующих не должен заметить мой интерес. Это может помешать осуществлению замысла.

Рационально все понимаю, но не могу отвести взгляд. Кто бы смог? Если смотришь на свою женщину, подаренную Аллахом.

Латифа идет на выход из зала. Чем ближе приближается, тем жарче я горю. Величайшим усилием воли остаюсь стоять на месте. Хотя хочется сгрести в объятия и никуда не выпускать. Аллах, подари мне терпения для исполнения твоей воли!

Глава 19. План

Мансур

Осторожно выпытываю у Асада нейтральную информацию о русских. Прикидываю в голове расклад. Делегацию пасут советские службисты плюс приглядывает местное управление безопасности.

Мне нужно спокойно поразмыслить и оценить ситуацию. Прошу Басиля отвезти меня в суннитскую мечеть.

Стоя на коленях на коврике, читаю суры на автомате. Сам напряженно думаю и надеюсь на помощь Аллаха.

У меня два варианта для ввоза Латифы в Саудовскую Аравию. Можно контрабандой по морю или по воздуху с прохождением таможни. Везде есть свои плюсы и минусы.

В первом случае не нужно ее согласие. Просто вызвать яхту, выкрасть девушку и привезти по морю к своему причалу. Запереть в доме. Никто не узнает. Если бы был жив отец, этот вариант был бы единственным. Но если я ее завезу нелегально, оформить официально уже не получится. Нужно будет всю жизнь скрывать.

Минус варианта в рисках. Во-первых, в Тартусе русский флот. Если засекут пропажу, меня могут перехватить в любой момент. Во-вторых, абсолютной секретности не бывает. Прислуга всегда много болтает. Если Латифу обнаружат, вышвырнут из страны, как нелегалку. Про свое наказание молчу. Это не то, что меня сейчас пугает.

Второй вариант. Быстро оформить никах. Это достаточное основание для ввоза Латифы в страну и оформления вида на жительство. Кубра будет в бешенстве. Но это ее проблемы. Перебесится и смирится. Вафия примет мой выбор. Отца больше нет. Он никогда бы не допустил брака с неверной. Наверное, поэтому Аллах привел ко мне Латифу, когда его забрал.

Вариант отличный, если бы не одно но. У меня нет времени для завоевания Латифы. Делегация покинет Сирию через три дня. Даже если я сверну горы и заручусь согласием девушки, нужно еще организовать побег. Утрясать формальности с получением согласия на брак у советской стороны времени нет. Если же ее увезут в СССР, то это конец. Въезд мне запрещен. Я ее никогда не увижу.

Итак, у меня два варианта. С согласием Латифы или без согласия. Нужно пробовать оба. Параллельно наводить мосты и готовить похищение с побегом.

С завоеванием девушки тоже встают проблемы. Как это делать в условиях слежки спецслужб? В чужой стране и без помощи. Чувствую себя фокусником, которого выбросили в море в бочке со связанными руками. Ладно, разберемся.

С побегом те же самые проблемы. Боюсь, один я не справлюсь с похищением Латифы из-под носа комитетчиков.

Басиль мне в этом деле точно не помощник. Он, конечно, адреналинщик, но против отца не пойдет. Пропажа советской гражданки из официальной делегации, несомненно, ударит по принимающей стороне. Отношения с Асадами у меня будут по-любому испорчены.

Можно попробовать использовать Басиля вслепую. Но он не дурак. Если о чем-то догадается, может запороть все дело. Иблис, почему же Асады алавиты. Мусульмане могли бы просто помочь брату. Неверные вряд ли.

Точно. Нужно воспользоваться мусульманской солидарностью. Заканчиваю намаз и подхожу к имаму мечети.

Объясняю, что мне нужен человек для выполнения рискованного задания. Подкрепляю свою просьбу пожертвованием в пользу мечети. Имам трет лоб и дает мне контакт бывшего сотрудника военной разведки, уволенного за подозрения в связях с «братьями-мусульманами».

Человек настолько подходит для моих целей, что я импульсивно увеличиваю сумму пожертвования. Тут же произношу благодарственную суру Аллаху. Искать правильный путь в мечети было наилучшим решением.

Глава 20. Выходной

Елена

Встаю в прекрасном настроении. Сегодня члены делегации от нашего министерства отправляются с инспекционной поездкой в Тартус. Меня же генерал Макеев освободил от этого мероприятия. Мы с Тамарой можем осуществить свой план и посетить местный рынок. Говорят, что там можно купить все, что душе угодно. Меня переполняет тихая радость, будто раздобыла билеты в МХАТ.

Спускаюсь в ресторан. За нашим столом сразу вижу Тамару, а ребят гэбистов пока еще нет.

Завтракаем, а я посматриваю на замминистра военной промышленности. Он стройный и не страшный, но немного лысоват. Явно сильно старше Тамары и носит обручальное кольцо. Как можно спать с женатым мужчиной? Совсем не понимаю этого. Рискую показаться бестактной, но любопытство перевешивает, и я задаю вопрос.

— С женатыми проще, — совершенно не смущаясь объясняет Тамара. — Расстаешься без всяких драм. Тем более, все лучшие мужики уже заняты. Лучше половина торта, чем довольствоваться целой репой.

Размышляю над гастрономической метафорой. Прихожу к выводу, что очень жизненно. Торт и не захочется каждый день. Такой же праздничный продукт, как и чужой муж. А репа в древности на Руси была основным будничным овощем.

Мысль движется дальше к Марии Антуанетте, которая предлагала заменить в рационе хлеб пирожными. Годится ли чужой муж для ежедневного употребления?

Думаю, если каждый день есть пирожные, это будет издевательство, типа китайской пытки кормления только вареным мясом. Следовательно, чужой муж в ежедневном рационе — это почти что китайская пытка.

Снова кошусь на замминистра. На мой взгляд, на десерт он не тянет. Скорее на репу. Но Тамаре виднее.

Мужчина остается за столом один. Тамара, извинившись передо мной, направляется к нему. С любопытством наблюдаю за девушкой. Смелая. Совершенно не боится компрометировать женатого мужчину. Быстро заканчиваю завтрак и направляюсь в номер.

Покидаю помещение ресторана и устремляюсь к лифту. Створки уже закрываются, когда какой-то мужчина успевает втиснуть плечо. Двери разъезжаются, и я замираю, как кролик перед удавом. Передо мной стоит вчерашний араб. Лучезарно мне улыбается и говорит: «Hi!».

Первое желание — пулей выскочить из лифта. Подавляю его в зародыше. Выглядела бы полной дурой. Просто делаю шаг в сторону и пропускаю мужчину в кабину.

Двери закрываются, лифт взлетает вверх. Маленькое пространство просто дымится от напряжения. Мне кажется, что энергетика араба меня сейчас расплющит. Я его не вижу, но ощущаю присутствие каждой порой. Хочется еще раз десять нажать на кнопку, чтобы ускорить движение.

Резкий толчок и лифт останавливается. Отключается свет. Я вскрикиваю от страха. В следующий момент готова биться в истерике, потому что мой рот накрывает большая ладонь.

— Тише, Латифа! — слышу хриплый голос у уха по-английски и тотчас замираю.

Латифа? Этого просто не может быть!

Почему же не может, отвечаю сама себе. Несомненно, он должен был меня искать и наконец-то нашел. Для магов нет ничего невозможного. Сердце бьется в груди пойманной взволнованной птичкой.

Затихаю в его руках. Послушно позволяю втиснуть меня лицом в угол. Трепещу от возбуждения. Чувствую язык в ухе и не могу сдержать протяжный стон. Зубы мягко смыкаются на мочке. Мое дыхание срывается в галоп. Голова кружится от счастья и неверия.

В это время руки мага задирают мое платье. Теплая ладонь накрывает живот, длинные пальцы второй забираются в белье. Все повторяется вновь. Темнота обостряет все ощущения. Я закрываю глаза и просто чувствую.

У меня не возникает ни одной мысли, что происходит что-то неправильное. Если кто-то и имеет право творить подобное с моим телом, так это мой маг. Инстинктивно подстраиваюсь под его тело. Раздвигаю ноги шире и прогибаюсь в спине. Позволяю его пальцам проникать в меня глубже. Перекидываю волосы через плечо и наклоняю голову.

Шершавый язык щекотно волнует шею. Пальцы творят свое волшебство внизу. Ныряют внутрь меня и возвращаются к складкам. Так руки пианиста бегают по клавишам, как руки моего мага порхают по чувствительным точкам.

Я стону от наслаждения, ладони на стенках лифта. Нет ничего: ни прошлого, ни будущего. Важно только то, что происходит в этот момент.

Теплое дыхание опаляет мою щеку. Хриплый голос что-то нежно шепчет по-арабски. Я плыву над землей, постепенно ускоряясь. Напряжение нарастает, уже лечу ракетой. Наконец, взрываюсь в его объятиях сверхновой звездой. Колени слабеют. Упала бы подкошенная, но сильные руки прижимают меня к мужской груди.

— Тебе хорошо, Латифа? — слышится шепот в ухо. Молча киваю головой, как китайский болванчик. На слова просто не осталось никаких сил.

Меня переворачивают спиной к стенке кабины, и тотчас рот накрывают властные губы. Мне кажется, что я узнаю этот вкус и запах мужчины. Но наверняка это просто самовнушение.

Свет включается, и маг меня отпускает. Кабинка лифта дергается и, сделав последний рывок, останавливается на нужном этаже. Волшебство куда-то испаряется, становится чуточку стыдно. Я отвожу глаза в стену и сразу включаю сомнения. А вдруг это не он? Тогда я веду себя, как бесстыжая распутная женщина.

Двери открываются, и я вижу перед собой Никиту. Он с подозрением нас рассматривает, я проскальзываю мимо. Быстрым шагом иду в свою комнату. Уже открыв дверь, с удивлением замечаю, что маг открывает соседнюю. Хочу завязать разговор, но замечаю Никиту. Он до сих пор не уехал, а задумчиво смотрит на нас.

Ныряю в номер. Падаю на кровать. Прижимаю ладони к животу. Закрываю глаза и смакую ощущения. Он или не он, как же это понять? Может нужно было спросить напрямую? А если не он, что бы этот мужчина подумал? Хотя ничего хорошего он и так подумать не мог.

Лежу и улыбаюсь, как дурочка. Меня затапливает разными волнами. Стыд, сомнение, уверенность, блаженство. Волна отхлынет и набегает вновь, накрывая с головой. И все вместе мешается в какой-то непонятный привкус счастья. Если это он, со мной не могло произойти нечего более прекрасного.

Глава 21. Базар

На рынок нас вызывается проводить Никита. Мы с Тамарой совсем не возражаем, потому что ее неторт тоже выразил желание посетить Тартус. В восточной стране хочется передвигаться в сопровождении мужчины. Даже, если он застал тебя недавно в двусмысленном положении.

Спускаюсь в холл первая. Тамара вернулась в номер за часами.

Никита встает с кресла в лобби и спешит ко мне.

— Позволишь? — подставляет локоть для опоры. Не смею отказать, потому что чувствую себя немного виноватой.

— Елена, с саудитами не стоит связываться, — с места в карьер начинает комитетчик, — у СССР даже нет с ними дипломатических отношений. Если что-то случится, тебя никто не сможет там защитить.

— Никита, простите. Не понимаю, к чему вы все это мне говорите? — включаю я режим всеотрицания.

— Я видел, как он на тебя смотрел.

Радостно вспыхиваю от этого заявления, надеюсь мужчина этого не заметил. Но это вряд ли.

— Тем более, что у него может быть парочка жен, — мстительно продолжает Никита, отследив мою нездоровую реакцию.

Снова вспыхиваю, уже от злости. Как можно быть таким мелочным человеком, чтобы наговаривать на того, кто вполне может быть моим магом. Жалкая ничтожная личность. Хочу уже выдрать свою руку, когда Никиту отвлекает администратор и просит подойти к телефону.

— Я готова, — объявляет материализовавшаяся Тамара.

— Черт, я не смогу вас проводить, — подходит раздосадованный Никита. Подробных объяснений не следует, и мы с товаркой лишь выражаем сожаление.

Перед выходом на улицу немного паникую. В чужой стране мы остаемся совсем одни. Беззащитные советские девушки. Кошусь на решительный профиль Тамары и сразу же меняю оценку ситуации. Пожалуй, я под надежной защитой. Сильно кажется, чтотоварка любому даст жесткий отпор.

Когда приезжаем на рынок, убеждаюсь, что сделала правильный вывод. Пока идем мимо прилавков, прогибающихся под тяжестью сочных персиков и спелого инжира, с нами заигрывают восточные мужчины. Зазывают к себе, предлагают попробовать фрукты. Чаще по-арабски, но местами по-русски.

Тамара играючи отбивается от излишнего внимания. Владеет она только великим и могучим, зато интернационально передает оттенки. На очередной окрик на ломаном нашем:

— Красивые, выходите за меня замуж.

Тамара берет меня под локоток и выдает гордо:

— Руссо туристо облико морале.

Доходим до лавок, торгующих вещами. Это главная цель нашей поездки. Я выбираю джинсы для брата. Тамара скупает все, на что падает глаз. Сумочку, туфли, платья и тоже джинсы.

Пока товарка занята покупками разглядываю витрину в ювелирной лавке. Вылетает лысоватый хозяин и настойчиво тянет меня внутрь. Пробую отказаться по-английски, но он игнорирует мои протесты. Беспомощно оборачиваюсь на Тамару, но она увлечена выбором.

Сириец тем временем тащит меня к витрине. Извлекает откуда-то браслет с камнями небесного цвета. Что-то экспрессивно объясняет и напяливает его на мое запястье.

Рассеянно поднимаю руку и разглядываю эту красоту. Тяжело вздыхаю. Я даже не буду с ним спорить, что это что-то волшебное. Но покупать браслет не стану, даже если хватит денег.

— Мне нравится, Латифа, — раздается над моим ухом. Вздрагиваю от неожиданности, поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с магом.

Переводит внимание на продавца и что-то говорит по-арабски. Сириец куда-то исчезает и появляется с таким же колье. Араб его быстро осматривает, отдает назад и кивает.

Лавочник радостно что-то лопочет и начинает деловито упаковывать изделия. Маг извлекает из портмоне купюры и отдает мне подарочную коробочку.

— Нет, нет, нет, — в панике отшатываюсь от футляра, как черт от ладана.

— Да, Латифа, — твердо произносит араб и гипнотизирует меня взглядом, — это свадебный подарок. Ты же выйдешь за меня замуж?

— Я тебя не знаю, — от паники вжимаю голову в плечи.

— Меня зовут Мансур, — лаконично отвечает маг.

От ирреальности происходящего впадаю в ступор и теряю дар речи. Растерянно оглядываюсь. Вероятно, это просто сон. Там всегда случается что-то нереальное. Ходишь по облакам и бегаешь голая. Все это вокруг вполне соответствует какому-нибудь нелепому сновидению.

Голова кружится все быстрее. Перед глазами возникает рябь. Сознание куда-то утекает, и я просто грохаюсь в обморок.

Прихожу в себя в каком-то помещении. Мансур смотрит на меня с тревогой. Рядом маячит Тамара. Почему-то с покрытой головой.

— Лена, слава богу, ты очухалась.

— Где мы? Что происходит? — быстро хлопаю ресницами.

— Мы сейчас будем жениться, — сообщает мне мой маг и натягивает на голову платок.

От новости резко прихожу в полное сознание.

— Ты сумасшедший? — выдвигаю самую реалистическую версию происходящего.

— Нет, — лаконично сообщает мужчина и ставит меня в вертикальное положение.

Перед нами возникает служитель культа. Начинает что-то говорить.

— Что вообще происходит? — истерично интересуется Тамара.

— Кажется, я выхожу замуж, — а еще у меня уплывает крыша, формулирую для себя фантасмагорию.

— Офигеть! Мама дорогая! Лечь и не встать! С ума сойти! — комментирует действо товарка, пока имам на нее не прикрикивает.

Наконец-то бормотания сотрудника культа заканчиваются. Мой маг забирает какие-то бумажки. Поворачивает меня к себе лицом и произносит медленно, как для идиотки:

— Теперь ты моя жена, Латифа. Никому об этом говорить нельзя. Подружке своей тоже скажи, чтобы не трепалась. Собери свои вещи и будь готова к отъезду в любой момент. Мне нужно время на подготовку твоего побега.

Выводит нас из мечети и сразу растворяется в пространстве. Я бы подумала, что все послеобморочный бред, но Тамара тоже это видела.

Ошалевшие от жары и приключения добираемся до гостиницы и падаем на кровати. Вырубаемся на дневную сиесту.

К ужину приходим в себя. Спускаемся в ресторан и рассказываем комитетчикам о своих покупках. О приключении, естественно, умалчиваем. Так-то я не чувствую себя замужней женщиной. Все уже кажется каким-то розыгрышем.

Вместе с ребятами выходим в лобби гостиницы и наблюдаем у стойки администрации мага с арабкой в парандже. Красноречиво переглядываемся с Тамарой. Отделываемся от комитетчиков и подходим к администратору.

— А кто это был? — Тамара активно строит глазки русскоязычному сирийцу.

— Шейх Мансур аль-Азис с женой, — подмигивает нам мужчина.

Чувствую, как заканчивается воздух и болезненно теснит в груди. Тамара перехватывает меня за локоть. Пошатываясь, наваливаюсь на нее всем весом.

— Тише, тише, Леночка. Сейчас потихоньку дойдем до номера, — неспешно ведет меня к лифту.

Глава 22. Нелюбовь

Елена

Падаю на кровать, закрываю глаза и растираю тяжесть в висках. Гложет чувство вины перед Никитой. Он был прав про саудитов и жен. Главное, что он тоже видел Мансура с этой арабкой. Боже, какой же стыд!

— Что это вообще сегодня было? — набрасывается на меня Тамара, когда мы доходим до номера.

И как объяснить, когда сама ничего не понимаю.

— Мы пересеклись в лифте, — бурчу я.

— В смысле пересеклись? — не собирается отставать товарка.

— В смысле поцеловались.

— И он сразу решил на тебе жениться? — Тамара вздергивает бровь.

— Сама в шоке, — отвечаю честно, — как понимаю, для него вообще жениться не проблема. Сколько там у них может быть жен одновременно?

Тамара вздыхает и садиться ко мне на кровать. Берет мою ладонь и зажимает в своих руках.

— Он тебе хотя бы нравится? Ну что я спрашиваю? Конечно да. Ты же с ним поцеловалась в лифте.

Воцаряется тишина. Тамара мнет мою руку в ладонях.

— И что ты собираешься делать? — раздается вопрос, который пульсирует у меня в голове.

— Ничего.

— Он же планирует тебя выкрасть из Сирии.

— Я не собираюсь пополнять собой гарем.

— Я бы не была такой категоричной, — пожимает плечом Тамара, — он безумно красив и богат. У каждого свои недостатки. Если бы у него не было гарема, был бы слишком нереален. А так вполне земной мужик.

Смотрю на девушку неверящим взглядом. Недостаток? Спать одновременно с разными женщинами? Это не просто недостаток, а неисправимый порок.

— Ловеласа ты называешь просто земным мужчиной? Для любой нормальной женщины такой типаж табу.

— Прости, но я не понимаю истерию вокруг, как ты выразилась, ловеласов. Бабы живут с алкоголиками, уродцами, тупыми и драчливыми. При этом главная причина всех разводов — супружеская измена. Мне кажется, это какая-то нездоровая деформация сознания. А если посмотреть на ситуацию с позиции диалектического материализма, то просто мелкобуржуазный инстинкт. Стремление контролировать мнимую собственность.

— А как же любовь, Тамара? — раздраженно выдаю я. — Измена признак нелюбви.

— Признаков нелюбви до фига и больше. В большинстве браков никакой любовью не пахнет. Это не мешает терпеть друг друга всю жизнь. Думаю, измена пробуждает в этих мертвых отношениях хоть какие-то чувства. Вносит оживление в затхлый мирок.

— В затхлый мирок? — взрываюсь я. — Да меня просто разрывает от боли.

— Что и требовалось доказать, — отмахивается Тамара. — Ты не можешь любить первого встречного. Это не страдания от любви, а просто страх потери. У тебя с момента венчания возник мелкособственнический инстинкт, и ты боишься потерять свою собственность.

Просто закрываю лицо руками. Спор бесполезен. Она не понимает, что значит для меня мой маг. А я не могу рассказать подробности. Эта дискуссия не имеет смысла.

А что, если это все-таки не он? С ужасом понимаю, что теперь мечтаю, чтобы это был не он. Хочу защитить свой идеал, моего совершенного бесплотного идола от всей этой физиологической грязи. Если это он, я просто разочаруюсь во всех мужчинах сразу.

Глава 23. Допрос

Мансур

Имам свел меня с нужным человеком. Во время непродолжительного разговора он выдал мне полный план действий. В итоге — сотрудники сирийских спецслужб, которые должны следить за советской делегацией, теперь за небольшой бакшиш работают на меня. Если все закончится успешно, нужно будет переманить этого сирийца в мою службу безопасности.

Я знаю каждый шаг Латифы. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Сразу хочется этот каждый шаг контролировать. А это очень плохая идея, нельзя раньше времени показывать свой интерес.

Выполняю свою часть плана. Посещаю адрес женщины легкого поведения и предлагаю ей заключить временный исламский брак. Уловка, которую используют правоверные мусульмане, чтобы насладиться продажной любовью. У меня же другая цель. Нужно прикрытие для притупления бдительности комитетчиков, которые следят за советской делегацией.

Покупаю Медину на трое суток и тут же еду с ней в нужный отель. К счастью, номер рядом с Латифой свободный. Заселяемся. Сразу проверяю балкон. Перегородка декоративная. Легко можно перелезть из одного номера в другой. Злоупотреблять этим не следует. Важно не попасться до решающего часа.

Медина уже сняла абайю и развалилась на кровати в откровенном наряде.

— Муж мой, не хочешь отдохнуть? — смотрит черными возбужденными глазищами и принимает соблазнительную позу.

Смотрю сквозь куртизанку. Сажусь в кресло и беру с тумбочки телефон. Не то, чтобы я брезговал развратными женщинами. У нас с братьями есть оазис в пустыне с гаремом. У каждого свой пул невольниц. Периодически мы туда наведываемся. Но в оазисе работает врач и есть уверенность в стерильности наложниц. Сейчас у меня такой уверенности нет.

Набираю номер и выслушиваю доклад о Латифе. Сейчас завтракает в ресторане. Требую, чтобы свернули горы, но в лифт девушка должна войти одна. Спешу вниз и дожидаюсь окончания трапезы.

Проникаю за Латифой в кабину. Встаю сзади и дышу позабытым ароматом. Пах моментально реагирует напряжением. Сердце усиленно гонит кровь. Сейчас случится момент истины. В ближайшие минуты я узнаю, будет ли девушка со мной добровольно или активируется план с похищением.

А дальше происходит волшебство. Латифа моментально признает мою власть, и мы сливаемся в нечто энергетически целое. Как части одного пазла, как сцепка Инь и Ян. Я почти кончаю, когда доставляю ей удовольствие. Это какая-то новая реальность, где вечная радуга и вечный Диснейленд.

Захожу в номер и скольжу взглядом по Медине. Мне необходима разрядка. Но сейчас пользоваться услугами шармуты кажется почти что святотатством. Заворачиваю в ванную и выбираю холодный душ.

***

После никаха спешу в гостиницу. Почти что лечу на крыльях Микаиля. Думал, что три дня будет мало, но получил Латифу за сутки. Если это не воля Аллаха, то как происходящее можно назвать?

В холле натыкаюсь на того самого комитетчика, с которым утром пересеклись у лифта. При виде меня он играет желваками и не скрывает своей злости. Я отвечаю тем же. Прекрасно видел, каким похотливым взглядом он смотрит на мою женщину.

— На пару слов, — цедит сквозь зубы по-арабски и указывает подбородком на кресла в лобби.

Напяливаю идиотскую улыбку и прохожу в предложенный приватный угол.

— Могу я узнать, с какой целью вы крутитесь около участницы советской делегации и сняли номер рядом с ней?

Вот тебе и первая трудность. Слишком все было гладко. Принес же его иблис к лифту не в тот момент. Сколько он там вообще стоял и мог ли что-либо слышать?

— Простите, не понимаю, что вы имеете в виду? — изображаю легкое раздражение.

— Вы наверняка в курсе, что в прошлом году был мятеж в Хаме? — резко меняет тему комитетчик.

— Восстание «братьев-мусульман» против неверных? — вздергиваю я бровь. — Народ просто хотел, чтобы в исламской стране была исламская власть, а алавиты устроили бойню.

— Народ? — мужчина посмеивается и качает головой. — «Братья-мусульмане» созданы британскими спецслужбами. В Сирии занимались террором, в том числе активно против советских специалистов.

— Простите, а почему мы это все обсуждаем? — обрубаю я словоблудие.

— К тому, что саудиты тоже активно спонсировали данную организацию. Вот я думаю, может быть вы тоже террорист? — откидывается на спинку кресла и усмехается.

— Вы мне угрожаете? — искренне изумляюсь наглости товарища. — Я нахожусь в Сирии по личному приглашению Басиля Асада.

Встаю с твердым намерением уйти.

— А Басиль в курсе, что «алавиты устроили бойню», как вы изволили выразиться? — несется мне в спину. Не оборачиваясь, продолжаю свой путь.

Отхожу от шантажиста и сгораю от злости. Кто он моей Латифе, что рискует использовать служебное положение в личных целях? Что она ему позволила? Хочется придушить ее голыми руками. Как она жила все эти годы. Сколько у нее было мужчин? На ком я вообще женился?

Разворачиваюсь и покидаю гостиницу. Еду в резиденцию Асадов. Несмотря на жару, устраиваем скачки с Басилем на отличных арабских скакунах. Я побеждаю, потому что на адреналине и зол. Мой конь чувствует состояние и соответствует.

Вечером устраиваю показательное выступление для комитетчика. Демонстрирую ему Медину. Скриплю зубами, когда вижу, что он крутится около Латифы.

Настроение портится окончательно. Психую и уже сомневаюсь, что хочу ее увезти с собой.

Глава 24. Долг

Елена

В дверь стучат, Тамара встает с кровати и идет открывать. На пороге генерал Макееев. Моментально принимаю вертикальное положение и спускаю ноги на пол.

— Лена, я хотел бы поговорить с тобой наедине, может быть, в моем номере?

— А я уже ухожу, — Тамара одаряет моего шефа очаровательной улыбкой и, подхватив с кровати сумочку, выпархивает в коридор.

Макеев присаживается напротив меня на заправленную кровать товарки. На миг отводит глаза и смущенно откашливается.

— Товарищ Никита Орлов попросил меня провести с тобой разговор.

Инстинктивно напрягаюсь. Не ожидаю ничего хорошего.

— Лена, Никита считает, что у тебя отношения с саудовским шейхом.

— Это очень громко сказано, — фыркаю я.

— В любом случае, я должен с тобой побеседовать, как это сделал бы твой отец, — Макеев тяжело вздыхает. — Напоминаю, что у нас не приветствуются отношения с иностранцами. И это правильно. Мы очень разные. Советского человека может понять только советский человек. А понимание — основа любого брака.

Внимательно смотрит на меня, пытаясь оценить эффект от своих слов.

— Леночка, мы найдем тебе прекрасного мужа. Перспективного и надежного, как скала, — ласково обещает генерал.

— Андрей Сергеевич, я тронута вашей заботой, но это все лишнее. Упомянутый шейх приехал со своей женой. Ваше с Никитой беспокойство абсолютно беспочвенно, — сообщаю убитым голосом.

— Хорошо, если так, Лена! — Макеев медленно поднимается с кровати. Уже открыв дверь, поворачивается ко мне и добавляет, — все-таки не забывай, что у тебя есть долг перед Родиной и своим братом.

Оставшись одна в номере, просто мечу молнии. Долг, блин! В гробу я видела ваш долг. Если бы я постоянно не думала о долге, мой отец сейчас был бы жив. Теперь это последнее, о чем я буду думать, принимая решения в своей жизни.

В балконную дверь стучат, и я подпрыгиваю от неожиданности. Подхожу и смотрю через стекло. Это Мансур.

Поджимаю губы и смотрю в его раздраженные глаза. Немного посомневавшись, все-таки поворачиваю защелку. Спиной отхожу вглубь комнаты, потому что его энергетика давит на мою грудь. Сразу забываю все свои претензии. Сейчас они кажутся совсем неуместными. Как если бы я хотела высказать свое недовольство разъяренному тигру.

Быстро сокращает пространство между нами, обхватив мой подбородок, поднимает лицо и заставляет на него посмотреть.

Забываю все отягчающие факторы, тону в его зеленых глазах. Его взгляд постепенно теплеет, через мгновение уже горит. Он впечатывает меня в свое тело.

— Ты сводишь меня с ума, Латифа! — рычит в мои губы и впивается в них своим требовательным ртом.

Жадные руки блуждают по моей спине и ягодицам. В голове туман, в теле томление. Мужчина пытается снять мое платье, когда я наконец-то прихожу в сознание.

— Стой, Мансур! — пытаюсь оттолкнуть его ладонями, но силы явно неравные, — здесь не заперто, сюда могут войти.

— Запри дверь и продолжим, — хрипло предлагает шейх, — ты девственна, Латифа?

Опускаю глаза в пол и густо краснею. Наверное, муж может задавать такие вопросы. Хотя какой он мне муж? Вспоминаю все и заряжаюсь яростью.

— Мы не будем ничего продолжать. Вообще, между нами все кончено, и ничего не может быть. Ты приехал с женой, — кидаю ему самое главное.

Мужчина смеется и крепче сжимает меня в объятиях. Ладонью по-хозяйски обхватывает ягодицу.

— Нет, Латифа, ты уже моя жена и никуда от меня не денешься, пока я сам не решу тебя отпустить, — запускает язык мне в рот и добивается ответного поцелуя, — Медина мне не жена, просто помогает в нашем побеге.

— Это правда? — заглядываю в блестящие изумруды, пытаясь увидеть в них лукавство. В сердце загорается огонек надежды.

— Абсолютная правда. Завтра мы улетим, а она останется здесь. Кстати, мне нужен твой загранпаспорт, — деловито командует мужчина.

— Зачем? — рассеянно интересуюсь.

— Завтра слетаю в Дамаск, проставлю саудовскую визу.

Мансур наконец-то выпускает меня из объятий, и я устало сажусь на свою кровать. До этого момента все было слишком нереальным, теперь меня резко ставят перед фактом, что завтра жизнь изменится.

— Я не уверена, что хочу этого, Мансур, — тихо говорю я.

Мужчина присаживается передо мной на корточки. Берет мои руки в свои большие ладони. Это так странно, когда твой мысленный образ материализуется, и ты можешь к нему прикоснуться. Хотя Мансур не похож на моего умозрительного мага. Он еще красивее, поэтому реальным кажется еще меньше.

— Поздно сомневаться, Латифа. Ты должна во всем доверять своему мужчине, — Мансур целует мои руки и смотрит на меня снизу вверх. Тону в его глазах. В груди разливается озеро нежности. Мне хочется тонуть в нем и топить того, кто сидит напротив.

Долг перед Родиной, несомненно, летит в топку.

Брат. Я буду скучать. Но объективно, я ему в последнее время только мешала. Маша ему важнее, чем родная сестра. Макеев за ним присмотрит. С братом все будет хорошо.

Блестящие изумруды гипнотизируют и погружают в патоку. Как я смогу теперь без них жить?

Высвобождаю руки, лезу в сумочку и достаю оттуда загранпаспорт. Совершенно безумный поступок. Что я буду делать, если Мансур пропадет вместе с документом?

— Спасибо, Латифа, — снова целует руки, — завтра утром я улетаю в Дамаск. После обеда будь готова, я тебя увезу.

Направляется в сторону террасы. Выскакиваю за ним. Встает на перила ограждения и перебирается через перегородку между номерами. С тревогой наблюдаю за этим трюком. Облегченно выдыхаю, когда слышу, как он спрыгивает на свой балкон.

Глава 25. День икс

Финальная стадия переговоров. Вывожу стенографические закорючки в блокноте и кошусь в окно. Яркое солнце бьет сквозь прорези листьев финиковых пальм. Наши сегодня организуют выезд на пляж куда-то севернее Латакии. Очень хочется присоединиться, но у меня другие планы. Я уже отказалась от досуга, сославшись на женское недомогание.

Даже не могу представить свою новую жизнь. У нас с Мансуром не было времени, чтобы просто поговорить нормально. Теперь немного мандражирую. Как это все будет, что я буду делать? О Ближнем Востоке у меня представления крайне поверхностные. Арабисты главным образом запугивали. Предупреждали, что одной женщине передвигаться небезопасно, потому что могут украсть.

И вот меня крадут, а я не возражаю против этого. Какой-то сюрреализм. Давлю внезапный смешок кулаком и делаю вид, что кашляю.

Чем вообще занимаются шейхи? А что делают их жены? Какая-то бездна вопросов, на которые нет ответов. Главное, что из делегации уже ни у кого не выяснишь. Иначе подозрения на мой счет только усилятся.

К сиесте возвращаемся в гостиницу. Тамара собирается на пляж, а я пишу письма брату, Макееву и Тамаре. Почему-то не сомневаюсь, что Петя за меня порадуется. Ему заграничная жизнь рисуется в радужном свете.

Перед генералом очень стыдно. Получается, что я его обманула, но это не так. В момент разговора я сама верила в то, что поставлена жирная точка. Хотя там и точку ставить было негде. У нас все отношения — неприличный эпизод в лифте. Тем не менее все-равно стыдно. Хотя бы за то, что не оправдала ожиданий.

Складываю письма конвертиками и подписываю их адресатами. Письмо Тамаре для отвода глаз. Чтобы к ней не было претензий от КГБ.

— Я оставлю здесь на кровати, — инструктирую Тамару, — а ты потом найдешь. И передай, пожалуйста, джинсы брату, адрес я оставила в заднем кармане.

— Лена, ты все правильно делаешь, — с энтузиазмом заверяет товарка, — я бы сама побежала не думая, если бы он позвал меня.

Тамара тяжело вздыхает, а я на миг закатываю глаза. Может я и мелкая собственница, но мне не нравится, когда пускают слюни на моего мужа.

Забрасываю в дорожную сумку свои немногочисленные вещи, открываю томик Ремарка и вхожу в режим ожидания.

Погружаюсь в перипетии трех товарищей и не замечаю, как исчезает Тамара. Возвращаюсь в реальность только в момент, когда Мансур кладет руку на мое плечо.

Поднимаю глаза на мужчину и чувствую, как трепещет каждая клеточка тела. Тянет за руку, прижимает к себе. Легкий поцелуй, который неконтролируемо перерастает в глубокий.

— Рядом с тобой теряю голову, — шепчет Мансур и решительно отодвигается, — нам нужно идти. В коридоре пасет ваш спецслужбист. Тебе придется перелезть в мой номер.

— Зачем? — непонимающе хлопаю глазами.

— У нас мало времени. Сама все поймешь.

Мансур решительно тянет меня на террасу.

— Я тебя буду держать, ты не упадешь, — объясняет мужчина, — с той стороны поможет Медина.

Подхожу к перилам и разуваюсь. Возникает неуместная мысль, что каждый сможет заглянуть мне под юбку, когда я на них встану. Смотрю вниз. Пальмы скрывают народ внизу. Надеюсь, нас тоже не видно.

Мансур помогает мне забраться на перила. Он держит меня за талию, и я стараюсь не паниковать. Обхватываю рукой узкую перегородку, хватаюсь за железную опору с той стороны. Переставляю одну ногу. На втором балконе мельтешит девица в достаточно открытом платье, но ничем не помогает. Аккуратно переставляю вторую ногу и спрыгиваю на балкон.

— Все нормально? — слышится голос Мансура.

— Да, — немного истерично сообщаю я.

Появляется его рука. Передает мне босоножки, следом сумку. Дрожащими руками принимаю и то, и другое. Сама до конца еще не верю, что проделала этот номер. Бросаю последний раз вниз и прохожу в номер.

Бросаю взгляд на большую двуспальную кровать. Мансур жил тут с этой женщиной? В груди копошатся неприятные червячки. На покрывале лежит черное одеяние. Медина показывает на него рукой и что-то говорит по-арабски.

— Я не понимаю, — отвечаю по-английски.

— Я помогу это надеть, — по-французски отвечает девушка.

Неприятно передергивает. А если я буду женой шейха, я должна буду постоянно это носить?

— Как нужно не уважать женщин, чтобы заставлять носить подобное, — бурчу я по-французски.

— Исламское одеяние появилось в Неджде в глубинах времен, — журчит голосом Медина, — это пустынная местность. В том регионе это очень практичная одежда, которая защищает тело от песка, пыли и солнца. Первоначальная цель была именно такая — скрыть женщину от стихии, а не от мужских глаз.

— Одевай, Латифа! — с напором требует голос за спиной. Оборачиваюсь, встречаясь с зелеными глазами. — Теперь ты всегда будешь носить абайю, никаб и хиджаб на улице.

По телу проходит волна дрожи. Хочется опять открутить назад. Кажется, Мансур ловит это мое желание. Подходит и сам берет с кровати одеяние.

— Подними руки, — произносит властно, и я тотчас повинуюсь.

Мужчина быстро облачает меня в черный бесформенный мешок. Медина помогает надеть на голову еще один, и я почти слепну. Глаза закрыты сеточкой, через которую плохо видно.

Мансур бесцеремонно открывает мою дорожную сумку. Копается в ней и выносит вердикт.

— Здесь нет ничего нужного. Мы не будем ее брать.

Во мне поднимается громкий протест. Такое ощущение, что меня не только выдирают с корнем, но пытаются стереть ластиком всю прошлую жизнь.

— Я не брошу свои вещи! — со злостью заявляю я.

— Латифа, никто не посмеет осматривать мусульманскую женщину, но это не относится к ее вещам.

Понимаю его правоту и сдуваюсь. Но хватаюсь за Ремарка, как за спасательный круг. Идеальная улика на русском языке, но я не готова с ним расстаться.

Мансур смотрит на меня, тяжело вздыхает. Берет томик и засовывает в свою барсетку. Это опасно, но он сделал это для меня. Снова таю от нежности. Чувствую себя пломбиром, растекающемся на солнце.

— Что бы не случилось, Латифа, ты молчишь и смотришь вниз. Поняла?

Послушно киваю и Мансур тянет меня на выход. Покидаем номер. Бросаю взгляд в конец коридора и вижу Никиту, подпирающего подоконник. Быстро отворачиваюсь к лифту. Сердце долбит где-то в ушах.

Глава 25.1. Побег

Мансур

— Шейх аль-Азиз! — слышу за спиной требовательный голос.

Иблис, я надеялся, он проявит благоразумие и больше не будет доставать личного гостя одного из Асадов. Это спермотоксикоз, не иначе. Как еще объяснить подобную тупость?

— Слушаю вас, — холодно отвечаю советскому спецслужбисту. Если бы у меня было время, обязательно устроил бы ему неприятности. Дураку повезло, что его у меня нет.

— Вы куда-то идете? — на меня не смотрит, внимательно разглядывает Латифу. Просто жаждет проникнуть сквозь никаб.

— Мы с женой спускаемся пообедать. Только не понимаю, каким образом это вас касается? — добавляю в голос заметное раздражение.

Ситуация очень опасная. После нашего разговора он может постучаться в номер Латифы, и ему никто не ответит. Кидаю взгляд на табличку, на которой написано «Не беспокоить». Вряд ли это его остановит.

— Нам, оказывается, по пути, — с энтузиазмом отвечает комитетчик и направляется в сторону лифта.

Делаю недовольное лицо, с трудом сдерживая проявления радости. Пока товарищ не осознал свою ошибку, хватаю окаменевшую Латифу за локоть и веду за ним. В лифте напряжение зашкаливает.

— Госпожа, — обращается к Латифе по-арабски комитетчик, — с шейхом мы знакомы, а вашего имени я не знаю.

— Моя жена не разговаривает с чужими мужчинами, — резко обрываю я его любопытство, — если бы мы были в Саудовской Аравии, за такую навязчивость я сдал бы вас в религиозную полицию мутаву.

— Хорошо, что мы не в Саудовской Аравии, — ухмыляется комитетчик.

Лифт останавливается, и спецслужбист направляется в сторону ресторана. Я подаю условный знак администратору, он должен отзвониться в аэропорт Латакии, чтобы борт был готов к взлету.

Тяну Латифу на выход. Вновь подскакивает навязчивый комитетчик.

— Шейх, вы говорили, что спускаетесь обедать!

— Я не говорил, где мы обедаем. У нас аудиенция у Асадов.

Отчаянно блефую. Надеюсь, это остудит пыл спецслужбиста. Открываю дверь ожидающей машины перед Латифой.

— Гони, — приказываю своему помощнику, и он выдавливает газ в пол. Оборачиваюсь назад. Весьма настырный малый. Лихорадочно пытается поймать такси. Делаем небольшой зигзаг по улицам, проверяя наличие хвоста. Выскакиваем на трассу и мчимся к цели.

— Медину переправь в Саудовскую Аравию, — быстро отдаю распоряжение Кариму, — я обещал ей место в гареме. Тебя жду вместе с семьей. Контракт подпишем после приезда.

— Спасибо, достопочтенный шейх! — сдержанно отвечает мужчина.

Откидываюсь на спинку и поворачиваюсь к жене.

— Испугалась, моя луна?

— Немного, — лепечет Латифа и прижимается ко мне всем телом. Неприемлемое поведение при постороннем мужчине, но я не спешу ее одергивать. Женщина испугана и нуждается в моей защите. Аллах простит ей небольшую вольность.

Быстрым шагом следуем в аэропорт, проходим таможню и спешим к борту. Экипаж встречает нас у входа. Удивленная Латифа приветствует моих британских пилотов и стюардессу. Падаем в кресло, пристегиваемся и взлетаем.

Только когда шасси отрывается от взлетной полосы, окончательно расслабляюсь.

— Аллах благословил наш брак, Латифа! — беру маленькую ладонь и целую пальцы.

— Я могу уже это снять? — в голосе жены слышится недовольство.

Поворачиваюсь и осторожно освобождаю светлые пряди из-под черной ткани. Запускаю пальцы в шелковые волосы. Только я один могу любоваться этой красотой. Латифе суждено всю жизнь носить никаб, который ей так не нравится. Ибо женщина принадлежит мужчине, только он решает, что для нее лучше.

Наклоняюсь к шее Латифы и втягиваю ее волнующий запах. Мое мужское естество требует взять то, что принадлежит мне. Не могу поверить, что в этом коммунистическом краю иблиса моя Латифа сохранила свою чистоту. Ее реакция на мой вопрос была красноречивее тысячи слов. Аллах сберег девственной мою жену для меня.

Я беру Латифу за руку и веду ее в хвост самолета. Здесь расположена спальня с большой двуспальной кроватью. Сейчас черная шелковая простынь усыпана толстым слоем разноцветных лепестков. Помещение пропитано запахом розы. Обнимаю жену со спины и нежно целую в шею.

— Тебе нравится, Латифа?

— Очень.

Глава 25.2. Полет

Мансур

Тяну вверх подол абайи и стягиваю ее через голову. Латифа подобна розе, у которой тысяча лепестков. Я отбрасываю абайю и тяну за подол платья. Оголяю нежную кожу, которая мгновенно покрывается пупырышками. Моя луна ежится от прохлады, жалящей её разгоряченную плоть. Еще чистая и невинная. Новая роза в моем саду. Такая же нежная, как и лепестки на ее ложе. Латифа.

Сгребаю в объятия мою женщину и водружаю ее на кровать. Отхожу и жадно пожираю глазами. Вспыхивает под моим страждущим взглядом. Но сегодня я не намерен щадить ее стыдливость. Бесстыдно рассматриваю каждую линию тела. За прошедшие годы Латифа оформилась и созрела. Бедра стали пышнее. Грудь потяжелела.

Ее европейское имя Елена. Воистину, оно ей подходит. Если бы я был Парисом, сделал бы тот же самый выбор. Прекраснейшая. Без сомнений.

Беру со столика розу на длинном стебле. Медленно ласкаю плотным бутоном белую кожу. Выписываю арабскую вязь по чувствительным точкам. Дразню складки в развилке ног. Латифе нравится моя ласка. Призывно шире разводит бедра. Выгибается, как довольная кошка. Соблазнительно прикусывает нижнюю губу.

Вижу, как блестит влага у ее входа, и издаю болезненный рык. Чувствую острую потребность наконец-то взять свое. Страсть горит огнём в моих чреслах, но я сам себя охлаждаю. Держу в руках из последних сил. Боюсь напугать своей жаждой.

Неспешно скидываю с головы игаль, гутру и куфию.

Латифа своими голубыми безднами наблюдает за каждым моим движением. Это волнует и будоражит кровь.

Медленно через голову стягиваю тобу. Расстегиваю пуговицы рубашки. Жена сквозь опущенные ресницы рассматривает мою обнаженную грудь. Усмехаюсь, легким движением руки скидываю визар и поглаживаю напряженный член. Упиваюсь растерянностью в глазах моей девственницы. Позже ты его не только потрогаешь, но и попробуешь на вкус, моя луна.

— Твои глаза подобны небу за иллюминатором, жена моя, — хриплю сиплым от перевозбуждения голосом.

Опускаюсь на ложе рядом с Латифой. Она тянется ко мне всем телом, но я удерживаю ее на месте. Нависаю над ее лицом, тону в небесной синеве с бездонными колодцами зрачков.

Слегка прикусываю нижнюю губу. Впиваюсь в рот и забываюсь. Зависаю в безвременном пространстве.

Страсть всасывает меня в черную воронку. Порывисто впечатываю в себя женское тело. Мну и терзаю нежную кожу. Кусаю, целую и снова кусаю. Но Латифа не пугается моего зверя. Обвивает мой торс и обнимает своими длинными ногами. Мечется подо мной и горит от страсти.

— Мансур, — шепчет в горячке, — это же был ты?

Мгновенно понимаю, о чем она спрашивает, и закипаю от ярости. Ревную Латифу к самому себе. Схожу с ума от того, что это мог быть не я, а кто-нибудь другой. От того, что у нее уже было прошлое с мужчиной. Пусть это и был я сам.

Моя порочная роза.

Оставляю вопрос без ответа и раздвигаю ей ноги шире. Без предупреждения медленно погружаюсь в лоно. Латифа вскрикивает. На миг останавливаюсь.

— Потерпи, луна моя! — хриплю ей в рот и заполняю полностью.

Закрываю глаза и глубоко дышу. Кажется, сейчас потеряю сознание. Издаю низкий рык и начинаю двигаться. Мой "Гольфстрим" сейчас разрезает пространство, а я просто вспахиваю свою ниву, как завещал пророк. Сливаюсь с Латифой в единое целое. Моя роза, моя пашня. Моя жена, подаренная мне Аллахом.

Елена

На высоте в десятки тысяч километров я наконец-то не ощущаю себя больше одинокой. Я чувствую приятную тяжесть мужского тела и саднящую боль внутри себя. Бывает такая боль, которая заставляет чувствовать счастье. И я купаюсь в этой болезненной эйфории, как в горном чистом озере.

Боль притупляется, возвращается возбуждение, и я постанываю от каждого требовательного толчка. Мансур не ответил, но я знаю, что это был он. Я узнаю из миллионов этот напор и уверенность в своем праве. Он знает, что я принадлежу ему.

Я знаю, нас соединили на небесах когда-то давно, до начала времен. Когда не существовало ни земли, ни неба, свет еще не отделили от тьмы, и не было даже слова. Уже тогда мы были предназначены друг для друга. Наши души просто ждали своего часа. Теперь мы наконец-то встретились, и это уже навечно. Даже после смерти мы не расстанемся. Соединимся намертво, прилипнем друг к другу. Даже злые демоны в преисподней не смогли бы нас разлучить.

Изнываю от томления, напряжение нарастает. Моё тело срастается с другим. Мы несемся на скорости в сотни километров. Я жажду взорваться и разлететься на осколки. Обвиваю Мансура всеми своими конечностями и чутко встречаю каждый его толчок.

Самолет попадает в воздушную яму. Тот самый редкий момент невесомости. Он падает в бездну, а мы взлетаем. Одновременно, ошеломительно. Не сдерживаюсь и кричу.

____

Прим. Абайя — арабское женское платье с рукавами

Гутра — белый или клетчатый платок, который носят на голове аравийские мужчины.

Игаль — кольцо, которое придерживает гутру на голове.

Куфия — маленькая белая шапочка, которую надевают под гутру.

Тоба — рубаха в пол с длинным рукавом

Визар — кусок ткани, который оборачивают вокруг бедер аравийские мужчины

Глава 25.3. Неловкость

— Мансур!

— Да, Латифа!

— Почему ты женился на мне? Мы же не знаем друг друга.

— Я тебя видел, это уже много. У нас договорные браки. Зачастую жених впервые видит невесту после свадьбы.

— А как же общность интересов и любовь?

— На любви брак не строится. Жену нужно уважать. Это достаточно для того, чтобы разделить жизнь. И какие общие интересы могут быть у мужчины и женщины до брака? Мы с тобой зажигаем кровь друг друга. Это уже немало.

Замолкаю и чувствую себя неуютно. Можно ли считать признанием в любви констатацию, что мы зажигаем кровь друг друга? До этого разговора его признанием я считала желание жениться на мне. А оно вообще ничего не значит. Странные восточные мужчины.

Тут же вспоминаю Николая, который тоже хотел жениться с ещё более странным объяснением. Насколько понимаю, ему была нужна удобная незаметная верная жена. О любви, вероятно, речи тоже не шло. Получается, не только восточные мужчины странные.

Робко провожу ладонью по рельефной груди мужчины. Как только близость закончилась, вернулась какая-то неловкость. Чувствую себя скованно. Не хочу, чтобы так было. Мансур перехватывает мою руку и целует.

— Не распаляй меня, луна моя! Нам не хватит времени. Продолжим на земле. С твоим паспортом выехать в свадебное путешествие у нас не получится. Медовую неделю проведём дома.

— Почему неделю? У нас говорят "медовый месяц".

Быстрый косой взгляд.

— Давай вставать, Латифа. Твои новые вещи здесь, — показывает пальцем на стопку, лежащую на кресле.

— Почему ты называешь меня Латифой? Меня зовут Елена.

— Латифа — твоё исламское имя.

— Я не мусульманка.

— Твои дети будут мусульманами. Думаю, ты захочешь быть ближе к своим детям и примешь истинную веру.

— Я не нуждаюсь ни в какой вере.

— В вашей стране идёт борьба против бога. СССР — царство иблиса.

— Я ни с кем не борюсь, просто не нуждаюсь. Я уважаю веру других людей.

— Ты просто почитаешь Коран и сама все решишь. Насильно тебя никто не будет заставлять верить. Хватит спорить, Латифа! Не хочу портить этот день. За той дверью душ, — Мансур указывает подбородком в угол салона.

Беру стопку вещей и иду в душевую. После недавней эйфории накрывает волной неудовлетворенности. Всё идёт не так, как я представляла в своих мечтах. Романтика вроде бы присутствует, но холодные приказные нотки в голосе Мансура пугают меня.

Беру мочалку и начинаю счищать с тела налипшие лепестки роз. Напор воды не очень хороший, поэтому голову не мою и быстро заканчиваю с водными процедурами.

Нахожу в стопке нижнее белье и замираю в восхищении. Белое кружево приятно ложится на кожу. Ныряю в чёрное шёлковое платье и жизнь сразу играет новыми красками. Подхватываю на руки исламское облачение и выпархиваю из душа.

Сразу ловлю заинтересованный взгляд. Кидаю на кресло чёрный балахон. Умеренно покачивая бёдрами, как модели на показах, прохожу мимо Мансура и кручусь вполоборота.

Мужчина подскакивает с места и сгребает меня в объятия. Жадно мнет ладонями ягодицы.

— Я же просил не распалять меня, женщина!

— Тебе нравится? — уточняю игриво.

— Ты очень красивая, Латифа, — накрывает губы страстным поцелуем, потом отстраняет и добавляет строго, — возвращайся в основной салон, я после душа присоединюсь к тебе, скоро начнём снижаться.

Глава 26. Эксплуатация

Елена

Прибываем на место уже на закате. Я выхожу из большого автомобиля, чем-то похожего на нашу «Ниву» и застываю с открытым ртом.

— Это наш дом? — на всякий пожарный уточняю у Мансура.

— Это твой дом. Ты здесь хозяйка, — улыбаясь уточняет мужчина.

Я смотрю на дворец из восточной сказки и не верю своим глазам. Тонкие колоны, арки, какая-то замысловатая резьба. Это не дом, а мираж прямо из сказок Шахерезады. Сейчас моргну, и все испарится.

Мансур берет меня за локоть и уверенно ведет к арочному входу. В холле дворца ожидают четыре женщины. Подозреваю, что родственницы мужа. Он начинает разговор с первой женщиной на арабском, а я жду, когда нас познакомят.

— Латифа! — обращается ко мне Мансур. — Познакомься, это Шакира. Она экономка этого дома. По всем вопросам ты можешь обращаться к ней. Она давно занимается этим домом и зарекомендовала себя с хорошей стороны. Остальной персонал на испытательном сроке. Сама решишь оставить или уволить.

— В смысле уволить? — впадаю я в шок.

— Это твои служанки. Они наняты через агентство. Если тебя не устроят, можешь их сменить. Все говорят по-английски.

Служанки? Бред какой-то и средневековье. Самодурство и эксплуатация трудящихся.

— Мне не нужен никакой персонал, — складываю руки на груди и негодую.

— Латифа, ты сама будешь поддерживать порядок в доме? — мягко спрашивает у меня Мансур.

Вспоминаю внешний вид этой махины и тут же теряю свою решимость. Мужчина смотрит на меня и усмехается, снова поворачивается к экономке.

— Шакира, можно накрывать ужин, я пока покажу госпоже дом.

Мы заходим в гигантскую комнату, по периметру и в центре обставленную диванами. Мансур говорит, что это главная гостиная. И здесь желательно всегда носить никаб. Мы выходим во внутренний дворик с небольшим садом и фонтаном посередине.

— Сюда нужно поставить диваны. Я попозже их закажу.

— Мансур, это просто волшебно, — завороженно шепчу и обнимаю его за шею, — я могу уже снять этот мешок?

Раздраженно дергаю намордник, который мешает поцеловать мужа.

— В доме нет мужчин, можешь снять, — великодушно разрешает муж и сам стягивает с меня удавку.

— Господин, ужин готов, — окликает нас Шакира.

— Женскую половину посмотришь позже, — Мансур ведет меня в столовую.

За ужином нам прислуживает одна из девушек. И это ужасно меня напрягает. Никогда не думала, что стану эксплуататоршей. Сижу и закипаю, как чайник со свистком. Еще немного и пойдет пар. Мой гнев не успевает обратиться в свист, потому что Мансура просят к телефону.

— Я отлучусь ненадолго, моя луна! После ужина тебе помогут подготовиться к нашей брачной ночи.

Ужасно радуюсь, что муж уходит. Даже забываю спросить, куда он идет в ночи. Тотчас же отказываюсь от услуг девушки и наконец-то спокойно наслаждаюсь ужином.

Глава 27. Хамам

После ужина Шакира напоминает, что господин приказал подготовить госпожу к ночи. Она проводит меня в подвал и объясняет, что прямо в доме расположена местная баня, которая называется «хамам».

В предбаннике мне предлагают раздеться, и я смущенно выполняю просьбу. Заходят девушки и сообщают, что помогут подготовить мое тело. Пытаюсь протестовать, что не так-то легко делать в нагом виде. Мгновенно материализовавшаяся Шакира отклоняет мои возражения, сообщая, что хозяин всех уволит, если мы проигнорируем его приказ.

Смиряюсь, позволяю девушкам проводить меня в парилку, посреди которой расположено ложе. Оно облицовано такой же красивой плиткой с арабскими узорами, которой отделаны стены помещения.

Я ложусь на это возвышение и расслабляюсь, окутанная теплым паром. Девушки в четыре руки разминают мое тело. Мне так хорошо и спокойно, что я больше не пытаюсь протестовать. Просто интересуюсь, как зовутмоих помощниц.

Первая Маниша приехала из Индии, вторая Кристина родилась на Филиппинах. Объясняют, что в своих странах не смогли бы зарабатывать столько же, сколько в Саудовской Аравии.

Закрываю глаза и отпускаю ситуацию. Кажется, я уже ничего не понимаю. Самостоятельно покинуть страну, чтобы подвергнуться на чужбине эксплуатации? Внезапно чувствую острую тоску по покинутой социалистической родине.

Вскоре меня ведут в другое небольшое помещение. Здесь расположена кушетка и приглушен свет. Девушки растирают меня жесткими перчатками, когда снова появляется Шакира. Она объявляет, что сейчас мне проведут церемонию удаления волос на теле, которую местные называют «халава». Ставит на столик тазик с какой-то приятнопахнущей смесью. Объясняет, что в нее входит сахар, розовая вода и лимонный сок.

Меня покрывают этим составом. Когда он застывает, начинают отдирать. Никто не предупредил, что будет так больно. Стискиваю зубы, чтобы не кричать.

Шакира невозмутимо сообщает, что обычно еще моют голову хной для придания волосам блеска. В моем же случае эта процедура неуместна, светлые волосы и хна слабосовместимы.

Когда очередь доходит до маникюра и педикюра, я уже мечтаю о покое.

Готовую для утех меня проводят до спальни. Я падаю на кровать и вырубаюсь.

Просыпаюсь, когда уже светлеет. За окном предрассветное голубое небо.

Поворачиваю голову и вижу рядом Мансура. Я так крепко уснула, что не слышала, когда он вернулся. Хихикаю, когда думаю, что брачная ночь не удалась.

Ложусь на бок лицом к мужу и рассматриваю красивое лицо. Все происходящее совершенно нереально. Настоящий прекрасный принц из сказки женился на мне и увез в свой дворец.

Тихонечко встаю с кровати и подхожу к окну. Замираю и не могу поверить своим глазам. Передо мной море.

Открываю балконную дверь и выхожу на просторную террасу. Обзор открыт только с одной стороны. По бокам глухие стены. Здесь теплее, чем в комнате, несмотря на ранний час. Присаживаюсь на диван за столик и наблюдаю за ленивыми волнами.

Когда солнце поднимается над линией горизонта, на террасу выходит Мансур.

— Привет! — открыто улыбаюсь мужу, — ты уже проснулся?

— Я уже совершил намаз.

Мансур присаживается рядом и тянет меня на колени.

— Прости, что я вчера уснула, — обвиваю руками шею и потираюсь щекой о легкую щетину.

— Это твои проблемы, усмехается мужчина. — Знаешь, моя луна, брачный день гораздо длиннее брачной ночи.

Муж смотрит на меня темными глазами и лениво поглаживает бедро под сорочкой. Вспоминаю тему, которую обдумывала в голове перед сном.

— Мансур, а зачем ты нанял девушек сейчас? Ты как-то жил до меня один в этом доме. Если ты раньше не нуждался в их услугах, то и сейчас мы вполне обойдемся.

— Латифа, ты слишком болтлива и задаешь много вопросов. В ближайшие часы болтовня под запретом. Ты будешь только стонать.

Мансур поднимается со мной на руках и заносит меня в прохладу спальни.

Глава 28. Краски

Когда блокируют какой-то орган чувств, остальные ощущения обостряются. Мой первый интимный опыт проходил с отключенным зрением. Может быть, по этой причине я тогда так быстро смирилась с происходящим. Внутренний протест быстро ушел в спячку, потому что все мое существо переключилось на тактильный контакт.

Но сейчас я понимаю, что тогда была обделена, и не получила всех красок жизни. Смотреть на моего мага — это отдельный вид наслаждения. От его горящего взгляда мгновенно вскипает кровь и запускаются сложные биохимические процессы.

Включенное зрение высветило еще один интересный момент. В тот первый раз я даже не осознавала силу животной энергетики Мансура. Если бы я увидела его тогда, то запаниковала бы от осознания, что нахожусь во власти такого пугающего мужчины.

Теперь же, единожды сдавшись, гораздо легче отпустить ситуацию и отдать контроль над собой этому сильному человеку.

Мансур укладывает меня на кровать на живот и сразу же подсовывает под бедра одну из многочисленных подушек. Пробую сразу же перевернуться, но шею накрывает сильная ладонь, фиксируя мое тело в заданном положении.

— Я не разрешал тебе двигаться, Латифа, — громко звучит за спиной спокойный голос.

Замираю. Ладонь исчезает с моей шеи и тотчас сильные руки раздвигают согнутые в коленях ноги в разные стороны. Чувствую себя какой-то лягушкой и от осознания, как это все выглядит со стороны, густо краснею.

Мансур задирает мою комбинацию вверх и нежно гладит ладонями талию, бедра, живот. От чувственности происходящего сводит дыхание и кружится голова.

— Что ты хочешь сделать? — приглушенно спрашиваю мужа.

— На сегодня у нас одна программа, — объявляет Мансур, — буду тебя брать, пока не попросишь пощады.

Внезапно меня пронзает мощный толчок, и от неожиданности я вскрикиваю. Мансур наклоняется надо мной. Прижимает свою грудь к моей спине и зубами мягко прикусывает шею. Неужели люди тоже могут так любить друг друга? Чувствую себя героиней «Мира животных», а именно сюжета про спаривание львов.

Закрываю глаза и снова просто чувствую. Теперь я острее ощущаю тяжелый мускусный сладковатый запах мужа. Даже через слой шелковой сорочки жар мощной груди прожигает мою спину. Член Мансура ритмично вколачивается в меня, агрессивно раздвигая стенки моего лона, запуская волны микроимпульсов по венам. Внутри ощущаю наполненность, диапазон которой варьируется от абсолютной эйфории до легкой болезненности.

— Ты такая узкая, Латифа! Я натягиваю тебя как перчатку, — доверительно на ухо сообщает мне Мансур.

Слуховые ощущения тоже воспринимаются острее. От пошлостей мужчины возбуждение достигает пика. Шершавый язык лижет мою шею. Напряжение внутри нарастает с каждым толчком. Мансур быстрее бьет бедрами по моим ягодицам, и меня одномоментно смывает сокрушительной волной наслаждения.

Прихожу в себя на груди мужчины. В волосах гуляет крупная ладонь.

— Ты в порядке, Латифа? — интересуется Мансур грудным баритоном.

— Я не понимаю, в чем тут подвох.

— Ты о чем? — посмеивается мужчина.

— Не может быть все так прекрасно, — кладу руку на грудь, туда, где бьется большое сердце, — это не сказка, а жизнь. Должен быть какой-то подвох.

— Мы сами расцвечиваем красками все события в жизни. Тебе просто пока нравится использовать светлые тона. Какие ты выберешь завтра, решать тоже только тебе, — Мансур чмокает меня в висок.

— Эврика! — торжествующе восклицаю, — вспомнила твой главный недостаток.

— Какой же? — усмехается Мансур.

— Ты эксплуататор трудящихся, — в возбуждении сажусь на колени. — Мансур, это же какое-то средневековье. Как в наше время можно держать в доме прислугу?

— Латифа, уймись. Я был в гостях у вашей партноменклатуры. У них в квартирах тоже была прислуга.

— Я тебе не верю, — потрясенно опровергаю я.

— Как хочешь, — пожимает плечом. — Тогда представь, что ты живешь в советской гостинице. Твой номер убирают горничные, а в ресторане обслуживают официантки. Принципиальной разницы никакой нет.

Ложусь на плечо Мансура и обдумываю предложенную аналогию. Тогда уж не гостиница, а санаторий, учитывая вчерашний вечерний массаж. В общем-то можно принять такую интерпретацию происходящего. Только я должна взять на себя функции профсоюза трудящихся и следить за соблюдением прав.

Глава 29. Свободное время

Мансур уехал по делам с утра пораньше, а я слоняюсь по большому дому. Меня одолевают нерадостные мысли. Пока муж рядом, мое время занято. А что я буду делать, когда он вернется к своей работе?

До диплома я не доучилась. Но вряд ли он мне здесь пригодится. Чем вообще занимаются саудовские женщины, если они не работают?

Задумчиво дохожу до внутреннего дворика, мочу в фонтане руки. Слышу звуки активного движения и выскакиваю в коридор. Какие-то мужчины таскают большие коробки, в одну из комнат открыта дверь. Отпрыгиваю в сторону, чтобы не мешаться под ногами. Ловлю пожирающие взгляды грузчиков искоса.

— Госпожа, — шипит над ухом голос Шакиры, которая утаскивает меня назад во внутренний дворик, — вам нельзя появляться на мужской половине в таком виде. А лучше вообще туда не заходить. Проводите время в своей малой гостиной.

Женщина тащит меня в сторону моей комнаты. По дороге сворачивает в просторный зал. Здесь по периметру расставлены диваны. Видимо, это и есть малая гостиная. Усаживает меня в кресло и включает телевизор пультом.

Смотрю на мужика в саудовском платке, который что-то вещает по-арабски.

— А на английском каналов нет? — интересуюсь с затаенной надеждой.

— Нет, — категорично отвечает Шакира, — эти дети шайтана ничего хорошего показать не могут.

Понимаю, что еще одно развлечение отпадает.

— Шакира, а что делали те люди? — подбородком показываю в сторону двери.

— Госпожа, вы никому не должны говорить, что они видели вас без никаба. Господин будет в бешенстве.

— А вы не могли бы объяснить, почему такие требования? Мы сейчас не в пустыне, песок и солнце нам не угрожают.

— Женщина не должна соблазнять мужчину своими прелестями, — твердо чеканит Шакира.

Впадаю в легкий ступор. Всегда считала себя приличной девушкой. А оказывается, в Москве я только тем и занималась, что соблазняла мужчин. Слабо верю в то, что Мансур будет в бешенстве из-за этого незначительного эпизода. Он же не самодур. Но Шакира такая бледная, что я ей обещаю ничего не рассказывать мужу.

— Вернемся к нашим коробкам, — напоминаю я.

— Господину обустраивают кабинет, — поясняет женщина, — привезли какие-то книги и предметы интерьера.

— А раньше у него кабинета не было? — интересуюсь я.

Шакира как-то странно на меня косится и переводит разговор на другую тему.

— Госпожа, а меню я должна буду утверждать у вас?

Задумываюсь. В местной кухне я совершенно не разбираюсь. Надо узнать, что вообще любит Мансур.

— Думаю, лучше это будет делать мой муж.

— А когда его не будет?

— Можно это делать в то время, когда он дома. Утром или вечером, — пожимаю плечом.

Шакира как-то сконфуженно откашливается и извинившись уходит.

Смотрю в окно на море. С тоской вспоминаю свой купальник, который остался в сумке в гостинице Латакии. Можно было бы пойти поплавать. Хотя бы недолго, чтобы солнце не успело напечь.

Осторожно выскальзываю из дозволенного помещения. Пробираюсь назад в запрещенный сегмент. Постоянно осматриваюсь и выглядываю Шакиру. Вроде чисто. И мужчин тоже не видно.

Прошмыгиваю в кабинет, который пока что похож на склад. Сердце бьется в ушах. Такое ощущение, что пробралась в офис МИ-6 в Лондоне, а если поймают, то грозит казнь. Перевожу дыхание. Книжные стеллажи из какого-то дерева пока стоят пустые. Делать нечего. Придется искать по коробкам.

Заглядываю в одну и отшатываюсь. В нем чучело какой-то хищной птицы. Очередное варварство. Нет слов.

Осматриваюсь и перемещаюсь к другой коробке. Угадала. Она плотно набита литературой. Выдираю несколько томиков. Разочарованно вздыхаю. Все названия выведены арабской вязью. На что я вообще надеялась? Быстро перебираю стопку. О, чудо. Натыкаюсь на заглавие на английском языке, но это Коран.

Дрожащими руками пакую все книги назад в коробку. Прихватив с собой религиозную литературу, спешу покинуть кабинет. Коран — это не то, что я желала бы найти. Но хоть что-то. Направляясь к выходу, утешаю себя тем, что нужно понимать мировоззрение собственного мужа. Да и для расширения кругозора не помешает.

Выглядываю в коридор. Бесшумной тенью возвращаюсь в свою комнату.

Чтение священной книги не задалось. В первых же строках упоминается, что у неверующих на глазах покрывало. Во мне поднимается бурный протест. Ибо покрывало на глазах саудовских женщин, а у неверующих лица вполне открытые.

Не созрела я еще для Корана. Откладываю его в сторону. В досаде покусываю губы. Нужно было покопаться в коробках потщательнее.

Одеваю оба мешка и в этом официальном облачении иду искать Шакиру.

Вместо экономки натыкаюсь на Кристину.

— Госпожа что-нибудь желает? — интересуется девушка.

Смотрю на нее с интересом.

— Например? — уточняю я.

— Моя прошлая хозяйка любила, когда я массирую ей ноги, — информирует Кристина.

Нет, ну это просто какое-то дно. Хозяйка явно бесилась с жиру.

— Где можно взять ведро и тряпку? — решительно спрашиваю я, — хочу убрать в своей комнате.

Глава 30. Женщины

Приезжаю в офис к началу рабочего дня. Мои сотрудники встречают меня удивленными взглядами. Я не привык приезжать так рано. Мой функционал обычно сводится только к контролю. Оперативные вопросы решает нанятый топ-менеджер из Британии.

С Майклом мы учились в одной группе. С момента выпуска он успел получить опыт управления в транснациональных компаниях. Когда отец умер, и я встал у руля, сразу же сменил его древний персонал.

— Кофе, — бросаю своему секретарю мимоходом.

Прохожу в просторный кабинет президента компании. На столе уже лежат финансовые отчеты, которые я просил подготовить к своему приезду. Лениво их изучаю и удовлетворенно хмыкаю. Рентабельность растет. Я не ошибся в Майкле. Он просто волкодав. Способен заставить работать даже шайтанов, при этом еще и урезав им зарплаты.

Откладываю документы на край стола. У меня другая цель визита. Должен перезвонить Басиль Асад, которому не дали мои домашние номера. Разговор неприятный, но неизбежный.

Дверь распахивается. Влетает мой младший брат Анвар. Самый усердный из всей толпы родственников. Он, несомненно, заслуживает поощрения.

Встаю из кресла, приветствуя Анвара. Пожимаю протянутую руку.

— Ас-салам алейкум, брат! — потираемся носами. Приглашаю его в кресло посетителя.

— Я слышал, ты привез третью жену? — Анвар сразу берет быка за рога.

— От кого слышал? — сразу уточняю.

— Мама жаловалась на тебя, — усмехается парень, — говорит, при отце ты бы не посмел спутаться с неверной. Немка?

— Русская.

Анвар вздергивает бровь. Повинуясь внезапному порыву, выдаю лишнюю информацию:

— Та самая, из-за которой меня вышвырнули с Олимпиады.

— Ты шутишь? — лицо брата озаряется озорной улыбкой, — покажешь хоть из-за чего такие страсти?

— Нет, — резко отвечаю я, — смотри на своих жен.

Звонит телефон, снимаю трубку. Секретарь предупреждает, что на линии Басиль и переключает не него.

— Ассалам алейкум, Басиль! — приветствую спокойно.

— Ты подставил отца! — жестко объявляет приятель.

— Мы оформили никах, Басиль. Я имел полное право ее увезти. Такова воля Аллаха, не советским неверным противиться ей.

— Не Аллаху разгребать твое дерьмо, а нам, Мансур! — грязно ругается Асад.

— Я готов компенсировать неудобства, — перехожу к конструктивному разговору, — сегодня внесу пожертвования на строительство вашего спортивного комплекса.

— Можешь успокоить свою больную совесть, Мансур, но в Сирию теперь тебе въезд запрещен.

Асад жмет на отбой. Я некоторое время держу трубку и нервно барабаню пальцами по столу. Латифа дорого мне обходится. О строительстве отеля в Латакии можно забыть.

Надо расслабиться. Перевожу взгляд на Анвара:

— Кстати, у меня есть для тебя подарок, брат!

— Майка с логотипом «Формулы-1»? — ухмыляется парень.

— Почти, — смеюсь я, — ждет тебя в нашем оазисе. Тебе понравится.

Наш рабочий день закончен. Погружаемся в мой внедорожник и мчим в сторону пустыни.

— Какие вообще новости? — интересуюсь, когда выезжаем из города.

— Как обычно. Солнце встает и ложится. Иран влезает во внутренние дела Саудовской Аравии и баламутит шиитов. Те возбухают и требуют равные с суннитами права. Иран вообще потерял берега, давно нужно его поставить в стойло.

— Понятно, — рукой показываю, что довольно на сегодня политики.

— А Кубра знает про твою новую жену? — с похабной улыбочкой интересуется Анвар.

— Я просил мать пока не говорить, — вжимаю газ в пол и прибавляю скорость — хочу спокойно провести эту неделю.

— Думаешь, она еще не заметила, что в соседний дом заселились? — брат активно веселится от надвигающейся бури в моей семье.

— Если бы она узнала, я бы уже был в курсе, — задумчиво тру подбородок.

— Почему из всех кузин с отцовской стороны, ты выбрал именно вздорную Кубру, брат? — риторически интересуется Анвар.

Вспоминаю, как мать меня активно отговаривала. Но я все решил, когда махрам кузины рассказал мне о красоте Кубры.

— Все недостатки ее темперамента с лихвой компенсируются в постели, — отмахиваюсь я, — она всего лишь женщина, ей придется смириться с моим решением.

Подруливаем к оазису. Из шатров выскакивают девушки и радостно щебечут. Ко мне подскакивает моя фаворитка Сара и вешается на шею. Глубоко целую наложницу и приветственно поглаживаю по ягодице.

— Подожди, детка, у нас дела.

Веду брата в гостевой шатер. Медина подскакивает с кровати и склоняет перед братом колени.

— Твой подарок, брат! Только она мусульманка. На время контракта придется заключить временный брак, если решишь оставить.

Анвар поднимает девушку и рассматривает ее горящими глазами. Я знаю, что Медина полностью соответствует вкусам парня, поэтому и переправил ее в оазис.

— Погрешим немного, красавица? — улыбается девушке брат и впечатывает ее в свое тело.

— Да, мой господин, — продолжает играть в скромницу Медина.

Ухмыляюсь, глядя на эту сцену, и спешу покинуть шатер.

Сразу попадаю в объятия Сары. Моя фаворитка езидка из Ирака. У нее совершенно черные глаза. По слухам, езиды поклоняются самому дьяволу. И в постели с Сарой я легко в это верю. Она просто создана для секса. Никаких комплексов, никаких запретов. Сейчас девушка проводит ногтями по моей спине. Я чувствую их даже через ткань тобы. Они проходятся по каким-то чувственным маршрутам, и я ощущаю, как просыпается желание.

— Мой господин так долго не приезжал к своей Саре. Я умирала от тоски, Мансур.

Смотрю в дьявольские глаза и внезапно вижу другие. Голубые глаза светлого ангела, в той же степени неискушенного, как опытна Сара. Понимаю, что в нашу медовую неделю не хочу разбавлять ее другими женщинами.

— Не сегодня, детка, — отстраняю от себя дьяволопоклонницу.

Внезапно понимаю, что сильно хочу в новый дом и не готов ждать Анвара. Подхожу к машине сопровождения.

— Вазир, останьтесь с Анваром и отвезите его потом домой. Я уезжаю сейчас.

Запрыгиваю за руль и выжимаю максимальную скорость. Лечу на крыльях влюбленности в дом моей Латифы.

Глава 31. Разговор

Мансур

Проезжаю пункт охраны и поворачиваю к третьему дому.

Не успеваю заехать на территорию, со двора Вафии выезжает машина. С досадой глушу мотор и выхожу на улицу. Меньше всего сейчас хочу видеть других жен.

Аллах милосерден и видит наши сердца. Из черного внедорожника выходит мать. Не то чтобы я жаждал разговора с ней сейчас, но из двух зол лучше меньшее.

— Ассалам алейкум, мама! — подхожу и целую руку, склоняюсь к ней лбом.

— Ассалам алейкум, сынок! Когда я увижу твою третью жену?

— Я уже говорил, что через неделю, с тех пор другого ответа у меня для тебя не появилось, — пытаюсь говорить спокойно и не показывать раздражения.

— Вафие я сказала, — уведомляет меня мать, — она приняла новость со смирением, как и полагается хорошей жене. Думаю, Кубра не удостоит тебя такого же уважения.

Постоянная тема в наших разговорах. Какую хорошую жену нашла мне мать, и как я сам не умею выбирать женщин.

— Все во власти Аллаха! Как он решит, так и будет, — пытаюсь я закончить неприятный разговор.

— Аллах учит слушать старших, — не унимается женщина, — но мой старший сын берет уже вторую жену, не советуясь с матерью. Неверная жена это даже не Кубра. Немусульманки понятия не имеют, как сделать мужчину счастливым. Я могла бы найти богобоязненную женщину, если бы ты рассказал, что хочешь третью жену.

— Мама, четвертую жену я буду выбирать сообразно твои советам, — обещаю я и наконец-то вижу удовлетворение на лице женщины. После этого попрощавшись, помогаю ей сесть в автомобиль.

Возвращаюсь в свою машину. Думаю над словами женщины. В чем-то она права. Мои братья женились на кандидатках матери, их дети растут правоверными мусульманами. Моя жена Вафия тоже богобоязненная, ее дети хорошо знают Коран.

Вот только у мужчины потребности не только в детях. И здесь возникают некоторые проблемы. Вафия дочь дяди со стороны матери. Его вторая жена тоже богобоязненная, а еще помешана на старых обычаях. Своим дочерям эта безумная женщина провела ритуал обрезания клитора. Вследствие чего моя бедная кузина испытывает мучения при трении спереди. Нам доступен только секс сзади, а с вагинальными оргазмами у Вафии проблемы.

Мужчине не очень приятно осознавать, что он источник страдания супруги. Поэтому второй никах у меня состоялся через пару лет после первого.

И совсем неудивительно, что моя старшая жена покорно принимает других женщин. Секс не приносит ей особых радостей, поэтому она готова отдать свои ночи другим.

К сожалению, матери не объяснишь эти тонкости, поэтому приходится слушать ее недовольство.

Нахожу пульт от ворот под третьим номером, нажимаю на кнопку и въезжаю во двор. Быстро взбегаю по ступенькам дома и несусь в комнату третьей жены.

Замираю на входе и опираюсь на косяк. Наблюдаю картину, от которой воспламеняется кровь. Латифа стоит ко мне задом пригнувшись и яростно елозит тряпкой по полу. Смотрю на перемещения аппетитной пятой точки и пребываю в состоянии близком к эйфории. Сильно сомневаюсь, что богобоязненная женщина способна рождать в душе такие же желания.

На минуту зависаю в раздумье, стоит ли зафиксировать Латифу в этой позе. В конце концов любопытство побеждает, и я вкрадчиво интересуюсь:

— Что ты делаешь, Латифа?

Жена подпрыгивает от неожиданности. Поворачивается ко мне и хватается за сердце.

— Мансур, ты меня напугал, — испуганный взгляд постепенно теплеет, — я не знала, чем можно заняться. Чем вообще ваши женщины заполняют свои дни?

— Ублажают своих мужей, — не задумываясь озвучиваю главное назначение слабого пола. — Воспитывают детей, — через паузу добавляю я.

— А когда мужей нет дома и детей тоже нет? — Латифа проводит влажными руками по подолу платья от Версаче. — Может можно где-то пока поработать?

Подхожу к девушке, заключаю в объятия.

— У меня грязные руки, — бормочет жена.

— У меня грязные мысли, — сообщаю доверительно и тянусь к манящим спелым губам.

— Нам надо поговорить, — упрямая женщина уклоняется от поцелуя, — что насчет работы?

— Это исключено, — выдыхаю в ее губы, — наши женщины не работают.

— И чем же тогда они занимаются?

Смотрю в голубые глаза и вспоминаю картинки из детства. Мои еще незамужние старшие сестры любили ходить в гости к знакомым. Или принимать их у себя. Любили потрепаться в основном о сексе. Замужние подружки в подробностях рассказывали о своем первом разе и ночах с мужьями.

Еще посещали семейные праздники. У знатных саудовских мужчин десятки детей. Если же посчитать вместе с кузинами, можно наскрести сотню человек. Дни рождения бывают достаточно часто. Нашим женщинам совсем некогда скучать. Но Латифе в ближайшую неделю я не готов рассказывать о больших саудовских семьях, поэтому отвечаю коротко:

— Занимаются рукоделием, вышивают, замужние женщины ведут свои дома и контролируют работу персонала, раньше еще управляли рабами.

— Странно, что последнее не делают мужья, — Латифа задумчиво покусывает губы, а я спешу сменить скользкую тему. Рановато рассказывать, по какому графику я навещаю каждый дом.

— Планирую в ближайшее время сделать тебе ребенка, — накрываю руками ее пятую точку, которой жена меня раздразнила. Ласково сминаю и поглаживаю ягодицы, теперь моя очередь дразнить.

— До его рождения нужно дожить и не сойти с ума от скуки, — с придыханием говорит Латифа.

— В ближайшую неделю ты скучать не будешь. Обещаю потом что-нибудь придумать, — обхватываю ладонью затылок жены и наконец-то овладеваю ее губами.

Глава 32. Море

Елена

Выныриваю из дремы, в которую провалилась после очередного оргазма. Мансур неутомим, и я с трудом выдерживаю его аппетиты. Мне уже кажется, что через неделю я буду не скучать, а наслаждаться покоем.

Муж стоит у окна и смотрит куда-то вдаль. Приподнимаюсь на локтях. Мужчина реагирует на звук и поворачивает ко мне голову. В три шага преодолевает пространство и сгребает меня в объятия.

— Ты проснулась, Латифа? — большим пальцем очерчивает контур губ. — Хочешь покататься на яхте?

— Наверное, хочу, — я еще не совсем проснулась, но согласна на любую активность.

— Тогда одевайся. Форма одежды пляжная. Когда отплывём подальше от берега, сможешь скинуть абайю.

Вскакиваю с кровати и смотрю в окно. В конце высокого забора, уходящего в море, качается большой катер.

Заскакиваю в гардеробную комнату и просматриваю содержимое полок. Нахожу шорты и футболку. Наверное, это то, что надо. Лезу в комод с красивым бельем.

— Мансур, мне нужно купить купальник, — кричу, просматривая полку за полкой.

— Не думаю, что он тебе нужен, — мужчина встает в дверном проеме.

— В смысле? — застываю я у комода. — А в чем я буду плавать?

— Сейчас на яхте можно и голой, там не будет никого кроме меня.

— А здесь, — указываю пальцем в стену, за которой плескаются воды залива.

— А здесь плавать не стоит, тебя может кто-то увидеть.

— Это какой-то бред. Зачем вообще жить на побережье, если нельзя плавать в море? В конце концов здесь закрытый пляж.

— Садовник мужчина, на территорию может зайти охрана, мимо может кто-то проплыть, — монотонно перечисляет Мансур.

— Мне кажется, нам нужны компромиссы, — складываю я руки на груди, — если я иду тебе навстречу с этими идиотскими правилами, ты тоже можешь сделать ответные шаги.

— Это не идиотские правила, Латифа. Это предписания пророка. Ты не можешь заключать никаких компромиссов с Аллахом. Любой твой компромисс будет считаться грехом.

Провожу ладонью по лбу и наконец-то понимаю, зачем мне читать этот чуждый Коран. Доводы разума здесь просто не работают, они будут разбиваться о стену предубеждения. Чтобы оппонировать в религиозной дискуссии, нужно знать содержание религиозных текстов. Решаю пока отступить в этом вопросе.

Выбираю комплект белья максимально похожий на купальник и беру еще один на смену. Сверху шорты и футболка. Верхний слой — мусульманские чехлы.

Выходим к бетонному забору, который отделяет нас от соседей и уходит прямо в море, становясь своеобразным волнорезом. Вдоль забора узкий пирс, по которому я семеню за мужем.

Забираемся на борт и несемся в открытое море. Разрезаем воду как масло. От скорости перехватывает дыхание. Хочется кричать от восторга.

Качаемся на волнах в открытом море. Где-то вдали виднеется берег. Лежим после плаванья на палубе яхты под навесом.

— Мансур, а чем вообще занимаются шейхи? — задаю актуальный вопрос.

— У нашей семьи небольшой нефтеперерабатывающий завод и строительный бизнес.

— То есть, ты капиталист? — хмурюсь я.

— Ты про эту марксистскую ерунду? — муж поворачивает ко мне голову.

— Почему ерунду? — спрашиваю раздраженно.

— Тебе ответить с точки зрения мусульманина или человека с западным бизнес-образованием?

— Ты учился на западе? — вздергиваю бровь.

— В лондонской бизнес-школе, — подтверждает Мансур.

— Тогда почему ты придерживаешься этих средневековых правил про женскую одежду? — обиженно поджимаю губу.

— Я тебе уже объяснял, Латифа. Это не мои правила, а требования религии. Саудовская Аравия живет по законам Корана и в соответствии с видением наших королей.

— То есть, если ваш король решит, что с завтрашнего дня страна станет светской, то законы Корана отменят? — провокационно интересуюсь.

— Вряд ли кто-то из королей так решит. Наш последний король взошел на престол в прошлом году и ему 62 года. В Саудовской Аравии майорат. Трон занимает старший в роду. Все короли сыновья основателя страны. У него было много сыновей. Чем дальше, тем они будут старше и старше. Никому из них и в голову не придет сделать страну светской.

— Но сам ты это все не одобряешь? — с надеждой спрашиваю я.

— Очень одобряю, — усмехается муж, — ты привыкнешь и поймешь, что женщина чувствует себя комфортно, когда защищена от похотливых взоров.

— Сильно сомневаюсь, — недовольно бурчу.

Мансур накрывает меня собою и врывается языком в рот.

— Теперь только я могу любоваться твоим телом. И я лично никогда не откажусь от этого права. Ты только моя, Латифа. Твое лицо, твои волосы, твоя кожа, твой запах. Все принадлежит только мне.

Может я какая-то ненормальная, но эти слова вызывают во мне трепетную дрожь. Я крепко прижимаюсь к Мансуру и готова отдать ему всю себя до последнего атома. И он снова берет все, что я готова отдать.

Назад возвращаемся уже перед закатом. Ближе к берегу удивленно смотрю на ряд одинаковых домов.

— Мансур, у наших соседей точно такие же дворцы? — задираю брови.

— Типа того, не забивай себе голову, — резко отвечает муж, — лучше надень абайю.

Только успеваю скрыться под балахонами, на пирсе появляется какой-то мужчина. Он помогает нам пришвартоваться, после чего куда-то исчезает.

Снова семеню за Мансуром по пирсу. От его резкости неприятный осадок.

Глава 33. Противоположности

Мы разговариваем в перерывах между сексом. Это так непривычно и странно. Обычные свидания, где люди должны узнавать друг друга, у нас перенесены в постель.

С другой стороны, это очень логично. Наш брак и нельзя назвать нормальным. Меня он накрыл как стихийное бедствие, пришедшее внезапно и неотвратимо.

Неудивительно, что все вверх тормашками. Мы встретились, женились, теперь узнаем друг друга. Я подробно рассказываю про свою московскую жизнь, про учебу, про брата. Плачу на рельефной груди, когда вспоминаю отца.

Мансур любит рассказывать про своих предков, воевавших вместе с Абдул-Азизом, который создал королевство Саудовскую Аравию. Вторая любимая тема — рассказы об учебе в Лондоне.

— Как же ты, бедненький, жил среди женщин, которые не скрывают своих тел? — не могу я удержаться от ехидства. — Постоянно молился Аллаху, чтобы уберег тебя от соблазна?

В азарте сажусь рядом с мужем на колени.

— Не богохульствуй, Латифа, — строго обрывает Мансур мое веселье. — На самом деле, это интересные ощущения.

Мужчина закидывает руки за голову и обращает взор в потолок.

— Когда ты подросток или юноша очень влечет женское тело. Ты жадно следишь взглядом за девушками в абайях и пытаешься увидеть голую кожу.

— А откуда ты знаешь, что это девушка? — продолжаю я сочиться сарказмом. — Может там солидная матрона или старушка.

— По походке, глупая, — Мансур переводит на меня снисходительный взгляд, — ну и по глазам, если они не скрыты. Я не о том, не перебивай.

— Внимательно внимаю тебе, мой господин! — получаю в ответ скептический взгляд-укол.

— Так вот. Если вдруг тебе посчастливилось увидеть оголившуюся щиколотку или руку в задравшемся рукаве, ты испытываешь настоящую эйфорию и возгораешься желанием.

Не могу удержаться от провокационного хохотка. Мансур предпочитает не заметить мою дерзость, он полностью увлечен своей мыслью.

— В Европе первое время постоянно ходишь в сильном возбуждении. Но по мере привыкания оголенное тело перестает будоражить. На дурнушек уже никак не реагируешь, замечаешь только красивых женщин.

— Что ты хочешь сказать? — хмурюсь я.

— Европейки неосознанно развращают своих мужей. Мужчины в течении дня в своих фантазиях имеют множество красивых встречных женщин, дома они уже не хотят надоевших жен. В Саудовской Аравии мужчины не отвлекаются на чужие тела. Вернувшись домой, они страстно желают своих женщин.

— Не знаю, ты описываешь каких-то ловеласов, которые помешаны только на сексе. Нормальные мужчины не будут смотреть по сторонам и всех желать, — обиженно поджимаю губы-ниточки.

— Мужчина по природе своей охотник, Латифа. Раньше он охотился по-настоящему. Убивая чужих мужчин и забирая их женщин. Если он не может делать этого в жизни, то делает это мысленно. Твои нормальные мужчины существуют только в твоем воображении. Вы превратили своих хищников в комнатных болонок, которые должны сидеть у ног жены. Но мысли контролировать вы не в состоянии.

— Мансур, у меня нет слов, — задыхаюсь от возмущения, — что за бред. Мужчина, уважающий женщину, не является никакой болонкой. Это нормальное положение вещей.

— Уважать женщину — это принимать ее природу. Не заставлять ее играть чуждую ей роль. Принимать ее слабость и брать ответственность. Женщина тоже должна уважать мужчину и его природу. Его силу и охотничий инстинкт.

— Прости, но это какие-то средневековые представления. Мы живем в век эмансипации женщин. В нормальных странах женщины ничем не отличаются от мужчин. Мы также работаем, занимаемся самореализацией, получаем образование.

— И к чему это приводит, Латифа? — Мансур вздергивает бровь.

— К тому, что мы самостоятельны. И можем прожить и без мужчины, — ответно дерзко вздергиваю бровь.

— К тому, что у вас скоро не останется мужчин. Кругом будут одни гермафродиты.

— Не поняла твою мысль.

— Поясняю на пальцах. Ты знаешь даосский символ Инь-Ян?

— Черно-белые рыбки? — уточняю я.

— Да. Вечная борьба противоположных начал. Мужчина должен оставаться мужчиной, женщина женщиной. Вы идете к тому, что в первых все больше женского, во вторых мужского. Скоро у вас не останется разных полов, будет один. Отличия будут только в половых органах, номинально существующих только для декорации. Гермафродиты не захотят гермафродитов. Ибо секс — это тоже борьба двух начал. Вместо черного и белого останется только серый. Цивилизация, в которой мужчина становится комнатной болонкой, обречена на вымирание.

— Ну да, конечно. Выживут только цивилизации, в которых женщины являются комнатными болонками, — сочусь злым сарказмом.

— Все. Замолчи, Латифа!

Мансур распинает меня своим телом и властно накрывает рот губами. Колени раздвигают мои бедра и лоно жестко пронзается твердью.

— Мы не в Европе, моя луна. Здесь совсем другие правила. Твое место подо мной, Латифа, и на женской половине. Запомни эту мысль и начинай к ней привыкать.

Глава 34. Рассвет

Мансур

Обнимаю сзади Латифу, свернувшуюся калачиком. Жена доверчиво спит в моих объятиях. Последняя ночь полной расслабленности.

Неделя пронеслась, как один миг. Я ни на каплю не успел насытиться. Вообще не заметил, как беззаботное время утекло сквозь пальцы. Сегодня предстоит рассказать жене о графике посещения ее дома. Готовлюсь к худшему, к любой истерике. Потом предстоит укрощать строптивую.

Интересно, сколько времени уйдет, прежде чем Латифа пройдет все стадии принятия ситуации?

Крепче вжимаю ее в себя. Напоследок не надышишься. Но я дышу. Жадно вдыхаю ее запах. Пропускаю сквозь пальцы светлые пряди. Осязаю нежность теплой кожи.

За окном вязкая бесконечная чернота. Подношу к глазам свой ролекс. Жалко будить, но уже пора. Целую в висок, шепчу на ухо:

— Латифа, проснись. Открой глаза.

— Что случилось? — девушка трет сомкнутые веки.

— Собирайся. Поедем встречать рассвет в пустыне. Я к себе. Вернусь через двадцать минут. Будь готова к этому времени.

Быстрый чмок перед уходом. Иду в свою комнату. Душ, чищу зубы, свежая тоба.

Приведение в порядок беспорядочных мыслей. Подготовка к неприятному разговору.

Шаги по длинным коридорам. Латифа. Абайя. Никаб с собой. Столовая. Кофе. Легкий завтрак.

— Мансур, я не могу есть в такую рань.

— Кристина, подготовь корзину для пикника.

— Да, господин.

Робкая улыбка Латифы. Тает сердце. Жаль, что нужно сегодня сказать. Была бы возможность, тянул бы бесконечно. Но обязательства. Жены. Дети. Ответственность. Времени больше нет. Она должна все принять.

Кристина приносит корзину. Садимся в машину. Фары прорезают бесконечную тьму.

Несемся на грани. Асфальт сквозь пустыню. Родная стихия любого бедуина.

Глаза животного в свете фар. Даю по газам. Толчок в грудь ремня безопасности. У гиены сегодня второе рождение. Продолжаю путь на пониженной скорости.

Сворачиваю с асфальтированной дороги в пески. Полноприводная Тойота огибает барханы. Останавливаемся на равнине и ждем рассвета.

— А где у нас будет пикник? — интересуется Латифа.

— На песке. Бросим ковер перед восходом и встретим рассвет под вечным небом, — с готовностью поясняю я.

— А как же змеи? — в голосе жены искренний испуг.

— Змеи не переносят присутствия овечьей шерсти. Поэтому у нас будет пикник на ковре.

Достаю из бардачка бутылочку с водой. Предлагаю женщине. Она принимает ее, откручивает крышку, делает глоток.

— Знаешь, у нас есть фильм «Белое солнце пустыни», — задумчиво говорит Латифа, — про красноармейца, которому поручено охранять гарем одного басмача.

Иронично хмыкаю. Удивительно, что она вспомнила сейчас об этом. Не иначе как Аллах готовит женщину к неизбежному.

— Почему ты вспомнила сейчас об этом?

— Не думала, что когда-то попаду в пустыню, — пожимает плечом жена, — и уж точно не могла помыслить, что при этом буду в абайе.

— Пути каждого ведомы только Аллаху.

— Этот фильм любят смотреть космонавты перед отправкой на станцию. Интересно почему? — Латифа задумчиво стучит пальчиком по зубам.

— Космос также бесконечен как пустыня, — предполагаю я. Тянусь назад и достаю плед с заднего сиденья. Набрасываю на Латифу. Кидаю взгляд на часы. Скоро будет светать. Откидываюсь на спинку сиденья. Вхожу в режим ожидания.

— От кого красноармеец защищал гарем? — не могу сдержать любопытства.

— От мужа. Он хотел всех убить. Не помню, сколько там было женщин. Штук десять, наверное, — хмурится Латифа.

— Ерунда, — морщу лоб, — если бы он их убил, кто бы смотрел за детьми?

— Не было там никаких детей, — растерянно говорит жена.

— Десять жен и никаких детей? Тем более ерунда. Аллах разрешил много жен, чтобы мусульмане могли размножаться и через потомство нести в мир его учение.

— И сколько жен разрешил Аллах? — в голосе Латифы слышится напряжение.

— Четыре, — глухо отвечаю я.

Воздух становится густым и тягучим. Мы молчим, потому что оба знаем, что за следующими словами случится неизбежное. А я хотел встретить последний спокойный рассвет в состоянии тихой радости последней недели. Закрываю глаза и вижу хвост змеи ускользающего счастья.

— Мансур, — испуганно вскрикивает Латифа.

Открываю глаза и в предрассветной мгле вижу нависающую стену на горизонте. Серое пыльное облако стремительно несется на нас.

Аллах решил, что я недостоин показать своей жене рассвет солнца в пустыне. Сегодня мы его не увидим.

Замираю. Прикидываю варианты. Мы успеем вернуться на трассу. Но в условиях песчаной бури там лучше не появляться. Плохая видимость будет причиной многочисленных аварий. Оставаться на месте тоже не лучший вариант, но более безопасный, чем внезапная авария.

Светлеет. Серое облако стремительно краснеет и нависает все выше над нами. Мгновение, и машина попадает под метеоритный обстрел частиц песчаной бури.

Латифа сжимается в комочек на своем кресле. Зажмуривается и закрывает ладонями уши.

Отъезжаю на кресле назад и тяну ее на свои колени. Обнимаю и прижимаю к своей груди.

Мы вдвоем сердце к сердцу посреди бушующей стихии. Латифа жмется ко мне и ищет у меня защиты. Укрываю ее объятиями и шепчу:

— Все будет хорошо.

Глава 35. Буря

Вдыхаю успокаивающий запах Мансура и понимаю, что сегодня мы не умрем. За окнами бушует стихия. Видимость нулевая. Песок атакует стекла машины. Но муж шепчет, что ничего страшного не происходит. Просто нужно переждать, пока буря пройдет мимо. Я ему верю и укрощаю свой страх.

Его руки успокаивающе гладят мою спину. Губы постоянно касаются виска. Внезапно ощущаю столь неуместное сейчас желание. Рукой провожу по шее Мансура и трогаю грудь через тобу.

Муж за волосы оттягивает мою голову назад и пристально смотрит в глаза. Мы понимаем друг друга без слов, и его губы властно накрывают мой рот. Поцелуй требовательный и жадный сопровождается нетерпеливым подергиванием моей абайи вверх. Подол ускользает из-под моих ягодиц и ладони Мансура добираются до голого тела.

Руки болезненно сминают кожу. Сильно кажется, что останутся синяки.

Пальцы тянутся вниз. Через ткань поглаживаю эрекцию. Сжимаю тихонько у самого основания. Мансур болезненно стонет и отстраняет мою ладонь. Тянет тобу вверх, обнажая свою твердь.

Муж подхватывает меня за талию, приподнимает и разводит бедра в сторону. Нанизывает на себя и резко вонзается снизу до упора.

Стонем друг другу в губы и движемся в унисон. За окном бушует стихия, но мы видим только друг друга. Я обхватываю ладонями красивое лицо. Целую снова и снова. Повинуюсь взаимному безумию. Руки Мансура задают ритм, подкидывая мои бедра.

Решительные толчки направляют меня к вратам внеконфессионального рая. В следующий момент я выгибаюсь в сильных руках и падаю на рельефную грудь, содрогаясь. Мансур в несколько движений догоняет меня.

Моя голова на его плече. Эйфория медленно отступает. Поднимаю лицо, нахожу глаза и, набрав воздуха в легкие, задаю вопрос:

— Сколько у тебя жен?

Мы зависаем в вечности. Глаза в глаза. Я еще надеюсь, что все себе придумала. Пока не следует выстрел в грудь:

— Вместе с тобой три.

Медленно сползаю с его коленей. Сажусь в свое кресло и отворачиваю голову. Можно истерить и требовать ответа, почему он меня обманул. Но какой в этом смысл. Это ничего не изменит.

— Я хочу развод, — резко произношу в боковое стекло.

— Нет, Латифа, — следует отрывистое рычание, — ты не получишь развод. Ты привыкнешь к положению вещей. Смиришь свою ревность игордыню. Ты будешь хорошей женой, и у тебя будет все.

— Ты их любишь? — тихо спрашиваю, сглатывая удушающий комок в горле.

— Тебя не касаются мои отношения с другими женами. Можем обсудить наши. Я буду приходить к тебе каждую третью ночь. Буду любить тебя и доставлять удовольствие. У нас будут дети и настоящая семья.

— А еще у тебя семьи с двумя другими женщинами? — голова кружится от сюрреализма происходящего.

— Да. И как я уже сказал, другие мои семьи тебя не касаются. У тебя свой дом, ты в нем хозяйка. У тебя куча свободного времени, чтобы заниматься только собой. Но каждый третий день ты будешь целиком и полностью принадлежать мне.

— И как ты это себе представляешь? Ты будешь спать с другими женщинами, а потом приходить ко мне? — произношу слова вслух и не верю, что этот абсурд может быть моей жизнью.

— И в чем проблема, Латифа? — вкрадчиво спрашивает Мансур.

— Не строй из себя идиота. Ты убил нашу любовь, — сдавленно сообщаю я.

— Любовь приходит и уходит, Латифа. Это ненадежная основа для брака. Исламские браки строятся на уважении. Ты должна меня уважать, как своего мужа. Этого будет достаточно.

— Как я могу тебя уважать? Я не собираюсь делить своего мужчину с кем-либо еще! — незаметно смахиваю слезу и сажусь прямо.

— Мужчина не принадлежит женщине, Латифа. Мужчина принадлежит Аллаху. Ты не имеешь никаких прав на меня. Это ты моя собственность. Я несу за тебя ответственность. Ты должна уважать меня только за то, что я мужчина. А я еще и твой муж. Бог создал Хаву из ребра Адама, чтобы тому не было скучно. Главное назначение женщины — ублажать мужчину. Знай свое место и заканчивай истерику.

— Ты переплюнул средневековых схоластов, Мансур. В дискуссии человек ли женщина или сосуд зла мусульманские мужчины не сказали своего веского слова. Вы, несомненно, спелись бы с христианскими богословами. Я не понимаю одно, за что мне это все? Если я тебе не безразлична, отпусти меня, Мансур!

Поворачиваюсь и ловлю его взгляд. Мужчина хладнокровно выдерживает мою немую мольбу и твердо повторяет:

— Нет! Забудь об этом. Лучше подумай о своих детях. Твои сыновья ни в чем не будут нуждаться и получат лучшее образование в мире.

— А дочери будут проданы как скот кому-нибудь в третьи жены?

— Нет. Я тебе обещаю, ты сама выберешь мужей своим дочерям.

— Спасибо! — выплевываю с сарказмом. — Кстати, сколько у тебя детей?

— Пятеро.

— Зашибись!

Закрываю глаза и тру переносицу. Осознаю новую реальность. Я сижу в автомобиле посреди песков рядом с чужим человеком. Одна в чуждой стране с варварскими обычаями. Кондиционер не работает, и в машине становится душно.

Мне душно. Не могу дышать. Задыхаюсь.

— Спокойно, девочка моя! — Мансур рывком тянет меня на колени. Открывает бутылочку и заливает мне в рот воду. Захлебываюсь. Кашляю. Становится легче.

— У тебя все хорошо, Латифа! Тебе просто надо привыкнуть. Я буду любить тебя и холить. Хранить как драгоценную вазу. Поверь мне, моя луна, у тебя будет все!

Мансур лихорадочно целует мое лицо. Отстраняю его ладонью и снова пересаживаюсь на свое кресло. Душно и тошно. Я не могу находиться здесь. Лучше уйти в бурю. Может, все быстро закончится. Пробую открыть дверь, но ручка не работает.

Мужчина наклоняется ко мне, пытаюсь его отпихнуть. Что-то нажимает, и мое кресло опускается вниз.

— Попробуй поспать, Латифа! Неизвестно, сколько это продлится.

Закрываю глаза. Защитные функции организма повинуются приказу Мансура, и я проваливаюсь в тревожный сон.

Глава 34. Пустыня

Просыпаюсь от натужного рева мотора. Машина дергается в отчаянных судорогах, но не может освободиться из плена песка. Небо прояснилось и солнце шпарит. В салоне прохладно, работает кондиционер.

Поворачиваю голову и сквозь сонную дымку смотрю на напряженный профиль Мансура. Целеустремленный взгляд, сжатые губы. Самый близкий и такой чужой. Как я могла не почувствовать обмана? Мне часто казалось, что мы одно целое. И даже не возникало мысли, что он делит свое сердце между разными женщинами. Я слепая и наивная. Или просто дура.

Ясно только одно, мне противопоказано сладкое. От чужих тортов несварение желудка и немного подташнивает.

И что теперь? Как жить дальше? Господи, все вокруг были правы. И Никита, и генерал. И от этого еще противнее. Какая же я была дура. Действовала под каким-то гипнозом. Видела только Мансура и слышала только его.

— Прости, Латифа! Кажется, нам нужно будет пройтись пешком, — выплываю из своих мыслей и ловлю задумчивый взгляд.

— Ты серьезно? — растерянно оглядываю пустынную равнину за стеклом. Воздух расползается от жаркого марева.

— К сожалению, да. Можем остаться в машине, пока не сдохнет аккумулятор, но выбираться все-равно придется. Ночью в пустыне опаснее, чем днем.

— И куда мы пойдем? — заглядываю в боковые стекла. За одним барханы, за другим песок, уходящий в горизонт.

— Два варианта. Вернуться к трассе или дойти до оазиса. Трасса чуть ближе, но неизвестно, сколько будем ждать попутку. Я за оазис. Ты голодна?

После вопроса внезапно понимаю, что да. Обида требует отказаться от предложения, но взгляд в окно пробуждает тревогу и активизирует инстинкт самосохранения.

— Есть немного, — соглашаюсь я.

— Залезай назад.

Рука Мансура скользит мне под абайю, когда я протискиваюсь в щель между передними креслами. Пальцы проходятся по голени и бедру.

— Не трогай меня, — зло шиплю я.

— Латифа, тебе все-равно придется исполнять свои супружеские обязанности. Лучше сразу смирись с этим и не питай себя иллюзиями.

— У тебя две жены. Спи с ними, — плюхаюсь на заднее сиденье и злобно смотрю на Мансура.

— Ладно, пока закроем эту тему, — мужчина выставляет руки в миролюбивом жесте, — нам долго идти, не время тратить силы.

Перебирается ко мне и достает сзади корзинку с продуктами. Отказываюсь от манакиша с бараньим фаршем и беру лепешки с фалафелью. Мансур лезет в холодильный отсек и предлагает мне охлажденную собию. Отказываюсь и прошу воды.

Едим молча. Экономим силы.

Мансур вытаскивает из багажного отсека походный рюкзак. Любопытство зашкаливает. Хочется спросить, что там лежит. Но гордость не позволяет быть инициатором разговора.

Мужчина открывает передний карман и извлекает оттуда небольшой пистолет. С ужасом смотрю, как он проверяет магазин.

— Зачем это? — глухо интересуюсь.

— На всякий случай, — звучит лаконичный ответ, от которого волосы поднимаются дыбом. Даже не хочу представлять, что это может быть за случай.

Надевает мне на нос большие солнечные очки. Сверху натягивает никаб. В руку вручает бутылку с водой.

— Пей постоянно. Не экономь. Воды много.

Мансур наклоняется вперед, выдергивает ключи из замка зажигания и выходит из машины. Обходит ее и открывает мне дверь. Жар резко обжигает кожу. Не верю, что мы сейчас пойдем куда-то в пески. Это похоже на самоубийство.

— Иди за мной, Латифа, и никуда не отклоняйся, — слышу короткий приказ. Мужчина достает из машины рюкзак, обматывает куфией лицо и уверенно направляется в желто-красные пустынные недра.

— Ты уверен, что мы не заблудимся? — догоняю я Мансура.

— Я знаю этот район, — отвечает мужчина, сверяясь с компасом на часах, — иди следом, Латифа.

Как можно знать этот район? Какой-то бред. Везде песок. Какие здесь могут быть ориентиры.

Уже через пять минут чувствую жуткую жажду. В глазах начинает рябить. Поднимаю никаб и жадно припадаю к бутылке.

Вода теплая, но голова проясняется. Прибавляю ход, чтобы догнать Мансура.

Реальность расползается. Мне кажется, я вхожу в какое-то альтернативное состояние сознания, о которых писали в «Науке и религии». Автоматически переставляю ноги и чувствую себя, как во сне.

Белое солнце безжалостно разогревает и без того раскаленные пески. Дюны, редкие колючки и спина Мансура, как ориентир.

Так странно. Я любила этого мужчину, теперь ненавижу. Но он сейчас единственная надежда на спасение. Я не хочу его видеть, но жадно слежу за каждым движением.

Мансур резко останавливается. Я по инерции почти врезаюсь в его спину.

— Стой тихо, Латифа, — следует напряженный приказ.

Осторожно заглядываю вперед и вижу извивающуюся змею, пересекающую наш путь. Вцепляюсь в плечи мужчины мертвой хваткой. Сердце бьется где-то в ушах. Не могу разжать онемевшие пальцы, даже когда гадюка исчезает где-то в песках.

Мансур отцепляет мои руки, разворачивается ко мне и заключает в объятия.

— Все хорошо, девочка. Тебе ничего не грозит. Я рядом.

И я малодушно не отталкиваю его, а нахожу защиту на сильной груди. Из последних сил удерживаюсь от нервных рыданий. Сейчас точно не место и не время. Мужчина успокаивающе поглаживает меня по спине.

— Нужно идти, Латифа, — отстраняется от меня и заглядывает в глаза, — готова?

Молча киваю. Оставляет меня и отворачивается. Чувствую себя очень одинокой. Снова хочется рыдать.

Теряю всякое ощущение времени. Перед глазами пятна и раскалывается голова. Допиваю очередную бутылку воды.

Мансур останавливается в конце бархана, снова поджидая меня. Из последних сил сокращаю расстояние между нами.

— Почти пришли, Латифа. Нам туда, — рукой показывает на открывшийся за барханом оазис.

Глава 36. Оазис

Нет, созерцание цели нашего путешествия не открывает у меня второго дыхания. Я теряю последние силы и хватаюсь за Мансура, как за спасательный круг.

Мужчина подхватывает меня на руки. Вдвоем плывем под палящим солнцем. Плывем сквозь безжалостные знойные пески.

Чувствую себя немощной и беспомощной. Мансур несет меня в тревожное туманное будущее. Почему-то представляю себя Беллой, связанной по рукам и ногам. Печорин забирает ее у брата и тащит спрятать в своей башне.

В полубреду становлюсь Беллой. Вижу себя в своей комнате. Бесправной пленницей, укрытой от глаз. Лишенной семьи и всех привязанностей. Меня приручают, как экзотическую зверушку. Заключают ставки на сроки моего подчинения.

Мансур такой же, как Печорин. Эгоистичный, пресыщенный и красивый. Завел себе очередную игрушку. Меня ждет такой же конец, как и Беллу? Полное подчинение мужской воле, а после Мансуру я надоем?

Пробую оттолкнуть ладонями мужчину, но мои руки совсем слабые.

Поэтому матриархат и сменился патриархатом. Мы слабее сильного пола. Мужчины перестали благоговеть перед великой матерью, способной творить в себе жизнь. Вместо защиты материнского начала направили энергию на покорение и подчинение женщин.

А у меня нет сил на сопротивление. Я не могу его прогнать. Я даже не смогу сама дойти до этого чертова оазиса. Мое спасение в Мансуре. Как и миллионы женщин до меня я просто покоряюсь мужской воле.

В полубессознательном состоянии я чувствую, как перекатываются мускулы Мансура при ходьбе. Вдыхаю резкий мужской знакомый запах. Чувствую себя в безопасности, как это ни странно в текущих обстоятельствах. Расслабляюсь и отключаю сознание. Все становится неважным. Мы снова вдвоем в целом свете, снова одно целое. Я и мой мужчина. Сейчас только мой.

Я еще без сознания, но нарастает ощущение тревоги. Оно заполняет меня черным дымом и пробуждает от дремы. Превращается в гомон женских арабских голосов, которые молоточками болезненно долбят по моим вискам.

Открываю глаза и приподнимаю голову. Вокруг женщины, одетые не по местным обычаям. Скорее полураздетые. Красивые и с непокрытыми волосами. Облепили Мансура и разглядывают меня с неприкрытым любопытством.

Взгляд выхватывает одну девицу с черными опасными глазами. Смотрит враждебно, глаза не отводит. Прожигает меня насквозь. Чувствую ее ненависть. Бред какой-то. Я ее вижу первый раз. За что бы ей меня ненавидеть?

Хочу спросить, что здесь вообще происходит, но язык не слушается. Мансур что-то властно кричит по-арабски. Голоса стихают, женщины разбегаются. Мужчина заносит меня в шатер, опускает на двуспальную большую кровать в спальне. Приподнимает голову и дает попить воды.

— Мансур, кто эти девушки? — тихо спрашиваю я.

— Не напрягайся. Тебе нужно отдохнуть.

Появляются две женщины средних лет. Мансур отходит от меня и уступает им место. Меня раздевают в четыре руки и укутывают в мокрую простыню. Снова дают попить. Одна из дам натягивает мне на руку манжету тонометра. Жмет на грушу, измеряет давление.

Замечаю, что стихия не прошла стороной и это жилище. Постель, видимо, успели сменить, но на других поверхностях лежит песок. На столе, тумбочках и комоде. Ковры тоже в плачевном состоянии.

Мансур внимательно следит за всеми манипуляциями, которые со мной проделывают. Переговаривается с женщинами по-арабски. Когда мне становится лучше, присаживается на корточки у кровати и целует руку.

— Латифа, я отъеду, нужно показать охране, где машина. За тобой присмотрят до моего возвращения. Это Амели и Хана. Амели — местный врач, а Хана следит за порядком.

— Тебе тоже нужно отдохнуть, — возражаю я. Мне совсем не хочется оставаться без Мансура с совершенно чужими людьми.

— Я должен сегодня отвезти тебя домой. Нужно побыстрее разобраться с местными делами.

Мансур целует меня в центр ладони и выходит из шатра.

— Госпожа очень красивая, у господина всегда был хороший вкус, — спешит высказать свое мнение Хана.

Слова неприятно царапают. Не могу объяснить почему. Получается Хана давно знает «господина». Что вообще это за место? Можно попытаться что-то выяснить, пока мы здесь одни без Мансура.

— Где я нахожусь? Кто все эти девушки? — интересуюсь я у женщин.

Они как-то красноречиво переглядываются.

— Это иностранки, мадам, — отвечает мне Амели, — прибыли на работу в Саудовскую Аравию. Живут здесь, пока агентство не найдет для них работу.

Вспоминаю сразу, что горничные в нашем доме тоже наняты через агентство. Вроде звучит правдоподобно. Поэтому так одеты. Наверное, иностранки из немусульманских стран. В конце концов жара. В Москве я бы ходила в легком платье. Но мои собеседницы ведут себя странно, поэтому не до конца верю.

— А вы сами откуда приехали? — не могу сдержать любопытства, окидывая взглядом европейскую внешность женщины.

— Я из Франции, мадам, — с готовностью отвечает Амели.

— Почему вы забрались так далеко? — я искренне удивлена.

— Здесь хорошо платят, мадам, — пожимает плечом дама и предлагает мне какую-то таблетку и стакан с водой.

Все-таки удивительный мир. Советские люди не ездят в другие страны, чтобы больше заработать. Деньги вообще интересуют только мещан.

Пью пилюлю и возвращаюсь к вопросу, который меня волнует.

— А какое отношение мой муж имеет к этому месту? — слово «муж» карябает что-то внутри, и я слегка морщусь.

— Он с братьями владеет агентством, госпожа, — спешит ответить Хана, — мне кажется, вам нужно поспать. Я пришлю девушку, которая будет рядом.

Я не спорю, потому что состояние полусонное. Но меня не оставляет ощущение, что женщин напрягает мое любопытство. Они явно хотят побыстрее убраться отсюда.

Не успевают мои собеседницы удалиться, как я проваливаюсь в желанный сон.

Просыпаюсь одна в помещении. Никакой девушки рядом не наблюдается, но успели провести уборку. На поверхностях больше нет песка, и ковры убрали из комнаты. На стуле рядом чистая одежда. Встаю и осматриваю помещение. За одной из дверей обнаруживаю ванную. Залезаю в душевую кабину. Освобождаю кожу от налипшего песка и чувствую себя гораздо лучше.

Возвращаюсь в спальню, облачаюсь в новое одеяние и подхожу к окну. Территория оазиса тоже пострадала. Все в песке. Шатры, фонтаны и пальмы. Девушки вытряхивают на улице вещи и покрывала.

Задыхаюсь от волнения, потому что мне кажется, что я вижу Медину. Девушка в абайе и хиджабе, но лицо открыто. Присматриваюсь внимательнее и понимаю, что не показалось. Это точно Медина.

Сердце пропускает несколько ударов. Мансур мне соврал. Он говорил, что она останется в Сирии. Но она здесь. Может это действительно одна из его жен? Нужно пойти и сейчас же все выяснить.

Не успеваю осуществить свой замысел. Сзади раздаются шипящие звуки. Поворачиваюсь и замираю на месте. В нескольких метрах от меня раскачивается кобра. Она смотрит прямо мне в глаза и явно готова к атаке.

Глава 37. Кобра

Лихорадочно прощаюсь с жизнью. В голове проносятся образы брата, папы и мамы из детства. Последним кадром вижу Мансура.

Может быть это единственный выход. Положит конец двусмысленной ситуации.

Замерли и гипнотизируем с коброй друг друга. Стоит только дернуться и будет бросок. «Давай же, Лена!», — уговариваю себя. Ей нужен только повод и все закончится.

Но включившийся инстинкт самосохранения замораживает все мышцы и не дает шелохнуться.

Наши гляделки продолжаются вечность, которую разрывает жуткий грохот. Кобра с простреленным капюшоном подлетает прямо к моим ногам. Инстинктивно отпрыгиваю от нее подальше и поднимаю глаза на Мансура.

— Ты вовремя, — выдавливаю из себя и сразу чувствую ужасную слабость. Ноги подгибаются, сажусь на край кровати.

— Прости, неудачная получилась вылазка, — мужчина подходит и садится рядом, рукой привлекает мою голову к себе на грудь.

— Зато результативная, — невесело усмехаюсь, — узнала много нового.

— Латифа, за сегодня между нами ничего не изменилось. Все осталось так же, как было эту неделю, — Мансур поднимает лицо за подбородок и пытливо смотрит мне в глаза.

— Кроме того, что теперь ты будешь спать с другими бабами. А я почему-то должна это терпеть.

— Такова природа мужчин, Латифа. Мы полигамны. Просто европейские мужчины бросают старых жен и заводят новых, а у нас разводы не приветствуются, если женщины ведут себя достойно.

— То есть, если я буду вести себя недостойно, ты дашь мне развод? — улавливаю я главную суть откровения.

— Нет, — резко бросает Мансур, — я дам тебе развод, когда сам посчитаю нужным. Можешь не стараться. Одевай никаб, нам пора ехать.

— А ты не хочешь разобраться, кто хотел меня убить? — вздергиваю я бровь.

— С чего ты это взяла? Мы в пустыне. Ковры вынесли, змея случайно заползла, куда не нужно.

— Каждая случайность может быть неслучайной. Возможно, ей кто-то помог заползти? Например, Медина, которая осталась в Сирии? — выдаю язвительно.

— Она просто попросила помочь с работой, Латифа. Медина помогла мне, я ей. У нее нет повода тебе вредить.

Отстраняюсь и слежу за его мимикой. Кажется, Мансур не врет. Сразу становится неудобно перед Мединой. Хотя мне лично она ничем не помогла, скорее поспособствовала попаданию в мышеловку. Последняя проверка. Смотрю мужчине прямо в глаза и требую:

— Поклянись, что ты не спал с Мединой.

— Клянусь, что этого не было, — серьезно говорит Мансур.

— Вы жили в одном номере, — не сдаюсь я.

— Я там не жил, просто пользовался по мере необходимости. У меня были апартаменты на последнем этаже.

Последняя информация меня добивает, и я сдуваюсь. Может быть, правда с коброй просто случайность. Натягиваю на лицо чистый намордник, и послушно семеню за Мансуром.

По дороге снова ловлю взгляд черных глаз. Это уже похоже на паранойю. Но мне везде чудится двойное дно. Встряхиваю голову, отгоняя бредовые мысли. Позволяю Мансуру помочь мне забраться в машину.

Глава 38. Борьба

Заезжаем на территорию резиденции. Машина отправляется назад в оазис, а Мансур заводит меня в дом.

— Я приду через два дня, Латифа, — заявляет мужчина и собирается на выход.

— Я дважды чуть не умерла, а ты просто развернешься и уйдешь? — впадаю в состояние тихой ярости.

— Ты цела, тебе ничего не грозит. У меня нет повода остаться в этом доме. Давай не будем портить нервы друг другу, Латифа.

— Ты идешь спать с другой женщиной, но я порчу тебе нервы? Просто шедеврально! — прижимаю руку к груди, пытаясь унять возмущенное сердце. — Не надо через два дня сюда являться. Оставайся там, куда уходишь.

Мансур играет желваками и просто выходит за дверь. Сползаю по стенке и упираю голову в колени. Это не может быть моей жизнью. Это просто дурной сон.

Стоило меня спасать сегодня два раза, чтобы просто развернуться и пойти спать с другой? Как это вообще возможно в нашем двадцатом веке? Когда трудовые коллективы стоят на защите морали и семьи, возвращая заблудших мужчин на путь праведности и истины? Я нахожусь в какой-то параллельной вселенной. От происходящего голова идет кругом.

— Госпожа, — подскакивает ко мне Шакира, — я помогу вам подняться к себе.

Позволяю женщине помочь мне встать и опираюсь на предложенный локоть.

— Шакира, ну ты-то понимаешь, что это варварство, — в полубреду риторически вопрошаю, — не может быть у мужчины несколько жен. Это аморальное поведение и чудовищный цинизм.

— Я из Палестины, госпожа. У нас бедная страна, мало кто может себе позволить взять даже вторую жену. Вам очень повезло с мужем. Это большая честь.

Шарахаюсь в сторону. Смотрю на экономку новыми глазами. Как вообще женщина может одобрять происходящее?

— Ты сейчас шутишь, Шакира? В чем честь? Муж открыто спит с другими женщинами. Это определенно бесчестие, а не честь.

— Если спит тайно, то это лучше? — качает головой женщина, — в Израиле запрещено многоженство, что не мешает мужчинам спать с другими женщинами.

Чувствую бессилие от того, что меня не понимают в этом доме. Гордо удаляюсь в свою спальню и падаю на кровать. Ложусь на спину и пялюсь в потолок. В чем смысл этой жизни? Если нет возможности созидать, быть полезной своей стране, для чего все это? В чем смысл жизни саудовских женщин?

Как можно позволять мужчинам так помыкать собой? Унижать открытыми изменами. Они просто уходят из дома и ночуют у других женщин. Это какой-то бред.

Дверь открывается, и заходит Шакира с подносом. Я зла на нее, и хочется гордо от всего отказаться, но желудок предательски урчит, когда запахи еды распространяются по комнате.

Женщина ставит передо мной поднос на ножках и предлагает тканевую салфетку. Чувствую себя крайне неудобно, но сейчас благодарна за такую заботу. Этот день высосал из меня все соки, я обессилена и физически, и морально.

— Госпожа, — вкрадчиво начинает Шакира, помогая мне расстелить салфетку, — прошу прощения за то, что влезаю не в свое дело. Вы плохо знаете наши порядки, поэтому я из благих намерений. Не стоит в следующий раз так кричать на мужчину. Женщина не должна спорить.

Только набитый рот мешает мне взорваться от возмущения. Шакира же, выдав эту дикость, поспешно удаляется из комнаты. Жую и горю от праведного гнева, как можно позволять так помыкать собой? Терпи открытые измены, еще и молчи в тряпочку! Жутко бесит.

Заканчиваю с ужином и отставляю поднос. Смысл может быть только в одном — в борьбе! По сути, что происходит? Эксплуататор Мансур эксплуатирует не только своих рабочих, но и женщин. Его жены — это угнетенный класс, как и все женщины в этом доме. А угнетенный класс должен объединиться, чтобы свергнуть эксплуататоров.

Разложив в своей голове все по полочкам, проваливаюсь в глубокий спокойный сон, в котором товарищ Сухов бороздит космическую пустыню.

На следующий день прошу Шакиру собрать весь персонал в главной гостиной. Девушки выстраиваются в линеечку. Сложив руки за спину, прохожусь мимо них:

— Товарищи-женщины! Нас нещадно эксплуатируют саудовские мужчины, и мы должны бороться! Необходимо создавать ячейки и распространять революционные идеи. Я сегодня же сяду за тезисы, в которых отмечу все вопиющие случаи угнетения женщин. Если у кого-то есть подобные примеры, прошу ими поделиться. Правда за нами! Мы победим!

Глава 39. Гостья

— Госпожа, — откашливается Шакира, — боюсь, мы ничем не сможем вам помочь. Если наше поведение не будет безупречным, нас уволят из этого дома и просто вышлют из Саудовской Аравии. Мы не сможем переводить деньги нашим семьям, которые начнут голодать.

Смотрю на нее растерянными глазами. Но без девушек мой план обречен на провал. Кто будет создавать революционные ячейки, если я не могу покинуть территорию дома?

— Это общее мнение? — обвожу тяжелым взглядом девушек, которые прячут от меня глаза и молчат, — понятно.

Тяжело вздыхаю. Они все запуганы мужчинами. А для изменений необходим сильный дух. Революционеры не страшились царских застенков, именно поэтому победили. Но с такими настроениями нам никогда не изменить устои.

Внезапно чувствую жуткую усталость. Какой-то тупик и беспросветность.

— Госпожа, — Шакира ласково берет меня за локоть, — завтрак готов, пройдемте в столовую.

Уныло опускаю голову. Это моя судьба? Быть куклой для игр Шакиры. Она будет меня кормить, переодевать и укладывать в постель. Изредка будет приходить Мансур и одалживать куклу для своих утех.

Кристина сервирует мне стол. Оглядывается на уходящую Шакиру и негромко говорит:

— У меня есть факт угнетения женщин.

С интересом поднимаю голову. Неужели дух женщин не до конца сломлен?

— Кристина, а ты мусульманка? — уточняю с любопытством.

— Нет, я католичка, госпожа.

Вот в чем дело. Ларчик просто открывался. Чувствую внезапную симпатию к Кристине. Получается, я здесь не одна из варягов.

— Внимательно слушаю тебя.

— Я обратилась в агентство на Филиппинах, с просьбой трудоустроить меня в Саудовской Аравии. Меня переправили сюда и отвезли в большой дом, — почти шепотом рассказывает девушка.

— И что было потом? — тоже шепотом уточняю я.

— Хозяйка сказала, что я должна выполнять все пожелания ее мужа. Меня держали под замком. Он насиловал меня полгода, потом я ему надоела, и агентство перевело меня в другое место. Там я работала, пока не попала сюда.

Замираю. Не получается переварить услышанное. Смотрю на Кристину другими глазами. Бедная девушка прошла через ад, но мужественно продолжает жить.

— Но зачем это было нужно жене? — задаю глупейший вопрос после услышанного, но любопытство сильнее меня.

— Может быть, чтобы муж не брал других жен, — пожимает плечом Кристина, — тогда все деньги достанутся ее детям.

Передергивает от такого объяснения. Вот он гнилой капитализм. Женщина приветствует изнасилование женщины из-за каких-то несчастных денег. Внезапно становится тошно и пропадает аппетит.

— У вас гостья, госпожа! — слышится от двери голос Шакиры. Кристина отскакивает от меня в сторону. Я поворачиваюсь назад.

— Гостья? — вздергиваю бровь.

— Да. Мне проводить ее в малую гостиную? — с нажимом скорее информирует, чем спрашивает экономка.

— Да, Шакира, пожалуйста, — покорно соглашаюсь я.

— Кристина, мне очень жаль, — возвращаюсь я к прерванному разговору, — если захочешь, расскажешь мне потом подробнее. Я готова выслушать, что тебе пришлось пережить. Думаю, тебе станет легче.

Встаю и направляюсь к загадочной гостье. Я не знаю никого в этой стране, кроме обитательниц этого дома и вчерашних визави из пустынного оазиса.

— Добрый день! — приветствую спину женщины в черной абайе. Она оборачивается на мой голос и я не могу сдержать пораженного возгласа. — Это вы?!

Глава 40. Зазеркалье

Широко распахнутыми глазами смотрю на женщину, которая вручила мне ту самую роковую бутылочку колы во время московской Олимпиады. Признаться, я ее вспоминала периодически, гадая, кем она приходится моему магу. И вот он момент истины.

Женщина не спешит представляться, пытливо разглядывает мое лицо.

— Полагаю, что вы знаете кто я, если пришли с визитом, — не очень вежливо встречаю гостью, — хотелось бы узнать, кто вы.

— Да, Латифа, вы правы, я должна представиться. Меня зовут Вафия. Я старшая жена Мансура.

На миг забываю, как дышать. Грудь неприятно сдавливает. Вчера я хотела бороться за права всех женщин? Забудьте об этом. Все отменяется. Одно дело жалеть мифических жен Мансура, совсем другое — лицезреть лично. Яркая восточная красавица стоит передо мной. Старшая значит первая? Сегодня он спал с ней? Меня разрывает от жгучей ревности.

Легкие горят от недостатка воздуха, и я делаю глубокий судорожный вздох. Заставляю себя отвести глаза от гостьи.

— Чем обязана визитом? Или у вас принято дружить всем гаремом? — не могу удержаться от кислотной колкости.

— Мансур попросил меня позаниматься с вами арабским, — радует меня новостью Вафия.

Не могу удержать нервный смешок.

— Что Мансур попросил? — вздергиваю бровь, — не отвечайте, это был риторический вопрос.

— Ну, если быть совсем точной, Мансур думал, как решить этот вопрос. Мужчина не может быть вашим учителем. И я сама предложила помощь, — смущенно поясняет жена моего мужа.

— Вафия, простите за нескромный вопрос, тогда на Олимпиаде вы были в курсе, зачем я потребовалась вашему мужу? — резко спрашиваю я.

Женщина опускает глаза в пол, ответом мне служит молчание.

— Объясните, пожалуйста, зачем вы все это делаете? Подкладываете под собственного мужа другую женщину, готовы терпеть ее во время занятий? Признаться, я перестала что-либо понимать в происходящем.

— В довольстве мужа довольство Аллаха. Жена, которая спокойно принимает других женщин своего мужа, войдет в рай наравне с шахидами, отдавшими жизнь в борьбе за веру.

Растерянно хлопаю глазами. Я готова была услышать все, что угодно, но только не это. Воистину, религия — опиум для народа. Жить в аду с надеждой на призрачный рай?

— Я вас не понимаю, — опускаю плечи и качаю головой, — соглашаться делить своего мужа из каких-то религиозных предрассудков? Вы вроде образованная женщина, знаете английский...

— Я не владею своим мужем и не могу его ни с кем делить. Мужчина не принадлежит женщине, он принадлежит только Аллаху. Аллах ведает судьбу каждого и каких женщин послать мужчине. Роптать на мужчину, роптать на Аллаха! Мансур говорил, у вас есть Коран на английском. Думаю, вам не мешает его почитать.

— Ладно, допустим, — пропускаю мимо ушей совет про чтение религиозных текстов, — женщина должна терпеть мужские заскоки. Но любить-то меня вы не обязаны. Зачем брать на себя повышенные обязательства и предлагать себя в качестве репетитора? На вашем месте я бы ненавидела третью жену своего мужа.

— На моем месте вы бы ненавидели вторую, — усмехается Вафия, — первую жену меняют на вторую. Третья жена — отмщение второй. Что бы вы ни думали, я не питаю к вам злых чувств. Больнее всего, когда тебя меняют на следующую. Я понимаю, что вам будет сложно адаптироваться в нашем мире, и готова помочь по мере своих сил.

Моя агрессия резко сдувается, как прохудившийся воздушный шарик. Может это и дико, заводить знакомство с женой своего мужа, но в этом зазеркалье все шиворот навыворот. Привычные установки и моральные императивы уплывают из-под ног, как зыбучие пески.

Делаю глубокий вдох, провожу рукой по волосам:

— Присаживайтесь, Вафия. Будете кофе?

Глава 40.1. Зазеркалье 2

Усердно с детского учебника срисовываю арабский алфавит, записываю транскрипцию в скобках. Одновременно боковым зрением постоянно кошусь на Вафию. Не могу не думать о том, что этой ночью Мансур целовал эти пухлые губы. И, слава богу, девушка в абайе, которая скрывает линии тела. Это немного притупляет мою фантазию. Но и возникающие картинки весьма болезненны.

К концу занятия понимаю, что я не мазохистка, и повторять опыт совсем не готова. Злюсь и на Вафию, и на Мансура, который одобрил самаритянский порыв.

Это вообще нездоровое желание — столкнуть лбами своих женщин. Что он хотел добиться этой встречей? Раззадорить мое желание развестись? Или считает, как и его первая жена, что принятие измен повышает духовность? Решил немного возвысить мой дух?

Ну, а что? Наши святые отшельники уходили в уединение. Терпели голод и холод. Всячески смиряли тело, чтобы возвысить дух. Так и тут. Испытание жгучей ревностью моментально возвысит женщину. Никакая строгая аскеза не сравнится с такой пыткой.

Вот посмотришь на Вафию, и сразу видно — святая женщина. Еще бы отказалась от телесных радостей. Снова в глазах возникают картинки с Мансуром и его первой женой. Прям сводит зубы от ярости.

Хотя, кажется, Мансур говорил, что мусульманская женщина не может отказаться от близости. Здесь предоставление своего тела мужу является признаком праведности. В мусульманском мире нет ничего похожего на женские монастыри. Благочестие женщины не в воздержании, а в удовлетворении мужских желаний.

Все-таки это странно, что на одной и той же планете не существует общей морали. У нас варварство, здесь нормально. Наконец-то я прекрасно понимаю Алису, которая тихо сходила с ума в зазеркалье.

Мягко игнорирую предложение Вафии продолжить занятия через два дня.

— Я не до конца уверена, что мне понадобится арабский. Я все-таки надеюсь, что Мансур согласится на развод.

— Никто не заставит Мансура сделать то, чего он не хочет, — предупреждает меня Вафия. — Чем быстрее вы примите свою судьбу, тем раньше начнете спокойно жить. Поверьте, Мансур хороший муж, я знаю, о чем говорю.

Последнее замечание бесит ужасно. Ну да, не хватало только обсудить общего мужа. Господи, какая же пошлость все, что сейчас происходит.

Наконец-то Вафия надевает никаб и отправляется на выход. Следую за ней. Но отпрыгиваю назад в малую гостиную. В женской половине какая-то активность, и в коридоре снуют мужчины. Нажимаю на кнопку вызова персонала. Вскоре появляется Кристина.

— Вы не могли бы принести мне никаб, он где-то в спальне, — прошу я. — А что вообще происходит в доме?

— Господин распорядился сделать вам кабинет, — делится со мной новостью девушка, — сейчас переделывают соседнюю с вашей комнатой гостевую спальню.

Кристина ненадолго исчезает и вскоре приносит мне никаб. Выхожу в коридор и задумчиво заглядываю в будущий кабинет, где ведутся активные работы. Испытываю смешанные чувства по поводу происходящего. Вроде бы забота. Мансур услышал мои стенания по поводу досуга. С другой стороны, чувствую, как затягивается удавка. Если лично для меня производится реконструкция, то отпускать меня никто не намерен.

— Госпожа, — от неожиданности вздрагиваю, — вам не нужно находиться здесь среди мужчин. Не хотите ли посетить хамам? Я пришлю к вам девушек, — предлагает Шакира.

Обреченно соглашаюсь. Делать все-равно нечего. Чувствую, как меня медленно, но неуклонно загоняют в рамки праздной жизни. Я не хочу напрягать девушек, но только в таком формате могу хоть с кем-то поговорить. Вот так шаг за шагом я становлюсь госпожой и эксплуататоршей. Не по собственному желанию, а в соответствовии с чужими представлениями.

Кристина и Маниша снова массируют мое тело. Внезапно понимаю, почему так проводят свой досуг саудовские женщины. В условиях постоянной борьбы за внимание мужа поддержание красоты становится не прихотью, а необходимостью.

— Маниша, — поворачиваю я голову к девушке, — а у вас в Индии есть многоженство?

— В моей низшей касте шудр многоженство всегда было запрещено. В остальных кастах было разрешено до 1956 года. После для индуистов законом официально запретили везде, кроме Гоа. Мусульманам разрешено иметь несколько жен. Но неофициально многоженство все-равно практикуют.

— Удивительно, — не могу не восхититься, — получается, что женщины из низших каст самые защищенные в Индии?

— В этом смысле да, — смеется Маниша, — но вообще женщиной быть не очень хорошо. В женщину перерождается человек с испорченной кармой.

— Видимо, я тоже испортила себе карму, — бормочу я, — если судьба меня забросила в это место.

— Выйти замуж это благословение, госпожа, — опровергает меня Маниша, — назначение женщины — растворение в своем муже. Полное слияние с ним. Без мужчины женщина неполноценна. В Индии существовал ритуал «сати». Все жены мужчины сжигали себя на погребальном костре мужа.

— Ужас какой, — восклицаю я, — зачем они это делали?

— Потому что со смертью мужа их жизнь теряла всякий смысл.

— Прости, Маниша, но у меня встает вопрос. Почему ты сейчас здесь, а не замужем?

— У меня много сестер. Родители бедны. Я заработаю себе на приданное и вернусь в Индию, чтобы выйти замуж.

Закрываю глаза и думаю, что мне повезло с родиной. Но я по собственной воле и совершенной глупости от нее отказалась. А еще думаю, что, наверное, Вафия полностью растворена в муже, если способна предложить себя в мои репетиторы. Интересно, а та бывшая хозяйка Кристины тоже растворена в муже? Поэтому ей наплевать на чувства другой женщины. Или все-таки Кристина права, и все из-за денег?

Глава 41. Кубра

Мансур

С утра пораньше заезжаю в офис, чтобы проверить текущие дела. К обеду спешу домой.

Захожу в дом второй жены немного с опаской. Ожидаю с порога скандал и готов к обороне. Но Кубра, как всегда, меня удивляет. Подбегает, виснет на шее, ластится ласковой кошечкой.

— Привет, хабиби! — мурлычет мне в губы и первая тянется за поцелуем.

Усмехаюсь про себя. Похоже, Кубра окончательно испортила отношения со всеми родственниками, если никто не поделился с ней сплетнями.

— Привет, насиби! Соскучился по детям. Где они сейчас?

Пока в доме мир, спешу пообщаться с сыном и дочкой. Кубра приводит меня в игровую, тут же на мне повисают два маленьких тельца.

— Поиграйте недолго, — приказывает жена. — Я пока распоряжусь по поводу обеда.

Устраиваем свалку на ковре. Дети нападают с двух сторон, я отбиваюсь.

— Папа, а когда я вырасту большой, ты возьмешь меня с собой в Европу на гонки? — канючит Валид.

— И меня, папа, — присоединяется Будур.

— Ты женщина! — кричит сын. — Ты будешь сидеть дома.

— Это ты будешь сидеть дома, — с кулаками набрасывается на мальчика дочь.

— Будур, ты не должна так разговаривать с братом, — одергиваю я девочку, — проси прощения. Если ты не научишься покорности, ни один мужчина не посмотрит в твою сторону.

Дочь пыхтит и раздувает ноздри. Сжимает кулачки и вытягивается в струну.

— Я жду, Будур, — включаю ледяной режим.

— Прости меня, Валид, — со злостью стучит ногой о пол и заливается слезами от обиды.

Надо бы прогнуть и потребовать извиниться нормально, но мое отцовское сердце дрогнуло. Беру дочь на руки и прижимаю к груди.

— Молодец, Будур. В следующий раз я тебя накажу за неуважение к брату. Ты поняла меня?

Молча кивает головой, заливая мою тобу слезами.

Кубра зовет нас обедать. Эпизод сам собой забывается. Разделяем семейную трапезу. Нянька уводит детей на сиесту, я увлекаю Кубру в спальню.

Можно отложить новость на вечер, но эпизод с Будур вывел меня немного из себя. Решаю не тянуть кота за хвост.

— Кубра, я взял себе третью жену, — холодно информирую женщину.

Поворачивается ко мне. В глазах непонимание.

— Ты шутишь?

— Нет, я серьезен, как никогда.

Во взляде Кубры вспыхивает пламя, и она бросается на меня, расстопырив пальцы. Пытается выдрать мне глаза. Благо пророк, хвала ему, предписывает мусульманам стричь ногти. Дикая кошка проходится тупыми коготками по моему лицу, но особого урона не наносит.

Скручиваю вопящую женщину. Одновременно достаю из комода наручники. Кидаю Кубру на кровать и приковываю руки к грядушке. Сажусь рядом. Женщина пытается достать меня ногами. Брыкается, как бешеный шайтан.

Встаю с кровати, беру кресло и пододвигаю его поближе. С любопытством наблюдаю за приступом безумия.

— Кто она? Я убью ее! — орет Кубра.

— Ты не сделаешь этого, — холодно отрезаю я, — если с ней что-то случится, я сдам тебя в мутаву.

— Ты не посмеешь так поступить с матерью своих детей, — шипит жена.

— Посмею. Ты плохо их воспитываешь. Подаешь отвратительный пример Будур. Вафия справится лучше тебя. Сделает из моей дочери достойную женщину.

Кубра извивается змеей на кровати и стонет от бессилия.

— Ты не отдашь этой стерве моих детей.

Снимаю наручные часы и кладу на комод.

— Я приму душ. Надеюсь, когда выйду, ты будешь готова исполнить свои супружеские обязанности.

Встаю под горячие струи и выдыхаю. Со второй женой вечно, как на вулкане. Только думаешь, что укротил, и все по новой. Я, наверное, ненормальный, если и третью взял вздорную.

Вспоминаю Латифу. Провожу ладонями по волосам, распределяя влагу. Что делать с Куброй, я знаю. Третья жена пока шкатулка с секретом. Ключ, к которой только предстоит подобрать.

Не спешу. Мою голову. Чувствую, как вода снимает напряжение в мышцах. Чищу зубы и возвращаюсь в спальню.

Кубра лежит не двигаясь и смотрит в потолок.

— Остыла или окатить ледяной водой? — вздергиваю бровь.

— За что ты так со мной, Мансур? — спрашивает гробовым тоном.

Забираюсь на матрас и ложусь рядом. Большим пальцем очерчиваю контур губ.

— Как так? — уточняю вкрадчиво.

— Зачем ты это сделал? — наконец-то поворачивает ко мне голову.

— Захотел и сделал. Ты должна просто принять этот факт, а не устраивать мне истерики.

— Ты меня больше не хочешь?

— Мужчине нужно много женщин, Кубра.

— Ты разбил мне сердце, Мансур, — прохладно сообщает жена.

— У тебя нет повода для разбитого сердца, насиби, — медленно провожу подушечкой пальца по шее, останавливаясь на пульсирующей венке, — между нами ничего не изменится. Мои отношения с другой женщиной тебя не касаются.

Сажусь рядом с Куброй и руками рву ее шелковое платье от горла до конца подола. Оголяю тело и осматриваю его. Уже отвык. Нависаю сверху, начинаю покрывать поцелуями.

— Мансур! — требовательный окрик.

— Помолчи, Кубра!

Тяну чашечки бюстгалтера вниз, втягиваю в рот большой темный сосок. У Латифы маленькие и розовые. Гоняю косточку во рту. Кубра стонет и прогибается навстречу мне. Можно было бы помучить в качестве наказания. Но немного посомневавшись, выбираю жесткий секс.

Раздвигаю ноги и вхожу грубо и до упора. Резкий вскрик. Продолжаю в заданном темпе. Несколько толчков и Кубра выгибается подо мной и кричит. Очень быстро кончила.

— У тебя был недоеб, птица моя? — выдыхаю тяжело в губы, продолжая трахать, — сегодня наверстаем пропущенное.

Глава 42. Досуг

Всю ночь снится что-то абсурдное. Шум, крики большой толпы. Помост, под которым разложен хворост. На нем гроби там Мансур. Нас с Вафией ведут к гробу. Палач поджигает сухой валежник. Огонь моментально охватывает помост. Вафия не боится. Ей точно в рай. Пытается подбодрить меня. Напевает арабский алфавит. Вокруг люди почему-то в средневековых одеяниях, которые орут: «Сжечь ведьм!».

Открываю глаза и сначала радуюсь. Очень реалистичный приснился кошмар. Потом вспоминаю, где я и почему. Радость моментально растворяется.

Некоторое время представляю, чем сейчас может заниматься Мансур. Горю уже наяву на самом настоящем огне. Прокручиваю в голове по сотому разу все, что я ему скажу при встрече. Потом отменяю тупую беседу и решаю, что просто буду игнорировать.

Встаю и выглядываю в окно. Там по-прежнему море и все также мне оно недоступно. Бред, бред, бред.

Внизу рядом с хамамом есть небольшой бассейн, но в нем особо не поплаваешь.

Выполняю производственную гимнастику и иду в душ. После водных процедур покидаю комнату. Держу в руке никаб. Полная боевая готовность.

Из коридора толкаю дверь «кабинета». Никого нет, и я вхожу. С удивлением смотрю на новый интерьер. Все успели закончить за день. В стеллаже стоят несколько книг на английском. Видимо, принесли из кабинета Мансура. Быстро просматриваю. Все исторические. На время теряю к ним интерес.

Сажусь за массивный стол из дерева. Выдвигаю ящики. Все пустые. Только в одном лежит бумага и валяются несколько шариковых ручек.

Достаю один лист, расписываю стержень. Немного задумчиво покусываю кончик. Беру новый лист и быстро пишу:

Я не увижу солнца, блестящего, как рыбка.

Я жена японца, и в этом моя ошибка.

Есть в стране Фудзиямы очень странный почин

Живьем закапывать в ямы жен умерших мужчин.

Некоторое время медитирую на то, что выдал мой мозг. Понятия не имею, какие обычаи у японцев, но уже ничему не удивлюсь. В общем, если совсем нечего будет делать, стану поэтессой.

Убираю свой шедевр и ручку назад в ящик и встаю из-за стола. Выхожу на балкон. Он гораздо меньше, чем у меня в комнате. В уши сразу проникает звук волн. Горячий воздух опаляет лицо.

Возвращаюсь в кабинет и беру первую книгу не глядя. Ею оказываются мемуары Лоуренса Аравийского. Разваливаюсь в кресле и начинаю читать.

Бедуины, войны, хитровыделанные британцы. Удивительно, но повествование меня затягивает. Когда появляется Шакира и предлагает спуститься на завтрак, прошу принести легкий перекус. Ну все, окончательно потеряла совесть. Хмурюсь. Но я же пыталась совсем отказаться. Договорились на компромисс. Через минуту обо всем забываю и возвращаюсь обратно в пустыню.

Ближе к обеду меня прерывают. Шакира просит пройти в другую комнату. Успеваю заметить, как вносят швейную машинку и еще какие-то упаковки.

Захватив откровения Лоуренса, перебираюсь в малую гостиную. Набросав подушек под спину, устраиваюсь на одном из угловых диванов.

Время пролетает быстрой колибри. Откладываю томик, сладко потягиваюсь. Все не так плохо. Можно жить.

После обеда заглядывает Кристина:

— Господин попросил вас спуститься в гостиную. Только нужно надеть никаб.

Блин. Совсем забыла о Мансуре. Я вообще-то планировала его игнорировать.

— Кристина, а зачем нужен никаб? — решаю сразу уточнить информацию.

— Он приехал не один, а с гостями, — охотно поясняет горничная.

— Ладно, тогда сейчас спущусь.

Глава 43. Встреча

Мансур

В офис приезжаю с утра пораньше, чтобы увидеть Майкла до совещания. Быстро обсуждаем дела, казалось бы я свободен. Только спина приросла к стенке кресла. Задумчиво кручусь из стороны в сторону.

В кабинет вламывается Анвар, и я сегодня этому рад. Можно еще потянуть время.

— Ассалам алейкум, Мансур! — брат светится оптимизмом и это слегка выбешивает. — Ты же, наверняка, не знаешь новости. Никто вчера не хотел звонить в дом Кубры.

— Что еще такого случилось? — морщусь и тру переносицу.

— Твоя третья жена отказалась заниматься арабским с Вафией.

Меланхолично закрываю глаза. Наверное, этого следовало ожидать. Кубра, думаю, загрызла бы Вафию, если бы она явилась с таким предложением. Не знаю, зачем я согласился. Насели на меня с матерью с двух сторон. Просто хотел, чтобы уже отстали. Если совсем уж быть честным, то надеялся, что Вафия донесет до Латифы, какой должна быть хорошая жена. Смешная надежда, конечно, но попробовать стоило.

— Слушай, а в семье брата матери нанимали же какую-то учительницу для домашнего обучения девочек? — припоминаю я.

— Она не знает английского, — разочаровывает меня Анвар.

— Зачем нужна учительница, которая не знает английского? — недоуменно вздергиваю бровь.

— Их мужчины на семейном совете решили, что девочкам он не нужен. Если поедут на шопинг в Европу, все-равно в сопровождении махрама.

— Жаль. Ладно, дам задание секретарю, чтобы поискал мне учительницу.

— У меня есть предложение. Не знаю, одобришь ли ты его, — Анвар делает паузу и смотрит мне в глаза.

— Продолжай, — прошу я.

— У нас сейчас в финансовом отделе работает беженец из Ирака. Приехал в Саудовскую Аравию, когда Иран перешел в контрнаступление на иракские регионы.

Кручу кистью руки, прошу, чтобы прокрутил ненужные подробности и перешел к делу.

— Он говорил мне, что познакомился с женой во время учебы в Советском Союзе, — торжествующе выдает брат.

— Жена русская? — вздергиваю бровь.

— Нет, жена иракская курдка, но она знает русский.

— Очень интересно. А он разрешит своей жене приезжать к нам, как ты считаешь? — с надеждой смотрю на брата.

— Я не считаю, я уже навел справки с утра. Он не возражает, если она согласится.

Больше не переливаем из пустого в порожнее, вызываем в кабинет Карама для уточнения согласия. Мужчина поясняет, что в их съемной квартире нет телефона. Он вечером узнает у жены и завтра даст мне ответ.

Но я настроен сегодня все выяснить. Если приехать к Латифе с гостями, это точно разрядит обстановку. Сажаем Карама в машину и везем домой. Через пятнадцать минут он спускается и сообщает, что жена согласна. Даю им час на сборы, и еду в ювелирный салон.

Надо компенсировать Латифе неудобства за замалчивание фактов о моем семейном статусе. Да и, пожалуй, Вафие и Кубре тоже преподнести презент за новую жену.

Анвар зависает на витрине с рубинами, которые любит его вторая жена. Я рассматриваю бриллианты. После некоторых раздумий беру Латифе колье, а старшим женам браслеты. Брат пока ничего не покупает — нет грехов, которые надо замолить.

Возвращаемся к дому Карама. Вскоре они с женой спускаются вниз. Женщина закрыта никабом, хотя, думаю, что в Ираке вряд ли его надевала. Из-за этого моментально проникаюсь к ней симпатией. Женщина, чтущая чужие традиции, вряд ли собьет Латифу с истинного курса.

Пока едем в машине, договариваюсь о графике занятий. Каждый день, когда я буду в других домах. Карам соглашается, чтобы жену отвозил наш шофер в машине с перегородкой. К тому моменту, как въезжаем на территорию, успеваем обсудить все детали.

Когда заезжаем во двор третьей резиденции, кровь начинает течь по жилам быстрее. Держу лицо, не хочу смешить брата своим волнением. Приглашаю гостей в дом, располагаемся в гостиной. Прошу Шакиру пригласить Латифу.

Анвар занимает наших гостей разговором, а я не спускаю глаз с дверного проема. Сердце стучит оглушительно. Кошусь на присутствующих. Неужели кроме меня никто не слышит?!

Легкой походкой в абаей и никабе в зал вплывает Латифа. Впиваюсь жадным взглядом в ее голубые колодцы. Сразу возникает желание выставить всех гостей вон. Но глаза жены опаляют меня холодом. Беру себя в руки и приветствую вежливым кивком.

Ловлю взгляд Анвара, который тоже вцепился взглядом в разрез никаба Латифы. Спешу побыстрее провести процедуру знакомства и с облегчением отправляю женщин в свою половину.

Глава 44. Негар

В большой гостиной рядом с Мансуром сидят двое мужчин. В кресле женщина в никабе.

Сразу ловлю жадный требовательный взгляд мужа. От него исходит такой немой призыв, что по коже ползут мурашки. Сердце тревожно трепыхается. Напоминаю себе, что он сюда явился от другой женщины. Смотрю холодно. Всем своим видом показываю, что может идти туда, откуда пришел.

Один мужчина оказывается братом Мансура, второй коллегой.

— Очень приятно, Латифа! — приветствует меня мужчина по-русски, и у меня лезут брови на лоб. Даже под никабом Карам разглядывает мое удивление и не может сдержать смешок. Сразу спешит разъяснить ситуацию, — мы с женой учились в Советском Союзе. Это Негар — моя жена.

Ужасно хочется побольше расспросить Карама о его пребывании в моей стране. Времени прошло совсем немного, но после его слов чувствую ужасный приступ ностальгии. Однако, Мансур спешит выпроводить нас с Негар на женскую половину. Нам же остается только подчиниться.

— Саудовские мужчины очень консервативны, — тактично выражается Негар, когда мы идем в малую гостиную.

— То есть самодуры, — откровенно отзываюсь я. Женщина тихонько посмеивается, но не комментирует мою дерзость. — В Ираке все иначе?

— В монархические времена до шестидесятых страна ничем не отличалась от Саудовской Аравии. Когда к власти пришла БААС, Саадам Хусейн объявил политику гендерного равенства. Теперь женщины сами выбирают себе одежду и могут работать. К тому же мой муж курд, хоть и мусульманин.

— У курдов как-то по-другому? — с любопытством поглядываю на девушку.

— Курдские мусульмане никогда не страдали такой паранойей, как арабские мужчины. Их женщины не закрывали лицо даже при монархии. Могли принимать в гостях мужчин, даже когда мужа нет дома.

— Почему вы говорите «их женщины»? — цепляюсь я за фразу, — вы не мусульманка?

— Теперь мусульманка. Мне пришлось принять ислам, чтобы выйти за Карама в мечети.

— А кем вы были раньше? — открываю дверь малой гостиной и делаю приглашающий жест рукой.

— Я зароастрийка. Мы не относимся к людям писания, на которых могут жениться мусульмане, поэтому мне пришлось поменять веру.

Приглашаю Негар присесть. С облегчением обе снимаем никабы. Может и хорошо, что нас выгнали с мужской половины, хоть я и не отказалась бы пообщаться с Карамом. Синхронно встряхиваем головами, выпуская волосы на волю.

Негар чем-то похожа на армянку. Чуть вытянутый овал лица, прямой нос, карие глаза. Моментально чувствую в ней что-то родное и тут же принимаю. Как я поняла, мы будем проводить вместе много времени. Хорошо, что эта девушка мне сразу так понравилась.

— У вашего мужа нет других жен? — стыдливо отвожу глаза после этого вопроса. Чувствую себя некомфортно от того, что у моего есть.

— Нет, — качает головой Негар.

— Вам очень повезло, — грустно комментирую я.

— Ирак — светская социалистическая республика. Официально многоженство у нас запретили.

— Мне показалось, что Карам очень симпатичный, — замечаю я. Мне сейчас все мужчины с одной женой кажутся очень симпатичными.

— У всех мужчин свои недостатки, — дипломатично отзывается Негар, — мой муж очень вспыльчивый. Один раз он дал мне три развода, когда остыл уже не мог жениться обратно. После трех талаков мусульманин уже не может вернуть свою жену.

— Серьезно? — искренне изумляюсь. — Как же вы смогли быть снова вместе?

— Снова можно жениться после того, как жена побывает замужем за другим мужчиной. Есть мохаллель — профессиональные мужья. Нанимаешь такого, чтобы он сыграл в супруга твоей женщины. Потом он дает развод и можно снова оформить никах.

— Как у вас все сложно, — не могу сдержать улыбку.

— Зато муж теперь не раздает талаки налево и направо. Один раз уже заплатил мохаллелю, больше не хочет, — смеется Негар.

Заходит Кристина, приглашает нас в малую столовую. Хмыкаю. Не знала, что тут такая есть. Идем за девушкой. Она проводит нас в просторное помещение, расположенное на женской половине. Присаживаемся за стол, Маниша приносит обед. Привычно испытываю смущение. Чтобы переключиться с чувства неловкости, возвращаюсь к прерванному разговору.

— Ваш муж сказал, что вы учились в Советском Союзе, — вопросительно смотрю на девушку,

— Да, у Ирака крепкие связи с Советским Союзом. В Москве у нас было свое землячество, там мы и пересеклись с Карамом. Так удивительно, жили в соседних городах, а встретились в другой стране.

— А где вы учились? — уточняю я.

— Мы оба закончили Университет дружбы народов, но разные факультеты. Я училась в медицинском институте, а муж на факультете экономики и права.

— Вы врач? — смотрю на Негар уже как-то иначе. Уважение растет в геометрической прогрессии.

— С маленьким опытом. В Ираке я работала, здесь все гораздо сложнее, — грустно пожимает плечами девушка.

— А почему вы приехали в Саудовскую Аравию? — сразу же возникает у меня вопрос.

— В нашем регионе идет война, и мы не знаем, как далеко она зайдет.

Что-то смутно припоминаю про Ирано-Иракский конфликт. По нашему телевидению он освещался очень сдержанно. Не понятно, кто прав, кто виноват. СССР постоянно призывал стороны к примирению.

— А из-за чего война? — интересуюсь, пользуясь случаем. Без телевидения чувствую себя в какой-то информационной изоляции.

— Саадам объявил войну Ирану из-за территориального спора. Но, на самом деле, Иран после своей исламской революции достал всех соседей. Баламутит шиитские регионы и ведет пропаганду своих идей. Здесь, в Саудовской Аравии тоже проходили демонстрации шиитов. Местные к ним относятся очень нервно, потому что шииты живут в нефтеносных регионах.

— И кто побеждает? — интересуюсь я.

— Сначала Ирак занял иранские территории. Но потом Иран все освободил и напал уже на Ирак. Сейчас Саадам хочет перемирия, но Иран отказывается. Теперь он хочет свергнуть Хусейна и осуществить исламскую революцию.

— Понятно. Значит вы не знаете, когда сможете вернуться домой?

— Нет, — грустно отвечает Негар, — никакой определенности. Есть в ситуации и хорошее. Карам был социалистическим экономистом, а сейчас изучает западные стандарты. Он растет профессионально.

— Но вы нет, — не очень тактично замечаю я.

— Увы, — поджимает губы Негар.

Пока ничего не говорю девушке, но про себя вспоминаю, что в оазисе в пустыне врачом работает женщина. Жаль, что я не могу поговорить с Мансуром о Негар. Потому что не собираюсь вообще с ним разговаривать.

Заканчиваем с обедом, потом немного занимаемся по учебнику, оставленному Вафией. Арабский мне теперь нравится гораздо больше. В конце-концов я лингвист. Это просто интересно. В какой-то момент появляется Кристина и уведомляет, что Карам хочет ехать домой.

Неохотно расстаюсь с новой знакомой.

Глава 45. Харам

За Негар закрывается дверь, и нервы сразу приходят в натянутое состояние. Сейчас мне предстоит встретиться лицом к лицу с Мансуром. Запускаю пальцы в распущенные волосы и нервно перебираю их пальцами.

Из головы исчезли все мысли и стерлись внутренние диалоги, которые я бесконечно вела с мужчиной последние два дня.

Что я должна сказать? Или не должна ничего? Для полного игнора нужно более спокойное состояние сознания. Я меня мелко потряхивает, хотя Мансур даже еще не пришел.

— Господин хочет, чтобы вы посетили хамам, — появляется на пороге Кристина.

— Зачем? — задаю нелепый вопрос девушке и логично не получаю никакого ответа. — Хорошо, я сейчас спущусь.

Это не значит, что я должна буду с ним спать. Просто способ еще оттянуть время.

Я лежу на керамическом ложе и не могу насладиться мыльным массажем. Мышцы напряжены, расслабиться не получается.

— Близость мужчины и женщины — это священный ритуал, сакральное действие — экзальтированно бормочет Маниша, — мир родился из слияния бога Шивы и богини Шакти. Нет в жизни ничего важнее, чем соединение со своим мужчиной.

— А если этот мужчина не твой? — раздраженно кидаю я.

— Госпожа, жена не должна так говорить о муже. Карма женщины раствориться в своем мужчине. Забыть о себе и жить только им и его желаниями. Иначе никогда не вырваться из круга сансары, а следующее воплощение вас не порадует. Испортите карму и станете собакой.

Кристина чуть заметно фыркает на это заявление. Я прячу улыбку в волосах.

Как ни удивительно, но причитания Маниши помогают мне расслабиться. Отпускаю ситуацию и наслаждаюсь текущим моментом. Под руками девушек почти засыпаю. Делаю усилие над собой. Встаю и прохожу в соседнее помещение. Прыгаю в небольшой бассейн и ныряю с головой.

Вода приятно обжигает разгоряченное тело. Задерживаю дыхание на несколько секунд. Звук плохо проходит сквозь толщу воды, но я ощущаю удар по спине от какой-то волны. Выныриваю на поверхность, отталкиваюсь и подплываю к стене. Чувствую пол под ногами.

Руками смахиваю влагу с лица и протираю глаза.

Вскрикиваю, когда большое тело вдавливает меня в стену.

Нападение столь внезапно, что сердце переходит в ритм тахикардии. Мужчина прижимается ко мне всем торсом. Опаляет своим жаром и путает мысли. Вжимается твердью в голые ягодицы. Наклоняется над плечом и всасывает мочку уха, лезет языком в раковину. Ежусь от острых ощущений.

— Добрый день, жена! — хрипло шепчет на ухо. Его рука по-хозяйски поглаживает мой живот. Предательская стрела возбуждения пронзает с макушки до пяток. Губы Мансура сползают на шею и покрывают ее требовательными поцелуями.

— Твоя жена Вафия. Нас ничего не связывает, — выдаю дрожащим голосом.

— Любой имам опровергнет твои слова, Латифа. Прекращай отрицать очевидное. Ты моя навеки, и я жутко соскучился.

— В моем мире у мужчины может быть только одна жена, — прикрываю глаза от накатывающих волнующих ощущений.

— Ты сейчас находишься в моем мире, — поворачивает мою голову к себе и впивается в губы.

Пытаюсь сбросить с себя наваждение, цапаю его за язык.

Мансур мычит и дергает головой, но не выпускает меня из клетки. Чувствую сильный удар по ягодице, значительно смягченный водой.

Мужчина резко поднимает одну мою ногу, сгибая в колене. Входит в мое тело бесцеремонно, не интересуясь моим мнением. Вскрикиваю от неожиданности и чувствую зубы на своей ключице. Кусает больно, явно мстит.

— Я хочу развод, — вырывается невольно мысль, которая стоит на повторе в голове.

— Нет, — резкий толчок, прикусываю губу.

— Я сбегу, — шепчу в стену, но Мансур все-равно слышит.

— Даже не думай, — толчок, рукой резко сжимает грудь, — из страны тебя никто не выпустит. Только призовешь наказание на свою голову.

Дальше мысли уплывают, я растворяюсь в общем ритме и стремительно несусь к наслаждению. Мансур выходит из меня, и я раздосадованно хнычу. Разворачивает лицом к себе, приподнимает за бедра. Хватаю его за плечи, обвиваю ногами.

— Ты не хочешь развод, — в губы мне выдыхает мужчина, — ты хочешь меня также, как я хочу тебя.

Ничего не возражаю. Трусь об него и требую продолжения. Все разговоры потом.

Мансур рычит и берет меня снова. Не скрываю стон облегчения. Двигаюсь ему навстречу.

Повинуясь порыву, присасываюсь к его шее. Втягиваю кожу со всей силы и оставляю свою отметину. Смотрю на багровый засос и взрываюсь в оргазме.

Глава 46. Командировка

Мансур

Извлекаю Латифу из бассейна. Оборачиваю в большое полотенце и несу на руках в ее комнату.

— Это ничего не значит, — бубнит жена, — ты на меня напал.

Не спорю. Целую в висок и веки. Она знает, что сдалась. Я тоже это знаю.

Сейчас главное не передавить. Кладу Латифу на кровать и покидаю ее комнату. Заглядываю в новый кабинет. Всю мебель уже собрали. В углу швейный столик с машинкой. Темновато. Нужна дополнительная подсветка.

Прохожу к себе. Захожу в ванную, бросаю взгляд в зеркало и замечаю засос.

Напряженно думаю, что делать с этой проблемой. Это не просто отметина на теле, это видимая отметина, не скрытая одеждой. То есть публичное проявление чувств, что является харамом. Это не просто порицается, а может привести к непредвиденным последствиям. Кто угодно может настучать в мутаву. Вроде бы мелочь, но плохо для репутации. Я опекун своих жен, должен следить за их нравственностью.

Можно недельку походить с закрытой шеей. Но жены все-равно увидят. В мутаву, конечно, не сообщат, но Латифу заклеймят шармутой. И так никто не в восторге, что я женился на русской.

Лучше бы свалить куда-нибудь на недельку. В деловую командировку, например. В Джедду на Красное море. Возьму с собой Латифу. Тоже не лучшая идея. Если жены узнают, будут недовольства. Но это будет уже мое решение, а Латифа ни при чем.

Достаю из комода чехол с ожерельем. Открываю футляр, зажимаю изделие в ладони и иду к Латифе. Жена уже спрятала свое прекрасное тело под платьем. Стоит у туалетного столика и размазывает крем по рукам. Видит меня и напрягается.

— Закрой глаза, — прошу я.

— Зачем? — резко спрашивает Латифа.

— Женщина, научись уже просто слушаться меня. Хватит огрызаться, — не могу сдержать раздражения.

— Я не обязана тебя слушать, — фыркает жена.

Иногда мне кажется, что Кубра никакая не вздорная. Все познается в сравнении.

— Просто закрой глаза, — рычу уже угрожающе.

Наконец-то действует. Латифа испуганно хлопает ресницами, потом смыкает веки. Разворачиваю ее лицом к зеркалу и застегиваю колье на шее. Не могу удержаться и провожу языком чуть выше украшения.

Встречаемся взглядами в зеркале. В глазах Латифы растерянность. Явно не знает, как реагировать.

Не даю ей времени опомниться, сразу перехожу к делу.

— Ты не можешь оставлять на мне засосы в видимых местах, Латифа. Да и в невидимых нежелательно, — в глазах жены загорается нездоровый огонь и я спешу унять ее ревность, — это публичное проявление чувств, моя луна. Здесь это наказуемо.

— Я не знала, — бормочет женщина, опуская глаза.

— Я думаю, мне лучше уехать, пока кровоподтек не пройдет. Хочу тебя взять с собой, — обвиваю руками талию Латифы и прижимаю спиной к своей груди, — поедешь со мной, любовь моя?

— Не называй меня так, — вспыхивает девушка, — нельзя любить кого-то и спать с другими женщинами. Никуда я с тобой не поеду и побрякушку свою забери.

Латифа отталкивает меня локтями и пробует расстегнуть застежку на колье.

— Я сейчас уйду, если ты оставишь подарок себе, — предлагаю я сделку.

Жена кусает губы и размышляет над предложением. Находит мои глаза в зеркале и кивает в знак согласия. Разворачиваюсь и ухожу. Никогда не знаешь, что ее взбесит. Женщины любят, когда им говоришь о любви. Что с ней не так?

Спускаюсь вниз. Обзваниваю жен и сообщаю им о командировке. Еще попробую поговорить с Латифой вечером, когда остынет. Если откажется, поеду в оазис. Пора отдохнуть от семейной жизни и постоянного выноса мозга.

Глава 47. В гареме

Утром в офисе объявляю, что у нас недельная деловая поездка. Беру с собой всех братьев и Майкла. Загружаемся в машины и отправляемся в оазис. Организуем праздник в большом шатре.

После баранины, приготовленной на гриле, отдыхаем за легким разговором.

Расслабляющая музыка, дым кальянов, девушки танцуют танец живота.

У меня на коленях сидит Сара, распаляет мой внутренний огонь. Она пахнет, как сама дьяволица. Какой-то сложный букет, возбуждающий чресла. Кожа мерцает таинственным сиянием. В глазах призыв и обещание рая.

— Я думала, ты нескоро теперь приедешь ко мне, Мансур, — шепчет Сара мне на ухо.

— Почему моя девочка так думала? — поглаживаю бедро девушки под подолом платья.

— У тебя новая жена. Неужели ты так быстро ею насладился? — демоница смотрит мне в глаза, пытаясь заглянуть в самую душу.

— Ты здесь не для того, чтобы обсуждать моих жен, Сара, — резко обрываю я неуместное любопытство, — может мне стоит сегодня попробовать других девушек?

— Нет, мой господин, прости. Язык женщины бывает быстрее, чем ее мысли. Я постараюсь сегодня поменьше болтать.

Сара тянется за бокалом вина. Его выставили для женщин из гарема. Набирает глоток в рот. Поит меня во время поцелуя.

Накрываю губами декольте Сары. Едва касаюсь ее кожи. Не спешу переходить в режим страсти, просто томлю на медленном огне. Нам с братьями нравится легкий треп ни о чем. Все сейчас сидят со своими фаворитками, но не спешат с ними уединяться. Предвкушение — важный этап наслаждения. Мы все прекрасно об этом знаем. Сейчас смакуем каждую минуту, отодвигая на потом эйфорию.

Майклу я выделил двух девиц из своего пула. Он сейчас пребывает между небом и землей. У мусульман не приветствуется групповой секс, а наш англичанин не слишком религиозен. Всегда предпочитает пробовать двоих.

— Майкл, как ты можешь жить с европейской женой? — задаю я приятелю больной вопрос. — Почему ваши мужчины терпят вздорных женщин?

— Наши жены нам друзья и соратники, — лениво объясняет англичанин, — друг должен иметь возможность тебе возразить, чтобы объяснить, когда ты не прав.

— Зачем мне жена друг, когда у меня много братьев? — возражаю я.

— У меня нет братьев, для меня проблема выбора неактуальна, — Майкл явно хочет побыстрее закрыть тему, в которой мы не сможем прийти к общему знаменателю.

— Знаешь, Майкл, — обращаюсь я к товарищу, — наш король Абдель-Азис очень любил американских послов.

— Я слышал об этом, — лаконично отвечает англичанин.

— Однажды он пригласил к себе посла Хэра с женой. И поинтересовался у его супруги, можно ли подарить ее мужу вторую жену.

— Зачем он это сделал? — интересуется Майкл.

— Думаю, просто хотел подразнить западную женщину, — ухмыляюсь я, — американское посольство было в Джидде. На время пребывания в Эр-Рияде, он заселил супругу посла в свой гарем.

— Своеобразное чувство юмора, — флегматично замечает Майкл, — я покину вас ненадолго.

Англичанин забирает своих девушек и покидает общий шатер. Задумчиво смотрю ему вслед. Не могу решить, стоит ли познакомить Латифу с женой Майкла или не стоит. С одной стороны, ей не будет здесь так одиноко. С другой стороны, европейская женщина будет поддерживать в жене дух бунтарства, а ей нужно учиться покорности.

— О чем задумался мой господин? — Сара гладит мою грудь через ткань тобы.

— Это правда, что вы поклоняетесь дьяволу? — запускаю пальцы в черные волосы и смотрю в черные, как ночь, глаза.

— Мы верим в бога, — заверяет меня наложница, — но он на небе, а землей управляет падший ангел. В земной жизни следует почитать его.

— Расскажи мне что-нибудь о ваших обрядах, Сара.

— Этого нельзя делать, мой господин. Могу рассказать тебе о старом обычае, который сейчас не соблюдается, поэтому не является тайной.

— Ладно, давай о старом, — соглашаюсь я.

— Раньше у верховного священнослужителя было право первой ночи. Каждый вечер ему приводили новую девственницу в серебряном широком поясе, и он забирал ее невинность.

— Кто же брал в жены грязную женщину, Сара? В чем смысл этого обряда?

— Мужчины отдавали девственность своих женщин падшему ангелу. Это был акт поклонения.

— Поклонишься сегодня мне, Сара? Отдашь мне всю себя?

Не даю ничего ответить. Накрываю ее рот. Следом за Майклом мы покидаем общий шатер.

Глава 48. Протест

Мансур уехал и стало спокойнее. Можно без посторонних раздражителей осмыслить ситуацию. Раньше хладнокровия не хватало, чтобы подняться на уровень внешнего наблюдателя. Постоянно терзала ревность и фонтанировали эмоции. Теперь, когда я знаю, что Мансур не у своих жен, можно попытаться подвести промежуточные итоги.

Я одна из женщин своего мужчины. И это осознание режет больнее самого острого кинжала. Сделать с этим я ничего не могу. Мансур не единожды сказал, что никакого развода не будет.

Если я лелеяла надежду на побег, то ее тоже не осталось. Если меня не выпустят из страны, то и бежать смысла никакого нет.

Есть еще надежда на то, что я надоем Мансуру, и он отпустит меня сам. В конце концов трудно представить, сколько он тратит на содержание этого дома со всей прислугой. Но чтобы надоесть, нужно понимать, какие женщины ему нравятся, а какие нет.

Он постоянно повторяет, что я должна быть покорной. Значит ли это, что ему нравятся именно такие женщины? Вафия — воплощение покорности. Она молода и красива. Однако, Мансур завел себе еще двух жен.

Опять же, я выражаю протест, но мое неповиновение его никак не отталкивает. Следовательно, вряд ли это можно использовать как линию поведения, чтобы надоесть.

Но и покорность не приведет к нужному результату. Вафия тоже вполне устраивает Мансура. Отношения у них явно доверительные, если он рассказывал ей обо мне.

Какой-то тупик. Ничего не понятно.

Одно можно сказать точно. Вряд ли я смогу так жить и постоянно сгорать от ревности. Мансур абсолютно прав, в таком браке любовь не нужна. Уважение то, что надо. Если нет любви, то и ревности быть не должно?

— Госпожа, когда приедет учительница, вам опять накрыть обед в малой столовой? — материализуется на пороге кабинета Кристина.

Прихожу в себя и смотрю на нее растерянно. Да, должна приехать Негар. Я так ничего и не спросила у Мансура про врача в оазисе. Если там не нужен врач, может быть Негар найдут какую-то работу через это агентство.

— Кристина, а тебя же нанимали через агентство? — припоминаю я. — Кажется Шакира об этом говорила.

— Да, госпожа, именно так.

— А ты тоже жила в оазисе? — уточняю я.

Кристина смотрит непонимающе, потом отрицательно качает головой.

— Нет, я нигде не жила. Сразу после приезда меня отправили в тот дом, о котором я вам рассказывала. Потом сразу перевели на новое место, потом сразу сюда. Нет смысла держать кого-то без работы. В Саудовской Аравии слишком большой спрос на домашний персонал с тех пор, как отменили рабство.

— Отменили рабство? — переспрашиваю я.

— Ну да, еще лет двадцать назад в Эр-Рияде работал невольничий рынок, как рассказывала мне экономка на прошлой работе.

— Чему я вообще удивляюсь, — бормочу себе под нос, задумчиво наматывая локон на палец, — то есть тебя наняли не через агентство Мансура?

— Нет, у моей конторы точно другой хозяин. Я слышала, что он приехал много лет назад из Пакистана.

— Очень любопытно, — смотрю на девушку задумчиво, — а про агентство в оазисе ты ничего не слышала?

— Нет, госпожа. Прошу прощения, где все-таки накрывать обед? — возвращает меня к текущей повестке Кристина.

— Да, можно в малой столовой. Спасибо, Кристина!

Какая-то ерунда с этим оазисом. Еще там было ясно, что женщины недоговаривают какую-то информацию. Спрашивается, зачем брать персонал через чужую контору, когда у Мансура полный оазис девушек без работы.

Нужно задать ему этот вопрос, если мы будем нормально общаться. И здесь возвращаемся к первоначальному вопросу. Что мне делать с моей жизнью? Чтобы нормально общаться, я должна принять свое положение. Но хоть убей не понимаю, как можно со всем этим смириться? Слушаю точку зрения восточных женщин. Умом ее понимаю, но на себя примерить никак не могу.

Хотя с учетом новой информации Кристины, нужно сказать спасибо судьбе, что я всего лишь третья жена, а не рабыня. В голове все это не укладывается. У нас запускали первого космонавта, а в это время где-то еще существовало рабство!

Хотя сильно ли мое положение отличается? Сижу здесь в четырех стенах. Под надежным надзором Шакиры. Разница только в том, что работать не заставляют. Лучше бы заставляли, не казалось бы все таким бессмысленным.

А какого черта я вообще здесь сижу?

Встаю и решительно прохожу через весь дом. Выхожу на улицу. Прохожу через сад и прямо в одежде бросаюсь в воды залива. Плыву под палящим солнцем, не обращая внимания на потяжелевшую от воды одежду. Чувствую приятное растяжение в мышцах и улыбаюсь сама себе.

Не дожидаясь солнечного удара, поворачиваю назад. Выхожу на горячий песок и быстро бегу по нему обратно. Никто не запретит мне плавать в заливе, если я сама не смирюсь с запретом. А если кому-то что-то не нравится, всегда можно развестись.

Глава 49. Цели

Каждое утро и каждый вечер я плаваю в заливе. Первый день надевала абайю, потом отбросила в сторону местные предрассудки и стала сбрасывать её у кромки песка. Шакира громко выражает свое недовольство, но мне, честно говоря, наплевать. Хуже, чем есть, уже быть не может. Я заслужила хотя бы глоток свободы.

Утром, когда солнце ещё за горизонтом, а вода похожа на молоко, я пытаюсь заплыть как можно дальше. В нашу единственную прогулку на яхте я была слишком увлечена беседой. Сейчас хочу оценить побережье трезвым взглядом. Возможно, море — единственный путь к свободе.

Отплываю на достаточное расстояние и оборачиваюсь к берегу. Все побережье усеяно домами. Как понимаю, четыре одинаковые виллы принадлежат Мансуру.

С ума сойти, если осмыслить сей факт. Он изначально хотел завести четырёх жён, когда строил сей комплекс. Всё происходящее не какой-то выверт судьбы, а его холодный целенаправленный жизненный план. Уже сейчас можно со стопроцентной вероятностью предсказать, что появление четвёртой женщины рано или поздно произойдёт. Это дело времени.

Ещё один вывод из этого заплыва — через море пути нет. Если где-то и есть свободное побережье, то с этого расстояния я его не вижу. Дальше заплывать боюсь.

Выхожу на берег и натягиваю абайю. Она сразу прилипает к мокрому телу. Бреду через сад к входу в дом. На пороге меня встречает Шакира. Недовольно поджимает губы.

— На территории работает мужчина-садовник, — сухо уведомляет меня.

— Так увольте его и наймите женщину, — равнодушно бросаю я.

— Я не могу этого сделать без приказа господина, — недовольно сообщает Шакира.

— Ах, ну да, я же в этом доме никто. Впредь не называйте меня госпожой, Шакира. Как понимаю, это не соответствует действительности.

Больше не трачу слов на пустой разговор и прохожу в свою комнату. Сбрасываю абайю на пол в ванной и залезаю под душ.

После завтрака немного читаю. Постоянно вспоминаю мнение Князева о том, что революция ограничила наше геополитическое влияние. Похоже, он был прав. После первой мировой войны и распада Османской империи Англия на пару с Францией распилили Ближний Восток. Россия же, бывшая их союзницей в войне и понесшая немалые потери, из-за подписания позорного Брестского мира осталась ни с чем. Как говорится, при расследовании любого события ищи кому выгодно. В расследовании событий русской революции будет очень много фигурантов.

Дожидаюсь Негар, занимаюсь арабским. Она меня хвалит, говорит, что я быстро схватываю. Потом обедаем в малой столовой, и я решаюсь рассказать ей про оазис. Не для того, чтобы дать надежду на работу, просто хочу получить взгляд со стороны.

— Я не хочу делать никакие выводы, Лена, просто расскажу тебе о том, что слышала, — вкрадчиво говорит Негар.

— Я тебя слушаю, — активно кивая, стимулирую девушку к откровенности.

— Говорят, шейхи любят использовать оазисы под тайные гаремы, — огорошивает меня Негар.

На минуту просто теряю дар речи. Слишком это объяснение похоже на правду. Полуодетые девицы, отсутствие мужчин кроме охраны. Ненависть в чёрных глазах. Все сразу находит объяснение, если предположить, что Негар права.

Я совсем не понимаю Мансура. Зачем ему ещё гарем, когда есть уже две жены?

— Я не понимаю саудовских мужчин, — обречённо признаюсь я Негар.

— Это отсутствие глобальных целей, как мне кажется, — девушка заправляет волосы за уши и принимает сосредоточенный вид, — Ближний Восток долго находился под властью Османской империи. Соответственно, у местных элит не было никакого собственного взгляда на развитие. Всё решали османы. В двадцатом веке территории получили псевдонезависимость, но сразу попали под протекторат британцев и французов. А потом нашли нефть. И это отсутствие представления о перспективах и целях существования вылилось в тупое потребление. Шейхи скупают все подряд, в том числе женщин. Погрязли в роскоши и разврате. Хорошо, что молодое поколение получает образование. Когда-нибудь страна найдёт свой путь.

— Твои слова, да Аллаху в уши, Негар, — не могу сдержать грустного сарказма.

— Я тебе говорила, что в Ираке было тоже самое, но нас спасли социалистические идеи. В Саудовской Аравии старые консервативные монархи, но рано или поздно к власти придут молодые шейхи.

— Такие, как Мансур, — иронизирую я, — с тремя жёнами и гаремом?

— Мансур вдохнул новую жизнь в семейный бизнес, — пожимает плечом Негар, — кто-то сможет вдохнуть новую жизнь в государство. Не знаю, отвлечёт ли это саудовских мужчин от женщин, но, возможно, кто-то найдёт другие области применения для своих способностей.

— Не слишком ты оптимистична, — сдавленно говорю я.

— Я реалистична, — замечает Негар, — ислам никто не отменял. В Ираке объявили светское государство. В Саудовской Аравии этого делать не будут. Родина пророка получает хороший доход от хаджа. Каждый мусульманин должен раз в жизни побывать в Мекке и Медине. Саудиты заинтересованы в распространении ислама, а не отмене его в своей стране.

Перед сном смотрю в потолок и размышляю, где сейчас Мансур. Немного успокаивают слова Негар, что в деловую поездку уехала вся верхушка компании. Вряд ли они могли все вместе отбыть в этот оазис. Но уснуть не даёт мысль, что змея была неслучайна. Теперь я почти уверена, что речь идёт о покушении.

Глава 50. Лилит

Мансур

Чуть пьяным взглядом взираю на очередной праздник. В фокус внимания попадает молодая девочка-танцовщица. Ей особо нечем трясти, нет округлости форм, необходимых для танца живота. Но меня завораживает гибкость юного тела.

Делаю знак Хане и прошу прислать девчонку сегодня в мой шатер. Немного выжидаю и прощаюсь с братьями. Саре говорю, что хочу отдохнуть один. Пока иду по улице, чувствую приятное волнение. Иногда хочется сменить женщину, Сарой слегка пресытился.

Захожу в шатер, прохожу в спальню. Девчонка мнется возле кровати. Подхожу ближе, обнимаю за талию.

— Привет, милая! Как тебя зовут?

— Шушан, господин, — опускает глаза девушка.

— Очень красивое имя, Шушан, — наклоняюсь к губам наложницы, всасываю слегка нижнюю, толкаюсь глубже языком. Руки сползают на ягодицы, слегка их массируют, — ты очень вкусно пахнешь, — шепчу в маленькое ушко.

Веду руки вверх, захватывая ткань топа, стягиваю его через голову, оголяя маленькую грудь. Укладываю девочку в постель, нашептывая всякие глупости. Облизываю соски и глажу дрожащее тело. Не снимая тобы, раздвигаю длинные ноги. Вхожу быстро и жадно, сразу набирая темп. Поглощаю все стоны, накрывая пухлые губы. Чувствую под собою долгий женский экстаз. Дожидаюсь его окончания и сам получаю разряду. Откидываюсь на спину и закрываю глаза.

Через пару часов достаю из личного сейфа один из золотых браслетов и отдаю Шушан.

— Я попрошу Хану перевести тебя в другой шатер. Там будет удобнее.

— Нет, господин, не надо, — девушка бросается передо мной на колени и целует руку.

— Почему? — изумляюсь экспрессивной реакции.

— Вы как-то приезжали в оазис и провели ночь с Лилит, — с надрывом начинает Шушан.

Вспоминаю девушку с узким разрезом глаз.

— Было такое. И что? — вздергиваю бровь.

— Её потом укусила змея, — всхлипывает Шушан.

— Это пустыня, такое бывает, — хмурюсь, сжимая переносицу.

— На госпожу тоже напала змея, — упрямо продолжает девушка.

— Ладно, иди в свой шатер, — отпускаю я Шушан.

Падаю в кресло и обдумываю ситуацию. Я не собираюсь влезать в женские дрязги. Латифа больше сюда не приедет, ей ничего угрожать не может. Но внушение Саре сделать стоит, пока не перетравила весь гарем.

В шатер заглядывает управляющая оазисом. Это в первую очередь её косяк.

— Хана, почему мне не сообщили про ЧП с Лилит? — рявкаю на женщину.

— Господин, я решила вас не беспокоить. Вы о ней больше ни разу не вспомнили, — женщина бледнеет и отводит глаза.

— Позови ко мне Сару, — откидываю голову на спинку кресла и смотрю в потолок.

От женщин одни проблемы. Жаль, что нельзя без них совсем обойтись.

Фаворитка заходит бесшумно, как кошка устраивается у меня на коленях.

— Встань, Сара, — холодно говорю женщине.

Смотрю снизу вверх в чёрные глаза. В них досада и никакого раскаяния.

— Если в моё отсутствие кто-нибудь из девушек пострадает. Кого-нибудь укусит змея, например, контракт с тобой будет расторгнут. Все, можешь идти.

Надо уезжать домой. Хочу увидеть Латифу.

Глава 51. Мутава

День идет по накатанному сценарию. Я сижу в своем кабинете. Читаю мемуары какого-то датчанина о пребывании в Саудовской Аравии. Без стука в комнату врывается Шакира. Выглядит необычно для себя взбудораженной.

— Госпожа, у охраны столпились люди из мутавы. Требуют выдать вас для суда.

Некоторое время выплываю из книги и не понимаю смысла сказанного. После осмысления вся подбираюсь и уточняю смысл услышанного.

— Я ничего не понимаю, Шакира. Какого суда? По какому поводу?

— Мутава — это религиозная полиция. Они следят за соблюдением морали. Им поступила жалоба от анонима, что вы нарушаете заветы пророка. Оголяете свое тело перед посторонними мужчинами.

Впадаю в состояние близкое к панике. Мало мне было плена, осталось попасть в руки религиозных фанатиков.

— И что я должна делать? — обреченно интересуюсь у женщины.

— Пока ничего. Сейчас к ним выйдет младший сын матери господина. Он живет с ней в первом доме и решает дела семьи, когда нет хозяина. Он проведет переговоры с представителями мутавы.

— Он меня выдаст? — уточняю я.

— Не знаю, госпожа, но вряд ли он самостоятельно примет такое решение. Самое страшное может случиться потом, — Шакира хватается за сердце и переводит дыхание, — если они вас не получат сейчас, могут собрать толпу возмущенно настроенных верующих. Они придут толпой и возьмут ворота штурмом.

Ну, что же. Вот и определился смысл моего нахождения в данном месте. Я должна героически умереть. Если они придут сюда с толпой, я должна буду выйти за ворота, чтобы больше никто не пострадал.

Внутренне готовлюсь повторить подвиг Зои Космодемьянской. Умереть гордо ипроизнести прощальную речь.

Встаю из-за стола, выхожу в коридор и направляюсь к окнам, выходящим на пункт охраны. Территория слишком большая, отсюда ничего не видно. На внутренней территории дома пока все тихо.

Возвращаюсь к себе, надеваю никаб и отправляюсь на выход из дома.

— Я не выпущу вас, госпожа, — встает на моем пути Шакира.

— Мы совершаем поступки и должны нести за них ответственность, — спокойно произношу в лицо экономке, — я ни о чем не жалею, Шакира. Даже, если бы знала о последствиях, я все-равно плавала бы в заливе.

Отодвигаю женщину в сторону и выхожу из дома. Сердце разгоняет кровь до скорости гоночного болида. Быстрым шагом иду по дорожкам по направлению к большим воротам. Калитка закрыта. Нахожу щель и пытаюсь что-то рассмотреть. Взгляд упирается в дальний забор. Пункт охраны сильно левее и мне его отсюда не видно.

Моя клетка защищает от любого порыва. Даже подвиг не включается в условия заключения.

***

Мансур

Подъезжаем к резиденции. Напрягаю зрение, чтобы рассмотреть делегацию, толпящуюся у главных ворот. Выцепляю суровых мужчин с солидными бородами и понимаю, что это мутава. Что они забыли на моей территории? Все инстинкты кричат, что дело в Латифе.

Останавливаемся перед воротами. Выхожу на улицу, из машины сопровождения вылезает охрана и встает за моей спиной.

— Ас-саляму алейкум, уважаемые! Чем обязан визитом?

Замечаю в толпе брата, на лице которого читается радостное облегчение.

— Алейкум ас-салам! — отвечает один из бородачей, — нам поступил сигнал о нарушении нравственности на территории этого дома. Одна из женщин оголяет свое тело на глазах посторонних мужчин. Испытывает их нравственность и вводит во искушение. Мы хотим получить ее для шариатского суда.

Смериваю взглядом бородача. На лбу синяя шишка. Очень тяжёлый случай. Такие бывают у особо рьяных мусульман. Очень активно бьются о пол во время молитвы.

— Мой дом не является публичным местом, все происходящее на его территории сугубо личное дело, — не вникая в суть произошедшего, сразу обламываю представителей мутавы.

— Тем не менее, правоверные мусульмане видят, что там происходит. Следовательно, место является публичным.

— Я опекун своих женщин. Только я в своем доме буду судить и выносить наказание. — ставлю точку в этом споре, — кстати, от кого поступил сигнал?

— Мы не сообщаем наши источники, — хмурится бородач.

— Но на суде вам бы пришлось его предъявить, — ухмыляюсь я.

— Нет суда, нет свидетеля, — угрюмо сообщает представитель мутавы, — мы надеемся, наказание будет адекватным проступку, шейх.

— Не сомневайтесь, — согласно киваю.

— Я бы развелся с такой женщиной, — мужчина пронизывает голос презрением.

— Я учту ваше мнение, — еле сдерживаю сочащийся сарказм — ис-саламу алеком, уважаемые!

Делаю пару шагов лицом к делегации и разворачиваясь сажусь в машину. Толпа отходит немного в сторону, и мы проезжаем в открывшиеся ворота. Прошу притормозить и подхожу к брату, который ожидает меня на внутренней территории.

Пожимаем друг другу руки, потираемся носами. Узнаю у него подробности происшествия. Латифа все-таки меня ослушалась и купалась в заливе полуобнаженная. Прошу брата сохранять молчание и со всеми вопросами посылать ко мне.

Отпускаю машину в гараж, который расположен на общей территории, сам пешком иду к дому третьей жены. Открываю калитку и упираюсь взглядом в Латифу.

Девушка смотрит на меня большими глазами, в которых застыли непролитые слезы. Делаю шаг вперед и прижимаю испуганную женщину к своей груди.

Жена не сопротивляется. Тихо всхлипывает, чувствую, как тоба пропитывается влагой.

— Латифа, говорят, ты была плохой девочкой? — успокаивающе глажу ладонями спину.

— Ты выдашь меня этим людям? — поднимает на меня заплаканное лицо.

— Предпочитаю самостоятельно наказывать своих женщин. Будешь всю ночь выполнять мои пожелания. Это моя цена за защиту, Латифа. Ты согласна на мои условия?

Дожидаюсь хмурого кивка и тихого «да», обнимаю девушку за талию и веду в наш дом.

Глава 52. Песок

Я лежу на груди Мансура. По телу разливается усталость удовлетворения. Провожу пальцем по рельефной груди. Я уже не понимаю, что хорошо, а что плохо. Что правильно, а что неправильно. Мне сейчас хорошо. Это правильно или неправильно?

— Мансур, — тихо зову я.

— Да, Латифа.

— Можно убрать всех мужчин с территории? Я не готова отказываться от утреннего заплыва.

— Ты меня поражаешь, луна моя. Выйти сухой из воды и тут же пытаться прыгнуть на те же грабли. Ты хоть понимаешь, как все было шатко? Другой муж после визита мутавы мог тебя и задушить. В прямом смысле, не переносном. Надо было тебя хотя бы выпороть для лучшего усвоения урока.

— Ты поместил меня в условия, вызывающие душевные муки и перманентное состояние страдания. Мне нужна компенсация. Твои побрякушки таковой не являются, а плавание способствует восстановлению душевного покоя.

— Если ты будешь постоянно отрабатывать свой грех также, как сегодня ночью, я готов смириться с твоей прихотью, — Мансур зарывается пальцами в мои волосы.

— Так ты уберешь мужчин с территории? — повторяю изначальный вопрос.

— Боюсь, сразу этого сделать не получится. Стукач может снова пожаловаться в мутаву. Получится, что я наказал не грешницу, а истинного мусульманина. Это будет чувствительный удар по репутации. Нужно потерпеть и искать посторонний повод для их увольнения. Хотя информатором не обязательно был мужчина. Знать бы точно. Попробую навести справки.

— Что ты хочешь сказать? — приподнимаю голову, — на меня могла настучать женщина?

— Чему ты удивляешься, Латифа? — Мансур сдержанно улыбается, — женщины часто являются главными поборниками религиозной морали. Именно они хранительницы диких традиций. Взять хотя бы обрезание клитора. Мать, которой провели обряд в детстве, потом проводит через него своих дочерей.

— Мансур, хватит уже мне рассказывать, как у вас еще издеваются над женщинами. Когда мне кажется, что ваша страна лежит на дне, лед снова проваливается и разверзается очередная бездна.

— Я всего лишь хотел сказать, что женщины такие же подозреваемые, как и мужчины.

— В любом случае, если на территории не будет мужчин, то и жаловаться будет не на что.

— Ладно, я подумаю, что с этим можно будет сделать. Ложись спать, я зайду в душ.

Мансур встает и уходит в ванную. Обмякшие мышцы приятно расслаблены. Я готова последовать совету мужа, но хотелось бы тоже посетить душ.

Чтобы не вырубиться, встаю с кровати. Наклоняюсь и поднимаю с пола тобу Мансура. Складываю и кладу на кресло. На ковре еще валяется гутра и игаль. Это платок, который на голове носят мужчины и обод, который удерживает гутру на голове.

Подхожу ближе, поднимаю игаль. Между ним и платком набился песок. Отшвыриваю его обратно, как ядовитую змею. Дверь ванной открывается, на пороге появляется муж.

— Ты был в пустыне? — спрашиваю спокойно, хотя в душе разгорается пламя.

Мансур смотрит на меня оценивающе, чуть прищурив зелёные глаза. На вопрос не отвечает.

— Она пыталась меня убить, а ты с ней спал? — продолжаю я свою мысль.

— Это только предположение, Латифа. Доказательств нет, — тело мужчины напрягается. Он похож на большого хищника, готового к прыжку.

— Ты мне противен, Мансур. Я не хочу тебя больше видеть.

Обхожу мужчину по дуге и запираюсь в ванной.

Глава 53. Наказание

Просыпаюсь привычно на рассвете. Ни секунды не сомневаясь, иду плавать в залив. Я не боюсь наказания. Моя жизнь сама по себе является наказанием. Хуже уже не будет.

На берегу сбрасываю верхнюю одежду. Очень хочется обернуться и поймать предателя. Изо всех сил игнорирую это желание. Слишком много чести. Мне на всех наплевать.

После заплыва захожу в дом в абайе и никабе. Мансур в белоснежной тобе бросает на меня недовольный взгляд. Задерживается на груди, где ткань промокла от соприкосновения с лифом. Чуть заметно морщится. Его явно не устраивает мой внешний вид, но комментарии он оставляет при себе.

— Иди за мной, — бросает короткий приказ и направляется в сторону своего кабинета.

Не спорю. Это ненадолго. Он явно готов к отъезду в офис.

Мансур садится за стол и кивает подбородком на стоящее рядом кресло. Осторожно присаживаюсь. Хорошо, что обивка кожаная. Плавки у меня тоже мокрые.

Повисает неловкое молчание. Разглядываю мужчину. Он все так же красив, но теперь в его красоте я замечаю порочность. Странно, почему я не видела этого раньше.

— Ты можешь сама придумать наказание для Сары. Я сделаю так, как ты захочешь, — Мансур держится спокойно, но я чувствую, что он нервничает.

— Кто это? — глупо спрашиваю я, хотя все отлично понимаю. Еще мне интересно, как он сформулирует статус этой женщины.

— Та, кого ты обвиняешь в покушении на тебя, — туманно формулирует мужчина.

Чувствую жуткий дискомфорт. К чему я совершенно не готова, так это кого-то судить. Особенно после того, как сама чуть не стала жертвой религиозных фанатиков.

— Почему ты это делаешь? — спрашиваю я.

— Не хочу, чтобы ты считала, что я тобой пренебрегаю, — глухо отвечает мужчина.

— Это уже ничего не изменит, — перевожу взгляд в пол, — этим поступком ты меня просто раздавил, Мансур. Можешь ничего не делать со своей любовницей и продолжать с ней спать. Мне уже все равно.

— Если ты не выберешь наказание, я сделаю это сам, Латифа. Но оно будет на твоей совести.

— Ладно, постой, — выставляю ладонь вперед, чтобы остановить его порыв встать из-за стола, — пусть ее вышлют из страны. Я не хочу, чтобы она оставалась в этом оазисе.

— Это все? — Мансур вздергивает бровь. — Не тянет на наказание за покушение.

— Ты был прав вчера. Это мог быть просто несчастный случай. Я не хочу, чтобы пострадал невиновный человек, даже если она меня сильно ненавидит.

— Хорошо. Как скажешь, — мужчина поднимается с места.

— Но это ничего не меняет между нами, Мансур. Я не хочу тебя видеть.

— Позвони моим женам и откажись от своих ночей, — сквозь зубы бросает муж.

— Что? — впадаю в шок.

— Если ты отказываешься со мной спать, ты можешь передать свои ночи другим женам. Я не могу этого сделать, это твое право. Ты должна позвонить сама.

— Не проще ли дать мне развод, к чему такие сложности? — сдавленно интересуюсь. От необходимости совершения данных звонков мне становится немного дурно. Какая-то изощренная пытка.

— Нет, не проще, — рычит Мансур, — я подожду, пока ты перебесишься. На развод можешь не надеяться. Я уже устал это повторять. Шакира поможет тебе позвонить в другие дома. И если ты не откажешься от своих ночей, через два дня я приду в твой дом.

Мужчина быстрым шагом покидает кабинет. Я приросла к креслу. Закрываю глаза и сгораю от стыда. Почему ему необходимо постоянно меня унижать? Очередной удар по гордости.

— Госпожа, вы будете завтракать? — слышу за спиной голос Шакиры.

— Мне нужно сначала принять душ, — встаю и разворачиваюсь лицом к женщине, — я спущусь через полчаса.

— Хорошо. После завтрака я помогу вам позвонить.

Молча обхожу Шакиру. Самая настоящая надзорщица. Ей какое дело, буду я звонить или нет. Ее вообще не касается. Скоро я ее возненавижу.

Стою под теплыми струями, но напряжение не уходит. Какой садист придумал эту процедуру. Зачем вообще заставлять контактировать женщин, которые априори не могут любить друг друга? Почему я должна открывать перед ними проблемы во взаимоотношениях с мужчиной?

Мансур нашел, как меня наказать за гордость, ударив по этой самой гордости.

Ладно, нужно успокоиться и постараться абстрагироваться. Я просто должна повторить нужную фразу и не обязана пропускать это все через себя. Это все их местные игры, просто не нужно принимать близко к сердцу.

Просто обычай, просто так принято. Ничего личного. Не воспринимать это как личное.

Аутотренинг немного помогает. Я выхожу из ванной уже собранной и нацеленной на эти чертовы звонки.

— Шакира, давай сделаем это сразу. Что я должна сказать? Я хочу записать, — открываю принесенный с собой блокнот. Записываю арабскую фразу.

Звоню Вафие. Выдаю записанное и сразу бросаю трубку. Вступать в вежливые беседы выше моих душевных сил.

Вторую жену зовут Кубра, оказывается. В ее голосе я слышу нескрываемую неприязнь. Не зацикливаюсь на ней. Говорю, что требуется и жму на отбой.

Только утро, но мне кажется, что из меня откачали все силы. Ловлю удовлетворенный взгляд Шакиры. Кажется, она упивается моим унижением. Не хочу сейчас еще ковыряться в ее реакциях. Отказываюсь от завтрака, в связи с пропавшим аппетитом, и поднимаюсь к себе.

Глава 54. Деньги

Я опираюсь рукой о подбородок и пытаюсь понять то, что мне говорит Негар. Старательно смотрю в учебник, но смысл слов от меня ускользает. На автомате повторяю какие-то слова. Изо всех сил изображаю внимание.

— Ты засыпаешь, Латифа. Не выспалась? — участливо интересуется подруга. Мы очень быстро сблизились на почве любви к столице союза.

— Вроде нет. Я теперь, знаешь ли, отлично высыпаюсь, — с сарказмом отвечаю я, намекая на отсутствие рядом с собой одного ненасытного саудитского мужчины.

— И ты бледная. Не заболела? — Негар смотрит на меня с подозрением и тянет руку ко лбу.

— Не знаю. У меня постоянно нет сил. Но других симптомов не наблюдаю, — смущенно пожимаю плечом. Мне действительно неудобно за свою невнимательность.

— Когда у тебя была последняя менструация? — огорошивает меня вопросом Негар.

Усиленно пытаюсь вспомнить свой цикл.

— Кажется, задержка на пару недель, — тру лоб от волнения.

— Это может ничего и не значить, — задумчиво говорит Негар, — могли повлиять смена климата и стресс. Тем более, в Аравии пониженное содержание кислорода в крови. Это тоже может влиять на самочувствие.

— Пониженное содержание кислорода? Это опасно? — с тревогой смотрю на девушку я.

— В горах тоже такая проблема. Но там тоже живут люди. Человек ко всему привыкает, — легкомысленно заявляет Негар, — хотя я удивляюсь, как в таких условиях аравийские мужчины умудряются постоянно заниматься сексом. Видимо, на данных территориях эволюцией выведен особый вид мужчины.

— Помню в детстве в поликлинике мне постоянно прописывали курс кислородных коктейлей, — задумчиво накручиваю локон на палец, — интересно, здесь такие можно купить?

— Не знаю, Лена, — Негар пожимает плечами, — думаю, для начала тебе стоит посетить гинеколога и исключить беременность.

Когда Негар озвучивает это вслух, я испытываю кучу разнообразных эмоций. От радости до страха. Я хочу ребенка от Мансура. Несмотря ни на что. Каждая женщина желает родить от любимого мужчины. Но одновременно я боюсь оказаться беременной. Потому что тогда клетка окончательно захлопнется. А еще я не люблю гинекологов. Последний раз я сталкивалась с врачом данной специализации во время освидетельствования после первой встречи с Мансуром. Это был неприятный и унизительный осмотр.

— Я не хочу к врачу, — выдыхаю я в пространство, — лучше просто подожду. Может само все пройдет.

— Лена, ты же не маленькая девочка. Нельзя поступать, как страус, — стыдит меня девушка.

— Срочности никакой нет, — упрямо заявляю я.

Негар прищуривается и рассматривает меня. Поджимаю губы и отворачиваюсь.

— Ладно, — сдается девушка, — есть канадские тесты на беременность, их можно использовать дома. Я могу тебе купить.

— У меня сейчас нет денег, — чувствую себя крайне некомфортно, озвучивая свое признание.

— Я тебе куплю, потом отдашь. Твой муж мне неплохо платит за занятия.

После небольших препирательств, соглашаюсь с предложением Негар. Провожаю ее до дверей и иду искать экономку.

— Шакира, мне нужны деньги, — объявляю я женщине.

— Думаю, с этим вопросом вам нужно обратиться к своему мужу, — холодно отказывает мне экономка.

— Но у вас есть же какой-то бюджет на хозяйство, — не собираюсь легко сдаваться я.

— У меня все под отчет. И зачем вам деньги, если вы не можете покинуть дом? — с подозрением смотрит на меня женщина.

— Хотела попросить Негар купить мне всякие мелочи в городе.

— Напишите мне список, вам все привезут, — заканчивает разговор Шакира.

Я живу в этом доме больше месяца и ни разу не задумывалась о деньгах. Все необходимое в быту мне предоставлялось раньше, чем у меня возникала нужда. Раньше вопрос о карманных расходах не вставал, теперь непонятно, как его решать. Любое обращение к Мансуру будет считаться капитуляцией.

Начинаю понимать, как функционирует вся система. Если единственный источник денег это мужчина, женщине приходится принимать любые его условия. Выживание и женщины, и ее детей зависит только от благосклонности мужа. Покорность становится наилучшей благодетелью и необходимым качеством для самосохранения.

Нет работы — нет дохода. Можно забыть о всякой гордости. Или умри, или стань покорной. Третьего пути не предусмотрено.

Захожу в свою гардеробную. Осматриваю изящные платья на вешалках. Зачем мне вообще столько одежды, если я провожу все время дома? Можно отдать Негар какое-нибудь платье. Если она согласится на обмен.

Глава 55. Ожидание

Сбрасываю абайю и захожу в воду. Пальцы ног утопают в мокром песке. Вдавливаю их глубже, массирую ступню. Ласковые волны бьются о мои щиколотки. Это приятно.

Больше не думаю о том, что кто-нибудь может меня увидеть. Мансур убрал мужчин с территории. Не знаю как и куда. Впрочем, мне не интересно.

Захожу глубже. Отталкиваюсь и плыву. Ныряю и открываю глаза. Вода чистая и прозрачная. Вокруг меня плавают красивые рыбки. Любуюсь ими и чувствую умиротворение.

Просыпаюсь в своей комнате. Смотрю в окно и понимаю, что солнце уже высоко. Я долго спала и ощущаю относительную бодрость. Еще долго нахожусь под впечатлением сна. На душе спокойно.

Вскоре приходит Негар и приносит мне какой-то набор юного химика. Колбы, пипетки, инструкция по смешиванию. Девушка объясняет мне, что я должна буду сделать следующим утром со всем этим лабораторным инвентарем.

Пробую предложить Негар одно из своих платьев. Она отвергает подобную оплату, утверждает, что они слишком дорогие.

В итоге девушка пишет мне название французского крема, который хотела купить накануне, но очень кстати отложила покупку. Сегодня же закажу его Шакире.

— Ты хочешь оказаться беременной или нет? — в глазах Негар плещется любопытство.

— Разве это не мечта любой девушки? — риторически вопрошаю я.

— Бывают нежелательные случаи, — девушка задумчиво смотрит в окно, — впрочем, чаще всего они связаны с финансовыми проблемами. К тебе это не относится.

Прослеживаю за ее взглядом и тоже заражаюсь рефлексией.

Да, хоть в этом мне повезло. Вспоминаю свою одноклассницу, дед которой был сильно темпераментный. Ее бабка сделала двадцать два аборта. Никогда не верила в эту историю до конца. Наверное, их было гораздо меньше. Но все равно мурашки от этой истории.

— Да уж, такой проблемы у меня нет, — невесело ухмыляюсь, — у Мансура пятеро детей. Думаю, он может себе позволить и пятьдесят.

— По слухам, у местных детей очень специфические болезни, — замечает девушка, — очень много близкородственных браков.

— У Мансура в женах кузины, — подтверждаю я.

— Знаешь, а в зороастризме раньше поощрялся инцест, — удивляет меня Негар, — в том числе браки с матерью и отцом. Считалось, что так люди уподобляются богам.

— Думаешь, саудиты женятся на кузинах, чтобы сравняться с богами? — усмехаюсь от этой мысли.

— Нет, думаю, они просто не хотят делиться с чужими нефтяными деньгами, — смеется подруга.

— Наверное, меня ненавидят все родственники, — впервые для себя делаю вывод.

— А вообще, твой ребенок будет самый красивый, — переводит тему Негар. — Самые красивые люди живут в странах, где намешано много разных кровей. Часто чистокровные аристократы не блещут красотой, а полукровки прекрасны.

Усмехаюсь. Негар права. Позитив можно найти даже в самых нерадостных обстоятельствах. Главное поискать.

— Вообще, рано об этом говорить, — обрубаю я животрепещущую тему, — ты сама упоминала, что недомогание может быть просто из-за местного климата.

— Я завтра приду пораньше, — улыбается подруга, — любопытство разбирает.

Глава 56. Эйфория

Утром запираю дверь и выполняю указания по инструкции. Вспоминаю уроки химии. Смешиваю реагент, воду и утреннюю мочу. Оставляю пробирку на два часа. В ожидании реакции принимаю душ, умываюсь, чищу зубы, мажусь тысячью разных кремов. Кажется, что время остановилось и не движется.

Заказываю завтрак в комнату. Не хочу никуда отлучаться. В мое отсутствие кто-нибудь может засунуть свой любопытный нос и обнаружить мою маленькую лабораторию.

Забираю у Кристины поднос и снова запираю дверь. Мое поведение даже мне самой кажется подозрительным. Не могу сдержать смешок.

После завтрака остается еще полчаса, которые по ощущениям тянутся дольше, чем предыдущие полтора. Встаю у окна и слежу за волнами. Про себя отсчитываю секунды.

С замиранием сердца захожу в ванную и вижу красный осадок на дне пробирки. Я беременна. Голова кружится и я опираюсь на столешницу раковины. Смотрю на себя в зеркало. Вроде бы я та же, но все кардинально изменилось. Остается осмыслить, что это все для меня значит. Но это подождет, сейчас я думать не в состоянии.

Пока что я пребываю в состоянии близком к эйфории. Глажу свой живот и не могу поверить, что внутри меня зарождается ребенок. В один момент мое нахождение в этом доме обретает смысл. Что может быть важнее в этом мире, чем дать начало новой жизни. Нет ничего! Остальное мишура и тлен.

В раю смысл жизни заключался в телесном наслаждении. Вкусив плод с дерева добра и зла, человек был лишен чистого наслаждения. Теперь за удовольствие нужно было расплачиваться. Ева подбила Адама сорвать яблоко, на нее же и легла основная расплата. Карой для женщины стало рождение детей в муках. Но эта кара стала и главным смыслом жизни.

Я знаю, что этот момент запомню навсегда. Тот миг, когда понимаешь, что весь пройденный путь был не напрасен. Судьба вела тебя к выполнению своего предназначения.

Мне ужасно хочется поскорее все рассказать Мансуру. Только он единственный в этом мире может в полной мере разделить мою радость.

Но рациональная часть меня шепчет, что не надо пока говорить никому. Кроме Негар. Она моя сообщница, и ей сказать придется. От остальных следует все скрыть и обдумать ситуацию, когда стихнут эмоции.

Мою пробирку и заталкиваю все компоненты теста обратно в упаковку. Нужно отдать ее Негар, чтобы она избавилась от улик. В мусор выкидывать опасно. В этом доме трудно что-либо скрыть.

Надеваю струящееся голубое платье под цвет своих глаз. Хочу сегодня быть красивой и выразить через наряд свое парящее душевное состояние.

Встречаю Негар у входа. Мне кажется, она мгновенно все понимает и одаривает меня радостным ласковым взглядом.

Мы устраиваем пир в малой гостиной. Я прошу принести побольше сладостей и кофе. Негар меня отчитывает и укоряет. Я теперь должна следить за своим питанием и поменьше употреблять кофеина. Но сегодня слова отскакивают от меня как мячики от стены. Я слишком счастлива, чтобы реагировать на упреки.

— Тебе пора поверить в какого-нибудь из богов и усиленно просить, чтобы родился мальчик, — приземляет меня Негар.

— Да, здесь это очень актуальное желание, — морщусь от невеселых мыслей.

— Сколько у Мансура сыновей?

— Кажется один, но не уверена.

— Здесь ценятся жены, которые приносят мальчиков, — Негар хочет что-то добавить, но резко меняет тему, — лучше, если ты будешь молиться Аллаху. Твои дети будут мусульманами. Чтобы их воспитывать правильно, ты должна знать требования религии. За неправильные моральные ориентиры муж спросит со своей жены.

Негар уходит, а я еще долго гоняю в голове сказанное. Эйфория от моей беременности еще не улеглась, но внутри уже зреет активный протест. Я не хочу воспитывать ребенка в рамках местной моральной парадигмы. Мне не нравится все происходящее вокруг меня. Я не хочу ассимилироваться сама и тем более не хочу ассимилировать своих детей.

Глава 57. Шанс

Наконец-то удается проснуться на рассвете и я спешу к заливу. Негар считает, что физические нагрузки мне разрешены, если ничего не болит.

Представляю, как мой ребенок тоже плавает внутри меня. Улыбаюсь и сбрасываю одежду.

Погружаюсь в море и плыву до конца заборов, которые врезаются в волны залива. Когда обзор становится лучше, наталкиваюсь взглядом на яхту. Она качается достаточно близко к берегу.

Первый мой порыв — вернуться назад.

Не могу понять, это яхта Мансура или чужая. Если его, то мне плевать на вероятное недовольство мужа. Что бы он там ни думал, я не обязана сидеть в клетке послушной птичкой и укрощать свои стремления. Но все равно видеть его сейчас не хочу. Не горю желанием узнать, с кем он проводит время.

Если же яхта чужая, то ситуация хуже. Я один раз уже почти попала в руки местной инквизиции. Повторения не хотелось бы. А повторение будет, если меня сейчас заметит в таком виде особо рьяный мусульманин.

Теперь я должна думать не только о себе, но и о своем ребенке. Мои риски впредь касаются не только меня.

Хочу уже развернуться и плыть обратно, когда вижу на яхте брюнетку в купальнике. Она машет мне рукой с борта и кричит: «Хай!».

Это уже интересно. Не бородатые дядьки, а вполне европейского вида девица. Я приятно удивлена. Словно зимой показалась радуга. Останавливаюсь и балансирую на месте, пока спрыгнувшая в воду девушка плывет в моем направлении.

— Доброе утро! — по-английски обращается брюнетка, приближаясь ко мне.

— Привет! — отвечаю улыбнувшись.

— Ты здесь живешь? — губы девушки ответно растягиваются.

— Да, — подтверждаю я.

— А мы приехали на яхте, — брюнетка подбородком кивает в сторону судна, — не хочешь в гости? — видит сомнение в моих глазах и начинает тараторить, — здесь никто кроме тебя не плавает, хочется познакомиться поближе. Мы армяне из Ирана. Просто заехали на экскурсию.

Услышав национальность собеседницы, резко расслабляюсь. Почти родные люди. Хотя изначально предложение вызвало во мне состояние близкое к ужасу, теперь я не вижу в нем ничего дурного.

— Хорошо. Только ненадолго, — предупреждаю я, — а вы говорите по-русски?

— Нет, — отвечает девушка, чем немного выбивает меня из зоны комфорта. Армяне, не говорящие по-русски, это же очень странно, по-моему.

Подплываем к яхте, и мужчина в плавках помогает нам взобраться на борт. Удивительно, как быстро я стала дикой и приняла местные правила. Голый торс постороннего мужчины меня ужасно смущает, хотя раньше на пляже я не испытывала никакого дискомфорта.

На краю сознания мелькает мысль, что происходящее балансирует на грани фола. Даже не представляю, что со мной сделают религиозные фанатики, если узреют нас в таком виде.

— Меня зовут Суна, а это Хамет, — кивает в сторону мужчины девушка.

— Я Елена, — представляюсь и тотчас укутываюсь в полотенце, протянутое Суной. Чувствую себя гораздо уютнее.

— Ты явно не местная. Откуда ты? — сразу берет быка за рога армянка.

— Я русская, — охотно рассказываю я, — вышла замуж за саудита.

По моим представлениям, девушка должна порадоваться, что встретила советскую гражданку, а, следовательно, родственную душу. Но ничего подобного не происходит. Кажется, мое ощущение родства является односторонним. Видимо, иранские армяне немного отличаются от советских. Хотя внешне очень похожи.

— Мы приехали на экскурсию, а потом обратно, — как-то многозначительно произносит Суна. Это какой-то намек или мне показалось? Если намек, то на что?

— А Иран далеко? — вежливо интересуюсь.

У меня есть общее представление о Ближнем Востоке, но точная карта перед глазами не всплывает.

— Он на другом берегу, — Суна рукой указывает куда-то в горизонт, — Иран и Саудовская Аравия — два самых больших государства на противоположных берегах Персидского залива. Замерли напротив друг друга, как два больших тигра, готовых к прыжку. Кажется, что их география предполагает непримиримое столкновение. Даже странно, что все ограничивается легкой напряженностью.

Лихорадочно обрабатываю полученную информацию. Если между странами есть напряженность, они не помогают друг другу. Так это, кажется, работает?

Совершенно случайное происшествие, но его нужно использовать. У берега моего дома качается яхта из другого государства. Которое не то, чтобы враждебно, но может отнестись лояльно к побегу из Саудовской Аравии. Такой шанс может больше никогда в жизни не представиться. С учетом того, что я затворница и из дома меня не выпускают.

— А вас проверяют саудовские пограничники? — мне не удается скрыть напряжение в голосе.

— Если не заходить в порт, то шансы на проверку очень малы, — с готовностью отвечает Суна.

Смотрю на нее несколько мгновений и решаюсь.

— Меня удерживают здесь против моей воли. Если бы вы меня вывезли из Саудовской Аравии, я могла бы за это заплатить. У меня есть колье с драгоценными камнями.

— Можно попробовать, — легко соглашается Хамет. — У Ирана сейчас напряженные отношения с Советским Союзом, но мы можем высадить вас в Ираке. Там сейчас много советских представителей. Они помогут перебраться в Советский Союз.

Обсуждаем все детали моего побега. Договариваемся встретиться на том же месте следующей ночью.

Спрыгиваю в воду после беседы и плыву обратно к своей тюрьме. Голова кружится от происходящего. Не могу поверить то ли в свое везение, то ли в безрассудство. Но если судьба дает мне шанс воспитать своего ребенка дома, то будет совершенной глупостью его не использовать.

Глава 58. Подготовка

Иду в дом на повышенном адреналине. Сердце долбит в ушах и горят щеки. Буквально лечу над землей. Наконец-то от пустых желаний я перешла к действию. Неужели я покину эту клетку?

Лихорадочно пытаюсь понять, правильно ли я поступаю.

Знаю только одно, я должна как-то выбраться отсюда. Если судьба даёт шанс, его нужно использовать?

— Госпожа, вы спуститесь к завтраку? — ловит меня на пороге Шакира.

Не смотрю ей в глаза. Кажется, что она сразу все поймет.

— Нет, пусть принесут мне в комнату, — прошу я, быстро проносясь мимо главной надзирательницы. Нужно с ней поменьше контактировать.

Залетаю в свою комнату. Зачем-то захожу в гардероб. Ничего из вещей я взять не смогу. В заданных условиях я покину этот дом налегке. Как говорится в нашей народной прибаутке, уйду с голой пятой точкой.

В любом случае я должна взять оба подаренных Мансуром колье и браслет. Одно колье уйдёт в уплату Хамету. Второе нужно будет продать в порту Ирака, чтобы добраться до Советского союза. Немного боязно ехать в воюющую страну. Но это цена, которую нужно заплатить, чтобы попасть домой.

Есть еще насущный вопрос, как скрыть драгоценности от посторонних глаз? Видимо, нужно будет плыть в абайе, чтобы спрятать их под одеждой.

Мы договорились с Хаметом, что в счёт ожерелья он купит мне какие-нибудь вещи. Но аппетит приходит во время еды. Как бы мужчина не потребовал отдать все, если увидит другие камни.

В одежде гораздо труднее плыть, но нужное расстояние я смогу преодолеть.

Провожу рукой по платьям, висящим в гардеробе. Ладонь ласкают дорогие ткани. Я уже привыкла к своим нарядам. К хорошему быстро привыкаешь. В дорогой одежде трудно продолжать чувствовать себя серой мышкой. Я уже привыкла к мысли, что я красивая женщина.

Что Мансур сделает с моими нарядами? Раздаст женам или наложницам? Мысль неприятно царапает.

Выбираю два красивых платья, которые подойдут под глаза Негар. Подарю ей сегодня. Больше не стоит. Возникнут подозрения. Не хочу её посвящать в свой замысел, здесь мой побег считается преступлением. Если ей только намекнуть о моих планах, она будет считаться сообщницей.

Наверное, стоит оставить записку, что никто не знал о моем побеге. Я все сама организовала, больше никто не несёт ответственности.

Захожу в душ и привожу себя в порядок. Возвращаясь назад, застаю в комнате Кристину. Она ставит поднос на столик и подходит ко мне ближе:

— Госпожа, я слышала, как Шакира по телефону говорила кому-то, что вы беременны, — почти шепчет мне девушка.

— Откуда она знает? — невольно срывается с моих губ, — в смысле, почему она так считает, — тут же поправляюсь.

— Может подслушала ваш разговор с учительницей, — пожимает плечом Кристина, — она вчера терлась возле дверей в малую гостиную.

— А с кем она могла говорить? — растираю виски, которые начинают болезненно пульсировать.

— Она использовала обращение «госпожа». Больше я ничего не знаю.

— Большое спасибо, Кристина.

За горничной закрывается дверь. Я обессиленно падаю в кресло. Это все уже не должно меня трогать. Скоро меня не будет в этом доме. Но как неприятно осознавать происходящее. Я думала, что Шакира выполняет распоряжения Мансура. Это тоже сильно напрягало, но можно было понять.

Если она шпионит на какую-то женщину, это вообще какое-то дно. Рассказывать обо мне такие интимные вещи. Кому? Матери Мансура или все гораздо хуже? Что еще она обо мне рассказывала. Страшно даже представить. Нужно быстрее покинуть этот дом.

Пытаюсь выкинуть из головы Шакиру. Иду в кабинет. Нахожу в одной из книг карту Ближнего Востока. Ирак описан не очень подробно. Надо бы поискать у Мансура атлас.

Дожидаюсь Негар. После занятия осторожно интересуюсь у нее об Ираке. В каких районах идет война и где можно найти русских. Логичнее всего добраться до посольства Советского Союза. Но оно в Багдаде, а Хамет обещал доставить меня в Басру. Этот город далеко от столицы, до которой нужно еще доехать.

Наверное, я немного безумна. Если согласна в одиночестве оказаться в чужой стране только с начальными знаниями арабского. Успокаивает только то, что Ирак на социалистическом пути развития.

После обеда приношу Негар платья.

— Лена, я не могу принять такой дорогой подарок, — пытается отказаться девушка.

— Они мне не нравятся, — вру я, — к тому же скоро я не смогу в них влезть. Если не возьмешь, отдам горничным.

— Ну хорошо, — сдается Негар.

Чувствую удовлетворение. Все идет, как я задумала. Это знак, что все получится.

Глава 59. В путь

Елена

Чем ближе вечер, тем больше меня трясет.

Все готово. Я нашла и изучила карту Ирака. Заучила нужные вопросы для навигации на местности по-арабски. Уложила в целлофановый пакет свой советский загранпаспорт и обмотала его скотчем. Странно, что Мансур его не отобрал. Видимо, считал, что его дом — идеальная крепость без выхода. Но в этой крепости только три стены. Фатальная ошибка.

Думала, что еще можно взять с собой. В итоге решила не жадничать. Плыть и так будет тяжело.

Главная проблема, которая меня сейчас волнует — это Шакира. Если она действительно за мной шпионит для кого-то, незаметно выйти из дома может быть не так просто, как кажется.

Подумать только, хотела скрыть от всех беременность, но о ней уже знает какая-то неведомая «госпожа». Не зря говорят, что у стен есть уши. Главное, чтобы у стен не было глаз.

Выхожу на свою террасу и некоторое время раздумываю над тем, чтобы спуститься вниз с помощью подручных средств. Ну, как это в кино там делают. Связывают постельное белье и используют вместо каната.

Нового садовника пока не взяли, насколько мне известно. Никто не должен заметить моего маневра.

Потом здравый смысл берет верх. Если я сейчас буду совершать рискованные трюки с простынями, мышцы устанут. Потом не смогу плыть в одежде.

Решаю проверить одну идею. Спускаюсь в кабинет Мансура, запираю дверь на замок. Подхожу к окну и пробую его открыть. Защелка поддается неожиданно легко, и я открываю рамы. Смотрю вниз. Земля не так близко, как хотелось бы, но спрыгнуть можно без проблем.

Даже если Шакира засечет, как я закрылась в кабинете, вряд ли она поймет мой замысел. Пусть сидит под дверью хоть до утра.

Застаю в своей комнате Кристину, которая проводит уборку. Я буду по ней скучать. Единственная в этом доме, кто меня понимала и всегда была на моей стороне. Вещи подарить я ей не могу, после моего исчезновения Кристину могут обвинить в краже. Сейчас, как никогда жалею, что у меня нет денег.

— Кристина, я хочу подарить тебе этот крем, — беру с туалетного столика баночку и отдаю девушке. Мне кажется, что это дорогое средство. Хотя могу и ошибаться.

— Спасибо, госпожа! — губы девушки расползаются в улыбке.

Когда за Кристиной закрывается дверь, некоторое время размышляю, правильно ли я сделала или дала повод обвинить девушку в пособничестве. Иногда лучше сдерживать эмоциональные порывы.

Ближе к ночи пишу записку о непричастности кого-либо к моему побегу. Скрепляю два ожерелья между собой и обвиваю полученным поясом свою талию. Браслет натягиваю повыше на руку. Надеваю сверху абайю.

Как можно бесшумнее спускаюсь вниз и мышкой пробираюсь к кабинету Мансура. Закрываю за собой дверь и сползаю по ней спиной вниз. Первый этап пройден. Сердце бьет барабаном. Через минуту встаю на дрожащих коленях и иду к окну.

Открываю рамы и слушаю звук волн. Мой прыжок никто не должен услышать. Сажусь на подоконник, переношу ноги из кабинета на улицу. Смотрю вниз и, отталкиваясь руками, спрыгиваю. Приземляюсь удачно на ноги. Ожерелья тихонько звякают. Тревожно оглядываюсь и мелкими перебежками направляюсь к морю.

Прохожу вдоль забора до конца причала. В темноте на прежнем месте виднеется силуэт яхты. Завязываю абайю на талии, таким образом, чтобы мой драгоценный пояс оказался под тканью. Осторожно сажусь на бетон и спрыгиваю в залив. Погружаюсь в воду, ткань абайи сразу промокает и тянет меня вниз. Активно отталкиваюсь ногами и всплываю на поверхность. Гребу в сторону яхты.

Паника толкает меня действовать быстрее. От нерациональных телодвижений мышцы быстро устают. Заставляю себя остановиться и отдышаться. Осталось чуть-чуть. Спешить некуда. Без меня не уплывут.

Еще немного усилий и я подплываю к борту. Мужчина подает мне руку, чтобы помочь забраться на борт. Я уже готова принять помощь, когда понимаю, что это Мансур.

— Нет! — громко крикнуть не получается.

Меня охватывает безнадега. Казалось, что свобода так близко. Но все было напрасно.

Не хочу жить. Я отталкиваюсь от борта и ухожу под воду. Выпускаю весь воздух из легких. Внезапно вспоминаю о своем ребенке и меня охватывает отчаяние. Я начинаю грести руками и ногами, но развязавшаяся мокрая абайя тянет меня на дно.

Меня подхватывают сильные руки и прижимают к большому телу, которое плывет вверх. Мансур вытаскивает меня на палубу, с силой нажимает несколько раз на грудь. Выплевываю соленую воду и начинаю рыдать.

Мансур нависает надо мной. Целует лицо и губы.

— Ты здесь можешь доверять только мне, Латифа. У тебя нет здесь друзей. У тебя есть только я. Только мне ты нужна. Ты меня слышишь?

Глава 60. Задержание

Мансур

Отправляюсь в офис сразу после утреннего намаза. Хочу спокойно посмотреть утром финансовые отчеты, чтобы обсудить с Майклом до ежедневного совещания.

Только выпиваю утренний кофе, телефон вздрагивает от раздражающей трели. Кидаю взгляд на свой ролекс. Рановато еще для рабочих звонков.

Беру трубку. Краем сознания замечаю, что мое «алло» звучит недоуменно.

— Мансур, — слышится голос Кубры, с которой я только недавно попрощался.

— Да, ты что-то хотела? — в груди зреет непонятная тревога.

— Я прямо сейчас смотрю на чужую яхту, на которой сидит какая-то блондинка. Не думаю, что их много в этом районе. Есть подозрение, что это твоя жена, Мансур.

— Мало ли блондинок плавает на яхтах? — пытаюсь опровергать неприятные подозрения.

— Я видела, как она приплыла со стороны третьего дома и забиралась на борт. Долго сомневалась звонить тебе или нет. Решила все-таки сообщить. Дальше думай сам, что делать с твоей русской шармутой.

— Не называй ее так, — на автомате рявкаю я, невольно леденея от страха.

— Как еще ее называть. Она полуголая на чужой яхте, где такой же полуголый мужчина. Что мне сейчас делать, Мансур?

— Ничего, — шумно наполняю воздухом легкие, которые внезапно скукожились, — никому ничего не говори.

Сбрасываю звонок и тут же набираю начальника охраны. Быстро рассказываю ситуацию.

— Что нам делать, господин?

— Задержите яхту, не дайте ей уплыть, — кидаю резкий приказ, — я сейчас же выезжаю.

В нетерпении жму в десятый раз на кнопку лифта, прокручивая в голове план действий.

Яхта стоит на пристани четвертого дома. Надеюсь, что моя ходит быстрее, чем у этого негодяя, который посягнул на мою жену. Захожу в лифт, двери закрываются. Вдруг одолевает сомнение. Может это и не Латифа. Я даже на позвонил в ее дом.

Но страх не позволяет мне просто вернуться в офис. Спускаюсь вниз и мчу домой.

На воротах охрана сообщает, что яхту уже перехватили. Арестовали мужчину и женщину. Обыскали борт, но ничего не нашли. Латифы в момент задержания не было. Она уже вернулась домой.

Спешу в общежитие для охраны, где также расположен офис начальника. Один из охранников сообщает, что задержанных поместили в подвал.

Возле лестницы встречаю Карима, которого выписал к себе из Сирии. Он поднимается из подвала с озабоченным лицом.

— Есть новости, Карим? — интересуюсь у секьюрити.

— Они явно что-то скрывают, но пока молчат. Выпускать их нецелесообразно, если вам интересно мое мнение. Нужно дожимать до конца. Можем допросить вашу жену, господин. Мне кажется, это будет быстрее.

— Не сметь, — раздраженно рявкаю я, — делайте с этими, что угодно. Латифу трогать я запрещаю.

Обхожу Карима и спускаюсь вниз.

— У нас четыре свидетеля, которые видели тебя на яхте без одежды и с чужой женой, — слышу я голос начальника своей охраны. С задержанным он говорит по-английски, — я сейчас же могу отдать тебямутаве.

— Она сама к нам приплыла. Больше я ничего не знаю, — захожу в камеру и оглядываю мужчину. Даже я вижу, что он боится. Также сильно кажется, что врет. Задержанный сейчас в тобе. Наверное, одели уже здесь. Кубра же говорила, что на яхте он был раздетый.

Сжимаю кулаки до боли. Хочется выбить глаза ублюдку, который пялился на мою жену. Останавливает только то, что мы сейчас в неравных условиях.

— Почему допрос по-английски? — сквозь зубы цежу вопрос. — Откуда они приплыли?

— Утверждают, что из Ирана. А там Аллах их разберет, — бурчит начальник охраны, — на персидском говорят, может и правда оттуда. Ждем сведения о яхте. После этого будет понятнее.

Покидаю камеру и захожу в соседнюю. Женщина, чем-то похожая на Негар, смотрит на меня волком и отшатывается к стене. Забивается в угол кровати и подтягивает к себе колени. Натягивает сверху ткань черной абайи.

Беру стул и сажусь напротив. Ощущаю себя хищником на охоте.

— Если ты сейчас же не расскажешь, о чем вы говорили с моей женой, я отдам тебя своей охране.

Женщина всхлипывает и прячет лицо в колени.

— Я не шучу, — холодно сверлю ее глазами, — у тебя минута на принятие решения.

— Она просила вывезти ее в Ирак, — выкрикивает женщина, вытирая слезы.

— И что вы ей ответили? — вздергиваю бровь.

— Мы согласились, — отворачивается от меня и тоскливо смотрит на окошко под потолком, — она обещала заплатить колье.

Стискиваю зубы. Чувствую, что сейчас женщина не врет. Жена хотела от меня сбежать. Это похоже на правду. Она постоянно твердит о разводе.

И что теперь? Дело раскрыто? Отпустить иранцев и разбираться с Латифой? Но что-то мне не дает покоя. Я упускаю какую-то деталь. Чутье подсказывает, что все не так просто. Зачем эти двое приплыли в мой дом?

— Господин, — в камеру заглядывает Карим, — есть новости.

Встаю и выхожу в коридор. Запираю за собой дверь на засов.

— Мы получили сведения о яхте. Они арендовали ее в Рас-эль-Хайре только вчера на несколько дней.

— На кого арендована яхта? — спрашиваю резко осипшим голосом.

— На пакистанца, постоянно проживающего в Саудовской Аравии. Он засветился в делах о работорговле.

Глава 61. Заказчик

Возвращаюсь в камеру.

— Я хочу знать все, — сухо сообщаю женщине, — если услышу хоть слово лжи, сдам вас властям по делу о работорговле.

— Я ничего не знаю. Нам просто обещали хорошо заплатить, если мы заманим женщину на яхту и привезем на пристань в Рас-эль-Хайре. Тот человек сказал, что она русская, поэтому поедет с армянами. Больше мне ничего не известно.

Выхожу от армянки с неприятным чувством. Это не просто похищение случайно подвернувшейся блондинки. Охота велась именно на Латифу. Иблис его знает почему. Мне нужен заказчик, иначе жена будет в постоянной опасности.

Сажусь на телефон. Звоню своему приятелю из семьи Саудов, который сейчас курирует министерство внутренних дел. Рассказываю суть вопроса и прошу арестовать того самого пакистанца.

Хочу увидеть Латифу, но пока нельзя. Я слишком на нее зол и боюсь сорваться. Это не улучшит и без того паршивые отношения. Хочу побыть в одиночестве и подумать. Ноги сами собой идут в четвертый дом.

Экономка встречает меня испуганными глазами. Я понимаю, что она меня не ждала и на обед здесь рассчитывать не приходится.

— Мне ничего не надо, — предупреждаю я с порога, — просто принеси кофе в мою спальню.

Захожу в душ и встаю под прохладную воду. Она рано или поздно попадет в беду, если продолжит совершать глупости. Женщины очень эмоциональны. Им не хватает здравого смысла. Именно поэтому Аллах поручил мужчине владеть женщиной и присматривать за ней. Я плохо выполняю волю Аллаха, если Латифа не попала в беду совершенно случайно. Что было бы, если бы Кубра решила мне не звонить? Страшно об этом думать.

Выхожу из душа. На столике уже стоит кофе со сладостями. Медленно вдыхаю бодрящий запах и смакую первый глоток. Звонит телефон, снимаю трубку.

— Они его взяли, — сообщает Карим новости, — он тоже только посредник. Заказчика не называет. Говорит, что ему все-равно кто его убьет, а в тюрьме шансов выжить гораздо больше.

Мне достаточно этой информации, чтобы понять, кто заказчик. В Рас-эль-Хайре один человек, которого можно так бояться. Он тоже пакистанец и контролирует подпольную местную работорговлю.

— Карим, найди контакт Замира бен-Омара, свяжись с ним и переведи звонок на меня.

Допиваю кофе, когда телефон снова звонит.

— Ас-саляму алейкум, шейх Мансур, чем недостойный раб может служить вам? — с порога льстит Аль-Капоне местного разлива.

— Ты знаешь, Замир, — опускаю я ритуальную часть, — зачем тебе понадобилась моя жена?

— Значит взяли моих молодцев? — усмехается бен-Омар. — Никогда не связывайтесь с любителями, шейх Мансур.

— Ты неглупый человек, Замир. Я не верю, что ты просто полез в мой дом за светловолосой женщиной. Для этого должна быть какая-то причина. Я заплачу, если ты ее назовешь.

— Не надо денег, шейх. Я не хочу такого врага, как ты. Это просто была ответная услуга за услугу, оказанную в прошлом. Ищи заказчика в своем доме. Это все, что я могу тебе сказать.

Швыряю трубку обратно. Откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза. Все проще некуда. С Замиром имел дела отец. Не так много вариантов, кто мог заказать мою жену.

Тяну еще час, чтобы успокоить эмоции, и иду в первый дом. Уклоняюсь от бурных приветствий жены и детей. Прошу мать пройти со мной в кабинет.

— Зачем ты это сделала, мама? — глухо спрашиваю, когда за родительницей закрывается дверь.

— Она позорит тебя, Мансур, и весь наш род. Ты ничего не хочешь видеть. Ты даже не наказал эту женщину за ее распутное поведение и позволил всему этому продолжаться, — вкрадчиво выговаривает мать, подходя ко мне ближе. Отдергиваю руку, к которой она хотела прикоснуться.

— И поэтому ты хотела продать мою жену, как обычную рабыню? Ты не думаешь, что это больше опозорит наш род?

— Она на большее не годится. Женщина, отказывающаяся ублажать своего мужа, не может быть ни женой, ни наложницей. Ей только рабыней и быть, чтобы прислуживать настоящим женщинам. На большее не способна.

— Ты моя мать. Я люблю и уважаю тебя, но больше не желаю слышать ничего подобного о моей жене, — разворачиваюсь, чтобы покинуть кабинет.

— Я уверена, что она сама бы села на эту яхту с другим мужчиной, как обычная шармута, — убежденно говорит женщина мне в спину.

Я прикрываю глаза от боли, потому что это правда. Не оборачиваясь открываю дверь и сообщаю Вафие, что сегодня хочу побыть в одиночестве. Покидаю дом, в котором живет моя мать и возвращаюсь в четвертый.

Не хочу никого сегодня видеть. Каждый арабский мужчина боготворит свою мать, поэтому ее поступок ранит глубоко в сердце. Завтра я собираюсь это сердце добить. Хочу посмотреть приплывет ли Латифа на эту яхту, или ее душа захочет остаться со мной. Я почти уверен, что она предпримет попытку к бегству, но огонек надежды тлеет в моей груди.

Глава 62. Признание

Я заношу Латифу в спальню и сразу толкаю дверь в ванную. Ставлю жену под душ прямо в абайе и врубаю теплую воду.

— Я подожду тебя в комнате. Нам нужно поговорить.

Выхожу из ванной. На столике записка. Быстро пробегаю по строчкам глазами. На губах возникает горькая усмешка. В этой писульке вся Латифа. Отправляясь в добровольное рабство, позаботилась о том, чтобы никто не пострадал.

Сминаю листок, отправляю в корзину.

Сажусь в кресло и закрываю лицо руками. Я не смогу сказать Латифе, что ее пыталась продать моя мать. Это все слишком тяжело морально. Сам Аллах направил взор Кубры в окно, чтобы предотвратить эту трагедию. Но я должен донести до жены мысль, что ее попытки к бегству фатальны.

Жена выходит с влажными волосами в коротком белом махровом халате. Цвет ткани подчеркивает бледность ее лица. Смотрит затравленно и растерянно. Считает меня главным врагом. Лезет в постель, укутывается одеялом. Хочет отстраниться от меня максимально. Ловлю ее испуганный взгляд.

— Это была яхта работорговцев, — холодно оповещаю я Латифу.

— Не может быть, они же армяне, — девушка бледнеет еще больше, хотя казалось, что это невозможно.

Так и хочется прокомментировать, что именно на это был расчет. Прицельно выбрали людей, которые могли бы вызвать доверие советской девушки. Армянка так вообще похожа на Негар, хотя, вероятно, это просто случайность. Надо признать, что бен-Омар неглуп. Неслучайно он самостоятельно достиг такого влияния в чужой стране.

Одна маленькая ошибка — армяне перепутали второй и третий дом. Пришвартовались напротив Кубры, что и спасло Латифу от рабства.

Я мог бы сейчас все это сказать. Но я молчу. Потому что раскрытие этих деталей может привести Латифу к правильному выводу. Что появление работорговцев не случайность, что они охотились прицельно за ней. После этого встанет вопрос о заказчике.

— У праведности и преступности нет национальности, — нейтрально комментирую я ее возглас.

— Ты думаешь, что я доверчивая дура? — с вызовом смотрит на меня Латифа.

— Нет, я не хочу этого сказать, — пытаюсь отбить я внезапную агрессию.

— Конечно же дура. Кто еще мог поехать с тобой не задумываясь? Ты мог бы оказаться таким же работорговцем. Чистая случайность, что это не так.

Вспоминаю о том, что думал о варианте просто выкрасть Латифу и сделать наложницей. Не так ее слова далеки от истины. Так бы и было, не согласись она на никах.

— Я должен защитить тебя от тебя самой, — перехожу я к оглашению своего решения, — в ближайшее время я перевезу тебя в мой дом в Эр-Рияде. Если хочешь, можешь взять с собой прислугу из этого дома.

Я немного грешу против истины. Главным образом Латифе нужна защита от моей семьи. Если мать пошла на подобное, не уверен, что она остановится в своем стремлении избавиться от Латифы.

— Я взяла бы Кристину и Манишу, — смиренно соглашается со мной Латифа.

— А Шакиру нет? — удивленно спрашиваю. — Мне кажется, что она весьма компетентна.

— Нет, — агрессивно ощетинивается Латифа.

— Почему нет? Что-то случилось? — мои брови непроизвольно сходятся на переносице.

— Она шпионила за мной и отчитывалась обо всем какой-то женщине.

— Ты уверена? — изумленно уточняю я. — Откуда информация? Ты могла что-то неправильно понять.

Латифа смотрит на меня искоса и покусывает губы. Ее руки нервно мнут одеяло. Она о чем-то напряженно размышляет. После паузы делает глубокий затяжной вдох. Наконец-то решается на свое признание:

— Я беременна, Мансур. Шакира об этом узнала и рассказала по телефону какой-то женщине. Это очень интимная вещь, чтобы рассказывать о ней всем подряд. Она явно на кого-то шпионит.

Я больше не слышу, что говорит Латифа. Стремительно встаю и в два шага оказываюсь рядом с кроватью. Сгребаю жену в свои объятия и тяну ее к себе на колени. Ладонь накрывает плоский живот. Чувствую трепет под нежной теплой кожей. Хочу запомнить это ощущение на всю жизнь.

— Я люблю тебя, моя луна. Я очень счастлив, Латифа! — за подбородок поднимаю лицо девушки и накрываю ртом ее губы.

В кои-то веки жена покорно отвечает на мой поцелуй. А я не могу от нее оторваться. Я как путник вышедший из пустыни и томимый жаждой. Наконец-то добрался до живительного источника. Пью и пью, и не могу остановиться.

Латифа прижимается ко мне всем телом. Сейчас мы единое целое, ее сердце бьется о мою грудь. Глажу влажные пряди Латифы. Ее волосы очень мягкие. Они пахнут какими-то ягодами. Это самый восхитительный запах.

Я вдруг думаю, что был бы рад, если бы у нас родилась дочь. Представляю, что она будет похожа на маму. У нее будут голубые глаза, и она будет пахнуть, как сладкая ягода.

Укачиваю Латифу в своих объятиях и спящую кладу в ее постель.

Глава 63. Приговор

Мансур

Выхожу из комнаты. Мне не по себе. Не дают покоя вопросы. Откуда родительница знала, что после визита мутавы Латифа снова купается в заливе. Если Шакира шпионила на нее, когда она рассказала о беременности жены? Неужели мать настолько цинична, чтобы продать собственного внука?

Направляюсь в ту часть дома, где живет прислуга. Требовательно стучу в комнату Шакиры. Через некоторое время дверь приоткрывается и заспанная женщина выглядывает в щель.

— Господин, вы здесь? Вы что-то хотели?

— Да, оденься. Жду тебя в кабинете.

Опускаюсь в кресло и закрываю глаза. Последние дни были выматывающими. Впереди еще переезд в Эр-Рияд. Поставлю Карима во главе службы охраны дома Латифы. Он недавно у меня работает, никак не связан с моей матерью. Наберет новую команду с нуля, которая будет точно преданна только мне.

Дверь открывается, слышу шаги Шакиры. Открываю глаза и смотрю на экономку. Могу ли я ее винить в том, что она служит старшей женщине в роду, а не моей жене? В конце концов, это не она продала Латифу в рабство.

Жестом приглашаю женщину сесть в кресло. Включаю энергетику на полную мощность. Подавляю экономку своей волей. Она ежится и скукоживается под моим взглядом.

— Ответь мне, Шакира, кому ты докладывала обо всем, что происходит в этом доме? Если честно все сейчас расскажешь, я уволю тебя с хорошими рекомендациями.

— Господин, я бы не посмела, — начинает мямлить отговорки экономка.

Останавливаю ее властным жестом. Я так устал, что препираться не готов.

— Я не спрашиваю, Шакира, я утверждаю, что ты шпионила за своей госпожой. Меня интересует, кто был твой заказчик. Просто назови имя, и я позволю тебе уйти достойно.

Женщина выглядит пришибленной. Молча думает. Не мешаю. Если не глупая, примет правильное решение. Если дура, посажу в подвал. Рано или поздно все-равно сдастся.

— Я все рассказывала госпоже Вафие, — выдыхает Шакира и смотрит под ноги, — она старшая жена и имеет право обо всем знать.

Я не просто ошарашен услышанным, весь мир сейчас встает с ног на голову. Моя мать всегда была волевой женщиной. Меня раздавила ее авантюра, но я не сомневался, что она могла это сделать. Образ Вафии в моем сознании никак не пересекается с интригами и борьбой. Я готов был услышать любое имя, но только не это. Всегда безоговорочно доверял этой женщине.

Приходится сделать над собой усилие, чтобы вернуться к допросу экономки.

— Это ты сдала Латифу мутаве? — формулирую следующий вопрос.

— Я, но мне велела к ним сходить госпожа Вафия. Я не рискнула ослушаться приказа. Я не хотела, чтобы госпожа Латифа пострадала. Просто выполнила волю старшей жены.

Запускаю руку в волосы, рано пообещал я Шакире амнистию. Уже жалею о своем обещании.

— Когда именно ты сообщила о беременности Латифы Вафие? — задаю я главный вопрос.

— Сразу, когда узнала. Три дня назад утром, — торопливо отвечает женщина.

В тот же день вечером армяне арендовали яхту. Картина рисуется крайне прескверная. Решение о переезде вполне обосновано.

— Латифа перезжает жить в Эр-Рияд, — сообщаю я экономке, — никому не говори и проследи за сбором вещей. После ее отъезда ты получишь расчет и рекомендации.

Я не боюсь, что Шакира расскажет что-то Вафие. У этой змеи уже выдрали зуб. Сейчас она совершенно безвредна.

Отпускаю женщину и обдумываю услышанное. Жаль сейчас ночь и нельзя позвонить матери. Но я почти уверен, что она решила продать Латифу три дня назад. Осталось услышать имя той, кто поспособствовал ее решению.

Самая покорная жена оказалась самой коварной. Как богобоязненная женщина могла позволить продать моего ребенка?

Ковыряюсь в памяти. Вспоминаю завуалированные речи Вафии. Это же она заставила меня поверить, что Кубра плохая жена и мать. Наверное, ее же рук дело бойкот Кубры моей семьей. Теперь взялась за Латифу.

Мне казалось, что разные дома для жен гарантируют отсутствие гаремных интриг. Оказывается, женщины очень изобретательны. Я точно уверен в одном. Если Вафия подарила матери идею продать Латифу, это нельзя оставлять безнаказанным. Я готов к кардинальным мерам.

Можно вернуть Вафию отцу, но мать, наверняка, воспротивится этому решению. Оно покроет позором дом ее брата.

Можно обязать Вафию отдать все свои ночи другим женам. Я смогу две недели в месяц проводить у Кубры, а потом уезжать в Эр-Рияд. Против этого варианта мать тоже попытается возражать, но смирится, если альтернативой будет развод.

Оставшуюся ночь я провожу без сна и после утреннего намаза звоню матери. Пазл собирается. Она, действительно позвонила бен-Омару три дня назад после обеда. Толчком послужил эмоциональный рассказ Вафии об аморальном поведении «русской шармуты». К тому времени старшая жена уже знала о беременности младшей.

Подробности принятия решения выяснить не удалось, мать никогда бы не призналась, что ею кто-то манипулирует. Но услышанного было достаточно, чтобы картинка в голове сложилась.

Я анализирую мотивы и действия старшей жены и смотрю на нее новыми глазами. Я был слеп и прозрение дается болезненно.

Нет, я даже могу понять опасения Вафии. У нее не получилось родить сына. Саудовские мужчины часто отсылают обратно отцу жен, которые приносят одних дочерей. Я бы не сделал ничего подобного, но уверенности у Вафии быть не могло.

Она искусно обезвредила влияние Кубры, которая родила мне наследника. В сознание всех членов семьи внедрялась идея, что моя вторая жена недостойная женщина. Но с появлением Латифы вся эта работа могла пойти прахом.

Если бы презрение семьи перенеслось на мою третью жену, бойкот Кубры мог бы провалиться. Она бы возвысилась над Вафией. Латифа явно была лишняя в созданной конструкции. А ее беременность показалась Вафие страшной угрозой.

Остается позавидовать скорости реакции на угрожающую новость. Если бы Латифу удалось выкрасть, о беременности вообще никто бы не узнал.

На миг задумываюсь, не приложила ли Вафия руку и к событиям в Москве? Вряд ли, конечно.

Я могу понять ее мотивы. Но понять — не значит простить. Вафия останется моей женой де-юре, но де-факто ею уже не будет.

Аллах мудр. Что-то у нас забирая, он другой рукой дает утешение. У меня будет настоящая семья с Латифой. Ее беременность — гарантия того, что теперь она останется со мной. Латифа никогда не бросит своего ребенка. Теперь она моя навечно.

Глава 64. Эр-Рияд

Эр-Рияд, 1991 год

— Мам, когда приедет папа? — Галеб бережно расчесывает щеткой мои волосы и заглядывает в глаза через зеркало.

— Через три дня.

— А когда мы поедем в дом на залив?

— Мы только недавно вернулись, — непроизвольно морщусь, тут же стирая гримасу с лица. Не стоит лишний раз показывать ребенку, где мне сидит вся семейка его отца.

— Мне не нравится жить в Эр-Рияде, — капризно заявляет Галеб, — здесь нет моря и папа уезжает надолго.

— У тебя есть бассейн, милый. Плавай хоть целые сутки. Зато папа приедет надолго и будет только с тобой.

— Мне здесь не нравится. На заливе мои братья Валид и Бари. Я скучаю.

Усмехаюсь. Валид уже подросток, не сильно рад повышенному вниманию со стороны младших братьев. Бари на полгода младше Галеба, и с ним сын ладит гораздо лучше. К тому же мальчики сильно похожи, что несколько странно. Общий родитель у них только один.

Смотрю на расстроенную мордашку Галеба и ободряюще ему улыбаюсь.

— Сегодня я еду к врачу. Завтра сходим в гости к Саудам. Там поиграешь со своими друзьями.

Поворачиваюсь на банкетке и ловлю сына в объятия. Целую в щеки, смотрю в зеленые глаза, так похожие на папины, и прижимаю к себе стройное мальчишеское тело.

— Я так люблю тебя, милый. Ты смысл моей жизни.

Только ради Галеба я стала примерной женой. Мой самый страшный сон — меня разлучают с сыном. И это не просто моя паранойя. В Саудовской Аравии это обычное явление. Мужчины избавляются от жен и забирают детей себе. Гуля до сих пор благодарит Аллаха, что не успела родить своему бывшему мужу.

Передаю сына на руки пожилому англичанину, который занимается с ним английским. Захожу за Гулей, которая должна сопровождать меня к врачу. Садимся на заднее сиденье машины и едем в клинику.

Гуля — сестра Мансура. По легенде она живет с нами, потому что ее вернул муж в дом брата за аморальное поведение. Гуля не очень хорошо контролирует свою коммуникабельность.

Реально причина другая. Я слишком много времени провожу одна, без контроля со стороны мужа. Своих родственников у меня здесь нет. Поэтому Гулю и подселили ко мне. Она должна за мной присматривать и, наверное, шпионить. Но девушка она не злая и мы, в общем-то, ладим. Исключая моменты острого столкновения западного и восточного менталитетов.

Смотрю в окошко автомобиля. В Эр-Рияде песочные бури регулярное явление. После вчерашней песок еще лежит на капотах припаркованных машин и на других горизонтальных поверхностях.

Эр-Рияд — город контрастов. За высокими заборами здесь притаились сказочные замки, построенные на нефтяные деньги. Рядом с заборами бедные кварталы, которые никто не спешит приводить в порядок. Проблемы бедных только их проблемы.

В клинике оставляю Гулю в коридоре и захожу в кабинет.

Доктора Мурата мне сосватала Негар, которая все-таки смогла найти работу по специальности. Он тоже приехал из Ирака. У нас взаимовыгодное сотрудничество. Врач делает вид, что лечит меня от бесплодия и кормит Мансура надеждой на выздоровление в те редкие визиты, когда муж сопровождает меня. Я же щедро оплачиваю его труд мимо кассы клиники.

— Привет, Латифа! — улыбается мне врач.

— Здравствуй, Мурат!

Доктор выдвигает верхний ящик стола и кладет на столешницу несколько пачек противозачаточных таблеток. Легким движением руки смахиваю их в сумочку и закрываю молнию.

— Латифа, может быть тебе все-таки стоит родить? Мне кажется, твой муж уже теряет терпение. Он может перевести тебя в другую клинику.

— Если переведет, тогда и буду думать. Ты же знаешь, я категорически против того, чтобы рожать девочек в этой стране. Если бы у меня была гарантия, что будет мальчик. Но гарантию может дать только ваш Аллах, а у меня с ним отношения не очень.

Я так и не смогла стать мусульманкой. У меня проблемы с религиозным мышлением. Могу воспринимать религию только как часть местной культуры, на большее, видимо, я не способна.

На обратном пути заезжаем с Гулей в торговый центр. Развлечений у женщин в Саудовской Аравии не так много — шопинг одно из основных. Остальные члены семьи Мансура периодически вылетают в Европу. Я же не гражданка страны, поэтому местного загранпаспорта у меня нет. Приходится довольствоваться бутиками Эр-Рияда.

Идем с Гулей по широкому проходу. Сзади нас сопровождает шофер с пакетами.

Скольжу глазами по местному контингенту, который не блещет разнообразием. Мужчины в тобах, женщины в абайях. Взгляд выхватывает мужчину впереди, который одет в европейскую одежду. Изначально выцепляю льняной костюм, когда подходим ближе, смотрю в лицо. Дыхание резко сбивается, когда мы пересекаемся взглядом с Никитой.

Я тут же отворачиваюсь и пытаюсь унять бешеные пляски в груди. Жуткое желание развернуться, догнать мужчину и просто перекинуться парой слов. Но мне нельзя разговаривать с посторонними мужчинами. Если бы была одна Гуля, я, может быть, и рискнула бы. Ее природное любопытство мешает ей быть хорошей надзирательницей. С ней всегда можно договориться. Но с шофером этот номер не пройдет. Сразу по возвращении доложит Кариму.

Интересно, Никита узнал меня по глазам? Вероятность невелика. Невольно вспоминаю нашу прощальную поездку в лифте, во время которой я ужасно боялась, что он меня узнает. Ирония судьбы, не иначе.

Глава 65. Приглашение

На следующее утро, разбирая почту, я обнаруживаю приглашение на прием в посольство для соотечественников. Формальный повод — переименование посольства СССР в посольство Российской Федерации.

С трудом сдерживаюсь, чтобы не разорвать на куски приглашение. Только год назад в стране открылось посольство СССР. Это был настоящий праздник для моей души. Всего год. И не осталось ни страны, ни посольства. И я даже не имею никакого права предъявлять кому-то претензии, поскольку в трудный момент для страны сбежала, как с тонущего корабля крыса.

И самое страшное, что рушится не только страна, но и советская идеология. Нетрудно догадаться, что станет с Ближним Востоком после этого. Вакуум после гибели социализма в Ираке, Сирии и Йемене снова заполнит исламизм. Все завоевания социализма и попытки уравнять права женщин с мужскими снова сойдут на нет. От осознания всего этого невольно сжимаю зубы до скрипа.

И может быть, я вышвырнула бы приглашение в мусорное ведро, потому что не представляю, как можно праздновать по заявленному поводу. По-моему, верх цинизма устраивать прием, когда страна разрушена и истекает кровью.

Меня останавливает только воспоминание о встрече с Никитой. Если мы где-то можем снова пересечься, так это на этом самом приеме для соотечественников.

После окончания занятий у Галеба, везу его к Саудам, как обещала накануне. Сегодня у нас повышенная охрана. Хоть я теперь и не заперта в доме, но к нашим совместным выездам с Галебом Карим относится крайне отрицательно. Одна я могу передвигаться по городу почти свободно, каждый шаг с сыном должна согласовывать с начальником охраны.

Особенно Карима нервируют подобные поездки в гости. Мужчин из охраны не пускают на территорию, где живут чужие женщины. Им остается только дожидаться нас с Галебом на улице в машине.

Если бы глава охраны мог, он бы запретил эти поездки. Но желания сына он игнорировать не может. А инициатором подобных визитов в гости является именно Галеб.

С принцессой Аминой я познакомилась на дне рождения одной из сводных сестер Мансура. Она внучка основателя государства и вторая жена своего кузена из рода Саудов.

В Эр-Рияде живет третья жена отца Мансура и целый выводок сводных родственников. Нам постоянно присылают какие-то приглашения. Я обычно не посещаю мероприятия без мужа, но иногда Гуля очень настойчиво просит, и я не могу отказаться.

Вот так судьба свела меня с Аминой, к которой я сразу почувствовала симпатию. Ее сыновья-погодки оказались ровесниками Галеба. Мы стали дружить семьями. У ее мужа тоже три жены, поэтому у нас с Аминой куча свободного времени для общения.

Сейчас мы расположились на женской половине. Мальчики убежали на мужскую. Дочери Амины чуть помладше Галеба пока играют рядом в гостиной. Попозже они сбегут тайком к мальчикам, как всегда делают.

— Кузена поймала мутава, когда он пытался завести в страну крупную партию алкоголя, — жалуется принцесса. — Король был в бешенстве. Кузен сбежал в Европу. Посидит там, пока все не уляжется.

К нам присоединяется сестра Амины, которая недавно вернулась из Италии. Разговор перетекает на последние коллекции одежды, а потом предсказуемо переходит на секс. Это любимая тема для обсуждения на женской половине.

Амина ввязывается в спор с сестрой, чей муж более вынослив в постели, а я пытаюсь сдержать улыбку. Невольно думаю, о чем бы говорили женщины в Советском Союзе, которого уже нет. Скорее всего о детях или международной обстановке. Секс точно обсуждать бы не стали, это табуированная тема. Все-таки годы проведенные в Саудовской Аравии не могли меня не изменить. Я спокойно слушаю обсуждение и даже ловлю себя на желании влезть в этот спор и объявить, что самый выносливый муж у меня.

Вечером едем с Галебом домой. Сын в машине обнимает меня за шею и целует в щеку.

— Когда я вырасту, я женюсь на Даляль и Моне, — торжественно объявляет Галеб.

— Во-первых, ты не можешь жениться на сестрах даже в рамках ислама, — строго осаживаю сына, — а во-вторых, нельзя любить сразу несколько женщин. Ты женишься на единственной любимой и будешь счастливым мужчиной.

— У папы три жены, — упрямо заявляет Галеб, — у меня тоже будет три.

— Когда мужчина любит по-настоящему, ему не нужен никто кроме любимой женщины. А любимой ты не захочешь сделать больно тем, что возьмешь себе других жен.

Машина въезжает на территорию резиденции, и Галеб пулей вылетает на улицу. Вылезаю за сыном и думаю над тем, что местное воспитание губительно для мальчиков. Их почти обожествляют и с детства объявляют практически непогрешимыми. Все мои попытки воспитания натыкаются на стену непонимания со стороны Мансура, Гули и местного окружения.

Такое ощущение, что мой ребенок не мой.

Глава 66. Прием

Мне снятся горячие руки, которые обвивают мое тело. Чуть шершавые ладони неторопливо ползут по коже, оставляя за собой обжигающий жалящий след. Инстинктивно подаюсь назад, вдавливаясь спиной в мужской торс. Рука тотчас ползет вниз и ласкает мои складки.

Раздвигаю слегка ноги и, кажется, стону. По ключице проходятся губы. Пальцы внизу вычерчивают круги. Плыву в какой-то сонной неге, на зыбкой границе между явью и грезами.

— Ты прекрасна, Латифа, — проникает в мое сознание. Завожу руку за плечо и провожу пальцами по легкой щетине.

— Ты приехал? — выдыхаю слабым голосом.

— Ужасно соскучился по тебе, моя луна.

Мгновение, и я уже лежу на спине. Надо мной нависает лицо Мансура. Губы требовательно впиваются в рот, и я отвечаю со всем жаром. Обнимаю руками мощные плечи и притягиваю мужчину ближе. Меня буквально трясет от желания, и я раздвигая бедра, жадно ерзаю по его тверди.

Мансур подхватывает мою ногу под коленом и тянет вверх, одновременно рывком входит. В этот раз я точно стону, выплескивая свое облегчение. Прогибаюсь навстречу, ловлю толчки. Дыхание чаще, кровь шпарит. За мгновение до взрыва вжимаюсь в тело мужчины. Содрогаюсь в его кожу. Каждой клеточкой кожи транслирую, как мне хорошо.

— Сколько время? — лениво интересуюсь, когда сознание возвращает меня в реальность.

— Еще рано, — Мансур целует меня в висок, — у нас пара часов для утоления первого голода.

— Голодная тут только я, — сползаю с плеча мужчины и падаю на спину, упирая взгляд в потолок.

Мансур поворачивается на бок и облокотившись кладет голову на руку. Второй ладонью накрывает мою грудь, подушечка большого пальца обводит сосок.

— Я тоже голоден, Латифа. Мне тебя не хватает. Ты мне постоянно снишься. Почему ты мне не веришь?

— Я не знаю, Мансур. Давай не будем об этом. У нас приглашение на прием в российское посольство. Я хотела бы сходить.

— Если хочешь, сходим.

— И я буду говорить со всеми, с кем захочу. В том числе с мужчинами, — с вызовом смотрю на Мансура.

— Все, что захочешь, луна моя, — легко проглатывает он мой ультиматум. — У меня для тебя подарок.

Мансур тянется к прикроватной тумбочке и достает футляр от Картье. Открываю коробочку и извлекаю потрясающий браслет с бриллиантами.

— Спасибо, он очень красивый, — искренне говорю я, — что случилось?

— В смысле? — усмехается Мансур, — я не могу просто сделать подарок любимой женщине?

— Картье — это значит что-то серьезное, — пожимаю я плечом.

— Не забивай голову, — муж отбирает у меня футляр и браслет, отшвыривает их в сторону. Переворачивает меня на живот и накрывает своим телом. Чувствую горячее дыхание на шее и забываю обо всем.

***

Переступаю порог посольства и сердце начинает биться быстрее. Я не так часто пересекалась с русскими за эти годы. Это всегда ощущается, как маленькое возвращение домой.

Удивительно, но Мансур сразу находит знакомого. Представляет мне какого-то шейха, имя которого я моментально забываю, потому что сосредотачиваюсь на его русской жене. Мы отходим от мужчин к фуршетному столику. Я подцепляю тарталетку с черной икрой и с блаженным мычанием отправляю в рот.

Кратко рассказываю Марине свою историю.

— А меня выкрали из Эфиопии, — ошарашивает меня девушка.

— Как это? — широко распахиваю глаза от изумления.

— Мне предложили поработать там медсестрой. В СССР перестройка была, полки пустые. А в Гинде цитрусовые плантации. Это был решающий фактор, — Марина нервно смеется, — Я подумала, почему бы и нет. Другая страна. Интересно. Выкрали по пути из госпиталя домой. Усыпили хлороформом и переправили сюда.

Кошусь на шейха, с которым общается Мансур. Неужели он на такое способен?!

— Вам, наверное, можно попросить убежище в посольстве. Это же просто возмутительная история, — проникаюсь я сочувствием к Марине.

— Это история с хорошим концом, — отмахивается девушка, — меня подарили мужу, а его переклинило на мне жениться, когда он узнал, что я девственница. Так что отделалась легким испугом.

— И какая вы у него жена? — моя бровь непроизвольно летит вверх в ироничном жесте.

— Четвертая. Но согласитесь, Лена, это лучше, чем прозябать в нищете в Союзе.

— Не знаю. Я не уверена, — нервно передергиваю плечами.

— Пожила бы в очередях, была бы уверена, — резко огрызается Марина.

— Добрый вечер, дамы, — подходит к нам представительный мужчина, — Антон Ершов, секретарь посольства.

Марина отводит от него глаза. Мне дан карт-бланш на разговор с мужчинами, поэтому я отвечаю.

— Добрый вечер! Елена.

— Давно вы в Саудовской Аравии? — вежливо интересуется мужчина.

— С восемьдесят третьего, — рассеянно беру бокал со столика.

Отпиваю холодного лимонада, но успокоиться не могу. Разговор с Мариной вывел из душевного равновесия. Перевожу взгляд на Ершова, который меня пристально разглядывает. Это выводит из себя окончательно и меня срывает:

— Скажите, пожалуйста, Антон, почему в Саудовской Аравии долгие годы не было советского посольства, а открыли его после того, как страна поучаствовала в экономической диверсии против Советского Союза? Ведь это именно низкие цены на нефть добили нашу экономику. А их удалось уронить только потому, что саудиты резко увеличили добычу нефти. Так теперь мы еще и кредиты у саудитов берем, как какие-то нищеброды.

— Не волнуйтесь так, Лена, — хладнокровно и на удивление доброжелательно успокаивает меня мужчина, — нужно везде искать и положительные стороны, а не только плохие.

— И какая тут положительная сторона? — по инерции агрессивно спрашиваю я.

— Теперь мы можем помочь своим гражданкам, попавшим в беду, — проникновенно смотрит мне в глаза Ершов.

— У меня все хорошо, — отбиваю я его намек.

— Хорошо, если все хорошо, — мужчина кидает быстрый взгляд на Марину, которая в это время отвлекается на разговор сбоку от нас, и я чувствую, как мне в руку передают кусочек картона.

— Но если будет плохо, вы можете к нам обратиться, — тем же тоном сообщает сотрудник, а я быстро прячу визитку в рукаве абайи.

С колотящимся сердцем закрываюсь в кабинке туалета и подношу карточку к глазам. Это визитка Никиты, который, оказывается, работает третьим секретарем посольства. Мансур его знает. Наверное, поэтому он не стал сам появляться на приеме.

Прячу карточку в сумке. Немного успокаиваюсь и возвращаюсь в зал.

Глава 67. Свадьба

На второй неделе присутствия Мансура я невольно начинаю обратный отсчет до его отъезда. Как обычно, тревожность повышается, но в этот раз она выше обычного. Не могу понять ее причину, но интуиция просто орет сиреной, что что-то не так.

В конце второй недели мы идем на свадьбу к сводной сестре Мансура. Идем всей семьей, но в разные места. Мы с Гулей отправляемся в дом невесты, где проходит женский праздник, а Мансур с Галебом едут в отель, где гуляют мужчины.

Ночь хны мы с Гулей пропустили, мне жалко тратить несколько дней на свадьбу, когда их можно провести с Мансуром. Вечером отправляемся на праздничное торжество.

Свадьбы — это ярмарка тщеславия. Женщины снимают никабы и надевают лучшие брендовые откровенные наряды из своих гардеробов. Многочисленные бриллианты, которыми саудитские мужчины одаривают своих женщин, в праздники извлекаются из сейфов и используются по прямому назначению.

Мы с Гулей тоже хорошо подготовились. Днем устроили день релакса с хамамом, пилингом и аромамассажем. Выглядим сегодня на уровне, как и полагается шейхиням.

Помещение окутал запах бокура. Столы ломятся от деликатесных закусок. Звучит музыка и слышится девичий смех. Египетские танцовщицы профессионально танцуют танец живота, к ним присоединяются все желающие.

Наблюдаю за арабскими женщинами. Они очень любят пестрые одеяния. Молодые очень красивы. Замужние быстро тяжелеют и набирают вес. Кубра как-то в один момент расползлась после очередного ребенка, хотя я помню ее еще весьма соблазнительной.

Гуля упорхнула с какими-то родственницами, за эти годы я так и не выучила всех. Ко мне подсаживается Азиза — сводная сестра Мансура и полнокровная сегодняшней невесты. Она ко мне благоволит, потому что любит все европейское.

— Джана не хотела выходить за кузена. Сегодня утром плакала, — доверительно сообщает мне девушка.

— Почему не хотела? — любопытствую я.

— У него уже есть две жены и он старый. Ему тридцать два, а ей шестнадцать.

— Не такой уж и старый, — философски замечаю, потягивая кофе с кардамоном, — но для юной девушки, конечно, не лучшая партия.

— Не хочешь что-нибудь покрепче? — девушка заговорщицки показывает глазами на свой клатч, из которого вытаскивает край фляжки.

— Азиза, ты серьезно? — давлюсь кофе. — Нас завтра распнут на площади отбивных котлет.

— Никто не заметит. Пошли в туалет.

Чувствую себя ребенком, которого подбивают на шалость, но не могу отказать себе в удовольствии. Мансур изредка балует меня вином. Но это происходит за наглухо закрытыми дверями спальни, а не на общественном торжестве.

Хихикая, иду за Азизой. Мы запираемся в уборной, и она передает мне фляжку. Внутри оказывается вкусный ликер, и я делаю несколько глотков, хотя хотела ограничиться одним. По телу разливается приятное тепло, и голова немного кружится. Когда отвыкаешь от алкоголя, для легкого опьянения хватает и маленькой дозы.

— Я слышала, в вашем доме тоже готовится свадьба? — спрашивает девушка.

Впадаю в ступор. Свадьба? В нашем доме?

— Что ты имеешь в виду? — уточняю я.

— По слухам, мать Мансура нашла ему четвертую жену? — с любопытством косится на меня Азиза, подкрашивая губы, смазанные фляжкой. — Одна из кузин выросла и годится для брака.

Пол уходит из-под ног, и слабеют колени. Опираюсь на столешницу руками. В этот момент мне хочется умереть. Почему-то вспоминаю Вафию, которая говорила, что новая жена это удар по предпоследней. Это именно я надоела Мансуру, если он захотел новую жену.

Ловлю в зеркале сочувствующий взгляд Азизы и беру себя в руки. Чему я научилась за годы в Саудовской Аравии, так это держать лицо на людях. Натягиваю жалкую улыбку и наконец-то выдавливаю из себя ответ:

— Мансур и хама лучше нас знают, что нужно делать.

Азиза молча протягивает мне фляжку и я делаю еще несколько больших глотков.

Возвращаемся в зал. Видимо, от меня веет тяжелой аурой, Азиза быстро куда-то сбегает. Я откидываюсь на спинку дивана и кручу в голове только одну мысль. Мансур берет себе новую жену.

Я чувствую себя ничтожной, постылой и никому не нужной. А еще беспомощной. Меня просто поставят перед фактом, и я ничего не смогу сделать.

Нахожу глазами невесту. Совсем еще девочка. Здесь рано выходят замуж. Мансур тоже женится на подобном ребенке?

Меня затапливает горе. Музыка теперь играет на расшатанных нервах. Хочется уже уйти отсюда.

Зачем он эти две недели заставлял чувствовать себя любимой? Почему ничего не сказал? Я бы тоже узнала все постфактум, как его жены обо мне?

В груди ком и не хватает воздуха. Только этого не хватало. Я не должна впадать сейчас в истерику.

Тянусь к какому-то графину и наполняю стакан. Пью маленькими глотками и заставляю себя не думать о Мансуре. Я буду думать о Галебе. В этот момент я жалею о своем решении больше не рожать. Если бы у меня было много детей, то не было бы времени, чтобы думать о том, с кем проводит ночи мой муж.

Думаю о Галебе. О том, что ему еще рано ходить на свадьбы. Ему сейчас нужно спать. Он всего лишь ребенок. Мальчикам здесь слишком многое позволяется. Он захотел пойти с отцом, и Мансур его взял.

Галеб будет видеть отца еще реже, а ему было мало и того времени, что они проводили вместе до сих пор.

Чертов Мансур. Почему все мои мысли ведут к нему? Пора вырвать из сердца с корнем этот плющ. Моя больная любовь должна умереть. Тогда не будет этой перманентной боли.

Объявляют, что сейчас придут мужчины. Женщины облачаются в абайи и никабы.

В зал заходит жених, его отец и старший родной брат невесты.

Жених — красивый мужчина. Конечно же не старый. Он подходит к невесте и берет ее за руку. А я представляю, что это Мансур, который касается своей четвертой жены.

Молодожены разрезают свадебный торт. А я представляю, что это Мансур разрезает торт со своей юной новобрачной.

Неужели эта свадебная пытка подходит к концу, и можно будет убраться отсюда.

____

Ночь хны — арабский девичник

Хама — свекровь

Глава 68. Галеб

Мансур

Разгар свадьбы. Я участвую в традиционном танце с кинжалами и ловлю на себе восхищенный взгляд Галеба. Это ни с чем не сравнимые моменты счастья — видеть гордость в глазах своих сыновей.

Власть над плодом своих чресел особый вид кайфа. Сильно отличающийся от власти над женщинами. Жены мужчины обычно не любят друг друга. Хорошо, если не питают ненависти. В борьбе за любовь мужчины женщины готовы даже уничтожать.

Твои сыновья любят тебя и питают родственные чувства друг к другу, если ты их правильно воспитал. Они боготворят своего отца и в борьбе за его внимание стремятся стать лучше, прыгнуть выше своей головы. Конкуренция сыновей продуктивнее, чем конкуренция женщин.

Я горжусь своими сыновьями, но Галеб — кровь моего сердца. Ребенок от любимой женщины всегда для тебя особый. Моя особая боль, что Аллах благословил наш брак только одним ребенком. Но еще и поэтому Галеб мне особенно дорог.

По залу расплывается дым кальянов. Галеб жмется ко мне сбоку. В помещении царит расслабленная атмосфера. Девушки изгибаются в танце живота.

Одна, совсем юная, подходит к нашему столу. Зачаровывает своими чувственными движениями. Если бы не было рядом Галеба, можно было бы с ней уединиться. Я делаю глубокуюзатяжку и, отвернувшись, выпускаю дым в пространство.

— Отец, — Галеб не отрываясь смотрит на девушку.

— Да, сынок, — прижимаю его к себе крепче.

— Когда я вырасту, то женюсь на танцовщице, — с придыханием сообщает мне ребенок.

Коротко смеюсь и возвращаю взгляд на девушку. Она извивается в танце страсти. Бедра покачиваются на тонкой талии. Руки устремляются куда-то в небо. Тело прогибается в соблазнительной позе.

Невольно вспоминаю прошлое и Шушан. Делаю еще одну затяжку и замираю. Моя юная жена тоже будет стройной и гибкой. Выпускаю дым, смакуя предстоящее.

— Танцовщицы годятся только в наложницы, сынок. Ты женишься на приличных женщинах из своего рода.

— Мама говорит, что жена должна быть одна, — совершенно не удивляет меня сын. Латифа пытается перетянуть Галеба на свою сторону, но у нее не получится это сделать.

— Твоя мать воспитана в христианской культуре. Там разрешается только одна жена. Мы с тобой мусульмане, сын. Она никогда до конца нас не поймет. У тебя будет много жен, Галеб. А еще будут просто наложницы. Это разрешил нам сам Аллах, не твоей матери с ним спорить.

— Мама говорит, что беря других жен, ты причиняешь боль любимой женщине, — терпеливо объясняет Галеб мне слова Латифы.

Невольно чувствую укол совести. Латифа явно будет страдать. Но моими решениями не могут управлять эмоции женщины, даже если это любимая жена.

— Женщины многого о нас не понимают, сын. Мужчина должен всегда гореть. Новая женщина воспламеняет твои чресла. Если женщина будет одна — твой огонь остынет. Ты станешь вялым и ленивым, холодным, как вода.

— Тогда я женюсь на Ляйсан и Мадине, — осмыслив услышанное, называет мой сын имена своих кузин. С матерью девочек дружна Латифа и периодически навещает их дом вместе с Галебом.

— На Ляйсан, скорее всего, женится твой старший брат, — охлаждаю я порыв мальчика, — на Мадине сможешь жениться ты.

Смотрю, как Галеб поджимает недовольно губы. Он знает, что должен уважать старшего брата, но сердце его слишком горячо, чтобы безропотно смириться с подчиненным положением. Несколько минут наблюдаю за сыном и наконец-то решаюсь упомянуть о насущном.

— Галеб, я хочу поговорить с тобой, как мужчина с мужчиной, — ловлю жадный взгляд заинтересованных глаз, — скоро я буду проводить с тобой меньше времени, сын.

— Почему? — мальчик обиженно поджимает губы и резко обнажает свою уязвимость.

— Я беру четвертую жену, мальчик. Мне нужно будет уделять ей свое время.

— Мама будет страдать, — брови ребенка сходятся на переносице.

— Да, — легко соглашаюсь с его словами, — и ты должен уделять ей больше внимания. Ты ее главное утешение. Мать — главная женщина в жизни мужчины.

— Можешь на меня положиться, отец, — с серьезным видом заявляет Галеб, — я позабочусь о своей матери. Мне надоело на этом празднике. Когда мы сможем вернуться домой?

Галеб отстраняется от меня и отодвигается подальше. В его облике появляется что-то взрослое. В мою сторону больше не смотрит. Брови все также сведены вместе.

Невольно хмыкаю, глядя на сына. Меня задевает его холодность. Но одновременно не могу не гордиться. Независимый плод моих чресел.

Глава 69. Откровение

Дома не нахожу себе места. Попрощалась с Гулей сразу же, едва мы переступили порог. Теперь мечусь по комнате, думая лишь об одном. Моя устоявшаяся жизнь рассыпается тысячью осколков.

Я смирилась с другими женщинами Мансура, потому что привыкла считать, что с ними он просто спит, а меня по-своему любит. Теперь этот ментальный мираж растворяется на моих глазах.

Это не просто наложницы в оазисе, которых жены просто презирают. Мансур нашел мне замену и возьмёт себе юную жену.

Я подхожу к зеркалу и сбрасываю платье от DG. Рассматриваю красивую женщину в дорогом белье и украшениях с бриллиантами. Моё ухоженное тело сейчас лучше, чем в юности. Появилась зрелость форм и мягкость линий. Я провожу руками по нежной коже. Если мне самой нравится трогать себя, то мужчине тоже должно быть приятно.

Тяжело вздыхаю. Картинка в зеркале мне внушает оптимизм. Но все это только моментальный снимок. Я буду стареть, а кузина Мансура расцветать. Время всегда беспощадно к женщинам, и оно будет не на моей стороне.

Натягиваю платье обратно и сажусь за туалетный столик. Распускаю волосы и провожу несколько раз по ним щеткой. Подправляю макияж. Я должна быть во всеоружии для этого трудного разговора. Полностью сосредотачиваюсь на внешнем виде и чувствую, как растёт уверенность в себе. Не важно, что будет потом. Сейчас я прекрасна, он должен запомнить меня такой.

Дверь открывается и заходит Мансур. Смотрю на него через зеркало. Он моментально считывает моё настроение, и нерешительно останавливается около двери.

— И когда ты планировал меня уведомить? — спокойно интересуюсь, глядя в глаза мужчины.

— Уведомить о чем? — настороженно спрашивает Мансур, стягивая с головы гутру.

— О том, что ты берёшь четвертую жену, — не могу скрыть в голосе истеричные нотки.

— Латифа, я могу все объяснить, — нервно сглатывает муж.

— Это вряд ли, но попробуй, — беру карандаш для губ и начинаю сосредоточенно рисовать контур.

— У Кубры последние роды прошли с осложнением, ей не рекомендовано больше рожать. У тебя проблемы с зачатием. Я могу взять себе другую жену, если вы не сможете подарить мне еще детей.

Закрываю на миг глаза. Из глубин сознания лезет самобичевание. Я сама своим решением подвела нас к этому моменту и неминуемой развязке. Загоняю обратно свое чувство вины. В этот момент оно точно не к месту.

— То есть, сейчас ты обвиняешь меня? — уточняю я основную мысль.

— Нет, я тебя не обвиняю. Я просто указываю на то, что у меня есть основание так поступить.

— Мансур, у тебя девять детей. Не говори мне, что причина в озвученном. Тебе просто захотелось свежего тела. Признайся хотя бы в этом.

— У меня три сына, Латифа. Это мало. У меня может быть ещё много сыновей. Я вообще не должен тебе ничего объяснять. Делаю это, потому что мне не наплевать на твои чувства.

— Сколько ей лет? — перебиваю я Мансура.

— Её зовут Заира. Она моя кузина. Ей скоро будет семнадцать.

— Просто пиздец, — говорю по-русски и прикрываю глаза рукой.

— Что? — в глазах Мансура непонимание, и я еле сдерживаю истеричный смешок. — Всё останется по-прежнему, Латифа. Мои чувства не изменятся. Я дам тебе время перебеситься и принять моё решение.

— Заботься лучше о своей новой жене, Мансур. Она же просто ребенок. Как бы какая-нибудь твоя подстилка не решила её убить.

— Этого больше никогда не случится.

— Откуда такая уверенность? — иронично вздергиваю бровь. — У тебя целый оазис баб, и все со своими тараканами. А может я сейчас слечу с катушек и сама сделаю попытку?

— Сара была наказана за свое преступление. Эта история передается из уст в уста. Никто не повторит ничего подобного.

— Была наказана? — изумляюсь я. — Ты имеешь в виду высылку?

— Нет, я её казнил.

С моего разгоряченного лица сползает краска. Я разворачиваюсь на банкетке и смотрю Мансуру в глаза.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь? — шепчу мгновенно пересохшими губами.

— Ее допросили. Она во всем призналась. За пролитую кровь она заплатила кровью. Я, как опекун Сары в этой стране, мог принять такое решение.

— Зачем ты тогда просил меня назначить ей наказание? — непонимающе хлопаю глазами.

— Хотел просто дать понять, что мне не наплевать на твою безопасность, и я слышу твои слова. Заодно убедился, что у тебя доброе сердце.

Перед услышанным признанием меркнет даже новость о четвертой жене. Я бы никогда не подумала, что Мансур способен на такую жестокость. Мне он никогда не показывал эту свою сторону. Почему рассказал сейчас? Это предупреждение, потому что я намекнула, что могу навредить его новой жене? Она ему настолько дорога, что он заранее мне угрожает?

Мысли мечутся в голове, как угорелые. Теперь я не просто чувствую себя преданной, но и ощущаю опасность. Дискомфорт в присутствии Мансура становится физическим. На меня давит атмосферный столб и осознание реальности.

— Так когда ты планировал поставить меня в известность? — повторяю по инерции вопрос.

— Я не хотел портить наше время, перед отъездом бы все рассказал.

Наше время? Наше время явно закончилось. Я смотрю на человека, с которым делила жизнь и чувствую страх. В глазах Мансура мелькает растерянность. Это так по-человечески, что на мгновение притупляет испуг.

— Я не хочу тебя видеть, Мансур, — говорю я устало, — уходи на свою половину, а лучше уезжай.

— Через две недели у меня состоится помолвка, — вгоняет в меня очередной нож мужчина, — потом я приеду, и мы поговорим спокойно.

Он разворачивается и выходит из комнаты. Я еще долго сижу и смотрю на себя в зеркало.

Глава 70. Первый шаг

Просыпаюсь и долго лежу с закрытыми глазами. В голове одна мысль, что я должна убраться отсюда. Увезти с собой своего сына. Пусть Мансуру рожает молодая жена.

Только нужно все сделать осторожно. Если что-то опять не получится, он меня убьет. В этот раз он меня уже не любит. А попытка выкрасть сына шейха — это не банальный побег.

На автомате встаю, совершаю гигиенические процедуры, одеваюсь. После бессонной ночи чувствую себя не лучшим образом. Спускаюсь в столовую, вижу Гулю. Чуть морщусь. Никого видеть не хочу.

— Почему Мансур уехал? — сразу атакует меня золовка. — Он же должен был остаться до завтра.

— Гуля, только не делай вид, что ты ничего не знала, — зло шиплю сестре мужа.

— Что не знала? — Гуля невинно хлопает глазами.

— Что Мансур берет четвертую жену, — устало падаю на стул.

— Я правда не знала, — качает головой девушка и берет меня за руку, — мне не говорят, я слишком болтлива. Не расстраивайся, Латифа. Рано или поздно это бы случилось. Из трех жен рожает только одна. Прости, — торопливо добавляет, когда поднимаю на нее горящие глаза.

Они все считают меня пустышкой. Кажется, я сама подписала себе приговор. Никому не объяснишь, что это принцип и молчаливый протест против местных порядков.

Меня настигла какая-то карма. На каждый бунт найдется свой болт. Мансур наказал меня, даже ничего не зная о моем поступке.

Но к черту сожаления. Можно подумать, что муж не взял бы очередную жену, если бы я рожала.

У него построено четыре виллы. Последняя не пустовала бы вечно. Может, это случилось бы позже, но тогда было бы еще обиднее.

Я и сейчас не знаю, как буду выбираться. Никита не обязан мне помогать. С оравой детей я загнала бы себя в мышеловку. С одном Галебом больше шансов исчезнуть.

Молча заканчиваем завтрак, и я поднимаюсь в свою комнату. Достаю спрятанную визитку Никиты и задумчиво стучу ею по ладони. Из дома звонить точно нельзя. Наверняка Карим пишет все разговоры, и наверняка у него припасен переводчик с русского.

Звоню принцессе Амине и договариваюсь о визите. Наверное, это будет выглядеть подозрительно. Думаю, Мансур поведал Кариму о положении дел. Сегодня я должна сидеть дома в депрессии, а не шляться по гостям с сыном. Но я не готова терять целый день. Душа горит и требует действий.

Захожу к Галебу, который до сих пор еще не вставал. Подхожу к кровати, ложусь рядом с сыном и вдыхаю его сладкий запах. Легонько щекочу под ребрами.

— Просыпайся, малыш, солнце давно встало. Ты сегодня пропустил свой намаз.

— Ну, мам, ну еще немножко, — сын пытается от меня уползти.

Настигаю его и усиливаю щекотку. Извивается на постели, как маленький червяк. Слушаю звонкий смех ребенка, и на душе становится теплее.

— Вставай, Галеб, после завтрака мы поедем к твоим друзьям.

Сын моментально вскакивает на ноги и прыгает на кровати, издавая победный клич. Падает рядом и обнимает за шею:

— Мама, тебе грустно, да?

На глаза моментально наворачиваются слезы. Обнимаю Галеба и тихо спрашиваю:

— Почему ты так решил?

— Ты печальная, — сын неопределенно пожимает плечиком и отводит от меня глаза.

На мгновение задумываюсь, имею ли я право решать все за него. Увозить из сытой жизни в неопределенное будущее. Несомненно, это самое эгоистичное решение в моей жизни. Но я не могу потерять еще и Галеба. Легче сразу попросить Мансура, чтобы он меня убил.

Планами с сыном делиться еще рано, может вообще ничего не получится. Я просто натягиваю на лицо улыбку и взъерошиваю ладонью черные волосы.

— Тебе показалось, милый. Быстро в душ и одевайся, пока Сауды не передумали нас принимать.

После завтрака Галеба покидаем дом. У Амины все идет по типичному сценарию. Дети убегают, мы ведем пустые разговоры. Во время возникшей в беседе паузы прошу разрешения позвонить.

Хозяйка дома указывает рукой на аппарат и очень удачно отлучается из гостиной.

Дрожащими от волнения руками извлекаю визитку из сумки. Набираю номер и затаиваю дыхание.

Через несколько бесконечных гудков раздается голос какой-то женщины. Немного теряюсь и молчу.

— Слушаю. Что вы хотели? — настойчиво врывается в мое сознание требовательный вопрос на арабском.

— Никиту Андреевича я могу услышать? — прочистив горло уточняю я.

— Минуточку.

Вскоре слышу мужской голос.

— Никита, это Лена Громова. Ты передал мне свою визитку.

— Здравствуй, Лена. Чем я могу тебе помочь?

— Нам с сыном требуется убежище, — нервно тереблю я шнур телефона, — я хочу уйти от мужа.

— Это невозможно, Лена. Ты — советская гражданка и можешь рассчитывать на помощь посольства. Твой сын — гражданин Саудовской Аравии. Его никто не выпустит из страны.

— Должен же быть какой-то выход, — обреченно стону в трубку.

— Это все нетелефонный разговор. Нужно встретиться. Завтра сможешь? — Никита нервно чем-то стучит по столу.

— Попробую. Если не смогу, то позвоню и скажу, что ошиблась номером. Потом свяжусь с тобой еще раз.

Беру ручку с телефонного столика и записываю на стикере адрес и телефон.

— Никита, ты не знаешь, генерал Макеев до сих пор работает в Министерстве обороны? — уточняю я в конце разговора.

— Кажется да, не уверен, могу уточнить. Почему тебя это интересует?

— Если у меня получится отсюда вырваться, мне нужна будет защита. Андрей Сергеевич был бы гарантией, что нас не выдадут при официальном запросе. Если, конечно, еще работает и в хороших отношениях с министром.

— Я понял, Лена. Уточню. До встречи!

Кладу трубку и выдыхаю. Путь в тысячу ли начинается с первого шага.

Глава 71. Никита

— Кристина, мне нужна твоя помощь, — закрываю на замок дверь своей комнаты и тяну девушку в ванную. Открываю воду и поворачиваюсь к экономке.

— Конечно, госпожа, сделаю все, что в моих силах.

— Мне надо завтра тайно уйти из дома. Желательно так, чтобы никто не заметил отсутствия. Когда ты куда-то выходишь, тебе нужно снимать никаб на охране?

— Нет, я просто показываю пропуск. Но с вашими глазами и никаб не нужно снимать. Сразу понятно, кто за ним скрывается.

— Думаешь, кто-то будет разглядывать глаза? — смотрю на себя в зеркало, действительно, слишком заметная примета, — может заехать в торговый центр и купить линзы с эффектом карих глаз? Или их нужно заказывать заранее, не знаешь?

Кристина задумчиво качает головой, показывая, что не знает ответ на мой вопрос. Чуть позже предлагает:

— Наша горничная Рати очень боится песочных бурь, поэтому всегда носит никаб с сеточкой. Она примерно одного роста с вами. Можно взять ее одежду и пропуск. К тому же она плохо говорит по-арабски, поэтому охрана с ней не общается.

— Я не хочу, чтобы кроме тебя кто-нибудь еще был в курсе, — нервно кусаю губы.

— Я придумаю какой-нибудь повод, она не узнает, что это для вас. Но, госпожа, будьте осторожны, — Кристина с тревогой заглядывает мне в глаза, — если вас поймают с мужчиной, все очень плохо закончится.

— Я знаю, Кристина. Спасибо за заботу! — слегка приобнимаю девушку и отвожу глаза. Что с ней будет, если нам удастся исчезнуть? Скорее всего, экономку оставят и в пустом доме. Я на это сильно надеюсь.

На следующее утро объявляю Гуле, что у меня болит голова, планирую выпить таблетку и лечь спать. Запираю комнату на ключ. В кладовке на первом этаже облачаюсь в одежду Рати. Кристина ныряет ко мне в чулан и закрывает за собой дверь. Она одета в абайю и никаб.

— Я вас не отпущу одну, госпожа. Вы не ориентируетесь в городе, — категорично заявляет девушка, — если вы идете к мужчине, я подожду где-то поблизости.

На глаза наворачиваются слезы. Чем я заслужила подобную верность? Кристина думает, что я отправляюсь на прелюбодеяние, и готова меня прикрывать. Это грозит ей наказанием, на которое она идет добровольно.

Тем не менее, от помощи я не отказываюсь. Я видела Эр-Рияд только из окна машины. Выходить за ворота пешком немного страшно. Тем более, что город вообще не предназначен для пешеходов. Нет даже тротуаров по бокам дорог. Общественного транспорта тоже нет. В такси одной лучше не садиться.

Довольно легко проходим КПП на воротах и оказываемся на улице. Кристина говорит, что нам нужно дойти до магазина, где стоят такси. Пробираемся по обочине дороги. Постоянно спотыкаюсь о мусор, который водители выбрасывают в окна своих машин.

Кристина постоянно оборачивается на дорогу. В какой-то момент огибает меня и начинает махать руками. Возле нас останавливается такси. Забираемся на заднее сиденье, и я называю водителю адрес.

Никита открывает дверь и вопросительно вздергивает бровь.

— Это Кристина, моя экономка, она не говорит по-русски, — быстро объясняю ситуацию.

— Проходите, — коротко бросает Никита и пропускает нас в квартиру.

Устраиваемся на диване в гостиной. Мужчина приносит нам с Кристиной кофе. Аккуратно беру чашечку и осматриваюсь по сторонам.

— Ты здесь живешь? — вежливо интересуюсь.

— Нет, я живу при посольстве. Это конспиративная квартира.

— Конспиративная квартира? Как в шпионском кино? Ты работаешь в посольстве или я что-то неправильно поняла?

— Лена, ты вообще знаешь, кто работает секретарями в посольствах? — иронично спрашивает Никита.

— Нет, никогда не сталкивалась с посольствами до того приема, — пожимаю плечами я.

— Секретарями работают представители спецслужб, — как нерадивому ребенку объясняет мне мужчина, — ладно, перейдем к нашим баранам, у меня не так много времени.

— Я должна тебе рассказать свою ситуацию? — ставлю чашку на маленький столик.

— Я знаю твою ситуацию, Лена. Немного последил за твоей жизнью. Прости, мне просто было любопытно.

Густо краснею, и мне становится стыдно. Как стыдно человеку, которого все предупреждали, но он все-равно пошел и наступил на грабли.

— У меня нет нашего паспорта, — лепечу я, чтобы как-то избавиться от неловкости.

— Это не важно. У тебя все-равно был паспорт несуществующей ныне страны, который к тому же просрочен. В посольстве могли бы выдать тебе справку на выезд, но в твоей ситуации она не поможет. Тебе для этого выезда еще требуется разрешение мужа.

— И что делать? — нервно мну ткань абайи.

— Ты просила меня узнать про Макеева, я ему позвонил. Он пока работает в ведомстве, но там все нестабильно, как и везде сейчас. Но выяснилось кое-что обнадеживающее. Он знаком с кое-кем из руководства свежеобразованной Службы внешней разведки.

— И что это значит? — с надеждой уточняю я.

— Это значит, что мой план по вашей переправке в Россию могут утвердить. Сам бы я его не протащил через ведомство. Ты не являешься ценным агентом, чтобы просто так рисковать отношениями с Саудовской Аравией.

— И что это за план?

— Нет смысла рассказывать, пока не дали отмашку. Лучше займись подготовкой. Может быть, все и сорвется, но лучше быть во всеоружии. В России сейчас лучшее способ хранения средств — это американские доллары. Если есть возможность, запасись пока наличкой.

— У нас совместный счет с мужем. Если я сниму большую сумму, он сразу узнает, — нервно разглаживаю абайю на коленях.

— У тебя с собой чековая книжка? — интересуется Никита.

— Да, — сразу лезу в сумку.

— Если ты мне доверяешь, можешь выписать побольше чеков от разных дат с обычной суммой трат в одном магазине. Я их обналичу. Если с отъездом не получится, то верну деньгами.

— Конечно доверяю, — бубню я и начинаю заполнять чеки.

— Да, и в эти даты не забудь посетить торговый центр, — инструктирует меня мужчина.

Договариваемся о способах поддержания связи и Никита вызывает нам с Кристиной какое-то конспиративное такси.

Глава 72. Звонок

Переодеваюсь в чуланчике и выскальзываю в коридор. Не успеваю прошмыгнуть на лестницу к спальням, как меня окликает Гуля.

— Латифа, ты проснулась? Мансур звонил, я не стала тебя будить, он перезвонит попозже.

— Что он хотел? — губы складываются в горькой усмешке.

— Поговорить, наверное. Я не знаю, — пожимает плечом Гуля.

Смотрю на золовку и чувствую сожаление. Если мы с Галебом исчезнем, она скорее всего отправится жить в дом Вафии. Это будет удар по ее свободолюбивой натуре. Все-таки у нас сложился микромир, в котором комфортно многим людям. Я не просто сбегу от Мансура, но создам проблемы многим людям.

— Нам не о чем говорить, — горько роняю я.

— Я переведу тебе звонок, когда он перезвонит, — игнорирует Гуля мои слова.

Поднимаюсь в комнату, захожу в душ, смываю с себя пыль Эр-Рияда. Ловлю себя на пограничном состоянии. Я здесь, но вроде уже не здесь. Пытаюсь понять, что ждет меня в этой новой России, которая уже не Советский Союз.

Прокручиваю в голове разговор с Никитой. В России лучший актив — американские доллары? Куда катится этот мир?

Наверное, для меня лично все это не так плохо. Как ни цинично звучат рассуждения. Где американские деньги, там и сами американцы. Работы для переводчиков явно прибавилось. Жаль, что в свое время не доучилась, может возможно восстановиться на заочку?

Галебу придется брать репетиторов. У него только разговорный русский, писать не умеет. Я слишком долго не думала о деньгах. Придется возобновлять навыки счета.

Я, наверное, чересчур доверчива. Просто взяла и отдала Никите кучу денег. С другой стороны, что я теряю? Эти деньги все-равно не мои. Тот случай, когда проиграть нельзя, а выигрыш возможен.

По инерции натираю кожу маслом для тела. Хотя кому теперь это нужно? У моего мужа будет новая жена. Как ни старайся, с шестнадцатилетней девчонкой я не сравнюсь. Наверняка, этакая невинная газель с огромными глазами.

Нервно закручиваю банку, набрасываю махровый халат и выхожу в спальню. В Эр-Рияде мне сильно не хватает моря. Это единственное, что я люблю в доме на заливе. Мое глубинное удовольствие — выйти после душа на балкон, погрузиться в жаркий воздух и слушать звук волн. А еще на рассвете погружаться в эти самые волны. И чтобы ветер, и первые лучи солнца. Бассейн — это совсем не то.

Сажусь на кровать и по инерции совершаю привычные действия. Подтягиваю к себе ногу, протираю жидкостью ногти и начинаю обновлять лак. Мансур любит ярко-красный. А какой люблю я?

Тишину взрывает телефонный звонок. Морщусь и закручиваю пузырек с лаком. Беру трубку.

— Привет, Латифа. Гуля сказала, у тебя болит голова. Как ты себя чувствуешь?

— Зачем ты звонишь, Мансур? — зажимаю трубку между плечом и ухом и пытаюсь подуть на свеже-нанесенный лак.

— Мы плохо расстались, мне неспокойно.

Зло усмехаюсь внутри себя. В интуиции мужу не откажешь. Начал названивать, когда мы были у Никиты.

— И что может изменить твой звонок? Ты передумал брать четвертую жену?

— Нет, Латифа. Я тебе объяснил, что это необходимо.

— Тогда не понимаю, о чем нам говорить.

— Это ничего не изменит, Латифа. Если бы я не отказался от ночей с Вафией, все так и было бы до сих пор. Проводил бы по неделе в каждом доме по очереди. Все справедливо.

— Мне насрать на твою справедливость. Важно лишь то, что ты променял меня на какую-то девчонку.

— Если я тебе дорог, Латифа, ты должна желать мне добра. Должна радоваться, что другая женщина подарит мне детей.

— Ну да, я должна прыгать от счастья, что ты будешь трахать новую бабу. Я не хочу говорить на эту тему. Мне сильно хочется тебя убить.

— Я мужчина, Латифа. Я могу брать много женщин. Это ничего не значит. Я люблю тебя.

Закрываю глаза, по щеке ползет слеза. Этим он держал меня все эти годы? Давал почувствовать себя уникальной в бесконечной череде его женщин. Какая-то моя часть готова съесть эту наживку в очередной раз.

Зачем рушить всю свою комфортную жизнь, наш микромир. Отказываться от тех мгновений счастья, которые меня омывают в его объятиях. Выдирать Галеба из его родной среды. Если я все равно уникальна и ничего не изменилось? Мансур выучил меня как облупленную и знает, куда надо давить.

Хорошо, что я сразу заварила кашу с побегом. Теперь слишком много людей втянуто в процесс. Даже целая спецслужба. Я не могу себе позволить сдаться и проявить слабость.

— Скажи, Мансур, а Кубре ты купил точно такой же браслет в компенсацию за новый брак? — интересуюсь, смахивая слезу.

Слышу тяжелый вздох на том конце.

— Ты можешь выбрать себе, что захочешь. Когда приеду, пойдем в ювелирный салон.

— Ответь на мой вопрос.

— Да, такой же.

Это исчерпывающий ответ. Он подобен холодному душу. Все, что я должна знать о своей уникальности. У меня нет больше сил продолжать этот разговор.

— Не звони мне, Мансур. Позвони лучше своей невесте. У вас блестящие перспективы, которые можно подробно обсудить.

Кладу трубку, не слушая ответа. Падаю на подушку и закрываю глаза. Вроде бы должна радоваться, что получила подтверждение правильности своего решения. Но на душе так паршиво, что не хочется жить. Вот и зачем он звонил? Добить меня окончательно?

А все потому, что я все эти годы жила только им. Чем я сейчас отличаюсь от типичной восточной женщины? Также растворилась в своем муже. Меня даже не сильно шокирует его предложение порадоваться за него. Даже Гуля в этой ситуации думает в первую очередь об интересах мужчины. Оправдывает его желание иметь больше детей. Да, он ее брат. Но мы с ней, несомненно, ближе.

Хватит, надо выбираться из этого болота. Можно предсказать, чем все это закончится. Сейчас он влюбится по уши в свою юную жену. Потом разведется со мной, как с бракованной, и отберет у меня Галеба. Рожать сейчас тоже не вариант.

Если Никита сможет мне помочь, нужно пользоваться этим шансом. И затыкать уши поплотнее, когда Мансур поет о любви.

Глава 73. Визит

Гуля молча проходит в мой кабинет. Опускается в кресло и делает вид, что она первый раз здесь находится. С напряженной спиной пристально разглядывает стеллажи, люстру, узоры на ковре.

Громко вздыхаю:

— Гуля, что ты хотела мне сказать?

Золовка обмякает в кресле и наконец-то смотрит на меня.

— Невеста брата приехала в Эр-Рияд с сестрой и матерью на шопинг перед помолвкой.

— И что? — чересчур резко спрашиваю я.

— Я напросилась в гости к родственнице, у которой они живут. Пойдем со мной?

— Зачем ты напросилась в гости, Гуля, — сверлю ее взглядом, — наводишь мосты?

— Мне просто интересно на нее посмотреть, тебе нет? — дерзко вздергивает бровь.

Лучше бы я ничего этого не знала. Но после вопроса Гули четко понимаю, что мне тоже интересно. Хочу увидеть, на кого меня променяли. И еще понимаю, что если сейчас откажусь, а потом уеду, то долго буду жалеть, что отказалась.

— Как это вообще будет выглядеть? — пытаюсь я избавиться от последних сомнений.

— Нормально, — девушка пожимает плечом, — Галеб идет в гости к сыновьям хозяйки.

— Гу-уля! — разочарованно стону я, — ты не могла так поступить.

— А какие у меня были варианты? — ощеривается золовка, — они не афишировали свой визит, будет невежливо показывать, что мы в курсе их присутствия в том доме.

Закрываю лицо руками. Тащить Галеба на смотрины зазнобы его отца вообще дно.

— Латифа, — уговаривает меня сестра мужа, — он все равно будет посещать ее дом, когда вы приедете на залив. Какая разница увидит он ее сейчас или потом?

Всей душой надеюсь, что он не будет посещать ее дом. Но в чем-то Гуля права. Галеб бывал в домах других жен, почему я так сильно не хочу, чтобы он знакомился с этой девочкой? Может быть, потому что мне стыдно. Стыдно за то, что его отец предпочел его матери другую женщину?

Но, как понимаю, выбора у меня особого нет. Или мы идем с Галебом, или не идем вообще. Скорее всего, я драматизирую. Сына в гостях интересуют дети, а не взрослые. Вероятно, он вообще ничего не поймет.

— Ладно, Гуля, твоя взяла. Только будешь за мной следить, чтобы меня не заносило. Не уверена, что смогу сама себя контролировать.

— Мы ненадолго. Посмотрим одним глазком.

— Ох, Гуля. Ты настоящий змей искуситель.

Кладу локти на стол и падаю на них головой. Что я вообще творю?

***

В гостиной нас встречает хозяйка дома, ее сестра и их гостьи. Нас представляют друг другу.

— А это Заира, — указывает хозяйка на небольшую девушку, которая только на миг поднимает на меня свои оленьи глаза и снова опускает их в пол.

Я понимаю, что все в курсе, кто я, и зачем мы приехали. Ладно, час позора и уберемся отсюда, зато не буду мучиться от неопределенности.

Не стесняясь, открыто рассматриваю девушку. Если все все понимают, к чему хороводы.

Интересно, она сейчас играет или реально вся такая скромная и трепетная? Просто воплощенная покорность. Мансур будет в восторге. Его любимая присказка, что женщина должна быть покорной.

С дотошностью ревизора цепляю взглядом все достоинства соперницы. Боже, это безумие записывать ребенка в соперницы, но слов из песни не выкинешь.

Оцениваю фигуру девушки. В ее возрасте все обычно стройные, но очевидно, что у Заиры очень женственная фигура. Узкие плечи, тонкая талия, крутые бедра. Грудь наверняка еще вырастет. Стараюсь не представлять ее со своим мужем, хотя картинки так и лезут в воображение.

Поднимаю взгляд на лицо. Оленьи глаза сейчас скрыты черными густыми ресницами. Аккуратные пухлые губы. Стараюсь на них не фиксироваться, потому что воображение опять подсовывает то, что я видеть не хочу.

— Латифа, — врывается в мое сознание звенящий женский голос матери Заиры, — ваш муж хорошо с вами обращается?

Перевожу на нее свой непонимающий взгляд. Она сейчас серьезно? Может еще поинтересуется, каков Мансур в постели?

— Мой брат уважает женщин, — опережает меня Гуля.

Отдаю ей все нити разговора и рассеянно оглядываюсь. Внезапно вижу Галеба, который до сих пор находится в гостиной, а не убежал играть с детьми. Он стоит с открытым ртом и завороженно смотрит на Заиру.

— Галеб! — тихонько зову сына, но он меня не слышит.

Встаю с дивана, подхожу к ребенку и осторожно тереблю за плечико.

— Что мама? — на автомате спрашивает Галеб, не отводя взгляда от невесты своего отца.

— Ты пойдешь играть с детьми? — настойчиво переключаю я его внимание.

— Я не хочу, — отмахивается сын, пытаясь скинуть мою ладонь с плеча.

Меня потряхивает от сдерживаемой истерики. Выпрямляюсь и громко говорю собравшимся:

— Прошу прощения, Галеб сегодня не в настроении играть. Мы заедем в следующий раз.

Гуля смотрит на меня недоуменно. Остальные просто шокированы. Плевать. Я получила то, за чем пришла. На этикет сейчас побоку. Пусть скажут спасибо, что все тут не разгромила.

Беру Галеба за руку и насильно тащу за собой. Через три минуты захлопываю дверь машины и облегченно выдыхаю. Смотрю в лобовое стекло, как Гуля выскакивает на ступеньки дома и взволнованная идет к нам.

— Латифа, ты сошла с ума! Все выглядело так, будто у тебя сдали нервы. Тебе теперь все кости перемоют, — горячится Гуля, залезая к нам на заднее сиденье.

— Они и сдали, — уже спокойно отвечаю и откидываюсь на спинку сиденья.

Гуля замолкает и встревоженно смотрит на меня.

— Прости, это я виновата. Плохая была идея. — девушка пожимает мне руку, — ты была спокойна эти дни. Я не думала, что ты так переживаешь.

— Когда я вырасту, я женюсь на Заире, — подливает Галеб керосина в огонь.

Истерично смеюсь, пока из глаз не начинают литься слезы.

— Латифа, перестань, ты пугаешь ребенка, — шепчет мне Гуля.

Наконец-то передняя дверь открывается и шофер занимает свое место. Гуля облегченно выдыхает. Мы едем домой.

Глава 74. Мотивация

Выхожу за ворота дома. Оглядываю дорогу в обе стороны, быстро пересекаю ее и ныряю в переулок за ближайшим поворотам. Прыгаю на заднее сиденье такси, которое сразу трогается с места.

— Мы получили добро, Лена, — сразу информирует меня Никита.

Рывком выпускаю весь воздух из легких. Непонятное состояние. Мне казалось, что я уже смирилась с мыслью, что моя жизнь изменится. На самом деле, осознание этих перемен приходит только в данный момент. За моментальной болью понимания, что я закрываю важный этап моей жизни, приходит эйфория от мысли, что я возвращаюсь домой.

Я годами привыкала к мысли, что этого никогда не случится. И за несколько дней жизнь совершила неожиданный поворот.

— Теперь ты расскажешь мне подробности? — ловлю взгляд Никиты в зеркале заднего вида.

— Послезавтра в Саудовскую Аравию прибывает рабочая делегация для подготовки визита министра иностранных дел Козырева. Изначально не предполагалось, что в составе будут женщины. Сейчас срочно согласовали девушку-секретаря твоего типа. Ты займешь ее место, а девушку мы потом отправим домой по другому каналу.

— А Галеб? — с тревогой интересуюсь я.

— Его придется усыпить, Лена. Занесем на борт в контейнере для дипломатической почты.

— Других вариантов нет? — тревожно заламываю руки. Мне безумно страшно, что сын может пострадать. Мало ли какая побочка может быть у этих препаратов. А если доза будет маленькой, и он проснется в этом ящике? Первый раз сильно жалею, что заварила всю эту кашу. Лучше всю жизнь терпеть, чем подвергать малейшему риску Галеба.

— Можно вывезти вас в Йемен в багажнике машины с дипломатическими номерами. Но это не один час в контейнере, Лена. Совсем другие временные рамки и, соответственно, риски. Я считаю, что нам очень повезло с этим визитом. Просто встали звезды в нужном порядке.

— Ладно, — закусываю губу, — как я могу отблагодарить тебя, Никита?

— Не стоит благодарностей, — ухмыляется мужчина, — это моя личная вендетта. Я буду глубоко удовлетворен, если у нас все получится.

— Вендетта против Мансура? — удивленно вздергиваю бровь.

— И против него тоже. Я был несколько уязвлен, что он переиграл меня тогда в Сирии. Но, главным образом, против всех этих блядских шейхов и Саудовской Аравии.

— Откуда такая острая неприязнь? — бросаю взгляд в окно. Мы нарезаем круги по улицам Эр-Рияда. Едем по бедному кварталу, где мальчишки носятся у глиняных домов.

— Это все так странно, Лена. Советский Союз никогда не воспринимал всерьез Саудовскую Аравию. Мы вели борьбу с западом. Создавая социалистические режимы на Ближнем Востоке, мы просто уменьшали влияние капиталистического лагеря. Саудиты же воспринимали наши действия, как угрозу лично для себя. Будто бы мы их лично окружаем социалистическими странами. Подрываем исламское влияние.

— Ну, если подумать, так оно и было, — хмыкаю я. — Эмансипированные женщины в ближайшем заграничье им точно не нужны.

— Но для нас-то это была просто Моська под ногами слонов. Кто принимал всерьез опасения регионального игрока? А расслабленные шейхи, которым кроме женщин мало что в жизни надо, увидели в наших действиях угрозу своему образу жизни. Два точных удара — поддержка талибана в Афганистане и увеличение добычи нефти, которое поспособствовало резкому падению цен, помогли западу добить Советский Союз.

— Интересная точка зрения. Думаешь, основная мотивация саудитов была в страхе, что женщины выйдут из-под контроля?

— Секс вообще важная мотивация для мужчин, особенно восточных. Даже когда на первый взгляд все выглядит как-то иначе, — усмехается Никита, — но в данном случае да, шейхи согласились урезать свои доходы, потому что существовал риск образу жизни и этому самому сексу. А помощь тебе, Лена, это удар ниже пояса одному из этих шейхов. Покушение на основы государства, так сказать. Мелочь, а приятно.

Издаю невольный смешок. В таком случае своим побегом я тоже как бы мщу за Советский Союз. Кто бы мог подумать.

— Все-равно, я очень благодарна тебе, Никита. Какая бы мотивация у тебя не была.

На мгновение лицо мужчины принимает смущенный вид. Он тут же берет себя в руки.

— Вернемся к нашим баранам, Лена. Нам нужно обсудить все детали.

Глава 75. Операция

— Добрый вечер, моя луна! — Мансур начинает разговор задушевным голосом.

Это наш последний в жизни контакт, и мне немного грустно. Сажусь в кресло, ставлю аппарат на подлокотник. Откидываю голову на спинку и закрываю глаза.

— Не назвала бы его добрым. Завтра твоя помолвка?

— Да. Сразу после церемонии я выезжаю к тебе.

— Я лицезрела твою невесту. Она очень мила. Подозреваю, что после вашего знакомства, ты не станешь никуда спешить.

— Тебе не о чем волноваться, Латифа. Это договорный брак. Мои чувства к тебе неизменны, завтра я намерен это доказать.

В груди печет, под закрытыми веками скапливаются слезы.

— И какие же у тебя чувства? — тихо шепчу в трубку. Пусть это эгоистично, но я хочу услышать его ложь на прощанье. Украсть последнюю иллюзию в копилку своей памяти.

— Я люблю тебя, моя луна! И буду любить всегда!

— Будь счастлив в своей новой жизни, Мансур! Прости, но я очень хочу спать.

Кладу трубку на рычаг и оплакиваю наш почивший союз. Благо, времени на это не так много. Мне нужно подготовиться к завтрашней операции.

Выгребаю из сейфа все свои украшения. Оставляю только то самое первое колье, которое Мансур подарил мне на свадьбу в качестве махра.

Все остальные драгоценности начинаю скреплять между собой. За прошедшие годы брака моя сокровищница значительно пополнилась. Это не какие-то два несчастных колье. Невольно радуюсь, что в этот раз мне не нужно никуда плыть. Но и нести на себе весь этот груз тоже нелегкая задача.

Утром наматываю вокруг тела получившуюся драгоценную цепь. Смотрю в зеркало. Я сейчас похожа на экзотическую танцовщицу, которую обвила змея в несколько витков.

Натягиваю сверху боди, чтобы зафиксировать конструкцию и исключить бряцание металлических элементов при движении. Под рукава абайи надеваю жесткие браслеты.

Приезжаем с Галебом к Саудам. Как обычно, охрана остается ждать нас в машине. Часа три в запасе есть. Когда нас хватятся, будет уже поздно.

Заходим в дом Саудов. Останавливаемся на пороге. Улыбаюсь лучезарно Амине и протягиваю красивую коробку, в которую упаковала домашнее печенье.

— Мы просто хотели преподнести вам подарок в связи с русским праздником Старым Новым годом, — объясняю я цель визита.

— Проходите, Латифа! — приглашает хозяйка дома.

— Нет, в следующий раз. Сегодня много дел, — еще раз лучезарно улыбаюсь и разворачиваюсь на выход.

Галеб удивленно смотрит на меня.

— Я потом все объясню, милый, — негромко говорю ему по-русски.

С главной дорожки сворачиваем в сад. Обходим дом Амины и движемся ко второму выходу из резиденции, который выходит на параллельную улицу. Без вопросов преодолев КПП, садимся в ожидающее такси. Проезжаем пару переулков и пересаживаемся в другую машину. Снова петляем по улицам. Еще одна пересадка, теперь уже в машину с дипломатическими номерами и тонированными стеклами.

— Мам, что мы делаем? — испуганно спрашивает Галеб.

Тяну его к себе на колени и смотрю в глаза.

— Я должна уехать, Галеб, и хочу, чтобы ты поехал со мной.

— Куда мы поедем? На залив? — с надеждой в голосе интересуется сын.

— Нет, мы поедем на мою родину, в Россию, это другая страна.

— Зачем нам туда ехать? — Галеб сводит брови вместе и напоминает этим своего отца.

— Твой папа больше не любит меня, он берет другую жену. Я боюсь, что тебя у меня заберут и поселят в доме Вафии, — пытаюсь не думать сейчас о том, что я лукавлю. Но такая опасность всегда существует. Не сегодня, так завтра. Технически я не лгу.

— Я не хочу в дом Вафии, — Галеб отчаянно крутит головой.

— Я тоже не хочу, чтобы ты туда ехал. Поэтому забираю тебя с собой.

— А папа? — губы сына подрагивают.

— У него много детей, милый. А ты у меня один. Я не могу здесь тебя оставить. Мы должны уехать. У нас нет другого выхода.

Галеб жмется ко мне и начинает всхлипывать, орошая слезами ткань моей абайи. С переднего сиденья ко мне поворачивается Никита и вопросительно поднимает бровь. Чуть заметно киваю, закрывая глаза. Он много раз меня заверил, что препарат полностью безопасен для ребенка, но мне все равно безумно страшно. Я не вижу, как он делает инъекцию в предплечье сына, только чувствую, как от укола ребенок дергается в моих руках. Плач усиливается, но потом постепенно стихает. Маленькое тельце обмякает в моих объятиях.

Заезжаем на территорию посольства. Адреналин шкалит в крови. Все мои движения становятся отточенными, мозг работает четко. Будто выполняет заученные действия, хотя я ничего подобного раньше не делала.

Прижимая сына к себе, вылезаю из машины и прохожу за Никитой внутрь здания. В одной из комнат уже приготовлен контейнер с мягкой обивкой. Стараюсь не думать, что это все мне напоминает. Кладу сына пока на диван и прохожу в туалетную комнату. Быстро раздеваюсь и разматываю змею. Сворачиваю ее в мешок из плотной ткани. Одеваюсь и возвращаюсь в комнату.

Укладываю сына в контейнер. Осторожно фиксирую ремнем безопасности. В ногах размещаю мешок, засовывая его в карман обивки. Возвращается Никита.

— Нам пора, — отрывисто произносит он. Передает мне плотный конверт, — здесь чуть меньше двенадцати тысяч долларов.

Заглядываю в конверт, достаю несколько стодолларовых купюр и протягиваю их мужчине.

— Спасибо тебе большое!

— Не смей, Лена! Пригласишь меня как-нибудь в ресторан в Москве, и мы будем квиты, — лезет в карман и извлекает паспорт, — это твои документы для таможенного контроля. Никто рассматривать его не будет, вряд ли никаб попросят снять члена рабочей делегации. Просто формальнопроштампуют и все. Если небо упадет на землю, и кто-то будет рассматривать фото, скажешь, что просто похудела.

С любопытством заглядываю в паспорт. Девушка сильно на меня похожа, но явно страдает лишним весом.

Киваю и кидаю документ в сумочку, конверт отправляю в мешок с драгоценностями. Осторожно закрываю крышку контейнера.

Заходят трое мужчин.

— Это Егор, — представляет одного Никита. — Он в курсе твоего вопроса и поможет на всех последующих этапах.

— Очень приятно, — мажу взглядом по парню и сразу переключаюсь на двух мужчин, которые берут контейнер за ручки с двух сторон.

— Только осторожно, — практически молю я.

— Не волнуйтесь, женщина, сделаем все нежно, — совершенно неуместно ухмыляется один из верзил. Бросаюсь вслед за ними и слежу за каждым движением, пока контейнер не грузят в багажник рядом с точно таким же контейнером с дипломатическим грузом.

Потом я уже плохо понимаю, что происходит. Все мои мысли сосредоточены в том самом багажнике. Едва понимаю, как мы доезжаем до аэропорта, как прохожу паспортный контроль. Еле себя сдерживаю, чтобы не бежать к самолету с непривычным трехцветным флагом на киле вместо флага СССР.

Забираюсь по трапу в салон и оказываюсь на территории России. Испуганно озираюсь. Меня окликает Егор. Проводит в хвост самолета.

На задних сиденьях стоит уже открытый контейнер, в котором лежит спящий Галеб. Достаю ребенка и прижимаю к своей груди. Слушаю маленькое сердечко и спокойное дыхание. Напряжение последнего часа хочет прорваться слезами, но я боюсь потревожить сон сына. Просто сажусь в кресло и укачиваю ребенка на своей груди. Все самое страшное позади, я постепенно успокаиваюсь.

Глава 76. Помолвка

Мансур

Приезжаем в дом невесты. Мать исчезает на женской половине. Я отправляюсь на мужскую, где меня встречает брат отца. Не спешим обсуждать дела. Устроившись удобно на диване, попиваем кофе со специями и ведем разговоры не о чем.

Незаметно переходим к сути визита. Дядя нахваливает свою дочь. Обговариваем махр и выплату отцу невесты. Достаю футляр с колье от Картье и прошу передать подарок девушке.

Неожиданно решаюсь и прошу разрешения взглянуть на девушку прямо сейчас. Латифа во вчерашнем разговоре заинтриговала меня своими словами и обещанием, что Заира мне понравится.

Дядя некоторое время неуверенно меня разглядывает, потом принимает решительный вид. Вызывает слугу и просит передать на женскую половину мою просьбу.

Снова пьем кофе в напряженной обстановке. Ожидание вязким маревом висит в воздухе. Через какое-то время слуга возвращается и сообщает, что меня ожидают.

Прохожу за ним с гулко бьющимся сердцем. В малой гостиной множество женщин. Они успели облачиться в никабы. Сажусь на диван рядом с матерью и поднимаю глаза на Заиру. Она уже открыла лицо, щеки залиты густым румянцем, глаза устремлены в пол.

Как и сказала Латифа, моя невеста очень мила. Скромна, красива, губы как обещание. Чувствую, что во мне пробуждается желание. Тем более, что в этот самый миг Заира поднимает свои колодцы и наблюдает за мной сквозь ресницы.

Внезапно эта показная скромность что-то знакомое навевает мне. Неожиданно спрашиваю:

— Заира, ты обрезана?

— Конечно же, Мансур, — отвечает за невесту какая-то женщина. Подозреваю, что это ее мать. — Наша дочь очень благочестива и будет вам отличной женой.

Резко встаю с дивана и громко объявляю:

— Меня это не устраивает. Помолвка отменяется. Пожалуй, мне нужно переговорить с дядей.

В ошеломленной тишине прохожу к выходу. Резко за спиной начинается возня. Женщины верещат и призывают Аллаха. Мать выскакивает за мной в коридор.

— Это какой-то позор, Мансур. Что ты делаешь?

— Ты знала мое отношение к обрезанию. Это твоя вина, что все дошло до помолвки. А если бы я не выяснил этот вопрос?

— Все было бы хорошо, — восклицает мать, — получил бы благочестивую жену.

— Я зайду к дяде. Будь готова, скоро поедем.

Мать с причитанием возвращается к женщинам.

Быстро объясняю ситуацию старшему родственнику, который готов взорваться от злости. Оставляю колье, как компенсацию, и скоро уже сажусь в машину.

С одной стороны, одолевает досада. Заира, действительно, весьма хороша. Зачем эти безумные матери устаревшими обычаями портят жизнь своим дочерям?

С другой стороны, чувствую облегчение. С Латифой все само собой рассосалось. Теперь у нее нет повода меня игнорировать и предъявлять свое недовольство.

Пока мать найдет другую кандидатку, у Латифы будет время принять ситуацию. Постепенно привыкнет к мысли, что у меня будет четвертая жена.

Забрасываю мать в дом на заливе и еду в аэропорт. Сегодня не хочется ехать на машине. Хочу поскорее увидеть Латифу.

Через пару часов переступаю порог своего дома в Эр-Рияде. Взбегаю по ступенькам на второй этаж. Толкаю дверь в комнату Латифы. На всякий пожарный, проверяю ванную и иду искать жену в других помещениях.

В малой гостиной натыкаюсь на Гулю.

— Привет, сестра, где Латифа?

— Они с Галебом поехали к Саудам.

— Давно?

— Ну да, скоро должны вернуться.

— Как настроение у моей жены? — интересуюсь у Гули с опаской.

— Она не показывает, но очень переживает, Мансур, — сестра нервно передергивает плечами.

— Латифе не хватает женского смирения, — тяжело вздыхаю и падаю на диван, — мне иногда кажется, что она никогда ему не научится.

— Это правда, — хмыкает Гуля, — я не ждала тебя так рано. Как прошла твоя помолвка?

— Я ее отменил, — стягиваю гутру, — мать не сказала мне, что Заира обрезана.

— Галеб порадуется, — усмехается сестра, — он решил жениться на тетке, очень расстроился, когда узнал, что она будет твоей четвертой женой.

Не могу сдержать недобрую ухмылку. Прямо эдипов комплекс по-аравийски. Надо бы рассказать сыну про обрезание и предостеречь от этих женщин.

— Ладно, Гуля, пойду зайду в душ. Распорядись, чтобы готовили обед.

Поднимаюсь и чмокаю сестру в лоб, не спеша иду на мужскую половину. Встаю под теплые струи воды, грудь теснит от смутного беспокойства. Не оставляет ощущение быстро надвигающейся катастрофы.

Возвращаюсь в комнату и набираю внутренний номер Карима.

— Латифа еще не едет?

— Нет такой информации.

— Соедини меня с домом Саудов, хочу сообщить, что я уже приехал.

Зажимаю трубку плечом и сажусь в кресло, слышу щелчок переключения, за которым следуют длинные гудки. Дожидаюсь ответа абонента. Представляюсь и прошу поторопить свою жену.

— Госпожа Латифа сегодня приходила, но почти сразу покинула наш дом, — сухое уведомление подобно пуле. Чувствую, как земля уходит из-под ног.

Требую к аппарату принцессу Амину. Выслушиваю от нее ту же историю. Приходила с Галебом совсем ненадолго. Принесла печенье, в дом не зашла.

В ушах нарастает неприятный шум. Автоматически кладу трубку на рычаг.

Через пять минут Амина перезванивает и поясняет, что Латифа покинула территорию через второй запасной задний выход.

Быстрым шагом иду на женскую половину. Открываю сейф Латифы. Нахожу в нем только колье, которое подарил жене на никах в качестве махра. Это такой намек на развод?

Не верю в то, что она это сделала. Она не могла со мной так поступить. В следующий момент во мне закипает дикая ярость. Где она шляется с моим сыном? Подвергает его разным опасностям. Впрочем, как и саму себя.

Дальше я действую на адреналине. Устраиваю грандиозный разнос Кариму, который вообще не знает о втором выходе. Моя жена знает, а он нет!

Прыгаю в машину и начинаю бесцельно носиться по городу. Еду на маленькой скорости, хотя хочется вдавить газ в пол. Вглядываюсь в черные женские фигуры, пытаясь найти только одну.

Карим связывается по спутниковому телефону. Докладывает, что уже ищут такси, на котором Латифа уехала от дома Саудов. Сообщает, что ориентировки на жену и сына разосланы по всей стране. Рано или поздно Латифу обнаружат. С ребенком она долго скрываться не сможет.

Домой возвращаюсь уже в ночи. После адреналинового выброса идет откат. Я чувствую усталость и апатию. Падаю в кровать и вдруг ясно понимаю, что больше ее никогда не увижу. Закрываю глаза и смотрю в пустоту. В груди разрастается черная дыра.

Глава 77. Родина

— И хозяин нам говорит: «А зачем вам зарплата? Пусть вас мужья кормят!», — с возмущением рассказывает мне подружка брата за завтраком, — я у него спрашиваю, а что делать, если нет мужа. А он и отвечает, что тогда любовника нужно искать. Представляешь?

— А зачем ты тогда ходишь на работу, если не выплачивают зарплату? — недоуменно спрашиваю я.

— Я на этой швейной фабрике работаю с окончания техникума. Куда я пойду? Тем более, что везде такая ситуация. Вот думаю, может в челночницы заделаться? Не зря же так профессию назвали. Просто создана для швей, — Лариса заливается смехом.

Кидаю взгляд на стену. На месте наших старых механических часов висят электронные. Они бесшумные, больше не тикают. Показывают время на электронном табло.

Мы прилетели вечером. Егор обеспечил нам с Галебом зеленый коридор во Внуково. Не пришлось проходить ни таможню, ни паспортный контроль. В зоне встречающих ожидал генерал Макеев, который и отвез нас домой.

Я была очень благодарна Андрею Сергеевичу за этот жест. Он имел полное право обижаться на меня за тот побег из Сирии. Наверняка у него были какие-то проблемы из-за меня. Он же принимал решение по включению меня в состав делегации.

Я сразу попросила прощения за все.

— Кто старое помянет, тому глаз вон! — отмахнулся Макеев.

Домой ехали уже в темноте. Рассмотреть ничего не удалось. Только поняла, что с уличным освещением в Москве стало сильно хуже.

Сейчас же я сидела напротив Ларисы и ловила себя на том, что для счастья порой нужно совсем мало. Например, просто слышать везде русскую речь. Пусть даже родные слова складываются в какие-то жуткие истории.

— Алена, — на кухню заходит брат и приобнимает меня за плечи, — до сих пор не могу поверить, что ты вернулась. Где племяш?

— Спит. Полночи ворочался, — морщусь я, — мне нужно составить какой-то план действий. Чувствую себя так, как будто начинаю новую жизнь.

— Это недалеко от истины, Алена. У вас даже теплых вещей нет. Сегодня поедешь со мной на работу, — по-деловому чеканит Петя.

Я уже привыкла, что моей жизнью распоряжается мужчина. Но все равно непривычно, когда тобой командует твой младший брат.

— Как скажешь, — с улыбкой соглашаюсь я, рассматривая резко повзрослевшего Петю.

Захожу в зал, где мы спали с сыном на разложенном диване. Сажусь на корточки и смотрю на мирно посапывающего Галеба. До сих пор не могу поверить, что у меня все получилось. Мой ребенок со мной. Это самое главное.

Остается залечить душевные раны и жить дальше. Как известно, дома даже стены помогают.

Мне нужно составить какой-то план важных дел. Жилье, школа Галеба, работа. С последней как-то вообще ничего не понятно. Лариса рассказывает какие-то ужасы. Но не может же быть везде такое.

Пока пребываю в задумчивости, сын открывает глаза.

— Мама, мне здесь не нравится, — шепчет Галеб.

— Нам просто надо привыкнуть, милый. Зато ты пойдешь в школу, и у тебя будет много друзей.

— Племяш, проснулся? — брат подходит и присаживается рядом со мной на корточки. Протягивает руку и взлохмачивает Галебу волосы, — прям татарчонок какой-то. Будешь мультики смотреть, Глеб?

— Я Галеб, — хмурится сын.

— Был Галеб, стал Глеб. Ты же теперь русский. «Тома и Джерри» поставлю. Нам с мамой нужно по делам отъехать. С тобой тетя Лариса посидит.

Петя проталкивает в видеомагнитофон кассету и вручает сыну пульт.

— Это включить, это выключить. Понял, племяш?

Галеб важно кивает и залипает в экран.

Выходим с Петей на улицу. Мороз жалит уже отвыкшие от холодов щеки. Хмурюсь, когда вижу пустую детскую площадку.

— Срезали на металлолом, — поясняет брат, отслеживая мой взгляд.

Садимся в белую волгу. Жадно вглядываюсь в забытые улицы за окном. Вполуха слушаю Петю, который кратко пересказывает жизнь общих знакомых за последние годы.

Мы приезжаем в Лужники. Испытываю культурный шок. Стадион, который принимал мировой спортивный праздник, теперь стал центром стихийной торговли. Площадь перед открытым бассейном заставлена палатками мелких лавочников.

Из одной такой клетушки раздаются звуки магнитофона. Надрывным баритоном какой-то вокалист выводит:

Родина! Еду я на родину, пусть кричат — уродина, а она нам нравится,

Хоть и не красавица, к сволочи доверчива, ну, а к нам — тра-ля-ля-ля…

Петя тащит меня по рядам, то и дело приветствуя знакомых.

— Джинсами я вас полностью обеспечу, — чересчур громко кричит мне Петя. — Все остальное сейчас купим.

Начинаю с детской одежды. Покупаю Галебу полный зимний гардероб. Начиная с ботинок, заканчивая дубленкой. Все максимально теплое, чтобы мой маленький саудит не мерз. Долго выбираю себе верхнюю одежду. В конце концов останавливаюсь на пальто с широченными плечами ярко-красного цвета. Думаю, Мансуру точно бы не понравилось, что я в таком выхожу на улицу.

Беру еще какие-то свитера с ромбиками и из ангорки, которые, по уверениям брата, должны быть в моем гардеробе. В какой-то момент я окончательно замерзаю, да и нервы сдают. Требую отвезти меня обратно.

Дома Галеб в большом возбуждении меряет диковинную для себя одежду. Самый яростный протест в нем вызывают джинсы. Мне и смешно, и тревожно. Я знала, что ребенку будет трудно. Но даже не думала, что в России ему будет непривычно практически все.

Очень благодарна брату, который сегодня оставил свои палатки без присмотра, чтобы побыть с нами. Он в грубоватой манере быстро купирует все истерики Галеба. Просто педагог от бога. Кто бы мог подумать.

Глава 78. Ломбард

Занимаюсь поиском жилья. Этот процесс стал гораздо легче, чем был когда-то в СССР. Тогда нужно было ехать в Банный переулок, где на стенах домов размещали предложения. Там и искали подходящие варианты. Теперь появились газеты объявлений.

Я обвожу карандашом подходящие варианты и звоню по указанным телефонам. К сожалению, часто на другом конце посредники, которые не сразу называют цену, а пытаются выяснить, сколько у меня денег.

Потеряв некоторое количество времени, прихожу к выводу, что долларов мне хватит только на однушку в нормальном районе. А кроме жилья у нас масса потребностей, на которые тоже нужны деньги.

Смотрю на часы. Пора вести Галеба на занятия. Договорилась в своей школе с учителями о репетиторстве. Теперь отвожу сына на продленку, где педагоги в ускоренном режиме учат его читать и писать.

Утепляю ребенка по полной программе. Завязываю шарфом лицо, оставляя открытыми только глаза. Ничего не могу с собой поделать, но мне кажется это очень забавным. При каких еще условиях я бы смогла надеть на восточного мальчика никаб?

Перед выходом открываю сейф Пети и достаю одно из своих ожерелий.

Бодрым шагом доходим до школы. Договариваюсь, что заберу Галеба через три часа.

Еду в ближайший универмаг, который сейчас мало чем отличается от рынка в Лужниках. Также поделен на какие-то секторы между частными предпринимателями. Меня сейчас интересует ломбард.

С опаской протягиваю украшение в окошко. Мужчина за стеклом не внушает доверия. Слишком суетливые движения и какой-то жадный алчный взгляд. Пока он осматривает колье, нервно тереблю пояс пальто. Почему-то сильно кажется, что сейчас он просто закроется и ничего мне не отдаст.

Мужчина называет сумму оценки. Резко говорю, что меня не устраивает. Буквально выдираю из его рук ожерелье и вылетаю из дверей ломбарда.

Лбом упираюсь во что-то мягкое. Мужчина ловит меня в объятия.

— Девушка, будьте осторожнее, — увещевает насмешливо приятный баритон.

Взгляд ползет по черной шерсти. Не сильно разбираюсь в мужской одежде, но даже я в состоянии понять, что ткань качественная и дорогая. Поднимаю глаза на лицо мужчины и невольно ахаю.

— Лена?! Что ты тут делаешь? — Князев удивлен не меньше меня.

— Вот, пыталась сдать, — демонстрирую колье, до сих пор зажатое в ладони, — оно стоит десять тысяч долларов, а здесь оценили только в две.

— Ты сошла с ума, — шипит Алексей, — никому не показывай ценные вещи. Я почти уверен, что теперь тебя ведут.

Отнимает у меня украшение и засовывает его в мою сумку. Берет за руку, оглядывается по сторонам и тянет куда-то за собой.

— Сейчас пообедаешь со мной и расскажешь, какие у тебя возникли проблемы, — категоричным тоном заявляет Князев.

— Мне нужно забрать ребенка с занятий, — бормочу я, следуя за ним.

— Через сколько? — чуть притормаживает Князев.

Сверяюсь с электронными часами над входом.

— Еще два часа, — выдыхаю я.

— Успеем, — Князев снова ускоряется, — часок посидим, и я тебя отвезу.

Выходим на улицу. В соседнем доме Алексей открывает передо мной дверь. В углу какая-то шумная компания. Князев тащит меня в противоположный конец ресторана.

— Черт, — выругивается под нос, — бандиты гуляют. Если что, говори по-английски, сразу отстанут. Ты вполне похожа на иностранку.

Помогает мне снять пальто и отодвигает стул. Пытаюсь вспомнить, был ли Князев раньше таким галантным. Ничего подходящего никак не вспоминается.

— Бандиты? — выгибаю бровь дугой. Вытягиваю шею и смотрю на компанию. Здоровые мужики с бритыми головами.

— Ну да, бандиты. Русская мафия. Поэтому поменьше свети драгоценности. Зачем тебе его вообще сдавать?

Вздыхаю и вкратце рассказываю о своей ситуации. Князев задумчиво меня рассматривает.

— Помнишь, Лена, ты обвиняла меня в предательстве? Говорила, что я живу в стане врага? Вот такая ирония, теперь мы квиты. Оба понаблюдали за развалом Союза из вражеского лагеря. А теперь странно встретились на развалинах страны. Как думаешь, почему нас сводит судьба?

— Не знаю, — выдаю осипшим голосом, меня передергивает от его правоты.

Подходит официант, делаем заказ. Алексей отодвигает в сторону меню и вкрадчивым голосом предлагает:

— Я могу у тебя выкупить колье, если ты знаешь точную цену.

— Не надо, — густо краснею от этого предложения, — тебе же оно не нужно. Если только у тебя нет жены? — автоматически кошусь на его пальцы, на которых не видно обручального кольца.

— Нет, я не женат, ты же сбежала, — Князев усмехается, а я чувствую себя полной дурой, — мне ничего не стоит тебе помочь. Поеду в Англию, там и сдам. Сомневаюсь, что здесь ты найдешь нормальную цену.

— Кстати, ты не рассказал, что делаешь в России, — перевожу разговор с щекотливой темы.

— Английская транснациональная компания с нидерландской пропиской решила рискнуть и открыть филиал в России. Мне предложили поучаствовать в этой затее, как человека знакомого с местными реалиями. Теперь я вхожу в топ-менеджмент филиала и занимаю должность вице-президента. Отвечаю за развитие и контакты с местными органами власти.

Прерываем разговор, когда приносят заказ. Украдкой разглядываю лицо Князева. Он повзрослел, стал брутальнее. Наверняка не свободен, кто-то есть. Хотя, какое это имеет значение. Мне сейчас точно не до мужчин.

— Я думаю, Лена, тебе стоит поискать варианты в очереди в Израильское посольство, — предлагает Князев во время обеда.

— Не совсем поняла твою мысль, Алексей.

— Все евреи сейчас пытаются выехать из России. Перед посольством Израиля стоит очередь из желающих получить разрешение на репатриацию. Если ты придешь туда с плакатом о предложении выкупить квартиру, тебе поступит масса предложений. К тому же это будут отличные квартиры в отличных районах рядом с престижными школами.

— Но в очереди стоят те, кто еще не получил разрешение на выезд, — сомневаюсь я в целесообразности затеи.

— У евреев очень сплоченная диаспора. Если сами еще не продают, оповестят тех, кто продает, — отмахивается Князев, — к тому же есть шанс договориться на бартер. Те, кто уезжает, могут согласиться на оплату цацками.

— Это было бы отлично, — киваю я и кидаю взгляд на наручные часы, — мне пора.

— Я тебя подвезу, — Алексей поднимает руку и подзывает официанта.

Глава 79. Флирт

В коридоре школы Галеб рассматривает Князева и недовольно сводит брови.

— Это мой друг Алексей, — представляю я мужчину.

— Привет, Галеб! — протягивает руку Князев. — Ты голоден? Мы с мамой уже поели.

— Поели вдвоем? — в голосе сына сквозит напряжение.

— Прости, но вдвоем, — кивает Князев, — просто ждали, пока у тебя закончатся занятия. Но можем все вместе заехать в Макдональдс.

Галеб тянет меня наклониться, раздраженно шипит в ухо:

— Мама, ты не должна была без меня или дяди обедать с чужим мужчиной.

Закатываю глаза. Я уже пережила истерику по поводу того, что выхожу на улицу без никаба. Пришлось долго объяснять, что в России другие традиции. Женщины и мужчины имеют равные права. Мне казалось, Галеб понял. Но похоже, что просто показалось.

— Милый, — отвечаю громко, — дядя Алексей не мужчина, он просто мой друг. Такой же, как принцесса Амина.

Пытаюсь опять стереть границы между полами, которые четко прочерчены в сознании сына. Бросаю взгляд на Князева, который тоже закатывает глаза.

— Я мужчина, Лена, — отрезает Алексей и добавляет керосина в огонь, — а дружбы между мужчиной и женщиной не бывает.

Теряю дар речи, жадно хватаю ртом воздух от возмущения. Еще один сексист нарисовался. Это определенно карма, как сказала бы Маниша. Почему меня тянет исключительно к гендерным шовинистам всех мастей? Наверное, в прошлой жизни я была проповедником неравноправия полов, теперь за это расплачиваюсь. Другого объяснения просто нет.

— Учту, — отвечаю сквозь сжатые зубы, — в следующий раз не буду принимать твои приглашения. Я обедаю только с друзьями, мужчинами сыта по горло.

— Ну зачем же так искрить? У нас еще не закончился вечер, чтобы думать о следующем разе, — усмехается Князев, — ну что, Галеб, под твоим присмотром я могу пригласить твою маму в гости?

Сын польщен, что в нем увидели полноценного махрама. Благосклонно кивает на предложение Князева. Чувствую себя ужасно. Эти двое уже спелись и решают за меня?

— Я никуда не поеду, — громко протестую, складывая руки на груди.

— Это деловой визит. Я должен отдать тебе деньги, забыла? — Князев берет меня под локоток и ведет на выход.

— Тебе точно оно нужно? — смягчаю я тон.

— Мне точно не трудно тебе помочь. Это не такие большие деньги, чтобы так долго о них говорить.

Смиренно проглатываю свою гордость. Затея с бартером драгоценностей на квартиру может и не сработать. Глупо упускать возможность обналичить хотя бы одно колье. Тем более, что после сегодняшнего визита в ломбард мне страшно посещать эти заведения.

Галеб отказывается от макдональдса, и мы едем сразу в гости к Князеву. Подъезжаем к дореволюционному доходному дому, поднимаемся на второй этаж по широкой лестнице. Алексей объясняет, что тут только расселили коммуналки и перепланировали дом под нормальные квартиры.

Князев занимает четырехкомнатную квартиру с высокими потолками и большими окнами.

— Здесь очень мило, — в квартире выполнен свежий ремонт. Стены покрашены серой краской с белыми вставками. Вполне себе классический английский стиль.

— Компания снимает на время пребывания в России, — поясняет Князев.

Галеб начинает бегать по комнатам. Мне жутко неудобно, но он привык, что мальчикам можно почти все.

— Галеб, прекрати! — шиплю на сына.

— Пусть делает, что хочет, — отмахивается Алексей, — присаживайся, Лена. Что-нибудь выпьешь?

Мужчина показывает на кресло в английском стиле и направляется к бару.

— Мебель из Англии? — уточняю с любопытством.

— Да. Здесь трудно найти что-то приличное. Пришлось завозить практически все. Виски, бейлис, вино? — перечисляет Князев содержимое бара.

— Немного вина можно, — соглашаюсь я. — Ты живешь здесь один? — с любопытством оглядываюсь.

— В России сейчас много доступного секса, чтобы обременять себя ненужными отношениями, — очень откровенно отвечает Князев на мою плохо скрытую попытку узнать подробности его личной жизни.

Немного краснею под его взглядом. Хоть что-то в Князеве осталось неизменным. Все столь же циничен и прямолинеен. Принимаю бокал из рук Алексея и делаю небольшой пробный глоток.

— Очень приятное, — хвалю я.

Из-под ресниц наблюдаю за Князевым, который с бокалом виски опускается в кресло напротив меня. Он тоже откровенно меня разглядывает.

— Ты изменилась, Лена. Появился какой-то лоск. Даже странно, говорят, что шейхи своих жен нещадно гнобят.

Чуть не давлюсь вином. Не ожидала, что Князев в своей откровенной манере начнет лезть в мою личную жизнь.

— Я не хочу обсуждать моего бывшего мужа, Алексей. Наша сделка не повод лезть ко мне в душу.

— А если я хочу в нее залезть? — Князев дерзко вздергивает бровь и делает большой глоток виски.

— Думаю, это излишне. Я сейчас точно не готова ни к каким отношениям. Если твоя помощь строится на каких-то ожиданиях, думаю, нам с Галебом пора домой, — ставлю бокал на столик и встаю.

— Притормози, Лена, — усмехается Князев, — я тоже спокойно проживу без отношений. Даже готов признать, что мужчина может немножко подружить с женщиной, тем более, когда они знакомы тысячу лет.

Выдыхаю и опускаюсь в кресло. В глазах Князева плещется веселье. Делает еще один глоток из бокала. Невольно любуюсь мужчиной напротив. Английский костюм-тройка сидит на нем идеально. Я так отвыкла от мужчин в костюмах, что испытываю эстетическое наслаждение от созерцания.

— А как ты относишься к сексу по дружбе? — провокационно интересуется мужчина, его взгляд сползает на мои губы.

Я так отвыкла от всякого флирта, что просто не знаю, как реагировать. Хочется оскорбиться и удалиться, но нужно адаптироваться в этой среде. В мире, где чадра не защищает тебя от мужчин, нужно учиться отращивать ментальную броню. Князев не самый худший тренажер. По крайней мере, я уверена, что он не пойдет дальше стеба и не причинит мне реального вреда.

— Я к нему никак не отношусь, Алексей, — лениво откидываюсь в кресле, — мне кажется, секса у меня было так много, что теперь я спокойно без него обойдусь.

Князев шумно сглатывает и играет желваками. Тихо улыбаюсь, прикрываясь бокалом. Как легко моя шпилька попала в цель. Оказывается, я тоже умею играть в словесный пинг-понг.

— Отлично, Лена, значит будем просто дружить? — берет себя в руки Князев. — Друзья проводят много времени вместе. Как ты относишься к театру? Мне моя ассистентка предлагала билеты в Большой.

— Почему бы и нет? — пожимаю плечом. — Сто лет не была в театрах.

— Ну и отлично. Тогда соглашусь.

Напряжение в комнате разряжает Галеб, который влетает маленьким торнадо и приземляется на диван.

— Мама, мне здесь нравится, — громко объявляет мальчик.

— Гм, а мне определенно нравится твой сын, — усмехается Князев, — думаю, мы поладим.

Алексей откидывается в кресле и смотрит на меня откровенным взглядом.

Глава 80. Исповедь

Алексей Князев

Лена Громова. Кто бы мог подумать, что мы встретимся вновь. Странными лабиринтами ходит судьба. Моё наваждение, моё грехопадение. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, на какую кривую дорогу меня толкнула.

Наш род прослеживается с 17 века. Мы всегда честно служили русскому государству. Для каждого имперского народа его страна очень много значит. Даже большевики, которые пытались убить в русских национальный дух и всячески боролись с "великорусским шовинизмом", во время мировой войны подняли все эти русские архетипы. И про Родину-мать, и про родную землю, истекающую кровью. Даже реанимировали гнобимую РПЦ.

Великая русская трагедия до сих пор плохо осмыслена. Миллионы людей, искренне любивших родную землю, были насильно от неё оторваны и исторгнуты в чужие дали. Я не врал, когда говорил Лене, что мои предки покинули Россию с пустыми руками. Да, у нас были какие-то фамильные драгоценности, но быстро иссякли. Сколько таких русских бриллиантов перекочевало в сейфы английских псевдолордов. Русское дворянства всегда нужно было заслужить, английские титулы можно было купить.

Всё это время на чужбине у нас оставалось только честное имя. Это была главная ценность нашей семьи. То, за что мы цеплялись из последних сил, потому что ни земель, ни богатства уже не осталось.

Но вот какой парадокс. Честное имя не подразумевало никаких сделок с Британским государством. А из этого следовала консервация семьи в текущем положении честных, но бедных граждан.

Западная система строится на лояльности. Только лояльным гражданам открывают доступ к власти и богатству. Именно поэтому запад и выиграл у СССР. Не из-за цен на нефть, просто нелояльным открыли путь в высшие эшелоны власти. Гибель империи была делом времени.

Отбор лояльных исполнителей начинается с западных университетов. Все эти общества костей и черепов — это фильтры для сепарации тех, кого потом допустят к власти и деньгам. Только членам высшей аристократии дозволяется нелояльность. Все остальные себе её позволить не могут. Членов нашей семьи всегда сепарировали, как нелояльных. Я не был исключением.

Я попал по обмену в СССР не по линии западных спецслужб. Более того, на собеседовании перед выездом отказался от сотрудничества с МИ-6. Было даже смешно, что КГБ меня не трогает из-за возможной принадлежности к западным спецслужбам, а на самом деле ничего такого не было.

А потом в моей жизни появилась Лена Громова. Скажу честно, я захотел её трахнуть, как только увидел в коридоре нашего блока. И эта природная тяга была взаимна. Наши феромоны явно благоволили друг к другу.

Но она сумела не только возбудить мои чресла. Лена проложила путь в мою голову диким сочетанием в своей натуре идейности и абсолютной наивности. Я хотел, чтобы она молилась на меня также, как на свой блядский Советский Союз. Я захотел, чтобы в её сердце не было никого кроме меня. И меня взбесило, что она готова пожертвовать своей честью ради своего отца. Она могла жертвовать чем-либо только ради меня.

Потом начался какой-то лютый бред — Лена заявила, что выходит замуж из-за долга.

Это было слишком даже для меня. Да, нас сильно тянуло друг к другу. Но количество тараканов в женской голове должно быть сильно ограничено, иначе там не останется места для мужа. Я готов принять только один тип жертвенности женщины — жертвенность жён декабристов. Я постарался не думать о Лене и забыть её.

Трудно передать, какой шок я испытал, когда Наталья сообщила мне о побеге Лены с саудовским шейхом. Это был слом всех шаблонов. Как следование долгу могло привести Громову в восточный гарем? Я думал об этом постоянно, порой казалось, что взорвётся мозг. Ответ лежал на поверхности, и от него было очень некомфортно. Женщины предпочитают доминантных самцов.

Именно тогда я решил, что пошло это честное имя в далёкие дали. Какой в нем толк, если оно не позволяет тебе получить желаемую женщину? Власть и богатство в конце концов побеждают, даже если речь идёт об очень идейных девушках.

Я посетил посольство и согласился сотрудничать со спецслужбами. Так как я считался неблагонадежным, ничего серьезного мне не поручали. Ограничился записками об умонастроениях в студенческой среде. Тем не менее, свой вклад в развал Союза я внес, чем нисколько не горжусь.

Может быть, моя вина даже больше, чем у прочих. Потому что я чётко понимал, чем это все закончится. Я не относился к тем идиотам, которые рушили свою страну, искренне веря в светлое будущее. Тем более мне претила лютая ненависть личностей, которые вели хитрую идеологическую обработку трудовых коллективов. Несмотря на то, что революционеры вышвырнули мою семью, мне импонировала попытка социалистов выстроить царствие божие на Земле. Моё грехопадение было осмысленным, и меня тошнило от самого себя.

Мне было неприятно писать отчёты, в которых честно фиксировался антисоветизм и вещизм москвичей, которые и сыграли ведущую роль в развале страны.

Я продал душу и получил компенсацию. По возвращению в Британию, меня трудоустроили сразу в средний менеджмент транснационального игрока. Оставалось сохранять лояльность. И вуаля, я уже топ-менеджер. Пусть и в России, что не назовёшь престижной локацией, но честным трудом я не достиг бы этого никогда.

И вот в момент получения плодов от своего предательства судьба вновь сталкивает меня с женщиной, из-за которой я на все это пошёл. Я считал эту встречу невозможной, но она произошла. Начинаю думать, что тогда я продал душу самому дьяволу.

Глава 81. Документы

Дежавю. Много-много раз виденное. Во сне я снова горю во огне.

До боли знакомые руки снова ласкают мое тело. Губы доводят меня до исступления, снова исследуя чувствительные зоны. Я мечусь, терзаемая желанием. Трусь о нежную твердую плоть. Развожу бедра, чувствую приятную наполненность. Двигаюсь навстречу каждой фрикции, стремительно движусь к пику наслаждения. По телу пробегает первая судорога удовольствия, когда я чувствую руки на своей шее. Пальцы сжимаются вокруг горла, доступ воздуху прерывается.

— Я убью тебя, Латифа! — слышу хриплый от страсти голос Мансура. — Ты пожалеешь, что посмела украсть моего сына.

Я разрываюсь от мощного оргазма, усиленного эротической асфиксии. Сразу после этого умираю и лечу в черную дыру пространства.

Резко сажусь в постели, ртом хватая воздух. Рукой хватаюсь за шею и делаю мощный вздох. Это был только сон. Цикличный, реалистичный, но всего лишь игра подсознания. Облегченно падаю на подушку, поворачиваю голову. Слава богу, Галеб спит.

Так спокойно засыпать, обнимая маленькое тельце ребенка, и так тревожно просыпаться после таких снов. Во время очередного кошмара, я могу разбудить сына и сильно его напугать. Надо что-то поскорее решать с жильем, чтобы спать в разных комнатах. Что-то мне подсказывает, что эти сны не скоро пройдут.

Утром не получается отправиться к израильскому посольству с заранее нарисованным плакатом, потому что звонит генерал Макеев.

— Леночка, привет! У меня хорошие новости. Для тебя подготовлен полный комплект новых документов. Мне даже удалось стрясти диплом твоего вуза на новое имя. Хе-хе. — генерал довольно покряхтывает. Я тоже невольно широко улыбаюсь.

— Спасибо большое, Андрей Сергеевич. Не знаю, как смогу вас отблагодарить.

— Не стоит благодарностей, девочка. Бери ноги в руки и быстро дуй в министерство.

Я еще вечером договорилась с соседкой тетей Галей, что она посидит сегодня с сыном. Быстро кормлю завтраком Галеба и сдаю на поруки доброй женщине. К сожалению, от денег она категорически отказывается, поэтому нужно будет еще купить ей каких-нибудь продуктов.

Несусь в метро. Сажусь в вагоне и сразу упираюсь глазами в страницы детектива Агаты Кристи. Невозможно смотреть в уставшие обреченные лица моих попутчиков.

Выбираюсь на Фрунзенской, знакомым маршрутом добираюсь до бывшего места работы. Макеев при виде меня встает из-за стола и приобнимает меня за плечи.

— В общем, здесь полный комплект, Лена. В том числе, свидетельство о разводе. Краткая легенда такова. После окончания института ты по распределению была отправлена в город Саратов. Там вышла замуж за местного жителя. Потом развелась с возвращением девичьей фамилии и вернулась в родной город.

Открываю паспорт гражданки Российской Федерации.

— Сафронова Елена Михайловна? — вздергиваю бровь.

— Имя решили оставить. Оно сильно распространенное. Но год сверху тебе накинули. Тут извини. — генерал смешно пожимает плечами и принимает сильно виноватый вид. — Знаю, женщинам принципиальны такие вопросы.

— Я не в обиде, Андрей Сергеевич, — прячу за паспортом свою улыбку, — я вам очень благодарна. Не представляете, как для меня это важно.

— Галеба тоже решили не сильно изменять. Может и стоило. Глебов в стране не так много, как Елен.

Рассматриваю свидетельство о рождении сына. Место рождения — город Саратов. Символично выбрали южный город. Думаю, Галебу там понравилось бы больше, чем в Москве.

— Нет, это даже хорошо, — энергично трясу я головой, — у сына и так сплошные стрессы с этим переездом, полная смена имени была бы дополнительным ударом.

— Теперь присядь, Лена, — Макеев кивает на кресло посетителя, — хотел с тобой серьезно поговорить.

Осторожно присаживаюсь на край кресла, выпрямляя напряженную спину.

— Даже, если меня не выкинут из министерства, Лена, я могу сам уйти. Не могу больше смотреть на то, что происходит. Как американцы выгребают все военные секреты и шерстят документацию на военных заводах. Твой муж очень влиятельный. Я пробовал закинуть удочку в МИД о включении его в обновленный черный список персон нон грата России. Но там сейчас специфический состав, а Козырев собрался в Саудовскую Аравию.

— И что делать? — риторически обреченно спрашиваю я.

— Думаю, тебе нужно вернуться работать в Министерство, пока я могу составить тебе протекцию. Сейчас твоя специальность здесь гораздо востребованнее, чем восемь лет назад. Американцы постоянно мотаются на заводы по всей стране, им нужны переводчики.

— Андрей Сергеевич, — перебиваю я мужчину, — я не смогу постоянно ездить в командировки, у меня ребенок.

— Я помню, Лена. Это так, к слову пришлось, в самом министерстве тоже полно работы. Постараюсь устроить тебя на переводы внутри министерства. Тебе нужно будет здесь закрепиться. Безопаснее быть под крылом государства, когда есть какая-то дополнительная защита.

— Наверное, вы правы, — неуверенно передергиваю плечами, — только мне нужно немного времени, чтобы уладить текущие дела.

— Не торопись, Лена. Главное, договориться, а выйдешь, когда получится.

В кабинет заплывает секретарь Макеева с подносом, на котором дымятся чашки с чаем. Собираю все свои новые документы, засовываю в сумочку и закрываю молнию.

На обратном пути заезжаю на Рижский рынок. Меняю в обменнике немного долларов. Много разменивать нецелесообразно — после указа о либерализации цены в магазинах повышаются каждый день.

Двигаюсь к продуктовым развалам, нужно купить мясо и овощи для нашей семьи и тети Гали. Вокруг образуется какая-то тревожная атмосфера. Какие-то мужчины бегут по рядам, кричат на кавказском языке. Раздаются резкие звуки, не сразу понимаю, что это перестрелка. Доходит только тогда, когда слышу автоматную очередь.

Срываюсь с места и бегу. Ныряю между какими-то ларьками. Сердце шкалит, паника гонит. Останавливаюсь только в подземном переходе. Прислоняюсь к стене и сползаю спиной на корточки. Смотрю безумными глазами на старушку, которая у противоположной стены просит милостыню. Истерично смеюсь. Если бы Мансур убил меня заранее, он был бы прав. Это было бы гораздо лучше, чем если бы меня убили сегодня, а Галеб остался один в этом аду.

Утираю слезы. Встаю и нетвердой походкой подхожу к старушке. Бросаю в кружку сто долларов.

Глава 82. Обед

Алексей Князев

Пропустив свой законный обед, покидаю офис к тому времени, когда Лена должна вести сына на занятия. Вылавливаю ее около школы. Громова выглядит очень странно. Бледная и какая-то потерянная. Удивленно смотрит на меня и чуть заметно улыбается.

— Что ты тут делаешь?

— Я сегодня не обедал, подумал, что ты составишь мне компанию.

— Ну, давай, — покорно соглашается.

Открываю перед ней дверь своего мерседеса и иду к водительскому месту вальяжной походкой человека, довольного своей жизнью.

— Только где-нибудь рядом, — просит Лена, когда я завожу машину.

Торможу у ближайшего кафе, которое попадается по дороге. Входим и Лена облегченно выдыхает. Вопросительно вздергиваю бровь.

— Хорошо, что здесь нет никаких бандитов, — нервно плечиком поводит Громова.

Помогаю ей снять пальто. Садимся, рассматриваем меню.

— У тебя все хорошо, Лена? — пристально рассматриваю девушку, которая растерянно смотрит на меню.

— Все нормально, — говорит твердо, только почему-то кажется, что убеждает себя саму.

— Выбирай пока, мне нужно помыть руки.

Встаю и иду в сторону туалета.

Открываю кран и беру обмылок с раковины. Подставляю ладони под воду. Быстро смываю пену с рук. На крючке рядом с зеркалом висит небольшое полотенце. Не рискую им воспользоваться и просто стряхиваю капли с кожи. Наверное, стоило поискать кафе поприличнее. С другой стороны, Лена порадовалась, что нет бандитов. Сейчас трудно найти заведение свободное от их присутствия.

Выхожу из туалета и зависаю на прическе Лены. Волосы собраны в гульку на затылке. Из пучка выбилось несколько прядок, которые завитками падают на изящную шею.

В поле моего зрения попадает мужчина за угловым столом, который не скрываясь пожирает глазами мою спутницу. Я даже могу его понять.

Трудно словами описать изменения, произошедшие с Громовой. Маленький неловкий лебедь превратился в сочащуюся чувственностью женщину, притягательную и манкую. Мне иногда даже страшно думать, как она такая одна ходит по улицам.

Не могу удержаться. Подхожу сзади и нависаю над девушкой, руками опираюсь на подлокотники стула. Заглядываю через плечо в меню.

— Что там интересного? — спрашиваю хрипло.

Поворачиваю голову и вдыхаю запах Громовой. Волос, кожи...

Лена вняла моему совету и сняла все украшения. Даже сережки не носит.

Не могу удержаться и носом провожу по мочке уха. Лена вздрагивает и отстраняется от меня в сторону.

— Есть какое-то рагу в горшочках, — сообщает сбивчиво. Сползает на краешек стула ближе к столу.

Ну вот, блин, обозначил свою территорию. Идиот.

Вздыхаю. Незаметно поправляю эрекцию в брюках. Выпрямляюсь и прохожу на свое место. Открываю меню и сам пробегаюсь по строчкам. Буквы прыгают перед глазами и отказываются складываться в осмысленные названия. В голове туман.

— Ладно, тогда возьмем два, — решаю резко. — Что-то еще?

— Пока нет, — Лена откладывает меню в сторону. Явно чувствует дискомфорт после моего ревнивого порыва.

— Ты ездила сегодня к посольству? — перевожу разговор в безопасноерусло.

— Нет, — головой качает Лена, — я получала новые документы.

— Правда? — невежливо перебиваю. — Как тебя теперь зовут?

— Зовут по-прежнему, фамилия другая, — Громова с готовностью лезет в сумочку и протягивает мне паспорт.

В груди теплеет от этого доказательства ее доверия, но не могу не поворчать.

— Лена, нельзя показывать документы всем подряд.

— Наверное, ты прав. — Громова задумчиво стучит пальцами по столу. — Я много лет общалась только с одним мужчиной. Точнее, говорила и с другими, но только по делу. Обсуждала что-то только с мужем. Я даже думала, что в России у меня возникнут какие-то блоки и проблемы в общении с сильным полом.

Громова не заканчивает свою мысль и передергивает плечами.

Стискиваю зубы. Эта картинка бьет молоточком прямо по темечку. Счастливый сукин сын. Просто взять и получить желанную женщину в абсолютное единоличное пользование. Почему я не смог этого сделать в свое время, а он смог. Не знаю, какое чувство сейчас во мне сильнее — зависть или желание придушить шейха своими руками. Ревность растекается по венам жидкой лавой.

Закрываю глаза, делаю два глубоких вдоха.

— А на деле? — поощряю я Лену продолжить ее откровения.

— А на деле я боюсь мужчину, который долгие годы был самым близким мне человеком, — тихо говорит Лена, — у Андрея Сергеевича не получилось включить Мансура в мидовские черные списки.

— Ты поэтому расстроена? — допытываюсь я.

— Да нет, просто вспомнила, — отмахивается Лена, — живу в постоянном страхе. На каком-то готовом в любую минуту взорваться вулкане. Не знаешь, откуда придет опасность. На самом деле, я очень рада, что ты сегодня приехал. Не хотела бы сейчас остаться одна.

Очень хочется протянуть руку и сжать в пальцах маленькую ладонь. Но после моего спонтанного порыва и нарушения личного пространства девушки это смотрится не очень уместно.

Просто перевожу тему. Рассказываю про ночную жизнь Москвы. Вспоминаю про тематическую вечеринку «Гагарин-пати», которую проводили с месяц назад тут рядом, в павильоне «Космос» на ВДНХ. Без потасовки там не обошлось. Но без них сейчас редко что обходится. Такое ощущение, что бывших советских граждан накачали избыточной энергией, которая прорывается в самых неожиданных местах.

Потом, как идиот, травлю английские анекдоты. Да и вообще веду себя ужасно глупо, но Громова начинает улыбаться. И это достаточная компенсация за то, что мой образ мрачного Байрона сегодня заметно побледнел.

Глава 83. Вечеринка

Алексей Князев

Вечером у меня намечено мероприятие. Подавляю спонтанное желание пригласить Лену. Лучше ее не светить в той тусовке. Да и вообще, лучше нигде не светить.

Слишком любопытное у меня окружение. Будет прескверно, если начнут глубоко копать.

Заезжаю домой. Освежаюсь и переодеваюсь к вечеру.

Достаю из сейфа другие запонки.

Взгляд падает на колье, выкупленное у Лены. Раздражает каждый раз, когда его вижу.

Первая мысль была отправить его обратно Громовой в качестве подарка. Но это был бы полный зашквар. Подарить ей повторно подарок ее мужа.

Сейчас понимаю, что оставлять у себя тоже не вариант, слишком мозолит глаза. Надо срочно от него избавиться. В голове мелькают разные варианты. Как в рулетке барабан замирает на одной строчке, так мой мозг зависает на привлекающей меня альтернативе.

В работе с местными органами власти мы используем разные варианты воздействия. Для достижения результата в ход идут и кнут, и пряник. Пряник чаще, чем кнут.

Вот и сейчас я лихорадочно соображаю, жену какого чиновника вскоре осчастливлю подарком от шейха. Надо выбрать какую-нибудь поужаснее. Позже прицельно напрягусь и вспомню, кто там у нас с избыточной массой тела любит выбирать обтягивающие и открытые платья. Подарок потом компенсирую за счет бюджета организации на накладные расходы.

Закрываю сейф и вскоре иду на выход.

Сегодня вечеринка проходит у внештатного сотрудника британских спецслужб. Он занимает номенклатурную семикомнатную квартиру в центре Москвы.

Приезжаю немного позже. Это бравада с моей стороны. Англичане весьма пунктуальны и не любят опозданий. Но я русский. Могу себе позволить небольшую вольность.

Гости уже разбились на небольшие группки и разбрелись по комнатам. Медленно обхожу помещения и сканирую лица гостей. В основном, фигурирует англо-американский коктейль. У всех присутствующих прекрасное настроение. Последние полгода с подавления путча все только и делают, что празднуют победу.

Выцепляю взглядом Якова Ривкина из «Натива». Очень удачно он сегодня заглянул. Неспешно направляюсь прямо к мужчине. Приветствую его и немного говорю о пустом, прежде чем перейти к интересующему меня делу.

— Яков, у ваших репатриантов много сейчас квартир на продажу?

— Найдутся, если поискать. Хотите приобрести в России что-то постоянное?

— Знакомая ищет. Нужна большая хорошая квартира. Оплата будет частично ювелиркой.

— Можно поспрашивать, может найдутся желающие, — уклончиво сообщает Ривкин.

Лезу в карман и достаю несколько визиток.

— Если найдутся, то пусть свяжутся со мной. Спасибо, Яков!

Еще немного говорим о погоде и я продолжаю сканирование присутствующих. В одной из комнат нахожу Иру. Она из рода Головкиных, и мы знакомы с детства. Сейчас Ира замужем за моим текущим боссом Джеймсом Болтоном. Именно она уговорила его возглавить филиал в России.

Подцепляю бокал с виски с одного из столиков. Подхожу к Ире, приветствую, прикладываюсь к протянутой руке. Падаю рядом с ней на диван и лениво оглядываю присутствующих в комнате. У всех только начальные знания русского, значит можно особо не дергаться.

— Как у тебя продвигаются дела с твоей прекрасной одалиской? — сразу берет быка за рога Головкина.

— Она была женой шейха, Ира, — издаю я сдавленный смешок.

— Прости, это принципиальное уточнение. С моей стороны очень неучтиво нарушать гаремную иерархию.

— Не смешно, — мрачно обрубаю я ее неуместный сарказм.

— Прости, Леш. Не смогла удержаться. Это ж такая экзотика. Только ты мог найти себе зазнобу, сбежавшую из настоящего гарема.

— Не надо об этом распространяться, — тревожно смотрю по сторонам.

Все заняты своими разговорами, никто не обращает на нас внимание.

— Не волнуйся. Я слежу за обстановкой. Давай рассказывай. Я хочу знать все грязные подробности, — Головкина толкает меня локтем в бок.

— Грязная подробность только одна. Ее шейха Россия не включила в персоны нон грата. Лена боится, что он может появиться в любой момент.

— Перевези ее к себе, — жмет плечом девушка.

Говорит, как о чем-то само собой разумеющемся.

Ухмыляюсь. Можно подумать, что это очень просто.

— Мы просто дружим, Ира. Она не готова к новым отношениям.

Головкина поворачивает голову и, удивленно вздернув бровь, внимательно меня осматривает.

— Забавно, — хмыкает Ира, — знаешь, а Евдокимова лелеяла мечту, что теперь ты заработаешь капитал, и ее папенька согласится на ваш брак. Что-то мне подсказывает, что у Оленьки теперь нет никаких шансов.

— А с чего Оленька решила, что эти шансы были? — риторически вопрошаю я.

— Мы, женщины, так устроены, что влюбившись утрачиваем способность адекватно оценивать действительность. Всегда склонны полагать, что наши чувства взаимны, пока реальность не окатывает студеной водой.

Головкина рассеянно смотрит по сторонам, замечает фигуру вошедшего высокопоставленного представителя американских спецслужб и с хитрой улыбкой поворачивается ко мне.

— На ловца и зверь бежит. Напомни мне имя нашего шейха, — тихо требует Ира.

— Мансур аль-Азиз, — автоматически отвечаю, не совсем понимая, что Головкина планирует сотворить.

— Билл, идите к нам! — переходит на английский девушка и очаровательно улыбается вошедшему црушнику. — Садитесь в кресло.

— Вы прекрасно выглядите, леди Болтон, — мужчина берет какой-то коктейль и присаживается рядом.

— Вы очень добры, Билл. Вы приехали с супругой? — Ира щедро расточает свое обаяние.

— Нет, короткая рабочая поездка. Нет смысла мотать Лиз с собой. Какие интересные новости в России? — спрашивает Смит лениво, но я уверен, что его расслабленность напускная. Он приготовился фильтровать информацию и отделять зерна от плевел.

— У меня любопытная сплетня из Саудовской Аравии, — хитро улыбается Головкина.

— Вот как? — Билл выгибает бровь. — Интересно будет послушать.

— Ходят слухи, что некий шейх Мансур аль-Азиз решил зайти в нефтяной бизнес России.

— Эти полотенцеголовые совсем берега попутали? — на лице Смита застывает недоуменное выражение, — откуда сведения?

— Я не раскрываю источники, — ухмыляется Ирина, — скажем так, от человека, приближенного к семье шейха.

— Очень интересно. — Смит резко опрокидывает бокал и слегка морщится.

— Что вы планируете с этим делать? — Головкина невинно хлопает глазками. — Очевидно, что в перечень персон нон грата его включить не получится. Скоро же намечается визит министра иностранных дел России в Саудовскую Аравию.

— Мне кажется, вы плохо представляете наши возможности, леди Болтон, — мрачно комментирует Смит.

— Возможно. Я всего лишь женщина. Расскажите лучше, как поживает ваша семья.

Головкина умело переводит тему, а я прикидываю риски ее авантюры. Очевидно, что на слово вряд ли кто-то поверит. С другой стороны, если Смит ненадолго в Россию, то может и пренебречь проверкой информации. Легче просто сделать, не разбираясь. Формальный повод у них есть. Шейх был в советских списках. Можно просто автоматически перенести его в перечень России с прошлым основанием.

В комнату заходит супруг Ирины и направляется к нам.

— Спасибо, Ира! — по-русски негромко говорю, наклонившись к уху девушки.

— Спасибо не отделаешься, Князев, я жду грязных подробностей, — быстро бормочет Головкина.

Встаю и уступаю место рядом с женой подошедшему Джеймсу.

Глава 84.1. Вариант

Морозит. Напротив очереди в посольство Израиля стою в красном пальто красивая. То и дело кто-то подходит и уточняет, какая именно квартира меня интересует. Говорю, что рассмотрю все варианты, потому что меня интересует оплата ювелиркой. Записывают телефон, отходят.

Через два часа не выдерживаю и заканчиваю свою акцию. Руки закоченели, бегу в метро. Посмотрела же утром прогноз погоды, но все равно упрямо поехала к посольству. Жалко терять хотя бы день. Хочется побыстрее закрыть вопрос с жильем.

Заезжаю на рынок на Цветном бульваре. Немного страшно, но никто не стреляет. Наоборот, получаю положительные эмоции. Кавказские мужчины зазывают: «Подходи, красивая!». Как в старые добрые советские времена. Ностальгирую, заполняю сумки. Подумать только, долгие годы я не покупала продукты сама.

Домой возвращаюсь удовлетворенная. Чувствую себя самостоятельной женщиной. Кое-как вручаю теть Гале часть продуктов. Разогреваю обед, зову Галеба.

Телефон звонит. Прохожу в прихожую. Снимаю трубку.

Мои брови взлетают вверх. Звонят по поводу квартиры. Даже не ожидала такого быстрого эффекта.

— Вы знаете, что оплата будет ювелирными изделиями? — первым делом предупреждаю я.

— Да, девушка, мы в курсе, готовы рассмотреть этот вариант, — с энтузиазмом заверяет меня женщина.

— А что за квартира и где расположена? — деловито осведомляюсь я.

— Пятикомнатная сталинка около университета, — любезно поясняет собеседница, — район хороший, все рядом.

Она что-то еще говорит, а я немного зависаю. Даже не думала, что поступит предложение о такой большой квартире.

— Сколько вы хотите? — вклиниваюсь я в бесконечный поток слов женщины.

— Договоримся, девушка. Ориентировочно тридцать тысяч долларов. Вам нужно будет подъехать к нашему ювелиру, чтобы он посмотрел, что вы можете предложить.

На автомате записываю контакты собеседницы и ювелира. В голове крутится, что в любом случае должно хватить, но нужна ли нам такая большая квартира?

Кладу трубку и понимаю, что даже не договорилась о просмотре. Но даже не это сейчас волнует. Я снова впадаю в тревожное состояние. Еще помню визит в ломбард и свои ощущения с этим связанные. А я была в общественном месте. Сейчас же ехать по какому-то адресу.

Можно дождаться приезда брата, но руки сами тянутся за визиткой Князева. Еще помню его слова, что с иностранцами преступные элементы побоятся связываться. Сильно надеюсь, что он прав.

Даже не думала, что будет так страшно, когда реально дело дойдет до покупки жилья.

— Алло, Алексей, прости, что тебя беспокою, — сбивчиво начинаю я разговор.

— Да, Лена, чем могу помочь? — готова поклясться, что он улыбается. Меня потряхивает, а ему весело.

Кое-как объясняю о сути проблемы. Совершенно теряюсь, когда дохожу до просьбы меня сопровождать.

Князев очень легко соглашается, обещает приехать и я слегка успокаиваюсь.

Возвращаюсь на кухню, смотрю на Галеба. Около университета много хороших школ. А еще там рядом дворец пионеров. Для жизни с ребенком хороший вариант.

Да и на работу добираться удобно, если у Андрея Сергеевича получится меня устроить в Министерство обороны.

Если, конечно, это реальное предложение, а не какое-нибудь мошенничество. Слишком какой-то нереальный вариант.

Открываю сейф. Выбираю тот самый браслет от Картье и еще парочку колье с драгоценными камнями. По идее, этого хватит, если оценка будет более менее адекватной. Беру с собой справку о стоимости браслета, которую получила в бутике в Эр-Рияде, когда готовилась к своему побегу. Вряд ли она сильно поможет, но нужно использовать все аргументы.

Приезжает Князев. Завозим Галеба на занятия. Садимся в машину и едем к ювелиру.

Прежде чем нажать на звонок, Алексей отбирает у меня все украшения.

Дверь открывается. Пожилой мужчина приглашает нас пройти в квартиру.

— Жду вас, молодые люди. Давайте посмотрим, что вы привезли.

Проходим в небольшой кабинет. Усаживаемся в кресло. Ювелир садится за стол, натягивает на лоб очки, больше похожие на бинокль.

Алексей достает только браслет и кладет его перед мужчиной.

Тот рассматривает его своим биноклем и выносит вердикт:

— Тридцать тысяч долларов.

Изумленно хлопаю глазами. Можно промолчать, но совесть не позволяет.

— Простите, но вы ошибаетесь, — экспрессивно выпаливаю я, — он стоит двадцать пять тысяч, у меня и справка есть.

Мужчина сдавленно откашливается в кулак, смотрит на меня честными глазами:

— Это ограниченная коллекция, девушка. Они быстро растут в цене.

Смотрю на него крайне скептически. Как-то слишком быстро и слишком сильно растут в цене эти ограниченные коллекции.

— Лена, думаю не стоит спорить с профессионалом своего дела, — прерывает мои моральные терзания Князев, — вы же дадите нам справку о стоимости?

— Разумеется, молодой человек.

Со справкой едем по адресу к университету. Чувствую сильный дискомфорт. А если в Израиле обнаружится, что браслет стоит меньше, чем обозначено в справке. Получится, что я какая-то мошенница.

— Лена, перестань дергаться, — уговаривает меня Алексей, — наверняка у них куча родственников здесь. Будут проблемы, тебе сообщат.

Эта мысль немного успокаивает. Получается наконец-то расслабиться.

Глава 84.2

Въезжаем во двор. Выхожу, осматриваюсь. Чем-то напоминает наш район. Сразу чувствую себя, как дома.

Дверь открывает энергичная женщина в возрасте с пышными формами.

— Леночка, Алексей, проходите!

Замираю и с подозрением смотрю на нее. Откуда она знает, как зовут Князева?

Женщина мгновенно реагирует на мой взгляд, ориентируется в ситуации и поспешно добавляет:

— Я не путаю, молодой человек? Илья Израилевич так вас назвал вроде бы. А меня зовут Дина Михайловна.

Лихорадочно вспоминаю наш визит к ювелиру. Не помню, чтобы там звучало имя Князева.

— Лена, проходи, — аккуратно толкает меня в спину Алексей, и я не успеваю додумать мысль.

— Вы очень красивая пара, — отпускает комплимент Дина Михайловна.

— Мы не пара, — протестую я.

— Разве? — женщина очень удивленно вскидывает бровь и вопросительно смотрит на Князева.

— Мы друзья, — заверяет Алексей, как-то смущенно пожимает плечами.

— Сантехника у нас хорошая, импортная — переключается на насущное женщина, — везде паркет. Здесь маленькая комната.

Заглядываю в помещение, больше похожее на кладовку, но окно переводит его в статус комнаты. Еще одна зала оказывается проходная, но в общем квартира очень просторная. Лучше, чем я себе представляла, когда размышляла о том, где бы хотела жить.

— Мебель мы всю, конечно же оставляем. Но нужно будет немного доплатить, — проникают в сознание слова хозяйки.

— Может, все входит в общую сумму? — Князев кидает многозначительный взгляд.

— Ах, ну да, конечно же входит, — как-то неестественно улыбается женщина.

Смотрю по очереди на одного, потом на другую. Оба отводят от меня взгляды. Эти двое что-то от меня скрывают.

— Мне кажется, что из меня делают идиотку, — сообщаю результаты своего наблюдения, — пожалуй, я пойду. Дальше секретничайте без меня.

Разворачиваюсь и направляюсь на выход. Князев останавливает меня в прихожей.

— Лена, не глупи. Хороший вариант. Я больше не буду вмешиваться. Подожду тебя в машине.

Обувается, хватает пальто и исчезает за дверью квартиры.

— Вам повезло, Леночка, — уведомляет меня хозяйка, — нужно ценить такого мужчину, который щедр, находясь в статусе «друга». А того, кто не кричит о своей щедрости, нужно ценить еще больше.

— Сколько реально стоит квартира, и во сколько оценили мой браслет? — пытаюсь я прояснить ситуацию.

— Цену я вам назвала настоящую. Браслет Илья Израилевич разрешил взять за двадцать. Еще хотя бы пять процентов нужно отнять за наши неудобства. Итого еще двенадцать тысяч желательно доплатить наличными. Если не устраивает, могу проводить вас к соседке. У нее прекрасная трешка за двадцать тысяч и срочная продажа.

После визита к подруге Дины Михайловны на другой этаж, обещаю подумать и позвонить.

Выхожу на улицу с твердым намерением игнорировать Князева. Прохожу мимо машины.

— Лена, подожди, это глупо. Ты не успеешь забрать сына.

В этом Князев абсолютно прав. Я даже не могу сразу сориентироваться, в каком направлении находится метро.

Сажусь в машину и вздыхаю.

— Я не понимаю тебя, Алексей. Зачем нужно было мне врать?

Князев с силой сжимает руль, так, что костяшки пальцев белеют. Заводит мотор, медленно трогается. Кидает на меня быстрый взгляд.

— Просто хотел сделать тебе подарок.

— Подарок, о котором я ничего не знаю. И не могу принять, потому что это накладывает определенные обязательства.

— Именно поэтому ничего и не говорил. Я не хочу дружить с тобой, Лена! С этого момента ставлю тебя в известность, что намерен за тобой ухаживать.

— Я говорила, что не готова к отношениям. — резче, чем хотела, выпаливаю я. — Я еще предыдущие не совсем закончила. Фактически я сейчас нахожусь в браке.

— Это формальность. Он недействителен в России, — сквозь зубы цедит Алексей.

— Я чувствую себя замужем. Не так легко просто взять и выкинуть восемь лет жизни. Я еще зависима от своего прошлого, по ночам вижу Мансура во сне — выдаю все на какой-то истерике. Сразу же жалею, что все это сказала. Но уже поздно. Слово не воробей.

— Я понял, Лена, можешь не продолжать. Больше не буду докучать своим вниманием, — холодно мне бросает Князев.

До школы доезжаем в гробовом молчании. Кусаю губу и хочу как-то сгладить неловкость, но мне нечего добавить к своим словам. Я не готова встречаться с другим мужчиной. Слишком мало прошло времени. Я не чувствую себя свободной.

Ночью долго лежу без сна. Не могу выбрать из двух квартир. Гордость требует отказаться от варианта Князева. Мать во мне умоляет согласиться.

Галебу тесно в нашей квартире. Ему здесь категорически не нравится. Пятикомнатная квартира тоже не дворец, но явно просторнее, чем та трехкомнатная.

Сама не замечаю, как мысли утекают к Князеву. Думаю о том, что все сложно. Я не хочу, чтобы мне снова врали. Мансур начал наши отношения со лжи. Совершенно естественно, что все закончилось так паршиво.

Одно радует — компенсацию Мансура за четвертую жену я обменяю на жилье для нас с Галебом. Лучшего применения браслету не найти.

В итоге, каждый получает то, что желает. Кто-то новую жену, а кто-то свободу.

С Алексеем, конечно, по-дурацки получилось. Не хотела быть такой резкой. Вообще не стоило выяснять отношения. Прекрасно же просто дружили. Жалко будет, если он исчезнет.

Может быть, я даже согласилась бы на легкомысленный роман. Только совсем не представляю себя с другим мужчиной. Даже если это будет Князев.

Глава 85. Будни

Три месяца спустя

Равномерно распределяю помаду, потерев губы друг о друга. Потом вытягиваю их бантиком, посылая в зеркальце воздушный поцелуй. Захлопываю пудреницу и кидаю в сумку. Перед уходом забегаю к шефу.

— Валентин Егорович, я отдала поздравление для Джонсона вашему секретарю, убегу сегодня пораньше?

— Давай, Лена, беги. Только завтра не опаздывай, ты будешь мне нужна.

— Я помню, Валентин Егорович, спасибо!

Вылетаю на улицу и несусь к метро. Выхожу на Воробьевых горах. Пять минут умиротворения медитирую на вид Москвы-реки и иду по направлению к дворцу пионеров.

На первом этаже вижу нашу няню, которая беседует с няней Волковых.

— Лена, вы сегодня сами пришли? — радостно встречает меня женщина.

— Да, Маргарита Викторовна, получилось уйти пораньше. Ребята еще не освободились?

— Скоро должны появиться, — заверяет няня, сверившись с часами.

— Вы тогда можете идти, Маргарита Викторовна. Вечером сможете подойти к нам, у вас ничего не изменилось?

— Нет, нет, Лена. Все в силе. Можете не волноваться.

— Спасибо! — облегченно выдыхаю и устремляю взгляд на лестницу, по которой должен спуститься Глеб.

Вскоре появляется толпа детей. Мальчики несутся вниз, перепрыгивая через ступеньки. Девочки чинно и степенно спускаются следом.

— Привет, мам! — сын подбегает и сразу вручает мне в руки свой рисунок.

— Очень красиво, Глеб, — горделиво рассматриваю натюрморт из вазы с яблоком, нарисованный карандашом.

— Нормально, — небрежно отмахивается мальчик. Оборачивается на лестницу и тянет меня наклониться вниз к его губам.

— Если можно только одну жену, я женюсь на Наташе, — негромко сообщает мне на ухо, а потом показывает на девочку с хорошей осанкой. Она походкой балерины направляется к ожидающему ее папе.

Окидываю взглядом возможную невестку. Правильные черты лица и каштановые волосы. Но что-то мне подсказывает, сын будет долго перебирать кандидаток. Долго на девочке не фокусируюсь.

— Она очень красивая, Глеб, — вежливо комментирую, упаковывая рисунок в папку.

— Петь, пока! — кричит сын, уже забыв про Наташу.

Оборачиваюсь на Петю Волкова, няня которого тоже прячет рисунок.

— А вы не домой? — интересуюсь у женщины.

— Нет, нам еще на теннис.

— А, ну тогда до свидания. Петя, пока! — машу рукой приятелю сына и тяну Глеба на выход.

Не спеша, через парк идем домой. Солнце пробивается через листья деревьев. Пахнет летом. Рассеянно смотрю на шпиль высотки МГУ. Там мы познакомились с Князевым.

— Мам, а дядя возьмет меня на выходные на дачу? — Глеб уже где-то нашел большую палку и размахивает ею в разные стороны.

— Если он сам поедет. Дядя сегодня зайдет к нам. Сам у него спросишь.

— Если бы мы не убежали от папы, мы могли бы поехать на залив, — мечтательно говорит сын, сбивая палкой высокий сорняк.

— Тебе не нравится, как мы живем? — с замиранием сердца слежу за реакцией ребенка.

— Нет смысла об этом говорить, — не по-детски замечает сын, — я должен был взять ответственность за тебя. Это долг махрама.

Щурюсь на солнце. Я взяла на себя ответственность за Глеба, он за меня. Что-то в этом есть. Круговая порука.

Хотя иногда хочется отдать эту ответственность в руки мужчины. Как-то раньше я не сильно ценила мое безответственное положение. Казалось, что я просто птица в клетке. Мне хотелось свободы. А теперь иногда хочется снова в клетку. Чтобы ничего не решать, откинуть необходимость постоянно делать выбор. Как оказывается, утомительно быть сильной женщиной.

Дома кормлю Глеба и отправляюсь в душ. Нужно подготовиться к вечеру. Привожу тело в порядок, сушу волосы и наношу на лицо маску. Прохожу в маленькую комнату, из которой соорудила себе мини-кабинет.

Сажусь за швейную машинку и заканчиваю последний шов. Поднимаю платье и рассматриваю. Попробовала повторить свое любимое платье от Версаче. Надеюсь, что хоть немного похоже. За восемь лет в Саудовской Аравии только пару раз что-то себе шила. Сейчас занимаюсь этим регулярно. Пытаюсь воссоздать свой гардероб.

Смываю маску и примеряю платье. Не Версаче, конечно, но вполне прилично. В театр выйти можно.

В дверь звонят. Открываю Пете. Он выглядит как-то неважно.

— Что-нибудь случилось? — смотрю, как он разувается и проходит в квартиру.

— Ларка позвонила, сказала, что остается в Польше, — брат издает нервный смешок, — встретила на Варшавском рынке какого-то пана и умудрилась его охмурить.

— Мне очень жаль, Петь, — подхожу ближе и рукой глажу брата по предплечью, — хочешь все отменим, и никуда не пойдем?

— Вот еще. Можно подумать, трагедия. Что я себе бабу не найду? Сходим, отвлечемся. Кстати, шикарное платье.

— Спасибо! Сама сшила, — горделиво сообщаю я. — Проходи на кухню, я тебя покормлю.

Вечером оставляем Глеба на няню и едем в Большой.

Покупаю программку на память и беру бинокль. Располагаемся во втором ряду амфитеатра. В предвкушении жду, когда же прозвучит третий звонок.

Зал заполняется. На первый ряд перед нами садится пара.

Замираю, когда понимаю, что это Князев. С легкой щетиной. Брутальный и красивый.

Перевожу взгляд на его спутницу. Очень красивая блондинка с породистым лицом. Хорошо смотрятся вместе, очень гармонично. От этого у меня сжимается сердце.

Алексей наклоняется к девушке, что-то говорит, она смеется. Он наклоняется и целует ей руку.

Становится душно и хочется выйти. Уже готова это сделать, но звучит третий звонок.

Глава 86. Сон

Настроение катится к черту. Невидящим взглядом пытаюсь сосредоточиться на сцене, где балерина крутит фуэте. Но мои глаза то и дело соскальзывают на пару, сидящую впереди. Они просто смотрят балет и больше не разговаривают. Но мне невыносимо хочется выгнать эту красивую девушку и занять ее место.

После нашей последней встречи я полагала, что все вернется на круги своя. Провожала Глеба на занятия и надеялась, что на выходе из школы меня будет поджидать Князев. Но этого не происходило. Я убеждала себя, что мне безразлично, но все равно каждый раз снова надеялась его увидеть.

Когда стало ясно, что Алексей не появится, стало тоскливо. Но я смирилась с его решением больше не встречаться. В конце концов, я сама ему отказала. Причем второй раз, если считать с тем случаем восемь лет назад.

Было наивно полагать, что Князев будет стучать в закрытую дверь. Хотя, если признаться честно, я надеялась, что он все-таки будет в нее стучать, как всегда делал Мансур. Брал штурмом крепость каждый раз, не принимая моих отказов.

Наверное, я должна быть благодарна Князеву, что он уважал мои желания. Но благодарной быть не получалось, я чувствовала разочарование. Вместо горячего штурма и напора холодная пустота.

И вот через какие-то несчастные три месяца я вижу его с другой. И не где-нибудь, а в театре. Встреча в ресторане с этой парочкой не уязвила бы так сильно. Это просто про легкомысленные отношения. Свидание в Большом — гораздо важнее, это про серьезные намерения.

Мне должно быть все равно. Я сама его оттолкнула. Но мне не все-равно. Я тлею на медленном огне.

В невыносимых муках доживаю до антракта. Наклоняюсь к Пете и говорю, что хочу уйти.

Брат ничего не спрашивает и не спорит. Он здесь из-за меня. Сам никогда в жизни не пошел бы на балет.

Петя завозит меня и уезжает домой. По пути успеваем договориться, что он завтра вечером заедет за Глебом, и они отправятся на дачу. Обещает стать самым лучшим дядей на свете, если в личной жизни все-равно не везет.

Поднимаюсь домой. Отпускаю Маргариту Викторовну. Читаю Глебу книгу. Продолжаю читать, даже когда становится ясно, что сын уснул. Лишь бы не оставаться сейчас наедине со своими мыслями.

Так и засыпаю с книгой в удобном кресле в спальне сына.

Мне снится неприличный сон. Я стою на четвереньках и меня берут сзади. Я чувствую горячие руки на своих бедрах. Они сжимают кожу грубо и требовательно. Я почему-то заранее знаю, что там останутся синяки.

Во мне скользит большой член. Входит резко и мощно в очень быстром темпе. Бьет в чувствительную точку. Я нахожусь на грани. Еще несколько толчков и распадаюсь на атомы.

Меня еще бьет судорогой, когда мужчина переворачивает меня на спину. Нависает надо мной и снова входит спереди. Открываю глаза и вижу, что это Князев. Берет меня дико и грубо, глаза черные от желания. И я снова его хочу. Обнимаю ногами. Притягиваю голову к себе и впиваюсь в губы.

Просыпаюсь от требовательного звонка. Низ живота горит и пульсирует. Какое-то безумие.

Встаю и пошатываясь иду к двери. Смотрю в глазок и не понимаю, что происходит. Или я еще сплю, или сон в руку. Открываю дверь и тотчас оказываюсь прижата к стене.

— Ты ушла, значит тебе не все равно, Лена, — хрипло заявляет Алексей, — наклоняется ниже и впивается в губы. И я отвечаю, потому что это слишком похоже на продолжение того сна, а мы не успели там закончить.

— Будешь делить меня с другой? — интересуется Князев, отрываясь от моих губ.

— Нет, — машу головой.

— А его делила, — лихорадочно бормочет мужчина.

— У меня не было выбора. Тебя делить не буду, — пробую его оттолкнуть.

Мои запястья оказываются скованы над головой. В сознании проносятся флешбеки, как я в точно такой же позе безумно хотела его целую вечность назад. Кожа воспаляется в ожидании ласки.

Князев снова накрывает мой рот и грубо целует. Я снова ему отвечаю, еще и стону в губы. Мое тело изголодалось за это время и требует дать ему этого самца. Выгибаюсь навстречу торсу мужчины. Трусь об него, как похотливая кошка.

Князев отстраняется и смотрит на меня победно.

— Хочешь меня, Лена?

— Да, прямо сейчас, — нетерпеливо выпаливаю я.

Алексей подхватывает меня на руки и несет вглубь квартиры.

— Туда, — показываю я на дверь спальни.

Толкает коленом, сбрасывает на кровать. Закрывает дверь и раздевается на ходу. Завороженно смотрю на процесс. Не могу поверить, что все происходит на самом деле.

Не раздевает меня. Просто задирает платье. Сдвигает белье и резко входит.

— Фак, Лена. Какая ты мокрая. Ты сводишь меня с ума.

Берет меня дико и грубо, глаза черные от желания. Вставляю в рот ребро ладони, чтобы не кричать. Несколько толчков и меня взрывает. Князев финиширует следом. Падает на спину рядом.

— Значит, делить не будешь? — хмыкает он чуть позже.

— Сегодня исключительный случай, — бормочу я, — немного поиспользую тебя, как мужчину. А потом ты пойдешь на хер.

— Не ругайся, Громова, тебе не идет, — тянет меня к себе, забираюсь на его плечо.

— Ты мне никто, чтобы указывать. Отдамся тебе еще пару раз и вали к своей блондинке. Я тебя больше на порог не пущу.

Трогаю крепкие мускулы на груди. Провожу ладонью. Плохо жить без мужчины, но этого я сама упустила.

— Я теперь никуда не уйду, Громова, — тянет меня за волосы и заставляет поднять лицо вверх, смотрит в глаза, — выйдешь за меня замуж?

Глава 87. Решение

Хмыкаю. Желчь разливается по груди вязкой массой и печет в солнечном сплетении.

— Твоя блондинка отказалась и ты решил попытать счастья у меня? — скребу ноготками по груди Князева.

— Ира моя подруга детства, и у нее есть муж.

— Как интересно. Мне казалось, ты не дружишь с женщинами.

— С теми, кого хочу, не дружу. Вообще противно всегда смотреть на такую дружбу, где мужчина капает слюной, а женщина дура дурой считает, что с ней дружат.

— Допустим, ты был с подругой. Зачем тогда меня дразнил и предлагал делить себя с другой женщиной? — надавливаю ногтями чуть сильнее, смотрю как на коже остаются полумесяцы.

— Ты была так сильно возбуждена во время поцелуя, думал просто меня проглотишь. Хотел проверить, способно ли тебя в таком состоянии хоть что-то остановить.

— Проверил? — вонзаю когти, Князев слегка морщится.

— Пожалуй, я сейчас промолчу, чтобы не нарываться. Оставлю при себе выводы по итогам эксперимента, — Князев похабно улыбается, чем выводит меня из себя.

— Экспериментатор, блин. Нашел лабораторную крысу, — отталкиваюсь и пытаюсь переползти на другую половину кровати.

Князев ловит меня за талию и прижимает к себе.

— Я с первой нашей встречи знал, что ты очень страстная, Лена. Но только сегодня понял насколько. Хочу официально заявить, что твой шейх абсолютный болван, если выпустил тебя из своих лап.

Кого я сейчас точно не хочу вспоминать, так это Мансура. Кажется, у него появился еще один повод меня убить. Хорошо хоть, что в персоны нон грата его все-таки включили. Можно не бояться, что сейчас появится на пороге со своим пистолетом. Пристрелил бы меня хладнокровно, как ту кобру. Князева, разумеется, тоже.

— Между прочим, с большой долей вероятности, я все еще замужем. Если соглашусь на твое предложение, буду двоемужницей, — задумчиво выдаю я, — к тому же не думаю, что Глеб все это одобрит.

— Я не понял, ты опять пытаешься меня отшить? — Князев опрокидывает меня на спину и нависает глыбой сверху.

— Мы можем просто встречаться, — пожимаю я плечом, — разумеется, на твоей территории.

— Если мы будем просто встречаться, то на моих условиях, — сверлит меня взглядом Алексей, — это будет гостевой брак. Ты будешь жить отдельно, если хочешь, но выйдешь за меня замуж. Не хочу завтра обнаружить, что ты снова сбежала с каким-нибудь шейхом.

— А если я откажусь? — задумчиво накручиваю локон. Князев взглядом ловит это действие, потом возвращается к моим глазам.

— А если откажешься, то никаких тебе встреч. Используй как мужчину кого-нибудь другого. Тебя опасно оставлять в свободном состоянии, постоянно куда-то пропадаешь.

— Мне надо подумать.

— Я и так дал тебе три месяца. Времени подумать было с избытком. Решай прямо сейчас.

Смотрю на темную ночь за окном и думаю. Если в прошедшие восемь лет я не общалась ни с кем из мужчин, то в последние три месяца наверстала это упущение с лихвой. В министерстве мало женщин, я окружена исключительно представителями сильного пола. Многие оказывают знаки внимания, но ни на ком не задерживается взгляд.

Может, конечно, я ни на кого не смотрела, потому что Князев своим исчезновением выбил меня из зоны комфорта. Одно можно сказать точно, мне тоже не нравится, когда он пропадает. Здесь у нас абсолютная взаимность.

Совместимость — очень тонкая материя. Сколько человек на земле нам по-настоящему подходят? Так, чтобы было комфортно молчать, но и дружить феромонами получается. Явно список не очень большой. Князев в него объективно входит.

К тому же с Глебом у меня не так много шансов выйти замуж. Вообще не представляю, как я могу ему предъявить какого-либо мужа, кроме его отца. И никто другой кроме Князева не предложит мне такие отличные условия, как гостевой брак.

Вроде бы звезды встали в правильном порядке, но чего-то не хватает. Перевожу взгляд на Алексея, который не сводит с меня глаз и гипнотизирует, как удав кролика.

— У меня тоже есть условие. Я хочу период помолвки. Мы будем просто встречаться, ты будешь водить меня на свидания. И за это время я могу передумать, если захочу.

— Принято, Князева. Будут тебе свидания. И шансов передумать я тебе не дам.

Алексей накрывает мои губы и целует пронзительно нежно.

Похоже, мне все-таки предстоит стать двоемужницей.

Глава 88. На волне

Алексей Князев

Когда Громова в очередной раз меня отшила, хотелось завязать с этой темой. Поехал в «Олимпийский», где открылся ночной клуб «У Лисса». Сидел, глушил виски, смотрел на малолеток на танцполе. И бесконечно повторял себе, что надо бы заканчивать с этими бесконечными прыжками на граблях. Хотелось, чтобы эта мысль уже записалась на подкорке. Сколько можно слушать «нет» из уст одной и той же женщины.

Вскоре подсела местная профессионалка. Заказал ей коктейль, потом еще один. Благо, музыка долбила по барабанным перепонкам, и не надо было слушать ее треп в фоновом режиме.

Когда настал момент покинуть заведение, внезапно понял, что не готов продолжить вечер с интердевочкой. Ясно представил завтрашнее утреннее похмелье, перемешанное с дешевым послевкусием от одноразового секса. Просто оплатил счет и один уехал домой.

Плотно ударился в работу, чтобы поменьше вспоминать о Громовой. Но одна и та же мысль не давала покоя. Для чего мне вообще нужна была вся эта карьера и деньги, если не для этого самого момента истины?

Мужчина вообще очень ленивое существо. Если бы все потребности сами себя удовлетворяли, мы бы не совершали лишних телодвижений. Власть и деньги нам нужны только с одной целью — чтобы конвертировать их в секс. Чтобы иметь возможность получить любую желанную женщину.

И сейчас объект моих грязных желаний находится буквально на кончиках пальцев. Могу прямо сейчас прыгнуть в тачку и через двадцать минут увидеть Лену. Еще недавно я о подобном не мог и мечтать. Просто какой-то подарок или Санта-Клауса, или судьбы.

Я могу включить обиженку, как и восемь лет назад. Лена снова утечет от меня, как песок сквозь пальцы. Это один из вариантов развития ситуации. В этом случае все мои успехи не имели абсолютно никакого смысла.

А еще я могу засунуть свою гордость куда подальше, и все-таки получить Громову себе. Надо только дать ей немного времени на адаптацию. Передислоцироваться на местности и предпринять новый штурм этой крепости.

Надолго меня не хватило. Даже эти три месяца молчания потребовали недюжинной выдержки. А потом наступил май. Природа просыпалась и требовала свое. Мое терпение и благие намерения внезапно иссякли. Неутоленная жажда требовала перехода к активным действиям.

Чтобы прозондировать настроение Лены, я решил «случайно» пересечься в театре. Петя Громов с большим энтузиазмом принял предложение стать моим соучастником. С Ирой тем более никаких проблем не возникло. Она сгорала от любопытства и была в восторге от идеи пересечься с Леной в Большом.

Смешно признаться, но этот первый акт балета останется одним из самых ярких эротических переживаний в моей жизни. Что-то подобное я испытывал в пубертате, приглашая девочек в кино. Те самые ощущения, когда сидишь рядом с понравившейся девочкой и мечтаешь о случайном прикосновении.

Мне было безумно сложно ни разу не повернуться. Я чувствовал взгляд, сверлящий мой затылок. Он был таким ощутимым, что казался тактильным контактом. Мой позвоночник на время превратился в громоотвод. Он пропускал через себя тысячи электрических разрядов, которые заряжали кровь и заставляли ее ускорить ток по венам.

План предполагал случайное столкновение в антракте. Хотел увидеть глаза Громовой, когда представлю ей другую женщину. Только эффект превзошел все мои ожидания. Как только включили свет в зале, Громовы с реактивной скоростью покинули свои места. В общественных пространствах театра мы с Ирой их так и не обнаружили. А после окончания перерыва выяснилось, что брат с сестрой просто покинули Большой.

Весь второй акт в моей душе пели фанфары. Реакция Громовой была столь говорящей, что у меня не оставалось сомнений, что я затронул какие-то струны души Лены. Ей явно было не все равно. Именно поэтому она не смогла спокойно сидеть и смотреть балет.

После театра я закинул Иру домой и сразу отправился к Лене. Готовился к небольшой истерике с бурным выяснением отношений и примирением в финале. Но чего я точно не ожидал увидеть, так это Громову, сгорающую от желания. Лена всегда была полна сюрпризов, но в этот раз сорвала все шаблоны.

Я не стал долго выяснять причину ее состояния. Тем более, что сам находился на грани. Три месяца воздержания не самый типичный сценарий для меня.

Можно какое-то время сублимировать сексуальную энергию в работу, но все хорошо в меру. После какой-то черты это становится нездоровым извращением.

Так или иначе, но в этот вечер мы с Леной оказались на одной волне.

И на этой волне я чувствовал себя победителем стихии. Тем самым, который легко и уверенно скользит на доске по самому гребню девятого вала. Это головокружительное чувство, когда ты долго думал о женщине, и вот она становится твоей. Ощущение свободного полета на гребне волны.

После той ночи Громова была практически у меня в кармане. Надо сказать спасибо советскому воспитанию. На западе секс не повод для знакомства, а здесь он серьезная причина для начала отношений. Выбил у Лены твердую почву из-под ног и повод дальше держать дистанцию.

Блицкриг завершился сломом обороны крепости. Все остальное уже было гораздо легче. Просто методично шаг за шагом приручать эту вздорную дикую кошку.

Глава 89. Вечер

Теплый ветерок колышет листья. Мы во дворе дома Громовой. Открываю перед Леной пассажирскую дверь и помогаю сесть в салон. Обхожу машину и занимаю водительское место.

Тяну Лену к себе на колени и наконец-то накрываю губы своими. Языком поглаживаю язык, ладонь накрывает бедро под платьем, чуть сильнее сжимает нежную кожу. Второй рукой обнимаю спину и привлекаю Громову к себе ближе.

— Куда сегодня хочет моя девочка? — уточняю, закончив поцелуй. Носом ныряю в основание шеи и шумно вдыхаю запах кожи.

— Хочу танцевать, — шепчет Громова мне на ухо и провокационно лижет мочку.

— Моя девочка хочет танцевать? — подушечками пальцев провожу по щеке, обвожу контур чувственныхгуб, — едем в «Эрмитаж»?

— Давай в «Эрмитаж», — Лена кивает и быстро заправляет за ухо прядь выбившихся волос. Взглядом прослеживаю ее движение. Чувствую себя немного пьяным.

— Ты ужинала?

— Я не голодна.

— Значит сначала ресторан, потом клуб. Петя Глеба опять везет на дачу? — уточняю, чтобы понять, сколько у нас времени.

— Да, на выходных их не будет, — Громова пытается слезть с моих колен, удерживаю ее, обвив талию.

С Глебом у нас не сразу наладилось. Я для него — чужой мужчина. Если авторитет дяди для него непререкаем, на меня долго смотрел волчонком. Пока я внезапно не обнаружил, что в ГУМе открылся отдел ЛЕГО. Теперь каждый визит в квартиру Лены я подкрепляю новым конструктором. Глеб уже не так категоричен в своем неприятии, даже радуется моим посещениям.

— Расклад понятен. После клуба ко мне? — риторически интересуюсь я.

Громова неопределенно жмет плечом, потом хмурится, что-то вспомнив.

— Леш, я же тебя просила, при Глебе не брать меня за руку, — выдает Лена тоном прокурора, — я же объясняла, что он воспитан в культуре, где не приняты публичные проявления чувств.

— Тебе не кажется, что пора его адаптировать к новой культуре? — успокаивающе поглаживаю Лену по спине.

Гневно прожигает меня взглядом.

— Я сама разберусь, как мне воспитывать моего сына, — раздраженно реагирует на мое предложение.

— Мы поженимся, Лена, он будет и моим сыном тоже, — напоминаю я вздорной женщине.

— У нас будет гостевой брак. Вряд ли вы будете часто пересекаться.

— Как ты это себе представляешь? — решаю наконец-то проговорить эту тему. — Как ты собралась в гостевом браке воспитывать нашего совместного ребенка?

— Это пока неактуальная тема. Проблемы решаются по мере поступления.

— Ты так уверена, что неактуальная? — вздергиваю бровь и накрываю ладонью живот Лены. — Ты за своим циклом вообще следишь?

Громова вспыхивает как маковое поле. Восхитительное зрелище. Не могу удержаться от быстрого поцелуя.

— Это акклиматизация, так бывает, — ворчит и отводит от меня взгляд.

Моя бедная птичка отказывается признавать, что все-таки попала в мои сети.

— Какая-то запоздалая акклиматизация, — скептически качаю головой, поглаживаю плоский живот круговыми движениями, — так что боюсь, милая, с гостевым браком ничего не получится.

— Мы вообще поедем сегодня танцевать? — резко меняет тему Лена.

— Конечно поедем, — выпускаю Громову из своих объятий и позволяю перелезть на пассажирское сиденье, — наслаждайся жизнью, милая. Надо ловить момент, пока живот не мешает.

Получаю тычок локтем в бок и не могу сдержать довольный смешок. Медленно выезжаю с обочины на дорогу.

На Ленинском проспекте притормаживаю у круглосуточной аптеки.

— Подожди немного, я на минутку, — сообщаю Громовой и отстегиваю ремень.

Выхожу из аптеки и сажусь в машину, кидаю Лене на колени пакет с тестами на беременность.

— Князев, ты иногда такой душный, — шипит Громова и закрывает глаза.

— А ты красивая, когда злишься. Кстати, а почему ты злишься, Лена? Дети — цветы жизни. Ты так не считаешь?

Громова фыркает и закатывает глаза. Довольно ухмыляюсь и выезжаю на дорогу.

— Кстати, я бы хотел девочку. А ты, милая?

— Просто заткнись.

— Боюсь, что и свадьбу придется ускорить, — с наслаждением перечисляю возможные последствия.

— Все как-то слишком быстро, — говорит Лена на грани слышимости.

Паркуюсь около ресторана. Ловлю руку Громовой и целую в ладонь.

— Тебе нечего бояться, Лена. Я намерен сделать тебя счастливой.

Эпилог

Елена

Снова май. Я немного криво паркуюсь во дворе дома, где Князев купил квартиру для нашей семьи. В моей он жить наотрез отказался, аргументируя тем, что она куплена на деньги другого мужчины. Я не против. Заселила пока к себе Петю, который тоже хочет поменять жилье на наш район.

Из подъезда выскакивает Глеб. Врезается в меня на полном ходу. Ловлю его за плечи.

— Ты куда собрался один? — хмурюсь я.

— Я буду у Пети, — задыхаясь, сообщает сын.

Беру его за руку и веду в соседний подъезд. Несмотря на наличие консьержа, самолично провожаю сына до двери квартиры Волковых. В лихое время нужно быть всегда начеку.

— На обратном пути позвони, — строго приказываю Глебу.

Автоматически кивает, но очевидно уже меня не слышит, потому что Петя открыл дверь.

Возвращаюсь к нашему подъезду и поднимаюсь домой. Разуваюсь, кидаю ключи от машины на комод и прохожу в спальню.

Ребенок, спящий на груди твоего мужчины, самое душеспасительное зрелище в мире. Князев спит, бережно придерживая рукой маленькое тельце нашей дочери.

Я смотрю на него и невольно вспоминаю Мансура, точно также прижимающего к себе маленького Глеба. Арабские мужчины очень трепетные отцы. Именно осознание этого факта помогало мне смириться с прочими недостатками первого мужа. Ради будущего своего ребенка женщина готова смириться с многим. И меня долго мучила совесть за то, что я, лелея свою обиду на Мансура, отобрала это будущее у Галеба.

А сейчас в моей душе мир. Алексей смог стать хорошим отчимом для моего сына. Порой мне кажется, что Князев больше подходит на роль наставника Глеба, чем его отец. Арабскую мужскую вседозволенность очень хорошо балансирует британская сдержанность. Я надеюсь, что этот культурологический гибрид даст хорошие плоды.

Для своей же дочери Князев стал нежным трепетным отцом, что меня порой тревожит. Я не хотела рожать девочек в Саудовской Аравии из-за их подчиненного положения. Теперь же существует опасность, что дочь будет расти маленькой копией Глеба, которой ее отец будет позволять абсолютно все.

Аглая начинает покряхтывать и копошиться на груди Алексея. Достает свой маленький язычок, как любопытная змея. Сейчас не найдет сосок и начнет плакать. Начинаю обратный отсчет: три, два, один... Тишина.

Очень терпеливая девочка. Нужен другой отсчет, подлиннее. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три...

Аглая возмущенно вскрикивает и начинает реветь. Князев испуганно открывает глаза и придерживает дочь уже обеими руками. Я подхожу к сладкой парочке и беру ребенка на руки.

Сажусь в кресло и даю Аглае требуемое. Сосательный аппарат дочери жестко смыкается вокруг моего соска.

— Маленькая акула, — беззлобно комментирую я.

— Готов всю жизнь смотреть на это зрелище, — немного хриплым после сна голосом отзывается Князев.

В подтверждение своих слов он не спускает с меня темного взгляда. Я знаю, что позже он потребует мою грудь и сам будет сосать молоко. Мансур так никогда не делал, потому что ислам запрещает пить молоко жены.

Я не могу сказать, что была несчастна с Мансуром. Мне было с ним хорошо. Даже периоды его отсутствия мне нравились. Сейчас немного напрягает, что Князев постоянно рядом. Иногда сильно хочется отдохнуть от мужского присутствия.

Нет, мне не было плохо. Просто приходит момент, когда отношения себя изживают. Именно поэтому Мансур захотел другую жену, а я захотела от него сбежать. По закону энтропии всему когда-нибудь приходит конец. Как гласит избитая мудрость, ничто не вечно под луной.

Но когда старое отмирает, оно уступает место новому. Солома перегнивает на полях и удобряет землю для новых ростков. Разочарование в старых отношениях освобождает место для новых чувств.

Так и в мою жизнь пришло обновление. И я купаюсь в темном взгляде Князева. А еще теперь я знаю, какие ощущения бывают, когда мужчина пьет твое молоко.

И я не жалею о старом, не стираю воспоминания. Иногда достаю шкатулку памяти и перебираю рубины и жемчуга. А еще я складываю в нее новые драгоценности. Яркие вспышки новой страсти, минуты томительной нежности, ощущение счастья от знания, что этот мужчина смотрит только на меня.

Конец

Оглавление

Пролог

Пролог. Продолжение

Глава 1. Свидание

Глава 2. Семья

Глава 3. Конференция

Глава 4. Князев

Глава 4.1. Элиты

Глава 5. Фильм

Глава 6. Пережитки

Глава 7. Просьба

Глава 8. Первый отдел

Глава 9. Подготовка

Глава 10. Сорок первый

Глава 11. Нежить

Глава 12. Ширпотреб

Глава 13. Афганистан

Глава 14. Тишина

Глава 15. Делегация

Глава 16. Латакия

Глава 17. Фуршет

Глава 18. Мансур

Глава 19. План

Глава 20. Выходной

Глава 21. Базар

Глава 22. Нелюбовь

Глава 23. Допрос

Глава 24. Долг

Глава 25. День икс

Глава 25.1. Побег

Глава 25.2. Полет

Глава 25.3. Неловкость

Глава 26. Эксплуатация

Глава 27. Хамам

Глава 28. Краски

Глава 29. Свободное время

Глава 30. Женщины

Глава 31. Разговор

Глава 32. Море

Глава 33. Противоположности

Глава 34. Рассвет

Глава 35. Буря

Глава 34. Пустыня

Глава 36. Оазис

Глава 37. Кобра

Глава 38. Борьба

Глава 39. Гостья

Глава 40. Зазеркалье

Глава 40.1. Зазеркалье 2

Глава 41. Кубра

Глава 42. Досуг

Глава 43. Встреча

Глава 44. Негар

Глава 45. Харам

Глава 46. Командировка

Глава 47. В гареме

Глава 48. Протест

Глава 49. Цели

Глава 50. Лилит

Глава 51. Мутава

Глава 52. Песок

Глава 53. Наказание

Глава 54. Деньги

Глава 55. Ожидание

Глава 56. Эйфория

Глава 57. Шанс

Глава 58. Подготовка

Глава 59. В путь

Глава 60. Задержание

Глава 61. Заказчик

Глава 62. Признание

Глава 63. Приговор

Глава 64. Эр-Рияд

Глава 65. Приглашение

Глава 66. Прием

Глава 67. Свадьба

Глава 68. Галеб

Глава 69. Откровение

Глава 70. Первый шаг

Глава 71. Никита

Глава 72. Звонок

Глава 73. Визит

Глава 74. Мотивация

Глава 75. Операция

Глава 76. Помолвка

Глава 77. Родина

Глава 78. Ломбард

Глава 79. Флирт

Глава 80. Исповедь

Глава 81. Документы

Глава 82. Обед

Глава 83. Вечеринка

Глава 84.1. Вариант

Глава 84.2

Глава 85. Будни

Глава 86. Сон

Глава 87. Решение

Глава 88. На волне

Глава 89. Вечер

Эпилог