Лучи смерти товарища Теслы [Артур Зеев] (fb2) читать онлайн

Артур Зеев Лучи смерти товарища Теслы

5

Густые клубы бело-сизого дыма возвестили станцию «Конечная» о прибытии паровоза. Самуил Львович нервно прошёлся по перрону, достал карманные часы и сверил время. Поезд, зараза такая, прибыл вовремя, минута в минуту — как будто не мог опоздать хотя бы на полчасика. А ещё лучше — попал бы под рейд басмачей, и дело с концом. Так нет же, вот он, припёрся.

— Самуил, не мельтеши.

— Рома, да не могу я. Ты же понимаешь…

— Понимаю. А ты не мельтеши.

Высокий мужчина в форменной «кожанке», которого называли Ромой, чиркнул спичкой и раскурил «беломорку». Со скрипом придавил тлеющий огонёк каблуком хромового сапога, затянулся папиросой и сплюнул. Жёсткое угловатое лицо при этом поморщилось, отбрасывая неровную тень в свете болтающейся на ветру керосинки. Грубая рука с узловатыми суставами рефлекторно потянулась к голове и поправила ёршик чёрных волос, как будто отряхиваясь.

Протяжно скрипнув, отворилась дверь купейного вагона. В полумрак перрона скользнула тень в чёрном кожаном плаще и фетровой шляпе — перед ней тут же выросли Самуил Львович и его компаньон. Проводница, увидев ещё одного в узнаваемой «кожанке» сотрудника органов госбезопасности, сглотнула и поскорее закрыла дверь, стараясь не вслушиваться в разговор.

— До-добрый вечер! Товарищ…

Хмурый мужчина в шляпе неторопливо достал серебряный портсигар, вынул оттуда папиросу «Герцеговина Флор», зажёг спичку и блеснул огоньком серых глаз. Даже Роман, матёрый НКВДшник, начинавший ещё в ГубЧК, и тот почувствовал себя неуютно под этим взглядом. Самуил Львович и вовсе съёжился.

— Товарищ Глебов. Клим Глебов, обращаться без отчества. И без должности — официально Москва никого сюда не направляла. Пока… Да и общественности лучше не знать, кто я и что я.

Высокий «взял под козырёк».

— Латыгин, Роман Константинович. Можно просто Роман, мы же с вами коллеги… Старший майор Первого отдела по Семипалатинску. Руководитель службы охраны «Полигона». В партии с…

— Неважно. Кто второй?

Грузный мужчина в гражданском сглотнул и поправил очки в роговой оправе.

— Са-сахаров… Самуил Львович Сахаров… На-начальник Особого объекта номер тридцать семь-ща, известного как «Полигон»… О-очень приятно…

На рукопожатие Глебов не ответил, ограничился лишь кивком. Глубоко затянулся и осмотрел парочку. Толстый коротышка в гражданском, стопроцентный еврей, заикается при виде «москвича», нервничает. Явно по партийной линии, стукачок либо чей-то протеже, перебирает бумажки. Очки выдают сильную близорукость, лишний вес и потливость — проблемы с сердцем. Венчик седых волос вокруг лысины наводит на мысли, что может быть старый партиец. Назначили или сослали?

Второй интереснее. Высокий, жилистый, выглядит моложе, чем есть на самом деле. Жёсткое квадратное лицо, будто вырезанное из бурого камня. Прокуренные зубы и пальцы, жестокий взгляд, короткая стрижка и форма. НКВДшник как он есть, явно бывший чекист, скорее всего, с нами со времён Гражданки, а то и до Октября где рядом был. Отсутствие левого уха подтверждает опыт Гражданской войны: не из тыловых, фронтовик. При знакомстве обыскал глазами форму в поисках петлиц и звёзд, чтобы вычислить звание — хорошо понимает своё место. Может быть полезен, но может и вставлять палки в колёса, опасаясь, что снимут, а то и того хуже.

Вызвали не они, есть кто-то главный. К нему и пойдём.

— Машина рядом?

— Да тут пешком минут десять-пятнадцать. Станция-то маленькая.

— Пошли. Не стоит терять времени.

Станция действительно была даже не маленькая, а крохотная. Полустанок посреди казахстанских степей, с полузасыпанными песком рельсами и двумя керосинками на весь криво сколоченный перрон. Проводница не скрывала удивление, когда узнала, что есть пассажиры до «Конечной». Обычно поезд проносился мимо и шёл в подбрюшье Средней Азии. А тут ещё пассажир был такой…

— Сколько населения в… городе? Состав?

— Не-непосредственно на станции проживает всего триста шестнадцать че-человек. Ещё д-двадцать семь человек живёт в рабочих б-бараках около путей… На т-территории Особого объекта расположена воинская часть — всего двести во-восемьдесят человек. И к-коллектив Особого объекта, в общей с-сложности тридцать девять человек, в-включая меня и товарища Латыгина…

— Классовая принадлежность? И прекратите вы уже заикаться, товарищ Сахаров! Возьмите себя в руки!

Сахаров остановился на мгновение, шумно выдохнул и посмотрел на Глебова. Быстро отвёл взгляд, вздохнул и, сглотнув, ответил на вопрос.

— Большая часть — рабоче-крестьянского происхождения: рабочие железной дороги и вспомогательных служб либо местные крестьяне. Есть несколько «бывших», поповские дети и из числа мещан. Но они не вызывают сомнения: более десяти лет здесь, Революцию приняли, у одного из них, начальника станции, отец и вовсе сражался в рядах РККА, имеет ранения на Колчаковских фронтах…

— Сомневаться надо во всех и всегда. Кто, по-вашему, вызывает сомнения?

Самуил Львович осёкся и посмотрел на Латыгина. Тот слегка мотнул головой.

— Понимаете, товарищ Глебов… Как бы так сказать…

— Говорите как есть. Военспецы? Классово чуждые элементы?

— Если как есть, то и то, и другое. Есть у меня в подчинении Швабрин — военспец, подполковник царской армии. Но знаю я Шуру с девятнадцатого года, познакомились под Царицыном. Ещё в восемнадцатом добровольно на нашу сторону перешёл, в милицию, потом на фронт вызвался, в военспецы. Человек внутри наш, как будто мужик с завода. Кандидат в члены, абы кто в партию принят не будет…

Клим резко остановился.

— Во-первых, пока только кандидат. Во-вторых, враги Революции не дремлют и могут попытаться проникнуть и в партию, и в РККА, и куда угодно, хоть в НКВД. В-третьих, не уходите в чащу — кто ещё?

— Один из наших ведущих специалистов, Кебучев. Гавриил Платонович дворянского происхождения, выпускник Санкт-Петербургского университета… Но Революцию принял, участвовал в петроградской милиции, прошёл все необходимые проверки…

— Но сомнения вызывает хотя бы по своему происхождению. Ясно. Иностранцы?

Латыгин кивнул:

— Всего их у нас двое, если не считать десятка то ли уйгуров, то ли маньчжуров откуда-то из Китая. Но эта сволочь тут исключительно как пролетариат, вне подозрений…

— Товарищ Латыгин, ближе к делу.

— Извините… Первый — американец, Джон Ефроим. Я не очень уверен, если честно, что мы верно перевели фамилию — но он отзывается… Прибыл к нам от лица ихней американской «Телефорс», со всеми документами товарища Теслы. Как положено, прошёл все проверки в Москве, получил разрешение на работу. Фактически, главный инженер. Но американцу, ещё и из евреев, я не доверяю…

Глебов глубоко затянулся и посмотрел в лицо НКВДшнику:

— Второй, полагаю, ещё хуже?

— Вот тут да… В общем, представился он как Александр Трилович. Подданный Англии, хотя по происхождению то ли серб, то ли хорват… Мутный он какой-то: общается только на английском, хотя сам говорил, что из бывшей Австро-Венгрии. Всё ходит, высматривает, что-то записывает. Не пьёт, не курит, на баб даже не смотрит. Комнату обыскали: ничего подозрительного, разве что диплом какой-то на немецком, хотя говорил, что в Лондоне учился… В общем, нет понимания, что за человек был…

— Был?

Самуил Львович споткнулся.

— Товарищ Глебов… Вы, собственно, по его душу… В общем, сейчас сами всё увидите…

— Сбежал, гад?

— Хуже… Всё сейчас увидите…

Оставшуюся часть пути шли молча. Клим Глебов был насторожен: интуиция ему подсказывала, что дело нечисто. Раз его дёрнули — произошло что-то из ряда вон. И это явно нечто большее, чем подозрительный иностранец. Но раз прислали этих двоих встретить — либо следы быстренько заметают, либо вообще ничего не понимают. В первом случае ладно, раскроет. Во втором придётся повозиться…

Полустанок преодолели минут за десять. Ничего интересного, типичное для степей хаотичное нагромождение деревянных бараков разной степени паршивости, к окраинам проткнутое парочкой «мазанок» от украинских переселенцев. Примечателен разве что тот факт, что полустанок настолько маленький и запущенный, что даже здание администрации располагается в выкрашенном в синий двухэтажном бараке — обычно для сельсовета строили что-то каменное.

Особый объект номер тридцать семь-ща, он же «Полигон», встретил товарища Глебова контрольно-следовой полосой наподобие тех, что недавно стали применять на границе с Польшей. За ней был забор из металлической сетки с колючей проволокой наверху, на каждом углу по вышке. Вышка стандартная: начальник с прожектором, боец с пулемётом Дегтярёва, более известным как ДП-27, хороший стрелок с «мосинкой». Въезд на территорию «Полигона», он же вход, единственный и как следует охраняется: двойной шлагбаум, справа будочка ВОХРы, слева, вроде бы как случайно, стоит «полуторка» — не самый худший укрепрайон в условиях степи. В будке охраны трое, все при табельных ТТ-33, кобуру которого сложно не узнать, за ними на полке лежит ДП-27 при пяти дисках патронов. Снаружи стоит часовой: под сто восемьдесят, на плече «мосинка», на поясе ТТ-33, нож. Напротив его брат-близнец.

Около «полуторки» рядовой с ТТ, на поводке служебная собака. Рядом, по всей видимости, начальник караула — при офицерских ромбах на воротнике, на поясе «наган», курит. А вот возле начальника караула самое интересное — настоящий руководитель всего этого вертепа — это было понятно уже по тому, как заискивающе на него косится начкараула и с какой улыбкой здоровается Самуил Львович.

Крепкого телосложения, на вид не больше сорока, усы как у Ворошилова. На правой скуле светлым полумесяцем шрам, каблук левого сапога на пару сантиметров выше правого — вероятно, память о плохой операции. Галифе в сапоги, офицерская гимнастёрка под широкий пояс, в нагрудном кармане пачка махорки. Небольшое пенсне лишь подчёркивает жёсткость и даже жестокость взгляда, бритая налысо голова слегка блестит в свете керосинки. Из оружия только пистолет, но необычный — старина «Маузер», похоже, трофейный либо наградной, в деревянной кобуре. Руки в карманах — в левом, по всей вероятности, трубка. Тёртый калач.

— Яков Иосифович Агнаров. НКВД, руковожу проектом.

— Клим Глебов. Вам телеграфировали.

— Так точно.

Рукопожатие крепкое, но не давящее. Прощупывает, кого прислала Москва.

— Как доехали?

— Нормально… Начнём?

— Давайте.

Агнаров, немного покачиваясь, бодро зашагал вглубь «Полигона». Латыгин и Сахаров пропустили НКВДшника из Москвы вперёд, засеменили следом. Клим старался не упустить ни одной детали — надо было понять, как Агнаров хочет представить картину. Это ведь он связался с Москвой. И, похоже, с кем-то не ниже приближённых Ягоды, а то и с самим Генрихом Григорьевичем…

— Справа бараки ВОХРы, два дома на сотню личного состава каждый. За ними столовая, соседнее здание банька. Чуть поодаль — склад ГСМ, рядом гараж. Техники у нас немного: четыре «полуторки», пара танкеток — Т-27, линейные. Недавно получили ещё мотоциклеты с коляской: ПМЗ-А-750, три штуки. Есть ещё броневик — но он так, басмачей пугать и чтоб руки помнили, в реальности там на ходу только пулемёт.

— Где хранится оружие личного состава? Противогазы?

— Через здание от гаража. Караул: три внутри, при прожекторе на входе, по одному на угол здания. Здесь всё строго… Строение между оружейкой и гаражом — конюшня. Три десятка голов, под охраной двоих, ухаживают местные степняки. Собственно, их тут половина в части. Народ тёмный, но власть чувствуют.

Глебов кивнул — Агнаров был местным «царьком», не иначе. Со свитой и гвардией.

— Вон то здание, выкрашено в белый цвет — медсанчасть. Зинка, Шура, Манька — санитарки там, если что — пользуйтесь… За медсанчастью склады обмундирования, колючки, сапоги, там, консерва всякая. Рядом офицерский барак — с красным знаменем над входом и клумбой. Есть отдельная радиоточка.

— Остальная часть где размещена?

— Коллектив у нас небольшой, тридцать девять человек, включая меня. Инженера размещены в бараках слева, синего цвета. Комнаты на двоих на втором этаже, на первом кухня, общие помещения. На входе в каждый барак по «вахтёру» — так мы их называем. При ТТ, смотрит за порядком… Затем жёлтый одноэтажный барак — это дом для самых главных. Там у нас по комнате на рыло: Кебучев, Ефроим, Трилович. В четвёртой комнате размещается Самуил. Отдельное помещение — для Романа… Следом дом из неокрашенной древесины — это моя вотчина. Комната для гостей и КБ на первом этаже, моя комната, кабинет и зал заседаний на втором. Вы будете в комнате для гостей. Рядом вышка связи, в пристройке телеграф. Вопросы?

Яков Иосифович пристально посмотрел в лицо «москвичу».

— Где проводятся сами исследования?

— В десяти метрах от вышки связи деревянный штакетник, как бы делит всё пространство слева-направо. Вот за ним начинается, собственно, полигон. Занимает четыре пятых объекта. В глубине полигона есть… установки, что мы исследуем. Электромоторы там, вкруг установок, несколько помещений для опытов… В общем, инженеры обычно там обитают, либо в КБ. На территории полигона есть специальные метки, мишени, пара телег — для удобства. Вход через заборчик единственный, калитку охраняет часовой, смена по три часа. Около установки ещё двое дежурят, отдельно тройка находится в помещении для опытов. Само собой, с той стороны тоже вышки, в восемь утра и в восемь вечера устраиваем обход вдоль забора, смотрим на следовую полосу. Обход по двое, с фонариками и собакой — у нас их три: Султан и Хан живут с солдатами в бараках, используются при обходе, а Алтын дежурит на входе, спит в будке охраны. Ну, с ним вы уже знакомы.

— Ясно. Зачем меня вызвали?

Агнаров остановился. Как раз дошли до дома «главных».

— Проходите в комнату товарища Триловича. Осмотрите там всё. После расскажу обстоятельства.

— Всё так плохо?

— Ну… Хочу, чтоб первый осмотр сделали непредвзято. Прям с нуля.

Глебов кивнул.

В дом вошли вдвоём: Латыгин и Сахаров остались стоять у входа. Трилович занимал комнату номер два — Яков Иосифович проводил до двери, внутрь заходить не стал.

Клим щёлкнул выключателем — посреди комнаты тускло загорелась «лампочка Ильича». НКВДшник внимательно осмотрелся.

Деревянный пол, широкие доски выкрашены в красно-оранжевый цвет, при входе самодельный половик, слева стоят ботинки. Ботинки импортные, кожаные — надо полагать, английские. Рядом чёрный зонт, в углу эмалированный горшок, чтоб ночью на улицу не бегать. Дальше вдоль стены кровать — стандартная железная койка, на ней матрас, белое бельё, подушка в наволочке со штампом воинской части. Под кроватью небольшой чемодан коричневого цвета. Около кровати тумбочка на четыре ящика, сверху лежит какая-то книжка на английском с закладкой примерно по середине. Дальше пусто вплоть до дальнего левого угла — там умывальник, на раковине кусок мыла, зубная щётка и баночка порошка для чистки зубов.

Справа от входа, совсем в углу, в стену вбито несколько гвоздей — на одном висит лёгкий плащ, на другом на плечиках покоится летний светлый костюм в полоску. Сами стены светло-жёлтые, выкрашены совсем недавно — не успели вылинять. Почти напротив кровати у стены небольшой письменный стол: куча бумаг, несколько книг на английском и немецком, какие-то чертежи, чернильница, ручка, два химических карандаша. Перед столом стул, единственный в комнате. Дальше длинная пустая стена, в правом углу, напротив умывальника, печка-буржуйка, на которой стоят гранёный стакан и кувшин с водой. Труба от печки выведена в окно, разделяющее её и умывальник. Несмотря на летнее время, около буржуйки немного дров. На подоконнике в жестяном тазу стоит керосинка.

Комната удивляет аскетизмом: книжка с обложкой в ярких цветах да полупрозрачная занавеска на окне — вот и всё, что напоминает о присутствии в ней человека. Ещё посреди комнаты неожиданность — свежее выжженное пятно на полу, как будто кто-то уронил тлеющий уголь или неосторожно потушил папиросу. Расположено прямо перед кроватью, на пути к столу.

— Керосинку на пол ставили или что?

— Больше ничего не замечаете?

Глебов покачал головой.

Агнаров взял под локоть коллегу и повёл к выходу. Кивнул подчинённым и потянул Клима к «своей вотчине» — руководитель проекта хотел поговорить без свидетелей…

В комнате, отведённой гостю из Москвы, было просторно и на удивление светло. Дощатый пол и стены не были окрашены и излучали приятный запах свежей сосновой древесины. Кровать заправлена, на тумбочке лежат ключи от комнаты и от общей двери при входе. Умывальник с буржуйкой, стол: на нём керосинка, пепельница, письменные принадлежности и стопка книг. Перед столом два стула, ближе к окну двойной шкаф: слева полки для вещей, справа перекладина и несколько вешалок. На стене портрет Сталина в профиль, напротив карта СССР, вытравленная на деревянном прямоугольнике.

Яков Иосифович прошёлся вдоль стены, развернул стул и грузно сел, оперевшись руками на спинку. Взглядом указал на дверь — Глебов плотно закрыл её за собой.

— Слушай, можно «на ты»?

— Без проблем.

— Хорошо. Я закурю?

Клим кивнул. Агнаров достал трубку, насыпал туда пару щепоток махорки и задымил.

— Я вообще сам с Одессы. В семнадцатом году, значит, на войну отправился. Ну, на империалистическую, Румынский фронт. Потом уже мы Революцию делали, офицеров свергали. Под Орлом был, под Царицыном, донцев стрелял. С белополяками было дело, саблей меня там рубанули хорошечно… Ну, потом «Выстрел», после имени Фрунзе, сам понимаешь. Сюда попал впервые в двадцать девятом — басмачей гоняли. Были ещё две командировки, в тридцать первом и тридцать третьем. Вторая уже по партлинии — коэров вычисляли, чистили ряды. Местность знаю, вот и назначили три месяца тому как… Сам воевал?

— Было дело. В царской ещё, до прапора дошёл с Брусиловым. Затем всяко судьба кидала: Киев, Харьков, Ростов. В тылы зачислен после Вислы, контузило там сильно. Затем тоже «Выстрел», пошёл по линии следствия — следователь по важнейшим делам ГУГБ НКВД.

— Знаю, я о таком и телеграфировал…

Яков Иосифович поправил пенсне, как будто собираясь с мыслями.

— В общем, к чему это я. Первый раз я убил человека в июле семнадцатого — заколол немца штыком на своей «трёхлинейке». Дальше по-разному бывало: и с винтовки бил, и с «нагана», и в подворотне нож под лопатку загонял… С товарищем «Маузером» мы неразлучно с двадцатого года, ни разу не подводил. И, казалось бы, меня хрен чем удивишь — сам такое делал, что у других волосы дыбом встанут. Но чтоб люди попросту исчезали — такое впервые.

— Как это «исчезали»?

— А вот так. Трилович этот. Два дня тому назад не вышел на работу. Пришли в комнату — я послал Самуила и с ним начкараула, мало ли, может, плохо человеку. Стучат — не открывают, тишина. Ну, дверь сам видел — высадили. Никого. Комната пустая, как мои карманы в семнадцатом. Ни следа от человека. При этом вещи все на месте. Ни записки, ни следов борьбы, только пятнышко это на полу. И всё.

Глебов вытащил из портсигара «Герцеговину Флор» и закурил.

— Постель смята. Пиджак на плечиках, под ним брюки — как будто человек снял одежду и лёг спать… Дверь изнутри была заперта?

— Да. Ключ, когда выбивали, под стол отлетел. И ключ был в замке — пробовали вторым открыть, не влез в скважину. Ключей два: один выдали лично в руки, другой у меня в сейфе, как лежал так и лежит. Ключ от сейфа у меня один, ношу на шее на цепочке, даже в бане не расстаюсь. Копию чтоб сделать, надо в скобяную лавку идти на полустанке.

— Допросили? Розыск проводили?

Агнаров укоризненно посмотрел на следователя.

— Обижаешь. В то же утро владельца лавки вытряхнули из постели. Никто из наших не был, за все три месяца делал пять ключей — всех проверили, всё сходится. Караул ни Триловича, ни кого ещё не видел, тишина. С собаками прочесали вдоль периметра — на полосе ни следочка. Обыскали весь полигон, склады, баню, конюшню — вообще все постройки, от нежилых к жилым. Пустота.

— Когда его видели последний раз?

— В ночь перед исчезновением. Он и американец этот, Ефроим, вместе шли, о чём-то на своём беседовали. Самуил не очень уверен, но, вроде, обсуждали наши эксперименты и какую-то формулу… Вошли трое: Самуил, Ефроим и Трилович. Кебучев остался у входа покурить, подышать воздухом. Гавриила опросили: покурил до полуночи, сверил время по часам — привычка такая — затем пошёл к себе спать. Латыгин обошёл караул и вернулся к себе около половины первого, почти сразу уснул. Никто ничего ночью не слышал. А утром уже Трилович исчез. Черти взяли, не иначе.

Клим поскрёб ногтем зарождающуюся на щеке щетину.

— Так, а чем вообще он занимался? Мне перед отправкой сказали, что на месте расскажут, что исследуют, дело особой важности, военный проект.

— Ну… Чуть больше полугода назад с нашими военными связался один американец, некий Никола Тесла. Я мало знаю, но Гавриил говорит, что личность чуть ли не легендарная, с электричеством много экспериментов очень делает. И вот этот вот Тесла предложил некий проект оружия. Рабочее название — «лучи смерти».

— Так и называется? «Лучи смерти»?

Яков Иосифович кивнул.

— Не уверен, в чём там суть, если в физике смыслишь — поговори с Кебучевым, он тут реально голова… В общем, сам Хозяин лучами этими заинтересовался. Ну, и не только он: Тухачевский, говорят, на пару с Блюхером чуть ли не лично рвались на испытания, что это за штука такая и правду ли американец в письме набрехал.

— Ну так а что за штука? В чём принцип?

— Не знаю. Из штатов ихних прикатил этот Ефроим, четыре месяца назад. Он от фирмы «Телефорс», фирма эта самому Тесле принадлежит, и официально американец к нам по следам ГОЭРЛО приехал, консультировать и помогать восстанавливаться после разрухи Гражданской войны и голода. Но в реальности меня к нему сразу приставили, и сюда, дескать, обеспечь все условия. Генрих Григорьевич лично к себе вызвал, приказал глаза не спускать, всё в строжайшей тайне, деньги не считать. Самуила сюда сразу по партийной линии, а за нами следом поезд с ВОХРой в полное моё распоряжение, да ещё с Семипалатинска прислали Романа с чекистами. Как ты понимаешь, объект в степи вырос меньше, чем за месяц. Привезли ещё катушки какие-то, провода, не пойми что ещё. Всем этим Кебучев занимался — его из Ленинграда в Москву, инструкцию в зубы и на заводы, затем со всем необходимым сюда.

Следователь в задумчивости выпустил колечко ароматного дыма.

— Я так понимаю, что Кебучева сюда, по сути, тоже назначили?

— Да. Он в своё время проводил эксперименты с профессором Филипповым, в Петербурге ещё, в начале века. И вот этот Филиппов что-то похожее изучал, Ефроим сразу сказал, что Тесла велел найти его учеников, кто остался, и сюда, в полную свободу. Собственно, Александр Трилович этот оказался тоже учеником, то ли самого профессора, то ли кого-то из его подопечных. Кебучев вообще его не встречал раньше, но Александр лет десять назад пытался что-то похожее изучать в Лондоне. Я уж не знаю, что ему Тесла наговорил, сколько заплатил, но приехал Трилович сам, с горящими глазами и чертежами. Вот, работа и закипела.

— Получается, Триловича взяли со слов Теслы, и познакомился он со всеми уже здесь?

НКВДшник кивнул. Немного поёрзал на стуле.

— Самое главное, что сказать хочу. Понимаешь, штука эта, «лучи смерти», реально работает… В общем, был у нас уже эксперимент. Жахнули мы по дыне — вдребезги, как будто с хорошей винтовки. Взорвали уже так пять дынь и три арбуза, мешок с луком разнесли в хлам, деревянную мишень девять дней как прожгли.

— Прожгли? Это огнемёт что ли?

— Да нет. Это… трубка такая, с катушками, которая электрический ток в энергию превращает. Можно залп сделать, а можно выжечь. Мишень, вот, насквозь прожгли за три секунды, хотя толщина доски была двенадцать миллиметров. Завтра испытания будут, посмотришь… В общем, ты уж постарайся, выясни всё. У нас через пять недель отчёт, всё идёт к тому, что замнаркома будем на комиссию звать и начальника Генштаба. Сам понимаешь, какая ответственность…

Глебов хмуро кивнул: мало того, что исследовали невесть что в обстановке особой секретности, так ещё и торопятся с отчётом для начальства. А по ночам у них люди исчезают…

* * *

Проснулся Глебов с зарёй. Размялся по методике «боевой самозащиты», которую им преподавали на курсах «спецфиза». Прошёлся по комнате, пока чистил зубы, перебрал книги на столе: Горький, Островский, Бабель, кое-что из Гоголя и Толстого.

Забежав к Агнарову и взяв ключ от комнаты Триловича, следователь побродил немного по «Полигону», запоминая расположение зданий при дневном свете, и отправился завтракать. Завтрак был плотный и сытный, офицеры из числа ВОХРы поглядывали с интересом, но с разговорами не лезли. Возможно, причиной этому был севший рядом Латыгин.

После завтрака Клим направился в комнату исчезнувшего. Запер за собой дверь, щёлкнул выключателем. Шумно вдохнул — чувствовался слабый запах подгоревшего дерева и какой-то ещё аромат. Неожиданно дошло, что напоминает воздух после дождя, когда идёшь по мокрым листьям московского парка.

Измерил комнату шагами: на два шага короче и на четыре уже, чем его собственная. Огляделся, аккуратно положил собственную «кожанку» и шляпу на стул, принялся за повторный подробный обыск. Начать решил с левого угла, от двери.

Ботинки новые, без следов ваксы, подошва лишь слегка затёрта. Зонт обыкновенный, какой-то английской марки. Постель смята: нижняя простыня слегка скомкана, верхняя отброшена на треть в сторону, колючий шерстяной плед в ногах. Ни под простынями, ни под матрасом, ни в наволочке нет ничего, кроме пары перьев из подушки и пыли.

Заглянул в чемодан. Обыкновенный кожаный чемодан, углы немного облезли, деревянная ручка поблёскивает — вещь не новая, как минимум лет пять. Внутри всё строго и аккуратно: справа дюжина пар чистых носков, затем несколько свежих носовых платков, три пары кальсон и ещё одна пара совсем коротких, «кальсончиков». Глебов такое бельё прежде не видел, но догадался, что это укороченный вариант кальсон — видимо, английская мода.

Дальше лежало две одинаковых сорочки белого цвета и одна такая же, только светло-голубая. В углу, завёрнутый в бумагу, покоился галстук-бабочка, рядом с ним тёплый свитер. Следователь простучал стенки — ничего, никаких потайных отделений. В карманах пустота, если не считать швейного набора и маленького русско-английского словаря. Проверил — ни пометок, ни закладок, даже страницы не загнуты.

Тумбочка представляла собой такой же «уголок аскета». Наверху книга с закладкой из банкноты в один советский рубль — некий Герберт Уэллс, что-то про инопланетян. В верхнем ящике запонки, металлическая расчёска, карманные часы на короткой цепочке. Клим отметил время — час тридцать пять… Во втором ящике запасной химический карандаш и ручка, в углу пузырёк чернил. Есть ещё пачка спичек, которой пользовались пару раз, и перочинный нож. В третьем ящике две книги с математическими формулами, обе на немецком: ряд страниц с слегка загнутыми краями, кое-где пометки карандашом на немецком. В том же ящике сложенная вчетверо карта СССР с обозначением городов, Семипалатинск обведён в кружочек. В нижнем ящике щётка для брюк, щётка для обуви и нераспакованная банка ваксы. Всё.

Умывальник был отмечен зубной щёткой, куском мыла и баночкой зубного порошка. Внизу, под раковиной, аккуратно сложенное банное полотенце, рядом жестяная миска для взбивания пены, щётка и бритва. Чуть вглубь лежит кусок мыла — уже советский, с выдавленным клеймом завода и ценой. Нигде ничего.

От безысходности Глебов выругался. На всякий случай вернулся к кровати, простучал левую стену, затем проверил подоконник, противоположную стену вплоть до стола, пол по всей комнате. Ни тайника, ни даже прогнивших досок. Осмотрел буржуйку: давно не пользовались, внутри ни черта. Понюхал воду в кувшине, сравнил с умывальником — дня три стоит, начала пахнуть. Вздохнув, следователь принялся за стол.

Чертежи, чертежи, чертежи. Одни нарисованы от руки на разлинованной бумаге, другие напечатаны. На немецком, английском, французском — один даже на русском, аккуратным почерком, выдающем дореволюционное образование. На чертежах приписки и пометки, все с формулами либо с отдельными словами на английском: «power 700–900 W», «light? fire?», «more expensive…» и тому подобное, явно относящееся к самим чертежам. Книги сплошь по физике и инженерии: три на немецком, две на английском, во всех есть какие-то пометки, обведены формулы, что-то дописано на полях. Под всем этим лежит вырванная из журнала статья на английском — рассуждения о природе электричества за авторством Теслы. Под статьёй блокнот — исписан наполовину, слов от силы сотня, всё остальное формулы и бесконечные расчёты, от которых рябит в глазах, в одном месте заложена линейка. Следователь даже взболтал пузырёк чернил и раскрутил ручки — ничего, ни зацепочки. Как будто не человек, а машина, который только и делал, что занимался своими расчётами, перед сном читая Уэллса. Нет, так шифроваться невозможно, это реально учёный, никакой разведкой тут и не пахнет…

Уже без надежды Клим осмотрел костюм и плащ. Как и ожидалось, идеальный порядок, единственный признак жизни — билет до станции «Конечная» во внутреннем кармане плаща, трёхмесячной давности. Костюм новый, качественный, под подкладкой ничего не спрятано, все швы из ателье, это видно… Стул поднял, перевернул, прощупал, простучал, попробовал выкрутить ножки. Обыкновенный деревянный стул, у него в комнате такие же…

Глебов ещё раз посмотрел на тёмную отметину на полу. Нет, такой человек не мог поставить керосинку на пол и забыть. Не курит, печку не разжигал. Значит, пол прожгло что-то ещё, не связанное с комнатой. И, скорее всего, это было в ночь исчезновения: и запах свежий, и Трилович бы затёр прожжённый пол, либо попросил бы закрасить. Следователь вытащил из кармана портняжный метр, замерил расстояние: восемьдесят семь сантиметров от края пятна до кровати, девяносто четыре от другого края до стола, до стула пятьдесят два. Само пятно двадцать семь сантиметров в диаметре, правильной формы. Прикинул — как раз как его стопа. То есть, в принципе, в пятне мог стоять человек…

До обеда Клим Глебов расхаживал по «Полигону», прикидывая угол обзора. Получается, что вход в дом с комнатами «главных» расположен к глухой стене барака для остальных рабочих. При этом, если «вахтёр» выйдет покурить, то ему будет видно ступеньки и дверь, пусть и из-за угла. Дальше главная дорога, почти напротив склад — там точно никого. Есть ещё офицерский барак, но оттуда видно только окна дома «главных» и обитель Агнарова. Сам Яков Иосифович спал, да и окна его комнаты выходят на комнату Латыгина. Получается, единственный, кто мог что-то видеть — это охранявший барак для работяг «вахтёр».

Поговорив со Степанычем, как представился «вахтёр», следователь ничего нового не узнал. В ту ночь дежурил он же, выходил подымить перед сном, около полуночи — видел Кебучева, который докурил папиросу примерно в это время и зашёл в дом. Со слов «вахтёра», главный инженер всегда курит перед сном, примерно в одно и то же время… В первой справа от входа комнате горел свет — это не спал Сахаров. Он обычно поздно ложится. Никаких разговоров и посторонних звуков Степаныч не слышал. Вспомнил только, что у офицерского барака было двое полуночников, курили и о чём-то трепались. Но со спины «вахтёр» не узнал, кто именно это был.

До обеда оставалось немного времени, и Глебов решил отыскать Кебучева и поговорить с ним, что тот вспомнит.

Гавриил Платонович отыскался в КБ — старательно выводил схему электрического прибора замысловатой конструкции. Клим сразу узнал почерк на подписях под прибором — это Кебучев был автором чертежа на русском языке, обнаруженного на столе у Триловича.

— Гавриил Платонович, добрый день! Не помешаю?

— Сударь, дайте минут пять — и я весь внимание.

— Да, конечно. Спасибо.

Через пять минут главный инженер закончил свой чертёж, передал его инженерам в характерных синих комбинезонах и, добавив устно несколько указаний к выполнению чертежа, с улыбкой повернулся к следователю.

— Я вас внимательно слушаю. Товарищ…

— Клим Глебов, очень приятно. Прислан из Москвы…

— Я вас понял… Давайте пойдём, покурим.

Выйдя из конструкторского бюро, мужчины прошлись вдоль здания и встали под радиовышкой. Глебов обратил внимание, что курил Кебучев дорогие импортные папиросы, с необычным фильтром. И прикуривал не от спичек, как все, а от зажигалки — видел следователь такие только в «торгсине». Буржуйствует…

— Я вас слушаю, Клим Глебов. О чём конкретно вы хотели поговорить?

— В ту ночь, когда всё произошло… Вы последним зашли в здание из гражданских, около полуночи. Может, что-то слышали или видели? Заметили что-то необычное?

— В ту ночь — ровным счётом ничего. Тихо, спокойно, из-под двери Сахарова свет пробивается. У бараков рабочих курил «вахтёр» — я тому кивнул, мы с ним частенько дымим в одно время. Имени, правда, не знаю.

Клим обратил внимание на интонацию учёного.

— А до исчезновения бывали тут необычные случаи? Я имею в виду не эксперименты, а, так скажем, что-то ещё…

— Молодой человек, а что вы считаете необычным?

Следователь улыбнулся — хоть шестидесятилетний профессор и был почти в два раза старше, всё равно обращение несколько смутило. Прочистил горло.

— Ну… Вот у вас тут человек исчез. Взял и исчез, как будто растворился в воздухе. С пятном на полу и запахом в комнате как после дождя. Вот это для меня необычно, я такого за десять лет службы следователем ни разу не видел. Понимаете, о чём я?

— А, так всё-таки запах есть… Клим, вы в школе учились? Ну, хоть ЦПШ? Чего-нибудь дальше своей следственной науки смыслите? Вы не обижайтесь, я просто на примере Латыгина и Агнарова убедился, что даже те, кого сюда назначили, в физике ни в зуб ногой…

— Ну, скажем так — дураком я никогда не был… Третий в выпуске гимназии, неоконченное высшее вас устроит?

Гавриил Платонович смерил собеседника удивлённым взглядом.

— Из бывших… Это хорошо, очень хорошо… В общем, Климушка, в современной нам с вами физике происходят такие вещи, что и уму непостижимо. Только открытия Резерфорда и Планка чего стоят. А ещё Эйнштейн, Бор, Ферми, Майорана… В общем, мир меняется, тайны мироздания нам поддаются…

— Гавриил Платонович, вы, конечно, меня извините. Но к чему вы это?

— Да так… Вот прожечь энергией «лучей смерти» дверцу от шкафа лично я необычным не считаю. Приходите после обеда, сегодня мы манекен поджигать будем… А вот если хотите необычного — поговорите с Агнаровым. У нас тут дней десять как был один… хммм… инцидент. Кое-что взорвалось. И знаете, как интересно: трупов четыре, а теней от них пять. От такого я чуть было не поверил в высшие силы — но вовремя выпил коньяку-с и успокоился.

Мило улыбнувшись, главный инженер отсалютовал и отправился обратно в конструкторское бюро. Глебов вздохнул: вот и выяснилось, что темнит Агнаров. Интуиция не подвела…

Испытания прошли в штатном режиме. Все собрались вокруг гудящей установки со множеством электромагнитных катушек и проводов, Сахаров раздал затемнённые очки для защиты зрения. Низкорослый американец в синем классическом костюме и модных лакированных ботинках пошептался с Кебучевым, кивнул и потянул за рычаги. Внутри футуристического прибора стали потрескивать молнии, затем с ослепительной вспышкой из него вырвался белый луч, ударивший в грудь манекена из папье-маше. Тот вспыхнул и загорелся, упав на землю. На всё ушло не более двух секунд, установку остановили, Агнаров радостно похлопал по плечу главного инженера и пожал руку американцу. Стали расходиться, а экспериментальный прибор поспешно затянули брезентом…

Клим в задумчивости курил и поджидал «царька». Во-первых, «лучи смерти» действительно существуют и работают. Эта штука была куда мощнее и опаснее огнемёта. Во-вторых, манекен не просто так был одет в поношенную форму — не было сомнений, зачем сюда хотят звать Тухачевского и иных. В-третьих, следов взрыва около установки видно не было: значит, инцидент, о котором упоминал главный инженер, произошёл где-то в другом месте. И главный по объекту сознательно не только не рассказал о самом событии, но и скрыл место от глаз «москвича»…

Дождавшись, когда Яков Иосифович переговорит со всеми и направится к своему домику, Глебов быстрыми шагами нагнал коллегу.

— Яков, надо бы поговорить.

— Нашёл чего? Давай в мой кабинет, скоро буду. Там открыто.

— Хорошо.

Кабинетом для Агнарова служила небольшая комнатка между залом заседаний и личной комнатой-спальней. По сути, это была скорее каморка, в которой находились средних размеров стол, три стула и шкаф для бумаг, заполненный примерно на треть. На стене, как полагается, висел портрет «Железного Феликса». На столе была фотография Сталина с цитатой, рядом письменный набор и справочник телефонов НКВД и иных госорганов по городам и областям ответственности. Интересно, что сейф с ключами, деньгами и особо важными документами располагался в спальне, а все партийные атрибуты были вынесены в зал заседаний. Ничего лишнего, только работа.

— Ну, чего там? Раскопал, что случилось?

Глава объекта, слегка переваливаясь, прошёл вдоль шкафа и сел за стол.

— Яков, мы с тобой оба НКВДшники, матёрые, прямо скажем. Давай начистоту. Что за взрыв был? И почему скрыл?

— Кебучев, паскуда, проболтался, да?

— От вопроса не уходи.

Агнаров резко встал. Подошёл к двери, выглянул в коридор, после закрыл её и запер на ключ. Сел обратно, раскурил трубку.

— Понимаешь, Клим, какое тут дело. Помнишь, наверняка, как четырнадцать лет назад погиб товарищ Артём. Ну, при испытаниях аэровагона.

— Припоминаю…

— Вот, с тех пор, говорят, есть негласная директива, чтобы любые исследования проходили без привлечения руководителей первого звена. Дескать, если у нас на каждом неудачном испытании будут лидеры партии гибнуть — править будет некому… Ну и, как я слышал от товарища Ягоды, есть ещё правило двух ошибок. Если дважды происходит авария — всё, проект закрывается на время, ищут причины и виновных…

Клим в задумчивости выпустил колечко дыма.

— Боишься, что про аварию узнает Хозяин? И тогда при повторном происшествии тебя снимут либо за вредительство к Духонину отправят?

— Ну, скажем так: всем будет лучше, если инцидентов у нас больше не возникнет, а о том маленьком случае никто никогда не узнает. Знаешь, как говорят: победителей не судят.

— Допустим… А что ж там всё-таки было?

Яков Иосифович сощурился.

— Копать решил… Ну, ладно, ты прав — ты тут у нас ищейка, твоё право… В общем, десять дней тому назад первая установка перегрелась, видать, или ещё что-то с напряжением произошло, и рванула. Я не знаю точно: меня тогда не было, в физике я слабоват…

— А кто был? И какие последствия?

— Были, в основном, рядовые инженеры. И Трилович, он руководил. Ефроим и Кебучев находились в КБ, испытания были рядовые — арбуз взрывали… Что-то пошло не так, и рвануло. Установку разнесло, погибло четыре инженера, ещё пятеро получили контузию, один ожог. Да, инцидент. Но меня заверили, что так бывает, Гавриил рассказывал про взрывы в лаборатории своего профессора, Филиппова, что чуть ли не раз в месяц бабахало. Ефроим поддакивал, дескать, не надо сворачивать проект, у самого Теслы так тоже бывает. Да и вообще, может быть полезным, что установку ещё и как бомбу использовать можно…

Глебов пристально посмотрел в лицо собеседнику.

— Докладывать наверх не стал, ясно… Почему мне не рассказал сразу — тоже ясно… Но я ведь чую, что что-то ещё было. Ты нервничаешь, Яков, я знаю… Наверх доклад не пойдёт, обещаю.

— Я могу тебе верить?

Следователь кивнул. Агнаров поёрзал на стуле. Встал, подошёл к двери, отпер, открыл и ещё раз выглянул в коридор. Потом закрыл, запер, вернулся к столу. Достал из ящика бутылку армянского коньяка и два стакана, налил. Немного отпил и вздохнул.

— Была ещё одна странность… Под присягой я от этих слов откажусь, сразу предупреждаю. Да и говорю только под честное слово тебе. Может, при расследовании поможет. Оно сейчас важнее всего…

— Говори уже.

— Не знаю даже, как объяснить… При взрыве людей раскидало. Ну, как при артобстреле, знаешь… Вот, на месте взрыва нашли мы четыре обгоревших тела. Как раз четырёх и не досчитались, всё совпадало. Да и видели все, как они около прибора возились… А на здании рядом следы, как тень от человека. Говорят, такое бывает при очень сильном взрыве… И вот теней на стене пять. Как будто был кто-то ещё… Вот только не было никого. Всё обыскали, никаких следов. Видимо, искажение какое-то восприятия. Или пространства. Бывает тут такое…

Яков Иосифович умолк. Клим в задумчивости смотрел на коллегу. Чертовщина…

* * *

Следующие два дня прошли без событий. Глебов ходил по объекту, наблюдал, прикидывал. Пока получалось, что Трилович исчез. Растворился в воздухе — единственное разумное объяснение…

Разговор с Латыгиным ничего не дал. Осмотрел караул, потрепал за ухом пса, отправился к себе. По дороге курил. Зашёл в дом — как обычно, из-под двери Сахарова свет керосинки. Все остальные комнаты в темноте, тишина. У себя разделся и лёг спать. Сон у Романа Константиновича крепкий, ничего не будило всю ночь. Утром уже в КБ сказали, что куда-то делся Трилович. Пошли к нему. Сначала стучали, звали, даже в окно заглянули — никого не видно, тишина. Ключ в двери — дверь выбили. В комнате пусто. Всё.

С Ефроимом Клим беседовать не стал — английский он знал плохо, а переводу Кебучева не доверял. Да и этот коротышка был похож на торгаша с рынка или пронырливого студента, но не на убийцу. А вот с Сахаровым поговорить стоило…

Самуил Львович после очередного эксперимента по сжиганию манекена направлялся в столовую — время было к ужину. Следователь нагнал его по дороге, попросил показать баньку чуть подробнее. Около строения как раз никого не было.

— Товарищ Сахаров, вы ведь позднее всех ложитесь, да?

— Что, простите? Ах, вы про отбой. Да, есть такое. А что?

— Да так, интересно…

Сахаров поправил очки и посмотрел на Глебова. На лысине выступил пот.

— Самуил Львович, я знаю, что в ночь исчезновения Триловича вы не спали ни когда курил Кебучев, ни позднее. И знаю, что вы обычно поздно ложитесь… Ничего не слышали? Не видели? Может, какие-то детали вспомните.

— Я… Да нет, не было ничего. Вечеркак вечер… Да и, знаете, я уже не так уж и молод — пятьдесят четыре мне. Не всегда я всё слышу и вижу, сами понимаете, старею…

— А чего не спите по ночам?

Самуил Львович нервно облизнул губы. Подошёл вплотную к НКВДшнику, тихо заговорил.

— Понимаете, товарищ Глебов… Я же тут не просто так… Вот Агнаров — он от лица НКВД… А я… Я от партии… Понимаете…

— Доносы строчили что ли?

— Ну что вы так сразу?! Не доносы, а письма куда следует… И мне партия дала такое задание… Мне сам Каганович это поручил… Ну а вы знаете, чей он сподвижник… Как тут было отказать… Вот я из Москвы сюда, каждые два дня пишу отчёт… Независимый, как всё происходит на самом деле… Доверяй, но проверяй, знаете ли…

Начальник Особого объекта запнулся и принялся тщательно изучать носки своих ботинок. Клим вздохнул: как всегда, никто толком ничего не знает, хоть и шпионят друг за другом, доносы пишут…

— Товарищ Глебов… Клим…

— Ну что ещё?

— Вы только Агнарову не говорите, хорошо? Боюсь я его… Это я ведь в типографии работал — а он в Гражданскую людей к стенке ставил… Даже Латыгин его опасается, говорил со мной, что Яков Иосифович нас всех в расход пустит, если что… Ладно? Не выдадите меня? А я вам помогать буду. Договорились?

Следователь вздохнул и кивнул…

Уже к ночи Глебов вышел покурить. Не спалось — саднило чувство, что он что-то упустил. А ещё раздражала мысль, что он, следователь по важнейшим делам ГУГБ НКВД, уже несколько дней тут, а не продвинулся ни на шаг. Выявил стукача, восстановил картину того вечера по минутам буквально, разведал про скрытый инцидент — а толку нуль…

На иссиня-чёрном бархате неба тёплыми жёлтыми блинами рассыпались звёзды. Прежде Клим такое небо ночью не видел — в Средней Азии оно особенно тёмное, а звёзды кажутся такими крупными, что их можно собрать и положить к себе в карман…

Внимание привлёк негромкий треск. Следователь сделал несколько шагов по направлению к полигону — источнику треска — и остолбенел. Выронил папиросу, выматерился и попятился, нащупывая в кармане «кожанки» пистолет Коровина.

Трещала радиовышка. Точнее, белые всполохи на металлической конструкции, напоминающие бенгальские огни. Всполохи то удлинялись, то становились короче, как бы дрожали в ночном воздухе, разбрасывали искорки вокруг себя и потрескивали, становясь ярче или затухая.

— Не ссать! Такое бывает…

— Яков… Что это, чёрт побери, такое?!

— Ну… Кебучев говорит, что это огни Святого Эльма. Помнишь, как у Гумилёва…

Глебов тяжело выдохнул. Убрал пистолет в карман, закурил.

— Это у того, который исследователь?

— Нет. Тот, которого расстреляли, отец Льва…

Гавриил говорит, что это из-за экспериментов. Хотя чёрт его знает. Место тут нехорошее…

— В смысле?

Агнаров поморщился.

— Слышал про паскуду Анненкова? Садист и редкостная мразь, настоящий белобандит… Вот его тут где-то грохнули. Ну, официально в Семипалатинске. А на деле, говорят, в степь вывезли и шашками изрубили, а тело сожгли… Конечно, может, и слухи. Но больно уж он народа погубил, вряд ли его просто застрелили.

— Ну, мало ли кого и где убили. У нас вся страна на костях и крови стоит.

— Так-то оно да… Но и Унгерн, тот самый, где-то поблизости ошивался… В общем, степняки место это проклятым считают, ночью дежурить отказываются. Им Латыгин даже трибуналом угрожал — ни в какую. Говорят, лучше сдохнуть как последняя собака, чем душу свою потерять.

Следователь вздохнул.

— А сам чего?

— А я коммунист, мне в чертовщину верить не положено…

— А как же вот это вот? Что, просто последствия экспериментов?

Яков Иосифович посмотрел на белые всполохи.

— А чёрт его знает… Но ночью я за территорию объекта не выйду. И «Маузер» у меня всегда наготове. Так, на всякий случай… Тебе советую к огням этим, или что это за дрянь, привыкнуть. Ну и в степь самому ночью не шастать.

— Басмачи?

— Как минимум, да. А, может, и что похуже…

Молча докурив, мужчины разошлись спать. А на утро исчез Ефроим.

4

Ефроим исчез утром во вторник — ровно через неделю после пропажи Триловича. Просто взял и исчез, не придя с утра никуда и ни к кому…

Глебова разбудил стук в дверь. Стучали негромко, но требовательно. Чутьё подсказало: «Агнаров».

Он самый, Яков Иосифович стоял у двери, хмурясь на носки своих сапог.

— Клим, ну-ка живо, умылся и за мной. И не шуми.

— Так точно.

Пошли в барак для главных: на входе курил Латыгин, поглядывая по сторонам. Уже в самом помещении, в коридоре, охал Сахаров, рядом с ним, прислонившись к стене, стоял Кебучев. От нервозности дрожал воздух, ждали только Клима…

Дверь в комнату номер один оказалась заперта на ключ изнутри. Со слов Романа Константиновича стало понятно, что американец должен был с утра прийти в конструкторское бюро, где его ждал Кебучев. Не дождавшись на условленном месте, Гавриил Платонович отправился в соседний барак и несколько раз постучал в дверь. Стук привлёк внимание Латыгина — он как раз заканчивал бриться. После недолгих раздумий НКВДшник вышел на улицу, заглянул в окно и, не увидев никого в комнате, помчался к Агнарову. Тот приказал стоять на входе и пошёл, собственно, за ним, Климом Глебовым.

Сосновую дверь высадили плечом с первого раза. Ключ звякнул — и был поднят Агнаровым. Он же быстренько закрыл за собой дверь, коротко приказав Латыгину вернуться на пост у входа и «приглядывать за обстановкой».

— Я начинаю с левого угла, а ты с правого. Идём по кругу. В тишине.

— Лады.

Комната американца представляла собой полную противоположность комнате Триловича: шик, лоск, бурлеск. Справа на гвоздях висело целых три костюма: синий, чёрный и белый, все на плечиках. Рядом — лёгкая фетровая шляпа и шерстяная спортивная шапочка на осень. Отдельно висит ещё одна вешалка, через плечики перекинуто сразу шесть галстуков: все короткие и цветастые, какие носят только американцы.

Стол организован строго, всё на своём месте. Справа у стены — письменные принадлежности. Затем стопка книг по физике, все на английском языке. После пачка журналов, между страниц закладки. В левом углу у стены — чистая бумага для записей, перед ней три неисписанных блокнота. По центру стола — чертёж установки, с заметками на английском. Что сразу бросается в глаза — чертёж один, ничего более, ничего лишнего. Справа от него рабочий блокнот, заложен карандашом.

Буржуйка как и у всех, только дрова сложены необычным способом, вертикально. На ней графин и стакан в подстаканнике. Рядом стоит небольшой чайник, от которого приятно пахнет. Глебов подумал, что, наверное, это и есть тот самый «кофе», популярный в Америке. Тёмные следы в стакане наводили на мысль, что американец частенько проводил вечера с ароматным напитком.

На подоконнике керосинка, всё так же в тазу, чтоб не было пожара. Там же стоит небольшая статуэтка из металла: орёл расправил крылья, внизу американский флаг, сзади цитата… Умывальник ломится от изобилия: два куска мыла, белое, почти без запаха, и розовое, пахнущее вишней, банка зубного порошка, зубная нить, зубная щётка, бутылочка лосьона после бритья, бритвенные принадлежности, расчёска и банка крема для укладки волос. Даже полотенец два: одно большое, банное, другое поменьше, с вензельками, видимо, для вытирания рук и лица.

Постель внимания не заслуживала, разве что смятые простыни подтверждали, что человек в ней ночевал. Ну или хотел сделать вид, что так было… Около кровати, к двери — модные лакированные ботинки чёрного цвета, рядом коричневые, из грубой кожи и со следами пыли и песка — видимо, куплены специально для «походов».

На тумбочке в красивой металлической рамке фотография миловидной девицы лет двадцати. Пухленькие губки, ровные зубы, томный взгляд и очаровательные ямочки на щёчках, лицо в обрамлении тёмных кудряшек. Американочка как она есть, в блузке, туго обтягивающей упругую грудь и подчёркивающей талию. Внизу фотографии выведено аккуратным ровным почерком: «To Jones». Кольца при этом Ефроим не носил — значит, невеста, либо просто славная девица.

В самой тумбочке оказалось на удивление мало вещей — два нижних ящика и вовсе пустовали. Во втором сверху лежала относительно свежая колода карт, несколько запасных ручек и карандашей, коробок спичек, лупа и линейка. В верхнем: модные наручные часы, две пары запонок, обёрнутая в вощёную бумагу плитка шоколада и бумажный пакетик с коричневым ароматным порошком — запах выдавал, что это его американец заваривал по вечерам. Глебов посмотрел на часы — стрелки замерли на без двадцати два.

— Время почти совпадает с тем, что было на часах Триловича.

— Да, я тоже заметил. Ещё есть зацепки?

— Ни черта. Предлагаю заняться сумками.

Агнаров кивнул.

Из-под кровати вытащили большой жёлтый баул на ремне. Британской работы, сумка одним своим холёным видом давала понять, что её владелец при деньгах и путешествует с удовольствием. Внутри всё было забито личными вещами: с дюжину рубашек, кальсоны, два джемпера, ещё три плитки американского шоколада, подтяжки, запасные шнурки и всякая всячина, будь то швейный набор или пачка открыток с видами Москвы. Турист, да и только.

Рядом с «личной» сумкой лежал небольшой «служебный» чемоданчик: на коричневой коже было выдавлено «Teleforce». По всей видимости, в нём американец привёз все документы и книги. Примечательно, что чемоданчик был пуст — то есть всё, что было связано с работой, уже было пущено в ход. В общем, американец, как про них рассказывают на спецкурсах «Выстрела». Капиталист…

Перед кроватью, ожидаемо, обнаружилось выжженное пятно. Глебов заметил его сразу и даже уже прикинул, что размер примерно такой же, как в комнате Триловича. Но виду не подавал — сначала надо было спокойно изучить всё остальное, составить портрет Ефроима и прикинуть, что к чему. Наконец, Агнаров удовлетворённо крякнул.

— Пусто. Пора браться за пятно.

— Согласен.

С видимым трудом Яков Иосифович опустился на одно колено, а потом и на четвереньки — левая нога толком не гнулась. Версия с ранением подтвердилась — так нога могла вести себя после сильной травмы связок около колена, например, если осколком прилетело. Но Глебов виду не подал, спокойно и тихо опустился рядом. Достал метр — диаметр пятна был такой же, как в комнате Триловича, до миллиметров.

В этот момент Агнаров шумно принюхался. Повозил указательным пальцем по пятну, понюхал палец, даже лизнул его.

— Обрати внимание на пятно. Ничего странного не замечаешь?

— Само пятно выжжено, как будто керосинку уронили. Но вокруг никаких следов горения — хотя масляная краска на полу должна была пойти пузырями или хотя бы потрескаться.

— Именно! И запах только горелой древесины. Я даже попробовал на язык — как будто уголёк лизнул. Ни намёка на слой масляной краски и вообще на то, что что-то горело. Бац — и всё!

Клим в задумчивости потёр подбородок.

— Заметил ещё, что пахнет как после грозы?

— Да. У Триловича пахло так же.

— При этом за всю неделю дождя не было. Окна закрыты, пахнет только в комнате, сверху и снизу источника запаха быть не может… Странно это, не даёт мне покоя эта деталь.

НКВДшник провёл рукой по бритой голове, поправил усы.

— Вообще, похожий запах иногда бывает при наших экспериментах, на испытательном полигоне. Кебучев объяснял, что это электролиз воздуха или типа того.

— Тогда откуда он здесь?

— А вот это действительно хороший вопрос… И краска эта. Она могла исчезнуть — но только в том случае, если что-то с огромной энергией очень быстро выжгло пол. Именно не горело, а выжгло… Понимаешь, о чём я?

Глебов кивнул — ему и самому пятно очень уж напоминало результаты испытания «лучей смерти»…

Остаток дня провели в бесплодных попытках восстановить картину прошлого вечера. Как это всегда и бывает, никто ничего толком не видел и не слышал. Сахаров вспомнил, как Ефроим и Кебучев вместе заходили в дом, разговаривая на английском. Гавриил Платонович подтвердил и добавил, что американец пошёл спать, а он решил ещё покурить по своей привычке. Латыгин резюмировал, что, когда он возвращался с вечернего обхода, свет из-под двери был только у Самуила, остальные все спали. Получается, что, как и в прошлый раз, все зацепки обрывались на том моменте, что все разошлись спать — а на утро человек бесследно исчез. Чертовщина…

Клим Глебов не находил себе места. Его учили, что у любой задачи есть своё, строго конкретное, решение, а чудес не бывает. Он привык, что на любой вопрос можно найти ответ. И ответ сугубо материалистический, в духе общей логики и здравого смысла. А тут получалось, что люди просто так исчезают, со всякими странностями — и нет даже фантастического ответа, даже «божественного вмешательства».

Наконец, следователь решился побеседовать с Гавриилом Платоновичем. Если кто и знал больше всех о природе «лучей смерти», так это Кебучев. По крайней мере, из тех, кто ещё был здесь и сейчас, в наличии.

— Гавриил Платонович, можно с вами потолковать?

— Предлагаю зайти ко мне и выпить чайку.

— Охотно!

В комнате Кебучева царили старорежимный уют и порядок. Всё на своих местах, всё аккуратно, пиджаки на плечиках, обувь в ваксе, при входе половик, чтоб не нести пыль степей в комнату. Кровать заправлена, ни единого пятнышка от чернил на столе, ни капельки мыла на умывальнике. Сразу было видно, что бывший гимназист и санкт-петербургский студент сохранил привычки с молодости, постарался и «в полевых условиях» расположиться со всей аккуратностью и комфортом квартиры. Даже в мягкие домашние туфли переобулся, как только вошёл.

— Только если курить вздумаете — скажите, выйдем. Не люблю, когда в комнате накурено.

— Да, конечно.

— Чай с сахаром будете?

Глебов отрицательно покачал головой. Гавриил Платонович кивнул, поставил на примус походный чайничек и принялся старательно откалывать себе сахар. Справившись с этим нелёгким делом и выложив на стол связку баранок, профессор заварил хороший ароматный чай и уставился на гостя, улыбнувшись ехидно-сладкой улыбкой кота, обдумывающего воровство со стола.

— Ну-с, Климушка, зачем пожаловали?

— Да я бы поговорить хотел…

— Это я догадался. И что пришли специально тогда, когда Агнаров с Латыгиным на обходе. А Самуил на станцию пошёл и не настучит… Так о чём вы хотели поговорить?

Клим поёрзал на стуле. Кебучев, очевидно, был не только самым умным на объекте, но и чертовски прожжённым калачом. Наверняка пару раз бывал в ЧК на допросах, прекрасно понимал, что его происхождение вызывает вопросы и кривотолки, при этом привык жить хорошо, а то и роскошно. И явно не чурался интриг…

— Гавриил Платонович, вот вы же профессор. Прочтите лекцию — что конкретно вы изучаете? Я не про название, а про самую суть проекта.

— А вы уверены, что оно вам надо?

— Я уверен, что оба случая исчезновения вертятся вокруг «лучей смерти». И что лишь зная все факты, я смогу докопаться до самой сути и найти преступника.

Гавриил Платонович улыбнулся. Не спеша налил себе и собеседнику чай, положил себе два кусочка сахара, принялся размешивать — Глебов обратил внимание, что чайная ложка была с клеймом, то есть серебряная. Занятно…

— Ну-с, как пожелаете, сударь… Начнём с базовых вещей. Вот у нас есть электрический ток — то есть ничто иное, как перемещение заряженных частичек от плюса к минусу по некоему проводнику. Чаще всего это медный сердечник в проводе. Включаем мы источник питания — например, ДнепроГЭС — и вуаля, несётся ток, проходит по схеме, лампочка светится. Соответственно, как всё в нашем бренном мире, ток этот самый можно и нужно изучать и измерять. Для этого у нас есть различные подходы, законы и приборы. Суть сводится к тому, что мы можем узнать про характеристики тока что угодно, зная силу тока в амперах, вольтаж и свойства проводника, то бишь, материал, диаметр сечения, характер соединения в электрической цепи… Это понятно?

— Да. В целом, на моём уровне, понятно.

— Вот-с, отлично… Дальше, как нам замечательно показали господа Эдисон и Тесла, ток может быть постоянным и переменным. Ну, по сути, это даже не ток как таковой, а характер его генерации, характеристики его перемещения из точки А в точку Б… Неважно. Важно лишь то, что мы можем либо постоянно давать ток с определёнными характеристиками, либо, наоборот, менять эти характеристики с течением времени, тем самым меняя характер течения тока и его взаимодействия с участниками электрической цепи. В результате, сейчас уже понятно, что постоянный ток нужен для ряда технически сложных процессов, за переменным же током будущее, именно его рациональнее всего использовать во всякого рода электрических установках, подстанциях и тому подобное.

Профессор удовлетворённо сделал паузу, отпил чаю и продолжил.

— А теперь, голубчик, представьте себе на минуточку, что мы бы смогли характеристики тока… хммм… доработать. То есть, вот как с танками или иной техникой: взяли первые экземпляры, подумали, покумекали да и усовершенствовали их так, что нынешние танкетки уже гораздо быстроходнее и манёвреннее. Ну, или вот автомобили: когда я был такого возраста, как вы, старина «Руссобалт» казался чуть ли не чудом, редкостью и диковиной. А теперь, вон, по Москве и Петербургу какие авто только не рассекают. Легковые, грузовики, автобусы, мотоциклеты… В общем, принципиально новый уровень техники. Что скажете?

— Что это очень интересно, конечно. Но причём здесь «лучи смерти»?

— Да притом. Технология, которую изучал ещё мой покойный наставник, профессор Филиппов, по сути своей является подходом для создания принципиально нового явления… Попробую объяснить на примере, чтобы вам, без курса общей физики, было понятно. Вот есть у нас этот самый ток. Мы можем… хммм… настроить его генерацию таким образом, что у нас существенно повышается сила тока, в то время как параметры проводника тока мы не трогаем. Что это нам даст, голубчик?

Клим пожал плечами — всё же по физике у него была четвёрка и таких тонкостей он уже не помнил.

— А это, любезный Климушка, согласно закону Ома даст нам возможность изменить вольтаж. Иными словами, не меняя принципиальную схему проводника мы можем существенно, даже кратно, изменить напряжение, которое через него проходит. Ну а дальше, с помощью нехитрых расчётов, мы приходим к возможности повышения мощности оборудования через изменение вольтажа. Вуаля, у вас мощная электрическая установка.

— Но, как я понимаю, нечто подобное у нас уже есть. Трамваи вот — они же на электрической тяге. И, как я читал, там всё гораздо мощнее, чем в лампочке.

— Безусловно! И блестяще, что вы хоть понимаете, что такое электрическая тяга… Ну так вот, если убрать присущую мне иронию — я вам рассказал про то, что было и есть. А теперь про то, что ещё только будет… Можно попробовать провести все эти операции, что я вам сказал, и существенно повысить мощность устройства. А затем… хммм… ну, скажем, укоротить проводник. Или использовать иной сплав… В общем, можно добиться такого эффекта, что у нас будет распространяться электричество дальше цепи… Так, по глазам вижу, что потеряли нить. Сейчас я вам нарисую.

Взяв блокнот со стола, Гавриил Платонович лизнул химический карандаш и быстренько набросал схему. Прямоугольник с «плюсом» и «минусом» как источник тока, от него провода, проводник, возле которого какая-то формула, из проводника выбивается молния.

— Вот так вот. Вот эта «молния», так мы её с профессором называли, и есть то самое, что мы исследуем. Ну и Тесла, и, думаю, много кто ещё. Я слышал, что в Германии сейчас целую лабораторию построили… Неважно. Суть сводится к тому, что, чисто в теории, мы можем обуздать эту самую «молнию» и направить её туда, куда нам нужно.

— А на практике?

— Ну, как вам сказать… Михаил Михайлович пытался сделать так, чтобы мы направляли «молнию» с помощью различных сплавов — и в итоге так грохнуло, что его похоронили, а охранка быстренько изъяла всё и под шумок попыталась отправить меня в места не столь отдалённые… Гений Тесла дал нам более совершенную технологию, которая, по идее, может быть использована для направления электрического тока с помощью… хммм… особой субстанции. Это сложно объяснить, но мы как бы меняем свойства воздуха — и тогда ток в нём проходит не искрой, а дуговым разрядом, из одной точки в другую. И вот эту «другую» мы-то и можем выбрать — так «лучи смерти» и работают. Это если на пальцах.

Повисла тишина, разбавляемая мерным жеванием баранки. Профессор ел и с улыбкой смотрел на собеседника — а Глебов собирался с мыслями. Наконец, он решился спросить.

— А вот запах… Даже не так. Вот Агнаров говорил, что вокруг изобретения бывает странный запах — он назвал это «электролизом воздуха». Можете объяснить?

— О, это элементарно. Точно то же явление вы можете видеть после грозы: когда молния пронзает слои воздуха, она вызывает в нём определённые физико-химические преобразования. В итоге, меняется его атомарный состав. Ну, в концепции Нильса Бора… В общем, вы дышите как бы воздухом, через который прошла молния, подвергнутым электролизу по сути… У нас в устройстве что-то подобное происходит. В той камере, что вы видели, откуда и вылетают «лучи смерти». Этот запах и чувствуется на полигоне после испытаний… А почему вы спросили?

— Понимаете… В общем, очень похожий запах был в комнатах обоих исчезнувших. И пятно это на полу… Скажу прямо: мы с Агнаровым оба подумали, что чертовски похоже это на «лучи смерти». Скажите, можно ли их… переместить, что ли? Ну, без установки как-то вызвать? Или накопить где-то и потом применить?

Кебучев выдержал паузу, дожевал баранку и допил чай. Потом оценивающе посмотрел на следователя, улыбнулся.

— Вы, вероятно, даже не слышали про события в тунгусской тайге, про так называемый «тунгусский феномен». Если вкратце, в девятьсот восьмом году там как следует жахнуло, весь мир встряхнуло. Конечно, говорили про всякие там метеоры, кометы, ещё не пойми что. Лет тринадцать назад Кулик с Дравертом ползали, искали. Собственно, Леонид Алексеевич потом ещё трижды ковырялся, шарики в земле выискивал, метеорит свой. Да что уж там, сам Вернадский сказал, что это «космическая пыль», сгусток этакий… Как вы понимаете, на самом деле всё не совсем так…

— А как?

— Я вот ещё тогда подумал, что больно уж сильно упал метеорит. Я, конечно, не Вернадский и не Циолковский, но космосом тоже интересовался. Чтоб такая штука упала — и никто её прежде не заметил… В общем, как рассказал сам Тесла в приватном разговоре, это был его эксперимент. Точнее, ошибка. Он хотел попробовать передать энергию на расстоянии, чтобы она как радиоволны обогнула землю. Выбрал для этого безлюдные места, проложил маршрут… Рвануло у него, как у покойного Михал Михалыча. Никола убеждён, что выпущенная им энергетическая волна во что-то врезалась. Может, банально в грозу попала… Но так или иначе, «лучи смерти» из этой затеи и выросли. Так сказать, доработанная установка с известными ограничителями, чтоб не было перегрузок… Но я бы не стал биться об заклад, что мы всё учли и от нашей установки не может быть каких-то непредсказуемых последствий. Так что рассматривайте все версии.

Клим в задумчивости уставился в свою чайную чашку. С одной стороны, было о чём подумать. С другой, чутьё подсказывало, что это ещё не всё. Слишком бесовской взгляд был у профессора.

— Это ведь ещё не всё, так? Есть какая-то ещё часть, что вы мне не рассказали.

— А вы наблюдательны, голубчик! Вот вам ещё одна история. Тут даже я вам не смогу помочь в плане объяснений… Так или иначе, у нас с вами в теле тоже есть электричество. Ну, может, слышали что-то о Павлове и его опытах с бедными собачками?

— Да, нам рассказывали в общих чертах о теории высшей нервной деятельности.

Кебучев с улыбкой кивнул.

— Иван Петрович, в числе прочих, интересовался ранее нашими работами с Михал Михалычем… Это сейчас он старый и уже скорее памятник, чем человек, а лет пять-семь назад были некоторые изыскания… В общем, удалось установить занятную вещь. Любая скотина, будь то человек или пёс, проводит, как мы знаем, электрический ток. В Америке даже казнь такая есть: сажают человека на стул и используют вместо лампочки, пропуская большой мощности разряд тока через него и поджаривая бедолагу.

— Да, я читал.

— Вот, замечательно… А Павлов это исследовал, несчастных собак порой превращая в мясную запеканку… И если силу тока существенно понизить, то порой удавалось собаку заставить делать то, что мы захотим. То есть, вот мы на кнопку нажали, собаку током пробрало по голове — и она воет или лапу поднимает. И тут важно, в каком месте током ударить, какой силой, чтоб мозги не обуглились… Иван Петрович всё выспрашивал меня, искал работы Филиппова, чтобы понять, можно ли так на расстоянии мозги поджарить, чтоб управлять живым существом.

Глебов вопросительно поднял брови.

— Неужели можно, профессор?

— Ну, у нас тогда ничего не получилось: большая часть собак сдохла в конвульсиях, некоторые с воем убегали, потому как неприятно, когда током да по мозгам… Но вообще, Иван Петрович уверял, что сама идея менять сознание человека, ударяя током по его головному мозгу и «электризуя» нейроны — это более чем реально. Просто собак выделять под это дело перестали — говорят, то ли сам Виссарионович псин пожалел, то ли кто на уши надул, что всё это ерунда… Но ещё в прошлом столетии такие опыты ставили над буйнопомешанными. Конечно, известная их часть опыты не пережили. Но те, кто пережил, действительно стал другим человеком…

— Насколько я знаю, добрая половина этих «других человеков» потом под себя ходила и есть могла только с ложечки.

Гавриил Платонович снова улыбнулся.

— А я и не говорю, что это позволит создать нам сверхчеловека или, скажем, шахматного гения. Но вот… хммм… перевоспитать врага народа так, наверное, вполне можно. Или содомита отвадить от его греховной тяги… Так или иначе, голубчик, «лучи смерти» — это не только оружие поражения техники и укрепрайонов, как думает тот же Агнаров. Дырку в танкетке и снарядом можно сделать, подбивали же «Марков» в ходе обеих войн. Да и огнемёты на то и существуют, чтобы сжигать солдат противника и их баррикады… А вот поднять человека в психологическую атаку, не по приказу, а сугубо силой оружия, на расстоянии, или с ума свести, или в панику целый батальон обратить — вот это уже куда интереснее, вот это уже то, за что нам ленинская премия светит да дача в ближнем Подмосковье. А интересно-то как!

— А вы не боитесь, что это будет использовано… да хоть бы и против вас самих? Ведь, по вашим словам, мощь у данного оружия колоссальная, что угодно можно, только настрой грамотно.

— Ну, оркестр без дирижёра не работает… В конце концов, мне коллега один рассказывал, что сейчас вовсю готовят полёт человека в космос, ни много ни мало. Свиньями из пушек уже стреляют, обезьян в скафандрах изучают — готовятся быть первыми на Луне… Вот это меня пугает, да, мало ли, что будет, если вдруг окажется, что мы не одни под сенью звёзд… А наши эксперименты — это лишь принципиально новый вид техники. Так сказать, автобус против конки.

Профессор как бы чокнулся с гостем и допил чай. Клим Глебов сидел в нерешительности: вроде и всё узнал, что хотел, но и понятнее от этого дело не стало, даже наоборот. Наконец встал, поблагодарил Кебучева и отправился к себе, по дороге закуривая. Это ж подумать только: на расстоянии влиять на мозги электричеством, а, при необходимости, ещё и целые танки да грузовики взрывать можно. И всё с помощью одной технологии. Вот уж действительно «лучи смерти».

* * *

Ночью Климу не спалось. Сначала всё думал про разговор с профессором, потом пить захотелось, после ворочался. Наконец, следователь захотел в туалет. Делать нечего — натянул сапоги на босу ногу, накинул поверх гимнастёрки с галифе кожаный плащ, взял керосинку и пошёл.

Справив малую нужду, Глебов решил покурить. Раскурил «Герцеговину» от керосинки, прошёлся немного вдоль ограждения. Обученный взгляд выцепил, что часовые не спят — по песку медленно ползал луч прожектора с вышки. Клим уже собирался идти спать, как боковым зрением заметил какое-то движение около бараков для инженеров.

Пригнувшись, в полной темноте, вдоль здания тихо перемещались две фигуры. Характерное покачивание выдавало в одной из них Агнарова. Вторая, скорее всего, принадлежала Латыгину, но в темноте было не разглядеть. Глебов быстренько утопил в песке папиросу, потушил керосинку и вытащил из кармана пистолет. Вряд ли НКВДшники ползли посреди ночи вдоль бараков из любви к спорту…

Агнаров, которого окончательно выдал начисто выбритый череп, блеснувший лысиной в неверном свете луны, короткой перебежкой преодолел расстояние между бараками и прижался к стене. Левое колено предательски ныло и вот-вот готово было сорвать всю операцию — но делать было нечего… Запыхавшись, рядом нырнул в тень Латыгин.

— Рома, много куришь — одышка.

— Яков, так я это…

— Цыц. За мной.

Пошли дальше, пригнувшись. Обошли барак, выглянули — и ползком к медсанчасти. Клим повторил их маршрут до бараков инженеров, аккуратно выглянул: в будке охраны все спали, двое часовых всматривались в степь и стояли спиной к самому объекту. На вышках то же самое — прощупывали ночной песок прожектором и не оглядывались. Единственный, кто контролировал тылы, был пёс — но Алтын сонно пошевелил ушами в сторону ползущих, потянул носом воздух, зевнул и лёг спать дальше, положив морду на лапы. Свои, чего шум поднимать…

Оказавшись у медсанчасти, Латыгин поднялся и помог встать начальнику. Пошли, пригнувшись, вдоль тёмных окон. У одного остановились, прислушались. Роман Константинович, будучи повыше, заглянул в окно — один из офицеров ВОХРы жадно имел санитарку, поставив её раком прямо перед окном. Вид, конечно, был хороший, спереди сочные формы колыхались что надо, да и было бы неплохо знать, кто и куда бегает по ночам — но Яков Иосифович напомнил о себе требовательным шёпотом.

— Ну что там?

— Санитарку пёхают. По ромбам — офицер ВОХРы.

— Чёрт с ними, давай дальше. С утра проверишь, запомни, что за дура.

Вздохнув и кивнув, Латыгин стал пробираться дальше, мимо бараков ВОХРы к гаражу. У гаража наконец остановились, стали всматриваться в темноту. Агнаров нервничал, всё время оглядывался по сторонам.

— Рома, проверь-ка тылы, неспокойно мне как-то.

— Три часа ночи, все спят…

— Проверяй давай. А я тут постою, послушаю…

Клим Глебов лишь в последний момент успел юркнуть за угол, пропустив мимо себя Латыгина. Оглянулся, метнулся к гаражу. Стал пробираться, прижавшись спиной к стене. В бок упёрлось дуло.

— Не спится, Клим?

— Тебе тоже, как я погляжу.

Для убедительности следователь слегка постучал дулом своего пистолета в живот Агнарову. Тот выдохнул, медленно опустил «Маузер». Кивнул. Глебов неспеша отвёл в сторону пистолет Коровина, но убирать не стал. Тут как раз вернулся Латыгин.

— Всё чисто…

— Ага, Рома, я вижу… Так, оба пригнулись и за мной, по-прежнему тихо. Клим, потом всё объясню.

— Так точно.

Троица обошла постройку — по знаку Якова Иосифовича вжались в уголок между стеной гаража и выступом склада ГСМ. В кромешной тьме от козырька стали ждать, расположившись лицами по направлению к пустыне. Следователь хотел было завести разговор, но рука Агнарова предусмотрительно легла ему на лицо, закрыв рот…

Минут через пятнадцать в пустыне показалось мерцание. Сначала один огонёк, потом три, затем уже с дюжину. Огоньки были белого цвета и напоминали своим миганием всполохи Эльма, которые Клим недавно видел на радиовышке. Только были они скорее округлой формы и посреди пустыни — на взгляд, расстояние было не меньше километра.

Сильная рука схватила Глебова за грудки и прижала к земле. Рядом воздух пронизал едкий аромат гнилых зубов и папирос — похоже, это выдохнул Роман Константинович. Агнаров слегка поёрзал — снова заныло колено — после чего замер и принялся в бинокль всматриваться в огни посреди пустыни.

Тем временем в пустыне творилась какая-то вакханалия. Огоньков становилось всё больше, они дрожали, выбрасывали снопы искорок, метались, и, Клим был готов подтвердить это под присягой, выстраивались в силуэт человека. Наконец, когда уже стало ясно, что это точно силуэт человека, огоньки на мгновение замерли, после чего резко собрались в одну точку. Образовалась сфера серебристо-белого цвета, издали размерами примерно с детский мяч. Покачиваясь, сфера поплыла вглубь пустыни, пока вдруг не исчезла.

— Считаем в уме до пяти и за мной, к ограде.

Досчитали, пошли, согнувшись, к ограде. Подойдя, Яков Иосифович похлопал по плечу Латыгина.

— Рома, подсади.

— Так ещё ж наши…

— Не заметили эту штуку — и нас проглядят. Да и долго это, давайте сразу сами всё выясним.

Роман Константинович кивнул, подсадил начальника. На удивление ловко он перелез через ограждение, приземлился и, чертыхнувшись, помчался в пустыню. Глебов и Латыгин переглянулись и быстро вскарабкались следом, перевалились через ограждение и спрыгнули в контрольно-следовую полосу. Действительно, прожектор был в это время в другом секторе — и вышка охраны ничего не заметила. Побежали…

Ночь была на удивление тёмная, луну постоянно закрывали тучи, поэтому перемещались как попало. Следователь старался не терять из виду прыткого НКВДшника, задорно покачивающегося при беге трусцой. Латыгин сопел сзади слева — Роман Константинович явно не слишком утруждал себя зарядкой по утрам и много курил, а потому не поспевал и громко сопел, иногда чертыхаясь.

— Так, встали! Это где-то тут было.

Остановились, начали оглядываться. Глебов, машинально считавший шаги при беге, прикинул, что его тысяча сто восемьдесят шагов — это почти километр получается. Бежали бодро, так что справились минуты за четыре. Может, четыре с половиной. При этом вокруг не было никого и ничего…

— Так, я прямо, Клим направо, Рома налево. Считаем в уме до тысячи, пока идём, потом кругом и сходимся обратно. А то ни зги не видно, друг друга из вида терять нельзя.

Так и поступили. Клим оглядывался по сторонам, всматривался в песок, жалея, что не захватил с собой спички. Но вокруг была тёмная тишина спящей пустыни. Всё, что удалось найти — это какой-то чахлый кустик. Вернувшись ни с чем в исходную точку, мужчина кивнул напарникам — Латыгин развёл руками и отрицательно покачал головой. А вот Агнаров поманил за собой.

Метрах в тридцати впереди посреди песка поблёскивал в редких лучах луны диск. Сложно было сказать наверняка, но его блестящая поверхность более всего напоминала отполированное стекло или даже зеркало. Примечательно, что объект был правильной геометрической формы — идеальный круг.

— Ну, кто что думает? Перепить мы не могли, эту версию отметаем сразу.

Мужчины стали озадаченно ходить вокруг странного диска. Роман Константинович потрогал его рукой.

— Ещё тёплый!

— Да. Остывает медленно, я его тоже тёплым нашёл.

— По блеску напоминает стекло либо зеркало. Только идеально гладкое, без единой царапинки.

Яков Иосифович кивнул. Выжидательно посмотрел на Глебова.

Следователь всё ходил вокруг в нерешительности. Наконец, вытащил из внутреннего кармана плаща портняжный метр, приложил к диску. Чертыхнулся.

— Двадцать семь сантиметров. Ровно столько же, сколько пятна на полу в обеих комнатах, ни на миллиметр не отличается.

— Уверен?

— Абсолютно.

Агнаров провёл рукой по бритой голове. С трудом опустился на одно колено, попробовал подковырнуть пальцем диск — оказалось, он лежал на поверхности песка, толщиной не более сантиметра. НКВДшник повертел находку в руках.

— И по весу как стекло. Мутное, но отполированное.

— Обрати внимание, что отполировано только с одной стороны, сверху.

— Ага. И ни единой царапинки, как в кремлёвских кабинетах. Идеальная поверхность. И идеальный круг, чёрт возьми, как в учебнике… Ладно, пойдём уже к своим. А то ещё тревогу поднимут.

По дороге Яков Иосифович разговорился.

— Впервые я заметил эту… странность… в общем, это. Это я заметил два дня назад. Курил в окно — и увидел всполохи в пустыне, которые тут же исчезли. Решил тогда, что примерещилось… И вот, стою я вчера, курю. Ещё отметил, что время то же самое, что и накануне — отчёт по форме писал, засиделся… В общем, стою, курю — и снова эта чертовщина. Решил взять Рому и тихо проверить. Дальше понятно…

— Да это-то понятно… Яков, неужели никто ничего не заметил?

— В том-то и засада. Опросил начкараула, послушал, что говорят в столовой. Никто не видел ни черта. Понимаешь, Клим, вообще ничего. Как будто мне два дня подряд кажется то, чего нет. Ну, один раз я бы поверил — но не два же дня к ряду! Не может такого быть, у меня с мозгами всё хорошо, умом я пока не тронулся. И не пил ни капли с твоего приезда. Чертовщина да и только…

Клим потёр подбородок. Не могло же им втроём примерещиться одно и то же? Нет, такое невозможно, вся мировая наука, да даже просто здравый смысл говорит, что так не бывает. Значит, версия коллективного помешательства отпадает. Тогда что? И почему диаметр этой штуки один в один с диаметром выжженного пятна? Главное — куда это делось?

За размышлениями дошли до караула. Солдаты своё дело знали — сразу лязгнул затвор «мосинки» и послышалось звучное: «Стой! Кто идёт?»

— Свои… Агнаров, Латыгин, Глебов. Смирно!

— Так точно, товарищ Агнаров!

Рядовые вытянулись по струнке смирно.

— Давно на дежурстве?

— Полчаса как. Сменили Ахметова и Смирнова, товарищи.

— Ясно… Видели что-нибудь необычное?

Караульные переглянулись.

— Никак нет! Самое необычное, товарищ Агнаров, это ваше появление, вот так вот, в ночи, из степи.

— А обычное что-нибудь видели? Хоть что-то?

— Никак нет! Тишина, темнота… Мы ладно, но Алтын бы учуял, услышал. А он, вон, под машиной дрыхнет.

Пёс, в самом деле, потянулся было, услышав шаги за шлагбаумом, но, стоило узнать голоса, завалился спать дальше. В будке ВОХРы зажглась керосинка — в окно высунулся начкараула, на всякий случай, с пистолетом в руке.

— Вольно! Степан, видел чего? Слышал?

— Никак нет! Товарищ Агнаров, я это, спал… Согласно распорядку — дозволено. Вы, если что…

— Да всё хорошо, спи. Мы так, проверяем…

Пошли дальше, к смотровой вышке. Оценив лестницу взглядом, Яков Иосифович вздохнул, но поковылял наверх, остальные следом. В тесноте, но все поместились. Дежурные на вышке, к изумлению офицеров, ничего не видели.

— Черти, спали? А ну колитесь!

— Никак нет, товарищ майор!

— Врёшь, паскуда…

Глебов одёрнул Латыгина.

— Роман, прожектором по песку водили, мы все это видели… Ну-ка, служивый, посвети вон туда.

— Так точно!

Луч света выхватил следы трёх человек на контрольно-следовой полосе около ограждения.

— Ах…

— Спокойно, это мы. Дай-ка мне прожектор.

— Так точно!

Клим попробовал выудить следы на песке, нашёл чьи-то и пополз лучом по ним вглубь пустыни. Наконец, упёрся примерно в то место, где нашли диск — как раз было натоптано.

— Вон там что-нибудь видели?

— Никак нет, товарищ следователь.

— Ни спички, ни огонька, ни блеска какого?

Солдаты в удивлении переглянулись и отрицательно мотнули головами. Яков Иосифович выругался и начал спускаться вниз, по ходу проклиная лестницы, колено и поляков. Спустившись, он перевёл дух и мрачно посмотрел на коллег.

— Либо мы все тут душевнобольные, либо чудеса. Первое сомнительно — пойдём проверять второе к Кебучеву. Пусть хоть в жопу себе этот диск засунет, но скажет нам, что это и откуда.

* * *

Кебучев открыл не сразу. Гавриил Платонович был в старомодной ночной рубашке ниже колен, которые носили лет так двадцать назад, в домашних мягких туфлях и с сеточкой на волосах. Глаза подслеповато щурились в слабом свете керосинки.

— Простите…

— Гавриил Платонович, дело есть. Срочное!

— Ох, ну тогда я поставлю чайник на примус.

Зашли, плотно закрыли за собой дверь. Кебучев подкрутил керосинку, чтоб стало светлее, и организовал чайник на примусе. С вопросительным видом уставился на ночных гостей.

— Ну-с, судари, с чем пожаловали? Только предупреждаю — коньяку на всех не хватит.

— Гавриил Платонович, давайте без этих ваших шуточек… В общем, вот. Полюбуйтесь. Что это может быть по-вашему?

Профессор с интересом взял из рук Агнарова блестящий диск. Повертел его в руках, постучал костяшкой указательного пальца, потёр, поскрёб ногтем. Подошёл к керосинке, подержал немного рядом с ней, попробовал через диск посмотреть на пламя. Потом снова потёр пальцами, приложил к щеке.

— Уверен быть не могу, но напоминает стекло. Похоже, не совсем чистое, такое делают для крупных матовых светильников, например, в Кремле я такие видел. Говорят, в метро такое будет, специально по указу товарища Сталина готовят… Но зачем вы мне это принесли посреди ночи и, что не менее интересно, откуда вы его вытащили?

— Об этом потом… И почему вытащили?

— Ну, форма идеального круга — похоже, диск сделали для витража или чего-то наподобие, чтобы вставить в раму… Меня только смущает отполированная поверхность — зачем она здесь? Стекло для витражей или светильников должно пропускать свет, а не отражать его.

Глебов не выдержал и встал со стула, прошёлся от одной стены к другой.

— Гавриил Платонович, а для чего можно использовать отполированное стекло?

— Ну, много для чего. Скажем, в прожектор добавить, чтобы свет отражался и больше луч был. Или, не знаю даже, применить при создании призмы Ньютона… Но зачем его делать круглым?

— Хороший вопрос…

Мужчины умолкли. Видно было, что Яков Иосифович ведёт спор с самим собой, рассказать всё Кебучеву или нет. Латыгин выглядел растерянным, он явно вообще не понимал, что происходит.

— Яков, расскажи.

— Клим, думаешь…

— Уверен. Он тут был. Да и ты сам слышал, что никто ничего.

Кивнув, НКВДшник кратко пересказал события текущей ночи и то, как и где был найден блестящий диск. Гавриил Платонович встряхнулся, заварил себе и гостям чай, после чего принялся неспешно помешивать сахар серебряной ложечкой. Наступила напряжённая тишина.

— И вы уверены, что он был там, где вы видели… ну, назовём это огнями Эльма?

— Да. Направление совпадает. Расстояние, на глаз, тоже.

— Очень, очень интересно. Дайте-ка мнеего ещё раз.

Профессор взял диск и принялся разглядывать его нижнюю, не блестящую сторону. С неё ссыпалось немного песка — нижняя часть была шероховатой и матовой, густо облепленной песчинками.

— Это может показаться невероятным и ненаучным, товарищи…

— Гавриил Платонович, говорите, как есть.

— А как есть, наиболее здравое предположение, что мы с вами держим в руках фрагмент… как бы это сказать… запечённого песка. Даже не так. Мы с вами видим стекло, которое создано из песка пустыни путём запекания верхней его части. Как будто вы не в специальную печь погрузили песок, а вывернули эту печь наизнанку и прижали кругляшком к точке на песке.

Повисла тишина. Первым выматерился Агнаров.

— Это ж какая температура должна быть…

— О, я боюсь напутать в точных значениях, но около полутора тысяч градусов, может, чуть ниже. Хммм… Да, полторы тысячи — это температура плавления стали, а песок, думаю, где-то на тысяча триста плавиться будет, плюс-минус градусов пятьдесят. Но это так, по старой памяти.

Глебов снова прошёлся по комнате.

— Профессор, поправьте меня, если я ошибаюсь. Но ведь стекло, когда делают, выплавляют и остужают, так?

— Совершенно верно, голубчик. Насколько я знаю, плавят песок, а когда он становится жидким, его остужают. Не уверен в технических тонкостях процесса, но, думаю, ждут, когда он станет вязким, затем придают нужную форму. Возможно, повторно плавят или ещё какие-то манипуляции проводят. Не уверен.

— То есть, получается, откуда-то на песок капало стекло, температурой больше тысячи градусов, и застывало, остужаясь на нём?

Кебучев кивнул.

— Обратите внимание, что диск абсолютно ровный с одной стороны, отполированный. Так что я бы предположил, что, скорее, это что-то температурой около полутора тысяч градусов прислонилось к песку, скользнуло по нему, и оставило сей замечательный диск в этом самом месте. Это могло бы объяснить, почему поверхность такая гладкая, и почему с другой стороны неровности — не совсем равномерно температура вглубь песка прошла, помешали камешки и иные объекты среди песчинок.

— Но что это могло быть?

— Ну, я как физик могу предположить три варианта. Вот так вот, с ходу. Во-первых, мы можем допустить, что в пустыне была плавильная печь, которая треснула либо вывернулась наизнанку, нагретая до нужной температуры. Во-вторых, это могла быть порция раскалённой стали, как из доменной печи, которая вылилась на песок и испарилась по неизвестным нам причинам. В-третьих, это была энергия молнии или сопоставимая с ней, которая, так сказать, заземлилась в данной точке пустыни, оплавив песок.

Роман Константинович взъерошил волосы.

— Но это же бред!

— Что именно, любезный?

— Всё! Какая, к чёртовой матери, плавильная печь посреди пустыни?! А доменная печь и раскалённая сталь?! Это чушь собачья! Вы что, насмехаетесь?

Гавриил Платонович примирительно вскинул руки.

— Помилуйте, голубчик. Я лишь говорю то, что я могу предположить на основе своих знаний… И я прекрасно понимаю, что первые два варианта… хммм… скажем так, фантастичны.

— А третий? Молнии-то не было!

— Как посмотреть.

Все в комнате с немым вопросом уставились на профессора, пока тот с неизменной улыбкой сделал большой глоток чая.

— Вот лет так тридцать назад, судари, Михаил Михайлович рассказывал мне про одно уникальное явление. Дескать, при должном количестве проводящей электричество пыли в воздухе во время грозы возможно наблюдать так называемые «шаровые молнии».

— Как это «шаровые»?

— А вот так. Представьте себе, что вы имеете молнию, только заключённую в некую сферу, размерами с мяч для детской игры или чуть более. Такая сфера… хммм… по всей видимости, должна обладать если не всеми, то по крайней мере частью характеристик обычной молнии. По крайней мере, она светится тем же цветом, она в воздухе и, согласно ряду утверждений, может во что-то шарахнуть. Говорят, Георг Рихман в восемнадцатом столетии скончался от удара такой молнией, когда пытался их изучать.

Агнаров неожиданно встал, вытащил из кармана галифе металлическую фляжку и подлил всем в чай водки.

— Продолжайте!

— А что продолжать… Ну, вроде как, летает эта сфера, белого цвета или около того, потрескивает, может ударить электрическим током. Те немногие, кто в это вообще верит, утверждают, что это форма существования молнии, необычная по своим свойствам. В то же время, например, Кельвин и Фарадей само явление считали скорее оптической иллюзией или даже чем-то иным, не родственным электричеству.

— А вы сами что думаете?

Кебучев с видимым удовольствием как следует отхлебнул чая с водкой, ухмыльнулся.

— Как учёный я могу заявить, что науке неизвестно ни одного достоверного случая наблюдения шаровой молнии. А изобилие рассказов о ней в устах моряков и иных сомнительных личностей, включая малограмотную деревню или впечатлительных барышень, наводит на мысль, что всё это байки и брехня.

— А не как учёный?

— А не как учёный… В юношеские годы я этой идеей очень увлёкся, когда услышал от Михал Михалыча. Выискивал информацию, ездил по Петербургу, всё пытался поймать её, узнать, хотя бы увидеть. Профессор Филиппов, кстати, активно мне потакал в этом и был уверен, что нам улыбнётся удача… А потом его не стало…

Гавриил Платонович вдруг встал с края стола, подошёл к кровати и открыл тумбочку. Достал оттуда потёртый конверт, вернулся к столу и положил конверт поверх бумаг. Климу показалось, что руки профессора подрагивали, когда он это делал.

— В лаборатории профессора Филиппова была установлена фотокамера. Нам эту идею подсказал Эрнест Резерфорд, он с помощью фотопластинок регистрировал свои частички вещества… Вот последний кадр с этой камеры.

Мужчины склонились над конвертом, Кебучев медленно и осторожно достал из него фотографию.

Оттенки сепии вырисовывали лабораторию профессора Филиппова. Белёные стены, коричневые деревянные полки вдоль них, на полках различные приборы и датчики, многие размыты. Посреди этого всего перед замысловатой установкой стоит, по всей видимости, сам профессор — костюм, залысины, борода. В левой вытянутой руке шнур спуска фотокамеры, пальцы размыты, но можно догадаться, что он щёлкает затвором. Перед лицом профессора, сантиметрах в пятидесяти, застыл молочно-белый шар, вокруг которого искрящийся ареол. Лицо Михаил Михайловича выражает сразу и удивление, и страх, и восторг.

— Это ведь то, о чём мы все подумали?

— Не знаю, о чём вы подумали, но я убеждён, что Михал Михалыч смог-таки поймать шаровую молнию и даже сфотографировать её. Вот только это последнее, что он сделал в своей жизни, потому как именно в ходе этого эксперимента прогремел взрыв — и профессора не стало.

— А это не может быть дефект фотопластины или засвет?

Гавриил Платонович отрицательно покачал головой.

— Я к самому Прокудину-Горскому ходил, спрашивал. Тот очень долго изучал фотопластинку и сам снимок, после чего пришёл к однозначному выводу, что изображение настоящее. Более того, он сам видел нечто подобное на реке Мургаб в тысяча девятьсот одиннадцатом году, около ГЭС. Но не успел запечатлеть — шаровая молния, а я уверен, что Сергей Михайлович видел именно её, попросту исчезла в воде. Но телеграмма у меня осталась, фотограф сразу вспомнил мой случай и написал, что видел объект, похожий на тот, что на фотографии. Я тогда на этой речке три месяца пробыл, облазил вдоль и поперёк — и никаких следов.

— А поговорить с этим Прокудиным-Горским можно? Расспросить бы.

— Только если вы сможете добраться в Ниццу — и он захочет с вами разговаривать.

Клим яростно потёр подбородок.

— Послушайте, но, ведь, как я понимаю, это открытие мирового уровня. Чёрт побери, да это ж…

— Шаровая молния, да. Или оптическое явление неизвестной природы. Или иллюзия, вызванная пылью в воздухе. Или примерещилось… Да что угодно. Я больше тридцати лет за ней гоняюсь. На словах существование шаровых молний мне подтверждали как минимум семь человек, в том числе Тесла — он считает, что это сгусток энергии, что-то вроде «следов электричества» в воздухе, принципиально иной, отличной от обычной молнии, природы. Но вот на деле, к сожалению, у нас есть лишь одна эта фотография да рассказы очевидцев. И многие очевидцы уже в летах — скажут, что старческий маразм, дурость или сумасшествие.

— И что, никаких возможностей это зафиксировать или воспроизвести?

Кебучев развёл руками.

— За три десятка лет я так и не понял, что именно создал в своём кабинете мой покойный учитель, и как оно работало. Разгадаем — будет нам «открытие века». Но пока, как я могу судить, мы лишь получили трёх новых свидетелей данному феномену. И отличное зеркало в подарок.

Глебов посмотрел на стекло. Вспомнил про обстоятельства исчезновения Триловича и Ефроима.

— Скажите ещё, профессор. А вот эта штука, шаровая молния. Она может проникать сквозь объекты? Вернее, не так. Может ли она, скажем, залететь в комнату?

— Климушка, голубчик, я тоже сразу подумал о том, что это она помогла исчезнуть нашим товарищам… Не знаю я. У Михал Михалыча в кабинете был взрыв, как будто связку гранат рвануло. Тут мы ничего не слышали… С другой стороны, вы нашли расплавленный песок на том месте, где, как вы говорите, была шаровая молния. Или объект, чертовски сильно на неё похожий. Это наводит на размышления о природе данного явления.

— Какие же, профессор?

Гавриил Платонович сощурился.

— Я могу предположить, исходя из новых фактов, что мы все, я имею в виду учёных, думали не в том направлении. Шаровая молния может оказаться… хммм… скажем так, не видом энергии, а формой её существования… В общем, мне надо почитать ещё о том, при какой температуре и как плавится песок.

— А потом?

— А потом, голубчик, возможно, я смогу прикинуть, как вот это вот могло появиться. Всё же, не просто так существуют формулы для расчёта необходимой энергии — мы вполне можем через кулоны перевести всё это в конкретную величину силы тока, в амперы. А это уже что-то, это уже позволит оценить объект с точки зрения электрофизики, можно будет говорить об индукции и других интересных вещах… Но всё это уже завтра с утра. Годы уже не те, меня от водки, даже с чаем, в сон клонит. Да и время совсем неприличное.

Кивнув и пожелав спокойной ночи, НКВДшники вышли из комнаты Кебучева. Решили пойти покурить, немного привести мысли в порядок. Встали за углом, подальше от возможных глаз вахтёра из инженерных бараков.

— И что думаете про всё это, товарищи?

— Завтра телеграфируем в город, будут Гавриилу Платоновичу все учебники, что скажет.

— Да я о другом, Рома.

Латыгин посмотрел на начальство, вскинул плечами и уставился в темноту. Глебов выпустил струйку ароматного дыма.

— Меня не покидает уверенность, что Кебучев нам всё равно что-то недоговаривает… Очень уж складная история, пусть и на грани фантастики, и он как нельзя кстати здесь. Подозрительно.

— Согласен… Меня ещё смутило, как быстро он открылся. Молчал, скотина, сколько месяцев, а тут как на духу, и даже фотографию показал. Очень уж всё это вовремя… А главное — слова его тут никто толком не оспорит, инженера у нас скорее «рабочие лошадки», так, руки да и только. Мозгами тут были Кебучев, Ефроим и Трилович. Двое исчезли, третий… Вызывает подозрения.

— Предлагаю завтра, во время испытаний, ты его отвлеки — а я комнату обыщу.

Агнаров кивнул. Докурили, Роман Константинович отправился к себе, остальные пошли к главному дому. Уже на пороге Яков Иосифович вдруг притормозил.

— Клим, а ты, это, крещёный?

— Есть такое, маменька постаралась… А что?

— Да так… Крест достань, если не выкинул. И носи. Спокойнее будет.

3

Поступили как условились: пока Агнаров был с Кебучевым на испытаниях, Глебов с Латыгиным отправились «искать новые улики по делу об исчезновениях». В реальности же Роман Константинович встал при входе в барак, а Клим открыл комнату профессора запасным ключом и принялся за обыск.

Комната была на удивление хорошо обставлена, можно было даже сказать «шикарно». Половик при входе, чтоб не было пыли и грязи, мягкие домашние туфли, пуховое одеяло в пододеяльнике — всё было призвано обеспечить Гавриилу Платоновичу максимальный комфорт, как будто бы он и не покидал свою квартиру в центре Ленинграда.

Клим быстренько осмотрел личные вещи — ничего необычного или подозрительного. Для себя только отметил, что у профессора много одежды: дюжина пар кальсон, шесть белых рубашек, три свитера, два костюма — даже домашняя кофта есть и ночная сорочка. Очевидно, жил он очень хорошо, особенно по нынешним временам. Подтверждали это и серебряные приборы, включая подстаканник, и фарфоровая чайная пара, явно дореволюционной работы, и дорогой кожаный чемодан иностранного производства. Следователь грустно вздохнул: сколько сражались за «равенство-братство», а в итоге пропасть между богатыми и бедными стала только больше…

Опытный взгляд несколько раз останавливался на тумбочке — что-то было не так. Наконец, в третий раз проверив ящики и пересчитав ручки и пузырьки с чернилами, Глебов решил пошарить рукой снизу. Интуиция не обманула: к дну верхнего ящика был аккуратно приклеен конверт. В конверте обнаружились вырванные из чьего-то дневника листы с записями — почерк не принадлежал Кебучеву. Интересно, что в записях не было ничего «такого», лишь формулы и рассуждения про электричество. Видимо, профессор позаимствовал идеи коллеги — и тщательно это скрывал…

Клим остановился посреди комнаты. Время поджимало. Решил прощупать подкладку костюмов и покопаться в записях на столе. В первом случае не повезло — костюмы были пустые, нашлась лишь пара запасных пуговиц да монетка в три копейки в одном из карманов. А вот на столе обнаружилось интересное: в учебнике по электрофизике был сделан тайник с внутренней стороны задней части обложки — у самого края бумагу немного надрезали, совсем незаметно, и вложили туда телеграмму.

На ленте бумаги значилось:

«Лондон вопр СПб тчк Мургаб тчк Харьков вопр Белград тчк Каз вопр».

Быстренько переписав последовательность в блокнот, Глебов аккуратно убрал телеграмму обратно, положил книгу на место и решил, что пора уходить. Заперев за собой дверь, он кивнул Латыгину — и мужчины пошли к складам.

Днём встретились на оперативное совещание в кабинете Агнарова. Заварили чай, закурили. Первым заговорил начальник полигона.

— Клим, ну что там?

— Во-первых, буржуйствует. Во-вторых, ничего примечательного в вещах, аккуратист. В-третьих, вот это.

Глебов положил на центра стола блокнот с переписанным текстом телеграммы. Мужчины склонились над листами с неровным почерком, засопели.

— Ну, города все понятны. «Каз» — это либо Казань, либо Казакская АССР. А вот что такое «Мургаб».

— Речка есть такая, южнее, к Персии. Наверное, про неё речь — про город я бы слышал.

— Рома, уверен?

Латыгин кивнул: он был в степях с начала двадцатых, знал как собака каждый закуток.

Повисла долгая напряжённая тишина. Каждый думал о своём и пытался понять, что же это всё значит. Наконец, прокашлявшись, Яков Иосифович задал интересовавший всех вопрос.

— Итак, товарищи. На кой чёрт посылать телеграмму с названиями городов и речки, пометив некоторые вопросом? Да так, что это телеграмму надо прятать от любопытных глаз. Что в ней может быть такого?

— Есть мнение, что всё дело не в названии городов, а в их последовательности… Мургаб — кажется, про неё нам рассказывал сам Кебучев, что там видели… хмм… объект, похожий на наш. Петербург — там был профессор Филиппов и его лаборатория, в которой точно было нечто похожее. Харьков и Белград — вполне может быть, что там что-то подобное тоже видели. И тогда последнее — это КазАССР, наш полигон.

— Клим, но если так — значит, Кебучев специально сюда приехал. Более того, получается, что он заранее знал, куда именно нужно поехать, заранее готовился к экспедиции. Но ведь место выбирали на самом верху…

Следователь пожал плечами. Откинулся на спинку стула, глубоко затянулся и выпустил густую струйку дыма. Немного помолчал, посмотрел в глаза Агнарову.

— Яков, давай на чистоту. Кто ещё мог знать, где будут проходить испытания? Товарищ Ягода? Твоё непосредственное начальство? Маршалы?

— Клим, ты понимаешь…

— Понимаю. Выкладывай давай. Нас здесь трое. Во всём доме больше никого. Я готов дать подписку о неразглашении. Уверен, что Роман тоже.

Латыгин кивнул — и оба стали напряжённо всматриваться в лицо начальника полигона. Вздохнув, Яков Иосифович отпил чаю и начал.

— Так. Сразу скажу, что это гостайна. И что, в случае чего, я ото всех слов откажусь. Я подписку давал…

— Понимаем. Яков, кто конкретно был в курсе?

— Я непосредственно узнал от Бельского, моего прямого руководителя. Он — от самого товарища Ягоды. Насколько мне известно, в курсе некоторые маршалы — Блюхер, Тухачевский. Не уверен, но, думаю, Ворошилов. И, как я понимаю, сам… Всё, больше никто и нигде. Местным ничего не сообщалось, меня сюда специально направили, чтоб я взял себе в помощники Романа и особо никому ничего. Маршалы в Москве, так сказать, с интересом наблюдают. Генрих Григорьевич, бьюсь об заклад, кроме Бельского мог рассказать разве что кому из замов, не более. Всё же служба обязывает языком не трепать лишний раз. Да и Фёдор Бельский у него на хорошем счету, вызвали лично в кабинет… Подумал о том же, о чём и я? Крысу искать надо?

Клим медленно кивнул. По всему получалось, что Кебучева сюда направили не только для консультаций, но и ещё с какой-то целью, связанной с феноменом. И получалось так, что люди, его направившие, были в курсе, когда и где планируется эксперимент. Значит, ниточка шла на самый верх: товарищ Ягода, его ближайшее окружение, маршалы. Это было ой как нехорошо…

— Товарищи, я предлагаю установить за Гавриилом Платоновичем негласное наблюдение. Только очень аккуратно, чтобы не спалиться: всё же он калач тёртый, может и заподозрить что-то.

— Согласен. Знаем обо всём только мы трое — мы и будем приглядывать. Все маститые, можно всегда будет выдать за «следственные действия». Так, Клим, ты первый — до вечера присматривай, поошивайся рядом. В ночь я тебя сменю, а в обед — Роман.

— Договорились.

* * *

Остаток дня Клим Глебов «приглядывал» за профессором Кебучевым. Гавриил Платонович вёл себя как обычно: посидел несколько часов в конструкторском бюро, что-то там исследуя, дважды вышел покурить, потом отправился ужинать. Поужинав в общей столовой и поболтав немного с одним из инженеров, товарищем Гариным, Кебучев походил по объекту с сигаретой в зубах, потрепал за ухом пса при входе и отправился к себе. Глебов сделал вид, что читает книгу на свежем воздухе, расположившись в аккурат напротив окон профессора. Было видно, как Гавриил Платонович переоделся в домашнее, поработал до десяти вечера за столом, потом вышел покурить. После посидел ещё немного с книгой при свете керосинки, покурил ещё раз и лёг спать — следователь всё это время был поблизости, скрываясь в тени строений.

Уставший и злой, Клим открыл дверь своей комнаты. Часы показывали начало первого ночи — весь день как последний филёр следовал тенью за профессором, а в итоге ничего нового так и не узнал. Может, ложный след?

Внимание привлекла бумажка на полу при входе в комнату. Подняв её, следователь присмотрелся: на аккуратно оторванном листочке бумаги было приглашение прийти сегодня в два часа ночи в баню. Напечатано было на печатной машинке, без даты и подписи, так что вычислить автора было невозможно. Передёрнув плечами, Глебов для вида походил около окна, раздеваясь, потушил свет и лёг в постель. Минут через тридцать тихонько вылез из-под простыни, на цыпочках, согнувшись, подобрался к окну. Никого, лишь луна слегка серебрила песок.

Клим вернулся к двери, прислушался, прижавшись ухом к щели над полом — тишина. Решив, что лучше не рисковать, Глебов быстро тихо оделся, взял пистолет, спички, и выбрался наружу через окно. Отбежал от барака Агнарова, рванул к складу — и вжался в темноту навеса. Мысленно досчитав до пятнадцати, мужчина оглянулся — никто не преследовал. Тогда следователь перевёл дыхание и очень медленно и тихо начал пробираться к бане — на месте он оказался примерно без двадцати два ночи.

Глебов обошёл строение по часовой стрелке, проверил, что и кому видно с разных углов. Место было выбрано грамотно: с одной стороны тёмные окна столовой, которую на ночь попросту запирали амбарным замком. С другой — глухая деревянная стена склада, охрана которого на ночь заходила внутрь, а вход был с противоположной стороны. С двух других сторон здание баньки окружал штакетник, отделяющий основную часть полигона от построек, да забор внешнего периметра с контрольно-следовой полосой за ним. До вышки далеко, патруль будет только в восемь утра. Единственный «минус» — в принципе, уголок здания было видно со стороны бараков для ВОХРы. Но в два ночи там все спали — да и в поле зрения попадал только самый угол строения, вход уже перекрывал собой склад. Анонимность гарантирована.

Дверь в баню была приоткрыта — обычно её специально оставляли так на ночь, чтобы проветрить и подсушить помещение. Внутри была непроглядная темнота: в отличие от жилых бараков начальства, к бане и другим хозяйственным постройкам проводов протянуто не было, освещали всё керосинкой. Темнота очень смущала — заметить там движение было невозможно, а получить по голове не хотелось.

Вздохнув, следователь шагнул в потёмки. Сделал пару шагов, замер, прислушался. Было слышно лишь стук собственного сердца. Выдохнув, Клим прошёл к дальней от входа стене, принялся ждать, стараясь вглядываться в темноту, чтобы глаза привыкли и хоть что-то смогли различить.

Минут через десять дверь скрипнула. В помещение проползла фигура, двигаясь вдоль правой стены. Узнать её не составило труда — это был Сахаров.

— Т-товарищ… Товарищ Глебов? В-вы тут?

— Самуил Львович, доброй ночи. Идите смело, мы тут одни.

— Но где вы?

— У дальней стены. Тут есть скамья — присаживайтесь.

Пожилой еврей прошёл вдоль стены, шоркая ботинками и придерживаясь рукой за дощатую стену, грузно присел на скамью, вздохнул. По всему чувствовалось, что он очень переживает.

— Кажется, вы хотели поговорить?

— Да… Я просунул вам бумажку под дверь. Ну, чтоб никто не услышал…

— Да, всё правильно сделали… Так о чём вы хотели поговорить?

Самуил Львович в нерешительности ещё раз вздохнул, поёрзал на своём месте.

— Понимаете, товарищ Глебов… Клим… В общем, мне кажется, что Кебучев — не тот, за кого себя выдаёт.

— В смысле? Он не профессор? Или что вы имеете в виду?

— Даже не знаю, как и сказать…

Сахаров снова вздохнул. Пошелестел чем-то в карманах, почавкал — видимо, достал леденец. Ещё раз шумно выдохнул.

— В общем, вы же в курсе, что я, так сказать, контролирую всё это… по партийной линии. И одна из моих обязанностей — это приглядывать за подозрительными элементами. Ну, американец этот, Трилович, Кебучев — мало ли, кто из них какие взгляды имеет. Вдруг коэр или ещё что…

— Понимаю. Но двух уже нет. Да и вряд ли подданный Британии или американец будут тащиться в казахские степи, чтобы заниматься контрреволюционной пропагандой… Кебучев? Гавриил Платонович как-то связан с белым подпольем? С басмачами?

— Кебучев… Кебучев, судя по имеющейся у меня информации, может статься и вовсе не Кебучев никакой… В общем, я ещё месяца два назад отправил запрос в Ленинград. Так, для проформы, когда там точно у него день рождения, классовая принадлежность, образование. Сами понимаете, он из бывших — а потому вызывает подозрения одним своим существованием…

Глебов хмыкнул.

— Ну вот. Запрос, наконец, пришёл. И знаете, что? Гавриил Платонович Кебучев, тысяча восемьсот семьдесят восьмого года рождения, действительно был и числился в студентах Санкт-Петербургского университета, физике обучался. Вот только, согласно документам ВЧК, этот самый Гавриил Платонович в девятнадцатом году примкнул к своре Юденича — да так и сгинул для всех то ли под Петроградом, то ли где-то на пути в нынешнюю Эстонскую республику. По крайней мере, у чекистов нет никакой информации, чтобы Кебучев проходил фильтрационные лагеря как военнопленный или подвергался допросам в качестве заложника.

— Постойте! Но ведь Гавриил Платонович был вызван из Ленинграда, будучи профессором физического факультета Ленинградского госуниверситета. Как такое возможно? Не мог же он там работать, не имея при себе никаких документов?

— Да вот чёрт его знает! В том-то и дело, что отдел НКВД по Ленинградскому университету подтверждает личность Кебучева и как профессора, и как «лица дворянского происхождения», при этом прошедшего все проверки. Получается, что конкретно по университету к нему никаких вопросов, всё подтвердил ещё в двадцать третьем, даже доносов на него толком не поступало. Так, дура одна завалила экзамен и попыталась накатать, что он контра, но всё спустили на тормозах, потому что она под отчисление пошла в итоге… А вот по Ленинграду Кебучев исчез в девятнадцатом году. Получается, в лучшем случае, он где-то пропадал четыре года, вероятнее всего, в белых бандах. Либо и вовсе Кебучев девятнадцатого года и Кебучев двадцать третьего — это разные люди. Вот.

Клим глубоко задумался. С одной стороны, полученная информация подтверждала его собственные подозрения, что с профессором дело нечисто. С другой — вопросов становилось только больше.

— Самуил Львович, а ошибки быть не может? Вы как информацию запрашивали? Его ведь проверяли…

— В том-то и дело! Поэтому я запросил информацию независимо в ЛенГУ и в архиве по городу. Через партийную линию… И тут выясняется, что информация разная. Конечно, можно допустить, что просто не сопоставили архивы, что кто-то где-то что-то потерял или забыл внести в каталог, как это у нас часто бывает… Но очень уж много совпадений и вопросов, товарищ следователь. Я человек маленький, моё дело на контру доносы писать. А тут вот, что вскрылось… Только не знаю, как это Агнарову передать. Честно говоря, побаиваюсь я его, слишком уж он суровый. И близок к Ягоде…

— Ничего. За информацию спасибо, понял. Попробуйте об этом с Романом Латыгиным поговорить, он попроще Якова будет, не московский фрукт… И про меня ни слова. Будем копать независимо, с разных сторон.

Пожав в темноте руку своему собеседнику, Глебов встал и направился к выходу. Надо было о многом подумать, ещё и не выдать никому ночную встречу. Дела становились всё интереснее и интереснее.

* * *

Следующие несколько дней прошли в тишине и рутине. Латыгин и Агнаров по очереди наблюдали за Кебучевым — но, как и Глебов, остались ни с чем. Сам Клим решил пока не рассказывать всей информации своим коллегам, особенно сомневаясь в открытости и честности Якова Иосифовича. Заодно, сославшись на необходимость купить табака, он выбрался на полустанок и отправил свой собственный запрос, по линии следствия. В запросе он решил уточнить информацию про всех: Агнарова, Латыгина, Сахарова, Кебучева, Ефроима, Триловича, а также попробовать выяснить, являлся ли товарищ Бельский инициатором проекта или просто исполнителем по поручению Ягоды. Само собой, запрос снабдил смачным заголовком «СРОЧНО». Чутьё подсказывало, что тут у всех рыльце в пушку…

Ночью следователю не спалось — не покидало странное беспокойство, что он что-то упустил. В итоге то он просто не мог уснуть, то ворочался, то подушка казалась жёсткой, то простыня липла к телу. Наконец, Глебов сел на кровати, закурил «Герцеговину». Часы показывали половину второго ночи.

Крик прорезал ночную тишину. Кто-то буквально рвал глотку от страха — так кричат в ужасе, когда смерть пустыми глазницами заглядывает тебе в лицо. Подорвавшись, Клим схватил пистолет и побежал на улицу — показалось, что крик был откуда-то со стороны соседних бараков. В дверях он чуть не столкнулся с Агнаровым — тот в одних галифе с «Маузером» на перевес слетел с лестницы.

— Слышал? Где?

— Похоже, соседний.

— Бегом!

Мужчины выскочили на улицу — и замерли. От окна комнаты Сахарова медленно двигался молочно-белый слегка искрящийся шар. Двигалось это на высоте человеческого лица, плавно и как будто немного жужжало, как трансформатор электрического тока. Чертыхнувшись, Яков Иосифович выстрелил в объект — но пуля будто испарилась, выдав лишь сноп искр и небольшую желтоватую вспышку. Сам же шар ускорился — и поплыл по направлению к ограждению.

— За ним! Стреляй, сука, стреляй!

Мужчины побежали за шаром, на ходу ведя пальбу. Все выстрелы добирались до цели — но каждый раз эффект состоял лишь в том, что из шара вырывались искры, а пуля исчезала с неяркой желтоватой вспышкой, словно испаряясь.

Тем временем, из барака выскочил Латыгин — и, чертыхнувшись и перекрестившись, присоединился к коллегам, посылая вслед шару выстрелы из «нагана». В ответ шар ещё больше ускорился, двигаясь со скоростью хорошего бегуна.

— Чёрт, Клим, давай быстрее! Улетит же!

— Да я и так уже бегом! Ещё, сволочь, пустой, расстрелял всё!

— Давай, давай, быстрее! Меня колено подводит. Надежда на тебя!

Глебов выругался, прижал руки к бокам и побежал что было сил. Шар тем временем, не сбавляя темпа, пронёсся вдоль ограждения, перелетел через штакетник полигона и помчался вглубь. Следователь заметил, что при этом то тут, то там стали появляться искорки, в основном на металлических конструкциях, будь то вышка связи или замок на сарае.

Наконец, молочно-белый шар замер. С одышкой и болью в правом боку, Клим приблизился к объекту — тот рванулся ему в лицо. Яркая вспышка — и пустота…

— Ну-ка, сколько пальцев видите?

— Три.

— Хорошо!

Врач, толстый лысеющий грузин с характерным акцентом и носом, удовлетворённо кивнул и отошёл от следователя. Клим Глебов осмотрелся — он лежал на койке в медсанчасти. Судя по керосинкам, рассвета ещё не было.

Рядом присел Агнаров.

— Ну, как голова? В норме?

— Болит… Что произошло? Давно я тут?

— Минут пятнадцать… Тебя эта хрень в лоб шарахнула: мы с Ромой видели вспышку и слышали хлопок небольшой. Ты потерял сознание, а шар исчез к чёртовой матери. Вот, мы тебя сюда притащили. Григорий осмотрел, говорит, что не видит никаких признаков внешних повреждений.

Грузин кивнул.

— Голова гудит… Последнее, что помню — очень яркая вспышка. И всё.

— Ты успел что-нибудь заметить?

— Ничего. Только яркий свет в глаза, такой, что аж зрачки заболели. И как будто треск, вот как на полигоне при испытаниях. А потом я отключился.

Яков Иосифович в сердцах выругался. В это время подошёл Латыгин. Видок у Романа Константиновича был так себе.

— Роман, ну что там?

— Что-что… Сахаров теперь. Эх, нет больше Самуила…

— Так, Клим, ну-ка давай. Умылся — и пошли, по горячим следам будем обыск проводить.

Глебов не без труда сел на койке: голова слегка кружилась, немного подташнивало. Ощущения были как после контузии, ну или как будто как следует засветили в лоб, прям «с вертухи» прописали. Ещё и странный металлический привкус во рту. Не крови, а именно металла, чем-то походило на гильзу от патрона.

Ещё раз встряхнувшись, Клим пошёл в туалет. Протянул руку к умывальнику — между указательным пальцем и краном пробило искру. Чертыхнувшись, следователь отдёрнул руку. Подождал, попробовал ещё раз — снова разряд, слабого белого цвета, а по струе воды рябью проскочили искры. Глебов выматерился, протёр глаза и решил, что надо будет после всего всё же зайти к Кебучеву, поговорить. А то это уже совсем чертовщина…

Агнаров ждал у двери медсанчасти, нервно раскуривая трубку. Уже по дороге, пыхтя махоркой, он несколько раз выругался, спотыкаясь буквально на ровном месте — нервы были ни к чёрту. Дойдя до комнаты, начальник полигона попросту кивнул коллегам и щёлкнул лампочкой — начался обыск.

Комната Сахарова была обставлена бедненько, но не без претензии. Поношенные пыльные сапоги, две пары брюк, пиджак, небольшой затёртый саквояж со сменным бельём и несколькими рубашками — вот и всё личное имущество старого партийца. Всё остальное — «что выдали»: набор постельного белья из части, стол, стул, керосинка, полотенца на умывальнике, мыло… Даже чернильница и ручка были казённые, единственная личная вещь — бритва. Примечательно, что в ящиках тумбочки Самуил Львович почти ничего не хранил: всю канцелярию он получал в части, рубашки носил без запонок и галстука, расчёской, по всей видимости, лысину не полировал. Только в верхнем ящике был пакетик с чаем да коробок спичек — впрочем, даже спички оказались армейские, с красным самолётом.

На этом фоне выделялся стол: помимо ожидаемой чистой бумаги и письменных принадлежностей на нём оказалось три стопки книг. Одна, книги в которой явно открывали от силы пару раз, представляла собой «Капитал» Маркса, несколько томов Ленина, томик Сталина и воспоминания какого-то красного командира Бабеля, озаглавленные «Конармия». Зато две других стопки были буквально зачитаны чуть ли не до дыр, прям затёрты. Первая, по центру, вместила в себя дюжину книг, среди которых были сочинения Достоевского, сборник рассказов Чехова, «Герой нашего времени» Лермонтова, сборник стихов Пушкина да несколько томов Толстого. В общем, «школьный набор» из библиотеки части. Латыгин взял сверху томик Льва Николаевича, покрутил в руках, отметил внутри на обложке штамп библиотеки ВОХРы да положил на место.

А вот вторая стопка зачитанных книг, ближе к краю, была любопытной: Драйзер, Твен, Диккенс, Шиллер, Гёте и, чёрт побери, Бунин. Присвистнув, Агнаров взял издание Ивана Алексеевича, приоткрыл.

— Из Парижу! Поглядите-ка, свежайшее, тридцать второго года. Вот же, получается, контра! Что читал!

— Яков, чёрт бы с ним! Больше ничего не бросается в глаза?

— Скупердяй — ну, чего с него, жидёнька, взять… Не, ну каков паразит — даже кальсоны с части взял, а сам Бунина, поглядите, читает, сволочь эту белобандитскую. Тьфу!

Глебов пожал плечами. С одной стороны, комната старого партийца грустно удивила отсутствием того достатка, который ожидаешь увидеть у верного борца революции. Не было ни грамот от Сталина, ни фотографий с Ленином или хотя бы Калининым, ни даже элементарных подарочных часов или сворованного в годы революции серебряного портсигара. В то же время, всё было как бы обставлено, всего ровно столько, сколько надо, а книг так и вовсе с избытком. Как будто человек в санаторий приехал…

— Клим, замерь пятно на полу, пожалуйста.

— Как будто сам не видишь…

— Вижу. Но ты замерь.

Следователь присел на корточки, приложил метр к обугленному пятну — к счастью, пока он был в медсанчасти, Роман принёс вещи, всё было под рукой. Как и ожидалось, пятно было ровнёхонько такое же, как и предыдущие два раза. Ни на миллиметр не отличалось от того, что все уже видели. Да и о природе его теперь было ясно — молочно-белый шар с искрами не просто так вылетел из комнаты.

— Я вот чего не понимаю. Шар этот, чем бы он ни был, явно связан с исчезновением. И он по воздуху летает. Так?

— Да, Рома, всё так.

— Тогда какого чёрта пятно на полу? Ни на стенах, ни под окнами, а посреди комнаты, на деревянном полу. Какого чёрта?

Агнаров пожал плечами. Клим же присмотрелся к пятну.

— Роман, ты не прав. Пятно не посреди комнаты — оно перед кроватью. И прошлые разы так же было.

— И что?

— Да похоже на то, что оно целенаправленно оказалось перед кроватью, перед спящим человеком. И потому мы слышали крик — это Сахаров проснулся, возможно, от треска или ещё чего, да хоть бы и случайно, увидел это и заорал. Тут-то его и не стало. Как будто объект… охотится на людей.

Повисла напряжённая тишина. Наконец, прочистив горло, Яков Иосифович обратился к коллегам.

— Так, товарищи. Нам надо всем сейчас поспать, чтобы прийти в себя. Комнату я запру. Давайте так договоримся: до десяти где-то отоспимся, затем процедуры, туда-сюда, и в одиннадцать повторный обыск. При свете дня и на свежую голову.

— Так точно.

Мужчины разошлись…

Клим Глебов вернулся к себе, походил немного по комнате, лёг в постель. Медленно досчитал в уме до тысячи, тихонько встал. Стараясь не издавать и звука, выбрался из помещения через окно, затем, пригнувшись, пробежался до окон комнаты Сахарова. Толкнул створку — как и ожидалось, она легко распахнулась. Следователь проворно подтянулся внутрь, присел, прислушался, и, убедившись, что всё спокойно, начал повторный обыск.

Первым делом мужчина решил тщательно перевернуть все книги: ему не давало покоя, почему они были сложены в три такие неравные стопки. Ну, с сочинениями Ленина и тому подобной ерундой понятно: их обычно никто не читал, так, для «послужного списка» брали в библиотеке, особенно кандидаты в партию. А вот зачем разделять художественную литературу на две стопки — это было неясно. Иностранная, конечно, всякие там Твены-Драйзеры — но их вполне себе можно было достать, по крайней мере в Москве, это не Бунин. Собственно, Бунин этот, как будто специально был положен сверху стопки, чтобы сразу привлечь к себе внимание…

В собрании сочинений белого эмигранта ничего интересного не обнаружилось. Рассказы как рассказы, ни пометок, ни загнутых уголков, ничего необычного, кроме имени автора и места издания. Собственно, все иностранные книги тоже были вполне себе обыкновенными, Шиллера и вовсе Сахаров стянул в Московской публичной библиотеке. Отложив их, Клим принялся за отечественных авторов — ничего необычного, все книги были из местной библиотеки, кроме сборника Фёдора Михайловича Достоевского.

Глебов не обнаружил нигде штампика и задумался. Самуил Львович, судя по всему, складывал отдельно библиотечные книги и те, что принадлежали лично ему. В основном, ему принадлежали русскоязычные переводы иностранной литературы — а тут ещё и Достоевский, который лежал в другой стопке. Ухватившись мыслью за эту систему, следователь решил пролистать книгу — и не прогадал. Между страницами, очень аккуратно и незаметно, были вложены листы папиросной бумаги, исписанные мелким убористым почерком. Все листы были в треть книжной страницы, поэтому полностью помещались в книге. Всего их было шесть — Клим пролистал книгу три раза, но больше ничего не нашёл. Отложив томик бессмертного классика, он решил прочитать записи при свете спички.

«Обстановка располагает к ведению кратких записей о наблюдении за ситуацией. Тов. Агнаров явно пытается скрыть тот факт, что произошла серьёзная авария на испытательном полигоне. Обращает на себя внимание, что повреждённые вещи были сожжены в тот же вечер, никакого следствия не проводилось. Тов. Латыгин заметно нервничает, в личной беседе заявил, что не уверен в намерениях Агнарова. Вопросы вызывает и поведение тов. Кебучева, который удивительным образом не пострадал при взрыве и, вопреки здравому смыслу, решил пойти на поводу у Агнарова и продолжить эксперименты. Не совсем ясна судьба тел инженеров, погибших при взрыве: трупов никто не видел, похорон не было, Агнаров приказал держать язык за зубами. Послал запрос в центр относительно личности Кебучева и Агнарова».

«В последние несколько дней отмечена подозрительная активность ночью на полигоне. Агнаров без свидетелей и керосинки ночью ходил по испытательному полигону, как будто что-то или кого-то искал. Латыгин не в курсе, но в личной беседе рассказал, что подозревает Агнарова в умалчивании истинной цели экспериментов. Он же заявил днём ранее, что, согласно местным легендам, в районе поселения некогда было проклятое место, которое использовалось в качестве места казни. Приговорённых приводили в пустыню и по шею закапывали в песок, ночью они исчезали. Местные толкуют, что здесь же, в пустыне, обитал барон Унгерн, согласно материалам следствия расстрелянный за совершённые преступления. Не покидает ощущение, что мы все здесь как в ловушке, солдаты гарнизона из степняков отказываются дежурить ночью и вовсю сплетничают, что комиссары ищут дьявола».

«Бесследно исчез один из главных инженеров, товарищ Трилович. Подозрительный малый, Александр Трилович, согласно данным НКВД, порядка семи лет прожил в Англии, до этого десять лет провёл в Германии. По происхождению — серб, родился и вырос в Австро-Венгрии. Обучался в университете Бонна, свободно владеет несколькими языками. Вызывает большие вопросы его мотивация участвовать в эксперименте. Лично я подозреваю, что он либо шпион, либо авантюрист, поскольку не вижу рационального объяснения его поступку, а комментарии со стороны американца, что всё решил чек на кругленькую сумму от тов. Тесла, считаю пустой болтовнёй буржуя. Латыгин уговорил Агнарова связаться с Москвой, тов. Ягода обещал прислать одного из лучших своих специалистов. Меня напрягает грядущий визит, поскольку специалист может быть связан с самим Агнаровым или его покровителем. Покровитель, некий тов. Бельский, вызывает множество вопросов, но, будучи другом тов. Дзержинского, обладает неприкасаемостью».

«Приехал тов. Глебов. Стрёмный субъект, больше похожий на чекиста времён террора, чем на следователя. Немногословен, подозрителен. По всей вероятности, всё же не связан с тов. Агнаровым — последний несколько нервозен. Латыгин узнавал по своим друзьям, говорит, что тов. Глебову можно верить. Лично я считаю, что верить нельзя никому, особенно товарищам Агнарову и Кебучеву. Агнаров продолжает ночные прогулки, также совершал несколько выездов в пустыню, вроде как для проверки подозрительных селений. Однако расход топлива, по словам Латыгина, говорит в пользу того, что он отъехал на небольшое расстояние, что-то там делал, затем вернулся. В ЦК пока отказываются дать ход расследованию относительно тов. Агнарова. Тов. Кебучев подозрительно открыт к приехавшему, при этом был замечен ночью наблюдавшим за звёздами и ведущим записи в блокнот. Что он высматривал — осталось загадкой».

«Исчез Ефроим. Американец растворился в воздухе тем же способом, что и Трилович. Примечательно, что совпадает всё до мельчайших подробностей, по крайней мере, со слов тов. Латыгина. Был непонятный инцидент в пустыне, Латыгин, Агнаров и Глебов что-то преследовали, затем нашли и принесли Кебучеву. Роман стал очень подозрительным и суеверным, убеждал меня, что надо готовить побег. С его слов, в пустыне вокруг по ночам происходят странные вещи. Также тов. Латыгин слышал неясные звуки, как будто шум прибоя. Местные солдаты совсем спятили, вешают амулеты над входом в комнату,спят с головой под одеялом, говорят, что комиссары привлекли духа пустынь. Кебучев продолжает изучать звёзды, что-то записывая. Записывает очень быстро, но со стороны напоминает шифр Морзе. Пришли его документы, дело нечисто. Собираюсь поговорить с тов. Глебовым. Если я исчезну — смотреть запись номер 6 и тайник».

«Запись номер шесть, последняя на данный момент. Записано после разговора с тов. Глебовым. Он ведёт независимое расследование, выглядит как единственный человек, за исключением Латыгина, кому тут можно доверять. Рассказал ему про подозрения относительно Кебучева. Доп. материалы убрал в тайник. Тов. Латыгин совсем уж нервничает, спит с наганом под подушкой. Говорит, что чаще стал слышать шум, плохо спит. Я теперь тоже стал слышать по ночам непонятные звуки, как будто со стороны полигона. Вчера ночью я видел, как будто, светящийся объект белого цвета в пустыне, по форме напоминал шар. Светится, как газовые фонари. Затем со стороны пустыни появился силуэт человека — не могу быть уверен, галлюцинация это вследствие стресса или я реально его видел. Беспокоит, что силуэт выглядит смутно знакомым, хотя я так и не вспомнил, кого конкретно он мне напоминает. На душе неспокойно. Если со мной что-нибудь случится — все материалы в тайнике. Прошу прочитавшего это сообщение оповестить обо всех обстоятельствах товарищей Латыгина и Глебова. В случае их исчезновения или смерти — направить материалы расследования в Москву, на имя товарища Бреева. С. Л. Сахаров».

Клим Глебов дочитал и в задумчивости сел на кровать. Во-первых, старина Сахаров оказался не так уж и глуп, каким хотел показаться. Записи старый подпольщик вёл грамотно, с подозрением к Кебучеву и Агнарову следователь был полностью солидарен. Во-вторых, вскрылись новые детали. Если про Гавриила Платоновича это было скорее интересно, но, возможно, уводило в сторону мысли, то вот поступки Якова Иосифовича вызывали очень много вопросов и позволяли по-иному взглянуть на начальника полигона. Он явно скрывал очень многое и вёл свою игру. В-третьих, со слов Сахарова, Латыгину можно было верить. Вообще, во всём этом кодле Роман Константинович действительно выглядел наиболее честным человеком. Возможно, недалёким, но хотя бы точно своим. Но самое главное — у Самуила Львовича был тайник! И его теперь надо отыскать.

Клим встал с кровати, вышел на центр комнаты и огляделся. Тайник, скорее всего, был именно в комнате, потому что вряд ли бы его стали делать где-то в случайном месте на территории объекта: и ходить к нему сложно, и вероятность быть замеченным выше. Значит, надо для начала простучать полы, потом уже предпринять что-то посложнее.

Полы и стены простукивать было сложно, пришлось совсем легонько ударять костяшкой пальца, задерживая дыхание для создания тишины. Ничего, везде всё как обычно. Глебов вздохнул, аккуратно порылся в вещах пропавшего — ничего не обнаружилось. Следователь запустил руки под простыню, прощупал матрас — там тоже пусто. Вздохнув, мужчина встал снова посреди комнаты, принялся усердно думать, куда ещё можно спрятать вещи.

Наконец, Клим подошёл к буржуйке и, закатив рукав, стал осторожно прощупывать: сначала внутри самой печки, затем в дымовой трубе. Там обнаружился небольшой свёрток, замотанный проволокой, которая его удерживала в трубе. Развернув ткань, Глебов ругнулся: в свёртке было спрятано золотое кольцо, часы и пятьдесят рублей. Очевидно, Сахаров боялся, что украдут, не доверял местным и прятал ценные вещи.

Следователь встал, поскрёб пальцем щёку. Нет, тут должно быть что-то ещё, иначе бы Самуил Львович не упомянул бы тайник в своё завещании. И в тайнике этом должны быть важные документы или записи, иначе нет смысла их отправлять в Москву или передавать в НКВД. Значит, это может быть папка или что-то наподобие.

Глебов прошёлся по кругу, в раздумьях потирая лицо. Подошёл к зеркалу — заметил, что измазал себе всё лицо сажей. Еле слышно открыв кран, под струйкой воды он вымыл лицо, потрескивая искрами, и как следует намылил руки, протёр всё насухо полотенцем. Положив его на место, откуда взял, Клим машинально опёрся руками на умывальник и посмотрел в зеркало. Что-то было не так, что-то смущало. Приглядевшись, он понял, что зеркало висит неровно, поэтому отражение слегка под углом. Следователь аккуратно завёл пальцы за стеклянную поверхность, чтобы поправить — фаланги упёрлись в узнаваемую шероховатую поверхность коленкоровой папки. Вытащив её, мужчина с улыбкой подмигнул себе в зеркале. Не обмануло чутьё, хороший он сыщик!

Больше в комнате делать было нечего, да и чем ближе рассвет — тем больше шансов засветиться, так что Клим Глебов выбрался обратно в окно и отправился к себе в комнату, постоянно оглядываясь. Разувшись, папку он решил спрятать таким же манером, как Сахаров, чтобы завтра днём спокойно изучить её содержимое.

* * *

Повторный обыск с утра ничего не дал. Всё то же, что и ночью, Агнаров чертыхался и матерился. Латыгин догадался пошарить рукой в буржуйке — и «отыскал» заботливо спрятанный обратно тайник. Впрочем, часы и кольцо никого не заинтересовали, Яков Иосифович лишь фыркнул что-то про евреев и их жадность.

После обеда Клим Глебов уловил свободное время и, пока все были заняты своими делами, отправился к себе в комнату, заявив по ходу Роману Константиновичу, что не выспался и до вечера хочет подремать — вечером было запланировано оперативное совещание в кабинете Агнарова.

Папка для документов, к счастью, ждала владельца там же, где он её и оставил. С некоторым трепетом Клим тихонько выглянул в коридор, проверил, что никого нет, запер дверь и, сев на кровать, развязал узелок на папке. Внутри было две характеристики из личного дела и несколько документов.

Характеристику Кебучева Глебов пробежал глазами и положил на место — ему со дня на день должны были прислать такую же, только полнее и с проверкой по архивам НКВД. А вот характеристика Агнарова была интересна.

«Тов. Агнаров, Яков Иосифович.

1897 г.р. Место рождения: Одесса, точнее сведений нет.

Родился и вырос в криминальной обстановке, в десять лет был впервые задержан местной полицией за соучастие в краже. Затем трижды был под следствием, каждый раз выкручивался за недоказанностью преступления и недостатком улик. В 1915 году покинул Одессу — точно не известно, где пребывал и чем занимался до 1917 года. Предположительно — грабил вдоль черноморского побережья.

В 1917 году добровольцем отправился на фронт. По одним сведениям — вёл агитацию за эсеров, по другим — занимался разложением армии в целях вливания народных масс в собственное банд. формирование. По неподтверждённой информации, причастен к пропаже полковой кассы, вследствие чего находился под следствием на момент октября 1917 года. После Октябрьской революции исчез на непродолжительное время, вскоре появившись в окружении тов. Крыленко. Участвовал в установлении Советской власти в ряде регионов Юга, а также на Украине. Искренность перехода на сторону большевиков вызывает вопросы, в ходе борьбы с белобандитами неоднократно подозревался в связях с подпольем и боевыми организациями эсеров. Согласно характеристикам с мест службы, проявлял нездоровый интерес к предметам, окружённым мистическим нимбом. В частности, похитил из особняка княгини Кавронской перстень восемнадцатого века, который, как уверяют, мог вызывать духов [записано со слов приставленного для охраны реквизированного имущества тов. Лопатина, следствием не подтверждено].

После окончания борьбы с вооружённым белобандитским подпольем проходил обучение на курсах „Выстрел“ и в Академии имени Фрунзе. Там близко сошёлся с тов. Ф. С. Бельским, 1883 г.р. Тов. Бельский известен своей дружбой с Ф. Э. Дзержинским, а также увлечением оккультными идеями и спиритизмом. По ряду доносов, подтвердить которые не удалось, на квартире у Бельского организован клуб по изучению вещей, не укладывающихся в материалистическое понимание мира. При этом сам тов. Агнаров является его активным членом и даже выступал с лекциями [записано со слов тов. Свободяна, внедрить агента в клуб не удалось, сам тов. Свободян был арестован за контрреволюционную пропаганду и сослан в КолымЛаг].

Деятельность тов. Агнарова вызывает закономерные вопросы со стороны ряда сотрудников НКВД, а также представителей партии. Несомненно лишь то, что, согласно нашим сведениям, непосредственно по проекту „Лучи смерти“ все разработки курируются напрямую тов. Бельским через его верного помощника тов. Агнарова. Поэтому место проведения экспериментов вполне могло быть выбрано специально, с некими целями, не указанными в официальных документах. У партии нет информации о том, что бы кто-то из руководителей высшего эшелона лично выбирал или утверждал конкретное место — по всей видимости, оно было согласовано в кабинете тов. Ягоды, не более чем формальное разрешение на проведение работ в конкретном месте страны.

Остаётся неясным, может ли быть тов. Ягода вовлечён в проводимые эксперименты в роли большей, чем ему отведена. Также неясно, насколько случайно поступило предложение тов. Н. Теслы и не может ли оно быть как-то связано с клубом Бельского. Тем не менее, без шума выяснить все связи клуба точно не удастся, а в шумихе никто не заинтересован. Рекомендую действовать через тов. Латыгина и тов. Глебова.

С уважением, тов. Яков Бреев».

Клим задумался. Час от часу нелегче: мало того, что появились дополнительные фигуры, так ещё и ниточка от них шла куда не следует. И при этом подтверждались опасения, что Яков Иосифович Агнаров является далеко не просто «начальником полигона», а тем ещё сукиным сыном с непонятными помыслами и сомнительной честностью любого разговора. Особенно подозрительно это выглядело в контексте его ночных бдений и исчезновений по ночам сотрудников полигона…

Оставшиеся бумаги были нарисованной от руки картой объекта, на которой отмечены места исчезновений и место аварии на полигоне, а также зарисовкой виденной Сахаровым фигуры. Интересно, что по очертаниям она не напоминала никого из тех, кого Глебов видел, так что, скорее всего, померещилось — хоть это и было очень странно. Тем более что описание фигуры напоминало то, что встретили НКВДшники в пустыне несколько ночей назад. Помимо этого, была какая-то бумага, исписанная числами, и вырванная страница из сочинений Ленина.

Код! Вот это совсем уж интересно! Что такого мог узнать Сахаров, что писать об этом решился только кодом? Неужели Агнаров обладает такой властью, что его следует так бояться? Или дело не в Агнарове? Код был сложный: надо было знать место, скорее всего на приложенной странице из книги, чтобы можно было сопоставить числа со словами или буквами в тексте. На первый взгляд следователь ничего не понял и, поразмыслив с четверть часа, решил отложить расшифровку на вечер.

Совещание у начальника полигона прошло бесцельно, но хотя бы быстро. Обсудили события минувшей ночи и безрезультатный обыск, Яков Иосифович попросил Латыгина решить вопрос с семьёй пропавшего, да было решено продолжить наблюдение за Кебучевым. Уже когда расходились, Глебов решил пройтись с Романом Константиновичем, чтобы «немного размяться после вчерашнего и покурить». Как только дошли до соседнего барака, завязался разговор.

— Роман, я знаю, что ты не очень-то доверяешь своему начальнику…

— Клим, какие-то пустые разговоры…

— Не отнекивайся. Я говорил с Сахаровым накануне его исчезновения — и я во всём в курсе.

Латыгин быстро оглянулся по сторонам. Кивнул и указал головой в сторону пропускной, ускоряя шаг.

— Агнаров вызывает очень много подозрений. И Кебучев. Самуил их подозревал в сговоре и, возможно, шпионаже. Я тоже, не буду того скрывать, думаю, что Гавриил Платонович шпион. А про Якова… Он просто меня порой пугает. Никогда не говорит всего, что думает, скрытный, себе на уме, со связями в Москве. Ещё и кому-то телеграфирует по вечерам. Ни один комиссариат в десять вечера работать не будет, если только не что-то срочное. Спрашивается, кому?

— Да, действительно, подозрительно… Как думаешь, что он может здесь искать?

— Не знаю… Но местные все талдычат, что место это поганое, где полигон, и убираться надо, пока есть такая возможность. Шар этот проклятый, фигуры в пустыне, что мы видели, звуки какие-то непонятные… Я так скажу: ничего хорошего Агнаров не затевает. И ищет он явно не монетку в три копейки, а что-то по заданию из Москвы. Три человека уже исчезло, а ему хоть бы что. При взрыве ещё люди погибли…

Клим вспомнил про загадочный взрыв, о котором слышал уже несколько раз.

— Говорят, там четыре человека погибло. Тела домой отправили? А то могил-то нет.

— Да не было тел. Взяли они и испарились, лишь следы на стене остались — и всё… И следов, кстати, было пять, когда не досчитались четырёх инженеров только.

— А кто ж тогда пятый?

Роман Константинович пожал плечами. После кивнул и направился к начкараула, проверять смену. Глебов же решил заглянуть на чай к профессору Кебучеву.

Гавриил Платонович встретил гостя с улыбкой и распростёртыми объятиями. Кебучев был разговорчив, много шутил и с порога предложил чай с коньяком. Собственно, пустая на треть бутылка, характерный запах и румянец на щеках красноречиво объясняли, почему учёный такой улыбчивый и говорливый.

— Гавриил Платонович, я, собственно, к вам за советом.

— Извольте, извольте! Но сначала — коньячку-с.

— Не стоит, я же на службе…

— Я настаиваю! Да и вы в чаёк, чтоб быстрее кровь разогнать.

Нехотя, Клим сделал пару глотков тёплого чая с коньяком. Следовало признать, что чай был вкусный, да и алкоголь был очень даже к месту.

— Гавриил Платонович, у меня к вам вопрос как к учёному, как к физику. Подскажите, может ли человек быть… хммм… источником электричества?

— Климушка, голубчик, что вы имеете в виду? Выражайтесь, пожалуйста, яснее — я чутка выпимши.

— Ну, понимаете, профессор… Как бы странно это ни прозвучало, из меня порой вырываются искры… В общем, лучше показать.

Встав, Глебов поднёс указательный палец к чаю в чашке — и на поверхность жидкости пробило разрядом тока, маленькая белая молния с небольшим потрескиванием. Профессор ойкнул и всплеснул руками.

— Феноменально! Так, а теперь посмотрите сюда.

С этими словами Кебучев встал, что-то поправил под рубашкой и протянул свою руку к чашке — из его пальца вырвалась яркая молния жёлтоватого цвета, с треском ударив в жидкость. Следователь чертыхнулся и осел на стул.

— Но как вы… Что, чёрт возьми, происходит?!

— Ох, Климушка, это долгая история… Но начнём с вас. Что, шар в вас прилетел, верно?

— Да. Но как вы узнали?

Гавриил Платонович улыбнулся и развёл руками, затем соединил их вместе — между указательными пальцами пробежал электрический разряд. После отпил чаю, долил в чашку ещё коньяка и с улыбкой сел, закинув ногу на ногу.

— Видите ли, сударь, в человеке как таковом, я имею в виду человека как животное, да, как объект для исследований, сосредоточено некоторое количество электричества. Обычно это называется «биоэлектричество», хотя я, как физик, не люблю этот термин, да и не согласен с ним напрочь. Какое-такое «биоэлектричество»? Это электричество как физическое явление, такое же, как в розетке, просто в живом организме… Впрочем, ладно, это к делу не относится. Важно лишь то, что в нашем с вами организме, да и в любом из других животных, будь то кошка, собака или, даже не знаю, верблюд — в любом есть некоторое количество электричества.

— То есть, грубо говоря, мы как розетка тогда? Я не совсем понимаю, вот если есть это электричество — откуда оно берётся? И куда девается?

— Ну, не совсем розетка, конечно… Попробую по-другому малость. Вот, у нас есть там органы всякие: сердце, почки, головной мозг у некоторых… Вот эти органы по природе своей многие могут производить некоторое количество электричества. Конечно, чтобы лампочку запитать — этого не хватит. Но тем не менее, значения вовсе не нулевые. Затем, стоит учесть, что кровь наша, сама по себе, есть раствор электролитов. То есть она способна проводить электрический ток. Соответственно, человек является не только источником тока, но и неплохим проводником. Вот поэтому, если коснуться оголённых проводов — человека поразит электрический ток. Аналогично, по этой же причине, в человека может ударить молния — и разряд пройдёт сквозь тело по самому короткому пути.

Профессор выпил ещё чая и продолжил.

— Вопрос в том, куда оно девается. Это вопрос хороший. Вот Иван Петрович Павлов и ряд его коллег полагает, что всё это электричество направляется в головной мозг, где помогает работать нейронам. Есть мнение, что мы с вами в некотором роде заземляемся — то есть наше естественное электричество перераспределяется на различные проводники, будь то металлические предметы, жидкости или, в конце концов, собственно земля. Я слышал точку зрения даже о том, что оно может переходить в электростатические разряды.

— Но ведь, позвольте. Конечно, это всё интересно, имеет место быть. Но в норме никто из людей током из пальцев не стреляет. Я вот всю жизнь жил нормально, а тут на тебе — молнии из рук. Как такое возможно?

— Именно, голубчик! У простого человека такого быть не может. А вот у нас с вами… Вот тот объект, нечто, с которым вы и я имели честь провзаимодействовать — ну, белый шар, шаровая молния — это… хммм… в общем, это нечто, по всей видимости, является сгустком чистой энергии. И оно может как бы перераспределять электрический ток на те объекты, с которыми оно контактировало.

Клим Глебов ошеломлённо посмотрел на собеседника. Выпил залпом весь свой чай с коньяком, подумал — и сделал пару больших глотков из бутылки.

— То есть, вы хотите сказать…

— То есть, как я считаю, шаровая молния может перекидывать на человека, как на, так сказать, гальванический элемент, некоторое количество электрического тока. Видимо, ток этот, разряд, переменный. Поэтому, как я считаю, через некоторых может пройти слишком большой ток — они испаряются, как это произошло с нашими коллегами. А вот вам повезло — в вас попал небольшой разряд, вас, так сказать, слегка подзарядило…

— Постойте! А вы тогда как?

Кебучев расплылся в улыбке.

— А я, голубчик, эту дрянь чуть было не поймал. Уже в клетку Фарадея загнал, оставалось только захлопнуть. Но заряд вырвался — и прямо в меня. Когда я пришёл в чувства, молния, или что там из себя представляет этот проклятый шар, уже исчезла. А я с тех пор пробиваю электрическим током на все проводники.

— Но ведь до этого разговора ничего такого не было. Вы что-то придумали?

— Разумеется. Я себе на тело поместил некоторое количество проводников переменного сечения… В общем, не вдаваясь в подробности, что это за сплав и как я до такого додумался, выглядит это как медальон на шею и несколько проводов от него по всему телу. В итоге, разряд перераспределяется и рассеивается в окружающую среду. Вот, посмотрите.

С этими словами профессор встал и, расстегнув, снял рубашку. Действительно, на шее у него был золотистый медальон, сантиметров десять в диаметре, весь сетчатый. От него шли два провода в подмышку, переплетаясь на спине в ещё один сетчатый медальон поменьше. Два других провода шли вниз, под углом в сорок пять градусов, и оплетали живот в форме буквы «Х», после чего соединялись на пояснице третьим сетчатым медальоном. Стоило профессору поправить главный медальон, на груди, и когда он поднёс палец к чашке — ничего не произошло, искр не было.

— Тут весь фокус в том, что носиться эта штука должна постоянно. И надо, чтобы контакт был, а то иначе ток найдёт более короткую дорогу — обычно пробивает через пальцы на руках. Хотя, однажды было такое, что контакт малость отошёл, пока я умывался — и в бочку с водой пробило с носа. Всяко бывает.

— Профессор, а вы можете сделать для меня такую же приспособу? Я ведь теперь тоже того, наэлектризованный, весь день на все краны и воду пробивает искрами.

— Конечно, голубчик! У меня есть задел, думаю, завтра к вечеру выдам вам «электроброню», как я это называю. Только пообещайте мне, что потом мы вместе постараемся поймать эту треклятую шаровую молнию. Пообещайте! Я за ней уже четверть века гоняюсь, с Петербурга.

Клим кивнул и даже отдал честь. Потом мужчины ещё немного посидели, выпивая: Гавриил Платонович рассказывал следователю о природе электричества и тех удивительных экспериментах, что он делал сам и видел у коллег. Например, оказывается, тот самый Тесла изобрёл такую штуку, что ток можно передавать на расстоянии. Подносишь лампочку к катушке — а она светит!

Наконец, совсем захмелевший НКВДшник отправился, пошатываясь, к себе. Кебучев же постоял, покурил, потом вернулся в свою комнату, взял бинокль, блокнот с химическим карандашом, да отправился исследовать звёздное небо, что-то быстро записывая.

2

Клим Глебов сидел за столом в нерешительности и машинально водил рукой по бумагам. На столе лежали запрошенные им характеристики, каждая из которых представляла собой «существенные новые подробности для расследования». И каждая несколько отличалась от той «официальной версии», которую следователь слышал в рамках своего пребывания на объекте.

«АГНАРОВ ЯКОВ ИОСИФОВИЧ, 1897 г.р. [записано со слов Я. И. Агнарова, подтверждений не имеется].

Место рождения: город Одесса, Одесский уезд, Херсонская губерния [записано со слов Я. И. Агнарова, подтверждений не имеется].

Национальность: еврей.

Классовая принадлежность: предположительно, пролетарий [есть сведения о связях с криминальными деятелями по линии отца, точно информацию установить невозможно].

Образование: Военная академия РККА им. М. В. Фрунзе [обучался в рамках спецнабора сотрудников ОГПУ].

Отношение к религии: атеист.

Семейное положение: холост [внебрачных детей не имеет; предположительно, сожительствовал с тов. Ю. А. Ивановой, 1900 г.р., в период 1934–1935 гг.].

Отношение к партии: кандидат в члены ВКП(б) с 1931 г. [вопреки собственным заявлениям, в партии вплоть по настоящее время не состоит].

Личностная характеристика: Агнаров Яков Иосифович сотрудничает с большевиками с декабря 1917 г. До этого момента сведения о жизни тов. Агнарова обрывочны и, в основном, записаны с его слов в 1920-е годы. Точной информации относительно даты и места рождения не имеется: все сведения, равно как и Ф.И.О., записаны со слов тов. Агнарова при заполнении личной карточки учёта командиров РККА в 1919 г. Точных сведений об образовании не имеется. Точных сведений о составе семьи — не имеется. Точных сведений о происхождении — не имеется. Точных сведений о роде деятельности до 1917 г. — не имеется (согласно неподтверждённой информации, промышлял мелкими криминальными проступками, за что привлекался органами правопорядка царского режима). Есть подтверждение, что в июле 1917 г. Я. И. Агнаров поступил добровольцем на службу в царскую армию (по спискам проходил как „Яков Агнаров, 1895 г.р.“). Со слов самого тов. Агнарова, в боевых действиях участия не принимал, вёл агитацию по разложению царской армии (спорно, подтверждений не обнаружено). Подозревался в связях с партией социалистов-революционеров, однако обвинения не доказаны. Подозревался в хищении полковой кассы, однако обвинения не доказаны. Точных сведений о местонахождении и деятельности Я. И. Агнарова в период с октября по декабрь 1917 г. нет. Обстоятельства знакомства с тов. Крыленко и деятельность тов. Агнарова при штабе армии вызывают вопросы.

В годы борьбы с белыми бандами зарекомендовал себя как расчётливый, холоднокровный, жестокий командир, верно служащий делу Октября. Имеет ряд благодарностей от командования, неоднократно принимал участие в планировании военных операций по захвату укреп. районов и городов, подконтрольных ВСЮР и иным вооружённым формированиям на Юге Европейской части РСФСР и на территории современной УССР. Проводил оперативно-розыскные мероприятия в рамках борьбы с белопартизанскими явлениями, по искоренению махновщины, петлюровщины и расказачиванию. Неоднократно на добровольной основе вызывался в ряды ЧОН с целью организации патрулирования территорий в ближнем тылу линии фронта, а также в рамках контрразведывательной деятельности. Имеет знакомство с рядом красных командиров среднего и высшего звена, все отзываются как об исключительно хорошем исполнителе, хорошем организаторе, подверженном жестокости. В то же время, неоднократно обвинялся в превышении полномочий, жестокостях по отношению к пленным, а также хищениях собственности осужденных революционным трибуналом. После конфликта с тов. Фрунзе был направлен на работу в органы следствия, в дальнейшем переведён в ОГПУ, направлен на борьбу с контрреволюционным вредительством.

Обращает на себя внимание нездоровая тяга тов. Агнарова к мещанской роскоши: в частности, неоднократно обвинялся в злоупотреблении реквизированным спиртным, в попытках присвоения изделий из ювелирных металлов и драгоценных камней, а также в несанкционированном проживании в апартаментах представителей дворянского сословия. Согласно ряду заявлений, конфликт с М. В. Фрунзе развился как раз вследствие ведения тов. Агнаровым образа жизни, не подходящего для красного командира (подтвердить невозможно, тов. Фрунзе ранее от комментариев отказался). Также, согласно ряду заявлений сослуживцев, Я. И. Агнаров увлекался мистицизмом и видел в РККА не революционную борьбу угнетённых за классовое равенство, а инструмент для достижения собственных целей, главной из которых является познание неких сакральных сведений эзотерического характера (более точной информации не представлено; со слов сослуживцев, тов. Агнаров убеждён в существовании „амулетов“, способных принести своему хозяину неслыханную мощь).

Во время обучения на курсах „Выстрел“ тесно сошёлся с тов. Ф. С. Бельским, 1883 г.р. Общение с тов. Бельским, приближённым к тов. Ф. Э. Дзержинскому, позволило войти тов. Агнарову в высшие коридоры ОГПУ и длительное время занимать положение существенно более высокое, чем его квалификация. В частности, тов. В. Р. Менжинский в рамках борьбы с организацией кружков и партий внутри самого ОГПУ трижды вызывал тов. Ф. С. Бельского на беседу в закрытом порядке. Согласно информации следствия, тов. Бельский и тов. Агнаров на квартире тов. Бельского организовали незарегистрированный клуб по интересам, конечными целями которого является изучения предметов и явлений, относящихся к области мистицизма. Точного подтверждения данной информации нет. Точных списков членов клуба не имеется. Тов. Г. Г. Ягода претензий к деятельности тов. Бельского и тов. Агнарова не имеет, следствию рекомендовал в устном порядке „клубом не интересоваться“.

Согласно информации ГУГБ НКВД СССР, работы по проекту „Лучи смерти“, инициатором которого выступил тов. Н. Тесла, в рамках НКВД были инициированы непосредственно тов. Бельским, при активном участии тов. Агнарова. Более точной информации в материалах по проекту не представлено. Точной информации относительно причин выбора места для строительства объекта в материалах по проекту не представлено. Со слов Г. Г. Ягоды, проект „торопили со стороны маршалов и лично тов. Сталина“, в связи с чем многие вещи согласовывались формально и в последний момент. Деятельность тов. Бельского в связи с этим выглядит подозрительно (см. приложение).

[Приложение 1. Краткая характеристика тов. Ф.С. Бельского, 1883 г.р.

Фёдор Степанович Бельский, член ВКП(б), активный член революционного подполья с 1908 года. Происхождение — мещанское, образование — высшее неоконченное (был отчислен с 3го курса университета после участия в студенческих протестах). В 1908–1915 гг. сотрудничал с партией социалистов-революционеров, в 1912 г. был приговорён к 5 годам тюремного заключения за проведения акции по экспроприации. В тюрьме познакомился с представителями большевиков, вместе с ними совершил побег в 1915 г. Длительное время проживал вместе с тов. Ф. Э. Дзержинским, согласно ряду свидетельств, имел знакомство и с другими видными деятелями РСДРП(б). После Октября активно включился в работу по установлению советской власти, был прикомандирован к различным ГубЧК, периодически выполнял личные поручения тов. Дзержинского и, предположительно, тов. Урицкого. После победы Революции занимал различные должности в органах ВЧК-ОГПУ, прошёл обучение на курсах „Выстрел“. Уже в начале 20х годов неоднократно подозревался в личном обогащении за счёт реквизированного имущества. Неясным остаётся и вопрос относительно характера его деятельности в свободное от работы время: согласно свидетельским показаниям, тов. Бельский обладает нездоровым интересом к предметам религиозного культа, имеет небольшую коллекцию у себя дома и, по слухам, незаконно пытается проводить научные изыскания в данном направлении. Тов. В. Р. Менжинский имел несколько бесед на эту тему с тов. Бельским, точное содержание которых неизвестно. Примечательно, что, согласно слухам, тов. Г. Г. Ягода познакомился с тов. Бельским как раз во время псевдонаучных изысканий последнего по вопросам мистицизма, после чего оказывает ему покровительство. Это и информация о дружбе с тов. Дзержинским не позволяют привлечь тов. Бельского к какой бы то ни было ответственности, даже дисциплинарной. Вызывает крайне много вопросов его роль в развитии проекта „Лучи смерти“, выбор конкретного места для строительства объекта, роль во всём этом тов. Г. Г. Ягоды. Неясными остаются конечные цели проекта, а также тот факт, почему эксперименты нельзя было осуществить в рамках объектов НКВД в Европейской части РСФСР. Также вызывают множество вопросов вновь вскрывшиеся факты относительно персонала объекта, роль в их утверждении тов. Бельского, целесообразность подобных решений. Органами ГУГБ НКВД принято решение о проведении закрытого расследования относительно деятельности на своём посту тов. Ф. С. Бельского]».

«ЛАТЫГИН РОМАН КОНСТАНТИНОВИЧ, 1895 г.р.

Место рождения: город Оренбург, Оренбургский уезд, Оренбургская губерния.

Национальность: русский.

Классовая принадлежность: крестьянского происхождения.

Образование: Высшая тактическо-стрелковая школа командного состава РККА имени III Коминтерна „Выстрел“ [окончил с отличием].

Отношение к религии: атеист [до 1920 г. записан был как православного вероисповедания].

Семейное положение: холост [внебрачных детей не имеет; сожительствует с тов. В.И. Крыловой, 1903 г.р.].

Отношение к партии: кандидат в члены ВКП(б) с 1934 г.

Личностная характеристика: Роман Константинович Латыгин, крестьянского происхождения. До 1914 г. числился в крестьянах Оренбургской губернии, образование начальное — ЦПШ. В 1915 г. мобилизован в ряды царской армии, службу проходил рядовым в пехотном подразделении, наград и взысканий за годы службы не имеет. Летом 1917 г. дезертировал в группе рядовых и прапорщиков своего полка, до марта 1918 г. активной гражданской позиции не имел, своего отношения к переменам в стране никак не высказывал. В марте 1918 г. мобилизован в части РККА (добровольно явился на пункт мобилизации), по 1920 г. принимал активное участие в сражениях РККА с бандами Дутова, Колчаковскими частями, участвовал в подавлении мятежей басмачей в регионах Средней Азии. Комиссован из РККА по ранению в область головы в 1921 г. После излечения в госпитале некоторое время пребывал в запасе, участвовал в качестве добровольца в действиях ЧОН по ликвидации белого подполья и борьбе с бандитизмом. В 1923 г. направлен на курсы „Выстрел“, после окончания которых прикомандирован в Первый отдел Управления ОГПУ СССР по г. Семипалатинску (Семипалатинская губерния, в наст. время Восточно-Казахстанская область КазАССР).

Р. К. Латыгин отличается собранностью, волевым характером, исполнительностью. Прекрасно справляется с поставленными задачами, имеет рекомендации для принятия в партию. За годы службы в рядах РККА показал себя хорошим командиром среднего звена, лично руководил частями во время нескольких боёв. Аналогично, за время службы в рядах ОГПУ-НКВД тов. Латыгин неоднократно рапортовал о выполнении и перевыполнении плана по налаживанию быта советских граждан в Средней Азии и подавлении очагов бело-басмачного движения. В то же время тов. Латыгин обладает крайне скудным военным образованием, в основном, полученным им в рамках курсов „Выстрел“ и практической деятельности в рядах РККА и ЧОН. Сказывается недостаток лидерских качеств, излишняя привычка к покорности перед начальством, доставшаяся многим лицам крестьянского происхождения как следствие классового угнетения во времена царизма. Также у партии имеются вопросы к тов. Латыгину относительно случаев его сожительства с незамужними товарищами, в частности, с тов. Крыловой, без оформления надлежащих документов, равно как и относительно злоупотребления тов. Латыгиным спиртным, что фиксировалось в том числе со слов соседей по коммунальной квартире. Остаётся неясным, сможет ли тов. Р. К. Латыгин выполнять обязанности большие, чем на него возложено в настоящий момент, а потому продвижение по службе в настоящее время под вопросом.

Относительно роли тов. Латыгина в организации и развитии проекта „Лучи смерти“ у ГУГБ НКВД СССР информация обрывочна и скудна. Судя по всему, тов. Латыгин является случайной фигурой, прикомандированной к организации и охране объекта из г. Семипалатинска по территориальному принципу. Однако, нельзя полностью исключать возможность вовлечения тов. Латыгина в схемы, ассоциированные с тов. Бельским. Остаётся также неясным вопрос его лояльности тов. Агнарову: в частности, вопреки заявлениям тов. Сахарова, от Р. К. Латыгина на имя тов. Агнарова не поступало никаких жалоб или просьб о проверке. Впрочем, последнее может быть связано с общей безынициативностью Романа Константиновича, а не с его предпочтениями к руководству».

«САХАРОВ САМУИЛ ЛЬВОВИЧ, 1879 г.р. [имя при рождении — Самуил (Самоил) Лейбович Цукерман; исправлено в годы Революции].

Место рождения: город Могилёв, Могилёвский уезд, Подольская губерния [спорно: записано со слов самого тов. Сахарова, точных сведений не имеется; предположительно, рождён был в местечке, в Могилёве просто проживал и проходил обучение].

Национальность: еврей.

Классовая принадлежность: представитель мелкой буржуазии [отрицает; по собственным словам, относится скорее к пролетариату, поскольку отец был сапожником, сам был рабочим в швейной мастерской].

Образование: высшее.

Отношение к религии: атеист [спорно: согласно ряду доносов, в тайне исповедует иудейскую веру].

Семейное положение: женат (тов. Сахарова Ф. М., 1880 г.р.), в браке рождено трое детей (тов. Сахаров И. С. (1899 г.р.), тов. Сахаров А. С. (1902 г.р.) и тов. Мельникова, ур. Сахарова, Р.С. (1907 г.р.)).

Отношение к партии: член ВКП(б) с 1927 г.

Личностная характеристика: тов. С. Л. Сахаров, предположительно, рождён был в местечке около Могилёва, за чертой оседлости согласно правилам угнетения, принятым в царской России. Точной информации о происхождении родителей тов. Сахарова не сохранилось, с его слов записано, что отец был сапожником, мать — домохозяйкой. Со слов тов. Сахарова также записано, что он был третьим ребёнком в семье, имеет в общей сложности двух братьев (старшие) и двух сестёр (младшие) — информация подтверждается лишь частично, в отношении старшего брата, Давыда Цукермана, и в отношении двух младший сестёр: Рахили и Раисы Цукерман (в замужестве тов. Березуцкая и тов. Соломахина, соответственно). Наличие ещё одного старшего брата, некоего Иосифа Цукермана, ставшего жертвой еврейского погрома, спорно и вызывает вопросы. Впрочем, вызывает вопросы даже и сам факт родственных связей с героем Революции Давыдом Цукерманом, поскольку последний погиб в Одессе в годы её оккупации белым режимом Орлова, никаких точных сведений о родственниках большевика-подпольщика не сохранилось — вполне возможно совпадение фамилий.

Точной информации о деятельности тов. Сахарова до Революции не сохранилось. Согласно собственным заявлениям, Самуил Львович в 1893 г. переехал в Могилёв, уездный город, в котором поступил в обучение к портному, некоему Шломо Радскому (вариант написания — Соломон Радцкий). Далее, в течение обучения и после него, вплоть до 1900 г. С. Л. Сахаров (тогда ещё Цукерман) числился в портных гор. Могилёва (нын. гор. Могилёв-Подольский) и никакой активности не проявлял, если не считать таковой факт его женитьбы на гражданке Ф. М. Шлебович (в наст. время Сахарова) и рождение их первенца, И.С. Цукермана (Сахарова) в 1899 г. Затем, начиная с 1900 г., тов. Цукерман является совладельцем небольшой мастерской по пошиву и ремонту одежды, то есть, фактически, относится к классу мелкой буржуазии и активных пользователей частной собственности (со слов самого тов. Сахарова, никакой мастерской в его собственности не было, он в ней работал простым портным, то есть подвергался эксплуатации как представитель пролетариата). В 1903–1906 гг. неоднократно подвергался преследованиям со стороны черносотенцев и притеснялся на национальной почве. Примерно в те же года познакомился с Соломоном Хватом, активным подпольщиком РСДРП, меньшевиком, проводящем агитацию в западно-южных уездах нынешней Украины. Характер знакомства остаётся спорным, предположительно, Соломон Хват жил по соседству и прятался в мастерской Цукермана во время одного из еврейских погромов. Активной роли в РСДРП(м) не играл, с С. Хватом в последующем, после Революции, отношения не поддерживал (со слов С. Л. Сахарова).

В дальнейшем, вплоть до империалистической войны, С. Л. Сахаров никакой активной деятельности не предпринимал, гражданской позиции не имел, в противостояние с царским режимом не вступал. Со слов тов. Сахарова имеются заявления, что в 1910 г. и в 1912 г. он помогал укрываться неким „революционерам-подпольщикам“ из числа местных евреев, однако материалы следствия данных фактов не подтверждают. Не менее спорными выглядят утверждения, что Д. Цукерман, будучи сторонником РСДРП(б), укрывался на квартире С. Цукермана, будучи его старшим братом и разыскиваемым по ряду политических статей царской охранкой (даже если поверить в версию, что Д. и С. Цукерманы действительно родственники, тем не менее, достоверно известно, что в 1908–1911 гг. Д. Цукерман отбывал наказание в г. Симбирске, то есть быть в г. Могилёве никак не мог). Также спорными выглядят заявления С. Л. Цукермана о распространении им листовок агитационного характера, поскольку ни в какой подпольной ячейке или партии на тот момент он не состоял и связи имел исключительно с С. Хватом.

После приближения линии фронта к г. Могилёву С. Л. Цукерман с семьёй покинул Могилёв и перебрался сначала в гор. Житомир, а потом, в 1917 г., в гор. Харьков. Собственно, в гор. Харькове летом 1917 г. состоялось его первое взаимодействие с представителями РСДРП(б), двух агитаторов которой Цукерман действительно укрывал в своём доме вместе с женой. В дальнейшем участвовал в установлении советской власти на местах, особо отличившись в ходе подпольной работы при захвате гор. Харьков частями ВСЮР ген. Деникина. В 1919–1920 гг. тов. Сахаровым была налажена в городе подпольная типография, выпускавшая листовки агитационного характера на всю территорию, подконтрольную частям Деникина и бандам махновцев. Сам тов. Сахаров принимал впоследствии активное участие в выявлении оставшихся в городе белобандитов, а также немало агитировал в самом Харькове и окрестностях о необходимости вооружённой борьбы с представителями местечкового национализма, такими как сторонники Петлюры, Махно, Григорьева и др. Оба сына С. Л. Сахарова приняли активное участие в борьбе за Советское государство, являясь военнослужащими РККА в 1919–1921 гг., за что, в частности, И. С. Сахаров (сменивший фамилию вслед за отцом в 1918 г.) удостоен ряда наград.

В 1924 г. старший сын, И. С. Сахаров, был принят в партию в рамках Ленинского призыва (его младший брат, рядовой РККА запаса А. С. Сахаров, принят в кандидаты в члены партии и направлен на обучение инженерной специальности в гор. Москву). В дальнейшем, стараниями И. С. Сахарова, С. Л. Сахаров был признан героем-подпольщиком и принят в партию в десятилетнюю годовщину Революции. Сам Самуил Львович с 1921 г. находился на различных постах в органах власти в Харькове, помогая преодолевать послевоенную разруху в регионе. С 1924 г. сотрудничает с органами ВЧК-ОГПУ в качестве секретного сотрудника, направил в уполномоченные органы в общей сложности 17 доносов на контрреволюционные элементы, также, по заданию ОГПУ, 9 раз составлял характеристику на подозрительных личностей в рядах партии.

Роль тов. Сахарова в проекте „Лучи смерти“ не совсем ясна. Согласно информации ГУГБ НКВД СССР, был прикомандирован к тов. Агнарову в качестве помощника по линии партии, с заданием помочь в организации быта сотрудников объекта, наладить парт. работу на вверенном ему участке и, по возможности, с целью партийной агитации среди жителей окрестных селений. Согласно внутренним документам ВКП(б), одна из целей командировки тов. Сахарова — осуществлять скрытое наблюдение за тов. Агнаровым и, при необходимости, за тов. Латыгиным, а также, вследствие вскрывшихся обстоятельств, вести пропаганду и присматривать за товарищами Кебучевым, Триловичем и Ефроимом. Задание дано товарищем Я.С. Бреевым, членом ВКП(б) по гор. Москве и, согласно информации ГУГБ, имеющим некоторые связи с руководителями партии (предположительно, с тов. Калининым и тов. Орджоникидзе). Согласно информации ГУГБ НКВД СССР, тов. Сахаров на регулярной основе отправляет краткие сводки тов. Брееву о ходе экспериментов, а также о проделанной работе как агитатора. Остаётся не ясным, имеет ли тов. Сахаров отношения с тов. Латыгиным и тов. Агнаровым, выходящие за рамки профессиональных. Аналогично, нет ясности относительно контроля со стороны партии проекта и того, кто является конечным автором данной идеи (тов. Бреев, по всей видимости, просто исполнитель). Остаётся не ясным и тот факт, на каком основании тов. Сахаров инициировал внутреннюю проверку тов. Кебучева по парт. линии и архивам, поскольку проверка осуществлялась с подачи тов. Бреева».

«ТРИЛОВИЧ АЛЕКСАНДР, 1893 г.р. [предположительно: точных сведений относительно Ф.И.О. и г.р. тов. Триловича нет, личность представляется сомнительной].

Место рождения: Нови-Сад, Австро-Венгерская империя (в наст. время — в составе кор. Югославия) [доподлинно неизвестно, является ли эта информация корректной, записано со слов самого Триловича].

Национальность: серб[записано со слов Триловича].

Классовая принадлежность: пролетарий [спорно, интерпретация слов самого Триловича, что его отец был служащим железной дороги].

Образование: высшее [обучался в Германии и Великобритании, о чём свидетельствуют дипломы на иностранных языках, корректность данных — вызывает вопросы].

Отношение к религии: православного вероисповедания.

Семейное положение: холост, сожительницы и детей не имеет [со слов самого Триловича, проверить невозможно].

Отношение к партии: беспартийный [со слов самого Триловича, симпатизирует левым движениям по всему миру — спорно, никакого отношения к Коминтерну не имеет, с рабочими партиями Европы не связан].

Личностная характеристика: Александр Трилович является фигурой спорной и противоречивой. Никакой точной информации о его происхождении нет, всё записано исключительно с его собственных слов, в том числе его Ф.И.О., дата и место рождения. Отношение к Австро-Венгрии проявляет враждебное, но в подпольных сербских национальных организациях не участвовал. По собственным словам, с детства бегло владеет немецким языком, что позволило ему относительно неплохо существовать в А.-В. монархии, пусть он и испытывал притеснения по национальному и религиозному признаку. Нет точной информации, получал ли он какое-либо образование до своего переезда в Веймарскую республику. Остаётся открытым вопрос, что и где делал Трилович в годы империалистической войны: сам он внятного ответа не дал, сославшись, что всего уже не помнит, скрывался от мобилизации в горах, считая русский народ народом братским, славянским, и являясь противником войны. Однако не подтвердить, не опровергнуть это невозможно.

Обучался на физическом факультете Вюрцбургского университета (записано с его слов). В последующем переехал в Великобританию, работал в электрофизической лаборатории университета Эдинбурга, под руководством профессора Белла, там защитил диссертацию с присвоением учёной степени (записано с его слов). В качестве доказательств приводит дипломы обоих университетов (Управление переводов подтверждает корректность представленной информации). При этом со слов самого Триловича не ясно, что побудило его переехать в Великобританию.

Со слов самого тов. Триловича, с ним связался тов. Н. Тесла и предложил поучаствовать в интересном эксперименте, при этом пообещав за консультации тов. Триловича солидное денежное вознаграждение. Трилович, будучи сторонником ряда панславянских идей, с радостью принял предложение совершить поездку в Советский союз. При этом, как заявил сам Трилович, он был знаком с одним из учеников профессора Филиппова, поэтому был рад лично познакомиться и работать совместно с тов. Кебучевым (не подтверждено; информация о некоем „г-не Демидове“, ученике проф. Филиппова, не подтверждается архивами — при прочих равных, его никогда не существовало; с кем конкретно общался Трилович и общался ли, какое отношение он имеет к проф. Филиппову — неясно).

Проверкой тов. Триловича на предмет связей с западными разведками и контрреволюционных идей занимались в группе тов. Бельского. Результаты первой проверки частично подтвердили представленную А. Триловичем биографию, однако, упёрлись в невозможность проверки сведений его ранней биографии. Обращает на себя внимание тот факт, что Трилович бегло говорит на русском языке, хотя нигде его не изучал и, по собственным словам, считает его похожим на сербский, а также „почерпнул некоторые сведения из бесед с Демидовым“ (то есть с потенциально выдуманной личностью). Неясно, как именно проводилась проверка документов об образовании тов. Триловича, поскольку образцов документов указанных им вузов в распоряжении ГУГБ НКВД СССР не имеется и, соответственно, может быть подтверждена только содержательная их часть и наличие соответствующих подписей и печатей, а также возможна сверка фамилий преподавателей с доступными данными. В последующем, при повторной углублённой проверке, инициированной вашим запросом, выяснилось, что достоверность документов под вопросом (см. приложение 1).

Роль А. Триловича в развитии проекта „Лучи смерти“ спорна и неясна. Согласно первоначальной информации, он является одним из ведущих специалистов в своей области, и был приглашён лично Н. Тесла. В то же время, ряд вскрывшихся обстоятельств ставит эту версию под сомнение. Неясно, какова конечная цель визита тов. Триловича в СССР, а также отношения с тов. Теслой. Неясно, был ли знаком прежде Трилович с тов. Ефроимом и с тов. Кебучевым, если да — в каком объёме, какова история знакомства. Согласно донесениям тов. Сахарова, в реальности именно тов. Трилович является ведущим инженером, именно ему принадлежит конструктивная схема установки, исследованиями которой занимаются на объекте. В данном контексте его исчезновение выглядит особенно подозрительным. Также, дополнительное расследование, проведённое нашей агентурой за рубежом, показало, что Трилович может иметь отношение к подпольным организациям эмигрантских кругов (см. приложение 2).

[Приложение 1. Проверка документов об образовании, предоставленных А. Триловичем.

Иностранной агентурой НКВД был выполнен краткий поиск информации об А. Триловиче в странах Западной и Центральной Европы. Удалось выяснить, что в гор. Эдинбурге (Великобритания) действительно работает такой учёный, за авторством которого есть семь статей по вопросам физики электричества. В то же время, согласно информации, предоставленной в комментариях к одной из статей, этот А. Трилович обучался непосредственно в университете Эдинбурга и в Германии, судя по всему, никогда не был. В то же время, проверка иностранной агентурой архива университета Вюрцбурга показала, что в нём за последние 25 лет ни одного Триловича не обучалось. Проверка информации относительно некоего Демидова показала, что С. А. Демидов, 1870 г.р., действительно состоял в студентах Санкт-Петербургского университета, однако проходил по факультету медицины и к проф. Филиппову не имеет никакого отношения. Более того, проверка ещё нескольких Демидовых, разных возрастов, показала, что все они не были студентами физического факультета и не имеют никакого отношения к проф. Филиппову. В то же время, был обнаружен некий В. А. Демидов, 1890 г..р., гвардии поручик, активный член белых частей Деникина, эмигрировавший в КСХС (совр. Югославия). Вопрос, о каком именно Демидове говорил Трилович, остаётся открытым. Дополнительно сообщаем, что краткая проверка иностранной агентурой данных о гражданах гор. Нови-Сад показала, что в нём существует 279 Триловичей — и ни один из них нигде не указывал родственников, проживающих за границей].

[Приложение 2. Материалы проверки тов. Триловича на связи с белоэмигрантскими кругами.

Вследствие вскрывшихся обстоятельств, вероятно, подлога тов. Триловичем информации о своём месте рождения, а также информации касательно обучения в Веймарской республике, была проведена дополнительная проверка обстоятельств жизни А. Триловича. В частности, иностранная агентура в Центральной Европе попробовала навести справки среди представителей так называемой „белой эмиграции“ во Франции. В частности, удалось выяснить, что силами РОВС, как ранее докладывалось, готовится несколько провокаций относительно мирных граждан Советского союза. При этом, в частном разговоре один из представителей РОВС обмолвился, что в предстоящих актах террора „могут быть задействованы совершенно неожиданные персонажи“. Помимо этого, иностранная агентура в Германии подтверждает, что после прихода к власти А. Гитлера в стране ускорилось формирование различного рода подпольных и полуподпольных обществ, в основном из выходцев эмигрантского толка, которые, как считается, создаются с целью создания близких к РОВС организаций, с ведением в последующем вооружённой борьбы с советским государством. Примечательно, что, по всей видимости, организации эти состоят не только из белоэмигрантов, но и из иных славян, проживающих на территории Германии, увлечённых идеями панславянизма, в том числе из сербов, хорватов, русинов и др. Также требует внимания тот факт, что после гос. переворота в КСХС и переименовании его в кор. Югославия в стране нарастает количество националистически настроенных элементов, прямо высказывающихся о необходимости вооружённой борьбы с коммунизмом. Во многих таких националистических организациях имеет место быть членство различных деятелей белого движения, в том числе на руководящих ролях. ГУГБ НКВД СССР подозревает, что А. Трилович в реальности может быть связан с одной из подобных организаций и направило запросы коллегам с целью уточнения всей возможной информации относительно данных организаций и возможного членства в них А. Триловича]».

«ЕФРОИМ ДЖОН, 1901 г.р.

Место рождения: город Чикаго, Соединённые штаты Америки.

Национальность: американец.

Классовая принадлежность: относится к мелкой буржуазии.

Образование: высшее.

Отношение к религии: христианин (относится к одной из множества распространённых в США религиозных общин христианского толка).

Семейное положение: холост (состоит в отношениях с местной девицей).

Отношение к партии: беспартийный.

Личностная характеристика: Джон Ефроим (корректность перевода на русский язык фамилии американца спорна) был прислан в СССР тов. Н. Теслой как представитель последнего. Согласно данным НКВД СССР, биография тов. Ефроима представляет наиболее точные и корректные сведения в рамках проекта „Лучи смерти“. По всей видимости, тов. Ефроим действительно после окончания университета в гор. Чикаго (США) устроился работать в структуры, связанные с Н. Теслой, после чего стал его помощником в компании „Телефорс“. Как можно судить по его образованию и указанным навыкам и компетенциям, тов. Ефроим является инженером, в его задачи входили консультации коллег в Советском союзе с позиций создания требуемой установки. Не смотря на то, что являются спорными причины командировки именно тов. Ефроима в СССР, в целом его личность не вызывает вопросов. Типичный представитель американской нации, ничего выдающегося.

Вопросы относительно тов. Ефроима существуют исключительно на предмет его связей с тов. Триловичем и тов. Кебучевым. В свете последних событий не совсем ясно, действительно ли Н. Тесла связывался с тов. Триловичем, и если это так — о каком именно Триловиче идёт речь. Не совсем ясно, был ли знаком тов. Ефроим с тов. Кебучевым до командировки или их встреча случайна (в частности, есть сведения, что тов. Кебучев и тов. Ефроим встречались ранее, в 1933 г., в гор. Мюнхен (Германия) на научной конференции, о чём оба не указали при начале работы над проектом). Нет никаких оснований подозревать тов. Ефроима в связях с РОВС или иными белоэмигрантскими структурами, однако не совсем ясно, подтверждал ли он личность А. Триловича для Н. Теслы (тем более что А. Трилович был вызван вроде бы как лично Н. Теслой). Исчезновение Дж. Ефроима является необъяснимым».

«КЕБУЧЕВ ГАВРИИЛ ПЛАТОНОВИЧ, 1878 г.р. [имеются вопросы к корректности информации].

Место рождения: город Санкт-Петербург, Санкт-Петербургский уезд, Санкт-Петербургская губерния.

Национальность: русский.

Классовая принадлежность: дворянского происхождения.

Образование: высшее [имеются вопросы к корректности информации].

Отношение к религии: православного вероисповедания.

Семейное положение: холост (со слов тов. Кебучева, женат никогда не был) [предположительно, сожительствовал с гражд. А. С. Смирновой, 1899 г.р., с 1914 по 1921 гг.].

Отношение к партии: беспартийный.

Личностная характеристика: личность тов. Г. П. Кебучева является спорной и загадочной. Большая часть информации предоставлена тов. Кебучевым в 1923 г. при трудоустройстве в Ленинградский университет. Остаётся спорным моментом, насколько данная информация корректна. Проверка архивов по бывш. Санкт-Петербургу показала, что Г. П. Кебучев, дворянского происхождения, действительно существовал и в начале века обучался на физическом факультете Санкт-Петербургского университета, работал в лаборатории проф. Филиппова. После гибели проф. Филиппова в ходе одного из своих экспериментов Г. П. Кебучев длительное время путешествует по стране, работая в различных учреждениях науки и инженерно-конструкторских предприятиях, в частности, принимает участие в создание Мургабской ГЭС. Многие сведения из биографии до 1914 г. обрывочны и вряд ли могут быть подтверждены в ходе независимой проверки.

В 1914 г., с началом империалистической войны, принимает активное участие в переводе страны на военные рельсы. В частности, Г. П. Кебучев числился в исполнителях ряда проектов по развёртыванию линий телефона и телеграфа в приграничных районах, по обеспечению электричеством стратегически важных городов и железнодорожных узлов в прифронтовых территориях. По заявлениям самого тов. Кебучева, прямого отношения к армии никогда не имел, всегда выступал исключительно в качестве гражданского служащего.

После Февральской революции, согласно документам ВЧК по гор. Петрограду, принимал активное участие в работе Временного правительства, в частности, в вопросах организации электричества в гор. Петрограде. Октябрьскую революции, вероятно, принял не полностью, задерживался Петроградской милицией как подозрительная личность. Уже в 1918 г. Петроградская ЧК проводила проверку на причастность тов. Кебучева к деятельности подпольных антибольшевистских организаций, однако, согласно результатам проверки, связей не выявлено. Далее в биографии тов. Кебучева есть пробел до 1923 г. Согласно словам самого Г. П. Кебучева, он работал на различных подстанциях электрического тока в гор. Петрограде, обеспечивая их работу и обучение нового персонала премудростям инженерного дела. При этом ни на одной подстанции электрического тока в материалах архивов фамилии „Кебучев“ обнаружено не было — допустимо, что вследствие общей неразберихи тов. Кебучева не оформили как следует и он работал не совсем легально, однако подтвердить это или опровергнуть невозможно.

Согласно другой версии, которая прорабатывалась сотрудниками ОГПУ, Г. П. Кебучев в 1919 г. примкнул к частям ген. Юденича и участвовал в белоповстанческом движении на Северо-Западе РСФСР. Предположительно, подтолкнуть к такому поступку его могла сожительница, гражд. А. С. Смирнова, 1899 г.р. Согласно информации Петроградской ЧК, гражд. Смирнова приходится родной сестрой участнику армии Юденича, капитану Г. С. Смирнову, 1894 г.р. Примечательно, что сам Г. С. Смирнов, согласно информации иностранной агентуры, в настоящее время проживает в Латвийской республике, в том числе поддерживая связи со своей сестрой, вышедшей замуж за местного полицейского. Предположительно, Г. П. Кебучев и А. С. Смирнова могли познакомиться в 1914 г., во время работы Кебучева с царской армией, после чего состояли в интимной близости. Впрочем, нет точной информации, почему произошёл разрыв, если такая связь имела место быть, и связано ли с разрывом или иными обстоятельствами возвращение Г. П. Кебучева из Прибалтики в Петроград. В сущности, строгих доказательств взаимодействия тов. Кебучева с белыми кругами Прибалтики не обнаружено, равно как и внятных версий, что он делал с 1921 по 1923 гг., поскольку, по всей видимости, если Г. П. Кебучев и был связан с белым движением, то покинул последнее не позднее 1922 г.

После устройства в 1923 г. в Ленинградский университет тов. Кебучев проживает в Ленинграде. На специальной сессии им была подтверждена учёная степень в области физики (документы утрачены в годы Революции). Тов. Г. П. Кебучев числится профессором физического факультета Ленинградского университета, по кафедре физики электричества. В партии не состоит, интереса к политической жизни страны не высказывает. Состоит в профсоюзе работников ЛенГУ, однако активной деятельности не ведёт, лишь платит членские взносы из зарплаты. С коллегами общается мало, в основном на профессиональные темы, отмечен лишь дружбой с профессором кафедры механики тов. Г. К. Лавровым (тоже дворянского происхождения). Участвовал в разработке и внедрении в жизнь плана ГОЭЛРО, в частности, принимал активное участие в создании и запуске ДнепроГЭС.

Не совсем ясно, с какой стати тов. Кебучеву оказывается покровительство со стороны руководителей города, в частности, в 1929 г. ему была выделена отдельная жил. площадь. Предположительно, это может быть связано с приятельскими отношениями между тов. Кебучевым и тов. Г. М. Кржижановским. Также, по неподтверждённой информации, тов. Кебучев обзавёлся знакомствами со старыми большевиками и руководителями на местах в ходе реализации плана ГОЭЛРО, в связи с чем воспринимается многими как фигура влиятельная и требующая к себе соответствующего отношения. В данном отношении показателен случай, когда жалоба тов. А. Д. Пановой, студентки 2го курса факультета физики ЛенГУ, на спорные высказывания тов. Кебучева на лекциях и двусмысленные оценки роли партии в развитии и реализации плана ГОЭРЛО, фактически была завёрнута руководством университета. Более того, в последующем тов. Панову отчислили из ЛенГУ (формально — за неуспеваемость, однако есть основания полагать, что в том числе как наказание за жалобы на проф. Кебучева).

Ещё более спорной и сомнительной выглядит роль тов. Кебучева в развитии проекта „Лучи смерти“. Запрос о нём, как об одном из учеников проф. Филиппова, поступил от тов. Н. Теслы. Тов. Кебучев был утверждён лично тов. Бельским и направлен вместе с тов. Агнаровым для создания испытательного полигона и реализации программы исследований. При этом не совсем ясно, насколько оправдан выбор и является ли тов. Кебучев узким специалистом. Вызывает вопросы предположительный факт знакомства тов. Кебучева и тов. Ефроима до начала экспериментов (на конференции в гор. Мюнхен). Вызывает вопросы возможное взаимодействие тов. Кебучева и тов. Триловича до проекта (если таковое имело место быть, поскольку официально оба познакомились уже на проекте). Не совсем ясно, обладает ли тов. Кебучев материалами проф. Филиппова, равно как и какова его роль в выборе места проведения экспериментов. В конце концов, не ясна роль тов. Кебучева и в проведении экспериментов, и в организации всего проекта, поскольку, согласно нашей информации, тов. Кебучев сотрудничал в написании доносов на тов. Агнарова с тов. Сахаровым и, по всей видимости, сотрудничает с вами. Непонятно, это вызвано желанием вывести тов. Агнарова на чистую воду, личной неприязнью или иными мотивами, которые не ясны. Отдельно следует упомянуть, что назначение тов. Кебучева, по имеющейся информации, было согласовано в том числе под нажимом со стороны представителей РККА, на которых, вероятно, мог оказать влияние тов. Кржижановский (давно подозреваемый в попытках придания себе большей роли, чем есть на самом деле, и организации всего и вся, в том числе того, что его не касается). При этом тов. Бельский и тов. Ягода официально с тов. Кебучевым не знакомы, но, согласно слухам, тов. Кебучев мог также присутствовать на собраниях на квартире тов. Бельского в качестве лектора, тем более что даты собраний частично совпадают с датами поездок тов. Кебучева в гор. Москву. Всё в совокупности — это наводит на мысли о сомнительной роли тов. Кебучева в проекте».

* * *

Первым делом Клим Глебов решил, что стоит попробовать аккуратно ещё раз поговорить с Романом Латыгиным. Всё же, действительно, из всех оставшихся главных действующих лиц он был наименее подозрительным и хотя бы никак не связан с Москвой. Промаявшись весь в день в сомнениях, следователь смог подкараулить коллегу при вечернем обходе.

— Роман, дело есть.

— Клим, закури и говори. Только быстро. После исчезновения Самуила я опасаюсь за свою шкуру.

— Если что, так, мало ли… Готов ли ты дать показания о том взрыве? И о приказах уничтожить вещдоки?

Латыгин пристально посмотрел на Клима, сощурился.

— Давай так. Если тут будет начальство, а у тебя санкция — я в деле. До этого всего — не понимаю, о чём ты.

— Неужели ты его так боишься? Под него же наверняка роют.

— Роют, не роют — чёрт его знает… Москва далеко. А тут люди исчезают.

На последних словах Роман Константинович кивнул и принялся за опрос дежуривших у проходной солдат. Чертыхнувшись, Глебов проследовал к себе. Придя в комнату, он заварил крепкий чай, чтоб аж горчило, и принялся выискивать возможные варианты расшифровки записки Сахарова. По всему получалось, что это может быть единственный ключ к событиям, финалом которых уже стало исчезновение самого Самуила Львовича.

Промаявшись с запиской почти до полуночи, Клим решил пройтись. Тихо вышел — и тут же вжался обратно: около штакетника полигона прогуливался с сигаретой в зубах профессор Кебучев, увлечённо разглядывая звёзды. Следователь посмотрел на небо — и обомлел. Строго над полигоном то загорались, то исчезали яркие белые огни. Протерев глаза и про себя как следует выматерившись, Глебов снова выглянул из-за угла: Гавриил Платонович смотрел на звёздное небо в бинокль, периодически что-то записывая. Звёзды мигали, то чуть дольше, то совсем коротко…

Азбука Морзе! Несомненно, это была она. Кто-то летал над полигоном на самолёте или ином летательном аппарате и подавал профессору сигналы, который тот записывал. Именно это и видел Сахаров, только он, видимо, не заметил мигания звёзд, ну или попросту не придал значения…

Клим постарался запомнить последние сигналы, потом тихо, на цыпочках, забрёл за угол барака и дал возможность Кебучеву пройти к себе. Выдохнул, буквально залетел в свою комнату и принялся лихорадочно записывать по памяти сигналы. Записав, быстренько достал стандартный словарь и начал переводить — вышла чушь собачья, набор букв.

Задумавшись, следователь поскрёб щетину на щеке, встал и принялся прохаживаться по комнате взад-вперёд. На ум вдруг пришла фраза преподавателя, ещё с царской Академии: «Азбука Морзе, запомните, лишь придумана была Морзе. Дальнейшее развитие она получила в трудах Герке, который создал так называемый Гамбургский алфавит. Именно он, после доработок, и стал международным стандартом — и он же был переведён на кириллицу. Учтите, что в Пруссии до сих пор применяется именно вариант Герке, что позволяет частично скрыть суть переговоров в силу отличия немецкого языка от английского и некоторых несовпадений с международным стандартом».

Пролистав методичку, Клим Глебов открыл раздел с кодом Герке и принялся переводить на немецкий. Получился обрывок фразы: «…завтра 23 местн». Откинувшись на спинку стула, следователь принялся усиленно вглядываться в записку Сахарова. Что-то смущало его в этом коде — всё же в группе дешифровщиков он был одним из лучших студентов на курсе.

Взяв чистый листок бумаги, Клим попробовал перевести написанные числа в точки-тире: сначала заменив на тире чётные числа, затем нечётные. Вышел набор букв, хоть на латинице, хоть на кириллице. Плюнув и саданув со злости рукой по столу, следователь убрал все бумаги во внутренний карман портфеля и лёг спать…

Весь следующий день прошёл в какой-то бессмыслице: сначала долго ставили эксперименты и сжигали лучами смерти школьные парты, затем Агнаров собрал тройку и нудно талдычил о том, что Кебучева арестовывать нельзя, но и на свободе он опасен. Наконец, добрая половина дня ушла на то, чтобы проверить склад с вооружением, всё смазать, пощёлкать затворами и разложить как следует: Латыгин явно чего-то опасался, но мыслями делиться не стал.

С наступлением темноты Глебов только и делал, что глядел на часы. В условленное время мужчина украдкой выбрался через окно из своей комнаты и с биноклем на перевес принялся обыскивать небо. Буквально через минуту он заметил узнаваемый световой код — в этот раз летали чуть в стороне от бани, над ограждением по периметру. Быстро набросав сообщение морзянкой, следователь прямо на месте, поймав луч луны, принялся переводить. Смысл был очевидный:

«Подготовьтесь к эвакуации тчк дата и время будет позднее тчк через 3 дня в это же время».

Взвесив все «за и против», Клим решил, что надо действовать. Проверив в кармане пистолет, он пошёл прямиком к Кебучеву. Вздохнув на пороге, решительно постучался в дверь.

— Гавриил Платонович, добрый вечер! Это Клим Глебов.

— А, Климушка! Заходите!

Открыв дверь, Глебов вошёл внутрь комнаты. Профессор с милой улыбкой колдовал над поздним ужином, нарезая колбасу ровными тонкими кружочками, в углу комнаты на примусе грелся чайник.

— Будете чай?

— Давайте!

— Что касается вашей… хммм… новой особенности — всё готово, можете как раз пока примерить.

Кивнув, НКВДшник снял плащ, рубашку и надел изобретение Кебучева. Действительно, сидело как хороший костюм, лишь слегка холодило кожу металлом. При этом стоило провернуть диск на груди, разорвав контакт, — и из пальцев снова пробивало разряд на металлические предметы в комнате и на воду. Провернуть обратно — и всё, изоляция.

— Блестяще, профессор! Скажите, я вам что-нибудь должен?

— Завещайте своё тело науке… Шучу, не переживайте. Ничего не надо, если уж совсем свербит в одном месте — можете купить мне шоколада или иную сладость, очень уж я сладкоежка.

— Хорошо, договорились!

Гавриил Платонович улыбнулся, сходил к примусу и, вернувшись с чайником, заварил для себя и гостя чай. Пододвинул тарелку с нарезкой колбасы и буханкой хлеба, приглашающе кивнул. Клим вздохнул и, украдкой взяв пистолет в руку, как бы ощупывая карманы пальто, пристально посмотрел на собеседника.

— Гавриил Платонович, давайте на чистоту! Вы — немецкий шпион.

— Климушка, уберите на предохранитель ваш пистолет — и мы с вами поговорим. Если хотите, можете забрать мой «Браунинг», он во внутреннем кармане пиджака, слева.

— Ценю ваше спокойствие и разумность.

Попятившись, следователь упёрся спиной в стену, не спуская глаз с профессора, ощупал левой рукой его пиджак, вытащил «Браунинг» и лишь после этого сел на кровать, положив оружие рядом с собой на простыню. Свой собственный пистолет НКВДшник демонстративно вынул, поставил на предохранитель и поместил себе на колени. Кебучев улыбнулся, кивнул и принялся спокойно ужинать. Съев два бутерброда и отпив как следует чая, он, наконец, повернулся к гостю.

— Вы меня по доносу Сахарова спалили? Или где прокололся?

— Скажем так: я тоже люблю смотреть на звёзды ночью…

— Эх, зараза! Говорил я им, что надо над пустыней, подальше — а они, мол, ни черта не видно, непонятно, куда светить, найдите место… Вечно этот их немецкий порядок все карты путает, вот ничего не могут вне инструкций.

Глебов оценил хладнокровие шпиона и позволил себе немного улыбнуться.

— Завербовали вас в Мюнхене, верно? Что, предложили несметные богатства да квартиру в Бадене?

— Климушка, вот только давайте без допросов. И уж тем более без красной пропаганды. Мы же с вами оба интеллигентные люди, дворянского происхождения… Или мне вас называть гвардейским поручиком, товарищ Глебов? Вам так комфортнее будет вести светские беседы?

— Ну, называть можно как угодно… Но давайте побеседуем, это дело хорошее, если в приятной компании.

Теперь улыбнулся Гавриил Платонович. Закинул ногу на ногу, взял в руки чашку с чаем.

— Завербовали меня до Мюнхена. Да я и не против был… Вы, вот, вряд ли знаете, что такое Петроград в годы той самой революции. Я же на своей шкуре, что говорится, испытал, когда меня матросня ногами била… В общем, как сейчас принято говорить, я элемент классово чуждый, настроенный контрреволюционно.

— Вы понимаете, что вам за это светит? СЛОН — это ещё в лучшем случае.

— Прекрасно понимаю. Но будь вы заплечных дел мастер, как Агнаров, я бы уже свои зубы выплёвывал… Вам ведь интересно, какую игру я веду. И вы не настолько дурак, чтобы не догадаться, что у Якова Иосифовича тут тоже своя игра, как и у Сахарова была. Тем более, вам хочется найти того, кто или что людей в пятнышки на полу превращает — так что вам я живой нужен, помогающий следствию. Ведь так, голубчик?

Следователь неохотно кивнул: действительно, от говорящего и помогающего профессора будет пользы существенно больше, чем от арестованного. Да и, честно говоря, немецкий шпион не выглядел тем, кого стоило всерьёз опасаться.

— Тогда предлагаю нам с вами договориться. Я честно выкладываю всё, что мне известно, и помогаю вам с раскрытием тайны исчезновения сотрудников полигона. Если повезёт, мы даже сможем-таки поймать шаровую молнию…

— А взамен что?

— Вы дадите одному пожилому гражданину Рейха исчезнуть, не привлекая внимание. Всё равно шаровая молния — а она главная цель моего вояжа в советское государство — останется здесь. А, скорее всего, и вовсе не достанется никому из нас, снова исчезнув. Что скажете?

Клим Глебов надолго задумался. Совесть говорила ему, что это всё же неправильно, да и профессор Кебучев, или кто он там, всегда может обмануть. Но без него поймать шаровую молнию точно не удастся. Тем более, что его можно потом попробовать обмануть самому и объявить перехват самолёта: не испарится же он. В конце концов, на то и существуют разведка-контрразведка, чтобы таких, как он, ловить, а работа следователя — расследовать исчезновение советских граждан. И несоветских тоже. В итоге НКВДшник вздохнул и тяжело кивнул — Гавриил Платонович с улыбкой потёр ладони.

— Что ж, Климушка, тогда начнём с целей моего визита. Как вы, думаю, уже догадались, я был направлен сюда с одной единственной целью — привезти в Рейх шаровую молнию. Ну и, в идеале, разработки Теслы. Хотя, надо признаться, в Германии большая часть учёных настроена скептически относительно их боевого применения, поскольку установка требует очень много энергии для постоянной эксплуатации на высоких мощностях. А иначе это так, занятный физический эксперимент, не более…

— Профессор, будьте любезны — ближе к делу.

— Хорошо, как скажете, голубчик! Так вот. За молнией этой шаровой я охочусь давно, как вы знаете, ещё с начала века. Собственно, это второй важнейший пункт моего договора с Рейхом: неограниченное финансирование на исследования данного явления и возможность с ним разобраться. Я хочу быть тем человеком, кто раскроет феномен шаровой молнии!

Кебучев назидательно поднял указательный палец, ткнул им себя в грудь и сделал ещё пару глотков чая.

— Собственно, с этой самой целью я в Петербурге, или как его сейчас называют, Ленинграде перевернул чуть ли не все архивы. Собрал всю информацию, которая у меня была, добавил ту, что была у немцев, сведения из архивов, прогнозы погоды… В общем, мне и моим коллегам стало совершенно очевидно, что молнию надо искать где-то здесь, в казахских степях. И искать именно этим летом — она продукт сезонный, зимой ни черта не выйдет.

— То есть вы всё-таки приложили руку к выбору места?

— Разумеется! Вы, думаю, в курсе от коллег, что Фёдор Бельский совсем помешался на своей тёмной магии, везде и всюду ищет мистику и предметы культа. Было несложно убедить его, что я исследую не совсем нормальные физические явления. Прочёл несколько лекций, поучаствовал в обсуждениях этих их спиритических сеансов… В общем, когда поступило предложение от Николы Теслы, я был тут как тут, оставалось только уладить пару формальностей. При этом в РККА и прочих структурах знали, что Тесла писал не только в союз, а потому ухватились за предложение всеми лапами, пытаясь быть первыми во всём — и даже не подумали, почему Германия вежливо отказалась… В итоге, буквально через пару недель после столь вовремя появившейся идеи у гения Теслы меня уже вызвали в НКВД, постарался товарищ Бельский, а там сразу из Ленинграда в Москву, всю информацию, по заводам собрать материалы… В общем, мы оказались именно там, где надо было, в казахских степях. Оставалось только ждать.

Клим почесал щетину на щеке.

— Но как вы могли быть уверены, что она будет именно здесь?

— О, проще простого! Уже точно установлено, что шаровую молнию притягивает большое количество электричества. ГЭС, электроподстанции, лаборатории… В общем, было очевидно, что установка начнёт притягивать её к себе. Тем более, что вокруг нет ни черта, кроме верблюжьих лепёшек, ничто не должно помешать ей оказаться именно здесь. Она не ошибётся.

— Вы так говорите о ней, как будто о живой сущности.

Гавриил Платонович улыбнулся, долил себе чаю.

— Разумеется! Нет, вы не подумайте, души или мозга там у неё, конечно, нет. Но, судя по закономерностям движения и проявления, шаровая молния обладает, если так можно сказать, характером. Она точно прицеливается в самое энергетически масштабное, что может найти, кружит, проявляясь то тут, то там, после чего… После чего что-то происходит, обычно со взрывом, и шаровая молния исчезает. Есть все основания помогать, что мы имеем дело с не описанным ранее явлением в области электромагнетизма. Собственно, моя ловушка на этом и построена — по сути, это клетка Фарадея, внутри которой сильный электромагнит, так сказать, приманка.

— Если всё так просто, то почему вы просто не поймали молнию за то время, что вы здесь? И куда, чёрт побери, деваются люди?

— А вот это, Климушка, загадка. Я совершенно не понимаю, что происходит с людьми на полигоне. Трилович, Ефроим, теперь ещё Сахаров… Как физик я не могу объяснить, что творится, почему молния вдруг стала атаковать людей и, главное, что всем нам с этим делать. Потому как моя ловушка рассчитана на то, что молния залетит внутрь, так сказать, попробовать электромагнит как сильный источник электрического поля — и я захлопну клетку, что я уже пытался сделать. А вот если молния будет охотиться на меня или кого-то рядом с клеткой… Боюсь, что тогда мы всем повторим судьбу Самуила Львовича…

Глебов хотел было спросить про то, что известно шпиону об Агнарове, но тут на улице раздались крики и стрельба…

* * *

Латыгин пытался разогнать толпу: взбунтовались бойцы РККА и часть ВОХРы, набранная из местных степняков. После исчезновения Сахарова и ночной погони со стрельбой за шаровой молнией по всему объекту поползли слухи, что эксперименты пробудили некое зло и сотрудникам теперь хана. В итоге, перед оружейным складом собралось под две сотни солдат, даже многие офицеры встали на их сторону. Все они требовали немедленно прекратить всякие эксперименты, полигон закрыть, а их отправить в другие части.

— Товарищи! Товарищи, я призываю к спокойствию! Это научные эксперименты, они санкционированы Москвой! Товарищи, лично Иосиф Виссарионович заинтересован в этих изысканиях! Мы на пороге великих открытий!

Толпа слушать не желала и гудела. Похоже, что главной сдерживающей силой было отнюдь не красноречие Романа Константиновича, а те пара десятков ВОХРовцев и офицеров, кто с винтовками на перевес занял круговую оборону вокруг склада с оружием. Глебов заметил, что офицеры также засунули за пояс по несколько гранат, для устрашения. При этом Агнарова нигде не было видно.

Гавриил Платонович, увязавшийся следом за Климом, протиснулся сквозь толпу. Несмотря на общее недовольство, профессора пропустили и, когда он откашлялся и вышел перед дверью склада, собравшиеся немного поутихли, приготовились слушать.

— Товарищи! Я понимаю, что вам многое не нравится. Мне тоже чертовски неуютно здесь, вот так вот, посреди степи, тем более со всей этой ситуацией. Но я вас заверяю, мы занимаемся исключительно наукой! И наукой передовой, скажу я вам! Вы будете присутствовать при одних из грандиознейших экспериментов нашего времени! Товарищи! Наша с вами советская родина сейчас как никогда нуждается в крепком плече каждого из нас! Только вместе, справившись со всем, мы сможем создать человека нового, создать сверхчеловека. И раскрытие тайн электричества — это начало раскрытия тайн Вселенной! Товарищи! Я прошу вас разойтись! Предоставьте нам возможность делать свою работу, а товарищу Глебову найти преступника… Я думаю, Роман Константинович подтвердит, что мы можем ходатайствовать о засчитывании каждого проведённого здесь дня за два в послужной список каждому из вас.

Латыгин кивнул. Толпа заметно поутихла — многие уже прикинули, сколько месяцев выиграют к выслуге лет, если будет день за два. Да и Гавриил Платонович выглядел слишком уж примирительно, широко улыбаясь и разведя руки в стороны. В итоге, многие стали потихоньку расходиться, а ВОХРовцы и офицеры даже опустили винтовки…

Шаровая молния взялась буквально из ниоткуда. Вылетела откуда-то со стороны пустыни, из-за бараков инженеров, и повисла, потрескивая, над собравшимися. Все замерли: Клим Глебов заметил, как у стоявшего рядом офицера ВОХРы пошли дрожью руки. Все три собаки полигона, призванные охранять и защищать, тихонько заскулили и попятились кто куда, поджав хвост. Солдаты были готовы поступить так же.

Из оружейки выскочил Агнаров. На спине у него был ранцевый огнемёт, в руках — ствол оружия. С бешеным блеском в глазах он послал струю огня прямо и вверх, в шаровую молнию. Солдаты с криком понеслись во все стороны, поднимая облака пыли и сбивая друг друга, толкаясь и призывая всех богов сразу. Шаровая молния, пометавшись было в огненном шторме, резко выскочила в сторону и понеслась по направлению к полигону. Яков Иосифович побежал следом, посылая струи огня в белый сгусток электричества.

— Клим, скорее! Он сейчас всё тут сожжёт к чёртовой матери!

— Рома, туши! Я попробую его урезонить.

Начальник полигона продолжал с рыком носиться за белым искрящимся шаром, поливая вокруг из огнемёта. Уже занялся один из бараков ВОХРы, домик главных инженеров вспыхнул от прямого попадания струи, от другой загорелось здание медсанчасти. Проклятая молния носилась туда-сюда, как будто специально приманивая НКВДшника и распространяя пожар.

Клим чертыхнулся и в нерешительности прицелился в коллегу. Потом опустил пистолет, плюнул и побежал что было сил, в прыжке сбил Агнарова с ног. Завязалась борьба: Яков Иосифович оказался на удивление сильным мужчиной, как следует зарядил Глебову под дых и, отпихнув его ногой, попробовал вскочить. Следователь выругался и точным ударом в пах заставил начальника полигона согнуться.

— Яков! Ты сейчас всё здесь спалишь! Остановись!

— Клим! Эту дрянь надо сжечь! Огонь всё поглощает!

— Приди в себя!

Резкий и точный удар палкой по голове повалил Агнарова на землю, он потерял сознание. Клим поднял глаза — удар нанёс Кебучев.

— Ну, что смотрите!? Вяжем его! Я руки свяжу, а вы огнемёт стащите. Он помешался!

Быстренько разоружив начальника полигона, мужчины стянули ему руки ремнём и, на всякий случай, связали ноги какой-то верёвкой. Не успел Глебов выдохнуть, как прямо над ними пронеслась шаровая молния. Она сделала несколько кругов, как бы оглядывая пылающие строения, которые старательно пытались тушить ВОХРовцы, после чего резко спикировала в грудь Романа Латыгина.

Крик. Даже не крик, а дикий вопль, такой, что волосы дыбом. Латыгин буквально подпрыгнул от удара, заорал что было сил — и вспыхнул ослепительно-белым факелом. Пара мгновений — и огонь сам собой исчез, его как бы стянуло в одно место, и ничего не осталось от Романа Константиновича, кроме небольшого кружочка стекла на поверхности песка. Шаровая молния подлетела высоко в небо, рухнула камнем в это стекло и исчезла.

ВОХРовцы завопили и, побросав вёдра, побежали кто куда. У склада с оружием началась пальба. С воем от огня понеслись прочь собаки, грохот мотора у ворот выдал угон «полуторки» кем-то из солдат. Началась форменная вакханалия, хаос и погром.

Гавриил Платонович осел на землю и в ужасе посмотрел на Клима. Следователь бросил взгляд на всё ещё лежавшего без сознания Агнарова, протяжно выругался и побежал к складу ГСМ. Там вовсю шла драка — с дюжину солдат сцепились с несколькими офицерами за мотоциклеты. Глебов хорошо поставленным хуком с правой вырубил одного из активных участников драки, уже замахнувшегося на следователя прикладом винтовки, перепрыгнул через тело и побежал к броневику. К счастью, про него все забыли, потому что машина была не на ходу.

Забравшись внутрь, Клим Глебов передёрнул затвор орудия: благо, как раз днём он самолично всё здесь проверил и заправил в пулемёт ленту с патронами. Чертыхнувшись, НКВДшник нажал на гашетку — хриплый гром разорвал ночную степь, перебивая крики людей, вой собак, шум огня и треск обрушающихся бараков. Клим стрелял над головами и в песок, поводя пулемётом из стороны в сторону и стараясь при этом не задеть никого огнём.

Манёвр сработал — часть солдат, конечно, припустила в степь, но многие упали на живот и закрыли голову руками. Наступило затишье.

— А ну заткнулись все! Черти, вёдра в руки и тушить пожар! Выполнять, сволочь, или всех к стенке поставлю! Живо, сукины дети! Бегом, или расстреляю!

На последних словах Глебов уже снова дал длинную очередь из пулемёта.

Дважды повторять не пришлось. Остатки солдат и офицеров, сплёвывая кровь с разбитых губ, начали тушить пожар. Работали быстро и складно, растаскивая горящие брёвна, засыпая песком провода, заливая водой из колодца. Уже через четверть часа всё было кончено, лишь спиральки пепла да запах гари над чёрными остовами строений напоминали о случившемся.

* * *

На утро Глебов, Кебучев и пришедший в себя Агнаров осмотрели объект.

Барак ВОХРы сгорел на треть, напрочь обуглилось крыльцо, пострадала большая часть комнат, но потушили быстро. Медсанчасти повезло меньше — там вспыхнул спирт и медикаменты, от некогда аккуратного белого здания остались лишь почерневшие стены, кое-где обвалившиеся, да заваленные обгоревшими брёвнами и пеплом металлические основания кроватей. От огня слегка обгорела банька, но только снаружи, и почернела дверь в конюшню. Чертовски повезло бараку главных инженеров — сгорела только комната Сахарова, частично пострадали комнаты Ефроима и Триловича, остальные успели потушить. Каким-то чудом огонь лишь лизнул барак простых рабочих, но здание не загорелось толком.

С людьми было хуже. На всём объекте осталось всего восемнадцать человек рядовых, все из ВОХРы, девять ВОХРовских офицеров и три офицера РККА. Инженеров тоже не досчитались, на месте было только двенадцать человек, остальные разбежались вслед за солдатами. Туда же исчезли и санитарки, из бывшего персонала сгоревшей медсанчасти остался только врач-грузин. Убегая, солдаты угнали «полуторку», которая стояла у входа на объект, и два мотоциклета ПМЗ-А-750. Хорошо ещё, что во всех танкетках Латыгин, опасаясь чего-то подобного, выкрутил свечи зажигания из мотора,так что их было не завести. Зато вот лошадей забрали всех, стащив при этом и всё снаряжение, от сбруй до последнего трензеля. Собаки при этом дали дёру вместе с людьми, так что животных на объекте в принципе не осталось.

— Ну, одно радует. Хоть во всём этом кипише всего троих застрелили да двое в огне погибли. Ну и Рома, конечно…

— Яков, сукин ты сын, на черта с огнемётом полез? Совсем сдурел?

— Дык я думал, что огонь-то точно эту дрянь уничтожит. Это ж не абы что, а ранцевый огнемёт…

Глебов вздохнул и сплюнул. Нет, это просто сумасшествие какое-то. Шаровая молния, исчезновения людей в вихре огня, превращение песка в стекло, немецкий шпион — так ещё и этот, мутный, с огнемётом.

— Гавриил Платонович, стекло — а это ведь стекло, да — стекло на том месте, где Роман стоял…

— Полностью идентично тому, что вы нашли в степи. Не может быть сомнений, что теперь мы точно знаем о его природе. Это энергия электричества в шаровой молнии настолько велика, что переходит в тепловую и превращает оксид кремния в его другое агрегатное состояние. Бац! И у вас расплавленный песок застывает в виде стекла.

— Почему оно отполировано снова, как зеркало? И как такое возможно, что Роман буквально испарился в огне, даже пуговиц не осталось…

Кебучев развёл руками.

— Могу лишь предположить, что температура объекта, собственно, шаровой молнии, настолько высока, что биологические ткани просто вспыхивают, сразу переходя из твёрдого состояния в газообразное. В принципе, такое возможно, возгонка, там, и тому подобные схемы. Обычно, конечно, они требуют специального оборудования, условий… Но всё же там и мощности другие, это вам не шаровая молния.

— А блеск?

— Да чёрт его знает! Не знаю, голубчик, не знаю… Да и меня, честно говоря, больше интересует вопрос, куда она делась. Стекло может быть и диэлектриком, и проводником, зависит от температуры и состава стекла. Но в обоих случаях непонятно: либо оно было раскалённым, и тогда провело молнию непосредственно в песок. Либо успело остыть — и тогда молния просто исчезла, потому что такое стекло уже не проводит электрический ток. В обоих случаях я не понимаю, куда исчезла шаровая молния, тем более так быстро. Это не укладывается в моё представление о физике электричества.

Повисла напряжённая тишина. Наконец, Клим закурил и прокашлялся.

— Так, товарищи. Как бы там ни было, предлагаю поймать эту штуку. Гавриил Платонович, вы говорили про ловушку — давайте доделаем её и хотя бы попытаемся.

— Клим, а если не сработает? А если нужна приманка другая?

— Во-первых, я предлагаю попробовать испытать на ней «лучи смерти». Так сказать, клин клином вышибают. Но это как запасной вариант.

Яков Иосифович кивнул.

— А во-вторых?

— А во-вторых, если ей нужен человек — то я буду приманкой. Загоним эту сволочь в клетку.

1

Первые несколько дней после гибели Латыгина прошли в жуткой суматохе: всё разбирали завалы после пожара, возились с установкой для поимки шаровой молнии, что-то всё время делали, копошились. Примечательно, что Гавриил Платонович при этом всём вёл себя как ни в чём не бывало, мило улыбался, пил чай и травил байки — самообладание было у него железное, ничего не попишешь.

А вот у Агнарова совсем сдали нервы. Он всё время курил, почти без передышки, матерился по поводу и без, суетился, со всеми ругался и просто подолгу не мог уснуть, а потом бродил, попыхивая трубкой, по полигону до глубокой ночи. Это сказывалось на общей нервозности: солдаты были злые и понурые. И только Клим Глебов всё не унывал, пусть и тоже спал ни к чёрту — его всегда подстёгивало интенсивное расследование, даже заводило.

Улучив минутку, во вторник Глебов забежал на чай к Кебучеву: после пожара и исчезновения Латыгина профессор остался один в полусгоревшем бараке, поэтому можно было не опасаться лишних ушей. Гавриил Платонович, как всегда невозмутимый и с чашкой крепкого чая в руках, гостю очень обрадовался.

— Климушка! Рад вас видеть! Как успехи?

— Гавриил Платонович, чем иронизировать — расскажите лучше, что вам известно об Агнарове. Мы в прошлый раз не договорили… А то он в последнее время совсем того.

— Ой, охотно! Только пообещайте мне воспринять всё серьёзно.

Клим мрачно кивнул: чутьё подсказывало, что сейчас его ждёт невероятная история. Чутьё не обмануло.

— Ну, голубчик, начнём с того, что Яков Иосифович всерьёз увлекается, уж простите, тёмной магией. Да, вы не ослышались, вот той самой тёмной магией, что в бульварных романах средней паршивости описана, чтоб девицы плотнее к кавалерам прижимались. С ведьмами, амулетами и всем иным прочим.

— Профессор… допустим, повторюсь, пока просто допустим, что это так и есть. Мало ли, как у человека кукуха может поехать… Но ведь её, магии, не существует. Это же всё выдумки.

— А вы в этом уверены, Климушка?

Кебучев смачно улыбнулся и озорно подмигнул собеседнику.

— Напомню вам, сударь, что мы живём во время, когда уже существуют танки, дирижабли, теория относительности Эйнштейна и психоанализ, уж простите, Зигмунда Фрейда. И то ли ещё будет! В конце концов, мы вот оба, после контакта с шаровой молнией, стали в некоторой степени гальваническими элементами, ретранслирующими электрический ток в пространство. Ну разве это не магия? А исчезновение людей — вы сами видели, как Роман Константинович превратился в огненный шторм, а потом в стеклянный кругляшок на песке.

— Ну, всему есть своё объяснение…

— Всему, да не всему… В общем, я совершенно точно могу сказать, что Агнаров помешался на идеи установления контакта с духами. На всех собраниях, что я был, он экспериментировал с доской Уиджи, пытаясь что-то там прочесть от духов прошлого, не расставался с этим своим кольцом, сворованным где-то в годы революции, да нацепил на шею амулет, вроде как из Египта, или ещё из каких окутанных тайной мест. Сдаётся мне, что Яков Иосифович действительно в это верит. Возможно и даже вероятно, что не только он.

Следователь кивнул, отпил немного чаю.

— Но самое интересное в другом, Климушка. Ну, мало ли, сколько идиотов в мире есть, тем более после Большой войны. Одних вдов — миллионы, и каждой подавай совет от благоверного с того света, какие обои поклеить в гостиной… Речь не об этом. Гораздо важнее, что Агнаров и вне этого всего, спиритических сеансов да прочей ахинеи, действительно пытается практиковать магию.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… Скажем так. Я могу быть уверен, что он очень активно интересовался и интересуется так называемым чернокнижием: я видел у него в кабинете несколько книг по истории Гипербореи, Лемурии и иных мест, существование которых не доказано. И между ними были… хммм… сомнительные издания, которыми можно интересоваться либо если вы пишите диссертацию по истории, либо если вы действительно в это верите… Мне кажется, что Агнаров попытается на установку приманить неких духов, воспользоваться ей как маяком для потустороннего мира. Возможно, он даже думает, что шаровая молния — дух и есть. Или, наоборот, что она ему мешает духов этих поймать… Так или иначе, факт в том, что наш с вами компаньон ищет нечто нематериальное с помощью электрической установки огромной мощности. И чёрт его знает, чем это может закончиться. Особенно для нас с вами.

Профессор откинулся на спинку стула и с заметным удовольствием отправил в рот несколько кусочков рахат-лукума. НКВДшник поёрзал на своём месте, почесал щетину на правой щеке.

— Гавриил Платонович, раз уж мы с вами заключили, так сказать, джентльменское соглашение… А что про всё это, ну, духов и прочее, думают, так сказать, ваши старшие товарищи в Германии? Наверняка же что-то слышали.

— Хммм… Слухи, голубчик, самые разные ходят, особенно в эмигрантских кругах… Скажем так. Германское общество «Туле» точно существует и, судя по всему, вот-вот преобразуется в государственную организацию Рейха, направленную на поиски Гипербореи и многого в этом духе. Хоть лично я и настроен скептически ко всем этим изысканиям и с той же госпожой Блаватской решительно не согласен — нельзя не признать, что определённая логика в этих теориях есть, пусть даже и спорная. Мало ли, ведь нашёл в своё время Генрих Шлиман легендарную Трою по текстам Гомера… Да и надо быть честным с самим собой: хоть я и рационалист, хочется порой верить в существование тайных знаний, святого Грааля да Копья судьбы. Как же без них — совсем без волшебства?

— Ну а конкретно относительно духов? Есть у немцев планы на это?

Гавриил Платонович пожал плечами.

— Да кто ж их знает. В Германии в настоящее время все заняты политикой — с лёгкой руки Адольфа Гитлера там теперь выстраивается диктатура с ним во главе, а все мало-мальски причастные стремятся занять место под солнцем и упрочить своё положение. Соответственно, с этой целью активно насаждается партия, само собой, единственная и самая правильная, которая бы была везде и всюду, от кабинетов правительства до заднего двора бюргеров. Пока политика партии сугубо материалистическая, а вся вот эта мишура вокруг «арийской нации» больше походит на бутафорию для народных масс, чем что в это реально верят верхи… Но, знаете, году так в пятнадцатом вот у нас тут, в России, да даже и за границей — никто и помыслить не мог, что императора, самодержца всероссийского, могут свергнуть. А его в итоге свергли, арестовали и расстреляли со всей семьёй. Вот так вот. История нынче штука занятная — возможно всё.

— То есть вы, пусть на капельку, допускаете, что Агнаров может быть не совсем сумасшедший?

— Скажем так: я могу предположить, что есть вещи, коим у нас пока нет рационального объяснения. Например, наша подруга, шаровая молния. Теорий-то много — но по существу мы толком ни черта о ней не знаем… Вот так и с духами. Скорее всего, ерунда всё это. Я в целом настроен скептически и считаю все эти поиски не более чем ребячеством и попытками разжиться деньгами за счёт легковерных идиотов. Но есть малюсенький шанс, что мы с вами заблуждаемся, а господа из «Туле» буквально завтра отроют чью-нибудь могилу да заручатся поддержкой небес. Всяко в жизни бывает.

Клим в задумчивости посмотрел в свою чашку, вспоминая события последних дней и обдумывая сказанное профессором, помолчал немного, после чего допил чай, поблагодарил собеседник и отправился к себе. Его не покидало неприятное ощущение, что они все чего-то не замечают. Чего-то очень важного, что может быть разгадкой происходящего, если удастся докопаться до сути…

Придя в свою комнату, Клим Глебов походил немного, размялся отжиманиями и решил снова взяться за шифрограмму Сахарова — следователь как раз с утра откопал в крохотной библиотеке ВОХРы несколько словарей, решил попробовать перевести морзянку на разные языки. Ему не давала покоя мысль, что Самуил Львович узнал что-то принципиально важное, что-то, что поможет докопаться до сути событий.

Снова вышла бессмыслица — набор букв да и только, какой бы язык Клим не пробовал, хоть немецкий, хоть французский, не помогла даже идея с пропусканием одного числа при переводе в код Морзе. С досады Глебов выругался и закурил. Ещё эта страница идиотская — на кой чёрт вырывать страницу из книги и прикладывать к шифру, если с ней ничего не сходится. Как будто просто так взяли и испортили книгу. А ещё говорят, что евреи — интеллигентные люди…

Евреи! У Клима проскочила мысль — ведь Самуил Львович был стопроцентным евреем. Значит, он мог написать шифр не на русском языке или каком другом, например, немецком, как сначала думал НКВДшник, а на своём, родном. Так, на курсах «Выстрела» им рассказывали, что евреи в Восточной Европе разговаривают на идише — это смесь славянских языков, в основном польского и западнорусских диалектов, с немецким и каким-то ещё, более древним, еврейским наречием, название которого Глебов позабыл.

В словарях нигде не оказалось идиша, только самые распространённые языки Европы. Клим Глебов сделал несколько кругов по комнате, потирая подбородок. Нет, если записка целиком на идише, то её бы смог расшифровать только еврей, потому что обычных переводчиков ему не обучают. Значит, идиш мог использоваться, но на одном из этапов, для дополнительного шифра. Скорее всего, изначально язык должен быть более простой и распространённый, который бы многие смогли понять здесь, в союзе… Стоп! Сахаров же с Украины — значит, он точно знал украинский. И записано тогда, скорее всего, всё было украинскою мовою — всё же вырос-то Самуил в тех краях, значит, и пользовался, скорее всего, смесью идиша и украинского, а не русским. И украинский уж точно у нас многие знают.

Взявшись за книги, следователь откопал среди них краткий словарь языков СССР, составленный специально для сотрудников госбезопасности. Идиша там, понятное дело, не было и в помине, но вот украинский нашёлся сразу, и даже слов было относительно много. Глебов потёр руки и принялся переводить через азбуку Морзе шифровку на украинский, с одного конца, потом с другого, перетасовывая символы — опять ни черта не получилось. Выругавшись, НКВДшник припомнил происхождение идиша от немецкого и попробовал комбинировать латинские буквы и мову в надежде обнаружить хоть какую-то подсказку или слово со смыслом. Промявшись так минут сорок, он уже был готов выбросить проклятую бумажку, которая всё ещё не поддавалась расшифровке. Взгляд упал на вырванную из книги страницу.

Ну не просто же так она приложена к шифру! В ней явно есть какая-то подсказка, вот только какая… А что, если её тоже надо перевести? Ведь напечатано было на русском языке. Клим взял словарик и, как мог, перевёл большую часть слов на украинский, немецкий и польский, остались лишь политические термины, которых в словаре не было. Посмотрев на них, следователь машинально посчитал слога — и в варианте перевода на украинскую мову слогов получилось ровно столько, сколько было чисел в шифровке. Хлопнув ладонью по столу, Клим принялся выставлять слога в том порядке, в каком шли числа в шифрограмме. Закончив, он повертел написанное в руках, потому что снова выходило что-то непонятное. Может, опять мимо? Ну нет, таких совпадений быть не может. Глебов посмотрел на текст, решил написать все русские буквы транслитерацией на латиницу, потому что переводить смысла явно не было.

Получилось! Старый подпольщик, хитрый сукин сын, использовал сразу несколько кодов, но в итоге таинственная бумажка с числами сложилась во вполне ясную строчку на немецком — ну или идише, чёрт его разберёт. Так или иначе, чётко читалась фраза, которая гласила следующее: «молния всегда в одно время — ей управляют А или К».

Час от часу не легче. Если Самуил Львович, на минутку, прав, что выглядело крайне сомнительно после исчезновения самого Сахарова, то Яков Иосифович каким-то невероятным образом научился управлять шаровой молнией, при этом не откуда-нибудь, я прям вот так вот, при них, силой мысли. Ну, либо то же самое научился делать Гавриил Платонович. Так или иначе, кто бы это ни был, получается, что она его слушалась… Чертовщина.

В этот момент в дверь постучали.

— Клим, это Яков Агнаров. Можно войти? Поговорить надо.

* * *

Яков Иосифович, по всей видимости, не ложился со вчерашнего вечера — именно такой у него был вид. И только глаза, помимо бешеной усталости, выдавали огромную энергию. Так выглядят буйнопомешанные…

Агнаров был в странном жёлтом одеянии, по внешнему виду напоминавшем халат, в каких принято ходить в Калмыкии и в Средней Азии. По халату в хаотичном, на первый взгляд, порядке были разбросаны странные символы, которые Клим прежде нигде не видел, выведены они были тёмно-красной краской. Начальник полигона тем временем в нетерпении прошёлся по комнате, развернулся на каблуках, вернулся к двери, снова развернулся, наконец, подошёл к буржуйке, разжёг её и поставил сверху чайник.

— Чай будем. Разговор долгий.

Глебов кивнул и, на всякий случай ощупал левой рукой замок устройствоа по блокировке внутреннего электричества, которое придумал Кебучев. Правой он отыскал в кармане брюк пистолет и снял его с предохранителя. Так, на всякий случай.

Наконец, чайник закипел, и Агнаров заварил ароматный напиток. Сели на стулья, принялись дуть на золотистую жидкость в стаканах. Яков Иосифович явно собирался с мыслями.

— Клим, у меня к тебе вот какое дело… В общем, считаю, пришла пора кое-что тебе рассказать. Понимаешь… Чёрт, даже не знаю, как начать… В общем, начну с того, что я тут не только как руководитель полигона, да. Я тут с особо секретным заданием, поступившим с самого верха, оттуда... Тут, в степях, барон Унгерн ошивался со своими бандитами. Ты, вероятно, не в курсе, но он был перерождением самого Джамсарана, Бога войны, потому и воевал так, сволочь, что ого-го…

— Яков, мне кажется, это всё байки… Кто это или что вообще такое — Джамаран?

— Джамсаран! Сейчас я тебе всё расскажу… Согласно традиционным местным верованиям, по буддизму и близким к нему религиям, существует так называемый Джамсаран, дословно «Бог войны». Он относится к одному из проявлений Дхармапалы — это гневные божества, в буддийской мифологии они защищают учение, веру, и каждого отдельного буддиста. Считается, что это бывшие демоны, которые магической силой высших божеств были превращены в защитников веры и верующих. Сначала их было четверо, по сторонам света, но потом стало восемь… Ну, это если учитывать как бы и смежные стороны света, Юго-Запад и тому подобное… Вот Джамсаран, он же красный Дхармапала в короне из пяти черепов, является одним из самых могущественных проявлений, он покровительствует всем великим воинам, потому что сам воин, Бог войны. И если Джамсаран появится на поле боя, то противник будет уничтожен небесным огнём, а те, кто понесут символы Джамсарана, всегда и везде будут победителями. Возможно, это даже сам Гэсэр…

Клим вздохнул, явно теряя суть повествования и уже запутавшись, кто есть кто.

— Гэсэр, ты тоже не знаешь… Гэсэр, он же Абай-Гэсэр или Гэсэр-хан у бурятов и калмыков, китайцы называют его Гуань-ди. Но, согласно нашим данным, всё же корректнее всего именно Гэсэр. Неважно! Гэсэр является тенгри, то есть верховным божеством неба, Небесным сыном, высшим представителем всех сил природы, которому издревле поклонялись даже сами шаманы. Он способен побеждать демонов — и управлять ими. Ты представляешь — он может повелевать армией демонов! Собственно, это он превратил Джамсарана из демона в защитника веры, либо и вовсе стал Джамсараном после реинкарнации…

— Но откуда ты это знаешь?

— Мы с Фёдором давно ищем его, ещё с двадцатых годов. Всё не хватало информации: проклятые монголы после смерти своего Богдо-гэгэна толком с нами не сотрудничают в таких вопросах, ещё и местные коммунисты постарались истребить все исторические верования, а у других степняков информации крайне мало, обрывочные легенды, зачастую придуманные басмачами, чтобы пугать комсомольцев… Но нам повезло. Не так давно мы нашли Альфора Васильева, бурятского шамана и сказителя, и смогли составить «Абай Гэсэр», в нём больше пятидесяти тысяч стихов. Это точное жизнеописание Гэсэра, его сил, возможностей, его армии. И самое главное — там есть намёки на то, кто или что это такое.

От перевозбуждения Агнаров вскочил на ноги и начал ходить по комнате.

— Ты только подумай! По приданию, Гэсэр явится из Шамбалы, с непобедимым огромным войском демонов. Он обязан водворить всеобщую справедливость, освободить угнетённых, навести новый мировой порядок и мироздание. Его оружием будут громовые стрелы, молнии с небес, и белый свет, самое солнце покорится Сыну небес. Понимаешь?!

— Честно говоря, пока не особо…

— Это и есть шаровая молния! Мы нашли его, Гэсэра! Ещё лет пять назад тут искал его Николай Рерих, но не нашёл и отправился дальше, на Алтай, а потом и вовсе в Гималаи. Рерих ошибался, он неверно перевёл некоторые труды, про «Абай Гэсэр» и вовсе не знал. Николай Константинович принял за Гэсэра Гаруду — другое божество, более мелкое, что-то вроде огромной птицы. Гэсэр, как считается, мог на ней летать, а Рерих перевёл не так и решил, что Гэсэр Гаруда и есть. Понимаешь?! Пока он, как и немцы, которые опираются на его труды, ищут Шамбалу на Алтае и в Гималаях, пытаясь восстановить маршрут Гаруды, искать её надо совершенно в другом месте, потому что в Шамбале был Гэсэр. И мы его, Гэсэра, с тобой видели буквально несколько дней назад. Его самого, в воплощении шаровой молнии. Громовые стрелы — это разряды электрического тока, как и молнии с небес, всё сходится. Шаровая молния может летать, как и подобает Сыну небес, обладает колоссальнейшей мощью, способна создавать огненные вихри. И она белая, чёрт побери, это и есть покорение солнца и самого света!

Глебов совсем запутался.

— Погоди. Ну, про молнию — допустим. Можно предположить, что её просто описывали как Гэсэра или как бишь его. Хорошо. Но причём тут Рерих? Он же занимается, насколько мне известно, разведкой и устанавливает подпольные связи с Туркестанской республикой, а также пытается найти просоветские силы в Гоминьдане.

— Клим, не будь наивным! Да к чёрту нам не нужны эти косоглазые, они уже десять лет, считай, воюют — и ещё столько же будут… Рерих, как и многие другие, ищет Шамбалу. Только Шамбала — это не Алтай или иное горное место, а это то, где будет реинкарнация Гэсэра, Джамсарана, красного Бога войны. Она тут, чёрт побери, вот здесь, на этом самом полигоне.

— Яков, не спеши. Объясни сначала, что такое эта Шамбала?

Яков Иосифович выругался.

— Шамбала — это Белый остров, на котором нашли своё пристанище последние потомки жителей Лемурии и те из Гипербореи, кто избежал рока. В «Тайной доктрине» Елены Блаватской написано, что именно там будет новый мессия. Ха! Этот мессия — это и есть Гэсэр, Джамсаран. Вот только Блаватская ошибалась с районом — она думала, что Шамбала либо где-то здесь, в Центральной Азии, либо вообще в пустыне Гоби, в Китае. Собственно, потому Рерих и полез в Гималаи свои, потому что указания на Шамбалу перевёл как указания на Великие горы — то есть на Алтай и Гималайские, как ближайшие к пустыне Гоби. Иван Ефремов и вовсе решил, что речь идёт о Сихотэ-Алинь, туда намылился, всё ищет. Хилтон вторит Рериху, как и Алиса Бейли, они все связывают Шамбалу с Гималаями, только называют разные районыы. Но они все попросту не обратили внимания, что горы становятся великими, потому что там есть Гэсэр. То есть это его появление их делает такими — он просто когда-то был на Алтае и в Гималаях. Теперь же он здесь! Тут его нашёл Унгерн.

— Так, погоди. Теперь ещё Унгерн. Это тот самый, который барон фон Унгерн-Штернберг?

— Именно! Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг! Тот самый легендарный барон. Собственно, моё одеяние — это копия того, в котором он был после контакта с Джамсараном, восстановили по фотографиям. Понимаешь, этот Унгерн нашёл Шамбалу! Он стал Гэсэром, ну или его избранным воином, защитником веры. Я по картам справки наводил, читал протоколы допросов его сторонников. Его не брали пули, он заговорённый был, всегда буквально по запаху мог дорогу найти, вообще не уставал в седле, а по ночам ходил в пустыню, слушать небо. И главное — тут он, где-то в этом самом месте, поганый, лагерем стоял. Там один из его офицеров под пытками выложил всё как на духу. В том числе, рассказал, что барон нашёл это место по звёздному небу. А куда идти ему поведали в главном храме, в самой Монголии… В общем, где-то здесь место силы, именно тут он Богом войны и стал.

Клим слушал молча, прикидывая, насколько не в ладах с головой его собеседник.

— Я всё рассчитал! Смотри, молния эта шаровая — феномен не исследованный, у нас нет объяснения, что это и как это. Соответственно, может быть что угодно… Дальше мы смотрим на даты исчезновений — ровно раз в неделю появляется эта штука, при этом обычно примерно в одно и то же время. Спрашивается, почему так? Правильно! Это и есть тот самый дух, барон Унгерн или кем он там стал, Джамсаран.

— А убивать ему зачем?

— А кого он убил? НКВДшника, партийного работника, да тех, кто нам помогал, кто «предатели» по его белобандитской логике. Всё сходится, убивал он ночью, чтоб не заметили. И ты видел, как она летает? Оно живое. Иначе нельзя объяснить такую траекторию, так только хорошие пилоты могут… В общем, когда мы его поймаем, а я уверен, что мы его поймаем, то мне нужна будет твоя помощь. Поклянись честью НКВДшника, своей карьерой, что поможешь мне. Поклянись!

Глебов, поразмыслив, что к чему и как это выглядит, решил, что лучше с сумасшедшим не спорить, а потому кивнул, приложив руку к сердцу. Но решил всё же спросить.

— Насколько я знаю, Романа Фёдоровича фон Унгерн-Штернберг расстреляли…

— Клим, да не было ничего этого! Не было! Наши нашли его посреди пустыни, чуть на Северо-Восток отсюда, под Семипалатинском. Он просто шёл в своём кафтане, абсолютно один, по пескам. Сначала решили, что не он, или что ошиблись — но Унгерн подтвердил свою личность, сдался товарищам и спокойно проследовал в камеру. Никто так и не понял, что это было, поговаривали, что барон сошёл с ума либо был предан своими и брошен. Но, чёрт побери, Роман-то Фёдорович нас всех переиграл! Ему просто надо было пройти испытание, реинкарнацию. И он его прошёл! В день расстрела вышел такой спокойный, с улыбкой, встал перед тройкой. Говорят, что холодок по спине пробежал, как будто чувствовалось что-то такое… А потом раз — глаза почернели, что белки исчезли, изо рта и ушей дым повалил. Хлопок — и нет больше Унгерн-Штернберга, растворился в воздухе, как будто его никогда и не было. Обыскали всю тюрьму, по округе пустили конные разъезды, местных поголовно расспрашивали, угрожали, сулили деньги — так и не узнали, куда он делся. Взял и исчез.

— И ты думаешь, что, спустя почти пятнадцать лет, он вдруг появился вот здесь, в казахских степях, в виде шаровой молнии?

Агнаров яростно затряс головой.

— Конечно! Кто ж, как не он? Это Джамсаран в лице Унгерна, никто иначе… В общем, когда мы его поймаем, я направлю прямо на молнию эту «лучи смерти», прям по ней жахну. Эта ведь установка — она ведь не только, чтобы дерево всякое сжигать. Это силовая ловушка! Ей, я уверен, можно и духов ловить. Мы поймаем Джамсарана! И он будет наш, советский, Бог войны.

— С чего ты взял?

— Ну как же! Я фильму видел, о том, как призраков ловят. Их надо в электромагнитную ловушку заманить, чтобы поле их к земле придавило. Тогда эфир внутри них размагничивается — и они становятся осязаемы… В общем, когда мы так сделаем — пообещай мне, что будешь держать тварь эту в луче. Он должен отделиться от Джамсарана, Бога войны. И вот тогда я с ним сольюсь, я стану вместо Унгерна… Пообещай, что поможешь мне! Это задание партии. Мы сможем завоевать весь мир, мировой революцией наведём новый мировой порядок! Это ведь про Революцию! Всеобщая справедливость, равенство и братство, освобождение угнетённых. Джамсаран станет нашим полководцем, соратником самого великого Сталина! И Гэсэр поведёт нас в бой, вместе с армией демонов. На захват всего мира и создание единой Советской страны, страны пролетариев и крестьян от горизонта до горизонта!

Вздохнув, следователь кивнул.

Яков Иосифович вскочил, лихорадочно пожал руку коллеге и стремительно выскочил из комнаты. Клим Глебов запер за ним дверь, потушил керосинку, разделся и лёг в постель. Сон не шёл, мысли всё крутились относительно шифровки Сахарова. Нет, старый еврей ошибся, не мог быт это Яков. Но что-то было в его словах, что-то цепляло чутьё Клима и не давало покоя. Ещё этот новоявленный недомессия с его желанием слиться с богом войны, каким-то там Джамсараном…

* * *

Следующие два дня прошли в тишине и покое. Наконец, наступила ночь кульминации — после обсуждения Кебучев согласился с мыслями Якова Иосифовича, что шаровая молния появляется строго по расписанию. Да и испытать «лучи смерти» на ней он был только рад, уверенный, что такой мощный поток электрической энергии должен буквально закинуть феномен в подготовленную для него клетку. В итоге было решено в ночь, когда ожидалось появление шаровой молнии, заманить её в ловушку на полигоне, а дальше уже подумать, что с ней делать.

Ночь выдалась тихая и ясная. Как это бывает только в степях и пустынях, в иссиня-чёрном бархатном небе тонули необычайно большие тёплые жёлтые звёзды. Все, кто остался на полигоне — а с момента пожара дезертировало ещё шесть человек ВОХРовцев и четверо инженеров — застыли от напряжения, каждый на своём месте, и принялись ждать появления феномена.

Примерно в половину второго ночи вдруг прямо в воздухе над главной дорогой объекта мелькнула ослепительно-белая вспышка. Все зажмурились, а открыв глаза, обнаружили висевшую метрах в пяти над землёй шаровую молнию. Она медленно, как будто покачиваясь на невидимых волнах в воздухе, поплыла по направлению к электрической установке, с жужжанием генерировавшей электро-магнитное поле на максимальной мощности.

Клим Глебов, пригнувшись за установкой Теслы, ждал условленного сигнала — он должен был в нужный момент выстрелить «лучом смерти» прямо в белую сферу шаровой молнии. Следователь видел, как молния перелетела через штакетник собственно испытательного полигона и поползла вглубь. Медленно, плавно, как будто прицеливаясь. Всё время НКВДшника не покидала мысль, что молния ведёт себя словно живая…

Справа и слева от Глебова, по диагонали, спрятались Кебучев и Агнаров. Профессор был с длинным металлическим стержнем, обмотанным медной проволокой — его последнее изобретение, как он сам его описал, переносной молниеотвод с переменной проводимостью электрического тока. Этим стержнем Гавриил Платонович планировал «загнать» молнию в клетку Фарадея в случае, если она попробует вылететь обратно, действуя им наподобие того, как моряки багром загоняют кита под китобойную пушку. Яков же снова вырядился в свой жёлтым костюм-халат, который был расписан красными символами, как позже выяснилось, представлявшими тибетское письмо, и чёрной свастикой, зеркально отражавшей один из символов Рейха. Свастика добавилась накануне, со слов Агнарова, это означало, что он готов взаимодействовать с Джамсараном, подаёт ему сигнал. На пальце у него поблёскивало крупное кольцо, на шее, похоже, что-то висело — выдавал чёрный кожаный шнурок у самого воротника. В общем, подготовился…

Наконец, молочно-белая сфера повисла над электро-магнитной катушкой, заботливо расположенной прямо на линии огня «лучей смерти». По задумке, катушка как раз должна была быть приманкой, чтобы шаровая молния зависла прямо над ней — тут перекрывалось электро-магнитное поле собственно катушки и электро-магнитное поле установки Теслы. Дальше надо было резко дёрнуть за канаты — и сложная система рычагов привела бы к поднятию из-под песка клетки Фарадея. В этой клетке молния бы застряла, при попытке побега её бы туда загнал своим стержнем Кебучев. Ну а потом планировалось открыть огонь из установки…

Вот тут была самая главная загвоздка: каждый из тройки имел свой собственный маленький план, которым не стал делиться с напарниками. Агнаров хотел выстрелить с помощью Клима в шаровую молнию «лучом смерти», отделить дух Унгерна от Джамсарана, после чего слиться с ним, с Гэсэром, подчинить Бога войны своей воле. Кебучев планировал закрыть шаровую молнию в клетке Фарадея, возможно, затолкнув туда «лучами смерти», чтобы затем была возможность её транспортировать и изучать как явление. Глебов же пока не решил, кому из них он не доверяет больше, а потому решил посмотреть, что из всего этого выйдет, и действовать по обстоятельствам. Тем более, вопреки первоначальному скепсису, он всё больше думал, что Сахаров был прав — и молнией кто-то управляет.

Тем временем шаровая молния, повисев над электро-магнитной катушкой и немного потрещав искорками, по всей видимости, разгадала план, либо же просто решила, что катушка цель скучная и неинтересная. Так или иначе, покружив ещё немного над ловушкой, молния замерла на мгновение, после чего вдруг плавно поплыла обратно, в сторону входа на объект. Кебучев чертыхнулся и поднялся ей навстречу, выставив вперёд своё импровизированное оружие. Клим выругался и привстал, чтобы лучше было видно всю обстановку. Сигнал при этом — условленный долгий свист в свисток — Агнаров не давал, поэтому клетка так и не поднялась…

Шаровая молния замерла. Из неё стали выбиваться небольшие искорки, переходящие на металлические предметы вокруг — в том числе, белые электрические всполохи забегали по стержню в руках профессора. Глебов почувствовал сильный запах, как после грозы, а ещё услышал тот самый звук, про который всё время говорил Латыгин перед исчезновением — как будто прибой вдалеке…

Яков Агнаров наконец резко дунул в свисток. Инженеры и ВОХРовцы дёрнули канаты — и из песка выскочили стенки клетки Фарадея, смыкаясь над белым электрическим феноменом. Ловушка сработала как надо, успев захлопнуться прямо над молнией, и, казалось бы, поймала явление…

Гул. Над полигоном пошёл тихий равномерный гул, вызывающий приступы панического страха у всех вокруг. Клим Глебов не мог объяснить, что именно не так, но весь как-то съёжился, стало очень неуютно, куда-то подевался весь воздух в лёгких, а в висках зашумело. Гул колебался, как будто проходя волнами над полигоном, то усиливался, то становился тише. И было очевидно, что источник звуков — шаровая молния. Глебову стало не по себе, появилась мысль, что надо бежать, пока не поздно.

Гавриил Платонович, превозмогая животный ужас перед гулом, сделал несколько шагов навстречу клетке, продолжая держать впереди себя металлический стержень. Белые искры на нём окончательно оформились в огни Святого Эльма, поэтому оружие профессора буквально пылало электричеством у того в руках. Клим догадался — электрический ток не мог навредить Кебучеву, потому что весь перераспределялся его устройством, скрытым под рубашкой, и учёный как бы постоянно заземлялся. Что ж, это уже давало надежду, что всё получится…

Агнаров приблизился к Гавриилу Платоновичу, выставив перед собой руки и слегка пригнув голову. Было видно, по бешеным движениям глаз, что гул окончательно свёл его с ума: начальник полигона пребывал в состоянии, наиболее близком к трансу или экстазу. Его жёлтый халат вдруг начал развеваться ниже пояса — это шаровая молния принялась вращаться вокруг собственной оси, создавая завихрения. То тут, то там из молочно-белого шара вылетали длинные белые молнии, такие же, как при грозе. Они с силой и грохотом ударяли в прутья клетки Фарадея. Некоторые молнии пробивало на песок — там возникали капельки стекла, поблёскивающие в пульсирующем электрическом свете.

Чем больше вращалась шаровая молния, тем сильнее становился гул, тем больше сворачивало от страха кишки всем собравшимся. У Клима Глебова в голове закрутились мысли: «А что, если Агнаров прав, и они сейчас пытаются поймать бога? Бога войны, на минуточку. Который, похоже, злится…»

Наконец, молния перестала крутиться. Клим оглянулся — и понял, что остались только он, Кебучев и Агнаров, все остальные разбежались. Шар же как будто этого и добивался, как будто хотел, чтобы ушли все лишние. По крайней мере, именно такое чувство возникло у следователя. Оно было живым…

С оглушительным треском молочно-белый шар вдруг выпустил целую канонаду молний по прутьям клетки Фарадея. Эффект был ошеломляющим — металл начал плавиться и потёк прямо на песок, с шипением застывая рваными стальными каплями вокруг блёсток стекла. Глебов чертыхнулся и нажал на рычаг — из установки Теслы вырвался ослепительно-белый луч электричества, с треском выдал несколько зигзагов и врезался прямо в центр грозы, точно в шаровую молнию. Установка была поставлена на максимальные значения, так что страшно было даже подумать, какой силы, какой энергии получился этот «луч смерти».

Весь полигон сотрясся от взрыва, грохот был сильнее, чем от сотни артиллерийских орудий. С яркой белой вспышкой остатки клетки Фарадея разлетелись над объектом, некоторые даже взмыли высоко в небо, чтобы пролитья раскалённым дождём на постройки. Гул стал настолько нестерпимым, что Клим, отброшенный взрывом от установки на добрые несколько метров, попытался встать — и упал на колени, зажав уши руками. Ему буквально рвало барабанные перепонки, а в мозгу металась лишь одна мысль — надо бежать!

Гавриил Платонович Кебучев выронил своё оружие, сначала согнулся пополам, потом упал на четвереньки, тяжело оперевшись руками на песок. Голова кружилась, тошнило, в глазах всё плыло, волны паники накатывали одна за другой. Никогда ещё в жизни ему не было так страшно, это был животный ужас, толкавший к бегу без оглядки, к тому, чтобы с визгом забиться в самую тёмную нору, пока это не исчезнет. И лучше было не поднимать взгляд — прямо перед лицом профессора парило в воздухе, выписывая круговую траекторию, его же собственное изобретение, его оружие, металлический стержень, весь покрытый такими яркими огнями Святого Эльма, что он как будто превратился в плотный луч света, в настоящий световой меч…

Вот оно! Великий Гэсэр, Джамсаран, красный Бог войны. Агнаров был счастлив. Свершилось! Они, советские люди, смогли пробудить величайшее божество в истории. Всё! Теперь осталось только его покорить — и дорога в Шамбалу открыта. И все несметные армии демонов подчинятся их, советской, воле. Он, НКВДшник, будет командовать войском демонов, отборными бесовскими частями. И пожар Мировой Революции уничтожит всех врагов всеобщей справедливости!

— Дайны агуу бурхан Жамсаран аа! Тэнгэрийн хүү Гэсэр хүчтэн, чөтгөр, хар хүчний эзэн! Би чамайг дуудаж байна, Эзэн минь! Хүч чадлаа надад илчилж, агуу их цэрэг дууд! Харанхуйн эзэн Жамсаран, легионуудыг тулалдаанд хөтлөх цаг боллоо!

На последних словах Яков Иосифович упал на колени и воздел руки к шаровой молнии. Тем временем молочно-белый шар начал расти в размерах, как бы раздуваясь, становиться всё больше и больше, пока, достигнув в какой-то момент диаметра примерно в метр, не разорвался на сотни маленьких сфер, искрящихся белым. Они стали вращаться, каждая вокруг своей оси, и собираться в единое целое. Кебучев поднял глаза — и перекрестился. Посреди объекта, из искрящихся белым сфер, собиралось нечто человекоподобное…

* * *

Почти что в самом центре полигона, прямо на месте останков электро-магнитной катушки, в окружении капель застывшего стекла и металла, возник человек. Сомнений быть не могло: прямые крепкие ноги, сильные руки, плотный торс, увенчано всё это головой без единого волоска, с пустыми глазницами. Нет, это был не человек, но нечто, невероятно его напоминавшее, по очертанию, по размерам, по всему — именно так обычно и изображали богов. Высшую сущность, сколь внешне похожую на человека — столь далёкую от любого человека своей сутью…

Тело этого существа светилось необычайно ярким белым светом, как будто тысяча ламп накаливания за раз достигла максимальной температуры, раскалились добела. Свет слегка подрагивал, то тут, то там переходя в небольшие снопы искр — и было заметно, как под созданием плавится песок, превращаясь в зеркало. По всему его телу пробегали электрические разряды, как отблески на поверхности воды, это они порождали искорки, соскальзывая с прямого маршрута. Из пальцев существа время от времени пробивали крупные молнии, уходя прямо в песок. Создание, кем или чем бы оно ни было, не шевелилось, застыв пустым холодным взглядом ослепительно-белых глазниц в одной точке. Было неясно, смотрит оно на что-то, смотрит в себя или и вовсе не имеет глаз, лишь электрическую пустоту света там, где они должны быть…

Клим Глебов попятился, машинально достав из кармана оружие. Конечно, от пистолета Коровина против бога, или что это они там разбудили, толку было бы немного, да и руки у следователя слишком сильно дрожали для выстрела, но опустить дуло он не мог. Впрочем, немного отодвинувшись от эпицентра, Клим перестал пятиться и замер, не в силах больше двигаться. Существо как пугало, так и манило, буквально лишало воли — возможно, в этом был виноват не прекращающийся гул.

Гавриил Платонович Кебучев, бывший ближе всех к созданию, тихонько полз на брюхе, ногами вперёд, к ограждению объекта. Все его принципы, вся материалистическая картина мира рухнули в тартарары, все концепции разлетелись. Единственное, что пришло ему на ум — это выученная ещё в детстве молитва, которую верующая мать читала каждый вечер. Вот, под «Отче наш» профессор и полз, забыв про всё на свете и думая только о том, лишь бы это не опрокинуло на него, профессора Кебучева, свой гнев.

Агнаров пребывал в трансе. Он мерно пошатывался из стороны в сторону, бубнил какую-то мантру и крутил большим пальцем кольцо на указательном, призывая тем самым все силы мира к себе на помощь, что покорить Джамсарана. Момент истины настал, пришла пора вызвать на бой дух барона Унгерна, изгнать его и завладеть Гэсэром.

— Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг! Властью, данной мне советским народом, я вызываю вас на поединок. Проигравший будет обязан покинуть наш мир любым удобным ему способом. Победитель станет новым хозяином Гэсэра, реинкарнацией Джамсарана. Сударь, товарищ барон, извольте выбрать оружие.

Тишина. Существо никак не выказало себя, продолжая стоять в том же месте и в той же позе, как и до начала разговора.

— Роман Фёдорович! Барон фон Унгерн-Штернберг! Цөлийн автократ, элсэн чоно, тэнгэрийн дайчин. Принимайте бой! Поступите согласно древним обычаям и законам чести! Здесь, в этом священном месте, мы решим судьбу Шамбалы!

Создание наконец зашевелилось. Оно как бы вытянуло руку вперёд, навстречу НКВДшнику.

Яков Иосифович решился на выпад. Он сжал руку в кулак, как следует замахнулся и ударил существо в лицо, попав перстнем строго в лоб. Тысячи искр разлетелись во все стороны, заплясали на теле начальника полигона. Мужчина закричал, заметался — и вспыхнул как факел, превратившись в белый огненный смерч. Мгновение — и лишь оплавленная жёлтая капля с кабошоном изумруда на идеально гладкой стеклянной поверхности осталась напоминать о Якове Иосифовиче Агнарове.

Клим Глебов вышел из оцепенения. Даже если они вызвали из шаровой молнии Бога войны, Гэсэра или как бишь его, это же не повод позволять существу истреблять людей налево и направо, попросту испаряя их. Тем более, что он был следователь по важнейшим делам ГУГБ НКВД СССР, представитель власти и старший по званию после погибшего. И прямо перед ним был серийный убийца, душегуб, повинный в смерти как минимум пяти человек. А страх — так он за годы Великой войны и Гражданки насмотрелся…

Глебов пошёл навстречусозданию, убрав пистолет и сжав руки в кулаки. Он не представлял, что будет делать, но понимал, что нельзя просто стоять и смотреть. Да и ползком удирать в пустыню тоже было как-то не так, не по чести. Надо идти на грозу, чего бы это ни стоило, чем бы ни окончилось…

Существо повернулось лицом к следователю. Казалось, что оно пытается поговорить — именно так изгибалось волной изнутри то место на голове, где у человека должен быть рот. Вот только у электрического феномена на всём лице были лишь слепящие белизной глаза — и больше ничего. Клим встряхнул головой, вздохнул и выпрямился, стараясь придать своему голосу уверенности.

— Именем Союза советских… Ай, к чёрту! По мировому закону, представлениям о справедливости и моей личной честью, вы, чем бы вы ни являлись, арестованы! У вас есть право на положенную по советским законам защиту во время следствия и на суде. Относительно вас… будут осуществлены все нормы советского законодательства, вплоть до суда, который вынесет вердикт относительно вашей виновности или невиновности относительно преступлений, в совершении коих вы обвиняетесь. Вы обвиняетесь в умышленном либо непредумышленном убийстве пяти человек, включая граждан Советского союза Сахарова, Латыгина и Агнарова, а также подданного Его Величества короля Великобритании Александра Триловича и гражданина Соединённых Штатов Америки Джона Ефроима. Будьте любезны сохранять спокойствие и не противодействовать отправлению правосудия!

Создание протянуло вперёд руку, из пальцев которой в песок били молнии, как будто стараясь удержать следователя на расстоянии. Глебов вдруг почувствовал, что оно не хочет его убивать, пытается остановить…

Кебучев прекратил ползти назад. Прочитав с добрые полсотни раз «Отче наш», он вдруг остановился, перестал пятиться и понял, что надо помочь Климу Глебову. Чёрт побери, он учёный, офицер Северо-Западной армии генерала Юденича и просто разведчик. Надо действовать, а не спасать свою шкуру. В конце концов, жизнь была у него долгая, интересная, богатая на приключения. Пора и честь знать.

Гавриил Платонович встал, решительно подошёл к своему изобретению, молниеотводу, который освещал собой с десяток квадратных метров, и поднял металлический стержень с песка. Как ни странно, несмотря на плотный слой электричества, буквально окутавшего стальной сердечник и переливающегося на медном проводе, сам по себе молниеотвод был холодным. Ещё он немного подрагивал, когда его взяли в руки — профессор догадался, что электрический заряд создаёт слишком большое силовое поле, направленное от него в сторону, и оно норовит выбить металлическую палку из рук мужчины.

Поле! Чёрт побери, ведь электрические частички должны рассеиваться в электро-магнитном поле. Для этого надо лишь создать его между двумя достаточно мощными источниками — например, между вот этим самым молниеотводом, взявшим на себя большое количество электричества с существа, и установкой Тесла, которая являлась идеальным генератором электрического тока высоких мощностей. Кебучев хлопнул ладонью себя по бедру, бросил оружие Климу и прокричал, надеясь, что создание хотя бы не знает русский язык.

— Клим! Задержите его, вот это направьте в грудь. И будьте готовы!

Глебов, поймав на лету заряженный электричеством стержень, направил его остриём в грудь своему противнику. Из кончика стержня тут же возник дуговой заряд, создав систему между Климом с оружием и существом, созданным из электричества. Следователь почувствовал, как его руки стало выворачивать, а металлический молниеотвод принялся вибрировать у него в ладонях, норовить выскочить. Поле было настолько сильным, что медная проволока стала жужжать, как будто в руках у НКВДшника был целый трансформатор. В то же время по всему телу Глебова пробегали молнии, спускаясь от рук через торс по ногам в землю — к счастью, электроброня работала, и высоковольтные разряды не приносили никакого вреда.

Гавриил Платонович подбежал к установке Теслы. Сдвинул рычаги, чтобы обнулить цикл, затем выкрутил на максимальную мощность. Чуть-чуть подвинул направляющую антенну, чтобы прицелиться точно в создание, перекрестился и зажал вниз до упора спусковой рычаг. С яркой белой вспышкой и треском из установки вырвался новый «луч смерти», огромная молния толщиной с руку взрослого мужчины. Она сделала зигзаг и попала в голову электрического существа.

Замкнуло. Ток по дуге стал перемещаться от Клима Глебова в металлический стержень, затем в создание, бывшее шаровой молнией, с него по здоровенной молнии — «лучу смерти» — на установку Теслы, а уже с установки на Гавриила Кебучева. Существо затряслось, стало всё вибрировать и дрожать, как бы размываясь по контуру, на лице проявились черты, мигая бело-голубым цветом.

Всё ярче и ярче, сначала лицо, а потом и всё явление, стало переливаться бело-голубым светом, дрожать и искриться. Огромные молнии били по всем постройкам на объекте, поджигая их, уносились высоко в небо, перекрывались, врезались друг в друга и с треском вонзались в песок. Гул нарастал, пока, наконец, не раздался оглушающий взрыв — и наступила звенящая тишина.

Всех, кто был в электрической дуге, отбросило в разные стороны. Глебов пролетел несколько метров и тяжело упал на песок дороги, стержень в его руках буквально испарился. Кебучева подбросило в воздух не меньше, чем на метр, и швырнуло в повозку с сеном, бывшую некогда мишенью. Установка Теслы разлетелась на сотни фрагментов, поджигая ими всё вокруг себя. Над полигоном пронёсся сильнейший вихрь, раздувая пожар.

В центре, там, где было электрическое существо, образовалась воронка, в добрые шесть метров диаметром. Посреди этой воронки, присев на одно колено, застыл человек. Вокруг него всё ещё серебрились огни Святого Эльма, постепенно уходя в песок, поблёскивали капли стекла и металла. Но это был человек, пусть и без одежды. Мужчина средних лет, со всеми признаками мужчины, с правильными чертами лица и короткой стрижкой. И самое главное — с вполне себе человеческой, розоватой кожей, ничто не напоминало о светящемся белым электрическом создании.

Клим, первым пришедший в себя, сначала решил, что он бредит. Не могло же это просто исчезнуть! Что или кто теперь сидит на его месте? Чёрт возьми, что вообще происходит?!

Но ещё сильнее его удивила реакция очнувшегося Гавриила Платоновича. Профессор, только что сражавшийся не то с Богом войны, не то с антропоморфной шаровой молнией, вскочил, протёр руками глаза, перекрестился сам, три раза, затем перекрестил человека, или что там было в воронке, после чего упал в обморок. Человек, а чисто внешне это был мужчина, так ещё и славянин, встал и пошёл к Кебучеву. Подойдя к учёному, наклонился и тихим приятным голосом произнёс: «Гавр, полноте вам дурачиться! Вставайте, вас ждёт много интересного! Нам столько всего надо обсудить!» После этого мужчина аккуратно провёл рукой по лицу профессора.

Глебов направил на обнажённого пистолет, откашлялся.

— Кто бы вы ни были, чем бы вы ни являлись — прошу медленно, без резких движений, отойти от профессора Гавриила Платоновича Кебучева. Поднимите руки, чтобы я их видел, не провоцируйте. И представьтесь, пожалуйста. С кем имею честь?

В это время Гавриил Платонович открыл глаза. Он поднял руку, указал дрожащим пальцем на мужчину рядом с собой.

— Клим… Это… Это… Это Александр Трилович…

0

Сверхсекретный объект НКВД, точнее то, что от него осталось, мерно догорал под крупными жёлтыми звёздами степи, посылая отблески пламени в тёмно-синий бархат неба. Огонь уже слизал большую часть построек — догорали склад с припасами и вооружением, которые не успели разграбить дезертиры. Напротив остатков объекта, на небольшом удалении, в зареве пожара сидело трое мужчин.

Тот, что по центру, в потёртых галифе, заправленных в хромовые сапоги, гимнастёрке и кожаном плаще, с заметным удовольствием курил папиросы, выпуская витиеватые струйки дыма. Рядом сидел Клим Глебов, облокотившись на свой небольшой баул с вещами, и дымил «Герцеговиной Флор», разглядывая звёздное небо. Слева от них, подогнув ноги по-турецки, расположился Гавриил Платонович Кебучев. Профессор подложил под себя чемодан, чтобы не сидеть на голом песке, опёрся на саквояж и неспеша потягивал импортные сигареты, порой подолгу рассматривая, как дым стремиться в бесконечно далёкий холодный космос.

— Итак, я думаю, начать стоит с самого начала, с далёкого тысяча девятьсот второго года, не так ли?

— Михаил Михайлович, профессор, начинайте с того, что посчитаете нужным. Нам торопиться некуда.

— Хорошо. Но сначала я ещё пожую баранку — очень уж соскучился.

Мужчина, которого называли Михаилом Михайловичем, откусил кусочек баранки и стал мерно жевать, зажмурившись от удовольствия. Наконец, проглотил и начал.

— Позвольте представиться, товарищ Глебов. Михаил Михайлович Филиппов, тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года рождения. Профессор Санкт-Петербургского университета, член Санкт-Петербургского математического общества. Ну и далее, и тому подобное, как говорится. Широко известен в узких кругах как Александр Трилович, но об этом позднее…

— Позвольте. Какого, простите, вы сказали года рождения? Тысяча восемьсот…

— Родился я в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году, вы не ослышались, Клим. Под Киевом это было… Но события, о которых я хочу вам рассказать, начались и произошли большей частью в Санкт-Петербурге, в начале уже этого века… Итак, год тысяча девятьсот второй, моя лаборатория в Санкт-Петербурге, столице империи. Именно там я впервые наблюдал явление шаровой молнии — именно наблюдал самолично, а не слышал по чьим-то рассказам или читал в газете. Штука эта, появившись над зданием Адмиралтейства в сильную грозу, после того, как обыкновенная молния ударила в шпиль, повисла в воздухе прямо над самим зданием. Наблюдал я её со стороны Собора преподобного Исаакия Далматского. Шаровая же молния, феномен, покружив немного над Адмиралтейством, мерно спустилась на набережную Невы, проплыла над рекой и, выровнявшись по центру, исчезла, слившись с водой. Увиденное, наверное, могли бы подтвердить караульные — но, боюсь, их уже нет в живых.

Михаил Филиппов прервался и о чём-то задумался, после продолжил.

— В следующие несколько месяцев, списавшись с физиками, изучавшими и изучающими электрические явления по всему миру, я пришёл к выводу, что сей феномен можно и нужно исследовать, а для этого целесообразно зафиксировать. С этой целью я собрал, при помощи моего ученика, теперь уже профессора Гавриила Платоновича Кебучева, а тогда ещё просто диссертанта и помощника, так вот, я собрал некую установку, более всего похожую на известную нам всем клетку Фарадея. Расчёт был просто: любое электричество, а я успел провести опыты с различными по силе электрическими разрядами, оно распределялось внутри этой самой клетки, согласно законам классической физики. Соответственно, как я ожидал, если бы шаровая молния попала в эту самую клетку, то мне удалось бы её зафиксировать — ну и хотя бы банальным амперметром исследовать силу тока, а то и большее… Оставалась самая малость — дождаться грозы, то есть почти любой день в Петербурге летом, и заманить нужную мне шаровую молнию в созданную мною установку. Летом тысяча девятьсот третьего года мне это наконец удалось.

— Но эксперимент пошёл не по плану, да?

— Да, совершенно верно. Я не учёл, что шаровая молния по своей природе представляет собой высоко концентрированное электричество, переходящее в иное агрегатное состояние, близкое к плазме… Иными словами, это был сгусток электрического тока, неизвестной природы, а ни черта не молния, как можно было бы ожидать. Как следствие этого, шаровая молния, которую я уже успел было запечатлеть на фотопластине, залетев в подготовленную для неё клетку, не только не стала перераспределяться по прутьям решётки, но и, наоборот, стала расти в размерах и как будто бы создавать грозу прямо там, в моей лаборатории. Я, кстати, полагаю, что шаровые молнии и есть источник атмосферного электричества, который вызывает разряды в облаках во время грозы… Впрочем, это к делу не относится. В общем, я, скажу честно, не слишком хорошо подумав, на тот момент не нашёл лучшего выхода, как открыть окно и попытаться с помощью молниеотвода выгнать шаровую молнию из моей лаборатории, надеясь от неё таким образом избавиться. Как несложно догадаться, стоило мне открыть окно в грозу и взять в руки большой металлический стержень, как самая обыкновенная молния, для которой этот молниеотвод и был создан, ударила прямо в него. Как вы знаете, электрический ток ищет самый короткий путь в землю. В моём случае это должна была стать моя левая рука, но я, дёрнувшись, схватился ею за прутья решётка. В итоге, с другой стороны моё тело поразила шаровая молния, разряды прошли навстречу друг другу примерно с равной скоростью, встретились внутри меня и, спустившись через ноги в пол, вызвали оглушительный взрыв, к чертям разнеся мою лабораторию.

Профессор Филиппов снова замолчал. Посидел немного, покурил.

— Надо признаться, оказывается, это чертовски больно, когда через твоё тело проходит электрический ток такой величины. Но что оказалось ещё страшнее — так это то, что меня как бы схлопнуло между двух разрядов. Я до сих пор не уверен, как именно это произошло с точки зрения физики. Но так или иначе, я сам стал сгустком электрического тока, превратился в шаровую молнию. Могу лишь предположить, что вот такое столкновение зарядов и порождает данный феномен — но это спорные выводы…

— Михаил Михайлович, что было дальше? Как вы очутились в теле Александра Триловича?

— А вот тут произошло самое интересное. Первые несколько лет я существовал в виде шаровой молнии, бесцельно летал над Санкт-Петербургом и иногда смотрел на свою семью… В общем, каким-то чудом, став молнией, я сохранил все воспоминания, все мысли, которые были у меня в бытность человеком. И знания. Я стал прикидывать, что можно сделать, вести в уме расчёты. По всему выходило, что я мог бы попробовать превратиться обратно в человека — но для этого надо было поймать условие, чтобы через меня одновременно прошли два очень мощных электрических заряда, при этом с равной скоростью и частотой. Я пытался найти такое явление, залетал в грозовые тучи, парил над молниеотводами и шпилями зданий. Всё было напрасно — в меня били молнии, но по одиночке, разряда не возникало. Мне катастрофически не везло: помню, что в девятьсот шестом году в меня попало в общей сложности двести сорок семь молний за год. И ни одна, зараза такая, ни одна из них не превратила меня обратно. Я переродился в феномен, который сам же изучал — ну, какова шутка судьбы?

Филиппов попробовал было рассмеяться, но получилось грустно и натянуто. Вздохнул и продолжил.

— Со временем, промаявшись своей новой природой и решив изучить явление поподробнее, я стал замечать интереснейшие вещи. Нет, речь не об обнажённых барышнях, хотя насмотрелся я вдоволь… Речь об интереснейшем явлении. В присутствии шаровой молнии, то бишь меня самого, время вокруг начинало немного искажаться. Я не уверен, в чём именно состоит феномен, но заметил лишь, что я видел все объекты медленнее, чем они были на самом деле. Я стал пытаться проверить, в чём суть данного явления. И мне удалось выяснить, что электрический ток в виде плазмы создаёт искажения электро-магнитного поля Земли, которые влияют на течение времени. Поэтому компасы и сходят с ума в грозу, не могут найти, где юг, а где север… Помните же, да, что в Декартовых координатах мы живём в трёхмерном пространстве? Так вот, время — это четвёртое измерение, оно есть и подчиняется тем же законам, что и все остальные три, линейно и строго. Так что пространство наше четырёхмерное.

— И вы попробовали путешествия во времени?

— Конечно! Далеко мне залететь не удавалось, но на пару дней туда-сюда я прыгать вполне мог. В итоге, уже году к восьмому я забросил попытку восстановить себе человеческий облик и несколько лет как исследовал феномен искажения времени под влиянием пространства. Ух, Гавриил, вы даже не представляете себе, какие формулы я вывел! Мы изменим мир, вся Вселенная теперь у нас в кармане. Кстати, она всё-таки бесконечна и расширяется, по крайней мере, я не смог найти конечную точку, когда бороздил космос… Но не суть. Важно лишь, что несколько лет я исследовал это, как и подобает учёному, вёл наблюдения, анализировал… А потом мне стало любопытно, что это там за ГЭС открывают на реке Мургаб, о чём тогда писали все газеты. Чёрт побери, самая большая ГЭС в Европе на тот момент! В общем, я полетел в Азию, в степи, чтобы как следует изучить всё это. Так сказать, увидеть своими глазами, как бы иронично это не прозвучало. И увидел, будь оно неладно…

Михаил Михайлович глубоко затянулся, посидел и выпустил несколько колец дыма. Вздохнул.

— На ГЭС возникла непредвиденная ситуация. Оказывается, шаровым молниям нельзя быть рядом с большими источниками электричества, может коротнуть… В общем, я не знаю, как так вышло, но я сожрал часть заряда с ГЭС. Да, взял и поглотил его, как студент ливерную колбаску! Это придало мне ненормальное ускорение — и я попал во временной вихрь. Это такое искажение времени, как будто ветер над рекой дует, и вода волнами идёт, только здесь волны по кругу, вихрем, и ветра нет… Ладно. Суть в том, что я начал совершенно случайно то исчезать, проваливаясь во временную петлю, то снова появляться. Буквально щелчок пальцами — и меня нет там, где я только что был, я за сотни километров и тысячи секунд от того места, где всё произошло. Обращаю внимание, что меня бросало куда и когда угодно, то есть я сам по себе перемещался во времени и пространстве, не контролируя это.

— И что же вы придумали?

— По началу — ничего. Просто носился туда-сюда, вызывая грозы и необъяснимые атмосферные явления. Однажды я поджёг сарай… Потом мне удалось стабилизироваться, оказавшись около лаборатории Николы Теслы. На меня воздействовало тамошнее электро-магнитное поле, я как бы завяз в нём, как муха в киселе… В общем, я стал изучать это, летать по полю, проверяя, как и на что оно влияет. И меня осенило! Я, наконец, понял, что мне нужно найти такое место, где будет сильное электро-магнитное поле, тормозящее и стабилизирующее меня, и в нём попробовать дождаться двойного удара. Я потратил на бесплодные поиски почти пять лет, мог лишь наблюдать за той бойней, что развернулась по всей Европе, затем за ещё большей бойней у себя на родине… И вот именно здесь, в Харькове, как ни странно, мне улыбнулась удача. Знаете, будь я верующим — решил бы, что боги сжалились надо мной и помогли… В общем, я оказался в электро-магнитном поле подстанции электрического тока в момент грозы, и тут по этой самой подстанции прилетел снаряд. Рвануло, один из проводов под дождём упал на металлическую конструкцию — и меня пробило зарядом с обеих сторон. Так я снова стал человеком, пусть и лишился всех волос на теле — они попросту обуглились.

Повисла неловкая пауза — видимо, каждый думал о чём-то своём.

— В общем, я оказался в чём мать родила посреди раздираемого Гражданской войной Харькова. Без денег и документов, потенциальная мишень для любой из сторон, да даже без одежды. Что мне было делать? Правильно, я дал дёру как можно дальше и как можно быстрее. Уже через неделю я шёл в ворованной одежде по территории современной Беларуси, скрываясь днём в лесах и определяя по солнцу, куда я, собственно, иду. План был прост: в Европу, там найти работу и построить жизнь заново.

— Так появился Александр Трилович?

— Именно! Это был какой-то серб что ли, или хорват, я уж точно не помню. Да я и не спрашивал. Мы познакомились уже в Веймарской республике — он собирался сесть на корабль в Гамбурге и отплыть в Великобританию, учиться там и работать. Я уж не помню точно, как так вышло, но после нашей попойки на утро я совершенно случайно обнаружил у себя в номере его документы — копию внутреннего паспорта, с печатью и подписью нотариуса. Внешне мы были похожи, а мне как раз нужны были документы. Вот так я и превратился в серба Триловича. Благодаря моей жизни в шкуре шаровой молнии я практически не старел, и вполне мог сойти за студента лет двадцати пяти-тридцати, либо молодого доктора. Так я и сделал, устроившись работать в один из университетов Германии. Там очень не хватало людей после войны, особенно мужчин, и уж тем более способных читать курс по электрофизике и участвовать в восстановлении страны после разрухи революции. Уже через полгода у меня была своя квартира — и её хозяйка, очаровательная Марта. Тридцати лет от роду, эта пышногрудая брюнетка исполняла любой мой каприз и была счастлива, что я из всех, с кем тогда спал, решил выбрать её в качестве постоянной гавани…

Филиппов пошло улыбнулся, облизнул губы и продолжил.

— Жил я так поживал до конца двадцатых, проводил потихоньку опыты, старался описать то, что наблюдал, объяснить — и чтобы меня не записали в городские сумасшедшие. Конечно, некоторые слухи ходили, что какой-то я странный серб, никого из «своих» толком не знаю, зато шпрехаю по-немецки хоть куда, да ещё и не старею как будто, за четыре года толком и не изменился. Но в целом всё было хорошо. Главное — надо было избегать гроз, потому что на меня продолжало концентрироваться электричество. Но тут я тоже придумал неплохую схему: прикинулся для всех контуженным, и в моменты грозы закрывался в комнате, делая вид, что раскаты грома напоминают мне об артиллерийских орудиях. Всё было просто прекрасно: я сидел в постели и ждал, когда минует гроза, Марта была под одеялом и старалась меня успокоить… Пока однажды, чёрт меня дёрнул, мы не решили заняться любовью на природе. Не знаю, видимо, она совсем вскружила мне голову, или перепил я тогда… Так или иначе, пока я радостно показывал своей ненаглядной, что такое умелый любовник, собралась гроза — и в нас, расположившихся как раз в кустах под какой-то сосной, ударила молния. Ей-богу, если бог есть, то он ужасный шутник…

— Что произошло? Марта погибла, так?

— Разумеется! Я выступил ретранслятором, проведя разряд электрического тока через себя и увеличив его. А мой детородный орган, глубоко в ней, сыграл роль антенны. В итоге она вспыхнула и обуглилась за пару мгновений… Совершенно растерянный, я быстренько написал заявление в полицию, что она пошла купаться и исчезла, собрал вещи и дал дёру. Благо, Европа большая, новое сытное место я себе быстро нашёл. Но решил, что надо бы без баб, пользоваться только гулящими, чтобы не спалиться. К тому же пришлось завязать с алкоголем: мне были не нужны излишние разговоры, да и язык за зубами так держать куда проще… Стал я так работать над тем, как бы с себя всё-таки заряд этот снять, как бы убрать его… И тут, по прихоти судьбы, в моих руках оказывается письмо коллеги, который, между делом рассказывая о своей работе и спрашивая, как я на новом месте, обмолвился об экспериментах Теслы. Этот старый гений, чёрт бы его побрал, смог каким-то образом овладеть электричеством. Я сразу понял, что это мой шанс, именно то, что нужно. Оставалось только ждать, когда и где появится возможность присоединиться к группе экспериментаторов — и всё, дело в шляпе.

Михаил Михайлович шумно отпил воды из фляги, достал ещё одну баранку.

— Мне повезло, откликнулись на призыв Теслы в союзе. Вся Европа только о том и судачила, что великий сербский гений решил что-то создать, такое-растакое. И тут со мной, специалистом в области электричества, связываются представители фирмы «Телефорс» и радостно соблазняют деньгами, чтобы я отправился в СССР и занялся там своей работой. Ха! Да я там от радости столько девок поимел в ту ночь и упился в такого зюзю, что аж стоять не мог потом весь день… В общем, приехал я сюда. Батюшки, тут вы, голубчик, Гавриил Платонович! Но мне снова повезло — без бороды, спустя тридцать лет, меня, слегка похудевшего и старательно изображавшего сербский акцент, вы не узнали.

— В самом деле, лицо Триловича мне постоянно казалось очень знакомым, но я всё никак не мог вспомнить…

— А я старался вам не напоминать… Так шли эксперименты, я был в восторге, а по ночам выводил формулы, как бы так перенастроить приборы, чтобы можно было снять с меня всё лишнее электричество, отчистить и отпустить. Я вывел формулу, пришёл ночью к установке и настроил её так, как нужно было. Потянул за рычаг… В формулу закралась ошибка. Чёрт побери, я так спешил, что не проверил величину магнитной индукции. Что бы вы думали? Почти повторилась ситуация, что была в Петербурге, меня закрутило в потоке «лучей смерти», и я обратился шаровой молнией между двумя установками Теслы. Хуже того, меня стало снова вышвыривать по времени, я то тут, то там проваливался во временные петли, ещё и порой сжимался при этом до размеров шаровой молнии или искры сбрасывал. Собственно, все заметили, что у нас по всему объекту пошли так называемые огни Святого Эльма, начались проблемы с телеграфом… Это всё было моих рук дело. Но а самая же главная проблема вышла тогда, когда меня кинуло во времени в момент эксперимента с одной из установок. От переизбытка напряжения прибор рвануло — всё бы ничего, я не пострадал, просто переместился снова во времени. А вот на стене остался от меня след. Пошли слухи, сплетни, этот сумасшедший, Агнаров, начал, прости Господи, богов искать.

Глебов почесал щетину на щеке, кивнул.

— А потом произошло полное фиаско. После взрыва той установки, как выяснилось, меня отправило не только в другое место, но и в другое время… Я оказался в своей собственной комнате, только в будущем. Нас двоих, две моих версии, замкнуло самих на себя, произошёл одновременно физический и временной парадокс. В итоге, я снова окончательно стал шаровой молнией, ещё и швыряемой во времени туда-сюда.

— Поэтому, когда мы вас видели, вы просто исчезали?

— Конечно. Я летал над полигоном во времени и пространстве, всё больше влияя на ход событий и привлекая к себе внимание. Сначала пришлось устранить Ефроима, потому что он послал запрос в «Телефорс», есть ли у меня семья, надо ли прислать чек, если надо — то куда. Это всё могло расковырять спорные моменты моего прошлого, пошли бы вопросы, которых я не хотел… Затем Сахаров этот, еврейский проныра, который несколько раз видел меня, за всеми следил, стучал в Москву, ещё и вёл свой собственный дневник, зараза такая. Надо было что-то делать, а то ещё бы оказался героем доноса… Там вы меня увидели, пришлось действовать по обстоятельствам, выкручиваться. Затем Латыгин подвернулся — я на вас, Клим, убедился, что не могу сразу всех свидетелей убрать, пришлось приспособиться и действовать только тогда, когда у меня было достаточно энергии. Я всё ждал, что Кебучев догадается, сконструирует что-нибудь, ну и убирал с поля зрения тех, кто мог мне помешать. Наконец, Гавриил Платонович сподобился вместе с вами провести один из лучших экспериментов года — и вот я здесь, рядом с вами, баранки ем…

Профессор Филиппов встал, потянулся, немного размял конечности.

— Надо признать, кстати, что вы, Клим Глебов, действительно очень хороший следователь. Видел шифровку Сахарова — я её разгадать так и не смог, а вот вы запросто. Да и с ловушкой неплохо придумали, я не сразу догадался. И смелый человек… А вот Агнаров меня изрядно повеселил. До чего ж у него с головой всё не в порядке было, что он додумался до этой своей теории с Гэсэром или как там его. Ещё на монгольском со мной заговорил. Дурдом, да и только.

— Ну, на Якова Иосифовича мог повлиять тот гул, что вы распространяли…

— А, это! Приятный бонус к шаровой молнии — создаваемое ей электро-магнитное поле вырабатывает звуковые колебания определённой частоты и амплитуды, тот самый гул. Он действует подавляюще на всех млекопитающих, в том числе человека, вызывая в них приступ животного страха… Впрочем, оставим это на совесть Фрейда и ему подобных. Нас с вами ждёт много работы — надо приехать в Москву, рассказать обо всём и возобновить эксперименты. Какая штуковина, а?! Ну просто чудо инженерной мысли. А какой потенциал! Какая мощь будет в наших руках! Сколько всего предстоит сделать, открыть и исследовать! Нас ждёт Нобелевская премия…

Михаил Филиппов сделал пару шагов от догоравшего полигона в сторону, навстречу заре. Вдруг раздался выстрел — мужчина ойкнул, упал на колени и повалился лицом в песок.

* * *

На спине Михаила Михайловича Филиппова багровым пятном расплывалась кровь. Над ним стоял Кебучев, в его руке дымился маленький «Браунинг». Глебов мотнул головой, перевёл взгляд с трупа на Гавриила Платоновича, затем обратно, выдохнул и как-то машинально опустил свой пистолет.

— Гавриил Платонович, но зачем?!

— Вы всё и сами слышали.

Профессор Кебучев спокойно поставил пистолет на предохранитель, убрал его в карман пиджака и сел обратно на то же место, где и сидел. Достал портсигар, вытащил из него последнюю сигарету. Вздохнул и закурил. Клим без сил присел рядом, раскурил папиросу и в недоумении посмотрел на своего компаньона.

— Климушка, ну не смотрите вы так, ей-богу! Я ни за что не поверю, что кадровый офицер, выпускник Николаевской академии, участник Великой войны и Белого дела — и вы никогда не убивали. Так что покурите, вам станет легче, если отвыкли, и признайтесь уже себе и мне, что вы бы поступили так же, как и я. Вы ведь тоже человек чести.

— Гавриил Платонович… Я не хочу спрашивать, откуда у вас такая информация, хотя я постарался себе создать максимально «правильную» биографию… Но скажите только, неужели из-за убийств?

— Из-за них, из-за чего же ещё. Но и не только… Как бы вам сказать. Я ведь тоже служил в своё время. И речь не только о моём сотрудничестве с Русской императорской… Тогда, в девятнадцатом году, я, насмотревшись на ужасы революционного Петрограда, вступил в Северо-Западную армию, под командование славного генерала Николая Николаевича Юденича. Да, страшное это было время… Но, знаете, даже тогда мы, офицеры, оставались людьми. Конечно, всякое на фронте бывало. Чего уж там, и к стенке ставили, как сейчас модно говорить, и вешали, и шашками рубили. Но мы, по крайней мере, лично я никогда не перегибал палку, никогда не занимался террором по отношению к гражданским и никогда не убивал просто так. Вот выстрелить из «мосинки» по противнику — это да, это честный бой. На шашках с ним сойтись, изрубить краснопузого матроса. Но нельзя же в самом деле вот так вот, как этот самый Филиппов! Эх, некогда я им восхищался, считал своим великим учителем, светилом науки, романы его читал. А теории! А политический дискурс, критика современных философов, нападки на классиков… Да что уж там, тогда я загорелся марксизмом — а всё из-за Филиппова, из-за Михаила Михайловича, МихМиха, как мы его звали за глаза. Он подсунул мне Маркса, снабдив своими комментариями…

Гавриил Платонович погрустнел и потупил взгляд в песок.

— И посмотрите, кем, а точнее чем он стал? Человек бросил жену и детей, притом дважды: сначала случайно, из-за эксперимента, а потом вполне осознанно, спасая свою шкуру в Харькове. Он сошёлся с женщиной, которая его любила, ради, простите, жилплощади и плотских утех. Убил её. Пусть косвенно, случайно, но убил, превратил в пепел. Затем обманом приехал сюда, подвергал нас всех опасности. Из-за него взорвалась первая установка, погибли рабочие. Он хладнокровно и цинично убил сначала Джона, совсем парня ещё, потом Сахарова, наконец, Латыгина, честного малого. Пытался убить вас, сжёг заживо Агнарова. Пусть я к Якову Иосифовичу относился и с холодком, но нельзя же так!

— Да, вы правы, профессор…

— И вы видите раскаяние? А его здесь и нет. Это существо — а я считаю, что это уже существо, шаровая молния, а не человек — так вот, это существо, создание, занято лишь тем, что рассуждает, как надо продолжить эксперименты. Рассказать всему миру, обрести славу и богатство, создать совершенное оружие. Мы оба видели, на что способно было это. Представьте себе, что могло бы произойти, если бы молния-Филиппов добрался бы до реальной власти, денег и технологий? Нет, это уже не был профессор Филиппов. Это уже было то страшное и уродливое создание из электрического тока, что мы с вами лицезрели. И ему не место в нашем с вами мире.

Следователь кивнул. Услышал неясный шум, поднял голову — с запада, навстречу рассвету, летел небольшой самолёт защитного серого цвета, с крестами на фюзеляже по бокам.

— Голубчик, помогите-ка мне. Давайте с вами оттащим тело и скинем его в огонь. Пусть подтвердит официальную версию, что Александр Трилович исчез, превратился в выжженное пятнышко на полу. Не хочу, чтобы мои немецкие коллеги изучали его тело как феномен.

— Не останетесь?

— А что мне тут делать? Не вы, так другой меня раскроет. Вы, конечно, очень хороший следователь — но таких не так уж и мало. На постройку очередного канала я не хочу, здоровья не хватит. В расстрельные списки — тем более… Так что полечу, а там уже найду себе место, может быть, во Францию переберусь, или Швейцарию… Хотите со мной?

Клим отрицательно покачал головой.

— Что мне там делать? Фокусы показывать, как я из пальца могу молнией в чай попасть?

— Вы офицер, следователь и просто порядочный человек. Такому, как вы, будут рады в любой приличной конторе.

— Ну, вот пусть в ГУГБ НКВД радуются. Преступников ещё пруд пруди — и не на всех из них есть Клим Глебов, следователь по важнейшим делам. А поймать и отправить под суд нужно всех и каждого, на то нам закон и дан.

Мужчины заулыбались.

Самолёт сделал небольшой круг, пока товарищи относили тело в тлеющее пепелище, и аккуратно приземлился неподалёку. Пилот в кожанке и лётном шлеме с очками поманил Кебучева, сделав приглашающий жест кистью. Гавриил Платонович с жаром пожал руку Глебова, улыбнулся доброй улыбкой, похлопал по плечу и пошёл к самолёту. Уже когда он садился, его окрикнул НКВДшник.

— Профессор Кебучев! А ведь Агнаров был прав — это красный Бог войны!

— Ну вот и хорошо, что нашими с вами усилиями богов стало чуточку меньше… С Богом, Климушка, удачи вам!

Самолёт разогнался, взял высоту и полетел восвояси, обратно в Германию. Клим Глебов огляделся, поднял с песка свою сумку в правую руку. Предстояло добраться до Москвы и написать отчёт обо всём, что здесь произошло.

* * *

Главное управление государственной безопасности

Народного комиссариата внутренних дел

Союза советских социалистических республик

(ГУГБ НКВД СССР)

Народному комиссару внутренних дел

Ягоде Генриху Григорьевичу.

Результаты расследования событий на особом объекте НКВД СССР 37-Щ, на котором производились работы в рамках реализации проекта «Лучи смерти».

Москва, август 1935 года.

Расследование событий, произошедших на особом объекте НКВД, показало, что имеет место быть наличие сразу нескольких преступных интриг, направленных против советского народа и нашего рабоче-крестьянского государства. Целесообразно изложить их по очереди, с кратким выводом по каждой линии следствия, а затем тезисно представить общий рельеф результатов.

1. Деятельность тов. Якова Иосифовича Агнарова, 1897 г.р.

Тов. Агнаров, Яков Иосифович, будучи непосредственным начальником особого объекта НКВД СССР 37-Щ, а также как старший по званию, имел наибольшие полномочия на объекте. В частности, тов. Агнаров фактически лично контролировал весь ход экспериментов по изучению экспериментальной установки, генерирующей «лучи смерти». Также тов. Агнаров непосредственно отвечал за подбор кадров, задействованных в экспериментах, за их быт и размещение на территории особого объекта. При этом сразу бросается в глаза тот факт, что конкретные полномочия тов. Агнарова нигде прописаны не были. То есть, во-первых, на лицо преступная халатность со стороны его непосредственного начальника, руководителя проекта «Лучи смерти», тов. Ф. С. Бельского, который, по всей видимости, либо поленился прописать должностные инструкции, либо сознательно пошёл на должностное преступление, возможно, в сговоре со своим помощником, Я. И. Агнаровым. Во-вторых, непосредственно на объекте, в ходе экспериментов, Я.И. Агнаров пользовался собственной безнаказанностью, существенно превышал свои полномочия и неоднократно совершал поступки, противоречащие как его служебным обязанностям, так и облику строителя коммунизма.

Тов. Агнаров, в частности, обвиняется по следующим пунктам:

а) в начале 1935 года тов. Агнаров, будучи ответственным исполнителем по проекту «Лучи смерти», решил, в нарушение должностных инструкций, организовать набор специалистов в штат по ускоренной процедуре. В частности, в нарушение предписаний ОГПУ от 03 марта 1932 года, в коллектив исполнителей был принят иностранный гражданин, подданный Великобритании Александр Трилович. По материалам следствия, Трилович ранее осуществлял контакты с представителями так называемой «белой эмиграции», в том числе общался на неизвестные темы с деятелями РОВС. Помимо этого, имеются все основания полагать, что тов. Трилович был прямо или косвенно связан с органами разведки таких стран, как Великобритания и Франция. Доподлинно неизвестно, знал ли всю подноготную А. Триловича тов. Агнаров, однако не представляет сомнения тот факт, что по тов. Триловичу не была проведена в полной мере проверка, которой должны подвергаться граждане иностранных государств, желающие работать и проживать на территории Советского союза. Результаты служебной проверки в отношении Иностранного отдела НКВД СССР показали, что непосредственно коллеги из этой части ранее уже проводили выборочную проверку тов. Триловича на причастность к террористической деятельности РОВС, о чём имеются служебные записки в делах ген. Миллера и полк. Кутепова. Также удалось установить, что стандартная процедура проверки на предмет установления связей подозреваемого была ускорена тов. Агнаровым с санкции тов. Бельского, о чём имеется рапорт от секретаря Иностранного отдела НКВД СССР тов. А. П. Картаухова (см. приложения, лист 1).

б) непосредственно на ообом объекте НКВД СССР 37-Щ тов. Агнаров проявил преступную халатность, не обеспечив должным образом строительство объекта в соответствии с рекомендациями представителей противопожарной службы. Строения были построены с нарушениями, из потенциально горючих материалов, застройка велась слишком плотно друг к другу. Склад горюче-смазочных материалов находился в непосредственной близости от жилых строений, не был оборудован средствами тушения пожара в должной мере. В медсанчасти объекта отсутствовал несгораемый шкаф для хранения легко воспламеняющихся жидкостей, в частности, медицинского спирта. Необходимо отметить, что тов. С. Л. Сахаров упоминал об этом в своём отчёте тов. Брееву по итогам внутреннего расследования (см. приложения, лист 2). В совокупности, грубые нарушения правил противопожарной безопасности и неосторожное обращение с потенциально опасными физическими экспериментальными установками привело к пожарам на территории объекта. Первый случай возгорания был ликвидирован сотрудниками объекта под руководством тов. Р. К. Латыгина (вследствие полученных при тушении пожара травм тов. Латыгин и пятеро рядовых ВОХРы погибли). В последующем, примерно через неделю, произошло повторное возгорание, вследствие чего территория объекта была охвачена неконтролируемым горением и полностью уничтожена, при этом погибло несколько сотрудников объекта, в том числе особо ценный для нашей советской родины кадр, доктор физико-математических наук, профессор Кебучев Г. П. Остаётся неясным, было ли второе возгорание роковым стечением обстоятельств или спланированной тов. Агнаровым акцией саботажа и уничтожением социалистической собственности. В данном контексте могу предположить, что гибель тов. Кебучева также могла быть не следствием несчастного случая, а спланированным убийством. Точнее установить обстоятельства смерти проф. Кебучева не представляется возможным по причине сильного повреждения его тела во время горения, а также почти полной утраты в огне его личных вещей, включая документы.

в) остаётся открытым вопрос о характере псевдонаучных изысканий тов. Агнарова на предмет оккультизма и религиозных исследований. В частности, по материалам следствия, Я. И. Агнаров по меньшей степени с 1928 года совместно с тов. Бельским увлекался оккультными учениями разной направленности (в том числе трудами Е. Блаватской). Ряд книжной продукции, которая была обнаружена при обыске на квартире тов. Агнарова, является запрещённой к распространению на территории Советского союза (см. приложения, лист 3). Дневниковые записи тов. Агнарова, обнаруженные в тайнике в его служебной квартире, позволяют установить, что Я. И. Агнаров, совместно с Ф. С. Бельским, не уведомив начальство, занимался исследованиями в области оккультизма, в частности, посвящёнными поискам так называемой Шамбалы, попытками интерпретации текстов религиозного содержания, незаконно собирал информацию о местных традиционных верованиях на территориях, заселённых коренными малочисленными народами (напр., бурятов, калмыков, якутов и др.), а также имел несанкционированный доступ к результатам исследований товарищей Н. К. Рериха и И. А. Ефремова (см. приложения, листы 4–6). При этом непосредственным руководителем тов. Агнарова, тов. Ф. С. Бельским, на служебной квартире было организовано подпольное общество религиозной направленности, члены которого участвовали в обсуждении трудов Е. Блаватской и А. Бейли, обсуждали сведения оккультного характера, собирали ценные предметы, которым было придано мистическое значение (в том числе, имеет место быть хищение вещественных доказательств из материалов следствия — по данному пункту, помимо тов. Бельского и Агнарова, предъявлено обвинение тов. Антонову, Рыльскому и Ганенко, в настоящее время ведётся следствие). Также, по непроверенной информации, члены общества имели личные контакты с представителями общества «Туле» (Германия), что может быть трактовано как контакты с представителями западных разведок, поскольку достоверно известно, что в обществе «Туле» состояло и состоит некоторое количество военных Германского Рейха, а также бывшие военнослужащие Кайзеровской Германии. Следствием также рассматривается версия причастности общества, организованного тов. Бельским, к делу «Промпатрии» и иным контрреволюционным организациям. При этом расследование показало, что деятельность тов. Агнарова в рамках его оккультных исследований не только была противозаконна, но и напрямую влияла на процесс исследованияэкспериментальной установки тов. Тесла, а также могла иметь негативные последствия для рабочего персонала объекта, чьи жизни подвергались опасности.

г) как показало следствие, тов. Агнаров, пользуясь своим служебным положением, скрыл факт имевшей место быть аварии при экспериментах с установкой Теслы, повлёкшей за собой гибель четырёх лиц рабочего персонала. При этом тов. Агнаров не только не уведомил коллег и вышестоящее начальство об аварии на вверенном ему объекте, но и уничтожил доказательства данного происшествия, сделав невозможной работу следственных органов. В то же время Я. И. Агнаров, используя своё служебное положение и существенно превысив должностные инструкции, оказал давление на тов. Латыгина, принудив последнего к соучастию в преступлении по сокрытию следов аварии. По результатам следствия установлено, что тов. Агнаров также применил тактику запугивания к тов. Сахарову и Кебучеву, вынудив их скрывать информацию до приезда тов. Глебова. При этом С. Л. Сахаров и Г. П. Кебучев оказали содействие следствию, в устном порядке уведомив тов. Глебова об обстоятельствах произошедшего. Тов. Сахаров также оставил ряд письменных свидетельств о нарушениях в деятельности тов. Агнарова на посту начальника особого объекта НКВД СССР 37-Щ (см. приложения, лист 7).

д) тов. Агнаров, по всей видимости, прямо или косвенно причастен к гибели Дж. Ефроима, гражданина Соединённых штатов Америки, иностранного специалиста, привлечённого к работам по проекту «Лучи смерти». Следствием установлено, что Дж. Ефроим погиб в результате несчастного случая при экспериментах с электрофизической установкой, о чём были уведомлены представители США и предприятия «Телефорс», сотрудником которого Ефроим являлся (см. приложения, лист 8). При этом, согласно имеющейся у следствия информации, а также по устным заявлениям тов. Сахарова и Кебучева, можно предположить, что несчастный случай с тов. Ефроимом произошёл вследствие нарушений эксплуатации экспериментальной установки, что повлекло электротравму. Судя по всему, главной причиной электротравмы является нарушение процесса изготовления экспериментальной установки, в частности, нарушения при организации изоляции электрических проводов. Таким образом, тов. Агнаров, как начальник особого объекта, несёт всю полноту ответственности за произошедший несчастный случай, которого можно было избежать. Также тов. Агнаров, по мнению следствия, несёт ответственность за гибель при тушении пожара сотрудника органов государственной безопасности, старшего майора НКВД СССР по г. Семипалатинску, тов. Р. К. Латыгина и ряда товарищей из числа обслуживающего персонала и инженерных служб, погибших вследствие полученных при тушении ожогов.

е) следствию не удалось в полной мере восстановить обстоятельства гибели тов. С.Л. Сахарова, однако, на основании свидетельских показаний, можно предположить, что Самуил Львович Сахаров также стал жертвой преступной халатности тов. Агнарова, поскольку, по всей видимости, тов. Сахаров был поражён электрическим разрядом неизвестной природы, по описанию идентифицированным как «шаровая молния». Заключение комиссии физического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова постановило, что виденный тов. Глебовым объект белого цвета, сферической формы, парящий на некотором удалении над землёй и с треском выбрасывающий искры, может быть идентифицирован и классифицирован как шаровая молния. Относительно данного атмосферного явления наука не располагает конкретными данными на настоящий момент, однако можно предположить, что шаровая молния могла возникнуть как продукт испытаний электрической установки тов. Теслы, а потом случайно поразить тов. Сахарова, залетев в открытое окно. Соображения о физических причинах данного электрического явления изложены в заключении комиссии (см. приложения, лист 9). Соответственно, согласно мнению следствия, тов. Я. И. Агнаров косвенным образом виновен в гибели тов. Сахарова, члена партии и революционера-подпольщика.

На основании пунктов а-е, описывающих преступления, совершённые тов. Агнаровым, следователь К. Глебов рекомендует признать тов. Я. И. Агнарова виновным по всем предъявленным ему обвинениям, лишить государственных наград и званий, лишить статуса кандидата в члены партии ВКП(б) и приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. В виду гибели тов. Агнарова при пожаре на объекте НКВД СССР, считать следственные мероприятия в отношении него оконченными, а дело закрытым.

2. Деятельность тов. Романа Константиновича Латыгина, 1895 г.р.

Тов. Роман Константинович Латыгин был прикомандирован к особому объекту НКВД СССР 37-Щ от Первого отдела НКВД СССР по г. Семипалатинску (с сохранением звания старшего майора государственной безопасности) в соответствии с территориальным принципом. В основные обязанности тов. Латыгина входило обеспечение взаимодействия между тов. Агнаровым и его подчинёнными (исследовательская группа) и местным отделением НКВД, а также частями Вооружённой охраны. Помимо этого, тов. Латыгину было поручено обеспечить охрану территории в дневное и ночное время суток, задействовав для этого части Вооружённой охраны и, при необходимости, приданные к объекту части РККА, дислоцированные в непосредственной близости от особого объекта НКВД СССР.

Следствием было предъявлено обвинение тов. Латыгину в том, что он, пользуясь своим служебным положением, не стал пресекать злоупотребления и противозаконные действия тов. Агнарова, а, наоборот, помог ему скрыть результаты аварии с экспериментальной установкой, став таким образом, по сути, соучастником преступления. При рассмотрении вины тов. Латыгина следствием были учтены те факты, что тов. Латыгин находился в прямой зависимости от действий тов. Агнарова как старшего по званию сотрудника НКВД СССР, а также непосредственного начальника особого объекта НКВД СССР 37-Щ.

Установлено, что Р.К. Латыгин непосредственно не принимал участия в саботаже работы объекта, а также не имеет отношения к случаям нарушения техники безопасности, прямо инициированным тов. Агнаровым (более того, сам тов. Латыгин в установленных случаях подвергался неоправданному риску для своей жизни и здоровья). Согласно материалам следствия, тов. Латыгин не виновен в сокрытии важных для следствия улик, а также в неинформировании вышестоящих инстанций о фактах нарушения закона при экспериментах. Соучастие в сокрытии улик расценивается как вынужденная активность, поскольку тов. Латыгин выполнял прямой приказ своего непосредственного начальства и не имел возможности уточнить легитимность приказа у иных старших офицеров НКВД СССР. Обвинения по данному пункту рекомендовано снять, с полным оправданием тов. Латыгина и реабилитацией в глазах сослуживцев.

Вместе с тем, тов. Латыгин обвиняется в недоносительстве на коллегу, совершавшего преступления. Также тов. Латыгину вменяется в вину отсутствие попыток пресечь деятельность тов. Агнарова законными способами. Оба пункта рассматриваются скорее как проступок, чем как уголовное преступление, и подлежат общественному порицанию, поскольку тов. Латыгин проявил трусость и малодушие.

При этом, в свете отсутствия замечаний к организации охраны особого объекта НКВД СССР 37-Щ, а также на основе положительных характеристик от подчинённых с основного места работы, положительных характеристик от сотрудников Вооружённой охраны, прикомандированных к объекту, а также положительных характеристик от бойцов Рабоче-крестьянской красной армии, проходящих службу под руководством тов. Латыгина на особом объекте НКВД СССР 37-Щ (см. приложения, листы 10, 11 и 12, соответственно), рекомендовано наказание в виде общественного порицания отменить, признав тов. Р. К. Латыгина жертвой обстоятельств.

Поскольку тов. Латыгин является организатором и непосредственным руководителем тушения первого пожара, произошедшего на территории особого объекта НКВД СССР 37-Щ, вследствие чего были спасены жизни советских граждан, а так же социалистическое имущество, следствие настаивает на снятии с него в принципе всех обвинений и полной реабилитации в глазах общества и сослуживцев. Тов. Латыгин трагически погиб во время тушения пожара, что можно расценивать как смерть при исполнении своих прямых служебных обязанностей, а потому рекомендовано представить тов. Р. К. Латыгина к награде (посмертно), с выплатой компенсации от государства родственникам и членам семьи (при наличии). Расследование в отношении тов. Латыгина прекращено.

3. В отношении тов. Дж. Ефроима (гражданина Соединённых штатов Америки), а также тов. С. Л. Сахарова следствием не обнаружено состава преступления. Поскольку тов. Ефроим и тов. Сахаров погибли вследствие несчастных случаев, точное установление подробностей которых не представляется возможным, решено следственные действия в отношении обстоятельств их гибели прекратить. Официальным представителям США, а также фирме «Телефорс» и родственникам тов. Ефроима (при наличии) рекомендовано принести официальные соболезнования от лица советской власти и советского народа.

Тов. С. Л. Сахаров, по материалам следствия, находясь в зависимом положении от начальника особого объекта НКВД СССР 37-Щ тов. Агнарова, тем не менее регулярно рапортовал тов. Брееву, ответственному за проект «Лучи смерти» по линии ВКП(б), о ходе экспериментов, а также указывал на выявленные им нарушения в работе тов. Агнарова, о чём имеется отчёт и свидетельские показания тов. Бреева (см. приложения, листы 13–14). Также, согласно свидетельским показаниям тов. Глебова, тов. Сахаров оказывал содействие следствию, в частности, предоставив ряд крайне ценных сведений относительно тов. Агнарова, что отражено в материалах следствия (см. приложения, лист 15).

Таким образом, тов. Сахаров хоть и не мог пресечь противозаконную деятельность тов. Агнарова вследствие отсутствия полномочий, тем не менее оказал посильную помощь следственным органам, а также проинформировал партию о творящемся беззаконии. Рекомендовано тов. Сахарова представить к государственной награде (посмертно), с вынесением на общественное обсуждение обстоятельств дела. Родственникам и членам семьи выплатить компенсации от государства, содействовать продвижению по службе как родственников революционера-подпольщика, члена партии, погибшего во время служения советскому народу.

4. Деятельность тов. Гавриила Платоновича Кебучева, 1878 г.р.

Тов. Гавриил Платонович Кебучев, будучи доктором физико-математических наук, осуществлял непосредственное планирование экспериментов, их проведение (в роли руководителя), а также анализ полученных результатов. Следствием тов. Кебучеву было предъявлено обвинение по трём пунктам.

а) согласно предварительному расследованию, тов. Кебучев был замечен в связях с зарубежной разведкой (в частности, с представителями Германии). Было предъявлено подозрение в шпионаже в пользу западных стран и разглашении сведений, составляющих гос. тайну (следователь — майор ГУГБ НКВД СССР тов. А. Р. Однолько). По материалам дополнительной проверки, а также в результате совместных следственных мероприятий тов. Однолько, тов. Глебова и тов. Белобока (представитель Иностранного отдела НКВД СССР) установлено, что тов. Кебучев действительно с период с 1927 по 1935 года совершил 8 заграничных поездок (в страны Центральной и Южной Европы). Все поездки были согласованы ректоратом Ленинградского государственного университета имени А. С. Бубнова, штатным профессором которого тов. Кебучев являлся, а также тов. С.С. Бегаком, ответственным по Иностранному отделу НКВД СССР за заграничные командировки особо ценных научных кадров (см. приложения, листы 16 и 17, соответственно). За время командировок контактов с представителями западных разведок не зафиксировано. Зафиксирован 1 контакт с представителем так называемой «белой эмиграции», тов. С. В. Гулько. Тов. Гулько с 1932 года является гражданином Французской республики, с 1929 года преподаёт физику электричества на факультете физики Сорбонского университета (Париж, Франция). Таким образом, контакт является случайным и не выходит за рамки профессиональной деятельности проф. Кебучева. В связи с оправдательным заключением тов. Однолько (см. приложения, лист 18), а также на основе свидетельских показаний тов. Глебова, согласно которым тов. Кебучев оказывал содействие следствию и не имеет отношения к деятельности тов. Агнарова и/или деятельности тов. Триловича (см. приложения, лист 19), следствием принято решение снять обвинения по данному пункту с тов. Кебучева и считать его оправданным с связи с отсутствием состава преступления.

б) тов. Кебучеву были предъявлены обвинения в пособничестве тов. Агнарову в его преступной халатности, а также в нарушениях техники безопасности, повлёкших гибель двух и более лиц. По материалам следствия, тов. Кебучев непосредственно не принимал решения относительно качества строительных материалов, планировки территории особого объекта НКВД СССР 37-Щ, а также относительно материалов, использованных для создания экспериментальных установок, что подтверждается отсутствием его подписей под всеми документами, согласно которым это приобреталось и создавалось (см. приложения, лист 20). Таким образом, по первому подпункту пункта б тов. Кебучев признан невиновным. Относительно второго подпункта обвинения в виду отсутствия вещественных доказательств была применена особая процедура следствия. Специально созванная инженерно-техническая комиссия из представителей Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, Московского механико-машиностроительного института имени Н. Э. Баумана и Московского энергетического института постановила, что на основании уцелевших ранних чертежей экспериментальных установок, материалов, переданных компанией «Телефорс», а также по свидетельским показаниям тов. Глебова о строении экспериментальных установок, тов. Кебучев не мог непосредственно создать такое устройство, которое бы несло угрозу жизни и здоровью граждан, а также применение которого могло бы повлечь за собой повреждение социалистической собственности (см. приложения, лист 21). Таким образом, по пункту б тов. Кебучев полностью оправдан и преследованиям не подлежит.

в) тов. Кебучев также обвинялся в умышленной либо непредумышленной порче социалистического имущества на особом объекте НКВД СССР 37-Щ. По материалам следствия, не представляется возможным достоверно установить, мог ли быть причастен тов. Кебучев к возникновению пожара, вследствие которого был уничтожен объект. Следственная группа не смогла установить факта умышленного поджога либо подрыва строений на территории объекта, в то время как характер горения подтверждает версию об аварии с последующим взрывом экспериментальной установки, высказанную тов. Глебовым. Таким образом, тов. Кебучев если и может быть как-либо причастен к распространению огня, то исключительно как сотрудник особого объекта НКВД СССР 37-Щ, чьи действия были определены начальником, то есть тов. Агнаровым. Поскольку тов. Кебучев погиб, со слов тов. Глебова, при тушении пожара, это можно расценить как доказательство его невиновности по данному пункту.

Следствием рекомендовано снять все обвинения с тов. Кебучева, признать его полностью невиновным и реабилитировать в глазах коллег и сослуживцев. Вопрос о представлении к государственной награде (посмертно) будет рассматриваться отдельно. Следственные мероприятия относительно тов. Г. П. Кебучева прекращены.

5. Деятельность тов. Александра Триловича, 1893 г.р. [Ф.И.О. и дата рождения, по всей видимости, ложные; корректной информацией следствие не располагает].

Тов. Александр Трилович (записано с его слов, не подтверждено документами) выполнял в рамках проекта «Лучи смерти» функции ведущего инженера и помощника тов. Кебучева. Согласно вскрывшимся в ходе расследования обстоятельствам, тов. Трилович в действительности является неустановленной личностью с иностранным гражданством. По совокупности деяний тов. Триловичу (следствие не располагает более точной информацией относительно его личности) предъявлены следующие обвинения.

а) умышленный подлог документов, предоставленных в Иностранный отдел НКВД СССР весной 1935 года. По материалам расследования, тов. Трилович сознательно предоставил в НКВД поддельные документы (в частности, паспорт подданного Великобритании на имя А. Триловича и дипломы об окончании высших учебных заведений в Германии и Великобритании). Запросы по линии иностранной резидентуры не подтвердили достоверность существования тов. Триловича, более того, обнаружилось, что настоящий «Трилович», вероятнее всего, проживает в г. Эдинбурге (Великобритания) и никогда в Советском союзе не был, а также не вступал в переписку с его представителями, равно как и с представителями Н. Теслы (см. приложения, лист 22). Попытки установить личность тов. Триловича, в том числе проведённое расследование на территории кор. Югославия, не увенчались успехом (см. приложения, лист 23). Таким образом, следствие считает все представленные тов. Триловичем документы подделкой, а его действия — умышленным подлогом.

б) шпионаж в пользу западных государств. По версии следствия, тов. Трилович является представителем агентурной сети западных держав (предположительно, Великобритании и/или Франции). Согласно материалам следствия, тов. Трилович мог осуществлять взаимодействие с представителями разведок нескольких государств, конечной целью которого являлось хищение сведений, составляющих гос. тайну, и предоставление их западным странам. Совершенно очевидно, что действия тов. Триловича могут быть классифицированы исключительно как шпионаж, однако гибель тов. Триловича на особом объекте НКВД СССР 37-Щ и утрата большей части его вещей при пожаре не позволяет следствию более детально осветить работу тов. Триловича на западные разведки.

в) взаимодействие с врагами советского народа и рабоче-крестьянского государства (предположительно, представителями РОВС). По материалам следствия, тов. Трилович в 1931–1933 годах неоднократно посещал такие страны Западной Европы, как Германия и Франция. По неподтверждённой информации, тов. Трилович в этих странах мог контактировать и контактировал с представителями радикальных белоэмигрантских течений, в том числе с бойцами террористической организации РОВС. Согласно сведениям, полученным от зарубежной агентуры НКВД, а также от секретных сотрудников, внедрённых в структуры РОВС, тов. Трилович мог сотрудничать с представителями последнего в рамках организации диверсий и террористических атак на территории Советского союза (см. приложения, лист 24). Предположительно, А. Трилович планировал похищение тов. Кебучева (рассматриваются как версия «мести» бывшему дворянину за переход на сторону рабоче-крестьянского государства, так и версия с похищением с целью транспортировки на Запад особо ценного научного сотрудника). Совместное расследование тов. Глебова и представителей Иностранного отдела НКВД СССР (тов. Лёвкин, тов. Яруга) показало, что тов. Трилович в рамках своей террористической антинародной деятельности может быть также причастен к авариям, которые происходили на территории особого объекта НКВД СССР 37-Щ (см. приложения, лист 25). По совокупности преступлений, несмотря на неполноту доказательной базы, тов. Трилович признан агентом влияния РОВС и врагом советского народа.

г) применение оружия и угроза жизни сотрудника НКВД СССР. Непосредственно при задержании тов. Трилович применил огнестрельное оружие в отношении тов. Глебова, старшего майора НКВД СССР. Это расценивается как покушение на убийство сотрудника органов государственной безопасности при исполнении, квалификация однозначная и обжалованию либо пересмотру не подлежит.

д) остаётся неясной возможная причастность тов. Триловича к противозаконной деятельности тов. Агнарова (и тов. Бельского). По материалам следствия, удалось выяснить, что тов. Трилович был принят в коллектив особого объекта НКВД СССР 37-Щ по ускоренной процедуре, в обход стандартной проверки, что было инициировано тов. Агнаровым. Складывается ощущение, что тов. Трилович мог быть ранее знаком с тов. Агнаровым (либо тов. Бельским) и, соответственно, тов. Агнаров, будучи в курсе поддельных документов А. Триловича, ускорил прохождение последним проверок. В таком случае, получается, что тов. Трилович мог прямо или косвенно участвовать если не во всех, то во многих преступлениях тов. Агнарова. В частности, согласно свидетельским показаниям тов. Глебова, тов. Трилович может быть причастен к организации несчастного случая, повлёкшего за собой гибель тов. Ефроима. Помимо этого, согласно свидетельским показаниям тов. Глебова, независимо подтверждённым рядовыми ВОХРы, тов. Агнаров мог умышленно совершить поджог особого объекта НКВД СССР 37-Щ с целью сокрытия улик своих преступлений (и, предположительно, в попытке убийства тов. Кебучева и тов. Глебова). По мнению тов. Глебова, подкреплённому свидетельскими показаниями, тов. Трилович может быть причастен к поджогу строений особого объекта, а также мог воспрепятствовать тушению пожара (см. приложения, лист 26). Таким образом, несмотря на отсутствие строгих доказательств, следствие подозревает, что тов. Трилович мог действовать в сговоре с тов. Агнаровым, а, возможно, и с другими участниками общества, организованного тов. Бельским (поскольку неясно, мог ли на нём бывать собственно тов. Трилович).

По совокупности преступлений, изложенных в пунктах а-д, рекомендовано тов. Триловича признать виновным по всем статьям и приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. В связи со смертью тов. А. Триловича (застрелен тов. Глебовым при попытке задержания, поскольку оказывал вооружённое сопротивление) рекомендовано следствие в отношение него прекратить. Следственные действия относительно возможной вовлечённости структур и отдельных представителей РОВС в организацию аварий на особом объекте НКВД СССР 37-Щ рекомендовано продолжить.

В завершении отчёта по материалам следствия целесообразно кратко (тезисно) изложить базовые выводы относительно событий, произошедших на особом объекте НКВД СССР 37-Щ весной-летом 1935 года.

1. Совершенно очевидно, что имело место быть несколько несчастных случаев, произошедших на объекте НКВД СССР вследствие преступной халатности тов. Агнарова. Результатом ряда несчастных случаев стала гибель тов. С.Л. Сахарова, гражданина СССР и члена партии, а также иностранного гражданина, тов. Дж. Ефроима. Помимо этого, при возникновении пожара на территории особого объекта погибло пятеро сотрудников Вооружённой охраны, прикомандированных к объекту, и старший майор НКВД СССР тов. Р. К. Латыгин. В последующем, при повторном пожаре, погиб тов. Г. П. Кебучев, ведущий специалист особого объекта НКВД СССР 37-Щ. Следствие не располагает точными данными, был ли совершён поджог умышленно или явился следствием общей преступной халатности и нарушений техники безопасности проведения экспериментов с электрическими явления, поэтому по настоящее время классифицирует все события как несчастный случай, повлёкший гибель двух и более лиц (пока не доказано иное).

2. Совершенно очевидно, что тов. А. Трилович, как он представился, является агентом западной разведки и, скорее всего, агентом влияния РОВС. Следствие считает доказанным тот факт, что А. Трилович, воспользовавшись фальшивыми документами, незаконно обосновался в Советском союзе, незаконно устроился работать на особый объект НКВД СССР 37-Щ, и, по всей видимости, собирал информацию на нём, относящуюся к гос. тайне. Следствию не удалось установить, были ли у тов. Триловича связи с тов. Агнаровым или тов. Бельским, но это кажется весьма вероятным. При этом следствие не располагает данными относительно настоящей личности человека, представлявшегося Александром Триловичем, и, в виду отсутствия улик, не видит возможности установить это без обнаружения новых свидетелей по делу Триловича.

3. Совершенно очевидно, что тов. Я. И. Агнаров считается главным виновником всего произошедшего. Материалы следственной проверки показали, что тов. Агнаров прямо или косвенно причастен ко всем нарушениям техники безопасности при проведении научно-технических экспериментов с электрическими явлениями, а также при возведении деревянных строений особого объекта НКВД СССР 37-Щ с множественными нарушениями противопожарной техники безопасности. В связи с этим, следствие считает доказанным тот факт, что на тов. Агнарове лежит также вина в возникновении и распространении пожара по вверенной ему территории, что повлекло гибель семи человек (тов. Кебучев, тов. Латыгин, пятеро рядовых ВОХРы: тов. Борисов, тов. Михно, тов. Степанов, тов. Ерофеев, тов. Колдский), а также полное уничтожение большей части социалистической собственности, расположенной непосредственно на территории особого объекта НКВД СССР 37-Щ. Несмотря на неполноту данных, следствию кажется доказанным, что тов. Агнаров прямо или косвенно причастен к осуществлению тов. Триловичем подлога предоставляемых документов, поскольку именно тов. Агнаров оказывал давление на сотрудников Иностранного отдела НКВД СССР. При этом остаётся недоказанным факт знакомства тов. Триловича и тов. Агнарова до расследуемых событий (хоть он и кажется вполне очевидным). Также остаётся недоказанным и спорным факт возможного сотрудничества тов. Агнарова с представителями западных разведок и/или белоэмигрантских кругов.

При этом следствие не располагает всей информацией в полном объёме относительно возможной роли тов. Ф.С. Бельского в развитии событий на особом объекте НКВД СССР 37-Щ. Согласно предположению тов. Глебова, тов. Фёдор Степанович Бельский может являться тайным организатором саботажа на особом объекте НКВД СССР 37-Щ. В частности, обращает на себя внимание тот факт, что тов. Бельский, согласно показаниям тов. Сахарова, находился постоянно на прямой связи с тов. Агнаровым (по линии телеграфа). Также следствием установлено, что тов. Бельский и тов. Агнаров совместно проводили собрания подпольного оккультного общества, при этом оба они, как считает следствие, имели контакты с представителями оккультного общества Германского Рейха — общества «Туле». Согласно материалам следствия, тов. Бельский также санкционировал реализацию проекта «Лучи смерти» в ускоренных темпах, оказывал давление на сотрудников НКВД СССР с целью продвижения данного проекта, а также, как непосредственный начальник тов. Агнарова и руководитель проекта «Лучи смерти», в должной мере не контролировал реализацию проекта и деятельность своего подчинённого (возможно, вступив с ним в преступный сговор).

Фёдор Степанович Бельский привлекает внимание органов государственной безопасности своим участием в различного рода околонаучных и псевдонаучных исследованиях, направленных на изучение оккультных наук, религиозных движений и доктрин. Предполагается, что тов. Бельский мог санкционировать работы по проекту «Лучи смерти» с целью организации незаконных экспедиций своего подчинённого, тов. Агнарова, в районы Советского союза, расположенные в непосредственной близости от границ сопредельных государств (Китай, Монголия). Конечной целью таких экспедиций могли быть исследования оккультного характера, а также попытка завладеть предметами религиозного культа. Следствие не располагает информацией, насколько антисоветской являлась по своей сути деятельность тайного оккультного общества тов. Бельского, однако рекомендует его упразднить, а выявленных членов проверить на причастность к преступлениям против Советской власти и на предмет участия в контрреволюционной деятельности.

Относительно тов. Ф. С. Бельского выписан ордер на его арест сотрудниками ГУГБ НКВД СССР. При этом тов. Бельский, узнав о произошедшем на особом объекте НКВД СССР 37-Щ, похитил табельное оружие (револьвер системы «наган» и порядка 30 патронов к нему) и скрылся в неизвестном направлении. По данным следствия, при себе у него могут иметься поддельные документы, а также некоторая сумма наличных средств в рублях и иностранной валюте, возможно, ценные предметы интерьера и ювелирные изделия. В настоящее время в отношении тов. Ф. С. Бельского проводятся оперативно-розыскные мероприятия, в том числе с целью недопущения возможности пересечения им государственной границы Союза советских социалистических республик (есть вероятность, что тов. Бельский может попробовать перейти границу и отправиться в Германию, к пособникам из общества «Туле»). Рекомендовано расценивать тов. Ф. С. Бельского как особо опасного врага советского государства и народа и предпринять все меры для его скорейшей поимки.

Относительно территории, на которой проводились эксперименты в рамках проекта «Лучи смерти», у следственных органов нет конкретных рекомендаций. Возможно, с целью недопущения распространения слухов среди жителей окрестных селений, будет целесообразно территорию изъять из общественного пользования и передать в распоряжение НКВД СССР (например, для устройства на ней испытательного полигона для оружия большого калибра).

Относительно проекта «Лучи смерти» следствие располагает следующим предварительным заключением. По всей вероятности проект, предложенный Советскому государству тов. Николой Теслой (американским изобретателем в области электричества), является по своей сути утопическим. Результаты экспериментов, переданные в ведущие институты страны, признаны неудовлетворительными, учёные в области физики электричества и инженеры сходятся во мнении, что проект труднореализуем и слишком ресурсозатратен. Множественные факты аварий и несчастных случаев при попытке реализовать проект свидетельствует в пользу его потенциальной опасности для общества и гражданского населения с сомнительной ценностью для РККА при этом. Выявленные факты подделки документов тов. Триловичем, а также нездоровый интерес тов. Бельского и Агнарова к оккультным знаниям и религиозным доктринам ставит под сомнение корректность даже тех данных, что были представлены. Возможно, мы имеем место с фантазией американского изобретателя, которую подхватили люди, глубоко увлечённые псевдонаучными идеями, либо с масштабной фальсификацией.

Рекомендовано отказаться от реализации данного проекта, по крайней мере в рамках НКВД СССР (и за государственный счёт).

13 августа 1935 г.

Старший майор государственной безопасности,

Следователь по важнейшим делам

Главного управления государственной безопасности

Народного комиссариата внутренних дел

Союза советских социалистических республик

(ГУГБ НКВД СССР)

Клим Глебов.

Оглавление

5

4

3

2

1

0

* * *