Ночью [Варвара Федоровна Окольникова] (fb2) читать онлайн

Варвара Окольникова Ночью

Свет автомобильных фар с улицы проник в комнату через крохотную щель между занавесками. Бледный узкий луч скользнул по стене, мазнул собою книжный шкаф, перепрыгнув на другую стену робко скользнул по циферблату и пропал.

Стрелки показывали половину второго ночи, Антон всегда гадал, кто и куда может ехать в такой час. Возможно, бодрствуют эти люди, кто бы они ни были, потому что их, как и Антона, мучают совесть и мелкие навязчивые, как мошкара, мыслишки, не дающие покоя. Спать хотелось безумно.

«Я пойду спать, спокойной ночи, не засиживайся допоздна, хорошо?», — сказала она ему мама сонно еще в одиннадцатом часу.

«Хорошо, спокойной ночи», — ответил он ей. Впрочем, он и правда не засиживался, а только ворочался в безуспешных попытках заснуть.

Уличный свет снова, будто бы дразня Антона, осветил часы. Сейчас они показывали ровно два часа ночи. Времени на сон оставалось не так много. Антон заставлял себя, корил, уговаривал, ворочался, ложился и так, и эдак, выбирался на кухню, бродил по коридору, словно сомнамбула, а затем снова возвращался в постель. Нервы были будто бы туго скручены в спираль, и когда напряжение достигло своего пика, жёсткая спираль где-то внутри его головы начала стремительно раскручиваться. Он сдался, ещё не до конца осознавая это, движимый лишь одной навязчивой мыслью, он выбрался из кровати и осторожно, как вор, вышел в коридор. Антон заглянул в комнату к матери. Та крепко спала, ничего не подозревая и едва слышно посапывая.

Антон вернулся в комнату. Он, стоя на коленях у изголовья кровати, копался в спортивной сумке. Нащупав знакомую, им же проделанную прореху, Антон пустил руку под подкладку, которой было выстлано дно сумки. Как только он выудил то, что искал, всё внутри сжалось от страха при звуке открывающейся двери. Антон замер, боясь повернуться, но после длинной паузы бросил в сторону двери короткий взгляд боковым зрением, и, к своему собственному удивлению, не увидел полусонного, немного хмурого лица матери на уровне, где оно предположительно должно было очутиться. Но тут из-за ножки кровати вальяжно вышла рыжая кошка, и села прямо напротив Антона, выжидающе глядя на него. Антон с облегчением выдохнул.

— Напугала ты меня… — он погладил кошку, — Муська, а Муська? Я, конечно, надеюсь, что ты-то никому не расскажешь, и это останется между нами…

Глаза кошки по-заговорщически сверкнули. Сама Муська, будто бы понимая человеческую речь Антона, запрыгнула на кровать, свернулась клубком и, кажется, уснула.

Антон уже был на балконе, он судорожно начал неловкими пальцами копаться в таинственной коробочке.

«Только одну», — подумал он, воюя со старой неподатливой зажигалкой.

От рта Антона повалил в тёплый майский ночной воздух первый густой клубок дыма, за ним второй, постепенно суета и что-то истерически-нервное во взгляде и движениях его исчезло. Он вертел в руке коробочку, на ней была наклеена какая-то омерзительная наклейка. Она напугала Антона в первую очередь тем, что он долго не мог понять, что же именно на ней изображено. Издалека он мог бы принять это за фантастическую картинку, где изображён вид сверху на верблюжий караван в пустыне, почему-то идущий к реке, изображенной тонкой голубой полосочкой в той же пустыне. Куда держат путь караван, и откуда река в пустыне мы не знаем, половину картины скрывает пушистое кучевое облако… Да, да, так бы и подумал Антон, разглядывая наклейку на расстоянии вытянутой руки и с головой, полной густого белого дыма, который, казалось, постепенно заполнял собой и всё остальное тело, делая его каким-то неподатливыми и мягким. Антон прочёл надпись чуть ниже. «ЭМФИЗЕМА». Это нисколько не помогло Антону постигнуть смысл наклейки на пачке с сигаретами.

Тёплый ветерок гладил Антона по волосам и проскальзывал с балкона в комнату, задёрнув бежевую занавеску. Вот он добрался до кошки, потягивающейся на кровати. Но Муська сворачивается клубком, не обращая на это никакого внимания. Антон расслабился. Густой белый дымок, выдыхаемый им изо рта, будто бы собирался прямо внутри черепной коробки, распирая ее так, что казалось, что голова вот-вот надуется как воздушный шарик, затем начнет раздуваться, раздуваться, и в конце концов лопнет. Выдохнул новый клубок дыма. Отпустило. Антон облокотился на край балкона и всмотрелся вдаль, куда-то меж податливых крон берез, которые в ночной тишине тихонько шелестели под редкими порывами ветра. Раздался шелест нескольких сотен листочков, схожий с журчанием волны, разбивающейся о каменистый берег. Березы снова плавно наклонились. Одна из них росла так близко, что Антону показалось, будто бы он даже может коснуться рукой одной из ветвей и сорвать оттуда пару листочков. Зажав сигарету в зубах, он слегка перенёс свой вес на верхнюю часть туловища, парившую теперь на высоте около пятнадцати метров над землей, что приравнивается к четырём этажам, над спящей бездомной собакой, изредка помахивающей хвостом, и небольшой клумбой, огороженной маленьким декоративным заборчиком.

Молодая веточка, усеянная зелеными листьями и длинными пушистыми сережками лишь притворилась, будто находится на расстоянии вытянутой руки. Стоило лишь протянуть руку, как между ней и ветвью простиралась целая пропасть. Антон занял прежнее устойчивое положение на балконе. Он посмотрел на открытое настежь окно, находящееся как бы внизу и по диагонали от него. Вот кому не составило бы труда нарвать листьев столько, сколько хочется. Другая из ветвей той же самой березки, чуть пониже, казалось, вот-вот подцепит полупрозрачную зеленую занавеску и заглянет внутрь квартиры, ожидая, когда ее пригласят пройти.

Антон хотел было в последний раз поднести сигарету ко рту, как заметил, что в руке её нет. Во рту тоже. И на балконе нет. Где же она? Должно быть выронил куда-то в клумбу за декоративным забором. Была ли она потушена? Он не помнил. В глазах, которые сегодня ночью ни на минуту не сомкнулись от мыслей об этой самой сигарете всё двоилось, и разглядеть с четвёртого этажа столь мелкий объект, если он, конечно, действительно где-то внизу, в предрассветных сумерках сделалось невозможным. Он плюнул на это. Антон подумал над тем, что сейчас ему не помешает тщательно помыть руки, на всякий случай подержать окно открытым еще некоторое время и, конечно, спрятать в сумку сигареты.

Антон резко проснулся от оглушительного хлопка и в ту же секунду ощутил резкий толчок, из-за которого упал с кровати. Он не понял, что произошло, и какое-то время ещё лежал на полу полусонный. С улицы до него донёсся гул десятка человеческих голосов и вой сирен. Антон хотел было выйти на балкон посмотреть, что происходит, но едва он открыл балконную дверь, и собрался сделать шаг, увидел, что балкона-то больше и нет. Всё, что от него осталось — это опалённый узкий обрубок бетонной плиты, вросший в стену дома, и тот устремился куда-то вниз прямо на глазах. Антон отшатнулся. Это окончательно его разбудило.

— Антон! Антоша! — в комнату вбежала мама. — Антон ты цел? Тебя не задело?

— Что происходит?

— Потом, потом, скорее!

Антон в недоумении выбежал за ней в коридор. На его плечи тут же была наброшена лёгкая куртка, а в руки вручена испуганная пронзительно мяукающая Муська. Мама выудила из ящичка в коридоре папку с какими-то документами и вытолкала сына с кошкой на лестницу. Руки и ноги сделались ватными, голова раскалывалась, к горлу подступила тошнота, а всё тело пробирал озноб — Антон ощущал на себе все последствие свих ночных бодрствований.

Они вышли на улицу, где уже собрались люди. Все они были точно такие же, как Антон с матерью — в ночных рубашках, сонные, обескураженные ранним подъемом. И все они неотрывно смотрели в какую-то определённую точку. Антон насторожился. Он искал предмет, притянувший к себе все эти беспокойные взгляды. Вспомнил свою ночную вылазку. Настежь распахнутое окно, веточку березы, полупрозрачные зеленые занавески, подергиваемые рябью… Сейчас на этом месте разверзлась бездна, черная дыра, расползающаяся по панельной стене дома, из которой клубами валил густой темный дым, поднимаясь столбом в розовое майское небо.

Открылась дверь подъезда, и оттуда выплыли носилки. Настолько легко они двигались, направляемые двумя фельдшерами, что на первый взгляд можно было подумать, что они пустые, однако вглядевшись, Антон сумел рассмотреть невнятные очертания — единственное, что оставалось любопытствующим глазам, а все остальное было надежно прикрыто какой-то материей. Наверное, в половину его роста, вон там спереди Антон разглядел две тонкие, как ветки, ножки, с другой стороны — голова, на вид не больше увесистого грейпфрута…

Какая-то мысль стрелой пронеслась через туман, окутавший разум и вонзилась куда-то очень глубоко в мозг. Мама выхватила из рук Антона кошку, прижала к себе одной рукой, а другой принялась беспокойно зарываться в ее мягкую рыжую шерсть, не отрывая взглядов от машины скорой помощи, которая, вскоре после того, как сумела разъехаться с пожарными, скрылась где-то за поворотом. Вой её сирены всё ещё был слышен очень отчетливо.

Голова закружилась, ноги дрожали, но несли Антона куда-то вперёд, подальше от места трагедии. Он отошел от толпы зевак. Антон побежал. Он чувствовал, что должен. Еще немного, и оно наступит ему на пятки, задавит и втопчет в землю. Он уже чувствовал прямо за своей спиной тяжелое дыхание, гулкие шаги в увесистых ботинках, оставляющие после себя глубокие следы на мягкой почве. Росистая, давненько не кошенная трава, росшая позади дома, била по щиколоткам. Обыкновенные травинки, мокрые от росы, неожиданно будто превратились в сотни маленьких ножичков — Антон умудрялся порезаться почти об каждую из них. Он бежал вперёд, позволяя веткам берёз хлестать себя по лицу и шее, пока деревья не закончились. Он оказался на пустыре. Вокруг него была лишь глинистая земля. Он остановился и упал на колени, не в силах продолжать этот бессмысленный побег. Слёзы понемногу высохли, а дыхание выровнялось. Антон себя пересилил. Долго не решаясь поднят глаза от месева из крови и воды, в которое превратились его ноги ниже колена, он всё же оглянулся назад. Перед ним стоял невероятно крупный человек. Это был пожарный, если судить по его тяжелому доспеху, защищающему если не от удара меча, то от языка пламени. Он стоял неподвижно, смотрел на Антона и в то же время куда-то поверх него. Словно статуя, которая внезапно ожила, тот зашевелил рукой. Его тяжёлая перчатка медленно поднялась, демонстрируя Антону крошечный мятый окурок. неуклюже, но крепко зажатый между пальцев.

— Газовый баллон на кухне, — пояснил он. — взорвался.

Антон ощутил, как что-то в животе завязалось в узел, а в горле встал ком. Он лишь открывал рот, не издавая ни звука, как рыба, выброшенная на берег.

— Нет, — сопел он, — чепуха, вы врете! Врете!

— Ты всё видел сам.

И он замер.

— Все знают? — судорожно сыпал вопросами Антон

Он действительно будто бы превратился в статую пожарного, смотрящего куда-то вперёд, сжимающего в пальцах окурок.

— Меня накажут?

Ни единого звука больше.

— Не молчи! Что меня ждёт?

Антон поднялся. На трясущихся от страха и гнева ногах он разбежался и врезался в пожарного на полном ходу. Кулаки Антона почувствовали под спецодеждой лишь пустоту. Иначе каким образом ему удалось сбить с ног такого великана? Всё обмундирование полетело кубарем вместе с Антоном. Удар. На удивление мягкий. Антон почувствовал около своей щеки что-то шершавое и металлическое. Вокруг него жужжали голоса людей, а тот лежал, скрючившись и не решаясь раскрыть глаза. А когда Антон поднял голову, разлепил глаза, то оказался снова у себя на балконе. Он уснул прямо на холодном бетонном полу, прислонившись к стене. Все лицо и волосы у лба были влажными, пальцы рук дрожали, а тело ломило от непродолжительного сна, к тому же в неудобной позе. Он подумал, что мать, наверняка, уже встала, и нужно спешить: спрятать улики, тщательно обнюхать свою одежду, кажется, он до нитки пропах, срочно необходимо положить всё, что на нём, в стиральную машину и тут же запустить стирку, и самому было бы неплохо принять душ, как же хочется ещё одну… не было сил даже подняться на ноги. Небо над головой было пурпурно-розовым, в то время как где-то на горизонте уже притаились первые алые пятнышки. Еще немного, и сразу несколько солнечных лучиков выскочили из засады. Весело подбежав к Антону, они принялись обнимать его со всех сторон, целовать в щеки и макушку… Антон же лишь отворачивал голову в сторону, жмурясь, в ответ на их ласку.

«ЭМФИЗЕМА». Антон решил обязательно поискать, что это за слово, и как оно связано с той картинкой… Кажется, это беспощадный дневной свет лишил её фантастического сюжета. Песчаные барханы, некогда представлявшиеся Антону, превратились вдруг в желтые человеческие ребра, обтянутые кожей. Сказочная река, тянущаяся по пустыне, стала пластмассовой трубкой, тянущейся куда-то вверх, вероятно ко рту с редкими и желтыми зубами, которые тоже теперь видел Антон достаточно чётко вместо верблюжьего каравана. Когда мираж рассеялся окончательно, Антон вдруг резко вскочил, припал к краю балкона и принялся всматриваться в окно снизу и по горизонтали. Настежь открыто, полупрозрачная зеленая занавеска под порывами теплого ветра метается из стороны в сторону, будто бьётся в конвульсии, веточка дерева бьётся в стекло. Антон отшатнулся. Хруст. Под его ногой оказался окурок, который по большей своей части уже успел превратиться в горстку темного вонючего пепла.