Общаясь с Еленой Уайт Вестница Божья в повседневной жизни [Джордж Найт] (fb2) читать онлайн

Джордж Найт Общаясь с Еленой Уайт Вестница Божья в повседневной жизни

К читателю

Эта публикация является четвертой и заключительной в серии книг о Елене Уайт. В предыдущем труде «Знакомство с Еленой Уайт» обрисована ее жизнь, сделан анализ произведений и рассмотрены общие темы; в книге «Читая труды Елены Уайт» освещены принципы истолкования и применения ее советов, а книга «Мир Елены Уайт» помогла понять социальные, религиозные, интеллектуальные условия времени, в котором она жила. Связанная с перечисленными произведениями «Краткая история адвентистов седьмого дня» представила адвентистский контекст понимания жизни Елены Уайт и ее служения. Предлагаемая книга поможет увидеть Елену Уайт как личность. В ее первой части освещены ее личные качества, во второй показана ее семейная жизнь, третья часть дает представление о ее духовной жизни, и в четвертой раскрыт образ Елены Уайт как служительницы Церкви.

Автор книги «Общаясь с Еленой Уайт» стремится изобразить свою героиню как обычного человека, похожего на большинство из нас. Елена Уайт показана как женщина, переживавшая свои беды и разочарования, а также победы и достижения. Многие люди думают о ней, по словам Роджера Куна, скорее как о «Деве Марии, исповедующей вегетарианство», а не как о личности, с которой может быть сравним обычный член Церкви. Книга «Общаясь с Еленой Уайт» напоминает нам, что вестница Божья была реальным человеком, живущим в мире, который нельзя назвать идеальным.

Книга не претендует на полное раскрытие личности Елены Уайт. Не пытаясь сделать ее исчерпывающей, автор как бы представляет серию моментальных снимков, запечатлевших аспекты очень сложной жизни. Не являясь всеобъемлющим трудом, книга «Общаясь с Еленой Уайт» не имеет цели уравновешенно или всесторонне показать образ героини. Напротив, я сознательно избирал «фрагменты» тех сторон личности и жизни Елены Уайт, которые, как правило, «невидимы» для большинства ее читателей. По мере чтения, надеюсь, они будут содействовать лучшему пониманию личности г–жи Уайт и помогут соотнести ее вести с ее жизнью.

Я обозначил цели данной публикации с уверенностью, что Елена Уайт не одобрила бы то чрезмерно тщательное исследование, которому подверглась ее жизнь. Многие современники, конечно, знали ее как личность. Но после смерти г–жи Уайт в 1915 году мы лишены возможности общаться с ней, поэтому нам остается довольствоваться фрагментами ее биографии. Поскольку жизненные проблемы и возможности Е. Уайт были очень похожи на наши, я надеюсь, что этот факт поможет нам в будущем, когда мы будем общаться с ней через ее наставления, данные как отдельным личностям, так и Церкви в целом. Е. Уайт желала, чтобы все наше внимание было сосредоточено на ее вести. Поэтому мы должны рассматривать изучение человеческих аспектов жизни вестницы Божьей как средство достижения цели, но не как самоцель.

Данной публикации предшествует только одно произведение, полностью посвященное раскрываемой нами теме, — книга Артура Л. Уайта «Елена Уайт: жизнь замечательного человека». Труд «Общаясь с Еленой Уайт» охватывает тот же круг тем, а также затрагивает несколько других сфер, не освещенных в книге Артура Уайта. К темам, которые уже обсуждались этим автором, данная книга почти всегда имеет свой подход. В итоге, обе публикации дополняют друг друга, а не дублируют тот же материал.

Там, где это было уместно для лучшего изложения материала, в книге «Общаясь с Еленой Уайт» приведены примеры, касающиеся конкретных личностей. Во всех случаях, кроме одного, я называл имена этих людей, и лишь однажды имела место серьезная этическая проблема, поэтому я предпочел не сообщать имя служителя, так как оно не играет существенной роли в понимании рассматриваемого вопроса. С другой стороны, я привел достаточно информации, чтобы каждый интересующийся мог легко установить его личность.

Как и в случае с другими книгами данной серии, главной целью публикации «Общаясь с Еленой Уайт» является не столько открыть новые факты, сколько сделать доступными имеющиеся материалы и идеи. Хотя книга в чем–то содержит новый взгляд на жизнь Елены Уайт, при ее создании также были использованы работы других исследователей в этой области. Я хочу выразить признательность за полезные сведения Мерлин Берт, Роджеру Куну, Полу Гордону, Алану Линдсэю, Джеймсу Р. Никсу, Тиму Пойриеру и покойному Артуру Л. Уайту. Тим Пойриер и его секретарь Лаура Блуменшейн заслуживают особой благодарности за помощь в получении тех рукописей, в которых я нуждался для завершения моего исследования. Кроме того, все исследователи произведений Елены Уайт во многом обязаны Джеймсу Р. Никсу за личные беседы с невесткой Елены Уайт и некоторыми еще жившими тогда внуками, записанные в 1960–х годах.

Хотелось бы выразить признательность Бонни Берес, набиравшей текст этой книги с рукописи; Мерлин Д. Берт, Полу А. Гордону, Джерри Муну, Джеймсу Р. Никсу, Тиму Пойриеру и Кеннеу Вуду, читавшим рукопись и вносившим свои предложения по ее улучшению; Джеральду Вилеру и Дженет Р. Джонсон за помощь в издании книги и администрации Университета Андрюса за предоставленную финансовую поддержку и время для исследования материалов и написания рукописи.

Я молюсь, чтобы эта книга послужила благословением для всех, кто стремится правильнее понять жизнь и произведения Елены Уайт.

Джордж Найт

Университет Андрюса

Бериен Спрингс, Мичиган

Часть первая Личные качества

Глава первая Елена Уайт не была такой угрюмой, как многие себе представляют

Уильям Уайт постоянно дремал на церковных богослужениях. Рассказывают, что однажды Уильяму поручили совершить заключительную молитву. Проповедник, возвысив голос в середине проповеди, воскликнул: «Брат Уайт, разве это не так?» Уильям, услышав сквозь дрему вопрос и решив, что ему дан сигнал к молитве, выбежал к кафедре и быстро произнес слова благословения.

Уильям Уайт

Уилли умудрялся засыпать даже во время выступлений своей матери. Как–то раз в субботу, жарким августовским днем, Елена Уайт проповедовала в церкви Св. Елены, что в Калифорнии. Вдруг она заметила, что по аудитории прокатилась волна еле сдерживаемого смеха. Поскольку ничего смешного ею не было сказано, она внимательно осмотрела все вокруг, желая узнать, что же так забавляет слушателей. Оказалось, что Уильям, по своему обыкновению, дремал. Г–жа Уайт извинилась и с некоторой долей юмора рассказала такую историю. «Когда Уилли был младенцем, я не имела возможности нанять для него сиделку. Поэтому я попросила столяра смастерить для него раскачивающуюся люльку, которая по ширине точно соответствовала бы кафедре Батл–Крикской церкви. Перед началом богослужения я клала туда Уилли и во время проповеди правой ногой качала люльку, чтобы он не проснулся и не помешал служению. Так что не вините Уилли, вините меня. Это я приучила его спать в церкви по… субботам!» Присутствующие дружелюбно рассмеялись, а г–жа Уайт продолжила свою проповедь. Уилли тем временем спал, не обращая внимания ни на мать, ни на смеющуюся аудиторию (Интервью Артура Л. Уайта с Роджером Куном, 1968, август).

Юмор в семье Уайт

Некоторые братья и сестры считают, что у Елены Уайт отсутствовало чувство юмора, но это далеко не так. Дорес Е. Робинсон (впоследствии женившийся на ее старшей внучке) вспоминает, как он впервые обедал с г–жой Уайт, когда в 1890–е годы пришел к ней работать. «Мне едва исполнилось двадцать лет. Я был очень робким молодым человеком и все время размышлял, как же я могу находиться рядом и поддерживать разговор с такой святой женщиной, которая, по моему мнению, говорила только о святых вещах. Мисс Макентерфер (помощница г–жи Уайт и ее медицинская сестра в последние годы жизни), принесла блюдо с зеленью, которую г–жа Уайт заказывала почти постоянно, потому что считала ее полезной для престарелых людей. Мисс Макентерфер поставила тарелку с зеленью перед сестрой Уайт с шутливым замечанием: «Вот ваша лошадиная пища, матушка». Я ужаснулся, ожидая, что сестра Уайт обличит ее за легкомыслие. Но она быстро взглянула на стол и с веселым огоньком в глазах и с легкой усмешкой заметила: «Я не знаю, чем моя лошадиная еда хуже вашего коровьего гороха», имея в виду овощи, выбранные для еды другими обедающими (Письмо Дореса Е. Робинсона Эрнесту Ллойду, 1948, 15 октября).

Сара Макентерфер

Воспоминания Робинсона свидетельствуют, что, по мнению Елены Уайт, и завтрак, и обед должны быть радостным времяпрепровождением. Когда вы «собираетесь вокруг стола отведать Божьи драгоценные дары, — писала она в 1886 году, — сделайте это время радостным. Не демонстрируйте мрачной благопристойности, словно вы стоите перед гробом, но будьте общительны; пусть ваши лица сияют радостью и счастьем. Произносите только бодрые слова» (Письмо 19, 1886).

Собственному совету Елена Уайт обязательно следовала в своей жизни. Ее невестка замечала, что «она могла смеяться от души и была несомненно очень обаятельной» (Этель Мэй Леси Уайт Карроу, Рукопись, 1960, 4 января). Ее старшая внучка, жившая неподалеку от бабушки в течение тридцати трех лет, вспоминала: «Бабушка была всегда жизнерадостной, даже когда она сильно уставала или болела. Она много говорила о „мрачном благочестии". Однажды, читая слова из третьей главы Книги пророка Малахии: „Что пользы, что мы… ходили в печальной одежде пред лицом Господа Саваофа?", она сказала: „Кто велел им ходить в печальной одежде перед Господом? Печаль по причине наших грехов будет глубокой. Но когда мы прощены, мы можем оставить наше бремя у подножия креста и никогда не брать его вновь". Однажды я слышала, как она говорила, что если бы человек оказался в крайне удручающих обстоятельствах и лишился всех земных благ, но все же сохранил надежду на спасение, то этого было бы достаточно, чтобы продолжить петь с утра до вечера» (Молодежный руководитель, 1948, 23 марта; курсив мой. — Дж. Н.). Следовательно, оптимизм г–жи Уайт отражал ее религиозное убеждение. Хотя религия делает некоторых людей мрачными и безрадостными, на Елену Уайт она оказывала совершенно противоположное влияние.

Ее муж также не был обделен чувством юмора. Однажды Джеймс написал Уилли, что, наконец, нашел время принять ванну. Это «первая ванна за двадцать пять дней, и, оказывается, моя кожа может быть такой же белой, чистой и свежей, как кожа ребенка» (Письмо Джеймса Уайта У. К. Уайту, 1876, 19 июля). В другом случае Джеймс расстроился из–за того, что его жена начала шить лоскутные коврики. Втайне он этого очень стеснялся, так как к нему домой постоянно приходили друзья, и он не хотел, чтобы они видели его жену посреди груды старого тряпья. Хотя Джеймс пытался положить конец этому занятию, успеха он не имел. Будучи убежденной в своей правоте, Елена Уайт не видела причины, которая мешала бы ей проводить свободное время за таким полезным занятием, как шитье лоскутных ковриков, тем более что ей это нравилось.

Наконец, Джеймс придумал способ, возымевший наконец действие. Подходя к их дому в Батл–Крике, он начинал петь:

Замысел достиг желаемого результата — Елена перестала шить лоскутные коврики… и принялась за вязание, которым занималась до конца своих дней (Письмо Артура Л. Уайта X. Дж. Томпсону, 1944, 25 мая).

Однако последнее слово все же осталось за Еленой.

«Несколько лет тому назад, — писала она, — когда я делала лоскутные коврики, отец имел привычку подходить к дому и петь: «Там не будет лоскутных ковриков». Но потом пришло время, я продала коврики, а на вырученные деньги отвезла его за город полечиться. Я сказала ему, что именно благодаря этим лоскутным коврикам я смогла отвезти его туда, где он поправил свое здоровье»

(Рукопись 50, 1902).

Елене Уайт нравились забавные стороны жизни. Ее невестка рассказывает случай, имевший место, когда в 1900 году семья возвращалась из Австралии в Соединенные Штаты. Их корабль остановился в Самоа, но небольшая шлюпка, которую матросы спустили на воду, никак не могла пристать к берегу.

Поскольку на женщинах были длинные платья, туземцы пошли вброд, чтобы доставить их на сушу. «Жители Самоа, — заметила невестка, — были здоровенными ребятами, не привыкшими носить много одежды. Двое мужчин переплели руки, сделав из них сиденье, и перенесли маму Уайт на берег. Они усадили ее на большой камень.

Другой мужчина взял на руки мою четырехмесячную дочь… и раскрыл над ней зонтик, защищая от солнца. Затем подставил мне спину. Я вскарабкалась на него, обхватила его руками и ногами, и мы пошли. Глядя на это зрелище, мама Уайт так сильно рассмеялась, что не могла остановиться, и смеялась до тех пор, пока не свалилась с камня» (Адвентист Ревью, 1983, 7 июля).

Еще немного юмора

Г–жа Уайт не только искренно смеялась над незадачливой ситуацией, в которую попадали другие люди, но могла посмеяться и над собой. Подходящим тому примером был случай, происшедший в 1914 году. Е. Уайт получила по почте от знакомой из Японии теплый жилет, называвшийся «обними меня покрепче». Ее личный секретарь рассказывает, что «она попыталась надеть его, но края жилета закрывали только бока, оставив тело открытым. Елена Уайт велела передать сестре Де Винней, что признательна за подарок, а также то, что она гораздо крупнее, чем думают некоторые» (Письмо Дореса Е. Робинсона У. К. Уайту, 1914, 3 ноября).

Иногда она делала оригинальные замечания относительно одежды. Например, она писала: «Когда сестры выполняют работы по дому, они не должны выглядеть как пугала на огороде» (Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 464). Она также советовала своим внучкам не одеваться так, словно они идут на похороны, а, увидев одежду, сделанную безвкусно, говорила: «Выглядит так, будто она летала–летала и неожиданно опустилась на людей» (Воспитание детей, с. 414).

Иногда в ее глазах загорался огонек, когда она наблюдала бурлящую вокруг нее жизнь. Я очень люблю рассказывать о браке Даниила Т. Бордо. Случилось это в 1861 году, когда Даниилу исполнилось двадцать пять лет, а г–жа Уайт была всего лишь на восемь лет старше. Джеймс Уайт совершил обряд бракосочетания, а Елена вознесла молитву о благословении на новую супружескую пару.

Поскольку церемония бракосочетания состоялась достаточно поздно, Д. Бордо вынужден был отложить свадебное путешествие на следующий день. Новобрачные заночевали в доме, где справлялась свадьба, и заняли комнату рядом с комнатой супругов Уайт.

Около девяти часов вечера Елена пошла в свою комнату, чтобы лечь спать. В коридоре она увидела жениха, нервно расхаживавшего перед его закрытой спальней. Мигом поняв ситуацию, г–жа Уайт посоветовала жениху: «Даниил, в твоей комнате на постели лежит перепуганная молодая женщина, она оцепенела от страха. Успокойся, иди к ней немедля, прояви к ней любовь, утешь ее. Нежно, чутко, с любовью отнесись к ней. Это пойдет ей на пользу». Затем Елена добавила с легкой улыбкой: «И тебе, Даниил, это тоже пойдет на пользу!» (Адвентистское наследие, 1990, лето). У вновь испеченного супруга были причины нервничать. Позднее его жена вспоминала: «Когда он вошел в комнату, я, одетая в зимнее длинное нательное белье, лежала лицом к стене; так продолжалось шесть месяцев» (там же). Впоследствии ситуация для Даниила изменилась к лучшему, поскольку, в конце концов, от этого брака родилось двое детей. Мы считаем, что совместный жизненный опыт пошел им на пользу.

Если Елена Уайт улыбалась в тот вечер после свадьбы Бордо, мы можем лишь гадать, что она думала июньским вечером в 1895 году, когда Уилли женился на Этель Мэй Леси. По словам невесты, бракосочетание состоялось, когда они путешествовали по острову Тасмания, что около Австралии. Новобрачные в первый вечер разделяли купе поезда с г–жой Уайт. Как рассказывает сама Мэй: «Мама Уайт легла спать на одном сиденье, я устроилась на другом, а брат Уайт спал на полу» (Этель Мэй Леси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня).

Г–жа Уайт любила рассказывать одну историю: о том, как она встретилась с неверующим человеком в поезде в Калифорнии. Человек этот был явно настроен против религии. Он ходил по вагону от одного пассажира к другому и высмеивал христианство, «представляя его в таком свете, чтобы вызвать у слушателей смех. Люди были не в силах противостоять его насмешкам, поэтому начинали отступать. Тогда он торжествовал, и так случалось всякий раз. Наконец, он подошел и сел рядом со мной. Он увидел у меня в руках Библию и начал нападать на меня так же, как и на прочих пассажиров. Люди внимательно слушали и смотрели на меня, ожидая, что я скажу, а он говорил, говорил и говорил до тех пор, пока я не решила, что его словарный запас иссяк».

В этот момент Елена Уайт пошла в наступление. «Я могла, —рассказывала она, — заставить слушать всех, находящихся в вагоне. Я так и сделала». На доводы оппонента она приводила возражение за возражением, пока «наконец, он не стал запинаться, что–то невнятно бормотать. Замолчав, он вернулся на свое сиденье и больше не произнес ни слова. А потом в вагоне поднялся шум сильнее прежнего. Люди смеялись над ним и говорили, что женщина заставила его замолчать, но атеист не произносил ни слова, а вскоре вообще покинул вагон» (Рукопись 86, 1891; курсив мой. — Дж. Н.).

Елена Уайт не только любила рассказывать забавные истории, но была очень остроумной. Об этом, например, свидетельствует ее ответ одному члену Церкви по поводу сплетен. «Сестра Уайт, — обратился к ней этот брат, — моя соседка постоянно сплетничает о других людях. Я не знаю, как остановить ее. Я все время говорю ей, что не хочу слушать такие разговоры, но она продолжает обливать грязью окружающих. Как мне остановить ее?» Г–жа Уайт подумала секунду–другую, а затем сказала с улыбкой: «Ну, если вы никак не можете ее остановить, начинайте петь „Слава Тебе, Господи, слава Тебе"» (Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля).

Встреча г–жи Уайт с врачом–стоматологом, который в 1893 году удалил ей последние восемь зубов, также иллюстрирует ее остроумие. Она знала, что зубы будут удалены без анестезии, поскольку сама была против «воздействия одурманивающих лекарств, после которого человек с трудом приходит в себя». Поэтому накануне ночью она плохо спала, «пройдя во сне через весь процесс удаления зубов» (Рукопись 81, 1893). Приехавшая врач–стоматолог спросила: «Вы не рады видеть меня?» Г–жа Уайт быстро нашлась: «Я очень рада видеть вас как сестру Каро, но мне не совсем приятно встречаться с Каро — стоматологом» (Письмо 36а, 1893). Однажды ей случилось увидеть объявление о предстоящей лекции Майлса Гранта, адвентиста первого дня, который был очень агрессивно настроен по отношению к своим двоюродным сестрам, соблюдавшим седьмой день, и в частности к Елене Уайт. Помещенное на почте объявление, по ее словам, «находилось в весьма подходящем месте — в лапе чучела дикой кошки» (Письмо 21, 1874).

Почему в таком случае она выглядела столь серьезной?

Если Елена Уайт имела здоровое чувство юмора, можете возразить вы, «почему же она выглядит такой серьезной на фотографиях?» Действительно, нет фотографии, на которой бы она улыбалась. Дело том, что до 1880 года фотографирование было медленным, утомительным процессом, требующим хорошей выдержки. Надо было несколько минут сидеть, не двигаясь и не меняя выражения лица. Сами понимаете, улыбаться одной улыбкой в течение десяти минут — дело невозможное. Отсюда этот строгий взгляд. Техника фотографирования со временем усовершенствовалась, но привычка смотреть серьезно в объектив фотоаппарата осталась.

Разумеется, у людей есть и другие причины сомневаться в чувстве юмора Елены Уайт. Не самая последняя из них — тенденция выискивать в ее произведениях самые серьезные высказывания. И, учитывая характер служения г–жи Уайт, мы определенно найдем достаточное количество таких высказываний. Но одностороннее изображение вестницы Божьей только как строгой личности при всей сложности ее характера скорее соответствует ее так называемым последователям, чем самой Елене Уайт.

Елена Уайт не была человеком, постоянна недовольным другими, и понимала, что людям необходимо отдохнуть, сделать передышку, порадоваться чему–то. Например, в 1878 году своей семье, отдыхающей в Колорадо, она желала, чтобы «они веселились и радовались», находясь в горах. Она советовала им максимально использовать все возможности. «Отложите свою работу.. Воспользуйтесь всеми удовольствиями, какие только возможны в этот небольшой отрезок времени».

Обращаясь особым образом к своему мужу–трудоголику, она советовала ему «забыть о всех заботах и снова стать беззаботным мальчишкой». Затем Елена попросила Джеймса помочь двадцатичетырехлетнему Уилли (у которого никогда «не было детства») «стать свободным, как птицы небесные… Сделайте радостными эти несколько дней, когда вы вместе. Гуляйте, ночуйте под открытым небом, ловите рыбу, участвуйте в охоте, отправляйтесь в места, которые вы еще не видели, отдыхайте во время прогулки, наслаждайтесь всем. Тогда вы возвратитесь к своей работе посвежевшими и бодрыми» (Письмо 1, 1878).

Ее беспокоили не сами развлечения, а излишнее увлечение ими, что случается, когда жизнь не имеет определенной задачи и человек не видит своего Божественного предназначения. Например, ссылаясь на игры в мяч, Е. Уайт сказала: «Я не осуждаю простых упражнений и игр с мячом, но при всей своей простоте они могут привести к переутомлению» (Христианский дом, с. 499). С ее точки зрения, не само занятие, а излишняя увлеченность им создает проблемы для многих людей. Того же принципа равновесия г–жа Уайт держалась и в отношении юмора. «Хотя бабушка никогда не была легкомысленной, — рассказывает ее внучка Мэйбл, — она часто смеялась над происшествиями, случавшимися в нашем доме или над обычными, повседневными делами». Елена Уайт оставалась «всегда жизнерадостной», любила приятно провести время, иногда была «остроумной», но никогда не была «безрассудной» (Мэйбл Уайт Уоркмэн. Интервью, взятое Джеймсом Ник–сом, 1967, 6 августа).

Произведения Елены Уайт отображают эти наблюдения. Хотя, с одной стороны, она была против глупых шуток, с другой стороны, она писала, что «искреннее, усердное служение Иисусу рождает радостную религию. Тот, кто идет рядом с Христом, не будет хмурым» (Христианский дом, с. 431). Еще она заметила, что «христиане должны быть самыми жизнерадостными и счастливыми людьми в мире. Их сознание всегда проникнуто мыслью о том, что Бог — это Отец и самый надежный Друг. Однако многие, называющие себя христианами, дают повод неправильно думать о христианской религии. Их лицо мрачно, как туча» (Вести для молодежи, с. 363). О себе вестница Божья писала: «Я решила сделать свою жизнь настолько радостной, насколько это возможно» (Письмо 127, 1903).

Глава вторая. Любительница красоты и приключений

Большинству читателей произведений Елены Уайт трудно представить себе, как она едет верхом на пони, взбираясь по крутым узким тропинкам горных ущелий Колорадо. Но таким людям все же следует увидеть и эту сторону ее личности.

Отдых в горах

Супруги Уайт отправились во время отпуска в свое первое путешествие в Колорадо в 1872 году, но оно не стало последним. В 1870–е годы они несколько лет подряд ездили в высокие горы западнее Боулдера.

Большую половину своей жизни Елена провела в холмистой местности: штат Мэн, западная часть штата Нью–Йорк и юг штата Мичиган. Она никогда не поднималась высоко в горы. Ее первая поездка в горы Колорадо произвела на нее сильное впечатление.

В конце первой недели пребывания в Колорадо она написала своему сыну Эдсону: «Г–дин Уолинг [он женился на ее племяннице] завел нас высоко, высоко в горы. Перед нами открылась потрясающая панорама местности… Высота была пугающей, а внизу разверзлась страшная пропасть. Если бы лошади подались в сторону, мы упали бы с высоты в несколько тысяч метров…».

«Горный ландшафт Колорадо, — рассказывала Елена Эдсону и его жене, никогда не видевшей настоящих гор, — не поддается описанию. Никакое воображение не может четко и правильно представить эту картину. Она поразительна! Она изумительна! Величественные старые горы, из которых одни лишены растительности, а другие покрыты деревьями! Трепет и глубокое чувство благоговения инстинктивно наполняют душу, она склоняется в смирении от сознания могущества безграничного Бога. Я многое потеряла бы, если бы не имела возможности увидеть живописный пейзаж Колорадо…

Вчера я поднималась в горы и не имела возможности отдохнуть до одиннадцати часов [вечера], но сегодня встала в пять бодрой и энергичной. Это путешествие намного улучшает мое здоровье» (Письмо 12, 1872).

Е. Уайт продолжала с восхищением рассказывать о походе, который Уолинг организовывал для них и в котором они должны были пересечь главный хребет (Елена назвала его «снежным хребтом») Скалистых гор. Местом назначения избрали Мидл Парк, где в это время сотни полукочевых американских индейцев проводили лето в охоте и рыбной ловле (Рукопись 4, 1872; Рукопись 9, 1873). Описывая будущее путешествие семьи, Елена отметила: «Здесь есть водоемы, в которых ловится форель, и она станет нашей пищей. Мы вынуждены будем ездить по горам на пони. Наши запасы питания на три–четыре недели мы возьмем с собой в повозке» (Письмо 12, 1872).

Дом в Колорадо, принадлежавший семье Уайт, где они проводили отпуск

Три недели спустя Елена снова написала Эдсону и Эмме, на этот раз рассказывая о подготовке к экспедиции: «В прошлый вечер мы с отцом проехали шесть миль на индейских пони, чтобы привыкнуть к езде верхом». Они не только ездили верхом, но до обеда читали и писали в вечнозеленом лесу (Письмо 13а, 1872).

Путешествие через горные перевалы до Мидл Парк заняло четыре дня. Горный ландшафт и то, что она быстро научилась управлять пони, произвело сильное впечатление на Елену. «Я хорошо переносила езду на лошади, — писала она Эдсону и его жене, — и на второй день пути мой пони бежал довольно хорошо. Но увы! Когда я была в очень хорошем расположении духа и наслаждалась окружающей красотой, поклажа за моей спиной развязалась и повисла над ногами пони». Останавливая пони, Елена уже готова была соскочить с седла, но «пони испугался и перебросил» ее «через спину». «Я ударилась спиной и головой. Я догадалась, что сильно ушиблась, но чувствовала, что кости повреждены не были» (Письмо 14, 1872).

По словам Джеймса, несмотря на боль, Елена предпочла продолжить путешествие. Однако ушибы оказались намного серьезнее, чем кто–либо мог предположить. Были порваны связки голеностопных суставов, и в течение всей жизни Елена страдала от боли в голеностопных суставах и бедре (Опубликованные рукописи Елены Уайт, т. 16, с. 126). Так закончились дни ее активных прогулок. В последующие годы для выездов на природу Е. Уайт часто вынуждена была брать легкую двухместную коляску (Письмо 32, 1886). Невозможность вести подвижный образ жизни сказалась, разумеется, на ее весе в зрелом возрасте.

Случай в горах, однако, не ослабил ее любви к природе. Елена Уайт не только наслаждалась красотой гор, они всегда указывали ей на Бога и духовные реальности. «Я люблю холмы, горы и леса с их вечной зеленью, — писала она в 1873 году. — Я люблю ручьи, быстробегущие потоки мягчайшей воды, которые текут, журча, над скалами по лощинам, горным склонам, и будто поют радостное славословие Богу..

Здесь, в горах, мы видели самый великолепный и восхитительный солнечный закат. Раньше мы ничего подобного себе не представляли. Прекрасная картина солнечного заката, нарисованная великим Мастером–Художником на движущемся, меняющемся полотне небес, пробуждает в наших сердцах любовь к Богу и глубочайшее благоговение перед Ним. Непревзойденная красота цветовой гаммы золотого, серебристого, пурпурного, малинового оттенков, созданной на небесах, будто говорит нам о потрясающей славе, царящей за ними. Когда мы стояли, словно завороженные, перед несравненной земной красотой, размышляя о славе небес, которую лишь отчасти напоминала эта картина, мы тихо повторяли про себя слова: „Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его"» (Реформа здоровья, 1873, август).

Любительница моря

Кому трудно представить себе Елену Уайт, навьючивающую лошадь, чтобы пересечь горные перевалы, тому также трудно вообразить ее радующейся шторму в Тихом океане. Один из членов Церкви в Сан–Франциско, которому принадлежала большая парусная лодка, пригласил г–жу Уайт и нескольких друзей присоединиться к нему для прогулки по заливу Сан–Франциско с выходом в Тихий океан. Казалось, все наслаждались круизом по заливу, но в открытом океане все стало по–другому. Елена Уайт писала мужу, что двух их невесток одолела морская болезнь, но она ею не заболела.

Напротив, г–жа Уайт была в восторге. «Волны, — писала она, — вздымались лавиной, и нас сильно бросало то вверх, то вниз. Меня наполняли возвышенные чувства, но их невозможно передать. Зрелище было грандиозное. Нас с головы до ног обрызгала океанская вода. Наблюдательный капитан отдавал приказы, руки готовы были повиноваться. Дул сильный ветер, никогда и ничем я в своей жизни так сильно не наслаждалась» (Письмо 5, 1876).

Два года спустя Елена описала подобное событие, пережитое во время океанского перехода из Сан–Франциско в Порт–лэнд, штат Орегон. Об этом путешествии она писала, что «пенящиеся, ревущие огромные волны» обрушивались на их корабль. «Я осталась на палубе, хотя почти все покинули ее из–за морской болезни. Я любовалась видом огромных голубых и зеленых волн, вздымающихся вверх и бросающихся брызгами, которые отражали все цвета радуги. Я не уставала глядеть на это грандиозное зрелище, и представляла себе, с какой легкостью эти сердитые волны могут поглотить всех, плывущих на корабле» (Знамения времени, 1878, 18 июля).

Оба океанских шторма напомнили ей историю учеников Христа, которым показалось, будто они вот–вот погибнут в жестокой буре. Она вспомнила, как Христос появился именно в тот момент, когда гибель была почти совсем близка, и успокоил бурю словами: «Умолкни, перестань».

Пережитый шторм побудил Елену Уайт к мыслям о «могущественном Боге и Его делах… Он держит ветры в Своей руке, Он контролирует воды. В очах Божьих мы были только крошечными пылинками в безбрежных глубоких водах Тихого океана, однако по Своей милости Он послал небесных ангелов, чтобы охранять это маленькое парусное судно, кренившееся над волнами. О, дивные Божьи дела! Как они превышают наше разумение! Одним взглядом Он обозревает и высоты небес, и глубины моря…»

«Не удивительно ли, — спрашивала Е. Уайт своего мужа, — что я молчала и чувствовала себя счастливой, размышляя об этих грандиозных темах? Я рада, что оказалась на корабле в океане. Я смогу лучше писать о библейских событиях, чем раньше» (Письмо 5, 1876).

Не все приключения были одинаково приятными

Елена Уайт не считала, что все ее приключения были одинаково приятными. Один негативный случай произошел весной 1879 года, когда Джеймс организовал караван крытых повозок, чтобы перевезти нуждающихся адвентистов из Северного Техаса к Скалистым горам Колорадо. Обоз состоял из восьми крытых повозок, двухместной коляски семьи Уайт и тридцати одного человека.

Когда караван двинулся в путь, разразилось ненастье. Елена Уайт писала, что на третий день пути они разбили лагерь в открытой прерии, но прежде, чем могли установить палатку, начался сильный ливень, и «через десять минут в палатке было на несколько дюймов воды». Как можно было ожидать, спальные принадлежности оказались менее, чем в удовлетворительном состоянии. На следующий день большинство путешественников проснулись «простуженными и с кишечными недомоганиями».

Г–жа Уайт написала Уилли и его жене: «Я предпочла бы посетить двадцать лагерных собраний со всеми их неудобствами, зная, что я приношу пользу душам, чем ехать через почти всю страну. Местность живописная, один красивый вид сменяет другой, но я очень боюсь, что не выполняю своего долга».

Елену Уайт мучило чувство, что она поступает не правильно, согласившись с бредовой идеей мужа отправиться в путешествие, но кроме всего группе пришлось столкнуться с реальными опасностями. «Мы должны были очень хорошо вооружиться, чтобы пройти через территорию индейцев. Нам приходилось ставить свои повозки в круг, причем наших лошадей мы помещали внутри круга. У нас были два вооруженных ружьями сторожа, менявшихся каждые два часа. Мы меньше боялись индейцев, чем белых людей, которые использовали индейцев, чтобы наводить панический страх на лошадей, мулов и пони» (Письмо 20а, 1879).

Караван, организованный Джеймсом Уайтом, на пути из Техаса

Джеймс, однако, чувствовал себя превосходно. «Отец, — писала она Уилли, — много ездит верхом на лошади. Путешествие ему очень нравится» (Письмо 36, 1879). Елена не разделяла этого настроения. «Я проболела все путешествие, — писала она двадцатого мая. —Потеряла в весе шесть килограммов. Никакого отдыха, никакого отдыха для бедной Мариан [Дэвис]; мы трудились как рабы. Мы регулярно готовили пишу до середины ночи…

Я каждую субботу проповедовала для нашего лагеря, потому что, казалось, никто не чувствовал этой необходимости, а каждый субботний вечер или в воскресенье я выступала в окрестных городах и селениях. Я устала и чувствовала себя так, будто мне уже сто лет» (Письмо 20, 1879). Среди приходивших послушать ее проповеди были американские индейцы. «Они слушали, — писала она, — с глубочайшим интересом» (Письмо 36, 1879).

«Пейзаж, — замечала Елена Уайт, — прекрасен; эта местность великолепна. Кругом огромное разнообразие цветов» (там же). Но ей недостаточно было только красоты. «Я поехала в Техас против моей воли. Я согласилась вопреки здравому смыслу и моим желаниям. Я дала согласие предпринять это долгое путешествие» после того, как мне обещали, «что меня не обременят никакими заботами и затруднениями, но избежать этого было невозможно. У меня не осталось времени вести дневник или писать письма. Распаковывать, упаковывать, спешить, накрывать на стол оказалось заведенным порядком дня» (Письмо 20, 1879).

Г–жа Уайт, разумеется, обрадовалась, что ей и ее мужу не довелось закончить это путешествие в Колорадо. Будучи убеждены, что им необходимо попасть на лагерное собрание, они направили обоз в Канзас.

Хотя мы не знаем, что именно чувствовал Джеймс по поводу несостоявшегося путешествия, можно предположить, что он не очень расстроился, так как его жене стало гораздо лучше. И это, должно быть, много значило для героини описанного путешествия, ибо, судя по ее письмам и дневнику, она не была в восторге от этого путешествия.

Красота окружавшего ее разнообразия

Елена Уайт всю свою долгую жизнь любила цветы. Ей это, вероятно, передалось от матери, которая не только «любила цветы», но и разводила их, чтобы сделать «дом привлекательным и приятным для детей». Для Елены красота цветов имела духовный смысл. Она «видела отражение любви Иисуса в каждом кусте, бутоне или цветке. Эти проявления красоты, казалось, на своем особом языке говорят о Божьей любви». Божьи цветы напоминали ей, как сказано в главе 6 Евангелия от Матфея, о любви и заботе Бога (см. Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 19).

Как мать Елена стремилась привить любовь к красоте и цветам своим детям. 11 апреля 1859 года она написала в дневнике, что «большую часть дня провела в возделывании сада для детей». «Я чувствую желание сделать для них дом как можно более приятным, чтобы он стал самым желанным местом для каждого из них» (Ревью энд Геральд, 1936, 27 декабря).

Дом Елены Уайт в Элмсхэвене

Уход за садом был одним из самых радостных занятий в жизни г–жи Уайт: 10 февраля 1896 года, приближаясь к своему семидесятилетнему юбилею, она записала в дневнике: «Я встала в половине пятого утра, в пять уже копала землю и готовилась посадить мои цветы. Час я работала одна, затем ко мне присоединились Эдит Уорд [молодая женщина, жившая с ней] и Элла Мэй Уайт [ее внучка], и мы посадили наши цветы. Затем мы посадили двадцать восемь саженцев томатов. После этого колокольчик позвал нас на утреннюю молитву и завтрак» (Рукопись 62, 1896). Одна из причин, по которой ей нравилась Калифорния, заключалась в том, что даже в конце сентября сады цвели там словно «посреди лета» в Мичигане (Письмо 16, 1872).

В последние годы жизни из–за больных голеностопных суставов Елена Уайт, в основном, общалась с природой во время поездок в своей коляске. Любя загородную жизнь, она поражалась тому, что люди могли жить в таких местах, как Нью–Йорк. «Когда я оглядываюсь вокруг и вижу прекрасный пейзаж, окружающий нас здесь, — писала она в 1903 году из своего дома в Элмсхэвене (Северная Калифорния), — я испытываю чувство благодарности Богу за то, что мы не живем в городе» (Письмо 122, 1903).

Ежедневные поездки на коляске стали главным отдыхом г–жи Уайт во второй половине ее жизни. Такие путешествия не только давали ей отдых от писательского труда и других обязанностей, но и позволяли поддерживать деловые связи и встречаться с соседями. Обычные поездки она превращала в особые, исследуя новые дороги, взяв с собой еды и приглашая в поездку других членов семьи, в том числе и внучек.

Во время одной такой поездки в Вашингтон в 1904 году она имела преимущество повстречать президента Теодора Рузвельта. «Несколько дней тому назад, — писала она своему сыну Эдсону, — сестра Холл, Сара и я отправилис в вдальнюю поездку в Рок Грик Парк. Это самое красивое место. Я редко ездила по таким хорошим дорогам… Здесь президент совершает свои конные прогулки… На пути мы встретили президента. Он поклонился нам, когда мы проезжали мимо» (Письмо 357, 1904).

Сара Макентерфер и Елена Уайт на утренней прогулке

Эти слова в какой–то мере дают представление о Елене Уайт как о личности. Безусловно, ей понравился шанс такой встречи. В следующей главе мы рассмотрим более подробно качества характера, присущие Е. Уайт.

Глава третья. Личные качества

В первых двух главах показано, что Елена Уайт не была легкомысленным человеком, но обладала здоровым чувством юмора, могла видеть более яркую сторону жизни, не пугалась приключений, не только наслаждалась красотой природы, но и видела в ней любовь и заботу милостивого Бога. Следующие главы покажут вестницу Божью как верующего человека, подлинно интересующегося судьбами ближних и заботящегося о них. Эта и следующая главы завершат перечень личных качеств, которые помогут нам понять внутреннюю «форму» и «содержание» личности Елены Уайт.

Стойкость в тяжелых обстоятельствах

Основным качеством характера г–жи Уайт была стойкость — она никогда не сдавалась, какие бы несчастья ее ни постигали. Это личное качество было присуще ей в течение всей жизни, и оно было совершенно необходимо для выполнения ее миссии.

Примером стойкости, которой характеризовалась жизнь Е. Уайт, была успешная попытка в июле 1889 года достичь Уиллиамспорта в Пенсильвании, чтобы попасть на лагерное собрание, где она, по собственному убеждению, должна была проповедовать. Чем ближе они подъезжали к Пенсильвании, тем тревожнее становились доходившие до них новости о беспрецедентном, имевшем историческое значение, Джонстаунском наводнении, сильно опустошившем центральную часть штата. Фактически, когда они достигли Эльмиры (штат Нью–Йорк), служащие железной пороги посоветовали пассажирам отказаться от поездки из–за разрушенных мостов, обвалившихся насыпей и постоянно прибывающей воды. Но г–жу Уайт и ее друзей нелегко было отговорить. Надеясь, что сведения преувеличены, они решили двигаться вперед столько, сколько это будет возможно.

К сожалению, сведения оказались точными, и буря никак не утихала. Поезд остановился в полутора милях от Кантона (Пенсильвания) из–за того, что дорога была размыта. Наши путешественники провели субботу в поезде, а на следующий день продолжили путь до Кантона по вновь проложенному пути. Но это не очень помогло, так как на протяжении сорока миль между Кантоном и Уиллиамспортом наводнением смыло не менее восемнадцати мостов. За исключением группы Елены Уайт, все пассажиры решили вернуться в Эльмиру, но вскоре обнаружили, что новый разлив воды преградил им путь.

Г–жу Уайт предупреждали, что безумием будет продолжение ее путешествия даже на коляске, так как все мосты снесены, а во многих местах дорога просто смыта. Наконец, они встретили молодого человека, направлявшегося в Уиллиамс–порт пешком; по его словам, чтобы дойти до цели, надо было взобраться на гору, а не пытаться двигаться по долине. «Казалось, это чрезмерно рискованное путешествие, но мы решили предпринять его, и во вторник утром с хорошей упряжкой,коляской и двумя мужчинами отправились в путь». Большая часть дороги была разрушена, Елена Уайт встречала рабочие бригады, которые восстанавливали размытые участки дороги и воздвигали мосты, однако они с Сарой Макентерфер договорились: «Если мы встретим непреодолимое препятствие, то вернемся… но не ранее».

Путь казался непроходимым в том смысле, что они должны были пересекать бурные потоки там, где мосты были снесены водой, и в конечном счете им пришлось целые «мили идти пешком». Это было особенно трудно для г–жи Уайт, поскольку, как она заметила: «Обе мои лодыжки были сломаны много лет назад, и с тех пор они стали очень слабыми. Еще до отъезда из Батл–Крика» в это путешествие, «я растянула один сустав и некоторое время не могла ходить без костылей, но в этой критической ситуации я не чувствовала слабости… и благополучно шла по грубым и скользким камням».

Наконец, в среду в три часа дня опасное приключение закончилось прибытием в Уиллиамспорт на четыре дня позже запланированного времени. Как заметила г–жа Уайт, у нее «не было силы описать» трудности, которые им пришлось пережить. Они напомнили ей о Втором пришествии (Ревью энд Геральд, 1889, 30 июля).

Несмотря на переживания в пути, Е. Уайт была рада, что настояла на поездке, потому что, по ее словам, «В Уиллиамспорте у Господа было дело» для нее (там же, 1889, 13 августа). Это убеждение побудило ее предпринять путешествие и поддерживало на протяжении всего пути. Такая стойкость помогала Елене Уайт преодолевать многие препятствия в жизни, включая сопротивление как внутри, так и вне адвентизма.

Настойчивость в достижении цели

Со стойкостью была тесно связана посвященность Елены Уайт ее работе, семье и друзьям. Эта посвященность наглядно проявилась в ее усилиях восстановить здоровье мужа после того, как 16 августа 1865 года его разбил сильный паралич. Врачи говорили, что в их практике не было случая, чтобы кто–нибудь выздоравливал после такого инсульта.

«Наш дом на склоне горы» в Дэнсвилле, куда отправилась семья Уайт после удара, перенесенного Джеймсом

Но Елена Уайт думала иначе. Следующие восемнадцать месяцев она полностью посвятила восстановлению здоровья Джеймса. Не веря в официальную медицину того времени, она вначале поместила Джеймса в «Наш дом на склоне горы» в Дэнсвилле, штат Нью–Йорк, — передовое медицинское учреждение, руководимое доктором Джеймсом Джексоном.

Хотя г–жа Уайт соглашалась со многими идеями, проводимыми в жизнь реформаторами Дэнсвилла, она категорически возражала против тех, которые, по ее словам, отличались от указаний, полученных ею в видении. Особенным образом она не согласилась с советом Джексона избегать во время болезни всякого созидательного размышления и полезной деятельности. Вместо этого он рекомендовал такие развлечения, как «танцы, игра в карты, посещение театра» (там же, 20 февраля, 1866). Кроме того, реформаторы Дэнсвилла предположили, что Джеймс заболел потому, что был «излишне увлечен религией». Такую позицию, заявила Елена, «я не приму и не могу принять» (Рукопись 1, 1867). Напротив, она верила, что для выздоровления Джеймс как раз нуждался в активной вере в Бога, активном мышлении и полезном труде, а не просто в развлечениях.

В итоге, Елена забрала мужа из здравницы в Дэнсвилле и привезла его в Гринвилл, штат Мичиган, где у них была небольшая ферма. Там она воплотила в жизнь то, что считала Господней программой санитарной реформы.

Одним из первых ее шагов было привлечение к активной деятельности умственных способностей Джеймса. Можно видеть, как в выполнении этой задачи наряду с посвящением проявились ее изобретательность и тактичность. «Часто, — писала Елена в дневнике, — к нам за советом приходили братья. Мой муж никого не хотел видеть. Когда приходили люди, он предпочитал удаляться в другую комнату. Но обычно до того, как он догадывался, что кто–то пришел, я подводила гостя к нему и говорила: „Дорогой, этот брат пришел задать вопрос, и поскольку ты ответишь на него лучше меня, я привела его к тебе". Разумеется, деваться ему было некуда. Он вынужден был оставаться в комнате и отвечать на вопрос. Таким и множеством других способов я заставляла Джеймса упражнять его мышление. Если бы я не заставляла его тренировать ум, через некоторое время он полностью бы потерял способность думать» (Избранные вести, т. 2, с. 307).

Стремясь помочь мужу поправиться, Елена Уайт использовала другую методику, включавшую физические упражнения. Джеймс каждый день выходил на прогулку, но однажды сильный снегопад послужил поводом к прекращению упражнений. Тогда Елена пошла к соседям и взяла у них на время пару сапог. В них она прошла четверть мили по глубокому снегу, а вернувшись, записала: «Я просила мужа совершить прогулку. Он ответил, что не может отправиться в такую погоду. „Нет, ты можешь, — настаивала я. — Ты ведь можешь шагать по моим следам". Джеймс с уважением относился к женщинам. Увидев мои следы, он понял, что сможет пройти по снегу, раз это оказалось под силу женщине. В это утро он предпринял свою обычную прогулку» (там же).

В другой раз Елена наказала Уилли купить три тяпки и трое граблей, чтобы весной они с Джеймсом посадили огород. Когда она попыталась вручить Джеймсу одну из тяпок, он сначала воспротивился, а потом, в конце концов, согласился. «Я взяла тяпку, — вспоминала Елена, — и мы начали работать. И хотя мои руки покрылись волдырями, я опережала Джеймса. Отец не мог работать много, но он все же совершал какие–то движения. Таким методом я старалась сотрудничать с Богом в восстановлении здоровья моего мужа» (там же).

Один из самых изобретательных тактических ходов имел место во время уборки сена. Джеймс решил попросить помощи у своих соседей. Но г–жа Уайт обежала всех, прося каждого найти предлог, чтобы отказать ему.

Отсутствие взаимопомощи сильно огорчило Джеймса. Его жена, разумеется, чувствовала себя иначе. «Давай покажем соседям, — убеждала она, — что мы в состоянии справиться с работой сами. Мы с Уилли будем сгребать сено и бросать его на повозку, а ты — укладывать его и править лошадьми». Согласившись с таким решением, Джеймс спросил, как они собираются метать стог. Елена добровольно согласилась на такую работу, «если… муж будет бросать сено, а Уилли сгребать его для другой повозки» (Очерки жизни Елены Уайт, 1888, с. 357).

Так началось исцеление больного Джеймса Уайта. «После восемнадцати месяцев постоянного сотрудничества с Богом в попытке восстановить здоровье моего мужа, — писала Елена, — я привезла его домой» в Батл–Крик. «После выздоровления мой муж прожил несколько лет, в течение которых он совершил лучшее в своей жизни. Разве эти дополнительные годы полезного труда не воздали мне многократно за восемнадцать месяцев кропотливой заботы?» (Избранные вести, т. 2, с. 308).

Именно это удивительно настойчивое посвящение, часто сопровождаемое изобретательностью и тактом, помогло Елене Уайт стать той удивительной личностью, какой она была.

Умеренность при кажущейся непреклонности

Видя настойчивость Елены Уайт, можно прийти к выводу, что в достижении своих целей она была человеком ограниченным, жестким и непреклонным. Но, как мы увидим в дальнейшем, это совсем не так.

Рассмотрим, например, вопрос питания. Питание — подходящая иллюстрация, потому что оно является одним из тех пунктов, в котором многие предполагаемые последователи Елены Уайт уступают ей в умеренности. Имея твердые убеждения в этой области, она писала:

«Остальные члены моей семьи не едят того, что предпочитаю я. Я не считаю себя эталоном для окружающих. Пусть каждый следует своим представлениям относительно того, что для него полезно. Я никого не связываю своими убеждениями. Никто не может быть мерилом для другого в выборе пищи. Невозможно установить одно правило для всех»

(Основы здорового питания, с. 491)

В другом случае она писала:

«Мы не должны делать санитарную реформу прокрустовым ложем, усекая людей или вытягивая их в стремлении подогнать под одну мерку. Один человек не может быть эталоном для другого. Нам всем нужна доля здравого смысла. Не впадайте в крайности. Если ошибаться, то лучше ошибаться в сторону приближения к людям, — чем удаления от них»

(Проповеди и беседы, т. 1, с. 12)

Вопреки Елене Уайт поступали люди, бравшие из Свидетельств «информацию относительно санитарной реформы и делавшие ее эталоном» для других. Такие люди

«выбирают высказывания относительно тех видов пищи, которые представляются нежелательными, высказывания, написанные для предостережения и наставления определенным личностям, вступившим или вступающим на путь зла. Люди сосредоточивают на подобных высказываниях свое внимание и усиливают их как только можно, проявляя при этом особенно неприятные черты характера. Они преподносят их очень убедительно, делают критерием и используют там, где они могут причинить только вред»

(Избранные вести, т. 3, с. 285)

Для контраста следует сказать, что, хотя Елена Уайт занимала твердую позицию по данному вопросу, она заявляла, что употребление мясной пищи и даже свинины не должно быть критерием членства в Церкви (Письмо 14, 1897; Основы здорового питания, с. 404; Рукопись 15,1889). Та же умеренность чувствуется в ее произведениях, в которых она упрекает «сторонников жесткой линии» в Церкви. Умеренность проявлялась и в ее отношении к адвентистам, оставлявшим свиноводство в 1860–е годы (Ревью энд Геральд, 1868,24 марта), и к А. Т. Джоунсу, предпринимавшему крайние меры против чтения Библии в общественных школах в 1890–е годы (Письмо 44, 1893). Умеренность взглядов Е. Уайт видна в ее совете С. Н. Хаскеллу в начале 1900–х годов по поводу его метода проповеди Евангелия жителям Нью–Йорка. Суть этого совета сводилась к следующему: Хаскелл не единственный, поэтому должен позволить своему главному сопернику совершать служение так, как тот считает наилучшим, поскольку Бог дает разным людям разные таланты (Письмо 158, 1901).

Добрая по природе

Елена Уайт, как мы особенно ярко увидим в пятой главе, глубоко сочувствовала всем нуждающимся. Это чувство сильно проявилось, когда она впервые посетила тюрьму строгого режима. Ее поразило огромное число молодых узников. Она всем сердцем сочувствовала им и написала мужу: «Я пыталась себе представить, что вокруг меня мои дети, и мне хотелось говорить с ними с материнской любовью и сочувствием» (Письмо 32, 1878).

Г–жа Уайт с пониманием относилась к людям, совершающим ошибки. Сара Макентерфер рассказывает о своей первой попытке законсервировать фрукты. Она находилась вместе с Еленой Уайт на лагерном собрании, когда г–жу Уайт известили, что ее персики поспели и их необходимо сразу законсервировать, если она желает их спасти. Елена Уайт не допускала потерь подобного рода, поэтому Сара добровольно бросилась домой делать заготовки.

Проблема заключалась лишь в том, что Сара никогда раньше не занималась консервированием фруктов. Но ей сказали, как это делать, и Сара законсервировала несколько дюжин двухлитровых банок персиков. На полке они смотрелись красиво, и Елена Уайт поздравила ее с хорошо сделанной работой. Все шло гладко в течение недели или десяти дней. Однажды вечером из подвала стали раздаваться странные хлопки. Это взрывались банки, выбрасывая содержимое. Сара вскоре обнаружила, что забыла положить под крышки резиновые прокладки. Она, естественно, боялась рассказать об этой беде своей хозяйке. Узнав о неприятном происшествии, г–жа Уайт утешила ее: «Сара, это происшествие послужит тебе хорошим уроком, который ты никогда не забудешь» (Элма Е. Мак Киббин, Рукопись, 1956, 15 февраля).

В другой раз Елена Уайт вспоминала, как ее дети учились вязать. «Один из мальчиков спросил меня: „Мама, я хочу знать, помогаю ли я тебе, взявшись за вязание?" Я видела, что за ним надо распускать каждую петлю, но ответила: „Да, мое дитя, ты помогаешь мне". Почему я сказала, что дети помогали мне? Потому что они учились. Когда они делали петли не так, как полагается, я распускала их, но никогда не ругала за ошибки. Я терпеливо учила их, пока они не освоили вязание» (Ревью энд Геральд, 1903, 23 июня).

Ее доброта распространялась и на животных. В 1895 году Елена Уайт заметила, что нанятый ею человек грубо, отвратительно относится к ее животным. «Я бы хотела, чтобы за ними ухаживал более добрый, мягкий человек» (Письмо 157, 1895). Элла Робинсон, ее старшая внучка, вспоминала, как однажды, проезжая в коляске с г–жой Уайт, они увидели, как человек жестоко бил пони. Елена Уайт остановила коляску и сказала ему: «Мой друг, вы лишились рассудка? Разве вы не видите — бедное животное делает все, что в его силах, чтобы втащить на холм тяжелую ношу?» И к моему удивлению, этот человек извинился и снял часть груза» (Молодежный руководитель, 1948, 16 марта; сравни Письмо 26а, 1868).

Далеко не совершенная

Хотя Елена Уайт имела много положительных качеств, она никогда не притязала на безошибочность своего мнения или действий. Некоторые из ее ошибок были связаны с отношением к мужу; эту тему мы глубже рассмотрим в главе 7. Их самые большие разногласия возникали в 1870–е годы и в начале 1880–х годов после того, как многократные приступы болезни внесли в их отношения напряженность, которая раньше не наблюдалась. Как мы увидим в главе 7, возникающие разногласия причиняли боль как Джеймсу, так и Елене, и временами она сожалела о некоторых своих словах и поступках.

Например, 18 марта 1880 года Елена написала Джеймсу: «Я каждый день глубоко каюсь перед Богом за мою душевную черствость и за то, что моя жизнь не находилась в большем согласии с жизнью Христа. Я оплакиваю мое собственное жестокосердие и мою жизнь, которая не всегда была правильным примером для других… Прости меня за все необдуманные слова, слетавшие с моих уст… Я хочу исправить свои пути и контролировать нрав, чтобы соблюсти сердце в Божьей любви» (Письмо 5, 1880). Четырьмя годам и раньше она писала: «Я нуждаюсь в смиренном сердце, кротком, спокойном душевном состоянии… Я желаю, чтобы мое „я" было сокрыто в Иисусе. Я желаю, чтобы оно было распято. Я не претендую на безгрешность или даже на совершенство христианского характера. Я не свободна от ошибок и заблуждений. Если бы я во всем следовала за Спасителем, то теперь не оплакивала бы те стороны моей жизни, в которых не отражается Его образ» (Дочери Божьи, с. 272).

По–видимому, люди хотят, чтобы пророки были сверхчеловеками, но это далеко не так. Г–жа М. Дж. Нельсон рассказывает о том, как она впервые пришла к Елене Уайт, чтобы служить экономкой. Г–жа Уайт хотела предостеречь г–жу Нельсон от возможного разочарования. «Сестра Нельсон, — сказала она, — вы пришли в мой дом. Вы будете членом моей семьи. Вы можете увидеть во мне такое, к чему отнесетесь неодобрительно. Я могу совершать ошибки, и мой сын Уилли тоже может совершать ошибки. В конце концов, я могу лишиться вечной жизни. То же может произойти и с моим сыном». Затем г–жа Уайт призывала г–жу Нельсон оставаться верной Богу и Его Церкви, несмотря на несовершенства, которые она может увидеть в семье Уайт (Г–жа М. Дж. Нельсон. Интервью, взятое Артуром Л. Уайтом, 1939).

Подобно библейским пророкам, Елена Уайт была обычным человеком. Так же как и у них, у нее были свои проблемы. И подобно им она чувствовала свою нужду в Боге и полагалась на Его благодать, незаслуженную милость и прощение.

Глава четвертая Другие личные качества

Люди — сложные существа. Большинство из нас живут в состоянии какого–то внутреннего разлада, испытывая противоположные чувства, которые заставляют нас поступать противоречиво. Елена Уайт не была исключением. В этой главе мы увидим, как она боролась со своей природной застенчивостью, которая мешала ей выполнять свой долг перед Богом. Мы увидим также, как ей удавалось быть непреклонной там, где это было необходимо, и в то же время оставаться милосердной и прощающей. Эта глава заканчивается иллюстрацией ее желания сохранять тактичность и уважение перед лицом некоторых трудных случаев.

Застенчивая, но способная быть решительной

Елена по природе была застенчивой. Она рассказывала, что до пятнадцати лет «никогда не молилась публично и могла произнести лишь несколько осторожных слов на молитвенном собрании» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 32). Застенчивость стала для Елены испытанием после первого видения, имевшего место в декабре 1844 года, которое удостоверило правильность проповеди миллеритов, несмотря на пережитое ими разочарование 22 октября.

Спустя неделю Елена сообщила о втором видении, рассказав о нем так: «Господь повелел мне идти и рассказывать другим то, что Он открыл мне. Мне было показано, что мои слова вызовут большое сопротивление и это причинит боль моему сердцу, но Божьей благодати будет довольно, чтобы поддержать меня во всем». Видение оставило ее «в чрезвычайном затруднении». Множество отговорок появлялось в сознании: и слабое здоровье, и юный возраст — ей исполнилось только семнадцать лет, она была маленькой и хрупкой и «по природе настолько стеснительной и застенчивой, что для нее было мучительно встречаться с посторонними людьми».

В итоге, Елена молила Бога снять с нее эту обязанность и возложить на кого–либо еще. Но призыв к исполнению долга постоянно звучал в ее ушах: «Расскажи другим то, что Я открыл тебе». Это «казалось невозможным», — делилась она, — и «мое сердце сжималось от страха при подобной мысли». Она даже «желала умереть, чтобы избежать этой обязанности». Чудесный мир, наполнявший ее от осознания присутствия Господа, оставил ее, и она стала еще сильнее страшиться ответственности (там же, с. 69, 70).

Наконец Елена покорилась воле Божьей и попыталась положиться на Его силу, чтобы исполнить свой долг. Но даже тогда ей не стало легче. Природная робость и чувствительность искушали Елену смягчать свои вести, лишая их остроты. «Для меня являлось тяжким крестом, — писала она, — рассказывать людям о том, что мне было показано относительно их грехов. Мне было очень тяжело видеть других опечаленными и огорченными. Вынужденная нести людям вести, я часто смягчала их и рассказывала настолько привлекательно, насколько это было возможно. Затем я уходила и плакала в агонии души». Елена жаждала жить подобно другим христианам, заботившимся только о себе.

Находясь в таком состоянии, Елена получила видение, в котором ей была показана группа погибших людей. «Их лица выражали отчаяние и ужас». «Они подошли ко мне, — заметила она, — и вытерли об меня свою одежду. Я взглянула на свое одеяние и увидела, что оно запачкано кровью… Ангел опять поднял меня на ноги и сказал: „Ты пока еще невиновна, но эта сцена показана тебе, чтобы ты знала, в какое попадешь положение, если не будешь возвещать другим то, что Господь открыл тебе. Но если останешься верной до конца то будешь вкушать от дерева жизни"» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 222, 223).

Такие яркие сцены и побуждения совести побудили Елену Уайт выполнять святой долг, который, по ее убеждению, был определен для нее Господом. Но долг этот никогда не был легким, особенно первые тридцать или сорок лег ее служения. В 1874 году она писала Дж. Н. Лофборо: «В течение многих лет я чувствовала, что если бы я могла сделать свой выбор и тем угодить Богу, то предпочла бы скорее умереть, чем иметь видение, ибо каждое видение возлагает на меня ответственность обличать и предостерегать, а это всегда противоречит моим чувствам и разрывает мое сердце на части» (Избранные вести, т. 3, с. 36, 37).

Итак, мы видим, что Елена Уайт была похожа на большинство из нас. Она также нуждалась в Божьей подкрепляющей благодати для выполнения своего христианского долга. Если принять во внимание ее сдержанность, тем более становится удивительным то, что большую часть своей жизни она оставалась непреклонным борцом.

Г–жа Уайт шла напрямик, если чувствовала, что верующие или неверующие пренебрегали истиной, которая оказывалась в опасности. Например, в июне 1878 года во время океанского перехода из Сан–Франциско в Портлэнд она раздала пассажирам адвентистские публикации. Прошло немного времени, и она услышала, как некий служитель в ответ на ее брошюры говорил группе пассажиров, что Закон исполнить невозможно. «Г–жа Уайт, — вещал он, — говорит: Закон да Закон. Она считает, что мы можем спастись Законом, что никто не спасется, если не соблюдает Закона. Я же верю во Христа. Он мой Спаситель».

На этот раз г–жа Уайт стояла там, где пассажиры не видели ее. Следовательно, она могла избежать открытого, публичного конфликта. Но, согласно ее словам, она видела несправедливость обвинения и не могла допустить, чтобы такое публичное высказывание осталось неисправленным. Соответственно, вестница Божья отрыто противостала служителю, заявив, что он сделал «ложное заявление». «Г–жа Уайт никогда не занимала подобной позиции. Я говорю за себя и за наш народ». Затем она дала развернутое пояснение по поводу взаимоотношений Закона и Евангелия и закончило требованием, чтобы «он никогда вновь не делал ложных высказываний, будто» адвентисты «не полагаются в вопросе спасения на Христа». Пастор Браун прошептал своим близким друзьям, что он все знает об адвентистах, подразумевая тем самым, что г–жа Уайт не сказала всю истину. Этот шаг побудил Елену вернуться к борьбе с обвинением, в котором Браун не только ложно представил адвентистов, но и не знал, о чем говорил (Знамения времени, 1878, 18 июля).

Елена Уайт была столь же прямой и по отношению к членам Церкви. Примеры ее вынужденного противоборства с другими адвентистами встречаются во всех ее произведениях, поэтому я приведу лишь несколько типичных случаев. В 1851 году ей пришлось иметь дело с человеком, у которого была особенно тяжелая проблема. «В то время, — описывала г–жа Уайт свой опыт, — я получила такое серьезное видение, какого не имела никогда в жизни. На следующий день мы пошли к Генри Аллену, и Бог дал мне суровую весть для него. Я не осмелилась приукрасить ее. Никогда ни для кого другого я не получала такой суровой вести». К сожалению, заметила она, Аллен не «испытал сокрушения», не исповедал вины и не исправился. В результате община, следуя 1 Кор. 5, «лишила его церковного членства, пока он не прекратит свою связь [взаимоотношения с женщиной, которая не была его женой] и не исправится. Хотя происшедшее не возымело действия на самого Аллена, оно послужило полезным уроком для общины. Елена Уайт писала, что к моменту их отъезда состояние братьев и сестер было намного лучше того, в котором они пребывали до этого» (Письмо 8, 1851).

Другой пример имел место в 1882 году. Она столкнулась с церковным руководителем Урией Смитом в ситуации, когда он отступил от правильных принципов. «Я не удивляюсь, что в Батл–Крике сложилось такое положение вещей, — писала Е. Уайт У. Смиту, — но мне больно, что вы, мой многоуважаемый брат, вовлечены в это дело и оказались на неверной стороне вместе с теми, о ком я знаю, что Бог не ведет их» (Письмо 2а, 1882).

Многие из ее обличительных вестей должны были пробудить в людях сознание их нужд и указать им на неправильный образ действий, подвигнуть их к исправлению отношений с Богом и ближними. Вести эти были неприятны и ей, и тем, кому предназначались. Одна женщина сказала г–же Уайт в 1868 году: «Вы убили меня, вы совершенно уничтожили меня. Вы убили меня». Елена Уайт ответила: «Я надеялась, что моя весть окажет на вас именно такое влияние» (Письмо 6, 1868).

И почему, можете спросить вы, она говорила так прямолинейно? Ответ состоит из двух частей. Первую часть сформулировал Джеймс Уайт, когда написал следующее: «Г–жа Уайт вначале очень робко приступала к общественным выступлениям. Если она говорила с убежденностью, это было ей дано Святым Духом. Если она говорила со свободой и силой, это было ей даровано Богом» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 127). Сказанное Джеймсом о выступлениях Елены относится также и к ее личным советам. Елена преодолела свою природную застенчивость только благодаря глубокому убеждению, что она имела духовную весть от Бога как для отдельных лиц, так и для Церкви в целом.

Вторую часть ответа на вопрос, почему она столь прямолинейна в провозглашении своих вестей, предложила сама Елена Уайт, когда заметила, что многие люди исповедовали теорию религии, в то время как сердца их оставались не очищенными. Имея в виду конкретных людей, она писала: «Я говорю открыто и не думаю, что истинный христианин опечалится из–за моих слов; я не хочу, чтобы кто–либо из вас подошел ко времени скорби, не утвердившись в своем уповании на Искупителя. Будьте готовы узнать о себе худшее, удостоверьтесь в том, что вы имеете наследие на небесах, будьте честны перед самими собой» (Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 163).

Конфликт между природной застенчивость и прямолинейностью, который мы заметили, до известной степени присутствовал в Елене Уайт всю ее жизнь. Только понимая свою миссию в свете вечности, она могла разрешить данный конфликт и продолжать свою работу.

Строгая, но всепрощающая и великодушная

Другой внутренний конфликт, беспокоивший Елену Уайт всю ее жизнь, был связан ее стремлением найти середину между строгостью и великодушием. Многие случаи, вызывавшие данный конфликт, были не только сложными, но и тревожившими ее.

Примером того, как г–жа Уайт справлялась с этим конфликтом, является ее отношение к греху прелюбодеяния, совершенному одним из самых известных адвентистских служителей 1880–х годов, который сменил Джеймса Уайта на посту издателя «Знамений времени» в 1881 году и занимал эту должность до 1886 года.

До конца 1885 года Е. Уайт неоднократно обращалась к служителю по поводу его проблемы. В ответ он давал обещания ей и другим братьям, но никогда эти обещания не выполнял. Затем в ноябре 1885 года он участвовал в слушании дела другого служителя, гораздо менее виновного. Однако он обошелся с ним весьма сурово. На этот раз Елена Уайт написала ему, что он, конечно, не хотел бы, чтобы Бог поступил с ним так же, как он поступил с его братом–служителем. «Я думаю, — написала она, — что кто угодно, но только не ты, может критиковать и осуждать других» (Письмо Ю, 1885).

Два месяца спустя г–жа Уайт написала Джорджу И. Батлеру, президенту Генеральной конференции, что она находится в сильном затруднении, не зная, как ей поступить, чтобы выполнить свой долг. К тому времени она поговорила с возлюбленной заблудшего служителя. Сказав ей о своем желании не предавать данное дело огласке, Елена Уайт заметила, что своими действиями они сами сделали его известным (Письмо 73, 74, 1886). Вестница Божья написала также обличающее письмо самому служителю.

18 марта он ответил, что письмо поразило его, и она удивила его тем, что имеет к нему «искорку сочувствия». Служитель исповедал греховность своих путей и снова заверил ее о решимости исправить свою жизнь. Письмо Е. Уайт, по его словам, придало ему мужества посмотреть в корень ситуации, и он добавил: «Я искренно надеюсь, что Бог не отстранит меня от Своего дела» (Письмо брата X. Елене Г. Уайт 1886, 18 марта).

Последующие письма от Елены Уайт и других братьев показывают, что проблема этого служителя не была разрешена; ему предстояло покинуть Калифорнию, возможно, получив назначение на служение в Церкви на новом Европейском поле. Однако никто не был уверен в истинности его покаяния. Г–жа Уайт поделилась этим сомнением. Она хотела, чтобы служитель поехал в Англию, но сомневалась, «будет ли это уместно» (Письмо 117, 1886).

Тем временем, Батлер был готов «очистить стан» от такого служителя и еще нескольких человек, ему подобных. Он во всеуслышание поставил вопрос о лишении согрешившего служительского удостоверения (Письмо Джорджа И. Батлера Елене Г. Уайт, 1886, 23 августа).

Елена Уайт откликнулась, заявив, что она встревожена и что Генеральная конференция должна решить, возобновлять ли служительские полномочия этого брата. Она знала, что его таланты можно использовать в Европе, но спрашивала: «Что мы можем решить? У нас должны быть доказательства того, что он чист перед Богом. Мы не вправе легкомысленно относиться к греху и говорить грешнику: «Все изменится к лучшему». Нам нельзя поручать работу пастору X., если он не имеет тесных отношений с Богом… Нам нельзя беспечно относиться к этому делу… На нем проказа греха» (Свидетельства относительно сексуального поведения, с. 186, 187).

Две недели спустя г–жа Уайт написала еще одно послание президенту Генеральной конференции, умоляя «спасти его, если возможно». «Нам нужен человек со способностями и опытом, но не с грехами… Сатана упорно борется за его душу. Он почти потерпел кораблекрушение, но если он доверит штурвал Иисусу, то его корабль не разобьется. Мы не должны давать места дьяволу» (Письмо 84, 1886; курсив мой. — Дж. Н.).

На сессии Генеральной конференции в декабре 1886 года президент Батлер сказал Елене Уайт, что известный ей служитель частично исповедал свой грех, но, насколько было известно Батлеру и Хаскеллу, его покаяние не было достаточно глубоким (Письмо Дж. Батлера Е. Уайт, 1886, 16 декабря). В последующие четыре месяца Батлеру и Хаскеллу удалось сместить с должности своего согрешившего коллегу. Для Елены Уайт это было очень тяжелое переживание. Она написала Батлеру: «Вы лишили человека возможности иметь шанс в жизни», теперь «он вряд ли сможет исправиться». Она не видела «света в происходящем» (Письмо 42, 1887).

Неделю спустя она сказала Батлеру, что самое мудрое решение — послать служителя в Европу. «Он никогда, — писала Е. Уайт, — не возродится, находясь в теперешних обстоятельствах. Много месяцев тому назад я видела сон, в котором он был показан возрожденным и имевшим на себе Божье благословение. Но в том, что произойдет, не будет ни вашей заслуги, ни заслуги пастора Хаскелла. С вашим же отношением к нему он навсегда остался бы во тьме, и его свет растворился бы во мраке» (Письмо 16, 1887; курсив мой. — Дж. Н.).

По–видимому, сон Елены Уайт об обращении и возрождении этого человека исполнился. В дневниковых записях за июнь 1887 года, мы читаем, что она и служитель, у которого ранее были трудности, проповедовали вместе в Норвегии. Довольно показательно, что он проповедовал на тему о Законе и Евангелии (Рукопись 34,1887). Великодушное и прощающее отношение Елены Уайт, видимо, вызвало такой отклик в его сердце, которого нельзя было достигнуть осуждающим отношением сторонников жесткой линии.

Г–жа Уайт не была сторонницей мягкого отношения к греху, напротив, она решительно осуждала грех, но когда кто–либо исповедовал грехи и каялся в них, она была на стороне милости. В подобных случаях она всегда следовала этому правилу.

Почтительная и чуткая

Елена Уайт была человеком твердых убеждений и никогда не сдавалась в борьбе, если вопрос касался религиозного принципа или если души подвергались риску. С другой стороны, она стремилась быть тактичной по отношению к другим людям, почтительной к их правам и чуткой к их чувствам.

Одним из примеров такой чуткости служит судебное дело, возбужденное против нее Уильямом В. Уоллингом, мужем ее племянницы. В 1873 году Уоллинг убедил г–жу Уайт, когда та приехала в Колорадо, позаботиться о его детях в течение нескольких месяцев. Эти месяцы растянулись на годы, и г–жа Уайт растила и воспитывала девочек, как если бы они были ее собственными. Тем временем Уоллинг в течение ряда лет не делал попытки связаться с дочерьми ни лично, ни посредством писем. Потом вдруг после восемнадцатилетнего пренебрежительного отношения к дочерям, когда девочки стали девушками, он захотел, чтобы они вернулись и ухаживали за его домом. Те, вполне естественно, предпочли остаться с тетей Еленой. В ответ на это Уоллинг возбудил против г–жи Уайт судебный процесс, выставив иск в двадцать пять тысяч долларов за отчуждение его дочерей.

Судебное дело длилось около четырех лет с ростом доказательств в пользу Елены Уайт. Несмотря на благоприятное положение, она решила прийти к полюбовному соглашению. И это соглашение стоило ей немало — она заплатила две тысячи долларов юристу и тысяча пятьсот долларов г–ну Уоллингу. Это огромные деньги, если учесть, что рабочие получали около двух долларов в день. Как писала Елена Уайт, полюбовное соглашение «отрезало большой кусок» от их бюджета.

Но почему же, спросите вы, она пошла на такое соглашение? Потому что любила своих внучатых племянниц и чутко относилась к их чувствам. «Я могла бы решиться и пойти в суд, — писала г–жа Уайт, — но такое решение привело бы бедных детей туда, где они вынуждены были бы под клятвой свидетельствовать против их отца, а это причинило бы им безмерную скорбь. На суд вынуждена была бы прийти мать… Неизвестно, сколько лжи было бы произнесено под клятвой и как много бесчестья было бы навлечено на всех нас» (Письмо 128, 1896).

Как мы отмечали ранее, г–жа Уайт была сложным человеком. Она могла сурово обличать и в то же время поступать великодушно и уважительно. Жизнь для нее никогда не была простой. Она, подобно нам, день за днем испытывала внутреннюю борьбу, ставшую неотъемлемой частью жизни в несовершенном мире.

Глава пятая Соседка и подруга

Елена Уайт искренне любила людей. Она обожала общаться с ними и желала им самого лучшего в их духовной жизни и во всем остальном, включая физическое благополучие.

Служение нуждающимся г–жа Уайт считала частью своего призвания. Одним она предлагала пищу и деньги, других обеспечивала жильем и работой, третьим дарила доброе слово.

Добрососедское отношение в Австралии

Не все соседи являются приятными людьми. Некоторые действуют на нас раздражающе. Елена Уайт, как и мы с вами, имела дело с разного рода соседями.

Особенно неприятным было для нее селение, находившееся вблизи ее дома в Курабонге, Австралия, где Церковь возводила Авондэйлскую школу для христианских работников. Как написал констебль Берри, местный полицейский управляющий, служивший в начале проживания семьи Уайт в Курабонге, адвентисты «не могли найти худшего места для учреждения школы». В окрестностях этого селения жили двести пятьдесят потомков трех семей с преступным прошлым. «Не было ничего, — заявлял добрый констебль, — слишком горячего или слишком тяжелого, чего они бы ни утащили ночью». Внучка Элла вспоминает, что «мародеры добрались до бабушкиного огорода. Из ее сарая были украдены запасы провианта. Пища, приготовленная на субботу, вся посуда для дойки коров — миски, чашки и все остальное — исчезли в течение одной ночи» (Молодежный руководитель, 1948, 30 марта). Сама Елена Уайт заметила только одного настоящего вора, но после приезда они вынуждены были все держать под замком из–за постоянной угрозы грабежа (Благотворительное служение, с. 328).

Эти неприятные соседи были не только ворами, но и невеждами, горькими пьяницами, суеверными людьми и тунеядцами. Проблема заключалась в том, как реагировать на их поступки. Елена Уайт наставляла свою семью и членов Церкви не жаловаться на соседей, но, напротив, она стремилась заботиться о них всеми возможными способами.

Один из способов подразумевал использование талантов Сары Макентерфер, квалифицированной медсестры и неизменной помощницы г–жи Уайт в ее многогранной работе. Иметь медицинского работника в доме было особенно важно, так как самый ближайший врач находился на расстоянии более двадцати миль.

После обеда обе женщины в легкой двухместной коляске объезжали окрестности в поисках людей, нуждающихся в помощи. Однажды они нашли восьмилетнего мальчика, разбитым стеклом порезавшего себе колено. Родители возили его за двадцать миль в Ньюкасл, тамошний врач наложил мазь и перевязал рану, велев накладывать на рану компресс из хлеба и молока, но не сказал, как это делать. В результате, инфекция распространилась по всей ноге. Казалось, что ампутация неизбежна. Мальчик в течение недели день и ночь кричал от боли.

В этот момент на сцене появились г–жа Уайт и Сара. Сара в течение двух часов чередовала горячие и холодные компрессы для инфицированной ноги, а затем перевязала рану. На следующий день она повторила горячие и холодные компрессы и сделала перевязку на раны, положив древесный уголь, чтобы вытянуть гной. Тем временем г–жа Уайт и Сара обнаружили, что тетя мальчика также имела серьезную рану.

В конечном счете они взяли обоих пациентов в дом г–жи Уайт, где мисс Макентерфер могла заботиться о них постоянно. К удивлению соседей, после десяти дней тетя и племянник возвратились домой. Мгновенно по округе распространилась молва, что г–жа Уайт и ее друзья–адвентисты обладают особым искусством врачевания. Более всего удивляло людей, что Елена Уайт никогда не брала денег за медицинскую помощь. Вскоре со всех окрестностей на несколько миль вокруг к дому Елены Уайт и ее медицинской сестры стали стекаться люди. Фактически дом Е. Уайт часто функционировал как больница, пока адвентистская община не смогла приобрести здание для этой цели. Такая медико–миссионерская деятельность, заметила г–жа Уайт, разрушила «подозрение и предрассудки» (Молодежный руководитель, 1948, 30 марта; Благотворительное служение, с. 327, 334).

Конечно, не всегда работа мисс Макентерфер имела счастливый конец. Один трагичный случай произошел с человеком, который находился без сознания и умирал от пневмонии. Его семья, в конце концов, позвала на помощь Сару. Ее лечение возвратило к жизни пациента. Затем семья пригласила врача из Ньюкасла. Он одобрил лечение, примененное Сарой, и когда семья спросила, можно ли пациенту «поднять настроение», чтобы «сохранить» его силу, дал на это согласие. Вся суматошная семья начала прикладываться к бутылке, в конце концов, все напились до потери рассудка, а больного так упоили, что он умер в ту же ночь «в пьяном угаре» (Элла Уайт Робинсон. Интервью № 3, взятое С. Осборном). Таков был менталитет части людей, с которыми г–же Уайт и помощникам приходилось иметь Дело в окрестностях Авондэйла.

Помимо заботы о физических нуждах своих соседей Австралии, г–жа Уайт проявляла попечение об их ежедневных потребностях. В середине 1890–х годов континент оказался в серьезном экономическом кризисе.

«Отдельные семьи, — писала Е. Уайт, — потеряли работу, которую они имели по двадцать лет. У одного человека и его жены было много детей, он заботился о них, пока имел работу. Теперь я плачу за школьное образование четверых детей из одной только этой семьи. Мы видим много случаев, когда должны помочь. Тем, кому мы помогли, отличные люди. У них большие семьи, но они бедны. Один человек работал изготовителем автомобильных кузовов, столяром–краснодеревщиком, ремонтным рабочим, и в очах Божьих, Который читает сердца всех людей, он был человеком более высокого ранга. Наша семья обеспечивала этих несчастных одеждой в течение трех лет, мы перевезли их в Курабонг и надеялись помочь им перезимовать эту зиму. Я разрешила им жить в моей времянке. Они покрыли крышу железом и жили в ней год. Все любят этого человека, его жену и его детей. Мы должны помочь им. У них есть отец и мать, которых они должны поддерживать. Три семьи такого же состояния живут в прилегающих к школе постройках, и если бы у нас были деньги, чтобы помочь им построить недорогой деревянный дом, как бы они были рады! Я берегу каждый пенни, чтобы оказать им эту помощь» (Благотворительное служение, с. 336, 337).

Елена Уайт предпринимала особые усилия, помогая членам Церкви, страдающим от разорения, причиненного экономическим кризисом. В 1894 году она писала: «Мы купили дрова у наших братьев–фермеров и пытаемся дать работу их сыновьям и дочерям. Но нам нужно привлечь большие благотворительные фонды, чтобы спасти семьи от голода… Я делилась моими домашними запасами продуктов с голодающими, иногда преодолевая на коляске расстояние в одиннадцать миль, чтобы облегчить их нужды» (там же, с. 329).

Порой все, живущие и работающие в доме, принадлежавшем семье Уайт, оставляли свою работу по подготовке к печати рукописей Е. Уайт и объединялись для помощи обездоленным людям. В 1897 году Е. Уайт описала вечер, когда они собрали в своем доме общество Тавифы. «Мои работники, — вспоминала она, — помогающие мне в подготовке моих публикаций, готовили еду и шили, причем пять из них сидели до полуночи, кроя одежду. Они сделали три пары штанишек для детей одной семьи. Две швейные машины не переставали стрекотать до полуночи. Я думаю, никогда не было тружеников счастливее, чем эти девочки, работавшие прошлым вечером» (там же, с. 334).

Постоянно выискивая способ помочь ближним, Елена Уайт во время поездки в город, если она имела с собой деньги, заходила на фабрики, изготовлявшие одежду, покупала что–нибудь из остатков или слегка бракованные вещи. Вернувшись в Курабонг, она аккуратно складывала свои покупки, и когда видела, что в церковь приходила женщина в поношенном платье, обязательно приглашала ее к себе домой. В разговоре она могла сказать: «Недавно мне удалось достать хороший кусок ткани, который, я думаю, подойдет вам, если вы примите его». Затем приносила отрез, рассчитывая, что, если женщина позволит, она поручит своей швее сделать выкройку и сшить платье. В последние годы, когда г–жа Уайт могла больше позволить себе, она никогда не отдавала свою изношенную одежду бедным, так как не хотела умалять их достоинство. Она предлагала им новую, а старую оставляла для себя и своих домочадцев (Молодежный руководитель, 1948, 23 марта; Благотворительное служение, с. 328, 329; Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля).

Молва о Елене Уайт, как о соседке, помогающей нуждающимся и оказывающей медицинскую помощь, быстро распространилась вокруг. Вскоре она имела право написать:

«Не мы ищем случая для оказания помощи, а случаи ищут нас»

class="book">(Благотворительное служение, с. 331).

Елена Уайт не только щедро делилась с неимущими пищей и одеждой, но, как правило, имела нескольких нуждающихся, живущих под ее крышей. Например, когда в 1895 году две дочери Уилли подросткового возраста прибыли в Курабонг из Соединенных Штатов, они увидели за ее столом еще шесть или семь человек, помимо членов семьи и постоянных работников. Каждого из этих людей Елена Уайт взяла в свой дом из–за их бедственного положения. Однако она была осторожной, чтобы не превратить их жизнь в ее доме в унизительное потребительство. Вместо этого она придумала для каждого человека полезное занятие и назначила им регулярное жалованье. Многие из этих «работающих по найму» были молодыми людьми, посылавшими заработанные ими деньги домой, чтобы поддержать безработных родителей, братьев и сестер (Письмо 128, 1896; Молодежный руководитель, 1948, 16 марта).

Помимо заботы о физических нуждах соседей, г–жа Уайт стремилась также поднять их духовный уровень. Она особенно беспокоилась о тех людях, которые сами никогда не пришли бы в молитвенный дом на богослужение. Елена Уайт решила эту проблему, совершая для них служение. Г–жа Уайт написала Джорджу А. Батлеру, что по воскресеньям они выезжают «в окрестные селения» и проводят особые служения «на открытом воздухе, потому что предрассудки против истины настолько велики, что люди не соглашаются» посетить местную адвентистскую церковь (Евангелизм, с. 427).

Нередко Елена Уайт сосредоточивала внимание на детях. В таких случаях она брала свою семью на пикник в окрестные холмы. После еды рассказывала своим внукам истории или говорила на другие интересные темы. Это привлекало к ним детей, живших неподалеку. По словам внучки Мейбл, вскоре многие дети окружали Елену Уайт, потом к ним присоединялись взрослые, и истории продолжались, иногда сопровождаемые пением и игрой на складном органе. Так она достигала тех соседей, которые ранее схоронились адвентистов. Иногда во время вылазок за город Елена Уайт брала с собой простые фермерские принадлежности, к примеру, грабли и тяпки, которые раздавала бедствующим семьям (Мейбл Уайт Уоркмэн. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967,6 августа). Елена Уайт всегда искала возможности не только помочь людям, но прежде всего разрушить их предрассудки. Такая доброта окупалась искоренением подозрительности и в значительной степени избавлением от воровства.

Хотя Елена Уайт была довольна тем, что соседские отношения улучшились, она оставалась реалисткой, обладавшей здравым смыслом. Поэтому она позволила своему фермеру завести сторожевого пса, чтобы охранять сад и огород. Тиглатпаласар, пес, названный именем одного из самых могущественных царей жестокого Ассирийского царства библейских времен, «наводил смертельный ужас на злоумышленников, но его никогда не держали вблизи дома, где его лай мог напугать детей или помешать приходящим и уходящим гостям» (Молодежный руководитель, 1948, 30 марта).

Всегда заботливая соседка

Политика добрососедства не была чем–то новым для Е. Уайт во время ее пребывания в Австралии в 1890–е годы. Напротив, такое отношение к соседям характерно для всей ее жизни. Так, вспоминала г–жа Уайт в 1903 году, перед учреждением санатория в Батл–Крике в 1867 году они с мужем «ходили из дома в дом, помогая больным». «С Божьим благословением мы спасли жизнь многим страдающим» (Письмо 45, 1903). Вновь она вспоминала: «После моего брака мне было сказано, что я должна проявлять особую заботу о детях–сиротах, беря их на время на свое собственное попечение, а затем уж находить для них дом. Таким образом я показывала другим пример того, что они могли делать.

Хотя часто я была вынуждена уезжать и много писать, я брала детей трех — пяти лет, заботилась о них, воспитывала и обучала, прививая им чувство ответственности. Время от времени я брала в дом также мальчиков от десяти до шестнадцати лет, окружая их материнской заботой и обучая для служения» (Благотворительное служение, с. 321).

Ее ежедневные дневниковые записи, сделанные в 1859 году, неоднократно и наглядно показывают, что она заботилась о ближних и эта забота была неотъемлемой частью жизни семьи Уайт. Об одной бедной семье г–жа Уайт написала: «Мы немного помогли им. Заплатили половину за пару ботинок для маленького брата, один доллар. Я заплатила полтора доллара за пару туфлей для матери. Муж дал ей один доллар. Генри дал ей десять центов, Эдсон — десять центов и маленький Уилли — десять центов. Муж дал ей еще двадцать пять центов купить что–нибудь вкусное для больного. Мы выделили этой семье некоторые из наших вещей, которые были в хорошем состоянии».

Вновь первого марта, после оказания помощи одному знакомому г–жа Уайт писала: «О, если бы все знали как приятно оказывать помощь бедным, делать ближним добро и дарить им счастье! Господи, открой мое сердце, чтобы я делала все, от меня зависящее, дабы облегчить страдания окружающих» (Ревью энд Геральд, 1936, 27 февраля).

Дружелюбие Елены Уайт по отношению к ближним проявлялось и за ее столом. Учитывая свое положение и положение своего мужа, она всегда должна была быть готова встретить неожиданных гостей. «Я каждый раз, — писала она около 1870 года, — хорошо накрываю на стол… Я делаю все возможное, чтобы приход одного или шести гостей не застиг меня врасплох» (Свидетельства для Церкви, т. 2, с. 487). Хотя лишние приготовления иногда были обременительными, г–жа Уайт, видимо, подлинно радовалась людям. Ее невестка замечала, что «она любила принимать гостей. Люди за столом всегда садились поближе к ней», и «она всегда имела что сказать» (Этель Мэй Лайси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня).

Глава шестая Внешность, образование, родительская семья

В первых пяти главах мы сосредоточивались большей частью на личности Елены Уайт. В данной главе сделана попытка завершить общий портрет несколькими штрихами, имеющими отношение к ее внешнему виду, образованию и семейному окружению.

Внешний вид

Хотя мы имеем достаточное количество фотографий Елены Уайт, существует не так уж много письменных описаний ее внешности. «Миннеаполисский журнал» в октябре 1888 года описывал ее так: женщина шестидесяти одного года, волосы «слегка тронуты сединой, лицо своеобразное, смуглое, загорелое, с низким лбом и толстыми губами. Беда, случившаяся в детстве, изувечила Елене лицо, но, слушая ее, человек перестает замечать следы этой травмы». Неделей раньше тот же журнал описал г–жу Уайт как «невзрачную, обычную женщину, пылко проповедующую с кафедры с суровостью мужчины» (Миннеаполисский журнал, 13 гл., 1888, 20 октября).

«Миннеаполисская трибуна» также дает нам краткое описание Елены Уайт: «Она была одета в прямое черное платье, украшенное только тонким белым воротничком и металлической цепочкой для часов, висевшей на поясе. Она стояла у кафедры с вытянутыми вперед руками, таким образом обращаясь к находившимся перед нею. Во время ее выступления многие служители плакали, и когда она пророчествовала, слушатели в знак своего согласия произносили „Аминь"» (Миннеаполисская трибуна, 1888, 21 октября).

Анкета с биографическими данными, заполненная Еленой Уайт в 1909 г.

С. Эдвардс, адвентист, пишет о г–же Уайт как о человеке «скорее обычного телосложения, чем чрезмерно тучного. У нее были крупные черты лица, темные волосы, разделенные пробором, зачесанные назад и собранные в пучок. Она всегда смотрела вам прямо в лицо, если не была занята чтением». Согласно Эдвардсу Елена Уайт не была ни красива, ни уродлива, но «имела приятную улыбку, которая часто озаряла ее лицо и делало его прекрасным. У нее были большие глаза, которые становились еще больше, если она чем–то увлекалась, и меньше, когда она улыбалась». Ее голос был приятным и «имел огромную силу» (С. Эдвардс. Неопубликованная рукопись).

Описание своей внешности, данное Еленой Уайт в анкете на сессии Генеральной конференции в 1909 году подтверждает некоторые из выше приведенных наблюдений. Цвет своего лица она назвала «темным», а волосы ее к тому времени стали совершенно седыми. По ее данным, при росте 157,5 см она весила 63,5 кг Небольшой избыток веса объяснялся ее неспособностью заниматься физическими упражнениями, как она того хотела бы, из–за слабых голеностопных суставов и проблем с бедром. Медицинская сестра, лечившая Е. Уайт в последние годы, утверждала, что ее вес был излишним, но не настолько, как кажется на фотографиях. Сестра объяснила кажущееся различие покроем одежды, которую она носила (Письмо Артура Л. Уайта Е М. Смиту, 1970,4 ноября).

Елена Уайт страдала от приступов болезни всю свою жизнь, однако интересно отметить, что здоровье ее с возрастом стало улучшаться. Несмотря на периодическое недомогание, она всю свою жизнь была погружена в работу, трудясь словом и пером.

Образование и любовь к книгам

В анкете за 1909 год на вопрос: «Какие степени (если они у вас имеются) вы получили и когда?» Елена Уайт написала: «Никаких». На предыдущий вопрос она ответила, что «до девяти лет посещала общественную школу в Портленде, штат Мэн», а в двенадцать лет в течение короткого времени посещала частную школу.

За этими честными ответами скрывается человеческая трагедия, положившая преждевременный конец школьному образованию Елены. Когда ей было девять лет, одноклассница бросила в нее камень и попала в лицо. В течение нескольких недель Елена находилась почти при смерти, но потом поправилась. Однако из–за травмы она не смогла продолжать школьные занятия. «Я переживала самую тяжелую борьбу в моей юной жизни, — писала она позднее. — Мне предстояло покориться моей слабости, отказаться от занятий и оставить надежду на получение образования» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 19). Только позднее Елена пришла к выводу, что обезобразившее ее лицо несчастье имело свою светлую сторону. Спустя пятьдесят лет после трагедии г–жа Уайт написала: «Время, которое казалось таким горьким и тяжелым, обернулось для меня скрытым благословением. Жестокий удар, затмивший земные радости, заставил мои глаза обратиться к небу. Я никогда бы не узнала Иисуса, если бы скорбь, омрачившая мои ранние годы, не побудила меня искать в Нем утешение» (Ревью энд Геральд, 1884, 25 ноября).

Официальное образование Елены прекратилось из–за неспособности посещать школу, но всю оставшуюся жизнь она продолжала накапливать знания путем постоянного чтения и благодаря многочисленным путешествиям. В течение своей жизни она собрала личную и служебную библиотеку из тысячи томов.

Несмотря на интенсивное чтение, как вспоминал ее сын Уилли, «она всегда очень остро чувствовала недостаток образования. Она восхищалась языком, которым другие писатели описывали сцены, раскрываемые Богом в ее видениях. Для нее было удовольствием, преимуществом и экономией времени использовать их язык полностью или частично, донося данные ей откровения до сердец читателей (Избранные вести, т. 3, с. 460). Г–жа Уайт опасалась, как бы «не умалить великого плана спасения ничтожными словами» (там же, с. 115).

Родительская семья

Елена и ее сестра–двойняшка Элизабет (Лиззи) родились 26 ноября 1827 года в Горхэме, штат Мэн, и были младшими в семье. Их отец, изготовитель и продавец шляп, в конце концов, перевез семью в Портлэнд, штат Мэн, где Елена выросла.

Отец и мать приняли миллеритскую весть и впоследствии стали адвентистами седьмого дня. По–видимому, всю свою жизнь Елена имела с ними добрые взаимоотношения. Когда родители достигли преклонного возраста, то некоторое время жили с ней. В 1861 году она написала Люсинде Холл, своей лучшей подруге, что отец и мать жили с ней и ее мужем, чтобы она могла за ними ухаживать. «Родители убирали свою комнату сами, — писала она, — но ели вместе с нами. Не представляешь, какое бремя снято с меня, поскольку я могу заботиться об этих двух престарелых детях. Мама слушает меня во всем, делает все, что я предлагаю. Я одеваю ее чистенько, расчесываю ей волосы, и она выглядит как приятная достопочтенная старая леди. Отец тоже старается угодить нам во всем. Мы заботимся о нем, и он неплохо выглядит» (Письмо 27, 1861).

Что касается семи ее братьев и сестер, все они дожили до совершеннолетия. Но Елена, самая больная, на несколько десятков лет пережила их, за исключением сестры Мэри, которую она пережила только на три года. Из семи братьев и сестер лишь двое стали адвентистами, соблюдавшими субботу. Это Роберт, по духу он был очень близок к Елене, но умер в 1853 году в возрасте двадцати семи лет, и Сара, мать Фрэнка Е. Белдена. Фрэнк стал известным адвентистским автором гимнов. Третья сестра, Мэри, очевидно, приняла учение адвентистов седьмого дня, хотя так и не стала крещеным членом Церкви.

Как нам известно, большинство братьев и сестер Елены остались в Методистской церкви. Исключением стала Лиззи, которая так и не приняла никакой веры после того, как в 1843 году Методистская церковь исключила членов их семьи за миллеритские убеждения. Елена переживала за свою сестру, ибо не ожидала встретить ее на небесах. Хотя Лиззи трудилась с Еленой и Сарой, собирая деньги на распространение миллеритской вести, ее собственный дом оставался «без молитвы» (Письмо 50, 1874). Елена и Лиззи изредка переписывались друг с другом, но Елена посещала сестру, когда только могла, однако их взаимоотношения не были настолько близкими, как можно было бы ожидать от двойняшек. Несмотря на безучастность к религии, Лиззи по крайней мере один раз посетила лагерное собрание вместе с Еленой, даже поднималась с ней на кафедру, когда та проповедовала. В тот момент Елена почувствовала искорку надежды, заметив, что «ее симпатии были на стороне адвентистов, «хотя она и не занимает открытую позицию» (Письмо 50 б, 1874).

Елена Уайт несколько раз обращалась к Лиззи с самым серьезным призывом, но сестра так никогда и не заняла желанную позицию. Например, после смерти Евы, дочери Лиззи, Елена изобразила малюток, выходящих из могилы в утро Воскресения, чтобы соединиться со своими матерями. «Но многие из этих младенцев не встретят своих мам. Мы не услышим восторженную песнь победы из уст этих матерей. Ангелы берут малышей, оставшихся без матерей, и несут их к дереву жизни… Бог хочет, чтобы дорогая мама Евы была там» (Избранные вести, т. 2, с. 260).

С самым убедительным призывом Елена обратилась к своей сестре–двойняшке в 1891 году за несколько месяцев до смерти Лиззи. Это был один из самых волнующих призывов на протяжении всего ее служения. К сожалению, он остался без ответа. Мы рассмотрим этот призыв в главе 14. А сейчас перенесем наше внимание от родительского дома Елены Уайт к ее собственному.

Часть вторая Семейная жизнь

Глава седьмая. Брак

30 августа 1846 года мировой судья соединил узами брака Джеймса Уайта и Елену Г. Гармон в Портлэнде, штат Мэн. Однако еще за несколько месяцев никто не мог предсказать возможность такого брака. Ведь в октябре 1845 года Джеймс писал, что брак является «дьявольской хитростью» и что адвентистская пара, объявившая о вступлении в брак, «отреклась от своей веры» в скорое пришествие Иисуса (Дневная звезда, 1845, 11 октября). Этой точки зрения, как он заявил впоследствии, придерживалось «большинство наших братьев», поскольку «такой шаг, казалось, предполагал еще годы жизни в этом мире» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 126).

Почему произошла столь радикальная перемена, можете спросить вы. Ответ заключается в том, что в конце 1845 года и в начале 1846 года Джеймс и Елена решили, что времени перед возвращением Христа будет больше, чем они думали в начале, и что в это время она должна выполнять особое служение, предостерегая единоверцев. В результате она стала больше ездить, провозглашая свою весть, но поездки были делом нелегким. Она не могла ездить в одиночку, и никто из мужчин ее семьи не имел возможности сопровождать ее. Проблема временно разрешилась, когда молодой служитель, которого звали Джеймс Уайт, согласился ездить с Еленой. С ней ездили также одна или две женщины, чтобы защитить ее от сплетен. Однако эти меры все равно не уберегли от критики. В конце концов, по словам Елены Уайт, Джеймс сказал ей, что «либо он должен уехать и оставить ее, с кем она пожелает, либо они должны пожениться». «Он сказал, что необходимо что–то сделать, и мы поженились» (Рукопись 131, 1906).

Это практичное решение, по–видимому, устраивало их обоих и в то же время поддерживало их служение. Как написал Джеймс, «Бог дал нам обоим служение, и Он видел, что мы могли хорошо помогать друг другу в этом служении, так как Елена должна была выступать перед людьми и ей нужен был законный покровитель. Бог предназначил ей стать проводником света и истины для людей. Она могла стать моей незаменимой помощницей» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 126).

Здоровые взаимоотношения

Джеймс Уайт и Елена Гармон сочетались браком по любви, в браке они ценили друг друга и, как правило, делали все, от них зависящее, помогая и неся утешение друг другу. Но как и любые взаимоотношения между двумя людьми, их брак был далек от совершенства и походил на браки других пар. Так что большинство из нас смогут распознать собственные радости и разочарования в их совместной жизни.

Джеймс и Елена относились друг к другу с нежностью, и это нашло естественное выражение в их переписке. В начале октября 1860 года, три недели спустя после рождения их четвертого ребенка Елена писала Джеймсу, уехавшему по делам за несколько дней до этого события: «Можешь быть уверен, мне не достает общения с тобой, но мысль о том, что ты исполняешь Божью волю помогает мне перенести твое отсутствие» (Письмо 10, 1860). Через месяц Елена сообщала мужу, что их новорожденный весит 4 кг 700 г, а ее здоровье улучшается. «Но, — добавила она, — твое место за обеденным столом пустует» (Письмо 12а, 1860).

Елена Уайт с единоверцами на лагерном собрании у озера Игл, шт. Миннесота, в 1875 или 1876 г.

19 ноября Елена порадовалась мысли о скором возвращении Джеймса. «Еще неделя, и ты приедешь домой. Мы все будем рады снова видеть тебя дома». Письмо сопровождалось сообщением, что «ребенок толстенький и здоровый», весит 6 кг и обещает быть «очень крепким мальчиком». Затем заботливая мама добавила: «Скажу тебе одну вещь: он такой крепкий, что тебе будет дорого стоить прокормить меня и его… У меня хороший аппетит. Пища хорошо усваивается» (Письмо 14, 1860).

Супруги Уайт не только с нежностью относились друг к другу, но и по достоинству ценили личные качества друг друга. «Я, — писала Елена в 1874 году, — очень высоко ценю твои способности» (Письмо 41, 1874). Несколько лет спустя после смерти мужа она поделилась своими чувствами, сказав, что он был «самым прекрасным человеком» (Рукопись 131, 1906). Джеймс же, ближе к концу своей жизни написал, что Елена была для него «венцом радости» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 125).

Джеймс и Елена ценили друг друга не просто как люди, но и как соработники в Божьем деле. Они единодушно трудились всю свою семейную жизнь. Рассказывая об их совместном служении, Джеймс писал: «Наши собрания проводились обычно так, что мы оба принимали в них участие. Я вел доктринальную часть, затем г–жа Уайт обращалась к собравшимся с наставлением, стараясь затронуть их самые нежные чувства… Пока я представлял доказательства и сеял семена Слова Божьего, она должна была поливать их. И Бог давал рост» (там же, с. 127).

Рассказывая о своей писательской деятельности, Елена Уайт отмечала: «Пока был жив мой муж, он трудился как помощник и советник в передаче вестей, которые Бог давал мне. Мы много путешествовали. Иногда я получала свет во сне ночью, иногда днем перед большим собранием. Наставление, полученное в видении, я добросовестно записывала, когда имела время и силы для работы. Потом мы вместе просматривали материал, причем мой муж исправлял грамматические ошибки и удалял ненужные повторы. Затем все это тщательно переписывалось для личных посланий или для печати» (Избранные вести, т. 3, с. 89).

Так Джеймс и Елена Уайт не только жили вместе, но и вместе трудились. По большинству вопросов они сходились во мнениях, но не по всем. Когда они не соглашались друг с другом, каждый, как правило, давал другому свободу оставаться при своих убеждениях.

Однако Елена всегда видела необходимость в том, чтобы быть чуткими друг к другу. Например, 6 июня 1863 года она написала: «Мне были даны некоторые откровения относительно моего мужа и меня… Я видела, что мы не понимали ни глубины, ни остроты сердечных переживаний друг друга. Сердце каждого должно быть особенно чутким, нам нужно быть особенно внимательными, чтобы не навлечь на другого ни тени недовольства или печали. Испытаний не избежать, но благодаря крепкой любви, совместному участию в Божьем деле и взаимному сочувствию, мы вместе сможем сохранить верность Богу, и каждое испытание послужит только ко благу, если будет стойко перенесено» (Рукопись 1, 1863).

Даже в хороших семьях бывают трудности

Джеймс Уайт читает лекцию, используя схему

Большинство людей, прошедших через подобные испытания, обнаруживают, что даже в хороших семьях не все так гладко. Это особенно справедливо, когда супруги — люди сильные, волевые, и каждый занимает. ответственное положение. В этом смысле брак Джеймса и Елены был похож на другие браки. У них также наступали трудные времена, и они на своем личном опыте могли убедиться, что от «скорби» происходит «терпение» (см. Рим. 5:3).

Но помимо стрессов и конфликтов, присущих всем бракам, взаимоотношения супругов Уайт имели свои особые сложности. Одна из них заключалась в том, что их дом, особенно в первые годы супружества, часто служил своего рода большим центром для адвентистских работников, живших с ними постоянно или временно. Период их жизни в Батл–Крике также имеет свои особые проблемы. Для Джеймса, руководителя Церкви, и Елены, исполняющей роль пророчицы, оказалось чрезвычайно трудно найти место и время для отдыха, в котором они нуждались просто как люди и как супружеская пара. Вот почему их убежище в Колорадо стало для них таким важным. Когда они рассматривали возможность покупки фермы на северных холмах Калифорнии, Елена Уайт написала: «Мы должны иметь уединенное пристанище, где можем выйти из дома и не попасть на глаза соседям» (Письмо 40, 1877). Они разрывались на части между чувством долга, который велел им находиться в Батл–Крике, большом центре адвентистской Церкви, и потребностью в отдыхе.

Взаимоотношения супругов Уайт страдали не только от недостатка покоя и уединения, но и вследствие плохого здоровья Джеймса в период между 1865 и 1881 годами. В течение этого времени он перенес пять параличей, причем первый был самым сильным.

Елена неоднократно советовала Джеймсу жить спокойнее, но он был личностью огромного таланта и энергии и не мог заставить себя снизить темп жизни, хотя сознавал, что обязан сделать это. Говоря современным языком, он был трудоголиком. Благодаря его энергии и посвящению, учреждались все направления деятельности адвентистской Церкви, включая издательскую, административную, медицинскую и образовательную системы. Как нам известно сегодня, без его энергии и руководства не состоялась бы Церковь адвентистов седьмого дня. Его склонность работать сверх меры привела к тому, что в возрасте сорока четырех лет истощил свои возможности и в первый раз был разбит параличом.

Этот удар, неспособность доверять дело другим, снижение темпа жизни, передача полномочий отложили отпечаток на всю оставшуюся жизнь Джеймса. Отрицательные черты, присущие ему в ранние годы, стали еще отчетливей проявляться после 1865 года. Так он стал страдать от повторяющейся депрессии, стал подозрительным к другим людям, иногда делал противоречащие здравому смыслу высказывания и произносил несправедливые обвинения. Эти проблемы влияли на его взаимоотношения как с единоверцами, так и с женой, и детьми. Однако несмотря на периодически возникающие сложности, Джеймс продолжал свое служение для Церкви и трудился больше, чем три или четыре человека, вместе взятых. Хотя в каком–то смысле он все делал хорошо, его неспособность снизить темп жизни повлияла в худшую сторону на некоторые его черты характера, время от времени разрушавшие его взаимоотношения с людьми.

фактически, твердая вера Джеймса в то, что жена получала вести от Бога, не защищала ее от его негодования, проявлявшегося тогда, когда Елена довольно прямолинейно говорила мужу, что его нездоровые привычки в работе причиняют ему вред и что его подозрительность и депрессия сводят на нет пользу того, что было сделано им ранее (см. Письма 40, 40а, 34, 38, 1874). Большинство нормальных мужей иногда обижаются на замечания своих жен. Джеймс Уайт не был исключением.

Еще одним источником осложнения личных отношений между Джеймсом и Еленой являлся вопрос, как поступать с их старшим сыном Эдсоном, оставшимся в живых, который (как мы увидим в следующей главе) имел довольно серьезные проблемы. Джеймс предпочел «суровую любовь» к сыну, отказавшись помочь ему выпутаться из затруднений. Елена, со своей стороны, попыталась примирить отца и сына, чем расстроила мужа. Однажды он сделал колкое замечание: «Мать кажется выглядит доброй и хорошей. Я не сомневаюсь, что в отсутствии Эдсона мы сможем легко найти общий язык» (Письмо Джеймса Уайта Уильяму К. Уайту, 1876, 7 июня).

Сильное обострение их взаимоотношений произошло в 1874 и в 1876 годах. В это время Джеймс с подозрением относился к людям и был слишком требователен к ним. Елена считала, что он тянет ее вниз, лишая способности к работе и мешая ей выполнять долг перед Богом. Совершенно растерянная, поскольку муж всегда поддерживал ее в работе и стремлениях, Елена оказалась неспособной понять изменения, происшедшие в нем вследствие его болезни. «Я не потеряла любви к мужу, — писала она своей ближайшей подруге (Люсинде Холл), — но многого я не могу объяснить» (Дочери Божьи, с. 271). За неделю до этого Елена писала: «Меня пугает переменчивость настроения Джеймса, его сильные чувства, его осуждение и то, как он воспринимает меня» (там же, с. 267).

Во время написания этих строк, Джеймс находился на Востоке, посещая советы попечителей и лагерные собрания, а жена в Калифорнии писала о жизни Христа. Джеймс неоднократно настаивал, чтобы Елена приехала и работала вместе с ним, но она чувствовала, что по Божьей воле должна остаться.

«Если бы я поехала на Восток, — писала она Люсинде, — счастье Джеймса превратилось бы в жалобы и раздражение. Я совершенно не переношу такого положения дел и не собираюсь быть там, где оно хоть в малейшей степени может быть спровоцировано… Я должна трудиться под Божьим руководством… Бог в Своем провидении предназначил дело каждому из нас, и мы будем совершать его отдельно, независимо. Он счастлив. Я тоже счастлива, но, если мы будем работать вместе, счастье изменит нам… В своей жизни я могла бы сделать гораздо больше… Я не могу поручиться за то, что Джеймс правильно понимает мои обязанности. Он, кажется, хочет диктовать мне свою волю, хотя я не ребенок»

(там же, с. 266, 267).

Два дня спустя Елена снова написала Люсинде:

«Я не решаюсь ехать на Восток, не будучи уверенной, что Бог желает этого. Я непременно отправлюсь туда, если на моем пути засияет свет. Но Господь знает, что является наилучшим для меня, для Джеймса и для дела Божьего. Мой муж теперь счастлив — радостная весть… Если мое присутствие нанесет ущерб его счастью, упаси меня, Боже, чтобы я повредила ему. Я буду делать свое дело так, как Бог ведет меня. Он может делать свое дело, как Бог ведет его. Мы не будем мешать друг другу.. Я не думаю, что мой муж действительно хочет моего общества… Во многих своих несчастьях он обвиняет меня»

(там же, с. 268).

«Я полагаю, — писала она Люсинде несколько дней спустя, — он был бы доволен, если бы полностью контролировал меня, мою душу, мое тело, но этого не произойдет. Иногда я думаю, что он не вполне в здравом уме, но я не знаю точно. Пусть Бог учит, ведет и руководит. Его последнее письмо полностью убедило меня остаться по эту сторону гор»

(там же, с. 269).

Джеймс, радеющий об исполнении своего долга, во многом разделял мысли жены.

«Занимаясь своим делом, — писал он ей, — я буду пользоваться своей доброй старой головой, пока Он не откроет мне, что я не прав. Твоя голова не подходит для моих плеч. Пусть твоя голова останется на своем месте, а я будут стараться чтить Бога, используя мою собственную. Я буду рад слушать тебя, но не теряй своего драгоценного времени и сил, говоря мне о своих взглядах»

(там же, с. 270).

Между тем Джеймс делился своими переживаниями с сыном Уилли.

«Я прочитал письмо твоей матери. Она может ехать в Калифорнию и повидать всех ее родственников, если пожелает. Но я поеду только тогда, когда увижу перемены в ее поведении. Если мать прекратит упрекать меня, когда Эдсон оскорбляет меня, и вместе со мной будет отстаивать правду, я соглашусь жить в одном штате вместе с Эдсоном. Но пока я не увижу коренных перемен в Эдсоне и матери, я не поеду в Калифорнию. Я ничуть не жалею о том, как поступил с Эдсоном прошлой зимой… И однако твоя мать упрекала меня неделями. Я полностью утвердился в своей точке зрения, а она, как я считаю, в своей. Поэтому мать, возможно, поедет в Калифорнию со своими друзьями осенью, а я еду в Техас»

(Письмо Джеймса Уайта Уилли К. Уайту, 1876, 7 июня).

В отношениях Елены и Джеймса присутствовали разногласия, но они не мешали им оставаться христианами, посвященными друг другу. Святой Дух коснулся ее сердца, и она написала Люсинде четвертое письмо, отличающееся от предыдущих.

«Я очень жалею, что написала тебе те письма. Каковы бы ни были мои чувства, я не должна тревожить тебя ими. Сожги все мои письма, и я больше не буду рассказывать тебе о том, что меня беспокоит. Мое прибежище — Христос, понесший мои грехи. Он призывает меня прийти к Нему, чтобы обрести покой, когда я утруждена и обременена. Я не буду более виновной за напрасные слова, каковы бы ни были обстоятельства»

(Дочери Божьи, с. 271; курсив мой. — Дж. Н.).

Можно только благодарить Люсинду, что она не уничтожила письма Елены Уайт. Они дают нам наглядное представление о ее человеческом облике, которого мы в противном случае не имели бы.

Елена Уайт написала письмо–исповедание не только Люсинде, но и Джеймсу.

«Я сожалею, — писала она, — что на словах и на бумаге огорчала тебя. Прости меня. Я буду осторожней, чтобы не раздражать и не беспокоить тебя… Возможно, я не вижу всего так, как видишь ты, но я не думаю, что должна пытаться заставлять тебя смотреть моими глазами и чувствовать так, как чувствую я. Я сожалею о всех тех случаях, когда я делала это.

Я нуждаюсь в смиренном сердце, кротком и спокойном душевном состоянии…

Я не претендую на безошибочность действий или даже на совершенство христианского характера. Я не свободна от ошибок и заблуждений в моей жизни. Если бы я более точно следовала за Спасителем, мне не пришлось бы оплакивать так горестно мое несоответствие Его дорогому образу»

(Дочери Божьи, с. 272).

Джеймс Уайт также извинился, но супруги договорились в течение лета трудиться раздельно, пока Господь не распорядиться иначе. Так оно и получилось, потому что уже несколько недель спустя Елена была рядом с мужем на лагерном собрании в Канзасе. В то лето они вместе участвовали в четырнадцати лагерных собраниях. В Батл–Крике в декабре того же года Елена осуществила свои писательские задумки.

Вдовство и дальнейшая жизнь

Конфликты 1876 года не были первыми в их браке, не остались они и последними. Как и другие семейные пары, супруги Уайт встречали на своем пути раздражение, разочарование и изнуряющие болезни, но в их жизни было много светлого.

Джеймс умер 6 августа 1881 года, не дожив два дня до шестидесятилетия. За две недели перед этим у него появилось предчувствие смерти. В таком состоянии он признал свои ошибки перед Еленой, попросил прощения за каждое слово или дело, которые «заставили» ее «страдать». «Ничто не должно быть помехой в наших молитвах. Все необходимо исправить между нами, а также между нами и Богом» (В память: Очерк о последней болезни и смерти пастора Джеймса Уайта, с. 47).

Елена очень скучала по мужу. После смерти Джеймса она пять недель пыталась немного отдохнуть в небольшом домике в Колорадо. «Я скучаю по отцу все больше и больше, — писала она Уилли. — Особенно я чувствую его потерю здесь, в горах. Большая разница быть в горах с моим мужем и теперь — без него. Я совершенно уверена, что моя жизнь была настолько переплетена с жизнью моего мужа, что без него в какой–то мере она потеряла свое значение» (Письмо 17, 1881).

Шестнадцать лет спустя г–жа Уайт писала: «Как я скучаю по нему! Как я тоскую по его совету и мудрости! Как я жажду слышать его молитвы, чередующиеся с моими молитвами о свете, о руководстве, о мудрости планировать и осуществлять работу!» (Избранные вести, т. 2, с. 259). В 906 году Е. Уайт писала, что муж оставался для нее «самым прекрасным человеком» (Рукопись 131, 1906).

Проповедь на похоронах Джеймса в Батл–Крике говорил С. Н. Хаскелл. Именно ему Елена Уайт написала больше всего писем, если не учитывать семейной переписки. Кроме того, нам известно, что Хаскелл был единственным мужчиной, предложившим вдовствующей Елене Уайт выйти за него замуж. Она отказала на том основании, что, учитывая ее литературную деятельность, ей лучше бы не брать другого имени, и, кроме того, у нее был Уилли, чтобы позаботиться о ней до пришествия Господа или до окончания ее служения» (Письмо X. С. Лэйси А. В. Сполдингу, 1947, 2 апреля).

«С тех пор как двадцать один год назад смерть отняла у меня мужа, — заявила г–жа Уайт в 1902 году, — у меня не возникало ни малейшего желания снова выйти замуж. Почему? Не потому, что Бог запретил это. Отнюдь нет. Но я посчитала за лучшее оставаться одной, чтобы никто не страдал со мной из–за осуществления служения, вверенного мне Богом. И никто не вправе каким–либо образом влиять на меня в том, что касается моей ответственности и моего служения, суть которого состоит в возвещении свидетельств ободрения и обличения» (Избранные вести, т. 3, с. 66, 67).

Глава восьмая Материнство

Большинство людей представляют себе Елену Уайт как писателя, оратора или пророка, руководящего Церковью адвентистов седьмого дня. Мало кто задумывается о ее повседневной жизни как матери. Она была любящей матерью четырех мальчиков — Генри (род. в 1847), Джеймса Эдсона (род. в 1849), Уильяма Кларенса (род. в 1854) и Джона Герберта (род. в 1860).

Всю жизнь она считала свою материнскую роль главной в ее жизни. Она стремилась сделать свой дом «самым приятным местом для каждого» из своих детей (Ревью энд Геральд, 1936, 27 февраля).

Преданная своим детям

Г–жа Уайт глубоко любила сыновей и заботилась о всех сторонах их жизни. Но, как следовало ожидать, больше всего она интересовалась их духовным развитием. Ее забота о духовном состоянии детей звучит лейтмотивом всей обширной переписки с сыновьями. «Много раз, — писала она Генри и Эдсону в 1858 году, — я спрашиваю себя, будут ли мои дети спасенными в Царстве?» (Воззвание к молодежи, с. 43).

«Посвяти себя Богу еще в юности, — советовала она Генри год спустя. — Посвяти свою жизнь Богу, и послушание принесет тебе радость. Открой Господу свои желания и исповедуй перед Ним свои грехи. Стремись к прощению всем своим сердцем… Он благословит тебя, наделив уверенностью в том, что Он принял тебя. Его любовь к тебе будет больше любви отца и матери. Мы хотим, чтобы ты был счастлив и спасен вместе с искупленными» (там же, с. 48).

Забота г–жи Уайт о духовном состоянии сыновей отразилась в изрядном количестве добрых материнских наставлений. «Уилли, — писала она 6–летнему сыну, — ты должен вести себя хорошо и научиться терпению. Быть нетерпеливым — значит не уметь ждать, а хотеть все получить сразу. Ты должен сказать себе: я подожду… Уилли, если хочешь быть счастливым, обязательно научись терпению. Будь послушным Джени, люби братьев, будь всегда послушным. Тогда Господь и другие люди будут любить тебя» (там же, с. 60, 61).

Своим старшим сыновьям г–жа Уайт писала: «Не давайте места раздражению, недобрым чувствам, но помните… ничто не сокрыто от Божьего всевидящего ока. На небесах будут одобрены правильные действия и правильные мысли… Не забывайте, дорогие дети, что все злые дела записываются в точности. Они повлекут за собой наказание, если не последует покаяния, если они не будут исповеданы и омыты очищающей кровью Иисуса» (там же, с. 58).

Из этих и множества других писем явствует, что Елена Уайт всеми силами стремилась дать детям правильное направление в жизни. Хотя на основании некоторых ее писем и может сложиться впечатление, что они были написаны в духе законничества, общая мысль ее трудов ясна: Бог любит даже грешников, и человек фактически не может повиноваться, не имея любви ко Христу. Однако, как многие другие родители, Елена Уайт стремилась использовать все средства, находящиеся в ее распоряжении, чтобы повлиять на сыновей и пробудить в них желание жить благочестиво. В письмах Е. Уайт к сыновьям мы находим скорее слова заботливой матери, нежели взыскательного богослова. Однако ее советы никогда не были далеки от разумного богословия. Это относится к предостережению о суде, содержащемся в вышеприведенной цитате. Письмо продолжается так: «Есть Тот, Кто слышит нуждающихся, когда они обращаются к Нему. Обращайтесь к Богу, когда вас одолевает искушение говорить или поступать неверно. Просите Его с верой о силе, и Он даст вам. Он скажет Своим ангелам: „Мое бедное дитя пытается сопротивляться силе сатаны, и оно пришло ко Мне за помощью. Пойдите и встаньте рядом с ним"» (там же, с. 58, 59).

Хотя Елена Уайт давала множество наставлений своим сыновьям, они знали — мать любит их и желает им наилучшего блага, особенно их вечного спасения.

Елена Уайт интересовалась не только духовными, но и физическими и интеллектуальными нуждами своих детей, что видно из ее письма к Эдсону, датированного 1886 годом: «Я приготовила тебе удобную зимнюю одежду, я пошлю ее тебе через брата Лофборо. Надеюсь, ты будешь с таким же удовольствием носить ее, с каким я делала ее для тебя. Я сидела допоздна и раньше всех вставала, чтобы пошить ее. Молюсь, чтобы вместе с этой одеждой ты облекся в одежду Христовой праведности» (Письмо 5, 1866).

Г–жа Уайт очень любила бывать со своими детьми. Время от времени она читала им или проводила с ними время в саду, и чем бы Елена Уайт ни занималась дома, она находила возможность провести час–другой со своими мальчиками.

Однако, несмотря на всю родительскую любовь и заботу, ее сыновья оставались непослушными ребятами. Это означало, что время от времени их наказывали — даже Уилли, который вел себя лучше других. Уилли вспоминает время, когда, будучи трехлетним ребенком, он поддался искушению подпевать своим родителям и их друзьям после того, как мать уложила его в постель. Когда его голос, доносившийся из спальни, присоединился к их голосам, гости рассмеялись. Ободренный такой реакцией, он, в своей длиной ночной рубашке, вышел в гостиную и присоединился к поющим. Джеймс вновь уложил его в кровать. Вскоре Уилли снова вернулся в гостиную и его в третий раз уложили в постель с твердым наказом оставаться в ней. Позднее Уилли рассказывал о том, что произошло после его третьей попытки появиться в гостиной: «Отец пронес меня через всю кухню на заднее крыльцо, поставил левую ногу на перила, меня положил на колено и задал мне такую трепку, какую я никогда не забуду» (Уильям К. Уайт. Рукопись, «Воспоминания о доме на Вуд–стрит»).

Уилли Уайт пишет также, что он несколько раз получал взбучку от матери. В свои последние годы он вспоминал: «Семейное родительское воспитание было добрым, но строгим» (Ревью энд Геральд, 1936, 13 февраля). Создается впечатление, что Джеймс наказывал сильнее, чем его жена. Однажды, в 1862 году, в начале гражданской войны в США, когда Генри и Эдсон загорелись желанием вступить в армию, Джеймс разрубил барабан Генри топором. Шестнадцатилетний Генри был настолько расстроен, что поклялся своим братьям убежать и записаться в армию барабанщиком (см. Батл–Крикский Опросник, 1932, 30 октября).

Около этого же времени Елена написала о ситуации, в которую попали они с Джеймсом: «Мы пребывали в опасности, ожидая от наших детей более совершенного поведения, чем допускал их возраст… Наши дети любят нас и будут внимать голосу разума, а доброта окажет более могущественное влияние, чем суровое осуждение… Наши слова и дела для наших детей должны быть полностью обоснованы, чтобы грубыми или резкими замечаниями не ожесточить их. Иначе в их душах останется рана, способная разрушить их любовь к родителям и родительское влияние на них» (Рукопись 8, 1862).

Елена Уайт твердо верила, что взрослые никогда не должны наказывать детей «в приступе гнева, потому что дети это чувствуют» (Воспитание детей, с. 244). Этому правилу она следовала всю свою жизнь. «Я никогда, — писала г–жа Уайт, — не давала детям повод думать, что они действуют мне на нервы… Когда ячувствовала, что могу выйти из себя или близка к этому, я говорила: «Дети, сейчас мы успокоимся и пока не будем об этом говорить. Разговор продолжим перед сном». Имея время на размышление, к вечеру малыши успокаивались, и я могла очень хорошо поговорить с ними». После того как воцарялся мир, дети заканчивали день молитвой (там же, с. 253, 254). Не удивительно, что позднее Уилли говорил о том, что в воспитании его мать была настойчивой и в то же время доброй, в силу чего мальчики не желали противиться ей.

Семье Уайт пришлось не только решать вопросы воспитания, но и пережить трагедии. В мае 1856 года они едва не потеряли двухгодовалого Уилли; он играл в лодочку, тыкая деревянной палочкой в «озеро», которым было для него большое корыто, наполненное водой. Отправившись во двор за дровами, повариха оставила мальчика одного на несколько минут, а, возвратившись, увидела, что из воды торчит лишь одна нога. Женщина вытащила, как ей показалось, безжизненное тело мальчика и начала кричать: «Он утонул! Он утонул!»

Елена взяла ребенка, раздела его и начала катать по траве, чтобы вода полилась из рта и носа (катание было прежде видом искусственного дыхания). Собрались соседи, так как жуткое зрелище продолжалось пятнадцать минут. Они начали говорить Елене, что ее усилия безнадежны, а одна женщина сказала: «Как ужасно видеть то, что она проделывает с мертвым ребенком! Кто–нибудь отнимите у нее это несчастное дитя!» Джеймс ответил, что это ее ребенок и что она вправе делать все, что посчитает нужным. И вот в конце двадцатой минуты появились слабые признаки жизни. Настойчивость и любовь матери были вознаграждены (Духовные дары, т. 2, с. 207, 208; Ревью энд Геральд, 1936, 9 января).

Однако не все подобные опыты кончались счастливым исходом. За три года Джеймс и Елена потеряли двух сыновей. Они познали, что такое скорбь. Маленький Джон Герберт Ушел первым. Родившись 20 сентября 1860 года, он умер 14 Декабря того же года. «Мой дорогой младенец, — писала Елена, — сильно страдал. Двадцать четыре дня и ночи мы с нетерпением наблюдали за ним… Временами я не могла сдержать себя, видя его страдания… Когда я прислушалась к его затрудненному дыханию и пощупала его пульс, то поняла, что он скоро умрет… Мы наблюдали за его слабым прерывистым дыханием, пока оно не прекратилось. Мое сердце ныло и готово было разорваться». Родители похоронили маленького Джона на кладбище Оук Хилл в Батл–Крике, «чтобы он покоился там до того времени, когда придет Жизнедатель, сокрушит оковы могилы и дарует ему новое бессмертное тело» (Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 245, 246).

Генри Уайт незадолго до смерти

Три года спустя в семье Уайт снова были похороны. На этот раз, 8 декабря 1863 года, в возрасте шестнадцати лет от пневмонии умер Генри. «Когда нашего чудного певца положили в могилу, и мы больше не слышали его утренней песни, наш дом опустел» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 166).

К счастью, за год до смерти Генри его христианский опыт обрел новую силу, хотя он глубоко сожалел, что его образ жизни в Батл–Крике не всегда был таким, каким должен быть. «Не берите примера с моей жизни, — умолял он своих знакомых. — Я обращаюсь ко всем моим юным друзьям: не позволяйте удовольствиям и соблазнам этого мира затмить привлекательность Спасителя. Помните, что не на смертном одре следует приготавливаться к будущей жизни. Посвятите лучшие ваши годы служению Господу» (Воззвание к молодежи, с. 28).

Генри попросил мать похоронить его «рядом с маленьким братом Джоном Гербертом, чтобы вместе выйти из могилы в утро Воскресения». «Небеса прекрасны», — такими были его последние слова, произнесенные шепотом (там же, с. 26, 31).

Потеряв двух сыновей, Елена Уайт на своем опыте познала, что значит страдать, и поэтому могла сочувствовать другим.

Своенравный сын и материнская боль

Г–жа Уайт не только плакала над могилами умерших детей, но также была вынуждена бороться с сыном, который склонялся на неверный путь. Джеймс Эдсон с детства был очень энергичным. В 1854 году Елена Уайт писала подруге: «Ты видела Генри, но у Эдсона [в возрасте пяти лет] больше жизни и энергии, чем у Генри, так что мои руки постоянно заняты» (Письмо 5, 1854).

Энергия Эдсона не создавала бы никаких сложностей, если бы он направил ее в верное русло, чего не произошло. Десятилетиями мать обращалась к нему в письмах с призывами. В 1865 году, например, она писала шестнадцатилетнему сыну, что его склонность к непослушанию и лжи причиняла ей так много горя, что жизнь стала ей в тягость.

«Ты не только сам не послушался нас, но и толкнул Уилли [который был на пять лет младше] к непослушанию. С того времени, как я убедилась, что тебе нельзя доверять, в мое сердце вонзился шип… Мне не выразить словами той печали, которая наполняет нас из–за твоего дурного влияния на Уилли… Мы видим, какой вред причиняет это влияние нашему доброму и честному Уилли. Ты совершаешь проступки и подговариваешь его скрывать их, а он, когда его спрашивают, уклоняется от ответа. Он говорит: «Я не знаю», хотя ему все известно. Таким образом ты вынуждаешь его лгать, дабы утаить твои недобрые замыслы… О Эдсон, твое непослушание настолько утомляет и разочаровывает меня, что не позволяет мне заниматься Божьим делом… Ты так мало понимаешь, что представляет собой истинная ценность характера. Видимо, тебе одинаково нравится быть в обществе Маркуса Эшли и в обществе твоего невинного брата Уилли… Он — сокровище, возлюбленное Богом, но я боюсь, что твое влияние погубит его. Мой бедный Уилли! Я не вижу другого выхода, как прервать путешествие и сделать все возможное, чтобы спасти наших собственных детей»

(Письмо 4, 1865)

Противопоставление «хорошего» Уилли «плохому» Эдсону в этом и многих других письмах терзало сердце Эдсона всю его жизнь.

Джеймс Эдсон и его жена Эмма

«Когда я разговариваю с тобой, — писала Елена три года спустя, — кажется, ты настолько далеко от меня, что мои слова ничего не значат».

Эдсон был не только лживым и непослушным, но и тщеславным. Однажды он купил пальто за двадцать шесть долларов (что равнялось месячной зарплате рабочего–поденщика) «просто для того, чтобы пройтись до офиса издательства Ревью энд Геральд». Мать заметила, что тщеславие сына негативно отразилось на ней и на Джеймсе, так как люди стали поговаривать, что им как родителям недостает здравого суждения (Письмо 15,1868). Эдсон вел себя вызывающе даже в церкви, где «он сидел, развалившись, и дремал, вместо того чтобы слушать наставления из Слова Божьего» (Письмо 21, 1861). Когда в 1869 году Эдсон надумал жениться, Елена Уайт написала: «Отец расстроен. Мы в растерянности, не зная, что говорить и что делать. Мы имеем одинаковое мнение на этот счет. В данный момент ты не готов иметь семью, потому что по здравому суждению и самообладанию ты — еще ребенок». Несмотря на безысходность, которую г–жа Уайт ощущала, она не переставала трудиться для неразумного сына. «Дорогой и любимый мой сын, — писала она, — сердце мое кровью обливается за тебя. Я не могу отвернуться от тебя» (Письмо 6, 1869; курсив мой. — Дж. Н.).

И мать не отвернулась. В течение ряда лет она писала сыну письма, умоляя его изменить свое поведение. Но вот 21 июня 1893 года сорокатрехлетний блудный сын получил из Австралии письмо от матери, в самом начале которого была сделана пометка: «Эдсон, пожалуйста, прочитай письмо внимательно. Не выбрасывай и не сжигай его». В конце письма было сказано, что она сожалеет о неразборчивом почерке. «Я не хочу, — писала она, — чтобы письмо попало в руки машинистки» (Письмо 123, 1893; курсив мой. — Дж. Н.).

Это письмо было ответом на послание Эдсона, написанное им в мае. В своем письме он заявлял, что не считает себя христианином. Он также писал, что обижен на Уилли и что религия совсем не привлекает его. Поэтому он подумывал об уходе из адвентизма и, в отместку брату и Церкви, начал жить еще более беспечно (Письмо Джеймса Эдсона Уайта Елене Г. Уайт, 18 мая, 1893). Поскольку сын и раньше, да и только время от времени, демонстрировал лишь внешнюю склонность к религии, письмо Эдсона почти сокрушило г–жу Уайт. Теперь она чувствовала безысходность от того, что сын сознательно отказался от всего того, чему она пыталась научить его.

В пространном ответе от 21 июня Е. Уайт пишет: «Мне была показана следующая сцена. Ты и четверо молодых людей сидели на берегу. Все вы казались очень беспечными, даже безразличными, однако вас подстерегала большая опасность. Волны подкатывались все ближе и ближе, а затем убегали назад со зловещим рокотом. Обеспокоенные этим зрелищем люди предостерегали вас жестами и словами, но вопреки всем этим предостережениям вы оставались самонадеянными. Кто–то положил руку на мое плечо. «Ты знаешь, что там твой сын Эдсон? Он не слышит твоего голоса, но он может увидеть твои жесты. Покажи ему, чтобы он подошел не медля. Он не будет сопротивляться своей матери». Я простирала руки, я делала все возможное, чтобы предостеречь тебя. Я кричала изо всей силы. У тебя не было ни мгновения, чтобы терять его понапрасну! Приливная волна! Приливная волна! Я знала, что, если ты окажешься во власти коварной приливной волны, никакая человеческая сила не сможет спасти тебя. Кто–то принес крепкую веревку, ею надежно обвязали сильного молодого человека, который отважился с риском для собственной жизни спасти тебя. Ты, казалось, не воспринимал всерьез происходившее. Я видела, как немилосердная приливная волна захватила тебя, как ты боролся с волнами. Я проснулась, услышав твой пронзительный страшный крик. Я еще ревностнее помолилась за тебя, потом встала, а теперь пишу эти строки».

Столь сильное письмо как бы комментировало слова Эдсона из письма от 18 мая о том, что «религия больше не привлекает его». Е. Уайт не могла молчать, она писала: «„Если мои дети не будут спасены, меня перестанет заботить собственное спасение…" Нет! Нет! Я видела счастье, радость и славу искупленных». Иногда она писала сыну: «Я вижу, как бесполезны мои усилия, направленные на твое спасение. Я думаю об этом почти каждую ночь, взвешиваю все свои действия и прихожу к выводу, что они были верными. Я проверяю и критикую себя, желая выяснить, где я сделала ошибку». Г–жа Уайт заметила, что ее противники указывали на Эдсона и говорили, что даже ее собственный сын «не имеет веры в вести и миссию матери». «Гope мне, что я родила в мир сына, помогающего увеличивать ряды мятежников, бросающих вызов Богу». Письмо Елены Уайт в напечатанном виде занимает десять полных страниц (Письмо 123, 1893).

Больше месяца письмо шло в Соединенные Штаты из Австралии, где тогда работали Елена Уайт и Уилли. Но когда 21 июня Эдсон наконец получил его, оно перевернуло всю его жизнь. 11 августа он сообщил брату, что «встал на путь вечной жизни и нашел Спасителя» (Письмо Джеймса Эдсона Уайта Уилли С. Уайту, 1893, 11 августа). Несколько недель спустя Эдсон описал свое обращение: «Однажды в субботу, слушая очень скучную проповедь, я решил, что я мог бы наслаждаться благословением моего Спасителя ПРЯМО ТЕПЕРЬ, а не ждать какой–либо благоприятной возможности в будущем… Я предпринял этот шаг СРАЗУ, и Он принял меня… И с тех пор ОН НИКОГДА НЕ ОСТАВЛЯЛ МЕНЯ» (Письмо Джеймса Эдсона Уайта Уилли С. Уайту, 1893, 6 сентября).

Эдсон написал подобное письмо своей заботливой матери, заметив, что он хотел бы потрудиться для Господа (Письмо Джеймса Эдсона Уайта Елене Г. Уайт, 1893, 10 августа). В недатированном письме, по–видимому, посланном той же почтой вместе с его августовскими письмами, Эдсон сообщал матери, что собирается отправиться на юг США, чтобы трудиться среди бывших рабов.

21 октября Елена Уайт ответила письмом, полным энтузиазма и хвалы Богу. «Сегодня, — писала она, — мы получили твое послание и очень обрадовались тому, что ты действительно покорился Богу. Не выразить словами мою радость по этому поводу, ведь ты в простоте веры принял Иисуса, и я не удивилась, что сделал это сразу» (Письмо 120, 1893),

Самым большим вкладом Эдсона в дело Божье была евангелизация чернокожего населения на юге США. Его усилия обернулись благословением для людей, с которыми он трудился, для его матери, которая переживала за его евангельскую миссию на заброшенном миссионерском поле. Хотя подверженный переменчивому настроению Эдсон переживал разные проблемы, он никогда не отступал от посвящения Богу, совершенного им в 1893 г.

Во многом изменившаяся жизнь Эдсона стала свидетельством материнского страдания, ее любви и настойчивости. Елена знала, что значило страдать, но она никогда не утрачивала надежды спасти сына, даже когда его состояние казалось безнадежным.

Жизнь в доме супругов Уайт

На первых порах жизнь семьи Уайт протекала довольно беспокойно, и не только из–за бесконечных переездов, но еще и потому, что их финансовое положение не позволяло им обрести место, которое они могли бы назвать своим домом. В течение ряда лет члены семьи разлучались друг с другом, при этом на долгое время старшие дети оставались на попечении доверенных членов Церкви. Разлука с детьми причиняла Елене большие страдания. Она неоднократно упоминала о своих переживаниях. «Я часто сокрушалась, — писала она по поводу одного случая, — сравнивая себя с теми женщинами, которые не несли такого бремени, с теми, кто всегда может находиться со своими детьми… Множество ночей, пока другие спали, я горько рыдала» (Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 102). Не раз Елена чувствовала, что от ее путешествий мало пользы, что ей лучше было бы оставаться дома с детьми. Но осознание пророческой миссии побуждало ее продолжать путь, особенно когда она отчетливо понимала, что Иисус пожертвовал всем ради спасения человечества (Очерки жизни Елены Уайт, с. 132, 110).

Принимая во внимание эту ситуацию, нетрудно представить, насколько ценным было для Елены время, проводимое дома. Уилли рассказывает нам, что распорядок дня в семье Уайт (когда все были в сборе) мало менялся по мере того, как Уилли рос. В шесть часов утра все вставали. Два или три часа перед этим мать писала, а повар был занят с пяти часов. Завтрак подавали в 6:30. Г–жа Уайт часто сообщала, что в то или иное утро ей удалось написать шесть или более страниц, и иногда она читала интересные отрывки для семьи.

В 7:00 все собирались на служение, причем Джеймс был ответственным за утреннее пение и молитву. Эти семейные богослужения производили глубокое впечатление на Уилли, особенно благоговение, с которым молился отец. «Он не „возносил молитву", но молился ревностно в торжественном благоговении. Он испрашивал благословения, более всего необходимые для него самого, для семьи и для процветания дела Божьего». В отсутствие мужа руководство брала в свои руки Елена. При отсутствии же обоих богослужение проводил человек, отвечающий за семью. Но час богослужения соблюдался регулярно, как часы завтрака и обеда».

Джеймс и Елена Уайт с сыновьями

После богослужения Джеймс отправлялся в офис Ревью, а Елена больше времени проводила с детьми, часто в цветнике, если позволяла погода. Несколько утренних часов уходило у нее на писательскую деятельность. Ее послеобеденное время было посвящено разнообразной деятельности, включая шитье, штопку, вязание, покупки или посещение больных.

Дом семейства Уайт в Батл–Крике, шт. Мичиган

Если в церкви не было вечернего служения, члены семьи собирались на богослужение около восьми часов вечера. Часто в эти вечерние часы Елена читала им какие–либо наставления, а Джеймс читал из Библии и молился (Ревью энд Геральд, 1936, 13 февраля). Разумеется, суббота была для Уайтов особым Днем. Елена всегда стремилась сделать ее интересной для детей. В хорошую погоду семья Е. Уайт часто бывала на природе или совершала миссионерские посещения, а в ненастье мать читала детям много собранных ей самой рассказов на нравственные и религиозные темы. В итоге, многие из этих рассказов были опубликованы в четырехтомнике, озаглавленном «Субботние чтения в семейном кругу» (Воззвание к молодежи, с. 19).

Такому же порядку г–жа Уайт следовала в последние годы когда росли ее внуки. Жена Уилли сообщает, что они часто устраивали пикник в субботу после обеда. Иногда, согласно ее словам, Елена Уайт предлагала: «„Я поговорю с детьми и расскажу им какую–нибудь историю, пока вы едите". Затем после еды она устраивала небольшую игру или делала что–то особенное для детей, давая им задания найти что–нибудь интересное на природе. Потом, когда дети уходили, Елена говорила: „Теперь, пока они ходят, все ляжем и вздремнем, чтобы не портить им субботу"» (Адвентист Ревью, 1983, 7 июля).

Бабушка

Из двух выживших сыновей Елены Уайт только Уилли подарил ей внуков. От своей первой жены (Мэри Келси Уайт) у него было две дочери — Элла Мэй (1882—1977) и Мейбл Юнис (1886—1981). К сожалению, Мэри умерла от туберкулеза в 1890 году в возрасте тридцати трех лет. Через пять лет Уилли заключил брак с Этель Мэй Лейси, от которой у него было пятеро детей — Джеймс Генри (1896—1954), Герберт Кларенс (1896–1962), Эвелин Грейс (1900–1995), Артур Лейси (1907–1991) и Френсис Эдвард (1913–1992).

Уилли и его семья жили рядом с матерью большую часть времени, пока росли их дети. Елена очень радовалась общению с ними. Элла вспоминает, как она на цыпочках спускалась в зал, где работала бабушка, тихо сидела там, пока бабушка писала, а затем они вместе вырезали картинки из журналов специальными ножницами с закругленными концами, которые г–жа Уайт купила для таких случаев. «Когда она замечала, что я устала, — вспоминала Элла, — то протягивала мне мятную конфету или яблоко, которые по ее совету я клала на полку, чтобы съесть за обедом или ужином». Бабушка знала, что ее внучки любят десерт, поэтому когда повар подавал им кусок пирога меньше, чем взрослым, она замечала это. «Бабушка спрашивала каждого из нас по очереди, не хотим ли мы съесть еще один кусок пирога. Мы, конечно, говорили, что хотим. И как сильно мы любили бабушку за это!» (Молодежный руководитель, 1948, 16, 23 марта; Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля).

Внучки Элла и Мейбл Уайт со своей матерью Мэри Келси Уайт

Хотя Елена Уайт любила внучек, она хотела иметь внуков. Ведь ее собственная семья состояла из мальчиков. В итоге она с радостью восприняла весть о возможной женитьбе Уилли на Этель Мэй Лейси, которая трудилась в их доме. Другая женщина также рассчитывала стать женой Уилли, но она была довольно властной и вряд ли по возрасту могла иметь детей, в то время как Мэй была на двадцать лет моложе Уилли. Елена особенно много не говорила Мэй о браке после того, как Уилли сделал предложение, но время от времени с беспокойством спрашивала ее: «Ты решила выйти замуж за Уилли?» Г–жа Уайт очень обрадовалась, когда Мэй, наконец, пришла к выводу, что этот брак совершался по воле Божьей. Свекровь начала немедленно помогать в свадебных приготовлениях.

Этель Мэй и У. Уайт с сыновьями–близнецами Гербертом и Генри. На заднем плане дочери Уильяма Уайта Элла и Мэйбл (от брака с Мэри Келси)

Елене Уайт не пришлось долго ждать, пока осуществятся ее мечты о внуках. Меньше, чем через одиннадцать месяцев после бракосочетания Мэй родила двух мальчиков. Свекровь, вспоминала она, «находилась прямо в той комнате, где сыновья родились. Хлопая в ладоши, она говорила: «Как я рада!» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня; Адвентист Ревью, 1983, 7 июля).

Когда мальчики подросли, Елена и Сара Макентерфер каждое утро брали их с собой на прогулку в коляске. «Мальчики, — писала г–жа Уайт в 1897 году, — здоровые, розовощекие, беззаботные малыши… Они первыми слышали, когда коляска подъезжала к веранде. Оба бежали к бабушке, тянули к ней две пары рученок и кричали: „Гиги, Гиги". Это все, что они умели говорить. Им так хотелось покататься, что у меня не хватало духу сказать „Нет". Поэтому их укутывали в маленькие красные пальтишки и белые плюшевые шапочки… Обычно они были послушными и не доставляли хлопот, но теперь настолько оживлялись, что за ними нужен был глаз да глаз» (Письмо 164, 1897). Спустя шестнадцать лет внуки отплатили бабушке добром за добро, покатав ее на своем первом автомобиле. Г–жа Уайт сказала об этом так: «Это самая легкая машина, в которой она когда–либо ездила» (Письмо 11, 1913).

Семейство Уайт в Элмхэвене в 1913 г.

Семейство Уайт в 1905 г.

Когда близнецам исполнилось по два года, бабушка Уайт каждому из них купила по маленькой тачке: красную и синюю, чтобы возить дрова. Мальчики использовали свой транспорт не только для дров, но также возили овощи и фрукты из сада в дом и даже убирали посуду с обеденного стола. Мэй считала, что это лучшие из подарков, потому что они «заставляли их трудиться» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня). Елена была очень благодарна Мэй за то, что она подарила ей внуков. «Твои дети, — говорила бабушка, — продлили мою жизнь» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Рукопись, «Мое общение с г–жой Е. Г. Уайт»).

Хотя Елена Уайт нежно любила внуков, ее любовь не была слепой. Она, конечно, не считала себя в праве лично наказывать детей Уилли, но чувствовала, насколько важно поддержать сына и его жену. Внучка Элла рассказывает, как она получила «словесное внушение» от отца за причиненное беспокойство. «После того как я получила выговор, — сообщает Элла, — бабушка взяла меня на колени и утешала, объясняя, что выговор очень нужен, он поможет мне запомнить, что в следующий раз так нельзя поступать» (Молодежный руководитель, 1948, 16 марта).

Глава девятая Финансы и управление

Прежде чем закончить разговор о внутренней жизни семьи Уайт, мы должны рассмотреть финансовый аспект их жизни. Ведь то, как обращаются люди с деньгами, многое говорит о них.

Трудные годы

Первые годы совместной жизни Джеймса и Елены были наполнены финансовыми лишениями. Оценивая это время, важно помнить, что Джеймс и Елена не имели регулярного дохода, так как в адвентизме еще не существовало системы финансовой поддержки служителей. Фактически даже не было Церкви как таковой. Джеймс и Елена трудились и многим жертвовали, чтобы собрать народ воедино.

В августе 1847 года, спустя год после женитьбы, семья Уайт жили в чужом доме, обставленном чужой мебелью. «Мы были бедны, — вспоминала Елена, — и видели трудные времена. Мы решили быть независимыми, поддерживать себя и что–то иметь для помощи ближним. Но мы не процветали». Джеймс возил камни для строительства железной дороги, но ему нерегулярно платили жалованье. В итоге он вернулся к заготовке дров, работая от зари до темна за пятьдесят центов в день. Елена писала, что она «не роптала», но была благодарна за каждый день их жизни (Очерки жизни Елены Уайт, с. 105).

Однажды у них кончились продукты, и Джеймс вынужден был прошагать три мили под дождем до дома своего работодателя, чтобы купить немного пищи. «Мой муж, — вспоминала Елена, — шел по улицам Брунсвика [штат Мэн] с мешком за плечами, в котором было немного фасоли, немного кукурузной крупы, немного риса и немного пшеничной муки: это могло спасти нас от голода. Когда Джеймс вошел в дом с пением «Я странник и пришелец», я спросила: «До чего мы дожили? Не забыл ли нас Бог?» Муж поднял руку и ответил: «Тише, Господь не оставил нас. Он дает нам достаточно для удовлетворения наших теперешних нужд. Иисус жил не лучше». Я была настолько измотана, что после его слов в изнеможении опустилась на стул» (Рукопись 19, 1885).

Оба супруга твердо верили, что на них возложена миссия убедить разочарованных миллеритов в том, что они не должны терять надежды на Второе пришествие, что истиной для настоящего времени является весть о седьмом дне — субботе и что последней вестью, провозглашаемой миру перед концом времени, будет весть третьего ангела из Откр. 14:9—12. Все небольшие деньги, которые Джеймс и Елена получали за эти годы, уходили на поездки, на участие во встречах (то есть конференциях субботствующих адвентистов в 1848—1850 гг.), на первые публикации открытий, сделанных в процессе библейского изучения.

«В это время, — писала Елена, — мне было показано, что Господь испытывал нас для нашего же блага и готовил нас к служению ближним. Он тревожил наше гнездо, чтобы мы не успокаивались. Перед нами стояла задача трудиться ради других душ. Если бы мы процветали, наш дом стал бы настолько приятным, что мы не захотели бы оставлять его» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 106). В 1848 году Джеймс отмечал: «Я дал обет Богу, что направлю все свои силы на выполнение Божьего благословенного дела», на распространение трехангельской вести (Письмо Джеймса Уайта брату…, 1848, 2 июля).

Дела в семье Уайт поправились не сразу. В начале 1848 года Джеймс писал, что «все наши вещи, включая одежду, постельные принадлежности и домашнюю утварь, помещались в небольшом дорожном сундуке, да и то он был пустым наполовину. Нам ничего не остается, как только служить Богу и идти туда, где Бог откроет для нас путь» (Письмо Джеймса Уайта Хастингсу, 1848, 27 апреля).

Четыре года спустя, когда семья Уайт отправилась в Рочестер, штат Нью–Йорк, они, наконец, сами сняли в аренду дом, так что у них отпала нужда жить с другими людьми, в доме они могли разместить печатный станок и поселить нескольких других адвентистов, которые стали помогать им в их работе.

«Ты улыбнешься, — писала Елена Стокбриджу Холэнду, — если посмотришь на нас и увидишь нашу обстановку. Мы купили две старые кровати по двадцать пять центов каждая. Мой муж принес домой шесть старых стульев, причем среди них нет даже двух похожих. За стулья он отдал один доллар. Затем он достал еще четыре старых стула без сидений, и за них заплатил шестьдесят два цента. Каркас у стульев крепкий, и я сделала на них сиденья. Масло настолько дорогое, что мы не покупаем его, не можем также позволить себе картофель. Вместо масла употребляем подливку, а вместо картофеля репу. На первых порах мы ели на кухонной доске, положенной на два пустых бочонка из–под муки». Но, добавила г–жа Уайт: «Мы готовы переносить лишения, лишь бы дело Божье двигалось вперед» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 142; курсив мой. — Дж. Н.). Молодой Урия Смит, живший одно время вместе с семьей Уайт, в своих наблюдениях относительно питания в этом доме отметил, что теоретически он не был против того, чтобы есть бобы 365 дней году, но, когда эта еда превратилась для него в постоянную пищу, он собрался было возразить (Ревью энд Геральд, 1935, 13 июня).

Прошли годы, прежде чем семья Уайт достигла того, что можно назвать стабильным финансовым положением. Конечно, они могли добиться этого раньше, но, как мы увидим ниже, супруги постоянно жертвовали на становление и развитие Церкви адвентистов седьмого дня. Между тем их ранние лишения, а также природная наклонность на всю жизнь сделали Елену Уайт экономной, и она оставалась таковой даже тогда, когда другие не видели в этом необходимости.

Экономная всю жизнь

Елена Уайт знала, как экономить деньги в домашнем хозяйстве. Она была внимательной покупательницей, и имела наметанный глаз, чтобы видеть хорошее качество товара и хорошую цену. Она также регулярно пополняла семейную кладовую фруктами и овощами из своего сада и огорода. Однако ее непревзойденная способность экономить наиболее ярко проявилась в шитье. Разумеется, вначале только острая необходимость вынуждала ее идти на такую экономию. Например, в конце 1840–х годов Елена писала, что ставила не просто заплаты на пальто Джеймса, но латала даже заплаты на заплатах, поскольку «трудно определить, какой была первоначальная ткань на рукавах» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 107).

Помимо того что Елена Уайт посвящала довольно много времени шитью одежды для семьи, а также для других обездоленных, ею, казалось, владела подлинная страсть к вязанию. В любое время дня, когда ее руки были свободными, она могла погрузиться в свое любимое занятие. Ее невестка отмечала, что в последние годы свекровь еще вязала носки всей семье Уилли, а также другим людям. Мэй не возражала. Она не имела ничего против вязания, пока г–жа Уайт не стала настаивать, чтобы Мэй тоже научилась вязать. Мэй взяла у нее уроки на корабле, когда в 1900 году они плыли из Австралии в Соединенные Штаты. «Я связала один носок, — позднее вспоминала Мэй, — но до другого дело так и не дошло» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня).

Починка старой одежды была еще одним увлечением Елены Уайт. Она не любила отдавать кому–либо свою старую одежду, потому что, по ее мнению, это «могло разочаровать получающего». Г–жа Уайт дарила новую одежду, а старую чинила для себя и своей семьи (Молодежный руководитель, 1948, 23 марта).

Ее внучки вспоминали, что Елена Уайт не только чинила одежду членов семьи, но также шила им платья из своих старых черных платьев. Элла упоминала, что однажды бабушка купила небольшой кусок красной отделки для их платьев. «Вы же не хотите выглядеть так, будто идете на похороны». Грейс добавила, что материал передней стороны бабушкиных платьев обычно сохранялся в довольно хорошем состоянии, поскольку она много сидела. Поэтому она берегла этот материал, чтобы пошить из него платьица для своих внучек (Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля; Озарение, 1993, 2 октября).

Не все были в восторге от такой экономности бабушки Елены. Джеймс, к примеру, в 1874 году увещевал Уилли не «соглашаться с ее идеями экономии», приводящими его к «крайней нужде». «Обрати внимание на то, — говорил он, — чтобы ее платья, платки, предметы женского туалета, обувь, шляпа и так далее — все было в хорошем состоянии. Одевайся респектабельно» (Письмо Джеймса Уайта Уилли К. Уайту, 1874, 5 июля).

Божий управитель

Елена Уайт всю свою жизнь оставалась щедрой на пожертвования. Например, во время миллеритского периода она, сильно недомогая, сидела в постели, обложенная подушками, и вязала чулки за двадцать пять центов в день, чтобы издавать «материал для чтения», который «должен просветить и пробудить находящихся во тьме» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 47; Советы по управлению, с. 292).

В течение ряда лет, вспоминала г–жа Уайт в другой раз, они с Джеймсом не получали жалованья и «были рады носить подержанную одежду, а иногда у них едва хватало пищи, чтобы поддержать силы. Все средства шли на продвижение Божьего дела» (Бюллетень Генеральной конференции, 1891, с. 184). К 1885 году Едена Уайт могла сказать, что они с Джеймсом «вложили тридцать тысяч долларов в дело [адвентизма]» (Рукопись 35, 1885).

Такая щедрость в то время, когда люди зарабатывали по одному доллару в день, означала, что их дары превысили любые вознаграждения, которые они получили от Церкви. Как им удалось сделать это? Супруги Уайт много писали и издавали, а Джеймс был умелым организатором во многих областях и обладал богатым творческим воображением. Доходы от таких проектов позволяли им неоднократно вкладывать средства в развитие адвентистских программ. Они были постоянно впереди, жертвуя на новые проекты в адвентистской работе или зарождающиеся учреждения. Другие средства направлялись на погашение долгов. Елена, например, посвятила доход от издания книги «Наглядные уроки Христа» (1900 год) на погашение долгов адвентистских образовательных учреждений. Согласно плану она жертвовала для этой цели свои авторские гонорары, издательства — свои доходы, рядовые члены — свое время на продажу этой книги. К 1903 году проект принес более трехсот тысяч долларов дохода на выплату долгов.

Однажды в 1904 году, когда г–жу Уайт обвинили в том, что она стала миллионершей, вестница Божья ответила: «У меня нет в этом мире ни одного владения, которое было бы свободно от долга. Почему? Потому что я вижу, как много миссионерской работы должно быть сделано» (Избранные вести, т. 1, с. 103). В другом случае она заявила: «Я буду продолжать вкладывать» в Церковь и ее дело, «пока могу распоряжаться средствами, чтобы дело Божье не ослабело» (Письмо 46, 1895). Письмо, написанное в 1895 году, подытоживает основной подход Елены Уайт к управлению средствами. Она заявила: никакие деньги, попадающие мне в руки, «я не считаю своими. Я отношусь к ним как к Божьим деньгам, за которые мне предстоит дать отчет» (Письмо 45а, 1894). Именно такой подход Елена Уайт практиковала всю свою долгую жизнь.

Часть третья Духовный путь

Глава десятая Обращение и борьба за обретение уверенности

Ранний религиозный опыт Елены Уайт не отличался чем–то особым от опыта большинства из нас, разве что был более глубоким. Подобно нам, она пережила взлеты, падения и сомнения. В 1909 году, когда г–же Уайт было предложено заполнить бланк биографических данных для Генеральной конференции, на вопрос относительно даты своего обращения она ответила: «Приблизительно в марте 1840 года». Вестницу Божью не слишком заботило точное время ее обращения, так как, по ее словам, это был процесс, а не моментальное событие.

Первые опыты с Богом

Первый духовный кризис в жизни Елены имел место в 1836 году, когда в возрасте девяти лет она перенесла тяжелую травму и оказалась на краю преждевременной смерти. По словам самой Елены Уайт, из–за обезображенной внешности ей «не хотелось жить», но и «смерть страшила ее, потому что она не считала себя приготовленной». Мысли о предстоящей смерти пленили ее разум после того, как друзья, посетившие семью, спросили мать о том, сказала ли она Елене о смерти. Нечаянно подслушав этот разговор, Елена стала сознавать необходимость духовного опыта. «Я хотела быть христианкой, поэтому как могла молилась о прощении моих грехов, в итоге мое сердце наполнилось миром». Этот мир сопровождался любовью к ближним (Духовные дары, т. 2, с. 9).

Однако одно дело умереть христианином и совсем другое — жить по–христиански. С течением времени Елена стала понимать, что ее образование закончилось и перед ней открывается перспектива остаться инвалидом на всю жизнь. В душевном смятении она писала: «Я роптала против провидения Божьего, поразившего меня таким ударом». Испытывая противоречивые чувства по отношению к Богу, она стала осуждать себя за свои греховные мысли. Находясь почти при смерти, Елена Уайт потеряла сладостный мир. «Иногда, — писала она, — мое чувство вины и ответственности перед Богом было настолько тяжелым, что я не могла заснуть, думая о своем плачевном состоянии и о том, что я могу сделать» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 135).

Депрессия усугубилась еще и тем, что в марте 1840 года в город приехал Уильям Миллер и начал проповедовать о близости Христова пришествия и необходимости приготовиться к встрече с Ним. Елена откликнулась на призыв Миллера, но не обрела мира в сердце. «В моем сердце, — писала она, — жило такое чувство, будто я никогда не стану достойной называться дочерью Божьей… Ужасная печаль наполнила мое сердце… Мне казалось, я не заслуживаю того, чтобы попасть на небо» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 21). Ее бремя было настолько тяжелым, что она «желала себе смерти» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 138).

Поворотный момент наступил летом 1841 года, когда тринадцатилетняя Елена вместе с родителями посетила методистское лагерное собрание в Бакстоне, штат Мэн. Там она услышала проповедь о том, что всякая надежда на себя и на свои усилия не имеет никакой ценности для обретения благоволения у Бога. Елена поняла, что «только соединившись с Иисусом посредством веры, грешник может иметь надежду, и стать чадом Божьим». В дальнейшем она искренне искала прошения своих грехов и стремилась полностью посвятить себя Господу. Она писала так: «Сердце мое твердило одно: „Помоги, Иисус; спаси меня или я погибну!"» «Внезапно, — продолжает она, — мое бремя оставило меня, и на сердце стало легко» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 23).

Но вновь обретенная вера все же не радовала Елену в полной мере. Ей все это показалось слишком простым, чтобы быть правдой, и она полагала, что «не имеет права чувствовать себя радостной и счастливой». Более того, ее еще терзали сомнения, потому что она не всегда переживала состояние духовного подъема, которое, по ее мнению, служило доказательством истинного принятия Богом и подлинного обращения (там же, с. 23, 24).

Через несколько месяцев после лагерного собрания в Бакстоне Елена была крещена посредством погружения и присоединилась к Методистской церкви. Но ее духовные поиски уверенности в Боге были далеки от завершения.

Уверенность во Христе

После крещения Елена Уайт испытывала «постоянное недовольство» по поводу своего христианского возрастания. В то же время она часто ощущала себя лишенной Божьей любви и милости. Хотя Елена знала, что в ее христианском опыте что–то неладно, она не совсем понимала, в чем тут дело. Она думала, что ее проблема заключалась в недостатке освящения, которое, по мнению многих ее единоверцев (методистов), сопровождалось радостными чувствами. Если именно в этом состояло освящение, значит она не имела его. Более того, многие представляли освящение в таком свете, что Елена считала свое сердце недостаточно чистым, чтобы принять его. «Мой разум был постоянно сосредоточен на теме освящения сердца. Я более всего жаждала получить это великое благословение и почувствовать, что я полностью принята Богом» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 148; Очерки жизни Елены Уайт, с. 27, 28).

Уже в зрелом возрасте, оглядываясь на прошлое, конкретно на 1842 год, г–жа Уайт писала, что ее «представления относительно оправдания и освящения были ошибочными». «Эти два понятия представлялись мне как отдельны и отличные друг от друга, однако я не понимала различия между ними». Для нее освящение было ощущением счастья, которое «пронизывает все существо человека» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 28).

Понимая оправдание и освящение с методистской точки зрения как два разных опыта (или как первое и второе благословение), Елена считала, что может претендовать только на то, что методисты называют оправданием, поскольку она не испытала восторженных чувств второго благословения. Таким образом она пришла к следующему выводу: «Прежде чем я приобрету уверенность в жизни вечной, я должна добиться более высоких достижений». Иными словами, она верила, что уверенность в спасении связана с методистским понятием о втором благословении, или освящении. Елена правильно связывала освящение со святостью, но у нее было смутное представление о том, что такое святость. В результате, по ее словам, слова осуждения звучали в ее сознании день и ночь. Все чаще она обращалась к Богу с одним и тем же вопросом: «Что мне делать, чтобы спастись?» (там же, с. 29; курсив мой. — Дж. Н.).

Чувство собственной греховности и неприготовленности ко Второму пришествию усугублялось верой Елены в вечно горящий ад. Служители того времени «учили, что Бог никогда не будет спасать никого, кроме освященных. Око Божье над нами всегда; Он отмечает каждый грех, за который грешник понесет справедливое наказание. Бог Сам ведет книги с точностью, присущей безграничной мудрости, и каждый совершенный нами грех будет в точности записан как аргумент против нас» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 151).

Поэтому Елена верила, что всезнающий Бог не только ведет точный счет, но и сберегает для нечестивых адское пламя. «Наш Небесный Отец был представлен мне как тиран, которому доставляют удовольствие страдания осужденных, а не как нежный и милостивый Друг грешников, любящий Свое творение несравненной любовью и желающий, чтобы все оказались в числе спасенных». Размышления о таком Боге наполняли страхом душу Елены, считающей, что ей суждено «вечно гореть в адском пламени» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 30, 31).

В это время, когда Елена Уайт находилась в столь тяжелом душевном состоянии, мать предложила ей посоветоваться с Левием Стокманом, молодым методистским служителем, принявшим миллеризм. Стокман успокоил Елену, убедив ее, что «в любви Христа она может обрести надежду». По его словам, душевные страдания Елены указывали на то, что Божий Дух работал над ней. Позднее она писала, что служитель продолжал говорить ей «о любви Божьей к Его заблудшим детям, о том, что Он не желает их гибели, но жаждет привлечь всех к Себе посредством простой веры и доверия. Стокман рассказывал Елене о великой любви Христа и о плане спасения» (там же, с. 36).

«Не бойся, — говорил Стокман. — Возвращайся домой, доверяя Иисусу, ибо Он не откажет в Своей любви тому, кто искренно ищет ее». «За несколько минут разговора с пастором Стокманом, — сделала вывод Елена, — я получила больше познания о Божьей любви, Его заботе и нежности, чем в результате всех проповедей и увещеваний, когда–либо мною слышанных» (там же, с. 37, курсив мой. — Дж. Н.). Вскоре после разговора со Стокманом вера Елены укрепилась на опыте во время молитвенной недели в доме ее дяди (там же, с. 38). Хотя опыт был важен для нее, именно слова Стокмана о природе Божьей любви, вере и уверенности открыли ей новый путь, так какблагодаря им многие представления Елены изменились (Очерки жизни Елены Уайт, с. 39). Около того же времени Елена получила также более полное представление об аде. Она поняла, что бессмертие присуще только Богу, а не грешникам, которые умрут навеки (см. там же, с. 48—50).

Ее беседа со Стокманом и правильное понимание ада слились вместе в новое представление о Боге. «Мое суждение об Отце, — писала она, — сильно изменилось. Теперь я смотрю на Него как на доброго и нежного Отца, а не как на сурового тирана, вынуждающего людей к слепому послушанию. Мое сердце устремилось к Нему в глубокой и горячей любви. Послушание Его воле казалось мне радостью, а служение Ему — удовольствием» (там же, с. 39; курсив мой. — Дж. Н.). С этого времени жизнь Елены была сосредоточена на преданном служении, а не на страхе потерять спасение. Другими словами, она уже не была поглощена собой и своим духовным состоянием, а посвятила все свои силы служению Богу и другим людям.

Всю оставшуюся жизнь Елена Уайт твердо верила в Божью любовь. Как и все мы, она испытывала эмоциональные взлеты, падения и разочарования, но с момента истинного обращения ее взаимоотношения с Богом основывались на вере, а не на чувствах. Ее христианский опыт совершенно изменился.

Возвращаясь к Стокману, стоит отметить, что его крайне важные наставления многое сделали для Елены. Он не только указал ей на любящего Бога и сосредоточил ее внимание на вере, а не на чувствах, но и помог ей со временем освободиться от методистского представления о втором благословении как условии спасения. Елена поверила в то, что Бог принял ее и наделил даром вечной жизни сразу же после того, как она приняла Иисуса, не ожидая от нее каких–либо «высших достижений» (там же, с. 29). Эта мысль вывела ее из «ужасного рабства сомнения и страха» в вопросе спасения, в котором она так долго находилась (там же, с. 37). Возможно, именно Стокман помог ей увидеть правильное соотношение веры и дел. Она больше не чувствовала себя обязанной «в слепом послушании» служить жестокому Богу. Теперь, зная, что «ее грехи прощены» и имея более зрелую веру, Елена находила радость и «удовольствие в служении Богу». Следовательно, ее дела стали результатом ее взаимоотношений с Отцом, основанных на вере. Именно в Боге она обрела свою уверенность в спасении (там же, с. 39). Сознавая важность дел, но не делая их самоцелью, Елена Уайт испытала внутренний мир и начала жить, по словам Павла, «верой, действующей любовью» (Гал. 5:6).

Уверенность в Божьей любви и Его спасающей милости стала основанием жизни и служения Елены Уайт. Хотя она упрекала тех, кто легкомысленно заявлял о себе: «Я спасен», но не посвятил себя полностью Богу, она не сомневалась в том, что христиане могут быть уверены не только в Божьей любви и доброте, но также в своем спасении. Например, она сказала делегатам сессии Генеральной конференции следующие слова:

«Каждый из вас может на опыте убедиться в том, что имеет живого Спасителя… Вам нет необходимости говорить: «Я не знаю, спасен ли я». Верите ли вы во Христа как своего личного Спасителя? Если да, то возрадуйтесь. Мы и вполовину не радуемся так, как должны бы радоваться»

(Бюллетень Генеральной конференции, 1901, с. 183)

Вновь в 1892 году в «3намениях времени» она писала:

«Никто не может сделать себя лучше, но мы должны приходить к Иисусу такими, как есть, ревностно стремясь очиститься от всякого пятна и порока греха и получить дар Святого Духа. Мы не вправе сомневаться в Его милости и говорить: «Я не знаю, буду я спасен, или нет». Но нам необходимо живою верою положиться на Его обетования, ибо Он сказал: „Если будут грехи ваши, как багряное — как снег убелю; если будут красны, как пурпур, — как волну убелю" (Ис. 1:18)»

(Знамения времени, 1892, 4 апреля)

Такие высказывания отражают уверенность, обретенную Еленой еще в подростковом возрасте. Однако эта уверенность не была равнозначна представлению «однажды спасен — навечно спасен». Из ее произведений явствует, что человек может отказаться от веры в искупительную жертву Христа и потерять спасение. С другой стороны, христиане, которые продолжают общаться с Богом посредством веры, могут иметь полную уверенность в спасении.

Глава одиннадцатая Женщина веры и молитвы

Иисус как Господь и Спаситель был той Скалой, на которой строилась жизнь Елены Уайт. Со времени обращения вера в Него придавала смысл всему, чем она занималась. Она посвятила свою жизнь проповеди о спасающей силе Божьей благодати и славной надежде на Второе пришествие Христа.

Однако для г–жи Уайт вера в Бога являлась не только доктриной, но и опытом, окрашивавшим ее повседневную жизнь и задававшим ей тон, когда она переживала радости и печали земного существования.

Жизнь веры в реальном мире

По–видимому, прочность веры человека скорее всего проявляется в трудностях его повседневной жизни, нежели в его подвигах. В данной главе мы могли бы показать веру Елены Уайт, рассказав о том, как в ноябре 1856 года на санях по ненадежному рыхлому льду, в воде, покрывавшей лед на 30 см, она пересекала Миссисипи, чтобы подкрепить в вере двух ведущих субботствующих адвентистских проповедников (Дж. Н. Лофборо и Дж. Н. Андрюса), находившихся тогда в Уэйконе, штат Айова. Многие думали, что эта переправа невозможна, но вестница Божья верила: Бог поможет им перебраться на другой берег (см. Артур Л. Уайт о Елене Г. Уайт, т. 1, с. 345—349). Можно было бы рассказать подобную же историю о ее вере, когда она настаивала на, казалось бы, невозможной попытке приобрести собственность в Лома–Линде, ибо г–жа Уайт верила, что на то была Божья воля (см. Артур Л. Уайт о Елене Г. Уайт, т. 6, с. 11–32).

Однако большинству из нас не свойственны «героические» проявления веры, она выражается у нас, как правило, в повседневной обыденности. Поэтому в настоящей главе приведены примеры веры Елены Уайт, наиболее типичные для нашей жизни. Нам нужно помнить, что ее жизнь проходила так же, как наша. Подобно нам, она переносила испытания, трудности, искушения. И подобно нам, она должна была искать выход из любого положения.

Одной из причин многих трудностей, происходивших в жизни Елены Уайт, было ее слабое здоровье. Особенно тяжелый приступ болезни случился у нее в первый год пребывания в Австралии. «В течение семи месяцев, — писала она, — я страдала от малярии и ревматического артрита. В этот период я испытала самые ужасные мучения за всю мою жизнь». Е. Уайт перечислила серьезные недомогания, беспокоившие ее. Затем она заметила, что видит во всем этом «светлую сторону». «Мой Спаситель, — писала она, — находился рядом со мной. Я чувствовала Его святое присутствие в моем сердце и благодарила Его. Эти месяцы страданий были самыми счастливыми месяцами в моей жизни, благодаря общению с моим Спасителем… Я так благодарна полученному опыту, ибо через него лучше познакомилась с моим драгоценным Господом и Спасителем. Его любовь наполнила мое сердце. На протяжении всей моей болезни Его любовь, Его нежное сострадание служили мне утешением» (Рукописи 75, 1893).

Чтобы читатели не подумали, будто мы рассказываем о человеке, которому не знакомо чувство страха или беспомощности во время критических обстоятельств, мы обратимся к другому документу, из которого видно состояние г–жи Уайт во время ужасной болезни. Это поможет нам рассмотреть внутреннюю работу ума во время этого испытания, которое могло закончится для нее либо разочарованием и жалостью к себе, либо верой и доверием. Она написала нижеприведенные строки, когда болела восемь месяцев из одиннадцати, причем впереди не было видно просвета.

«Когда я впервые оказалась в беспомощном состоянии, — писала Е. Уайт доктору Д. X. Келлогу, — я глубоко пожалела, что пересекла огромные водные пространства. Почему я не в Америке? Зачем такие расходы в этой стране [Австралии]? То и дело я прятала лицо в одеяло и давала волю слезам. Но я старалась не потакать своим эмоциям.

Я спросила себя: „Елена, что все это значит? Разве ты не приехала в Австралию, считая своим долгом ехать туда, куда конференция решила направить тебя?"

Я ответила: „Да".

„Тогда почему ты ощущаешь себя совсем оставленной и унываешь? Не замешан ли тут враг?"

Я согласилась: „Да, это так".

Я поспешно вытерла слезы и сказала: „Довольно. Я перестану смотреть на темную сторону своей жизни. Останусь ли я жива или нет, я вручаю свою душу Тому, Кто умер за меня".

Я поверила, что Господь все усмотрит к лучшему, и в течение этих восьми месяцев бессилия у меня уже не появлялось ни отчаяния, ни сомнения».

Чуть выше в этом же письме она отметила связь ее молитвенной жизни с положительным настроем. «В долгие утомительные ночные часы, — писала она, — когда о сне и думать было нечего, я много времени посвящала молитве. Когда каждый нерв кричал от боли, когда мне казалось, что я не выдержу, мир Христа наполнял мое сердце и я испытывала хвалу и благодарность. Я знала, что Иисус любит меня, а я люблю Иисуса» (Избранные вести, т. 2, с. 234,

В другом случае, когда первая жена Уилли умирала от туберкулеза, Елена заметила, что та была разочарована собой. Оказалось, кто–то убедил Мэри, что если бы она имела достаточную веру, то Бог непременно исцелил бы ее. Г–жа Уайт, зная глубину веры Мэри, «сказала ей, чтобы она не смущалась от слов людей, но чтобы она покоилась в руках ее Спасителя, Который возлюбил ее и Который совершит все ради ее вечного блага» (Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля).

Другим жизненным переживанием, укрепившим ее веру, была смерть ее близких. Елена Уайт похоронила не только двух сыновей, но в 1881 году она потеряла мужа. Обращаясь к присутствующим на его похоронах, она рассказала, что, стоя у его смертного одра, она вначале чувствовала огромную тяжесть бремени. «Я молила Бога, — говорила г–жа Уайт, — пощадить его ради меня, не забирать его и не оставлять меня трудиться в одиночестве» (Очерки жизни Джеймса и Елены Уайт, 1888, с. 448).

Однако когда она размышляла о смерти Джеймса, то пришла к выводу, что не должна предаваться «бесполезной печали». «Это не вернет моего мужа. И я не настолько эгоистична, чтобы, если бы, конечно, я смогла потревожить его мирный сон и вернуть в жизненную борьбу. Подобно утомленному воину, он сложил свою жизнь».

Г–жа Уайт сказала притихшей аудитории о своей надежде на Божьи обетования, «сияющие подобно лучам света с небес, чтобы утешить, подкрепить и благословить» ее жизнь… «Я не буду приходить на могилы моих близких, чтобы сетовать и плакать. Я не буду думать и говорить о смертном мраке. Но я расскажу моим друзьям о радостном утре Воскресения, когда Жизнедатель разрушит оковы смерти и призовет их к славному бессмертию. Иисус Сам прошел через смерть, чтобы мы могли с радостью взирать на Утро Воскресения. Я буду продолжать мое жизненное поприще в одиночестве, но я полностью убеждена, что мой Искупитель навсегда останется со мной». Лучшим способом почтить память Джеймса, решила Елена, будет продолжить его дело и «в силе Христа довести его до конца» (В память: очерк о последней болезни и смерти пастора Джеймса Уайта, с. 55, 56).

К концу собственной жизни Елена Уайт приближалась с той же непоколебимой верой. Менее чем за два месяца до своей смерти она сказала Уилли: «Я очень слаба. Я уверена, что эта болезнь закончится смертью. Меня не беспокоит мысль о близкой кончине. Я чувствую, что Господь рядом, и это утешает меня. Я не тревожусь. Спаситель очень дорог для меня. Он был моим Другом» (Ревью энд Геральд, 1915, 17 июня). Ее последними словами, обращенными к сыну, были слова: «Я знаю, в Кого я уверовала» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 449).

Разговор с «моим Отцом»

Как ни печально, но у нас есть совсем немного описаний молящейся Елены Уайт и очень мало примеров ее молитвы, хотя мы имеем достаточно материалов о том, что она думала о молитве.

М. С. Ричардс дает одно из лучших описаний Елены Уайт во время молитвы. Когда Ричардсу было около шестнадцати лет, г–жа Уайт посетила лагерное собрание в Колорадо, где его отец совершал пасторское служение.

Вестница Божья проповедовала около тридцати минут, но тут к ней подошел сын Уилли и напомнил, что предстоит долгое путешествие и надо бы закончить проповедь, чтобы сберечь силы. Но даже в возрасте восьмидесяти одного года г–же Уайт было трудно остановиться. «Я не хочу заканчивать, — сказала она ему, — ведь я еще не помолилась; я хочу помолиться». Она проповедовала еще около трех минут, а затем преклонила колени и помолилась. Ричардс плохо помнил содержание проповеди, но молитва вестницы Божьей глубоко поразила его. «Ее первыми словами, — вспомнил он, — было обращение: „О мой Отец". Она не сказала „Наш Отец", но „мой Отец". Не прошло и двух минут, как могущественная сила снизошла на то место… Она разговаривала с Ним. Она совершенно забыла о нас. Г–жа Уайт молилась, самое большее пять или шесть минут, но, когда она молилась, люди плакали о своих грехах» (Министри, 1976, октябрь). В 1958 году Ричардс вспоминал, что именно молитва Елены Уайт убедила его, что она пророчица. «Когда г–жа Уайт молилась, — заметил он, — я убедился, что она была служительницей Божьей. Она говорила с Богом так, будто знала Его. Когда я слышал ее молитву, я был уверен в том, что она — та, за кого себя выдает» (Сокровищница Духа пророчества, с. 180).

Елена Уайт в личной молитве была такой же ревностной, как и в общественной. Элма Маккиббин однажды невольно оказалась очевидцем утренней молитвы Елены Уайт. «Я никогда, нигде и ни от кого не слышала подобной молитвы, — сообщала она. — Она умоляла Бога за вас, за меня, за народ Божий, чтобы мы не ослабевали, совершая порученное нам дело. Затем она говорила с Богом о наших слабостях и неудачах и умоляла, чтобы Его Дух обратился к каждому сердцу, чтобы мы могли изменить наше отношение и скорее донести весть до погибающих душ. В то утро я узнала, что сестра Уайт глубоко переживала за свой народ». «Молитва Елены Уайт, — отметила Элма, — была самой пылкой молитвой, которую я когда–либо слышала в моей жизни» (Элма Маккиббин. Рукопись, «Я знала сестру Уайт», 1972; Элма Маккиббин. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 30 сентября).

Жена Уилли обратила внимание, что молитвы ее свекрови не только были «пылкими», но и «походили на искренний разговор» (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня). По–видимому, описывая молитву в книге «Путь ко Христу», она говорила о своем собственном опыте. «В молитве, — писала она, — мы открываем наше сердце Богу как Другу» (Путь ко Христу, с. 93). Несколько ее молитв, помещенных на печатных страницах, отражают этот подход, хотя они были публичными молитвами. Как заметил Ричардс, для г–жи Уайт Бог не был просто «нашим Отцом». В нескольких сохранившихся и дошедших до нас молитвах Елены Уайт мы видим, что более привычным для нее было обращение «О мой Отец» (см. «Проповеди и беседы», т. 1, с. 378—383; Рукопись 126, 1902; Бюллетень Генеральной конференции, 1903, с. 56–58, 91).

Молитва была важной частью жизни Елены Уайт от ее юности и до старости. Даже в подростковом возрасте Елена, согласно ее словам, проводила «целые ночи… в ревностной молитве» за своих молодых друзей (Очерки жизни Елены Уайт, с. 41). И в старости г–жа Уайт была озабочена тем же. «Я много молюсь по ночам, — писала она другу в 1902 году, — когда состояние Церкви тяготит меня и я не могу заснуть… Последние несколько ночей я спала только до трех часов. Но когда я думаю об опасности, которой подвергаются души, и о состоянии наших церквей, меня это настолько тревожит и волнует, что я не могу заснуть» (Письмо 68, 1902).

Часть четвертая Служитель Церкви

Глава двенадцатая Представление Елены о самой себе как о Божьей вестнице

Елена Уайт никогда не сомневалась в Божественном характере своего особого призвания. Относительно своего первого видения в декабре 1844 года она смело заявила, что «Дух Святой сошел» на нее и дал видение (Ранние произведения, с. 14). Относительно второго видения Елена сказала следующее: «Господь… велел мне идти и рассказывать другим то, что Он открыл мне» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 69). Иными словами, с самого начала она заявила, что Бог призвал ее к особому пророческому служению для адвентистского народа.

Не пророк?

Если ее пророческое призвание не подлежит сомнению, можете подумать вы, тогда почему она не претендовала на звание пророчицы? 3 октября 1904 года в Батл–Крике перед аудиторией в две с половиной тысяч человек Елена Уайт заявила, что она не притязает на звание пророчицы. Как и следовало ожидать, ее заявление вызвало бурную реакцию и в Церкви, уже разделившейся в результате конфликта с Келлогом, и в более широких кругах. Газеты Батл–Крика трубили новость, что женщина, которую адвентисты считали пророчицей, по ее собственным словам, не является таковой. Елена Уайт и другие объясняли, что именно она имела в виду, но страсти, разгоревшиеся в связи с ее высказыванием 3 октября, еще долгое время сотрясали общественность. Наконец, в июле 1906 года Елена Уайт опубликовала дополнительное объяснение своего спорного высказывания и толкование своей роли в адвентистской Церкви, как она понимала ее.

«Некоторые, — говорила она своим читателям, — споткнулись на моих словах о том, что я не претендую на звание пророка. Они спросили: почему?

Я не имею никаких притязаний, кроме одного: я призвана Богом быть Господней вестницей; Он призвал меня в юности быть Его вестницей, принимать Его слово и нести ясную и определенную весть во имя Господа Иисуса.

Еще давно в моей юности меня спрашивали несколько раз: пророчица ли ты? Я всегда отвечала, что являюсь Божьей вестницей. Я знаю, что многие называют меня пророчицей, но я не притязаю на это звание». С другой стороны, она заметила: «Если другие называют меня пророчицей, что ж, я не спорю с ними» (Избранные вести, т. 1, с. 31, 32, 34; курсив мой. — Дж. Н.).

«Почему я не называю себя пророчицей?» На этот вопрос она дала своим читателям два ответа. Во–первых, «в эти дни многие, смело называющие себя пророками, являются позором для дела Христа». Во–вторых, «мое служение заключается не только в выполнении обязанностей «пророка»» (там же, с. 32). В другом случае, высказываясь по поводу конфликта, вызванного ее утверждением, г–жа Уайт сказала: «Мое поручение включает пророческую работу, но этим не заканчивается» (Избранные вести, т. 3 с. 74).

Возможно, последнее высказывание отражает суть дела в понимании Елены Уайт. Бог призвал ее к служению, которое большинство людей считает пророческим, но оно не ограничивалось этой функцией.

Однако ее призвание не подразумевало руководящей роли в адвентистской Церкви. «Никто, — заявляла она, — никогда не слышал от меня о моих притязаниях на роль лидера Церкви. У меня есть весьма ответственная работа, которую я должна выполнять, — передавать письменно и устно данные мне наставления. И не только адвентистам седьмого дня, но и всему миру. Я издала много книг, больших и не очень, некоторые из них переведены на несколько языков. Это моя работа — открывать Писания другим людям так, как Бог открыл их мне… Я уполномочена принимать и передавать Его вести. Я должна выступать перед людьми лишь в качестве вестницы, у которой есть весть» (Свидетельства для Церкви, т. 8, с. 236, 237). Как мы увидим в последней части этой главы, г–жа Уайт видела четкое различие между своей ролью и ролью церковного руководства. Следует отметить, что другие люди, притязавшие в XIX веке на роль пророков, к примеру, Иосиф Смит и Мэри Бейкер Эдди, не видели этого различия.

Хотя Елена Уайт не занимала руководящего положения в адвентистской Церкви, большую часть последних лет своей жизни она имела документы рукоположенного служителя. Однако она всегда подчеркивала, что ее рукоположение было совершено не людьми, но Самим Богом (Дочери Божьи, с. 252). «Братья» в 1870–х годах без вопросов называли ее «проповедником» (Защита, с. 9, 10). И хотя верно, что большую часть своей жизни она была, пожалуй, самым влиятельным служителем в адвентизме, мы не должны путать ее роль с ролью руководителя Церкви. Она была, по ее собственным словам, Божьей вестницей, чтобы передавать то, что Он открывал ей через Своего Духа. На эту уникальную роль в адвентизме Елена Уайт претендовала, и она ее совершала.

Передающая Божью весть

Если бы кто–нибудь спросил Елену Уайт, какую часть своего служения она считала самой важной, вестница Божья, наверное, ответила бы, что писательскую деятельность. Всю жизнь г–жа Уайт горела желанием выразить свою весть печатным словом, но не потому, что это была ее весть, а потому, что, как она сама выразилась, Бог дал ей эту весть для Своего народа. Говоря об истине, содержащейся в книгах «Патриархи и пророки», «Великая борьба» и «Желание веков», она говорила: «Начертанная в моем сердце и разуме Святым Духом, она столь же неизгладима, как и Закон, который был начертан перстом Божьим на каменных скрижалях» (Литературный евангелизм, с. 126). Благодаря личному опыту, она убежденно могла написать: «Эти книги исходят не от сестры Уайт. Они содержат те наставления, которые Бог давал ей на протяжении всей ее жизни. Они содержат тот драгоценный, утешающий свет, который Бог милостиво дал Своему слуге, чтобы передавать его миру» (там же, с. 125).

Сознание того, что она записывает наставления Божьи, наполняло вестницу Божью глубоким чувством ответственности. Она стремилась почтить Бога своим служением. «Я живу, испытывая трепет перед Богом, — писала она президенту Генеральной конференции в 1892 году. — Я не знаю, как обрисовать и как описать пером грандиозную тему искупительной жертвы. Я не знаю, как показать истины в живой силе, в которой они были представлены мне. Я трепещу и боюсь, как бы недостойными словами не умалить великий план спасения. Я склоняю мою душу в страхе и благоговении перед Богом и спрашиваю: «Кто способен к сему?» Как мне говорить, как писать моим братьям, чтобы они увидели лучи света, сияющие с небес?» (Письмо 40, 1892).

Писательская деятельность Елены Уайт во многих отношениях преобладала в ее служении. Она ложилась спать чаще всего около восьми часов вечера и вставала очень рано утром. В 1896 году она так рассказывала о своем писательском труде: «Я просыпалась в час или два. Как раз в это время я могла писать. Моя рука быстро двигалась по бумаге, а голова работала ясно. Я чувствовала сильный духовный подъем. Иногда я оказывалась под таким сильным впечатлением от истины и важных событий, которые ожидают нас, что лишалась физической силы и лежала обессиленная от сознания вечных реалий, открывающихся перед нами» (Письмо 59, 1896). Эти слова передают глубину ее чувств.

Другим примером привычки писать рано утром является случай, описанный г–жой Уайт в 1906 году. Она легла спать ранним субботним вечером, а проснулась около 22:30. «Я получила наставление и обычно редко остаюсь в постели после того, как такое случается… Я встала с кровати и писала в течение пяти часов так быстро, как только могла… Затем я отдохнула… Потом я вручила материал моей машинистке, а в понедельник утром он уже ожидал меня… Я пишу как можно больше, пока другие члены моей семьи спят. Я развожу огонь, а затем пишу непрерывно часами» (Письмо 28, 1906).

Разумеется, г–жа Уайт не всегда могла позволить себе трудиться долгими тихими утренними часами, но передавать весть ей так или иначе было необходимо. В одном таком случае, по рассказу Дж. Уайта, она написала шесть страниц Свидетельств, пока проповедовал Дж. Н. Андрюс. «Она сидела в метре с небольшим от кафедры и использовала Библию как опору. Потом, когда ее спросили, что она думает о брате Андрюсе, как о проповеднике, она ответила, что ничего сказать не может, потому что недостаточно долго слушала его» (Ревью энд Геральд, 1863, 8 декабря). Очевидно, она была не только деятельной женщиной, но и обладала исключительной способностью концентрировать свое внимание.

За свою жизнь г–жа Уайт написала огромное число книг она также подготовила материал более чем для пяти тысяч статей, вышедших в периодической печати, и более чем для восьми тысяч писем и рукописей (проповеди, свидетельства различным людям и дневниковые записи). И в течение всего этого времени она вела хозяйство, растила двух сыновей и других детей и регулярно выступала перед разными по числу аудиториями. Запись в дневнике от 28 января 1868 года дает нам представление о том, как сложно было Елене Уайт писать свои вести наряду с выполнением домашних обязанностей: «Брат [Дж. О.] Корлисс (молодой обращенный) помогал мне приготовить завтрак. Все, что мы брали в руки, было мороженым. Все в нашем погребе замерзло. Мы приготовили мороженую репу и картофель… Я испекла восемь протвиней булочек, подмела комнаты, помыла посуду, помогла Уилли [в возрасте тринадцати лет] положить снег в бойлер, поскольку у нас нет ни колодца, ни иного водоема. Сложила свою одежду, отдохнула несколько минут. Позаботилась об обеде для Уилли и для себя. Как только мы закончили есть, приехали мой муж и брат Эндрюс. Обеда не было. Я снова начала готовить. Вскоре собрала им поесть. Так прошел почти весь день — ни одной написанной строчки. Мне грустно от этого. Я очень устала. Моя голова утомлена» (Рукопись 12, 1868; курсив мой. — Дж. Н.). Учитывая такую загруженность, не удивительно, что г–жа Уайт довольно рано развила привычку писать по утрам.

Писательский труд был увлечением Елены Уайт до конца ее жизни. Даже в 1913 году она еще следила за публикацией своих работ, хотя ей исполнилось восемьдесят шесть лет. «Сила моя — не та, что была раньше, — говорила она студентам Тихоокеанского унионного колледжа в Северной Калифорнии, — но пока я жива, я не сложу своего оружия» (Элма Е. Маккиббин. Рукопись, «Мои воспоминания», 1956, 15 февраля).

Публичные выступления Елены Уайт требовали от нее не меньшего напряжения, чем писательский труд. Ее постоянно приглашали выступать, она непрерывно ездила, принимая эти приглашения, хотя в то время езда была медленной и изнуряющей. Ее самоотверженность как публичного оратора проявилась в том, что к 1885 году она поездом двадцать четыре раза пересекла Соединенные Штаты от Калифорнии до восточного побережья. Нужно помнить, что трансконтинентальная железная дорога существовала только шестнадцать лет, и такие длительные путешествия были лишь очень небольшой частью ее поездок, поскольку она выступала перед адвентистами и неадвентистами не только в Северной Америке, на также в Европе, Австралии и Новой Зеландии.

Вновь и вновь осознание порученной Богом миссии побуждало Елену Уайт отправляться в путь. «Когда я стою перед большим собранием, — говорила она президенту Генеральной конференции в 1902 году, — мне кажется, что я приведена к великому белому престолу, чтобы отвечать за души, стоящие предо мной и еще не приготовленные к встрече Господа в мире» (Письмо 138, 1902). В следующей главе мы вернемся к Елене Уайт как публичному оратору.

До сих пор мы отмечали, что она не сомневалась в своем служении как Божьей вестницы, и Он руководил ею в ее писательском труде и в устных выступлениях. Однако это водительство Божье вовсе не означало, что ее религиозные представления все время оставались неизменными. Например, в 60–е года, когда она обращалась к теме великой борьбы, ее произведения отличались большей сложностью и утонченностью. Более того, иногда она, подобно нам, спешила с выводами, но потом признавала свою неправоту (см. Свидетельства для Церкви, т. 1, с. 563). Время от времени ее личное понимание отдельных вопросов становилось более глубоким, так что она приходила к выводам, совершенно противоположным тем, которых придерживалась раньше. К таким вопросам относится время начала субботы, а также тот факт, что 22 октября 1844 года действительно произошло важное событие. В таких случаях изучение Библии, а также ее видения помогали ей углубить и расширить свои представления (см. Министри, 1993, октябрь). Наконец, через беседы с другими адвентистскими руководителями она иногда осознавала, как улучшить, претворить в жизнь и даже понять написанное. Иными словами, то, что Елена Уайт являлась Божьей вестницей, никогда не означало, что она была всезнающей. Она была подобна нам в том смысле, что с течением времени ее понимание духовных вопросов развивалось. Ее дар не наделил ее сверхъественной способностью не ошибаться.

Добросовестный член Церкви

Как мы отметили выше, в Церкви адвентистов седьмого дня Елена Уайт не занимала официального руководящего положения. Ее роль, по ее собственному мнению, заключалась том, чтобы представлять Божьи вести руководству и помогать ему. Кроме того, она была верным членом Церкви, считавшим, что Бог может открывать Свою волю через Свою Церковь. Пример того, как Бог раскрывает Свою волю через Церковь, мы находим в обстоятельствах, происшедших в течение двух лет ее пребывания в Европе (с 1885 по 1887 гг.). Она сама не хотела ехать в Европу. На этом настояло руководство Генеральной конференции. В течение долгих месяцев г–жа Уайт молилась о том, чтобы познать Божью волю. Однако ясного ответа не последовало. Наконец, она «решила выполнить постановление Генеральной конференции и отправилась в путь, доверяя Богу». Только позднее, заметила г–жа Уайт, пришла уверенность, что она «поступила в соответствии с волей Божьей» (Ревью энд Геральд, 1885, 15 сентября). Следовательно, вестница Божья верила, что Бог открывает Свою волю посредством Церкви.

Эта вера проявилась также в ее отношении к поручению служить в Австралии с 1891 по 1900 гг. Как в случае с поездкой в Европу, она не хотела ехать, молилась об этом, но не получила света относительно Божьей воли. Она не совсем хотела на 65–м году жизни прокладывать путь для новой работы в далекой стране, но вновь поехала, потому что Церковь попросила ее об этом. Позднее, оглядываясь на прошлый опыт, г–жа Уайт выразила свое привычное в таких обстоятельствах отношение: «Я послушалась голоса Генеральной конференции, поскольку всегда старалась делать это в те моменты, когда сама не имела ясного света» (Избранные вести, т. 2, с. 239). Спустя несколько дней после такого письменного утверждения она написала, что, по ее убеждению, «Господь в Своем провидении привел» их туда «в нужное время, несмотря на все испытания и бедствия, обрушившиеся» на них (Письмо 40, 1892).

Елена Уайт настойчиво боролась за создание церковной организации в 1850–е годы и за ее реорганизацию в 1901 году. Она считала, что церковная структура, хотя и несовершенная, была лучше любого альтернативного варианта. В 1909 году, когда А. Т. Джоунс (известный по 1888 году) и другие деятели пытались привести адвентизм к конгрегационалистской форме церковного правления, она сделала следующее заявление на сессии Генеральной конференции: «Кое–кто считает опасными все усилия по наведению порядка, в них усматривается попытка ограничить личную свободу, установить своего рода папизм, которого нужно бояться. Эти обманутые люди полагают за добродетель хвастаться своей свободой думать и поступать». Такие идеи, заметила г–жа Уайт, внушает дьявол. «О, как бы возликовал сатана, если бы он мог преуспеть в своих усилиях проникнуть в среду этих людей и разобщить их работу в то время, когда имеется большая нужда в крепкой организации» (Свидетельства для Церкви, т. 9, с. 257, 258).

«Отдельные братья, — продолжала она, — распространили такие взгляды, что по мере приближения к концу времени, каждое дитя Божье будет трудиться независимо от всякой религиозной организации. Но мне поведал Господь, что в нашем деле не должно быть такого, чтобы каждый поступал независимо от окружающих». Даже небесные звезды, отметила Е. Уайт, подчиняются общему закону, контролирующему их движение. Христиан, стремившихся работать независимо, она сравнила с необученными лошадьми, которые, находясь в одной упряжке, тянут в разные стороны и создают замешательство. «Если, — добавила она, — люди несут Христово иго, они не могут двигаться в разных направлениях» (там же, с. 258).

Г–жа Уайт заявила: «Бог определил так, чтобы авторитетом обладали собравшиеся со всех концов земли на Генеральную конференцию представители Его Церкви» и что если сессия большинством голосов примет решение, «то не следует упорно отстаивать личную независимость и суждения отдельных людей, но необходимо покориться» (там же, с. 261, 260). Следует также отметить, что подобные утверждения она тщательно уравновешивала другими, в которых заявляла, что церковное руководство не вправе брать под контроль все, но должно оставлять место для индивидуальности (см. там же, с. 259, 260).

Елена Уайт не питала иллюзий относительно совершенства Церкви. Фактически она находилась в таком положении, что знала о проблемах Церкви больше, чем кто–либо еще. Однако это знание не отвернуло ее от Церкви даже в вопросе о десятине. В 1890 году она писала, что «недостойные служители получают некоторую часть собираемых средств, но неужели из–за этого кто–либо осмелиться не давать в сокровищницу Божью и оказаться под угрозой проклятия Божьего?» «Я не осмеливаюсь. Я возвращаю десятину с радостью и щедро, говоря вместе с Давидом: „От руки Твоей полученное мы отдали Тебе"» (Рукопись 3, 1890).

В заключение можно сказать, что Елена Уайт видела в себе не только Божью вестницу, в своих произведениях и выступлениях излагавшую перед Церковью Его идеи, но и считала себя верным членом Церкви, верившим в Церковь и поддерживавшим ее, несмотря на определенные недостатки.

Глава тринадцатая Публичный оратор

X. М. С. Ричардс вспоминал, как в 1909 году в Боулдере, штат Колорадо, Елена Уайт выступала в помещении, вмещавшем около тысячи человек. Крыша здания была жестяной. «Я помню ее, — рассказывал он, — как приятную пожилую женщину–мать. У нее в руках была большая Библия в мягкой обложке, и как только она произнесла первые слова, начался дождь. Вы можете себе представить, с каким шумом он колотил по железной крыше. Конечно, у г–жи Уайт не было усиливающей звук аппаратуры, но она обладала сильным проповедническим голосом… громко звучащим и перекрывающим шум дождя… Она читала библейские стихи, но не обращалась к Библии, а цитировала каждый текст наизусть. Один текст за другим. Цитаты естественно вписывались в ее речь» (Министри, 1976, октябрь).

Сильный оратор

Воспоминание Ричардса отчасти помогает представить себе публичное выступление женщины, которая в наше время более всего известна как писательница. Однако Елена Уайт в свое время была популярным оратором, произнесшим тысячи проповедей в самых разных аудиториях. Со временем она развила именно тот стиль проповедования, который так ценился и в адвентистской Церкви, и вне ее.

Л. Кристиан, который впервые услышал г–жу Уайт в Миннеаполисе в 1888 году, дает нам еще одно краткое представление о манере ее публичных выступлений: «Она начала говорить своим низким, приятным, мелодичным голосом о Божьем намерении спасти человечество… Она просто говорила нам о дивной Божьей любви и Его усилиях спасти людей. Она говорила об Иисусе совсем по–новому, как об очень дорогом и близком Друге. До сих пор я никогда не слышал подобной проповеди…

Меня особенно сильно поразил ее голос. Он был очень естественным и красивым. Со стороны могло показаться, что она говорила слушателям, находящимся в полугора метрах от того места, где она стояла. Я раздумывал, слышат ли ее другие люди. Позднее в 1905 году на конференции в городе Такома Парк… я имел возможность проверить ее голос. Она стояла впереди на возвышении, обращаясь к пятитысячной аудитории; часть слушателей находилась в самом отдаленном конце большого шатра. Я сидел впереди и говорил себе: сидящие сзади никогда не услышат ее и не узнают, что она говорит. Тихонько выйдя, я обошел палатку и войдя снова с другой стороны, встал сзади большой толпы — я слышал каждое слово и каждый слог настолько четко, будто я находился впереди» (Плоды духовных даров, с. 45,46).

Елена Уайт обращается с речью при посвящении санатория Лома–Линда, 1906 г.

Между 1957 и 1959 годами Хорас Шоу, профессор–лингвист, опросил 366 человек, слышавших речь Елены Уайт. Он составил общую картину, которая, полностью соответствовала воспоминаниям Ричардса и Кристиана и сообщениями о ее выступлениях, сделанных другими слушателями г–жи Уайт, когда она еще была жива. Многие слушатели отмечали силу ее голоса — необходимое качество хорошего оратора в то время, когда еще не было микрофонов. Многие люди свидетельствовали, что Елена Уайт говорила ясно, обдуманно, неторопливо. Кроме того, она умело управляла голосом, изменяя интонацию, чтобы добиться необходимых оттенков.

Поразительно, но почти все, слышавшие ее, сообщают, что она мало жестикулировала и редко выходила из–за кафедры. «В ее манере выступать, — сделал вывод Шоу, — не было ничего поразительного». Именно голос был главным средством общения. Умело и естественно управляя им, она говорила с убеждением, которое захватывало аудиторию, хотя она говорила по часу, по полтора и даже дольше. В большинстве случаев, г–жа Уайт не пользовалась конспектами, хотя иногда (в зависимости от цели) читала из рукописи.

X. Шоу рассказывает несколько случаев, указывающих на то, что во время выступления она сохраняла спокойствие, даже если ей угрожала опасность или если вдруг возникало замешательство. Несколько раз фанатики и психически неуравновешенные люди пытались напасть на нее во время проповеди. Один такой человек сел на балконе настолько близко к выступавшей, насколько это было возможно. «Прямо посреди служения, — сообщил Г. У. Петтит, — этот человек бросился вниз, намереваясь упасть сверху прямо на г–жу Уайт. Он упал примерно в метре позади нее… Служители схватили его и вывели вон из церкви. А г–жа Уайт продолжала говорить, будто ничего не произошло. Она была совершенно спокойна». В других случаях удалить таких людей помогала полиция, но дошедшие до нас свидетельства отмечают, что Елена Уайт всегда сохраняла хладнокровие и продолжала говорить, иногда даже не упоминая о случившемся (см. X. Л. Шоу. Риторический анализ выступлений г–жи Елены Г. Уайт, с. 507–528).

Как и следовало ожидать, Елена Уайт умело пользовалась образными выражениями и иллюстрациями. Например, однажды она сравнила эффективность служителя, который был неторопливым на дело и быстрым на составление планов, с эффективностью «бутафорских орудий» (Письмо 31, 1886). В другом случае, разговаривая с работниками образования, она иллюстрировала проблему учителей, не имеющих самообладания, рассказом из собственной жизни. Однажды, когда она сидела рядом с учеником, оказывающим дурное влияние на других, учитель запустил в него линейку, но она попала в Елену и поранила ее.

«Я встала, — рассказывает Елена, — и вышла из класса. Когда я вышла из школы и направилась домой, учитель догнал меня и сказал: „Елена, я ошибся; ты простишь меня?"

Я ответила: „Конечно прощу, но в чем ошибка?"

„Я не тебя хотел ударить".

„Но, — сказала я, — ошибка ведь состоит в том, что вы вообще собирались кого–то ударить. Мне все равно, испытывать боль от нанесенной мне раны или видеть раненым кого–то другого"»

(Рукопись 86, 1891).

Затем она продолжала внушать, что хорошие учителя должны быть не только проницательными, но и максимально выдержанными.

Г–жа Уайт умела не только прекрасно говорить, но была очень впечатлительной. Как она однажды выразилась: «Бог дал мне свидетельство, чтобы нести его людям. Он не дал его другому человеку, и я должна провозглашать это свидетельство, которое, подобно огню, пылает в моем сознании» (Письмо 36, 1878). В 1888 году пресса Миннеаполиса отметила этот внутренний импульс. В газете «Джорнал» сообщалось, что «она говорит медленно, отчетливо и выразительно». За несколько дней до этого та же самая газета отметила, что Елена Уайт говорит с «внутренним огнем» (Джорнал, 1888, 13 октября). Внучка Элла делится своими воспоминаниями о впечатлительности Елены Уайт. Как–то г–жа Уайт говорила о несравненной любви Христа. Неожиданно она «прекратила проповедь и воскликнула: „О Иисус, я люблю Тебя! Я люблю Тебя!"», а затем продолжила свою весть (Молодежный руководитель, 1948, 30 марта).

Жена Уилли сообщает одну интересную деталь, которая говорит о полной самоотдаче ее свекрови в выступлениях. После часовой проповеди, вспоминала Мэй, «свекровь становилась мокрой от пота, хоть одежду выжимай. После проповеди она не оставалась для разговора с людьми. Мы уводили ее в другую комнату и обтирали губкой. Я должна была брать для нее свежее нательное белье, потому что вся она была мокрая от пота». Это чаще всего происходило во время ее проповедей в больших аудиториях, где ей приходилось громко говорить (Этель Мэй Лейси Уайт Карроу. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 11 июня).

Распространение идей воздержания и самые большие аудитории.

Самая многочисленная аудитория собиралась на выступлениях Елены Уайт во время съездов воздержания. Самым масштабным мероприятием такого рода был съезд в Гроувленде, штат Массачусетс, состоявшийся в августе 1876 года. До места лагерного собрания легко было добраться на поезде и пароходе из Бостона и Гаверхила. Пароходы курсировали дважды в день, и восемнадцать поездов подъезжали ежедневно, причем все останавливались как раз на месте проведения богослужения. Субботние богослужения посещались хорошо, но воскресные отличались непредвиденным наплывом людей. «Воскресенье, — сообщала племянница, — было оживленным днем лагерного собрания. Из городов Лоуренс, Ньюбурипорт, Гаверхил и других шли заказные поезда, и в девять часов утра аудитория наполнялась мыслящими людьми, которым пастор Уайт проповедовал около часа.

Из окрестныхгородов продолжали стекаться люди, и поезда приходили, наполненные людьми. После тридцатиминутного перерыва устанавливалась глубокая тишина, г–жа Уайт поднималась на возвышение среди огромного множества людей и начинала говорить им о христианском воздержании» (Знамения времени, 1876, 14 сентября).

Елена писала так: «Какая сцена открылась передо мной! В этой роще собралось около двадцати тысяч человек. Только что прибыл третий поезд, составленный из пятнадцати вагонов. Все сиденья, все стоячие места, а также возвышение для выступающих и ступени были заполнены. Я видела перед собой море голов, и должен был подойти еще один поезд… Сотни людей уезжали в экипажах, потому что до них уже не долетал голос говорившего» (там же).

После воскресной проповеди специальный комитет пригласил Елену Уайт выступить в зале города Гаверхил. Там она отметила, что на сцене к ней присоединились самые уважаемые и умные люди города. «Королеве Англии, — писала она, — не было бы оказано большей чести… рядом со мной находились самые прекрасные и избранные люди города. Меня несколько раз прерывали рукоплесканиями. Я никогда не одерживала более впечатляющей победы… Я никогда не была свидетелем такого энтузиазма в вопросах воздержания, какой проявили эти благородные люди во время моего выступления» (Письмо 42, 1876; курсив мой. — Дж. Н.).

В следующем году состоялось повторное выступление в Гроувленде. На этот раз в газете Гаверхила «Дейли бюллетень» сообщалось, что «поезда со всех направлений привезли тысячи людей. Г–жа Уайт говорила на тему христианского воздержания. Эта леди — красноречивый и впечатляющий оратор, она удерживает внимание толпы четкой дикцией и убедительной логикой» (Дейли бюллетень 1877, 27 августа, приведено в книге «Артур Л. Уайт о Елене Г. Уайт», т. 2, с. 67).

В Европе Елена Уайт совершала служение для неадвентистов не только по вопросам воздержания, но и по сугубо религиозным вопросам. Например, в Норвегии она проводила съезд по воздержанию в гимнастическом зале для военных, потому что это был самый большой зал в городе. Она особенно оценила то, что организаторы водрузили над кафедрой американский флаг, очевидно в ее честь. Среди посетителей присутствовал епископ официальной церкви и большое число духовенства.

В одном норвежском городе организаторы не могли найти достаточно большого лекционного зала, поэтому местные власти отвели для лекции Е. Уайт танцевальный зал. Ее платформа представляла собой шесть сдвинутых столов для пива, накрытых большим ковром. Седьмой стол поставили поверх помоста — он служил кафедрой. «Мы сомневаемся, — с иронией заметила г–жа Уайт, — что прежде этот зал или столы для пива использовались со столь здоровой целью. Люди пришли и заполнили сиденья, галереи, все стоячие места и слушали с очень большим вниманием, пока я говорила им о любви Христа и Его самоотверженной жизни» (Исторические очерки иностранных миссий адвентистов седьмого дня, с. 207).

В свои восемьдесят с лишним лет г–жа Уайт была энергичным оратором. В ноябре 1909 года она написала сыну Эдсону, что «в пятницу 26 ноября» ей «исполнится восемьдесят два года». «Многие удивляются, что в моем возрасте я могу выступать перед большой аудиторией. Но меня поддерживает Господь» (Письмо 144, 1909). Стремление проповедовать о Христе не оставляло Елену Уайт до конца дней. В 1904 году она писала: «Я не думаю, что мои труды предназначены только нашему народу, они были написаны для всех, кто еще не имеет света истины» (Письмо 195, 1904).

Глава четырнадцатая Евангелист и личный работник

Жизнь Елены Уайт представляет собой непрерывный цикл евангельского служения, совершаемого в той или иной форме. Страницы ее писем и дневников полны примеров, описывающих ее евангельскую деятельность. Например, 28 июня 1903 года она написала собрату–адвентисту: «Мы делаем все возможное, чтобы донести истину до тех, кто живет поблизости. Были проведены три богослужения на природе в Калистоге [в нескольких милях от дома в Северной Калифорнии] и в Хот Спрингс Парке. Я выступала на каждом служении. Я делала это, желая привлечь тех, кто не посещает церковь». Г–жа Уайт продолжала писать, что на следующей неделе они будут проводить евангельское собрание еще ниже от Калистога по долине Напа в маленьком городке Санкт–Хэлин. Г–жа Уайт также участвовала во встречах в доме ветеранов вблизи Янтвилла. «Все люди вокруг, — писала она, — нуждаются в Евангелии. Кто больше, чем эти престарелые люди, нуждается в нем?» Она верила, что для нее и для других адвентистов там существует хорошая возможность потрудиться. «Мы все, — пришла она к заключению, — должны сделать все, от нас зависящее, чтобы привести души к познанию истины. Нам необходимо трудиться для наших соседей. Эта работа возложена на каждого. Бог помогает нам сделать все, что в наших силах, для наших ближних» (Письмо 122, 1903).

Работа для ближних

Г–жа Елена Уайт была не только успешным публичным оратором, она также проявляла ревность и настойчивость в личном благовестим. В анкете, заполненной на сессии Генеральной конференции в 1909 году, на вопрос: «Когда, где и в каком качестве вы начали трудиться в деле Божьем?» она ответила: «В 1842 году в штате Мэн, благовествуя молодым друзьям».

Вскоре после собственного обращения, рассказывает Елена Уайт, «я хотела помочь моим юным друзьям прийти к свету и при каждой возможности использовала мое влияние для этой цели». В результате она начала организовывать встречи молодежи. Одни были значительно старше Елены, другие женаты, а некоторые «пусты и беспечны». «Мой опыт, — писала Елена, — звучал для них подобно пустой выдумке, и они не вняли моим призывам». Однако несмотря на неприятие, юная Елена не отчаивалась: «Я решила не прекращать усилий, пока эти дорогие души, за которых я так сильно переживала, не покорятся Богу. Несколько целых ночей я провела в усердной молитве…

Некоторые из молодых людей встретились с нами из любопытства, чтобы послушать, что я скажу; другие считали, что я слишком настойчива в своих усилиях, особенно когда они не проявляли интереса со своей стороны. Но на каждой из наших небольших встреч я продолжала уговаривать их и молиться за каждого в отдельности, пока они не покорились Иисусу, признавая заслуги прощающей любви. Каждый обратился к Богу» (Очерки жизни Елены Уайт, с. 41, 42).

Другой пример, когда Елена проявила себя в деле личного благовестия, имел место в Наймсе, во Франции. Молодого обращенного постигло глубокое разочарование. Отчасти его причиной стало отношение к нему со стороны более старших членов Церкви. В результате юноша перестал соблюдать субботу и стал работать часовых дел мастером. Г–жа Уайт увидела в его профессии повод для встречи с ним. В конце концов, подумала она, можно ведь починить у него часы.

Находясь в мастерской, она не только поговорила с мастером, но и пригласила его на собрания, где она должна была выступить. «Он пришел, — писала она, — когда по его расчету должна была говорить я и сидел, неотрывно смотря на меня на протяжении всего выступления». Видя заинтересованность молодого человека, Елена беседовала с ним в течение двух часов и «убедила его в опасности его положения». «Я сказала ему, что допущенная братьями ошибка не может служить причиной того, чтобы огорчать сердце Христа, Который настолько возлюбил его, что умер ради его искупления… Затем я со слезами умоляла его изменить свое направление, оставить служение сатане и греху… и вернуться, подобно блудному сыну, в дом Отца».

К сожалению, если бы молодой человек решился соблюдать субботу, то потерял бы свою работу. Елена Уайт не ушла в сторону от столь деликатной ситуации. Напротив, она побуждала его принять «незамедлительное решение» и ревностно молилась с ним. «Я сказала ему, — заметила Елена Уайт, — что отважусь и не дам ему уйти, пока он перед Богом, ангелами и всеми присутствующими не скажет: „С этого дня я буду христианином". Как возрадовалось мое сердце, когда он сказал эти слова». На следующий день юноша отказался от этой работы и начал соблюдать субботу (Евангелизм, с. 449—451).

Елена Уайт была изобретательным человеком. Она все время искала новые методы благовестия. Г–н Рэдли, фермер, живший около Касл Хила (сейчас окрестности Сиднея, Австралия), был близок к тому, чтобы принять адвентистскую весть, но все–таки отверг ее. Г–жа Уайт чувствовала побуждение посетить его и взять с собой несколько своих книг. «Я говорила с ним, — рассказывала она делегатам Генеральной конференции на сессии 1901 года, — словно он уже был адвентистом. Я говорила ему о его ответственности за соседей, поскольку он имел познание Божьей истины».

«Он смотрел на меня как–то странно, — вспоминала г–жа Уайт, — будто хотел сказать: „Я думаю, вам не известно, что я отверг истину,… и мы не соблюдаем субботу". Но я знала это. Однако я говорила с ним так, словно он был с нами. „Теперь, — сказала я, — мы хотим помочь вам начать трудиться для ваших соседей. Я хочу подарить вам несколько книг"». Когда он попытался отказаться от книг, сославшись на то, что он может пойти в библиотеку, Елена настояла, чтобы он все же принял подарок, так как, по ее словам, он никогда до этого не пользовался услугами библиотеки. Наконец фермер согласился. Затем Елена вспоминала: «Мы преклонили колени и молились вместе, но когда мы встали, по его лицу текли слезы. Он сказал: „Я рад, что вы пришли ко мне. Спасибо за книги"». Благодаря ее посещению, фермер и его семья присоединились к Церкви, а принесенные ею книги помогли этой семье привести в Церковь других людей (там же, с. 451, 452).

От сердца к сердцу

Елена Уайт обладала умением делать общественные и личные призывы. Например, в 1876 году она написала Уилли, что на публичном собрании в штате Мэн после часового выступления, она «призвала выйти вперед тех, кто еще не был обращен, кто отпал от Церкви или чувствовал, что грехи разлучили его с Богом. Прежде чем она закончила говорить, вперед вышли шестьдесят пять человек. Глубокие чувства наполнили всех собравшихся. Многие плакали, многие со слезами исповедовали грехи. Родители умоляли детей, а молодые люди настоятельно просили своих сверстников отдать свое сердце Богу». «Я стояла на ногах около четырех часов, обращаясь к грешникам…» (Письмо 44, 1876).

Елена Г. Уайт и ее сестра–двойняшка Элизабет в возрасте 51 года

Однако свои публичные евангельские призывы Елена Уайт делала не только с кафедры. Она всегда хотела быть ближе к аудитории. Например, в Хобарте, Тасмания, как Елена рассказывала своим читателям, после того как часть присутствовавших вышла вперед в ответ на ее призыв, произошло следующее: «Я спустилась к слушателям и, подойдя к самому последнему сиденью в палатке, обратилась к нескольким молодым людям, приглашая их полностью отдать свои сердца Иисусу. Все пятеро вышли вперед». Затем г–жа Уайт подошла к нескольким плачущим девушкам и пригласила их подойти к кафедре. Они также откликнулись (Ревью энд Геральд, 1896, 11 февраля).

Из всех духовных призывов, сделанных Еленой Уайт в течение жизни, один из самых трогательных был обращен к сестре–двойняшке за несколько месяцев до ее смерти в 1891 году. Как мы уже отметили в главе 6, Лиззи, по–видимому, была единственной из всех семерых братьев и сестер, которая в своей жизни не исповедовала никакую религию. Она приняла миллеризм, но несправедливое исключение в 1843 году из Методистской церкви за ее веру во Второе пришествие, вероятно, озлобило ее, настроив против религии на всю оставшуюся жизнь. Поскольку призыв одной двойняшки к другой был крайне трогательным, я частично приведу его.

Написав о любви Иисуса Христа и Его готовности спасти всех, приходящих к Нему, Елена умоляла свою больную сестру: «Неужели ты не веришь в Иисуса Христа, Лиззи? Неужели ты не веришь, что Он твой Спаситель, что Он доказал Свою любовь к тебе, отдав Свою драгоценную жизнь за твое спасение? Все, что требуется от тебя — это принять Иисуса как твоего драгоценного Спасителя. Я молюсь самым ревностным образом, чтобы Господь Иисус открылся тебе и Рубену. Твоя жизнь в этом мире состоит не из удовольствий, а из печалей. Если ты перестанешь сомневаться в Иисусе и поверишь, что Он умер ради твоего спасения, если ты придешь к Нему такая, как есть, отдашь себя Иисусу и положишься на Его обетования живой верой, Он станет для тебя всем, чем только ты пожелаешь.

Каждому спрашивающему: „Что мне делать, чтобы спастись?", я отвечаю: „Веруй в Господа Иисуса Христа". Не сомневайся ни на мгновение, что Он хочет спасти тебя такой, какая ты есть… Никого нельзя заставить быть спасенным. Господь Иисус никого не принуждает. Он говорит всем: „Изберите ныне, кому служить"…

Христос понес за нас проклятия греха, чтобы мы не погибли. С ним поступили как с преступником, чтобы грешник мог получить Его праведность. Он был осужден за наши грехи, в которых Он не принимал участия, лишь бы мы были оправданы Его праведностью, к которой мы не причастны.

Ты, моя дорогая сестра, и твой муж должны надеяться на Его милость и верить в Иисуса Христа, Который в силах спасти вас. Почему? Потому ли, что на вас нет вины? Нет, потому что вы — грешники, а Иисус говорит: „Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию". Когда дьявол шепчет тебе: для тебя нет надежды, не верь ему, ибо „так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную". Что больше Господь мог для тебя сделать, чем Он сделал, дабы побудить тебя любить Его? Положись на Его слова и вверь свою беспомощную душу Иисусу Христу.

Дорогая сестра, нет ничего удивительного в том, что ты должна сделать. Ты чувствуешь себя несчастной, страдающей и сокрушенной, и именно таковых Христос приглашает прийти к Нему. „Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас…" Не пренебрегай такими великими обетованиями. Руки, которые были пригвождены ко кресту за тебя, простерты, чтобы спасти тебя. Страдая от болезни и ожидая смерти, ты не должна бояться. Друзья могут посочувствовать тебе, но не в силах спасти тебя. Твой врач тоже не спасет тебя. Но есть Тот, Кто умер, чтобы ты могла жить вечно. Верь в то, что Иисус услышит твое исповедание, примет твое покаяние, простит каждый грех и сделает тебя дочерью Божьей. Иисус Христос ходатайствует за тебя. Отдашь ли ты с верой свое сердце Христу? Я хочу, чтобы ты покоилась на груди Христа. Я молюсь за всех вас, чтобы любовь Иисуса согрела ваши холодные сердца и вы обрели в Нем мир, радость и праведность… Если Христос станет твоим Другом, тебе нет нужды бояться смерти. Тебе будет казаться, что ты только закрыла глаза здесь и сразу открыла их на небесах. Тогда мы встретимся, чтобы никогда не разлучаться. Ты должна принять Иисуса. Он жаждет дать тебе Свой мир и озарить тебя светом Своего лица. Лиззи, сердце мое жаждет видеть, что ты доверяешь Иисусу, ибо Он может дать тебе Свою благодать и понести все твои тяжкие страдания. Он любит тебя. Он хочет спасти тебя» (Письмо 61, 1891; курсив мой. — Дж. Н.).

Таким был сердечный вопль сестры Елены к сестре–двойняшке Лиззи. К сожалению, он не возымел действия. Лиззи умерла 21 декабря 1891 года в Горхаме, штат Мэн, месте своего рождения. Трудно было даже представить, что жизненные пути двух сестер–двойняшек окажутся настолько разными.

Глава пятнадцатая Искажение ее слов и противодействие ее служению

Время от времени слова многих церковных руководителей цитируются неверно, их мысли сознательно искажаются людьми с целью что–либо доказать. Елене Уайт были знакомы эти проблемы, но ее ситуация осложнялась тем, что ее сторонники считали ее мысли богодухновенными. Следовательно, совет сестры Уайт имел больший «вес» при доказательстве той или иной точки зрения.

Искажение ее слов

Факты искажения произведений Е. Уайт, которые огорчали саму писательницу во время ее жизни, тревожат нас и сегодня. Например, некоторые люди использовали ее совет в качестве средства устрашения, чтобы влиять на других. Д. Ч. Кресс писал об этом г–же Уайт в 1900 году в связи с доктором Дж. X. Келлогом. «Некоторые братья, — говорил он, — использовали свидетельства, данные для исправления и спасения [Келлога], как средство устрашения, чтобы уничтожить его и подорвать его влияние». Такое искажение ее слов, предположил Кресс, настроило доктора враждебно к г–же Уайт, поскольку он отождествил ее с теми, кто хотел уничтожить его, и не понял искреннего побуждения сестры Уайт помочь ему (Письмо Д. Ч. Кресса Елене Г. Уайт, 1900, 18 октября).

В 1881 году г–жа Уайт выражала свое сожаление по поводу использования ее слов как «средства устрашения».

«Некоторые, — указывала она, — берут из Свидетельств информацию относительно санитарной реформы и делают ее эталоном. Они выбирают высказывания относительно отдельных видов пищи, которые представляются нежелательными, то есть используют высказывания, написанные для предостережения и наставления определенным личностям, вступающим или уже вступившим на скользкий путь. Недобросовестные люди сосредоточивают на этих высказываниях свое внимание и усиливают их как только можно, проявляя при этом особенно неприятные черты своего характера. Они преподносят их очень убедительно, делают их критерием и используют там, где они могут причинить только вред.

Есть люди, выбирающие из Свидетельств суровые выражения, не учитывающие обстоятельства, при которых были даны эти предостережения и предупреждения; они применяют их в каждом удобном для них случае. Таким образом они оказывают нездоровое влияние на разум людей. Всегда находятся люди, готовые выхватить выражения, которые могут стать для других камнем преткновения; таким способом они внедряют в реформы элементы своего собственного характера… Они идут работать, оказывая давление на людей. Выдергивая из Свидетельств отдельные выдержки, они относят их к каждому человеку и скорее внушают отвращение, чем приобретают души. Они производят разделения, тогда как должны содействовать миру…

Пусть Свидетельства говорят сами за себя. Пусть никто не выбирает самые сильные высказывания, данные для определенных лиц и семей, и не относит их к другим людям, желая использовать кнут и иметь нечто такое, с помощью чего можно помыкать»

(Избранные вести, т. 3, с. 285—287; курсив мой. — Дж. Н.)

Следовательно, мы видим, что и в те дни Елена Уайт имела дело с независимыми составителями компиляций. Безусловно, многие из них имели искренние мотивы, однако это не защищало их от заблуждений при использовании ее работ. Очень часто неверные представления о религии побуждали этих людей не только искажать произведения вестницы Божьей, но и бросать на нее тень своего собственного неуравновешенного характера.

Воплем отчаяния можно назвать слова Елены Уайт, написанные в 1900 году служителям Генеральной конференции: «Сказанное мною в частных разговорах, повторялось людьми с неосвященным сердцем и разумом таким образом, что начинало означать совершенно противоположное по смыслу ранее сказанному. Я боюсь разговаривать даже с моими друзьями, ибо после бесед я слышу: сестра Уайт сказала это или сестра Уайт сказала то.

Мои слова весьма сильно искажаются и извращаются, и я прихожу к выводу, что воля Господа заключается в том, чтобы я сторонилась больших собраний и частных бесед. То, что я говорю, преподносится в таком искаженном свете, что представляется новым и странным для меня. Сказанное мною смешивается со словами других людей, желающих подтвердить свои собственные теории» (Избранные вести, т. 3, с. 82, 83; курсив мой. — Дж. Н.).

В свои последние годы жизни Елена Уайт стремилась предотвращать подобные проблемы, прибегая к помощи Дорес Е. Робинсон, которая присутствовала при частных беседах и «кратко записывала разговор, чтобы слова вестницы Божьей не были ложно истолкованы… ради чьих–то интересов» (Элла Уайт Робинсон. Интервью, взятое Джеймсом Никсом, 1967, 25 июля).

Елене Уайт причиняли боль не только те, кто читал ее произведения и воспринимал ее слова через «призму своих собственных предрассудков» или предположений, но также те, кто искажал смысл ее идей вследствие небрежной передачи. В связи с этим она писала: «Человек, сам не до конца понявший смысл сказанного, потом повторяет услышанные высказывания и утверждения, привнося в них собственный оттенок значения. Его слушатель, в свою очередь, воспринимает это в точном соответствии со своими предубеждениями и представлениями». Чтобы избежать подобных проблем, г–жа Уайт советовала людям «не доверять необоснованным слухам о том, что сестра Уайт якобы сделала, сказала или написала». «Если вы желаете знать, что Господь открыл через нее, читайте ее опубликованные труды» (Свидетельства для Церкви, т. 5, с. 695, 696). Таким был совет женщины, встречавшей на своем пути непонимание. (На тему поисков уравновешенного подхода к произведениям Елены Уайт ознакомьтесь дополнительно с книгой «Читая труды Елены Уайт» из этой серии.)

Способы решения конфликтов

Из–за того, что Елена Уайт претендовала на роль Божьей вестницы и давала некоторые советы, ведущие к конфронтации, всю свою жизнь она была мишенью для нападков и критики. Иногда бывали случаи, когда она считала необходимым защищать себя, как например, во время кризиса, связанного с Келлогом, в начале 1900–х годов (см. Артур Л. Уайт о Елене Г. Уайт, т. 6, с. 89—103). Хотя в некоторых случаях (например, когда ее публично обвинили в рождении двух детей до вступления в брак), она позволяла другим встать на свою сторону, совершенно основной позицией г–жи Уайт было избегать самозащиты (см. Артур Л. Уайт о Елене Г. Уайт, т. 2, с. 284).

В 1854 году Джеймс Уайт сообщил о принципе, которого она держалась в большинстве случаев на протяжении всей ее долгой жизни. «В нашу задачу, — писал Джеймс Уайт, — не входило оставлять Божью работу ради того, чтобы спорить с неразумными людьми. Сатана хочет, чтобы мы были заняты этим, но Бог предусмотрел для нас лучшее дело. Наш долг — советовать членам Церкви остерегаться влияния тех, кто вносит разделения, а затем передавать дело в руки Божьи» (Ревью энд Геральд, 1854, 5 сентября).

Елена Уайт пошла еще дальше в своем совете, когда написала: «Лучший способ бороться с заблуждением — это открывать истину и обрекать нелепые идеи на вымирание из–за недостатка к ним внимания. В сравнении с истиной слабость заблуждения очевидна для каждого разумного человека. Чем чаще повторяются ошибочные утверждения, тем сильнее становится заблуждение. Чем чаще другие слышат о делах сатаны, тем приятнее его сатанинскому величеству» (Свидетельства для проповедников, с. 165).

Г–жа Уайт боролась с заблуждением, защищая истину, а не избегая критики. Когда Майлс Грант, адвентист первого дня, один из ее главных оппонентов в 1870–е и 1880–е годы, в одном и том же с ней здании проводил собрания, направленные против проводимых ею собраний, она написала в своем дневнике: «Я могла бы ответить ему и оправдать себя, но я не упомяну даже его имени. Я сохраню за собой право говорить истину о любви тем, кто ее услышит… Я хочу, чтобы люди видели истину, какова она есть в Иисусе» (Рукопись 29, 1885).

Несколько лет спустя вестница Божья повторила эту мысль: «Мне вновь и вновь напоминалось, что я не должна пытаться рассеивать смущение, вносить ясность, когда вера расходится с чувством и когда проявляется неверие. Я не должна впадать в уныние, но обязана говорить слова Господни с авторитетом, а все последствия предоставить в руки Божьи» (Избранные вести, т. 3, с. 75).

Несмотря на то, что несколько раз в своей жизни г–жа Уайт считала необходимым как–то защищаться, вышеприведенные цитаты обозначают основные принципы, которых она придерживалась в большинстве случаев при встрече с оппозицией.

Пожалуй, самый важный принцип, лежащий в основе отношения Елены Уайт к критике, определялся ее духовными приоритетами. «Я стремлюсь, чтобы никакое разногласие и никакой скептицизм, — писала она в 1905 году, — не заронили в меня ни единой мысли о воздаянии тем, кто противодействует моей работе, ибо я не могу позволить лишить меня душевного мира… Ничто так не ценно для меня, как знать, что Христос является моим Спасителем» (Рукопись 142, 1905; курсив мой. — Дж. Н.).

Этими словами мне хотелось бы закончить книгу об уникальной личности Елены Уайт, потому что в них отражена мысль, ставшая средоточием ее жизни и служения.

Оглавление

К читателю

Часть первая Личные качества

  Глава первая Елена Уайт не была такой угрюмой, как многие себе представляют

    Юмор в семье Уайт

    Еще немного юмора

    Почему в таком случае она выглядела столь серьезной?

  Глава вторая. Любительница красоты и приключений

    Отдых в горах

    Любительница моря

    Не все приключения были одинаково приятными

    Красота окружавшего ее разнообразия

  Глава третья. Личные качества

    Стойкость в тяжелых обстоятельствах

    Настойчивость в достижении цели

    Умеренность при кажущейся непреклонности

    Добрая по природе

    Далеко не совершенная

  Глава четвертая Другие личные качества

    Застенчивая, но способная быть решительной

    Строгая, но всепрощающая и великодушная

    Почтительная и чуткая

  Глава пятая Соседка и подруга

    Добрососедское отношение в Австралии

    Всегда заботливая соседка

  Глава шестая Внешность, образование, родительская семья

    Внешний вид

    Образование и любовь к книгам

    Родительская семья

Часть вторая Семейная жизнь

  Глава седьмая. Брак

    Здоровые взаимоотношения

    Даже в хороших семьях бывают трудности

    Вдовство и дальнейшая жизнь

  Глава восьмая Материнство

    Преданная своим детям

    Своенравный сын и материнская боль

    Жизнь в доме супругов Уайт

    Бабушка

  Глава девятая Финансы и управление

    Трудные годы

    Экономная всю жизнь

    Божий управитель

Часть третья Духовный путь

  Глава десятая Обращение и борьба за обретение уверенности

    Первые опыты с Богом

    Уверенность во Христе

  Глава одиннадцатая Женщина веры и молитвы

    Жизнь веры в реальном мире

    Разговор с «моим Отцом»

Часть четвертая Служитель Церкви

  Глава двенадцатая Представление Елены о самой себе как о Божьей вестнице

    Не пророк?

    Передающая Божью весть

    Добросовестный член Церкви

  Глава тринадцатая Публичный оратор

    Сильный оратор

    Распространение идей воздержания и самые большие аудитории.

  Глава четырнадцатая Евангелист и личный работник

    Работа для ближних

    От сердца к сердцу

  Глава пятнадцатая Искажение ее слов и противодействие ее служению

    Искажение ее слов

    Способы решения конфликтов