образом к его пенсии прибавился еще за
работок от рыбы. Дела пошли отлично, он купил себе но
вые сапоги, брезентовый плащ, починил крышу на избе и
так ублаготворился жизнью, что окончательно позабыл
свою старуху. И мало того, что позабыл, но в голове его
даже стала время от времени мелькать одна тайная и до
вольно чепуховая мыслишка.
Эта мыслишка пришла вдруг, как-то нечаянно, сама
по себе. Михайла Иваныч ни с кем не поделился ею, он
даже старался прогнать ее, заглушить и, верно, заглушил
бы, если б не неожиданно приехавшая из Владивостока
дочь.
7
Ее звали Олимпиадой. Это была очень энергичная и
крикливая женщина. Она постоянно лезла не в свое дело,
вечно кого-нибудь сватала или, наоборот, разводила и,
хоть никто ее об этом не просил, любила давать всевоз
можные советы и наставления.
Олимпиаде перевалило уже за тридцать. Ее муж, мо
ряк торгового флота, по целым Месяцам находился в от
лучке, детей у них не было, работать она, очевидно, не хо
тела и вот с безделья-то, получая от мужа хорошие день
ги, сидела и выдумывала разную ерунду.
Она нагрянула вскоре после майских праздников, как
снег на голову, и, не успев еще как следует оглядеться,
сразу же приступила к своим пустым и ненужным хлопо
там.
— Фу, какой у вас тут воздух тяжелый! — сморщив
нос, сказала она. — Вы тут, папа, ужас какую грязь раз
вели... Полюбуйтесь — в зеркало поглядеться нельзя, му
хи засидели! Тут прибирать и прибирать!
Но за приборку не принялась, все осталось по-преж
нему.
Старик не видел дочь около десяти лет, с тех пор как
она укатила со своим моряком во Владивосток. Сейчас он
глядел на нее и не понимал — рад он ей или нет, нравится
она ему или не нравится. Что же до зеркальца, то оно
было ему совершенно не нужно, он и в молодые-то годы
сроду в него не гляделся, и мухи, верно, его засидели.
Но то, что дочь не поплакала, не сходила на материну мо
гилку, а сразу стала прихорашиваться перед зеркалом,
ему пришлось не по душе. «Свистушка Липка, — презри
тельно подумал он о ней, — про покойницу и не вспомни
ла, чисто не мать померла, а корова сдохла... Ишь, губы-то накрашивает, трясогузка...»
А Олимпиада, точно угадав его мысли, вдруг оберну
лась и сказала:
— Это, конечно, жалко, что я маму не повидала, но
что же сделать, сами знаете, ехать к вам сюда — не ближ
ний край. Так что об этом и толковать нечего, дело про
шлое. Как говорится, мертвым — мертвое, а живым —
живое. Вам, папа, об себе подумать надо.
— Да что ж такое мне об себе думать,— удивился
Михайла Иваныч. — Мне об себе думать нечего.
— Жениться вам надо, — вздохнула Олимпиада, — а
то вы без женщины совсем запсеете. Вас тараканы
съедят.
8
Старик смущенно засмеялся. Дочь нечаянно попала в
точку: то смутное и тайное, что все чаще и чаще в послед
нее время мелькало в его голове, и была именно мысль о
женитьбе.
4.
Вскоре все село знало, что Михайла Иваныч задумал
жениться. И многие женщины, у которых время было в
избытке, стали принимать живейшее участие в этой затее.
Больше же всех суетилась и хлопотала, конечно, Олим
пиада.
Чуть ли не каждый день в Михайла Иванычевой избе
стали появляться знакомые и незнакомые гражданки. Они
приходили будто бы невзначай — попить водицы или с
просьбой перевезти через речку. Слово за словом завязы
вался разговор, сводившийся к одному: без бабы изба
кривая, старушке, разумеется, царство небесное, а Михай
ла Иваныч еще мужчина хоть куда, — так за чем же дело
стало?
И одни говорили туманно, притчами да поговорками,
а другие прямо и откровенно предлагали себя в жены.
Михайле Иванычу, конечно, было ясно, что все эти неве
сты интересуются не столько им самим, сколько его избой
и пенсией. И хотя для своих семидесяти двух лет Михай
ла Иваныч был еще довольно свежим и бодрым челове
ком, он понимал, что жить ему осталось не так уж много,
что бодрости его скоро наступит конец и придет дряхлая,
беспомощная старость. На этот-то случай ему и требова
лась жена, ио, разумеется, не жена-любовница, а женанянька.
Так разумно рассуждал старик до тех. пор, пока неве
сты не хлынули потоком. Когда же он увидел, как много
всевозможных женщин (из которых иные были довольно
еще молоды) желают сделаться его женами, то стал не
только примериваться к их, так сказать, деловым каче
ствам, но и поглядывать на наружность: на чистоту,
приятность лица и на упитанность.
Безусловно, это было заблуждение, и в нем прежде
всего была виновата Олимпиада.
— Вы, папа, — трещала она, — еще очень и очень вид
ный мужчина, за вас всякая пойдет. Какой же вам, по
звольте спросить, интерес навязывать себе на шею какуюто жлобиху кособокую, когда дело у нас с вами не к спеху
9
и вы можете выбрать себе если не первой молодости, то во
всяком случае по вкусу...
Михайле Иванычу хотелось поначалу плюнуть на по
добные разговорчики, крикнуть: «Замолчи, дура!»
Последние комментарии
1 день 3 часов назад
1 день 5 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 13 часов назад