Литературная критика народничества [Валерий Николаевич Коновалов] (pdf) читать онлайн

ЛИТЕРАТУРНАЯ

КРИТИКА

НАРОДНИЧЕСТВА

В. Н. КОНОВАЛОВ

ЛИТЕРАТУРНАЯ
КРИТИКА
НАРОДНИЧЕСТВА

ИЗДАТЕЛЬСТВО
КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
1978

Печатается по постановлению
Редакционно-издательского совета
Казанского университета

Научный редактор доц. В. Н. Азбукин

Народническая литературно-художественная критика рассматри­
вается как этап в развитии теории реализма. Дается обоснование
метода народнической критики, ее связи с традициями революцион­
но-демократической критики и с эстетической мыслью 70—80-х годов
XIX века.
Монография рассчитана на студентов филологических специаль­
ностей, научных работников, преподавателей литературы в вузах.

„ 70202—001
К 075(02)—78 29—77

©

Издательство Казанского университета, 1978 г.

ВВЕДЕНИЕ
Целью работы является анализ народнической кри­
тики как одного из направлений в развитии демократи­
ческой мысли и реалистической эстетики 70—80-х гг. 19 в.
Обращение к данной теме представляет интерес в исто­
рико-литературном и теоретико-методологическом аспек­
тах и имеет актуальное значение в свете постановления
ЦК КПСС «О литературно-художественной критике»
(1972 г.), в котором обращается особое внимание на
необходимость углубленной разработки философских и
методологических проблем литературной критики.
Как подчеркивается в работах современных исследо­
вателей, «для повышения философского и эстетического
уровня современной литературно-художественной кри­
тики, выработки умения соотносить явления искусства
с жизнью большое значение имеет освоение ею традиций
русской
революционно-демократической
критики»!.
В этом плане немало интересного содержится в наследии
критиков-народников.
Публицистичность,
борьба с
безыдейностью и натурализмом, оригинальность позво­
ляют говорить о нем как о значительном явлении русской
журналистики, публицистики и литературы.
Конечно, в их статьях не все выдержало испытание
временем. Но в оценке исторического значения народни­
ческой критики нужно исходить из ленинских характери­
стик народничества. В. И. Ленин, как известно, основным
содержанием народничества считал то, что оно «...есть
идеология (система взглядов) крестьянской демократии
в России» 2, и утверждал, что нельзя, отвергая народни­
чество как «неверную доктрину социализма», игнориро­
вать его «исторически реальное и прогрессивное истори­
ческое содержание»3. Это высказывание, имеющее обще­
методологическое значение, является основой и для
3

решения проблем литературно-критического наследия
народников. Нельзя не согласиться с П. А. Николаевым,
который, определяя роль народничества в развитии реа­
листической эстетики, пишет: «Субъективная социология
народников не могла быть прочной методологической
основой теории реализма... однако... за редким исключе­
нием... представители народнической мысли... во-первых,
субъективно не были противниками теории реализма, а,
во-вторых, сумели, несмотря на свои общие ошибочны«
доктрины, помочь его развитию» 4.
В последние годы, наряду со значительным числом
работ по философии, социологии и истории народниче­
ства, появились интересные исследования по его эстетике
и литературной критике. Среди них следует отметить
монографии и статьи В. Н. Лукина о П. Л. Лаврове,
П. Н. Ткачеве и Н. К. Михайловском, статьи В. М. Сен­
кевича, Б. А. Трубецкого, Т. Горлановой по отдельным
аспектам теоретико-литературных взглядов народников.
Ценными исследованиями по демократической журнали­
стике 70—80-х гг., содержащими богатый материал по
литературно-критической деятельности народников, яв­
ляются монографии М. Теплинского, В. Б. Смирнова,
Б. И. Есина. Много внимания литературному народниче­
ству, в частности критике, уделяют В. Р. Щербина,
Б. Мейлах, П. А. Николаев в работах о роли ленинского
наследия в развитии советского литературоведения.
В издательствах Ленинградского, Горьковского, Сара­
товского, Уральского и других университетов системати­
чески выходят тематические сборники, в которых рас­
сматриваются малоизученные вопросы народнической
беллетристики и критики. Были изданы избранные
литературно-критические статьи Н. К. Михайловского,
двухтомники философских и социально-политических
произведений П. Л. Лаврова и П. Н. Ткачева5. В иссле­
дованиях по народнической критике, как и в работах о
народничестве в целом, утвердился взгляд, что «в свете
диалектического подхода В. И. Ленина к народничеству,
четко разъяснившего его сильные и слабые стороны, не­
приемлемы антиисторические попытки зачеркнуть на­
родничество, представить его сплошь реакционным, не
имеющим исторического значения» 6.
Таким образом, для анализа народнической критики
имеется солидная теоретико-методологическая и истори4

ко-литературная основа. Тем не менее в изучении этого
направления русской эстетической мысли есть ряд нере­
шенных проблем. Не определено, например, содержание
самого понятия «народническая критика», которое неред­
ко используется как синоним понятия «критики-народни­
ки». Критерием для характеристики взглядов критика как
представителя народнической критики служит чаще все­
го его участие в народническом движении. Важность
■этого факта несомненна, но отвлеченно идеологический
подход не может служить достаточной основой для типо­
логического анализа деятельности теоретиков и идеоло­
гов народничества в качестве литературных критиков.
Во-первых, критик «растворяется» в идеологе, и анализ
ошибочной доктрины переносится на анализ литератур­
ных и эстетических взглядов, хотя такое положение, как
будет показано ниже, неправомерно. Во-вторых, отпа­
дает даже возможность говорить о народнической кри­
тике как одном из направлений «реальной критики».
Именно поэтому основное внимание будет уделено
анализу народнической критики как идейно-эстетической
системы, отличительными чертами которой, как любой
системы, являются «связь, целостность и обусловленная
ими устойчивая структура»7.
Такой подход позволит выявить типологию народни­
ческой критики, определить теоретико-методологические
принципы направления, уяснить новое, специфическое,
что внесли народники в литературную теорию.
В соответствии с поставленной задачей будет проана­
лизирована структура метода народнической критики,
так как метод — наиболее универсальная категория,
позволяющая проследить взаимосвязь элементов системы
на различных уровнях.
Выяснив через анализ метода в его структурной опре­
деленности типологию народнической литературной кри­
тики, мы рассмотрим, как общие закономерности прояв­
ляются в деятельности наиболее видных ее представи­
телей.
Методологической основой работы является ленинская
концепция народничества, в частности, его известная
характеристика народничества в «широком» и «узком»
смыслах. В соответствии с ней народничество и, в частно­
сти, его литературная критика рассматриваются как
5

«цельное миросозерцание», как «громадная полоса об­
щественной мысли» в России.
Предметом исследования служат литературно-крити­
ческие статьи Н. К. Михайловского, П. Л. Лаврова,
П. Н. Ткачева и А. М. Скабичевского. Выбор мотивиру­
ется тем, что Михайловский, Лавров и Ткачев были не
только талантливыми критиками, но и крупнейшими тео­
ретиками движения, поэтому анализ их литературно­
эстетических взглядов дает основание судить о народни­
ческой критике как составной части народнической идео­
логии. Что касается Скабичевского, то он интересен как
«профессиональный» критик, в статьях которого ярко
проявились сильные и слабые стороны народнической
критики. Статьи и суждения о литературе других пред­
ставителей направления используются в той степени,
в какой это необходимо для уточнения картины народни­
ческой критики в целом.
Выводы делаются в основном на материале статей
«героического» (В. И. Ленин) периода 70-х — первой
половины 80-х гг. Для большинства критиков-народни­
ков это был, как они сами признавали, период расцвета
их деятельности; именно в эти годы народническая кри­
тика сформировалась как идейно-эстетическая система.
Для подкрепления отдельных положений используются
статьи, написанные в 80—90-е гг., но эволюция народни­
чества и народнической критики специально не рассма­
тривается. На данном этапе не ставится задача исследо­
вать народническую литературную критику в полном
объеме, так как более важным является обоснование
границ и содержания самого понятия «народническая
литературная критика».

ГЛАВА I

МЕТОД НАРОДНИЧЕСКОЙ КРИТИКИ

В. И. Ленин писал: «...Кто берется за частные вопро­
сы без предварительного решения общих, тот неминуемо
будет на каждом шагу бессознательно для себя «наты­
каться» на эти общие вопросы» Ч Таким «общим вопро­
сом» для определения специфики народнической критики
является проблема ее метода.
Проблема метода активно разрабатывается в послед­
ние годы в области гуманитарных наук, так как основ­
ная тенденция их современного развития — стремление
к синтезу, к целостному изучению сложных обществен­
ных явлений. Метод с его универсальностью — та эстети­
ческая категория, которая дает возможность выявить
объективно существующее сходство разных, на первый
взгляд, литературно-эстетических взглядов. «Типологи­
ческие связи обнаруживаются прежде всего на основе
художественного метода, т. е. устанавливаются общие
принципы типизации, порожденные гносеологически оди­
наковым отношением художников к действительности» 2.
Типологическое исследование на основе метода перспек­
тивно и по отношению к литературной критике, тем бо­
лее что ее теоретическое самосознание — одна из актуаль­
ных литературоведческих проблем: «теория литературной
критики, пожалуй, самая уязвимая область нашей нау­
ки» 3. Не случайно в последние годы, особенно после по­
становления ЦК КПСС «О литературно-художественной
критике» ( 1972 г.), к теории и методологии литературной
критики приковано внимание многих исследователей и
вышел ряд сборников, посвященных этим проблемам 4.
Метод литературной критики — это исторически обус­
ловленная система философских, эстетических и теоре­
тико-литературных принципов, реализующихся в опреде­
ленном содержательно-функциональном типе статьи.
7

Можно говорить о методе отдельного критика, и о методе
целого направления (декабристская, революционно-де­
мократическая, народническая, эстетическая критика),
которые соотносятся как частное с общим. Анализ метода
в его структурной определенности позволяет, во-первых,
рассматривать конкретное суждение как результат про­
цесса критической деятельности и, во-вторых, соотнести
взгляды одного критика и всего направления.
Анализ метода литературной критики предполагает
системный подход, представляющий «синтез структур­
ного, функционального и исторического методов, каждый
из которых можно рассматривать как элемент сложной
системы» 5.
Применительно к литературной критике народников
это особенно важно.
Во-первых, народническая критика — это не школа,
не организационно сложившееся и теоретически само­
определившееся направление, а пестрое и противоречивое
явление. Суждения ее представителей нередко расхо­
дятся не только по частным, но и по принципиальным
вопросам, что нашло свое выражение в полемике между
«Отечественными записками» и «Делом», в выступлениях
А. Скабичевского против односторонности («циклопизма
мысли») П. Ткачева, который, в свою очередь, называл
Скабичевского за нечеткость его взглядов «заурядным
критиком». Далеко не во всем совпадали взгляды Ми­
хайловского и Скабичевского. Последнего нередко назы­
вают «верным оруженосцем» Михайловского 6, но между
этими критиками, долгие годы сотрудничавшими в «Оте­
чественных записках», существовали серьезные разно­
гласия, и не случайно Михайловский отрицательно от­
несся к «Истории новейшей русской литературы» Ска­
бичевского, отметив в ней не только отдельные пробелы,
но и несостоятельность концепции 7.
Много дикость литературных теорий народников яв­
ляется прямым отражением свойственного народниче­
ству многообразия оттенков и программ, осознававшегося
современниками. Например, Д. Овсянико-Куликовский
писал даже, что «передовая идеология 70-х годов не мо­
жет быть названа народническою в тесном смысле этого
слова: в ней были только элементы народнического на­
строения, из разных лиц получавшие различную поста­
новку и имевшие неодинаковые значения в общей систе­
8

ме их идей» 8. Термин «народничество» получал разное
толкование в публицистической литературе 70—90-х гг.,
и нередко народники одного направления резко отмеже­
вывались от народников другого лагеря. Так, Скабичев­
ский, относя себя к «инстинному народничеству», которое
«проявляется в публицистических статьях Н. К- Михай­
ловского», решительно выступает против «народничества»
Каблиц-Юзова как учения, «исполненного слепого фана­
тизма и мрачного человеконенавистничества»9.
Но даже самая резкая полемика не затушевывает
общности народников как представителей одного направ­
ления. Например, спор Ткачева с Лавровым о субъек­
тивном методе в социологии был, как отмечает современ­
ный исследователь, «не спор представителей принци­
пиально различных социологических теорий, а скорее
столкновение «видовых» концепций внутри одной «родо­
вой» народнической социологии» 10.
Во-вторых, о критиках-народниках нередко судят
только по их принадлежности к одному из направлений
в народничестве. При всей важности и необходимости
этого момента, подобный подход будет означать раство­
рение критика в идеологе: литературная критика Михай­
ловского станет лишь иллюстрацией его теории про­
гресса, а эстетика Лаврова — подкреплением основных
положений его субъективного метода. О методологи­
ческой несостоятельности подобного подхода П. А. Нико­
лаев писал, что «многие наши исследователи под идеоло­
гией подразумевали отдельные теоретические взгляды,
которые еще не составляют идеологии в целом» п. Подоб­
ного рода «априорно-идеологический», по выражению
А. С. Бушмина, анализ сложных общественных и лите­
ратурных явлений хотя и отходит в прошлое, но еще дает
себя знать как в оценке взглядов отдельных критиковнародников, так и, в особенности, в решении вопроса о
сущности народнической критики, ее функциях, генезисе,
месте в развитии теории реализма и в литературном
процессе второй половины 19 в.
К чему это может привести, можно проиллюстриро­
вать на небольшом разделе о П. Л. Лаврове в «Истории
русской критики 18—19 вв.» В. И. Кулешова. Здесь да­
ются общие оценки социально-политических и философ­
ских взглядов Лаврова, которые переносятся на анализ
его литературно-критической деятельности. «Заслугой»
9

Лаврова оказывается «приоритет» в отходе от идей Бе­
линского и шестидесятников, причем это подтверждается
упоминанием лишь о некоторых его статьях 50 — начала
60-х гг. По мнению В. И. Кулешова, статьи Лаврова о
Гегеле — «расчет с эпохой Белинского»; статья «Что та­
кое антропология?» — фактический расчет с Чернышев­
ским»; в статье «О публицистах-популяризаторах и о
естествознании» 12 Лавров, по словам автора, «разделал­
ся с «лжереалистами» во главе с Писаревым» 13. Эти вы­
воды неоправданно категоричны. Действительно, в нача­
ле 60-х гг. Лавров испытывал колебания между либера­
лизмом и демократизмом, его философским воззрениям
были свойственны отвлеченность и эклектизм, за что он
подвергся критике со стороны Чернышевского, Антоно­
вича и Писарева; в эстетике он провозглашал, что «фор­
ма есть единственная цель художника» І4, и заявлял, что
он «всегда был и надеется всегда остаться проповедни­
ком искусства для искусства» 15. Но основной тенденцией
эволюции его взглядов был не «расчет с Чернышевским»,
а сближение с ним, укрепление демократических эле­
ментов мировоззрения, переход на позиции реализма,
что было отмечено его оппонентами из демократического
лагеря. Чернышевский, указывая на ограниченность фи­
лософских воззрений Лаврова, делает это в доброжела­
тельном тоне, для него «Лавров — мыслитель прогрессив­
ный, в том нет никакого сомнения» 16. По воспоминаниям
Антоновича, «Чернышевский смотрел... на Лаврова как
на человека своего лагеря в широком смысле слова,
несмотря на известное расхождение во взглядах» 17. Да и
сам Лавров уже в эти годы ясно осознавал свою бли­
зость к кругу Чернышевского: «У меня с моими критика­
ми, одни и те же практические требования, одни и те же
враги, одни и те же затруднения» 18. Перелом в миро­
воззрении мыслителя, сделавший его активным участни­
ком революционного движения, защитником реалистиче­
ского искусства, происходил одновременно с работой над
«Историческими письмами», в которых оформились ос­
новные принципы субъективной социологии. Как писал
В. И. Ленин, «демократ размышлял о расширении прав,
и свободы народа, облекая эту мысль в слова о «долге»высших классов перед народом»19.
Пример с Лавровым подчеркивает, на наш взгляд,
необходимость рассматривать факты и высказывания
10

только в историческом контексте, в общей системе взгля­
дов писателя.
Не случайно в последние годы почти все исследова­
тели настойчиво подчеркивают закономерность именно
такого подхода к народничеству и его деятелям.
В. Б. Смирнов пишет, например, о Михайловском: «За­
щита субъективного метода в социологии приводит Ми­
хайловского к твердому и настойчивому отстаиванию
тенденциозности в искусстве, способствующей социоло­
гическому исследованию действительности» 20.
В то же время нельзя игнорировать утопизм народ­
нических доктрин и их воздействие на эстетику и лите­
ратурную критику. Как справедливо отмечал П. А. Ни­
колаев, «наиболее перспективные историко-литературные
выводы могли быть сделаны только в том случае, когда
научная методология давала себя знать в философскоэстетических принципах, которыми руководствовался
исследователь художественный литературы» 21.
Таким образом, суть вопроса о народнической кри­
тике, о содержании этого понятия заключается в том,
что необходимо установить характер взаимосвязи между
общефилософскими основами народнической критики,
ее литературной теорией и литературно-критической прак­
тикой.
Методологической основой решения этой задачи яв­
ляется ленинская оценка народничества, поэтому, не
останавливаясь на анализе проблемы «Ленин и народ­
ничество» в целом, выделим те ее аспекты, которые имеют
непосредственное отношение к теме.
Прежде всего следует отметить синтетичность, целост­
ность ленинских оценок. Он прекрасно понимал, что народ­
ничество неоднородно, что в нем «...есть самые различные
оттенки, есть правые и левые фланги...»22. Однако он
рассматривал народничество как «систему воззрений»,
«чертами» которой, проявляющимися на всех уровнях,
являются: «1) Признание капитализма в России упадком,
регрессом.... 2) Признание самобытности русского
экономического строя вообще и крестьянина с его общи­
ной, артелью и т. п. в частности. 3) Игнориро­
вание связи «интеллигенции» и юридико-политических
учреждений страны с материальными интересами опреде­
ленных общественных классов»23. Выделение этих черт,
определяющих основные тенденции и дух всего направ­
ления, имеет принципиально важное значение, так как
11

оно дает возможность не «смешивать вместе различные
воззрения», а «...обобщать и подводить под одну катего­
рию писателей, которые, несмотря на различия по мно­
гим вопросам, солидарны по тем основным и главным
пунктам, против которых и восстают «ученики» 24. Разу­
меется, эти черты народнической «системы воззрений»
не всегда выступают в чистом виде, так как «чистых»
явлений ни в природе, ни в обществе нет и быть не мо­
жет...» 25. Народничество, как известно, претерпело зна­
чительную эволюцию, отдельные его представители поразному относились к общине и к роли интеллигенции.
Но, как подчеркивается в современных исследованиях,
«различие между революционным и либеральным направ­
лениями в народничестве нисколько не устраняет их
идейной или организационной связи как двух тенденций
внутри единого общественного течения»2ß.
Анализируя различные аспекты народнической док­
трины, давая оценку этапов развития народничества и
направлений внутри его, В. И. Ленин на конкретном ма­
териале реализует свою принципиальную методологиче­
скую установку, что при характеристике сложных обще­
ственных явлений «... требуется в первую голову и боль­
ше, чем где бы то ни было, изображение процесса в
целом, учет всех тенденций и определение их равно­
действующей или их суммы, их результата» 27. При этом
общая тенденция раскрывается в форме конкретного
во взглядах различных представителей направления.
Целостный, системный подход к предмету исследования
очень актуален и для методологии литературоведческого
анализа. «Поиск путей целостного и в своей целостности
концептуального исследования истории различных идео­
логических форм — вообще одна из примет современного
этапа (и уровня!) развития гуманитарных наук»28.
Применительно к теме данной работы ленинская ме­
тодология дает возможность рассмотреть народническую
критику как цельное явление, выявить ее сущность, тен­
денции развития и систему связей с другими обществен­
ными и эстетическими системами, например, с традиция­
ми революционно-демократической эстетики и критики,,
с академическими школами в литературоведении, с фор­
мирующимся марксистским литературоведением. Причем
эта целостность не исключает, а предполагает анализ
философии, социологии, эстетики народничества, изуче­
12

ние взглядов отдельных критиков как представителей
всего направления.
В ленинской характеристике народничества важен
еще один аспект: историческая конкретность. Как писал
В. И. Ленин, «безусловным требованием марксистской
теории при разборе какого бы то ни было социального
вопроса является постановка его в определенные исто­
рические рамки...» 29. Чтобы, например, правильно понять
характер деятельности и содержание статей критиковнародников, необходимо учитывать все обстоятельства,
сопутствующие этой деятельности: «журнальный кон­
текст», общественные и литературные события, послу­
жившие поводом для написания статьи, и вообще все те
детали социального, литературного, биографического
фона, без которых любое исследование может легко
превратиться в схему. В отношении исторической кон­
кретности ленинские статьи являются образцом, так как
в них глубина теоретических обобщений всегда основана
на анализе фактов.
Понятие «исторические рамки» у В. И. Ленина шире,
чем верность эмпирической действительности. Историзм
ленинской методологии требует синтетического анализа
фактов, в нем главное — «...не забывать основной исто­
рической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зре­
ния того, как известное явление в истории возникло,
какие главные этапы в своем развитии это явление про­
ходило, и с точки зрения этого его развития смотреть,
чем данная вещь стала теперь» 30. Историзм, таким обра­
зом, является органическим элементом типологического
подхода, так как метод историзма позволяет
сосредоточить внимание на раскрытии исторической за­
кономерности развития явлений. Это, пользуясь выраже­
нием М. Зельдовича, «историзм на типологическом
уровне», который «прослеживает последовательные фазы
процесса развития, но не в его «повседневном» протека­
нии, а в более укрупненных, интегрированных един­
ствах»31. Исходя из принципа историзма, В. И. Ленин
вскрывает на основе конкретного анализа «господствую­
щие теоретические идеи народничества», их «источники»
и «сущность» 32. «Сильные» и «слабые» стороны народ­
ничества предстают при таком подходе не в метафизиче­
ской изолированности, а в диалектической взаимосвязи.
«Ложный в формально-экономическом смысле, народни­
13

ческий демократизм есть истина в историческом смысле...
истина... своеобразной исторически-обусловленной де­
мократической борьбы крестьянских масс...»33.
Таким образом, ленинские характеристики народни­
чества представляют исключительную ценность не только
применительно к анализу конкретных явлений, но и как
система, так как лишь взаимосвязь ленинских суждений
дает возможность использовать не только выводы, но и
ведущий к ним метод.
Из анализа ленинской концепции народничества вы­
делим те основные методологические принципы, которы­
ми следует руководствоваться при анализе народнической
критики:
1. Необходимо в первую очередь выделить то общее,
что присуще всему кругу рассматриваемых явлений:
«...азбучное правило требует, чтобы сначала был взят
самый типичный, наиболее свободный от всяких посто­
ронних, усложняющих влияний и обстоятельств, случай
и уже затем от его решения чтобы восходили далее, при­
нимая одно за другим во внимание эти посторонние и
и осложняющие обстоятельства»34.
2. Ни одна общая черта не воплощается полностью
в конкретном явлении, так как «всякое общее лишь
приблизительно охватывает все отдельные предметы»35.
3. Каждое явление рассматривается как часть целого,
причем соотношения общего и частного в пределах це­
лого— величины взаимосвязанные, и в зависимости от
аспекта исследования на первый план могут выступать
разные грани целого как системы, как «внешней формы
проявления этих закономерностей в тех или иных кон­
кретных условиях»36.
4. Целое является результатом и проявлением про­
цесса развития и не может быть понято вне историче­
ского контекста его функционирования.
Эти принципы позволяют выделить те объективно
существующие типологические черты, которые прояв­
ляются у разных критиков и на разных уровнях народ­
нической критики, идет ли речь об ее общефилософских
и эстетических предпосылках или об ее теоретических
основах и приемах анализа литературных явлений.
Прежде всего это — связь с общедемократическим и
революционным движением 70—80-х гг., отражение
идеалов крестьянской демократии. Конкретным проявле­
14

нием этой общности было активное сотрудничество в
передовых журналах 70—80-х гг., участие в револю­
ционном движении (Лавров, Ткачев, П. Кропоткин),
связь с революционным подпольем (Н. К. Михайлов­
ский). Даже Скабичевский, не принимавший активного
участия в общественном движении, порывает в 1879 г.
с газетой «Биржевые ведомости» в знак протеста против
«нелепейшей и бестактнейшей» статьи ее редактора
Полетики, «направленной против русских радикалов и
террористов» 37.
Продолжая традиции Белинского и шестидесятни­
ков, народники рассматривали свою литературно-кри­
тическую деятельность как общественную трибуну.
«Принципы и задачи реальной критики» Ткачев видит
в том, чтобы «содействовать прояснению общественного
сознания, чтобы развивать в читателях более или менее
трезвое, разумное критическое отношение к явлениям
окружающей их действительности» 38. Публицистический
пафос не просто «черта» народнической критики, а фор­
ма выражения идейно-эстетических позиций. Связь с
передовыми идеями эпохи была источником силы и
влияния народнической критики, и не случайно ее рас­
цвет приходится на «героический» период 70— первой
половины 80-х гг.
Что касается эстетики и литературных концепций,
то и здесь немало общего: борьба с теориями чистого
искусства, утверждение активной, действенной силы
искусства, выдвижение на первый план идеи народности
литературы, пристальное внимание к проблеме положи­
тельного героя. Эстетика народничества формировалась
под влиянием эстетики революционеров-демократов,
«лучшие представители народнической критики и белле­
тристики выступили талантливыми пропагандистами —
и в художественном, и в теоретическом планах — эсте­
тического учения Чернышевского»39. Разумеется, об­
щие принципы реалистической эстетики выражались в
деятельности отдельных критиков с разной степенью
глубины и полноты, они резко полемизировали друг с
другом, нередко допускали отступления от реалистиче­
ских традиций предшественников. Но народническая
критика в лице ее лучших представителей развивалась
в русле реального направления и обладала типологиче­
ской общностью, как и все народничество в целом.
15

Наконец, можно говорить об определенном типе
статьи в народнической критике. Стиль критиков-народ­
ников очень индивидуален, и статьи Михайловского, на­
писанные эмоционально, с внешне немотивированными
переходами («вперемежку») от одной темы к другой,
не похожи на суховатые, насыщенные теоретическими
рассуждениями исследования Лаврова или основатель­
ные, но растянутые работы Скабичевского. Однако в
принципах отбора и анализа материала, в структуре
статей можно легко заметить определенное сходство.
Критики-народники стремятся, как правило, к широким
обобщениям даже тогда, когда пишут об одном писа­
теле или об отдельном произведении, поэтому выходят
далеко за рамки собственно литературно-критической
статьи. Полемичность, множество намеков на животре­
пещущие события общественной жизни, ирония — все это
определяет основную тональность литературной крити­
ки народников.
В их статьях доминирующее положение занимает
публицистический пласт, а произведение рассматрива­
ется прежде всего с точки зрения его верности действи­
тельности. Отталкиваясь от проблем, поднятых ху­
дожником, критик развивает свои философские, эсте­
тические взгляды, проводит аналогии между эпизодами
анализируемого произведения и событиями текущей
жизни. В качестве примера можно привести такие
статьи, как «Тургенев и развитие русского общества»
Лаврова, «Недоконченные люди» Ткачева, «Живая
струя» Скабичевского, «Жестокий талант» Михайлов­
ского 40. Эти статьи очень разные, но в их проблематике,
пафосе, в приемах анализа и композиционной структуре
явственно ощущается единая направленность.
Таким образом, общность критиков-народников мож­
но проследить даже при внешнем сопоставлении. Но в
полной мере ее можно выявить через анализ их крити­
ки как идейно-эстетической системы.
С этой целью остановимся сначала на анализе типа
мировоззрения народников, что предполагает выделение
типологических признаков их философии, социологии,
методологии. Система народнических воззрений свиде­
тельствовала о снижении уровня теоретической мысли,
так как они не смогли «остаться на уровне цельного
философского материализма»41 Чернышевского. «Усту­
16

почками» «модному позитивизму» В. И. Ленин объяснял
то, что «в философии Михайловский сделал шаг назад
от Чернышевского»42. Но мировоззрение народников,
теоретическая несостоятельность которого очевидна в
сопоставлении с марксизмом, должно рассматриваться
в духе ленинской концепции народничества, исторически.
Как пишет М. Г. Седов, «теория Михайловского отра­
зила состояние домарксовой науки в России и в этом
смысле была научной, но ее научное значение имело ис­
торически преходящий характер»43. Несмотря на за­
блуждения и противоречия, «разработка революционны­
ми народниками категорий личности, идеала, целей че­
ловеческой деятельности, культуры, цивилизации, прог­
ресса, проблем нравственного сознания и других была
новым словом, хотя ее результаты не могут удовлетво­
рить современную мысль»44.
Кроме того, теоретическое наследие народников раз­
лично в качественном и количественном отношениях.
Если, например, Лавров много занимался разработкой
специально теоретических проблем, то у других, особен­
но у Скабичевского, философское мировоззрение рас­
крывается преимущественно в литературно-критических
и публицистических статьях, в которых теоретические
рассуждения являются своеобразной аргументацией ли­
тературно-критических выводов. Однако независимо от
того, насколько четко определялась у каждого из них
система теоретических взглядов, можно выделить те ее
аспекты, которые связаны с принципами их методоло­
гического мышления.
Прежде всего теория привлекала народников своей
действенной стороной, как обоснование практической
деятельности, направленной против самодержавного!
произвола и несправедливого социально-экономического
строя. Все они весьма скептически относились к отвле­
ченным, умозрительным построениям. Например, Тка­
чев решительно выступил против обвинения, что он в
статье «О пользе философии» отрицает всякую филосо­
фию. По словам Ткачева, он отвергает не всякую фило­
софию, а «понимаемую в смысле абстрактного «миро­
созерцания», считая ее «бесполезным (и с чисто научной,
и с общественной точки зрения) времяпровождением»45.
Для Лаврова «философские идеи важны не как прояв­
ление процесса развития духа в его логической отвле­
2 В-538

17

ченности... они важны как форма протеста против на­
стоящего во имя желания лучшего и справедливейшего
общественного строя или как формы удовлетворения
настоящим»46. Философия, по мнению ведущих теоре­
тиков направления, это «объединяющее мышление»
(Лавров), «обобщающие знание» (Михайловский), и
именно поэтому они выдвигали на первый план ее идео­
логическую функцию. «Для того, чтобы приступить к
самому бесхитростному изучению фактов, нужна уже
какая-нибудь руководящая нить, какая-нибудь тео­
рия»47. По мнению Ткачева, «в основе каждой логически
развиваемой системы должен лежать какой-нибудь
принцип, который и составляет обыкновенно основную
идею системы»48. Философия и рассматривалась им как
инструмент выработки правильного метода познания
социальных и природных явлений. Несмотря на значи­
тельные расхождения в решении конкретных проблем,
признание за философией методологической функции
было свойственно всем теоретикам народничества. Оно
определило свойственное и другим аспектам их теории
(в том числе и литературной) стремление приложить ре­
зультаты теории к практической деятельности.
Методологическая функция философии народниче­
ства отчетливее всего проявилась в понимании ими проб­
лемы соотношения объективных и субъективных методов
исследования общественных и социальных явлений. Ха­
рактер решения этой проблемы позволяет установить
тип их мировоззрения и методологическую основу их
литературной критики.
Обычно, говоря о методологии народников, подчер­
кивают, что они были последователями субъективного
метода в социологии. В целом это верно,, но надо иметь
в виду, что, во-первых, теоретически этот метод призна­
вался не всеми народниками. Например, Ткачев резко
критиковал субъективный метод Лаврова, видя в нем
«метафизическое» стремление создать «порядок явлений»
«из собственной головы, сообразуясь не с реальными
фактами, а с своими чисто субъективными идеалами и
представлениями»49. Во-вторых, субъективный метод
не исчерпывал всей системы народнической мето­
дологии, хотя был одним из важнейших ее элементов;
в-третьих, субъективный метод мыслился его создателя­
ми как научный метод, в корне противоположный субъ18

активистскому произволу, и они, особенно Лавров, много
усилий приложили для обоснования «объективности», на­
учной обоснованности этого метода.
Теоретическая и научная несостоятельность этого ме­
тода была, как известно, всесторонне раскрыта В. И. Ле­
ниным, Г. В. Плехановым и другими русскими маркси­
стами, но в данном случае важно отметить сам факт по­
пытки «объективного» обоснования субъективного ме­
тода, так как внутренняя противоречивость народни­
ческой методологии находит непосредственное, хотя и
своеобразное отражение в методе их литературной кри­
тики. Соотношение научного (сциентистского) и цен­
ностного (аксеологического) методов исследования об­
щественных явлений — одна из центральных проблем
философии и социологии народничества и входит как ис­
ходный момент в их эстетическую систему, хотя у каж­
дого из видных представителей народнической критики
есть свои (и очень существенные) варианты понимания
этого соотношения.
Исходя из этого следует подчеркнуть как особенность
методологического мышления народников четкую диф­
ференциацию ими функций субъективного и объектив­
ного методов и в то же время стремление установить их
взаимосвязь.
Объективный метод рассматривался народниками как
«совокупность приемов» (Михайловский), при посред­
стве которых познаются объективно существующие свя­
зи и закономерности в природе и обществе. Личность
исследователя отходит при .этом на второй план, его
желания проявляются только в выборе предмета ис­
следования, но ни в коем случае не должны влиять на
результат его наблюдений. Михайловский пишет: «Когда
исследование начато, натуралист не вводит в него,—
по крайней мере не должен вводить,— элемент субъ­
ективный. Он может сказать: я перечисляю виды клопов,
но не может сказать: я желаю, чтобы видов клопов
было столько-то»50. Объективный метод исследования,
таким образом, используется в естественных науках, но
он применяется и для исследования законов общества,
каково оно есть.
Но при исследовании общественных явлений нельзя
ограничиться только констатацией сущего, так как не­
избежно встает вопрос о должном, о желаемом. Отве2*
19

чая на него, исследователь вносит свою, субъективную
оценку, «свою личную нравственную выработку, свой
нравственный идеал» 51, так как «исследователь сам человек и не может ни на мгновение выделиться из про­
цессов, для него характерных»52. Если для ученого
важна прежде всего истина, для постижения которой
используются логические принципы исследования, то у
социолога на первый план выходит понятие справедли­
вости, предполагающее ценностную оценку явлений с
позиций нравственного идеала. «Социолог, например,
должен прямо сказать: я желаю познавать отношения,
существующие между обществом и его членами, но,
кроме познания, я желаю осуществления таких-то и
таких-то моих идеалов»53.
Таким образом, задачи, область применения и функ­
ции объективного и субъективного методов разграничи­
вались в народнической методологии довольно-таки чет­
ко. В статье «Задачи позитивизма и их решение»
П. Лавров пишет, что «объективному описанию и клас­
сификации» подлежат «действия личности, обществен­
ные формы, исторические события», но чтобы понять их,
надо понять цели, которые «воплощаются в обществен­
ных формах». Но цели — «это нечто желаемое, прият­
ное, должное» и, «входя в исследование», они «при­
нуждают употреблять субъективный метод». Эта статья
Лаврова была названа «замечательной» Михайловским,
который выразил полное согласие с ее положениями в
своей программной работе «Что такое прогресс?»54.
Следовательно, различие целей и задач двух методов
определялось тем, что они отвечали на разные вопросы:
«что есть?» и «что должно быть?». Ответы на эти вопро­
сы требовали разных приемов исследования, и особен­
ностью методологического мышления народников было
то, что они призывали четко определить задачи иссле­
дования и не переносить методы анализа одних явлений
на другие. «Понятия, различные по своему логическому
содержанию, не должны быть смешиваемы; последствия
такого смешения всегда гибельны и для человеческой ло­
гики, и для человеческой практики» 55. У Лаврова эта
дифференциация выражена в его представлении о раз­
личии функций «практической» и «теоретической» фи­
лософии; уМихайловского—в разграничении понятий
«правда-истина» и «правда-справедливость».
20

В этом разграничении следует подчеркнуть то, что
оно было методологической основой выступлений тео­
ретиков народничества против метафизики, основой их
отрицательного отношения к попыткам отождествить
законы развития природы и законы развития общества.
Опираясь на свое представление о методе, они настаи­
вали на объективности истины, на строгой научности
исследований и, что следует подчеркнуть особо, видели в
объективности науки проявление ее демократизма, так
как были глубоко убеждены, что истина может служить
только прогрессу, только защите народных интересов.
Но, разделяя функции и приемы исследований, свой“
ственные объективному и субъективному методам,, на­
родники постоянно отмечали их взаимосвязь. Михай­
ловский писал, что «объективный и субъективный ме­
тоды противоположны только по характеру, но ничего
не мешает им уживаться совершенно мирно рядом, даже
в применении к одному и тому же кругу явлений» 56.
И Михайловский, и Лавров подчеркивали, что субътивный метод не имеет ничего общего с субъективиз­
мом, что его нельзя представлять в виде «савраса без
узды, носящегося по полю единственно под влиянием
своих капризов» 57. Они (каждый по-своему) приложили
немало усилий, чтобы обосновать научность субъектив­
ного метода в социологии, так как, по их мнению, в ос­
нове субъективных представлений о должном, об идеале
лежат потребности личности. Как пишет Лавров, субъ­
ективный метод и «результат его — теория обществен­
ных форм, как они должны быть на основании ясно
понятых человеческих потребностей,— есть идеализация
истинная и научная»58. Научность субъективного мето­
да подчеркивает в «Записках профана» и Михайлов­
ский, отвечая на упреки Южакова, что этот метод ведет
к «полной логической разнузданности».
Итак, теоретики народничества стремились к тому,
чтобы научно обосновать свой субъективный метод, объ­
яснить должное, желаемое как отражениенеобходимо­
го в сознании критически мыслящей личности. По сло­
вам Малинина, «Михайловский полагал, что смысл его
исканий в философии и социологии заключался в обос­
новании философского мировоззрения, в котором объ­
ективное гармонично сочеталось бы с субъективным,
теория с практикой, истина со справедливостью»59.
21

Однако создать такую синтетическую систему никому
из народников не удалось. Характерно в этом отношении
определение метода у Михайловского: «Методом назы­
вается совокупность приемов, помощью которых нахо­
дится истина, или, что то же, удовлетворяется позна­
вательная потребность человека»60. Здесь, как спра­
ведливо отмечает Малинин, заключено глубокое проти­
воречие: «Признавая объективность метода, он настаи­
вает одновременно на субъективности истины» 61. Это
-противоречие свойственно не только Михайловскому, но
и другим народникам. Правда, конкретные формы про­
явления его у них различны, но именно нюансы, вызы­
вавшие полемику,, привели к неожиданному результату:
несостоятельность ряда принципиально важных аспек­
тов народнической доктрины была раскрыта самими же
народниками. В этом плане интересные суждения были
высказаны в «Социологических этюдах» Южакова, «За­
писках профана», «Литературных и журнальных за­
метках 1873 г.» Михайловского, в рецензии Ткачева на
первый том «Опыта развития мысли» Лаврова и в его
же статье «Что такое партия прогресса?». В этих рабо­
тах, нередко полемических, раскрывается, если взять их
в совокупности, теоретическая слабость народнической
доктрины в целом. Например, Ткачев верно подметил
уязвимые места теории прогресса Лаврова. В свою оче­
редь Лавров, отвергавший бланкизм Ткачева, показал
теоретическую несостоятельность этой программы, осно­
ванной на субъективизме и волюнтаризме. Полемика
дает, таким образом, богатый материал «из первых рук»
для критики основных теоретических концепций народ­
ничества.
Обосновывая свои представления об объективности
истины, народники признавали причинно-следственную
связь в природе и обществе, не отрицали закономерно­
стей исторических явлений, видели социально-эконо­
мическую детерминированность идеологии и поведения
людей. «Миросозерцание людей и характер их деятель­
ности всегда определяются условиями их экономического
-быта» 62,— писал Ткачев. Роль экономических факторов
не отрицалась Лавровым и Михайловским. Не чуждо
было народникам (особенно Лаврову) понимание клас-совой структуры общества, классовой борьбы, роли про­
летариата. Например, Лавров писал, что современное
22

буржуазное государство носит классовый характер, так
как оно «состоит из двух классов: во-первых, из буржуа,
капиталистов, способных эксплуатировать, грабить, об­
воровывать своих ближних; во-вторых, из пролетариев,
свободных умирать с голоду»63. Он был убежден, что
это противоречие может быть устранено только «в форме
полного экономического переворота»64. С классовым'
социальным неравенством связывалось и формирование
мировоззрения людей, их социально-политические и.
нравственные представления. Мысль о том, что «нет
действия без причины, что... людские действия, мысли,
желания, чувства возникают в конце известного рода
явлений, сменяющих друг друга с физической необходи­
мостью» 65, признавалась как достижение современной
науки и социологии и противопоставлялась религиоз­
ному миросозерцанию.
Эти элементы народнической доктрины были прямо
связаны с «трезвым реализмом» их мышления и нашли
конкретное выражение во всех сферах их деятельности^
в том числе и в литературной критике.
Но в народнической методологии не было цельности.
Признавая значение исторических условий как факто­
ров, определяющих деятельность личности, они считали
столь же несомненным «право и возможность для лич­
ности судить о явлениях жизни без отношения к месту
их в истории, а сообразно внутренней ценности, которую
им придает та или другая личность в данную минуту»66.
Само же понимание «внутренней^ ценности» было не
детерминировано, а выводилось из «потребностей челове­
ка» (Лавров), из его «естественных наклонностей» (Тка­
чев), т. е. носило антропологический характер. Цен­
тральными в системе их воззрений являются категории
нравственного идеала, цели, определение факторов
и условий прогресса («формулы прогресса» Михайлов­
ского, Лаврова, Ткачева), которые служили своеобраз­
ной меркой желательности и нежелательности процессовразвития истории и общества. Михайловский писал, что
«социология должна начать с некоторой утопии; признавнечто желательным или нежелательным, социолог дол­
жен найти условия осуществления этого желательного
или устранения нежелательного» 67. По мнению Лавро­
ва, к процессу истории необходимо прилагать «субъек­
тивную оценку, т. е. усвоив по степени своего нравствен­
23т

ного развития тот или другой нравственный идеал, рас­
положить все факты истории в перспективе, по которой
они содействовали или противодействовали этому идеа­
лу» 68. У Ткачева двигателем человеческой деятельности
является стремление к счастью, но не эгоистическому,
филистерскому, а основанному на достижении высокой
цели — «солидарности человеческих интересов», так как
«наклонность человека к общежитию» является естест­
венной, соответствует «человеческой природе»69. Есте­
ственные стремления не всегда осознаются людьми, по­
этому, чтобы оживить эту силу, «из возможности
перевести ее в действительность — нужно осветить ее
разумом, вывести ее из области бессознательных ощуще­
ний в область сознательных мыслей» 70.
Таким образом, в структуре методологического мыш­
ления народников социальная детерминированность и
антропологизм, сциентистский и аксеологический подход
хотя и взаимосвязаны, но не восходят к единому науч­
ному принципу. Народники, «признавая законосообраз­
ность исторических явлений, не в состоянии, однако,
были взглянуть на их эволюцию как на естественноис­
торический процесс,— и именно потому, что останавли­
вались на общественных идеях и целях человека, не
умея свести этих идей и целей к материальным общест­
венным отношениям» 71.
Отмеченная В. И. Лениным особенность народниче­
ского мировоззрения нашла отражение во всех прояв­
лениях их идеологии и практической деятельности: в уто­
пизме социалистических доктрин, в субъективном под­
ходе к анализу социально-экономических и политических
проблем, в непонимании марксизма и реакционной борь­
бе с русскими марксистами в 90—900-е гг. Однако, кри­
тикуя теоретические заблуждения народников, В. И. Ле­
нин видел в них не только «неверную доктрину социа­
лизма», но и выражение идей крестьянской демократии,
форму общественного сознания, исторически обуслов­
ленного «нелогичной» действительностью России. В за­
висимости от аспекта исследования и поставленной за­
дачи можно выдвинуть на первый план различные сто­
роны народнической идеологии, как это и делает
В. И. Ленин в своих работах. Но, как уже отмечалось,
ленинская концепция народничества носит целостный
характер, она проявляется не в какой-то формуле, а в
24

совокупности результатов и ведущего к ним метода
исследования, что позволяет применить ленинскую ха­
рактеристику народничества в качестве методологиче­
ской основы для объяснения тех сторон народнической
идеологии (например, эстетики, критики), которых
В. И. Ленин непосредственно касался мало. Рассмотрен­
ная выше структура методологического мышления на­
родников может быть использована для целостного
анализа различных аспектов их взглядов и деятельности,
в том числе и для определения типа их мировоззрения.
С этой точки зрения особенно интересно использова­
ние В. И. Лениным термина романтизм для характери­
стики народничества. Применение этого термина, вызы­
вающего ассоциацию прежде всего с романтизмом в
литературе, может показаться 1 неожиданным, но
В. И. Ленин многократно употребляет его в связи с
народничеством и, следовательно, вкладывает в это по­
нятие особое содержание, отличное от понятий утопизм,
идеализм, субъективизм. Смысл термина в контексте ле­
нинских статей нельзя рассматривать лишь как оценку
определенной экономической доктрины. Если вдуматься,
что имеет в виду В. И. Ленин, когда называет народ­
ников романтиками, то окажется, что это очень широкое
понятие, включающее все стороны их мировоззрения.
В статье «К характеристике экономического романтиз­
ма» оц пишет, что народники видят противоречия ка­
питализма и это ставит их «выше слепых оптимистов»,
они выражают свое негодование против эксплуатации
трудящихся классов, защитниками которых они искренне
себя считают; их возмущает подавление свободы лич­
ности, т. е. «желания у романтиков весьма хорошие
(как и у народников)»72. Далее подчеркивается, «...что
и романтизм, и новейшая теория указывают на одни
и те же противоречия...» 73. Но романтик, в отличие от
реалиста, исходит в критике капитализма из «вечных,
нужд общества», опирается на «абстрактную идею».
При этом «ни один не считал нужным ставить крите­
рием своих теорий именно данное развитие обществен;
но-хозяйственных отношений (а в применении этого кри­
терия и состоит основное отличие научной критики)»74.
Эти слова и эта оценка хорошо известны. Но хоте­
лось бы еще раз подчеркнуть то, на что не всегда об­
ращают внимание: ленинское определение романтизма.
25

народников обозначает тип их мировоззрения, связы­
вающий воедино то, что в анализе их философии, со­
циологии, эстетики приобрело бы иную структурную
определенность. Поэтому понятие романтизм в этом
смысле оказывается более точным и более широким,
чем, например, идеализм или утопизм. В. И. Ленин не
отождествляет эти понятия, так как они обозначают
различные грани мировоззрения народников. Романтизм
народников не равнозначен идеализму и утопизму их
доктрин, он включает в себя всю систему взглядов
«крестьянской демократии» с ее сильными и слабыми
сторонами, но при этом акцент делается на то, что у
народников представление о желательном и нежелатель­
ном оказывается доминирующим, игнорирование реаль­
ных интересов составляет сущность романтизма75. Ро­
мантизм народников является разновидностью роман­
тического мировоззрения. Как пишет Н. А. Гуляев,
«огромное методологическое значение ленинских работ
состоит как раз в том, что в них выясняется типология
романтического мировоззрения, которая в разной мере,
но своеобразно преломляясь, обнаруживается в произ­
ведениях всех мыслителей романтического направле­
ния» 7б.
Романтический тип мировоззрения по-разному про­
является у отдельных представителей народничества, но
типологическая его сущность остается неизменной. Сле­
дует отметить, что романтизм народников был замечен
их современниками. Так, еще Овсянико-Куликовский пи­
сал об «историческом и социологическом романтизме»
семидесятников и особенно Михайловского77как «ре­
волюционный романтизм» характеризовала видение ми­
ра мыслителями 70-х гг. Вера Фигнер 78; за «сентимен­
тальное прекраснодушие», хотя и «в мундире реализма»
упрекал Скабичевский критику «Дела». Эти факты, не­
значительные сами по себе, являются штрихами, допол­
няющими историческую и теоретическую правомерность
употребления понятия «романтизм» применительно к ти­
пу мировоззрения народников.
Определение типа мировоззрения народников как ро­
мантического на основе анализа структуры методологи­
ческого мышления является исходным для выявления
границ народничества, его отличия от мировоззрения
революционеров-демократов.
26

В мировоззрении революционеров-демократов тоже
есть элементы утопизма и субъективного подхода к по­
ниманию исторического процесса, так как, по известно­
му определению В. И. Ленина, «.-..Чернышевский не су­
мел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни,
подняться до диалектического материализма Маркса и
Энгельса»79. Но структура мышления революционеровдемократов, тип их мировоззрения иные, чем у народни­
ков. Все же главное в учении Чернышевского — «дух
объективного, конкретно-исторического, материалисти­
ческого анализа» 80. И не случайно В. И. Ленин в своих
работах (в первую очередь в статье «От какого наслед­
ства мы отказываемся?») проводит четкое различие меж­
ду романтической «манерой мышления» народников и
«социологическим реализмом» мышления шестидесят­
ников.
Это разграничение является исходным и для обоз­
начения содержания понятия «народническая критика».
Белинский писал, что критика должна выходить из од­
ного общего источника, и тип мировоззрения критиковнародников является той системой, которая так или
иначе отразилась в их теоретико-литературных концеп­
циях.
Но нельзя прямолинейно и механически переносить
романтизм мировоззрения на определение типа народ­
нической критики. Один и тот же тип мировоззрения
может по-разному проявиться в различных областях
деятельности. В качестве примера можно привести ху­
дожественное творчество народников. Поэты и писатели,
этого лагеря «эстетически транспонировали тот идеал,
который социологически и этически обосновал Михай­
ловский, идеал патриархального типа с его разносто­
ронней физической развитостью и нравственной содер­
жательностью» 81; пафосом их творчества была идея
долга перед народом в сугубо народническом смысле
этого понятия.
Однако в художественном творчестве общность типамировоззрения выражается в весьма различных по ме­
тоду произведениях: «В то время, как у народниковбеллетристов заметно проявлялись натуралистические
тенденции, в поэзии ' революционного народничестванаблюдается необычайно сильный взлет романтизма»82.
Этот различный «выход» вполне объясним: в поэзии и
27

прозе народничества доминирующее положение приоб­
ретают разные грани их мировосприятия. Если поэты
революционного народничества обращаются к непосред­
ственному выражению романтического идеала «спра­
ведливости», то беллетристы выдвигают на первый план
«истину», и не случайно Гл. Успенский, Наумов, Каронин и другие, оставаясь на почве народнического миро­
воззрения, показали картину ужасающей нищеты,
дикости, беззастенчивой эксплуатации, разложения
патриархальных «устоев», характерных для жизни поре­
форменной деревни. «В обстоятельствах жизни они
открыли важнейший фактор — капиталистическую экс­
плуатацию трудового народа и изобразили первые столк­
новения противоположных экономических интересов
в пореформенной России» 83. Это и дало основание Пле­
ханову утверждать, что «народничество как литератур­
ное течение, стремящееся к исследованию и правильно­
му истолкованию народной жизни,— совсем не то, что
народничество как социальное учение, указывающее
путь ко всеобщему благополучию» 84. В этом известном
высказывании 1 справедливо отмечено, что реалисти­
ческая беллетристика писателей-народников нередко
объективно оказывалась опровержением их же утопи­
ческих идеалов. Но Плеханов излишне категорично де­
лает это противопоставление, так как писатели-народ­
ники разделяли основное положение народнической
доктрины, которая требовала правды и, в частности,
отказа от слащавой идеализации мужика и деревенской
жизни. Ключ к решению сложной проблемы дает ле­
нинская оценка писем «Из деревни» Энгельгардта, где
непосредственно сопоставляются Энгельгардт-романтик
и Энгельгардт-реалист. «Замечательная трезвость взгля­
дов», «простая и прямая характеристика действитель­
ности» — вот что делает «данные» автора точными и
правдивыми, позволяет говорить о нем как о реалисте.
Но стоит Энгельгардту от «наблюдений» перейти к вы­
водам, к «убеждениям» — он сразу же становится роман­
тиком: «Энгельгардт-реалист превращается в Энгель­
гардта-романтика, возмещающего полное
отсутствие
«самобытности» в способах своего хозяйства и в наблю­
денных им способах хозяйства крестьян — «верою» в гря­
дущую «самобытность!» 85. В. И. Ленин, как и Г. В. Пле­
28

ханов, отмечает противоречие «убеждений» и «наблюде­
ний», но рассматривает его как противоречие внутри еди­
ного мировоззрения. Дело в том, что писатели-народники,
изображая то, что есть, т. е. конкретного мужика и кон­
кретную общину, не шли на поводу «веры» и, как пи­
сал В. И. Ленин, «...если бы какой-нибудь экономист
или публицист взял за основание своих суждений о де­
ревне те данные и наблюдения, которые приведены
Энгельгардтом, то народнические выводы из такого ма­
териала были бы невозможны»86. В этом смысле ни
Энгельгардт, ни другие беллетристы мужика не идеа­
лизировали. Но в объяснении фактов они были ро­
мантиками, так как «вера» и «убеждение» заставляли
их идеализировать мужика вообще и общину вообще.
Именно поэтому Гл. Успенский с его глубочайшим по­
ниманием того, что «индивидуализм сделался основой
экономических отношений» между крестьянами, так и
остался народником, ибо для него, по замечанию
ленинской «Искры», «не было типа человека лучше,
желаннее крестьянина, живущего при натуральном
хозяйстве» 87. Эта вера и обусловила наличие романти­
ческих тенденций в художественном методе Гл. Успен­
ского, а у иных писателей-народников (например, у Златовратского) привела к романтической идеализации
«устоев» и «золотых сердец» крестьян, хотя Златовратский показал разложение общины и появление такого
«нового человека» деревни, как хищный и безжалост­
ный Петр Волк.
Таким образом, единый тип мировоззрения мог про­
явиться и в романтических, и в реалистических произ­
ведениях народнической литературы, что зависело не
только от особенностей творческой манеры писателя,
но и от того, в каком направлении развивались в его
творчестве основные принципы народнического миро­
воззрения.
Аналогичное явление можно проследить и в лите­
ратурной критике. Правда, критика более норматив­
на, в ней непосредственнее, чем в беллетристике, про­
являются идеологические и теоретические установки
автора. Но на метод литературной критики народников
оказывает влияние ряд факторов, связанных как со
спецификой критики вообще, так и с конкретно-исто­
29

рическими особенностями их критики. Остановимся на
анализе некоторых из этих факторов.
Одним из них является оперативность литературной
критики, ее связь с животрепещущими проблемами не
только литературы, но и общественной жизни. Демокра­
тическая критика всегда была публицистической, «ре­
альной» критикой, общественной трибуной, «голосом об­
щественной совести» (Михайловский). Чернышевский
писал в связи с анализом полемики Белинского и По­
левого, что «эстетические вопросы были для обоих по
преимуществу только полем битвы, а предметом борьбы
было влияние вообще на умственную жизнь»88. Почти
дословно повторяется эта мысль Михайловским: «Сквозь
споры о принципах искусства ясно видны очертания,
скажем, гражданских, чтобы не сказать, политических
идей и партий»89. Живая, полная противоречий жизнь
властно вторгалась в народническую критику и вноси­
ла принципиальные поправки в их теории. Особенно
заметно это в статьях Лаврова 60-х гг. В его эстетике
этих лет немало умозрительного, и Писарев справедли­
во отмечал, что Лавров в «Трех беседах о современном
значении философии» «строит все на размышлении и
на системе», в результате чего главный его недоста­
ток— «бесцельное движение мысли в сфере формаль­
ной логики»90. Лавров даже демонстративно провоз­
глашал себя сторонником чистого искусства и клялся
быть им всю жизнь. Но логика жизни оказалась силь­
нее стройной, но отвлеченной схемы, и, читая ранние
статьи Лаврова, мы видим, как он уступает напору
жизни, хотя и старается сохранить верность системе.
Он вносит в свою аргументацию множество оговорок,
мысль о гражданском долге художника волнует его,
он пытается совместить свои представления об искус­
стве как о воплощении в стройной форме общечело­
веческих идеалов с ясным пониманием того, что искус­
ство не может быть храмом чистой красоты: «Есть
минуты, когда в области искусства запереться нет воз­
можности, когда жизнь своими бурями потрясает стены
и потолки музеев, и гуляющий по галерее невольно
останавливается в раздумье не перед сикстинскою ма­
донною, а перед окном на городскую площадь» 91. Воз­
действие «внешних факторов» приводит к тому, что Лав­
ров пересматривает свою эстетическую концепцию и
30

уже теоретически обосновывает необходимость граж­
данского, действенного искусства.
Влияние публицистичности как неотъемлемого эле­
мента литературной критики на теоретико-методологи­
ческие концепции, автора прослеживается не только
в статьях Лаврова. Михайловский, например, с гор­
достью заявлял в «Дневнике читателя», что все, о чем
он писал, «связывалось единством пульса жизни, кото­
рый у меня бился в такт с моими читателями» 92. Борь­
ба с «катковствующей нечистью», идеалом которой
была тьма, высмеивание «вареных душ» и «медных
лбов» либералов, которых он называл «гамлетизированными поросятами», «зайцами с львиной гривой»,
сочувствие революционному подполью, защита интере­
сов крестьянства — все это определило демократи­
ческую направленность публицистики Михайловского
и обусловило выдвижение на первый план в его лите­
ратурной критике принципов реалистического, дейст­
венного искусства. Можно легко заметить, что в статьях
народников наиболее ценные наблюдения сделаны там,
где они связывают свои литературные суждения с ана­
лизом текущих явлений литературной и общественной
жизни. Правда факта, его осмысление с позиций кресть­
янской демократии усиливали реалистическое содержа­
ние их критики. Не случайно теоретико-литературные
доктрины народников (искусство как «элемент мысли»
у Лаврова, теория «рефлектирования впечатлений»
Скабичевского, социология искусства у Ткачева и т. д.)
оказываются менее убедительными и интересными, чем
их оценки, вызванные общественной актуальностью про­
изведения и его художественным новаторством. В этом
плане вполне можно провести аналогию между реализ­
мом беллетристики народников и реализмом их лите­
ратурной критики.
Другой фактор, тесно связанный с предыдущим,—
это влияние на критику русской реалистической, осо­
бенно демократической, литературы 60—80-х гг. Бе­
линский писал, что «искусство и литература идут об
руку с критикой и оказывают взаимное действие друг
на друга»; для него «история русской критики то же,
что и история русской поэзии и литературы» 93. То же
самое можно сказать и о народнической критике. Как
справедливо отмечает Т. Горланова, «прогрессивные
31

реалистическая литература и искусство, черпавшие
содержание своих произведений из действительности,
тесно связанные с общественной жизнью и революцион­
ным движением, сознательно служившие интересам
народа, обеспечили идейную высоту народнической
эстетической мысли» 94.
Формы этого воздействия многообразны. Критиковнародников привлекало прежде всего то, как изобра­
жается мужик «в салонах русской беллетристики»,
с чем они, как и революционеры-демократы, связывали
вопрос о народности и реализме литературы. Для Ска­
бичевского, например, вопрос о народности — «вопрос
о судьбе всей литературы: им обусловливаются как
истинная реальность, так и полезность литературы»95.
К числу лучших как по верности наблюдений, так и по
теоретической значимости можно отнести статьи на­
родников о творчестве именно «своих» писателей:статьи
Михайловского о Салтыкове-Щедрине и Гл. Успенском,
Ткачева — о Решетникове и Кущевском, Скабичев­
ского — о Решетникове. В произведениях писателейдемократов их привлекала суровая правда жизни. По
словам Михайловского, «глубже Решетникова никто
в народ не спускался» 96. Это же мнение о Решетникове
является доминирующим в статье Скабичевского «Чего
нужно добиваться реальному поэту?» и в статье Тка­
чева «Разбитые иллюзии».
Призыв показывать правду без прикрас, трезвый
анализ реального положения вещей не противоречили
народническому мировоззрению, что отмечал В. И. Ле­
нин, анализируя письма «Из деревни» Энгельгардта.
Стремление к истине, объективному анализу фактов
было основой того, что и писатели, и критики народ­
ничества не закрывали глаза на «нежелательные» явле­
ния жизни. Михайловский, например, отмечал «голо­
словность» утверждений, что «община есть некоторый
очаг добродетели, высоких этических начал альтруиз­
ма»; он признавал, что «крестьянское хозяйство уже
в течение многих лет падает, что деревня раскалыва­
ется на два слоя, выделяя богатых кулаков, держащих
под своей грубой пятой все остальное население дерев­
ни» 97. Это, как уже отмечалось, не мешало им быть
романтиками и «верить» в возможности общины и со­
циалистические инстинкты мужика. Однако хотелось
32

бы подчеркнуть, что в литературно-критических статьях
под воздействием «сурового реализма» писателей-де­
мократов критики-народники делают основной акцент
на «наблюдениях», что усиливает в их статьях ту трез­
вость суждений и взглядов, которые В. И. Ленин высо­
ко оценил у Энгельгардта. В литературно-критических
статьях народников немало выпадов против романти­
ческой идеализации мужика. Выступая против «сквер­
ностей», заполняющих русскую литературу по поводу
рассуждений о народе, Михайловский называет «мяки­
ной» тех писателей, которые «замалчивают горькие
факты народной жизни»98. Интересно отметить, что
требование «правды» выдвигалось народниками «ле­
вого фланга» как аргумент в споре с ультранародни ­
ческими идеями «Недели», в которой «появились по­
буждения к идеализации народа, к отысканию в нем
различных нравственных идеалов» ". Скабичевский, как
и Ткачев, сравнивает эти тенденции с романтизмом
20—30-х гг.
Этим, конечно, не-снимается вопрос о романтизме
мышления самих борцов против «романтизма». Скаби­
чевский, например, в той же статье рассуждает в духе
романтической социологии о несовместимости «нрав­
ственных масштабов» и масштабов «политико-экономи­
ческих и политических». Но все-таки в критике «силь­
ные» стороны мировоззрения народников проявляются
резче и определеннее, чем в их теоретических схемах,
в чем сказывается влияние писателей-реалистов, и не
только «своих», но и «чужих» (Достоевского, Тургене­
ва, Л. Толстого).
О глубине связей критики и литературы можно су­
дить хотя бы по тому, что последняя оказывала влия­
ние даже на стиль народнической критики. Ю. В. Стенник пишет, что «на разных ступенях исторического
развития литературы, в разных системах эстетических
представлений мы можем говорить об образовании
определенной жанровой доминанты... Это главенство
реализуется обычно в расцвете какого-то конкретного
жанра или группы родственных жанров» 10°. Жанровая
доминанта складывается и в системе литературной кри­
тики, что отражает глубинные связи критики и литера­
туры на всех уровнях историко-литературного процес­
са:, в методе, в типе композиционной структуры, в сти­
3 в-538

33

ле. Связь стиля литературной критики со стилевой до­
минантой литературы особенно заметна у Михайлов­
ского. Его написанные «вперемежку» «пестрые» статьи
типологически близки по стилю циклам и очеркам
Гл. Успенского и Салтыкова-Щедрина. Склонность
Гл. Успенского «к оборванным очеркам и к пересыпа­
нию художественных образов и картин комментариями
публицистического свойства»101 Михайловский объ­
яснял «духом времени», той страстностью и отзывчи­
востью, которая делает невозможным «отнестись к делу
настолько спокойно, чтобы войти в условные ра-мки
романа или драмы» 102. С подобным «вторжением теку­
щей жизни с ее пестрым шумом сегодняшнего дня» 103.
связывал критик и своеобразную композицию своих
статей. Примеры подобного рода взаимосвязей литера­
туры и критики позволяют говорить о едином питаю­
щем их жизненном материале, о том, что народническая
критика вырастает не только на почве теоретических
концепций, но уходит корнями в ту глубинную основу
противоречивой русской действительности, которая вы­
звала к жизни народничество. Все это, в совокупности
с мощным: /воздействием реалистической литературы,
определяло то, что народническая критика развивалась
в русле реалистических, демократических традиций
русской критики.
Важным фактором был также журнальный кон­
текст. Не учитывая того, что самый плодотворный пе­
риод деятельности Михайловского и Скабичевского
приходится на годы их сотрудничества в журнале «Оте­
чественные записки», что Ткачев публиковал большую
часть своих статей в «Деле», что в этих журналах
в 70—80-е гг. печатались статьи и других критиковнародников, нельзя говорить о критике революционного
народничества. О литературной критике журналов «Оте­
чественные записки» и «Дело» имеются обстоятельные
монографии Б. Есина, В. Смирнова и М. Теплинского,
поэтому нет необходимости подробно останавливаться
на конкретных фактах. Выделим лишь моменты, кото­
рые позволяют говорить о журнальном контексте как
о факторе, способствовавшем формированию реалисти­
ческой направленности народнической критики.
Это в первую очередь то, что и «Дело», и «Оте­
чественные записки» были органами передовой об34

щественной мысли своего времени, что в них были силь­
ны традиции 60-х гг.: в «Деле» одним из ведущих со­
трудников был Н. Шелгунов, в «Отечественных за­
писках» литературная критика формировалась под
влиянием Салтыкова-Щедрина, статьи и рецензии ко­
торого были программными документами для молодых
сотрудников журнала и утверждали традиции реальной
критики в новых условиях.
Несомненно, народническая идеология влияла на
направление журналов, однако их характер определял­
ся не доктринами теоретиков, а тем, что они отстаива­
ли интересы крестьянской демократии, боролись с про­
изволом и реакцией, сочувствовали революционному
подполью и поддерживали с ним контакты. «Отечест­
венные записки» и «Дело» были демократическими
журналами, что и делало возможным, например, мно­
голетнее сотрудничество революционера-демократа Сал­
тыкова-Щедрина с народником Михайловским. Их раз­
деляло многое, но тем не менее они были соратниками
в общем деле, и Салтыков-Щедрин, известный своей
бескомпромиссностью к чуждым взглядам, писал Ми­
хайловскому: «Вы были для меня одним из симпатич­
нейших и любимейших людей» 104; «не одна случайность
объединила нас с Вами в одном журнале, но и общность
воззрений»І05. Атмосфера журналов благоприятствова­
ла развитию традиций демократической реальной кри­
тики, что признавалось и самими критиками. Михайлов­
ский писал, что без истории журналистики нельзя
понять истории новейшей русской литературы: «Жур­
нал, а потом и газета определяли собою нередко и
форму, и содержание произведений даже выдающихся
талантов» 106. О влиянии журнала на писателя, о важ­
ности единства мнений в журнале как органе определен­
ного направления не раз писал и Лавров 107.
Нужно учитывать также, что критики-народники
были, как правило, и журналистами, принимавшими
активное участие в подпольной и эмигрантской револю­
ционной печати. В легальных статьях Лаврова, Ткачева,
Михайловского можно без особого труда найти те же
идеи, которые они пропагандировали в подпольных
изданиях «Народная воля» 108, «Набат», «Вперед!»
Лучшие литературно-критические статьи народников
были опубликованы на страницах демократических
3*

35-

журналов 70—80-х гг. В двухтомное собрание своих
сочинений Скабичевский включил в основном статьи
периода «Отечественных записок» и не счел возможным
отнести к числу лучших своих работ ничего из опубли­
кованного им в те же годы в «Биржевых ведомостях».
Годы сотрудничества в «Отечественных записках» и
Михайловский, и Скабичевский считали самым замеча­
тельным периодом жизни. Михайловский писал, что
«Отечественные записки» были той литературной сре­
дой, в которой окончательно сложилась его «литератур­
ная физиономия» Іо9, он называл период сотрудничества
в журнале «счастливым временем» 110. Еще более про­
никновенным является признание Скабичевского: «В
этот период времени я вполне определился как семи­
десятник, написал все, что вышло из-под моего пера
лучшего. В дальнейшей моей деятельности я ни на шаг
не продвинулся вперед от того, чем я был в начале
80-х годов, так что, если бы я умер в 1884 году, я имел
бы полное право сказать при последнем издыхании:
я все свое земное совершил»ш. Запрещение «Отече­
ственных записок» было одной из причин того, что в
•80—90-е гг. происходит снижение уровня литературной
критики и Михайловского, и Скабичевского.
Влияние демократической журналистики способство­
вало, таким образом, особенно в 70—80-е гг., формирова­
нию действенной, публицистической критики, защищаю­
щей гражданскую функцию искусства, связывающей
реализм с народностью и идейностью.
И, наконец, о народнической критике нельзя гово­
рить, не учитывая огромного влияния на нее традиций
революционно-демократической эстетики, статей по во­
просам литературы Салтыкова-Щедрина, Шелгунова.
Как писал В. И. Ленин, «у главных направлений пере­
довой общественной мысли России имеется, к счастью,
солидная материалистическая традиция» 112.
В настоящее время неправомерность тенденциозного
противопоставления народников революционерам-демо­
кратам является общепризнанным фактом. Не затраги­
вая всех ее аспектов, остановимся на одном: как сами
народники осознавали свою связь с Белинским и шес­
тидесятниками.
Прежде всего они видели в шестидесятниках своих
духовных учителей. Как вспоминал Скабичевский, под
36

влиянием статей Чернышевского и Добролюбова он
переходит в студенческие годы из лагеря «умеренных
либералов-постепеновцев... в стан радикалов»: «Передо
мной начали открываться новые, неведомые мне дотоле
горизонты... Я стал в уровне современности, из сухого
гелертера превратился в живого человека, горячо сочув­
ствовавшего всему, чему сочувствовали лучшие люди того
времени» 113. Формирование взглядов Н. Михайловского
связано с именами таких видных шестидесятников,
как Н. Курочкин и особенно Н. Ножин, поиски которо­
го шли «в русле революционно-демократического на­
правления русской общественной мысли», а Чернышев­
ский и Добролюбов были
«высшими идейными
авторитетами» 1Ь4. Эволюция Лаврова также неразрывно
связана с его постепенным сближением с лагерем «Со­
временника». И не случайно народники считали себя
преемниками шестидесятников: «Симпатии и антипатии
60-х гг. и их общий умственный и нравственный облик
мы, более позднее литературное поколение, откровенно
приняли к своему руководству, дополняя и развивая
их сообразно обстоятельствам времени»115,— писал
Н. К. Михайловский.
С глубоким уважением относясь к предшественни­
кам, народники считали своим долгом пропагандиро­
вать и защищать их идеи. Ткачевым написано предисло­
вие для заграничного издания романа «Что делать?»,
в котором автор романа характеризуется как «один
из наиболее глубоких и наиболее умных мыслителей
нашего столетия», влияние которого «на русскую пуб­
лику было безмерно» 116. Анализом деятельности Чер­
нышевского как человека, «оказавшего одно из самых
значительных влияний на русскую мысль своего време­
ни», является статья Лаврова «Н. Г. Чернышевский
и ход развития русской мысли» 117. Очень много о кри­
тиках-демократах пишет Скабичевский в монографии
«40 лет русской критики» и в многочисленных статьях
по истории русской критики. Он же является автором
популярных биографий Белинского и Добролюбова.
Обширное исследование о Белинском и его эпохе было
написано публицистом «Дела» С. Шашковым.
Критики-народники по ряду вопросов полемизиро­
вали со своими предшественниками, но в целом относи­
лись к ним с благоговением. Даже Скабичевский, сде­
37

лавший попытку пересмотреть ряд принципиальных
положений эстетики Белинского, не был исключением.
Белинского он считал родоначальником русской крити­
ки, так как тот «превратил ее из критики изящных
произведений в критику жизни» 118. Добролюбов для
него «гениальный критик», бывший «беспощадным об­
личителем и грозой всякого рода словесной мишуры,
фразистости, напускного либерализма» 119.
Несомненной заслугой народников является то, что
они давали отпор попыткам принизить наследие пред­
ставителей демократической мысли. От разных «ми­
зинных людей» типа Боборыкина защищал эстетику
Добролюбова Михайловский, а в «Письмах посторон­
него» он с негодованием осудил Достоевского за его
полные «злобной ненависти» воспоминания о Белин­
ском 12°. С единодушным осуждением была встречена
книга А. Волынского «Русские критики», полная напа­
док на Белинского и шестидесятников. В ней, по сло­
вам М. Протопопова, «аргументов нет или очень мало,
но шумных фраз, задорных слов, крикливых метафор —
целая коллекция» 121.
Фактов подобного рода можно привести множество.
Разумеется, такое отношение было вызвано тем, что
критики-народники считали революционеров-демократов
своими предшественниками, опирались на их наследие,
называли себя последователями традиций реальной
критики. «То обстоятельство, что материалистическая
эстетика революционных демократов была наиболее
разработанной частью их философских воззрений, яви­
лось решающим моментом в формировании эстетиче­
ских взглядов народников» 122.
Конечно, как писал В. И. Ленин, «хранить наслед­
ство — вовсе не значит еще ограничиваться наслед­
ством...» І23. Народники не сумели развить его в новых
исторических условиях. По словам Г. В. Плеханова,
«последователи Н. Г. Чернышевского не смогли усвоить
себе приемы его диалектического мышления, а сосредо­
точивали свое внимание лишь на результатах его ис­
следований» 124. Отличие народничества от идеологии
революционеров-демократов подробно проанализировано
В. И. Лениным в работе «От какого наследства мы от­
казываемся?». Но В.И. Ленин не отделял народников
от шестидесятников. Народниками «в самом широком
38

смысле этого слова» он называл «представителей кре­
стьянского социализма», а «родоначальниками» народ­
ничества «в широком смысле» считал Герцена и Черны­
шевского. В этом смысле и шестидесятники, и народ­
ники были представителями «целого миросозерцания».
Влияние революционно-демократической идеологии и
эстетики было, несомненно, одним из важнейших фак­
торов, определивших характер народнической критики.
Таким образом, в народнической критике, в силу
специфических условий ее формирования и развития,
наиболее полно раскрылись те стороны народнического
мировоззрения, которые непосредственно связаны с по­
ниманием ими социально-экономической детерминиро­
ванности, с трезвым анализом развивающихся капита­
листических отношений в России. Не отменяя важности
теоретико-методологических предпосылок эстетической
мысли народников, отмеченные особенности формиро­
вания и развития их критики вносят в ее метод суще­
ственные коррективы: в нем на первый план выходит
не «вера», а «наблюдения», что и обусловило понимание
художественного новаторства творчества писателей-де­
мократов, защиту народности, идейности и обществен­
ной роли искусства. Разумеется, рассмотренные выше
факторы не были только внешними по отношению
к идеологии; их наличие в значительной степени пред­
определялось общей системой народнического мировоз­
зрения. Да и в самой структуре их мышления, в разде­
ляемых ими общетеоретических концепциях содержа­
лись, как было показано выше, рациональные элементы,
способствовавшие реалистическому осмыслению теоре­
тических проблем и историко-литературных явлений.
П. А. Николаев ставит вопрос: «Не мог ли критик, на­
ходясь целиком во власти эстетических доктрин позити­
визма, разрабатывать применительно к тем или иным
художественным формам вполне реалистическую тео­
рию, особенно если речь шла о структуре реалистиче­
ского произведения?» — и с полным основанием отве­
чает на этот вопрос утвердительно125.
Но это становилось возможным не только благодаря
предпосылкам, содержавшимся в самой системе, но и
в силу тех условий, которые способствовали их реали­
зации, позволяли преодолеть нормативность абстракт­
но-утопических «убеждений». Не случайно наиболее
39

ценные и глубокие литературно-критические суждения
появляются в статьях народников тогда, когда они
делают их, опираясь на анализ современного литератур­
ного процесса. Конкретность наблюдений, связь лите­
ратурной критики с демократическими задачами спо­
собствовали тому, что в области эстетики и теории
литературы они поставили и попытались с реалистиче­
ских позиций решить ряд актуальных и новых для
своего времени проблем: периодизация историко-лите­
ратурного процесса, типологическая классификация
русского реализма, влияние экономических факторов
на развитие литературы, использование методов есте­
ственных наук в анализе художественного творчества
и творческого процесса и другие. В том, что решение
этих проблем оказалось неудовлетворительным, прояви­
лось влияние не только объективных факторов (нераз­
работанность и сложность самих проблем, общий уро­
вень науки о литературе, социально-политические усло­
вия и т. п.), но и субъективизм их методологии, то, что
они «...затруднялись отличить в сложной сети обще­
ственных явлений важные и неважные явления...»126.
Такимобразом, анализ народничества как «системы
воззрений», выявление на этой основе структуры мето­
дологического мышления, позволяющее говорить о ро­
мантическом типе мировоззрения народников, дает
основу для определения специфики метода народниче­
ской критики и изучения ее не как совокупности от­
дельных взглядов и оценок, а как цельного идейно­
эстетического явления.

ГЛАВА II

ТЕОРЕТИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЕ КОНЦЕПЦИИ
НАРОДНИЧЕСТВА

Идейно-эстетическая цельность народнической крити­
ки как одного из направлений русской критики послед­
ней трети 19 в. проявляется не только в структуре метода
народников, но и в постановке ими теоретических проб­
лем (мировоззрение художника, идейность, принципы
изображения народа в литературе и др.); в круге инте­
ресующих их явлений историко-литературного процесса
(выдвижение на первый план творчества писателейдемократов, сдержанное отношение к литературе 40-х гг.,
к «не нашим», по выражению Н. К. Михайловского, пи­
сателям-современникам) ; в приемах и принципах анализа
произведений и построения статьи (публицистичность,
характеристика прежде всего актуальности, жизненной
правды произведения). Эта общность проявляется и в
социально-исторических формах функционирования и
развития народнической критики. Таким образом, в ме­
тодологии, генезисе и функциях народнической критики
можно проследить типологическую общность, поэтому
правомерна постановка проблемы о структуре народни­
ческой критики как направления. Типологическое изуче­
ние на основе сопоставительного анализа структур
интенсивно разрабатывается применительно к художе­
ственной литературе; в связи с этим в литературоведении
выдвинуто понятие «структура литературного направле­
ния». Например, М. Храпченко отмечает: «Всякое лите­
ратурное направление представляет собой не случайное
сообщество художников слова. Оно возникает как опре­
деленное единство, обусловленное развитием жизни и
самой литературы. Одновременно в нем существует и своя
внутренняя, нередко сложная дифференциация. Все это
позволяет говорить о структуре литературного направле­
41

ния» l. О «сравнительном рассмотрении структуры лите­
ратурных явлений», в том числе «течений, направлений
литературы», пишет У. Р. Фохт2; интересные суждения в
этом плане высказаны И. Г. Неупокоевой3.
Изучение структуры литературного направления пло­
дотворно и применительно к литературно-художественной
критике. В литературоведении уже давно употребляются
такие понятия, как декабристская критика, славянофиль­
ская критика, революционно-демократическая крити­
ка и т. д. Имеется немало работ об этих направлениях
в целом и их отдельных представителях. Но анализ
структуры направления дает возможность рассмотреть
его как определенным образом организованную систему,,
изучить ее функционирование, эволюцию, понять, как
проявляются общие закономерности и принципы в инди­
видуальной форме. Такой подход позволяет, на наш
взгляд, решить многие из тех проблем, которые, в связи
с обсуждением насущных проблем изучения наследия
революционеров-демократов, поставлены в статье Б. Его­
рова «Перспективы, открытые временем»4 и в других
работах, опубликованных в ходе дискуссии журналом
«Вопросы литературы». Необходим он и для того, чтобы
представить как целое и народническую критику.
Анализ структуры направления наиболее эффективен
при системном подходе, который требует, чтобы изучае­
мые явления «рассматривались не как нечто бесструк­
турное, а как объекты, состоящие из элементов, образую­
щих в совокупности единое целое (систему), теснейшим
образом взаимосвязанных и трансформирующих друг
друга в процессе взаимодействия»5. Системный подход
позволяет органически соединить анализ и синтез, так
как специфическим для него является «проблема порож­
дения свойств целого из свойств элементов и, наоборот,
порождение свойств элементов из характеристик це­
лого» 6.
Конечно, применительно к творчеству писателя или
критика термин «элемент» не может считаться удачным,
но важен принцип анализа, при котором общее (направ­
ление) и частное (творчество критика) рассматриваются
в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Сам по себе
этот принцип не является новым. Еще Белинский утверж­
дал, что в «критике нашего времени» «многосложность
элементов ведет не к дробности и частности, как прежде,
42

а к единству и общности»; по его мнению, «разносторон­
ность взглядов должна выходить... из одной системы»7.
Тем не менее системный подход предполагает особое
восприятие явления, которое рассматривается не только
с учетом его специфики, но и его места в целом. Исходя
из этого, в народнической критике как идейно-эстетиче­
ской системе можно выделить два взаимосвязанных
уровня.
Первый — совокупность тех элементных, структурных,
функциональных, коммуникационных и исторических
аспектов, которые позволяют составить целостное пред­
ставление о народнической критике (используется тер­
минология, предложенная для обозначения различных
аспектов системного подхода академиком В. Г. Афа­
насьевым) 8.
Второй — отражение общих закономерностей в дея­
тельности отдельных представителей народнической кри­
тики. «Дифференциация этих элементов в литературо­
ведческом исследовании весьма существенна, ибо она
помогает восприятию произведения в единстве его инди­
видуальных и типологических особенностей»9.
Если в предыдущей главе рассматривался первый ас­
пект, то в этой основное внимание будет обращено на
анализ литературно-критических взглядов Ткачева, Ми­
хайловского, Лаврова и Скабичевского. Каждый из них
не только видный деятель народнического движения, но и
оригинальный критик. Разделяя общую систему народни­
ческих взглядов, они вносили немало своего как в идео­
логию, так и в литературную критику движения. Струк­
тура их критического метода и структура метода всего
направления хотя и свидетельствуют о типологическом
единстве, но не идентичны, они соотносятся как частное
с общим. В этом плане и будет вестись анализ, поэтому
в характеристике деятельности и эстетики каждого из
критиков будут выделены прежде всего те аспекты,
которые позволят наиболее наглядно сопоставить их
взгляды и соотнести их с идейно-эстетическими принци­
пами всего направления.
Одним из наиболее оригинальных, талантливых и до
парадоксальности противоречивых критиков-народников
был П. Н. Ткачев. Он был широко известен как рево­
люционер, как идеолог наиболее радикального крыла
народничества, и эта сторона деятельности затмила его.
43

активные выступления на поприще литературной критики,,
чему способствовало и то, что многие литературно-кри­
тические статьи Ткачева, особенно периода эмиграции,
присылались в Россию нелегально и печатались под
псевдонимом. Не способствовала влиянию Ткачева-кри­
тика и резкость, категоричность его тона, которая усили­
вала публицистическое звучание его статей, но заслоняла
их теоретическую и эстетическую значимость. С крайни­
ми суждениями Ткачева неоднократно полемизировали
другие критики-народники, и он надолго создал себе ре­
путацию человека «чисто головного по натуре», который
«был в незначительной степени наделен эстетическим
чувством» и статьи о художественной литературе исполь­
зовал лишь как «вспомогательное средство для... воз­
можности пропагандировать свои общественные взгля­
ды» 10. Довольно долго он считался предтечей вульгар­
ного социологизма в литературоведении, а его статьи оце­
нивались как имеющие «относительное значение для
истории русской эстетической мысли 70-х гг.» н. Правда,
в последние годы эстетические и литературно-критиче­
ские взгляды Ткачева получили более глубокую и объек­
тивную оценку в статьях В. М. Сенкевича, монографиях
и статьях В. Н. Лукина и П, А. Николаева.
Чтобы выявить своеобразие Ткачева как народниче­
ского критика, необходимо иметь в виду ряд обстоя­
тельств. Во-первых, «журнальный контекст». Ткачев был
сотрудником «Дела» и играл в нем видную роль. Тесную
связь с журналом сохранил он и в период эмиграции.
Литературно-критические статьи Ткачева в целом соот­
ветствовали направлению этого журнала, который, как и
«Отечественные записки», опирался на традиции реальной
критики. Но «Дело» продолжало ту линию демократи­
ческой критики, которая была связана в первую очередь
с Писаревым, оказавшим на эстетическую мысль народ­
ников большое влияние. В отличие от «Отечественных
записок», «Дело» уделяло преимущественное внимание
проблеме «мыслящего пролетариата» (романы Бажина,
Шеллера-Михайлова) ; просветительская установка жур­
нала сказывалась и на понимании задач реальной кри­
тики, и на трактовке эстетических вопросов. Между
ведущими сотрудниками журнала (Шелгуновым, Благо^
Светловым, Ткачевым, Шашковым) не было полного-,
единодушия как в общественно-политических, так и в
44

эстетических взглядах, но у журнала было свое «лицо»:
особый акцент в литературной критике и публицистике
делался на тенденциозности искусства, на его просвети­
тельской функции, на' формировании передового миро­
воззрения читателей.
В этом русле развивалась и критика Ткачева. Он, как
и другие критики-народники, считал себя последователем
«реальной критики». Одну из важнейших ее задач он
видел в том, чтобы «содействовать прояснению обще­
ственного сознания, чтобы развивать в читателях более
или менее трезвое, разумное, критическое отношение к
явлениям окружающей их действительности» 12. Реальная
критика должна содействовать распространению среди
читателей таких произведений, которые «могут благо­
приятно влиять на расширение их умственного круго­
зора, на их нравственное и общественное развитие» 13.
Тенденция рассматривать критику как мощное средство
воздействия на общественное сознание была типологи­
ческой чертой всей русской демократической критики,
но у Ткачева просветительский пропагандистский аспект
становится доминирующим. Его цель — вносить «логиче­
скую ясность, осмысленность и определенность в социаль­
ное миросозерцание читателей» 14 — находит выражение
в пристальном внимании к «жизненной правде» произ­
ведения, в ярко выраженной публицистичности статей.
Он более последовательно, чем другие критики-народни­
ки, использовал анализируемое произведение для поста­
новки общественно-политических проблем. Например,
приступая к разбору творчества Решетникова, в статье
«Разбитые иллюзии» он прямо указывает, что намерен
«на основании произведений Решетникова указать и
разобрать некоторые наиболее характеристические черты
нравственного и социального быта той невежественной
толпы, которую толпа цивилизованная... старается пред­
ставить себе в искаженном, поддельном виде» (1,345).
В статье «Недоконченные люди» он пишет, что Николай
Негорев, герой романа Н. Кущевского «Николай Негорев
или Благополучный Россиянин», интересует его не как
художественный образ, а «как один из очень распростра­
ненных типов нашего времени» (II, 258).
Таким образом, атмосфера «Дела», его традиции
наложили заметный отпечаток на постановку теоретико­
литературных и общественных задач в статьях Ткачева.
45

Своеобразие Ткачева как критика определяется также
особенностями его идеологии. Он, как известно, делал
упор на тактику социального переворота, осуществляе­
мого «меньшинством», т. е. революционно настроенной
интеллигенцией. Эту идею он страстно отстаивал не
только в «Набате», но и в литературно-критических
статьях. Они проникнуты революционным пафосом, в
них постоянно развивается свойственная всей народни­
ческой идеологии идея долга интеллигенции перед наро­
дом. Но к революционным возможностям народа Ткачев
относился скептически, так как был убежден, что пре­
доставленный сам себе народ «ни в настоящем, ни в бу­
дущем... не в силах осуществить социальную револю­
цию» (III, 268). У Ткачева нет романтической идеализа­
ции народа, он активно выступал против приукрашенного
изображения мужика и настаивал на необходимости
трезвого анализа его экономического быта. Но этот тезис,
разделявшийся и другими народниками, имел у Ткачева
особый акцент: знание народной жизни необходимо для
того, чтобы, во-первых, пробудилась совесть «цивилизо­
ванного меньшинства», и, во-вторых, чтобы знать, «чего
мы можем ждать от так называемой самодеятельности
народа и как мы должны относиться к его грубости и
дикости» (I, 345). Мировоззрение Ткачева является осо­
бым вариантом народнического романтизма. Вместо
«веры» в мужика и общину он выдвигает на первый план
«веру» в революционную интеллигенцию, способную из­
менить в «желательную» сторону ход исторического про­
цесса, внести «новые прогрессивно-коммунистические
элементы в условия народной жизни», сдвинуть жизнь
«с ее вековых устоев» (III, 266).
Правда, Ткачев, как и другие народники, пытался
научно обосновать свою романтическую систему взгля­
дов. Он был одним из первых теоретиков в России, сде­
лавших попытку использовать учение Маркса о базисе и
надстройке для объяснения общественных и литератур­
ных явлений. Он писал, что все социальные явления —
«продукт известных экономических принципов» (I, 32).
С формой экономических отношений связывалось им и
развитие литературы, так как экономический элемент —
«самый главный, самый существенный элемент в истории
литературы» (V, 180). Эта попытка интересна в истори­
ческом плане, с ней связана постановка Ткачевым вопро­
46

са о классовости и партийности искусства, о социальной
психологии писателя, о связи методов и стилей с социаль­
но-экономическим развитием общества. Но решение
этих очень сложных и актуальных до нашего времени
вопросов было неудачным. К Ткачеву, как и к другим
народникам, можно отнести высказывание В. И. Ленина
о народнических теоретиках, которые «софистицировали,
фальсифицировали (зачастую бессознательно) маркс­
изм» 15. Таким образом, система мировоззрения Ткачева
позволяет говорить о ее типологической общности с
«системой мировоззрения» народничества в целом, хотя
формы проявления этой общности разнообразны.
То же самое можно сказать и о его литературно-кри­
тических взглядах. Ткачев — один из самых глубоких
критиков-народников; его суждения по проблемам эсте­
тики и теории литературы отличаются оригинальностью,
смелостью, стремлением ввести новое в традиционные
концепции. И этого нельзя игнорировать при всей оче­
видной упрощенности предлагаемых им решений. В его
теоретико-литературных концепциях, если оценивать их
логически, немало рационального. Не случайно В. И. Ле­
нин, резко осуждавший бланкизм Ткачева, со вниманием
относился к его публицистике. Как вспоминал Вл. БончБруевич, «Владимир Ильич придавал большое значение
публицистическому творчеству народника П. Ткачева,
которого он рекомендовал внимательно читать и изу­
чать, говорил, что нужно было бы дать хорошее предисло­
вие к его работам»16.
Но если в статьях Михайловского и Скабичевского
теоретические «огрехи» не так бросались в глаза и даже
затушевывались интересными, верными суждениями по
конкретным вопросам, то в статьях Ткачева нередко
наблюдается обратное явление: его категоричные, иногда
хлесткие высказывания о писателях и их произведениях
лишь подчеркивают слабые стороны концепции, заслоня­
ют ее «рациональное зерно».
Литературная критика Ткачева развивалась в русле
эстетических принципов народничества. Общим является
пафос, круг основных теоретических проблем, понимание
задач критики и литературы.
Сущность его взглядов наиболее полно изложена в
статьях «Тенденциозный роман» (1873), «Беллетристыэмпирики и беллетристы-метафизики» (1875), «Прин­
47

Ципы и задачи реальной критики» (1878), «Эстетическая
критика на «почве науки» (1873), «Ликвидация эстети­
ческой критики» (1879), в статьях о Решетникове Ку­
щевском, Толстом, Достоевском и др.
В основе эстетики и критики Ткачева лежит его пред­
ставление о трех аспектах художественного произведения.
В статье «Тенденциозный роман» он выделяет три «су­
щественные стороны каждого беллетристического произдения: психологическую верность воспроизведения ха­
рактера, его современный интерес и, наконец, отношение
к нему автора» (II, 368). Его идеалом является произ­
ведение, в котором «с одинаковой силой и равномерно­
стью» сочетаются художественная, жизненная и психо­
логическая правда. Но между ними устанавливается
своеобразная иерархия, критерием которой является
научность.
Ткачев, как Чернышевский, Добролюбов и Писарев,
был противником критики, опирающейся на субъектив­
ную, чисто «вкусовую» оценку, и стремился приблизить
критику к научному исследованию: «Критика литератур­
ного творчества... должна ограничить сферу своего ана­
лиза лишь вопросами, допускающими в настоящее время
научное, объективное решение»17.
Следует отметить, что стремление к «научности»
эстетических суждений было «знамением времени». Этим
понятием широко пользовалась эстетическая критика,
пытавшаяся в борьбе с реалистической эстетикой опе­
реться на данные естественных наук, в первую очередь
психологии. Характерна, например, в этом отношении
работа В. Веллямовича «Психофизиологические основа­
ния эстетики» (СПб., 1878), в которой утверждалось,
что художественное произведение не отражение дей­
ствительности, а лишь выражение субъективного отно­
шения художника к действительности. Ткачев решитель­
но выступил против таких «научных» теорий, предвос­
хищавших современные буржуазные концепции искус­
ства. Несостоятельность книги Веллямовича раскрыта им
в статье «Ликвидация эстетической критики» (1879).
Концепциям «эстетической критики» он противопостав­
ляет свое понимание научности как обоснование «реаль­
ной критики».
Он не отрицает важности- эстетического воздействия
на читателя: «Как ни велик социальный интерес данного
48

характера, но если он большинству образованных чита­
телей покажется психологически невозможным, натяну­
тым и нелепым, то он не произведет на них желаемого
впечатления, а только заставит улыбнуться над авто­
ром» (II, 376). Без художественной правды нет произ­
ведения. Художественная правда — это творческая фан­
тазия, способность так воспроизвести события и харак­
теры, чтобы они вызывали любопытство, симпатию и
были правдоподобны: «Беллетристические произведения
должны представлять описываемые события... в такой
комбинации, которая бы имела для нас характер новиз­
ны, т. е. отличалась бы от комбинаций, постоянно встре­
чаемых нами в нашей обыденной жизни. Но в то же
время... вымышленные события должны развиваться в
силу тех же причин, на основании тех же законов, ко­
торыми обусловливается развитие событий действитель­
ной жизни»18. Художественную правду Ткачев не от­
деляет от психологической, важнейшим условием кото­
рой является то, чтобы «вымышленный характер как
можно ближе подходил к характерам живых людей» 19.
Эти идеи высказывались в демократической критике и
раньше, но Ткачев ищет новую аргументацию, «допол­
няет добролюбовское учение о реальной критике идеями
«психологической школы»20. Критерии художествен­
ности он видит «в сумме тех общественных и психиче­
ских факторов, которые участвовали в творческом про­
цессе» 21. Инстинктивное чувство изящного не призна­
ется им, в отличие от эстетической критики, критерием
художественности, так как оно лишь «указывает нам
на существование некоторой особой комбинации неко­
торых объектов внешних впечатлений, которую мы опре­
деляем словом художественная» 22. Ткачев пытается пу­
тем психологического анализа эстетической реакции и
творческого процесса выявить эту «особую комбинацию».
Юн считает, что реальная критика только тогда может
убедительно анализировать «художественную правду»
произведения, когда станет использовать данные опыт­
ной психологии: «В ней, в ее наблюдениях она должна
черпать материалы для своих выводов; на сумме выра­
ботанных ею точных данных, а не на безотчетных субъ­
ективных ощущениях,, не на шатких указаниях эстети­
ческого чувства должна она основывать свои крите­
рии» 23.
4 В-538

49

Требование научной аргументации, идея психологи­
ческого детерминизма являются существенными элемен­
тами взглядов Ткачева. Отсутствие психологической мо­
тивировки характеров, заданность и иллюстративность,
неумение заинтересовать’ читателя вызывали у него
резко отрицательное отношение.
Но психологическая правда не рассматривается им
как самоцель. Критика должна видеть две стороны про­
изведения: художественную и общественную, которые
«в действительности находятся в тесной между собой
связи и взаимно влияют друг на друга»24. Важность
психологической мотивировки объясняется Ткачевым не
только требованием художественной правды: без нее
невозможна жизненная правда произведения, выявление
общественной значимости характера. Не случайно он
считал важным условием психологической правды со­
циальную типизацию25.
Таким образом, Ткачев отделяет свое понимание
Психологической правды от простой верности в передаче
ощущений, пытается использовать данные психологии
для обоснования принципов художественной типизации.
Но, признавая, что одних «психологических» критериев
недостаточно для оценки произведения, Ткачев делает
одностороннее заключение: «Наука не дает решительно
никаких указаний для определения тех объективных ус­
ловий, при которых в нас возбуждается эстетическое
чувство»26. Поэтому, считает он, реальная критика, не
игнорируя эстетического анализа, должна прямо зая­
вить, что «она отказывается определять в каждом част­
ном случае степень живости и конкретности изображе­
ния характеров и чувств в том или ином беллетристи­
ческом произведении» (II,, 370). Выступая против субъ­
ективизма эстетических оценок, Ткачев по существу при­
знает их неизбежность, но реальная критика в отличие от
эстетической «открыто признает, что в этих своих суж­
дениях она руководствуется чисто субъективными воз­
зрениями, личным вкусом» (II, 376).
С подобной аргументацией нельзя согласиться. Дело
не только в том, что наука того времени действительно
не могла объяснить психофизиологической основы твор­
ческого процесса и эстетической реакции; это не мешало
Белинскому, Чернышевскому и Добролюбову дать глу­
бокое научное определение специфики искусства и тай­
50

ны художественного творчества. Дело в том, что, сделав
плодотворную попытку использовать в критике данные
психологии, Ткачев упростил диалектику обріазного и на­
учно-логического мышления, считая, что разница между
ними чисто внешняя и «не настолько существенна, что­
бы из-за нее мы должны были при оценке деятельности
мысли в области художественного творчества отказаться
от тех критериев, которые принято применять к оценке
ее деятельности в области положительного знания»
(III, 102). В принципе, конечно, эстетическая оценка не
противоречит научной: «Истинным суждением эстетиче­
ского вкуса следует считать такое, которое объективно
определяет эстетические достоинства и недостатки пред­
мета. В этом смысле истинное суждение эстетического
вкуса принципиально не отличается от научного суж­
дения» 27. Но истинность эстетического суждения нельзя
понять,, опираясь лишь на анализ процесса возникнове­
ния эстетического чувства, так как эстетическая оценка
не сводится к непосредственному ощущению: «К наше­
му глазу присоединяются не только еще другие чувства,
но и деятельность нашего мышления»28. Ткачев же, не
принимая принцип «нравится — не нравится» за ос­
нову суждений об искусстве, не понял сложного соот­
ношения объективного и субъективного начала в эстети­
ческом переживании, что привело к искусственному раз­
делению социальной и эстетической функции искусства и
недооценке последней.
Это выразилось в том, что из трех элементов худо­
жественного произведения (художественная правда, пси­
хологическая правда, жизненная правда) Ткачев особо
выделяет жизненную правду,, т. е. общественное, со­
циальное содержание. Преимущество этого элемента
в том, что он доступен, в отличие от других, объективно­
му, научному анализу: «Только анализируя этот мо­
мент, критика стоит на твердой почве, под которую не
могут подкопаться никакие вкусы... только тут она имеет
вполне точный, незыблемый критерий» (II, 373). Исходя
из этого, Ткачев следующим образом формирует задачи
реальной критики: «Критика литературного творчества...
должна ограничивать сферу своего анализа лишь вопро­
сами, допускающими в настоящее время научное, объ­
ективное решение, а именно: 1) определением и разъ­
яснением историко-общественных фактов, обусловивших
4*

51

и породивших данное художественное произведение;
2) определением и разъяснением историко-общественных
факторов, обусловивших и породивших те явления, ко­
торые воспроизведены в нем; 3) определением и выяс­
нением их общественного значения и их общественной
правды» 29.
Таким образом, общественное, социальное значение
произведения выдвигается на первый план, причем Тка­
чев четко аргументирует необходимость именно такого
подхода. Защита и обоснование общественной функции
искусства — черта всей народнической критики, но Тка­
чев проводит эту идею особенно настойчиво и последо­
вательно, так как в его мировоззрении доминирует про­
светительское, рационалистическое начало, которое ска­
зывается и в системе его аргументации, весьма сильно
отличающейся от эмоциональной «логики чувства» ста­
тей Михайловского.
По мнению Ткачева, в художественном произведении
все должно быть направлено к одной цели: возбуждать
мысль читателя и направлять ее «к вопросам, наиболее
важным и существенным для человеческого счастья»
(II, 375). Тем, насколько это удастся сделать писателю,
определяется достоинство беллетристического произведе­
ния. У искусства особенно большие возможности для
влияния на широкие массы: оно может в образной, до­
ступной форме знакомить с передовыми идеями эпохи
огромное количество людей. Как и Чернышевский, Тка­
чев видит роль литературы в том, что она — «учебник
жизни»: романы и повести учат читателя, «как ему жить
и что ему делать. В этом отношении они имеют огром­
ное общественное значение» (I, 317). Чтобы достичь це­
ли, произведение должно быть занимательно написано,
но главное в нем — идейное содержание, «социальный
интерес выводимых автором характеров» (II, 376). На
нем и сосредоточивает свое внимание Ткачев. Естествен­
но, что при таком подходе для критика очень важно то,
«сквозь какие очки субъективных воззрений» (II, 366)
рассматривает художник явления жизни, поэтому к ми­
ровоззрению писателя предъявляются большие требова­
ния. Он должен хорошо разбираться в жизни, чтобы
показать, «как общие причины отражаются на той или
иной личности» (I, 281). Его задача — не только вос­
произвести внешнюю сторону отдельных событий, но
52

«представлять факты в их общей связи и последова­
тельности» (I,, 335).
Но этого недостаточно: для Ткачева глубина миро­
воззрения писателя определяется не только «уясне­
нием» в произведении требований,
предъявляемых
жизнью; он должен видеть перспективу, т. е. «опреде­
лить по возможности и то, каким образом может и
должна жизнь удовлетворять
этим требованиям»
(I, 314).
С тем,, насколько мировоззрение писателя отве­
чает этим условиям, Ткачев связывает художественную
ценность его произведений. Если писатель не способен,
правильно понять жизни, то как бы ни были вырази­
тельны отдельные характеры и сцены, «в общей кар­
тине они утратят всякую жизненную правдивость...
получится плохая суздальская малевка» (II,. 366). Вот
почему. Ткачев с возмущением писал о «заурядных чи­
тателях»30, которые «совершенно забыли о тех высо­
ких требованиях,, которые
предъявляла к искусству
критика 60-х гг., и без труда примирились с мыслью,,
что произведение может быть в одно и то же время.
бессмысленным, бессодержательным
и высоко ху­
дожественным» 31.
Понимание важности передового мировоззрения
всегда подчеркивалось демократической критикой. Бе­
линский писал, что для верного изображения действи­
тельности «мало даже дара творчества: нужен еще .ра­
зум, чтоб понимать действительность»32. На необходи­
мости «правильного» взгляда на проблемы обществен­
ной жизни настаивали Чернышевский и Добролюбов.
Особую остроту вопрос о «сознательной тенденциоз­
ности» писателя приобрел в 70-е гг. Салтыков-Щедрин
был убежден, что писатель должен «с полной ясностью
определить свои отношения к вещам мира сего»33, «не­
ясность миросозерцания есть недостаток настолько
важный, что всю творческую деятельность художника
сводит к нулю»34. Ткачев, таким образом, развивал
традиции реальной критики, и его внимание к «жизнен­
ной правде» произведения в связи с проблемой миро­
воззрения художника было характерной чертой всей
передовой критики 70—80-х гг. Но Ткачев вносит свой
акцент в понимание этой сложной проблемы.
53

Революционно-демократическая критика 60-х гг. не
игнорировала специфики искусства как
образного
воспроизведения действительности, и важность «пра­
вильных начал» в мировоззрении писателя рассматри­
валась не как самоцель, а как один из важнейших
элементов художественности. Как писал Чернышевский,
«только произведение, в котором воплощена истинная
идея, бывает художественно,, если форма совершенно
соответствует идее» 35. По мнению Добролюбова, «худож­
ник, руководимый правильными началами в своих об­
щих понятиях... может свободнее предаваться внуше­
ниям своей художественной натуры... тогда действитель­
ность отражается в произведениях ярче и живее»36. Его
идеалом было «свободное претворение самых высших
умозрений в живые образы и вместе с тем полное соз­
нание высшего, общего смысла во всяком, самом част­
ном и случайном факте жизни»37. Критика революцио­
неров-демократов не была, таким образом, критикой
лишь публицистической, утилитарной, в чем ее нередко
обвиняли и порой обвиняют,, объявляя на этом основа­
нии устаревшей. Диалектичность, широта свойственны
представлениям революционеров-демократов в вопросе
о роли мировоззрения в художественном творчестве.
Они понимали, что миросозерцание художника нельзя
«перевести в определенные логические построения»:
«собственный же взгляд его (художника) на мир, слу­
жащий ключом к характеристике его таланта, надо
искать в живых образах, создаваемых им»38.
«Реальная критика», признавая важность мировоз­
зрения писателя, не рассматривала его как набор
силлогизмов, иллюстрируемых произведением.
Ткачев же подошел к проблеме мировоззрения ху­
дожника упрощенно. Это проявляется даже в том, как
интерпретирует он известное положение Добролюбова,
что «для нас не столько важно то, что хотел сказать
автор, сколько то, что сказалось им, хотя бы и ненаме­
ренно, просто вследствие правдивого воспроизведения
фактов жизни». Ткачев в статье «Подрастающие силы»
(1868) приводит эту фразу в несколько ином варианте:
«Для критики существенную важность имеет совсем не
то, что само собою вытекает из его произведения»
(1, 317). На первый взгляд, изменение небольшое, но
существенное, особенно если учесть контекст: перед
54

этим Ткачев пространно рассуждает о писателях, кото­
рые сами себе не отдают отчета в том,, что пишут, а
потом «таращат глаза», услышав выводы, которые чи­
татель делает из его романа. Уже в этой статье Ткачев
снимает мысль Добролюбова о возможности правдиво­
го воспроизведения жизни, если оно не намеренно. В
других же статьях, например, в статье «Тенденциозный
роман» (1873), он открыто выступает против этой
мысли и решительно не принимает «старых и бессмыс­
ленных легенд» об интуиции писателя, позволяющей
«отличить в поражающем его явлении важное от не­
важного», даже если он «глуп,, неразвит и нелеп до
последней степени» (II, 367). Можно было бы согла­
ситься с этим, будь нападки направлены против
идеалистических
концепций
бессознательности ху­
дожественного творчества. Но Ткачев приписывает по­
добную точку зрения Добролюбову. Относясь к нему
с глубоким уважением,. Ткачев считает, что Добролю­
бов (и даже Писарев!) был недостаточно последова­
тельным реалистом, ибо, используя такие критерии,
как «требование художественной правды»,, «непосред­
ственное художественное чувство», он испытывал влия­
ние «старомодных тенденций схоластической эстетики»(II, 366—367).
Ткачев, во-первых,, не понял Добролюбова. «Ху­
дожественное чувство» и не рассматривалось послед­
ним как проявление дара свыше. Как пишет Б. Бурсов;
в трактовке Добролюбова «художник как «человек
рассуждающий» и как человек, познающий мир сред­
ствами искусства, действует сознательно. В последнем
случае никак не менее сознательно, нежели в пер­
вом»39. Но дело не только в непонимании: у Ткачева
другой методологический принцип. Он предлагает раз­
ложить «непосредственное
чувство» на составные
элементы и при
анализе произведения определить
главный из них. Сила таланта беллетриста связывается
им прежде всего с тем,, насколько правильно относится
он к изображаемому предмету, какой общественный
интерес представляет произведение. В результате тако­
го подхода чем-то, хотя и важным, но периферийным,
оказывается многоплановость художественной системы
произведения: «как
живописует автор» и «что
он живописует» становятся
явлениями разного
5,5

порядка
(IV,
63), а к писателю применяются
те же критерии, что «к оценке всякого таланта,
на каком бы поприще он ни подвизался» (II, 365).
Можно
понять пафос Ткачева, можно согла­
ситься с ним, когда он отстаивает важность передового
мировоззрения, можно даже согласиться с тем,, что,
критически оценивая некоторые аспекты
наследия
Добролюбова, он, как и Писарев,, тонко уловил антро­
пологические, утопические стороны концепции великого
шестидесятника40, но в целом взгляды Ткачева были
«шагом назад» от принципов революционно-демократи­
ческой критики.
И здесь обнаруживается не просто расхождение в
трактовке отдельных теоретических проблем, естествен­
ное и неизбежное даже у единомышленников, но разли­
чие методологических принципов. В отличие от диалек­
тического мышления Чернышевского и Добролюбова,
позволившего с материалистических позиций подойти к
решению вопроса об эстетической и гносеологической
функциях искусства, Ткачев их метафизически расчле­
нил. Односторонность подобного рода была свойственна
и другим критикам-народникам (в разной степени и
форме), так как она восходит к исходным философским
принципам их мышления и является в этом смысле типо­
логической.
Методологическая несостоятельность сказалась на
всех уровнях теоретико-литературной концепции Тка­
чева и особенно в оценках им творчества крупнейших
писателей-современников. Но при этом нужно иметь в
виду не только результат, но и систему аргументации,
в которой отражается структура мышления; социально­
исторические условия и причины формирования имен­
но такой системы мышления; конкретные формы ее
проявления, о чем подробно говорилось в первой главе.
Если учитывать диалектически все эти факторы, а не
судить метафизически об изолированно взятых положе­
ниях эстетики Ткачева, то будет ясно, что его литера­
турная критика носила демократический характер и
способствовала развитию теории реализма. Защита
идейного, действенного искусства; борьба с модными
психологическими концепциями эстетической критики;
стремление найти новые критерии художественной и
общественной значимости произведения — постановка
56

этих проблем была, если подходить к ним исторически,
перспективной и предвосхищала нередко теоретико-ме­
тодологические искания первых критиков-марксистов.
Сильные и слабые стороны взглядов Ткачева особенно
заметны в его отношении к конкретным теоретическим и
историко-литературным проблемам.
Одной из них является проблема типологической
классификации литературы.
Стремление к широким, синтетическим обобщениям
было особенностью теоретической мысли 70—80-х гг.,
что отмечено в работах В. Н. Лукина и П. А. Николаева.
Это было вызвано многими причинами: тенденцией
поставить литературоведение и критику на научную ос­
нову; неудовлетворенностью эмпиризмом и описательностью в анализе литературного процесса; наметившейся
в самой литературе общностью разных, на первый
взгляд, писателей и литературных явлений. Критерии
типологической классификации были разными (например,
у Шелгунова, Михайловского). Интересная попытка в
этом плане была предпринята и Ткачевым в статье «Бел­
летристы-эмпирики и беллетристы-метафизики».
В основу своей классификации он кладет не истори­
ко-литературный принцип, а тип художественного вос­
произведения действительности. Всех писателей, незави­
симо от исторических этапов развития литературы, он
делит по типу творчества на две группы: эмпириков и
метафизиков, которым противопоставляет писателейреалистов.
Метафизиками он называет писателей, которые
изображают действительность не такой, какая она есть,
а глядят на нее сквозь очки своих субъективных пред­
ставлений. Они неспособны поэтому постигнуть слож­
ность реальной действительности и переделывают ее
«по образу и подобию своих метафизических абсолютов»
(III, 103), которые могут быть различны по содержанию.
Например, в 30-е гг. господствовала «нравственная мета­
физика» с образной аргументацией на темы: «сколь
сладостно любить отечество», «родителей надлежит ува­
жать» и т. д. (III, 109). В 40-е гг. преобладающей стала
«нравственная метафизика», суть которой — «мертвое
воплощение тех. или других искусственно созданных
свойств человеческой души» (III; 112). В 60—70-е гг. ли­
тература «метафизического направления» превратилась
57

в иллюстрацию сентенций, взятых из учебников по полит­
экономии. По классификации Ткачева, к числу «метафи­
зиков» принадлежат Тургенев, Достоевский, Гончаров,
Загоскин, Лажечников и другие.
К «эмпирикам» относятся писатели, которые не умеют
отличить «важное от неважного, стоящее внимания от
нестоящего» (III, 118). Они более или менее полно
схватывают отдельные факты жизни, но неспособны уло­
вить их внутренний смысл. В разряд «эмпириков» попа­
дают Гл. Успенский, Слепцов, Кущевский, Н. Успенский.
Что касается реализма, то в современной литературе
Ткачев видит (далеко не у всех писателей) лишь отдель­
ные его признаки, считая реализм качеством литературы
будущего. Основные принципы реалистического типа —
научность, способность связать конкретные детали
«в одно стройное целое, понять их скрытый смысл, воз­
выситься от частного к общему, создавать образы людей,
поступки и характеры которых мотивированы обстоя­
тельствами» (III, 103). Главными препятствиями для
торжества реализма являются: 1) неумение понять «пру­
жину» происходящих событий — экономические отноше­
ния, в результате чего анализ закономерностей «реальной
действительности» подменяется следованием абстракт­
ным системам; 2) «внешние преграды, которые стесняли
и ограничивали самостоятельное развитие мысли»
(III, 111). По мнению Ткачева, лишь отдельные, исклю­
чительные, гениальные натуры, вроде Гоголя, способны
пока подняться до уровня истинного реализма; но для
того, чтобы он стал нормой мышления и основой лите­
ратуры, необходимо существенное изменение в экономи­
ческой и общественной жизни народа. В таком развитии
мысли содержится явный намек на то, что только при
-социализме наступит подлинный расцвет литературы и
искусства. В рецензии на «Историю всеобщей литерату­
ры 18 века» Геттнера он пишет: «Общество, если ты
желаешь иметь хорошую литературу, постарайся устроить
свой экономический быт на рациональных условиях»
(V, 179).
В принципах типологической классификации, пред­
ложенных Ткачевым, привлекает защита идейности,
отрицание описательности, натурализма. Интересны его
мысли о новом типе реализма в литературе социалисти­
ческого общества. В неудовлетворенности Ткачева совре­
58

менным ему состоянием литературы нужно видеть не
только отражение его односторонних представлений о
специфике искусства, но и мечту о произведениях, авто­
ры которых будут опираться не на «непосредственное
чувство», а на четкое представление о закономерностях
развития общества. Ведь именно в этом видит он отличие
истинного реализма от современной ему литературы.
В широком смысле эта идея была развитием мысли
Чернышевского об искусстве как учебнике жизни и меч­
ты Добролюбова о литературе как «претворении самых
высших умозрений в живые образы». Заслуживает вни­
мания и попытка Ткачева связать реализм как высшую
стадию литературы с социализмом. В этом плане выводы
Ткачева перекликаются с мыслями Лаврова о литера­
туре социалистического общества. Народники утвержда­
ли в сознании читателя идею социализма не как абстракт­
ную мечту, а как близкое, будущее, черты которого
(в частности, в литературе) проявляются уже в настоя­
щем.
Но все-таки концепция Ткачева узка и одностороння,
так как он «не делает строгого различия между обще­
теоретическим (философским) способом познания дейст­
вительности и творческим художественным методом ее
отображения, что не позволяет ему подчеркнуть специ­
фику художественного метода»41. Она давала возмож­
ностьпроизвольных толкований, не учитывающих логику
художественного творчества писателя, что и проявилось
в ряде статей Ткачева.
Важной особенностью демократической литературной
критики был постоянный интерес к творчеству писате­
лей-разночинцев. И революционеры-демократы 60-х гг„
и Салтыков-Щедрин, и народники считали их творчество
новой эпохой в развитии русской литературы. Не случай­
но, что творчеству таких писателей, как Решетников,
Гл. Успенский были посвящены программные статьи
Салтыкова-Щедрина, Шелгунова, всех без исключения
критиков-народников.
В русле этой тенденции развивается и литературная
критика Ткачева, который всегда поддерживал стремле­
ние писателей к правдивому изображению жизни, про­
щая им за это промахи формы и психологического ана­
лиза: «Бог с нею, с этою вылощенностью и художествен­
ностью, когда за нею не видно человека» (II, 231). Он с
59

неизменной теплотой отзывался о писателях-демократах
60-х гг. Основной чертой литературы этого периода он
считал демократизацию, расширение тематики, развитие
реалистических тенденций. Лишенные внешнего блеска
произведения разночинцев-демократов обладали неоце­
нимым в мнении критика преимуществом: они были на­
писаны со знанием жизни, с искренней симпатией к обез­
доленному люду: «Когда Помяловские, Решетниковы,
Левитовы, Успенские заговорили о тех же людях (о на­
роде— В. К.), нельзя было не почувствовать, что эти
люди — они сами... в их лице обездоленные люди могли
говорить от собственного своего имени... в их лице они
нашли себе «своих» адвокатов. Правда, не блистали эти
адвокаты барскими талантами, но зато у них много
накопилось на душе таких человеческих чувств и симпа­
тий, которые не могли не откликнуться в общественном
сознании и совести» (II, 231). С особым вниманием Тка­
чев относился к произведениям Решетникова. Реально
оценивая его скромное место в русской литературе, он
отмечал в непритязательных романах писателя не толь­
ко правдивое изображение народной жизни, но ее объек­
тивное объяснение. «Решетников не потешается над глу­
постью и грубостью мужиков... и не идеализирует их»,
его герои «самые простые обыкновенные люди», они мо­
гут быть «глупы, грубы», но «вы не смеетесь над ними и
не отворачиваетесь от них, вы видите, что они и не могли
бы быть другими... живя среди той обстановки, которая
их окружает» (I, 339). Статья «Разбитые иллюзии»
(1868), посвященная анализу романов Решетникова,
является одной из лучших статей критика. Она перекли­
кается в основных положениях с рецензией СалтыковаЩедрина на роман «Где лучше?» (1869) и статьями
Скабичевского о писателе. Но в отличие от Скабичев­
ского Ткачев делает упор не на психологии героев
Решетникова, а на то, как показан их экономический
быт. Его привлекает отказ писателя от сентиментальной
идеализации народа и убеждение, что причина дикости,
забитости и безысходности жизни героев романа «Где
лучше?»— в «печальных условиях их существования».
В умении показать народ настоящий, неподдельный ви­
дит критик заслугу писателя, реализм его художествен­
ного метода.
Анализ романа «Где лучше?» используется критиком
60

и как подтверждение его мнения о том, что при суще­
ствующем положении вещей сам народ не сможет изме­
нить уклада жизни. Простые люди должны быть увере­
ны, что «за них стоит сила и что эта сила поддержит их.
Только эта уверенность может объединить их; раз же
объединившись, они почувствуют силу и сами в себе»
(I, 366). В этом своеобразие трактовки Ткачевым проб­
лемы изображения народа в литературе. Она оказыва­
ется теснейшим образом связанной с другой центральной
проблемой его критики и критики 70—80-х гг.— пробле­
мой положительного героя.
Необходимость «уяснения положительных типов
русского человека» (Салтыков-Щедрин) ясно осознава­
лась демократической литературой и критикой, и отно­
шение Ткачева к этому вопросу позволяет лучше понять
важный аспект развития теории реализма в 70—80-е гг.
Критик убежден, что литература должна изображать
не только то, что есть, но вселять веру в будущее, фор­
мировать представления о том, какой жизнь должна быть.
Публике нужно показать не только «колючие тернии»,
но «лавры и розы», «ее нужно уверять, что черт не так
страшен, как его малюют и каким она его видит в дейст­
вительности, что бороться с ним не так трудно и не так
неприятно, как это обыкновенно говорят» (II, 381).
В понимании Ткачевым проблемы положительного
героя особенно ярко проявился романтический тип его
мировоззрения. Признавая за экономикой решающую
роль во всех областях общественной и духовной жизни,
Ткачев тем не менее не исключает роли личности или,
как он пишет, «мыслящего меньшинства». В основе
«бланкизма» Ткачева, который резко критиковали
К. Маркс и В. И. Ленин, лежит представление о том, что
изменения в экономике создают лишь потенциальную
возможность изменений во всех областях жизни, кото­
рые должно совершить «мыслящее меньшинство» путем
заговора.
Но откуда берется «мыслящее меньшинство», что оно
из себя представляет?'—Отвечая на этот вопрос, Ткачев
пытается соединить два начала: экономический материа­
лизм и просветительский рационализм, в основе которого
лежат антропологические представления о человеке. Он
считает, что «гениальные натуры» могут уловить тен­
61

денции развития экономической жизни, подняться от
частных наблюдений к общим выводам. Таким образом,
«люди будущего» не бесплотные мечтатели, они «неиз­
бежный результат нашего умственного прогресса»
(I, 178), но в то же время они идут впереди массы, так
как «стремление к осуществлению их идеала составляют
самую сильную... органическую потребность их натуры»
(I, 178).
«Образцами» таких героев он считает, например, Фе­
ликса Гольта в романе Дж. Эллиот «Феликс Гольт, ра­
дикал», Лео и Тѵски в романе Шпильгагена «Один в поле
не воин». В русской литературе он не видит подобных ге­
роев, но поддерживает всякую попытку показать челове­
ка не только таким, «каким он есть, но и каким он дол­
жен быть по понятием мыслящего меньшинства нашего
времени» (I, 173).
Критика «Отечественных записок» упрекала в связи
с этим Ткачева за пропаганду «титанизма» и ложную ро­
мантизацию. Но нужно учитывать, что в его критике
нашли свое отражение реальные явления развития рус­
ской литературы 60—70-х гг. Поиски положительного
идеала, новых художественных форм, ломка прежних
эстетических представлений — все это было присуще ли­
тературе 60—70-х гг., особенно так называемой демокра­
тической литературе. Развиваясь в общем русле реали­
стической литературы, демократический роман имел
целый ряд типологических особенностей, определивших
специфику его реализма: стремление к реалистическому
отражению действительности сочеталось в нем с обраще­
нием к романтическим принципам создания образа, к
просветительской регламентации характеров и поступков
героев. Как писал Плеханов, русское искусство этого пе­
риода «представляло собою своеобразную, очень привле­
кательную смесь реализма с идеализмом», так как жизнь,
к которой апеллировали новые художники, «еще не сов­
сем сложилась», «она в значительной степени сама еще
остается идеалом», поэтому они (художники) «не удов­
летворяются и не могут удовлетвориться действитель­
ностью», им хочется дополнить ее «сообразно своему
идеалу»42.
Таким образом, критика Ткачева выросла не на пу­
стом месте. И хотя Ткачев-публицист постоянно пере­
вешивает Ткачева-критика, в его статьях отразились
62

эстетические представления значительной части русской
интеллигенции 60—70-х гг.
Заслугой Ткачева является то, что он уделял в своих
статьях много внимания так называемому «тенденциоз­
ному роману». Обращаясь в основном к анализу идей­
ного содержания этих произведений, он сделал ряд цен­
ных наблюдений, касающихся их художественного свое­
образия. Например, он отмечает, что в «тенденциозном
романе» перевес идеи над «психологической правдой»
образа определяет структуру всего произведения: писа­
тель «не ограничивается простым высказыванием своей
тенденции, он вносит ее в самую концепцию романа, в
расположение его плана, в определение взаимных отно­
шений рисуемых им характеров» (II, 380). Интересны,
хотя и весьма спорны, высказывания Ткачева о худо­
жественном методе «тенденциозного романа»: он счита­
ет, что при всех внешних различиях этот роман имеет
много общего с романтическими и нравственно-дидак­
тическими романами.
Анализируя произведения писателей-демократов,
Ткачев раскрывается как тонкий, вдумчивый критик. От­
мечая художественное несовершенство этих произведе­
ний (рыхлость композиции, стилистическую бедность,
недостаточность психологических мотивировок), он объ­
ясняет их недостатки, как и Салтыков-Щедрин («На­
прасные опасения»), новизной материала, сложностью и
неразработанностью проблем. Но недостатки новой ли­
тературы искупаются, по мнению критика, верностью
реального направления, подлинно гуманистическим от­
ношением к народу.
По-иному отнесся он к творчеству писателей-дворян:
Л. Толстого, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского. Его
резкие, даже грубые оценки надолго определили.репута ­
цию Ткачева как критика, лишенного эстетического чув­
ства. Так, он последовательно и настойчиво развенчива­
ет писателей 40-х гг. («Подрастающие силы», «Белле­
тристы-эмпирики и беллетристы-метафизики», «Безобид­
ная сатира», «Мужик в салонах русской беллетристики»
и др.), ставит под сомнение искренность и действенность
их оппозиционных настроений, которые мирно уживались
со стремлением «сохранить свято и ненарушимо... ради
личного комфорта существующие порядки» (IV, 174).
Эти писатели для Ткачева прежде всего помещики, ко63

торые жили за счет эксплуатации своих крестьян и пи­
сали об их страданиях после сытного обеда. Читая Гри­
горовича, предостерегает Ткачев, нельзя забывать,
«скольких Антонов потребовалось автору разорить для
того, чтобы выжать из своих глаз те деланные слезы,
которыми он щедро озарил свое горемычное повество­
вание» (II, 226).
В Л. Толстом критик увидел лишь «салонного худож­
ника», произведения которого лишены глубокой мысли и
художественной цельности. «Война и мир»—это описа­
ние семейно-бытовых отношений «самых заурядных и
обиходных людишек», к которому «белыми нитками»
пришита историко-философская концепция; «Анна Каре­
нина»— это идеализация Толстым «амурных похожде­
ний и интрижек своих салонных приятелей»43.
Столь же категорично подошел Ткачев и к оценке
творчества Тургенева («Неподкрашенная
старина»,
«Уравновешенные души»). Если Добролюбов видел в про­
изведениях писателя «прелесть поэтических описаний»,
«тонкость и глубину в очертаниях разных лиц», высоко
ценил его способность быстро угадывать «новые потреб­
ности, новые идеи, вносимые в общественное сознание»,
то Ткачев отрицает и художественность, и общественное
значение его творчества. По его мнению, у Тургенева
отсутствует творческая фантазия, поэтому его романы
однообразны по сюжету, а их герои безлики и нетипич­
ны: в них нет жизни, это психологические «абсолюты»,
созданные по принципам «метафизической беллетристи­
ки». Например, Рудин — это «абстракт болтливости,
дряблости и ничего более»44. «Базаров столько же по­
ходит на живого человека, сколько воронье пугало на
живое существо»45. Даже общепризнанное мастерство
Тургенева — певца первой любви, не признается кри­
тиком, который доказывает, что Тургенев изображает
лишь «животные инстинкты, неосмысленные, слепые
бессознательные влечения»46, а его герои, «постоянно
сосредоточивая свое внимание на своем половом чув­
стве» 47, не способны замечать ничего, что происходит
вне их.
Односторонность и несправедливость этих высказы­
ваний очевидны, но тем не менее они нуждаются в объяс­
нении.
В них открыто проявляются издержки концепции
64

критика. Во-первых, он прямо связывает оценку твор­
чества писателя с его социальным происхождением: про­
изведение— это отражение мировоззрения писателя;
мировоззрение определяется социальной средой; психо­
логия среды — экономическим укладом. Таким образом,
Толстой — «салонный художник»: «Он вырос в салоне,
он со всех сторон окружен его влиянием, он хорошо
знает его вкусы и привычки» 48. Тургенев в соответствии
с логикой критика,— «беллетрист-помещик», поэтому он
не мог быть обличителем пороков крепостного строя, не­
смотря на субъективную искренность. Он «совсем устра­
нил из своих описаний все «страхи» и «ужасы» крепост­
ных порядков... «Записки охотника» набрасывают какойто идиллический колорит на крепостное право» 49. В га­
лерее «лишних людей» он увидел лишь помещиков, ко­
торые «бесятся с жиру, когда вокруг них тысячи умирают
от недостатка этого вещества» 50. Еще резче отнесся он к
произведениям Тургенева, написанным в 70-е гг., особен­
но к роману «Новь», который расценил как карикатуру
на молодое поколение и идеализацию типа буржуазного
дельца в лице Соломина.
По этой же логике сатира Салтыкова-Щедрина ока­
зывается «безобидной» («Безобидная сатира»), так как
и этот писатель вырос в дворянской усадьбе. На подоб­
ное суждение оказала влияние давняя полемика Писаре­
ва с «Современником», но оно является и крайним про­
явлением односторонности взглядов самого Ткачева.
Мнения критика во многом перекликаются с позицией
Салтыкова-Щедрина, но это не помешало ему в угоду
концепции увидеть в бичующей сатире Щедрина «весе­
лонравный хохот» (IV, 171).
Во-вторых, суждения Ткачева о творчестве Толстого
и Тургенева связаны с противоречивостью его представ­
лений о художественной типизации. В теоретическом
плане он высказал немало интересных суждений о со­
отношении общего и частного в художественном образе.
Он приходит к выводу, что «типический характер есть
продукт художественного синтеза», что художественный
образ — «обобщенная индивидуальность и индивидуали­
зированное обобщение»51. Но недооценка специфики
художественного творчества помешала ему диалектиче­
ски применить рациональные теоретические принципы
в конкретном анализе. Примером может служить ана5 В-538

65

лиз . критиком художественной, структуры произведений
Л. Толстого. В творчестве Толстого, по его. мнению, со­
четаются эмпирический и метафизический способы вос­
произведения жизни. Он умеет пластично и детально
рисовать отдельные эпизоды (венчание Левина и Кити,
сцена косьбы, описание скачек и т. д.), но его романы
распадаются на куски, в характерах нет цельности, так
как писатель, интересуясь частностями, «совершенно
игнорирует их значение по отношению к целому»52.
Нельзя понять, «зачем понадобились автору эти детали
и подробности» 53. Ткачев недоумевает по поводу того,
что описанию смерти Фру-Фру отводится больше места,
чем гибели Анны, а охота на вальдшнепов описана под­
робнее, чем обстоятельства, вызвавшие разрыв Анны и
Вронского. Не понял он и Левина. Ему кажется, что
Толстой не дает «никакого определенного представления
об общем характере, о типических свойствах нравствен­
ной физиономии Левина»54, механически соединяя в нем
заботу о благе крестьян и соблюдение своей выгоды, ин­
терес к философии и мечты о породистых коровах в
стаде. Критик бросает писателю серьезный упрек в не­
способности подняться над мелочами быта, поэтому его
романы не дают «никакой пищи ни уму, ни сердцу» 55.
Ткачев не отрицает наличия мысли в романах Тол­
стого, но считает, что она является не как результат худо­
жественного воспроизведения действительности, а как
метафизическая схема. Философская концепция «Анны
Карениной», по его мнению, не воплощена в системе
художественных образов, напротив, герои превращаются
в «знаки» идей самого автора, становятся психологиче­
скими «абсолютами»: «Его главные герои гораздо более
напоминают ходячие воплощения метафизических сущ­
ностей, чем живых, реальных людей»56. Они кажутся
критику одинаковыми манекенами, на которые напяле­
ны разные платья. Например, между Анной и Кити он
не видит разницы, так как «вне области любовных отно­
шений они решительно ничем не проявляют своих ха­
рактеров» 57, но и в любви «являются до последней сте­
пени однообразными и банально скучными»58.
Суждения Ткачева должны анализироваться не толь­
ко в системе его литературно-эстетических взглядов, но
и в историческом контексте эпохи. Он никогда не рас­
сматривал литературу лишь как изящную - словесность,

66

•он: был критиком-.публицистом,. идеологом, которому были

.важны не «отвлеченные шаблоны художественности», а
«количество и качество того умственного. влияния»
(II, 375),.которое оказывает произведение на общество.
•Авторы произведений не. были для него абстрактными
фигурами: они активно участвовали в политической и
литературной, борьбе и не просто воспитывали у читате­
ля эстетический вкус, но оказывали своими. произведе­
ниями вполне определенное общественное воздействие.
Естественно, что критика, тем более реальная, не могла
с академической .бесстрастностью заниматься анализом
художественных совершенств и недостатков; полемиче­
ский, публицистический элемент неизбежно влиял на
анализ литературного процесса. Демократическая кри­
тика была пристрастной, партийной, чего никогда не
скрывала. Если подойти к . статьям Ткачева в этом
аспекте, то легко можно заметить их связь с общей на­
правленностью демократической и народнической кри­
тики. Взгляды Ткачева далеко не во всем совпадали.со
взглядами Салтыкова-Щедрина, Шелгунова, Михайлов­
ского, но знаменательно то, что их подход к отдельным
литературным явлениям нередко, близок. Так, оценка
Ткачевым литературы 40-х гг. в ряде важных моментов
перекликается с щедринской. В статье «Напрасные
опасения» (1868) сатирик отмечал неясность стремлений
лучших .людей 40-х гг., «мягко-идиллический тон» их не­
довольства, которое не могло разрешиться чем-нибудь
иным, «кроме легкого и в сущности очень незлобивого
будирования»59. О людях 40-х гг. весьма скептически
отзывался Н. В. Шелгунов, хотя он, как и Щедрин, вы­
делял из их среды Белинского, Герцена, Огарева.
Что касается скептического отношения к Тургеневу
и Л. Толстому, то это было свойственно не одному Тка­
чеву. Один из критиков «Дела» прямо заявлял, что «Пи­
семский, Толстой, Достоевский, Тургенев — все это
люди отжившей литературной школы» 60. О Л. Толстом
весьма сурово отзывались Щедрин, Щелгунов («Фило­
софия застоя»). Мнение Ткачева об «Анне Карениной»
было поддержано ШеЛгуновым, который, как отмечает
Н. Соколов, «в своей оценке романа несомненно исходил
из той же точки зрения, которая была развита в статье
Ткачева «Салонное художество»61.
67

О том, насколько тесно был связан Ткачев с демо­
кратической критикой, свидетельствует его отношение к
творчеству Достоевского. Надо сказать, что Достоевский
занимал особое место в критике народников. Он принад­
лежал к враждебному лагерю, был воинствующим про­
тивником «нигилистов», вызывал негодование своими
выпадами против передовых идей, и в то же время пуб­
лицистическая критика народников отдавала должное
его таланту, его чуткости к биению пульса эпохи, хотя
далеко не всегда постигала глубину его большого, но
«больного», «жестокого» таланта. Статьи Ткачева о До­
стоевском («Больные люди», «Литературное попурри»)
принадлежат к числу наиболее интересных среди статей
других современников писателя.
Он не скрывает, что Достоевский для него — предста­
витель враждебного лагеря. Как и вся демократическая
критика, он в романе «Бесы» увидел проявление слепой
враждебности к революционной молодежи. Герои рома­
на — это «больные люди», не имеющие ничего общего с
теми, за кого пытается их выдать автор, манекены; к
каждому из которых «нашит ярлык с означением харак­
тера бреда, которым он одержим» (III, 35). Талант
Достоевского Ткачев определил как крайне субъектив­
ный, искусный лишь «в психиатрическом анализе».
Но только негативными характеристиками Ткачев не
ограничивается. Он называет Достоевского «одним из за­
мечательнейших и... первокласснейших художников..:
нашего времени» (IV, 59), признает большое обществен­
ное значение его произведений и утверждает, что «реаль­
ная критика» должна с «особым вниманием» отнестись
к его произведениям. Такая оценка много значит для
крайне сдержанного на похвалы Ткачева. По его мне­
нию, в романах Достоевского, «затрагиваются обыкно­
венно такие психические явления, которые играют весь­
ма видную роль в жизни известных классов, известной
среды нашего общества и которые представляют, следо­
вательно, весьма любопытный материал для оценки
общественного и умственного состояния этой среды, этих
классов» (IV,64). С этих позиций оценивает он роман
«Подросток», опубликованный в «Отечественных запис­
ках». Он подробно анализирует характер Аркадия Дол­
горукого, его «идею» и истоки ее формирования. Критик
приходит к выводу, что она не имеет ничего общего со
68

взглядами «идейных людей», за одного из представителей
которых хочет выдать автор своего Подростка. Но, отвер­
гая тенденциозные выпады Достоевского против социа­
лизма и революционно-демократического мировоззрения,
Ткачев признает верность изображенных в романе кар­
тин по отношению к среде, которая «только и живет
мыслью о наживе» и «все заветные помыслы» которой
направлены «к обогащению, к накоплению» (IV, 85).
Соглашаясь с добролюбовской оценкой «забитых людей»,
Ткачев использует понятие «идейные забитые люди», на­
зывая так современных Голядкиных и Девушкиных, ко­
торых буржуазные отношения заставляют мечтать о
«миллионе» как единственной возможности отстоять
себя. Ткачев, таким образом, уловил антибуржуазное со­
держание романа «Подросток», хотя мотивы автора счи­
тает противоречащими жизненной правде. Эта статья ин­
тересна не только тем, что Ткачев объективно проанали­
зировал противоречия писателя. В ней ясно виден метод
Ткачева-критика, то, как соотносит он анализ произве­
дения с оценкой его общественного звучания и обще­
ственно-политической позицией автора.
Таким образом, анализ статей Ткачев дает возмож­
ность проследить, как отражаются общие принципы ме­
тода народнической критики в деятельности и взглядах
одного из ее видных представителей. Его теоретико­
литературные суждения, оценки конкретных явлений ли­
тературного процесса, сильные стороны и заблуждения
оказываются не просто случайными, сугубо индивиду­
альными, а представляют сложную систему, структура
которой является частью общей структуры народниче­
ской критики.
Иной конкретной формой проявления этой общности
будет
система
литературно-критических
взглядов
П. Л. Лаврова.
Сопоставление Лаврова-критика и Ткачева-критика
интересно само по себе, так как в их судьбе, в их дея­
тельности много общего: оба они активные участники
революционного движения, его идеологи; оба руководи­
ли в эмиграции революционными изданиями; оба были
опытными пропагандистами социалистических идей,
проявляли большой интерес к пролетарскому движению
в Западной Европе и его идеологии — марксизму. И тем
не менее Ткачев и Лавров — своеобразные антиподы.
5

В-533

69

По-разному начиналась их революционная деятельность,
так как Ткачев пришел в революцию еще на студенче­
ской скамье, а у Лаврова путь формирования революци­
онного мировоззрения был длительным и противоречи­
вым.
Ткачев сразу же проявил себя как публицист, как кри­
тик, а Лавров прежде всего ученый, теоретик по складу
своего ума, поэтому академическая манера его статей
сильно отличается от запальчивого, резкого тона статей
Ткачева. По философским, социологическим, обществен­
но-политическим взглядам они тоже были антиподы:
Лавров был создателем субъективного метода в социо­
логии — Ткачев резко критиковал, как отмечалось в пре­
дыдущей главе, этот метод и противопоставлял ему свое
понимание экономического детерминизма; Ткачев был
сторонником революции для народа, но без народа —
Лавров был убежден, что «перестройка русского обще­
ства должна быть совершена не только с целью народ­
ного блага, не только для народа, но и посредством на­
рода» 62. Не случайно в период эмиграции между Лав­
ровым и Ткачевым не утихала полемика, принимавшая
нередко резкую форму. Очень разными были они и как
литературные критики: в их статьях разная направлен­
ность интересов, различны приемы анализа... Но тем не
менее и Лавров, и Ткачев по типу мировоззрения, по
методу своей критики являются представителями одного
направления в развитии эстетической и литературно­
критической мысли.
Литературно-критическая
деятельность
Лаврова
имеет ряд специфических особенностей.
Во-первых, она началась сравнительно поздно. Его
обращение к литературной критике и публицистике при­
ходится на период вологодской ссылки. До этого Лав­
ров тоже много писал о литературе, но его работы пер­
вой половины 60-х гг. посвящены в основном разработке
проблем эстетики и философии искусства. Научный,
сугубо теоретический «пролог» деятельности Лавровакритика наложил заметный отпечаток и на его литера­
турно-критические статьи. Лавров, как никто другой из
критиков-народников, уделял много внимания эстетике
и теории литературы, его привлекали такие проблемы,
как структура эстетического идеала, характер эстетиче­
ской реакции, творческий процесс, прогресс искусства,
70

сущность прекрасного... Устойчивый интерес Лаврова к
теории искусства, к широким обобщениям является важ­
ным фактором, определившим своеобразие его критиче­
ского метода.
Во-вторых, Лавров как критик не был, в отличие от
других народников, связан долго и прочно с каким-то
одним изданием, так как большая часть его статей, при­
сылаемых нелегально, печаталась в различных журна­
лах. Поэтому «журнальный контекст» в статьях Лавро­
ва менее заметен, хотя игнорировать его нельзя: вынуж­
денный печататься в журналах разных направлений и к
тому же скрывать свое авторство, Лавров естественно,
должен был учитывать это обстоятельство.
И, в-третьих, взгляды Лаврова, в том числе литера­
турно-критические, претерпели значительную эволюцию,
и от ряда положений, защищаемых в статьях начала
60-х гг., он впоследствии решительно отошел (в первую
очередь от принципа беспристрастности искусства), что
не всегда учитывается в немногочисленных работах о его
литературной критике. Поэтому в данной главе будут
рассматриваться преимущественно статьи второго перио­
да деятельности Лаврова, когда сформировались основ­
ные принципы его народнической идеологии.
К литературной критике он обращался сравнительно
редко, но его статьи разнообразны по проблематике,
жанру, отличаются широким теоретическим диапазоном.
Отдавая все силы пропаганде революционных идей,
Лавров находил время и возможность откликаться на
важнейшие литературные явления своего времени. Им
написаны статьи о Тургеневе, Герцене, Чернышевском,
он регулярно помещал в журналах обзоры новинок рус­
ской и зарубежной литературы, периодических изданий.
Особенностью Лаврова-критика является то, что он
много писал о западноевропейской литературе: о Лессин­
ге, Гюго, Мюссе, Лонгфелло, Шекспире, Гейне, Карлейле
и других. Актуальные вопросы теории критики и худо­
жественной литературы поставлены им в статьях «Лаокоон, или о границах живописи и поэзии» (1860), «Пись­
мо провинциала о задачах современной критики» (1868),
«Письмо провинциала о некоторых литературных явлени­
ях» (1869), «Письмо в редакцию «Библиографа» (1869),
«Кому принадлежит будущее?» (1872), «Турист-эстетик»
(1879). Проблемы искусства занимают видное место в
5*

71

таких его капитальных трудах, как «Очерки вопросов
практической философии», «Три беседы о современном
значении философии», «Задачи понимания истории»,
«Опыт истории мысли нового времени».
В теоретических и литературно-критических работах
Лаврова явственно прослеживается его связь с принци­
пами реальной критики.
Через все его статьи проходит мысль о реализме как
типе мышления людей 19 в., сущность которого —
стремление соединить теорию с практикой, отказ от ин­
туиции и мистики в пользу науки, защита идеала спра­
ведливого общественного строя. В соответствии с отно­
шением к реализму он предлагает рассматривать и ху­
дожественные произведения, причем те из них, которые
не отражают духа времени, относятся им к «печатной
бумаге» 63.
Продолжая традиции реальной критики 60-х гг.,
Лавров рассматривает литературу как явление жизни.
«Как ни жгучи бывают литературные вопросы, но жгу­
честь их зависит не от того, что эти вопросы «литера­
турные», а потому, что литература отражает в себе все
заботы жизни» 64. Огромное внимание уделяет он идей­
ной направленности произведения. В статье «Кому при­
надлежит будущее?» (1872) он устами молодого русско­
го революционера говорит, что «общее презрение пора­
зило бы между нами того художника, который стал бы
в настоящее время играть искусством в защиту всех
политических девизов, а не поставил бы слово, кисть,
резец орудием борьбы за определенное мировоззрение»65.
Он даже готов простить, если «под... слабою... формою ос­
танется содержание, мысль автора, оценка которой не
лишена значения»66. Идейная направленность произве­
дения становится для Лаврова одним из важнейших кри­
териев художественной ценности: «...Лишь мысль выку­
пает недостатки формы в тех случаях, где она свидетель­
ствует о расширении и просветлении взгляда поэта на
жизнь, на мир и на историю» 67. Защита «правильного»
направления, борьба с различными формами аполитиз­
ма и реакционных тенденций в искусстве придают кри­
тике Лаврова боевой, публицистический характер. Круг
его симпатий и антипатий выражен предельно четко и
позволяет говорить о Лаврове как об убежденном и
последовательном критике демократического лагеря. Он,
72

например, с иронией пишет о «туристах-эстетиках»,
«литературных лакомках», которые не видят ничего,
кроме «чистой формы», и готовы «захлебываться от
восторга при бессодержательном впечатлении тихого
вечернего ландшафта, где лучи света так интересно
скользят над полуразрушенной избой» 68.
Литература для него — учебник жизни, а критика —
«адвокатура на суде современной мысли» 69. Он назы­
вает «дряблой» публицистику, которая «никого не руко­
водит, ничего не поддерживает, вечно ноет о своей бес­
сильной благонамеренности» 70. Сам Лавров никогда не
затушёвывает того, что он отстаивает и против кого
выступает. Как и другие представители демократической
критики 60—80-х гг., он не жалеет резких слов в адрес
«дурнопахнущих» антинигилистических романов, авторов
которых он называет «лягающимися литераторами»71.
По его мнению, нельзя назвать значительным произве­
дение, автор которого в угоду своим взглядом сознатель­
но искажает художественную логику развития характе­
ра, отступает от жизненной правды. Он не принял, на­
пример, романа Гончарова «Обрыв», в котором «конец
явно пришит белыми нитками к предыдущему», потому
что автор «совершенно сознательно приносит в жертву
благонамеренности лучшее свое создание, тип Веры»72.
За «упорную кампанию против русской революционной
молодежи» осуждает он Достоевского, хотя и отдает
должное его «неоспоримому таланту»73. И, напротив,
с симпатией и пониманием встречает он всякую попыт­
ку честно и объективно воспроизвести новые явления
жизни.
Таким образом, мнения Лаврова по важнейшим проб­
лемам теории реализма и литературного процесса своего
времени совпадают с тем, что писали по аналогичным
поводам другие критики-народники. Но, разумеется,
Лавров не повторял сказанное другими, его суждения о
текущих задачах литературы оригинальны, обусловлены
как системой его философских, социологических и эсте­
тических взглядов, так и идеологией народничества в
целом.
В диалектической связи этих факторов и раскрывает­
ся специфика критического метода Лаврова как пред­
ставителя народнической критики.
73

Анализ его литературно-критических взглядов дает
возможность проследить влияние субъективного метода
народников на систему их эстетических представлений,
так как у Лаврова, выдвигавшего на первый план теоре­
тические проблемы, связь с общефилософским методом
выступает в более явственной форме, чем у других. Она
проявляется уже в исходном моменте его эстетической
системы — в понимании генезиса и функции литературы.
В духе субъективной социологии критик рассматривает
литературу и искусство как «элементы развития мысли»,
различные комбинации которой соотносятся с «потреб­
ностями развития», вызываемыми ходом истории. Ход
же истории определяется «идейными течениями, кото­
рые вырабатываются в интеллигенции»74. Лавров по­
стоянно утверждает, что художник должен бороться
со злом, служить прогрессу, но прогресс в его понимании
«есть сам по себе не более как субъективный взгляд на
события с точки зрения нашего нравственного идеала» 75.
Искусство, по мнению Лаврова, должно выполнять
роль, аналогичную роли «критически мыслящих лично­
стей»: уяснять потребности и цели общественного разви­
тия, способствовать его продвижению по пути прогресса.
Делать же эту сторону произведения ясной для читаю­
щей публики должна критика, задачи которой рассма­
триваются тоже в духе «Исторических писем». В статье
«Письмо провинциала о задачах современной критики»
(1868) он пишет, что «оценка литературного произведе­
ния имеет смысл лишь настолько, ...насколько эта оценка
угадывает место разбираемого произведения в вечной
борьбе нового со старым, в историческом прогрессе
общественной жизни». Критика «обязана измерять» мес­
то произведения «в борьбе за прогресс», поэтому кри­
тик должен «понять упомянутое требование» и убедить
читателя, что его «кодекс разумен» 76, он «неизбежно
говорит современникам, что для них лучше, желаннее,
в каком направлении лежит для них истинное жизненное
дело» 77. В этой статье, основные положения которой бу­
дут развиваться в таких фундаментальных трудах Лав­
рова, как «Цивилизация и дикие племена», «Опыт ис­
тории мысли нового времени», «Задачи понимания исто­
рии», особенно заметна установка на категории должно­
го, желательного, свойственная романтическому мышле­
нию народников. Но столь же очевиден и демократиче­
74

ский, революционный характер их мировоззрения. Мы
видим как он «из своей субъективистской философии де­
лал революционно-демократические выводы»78. В упомя­
нутой статье Лавров делает такой вывод: «Критика со­
вершенно отвлеченная, пренебрегающая влиянием на
общество, может быть научна, но она забывает требова­
ния жизни» 79. И вся статья Лаврова становится защитой
передового искусства, обоснованием принципов реаль­
ной критики.
Но, рассматривая искусство как элемент развития
мысли и подчеркивая в связи с этим его роль как «учеб­
ника жизни», Лавров всегда имел в виду специфику ис­
кусства как мышления в образах. Оно «вводит в мир
реальный то, что принадлежало только нашему вну­
треннему миру» 80, поэтому процесс творчества связан с
созданием художественного идеала, т. е. «живой лично­
сти с ее стремлениями и увлечениями, достоинствами и
недостатками» 81. Лаврова не удовлетворяло то, как ре­
шалась в современной ему эстетике и критике проблема
художественной формы, причем он выступал как против
«сидней в литературе», которые игнорируют форму; так и
против «эстетиков», которые преклоняются только перед
изяществом литературной отделки. Он пишет: «Как ни
благородны, как ни современны мысли, высказанные
стихотворцем, но, если он пишет деревянными стихами,
если он не уловил стройной формы, он никогда поэтом не
будет» 82. Эта мысль, высказанная еще в «3-х беседах о
современном значении философии» (1860), остается у
Лаврова неизменной, несмотря на существенную эволю­
цию его эстетических взглядов. В статье «Шекспир в
наше время», написанной через двадцать с лишним лет
(1882), он снова подчеркивает, что «гармоничность, от­
делка и законченность избранной формы есть всегда
первое и неизбежное условие художественного творче­
ства» 83. Лавров не просто высказывает это положение,
восходящее еще к Белинскому. Он пытается научно объ­
яснить и обосновать процесс превращения реального
предмета или явления в «факт художественного творче­
ства», подробно рассматривает вопрос о структуре эс­
тетического идеала, о внутренней организации художе­
ственного текста и т. д. Заметно его стремление рассмо­
треть содержание и форму как эстетическое единство.
С этой целью он, как и Белинский, широко использует
75

понятие «пафоса». В статье «Шекспир в наше время»
он подчеркивает: «Мы удовлетворимся лишь тогда, ког­
да... жгучие вопросы жизни... встанут перед нами в об­
разе, созданном фантазиею художника, в лирическом его
настроении. Эстетическое наслаждение нам всегда до­
ставляет не полное отречение от забот действительно­
сти..., но наиболее яркое, выпуклое и живое воплощение
этих самых забот в художественную форму» 84.
Мысль об образной природе искусства не отрицалась
и другими народниками («психологическая правда»,
«художественная правда» у Ткачева, теория рефлектирования впечатлений у Скабичевского), но они были склон­
ны рассматривать форму как нечто менее существенное,
чем содержание. Лавров в своей теории искусства стара­
ется установить взаимосвязь эстетических и гносеологи­
ческих функций искусства, но сделать это ему не уда­
лось. Дело не в том, что он, по мнению В. Н. Лукина,
«не заметил ... органической диалектической взаимосвя­
зи формы и содержания художественного произведе­
ния» и даже не сделал попытки «поставить проблему
взаимодействия этих эстетических категорий»85. Взаи­
мосвязь формы и содержания Лавровым осознавалась,
хотя и по-разному в различные периоды деятельности.
Но эту связь он устанавливал декларативно, поэтому
(и тут мы согласны с В. Н. Лукиным) «форма и со­
держание искусства в его эстетической концепции ос­
таются самодовлеющими, изолированными друг от
друга эстетическими категориями» 86, что особенно за­
метно, когда он пытается соединить их в анализе кон­
кретного художественного произведения: анализ идей­
ной проблематики и анализ «технической отделки»
ведется им, как правило, изолированно, хотя в том
и другом аспектах анализа он проявляет себя как
критик-демократ, тонкий ценитель красоты художе­
ственного слова.
Теоретические представления Лаврова о специфике
искусства своеобразно преломляются в его статьях о
литературе и искусстве.
Его идея об искусстве как элементе мысли находит
свое выражение в том, что, анализируя литературное
направление или творчество писателя, он стремится
прежде всего выяснить, как отразились в этом лите­
ратурном направлении общественные потребности. Так,
76

в статье «Александр Иванович Герцен» он устанавли­
вает прямую связь между историей литературы и исто­
рией развития общественной мысли. Например, в 20—
30-е гг. потребность в решении «практических вопро­
сов» положила «основание» реализму в поэзии, т. е.
творчеству Пушкина и Гоголя. Уяснение «реальной ис­
тины» в 40-е гг. отразилось в критике ломкой старых
идеалов Белинским, который обобщил все лучшее, что
было в русской литературе, и «выработал теорию реа­
лизма в искусстве с такой последовательностью и тон­
костью, как она едва ли была выработана кем-либо из
европейских критиков»87. В произведениях писателей
натуральной школы реализм становится уже «безуслов­
ным требованием русского искусства». Реализм рас­
сматривается, таким образом, не только как литературное
направление, но и как явление демократической мысли;
он был для русской интеллигенции «лишь формою, под
которой она жаждала снова борьбы против царства
пошлости и унижения человеческой личности»88.
В этом же плане исследуется эволюция русского и
западноевропейского романтизма. Романтизм, по его
мнению,— это результат бурных общественных потрясе­
ний конца 18 — начала 19 вв., его развитие обуслов­
лено «борьбою революционных и реакционных эле­
ментов» 89. В эволюции романтизма он намечает три
периода, связывая их с эволюцией социально-политиче­
ских и экономических отношений: 1-й — это «взрыв
эпохи бурь и волнений», «политический энтузиазм во
Франции конца 18 в.»; 2-й — наступление царства бур­
жуазии; 3-й — кризис капиталистического строя» 90.
На лавровскую концепцию развития литературы ока­
зало значительное влияние близкое знакомство с рево­
люционной борьбой на Западе, он испытал воздействие
идей Маркса и Энгельса, с которыми поддерживал в
течение многих лет дружеские отношения. Основным
содержанием эпохи он считал классовую борьбу про­
летариата с буржуазией и утверждение идеалов социа­
лизма. Тем, насколько глубоко «угадала» литература
эти новые тенденции эпохи, определяет Лавров ее идей­
ную глубину и общественную значимость. Он отрица­
тельно отнесся, как и вся народническая критика, к мо­
дернизму и натурализму, расценив их как выражение
стремления буржуазии «заглушить жаждою чувствен­
77

ных оргий и утонченного комфорта грозный призрак все
обостряющейся классовой борьбы»91. И в то же вре­
мя он, как и Ткачев, стремился увидеть уже в настоя­
щем проблески литературы будущего, посвятив несколь­
ко статей пролетарской поэзии 30—40-х гг. За фор­
мальными недочетами и узостью тематики поэтов рабо­
чего класса онзаметил зародыш принципиально но­
вого отношения к жизни: творчество этих поэтов (на­
пример, Э. Эллиота) «громко звучало в возбужденных
массах» 92, их протест направлен не против частных яв­
лений, а «против основных начал наличного обществен­
ного строя» 93.
Таким образом, взгляды Лаврова на специфику и
развитие искусства — явление весьма противоречивое,
причем характер этих противоречий хотя и является
отражением взглядов самого критика, присущ народни­
ческой эстетике в целом.
Например, Лавров, как и другие народники, делает
попытку определить объективные критерии искусства,
поставить эстетику на научную основу. Такими крите­
риями становятся чуткость «к изменениям мысли и об­
щественных стремлений своей современности»94, спо­
собность правильно угадывать «процесс истории», защи­
та передовых идеалов своего времени. Именно поэтому
эстетика и критика Лаврова носят боевой характер,
пафос его работ о литературе — защита действенного
искусства, выражающего чаяния трудового народа.
Именно поэтому он, подобно Ткачеву, обусловливает
подлинный расцвет искусства победой социализма, ког­
да, овладев научным представлением о «потребностях
развития», отбросив веру в «мистический промысел»,
искусство приобретет совершенно новый характер. Лав­
ров интуитивно чувствовал историческую ограничен­
ность реализма 19 в., которую он видел, как и Ткачев
(вспомним «метафизиков» и «эмпириков»), в отсутст­
вии ясных представлений о закономерностях развития
общества'. Мысль Лаврова, что только при социализме
будут созданы объективные предпосылки для искусства,
принадлежащего народу, тоже является важным завое­
ванием народнической эстетики. Их идеал литературы
будущего в известной степени перекликается с извест­
ными словами Ф. Энгельса: «Полное слияние большой
идейной глубины, осознанного исторического содержа­
78

ния... с шекспировской живостью и богатством действия
будет достигнуто, вероятно, только в будущем» 95.
Однако с теоретической точки зрения система взгля­
дов Лаврова на искусство оказывается весьма уязви­
мой.
Во-первых, представления Лаврова о «потребностях
развития» находятся в русле его субъективной социо­
логии, и в этом сказалось отмеченное в первой главе
противоречие между стремлением народников к объ­
ективности исследования и субъективностью их метода.
Рассматривая искусство как «элемент мысли», Лавров
естественно переносит и в область эстетики систему
своего социологического мышления.
Во-вторых, односторонними оказываются и суждения
о научных критериях в искусстве. У науки и искусства
есть генетическая общность — это «мыслительная пе­
реработка тех (субъективных образов объективного
мира, которые оказываются в нашем сознании в виде
представлений» 9б.
Но, признавая образную природу искусства и выска­
зывая по этому поводу немало интересных мыслей,
Лавров смешивает на практике функции логического и
образного мышления, переносит критерии, которые слу­
жат для оценки прогресса общественных явлений, на
оценку прогресса искусства, хотя первые не учитывают
специфики искусства. Кроме того, «идеи, дающие новые
знания о мире, сами по себе не обеспечивают художе­
ственному произведению роль качественно нового явле­
ния в искусстве» 97. Смешение этих критериев приводит
к тому, что Лавров, склонен подчас рассматривать ис­
кусство как своеобразный суррогат науки. Он пишет,
что художник, «воспринимая цельную комбинацию
явлений, имеет возможность в иных случаях уловить
гораздо ближе (чем ученый.— В. К.) действительный
смысл исторического течения»98. Но такое положение
возможно, по его мнению, лишь на низкой стадии нау­
ки: «Чем обширнее распространяются знания... тем...
труднее художнику, путем эстетического чутья, остаться
в своем воплощении научной, философской, нравствен­
ной мысли» ".
Это не мешало Лаврову уделять, в отличие от дру­
гих народников, много внимания анализу художествен­
ной формы произведений Пушкина, Фета, Тютчева,
79

Гюго, причем он обнаруживает большой вкус и тонкое
понимание специфики творчества писателя. Но этот ана­
лиз носит у Лаврова формальный характер: его при­
влекает функция художественной детали (например,
«простертая в вышине» рука Петра, в «Медном всад­
нике», ритм стиха и прозы (описание степи в «Тарасе
Бульбе», ритмика стихов Фета), экспрессивность роман­
тического стиля В. Гюго. Однако «формализм» Лав­
рова прямо связан с его «социологизмом»; то и дру­
гое — результат непонимания того, что «формы поэти­
ческого мышления представляют... не набор техниче­
ских средств или внешних по отношению к содержанию
поэзии абстрактных элементов, а продолжение и выра­
жение самого ее содержания, определяются и обуслов­
ливаются им» 10°.
В этом отношении Лаврову была свойственна общая
для всех народников одностронность литературно-кри­
тического анализа, вызванная как публицистической
направленностью их критики, так и особенностями их
методологического мышления. Все они признавали важ­
ность психологической мотивировки характера и ху­
дожественного совершенства произведения, подмечали,
где произведение сшито «белыми нитками», где нару­
шена логика художественного повествования, но. «фор­
ма» и «идея» лежат у них в разных плоскостях ана­
лиза, поэтому не только Лавров, но и Ткачев становит­
ся едва ли не формалистом, представителем отвергае­
мой эстетической критики, когда обращается к анали­
зу художественной формы.
Критики-народники, усвоившие завещанный револю­
ционно-демократической критикой принцип идейности
литературы, утратили свойственное Белинскому, Чер­
нышевскому и Добролюбову понимание того, что «пер­
вый закон художественности — единство произведе­
ния» І01. Великолепными образцами такого целостного
анализа являются статьи Добролюбова об Островском,
Гончарове, Тургеневе, статья Чернышевского о Толстом,
в которой критик «соотносит результаты творческой
деятельности писателя с их предпосылками, устанавли­
вает сложные взаимосвязи художественности, идейных
устремлений и личности автора»102.
Правда, Лаврову в ряде статей удается преодолеть
односторонность анализа. В этом отношении наиболее

80

удачными являются две его статьи о Тургеневе: «Но­
вый роман г-на Тургенева» (1877) и «Тургенев и разви­
тие русского общества» (1884).
Эти статьи отличаются прежде всего доброжела­
тельным отношением к писателю, стремлением показать
«глубокий реализм созданных им картин и персона­
жей» 103. Лавров отмечает и либеральную ограничен­
ность мировоззрения Тургенева, и неполноту нарисован­
ной им картины общественной жизни России 40—
60-х гг.: «В Записках охотника» не нашли отражения
«кровавые бунты русских крепостных крестьян»104,
писатель не воплотил в «надлежащие художественные
типы» личности, подобные Герцену и Бакунину, «самые
крупные самые характеристические для этого перио­
да» 105. Но в отличие от других критиков-народников
Лавров не отвергает на этом основании обществен­
ную и художественную значимость творчества Тургене­
ва. Он высоко оценивает роман «Новь», встреченный с
единодушным осуждением народниками. Лавров под­
черкивает неправомерность аналогий между «Новью»
и антинигилистической беллетристикой. В романе .он
видит «опыт социального исследования» новых явлений
русской жизни, отмечает сочувственное отношение пи­
сателя к революционерам как «представителям иной,
высшей нравственности» 106.
В оценке творчества Тургенева Лавров опирается
на статью Добролюбова «Когда же придет настоящий
день?» Как и Добролюбов, он отмечает у Тургенева
«тонкое нравственное чутье художника»; способность
уловить «существование в русском обществе известного
явления, которому современники еще не придавали
значения, но которое не ускользнуло от тонкой наблю­
дательности художника» 107. С пониманием специфики
тургеневского творчества проанализированы лиризм
его художественной манеры, ясность, цельность и кра­
сота образов». Следует отметить; что статья «Тургенев
и развитие русского общества» была опубликована в
«Вестнике народной воли» и стала своеобразной данью
уважения революционной России великому писателю.
Статьи Лаврова о Тургеневе несомненно принадлежат,
наряду со Статьями Добролюбова, к числу лучших в
дореволюционном литературоведении и критике иссле­
дований о Тургеневе.
81

Таким образом, анализ системы литературно-эсте­
тических взглядов Лаврова дает возможность устано­
вить его место в системе народнической критики и про­
следить, как общие принципы народнического мировоз­
зрения проявляются в «индивидуальном» методе Лавро­
ва — критика, эстетика и теоретика литературы.
Особое место в системе народнической критики при­
надлежит Михайловскому.
Как Ткачев и Лавров, Михайловский является идео­
логом народничества, но на характер его литературно­
критической деятельности наложили отпечаток усло­
вия его деятельности, весьма отличные от тех, которые
определяли специфику критики Лаврова и Ткачева.
Это прежде всего то, что Михайловский был одним
из руководителей «Отечественных записок». Его дея­
тельность во многом способствовала усилению народни­
ческой ориентации журнала, но в то же время мно­
голетнее сотрудничество с Салтыковым-Щедриным,
демократические традиции журнала оказывали благо­
творное влияние на Михайловского, отразившееся преж­
де всего в его публицистике и литературной критике.
«Легальная» деятельность Михайловского позволяла
ему оказывать непосредственное воздействие на широ­
кий круг читателей, и Михайловский очень дорожил
этой возможностью, видел в своей журналистской ра­
боте исполнение общественного и гражданского долга
«Вся моя жизнь протекла в литературе»,— писал с гор­
достью Михайловский,— и это не были просто слова:
Михайловский действительно отдал журналистике всю
жизнь, его влияние на современников было огромно, о
чем сохранилось множество воспоминаний современни­
ков. В. Засулич писала, что Михайловский «в известном
смысле... несомненно составлял нечто единое и нераз­
дельное с этим поколением». В. И. Ленин назвал его выразитёлем «определенного течения среди молодежи
70-х и 80-х годов»108.
Другой особенностью Михайловского-критика была
его связь с подпольными революционными организа­
циями, особенно с «Народной волей». В 1878 г. после
покушения Веры Засулич на петербургского генералгубернатора Трепова, он написал нелегальный «Лету­
чий листок», в котором обосновывал необходимость по­
литического террора. Михайловский входил в состав
82

редакции подпольного журнала «Народная воля», был
автором ряда статей, помещенных в этом журнале.
Связи с подпольем сохранились1 у Михайловского и
после разгрома «Народной воли». В записках, ставших
известными после его смерти, он так вспоминал о своих
контактах с революционерами: «Я никогда не участвовал
в террористических предприятиях, никогда не расспра­
шивал о приготовлениях к ним, об адресах подпольных
изданий и т. п., но пользовался доверием у многих из
этого круга. Как ни различны были они в отношении
ума, дарований, характера, но все они были одинаково
преданы своей идее до полного самоотвержения... Но ни
о ком из них не вспоминаю я с таким благоговением,
как о Вере Фигнер». Сам Михайловский не был рево­
люционером, но В. И. Ленин считал заслугой Михай­
ловского то, что он «отстаивал в легальной, открытой
печати — хотя бы намеками сочувствие и уважение к
«подполью» и «даже сам помогал прямо этому «под­
полью» 109.
И в то же время во взглядах Михайловского отчет­
ливо проявились утопические, реакционные стороны на­
роднической доктрины, которые с особой силой дали
себя знать в конце 80-х—90-е гг., когда «из политиче­
ской программы, рассчитанной на то, чтобы поднять
крестьянство на социалистическую революцию против
основ современного общества — выросла программа,
рассчитанная на то, чтобы заштопать, «улучшить» по­
ложение крестьянства при сохранении основ современ­
ного общества»110. Эта характеристика народничества
конца 80-х — 90-х гг. может быть отнесена и к Михай­
ловскому, хотя Ленин дифференцировал различные на­
правления легального народничества 80—90-х гг. и не­
изменно относил Михайловского к наиболее демокра­
тическому, левому флангу народничества.
Слабые стороны мировоззрения Михайловского наи­
более полно проявились в борьбе, которую он и руко­
водимый им журнал «Русское богатство» в течение
многих лет вели против распространения марксистской
идеологии в России. В этой полемике философским, со­
циологическим и общественно-политическим доктринам
Михайловского и народничества в целом был нанесен
сокрушительный удар работами В. И. Ленина, Г. В. Пле­
ханова и других русских марксистов. Именно в эти годы
83

Ленин охарактеризовал систему мировоззрения либе­
рального народничества как реакционный романтизм.
Но, выступая с резкой критикой взглядов Михай нев­
ского, показывая несостоятельность его борьбы с марк­
сизмом, В. И. Ленин призывал к объективной оценке
его деятельности и места в истории общественной мыс­
ли. В статье «Народники о Н. К. Михайловском», на­
писанной в 1914 г., В. И. Ленин дал яркую обобщающую
характеристику идеолога народничества. Он ценит его
как одного «из лучших представителей и выразителей
русской буржуазной демократии в последней трети
прошлого века». Заслугой Михайловского является то,
что он «горячо сочувствовал угнетенному положению
крестьян», «энергично боролся против всех и всяких
проявлений крепостнического гнета», искренне и талант­
ливо выступал против «бюрократии» (В. И. Ленин, из­
виняясь «за неточное словой имеет в виду самодержа­
вие, о котором он не мог прямо сказать в подцензурной
статье). В то же время Михайловский «разделял все
слабости буржуазно-демократического течения», и
В. И. Ленин в краткой, но емкой форме показывает не­
состоятельность его социологических, экономических и
философских взглядов ш.
Михайловский, несомненно, является одной из цен­
тральных фигур народничества. «Крупный талант Ми­
хайловского сделал особенно заметными как положи­
тельные, так и отрицательные стороны народнической
критики. Вот почему изучение его литературно-критиче­
ской деятельности представляет особый интерес, так
как помогает ответить на вопрос: что в народнической
критике шло от традиций революционной демократии,
а что явилось следствием народнической «прибавки»
к наследию шестидесятников»112.
Методологической основой литературно-критических
взглядов Михайловского является его теория прогресса
и связанная с нею романтическая концепция личности.
В центре системы Михайловского находится понятие
«индивидуальность человека», т. е. «совокупность всех
черт, свойственных человеческому организму вооб­
ще» 113. «Неделимое» — это личность, нормальным, «це­
лостным» состоянием которой является такое «состоя­
ние равновесия», «при котором все части организма
беспрепятственно функционируют, т. е. каждый орган
84

исполняет свою обязанность» 114. Стремление к «целост­
ности неделимых», т. е. к гармоническому развитию лич­
ности, к «усилению разнородности отдельных членов»
есть главное условие прогресса в обществе. Примени­
тельно к развитию личности рассматривается ценность
всех общественных институтов и общества в целом:
«нужна прежде всего проверка отношений различных
общественных индивидуальностей к индивидуальности
человеческой»115. Но эволюция! общественных от­
ношений приходит, по Михайловскому, в противоречие
с прогрессом: «Общество сделало шаг от однород­
ности к разнородности, но входящие в его состав неде­
лимые перешли, напротив, от разнородности к однород­
ности» 116. Разделение труда между людьми, дифферен­
цирование общественных функций приводят к тому, что
естественная цельность личности разрушается. В наи­
большей степени обезличивание личности, превращение
ее в «палец от ноги» происходят при капитализме. Ми­
хайловский отвергает те формы общественного устрой­
ства, где личность является лишь винтиком сложногомеханизма; его идеалом является общество, основанное
на. солидарности (кооперации) всесторонне развитых
личностей.
В соответствии со своей теорией прогресса Михай­
ловский разрабатывает и широко применяет в литера­
турно-критических статьях такие понятия, как «правдаистина» и «правда-справедливость», «тип развития и
степень развития», «честь и совесть».
Ярко выраженное романтическое начало в мировоз­
зрении Михайловского придает его критическим выступ­
лениям необычный характер. Его статьи — прежде всего
«голос возмущенной совести»; в них постоянно ощуща­
ется личность критика, который не просто рассуждает,
а страстно переживает то, что видит и о чем пишет.
«Право нравственного суда» — вот что считает он глав­
ным в своей критике, и прежде всего с морально-этиче­
ских позиций оцениваются им литературные и общест­
венные явления.
Такая установка в соединении с ярким, эмоциональ­
ным стилем придает статьям Михайловского особый
колорит, они сами воспринимаются как художественное'
произведение, будят мысль, заражают своим пафосом/
Нельзя не согласиться с Б. Бурсовым, который,- отмечая
6 в-538

85.

слабые стороны критики Михайловского, в то же время
признает, что «мы не всегда отдаем должное Михай­
ловскому как литературному критику. Его критика пси­
хологичнее критики и Чернышевского, и Добролюбова —
и это придает ей значительную ценность, тем более в
наше время, когда столь назрела задача сплава анали­
за творчества писателя с анализом его личности» 117.
Конечно, утопизм и субъективизм народнической ме­
тодологии наложили отпечаток на литературную
критику Михайловского. Но его статьи, как и статьи
других критиков-народников, ценны демократическим
пафосом, верным пониманием действенной силы
искусства.
«В эстетике Михайловского учение о правде-истине
явилось теоретическим обоснованием реализма. Он под­
черкивал, что сила, действенность и художественность
произведений искусства в первую очередь зависят от того,
насколько они глубоко и правдиво отражают жизнь.
Учение о правде-справедливости определило глубоко
гуманистический характер эстетики Михайловского. По­
нимая под справедливостью равноправное отношение к
личности, уважение человеческого достоинства, Михай­
ловский подчеркивал, что «прогрессивным искусством
является лишь то искусство, которое пропагандирует
идеи социального равенства»118.
Анализ литературно-критических и эстетических
взлядов Михайловского позволяет говорить о нем как
о критике народнического лагеря, но следует отметить
некоторые особенности его манеры.
Во-первых, Михайловский-публицист и Михайлов­
ский-критик неотделимы. У него нет «чистых» по жанру
литературно-критических статей, так как суждения по
вопросам литературы постоянно перемежаются публи­
цистическими, философскими, лирическими отступления­
ми. Сам Михайловский писал: «Я — не романист, не
критик, не публицист, а всего понемножку, «вперемеж­
ку» 11Э. Известная его статья «Десница и шуйца гр. Тол­
стого»— это 7, 10, 11 главы «Записок профана»; анализ
романа «Новь» — 25 глава этого же цикла. Но, несмотря
на внешнюю разбросанность, статьи имеют внутреннюю
цельность, их компоненты связаны логикой авторской
мысли, его личностью, «единством пульса жизни», по­
этому очень важно, в каком контексте оказывается ли­
86

тературно-критический пласт, что не всегда учитывает­
ся в работах о Михайловском.
Во-вторых, Михайловский явно тяготеет к широким
обобщениям, морально-этическим и философским выво­
дам. У него «общий анализ литературных явлений всег­
да был выше конкретной оценки художественных про­
изведений» 12°.
Эти индивидуальные особенности дают возможность
отличить стиль Михайловского от стиля других крити­
ков. Но содержание его статей, их пафос свидетельству­
ют о типологической общности его критики с критикой
всего направления.
Как и другие критики-народники, он выступал про­
тив попыток принизить значение реалистической эстети­
ки 60-х гг. поднять на щит модернизированные теории
чистого искусства, особенно усилившиеся в 80—90-е гг.
Например, критик «Русского вестника» в статье «Зада­
чи современной эстетической критики» утверждал, что
искусство выше какого-либо направления и художник
«должен брать из действительности только те характер­
ные черты, которые могли бы быть интересны в отда­
ленном будущем»121. Боборыкин в статье «Красота,
жизнь и творчество» упрекал русскую критику в нена­
учности, так как она «не занималась объективным
исследованием художественного творчества», а исполь­
зовала литературу лишь «в интересах морали и публи­
цистики». Источником такого «ненормального» поло­
жения он считает диссертацию Чернышевского, «затор­
мозившую дальнейшее научно-эстетическое движение
- нашей художественной критики» 122.
Отрицание чистого искусства — общая черта всей
народнической критики. Но Михайловский отметил но­
вую тенденцию у защитников чисто эстетической крити­
ки — воскресить старые теории, используя достижения
психологии и естественных наук. Он с большим недове­
рием отнесся к попыткам «обновить» эстетику, опираясь
на психологию и отбрасывая при этом «сторонние при­
меси», т. е. общественную функцию искусства: «Худож­
ник вложил в свое произведение не только свое чувство
красоты, а и свои идеалы, свою мысль, верования, свои
знания. И все это хотят подвергнуть суду исключитель­
но эстетическому! Это просто бессмыслица и праздно­
словие» 123. ’
;
6*

87

Он не отрицает роли бессознательных процессов в
художественном творчестве и возможности их изучения,
в том числе и с использованием достижений психоло­
гии. Но он против превращения этого изучения в само­
цель, так как психология может служить только спе­
циальным подспорьем для литературной критики и ни
в коем случае не подменять «сторонних примесей».
В аргументации Михайловского чувствуется влияние
его теории о «цельности неделимых», но защита обще­
ственной значимости искусства от старых и новых тео­
рий чистого искусства является несомненной заслугой
критика и не: утратила своей актуальности.
С этой стороной его эстетики и литературной критики
связано и категорическое отрицание различных дека­
дентских и символистских направлений и теорий, в ко­
торых он, как Лавров и Скабичевский, увидел разрыв
с реалистическими традициями. Эстетике и художе­
ственному творчеству символистов посвящены его статьи
«Декаденты, символисты, маги и прочие», «Русское от­
ражение французского символизма» и др. Мистицизм,
«символическая темнота», безыдейность, превращение
формы в самоцель искусства — вот что отталкивает
Михайловского от декадентства. Он видит объективные
причины формирования этого «движения» (литератур­
ная реакция на протокольный натурализм, неудовлет­
воренность буржуазной деятельностью), но решения,
предлагаемые символистами, «самые плоские и урод­
ливые»: «символизм слагается из умственной и нрав­
ственной дряхлости, доходящей... до психического рас­
стройства, затем из шарлатанства непомерных претен­
зий...» 124. В отличие от Лаврова, Михайловский не
анализирует подробно социальные истоки модернист­
ских течений, но критика их эстетики и философии, к
тому же доступная для широкого круга читателей, спо­
собствовала правильной оценке модных деклараций
символистов и их произведений.
Кроме борьбы с различными формами и теориями
чистого искусства, Михайловскому приходилось уделять
много внимания выступлениям против реакционной жур­
налистики и мелкотравчатой беллетристики. Он один из
первых в русской критике с тревогой стал писать о ра­
стущем количестве порнографической литературы, уви­
дев в ее успехе не только проявление дурного вкуса
88

части читателей, но сознательное «попустительство са­
мым низменным инстинктам и ухищренную идеализа­
цию скотоподобия» с целью одурманить сознание людей.
Распространение подобной литературы он ставил в пря­
мую зависимость с реакцией начала 80-х гг. В главе
«О порнографии», опубликованной в мае 1881 г. (цикл
«Записки современника»), он пишет, что когда из обще­
ства многочисленными насосами выкачивается кисло­
род — «животворящие идеи», то «тупое, самодоволь­
ное, ни горячее, ни холодное большинство растет коли­
чественно и качественно»125, и ему подсовывается
то, что «не обременяет головы непосильною работою».
Усиление реакции, угодничество, трусость вызывали
у Михайловского страстное негодование. Его статьи —
яркий образец публицистики: точность и меткость сло­
ва, убийственная ирония, выразительный каламбур, ла­
коничная фраза, остроумная насмешка, запоминающий­
ся, емкий заголовок — весь арсенал средств художе­
ственной
выразительности мастерски используется
критиком в его статьях. Цензура, по его определению,—
«муза независящих обстоятельств, специальная муза
русской мифологии» 126. Уничтожающие характеристики
даются представителям реакционной печати. Например,
о Маркевиче, авторе многочисленных антинигилистических произведений, а заодно и о приютившем его жур­
нале «Русский вестник» он пишет: «Достоинств за
г. Маркевичем числится немало. Прежде всего он —
жемчужина, затем он, опять-таки, жемчужина. Я не
знаю, какой петух и в какой навозной куче нашел эту
жемчужину и, признав ее негодность, оставил лежать
там, где нашел» 127. В статье «Литературные заметки
1880 г.» он, подробно описав обыск в своей квартире,
проводит прямую аналогию между жандармами и «Но­
вым временем» Суворина, которое, как и жандармы, вы­
искивает «неподлежащее» в русской литературе, не
брезгуя политическим доносом.
Положительная литературно-критическая программа
Михайловского связана прежде всего с анализом совре­
менной ему демократической литературы.;
Основными фигурами этой литературы он считает
два типа — разночинца и «кающегося дворянина», в
связи с которыми разрабатываются в присущем Михай­
ловскому морально-психологическом аспекте понятия
84

«чести» и «совести» (статьи «Из литературных и жур­
нальных заметок 1874 г.», «Г. И. Успенский как писа­
тель и человек», «Щедрин»).
«Честь», по определению .Михайловского, становит­
ся психологическим лейтмотивом поведения разночинца,
т. е. человека, осознавшего свое достоинство и не при­
нимающего существующий порядок вещей. «Разночинец
именно принес с собой новую точку зрения на вещи,
которая состояла в подчинении общих категорий циви­
лизации идее народа» 128.
«Совесть» — это мотив поведения «кающегося дво­
рянина», т. е. человека, мучительно осознающего, что
культура его класса куплена вековыми страданиями на­
рода, стремящегося вернуть свой долг народу (идея
долга интеллигенции перед народом была еще раньше
развита Лавровым в «Исторических письмах»). С об­
разом «кающегося дворянина» выдвигается на одно из
ведущих мест в литературе идея личной морали нрав­
ственных исканий интеллигенции. Типы разночинца и
«кающегося дворянина» являются по мнению критика,
типичными для литературы пореформенной эпохи.
Понятия «чести» и «совести» являются, как и мно­
гие другие термины Михайловского, отвлеченными и
далеко не исчерпывают даже основных процессов лите­
ратурного развития 60—80-х гг.; Михайловский и сам
выходит за узкие рамки этих понятий. Но они интерес­
ны как своеобразный ключ для понимания его критиче­
ского метода.
Появление разночинца рассматривается критиком
как главное событие, определяющее новый этап разви­
тия литературы. «Что случилось? — Разночинец пришел.
Больше ничего не случилось. Однако это событие... есть
событие высокой важности, составившее эпоху в рус­
ской литературе»129. С «появлением разночинца» свя­
зывается демократизация литературы, так как «центр
тяжести литературных интересов передвигался из по­
мещичьих усадеб..., из бальных зал... в одноглазые ме­
щанские домишки, в кабаки, мужицкие избы, постоялые
дворы, комнаты «снебилью» 13°. С изменением «предме­
та изображения» происходит изменение эстетических
представлений и появление новых художественных
форм: в беллетристику властно вторгается публи­
цистика, право гражданства в литературе получает
90

газетная хроника и статистический отчет, господствую­
щими жанрами становятся очерк, зарисовка, этюд, от­
рывок. Михайловский решительно отвергает упрек в
неэстетичности, антихудожественности демократической
литературы. В незаконченности, эскизности новой лите­
ратуры видит новый тип художественной формы, адек­
ватный предмету изображения. Эти наблюдения, хотя
и не разработанные достаточно основательно в теоре­
тическом аспекте, очень ценны, так как другим предста­
вителям народнической критики (как, впрочем, нередко
и самому Михайловскому) не всегда удавалось рассмот­
реть форму произведения в единстве с его содержанием.
Как и других народников, Михайловского очень ин­
тересовало изображение в литературе народа и его
жизни. Продолжая традиции демократической критики,
он с народностью связывал и реализм, и общественную
функцию литературы. «Я утверждаю, что пока литера­
тура не станет голосом общественной совести в самом
широком смысле, пока она не сделает интересов народа
центром своих исследований, помыслов и образов, ей
не помогут никакие таланты и никакие знания» 131,—
писал критик. Михайловский сделал интересную попыт­
ку уточнить само понятие «интересы народа», так как
в 70—80-е гг. говорить о народе стало модой, и «народ­
ностью» стали размахивать как знаменем и реакционные
публицисты, и даже проводники «практической», т. е.
официальной политики. В статье о Гл. Успенском он
писал, что одни «спешили сделать из народа — из
конкретного народа, каков он есть сию минуту во всех
исторических осложнениях представляемой им идеи —
какого-то идола и стукали лбом перед этим идолом» 132;
другие, «под покровом толков о народе» организовывали
«самую жуткую, самую возмутительную травлю на ин­
теллигенцию». Для Михайловского служение народу —
это служение «добру и правде», борьба с остатками
крепостничества, с нищетой и невежеством народной
массы. Он выступал против идеализации народа и счи­
тал, что «человек, для которого интересы народа свя­
щенны, совсем не обязан признавать таковыми же и
его мнения» 133, если в основе «мнений» лежат темные
предрассудки. Но призыв к реалистическому изобра­
жению быта народа не исключал у Михайловского идеа­
лизации форм и организации его жизни. Признавая об­
91

щину высоким «типом развития», Михайловский, как
и другие народники, оказывался в плену утопических
представлений. Здесь сказалось то же противоречие
между реализмом «наблюдений» и романтической «ве­
рой», которое отмечал В. И. Ленин у Энгельгардта.
Своеобразие критического метода Михайловского и
системы его литературно-критических взглядов особен­
но ярко проявилось в оценке творчества крупнейших
писателей-современников и в его отношении к новым
тенденциям развития литературного процесса конца
19 в. Нужно учитывать при этом такую особенность
Михайловского: у него есть ряд стержневых работ о
творчестве писателей-современников («Жестокий та­
лант», «Щедрин», «Г. И. Успенский как писатель и че­
ловек», «О Вс. Гаршине», «Десница и шуйца Льва
Толстого»), но кроме них — огромное количество вы­
сказываний о тех же писателях, разбросанных по мно­
гочисленным циклам и «заметкам» и написанных по
самым разным поводам (характерен, например, подза­
головок 22-й главы цикла «Случайные заметки и пись­
ма о разных разностях» — «О гр. Л. Толстом и о нар­
котиках»). Они существенно дополняют точку зрения
Михайловского на творчество писателя, высказанную
в «основной» статье. Например, статью «Жестокий та­
лант» можно понять лишь в контексте других высказы­
ваний критика о Достоевском (анализ «Бесов» в цикле
«Из литературных и журнальных заметок 1873 г.»;
статья «О Писемском и Достоевском» в «Записках со­
временника» 1881—1882 гг. и др.).
О Михайловском-критике написано немало работ и
статей (Г. А. Вялый, В. Н. Лукин, А. С. Кузьменков),
его литературно-критическая деятельность подробно
рассматривается в связи с журналистикой 70—80-х гг.
(В. Смирнов, М. Теплинский), в связи с развитием ли­
тературного процесса (П. А. Николаев, Н. И. Соколов,
М. Петрова) ; мимо высказываний Михайловского не
проходит ни один исследователь творчества Толстого,
Достоевского, Щедрина, Гл. Успенского, Горького, Чёхова... В отношении изученности и внимания литерату­
роведов Михайловскому повезло несравненно больше,
чем Ткачеву, Лаврову, не говоря уже о Скабичевском,
Протопопове и других, поэтому нет необходимости
останавливаться' на' анализё оценок Михайловским твор­
92

чества отдельных писателей. В соответствии с целью
главы более важным представляется выделить основные
принципы и приемы анализа им творчества писателей.
Во-первых, почти все литературно-критические статьи
Михайловского написаны по поводу каких-то событий
общетвенно-политического характера. Например, «Дес­
ница и шуйца Льва Толстого», включенная в «Записки
профана», непосредственно связана с «педагогической
распрей» вокруг статьи писателя «О народном образо­
вании»; статья «Жестокий талант» написана в «тяже­
лое, страшное время» разгула реакции после убийства
Александра II и выражает отношение критика к попыт­
кам поднять на щит реакционные идеи Достоевского и
объявить писателя едва ли не «пророком божьим». Твор­
чество Достоевского, его идеи не были предметом лишь
литературной полемики, и критик это прекрасно пони­
мал. Публицистическую струю статей Михайловского
необходимо всегда учитывать и не смешивать механи­
чески с другими их аспектами. Например, в отношении
к Достоевскому Михайловский был категоричен, одно­
сторонне охарактеризовав противоречивость его взгля­
дов и отождествляя его популярность с упадочнически­
ми общественными настроениями. Однако в осуждении
идейных и философских заблуждений писателя, широко
пропагандировавшихся реакционной печатью, проявил­
ся демократизм мировоззрения критика. Статьи Михай­
ловского и Ткачева о Достоевском, как справедливо
отмечает Н. И. Соколов, «выполнили свои задачи: вы­
явили несостоятельность и тенденциозность идейной
позиции Достоевского» 134.
Во-вторых, Михайловский, как и другие народники,
учитывает прежде всего социальную, общественную
значимость произведения. Правда, он стремился к объ­
ективному анализу и подчеркивал, что нельзя переносить
оценку мыслей автора на оценку его художественного
дарования. В его оценках нет категоричности, свойствен­
ной, например, Ткачеву. Однако деление писателей на
«наших» и «ненаших» заметно и в его статьях. С неиз­
менной симпатией пишет он о «своих» (Гл. Успенском,
Салтыкове-Щедрине, беллетристах-народниках). В оцен­
ке «чужих» чувствуется предвзятость, полемическая за­
остренность. Сдержанно, как все ,народники, относился
он к дворянской литературе, что не помешало ему дать
93

объективную оценку творчества Лермонтова («Герой
безвременья»), Тургенева и ряда других писателей. Так,
он признает, что Тургеневу «слишком многим обязано
русское общество», высоко ценит «музыкальность» его
таланта, «кружевную отделку письма» в его произведе­
ниях, отмечает «редкое мастерство» в разработке «пе­
реливов приподнятого строя женской души, расширен­
ной и очеловеченной любовью» 135. Он согласен, что
Тургенев — «большой человек», но сразу же добавляет:
«Большой, да не наш, Федот да не тот» 136. И это «ненаш» во многом определяет оценку творчества писателя.
Он для критика — человек 40-х гг. с гуманными, но не­
определенными устремлениями; его «Записки охотни­
ка»— это протест не столько против крепостного права,
сколько «против всей болотности тогдашнего склада
помещичьей жизни». Михайловский, как и другие крити­
ки-народники, считал, что Тургенев «кровно связан» с
дворянским классом и поэтому не может правильно по­
нять новую эпоху и новых людей. Критик отказал ге­
роям Тургенева в типичности: по его мнению, писатель
берет героев не из жизни, а разрабатывает варианты
двух общечеловеческих психологических типов: слабо­
го человека и практического человека.
В оценке творчества Тургенева он расходится с Доб­
ролюбовым. Если в работе «Вперемежку» (1876—1877)
он еще допускает, что мнение Добролюбова о Тургене­
ве как о «чутком» художнике, способном схватывать
нарождающиеся явления жизни, «было верным лишь в
свое время», то в статье, написанной вскоре после смер­
ти Тургенева, Михайловский признает «неверным» «хо­
дячее мнение» о Тургеневе как «специалисте по части
«уловления момента» 137.
В-третьих, для критической манеры Михайловского
свойственно «накладывание» социологических понятий
на творчество писателя. Так, творчество Щедрина и
Гл. Успенского рассматривается сквозь призму «чести»
и «совести»; для оценки противоречий Л. Толстого ис­
пользуется теория «типов» и «степеней» развития. Это
позволяло ввести в статьи философскую и социологиче­
скую проблематику, усиливало публицистический и пси­
хологический аспект анализа, давало возможность сде­
лать множество тонких наблюдений, но нередко уводи­
ло в сторону от реального содержания произведения
94

или давало основание для субъективного, упрощенного
его истолкования. Методологическая ограниченность та­
кого подхода особенно заметна в блестящих, талантли­
вых, но узких по диапазону статьях Михайловского о
Щедрине, Гл. Успенском, Л. Толстом. Например, в статье
«Десница и шуйца г. Л. Толстого», являющейся, наряду
со статьей Чернышевского, одной из лучших работ о
писателе в дореволюционном литературоведении до цик­
ла статей В. И. Ленина о Толстом, явственно заметна
эта ограниченность. Указав на противоречия писателя,
он «оказался совершенно неспособным увидеть их связь
с условиями жизни. русского крестьянства в пореформен­
ную эпоху, оценив их лишь как «индивидуальное не­
что» 138.
В-четвертых, Михайловский всегда придавал боль­
шое значение личности писателя. Ему хотелось, чтобы
читатель имел дело не только с самим произведением,
но и видел за страницами текста создавшего их челове­
ка. Именно поэтому он создает в своих статьях психо­
логические портреты писателей, используя богатый фак­
тический материал, широко опираясь на личные
воспоминания. Это, например, портреты’Гл. Успенского,
Щедрина, психологические этюды о Тургеневе, Достоев­
ском, Гаршине. Эти портреты становятоя своеобразны­
ми психологическими очерками внутри литературно-кри­
тической статьи, они написаны, как правило, с
блеском, проникновенно и свидетельствуют о незауряд­
ном беллетристическом таланте критика, который, как
известно, не без успеха пробовал свои силы в художе­
ственном творчестве 139.
Но психологический портрет автора нужен был и для
того, чтобы объяснить особенности содержания и стиля
произведений писателя. Например, трактовку Михай­
ловским творчества Гл. Успенского нельзя понять без
характеристики самого писателя как «великомученика
правды», человека с «больной совестью». Выработанную
Гл. Успенским жанровую форму полубеллетристических,
полупублицистических очерков и отрывков критик тоже
связывает с личностью и «духовным складом» писателя.
«Таков, во-первых, его художественный аскетизм, воз­
буждающий его расходовать как можно меньше красок
и линий... Такова, во-вторых, его чрезмерная отзывчи­
вость и связанная с нею лихорадочная торопливость в
95

передаче читателю своих впечатлений и их комбинаций».
Успенский, по словам критика, писал кровью, а «брызги
крови разве только по какой-нибудь особенно счастли­
вой случайности могут расположиться... с той правиль­
ностью, которая нужна для законченности формы» 140.
Этюды о писателях, в которых много метких наблю­
дений и тонкого психологизма, действительно предостав­
ляли возможность по-новому прочитать произведение,
несли большую познавательную и воспитательную на­
грузку, давали богатый материал для анализа процесса
художественного творчества. Однако в целом Михай­
ловский преувеличивал роль «авторского присутствия»,
чрезмерно отождествляя автора и его произведение. Та­
кие понятия, как «больная совесть» или «жестокий та­
лант», не давали основы для комплексного анализа
сложных и глубоких произведений Гл. Успенского, До­
стоевского и других.
Отмеченные особенности критики Михайловского
прослеживаются в той или иной степени в основных его
статьях, с ними связана специфика его критического ме­
тода. Своеобразный «импрессионизм» Михайловского —
это черта его индивидуального метода, но в целом его
критика, теснейшим образом связанная со структурой
его народнического мировоззрения, характерна для ли­
тературно-эстетической системы взглядов всего направ­
ления. Она, как и критика других народников, разви­
вается в русле реальной критики, но в ее народниче­
ском варианте.
Лавров, Ткачев и Михайловский являются «кори­
феями» народничества, ведущими критиками направле­
ния. Но направление — не одни лидеры. Реальная кри­
тика 60-х гг.— это не только Чернышевский, Добролю-'
бов и Писарев, но и Антонович, Шелгунов, Зайцев,
Благосветлов, М. Михайлов... Народническая критика —
тоже разветвленное явление, ее принципы нашли отраже­
ние в статьяхтаких менее известных, но популярных в
свое время критиков и публицистов, как Протопопов,
Цебрикова, Шашков, Южаков... Среди критиков этого
ряда особо следует выделить А. М. Скабичевского. Он
был профессиональным критиком, многие десятилетия
сотрудничал в народнических журналах и разделил
судьбу всего направления: от боевого демократизма
70—80-х гг. до «благонамеренного демократизма» (Пле­
96

ханов) 90-х гг. И если в 70—80-е гг. статьи Скабичев­
ского пользовались известностью и влиянием, то в
90-е гг. и в первое десятилетие 20 в. он утрачивает какое
либо значение в литературе. Редкие отзывы о Скаби­
чевском в эти годы носят единодушно отрицательный
характер: от деликатно-сдержанного осуждения его
«Истории новейшей русской литературы» Михайловским:
(«Литературные воспоминания и современная смута»)
и Пыпиным («Вестник Европы», 1891, № 7) до резко
отрицательных высказываний Плеханова («А. М. Ска­
бичевский— не орел, это теперь всякому известно»141).
Да и сам Скабичевский признавал, что после «Отече­
ственных записок» он «ни на шаг не продвинулся впе­
ред». В таком повороте судьбы Скабичевского нет
ничего удивительного. Он был талантливым критиком,
искренним и по-своему последовательным сторонникомдемократических идей и реалистических традиций. Но
его взгляды были противоречивы, и после запрещения
«Отечественных записок» Скабичевский, оказавшийся
вне боевой атмосферы демократического журнала, не
понявший, как и другие народники, марксизма, оказы­
вается в глубоком тылу общественной и литературной
борьбы, утрачивает перспективу в оценке литератур­
ного процесса. В статьях последних лет встречаются
отдельные интересные суждения о писателях-народниках
(«Мужики в русской беллетристике»), о творчестве
Чехова («Есть ли у г. Чехова идеалы?»), но в целом
Скабичевский уже не сказал ничего нового и даже пы­
тался использовать старое против нового. Например,:
отмечая правдивое изображение народа в творчестве
беллетристов-народников, он противопоставляет их
марксистам, которые якобы «махнули на народ рукой,
представляя его на жертву фатальной неизбежности
экономических процессов» 142 и стали думать о мужи­
ках, что из них выйдет что-то похожее на людей, когда
они «переварятся в котле капитализма» 143. Утрата чув­
ства времени и неизбежно связанная с этим утрата;
оригинальности дали основания В. Короленко охаракте­
ризовать статьи Скабичевского этого периода как «ник­
чемное бормотанье» 144
Скабичевский оказался забытым еще при жизни. Не
вспоминало его и литературоведение. О Скабичевском
есть разделы в академической «Истории русской кри­
97-

тики», в учебнике по критике В. И. Кулешова, в моно­
графии М. Теплинского об «Отечественных записках».
Но практически не изучена деятельность Скабичевско­
го после закрытия «Отечественных записок», его
-сотрудничество в «Биржевых ведомостях», нет достаточ­
но четкого представления о системе его литературно­
критических взглядов.
Между тем Скабичевский — по-своему интересный
критик, он достоин внимания не меньше, чем, например,
И. Киреевский, Дружинин, Страхов, Ап. Григорьев, о
которых в последние годы стали много писать. При всех
своих ошибках и противоречиях Скабичевский, особенно
в 70—80-е гг.,— критик демократического лагеря, о чем
свидетельствует сам факт его многолетнего сотрудни­
чества в «Отечественных записках». В своих статьях он
«живо Откликнулся с демократических позиций на мно­
жество новейших явлений в текущей русской литерату­
ре» 145, «горячо сочувствовал всему, чему сочувствовали
лучшие люди того времени» 146. Кроме того, анализ
взглядов Скабического интересен как рельефное отра­
жение некоторых специфических черт народнической
критики. Не останавливаясь специально на анализе
всей системы его взглядов 147, выделим те из них, кото­
рые позволяют судить о месте Скабичевского в общей
системе народнической критики.
С критиками-народіниками Скабического объединяет
общность проблематики (защита передового мировоз­
зрения, выступления против реакционной беллетристики
и публицистики, внимание к творчеству писателей-демо­
кратов) и установка на утверждение принципа реализ­
ма, который он прямо связывает с народностью: ею об­
условлена «как истинная реальность, так и полезность
литературы» 148. Однако в его статьях особенно резко
обозначились противоречивость, слабость литературной
теории народничества. Например, Скабичевский, как
и все народники, считал своим долгом защищать тради­
ции «наследства» 60-х гг. Он был хорошо знаком с на­
следием Белинского, Чернышевского, Добролюбова
больше, чем кто-либо другой, писал о них. Анализ их
деятельности содержится в его книге «40 лет русской
критики», в «Истории новейшей русской литературы»,
в многочисленных статьях («Прудон об искусстве и са­
турналии наших эстетиков», «Очерки литературного
98

движения после Белинского и Гоголя», «Д. И. Писа­
рев», «Особенности русской комедии»), им были напи­
саны популярные биографии Белинского и Добролюбова.
Но несмотря на то, что Скабичевский признает их ог­
ромную роль в развитии русской литературы и
передовой мысли, главное в их деятельности — револю­
ционный демократизм — осталось вне поля зрения на­
родника. Скабичевский .подчеркивает, особенно в стать­
ях 90-х гг., прежде всего просветительскую, нравствен­
ную сторону деятельности великих критиков. Разумеется,
оценка деятельности Добролюбова лишь как «беспо­
щадного обличителя... словесной мишуры, фразистости,
напускного либерализма»149 не давала представления
о подлинном характере деятельности этого, по опреде­
лению Скабичевского, «гениального критика». В этом
отношении мнение Скабичевского расходится с мнением
Михайловского, Ткачева и Лаврова.
Кроме того, Скабичевский не просто полемизировал
с отдельными суждениями основоположников реальной
критики, как это делали нередко другие народники, но
пытался пересмотреть основные принципы их теории,
противопоставив эстетической доктрине, «установленной
еще Белинским», свою теорию «рефлектирования впе­
чатлений». По его мнению, современные теории, нося­
щие «клеймо реализма», не учитывают специфики худо­
жественного творчества и носят утилитарный характер,
потому что они лишь декларируют то, о чем должен
писать автор, но не объясняют, почему он должен так
писать. Особенно резко обрушивался он на реалистиче­
ское требование изображать жизнь как она есть. В духе
позитивистских представлений он утверждал, что «мы
не знаем действительности в том виде, как она есть на
самом деле... мы имеем дело не с ней самой, а с теми
впечатлениями, какие она на нас производит» 15°. Он
поставил под сомнение принцип реалистической типиза­
ции, способность искусства воспроизводить действитель­
ность и быть учебником жизни. По его мнению, «искус­
ство должно1 воспроизводить действительность не в
том виде, как она есть сама по себе, а как она нам пред­
ставляется» 151. Этот вывод, сформулированный в работе
«Беседы о русской словесности», многократно повторя­
ется в статьях и монографиях Скабичевского.
99

Субъективно теория «рефлектирования впечатлений»
была направлена против грубого утилитаризма и игно­
рирования образной специфики искусства. Но в каче­
стве «добавления» к теории реализма, как трактовал
се Скабичевский, она не выдерживает никакой критики.
Во-первых, Скабичевский упрощенно понял основные
положения теории реализма, приписав ей игнорирование
специфики искусства, требование иллюстративности и ме­
лочного копирования действительности. Во-вторых, ясные
и четкие критерии революционно-демократической кри­
тики— народность, социальность, демократизм—хотя
утверждаются Скабичевским, но теряют свое значение,
растворяясь в умозрительной и расплывчатой теории.
Несостоятельность концепции Скабичевского становит­
ся особенно заметной тогда, когда он пытается применить
ее для анализа конкретных литературных явлений. Наибо­
лее яркий пример — оценка творчества Гоголя. В статье
«Три человека 40-х гг.» (1871) он утверждает, что Го­
голь, выросший в среде, не отрешившейся еще от идеа­
лов средневековья, сам проникся на всю жизнь этими
идеалами и остался «совершенно вне умственного дви­
жения своего времени» 152. Его творчество лишено со­
временного значения, в нем преобладает субъективное
начало, «непосредственное, эмпирическое воззрение на
жизнь»153, поэтому Гоголь «принялся осмеивать окру­
жающую его жизнь из чистой потребности своего духа,
вне всяких веяний каких-либо идей философских или
политических» 154. Такая оценка, вполне соответствовав­
шая «теории впечатлений», игнорировала реальное со­
держание творчества Гоголя и приходила в полное про­
тиворечие с отношением к Гоголю Белинского и Черны­
шевского. Скабичевский призывал «отрешиться от
предрассудка», возникшего «под влиянием Белинского»,
что Гоголь «произвел полный переворот в нашей бел­
летристике» 155.
Теория «рефлектирования впечатлений» другими
народниками не разделялась, и в это отношении она
является «собственностью» Скабичевского. Однако счи­
тать ее чем-то случайным, сугубо индивидуальным нель­
зя. В ней проявилась свойственная критикам-народни­
кам односторонность в понимании специфики искусства,
но если Ткачев выдвинул на первый план, как
доступную объективному анализу, «жизненную правду»,
.100

то Скабичевский сделал упор, исходя из тех же сообра,жений, на «психологическую правду». Таким образом,
теория Скабичевского — это «индивидуальное» отраже­
ние противоречий народнической эстетики в целом.
Оценку Скабичевского нельзя, конечно, ограничить
только анализом его теории. «Журнальный контекст» и
«диктат реализма» вносили в его статьи существенные
коррективы. В ряде моментов литературной практики
он оказывался даже более объективным критиком, чем
его коллеги. Так, он много внимания уделял анализу
художественной стороны произведения, высоко оценил
с этой точки зрения творчество Тургенева и Толстого.
В «Записках охотника» он, в отличие от Ткачева и Ми­
хайловского, отметил «дух гуманности и искренней люб­
ви к мужику»; в произведениях писателя его привлекал
лиризм, мягкость палитры, «безыскусственная простота
и реализм» 156.
«Художественную сторону таланта», нетерпимость к
фальши он подчеркивал в творчестве Толстого, хотя в
целом, как и Михайловский, противопоставил Толстогохудожника и Толстого-мыслителя («Граф Л. Н. Толстой
как художник іи мыслитель», «Разлад художника и мыс­
лителя») .
Статьи Скабичевского типичны для народнической
критики и постановкой проблемы изображения народной
жизни в литературе. Эта тема является одной из цен­
тральных в его творчестве. Он отрицал «сентименталь­
но-идеалистическое» й «смехотворно-отрицательное»
отношение к народу, настаивая на том, что народную
жизнь надо изображать так, «как она течет вокруг
нас». Но у Скабичевского свой акцент в понимании
правды народной жизни. Если, например, Ткачева при­
влекала в произведениях Решетникова правдивая кар­
тина экономического быта народа, то Скабичевский
больше пишет о душевной красоте и стойкости героев
романа «Где лучше?». Его тезис — писать правду о на­
роде с любовью к народу — непосредственно связан с
народнической идеализацией крестьянина, с «верой»
в «грядущую самобытность» (В. И. Ленин).
Анализ литературно-эстетических взглядов Ткачева,
Лаврова, Михайловского и Скабичевского дает, таким
образом, возможность проследить типологическую общ­
ность их критики. Несмотря на индивидуальные особен­
7

В-538

101

ности и значительные порой расхождения теоретических
взлядов и конкретных оценок, они являются предста­
вителями одного направления, іи расхождения во взгля­
дах во многом объясняются как субъективными факто­
рами, так и выдвижением на первый план разных
аспектов общего для всех типа мировоззрения. Типоло­
гический анализ взглядов критиков-народников позво­
ляет проследить на конкретных фактах форму взаимо­
связи между различными элементами их критического
метода и объяснить на этой основе как методологиче­
скую узость народнической критики, так и развитие ее
в русле традиций реальной критики.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Предложенный в работе аспект анализа нё исчер­
пывает, разумеется, всех проблем изучения народниче­
ской критики как идейно-эстетической системы, но дает
возможность по-новому подойти к решению ряда акту­
альных вопросов теории и истории русской критики.
Так, интересной и неизученной является проблема вза­
имосвязи народнической критики и различных направле­
ний академического литературоведения. Между тем лите­
ратурная критика народников и академическое литерату­
роведение не были разгорожены глухой стеной. Скаби­
чевский активно выступал как историк русской литерату­
ры; Лавров соединял в своем лице ученого-теоретика и
критика. В свою очередь А. Пыпин, С. А. Венгеров,
К. Арсеньев и другие не замыкались в чистой науке,
их литературно-критические статьи часто появлялись
на журнальных страницах. «Склонность к публицисти­
чески окрашенным идейно-тематическим
анализам
литературного творчества, несомненно, сближала мно­
гих деятелей русского академического литературоведе­
ния с Белинским, Чернышевским и Добролюбовым»
В историко-литературных концепциях ряда видных
представителей академического литературоведения (на­
пример, С. А. Венгерова) чувствуется заметное влия­
ние идеологии народничества. Анализ этих взаимосвязей
будет иметь не только историко-литературное, но
актуальное звучание в свете современных споров о месте
критики среди литературоведческих и гуманитарных
наук.
Важное историко-литературное и теоретико-методологическое значение имеет вопрос о связи народниче­
ской и марксистской критики. В последнее время эта
проблема активно разрабатывается применительно к
академическому литературоведению. Все прочнее утвер7*

103

издается мнение, что «марксистское литературоведение
на рубеже веков, развиваясь в непримиримой борьбе с
идеалистическими и позитивистскими концепциями ака­
демического литературоведения, вместе с тем творчески
усваивало, критически перерабатывало все ценное, что
было в трудах ученых-антагонистов, в их методологиче­
ском поиске»2. Вполне правомерна постановка вопроса
о том, что Плеханов, Воровский, Луначарский и другие
критики-марксисты не игнорировали и опыт народниче­
ской критики, как положительный, так и отрицательный,
хотя марксистское литературоведение формировалось
на принципиально иной методологической основе и в'
полемике с народнической идеологией.
Богатый материал, расширяющий содержание поня­
тия «народническая критика», может дать анализ лите­
ратурных взглядов писателей-народников, особенно Ко­
роленко, Гл. Успенского, Златовратского. Самоосознание этими писателями своего творческого метода, пони­
мание ими теоретических и эстетических проблем
художественного творчества позволят увидеть новые,
нюансы в системе литературно-эстетических взглядов
народников.
Изучение истории критики, в частности, народниче­
ской, имеет непосредственный выход и к актуальным
проблемам современной критики. Немало, например,
говорится и пишется о том, что «критика перестала
рассуждать о самой себе, рассуждать лишь о литера­
туре. Не задумываясь о собственной природе, она
утрачивает меру для определения как своих достоинств,
так и недостатков»3. Демократическая критика 19 в. не
страдала .этим недостатком; она «самосознавала» себя,
стремилась осмыслить и обосновать свою методологию и
специфику — и этот опыт может быть исследован совре­
менной критикой.
Важно выделить еще один — идеологический — ас­
пект в изучении поставленной в работе проблемы. Как
отмечал на XXV съезде КПСС Л. И. Брежнев, «идейное
противоборство двух систем становится более актив­
ным, империалистическая программа — более изощрен­
ной»4. В области литературоведения эта борьба прояв­
ляется не только в прямых атаках на принцип партий­
ности и классовости искусства, но и в более гибкой:
форме: в буржуазном литературоведении появляются
104

многочисленные школы, направления, которые под
видом использования современных научных методов и
отрицания «традиционного» литературоведения пыта­
ются оторвать литературу от таких «внеэстетических»
феноменов как «связь произведения с действительно­
стью, талантом и мировоззрением художника, выясне­
ние социального и эстетического воздействия произве­
дения на читателя и т. д.» 5.
Вместо этого задачи литературоведения и критики
пытаются ограничить «постижением имманентного смыс­
ла литературных явлений и форм как специфических
структурных образований человеческого сознания»6.
В качестве обоснования таких попыток активно исполь­
зуются разного рода идеалистические направления, ко­
торые демонстративно противопоставляются традициям
революционно-демократической критики.
Таким образом, отношение к демократическим, реа­
листическим традициям критики прошлого имеет не
только академический интерес. Их ревизия — одна ив
форм идеологической борьбы на современном этапе.
Но демократическая критика не нуждается в защи­
те. С разного рода «новациями» она сама имела дело(что показано в работе) и умела не только защитить
свои принципы, но и показать несостоятельность всяко­
го рода эстетических, психологических, естественно-ма­
тематических и прочих обоснований теорий «чистого
искусства». Народническая критика тоже внесла свой
вклад в эту традицию реальной критики.
Кроме теоретико-методологических, есть немало и
историко-литературных проблем, связанных с народни­
ческой критикой: ее влияние на литературный процесс
эпохи; изучение взглядов забытых критиков этого на­
правления; мастерство критического анализа Михайлов­
ского, Ткачева, Лаврова, Скабичевского. Давно назрел
вопрос об атрибуции, научном комментировании и изда­
нии хотя бы наиболее значительных статей критиковнародников.
Каждая из упомянутых проблем может стать пред­
метом отдельного исследования. Но для их решения
необходимо иметь представление о народнической критике как об исторически обусловленной идейно-эстети­
ческой системе, анализ которой и был основной задачей
работы.

ПРИМЕЧАНИЯ

Введение

1 Иезуитов А. Н. Движущаяся эстетика, художественное
самопознание общества.— В кн.: Современная литературно-художе­
ственная критика. Актуальные проблемы. Л., 1975, стр. 17.
2 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 22, стр. 304.
3 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 47, стр. 227—229.
4 Николаев П. А. Теория реализма в России второй поло­
вины XIX века.— В кн.: Развитие реализма в русской литературе.
Т. 2. Кн. 2. М., 1973, стр. 480, 481.
5 Ссылки на названия работ упомянутых авторов будут даны
ниже.
6Щербина В. Р. Проблемы литературоведения в свете
наследия В. И. Ленина. М., «Наука», 1971, стр. 120.
7Блауберг И. В., Садовский В. Н., Юдин Э. Г.
Системный подход в современной науке.— В кн.: Проблемы мето­
дологии системного исследования. М., «Мысль», 1970, стр. 38.
Глава I. Метод народнической критики

1 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 15, стр. 368.
2 Развитие реализма в русской литературе. T. 1. М., 1972,
стр. 7.
3Егоров Б. Ф. Очерки по истории русской литературной
критики. Л., Изд-во ЛГУ, 1973, стр. 8.
4 См.: Современная литературно-художественная критика. Л.,
«Наука», 1975; Современный литературный процесс и критика.
М., «Мысль», 1975; Методологические проблемы современной лите­
ратурной критики. М., «.Мысль», 1976.
8Краинская Э. Б. О соотношении структурного и истори­
ческого методов в научном исследовании.— В кн.: Философские
и социологические исследования. Л., Изд-во ЛГУ, 1974, стр. 76.
6 История русской критики. Т. 2. М.— Л., 1958, стр. 365.
7 Мих а й лов ск и й Н. К. Литературные воспоминания
и современная смута. T. 1. СПб., 1900, стр. 121—159.
8 Овсянико-Куликовский Д. История русской интел­
лигенции. T. 8j Ч. 2. М., ГИЗ, [б. г.], стр. 152.
9 Скабичевский А. Критические этюды, публицистические
очерки, литературные характеристики.— Соч. В 2-х т. Т.2. СПб.,
1895, стр. 857. В дальнейшем ссылки даются по этому изданию.

106

10 П у с т а р н а к о в В. Ф., Шахматов Б. М. П. Н. Тка­
чев — революционер, публицист, мыслитель.— В кн.: Ткачев П. Н.
Соч. В 2-х т. T. 1. М., «Мысль», 1975, стр. 55.
11 Николаев П. А. Возникновение марксистского литерату­
роведения в России. М„ Изд-во МГУ, 1970, стр. 129.
12 Принадлежность этой статьи П. Л. Лаврову не доказана.
См.: Во гр ад В. Журнал «Современник» (1847—1866). Указатель
содержания. М.— Л., ГИХЛ, 1959, стр. 586.
13 К у л е ш о в В. И. История русской критики. М., «Просве­
щение», 1972, стр. 379—380.
14 Л а в р о в П. Л. Философия и социология.— Избр. произв.
В 2-х т. T. 1. М., «Мысль», 1965, стр. 541.
15 Л а в р о в П. Л. Иностранная литература.— «Библиотека
для чтения», 1863, декабрь, отд. XVI, стр. 36.
16 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч. В 15-ти т.
Т. 7. М., Гослитиздат, 1950, стр. 227—240.
17 Антонович М. А. Избр. статьи. Л., 1938, стр. 519.
18 Л а в р о в П. Л. Собр. соч. Серия 1. Вып. 2. Пг., 1917,
стр. 195.
19 Л е нин В. И. Поли. собр. соч. Т. 19, стр. 173. Об эволюции
эстетических взглядов П. Л. Лаврова см. подробнее: Лукин В. Н.
П. Л. Лавров о сущности прекрасного, специфике и задачах ис­
кусства.— В кн.: Вопросы научного коммунизма, истории СССР
и эстетики. Куйбышев, 1970; Коновалов В. Н. П. Л. Лавров
как литературный критик.— «Русская литература», 1974, № 4.
20 С м и р н о в В. Б. Литературная история «Отечественных
записок», стр. 54.
21 Н и к о л а е в П. А. Возникновение марксистского литерату­
роведения в России. М., Изд-во МГУ, 1970, стр. 57.
22 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 2, стр. 545.
23 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 2, стр. 528—529.
24 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 2, стр. 545.
25 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 26, стр. 241.
26 X о р о с В. Г. Народническая идеология- и марксизм. М.,
«Наука», 1972, стр. 12. Об этом же см.: В. И. Ленин и русская
общественно-политическая мысль 19 — начала 20 в. Л., «Наука»,
1969, стр. 142—144.
27 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27, стр. 195—196.
28 Зельдович М. Г. Ленинский принцип историзма и во­
просы методологии исторического изучения литературы.— В кн.:
Современная советская историко-литературная наука. Л., «Наука»,
1975, стр. 63.
29 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 25, стр. 263.
30 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 39, стр. 67.
31 Зельдович М. Г. Ленинский принцип историзма и вопро­
сы методологии исторического изучения литературы.— В кн.: Со­
временная советская историко-литературная наука, стр. 76.
32 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. T. 1, стр. 412.
33 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 22, стр. 120.
34 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 6, стр. 328.
35 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29, стр. 318.
36 С т о л я р о в В. И. Диалектика как логика и методология
науки. М., 1975, стр. 63.
107

37 Скабичевский А. М. Литературные воспоминания.
1928, стр. 322.
38 Т к а ч е в П. Н. Принципы и задачи реальной критики.—
«Дело», 1878, № 8, стр. 25.
39 С м и р н о в В. Б. Н. Г. Чернышевский и литературное на­
родничество.— Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования, мате­
риалы. Вып. 6. Саратов, 1968, стр. 144.
40 О стиле статей критиков-народников см. подробнее: Коно­
валов В. Н. Народническая литературная критика, Учебное
пособие. Казань, 1974; его же: Стиль Н. К. Михайловского-критика.— Романтизм (теория, история, критика). Казань, Изд-во КГУ,
1976.
41 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18, стр. 384.
42 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 24, стр. 335.
43 С е д о в М. "
Г. К вопросу об общественно-политических
взглядах Михайловского.— Общественное
"'
движение в пореформенной России. М„ «Наука», 1965, стр. 186.
44 Малинин В. А.
Философия революционного народниче■ства, стр. 333.
45 «Дело»,
1877, № 8, стр. 45.
46 Лавров П. Л. Философия и социология. Т. 2, стр. 22.
47 Михайловский
Н. К. Соч. В 6-ти т. Т. 3. СПб.,
1896—1897, стр. 8. В дальнейшем ссылки даются по данному из­
данию.
48 Т к а ч е в П. Н. Избр. соч. на социально-политические темы.
В 6-ти т. T. 1. М„ 1932—1937, стр. 90. В
" дальнейшем ссылки даются по данному изданию.
49 Ткачев П. Н. Избр. соч. Т. 3, стр. 201. О критике народ­
никами субъективной социологии подробно пишет В. А. Малинин
в книге «Философия революционного народничества» (стр. 144—
153).
50 Михайловский Н. К. Соч. T. 3, стр. 106.
51 Лавров П. Л.
Философия и социология. Т. 2, стр. 290.
52 Там
же, стр. 38.
53 Михайловский Н. К. Соч. Т. 3, стр. 406.
54 Михайловский Н. К. Соч. T. 1, стр. 71—72.
55 Ткачев П. Н. Избр. соч. Т. 2, стр. 97.
56 Михайловский Н. К. Соч. Т. 3, стр. 401—402.
57 Там
же, стр. 391.
58 Лавров П. Л. Философия и социология. Т. 2, стр. 316.
59 Малинин
В. А. Философия революционного Народницества, стр. 138.
60 Михайловский Н. К. Соч. Т. 3, стр. 301.
61 Малинин В. А.
Философия революционного народничества, стр. 140.
62 Ткачев П. Н. Избр. соч. T. 1, стр. 276.
63 Лавров П. Л. Избранные сочинения на социально-поли­
тические темы. В 4-х т. Т. 3. М., 1934—1935, стр. 9. В дальнейшем
ссылкиI даются по этому изданию.
64 'Там
же, стр. 367.
65 jМихайловский Н. К. Соч. Т. 3, стр. 434.
66 'Там
же, стр. 440.
67 'Там
же, стр. 404, 405.
М„

108

68 Л а в р о в П. Л. Философия и социология. Т. 2, стр. 43.
69 См.: Ткачев П. Н. Избр. соч. T. 1, стр. 310, 321,.419.
70 Там же, стр. 284.
■
71 Ленин В. И. Поли. собр. соч. T. 1, стр. 138.
72 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 2, стр. 237.
73 Там же, стр. 246.
74 Там же, стр. 247.
75 См. там же, стр. 234.
76 Гуляев Н. А. В. И. Ленин о романтизме.— В кн.: Вопро­
сы романтизма. Вып. 5. Казань, Изд-во КГУ, 1972, стр. 11—12.
77 См.: Овсянико-Куликовский Д. История русской
интеллигенции. Т. 8. Ч. 2, стр. 155—156, 183.
78 М а л и н и и В. А. Философия революционного народниче­
ства, стр. 12.
79 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18, стр. 384.
80 В о д о л а з о в Г. Г. От Чернышевского к Плеханову. Об
особенности развития социалистической мысли в России. М.,
Изд-во МГУ, 1969, стр. 81.
81 С м и р н о в В. Б. Литературная история «Отечественных
записок» (1868—1884). Пермь, 1975, стр. 118.
82 Осьмаков Н. В. Своеобразие романтизма поэзии револю­
ционного народничества.— В кн.: К истории русского романтизма.
М., «Наука», 1973, стр. 119.
83 Пруцков Н. И. Вопросы литературно-критического анали­
за. М.—Л., 1960, стр. 48.
84 Плеханов Г. В. Искусство и литература. М., Гослитиз­
дат, 1948, стр. 532.
85 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 2, стр. 527.
86 Там же, стр. 522.
87 Цит. по кн.: Смирнов В. Б. Литературная история «Оте­
чественных записок», стр. 118.
88 Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч. В 15-ти т. Т. 3,
стр. 25.
89 Михайловский Н. К. Соч. Т. 4, стр. 758—759.
90 Писарев Д. И. Соч. В 4-х т. T. 1. М., 1955, стр. 126—127.
91 Лавров П. Л. Иностранная литература.— «Библиотека для
чтения», 1863, декабрь, отд. XVI, стр. 36.
92 Михайловский Н. К. Соч. Т. 6, стр. 461.
93 Белинский В. Г. Собр. соч. В 3-х т. Т. 2. М., ОГИЗ, 1948,
стр. 364, 373.
94 Г о р л а н о в а Т. Эстетические взгляды народников в свете
ленинских оценок.— В кн..: В. И. Ленин и некоторые вопросы исто­
рии и теории эстетики. М., Изд-во МГУ,. 1969, стр. 77—78.
95 Скабичевский А. М. Соч. T. 1, стр. 115.
96 Михайловский Н. К. Соч. Т. 2, стр. 654.
97 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. Т. 2. СПб., 1900, стр. 192, 199—200.
98 Михайловский Н. К. Соч. Т. 4, стр. 523.
"Скабичевский А. М. Соч. Т. 2, стр. 234.
100 С т е н н и к Ю. В. Системы жанров в историко-литератур­
ном процессе.— В кн.: Историко-литературный процесс. Проблемы
и методы ’ изучения. Л., «Наука», 1974, стр. 184.
101 М и X а й л о в ски й Н. К. Соч. Т. 4, стр. 514.
1

109

102 Там же, стр. 515.
103 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. T. 1, стр. 49ѵ.
104 Салтыков-Щедрин М. Е. Поли. собр. соч. Т. 20.. М.,
1937, стр. 152.
105 С а л т ы к о в - Щ е д р и н М.. Е. Поли. собр. соч. Т. 19,
стр. 384.
1061 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. T. 1, стр. 126.
107 См..: Лавров П. Л. Современная журналистика.— «Книж­
ный вестник», 1866, № 23—24; его же: Обозрение периодических
изданий.— «Библиограф», 1869, № 1.
108 См. об этом: Твардовская В. А. Н. К. Михайловский
и «Народная воля».— «Исторические записки», 1968, т.. 82.
109 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. Т. 4, стр. 49.
110 Михайловский Н. К. Соч. Т., 5, стр. 283.
111 Скабичевский А. М. Литературные воспоминания. М.—
Л., 1928, стр.. 246.
112 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45, стр. 24.,
113 Скабичевский А. М. Литературные воспоминания,
стр. 246.
114 Рудницкая Е. Л. Шестидесятник Николай Ножин. М.,
1975, стр. 208.
115 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. T. 1, стр. 141.
116 Ткачев П. Н.. Избр. соч. Т. 4, стр. 414.
117 Л а в р о в П. Л. Философия и социология. Ч. 2, стр. 657.
118 См.: Скабичевский А.. М. Жизнь и литературная дея­
тельность Белинского.—Белинский В. Г. Собр. соч. В 4-х т. T. 1.
СПб., 1900.
119 Скабичевский А. М. Добролюбов. Его жизнь и лите­
ратурная деятельность. СПб., 4894, стр. 95.
120 М и X а й л о в с к и й Н., К. Соч. Т. 5, стр. 893.
121 Протопопов М. Критические статьи. М., 1902, стр. 470.
122 Г о р л а н о в а Т. Эстетические взгляды народников в свете
ленинских оценок.— В кн.: В. И. Ленин и некоторые вопросы исто­
рии и теории эстетики. М., Изд-во МГУ, 1969, стр. 77.
123 Ле нин В. И. Поли., собр. соч. Т. 2, стр. 542.
124, Плеханов Г. В. Избранные философские произведения.
В 5-ти т. T. 1. М., 1956, стр. 173.
125 Николаев П. А. Реализм как творческий метод. М.,
Изд-во МГУ, 1975, стр. 106-^107.
126 Ленин В. И. Поли. собр. соч. T. 1, стр. 137.
Глава II. Теоретико-литературные концепции народничества

1Храпченко М. Б. Типологическое изучение литературы и
его принципы.— В кн.: Проблемы типологии русского реализма.
М., «Наука», 1969, стр. 23.
2 Ф о X т У. P« Типологические разновидности русского реализ­
ма.— В кн.: Проблемы типологии русского реализма, стр. 65.
ПО

3 Неу п о ко ев а И. Г. О понятии общего типологического
ряда.— В кн.: Контекст-74. Литературно-теоретические исследова­
ния. М., «Наука», 1975.
41 См.: «Вопросы литературы», 1973, № 3.
5 С ичивица О. М. Факторы научного прогресса. Воронеж,
1974, стр. 127.
6Блауберг И. Б., Садовский В. Н., Юдин Э. Г. Си­
стемный подход в современной науке.— В кн.: Проблемы методоло­
гии системного исследования. М„ «Мысль», 1970, стр. 17.
7 Белинский В. Г. Собр. соч. В 3-х т. Т. 2. М., 1948, стр. 361.
8 «Вопросы философии», 1973, № 3, стр. 134.
9Машинский С. О. Типологическое и конкретно-историче­
ское исследование литературы.— В кн.: Проблемы типологии рус­
ского реализма. М., «Наука», 1968, стр. 139.
10 Клевенский М.. Ткачев как литературный критик.— «Со­
временный мир», 1916, № 7—8, стр. 2, 15.
11 Трубецкой Б. А. Эстетические взгляды П. Н. Ткачева.—
Учен. зап. Кишиневского ун-та, 1959, т. 37, стр. 35.
12 Т к а ч е в П. Н. Принципы и задачи реальной критики.—
«Дело», 1878, № 8, стр. 25.
13 Там же.
14 Т к а ч е в П. Н. Избранные сочинения на социально-полити­
ческие темы. Т. 2. М., 1932, стр. 373. В дальнейшем будут указы­
ваться только том и страница данного издания.
15 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 20, стр. 162.
16 В. И. Ленин о литературе и искусстве. М., 1969, стр. 707.
17 «Дело», 1878, № 3, стр. 23.
18 «Дело», 1872, № 12, стр. 42.
19 Там же, стр. 49.
20 Н и к о л а е в П. А. Возникновение марксистского литерату­
роведения в России. М., Изд-во МГУ, 1970, стр. 209.
21 «Дело», 1872, № 12, стр.. 30.
22 Там же, стр. 37.
23 Там же, стр. 43.
24 Там же, стр. 29.
25 Проблема типизации в эстетике Ткачева, эволюция его пред­
ставлений о типическом подробно рассматриваются в работах
В. М. Сенкевича «К вопросу о типическом в эстетике П. Н. Ткачева»
(Учен. зап. МГПИ им. В. И. Ленина, 1963, № 190) и В. Н. Лукина
«П. Н. Ткачев о некоторых проблемах эстетики» (Учен. зап. Куйбы­
шевского ГПИ, 1962, вып. 62).
26 «Дело», 1878, № 8, стр. 18.
27 Астахов И; Б. Эстетика. М., 1971, стр. 77.
28 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 20, стр. 554.
29 «Дело», 1878, № 8, стр. 23.
30 «Заурядные читатели» — намек на А. Скабичевского, кото­
рый под таким псевдонимом сотрудничал в газете «Биржевые ве­
домости».
31 «Дело», 1878, № 2, стр. 348.
■ 32 Белинский В. Г. Поли. собр. соч. Т. 7, стр. 94.
33 Салтыков-Щедрин М. É. Поли. собр. соч. В 20-ти т.
Т. 8, стр. 423.
34 Там же.

111

35 Черны!шевский Н. Г. Поли. собр. соч. В 15-ти т. Т. 3.
Гослитиздат, 1939—1953, стр. 663.
35 Добролюбов Н. А. Поли. собр. соч. В 6-ти т. Т. 2. М.,
Гослитиздат, 1934—1941, стр. 49.
37 Там же.
38 Там же, стр. 47.
!
39 Б у р с о в Б. Вопросы реализма в эстетике революционных
демократов. М., ГИХЛ, 1953, стр. 310.
40Туниманов В. Принципы реальной критики.— «Вопросы
литературы», 1975, № 6, стр. 161...
41 Л у к и н В. Н. П. Н. Ткачев о некоторых проблемах эсте­
тики.— Учен. зап. Куйбышевского ГПИ, 1962, вып. 62, стр. 148.
42 П л е X а н о в Г. В. Избранные философские произведения.
Т. 5. М, 1958, стр. 279.
43 «Дело»,
1878, № 4, стр. 321.
44 «Дело»,
1872, № 12, стр. 55.
48 Там же,
стр.. 53,
46 Там же, стр. 69.
47 Там же,
стр. 72..
48 «Дело», 1878, № 4, стр. 320.
49 «Дело», 1872, № 12, стр, 46—47.
50 Там же, стр. 59.
>
51 Сенкевич В. М. Типическое в реалистическом искусстве
(К вопросу о типическом в эстетике П. Н. Ткачева).— Учен. зап.
МГПИ им. В. И. Ленина, 1963, № 190, стр. 139—140.
52 «Дело», 1878, № 4, стр. 284.
53 «Дело», 1878, № 2, стр. 359.
54 «Дело», 1878, № 4, стр. 284.
55 «Дело», 1878, № 0, стр. 362.
56 «Дело», 1878, № 4, стр., 310.
57 Там же, стр. 313.
58 Там же, стр. 314.
59 Н. Щедрин о литературе. М„ 1952, стр. 289—292.
60 «Дело»,' 1868, № 12, стр. 27.
61 Соколов H. Н. В. Шелгунов— литературный критик.—
В кн.: Шелгунов Н. В. Литературная критика. Л., 1974, стр. 28.
62 Л а в р о в П. Л. Избранные сочинения на социально-полити­
ческие темы. В 8-ми т. Т. 2. М., 1934, стр. 31.
63 «Библиограф», 1869, № 1, отд. 1, стр. 14.
64 «Дело», 1879, № 10, стр.. 3.
63 Л а в р о в П. Л. Избранные сочинения на социально-полити­
ческие] темы. Т. 3, стр. 126.
68 Л а в р о в П. Л. Этюды о западной литературе. Пг., «Ко­
лос», 1923, стр. 86.
67 Там же, стр. 91.
68 «Дело», 1879, № 10, стр. 9.
69 «Библиограф», 1869, № 1, отд.. 1, стр. 1.
70 «Библиограф», 1869, № 1, отд. 3, стр. 3.
71 Л а в р о в П. Л. Письмо провинциала о некоторых литера­
турных явлениях.— Литературное наследство. Т. 76. М., «Наука»,
1967, стр. 177.
72 Там же, стр. 188.
73 Там же, стр. 198.

М.,

; 112

•
Лавров П. Л. (А. До ленга). Важнейшие моменты в
истории мысли. М., 1903, стр. 171.
75 Л а в р о в П. Л. Философия и социология. Т. 2, стр. 50.
76 «Отечественные записки», 1868, март, стр. 124—125.
77 Там же, стр. 139.
78 История КПСС. T. 1. М., 1964, стр. 51.
79 «Отечественные записки», 1868, март, стр. 125.
80 Л а в р о в П. Л. Философия и социология. T. 1, стр. 537.
81 Лавров П. Л. Этюды о западной литературе, стр. 55.
82 Лавров П. Л. Философия и социология. T. 1, стр. 538.
83 Л а в р о в П. Л. Этюды о западной литературе, стр. 185.
84 Там же, стр. 186.
85 Л у к и н В. Н. П. Л. Лавров о сущности прекрасного, спе­
цифике и задачах искусства, стр. 163.
86 Там же.
87 Л а в р о в П. Л. Избранные сочинения на социально-полити­
ческие темы. Т. 4, стр. 127—128.
88 Л а в р о в П. Л. Тургенев и развитие русского общества.—
Литературное наследство, 1967, т. 76, стр. 217.
89 Л а в р о в П. Л. Этюды о западной литературе, стр. 158.
"Лавров П. Л. Задачи понимания истории. СПб., 1903,
стр. 285, 286, 321.
91 Там же, стр. 320.
"Лавров П. Л. Этюды о западной литературе, стр. 103.
93 Лавров П. Л. Задачи понимания истории, стр. 286.
94 Л а в р о в П. Л. Этюды о западной литературе, стр. 90.
95 К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. T. 1. М., «Искусство)»,
1967, стр. 23.
96 Рунин Б. Логика науки и логика искусства. — В кн.: Со­
дружество наук и тайны творчества. М., «Искусство», 1968, стр. 116.
97 Гончаренко Н. В. О прогрессе искусства. Киев, 1968,
. стр. 217.
98 Лавров П. Л. Из рукописей 90-х гг. М., 1903, стр. 164.
99 Лавров П. Л. Опыт истории мысли нового времени. T. 1.
’ Ч. 2. Женева, 1894, стр. 1102.
100 Фридлендер Г. М. О некоторых проблемах поэтики се­
годня.— В кн.: Исследования по поэтике и стилистике. Л., «Нау­
ка», 1972, стр. 7.
101 Ч е р н ы ш е в ски й Н. Г. Поли. собр. соч. В 16-ти т. Т. 3,
стр. 429.
102 3 е л ь д о в и ч М. Г. Чернышевский и проблемы критики.
. Харьков, Изд-во ХГУ, 1968, стр. 186.
103 Лавров П. Л. Новый’роман г-на Тургенева. — Литератур­
ное наследство, 1967, т. 76, стр. 197.
. 104 Там же, етр. 200. .
105 Лавров П. Л. Тургенев и развитие русского общества.—
.Литературное наследство, 1967, т. 76, стр. 216.
196 Там же, стр. 203.
107 Там же, стр. 200.
108 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 5, стр. 403.
109 Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 24, стр. 34.
110 Ленин В. И. Поли. собр. соч. T. 1, стр. 272.
111 См.: Ленин В. И. Поли, собр. соч. Т.'24, стр. 333—337.
113

ІІ2Теплинский М. В. «Отечественные записки» (1868—
1884). Южно-Сахалинск, 1966, стр. 245.
113 Михайловский Н. К. Соч.;Т. 1. СПб., 1896, стр. 89.
114 Там же.
115 Там же, стр. 475.
118 Там же, стр. 32.
117 Бур со в Б. И. Критика как литература. — В кн.: Совре­
менная литературно-художественная критика. Л., «Наука», 1975,
стр. 132—133.
118 Лукин В. Н. Эстетические взгляды Н. К. Михайловского.
Куйбышев, 1972, стр. 19—20.
119 Михайловский Н. К. Соч. Т. 4, стр. 211.
120 П етр о в а М. Г. Эстетика позднего народничества. — В кн.:
Литературно-эстетические концепции в России конца 19 — начала
20 в. М., 1975, стр. 141.
121 «Русский вестник», 1898, т. 77, стр. 331.
122 «Вопросы философии и психологии», 1896, кн. 16, стр. 75, 86.
107.
123 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. Т. 2, стр. 122.
124 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. T. 1, стр. 47.
125 Михайловский Н. К. Соч. Т. 5, стр. 460.
126 Там же, стр. 400.
127 Там же, стр. 552.
128 Михайловский Н. К. Соч. Т. 2, стр. 647.
129 Там же, стр. 623.
130 Михайловский Н. К. Соч. Т. 5, стр. 79.
131 Михайловский Н. К. Соч. T. 1, стр. 842.
132 Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи.
М., 1957, стр. 371.
133 Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и
современная смута. Т. 2, стр. 149.
134 С о к о л о в Н. Русская литература и народничество. Л.,
Изд-во ЛГУ, 1968, стр. 96.
135 Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи,
стр. 262, 283.
136 Михайловский Н. К. Соч. Т. 5, стр. 283.
137 Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи,
стр 269.
138 Б я л ы й Г. Рождение творческих принципов социалисти­
ческого реализма. — В кн.: Литературно-эстетические концепции
в России конца 19 — начала 20 в. М., «Наука», 1975, стр. 49.
139 О романах Н. К. Михайловского см. статью: Б я л ы й Г. А.
Н. К. Михайловский-беллетрист.— В кн.: Русская литература и на­
родничество. Л., Изд-во ЛГУ, 1971, стр. 100—125.
140 Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи,
стр. 335.
141 Плеханов Г. В. Литература и эстетика. T. 1. М., 1958,
стр. 391.
142 «Русская мысль», 1899, № 5, стр. 131,
143 «Русская мысль», 1900, № 10, стр. 39.
144 В. Г. Короленко о литературе. М., 1957, стр. 630.
114

145 Кулешов В. И. История русской критики. М., 1972,
стр. 374.
146 Скабичевский А. М. Литературные воспоминания.
М.—Л., 1928, стр. 246.
147 См. об этом: Коновалов В. Н. Литературно-критические
и эстетические взгляды А. М. Скабичевского.— В кн.: Русская лите­
ратура 1870—1890-х годов. Сб. 8. Свердловск, 1975.
148 Скабичевский А. М. Соч. В 2-х т. T. 1, стр. 115.
149 С к а б и ч е в с к и й А. М. Н. А. Добролюбов. Его жизнь и
литературная деятельность. СПб., 1894, стр. 95.
150 Скабичевский А. М. Соч. Т. 2, стр. 113.
151 Там же.
152 Скабичевский А. М. Соч. T. 1, стр. 500.
153 Там же, стр. 501.
154 Там же, стр. 501—502.
155 «Русская мысль», 1888, № 3, отд. XII, стр. 36.
156 Скабичевский А. М. История новейшей русской лите­
ратуры. СПб., 1893, стр. 118.
Заключение
1 Академические школы в русском литературоведении. М.,
«Наука», 1975, стр. 183.
2 Гуральник У. А. Марксистская критика и русское акаде­
мическое литературоведение конца 19 — начала 20 в.— В кн.: Ак­
туальные вопросы истории марксистской литературной критики.
Кишинев, 1975, стр. 66.
3Бурсов Б. Критика как литература.— В кн.: Современная
литературно-художественная критика. Л., «Наука», 1975, стр. 109.
4 Материалы XXV съезда КПСС. М., Политиздат, 1976, стр. 74.
5 Мясников А. С. Проблемы теории и методологии современ­
ной критики.— В кн.: Контекст-74. Литературно-теоретические ис­
следования. М., 1974, стр. 107—108.
6 Фридлендер Г. К критике методологических концепций
«современного буржуазного литературоведения.— В кн.: Вопросы
^методологии литературоведения. М.— Л., 1966, стр. 60.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

3
Глава I. Метод народнической критики
7

Глава II. Теоретико-литературные концепции народничества
41
Заключение
103

Примечания
106

Валерий Николаевич Коновалов
ЛИТЕРАТУРНАЯ
КРИТИКА
НАРОДНИЧЕСТВА
Редактор Л. Л. Биктимиров
Технический редактор М. П. Скороходова
Корректор А. И. Мратова
Обложка художника Б. А. Чукомина
ИБ № 136

Сдано в набор 27fVA^77 г. Подписано к печати 20/XII-1977 г.
ПФ 11040. Формат бумаги 84Х1081/з2. Печ. л. 3,625 (6,09).
Уч.-изд. л. 6,33. Тираж 2800 экз. Цена 75 к.
Издательство Казанского университета, г. Казань, ул. Ленина, 4/5,

Полиграфический комбинат им. К. Якуба Управления по делам из­
дательств, полиграфии и книжной торговли Совета Министров
ТАССР, г. Казань, ул. Баумана, 19.

7S к.

ИЗДАТЕЛЬСТВО
КАЗАНСКОГО
университета