Хронум. Книга II [Арвин Альхаг] (fb2) читать онлайн

Хронум Книга II

Глава 1

— Куда бы ты хотел отправиться, Астай?

Видя недоумение несостоявшегося террориста-смертника, я уточнил:

— К шумерам или египтянам?

— А? — он все еще пребывал в прострации.

— Портала нет, Астай! Очнись! Нас не вернули обратно! Мы застряли здесь! Ты понимаешь это?

— Но… ка-а-а-ак⁈ Этого не может быть!

— И все же это случилось. Встань с земли, холодно. И давай отсюда уходить, пока еще что-нибудь не случилось. Вон видишь, как смотрят на нас адские выродки, лишившиеся хозяина?

Их с каждой минутой становилось все больше, и они постепенно брали нас в кольцо.

— Я убил вашего хозяина, ублюдки! Бегите домой, поджавши хвост!

Но они продолжали пялиться на мертвое тело Асмодея, в надежде, что тот встанет.

Появились предатели, но трезво оценив обстановку, поспешили ретироваться. Будто мимо проходили.

«Вы еще ответите, твари! Я всех вас запомнил!»

Пока я искал брешь в стене адских выродков, окруживших нас, не заметил, как за моей спиной начал подниматься Князь Верхнего Мира. Испуганный возглас Саны заставил меня обернуться.

— Ну, как так-то, а⁈ — хотелось волком выть.

Спину обдало жаром призрачной стали. С каждой секундой угроза становилась все отчетливей, а чувство опасности обострилось:

«Уходи, слабый хронум! Ты не справился! Беги, сгребая в охапку свой жалкий зад!».

Асмодей медленно поднялся с земли. Его некогда человеческая голова, похожая сейчас на раскрывшийся бутон розы, собиралась воедино. Регенерация адского выблядка была просто чудовищной.

«Момент упущен. Нужно заканчивать с этим здесь и сейчас», — ответил я своей трусливой сущности.

Приспешники Асмодея воспряли духом, глядя на своего воскресшего хозяина, пошли в наступление. Вначале их бег был неуверенным, опасливым, но постепенно они ускорили бег.

Это был конец. Я корил себя за свою слабость, за просчеты, за то, что привел своих людей на погибель, вместо того, чтобы просто сбежать из этого проклятого места.

Я снова нырнул в лимб. Последний шанс для нас выйти победителями.

Время замедлилось в сотни раз. Я нутром почувствовал, что смогу сделать это, и начал трансформироваться в хронума или Воина Света. Все равно кто. Плевать. Главное, что я смог: обратился в сущность, находясь под пеленой времени.

Сделав взмах крыльями, я оторвался от земли. Такое чувство, что я делал это не в первый раз. Крылья слушались меня, как собственные руки.

Сердце бешено заколотилось. В виски ударило, и мне даже показалось, что я почувствовал разрыв капилляра в височной области. Меня повело в сторону. Но, преодолевая адскую боль, я вновь взмыл в небо.

Струйка горячей крови омыла мой тупой мозг, приведший нас в эту западню, и продолжала неумолимо заполнять пространство внутри черепной коробки.

В какой-то момент мне на секунду захотелось повернуть в другую сторону. Сгрести в охапку Сану, и лететь прочь отсюда. Но как же Стивен? Астай? Да тот же Пашка, к которому я успел прикипеть? Неужели я брошу их подыхать здесь? Нет!

Время еще оставалось, и я недобро посмотрел на Асмодея, что успел полностью восстановить свою личину. Два стремительных взмаха крыльями, и я приземляюсь на его заплывшую жиром шею, способную вместить еще трех таких гигантов, как я.

Глаза Князя Тьмы быстро завращались в орбитах. Он с интересом и легкой тревогой рассматривал мои крылья, белоснежные, как сам снег. Кажется, он хотел улыбнуться, уголки его губ медленно поднимались наверх.

— Что⁈ Что ты лыбишься, ублюдок? Прочувствуй на себе исповедь, адское ты отродье!

Каждое свое слово я выплевывал. Каждое слово было пропитано лютой всепоглощающей ненавистью.

Пока я еще мог совладать с телом, а мозг напрочь не отрубился от кровоизлияния, я запустил исповедь.

Перед глазами промелькнула вся поганая жизнь Асмодея. С момента его рождения в чреве земли и вплоть до сегодняшнего дня.

Из мерзкой, дерьмоподобной жижи он появился на свет. Он жрал эту жижу, и от нее становился сильнее. Выражение «из грязи в князи» как никогда подходило под описание его жизни.

Я увидел его братьев. Ужасные твари. На их фоне Асмодей с тремя уродскими головами казался красавчиком. Мне хотелось запечатлеть образ его отца Люцифера, но тот в каждом эпизоде его жизни представал размытой картинкой или находился в тени.

Был слышен лишь голос Люцифера. Властный и древний, как сам Мир. От него моя густая, отравленная кровь стыла в жилах, а сердце останавливалось ежесекундно, но каким-то чудом еще продолжало биться во мне.

Еще совсем юного Асмодея отправили в Верхний Мир и нарекли наместником оного. Я чувствовал боль и переживания молодого сына Люцифера. Он был противен себе за то, что являлся самым слабым среди своих братьев. А главное, если те становились полноценными правителями, Асмодей — лишь жалким наместником.

Вскоре он освоился на новом месте, а его методы пыток и насилия над грешниками были настолько ужасны, что вызывали во мне рвотные позывы. Настолько мерзко было все, что он делал.

Когда ему надоели местные женщины-грешницы, он захотел экзотики и принялся устраивать набеги на Землю. Мало кто из смертных выдерживал с ним половой контакт. Это был даже не секс, а новый вид убийства: членоубийство.

На ложе оставалось лишь жалкое подобие человека. Кровь и куски мяса, залитые спермой.

Меня сильно трясло во время исповеди. Мой организм давал сбой и готов был вырубиться от кровоизлияния в мозг или остановки сердца, но я держался на неведомых мне волевых резервах, заложенных в Воина Света или же… хронума.

Я жаждал увидеть самый главный момент в его жизни: как «Другая» Сана заточила его магической цепью и привязала, как бешеного пса, но в этот самый момент канал связи разорвался.

Меня повело в сторону, и уже в полете я встретился с лапой Асмодея, от удара которой меня унесло на много метров в сторону.

— Жалкий, жалкий хронум. — Князь Тьмы зашелестел утробным голосом. — Ты думал сразить меня «истиной»? Аз есмь истина!

Так вот как правильно называлась способность отбирать чужие жизни? Истина. Все же «исповедь» звучала лучше.

— Я позволил тебе увидеть только то, что счёл нужным. Прочувствовать мою боль и ненависть ко всему живому. Меня нельзя убить! Я бессмертный!

Я не мог ему ответить. В горле пересохло — там застыл комок запекшейся крови. Я лежал на земле, обращённый лицом в сторону битвы и наблюдал, как один за другим падают мои люди.

Вот Шиву спрыгнул с нематоды на голову хакасам и сходу начал раскидывать их по сторонам. Один еще живой и держится, но уже через мгновение на спину ему запрыгивает гончая и вцепляется зубами в голову, снимая скальп, а пробегающий рядом бес чиркает его острым когтем по шее и обезглавленное тело валится на землю.

«Спасибо, братцы, вы останетесь в моем сердце, пока оно еще будет биться. Настоящие воины! Истинные, чистокровные хакасы!»

Вот Астай удачно отмахивается дубиной и голова беса лопается, как спелый арбуз. Он наносит еще удар, и еще. Под его тяжелой дубиной валятся бесы. Но их слишком много. Слишком. Они берут Астая в кольцо. Сбивают с ног. Дальше я не вижу, твари наваливаются на него толпой, погребая под своими телами.

«Прости, Астай, что не уберег тебя. Я рад нашему знакомству и тому, что этот путь мы прошли вместе. Твои дети гордились бы тобой».

Стивен запрыгивает на Шиву, вгрызается ему в хребет, и у Шивы отказывают конечности. Мой пес сражается против адских отродий, как Бог. Хотя он и сам из этих мест.

«Добре, Стивен, добре. Хорошая собака. Хороший друг».

Жизнь стремительно покидала меня, тьма наполняла меня изнутри.

Сана. Она рядом. Склонилась надо мной и горько-горько плачет.

— Лю…

Я пытаюсь ей сказать напоследок главное, но губы не слушаются меня.

— Лю-ю…

— Я знаю, Лев. Знаю. Я тоже тебя люблю. Помни меня такой всегда. Прошу, живи и помни.

До меня доходит о чем она говорит. Я усиленно мотаю головой.

— Нет! Нет! Кха-кха! Нееееет!

Она не слушает меня. Касается губами моих губ и уходит по направлению к порталу.

Князь заливается самодовольным смехом.

— Ахахаха! Я добился! Добился своего! Слышишь меня, жалкий хронум⁈ Матерь Богов теперь будет принадлежать мне-е-е! Ахахаха-ахахаха!

Глаза обманывают меня, ведь силуэт Саны начинает светиться. Смех Асмодея прерывается, и он пытается бежать, но поздно…

Свет Матери Богов импульсами расходится в стороны. Адские отродья кричат и корчатся от боли. Их глаза вылезают из орбит. Они лопаются, как воздушные шарики, наполненные адским черным дерьмом и такой же черной кровью.

Портал с треском захлопывается. Асмодею некуда бежать. Его неповоротливая туша становится еще более неуклюжей, а волны света жалят его все сильней. Сана продолжает источать этот свет, ритм учащается. На моих глазах Асмодей обращается в камень. Слой за слоем на него накладывается прочный скальник, будто саркофаг. Так формируется горная гряда «Три сестры». Легенды лгали!

Мой голос наконец прорезается, и я кричу что есть мочи, чтобы Сана остановилась, вернулась ко мне, но она поглощена этим действом.

Происходит взрыв.

Темнота…

— А вот эта гора называется «Сундуки». Видите, на вершине камень, похожий на сундучок?

Я жив. Я в нашем времени. Я…

— Сана!

Водитель бьет резко по тормозам, а я вываливаюсь из салона авто. Судорожно осматриваюсь. Мы едем по полям Хакасии в Сыю, на малую родину Карелиной.

Меня разрывает изнутри. Эмоции вырываются наружу. Я не могу их контролировать.

— Ра-аааа! Сана! — кричу что есть мочи, уставившись в небеса.

Острые тысячи и тысячи игл пронзают мою плоть изнутри, глаза обволакивает темная пелена. Кровь Асмодея и в этом времени продолжает отравлять меня. Но на это плевать. Я потерял свою любимую!

Чакра Анахата кровоточит, ноет, пылает жарким огнём.

«Соберись! Соберись, Лев! Не все потеряно!»

Мои люди в полном недоумении, они не понимают, что происходит с их боссом. Они лишь безмолвно наблюдают за моими стенаниями.

Я выхватываю у Егора клинок и с усилием вонзаю его в руку. Меня пытаются остановить, но когда на раскаленный асфальт льется черная густая жижа, прекращают сдерживать мою руку.

— Все еще можно вернуть, Лев. Можно вернуть. Можно вернуть.

Твержу себе, как мантру, не стесняясь произносить это вслух.

Мы садимся в авто, мне предлагают повернуть в город, ведь «с твоей кровью какое-то дерьмо».

Я непреклонен, приказываю ехать дальше. Спохватываюсь:

— Стивен! Где мой пес⁈ Где Стивен⁈

— Да вот он, вот.

Мне указывают на едва дышащего Стивена в глубине салона. Я бросаюсь к нему, прислушиваюсь к его неровному, прерывистому дыханию.

Он сильно потрепан, но жив! Его бок помят. Даже невооруженным глазом видно, что у Стивена переломаны ребра. Возможно даже перебит позвоночник.

— Быстрее поезжай! Быстрее, мать вашу!

Один Молох был спокоен, будто бы что-то знал или он всегда такой: безучастный и отрешенный.

До других наконец дошло, что с псом, да и со мной, что-то не так. Вопросов лишних никто не задавал, но все были крайне напряжены. Пытались сунуть мне аптечку. Вот только толку от нее.

— Потерпи, малыш, скоро мы будем на месте.

Я лег рядом со Стивом, поглаживая пса по жесткой шерсти, а в голове крутилась одна мысль:

«Я должен вернуть ее!»

* * *

Пока водитель мчал нас по разбитой гравийке, я пересчитал ребрами каждый камушек, что попадался нам на дороге.

Стивен был плох. Он не приходил в сознание на всем протяжении пути. Я прислушивался к его дыханию, готовый в любой момент восстановить работу сердца. По крайней мере, я надеялся, что работать с собачьим насосиком ничуть не трудней, чем с человеческим (таким навыкам был обучен).

— Может быть остановимся в Ефремкино? — осторожно предложила Марина, но по укоризненным взглядам попутчиков поняла нелепость своего вопроса.

В машине сохранялось сильное напряжение. Я раздумывал, стоит ли рассказывать кому-то о нашем путешествии во времени или же сохранить это в тайне. Что даст моим людям эта информация? Наверняка только породит кучу ненужных вопросов, а дальше нелепых слухов, которые непременно выйдут куда-нибудь за пределы нашего круга.

Ахматова одни будут бояться, другие, наоборот, считать безумцем, выдумавшим эту историю. К тому же здесь Молох. Однажды он уже сказал мне, что не будет рассказывать своим господам, о говорящем псе, но я ничего не знал о мотивации этого персонажа. Кроме того, что он должен следить за мной и передавать информацию арбитрам.

Но сейчас меня больше волновало состояние Стивена. Нам срочно нужно лечение у их лучшего лекаря, а затем… Я задумался. А что дальше? Как я намеревался отыскать Сану? Ведь чакра не даст соврать: Сана погибла в том взрыве.

Я не хотел в это верить и всячески противился логике. Мне нужно было спуститься в пещеру еще раз и отыскать тот чертов портал. А дальше молиться всем богам, которых я знаю (ну, кроме Шиву), чтобы меня вернули в то время, и Сана была жива.

Сыя встретила нас так же безразлично, как и в прошлый раз. Морозное утро (хоть и август месяц). С гор спускался сизый густой туман, а Июс безмятежно шелестел на своем речном языке.

Мы подъехали к дому Астая, где с самого утра была нездоровая активность. Я уже видел этих людей — старейшины. Детвора и мать Карелиной находились на улице.

Увидев Марину, женщина бросилась со слезами к дочери и затараторила, всхлипывая на каждом слове. Я недолго слушал. Вычленил главное из обрывков ее фраз: «Отец живой, но сильно раненый».

Аккуратно взяв Стивена в руки, я, сильно шатаясь, шагнул внутрь жилища. Егор пытался зайти следом, но я лишь покачал головой, оставив его вместе с другими на улице. Даже говорить мне было тяжело сейчас.

— Ле-е-ев, — хрипло протянул Астай, — мы дома.

Словами невозможно было описать мое ликование при виде хитрого хакаса. И ведь сумел же выжить, несмотря на смертельный натиск врага.

— Стив. Спасите его.

Я рухнул на колени в бессилии с собакой в руках и потерял сознание.

— Таким образом, дети, чакра Анахата является вторым даром, посланным нам Матерью Богов. И находится она во-от здесь, дети, под самым нашим сердцем.

Голос учительницы по естествознанию был мил моему слуху. Елена Дмитриевна — любимая учительница детства. Она преподавала в сельской школе, где мы выросли и я до сих пор езжу к ней, чтобы поздравить с профессиональным праздником или днем рождения. Хотя в последнее время я стал реже навещать ее. Дела не отпускают.

Но почему меня занесло именно сюда? По какому принципу происходит определение отрезка времени, в который меня забрасывает? А главное, кто это делает и зачем?..

Я огляделся по сторонам, вокруг мои одноклассники — мелкие пиздюки. Посмотрел на свои маленькие ручонки. Какие же они маленькие. Усмехнулся их виду. Мне сейчас лет двенадцать, не больше.

Денис!

Он ведь должен сейчас находиться в классе! Я усиленно завертел головой в поисках своего лучшего друга, но его лица не находил. Он почему-то отсутствовал.

— Нужно срочно оставить ему послание, нужно его предупредить! Но каким образом? — вслух разговаривал я с самим собой и не слушал свою учительницу. Я думал, как это сделать. Флэшбэки короткие, а бежать до дома сломя голову — путь не близкий.

— Лев! Ле-е-ев! Ты слышал, что я сказала?

— А? — я все еще находился в прострации и не сразу понял, что учительница обращается ко мне. — Нет, извините, Елена Дмитриевна, все прослушал.

— Вот как? — учительница подняла бровь от удивления.

Класс наполнился веселым смехом моих одноклассников. Бестолочи. Что же здесь смешного? Учительница пристально на меня посмотрела и, не увидев отклика в моих глазах, перевела взгляд на доску.

Отвлекшись на нее, я невольно оценил, как она изменилась со временем. Никак. Такая же живая и по-своему красивая. Те же очечки, копна черных, как смоль, волос, собранных в длинную косу. Ни намека на седину. Легкий макияж, подчеркивающий свежесть ее лица, белая блузка, юбка-пенал и неизменные красные туфли на невысоком каблучке. Мне вдруг подумалось, что она одаренная, иначе, как можно объяснить ее моложавость.

— Машенька, расскажи всему классу, что будет, если лишиться своей второй половинки, запечатленной в чакре Анахата?

Вспомнил я эту зубрилку Машеньку. В будущем узнал про нее, что она алкоголичка, трое детей и все от разных мужей. В свои двадцать восемь — выглядит на сорок. А ведь была красавицей. Как же все-таки людей меняет жизнь…

В детстве ты мечтаешь стать космонавтом или врачом, а потом твои мечты разбиваются о суровую реальность, и вот ты уже повар или грузчик. Дома тебя ждёт дражайшая половина, немытая посуда и дети, которым ты нахер не сдался со своими проблемами.

Что-то я отвлекся, и даже прослушал ответ одноклассницы.

Сколько еще продлится флэшбэк?

Нужно торопиться!

Быстро набросал на листочке текст для девчонки и попросил впереди сидящего соседа передать ей.

Через пятые руки Маша переняла листок бумаги, прочла, внезапно разразилась плачем и выбежала из класса. Листок бумаги выскользнул из ее рук.

Елена Дмитриевна подняла его, быстро пробежалась глазами и с немым вопросом уставилась на меня. В ее взгляде читалось непонимание, граничащее с гневом.

В это время прозвенел звонок, и малышня тут же сорвалась с мест, в мгновение оставив нас в классе одних.

— Лев Ахматов, задержись на минутку! — сурово сказала Елена Дмитриевна.

А я и не собирался никуда уходить. Она женщина умная и должна будет помочь мне в исправлении прошлого.

— Лев, это что такое ты написал Машеньке? Откуда вообще таких слов-то понабрался? Нет, ну, от кого-кого, а от тебя я не ожидала…

— Елена Дмитриевна! — оборвал я ее.

Да и что такого я написал однокласснице? Чтобы не встречалась с Васькой Свищевым? Чтобы не смела заводить от него детей, иначе ее жизнь пойдет под откос? Невелика беда. Разве что приправил отборными фразочками типа: «Васька — конченый мудак» или «будешь милостыню просить на улице»? Вспомнил… Еще рекомендовал ей перестать трахаться с кем попало. Да уж, действительно: для двенадцатилетней девчонки это было лишним. Впрочем, дело сделано. Надеюсь, она прислушается к моим советам.

— Нет у меня времени объяснять! Сядьте пожалуйста на место и послушайте! Вы должны будете сделать для меня одно дело!

— Но… Как ты…

— Сядьте! — рявкнул ей своим уже повзрослевшим голосом.

Ошарашенная моим поведением, она послушно села.

— Благодарю вас. Извините за вот это все, — широко развел руками, охватывая весь класс, — у меня и правда мало времени. В будущем…

Она усмехнулась, услышал начало фразы. Я надавил:

— В будущем! Мы будем иногда встречаться с вами… В ином смысле этого слова. Вы мой горячо любимый друг, Елена Дмитриевна. Мне нужно от вас, чтобы вы предотвратили смерть Дениса Колесникова.

Видя, с каким недоверием она слушает меня, я пошел ва-банк:

— В детстве вас изнасиловал отчим.

Она вскинулась и быстро-быстро заходила по классу. Продолжалось это минуты две. Но у меня не было времени ждать.

— Сядьте на место! — чуть мягче добавил. — Пожалуйста.

— Кто тебе это…

Она остановилась, не договорив фразу, и пристально посмотрела мне в глаза. Ее лицо раскраснелось, но женщина быстро взяла себя в руки.

— Все верно, Елена Дмитриевна, вы мне это сами и рассказали, подвыпив на поминках вашего отчима. Мы хорошо дружим в будущем.

Спустя некоторое время она села обратно на стул, обхватила голову руками и облокотилась локтями в стол.

— Я хочу спасти своего друга. Мне было больно его терять. Напомню, времени у меня сейчас мало. Наверное…

Я действительно не знал, когда произойдет откат и я вернусь обратно в Сыю. Или не вернусь, и сдохну на пороге дома Карелиных.

— Когда и где?

— Правильная постановка вопроса, дорогая Елена Дмитриевна. Пятого августа две тысячи двадцать третьего года. В столице. На нас совершат нападение люди… Впрочем, не важно какие люди. Его убьют, и я ничего не смогу с этим сделать. Вы умная, сделайте что-нибудь, чтобы предотвратить его смерть.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Да. Проверьте щитовидку. И скажите дочери, чтобы опасалась езды на горных лыжах. А так, вроде бы ничего для вас нет.

— Скоро будет прежний Лев?

— Да. Вот-вот меня вышвырнет из тела этого юнца.

— А сколько тебе сейчас лет?

— Двадцать восемь.

— И ты сам не совершал ошибок? Может следует и тебя уберечь от чего-нибудь?

Я горестно усмехнулся:

— Их слишком много, дорогая моя учительница. Слишком много. Единственная просьба: друга помогите спасти. Даст Бог, еще свидимся, и я навещу вас здесь же в конце августа двадцать третьего года.

— Я буду ждать, Лев. Буду ждать.

— Кстати, насчет Машки правда. Пусть не дуется. Погубила себя девчонка. Всему виной ее пиз… Кхм. Женское либидо. Вот еще что…

Я взял листок в руки и быстро набросал пару фраз своим родителям.

— Преподнесите как-нибудь правильно. Сами понимаете, все это выглядит, как бред. Знаете, когда родители живы, то не ценишь времени, проведенного с ними. А когда их не станет… Ну, вы должны меня понимать.

* * *

— Елена Дмитриевна, почему вы плачете? И где мои одноклассники?

Юный Лев Ахматов пребывал в растерянности. В какой-то момент он кажется заснул и пропустил что-то важное, что заставило его любимого учителя горько плакать.

— Это сделал я? Я вас обидел?

— А? Что? — учительница вдруг серьезно посмотрела на него, вытерла слезы и притянула к себе. — Тяжело тебе будет, Лев. Но ты будь сильным. Иди на перемену, оставь меня одну.

Лев ушел в недоумении.

Почему она рыдала? Уж точно не из-за щитовидки или увлечений своей дочери. Елена Дмитриевна решила для себя, что будь там что-то серьезное, то Лев из будущего наверняка бы ей об этом сказал. Нет, все дело в нем. Будучи магом души, она видела Ахматова насквозь.

Его душа искалечена, растерзана в клочья. В своей жизни она не видела человека, получившего бы такие сильные увечья. Как он вообще держится? А чакра? Ей ведь не показалось, что она разделена на две части, обе заполнены, а одна — кровоточит?

Она поверила его словам. Но не потому что он рассказал постыдную вещь из ее прошлого (как она вообще могла ему такое рассказать⁈), нет, а по слепку души молодого Льва. Возможно, в будущем она сможет ему помочь. Елена Дмитриевна заглянула в календарь, висевший на стене. Усмехнулась своим мыслям:

«Ждать-то осталось всего ничего, каких-то семнадцать лет».

Она стала приводить мысли в порядок, решая, как действовать. Для начала она уже сегодня возьмет отгул. Возможно, даже на неделю. А дальше ей предстоит серьезный разговор с родителями Льва. С отцом семейства может и не заладиться, он человек суровый, а вот мать Льва должна будет ее выслушать и… поверить.

* * *

«Хм, все-таки жив».

Не открывая глаз, я расплылся в довольной улыбке. На душе было умиротворение. Уверен, Елена Дмитриевна сделает все правильно и предотвратит гибель моего лучшего друга.

Я прислушался к своим ощущениям. Тело было наполнено легкостью, хотя и покалывало изнутри. Потом вспомнил про Стива и подорвался с кровати.

— Стивен!

— Да жив он, жив. Бегает уже.

Астай сидел в кресле как всегда, посасывая пахучую трубку.

— Хм, сколько я проспал?

— Два дня.

Хотелось воскликнуть: «И за эти два дня один маленький флэшбэк⁈». Хотя, если подумать, и его было более чем достаточно. Я ведь еще не убедился, что это не обычные галлюцинации, а действительно путешествие в свое прошлое.

Как появится связь, нужно будет срочно выяснить судьбу моего друга. А еще Мишки Карнаухова — боевого товарища.

— Собирайся, Астай, мы идем в пещеру.

Астай поперхнулся табаком.

— Опять⁈ Тебе мало было?

Бедный хакас искренне был против моего похода обратно. Но что я мог поделать с собой? Я все еще тешил себя надеждой вернуться туда и спасти Сану.

— Мало, Астай! Я должен все исправить.

— Ты уже исправил, Лев. В Сые теперь пять тысяч жителей, а гора называется Улуг Хуртуях Тас, а не «Три сестры», как было раньше.

Эффект бабочки. Надеюсь изменения лишь положительные. Мы спасли множество жизней, аборигены и наплодились.

— Что еще?

— Изменились легенды, названия местных достопримечательностей. Да что говорить, если ко мне подходят люди, здороваются, а я точно не знаю, кто они такие, — как-то странно усмехнулся хакас.

— Дай мне.

Он понял меня с полуслова и протянул свою трубку. Раньше я не задумывался, что за травы забивает в нее Астай, но табачный дым приводил мои мысли в порядок. А они были весьма хаотичны.

— Меня вылечили от отравы?

— Нет. Шаман говорит, тебе осталось жить месяц, может чуть больше. Асмодей знатно тебя отравил.

Мы помолчали. Я переваривал вновь полученную информацию, и к своему удивлению, как-то даже облегченно вздохнул. Жаль только, что наследника не оставил. Сейчас приду в норму, отдохну немного и пойду в пещеру в надежде вернуться к Сане и провести с ней остатки своих дней.

— А знаешь, что еще? — Астай перенял у меня трубку, вытряхнул истлевший пепел и вновь начал утрамбовывать свежий табак. — Мы все подняли по рангу своего дара. Я получил одиннадцатый узел, ты тринадцатый. Мне кажется, тот сильный взрыв раскрыл в нас магию дара — дара Матери Богов.

Хм, так вот какова предыстория появления магии? Сана пожертвовала собой и стала катализатором для ее зарождения? На меня определенно эта информация должна была произвести впечатление, однако это было не так. Если так судить, то и я, и Астай со Стивеном приняли в этом участие.

Обедали мы вдвоем. Никто не смел нарушить мой покой и покой отца семейства. Уж не знаю, чей это был приказ или просьба, но я был ему благодарен.

Забегал Стивен. Облизывал шершавым языком все мое лицо. Выглядел он счастливым. Выражение «Заживает, как на собаке» было как раз про него — от его ран не осталось и следа. Чего нельзя было сказать про меня с моей кровью.

— Я пошел, Астай. Придержи Стивена дома и скажи, что… Не знаю что, придумай что-нибудь. Не хочу подвергать вас риску.

Он не сказал ни слова. Узкая щелочка вместо глаз. Я хмыкнул: «Спит что ли?»

— Хорошо, иди, — устало хлопнул себя по коленям Астай, встал и повел меня в сарай, где выдал снаряжение: каску и фонарик. Все, как в прошлый раз.

— Командир? — Егор вопросительно уставился на меня, перегородив мне путь.

— Если не вернусь, Егор, езжайте домой. Брату… Брату скажешь, чтобы он все продавал и уезжал из страны. И пусть заплатит вам хорошо. Что еще, что еще? Ах, да. Кате скажи, что меня задрали волки. И вообще, пусть эта версия будет основной. Ахматов ушел на охоту и его задрали волки. Хе-хе, как тебе такая история?

— Не поверят.

Я тяжело вздохнул:

— Это верно: не поверят. Ну, придумайте тогда что-нибудь.

— Теперь я точно не пущу вас одного! Куда вы собрались? И зачем так делать, Константиныч?

— Доживать свою жизнь вдалеке отсюда я буду, понял? Все, Егор, отстань от меня.

Я убрал его руку со своего плеча и направился к горе. Как мне казалось, в свой последний путь, как Бильбо Бэггинс с эльфами.

Есть еще множество нерешенных дел, но для чего было терять время, когда жить осталось всего ничего, а меня с неимоверной силой тянуло вернуться к Сане.

Марина, услышав это, куда-то убежала. Кажется, я слышал ее всхлипы. Ей-то что? Ну и не будет у нее работодателя, найдет другого. Девчонка очень перспективная да к тому же волевая.

Как мне говорил Аликперов?

«Тебя либо пуля убьет, либо член сведет в могилу?».

Что ж, он в некотором роде оказался близок к истине.

Еще был Молох, но тому было плевать. Он не сказал мне ни слова с тех пор, как я вернулся в наше время. Лишь осуждающе посматривал на меня исподлобья и невозмутимо попивал свой чай.

Пора!

Я шел к горе. Напряжен и сосредоточен. Мысли занимало лишь одно: найти чертов портал и вернуться в ту эпоху.

Когда до входа в пещеру оставалось метров двести, я крикнул хакасу, прячущемуся в кустах, чтобы тот не прятался и выходил уже ко мне.

— Нахера ты поперся, старый?

— Провожу тебя. И никакой я не старый!

— Хитрый, проницательный, трусливый. Выбирай — начал перечислять ему прозвища, который я использовал для него, но вслух не говорил.

— Какой ты… Лев! Тебя от себя самого не тошнит?

— Нисколько, — сказал я чистую правду. — Ладно, Астай, извини. Не хочу, чтобы ты меня запомнил таким невыносимым.

— Будешь курить?

Вот же проницательный хакас! Знает, чем меня задобрить.

Мы уселись у входа в пещеру и затянули трубку. Весело щебетали птицы, звенели комары

— Я ходил в «ящик Пандоры»…

А вот это интересно.

— Сталагмит, который ты порушил тогда, восстановился. А еще мои говорят, что длина всех ходов пещеры сорок километров. Представляешь, как много тогда нарыли адские черви?

— Угу, представляю. А было сколько до этого? — попытался поддержать беседу, хотя интерес я уже потерял к этому разговору и думал совершенно о другом.

— Двенадцать или тринадцать. Там сейчас действует постоянный экспедиционный корпус. Находят новые лазы, ответвления. Много костей сохранилось. Думают, что такие животные раньше обитали в Хакасии. Прямоходящие свинорылы. Так их, кажется, обозвали.

— Бестолочи. Бесы, они и в Африке — бесы.

— Вот-вот, — немного повеселел Астай.

— Ну, что, пошли?

Астай тяжело вздохнул и нырнул в темноту безымянной пещеры вслед за мной. Все было в точности, как и в прошлый раз: бесконечно долгий подъем в гору, и такой же долгий спуск под землю.

На минуту я завис перед стеной, увитой светящимися лианами. Я помнил рассказ Астая, как «Три сестры» даруют силу чистокровным хакасам, но в свете давно минувших дней, эта теория не выдерживала никакой критики.

Что, если?..

Я потянулся к стене, и трава начала уползать от меня, будто я представлял угрозу. В итоге я коснулся лишь холодной стены, очертаниями похожей на… бычью голову Асмодея! Я шарахнулся от стены, как ужаленный.

— Ты понял, Астай, кого вы долгие годы кормили своей кровью?

— Бля-я-я-ть! — впервые я услышал, как ругается сообразительный хакас. — Это что же получается? Мы всю свою жизнь кормили адское отродье?

— Ну получается так. Этот ублюдок еще жив и через светящуюся траву пьет вашу «чистую» хакасскую кровь. Уверен, поэтому вы все ограничены в силе до десятого ранга. Есть у тебя секатор, чтобы почикать эти заросли?

Астай все еще пребывал в шоковом состоянии и не мог сказать ни слова. Поняв, что ответа от Астая мне не добиться, да и что греха таить, насчет секатора глупость спорол, я запустил пелену времени. По-другому не получалось ухватить юркую живую лиану. Время замедлилось в сотни раз, и я ухватился за самый толстый отросток из стены.

Черная кровь полилась мне под ноги, такая же черная и густая, как та, что текла в моих венах. Где-то в глубине стены за бычьей головой послышался писк сотен голосов. Будто крысы или мыши, загнанные в угол, вопили от боли и ужаса.

Когда время вернуло свой ход, пол под нашими ногами был устлан жухлой травой, пропитанной своей же кровью. Я прислушался к своим ощущениям: вдруг своими действиями я разбудил Князя Тьмы. Но нет, ничего не изменилось. Между лопаток не было ощущения стального холода.

— Все, Астай, дальше вы сами разберетесь. Пример я показал.

Хакас все еще пребывал в растерянности, а я двинулся дальше, вглубь пещеры. С каждым шагом чувство тревоги становилось все отчетливей. Я прекрасно помнил, как в потайной комнате с порталом происходила битва между Царем и погаными кошками. Наверняка у них есть более благозвучное имя, но мне по душе было прозвище, данное им Стивеном. Отныне я ненавидел котов. Ну, кроме котокрота Васьки. Васька — наш песдюк. Надеюсь, Олег зверье Стива не бросил в беде, пока нас нет.

Я уже потянулся рукой к подсвеченной ладони, как за спиной посыпались камни. Слава Богу, это был Астай, неосторожно ступивший на ковер из мелкого крошева.

— Подожди, Лев! Давай, еще покурим на дорожку.

— Ну, давай, — пожал я плечами и в ожидании, когда Астай раскурит трубку, уставился на стену, где древние запечатлели образ хронума.

Сейчас картинка была иной: проявились орды адских тварей, нематоды и их погонщики.

— О, Астай, смотри, а это, кажется, ты.

— Хм, действительно.

— А вот Стивен. Хе-хе, похож.

Пса изобразили воином с головой собаки. Бугристые мышцы, в руке он сжимает булаву и бьет ею по слоновьей морде Шиву. Неплохо, неплохо.

Мой образ тоже весьма аутентичен. На камне я истинный ангел во плоти. Здесь запечатлен эпизод, когда я провожу исповедь над Асмодеем, застыв в воздухе на уровне его лица. Сам князь тоже прорисован очень детально.

Задрав голову повыше и осветив фонариком свод невысокого потолка, увидел Сану. Художник с любовью писал ее лицо, в глаза вставил голубые топазы. От этого взгляд стал живым, осмысленным. Она простерла руки, из которых шел свет, над всеми нами, как бы останавливая битву.

В самом нижнем углу была прорисована буква «П». Неужели Пашка? Да ну, быть такого не может. Я ведь сам видел, как его свалили с ног. Или все же он? А откуда художник мог знать кириллицу, созданную много столетий позже? Это наводило меня на разные мысли и давало надежды.

Не став дожидаться, когда Астай набьет трубку табаком, я решительно шагнул к потайной двери, вложил ладонь в выемку. Двери с грохотом медленно пошли под землю, а я был уже готов перевоплотиться в хронума или шагнуть в лимб, но этого не потребовалось. Зал был пуст.

— Астай, не ходи за мной. Вспомни, как нас заперли в прошлый раз.

— В этот раз точно не пойду, не переживай за меня, — развеял он мои опасения.

Я осторожно ступал по каменному крошеву, высматривая возможную опасность. Но в самом деле, битва закончилась. И закончилась она вничью. Победила дружба. От Царя остался лишь каменный остов, а верхняя часть туловища рассыпалась в прах, вместе с каменной короной.

Вдалеке виднелся трон царя, на котором он восседал раньше, но я не видел портала! Ускорив шаг, я мгновенно очутился у трона. Судорожно ощупал здесь все, заглянул под трон, походил вокруг него, но никакой кнопки, рычага или выемки не обнаружил.

Мой разочарованный возглас разнесся по развалинам зала. Я не хотел принимать того факта, что портала больше нет! Это рушило и без того еле теплившиеся надежды вернуться к своей любимой.

Астай застал меня сидящем на троне. В руках я держал скипетр Царя. Мне не хватало только его короны. Скипетр очень удобно лег в руку, будто бы был сделан под меня. Хотя я отчетливо видел, как титан бился со стражей именно этим оружием, и оно было ему под стать. Я искал кнопочку и на нем, уговаривал бездушную железку открыть портал, но все было без толку.

— Пойдем уже домой. Я пошутил.

— Там мой дом, Астай, понимаешь⁈ С Саной!

И тут до меня доходят его слова.

— Что значит пошутил?

— Ты не умираешь. Я просто хотел… просто хотел взбодрить тебя. Чтобы ты почувствовал вкус жизни или… что-то типо того. Ну, пошутил я, понимаешь? Шутка такая.

* * *

Ивану Никифоровичу Карелину или же Астаю, было больно. Шутка аукнулась ему большущим синяком под глазом.

Жалел ли он? Скорее всего нет. Зато Ахматов бодр и явно начал шевелить мозгами, а не думать о суициде. Самобичевание ни к чему хорошему не приводит, и вид унылого говна вместо демоничного Ахматова порядком поднадоел.

Конечно же, Астай тогда сказал правду и Льву действительно оставалось жить месяц или чуть больше. Хотя, глядя на характер обычного русского парня (на минуточку, не чистокровного хакаса!), можно было предположить, что Лев протянет еще год, а то и больше. Хотя, с некоторых пор чистокровные хакасы ему стали претить. Он помнил предательство его предков и уже кое-что для себя решил на будущее.

Так же, как и Ахматов, Астай надеялся, что Льву удастся открыть портал и вернуться к Улуг Хуртуях Тас. Но этого не произошло. И что он должен был делать? Смотреть, как Лев с каждым днем затухает? Вот он и «пошутил», и шутка стоила подбитого глаза.

* * *

— Жулье! Везде сплошное наебалово! Ты же «пейрам», мать твою, Астай! Как ты мог меня обмануть⁈

Хакасу было больно, но он улыбался. Я прихватил с собой скипетр царя, мы вышли из зала и дверь медленно закрылась за нашими спинами.

Всю дорогу я ворчал на дурацкого хакаса, а когда показалась Сыя и вдали стали видны силуэты моих людей, я врезал ему и в другой глаз. Для симметрии.

— А-аа! — застонал слепошарый хакас, — А это зачем было делать?

— Чтобы больше не выставлял меня дураком перед моими людьми!

Остаток пути пришлось нести его на спине, потому как огромные синие мешки под глазами не позволяли ему видеть.

— Астай, что с тобой⁈ — бросилась к нему жена и принялась осматривать раны.

— Поскользнулся, упал на камень… Два раза.

Пока они там причитали, я, полный желания выплеснуть накопившийся гнев на своих недругов, скомандовал своему телохранителю:

— Егор, запрягай коней. Домой едем.

— Э-ээ, нет, Лев! Ты сюда зачем приехал? Людей для своей гвардии набирал? Мы с тобой едем. Пейрам тебе всегда может пригодиться.

Дети, с криками облепили своего любимого отца, а следом и мать Карелиной.

— Решился-таки, старый⁈ Как же я благодарна вам, Лев, за моего мужа. Я ему все уши прожужжала, что пора в город уезжать, а вы ему мозги на место-то и вправили.

Что ж, жизнь продолжается. Как бы это ни было больно осознавать, но дальше мне придется идти по жизни с незаживающей раной в сердце.

«Лев Ахматов возвращается, трахнутые кожаные мешки!»

Когда страсти подутихли, мы обсудили с Астаем план действий. Он был прост, а потому красив. В ночь полнолуния, когда местные будут принимать «волшебный» отвар из трав и пытаться поднять ранг своего дара, я должен буду показать свой облик Воина Света.

Астай не зря сделал акцент на этой фразе, ведь по его словам:

'Хронум — не былинный герой, а вот Воин Света… — Астай многозначительно поднял указательный палец вверх для пущей важности, думая, что разговаривает со мной, а на самом деле со стенкой (слепой хакас, что сказать), — есть Воин Света.

— Пфф…

Кто-то из моих людей хохотнул. Я цыкнул на него: Астай может и смешон, но он смешон из-за меня, а своего боевого товарища или даже… друга, я не хотел давать в обиду.

Мы снарядили одну машину и вместе с Карелиной отправились в Ефремкино. Мне срочно нужна была сотовая связь, а девушке — прикупить гостинцев для своих. Удивительно было узнать, что в будущем Сыя — вполне крупное поселение — так и не имеет благ цивилизации.

«Дань уважения к нашим предкам», — так мне сказали.

К каким нахрен предкам⁈ К Пашке? Надеюсь, он выжил и перерезал глотки всем представителям мужского населения, а затем поимел всех баб. Пашку я готов уважать, но уверен: будь у Пашки выбор срать в унитаз и подтираться мягкой бумагой или срать на улице и использовать лопух, он выбрал бы первое.

Девушка убежала за покупками, я напряженно зажал в руке телефон и не решался сделать один важный звонок.

— Здорово, брат! — послышалось веселое приветствие на другом конце трубки. — Рад тебя слышать! У нас хорошие новости. Рассказывать? Или у тебя что-то срочное?

Начало разговора обнадеживает. Все же меня не было в столице несколько дней, а враги не дремали.

— Порадуй, брат. Внимательно тебя слушаю.

— Князь Романов пригласил тебя в свою резиденцию, хотел наладить контакты.

Я затаил дыхание. Какие нахер могут быть контакты князя со мной? Разве что выяснить судьбу своего непутевого сына, чей прах удобряет ростовские поля?

— Что молчишь, Лев? Ну весело же? Согласись! Мы его сына…

Пип-пип-пип.

Это я сбросил!

— Идиот! — зарычал я в неистовстве и со злостью бросил трубку в кусты. — Нахер я позвонил этому болвану!

Егор дождался, когда я остыну и передал мне свой телефон. Я благодарно кивнул ему и набрал уже Аликперова.

— Алло, — голос Вагита Юнусовича был насторожен. Чудо, что он вообще поднял трубку с незнакомого номера.

— Дядя, здравствуйте, вы сейчас в столице?

— Лева, привет, дорогой! Рад тебя слышать! Да, в столице, а что такое?

— Олег накосячил. Я думаю, его нужно спасать. Все, на связи! Надеюсь на вас, дядя!

Ну что, сука за бестолочь⁈

«Мы его сына»…

Хорошо, что я вовремя сбросил трубку и не дал ему договорить фразу до конца. Уверен, люди Романова из нашего короткого разговора смогут вычленить главное: Ахматовы как-то замешаны в пропаже княжича.

— Егор, прикажи своим удвоить охрану усадьбы.

— Нет, ну каков болван! — я все еще не мог отойти от разговора с Олегом.

Возможно, я зря всех и себя накручиваю, и ничего страшного не произойдет, но это ведь основы конспирации: не говори по телефону лишнего! Особенно, когда сам князь Романов является одним из членов совета директоров в единственной в нашей стране корпорации сотовой связи.

— Проблемы, командир? — участливо поинтересовался Егор.

— Наверняка. Выясни, что происходило за последнюю неделю.

— Неделю?

Ну да, это там я был примерно неделю, а здесь прошло всего два дня.

— Оговорился. За время моего отсутствия. Выясни все. С кем встречался Олег, сколько пил, с кем пил, кого имел. Все разузнай.

— Сделаю.

— Учти, Егор, нас наверняка прослушивают.

— Константиныч, могли бы не добавлять. Что я по-вашему, зря штаны протираю на этой службе?

Вскользь смерив его оценивающим взглядом, заключил для себя, что Егор прав. Он не тот человек, кто будет вести себя так же безрассудно, как мой младший братец. Уловив мой взгляд, телохранитель спросил:

— Что-то не так? — и начал осматривать себя со стороны.

Моя голова после пробуждения как-то плохо работала. Передо мной находился человек, который всегда со мной рядом и знает практически все секреты (грязные делишки Ахматовых). Я еще в Сые мог отвести его в сторонку и расспросить интересующее меня. И плевать, что для него эти вопросы показались бы странными.

— Егор, расскажи мне про ДенисаКолесникова.

Он нахмурился и как-то нездорово на меня посмотрел.

— Что вы хотели бы услышать от меня? Знаю, был у вас такой друг детства. Ваш покойный отец отправил его учиться в Болгарию, и там он погиб. Больше ничего о нем не слышал. Да вы и не рассказывали толком.

…

— Я вас не понимаю, Константиныч.

— А Михаил Карнаухов тебе знаком? Мы служили с ним.

— Который в психлечебнице? Или вы про другого?

Будущее неотвратимо, да, Лев? Ты пытался забрать их из лап смерти, но первый все же погиб, а другой остался больным на голову. Не зря мне показалось странным поведение Мишки в тот день.

— Константиныч, вы в этой Хакасии, уж извините за дерзость, с ума, кажется, сходите.

Держать Егора в неведении было неправильно и неудобно мне.

— Ладно, слушай. Ты ведь давно меня знаешь. По-твоему я балабол?

— Нет, конечно! — возмутился Егор, будто я обвинял в этом его самого.

— Ты веришь мне? Если я скажу, что только что вернулся из длительного путешествия по старой Хакасии, ты мне поверишь?

— Наверное… А это как?

Я вкратце пересказал ему свою историю о путешествии во времени. За короткое время он выкурил в волнении три сигареты. С каждой новой фразой он морщился. Ясно, не поверил мне. Но преданность не давала ему сказать, что он думает обо мне.

Идем на крайние меры. Оголяю грудь и показываю ему свой узор. Вот здесь-то его челюсть непроизвольно и поползла вниз.

— А-х-ри-и-и-неть! Тринадцатый!

Заметил за собой тень тщеславия при виде ошарашенного гравера пятого ранга. По сути, телохранитель требовался уже ему, а не мне.

— И как ты думаешь я заполучил три новых ранга?

— Да кто ж вас знает, Константиныч? — наконец взял он себя в руки и потянулся за новой сигаретой. — У каждого рода свои секреты, не так ли?

— В сраку тебя, Фома неверующий! Распинаюсь тут перед ним! Приедем, покажу фотографии тех мест. Все! Работай, давай! — взглядом указал ему на телефон, чтобы он выяснил все про моего брата.

Дождавшись счастливую Карелину, с полными сумками гостинцев, мы тронулись в обратный путь. В дороге Егор поведал мне последние новости из столицы.

Олег, дурья его голова, все таки встречался с кем-то от князя Романова. Под предлогом взаимовыгодного сотрудничества, устроили шикарную встречу и, подпоив брата, развязали ему язык. В чем конкретно заключалось сотрудничество Егор не смог выяснить.

Олег, в свою очередь, рассказал о нашем крематории, дал им техническую документацию, но все же не сказал про встречу с княжичем в Петровской бане. «Наверное», — добавил Егор. Мол, не всегда наши люди находились рядом с ним.

Также на усадьбу было совершено нападение людьми герцога Голицына. Я ему когда-то жизнь сохранил… По приезду проведу недоумку исповедь.

— Мне стоит переживать?

— Не, убийц было двое, и их вовремя ликвидировали.

Порадовавшись этому, сказал выписать премию сквадовцам. На что Олег посмурнел и сообщил удивительное: смертников, проникших на мою усадьбу остановил кротокот Васька и его подельники. Я слушал и волосы дыбом становились.

В авангарде у Васьки Герда с собачьей головой и цыганский охранник, тоже с какой-то хренью вместо головы. Его тело когда-то выпросил у меня Стивен в свою коллекцию. И, как оказалось, все было не зря. А ведь я ещё и кобенился тогда. Надо было дать ему с десяток, не жадничая!

Глава 2

Ночь «возвышения» была назначена на завтра.

Сегодня я позволил себе расслабиться. Впервые за долгое время. Ел ароматную конину (гребаные узкоглазые живодеры!), пил дорогой (по местным меркам) виски и курил крепкий табак Астая. Он ещё намеревался поставить на стол свое приторно-сладкое вино, но я тактично отказался, сославшись на то, что сегодня проставляюсь я.

Был ли повод? Скорее, не было. Будущее я не исправил, любимой лишился… С каждой новой рюмкой я убеждался, что просто заливаю сердечную рану. Достаточно было зажечь вязь узора и выгнать из себя весь хмель, к чему я очень часто и прибегал, дабы очистить разум, но сегодня решил этого не делать. Я пил, пел и веселился. Пока мы не добрались до фотографий Астая, которые он как-то умудрился распечатать.

Смешно было наблюдать, как глаза моего телохранителя округлялись от удивления, и с каждой новой фоткой становились все шире. Не очень юный узкоглазый натуралист запечатлел много интересного: бесов, погонщиков и нематод, даже умудрился каким-то образом сфотографировать Асмодея с овечьей рожей, но фотография была размыта. Потом пошли совместные снимки с Саной…

— Красивая. Неужели туземка? — поинтересовался Егор.

Я судорожно зажал уголок фотографии и неотрывно смотрел на Сану. Ее лучезарная улыбка будто освещала картинку, делала живой.

— Еще.

Протянул Егору пустую рюмку. Она тут же наполнилась до краев. Затем, почти без передышки, я опрокинул еще одну, и еще. Егор недоверчиво посмотрел на меня, но налил и в четвертый раз. Все это время Марина сверлила фотографию напряженным взглядом издалека.

Во время застолья с улицы послышался воинственный возглас местного паренька. Все, как в прошлый раз:

— Аста-ай! Астай! Выходи из дому!

Мыдырак прибыл со своим «воинством». Астай вопросительно посмотрел на меня. Ну, как посмотрел, уставился сомкнутыми щелками (с его лица все еще не сошли синяки). Я сделал вид, что меня это не касается. Марина съежилась на стуле, чувствуя себя виноватой в нарушении спокойствия.

Не увидев во мне отклика, старый Хакас несколько раздраженно подорвался со своего места, поправил ремешок бердянки и вышел на улицу.

— Может, мне пойти с ним?

— Сиди на месте, Егор. Там гравер восьмого ранга.

— Тем более. А откуда ты знаешь, Константиныч?

— Я тебе, кажется, уже рассказывал откуда. В схватку с ним не вступай, — напутствовал я.

Странное дело: алкоголь не только не притупил мои чувства, наоборот, усилил боль, что я испытывал.

«Алкоголь — не лекарство», — понял я для себя, теребя фото Саны.

На улице тем временем кипели нешуточные страсти.

Когда ситуация накалилась, я, вздохнув, опрокинул еще одну рюмку и пошел во двор.

Для присутствующих все произошло слишком быстро и неуловимо. Не говоря лишних слов, я запустил пелену времени и нанес четкий выверенный удар в челюсть перевоплотившемуся граверу восьмого ранга. Нужно было видеть лица его подельников, да и всех остальных.

— Хе, опять в коровье дерьмо, — повеселил меня вид Мыдырака.

В очередной раз порадовался прочности своих костей. Вывести из строя сильного гравера обычному одаренному было не под силу. Тут дело даже не в лимбе (он никак не влиял на силу удара), а в том, что я сам по себе стал сильнее. Будь во мне такая сила в прошлый раз, возможно, я смог бы пережить выстрел Астая.

Опьянение мгновенно сошло на нет.

— Чертов мудак со своей женитьбой! — выругался я в сердцах и уже собрался было вернуться в дом, под ошарашенными взглядами присутствующих, как в спину легонько кольнуло. Я остановился и пристально посмотрел на подельников Мыдырака. Угроза исходила не от них, но становилась все отчетливей.

— Командир, что случилось?

— Кольнуло в спину.

Егор прекрасно знал, что это значило, и начал спешно раздавать команды бойцам. Малышню загнали в дом вместе с матерью Карелиной, а мы остались на улице.

Чувство опасности усиливалось с каждой секундой. В любой момент я мог запустить пелену времени и отразить удар, но кто или что предвещало угрозы, я не мог определить.

Вместе с тем, вдалеке послышался звук медленно приближающегося турбовинтового тяжелого бомбардировщика. Этот звук нельзя было спутать с другим. Чем ближе он становился, тем отчетливей жалило в спину призрачной сталью.

— Да быть такого не может, — искренне удивился я.

— Что именно? — как-то неуверенно спросил Егор, хотя и сам начал догадываться, наблюдая мое напряжение.

Я усиленно раскидывал мозгами, переваривая угрозу с воздуха. Самолет, несущий авиабомбы, мог сровнять с землей весь поселок. Неужели враг способен на такое, лишь бы разобраться со мной? В центре Российской Империи? Да будь то хоть князь Романов или сам батюшка-император… Вопиющий инцидент! А слухи о нем разошлись бы по всему миру.

Мы застыли в неверии: я, мои ребята, Астай, Молох и Марина. Даже Стивен перестал грызть кость.

Самолет завис над нами, судя по звукам. Я непроизвольно начал отсчитывать время до сброса бомбы. Если ее (или их) все же скинут на наши головы, смерть будет неотвратима, и прятаться или бежать не имеет смысла.

Когда самолёт пролетел дальше, а к звукам винтов не добавилось характерных для авиабомбы звуков, я непроизвольно выдохнул от перенапряжения. Чувство опасности между тем продолжало колоть спину.

Егор умоляюще посмотрел на меня: «Мол, командир, ложная тревога?». Я же отрицательно покачал головой, призывая не терять бдительности.

— Какие же вы скучные! — неожиданно послышалось у меня над самым ухом, и я вмиг нырнул в лимб, дабы нейтрализовать внезапную угрозу.

Девушка. С миловидным скуластым лицом, слегка раскосыми карими глазами и черными волосами, обрезанными в каре. Бросив беглый взгляд, сразу понял, что прическу она делала сама. Стрижка была выполнена топором в буквальном смысле. Одета в черный кожаный комбез. Она была очень похожа на женщину-кошку в этом облегающем комбинезоне, не скрывающем ее выпуклости и впуклости. В руках она держала ржавую железку, которая секундой назад была приставлена к моей шее. Как я вообще ее не заметил⁈

Выхватив нож из ее рук, схватил ее сзади. Мы поменялись ролями.

— Лев, не трожь ее! — Карелина в ужасе бросилась к нам и ударила по моей руке.

— Роксана! Дура ты такая! А если бы он тебя убил⁈

— Меня⁈ Да кто б ему позволил? — усмехнулась девушка.

Мгновение — и она исчезает, бьет затылком по моему лицу, затем локтем в живот. Слегка ослабляю хват, а девушка охватывает мою шею двумя ногами, намереваясь совершить бросок через спину. Я не даю ей этого сделать, запускаю вязь узора, перевоплощаясь в хронума, и крепко сжимаю ее ноги.

— Поиграть захотела? Ну что ж, я принимаю твою игру.

За спонтанной потасовкой в шоке наблюдают мои люди. Карелина пытается освободить доселе неизвестную мне Роксану, но меня уже не остановить. Преобразившись в хронума, я делаю взмах крыльями и отрываюсь от земли.

Ощущение полета для меня ново. Пьянящее, легкое. Я впервые наслаждаюсь этим действом. Девушка уже отключила доспех туманника и в ужасе кричит, находясь головою вниз.

— Тебе весело?

— Нет! Отпусти меня! Отпусти!

— А мне весело. Точно отпустить?

Делаю обманные движения, будто роняю ее. Роксана визжит, молит, чтобы я спустил ее. А я и сам понимаю, что долго в таком виде находится чревато. Чтобы возместить энергию, потребуется много калорий.

Свой кайф от полета я получил. Спустившись на землю, вернул себе человеческий облик, принял от Егора тряпицу, чтобы скрыть свое естество и вернулся в дом.

С удивлением обнаружил, что есть я не особо и хочу. Это могло значить одно: внутренний «реактор» также подвергся положительным изменениям.

Любое перевоплощение требовало внутренних резервов, которые пополнялись через пищу и отдых. Вначале шли запасы «реактора» (ему все еще не было научного названия или я просто не знал), а уже потом в топку спускались жировые отложения и даже мышечная масса одаренного, чтобы поддерживать навык непрерывно.

Мне срочно требовалась консультация знающих людей. А ещё библиотека, чтобы восполнить пробелы в знаниях. Думал ли я когда-нибудь, что достигну тринадцатого ранга? Конечно же нет. Максимум, на что надеялся — десятый. Потому и не интересовался тонкостями в развитии одаренных дальше этого ранга. Трактаты Майя также можно было выкинуть из головы. Их содержание уже не было актуальным и не соответствовало тому, что происходило со мной в действительности. Я вроде как и не хронум вовсе, а загадочный Воин Света.

Уже в дверном проеме я обернулся на двор, скользнув взглядом по лицам присутствующих. Только Астай и Стивен приняли мое перевоплощение как данность, ну и Егор, которому я успел многое рассказать. Для других облик Воина Света был нов, и они пребывали в глубокой задумчивости.

Понял для себя, что на сегодня в моем поведении не должно быть странностей. События сегодняшнего дня сменялись калейдоскопически, и нужно было срочно расставить все по своим местам. Для всех. Даже Молоха, раз уж он неотъемлемая часть моей жизни. Они должны узнать хотя бы о моем новом ранге и новых возможностях.

Вечерело.

Веселье плавно перемещалось во двор.

Я чувствовал себя как на приеме у знатной особы, где важные персоны подходят к тебе, вы лениво что-то говорите, что-то пьете, что-то едите. Кто-то обходится коротким приветствием, ибо: «ты не достоин большего».

Да, сегодня я звезда вечера. За короткое время, мне казалось, я полностью раскрылся для всех. Но Молох требовал объяснений, хотя и пообещал своим господам выдать не «больше положенного».

Роксана осталась с нами и весь вечер косо на меня посматривала. Марина не отходила от нее ни на шаг. Они весело щебетали и в какой-то момент, когда, по-видимому, хмель обеим ударил в голову, решились подойти.

— Лев, познакомься, это мой друг — туманник Роксана.

— Я предполагал, что туманником будет парень, но никак не баба в вызывающем наряде, чуть меня не угробившая.

Роксана осмелела, протянула свою ручку тыльной стороной ладони и выжидательно на меня посмотрела. Как истинный аристократ, я удостоил ее поцелуя. Хоть вид барышни вообще не вязался со светскими манерами.

— Роксана — мастер незримости и развоплощения, — представилась она более официально.

Я скривился, услышав напыщенность в ее голосе.

— Туманник, он и в… Хакасии туманник, — философски изрек, глядя на собравшихся за калиткой людей. — Какой у тебя ранг?

— Почти девятый.

Девятый — предел моих мечтаний! Даже восьмой ранг туманника — дорогое удовольствие. Не каждый аристократический род имеет на служении одаренных такого ранга. Но меня больше смущал ее пол. «Безбашенная» Маринка, «случайно» убившая на допросе Герду, на фоне Роксаны смотрелась просто пай-девочкой.

— Ты готова работать на меня?

— Более чем, Лев, — кокетливо улыбнулась Роксана. — Я конечно могла тебя и убить, но ты доказал, что достоин моей персоны.

Я сладко улыбнулся.

— Роксана, мы же говорили об этом, — зло одернула ее Карелина.

— Девочка хочет прощупать границы дозволенного. Я не буду тратить время, чтобы учить ее манерам. Этим займешься ты, Марина, но чтобы впредь фривольностей я не слышал.

— Иначе что? Накажешь? — она одарила меня томным взглядом и прикусила губу.

— Рокса-а-на-а! — страдальчески протянула Марина.

— Банально, девушка.

Потеряв интерес к разговору, я направился к Астаю, ведшему жаркий спор с кем-то из старейшин. Вдогонку услышал о себя много приятного: внешне хорош, и между ног все в порядке (когда только успела оценить). Марина похвасталась нашей близостью. И дамы начали оживлённо обсуждать меня.

— Что случилось, Астай?

— Да вот не хотят меня отпускать из Сыи.

Я искренне удивился:

— А что, ты контракт подписывал на вечное служение?

Астай промолчал, и в этом молчании было нечто интригующее. Конечно, я попросил прояснить ситуацию. Оказалось, они видели меня в облике Воина и теперь не хотели отпускать нас.

Мол, если появился Воин Света, то нужно ждать и пробуждения Тьмы. «Вы все должны остаться в Сые и защитить нас», — такова была воля старейшин.

— Спроси, что будет, если мы не подчинимся их требованиям?

— Я прекрасно понимаю русский язык, — ответил мне старец в традиционных хакасских лохмотьях.

— Отлично, что вы понимаете. Значит, сложностей перевода не будет. Имел. Я. Вашу. Хакасию! — с расстановкой проговорил я каждое слово, вкладывая в них силу. — Слишком дорого вы обошлись мне в прошлый раз.

У старейшины ни один мускул не дрогнул.

— Он спит что ли? — без иронии обратился я к Астаю.

— Лев, хватит этих расистских высказываний! — не остался в долгу обидчивый хакас.

— Что значит в прошлый раз?

Я выдержал паузу, не решаясь говорить ему о наших похождениях много лет назад и перевел стрелки на Астая:

— Если хотите, Астай вам расскажет. Но я уверен, Асмодея убили бесповоротно. Главное, не кормите его больше своей кровью.

Видя недоумение на лице, казалось бы, невозмутимого старейшины, я снова кивнул на Астая.

— Что-то еще?

— Да. Вы хотите забрать наших сыновей и дочерей. Они тоже останутся и будут защищать эти земли от нечисти.

Разговор заходил в тупик, но я не планировал рассусоливать прописные истины, ибо не верил, что Асмодей сможет вернуться в наш мир. Иначе для чего была жертва в лице моей любимой? Чтобы оттянуть время? Надеюсь на дипломатию боевого товарища. Если не Астаю, то кому они поверят? Мне — столичному щеголю, которых они пачками разворачивали в обратном направлении? Даже интересно, с кем из угрюмых местных вел свои дела Аликперов, получая от них чудодейственные травки, пробивающие преграду возвышения одаренного?

Народ же за забором, примерно сотни две, жаждал зрелищ (мне так показалось).

— А что, многие видели хронума?

— Хронума? Нет, мы видели пришествие Воина Света. Вся деревня видела.

Разговор утомлял. Я еще вчера сражался с адскими выродками Асмодея, а сегодня старый хрен ставил мне палки в колеса. Было одно действенное средство, благодаря которому я убедил Егора: фотографии. Не теряя времени даром, я позвал их двоих в дом.

Среди прочих в доме находился Молох. На мою просьбу покинуть дом, он ответил категорическим отказом и вдобавок подсел ближе, дыша мне в лицо жаром травяного чая из своей кружки.

— Арбирты, Молох. Арбитры, — я напомнил Молоху причину по которой не хочу делиться с ним потаенным.

— Им нужен сильный и умный бизнесмен, который может воплотить их грязные делишки. Плевать им на Воинов Света и хронумов. Я контролер, Лев, не более…

С тяжелыми мыслями я попросил Астая достать фотографии.

— Царь всех царей, исполины-стражники с головами кошек, Матерь Богов, Князь Ада… — задумчиво перечислял Молох увиденное, — А с тобой интересно находиться рядом, Лев Ахматов. Не зря я попросился быть твоим контроллером.

— Молох, ты обещал!

— И я выполню свое обещание, как и говорил. А дай мне посмотреть свой скипетр.

Я совсем позабыл про него. Интересная вещичка валялась в сарае, в груде хлама, где хранилось спелеоснаряжение старого пейрама. Посмотрев на старейшину, который обычно либо спал, либо обдумывал увиденное, я решил все же отлучиться за скипетром. Вдруг Молох сможет активировать портал с его помощью или покажет, как оно трансформируется в нечто другое? И он показал…

— Один из семи скипетров Индры, — задумчиво проговорил Молох, — дай-ка сюда свою руку.

Я протянул ее, не ожидая подвоха, а Молох одним резким движением резанул мне ладонь и густая черная струйка окропила навершие скипетра.

У меня в голове вертелось: «Нахрена?», «Нахрена?». И ещё: «Какого хера?».

Первые два относились к Молоху, который ответил мне, что делает привязку кровью и скипетр теперь слушается меня и только меня, пока я буду жив. Добавил, чтобы я замаскировал его под обычную трость и никому не показывал истинный облик скипетра Индры. Я не стал заострять внимание на этой штуковине. Все потом. Меня больше интересовал цвет моей крови.

— Подлый, подлый Астай! Ты обманул меня, сказав, что я буду жить?

— Ну а что я должен был делать, Лев? Ты себя видел со стороны? Унылое дерьмо, если выражаться твоими же словами. Я хотел взбодрить тебя. — И тут же начал успокаивать меня. — Ты лучше посмотри, какая она жидкая и… более светлая, чем раньше.

Вот тут он почти соврал. Жидкая — да, но такая же черная, как кровь Асмодея. Я сокрушался совсем немного. Ведь я поступил бы так же, как и Астай. К чему заниматься самобичеванием. Я спросил другое:

— Зная, что я скоро сдохну, ты решил поехать со мной? Почему?

— Потому что… — он выдержал паузу, бросая взгляды на соплеменника, и все же выпалил:

— Потому что я разочаровался в своем племени. Когда они пошли против нас, я потерял веру.

Наконец и до старца дошли слова эмоционального в эту минуту хакаса. Его узкие щелочки впервые за время нашего знакомства расширились, и он в неверии посмотрел на Астая, который, чтобы сдержать эмоции, глубоко затянулся табачным дымом.

— Потому что мы многое прошли с тобой и Стивеном. Видели такое, что и врагу не пожелаешь. К тому же…

— Договаривай.

— Хотел проститься по-человечески. Довести тебя до смертного одра.

— А потом? Когда меня не станет?

Хакас пожал плечами:

— Война план покажет.

— Спасибо, Астай.

— К тому же, я не верю, что вердикт лекаря окончательный. Ну никак не можешь ты умереть через месяц. Вспомни, как ты боролся за жизнь, когда твое сердце ежесекундно останавливалось, не в силах прокачать адскую отраву. Найдем лечение где-нибудь еще.

Как трогательно звучали его слова. Пейрам был честен со мной. И я благодарен ему, за то, что Астай не бросил меня, а попытался вернуть «к жизни». Что значит «попытался»? Он вернул. Я уже смирился со своей смертью раз, несложно было сделать это снова, но уже принять этот факт на броне.

Я хотел уже было погрузиться в лимб для осмысления нового плана действий, как неожиданно голос подал Молох:

— Я попробую помочь тебе. Есть один знакомый. Он не совсем лекарь… Больше специализируется на крови.

— Хорошо, спасибо, Молох.

А в голове крутилось: «Кто ты таков, загадочный дед Молох?».

Во время нашего разговора в себя пришел и старейшина. Хлопнув себя ладонями по коленам, он встал и молча удалился из дома.

— Что это значит, Астай?

— Думать будут.

Я пожал плечами и вышел вместе со всеми во двор.

Малышня резвилась, играли со Стивеном, он послушно выполнял их хотелки: приносил им палку или выполнял штатные команды «сесть», «встать» и другие. За это его кормили вкусняшками, по которым он сильно соскучился. Мне показалось, что он более человечен, чем многие, кого я знал. И здесь он добр к детям и там. Чего стоит только защита входа в приютский грот. Чем-то он напоминал меня.

«Что дальше, Лев? Вот тебе отмерен срок, вот ты знаешь, что скоро умрешь. Что дальше будешь делать? Творить добро?», — усмехнулся я своим мыслям. Где я и где добро? Много добра я сделал, отнимая никчемные жизни ублюдков голубых кровей, омывая их кровью улочки Питера?

На самом деле много. Что ж, будем работать и дальше. Жаль только, наследника не оставил.

Упершись грудью в забор в одиночестве, молча рассматривал небо, усеянное мириадами маленьких ярких точек. Здесь небо выглядело как-то по-особенному. Более живо что ли.

Почти полная луна проторила желтую дорожку на бурном Июсе. Журчание воды умиротворяющее. Единственный раздражающий фактор, отвлекающий меня от созерцания красот — вновь приобретенный сотрудник… Роксана подкралась, почти незаметно и томно дышала, подобравшись ко мне почти вплотную.

— Ну, говори уже.

Вместо ответа она нахально просунула руки под резинку моих трусов. Я не противился. Зачем?

Можно подумать, что я забыл Сану. Нет. Сердечная рана все так же кровоточила, не давая о себе забыть. Жизнь скоротечна, а я сильный одаренный с критическими потребностями в эндорфинах и дофаминах.

Активация дара имеет свои последствия. Просыпается животная похоть. Дикое, необузданное желание. Так происходит у граверов. Так же точно происходит у меня. Другие одаренные не имеют подобной сексуальной зависимости, как мы. Именно поэтому в нормальных армиях мира на сотню одаренных солдат имеется сотня же релакс-кабинок, а зачастую в элитные войска нанимают крепеньких женщин для удовлетворения плотских утех солдатиков. Бесконечный конвейер: война-кровь-секс-дети. Дети подрастают и тоже идут на войну — цикл повторяется.

Роксана работала неуверенно. Будто пробуя его на вкус. Часто цепляла зубами. Я кривился от болевых ощущений, не выдержал и обратился в пустоту:

— Марина, помоги подруге.

— Как ты?..

— Да уж могу различить твое тяжелое дыхание и неравнодушное цокание на неумелые действия подруги.

Девушка прекратила делать мне минет и они обе вышли из невидимости. Весьма расточительно таким образом тратить навык туманника, подумал я про себя.

Обе были крайне возбуждены. Обе выглядели великолепно. В воздухе витали феромоны, усиливая желание поиметь их обеих, а не просто довольствоваться откровенно слабым минетом.

— Может, в сеновал? — предложила Марина подруге.

Напрочь позабыв обо мне, они, взявшись за руки, пошли куда-то на задний двор Карелиных, виляя своими аппетитными задницами. Я хмыкнул и пошел вслед за ними.

Очутившись в просторной постройке, именуемой сеновалом, я едва не врезался в в темноте в доброго рысака, что в последний момент выдал себя фырканьем. Он был на привязи, за ним еще лошадь и уже дальше едва светился огонек керосиновой лампы, освещавший небольшой стог соломы и выемку в стогу. В этой выемке удобно разместились две бестии, желающие продолжения действа.

Марина раздвинула ножки, бесстыже оголив будущее «вместилище» моего набухшего от изнеможения органа. Роксана была более скромна, посматривала на меня с опаской. Кажется, для нее это было впервые.

Карелина свела точеные ножки, подалась ко мне. С чувством она сомкнула свои влажные губы на моем члене и принялась делать поступательные движения, поглядывая на свою подругу, как бы давая ей уроки минета.

Чтобы как-то мотивировать черную бестию начать действовать, властным тоном сказал ей сменить Карелину. Действовала Роксана неуверенно, но рядом была Марина, которая стала для нее наставником. Вскоре мне надоело быть стендом для обучения и я начал разворачивать Роксану задом.

Тусклый свет лампы освещал ее нежный бутончик, влажный от возбуждения. Невольно я покачал головой, глядя на то, как девушка изогнулась дугой.

— Прогни спинку, Окси, — наставнически советовала ей Марина. — Смотри на меня.

О, да! «Методичку» Карелиной стоило написать и внедрить ее в сеть наших публичных домов.

— Тебе понравится. В первый раз всегда больно, но это лишь на несколько вдохов. Дальше будет хорошо.

Роксана еще девственница. Как я и предполагал? Для нее не только минет, но и все было в новинку.

Отстранившись от девушки, я шлепнул ее по упругой заднице и указал смотреть, а свой цветок сберечь до лучших времен и «любящего» члена. Девушка фыркнула, не согласившись со мной, но мне было плевать, я уже погрузился в жаркое лоно Карелиной. Столь жаркое, податливое и влажное, что кончить хотелось немедленно.

Марина застонала, лошади встревоженно заржали, но вскоре успокоились. Рядом пробегал Стивен и со словами: «А что это вы тут делаете, а?», получил от меня легкую затрещину. Убежал, раздосадованный. Еще чего! Не хватало мне только сторонних наблюдателей! Наверняка, сам где-нибудь неподалеку сношал очередную суку и спешно покидал место преступления, дабы избежать гнева окрестных кобелей.

Окси, как ее нежно назвала Марина, вскоре осмелела и принимала непосредственное участие. Она все хотела потрогать. Мой член, яички, мой крепкий зад. Запустив руку себе в промежность, другой она поглаживала Марину, которая была на пике блаженства. Девушка склонила голову над трясущимся задом Карелины, открыла рот и высунула язычок, требуя спустить на ее лицо.

Мощная струя семени залила жаркое лоно Марины, частично попала на лицо Роксаны. Ей этого показалось мало и остатки она начала судорожно слизывать с влажной промежности подруги.

Я понаблюдал за ними еще немного. Марина в бессилии перекатилась на спину, Окси села на ее лицо. В пикантной позе они продолжили доставлять удовольствие друг другу. От вида столько восхитительного, мне захотелось еще. Тем более, я обделил вниманием нового члена группы.

Пока Окси была занята вылизыванием щелочки Марины, я подошел к ней сзади, чтобы оценить то место, куда я намеревался войти. Влажный палец с легкостью зашел в анальную дырочку, затем два и с натугой третий. Черная бестия застыла в выжидательной позе, уложив голову на лобок Марины. Тяжело задышала.

Марина на секунду оторвалась от промежности подруги и вынесла свой вердикт, пробурчав мне куда-то в яйца:

— Не войдет.

Но в то же время начала слюнявить мой член и анальное колечко Роксаны, принимая непосредственное участие в деле.

Сарай наполнился приглушенными стонами боли и удовольствия Роксаны, и обеспокоенными звуками лошадей, чей сон мы нарушили своим присутствием. Снова прибегал Стивен, выяснить, «все ли у нас в порядке и не требуется ли помощь». Окси бросила в него тапок, и он убежал. Девушка вскоре приноровилась к моим движениям и начала подмахивать аппетитной попкой, двигаясь в такт.

Сколько оргазмов девушка получила от наших совместных с Карелиной действий, знала только Окси. В какой-то момент она обмякла и подалась вперед, потеряв контроль над телом. Это произошло как раз в тот момент, когда я и сам закончил. Сперма обильно полилась на лицо довольной Марины.

Закурив сигарету, на слабых ногах покинул сеновал. Замечательно.

Проснулся раньше обычного. Разомкнул глаза, посмотрел на часы: шесть с копейками. На улице слышался многоголосый галдеж. Подорвался с места, но, не учуяв опасности «спиной», постарался не будить бойцов, знатно вчера налакавшихся. Наверняка так и уснули, не выгнав хмель из головы.

Оценивающе на них посмотрел, хотел было скомандовать подъем, ибо нехер срать на службу, но увидел лишь двоих сквадовцев, мирно посапывающих. Егор отсутствовал.

Егор молодец, он бдил наш сон, стоя у входа в армейской разгрузке и автоматом в руках.

— Константиныч, доброе, — поприветствовал он меня.

Морозец. Гребаная Хакасия со своим псевдолетом. Вот так уснешь пьяный на улице, а утром твое хладное тело будут грызть собаки или… черти (хе-хе).

Сполоснув лицо и наспех приведя себя в порядок, закурил утреннюю сигарету, что всегда шла не в то горло и добавляла пульсации в висках. Запустил вязь узора в фоновом режиме, дабы согреться и согнать остатки хмеля (нужно было сделать вначале это).

— Что тут у нас? — кивнул телохранителю за калитку, где столпились десятки незнакомых мне людей.

— Добровольцы, — устало пожал плечами Егор и заразительно зевнул.

— Иди, отдыхай.

Его не нужно было уговаривать. Через мгновение послышался глухой «бам» уставшего бойца и почти сразу же его храп.

Я направился на улицу, где в числе первых были старейшины и в частности тот, с кем мы разговаривали вчера. Корил себя за дурную привычку не спрашивать имен, ведь нужно было завести разговор с тем старцем, который при моем приближении отделился от общей массы.

— Приветствую вас, уважаемый!

— И тебе доброго утра, Воин Света.

Как-то приторно звучало это из его уст, будто с издевкой. Впрочем, сомнения развеялись, когда он отвесил мне небольшой поклон. Я ответил тем же, что вызвало удивленные возгласы присутствующих.

— По какому поводу устроили сборище?

— На совете старейшин мы решили последовать за тобой.

Звучало так, будто они собрались идти всем табором (вместе с дряхлыми стариками). Я осторожно поинтересовался кто именно желает примкнуть ко мне, на что безымянный старец жестом указал на молодежь за его спиной. Отлично.

— Еще кто-то будет?

— Конечно. Сейчас только утро.

К одиннадцати селян стало действительно много больше, чем было с утра. И поток не становился меньше. Я залез на лестницу, приставленную к дому и оценил количество желающих поступить ко мне на службу — не меньше тысячи, мать его!

Я уже и позабыл, что изначально просил «всего» три сотни одаренных, а мой внутренний хомяк уже требовал нанять их всех.

«А надо ли оно мне?», — задавался я вопросом.

Ведь я не планировал захватывать соседнюю Финляндию (уверен, пусть не захватить, но значительно пощипать слабого северного соседа нам будет под силу с такой оравой). А еще эта неопределенность с моим здоровьем не внушала успеха будущей кампании. А самое главное: что ими движет? Чего они ожидают от Воина Света? Религиозные фанатики мне были не нужны.

Среди прочих в толпе видел Мыдырака, прячущего голову в плечи.

«Тебя я точно брать не буду. Наверное…»

Когда в доме Карелиных уже все проснулись, и плотно позавтракали, я попросил Астая помочь мне сделать возвышенность, чтобы с нее всем было видно меня и слышно.

Взобравшись на перевернутую телегу, усмехнулся комичности ситуации. Мне это напомнило выступление одного колоритного персонажа на броневике (не помнил его имени, знал, что революция закончилась, не успев начаться). Селин, Мерин… не важно. Убили его на том самом броневике.

Прислушался к своим ощущениям — местные угрозы для меня не представляли.

— Приветствую вас, товарищи! — млять, помнится, у Селина (вроде так его звали) начало такое же было! — Мое имя Лев Ахматов. Я живу в столице нашей огромной империи и мне требуются люди в гвардию, именуемую сквадом.

Массы недовольно зашептались, заглушая мой голос. Пришлось использовать рупор.

— Мир аристократии жесток и не выносит слабых. Я борюсь за правое дело, но у Ахматовых полно недругов. Для этого я здесь. Чтобы набрать в свой легион таких славных бойцов, как вы.

Где-то совсем рядом недовольно кашлянул Астай. Я зачем-то обернулся. Маринка тихо пропищала, что я молодец и говорю верно

— Покажи нам крылья! Покажи крылья! — выкрикивали мне из толпы.

Вскоре это стало единственным их требованием. Я тяжело вздохнул, бросил короткий взгляд на Егора, который понял меня с полуслова и сбегал за штанами и провалился в лимб, дабы обдумать свою провальную речь и возможность ее поправить.

«Они пришли сюда за зрелищами, а я — не цирковое животное», — заключил я для себя.

Если сейчас сказать им неправду, то что будет дальше? Они разочаруются во мне после и что тогда? Бросят посты и уйдут восвояси! Вот что. Пусть уходят сейчас. Обещать им, что мы пойдем крушить адских отродий или что там они себе напридумывали, я не намерен.

Вернув времени обычный ход, я сошел с постамента, под удивленные взгляды моих соратников.

— Егор, дальше ты.

Мой человек владел незаурядными ораторскими навыками касаемо вопросов сквада и его организации. Я сказал все, что хотел, заключив для себя, что если из Сыи мы вернемся с двумя десятками молодчиков, то этого будет достаточно. Я сам себе — небольшая армия.

Я зашел в дом. Хозяйка меня не заметила. Она занималась переездом, захламляя предбанник огромными пакетами с домашней утварью и вещами. Такое чувство, что она сбегала от этого места. По-хозяйски наложив себе полную тарелку вкусного плова, уселся за стол.

— Ой, Лев Константинович, а я и не заметила вас.

К своему стыду, я не знал и ее имени.

— Ничего, что я так хозяйничаю?

— Нет, нет, вы чего.

В руках она держала махровый платок и нервно его теребила, намереваясь что-то спросить и не решаясь этого делать.

— Вас что-то тревожит?

Мой вопрос сработал для нее, как триггер. Женщина осторожно уселась напротив и взволнованно поинтересовалась:

— Где мы будем жить, Лев Кон…?

Я перебил ее:

— Вам можно называть меня по имени. Не переживайте, что-нибудь придумаю.

Женщину мой ответ явно не устроил, но Карелина старшая не решалась высказать свои мысли. Невесело посмотрела на свои пакеты и неожиданно разревелась.

Ложка застыла в воздухе, но к счастью подоспела Марина (будто чувствовала что-то).

— Фух, вроде процесс пошел, но я не уверена, что наберется три сотни. Зря ты не показал им того, чего они хотели.

—…

— Ой, мамуля, а ты чего плачешь?

— Жалко дом, скотину. Куда мы едем, Мариночка? Что нас ждёт там?

— В Петербурге очень красиво, мама. Там у нас будет новый просторный дом. И двор тоже будет. Будем ходить с тобой по магазинам и выбирать самые красивые наряды.

Женщина продолжала всхлипывать, но постепенно успокаивалась. С каждой новой фразой Марины веселела. Я недоумевал, как ловко Карелина манипулирует мной. Впрочем, чего я кабенюсь? Выделю семейству Карелиных тысяч сто-сто пятьдесят на покупку просторного дома. Наверняка где-нибудь найдется нужное неподалеку от моей усадьбы.

Я поскорее закончил с едой и снова вышел во двор. Егор успел развести бурную деятельность, принимал новобранцев. Смотрел в паспорта, что-то записывал в свой блокнот.

Раскурив с Астаем его трубку, выяснил, что старейшины недовольны. Ждали от меня второго крестового похода, а выяснилось, что я обычный жулик и шарлатан, намеревающийся обескровить Сыю и забрать их сынов для:

«Свершения кровавых воин руками мудрых, чистых, совершенных хакасов»

— Так примерно они и сказали, — разочарованно вздохнул Астай.

— И плевать, что я их былинный герой?

— Надо было показать им крылья.

— К черту, Астай, их хотелки. Я правду сказал.

— Этим ты мне и нравишься.

Мы постояли еще, молча покурили и я отправил хакаса в дом, чтобы тот успокоил жену.

Удивительно, но пейрам перестал использовать на мне свой дар, выпытывая правду. Он и мысли не допускал, что я как-то обижу его семью.

Глава 3

— Стивен, Японский Бог! Ты какого хера натворил⁈

— Ну… Она… Я… А тут хозяин суки…

Мы с Астаем задумчиво смотрели на чумную соседскую дворнягу женского пола, которую ненароком затрахал мой пес и дабы скрыть следы преступления, оживил бедную скотиняку. Но что-то пошло явно не так…

Полностью отсутствующий взгляд, множественные порезы и укусы на теле, не заживающие, шерсть сваливалась комьями. Кажется, она стремительно лысела. Ходячий мертвец!

— А почему она выглядит так плохо? Не как твои питомцы под усадьбой?

— Торопился я, хозяин.

— Надо бы облегчить ее мучения, пока сосед ничего не заподозрил, — задумчиво проговорил Астай и одним резким движением свернул ей шею.

— Не-е-е-т, су-ука! — сокрушался Стивен, стоя над хладный телом бывшей пассии.

— Ты бы хоть имя ее спросил, — усмехнулся я комичности ситуации, но сразу же посерьезнел, потому как Стивен посмотрел на меня так, что сердце защемило. Его глаза выражали глубокую вселенскую грусть. Впрочем, длилось это не больше секунды. Как ни в чем не бывало, он задрал лапу, окропил место преступления и, завиляв хвостом, покинул свою некогда любимую «суку».

— Бездушная ты скотина, — бросил ему вслед Астай, ухватил тушу за ноги и поволок на задний двор.

Я расхаживал по усадьбе Карелиных и не знал куда себя пристроить. Набор добровольцев вел Егор, демонстрируя высокую организованность. Поговорив по душам с Мариной, приняли решение отдать ему сквад, так как Егор справится лучше.

«А как же я?» — забеспокоилась девушка.

Будешь охранять мою тушку.

Она оценивающе посмотрела на меня, сомневаясь в своей пользе. Пришлось добавить, что она самая лучшая, умная, эрудированная, и вообще таких больше нет. На этом она успокоилась, но в разговор влезла Роксана и поинтересовалась уже о своей роли.

Вспомнилось Аликперовское: «Тебя в могилу сведут либо пуля шальная (что было невозможно, имея тринадцатый ранг хронума), либо член». Последнее требовалось заменить на «бабы».

Сообщили Егору «радостную» новость, что теперь в услугах телохранителя Ахматов не нуждается. Тот потерял дар речи от возмущения. Пришлось на ходу снова менять структуру нашей группы. Все хотели быть рядом со мной. Внутренне я, конечно же, порадовался, что кому-то нужен, но на ум приходило только сравнение себя с куском говна, который облепливают надоедливые (преданные) мухи.

Ближе к шести Егор закрыл свой блокнот, смахнул со лба трудовую испарину. Доложил: всего заявили желание пойти к нам на службу сто сорок пять гражданских. Из них тридцать три не прошли по возрасту, двадцать четыре отсеялись после беседы с вновь испеченным главой сквада. Осталось восемьдесят восемь человек. Плюс Роксана.

Что же ты им такого рассказал, что ушли два десятка?

Правду.

Ну что ж, ведь и я был честен с новобранцами.

— Но есть одна загвоздка, командир: в числе добровольцев Мыдырак Аскерович Бугаев и его банда в количестве трех человек. Берем их или нет?

— На что способны его люди?

— Интересная у Мыдырака подобралась шайка. Сам он действительно гравер восьмого ранга. Вот-вот перейдет на девятый. Один из его подельников — туманник шестого ранга, другой — одаренный стихии земля, а третий… — Егор выдержал многозначительную паузу, — «аналитик».

— Да, ладно⁈

— Угу, — глава сквада позволил коротко улыбнуться, глядя на мое изумление.

Дар «аналитика» очень редок. Его отличительной чертой является воистину стратегическое мышление, а также способность быстро обрабатывать огромный пласт информации.

Аналитики состояли на государственной службе в министерстве финансов. Это я точно знал. Были предположения, что наш батюшка-император сам таков. Хотя, судя по тому, какой бардак творился в империи, я начинал сомневаться в умственных способностях монарха. Чего только стоят арбитры, почти в открытую вербующие таких бесправных особ, как я.

Удивительным было и то, что главой их шайки был тупой Мыдырак, а не сам «аналитик».

— Мне надо на них взглянуть самому. Что-то еще интересное расскажешь?

— Да нет, все более-менее стандартно: восемь из десяти — граверы, пятеро туманников четвертого-шестого рангов, восемь стихийников, три лекаря. Не стандартны только их высокие ранги.

— Лекари насколько сильны?

— Двое седьмого ранга, один — девятого. Тот, что девятого, уже староват. По паспорту ему восемьдесят три, но на вид больше сорока не дашь.

— Лекари… такие лекари. К твоему сведению, Егор, они все так молодо выглядят и живут дольше других.

— Спорить не буду, Константиныч.

Так же выяснилось, что семьи у него нет. Всю жизнь жил с родителями и, дождавшись, когда они покинут этот мир, решил изменить свою жизнь. А тут Воин Света нарисовался из столицы как раз вовремя.

У меня на его счет былисвои далеко идущие планы. Как минимум, пока не найдем для меня лекарство (если найдем), будет подлечивать мою больную жопку.

В заключение можно сказать, что на безрыбье и рак рыба. Вот только это было далеко не так. Новобранцы кратно превосходили силой мой сквад, даже с учетом значительного меньшинства. Хотя, я считал, что не все можно было решить одной лишь силой. Мои бойцы прошли множество битв, и опыта им было не занимать. Пройдёт время, и из этих птенцов мы вырастим достойных людей. Время… То, чего у меня нет.

По моей просьбе Астай сводил меня к местному кузнецу. Тому самому, который наносил руны на патроны. Кузнецом оказалась крепкая девушка под два метра ростом. Краснощекая. Она встретила нас на крыльце своего дома с молотом на плече и папиросиной в зубах. Одежда на ней была весьма специфичная, если засаленный кожаный халат на нагое тело можно было назвать одеждой.

— Здравствуй, Марьяна, — поприветствовал ее Астай.

Она прикурила папиросищу, едкий табачный дым закрыл ее лицо, и уже оттуда донеслось:

— Привет, старый хакас.

— Ха! — воскликнул я такому замечательному приветствию.

Марьяна хмыкнула, развернулась на сто восемьдесят, тяжелой походкой зашагала в сторону большого ангара. Мы пошли за ней.

Помещение оказалось ветхой постройкой, обитой горбылем и листами шифера. По центру помещения располагалась высокая конструкция, похожая на домну и цельнометаллический широкий верстак в полтонны весом. На этом все. На полторы сотни квадратов один рабочий станок Марьяны.

Здесь было невыносимо жарко. Этим и объяснялось ношение лишь тонких трусиков на крепкой заднице барышни, а кожаный халат, по-видимому, издержки производства.

Марьяна открыла дверцу печи, заправски закатала рукава, и широкой лопатой начала подбрасывать в топку уголь с красными вкраплениями.

— Мать его за ногу, Астай! А ничего, что уголь с урановой рудой?

Впрочем, чему я возмущаюсь? Одаренные с легкостью переносят дозу излучения, которая для обычных людей может обернуться гибелью. А здесь все одаренные. Не удивлюсь, если местные младенцы рождаются с узором на груди.

Марьяна бросила окурок в топку, закурила новую папиросу. Провела несколько ловких манипуляций с рычажным стендом и по желобу потянулась тончайшая струйка раскаленного металла. По объему не больше наперстка-двух.

И вот тогда началось то самое волшебство, ради которого я и пришел сюда. Марьяна была подобна Гефесту — Богу-кузнецу. Каждый ее удар по заготовке вызывал взрывную волну энергии, дикой и необузданной. Искры летели в стороны, пот с девушки лился градом. Мне не хватало воздуха, а губы мгновенно пересохли.

Спустя некоторое время, отбив молотом сотни ударов, Марьяна подняла на макушку защитные очки, смахнула пот с лица и устало бросила мне готовую капсулу для патрона.

— Готово.

— Как оно? — поинтересовался у меня довольный Астай.

— Впечатляет, — не стал кривить душой.

— А ты говоришь тонну тебе выдать. Марьянка если две такие капсулы в неделю делает, и то хорошо.

Я посмотрел на девушку, что облокотившись о стену, курила, наверное, десятую самокрутку. Выглядела она изможденной. Даже глаза прикрыла от усталости.

— Марьяна, мне таких штуковин много надо. Платить тоже буду много.

— Деньги не интересуют, — коротко отрезала девушка.

— Что тогда?

Она поджала губы и с вызовом посмотрела на меня.

— Другой жизни хочу. С вами поеду. Надоело мне прозябать в деревне. Машину хочу, квартиру в центре, грудь.

Не стал ей говорить, что для этого тоже нужны деньги. И все же я не мог поверить своей удаче. Это место сравнимо с Эльдорадо, только вместо золота — люди. А люди для меня более ценный ресурс, нежели драгоценные металлы.

Череда невероятных событий запустила цепную реакцию, и я планирую выжать из этого места все, что подкидывает мне судьба.

В воротах ангара показался плюгавый паренек полутора метров ростом. Такой хилый, тщедушный, что я невольно задержался на нем взглядом.

— Милая, ужин готов. Без тебя есть не начинаю.

— Иди ко мне, Коль.

Парень радостный зашагал к своей пассии. Она схватила его в охапку, усадила на колени и крепко засосала в губы. Дальше мы не смотрели. Ушли, чтобы не мешать.

— Да уж… Астай, а Марьяна его силой держит?

— Еще чего, — возмутился хакас, — Любовь у них с Кольком еще со школы. Странная пара, соглашусь, но все обоюдно. Баба она требовательная, Лев. Я бы на твоем месте так сильно не радовался.

Не мне с ней жить, пусть от Кольки требует. А быт для «местной львицы» я уж как-нибудь налажу (как же я окажусь не прав!).

Дальше был удивительный разговор с Мыдыраком и его бандой:

«Лев Константинович, мы принесем вам пользу», — с этого начался наш разговор.

Мыдырак оказался не таким уж быковатым деревенским дурачком, каким я представлял его раньше. Такое чувство, что он говорил заученный текст. Речь была гладкой, без запинок. Перечислял ранги своих ребят, их навыки. Рассказывал примеры из жизни, где они, конечно же, были героями и не раз спасали от лап хищных зверей домашний скот, а также сохранили жизни своих соплеменников.

Я конечно же не поверил, ну или отчасти поверил его рассказу. Все поглядывал на аналитика, который назвался Назаром. Хилый, неказистый парень лет восемнадцати, в очках с толстыми линзами, внимательно слушал и молчал, поджав губы. Когда он убрал ладони с колен, на светлой штанине остались два влажных следа от его рук. Он нервничал. Мне показалось странным его поведение.

Почему-то я подумал, что именно Назар был автором речи Бугаева Мыдырака Аскеровича. Ну не мог Бугай сам все это придумать. Презентация прошла гладко, как по по написанному сценарию.

— Ладно, — сказал я. — Беру вас в качестве стажеров. Докажете свою полезность, я в долгу не останусь. Можете поинтересоваться у вашего непосредственного начальника Егора Борисовича, как живут бойцы сквада.

— А мы уже все узнали, — расплылся в довольной улыбке Бугай. — И… вы… это… Константиныч, не держите зла на меня за Маришку, — потупил взгляд Бугаев.

— Добро, — обменялись мы крепкими рукопожатиями. Мне не зазорно подать руку, а человек чувствует свою вину. За что извинялся Мыдырак? За то, что моей руке было больно, когда я бил его в челюсть? А насчет их компании у меня появилась одна задумка…

День близился к концу. Марина — умничка, занялась организационными вопросами, выкупила чартерный самолет и наняла перевозящий транспорт. Как оказалось, некоторые одаренные захотели взять с собой семьи, не так много, но плюс шестьдесят восемь мам, пап, братьев и сестер ложились тяжелой обузой на мои плечи. Их переезд решили отложить на ближайшее время. Тем более, меня сейчас занимал вопрос о Романове. Не получится ли так, что в аэропорту нас встретят его гвардейцы и тут же перебьют на месте?

Егор съездил на связь. По приезду доложил, что в усадьбе все спокойно. Нападения не было. Чету Залевских переселили на конспиративную квартиру и те были в безопасности. Аликперов забрал к себе Олега.

«Тишь, да благодать», — как выразился начальник сквада. Надолго ли? Впрочем, это не могло не радовать.

На берегу Июса начинались гуляния. Со двора усадьбы Карелиных место проведения праздника «возвышения» было видно, как на ладони. С каждым часом участников празднества становилось все больше. Девушки выгнали нас из дома, занялись своим внешним видом.

Астай был потерян для меня в эти минуты. С другими старейшинами он отправился на берег, где они готовили в большом котле варево для одаренных.

Я махнул рукой на все и пошел перетягивать канат вместе с остальными и ещё поднимать гири. Вроде как за победу наливали. Удивительное дело: стоило мне появиться на берегу, как всем вдруг захотелось померяться силой с Воином Света.

Бедные мои бойцы крутили головами, выискивая потенциальную угрозу для меня и, как сказал Егор: «Плевать, Константиныч, что у тебя в спину там что-то колет. Мы будем глядеть в оба».

Было весело. Я попробовал себя во всем: бросал камни через Июс, перетягивал канаты, тягал гири (выяснилось, что мой предел — сто двадцать пять килограммов правой и сто десять левой рукой). Еще бы: я ведь хронум с тринадцатью узлами на груди.

Все было замечательно. После каждой победы мне наливали местный самогон, я веселился. Пока не пришла Марьяна…

Вначале она уложила меня на лопатки на татами. Я не поверил. Затем последовали ее победы в армрестлинге (с обеих рук). Она сделала это так же легко, как мне далась моя победа над местным гравером десятого ранга.

— А ты чего хотел, чужак? Марьяну еще никто не смог побороть, — бросил мне кто-то из толпы.

Мое самолюбие было сильно ущемлено. Потом я проиграл в скачках и стрельбе из лука. Сильно налакавшись, взял гитару и исполнил пару любимых песен. Овации и аплодисменты были мне утешением.

Вскоре на поляне появились лица женского пола. От мелких сикилявок, которые едва начали ходить, до сгорбленных столетних старух (Марьяна, по-видимому, была на особом счету, раз явилась раньше и не в праздничном наряде). Только представьте, больше двух тысяч представительниц прекрасной части человечества в красочных одеждах исполнили традиционный танец.

Не было в нем грации, пластики и даже не все попадали в лад, но от масштабности дух захватывало. Когда он закончился, запустили фейерверк местного производства. То что «местного», я понял по схожести взрыва с моей самодельной бомбой, некогда разворотившей морду Асмодею. Чувствовалась рука моего кузнеца.

Если до этого мне казалось, что праздник идет на убыль, то сейчас я был убежден в обратном. Выпивка полилась с новой силой, а от еды ломились бесконечные столы. Все жители поселка собрались здесь.

Ближе к полуночи, когда малышню увели по-домам, старейшины взяли слово. Говорили по очереди, вкрадчиво и очень медленно. Казалось, они вот-вот готовы были помереть на празднике. Астай среди прочих казался пацаном.

Если убрать воду из их слов, говорилось о следующем: раз в год Матерь Богов, даровавшая силу их предкам, сходит с небес, дабы осчастливить своих «детей» своим присутствием. Она хочет, чтобы ее «дети» берегли память о ней и защищали мир от Темных сущностей. В этот день следует зачинать ребенка, резать скот на зиму и становиться сильней.

Выгнав из себя весь хмель, я в надежде посмотрел на гору, где когда-то Сана пожертвовала собой, чтобы защитить нас от адских выродков Асмодея. Но чуда не произошло, Матерь Богов сходила с небес лишь где-то в фантазиях хакасов.

Старейшины дали команду выстроиться в очередь за напитком. Я хотел было развернуться домой, но Астай, увидев меня, рукой указал встать в очередь. За мной встали мои бойцы.

Испив зелья, одаренные быстро покидали берег реки, шли домой. Даже не шли, а бежали. Спросить было не у кого, в чем причина столь странного поведения.

Наконец очередь дошла и до нас. Я принюхался, не решаясь глотать мерзкую на вид жижу зеленоватого цвета. Пахло пряностями. Недовольный моим промедлением уже знакомый старец поторапливал. Залпом опустошив рюмочку с зельем, скривился от поганого вкуса. Буркнул напоследок, что можно было соли добавить или сахара.

— Лев, Маринку сегодня не трожь! И своим скажи, чтобы на девок местных не смотрели! — были напутственные слова старого пейрама.

Я хмыкнул, дождался своих ребят и мы пошли спать. Кто же мог знать, что эта ночь будет для нас бессонной? Астай знал. Маринка знала. Решили промолчать. Сволочи!

Никогда еще в своей жизни я не испытывал столь сильное желание совокупиться. Парни ворочались, уходили в туалет и снова приходили в шатер, и так бесконечно. Я тоже вышел наружу, якобы «подышать свежим воздухом», на самом деле ждал Карелину.

И дождался. Дверь скрипнула, показалась знакомая улыбающаяся мордашка, но ее окликнули родители, велели ложиться спать.

Чтобы не было кривотолков среди моих бойцов, самоудовлетворяться я не пошел, как они. Ближе к пяти сильно захотелось спать. Бойцы сквада уже мирно посапывали, стерев ладошки до мозолей. Я с превеликим удовольствием впал в забытье, перед этим выругавшись в пустоту: «Гребаные хакасы со своей отравой!»

Проснулся от возбужденных возгласов моих бойцов. Каждый из них добавил по два ранга к своему дару. Егор стал гравером седьмого ранга, двое моих бойцов с четвертого перешли на шестой. В надежде осмотрел и свою грудь, но четырнадцатого узла не добавилось.

Впрочем, на что я жалуюсь? Можно сказать, еще «вчера» я обзавелся хвостом хронума, взяв седьмой узел, а уже сегодня я Воин Света тринадцатого ранга с белоснежными крыльями и венценосным нимбом на голове (сам удивился, узнав об этом от наблюдателей со стороны). Записал в список неотложных дел осмотреть себя в зеркале.

Нас уже дожидались автобусы, что должны были отвезти в аэропорт и добровольцы с сумками. Встретил недовольную Марину.

— Что случилось?

— Родители, — зло бросила Карелина в сторону своих родных. — Мне запретили, а сами!..

Астай держал жену за руку, они мило переглядывались и та поглаживала животик.

— Да ну?

— Угу. Маму чуйка не подводила еще. А знаешь, что самое смешное, Лев? Все мои братья и сестры родились в мае. Да здесь полдеревни майских.

Мы загрузились в транспорт. Астай сказал что-то напутственное соседу. Тот спрашивал насчет суки, Астай пожимал плечами. Мать Карелиной пустила еще слезу на дорогу и мы простились с чертовой Хакасией.

Вернусь ли я когда-нибудь сюда? Вряд ли. Слишком много воспоминаний, бередящих душу.

Хлопнув дверью автомобиля, напоследок сказал, глядя на гору:

— Прости, что не сберег тебя.

На этом завершилось мое «замечательное» путешествие в эти дикие края.

Только мы доехали до Ефремкино, как мой телефон буквально сошел с ума. Звонки, сообщения. Всем от меня что-то было нужно.

Но один пропущенный заставил меня напрячься — «приемная светлейшего князя Романова». Именно так высветилось на экране, хотя этот номер не был забит в моем телефоне.

Собравшись с мыслями, я перезвонил. Мне ответил приятный голос:

— Лев Константинович, здравствуйте! Не могли до вас дозвониться. Хорошо, что вы сами вышли на связь. Перевожу вас на светлейшего князя Александра Степановича Романова.

Прошло не больше минуты, как мне ответил сам князь. Аудиенции с такими особами добиваются неделями, месяцами, а здесь…

Я откровенно трусил. Мне жить осталось немного, поэтому боялся не за себя. Днем раньше, днем позже смерть приберет меня к себе. Но ведь у меня бизнес-империя. Дорогие мне люди. Стоило постараться и обеспечить им нормальное существование. Без всяких князей и прочей опасности.

— Здравствуй, Лев, — на том конце провода неприятно чавкали. Не очень-то и прилично разговаривать с набитым ртом. — Обыскались тебя мои люди. Где пропадаешь?

Удивился такому началу разговора. Чересчур панибратски. Даже для князя.

— И я вас приветствую, светлейший князь. С какой целью интересуетесь.

— Дело к тебе есть. Но это не телефонный разговор. Завтра жду тебя в моем офисе на Невской в… — он отвлекся куда-то в сторону, чтобы уточнить время, — Леночка, во сколько у меня завтра окно? Ага. Ага. Ясно. В шестнадцать сорок пять, да? Услышал, Лев?

Разговор обнадеживал. Или же князь усыплял мою бдительность. Не было и намека на угрозу. Все же я хотел перестраховаться.

— Слышал, но встреча пройдёт в это же время в ресторане «Столичный», что выходит на дворцовую площадь.

На том конце провода наступила небольшая пауза.

— Хорошо. Не знаю, чего ты боишься, но будь по-твоему.

Все это странно. Весь этот разговор очень странен. Князья так не разговаривают с простолюдинами. В любом случае, сегодня нам ничто не угрожало. Наверное.

Без особых происшествий мы доехали до Абакана. Пришлось доплатить транспортной компании за пару выбитых стекол и мусор в салоне. Вникать в суть проблемы я не планировал. Мысли были заняты другим.

Вновь принятые в сквад хакасы одеты были хорошо, деньги при себе имели, но вот выглядели все равно диким племенем. С каким восторгом они пили газировку и ели куриные наггетсы, не передать словами. А самое ужасное — мусорили везде, а так же хамили продавцам и прохожим.

— Ох и хапнем мы с ними горя, — вздохнул Егор, глядя на то, как два хакаса после трансформации в граверов, стояли в лохмотьях своих одежд и ссали за углом магазина.

— Вытрави из них всю дурь, Егорыч. Я в тебя верю, — ободряюще похлопал его по плечу.

Пока летели в самолете, набитом «бабуинами» (а они в нем только двери не открывали, в остальном творили, что в голову приходило. Даже стюардессы перестали появляться в салоне, прячась от нахальных ухажеров), я более детально ознакомился с отчетом главы сквада после ночи «возвышения».

Примерно сорок пять процентов хакасов, принявших отвар, сумели поднять по одному рангу. Что было удивительно, ведь мои люди перепрыгнули сразу на два ранга.

Из значимого: Роксана заполучила девятый узел, Марина осталась гравером восьмого ранга. Один из лекарей взял восьмой ранг. Банда Мыдырака усилилась в полном составе. Сам Бугай стал самым сильным гравером в моем скваде, аналитик взял шестой ранг, стихийник и туманник тоже поднялись на одну ступень.

Маринка была чернее тучи, ведь ей казалось, что она уже на пике формы и готова была взять новый ранг. Девчонка уперлась в сильную преграду.

Чаще всего преграда возвышения была связана с физическими данными одаренного или генной предрасположенностью. В редких случаях говорилось о проблемах с «головой»: фобии, психические расстройства, недовольство собой. Так говорили. По мне — это лишь жалкое оправдание неудачников, зависших на первом-втором ранге дара на всю жизнь. Нужно было приложить усилия, а не сидеть и выдумывать эти оправдания.

Мне, кстати, не дали ни рецепта «волшебного» зелья, ни даже списка ингредиентов для его варки. Астай тоже не знал или не хотел делиться. А я не настаивал. Если рецепт уйдет в массы, что станется с этим миром? Сделай любую армию мира чуточку сильней, она тут же пойдет на своего соседа и не остановится, пока не поработит всех. История помнила много таких примеров.

Приземлившись в столице, я провалился в себя. Прислушивался к каждому шороху, искал глазами подозрительное или снайперов на крышах. Но и здесь все было гладко.

Каким же параноиком я стал!

Так мы и добрались до моей усадьбы. Никто не устроил засаду на дороге, не остановил нас в пути. Просто удивительно.

Нас встретили бойцы сквада в полной боевой выкладке. Некогда тихая улочка была изменена до неузнаваемости. Вначале сняли ленту с шипами, затем отодвинули противотанковые ежи, разнесли в стороны десятки мин.

Я пилил Егора тяжелым взглядом. И это я считал себя параноиком?

— Уберите все эти штуковины! Зачем привлекать столько внимания?

— Ну так… перестраховка лишней не бывает.

Я сокрушенно покачал головой. Впрочем, плевать. Пусть знают, что Ахматов в случае необходимости сможет постоять за себя.

Когда над усадьбой погас куполообразный щит артефакта (не дешевый, кстати), нам отворили ворота. И первым делом на головную машину уставилось дуло танка (!!!).

— Вы совсем уже ебанулись? — удивился я такому приему.

Ругаться мне не хотелось. Сейчас бы принять душ и завалиться спать. Кажется, отрава давала о себе знать. Иначе я не мог объяснить свою сонливость.

Дал последние распоряжения и завалился на кровать.

Открыл глаза, когда уже была глубокая ночь. Проспал часов десять, не меньше. С удивлением обнаружил, что весь в поту, простыня — хоть выжимай. Включил свет и от увиденного впал в ступор. На кровати отпечатался розоватый след моей фигуры: кровь и пот. Каждая моя пора сочилась скользкой субстанцией.

Добравшись до душа, принялся ожесточенно тереть щеткой. В процессе помывки кожа перестала выделять эту смесь. Вернувшись в спальню, в нос ударил резкий запах железа. Видимо, пока я лежал в этом дерьме, сроднился с ним и не чувствовал.

Чтобы не вызывать лишних вопросов у прислуги, сам решил сменить постельное белье, но субстанцией пропитался и матрас. Одевшись, я потащил все это наружу.

— Красиво горит, — послышался голос Молоха за спиной.

— Чего не спишь?

— У тебя первое задание от арбитров.

Я безэмоционально курил сигарету, глядя на то, как догорает мой матрас. Накатила какая-то апатия и дремучая тоска. Всепоглощающая. Наверное, на языке врачей так называется депрессия — недуг, доселе мне неизвестный.

— Какой смысл работать на них, если жить мне осталось немного?

— Кажется, ты слишком увлекся состоянием своего здоровья, хронум. Поверь, для Организации ты мусор. Скажи им, что болен, и завтра же от тебя избавятся, как от ржавой шестеренки в огромном слаженном механизме. Но перед этим выжмут из тебя все соки.

— Приберут к рукам мое дело? — дошли до меня его слова.

— Не только. Ты в капкане, Лев. Зря ты вступил в их ряды.

Для себя я ухватил главное. Во-первых, Молох искренне сожалел о ситуации, а еще он не причислял себя к Организации и говорил о ней в третьем лице. Надеюсь, не из стариковской жалости: она меня угнетает.

Во-вторых, если я правильно понял его завуалированную речь, арбитры заберут все: бизнес, сквад, близких мне людей. От этого и без того холодная черная кровь стыла в жилах. Почему-то я считал, что не будь меня, арбитры забудут о моей фамилии навсегда. Молох опровергал это.

— Какое задание? — напомнил ему, с чего начался разговор.

— Ликвидация князя Романова.

Непроизвольно я провалился в лимб, дабы все обдумать. Мне не нравился этот князь, не нравился его друг князь Багратион. Чего только стоила исповедь с его сыном, где Романов старший представал в ней истинным ублюдком. Но где я и где князь? По плечу ли мне это?

Для чего Организации требовалось избавляться от одного из самых влиятельных людей империи, я, кажется, догадывался. Романов держал в своих руках огромные производства военно-промышленного комплекса. На его предприятиях изготавливалось все: от патронов до бронетехники. От дяди Вагита я узнал, что Князь, среди прочего, участвует в цепочке поставок для космической отрасли. Нужный и важный человек в империи. Потеря которого может больно ударить по ВПК и космосу.

Гребаные арбитры!

Пока я все обдумывал, Молох успел куда-то свалить. Я вначале не предал этому особого значение, погруженный в свои мысли, но потом вспомнилось, как он чудесным образом опередил меня по дороге домой после первого нашего знакомства. И вот снова. Даже близко я не мог определить его дар или стихию. Молния? Тень? Тоже весьма редкие стихии. Подсмотреть бы его узор…

Поблизости не было ни души, и я снова погрузился в свое первое задание от арбитров. Допустим, арбитры узнали про нашу встречу от Молоха. Все же это его работа, как контроллера: докладывать. Но неужели не нашлось кандидатуры посерьезней, чем я? Или они решили слить меня на гибельном деле? Или же проверить?.. Плевать. Сдохну, так тому и быть. По сути, я заведомо иду на провал. Попрошу Аликперова приглядеть за моими. Думаю, дядя справится.

«Лев, хватит думать, за тебя уже все решили! Действуй по обстоятельствам! И хватит, сука, ныть! Действуй!»

На этих мыслях я вернулся в реальность. Дверь в усадьбе распахнулась и из нее вышел заспанный хакас — лекарь девятого ранга — и Молох.

— Лев Константинович, пройдемте в дом. У вас есть кушетка? — обратился ко мне хакас Маствей. На будущее решил запоминать своих людей по именам, а не обращаться к ним обезличенно. Вспомнил, что один из американских президентов знал все о своих людях. Вплоть до имен их детей и родственников. По мнению большинства, такое отношение к окружающим добавляло уважения к руководителю. Почему бы и мне не последовать его примеру?

— Да, Матвей, — решил все же переиначить его имя на нормальный лад, — пойдем, покажу тебе медкомнату.

В нее мы зашли втроем. Матвей все позевывал, но выражать недовольство не решался, Молох просто сидел и потягивал ароматный чай, в котором чувствовались хакасские травы, столь ему полюбившиеся в Сые.

Комната была оборудована по последнему слову техники. Был даже аппарат МРТ, но полки с инструментами пылились в ожидании своего часа. И вот он настал: хозяин поместья впервые удостоил эту комнату своим приходом. Боюсь, что не в последний раз.

Матвей осмотрел убранство комнаты, восхитился богатством полок. С умным видом покрутил в руках бутыльки, поставил их обратно. Уверен, он ни хрена не понимал в обычном врачевании, лишь делал вид.

Меня уложили на кушетку, сказали снять все.

Что, даже трусы?

«И их тоже», — сказал Матвей и начал делать мне массаж всего тела. Якобы разгонял кровь. Из его ладоней полилась живительная энергия, ласкала каждую мою клеточку. Я был подключен к аппарату, следящему за ритмами сердца, и на моих глазах пульс, а значит и биение сердца приходили в норму. Только вот мне казалось, что мягкие руки сорокалетнего девственника были слишком мягкими и часто задерживались в районе бедер. В углу комнаты раздавались сдавленные смешки Молоха. Что его там позабавило, я не хотел узнавать. Может, анекдот какой вспомнил.

— Мне помогало кровопускание, — хотел поучаствовать я в своем лечении.

— А можно подробней, Лев Константинович? Чем вы больны и какое лечение давали Воину Света?

— Отравился кровью Асмодея.

Матвей вздрогнул от моих слов, из рук выпало что-то стеклянное и с треском разбилось о кафель.

— Возьми себя в руки, неженка, и сделай, что я говорю, или вали обратно в свою Хакасию! Выпусти. Мне. Кровь! — проговорил каждое слово с нажимом.

— Да, да, извините. Просто в голове не укладывается. Воин Света… Кровь Асмодея…

Мужчина взял себя в руки, сделал небольшой надрез в области локтевого сустава, подставил пластиковую ванночку под струйку. Вот я и вернулся к тому, с чем пришел в этот мир. На вид моя кровь была лишь немного более жидкой, нежели та, которая была во мне последние дни с Саной. Но такая же черная, как сырая земля.

Матвей всерьез взялся за меня, провалившись лекарским взором в мое тело. Это что-то вроде сканера. Как хронум проваливался в лимб, также и у лекаря был свой астральный мир. Пока хакас проводил диагностику или что-то в этом роде, я обратился к Молоху:

— Что скажешь?

Указал ему глазами на таз с кровью.

— От своих слов не отказываюсь, Лев. Через три дня приедет мой друг из Индии. Попробует тебе помочь.

— Буду надеяться, буду надеяться.

Между тем Матвей закончил сканирование и пребывал в глубокой задумчивости.

— Все плохо?

— Как бы мягко сказать?..

— Говори, как есть.

— Ужасно, Лев Константинович. Повреждена энергетическая структура организма. Я поправил, как мог, вместилище энергии. Но каркас постепенно разрушается. Первопричина кроется в губчатой костной ткани.

— Мне это мало о чем говорит.

Матвей поспешил пояснить:

— Многие считают, что физическое и духовное не имеют связи. К духовному можно отнести чистую энергию одаренного, путеводные каналы, каркас и вместилище энергии. К физическому — все остальное: кровеносная система, центральная нервная система и другие органы, — начал он разжевывать мне мало интересные вещи.

Я удивился грамотности его речи и тому, что Матвей, находясь в глуши, овладел медицинской терминологией. Стоило пересмотреть отношение к нему.

— В губчатой ткани формируются клетки крови. Но помимо эритроцитов, лейкоцитов и тромбоцитов, в вашем теле образуется отравляющий фермент. Отрава попадает в кровь и распространяется по всему организму.

— Рекомендации, лечение, препараты?

Матвей широко развел руками: «Мол, тут я бессилен». Оставалась призрачная надежда на человека Молоха. Я вопрошающе посмотрел на старца. Тот сидел хмурый и задумчивый. Поймав на себе мой взгляд, он сказал:

— Не знаю, Лев. Приедет мой друг и скажет, сможет помочь или нет.

— Рекомендую вам поменьше спать, — добавил хакас.

— Поясни-ка. Только простым языком.

— Вам нужно постоянно двигаться. Лейкоциты пытаются бороться, формируют антитела, которые хоть немного, да борются с отравой. Во сне замедляются все процессы. Старайтесь спать меньше. Я не увидел среди лекарств адреналина и его более сильных аналогов.

— Займись тогда этим. Поговори с Карелиной, закупите препараты, — не хватало еще, чтобы меня грузили всякой херней. Не для этого я нанимал лекаря. — Обживайся на новом месте, Матвей. Теперь это твое рабочее место.

— Очень замечательно, — обрадовался лекарь, — И почаще употребляйте кофе и никотин.

Как иронично. Курение — медленный яд, так говорили с экранов телевизоров, украшали пачки сигарет ужасными картинками. А тут сам лекарь мне велел травиться.

Закончив с процедурами, я вернулся во двор. Слегка ослабленный от потери крови, с кружкой крепкого кофе и плиткой шоколада. Встретил здесь Егора. Он мне и был нужен.

— Константиныч, доброе.

— Угу. И тебе. Разобрались с новобранцами?

— Почти. Всех расселили по казармам, тренировки начнутся уже через час. Марьяна возмущается. Говорит, что Ахматов обещал ей хороший дом с большой гардеробной.

— Хм, не помню, чтобы прям обещал.

— Мне ее послать?

Я тяжело вздохнул. Говорил мне Астай, что горя с ней хапну, я пропустил мимо ушей. С другой стороны, узнай кто другой, что у меня есть такой специалист, с руками ее вырвут и выдадут Марьяне такие апартаменты, что моя усадьба покажется дешевой хибарой.

— Надо дождаться Залевской. Она все разрулит.

— Согласен. Екатерина спрашивает, когда можно будет вернуться обратно.

— У тебя спрашивает? — удивился я.

— Так у тебя, Константиныч, телефон отключен.

— Тоже верно. После встречи с князем дам отмашку. Пока не ясно, чего он от меня хочет. Да и появилось тут одно дельце от арбитров. Нет у меня понимания, Егор.

— Ясно. Во сколько выезжаем на встречу?

— Выезжаю, — сделал ударение на «ю».

— Но как⁈ Опять один⁈ А я для чего вам? Роксана, Марина?

— Не хочу подвергать вас опасности.

— Это уже ни в какие ворота, Константиныч!

— Поговори мне еще. Будь на чеку. На случай моей кончины есть план. Как он называется, Егор?

— План говно.

— Но ты все равно будешь по нему работать.

План «Нарцисс», как его в шутку прозвал Олег, подразумевал в случае моей кончины быстрый слив наших активов и вывоз дорогих мне людей в Монголию и на Утопию. О нем знали немногие: Аликперов, Залевская, Егор, ну, и брат, само собой.

— Я с тобой поеду, — снова Молох подкрался незаметно сзади.

— Хорошо.

— Да как так-то⁈ — Егор разочарованно воскликнул, услышав такую несправедливость.

Глава 4

Мы лихо мчали по улочкам Питера на моем спорткаре. Молох, сидел с каменным лицом и почти не смотрел на дорогу. Железная выдержка у деда. Добиться от него информации, шире сути задания, не вышло.

«Убивай, как знаешь. Главное — арбитры должны увидеть труп князя».

— Молох, ты не думал, что это гибельное дело?

— Нет, не думал.

— А что Организация хочет избавиться и от меня тоже, не думал?

— Не думал. Просто сделай все по красоте, Лев. Выполни задание и не попадись сам.

Все это казалось ему рутинным делом, не стоящим стольких разговоров. А вот я усиленно думал, как провернуть всю операцию и остаться незамеченным.

Никак. В любом случае след будет вести ко мне.

Набрал главу сквада:

— Егор, установите крематорий у ресторана «Столичный». Выясни у Роксаны, сможет ли она держать его под доспехом туманника или нет.

— Кого? Весь ресторан? — искренне удивился глава сквада.

— Крематорий, мать его! Если не выйдет у нее, то сами замаскируйте.

— Будет сделано, командир! — Егор явно обрадовался своему участию. — Что-то еще?

— На этом все. Будь на связи.

Я остановился за несколько кварталов от места назначения. Дальше шли пешком. Зря я перенес встречу в ресторан. Его окна выходили на дворцовую площадь, а каждый угол был утыкан камерами. Мое изначальное желание перестраховаться, пошло на руку князю. Был у меня план, но в нем значилось два слабых места: Молох и переговоры с князем.

Пока я озирался по сторонам, Молох исчез. Вроде еще секундой назад шел рядом, а сейчас его нет. Наверняка перестраховался и решил не выдавать себя. Одной проблемой становилось меньше. Ни к чему было участие столь заметной фигуры в нашем разговоре с Романовым.

В предчувствии засады или иного подвоха от князя, прислушивался к своему чутью. Но ощущения опасности не было. Это обнадеживало.

На ресепшене назвал свою фамилию и сказал, что у меня назначена встреча. Администратор с прищуром посмотрел на меня, попросил документы. Удостоверившись, что перед ним действительно Ахматов, лично провел за столик в вип-зону. Я пришел раньше оговоренного времени, поэтому пока был один.

Чуть позже появились мордовороты под два метра ростом, в неизменных черных очках и деловых костюмах. Игнорируя мое присутствие, они начали доставать артефакты из серебристых чемоданчиков, которые были прикованы к ним наручниками.

Пока они увлеченно занимались распаковкой и установкой устройств, официанты заставили мой столик различными блюдами. Я просто сидел и молча наблюдал за профессиональными действиями людей князя. Если все пройдёт гладко, надо будет пересказать Егору, как правильно организовывать мои встречи.

Надоело просто сидеть и пялиться на красивую еду. Налил себе виски, закурил сигарету, положил в тарелку большой стейк. А чтобы как-то занять себя, решил завести разговор с угрюмыми телохранителями Романова. Ну а что? Мы люди не гордые.

— Братцы, а что это за штуковины такие причудливые? — указал пальцем на сияющие артефакты, напоминающие слитки золота. — Уж не взрывать ли вы меня тут удумали? А то, скажите прямо. Мол, Ахматов, вот тебе взрывчатая хреновина эквивалентная мощности триллиона тонн тротила. Доедай свой стейк перед смертью.

Настроение было какое-то такое… Игривое что ли? Наверняка от перенапряжения.

Мордовороты и бровью не повели.

— Вам князь языки поотрывал что ли?

В бок легонько кольнули локтем. Я аж поперхнулся. Неужели Роксана⁈ Только ее мне здесь не хватало!

— Артефакты защиты и шумоподавления. Третий — обнаруживает невидимые цели, — ответил мне князь Романов из-за спины.

А вот это уже плохо. Надеюсь, черная бестия уже свалила. Небрежно обтерев о салфетку руку, протянул ее князю. Тот брезгливо, но все же пожал ее в ответ.

Я ликовал, оставалось немногое: утвердиться в своих догадках, что это двойник (князь не должен был прийти на встречу), и дождаться благоприятного для меня исхода переговоров. У меня был план. Шаткий, как трухлявый ствол, готовый надломиться от сильного порыва ветра, но все же он был.

— Приятно познакомиться с вами лично, Александр Степанович.

— И мне, Лев. К чему было прибегать к сложностям? Могли встретиться в моем офисе. Впрочем, уже не важно, я здесь.

Он старался держать хорошую мину при плохой игре, но все его движения и особенно напускное безразличие добавили мне уверенности, что это не кто иной, как двойник князя.

— Времена нынче такие — неспокойные. Сами знаете. Лучше перестраховаться. Разделите со мной трапезу или будем разговаривать на пустой желудок?

— Не голоден.

Я пожал плечами, налил себе еще виски и принялся за еду.

— Не томите уже, светлейший, рассказывайте, какое дело хотели обсудить?

В бок снова легонько толкнули. От неожиданности я выронил вилку. Кто бы это мог быть, если мы под артефактом, вскрывающим доспех туманника? Молох? Если это он, то намекает мне, скорее всего, вести себя менее вызывающе что ли? Но, сука… Как он это сделал⁈

Князь (или же не князь) настороженно наблюдал за моими руками, в то время как я ловко орудовал столовыми приборами. Он откровенно трусил.

— Мои люди пробили о тебе кое-какую информацию. И мне она показалась интересной.

— Что именно выяснили?

— Как ты подстроил мое участие в войне против Златана. Мы знаем все детали.

— Это вряд ли, — с удовольствием принялся поедать креветки. — Но уверен, что маленькая победоносная война с цыганом упала вам в карман звонкой монетой.

— Из-за твоей диверсии на рынках мы лишились имущества, — возразил мужчина.

— И страховая все вам выплатила. Я в курсе, куда целился. К тому же кто-то поделил цыганские активы. Не знаете, кто бы это мог быть? Да мне «Ахмат» обошелся намного дороже, чем весь ваш ущерб с Багратионом вместе взятый.

Я не пытался юлить или скрывать известные Романову факты моего участия в ликвидации Златана, который, между прочим, продолжал топтать землю, покинув столицу в неизвестном направлении.

Мужчина равнодушно пожал плечами:

— Что-то поимели, что-то потеряли. Но компенсацию ты все равно заплатишь.

— С хера ли⁈ — искренне удивился я жадности князя.

— Так же ты будешь работать на меня. Мне нужны толковые ребята. А в особенности пригодится твой дар хронума.

— А вот это уже интересно. Знаете про исповедь?

— И не только про нее. Знаем, что ты чувствуешь опасность неведомым для нас образом.

Я отложил приборы в сторону. Заливисто расхохотался. Мало того, что они не в курсе, что я убил княжича, так еще и вербуют потенциального киллера. Как там говорилось: «запускают козла в огород»?

Молох, а это определенно был он, недовольно дышал мне в ухо.

— А теперь послушайте меня, светлейший князь Александр Степанович.

Двойник подался чуть вперед, внимательно слушая меня.

— Работать на вас я не буду. Более того, я сохраню вам жизнь и потребую за это плату.

— Да как ты⁈.

Хотел было возмутиться двойник Романова, а мордовороты потянулись за оружием, но я его перебил:

— Сиди на месте, мужик. Князь меня слышит?

В спину чуть кольнуло, но не критично. Глаза двойника панически забегали. Он не знал, что мне ответить.

— Князь слышит? — повторил я с нажимом.

— Внимательно тебя слушаю, Ахматов, — раздалось из динамика под рубахой бедолаги.

Он нервно сглотнул, потянул ворот и начал спешно расстегивать пуговицы на груди.

— Вы в курсе, кто такие арбитры?

Князь медлил с ответом.

— Вижу, в курсе. Мне велено вас кончить.

На меня мгновенно уставились дула пистолетов, но чуйка подсказывала, что поговорить еще можно. На том конце провода команды стрелять пока не следовало.

— Рад, что вы благоразумны, князь, и не стали палить во все стороны. Знаете сию организацию и ее возможности? И что в случае моего провала, по вашу душу отправят кого-нибудь ещё?

— Что ты предлагаешь?

— Вынести из ресторана тело вашего двойника, а вам скрыться.

Бедолага, услышав это, подорвался с места, но его тут же придавили сверху, усадив обратно на стул.

— Как я могу тебе верить?

Из кармана я достал значок Организации с головой льва, покрутил его в руках, сунул обратно. Телохранитель описал мои действия и значок в точности. Молох наказал мне стеречь значок, как зеницу ока. Мои люди предварительно проверили значок на наличие прослушивающих устройств и датчиков слежения. Ничего не обнаружили. Обычная железка.

— Этого мало, — послышалось из микрофона.

— А сам факт моего присутствия на этих переговорах ничего не значит? Для чего мне было подставлять свое дражайшее тело под удар? Или вы думаете, я тоже двойника отправил?

— Все же я не понимаю. Кинь ты этих арбитров, не следуй их приказам, тебя будут ждать последствия. Скорее всего смерть.

Князь усиленно думал. Возможно, ему помогали советники в эту минуту. Я решил облегчить разговор, раскрыть все карты и пойти ва-банк:

— Вы мне не нравитесь, князь. Это правда. А еще я с удовольствием прикончил бы вас, провел исповедь, как некогда сделал это с вашим ублюдским сынком…

Под куполом повисла гнетущая тишина. Князь тяжело дышал в динамик.

— Но, — поднял я многозначительно палец вверх, — Взвесив все за и против, я решил этого не делать.

Я играл с огнем. Каждую секунду прислушивался к своим ощущениям на предмет опасности. Но чуйка подсказывала мне, что так будет правильно: сказать правду. У князя было девять сыновей. А тот, которого я убил, Антон, был самым нелюбимым отпрыском. Потому как любимого сына Антоном не назовут. В реакции князя на эту новость и заключалось главное белое пятно в моем плане. Если заглотнет эту информацию, то за все остальное можно было не переживать, и князь сделает в точности, как я скажу. Если нет — у меня добавится один явный и очень опасный враг. А арбитрам я скажу полуправду: «Хотел убить князя, а оказалось, что послали двойника».

Почему я все же решил рассказать ему про свое непосредственное участие в гибели Антона Романова? Из-за высокой осведомленности князя о моей жизни. Не сегодня-завтра, он копнет глубже и узнает все. И вот тогда меня никто уже слушать не будет.

— Говори дальше, ублюдок!

Я слышал скрежет его зубов. Он едва держался, чтобы не отдать приказ своим мордоворотам. Однако наживку он проглотил, и теперь мне следовало ускориться.

— Действуем следующим образом: сейчас мои люди устанавливают крематорий недалеко от ресторана. В него обязательно нужно будет бросить тело Романова. В нашем случае это будет ваш двойник.

Услышав мои слова, двойник Романова снова попытался подорваться с места, но телохранитель крепко придавил его к стулу.

— Дальше я, под доспехом туманника, пронесу его тело к установке и там сожгу. Чтобы все было правдоподобно, предлагаю скрыть еще и ваших мордоворотов.

Князь молчал, внимательно слушал. После значительной паузы он, наконец, заговорил:

— Кто поверит, что ты смог уложить трех граверов пятнадцатого-двадцатого рангов? Это во-первых. Во-вторых, как ты планируешь скрыть от чужих глаз труп моего двойника и телохранителей?

— У меня есть высокоранговый туманник.

— Его у тебя нет.

— Послушайте, князь, к чему эта перепалка? «Есть-нет»… Придется поверить на слово.

Однако я не понял его вопроса по поводу телохранителей. Князь готов был пожертвовать высокоранговыми граверами, чтобы инсценировать свою смерть и добиться большей правдоподобности?

Напряжение росло, о чемсвидетельствовало острие призрачной стали между лопаток. Граверы, кажется, начали что-то осознавать. Вот только убивать их я не хотел. Слишком много трупов в центре столицы. А ведь меня наверняка упекут в СИЗО для дознания. Достаточно было избавиться от копии князя и бесшумно пронести тело под доспехом туманника.

Когда один из граверов потянулся к оружию, а моя интуиция вопила просто убираться отсюда поскорей, я поспешил их осадить:

— Так! Все успокоились! Убивать я вас не стану.

— Потому что не сможешь, — усмехнулся князь.

— Потому что нет необходимости.

Мне не следовало раскрывать свои возможности нового ранга хронума. По крайней мере не на глазах у его людей. Пусть находятся в слепом неведении и считают меня потенциальной угрозой, нежели прямой. Угроза для князя — это арбитры. В то же время я должен подать себя не только в качестве стратега и переговорщика, но и сильного одаренного.

Запустив пелену времени, я молниеносно рванул к первому граверу, начавшему процесс перевоплощения. Пришлось сильно приложить его увесистым слитком артефакта. Послышался хруст костей. Кажется, я слегка перестарался. Второй гравер получил той же железкой, но удар был легче. Третьего я разоружил и удавкой сжал его шею сзади. Под пеленой времени его мозг отключится не сразу, но я добивался другого: мне нужно было, чтобы тот остался в сознании и не причинил мне вреда, когда я вынырну из лимба.

Время вернуло свой привычный ход, и спустя несколько секунд тело третьего гравера свалилось к моим ногам. Двойник Романова так и продолжал стоять с выпученными глазами, пялясь на тела телохранителей. В помещении чувствовался резкий запах дерьма.

Выругавшись, бережно снял с себя одежду, уверенно шагнул к бедолаге и схватил его за грудки. Через мгновение я уже подпирал потолок нимбом, держа на весу истошно кричащего и молящего о пощаде двойника князя. Началась исповедь.

Жаль было мужичка. Не было за ним грехов. Работал мишенью, кормил своего непутевого взрослого сынка, что достался ему от сбежавшей ещё из роддома жены. Нужно бы замолвить за него слово перед князем. Только какой в этом смысл? Похорон не устроить, он будет гореть в печи, а сын, лишившись родителя, вряд ли поинтересуется его судьбой. И помогать молодому выблядку-наркоману тоже не стоило. Жаль мужика, очень жаль. Его иссушенное тело упало на пол.

Все это время Романов взывал к своим людям. Хотел выяснить, что происходит. Но они были в отключке и ничего ответить ему не могли.

— Лев! Ахматов, сука! Что ты сделал? — переключился он уже на меня.

— Ваши люди живы, князь. Граверов я вырубил, так будет правдоподобней, двойнику устроил исповедь. С этого дня вы мертвы для общественности. Дальше знаете что делать?

— Без тебя разберусь! Блядство! — выругался он в сторону. — Гребаные арбитры! Когда уже их вытравят, этих мразей!

Отлично. Князь окончательно уверился в моих словах. Теперь дело за малым. Ему нужно скрыться из орбиты наблюдения Организации, устроить похороны, передать дело наследнику. Много всего. Если он не справится с задачей «минимум» и где-нибудь засветит свою рожу, скажу арбитрам, что не знал о двойнике. Главное, чтобы Молох не предал меня. Кстати, здесь ли он или покинул комнату?

Князь снова заговорил:

— Я… в долгу перед тобой. Кажется…

— Точно вам говорю, в долгу.

— Но ты убил моего сына!

— И вас прикончу, если нужно будет.

—…

— Какую плату ты хочешь?

— Доступ к армейскому вооружению и право приобретать товар вне конкурса.

— Имперская армия вне конкурса.

— И я наряду с ней должен быть.

— С-сука, — зло выругался Романов.

— И еще мы женим моего брата на вашей дочери.

— Да ты совсем ошалел? Простолюдин с княжной⁈

Князь прекрасно понимал, что такой сомнительный союз свяжет его по рукам и ногам. В нашем мире не принято было избавляться от родственников, ибо это могло ударить по авторитету, и уже другие потенциальные женихи подумали бы хорошенько, стоит ли им родниться с Романовыми или обходить их стороной.

С другой стороны авторитет знатной фамилии непременно пошатнется, когда общественность узнает о свадьбе княгини с простолюдином Ахматовым. Начнут копаться в грязном белье.

Только вот князь не дурак. Он взвесит мои возможности (я их наглядно продемонстрировал, расправившись с его людьми), поймет, что его жизнь напрямую зависит от меня и того, что я скажу арбитрам. А еще у него много дочерей. И уж одну из них он мог бы отдать Олегу в жены.

— Ладно, — послышалось в динамик. — Сучонок! Переиграл и уничтожил, да, Лев? Радуешься?

Как же быстро князь перешагнул все стадии «Принятия» и достиг последней, когда приходится соглашаться с неизбежной участью.

— Нисколько, князь. Мне претит дерьмо, в которое я влез.

— Брат твой — сомнительный персонаж.

— Не соглашусь. Женщина ему нужна просто. Та, что будет держать его в узде.

На той стороне тяжело вздохнули.

Пока я восполнял калории, с жадностью поедая блюда, в себя начал приходить гравер, с которым я обошелся мягче остальных. Вначале он опешил, увидев своих товарищей и иссушеное тело двойника Романова, но получив вводные от князя, начал ему описывать все, что было в комнате. На вопрос: «Как вас вырубили?», он ответил что-то бессвязное.

Мол, ничего не помню, ничего не видел. Ахматов придушил его сзади. Звучало как-то эротично.

Я вызвал Роксану, велел явиться под доспехом и не привлекать к себе внимания. Не знаю, как работал артефакт защиты, но девушка прошла через непрозрачный щит свободно.

— Александр Степанович, вы еще здесь?

— Да здесь я, здесь, — обреченно ответил мне князь.

— Труп я забираю с собой. Придумайте тут что-нибудь. И не пытайтесь избавиться от меня в следственном изоляторе.

Не было никаких сомнений о моем скором задержании. Еще бы! На глазах у всех проходила встреча князя Романова и бизнесмена Ахматова. После нее ни тот, ни другой из здания не выходили. Однако пропали оба. Телохранители будут что-нибудь говорить. Но если князь не дурак, прикажет им заявить о пропаже их господина и указать на меня.

Как же не вовремя цыган убрал мою крышу в Министерстве! Помощь прикормленного архимейстера полиции сейчас была бы как нельзя кстати.

Закинув на плечо хладное тело двойника Романова, попрощался с князем и пошел вслед за Роксаной. Мы прошли два квартала, прежде чем она свернула в тупиковый переулок. Здесь меня встретили бойцы сквада во главе с Егором, который не мог скрыть улыбки.

— Хватит зубы проветривать. На вот, в крематорий его.

Улыбка главы сквада сошла на нет.

— Это тот, о ком я думаю?

— Романов. Собственной персоной.

Требовалось сохранить тайну нашей встречи. Не раз обжигался из-за своего языка. Чего только стоил случай с Гердой. Сфотографировав иссушенное тело невинного человека, бережно уложил его в приемную капсулу. С удивлением обнаружил здесь узкоглазого стажера.

— Новобранец Валерка, сильный стихийник седьмого ранга, — пояснил мне Егор.

Когда хакас Валера, под надзором наставника, начал проводить манипуляции с огнём, я забеспокоился о судьбе моей установки. Разница была наглядной: старички сквадовцы в две пары рук избавлялись от содержимого минут за десять, этому понадобилось втрое меньше времени. А сама установка накалилась докрасна.

На улице послышался вой сирен, но машины проехали дальше. Впрочем, это не важно. Нужно готовиться к худшему. Я огляделся по сторонам, оценивая обстановку. Даже удивительно, как помпезно Питер мог выглядеть внешне, и какими уродливыми были его внутренности. И это, на минуточку, культурная столица!

Нас окружали грязно-серые каменные дома, с окнами, выходящими во внутренние дворы. Кое-где со стен сыпался облицовочный кирпич, плитка под ногами выщерблена до состояния крошева. Арка входа настолько ветхая, что на ее своде образовалась глубокая трещина, уходящая вглубь жилого дома.

Безлюдно и очень тихо… Было. Роксана нарушила тишину, выворачивая наружу содержимое своего желудка.

— Окси, ты чего, подруга? — проявила сочувствие Марина, протерев ей губы своим платком.

Неожиданно для всех из ниоткуда появился Молох.

— Плохи твои дела, Лев. Телохранителя допрашивают полисмены. Он назвал твое имя. Администратор подтвердил, что встреча проходила между тобой и князем Романовым.

Я с недоверием посмотрел на него. Вряд ли Молох настолько глуп, чтобы не понимать очевидное. За всем этим последует мое заключение под стражу. А сколько я там пробуду, одному Богу известно. Но главное — нет тела, нет дела. А мои юристы как-нибудь добьются освобождения. Была вероятность, что вмешаются внешние силы: арбитры, СИБовцы или люди Романова. Тогда загадывать не имело смысла. Действовать буду по обстоятельствам.

А пока… Добавим слухов и домыслов о моей персоны.

— Егор, все готово?

— Да, командир. Улики уничтожены, прах пущен в канализацию. Ждём, когда барышня отойдет от увиденного и накинет доспех невидимости на установку.

— Не-не-не! — запротестовал я, — Идем в открытую. Нужно напомнить о себе. Как там меня называют? Палач?

— Психопат! — бросил в ответ Молох и снова стал невидимым. В последний момент я уловил его быстрые, едва видимые взгляду манипуляции с посохом. Нужно будет обязательно расспросить этого фокусника о его штучках. Авось расскажет.

— Роксана, берешь под доспех Марину и огневика, едете в усадьбу. Остальные за мной.

— Но почему нам нельзя?

— Не хочу, чтобы ваши милые мордашки светились на камеру. Вам еще может потребоваться другой работодатель.

— Знаешь что⁈ — Марина гневно вскинулась, — Мы рядом пойдем! Да, Окси?

— Угу.

Землистый оттенок лица девушки сменялся румянцем. Я пожал плечами, попросил помочь мне выдвинуть складные колеса установки и впрягся в массивную цепь. Силы мне было не занимать, поэтому повозка с легкостью поддалась и тронулась.

С каким удовольствием я катил эту тележку по главной улице, не передать словами! Люди при виде «палача» шарахались в стороны. Уличные торговцы фруктами бросали свои места и убегали в ужасе. Не нравилось только, что детям шептали про меня их родители. Уверен, ничего хорошего они им не говорили.

— Замечательно, Лев, — еле слышно на ухо шептал Молох, не выходя из тени. — Арбитры уже в курсе, что ты выполнил задание и очень довольны тобой. Осталось дело за малым: избежать наказания. Но у тебя ведь все спланировано?

Я отрицательно качнул головой, таким образом, чтобы для других это движение не показалось странным.

— Не страшно. Нет тела, нет дела. Так ведь говорят?

Он что, мысли мои читает⁈

«Да кто ты таков, чертов дед Молох⁈»

Вскоре понаехали репортеры. Они держались особняком, ко мне не подходили. Снимали процессию со стороны. Удивился своему тщеславию. Мне действительно доставляло удовольствие представлять себя вот таким — психопатом, который убивает господ налево и направо и возит за собой орудие убийства, пыток, просто печь.

«Ха! Попробуйте еще, докажите!»

Когда наш путь перегородил конный конвой во главе со знакомым мне грандмейстером полиции Полуниным Вячеславом Викторовичем, я даже немного обрадовался. Устал тянуть эту ношу. Переживал, что придется тащить крематорий до усадьбы.

— Рад видеть вас, Вячеслав Викторович! — остановился, чтобы показательно смахнуть трудовую испарину и помахать ему приветственно рукой.

— Взять его! — рявкнул грандмейстер, и его люди тут же повалили меня на землю, заковав наручниками и нацепив ошейник, подавляющий дар.

Кто-то из полисменов спросил у Полунина, что делать с остальными.

— Домой они поедут, — ответил я за него. — Если хоть одна сука притронется к моим людям, я сожгу его вон в той штуковине. Поняли⁈

Остаточной энергии дара хватило, чтобы мои глаза зажглись светом. Не знаю каким. Так и не посмотрел на себя в зеркале. Раньше они горели кроваво-красным, сейчас, наверное, светят безобидным белым. Однако этого было достаточно, чтобы штатные полисмены шарахнулись от меня в стороны, а привычные к громким звукам лошади, беспокойно «затанцевали» на брусчатке.

— Установку конфисковать, людей Ахматова не трогать.

* * *

— Лев Константинович Ахматов, верно? — Полунин внимательно рассматривал мой паспорт. Снова. Казалось, взглядом он пытался прожечь в нем дыру.

— В документе все указано, глаза вас не подводят.

Я старался держать себя в руках и не поддаваться на провокации грандмейстера.

— А ты не дерзи мне, гребаный… кхм, — спохватился Полунин и поспешил понизить тон, — не дерзи мне, Ахматов. Нет сейчас у тебя крыши. А ведь хороший мужик был, архимейстер. Преданный делу. Наверняка из-за тебя его убили. Дорожки ведут к Златану.

— И? Что вы сделали? Нашли Златана?

— Не нашли… пока.

— И не найдете! Подумать только! Какой-то зачуханный цыганский барон устроил в центре столицы показательную казнь высокопоставленного человека из Министерства, а потом нагнал две тысячи вооруженных до зубов вояк и попытался убить уже меня!

Тут я, конечно, преувеличил. Но меня было не остановить. Кому, как не старшему грандмейстеру, считавшему меня причиной всех бед, высказать, что я о них думаю?

— Что, впервые слышите?

— Не было там двух тысяч.

Я пропустил мимо ушей:

— Почти каждый день на императора совершают покушения, а вы сидите тут, протирает казенные штаны и допрашиваете простолюдинов, вместо того, чтобы действительно заниматься важным! Министерство пришло в упадок! Теперь вы жалкий рудимент! Отрыжка былой силы и могущества!

Полунин не выдержал обвинений, подорвался со стула и начал брызгать слюной мне в лицо:

— Это ты про себя что ли? Простолюдин нашелся! Романова кто убил? Фон Таубе? Голицына? И это только за последние две недели! И это только от тебя! — указательным пальцем ткнул мне в грудь, — А сколько еще таких ублюдков, как ты, топчет землю? Министерству приходится отвлекаться на вас, подонков, когда родине требуется каждый полисмен! Да, возможно я рудимент! Но вот этими руками (он эмоционально потрясал ими в воздухе) я лично засадил сотню таких сволочей!

На этом его речь оборвалась. Грузный мужчина преклонного возраста тяжело задышал. Скривился от боли, дрожащими руками начал капать в кружку с водой сердечные капли. Я уже и сам пожалел, что не сдержался.

— Поверьте, Вячеслав Викторович, мы с вами находимся на одной стороне.

— Да знаю я! — раздраженно отмахнулся он от моих слов. — Про все я знаю или догадываюсь. И где-то даже поощряю. Но убийство великорусского князя… Не-е-ет. Это дело я доведу до конца и самолично поведу тебя на плаху.

Я где-то даже зауважал грандмейстера.

— А знаете, что сейчас будет?.. — решил разбавить напряженную обстановку игрой слов, натянув на себя свою фирменную улыбку.

— Даже не начинай, Ахматов! Никто сюда не постучит и не попросит за тебя. Повторюсь, нет у тебя больше крыши.

В дверь постучали…

* * *

г. Екатеринбург

Штаб-квартира Организации «Арбитр»

Екатеринбург — колыбель российского волюнтаризма. Здесь начинали свои стремительные карьеры многие яркие политики и заканчивали здесь же: в Екатеринбургском централе — старейшем пенитенциарном учреждении на Среднем Урале, с богатой историей и именитыми сидельцами.

Казалось, город был пропитан лютой ненавистью к действующей власти. А ставленники-губернаторы вскоре меняли лояльную империи риторику и ратовали за полную автономию области. Как маленький Ватикан, окруженный Римом со всех сторон, также и Екатеринбург, по их мнению, должен был находиться внутри РИ на особых условиях и перестать подчиняться монаршим законам.

Кураторы обработанных ментально губернаторов находились не заграницей, как считали силовые ведомства, а здесь же. Центр принятия решений располагался почти в самом центре Екатеринбурга, в небоскребе с символичным названием «Демократия».

Арбитры как бы насмехались над властью, наблюдая с высоты птичьего полета:

«Что может сделать слизняк ястребу? Ползите в свои канализации! Ищите! Ищите нас там! Пока мы будем на недосягаемой высоте срать на ваши дурные головы!»

Человек неопределенного возраста в дорогом черном костюме потягивал через соломинку коктейль из эссенции душ, взятых из чакр Анахата и крови двух любящих сердец. Он смотрел в горизонт через панорамное окно на тридцать пятом этаже высотки, не обращая внимания на присутствующих.

В зале, с высоченными потолками, лишенном всяких изысков и дорогой мебели, находились люди. Их лица были скрыты причудливыми масками. Они являлись могущественными людьми, занимавшими различные посты в органах власти. И не только в Российской Империи… Но все они считали этого человека своим хозяином.

Они уже приняли тот факт, что, говоря на разных языках, каждый из них понимал речь своего хозяина. И даже догадывались, кто он такой. Но их непомерная жажда власти была локомотивом, движущим ими.

«Я — избранный, а это главное», — так считал каждый из них.

В центре зала располагался каменный алтарь с двумя разнесенными по сторонам икс-образными постаментами. Связанные по рукам и ногам молодая пара, молча смотрели друг другу в глаза. Их рты были забиты кляпами и они не могли произнести ни слова, но глаза выражали… Нет, не страх — они уже перестали бояться, проведя в заточении много дней и ночей — принятие неизбежного и желание прикоснуться в последний раз к своей половинке и… умереть. Вот, что они хотели.

Левиофан — Князь Тьмы, один из семи сыновей Люцифера, знал правильный рецепт коктейля и с удовольствием потягивал этот тягучий напиток, достойный чрева могучего властителя четвертого яруса Ада.

Когда бокал был высушен до дна, Князь оторвался от созерцания восхода, столь полюбившегося ему на Земле (в Аду такого не увидишь), и развернул свою змеиную голову на сто восемьдесят градусов, в направлении алтаря. Вслед за головой повернулось и тело Левиофана.

Плавной, змеиной походкой он скользнул вдоль расставленных по стенам кресел, с восседающими на них людишками, возомнившими себя пастырями. Что ж, пусть пока так и думают.

Поравнявшись с крестом, на котором была распята молодая девушка, он одним резким движением вырвал кляп из ее рта. Девушка истошно закричала, начала умолять его о пощаде. Следом полетели остатки ткани, прикрывающие ее грудь и бедра.

Левиафан делал это, не отрывая взгляда от парня, что бился в истерике, глядя на свою любимую. Князь истинно наслаждался действом. Парень пытался освободиться от крепких пут, прочно сковавших его конечности, но сделать ничего не мог.

— Саша, любимый, отвернись! Не смотри!

Крупные слезы полились из глаз его любимой. Парень склонил голову и горько заплакал, потрясая плечами. Князю это не понравилось. Он хлестко ударил девушку по щеке и змеиным голосом прошелестел:

— С-смотри! Или я сделаю ей больно!

А потом ударил еще раз и еще. Парень вновь поднял влажные глаза на свою любимую, чтобы не усугублять ее положения.

Князь, довольный собой, громко рассмеялся, провел рукой по ее промежности и грубо вошел огромным змеиным членом в тугую девственную щель. Зал наполнился истошными криками боли. Когда он закончил, девушка перестала подавать признаков жизни.

Двое его служителей вонзили иглы в груди молодой пары и принялись откачивать мутную субстанцию из чакры Анахата.

Вскоре Левиафану вручили золотой кубок с новой порцией столь полюбившегося ему коктейля.

— Начинаем, — повелительно махнул рукой своим подданным и жадно стал поглощать напиток.

Присутствующие опасливо переглянулись между собой. Кого-то продолжало выворачивать от вида располовиненной надвое девушки, чей труп был залит черным семенем Левиафана. Настолько токсичным семенем, что под ним плавилась и дымилась ее плоть. Картина была столь ужасной, что многим в эту минуту хотелось быть подальше отсюда.

Собравшись с мыслями, первым заговорил Хорватский князь Вишеслав Драгош:

— Высший Сейм отклонил законопроект о религиозных гонениях христиан. Против выступило большинство членов Сейма. Но мы ведем активную работу в этом направлении. Ожидается, что в следующем году документ будет принят.

Законопроект, автором которого была партия хорватского князя, должен был перевернуть общественность и стать катализатором для его экспансии по всей Европе. Документ предполагал повсеместный отказ от религии, разрушение монастырей и других культовых сооружений, столь ненавистных Князю Тьмы.

Следующим, слово взял китайский чиновник Чжао Лэцзи:

— Процесс чипирования населения идет по плану. Школьники и студенты проходят обязательную процедуру вакцинации против нового вируса «чумной холеры», взрослое же население пока не торопится прививаться. У правительства начались проблемы с финансированием проекта, а кое-кто стал догадываться, о происхождении вируса и целесообразности вакцинации.

— И ты называешь это «по плану»⁈

— Простите, повелитель, но несмотря на сложности, темпы чипирования выше заявленных. На сегодня семнадцать процентов населения сделали прививку от холеры.

— Нужно быстрее делать их тупым стадом! Пока массы не догадались о ментальной обработке!

— Слушаюсь, повелитель, — смиренно опустил голову Чжао Лэцзи.

— Почему холера не распространяется на другие континенты⁈

— Ученые считают, что причина кроется в геноме человека. Вирус поразил только Азиатско-Тихоокеанский регион и там остановился.

С превеликим удовольствием Князь спустил бы сейчас адских гончих с цепей, чтобы те разорвали холеную рожу китайского ублюдка, но замены ему пока не было.

И так по кругу. Все участники докладывали о своей деятельности. Но мало кто мог порадовать Князя. Каждый второй приходил с проблемой и просил помощи в достижении своих целей.

А цель была одна — поработить человечество. Перед этим — добиться повсеместного хаоса и обеспечить плацдарм для захвата планеты.

Три года прошло с того момента, как Князь начал воплощать свой план в действие, но с этого момента мало что изменилось. Если говорить языком цифр, то правительства лишь восьми мелких стран были более-менее подконтрольны и вели «нужную» политику.

Среди прочих порадовал великорусский князь Дзержинский, сообщивший о гибели Романова.

Выслушав их всех, Левиофан отдал распоряжения своим сателлитам и покинул зал совещаний.

Глава 5

Полунин недовольно буркнул на дверь:

— Ну? Кого там черти принесли?

В допросную ввалился молодой полисмен и с волнением в голосе сообщил:

— Вячеслав Викторович, в «кресты» прибыл Пожарский!

— Этого еще только не хватало, — нахмурился грандмейстер и скользнул по мне недовольным взглядом, — Твоих рук дело?

— Не понимаю, о чем вы, — сказал я чистую правду, так как в действительности не знал всех этих высокопоставленных имен.

Грандмейстер спешно набросил на себя китель и удалился вместе с молодым офицером. Оставили меня одного. Я ненадолго задумался о побеге. Ведь что такое для хронума железки на руках или шее? Ошейник не способен подавить мой навык хождения в лимбе, а в руках имеется недюжинная сила. Но обдумав последствия, все же решил в цепях дождаться грандмейстера.

Вскоре в допросную вошел статный мужчина лет пятидесяти. Мне он не был знаком, но судя по тому, что Полунин, стоявший за его спиной, втянул живот и стоял по стойке смирно, этот Пожарский — серьезный тип.

Мужчина критически оценил убранство допросной, хмуро посмотрел на Полунина, поцокал куда-то в пустоту, сетуя, и обратился ко мне:

— Ахматов Лев Константинович?

В его голосе было столько власти, что я на корню погасил ироничный настрой, бывший в беседе с грандмейстером.

— Да, это я.

— Пожарский Игнат Данилович — глава службы имперской безопасности, — представился он коротко.

Я догадывался, что СИБовцы относятся ко мне лояльно. Чего только стоило их неучастие в деле Златана, но встретиться лично с главой… Такого я не мог ожидать.

Видя мое замешательство, Пожарский взял стул у стены и уселся по-хозяйски напротив.

— Так вот ты каков, «палач»?

— Э-ээ… Я…

— Что «я»? Не мямли.

— Да не мямлю я. Просто как-то неожиданно это все. И никакой я не палач.

— Ну мне-то лучше знать, палач ты или не палач. Поговорим?

— Поговорим, — пожал я плечами. — Что будете? Чай, кофе?

— Хе! А он мне нравится. Слава, оставьте нас одних, — обратился он к Полунину. — И пусть сделают кофе.

— И мне тоже.

— Два.

— Игнат Данилыч, может приставить к вам охрану? Ахматов очень опасен.

— Да с хера ли я опасен⁈ — вырвалось из меня.

— Опасен, опасен, — подтвердил Пожарский слова грандмейстера (видимо что-то обо мне знал), — Но охраны не надо.

Спустя пару минут нам принесли кофе, и все это время Пожарский сверлил меня взглядом.

— Итак, Лев, начнём. Почему ты пошел войной на цыганского барона?

В висках больно кольнуло. Я дернулся, перепутав чувство опасности и ментальный удар пейрама, но сразу же взял себя в руки. Находиться в одной клетке с одаренным, способным выбить из тебя правду, было опасно.

— Повторю свой вопрос, — с нажимом произнес он, и в глазах у меня появились иллюзорные мушки (Астай был более мягок со мной). — Для чего тебе нужно было избавляться от Златана?

— Он… запустил… руки… в мой… приют, — каждое слово давалось тяжело, зубы скрежетали от перенапряжения.

Пожарский несколько ослабил свой дар, видя, как я корчусь от боли.

— Расскажи подробнее. Мотивация, детали.

— У меня несколько приютов. В ходе проверки выяснилось, что дети работают на ткацкой фабрике, а девчонок после выпуска отправляют в Османскую империю заниматься проституцией. Так же Златан нанял Всеволода Римского для моего устранения, и в той бойне погиб мой друг.

— Как ты вовлек Романова и Багратиона в эту авантюру?

— Подстроил взрывы на рынках, а мой специалист, поработав с нейросетью, смонтировал видео, на котором…

— Можешь не продолжать, эту часть я знаю.

Вмешательство в мой мозг прекратилось. Я облегченно выдохнул.

— А неплохо ты держался после катарсиса. Какой у тебя ранг дара?

О чем это он? Что за катарсис? Так называется вмешательство пейрама? Нужно будет спросить у Астая.

— Тринадцатый.

— Хм, а мои источники сообщали, что шестой. Обманываешь меня, Лев? — нахмурил брови суровый безопасник, и мою голову вновь пронзили острые иглы.

Пытка продолжалась недолго.

— Похоже, что не обманываешь. Будь ты шестого ранга, после второго катарсиса валялся бы на полу. В чем сила, хронум?

— В правде.

Наверное он спросил другое: «Где ты взял такую силу?» Я же предпочел ответить иначе и не соврал.

СИБовец улыбнулся, но сразу посерьезнел. Если он напрямую начнёт задавать вопросы про источник моей силы, боюсь, мне придется что-то с этим делать. Я уже готов был запустить пелену времени и бежать отсюда. Но он спросил другое:

— Зачем ты убил Фон Таубе?

Как бы мне ни хотелось возразить Пожарскому и опровергнуть обвинения в убийстве барона, воля пейрама не позволяла мне лгать:

— Он был насильником и убийцей. Ненавижу таких.

— А ты сам не убийца?

— Безвинных я не трогаю. И насилие над слабыми не приемлю.

Пожарский слегка кивнул, как бы принимая мой ответ.

— Еще ты забыл упомянуть, что он также участвовал в нападении на морской порт в Кенигсберге, принадлежащий тебе. Знаешь, кто заказчик?

— Арбитры.

Выпалив это слово, я охнул и прикрыл было себе рот, но не рассчитал в силы и вырвал из стола крепление наручников.

— Одна-а-ко, — искренне восхитился он увиденным, но даже не сменил положения. Неужели не боялся? Или уверен, что я не стану причинять ему вреда? А может быть пейрам так же чувствует опасность, как хронум? Вряд ли. Иначе бы Астай не действовал так глупо в битве с приспешниками Асмодея.

— Арбитры, — задумчиво проговорил он это ненавистное мне с некоторых пор слово, — есть сведения, что их главный не что иное, как полубожество. Сильный некромант, способный оживлять мертвых. Говорят, что вместо человеческой головы у него голова змеи.

— Левиофан, — проговорили с ним одновременно. И оба удивились. Он, наверное, совпадению или моей осведомленности, а я тому, что это имя всплыло из глубин моего сознания.

— Может быть он носит реалистичную маску и подражает Князю Тьмы?

— Может и так. Ты веришь в эти сказки? Про Левиофана.

Я ничего ему не ответил на этот вопрос. Бредово звучало бы из моих уст, что с одним из его братьев я уже встречался. К счастью, Пожарский не стал выбивать из меня эту информацию. Чему я был благодарен.

— Теперь я спрошу главное, и от этого будет зависеть твое будущее. — Пожарский выдержал паузу и пристально посмотрел мне в глаза. — Почему ты пошел на диалог с князем Романовым, вместо того, чтобы исполнить поручение Организации?

Пожарский решил перестраховаться, снова включил свой дар. Я стиснул зубы и, ведомый волей одаренного, принялся рассказывать ему о причинах, побудивших меня ослушаться приказа арбитров:

— Во-первых, Романов лоялен к империи и нужен ей. Во-вторых… Я умираю. Мне нужно обеспечить своим близким спокойное будущее и как можно скорее разгрести проблемы семьи.

Мужчина скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула. Деревянный стул жалобно заскрипел под его крепкой фигурой, но все же выдержал.

— Так вот для чего ты просил женить своего брата на одной из его дочерей?

— Да.

— А что за болезнь такая, от которой нет лечения? Что говорят лекари? Ты вообще обращался к ним?

— Обращался.

— Может быть, не к тому обращался?

— Обращался к кому нужно.

Пожарский похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет марки «Ахмат» — я отметил это машинально — прикурил и со вкусом выпустил кольца дыма. Я попросил и себе.

— Хочешь, я посодействую в поисках нужного человека?

— Посодействуйте, — пожал я плечами и тут же пожалел о своем решении. Сильные лекари не смогли мне помочь. Что сделает человек Пожарского? Разведет руками после осмотра и расскажет князю о моем недуге? Этого бы я не хотел. А еще я не слышал, чтобы в империи кто-то из одаренных перешагнул десятый ранг. Лекарский дар развивался крайне медленно. Чудо, что я смог урвать Матвея. С другой стороны, что я теряю? Вдруг и вправду поможет?

Князь сделал запись в своем блокноте.

— Игнат Данилыч, вы что-то говорили про мое будущее. Я правильно понимаю, мой ответ вас устроил, раз вы решили посодействовать в лечении?

— Более чем, Ахматов. Более чем.

— Для чего я вам нужен?

Пожарский пристально на меня посмотрел, не решаясь что-то говорить. Я же успел сделать для себя кое-какие выводы.

Про связь с арбитрами ему рассказал сам Романов. Все остальное СИБовцы узнали сами. Возможно пристально следили за мной последние месяцы. И то, что Пожарский до сих пор разговаривает со мной, а не ведет на плаху, означает, что мои грехи нивелируются моей жертвенностью ради блага многих. Осталось выяснить, для чего я им нужен.

— Арбитры, Лев, — угроза национальной безопасности. Но подобраться к их главному, который копирует адского персонажа, мы не можем. У Организации четко выстроенная иерархия. И в ней ты находился примерно во-о-от здесь.

Он наклонился к полу и ладонью отметил уровень где-то у носка туфли.

— Ты выполнил их первое задание — устранил Романова. После освобождения из СИЗО тебя, наверняка, поднимут на одну или две ступени.

— А меня скоро выпустят из СИЗО?

— Скоро, скоро. Не перебивай меня. И так они будут поручать тебе дело за делом. Если ты не умрешь от своей болезни и не сгинешь на очередном задании, тебя поднимут на самый верх. И вот тогда с твоей помощью мы сможем накрыть их разом.

— С чего вы решили, что я буду это делать?

— А у тебя есть выбор? Откажешься работать на арбитров, они тебя в порошок сотрут. Не будешь работать на нас? Не работай. Вот только не жди лояльности в ответ.

— А можно еще сигаретку?

Пожарский казался нормальным мужиком. Говорил по делу, не пытался блефовать. Служба сделала его таким или дар пейрама? Он мне импонировал. Глядя на то, как я пускаю дым кольцами, глава СИБа и сам закурил, перед этим размягчив сигарету пальцами.

— Нравится? — указал ему глазами на пачку в руке.

— Хорошие. Погоди. «Ахмат?» — до него наконец дошло, — Так это твоего производства что ли?

— Хе! А сказали, что все про меня знаете.

— Сыроват последнее время твой табак. Ты там скажи своим технологам, чтобы не халтурили.

— Скажу.

После небольшой паузы я задал интересующий меня вопрос:

— А что, если заданием будет убить царя-батюшку или вас, и я его выполню?

— Типун тебе на язык! Провалишь задание и все тут. Все так делают.

— И будете молча наблюдать?

— Ну не совсем так. Реагировать мы будем. Привлекать тебя к ответственности тоже. Мы ведь не хотим, чтобы арбитры прознали о нашем сотрудничестве? — вопрос был скорее риторический.

— И много у вас двойных агентов?

— Сейчас только ты.

— А до меня были?

— Восемнадцать или девятнадцать было. Не помню точно.

— Ну ничего себе! И где они?

— Одни не справились с очередным заданием Организации, другие были заподозрены в связях с СИБ и убиты.

— Да уж, — задумчиво докуривал я свою сигарету.

— Тебя нужно еще поуговаривать? Так у меня нет времени рассусоливать прописные истины.

— А нужно было озвучить свое согласие вслух? Вроде и коню понятно, что за яйца меня схватили крепко. За одно тянут ублюдки Левиофана, за другое… кхм, уважаемый князь Пожарский.

— Как ты думаешь, Лев, почему я обратился с этим предложением именно к тебе?

— Очевидно же. Я умный, сильный, нахожусь ближе всех к Организации, — без ложной скромности начал перечислять ему свои достоинства. — А еще, если я не сдохну от болезни, то наверняка смогу добраться до Левиофана.

— Потому что ты патриот, Лев. Такой же, как я. Ты любишь свою родину. Защищаешь слабых и не терпишь несправедливости. Ты ушел служить, хотя мог и не идти в армию. Сколько у тебя государственных наград? Две? Три?

— Пять.

— Мне нужно было лично поговорить с тобой, чтобы увериться в тебе. Все, мне пора, Ахматов. Извини за то, что последует после моего ухода.

— А что последует после вашего ухода? — не понял я его слов.

— Отмудохают тебя, чтобы не вызывать подозрений. Сильно отмудохают, Лев.

— Обязательно сильно мудохать?

— Вячеслав Викторович, голубчик, разрешаю вам высказать Ахматову все, что о нем думаете.

— Так точно, Игнат Данилович! — повеселел тот сразу. И даже, сука, не мог скрыть своего ликования.

Следующий час я был грушей для битья. Сам грандмейстер принимал участие в моем избиении. Какую же лютую ненависть он испытывал ко мне, если так зверски ломал мои ребра. И это, на минуточку, прокачанное тело одаренного. Что было бы со мной, не будь я настолько крепок? Вначале я хотел нырнуть в лимб, но после очередного удара по голове напрочь забыл о своих способностях.

— Сука, изверги! — бросил я напоследок полисменам, прежде чем оказаться в луже на Арсенальной набережной.

По легенде меня отпустили под подписку о невыезде из страны, сделали главным подозреваемым в похищении князя Романова. Ну и, естественно, придали соответствующий вид. Как сказал Полунин: «Вот теперь претензий к тебе нет, Ахматов. Ползи к себе домой». Надеюсь, и у Организации не возникнет вопросов по поводу моего скорейшего освобождения.

— Хозяин! — бросился ко мне счастливый собакен и начал облизывать мое лицо шершавым языком.

А мне даже сопротивляться ему не было сил, так сильно меня оприходовали полисмены.

— Командир, вы как?

— Хреново, — сказал я чистую правду.

— Выглядите, как говяжья отбивная.

— И я рад тебя видеть.

Меня подхватили под руки, бережно усадили в авто, и мы поехали в усадьбу.

Весь следующий день я не вставал с кровати. Матвей изо всех сил пользовал меня. Замотал в гипс, как мумию. Пичкал лекарствами. Мне казалось, он просто наугад давал мне все, что лежало на полках. Лишь бы показать усердие. Хорошо, что хуже мне не становилось, это точно.

Внешне он сильно изменился. После поездки в город, где он с Карелиной должен был закупить новых лекарств, Матвей приехал в обновках. И теперь мне приходилось смотреть на его тощий зад, обтянутый в узкие лосины, а еще на новомодную прическу с хвостиком на затылке. С каким восхищением он рассказывал мне об этой поездке. Его рот не закрывался просто. И ведь подгадал же удачный момент, гад такой, когда я и слова сказать не мог. Сломанная челюсть была зафиксирована, и оставалось только мычать.

Брат прибыл в тот же день. Вместе с дядюшкой. Требовал выдать имена полисменов, участвовавших в моем избиении. Хотел устроить им «темную». Но что я мог ему сказать? Да и мстить я не собирался. Смотрел на него и через боль улыбался своей фирменной улыбкой, но без переднего зуба. Знал бы он, какой подарок я ему подготовил…

После того, как с «почившим» Романовым мы достигли договоренностей, я дал близким добро на явку в усадьбу. Нонна Владленовна все охала, как курочка-наседка. Бранила меня и запретила участвовать в драках. Конечно же, я ее «послушался». В усадьбе снова аппетитно запахло стряпней.

В конце дня Матвей провел рентген своим глазом, сообщил, что часть костей срослась, а моя тушка восстанавливается быстрыми темпами. Регенерация хронума работала. Часть повязок была снята в тот же день, и когда я вновь мог говорить, высказал чудному хакасу все, что я думаю о его болтовне. Поникший от такой новости, он грубо вколол мне конскую дозу кофеина и ушел спать, оставив включенным телевизор с корейским сериалом для подростков. Пульт унес с собой. Якобы забыл.

Заходила Марьяна и требовала, требовала, требовала: машину, квартиру, шубу, мужа устроить на работу. И так по кругу. Девушку совсем не смущал мой вид. Я отворачивался к стенке, пытался игнорировать ее. Приход Кати был спасением. Марьяна почему-то слушалась только ее.

Залевская стала моим постоянным сидельцем. Она приказала перенести в медицинский отсек мягкий диванчик, журнальный стол и ноутбук. Ее присутствие грело мое сердце, восполняло горечь утраты Саны (а находясь прикованным к кушетке, я только и думал о ней). Мне требовалось срочно отвлечься. А для этого я должен был хотя бы подняться на ноги.

Порой Залевская не выдерживала тяжести моего взгляда, отрывалась от экрана монитора, подсаживалась ко мне. Запускала руку в волосы и нежно массировала мою дурную голову. Мне нравились ее прикосновения.

Однажды я позволил себе слабость: щекой прижался к ее руке. Мне вдруг захотелось тепла. Это продолжалось не более пяти ударов сердца, и позже я корил себя за непозволительную слабость. Катя сделала вид, что не придала этому особого значения.

Были опасения насчет арбитров, но те посчитали задание выполненным и передали мне через Молоха синего цвета значок Организации.

На утро у нас с Молохом состоялся обстоятельный разговор. К нему вопросов было больше, чем к кому-либо. Времени мне было не занимать, а этот загадочный тип как раз сидел на диванчике, потягивал ароматный чай и смотрел дурацкий сериал про ученого и его внука, блуждающих по просторам галактики (к слову, тут наши вкусы совпадали, несмотря на разницу лет).

— Молох, что за имя у тебя такое… странное?

Молох — это одно из самых противоречивых существ в славянской мифологии. Ему поочередно приписывали то божественную, то демоническую сущность, способную влиять на естественный ход событий и менять человеческие судьбы. Этот старец возомнил о себе Бог невесть что, раз назвался его именем.

— Родители дали такое имя, — пожал он плечами, не отрываясь от экрана телевизора.

Ясно, тут правды не добиться.

— Расскажи тогда подробнее об организации. Почему ты на них работаешь?

— А что рассказывать? Платят хорошо. Социальные льготы. Проезд в транспорте бесплатный.

Он так шутит по-дурацки или правду говорит? Точно знаю, что проезд в транспорте ему не нужен. А с его талантами деньги можно зарабатывать и без арбитров.

— А мне будут социальные гарантии? Может быть, гарантия безопасности? — решил ответить ему в его же манере.

Молох оторвался наконец от экрана телевизора и посмотрел на меня лукавым взглядом.

— Работай, хронум. Какие гарантии можно дать пушечному мясу? Поднимись на восьмой- десятый уровень доступа, тогда будешь получать другие задания, менее опасные.

— Сколько всего этих уровней? И на каком сейчас я?

— Двенадцать. Синий — соответствует третьему уровню доступа.

— Доступа к чему?

— К знаниям, к силе, к руководству Организации.

Если за убийство Романова меня подняли на две ступени, то в принципе, не таким уж и долгим будет путь наверх.

— А ты знал, что работаешь на Левиофана, Князя Тьмы?

— Не дури мне голову, Лев, — отмахнулся от меня Молох, — Ну, Левиофан, ну, Князь Ада. И что? Теперь ты работаешь на него.

— И это говорит мне тот, кто знает о существовании Асмодея? Молох, а ты сам видел его вживую?

Старец несколько замешкался с ответом, но все же ответил отрицательно. Контроллеры, как он, находятся вне категорий. Им дозволено многое (что именно, он умолчал), но встречаться с руководителями организации (владельцами радужного значка) не позволено.

Я пытался выпытать у него больше информации, но Молох уходил от прямого ответа. Также он не сказал мне о причинах, побудивших его работать на арбитров. Ничего не сказал про свою семью. После этого вопроса он разозлился и хотел уйти, но я попросил остаться. Мне требовалось выяснить возможности скипетра Индры.

— Расскажи мне про скипетр.

Чуть раньше я попросил Олега принести мне его в медотсек как раз для разговора с Молохом.

Молох был раздражен. Разговор не задался с самого начала. Молча он взял скипетр и вложил мне в покалеченную руку. Я скривился от боли, ведь пальцы были сломаны и только начали гнуться.

— Чувствуешь?

— Чувствую. Боль. Падла ты!

— Никакогоуважения к старику, — осудительно покачал он головой. — Что еще чувствуешь?

— Больше ничего.

— Значит еще не готов познать его свойства. Носи его с собой всегда. Держи почаще в руках. Пусть привыкает к новому хозяину.

На этих словах он удалился, и я остался один.

После пришла заспанная, но все же выглядевшая безупречно Катя, принесла завтрак. Из ее рук завтрак казался вкуснее. Покончив с трапезой, я решил обсудить с ней наши финансовые дела. Кое-какая информация поступала от нее и раньше, но, как оказалось, порции были щадящими. Залевская, казалось, только и ждала моего вопроса.

На мою больную голову тут же вылили ушат финансового дерьма, к которому я питал исключительно негативные эмоции. Зато теперь я мог без зазрения совести пялиться на прелести моего казначея.

Точеные ножки она подложила под попу, оголив аппетитное бедро, через непрозрачную блузу прослеживались очертания сосочков. Она периодически останавливалась и недовольно переспрашивала у меня, все ли я услышал. Но, кажется, вся эта напускная суровость была лишь данью приличия. Сама же девушка, как бы невзначай, изгибала спинку, демонстрируя свои прелестные груди.

Препараты, которыми пичкал меня Матвей, не позволяли расслабиться, и в моем паху все время было напряженно.

—…несколько семей покинули Суходольское, поставили недвижимость на продажу. Цены, Лев, просто смешные. Я считаю их покупку отличной инвестицией.

А вот это уже интересно.

— Если продаются дешево, значит есть проблемы с недвижимостью. Узнай подробнее в чем причина.

Суходольское — небольшой поселок на берегу одноименного озера. Расположен в живописном месте, примерно в ста километрах от столицы.

Я часто подумывал о смене места жительства. Особенно сейчас, когда над головой повисла угроза, а спина спазмирует от напряжения. Не нравилось мне жить под Питером. Усадьба была расположена в коттеджном поселке, как в чаше. Захоти на нас напасть, противнику не потребуется даже входить в поселок, он просто откроет огонь на расстоянии с ближайших холмов.

В дверь невовремя постучали. Катя прервала бесконечный доклад, и спешно прикрыла свои прелести полой махрового халата.

— Зябко здесь.

— Угу, — улыбнулся ей в ответ.

Женщины, такие женщины.

— Заходите.

Дверь открыл глава сквада.

— Константиныч, доброе. К нам гость пожаловал. Назвался лекарем. Но мы ведь никого не ждём, верно?

Неужели это человек Пожарского? Впрочем, чему тут удивляться? Игнат Данилыч человек военный, а у военных другие понятия: сказал — сделал.

— Веди его сюда. А ты, Катя, оставь, пожалуйста, меня одного.

Всегда нужно подстраховаться.

— Но… я не закончила! — возразила девушка.

— Позже, Катенька, все позже. Подготовь пока информацию по Суходольскому.

— Хорошо, — она поджала губки и покинула медблок.

Вскоре ко мне зашла целая делегация: неизвестный мужчина среднего возраста, полностью седой, в пенсне и белом халате, гей-Матвей (пробил-таки, падла, правое ухо!), моя тройка телохранителей, а также Олег с Молохом.

Мужчина встал напротив, заложил руки за спину и деловито поинтересовался:

— Ахматов Лев Константинович?

— Он самый. Вы от Пожарского?

На этот вопрос ответа не последовало. Лекарь снял перчатки и легкими касаниями прошелся по всему моему телу. Это вмешательство сопровождалось слабыми покалываниями и жжением кожи. Когда он закончил, я был весь в поту, но в то же время чувствовал сильный заряд бодрости.

— Оплачивать как будете? Желательно наличными.

— Это все?

— Да, кости восстановлены, внутренние органы приведены в порядок.

— Но этого мало! — возразил Матвей, — Господин, загляните пожалуйста в астральную проекцию Льва Константиновича.

Мужчина нахмурился, недовольно посмотрел на моего лекаря, но все же последовал его совету. Долго и упорно он, зажмурив глаза, что-то высматривал в моем теле. Его лицо выдавало глубокую задумчивость. Наконец, он открыл глаза и недоуменно сообщил:

— Вы умираете…

— Ты умираешь⁈ — в один голос воскликнули девушки и брат.

Я как-то упустил этот момент. Думалось, что всем известно о моем недуге.

— Да, я умираю. Брат, распорядись заплатить чудо-лекарю столько, сколько он запросит.

— Увы, я не могу вам помочь, — холодно добавил тот.

— Ну и пошел отсюда нахер, бесполезный кусок… — договаривать я не стал. При других обстоятельствах вряд ли позволил бы себе такое, но настали другие времена.

Непомерная заносчивость седовласого, и то, как он смотрел на нас, будто мы челядь, недостойная его внимания… А в итоге он выдал простенький вердикт, совершенно для меня не новый.

Некоторое время мужчина еще стоял с ошарашенным видом, рассматривал меня, но ему швырнули пачку денег и бесцеремонно вытолкнули наружу.

— Лев, почему ты молчал⁈

Мне надоели пустопорожние разговоры. Настроение было ни к черту. Не обращая внимания на присутствующих, повернулся к ним спиной. Некрасиво? Плевать!

Уже уперевшись лицом в стенку, буркнул Карелиной:

— Я уже говорил тебе, что, возможно, вам придется сменить работодателя.

Долго и упорно от меня добивались ответов. Настойчиво. Почти угрожали (смешно). Я провалился в лимб и перестал о них думать.

«Чего ты ожидал, хронум? Ты ведь не думал, что произойдет чуда, и человек Пожарского сможет найти лечение. Ты вообще не ждал его появления. Так зачем сорвался?», — ловил себя на мысли, что психически нездоров, раз разговариваю сам с собой.

Как же сильно давят эти стены! На душе тоска и полная безнадега! А еще запах бинтов и лекарств, как в госпитале!

Не заметил, как остался совершенно один. Накатила апатия и сильнейшее желание спать. Если я не проснусь, плевать! Надоело это все!

* * *

Секунду я промаргивался и не понимал, что происходит. Сон? Нет. Снова флэшбэк. Я, склонившись над картой Европы, пристально всматривался в небольшой клочок суши. Хотел было перевести взгляд дальше, оценить обстановку, но зацепился за неправильное очертание Балканского побережья.

Между Италией и Албанией располагался толстый перешеек, а Адриатическое море — внутреннее. Территория Албании и Сербии окрашены в багровый цвет, часть южной Италии и сам перешеек тоже. Несколько крупных городов Европы имели тот же окрас, но на фоне Адриатической агломерации (странное название этому региону выдал мой мозг), очаги вторжения там были в самом зачатке (еще порция непонятной информации из головы теперешнего меня). Границы Российской империи сдвинуты вглубь Европы. Обозначен широкий фронт от Средиземья до Балтийского моря. Указано расположение наших армий. Идет полномасштабная война.

Где я, мать его⁈ Неужели будущее? Флэшбэки эволюционировали и вместо прошлого направили меня в другом направлении? Почему я так спокоен? Не будет чувства ужасающего осознания?

Отрываю взгляд от карты. В комнате незнакомые мне люди. Выжидательно на меня смотрят. Среди прочих я вижу Карелину. Взгляд отсутствующий. Она ожесточенно гладит Стивена. Такое ощущение, что она пребывает в шоковом состоянии.

— Генерал-фельдмаршал, какие будут приказы?

Это обращаются ко мне. Игнорирую вопрос военного. Какой к черту фельдмаршал⁈ Я — это точно я?

— Карелина, что здесь происходит? — не узнаю своего голоса. Он чужой мне. Какой-то хриплый и мрачный.

Она медленно переводит на меня взгляд. Все еще находится в прострации и не сразу понимает, что я обращаюсь к ней.

— Лев?

— Какой сейчас год и что происходит?

Плевать, что подумают другие. Если мне дана возможность посетить будущее, я должен знать, что нас ждёт.

— Лев? Лев, миленький! — она бросается мне в ноги, обхватывает колени и надрывно плачет. Сотрясаются ее хрупкие плечи. Я спокоен. Не понимаю причины такого поведения. Шок после переноса во времени? Или я изменился? Девушка наконец берет себя в руки и начинает несвязно говорить:

— Двадцать шестой год! Бессарабия! Лев, родненький! Прошу! Умоляю! Спаси Окси! Нет! Не так! Сделай так, чтобы нас здесь не было! Уволь ее! Меня! Чтобы никогда не видеть! Не видеть этого!!

Девчонка сломана. Одни эмоции.

— Возьми себя в руки, Марина. Вас здесь не будет.

— Правда⁈

— Обещаю.

Она снова начинает реветь:

— У тебя не получится! Я никуда от тебя не уйду!

— Тогда возьми себя в руки и сражайся, воин!

— Да, ты прав. Ты прав. Извини, Лев.

Девушка вытирает слезы, встает на носочки, тянется ко мне губами (почему, сука, я так холоден и спокоен⁈). Получив от меня ответный поцелуй, она берет знакомую мне булаву, доставшуюся от Всеволода Римского и, преобразившись в гравера (не меньше пятнадцатого ранга), покидает военный совет. Стивен следует за ней.

Присутствующие находятся в смятении. Я не обращаю на них ровным счетом никакого внимания. Уставившись на карту, я жадно поглощаю информацию о неминуемом будущем.

* * *

Открыв глаза в нашем времени, я увидел обеспокоенное лицо Кати, склонившейся надо мной. На фоне лампы над нами, она казалась ангелом, сошедшим с небес.

Не в силах противиться своим чувствам, я потянул ее лицо к себе. Она ответила взаимностью и мы застыли в долгом, чувственном поцелуе. Прочные бинты и куски гипса полетели в стороны. Силы в руках Кати было достаточно, чтобы активно помогать мне освобождаться от ненавистной больничной ткани.

Ее незамысловатый легкий наряд был порван в порыве желания обладать ею. Краем взгляда я зацепил светящийся узор на ее груди. Она использовала свой дар еще во время моего пробуждения, но и сейчас он продолжал активно гореть. Восемь ярких звездочек на нежно-бежевой коже светились алым цветом. Кровь. Она маг крови, как я и предполагал раньше.

Подхватив ее на руки, я потащил Залевскую на диванчик, предусмотрительно ею же здесь поставленный. Нежно, чувственно, но без прелюдий, ибо не было сил держаться, я вошел в нее. Стоны удовольствия заполнили комнату, предназначенную для другого.

Повинуясь звериным инстинктам, я начал ожесточенно вколачивать ее в кожаный диван, ускоряя темп с каждым новым движением. Ее аккуратные груди волнительно колыхались, заставляя меня рычать в иконическом экстазе.

Катя сладко постанывала, прикусив нижнюю губу. Узор на ее груди продолжал ярко светиться. Рисунок завораживал. То ярко вспыхивал, то наливался насыщенным багровым светом. Объяснять это явление я не мог и не хотел. Я был занят ею. А ее податливая щель благодарно принимала мой возбужденный орган.

В последний момент я хотел прекратить акт и спустить на ее животик, но Катя почувствовала мои намерения, резко подалась вперед и крепко прижалась ко мне. Стенки ее влагалища сильно заспазмировали, принимая в себя обильные потоки семени.

Впервые я не жалел о случившемся. Мне двадцать восемь, не сегодня-завтра я умру и стоило подумать о наследнике. Катя подарена мне судьбой и кто, если не она.

Хотя… Стоп! Кто сказал, что я должен умереть?

Я видел себя через три года. Странного себя — безэмоционального и холодного, как сталь, но я был жив.

Мы лежали с Залевской, обнявшись, каждый думал о своем. Я хотел закурить сигарету, но Катя тактично отняла ее и вновь заняла мои губы своими.

К своему удивлению понял, что хочу еще. Мой орган вновь занял боевое положение. Я недоуменно отнял голову от подушки, чтобы посмотреть на неугомонного дружка. Он стал будто бы больше, толще и крепче. Магия, мать его! Самая настоящая магия крови. Без вмешательства Залевской тут не обошлось.

— Ты получил, что хотел, а теперь будь нежен со мной, — проворковала она мне на ухо и слегка прикусила мочку.

Долгие минуты-часы (чувство времени ушло куда-то на другой план) мы занимались с ней любовью. Такой восхитительной и непохожей на то, что было раньше. Я отдыхал. Телом. Душой. Мой некогда затуманенный отравой мозг начал работать в полную силу. Мое сердце стучало неровно, но уже не от отравы, а… прикосновений, поцелуев, влажного дыхания Кати и многочисленных оргазмов, полученных с ней.

Как иронично… Я искал лекарство от недуга, а оно всегда было рядом со мной. Ходило по усадьбе и виляло аппетитной попой. Отныне мне принадлежащей!

Глава 6

Катя что-то сделала со мной. С моей кровью. Я искал лечения на стороне, а спасение было рядом. На расстоянии вытянутой руки. Нужно было лишь поговорить с ней, спросить. Я ведь догадывался о ее даре. И как она смогла получить этот восьмой ранг? Такое в принципе возможно с ее образом жизни? Некоторые годами пытаются преодолеть преграду возвышения. Иные же хотят просто возвыситься. А Залевскую я знал уже много лет и не замечал, чтобы она что-то делала для прокачки своего дара.

После вердикта бесполезного лекаря Пожарского, раздосадованный Олег пошел жаловаться ей, что, мол, Лев — мудак и скрыл от них свой недуг. Залевская тут же прекратила свои дела и бросилась вытаскивать меня с того света. Как оказалось, очень вовремя. Во время флэшбэка мое сердце перестало биться. Даже звериная доза адреналина в сердце не смогла запустить мой насосик. А Катя смогла…

Еще я узнал, что в момент моего пробуждения в комнате находилось немало обеспокоенных моею «кончиною» близких. Но все они вскоре поспешили ретироваться, чтобы не мешать мне с Залевской. С легким чувством стыда узнал об этом позже, когда мы с Катей, обнявшись, после, наверное, десятого соития, разговаривали по душам.

Ну как по душам?.. Несомненно умная головка Кати была занята мною лишь наполовину. А может и того меньше. В перерывах между сексом, она успевала рассказывать мне про Суходольское, про наши финансовые дела и много чего еще.

Заходил Матвей, от вида которого меня передергивало. Нет, я лояльно отношусь к лицам нетрадиционной ориентации, но все же для меня это чуждо. Он всячески извинялся, что «нарушил наш покой», и просил больного, то есть меня, лечь на кушетку.

— Аритмия сердца.

Но скользнув недовольным взглядом по диванчику, где Катя, накрывшись пледом, отдыхала после очередного «раунда переговоров», добавил:

— Скорее всего из-за соития с госпожой Залевской.

Его недовольство легко можно было объяснить: Матвею нравились мальчики.

Катя вопросительно приподняла брови, хотя и так уж все с ним было понятно.

«Контуры энергоканалов частично восстановлены, энергетическое ядро стабилизируется. Нужны анализы крови», — продолжал он монотонно.

После чего грубо откачал кровь из моей вены, и удалился. Сообщил, что придет через час. Мне показалось, что на фоне черного появились красные вкрапления. Что не могло не радовать.

— Матвей странноват. Тебе не кажется?

— Не кажется, а теперь поворачивайся боком.

— О-оо, Боги! Где я нагрешила, что меня так наказывают⁈ — наигранно сокрушалась Залевская, жаловалась, что у нее «там» все болит и натерто, но противоречиво продолжала накачивать «пещеристое тело». Сделала минет. Чему я, конечно же, только радовался.

Магия крови — неизвестный мне доселе элемент мира одаренных. Катя могла держать меня в «тонусе» долгое время, и отдых почти не требовался. А еще я чувствовал, как по венам разгонялась кровь, а организм активно отторгал отраву.

Вскоре у меня началась сильная диарея. В отхожее место страшно было зайти — из меня выходило все адское дерьмо, накопившееся за эти дни. От фекалий черного цвета прожигало канализацию.

— Так что насчет Суходольского? Я прослушал.

Катя, цокнув, покачала головой:

— В третий раз повторить? Виконт Суходольский сильно задолжал кому-то. Распродает свое имущество. Лот выставлен на торги, и с утра цена на электронной площадке аукционного дома была в районе ста двенадцати миллионов.

— Дорого.

— Не дорого, — возразила Залевская и поспешила пояснить.

По ее словам в пересчете на рубли один домик продается по сорок две тысячи рублей. В том числе резиденция самого виконта, расположенная на берегу озера. Есть в Суходольском школа, сад, два продуктовых магазина, центральное отопление. Село рассчитано на две с половиной тысячи семей. А сами домики новые и только готовились к заселению.

Приобретение такого количества жилья решало многие мои проблемы. Село Смородина Ростовской области давно уже не вмещало семьи бойцов сквада (новое жилье не строилось), а тут еще и хакасы изъявили желание перевезти свою родню поближе к столице.

— Кто-то еще борется за этот лот?

— Трое. Но борьбой это не назвать. Лот закроется при цене в сто пятьдесят миллионов. Но при такой цене теряется выгода сделки.

— К черту, Катя! Мне нужно Суходольское. Займись этим вопросом немедленно.

— Немедленно?

Она накрутила волосы на моей груди на свой красивый пальчик, эротично прикусила нижнюю губку.

— Когда мы закончим, — поправился я.

Еще час мы провалялись на диванчике с порванной кожей и торчащей пружиной посередине, что минутой назад сильно впилась в мой зад, когда Катя примеряла себя в роли наездницы.

Зачем были эти годы робости и стеснения. Я заключил для себя, что был полнейший дураком, когда намеренно держал дистанцию между нами.

— Тебе нужно чаще со мной быть. Не прерывать лечения, — осторожно сообщила Залевская.

Возможно, она была со мной не совсем честна и скорее желала привязать меня к себе, но я был и не против. На деловые встречи я ее брать не планировал — опасно, но находиться в усадьбе с ней рядом был готов.

Впервые я осознал причину, по которой так долго держал Залевскую на расстоянии: я боялся ответственности. Боялся быть уязвимым. Ведь что для мужчины его женщина? Обуза, «Ахиллесова пята». Я тянул ношу, называемую бизнес-империей, и всячески противился обычным человеческим отношениям, мне все время было «не до того».

«Трусливый ты пацан, Лев, а не палач, и уж тем более не Воин Света», — для таких умозаключений не требовалось замедлять время, это пришло само собой.

Ближе к вечеру я решил прервать свой замечательный выходной. Мне слышался звон пустоты в яичках. А еще я зверски хотел есть.

Ужинали мы вдвоем. Втроем. Еще Стивен. Он удобно расположился под столом и благодарно плямкал костьми, что передавала ему под стол Залевская.

— Больше никого не будет?

— А кто тебе нужен? — с прищуром ответила мне вопросом на вопрос Катя. Ревность?

— Олег, Астай, Егор, — начал перечислять ей тех, кого желал бы видеть на ужине.

— Твой брат не изъявил желания явиться на ужин. Сказал, что обижен на тебя, и поехал в «Пьяную вишню». — И буднично добавила. — Остальным здесь не место.

— Вот как? Поясни-ка.

Я отложил в сторону столовые приборы, и вопросительно уставился на Залевскую.

— А что тут пояснять? — пожала Катя белоснежными плечиками, продолжая разделывать мясо, — ты работодатель — они твои подчиненные. Тебе самому не надоел бедлам, который творится на каждом сборище?

В ее словах была толика правды, но как-то не привык я ставить себя на позицию выше.

— Привыкай, Лев.

После небольшой паузы, Катя добавила:

— Олега надо женить.

Тут я не выдержал и расхохотался. Даже настроение поднялось. Вот как она это делает⁈ Решил рассказать ей о своей сделке с Романовым. Ведь если не ей, то кому?

— Я уже нашел ему жену, только Олегу ни слова не говори.

— Хм, и на ком планируешь поженить? Это будет Карелина или ее неугомонная подружка?

Катя передернула плечиками. Женщины… Главное, чтобы ревность не вышла из-под контроля.

— На дочери князя Романова.

— Да ладно⁈ Но как⁈ Ты же от него избавился. Или я чего-то не знаю?

— Ты ведь не думала, что я настолько глуп, и на самом деле буду убивать князя? Романов продолжает топтать землю, а в обмен на эту услугу, я потребовал женитьбы Олега на одной из его дочерей, и… кое-какие привилегии для себя.

Я ожидал реакции, но ее не последовало. Что это? Доверие? Но почему от Залевской исходит еле видимая волна негодования? Не может быть такого, что она была недовольна проваленным заданием арбитров. Или может?.. Впрочем, на этом я не стал заострять внимание. Чужая душа — потемки, особенно, если речь идет про женскую душу.

Покончив с трапезой, я направился к Астаю, что с семьей разместился в гостевом домике неподалеку от казарм. К слову, этот маленький домик был раза в три больше его прежнего жилья, и я очень надеялся, что им там понравится.

Старый пейрам осваивался на новом месте. А после моего освобождения из «крестов» навестил всего лишь раз. Поохал, сказал, что я слабак, неспособный держать удар, но искренне обрадовался, узнав о моем выздоровлении.

Когда я подходил к домику Астая, в небе тускло светила луна, и если бы не оранжевый огонек его трубки, я бы непременно врезался в грустного хакаса. А он определенно грустит.

— Как ты, друг мой? Все тебя устраивает?

Он тяжело вздохнул:

— Жене нравится тут, детишкам тоже.

— А тебе? — перенял у него трубку.

— Не мое это, Лев. Мне ближе деревня, нежели город, — и снова он тяжело вздохнул.

— Собирайся, Астай, съездим кое-куда.

Наблюдать кислое выражение лица старого пейрама было невыносимо. На ужине Залевская сообщила мне о выкупе лота — Суходольское уже можно было считать своим. Оставалось уладить вопросы с документацией, чем Катя активно и занималась.

— Я готов, хронум. На кого идем войной?

— Сегодня обойдемся без войны.

— Ты и без войны? Слабо верится, хронум. Я пока проверял бойцов на преданность тебе, выяснил много интересного. Как можно быть таким, Лев?

— Собирайся, Астай. По дороге мне все расскажешь.

Минут через десять мы мчались по трассе в направлении Суходольского. Астай был подобен Стивену, что также напросился с нами. Восторгался от быстрой езды, разве что не высовывал пасть в окно, как Стив.

— Нравится?

Сам я не мог скрыть улыбки, глядя на восторженного хакаса. От его сонливости и плохого настроения не осталось и следа. Такой Астай мне нравился больше.

— Очень! Быстрее, чем мой Малыш (так звали его рысака).

— За «Ферратум» я тебя не посажу, штучный экземпляр, но позже дам пару уроков вождения.

— Правда? — его глаза заблестели.

— Ну, да, — пожал я плечами. — Что тут такого? Рассказывай, старый, в чем твое недовольство.

— А-аа, — отмахнулся он рукой, — все, как я и думал. Ходишь по столице и убиваешь людей направо и налево. Не таким должен быть Воин Света.

— Только гадов, Астай. Хороших людей я не трогаю.

— Да знаю я. Твои так же думают.

— Кстати, забыл спросить, что это за проверку ты учинил моим людям?

— Егор попросил. Говорит, врагов у Ахматова много, проверь, мол, не затесались ли предатели в сквад.

— И что? Каков результат?

— Одиннадцать бойцов какого-то Всеволода Римского вызывали сомнения. Иными словами, работали только за деньги.

Я искренне удивился:

— И что тут такого? Разве не все работают за деньги?

Астай лениво мне улыбнулся:

— За идею, Лев, за сильного руководителя. Говорят разное. Что Ахматов сам подставляется под удар, но людей бережет. И вот за это тоже.

— Брехня.

— Пейраму лучше знать, так это или не так.

Спорить с ним не стал. От его слов на сердце стало легче. Ведь я не задумывался над тем, что думают обо мне мои люди. Мне казалось, я «купил» их верность, обеспечив семьям безопасность и хороший быт. Оказалось несколько прозаичней.

Асфальт сменился гравийкой, а судя по карте, до Суходольского оставалось километров пятнадцать.

Выругавшись про себя, медленно поехал по колдобинам. Не зря говорят в народе, дальше Питерской КАД дорог нет.

Еще минут двадцать ужасной езды, от которой на «Ферратуме» забренчала подвеска, и мы оказались на окраине села.

— Вот здесь, Астай, скоро мы будем жить.

Он недоверчиво посмотрел на меня:

— В каком доме?

— Во всех. Я купил Суходольское. Присматривай себе домик.

Мы пошли по тихим улочкам, освещенным фонарями. Дорожки были вымощены брусчаткой с аккуратным бордюром по бокам. Заборы — произведение искусства: кирпичная кладка с причудливой ковкой. Домики все, как с иголочки — капитальные кирпичные строения. Расположены на одинаковом расстоянии друг от друга. Мы забрались на ближайший холм, дабы оценить столь красивое творение дизайнера-педанта. Молчание моего друга было красноречивей множества слов.

— Впечатляет?

— Не то слово. И ты купил прям все-все?

— Прям все-все, — улыбка не сходила с моего лица.

— А разве так можно было? Сюда ведь всю Сыю можно переселить, — задумчиво проговорил Астай.

Я понял, к чему он клонил. Но после увиденного, мне перехотелось переманивать население Сыи в свои ряды. Там, в будущем, изучив карту вдоль и поперек, я увидел одно красное пятно на территории российской империи — вторжения адских отродий. Это была Хакасия. Но до вторжения еще три года, и я даже кое-что спланировал на этот счет.

— Нет уж, Астай, — моя улыбка сошла на нет. — Твои соплеменники должны остаться на своей земле.

— Почему это? — искренне удивился Астай.

— Не так давно я узнал, что работаю на брата Асмодея — Левиофана. Не верить словам уважаемого человека не вижу смысла, тем более, что я видел будущее…

Хакас воскликнул от услышанного. Чего было больше, удивления или негодования, я не разобрал. Но вполне мог понять его эмоции.

— Плохо, Лев, очень плохо. Что делать-то будем? Вторую Сану мы вряд ли найдем.

— Это еще не все, Астай. В будущем нас ждёт священная война.

Почему именно священная, я не мог объяснить сам себе. Вылезло откуда-то из глубин подсознания.

— Рассказывай подробнее, что ты знаешь! Что видел в будущем?

В висках больно кольнуло — пейрам запустил свой дар и требовал ответа немедленно. Я скривился от боли:

— Астай, сука! Прекрати!

Тот спохватился и чуть ослабил свой дар, но не до конца. Пришлось отрезвить его подзатыльником.

После обстоятельного разговора, в странном месте, в кромешной темноте, старый хакас пребывал в глубокой задумчивости. Единственное, что я утаил от него — мою встречу с его дочерью в будущем и ее просьбу порвать с ними раньше, чем оно (будущее) настанет.

Ведь я знал, что нас ждёт, а значит мог изменить. Достаточно было добиться того, чтобы девушек не было со мной в Бессарабии. К тому же нельзя было не заметить, что Карелина питает ко мне некие чувства. Даже Астай мне об этом говорил. После долгой паузы хакас отвернулся в сторону Суходольского и указал на домик неподалеку от озера, что тускло освещался фонарем. Он располагался обособленно от остальных.

— Вон тот домик свободен? Хочу поближе к воде жить.

Честно говоря, я ожидал еще кучу вопросов или предложений от старого пейрама, но тот, кажется, смирился с мыслью о будущем.

— Договорились.

— Вижу, что тебя интересует вопрос, что я об этом думаю, но ты в своей манере решил дождаться моих пояснений.

— Хм, как хорошо ты меня знаешь, — усмехнулся я его проницательности.

— Я фаталист, Лев. Ты никогда не задумывался о том, что твое появление в Сые было тебе уготовано? Череда событий привела тебя в нужное место в нужном времени. Ты встретил мою дочь, а ведь мог и не встретить, столица не маленькая. Маринка привезла тебя в Сыю, а могла и не привозить. Я отвел тебя в ту роковую пещеру. Но не сделал бы этого, не чувствуя за собой вины за смертельную рану. Только ты смог открыть тот ход в потайную комнату с порталом. Дальше была Улуг Хуртуях Тас. Подумать только! Матерь Богов полюбила простого смертного! Хотя, какой же ты простой смертный? Ты Воин Света! Судьба вела тебя за руку. Каждый наш шаг, каждое слово и поступок ведет к конечному итогу, не зависящему от нас. Будущее неотвратимо, Лев. Его не изменить.

Он говорил это так проникновенно, с таким придыханием, что по моему телу пробежали мурашки. Минуту назад я размышлял о том, что смогу предотвратить смерть Роксаны, но после слов Астая засомневался в этом. Интересная точка зрения и имеет право на существование.

— Мне тоже что-то уготовано. Не зря я здесь.

— Ты здесь, потому что сам решил, что так будет правильно.

— Нет. Я здесь по воле судьбы, — Астай был непреклонен.

— Ты сказал, будущее не исправить. Роксана… умрет. Твоя дочь просила это предотвратить.

— Значит, такая у нее судьба. Тебе этого не изменить.

— Ну почему же? Я могу уволить ее, отправить обратно в Хакасию или на остров далеко отсюда.

— Нет, нет, и еще раз нет! Если ей уготована смерть, то так оно и случится. Умрет при других обстоятельствах: подавится косточкой, захлебнется в этом озере или, что более вероятно, получит шальную пулю в свою дурную голову. Кто-то, кто над нами, считает ее ненужной, возможно даже вредной и потому уготовил ей такую судьбу.

— А что, если ты не прав?

— Может и не прав, — пожал он плечами и меланхолично закурил трубку.

— Так что мне делать?

— Нести добро людям, Лев. Не забывай, что ты Воин Света.

Воин Света… Добро… Даже я не придавал этому большого значения, хотя и помнил в деталях Суд Божий. И что есть добро? То, чем я сейчас занимаюсь, можно назвать этим словом?

Астай продолжал пребывать в глубокой задумчивости. Наконец он не выдержал и спросил:

— Ты когда Маринку видел, с ней все было в порядке?

— Она стала сильней. Достигла четырнадцатого ранга или выше. Была подавлена смертью подруги, но в целом все с ней было нормально.

— Меня там не было?

— Тебя нет. Стивен был.

— М?

Стивен навострил уши, услышав свое имя.

— Вкусняшку будешь?

— Конечно буду, хозяин. Шоколадные?

— Шоколадные, — почесал за ухом благодарную псинку.

С некоторых пор я ношу в кармане вкусняшки. Мне очень повезло со Стивеном, и я решил почаще его радовать.

— Ну, что, едем домой?

Доходило уже два ночи и меня сильно клонило в сон. Тем более, я обещал Кате, что курс лечения прерывать не буду и спать лягу с ней.

Подъехав к усадьбе, мы услышали какую-то активность во дворе и фырканье… лошади? Недоуменно переглянулись с Астаем. Не могло показаться сразу двоим.

К этим звукам добавился цокот копыт по брусчатке. Хлопнув дверью «Ферратума», мы спешно вошли во двор. Картина, представшая нам, казалась сюром. Кентавр с человеческим телом, головой и конечностями лошади, стоял в окружении моих бойцов. Глаза горели красным пламенем, а изо рта капала кровь.

Пока мы стояли с видом ужасающего осознания, Стивен прошмыгнул внутрь оцепления и начал с ним разговаривать. Минуты две ему потребовалось что-то выяснить на незнакомом мне языке, после чего песель подошел к одному из бойцов сквада и врезал ему по ногам, сломав обе конечности.

— Ублюдский кожаный мешок! Совсем уже охренел! — и перевел взгляд на кентавра. — Пошли, коняшка, они тебя больше не тронут.

Коняшка, как его назвал Стивен, благодарно поклонился и, хромая, пошел в сторону подземелья под изумленными взглядами… всех! Только сейчас до меня дошло, что это один из его конструктов.

Выглядел он ужасно. Полностью вымазанный в земле, крови и, кажется, фекалиях. От него исходил терпкий запах гниющего мяса. Голова изодрана, клочья шерсти сваливались с нее. Нога прострелена. По-видимому, тот боец, с поломанными ногами выстрелил в Коняшку. И даже поплатился за это.

Хм, Коняшка…

— Что тут происходит? — рявкнул в толпу зевак, что так и не заметила моего появления.

— О, Константиныч! Да мы тут сами толком понять не можем. Вроде как проникли диверсанты, вырубили моих бойцов. В какой-то момент появилось это чудо, — взглядом указал на спину хромающего кентавра, — и расхреначило их в кашу.

— Лев, — Астай легонько дернул меня за рукав, — это что такое?

— Не бери в голову, Астай, — отмахнулся от него, занятый поиском тел диверсантов, — зверушки Стивена. Хочешь, вон сходи и сам все посмотри.

Астай последовал моему совету, а я не мог разобрать в мешанине ни число нападавших… да вообще — ничего! Что ж за тварей создает Стивен, что мои бойцы не смогли, а Коняшка смог?..

Видя мое непонимание, Егор принялся рассказывать подробности:

— Их было трое. Туманник шестого-седьмого ранга и два сильных менталиста. Мозгокруты под покровом доспеха использовали сильную мыслеконструкцию. Как итог: четверо наших бойцов останутся инвалидами.

— Блядство! Раненых к Матвею. Выяснил, чьи это люди?

— Не успели еще.

— Ну так выясняй!

Я был раздражен. Из-за своих людей (что подверглись удару менталистов и, скорее всего, останутся инвалидами). Из-за своей слабости и небрежения мерами безопасности. Чертовы амулеты ментальной защиты стоили дорого. Но что значат деньги, когда на кону жизни моих людей?

Стоя над грудой мяса, я принялся раздавать команды. Все, хронум, больничный закончился. Набрал брата, сказал ему возвращаться домой и быть осторожным в пути; Аликперова: попросил дядю содействия в поиске заказчика покушения. Хотел будить Катю, дать ей команду на закупку амулетов ментальной защиты, но вовремя передумал. Все же был третий час ночи. Гребаная столица со своими ублюдками жителями!

* * *

Служба Имперской Безопасности

Кабинет Пожарского

Князь Романов искренне не понимал негодования своего старого друга. Казалось, что тут такого, кинуть наглого Ахматова? Ан-нет, Пожарский видел в нем пользу и требовал от князя соблюдения договоренностей.

— Игнат, да ты пойми меня. Не могу я отдать свою дочь за его бестолкового братца. Ты понимаешь, какой репутационный урон я понесу?

— Плевать я хотел на твою репутацию! — выпалив это, Пожарский на миг стушевался, ведь репутация в мире аристократии не пустой звук. — Думаешь, тебе сойдёт это с рук?

— А кто мне запретит нарушить свое обещание? Ахматов? Или арбитры? Теперь я в курсе, что от меня хотят избавиться. Предупрежден, значит, вооружен. Не так ли? К тому же ты знаешь мои возможности.

— Знаю, знаю. Но предупредил тебя Лев. А это стоит многого.

— Да срать я хотел на заносчивого простолюдина. Ахматову дали задание моей ликвидации, но тот понял, что не справится и поэтому решился на диалог со мной.

— Тут ты ошибаешься, — лукаво улыбнулся Пожарский, подлил коньяка в пустой бокал. — Я разговаривал с ним. И знаешь что?

Романов заинтересованно подался вперед. Ему действительно было интересно узнать детали разговора от того, кто всегда добивается истины. Ведь и сам князь не до конца понимал мотивацию этого сомнительного персонажа.

— Ахматов вынужден работать на арбитров. Тебя не стал убивать по двум причинам: считает, что Романовы нужны государству, и вторая причина — перед смертью пытается обеспечить своим близким достойное существование. Именно поэтому он попросил женитьбы. И поверь мне, захоти он кончить тебя, сделал бы это.

— С чего такая уверенность? — скептически хмыкнул князь, пригубив дорогого коньяка.

— Потому что я знаю. Помнишь то местечко в Хакасии?

— Аномалия, где младенцы рождаются с узорами?

— Именно. Около сотни одаренных из тех мест перешли на служение Ахматову. Туманники, лекари, высокоранговые граверы, уникальный кузнец и даже пейрам.

— Пейрам? Такой же как ты? — удивился князь.

— Не такой же, но тоже очень сильный одаренный.

— Но как⁈ Как ему удалось переманить их к себе?

Пожарский выдавал информацию порциями — сохранял интригу. Ему нравилось видеть недоумевающее выражение лица своего друга. Впрочем, когда его люди начали давали информацию о скромном предпринимателе Ахматове, князь реагировал точно так же. А ведь он повидал на своем веку многое.

— Знаешь, какой у него дар?

— Слабенький хронум он, — сказав это, Романов непроизвольно скривившись от недовольства, ведь на самом деле он так не думал.

— Сам-то веришь в это, Степаныч? Не ты ли мне рассказывал детали встречи в ресторане? Где Ахматов лично расправился с твоими головорезами. Он уже далеко не слабый хронум. Осведомители выяснили детали его пребывания в Хакасии. Помнишь детскую сказочку про Воина Света?

Романов отрицательно покачал головой.

— Не помнишь? Почитай на досуге. Он убедил местное племя, что он Воин Света, и они пошли за ним. По неподтвержденной информации у него даже аналитик есть.

Дорогущий коньяк пошел через нос, и Романов закашлялся. Ладно лекарь, лекари — не редкость, туманники и сильные граверы… Такого добра и у князя немало. Но аналитик!

— Да ну не может быть! Надо ехать в Хакасию и вербовать остальных. Если у него получилось, то и я смогу.

Князь забегал по кабинету, но довольный произведенным впечатлением глава СИБ осадил своего друга:

— Ты Воин Света? Нет. Сиди тихо и не высовывайся. Вообще-то тебя считают убитым, если ты забыл.

— Да, да. Чего это я… — спохватился князь. — Что-нибудь еще расскажешь про моего будущего родственничка?

— Хех, присаживайся. На вот, сам смотри.

Пожарский протянул Романову электронный планшет, на рабочем столе которого красовалась одна единственная папка с названием «хронум». В ней содержались фото- и видеоматериалы от осведомителей, а также досье на Ахматова и аналитические справки.

Вначале Романова заинтересовало видео с говорящим названием «Давид против Голиафа», где с камеры дрона велась съемка битвы на заброшенном заводе под Петербургом.

Князь досмотрел видео до конца, множество раз перематывал запись, останавливался на сильных моментах, требовал пояснений: так ли оно было на самом деле или это видеомонтаж. Пожарский улыбался в ответ и монотонно отвечал одно и то же: «Да, так проявляется дар хронума», «Да, Лев высасывает жизни», «Не знаю я, что жертвы видят в его глазах». И так по кругу: Романов охал и ахал — Пожарский ему пояснял.

— Однако… А его брат тоже неплох. С пятым рангом так долго противостоял более сильным одаренным.

Романов уже начал свыкаться с мыслью, что Олег Ахматов — будущий зять.

— Так, а тут что у нас? «Хакасия. Хронум уже не хронум», — зачитал он вслух название другой видеозаписи.

Видео было смазанным, сделанным на старую камеру с маленьким разрешением. На нем Лев принял облик ангела с крыльями и наказывал какого-то наглеца. Это произвело самое сильное впечатление на князя. Ведь такого дара попросту не существовало. Не могли люди иметь крылья.

Дальше один за другим пошли аналитические справки и отчеты подчиненных Пожарского. По их мнению, косвенным и прямым признакам, Ахматов был замешан в биржевых спекуляциях (весьма грамотно реализованных), убийствах аристократов, а также в рейдерских захватах. Теперь Романов не думал о будущем зяте, как о голодранце с улицы. У Ахматовых была целая бизнес-империя, о существовании которой князь и не догадывался.

Переваривая полученную информацию, Александр Степанович долго молчал, оценивающе рассматривал фотокарточку Олега Ахматова.

Он любил своих дочерей. Его преследовало желание выдать Ольгу (две старшие уже были замужем, а младшие не достигни совершеннолетия). Но не за простолюдина. Как бы Романов не лгал себе, что все дети для него равны, Ольгу он любил больше остальных, и партию желал найти ей под стать. Однако и просьбу друга он не мог игнорировать. Игнат не ошибался в людях и плохого ему не советовал.

Но что, если…

— Данилыч, что ты имел ввиду, когда говорил про смерть Льва? Это была метафора?

— Нет. Он на грани смерти. Отравлен черной магией. И даже мой лекарь не смог ему помочь.

— Ого! — удивился князь, — Так ты и лекаря ему выделил? Значит, он действительно представляет интерес.

— Алексиса Габриаскаса.

Это имя было знакомо князю Романову. Грек по происхождению — лекарь двенадцатого ранга. Его услугами пользовались многие влиятельные рода. В том числе и его род.

— А черная магия? Что это?

— Древнее зло, Саш. Нет времени рассказывать. На досуге почитай про гробницу Тутанхамона, и что случилось с археологами после ее открытия.

Зеленая кнопка коммутатора загоралась уже в третий раз, а это значило, что его секретарша настойчиво просила отклика.

— Ирочка, я вас слушаю.

— Игнат Данилович, вы просили сообщить о прибытии Скворцова

— Да, да, пусть заходит.

— Саша, спрячься пожалуйста за ширму и не высовывайся. Скворцов как раз занимается делом Ахматова. Думаю, тебе тоже будет интересно послушать.

Князь что-то буркнул недовольно своему другу, но сделал, как он просил.

Глава 7

Эта ночь была бессонной. Ни Аликперов, ни мои люди не смогли выяснить личностей нападавших. Вообще никаких зацепок. Будь то аристократический род или организация, наличие в их рядах одаренных-менталистов всячески скрывалось. Потому как менталист, с таким даром априори вносился в реестр и в дальнейшем шел только на госслужбу.

Мне срочно требовался человек с таким же даром, поэтому я попросил Астая содействовать в этом вопросе. По его словам, в Сые жили сильные хакасы с похожим даром, но ни о каких мыслеконструкциях он не слышал. То были заклинатели животных, занятые обычным ремеслом вроде охоты или рыбалки, но никак не боевые единицы.

Сучий Голицын, решившийся на диверсию в мое отсутствие, мог бы мне помочь с этим, но он был мертв. После нападения на усадьбу, люди Вагита Юнусовича разобрались с ним прежде, чем тот успел покинуть страну.

Осознавая собственное бессилие, я дал Кате с раннего утра задание закупить нужное количество амулетов защиты.

Она просила дать время на закупку. Объясняла тем, что в свободном доступе товара в таком количестве не найти, а на черном рынке стоить будет дороже, но я был непреклонен. Сегодня нас спас Коняшка, завтра его может не быть рядом, и что тогда? Ждать, когда очередная группа диверсантов вырежет под корень весь сквад? А вместе с ним заодно и меня!

Еще было Суходольское… Ублюдский виконт не торопился подписывать документы о передаче прав собственности. Он меньжевался, ссылался на занятость и не принимал мои звонки. Поэтому первым делом я поехал именно к нему, взяв с собой Залевскую и двух своих телохранителей. Катя разбиралась в вопросах документации, а две бестии изнывали от скуки и с самого утра не отходили от меня ни на шаг, объясняя это тем, что мне грозит опасность.

Опасность, мать его! Я сам себе маленькая армия! Но после бесконечного бабского нытья, я сдался и взял их с собой. Егору настрого запретил покидать усадьбу и быть начеку.

Я был на взводе. Настроение сегодня было оторвать кому-нибудь голову. А наглый виконт как нельзя кстати подходил на роль жертвы.

— Виконт Суходольский сейчас занят, — пропела его секретарша, будто бы сошедшая с обложки модного журнала.

За меня ответила Роксана, приведшая себя в боевой вид после Сыи. Она облачилась в свой любимый кожаный костюм, не преминув надеть его на голое тело (костюм, конечно был сногсшибательным, подчеркивал все ее прелести). Черное каре подчеркивало ее индивидуальность. Дополнял образ макияж в темных же тонах, придавая аутентичности ее образу безбашенной суки. Марина на ее фоне казалась институткой. А Катя морщилась и плевалась от ее вида. Впрочем, и образ Марины ее тоже не вдохновлял.

— Скажи своему боссу, что приехал Ахматов.

— Степан Дмитриевич уже осведомлен о вашем прибытии, но принять он вас не может. По крайней мере, не сегодня.

— Пусть вытаскивает свою задницу из мягкого кресла и встречает Льва Константиновича, сука ты тупая!

Не скажу, что мне не понравился ее подход. Роксана была раздражена. Все мы были на взводе после минувшей ночи. Все понимали значимость сделки и старались в меру своих сил.

Секретарша была непреклонна:

— Степан Дмитриевич не может вас принять.

Одним резким движением Окси выхватила откуда-то закругленные клинки, приставила их к горлу. Секретарша взвизгнула в испуге. Бедняга. Я же неотрывно смотрел в камеру, испытывая виконта на прочность.

«Ну же, не доводи до греха, виконт. Тебе это не сойдёт с рук».

Меня неприкрыто динамили. Не удивлюсь, если здесь замешан был кто-то еще.

Немного погодя двери кабинета все же распахнулись, появился недовольный виконт. Я уверился, что сексапильная блондиночка была ему дорога. Что ж, если переговоры зайдут в тупик, я буду вынужден ее использовать.

— Что тут происходит⁈ — состроил недовольную рожу виконт.

Я подошел к нему вплотную, затянулся сигаретой, пыхнул ему в лицо едким табачным дымом.

— Да как вы смеете⁈

Последнее слово было сдавленным, ведь я крепко сжал ворот его рубахи и бесцеремонно толкнул обратно в кабинет. Жирная туша виконта повалилась. Я закрыл за собой дверь.

Обстановка кабинета была аскетична: стол, стул, мягкий диванчик в углу, на котором он наверняка трахал свою секретаршу, стеклянный шкаф. Из него я по-хозяйства достал бутылку дорогого виски и пару бокалов.

— Будешь?

— Кто вы и что вам нужно? Немедленно покиньте мой кабинет!

Виконт все еще продолжал лежать на полу, не в силах поднять свое грузное тело. Я взял стул, и поставил его таким образом, чтобы ножки прочно фиксировали аристократа в распятом положении. Налил себе виски и уселся сверху. Сразу установил прямой зрительный контакт, готовый в любой момент запустить исповедь. Суходольский только сейчас начал осознавать патовость ситуации. Он забился в истерике. Начал звать на помощь.

— Ты ведь знаешь, кто я. И что я сделаю с тобой, попытайся ты совершить глупость.

Я говорил вкрадчиво, смакуя каждое слово. Что греха таить, такими мне аристо нравились больше.

— А теперь рассказывай мне, для чего ты тянешь время?

Виконт блымкал глазами, явно не понимая о чем речь. Пришлось пояснить:

— Я купил Суходольское. На твой счет упала крупная сумма денег. Упала же?

— А-аа! — до него наконец начало доходить. — Да, да, деньги пришли. Но я не тянул время, уверяю вас! Просто нам нужно было снять недвижимость с учета, а эти процедуры…

И он начал рассказывать мне про «сложные» бюрократические процедуры по передаче прав собственности. Но что это за процедуры, я уже не слушал. Я смотрел ему в глаза и не понимал, что я вижу. Картинки из его жизни проецировались на его зрачок, но они были перевернутыми и потому непонятными. Что бы это могло значить? Хронум стал сильней, а потому исповедь эволюционировала?

У меня вдруг возникло сильное желание провести ее (исповедь). Я вспомнил то чувство удовольствия от поглощения чужих жизней. Такое сладкое, манящее, сродни сексу. Наверное, такие же чувства испытывает читатель, открывая свежую главу любимого автора, или матерый наркоман в предвкушении дозы.

Это чувство длилось недолго, ведь виконт начал что-то подозревать, выстраивать со мной диалог, а когда понял, куда я смотрю, снова забился в истерике и начал усиленно мотать головой.

— Нет, нет! Палач, не трожь меня! Нет! Я все подпишу!

«Палач, значит? То есть, этот ублюдок с самого начала знал, кто я такой».

— Да успокойся ты, — потерял я к нему всякий интерес и помог встать на ноги. — Подпишешь, значит?

— Да, да, я все подпишу!

Крупные капли пота выступили у него на лбу. Я протянул виконту виски, и тот дрожащей рукой вцепился в бокал. Был слышен звон стекла о его редкие желтые зубы. Затем я налил ему еще.

— Катя, зайди сюда, — повысив голос, обратился в закрытую дверь.

Дверь распахнулась, показались любопытные мордашки девчонок. Залевская уверенной походкой подошла к столу, деловито принялась раскладывать бумаги.

— Виконт все подпишет. Правда же?

— Конечно! Прямо сейчас все и оформим, — он промокнул галстуком лоб и налил себе еще.

Хотелось выбить из него правду с помощью Астая, но я посчитал это лишним. Ведь что он сделал? Тянул с подписанием документов? Наверное, так поступил бы каждый аристократ, чувствую свое превосходство.

Спустя полчаса, когда документы были подписаны, а записи с камер наблюдения стерты, Суходольский тяжело рухнул на стул.

— Лев, это не сойдёт тебе с рук. Я обязательно доложу наверх о твоей наглости и Организация примет в отношении тебя санкции.

Я хищно улыбнулся:

— Что ты сказал?

— Организация тебя накажет.

На этих словах он прикусил нижнюю губу.

«Что, сука, лишнего взболтнул?»

— Молох, ты здесь?

Я чувствовал его присутствие, но тот решил быть в тени — избегал камер. Сейчас же, когда камеры были выведены из строя, а виконт выдал своих хозяев, я решил подзаработать себе баллов к личному делу.

— Здесь я, — старец появился совсем рядом со мной, пожирая виконта кровожадным взглядом.

— Ты знаешь, что нужно делать… Не забудь сообщить кому нужно о моей сознательности.

На этих словах, я вышел вслед за довольной собой Катей. Она лучилась белоснежной улыбкой. Что ее так радовало? Заключение сделки? Мои действия? Или же все вкупе произвело на Залевскую должный эффект?

Так же отметил для себя недоверчивый взгляд Роксаны, косящейся на Молоха. Видимо, девушка посчитала его туманником и оценила ранг его дара. Я бы и сам хотел его узнать. Но Молох не был туманником.

Седовласого контролера я оставил на виконта не просто так. Пока я подыхал на кушетке, залитый гипсом и перетянутый бинтами, этот подонок (а иначе его не назовёшь) зачитывал мне «Положение Организации». Тогда я проклинал ненавистного мне мучителя, хотелось выть волком. Однако кое-какие вещи врезались в мою память. А там четко было сказано: «Члену Организации запрещено выдавать свою принадлежность к ней, а также раскрывать принадлежность к оной других имен в присутствии сторонних наблюдателей. Наказание — смерть».

Сторонними наблюдателями были девушки, находившиеся в тот момент в кабинете. По регламенту предписывалось избавиться и от них, но я был уверен в Молохе. Он уже не раз доказал мне свою полезность.

На улице нас дожидался Валентиныч, резвящийся со Стивом. Я пригляделся к палке которую он бросал. Это была кость. Свежеобглоданная берцовая кость, если меня не подводило зрение.

— Стивен, а ну, дай-ка мне игрушку.

Удостоверившись в своих предположениях, бросил ее в Неву.

— Будь умной собакой, не таскай за собой человеческие кости, — склонившись, назидательно дал ему наставления.

Услышав это, Валентиныч схватился за сердце (симулянт хренов). Обеспокоенная Катя бросилась к своему деду.

— На вот, хлебни, это поможет, — протянул ему свою фляжку.

— Не, не, не! — запротестовал дед и вмиг пришел в себя, — Знаю я, что у тебя там.

Я пожал плечами, сам отпил из нее и скомандовал ехать.

— А разве мы не должны дождаться Молоха? — поинтересовалась Роксана. Старец ее не на шутку заинтересовал.

— Он сейчас занят делом, доберется до усадьбы сам, — я прекрасно понимал возможности Молоха. Часть из них… Ему не требовался транспорт.

Мои мысли были заняты зверушками Стива. Мне срочно требовалось выяснить, какие еще изменения произошли в подземелье с последнего моего визита. Коняшке требовалось лечение, и я хотел отблагодарить его. Это было второе по значимости в списке моих дел.

Мне сыпались звонки, сообщения, письма на почту — от всего этого меня тошнило. Порой я заглядывал в телефон, но не увидев там чего-то действительно важного, равнодушно блокировал экран.

Действительно важным мог стать звонок от Аликперова или какого-нибудь князя.

Улыбнулся своим мыслям:

«Охреневший хронум со своими барскими замашками. Будто бы я сам — титулованная особа».

— Интересно, а какой титул будет у Олега, если женить его на княжне?

Мне и вправду стало интересно, и я задал этот вопрос вслух.

— Муж княжны, — буднично пожала плечиками Катя. — Если она откажется от фамилии, то лишится титула, сохранит девичью фамилию — останется княжной.

Видя мою задумчивость, Залевская театрально закатила глаза.

— Боже мой! Темнота-а-а! А ты знал, что Земля вращается вокруг солнца, а не наоборот? Или, что страусы не летают? А откуда дети берутся знаешь?

Салон «Ауруса» наполнился веселым женским смехом. Смеялась даже Роксана, только недавно покинувшая глухую тайгу (видимо, и она знала ответ). Я демонстративно отвернулся к окну, хотя меня самого забавляла эта ситуация. Не забивал я свою голову светской херней, хотя и мог назвать десять знаков после запятой у числа «Пи». Ну хоть Стивен мне не язвил, и то ладно.

Дома меня ждал сытный обед в исполнении Нонны Владленовны, затем была процедура забора крови и озвучены результаты прошлого анализа: «Клетки восстанавливаются с поразительной быстротой. Количество чужеродных примесей упало до восемнадцати процентов». Не знаю, как Матвей замерял процентовку чужеродных примесей, наверняка на ходу выдумывал.

Тот же Матвей просканировал мое тело, сообщив, что энергоядро и путеводные каналы не имеют аномалий.

— Вам следует отблагодарить Екатерину Залевскую, — пробурчал Матвей.

Вот только мне не нужно было говорить о таких простых вещах. Еще утром я позвонил в Тольятти и сделал спецзаказ на новенький электрокар. «Красненький».

По поводу существования этого цвета у нас с Катей был давний спор. Залевская убеждала меня, что он существует и находится где-то между инфракрасным и алым. Когда я описывал заводчанину свои хотелки, он долгое время тяжело дышал в трубку, обдумывая, что мне ответить. Послать своего работодателя директор завода не мог, но очень, видимо, хотел. В итоге выдал что-то невнятное, вроде: «Не обещаю, что получится подобрать нужный цвет, но постараюсь сделать все возможное».

Мой бизнес… Я совсем забыл о его существовании. Всем занималась Катя. И как она только справлялась? У нее, конечно, были подчиненные, но все же… Раньше эту ношу тянул Вертецкий, а тому опыта было не занимать. Мне требовалось срочно проехаться по городам нашего присутствия вместе с новым казначеем. И начать я планировал с табачного завода, на который посетовал князь Пожарский (мол, табак у тебя сырой).

Когда с лечебными процедурами было покончено, я пошел искать Стивена. Долго искать не пришлось. Он находился в беседке, беззаботно жевал конфеты с рук Залевской. Я позвал его с собой, и мы пошли к его берлоге.

Стивен украдкой бросал на меня виноватый взгляд. В ожидании ругани что ли? Хрен проссышь, что у собакена в голове. Что я мог требовать от твари, некогда живущей в аду? Человеческого отношения к своим питомцам? Не думаю, что в аду к нему самому относились по-человечески.

— Хозяин, там у меня… не прибрано. Может, завтра?

Я остановился. Но не из-за просьбы Стивена, а потому что шел с пустыми руками. Вернувшись в дом, собрал два пакета еды. Мясо, хлеб, молоко, овощи и фрукты, немного сладостей.

Стивен тем временем ушмыгнул в подземелье раньше меня. Вернувшись к зверодомику, я с любопытством рассматривал внешние его изменения.

Вход в логово расширили, установили свежую деревянную дверь и крепкий короб. В грунте вырезали широкие лестницы, сбоку располагался пологий пандус для ползающих тварюшек. Пока я рассматривал детали, распахнулась дверь и из темноты поползли кротоголуби, волоча за собой кошачьи шкурки, набитые землей. Увидев меня, звери остановились и начали что-то недовольно пищать. Я, кажется, понимал их. Они сетовали на невыносимые условия труда.

Освободив их от ноши, я высыпал содержимое за бортик, а сам позвал зверушек за собой.

У входа стоял Коняшка. Измученный, раненый и покорный. В его мутных глазах, пораженных катарактой, читалась вселенская грусть. Он услужливо склонился предо мной и жестом руки пригласил войти внутрь. Я уловил его голодный взгляд при виде еды.

Мы спускались все ниже и ниже. И не было необходимости пригибаться, как я делал это раньше. Сейчас тоннель был рассчитан на габариты взрослого человека.

Достигнув главного зала, я увидел здесь то, чего никак не мог ожидать. Здесь находился Астай, трудился в поте лица. Он орудовал рубанком по столешнице, не замечая моего появления. В стороны летели стружки, которые тут же собирали маленькие работники Стивена. Среди прочих здесь была и Герда, внимательно наблюдавшая за действиями старого пейрама.

Под моей ногой предательски что-то хрустнуло, Герда повернулась на звук и, кажется, обрадовалась, увидев меня. Смиренно склонив свою собачью голову, она подошла ко мне и грохнулась на колени.

Мне стало не по себе. Грязная, в серых лоскутах старой одежды. На ее некогда прекрасных грудях проступали свежие синяки и кровоточащие порезы. Когда она подняла голову, глаза миловидной дворняжки были влажными от слез.

Она пыталась что-то мне сказать, но из ее собачьей пасти слышалось лишь поскуливание.

— Хозяин, она хочет сказать, что извиняется за предательство и готова искупить свою вину.

В подтверждение слов Стивена, Герда завиляла хвостиком и несколько раз кивнула. Я был потрясен этой картиной. Астай между тем продолжал активно выстругивать стол, не замечая моего присутствия.

Я медленно опустил пакеты с едой, и некогда красивая сукка (суккуб), а теперь действительно сука, завиляла хвостом еще сильней. Она благодарно лизнула мою руку и принялась рыться в поисках съестного.

Пока она исследовала сумки с едой, моему взору предстали оголенные гениталии бывшей проститутки. Они выглядели… ужасно. Ее насиловали.

Я угрожающе посмотрел на Стивена, и тот понял мой взгляд:

— Нет, нет, хозяин, что ты⁈ Это не я. Это, наверное, Коняшка. У них с Гердой любовь.

Мое сердце сильно защемило, в нем поселилась глубокая тоска. Всеми фибрами души я ненавидел насильников и в целом насилие над слабыми. Знал бы я, что случится с Гердой, ни за что бы не послушал Стива и не отдал бы ее ему на потеху.

Появилось сильное желание придушить сукку и избавить ее от страданий. Но я не решался этого делать.

«Кем ты себя возомнил, гребаный хронум⁈ Ты давал ей жизнь? Нет! Так какого черта решил ее отобрать⁈».

За спиной послышалось фырканье лошади. Я почувствовал пронзительный взгляд на своей спине, лопатками ощутил призрачную сталь. Но буквально на секунду. Она также бесследно исчезла, как и появилась. Нынешний ухажер Герды будто бы понял мои намерения.

Он подошел к ней, скрыл тряпицей ее промежность и легонько коснулся спины. Сукка прекратила рыться, вопросительно посмотрела на Коняшку, держа в зубах сосиску.

Глядя на то, с какой нежностью Коняшка обращался с Гердой, мои предположения о насилии развеялись в прах. Чтобы удостовериться в этом лично, я вернулся в усадьбу и стал просматривать записи с камеры наблюдения.

Минут двадцать я пролистывал видеозапись, но так ничего и не увидел. Да, у них был животный секс с Коняшкой. Настолько животный, что меня мутило при виде этого действа. Но ни о каком насилии речи не шло. У них было обоюдно. А после они миловались, обнявшись. Коняшка был нежен с Гердой.

— Да уж… Ошибочка вышла, — сказав это вслух, я и не думал, что в кабинете будет кто-то еще.

Помимо меня здесь находился Астай, курил свою трубку и внимательно наблюдал за моими действиями. Я и не заметил, как он вошел. Дождавшись, когда я захлопнул крышку ноутбука, он спросил:

— Расскажешь, почему животные Стива находятся в таких поганых условиях? Неужели нельзя было обеспечить им нормальное существование?

— Я просто не успел.

— Распиздяй ты, Лев. Почти такой же, как твой брат, который ничем не занимается, только деньги разбазаривает на женщин, да на выпивку.

Странно, но меня его слова не задевали. Он не первый, кто указывал мне на разгульный образ жизни брата. А со зверинцем Стива я должен был разобраться еще до поездки в Хакасию, а не после того, как Коняшка показал мне свою полезность.

— И поясни мне, за что вы так наказали бедную девчонку?

Он явно говорил про Герду.

— Понимаешь, как было, Астай… Герда… ну это та, что с головой собаки, — решил уточнить для него.

— Я в курсе, что ее зовут Герда.

— Да. Так вот, она работала на меня. Была элитной… кхм, проституткой. Потом она предала нашу семью, и кое-кто из моих близких ее ненароком прикончил, — не стал говорить, что это была Марина, — Стивен попросил Герду в свою коллекцию и до сегодняшнего дня я ее не видел. А сегодня…

— А сегодня тебе стало жаль ее и ты решил облегчить ее мучения. Так? — задал вопрос в лоб проницательный хакас.

И как только пришла ему в голову эта мысль? Я искренне восхитился способностью пейрама выводить людей на чистую воду.

— Так. Хотел, но передумал. Ты поможешь мне с этим зверинцем?

— Помогу, — меланхолично пожал он плечами. — Все равно нечем заняться.

— А что, всех сквадовцев уже проверил?

— Всех, остались Залевские, все трое и твой брат. Может, поговорить с ним?

— Ну поговори, — согласился я с ним.

Удивительно, но несмотря на разницу в возрасте, будучи другой национальности, Астай был близок мне по духу. Мы понимали друг друга с полуслова и даже думали одинаково. Также заметил за собой нежелание подкалывать его, как я делал это в Сые. И все больше проникался к нему уважением.

— Возьми Матвея, пусть подлечит кентавра и проверит остальных. Мне швы их не нравятся. Видел, как они кровоточат?

— Да, тоже заметил.

Мы вместе вышли с ним во двор, покурили в беседке его трубку, более подробно обсудили учиненную им проверку.

По его словам, Егор составил список из тридцати вопросов, а Астай на протяжении почти трех суток тестировал около пятисот бойцов сквада. Под проверку также попала прислуга в доме и даже сам начальник сквада. Егор был сам по себе злобным Буратино, желавшим выяснить истинную причину его преданности Ахматову.

Мне стало интересно, что за вопросы подготовил начальник сквада (аж тридцать!) и я попросил Егора принести мне этот список.

С минуту он мял пожелтевший листок в руках, не решаясь вручить мне его.

— Давай, давай, — поторапливал я очередного мучителя в своем окружении, который, вопреки здравому смыслу и прогнозу погоды (а в Питере становилось холодно), прибежал в армейской майке, сменившей цвет с зеленого на грязно-серый, и в тяжелых берцах.

— Чем занимаешься? — проявил я интерес к нему и пока отложил в сторону лист бумаги.

— Так, знамо чем, Константиныч, на полигоне мы. Сегодня отрабатываем стрелковый бой.

Я пожевал губы, не найдя ему что ответить. Отрабатывают и замечательно. Нужно будет наведаться к ним позже.

— Ну я пошел, что ли? — неуклюже почесал он затылок.

— Ну, иди, что ли, — хмыкнул я в ответ его робости, хотя прекрасно знал, какой Егор борзый в разговоре с другими. Просто два разных человека.

Итак, посмотрим, что тут написано. Я начал зачитывать вопросы вслух:

— Ваше имя, возраст, пол, как давно вы в скваде… Боже, ну что за хрень?

Астай усмехнулся:

— Ты дальше читай, это были разогревочные.

Я недовольно потер переносицу, продолжил чтение:

— Привлекались ли вы к уголовной ответственности? Если да, то по какой статье?

— Как вы относитесь к насильникам и убийцам невинных? Склонны ли вы к сексуальному насилию над женщинами?

Хм, ну это уже по сути. Читаем дальше…

— Смоделируем ситуацию: вы находитесь на войне более года. Близости с женщинами у вас не было все это время. Встретив в заброшенном ауле молодую и привлекательную особу женского пола, как вы поступите? Варианты ответа: а) воспользуетесь ее беспомощностью и совершите половой акт (даже против ее воли); б) пройдёте мимо; в) свой вариант ответа.

— И как отвечали на это вопрос?

— По-разному. Большинство твоих бойцов отвечали правдиво и выбирали первый вариант. Другие выбирали второй, но под истиной быстро меняли свое решение.

— Так в итоге скольких вы отбраковал?

— Одиннадцать.

— Хм, тогда я ничего не понимаю. Ладно, посмотрим, что тут еще…

— Смоделируем ситуацию: Лев Константинович Ахматов в одиночку сражается с превосходящим противником. При этом шансы одержать победу стремятся к нулю. Как вы поступите? Варианты ответа: а) вступитесь за своего командира и, в случае необходимости, отдадите за него жизнь; б) трусливо сбежите; в) свой вариант ответа.

Астай не стал дожидаться моего вопроса:

— Твои люди выбирали сражаться или предлагали свой вариант, но не сильно отличавшийся от первого. Своих соплеменников я в расчет не беру. Они тебя едва знают. Те лучше сбегут.

Я пробежался по всем пунктам, но уже про себя. Вопросы были интересные и, я уверен, не всегда сквадовцы отвечали так, как ожидал от них нынешний глава сквада. Но в итоге наши ряды покинуло чуть больше десятка.

«Что ты делал, Егор? Для чего тебе это было нужно?», — задавался я вопросом, поэтому вызвал его по рации, и когда тот вернулся, спросил его об этом прямо.

— А что тебя смущает, Константиныч? Нормальные вопросы. Во-первых, я искал лжецов; во-вторых, теперь у нас есть полная картина, кто что из себя представляет и как поступит в разных ситуациях. Например, теперь я точно знаю, что Вовку Семакина нужно держать подальше от баб, чтобы ты его ненароком не убил потом. А Костю Жиганова наоборот поставить поближе к тебе.

Он еще много привел разных примеров. А я его слушал и недоумевал. Этот тихоня оказался тем еще самородком. Ведь как точно он давал характеристику тому или иному бойцу или определял его место в будущей структуре. Чертов гений, некогда задвинутый на второй план статной фигурой Колесникова. Но как бы горько это ни было признавать, Егор справлялся куда лучше Дениса. Пока… А там поглядим.

Структура сквада — еще одна тема, затронутая нами в беседке. Я внимательно слушал Егора, не перебивал, в пятый раз сбрасывал назойливый городской номер с множеством семерок в нем.

Егор предложил разделить сквад на три части: первая группа в количестве трехсот десяти человек, наименее мотивированных и преданных мне (в основном бывшие ЧВКашники), должны были стать основной ударной силой, или, иными словами — мясом. Вторая группа, состоящая из чистокровных хакасов и сквадовцев высокого ранга, будет резервной «армией» и вступит в бой после потери первых. Ну, а третьи — элита, спецназ. Их задачей должны стать точечные и скрытные операции.

Отдельной кастой Егор выделил зверушек Стива.

«Их нужно создать не меньше тысячи, а лучше и все десять».

Услышав это, у Стивена (который едва мог считать до десяти) отвалилась челюсть вместе с торчащей из нее мясной костью.

Ну и конечно же хронум, а правильней будет — Воин Света. Ему (то есть мне) предписывалось сидеть на троне и наблюдать со стороны. Егор готовился к масштабной войне, которая, с большой долей вероятности, никак не должна была случиться на территории Российской Империи. Не позволят.

Егор еще много чего предлагал. Построить железобетонную стену, купить истребитель и, в конце концов, запастись урановой рудой. Он, якобы, даже знал, где ее можно подешевле купить.

Я слушал и охреневал. И не только я. Астай порой забывал посасывать мундштук трубки, и табак в ней затухал. Или, наоборот, затягивался так сильно, что долго кашлял. Егора это не останавливало.

Мимо беседки проходили две милые бестии, о чем-то весело щебетали, но, услышав нашего оратора, сильно жестикулировавшего, остановились и позабыли обо всем. Красноречивый Егорушка только раззадоривался, видя, какой интерес к нему проявляет женский пол.

Закончив свой «душещипательный» рассказ, он сдул с брови трудовую каплю пота и застыл в дурацкой улыбке, ожидая, конечно, похвалы?

— Тьфу, ты! — Роксана смачно сплюнула на землю, — Псих какой-то! Марин, пошли отсюда.

Его улыбка сошла на нет. У них с Роксаной что-то наклевывалось (были у меня такие предположения), и услышать подобное из ее уст было очень уж неприятно. Самолюбие главы сквада было явно задето.

— Я что-то не то сказал?

— Как бы тебе сказать помягче? Егор, предложения хорошие, даже очень, но требуют доработки. Вот ты спрашивал у бывших ЧВКашников, готовы ли они становиться мясом? Или у Стивена: сделает он такое количество конструктов? Давай обговорим все подробней в гостиной за тарелкой супа. Я как раз проголодался.

Ободряюще потрепав его по плечу, другой рукой достал доставучий телефон. В десятый раз до меня домогался неизвестный мне номер.

— Слушаю!

— Лев Константинович, это Полунин. Жду вас в отделе полиции с вещами.

— А что будет, если я не приеду.

— Ваше право. Но тогда мы сами доставим вас в отдел.

Его голос не выражал каких-либо эмоций. Старший грандмейстер выполнял свою работу. И я даже догадывался, по какому поводу он меня вызывал. Виконт Суходольский. Чем там у них закончилось с Молохом, я не успел выяснить.

— Подъеду после ужина.

— Адрес вам известен. Ожидаю.

И бросил трубку.

— Сука, тебя еще не хватало! — выругался я вслух. — Кто-нибудь видел Молоха?

* * *

Офисный кластер «Атриум»

крыло виконта Суходольского

После отбытия Ахматова, Молох тут же передал Арбитрам информацию о нарушении «Положения Организации» виконтом Суходольским. Ответ последовал незамедлительно: лишить титульного знака, ликвидировать отступника и избавиться от свидетелей.

У Молоха была отличная репутация в Организации, поэтому ему давался карт-бланш. На той стороне сказали просто: «Действуй по своему усмотрению».

Камеры были отключены, видеозаписи стерты. Оставалось лишь покончить с виконтом и одним-единственным свидетелем.

Вначале он жестоко расправился с аристократом, вследствие чего в кабинете отчётливо чувствовался запах дерьма.

Парализовав виконта ядом лягушки гинко, Молох принялся распарывать мужчину от паха до шеи. При этом он неотрывно смотрел ему в глаза. Молох наслаждался страданиями ублюдка, ведь тот действительно был ублюдком, совершившим за свою никчемную жизнь множество преступлений.

Перед ним стоял выбор: высосать из виконта жизнь или… кровь. Но возобладало чувство жажды по живительной влаге. Обнажив острые клыки, он с жадностью вонзился в артерию. Удовольствие от поглощения чужой крови затуманили его разум. Выругавшись про себя за испорченный вкус от паралитического яда, Молох решил продолжить трапезу.

Следующей жертвой была симпатичная молодая блонда, все еще лежащая в отключке возле своего рабочего стола. Жадно облизнувшись пульсирующей вене на ее шее, Молох со звериным рычанием присосался к ней. Девушка так и не приходила в сознание. Когда он закончил с секретаршей, в его багрового оттенка глазах читалось безумие, а шелковый золотистый халат полностью пропитался кровью.

В этот момент он не мог думать ни о чем другом. Его разум был затуманен, но движения выверены до мелочей.

За свою долгую жизнь он так и не научился контролировать свои звериные инстинкты. Стоило только начать, а остановиться Молох уже был не в силах.

Стерев кровавые следы с губ, он шагнул дальше по коридору в поисках очередной жертвы.

Глава 8

Следственный изолятор «Кресты»

— Лев Константинович Ахматов?

«Сука, да он издевается⁈»

Полунин держал в руках мой паспорт, небрежно мял его страницы, напряженно посматривал на меня исподлобья. Тяжело вздохнув, я принял его игру. Надолго ли меня хватит?

— Да, это я. С кем имею удовольствие говорить?

Он нахмурился, откинул документ в сторону и скрестил пальцы между собой.

— Как меня уже тошнит от тебя, гребаный ты хронум! — процедил это с такой лютой ненавистью ко мне, что не смог контролировать густую слюну, стекающую на подбородок. — Вот здесь мне уже сидишь со своими выкрутасами! — судорожно постучал себе по кадыку ребром ладони.

— Поверьте мне, я тоже не испытываю к вам симпатии. Особенно после того раза.

Я все еще пытался сдерживаться.

— С удовольствием бы повторил!

Эти его слова сработали для меня, как триггер. С новой силой пронеслись воспоминания, как под тяжелым ботинком грандмейстера хрустели мои кости, а сам он при этом не скрывал злорадной улыбки. Я мгновенно вспылил и меня понесло:

— Попробуй! Только знай, в этот раз твой хладный трупик, иссушеный до ебучей мумии, будут отдирать от кафельной плитки вместе с дерьмом!

— Угрожаешь мне⁈

— Да!

— Сука охуевшая!

Разговор не заладился с самого начала. Но я и не скрывал свою ненависть к нему. Полунину нужно было думать раньше, прежде чем говорить такое. Конспирация конспирацией, но этот ублюдок приложил максимум усилий, чтобы я как можно дольше провалялся на больничной койке.

Но не прошло и недели, как снова появился я. Такой живой и невредимый, улыбающийся на все свои тридцать два зуба. И такой… бесящий!

Минуты две мы мерялись с ним взглядами. Полунин не выдержал первым:

— Суходольского ты кончил?

— Не понимаю, о чем вы.

— Где его труп⁈ И трупы еще восемнадцати его подчиненных? В крематории сжег?

— Не понимаю, о чем вы.

Я слышал скрежет зубов старшего грандмейстера и думал о Молохе, который определенно переборщил с количеством жертв. И ведь крематорий не покидал усадьбы… Как он избавился от трупов? Чертов Молох со своими тайнами!

Возникало еще множество вопросов:

Почему мною занимался именно Полунин? Каждый раз я попадал именно к этому ненавистному мне ублюдку.

Сколько еще продлится тотальный контроль над моей скромной персоной? А главное: чем закончится эта встреча?

У меня была такая крыша, о которой я и мечтать не мог, но всему есть разумная мера, Сегодня убили восемнадцать, завтра тридцать шесть, а послезавтра под усадьбой будет валяться сотня трупов. И что тогда?

«Восемнадцать, сука, человек! Зачем стольких убил, Молох⁈», — никак не мог предположить я.

— Где взял деньги на покупку Суходольского?

— А вас это ебать не должно!

Сам себя я не мог узнать в эту минуту. Такую ненависть я испытывал к грандмейстеру, что обидные слова слетали с языка раньше, чем я их успевал придумать.

— Ты!

Полунин сжал кулаки с побелевшими костяшками, вылетел из допросной, сильно хлопнув за собой железной дверью. В коридоре долго еще слышались удаляющиеся звуки его ругательств в мой адрес.

Так я просидел минут десять в одиночестве, после чего в помещение вошел молодой курчавый полисмен. Паренек лет двадцати-двадцати двух, аккуратно разложил на столе какие-то бумаги и принялся заполнять их, периодически обращаясь ко мне за разъяснениями.

ФИО… Дата рождения… Место жительства… И так далее. Потом он взял с меня пояснения по поводу моего визита к виконту и попросил расписаться.

После этого меня отпустили.

Набережная Невы встретила холодным северным ветром.

— Отлично, хронум. Хорошо справился.

Я даже не дернулся, услышав спиной слова Молоха. С некоторых пор я стал различать его едва слышное дыхание. Молох был в допросной с самого начала.

Вообще все мои чувства обострились вместе с рангом. Поначалу я не замечал ничего особенного, пока однажды, будучи у себя в кабинете, не услышал кухарку, стонущую от страсти под моим братом. Я тогда сильно удивился наглости Олега. Мне показалось, что они находились в соседней комнате. Моей комнате! Каково же было мое удивление, когда я отыскал их в подсобке цокольного этажа. Цокольного (!), мать его, этажа! Также усилилось зрение и вкусовые рецепторы. Даже секс стал другим. Более ярким, что ли.

— Зачем ты убил так много людей?

— Свидетели, — безучастно пожал он плечами.

— Ясно.

Не верить словам Молоха не было причин. Всякое могло произойти после нашего ухода.

— Так мне полагается новая медалька от Организации?

— Нет. Но тебе дали очередное поручение. Если его выполнишь, с большей долей вероятности получишь повышение.

— Хм…

Мы простояли еще минут двадцать. Молох не стал раскрывать детали задания, а я смотрел на другой берег. Видел лица людей, гуляющих по набережной, в деталях рассматривал оперение мелких птиц. Стоило немного сфокусировать зрение, и предмет обретал четкие очертания. Мне чертовски нравился этот вновь приобретенный навык.

— Так и будем стоять или домой поедем? У меня как раз сериальчик должен начаться.

— Раз сериальчик, то поехали, — бросил окурок в Неву (удивился своей безалаберности, ведь раньше я так не делал) и пошел в направлении «Ауруса», где меня дожидался дед Залевской. Другим домочадцам в телефонном разговоре приказал не покидать усадьбы. Не то чтобы я опасался за их жизни, нет. Просто делегации мне не требовалась.

Только Стивен ослушался (или ему просто не довели), приехал меня встречать. Смешно было наблюдать, как он метался между мной и прогуливающимися по набережной суками в дорогих ошейниках. Попытался поманить его конфетой. И попал в точку! Конфеты он любил больше текущих сук. Не в меня собакен пошел, не в меня…

Женщину хотелось неимоверно!

Когда я набирал Залевскую, та интригующе сообщила, что дома меня ожидает сюрприз. Очень надеялся, что это будет секс. В предчувствии приятного вечера я захлопнул дверь авто, и мы тронулись.

В салоне автомобиля Молох наконец вышел из невидимости. Мне сразу же бросился в глаза его моложавый вид: морщины разгладились, и лицо посвежело.

— Мне кажется или ты сбросил лет, эдак, десять?

— Я все такой же старый, как и раньше. Показалось тебе, хронум. Лучше скажи мне, почему ты не носишь с собой скипетр?

— Ну почему же не ношу? Ношу. Но только в усадьбе. Ты ведь сам просил спрятать его подальше от чужих глаз.

— Говорил, — согласился со мной Молох и многозначительно погладил свой бесформенный посох. Дальше он задвинул ширму, разделяющую нас с водителем, и поудобней перехватил его в руках. На моих глазах посох начал трансформироваться в точно такой же скипетр, как у меня.

Затем скипетр начал обретать другие формы: меч, булава, наруч, шлем и в конце трансформировался в массивную печатку. Он положил ее в ладонь на уровне моего лица. Волшебство продолжилось…

Печатка засияла перламутровым блеском и начала менять форму, цвет. На дигеле появилась гравировка с двуглавым орлом, затем рисунок начал меняться и обретать новые формы, пока не появилась смешная морда Стивена. Настолько реалистичная, что я, потрясенный, смотрел, не отрывая взгляда. Нарисованный Стивен подмигнул мне, и перстень начал увеличиваться в размерах, обретая изначальный вид скипетра.

Нечто подобное я уже видел в пещере Улуг Хуртуях Тас. Тогда «Царь» сражался с гигантскими котами, используя скипетр в качестве оружия. Оно обретало немыслимые формы в его руках. На фоне «Царя» Молох выглядел дешевым фокусником, но и того, что он показал, было достаточно, чтобы произвести на меня сильное впечатление.

— Намек ясен?

— Какой к черту намек, Молох? Носить магическую штуковину на пальце? Тут много ума не нужно! Научи меня делать такие же фокусы.

— Фокусы, значит? Это магия, Лев, — Молох назидательно поднял палец вверх. — Первородная магия, заключенная в куске металла. Соединись со скипетром, докажи ему свою преданность, и он откроется тебе.

Наличие посоха могло объяснить сверхспособности Молоха, показавшего минимум два дара: туманника и одаренного стихии молния, что в принципе казалось невозможным.

Я хотел разъяснений, спрашивал Молоха, но тот потерял ко мне интерес, приоткрыл ширму машины и начал вести непринужденную беседу с Валентинычем.

Я раздраженно хмыкнул про себя: «Беседа ни о чем».

Теперь я по-другому взглянул на старика. Да, он определенно был стар. Даже с учетом чудесного омоложения (в чем я был уверен), он выглядел лет на шестьдесят пять-семьдесят. Но повадки выдавали в нем древнего старика, жившего на Земле по меньшей мере несколько столетий.

Откуда я мог знать, как должен выглядеть древний старик? Знал и все. И все же, как прожить столько лет? Невозможно!

Молох был безучастен. Его движения были скупы и расчетливы. В нем не била жизненная энергия ключом, лицо оставалось безэмоциональным в любой ситуации. Но и он имел свои слабости. Как оказалось, Молоха интересовали дурацкие сериальчики, старые японские аниме, вкусная еда и выпивка и, кажется, женщины. Не раз я наблюдал, как он смотрит на Катю. В его взгляде было мужское желание женщины. Марину, а позже и Окси он также вожделел. Уверен, пожелай он воспользоваться ими, я ничего не смогу сделать. Глубина его силы впечатляла, была непостижима. И в то же время он был обычным контролёром.

«Кто ты такой, чертов Молох⁈»

* * *

— Лев, Суходольское теперь наше, можем переезжать хоть завтра! — встретила Залевская меня на пороге усадьбы.

— А, так вот он каков мой подарочек, а я уж было размечтался…

— Я тебя не понимаю. Ты не рад?

— Очень рад, Катя. Но мне подумалось, что под подарком ты имела ввиду мое лечение, которое доставит мне особое удовольствие.

— А!.. О?.. — Катя отшатнулась от меня, прикусила нижнюю губу и скользнула взглядом ниже пояса, где отчетливо виднелись очертания набухшего от изнеможения органа. Проказница-магичка, со своим нестандартным даром, лишь усилила кровоток, отчего резинка трусов сильнее сдавила мой член.

Катя театрально шмыгнула носом:

— Придется подождать, — намекнув мне на какие-то сложности. Искренне надеялся, что у нее не начались эти дни. Да и вообще, разве маг крови не мог правильно отрегулировать свой цикл? И для чего она только добавила давления в паху, мучительница⁈

Залевская взяла меня за руку, повела за собой, заговорщицки улыбалась при этом.

— Сюрпри-и-из! — состроила они гримасу торжества и насильно пихнула в гостиную. Со всех сторон полетели конфетти, а взрывы хлопушек на мгновение оглушили меня.

Нонна Владленовна держала торт с одной единственной свечкой посередине: цифрой ноль.

— С днем рождения! — троекратно в унисон проревело около десятка глоток, а я искренне недоумевал, по какому поводу торжество.

— У меня же зимой…

Кто-то со спины подло толкнул меня лицом в торт, другой же ловко накинул праздничный колпак. В таком нелепом виде я стоял с минуту, пока гости весело ржали над моим видом. Вскоре меня усадили во главу стола, и брат тут же налил мне чего-то крепкого в грузинский рог для питья (подарок от Аликперова).

— А теперь еще раз за моего брата троекратное «Ура»!

Казалось, потолок в гостиной упадет от такого рева. А после последнего протяжного «Ура» треснул пополам хрустальный графин. Я поднял над головой полный до краев рог, и в том же духе рявкнул:

— Ура!

И веселье началось…

Работники кухни принесли десятки изысканных блюд и к ним море разливное алкоголя, на любой вкус. Заиграла веселая музыка. Появился клоун. Клоун, мать его! Уверен, что за этим стоит Олег. Вон как ржет, поглядывая то на меня, то на рыжего уродца.

У меня с детства боязнь этих «созданий». Однажды я стал свидетелем того, как похожий… С хера ли похожий⁈ Да он вылитый, сука, кошмар из моего детства! Густой рыжий парик с маленькой клоунской шапочкой, красный накладной нос и нарисованная улыбка до ушей.

— Брр! — Меня передернуло от его вида.

«Ну, Олег, ну, сволочь! Смейся, смейся! Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда узнаешь о моем подарке».

…Так вот, мне тогда было всего восемь лет. Мы с отцом сняли рожь. Он попросил меня сбегать за водой к роднику, что находился в километре от пашни. Мне нужно было пройти через оживленную трассу. Я беззаботно шел с флягой, напевал что-то детское, а когда вышел на дорогу, стал свидетелем ужасной аварии.

Машина, двигаясь на приличной скорости, на что-то наехала и, слетев в кювет, врезалась в дерево. Я хотел было ринуться на помощь, но вовремя остановился. Из леса вышел клоун с огромным тесаком в руках. Он вынес бессознательного водителя из авто и начал его разделывать прямо на моих глазах. В стороны летели конечности, куски окровавленной плоти.

Клоун заметил меня, но даже не шевельнулся. Он оценил мое тщедушное тельце, издевательски хмыкнул, сложил части тела в мешок и потащил его в лес. Я был ему неинтересен. Однако ужас, что я испытал тогда, навсегда поселил во мне боязнь этих мерзких созданий.

Клоуна не нашли. Полисмены взяли с меня показания. Местность обыскали с собаками, зафиксировали убийство, отыскав кровавые следы в том самом месте, но клоуна так и не нашли.

«Ну, Олег!»

Он уловил мой суровый взгляд и расхохотался еще сильней.

— А у кого это сегодня день рождения? — наигранно улыбался уродец.

— Да вон же, он! — гости дружно указали на меня пальцем.

— С днём рождения, симпатюлька, с днем рождения, бусинка моя, — пропел клоун.

Он, конечно, ерничал, но окружающим это нравилось. Что ж, не будем портить праздник, подыграем.

— Ты уже большой мальчик. А как ты себя ведешь?

— Замечательно.

— Ну тогда у меня есть для тебя подарок. Хм, а где это он? Куда же я его подевал? — клоун начал похлопывать себя по карманам, залез в мешок и принялся шерститьтам. — А, вот, нашел!

Вытащил руку из мешка с оттопыренным средним пальцем. Хотелось изобразить фейспалм. Клоун переключился на очередную жертву и больше меня не беспокоил.

— Ну, как тебе, брат? — Олег, хохоча, подсел ко мне ближе, налил виски.

— Весьма, весьма. В твоем духе. И где ты его только откопал?

— Новые друзья посоветовали.

— Наркоманы и мажорики?

— У-уу, какой ты неинтересный! На-ка, выпей «шотландца».

Звонко чокнувшись о мой бокал, он залпом опустошил свой, ухватил за талию проходившую мимо прислугу-кухарочку и нагло засосал ее в губы. Она ответила ему взаимностью. Это была та самая, которую он имел при любом удобном случае.

Слава Богу, тетушка не застала этого блядства, вовремя уйдя на кухню.

Следующей слово взяла Залевская:

— Лев, ты наверняка не ожидал праздника в свою честь, но позволь внести некоторую ясность. За неполные три недели с момента твоего чудесного «воскрешения» (она показала «гусиные лапки»), у нас произошли значительные изменения. Слишком значительные, чтобы не принимать их во внимание. Перечислять их все займет уйму времени. Поэтому кратко: мы обзавелись новыми друзьями, усилили позиции на рынке. А ты за это время умудрился где-то подцепить непонятную заразу (по залу прошли редкие смешки) и все же вернуться с того света.

Я ее перебил:

— Благодаря тебе.

— Неважно! Хотя… Важно, конечно же, — Катя налилась румянцем, смутившись своим же словам, — Но речь не о том. Я хочу, чтобы каждый присутствующий здесь, поднявший бокал с нами, чувствовал свою сопричастность великому.

Теперь уже я чувствовал себя не в своей тарелке.

— Ты показал нам, каким должен быть настоящий руководитель. Сильным, умным, убедительным — таким, за которым пойдут массы. Мне очень повезло встретить тебя на своем пути. И, я уверена, другие со мной согласятся…

Катя сбилась, Егор перехватил инициативу и громко огласил:

— За великого полководца и стратега нашего времени! За Ахматова!

Гостиная вновь наполнилась звоном бокалов.

Изрядно подвыпив и утолив голод, перекинулся парой фраз с дядей. Хотел узнать у него про нападавших. Но Вагит Юнусович лишь беспомощно развел руками.

Дальше, пересилив себя, я подсел к скучающему Матвею, что, скрестив руки перед грудью, недовольно посматривал по сторонам. Оно и понятно: не было среди моих гостей тех, кто мог бы составить компанию педолекарю.

— Матвей, привет, как наши успехи? К тебе Астай обращался?

— Привет, босс! Да, недавно только вылез из подземелья. Тварюшек подлечил. Настроил им энергоканалы, запустил регенерацию.

— Интересно. И насколько сильная будет регенерация?

— Как у обычного человека. Стивен этот ваш! — Матвей недовольно бросил под стол, где скрывался мой песель, канюча еду у гостей (привычки никуда не девались), — Когда создавал конструктов, забыл им мозги поправить. В итоге, была задействована лишь часть их мозга, отвечающая только за рефлексы.

Звучало интригующе, но требовалось взглянуть самому. Однако Матвей ошибался, говоря про рефлексы. Звери шли на контакт, а Коняшка с Гердой так и вовсе закрутили роман, чего одними рефлексами не добьешься. Решил проверить их с утра. Уверен, что под чутким руководством Астая, зверушек и полечат, и кормить будут вдоволь.

Но что-то меня тревожило. Что-то не давало расслабиться. Рыжий клоун действовал нервирующе. Я уже много раз отвлекался на него, готовый в любой момент провалиться в лимб. Но тот, кажется, явной угрозы не представлял. Показывал дешевые трюки с участием гостей и вообще вел себя, как обычный клоун.

«Ну же, хронум, успокойся. Здесь нет угрозы, — уговаривал я себя. — Детская травма? Смешно же! За тобой тянется кровавый шлейф, а ты напрягаешься из-за какого-то мужика в костюме».

— Детишки, а кто еще хочет поиграть с дядюшкой Гамлетом.

Это он нас детишками называл.

— Лев, иди ты, — толкнула меня под руку пьяненькая Роксана и скользнула рукой (как бы случайно) в область моего паха. Видел сдержанное негодование Залевской, которой явно не нравилась Окси.

— Он, он хочет! — заставила клоуна обратить внимание на меня. Последовало еще несколько подбадривающих фраз от гостей, после чего я сдался.

— Похлопайте мужеству нашего добровольца, ведь сейчас будет фокус с распиливанием!

Я просто ждал, когда же закончится этот цирк. И где его только откопал Олег?

Меня пригласили лечь в черный короб таким образом, что снаружили торчали только конечности. Когда рыжий клоун Гамлет стягивал на мне ремни, фиксирующие намертво, я невольно поежился.

Гамлет начал доставать предметы из своей сумки: игрушечный молот, пластмассовую ножовку, кегли, нижнее белье Залевской (никто этого не понял, только Катя сильно негодовала, ну я, мягко говоря, удивился).

— А обязательно меня так привязывать?

— Бесстрашный хронум бои-и-ится. Детишки, отпустить его?

Хронум… откуда он мог знать, кто я? Если только подслушал разговоры за столом или просто хорошо подготовился. Все же странно это.

— Нет! Не отпускай! Распиливай, давай! — кричали ему изрядно подвыпившие гости, поддавшись общему веселью.

Клоун достал из сумки катану. Для наглядности, что она острая, смачно занюхнул трусиками Кати и порезал их надвое. Публика встретила его действия новыми овациями. Я поежился от напряжения, но продолжал подыгрывать. В какой-то момент Гамлет перестал улыбаться, его глаза наполнились нездоровым блеском. Так хищник смотрит на свою добычу.

— Чего тебе? Что ты так смотришь?

— Златан передает тебе привет!

От его слов я оцепенел. В спину больно кольнуло призрачной сталью. Но было поздно. Почему интуиция меня подвела⁈

Какие-то доли секунды и Гамлет заводит меч за спину. Я дергаю ремни, вкладывая в руки всю силу, но они не поддаются. Более того, я не могу провалиться в лимб, чтобы замедлить время. Узор «спит». Мне остается покорно принять свое обезглавливание от рыжего клоуна. На краю сознания благодарю брата за «щедрый» подарок. Закрываю глаза, прощаясь с жизнью.

В следующее мгновение происходит сильный удар катаной в шею. В глазах темнеет, кровь попадает в трахею, отчего я начинаю захлебываться. Но я все еще жив. Почему?

Звон в ушах не дает понять происходящее. Чьи-то руки бережно подхватывают мою голову. Я пытаюсь открыть глаза, проморгаться, но пелена никуда не уходит. Вместо слов булькающие звуки из трахеи. Второго, решающего удара не следует. Свет меркнет.

* * *

— Матвей, сука! Что ты вошкаешься⁈ Если мой брат умрет, ты пойдешь вслед за ним! — истерично кричал Олег, держа лекаря девятого ранга за грудки.

— Я делаю все возможное, Олег Константинович. Лучше не мешайте мне.

Олег в бессилии припал к стене, медленно сполз с нее.

— Ра-а-а! — вырвался из него крик отчаяния, — Блядство! Что я натворил! Что я натворил⁈

Он прекрасно понимал, что если бы не его дурацкая шутка, ничего бы этого не произошло.

— Успокойся, Олег! Успокойся. Я закупорила артерию. Держу ритм сердца. Лев будет жить.

Катя в эту минуту была менее эмоциональна, нежели Ахматов младший, потому что знала, верила: Льва так просто не убить. И потому что прекрасно видела и чувствовала его кровь. С ювелирной точностью она заткнула открытые сосуды на шее прочной пробкой из кровяных телец. Захоти она избавиться от нее после, эту пробку придется разминать вручную. Настолько плотной она была.

Катя отвлеклась на Олега лишь на мгновение, чтобы он не натворил чего-нибудь еще. Конечно, она была зла на этого дуралея, но, что сделано, того уже не вернуть. А разбираться нужно позже.

Маг крови, как паук, плела новую паутину капилляров, дабы обеспечить кислородом мозг Ахматова. Это была тонкая работа, требовавшая от нее особой концентрации.

Матвей работал с ней в тандеме, как ассистент-геммолог. При этом Катя была тем самым хирургом с многолетним опытом. Он искренне удивлялся способностям пассии своего работодателя. Одной рукой направлял живительную энергию в новые сосудики, напитывая их силой, другой залечивал открытую рану.

Во дворе послышались взрывы. Залевская даже не шелохнулась, невозмутимо продолжила лечение. Мужская часть организованно вывалилась из усадьбы, по рации передали о нападении. Слишком, слишком поздно!

Женщин отправили в цокольный этаж, укрепленный достаточно хорошо, чтобы выдержать взрыв маленькой авиабомбы.

Глядя на то, как Карелина в облике гравера, решительно выскочила во двор вместе с остальными, Олег тоже начал трансформироваться в гравера. Ухватив за рукоять тяжелую палицу, он пообещал себе искупить свой косяк перед братом, даже если для этого потребуется умереть ему самому.

Льва спас Астай, вовремя запустивший катарсис, в результате чего Гамлет мгновенно был выведен из строя. Его мозги попросту спеклись. Из ушей, носа и глаз полилась алая кровь, глаза вспучились от давления. Но острое лезвие клинка все же успело войти в податливую плоть Ахматова, фактически уперевшись в прочные шейные позвонки. Будь он простолюдином, конец был неизбежен.

Действуя на пределе своих возможностей, Астай взял новый ранг. Двенадцатый. А ведь раньше он искренне полагал, что уже достиг предела. Никогда в своей жизни он не реагировал так быстро, как сейчас. Никогда еще он не прилагал столько усилий, чтобы ошеломить противника. Ведь раньше у Астая и не было противников. В спокойной Сые он использовал боевой навык пейрама против диких зверей, и хватило бы пальцев на обеих руках, чтобы сосчитать количество применений. Но с беспокойным хронумом покоя ему не видать.

На улице творилось ужасное. Кто бы мог подумать, что элитный район столицы империи превратится в эпицентр боевых действий? Лев предполагал, что такое может случиться, но Егор считал Ахматова чуточку параноиком и до конца не верил угрозе нападения. Артефактный купол, защищавший усадьбу, мерцал ежесекундно. Сполохи взрывов от крупнокалиберных орудий освещали лица застывших в изумлении людей Ахматова.

Противник бил кучно. Снаряды ложились практически в одну область. Сопоставив в голове эти факты, Егор, будучи отставным офицером, повидавшим не одно сражение, определил, что по ним били из старой гаубицы сто двадцатого калибра, которая все еще находилась на вооружении российской армии.

Не зря ее называли снайперской винтовкой. Опытные артиллеристы могли попасть из такой пушки в горлышко бутылки, а скорострельностью она напоминала автомат, выдавая по шестьдесят выстрелов в минуту.

— Командир, щит долго не протянет!

— Вижу.

Егор ответил отстраненно, высматривая позицию врага. Когда очередной залп орудия осветил кусты на холме, на лице начальника сквада появился хищный оскал.

— Туда, — указал он рукой на возвышенность, — северо-восток, два километра двести метров. Быстро расчехляйте миномет, отрабатываем по площади.

Приказы отдавались четко — Егор быстро оценил обстановку и смог спланировать контрмеры.

— Егор… Их очень много.

Роксана напряженно смотрела в планшет, на котором транслировалась картинка с дрона. Загородный поселок окружали со всех сторон. В тепловизионном спектре виднелись лишь очертания нападавших, но их счет уже велся на десятки.

— «Альфа», «Проксима», занимаем круговую оборону. Роксана, ведем дроны, пусть готовятся принять манну небесную.

* * *

— Мой господин, Лев Ахматов мертв. Гамлет сделал свое дело.

— Это точно?

— Я видел его обезглавленный труп своими глазами.

Первый советник Златана не был до конца уверен в своих словах. Будучи сильным менталистом, он полностью подчинил себе бедолагу, решившего подзаработать денег своим ремеслом, но в последний момент перед ударом картинка смазалась, а менталиста вышвырнуло из головы клоуна. Там работал другой сильный ментал, о чем мужчина не стал докладывать своему господину.

Он просто не мог сообщить жестокому господину иное. Одаренные-мозгокруты были на вес золота в этом мире, но только не для цыганского барона. Он найдет другого, ведь в цыганском племени менталистов пруд пруди.

Споры по этому поводу велись долгие годы. На примере того, что было первым, «курица или яйцо», так же спорили о происхождении цыганского дара. Получили ли его цыгане в результате эволюции, наряду с ремеслом обмана и иллюзий, или же он всегда был с ними.

— Дабулэ чада! — зло выругался барон, глядя на мерцание купола, что никак не хотел гаснуть. — Бейте минометами, увальни! Мне вас учить что ли⁈

Златан лично руководил операцией по уничтожению ненавистных ему Ахматовых. Слишком многого лишился барон в противостоянии с зарвавшимся юнцом. Слишком многого.

Еще совсем недавно в его подчинении была вся столице. Торговля наркотиками, людьми. Барон доил Питер, как молочную корову, а в ответ столица с благодарностью поедала мясо крыс и собак в придорожных забегаловках. А иногда, когда барону было скучно, он распоряжался использовать человеческое мясо. Так он показывал, кто здесь хозяин.

«Ничего, я еще все верну. Ахматов далеко не беден, а все его земли, заводы и люди будут работать на меня».

Барон находился мыслями в промежности сучки Ахматова, которую он намеревался отыметь сам, а потом отдать ее на потеху своим людям. И уже делил имущество почившего ублюдка. Оставалось дело за малым: уничтожить силовое крыло, так называемый сквад, в котором, по достоверным источникам, находилось около полутысячи человек. Серьезная сила, бесспорно. Однако барон возьмет числом. Пять сотен бойцов ничего не смогут сделать шести тысячам опытных вояк.

Рискованно ли это было: сидеть в шатре, попивать чаек и наблюдать за штурмом здания? Определенно. Но что могли сделать ему, барону? Связь подавлена, кабели перерезаны. Безопасники когда чухнут, Златан успеет завершить свое подлое дело и так же скрытно пропасть из столицы.

— Щит погас! Щит погас!

Радовались приближенные Златана, находившиеся в этот момент рядом со своим господином.

— Начинаем, — повелительно махнул он рукой и команды тут же начали дублироваться дальше. — Ровняйте усадьбу с землей!

* * *

Небо черное-черное. Но я точно знаю, что сейчас день. В воздухе сеялся пепел. Нос забит шлаком и перестал различать запахи. Сполохи пламени спорадично освещают поле битвы, усеянное трупами мерзких тварей. Слышны их стоны, треск лопающейся от огня кожи. Кое-где видны тела людей, их лица застыли в жуткой гримасе боли.

Может быть это ад? Мы одержали победу на земле и пошли в наступление? Хотелось бы в это верить.

Но почему я один? Где все? Неужели та горстка мертвых людей, нисколько не похожих на военных, и есть моя команда?

— Сти-и-и-ве-ен!

Кричу в темноту в надежде услышать лай моего верного песеля, но в ответ тишина. Лишь стенания адских тварей, горящих в пламени. Более того, меня пугает мой голос.

— Кха-кха, — прочитаю горло, пробую еще раз, — Стивен. Астай. Хронум, — пытаюсь услышать себя. Последнее вырывается тяжелым баритоном неживого человека.

Я осматриваю себя со стороны, прислушиваюсь к своим ощущениям. Внешне никаких изменений. Только руки крепче стали, и ощущение легкости во всем теле. Такое чувство, что я сутками носил тяжелую ношу, а сейчас избавился от нее. Во рту железный привкус крови, но не моей. Сглотнул комок слюны с кровью — скривился от горечи. По вкусу — кровь Асмодея. На душе всепоглощающая тоска, будто я отрываю от себя что-то, прощаюсь с чем-то или кем-то…

Мысленно уговариваю себя нынешнего что-нибудь вспомнить. Ведь я должен унести в свое время хоть какую-то крупицу информации о будущем. Тщетно. Никаких зацепок. В голове последние события с праздника.

Гребаный клоун!

Заставляю себя оторвать взгляд от адских выблядков, на мгновение задерживаясь на располосованном трупе исполинской нематоды. Кто ее так? Неужели я?

Напрягаю зрение, фокусируясь на более отдаленных участках. Вместе с остротой приходит и умение видеть в темноте. Непроглядная тьма становится похожа на ранний сумрак, становится сероватой. Теперь я могу оценить поле боя. Сотни и сотни разномастных тварей лежат вповалку. Огонь слизывает с них остатки органики. Огонь необычный: оранжевое пламя с зеленой окантовкой. Непохожий на настоящий. От него плавится даже бетон, хотя гореть там нечему.

Вдруг земля начинает дрожать под ногами. В паре километров от меня образуется трещина в земле. Она становится шире и глубже. Обнажается какой-то колодец невообразимых размеров. В небо бьет мощный прожектор, поочередно запускаются десятки ракетных двигателей.

Через несколько секунд из колодца показывается конусообразная конструкция. Как белый кит поднимается над гладью воды, так и это чудо инженерной мысли медленно и чинно выходит из пусковой шахты.

При виде железного исполина, мелькает мысль: «Наше ли это творение или в будущем так выглядит контакт с инопланетными существами?». Но следом по наитию: «Наше».

Хронум ликует. Он чему-то радуется.

«Чему ты радуешься, недалекий? Почему ты не на корабле? Где все?»

Смесь чувств — моих собственных и меня из будущего — хаотична. Я не понимаю мотивации моего перевоплощения. В этой голове звенящая пустота, такая же — в сердце.

— ДОСТАТОЧНО, ХРОНУМ!

Насмешливый голос, подобный раскату грома, прервал мои видения, и крепкие руки потянули меня за плечи обратно.

Глава 9

— Живой! Живой!

Катя встретила меня с влажными от слез радости глазами, припала к моему лицу.

Пронзающая боль мгновенно сковала мое тело. Попытки прощупать кровоточащую рану ни к чему не привели: руки не слушаются меня. Хотя нет, причина в ином: Молох держит мои запястья, дабы я не навредил себе сам.

Во рту все еще чувствуется вкус полынной горечи, что на мгновение сбивает меня с толку (ведь я вернулся обратно). Но взгляд тут же цепляется о пустую капсулу в руках Молоха.

Я харкаю кровью, пытаюсь спросить о происхождении таблетки, не отрывая от нее взгляда.

Ни голос божественной сущности, покровительствующий хронуму (я был уверен, что она мне не враг), ни мои необъяснимые видения не важны в эту минуту, и даже мое ужасное состояние — все ушло на второй план. Меня больше всего интересует наличие уникальной капсулы в руках старца.

На его застывшем, просто каменном лице проскальзывает едва заметная тень самодовольства. Молох читает меня, как раскрытую книгу.

— У меня для тебя припасено еще несколько таких.

Несколько? Я невольно облизываю губы, чем вызываю смятение не только у себя самого, но и окружающих. Ловлю себя на мысли, что хочу эти капсулы, все и сразу. Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю, что горечь во рту как раз связана с поглощением таблетки хронума. Возможно, она стала причиной, по которой меня слишком быстро вышвырнуло в наш мир.

Я слышу скрип новых тканей, восстанавливающихся с поразительной быстротой. Чувствую, как два обрубка срастаются вместе, притягивая мою дурную голову обратно к телу. Таблетка стала катализатором, ускорившим регенерацию, а остаточная энергия ласкает каждую клеточку моего тела, делая ее сильней, крепче.

За всем этим я не замечаю, что дом ходит ходуном. Штукатурка осыпается с потолка. Слышны взрывы чего-то мощного по усадьбе.

Катя улавливает мой встревоженный взгляд. Тяжело вздыхает:

— Лев, это люди Златана. Клоун чуть тебя не убил, а потом они пошли на штурм поместья.

Я было дернулся, но Молох крепко придавил меня сверху.

— Рано. Полежи еще.

Меня захватывает ужасающее чувство собственного бессилия. Я лежу, напитываюсь жизненной силой, неспособный что-либо сделать, а в это время умирают мои верные люди.

— По-мо-ги им! — отчаянно хриплю Молоху, напрягая едва восстановившуюся трахею. Поминутно сплевываю сгустки запекшейся крови.

Молох сдержанно кивает мне и тут же удаляется на улицу.

* * *

Стивен первым пролил кровь противника, зайдя неожиданно ему в тыл. Благодаря разветвленной сети ходов под усадьбой, что прокопали его звери, ему удалось прошмыгнуть через купол и оказаться в соседнем дворе, где он когда-то задавил кота Ваську — своего первого и очень верного помощника.

Васька все еще испытывал теплые чувства к своему прежнему хозяину, поэтому в отсутствии Стива (во время его пребывания в Хакасии) командовал стройкой так, как ему хотелось. А животинке хотелось видеть бывшего хозяина. По вечерам он вылезал из-под крыльца своего прежнего дома, грустно мяукал, вспоминая сытые деньки, но показаться в таком виде старенькому дедку не решался. Васька был умным кото-голубем и знал, к чему может привести такая встреча. У деда слишком доброе, но слишком слабое сердце.

Неудачник, поймавший животом напитанную силой лапу адского пса, остановился лишь на секунду, изумленный картиной выползающих из-под крыльца безобидных с виду зверушек Стива.

— Чего уставился, мясо? — спросил у него овчар, после чего глаза гравера восьмого ранга закрылись навсегда.

— Стивен! Ты как там оказался? — выкрикнул ему из-за купола старый хакас.

Но Стив лишь неопределенно махнул лапой в сторону входа в подземелье и вместе со своим зоопарком пошел в наступление на врага.

— Коняшка, на рожон не лезьте! За каждую мертвую тушку спрошу с тебя, понял⁈

Стивен отдавал команды на бегу. Сам того не осознавая, на подкорке подражал своему хозяину. Его собачье сердце, видевшее за свою короткую жизнь много несправедливости, испытывало отеческие чувства к своим подопечным.

Но кто бы мог подумать, что главный в этом братстве зверей был Васька. Дождавшись, когда Стивен скроется из виду, кот принял командование на себя. В его распоряжении находилось двенадцать мелких зверушек, похожих на него самого, Герда и Коняшка, безропотно передавший ему полномочия.

— Мяу-мяу, мяу-мяу, мяу-мяу-мяу! — принялся он отдавать команды, и всем все было ясно и понятно. Трезво оценив обстановку, он отправил мелкое зверье обратно в норы, рассредоточив их по периметру усадьбы, поближе к поверхности земли. Коняшка же с Гердой остались здесь, спрятавшись в кустах. Так он мог убить двух зайцев: сильные человеческие конструкты сдерживали бы нападение с южного направления и одновременно были надёжной защитой его стариков.

По-хозяйски распахнув входную дверь в жилище прежних хозяев, он сразу направился в спальню, где слышалось безмятежное похрапывание деда. Тоскливо скользнув взглядом по наполненной кормом миске (они до сих пор ждали его!), поборов чувство голода, он бесшумно забрался на подушку и уткнулся мокрым носом в щеку старика.

Закрыв глаза, он наслаждался телесным контактом с тем, кто его никогда не обижал. Васька не смог сдержаться и замурлыкал. Храп прекратился.

— Васенька, это ты?

Дед открыл глаза и уставился на ужасное создание. Маленький зверек очень боялся, что его нынешний вид может ошеломить старика. Но вышло иначе…

— Мой-то ты хороший, что ж они с тобой сделали, изверги?

Дед положил ему руку на голову и стал гладить. Он смотрел на Васю с любовью, нисколько не пугаясь его вида. По морде животного покатилась маленькая слезинка. Васька мяукнул на своем, пытаясь сказать хозяину, чтобы тот спустился в подвал. Но дедушка его не понимал.

Времени оставалось мало, его ждали на улице. Посредством ментальной связи, опутывающей всех созданий Стива в единую информационную сеть, он стал получать тревожные сообщения о первых стычках.

Горестно вздохнув про себя, он сделал то, чего никогда бы себе не позволил в иных обстоятельствах. Спрятав в мягких подушечках острые когти, Васька размашисто ударил по голове деда, и тот снова уснул. Старуху — сварливую жену деда, постигла та же участь.

— Мяу-мяу, — сказал он им напоследок и с крыльца бросился на голову человеку, из чьих рук вырывалось пламя.

«Негоже здесь костры разводить, человече!», — и вырвал ему глаза.

Бойцы сквада четко исполняли приказы. Если старший по оружию будит их среди ночи — молча поднимаются, в огонь — без раздумий. Нужно идти в бой с превосходящим по численности противником — да за милую душу.

Но сегодня все было иначе…

— Это не учения, мать вашу! Разбираем оружие и на позиции!

На случай нападения на усадьбу был разработан специальный план, который не раз отрабатывался ими.

Длинные казарменные здания прилегали вплотную к усадьбе Ахматова, а потому сквадовцы в полной боевой экипировке и с оружием в руках в считанные минуты заняли боевые позиции.

Не было в этом плане только Астая, который проявил инициативу и выпросил у Егора нескольких туманников из числа хакасов, добавив к ним «банду» Мыдырака. Начальник сквада даже вздохнул облегченно, избавившись от бестолкового бугая с таким же бестолковым аналитиком, которых он никак не мог включить в существующую систему сквада.

Наспех соорудив баррикады по периметру участка, граверы заняли свои посты, готовые в любой момент по команде трансформироваться в машины для убийств.

— Мало, слишком мало! — сетовал про себя Егор, глядя на то, как полутысячное войско рассредоточивается вокруг усадьбы.

— Марьяна, ну ты-то здесь зачем⁈ Всем женщинам велено спускаться в подвал!

Прищурившись на один глаз, краснощекая девушка-кузнец закурила ядреную самокрутку и поудобней перехватила свой молот.

— Здесь я останусь, — невозмутимо ответила она Егору, не признавая за ним командира.

— Марьяша, но может послушаешься Егора Борисовича и пойдешь вместе со всеми бабами в дом? — канючил хиленький ухажер Марьяны.

Вынув сигарету изо рта, она крепко засосала «Коленьку» и отправила его самого в дом. Тот не стал ей перечить.

Начальник сквада издал протяжный звук сдувающейся шины.

— Не дай Бог мы лишимся кузнеца. Лев мне этого не простит.

— Как думаешь, он выкарабкается? — с надеждой спросила напряженная Марина Карелина.

— Я в этом не сомневаюсь. Ахматова так просто не убить.

Егор соврал. Да, он тешил себя иллюзией, что и в этот раз с его горячо любимым работодателем — боевым товарищем — другом, все обойдется. Но, сука, с такими ранами не живут! Надежда была только на лекаря.

От разрыва десятков снарядов купол гас, а на его место вставал новый, точно такой же. В коротких промежутках, когда усадьба оставалась без защиты, снаряды ложились на дворовой территории. В большинстве своем они не находили целей, но два осколочно-фугасных попали в усадьбу и частично разрушили второй этаж.

В технической комнате, соседствующей с укрепленным бункером, в котором находились женщины с детьми, в третий раз слышались сильные хлопки. Женщины встревоженно переглядывались между собой, каждый раз, как слышали их. Но когда оттуда доносился возмущенный голос Семена, успокаивались. Живой!

— Да мать его за ногу! Третий уже!.. — возмущался Семен.

Непривычно было слышать ругательства из уст застенчивого паренька, но что он там делал, женщины и предположить не могли. Понимали, очень важное, но что?..

Семен, с лицом, покрытым сажей от горящих артефактов, с всклокоченными, опаленными волосами снова появился у них. Грязная, местами порванная рубашка промокла от пота

— Неполадочка вышла, — улыбался он им, — Я тут кое-что заберу и не буду вам мешать, — в четвертый раз он захаживал к ним, отвешивал реверансы и брал с полки тяжелый слиток артефакта, а потом враскорячку шел с ним на свое рабочее место.

Женщины провожали черную спину со свисающими на ней лохмотьями рубахи жалостливыми взглядами.

В сердцах Сема выругивался на тяжесть артефактов, на их количество (оставалось всего два), на то, что не было перегородки между запитывающей установкой купола и рабочим местом начальника кибер-войска (что бы это ни значило). Такое пафосное название его должности придумал остряк Ахматов-младший. А еще парень сильно переживал, что скажет хронум, когда не обнаружит второго этажа усадьбы. Ведь если бы не заминка Семена после первого разрушения артефакта, ничего бы этого не случилось.

— Соберись, тряпка! — дёрнул себя за ухо и погрузился в процесс.

Но тут зашипела рация:

— Семен, ты на связи?

— А где мне еще быть? — беззлобно огрызнулся парень Роксане (нравилась она ему).

— Поговори мне тут! Отключай купол, будем поднимать дроны.

— А ничего, что за щитом толпы граверов, и как только я отключу, они прорвутся в усадьбу?

— Семен, выполняй приказ! — прорычал уже глава сквада в рацию, и парень тут же нажал красную кнопку.

Купол погас. В небо взмыли десятки дронов, с подвесными гранатами. Много дронов и много гранат. Можно было подождать еще, пока граверы выдохнутся и начнут процесс обратной трансформации, но сейчас требовалось вывести из строя расчеты минометов и главной гаубицы.

Когда сотни граверов ринулись в наступление, сквад уже не мог контролировать атаку. Логика боя выстраивалась как бы сама собой.

На противника обрушился град крупнокалиберных пуль, моментально выкосив слабых одаренных и раня более сильных. Некоторые одаренные были огромны, облачены в технологичные доспехи, внушали собой пиитический ужас.

Зашевелился старый сарай, куда Ахматов был не вхож. По этой простой причине в нем и прятали новенький танк.

С оглушительным ревом, он залихватски повернул дуло в сторону холма и сделал три залпа один за другим.

Головная гаубица замолчала, произошла детонация боекомплекта. Холм расцвел оранжевыми султанами взрыва. Но защитникам не было времени ликовать.

— Семен, восстанавливай купол!

Начальник кибервойск среагировал молниеносно. Миг, и над усадьбой устанавливается купол голубоватого цвета. Надежда еще есть.

— Потанцуем! — в глазах блеснул огонек азарта, и Егор вслед за другими начал перевоплощаться в гравера.

Первые ряды встретили противника грубой силой. Сталь на сталь. Количество прорвавшихся трудно было оценить. Один сквадовец одновременно сражался с двумя-тремя граверами. Только южная стена была практически нетронутой (работали зверушки Стива), а потому часть сил с юга была брошена к главным воротам, куда прорвалась дюжина исполинов не меньше пятнадцатого ранга.

Разбивая вдребезги баррикады, они идут напролом. Цель — усадьба. Блестящие дорогие доспехи принимают на себя свинец и когти граверов-защитников, но прочности доспехов хватает, чтобы защитить их не менее бронированные тела.

Металлические дубины и палицы, под стать исполинам, помогают мгновенно образовать пространство рядом. И плевать, какой на пути одаренный — четвертый ранг или восьмой. Никто не может противостоять живому тарану.

Наблюдая тщетные потуги своих людей, Егор вновь принимает человеческий облик, вышвыривает командира танкового экипажа и сам отдает приказы:

— Бронебойно-подкалиберным прямой наводкой! Огонь!

Из дула вырывается яркий цветок пламени, снаряд летит прямиком в голову одному из граверов, сбрасывая с плеч уродливый отросток. Гравер валится на колени, фонтан крови заливает все вокруг.

Исполины останавливаются в изумлении. Кто бы мог предположить, что у защитников усадьбы найдется целый танк. Секунда промедления стоила им еще одного сильного гравера. А Егор только почувствовал драйв боя, поймал кураж. Он командует экипажу пойти в самоубийственную атаку, выталкивает их наружу, а сам остаётся внутри, на ходу расстреливая остатки боекомплекта. Третий гравер припадает на колено с пробитой броней на груди, четвертый лишается руки.

На полном ходу танк врезается в исполина, ломает ему обе ноги. Машина наезжает сверху, теряет контакт с землей. Правая гусеница перемалывает доспех и плоть гравера. Машина застревает и не может дать назад.

Егор идет на заведомую смерть. И жертва не напрасна — половина исполинов выведена из строя. Разъяренные туши наваливаются сверху, ломают дуло танка. Неистово молотят по корпусу. Проминают крышку люка тяжелыми дубинами.

Егор мысленно прощается с жизнью. Если вновь обратиться в гравера, он попросту застрянет в нем, а на голову упадёт пятисоткилограммовое навершие палицы одного из громил. Но что-то происходит снаружи. Танк перестает трещать, а вскоре и гусеница касается земли, что позволяет дать обратный ход.

С неимоверным усилием он открывает крышку люка, выбирается наружу. То, что он видит там, шокирует. Марьяна, нисколько не изменившись внешне, сражается сразу с двумя неповоротливыми исполинами. Ее движения выверены и легки. Она запрыгивает на спину одному из них, взбирается на плечи. Грациозно вытанцовывает на могучих плечах гравера, держа баланс. Взмах молотом, удар. Череп гравера лопается, как спелый орех, он валится на землю замертво. Марьяна эпично приземляется, с ходу бьет наотмашь в коленную чашечку следующего. Удары сыплются один за другим без остановки.

Ахматов-младший работает в тандеме с Карелиной. Действуя на пределе физических возможностей гравера пятого ранга, Олег бросает в ноги исполина цепные путы с грузиками на концах. Гравер валится с ног, и ему сразу же прилетает в голову шестоперой.

Несмотря на локальные успехи, неприятель давил числом. На глазах начальника сквада, одного из бойцов растягивают в стороны. Он истошно кричит, его прочная кожа рвется от напряжения. Егор бросается бойцу на помощь, на ходу меняя облик, но не успевает. Парень лишается обеих рук и ноги. Его бросают на землю, потеряв интерес. Ищут следующую жертву.

На полном ходу Егор врезается в одного из ублюдков, валит его на землю, начинает неистово месить лицо. Ему на выручку бегут сразу двое. Начальник сквада встает в боевую позицию, ожидая нападения, но сначала один, а затем и другой проваливаются под землю.

Егор с недоверием подходит к месту провала, откуда доносится истошный вопль. Он видит ужасную картину: мелкие грызуны вгрызаются в плоть одаренного и полностью закапываются в ней. Они буквально прорывают тоннели в живом человеке. Окровавленный крот с крыльями появляется с противоположной стороны мертвого гравера. И все бы ничего — один из конструктов Стива — очень сильный, несмотря на размеры, но ведь он еще и улыбается. Машет приветственно крылом. «Мол, смотри, человек, как я умею. А ты так можешь?»

Егор одобрительно поднимает большой палец, и грызун пропадает под землей, отсалютовав ему напоследок.

В стороне слышится сильный хлопок, вслед за которым появляется Молох. Старец левитирует над землей. Он мгновенно оценивает обстановку, и молнией бросается в самое пекло. В руках он держит массивное копье. Метнув его на ходу в толпу граверов, одновременно убивает сразу двоих, пробив их тела насквозь. Чудесным образом копье возвращается к хозяину, как бумеранг, в полете меняя форму на хлыст.

Хлыст начинает искриться в руках Молоха. Каждый его взмах сопровождается оглушительным свистом, а враг замертво падает на землю, кропя своей кровью свежий газон.

* * *

Пошел второй час со штурма усадьбы, а купол все еще был цел. Златану не требовалось получать отчеты своих приближенных, он видел все сам.

Передовой отряд сильных одаренных — его главная ударная сила, на глазах редел. Когда его люди прорвались на территорию усадьбы, барон потирал руки, предвкушая быструю победу. Но этому не суждено сбыться.

Вначале был взорван их главный козырь. И откуда только взялся этот чертов танк? Гребаный хронум со своими выкрутасами. Даже после смерти Ахматов продолжал бесить барона.

Затем появился рой мелких дронов с ВОГами, отчего уже Златану потребовался купол над шатром. Нападение дронов было неожиданным, а потому за гаубицей вышли из строя все минометные расчеты и множество одаренных, находящихся в тылу, сложили свои головы, не успев ничего понять.

Начали поступать отчеты о ходе сражения внутри купола. По словам его подчиненных, усадьба была готова к нападению. Имела средства защиты, а под землей рылись тоннели. Люди Златана проваливались под землю и больше оттуда не возвращались.

В одну такую нору был отправлен сводный отряд стихийников с земляным даром и несколько граверов. Ведь там, где есть выход, наверняка найдется и вход, надеялись люди барона. Однако обратно никто не вернулся. Больше попыток не предпринимали.

Не менее удивительным был рассказа одного из участников нападения с южной стороны усадьбы. По словам очевидца, их встретили ужасные создания, напоминавшие людей, но с головами животных.

— Сколько их было?

Доносчик замялся. Ведь их было всего двое, не считая уродливого кота, который также участвовал в драке, но лишь калечил, лишая людей глаз и конечностей.

— Сорок пять! — выпалил наугад понравившуюся ему цифру человек Златана.

Златан даже переспросил: действительно ли сорок пять одаренных с головами животных (на самом деле ряженых в костюмы — так ему думалось), смогли отразить атаку не менее полутысячи его людей.

— И сколько их осталось.

— Трое, — уже более бодрым голосом сообщил мужчина, потому что это была правда.

— Отлично. Добейте остальных и отправьте туда группу мозгокрутов. Эти суки решили, что смогут отсиживаться под куполом вечно. Как бы не так!

Сильные менталисты не планировались в операции, но Златану нужно было решать вопрос быстрее. Информаторы сообщили неприятную новость: сюда на всех парах спешила группа спецназа СИБ, а в месте с ними БТРы почившего князя Романова. Этого барон никак не ожидал. Как же Златан просчитается, отправляя своих одаренных на смерть.

Докладчик обрадовано покинул шатер, а затем и вовсе скрылся с холма в неизвестном направлении, прихватив с собой нескольких своих товарищей. Ему достаточно было увиденного, чтобы усомниться в победе барона. Никаких денег ему уже не нужно было. Он просто хотел жить. Возможно, в другой стране.

— Господин, мы схватили его! — в шатер вбежал очередной докладчик и с порога начал тараторить.

— Кого это… его? — Златан ничего не понимал, глядя на обычную овчарку, опутанную несколькими ловчими сетями.

У Стивена не было защиты от менталистов, в отличие от тех, кого он создавал. Они его и вывели на время из строя, ошеломив сильной мыслеконструкцией. Адский пес безнаказанно выкашивал всех, кто попадался ему на пути. Там, где он проходил, живых не оставалось. В какой-то момент, поддавшись азарту, Стив начал считать количество своих жертв. Получалось следующее: десять раз по десять, еще четыре раза по десять, восемь. «Нужно будет потом спросить у доброго хакаса, много ли это?» — думал Стивен про себя, не замечая того, что его пленили. Ведь Астай был уже совсем близко.

* * *

— Мыдырак, ну что за вонь? Ты в штаны ссышься⁈

Старый Пейрам непрестанно ворчал на бестолкового соплеменника, пренебрегающего гигиеной (как ему думалось). Битый час они ползли черепашьим шагом в узком тоннеле, что проторил им сильный одаренный «землекоп», и все никак не могли достичь своей цели.

— И ведь толкнул же черт встать за твоей спиной! — продолжал бубнить себе под нос старый хакас.

— Иван Никифорович! Вы как скажете… Хоть стой, хоть падай.

В голосе Бугаева звучали нотки обиды. Мыдырак часто ходил в душ, просто новый его начальник до самого вечера гонял их по полигону. Возможно он и сыкнул немного. Что тут такого? Когда ползешь под колючей проволокой под напряжением и нечаянно ее касаешься, всякое может произойти.

Возмущался Астай не просто так. Пока шла кровавая бойня, они отсиживались где-то под землей. Иногда к ним проваливались тяжелые граверы противника, но то были единичные случаи. Банда Мыдырака быстро расправлялась с неудачниками.

Затея провести диверсию в главном штабе неприятеля была на грани фола, а все потому, что аналитик (аналитик, мать его!) не знал куда идти.

— Выше на тридцать пять градусов и двадцать пять метров по прямой, — продолжал он вести за собой отряд.

— Ну, Назар! Аналитик хренов! Если опять упремся в дерево, я лично составлю для тебя программу тренировок!

— Мы почти на месте, Иван Никифорович! — возразил паренек.

— Ну-ну! Посмотрим!

Когда они достигли нужного места, Астай скомандовал туманнику накинуть доспех, а сам приложил ухо к потолку, прислушался.

— Астай, а десять раз по десять, еще четыре по десять и восемь — это сколько? — донеслось снаружи.

— Сто сорок восемь.

— А это много или мало?

— Мало.

Сказав это, пейрам зажал себе рот, а на лбу мгновенно выступила испарина. Его подельники застыли в изумлении:

— Иван Никифорович, это все еще в рамках плана или мы отклонились от него? — аналитик все никак не мог взять в толк, что сейчас произошло. Впрочем, так же и остальные.

Спохватившись, Астай рявкнул:

— Начинаем! — и первым пробил стенку, отделявшую их от тех, кто находился снаружи.

Златан, ставший свидетелем странного разговора, застыл в изумлении, когда земля взорвалась под шатром, а оттуда никто не появился. Но когда начали падать его люди один за другим, быстро смекнул, что здесь работает сильный туманник.

Двое телохранителей барона — граверы семнадцатого и восемнадцатого рангов, спешно закрыли господина своими телами.

— Убейте! Убейте их всех! — кричал барон, как умалишенный.

Его люди падают замертво, как безвольные куклы. Им режут глотки, отрывают головы и конечности. Происходит громкий хлопок, и огромная туша телохранителя валится с ног, а в его груди зияет сквозная дыра, размером с кулак.

Мгновенно оценив опасность, Златан бросается в сторону. Вовремя. На том месте, где он только что стоял, падает и второй гравер, словивший чудовищную пулю.

На холм взбираются его люди, спешат защитить своего господина, но Златан берет инициативу в свои руки. Он только что едва не попрощался с жизнью. А самое ужасное — даже не видел лиц нападавших. Обезумев от мысли, что мог погибнуть так бесславно, Златан обрушивает на врага разрушительную мыслеконструкцию «Смерть», вкладывая в нее все свои внутренние резервы, приправляя всепоглощающей лютой ненавистью.

Осязаемая волна голубого света мгновенно расходится в стороны. Люди на холме хватаются за головы (только на это их хватает). Сомкнутые в напряжении челюсти не позволяют произнести ни звука. Из глаз текут слезы и кровь, из ушей — спекшиеся мозги. А затем просходит взрыв черепной коробки и они, обезглавленные, валятся на землю.

Но Астая уже и следпростыл. Сорвав со Стивена прочные оковы, он сгреб пса в охапку и тем же путем отступил вместе с бестолковыми подельниками.

Златан с ужасом нанаблюдает, как волна расходится дальше. Огибает рельеф и устремляется вниз. С его верными людьми, теми, кто спешил на подмогу, происходит то же самое. Десятки, сотни обезглавленных тел сваливаются вниз, как снежный ком, цепляя других и увеличиваясь в размерах ежесекундно.

— Нет, этого не может быть! Это не я! — Златан неистово трясет головой, отрицая свою причастность к бессмысленным жертвам. Его лихорадит, руки трясутся.

В этот момент в небе появляется вертолет, и его звуки немедленно отрезвляют барона. Он начинает активно жестикулировать, кричать, чтобы его забрали. Но вертолет пролетает мимо.

— Это не мой, — доходит наконец до цыгана.

В поисках рации, он обшаривает карманы своих людей и когда находит ее, вызывает экипаж наемного вертолета.

— Макар, забери меня отсюда! Живо!

— Мы так не договаривались, Златан, — отвечает ему спокойный голос командира судна. — К вам спешат гости, а мне не хотелось бы светиться перед безопасниками. И потом, я видел, что ты сделал со своими людьми. Извини, но такой участи для себя я не желаю.

— Трус! Собака! Чтобы твоего отца имели семеро! А твоя мать…

Договорить Златан не успевает. На его глазах взрывается купол над усадьбой, взрывная волна расходится в стороны, едва не сбивает его с ног.

Появляется он… Черный, как сама бездна. Ужасный, как сама смерть. Вид Ахматова внушает животный страх. Он демон во плоти: с рогами на голове и адскими подернутыми пеплом крыльями. В руках он держит исполинский меч, ярко пламенеющий на фоне распахнутых крыльев. Жуткий взгляд полон ненависти. Под хронумом клубится черный дым, рваными лоскутами стелется по земле.

Хронум буквально на секунду замирает, а затем приходит в движение.

Выйдя из оцепенения, барон истошно кричит в рацию:

— Плачу тебе вдвое больше! Втрое! Макар, ты слышишь меня⁈ Макар⁈

Последнее, что он слышит в ответ — смех того самого Макара, бросившего его подыхать и звуки набирающего обороты двигателя.

* * *

— Ни-хре-на себе!

Князь Романов, наблюдавший за битвой с вертолета, не мог сдержать своего… Восторга? Недоумения? Пожарский звал его, но Романов продолжал игнорировать друга, не в силах отвести взгляда.

— Саша! Что там происходит? Не молчи!

Наконец он прислоняет трубку к уху и отвечает:

— Тебе лучше самому на это взглянуть.

Сделав пару кругов над усадьбой, он записывает происходящее на телефон, а затем отправляет видео своему другу. С минуту СИБовца не было слышно.

— Матерь Божья! — сокрушенно проговорил Пожарский, просмотрев видеозапись. Ему вдруг срочно захотелось поделиться ею с Полуниным, чтобы тот сделал для себя правильные выводы (лекарь рассказал ему о последствиях избиения). Впрочем, он так и сделал, сразу же.

А посмотреть было на что…

Адская тварь, некогда бывшая Львом Ахматовым, размеров столь огромных, что на ее фоне люди казались букашками, парила в воздухе. Хронуму не нужны были крылья, он будто оседлал саму тьму, повелевал ею. На видео было отчетливо видно, как от взмаха его ужасной лапищи, тьма под хронумом обретала материальную форму и устремлялась туда, куда он указывал. Она достигает неприятеля, опутывает его одеялом, высасывает жизненную силу одаренного, пока тот не падает замертво.

Ахматов будто пробует свои силы. Вначале действует неуверенно, находит одиночные цели, избавляется от них с помощью странной черной субстанции. Но с каждым разом все большее число одаренных, стоявших у него на пути, настигает та же участь.

Люди в панике начинают убегать, другие же бросают оружие и массово сдаются в плен.

Князь командует зависнуть над усадьбой, записывает новое видео.

— Это должен увидеть кто-нибудь еще, иначе не поверят, — твердит он себе, как мантру, захватывая как можно больше эпизодов бойни.

В кадр попадает коренастая девушка с молотом в руках. Романов комментирует на камеру.

— Игнат, ты посмотри, какая в ней силища! А это что у нее во рту? Охренеть! Да она еще и курит!

Марьяна настолько быстрая и ловкая, что князю приходится постоянно фокусировать камеру, дабы уловить ее движения. Грацией превосходит балерину, машет молотом, как древнегреческий бог-кузнец.

— Точно! Она и есть кузнец! — доходит до князя, и он не скрывает своего ликования, на ходу придумывая, как будет ее переманивать.

Будто бы услышав его дурные мысли, к вертолету движется хронум. Пилот нервничает, просит разрешения лететь дальше, но князь твердо решает остаться. Ведь он Ахматову не враг. Вместо этого он открывает дверцу, как бы приглашая войти и поговорить. Очень вовремя!

Послушная антрацитово-черная субстанция отделяется от основы и движется щупальцами к машине, но Ахматов замечает в ней князя и уходит в сторону. Романов облегченно выдыхает, кричит ему вдогонку:

— Лев, сюда едут мои лекари, подмога! Много! Запомни это!

Чуть позже его обдает леденящим ветром осознания: он находился на грани смерти! Еще некоторое время он клянет себя за опрометчивость, что чуть было не аукнулась ему настоящей гибелью, а не той, что они инсценировали.

Князь спохватывается и понимает, что успел запечатлеть встречу с самой смертью. Боже, адская тварь будет сниться ему во снах! Видео отправляется Пожарскому вслед за первым, а Романов продолжает наблюдать, открывши рот.

Он пытается запечатлеть в памяти все, что происходит внизу.

Тяжелый танк «прорыва» ломает ограду, устремляется в парк, догоняя отступающих граверов, расстреливая их в спины.

— Видимо снаряды закончились. Нужно помочь Ахматову, — комментирует он процесс, делает наметку на будущее. Ловит себя на мысли, что уже рассуждает о молодом предпринимателе, как о своем родственнике.

— Хм, предприниматель… Так всем и говори, чертова машина для убийства.

От Романова не ускользают и другие интересные моменты. На его глазах хрупкая шатенка расправляется с одним сильным стихийником. Противник массово поджигал постройки, а шатенка просто посмотрела на него и одаренного скрючило от боли. Она подняла алые глаза в небо, недобро посмотрела на князя, и он почувствовал трепетание своего сердца. Длилось это совсем недолго. Она скорее предупреждала: мол, улепетывай отсюда, пока цел.

— Маг крови, — заключил для себя князь, промокнул салфеткой мокрый лоб и скомандовал лететь обратно. — Ну, его! Хватит с меня на сегодня!

Летчик взял курс на юг, начал быстро набирать скорость.

— А это еще что такое?

Романов вдавился лицом в иллюминатор, стараясь разглядеть причину, по которой соседняя усадьба была сплошь усеяна трупами. И вроде даже разглядел… Лошадь с человеческим телом. Но верить в это отказывался. Отлип от окна, сильно тряхнул головой, сбрасывая наваждение и уселся поудобней в кресло, судорожно срывая пробку с бутылки коньяка.

Чуть позже до Романова стало доходить, какой опасной была эта вылазка. Поддавшись хмелю, князь испытывал двойственные чувства. С одной стороны — он мог погибнуть от руки хронума или одного из стихийников Златана, да тот же РПГ мог жестко посадить их птичку. С другой — зрелище того стоило!

С тех пор, как Романова начали считать погибшим, князь пустился во все тяжкие. Изменив свою внешность при помощи артефактной маски, Романов начал путешествовать по всему миру. Раньше он был «невыездной», а теперь все дозволено.

За столь короткий промежуток времени Романову удалось посетить три интересных страны, а на завтра был куплен билет до Лаконии — самого таинственного места на Земле. Благо, нашлись старые связи, способствовавшие в получении дипломатической визы в эту закрытую страну.

В детстве отец часто грозился отдать его в Агогэ — школу воспитания спартанских мальчиков (раньше так пугали непослушных детей). А позже ему самому уже хотелось увидеть ее, Спарту. Но Спарта была завтра, а сегодня нападение на усадьбу Ахматова, о чем его оповестили надежные информаторы.

Поразмыслив немного над бренностью бытия и своем месте в этом мире, Романов снова набрал Пожарского.

— Случилось чего, Саш?

— Я тут подумал… — задумчиво начал князь, — Ахматова придется ненадолго посадить.

— Хм… С чего ты так заключил? — скептически хмыкнул СИБовец.

— В Организации нет дураков. Если мы отпустим хронума без суда и следствия, это может вызвать подозрения у Арбитров: что, мол, у него есть другие покровители. Начнут копать под Ахматова, и след приведет к тебе. Понимаешь?

— Понимаю. Говори дальше.

— Дачный поселок сровняли с землей. Я видел только один странный дом по соседству с Ахматовым, который не тронули, — в голове снова всплыл образ кентавра, отчего Романова передернуло, — Остальные лежат в руинах. А это — шумиха. Скрыть от общественности не получится. И молись, Игнат, чтобы личина твоего подопечного не ушла в сеть, иначе будет туго.

На том конце провода тяжело вздохнули:

— Уже гуляет по сети.

— Плохо.

— Вот и я о том же. Ладно, война план покажет. Все, на связи!

Остаток пути Романов пил и думал: с чего он так печется о судьбе некогда ненавистного ему Ахматова? Почему он легко смирился с потерей сына и не думает о мести? Какую пользу дает ему этот союз?

Ответы лежали где-то на поверхности. Казалось, вот-вот он получит их. Но чем больше князь думал, тем дальше уходил от истины. Будто сам мозг мешал ему, не хотел правды. Почуяв неладное, князь даже прислушался к себе. Может быть ему промыли мозги? Но тут же успокоился, напомнив себе об амулете абсолютной защиты от ментальных атак, что всегда был при нем.

Возможно, тут и думать не следовало: сына он не любил за его разгульный образ жизни и частые хлопоты, которые он ему доставлял, а союз с Ахматовыми нес ему выгоду. Чего только стоит кузнец.

Глава 10

— Вячеслав Викторович, голубчик, вы получили мое сообщение?

— Да, ваша светлость, получил, — в трубке послышался тяжелый вздох.

В разговоре с Пожарским старший грандмейстер полиции старался держаться достойно, хотя слегка дрожащие губы выдавали его. Минутой ранее Полунин выбросил пожеванный галстук, ставший жертвой его эмоций на фоне просмотренной видеозаписи, полученной от Пожарского. Вторую запись он уже не стал смотреть. Посчитав, что нервы ему дороже.

— Готовь КПЗ на три сотни одаренных. Будем размещать палача и его гвардию.

— Нет!

— Я ослышался, или ты сказал нет⁈ — Пожарский не поверил своим ушам.

— Нет оснований для задержания, — попытался он исправить свое категоричное «нет».

— А это уже мне решать: есть основания или же их нет. Вячеслав Викторович, будьте благоразумны и немедленно выполняйте приказ!

Полунин слышал стук своего сердца, которое вот-вот должно было остановиться (в глубине души он надеялся, что так оно и случится). Лучше умереть от инфаркта, нежели быть «ебучей мумией, которую будут отдирать от кафельной плитки», — кажется, так ему обещал палач в прошлый раз. Но нет, сердце продолжало предательски биться.

— Приказ принял, ваша светлость. Выполняю.

* * *

— Вечер в хату, арестанты! Часик в радость, чифир в сладость. Ногам ходу, голове приходу. Матушку удачу, сто тузов по сдаче, — я ненадолго завис, вспоминая продолжение культовой фразы из фильма, — Забыл, как там дальше… Где моя шконка?

Уж не знаю, кем был тот умник, посадивший меня в общую камеру, но я был благодарен ему. Полунин? Вряд ли. Похоже, что инициативу проявил кого-то не очень компетентный. Но лучше так, чем сидеть в одиночной камере.

Грузный мужчина средних лет, без единой наколки, в пенсне, оторвался от игры в нарды, критически меня осмотрел и нехотя указал на спальное место:

— Вон то место свободно, располагайся, — и сразу же потерял всякий интерес к моей персоне.

Я немного опешил от такой «наглости». Хронум хочет повеселиться, а ему явно дают понять, что конфликта не будет! Не знаю уж, сколько я здесь пробуду, но хотелось бы скрасить чем-нибудь тюремные денечки.

Минуты две я провозился с неудобным постельным, хмыкнув про себя, что нежные рученьки хронума совсем забыли простые вещи (этим было кому заняться). Глядя на то, как я мучаюсь с бельем, сосед снизу тяжело вздохнул, убрал в сторону книгу и принялся надевать белье, бурча что-то под нос. Меня немного смутила неожиданное вмешательство интеллигентного сидельца. Сухо поблагодарив незнакомца, вернулся к общему столу, где продолжали увлеченно играть в какую-то игру.

— Кто главный в хате?

Сзади кто-то сильно закашлялся. Мужчина, ответивший мне в первый раз, поднял на меня круглые глаза, полные недоумения, и начал хохотать.

И что это значит? Что не так?

— Молодой человек, ваши сведения о таких местах явно поверхностны и… недостоверны. Пожалуйста, не говорите глупостей и присаживайтесь к нам за столик.

— Ну, как так-то, а⁈ — с досадой произнес я.

Мужчина нахмурился, отложил нарды в сторону.

— Я правильно вас понимаю? Вы досадуете, что кулаками не удастся помахать?

На этих словах сокамерники выжидательно уставились на меня, побросав свои дела. На минуту в камере настала полная тишина, и только звук тикающих часов нарушал ее. Я даже застеснялся. Между лопаток было спокойно. Сменив тон на «деловой», протянул руку почтенному господину.

— Лев Ахматов.

За спиной снова кто-то начал закашливаться.

— И… прошу меня извинить за вышесказанное, — как-то быстро сдался я.

— Сергей Иванович, — крепко пожал мою руку в ответ. — Чай, кофе? Может, чего покрепче душа просит?

Такого приема я не мог ожидать. Ещё раз окинув глазом убранство камеры и ее жителей, заключил для себя, что они мало чем напоминают матерых преступников. У многих были смартфоны, они читали книги серьезных авторов. Со стороны все выглядело чинно и благородно. Да, непохоже было, что здесь сидели преступники. Если бы не подавляющие дар ошейники и серая арестантская одежда, я бы легко спутал это место с больничной палатой.

— Так и будете молчать, голубчик?

— Кофе, если можно, — спохватился я.

Сергей Иванович повелительно махнул рукой молодому парню, залипшему в телефоне:

— Петя, сделай кофе.

Петя тотчас шмыгнул куда-то. Мужчина же оценивающе на меня смотрел. Холеные черты лица, поставленная речь и этот, несколько презрительный взгляд насмешливых глаз, выдавали в нем аристократа. До меня наконец начало доходить, что в этой камере содержатся арестанты «голубой крови».

Отпуск начался, а мне так хотелось веселья… Впрочем, это я еще не отошел от битвы и в голове творился какой-то хаос. Минувшие дни, недели, были насыщены событиями. Ни минуты покоя. Я пёр напролом, наслаждаясь потоками крови своих врагов и, наконец, ударился о непробиваемую стену, имя которой — правосудие.

Я обреченно вздохнул, принимая новую реальность.

— Вы недовольны чем-то?

— Не люблю аристо, — признался я.

— Не все аристократы подонки, как вы думаете. За что попали сюда?

Отпив горький кофе из белой чашки тонкого фарфора и закурив крепкую сигарету, коротко бросил:

— За все.

— Хм, вот как? Давно пора было…

А вот это уже интересно.

— Что это значит?

Сергей Иванович устало потер переносицу, откашлялся и заговорил. Не только мне было интересно послушать его. Сидельцы навострили уши, вмиг побросав свои занятия.

— Пару часов назад сорока принесла весточку на хвосте, что, мол, ждите гостя. Я, конечно же обрадовался. Знаете ли, попадаются интересные собеседники. Но та же «сорока» огорошила, что гость будет не простой, а…

— Золотой? — кто-то сострил на «пальме».

— Не перебивайте, пожалуйста, — Сергей Иванович нисколько не выдал своего недовольства и продолжил. — В общем, говорит, ждите Ахматова. Палача, главного бандита столицы, и непримиримого борца с аристократией. Добавил, чтобы были с ним, то есть с тобой, аккуратней, иначе ненавистная Ахматову голубая кровь окропит вашу камеру.

За спиной снова закашлялись. В третий раз. Я обернулся посмотреть, кто этот «болезный», но кашель мгновенно прекратился.

— Это так, Лев? Ты настолько страшен?

— И да, и нет.

Мужчина кивнул сам себе, принимая мой ответ, позволил себе короткую улыбку.

Откуда-то с дальней шконки донеслось заинтересованное:

— А правду говорят, что ты можешь убивать взглядом?

— Могу. Хочешь попробовать?

В камере повисла гнетущая тишина, и даже «болезный» уже не кашлял.

Я сказал так не от бахвальства и не потому что мне нравилось щекотать нервы аристократов. Начни я отвечать на их вопросы, остановиться будет невозможно. После неудачной попытки вычислить «главного в хате», я решил принять этот эпизод моей новой жизни как неизбежность. Будь здесь Астай, непременно напомнил бы мне о судьбе. Что некая божественная сучка ведет нас за руку, как слепых, и нужно с благодарностью принимать ее дар.

Вскоре, вопреки бодрящему кофе с сигареткой, меня начало клонить в сон. Сонный, я забрался на шконку, а перед глазами все еще стояли картины минувшей битвы.

С момента нападения на усадьбу я так и не сомкнул глаз. Флэшбэк из будущего и подлый лекарь, усыпивший меня во время лечения, не в счет.

Я рвался в бой с самого момента пробуждения. Катя же убеждала меня, что сквад держится достойно, и помощи ему не требуется.

«Лежи, Лёва, и ни о чем не беспокойся», — уговаривала она меня.

Но когда в подвале послышался третий по счету хлопок артефакта защиты, я начал разрывать веревки, удерживающие меня на привязи. Залевская сработала на опережение и прижалась своими чувственными губами к моим, задержав меня на мгновение. В это время Матвей, воспользовавшись заминкой, погрузил меня в сон.

— Подлая женщина… Подлый лекарь… — успел сказать им на краю сознания.

Проспал, казалось, вечность. Хотя на самом деле прошло не больше получаса. За это время на шее не осталось и следа от раны. Подумать только, приложи клоун чуть больше рвения, и моя смерть была бы неотвратимой. Но чудом я остался жив.

После пробуждения, взглядом испепелив «чудо»-лекаря, потянулся за капсулами, что ждали меня на серебряном блюдце. Хмыкнул про себя:

«Заботливый Молох».

Без особого промедления закинул в рот все три таблетки.

— Зачем столько⁈ — бросилась на перехват Залевская, но не успела.

Сложно передать словами то, что я испытал в тот момент. Как если бы у меня внутри одновременно разместились еж, гремучая змея, двухметроворостая, и бомба. Когда боль стихла, на груди медленно стали расползаться нити рисунка. Это было хоть и болезненно, но уже терпимо.

Четыре новых узла стали мне наградой. Черные, как смоль. И такие же черные витки к ним. Но я чувствовал, что это не предел. Что еще немного, и смогу взять девятнадцатый ранг. После «хронумских» таблеток, почти весь рисунок окрасился в черный цвет.

Снова Астай будет называть меня адским выродком и проверять мою «человечность» причудливым амулетом. Но два узла, доставшихся мне от Дениса и Саны, продолжали ярко светиться, как маленькие звездочки в черноте ночного неба. Они будто говорили мне: «Все будет хорошо, хронум. Мы здесь, мы всегда рядом с тобой». Это грело мое черствое сердце.

Я уже находился в полудреме, как створки камеры клацнули и меня окликнули:

— Ахматов, на выход!

Я тяжело вздохнул: не видать мне покоя.

— Руки!

Послушно протянул их вперед. Надзиратель (или как их тут называют), защелкнул массивные наручники на моих запястьях.

— Хм…

Потянул их слегка, пробуя тяжёлую сталь, но наручники были надёжны. Охранник шарахнулся в сторону, но я поднял руки в примирительном жесте. Незачем проявлять агрессию. Глядя на магические железки на руках, в голове промелькнула нерадостная мысль:

«Вот и на тебя нашли управу, ухарь».

Меня повели по нескончаемым коридорам к главному следователю. Попадавшиеся по пути работники исправительного учреждения, опасливо вжимались в стены, хотя ширина проема была достаточной, чтобы свободно разойтись четырем людям. Это какие же слухи ходят вокруг моей персоны, что «безопасники» в своем же логове не чувствуют себя в безопасности? Несколько польстил мне такой прием, отвлекая от мыслей о потерях.

На момент приезда имперского спецназа, я продолжал в облике хронума истреблять людей Златана, и совсем не думал о последствиях нападения. Вся надежда была на Молоха, шепнувшего мне напоследок, что скоро навестит. Этот может…

Каково же было мое удивление, когда в кабинете вместо следователя оказался сам Пожарский.

— Игнат Данилович, рад вас видеть! — поприветствовал я его.

— А я тебя нет. Сними с него наручники, — обратился он к подчиненному. — И скажи, пусть приготовят нам два кофе.

— Я, пожалуй, откажусь.

— Один тогда. Все, оставьте нас одних.

За спиной послышался облегченный вздох, и надзиратель спешно покинул кабинет. Оставшись наедине со мной, Пожарский с минуту пилил меня тяжелым взглядом, никак не решаясь начать разговор. Я подтолкнул его:

— Не знаете, с чего начать?

— Именно… Вот скажи мне, Лев, как с тобой работать? Только замели одни следы, ты оставляешь другие. И так по кругу. Где палач, там кровь. Ты маньяк? Психопат-убийца?

—…

— Молчишь. Сказать тебе нечего.

Закурив сигарету, Пожарский, недовольный, отвернулся куда-то в сторону.

— Я вот сижу и думаю, а не махнуть бы мне рукой и на самом деле не засадить бы тебя далеко и надолго?

— Но вы ведь должны понимать, что клетка меня не удержит? И то, что я нахожусь здесь, считайте жестом доброй воли…

Это была наглость с моей стороны, а потому договорить я не смог. Скулы свело от напряжения из-за вмешательства в мой мозг. Длилось это не больше пяти ударов сердца, после чего пейрам ослабил свой дар.

— Игнат Данилович, вам не кажется, что правда на моей стороне? Разве я напал на барона? Как же мое конституционное право — защищаться⁈ Или мне следовало самому явиться к цыгану, чтобы тот лично казнил человека, лишившего его власти и богатства?

Пожарский не стал отвечать на провокацию.

— А что скажут родители наркоманов, чьим детям больше негде взять очередной пакетик с дурью, когда узнают, что их спасителя засадили за решетку? Или вдовам…

Вот тут он не стал меня дослушивать, и его понесло:

— Вдовам⁈ Я не ослышался? Лев, скольких баб ТЫ сделал вдовами? Поешь тут сиротскую песню. А наркотики? Знаешь, как говорят: «Свято место пусто не бывает»? Вот и здесь так же. Ушел барон — пришли другие дилеры!

Я презрительно хмыкнул, что не осталось незамеченным моим собеседником.

— Снова скажешь, что безопасники плохо работают⁈

— Скажу.

— Не вижу смысла распинаться перед тобой!

Я смотрел на беспричинно разгневанного безопасника и никак не брал в толк, чего он такой агрессивный. Ну и что, что я покрошил кучу людей? А как можно было сделать иначе? Не я их — они меня. Тут дело было в чем-то другом, но мне не хотелось забивать свой уставший мозг анализом. Поэтому я прямо поинтересовался, в чем причина такой агрессии к невинному палачу.

Пожарский сдался:

— Да были тут у меня дебаты по поводу тебя. Ничего доброго тебе не светит. Обвиняют по трем статьям. Пока. А там по ходу судопроизводства нароют еще чего-нибудь.

— Это было ожидаемо. Разве, нет?

— Ожидаемо, ожидаемо, — быстро согласился со мной Пожарский, — но обвинителем выступит генеральный прокурор, а следствие будет вести главный криминалист и сыщик Российской империи Ефим Алексеевич Кошко.

Если Пожарский — не последний человек в империи — был взбудоражен участием этих лиц, то и мне следовало напрячься. Фамилия Кошко была на слуху. Главный следователь страны являлся непримиримым борцом с преступностью. И его непосредственное участие в моем деле действительно не сулило мне ничего хорошего.

Буквально на мгновение я задумался, а может, ну его? Сбежать при первой же возможности, спрятаться на своем острове и спокойно доживать отмеренные мне деньки, вплоть до вторжения адской нечисти. Но пришлось напомнить себе о последствиях. Что будет с людьми сквада, Аликперовым, и всеми, кто связан со мной? Нет, стоило попытаться. Тем более что закон находился на моей стороне (хотелось думать).

После небольшой паузы я спросил:

— Почему вы помогаете мне?

— А это так очевидно?

— Будь иначе, вас бы здесь не было.

— Верно. Я все еще считаю, что мы можем повернуть все вспять.

Я хотел знать подробности, но Пожарский меня оборвал на полуслове:

— Позже узнаешь свою полезность. И вот еще… Мне следует тебе напомнить, что мы не знакомы лично.

Эти его слова снова заставили меня задуматься о побеге. Безопасник опасается за свою шкуру. Но в то же время я ему для чего-то очень нужен, раз он готов рискнуть.

Мне оставалось лишь принять навязанную игру:

— Как же мне надоело быть гребаной пешкой в чужих руках! Уважаемый Игнат Данилович, будьте уверены, Ахматов не мудак и вас он не выдаст.

Лицо князя просветлело, уголки губ слегка дернулись вверх. Он усмехнулся и продолжил:

— Подумай вот еще над чем, Лев. Это так… Дружеский совет для тебя… В Крестах есть отличный психотерапевт. Обратись к нему. То, что ты называешь себя в третьем лице, настораживает. А если хронум и Воин Света начнут спорить между собой у тебя в голове…

Договаривать он не стал. Выдержал многозначительную паузу в конце, чтобы я сам додумал.

Этот разговор мне не нравился! Всем! И тем, что Пожарский держит меня на привязи, как пушистого зверька. Если, мол, получится выиграть суд, я буду нужен, и меня будут использовать в качестве женщины с низкой социальной ответственностью. Не выиграем — «мы лично не знакомы». Откуда он мог знать о Воине Света? О том, что я разговариваю сам с собой? Разве я один так делаю? Еще и в психи меня записал!

Похлопав себя по карманам, достал пачку сигарет «Ахмат», размягчил табак в пальцах и нервно закурил. Пожарский сделал также.

— Табак все такой же сырой.

— Не успел съездить на производство, постоянно отвлекают, знаете ли.

«Кресты»…

Дерьмовое название этому месту. Дерьмовый сброд по обе стороны решетчатых стен, дерьмовый внешний вид, негативно контрастирующий с попмезным Питером.

«Вляпался ты, хронум, в это дерьмо, по самые уши!»

Само название «Кресты» появилось в первые годы основания учреждения, когда тюрьма представляла собой два крестообразных корпуса. Строили ее заключенные: они сами, кирпичик к кирпичику, складывали свой новый тюремный дом.

В конце двадцатого века, какой-то «мудрый» правитель (не помню его имени), на площади в шесть футбольных полей, прилегающей к тюрьме, основал целый комплекс сооружений. «Кресты» можно сравнить с конвейером, куда каждый день стекаются заключенные со всей страны. Их судят, садят, отпускают или казнят. И так каждый день, год за годом.

Кого-то главного во всем этом «дерьмовом» комплексе не было. Каждое ведомство занимало свою нишу, занималось разным и в целом, работали весьма эффективно. Если походить по длинным коридорам, покататься на лифте, можно найти здесь и генерального прокурора и главного следака Кошко.

Но в то же время, сделать это было практически невозможно — «Кресты» по праву считались самым безопасным местом во всей нашей матушки России.

Пока меня вели в камеру, я жадно впитывал все увиденное, и после с уверенностью мог сказать, что Молоху сюда путь заказан. Не сможет он миновать все эти датчики, сенсоры, даже автоматические турели, непрерывно сопровождавшие мою персону, отсвечивали лазерным прицелом в мой лоб. Но я ждал. Ждал и надеялся, что он явится.

Когда надзиратель доставил меня по «адресу» и снял наручники, первым делом я завалился спать.

И пусть мир подождёт.

* * *

— Сергей Иванович, как вы думаете, почему палача поместили именно к нам?

Образовав на кухне тематический кружок, арестанты обсуждали животрепещущий вопрос: «Как быть дальше? И чего ожидать от такого соседа?»

— Потому что мы неудобные, «политические», понимаешь? — так же шепотом ответил Бездомный барону Потылицыну. — Хотят избавиться от нас чужими руками. Или чтобы мы запачкали свои.

— Так может нам того… этого… кхх? — (показывает руками, как душить) — И нет Ахматова. На нем ошейник, а значит, дар не работает. Если толпой навалимся, то справимся с палачом.

Несмотря на то, что предлагал такое ни много ни мало, а барон, герцог Бездомный не удержался и влепил барону звонкую оплеуху. Но сразу же извинился, посчитав свои эмоции избыточными.

— А вы в курсе, что палач сегодня ночью в одиночку положил больше тысячи одаренных? И сам при этом находился при смерти.

«Болезный», из их банды, рефлекторно начал закашливаться, отчего две пары рук залепили ему рот, а другие две — сильно били по спине, выбивая из него всю «дурь». Когда «болезный» пришел в норму, аристократы напряглись. Гусиной кожей покрылись их руки, а по спине пробежал холодок опасности.

— Спит⁈ — густым шепотом спросил Бездомный у Пети, что стоял на «шухере».

— Спит! — сразу же ответил Петя, бросая опасливые взгляды в сторону.

На кухне послышалось всеобщее облегчение.

— Так что будем делать?

— Поговорим. Заключим сделку. Если слухи верны, Ахматов стремится попасть к нам.

— К демократам⁈ — не выдержал кто-то из сидельцев.

— Да нет же! В нижнюю палату парламента.

Демократы начали думать, переваривать вновь полученную информацию. Появилась надежда на мирное сосуществование с палачом. Но общий концепт был понятен всем: требовалось переговорить с Ахматовым, рассказать, что они ему не враги, а в будущем могут стать верными союзниками или вовсе взять его в свою партию. А после освобождения можно было забыть об этой встрече. Долго ещё спорили и обсуждали план действий, пока рядом не раздался спокойный голос:

— Я вот одного понять не могу: как в ваши умные головы пришла мысль, что мне надо всех вас убить? Я похож на психопата-убийцу?

В комнате стало тихо.

— Слухами земля полнится, Лев.

— Повторюсь, если вы мне не враги, то и я вам не враг. А вот насчет палаты парламента, признаюсь, звучало очень интересно.

Мне срочно требовалось сменить личину матерого убийцы. Яркий тому пример — всполошенные аристо-сокамерники, срущиеся от моего имени. При других обстоятельствах я был бы рад такой реакции. Может быть и Златан тогда передумал бы нападать. Однако сейчас мне требовалась любовь и народное признание, потому как суд должен быть открытым. С толпами репортеров и полными залами.

«Будь лапочкой, хронум!»

Глава 11

Находясь в своем изолированном мирке, в окружении бестолкового братца, воинственно настроенного главы сквада и двух безбашенных сук… а также аборигенов из Сыи, Стивена с его зверушками и всего, что меня окружало неординарного, я понял, как одичал. Аликперов и Залевская еще как-то разбавляли эту дурную шайку, но в целом — одичал.

И потому я даже представить не мог, какой животный трепет вызываю в людях, и что обо мне думают «нормальные» люди.

А результат моего пребывания в тюрьме таков: сокамерники всерьез задумывали прикончить меня спящего, пока я не навредил им самим. Вот только думали долго. Аристократы все же, не бандюки. В очередной раз порадовался обострившемуся слуху и своим рефлексам. Будь они более расторопны — в этот раз хронума бы не стало.

Началось с того, что мой сон был прерван тревожным давлением между лопаток. Проснулся, никак себя не выдавая. Затем подслушал их разговор, который очень мне не понравился. Ну и решил поговорить с ними лично, расставить все точки над «и», так сказать. А мое появление из воздуха было столь эффектным, что я едва сдерживал свою улыбку, глядя на изумленные лица аристократов.

Когда первые эмоции стихли, я спокойно спросил:

— Поведайте мне, уважаемые, что значит «политические», и кто решил избавиться от вас моими руками?

Они медлили с ответом, поглядывая на своего главного. И под столькими взглядами Бездомный сдался:

— Этого мы, увы, не знаем. Но врагов у нашей партии хватает. Мы же демократы, — сказал герцог, как само собой разумеющееся, но мне его слова ясности не добавили, — Кто-то называет нас радикалами, другие — «пятой колонной», или просто — врагами родины.

Стыдно признаться, но я мало что знал о демократах, да и в целом, не очень интересовался, кем у нас представлен политический истеблишмент. Наблюдая мою заинтересованность, Сергей Иванович продолжил:

— В первую очередь мы выступаем за реформы, а никак не против самодержавия. Однако казусы случаются. Вот, как сейчас… Мы проводили митинг в поддержку людей нетрадиционной сексуальной ориентации (меня перекосило на его словах, что не осталось незамеченным со стороны). Все было благородно — в лучших традициях нашей партии, а тут внезапно имперский спецназ повываливался из машин. А у них, знаешь ли, разговор короткий: лицом в асфальт и наручники на запястья.

Я промолчал. Не стал говорить, как мне импонируют в данном случае действия спецназеров. Потянулся за сигаретами, чем вызвал очередную порцию испуга. Что ж, пускай боятся, раз не могут по-другому. Подстраиваться под них я не собирался.

Мазнув взглядом каждого, и остановившись на Бездомном, спросил:

— Что можете предложить оплатой за мою лояльность?

— Можем предложить вступить к нам в партию.

— Не интересно. Да и не уверен я, что после этого дела у меня получится с политической карьерой.

Аристо, сами того не желая, расплылись в довольной улыбке. Другие облегченно выдохнули. Длилось это недолго, но не заметить такого поведения я не мог. Не хотели они моего членства в своих рядах.

— Но!.. — закурил сигарету, выдержав томительную для арестантов паузу, — Если у меня получится попасть в нижнюю палату парламента, вы будете поддерживать любые мои инициативы.

На этих словах я провалился в лимб и время замедлилось в сотни раз. Порывшись на полках, обнаружил бутылку сносного коньяка. Налил себе до краев и уселся обратно, держа в руках еще один бокал для Бездомного.

Дешевый трюк хронума произвел должное впечатление на аристо. Из присутствующих, только герцог продолжал сидеть напротив, остальные шарахнулись в стороны.

Замечательно. Этакая демонстрация своих возможностей, чтобы они не смели и думать о диверсии.

Настороженно переняв из моих рук крепкий напиток (ей Богу, не тюрьма, а санаторий какой-то!), Бездомный согласился на «все» и залпом опустошил коньяк, сильно поморщившись и занюхнув головой Пети.

«Сын ему, что ли?», — хмыкнул я про себя и опрокинул бокал, повторив за аристократом.

В этот момент клацнула защелка двери — дверь с гулом пошла в сторону.

— Ахматов! На выход!

— Ни минуты спокойствия! — бросил я недовольно, держа в руках недопитую бутылку, — Чего еще⁈

Под моим насмешливым взглядом надзиратель стушевался. Понизив тон до снисходительного (ему все еще нужно было держать марку матерого законника), принялся пояснять причину своего визита:

— К вам посетитель, Лев Константинович. Я проведу вас в комнату для свиданий.

Но, по-видимому, чтобы другие не могли усомниться в его власти в этих стенах, замахнулся дубинкой на мимо проходившего беспечного Петю.

Я мгновенно нырнул в лимб, отобрал резиновую штуковину из рук незадачливого полисмена и с размаху врезал ему по ногам. Послышался противный хруст костей, после чего вложил дубинку обратно в руку и встал на прежнее место, возвращая времени привычный ход.

Надзиратель взвизгнул от боли, обессиленный рухнулся на пол, держась за ушибленное место. Так я заслужил толику уважения от сокамерников, полисменов (мне хотелось так думать), и был выведен из строя мощным электрическим разрядом. А затем группа надзирателей плотно прошлась по моим костям…

* * *

Аркадий Францевич Плевако смотрел на своего подопечного с большим интересом. Давненько ему не приходилось защищать столь знатную фигуру, за которой тянулся шлейф удивительных слухов.

Когда на него вышел аноним с просьбой взяться за заведомо провальное дело, Плевако даже не поверил своей удаче. И уже после того, как на счет адвокату упала круглая сумма денег, вдвое превышающая стоимость его услуг, удостоверился в этом окончательно.

Не так давно знаменитый российский адвокат, не проигравший ни одного дела, начал хондрить. Дела попадались — один мельче другого. Плевако начал всем отказывать, и в итоге задрал непомерную по его мнению сумму в пятнадцать миллионов рублей за свои услуги. Но сегодня… Сегодня Плевако ликовал! Подумать только! Чертов палач загремел на скамейку правосудия!

Однако начать разговор с Ахматовым прямо сейчас Плевако не решался. Смущал его вид: синюшные гематомы под глазами, варварски поломанный в сторону нос. И вообще — Ахматов лежал на полу и не подавал признаков жизни. Плевако подошел ближе, склонился над ним, дабы удостовериться, жив ли тот, и долго-долго рассматривал.

— Кто вы? — раздался спокойный баритон палача.

Жив! Обрадовался Плевако, но виду не подал. Ну, еще бы! Система заключения под стражу хоть и давала периодический сбой, но чтобы службисты насмерть забили заключенного — такого просто не могло быть.

— Я — Плевако, Аркадий Францевич — ваш адвокат. Может быть, позвать врача?

— Не нужно, — едва слышно донеслось от живой отбивной, — Я сейчас… Встану… Только полежу немного, отдохну. А вы говорите, говорите, я слушаю. И… Дайте сигарету, Аркадий Францевич.

Плевако без лишних слов подкурил сигарету и сунул ее в окровавленный рот. Но все же задержался в таком положении еще немного, дабы понаблюдать за чудовищной регенерацией одаренного. На его глазах опухоль спадала, а нос медленно и с хрустом вставал на свое место.

— Наслышан о вас. Кто вас нанял?

— Не имею ни малейшего представления, — честно ответил адвокат.

— Хм, интересно, — хмыкнул Ахматов каким-то своим мыслям на этот счет.

— Я ознакомился с вашим делом, и оно показалось мне весьма интересным. Весьма. Следователь прямо сейчас собирает доказательную базу, и из имеющихся материалов ясно, что вменять вам будут сразу четыре статьи. Это — пока. По дороге сюда я перекинулся парой фраз с ген прокурором и тот уведомил меня, что дело неминуемо расширят: добавят обвинительных статей.

Плевако внимательно наблюдал за выражением лица Ахматова, и, к своему удивлению, не увидел в нем ни испуга, ни раскаяния.

— А теперь — я бы хотел услышать вашу версию произошедшего.

— Чего именно? Вы ведь не назвали ни единой статьи, по которым меня будут судить.

Плевако улыбнулся:

— Поверьте, голубчик, судить вас будут за все. Начните с момента, как вы осознали себя. По ходу рассказа я буду задавать наводящие вопросы.

Наполнив водой граненый стакан, Плевако удобно уселся на стул, запрокинув ногу на ногу, и добавил:

— Исповедь, Лев Константинович, исповедь… Представьте, что я святой отец, а вы пришли покаяться в своих грехах.

— Но…

— Никаких «но», Лев. Хочу заранее предупредить ваш вопрос и уведомить, — перебил адвокат намеревающегося возразить Ахматова, — Ваша «тайна» так и останется — только ВАШЕЙ тайной.

Собравшись с мыслями, и не меняя лежачего положения, Ахматов начал:

— Место моего рождения неизвестно…

— Вот как⁈ — искренне удивился Плевако, — А как же указанное в паспорте? Село Смородина…

— Послушайте, Аркадий Францевич, вам нужна моя история или будете перебивать на каждом слове? — возмутился палач.

— Да, да, не перебиваю, — поспешил оправдаться Плевако за непрофессиональную реакцию.

Ему не требовалось знать всю подноготную Ахматова, но если Лев понял его просьбу так буквально, Плевако с удовольствием послушает эту историю.

— Отец мне не родной. Кто мой биологический отец, матушка не рассказывала. Да я и не спрашивал. И всегда обходили стороной все упоминания о ее прошлой жизни. Потом у родителей появился Олег — мой брат. Жили мы бедно. Отец работал на земле, мы с братом помогали ему в меру своих сил. Возделывали пашню, занимались уборкой урожая. Денег едва хватало взять зимнюю обувь. Но ели мы сытно. Тогда я и зарекся, что мои дети не будут испытывать нужды в чем-либо.

Окончил школу с золотой медалью. Часто был бит старшими и бил в ответ. Не знаю, нужны ли такие подробности? — поднял голову Ахматов, чтобы посмотреть на реакцию адвоката.

— Нужны, — коротко подтвердил Плевако.

— Хорошо. Был один эпизод в восьмом классе, когда я использовал дар хронума против одного зарвавшегося юнца, обидевшего моего брата. Это сошло мне с рук. Я начал использовать свой дар чаще. Установил власть в школе. Начал собирать деньги с бывших школьных бандитов. Тогда я стал бандитом. Слабых мы не трогали, только тех пиздюков, что мнили из себя аристократов или противились «новой власти».

— Тут попрошу поподробнее.

— Что именно вас интересует?

— Почему вас не забрали в школу для одаренных? Я так понимаю, ваш брат тоже одаренный?

— Тоже одаренный, — подтвердил Ахматов, — Это здесь, в столице, закон работает, а прокатитесь чуть дальше по нашей необъятной родине… Не было до нас государству никакого дела!

— Ясно. Вы жалеете о своих деяниях?

— Нисколько. Либо ты прогибаешься под чужую систему, либо выстраиваешь свою. И, поверьте, под так называемой тиранией молодых Ахматовых, несправедливости в школе стало меньше.

Плевако тем временем набрасывал портрет своего подопечного. Ведь в детстве закладывается фундамент, основа человека. Даже мелкие, ничего не значащие факты из жизни юного Льва, могли дать толчок в нужном направлении. А сейчас любая информация могла пригодиться в суде.

— Дальше я поступил в университет и окончил его с красным дипломом…

— Позвольте вас перебить, Лев. Вы упустили упоминание о Денисе Колесникове. Кем он вам приходился?

— Другом.

Плевако ожидал большего, но Ахматов намеренно пропустил эту часть.

— Хорошо, а как вы познакомились с Екатериной Залевской?

— Мы выросли с ней в одном селе. После школы Катя поехала учиться в Англию. Восемь лет я ее не видел. Потом началасьвойна, и я пошел на срочную службу, после срочки подписал контракт еще на один год.

— Что побудило вас это сделать?

— Тогда мне казалось, что так правильно. Отстаивать интересы страны, защищать своих родных. Наверное, я бы продолжил строить свою карьеру по военной стезе, но через полгода после заключения контракта, нам с Олегом пришло письмо от матери, где она рассказала о смерти отца. Денис тоже…

Плевако непроизвольно подался чуть вперед, но Ахматов снова обошел тему Колесникова стороной. Само упоминание барона в этой истории никак не вязалось с тем, что успел откопать Плевако.

— Лев, я еще раз хочу напомнить вам, что существует адвокатская тайна и лично мои принципы. Уверяю, в этих стенах вы можете рассказывать все. Прослушивающих устройств в камере тоже нет… не должно быть, — попытался подтолкнуть он Ахматова к подробностям о Колесникове, но Лев был непреклонен.

— В тот же год умерла и матушка. Нам достались поля под Ростовом, несколько стареньких комбайнов и два десятка работяг из местных, готовых уйти в любой момент.

— Родители умерли своей смертью?

— Отца убили, матушка начала сдавать. Убийцу мы потом нашли с братом.

— Что с ним стало?

— Пропал без вести.

Разговор постепенно сводился на нет. Вначале словоохотливый Ахматов все глубже зарывался в себя. Было видно, что эта часть его жизни была для него болезненной. Нужно было свернуть тему, что Плевако и сделал, будучи отличным психологом.

— Расскажите, как строилась ваша бизнес империя?

— После тех событий, мы взяли небольшой перерыв. Жили с Олегом в доме родителей. А когда Олег начал продавать свои награды, чтобы купить бутылку местной сивухи, я сказал себе: «Хватит!». В тот же год удалось взять в лизинг трактора и другую технику. Разобрались с конкурентами, присвоили себе их земли. Дела пошли в гору. Помните, в пятнадцатом году была сильная засуха?

— Вроде что-то припоминаю такое.

— Цены на зерно выросли вдвое, и мы нехило так обогатились. Потом был еще один урожайный год и еще. Олег даже успел жениться, обзавестись детьми, развестись, снова жениться и снова развестись.

— Что было дальше? Почему вы переехали из глубинки сразу в столицу?

Ахматов улыбнулся. Оторвался от пола, встал на четвереньки и медленно побрел к столу. Не поднимаясь с колен, забрал со стола раскрытую пачку сигарет, долго и упорно чиркал сдохшей зажигалкой, а когда у него получилось, густо затянулся табачным дымом.

— Чертов наркотик! — критически покрутил дымящуюся сигарету в руках, осматривая ее все еще заплывшим глазом.

Изменения в его внешнем виде были на лицо. Синюшность сменила окрас на ядовито-зеленый, опухоль спала, нос принял нормальную форму и уже не кровоточил. Но все равно выглядел он весьма потрепанным. Усевшись за стол, Лев отпил воды и продолжил:

— Приехала Катя.

— Екатерина Залевская?

— Она самая. К тому времени Катя вернулась из Туманного Альбиона, устроилась на работу счетоводом к какому-то аристократу, а когда он странным образом скончался, вернулась ко мне, — Ахматов оговорился и поспешил пояснить, — Приехала в Смородину, к своим старикам.

Плевако сделал себе наметку на будущее: узнать о Залевской поподробнее. Вокруг этой особы также крутился ореол таинственности. А ее биография, даже из слов Ахматова, выглядела неправдоподобной. Для чего ей нужно было возвращаться в глухую деревню? Не могла найти в Питере другую работу? Или, все же, Ахматов не оговорился, и она приехала именно к нему? Ответ последовал незамедлительно:

— Катя предложила поехать с ней в столицу, зарегистрироваться на биржевой площадке и торговать своим зерном, минуя перекупщиков. Я взял с собой Олега, Дениса…

— Дениса? Вы говорите про Колесникова?

— Нет, вам послышалось! Я взял Олега, и мы поехали покорять столицу! — придал Ахматов твердости своему голосу и размазал окурок по стеклянной пепельнице, — Поначалу дело не шло. Меня несколько раз обманывали, кидали на деньги. Но прошло не так много времени, и я сумел освоить законы рынка. Более того, вышел за рамки зерновых сделок, начал успешно спекулировать и другими активами.

Позже мной заинтересовался один ублюдок виконт, посчитавший меня легкой добычей. С ним у меня произошла небольшая война, в результате которой я вышел победителем.

— Официальная война?

— Нет, конечно! — изумился Ахматов, — Какая война может быть между аристократом и простолюдином? Так, постреляли, повзрывали, виконт пошел на мировую и отдал мне сеть публичных домов.

— Вот так просто? Взял и отдал?

Ахматов испытывающе уставился на Плевако, пожевывая разбухшие губы.

— Могу показать договор дарения, если вы не верите.

— Верю. Но все же распорядитесь подготовить для меня этот документ. Может пригодиться.

— Хорошо. Рассказывать, как я заполучил табачную фабрику, автозавод в Тольятти, морские порты в Кенигсберге и Новороссийске и остальные производства?

— Я так полагаю, потому же принципу, что и дома терпимости?

— Хм, забавное название. Да, примерно по такому же принципу.

— Странно, что мы не встретились с вами раньше в этом месте.

— Очень. Но ведь у меня были свои покровители.

— А что с ними сейчас? Почему не помогли в нынешней ситуации? Впрочем, можете не отвечать. После того, что вы учудили в пригороде столицы, никакие связи не могли бы вам помочь.

— Вы считаете меня виновным?

— В недавних событиях? Определенно — нет. В остальном… — Плевако потер переносицу под очками, обдумывая следующую фразу, — Это не имеет значение, что я считаю. Если я взялся за ваше дело, значит доведу его до конца.

Ахматов вновь закурил, встал из-за стола и, хромая, поковылял к выходу. Плевако даже дар речи потерял от такого поворота событий.

— Что это значит, Лев Константинович? Сеанс окончен?

— Разговор будет долгим. Я хочу есть, — развернувшись к Плевако вполоборота, уточнил у него, — Или вы против?

— Нет, нет, ваше право! — поднял он ладони в примиряющем жесте.

Доковыляв до железной двери, палач принялся с азартом барабанить по ней, вызывая двойственные чувства у Плевако. Да с такой силой долбил, что на двери начали появляться вмятины.

— Нача-а-альник, подавай ужин! Начальник! — взывал он к тем, кто стоял за дверью, но ответа не следовало. Он продолжал делать это минуты три, с каждым ударом вминая железо все глубже. И откуда только в нем такая силища? Следующий вопрос будет о его даре. Плевако наглядно демонстрировали силу одаренного, в одиночку устроившего кровавую бойню под Питером.

Со стороны это смотрелось и комично и пугающе одновременно. Аркадий Францевич никак не брал в толк причины такого поведения. Ахматов только отошел от травм, о чем адвокат непременно заявит куда нужно, а как стало ему полегче, снова начал дебоширить. Он либо бессмертный, либо… И тут его осенило.

— Вам плевать на исход суда?

Ахматов застыл с заведенной для удара рукой.

— Не понял вопроса, Аркадий Францевич.

— Понимаете, когда человек хочет выбраться из «крестов», он будет вести себя иначе. Как бы это правильно сказать? Не так, как ведете себя вы, — нашел он верное сравнение, — Лев, вы же неприкрыто провоцируете охрану на применение силы. И ваш внешний вид говорит о том же. Богом прошу, что бы вы не задумали, одумайтесь! Вы знаете, кто я такой. Знаете мою репутацию. Я не проигрывал еще ни одного дела.

— Все может случиться в первый раз, — без улыбки подметил палач.

— Верно, но я постараюсь вам помочь. Спрошу у вас еще раз. Вам плевать на исход суда?

Лев ответил уклончиво:

— Знали бы вы, Аркадий Францевич, как это мелко: война со Златаном, этот суд, да даже наш разговор с вами. Все это не стоит моего времени.

Плевако не понравились слова палача, но Лев поспешил оправдаться:

— Нет, я не умаляю значения нашей встречи и вашего ремесла в целом. И сделаю так, как вы просите, но отвечу вам на ваш вопрос. Да, мне плевать на исход суда. В любой момент я могу покинуть это место. Но будет лучше, если я сделаю это победителем и через парадный выход.

Дверь резко распахнулась, в комнату вкатили тележку с едой и так же быстро закрыли ее. Плевако с удивлением отметил про себя наличие балаклавы, скрывающей лицо охранника.

«Они боятся его! О, Боги, куда катится этот мир⁉»

Лев набросился на еду, аки животное — истинный лев. Он проглатывал огромные куски мяса, утрамбовывая их всевозможными гарнирами и салатами и запивал соками. Ему требуются калории, чтобы восполнить внутренний резерв, заключил для себя Плевако, и терпеливо ждал, пока Ахматов закончит трапезу.

Наевшись вдоволь, палач откатил тележку к выходу и с силой ударил по двери, пробив ее насквозь. В дыре показалось изумленное лицо одного из надзирателей. Лев рявкнул тому, чтобы забирали тележку обратно, промокнул уголки рта салфеткой, как истинный аристократ, и уселся обратно.

— Однако, — встретил его Плевако смеющимся взглядом. — Мне все больше начинает нравиться работать на вас.

— С ними по-другому нельзя.

— Расскажите о своем даре. Каков ранг? Его особенности? Насколько мне известно, вы хронум.

— Да, я хронум. Ранг девятнадцатый. Особенности? — Ахматов ненадолго задумался, стоит ли говорить адвокату всю правду, но в итоге решил утаить лишь о скачках во времени, будучи не совсем уверенным, что флэшбэки как-то связаны с его даром. — Я могу замедлять время. Ненадолго. Минуты на две-три. Когда я хожу в лимбе, другим кажется, что меня попросту нет рядом. А я рядом. Заглядываю в глаза очередному ублюдку, читаю его жизнь, как раскрытую книгу, и решаю, стоит ли проводить исповедь.

— А исповедь — это что такое?

— Попросите кого-нибудь из моего окружения показать вам, что такое исповедь. Наверняка найдется подходящая видеозапись.

Плевако серьезно кивнул Ахматову:

— Обязательно ознакомлюсь с вашим альтер эго.

— Это все? Насколько мне известно, девятнадцатый ранг не является пределом развития одаренного. Но тот же гравер с таким же рангом не сможет устроить кровавую мясорубку, которую устроили вы.

— Посмотрите видеоматериалы, Аркадий Францевич, уверен, после просмотра вопросы отпадут сами собой. Воплощение хронума — это нечто большее, нежели гравер.

Выдержав непродолжительную паузу, Ахматов спросил:

— Меня волнует судьба моих людей, заключенных под стражу. Что с ними будет?

— Они также предстанут перед судом, как участники массовых бесчинств.

— И ничего нельзя придумать?

— Ну почему же нельзя? Можно. Нужно, чтобы Златан дал показания против себя, сознался во вмешательстве в их разумы. Якобы это он заставил ваших людей взяться за оружие. Насколько мне известно, он является сильным менталистом. А ментальная обработка карается законом посерьезней любого другого проступка. Но это, увы, на уровне фантастики. Златан никогда не признает за собой таких деяний.

— Хм, значит он находится здесь же? — на лице палача появился зловещий оскал.

— Лев, нет! — осек его Плевако, — Не смейте даже думать о встрече с ним. Барон понесет свое наказание. И поверьте мне на слово, смертная казнь ему обеспечена.

— Нет, нет, что вы? — иронично запротестовал Ахматов, — Вы передадите ему послание от меня. Можем так сделать?

— Я постараюсь. Что хотите ему сказать?

— У вас есть камера? Мы запишем цыгану обращение.

Плевако не мог и вообразить, что подразумевалось под словами хронума. Как только пошла видеозапись, Лев начал трансформироваться в нечто ужасное, неподдающееся описанию. Просто дьявол воплоти. Комната вмиг наполнилась черным густым туманом, скрывшим свет тусклых потолочных ламп. Ахматову не помешал даже ошейник, ограничивающий дар. Он просто треснул по швам и разлетелся в стороны, а наружу вышла сущность, от вида которой хотелось бежать, прятаться и громко кричать одновременно.

Адвокат старался держать свои эмоции в узде. Хоть это и удавалось с большим трудом. Что будет, если он прямо сейчас вызовет охрану? Успеют они выцепить его из лап адской твари? Нет! Оставалось надеяться на благоразумие его подопечного.

«У нас другие отношения. Я не Златан, и не делал ничего дурного», — уговаривал он себя, фокусируясь на лице хронума.

Кроваво-красные глаза уставились в маленькую камеру телефона, и хронум зашелестел нечеловеческим голосом:

— Зла-а-а-атан! Мой дорогой друг! — каждое слово он смаковал, сглатывая слюну, будто Златан был самым вкусным лакомством для этой твари, — Я знаю, ты где-то рядом. Хочешь, я приду к тебе этой ночью? Выверну твою грязную душонку наизнанку, а потом отправлюсь за тобой в ад — свой родной дом — и там продолжу испытывать тебя на прочность. Только так ты можешь искупить свою вину передо мной. Только так!

Плевако дрогнул на этих словах, будто обращались лично к нему, выронил телефон из рук. К счастью, видеозапись сохранилась, и Ахматову не требовалось повторять сказанное.

За считанные секунды Лев снова стал человеком, туман рассеялся, и только клочья одежды, свисавшие на нем, и поломанный ошейник, выдавали недавнее перевоплощение хронума.

Глава 12

Наш разговор с Плевако продолжался еще около двух часов. Я рассказал ему все, что посчитал нужным. Отдельно мы остановились на пропавшем без вести виконте Суходольском. С трудом подбирая приличные слова, рассказал ему о смерти виконта, правда, иногда называл виконта ублюдком, понесшим заслуженное наказание. Однако Плевако не соглашался со мною, пытаясь убедить, что любая человеческая жизнь имеет свою ценность, и на каждого из нас у Бога есть промысел.

И все же, простой вопрос: «Откуда у тебя столько денег, Лев?», заставил меня напрячься. Долго я не решался рассказывать ему о подрывах элеваторов и моих спекуляциях на финансовом рынке, но Плевако в очередной раз напомнил мне об адвокатской тайне.

Я сдался. Вкратце рассказал адвокату о схемах заработка. Он выслушал бесстрастно, кивал только головой по ходу рассказа. Его недоумение вызвало лишь то, что я не прогоняю деньги, полученные незаконным путем, через свои предприятия, для их легализации. Назвал мне новую статью, которую, возможно, мне добавят к «коротенькому» списку уже имеющихся дел.

Вскоре занесли мои личные вещи. Все необходимое: трусы, носки, сменную одежду, блок сигарет «Ахмат». Все, кроме телефона.

Почему такая несправедливость? Ведь мои сокамерники не ограничены в пользовании гаджетов.

Плевако ответил:

— Вполне могут запретить, Лев. Аристократы на то и аристократы, что им дозволено больше, нежели простолюдинам.

Я дал ему контакты Залевской, и мы распрощались на доброй ноте. Адвокат заверил меня, что все будет хорошо, не уточнив, для кого.

Молох все это время терпеливо ждал, пока мы закончим. Он появился во время нашего разговора с Плевако, и громко дышал мне в затылок, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, поторапливая завершить встречу с адвокатом.

Когда Аркадий Францевич покинул комнату для свиданий, в нее вошел старший грандмейстер полиции.

— Лев Константинович, рад вас видеть в этих стенах.

Звучало это весьма двусмысленно. То ли он действительно был рад меня видеть, то ли рад был видеть именно в этих стенах: прикованным наручниками, и с ошейником, подавляющим дар.

«Кстати, где он?» — этот вопрос читался в глазах грандмейстера, пристально разглядывающего мою шею.

— И вас категорически приветствую, Вячеслав Викторович.

Я стоял перед ним совершенно голый, и даже не стал прикрывать своего хозяйства. Впрочем, Полунина мой вид не смутил.

— Вас оставить одного? — правильно понял он мои намерения одеться.

Хронум девятнадцатого ранга так огромен, что никакая одежда после перевоплощения не выдерживает. А ведь на мне были специальные трусы: с любовью (хотелось так думать) подаренные Катей, и неприлично (для трусов) дорогие.

— Уж будьте так добры, Вячеслав Викторович.

Оставшись с Молохом наедине, я неторопливо начал одеваться, жадно поглощая информацию от контроллера:

— Шестьдесят три сквадовца сложили головы, сто сорок сильно покалечены. Многие потеряли конечности. Остальные сидят здесь же, в «Крестах», этажом ниже. Четверо бойцов дезертировали во время боя, но их выловили люди Аликперова и передали полисменам.

— Дядю тоже посадили?

— Нет. Он скрылся в подземных тоннелях Стивена. Там же на момент задержания находился Астай и четверо хакасов.

— Залевская?

— Она не попала под раздачу. Всех баб опросили и отпустили. Даже Марьяну. Романов хорошо помог. Разместил наших людей в гостинице. А его лекари занимаются сейчас ранеными.

Все, о чем рассказывал мне Молох, вызывало внутреннее удовлетворение: количество погибших невелико, утраченные конечности скоро снова отрастут. Достаточно было восстановить силы, обернуться гравером и одаренный запустит регенерацию своего тела. Выстоять против многотысячной армии одаренных и потерять лишь шесть десятков… Как же я недооценивал полководческий гений Егора. А еще меня смутило произнесенное им слово «наших». Кажется, я упустил момент, когда Молох начал считать моих людей и своими?

— Где Егор?

— В камере с дезертирами.

— С-суки! — вырвалось у меня из-за подлого поступка безопасников.

— Вячеслав Викторович! — рявкнул я на дверь, и он мгновенно появился в проеме. — Куда вы посадили Егора Бероева?

Полунин не решался мне отвечать, нервно пожевывая свои губы.

— Ну же⁈ — в гневе зажег вязь узора, добавив голосу демонических ноток.

— Сидит в камере, где и остальные твои люди.

— С кем именно⁈

— С твоими бойцами. Имен я не знаю, — продолжал он играть придурковатого полисмена.

— Распорядитесь перевести его в одиночную камеру!

Наши взгляды схлестнулись в долгом противостоянии. Я осознавал, где нахожусь и что делаю. У старшего грандмейстера в распоряжении целое крыло в «Крестах» и несколько сотен подчиненных. Я же пришёл в чужой монастырь со своим уставом. Устанавливаю свой порядок. Плешивая голова грандмейстера только качнулась от такой наглости.

Но этот сучара решил наверняка засадить моего Егора. И я никак не мог этого допустить. Зная нрав сурового вояки, я был уверен, что над дезертирами суд состоится в ближайшее время, когда начальник сквада узнает об их предательстве. А возможно, суд уже свершился.

* * *

Полунин находился в замешательстве. Не знал, как ему реагировать. Рядом находились его подчиненные, внимательно слушали странный разговор, при котором их руководитель покорно стоял и слушал наглеца Ахматова, не предпринимая ровным счетом никаких действий. Поведенческие шаблоны начальника стирались на глазах, уважение к старшему грандмейстеру стремительно падало.

«Послать его нахер, а лучше пристрелить, как дворовую псину!», — так думали немногие полисмены, те, кто не успел осознать, какая рыба попалась в их сети. Позже они сходят в церковь, поставят свечку, и будут прославлять Бога, сберегшего их от неминуемой смерти. Но сейчас они находились в сладком неведении.

Когда грандмейстера известили об избиении Ахматова, по спине Полунина пробежался холодок ужаса. Еще свежи были воспоминания о видеозаписях, и потому он срочно примчался сюда — все исправить.

Но чертов хронум не просил, он требовал. Требовал будучи без ошейника. В лоскутах одежды, напоминавших о недавнем его перевоплощении. И как же грандмейстеру сохранить хорошую мину при плохой игре⁈

«С Ахматовым нужно действовать гибче, — заключил для себя Полунин. — И плевать, что подумают другие!»

Считалось, что нет такого дара, который нельзя было бы подавить. Считалось… До появления палача.

Ахматов здесь и сейчас представлял опасность для всего живого. Его появление в этих стенах можно было сравнить с атомной бомбой, медленно ведущей обратный отсчет. Но ведь точка невозврата ещё не пройдена! Можно отмотать назад!

— Обязательно переместим, Лев, — сухо ответил он Ахматову, чем вызвал шквал недовольства у своих подчиненных.

И тут же отдал приказ:

Степан, срочно переведи Егора Бероева из камеры сто четырнадцать в одиночную!

— Слушаюсь, Вячеслав Викторович! — браво отрапортовал Степан.

И зачем он только согласился на авантюру с Бероевым? Все этот амбициозный прокурор — подонок, которому Полунин сильно задолжал!

Ахматов уверенно шагнул навстречу Полунину, отчего у старика сильно заколотилось сердце. Но остановился в метре от него. С силой хлопнул стальной дверью перед носом грандмейстера, да так, что та осталась висеть на верхней петле, и вернулся к своим вещам.

* * *

— Какие еще новости, Молох?

— Организация понизила тебя в ранге. Сразу на две позиции. Теперь ты пушечное мясо. И бросать тебя будут в самое пекло.

Слова контроллера никак не укладывались в моей голове. Еще вчера Молох говорил мне о некоем задании от арбитров, при выполнении которого меня продвинут по карьерной лестнице. А сейчас я снова на той же позиции, каким был до Романова. Если только…

— Это из-за Романова? Арбитры узнали, что он жив?

— Нет. Если бы узнали, то ты уже был бы мертв. Это из-за Златана.

— Не пойму. Поясни.

— Златан находился на хорошем счету в Организации. Ты отнял у него все, похерил его дело. Твоим заданием было наладить контакты с цыганским бароном и вновь наводнить рынки столицы наркотой. Но мало того, что ты не пошел на контакт, так еще и поставил шах и мат наркобарону.

— Бред какой-то!

И тут меня осенило:

— Погоди-ка, а ты когда намеревался рассказать о задании?

— После ликвидации барона.

Я по своему обыкновению провалился в лимб, дабы все обдумать. Чертов Молох со своей игрой! Чертова Организация и их задания! Кто-то наверху двигает фигуры на шахматной доске. И не только Арбитры. Меня же используют, как сраную пешку. Как я мог согласиться на торговлю наркотиками? Как мог работать с ублюдком Златаном? При любых обстоятельствах я не взялся бы за это задание. И если барон находится под протекторатом Организации, разве они не должны известить его обо мне? Запретить всяческие провокации в мой адрес. Или он сам ослушался? Одни вопросы.

А между тем меня ждал Полунин.

Вернувшись в реальный мир, я попросил Молоха не затягивать с переездом в Суходольское. Покорно принял новый ошейник из рук Полунина и последовал в свою камеру.

Пока мы шли, я внимательно следил за выражением лица грандмейстера. Он хотел начать разговор, но никак не мог решиться. Прокрутив в мозгу все наши встречи с ним, я, отбросив тщеславие, начал первым:

— Вячеслав Викторович.

— А? — встрепенулся он.

— Извините.

Полунин запнулся на ровном месте. Недоверчиво покосился на меня.

—… За ваших подчиненных. Что позволил им усомниться в вас.

— А, ты об этом? Да, нехорошо вышло. А я ведь сам пришел к тебе извиниться. Но вижу, что сильно приукрасили, сказав, что чуть тебя не убили.

— Меня сложно убить.

— Это да.

До камеры было еще далеко. И я знал, что это еще не конец разговора. Но мы шли, а он молчал. Я подтолкнул его:

— Извиняться будете?

— За что? — он находился еще в некоей прострации, поглощенный своими мыслями. — Да, точно. Но вначале я хочу спросить, почему ты не дал отпор там, в камере?

— Чтобы выставить себя жертвой в будущих слушаниях.

Тут я слукавил. Не было у меня такой мысли на тот момент. Я тоже не всесильный, каким хотел показаться или хотел быть. Удар электрошокером был подлым и неожиданным. Он сработал ошеломляюще. После него я не смог зажечь вязь узора, чтобы замедлить время. А когда очередной удар по голове вывел меня из строя, было уже поздно.

Слабый, слабый хронум.

— Не нужно этого делать, Лев. Я поговорю со своими людьми, и подобное, уверяю, не повторится.

— Вы так и не извинились.

— Какой же ты… несносный, Лев! Ну, извини меня, извини! Доволен⁈

— Нет. Кто отдал приказ посадить меня к демократам? А Егора к беглецам?

— Откуда ты узнал об этом? — случайно проболтался он, подтвердив свою причастность свершившейся подлости. Потом понял свою оплошность, но было уж поздно. Слово не воробей. Тяжело вздохнув, Полунин признался:

— Да, это я распорядился поместить начальника гвардии к предателям, а тебя к политикам.

Я остановился возле дежурного, согнал его с места, уселся на стул, скрестив руки под грудью и выжидательно уставился на грандмейстера.

Дежурный (или как там называется его должность) негодовал буквально секунду, пока не увидел своего начальника в расстрельной позе. Может быть, зря я так. Но почему бы не потрепать нервы Полунину? Эмоциональные качели, мать его. Наверное, мне действительно стоило показаться психиатру.

— Меня… Мне… — мялся он на каждом слове, — мне сказали так сделать.

— Кто? Хочу услышать фамилию.

Выдержав значительную паузу, грандмейстер сдал с потрохами одну важную фигуру. Им оказался генпрокурор Болсуновский. Редкостная скотина, если верить словам грандмейстера. И, мол, перечить он ему не мог. А так бы он сам, конечно же, не стал действовать столь опрометчиво со мной и моими людьми.

Прокурор имел на меня зуб. Вот только причины этого я не мог взять в толк. Полунин тоже не знал. Его фамилия хоть и была у меня на слуху, но раньше мы не пересекались. Возможно, если копнуть дальше, найдется кто-нибудь еще, повыше Болсуновского. Но я даже представить себе не мог столь влиятельную фигуру, способную повлиять на генпрокурора. Он должен быть не меньше князя или очень влиятельного герцога. Князьям я дорогу не переходил (кроме Романова), а все «мои» герцоги были похожи на Голицына, некоторые из них уже отправились на тот свет.

Болсуновский решил убить сразу двух зайцев: избавиться от неугодных политиканов и засадить меня за решетку. Всех нас. Не скажу, что я очень расстроился, услышав новость о предвзятости гособвинителя к моей персоне, но да, неприятно.

Полунин сказал больше. Его коллега, старший грандмейстер по Василеостровскому району, в ближайшее время натравит банду Соловейчика из местных зэков на моих сквадовцев. А там сплошь одаренные, и, возможно, будут без ошейников.

Выслушав грандмейстера, я встал из-за стола дежурного, и мы пошли дальше. Вроде как наши разногласия с ним были сведены на нет. Он пообещал провести экскурс по моему личному делу для своих подопечных, предотвратить встречу с Соловейчиком, а я взамен обещал вести себя тихо.

Проводив до камеры, Полунин бросил мне в спину, что на завтра у меня сеанс психотерапии, и отказаться я не могу. Спешно захлопнул дверь, не дожидаясь моего ответа. Сволочь!

— Ну что, арестанты, как маляву делить будем? И кто в хате главный?

— Лев, ну ты опять за свое? — осуждающе покачал головой Бездомный, — И что значит маляву делить?

— Гостинцы мне тут передали. Налетай, братва!

Широко раскинул руки над пакетами с едой (конечно же с иронией), но не увидел огонька в их глазах, присущего обычным заключенным. Никто не стал драться за еду, и даже не сглотнул слюну при виде копченого сальца от тётушки, бережно обернутого газеткой.

Вспомнил. У них своя кухня в камере. Холодильник просто забит едой, а полки заставлены элитным алкоголем.

— И неправильно ты употребил это слово, малява. Не получается тебе вжиться в роль зэка.

Нарочито тяжело вздохнув, согласился с Бездомным:

— Печально…

Вскоре я узнал, что телефоны у моих сокамерников отобрали, дабы я не смог связаться с внешним миром. Конечно, местные не сильно обрадовались такой перспективе.

Пока я играл с Иванычем в нарды, демократы один за другим ходили на кухню, там гремели стопками. Возвращались уже повеселевшими. Бездомный сказал, что так надо, ибо с хронумом в одной палате жить не очень уютно. Мешать им не стал.

Ужин прошел отлично. Повара в белых цилиндрических колпаках вкатили столы на колесиках. Они ломились от изобилия еды. Здесь было все: и японская кухня, и русская, и много еще чего-то не совсем понятного мне, но привычное настоящим аристократам (хотя я был достаточно искушенным в еде).

Аристо быстро напились. Начались вопросы ко мне. Что такое хронум? И как я живу с этой адской тварью внутри? И много всего еще. Самые пьяные, а потому смелые, настолько обнаглели, что полезли в мою интимную жизнь. Сколько у меня было баб, и как я их трахаю. Я опешил от этих вопросов:

— А что, аристократы трахаются как-то иначе?

— Так нам нельзя ходить налево. Ты разве не знал?

—…

— Темнота-а! — расхохотался Бездомный, хлопнув меня панибратски по плечу (лыка не вязал уже). — Вот вы говорите, аристократы имеют больше прав, нежели простолюдины. Так-то оно так, но и ограничений мы имеем больше. Знаешь, что со мной сделают, если я изменю своей Любушке?

— Повесят? — предположил очевидное, потому как Бездомный давал недвусмысленные намеки именно на такой исход.

— Типун тебе на язык, Лев! Титула лишат, а все имущество передадут рогатой супруге. И плевать, кем ты был раньше. Зачуханный барон из глубинки или цельный князь.

— А если жена изменит?

— А тут будут смотреть, кем она была до замужества. Если знатная особа, пожурят и отправят в отчий дом без копейки в кармане. Если простолюдинка, то будет зависеть от проступка. За скотоложство положена смертная казнь, за измену с дворянином высшего сословия могут дать условный срок.

Про скотоложство даже переспрашивать не стал. Хотя в голове сразу нарисовались образы Герды и Коняшки, и их животные совокупления.

— Как ты собрался становиться парламентарием, если не знаешь таких основ? — продолжал ухмыляться Бездомный.

Закурив сигарету, многозначительно пыхнул над головой, формируя густое колечко дыма:

— Сергей Иванович, а хотите узнать, что видит жертва в глазах хронума?

В комнате воцарилась гнетущая тишина, и только «болезный» вновь выдал себя кашлем.

— Да шучу я, шучу! Все, я спать. Приглушите свет.

Проснулся как обычно, в шесть тридцать утра. Сокамерники сладко посапывали на своих шконках, ни о чем не беспокоились. Воздух был сперт, а потому я открыл окно, запустив прохладный ветер, пропитанный солью и влажный.

Не мог вспомнить, что снилось этой ночью. Но точно знаю: что-то очень важное. Что легло тревожной тяжестью на душу. Это не было чувство опасности. Я испытывал что-то похожее, когда готовился к экзаменам или перед уходом в армию. Давно позабытое чувство, означающее важные перемены в жизни. Но какие, я не мог предположить. Первые слушания по делу были назначены на двадцать пятое, а до этого времени никаких встреч не предвиделось. Плевако обещал организовать встречу с Залевской, но это ещё вилами по воде. Любые контакты с внешним миром мне были запрещены.

— Почему такая несправедливость⁈ — спросил я Плевако.

— Ахматов — простолюдин, да еще и с таким багажом за спиной, — ответил мне адвокат, не особо заморачиваясь.

Простой как угол дома дядька

Впрочем, встреча c Катей носила по большей части символический характер: мужчина в тюрьме, его женщина ходит к нему на свидание. Так должно было быть, но меня этого лишили. А все, что мне нужно было, я передал через Молоха, остальное же меня мало занимало. Огромная заслуга в этом принадлежала Романову, взвалившему на себя хлопоты о моих людях.

Пока я лежал и думал, не заметил, как в камере стало тихо. Ни храпа, ни звуков непроизвольных газопусканий сокамерников. Будто все умерли. Я перевалился через бортик, чтобы посмотреть на соседа снизу.

Сосед замер, укрылся одеялом с головой, оставив лишь щелочку для глаз, и со страхом уставился на меня.

— Доброе утро, — поприветствовал я его.

Он ничего мне не ответил, но в камере стал чувствоваться запах мочи.

— Звиздец какой-то… Сергей Иванович, сколько это будет продолжаться? Вчера и выпили вместе, и поговорили по душам. Что опять с вами не так? — обратился я к Бездомному за разъяснениями, лежащему напротив меня.

— Я бы назвал это нормальной реакцией, учитывая, что ты делал этой ночью.

Наблюдая мое непонимание, герцог продолжил:

— Не помнишь, что было ночью? Хм, странно… Казалось, ты был в своем уме. Ну или это был не ты, а другая твоя сущность. Страшно, Лев, с тобой в одной камере находиться. Ты всю ночь ходил по камере. Клубился черным, чернее ночи, туманом и заглядывал нам в глаза. Уж что ты там искал, непонятно, но было очень жутко. А сейчас спрашиваешь, что с нами случилось? Ты случился!

То-то всю ночь мне виделась всякая чушь. Как оказалось, то были не сны, а картинки из жизни бедолаг-сокамерников, невольно ставших игрушками в руках хронума, отрабатывающего легкую версию исповеди.

Безучастно пожав плечами, потянулся в постели, зажег вязь узора, выгоняя остатки хмеля из головы. Мгновенно почувствовал легкость во всем теле. Обычно с утра я уже куда-то бежал, что-то делал, решал важные (и не очень) дела. Но в камере никаких дел не предвиделось, а потому принялся делать зарядку, чем вызвал вал шепотков за моей спиной. Одни продолжали негодовать моему соседству, другие считали странным такое поведение. Мне было плевать. И извиняться я тоже не стал. Пусть считают удачей — проснуться в одной камере с хронумом. Это значило, что нет среди них сволочей и подонков, заработавших на исповедь.

Позже внесли завтрак. Вначале позавтракал я сам, а потом уселись все остальные. Начали с самого утра заливаться алкоголем. Пусть будут пьяными. Лучше так, чем ссаться в моем присутствии.

Перекинулся парой фраз с Бездомным, разузнал у него, как они проводят досуг. Приятно удивился ответам. В двенадцать часов, по расписанию, посещение досуговой комнаты, далее будет обед, в четырнадцать тридцать концерт с местной знаменитостью, потом банька и ужин. Ну, а после ужина аттракцион с хронумом. Чего Бездомный просил больше не делать и чего я не мог ему обещать.

— Петя, включи новостной канал, — обратился Сергей Иванович к юному демократу, скучавшему у окна. Петя больше других страдал от отсутствия гаджета.

— Да, дядя, сейчас сделаю.

Так Петя выдал свое родство с Бездомным.

—… Спасатели до сих пор разгребают завалы в «Репинских дачах». По последним данным, в результате столкновения двух преступных группировок, погибло от двух до трех тысяч человек. Среди погибших числится около семидесяти мирных граждан, а сам поселок лежит в руинах. Подробнее о случившемся вам расскажет мой коллега, ведущий репортаж с места кровавой бойни. Иван, вам слово.

— Благодарю, Елизавета. Да! Еще совсем недавно поселок «Репинские дачи» можно было считать приютом для богатых. Здесь было все: зеленые парки с шикарными газонами и клумбами, где прогуливались молодожены с детьми.

Новая школа, два детских сада. Стоимость жилья в «дачах» начиналась от десяти тысяч рублей за квадратный метр, а сегодня это место мало отличается от городов, которые постигла участь войны.

— Иван, вы не преувеличиваете? — наигранно спросила у него ведущая.

— Посмотрите сами, Елизавета.

Картинка сменилась. В кадре появились разрушенные дома, дымящиеся деревья с максимально неприглядного ракурса. И мой танк, потерявший гусеницу. Мелькали медработники с носилками, и люди, занимающиеся ликвидацией последствий ЧС. Картина предстала действительно ужасная. А главное, я не понимаю, откуда такое количество жертв среди гражданских. Будто бы прочитав мои мысли, сокамерники возмутились:

— Зачем мирняк то было убивать⁈

— Помолчи, бестолочь! Это не Лев сделал, а цыганский барон! — отвечал аристократу Бездомный, и я благодарно кивнул ему, не готовый отвечать на провокацию.

«Оба лидера преступных группировок задержаны, и находятся в следственном изоляторе. Публичные слушания начнутся уже в четверг. И мы будем внимательно следить за ходом разбирательств. Между тем, представители власти отказываются от каких-либо комментариев, но уже по имеющимся данным становится понятна причина агрессии со стороны Ахматова…»

Дальше я не слушал. Шагнул во мрак лимба, позволив ему полностью поглотить себя. Тьма астральной проекции успокаивала. Мне нужно было переварить услышанное. Агрессия Ахматова… Какая-то сволочь топит меня. Кто-то наверху. Я вновь задумался о побеге, но вспомнив слова Плевако о моей невиновности (он мне верил), решил не предпринимать никаких действий. Будь, что будет.

Вернувшись в неуютный мир, закурил сигарету, пошире распахнул окно, дабы насладиться бодрящим морским ветром, но и здесь меня ждало разочарование. Перед «Крестами», на набережной, собралась толпа демонстрантов с плакатами. Сфокусировав на них зрение, увидел неприятные слова в мой адрес: «Ахматова на гильотину», «Ахматов — убийца», «Смерть наркобарону Ахматову». Меня ненавидели.

Дверь клацнула. В камеру вошел надзиратель.

— Лев Константинович, прошу вас на выход.

Такая учтивость с его стороны… Наверняка, с сотрудником плотно поработал Полунин.

— Куда?

— К психиатру.

Грубо затушив окурок о стенки пепельницы, я обреченно усмехнулся:

— Веди.

Законник явно не ожидал такой покорности от меня. Бросал недоверчивые взгляды на подставленные запястья и на моих сокамерников, как бы спрашивая у них: «Нормально ли такое поведение хронума или он чего-нибудь сейчас вытворит?». Но, не получив от них ответа, неуверенно накинул тяжелые железки мне на руки и повел к врачу.

Долго мы петляли по подземным переходам, коридорам, далее достигли платформы метро и минут двадцать ехали в одном направлении, куда-то за город. Такой долгий и удивительный путь заставил меня отвлечься на инженерное чудо. До этого дня я даже не слышал, что под столицей два метрополитена. Один — помпезный и вычурный, каким его привыкли видеть все, а другой серый и мрачный, как раз для таких отбросов общества, как я: тоже серых и мрачных.

Вагон начал сбавлять ход, сопровождавший меня мужчина в мундире, сообщил:

— Мы на месте, Лев Константинович. Прошу вас держать себя в руках и никоим образом не вредить лечащему врачу.

Я никак не ответил ему.

Надзиратель бесшумно открыл дверь, жестом пригласил войти внутрь, а сам остался снаружи. Чувствовался трепет в каждом его движении. Это можно было объяснить глубоким уважением к персоне меня дожидавшейся.

Она стояла спиной. Поливала раскидистый мискантус на подоконнике и не замечала, что в кабинете появился кто-то еще. Или просто делала вид. Я не видел ее лица, но чувствовал запах. ЕЕ запах!

— Хм, странная смесь эмоций, — заговорила ОНА СВОИМ бархатистым голосом, не отвлекаясь от цветка, — Когда вы вошли, я чувствовала безразличие, можно даже сказать, апатию, подавленность, разбитость, но сейчас они несколько иные: ваши чувства. Не будь в этой мешанине эмоций досады, я бы назвала любовью то, что вы сейчас испытываете. Ха, любовь!

Сана поправила выбившийся локон волос, усмехнувшись своим, как ей показалось, нелепым мыслям.

По телу пробежали мурашки от осознания, от сильного давления внутри груди, неверия. Все это, как ком, навалилось на меня. Я не смел пошевелиться. Девушка встала вполоборота, и новая волна чувств накрыла меня с головой. Теперь уже не осталось сомнения. Это была Сана.

Глава 13

Алина замерла над цветком. Кувшин качнулся в руках — вода пролилась мимо.

Будучи профессионалом своего дела и сильным одаренным-эмпатом, она, по своему обыкновению, сразу же просканировала эманации чувств Льва Ахматова. Странная, пугающая смесь эмоций исходила от Ахматова. Так бывает. Особенно в этих стенах. В «Крестах» подчас творятся ужасные вещи: заключённые издеваются над сокамерниками, надзиратели поощряют эти бесчинства, а порой сами участвуют в них. Но здесь нечто другое… Оторванное от повседневности.

Одно из чувств Ахматова выбивалось на общем фоне, и было направлено на нее: сильное желание обладать Алиной. Но в этом его желании не было и намека на секс или похоть. Желание обладать являлось основой всех чувств. Дальше к нему прилагалась удивительная палитра: радость, теплота, нежность, а также тревога, страх, волнение, и тоска… Вселенская тоска, всепоглощающая.

Когда они встретились взглядами, в груди девушки сильно кольнуло, глаза на мгновение заволокло туманом. Начался процесс обмена эссенциями душ. Алина наблюдала за этим волшебным действом, замерев, в астральной проекции эмпата.

Частица ее души на глазах оторвалась от основы и полетела к Ахматову. Но, будто обдумав что-то, разделилась еще на две части. Одна половинка устремилась к нему, а другая улетела куда-то прочь, в распахнутую форточку.

«Куда ты⁈» — хотелось крикнуть ей вслед, но Алина не могла произнести и слова.

Волшебство закончилось, и от стыда Алина хотела бежать, но поборов сиюминутное желание, совершенно неуместное сейчас, взяла себя в руки, погасила вязь узора и вернулась в реальный мир. Робко, что было странно для нее, почти прошептала:

— Господин Ахматов, прекратите это желать.

* * *

— Что именно, любимая?

Кажется, я улыбался. Или нет. В этот момент я не контролировал себя, свои эмоции.

— Какая я вам⁈.. — мгновенно взорвалась она, но тут же погасила эмоции, терзаемая двойственностью ощущений.

Наручники разрываются и с характерным звуком падают на паркетную плитку. Руки тянутся к ней, опережая мысли. Девушка зажмуривает глаза. Кажется, она ждет нападения, но его, конечно же, не следует. Вместо этого я нежно обнимаю Сану, а в следующий миг прижимаюсь к ее губам.

Сана отвечает взаимностью лишь мгновение, но сразу же отстраняется, начинает колотить мою грудь своими маленькими кулачками, пытается вырваться, но как-то нехотя. В ее глазах читается полное непонимание происходящему. Она в смятении. Напряженно озирается по сторонам, останавливает взгляд на двери. До меня доходит смысл ее действий. Беру бледное лицо девушки в руки, притягиваю к себе, не обращая внимания на робкое сопротивление.

— Ты боишься меня⁈ Сана, это же я! Лев. Твой Лев! Прислушайся к сердцу. Что оно говорит тебе?

Сжав губы и не сводя с меня глаз, она тут же проваливается в свой мир, мне недоступный. Ее взгляд становится затуманенным, отсутствующим. Снова возвращается в реальность, но ничего не говорит. Глаза говорятза нее. Они полны удивления, неверия, и… страха. Но этот страх другой. Не за свою жизнь, не потому что я могу представлять опасность, а нечто иное. Она будто боится, что вскоре это может закончиться.

— Ты жива. Здесь. Со мной. И это главное! — говорю ей тихо, едва сдерживая ликование.

Но эта Сана не помнит меня. Я вижу это. Она другая. Что ровным счетом ничего для меня не значит.

Если злая сука, имя которой Судьба, есть, я готов целовать ее ноги. Только — сука она, самая настоящая! Скольких моих ребят угробила, чтобы организовать эту встречу! Слишком высока цена! Но будь у меня выбор, я повторил бы все в точности.

Наконец она подает голос:

— Я… Алина. Не Сана. Вы спутали меня с другой.

Немного отстранившись, оценивающе ее осматриваю. Ее милую мордашку, пепельные волосы и эти небесно-голубые глаза. Улыбнувшись, отрицательно качаю головой:

— Нет, не ошибся. Ты вернулась. И теперь мы будем вместе. Всегда.

Сана (или же Алина) съежилась в моих объятиях. Перестала сопротивляться, покорно примкнула головой к моей груди, затаив дыхание. Я зарылся в ее волосах. Полной грудью вдохнул родной мне запах, не оставивший мне толики сомнений.

— Где ты была?

— Я всегда была здесь…

* * *

Беспечная в эту минуту Залевская, впервые за сегодня решила отдохнуть и подкрепиться. И то, если бы не бабушка, насильно усадившая ее за стол, так бы Катя и провела день: зарывшись в своих бумагах (в бумагах Ахматова), ни на что не отвлекаясь (на завтра был запланирован переезд в Суходольское). Но и сейчас беспокойный хронум, находящийся у черта на куличиках, сумел доставить ей неприятность. Или приятность. Катя так до конца и не поняла, что случилось.

Прямо во время трапезы под сердцем больно кольнуло. И это не было связано со здоровьем одаренной. Мага крови этим не пронять. На ум пришло воспоминание. Нечто похожее она уже испытывала, когда они со Львом обменивались частичками душ. Следующий кусок пищи остался нетронутым. Катя тут же прервала обед и бросилась к подземелью Стивена.

— Стивен! Стивен! — кричала она на бегу, переживая за судьбу своего мужчины.

— Здесь я, хозяйка, — донеслось со спины, и Катя тут же прекратила бесполезный бег. — Я же под столом был, а ты меня кормила.

Катя чуть не хлопнула себя по лбу, понимая комичность ситуации и свою глупость. Но сейчас ей было не до этого.

— Малыш, беги к своему хозяину! С ним что-то случилось! Что-то очень плохое! Наверное…

Стивену не требовались пояснения. В ту же секунду он сорвался на бег, всецело доверяя словам хозяйки, и напитывая на ходу мышцы лап потусторонней энергией Ада.

Следующие минут десять она носилась по развалинам усадьбы в поисках Молоха, Астая или кого-нибудь ещё, способного помочь Льву, но не нашла. В конце концов, Катя бросила тщетные попытки и вернулась на свое рабочее место. Вот только ее сердце не находило покоя. Но в то же время и не «кричало» о беде. Это уже Катя накрутила себе.

Стараясь отвлечься от беспокойных мыслей, она с особым усердием принялась за работу и даже не заметила вошедшего лекаря Матвея.

— Фух, ты не представляешь, как я устал! — Матвей напоказ смахнул трудовую испарину со лба, — Лекари княжеского рода полные бездари! Только представь, там, где я лечил двоих, они вчетвером успевали справиться только с одним. Меняли друг друга, а потом вообще оставили меня одного. Но ничего, вояки жить будут. И даже послужат на благо рода.

— Какого рода? — нахмурилась Залевская, не понимая смысла брошенной фразы и, вообще, пропустив мимо ушей большую часть его речи.

— На благо рода Ахматовых, конечно же, — как само собой разумеющееся уточнил Матвей.

Катя отложила в сторону ноутбук, пристально посмотрела на новоявленного столичного щеголя в обтягивающих красных лосинах, который на глазах становился «голубком». Но Матвей ей даже нравился как человек, несмотря на все его причуды. К тому же, он оказался тем еще знатоком моды и начал помогать вечно занятой Кате с подбором нарядов.

Но слово «род» в его устах звучало неуместно. Лев не аристократ…

— Лев! — снова спохватилась она, вспомнив о скоротечном «недуге».

— Матвей, а-ну, просканируй меня! Что-то не так с чакрой!

Тут же она скинула верхнюю одежду, оставшись лишь в полупрозрачном кружевном белье (которое ей так же посоветовал Матвей).

— Хм, это было лишним…

— Не тяни время! Давай, сканируй!

Нарочито тяжело вздохнув, всем видом показывая, как он устал за сегодня, Матвей нехотя погрузился в тело Залевской. Катя напряженно следила за мимикой его лица, с надеждой на добрую весть о состоянии своего мужчины. Когда на лице Матвея расплылась улыбка, она облегченно выдохнула. Не мог Матвей радоваться ее несчастью, значит, оставалось второе…

— Роду Ахматовых точно быть, — с такими словами он открыл глаза, вызвав новую волну негодования у Кати.

— Ты у Ахматова понабрался этого⁈ Говори, что с чакрой!

— Да все с ней в порядке, с твоей чакрой. Увеличилась немного в размерах. Всего-то! Ребенок у вас будет! Пол пока не могу определить. Срок маленький.

— Что⁈ Как же так?.. — не могла она подобрать нужных слов, пребывая в шоковом состоянии от услышанного.

— Все, отдыхай, — похлопал он ее легонько по плечу и пошел в свой кабинет на минус первый этаж, — И ешь побольше витаминов, — крикнул ей со спины. — Меня ни для кого нет. Я спать.

* * *

Болсуновский бодрой походкой шел по коридорам «Крестов», довольный собой и своим внешним видом. Он лучился в предвкушении важного в своей жизни события: сегодня он сделает предложение Алине Томиловой, красавице–простолюдинке, за которой уже давно ухаживал. Аристократ ни на секунду не сомневался, что Алина с радостью примет шикарный букет из его рук, а также предложение руки и сердца.

Начищенные до зеркального блеска черные туфли браво чеканили по кафельной плитке. От его пышных рыжих усов пахло дорогим парфюмом, а их кончики задорно топорщились.

— Ну, как я выгляжу? — бросил он надзирателю, остановившись напротив кабинета Алины и приглаживая непослушные пряди парика, скрывающего лысеющую голову.

Надзиратель, чьего имени генпрокурор не мог знать, встрепенулся от неожиданности, оторвался от замочной скважины, в которую пристально вглядывался то одним, то другим глазом.

— Кхм, замечательно, господин генеральный прокурор.

— Ну-ка, отойди от двери. Мне нужно к Алине Даниловне.

— Она сейчас, как бы это сказать, занята, господин генеральный прокурор. Может чуть позже? А я передам ей, что вы заходили, — как-то неуверенно пытался отговорить обычный служка высокопоставленную особу.

— Да что ты себе⁈..

Но сладкие стоны девушки, донесшиеся из кабинета Томиловой, прервали его гневную речь. В неверии он прислонился к двери, вслушиваясь в происходящее за ней, но очередная порция стонов уверила его в необратимом. Алина прямо сейчас с кем-то трахалась.

«Грязная шлюха и тварь! Променяла такую партию! И на кого? — именно с такими словами он намеревался ворваться в кабинет, но вовремя остановился. — А и правда, на кого?».

Этот сработало отрезвляюще, ведь в «Крестах» находились люди и побогаче, и статусом повыше. А Алина девушка очень видная, и могла приглянуться кому-нибудь еще. Да что греха таить, Томилова — лакомый кусочек для любого местного «кобеля». А потому своими действиями он мог вскрыть «ящик пандоры».

Осторожно заглянув в то же отверстие, куда минуту назад заглядывал надзиратель, Болсуновский нервно сглотнул. Алину разложили прямо на рабочем столе, а чей-то крепкий зад ритмично двигался в замочной скважине.

— Кто? — поборов первый шок и неверие, лишь спросил генпрокурор.

— Ахматов.

Лицо прокурора мгновенно налилось багровым цветом. Он с силой дёрнул дверную ручку и ворвался в кабинет, полный решимости наказать обидчика. И… замер в дверном проеме, не в силах сдвинуться с места.

Ахматов прервал процесс, темная дымка окутала его и подняла над полом, глаза стали ярко-красными, полными ненависти. Он еще человек, но уже находится где-то в пограничном состоянии. Адская тварь развернулась всем корпусом к нарушителю спокойствия. Его и без того немаленьких размеров фаллос, ежесекундно пульсировал, увеличиваясь в размерах, вместе с телом одаренного.

Болсуновский ошеломленно смотрит на него, переводит взгляд на бесстыже разлегшуюся Томилову, которая даже не пытается прикрыть промежность, пребывая в экстазе. Мужчина сглатывает слюну, потому как головка члена «смотрит» прямо ему в лицо.

— Кто ты такой? — спросил Ахматов густым басом адской сущности, готовый в любую секунду обрушиться на нарушителя.

— Изззвините, я, кажется, дверью ошибся, — промямлил генпрокурор и медленно попятился, не сводя глаз с угрожающе торчавшей между ног штуковины.

* * *

Алина нежно обхватывает меня сзади, упирается горячей грудью в спину, на языке тела требует продолжения действа.

— Лев, кажется, это был генпрокурор, — кокетливо шепчет мне на ухо, прикусывая мочку уха.

— Плевать.

Гашу вязь узора. Целуемся. Подхватываю Алину на руки и несу на подоконник, кажущийся мне более удобным, нежели рабочий стол с шаткими ножками. Горшок с мискантусом падает на пол, разбивается вдребезги. По мимолетному взгляду Алины на горшок понимаю, что он был ей дорог.

Краем глаза цепляю активность во внутреннем дворе учреждения. Отрываюсь от ее губ, чтобы спросить, кто эти люди? А главное: где мы?

— Овсянка, Лев. Психдиспансер.

— Не опасно?.. Вот так?.. На виду у всех?

— Плевать! — отвечает мне моими же словами Алина, скрещивает в замок ноги на моей спине, притягивая к себе, и комната вновь наполняется сладкими стонами.

Все произошло как в тумане. В какой-то момент магия любви (или что-то иное, необъяснимое) взяло вверх. Чувства были столь сильными, что мне вдруг стало мало просто держать Алину в своих крепких объятиях. Хотелось раствориться в ней полностью. Ощущать влажность ее податливого лона, впитывать жар ее дыхания, слышать всхлипывания. Как же я скучал по тем ночам в пещере, проведенным с ней.

* * *

Набережная Невы блистала великолепием. Августовское солнце согревало все еще зеленую траву, бросало яркие блики на голубую водную гладь. В целом — было приветливо к горожанам. Разводной мост величественно расходился в стороны, освобождая путь теплоходу с иностранными туристами.

В этот чудесный день по набережной прогуливалась дама с собачкой. Мелкая породистая сука редкого окраса и с дорогим ошейником, украшенным стразами, беззаботно бегала по газону, приносила хозяйке противную резиновую пищалку и также противно лаяла (играла якобы).

Тем временем мимо пробегал Стивен. Он был подобен гепарду, развившему бешеную скорость. И еще быстрее. Стивен спешил на помощь своему хозяину и почти не смотрел по сторонам, ведомый высшей целью: спасти. Почти…

«Случилась ли с ним беда на самом деле?» — задавался Стивен вопросом, потому как не чувствовал опасности для своего хозяина. Не так давно он тайно запитал ниточку связи с душой хозяина, чтобы всегда знать, где он находится и все ли с ним в порядке. И вроде бы сейчас все с ним было в порядке. Более того, в эту минуту хозяину было хорошо… Однако сомневаться в словах хозяйки он тоже не смел, а потому слепо ей доверял и бежал. Если она сказала, что хозяин в беде, значит, так и есть.

Энергия девятого яруса Ада подпитывала его. Наспех сформировавшийся энергоканал был столь велик, что пространство и материя трещали по швам за спиной Стивена, а земля под ногами адского пса горела.

Обострились и его рефлексы. Собачий нюх открыл новую грань. Окружающий мир окрасился в яркие цвета (раньше он видел мир в черно-белых тонах). Но даже эта ошеломляющая способность — видеть в красках — не смогла остановить его. А вот сука смогла…

— Какая же она красивая! — воскликнул Стивен, резко затормозив всеми лапами перед породистой сукой. — Кажется, я влюбился!

Расплылся Стивен в дурацкой улыбке (если собачий оскал можно назвать этим словом).

— Не трожь, подонок! — воскликнула барышня, бросившись наперехват, но не успела… Стивен обнажил свою ярко-красную кривую «губнушку» и вошел в девственную щель импозантной суки.

Вот только пока он ее сношал, не обращая внимания на тщетные потуги хозяйки разъединить их с любимой, в груди появилось тревожное, давящее чувство стыда. Но рефлексы, мать его, брали вверх. Чтобы отрезвить свой затуманенный разум, Стивен сильно прикусил свисавший в сторону похотливый язык, и вдруг вспомнил, куда бежал и зачем.

Половой контакт не был завершен, а потому собакен встал на задние лапы, развернул суку пастью к себе, не вынимая своего органа и не прекращая поступательных движений, потанцевал на выжженном газоне, ища для себя точку опоры, и, как ни в чем ни бывало, побежал на выручку к своему хозяину. На задних лапах.

Спустя некоторое время (когда он закончил постыдное действо), он вдруг понял, что больше не любит красивую суку. Да и сука вроде бы не такая уже и красивая, а вполне обычная. С трудом вынув из нее свою кривую штуковину, он оставил суку на глухой улочке, под лавкой. Известно, всяк зверь после соития печален. Но, как истинный джентльмен, все же бросил несколько фраз напоследок. Что, мол, если ты вдруг залетишь от меня, то я буду заботиться о детях.

Сука Стивена не слушала, все еще пребывая в райских собачьих кущах. Да и не понимала она его речей. Удостоверившись, что с ней все будет в порядке, Стивен нехотя бросил тонкую связующую нить к ее душе и побежал дальше.

* * *

Молодой аристократ Алексей Воронин прогуливался по дворовой территории медучреждения «Овсянка» вместе с остальными психически нестабильными личностями. Более того, Алексей, в сравнении с другими, был большим психом, нежели его товарищи по несчастью. Парень ходил под себя, судорожно запрокидывал голову, а в уголках юношеских губ скапливалась слюна или остатки еды. Ужасное зрелище.

Алексей не осознавал себя как личность. Его мысли были столь хаотичны, что он не мог уцепиться ни за одну из них. Запасники памяти услужливо являли картинки из его прошлого, но мозги парня, подвергшегося ментальному воздействию сильного одаренного, не улавливали их смысла. Иногда в его больной голове возникали суицидальные мысли, но лишь на мгновение. А ведь это казалось хорошей идеей: покончить со своим сумасшествием. Но следом приходил очередной бред, и Алексей забывал, о чем думал секундой назад.

От бесконечного безумия его отвлек восторженный гул его товарищей. Это случалось крайне редко, и всегда действовало отрезвляюще для мозга аристократа. Заозиравшись по сторонам, он уловил улыбку одного из своих коллег, смотрящего куда-то наверх. Хотел было спросить его, куда он смотрит, но язык давно одеревенел, а в голове снова забегали дурные мысли, чуть было не ввергшие его в пучину сумасшествия.

С трудом проглотив густую слюну, он перевел взгляд в ту же сторону. Вначале ничего не понимал, уставившись стеклянным взглядом психопата в одно из окон учреждения, но когда в нем мелькнула маленькая обнаженная грудь, а затем и попа, уголки рта рефлекторно дернулись вверх, изобразив подобие улыбки. Затем что-то шевельнулось в бесформенных серых штанах, и одаренный пришел в себя.

Он вспомнил все: кто он, что он здесь делает. Вспомнил, как под ним так же извивались девушки в бурном оргазме. А ведь у него в свою бытность было много красивых женщин. Смазливая мордашка и толстый кошелек действовали безотказно, а потому вниманием он не был обделен.

По телу пробежали мурашки от осознания собственного положения. Сколько молодых лет было загублено в этих стенах! Сколько узлов не раскрыто! Где отец? Мать⁈ Алексей мгновенно зажег вязь узора на своей груди, запустил регенерацию, прогнав по всему телу живительную энергию, восстанавливая поврежденные клетки головного мозга и наполняя одеревеневшие мышцы силой.

От манипуляций с телом его отвлек возглас сварливой женщины, в чьем голосе звучали нотки обиды:

— Возьмитесь за руки по двое и живо по палатам! Не на что тут смотреть! Тьфу ты! — сплюнула она смачно на землю, — Похабщина кака!

Но не все ее послушались. Многие продолжали пялиться в окно, где происходило что-то из ряда вон выходящее. Тогда она начала их бесцеремонно подталкивать. А когда попыталась толкнуть Алексея, тот аккуратно перехватил ее руку и взглянул так недобро, что работница учреждения ойкнула.

— Не смей этого делать, — пригрозил ей Алексей и вновь устремил взгляд туда, где происходило исцелившее его… блядство.

В нем не было и намека на любовь (так ему думалось). Лишь животный секс, от которого все вокруг начинало полыхать страстью. Алексей боялся отвернуться, пока процесс восстановления не будет завершен полностью, а потому смотрел, не отрываясь.

Стекло с треском вывалилось во двор, и парень смог разглядеть лицо мужчины. Оно было знакомо ему, но Алексей не мог вспомнить имени своего спасителя. Потом. Все потом. Он обязательно найдет его и щедро отблагодарит. Сейчас нужно поскорее выбраться отсюда.

* * *

Когда я закончил, внутри меня что-то щелкнуло. Чувство было сродни открытию нового узла, но пересчитав яркие точки на своей груди, убедился, что причина кроется в ином. Алина же едва переставляла ноги. Ушла в уборную, и я остался в кабинете один.

Прислушался к себе и вдруг почувствовал смесь несвойственных мне эмоций: смятение, тревогу, и что-то еще — сложное, чуждое мне.

— Какого черта⁈.. — воскликнул я, когда понял, что со мной произошло.

Это были эмоции Алины. Иного объяснения вновь открывшимся способностям у меня не было. Разве что она эмпат, и это остаточное явление от ее дара, каким-то образом мне передавшееся. Возможно, через секс.

Я начала копаться в ее чувствах, разбирать каждую эмоцию на составляющие и объяснять причину такого поведения. А затем мне стало стыдно, что я подсматриваю, подслушиваю, читаю ее эмоции и я одернул себя. Пришлось переключиться на эманации, исходящие из коридора. Точно! Мы же не одни!

Что это был надзиратель, который привел меня сюда, я был уверен по смеси чувств человека за дверью: легкий стыд, интерес, возбуждение (чертов извращенец!) и чувство тревоги. Последнее можно было интерпретировать по-разному. Скорее всего, сеанс психотерапии должен был завершиться, и он ожидал моего появления. Но я не торопился. Мне нужно было дождаться Алину, чтобы… Что? Поговорить о произошедшем? Рассказать ей, кем она является для меня? Что-то пообещать? Наверное, просто увидеть.

Я подождал минут пять, потом еще столько же, и еще. Алина все никак не решалась появиться. Я вновь сконцентрировал на ней Восприятие. За это время произошли изменения в ее эмоциональном фоне. Теперь чувство стыда превалировало над другими. Такое сильное чувство, что меня вдруг передернуло. Бесшумно дойдя до двери уборной, я коснулся ее ладонью, отчего дверь предательски скрипнула.

— Сана…

Зажмурился, осознав, какой я идиот.

— Алина! — поспешил назвать правильное имя, — Алина, выйди пожалуйста ко мне.

— Уходи, — неуверенно произнесла девушка, и я почувствовал, как к стыду добавилось сильное желание остаться одной.

Неловкая пауза затянулась. Алина добавила твердости своему голосу и повторила:

— Пожалуйста, уйди… те… Уйдите, Лев Константинович! Характеристику я вам напишу позже, не переживайте. А теперь оставьте меня одну!

Преодолевая сильное желание выбить дверь, и дурь из головы Алины, я лишь скрипнул зубами, но отошел от двери. Напоследок сказал:

— Я счастлив, что ты вернулась, любимая.

Меня повели обратным путем. Длинные коридоры, лифт, серое и мрачное метро, и снова «Кресты». За весь путь надзиратель не проронил ни слова, хотя молчание его было более чем красноречиво. Он намеревался мне что-то сообщить. Что-то неимоверно важное (по его мнению), что распирало его изнутри, но боялся начать разговор. Я тоже молчал. Был занят вновь приобретенной способностью эмпата. А еще был уверен, что этот эффект временный, и спустя время я снова стану обычным хронумом двадцатого ранга.

В камере никого не застал. Посмотрел на часы — начало четвертого. Выругался про себя. Не то чтобы очень хотелось попасть на концерт какой-нибудь малоизвестной личности, но это скрасило бы мой скромный досуг. Стоило мне жаловаться после встречи с Саной? Зажрался ты, наглый хронум, зажрался. Дальше по расписанию банька и у меня еще оставалось время на сон. Долго не мог уснуть, все думал об Алине, считал овечек. Не помню, как вырубился.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/290945

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13