Сборник летописей. Том II [Рашид-ад-дин] (fb2) читать онлайн

Рашид-ад-дин Сборник летописей Том II

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перевод II тома «Джами` ат-таварих» выполнен со сводного критического текста, установленного на основании 7 старейших рукописей:

1. Рукопись Государственной Публичной библиотеки Узбекской ССР в Ташкенте из собрания Джурабека обозначена сиглом А.

2. Стамбульская рукопись, датированная концом ша`бана 717 г.х. (октябрь-ноябрь 1317 г. н.э.), обозначена сиглом S.

3. Рукопись Государственной Публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, датированная 810 г.х. (1407 г. н.э.), обозначена сиглом С.

4. Рукопись Британского музея, датированная 837 г.х. (1433 г. н.э.), обозначена сиглом L.

5. Рукопись Тегеранского музея, датированная 27 рамазана 1004 г.х. (25 мая 1596 г. н.э.), обозначена сиглом I.

6. Парижская рукопись, по мнению Е. Blochet, относящаяся к первой половине XIV в., обозначена сиглом Р.

7. Рукопись Института Востоковедения АН СССР, датированная 984 г.х. (1576 г. н.э.), обозначена сиглом В.

8. Сиглом Bl обозначено издание текста «Джами` ат-таварих» Е. Blochet в GMS, Leyden-London, 1911.

Сводный критический текст II тома «Джами` ат-таварих» подготовлен к изданию А.А. Али-заде (лл. ркп. А 105а-127в, соответствующие лл. ркп. S 265-307) и Ю.П. Верховским (лл. ркп. А 128а-187в, соответствующие лл. ркп. S 308-433).

На полях перевода даются ссылки на соответствующие листы основных рукописей А и S.

Подробнее о «Сборнике летописей» см.: 1) Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. III, M.-Л., 1946, А.А. Ромаскевич. Предисловие.

2) Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, М.-Л., 1952, И.П. Петрушевский. Рашид-ад-дин и его исторический труд.

Ю.П. Верховский.

Комментарии, состоящие из арабского текста, опущены. Strori.

|A 105а, S 264| НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ Об Угедей-каане, сыне Чингиз-хана

ПОВЕСТВОВАНИЕ

Об Угедей-каане, сыне Чингиз-хана, а оно в трех частях^[1]

Здесь будут приведены рассказы, которые особенно касаются его: о событиях, о его делах и словах относительно царствования, о [его] справедливости и щедрости, кроме тех [рассказов], которые будут включены в повествования о его отце, братьях и родичах, дабы [это] стало известно читателю сразу же. Повествование о нем предшествует повествованию о его братьях Джучи и Чагатае, которые были старше его по возрасту, по той причине, что он был наследником престола Чингиз-хана и кааном [своей] эпохи и что его царствование следовало непосредственно за царствованием Чингиз-хана, дабы [изложение] было по порядку ханства.

Часть первая. Изложение происхождения Угедей-каана, подробное перечисление [его] жен и ветвей его потомков, которые до сего времени ответвились, его изображение и родословная таблица его потомков.

Часть вторая. Дата [восшествия его на престол] и рассказы о времени его царствования, изображение престола, жен, царевичей и эмиров во время восшествия его на ханский престол; памятка о данных им битвах и одержанных победах.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве, о биликах^[2] и притчах, кои он говорил; о хороших приговорах, кои он давал; о событиях и происшествиях, кои случились в его время, из тех, что не вошли в предыдущие две части и стали известны порознь из разных книг и от разных лиц.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ ПРОИСХОЖДЕНИЯ УГЕДЕЙ-КААНА; ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН, ДЕТЕЙ И ВНУКОВ, КОТОРЫЕ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ ОТВЕТВИЛИСЬ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ

|A 105б, S 265| Угедей-каан — третий сын Чингиз-хана от его старшей супруги Борта-фуджин, дочери Дай-нойона из рода кунгират, которая была матерью четырех^[3] старших сыновей и пяти достойных дочерей. О его братьях и сестрах подробно упоминалось в повествовании о Чингиз-хане. Сначала имя Угедей-хана было ...,^[4] и оно ему не нравилось. Затем его назвали Угедей,^[5] а значение этого слова «вознесение». Он был известен и знаменит высокомерием, умом, способностями, суждением, рассудительностью, твердостью, степенностью, великодушием и справедливостью, однако любил наслаждения и пил вино. По этому поводу Чингиз-хан иногда с него взыскивал и давал [ему] наставления. Так как Чингиз-хан испытал сыновей в делах и знал, на что пригоден каждый из них, то он колебался относительно [передачи] престола и ханства: временами он помышлял об Угедей-каане, а иногда подумывал о младшем сыне Тулуй-хане, потому что у монголов издревле обычай и правило таковы, чтобы коренным юртом и домом отца ведал младший сын. Потом он сказал: «Дело престола и царства — дело трудное, пусть [им] ведает Угедей, а всем, что составляет юрт, дом, имущество, казну и войско, которые я собрал, — пусть ведает Тулуй». И всегда, когда он по этому поводу советовался с сыновьями, все они, видя, что мнение отца таково, с ним соглашались и это одобряли. В конце концов, когда в области Тангут он внезапно заболел, как [уже] было рассказано, он устроил тайное совещание и, сделав его [Угедея] наследником, утвердил за ним престол и каанство. Он обратил также каждого из сыновей на определенную стезю и сказал: «У кого есть заветное желание ...,^[6] пусть присоединится к Джучи, а кто хочет хорошо знать ясу,^[7] правила, закон и билики, пусть идет к Чагатаю; у кого есть склонность к великодушию и щедрости и кто желает благ и богатства, [тот] пусть ищет близости с Угедеем, кто же будет стремиться к доблести и славе, к военным подвигам, завоеванию царств и покорению мира, [тот] пусть состоит на службе у Тулуй-хана». Он также назначил сыновьям эмиров с войсками и, как [уже] упоминалось в конце повествования о нем, дал отдельно каждому из них определенный удел. Вот и все!

Памятка о его женах и наложницах

У Угедей-каана было много жен и шестьдесят наложниц. Но главных жен, которые известны, было четыре.^[8] Первая жена Буракчин из рода ...,^[9] дочь ...;^[10] она была самой старшей из всех [жен]. Вторая жена — Туракина из сильного племени меркит.^[11] В некоторых рассказах передают так, что она была женой Дайр-Усуна, главы сильного племени меркит, и когда его убили, ее похитили, привезли к Угедей-каану и он познал ее. А до этого Дайр-Усун отдал свою дочь Кулан-хатун Чингиз-хану. По другому рассказу, она из этого рода, но не была женой Дайр-Усуна. Передают, что, когда захватили братьев — Хачиуна ... и Чилауна, — жен всех троих привели после набега и содержали одинаково.^[12] Угедей-каан сказал Чагатаю: «Пойдем возьмем их силой». Чагатай [это] не одобрил. Угедей надменно пошел, повалил и насильно взял Туракина-хатун. Чингиз-хан [это] одобрил, (а двух остальных жен отдал другим людям).^[13] Эта супруга была не слишком красива, но по природе была очень властной, и, как о том будет сказано в повествовании о Гуюк-хане,^[14] она некоторое время царствовала. В семье Чингиз-хана она посеяла смуту, так как не вняла последней воле Чингиз-хана и не слушала слов родичей, как о том будет сказано в повествовании о Гуюк-хане.^[15] Третья жена — Мука, дочь ...^[16] из рода ...^[17] Четвертая жена — Джачин.

Памятка о сыновьях и внуках [Угедея]

|A 106а, S 266| Угедей-каан имел семь сыновей.^[18] Матерью пяти старших из них была Туракина-хатун, а двое других были от наложниц. Имена этих семи сыновей и их внуков, насколько стало известно, [здесь] подробно излагаются.

Первый сын — [А] Гуюк-хан. Его юрт был в земле Кумак в местности, называемой Бери-Манграк, Имиль и Уршаур. Хотя наследником престола Угедей-каана был его внук Ширамун,^[19] Туракина-хатун и сыновья Угедей-каана после его [смерти] поступили наперекор его приказу и посадили на ханство Гуюк-хана, несмотря на то, что он в течение всей жизни болел хронической болезнью. Его обстоятельства будут подробно изложены в отдельном повествовании. У него было трое сыновей, в таком порядке:

[I] Ходжа^[20]-Огул. Его матерью была [Огул]^[21]-Каймиш-хатун из рода ...^[22] У него было трое сыновей в таком порядке:^[23]

[1] Токма. У него есть четыре сына: Юшумут, Ижуген, Олджауген, Абаджи.

[2] Басуджу-Абукан, у него два сына: Чоуту [и] Кука-Тимур.^[24] Вот и все!

[II] Нагу: он тоже появился на свет от Каймиш-хатун и имел сына по имени Чапат. Когда Борак^[25] пошел в Иранскую землю против Абага-хана, Кайду послал ему на помощь этого Чапата с тысячей лично принадлежавших ему людей, но еще до сражения он, рассердившись, повернул обратно. Когда он достиг Бухары, Бек-Тимур, сын Борака, послал вслед за ним войско, чтобы его захватить. Он бежал с девятью всадниками через пустыню к Кайду. Он заболел со страху и скончался от той болезни.

[III] Хуку; у него было десять сыновей, в таком порядке:

[1] Урка, у него есть три сына: Тармабала, Артаба-Дорджи, Кутукай-Дорджи. У него есть сын Курин-Иркаман, Артаба-Шири;

[2] Текши;

[3] Игирдай;

[4] Куму, он имеет сына Такудара;

[5] Кончак;

[6] Тобшин, у него есть один^[26] сын — Джук-шаб;

[7] Текус-Бука;

[8] Дарабунг.

Рассказы и обстоятельства этих трех сыновей будут подробно изложены в свое время в повествовании о Гуюк-хане^[27] и Менгу-каане,^[28] если Аллаху будет угодно.

Второй сын — [Б] Кутан.

Менгу-каан дал ему юрт в области Тангут и послал его туда вместе с войском; у него было трое сыновей,^[29] в таком порядке:

[I] Мункату, его мать была ...^[30] Кутан, он появился на свет от ...^[31]-хатун и имел сына; его имя Кутан имеется в [родословном] дереве Иису-Бука.^[32]

[II] Чин-Тимур. Его мать была ...,^[33] у него были сыновья, [но] их имена не известны.

Когда сыновья Угедей-каана и Гуюк-хана задумали против Менгу-каана измену и предательство, то из-за того, что эти сыновья Кутана ранее были его друзьями и приверженцами, Менгу-каан не обидел их, когда установил вину его сообщников и, полонив, раздавал их дружины, а утвердил за ними те войска, которые они имели. Так как их юрт был в области Тангут, то Кубилай-каан и его сын Тимур-каан оставили там род Кутана; а они по старому обычаю друзья и приверженцы каана и подчиняются его приказу. Дела их под сенью милости каана блестящи и в полном порядке. Вот и все!

Третий сын — [В] Кучу.

Этот сын был очень умным и явился на свет баловнем судьбы. Каан имел в душе желание сделать его своим наследником престола, [но] он умер еще при его [Угедей-каана] жизни. У него было три сына:^[34]

[I] Ширамун; его мать была ...^[35]-хатун из рода ...,^[36] и он состоял [на службе] при …^[37]

[II] Булоучи, он был от ...^[38]-хатун из рода ...^[39] и состоял [на службе] при …^[40]

[III] Суса, его мать была ...^[41]-хатун из рода ...,^[42] и он пребывал [на службе] при …^[43]

Когда Кучу не стало, Менгу-каан из-за любви к отцу очень дорожил Ширамуном, старшим сыном Кучу, весьма умным и способным; он воспитывал его в своих ставках и говорил, что тот будет наследником престола и [его] заместителем. Но в конце концов Ширамун замыслил против Менгу-каана измену и предательство, и его вину установили. В то время как Менгу-каан отправлял своего брата Кубилай-каана в Хитай, он вызвал этого Ширамуна от отца и взял его с собой, потому что любил его. Когда Менгу-каан выступал в Нангяс [и]^[44] Кубилай-каан к нему присоединился, то он не возымел к Ширамуну доверия и приказал бросить его в воду.

Четвертый сын — [Г] Корачар.

У этого Корачара был один сын по имени Тутак,^[45] их юрт был в местности …^[46]

Пятый сын — [Д] Каши.

Ввиду того что он появился на свет в то время, когда Чингиз-хан покорил область Каши,^[47] которую теперь называют Тангут, то его нарекли именем Каши. Так как он был большим любителем вина и постоянно пребывал в опьянении, то умер от порока — чрезмерного пьянства — еще молодым, при жизни отца. Когда он скончался, [имя] Каши сделали запретным,^[48] и после этого ту область назвали «Тангут». У него был сын по имени [1] Кайду,^[49] и родился он от Шабканэ-хатун из рода ...^[50] Он достиг глубокой старости и прожил до 705 г.х.^[51] [1305-1306 г. н.э.]. Этого Кайду вырастили в ставке Чингиз-хана. После Угедей-каана он находился на службе у Менгу-каана, а после того был с Ариг-Букой^[52] и старался возвести его на ханский престол. Когда Ариг-Бука отправился к Кубилай-каану и покорился его приказу, Кайду был осведомлен об опасности, [грозящей] от Кубилай-каана, и поскольку было не в обычае, чтобы кто-либо переиначивал решение и указ каана, а тот, кто бы это совершил, являлся бы преступником, то он [Кайду], преступив ясу, учинил противодействие и стал мятежником. С той поры до сего времени из-за его мятежа погибло множество монголов и тазиков, и цветущие области опустошились. Вначале у Кайду не было много войска и подданных, так как, когда члены дома Угедей-каана задумали изменить Менгу-каану,^[53] их войска захватили и роздали, за исключением [войск] сыновей Кутана; [но Кайду] был очень умным, способным и хитрым человеком. Все дела он устраивал коварно и хитро. Разумными мерами он набрал отовсюду две-три тысячи [человек] войска, и вследствие того, что Кубилай-каан ради покорения Мачина^[54] остался жить в Китае и расстояние [до него было] дальнее, Кайду оказал неповиновение. Когда [Кубилай-каан] потребовал его и членов его дома на курилтай, они три года подряд приводили [разные] предлоги и не ехали. Мало-помалу он собирал из всех мест войска, завел дружбу с домом Джучи^[55] и с его помощью захватил некоторые области. Кубилай-каан счел необходимым послать войско для отражения его. Он отправил в поход своего сына Нумугана^[56] с некоторыми царевичами и эмирами и с большим войском. По дороге двоюродные братья^[57] |A 107а, S 267| Нумугана задумали измену и захватили его и предводителя войска Хантум-нойона; его отправили к Менгу-Тимуру из дома Джучи, который был государем того улуса.^[58] Их дела будут подробно изложены в повествовании о Кубилай-каане. И с той поры до сих времен, когда мир украшен блеском августейшего могущества государя ислама, да увековечит Аллах его власть, Кайду враждовал с Кубилай-кааном, Абага-ханом^[59] и родом Абага-хана. А Абага-хан называл [Кайду] и членов его дома^[60] сотрапезниками, и те так же [называли] Кайду. В прежние времена они применяли это название друг к другу, а его значение — пировать друг с другом.

Он неоднократно сражался с Кубилай-кааном, как об этом будет рассказано в повествовании о каждом [из них]. Кубилай-каан, полностью снарядив Борака, сына Йисун-Тувы сына Мутугана сына Чагатая, послал его ведать улусом Чагатая и воевать с Кайду. Борак прибыл [туда], и они сразились. Кайду одержал над ним верх. В конце концов они поладили друг с другом и оба стали враждовать с кааном^[61] и Абага-ханом. Об этих обстоятельствах будет упомянуто в повествовании [о них]. В 701 г.х.^[62] [6 сентября 1301 — 25 августа 1302 г. н.э.] Кайду в союзе с Дувой, сыном Борака, дал сражение войску Тимур-каана и был разбит. В том сражении оба были ранены. Кайду умер от раны, а Дува еще страдает от той раны и бессилен вылечиться. В настоящее время на место Кайду посадили его старшего сына, Чапара, однако некоторые из его братьев — Урус и другие^[63] сыновья Кайду — не дают [на это] согласия. Сестра их Хутулун-Чаха заодно с ними. Говорят, что между ними поднялась распря. Число сыновей Кайду в точности не известно. Некоторые говорят, что он имеет сорок сыновей, но [это] преувеличение. Эмир Ноуруз, который был там некоторое время, рассказывает, что их двадцать четыре. Однако тех, что известны в этих пределах,^[64] девять,^[65] в таком порядке:

[1] Чапар — он появился на свет от ...^[66] из рода …,^[67] и в настоящее время на месте Кайду — он. Лица, которые его видели, рассказывают, что человек он очень худощавый и невзрачный, лицо и борода у него, как у русских и черкесов; он среднего роста и тощий. У него есть семь сыновей, в таком порядке: Бури-Тимур, Олжай-Тимур, Кутлуг-Тимур, Чачакту, Тук-Тимур, Черикту, Уладай. Вот и все!

[2] Янричар — он родился от ...^[68]-хатун, из рода …,^[69] Он видный и даровитый, и отец его очень любил. Он ведает войском всей пограничной линии. С [Баяном], сыном Куинджи из дома Урадэ, они враждуют, потому что Баян^[70] с кааном и с государем ислама,^[71] да увековечит Аллах его царствование, — друзья, а его племянник ... склонился на сторону сыновей Кайду и Дувы, и они ему покровительствуют, чтобы, не дай бог, Баян с войсками каана не соединился с государем ислама и не навредил бы их делу. А так как [Баян] — из дома Джучи, то Токта, который владеет престолом Джучи, помогает ему, и в настоящее время они имеют намерение выступить войной против сыновей Кайду и Дувы. И в сию пору они посылали сюда^[72] гонцов — по имени Агрукчи и Уладай.^[73] Вот и все!

[3] Урус появился на свет от старшей жены Кайду по имени Деренчин. После [смерти] отца он оспаривает царство. Токма, сын Токмы сына Угедей-каана, вступил с ним относительно этого в союз и соглашение. Его сестра Хутулун склоняется на его сторону, но так как Дува склоняется на сторону Чапара, то она постаралась и посадила его на ханский престол. Пограничную с кааном область Кайду поручил Урусу и дал ему значительное войско. В настоящее время эти войска [находятся] у него и не покоряются. Сообщают, что ссора и вражда между ними завершилась сражением.

Он имеет двух сыновей, согласно тому, как [ниже] упоминается: [а] Алгу-Хулачу^[74] и [б] Сарабан.

|A 107б, S 268| Этот Сарабан, перейдя реку Амуйе, находится с войском в пределах Бадахшана и Пенджаба и постоянно нападает на Хорасан. Войска государя ислама неоднократно его разбивали. Осенью 702 г.х. [26 августа 1302 — 14 августа 1303 г. н.э.] царевич Харбандэ отправился с войском в сторону Серахса и услышал, что войска Сарабана находятся в пределах Меручака. Он на них напал, многих перебил и ограбил. У Сарабана было такое намерение — той зимой пойти с большим войском в Хорасан. При нем находились Уйгуртай, сын Кутлуг-Букая, сын Куркуза и брат Ноуруза — Ойратай, и [они] подстрекали его пойти в пределы Туса. Царевич Харбандэ выступил из Серахса по дороге через Баверд. У ручья Илчикдай привел войско в боевой порядок и внезапно пошел на [войска Сарабана] в пределы Туса. Когда построили ряды, [уже] была ночь, и в битву не вступили. Ночью они бежали, а наше^[75] войско преследовало их до рабата Сангбест. Они хотели остановиться для сражения, но не смогли и обратились в бегство. На них подействовали снег и пурга, и много людей и животных погибло. [Дошло] до того, что у начальника охранной стражи Сарабана отнялись руки и ноги. Чтобы не умереть, он заключил в объятия одного из своих нукеров. Это не помогло, и от сильного холода они оба вместе замерзли и умерли. Некоторые скитавшиеся отправились к своим жилищам. Они также порешили [еще раньше] с Кутлуг-ходжой, сыном Дувы сына Борака, соединиться вместе в пределах Герата. Так как в горах Гура, Гарчи^[76] был снег, они не смогли прийти, и счастье государя ислама, да увековечит Аллах его царствование, их рассеяло и искоренило. У этого Сарабана есть два сына: Бурунгтай и Бучир. Вот и все!^[77]

[4] Кудаур,

[5] Сурка-Бука,

[6] Ли-Бакши,

[7] Курил,

[8] Ику-Бука,

[9] Урук-Тимур.^[78]

У Кайду есть одна дочь по имени Хутулун-Чаха.^[79] Он ее любил больше всех детей. Повадки у нее были, как у юношей,^[80] она неоднократно ходила в поход и совершала подвиги, пользовалась у отца уважением и была [ему] подмогой. Отец не выдавал ее замуж. Люди подозревали, что у него с дочерью недозволенные отношения. Несколько раз, когда гонцы Кайду приезжали к государю ислама, да увековечит Аллах его царствование, эта девушка посылала привет и дары и передавала: «Я стану твоей женой, за другого замуж не пойду». В последние годы Кайду от стыда и укоров людей выдал ее замуж за некоего^[81] Абтакула из [рода] курлас.

[Уже] четыре года, как Кайду и Гамбула сразились в местности Таклаку, которая представляет собой холмы и вблизи которой [протекает] река Чапха. Сперва они сразились в местности Харбатак и условились дать бой поблизости от горы Харалту. Юхусара прибыл туда на третий месяц, когда [уже] была середина осени, а войско каана настигло Кайду на второй месяц. Дува же опять отстал. Они сразились с Кайду и разбили его. На второй день они сошлись с ним и сражались в пределах Харалту. Кайду внезапно заболел и повернул с войском назад. Спустя месяц он умер в местности Тайхан-ноур. За десять дней его привезли в ставку. Возраст его был от пятидесяти до шестидесяти лет.^[82] Говорят, что его борода состояла из девяти отдельных седеющих клоков [волос] и что он был среднего роста и строен и не употреблял вина, кумыса, и соли. Останки^[83] его и некоторых царевичей, которые скончались до него, |A 108а, S 269| находятся в очень высоких горах под названием Шонхорлык, [что] между реками Или и Чу. Чу — область, в которой много селений. Она имеет два больших селения, Тарса-кент и Кара-ялык, и оттуда до Самарканда будто бы две недели пути. Там живет Хутулун, дочь Кайду; ее муж, упомянутый Абтакул, человек проворный, высокого роста, красивый. Она сама избрала его в мужья и имеет от него двух сыновей. Живет она там скромно и охраняет заповедное место погребения отца.

Кайду имеет еще другую дочь, младше ее, по имени Хорточин-Чаха. Он выдал ее за Тобшина, сына Тазай-гургэна из рода олкунут. Тазай-гургэн был женат на дочери Субэдая^[84], брата Хулагу. Субэдай родился от наложницы. Этот Тобшин любил одну невольницу и хотел, забрав ее, бежать к каану. Эту тайну он рассказал конюшему, конюший донес на него, и по той причине Кайду убил его [Тобшина].

Он имеет и других дочерей.^[85]

Когда Кайду не стало, у этой Хутулун-Чаха, которая вела себя на мужской лад,^[86] было страстное желание управлять государством и устраивать войско. Она хотела, чтобы заместителем отца был ее брат Урус. Дува и Чапар накричали на нее: «Тебе нужно иметь дело с ножницами и иглой, что ты понимаешь в делах государства и улуса?». Рассердившись, она отстранилась от них, склоняется [теперь] на сторону Уруса и возбуждает смуту.

Таковы до сего времени в кратком виде, как рассказано, дела и приключения одного из внуков Угедей-каана, по имени Кайду, который в эти годы путем хитрости, захвата власти и завоеваний забрал в [свои] руки часть улуса Угедей-каана.

Теперь перейдем к изложению родословной потомков Угедей-каана.

Шестой сын — [Е] Кадан-огул. Его мать была наложницей по имени Эркинэ, и [она] его воспитала в ставке Чагатая. Во время сопротивления Ариг-Буки он находился на службе у Кубилай-каана. Когда каан посылал во второй раз войско против Ариг-Буки, он сделал его предводителем войска. Он убил начальника войска Ариг-Буки Алямдара, а затем по-прежнему находился при Кубилай-каане. Он имел семь^[87] сыновей^[88] в таком порядке:

[I] Дорджи, а у него было два сына: Суса и Аскаба.

[II] Есур. Дети его не известны.^[89]

[III] Кипчак. Это тот самый, который был у Кайду и устроил между ним и Бораком соглашение. Кайду послал его^[90] на помощь Бораку; он, раздосадованный хитростью, вернулся обратно. У него есть сын по имени Курил.

[IV] Кадан-Убуг, — у него было два сына: Лахури и Мубарекшах.

[V] Курмиши. Дети его не известны.

[VI] Яя. Он тоже находился на службе у Кайду и имел двух сыновей: Урук-Тимура и Исен-Тимура.

|A 108б, S 270| [VII] Ачиги, он имеет сына по имени Урук-Тимур. Этого Урук-Тимура Кайду послал к границам Хорасана. Когда эмир Ноуруз бежал и перешел на ту сторону реки, он был вместе с Урук-Тимуром и выдал за него свою дочь. Когда бежавший Ноуруз вернулся, Урук-Тимура заподозрили в приверженности к государю ислама, да увековечит Аллах его царствование; Кайду призвал его и убил. Он имел одиннадцать сыновей, в таком порядке: Курасбэ, Туклук-Бука, Кутлуг-ходжа, Кутлуг-Тимур, Абаджи, Куч-Тимур, Чин-Тимур, Чин-Пулад, Аргун, Мухаммед и Али.

Курасбэ и некоторые его братья в настоящее время находятся у границы Хорасана вместе с Сарабаном, сыном Кайду. Он тоже находится у них на подозрении по тому же упомянутому поводу. Кажется, что Чапар его вызвал, и тот отправился.

У Исен-Тимур был сын по имени Али-ходжа. Вот и все!

Седьмой сын — [Ж] Мелик. Его матерью была тоже упомянутая выше наложница, и его воспитал в ставке Угедей-каана Данишменд-хаджиб.

Он имел шесть сыновей,^[91] в таком порядке:

[I] Туман, [о его детях]^[92] не известно.

[II] Туган-Бука. У него есть сын по имени Улукту.

[III] Туган-Чар, имеет одного сына по имени Алтей-Куртаке.

[IV] Туган, [о его детях]^[93] не известно.

[V] Турчан, у него есть сын по имени Токучар.

[VI] Кутлуг-Токмыш, он имеет сына по имени Туглук, а у него есть сын по имени Тузун.

Таково подробное перечисление потомков Угедей-каана.

А после этого вычерчена их родословная таблица.^[94]

ЧАСТЬ ВТОРАЯ |A 110б, S 274| ПОВЕСТВОВАНИЯ ОБ УГЕДЕЙ-КААНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ХАНСКОМ ПРЕСТОЛЕ; ПАМЯТКА О БИТВАХ, КОТОРЫЕ ОН ДАЛ, О ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ВЕЛ, И ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ

Памятка о возникновении [разных] обстоятельств его царствования и подробности восшествия его на каанский престол

Когда Чингиз-хан в кака-ил, то есть в год свиньи, павший на месяцы 624 г.х. [22 декабря 1226 — 11 ноября 1227 г. н.э.], по положению, кое неизбежно для людей, скончался в пределах Тангута, когда он направлялся оттуда в область Нангяс и [уже] достиг границы, как это было изложено в повествовании о нем, его гроб привезли в местность Келурен, которая является их коренным юртом, и выполнили обряд оплакивания. Все царевичи и эмиры, посовещавшись совместно о делах государства, отправились каждый к месту своего постоянного пребывания и, как было решено, встали на отдых. Около двух лет престол пустовал и государству недоставало государя. Они опасались, что если случится большое дело и не будет назначен вождь и государь, то в основы государства проникнут слабость и расстройство. Самое лучшее — это поспешить скорее с возведением на каанство. И по этому важному, тонкому делу посылали со всех сторон друг к другу гонцов и занялись подготовкой великого курилтая. Когда ослабли сила и ярость холода и наступили первые дни весны, все царевичи и эмиры направились со [всех] сторон и краев к старинному юрту и великой ставке.^[95] Из Кипчака — сыновья Джучи-хана: Урадэ, Бату, Шейбан,^[96] Берке, Беркечар, Бука-Тимур; из Каялыга — Чагатай со всеми сыновьями и внуками; из Имиля и Кунака^[97] — Угедей-каан с сыновьями и своим родом; с востока — их дяди;^[98] Отчигин, Бильгутай-нойон и их двоюродный брат Илджидай-нойон,^[99] сын Качиуна, — со всех сторон в местность Келурен явились эмиры и сановники войска. Тулуй-хан, почетные прозвища которого Еке-нойон^[100] и Улуг-нойон, — глава дома и коренного юрта своего,^[101] — был уже там. Все упомянутое общество трое суток было занято удовольствиями, собраниями и развлечениями. Затем вели разговоры о делах государства и о царствовании. Согласно завещанию Чингиз-хана, достоинство каана утвердили за Угедей-кааном. Сначала сыновья и царевичи единодушно сказали Угедей-каану: «В силу указа Чингиз-хана тебе нужно с божьей помощью душой отдаться царствованию, дабы предводители непокорных были готовы служить [тебе] жизнью и дабы дальние и ближние, тюрки и тазики [все] подчинились и покорились [твоему] приказу». Угедей-каан сказал: «Хотя приказ Чингиз-хана действует в этом смысле, но есть старшие братья и дяди, в особенности старший брат Тулуй-хан достойнее меня, [чтобы] быть облеченным властью и взять на себя это дело; так как по правилу и обычаю монголов младший сын бывает старшим в доме, замещает отца и ведает его юртом и домом, а Улуг-нойон — младший сын великой ставки. Он день и ночь, в урочный и неурочный час находился при отце, слышал и познал порядки и ясу. Как я воссяду на каанство при его жизни и в их присутствии?». Царевичи единогласно сказали: «Чингиз-хан из всех сыновей и братьев это великое дело вверил тебе и право вершить его закрепил за тобой; как мы можем |A 111а, S 286| допустить изменение и переиначивание его незыблемого постановления и настоятельного приказа?». После убедительных просьб и многих увещеваний Угедей-каан счел необходимым последовать повелению отца и принять указания братьев и дядей и дал согласие. Все сняли с головы шапки и перекинули пояса через плечо. В хукар-ил, то есть в год быка, соответствующий месяцам 616 г.х. [19 марта 1219 — 7 марта 1220 г. н.э.], Чагатай-хан взял Угедей-каана за правую руку, Тулуй-хан за левую руку, а дядя его Отчигин за чресла и посадили его на каанский престол. Тулуй-хан поднес чашу, и все присутствующие внутри и вокруг царского шатра девять раз преклонили колена и провозгласили здравицу державе с [восшествием] его на ханство, и нарекли его кааном. Каан приказал представить богатства сокровищниц и оделил каждого из родных и чужих, соплеменников и воинов соразмерно своему великодушию. И когда он кончил пировать и дарить, то приказал, согласно их обычаю и правилу, последующие три дня раздавать пищу ради души Чингиз-хана. Выбрали сорок красивых девушек из родов и семей находившихся при нем эмиров и в дорогих одеждах, украшенных золотом и драгоценными камнями, вместе с отборными конями принесли в жертву его духу.^[102] Вот и все!

Так как рассказ о восшествии каана на царский престол окончен, то теперь мы приступим к написанию летописи о нем таким способом, как мы написали летопись Чингиз-хана, отдельно по периодам в несколько лет.

*В конце каждого отдела этой летописи мы упомянем государей окрестных стран и людей, которые от его [каана] имени были самостоятельными правителями в какой-либо стране, а [потом] снова перейдем к летописи, [и так] до окончания повествования. Аллах же тот, которого просят о помощи, и на него упование.

ЛЕТОПИСЬ Угедей-каана от начала хукар-ил, то есть года быка, выпавшего на месяц раби 616 г.х. [17 мая 1219 г. н.э.], года восшествия его на престол и третьего года по смерти Чингиз-хана, до конца морин-ил, то есть года лошади, выпавшего на [месяцы] джумада, 630 г.х. [13 февраля 1233 г. н.э.], что составляет шесть лет.

В течение этого времени он, приведя в порядок и прибрав к рукам важные дела государства и войска, выступил в поход против китайских владений, покорив те области, которые он еще не захватил, и, уничтожив Алтан-хана, вернулся оттуда в свою столицу победителем, споспешествуемый божьей помощью, как об этом будет подробно рассказано.*

|A 111б, S 277| Рассказ о том, как каан начал издавать приказы, определять порядки и устраивать важные государственные дела

Когда, каан утвердился на престоле государства, он сперва издал [такой] закон: «Все приказы, которые до этого издал Чингиз-хан, остаются по-прежнему действительными и охраняются от изменений и переиначиваний. Мы прощаем все вины и преступления, совершенные кем бы то ни было до дня восшествия нашего на престол. Отныне, если кто-либо дерзнет и совершит деяние, не соответствующее законам и порядкам старым и новым, то его за это постигнет наказание и достойная вины расплата». А еще до того, как каан воссел на престол, в том же году свиньи, когда умер Чингиз-хан, царевичи и эмиры, оставшиеся в ставке Чингиз-хана, устроив совещание, послали племянника Чингиз-хана, Илджидай-нойона, и каанова сына Гуюк-хана к границам области Кункан, чтобы ее захватить. Ограбив, они покорили ее и для охраны той области отпустили туда с войском в качестве «тама» одного эмира из Тангута по имени Бахадур. Всех недовольных этим и говоривших что-либо против каан, воссев на престол, заставил^[103] замолчать. Затем он назначил ко всем границам и окраинам государства войска для охраны рубежей и областей. В Иранской земле еще не успокоились волнения и смуты, и султан Джелал-ад-дин все еще проявлял высокомерие. [Каан] отправил против него Джурмагун-нойона с несколькими эмирами и тридцатью тысячами всадников, а Кокошая и Субэдай-бахадура послал с таким же войском в сторону Кипчака, Саксина и Булгара.^[104] В Хитай, Тибет, Солангэ, Джурджэ и их пределы отправил с войском в качестве передовой рати знатных нойонов, а сам со своим старшим братом Екэ-нойоном направился следом за тем войском в сторону Хитая, который еще не покорился, и государь которого по-прежнему господствовал в тех пределах. Вот и все!

Рассказ о выступлении каана со своим братом Тулуй-ханом в сторону Хитайской области и о покорении того, что доселе еще было враждебным

В барс-ил, то есть в год барса, выпавший на [месяц] раби I 617 г.х. [6 мая 1220 г. н.э.], каан вместе со своим братом Улуг-нойоном^[105] отправился в Хитайскую область, ибо [еще] в пору Чингиз-хана, как [уже] было изложено в повествовании о нем, Алтан-хан, государь Хитая, которого звали Сусэ,^[106] покинул город Чжун-ду,^[107] бывший одной из его столиц, со многими относящимися к нему областями, отправился в город Нам-гин и его пределы, собрал вокруг себя много войска и еще до сего времени царствует. А те области, которые Чингиз-хан и его войско забрали, [находятся] по-прежнему во владении монголов. Каан хотел его свергнуть и завоевать все те области. Он взял с собой вместе с огромным войском Тулуй-хана кулгана^[108] из своих братьев,^[109] племянников и сыновей Тулуй-хана с двумя туманами^[110] он отправил через Тибет,^[111] а сам шел прямой дорогой по направлению к одной области Китая, население которой называют хулан декелэтэн, то есть народ, который носит красное декелэ.^[112] Так как путь каана был дальним, то в том году Тулуй-хан несколько продвинулся в путь, а на другой год, который был годом зайца, что соответствует месяцам 618 г.х. [25 февраля 1221 — 14 февраля 1222 г. н.э.], у воинов не осталось продовольствия и припасов, и они сильно изголодались и отощали. Дошло до того, что ели человеческое мясо, всех животных и сухую траву. Шли [строем] через горы и низменности, пока не |A 112а, S 278| дошли до города, название которого Хэ-чжун,^[113] на берегу реки Кара-мурэн.^[114] Он его осадил. Через сорок дней жители города попросили пощады и сдали город, а около одного тумана воинов сели на суда и бежали. Их жен и детей увели в полон, область разграбили и отправились [дальше].

Рассказ о том, как Тулуй-хан достиг местности Тунь-гуань кахалка, которую войско Алтан[-хана] оградило тыном,^[115] и о взятии этого похожего на дербенд места^[116]

Когда Тулуй-хан приблизился к местности Тунь-гуань кахалка, то он подумал: «Поскольку это место представляет собой тяжелый перевал и трудный проход среди гор, то, без сомнения, враг его захватил и охраняет, чтобы через него нельзя было пройти». Так оно и было. Когда он туда прибыл, три тысячи всадников войска Алтан-хана, во главе с Кадай-Рангу и Хумар-Такударом^[117] с несколькими другими эмирами, стояли, построившись в круг, по ту сторону поля и на нижних склонах гор, оградившись тыном, в боевом порядке, выжидая боя. Они очень тщеславились и рассчитывали на свою многочисленность и на малочисленность монголов. Когда^[118] Тулуй-хан увидел, что их много, он вызвал на тайную беседу [одного] из своих эмиров, Шики-Кутуку-нойона,^[119] и посоветовал ему: «Поскольку враг занял такую местность и стоит, построившись в боевой порядок, сражаться с ним будет трудно, самое лучшее — погарцуй вблизи него с сотнями тремя всадников, не сдвинутся ли они с места?» [Шики-]Кутуку-нойон, согласно приказу, выступил вперед. Они [враги] совершенно не двинулись и не тронулись с места, чтобы не расстроился круг и чтобы остаться в том же порядке. Благодаря своей многочисленности и превосходству и малочисленности войска монголов спесь и надменность засели в их мозгу. Они с презрением смотрели на войско монголов и говорили надменные речи: «Мы этих монголов и их государей окружим и заберем, а с их женами поступим и так и этак». Они задумали гнусные дела и гадкие желания, но бог всевышний не одобрил их могущества и спеси и впоследствии превратил их всех в побежденных. В общем они не обратили внимания на гарцевания [Шики-]Кутуку-нойона и его отряда и не уступили своего места. Тулуй-хан сказал: «Пока они не тронутся со своего места, с ними невозможно сражаться. Если же я отступлю, наше |A 112б, S 279| войско падет духом, а они станут еще более дерзкими. Самое лучшее — отправимся в те области и города, к которым расположены их государи; и если удастся, то соединимся с Угедей-кааном и главным войском». Тукулку-Чэрби,^[120] из рода арулат, младшего брата Боорчи-нойона,^[121] он назначил с тысячью конных в сторожевое охранение с тем, чтобы он шел в тылу, и они пошли направо. Когда китайское войско увидело, что они [монголы], уклонившись от боя, направились в другое место, то закричали: «Мы здесь стоим, приходите — сразимся». Те уходили, не обращая внимания. Китайцы по необходимости двинулись со своего места и пошли следом. Три дня шло войско монголов, и они шли [за ними] шаг за шагом, и так как китайцев было много, то войско монголов шло с опаской и тревогой. Внезапно китайцы ударили на Тукулку-Чэрби, который охранял тыл. Впереди был ручей и болото. [Китайцы] сбросили туда сорок человек монголов и перебили [их]. Тукулку-Чэрби присоединился к своему войску и доложил о положении дел. Тулуй-хан приказал колдовать. А это вид алхимии, [связанный] с существованием разного рода камней, природное свойство которых таково, что когда их извлекают, кладут в воду и моют, тотчас же, [даже] если будет середина лета, [поднимется] ветер, начнется холод, дождь, снег и ненастье.^[122] Между ними был один канглы,^[123] который хорошо знал этот способ. Согласно приказу [Тулуй-хана], он приступил. Тулуй-хан приказал, чтобы все надели дождевики и трое суток не расставались со спиной лошади. Войско монголов дошло до деревень в середине Китая, жители которых бежали и побросали^[124] добро и животных, и [войско] стало тем сыто и одето. А тот канглы колдовал так, что позади монголов начался дождь, а в последний день пошел снег и прибавились [еще] холодный ветер и метель. Китайское войско, увидев летом такой холод, какого они никогда не видали зимой, оробело и пришло в ужас. Тулуй-хан приказал, чтобы воины каждой тысячи отправились в отдельную деревню, ввели бы лошадей в дома и покрыли бы [их], так как нельзя было двигаться из-за крайней жестокости ветра и метели. А китайское войско, в силу необходимости, остановилось посреди степи в снегу и метели. Три дня совершенно нельзя было двигаться. На четвертый день, хотя еще шел снег, Тулуй-хан, видя, что его войско сыто и спокойно и что холод не причинил ни ему, ни животным никакого вреда, а китайцы от чрезмерного холода, точно стадо баранов, сбились в кучу^[125] в плохой одежде, с обледеневшим оружием, приказал, чтобы забили в литавры.^[126] Все войско надело валяные из войлока капенеки^[127] и село на [коней]. [Тулуй-хан] сказал: «Теперь время сражения и пора славы и чести. Нужно быть храбрыми». Монголы, точно львы, бросающиеся на стадо газелей, пошли на китайцев и перебили большую часть того войска, многие разбежались и погибли в горах. Оба вышеупомянутых военачальника ускакали с пятью тысячами человек и бросились в реку. Немногие спаслись из той реки. Так как они прежде насмехались и имели дурные замыслы, последовал приказ учинить над теми китайцами, которых захватили, содомитское деяние. Поскольку выдалась такая победа, то Тулуй-хан отправил в |A 113а| резиденцию каана гонцов с радостной вестью о ней, а сам также направился к нему как победитель и споспешествуемый Аллахом. Ему необходимо было переправиться через реку Кара-мурэн, которая течет с гор Кашмира и Тибета и преграждает [путь] между Китаем и Нангясом и через которую никогда не было возможности переправиться.^[128] Он послал Чаган-Буку из рода урут разведать переправу. Случайно в том году прошел большой паводок, нанес много камней и гальки и сгрудил их в одном месте реки. Поэтому вода хлынула в степь и потекла рукавами ровно и спокойно шириною в один фарсанг. Чаган-Бука отыскал [место]и провел Тулуй-хана, так что они благополучно переправились через реку. Каан же пребывал в большом расстройстве, так как прошло много времени, как Тулуй-хан с ним разлучился, и он слышал, что враги его одолели, а главное войско от него [было] далеко. Когда до него дошла радостная весть о победе и о здоровье брата, он очень обрадовался и возвеселился, а когда прибыл Тулуй-хан, он оказал ему много почестей и много раз провозглашал ему хвалу. Когда досталась такая нежданная победа, он оставил там Тукулку-Чэрби и некоторых других эмиров со значительным войском, чтобы они постепенно уладили дело Алтан-хана и завоевали все китайские владения. Они благополучно возвратились, достигнув желаемого. Тулуй-хан просил разрешения выехать вперед, [но] в пути он внезапно скончался. Рассказывают так: каан за несколько дней до этого заболел и стал отходить; Тулуй-хан пришел к его изголовью, а шаманы по их обычаю камлали и отмывали его болезнь в воде в деревянной чаше. Тулуй-хан от чрезмерной любви, которую он питал к брату, взял ту чашу и сказал с горячей мольбой: «Боже вечный! Ты всеведущ и знаешь, если [это] за грехи, то я [их] больше сделал, так как при покорении областей умертвил столько людей, полонил их жен и детей и заставил их плакать, если же ты берешь к себе Угедей-каана за [его] доброту и доблесть, то я добрее и доблестнее. Прости его и вместо него позови меня к себе!». И, сказав эти слова, с горячей мольбой он выпил ту воду, в которой отмывали болезнь. Угедей-каан получил исцеление, а [Тулуй-хан], испросив разрешение, отправился. Через несколько дней он заболел и скончался. Это общеизвестный рассказ, и супруга Тулуй-хана Соркуктани-беги постоянно говорила: «Тот, кто был мне желанным другом, ушел ради каана и пожертвовал собой за него». А каан летовал в китайской области в местности Алтан..., а затем, выступив в году могай, то есть в году змеи,^[129] благополучно расположился в своей столице. Вот и все!

Рассказ о сражении Тукулку-Чэрби с китайским войском, о его поражении и присылке ему кааном помощи, о прибытии на помощь ему нангясцев, о гибели Алтан-хана и покорении всего Китая^[130]

Спустя некоторое время китайское войско собралось воедино и сразилось с Тукулку-Чэрби. Разбитый и обращенный в бегство, он отступил далеко назад, послал к каану гонца и просил подмоги. Каан^[131] сказал: «Со времен Чингиз-хана несколько раз были сражения с китайским войском, и мы их [китайцев] всегда побеждали и захватили большую часть их областей; теперь то, что они разбили наше войско, — доказательство их беды, [они] словно светильник, который вспыхивает весело и ярко перед тем, как погаснуть». И приказал, чтобы послали войско на помощь |A 113б, S 279| Тукулку-Чэрби. Так как между государями Мачина,^[132] который монголы называют Нангяс, и государями Китая, которые были родом из Джурджэ,^[133] издавна была вражда, то каан послал указ, чтобы те [т.е. джурджэни] подошли с той стороны и оказали помощь, а монгольское войско с этой стороны и вместе осадили бы город Нам-гин. Согласно приказу, прибыло из Нангяса многочисленное войско; а с этой стороны — Тукулку-Чэрби с монгольским войском, и вместе они выступили против китайцев; с обеих сторон построили ряды. Китайцы были разбиты и укрылись в городе Нам-гине. Говорят, что окружность того города сорок фарсангов и [что] он имеет три стены. Монгольские и нангясские войска вместе осадили тот город с обеих берегов реки Кара-мурэн, установили около стен много камнеметов и лестниц, у подножья стен расставили наккабов с таранами и принялись сражаться. Для китайских эмиров и войска стало очевидным, что город возьмут, и они [так] рассудили: «Наш государь слаб сердцем, если мы ему скажем, он умрет от чрезмерного воображения и боязни, и все дело погибнет». Они утаили [от него положение], а он по их обычаю развлекался во дворцах и замках с женами и наложницами. Когда женам и наложницам стало известно, что город возьмут, они заплакали, Алтан-хан спросил: «По какому поводу». Они доложили о положении города. Он не поверил, взошел на вал и воочию [в этом] убедился. Поскольку [поражение] было несомненно, то он задумал бежать. Сев с некоторыми [из своих] приближенных и жен на судно, он поплыл по большому каналу, который провели в город из Кара-мурэна и который ведет в другую область, и отправился в другой город.^[134] Когда монголам и нангясцам [об этом] стало известно, они послали войска по его следам и осадили тот город. Оттуда он, тоже бежав на корабле, отправился в какой-то другой город. Они также отправились по пятам и осадили тот [город]. Так как путь к бегству [ему] был прегражден, то монгольские и нангясские войска подожгли город. Алтан-хан был уверен в том, что город возьмут; он сказал эмирам и приближенным: «После стольких лет царствования и славы я не хочу умереть с позором, став пленником монголов!». Он одел своего оруженосца в свое платье, возложил на его голову корону, усадил вместо себя на престол, уединился, повесился. Так и умер. Его похоронили. В некоторых же летописях рассказывается, что он надел рубище, подобно каляндарам,^[135] и скрылся. А в китайской летописи рассказывается, что, когда зажгли город, он сгорел. Но ни то, ни другое не верно. Достоверно [лишь] то, что он, повесившись, умер. После этого город взяли за два дня и убили того, кого он посадил [своим] заместителем. Нангясское войско не вошло в город. Монголы узнали, что тот, кого они убили, не Алтан-хан, и потребовали его [самого]. [Китайцы] утверждали, что он сгорел. Монголы не поверили и потребовали его голову. Так как войску нангясцев были известны обстоятельства этого дела, то они хотя и были врагами Алтан-хана, но содействовали отклонению [требования монголов] выкопать [его] из могилы и выдать его голову и вместе с китайцами доказывали, что он сгорел. Для того чтобы установить истинное положение, монголы требовали его голову, а те знали, что если монголам дать голову кого-нибудь другого, они узнают, что это не его [Алтан-хана] голова. В конце концов им дали руку какого-то человека. Из-за этого монголы были обижены на нангясцев; но спорить с ними в то время было трудно. В общем, Тукулку-Чэрби и войско монголов таким способом, как упомянуто, завоевали все китайское государство. Эта победа произошла в морин-ил, год лошади, выпавший на [месяц] джумада 631 г.х. [2 февраля 1234 г. н.э.].

В том же году набрали из области Солангэ безмерно [много] таргэутов и кэшиктенов^[136] и отправили к его величеству каану; начальником их был некто по имени Онгсу. Вот и все!

Поскольку подробно написана история Угедей-каана за шесть лет — с начала хукар-ил, года быка, выпавшего на [месяц] раби I лета 616 г.х. [17 мая 1219 г. н.э.], до конца морин-ил, года лошади, выпавшего на |A 114а, S 280| [месяц] джумада I лета 631 г.х. [5 декабря 1233 г. н.э.], мы теперь приступим и вкратце напишем историю хаканов, халифов, султанов, меликов и атабеков окрестных стран востока и запада и [историю] тех лиц, которые со стороны каана были полномочными правителями в некоторых областях, и снова вернемся к истории каана и расскажем то, что после этого было, если будет угодно всемогущему Аллаху.

ЛЕТОПИСЬ современных каану хаканов Хитая и Мачина, халифов, султанов, меликов и атабеков Иранской земли, Сирии, Мисра и других стран, а также тех эмиров, которые были хакимами некоторых областей, от начала хукар-ил, года быка, выпавшего на месяц раби I лета 616 г.х., до конца морин-ил, года лошади, выпавшего на [месяц] джумада I 631 г.х., с [присовокуплением] рассказов о них еще за один год — хулугун-ил, год мыши, соответствующий месяцам 615 г.х. [30 марта 1218 — 18 марта 1219 г. н.э.], который пришелся на промежуток между годом смерти Чингиз-хана и восшествием каана на престол

ЛЕТОПИСЬ государей Хитая, которые были в упомянутое время

Шоу-сюй. Этот Шоу-сюй был последним китайским государем,^[137] и, как [о том] было изложено в этом повествовании, был убит в морин-ил, году лошади, выпавшем на джумад I лета 631 г.х. [7 октября 1233 — 25 сентября 1234 г. н.э.], и хитайское государство всецело отдалось под власть каана.

ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, которые были в упомянутое время

Ли-зун:^[138] 41 год...,^[139] 7 лет.

ЛЕТОПИСЬ халифов, султанов, меликов, атабеков и монгольских эмиров в некоторых областях, которые были в упомянутое время

Летопись халифов

В Багдаде халифом Аббасидом был Насир-ад-дин-аллах; он обрел кончину в 617 г.х. [8 марта 1220 — 24 февраля 1222 г. н.э.], его сын Захир воссел на его место и в 618 г.х. умер. Вместо него на [престол] халифата посадили Ал-Мустансира биллях.

Летопись султанов

|A 114б, S 281| В Ираке и Азербайджане султан Джелал-ад-дин был завоевателем по предопределению. В первых месяцах 615 г.х. [30 марта 1218 — 18 марта 1219 г. н.э.] он прибыл в Тебриз, вернувшись из Исфахана, и направился в Грузию. Так как румские султаны и мелики Сирии, Армении и тех пределов страшились завоевания и захвата им власти, то все они поднялись чтобы отразить его, и собрались в одном месте с войском грузин, армян, аланов, сериров, лезгин, кипчаков, ..., абхазов и ...

Султан остановился в Мандуре вблизи них. Он был смущен тьмой врагов и посоветовался относительно этого с везиром Юлдузчи и с вельможами государства. Юлдузчи сказал: «Так как наша численность не составляет и сотой доли их, самое лучшее — оставим Мандур и не допустим их к воде и топливу, дабы от жары и безводья они обессилели, а их кони отощали; тогда мы вступим, как намеревались, в битву». Султан рассердился на эти слова, бросил чернильницу в голову везиру и сказал: «Они стадо баранов, что льву жаловаться на многочисленность стада?». Юлдузчи за этот проступок заплатил пятьдесят тысяч динаров. Султан сказал: «Хотя дело трудное, [но] надо сражаться, уповая [на победу]». На другой день построили ряды. Чужое войско считало султана с [его] войском мячом на ристалище. Султан, чтобы рассмотреть их, выехал на холм и увидел знамена кипчаков с двадцатью тысячами людей. Он послал к ним Кушкара с хлебом и солью и напомнил им о прежних благодеяниях. Кипчаки немедленно повернули поводья и отошли в сторону. Вперед выступило войско грузин. Султан послал к ним [передать]: «Вы прибыли [только] сегодня и утомлены, теперь пусть молодежь обеих сторон схватится в борьбе и поединках,^[140] а мы поглядим со стороны». Грузинам [это] понравилось; и тот день обе стороны до ночи нападали и притворно отступали. В конце концов выступил вперед один отважный витязь, и султан, как Мункир,^[141]

А со всех сторон глядели люди; султан же на полном скаку

У этого [витязя] было три сына. Они выходили [на бой] отдельно один за другим, и султан [их] всех поодиночке убил с одного наскока. И еще один витязь, очень страшный на вид, устремился на ристалище. Он чуть было не одолел [султана], так как у того устал конь. Султан на ходу соскочил с коня, свалил [витязя] одним ударом копья и убил. Когда войско султана это увидело, оно одним натиском обратило всех в бегство. Султан подошел к [городу] Ахлату.^[143] Жители заперли ворота и отказались принять добрый совет [о сдаче города]. Султан осаждал [его] два месяца. Горожане от голода дошли до крайней степени нужды. Султан приказал пойти на приступ со [всех] сторон сразу, и они выступили в город. Султан расположился во дворце мелика Ашрафа. Его брат Муджир-ад-дин и его [Ашрафа] гулям Айбек Изз-ад-дин ушли без продовольствия во внутреннее укрепление. Сперва [оттуда] вышел Муджир-ад-дин, и султан оказал ему полный почет. Затем вышел также и Айбек. Казна султана снова расцвела богатством мелика Ашрафа. И так как султан разбил грузин и взял Ахлат, то распространилась молва об его величии и могуществе. Мелики Мисра и Сирии, следуя [примеру] халифов Града Мира, отправили к его двору посла с дарами и приношениями. Дела его [султана] еще раз пошли в гору. Оттуда он направился в сторону Хартабирта,^[144] и какая-то слабость проникла в его здоровье. В это время султан Эрзерума, который был [им] отмечен разными милостями и щедротами за то, что во время осады Ахлата оказал войску султана помощь провиантом и фуражом, доложил: «Султан Ала-ад-дин снова замирился с меликами Халеба и Сирии, и они объединились против султана, заняты сбором войска и постоянно мне угрожают; если бы, мол, султан у ворот Ахлата не получил от тебя помощи продовольствием, он не смог бы устоять». Когда султан услыхал эти слова, он немедленно выступил, хотя и был слаб. Когда султан дошел до Мушской^[145] степи, на него напали шесть тысяч человек, которые шли на помощь противной стороне. В один миг он их всех перебил. Через несколько дней войска сблизились, и румский султан, |A 115а, S 282| мелик Ашраф и другие мелики тех областей соединились вместе, и было у них такое множество вооружения и снаряжения, что не сосчитать. Построили ряды на вершине холма. Впереди стояли огнеметчики, арбалетчики со щитами из воловьей кожи, пешие и конные. Когда подошла пора сразиться, султан пожелал сойти с носилок и сесть на коня, [но] из-за болезни он не мог держать поводья, и его конь повернул обратно. Приближенные сказали, что султану надо дать некоторое время отдохнуть. По этой причине и личный штандарт султана повернули обратно. Правое и левое крыло [войска] предположили поражение и обратились в бегство, а неприятель заподозрил [со стороны] султана хитрость, [придуманную], чтобы завлечь их в болотистую низину, и глашатай вражеского войска возгласил, чтобы никто не двигался со своего места. На румского султана Ала-ад-дина напал такой страх, что он не был в силах устоять; мелик Ашраф приказал, чтобы его лошаку наложили путы на все четыре ноги.^[146] Так как войско султана, обратившись в бегство, рассеялось во все стороны, он по необходимости направился в Ахлат, вызвал отряд, который был назначен для охраны того места, и пошел в Хой. Брата мелика Ашрафа, Муджир-ад-дина, он отправил обратно с почетом и уважением, а [другому брату], Таги-ад-дину, он по ходатайству халифа дал позволение вернуться; Хусам-ад-дин …, бежал, а его супругу, дочь мелика Ашрафа, [султан] под покровом охраны^[147] отослал, оказывая [ей] всякого рода милости. Изз-ад-дин Айбек был закован и заключен в крепости Дизмар и там же умер. В это время прибыло известие, что Джурмагун-нойон переправился с большим войском через Амуйе и идет против султана. Султан назначил везира Шамс-ад-дина Юлдузчи охранять крепость ... и поручил ему [свой] гарем, а сам прибыл в Тебриз, и несмотря на то, что между ним и халифом, султанами и меликами Рума и Сирии была распря, он к каждому послал гонца и известил о приходе монголов. Содержание извещения [было] таково: «Войска татар очень много, на этот раз больше, чем всегда, и воины этих стран страшатся их. Если вы не окажете помощь людьми и снаряжением, то я, который стою стеной, пропаду, а у вас не окажется возможности противостоять им. Щадя себя и детей и [всех] мусульман, каждый подайте помощь одним полком войска со знаменем, дабы, когда до них [монгол] дойдет молва о нашем соглашении, они получили бы хоть небольшой отпор, а также и наши воины приободрились бы. Если же в этом отношении будет допущено какое-либо пренебрежение, то сами увидите, что будет, и получите то, что достанется».

Могучее счастье Чингиз-хана и его дома посеяло противоречие в переговоры между ними, и надежда султана сменилась отчаянием. Внезапно сообщили, что войско монголов подошло. Султан направился в Бишкин; во дворце, в котором он остановился, ночью обвалилась крыша. Султан не счел это обстоятельство добрым предзнаменованием, но проявил твердость. На другой день он направился в Муган. Через пять дней [его] пребывания [там] приблизилось монгольское войско. Султан бросил обоз и ушел в горы Капан. Когда монголы нашли стоянку султана пустой, они повернули обратно. Султан же провел зиму 618 г.х. в пределах Урмии и Ушнуйе. На везира Шараф-ал-мулька Юлдузчи наклеветали, что во время отсутствия султана и прекращения слухов о нем он позарился на гарем и казну [султана]. Когда султан прибыл в те края, везир из боязни не вышел из крепости и просил дать [ему] обещание [пощады]. Султан по его просьбе послал ..., так что он его [из крепости] извлек, [султан] сказал: «Я поднял Юлдузчи из бездны ничтожества до апогея величия, а он так-то платит [мне] за благодеяния». Он поручил его в крепости кутвалу^[148] и приказал разграбить его обоз. Везир в той тюрьме скончался, а султан направился в Диярбекр.

Когда войска монголов прибыли к Джурмагуну, он учинил им допрос: «Почему вы вернулись и не приложили всего старания и рвения в поисках султана, ибо как можно давать отсрочку такому ослабевшему противнику?». И он отправил по его следам эмира Наймаса и несколько [других] |A 115б, S 283| эмиров с огромным войском. А султан^[149] отправил Буку-хана в качестве лазутчика, чтобы он разведал положение монгольского войска. Когда он прибыл в Тебриз, [ему] сообщили, что из Ирака поступили сведения о том, что [монголы] рассеялись и что в этих краях нет и следа того народа. Не осмотревшись, он вернулся обратно и сообщил султану радостную весть об их уходе. По случаю этой радости султан, все эмиры и воины предались веселью и удовольствиям. Два-три дня они провели в самообольщении и радости. Полуночной порой их настигло монгольское войско, а султан спал в совершенном опьянении. Ур-хан получил известие об их приходе и побежал к изголовью султана, но сколько его не звали, он не просыпался. [Тогда]^[150] его лицо облили холодной водой, чтобы он пришел в себя. Узнав о положении дела, он решил обратиться в бегство и приказал Ур-хану, чтобы тот не двинул с места [султанского] знамени и сопротивлялся до тех пор, пока он [султан] не уйдет вперед, и [султан] отправился. Ур-хан держался, а потом отступил. Монголы, думая, что это султан, пошли по его следам. Когда они узнали, в чем дело, они вернулись во дворец и перебили всех, кого нашли. Султан, пустившись один в путь, ехал как можно быстрее. О его конце рассказывают разное. Одни говорят, что в горах Хаккар^[151] он спал ночью под деревом. К нему подошли какие-то бродяги. Позарившись на его коня и одежду, они распороли ему живот, надели его платье и оружие и пришли в город Амуд. Некоторые вельможи узнали одежду и оружие султана и их [бродяг] забрали. Владетель Амуда, узнав, в чем дело, казнил их, а [тело] султана перенес в Амуд, похоронил его и построил купол над его могилой. Некоторые же утверждают, что он по своей воле отдал оружие и платье, взял их грубую одежду и в обличье суфия бродил по областям. В общем, как бы то ни было, царствование его прекратилось. Аллах лучше знает истинное положение дел.^[152]

Что же касается положения султана Гияс-ад-дина,^[153] то оно было таково. Когда в 614 г.х. [1217 г. н.э.] в сражении с монголами под Исфаханом он преднамеренно распустил левое крыло [войска] брата, которое [тот] ему поручил, и через Луристан направился в Хузистан, халиф Насир послал ему почетное платье и обещание султанства. Оттуда он вернулся обратно и в то время, когда султан Джелал-ад-дин был в Армении и Грузии, направился в Аламут. Ала-ад-дин встретил его с почестями и величанием и оказывал [ему] подобающие услуги. Через некоторое время он снова направился в Хузистан и послал в Керман гонца к Борак-хаджибу^[154] с уведомлением о своем положении, и между ними снова наступили союз и согласие. Порешили, что Борак выедет для почетной встречи до степи Абаркух. Султан с матерью направился в Керман. Борак выехал навстречу в упомянутую местность приблизительно с четырьмя тысячами всадников и [в течение] двух-трех дней, как положено, исполнял долг службы. Так как у султана было не более пятисот всадников, то [его слабость] вызвала у Борака сильное желание посватать [за себя] его мать. Однажды он пришел, сел вместе с султаном на ложе и начал обращение к нему со слова «сын». Всех своих эмиров он рассадил на места, предназначенные для сановников, и послал сватать мать [Гияс-ад-дина]. Так как султан не видел иного средства поправить дело, то он примирился с этой мыслью. А [решение] о союзе передал на усмотрение матери. Его мать после упорных отказов дала согласие на заключение брачного договора. После убедительных просьб она вышла с несколькими дворцовыми слугами, надев кольчугу под кабу,^[155] и в свадебном поезде отправилась в дом мужа. Когда они прибыли в Гувашир,^[156] стольный город Кермана, и прошло несколько дней, к султану пришли два человека из близких родственников Борака и сказали: «Бораку не следует доверять, так как он вероломен и коварен. Нам представился удобный случай. Если мы его уберем и ты станешь нашим султаном, а мы [твоими] рабами, будет хорошо». Его благородная натура не позволила ему нарушить договор и соглашение, и он отказался. Но так как солнце счастья этого рода [уже] склонилось к закату, один из его приближенных в тайной беседе рассказал Бораку об этом. Тотчас он расследовал это обстоятельство у тех своих |A 116а, S 284| [родственников]. Они подтвердили тот случай. Тут же, в присутствии султана, [Борак] приказал раздробить им члены, а султана задержал в крепости. Спустя две недели он послал умертвить султана, удавить его тетивой лука. Гияс-ад-дин поднял вопль: «[Разве] мы не заключили недавно договор и соглашение, что не будем [ничего] замышлять друг против друга? Почему же он без всякого повода допускает нарушение их?». Когда его мать услыхала голос сына, она также закричала. Их обоих задушили. Таким же образом он умертвил все его войско, а голову султана Гияс-ад-дина отослал к его величеству каану и известил: «У вас было два врага: Джелал-ад-дин и Гияс-ад-дин. Голову одного я посылаю вам». Таково было дело султанов хорезмшахов и их конец.

В Руме был султаном Ала-ад-дин; рассказы о нем за это время написаны в истории Джелал-ад-дина.

А в Мавсиле [Мосуле] султаном был Бадр-ад-дин Лу`лу. Вот и все!

Летопись меликов и атабеков в Мазандеране

В Диярбекре мелик Музаффар-ад-дин^[157] был владетелем Ирбиля^[158] и остальных городов [той области], кроме Мавсиля и его уездов.

А в Сирии были сыновья мелика Адиль ибн Эйюба: мелик Му`аз-зам^[159] и мелик Ашраф.^[160] Некоторые обстоятельства [жизни] мелика Ашрафа были изложены в истории султана Джелал-ад-дина.

А в Мисре был мелик Камиль,^[161] сын мелика Адиль ибн Эйюба.

А в Магрибе ...^[162]

А в Фарсе был атабеком^[163] Са`д ибн Зенги; он скончался в Байзе в…^[164] году. Ходжа Гияс-ад-дин Йезди, который был везиром и мудаббиром государства, скрыл его смерть. Он послал его перстень в крепость Сапид, чтобы освободить из заточения его сына, атабека Абу-Бекра, доставил его и, откинув полог царского шатра, сказал военачальникам: «Атабек повелевает наследником престола быть Абу-Бекру». Они присягнули Салгур-шаху, и он стал атабеком.

В Кермане властвовал Борак-хаджиб. Его жизнеописание за упомянутое время было рассказано в истории султана Гияс-ад-дина.

В Систане был мелик Шамс-ад-дин, сын …^[165]

Летопись монгольских эмиров^[166] в Хорасане

На должность эмира этой страны и страны Мазандерана был назначен Чин-Тимур, [происходивший] из кара-хитайских родов. Дело обстояло так: во время завоевания Хорезма Джучи оставил его от своего имени в Хорезме в должности шихнэ.^[167] Во времена каана, когда он посылал Джурмагуна в Иранскую землю, он приказал, чтобы начальники и баскаки^[168] областей лично отправились в поход. Помощник Джурмагуна Чин-Тимур, в соответствии с приказом, выступил из Хорезма дорогой на Шахристанэ. И из других краев [от] каждого царевича прибыло по эмиру. Также и Джурмагун назначил от каждого царевича к Чин-Тимуру по одному эмиру: со стороны каана — Кол-Булата, а ... со стороны Бату, Кызыл-Бука — со стороны Чагатая, а … от Соркуктани-беги и царевичей. Когда Джурмагун ушел, оставив без внимания дела Хорасана, подстрекатели и чернь каждый миг сеяли всяческую смуту и волнение в областях. Карача и Туган-Сункур, которые оба были эмирами султана Джелал-ад-дина, производили в Нишапуре и его пределах нападения, убивали шихнэ, которых Джурмагун поставил во главе тех областей, и забирали тех людей, которые говорили о подчинении монголам. Джурмагун для отражения Карачи послал Чин-Тимура и Кол-Булата в пределы Нишапура и Туса. Кол-Булат после обращения в бегство Карачи вернулся обратно. Когда до его величества каана дошло известие о волнении в Хорасане, он приказал, чтобы Тайр-бахадур повел из Бадгиса^[169] войско, отразил Карачу и затопил^[170] бы водою их жилища и стоянки. Согласно |A 116б, S 285| приказу он отправился в путь и по дороге услыхал, что Карача, разбитый Кол-Булатом, укрылся в Кал`э-и-Арк в Систане. Тайр-бахадур пошел ее осаждать и в течение двух лет вел подкопы, пока не взял ее. Из Систана он послал гонца к Чин-Тимуру [передать]: «Дела управления Хорасаном по приказу каана вверены мне, воздержись<sup>[171]</sup> распоряжаться в нем по своему усмотрению». Тот ответил: «Слова о восстании населения Хорасана противоречивы. Как можно уничтожить такую область и столько людей за преступление Карачи? Я посылаю к каану гонца с донесением об этом обстоятельстве и поступлю так, как будет приказано». Гонцы Тайр-бахадура вернулись в ярости. А Джурмагун послал гонца, чтобы он [Чин-Тимур] и эмиры с войском вернулись обратно и присоединились к нему, а управление Хорасаном и Мазандераном передали Тайр-бахадуру. Чин-Тимур отправил Кол-Булата, который был [одним] из приближенных каана, с хорасанскими и мазандеранскими эмирами к его величеству каану. В это время мелик Беха-ад-дин Са`алук^[172] вышел из крепости на том условии, что он его пошлет к каану. Чин-Тимур вернулся из Мазандерана, а большая часть населения крепостей Хорасана покорилась [благодаря] слухам о положении мелика Беха-ад-дина. Когда он прибыл к Чин-Тимуру, то был отмечен большими почестями. А из Мазандерана назначили испах-бада Кебуд-Джамэ^[173] — Нусрат-ад-дина. Оба вместе с Кол-Булатом отправились в 630 г.х. [18 октября 1232 — 6 октября 1233 г. н.э.] к его величеству. Так как до этого никто из эмиров этих стран туда не приезжал, то каан ликовал и торжествовал по случаю их прибытия и приказал устроить празднества. Всем им оказали милость. Чин-Тимура и Кол-Булата он отличил по этому поводу разными пожалованиями и сказал: «За все это время, что Джурмагун уехал и завоевал столько больших областей, он не прислал ко мне ни одного мелика. Чин-Тимур же с малым числом [людей] и [малой] помощью исполнил такую службу, мы это одобряем». И он утвердил исключительно только за ним эмирство над Хорасаном и Мазандераном, [с условием], чтобы Джурмагун и другие эмиры в эмирство не вмешивались. Кол-Булата он сделал его [Чин-Тимура] товарищем по управлению. Испах-бада пожаловал владением от границ Кебуд-Джамэ до Астрабада, а владения Исфарайн, Джувейн, Бейхак, Джаджерм, Джурбуд и Аргиян утвердил за меликом Беха-ад-дином. Каждому он дал золотую пайзу и ярлык.^[174] Когда Чин-Тимур получил по решению каана власть, он наградил Шераф-ад-дина Хорезми званием везира со стороны Бату, а Беха-ад-дина Мухаммеда Джувейни, отца Шамс-ад-дина сахиб-дивана, назначил на должность сахиб-дивана. Прочие эмиры послали со стороны царевичей в диван каждый по одному битикчию,^[175] и дела дивана пришли в блестящее состояние и порядок. Чин-Тимур опять отправил с посольством к каану Куркуза. Кол-Булат противился и говорил: «Он уйгур и одарен живым и проницательным умом, он для себя устроит дела, это не [к нашей] пользе». Чин-Тимур не послушал. Когда [Куркуз] он туда прибыл и каан спросил о положении [дел] в областях, он рассказывал, сообразуясь с расположением духа [каана]. Его величеству понравилась его манера речи, и по его желанию и по просьбе [Куркуза] [каан] отпустил его обратно. Чин-Тимур в скором времени умер. Вот и все!

Так как летопись хаканов, халифов, султанов, меликов, атабеков и монгольских эмиров, которые в течение этих шести лет были современниками Угедей-каана, [теперь] написана, мы опять приступим к истории Угедей-каана и подробно напишем [о том, что случилось] после этих шести лет, если Аллаху всемогущему будет угодно.

ЛЕТОПИСЬ Угедей-каана от начала коин-ил, то есть года барана, выпавшего на месяц джумада I 632 г.х. [22 января — 20 февраля 1235 г. н.э.] до конца хукар-ил, [то есть] года быка, выпавшего на месяц ша`бан 638 г.х. [15 февраля — 15 марта 1241 г. н.э.], [то есть] за семь лет

|A 117а, S 286| В это время, устроив великий курилтай, [каан] отправил царевичей и эмиров в [Дашт-и-]Кипчак, Мачин и в другие местности и приказал всюду построить высокие здания, какие строят в городах, и кушки.^[176]

Он скончался в последний год, который был тринадцатым годом [со дня] восшествия его на престол и пятнадцатым годом с кончины Чингиз-хана.

Рассказ об устройстве [Угедей-]кааном курилтая и назначении [им] царевичей и эмиров на окраины и рубежи [своих] владений

Каан, после того как в год лошади он возвратился после завоевания областей Хитая, в местности Талан-даба, устроив собрание, сделал курилтай. В этом году, [году] барана, он захотел собрать еще раз всех сыновей, родственников и эмиров и заставить их вновь выслушать ясу и постановления.

Все явились согласно приказу. Всех он отличил разного рода пожалованиями и милостями.

[Целый] месяц беспрерывно родственники в согласии пировали с раннего утра до звезды, и, по принятому обычаю, все богатство, которое было собрано в казнохранилищах,^[177] он [каан] раздарил собравшимся. Когда закончили пиры и развлечения, он обратился к устроению важных дел государства и войска. Так как некоторые окраины государства еще не были [полностью] покорены, а в других областях действовали шайки бунтовщиков, он занялся исправлением этих дел. Каждого из родственников он назначил в какую-нибудь страну, а сам лично намеревался направиться в Кипчакскую степь.

Менгу-каан, хотя и был еще в расцвете молодости, благодаря разумности и опытности, которыми он обладал, обратил внимание [присутствующих] на поступок каана и сказал: «Мы все, сыновья и братья, стоим в ожидании приказа, чтобы беспрекословно и самоотверженно совершить все, на что последует указание, дабы каану заняться удовольствиями и развлечениями, а не переносить тяготы и трудности походов; если не в этом, то в чем же ином может быть польза родственников и эмиров несметного войска?».

Все присутствующие всецело одобрили эту речь и сделали ее обязательным для себя руководством.

И благословенный взгляд каана остановился на том, чтобы царевичи Бату, Менгу-каан и Гуюк-хан вместе с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кипчаков, русских, булар [поляков], маджар, башгирд, асов, в Судак и в те края и все их завоевали; и они занялись приготовлением [к этому походу].

В том же году в степи Асичанк Угедей-каан назначил своего сына Кучу и царевича Кутуку,^[178] сына Джучи-Касара,^[179] в Мачин, который называют Нангяс.^[180] Они отправились [туда], взяли города Сианг-ин-фу и Ке-рин-фу и разграбили по пути области Тибета.

И в том же году отправили Хукату с войском в Кашмир и Хиндустан. Они тоже захватили и разграбили некоторые области.

И в том же году установили копчур^[181] со скота, определив дать одну голову со ста голов. Каан повелел, чтобы с каждых десяти тагаров пшеницы дали один тагар для расходования на бедных.

А для того, чтобы происходило беспрерывное прибытие гонцов как от царевичей, так и от его величества каана в интересах важных дел, во всех странах поставили ямы^[182] и назвали это «таян ям». Для установления этих ямов назначили гонцов от царевичей и определили так, как это [здесь] подробно утверждается:

от каана — битикчи Куридай,

от Чагатая — Имколчин Тайчутай,

от Бату — Суку-Мулчитай,

от Тулуй-хана по приказанию Соркуктани-беги отправился Илджи-дай.^[183]

Упомянутые эмиры отправились и во всех областях и странах по долготе и широте земного пояса установили ямы.

Каан разослал ярлыки во все концы государства о том, чтобы ни одно создание не причиняло обиды другому, чтобы сильный не испытывал на слабом [своей] силы и [ничего] [у него] не отнимал. И люди успокоились, и распространилась молва о его справедливости.

|A 117б, S 287| Рассказ о войнах, которые вели царевичи и войско монгольское в Кипчакской степи, Булгаре, Руси, Мокше,^[184] Алании, Маджаре, Буларе и Башгирде, и завоевании [ими] тех областей

Царевичи, которые были назначены на завоевание Кипчакской степи и тех краев, [были следующие]: из детей Тулуй-хана — старший сын, Менгу-хан, и брат его Бучек; из рода Угедей-каана — старший сын, Гуюк-хан, и брат его Кадан; из детей Чагатая — Бури^[185] и Байдар и брат каана, Кулкан; сыновья Джучи; Бату, Орда, Шейбан и Тангут; из почтенных эмиров: Субэдай-бахадур и несколько других эмиров. Они все сообща двинулись весною бичин-ил, года обезьяны, который приходится на месяц джумад 633 г.х. [11 февраля — 11 марта 1236 г. н.э.]; лето они провели в пути, а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Бату, Ордой, Шейбаном и Тангутом, которые также были назначены в те края. Оттуда Бату с Шейбаном, Буралдаем и с войском выступил в поход против буларов и башгирдов и в короткое время, без больших усилий, захватил их. Дело это происходило так: булары были многочисленный народ христианского исповедания; границы их области соприкасаются с франками. Услышав молву о движении Бату и эмиров, они снарядились и двинулись в поход с 40 туманами славного войска. Шейбан, составлявший авангард с 10 000 людей,^[186] послал известие [Бату], что их [буларов] вдвое больше монгольского войска и что все они бахадуры. Когда оба войска выстроились друг против друга, Бату, по обычаю Чингиз-хана, взошел на вершину одного холма и [целые] сутки смиренно взывал к богу и тяжко вздыхал, а мусульманам приказал помолиться соборно. Посредине [между обеими армиями] была большая река. Бату и Буралдай ночью переправились через [эту] реку и вступили в бой; Шейбан, брат Бату, лично вступил в сражение. Эмир Буралдай произвел нападение всеми войсками сразу. Они [монголы] устремились на шатер келара,^[187] который был их царем, и мечами перерубили веревки. Вследствие падения [королевского] шатра войско их [буларов] пало духом и обратилось в бегство. Как отважный лев, который кидается на добычу, монголы гнались за ними, нападали и убивали, так что уничтожили большую часть того войска. Те области были завоеваны, и эта победа была одним из великих дел. Булар и Башгирд являются большой страной и [представляют собою] места недоступные. Несмотря на то, что [монголы] тогда завоевали ее, [жители ее] снова восстали, и она еще не вполне покорена. Государей тамошних называют келар, и они существуют еще доныне. После этого, в ту зиму, царевичи и эмиры собрались в [долинах] рек Хабан и отправили эмира Субэдая с войском в страну асов и в пределы Булгара. Они дошли до города [Булгара] Великого^[188] и до других областей его, разбили тамошнее войско и заставили их покориться. Прошли тамошние вожди Баян и Джику, изъявили царевичам покорность, были [щедро] одарены и вернулись обратно, [но потом] опять возмутились. Вторично послали [туда] Субэдай-бахадура, пока он не захватил [их]. Затем царевичи, составив совет, пошли каждый со своим войском облавой, устраивая сражения и занимая попадавшиеся им по пути области. Менгу-каан с левого крыла шел облавой по берегу моря [Каспийского]. Бачмана, одного из бесстыднейших тамошних эмиров, из народа кипчаков, из племени олбурлик, и Качир-укулэ, из племени асов, обоих забрал [в плен]. А дело было так: |A 118а, S 288| этот Бачман с группой других воров спасся от меча; к нему присоединилось скопище других беглецов. Он бросался во все стороны и что-нибудь да похищал; бесчинства его увеличивались со дня на день. Постоянного местопребывания он не имел, и поэтому войско монгольское не могло схватить его; он скрывался в лесах на берегу Итиля. Менгу-каан приказал изготовить 200 судов и на каждое из них посадить по 100 человек монголов в полном вооружении. Он же [сам] с братом своим Бучеком шел облавой по обеим берегам реки. В одном из итильских лесов они нашли свежий навоз и прочее, [оставшееся] от спешно откочевавшего лагеря, а среди этого застали больную старуху. От нее узнали, что Бачман перебрался на один остров и что все, попавшее за это время к нему в руки в результате [его] злодеяний и бесчинств, находится на том острове. За отсутствием судна нельзя было переправиться через Итиль. Вдруг поднялся сильный ветер, вода забушевала и ушла в другую сторону от того места, где была переправа на остров. Благодаря счастью Менгу-каана, показалось дно,^[189] и он приказал пустить в ход войска и захватить [Бачмана]. Его сообщников истребили — кого мечом, кого [утопили] в реке — и вывезли оттуда много имущества. Бачман умолял, чтобы Менгу-каан [сам] своею благословенною рукою довел его дело до конца; он [Менгу-каан] дал указание, чтобы его брат Бучек разрубил Бачмана надвое. Качир-укулэ, [одного] из эмиров асов, также убили.^[190] Он [Менгу-каан] провел там то лето, а после того, в такику-ил, в год курицы, соответствующий 634 г.х. [4 сентября 1236 — 23 августа 1237 г. н.э.], сыновья Джучи — Бату, Орда и Берке, сын Угедей-каана — Кадан, внук Чагатая — Бури и сын Чингиз-хана^[191] — Кулкан занялись войною с мокшей,^[192] буртасами и арджанами и в короткое время завладели ими. Осенью упомянутого года все находившиеся там царевичи сообща устроили курилтай и, по общему соглашению, пошли войною на русских. Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан^[193] и в три дня взяли [его]. После того они овладели также городом Ике.^[194] Кулкану была нанесена там рана, и он умер. Один из русских эмиров, по имени Урман [Роман], выступил с ратью [против монголов], но его разбили и умертвили, [потом] сообща в пять дней взяли также город Макар^[195] и убили князя [этого] города, по имени Улайтимур.^[196] Осадив город Юргия Великого,^[197] взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их [русских]. Город Переяславль,^[198] коренную область Везислава,^[199] они взяли сообща в пять дней. Эмир этой области Банке Юрку^[200] бежал и ушел в лес; его также поймали и убили. После того они [монголы] ушли оттуда, порешив на совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся [на пути], брать и разрушать. На этом переходе Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня. Тогда они расположились в домах и отдохнули. После того, в нокай-ил, год собаки, соответствующий 635 г.х. [24 августа 1237 — 13 августа 1238 г. н.э.], осенью Менгу-каан и Кадан выступили в поход против черкесов и зимою убили тамошнего государя по имени Тукара. Шибан, Бучек и Бури выступили в поход в страну Крым^[201] и у племени чинчакан^[202] захватили Таткару. Берке отправился в поход на кипчаков и взял [в плен] Арджумака,^[203] Куран-баса^[204] и Капарана,^[205] военачальников Беркути.^[206] Потом в кака-ил, год свиньи, соответствующий 636 г.х. [14 августа 1238 — 2 августа 1239 г. н.э.], Гуюк-хан, Менгу-каан, Кадан и Бури направились к городу Минкас^[207] и зимой, после осады, продолжавшейся один месяц и пятнадцать дней, взяли его. Они были еще заняты тем походом, когда наступил год мыши, 637 г.х. [3 августа 1239 — 22 июля 1240 г. н.э.]. Весною, назначив войско для похода, они поручили его Букдаю^[208] и |A 118б, S 289| послали его к Тимур-кахалка^[209] с тем, чтобы он занял и область Авир [?], а Гуюк-хан и Менгу-каан осенью того же года мыши, по приказанию каана, вернулись, и в год быка, соответствующий 638 г.х. [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], расположились в своих ордах. Вот и все!

Рассказ о высоких^[210] зданиях, которые каан возвел со времени выступления царевичей в поход в Кипчакскую степь и до их возвращения; памятка о его летних и зимних становищах, о привалах и биваках

От начала коин-ил, года барана, соответствующего 632 г.х. [26 сентября 1234 — 15 сентября 1235 г. н.э.], когда каан отправил царевичей [в поход] в Кипчакскую степь, и до хукар-ил, соответствующего 638 г.х. [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], когда Гуюк-хан и Менгу-каан возвратились [из похода], в течение семи лет [каан] наслаждался жизнью и развлекался; передвигался с летовок на зимовки, с зимовок на летовки радостный и счастливый ипостоянно был поглощен различными наслаждениями с красивыми женами и луноликими пленительницами сердец.

И при всех обстоятельствах [он] расточал свои благословенные помыслы на благое дело правосудия и милосердия, на устранение несправедливости и вражды, на благоустройство городов и областей и возведение разного рода зданий. Он никогда не пренебрегал ни одним соображением, касающимся устроения основ миродержавия и возведения фундамента процветания. Так как он еще раньше привез с собой из Китая разных ремесленников и мастеров всяких ремесл и искусств, то приказал построить в [своем] юрте Каракоруме,^[211] где он по большей части в благополучии пребывал, дворец с очень высоким основанием и колоннами, как и приличествует высоким помыслам такого государя. Каждая сторона того дворца была длиною в полет стрелы. Посередине воздвигли величественный и высокий кушк и украсили то строение наилучшим образом и разрисовали живописью и изображениями и назвали его «карши».^[212] [Каан] сделал [его] своим благословенным престольным местом. Последовал указ, чтобы каждый из [его] братьев, сыновей и прочих царевичей, состоящих при нем, построил в окрестностях дворца по прекрасному дому. Все повиновались приказу. Когда те здания были окончены и стали прилегать одно к другому, то [их] оказалось целое множество. Он приказал, чтобы знаменитые золотых дел мастера сделали для шараб-ханэ из золота и серебра настольную утварь в форме животных, как то: слона, тигра, лошади и других. Их поставили вместо мункуров^[213] и наполнили вином и кумысом. Перед каждой фигурой устроили хауз из серебра; из отверстий тех фигур лилось вино и кумыс и текло в хаузы. [Каан] спросил: «Какой самый лучший город в мире?». Сказали: «Багдад». Он приказал построить на берегу реки Орхона большой город, и его назвали Каракорум. Из китайской страны до того города расположили ямы,^[214] помимо баян-ямов, и назвали [их] нарин-ямами. Через каждые пять фарсангов [находился] один ям. Вышло 37 ямов. На каждом перегоне для охраны тех ямов поставили по одной тысяче. Он установил такой порядок, чтобы ежедневно туда [в Каракорум] прибывали из областей пятьсот повозок, груженных съестными припасами и напитками; [чтобы их] складывали в амбары и оттуда брали для расхода. Для зерна и вина устроили [такие] большие повозки, что каждую везли восемь волов. Он повелел, чтобы мастера-мусульмане построили кушк в одном дне пути от Каракорума, в том месте, где в древние времена находились сокольничие Афрасияба и которое называют Карчаган. Весной он пребывал там для запуска соколов, летом в местности …, Там разбили такой большой шатер, что в нем помещалась тысяча человек, и его [шатер] никогда не убирали. Скрепы его были золотые, внутренность его была обтянута тканями; его называли «Золотая ставка».^[215] Осенью он пребывал в Куше-нор, в |A 119а, S 290| четырех днях пути от Каракорума, там он совершал сорокадневный пост. Зимой его местопребывание было Онг-хин; охотясь, он шел горами Буленку и Джалинку и зимовку заканчивал там. В общем, весенним его местопребыванием были окрестности Каракорума, летним — луговья ..., осенним — [местность] [от] Куше-нор по Усун-кул, в одном дне пути от Каракорума, а зимним — Онг-хин. Когда он направлялся в Каракорум, то [останавливался] в двух фарсангах от города, [где] построил высокий кушк, названный [им] Тургу-Балык, там он вкушал таргу^[216] и веселился один день. На другой день все надевали одинакового цвета одежду и шли оттуда в Карши, а впереди выступали юные жонглеры. В Карши он развлекался в течение месяца и, раскрыв двери казнохранилища, оделял знатных людей и простой народ своей всеобъемлющей милостью. Каждый вечер он устраивал состязания лучников, арбалетчиков и борцов и одарял того, кто достигал превосходства. Он приказал, чтобы на зимнем стойбище Онг-хин построили из кольев и глины ограду длиною в два дня пути. В ней сделали проходы и назвали чихик. Во время охоты непрерывно сообщали окрестным войскам, чтобы все они, построившись в круг, шли к ограде и гнали туда зверя. Предусмотрительно оповестив [население в округе] на месяц пути, гнали добычу в чихик. Войска, выстроившись кольцом, стояли тесно плечо к плечу. Сначала [в загон] въезжал каан с толпой приближенных |A 119б, S 291| и часок тешился и бил зверя, а когда прискучит, ехал на возвышенность посреди оцепления. Въезжали по порядку царевичи и эмиры, потом простые воины и били зверя. Потом часть отпускали для разводки.^[217] Бакаулы^[218] делили добычу справедливо между всеми разрядами царевичей, эмиров и воинов и никого не обделяли. Все общество выполняло обряд целования праха и подношения даров, и после десятидневного празднества каждый род возвращался к своим юртам и жилищам.

Рассказ о болезни Угедей-каана и его смерти

Каан очень любил вино и постоянно находился в опьянении и допускал в этом отношении излишества. [Это] с каждым днем его все больше ослабляло; сколько ни старались приближенные и доброжелатели удержать его, [это] не удавалось. Наперекор им он [еще] больше пил. Чагатай назначил одного эмира в качестве шихнэ, чтобы он не позволял [ему] пить больше определенного количества. Так как он не мог нарушить приказ брата, то вместо маленьких чаш выпивал большие, дабы число [чаш] оставалось то же. И тот эмир-блюститель тоже [от себя] давал ему вина и составлял общество, чтобы при удобном случае стать инаком.^[219] Его служба не принесла каану никакой пользы. У каана был баурчи,^[220] сын Абикэ^[221]-беги, сестры Соркуктани-беги, которую Чингиз-хан выдал за Кяхтей^[222]-нойона. Каждый год Абикэ-беги по совету Соркуктани-беги приезжала из китайской страны, где был ее юрт, на служение [к каану] и, устраивая пир, потчевала [его]. На тринадцатый год по восшествии его на престол она, по обыкновению, приехала и вместе со своим сыном, который был баурчи каана, поднесла каану кашу [с вином]. Ночью во время сна каан от чрезмерного [количества] выпитого вина скончался. Стали злословить при содействии хатун и эмиров, что Абикэ-беги и ее сын подносили чашу [с вином] и, наверное, дали каану яду. Илджидай-нойон, который был молочным братом каана и влиятельным эмиром из рода джелаир, сказал: «Что за вздорные слова? Сын Абикэ-беги — баурчи, он ведь всегда подносил чашу, и каан всегда пил вина слишком много. Зачем [нам] нужно позорить своего каана, [говоря], что он умер от покушения других? Настал его смертный час. Надо, чтобы больше никто не говорил таких слов».

Так как он был умным человеком, то понимал, что причина этой смерти — излишество и постоянное опьянение. Он знал, что последствия от излишества в питье вина бывают так пагубны. По словам монголов, каан воссел на престол в хукар-ил и скончался в следующем году, соответствующем месяцам 638 г.х. [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], который был тринадцатым годом [его царствования]. А в летописи ходжи Ала-ад-дина сахиб дивана Ага Мелика ал-Джувейни, да помилует его Аллах, рассказывается так: он умер в барс-ил, соответствующий 5 дню месяца джумада II 634 г.х. [11 декабря 1241 г. н.э.]. Останки Угедей-каана и запретное место его [могилы] находятся на горе, весьма высокой, на которой лежит вечный снег и которую называют ..., а в настоящее время ее называют ... С этой горы берут начало ... мурэн, ... и ..., которые впадают в реку Ирдыш. От той горы до Ирдыша два дня пути. А Чапар зимует в пределах тех рек.

У каана был лекарь по имени …,^[223] Дату его смерти он выразил намеком в таком виде в стихах и послал в Мавераннахр одному [своему] другу.

Так как история каана от начала коин-ил, года барана, соответствующего месяцам 632 г.х. [26 сентября 1234 — 15 сентября 1235 г. н.э.] до конца хукар-ил, года быка, соответствующего месяцам 638 г.х.^[225] [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], что составляет срок в семь лет (в последний год которого он скончался), написана полностью, мы теперь начнем и вкратце расскажем летописи хаканов Мачина, халифов и некоторых |A 120а, S 292| султанов, оставшиеся [нерассказанными], и истории меликов и атабеков Иранской земли и некоторых монгольских царевичей и эмиров, которые были хакимами в областях государства. А Аллах — просимый о помощи!

ЛЕТОПИСЬ хаканов Мачина, халифов и некоторых султанов, меликов и атабеков Ирана, Рума, Шама, Мисра и прочих [стран, а также] некоторых царевичей, которые были в Кипчакской степи, и монгольских эмиров в Хорасане и других областях, которые за упомянутые семь лет — от начала коин-ил, года барана, соответствующего месяцам 632 г.х. [26 сентября 1234 — 15 сентября 1235 г. н.э.], и до конца хукар-ил, года быка, соответствующего месяцам 638 г.х. [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], были современниками каана; удивительные истории и редкостные происшествия, случившиеся за эти семь лет, в кратком изложении

ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, которые были в упомянутое время

Ли-зун.^[226] Сорок один год, потом семь прошлых лет ...,^[227] семь лет.

ЛЕТОПИСЬ халифов, султанов, меликов и атабеков, которые были в упомянутое время

Летопись халифов

В Багдаде был халифом Мустансир-биллах из рода Аббаса. Он основал и полностью отстроил в эти годы благословенное^[228] медресе Мустансирийе.

|A 120б, S 293| Летопись султанов

В Мосуле был султаном Бадр-ад-дин Лу`лу, а в Руме — султан Ала-ад-дин. В Кермане был Рукн-ад-дин Кутлуг-султан, сын Борак-хаджиба. Его обстоятельства за это упомянутое время таковы: в шестьсот тридцать ...^[229] году его отец, Борак-хаджиб, отправил его [Рукн-ад-дина] к его величеству каану. В пути он услышал о смерти отца. Когда он прибыл к месту назначения, каан по своему царскому обыкновению удостоил его различных милостей и пожалований и за прежние заслуги отметил его титулом Кутлуг-хана и дал указ [ярлык] быть ему хакимом области Керман, а его брату Кутб-ад-дину, который после смерти отца рассчитывал на [управление] делами государства, поспешить на служение к его величеству и состоять при нем. Когда Рукн-ад-дин прибыл в Керман, Кутб-ад-дин отправился через Хабис к каану. Прибыв туда, он некоторое время состоял при Махмуде Ялаваче, а Рукн-ад-дин занялся правлением. Вот и все!

Летопись меликов и атабеков

В Мазандеране …,^[230]

В Магрибе …,^[231]

В Мисре ...,^[232]

В Диярбекре ...,^[233]

В Фарсе был атабек Абу-Бекр ибн-Саад.

ЛЕТОПИСЬ некоторых царевичей Кипчакской степи и эмиров Хорасана и других областей

Летопись царевичей Кипчакской степи^[234]

Осенью хулугинэ-ил, года мыши, соответствующего месяцам 637 г.х. [1239 г. н.э.], когда Гуюк-хан и Менгу-каан, согласно повелению каана [Угедея], возвратились из Кипчакской степи, царевичи Бату с братьями, Кадан, Бури и Бучек направились походом в страну русских и народа черных шапок и в девять дней взяли большой город русских, которому имя Манкер-кан, а затем проходили облавой туман за туманом все города Владимирские и завоевывали крепости и области, которые были на [их] пути. Потом они осадили город Учогул Уладмур и в три дня взяли его. В хукар-ил, в год смерти Угедей-каана, в весенние месяцы они [царевичи] отправились через горы Марактан к буларам [полякам] и башгирдам [венграм]. Орда и Байдар, двинувшись с правого крыла, пришли в область Илавут; против [них] выступил с войском Барэ, но они разбили его. Затем Бату [направился] в сторону Истарилава, сразился с царем башгирдов, и войско монгольское разбило их. Кадан и Бури выступили против народа сасан и после троекратного сражения победили этот народ. Бучек, через Караулаг^[235] пройдя тамошние горы, разбил те племена [Кара]улага,^[236] оттуда, через лес и гору Баякбук, вступил в пределы Мишлява и разбил врагов, которые там стояли, готовые встретить его. Отправившись упомянутыми пятью путями, царевичи завоевали все области башгирдов, маджаров и сасанов и, обратив в бегство государя их, келара,^[237] провели лето на реке Тиса. Кадан выступил в поход с войском и завоевал области Такут, Арберок и Сараф и прогнал до берега моря^[238] государя тех стран, короля. Так как он [король] в городе Теленкин, который лежит на берегу, сел на корабль и отправился в море, то Кадан пустился в обратный путь и дорогою, после многих битв, взял города Улакут, Киркин и Кыле. Слух о смерти каана [еще] не дошел до них [царевичей]. После этого, в год барса, соответствующий 639 г.х. [12 июля 1241 — 30 июня 1242 г. н.э.], кипчаки в большом числе пошли войною на Кутана и на Сонкура, сына Джучи, [которые], дав сражение, разбили кипчаков. Осенью [монголы] опять направились обратно, прошли через пределы Тимур-кахалка и местные горы и, дав войско Илавдуру, отправили его в поход. Он двинулся и захватил кипчаков, которые, бежав, ушли в ту сторону. Они покорили страну урунгутов и страну бададжей и привели их послов. Тот год закончился [у них] в тех краях. В начале тулай-ил, года зайца, соответствующего 640 г.х.^[239] [1 июля 1242 — 20 июня 1243 г. н.э.], освободившись от завоевания того царства, они ушли обратно, провели лето и зиму в пути и в могай-ил, то есть в год змеи, соответствующий 642 г.х.^[240] [9 июня 1244 — 28 мая 1245 г. и. э.], прибыли в свой улус и остановились в своих ордах.

Летопись эмиров Хорасана

Когда скончался Чин-Тимур, послали гонца к его величеству каану с уведомлением об этом. Последовал приказ, чтобы эмир Бенсил стал |A 121а, S 294| его заместителем в Хорасане и Ираке. Он был старый монгол, ему уже перевалило за сто. Согласно приказу эмиры и битикчии перенесли диван из дома Чин-Тимура в его дом и стали исполнять дела, относящиеся к дивану. Шараф-ад-дин Хорезми направился к Бату, а Куркуз наезжал по обыкновению. Неожиданно у мелика Беха-ад-дина вышла ссора с Махмуд-шахом Сабзевари. Он отправился к его величеству каану и доложил обстоятельства дела. Последовал указ, что в отсутствие враждующих нельзя вынести никакого решения, пусть они явятся вместе, дабы был произведен опрос. Когда мелик Беха-ад-дин вернулся и передал приказ [каана] домогательства Куркуза не получили одобрения у Бенсила и Кул-Пулада. Куркуз отправился и, получив для себя в управление [Хорасан], вернулся обратно, а Бенсил удовлетворялся должностью войскового эмира, пока не умер в [6]37 г.х. [3 августа 1239 — 22 июля 1240 г. н.э.]. Куркуз привез битикчиев и чиновников, занялся работой и привел в порядок дела Хорасана и Мазандерана. Он произвел [подушную] перепись и определил твердые налоги, основал мастерские и проявил наибольшую справедливость и правосудие. Шараф-ад-дин вернулся от Бату. Так как у него и у некоторых других лиц при Куркузе не было никакой власти, то они побуждали старшего сына Чин-Тимура, Онгу-Тимура, к тому, чтобы он требовал должность [своего] отца. Он послал на служение к каану Тунгуза доложить, что в Хорасане идет смута и много супротивников. Чинкай при удобном случае доложил каану слова Онгу-Тимура. Последовал указ, чтобы эмир Аргун-ака, Кур-Бука и Шамс-ад-дин ... отправились и произвели расследование тех обстоятельств. Когда Куркуз [об этом] узнал, он направился к каану. Он их настиг в Фенакете. [Несмотря] на слова посланцев [каана], он не повернул обратно. Тунгуз с ним сцепился и разбил ему зубы. Ночью Куркуз послал каану [свою] окровавленную Тимуром одежду и вынужден был вернуться обратно.

Когда они прибыли в Хорасан, Кул-Пулад и Онг-Тимур собрались, выгнали битикчиев ударами палок из дома Куркуза, привели [их] к себе и начали расследовать дело. Куркуз увиливал [до тех пор], пока не вернулся спустя сорок пять дней Тимур и не привез приказ явиться [к каану] всем эмирам и меликам, а там [в Хорасане] ни слова не допрашивать. Когда каану представили окровавленную одежду, он пришел в великую ярость и послал передать Куркузу, что согласно приказу [ему] следует явиться туда [к каану]. Он тотчас же выехал с некоторыми влиятельными лицами и тогдашними вельможами. Кул-Пулад и Онгу-Тимур тоже отправились с толпой доносчиков. В Бухаре Саин Мелик-шах устроил им пир. Кул-Пулад вышел оправиться. Фидайи,^[241] которые следовали за ним по пятам, ударили его кинжалом и убили. Когда они прибыли к его величеству, то сперва разбили приготовленный Чин-Тимуров шатер. Каан пировал в нем и вышел для того, чтобы оправиться. Поднялся ветер и повалил шатер. Это причинило одной наложнице увечье. Каан приказал растащить этот шатер по кускам, и по этой причине дело Онгу-Тимура |A 121б, S 295| расстроилось. Неделю спустя разбили шатер, который привез Куркуз, и каан в нем веселился. В числе подношений был один пояс, украшенный камнями.^[242] Как обновку он надел его на поясницу. И некоторая тяжесть, которая была у него в пояснице от несварения желудка, прошла. Он счел это за хорошее предзнаменование — и дело Куркуза возвеличилось. Их допрашивали согласно приказу в течение трех месяцев, [но] до разрешения дела не доходило. В конце концов каан сам учинил допрос. Он обвинил в преступлении Онгу-Тимура и его подчиненных и сказал: «Так как ты находишься в зависимости от Бату, то я пошлю туда твое показание, Бату знает, как лучше с тобой поступить». Везир Чинкай сказал: «Судьей Бату является каан, а это — что за собака, что для его дела нужно совещание государей? Пусть этим ведает каан». Каан простил его, устроил между ними примирение, отправил всех вместе с Нукузом обратно и велел сказать [им]: «Великая яса Чингиз-хана такова: пусть убивают облыжного доносчика. Вас всех нужно убить, но ради того, что вы прибыли издалека и ваши жены и дети ожидают [вас], — я дарую вам жизнь. Впредь не предпринимайте таких дел, и Куркузу также пусть скажут: „Если ты будешь с ними жить в прежней вражде, то тоже будешь виноват"». Было приказано, чтобы Куркуз ведал всеми областями за Аму-Дарьей, которые покорены войском Джурмагуна. Он выслал в Хорасан вперед вестников [с извещением] об этом, а сам поехал к Тангуту, брату Бату, а оттуда через Хорезм направился в Хорасан и в [месяце] джумад II 637 г.х. [29 декабря 1239 — 28 января 1240 г. н.э.] прибыл к себе домой. Созвав эмиров и вельмож, он сообщил им постановления. Сына он направил в Ирак и Азербайджан, чтобы он после переговоров с Джурмагуном^[243] согласно приказу взял области во владение и установил твердые налоги. А Куркуз избрал местом своего пребывания город Тус и начал там благоустройство. Он захватил Шараф-ад-дина Хорезми и заковал его, а должность везира дал Асил-ад-дину …, Он послал Тимура к каану с уведомлением о деле Шараф-ад-дина, а сам тоже поехал вслед [за ним]. Когда он возвращался, у него в Мавераннахре произошел спор о каких-то деньгах с [одним] из эмиров Чагатая по имени Кудживар. Тот эмир сказал: «А если я о тебе доложу?». Куркуз ответил: «Кому ты обо мне доложишь?». Чагатай же незадолго до этого умер. Тот эмир пожаловался его жене, что Куркуз сказал так-то. Жена [Чагатая] послала к каану и доложила, что^[244] Чагатай умер, а такой-сякой карачу^[245] Куркуз говорит такие заносчивые речи. Каан приказал схватить его и набить рот землей так, чтобы он умер. Он [Куркуз] уже прибыл в Хорасан. Гонцы той жены Чагатая привезли сыну Кул-Пулада ярлык, чтобы он схватил Куркуза и выдал им. Куркуз бежал в крепость Туса. После трехдневного сражения его вывели и, волоча в цепях, выдали им. Они его увели и умертвили, набив рот землей. А хвала — Аллаху, владыке миров. Вот и все!

ЛЕТОПИСЬ редкостных происшествий и событий, случившихся в упомянутое время^[246]

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ ОБ УГЕДЕЙ-КААНЕ И ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О НАСТАВЛЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗРЕКАЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ, О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОТОРЫЕ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ ИЗ ТЕХ, ЧТО ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ И ИЗ РАЗНЫХ КНИГ

Каан был одарен прекрасным нравом, благородными качествами и привычками. Он постоянно оказывал людям всех разрядов милость и полное великодушие. Любовь к щедрости так владела его натурой, что он ни на мгновенье не переставал распространять правосудие и увеличивать благодеяния. Столпы государства и вельможи его величества иногда прекословили его чрезмерной щедрости, а он говорил: «Живущим на свете достоверно известно, что мир не соблюл верности ни одному существу всей вселенной. Мудрость требует того, чтобы человек хранил себя живым „вечной жизнью доброго имени"».

|A 122а, S 296| Всегда, когда вспоминали привычки и правила предшествовавших султанов и меликов и когда речь заходила о сокровищах, он говорил: «Те, кто в этом усердствуют, лишены доли разума, так как между землей и закрытым кладом нет разницы, — оба они одинаковы в [своей] бесполезности. Поскольку при наступлении смертного часа [сокровища] не приносят никакой пользы, и с того света возвратиться невозможно, то мы свои сокровища будем хранить в сердцах и все то, что в наличности и что приготовлено, или [то, что еще] поступит, отдадим подданным и нуждающимся, чтобы прославить доброе имя».

В подтверждение этих преданий, которые вкратце сообщают о его словах и деяниях, в таком же изложении следуют несколько рассказов, хотя это из тысячи — один и из множества — самая малость.

Первый [рассказ]

Обычай и порядок у монголов таковы, что весной и летом никто не сидит днем в воде, не моет рук в реке, не черпает воду золотой и серебряной посудой и не расстилает в степи вымытой одежды, так как, по их мнению, именно это бывает причиной сильного грома и молнии, а они [этого] очень боятся и обращаются в бегство. Однажды каан шел вместе с Чагатаем с охоты. Они увидели какого-то мусульманина, который совершал омовение, сидя в воде. Чагатай, который в делах обычая придерживался [даже] мелочей, хотел убить того мусульманина. Каан сказал: «[Сейчас] не время, и мы устали; пусть его содержат под стражей сегодняшнюю ночь, а завтра его допросят и казнят». Он поручил его Данишменд-хаджибу, приказал тайно бросить в воду в том месте, где он [мусульманин] совершал омовение, один серебряный балыш^[247] и сказать ему [мусульманину], чтобы во время суда он говорил [следующее]: «Я человек бедный, деньги, которые я имел, упали в воду, и я спустился, чтобы их достать». На другой день, во время расследования, он твердо держался этого объяснения. — Когда туда послали, то в воде нашли балыш. Каан сказал: «У кого может хватить на то смелости, чтобы преступить великую ясу? Этот несчастный ведь жертвовал собой ради такого пустяка из крайней нужды и бедности». Его простили. Каан приказал выдать ему из казны еще десять балышей, и с него взяли письменное обязательство в том, что впредь он не осмелится на такой поступок. По этой причине вольные люди мира стали рабами его [каана] душевных свойств, ибо душа лучше многочисленных сокровищ. Вот и все!

Еще [рассказ]

В начале издали закон, чтобы никто не резал горла баранам и другим употребляемым в пищу животным, а, по их обычаю; рассекал бы [им] грудь и лопатку. Один мусульманин купил на базаре барана и увел [его] домой. Заперев двери, он внутри дома зарезал его, возгласив «бисмилла». Какой-то кипчак увидел его на базаре. Выжидая, он пошел следом за ним и забрался на крышу. В то время, когда [мусульманин] вонзил нож в горло барана, он спрыгнул сверху, связал того мусульманина и потащил его по дворец каана. [Каан] выслал наибов расследовать дело. Когда они доложили обстоятельства дела и происшествие, [каан] сказал: «Этот бедняк соблюдал наш закон, а этот тюрок отрекся от него, так как забрался на его крышу». Мусульманин остался цел и невредим, а кипчака казнили.

Еще [рассказ]

Из Хитая приехали лицедеи и представляли диковинные штуки, в том числе были изображения разных народов. Между прочим, они выволокли одного старца с седыми усами и бородой, с чалмой на голове, привязанного к хвосту лошади. [Каан] спросил: «Чье это изображение?». Они сказали: «Врагов [наших] мусульман, которых воины уводят в таком виде из городов». Он приказал прекратить представление и доставить из казны изящные кубки и драгоценности, осыпанные самоцветами, которые привозят из Багдада и Бухары, арабских коней, дорогие вещи [вроде] жемчугов и прочего, что имеется в этой стране, а также принести и китайские товары. Принесли и положили одно против другого. Между этими |A 122б, S 297| товарами была безмерная разница. [При этом] он сказал: «У редкого бедняка из мусульман-тазиков не бывает нескольких рабов-китайцев, исполняющих его приказания, но ни у одного из великих китайских эмиров не было пленного мусульманина. Это обстоятельство может служить [доказательством] премудрости бога, знающего достоинство и качества каждого народа из народов [всех] времен. С этим совпадает по существу и великая яса Чингиз-хана, который установил цену крови мусульманина в сорок золотых балышей, а за китайца — одного осла. Как можно выставлять мусульман в унизительном виде [при наличии] стольких ясных доказательств и доводов? Вас следует наказать за плохой поступок, но на этот раз я вас прощаю. Уходите от нас и впредь так не поступайте».

Еще [рассказ]

Один из иранских меликов прислал к каану посла и вступил в подданство. В числе подарков он прислал доставшийся ему в наследство от отцов и дедов граненый лал на котором сверху вырезали благословенное имя посланника [божия], да благословит его Аллах и да ниспошлет ему мир, а ниже — имена предков пославшего. [Каан] приказал резчику оставить на счастье и ради божьего благословения имя посланника [божия], да будет над ним мир, а прочие имена стереть и вырезать под именем посланника [божия], да будет над ним молитва и мир, имя каана, а потом уже имя пославшего. Вот и все!

Еще [рассказ]

К его величеству пришел один араб из тех, что отрицают святую мусульманскую веру, и преклонил колена: «Я видел во сне Чингиз-хана, и он сказал: „Скажи моему сыну, чтобы он убил побольше мусульман, так как они очень дурные люди"». Подумав одно мгновенье, каан спросил: «Он сам тебе сказал или через келимчи?». Тот ответил: «Своими устами». Каан спросил: «Ты знаешь монгольский язык?». Тот ответил: «Нет». [Тогда каан] сказал: «Ты без сомненья лжешь, так как я достоверно знаю, что мой отец никакого другого языка, кроме монгольского, не знал», — и велел убить его.

Еще [рассказ]

Был один бедняк, неспособный промышлять и работать, и не знал он никакого ремесла. [Однажды] он оттачивает наподобие стрекала несколько кусков железа, насаживает их на черенки и садится в ожидании на пути прохождения каана. Издалека на него падает благословенный его [каана] взгляд. Он посылает человека расспросить о его деле. Тот излагает: «Я человек немощный, малоимущий и многосемейный и эти стрекала принес на служение [каану]». И подает ему [стрекала]. Тот эмир докладывает о его положении, а стрекала ввиду их крайнего ничтожества и дурного качества не показывает. [Каан] приказывает: «Подай то, что он принес», — берет те стрекала благословенной рукой и говорит: «Этот товар тоже пригодится, чтобы пастухи зашивали дыры в бурдюках с кумысом». И за каждое стрекало, не стоящее джава,^[248] пожаловал по серебряному балышу.

Еще [рассказ]

К его величеству пришел один очень старый и дряхлый человек и умолял дать ему для уртачества^[249] двести золотых балышей. Тот приказал дать. Приближенные сказали: «Дни жизни этого человека дошли до заката, у него нет ни жилища, ни детей, ни родных, и никому не известны обстоятельства его жизни». Каан сказал: «Он всю жизнь страстно этого желал и искал благоприятного случая. Выпроводить его из дворца в отчаянии — далеко от великодушия и не приличествует и не подобает такому государю, каким всевышний бог нас удостоил быть. Пусть ему отпустят поскорее то, о чем он просит. Быть может, приспеет его смертный час, и он не достигнет своего желанья». Согласно приказу, ему передали большую часть балышей, но, не успев взять всего, он отдал богу душу.

Еще [рассказ]

Какой-то человек упрашивал дать ему из казны чистоганом^[250] пятьсот^[251] балышей, чтобы на них торговать. [Каан] приказал выдать. Приближенные доложили [ему], что у этого человека нет должного обеспечения |A 123а, S 298| и нет никаких денег и что он имеет столько-то долга. [Каан] приказал выдать ему тысячу балышей, чтобы одну половину он отдал заимодавцам, а другую пустил в оборот.

Еще [рассказ]

[Некие люди] нашли кладовую запись о том, что в окрестностях их юрта, в таком-то месте, есть клад, который зарыл Афрасияб. В кладовой записи [было] написано, что [вьючные] животные, которые находятся в этой округе, не смогут его поднять. [Каан] сказал: «Нам нет нужды до чужих кладов, а то, что имеем, мы все пожертвуем людям и своим подвластным».

Еще [рассказ]

Один купец взял из казны чистоганом 500^[252] балышей. Спустя некоторое время он пришел и привел не заслуживающие внимания доводы [в оправдание того], что тех балышей [больше] не осталось. Каан приказал выдать ему еще раз 500 балышей. Он взял их и на следующий год снова пришел еще более несостоятельным и привел [какой-то] другой довод. [Каан] приказал, чтобы ему дали еще столько же. Он опять пришел и [опять] стал оправдываться. Битикчии порасспросили о правдивости его слов. [Им] сообщили, что такой-то губит и проедает по городам деньги. [Каан] спросил: «Как можно проедать балыши?». Ответили, что он раздает [их всякому] сброду и тратит на яства и пития. [Тогда каан] сказал: «Так как сами балыши остаются прежними, а люди, которые [их] от него берут, — наши подданные, то деньги все так же остаются в наших руках. Пусть ему дают, как давали раньше, и скажут, чтобы он не мотал».

Еще [рассказ]

Жители Тай-мин-фу, одного из китайских городов, жаловались: «У нас-де восемь тысяч балышей долгу, и это будет причиной [нашего] оскудения, так как заимодавцы требуют [уплаты]. Если последует приказ, чтобы они заключили полюбовное соглашение, то мы постепенно выплатим и не окажемся вконец разоренными». Каан сказал: «Понуждение заимодавцев к полюбовному соглашению причинит им ущерб, а оставление без внимания [этого дела] явится причиной смятения подданных. Лучше всего уплатим из казны». Сделали объявление, чтобы заимодавцы принесли расписки или привели должников^[253] и получили деньги из казны. Много было таких, из которых один становился заимодавцем, а другой [его] должником,^[254] и [они] обманно получали балыши, пока не получили во много раз больше того, о чем просили.

Еще [рассказ]

Один человек принес ему [каану] на охоте дыню.^[255] Так как там [у него] не оказалось в наличности никаких денег и одежд, то он сказал Муке-хатун, чтобы она отдала тому человеку две крупные жемчужины, которые она носила в ушах. [Каану] сказали: «Этот бедняк не понимает ценности жемчуга, пусть он явится завтра и возьмет из казны денег и одежды, сколько будет приказано». Каан сказал: «У бедняка не бывает терпения ждать. А эти жемчужины к нам же и вернутся». Ему отдали, как было приказано, те жемчужины, и бедняк пошел обратно веселый и радостный и продал их за небольшую цену. Купивший сказал про себя: «Такой редкостный жемчуг приличествует падишахам», — и на другой день принес его к каану, [который] изволил сказать: «Разве я не говорил, что [жемчужины] к нам вернутся, и бедняк не остался в обиде». Он отдал их опять Муке-хатун, а принесшего наградил.

Еще [рассказ]

Один чужеземец преподнес [каану] пару стрел и бил челом. Когда спросили, в чем дело, то он доложил: «По ремеслу я стрелодел и имею семьдесят балышей долгу. Если последует приказание выдать [мне] из казны такое количество [денег], то я каждый год буду выгодно доставлять десять тысяч штук стрел». [Каан] сказал: «Если бы у несчастного дело не |A 123б, S 299| дошло до полной бедности, он не согласился бы [отдать] столько стрел за такое ничтожное количество балышей. Пусть ему дадут сто балышей наличными, чтобы он поправил свои дела». [Балыши] тотчас же передали, но он оказался не в силах унести их. Каан засмеялся и приказал дать ему, кроме того, еще пару быков и повозку, чтобы он уехал.^[256]

Еще [рассказ]

Когда он [каан] уже построил город Каракорум, он вошел однажды в казнохранилище и увидел около двух туманов балышей и сказал: «Какая нам польза копить это? Постоянно надо охранять. Пусть объявят, чтобы те, у кого есть сильное желание [взять] балыши, явились и получили». Жители города — знать и простой народ, богачи и бедняки — [все] направились в казнохранилище, и каждый получил обильную долю. Вот и все!

Еще [рассказ]

Так как в пределах Каракорума из-за чрезмерного холода не было земледелия, то им начали заниматься [только] в эпоху владычества каана. Один человек посадил редьку, и получился небольшой урожай. Он принес его каану, [который] приказал сосчитать [его] по ботве. Вышло сто, и [каан] велел выдать ему сто балышей.

Еще [рассказ]

[Каан] построил в окрестностях Каракорума, в двух фарсангах от него, кушк и назвал его «Тургу-балык». Один человек посадил [там] несколько саженцев ивы и миндаля, а деревья из-за сильного холода в тех местах не росли. Неожиданно они зазеленели. [Каан] приказал выдать ему по числу деревьев — за каждое дерево по золотому балышу.

Еще [рассказ]

Так как повсюду распространялась молва о его щедрости и доброте, то к его двору направлялись купцы из разных стран. Он приказал брать у них [все] товары — и хорошие и плохие — и оплачивал их сполна. Большей частью бывало так, что он отдавал [плату], не видав [товара], и они [купцы] назначив цену в десять раз дороже, получали барыши в избытке. Это смекнули все купцы. Не распаковывая товаров, они два-три дня не показывались, пока [каан] не распорядится уже купленным. Тогда они приходили и назначали цену по своей прихоти. Было приказано платить, [добавляя] по единице на [каждый] десяток,^[259] сколько бы ни вышло. Однажды должностные лица его величества сказали, что нет надобности [платить] излишек по единице за десяток, так как цена товаров сама [по себе] выше цен на подобные товары. Он сказал: «Сделки с казной выгодны купцам при [получении] лишнего,^[260] так как у них наверняка есть расходы на вас, битикчиев. Это я оплачиваю ваш каравай [хлеба], чтобы они не ушли от нашего величества с убытком».

Еще [рассказ]

Какие-то люди привезли из Хиндустана два слоновых бивня. Он спросил: «Что они просят?» Сказали: «Пять тысяч балышей». Он без отказа и колебания приказал, чтобы дали. Вельможи его величества сильно прекословили и доложили: «Как можно дать столько денег за такую ничтожную вещь, в особенности когда они пришли из враждебной области?». [Каан] сказал: «Со мной никто не враждует, скорее заплатите, дабы они уехали». Вот и все!

Еще [рассказ]

Один человек принес ему шапку персидского образца. [Каан] в пьяном виде пожаловал ему двести балышей. Написали берат, а ал-тамгу^[261] [проставить] воздержались, опасаясь того, что он, быть может, приказал так спьяна. На другой день он увидел того человека. Доложили о берате для него. Он приказал, чтобы выписали берат на триста.^[262] [Выдачу] задерживали по той же причине. Он каждый день прибавлял по сотне, пока не дошло до шестисот. Тогда он позвал эмиров и битикчиев и задал [им] вопрос: «Останется ли что-нибудь в мире навеки или нет?». [Все] единодушно сказали: «Нет!». [Тогда] он обратился к сахибу Ялавачу и |A 124а, S 300| сказал: «Это заблуждение, ибо славное имя и добрая память останутся навеки». Битикчиям же он сказал: «Настоящие мои враги — вы, так как вы не хотите, чтобы по мне остались доброе имя и хорошее воспоминание. Думая, что я дарю [только] потому, что [нахожусь] в состоянии опьянения, вы чините препятствия и задерживаете нуждающегося. Пока из вас один-другой для примера остальным не получит возмездия за свои деяния, — пользы не будет». Вот и все!

Еще [рассказ]

Когда Шираз еще не был покорен, пришел какой-то человек и преклонил колена.^[263] «Я человек семейный, имею пятьсот балышей долгу и пришел из Шираза ради молвы о твоей, государь, щедрости». Он велел выдать ему тысячу серебряных балышей. Должностные лица отложили исполнение и доложили, что это расточительность — [дать] больше того, что он просит. [Каан] сказал: «Бедняга благодаря молве о нас прошел такой путь через горы и степи, терпел холод и жару, [поэтому] то, о чем он просит, недостаточно, чтобы возместить его издержки. Если к тому, что он просит, не будет какой-нибудь прибавки, то получится так, что он вернется обездоленным; [этого] нельзя допустить. Пусть дадут сполна то, что было указано, дабы он уехал радостным».

Еще [рассказ]

Один бедняк, прикрепив десять ремней к деревянным [кнутовищам], пришел к его величеству и, открыв уста приветствием, доложил: «Мясо козы, которая у меня была, я истратил на пропитание семьи, а из ее кожи сделал кнуты для оруженосцев и принес». Каан взял эти кнуты в благословенные руки и сказал: «То, что было лучшего от козы, бедняк принес нам». [Каан] приказал дать ему сто балышей и тысячу овец и сказал, чтобы он, когда это израсходует, пришел опять и получил бы еще.

Еще [рассказ]

У каана было такое обыкновение: три зимних месяца в году он охотился, а остальные девять месяцев, каждый день, как только кончал трапезу, садился у входа на стул и, разложив грудами разные вещи, которые были в казне, одаривал всякого рода людей, монголов и мусульман. Часто бывало, что он приказывал дюжим людям брать какого хотят товару столько, сколько кто сможет унести. Однажды один из таких людей забрал целый тюк. По дороге одна штука одежды упала. Он вернулся, чтобы поднять. [Каан] сказал: «Как можно человеческую ногу утруждать из-за одной штуки одежды!» — и велел ему [взять] тех одежд еще столько, сколько он сможет унести. Вот и все!

Еще [рассказ]

Один человек принес ему двести хлыстов из красной ивы, а в тех местах это дерево жгут на топливо. Он приказал дать ему двести балышей.

Еще [рассказ]

Один человек принес ему двести костяных наконечников для стрел, ему он тоже приказал дать двести серебряных балышей. Вот и все!

Еще [рассказ]

Однажды он проезжал по базару Каракорума; ему попались на глаза в одной лавке грудные ягоды, и ему их захотелось. Когда он приехал [во дворец], он приказал Данишменд-хаджибу купить в той лавке на один балыш грудных ягод. Тот пошел, взял блюдо грудных ягод и дал ему [купцу] четверть балыша — во много раз больше их цены. Когда он [их] принес, [каан] сказал: «За столько грудных ягод одного балыша мало». Данишменд-хаджиб достал сдачи с балыша и сказал: «То, что я дал, в десять раз больше их стоимости». Каан выбранил его и сказал: «Когда ему за всю его жизнь попадется [еще] такой покупатель, как мы?». И велел отдать ему сполна десять балышей. Вот и все!

Еще [рассказ]

|A 124б, S 301| Он пожаловал одному бедняку сто балышей. Должностные лица сказали: «Несомненно каан [вместо] ста балышей полагает сто дирхемов». Они разложили такую сумму на пути его выхода. «Что это такое?» — спросил [каан]. Они ответили: «Это балыши, которые дадут бедняку». «Очень мало и ничтожно, — сказал [каан], — дайте [ему] в два раза больше».

Еще [рассказ]

Один человек заключил с его [каана] эмирами и казначеями сделку за сто балышей. Он приказал выдать ему балыши наличными. На другой день какой-то бедняк стоял у дверей дворца. [Каан] вообразил, что это тот самый человек, который совершил сделку, и сказал: «Почему до сих пор не отдали ему денег? Пусть сейчас же выдадут». Ему отнесли сто балышей [и сказали]: «Бери, это плата за твой товар». «Я никакого товара не продавал», — сказал бедняк. Они вернулись обратно и доложили [каану] что это не тот человек. «Раз балыши вынули из казнохранилища, — сказал [каан] — их нельзя уже нести обратно. Это суждено этому человеку, пусть все отдадут ему». Вот и все!

Еще [рассказ]

Однажды он увидел индианку, которая проходила с двумя детьми на плечах мимо ворот дворца. Он приказал дать ей пять балышей. Дающий удерживает один балыш, а четыре дает ей. Женщина настойчиво просит. Каан спросил: «Что говорила эта женщина?». Сказали, что она обременена большой семьей и благодарила. «У нее семья?» — спросил он. Ответили: «Да». Он пошел в казнохранилище, позвал эту женщину и сказал, чтобы она взяла столько одежды, сколько хочет. Она взяла столько тканых одежд, что это составило бы богатство зажиточного человека. Вот и все!

Еще [рассказ]

Один сокольничий приносит однажды сокола, который болен и которого нужно лечить куриным мясом. [Каан] приказал выдать ему один балыш, на которыйон купил бы кур. Казначей дает этот балыш меняле и передает сокольничему стоимость нескольких кур. Каан спрашивает у казначея о сокольничем. Тот докладывает о своей исполнительности. Разгневавшись на это, [каан] говорит: «Все богатства мира, которых не сосчитать, я отдал в твои руки; ты этого не ценишь. Тот сокольничий не хотел кур, этим способом он имел [в виду] получить кое-что для себя. Ни про одно создание, которое приходит к нам, — из уртаков [ли], которые говорят: „Мы берем балыши, чтобы давать барыши", [или] из тех, что приносят товары, и ни про кого из людей, обращающихся во дворец, я не думаю, что они плетут сети, дабы что-нибудь ухватить, но мы желаем, чтобы все были благодаря нам покойны и получили бы долю от наших богатств». И [каан] приказал, чтобы сокольничему дали несколько балышей. Вот и все!

Еще [рассказ]

Был один лучник, который очень плохо делал луки и в городе Каракоруме стал так [этим] известен, что никто не покупал его луков. Однажды он нацепил двадцать луков на жердь и стал у входа в ставку. Каан вышел, увидел его и приказал разузнать о его деле. Тот сказал: «Я тот самый лучник, чьи луки никто не покупает, и я крайне обеднел и, чтобы услужить, принес двадцать луков». [Каан] приказал взять у него эти двадцать луков и дать ему двадцать золотых балышей.

Еще [рассказ]

У каана был изящный пояс, украшенный каменьями, который [ему] преподнесли в дар, [как] редкостную вещь некоей страны. Он [им] опоясался. [Пояс] с одного конца расшатался. Его отдали золотых дел мастеру, чтобы тот укрепил его чекан.^[266] Золотых дел мастер израсходовал [этот] пояс. Сколько ни требовали [пояс], он все приводил отговорки. В конце |A 125а, S 302| концов его взяли под стражу. Он признался, что растратил. Его привели закованным во дворец, и он доложил об обстоятельствах [дела]. Каан сказал: «Хотя это и большое преступление, но совершение такого поступка есть доказательство крайней нужды и безвыходного положения, пусть ему дадут сто пятьдесят балышей, чтобы он поправил свои дела и впредь не смел этого делать». Вот и все!

Еще [рассказ]

Один человек привез ему халебскую чашу; приближенные приняли и доложили [об этом каану]. Он сказал: «Тот, кто ее привез, понес много трудов, пока доставил сюда такую хрупкую драгоценность; пусть ему выдадут двести балышей». Владелец той [чаши] сидел в раздумье у входа ставки, [ожидая], пока доложат его слова. Вдруг ему принесли радостную весть и тотчас же передали балыши. В тот же день зашел разговор о рабах-эфиопах. [Каан] приказал спросить у того человека, может он [их] достать или нет? «Это мое ремесло», — сказал тот. [Каан] приказал выдать ему еще двести балышей и подорожную, но он больше не вернулся, и никто его не разыскивал. Вот и все!

Еще [рассказ]

Был в Каракоруме один очень бедный человек. Он сделал из рога серны кубок и сел у места шествия [каана]. Когда прибыл каан, он встал и преподнес кубок. Тот взял и приказал выдать ему пятьдесят балышей. Один из писцов переспросил сумму. [Каан] сказал: «Сколько раз вам говорить, не прекословьте моим награждениям и не жалейте для нищих моего добра! Наперекор [вам] — выдать ему сто балышей». Вот и все!

Еще [рассказ]

Один мусульманин взял в долг у одного уйгурского эмира четыре серебряных балыша и оказался не в состоянии их уплатить. Его схватили, притянули к ответу и понуждали отказаться от святой веры Мухаммеда, да будет над ним мир и благословение, и, опоясавшись зуннаром,^[267] стать идолопоклонником, а не то — его на базаре оголят и дадут сто палок. Он попросил три дня отсрочки, пришел во дворец каана и доложил о своем положении. [Каан] приказал привести его заимодавцев и обвинил их в притеснении, которые они чинили тому мусульманину. Жену и дом уйгура отдали мусульманину, и [каан] приказал, чтобы уйгуру дали на базаре обнаженному сто палок, а мусульманину он подарил сто балышей.

Еще [рассказ]

Один сейид из Чарга Бухарского,^[268] которого называли Алеви^[269] Чарги, получил на уртачество из казны деньги.^[270] Во время уплаты установленного он утверждал: барыш-де я [уже] отдал. Потребовали расписку в получении.^[271] Он сказал: «Я отдал каану в руки». Его привели во дворец. «Я тебя не знаю, — сказал каан, — где, при ком и когда ты мне передавал?». Тот ответил: «В тот день ты был один». Подумав некоторое время, каан сказал: «Ложь его ясна и несомненна, но если я с него взыщу, люди скажут, что каан отрекся и потребовал еще раз. Пусть его оставят, но не берут у него тех товаров, что он принес, дабы совершить с казной сделку». В тот день прибыла толпа купцов, их товары брали, и каждому каан давал цену с излишком. Вдруг он спросил: «Где тот сейид?». И сказал: «Сердце твое печально оттого, что не берут твои товары». Сейид стал плакать и смиренно молить. [Каан] спросил: «Сколько стоит твой товар?». Тот ответил: «Тридцать балышей». Он пожаловал ему сто балышей.

Еще [рассказ]

Однажды пришла одна хатун из родни каана и стала разглядывать платья, лалы и драгоценные украшения его жен. Он приказал Ялавачу: «Принеси заготовленный жемчуг». Тот принес двенадцать лотков |A 125б, S 303| [жемчуга], купленного на восемьдесят тысяч динаров. [Каан] приказал высыпать его весь в подол и рукава той хатун и сказал: «Ты насытилась жемчугом, доколе еще будешь бросать взгляды на других?». Вот и все!

Еще [рассказ]

Некто принес ему в дар гранаты. [Каан] приказал пересчитать их и разделить между присутствующими и дал ему по числу [гранат] по одному балышу за каждую штуку.

Еще [рассказ]

Один мусульманин привез ему из окрестностей Тангута, из местности, называемой Кара-Баш, повозку съестных припасов и просил разрешения уехать в свою страну. Он разрешил и дал ему повозку балышей. Вот и все!

Еще [рассказ]

Один человек в день пиршества, когда все тургаки полегли пьяными, украл из ставки золотую чару. Сколько ни разыскивали, она не находилась. [Каан] приказал объявить, что тому, кто ее взял и доставит [обратно], будет дана пощада и все, что он попросит, будет удовлетворено. На следующий день вор принес чару. [Его] спросили: «Почему ты проявил такую дерзость?». Он ответил: «Чтобы каану, государю мира, было предостережение и он не полагался бы на стражу». [Каан] сказал: «Мы прощаем его, да и нельзя казнить такого человека, иначе я приказал бы рассечь ему грудь и посмотрел бы, каковы у него сердце и печень». Он пожаловал ему пятьсот балышей, коня и много одежд и, сделав его эмиром над несколькими тысячами войска, послал в Хитай. Вот и все!

Еще [рассказ]

В каком-то году, в то время, когда поднялись зерновые хлеба, пошел град и побил посевы. Из страха перед голодом^[272] в Каракоруме не продавали хлеба [даже] по динару за ман.^[273] [Каан] приказал объявить: «Те, кто сеял хлеб, пусть не предаются опасению, так как все потери мы возместим. Пусть еще раз оросят посевы, и если не будет никакого урожая, то пусть взамен него полностью возьмут зерно из амбаров^[274] [казны]». Поступили так. И в том году уродилось столько зерна, что не было предела. А Аллах лучше знает!

Еще [рассказ]

Каан очень любил смотреть на борьбу. Сначала были [только] монголы, кипчаки и китайцы. Потом [ему] рассказали о борцах Хорасана и Ирака. Он послал гонца к Джурмагуну,^[275] чтобы тот прислал борцов. [Джурмагун] отправил из Хамадана на ямских подставах с дорожным довольствием силачей Филэ^[276] и Мухаммед-шаха с тридцатью борцами. Когда они прибыли к каану, то ему очень понравились вид, стан и соразмерность сложения Филэ. [При этом] присутствовал эмир Илджидай из рода джелаир. Он сказал: «Жаль подстав, провианта и расходов на них». Каан сказал: «Ты приведи своих борцов, пусть они с ними поборются. Если они одолеют, я дам пятьсот балышей, а если их одолеют — ты дай пятьсот лошадей». На этом и порешили. Ночью каан призвал Филэ, поднес ему чару и ободрил. Тот поклонился ему земно и сказал: «Надежда на счастье государя мира такова, что судьба в этом деле будет благоприятствовать». Илджидай привел из своего тумана одного человека, которого звали Угана-Боке. Рано поутру предстали на месте. Илджидай сказал: «Условие таково: не хватать друг друга за ноги».^[277] Вступили в борьбу. |A 126а, S 304| Угана-Боке повалил Филэ на четвереньки. Филэ сказал: «Держи меня изо всех сил и не отпускай». Он потешался, закружил Угана-Боке и так ударил его оземь, что и вблизи и вдали был слышен треск его костей. Каан, словно лев, вскочил со [своего] места и сказал Филэ: «Держи хорошенько противника!», — а Илджидаю сказал: «Каково? Законно он получил лошадей, улаг^[278] и дорожное довольствие или нет?». Он заставил Илджидая дать пятьсот лошадей, а Филэ, кроме почестей и наград, пожаловал пятьсот балышей. Мухаммед-шаху он также дал пятьсот балышей, а их товарищам дал каждому по сто балышей. Он спросил у Мухаммед-шаха: «Ты возьмешься бороться с Филэ?». Тот ответил: «Возьмусь». Каан сказал: «Вы земляки и свояки друг другу, не враждуйте». Спустя некоторое время, он отдал [за] Филэ одну луноликую девушку. А тот, как принято для сохранения силы, к ней не прикасался и сторонился ее. Однажды девушка пришла в ставку. [Каан] добродушно спросил: «Как ты нашла тазика? Ты, вероятно, получила от него значительную долю наслаждения?». А среди монголов есть такая шутка, что тазикам приписывают большие penis`ы. Девушка сказала: «Мне до сего времени не доставалось от него никакого наслаждения, ибо мы [живем] особняком друг от друга». [Каан] вызвал Филэ и обсудил положение. Борец доложил: «На службе его величества я прославился как силач, и никто меня не одолел. Если же я займусь тем делом, моя сила пропадет. Мне не следует на службе у каана терять свое достоинство». [Каан] сказал: «Цель [заключается] в том, чтобы от тебя получились дети. Впредь я тебя освобождаю |A 126б, S 305| от состязания в борьбе». Вот и все!

Еще [рассказ]

Был в румском государстве один человек, дела которого были расстроены, так что он добывал [себе] пропитание шутовством. В то время по всем странам была распространена молва о щедрости и благотворительности каана. У того человека возникло сильное желание поехать к его величеству, но ему не удавалось раздобыть ни дорожного довольствия, ни верхового животного. [Его] товарищи произвели [между собой] складчину и купили ему осла, чтобы он поехал. Через три года он вернулся обратно и увидел на базаре одного из друзей, спешился и приветствовал его, повел к себе в дом и услужливо преподнес разного рода яства и напитки в золотой и серебряной посуде; и стояли китайские гулямы, а в конюшне были привязаны кони и мулы. Он горячо расспрашивал того друга, а друг не узнавал его. Через три дня он спросил, а [тот] сказал: «Я тот самый, который уехал на осле». Друг попросил открыть, в чем [тут] дело. Тот рассказал: «На том самом осле, собирая подаяние, я поехал к его величеству каану. Я взял с собой немного сухих плодов и сел на горке на пути его проезда. Издали на меня пал его благословенный взгляд, и он послал человека расспросить о моем положении. Я рассказал, что прибыл из Рума, прослышав о пожалованиях и благодеяниях каана, что с сотней тысяч несчастий пустился в путь [затем], чтобы на меня упал его наделяющий счастием взгляд и гороскоп^[279] мой стал бы счастливым. Ему поднесли, доложив мои слова, блюдо с плодами. Он насыпал плодов в каптургу^[280] и заметил, что вельможи в душе относятся [к этому] отрицательно. Он сказал им: «Он идет издалека и, вероятно, побывал во многих священных мазарах^[281] и святых местах и удостоился поклониться многим святым людям. Счастливо удостоиться [общения] с подобным человеком — великое благо. Я взял плоды, чтобы привезти их детям. Поделите и вы [между собой]». И он погнал коня. Когда он расположился в ставке, то спросил у Данишменд-хаджиба, где остановился бедняк. «Мне не известно», — ответил [тот]. [Каан] сказал: «Какой же ты мусульманин, ведь к нашему величеству из столь дальнего места приехал бедный человек, а ты ни о чем для него не заботишься, ни о жилище, ни об обеде, ни о питье. Ты сам его позови, устрой в хорошем помещении, прояви всяческие заботы и прими в нем участие». Я же остановился на базаре. Он гонял людей направо и налево в поисках меня, пока один [из них] меня не нашел и не повел в его дом. На следующий день каан, садясь [на коня], видит несколько возов с балышами, которые везут в казну, всего там было восемьсот балышей. Он приказал Данишменд-хаджибу: «Позови того человека». Когда я явился, он все те балыши отдал мне и обнадежил меня другими посулами. Дела же мои из теснины бедности вышли на простор богатства».

Еще [рассказ]

[Один] старик пришел из Багдада и сел у дороги. Когда каан подъехал, то спросил о его обстоятельствах. Тот сказал: «Я человек старый, немощный и бедный, имею десять дочерей и из-за крайней бедности не могу выдать их замуж». [Каан] спросил: «Почему халиф ничего не дает и не оказывает помощи, чтобы ты выдал дочерей замуж?» [Старик] ответил: «Когда я прошу приданого у халифа, он дает мне десять динаров денег, а этого не хватает [даже] на десятидневное пропитание». Каан приказал выдать ему тысячу серебряных балышей. Старик сказал: «Как мне перевезти столько балышей?». [Каан] приказал, чтобы ему дали подставы, необходимые вещи и все приготовили. [Тогда] старик сказал: «Дорога дальняя и на пути много людей — и мирных, и враждебных, как я смогу доставить эти балыши в свою страну?». [Каан] дал ему в сопровождение двух монголов, чтобы они доставили в целости и невредимости его вместе с [его] добром в мирную область. По дороге тот человек умер. Сообщили его величеству. Он приказал отвезти балыши в Багдад, вручить [их] его семье и сказать, что государь посылает приданое для его дочерей, чтобы |A 127а, S 306| их выдать замуж.

Еще [рассказ]

Одну девушку из родственниц его величества отсылали замуж. Принесли сундук, который подымали восемь человек и который он пожаловал ей в приданое. В это время он предавался веселью и удовольствию. Он приказал открыть крышку [сундука]. Здесь жемчуг был бесподобен, каждая жемчужина [весом] от одного мискаля до двух дангов.^[282] Весь [жемчуг] он роздал присутствующим. [Ему] доложили: «Это принесли в качестве приданого для такой-то девушки, как ты приказал». Он повелел; «Пусть ей дадут равноценный сундук жемчуга».

Еще [рассказ]

Атабек Фарса послал своего брата Тахамтана к каану с дарами и подношениями. В числе подарков были два сосуда с очень красивым жемчугом. Когда [жемчуг] преподнесли, то каан понял, что подносителю он кажется ценным и достойным. Он приказал принести объемистый сундук, полный царственных жемчужин. Посол и присутствующие при виде их пришли в изумление. [Каан] приказал, чтобы на том пиру весь тот жемчуг рассыпали по винным чарам и, налив вина, пускали в круговую, пока он весь не будет разделен между присутствующими.

Еще [рассказ]

Был один монгол по имени Менгли-Бука; было у него стадо овец. Однажды ночью на то [стадо] напал волк и погубил большую его часть. На следующий день монгол пришел к его величеству и доложил о происшествии со стадом и волком. Каан сказал: «Куда [же] волку уйти?». В то время там случайно ходили борцы-мусульмане и водили живого волка со связанной пастью, которого они поймали в тех краях. Каан купил у них того волка за тысячу балышей и сказал монголу: «От того, что ты [его] убьешь, тебе не будет никакой пользы», — и приказал дать ему тысячу баранов. «Отпустим этого волка, — [сказал каан], — пусть он предупредит своих собратьев, чтобы они уходили из этих пределов». Когда волка отпустили, на него напали собаки и растерзали его. Каан по этому случаю разгневался и приказал отомстить собакам за волка. Печальный и задумчивый ушел он во внутренние покои ставки и сказал, обратившись к вельможам и приближенным: «Цель освобождения волка заключалась в следующем. Я обнаружил в состоянии своего здоровья некоторую слабость и подумал, что если я дам избавление какому-нибудь животному от гибели, то предвечный бог дарует мне исцеление, но так как он не спасся от их лап, то, конечно, я тоже не выйду из пропасти. Не сокрыто, что государи — избранники божьи и что для них случаются [божественные] откровения, дабы они были осведомлены о [положении] дел». А Аллах лучше знает истинное положение дел!

Поскольку же написана некоторая доля из того, что относится к его великодушию, щедрости, кротости характера и милосердию, которыми его отличил бог сущий, дабы всем стало известно и несомненно, что нет в мире добродетели, кроме стяжания доброго имени, ибо бесчисленные годы спустя живет в устах рода людского память о щедрости и благодеянии, о правосудии, великодушной милости и усладе жизни, —

— мы теперь включим в писание еще один рассказ о его расправе, строгости и грозности, дабы было установлено его совершенство в двух видах, на которых может твердо покоиться основа миродержавия. Аллах же всемогущ!

|A 127б, S 307| Рассказ о его расправе

Когда-то в одном из монгольских племен пустили ложную молву о том, что, согласно указу, девушек того племени предназначали [в жены] таким-то людям. Из опасения [этого] люди того племени помолвили девушек со своими соплеменниками, а часть [их] повыдали [замуж]. Рассказ об этом происшествии дошел до благословенного слуха каана. Он приказал расследовать это дело, и оказалось точно так. Последовал приказ собрать всех девушек этого племени, которым исполнилось семь лет, а также отобрать тех, которых повыдавали в том году замуж. Представили четыре тысячи девушек. Он повелел отделить тех, которые принадлежали эмирам, издал ясу, чтобы все присутствующие сошлись с ними [девушками]. Из них две красивые девушки сбежали, а остальных он выстроил в два ряда. Тех, которые оказались подходящими для ставки, послали в гарем. Часть отдал ловчим и сокольничим, а часть — служащим при дворе. Нескольких отправили в кабаки и в посольское подворье, а тех, которые остались, [он велел] расхватать присутствующим монголам и мусульманам. Отцы же, братья, мужья и родственники этих девушек смотрели, и ни у кого не было смелости и возможности возразить.

Рассказ, дополняющий обстоятельства

Все китайские владения каан поручил в управление сахибу Махмуду Ялавачу, а [области] от Бишбалыка и Кара-Ходжо, составляющих владение Уйгуристан, [от] Хотана, Кашгара, Алмалыка, Киялыка, Самарканда и Бухары [вплоть] до берегов Джейхуна^[283] — Масуд-беку, сыну Ялавача, а [области] от Хорасана до границ Рума и Диярбекра — эмиру Куркузу. Все налоги, которые они собирали со всех этих областей, они ежегодно доставляли в казну. [Да будет] мир над Мухаммедом и родом его.

|A 128а, S 308| ПОВЕСТВОВАНИЕ О Джучи-хане, сыне Чингиз-хана, а оно в трех частях

Часть первая. Изложение его происхождения; памятка о его женах, сыновьях и потомках, имеющих отрасли до сего времени; его изображение и родословная таблица его потомков.

Часть вторая. Дата [восшествия его на престол], рассказы о времени его царствования; изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восшествия его на престол; памятка о его летних кочевьях и зимних стойбищах и о некоторых войнах, которые он вел, и о победах, которые [ему] достались; продолжительность его благоденствия.

Часть третья. О его образе жизни и похвальных качествах; отдельные обстоятельства его жизни и рассказы; притчи и билики, которые, он изрекал; прекрасные решения, которые он соизволил высказать, из того, что не вошло в предыдущие две части и стало известно порознь из разным книг и от разных лиц.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ РОДОСЛОВНОЙ ДЖУЧИ-ХАНА; ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ПОТОМКАХ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ЕГО ДЕТЕЙ И ПОТОМКОВ

Джучи-хан был старшим из всех детей Чингиз-хана, за исключением сестры по имени Фуджин-беги, которая была старше его. Он появился на свет от старшей жены [Чингиз-хана] Бортэ-фуджин, дочери Дай-нойона из племени кунгират, которая была матерью четырех сыновей и пяти дочерей. В первые годы деяний Чингиз-хана, когда на страницах листов эпохи еще не появилось следов его миродержавия, его жена, упомянутая Бортэ-фуджин, забеременела Джучи-ханом. В такое время род меркит, воспользовавшись удобным случаем, разграбил жилище Чингиз-хана и увел [в полон] его жену, которая была беременна. Хотя это племя до этого враждовало и спорило с Онг-ханом, государем [племени] кераит, но в то время между ними был мир, поэтому они отослали Бортэ-фуджин к Онг-хану. Так как последний с отцом Чингиз-хана были побратимами^[284] и Чингиз-хана [Онг-хан] называл сыном, то он почитал и уважал Бортэ-фуджин, содержал ее на положении молодой снохи и оберегал от посторонних взоров. Так как она была очень красивой и способной, то эмиры [Онг-хана] между собой говорили: «Почему Онг-хан не берет [себе] Бортэ-фуджин?». Он ответил: «Она на положении молодой жены моего сына и находится у нас в безопасности; неблагородно смотреть на нее с коварными намерениями». Когда Чингиз-хан об этом обстоятельстве узнал, он послал к Онг-хану с просьбой вернуть обратно Бортэ-фуджин одного эмира по имени Саба,^[285] из числа ванг-уд`ов^[286] рода джелаир, деда Сартак-нойона, который в дни малолетства Аргун-хана, по ярлыку Абага-хана, был эмиром его ставки и хакимом в Хорасане и Мазандеране.

Онг-хан, оказав ей внимание и заботу, отправил ее вместе с Саба. В пути неожиданно появился на свет сын, по этой причине его назвали Джучи. Так как дорога была опасной и не было возможности остановиться, а соорудить колыбель трудно, Саба замесил немного мягкого теста, завернул в него ребенка и взял его в полу своей [одежды], чтобы его [ничто] не тревожило. Он вез его бережно и доставил к Чингиз-хану. Когда [Джучи-хан] вырос, то постоянно сопровождал отца и неотлучно |A 128б, S 309| состоял при нем и в счастии и в несчастии. Но между ним и его братьями Чагатаем и Угедеем всегда были препирательства, ссоры и несогласие и по причине ...,^[287] а между ними и Тулуй-ханом и родами обеих сторон был обоюдно проторен путь единения и искренности. Они никогда [Тулуй-хана] не попрекали и считали его подлинным [сыном Чингиз-хана].

Когда он [еще] был в детском возрасте и в начале поры юности, Чингиз-хан посватал за него племянницу Онг-хана, дочь Джакамбо; имя ее было Никтимиш-фуджин, она была сестрой Абикэ-беги, супруги Чингиз-хана, и Соркуктани-беги, супруги Тулуй-хана. Она и была старшей женой Джучи-хана. Кроме нее, он имел еще много жен и наложниц, от которых у него было много детей. Как об этом передают достойные доверия повествования, у него было около сорока сыновей и от них народилось несчетное количество внуков, но из-за дальности расстояния и из-за того, что не нашлось ни одного знающего человека, все их потомки не выявлены и не установлены в точности; однако то, что про его сыновей и внуков известно и ведомо, излагается подробно и обстоятельно. А Аллах стоит превыше всего, он — споспешествующий!

Памятка о сыновьях Джучи-хана и его внуках, имеющих отрасли до сего времени

Первый сын — Орда, второй сын — Бату, третий сын — Берке, четвертый сын — Беркечар, пятый сын — Шейбан, шестой сын — Тангут, седьмой сын — Бувал, восьмой сын — Чилаукун, девятый сын — Шингкур, десятый сын — Чимпай, одиннадцатый сын — Мухаммед, двенадцатый сын — Удур, тринадцатый сын — Тука-Тимур, четырнадцатый сын — Шингкум.

Теперь мы приступим и упомянем этих сыновей каждого в отдельности в том же порядке, как [выше] написано; подробно опишем и перечислим их внуков в таком порядке:

[А] Первый сын Джучи-хана, Орда, появился на свет от его старшей жены по имени Сартак из рода кунгират. При жизни отца и после него он был весьма уважаем и почитаем. Хотя заместителем Джучи был [его] второй сын, Бату, но Менгу-каан в ярлыках, которые он писал на их имя по поводу решений и постановлений, имя Орды ставил впереди. Орда был согласен на воцарение Бату, и на престол на место отца [именно] он его возвел. Из войск Джучи-хана одной половиной ведал он, а другой половиной — Бату. С [этим] войском и четырьмя^[288] братьями — Удуром, Тука-Тимуром, Шингкумом — он составил левое крыло [монгольского] войска; и их до сих пор называют царевичами левого крыла. И теперь еще их род пребывает вместе с родом Орды; его юрт и [юрт этих] братьев и их войска находятся на левой стороне в пределах ...^[289] Его улус и дети постоянно находятся там. С самого начала не бывало случая, чтобы кто-либо из рода Орды, занимавший его место, поехал к ханам рода Бату, так как они отдалены друг от друга, а также являются независимыми государями своего улуса. Но у них было такое обыкновение, чтобы своим государем и правителем считать того, кто является заместителем Бату, и имена их они пишут вверху своих ярлыков. Баян, сын Куинджи, сейчас — государь улуса Орды, вследствие того что с ним враждовал его двоюродный брат Кублук, испугался его, прибыл к границам области Токтая, государя Батуева^[290] улуса, и отправился к нему под предлогом курилтая, как об этом будет изложено впоследствии.

А Орда имел трех старших жен: одна — Джуке-хатун из рода кунгират, другая — Тубакана-хатун, тоже из [рода] кунгират, и еще ...^[291]-хатун, также из [рода] кунгират. Имя ее отца Укаджиян. [Орда] взял ее после смерти отца. Он имел [также] наложниц. От этих жен у него родилось семь сыновей — Сартактай, Кули, Курумиши, Кункиран, Чурмакай, Кутуку и Хулагу; а обстоятельства этих семерых сыновей и детей и внуков, которые у них были, таковы, как подробно излагается [ниже] о каждом |A 129а, S 310| в отдельности.

[I] Первый сын Орды — Сартактай.

Этот сын появился на свет от Джуке-хатун из рода кунгират. У него было четыре старших жены и несколько наложниц. От жены по имени Худжиян, сестры Кутуй-хатун, супруги Хулагу-хана,^[292] у него родился [1] сын, которому дали имя Куинджи; этот Куинджи был долгое время правителем улуса Орды и другом и приверженцем Аргун-хана, а потом и государя ислама, Газан-хана, да увековечит Аллах его власть. Он всегда посылал [к ним] гонцов с изъявлением любви и искренней дружбы. [Куинджи] был весьма тучен и дороден. Он толстел с каждым днем, и [дело] дошло до того, что его день и ночь стерегли телохранители,^[293] чтобы он не ложился, дабы, не дай бог, жир у него не пошел горлом и он не погиб. Ни одна лошадь не могла под ним бежать из-за его чрезмерной тучности, и он передвигался в повозке. В конце концов он однажды уснул, жир у него пошел горлом, и его не стало. Куинджи имел четырех старших жен: первая — Нукулукан из рода кунгират, вторая — Нукулун из рода меркит, третья — Джиктум из рода кунгират и четвертая — Таркуджин из рода джаджират, из семьи старшего эмира, который был старшиною хорчиев^[294] Чагатая. Куинджи имел четырех сыновей: Баяна, Бачкиртая, Чаган-Букая и Макудая. Подробное изложение обстоятельств [этих] четырех сыновей Куинджи и родословная их детей и внуков [следует] в таком [порядке], как [здесь] рассказывается.

[а] Первый сын Куинджи — Баян.

Он появился на свет от Нукулукан-хатун из рода кунгират. После смерти отца он взял в жены трех своих мачех: Таркуджин, Джинктум, Алтачу; и еще он имел трех жен: одна — Илькан из рода кунгират, дочь Муки из семьи Келеса-ильчи, который приезжал сюда,^[295] вторая — Кутулун из рода огунан, дочь Тукуяна-Тукутая, третья — Алтачу из рода кунгират, дочь Тудай-бахадура, который был родственником досточтимой Булуган-хатун. Этот Баян имеет четырех сыновей, в таком перечислении и порядке:

Шади — появился на свет от Илькан, дочери Муки; Саты-Бука появился от Кутулун-хатун; Текнэ появился от Алтачу-хатун; Салджи-кутай — имя его матери не известно.

В настоящее время Баян сидит на месте своего отца Куинджи и по-прежнему ведает улусом отца. С государем ислама [Газан-ханом], да увековечит Аллах его царствование, он поддерживает дружбу, проявляет к нему приверженность и беспрестанно посылает гонцов. А перед тем Кублук, сын Тимур-Буки, сына Кутуку, заявил такое притязание: «Прежде ведал улусом мой отец, и он [улус] по наследству переходит ко мне». Он собрал людей, взял у Кайду и Дувы войско и внезапно напал на Баяна. Баян бежал и направился к границам той области, в которой сидел Токтай, преемник Бату. Он провел там зиму, а весной прибыл на курилтай к Токтаю и просил у него помощи. Так как у Токтая была война с Нокаем и он [сам] обратился за разрешением спора к государю ислама Газан-хану, да увековечит Аллах его власть, то он рассыпался в извинениях и не дал войска, но однако послал к Кайду и Дуве гонцов, чтобы они прислали к нему Кублука, и дал ярлык на то, чтобы улусом по-прежнему ведал Баян.

До настоящего времени Баян восемнадцать раз сражался с Кублуком и войском Кайду и Дувы, из них шесть раз сам лично участвовал в сражениях. И сколько ни посылает Токта гонцов к Чапару, сыну Кайду, и к Дуве, чтобы они прислали [к нему] Кублука, они не проявляют послушания и приводят отговорки. Замысел их был такой: мы поможем Кублуку стать государем того улуса, и он будет нашим союзником в споре с Газан-ханом. В прошлом году, который был 702 г.х. [26 августа 1302 — 14 августа 1303 г. н.э.], Баян прислал гонцов к государю ислама Газан |A 129б, S 311| [-хану], да увековечит Аллах его власть. Во главе их [стояли] Келес из рода кунгират, который был эмиром во времена Куинджи, и Тука-Тимур из рода йисут. Оба они прибыли с прочими нукерами к государю ислама Газан-хану, да увековечит Аллах его царствование, в пределы Багдада в середине [месяца] джумада II упомянутого года. Они привезли [ловчего] сокола^[296] и дары и изложили следующее: «Испрашивается [дозволение] постоянно отправлять гонцов с доброй вестью. Ожидается, что эмиры выступят в поход в любом направлении, которое будет указано, и выполнят службу. Положение же таково: мы в этом году выступаем войной против Чапара и Дувы; Токта с нами в союзе и согласии и посылает войско, он [уже] послал два тумана на соединение с войском каана в Дерсу». Границы их владений находятся вблизи владений каана. Раньше же они примыкали друг к другу. В последние несколько лет Кайду, опасаясь того, что они, возможно, соединятся с войском каана, послал к границам владений Баяна своего второго сына по имени Баянджара и другого сына по имени Шаха, а также Тура-Тимура, сына Ширеки сына Менгу-каана, и Мелик-Тимура, сына Ариг-Буки, с войском и поручил им [охранять] те пределы, чтобы они служили преградой между войском каана и войском Баяна и не допускали их соединиться. А Кублук с тем войском, которое отпало от Баяна, и с тем, которое пришло к нему на помощь от Кайду и Дувы, захватил часть владений и улуса Баяна. Баян же по-прежнему ведает большей частью улуса Орды. Из-за этих беспрерывных сражений войско его обнищало, воины были частью конные, частью пешие, однако он [Баян] все так же стойко борется с врагом и просит от этой стороны^[297] помощи средствами. Государь ислама, Газан-хан, да увековечит Аллах его власть, отпустил обратно из Тебриза послов [Баяна], которые прибыли в Багдад, и послал для него и его жен золото, одежды, подарки и прелестные дивные [вещи].

[б] Второй сын Куинджи — Баджиртай — появился на свет от Нукулун-хатун из племени меркит. Он имел жену по имени Куклун из рода кераит. От нее родился сын по имени Биратай.^[298]

[в] Третий сын Куинджи — Чаган-Бука — появился на свет от Джинкдум-хатун, о которой [уже] упоминалось. У него была жена из племени кераит, по имени Сурмыш, дочь Тус-Тимура, от нее он имеет сына по имени Теке.

[г] Четвертый сын Куинджи — Макудай — появился на свет от Таркуджин-хатун из племени джаджират; у него совсем не было детей.

[На этом] окончилась ветвь Сартактая, отца Куинджи и первого сына Орды.

[II] Второй сын Орды — Кули.

Это тот самый Кули, которого послали с войском от улуса Орды в то время, когда Хулагу-хан шел в Иранскую землю и когда последовал приказ, чтобы ему в помощь присоединилось от каждого улуса по одному царевичу с войском. Он выступил через Хорезм в Дехистан^[299] и Мазандеран. У него было несколько старших жен, одна по имени Йидикен из племени кунгират, другая по имени Кадакан и [еще] одна по имени Кукини, которая приезжала сюда [в Иран] и скончалась в этой стране. Он имел пять сыновей в таком перечислении и порядке: Тумакан, Туман, Мингкан, Аячи и Мусульман. Памятка об ответвлении этих сыновей и об их обстоятельствах такова, как излагается [ниже]:

[1] Первый сын Кули — Тумакан. Этот Тумакан имел трех старших |A 130а, S 312| жен: одна по имени Булаган из племени татар, дочь Сукал-нойона; вторая — Буралун-хатун из племени ...,^[300] третья по имени Олджай была наложницей. Он имеет трех сыновей в таком порядке и перечислении:

[а] Джарук. У него была одна жена по имени Якуртумджак; он имеет от нее двух сыновей: Нокая и Саталмыша.

[б] Мубарек появился на свет от упомянутой Буралун-хатун и имеет двух сыновей: Иль-Бука и Тура-Тимур.

[в] Кучук появился на свет от упомянутой наложницы Олджай.

[2] Второй сын Кули — Туман — появился на свет от Идикен-хатун. Он имел несколько жен и наложниц: имя одной его старшей жены — Буралун. У него было семь^[301] сыновей в таком порядке:

[а] Ак-Куюк, у него был сын по имени Буралги; [б] Данишменд, [в] Куртагачи, [г] Кутлуг-Бука, [д] Кутлуг-Тимур, [е] Иль-Тимур и [ж] Яйлак. Эти последние шесть сыновей детей не имели. Имя матери Ак-Куюка, Данишменда, Куртагачи и Кутлуг-Тимура не известно; Кутлуг-Бука появился от Буралун, а Иль-Тимур от наложницы.

[3] Третий сын Кули — Мингкан — появился на свет от Билан^[302]-хатун.

У него, должно быть, были жены и наложницы, но имена их остались не известны. Он имел трех сыновей:

[а] Халил, у него не было детей;

[б] Башмак имел одного сына по имени Хасан;

[в] Хулкуту детей не имел. Когда отец этого Мингкана, Кули, сам приезжал в эту страну,^[303] то все три [выше]упомянутых сына приезжали вместе с отцом.

[4] Четвертый сын Кули — Аячи. Имена его жен остались не известны. Он имел одного сына по имени [а] Газан, [который] появился на свет от дочери Кутлуг-Буки, сына Куркуза. Этот приехал сюда в детстве, а во времена Абака-хана он находился в Хорасане при Аргун-хане. После его воспитания и оказания ему милостей из дружеского расположения и для пользы дела его отправили вместе с сыном обратно.

[5] Пятый сын Кули — Мусульман, родился от Кадакан-хатун. Он имел много жен. Имя одной [из них] — Орда-Тикин из рода найман. У него было четыре сына в таком перечислении: [а] Джавуту, [б] Япалат,^[304] [в] Ходжа и [г] Ильяс, родившиеся от Орда-Тикин.

[III] Третий сын Орды — Курумиши. Этот Курумиши сыновей^[305] не имеет, и жены его не известны.

[IV] Четвертый сын Орды — Кунг-Кыран. После Орды он ведал улусом, сыновей не имел.

|A 130б, S 313| [V] Пятый сын Орды — Джурмакай. Он также не имеет детей, и его жены также не известны.

[VI] Шестой сын Орды — Кутукуй. Были ли у него дети или нет, также не известно.

[VII] Седьмой сын Орды — Хулагу. Его имя было Хулаву, и детей у него не было. Дети, которых считают его [детьми], являются [в действительности] детьми Кутукуя. Так стало известно из родословных кругов, заслуживающих доверия. А Аллах лучше знает. У него было две старших жены. Имя одной было Сулукан-хатун из рода ...,^[306] а имя другой — Турбарчин-хатун из племени кипчаков. Он имел от них двух сыновей: одного — Тимур-Бука, другого по имени Улкуту. А Аллах лучше знает.

[1] Первый сын Хулагу — Тимур-Бука. У него было четыре старших жены: первая — Кокчин, дочь Тису-нойона из племени кунгират, вторая — Аргун-Тикин из рода аргунан, дочь Кури-Кучакара, третья — Кутуджин из рода ...,^[307] четвертая — Баялун из рода кунгират, сестра Кутуй-хатун, супруги Хулагу-хана. Кроме них, у него были [еще] наложницы. От этих упомянутых жен он имел шесть сыновей в таком порядке: [а] Кублук, родился от Кокчин; [б] Тука-Тимур, родился от Аргун-Тикин; [в] Джанг-кут, родился от Кутуджин, [г] Бука-Тимур, его матерью была Баялун; [д] Саси, родился тоже от Кутуджин; [е] Ушанан, тоже родился от Кокчин.

[2] Второй сын Хулагу — Улкуту — родился от упомянутой Тубарчин-хатун. Он имел четырех сыновей в такой последовательности: [а] Уч-Бука, [б] Биш-Куртука, [в] Бука-Тимур, [г] Дерк.^[308]

С помощью Аллаха всевышнего окончена ветвь Орды, сына Джучи-хана.

[Б] Второй сын Джучи-хана — Бату.

Бату появился на свет от Уки-фудж-хатун, дочери Ильчи-нойона из рода кунгират. Его называли Саин-хан.^[309] Он был очень влиятелен и |A 131а, S 314| всемогущ и ведал улусом и войском вместо Джучи-хана и прожил целый век. Когда [всех] четырех сыновей Чингиз-хана не стало, то старшим над всеми его внуками оказался он и был у них в великой чести и в почете. На курилтаях никто не противился его словам; напротив, все царевичи повиновались и подчинялись [ему]. Так как Джучи уклонился от выполнения ранее вышедшего постановления Чингиз-хана отправиться ему с войском и захватить все северные области, как то: Ибир-Сибир, Булар, Дашт-и Кипчак, Башгирд, Рус и Черкес до Дербенда Хазарского, который монголы называют Тимур-кахалка,^[310] и включить их в свои владения, то, когда Угедей-каан воссел на царство, он повелел Бату [это сделать] таким же порядком. Племянника своего Менгу-каана, его брата Бучека и сына своего Гуюк-хана со старшими эмирами, в том числе Субэдай-бахадура из рода урянкат, который приезжал с Джэбэ-нойоном в эту страну,^[311] а также других царевичей с войсками приказал назначить в передовую рать. Все собрались вокруг Бату и занялись завоеванием северных стран. В бичин-ил, то есть в год обезьяны, выпавший на месяц джумада лета 633 г.х. [21 февраля — 21 марта 1235 г. и. э.], они выступили и завоевали и покорили большую часть тех областей, а весной хулугунэ[-ил], то есть года мыши, соответствующего 637 г.х. [3 августа 1239 — 22 июля 1240 г. н.э.], Гуюк-хан и Менгу-каан по указу каана^[312] повернули обратно и направились к высочайшей особе каана. После этого Бату с братьями, эмирами и с войском еще некоторое время завоевывал те страны. Его род еще до сих пор продолжает завоевывать [их]. Бату имел много старших жен и наложниц. У него было четыре сына в таком перечислении и порядке:

Сартак, Тукан, Эбугэн, Улакчи.^[313] Ветви и потомки этих четырех сыновей и обстоятельства их таковы, как это подробно излагается о каждом в отдельности.

[I] Первый сын Бату — Сартак, он появился на свет от ...^[314]-хатун, у него совсем не было сыновей.

[II] Второй сын Бату — Тукан. У него было пять сыновей, в таком порядке и перечислении: Тарбу, Мунга-Тимур, Туда-Мунга, Такту-Нука и Угэчи.

[1] Первый сын Тукана — Тарбу. У него были жены и наложницы, но имена их не известны. Он имел двух сыновей: [а] Тула-Буку, дети его не известны; [б] Кунчека, [который] имел сына по имени Юз-Бука. [2] Второй сын Тукана — Мунга-Тимур. У этого Мунга-Тимура были жены и |A 131б, S 315| наложницы. Имена его трех старших жен известны: Олджай из рода кунгират, Султан-хатун из рода ушин и Кутуй-хатун из рода ...^[315] Он имел десять сыновей в таком перечислении и порядке:

[а] Алкуи, появился на свет от Олджай-хатун; [б] Абачи, его мать не известна; [в] Тудакан, появился от Султан-хатун; [г] Буркук, родился от Султан-хатун; [д] Токтай, появился на свет от Олджай-хатун, дочери Беклемиш-ака, сестры Менгу-каана, которая была супругой Салджидай-гургэна. В настоящее время государем Джучиева улуса является он. Он имеет двух жен: имя одной — Булуган, а другой — Тукульче из [рода] кунгират. У него есть три^[316] сына, в таком перечислении: Ябарыш, Иксар [?], Тугел-Бука; [е] Сарай-Бука; [ж] Хулакай, у него есть сын по имени Улус-Бука; [з] Кадан; [и] Кудукан, имеет сына, имя его — Кункас; [к] Тугрылча, имеет сына Узбека.

[3] Третий сын Тукана — Туда-Менгу. Его и Менгу-Тимура матерью была Кучу-хатун из рода ойрат, сестра Олджай-хатун^[317] и Бука-Тимура. Этот Туда-Менгу имел двух жен: Ирыкаджи из рода кунгират и Тура-Кутлуг из рода алчи-татар. У него было три сына:

Ур-Менгу, появился на свет от Ирыкаджи;

Чичекту, родился от Тура-Кутлуг;

Тубтай, его мать не известна.

[4] Четвертый сын Тукана — Туктунука. Имена его жен остались не известны, он имеет двух сыновей в таком порядке: Бабудж, Тукель-Бука. Пятый сын Тукана — Угачи. У него не было детей.

[III] Третий сын Бату — Абукан. У него было много жен и наложниц, и имел он семь сыновей в таком перечислении и порядке: Борак, Булар, Тутудж, Дакдака, Ахмед, Сабир, Дунгур.

[IV] Четвертый сын Бату — Улакчи, детей не имел; имена его жен остались не известны.

Ветвь Бату, второго сына Джучи-хана, по милости и благости его [Аллаха] окончена.

[В] Третий сын Джучи-хана — Берке. У него совсем не было детей. |A 132а, S 316| Обстоятельства его [жизни] и рассказы о нем будут приведены в повествованиях о Хулагу-хане, Абага-хане и в других, если всевышнему Аллаху будет угодно.

[Г] Четвертый сын Джучи-хана — Беркечар. У него были жены и наложницы, и имел он двух сыновей: [I] первый сын — Кокджу. Этот Кокджу имел четырех сыновей в таком порядке: [1] Иджиль-Тимур, [2] Билыкджи, [3] Дукдай, [4] Тук-Тимур. [II] Второй сын — Йису-Бука. У этого Йису-Буки был [1] один сын, имя его — Сарай-Бука.

Ветвь Беркечара, который был четвертым сыном Джучи-хана, окончена.

[Д] Пятый сын Джучи-хана — Шейбан. У него было много жен и наложниц, и имел он двенадцать сыновей в таком перечислении и порядке, как [ниже] упоминается: Байнал, Бахадур, Кадак, Балакан, Черик, Меркан, Куртука, Аячи, Сайилкан, Баянджар, Коничи, Маджар. Изложение разветвления потомков этих двенадцати сыновей и их внуков представляется в таком виде, как это для [каждого] в отдельности [ниже] подробноизлагается.

[I] Первый сын Шейбана — Байнал. Он имел трех сыновей в такой последовательности: [1] Илак-Тимур, [2] Бек-Тимур, [3] Биш-Бука.

[II] Второй сын Шейбана — Бахадур. Он имел двух сыновей в таком |A 132б, S 317| порядке: [1] первый сын Бахадура — Кутлуг-Бука; дети его не известны. [2] Второй сын Бахадура — Джучи-Бука. У него было четыре сына в таком перечислении: [а] Бадакул, [б] Бек-Тимур, [в] Баянкеджар, [г] Йису-Бука.

[III] Третий сын Шейбана — Кадак. У него был [1] один сын: имя его — Тула-Бука. Этот Тула-Бука имел двух сыновей: старшего — [а] Монгкутая и младшего — [б] Туман-Тимура. У Туман-Тимура был сын, имя его Уджукан.

[IV] Четвертый сын Шейбана — Балакан. У него было три сына: [1] Тури, [2] Тукан, [3] Токдай. Этого Токдая называют [также] Муртад-Токдай и Тама-Токдай; зимовья его находятся около реки Терека, у Дербенда. Уже долгое время, как он состоит во главе сторожевой рати. У него есть три сына: [а] Бакырча, [б] Кунчек, [в] Джаукан.

[V] Пятый сын Шейбана — Черик. У этого Черика был один сын, имя его — [1] Тук-Тимур.

[VI] Шестой сын Шейбана — Меркан. У него было два сына: [1] Тука-Тимур, [2] Иль-Бука.

[VII] Седьмой сын Шейбана — Куртука.

Этот Куртука имел одного сына по имени Кинас.

[VIII] Восьмой сын Шейбана — Аячи. У этого Аячи был [1] один сын, имя его было Учкар-Тука.

[IX] Девятый сын Шейбана — Сабилкан. У него был сын по имени [1] Кутлуг-Тимур, а этот Кутлуг-Тимур имел семь сыновей в таком перечислении и порядке: [а] Бурултай, [б] Бек-Тимур, [в] Буралыги, [г] Отман, [д] Сабтак, [е] Йису-Бука, [ж] Тимуртай.

[X] Десятый сын Шейбана — Баянджар. У него был [1] один сын по |A 133а, S 318| имени Эбугэн-Туркан, а этот Эбугэн-Туркан имел [а] одного сына по имени Туганчар.

[XI] Одиннадцатый сын Шейбана — Маджар. У него есть [1] сын по имени Турджи.

[XII] Двенадцатый сын Шейбана — Коничи. У него совсем нет детей. Ветвь Шейбана, пятого сына Джучи-хана, окончена, при доброй его [Аллаха] помощи.

[Е] Шестой сын Джучи-хана — Тангкут.

У него было два сына: Субектай, Тукуз.

Разветвление этих двух упомянутых сыновей таково, как [ниже] подробно излагается.

[I] Первый сын Тангкута — Субектай. У него было два сына:

[I] Маджар, у него был сын, имя его — [а] Курук.

[2] Кунчек-Коничи, у него было четыре сына, в таком порядке: [а] Бурачар, [б] Куч-Тимур, [в] Иштан, [г] Дурату.

[II] Второй сын Тангкута — Тукуз. У него было три сына: [1] Колимтай, [2] Арслан, [3] Буралыги.

Вот какова ветвь Тангкута, шестого сына Джучи-хана. Она окончена. Клянусь Аллахом споспешествующим.

[Ж] Седьмой^[318] сын Джучи-хана — Бувал.^[319]

[I] Первый сын Бувала — Татар. У него был [1] сын по имени Нокай, а этот Нокай имел трех сыновей: [а] Джуке, [б] Муке, [в] Тури.

[II] Второй сын Бувала — Мингкадар. У него было девять сыновей |A 133б, S 319| в таком перечислении и порядке: [1] Нукар, у него есть [а] сын, имя его — Кирди-Бука; [2] Бекдуз, имеет двух сыновей: [а] Тудакана и [б] Туклупая; [3] Абукан, имеет двух сыновей: [а] Тукуджа и [б] Ахмеда; [4] Узбек, детей не имеет; [5] Сасык, у него был один [а] сын Басар; [6] Урус, детей не имеет; [7] Урунг-Куртука, детей не имеет; [8] Туклуджа, [о его детях] не известно; [9] Ильбасмыш, детей не имеет.

Ветвь Бувала, седьмого сына Джучи-хана, окончена с помощью всевышнего Аллаха.

[З] Восьмой сын Джучи-хана — Джилаукун. У него не было детей.

[И] Девятый сын Джучи-хана — Шингкур. У него было три сына. Их имена и разветвления сыновей и внуков таковы, как [ниже] подробно излагается.

[I] Первый сын — Йису-Бука. У него было пять сыновей в таком порядке: [1] Буралыги, [2] Кублук, [3] Тудакан, [4] Тудаджу, [5] Ахтаджи.^[320]

[II] Второй сын — Ширамун, он имел трех сыновей в таком порядке: [1] Хорезми. Его мать — Булуждин, из татар. [2] Джакуту. Его мать — Кутлукан, из сулдусов. [3] Байрам. Его мать, Кулда, была наложницей.

[III] Третий сын — Маджар. У него было три сына, в таком порядке: [1] Урусак, [2] Бая, [3] Байку.

Ветвь Шингкура, девятого сына Джучи-хана, окончена с помощью всевышнего Аллаха.

[К] Десятый сын Джучи-хана — Чимбай. У него было много жен и наложниц, и имел он двух сыновей: Хинду и Тудавура. Подробное перечисление разветвлений их детей таково:

[I] Первый сын Чимбая — Хинду. Этот Хинду имел [1] сына по имени Яку, а у этого Яку были три сына в таком перечислении и порядке: |A 134а, S 320| [а] Джалаиртай, [б] Кундалан-Манкутай, [в] Такаджу.

Этот Яку после смерти Чимбая царствовал в течение двух полные лет, а потом его казнил Токтай.

[II] Второй сын Чимбая — Тудавур. У него были два сына в таком порядке:

[1] Маджар, а у него были три сына в таком перечислении и порядке: [а] Мелик, [б] Ходжа, [в] Куртукачу; [2] Тарияджи, у него детей не было.

Ветвь Чимбая, десятого сына Джучи-хана, окончена его [Аллаха] милостью и его благословением.

[Л] Одиннадцатый сын Джучи-хана — Мухаммед. Его называли также Буре, детей он совсем не имел.

[М] Двенадцатый сын Джучи-хана — Удур. У него был один [1] сын по имени Карачар, а этот Карачар имел пятерых сыновей в таком порядке, как [ниже] подробно перечисляется:

[1] Первый сын Карачара — Куртука, его мать была по имени Ильтутмыш из рода туклан, то есть тулас. У этого Куртука был [а] один сын, имя его Сасы. [2] Второй сын Карачара — Турджи. Этот Турджи имел [а] одного сына по имени Ананда. [3] Третий сын Карачара — Абишка. У него не было детей. [4] Четвертый сын Карачара — Эмкен. У него также не было детей. [5] Пятый сын Карачара — Тувкел. Он детей не имел.

Ветвь Удура, двенадцатого сына Джучи-хана, окончена.

[Н] Тринадцатый сын Джучи-хана — Тука-Тимур. У этого Тука-Тимура было четыре сына; их имена и разветвления их детей таковы, как [ниже] подробно и по порядку излагается.

[I] Первый сын — Бай-Тимур, у него было три сына: [1] Туканчар, [2] Билкычи, [3] Кукаджу.^[321]

[II] Второй сын — Баян, у него было два сына: [1] Казан и [2] Данишменд. Ни один из них не имел детей.

[III] Третий сын — Урунк, у него было четыре сына: [1] Ачик, у него есть [а] сын, имя его — Бахтияр. [2] Ариклы, у него есть три сына: [а] Адиль, [б] Сакриджи, [в] Анбарджи. [3] Каракыр, имел трех сыновей: [а] Никбай, [б] Керанче, [в] Шабаку. [4] Сарича, у него был один [а] сын, имя его — Куичек.

[IV] Четвертый сын — Кин-Тимур, у него было два сына: [а] Караходжа и [б] Абай, детей они не имели.

[О] Четырнадцатый сын Джучи-хана — Сингкум.^[322] У этого Сингкума детей не было.

Сыновья Джучи-хана, о которых передали заслуживающие доверия лица, суть те четырнадцать сыновей, имена которых, а также имена их детей и внуков, [выше] подробно написаны. Их родословная таблица [представляется] в таком виде, как она [ниже] утверждается. Вот и все!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ |A 135б, S 325| ПОВЕСТВОВАНИЯ О ДЖУЧИ-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ПАМЯТКА О ЕГО ЛЕТНИХ И ЗИМНИХ КОЧЕВЬЯХ И О НЕКОТОРЫХ ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ОН ВЕЛ, И О ПОБЕДАХ, КОИ ОН ОДЕРЖИВАЛ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ

Все области и улус, находившиеся в пределах реки Ирдыш и Алтайских гор, летние и зимние кочевья тех окрестностей Чингиз-хан пожаловал в управление Джучи-хану и издал беспрекословный указ, чтобы [Джучи-хан] завоевал и включал в свои владения области Дашт-и Кипчак и находящиеся в тех краях государства. Его юрт был в пределах Ирдыша, и там была столица его государства. Вот и все!

Краткий рассказ о делах Джучи-хана

|A 136а, S 326| Так как Джучи-хан умер раньше [своего] отца, то нельзя вкратце привести рассказ, который относился бы исключительно к нему, поэтому [здесь] приводится краткое описание его деяний, которые [уже] подробно упоминались в повествовании о Чингиз-хане, и излагаются обстоятельства его болезни и смерти. А это было так:

Так как Джучи-хан по приказу Чингиз-хана постоянно находился в походах и завоевал и покорил много областей и городов, то, когда Чингиз-хан, направляясь в область таджиков, дошел до границы Отрара, он оставил его [Джучи-хана] там, предназначив его для покорения Отрара. Джучи-хан, как [уже] было рассказано в повествовании о Чингиз-хане, взял Отрар и, овладев его крепостью и разрушив ее, повернул обратно. Области, которые попадались на его пути, он покорял, пока не прибыл к отцу в пределы Самарканда. Оттуда Чингиз-хан снова отправил его с братьями, Чагатаем и Угедеем, [в поход] для покорения Хорезма. Когда они осадили то место,^[323] то взять его не удавалось по причине несогласия его [Джучи-хана] с Чагатаем. Чингиз-хан приказал, дабы в той войне предводителем был Угедей. Благодаря своим способностям он установил между братьями согласие, и они сообща взяли Хорезм. Чагатай и Угедей направились к отцу и прибыли к [нему] к крепости Таликан. А Джучи-хан через Хорезм направился в сторону Ирдыша, где находились его обозы, и присоединился к своим ордам. [Еще] раньше Чингиз-хан приказал, чтобы Джучи выступил в поход и покорил северные страны, как-то: Келар, Башгирд, Урус, Черкес, Дашт-и Кипчак и другие области тех краев. Когда же он уклонился от участия в этом деле и отправился к своим жилищам, то Чингиз-хан, крайне рассердившись, сказал: «Я его казню, не видать ему милости». Джучи же неожиданно заболел и поэтому, когда отец по возвращении из страны таджиков прибыл в свои ставки, не смог приехать к нему, но послал ему несколько харваров^[324] добытых на охоте лебедей^[325] и рассыпался в извинениях. После этого Чингиз-хан еще несколько раз приказывал вызвать его к себе, но [тот] из-за болезни не приезжал и приносил извинения. Затем [однажды] какой-то человек из племени мангут проезжал через пределы юрта Джучи; а Джучи, перекочевывая, шел от юрта к юрту и таким же больным достиг одной горы, которая была местом его охоты. Так как сам он был слаб, то послал охотиться охотничьих эмиров. Когда тот человек увидел это сборище охотившихся людей, то подумал, что это [охотится сам] Джучи. Когда он прибыл к Чингиз-хану и тот спросил его о состоянии болезни Джучи, то он сказал: «О болезни сведений не имею, но на такой-то горе он занимался охотой...». По этой причине воспламенился огонь ярости Чингиз-хана, и, вообразив, что [Джучи], очевидно, взбунтовался, что не обращает внимания на слова отца, он сказал: «Джучи сошел с ума, что совершает такие поступки». И приказал, чтобы войско выступило в поход в его сторону и чтобы впереди всех отправились Чагатай и Угедей, и сам собирался выступить в поход вслед за ними. В это время прибыло известие о печальном событии^[326] с Джучи в …^[327] году. Чингиз-хан пришел от этого в великую печаль и огорчение, он произвел расследование, выявилась ложь того мангута и было доказано, что Джучи был в то время болен и не был на охоте. [Чингиз-хан] потребовал того человека, чтобы казнить его, но его не нашли. Почтенные эмиры и гонцы, которые в разное время приезжали из улуса Джучи, сказали, что смерть его произошла между тридцатью и сорока [годами его жизни], и эти слова сравнительно близки [к истине]. Другие же говорят, что его не стало в двадцатилетнем возрасте, но это чистое заблуждение. После смерти его и Чингиз-хана, когда на трон воссел Угедей-каан, он на основании ранее изданного Чингиз-ханом неукоснительного указа Джучи-хану о покорении северных областей поручил [это] членам его рода, и они занялись этим [покорением] с помощью других царевичей.

Рассказ о восшествии на престол Бату в качестве преемника отца и памятка об обстоятельствах его [жизни] во время [его] царствования

|A 136б, S 327| Когда скончался Джучи-хан, его второй сын, Бату, в качестве преемника отца воссел в своем улусе на ханский престол. Его братья подчинились ему и покорились. В эпоху Угедей-каана, как о том было подробно сказано в повествовании о нем, он назначил его с братьями и другими царевичами, согласно прежнему указу [Чингиз-хана], на покорение северных областей. Все они, собравшись у него, сообща выступили в поход и, как [уже] было изложено, завоевали большую часть тех государств. После возвращения царевичей Менгу-каана и Гуюк-хана [из похода] он [Бату] с братьями, как о том [уже] упоминалось в добавлении к его родословной, занялся завоеванием оставшихся частей тех областей. В начале 639 г.х. [июль 1241 г. н.э.], когда скончался Угедей-каан, Бату, вследствие преклонного возраста, почувствовал упадок сил, и когда его потребовали на курилтай, то он под [предлогом] болезни уклонился от участия [в нем]. Так как он был старший из всех [родичей], то из-за его отсутствия около трех лет не выяснялось дело [о звании] каана. Правила старшая из жен Угедей-каана, Туракина-хатун. В это время разруха проникла на окраины и в центральные части государства. Каан сделал наследником престола своего внука Ширамуна, но Туракина-хатун и некоторые эмиры не согласились и сказали: «Гуюк-хан старше» — и для возведения его на престол опять попросили Бату. Хотя он и был обижен на них и опасался печальных событий из-за прежних отношений, но все же тронулся в путь и двигался медленно. [Еще] до его прибытия и появления родичей они собственной властью утвердили каанство за Гуюк-ханом. Так как Гуюк-каан страдал неизлечимой болезнью, то под предлогом того, что «вода-де и воздух старинного юрта, который дал мне отец, для меня полезнее», со всем войском направился в пределы Эмиль-Куджина. Когда Бату подошел близко к тому месту, он стал немного опасаться. Соркуктани-беги, старшая жена Тулуй-хана, на оснований той дружбы, которая со времен Чингиз-хана установилась и укрепилась между Джучи и Тулуй-ханом и родами обеих сторон, тайно прислала весть, что прибыл Гуюк-хан в те края не без хитрости. В связи с этим подозрения Бату усилились, и он с предосторожностями и осмотрительностью ожидал прибытия Гуюк-хана. Сам же [Гуюк-хан], когда прибыл в пределы Самарканда, в местность, от которой до Биш-Балыка одна неделя пути, скончался в 640 г.х. [1 июля 1242 — 20 июля 1243 г. н.э.] от болезни, которой страдал. Снова трон долгое время оставался не занятым государем, и опять правила Туракина-хатун.

Соркуктани-беги, когда распространилась молва о болезни Бату, отправила к нему своего сына Менгу-каана под предлогом навестить больного. Бату обрадовался его прибытию и, поскольку он воочию увидел в нем признаки блеска и разума и будучи [кроме того] обижен на детей Угедей-каана, сказал: «Менгу-каан — старший сын Тулуй-хана, который был старшим сыном Чингиз-хана; коренной юрт и место [Чингиз-хана] принадлежат ему. Этот царевич^[328] сам по себе очень умен и даровит и подготовлен к царствованию. При наличии его каким образом кааном станет кто-либо другой? Тем более, что дети Угедей-каана поступили вопреки словам отца и не отдали власти Ширамуну и, преступив древний закон и обычай, не посоветовавшись с родичами, ни за что убили младшую дочь Чингиз-хана, которую он любил больше всех [своих] детей и называл Чаур-сечен. По этой причине каанство им не подобает». Он сам возвел^[329] Менгу-каана на каанство и заставил всех своих братьев, родственников и эмиров подчиниться и покориться ему. Он послал вместе с ним своего брата Берке и своего сына Сартака, который был наследником престола, с тремя туманами войска, дабы они в местности Онон и Келурен, которая была коренным юртом Чингиз-хана, посадили его на престол каанства и трон миродержавия и исправили и загладили бы козни детей Угедей-каана, замысливших вероломство.

В общем, передача каанства дому Тулуй-хана и утверждение [ими] прав за собой произошли благодаря способностям и проницательности Соркуктани-беги и помощи и содействию Бату, вследствие дружбы с ним. После этого до конца его жизни, а после его смерти, во времена Сартака и Улагчи, и большую часть времени Берке между домами Тулуй-хана и Бату был проторен путь единения и дружбы.

|A 137а, S 328| И еще при жизни Бату Менгу-каан назначил своего третьего брата, Хулагу-хана, с многочисленным войском в Иранскую землю и определил [выделить] из войск каждого царевича по два человека с десятка, дабы они отправились вместе с Хулагу-ханом и стали его помощниками. Орда отправил через Хорезм и Дехистан своего старшего сына Кули с одним туманом войска, а Бату послал через Дербенд Кипчакский Балакана, сына Шейбана, и Тутара, сына Мингкадара сына Бувала, седьмого сына Джучи-хана, чтобы они, прибыв, стали подкреплением войску Хулагу-хана, служили ему. А Бату скончался в 650 г.х. [14 марта 1252 — 2 марта 1253 г. н.э.] в местности ...,^[330] на берегу реки Итиль. Жития его было сорок восемь лет. Менгу-каан встретил прибытие его сына Сартака с почетом, утвердил за ним престол и государство и дал [ему] разрешение на отъезд. В пути его [Сартака] также не стало. Менгу-каан послал гонцов, склоняя и располагая [к себе] его жен, сыновей и братьев, и также пожаловал Улагчи [сыну Бату] престол и царство отца и отличил всех разными милостями и ласками. Улагчи также в скором времени скончался и оставил другим престол и царство. Вот и все!

Рассказ о восшествии Берке на престол улуса Джучи-хана и об обстоятельствах [его] жизни

Когда Бату скончался и его сыновья Сартак и Улагчи, которые были назначены ему преемниками, скончались один за другим и [когда] его младший брат Берке в 652 г.х. [21 февраля 1254 — 9 февраля 1255 г. н.э.] воссел на его место, то его повеления стали неукоснительно исполняться в его улусе, и он по обычаю поддерживал с домом Тулуй-хана искреннюю дружбу, идя по пути преданности, благорасположения и единения. В 654 г.х. [30 января — 20 декабря 1265 г. н.э.] Балакан, который был в этом государстве,^[331] задумал против Хулагу-хана измену и предательство и прибегнул к колдовству. Случайно [это] вышло наружу.^[332] Учинили о том допрос, он тоже признался. Для того чтобы не зародилась обида, Хулагу-хан отослал [Балакана] с эмиром Сунджаком к Берке. Когда они туда прибыли, была установлена с несомненностью его вина, Берке отослал его [обратно] к Хулагу-хану: «Он виновен, ты ведаешь этим». Хулагу-хан казнил его. Вскоре после того скончались также Татар и Кули. Заподозрили, что им с умыслом дали зелья. Поэтому у них возникло недовольство [друг на друга] и Берке стал враждовать с Хулагу-ханом, и, как это будет рассказано в повествовании о Хулагу-хане, они сразились в шаввале 660 г.х. [август 1262 г. н.э.]. Войска, прибывшие с Кули и Тутаром в это государство, большей частью разбежались. Некоторые вышли через Хорасан и расположились от гор Газны и Бини-Гау до Мултана и Лахавура, которые являются границами Хиндустана. Старшим из эмиров, которые были их предводителями, был Никудер, а Ункуджене, из эмиров Хулагу-хана, шел за ними по пятам. Другие через Дербенд добрались до своих жилищ. Эта распря между Берке и Хулагу-ханом оставалась в продолжение [всей их] жизни. Полководцем Берке был Нокай, сын Джарука^[333] сына Тумакана сына Кули, царевич очень отважный и удалой. Когда Хулагу-хан в 663 г.х. [24 октября 1264 — 12 октября 1265 г. н.э.] скончался на зимнем стойбище в Чагату и на место его воссел на престол сын его Абага-хан, то между ними и Берке все так же продолжалась вражда. В 663 г.х. [24 октября 1265 — 12 октября 1266 г. н.э.] Берке вернулся в пределы Ширвана с войны с Абага-ханом и, пройдя через Дербенд, умер близ реки Терек, в 664 г.х. [13 октября 1265 — 1 октября 1266 г. н.э.] Вот и все!

Рассказ о восшествии Менгу-Тимура, сына Тукукана, второго сына Бату, на [престол] царствования над своим улусом

Когда Берке скончался, на его место посадили упомянутого Менгу-Тимура. Он тоже долгое время противился Абага-хану, и они несколько раз сражались, и Абага-хан одерживал победы. В конце концов они в году …,^[334] в силу крайней необходимости заключили мир, как о том будет подробно изложено в повествовании об Абага-хане. С той поры они оставили споры до времен Аргун-хана, когда в месяце рамазане 687 г.х. [29 сентября — 28 октября 1288 г. н.э.] опять пришло от них громадное войско, их предводителями [были] Тама-Токта и Бука. Аргун-хан [уже] направлялся из зимних стойбищ, в Арране и Мугане на |A 137б, S 329| летовку. Когда он услышал весть об их прибытии, то вернулся обратно и в передовой рати отправил старших эмиров Тогачара и Кунджи-бала с войском. Они дали бой и убили Бурултая, [одного] из предводителей их войска и много воинов. Враги, разбитые повернули обратно. С той поры до сего времени, благословенной эпохи государя ислама Газан-хана, да увековечит Аллах его власть, они больше не принимались за распри и вследствие [своей] слабости предпочли соглашение раздору, ищут дружбы и единодушия и посылают к государю ислама гонцов с извещениями об обстоятельствах [дел] с дарами и подношениями. Вот и все!

Рассказ о восшествии на престол Туда-Менгу, о свержении его сыновьями Менгу-Тимура и Тарбу, о царствовании их сообща, о бегстве от них Токтая, о захвате их хитростью при помощи Нокая и об убиении [их]

Когда Менгу-Тимур, после того как он процарствовал 16 лет, скончался в 681 г.х. [11 апреля 1282 — 31 марта 1283 г. н.э.], то того же числа воссел [на престол] Туда-Менгу, третий сын Тукукана, и некоторое время был государем. После того сыновья Менгу-Тимура, Алгу и Тогрыл, и сыновья Тарбу, старшего сына Тукукана, Тула-Бука и Кунчек свергли Туда-Менгу с престола под тем предлогом, что он помешанный, и сами совместно царствовали пять лет. Против Токтая [же], сына Менгу-Тимура, матерью которого была Олджай-хатун, внучка Келмиш-ака-хатун, они стали совместо замышлять, когда увидели в нем признаки храбрости и мужества. Он узнал об этом обстоятельстве, бежал от них, искал защиты у Йылыкчи, сына Беркечара, и послал к Нокаю, который был полководцем Бату и Берке, сообщение: «Двоюродные братья покушаются на мою жизнь,^[335] ты же старший, я прибегаю к защите того, кто является старшим, дабы он поддержал меня и прекратил покушение родственников на меня. Пока я жив, я буду подчинен старшему и не нарушу его благоволения». Когда Нокай [об этом] узнал, в нем заговорили ревность и негодование. Притворившись больным, он выступил из областей Урус и Кехреб, которые он сам завоевал и сделал [своим] юртом и местопребыванием, переправился через реку Узи^[336] и склонял на свою сторону каждую тысячу и каждого эмира, к которым приходил, и говорил [им]: «Подходит пора старости, я оставил споры, распри и смуты, ни с кем не ссорюсь и не помышляю воевать. Однако есть у меня от Саин-хана^[337] указ, что если кто-либо в его улусе совершит непутевое и расстроит улус, то чтобы я расследовал это [дело] и склонил их сердца к согласию друг с другом». Тысячи и воины, слыша эти наставления и видя с его стороны участие к себе, все покорились и подчинились ему. Когда он приблизился к орде упомянутых царевичей,^[338] то притворился больным — пил свежую кровь и остаток изрыгал из горла обратно. Он шел по пути дружбы и приязни, а тайком послал Токтаю весть: «Тебе надо быть готовым и после извещения прибыть [ко мне] с войском, которое [тебе] удастся собрать». Когда мать Тула-Бука услышала об умеренности и бескорыстии Нокая и о том, что он харкает кровью, она обязала сыновей: «Как можно скорее удостойтесь беседы с тем немощным старцем, оставляющим [сей] мир и твердо решившим отправиться в другой мир. Если вы допустите [в этом деле] небрежность и нерадивость, то молоко [ваших] матерей да не будет вам впрок!». Царевичи по совету [своих] матерей неосмотрительно и неблагоразумно прибыли к Нокаю, чтобы навестить его. Он сказал им в виде назидания: «Дети, я служил отцам нашим, и в |A 138а, S 330| старину и в недавние времена устанавливал всяческую справедливость, поэтому вам необходимо выслушать мое нелицеприятное слово, дабы я [мог] сменить ваши распри на истинное согласие. Ваше благо — в мире, устройте курилтай, дабы я дал вам мир». И он беспрерывно выплевывал из горла запекшуюся кровь. Известив Токтая [об их прибытии], он таким умасливанием усыплял бдительность царевичей, пока неожиданно не подоспел Токтай с несколькими тысячами и захватил тех царевичей и немедленно их умертвил. Нокай сейчас же повернул обратно и, переправившись через реку Итиль, направился к своему постоянному юрту. Вот и все!

Рассказ о восшествии Токтая на престол^[339] своего улуса, о появлении разногласий между ним и Нокаем, об их войне друг с другом, о поражении Нокая и об умерщвлении его

После того как Токтай при помощи и содействии Нокая убил упомянутых царевичей, он стал на престоле Джучи самодержавным властелином, неоднократно посылал к Нокаю гонцов и приглашал его к себе, обнадеживая хорошими обещаниями. [Но] Нокай не соглашался. Отец жены Токтая, Салджидай-гургэн из племени кунгират, муж Келмиш-ака-хатун, посватал для своего сына по имени Яйлаг, родившегося от упомянутой хатун, дочь Нокая, некую Кабак, Нокай согласился. Через некоторое время после того, как свадьба была сыграна, Кабак-хатун стала мусульманкой. Яйлаг [с ней] не ладил, так как принадлежал к религиозной общине уйгуров и между ними из-за религии и убеждений постоянно были ссоры и пререкания. Они презирали Кабак. Она [об этом] сообщила отцу, матери и братьям. Нокай крайне разгневался и послал к Токтаю гонца и сообщил: «Людям известно, сколько я понес трудов и тягот, самого себя я сделал причастным к вероломству и коварству, чтобы хитростью освободить для тебя трон Саин-хана,^[340] а теперь на этом троне правит карачу Салджидай. Если сын [мой] Токтай хочет, чтобы между нами укрепились отцовско-сыновние отношения, то пусть он Салджидая отошлет в его юрт, который находится вблизи Хорезма». Токай не согласился. Снова Нокай послал [к нему] гонцов с просьбою относительно Салджидая. Токтай сказал: «Он мне как отец и воспитатель, и [он] старый эмир, как же я отдам его в руки врага?». И не выдал [его]. У Нокая была жена, крайне умная и способная, по имени Чапай. Это она неоднократно ездила с посольской миссией к Токтаю. Она имела трех сыновей: старший — Джуке, средний — Еке и младший — Тури. Они прельстили несколько тысяч, принадлежавших Токтаю, и, подчинив их себе, переправили через [реку] Итиль, простерли руку дерзости и насилия над владениями Токтая и стали [там] самовластно править. Токтай рассердился и потребовал вернуть [те] тысячи. Но Нокай также не согласился и сказал: «Я отошлю их тогда, когда он пришлет ко мне Салджидая, его сына Яйлага и Тама-Токту». По этой причине с обеих сторон запылало пламя смуты и вражды. Токтай собрал войска и в 698 г.х. [9 октября 1298 — 30 августа 1299 г. н.э.] на берегу [реки] Узи сделал смотр приблизительно тридцати туманам войск. Так как в ту зиму [река] Узи полностью не замерзла, то он не смог [через нее] переправиться. Нокай же не трогался с своего места. Весной Токтай повернул обратно и сделал летовку на берегу [реки] Тан. На другой год Нокай переправился с сыновьями и женами через [реку] Тан, снова приступил к уловкам, и говорил: «Я имею намерение [устроить] курилтай, чтобы примириться с вами». Так как он знал, что войско Токтая разошлось и при нем [находится] небольшое число, он поспешно двинулся вперед, чтобы внезапно напасть на него. Токтай узнал о его прибытии и собрал войско. В местности Бахтияри, на берегу реки Тан, они сошлись и вступили в бой. Токтай был разбит и, обращенный в бегство, удалился в Сарай. Эмиры Маджи, Сутан и Сангуй отвернулись от Нокая и направились к Токтаю. Токтай потребовал к себе Тома-Токту, сына^[341] Елуги, который долгое время был охранителем и защитником Дербенда, |A 138б, S 331| опять двинул большое войско и выступил войной на Нокая. Нокай не имел силы противостоять, уклонился [от сражения] и переправился через реку Узи. Они разграбили город Крым и увели много пленных. Тамошние жители направились ко двору Нокая и умоляли о возвращении пленных. Нокай приказал возвратить пленных. Воины сразу озлобились на Нокая и послали Токтаю извещение: «Мы рабы и подданные ильхана; если государь простит нас, то мы схватим Нокая и приведем». Сыновья Нокая узнали о том послании и решились на борьбу с тысячами. Эмиры-тысячники послали человека ко второму сыну Нокая, Теке, [передать]: «Мы все сговорились относительно тебя, если ты поспешишь к нам, то царствование мы передадим тебе». Теке отправился к ним. Они его немедленно заточили. Джуке, который был старшим братом, собрал войско и сразился с большими тысячами. Тысячи были разбиты, и один эмир-тысячник попал в его руки. Он послал его голову к другим тысячам, которые захватили Теке. Его стерегли триста человек. Став заодно с ним, они ночью бежали и отправились к Нокаю и [его] сыновьям. Когда Токтай услыхал о несогласии их с войском, он переправился с шестьюдесятью туманами войска через реку Узи и расположился на берегу реки Тарку, где был юрт Нокая. А с той стороны [реки] прибыл, сидя в арбе, Нокай с тридцатью туманами [войска] и расположился на берегу [той же] реки. Снова под предлогом болезни он лег в арбе, послал к Токтаю гонцов и передал: «Раб твой не знал, что Государь лично благополучно прибывает. [Мое] царство и войско принадлежат рабам ильхана,^[342] раб [твой] человек старый, немощный, всю [свою] жизнь провел на службе отцов ваших. Если и произошел какой-нибудь пустяк, то [это] было по вине сыновей. Вся надежда на милость государя, что он соизволит простить эту вину». Тайно же он послал Джуке с большим войском, чтобы тот переправился через реку Тарку выше и ударил на Токтая и его войско. Караулы Токтая захватили лазутчика, и он рассказал положение дела. Когда Токтай узнал о его коварстве, он приказал войскам приготовиться и выступить. Войска с обеих сторон завязали бой. Нокая и его сыновей разбили, и множество народа в том сражении было убито. Нокай бежал с семнадцатью всадниками. Русский всадник из воинов Токтая нанес ему рану. Нокай сказал: «Я — Нокай, отведи меня к Токтаю, который является ханом». Урус, взяв [коня] его за повод, вел к Токтаю. По дороге он отдал [богу] душу. Токтай же победоносно вернулся в Сарай Бату, который является их столицей. Сыновья Нокая без пользы [для себя] колебались; так как они не видели от своей судьбы ничего хорошего, то Еке, мать его Чуби^[343] и Яйлак, мать Тури, сказали Джуке: «Самое лучшее — оставим раздоры и строптивость и отправимся к Токтаю». Джуке испугался этого и убил брата и жену отца, а сам с некоторыми приверженцами стал [бесцельно] бродить и скитаться.^[344] Он укрылся в одной крепости, путь к которой узок, как [мост] Сырат,^[345] и тесен, как сердце скареда; каков-то будет его конец? Еще до этого Нокай с Абага-ханом и Аргун-ханом положил начало искренней дружбы и единения, в ...^[346] году он послал к Абага-хану свою жену с сыном своим Тури и одного эмира и сватал у него двух дочерей. Он [Абага-хан] выдал одну дочь за Тури. Они пробыли там некоторое время, и их отпустили обласканными. Когда между ним [Нокаем] и Токтаем наступили раздор и война, он посылал постоянно к государю ислама [Газан-хану], да увековечит Аллах его власть, почтенных послов, умолял [его] о помощи и хотел стать зависимым^[347] от его высочайшей особы. Правда, случай был очень хороший, но государь ислама Газан-хан, да увековечит [Аллах] его царствование, по величию [своих] помыслов не согласился [на это] и не обратил внимания на неблагоприятные обстоятельства [Токтая], изволив сказать: «В настоящее время предательство и нарушение слова далеки от благородства; коварство и обман осуждаются и запрещаются рассудком, божественным законом и ясой; хотя у нас с Нокаем полная дружба, |A 139а, S 332| но мы не входим в их споры и ссоры, так как использование во зло удобного случая — качество не похвальное, в особенности у великих государей». Токтай же, поскольку [и сам] боялся и опасался, то для устранения этого обстоятельства [также] отправлял послов с изъявлением дружбы. Государь ислама Газан-хан, да увековечит [Аллах] его власть, вызывал к себе послов обеих сторон и говорил им во время приема: «Я не вхожу в ваши междоусобные дела и не пользуюсь [вашими] неблагоприятными обстоятельствами. Если бы вы еще поладили друг с другом, то было бы хорошо и похвально». И для того, чтобы [устранить] их подозрения и сомнения, он сам своей благословенной особой не ходил на зимовку в Арран, а зимовал в Багдаде и в Диярбекре, дабы души их были спокойны. До сего времени он сохраняет в сердце дружбу и искренность как с Токтаем, так и с сыновьями Нокая. Он неоднократно приказывал и [всегда] приказывает, чтобы никто из родичей не начинал с ними распри и не искал повода к вражде. «Мы никогда не начнем ссоры [говорил он] и не приступим [первыми] к тому, что влечет за собой смуту, дабы вина за разруху, которая постигнет улус, не обратилась на нас». Словно создатель всевышний сотворил его беспорочное существо и лучезарную душу из чистой доброты и безграничной милости. Это государь, одаренный благородством характера, знаменитый во всех концах света [своей] справедливостью и добродетелью. [Это] царь царей, пекущийся о вере, справедливый судья, устроитель войска, ласковый к подданным, [родившийся] под счастливой звездой, избранник молвы. Бог всевышний и всевеликий да дарует ему [быть во главе] народов мира на многие лета и бесконечные века и да даст ему в удел наслаждение жизнью, державой, царством и властью. Клянусь честью лучшего из пророков [Мухаммеда] и его рода праведников! Да помилует Аллах раба [своего], сказавшего «Аминь».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ДЖУЧИ-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О РАЗЛИЧНЫХ СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРЕКРАСНЫХ ПРИТЧАХ, НАЗИДАНИЯХ, ПРИГОВОРАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗРЕКАЛ ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ^[348]

ПОВЕСТВОВАНИЕ О Чагатае, сыне Чингиз-хана, а оно в трёх частях

|A 139б, S 333| Часть первая. Изложение его родословной, памятка о его женах, сыновьях и внуках, которые до сего времени [от него] произошли; изображение его и родословная таблица его сыновей и потомков.

Часть вторая. Дата [восшествия его на престол] и рассказы о времени его царствования, изображение престола, жен, царевичей и эмиров во время восшествия его на престол, памятка о его улусе и о некоторых данных [им] битвах и одержанных победах; продолжительность царствования его и его дома до сего времени.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве, о различных обстоятельствах [его жизни] и событиях, о наставлениях и притчах, которые он изрекал, о хороших приговорах, которые он выносил, из тех, что не вошли в предыдущие две части и стали известны порознь из разных книг и от разных лиц.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ РОДОСЛОВНОЙ ЧАГАТАЯ; ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ВНУКАХ, КОТОРЫЕ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ [ОТ НЕГО] ПРОИЗОШЛИ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ДЕТЕЙ И ПОТОМКОВ

Чагатай был вторым сыном Чингиз-хана; его матерью была его [Чингиз-хана] старшая жена Бортэ-фуджин, дочь Дайи-нойона из племени кунгират, мать четырех сыновей, пользовавшихся влиянием. У Чагатая было много жен и наложниц, но самыми влиятельными из них были две жены: первая — Йисулун-хатун, которая была матерью всех его выдающихся сыновей, дочь ... нойона, сына Даритая, государя [племени] кунгират. Бортэ-фуджин, старшая супруга Чингиз-хана, и отец Йисулун-хатун были [между собой] двоюродными братом и сестрой. Вторая — Туркан-хатун, сестра упомянутой Йисулун-хатун. Он женился на ней после смерти Йисулун.

Памятка о его сыновьях и внуках, которые до сего времени [от него] произошли

А у него [Чагатая] было шесть^[349] сыновей в таком перечислении и порядке:

Первый — Мутугэн,

Второй — Муджи Яя,

Третий — Белькеши,

Четвертый — Сарабан,

Пятый — Есу-Мункэ,

Шестой — Пайдар,

Седьмой — ...,^[350]

Восьмой — ...,^[351]

Подробная родословная упомянутых восьми сыновей представляется в таком виде, как это [здесь] написано о каждом из них в отдельности. А Аллах лучше знает!

[А] Первый сын Чагатая — Мутугэн, появился на свет от Йисулун-хатун, отец любил его больше других детей, и так как Чингиз-хан его [также сильно любил],^[352] то [Мутугэн] большей частью находился постоянно при нем. В то время, когда Чингиз-хан послал его отца Чагатая [вместе] с Джучи и Угедеем на осаду Хорезма, а сам занялся осадой крепости Бамиан, этого Мутугэна поразили из крепости стрелой, и он скончался.

|A 140а, S 334| Чингиз-хан поэтому впал в великое расстройство, и когда он взял ту крепость, то совершенно ее разрушил и убил всех ее жителей; он назвал ее злой [крепостью].^[353] Когда Чагатай вернулся из [Хорезма], он прибыл как раз в то время, когда разрушали крепость. Чингиз-хан приказал, чтобы ни один человек не сообщал ему о смерти [Мутугэна]. В течение нескольких дней он ему говорил, что Мутугэн уехал куда-то. А потом под каким-то предлогом он однажды нарочно начал бранить сыновей: «Вы не слушаете моих слов и не исполняете того, что я вам говорю». Чагатай, преклонив колена, сказал: «Как прикажет Чингиз-хан, так я и поступлю; умереть мне, если я проявлю [в этом] нерадение». Чингиз-хан несколько раз переспросил: «Верно ли ты это говоришь и так ли поступишь?». [Чагатай] сказал в ответ: «Пусть я умру, если я поступлю вопреки [своим словам]». Тогда [Чингиз-хан] сказал: «Мутугэна не стало, не надо плакать и сетовать». [Вс]е загорелось внутри Чагатая, но следуя приказу отца, он стерпел и не заплакал. Спустя некоторое время он вышел под предлогом какой-то надобности, в уголке немного втайне поплакал и, утерев глаза, отправился к отцу.

У Мутугэна были четыре сына в таком порядке: Байджу, Бури, Йисун-Дува и Кара-Хулагу.

А родословная этих четырей сыновей представляется в таком виде, как это [здесь] подробно изложено о каждом из них в отдельности.

[I] Первый сын Мутугэна — Байджу.

У него был [1] сын по имени Тудан, а у этого Тудана есть [а] сын, имя его Буджай, и у Буджая есть сын по имени Абдаллах.

[II] Второй сын Мутугэна — Бури.

Об обстоятельствах его рождения так рассказывают. Раньше был такой обычай, что жены домашних слуг эв-огланов собирались в ставках для работы. Однажды Мутугэн пошел в ставку и увидел множество женщин. Одну из них, обладавшую красотой, он увел в уголок и соединился с ней. Ему пришло на ум, что она, вероятно, забеременеет. Он приказал, чтобы ее разлучили с мужем и оберегали. Случилось так, что она забеременела, у нее появился на свет Бури, а ее снова отдали ее мужу. Этот Бури был крайне смел и дерзок. Когда он напивался, он говорил грубости. Дело дошло до того, что [однажды] в эпоху Менгу-каана, когда он пил вино, то ругал Бату по злобе, которую в душе питал к нему. Когда Бату услыхал об этом, он потребовал его к [себе.] По приказу Менгу-каана Мункесар-нойон отвез его к Бату, и тот его убил. Этот Бури имел пять сыновей в таком перечислении:

[1] Кадаки-Сечен, у него четыре сына в таком порядке: [а] Налигу,^[354] он имеет трех сыновей: Тимура, Орадая и Тумана; [б] Бугу, [он] имеет двух сыновей: Зу-л-карнайна^[355] и Али; [в] Бука-Тимур, имеет двух сыновей: Урук^[356]-Тимура и Олчая; [г] Бука, [детей] не имеет.

[2] Ахмед, у него есть два сына: [а] Баба, имеющий трех сыновей: Хабил-Тимура, Кабил-Тимура и Юлдуз-Тимура, [б] Сати — не известно.

[3] Ачиги, у него есть три^[357] сына: [а] Урук, имеющий двух сыновей: Юл-Буку и Газана; [б] Изшил-Туркин, [в] Урук-Тимур.^[358]

[4] Эбугэн, [детей] не имеет.

[5] Абишка, у него есть один [а] сын, по имени Урук.^[359] [Этот Абишка] во время раздора [Ариг-Вуки]^[360] с Кубилай-кааном был [на службе] у [Кубилай-]каана, он послал его стать вместо Кара-Хулагу государем улуса Чагатая и захватить Ургана-хатун. По дороге его захватило войско Ариг-Буки и увело туда.^[361] Он приказал, чтобы сын [Менгу-каана], Асутай, который был с ним заодно, казнил его.^[362]

|A 140б, S 335| А этот Абишка постоянно находился при Кубилай-каане, а в настоящее время он у Тимур-каана и очень состарился. Он влиятельнее всех царевичей, которые там находятся, и весьма уважаем и почитаем.

[III] Третий сын Мутугэна — Йисун-Дува. У этого Йисун-Дувы было три сына в таком перечислении и порядке:

[1] Му`мин,^[363] у него есть два сына: [а] Яя, имеющий сына по имени Билька-Тимур; [б] Урук Борак, у него есть пять сыновей в такой последовательности: Тоха, Уладай, Бомза, Дува [и] Бек-Тимур.

[2] Ясаур, он проезжал сюда^[364] послом в том году, когда Абага-хан отправился в Херат против караунасов и когда Ахмед бежал из Хорасана. Его убили эмиры.

У [3] Борака много сыновей и внуков, так как их имена стали известны [уже] после написания [этой] книги, то излагать [их] здесь неуместно, по этой причине они [здесь] не приводятся, а упоминаются в разделе о нем; там и следует смотреть.

Му`мин было большим пьяницей, гулякой и великим грешником. А Борак находился постоянно при Кубилай-каане и похвально исполнял служебные обязанности. Кубилай-каан приказал, чтобы он и Мубарек-шах ведали улусом Чагатая. Когда они туда прибыли, то некоторое время изъявляли [друг другу] искренние чувства, а потом один из эмиров-битикчиев Мубарек-шаха по имени ...^[365] и некоторая часть воинов стали заодно с Бораком и свергли Мубарек-шаха. И Борак стал полновластным правителем.

Так как граница улуса Чагатая соприкасалась с областью, [принадлежавшей] Кайду, [то Борак] захватил часть [владений] Кайду. А Борак, расположенный к Кубилай-каану, несколько раз сразился с Кайду; первый раз одолел Кайду. Когда они снова начали битву, то Кипчак, внук Кадан-Огула из дома Угедей-каана, устроил между ними мир; они поклялись [в этом] и стали друг другу побратимами.^[366] Кайду до сих пор называл Борака «анда», и в настоящее время их дети называют друг друга «анда». После этого он стал враждовать с кааном, а также с Абага-ханом. Он захватил в тех областях их приверженцев, забрал в свою казну [их имущество,] принялся угнетать и притеснять людей и разорять области. Он договорился с Кайду о том, что переправится через реку [Аму-Дарью] и будет воевать с Абага-ханом. Так как Кайду [сам] опасался его козней и тоже враждовал с Абага-ханом, то он дал на это согласие [для того,] чтобы [Борак] удалился из этого царства.^[367] Он [Кайду] послал вместе сБораком сопутствовать ему Кипчака, внука Кадана, и Чабата, сына Нагу сына Гуюк-хана, которые оба приходились Кайду двоюродными братьями. Каждого из них он [послал] вместе с войском. Когда они переправились через реку, Кипчак по малодушию повернул назад, и Чабат сделал так же. Борак послал вслед за ними своих братьев Му`мина, Ясаура и Никпей-Огула привезти его, если он вернется по доброй воле, а в противном случае — занять его переговорами, пока не подоспеет Джалаиртай, которого он послал вслед за ними с тремя тысячами конных, и не захватит его. Когда они настигли Кипчака, а он [не пожелал] вернуться, они хотели дать ему вина и отвлечь [его]. Он [это] понял и сказал им: «[Вот] у вас какой умысел; уходите добром, иначе я вас заберу и уведу с собой». Испугавшись, они повернули обратно, а когда увидели Джалаиртая, сказали ему: «Он далеко ушел, ты его не настигнешь». Он тоже с ними вернулся. Когда Борак, потерпев поражение, переправился через реку Аму и [когда] большая часть родственников и воинов от него отвернулась, он послал Ясаура к Кайду и поручил [ему] передать: «Родичи и лица, которых ты послал, не проявили твердости |A 141а, S 336| и верности, и каждый из них под каким-нибудь предлогом вернулся назад, а начало [этому] сделал Кипчак; такие действия и были причиной поражения войск». Когда Кайду услышал то, что было поручено передать [ему], он задал вопрос Ясауру: «Когда он [Борак] послал тебя: с Му`мином и Никпеем за Кипчаком, послал ли он с хитростью вслед за вами какое-нибудь войско, или нет?». Ясаур сказал: «Нет». Кайду были известны обстоятельства дела, он сказал: «Поражение явилось [следствием] того зла, что у вас на языке не то, что на сердце, не в тот ли раз шел вслед за вами Джалаиртай, чтобы захватить Кипчака?». Ясаур крайне испугался; Кайду забрал его и заковал. Посоветовавшись с эмирами, он выступил в поход под видом помощи Бораку, [втайне думая, что], может быть, ему удастся каким-нибудь способом отразить его. Когда он приблизился,^[368] то появился слух, что людей Борака, которые отправились вслед за Муджа Яя, Ахмедом и Никпей-Огулом, убили. Борак послал гонца [передать]: «Зачем анда Кайду сам беспокоится и [сам] прибыл, пусть возвращается обратно, так как в помощи нет нужды». Он не послушал, сразу отправился и расположился вокруг ставки Борака. В ту же ночь Борак умер. Так как никто к ним не являлся, то [Кайду] послал навести справки. [Оказалось], что Борак действительно умер. Кайду вступил в его ставку, совершил [обряд] поминовения и послал похоронить его в горах.

После Борака государем Чагатаева улуса стал его двоюродный брат Бука-Тимур, сын Кадана. А после него [улус] отдали Дуве, сыну Борака, и у него с Кайду и с его сыновьями полное согласие. [Еще] до этого, когда он постепенно собрал войско Чагатая и когда восстал Ноуруз, он отправился к нему и к Кайду, и [так как] он знал дороги и положение Хорасана, то возбуждал их, пока они не совершили набега на Хорасан и не разграбили Исфарайн. Этим поступком, который совершил Ноуруз, областям было нанесено много вреда, и было убито много невинных мусульман, как о том изложено в счастливом повествовании о государе ислама Газан-хане, да увековечит [Аллах] его царствование. А после этого Уйгуртай, сын Кутлуг-Буки, бежал и отправился к Дуве, а он хорошо знал дороги Мазандерана. В то время, когда Кайду враждовал с Гейхату и эмиры Гейхату, совершив предательство, окружили его и убили, государь ислама [Газан-хан], да увековечит [Аллах] его власть, пришел вместе с войском, захватил Кайду, убил его и [сам] воссел на ханский престол. Дува, воспользовавшись удобным случаем, что войска [Газан-хана] пришли из Хорасана в эту страну,^[369] и тем, что Уйгуртай был его проводником, прошел через пустыню в Мазандеран, разбил часть обоза воинов государя ислама Газан-хана, да увековечит [Аллах] его власть, которые были в тех пределах, и вернулся назад.

Эти события будут изложены в повествовании о государе ислама [Газан-хане], да увековечит [Аллах] его царствование. Дува вместе с Кайду несколько раз сражался с войском каана и был разбит. А в последний раз они оба были ранены. Кайду умер от той раны, а Дува остался парализован. У него есть сыновья, в том числе Кутлуг-ходжа, которому поручили область Газну и войско караванэ, которые издавна находятся в зависимости от них. Летом они селятся в пределах Гура и Гарчистана, а зимою — в области Газны и в той стороне. Им постоянно приходится воевать с делийскими султанами. Войско Дели неоднократно их разбивало. Они всегда вступают в пределы этой страны разбойничьим и воровским путем и вносят с собой смуту. Бузма хотел отправиться к каану, Кайду узнал [об этом] и убил его. А Аллах лучше знает и лучше может [о том] судить.

[IV] Четвертый сын Мутугэна — Кара-Хулагу. У него был один [1] сын по имени Мубарек-шах, а этот Мубарек-шах имел пять сыновей в таком порядке и перечислении: [а] Оджчай-Бука, у него есть сын по имени Кутлуг-шах; [б] Буралги, у него есть сын по имени Кутлуг; [в] Уркудак, [г] Иисун, [д] Булат-Кадак.

|S 337| Чагатай^[370] этого Кара-Хулагу сделал наследником престола вместо его отца Мутугэна. Его женой была Ургана-хатун. Мубарек-шах появился на свет от нее. А когда Кара-Хулагу скончался, Алгу, сын Байдара, который был его двоюродным братом, стал по приказу Ариг-Буки государем Чагатаева улуса и посватал [за себя] Эргэнэ-хатун. Спустя некоторое время он скончался, и этот Мубарек-шах сел на место отца.

И Борак по приказу Кубилай-каана прибыл [туда]. Так как Мубарек-шах стал государем,^[371] он ни слова не сказал, а постепенно собрал вокруг себя разбросанное [повсюду] войско, захватил в [свои] руки царскую власть и улус,^[372] обвинил Мубарек-шаха и довел его до такой степени [унижения], что сделал его начальником своих ловчих.^[373] А когда Борак пришел в Хорасан воевать с Абага-ханом, Мубарек-шах был с ним. Он бежал^[374] и явился к Абага-хану. Рассказ об этом впоследствии будет подробно^[375] изложен в своем месте,^[376] если Аллаху всевышнему будет угодно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ЧАГАТАЙ-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; УПОМИНАНИЕ О ЕГО УЛУСЕ И О НЕКОТОРЫХ ДАННЫХ [ИМ] БИТВАХ И ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ЛЕТОПИСИ И ДЕЯНИЯ ЕГО РОДА ДО НАСТОЯЩЕЙ ПОРЫ

Чагатай был государем умным,^[377] способным, внушающим к себе уважение. Его отец Чингиз-хан сказал эмирам: «Всякий, кто имеет сильное желание познать ясу, билики и правила, как блюсти царство, пусть последует за Чагатаем; кто любит деньги, богатство, покой и благородные манеры, пусть идет за Угедеем, а кто хочет [научиться] обхождению с людьми, наукам, отваге и владению оружием, пусть состоит при Тулуй-хане». В то время, когда он распределял войска, он дал ему четыре тысячи человек, как об этом подробно написано в повествовании о нем, в главе о распределении войска. Из эмиров он передал ему^[378] Карачара из рода барулас и Муке — отца Йисун-нойона из рода джалаир, а из областей — юрты от Алтая,^[379] который был юртом родов найман, до берегов Джейхуна. Во времена Чингиз-хана, как об этом [уже] было сказано в повествовании о нем, [Чагатай] постоянно находился при отце, выступал согласно его приказу в походы, исполняя дела с полным рвением и старанием, и согласно тому, как излагается, покорил [многие] области. Осенью коин-ил, то есть года барана, соответствующего [месяцу] шабану 607 г.х. [18 января — 15 февраля 1211 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход с намерением [покорить] область Хитая, Чагатай, Угедей и Тулуй вместе взяли пять городов: Аун-Ауй, Фонг-Хинг, Фу-Чжиу, Сунг-Чжу и Фунг-Чжиу. А после этого, когда осадили город Чжу-Чжоу, они втроем в год обезьяны пришли [в] …, и взяли все города, области и крепости от города Юнг-Чжиу до города Фунг-Хим. Оттуда, дойдя до реки Кара-мурэн и повернув обратно, они захватили города Фунг-Лиг-Фу и Тай-Юань-Фу и их уезды …, и разграбили, а агар-тумар Тай-Юань-Фу принадлежал Чагатаю. После этого, зимою лу-ил, то есть года дракона, начало коего соответствует [месяцу] зу-ль-хиджэ 617 г.х. [27 января — 24 февраля 1221 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход с намерением [покорить] области тазиков и достиг города Отрара, он оставил для осады [этого города Чагатая] с братьями Джучи и Угедеем. Они завоевали [его]. А после этого они взяли Фенек^[380] и большую часть гордов Туркестана и после побед прибыли к отцу в Самарканд. А после этого он послал его с Джучи и Угедеем осадить Хорезм. А так как у [Чагатая] с Джучи не было согласия, то [Чингиз-хан] приказал, чтобы старшим и начальником был Угедей, хотя он и был младше [годами]. И он благодаря [своим] способностям установил между братьями согласие, и они сообща взяли Хорезм.^[381] Джучи со своим обозом ушел, а они летом [года] морин-ил, то есть в году лошади, соответствующем 619 г.х. [15 феврался 1222 — 6 января 1223 г. н.э.], прибыли в Таликан^[382] к Чингиз-хану, предстали пред ним и поднесли дары в знак своей преданности. Проведя то лето в пределах Таликана, Чагатай, Угедей и Тулуй все трое вместе отправились во главе с отцом к берегам реки Синда, преследуя султана Джелал-ад-дина. Они разбили войско султана, и султан, обратившись в бегство, перешел реку. Проведя то лето в тех краях, они занялись покорением окрестных областей. А после этого во главе с отцом пришли в [свой] коренной юрт. А потом в |A 143а, S 342| такику-ил, то есть в году курицы, соответствующем 622 г.х. [13 января — 4 декабря 1225 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход против страны Тангут, которая снова восстала, он приказал Чагатаю быть над [одним] крылом войска в тылу ставок; согласно указанию, он был этим занят, пока не вернулись его братья Угедей и Тулуй, которые были с отцом, а вслед за ними доставили и в ставки гроб Чингиз-хана.

Исполнив сообща в точности обряды оплакивания, каждый [из них] отправился в свой юрт и жилище. Так как из братьев Чагатай был в тесной дружбе только с Угедеем и Тулуем, он приложил много стараний [в хлопотах] о восшествии Угедея на каанский престол и проявил рвение, чтобы согласно приказанию отца посадить его на престол. Вместе с братом Тулуем и другими родственниками он девять раз земно бил челом и совершил «тикшимиши». Несмотря на то, что он был старшим братом, он оказывал Угедей-каану полный почет и весьма соблюдал [все] мелочи чинопочитания. Между прочим, был такой [случай]. Однажды они поехали верхом, каждый на быстром коне. И в опьянении он [Чагатай] сказал ему [Угедею]: «Пусти коней об заклад наперегонки». Побившись об заклад, они поскакали. Конь Чагатая шел немного резвее и на голову обогнал [коня Угедея]. Дома ночью Чагатай вспомнил об этом случае и подумал: «Как это допустимо, чтобы я бился об заклад с кааном и чтобы мой конь обогнал его; такой поступок большая грубость. Глядя на это, и другие станут дерзкими, а это приведет к вредным последствиям». Рано утром он созвал эмиров и сказал: «Я вчера впал в грех и совершил такой-то поступок; отправимся к его величеству каану, дабы он обвинил меня и воздал мне то, что следует». Он выступил с эмирами большой толпой и прибыл во [дворец] раньше урочного времени. [Очередные стражи] доложили [каану], что Чагатай прибыл со множеством людей. Угедей-каан хотя и имел к нему полное доверие, но все же забеспокоился, что могло быть тому причиной; он выслал к нему людей расспросить. [Чагатай] ответил: «Мы, все родичи, на курилтае уговорились и присягнули в том, что Угедей будет кааном, что мы пойдем по пути подчинения и повиновения и что ни под каким видом не будем ему противиться и не будем с ним [спорить]. Вчера я побился с ним об заклад и пустил скакуна в перегонки. Разве нам пристало битье с кааном об заклад? Поэтому я виноват и приехал сознаться в своей вине, чтобы подвергнуться наказанию. Убьет ли, даст ли палок, — он судья». Угедей-каан устыдился [своих подозрений], умножил к нему свою любовь и милость, проявил внимание, послав [передать]: «Что это за слова? Он мой старший брат, стоит ли [обращать] внимание на такие мелочи?». Тот не слушал. В конце концов он согласился на то, что каан дарует ему жизнь, а он верноподданнически подносит девять лошадей. Битикчии огласили: «Каан дарует жизнь Чагатаю, дабы все слышали и знали, что он совершает „тикшимиши" по случаю прощения вины». После этого [Чагатай] вошел в ставку и со свойственным ему красноречием рассказал об этом всему собранию. По этой причине между ними укрепилось согласие и союз. И другие родственники все склонились пред его приказом и избрали путь подчинения.

Те страны, которые во времена Чингиз-хана [еще] не были покорены, в эпоху Угедей-каана все покорились, и царствование дома Чингиз-хана и положение его войск укрепилось. Поскольку Чагатай так жил с кааном, то каан назначил состоять при нем одного из своих сыновей, Гуюк-хана, и поставил его на должность «кезика», и [Гуюк-хан] ему служил. Величие Чагатая достигло такой степени, что он правил улусом и войском, которые ему дал Чингиз-хан, и был в Бишбалыке полновластным на царском престоле своего государства. Каан посылал гонцов и совещался с Чагатаем о всех значительных^[383] делах и не начинал их без его совета и одобрения. А тот тоже во всех отношениях шел путем согласия и содействия и рассказывал обо всем, что у него происходило, о каждом событии, и всегда, когда случалось какое-нибудь важное, большое дело, |A 143б, S 343| являлся на курилтай к каану. Все царевичи и эмиры выезжали ему навстречу, он являлся к его величеству каану и, совершив «тикшимиши», шел во внутренние покои. И в течение тринадцати лет, что [Угедей-каан] пребывал на царском престоле своего государства, двенадцать лет [из них] Чагатай таким образом проявлял к нему дружбу и оказывал помощь. И меньше чем через год после^[384] смерти каана в 640 г.х.^[385] [1 июля 1242 — 22 мая 1243 г. н.э.] скончался. Вот все!

Рассказ об обстоятельствах царствования в улусе Чагатая после его смерти, о последовательном восшествии на престол его потомков вплоть до сего времени

После смерти каана и Чагатая, хотя наследником престола был Кара-Хулагу, самый старший из детей старшего сына Чагатая — Мутугэна, который еще при жизни отца, во времена Чингиз-хана, скончался от ранения стрелой у крепости Бамиан, Гуюк-хан для противодействия, которое он оказывал Менгу-каану, послал на царство Чагатаева улуса Йису-Менгу,^[386] сына Чагатая. Когда Менгу-каан стал кааном, он дал Кара-Хулагу ярлык убить Йису-Менгу и как наследнику престола стать государем того улуса. Кара-Хулагу, не дойдя до улуса, скончался в пути, а его жена Ургана-хатун, дочь Туралчи-гургэна из племени ойрат, убила Йису-Менгу на основании ярлыка и сама царствовала вместо [своего] мужа. Когда Менгу-каан скончался, Кубилай-каан послал Абишку, старшего сына Бури, который был третьим^[387] сыном Мутугэна, захватить Ургана-хатун и стать вместо Кара-Хулагу правителем улуса Чагатая. Так как в то время между Кубилай-кааном и Ариг-Букой была распря, то Абишку в пути захватило войско Ариг-Буки и увело к нему. [Ариг-Бука] приказал Асутаю, сыну Менгу-каана, убить его [Абишку], а Алгу, сыну Байдара, шестого сына Чагатая, который находился при нем, выдать ярлык быть государем Чагатаева улуса и охранять те рубежи от войска Кубилай-каана и войска дома [Чагатая].^[388] Он посылал ему собранные с областей [съестные припасы], провиант и [все] нужное для войска, дабы он спокойно выступил с войском против Кубилай-каана. Алгу прибыл в [улус], представил ярлык и стал полновластно царствовать. А Ургана-хатун отправилась к Ариг-Буке и пожаловалась на Алгу. Она пробыла там долгое время. Спустя некоторое время Ариг-Бука послал в те пределы гонцов, чтобы [они] вывели от [каждого] десятка вьючных животных по две головы и заготовили много оружия и денег. Трех гонцов звали: Иркакун, Буритай и Шади. Они выехали, доставили Алгу ярлык и стали заготовлять вьючных животных, вооружение и деньги. Когда часть была собрана, они собрались уезжать. В 661 г.х.^[389] Алгу задержал их и сказал, что когда прибудут, закончив дело, другие нукеры, то они отправятся вместе. Спустя некоторое время [нукеры] прибыли. [Гонцы] потребовали от них отчет: «Почему вы задержались?». Те ответили: «Алгу чинил препятствия». Они явились к дверям [ставки] Алгу и послали передать: «Мы прибыли [сюда] согласно ярлыку Ариг-Буки, он взимает налоги, какую власть ты имеешь над нами, что чинил препятствия нашим нукерам?». Так как он зарился на это добро, то разгневался на грубые слова гонцов, схватил их и заковал. После этого он устроил со своими эмирами совещание о том, как лучше поступить. Они сказали: «Совещаться надо было до того, как схватили гонцов, а теперь, когда мы стали с Ариг-Букой врагами, [единственный] путь — это окончательно порвать с ним и служить Кубилай-каану». Тогда он убил гонцов и забрал [все] то добро и вооружение. Таким образом он стал много сильнее. Вернулась Ургана-хатун, Алгу взял ее в жены и получил неограниченную власть на престоле Чагатая. Когда известие об этом дошло до Ариг-Буки, он повел в Мавераннахр войско против Алгу. Они сражались; два раза Ариг-Бука был разбит, потерпел поражение, а в третий раз обратился в бегство Алгу. Он вошел в Бухару и Самарканд, забрал у богачей много денег, вьючных животных и вооружения и роздал своему войску. А Ариг-Бука разграбил его обозы. Спустя год он ушел из тех пределов, чтобы отразить войска каана. В следующем году, [в 662 г.х.],^[390] умер Алгу, а Ургана-хатун, поскольку все эмиры и воины были у нее в подчинении, посадила на царство своего сына от Кара-Хулагу — Мубарек-шаха. А войско по старым обычаям грабило в области и совершало бесчинства. А так как Мубарек-шах был мусульманином, то он не позволял обижать подданных. Когда Ариг-Бука по необходимости отправился на служение к каану, а в тех областях утихла смута, каан послал в улус Чагатая Борака, сына Йисун-Дувы, второго сына Мутугэна; он долгое время состоял при его величестве. [Каан] выдал ярлык на то, чтобы Мубарек-шах и он ведали [вместе] тем улусом. Когда Борак туда прибыл и увидел, что Мубарек-шах и Ургана-хатун имеют власть и силу, он не предъявил ярлыка. Мубарек-шах спросил [его]: «С какой целью ты приехал?». Тот ответил: «Я долгое время отсутствовал в улусе и доме; люди мои разбрелись и рассеялись. Теперь, испросив разрешение, я приехал, чтобы собрать приверженцев и кочевать с вами». Мубарек-шаху пришлась по душе эта речь. Борак жил с ним скрытничая, с умом и понемногу изо всех уголков собирал вокруг себя ратных людей. Неожиданно с ним оказались заодно эмир-битикчи Мубарек-шаха и часть [его] войска. Они устранили Мубарек-шаха от дела, и Борак стал самодержавным правителем. Он довел дело Мубарек-шаха до того, что сделал его начальником своих ловчих.^[391] Так как Кайду и Ариг-Бука были [друг с другом] в союзе и согласии и, договорившись, отказывались ехать к его величеству каану, то каан для того и послал Борака, чтобы тот отразил Кайду. В соответствии с этим указанием он, как только собрал силу, повел войско против Кайду. Они сразились. Сначала Борак потерпел поражение, они во второй раз приступили |A 144б, S 345| к сражению. Кипчак-Огул, сын Кадан-Огула сына Угедей-[каана], у которого была дружба с Бораком, примирил их и устроил между ними союз и договор. Они побратались друг с другом. Борак, став уверенным и обеспеченным также и с его стороны, укрепился на престоле Чагатая. Устроив после этого курилтай он сказал Кайду: «Наши войска увеличились, и эти области не могут выдержать^[392] их [содержания], я переправлюсь через реку, чтобы забрать область Хорасана: нужно, чтобы анда Кайду оказал мне помощь». Так как Кайду хотел, чтобы [Борак] ушел из этих краев, и [еще потому, что] он враждовал с Абага-ханом, то он согласился на это и повелел Кипчаку-Огулу и Чапат-Огулу, сыну Наку сына Гуюк-хана, чтобы каждый из них пошел войском в помощь Бораку. Борак повел войско, переправился через реку и остановился у границы Мерва. Когда он дал бой Тобшину, брату Абага-хана, эмир-тысячник по имени Суджакту, услышав, что с Бораком пришел Кипчак, бежал и перешел на их сторону и сказал: «Я [данник] Кипчака и вот пришел к своему государю». И вывел в [подарок ему] прекрасных лошадей. После этого Кипчак приказал ему: «Приведи несколько лошадей и сделай также подношение Бораку». Суджакту так и поступил. На следующий день в ставке Борака Джалаиртай сказал Кипчаку: «Борак пришел со столькими тысячами войска, чтобы за тебя рубить саблей». Кипчак спросил: [«Что из этого следует?»]. Тот ответил: «То, что должно последовать. Хотя Суджакту и данник и зависит от тебя, почему он столько времени не являлся к тебе? Сегодня благодаря Бораку он сюда пришел, ты повел его к себе и прекрасных лошадей, которые приличествуют Бораку, ты взял [себе], а тех, что [больше] подобают тебе, приказал поднести в дар Бораку». Кипчак сказал ему: «Кто ты такой, что становишься между нами, родственниками?». Джалаиртай ответил: «Я слуга^[393] Борака, а не твой, чтобы [ты мог] спрашивать меня, кто я таков». Кипчак сказал: «Когда это [карачу смел] спорить с [кем-нибудь] из дома Чингиз-хана? Что ты, собака, мне возражаешь?». — «Если я и собака, то Борака, а не твоя, — ответил [Джалаиртай], — ты блюди свою честь и знай свое место». У Кипчака было задето самолюбие, он сказал: «Ты мне [так] отвечаешь? Я тебя разрублю пополам! Борак старший брат и ничего мне не скажет за тебя». Джалаиртай схватился за нож и сказал: «Если ты замышляешь против меня, то я тебе распорю живот». Когда уже дошло до такой крайности, а Борак ничего не сказал, то Кипчак понял, что он держит сторону Джалаиртая, из самолюбия вышел из ставки Борака и, посоветовавшись со своим войском, снял свою ставку под Меручаком, бежал со своим войском и переправился через реку. Когда Борак [об этом] узнал, то послал за ним своего брата Никпея, а вслед за ними отправил еще Джалаиртая с тремя-четырьмя тысячами всадников, как об этом [уже] подробно было написано в конце родословной Борака. После этого убежал со своим войском также и Чапат и ушел к Кайду. В итого Борак потерпел поражение, и большая часть его воинов была убита войском Абага-хана, а те немногие, которые остались [в живых], разбрелись. Борак, обращенный в бегство, шел до Бухары, обманутый, он заболел с досады и тайно^[394] выступил против Ахмед-Огула, сына Муджи-Яя сына Чагатая, который отказал ему в помощи. Он послал к Кайду Ясара со [следующим] поручением: «Царевичи^[395] проявили упущение в деле оказания помощи, и вследствие этого войска потерпели поражение; а я, несмотря на слабость, следую за ними, если анда еще окажет помощь, то мы их заполучим и воздадим по заслугам». Как было [уже] рассказано, Кайду захватил Ясара и, заковав [его], шел с войском под видом оказания помощи, чтобы [воспользовавшись] слабостью Борака совершенно изгнать его. А Борак, когда его люди заполучили в [свои] руки Ахмед-Огула и убили [его], стал раскаиваться в том, что в ту самую пору призвал Кайду. Он послал человека [передать ему]: «Нужды [больше] нет, анда Кайду пусть себя не беспокоит и возвращается обратно». А тот, не приняв во внимание эти слова, пришел и остановился вблизи ставки Борака, охватив [ее] кольцом, как [уже] было сказано в родословной Борака. Борак в ту же ночь скончался. На следующий день Кайду совершил обряд оплакивания, и его похоронили. Эмиры и царевичи, которые были в его ставке, пришли к Кайду и поклонились [ему] в землю: «До сих пор нашим правителем был Борак-ака,^[396] в настоящее время [наш] государь |A 145а, S 346| Кайду-ака, как он прикажет, так будем служить». Кайду обласкал их, а имущество Борака разделил между своим войском. Нагрузив [его] он повернул обратно и ушел в свой юрт. После этого восстали и ушли к каану Бек-Тимур, старший сын Борака, и сыновья Алсу, Чупай и Капан. К каану также ушел с группой эмиров Чапат, пленник Угедей-каана. А потом к Абага-хану прибыли также сыновья Мубарек-шаха и сын Кара-Хулагу, они были отмечены почестями и уважением и назначены начальниками войска Никудара, которое было в пределах Газны. А в тот год, когда Абага-хан отправился в город Херат, чтобы отразить караванэ, к нему прибыли сыновья Мубарек-шаха со всеми своими ставками [ордами] и до конца были здесь [в Иране]. И Ясар,^[397] брат Борака, в то же время прибыл как подданный и покорный на служение [к Абага-хану].

После смерти Борака царство улуса Чагатая отдали Никпею, сыну Сарабана, его [Борака] двоюродному брату. Три года он был государем, а после этого [царство] отдали Бука-Тимуру, сыну Кадака, седьмого сына Чагатая. Он некоторое время был государем и заболел коростой, у него выпали все волосы [на голове] и [на лице].^[398] Он умер от этой болезни. После него царствование над тем улусом Кайду отдал Дуве, сыну Борака. В настоящее время он является государем, но он больной и немощный, вследствие того что в прошлом 610 г.х.^[399] [23 мая 1213 — 13 апреля 1214 г. н.э.] он одновременно с Кайду был ранен в сражении с войском каана. Кайду скончался от той раны, а Дува остался больным и не мог излечиться. Вот и все!

Рассказ о наибах Чагатая — Везире и Хабаш-Амиде

У Чагатая было два наиба: имя одного было Везир, а другого — Хабаш-Амид. А обстоятельство дела Везира таково: он был родом из Китая и был служителем лекаря-китайца, состоявшего при Чагатае. После смерти того лекаря он стал пастухом Кушук-нойона, [одного] из эмиров Чагатая. Случилось так, что однажды Чагатай расспрашивал того Кушук-нойона из племени джалаир, который был стар и обладал опытом и был осведомлен о прежних делах, об обстоятельствах Чингиз-хана и о том, какую область тот завоевывал каждый год. Так как он хорошо не помнил, то отправился домой и стал расспрашивать каждого из челядинцев о том, как обстояло дело. И каждый говорил то, что ему было известно. Этот упомянутый китаец, который был его пастухом, слушал снаружи жилья и объяснял, что было в тех рассказах верно и что неверно. [Он объяснял] таким образом, что и тем людям стало ясно и все они соглашались с тем, что он рассказывал. Кушук позвал его внутрь и спросил: «Откуда ты получил сведения об этих делах?». Он вынул свиток, куда он изо дня в день заносил все происшествия и истории, которые были ему желательны. Кушук-нойон обрадовался и повел его со свитком к Чагатаю. Так как Чагатай очень любил билики и мудрые изречения, то ему понравились его слова и речи, он потребовал от Кушука этого китайца и сделал его своим приближенным. За короткое время он совсем осмелел на службе [Чагатая], стал влиятельным и прославился. Каан узнал его ловкость и одобрял ее. Так как он считал его приближенным Чагатая, то назвал его Везиром. Этот Везир был низенького роста, жалкий на вид, но очень отважный и острый на язык, находчивый и красноречивый. В еде и питье был очень силен. Его положение достигло такой степени, что он сидел выше большинства эмиров и при Чагатае высказывался смелее всех, до того, что [когда] однажды хатун, супруга Чагатая, во время докладов начала что-то говорить, Везир на нее крикнул: «Ты — хатун, тебе не пристало об этом деле говорить». И еще [один случай]: одну из новобрачных Чагатая заподозрили [в сношениях] с каким-то лицом. Везир, не посоветовавшись с Чагатаем, убил ее. Когда [это] стало известно Чагатаю, [Везир] доложил: «Как это твоя молодая жена совершает непохвальные дела и позорит звание жены?». Чагатаю это понравилось, он одобрил.

|A 145б, S 347| Поскольку в то время был такой обычай, чтобы каждое слово, которое скажут государи, изо дня в день записывали, — все они говорили большую часть речей складно и со скрытым смыслом, — то каждый [государь] назначал одного из приближенных записывать его слова. Слова Чагатая записывал упомянутый Везир. А у каана был наиб из уйгуров, по имени Чингкай. Однажды [каан] спросил Чагатая: «Кто лучше — твой Везир или мой?». Чагатай ответил: «Вероятно, Чингкай лучше». Однажды на пиру оба брата изрекли билики, а [Везир], усвоив их, вышел, чтобы записать. Каан, и Чагатай оба запомнили [то, что говорили], и хотели испытать, сможет ли Везир так же точно записать или нет. Он занялся писанием биликов. Менгу-каан проходил мимо и начал с ним разговор. Везир сказал: «Не трожь меня, дабы я записал то, что слышал». После того как он принес [написанное] и они проверили, [оказалось], что он так и написал и всю совокупность [выражений] усвоил, за малым исключением в начале и в послесловии. Каан отдал [ему] справедливость, что прав Чагатай — его Везир-де лучше моего наиба. И пока был жив Чагатай, Везир поэтому имел при нем [большое] влияние.

Говорят, что во времена^[400] Угедей-каана Чагатай написал ярлык что часть областей Мавераннахра, которые по приказу каана были во владении Ялавача, отдал кому-то другому. Ялавач объяснил каану это обстоятельство. Каан послал к Чагатаю ярлык с запросом и приказал написать ответ. Чагатай в ответ написал: «Я необдуманно совершил непутное и не имею ничего, что я мог бы написать в ответ, но так как каан приказал мне написать, то я на это отважился и [вот] столько написал». Каану [это] понравилось, и он принял его извинение и отдал ту область в инджи-[икта] Чагатаю. После этого Ялавач прибыл к Чагатаю, тот его допросил и выбранил. Ялавач сказал Везиру: «Я имею к тебе слово наедине». Когда они сидели наедине, [Ялавач] сказал Везиру: «Я наиб каана, Чагатай без совещания с тобой^[401] не может меня убить, а если я на тебя пожалуюсь, каан [прикажет тебя убить].^[402] Если уладишь мне [дело], тем лучше, а не то я донесу на тебя каану, чтобы он тебя [казнил],^[403] а если ты эти мои слова скажешь Чагатаю, сколько бы он меня ни спрашивал я буду отрекаться, а у тебя нет ни одного свидетеля». Таким образом Везир был принужден уладить его дело.

Есть много рассказов об этом Везире. Здесь было приведено [только] немного. Везир неоднократно говорил Чагатаю: «Ради тебя я ни одно существо не сделал себе другом. После тебя никто меня не пощадит». Когда Чагатай скончался, его умертвили по обвинению в том, что он [якобы] дал Чагатаю зелья.

А обстоятельства Хабаш-Амида таковы: он был мусульманином, битикчием Чагатая, а родом из Отрара.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ЧАГАТАЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ, О РАЗЛИЧНЫХ ДЕЯНИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ ИСТОЧНИКОВ^[404]

|A 146а, S 348| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Тулуй-хане, сыне Чингиз-хана, а оно в трех частях

Часть первая. Изложение его родословной, памятка о его женах, сыновьях и внуках, имеющих отрасли до сего времени, его изображение и родословная таблица его детей и внуков, за исключением появившихся на свет от сыновей, бывших государями, [так как] о каждом [государе] будет приведено отдельное повествование.

Часть вторая. Дата [восшествия его на престол] и рассказы о нем, за исключением того, что необходимо было рассказать о [его] отце и братьях, краткое изложение тех [рассказов]; изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восседания его на троне; помятка о войнах, которые он вел, и о взятых им областях и одержанных победах; продолжительность его благоденствия.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве, о различных деяниях и происшествиях, о притчах и биликах, кои он изрекал, о хороших приговорах, кои он издавал, из того, что не вошло в предыдущие две части и стало известно порознь из разных книг и от разных лиц.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ВНУКАХ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ ИЗ НИХ, КОТОРЫЕ ПОЯВИЛИСЬ НА СВЕТ ОТ ГОСУДАРЕЙ, [ТАК КАК] О КАЖДОМ ИЗ НИХ БУДЕТ ПРИВЕДЕНО ОТДЕЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ, ЕСЛИ БОГУ ВСЕВЫШНЕМУ БУДЕТ УГОДНО

Тулуй-хан — четвертый сын Чингиз-хана,^[405] младший из четверых его влиятельных сыновей, которых называли четырьмя кулуками,^[406] то есть [бывших] на положении четырех столпов. Его матерью была старшая хатун — супруга Чингиз-хана Бортэ-Фуджин, от которой были также и три [его] старших брата. Его прозвища были Екэ-нойон и Улуг-нойон, то есть великий эмир; он был общеизвестен под этими [именами], а Чингиз-хан называл его другом.^[407] По храбрости и отваге, по распорядительности и умению высказать суждение он не имел равного. Его отец просватал за него, когда он был [еще] в детском возрасте, дочь Джакамбу, брата Он-хана, государя племени кераитов, по имени Соркуктани-беги.^[408] Она была старшей и любимейшей из жен Тулуй-хана и матерью его четырех влиятельных сыновей, которые так же, как и четыре сына Чингиз-хана, были на положении четырех столпов государства. И кроме нее, он имел жен и наложниц. У него было десять сыновей^[409] в таком порядке, как [здесь] подробно перечисляется:

Первый — Менгу[-каан],

Второй — Джурика,

Третий — Хутухту,

Четвертый — Кубилай,

Пятый — Хулагу,

Шестой — Ариг-Бука,

Седьмой — Буджак,

Восьмой — Мука,

Девятый — Сатуктай,

Десятый — Сабуктай.

Обстоятельства [жизни] потомков этих десятерых сыновей и подробное изложение того, о чем рассказывается в этом повествовании, [представляются] в таком виде, как [здесь] приводится, и Аллах — споспешествователь.

|A 146б, S 349| [A] Первый сын Тулуй-хана — Менгу-каан — появился на свет от Соркуктани-беги, так как он был государем и кааном, то о нем будет отдельное повествование и там будет сказано о его потомках, если богу всевышнему будет угодно.

[Б] Второй сын Тулуй-хана — Джурика — родился от Сарук^[410]-хатун, он умер в юных летах и детей не имел.

[B] Третий сын Тулуй-хана — Хутухту — родился от Лингкум^[411]-хатун, у него тоже не было сыновей, но он имел дочь по имени Беклемиш-ака. Ее отдали за Салджидай-гургэна, эмира, из племени кунгират. Этот эмир был у Токтая, государя улуса Джучи-хана, и скончался в 701 г.х. Келмыш-ака [в настоящее время] еще жива и там живет. Токтай и другие царевичи ее уважают и почитают. А так как она [сама] из рода Тулуй-хана, то всегда дружила и дружит с его потомками, постоянно посылает [к ним] послов и извещает и уведомляет [их] о происшествиях, которые случаются в том государстве. Ее стараниями были укреплены основы дружбы между Токтаем и другими [царевичами] рода Тулуй-хана,^[412] она препятствовала смуте и вражде. Когда сына Кубилай-каана Нумугана^[413] его двоюродные братья, замыслив злое дело и соединившись в злобе, захватили и отослали к Менгу-Тимуру, бывшему в то время государем Джучиева улуса, Келмыш-ака проявила старания, чтобы его в сопровождении некоторых царевичей и старших эмиров с полным почетом и честью отослали к его отцу,^[414] как о том будет изложено в повествовании о Кубилай-каане.^[415] А причиной тех ужасных раздоров, которые возникли между Токтаем, государем Джучиева улуса, и Нокаем, сыном Татара, ведавшим правым крылом войска того [же] улуса, и того, что Токтай с его помощью стал государем, а [также] тех войн, которые они вели друг с другом, был ее муж Салджидай-гургэн, как [то уже] упоминалось в повествовании о Джучи-хане. Дошло до того, что Нокай был убит, а [дела] его сыновей совершенно пришли в упадок. Вот и все!

[Г] Четвертый сын Тулуй-хана — Кубилай-каан — появился на свет от его старшей жены Соркуктани-беги. Так как он был кааном, то о нем будет отдельное повествование, и там будут подробно упомянуты разветвления и отпрыски его сыновей, если Аллаху великому будет угодно.

[Д] Пятый сын Тулуй-хана — Хулагу-хан — появился на свет также от [выше]упомянутой старшей жены. Он был великим благоденствующим |A 147а, S 350| государем. Дела его прекрасны, подобны деяниям его деда Чингиз-хана. Из его рода были великие и влиятельные почитаемые государи в Иранской земле и в других государствах, и они существуют до сих пор. А самое основное, самое святое из дома [Чингиз-хана] и то, что составляет сливки его столпов, особенно его сыновей, да и вообще всех монгольских царевичей, запечатлелось в благословенном образе такого августейшего государя, каким является благочестивейший^[416] государь, помощник веры Аллаха Газан-хан, да увековечит Аллах его царствование.

Памятка об отпрысках его сыновей будет изложена в повествовании о нем. Вот и все!

[Е] Шестой сын Тулуй-хана — Ариг-Бука — появился на свет тоже от [выше]упомянутой старшей жены. Так как он долгое время вел спор с Кубилай-кааном из-за престола и каанства и между ними неоднократно случались войны и они сражались [друг с другом], то летопись и рассказы о нем вошли в историю Кубилай-каана, но о его потомках рассказывается здесь. У него было пять^[417] сыновей в таком порядке и перечислении:

[I] Первый сын — Юбукур. У него есть пять сыновей: [1] Хулагу, [2] Алтун-Бука, [3] Улчжай, [4] Улчжай-Тимур [и] [5] ...^[418]

[II] Второй сын — Мелик-Тимур, у него шесть сыновей: [1] ...,^[419] [2] Ачиги, [3] Есун-Тува, [4] ...,^[420] [5] Уирадай и Махмуд.

[III] Третий сын — Хутуха, сведений нет.

[IV] Четвертый сын — Тамачи, у него есть [1] сын по имени Баян.

[V] Пятый сын — Найру-Бука, имеет пять сыновей, их имена: [1] Бачин, [2] ...,^[421] [3] Баян-Ебуген, [4] Ура-Тимур и [5] Курбоха.^[422]

[Ж] Седьмой сын Тулуй-хана — Бучук — появился на свет от ...^[423] хатун, он имел много жен и наложниц, и имел от них сыновей.^[424] Одного из них, который был его заместителем, звали ..., потому что он имел сто сыновей; в настоящее время его сыновья находятся у Тимур-каана, имена их пока не известны, в данное время известны [лишь] эти [ниже] написанные:

[I] Саин-Бука, он имеет двух сыновей: [1] Данишменда и [2] ...

[II] Чауту, у него есть один [1] сын Тур-Тимур.

[III] ..., его сыновья не известны.

[IV] Тобишин, у него есть четыре сына: [1] Балтачар, [2] Саут, [3] ... и [4] Буралгай.

[З] Восьмой сын Тулуй-хана — Муке появился на свет от ...^[425] хатун, у него было три сына^[426] в таком порядке: [I] Первый — Чунгтум; [II] Второй — Ебуген; [III] Третий — Булат.

[И] Девятый сын Тулуй-хана — Суюктай — появился на свет от ...-хатун,^[427] у него был один [I] сын,^[428] имя его Тохта-Тимур. А этот Тохта-Тимур был большим удальцом и прекрасным стрелком из лука. В бой он выступал на коне светлой масти^[429] и [при этом] говорил: «Люди выбирают |A 147б, S 351| коней темно-гнедых и других [подобных] мастей ради того, чтобы на них не заметно было крови, и дабы враги не злорадствовали, а я предпочитаю коней светлой масти, потому что, как красный цвет румян^[430] является украшением женщин, так и кровь раны, залившая одежду всадника и тело коня и видимая издалека, украшает мужественных людей». Благодаря своей отваге он был склонен к распрям. Когда Кубилай-каан послал Нумугана с войском Дарсу вместе с другими царевичами против Кайду, этот Тохта-Тимур был вместе с ними, и это он подстрекнул других царевичей схватить Нумугана, как об этом будет рассказано в повествовании о Кубилай-каане, если великому богу будет угодно.^[431]

[К] Десятый сын Тулуй-хана — Субэдай.

Изображение Тулуй-хана и родословная таблица его потомков представляется в таком виде.

|S 353| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ [СЫНЕ ЧИНГИЗ-ХАНА];^[432] ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О НЕМ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТОГО, ЧТО НЕОБХОДИМО БЫЛО РАССКАЗАТЬ В ПОВЕСТВОВАНИИ О [ЕГО] ОТЦЕ И БРАТЬЯХ; КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ТЕХ РАССКАЗОВ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ТРОНЕ; ПАМЯТКА О ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ОН ВЕЛ, О ВЗЯТЫХ ИМ ОБЛАСТЯХ И ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО БЛАГОДЕНСТВИЯ

Рассказ о положении Тулуй-хана при жизни отца, о его служении [отцу], о ведении [им] войн и о завоевании городов

Тулуй-хан большей частью находился постоянно при отце. Чингиз-хан всегда с ним советовался обо всех делах: о важных и о незначительных. Он называл его нукером.^[433] Юрт, ставки, [имущество], казна, [семья],^[434] эмиры, нукеры, гвардия и личное войско Чингиз-хана были в его подчинении, так как издревле у монголов и тюрков был такой обычай, что еще при жизни выделяют своих старших сыновей и дают им [добро], [скот] и [стадо овец], а то, что остается, принадлежит младшему сыну, и его называют «одчигин», то есть сын, который имеет отношение к огню и домашнему очагу, указывая этим, что он является основой дома, семьи. Этот термин по происхождению тюркский — «от» [«од»] значит «огонь», а «тегин» — «эмир». Этим указывается, что [он является] «эмиром и владыкой огня».^[435] А так как «тегин» на языке монголов правильно не выходит, то они говорят «одчигин», а некоторые [говорят] «одчи», но по происхождению и по прямому значению [это выражение] означает то, что было изложено. Чингиз-хан имел в мыслях передать ему также каанство и царский престол и сделать его наследником престола, но [потом] он сказал: «Эта должность, в которой ты будешь ведать моими юртом, ставкой, войском и казной, для тебя лучше, и ты будешь спокойнее душой, — так как у тебя^[436] будет много войска, то твои сыновья будут самостоятельнее и сильнее других царевичей».^[437] Вероятно, так как он воочию видел у них действия и мечты о власти, то ему приходило на ум, что дело кончится тем, что каанство и царское достоинство утвердится за ними, как всеувидели это [потом] своими глазами. Поскольку все войско, эмиры-темники и тысячники правого и левого крыла^[438] подробно описаны в конце повествования о Чингиз-хане, то известно, что он дал другим сыновьям и братьям и каковы они по положению, а все то, что он не разделил, находится в подчинении Тулуй-хана.^[439] И до сего времени те войска и эмиры по наследству на прежнем основании находятся в подчинении сыновей Тулуй-хана, как в том можно воочию убедиться, за исключением некоторых, попавших поневоле, вследствие смут, в разные концы государства к разным царевичам. Все остальные — одни находятся на службе каана, а другие у государя ислама Газан-хана, да увековечит Аллах его власть. Тулуй-хан был очень счастлив в войнах, ни одному царскому сыну не удалось покорить столько городов и государств, как ему.

[Здесь] вкратце рассказывается обо всем том, что было при жизни [его] отца, а после этого приводится немного также и из всего того, что случилось после него. Когда Чингиз-хан выступил в поход против области Хитая и когда он дошел до города Тай-Юань-фу, который очень велик, а там был многочисленный отряд, сильный и мощный, и никто не дерзал [к нему] приблизиться, [то] Чингиз-хан послал Тулуй-хана и эмира Джигу-гургэна,^[440] сына Алчу-нойона из племени кунгират, вместе с войском, так что они пошли с боем на укрепления и город взяли. После того как он, осадив, взял город [Чжу-чжоу], он послал войска из правого и левого крыла со старшими сыновьями и с эмирами, а сам с Тулуй-ханом отправился со средней ратью, которую называют [кул], до города ..., и все города и области, которые лежали на их пути, [они] покорили и разрушили. |A 148а, S 354| Агар-тумар города ..., который является одним из больших городов Хитая и который монголы называют Чаган Балагасун, принадлежал Тулуй-хану, а агар-тумар областей, которые захватил Тулуй-хан и [которые] достались в наследство и на долю его роду в Хитае, в Кипчакской степи и в других областях, целиком определен. А агар-тумара Хитая каан приказал по-прежнему составить опись и хранить все то, что составляло долю Хулагу-хана и его сыновей из драгоценностей и денег, до тех пор, пока не будет [туда] пути и оказии. После того как они вернулись из государства Хитая и Чингиз-хан соизволил выступить в области тазиков, когда достиг города Отрара, он оставил для осады и покорения его Джучи, Чагатая и Угедея, а Тулуй-хан пришел с ним в Бухару. Они [ее] взяли и оттуда пошли в Самарканд и покорили его со всеми [его] областями, а оттуда они пришли в Нахшеб и Термез. Из Тимур-кахалгэ,^[441] который находится в пределах Бадахшана, [Чингиз-хан] послал Тулуй-хана покорить города Хорасана. Он отправился и [за] зиму завоевал Мерв, Меручак, Серахс, Нишапур и все области. В течение трех месяцев было покончено с теми областями, а весенней порой он по приказу Чингиз-хана ушел обратно из Нишапура, по дороге занял Кухистан и Херат и прибыл к Чингиз-хану в Талькан в то время, когда он, завоевав [эту] крепость, разрушил ее. И в то же лето вместе с братьями Чагатаем и Угедей-кааном они с отцом преследовали султана Джелал-ад-дина вплоть до берега реки Синд. Они разбили войско султана, и он, обратившись в бегство, переправился через реку. Оттуда они вернулись обратно и пришли в старинный юрт и [свои] станы. После этого, когда Чингиз-хан выступил в поход против области Тангут, он Чагатая с войском отпустил в тыл станов для [их] охранения, а Угедей и Тулуй — оба были при нем до того времени, когда с ним неожиданно приключилась болезнь, как о том было изложено в повествовании о нем. С обоими сыновьями он устроил наедине совещание и, сделав завещание, отправил их назад. Они пришли в [свои] станы и жилища, а он в том походе скончался. А Аллах лучше знает.

Рассказ о положении Тулуй-хана после смерти отца; о том, как он водворился и утвердился в коренном юрте и престольном городе отца, которые принадлежали ему по праву; о пребывании его в согласии с братьями; о войнах, [которые он вел]^[442] и о победах, [которые он одержал],^[443] и об исходе его дела

А теперь о том, как он водворился и утвердился в доме и престольном городе отца.

Вскоре после того, как Тулуй-хан, согласно указанию отца, возвратился из пределов Тангута вместе со своим братом Угедей-кааном, который был по завещанию Чингиз-хана наследником престола, и стал во главе дома и ставок, Чингиз-хан скончался.

После того как его гроб поставили в ставку и в точности исполнили обряды оплакивания, другие братья и царевичи [все] уехали каждый в свой юрт, а Тулуй-хан водворился в коренном юрте, который состоял из престольного города и великих станов Чингиз-хана, и воссел всевластный [на царский престол].^[444] Вот и все!

|A 148б, S 355| А теперь — об обстоятельствах соглашения его с братьями, о войнах и победах, удавшихся ему и одержанных им после [смерти] отца.

После смерти отца Тулуй-хан проявлял такое внимание к своим братьям и родственникам и оказывал [им] такие услуги, что все были ему благодарны. Большей частью он состоял при Угедей-каане и проявлял старания в возведении его в каанское достоинство. Когда Угедей-каан выступил против Алтан-хана и направился к Намкингу, [одному из] городов области Хитая, который находится на берегу Кара-мурэн, он другой дорогой послал Тулуй-хана. Он вышел через Тибет и прошел по области Хитая, жителей которой называют Хулан Дэгэлтэн,^[445] то есть краснокафтанниками. Так как дорога, [по которой шел] каан, была дальней, то Тулуй-хан терпел в пути [лишения] и двигался медленно до следующего года; у них не осталось провианта, и дошло до того, что они ели трупы умерших людей, павших животных и сено. Он двигался с боями по горам и степям, пока в местности, называемой ..., не встретился лицом к лицу с огромным войском Алтан-хана. Тулуй-хан, как о том было обстоятельно написано в повествовании о каане, проявил старание, так что благодаря |A 149а, S 356| хорошей распорядительности разбил войско вдвое сильнее их, и переправился через реку Кара-мурэн, через которую никогда не было переправы, и победителем соединился с братом. С его прибытием каан очень возвеселился и обрадовался и расточал брату много хвалы. И по случаю такой радости они много пировали и наслаждались. Вот и все!

А теперь об исходе его дела и о причине его^[446] болезни и смерти.

Тулуй-хан после возвращения с упомянутой войны прибыл к своему брату Угедей-каану, и так как он долгое время был в походе, то каан для того, чтобы покончить с Алтан-ханом, оставил Тугулгу со всем войском, а [сам] вернулся обратно. Он [Тулуй-хан] все так же был вместе с братом. Внезапно у каана появилась какая-то болезнь. По их обычаю собрались шаманы и камлали, они заговаривали его болезнь и смывали ее [наговорной] водой. В это время вошел Тулуй-хан; со всей искренностью он обратился к нему и сказал: «Боже вечный! Если ты гневаешься за грехи, то у меня больше грехов, чем у него: и людей я больше убил в войнах, и жен и детей их увел в полон, и заставил отцов и матерей их проливать слезы, а если ты хочешь унести своего раба к своему пребыванию за красоту лица, изящество стана и за опытность и искусство, то я достойнее и более [этому] соответствую: вместо Угедей-каана, возьми меня, ему дай исцеление от этого недуга, а его недуг вложи в меня». Он высказал эти слова, с покорнейшей мольбой взял ту чашу с водой, в которой шаманы смывали заговорами болезнь каана, и выпил.^[447] По всемогуществу господнему каан поправился, Тулуй-хан, испросив заблаговременно разрешение, отправился к своим обозам. В дороге он заболел и скончался в могай-ил, то есть в году змеи, соответствующем 630 г.х. [18 октября 1232 — 6 октября 1233 г. н.э.].

Лучшего из его потомков, государя ислама Газан-хана, да увековечит Аллах его власть,^[448] который является сливками султанов мира, да соделает всевышний бог наследующим вечную жизнь и да даст ему наслаждаться во веки веков обширным царством и благами власти! [Клянусь] святостью посланного пророка и его пречистого прекрасного^[449] потомства! Вот и все!^[450]

Рассказ о супруге Тулуй-хана Соркуктани-беги и о ее сыновьях; [о том, что случилось] после его смерти до достижения ими каанства и царского достоинства стараниями и усилиями [их матери], о ее способностях, рассудительности и распорядительности

После смерти Тулуй-хана его сыновья вместе со [своей] матерью находились по-прежнему при Угедей-каане. Он их крайне любил и почитал и немедленно удовлетворял [все] их просьбы. Однажды Соркуктани-беги потребовала [к себе] одного из торговцев каана, [каан] относительно этого проявил скаредность. Соркуктани-беги заплакала и сказала: «За кого стал жертвой мой желанный, мой любимый? Ради кого он умер?». Эти слова дошли до слуха каана, и он сказал: «Право за Соркуктани-беги, [она безупречна, как] невинная девушка, [как]^[451] невеста». Он попросил извинения и удовлетворил ее просьбу. Соркуктани-беги была весьма умной и способной и возвышалась над женщинами [всего] света. Она обладала в полнейшей мере твердостью, скромностью, стыдливостью и целомудрием. Так как ее сыновья остались после отца [малыми] детьми, то она, благодаря [своим] способностям, приложила большие старания в деле их воспитания и обучила их добродетелям и учтивости; она никогда не допускала, чтобы между ними случился какой-нибудь спор даже о волоске, она расположила сердца их жен друг к другу и с распорядительностью и рассудительностью воспитала и оберегала детей, внуков, всех старших эмиров и |A 149б, S 357| войско, которое осталось после Чингиз-хана и Тулуй-хана и находилось в их подчинении. А так как они признавали за ней совершенный ум и предельные способности, то никогда ни на волос не преступали ее повелений. И точно так же, как Оэлун-Экэ, мать Чингиз-хана, [которая], когда он остался ребенком после [смерти] отца, воспитывала его и [содержала] все войско так, что неоднократно сама выступала с войском в поход, снаряжала и сохраняла его до тех пор, пока Чингиз-хан не стал самостоятельным и самовластным и не достиг степени миродержавца и благодаря прекрасным стараниям матери совершил великие деяния, — так и Соркуктани-беги действовала так же и придерживалась тех же путей в воспитании сыновей. Но говорят, что в одном случае она была более стойкой, чем мать Чингиз-хана, и выиграла в сравнении с ней в постоянстве. А дело это было так: по истечении некоторого времени Чингиз-хан понял из намеков матери, что у нее есть желание [выйти] замуж, и по этой причине выдал ее за Мунлика-Эчигэ.^[452] А Соркуктани-беги вызвал Угедей-каан, чтобы выдать ее за своего сына Гуюк-хана, и с таким благим намерением послал ...^[453] послом. Когда тот доставил ярлык каана, [Соркуктани-беги] дала ответ: «Как можно изменить предписание ярлыка! Но у меня помыслы такие: воспитав этих детей, довести их до поры наступления возмужалости и самостоятельности, постараться, чтобы они были благовоспитанными, не разлучались друг с другом и не отвращались [один от другого], чтобы от их единодушия была какая-нибудь польза». Так как Гуюк-хан не проявлял настойчивости, то она такой любезной отговоркой отклонила это предложение. Не остается сомнения в том, что у нее не было желания выйти замуж. По этой причине ей отдают предпочтение перед Оэлун-Эке, матерью Чингиз-хана.

Во время [своего] царствования Угедей-каан после смерти Тулуй-хана по собственному желанию, без совета с родичами, отдал своему сыну Кудэну две тысячи [из племени] сулдус из всего того войска, которое принадлежало Тулуй-хану и его сыновьям. Когда [об этом] узнали эмиры-темники и тысячники, которые были причислены к Экэ-нойону,^[454] как например ...,^[455] то они в присутствии Соркуктани-беги, Менгу-каана и их родичей единодушно доложили: «Эти обе тысячи войска сулдусов согласно ярлыку Чингиз-хана принадлежат нам, а каан отдает [их] Кудэну, как [это] мы допустим и изменим повеление Чингиз-хана? Мы доложим [об этом] его величеству каану!».^[456] Соркуктани-беги изволила ответить: «Речь ваша справедлива, но у нас нет нехватки в достоянии наследственном и благоприобретенном, ни в чем нет нужды; войско и мы также все каановы, он знает, что он изволит делать, приказ его, а мы послушны и покорны». Когда Соркуктани-беги так сказала, эмиры смолкли, и каждое [божье] создание, которое [это] слышало, — одобрило. Несомненно, что [только] благодаря уму и способностям, которые у нее были, она выдвинула своих сыновей перед их двоюродными братьями и довела их до каанского и царского достоинства. Значительным поводом к тому, что ее сыновья [достигли] каанства, послужило то [обстоятельство], что, когда Угедей-каан скончался, Туракина-хатун не допустила, чтобы Ширамун, который, по его [Угедея] завещанию, был наследником престола, стал кааном, а правила государством по своей воле. Когда она посадила своего старшего сына, Гуюк-хана, на царство, Бату, который был старшим из всех родичей, не явился и привел отговорку — болезнь ног, Гуюк-хан на это обиделся и в душе замышлял козни против Бату и под тем предлогом, что «прохладная-де погода на Итиле благотворна для моей болезни», принял решение направиться в ту сторону. Когда Соркуктани-беги узнала о его замыслах, она послала тайком извещение и предупредила Бату. А Гуюк-хан вскоре около этого [времени] скончался; сыновья и люди Гуюк-хана хотели |A 150а, S 358| посадить на каанство Ширамуна. Они сначала вызвали Бату. Он сказал: «У меня болят ноги, будет пристойно, если они ко мне приедут». Туракина-хатун и семья Угедей-каана уклонились от этого, сочли это невозможным и сказали: «Престольный град Чингиз-хана здесь, зачем мы туда пойдем?». А Бату был стар и уважаем и был старше всех царевичей, ему наступил черед царствовать. Соркуктани-беги сказала своему старшему сыну Менгу-каану: «Так как другие [царевичи] не едут к Бату, а он старший из всех [родичей] и больной, то поспеши ты к нему под предлогом посещения больного». Согласно указанию матери, он отправился туда, и благодаря этому обязывающему поступку и другим заслугам Бату признал его [кааном] и возвел в каанское достоинство. А так как Соркуктани-беги по [своей] рассудительности не чинила Кудэну затруднений с войском из племени сулдус, как о том [уже] упоминалось, то Кудэн поддерживал с ними дружбу, и когда семья Угедей-каана оспаривала каанство у Менгу-каана и замышляла против него козни и вероломство, Кудэн был в союзе с Менгу-кааном и оказывал ему помощь. А когда Кудэн скончался, то те войска, которые были вместе с ним в области Тангут, Менгу-каан таким же образом утвердил за его сыновьями и оказывал им всегда почет и уважение. И в настоящее время это утверждено за ними на тех же основаниях, и они находятся в зависимости от Улджэйту-каана. Рассказы об этом будут подробно изложены в повествовании о Менгу-каане, если богу великому будет угодно. Хвала Аллаху, владыке миров, мир и благословение над главой нашим Мухаммедом и над всем его пречистым потомством. Вот и все!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ. О РАЗЛИЧНЫХ СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ, ИЗ ТОГО, ЧТО НЕ ВОШЛО В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛО ИЗВЕСТНО ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ^[457]

|A 150б, S 359| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Гуюк-хане, сыне Угедей-каана, а оно в трех частях

Часть первая. Изложение его родословной, подробное перечисление его жен, детей и внуков, имеющих отрасли до сего времени, а так как его родословная таблица начерчена в разделе о его отце, то здесь она опущена.

Часть вторая. Дата [восшествия на престол] и рассказы о времени его царствования, изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восседания его на ханском престоле; памятка о сражениях, кои он дал, об удавшихся ему победах и о [событиях], предшествовавших восшествию его на престол.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве; о биликах и притчах, кои он изрекал; о хороших приговорах, которые он издавал; о событиях и происшествиях, которые случились в его время, из тех, что не вошли в предыдущие две части и стали известны порознь из разных книг и от разных лиц.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН, ДЕТЕЙ И ВНУКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, А ЕГО РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА НАЧЕРЧЕНА В РАЗДЕЛЕ О ЕГО ОТЦЕ

Гуюк-хан — старший сын Угедей-каана, и появился на свет от его старшей жены Туракина-хатун. У него было много жен и наложниц, а старшей из всех была Огул-Каймиш.^[458]

Гуюк-хан имел трех сыновей,^[459] — имя самого старшего Ходжа-Огул, а второго — Наку. Оба они от Огул-Каймиш. У Нагу был сын по имени Чапат. Когда Борак, переправившись через реку [Аму-Дарью], вступил в войну с Абага-ханом, Кайду послал вместе с Бораком в помощь ему этого Чапата с тысячью всадников, лично ему принадлежавших. Рассердившись на Борака, он повернул обратно, и когда он прибыл в Бухару, то сын Борака Бек-Тимур сделал попытку захватить его. [Чапат] бежал с девятью всадниками и через степь ушел к Кайду. Со страху он заболел и скончался. Имя второго сына было Хуку, он родился от наложницы и имел сына по имени Токма, а у этого Токмы есть сын, имя его тоже Токма. В настоящее время он ведет спор с Чапаром, сыном Хайду, о власти и не исполняет приказаний. Сыновья Ходжа-Огула не выяснены, их родословная таблица начерчена в повествовании об Угедей-каане. Вот и все!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ], РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ХАНСКОМ ПРЕСТОЛЕ; ПАМЯТКА О СРАЖЕНИЯХ, КОИ ОН ДАЛ, ОБ УДАВШИХСЯ ЕМУ ПОБЕДАХ И [О СОБЫТИЯХ], ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ

События [предшествовавшие восшествию Гуюк-хана на престол]

Когда Угедей-каан скончался, его старший сын Гуюк-хан еще не воротился из похода в [Дашт-и Кипчак],^[460] вскоре умерла и Мука-хатун. И Туракина-хатун, которая была матерью старших сыновей, ловкостью и |A 151а, S 360| хитростью, без совещания с родичами, по собственной воле захватила власть в государстве, она пленила различными дарами и подношениями сердца родных и эмиров, все склонились на ее сторону и вошли в ее подчинение. Чинкай и другие наибы и везиры каана были по-прежнему при [своем] деле, и наместники окраин [остались] на прежнем основании. Так как во времена каана [Туракина-хатун] была сердита на некоторых и в душе ненавидела [их], то теперь,^[461] когда она сделалась полновластной правительницей дел, она захотела воздать каждому по заслугам. Она имела одну приближенную по имени Фатима, которую увели полонянкой из Мешхеда Тусского^[462] во время завоевания Хорасана. Она была очень ловкой и способной и являлась доверенным лицом и хранительницей тайн своей госпожи. Вельможи окраин [государства] устраивали через ее посредство [все] важные дела. По совету этой наперсницы [Туракина-хатун] смещала эмиров и вельмож государства, которые при каане были определены к большим делам, и на их места назначала людей невежественных. Они замыслили захватить^[463] Чинкая, который был великим везиром каана; он [об этом] узнал, бежал и отправился к Кудэну и прибегнул к его покровительству. Фатима имела старую вражду с Махмудом Ялавачем, которого каан изволил назначить на должность сахиб-дивана. Улучив удобный случай, [Туракина-хатун] вместо него назначила некоего Абд-ар-рахмана и вместе с ним отправила в должности посланника оружейника Кала, чтобы они захватили Ялавача с нукерами и привели [их]. Когда послы прибыли, Ялавач вышел [к ним] веселым и цветущим и выполнил обряды учтивости и чинопочитания. Два дня он их удерживал ласковым вниманием и пышным почитанием и говорил: «Сегодня выпьем хмельного,^[464] а [завтра] утром выслушаем повеление ярлыка». А [сам] втайне подготавливался к бегству. Оружейник Кал приказал схватить и заковать его нукеров. Ялавач подучил их: «Кричите на меня и подымите вопль, что мы-де доказчики на Ялавача, нас-то вы за какую вину схватили и заковали? Мы с мольбой просили у бога такого счастья». На третью ночь Ялавач втянул их в питье вина, совершенно напоил их и свалил с ног. А [сам] с несколькими всадниками бежал к Кудэну и обрел покой от их злобы. Чинкай и Ялавач обеспечили [себе] приют у Кудэна и пользовались его благосклонностью. На другой день, когда оружейнику Калу стало известно о бегстве Ялавача, он освободил его нукеров из заточения и отправился по следам Ялавача. Когда он прибыл к Кудэну, то доложил [ему] повеление матери схватить и привести Ялавача. Следом прибыл и другой гонец с той же целью, с тем же советом. Кудэн ответил: «Скажите моей матери, что когда воробей укрывается в терновнике от когтей сокола, то он находит [там] спасение от ярости противника, так же и они; так как они прибегли под нашу защиту, то отослать их будет далеко не великодушно, в скором времени будет курилтай, я их приведу туда вместе с собой, и их вина будет расследована в присутствии родичей [наших] и эмиров, и они получат за нее достойное наказание и кару». Несколько раз посылали гонцов, а Кудэн приводил все те же доводы. А когда эмир Мас`уд-бек, который был хакимом Туркестана и Мавераннахра, увидел такие дела, то не счел за благо оставаться в своей области и отдал предпочтение его величеству Бату. А Кара-Огул и жены Чагатая Эргэнэ-хатун и другие послали в Хорасан Куртака-ильчи вместе с эмиром Аргун-ака захватить Куркуза. Когда эмир Аргун привел и казнил Куркуза, то его послали в Хорасан^[465] заменить Куркуза.

Во время этого междуцарствия и этой смуты каждый отправлял во все стороны гонцов и рассылал от себя бераты^[466] и ассигновки,^[467] каждый искал сближения с одной из сторон и опирался на ее^[468] покровительство любыми средствами; [все], за исключением Соркуктани-беги и ее сыновей, которые всегда [шли] стезей закона и на волос не преступили великого закона. А Туракина-хатун разослала в восточные и западные страны света гонцов с приглашением царевичей и^[469] потомков Чагатая, эмиров правого и левого крыла войска, султанов, меликов, вельмож и садров, и звала их на курилтай. Во время этих событий, так как арена состязания еще была свободна и Гуюк-хан еще не успел прибыть,^[470] то брат Чингиз-хана — Отчигин-нойон — захотел военной силой и смелостью захватить престол. С этой целью он направился с большой ратью к ставкам каана. По этому случаю [все войско и улус]^[471] пришли в волнение. Туракина-хатун послала [к нему] гонца: «Я-де твоя невестка^[472] и на тебя уповаю; что означает это выступление с войском, с запасом провизии и снаряжения? Все войско и улус встревожены». И отослала обратно к Отчигину его сына Отая, который постоянно находился при каане, вместе с Менгли-Огулом, внуком ...,^[473] со [всеми] родичами и домочадцами, которых он имел. Отчигин раскаялся в своем замысле, ухватившись и уцепившись за предлог устройства поминок [в связи] с происшедшей [чьей-то] смертью, распростерся в извинениях. В это время пришло известие о прибытии из похода Гуюк-хана в свою ставку на берегу реки Имиль. Сожаление Отчигина о содеянном стало сильнее, и он вернулся в свои места, в свой юрт. В общем, около трех лет ханский престол находился под властью и охраной Туракина-хатун. От нее исходили приказы по государству, она сместила всех вельмож. Все это было по причине отсутствия курилтая, так как съезд и прибытие царевичей не состоялись. И когда Гуюк-хан прибыл к матери, он совершенно не приступал к управлению делами государства. По-прежнему Туракина-хатун осуществляла правление до тех пор, пока ханский [престол] не утвердился за ее сыном. Спустя два-три месяца Туракина-хатун скончалась.

Какой-то самаркандец, последователь Али, по имени Шира, пьяница и негодяй,^[474] оклеветал Фатиму-хатун в том, что она околдовала Кудэна, так что тот занемог. Так как болезнь Кудэна усилилась, то он послал гонца к своему брату Гуюк-хану [передать], что приступ болезни есть следствие колдовства Фатимы-хатун и что если что-нибудь случится,^[475] чтобы он взыскал с нее. Вслед за этим прибыло известие о смерти Кудэна. А Чинкай снова обрел и возобновил те речи и поручение [Кудэна]. Когда Гуюк-хан вступил на престол, то первым делом учинили допрос Фатиме, и после того как она под палками и под пыткой созналась, зашили верхние и нижние отверстия ее [тела] и, завернув ее в кошму, бросили в воду. Ее приближенные^[476] оказались на краю гибели. После смерти Гуюк-хана Али Ходжа Имиль оклеветал упомянутого последователя Али Ширу в такой же вине и сказал, что он наводит колдовство на Ходжа-Огула. Шира тоже попал в заточение и от пытки и разных непосильных требований отчаялся в жизни. Он тоже сознался в несодеянном преступлении, его точно так же бросили в воду, а его жен и детей предали мечу. После того как престол ханского достоинства сподобился восшествия в благополучии и под счастливой звездой Менгу-каана и после того как привели Бурунгтая, который был посажен на границе Бишбалыка, послали гонца потребовать Али Ходжу, который стал его приближенным. Кто-то другой обвинил его в таком же преступлении. Менгу-каан приказал бить его слева и справа, пока все его тело не оказалось искрошено на мелкие куски. Он пал в таких мучениях, а его жены и дети впали в унижение рабства.

Вот то немногое, что было упомянуто об обстоятельствах Туракина-хатун и ее наперсницы. Теперь мы приступим и подробно расскажем о восшествии Гуюк-хана на престол, если всемогущему богу будет угодно.

Рассказ о восшествии Гуюк-хана на ханский престол

[Угедей-]каан [еще] при жизни выбрал в качестве наследника престола и заместителя третьего своего сына Кучука, появившегося на свет от Туракина-хатун. [Но] он скончался еще при жизни каана. А так как каан его любил больше всех, то его старшего сына Ширамуна, который был очень одарен и умен, воспитывал в своей ставке и сказал, что он будет |A 152а, S 362| наследником престола и [его] заместителем. В том же году, когда он простился с жизнью, он послал гонцов с вызовом Гуюк-хана. Гуюк-хан, согласно приказу, возвратился [из похода в Дашт-и Кипчак]. Еще до его прибытия пришел неизбежный рок и не дал нисколько срока отцу и сыну порадовать [свои] очи созерцанием красоты друг друга. Когда Гуюк-хану сообщили об этом обстоятельстве, он поспешно прибыл в Имиль, а оттуда направился в ставку отца. С его прибытием пресеклись стремления алчущих [власти].

Так как во все концы государства, в близкие и отдаленные области, отправились гонцы с приглашением и созывом царевичей, эмиров, меликов и писцов, то все они, повинуясь и следуя приказу, выступили из своих обиталищ и родных мест. И когда наступила весна года лошади, случившаяся в месяце раби II 643 г.х. [26 августа — 23 сентября 1245 г. н.э.], царевичи и эмиры правого и левого крыла прибыли каждый со своими подчиненными и приверженцами. Все они собрались в местности ...-нор, за исключением Бату, который был на них обижен по какому-то поводу и который уклонился от участия [в курилтае], сославшись на слабое здоровье и на болезнь ног. Раньше всех прибыли в пышном убранстве и во всем великолепии Соркуктани-беги и ее сыновья. С востока приехали Отчигин с восемьюдесятью сыновьями,^[477] и Илджидай, и другие дяди и двоюродные братья; из ставки Чагатая — Кара[-Хулагу],^[478] Йису[-Менгу],^[479] Бури, Байдар, Йисун-Бука и другие сыновья и внуки Чагатая, из ставки [улуса Джучи]^[480] Бату послал своих братьев Орду, Шейбана, Берке, Беркечара, Тангута и Тука-Тимура. Вместе с царевичами приехали влиятельные нойоны и старшие^[481] эмиры, которые имели отношение к какой-либо стороне. Из Хитая [приехали] эмиры и должностные лица, из Туркестана и Мавераннахра — эмир Мас`уд-бек и с его согласия<sup>[482]</sup> вельможи тех стран, из Хорасана — эмир Аргун и вместе с ним вельможи и влиятельные лица той местности, Ирака, Лура, Ширвана и Азербайджана, из Рума — султан Рукн-ад-дин, из Гурджистана — оба Давуда, из Халеба — брат тамошнего владетеля, из Мосула — посол султана Бадр-ад-дина Лу`лу, из столицы халифов Багдада — верховный кази Фахр-ад-дин и послы франков, Фарса и Кермана, от Ала-ад-дина, [владетеля] Аламута, — мухташамы Кухистана Шихаб-ад-дин и Шамс-ад-адин. Все эти лица приехали каждый с такой кладью и со столькими дарами, как приличествовало для такого государя. Для них приготовили около двух тысяч шатров. От множества народа в окрестностях ставки не было места, где можно было бы остановиться. Съестные припасы и напитки сильно поднялись [в цене], и [их нельзя было найти].^[483] Относительно ханского достоинства царевичи и эмиры [так] говорили: «Так как Кудэн, которого Чингиз-хан соизволил предназначить в кааны, скончался,^[484] а Ширамун, [наследник] по завещанию каана, не достиг зрелого возраста, то самое лучшее — назначим Гуюк-хана, который является старшим сыном каана». [Гуюк-хан] прославился военными победами и завоеваниями, и Туракина-хатун склонилась на его сторону, большинство эмиров было с ней согласно. После словопренья [все] согласились на возведение его [на престол], а он, как это обычно бывает, отказывался, перепоручая [это] каждому царевичу, и ссылался на болезнь и слабость здоровья. После убедительных просьб эмиров он сказал: «Я соглашусь на том условии, что после меня [каанство] будет утверждено за моим родом». Все единодушно дали письменную присягу: «Пока от твоего рода не останется всего лишь кусок мяса, завернутого в жир и траву, который не будут есть собака и бык, мы никому другому не отдадим ханского достоинства». Тогда, исполнив обряд шаманства,^[485] все царевичи сняли шапки, развязали кушаки и посадили его на царский престол. [Это произошло] в морин-ил, то есть в году лошади, соответствующем [месяцу] раби II |A 152б, S 363| 643 г.х. [24 сентября — 23 октября 1245 г. н.э.].

По обыкновению все принялись за чаши и неделю занимались пиршествами, а когда кончили [пировать], он раздарил много добра хатунам, царевичам, эмирам-темникам, тысячникам, сотникам и десятникам. А потом они приступили к приведению в порядок важных и ко благу направленных дел государства. Во-первых, судили Фатиму-хатун, во-вторых, принялись за расследование случая с Отчигином и подробно допрашивали, а расследование этого [дела] нужно было вести со всей тонкостью, и не всякому [это] было возможно по обстоятельствам близости родства. Менгу-каан и Орда вели расследование и никому другому не давали вмешиваться. После окончания суда несколько эмиров предали [Отчигина] казни.

Кара-Огул был наследником Чагатая и не давал Йису-Менгу, который был прямым сыном [Чагатая], вмешиваться [в дела улуса]. Гуюк-хан по дружбе, которую с ним имел, сказал: «Как может быть наследником внук, когда сын находится в живых?». И место Чагатая утвердил за Йису-Менгу и укрепил его власть в этом деле. Поскольку после смерти [каана] каждый из царевичей совершил неуместные поступки, писал бераты на области и всякому давал пайзы, то [каан] изволил взыскать [с них] за это, а так как это было не по закону и не по обычаю, то они были пристыжены и от смущения поникли головой. Они брали обратно от людей пайзы и ярлыки, [которые они выдали], и клали перед ним. «Читай запись о себе, она достаточна тебе сегодня, как счетчик против тебя».^[486] Соркуктани-беги и ее сыновья были довольны, горды и надменны, так как против них не было никакого обвинения в нарушении ясы: Гуюк-хан в словах к другим ставил |A 153а, S 364| их в пример, хвалил их, а к другим относился с пренебрежением; он подтвердил все законы отца и приказал, чтобы каждый ярлык, украшенный ал-тамгой каана, подписывали без представления ему на доклад. После этого он назначил для стран и областей войска и отправил [их]. Субэдай-бахадура и Чаган-нойона он послал с бесчисленным войском в пределы Хитая и в окрестности Манзи, Илджидая с назначенным войском он отправил на запад и приказал, чтобы из войска, которое находится в Иранской земле, из тазиков, выступило в поход по два [человека] от [каждого] десятка и, начав с еретиков, подчинило бы враждебные области. А сам он решил пойти сзади, хотя и препоручил Илжидаю все то войско и народ; в частности, дела Рума, Грузии, Мосула, Халеба и Диярбекра^[487] он передал в управление ему с тем, чтобы хакимы тех мест держали бы перед ним ответ за налоги и чтобы никто больше в то [дело] не вмешивался. Абд-ар-Рахмана, которого Туракина-хатун послала хакимом в Хитай, он предал казни, а государство Хитай дал сахибу Ялавачу. Туркестан и Мавераннахр он передал эмиру Мас`уд-беку, а Хорасан, Ирак, Азербайджан, Ширван, Лур, Керман, Гурджистан и страну Хиндустана поручил эмиру Аргун-аке. Всем эмирам и меликам, которые были у каждого из них в подчинении, он пожаловал ярлыки и пайзы, и им были доверены дела. Румское государство [салтанат] он дал султану Рукн-ад-дину, а его брата сместил. Давуда, сына царицы, подчинил другому Давуду; на речь багдадского посла он послал халифу [в ответ] угрозы и предупреждения по поводу тех жалоб, которые принес на него [Ширамун],^[488] сын Джурмагуна, точно так же он со всей резкостью написал ответ на грамоту, которую привезли послы Аламута; Чинкая он обласкал и пожаловал ему должность везира, все вельможи вернулись обратно. Вот и все!

Рассказ о конце эпохи Гуюк-хана, о его щедрости, расточительности и благотворительности; о его выступлении по направлению к Имилю и о [его] кончине в пределах Самарканда

Так как в должности атабека при Гуюк-хане состоял Кадак, который был христианином с детства, то это наложило отпечаток на характер [Гуюк-хана]. А после того и Чинкай оказался пособником тому делу; и по этой причине [Гуюк-хан] всегда допускал^[489] учение священников и христиан. Когда молва о том распространилась, то из стран Шама, Рума, Осов и Русов в его столицу направились христианские священники. Благодаря постоянному присутствию Кадака и Чинкая не было недостатка в отречении от веры ислама, и дело христиан во время правления Гуюк-хана взяло верх, и ни у одного мусульманина не было силы поднять против них голос. Так как Гуюк-хан хотел, чтобы молва о его щедрости превзошла молву о щедрости его отца, то проявлял в этом деле излишества; он приказал, чтобы, как это было принято во времена каана, товары^[490] купцов, приехавших из окрестных стран, оценивали, и он оплачивал [их]. Один раз [цена] оказалась выше семидесяти тысяч балышей, так что [пришлось] написать берат на области. Товары^[491] разных стран были навалены горами, так что перевозка их представляла некоторое затруднение. Вельможи доложили его величеству об этом обстоятельстве. Он сказал: хранить их трудно, и пользы [от них] никакой не получается, пусть раздадут войску и [всем] присутствующим. Много дней делили и раздавали всему народу, и все оставалось много, тогда он приказал отдать [это] на поток и разграбление.

В том году он прозимовал в той местности, а когда наступил новый год, он сказал: «Погода склоняется к теплу, воздух Имиля подходит для моей природы, и тамошняя вода благотворна для моей болезни». Он выступил из тех мест и в полнейшем величии и могуществе направился к западным городам. В какое бы селение он ни приходил или каких бы людей ни видел по дороге, он приказывал дать им столько балышей и одежд, что они избавлялись от унижений нищеты. Соркуктани-беги, поскольку она была очень умной и догадливой, поняла, что поспешность его [отъезда]^[492] не без задней мысли. Она послала тайком нарочного к Бату |A 153б, S 365| [передать]: «Будь готов, так как Гуюк-хан с многочисленным войском идет в те пределы». Бату держал [наготове] границы и вооружался для борьбы с ним. Когда Гуюк-хан достиг пределов Самарканда, откуда до Бишбалыка неделя пути, [его] настиг предопределенный смертный час и не дал ему времени ступить шагу дальше того места, и он скончался. Продолжительность его царствования была около года. Да благоденствует и наслаждается государь ислама многие лета жизнью и державой.

После смерти Гуюк-хана закрыли все дороги, вышел приказ, чтобы каждый остановился там, где его застал [приказ], будь то населенное место или разоренное. По повелению Огул-Каймиш гроб с Гуюк-ханом перенесли в Имиль, где была его ставка. Соркуктани-беги по обычаю послала ей в утешение наставление, одежду и бохтаг.^[493] И Бату таким же образом обласкал ее и выказал дружбу. Он говорил: «Дела государства пусть правит на прежних основаниях по советам Чинкая и вельмож Огул-Каймиш и пусть не пренебрегает ими, так как мне невозможно тронуться с места по причине старости, немощи и болезни ног; вы, младшие родственники, все находитесь там и приступайте к тому, что нужно». И хотя, кроме сделок с купцами, никаких дел больше не было и Огул-Каймиш большую часть времени проводила наедине с шаманами и была занята их бреднями и небылицами, у Хаджи и Нагу в противодействие матери появились [свои] две резиденции, так что в одном месте оказалось три правителя. С другой стороны, царевичи по собственной воле писали грамоты и издавали приказы. Вследствие разногласий между матерью, сыновьями и другими [царевичами] и противоречивых мнений и распоряжений дела пришли в беспорядок. Эмир Чинкай не знал, что делать, — никто не слушал его слов и советов. Из их родных — Соркуктани-беги посылала наставления и увещевания, а царевичи^[494] по ребячеству своевольничали и в расчете на поддержку Йису-Менгу чинили непутевые дела до тех пор, пока ханское достоинство не утвердилось за счастливым государем Менгу-кааном и общественные дела не вступили на путь порядка. Вот таковы рассказы об обстоятельствах [жизни] Гуюк-хана, которые [здесь] написаны. Вот и все!

|A 154а, S 366| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ; О БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ; О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ^[495]

ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, эмиров, халифов, султанов, маликов и атабеков Ирана, Мисра, Шама и Магриба, которые были современниками Туракина-хатун и Гуюк-хана в течение пяти лет: от начала барс-ил, то есть года тигра, соответствующего [месяцу] ша`бану 639 г.х. [4 февраля — 4 марта 1242 г. н.э.], до конца морин-ил [года лошади], соответствующего [месяцу] рамазану 643 г.х. [20 января — 18 февраля 1246 г. н.э.], в кратком изложении

ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, которые были в течение этих пяти лет

Государство Хитай в эти годы было полностью под властью дома Чингиз-хана. Последний из тамошних государей, Шоу-сюй, был побежден в начале эпохи Угедей-каана, и власть этого племени пресеклась. А государем Мачина в упомянутое время был Ли-зун, продолжительность его эпохи в таком порядке:

[Всего] сорок один год; за вычетом семи прошедших лет — двадцать девять, остаток — пять лет.

Летопись эмиров в Хорасане

Эмира Куркуза, который был хакимом Хорасана, за то, что он, поссорившись с одним чагатаидом из-за каких-то денег, сказал дерзкие слова, по приказу каана, как о том [уже] было написано в повествовании о нем, схватили в Тусе и, заковав, увели. Когда они туда прибыли, каан уже скончался, его увели в [ставку великого дома]. Эмиры учинили ему судебный допрос. Он сказал: «Если вы можете довести до конца мое дело, то я буду говорить, а если нет, то лучше молчать». По этой причине его дело осталось прерванным, и его отвезли в ставку Туракина-хатун. Чинкай [когда-то] от него убежал, и к другим эмирам, которые находились у дел, Куркуз не проявлял благосклонности, да и, кроме того, у него не было с собой никакого имущества, чтобы устроить [свое дело] к лучшему. Его отвезли в ставку Чагатая и, после того как доказали за ним вину, его убили, наполнив его рот камнями. В конце жизни он стал мусульманином. А хакимом Хорасана послали эмира Аргун-ака, [а Шараф-ад-дина Хорезми сделали его наибом].^[496] Вот и все!

Летопись халифов

В Багдаде в начале упомянутого времени халифом из рода Аббаса был ал-Мустансир-биллах. По приказу Байджу-нойона монгольское войско отдельными отрядами совершало набеги на границы Багдада; они осадили Арбелу и взяли ее с бою; жители города заперлись в крепости и упорно сражались. А так как в крепости не было воды, то много людей погибло, столь [много], что хоронить было негде и [трупы] сжигали на огне.

|A 154б, S 367| Монголы, подняв на стену камнеметы, разрушили город. Когда халиф получил известие [об этом], он послал им в помощь Шамс-ад-дина Арслан-Тегина с тремя тысячами всадников. Монголы узнали об их прибытии; они внезапно снялись и ушли. А халиф требовал от факихов разъяснений, что достойнее — паломничество в Мекку или объявление священной войны. Единогласно вынесли решение [о том], что объявление священной войны [лучше].

[Халиф] приказал в этом году не отправляться в хадж.^[497] Улемы,^[498] факихи,^[499] знатные и простолюдины, местные люди и иноземцы,— [все] занялись изучением правил обращения с оружием и стрельбой из лука. [Халиф] приказал отстроить ров и крепостную стену Багдада. На крепостной стене установили камнеметы. Монголы еще раз устремились на Арбелу. Тамошние жители встревожились. Эмир Арслан-Тегин стоял с регулярным войском за городом, ожидая их [монголов] прихода. Когда монголы [об этом] узнали, они повернули оттуда и направились в сторону районов и округов Багдада, учинили [там] убийства и грабежи и увели полон. Хатиб Шараф-ад-дин Икбал-и-Ширази^[500] побуждал людей джихаду^[501] до тех пор, пока они не выступили. Джамал-ад-дин Куш-Тимур был начальником войска, и в Джабал-и-хамрин^[502] [оба] войска сошлись. Халиф Мустансир выступил из города Багдада, вызвал знать и простой народ и обратился к людям с проповедью: «Со всех сторон и направлений на нашу страну устремились враги, покусители на веру, а я, для того чтобы отразить их, кроме сего меча, [ничего] не имею и на том стою, чтобы самолично пойти на бой с ними».

Мелики и эмиры сказали: «Халифу не должно себя утруждать. Мы, рабы [твои], пойдем». И все они отправились и сражались с большой доблестью. Монголы обратились в бегство и отступили из Джабал-и хамрин. Турки и гулямы халифа шли следом за ними, убили множество монголов и отобрали полон Ирбиля и уездов.

А в пятницу десятого [числа] месяца джумада II 640 г.х. [26 декабря 1242 г. н.э.] эмир правоверный^[503] Ал-Мустансир-биллахи отошел [в иной мир], и на его место на [престол] халифата воссел сын его Ал-Муста`сим-биллахи. Вот и все!

Летопись султанов

В Руме правителем был султан Изз-ад-дин, а его брат Рукн-ад-дин отправился к его величеству, и после восшествия на престол Менгу-каана правление отдали ему, а его брата сместили.

А в Мосуле был султаном Бадр-ад-дин Лу`лу,<sup>[504]</sup> и дела его [постигли] апогея величия; он отправил посла к его величеству. И когда Менгу-каан воссел на престол, он отпустил его посла с полным почетом и, пожаловав султана Бадр-ад-дина Лу`лу, послал [ему] ярлык и пайзу. В эти же годы султан Бадр-ад-дин захватил Нисибин.

А в Мисре был султан Мелик Салих Наджм-ад-дин Эйюб ибн Ал-Камиль Ал-Адил. Он страдал какой-то хронической болезнью и постоянно воевал с франками ...^[505]

А в Кермане [был] султан Рукн-ад-дин, он творил правосудие и проявлял справедливость, и никаких необычайных происшествий не случилось.

А в Систане был мелик Шамс-ад-дин Курт.

Летопись меликов и атабеков

В Мазандеране ... шах ...^[506]

А в Диарбекре и Сирии г.х. [12 июля 1241 — 2 июня 1242 г. н.э.] Сейида Тадж-ад-дина Мухаммеда Салайя назначили хакимом Ирбиля.

И в том же году Баракат-хан, сын Довлетшаха, [один] из эмиров султана Джелал-ад-дина, бывший правителем бежавших остатков войск Хорезма, сватал дочь мелика Адиля, которая была матерью владетеля Халеба. Он [мелик Адил] приказал нанести послу бесчестие. Баракат-хан собрал войско и пошел в их область. Войско Халеба вышло [навстречу] и в Минбадже дало [им] бой. Хорезмийцы разбили халебийцев, учинили убийства и грабежи и захватили полон. После этого владетель Халеба и владетель Химса в союзе воевали с хорезмийцами. Ни одна из сторон не потерпела поражения. И в эти же годы часть хорезмийцев, которые были в Кермане, соединилась с другими хорезмийцами ... Сын Баракат-хана прибыл в Багдад к халифу и присоединился к друзьям Муджахид-ад-дина Эйбека даватдара.^[507]

И в 640 г.х. [1 июля 1242 — 22 мая 1243 г. н.э.] между хорезмийцами и жителями Халеба еще раз произошло сражение. Хорезмийцы были разбиты и побросали жен, детей, припасы и вьючных животных, а халебийцы получили большую добычу.

А в году сорок втором [9 июня 1244 — 30 апреля 1245 г. н.э.] войско монголов снова пришло в Диярбекр, они захватили Руху и Харран, а Мардин взяли, заключив мир. Шихаб-ад-дин Гази^[508] бежал в Миср, поселился там и нашел убежище.

А в Фарсе был хакимом атабек Абу-Бекр, он занимался правлением и распоряжался делами государства. А Аллах лучше ведает.

|A 155а, S 368| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Менгу-каане,^[509] сыне Тулуй-хана, сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

Часть первая. Изложение его родословной, подробное перечисление [его] жен и ветвей его потомков, имеющих отрасли до сего времени; изображение его и родословная таблица его потомков.

Часть вторая. Рассказ о восшествии его на престол; изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восседания его на ханском престоле; дата [восшествия на престол] и рассказы о времени его царствования; памятка о данных им битвах и одержанных победах.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве; о биликах, кои он говорил, о хороших приговорах и указах, кои он издавал; о событиях и происшествиях, кои случились в его время, из тех, что не вошли в предыдущие две части и стали известны без [всякой] системы из разных источников.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН И ВЕТВЕЙ ЕГО ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО, ЕГО ЖЕНЫ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА [ЕГО] ПОТОМКОВ

Менгу-каан был старшим сыном Тулуй-хана и появился на свет от его старшей жены Соркуктани-беги,^[510] дочери Джакамбу, брата Онг-хана, государя кераитов, и имел много жен и наложниц.^[511] Его старшей женой была Кутукуй-хатун, дочь Улудая, сына Бука-гургэна из племени икирас, который был зятем Чингиз-хана. От этой жены [Менгу-каан] имел двух сыновей, старшего — Балту и младшего — Уренгташа,^[512] а у Уренгташа было два сына: больший — Сарабан и меньшой ...,^[513] и оба они в молодых годах скончались, и детей у них не было. Сарабан с Нумуганом прибыл к войску Дарсу, и, придя к соглашению с Ширеки, они захватили Нумугана и отвезли его к каану, где он и обрел смерть, а Ширеки послали на побережье в жаркие края, так он и скончался.^[514] От этой же жены [Менгу-каан] имел дочь по имени Баялун^[515] и отдал ее [в жены] царевичу Джавкурчину, который приходился братом Улудаю, а Улудай был дедом этой дочери со стороны матери.

Менгу-каан имел еще одну старшую жену по имени Огул-Тутмыш из племени ойрат из рода ...-бики, и она была сестрой Олджай-хатун. Эта женщина была очень умной. Вначале она была нареченной Тулуй-хана и поэтому братьев своего супруга — Кубилай-каана и Хулагу-хана — называла детьми, и они ее боялись. От этой жены он сыновей не имел, а имел двух дочерей: старшую — по имени Ширин и младшую — Бичикэ, которую называли также и ... Ширин он отдал [в жены] сыну Тайджу-гургэна, который имел [женой] младшую дочь [Чингиз-хана] ...^[516] [Ширин] была из племени олкунут,^[517] а когда она умерла, за него выдали также и |A 155б, S 369| Бичикэ.

Он [Менгу-каан] имел [также] двух почитаемых наложниц: одну по имени Баявчин из рода баявут, от нее имел сына — имя его Ширеки, а у этого Ширеки есть еще два сына: Тура-Тимур и Тукан-Тимур, а у Тукан-Тимура был сын по имени Улус-Бука, он находился при каане. Поводом к тому, чтобы взять Баявчин [в наложницы], послужило следующее: ее отец украл из оружейной палаты тетиву лука, [которую] у него нашли за голенищем его сапога. За это преступление его подвергли наказанию. Менгу-каан приказал представить его дочь, она ему понравилась, и он ее взял [в наложницы]. Другую наложницу звали Куйтани, [она была] из племени ильчикин. От нее [Менгу-каан] имел сына по имени Асутай, который стал заодно с Ариг-Букой и сопротивлялся Кубилай-каану. А у этого Асутая было четыре сына:^[518] старший — Олджэй, второй — Хуладжу, третий — Ханту и четвертый — Олджэй-Бука; все четыре сына находились при высочайшей особе каана, о них подробно известно, родословная таблица упомянутых потомков представляется в том виде, как она установлена. Вот и все!

Изображение Менгу-каана и супруги и родословная таблица [его] потомков

|A 156а, S 370| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ; ПАМЯТКА О ВОСШЕСТВИИ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО ТРОНА, ЖЕН И ЦАРЕВИЧЕЙ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ]; РАССКАЗЫ ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ

Воспоминание о причинах, [способствовавших] переходу каанства к Менгу-каану, об обстоятельствах, предшествующих восшествию его на царский престол, о причине перехода каанства к нему благодаря усиленным стараниям его матери, Соркуктани-беги, и ее способностям. Когда Гуюк-хан преставился,^[519] в дела государства вторично^[520] проникла смута. Делами государства правила его жена Огул-Каймиш с вельможами. И [еще] прежде, когда Угедей-каан отправился на завоевание страны Хитая, а Тулуй-хана постигло неизбежное [то есть смерть], каан от горя разлуки с ним постоянно вздыхал, а когда бывал пьян, то сильно плакал и говорил: «Я очень страдаю от разлуки с братом и поэтому [всему на свете] предпочитаю пьянство, может быть, хоть на один миг стихнет пламя [тоски]».^[521] По крайней привязанности, которую он питал к его детям, он приказал, дабы дела его улуса и устроение его войска были вверены его старшей жене Соркуктани-беги, умнейшей в мире женщине, и чтобы сыновья и войско [были] в повиновении у нее. Соркуктани-беги в заботах и попечении о детях, в помышлении о припасах и снаряжении для них и для войск мужа установила такой строгий учет, что не могло быть возможности какого-либо обмана. Каан совещался с ней о всех делах, не преступал принятого ею решения и не допускал [никаких] изменений в ее приказаниях; все зависимые от нее люди были отличены [особым] покровительством и почетом, и ни в одной смуте от них не исходило ничего противу древней ясы и предания. Во время восшествия на престол любого государя все царевичи пребывали в смущении от своих деяний, за исключением Соркуктани-беги и ее величественных сыновей, это обстоятельство может быть результатом [только] крайних способностей, совершенного разума и проницательности и [уменья] предвидеть исход дел. После смерти Екэ-нойона^[522] раздачей даров и подношений она направляла [свои] заботы в сторону родичей и соплеменников, щедростью и умением покорила и привлекла [на свою сторону] воинов и чужестранцев, так что после Гуюк-хана большинство народа было согласно на передачу ханского достоинства ее старшему сыну. И таким образом она охраняла [выгоды] сторон, пока бог всевышний благодаря ее опытности и способностям не отдал невесту-государство в объятия Менгу-каана. Несмотря на то, что она была последовательницей христианской религии, она весьма старалась способствовать преуспеванию [божественного] Мухаммедова закона и в изобилии жаловала милостыни и осыпала дарами имамов и шейхов ислама. Это подтверждается тем, что она дала тысячу серебряных балышей на постройку медресе в Бухаре и [приказала], чтобы шейх-ул-ислам Сейф-ад-дин Бахарзи, да будет над ним милосердие Аллаха, был управителем и попечителем этого богоугодного дела. Она приказала купить деревни и отказала их в вакф [на это медресе] и поместила [туда] мударрисов и туллябов.^[523] Она постоянно посылала в области и окрестности милостыню и расходовала имущество на пропитание нищих и бедных из мусульман и по этому пути шла, пока не скончалась в месяце зу-ль-хидже лета 649 г.х. [14 февраля — 13 марта 1252 г. н.э.]. Вот и все!

Обстоятельства, предшествовавшие восшествию [Менгу-каана] на ханский престол

Бату в то время, когда Гуюк-хан умер, страдал болезнью ног и как старший брат разослал во все стороны гонцов одного за другим с приглашением соплеменников и родичей, дабы все царевичи^[524] прибыли сюда и, образовав курилтай, «кого-нибудь одного, способного, которого признаем за благо, посадили на трон». Потомки Угедей-каана, Гуюк-хана и Чагатая отклонили [приглашение]: «Коренной-де юрт и столица Чингиз-хана — Онон^[525] и Келурен,^[526] и для нас не обязательно идти в Кипчакскую степь», и Ходжу, Нагу,^[527] Кункур-Тогая и Тимур-нойона, который был эмиром Каракорума, они послали своими заместителями, с тем чтобы те письменно подтвердили то, о чем царевичи согласятся, потому что Бату всем царевичам старшой и приказание его для всех обязательно и что «одобренного им мы никоим образом не преступим». [Узнав] это, Соркуктани-беги сказала Менгу-каану: «Так как царевичи ослушались старшего брата и к нему не пошли, пойди ты с братьями и навести его, больного». Менгу-каан по указанию матери направился к высочайшей особе Бату. Когда он туда прибыл и принялся выполнять требования службы, Бату воочию убедился в способностях и зрелости его и сказал: «Из [всех] царевичей [один] Менгу-каан обладает дарованием и способностями, необходимыми для хана, так как он видел добро и зло в этом мире, во всяком деле отведал горького и сладкого, неоднократно водил войска в [разные] стороны на войну и отличается от всех [других] умом и способностями; его значение и почет в глазах Угедей-каана, прочих царевичей, эмиров и воинов были и являются самыми полными. Каан послал однажды его, его брата Кул-кана^[528] и Гуюк-хана со мной, Бату, и с Ордой и Джучи в края Кипчака и в государства, кои находятся в тех пределах, дабы мы их покорили. [Менгу-каан] привел в покорность и подданство племена ..., кипчаков, …, и черкесов; предводителя кипчаков Бачмана, предводителя племен асов и город ... Менгу-каан захватил и, произведя казни и разграбление, привел в покорность. После того в год быка, соответствующий 638 г.х. [1240 — 1241 г. н.э.], каан послал ярлык, чтобы царевичи вернулись; до их прибытия на место каан скончался, а его ярлык [был] о том, чтобы внук его Ширамун стал наследником. Туракина-хатун приказа его не послушалась, переиначила его и посадила на ханство Гуюк-хана. В настоящее время подходящим и достойным царствования является Менгу-каан. Какой другой есть еще из рода Чингиз-хана царевич, который смог бы при помощи правильного суждения и ярких мыслей владеть государством и войском? [Один] только Менгу-каан, сын моего милого дяди Тулуй-хана, младшего сына Чингиз-хана, владевшего его великим юртом. А известно, что согласно ясе и обычаю монголов место отца достается меньшому сыну,^[529] поэтому [все] предпосылки для вступления на царство у Менгу-каана». Когда Бату окончил эту речь, он разослал гонцов к женам Чингиз-хана, к женам и сыновьям Угедей-каана, к жене Екэ-нойона Соркуктани-беги и к другим царевичам и эмирам правого и левого крыла [сказать]: «Из царевичей [только один] Менгу-каан видел [своими] глазами и слышал [своими] ушами ясу и ярлык Чингиз-хана; благо улуса, войска и нас, царевичей, [заключается] в том, чтобы посадить его на каанство». И он приказал, чтобы братья его — Орда, Шейбан, Берке — и весь род Джучи, а из царевичей правого крыла Кара-Хулагу из потомков Чагатая, — [все] собрались и несколько дней пировали; и после этого они заключили соглашение о том, чтобы посадить Менгу-каана на престол. Менгу-каан отказывался, не давая согласия на облечение [себя] той огромной властью, и не принимал на себя того великого дела. Когда [перед ним] настаивали, а он все больше отказывался, брат его Мука^[530]-огул поднялся и сказал: «На этом собрании все мы заключили условие и дали подписку, что не выйдем из повиновения Саин-хану Бату; как же Менгу-каан ищет [пути] уклониться от того, что им признано за благо?». Бату понравилась речь Мука, и он ее одобрил; и Менгу-каан был обязан [согласиться]. Бату, как обычно принято среди монголов, поднялся, а все царевичи и нойоны в согласии, распустив пояса и сняв шапки, стали на колени. Бату взял чашу и установил ханское достоинство в своем месте; все присутствующие присягнули [на |A 157а, S 372| подданство], и было решено в новом году устроить великий курилтай^[531]. С этим намерением каждый отправился в свой юрт и стан, и молва об этой благой вести распространилась по окрестным областям. Затем Бату приказал своим братьям Берке и Бука-Тимуру отправиться с многочисленным войском вместе с Менгу-Кааном в Келурен, столицу Чингиз-хана, и в присутствии всех царевичей, устроив курилтай, посадить его на царский трон. И они отправились в путь от Бату.

Они остановились в местности ... Соркуктани-беги любезностью и почтительностью снискивала расположение родичей и соплеменников и приглашала [их] на курилтай. Часть царевичей из дома каана и Гуюк-хана, Йису-Менгу^[532] и Бури,^[533] потомки Чагатая, по этому поводу чинили отказ и в том деле создавали отлагательство под тем предлогом, что ханское достоинство должно [принадлежать] дому каана и Гуюк-хана; они многократно посылали гонцов к Бату [передать]: «Мы далеки от соглашения на это и недовольны этим договором. Царская власть полагается нам, как же ты [ее] отдаешь кому-то другому?». Бату ответил: «Мы с согласия родственников^[534] задумали это благое дело и кончили разговор об этом, так что отменить это никоим образом невозможно. Если бы это дело не осуществилось в таком смысле и кто-либо другой, кроме Менгу-каана, был бы объявлен [государем], дело царской власти потерпело бы изъян, так что поправить его было бы невозможно, а если царевичи об этом тщательно поразмыслят и предусмотрительно подумают о будущем, то им станет ясно, что по отношению к сыновьям и внукам проявлена заботливость, потому что устроение дел такого обширного, протянувшегося от востока до запада государства не осуществится силою и мощью детей». В этих пререканиях протянулся [весь] тот год, который был предназначен [для великого курилтая], и следующий год прошел до половины, а положение в мире и дела государства с каждым годом становились беспросветнее. Так как их разделяло расстояние, то не было возможности сговориться об общем совещании. Менгу-каан и Соркуктани-беги посылали к ним и сохраняли путь уважения и дружеских отношений. Поскольку наставления и увещания не оказывали на них никакого действия, то с лаской и угрозой им неоднократно посылались извещения, а те отговаривались; [Менгу-каан и Соркуктани-беги] каждый раз приводили им доводы с тем, что, может быть, остановят их добротой и обходительностью и они пробудятся от сна беспечности и гордыни. Когда тот год пришел к концу, разослали во все стороны гонцов, чтобы близкие и родичи собрались в местности Келурен. Ширамуна-битикчи послали к Огул-Каймиш и ее сыновьям Ходже и Наку, а Алямдара-битикчи — к Йису-Менгу [сказать]: «Большинство [царевичей] дома Чингиз-хана собралось, а дело [созыва] курилтая до сего времени стоит из-за вас, уклоняться [от этого] и отказываться невозможно, если вы помышляете о единодушии и единении, то [вам] следует прибыть на курилтай, дабы с [общего] согласия было устроено дело государства». Когда они поняли, что [иного] средства нет, то Наку-Огул пустился в путь, и Кудак-нойон, и часть эмиров высочайшей особы Гуюк-хана, и Йису, сын Чагатай-хана, в согласии с ними пришли из своих местностей к Ширамуну, и все трое собрались в одном месте, а после того и Ходжа выступил в путь, и они все еще воображали, что «без нас дело курилтая не двинется вперед». Берке послал Бату [следующее] извещение: «Прошло два года, как мы хотим посадить на престол Менгу-каана, а потомки Угедей-каана и Гуюк-хана, а [также] Йису-Менгу, сын Чагатая, не прибыли». Бату прислал ответ: «Ты его посади на трон, всякий, кто отвратится от ясы,^[535] лишится головы».

Царевичи и эмиры, которые находились при Менгу-каане, как Берке, а из старших эмиров^[536] Хоркасун; из царевичей левого крыла: сыновья Джучи-Касара и Йисунке, и Илджидай, сын Качиуна, и Тачар, сын Отачи-нойона, и сыновья Таку-нойона, — все племянники Чингиз-хана; из царевичей правого крыла: из потомков Чагатая — Кара-Хулагу, из сыновей каана — Кадан, а из его внуков — Мункату и сын Кутана, и братья Менгу-каана — Кубилай, Хулагу, Мука и Ариг-Бука — все собрались и во время его благословенного восшествия на престол думали, как сделать, чтобы все расселись по чину, Берке решил, чтобы Бучек^[537] ввиду болезни ног сидел на своем месте и Кубилай чтобы тоже сидел, а все внимали словам Кубилая. [Затем] приказали Муке стать у дверей, чтобы ему можно было задержать царевичей и эмиров, а Хулагу приказал стать впереди стольников^[538] и телохранителей,^[539] чтобы никто не говорил и не слушал |A 157б, S 373| неподобающих речей. Сообразно с этим установили порядок, и [только] они двое ходили взад и вперед, пока не закончился курилтай. А звездочеты выбрали счастливую звезду. Одним из доказательств его [Менгу-каана] увеличивающегося ежедневно счастья было следующее: в течение тех нескольких дней небо в тех местах было закрыто покровом туч, шли непрерывные дожди, и никто не видел лика солнца. Случайно в тот самый час, который звездочеты избрали и [в который] хотели сделать астрономические наблюдения, — солнце, мир освещающее, появилось вдруг из-за туч, и небо открылось на пространстве, равном телу солнца, так что звездочеты с легкостью определили высоту [планеты] над горизонтом. Все присутствующие — упомянутые царевичи, старшие достопочтенные эмиры, главы родов^[540] и бесчисленные войска, которые находились в тех пределах, — все сняли с голов шапки и повесили пояса [себе] на плечи.^[541]

В год кака-ил, который является годом свиньи, павший на месяц зу-ль-када 648 г.х. [25 января — 23 февраля 1251 г. н.э.], в Каракоруме, что был столицей Чингиз-хана, Менгу-каана посадили на престол верховной власти и трон царствования. Эмиры и войска, [стоявшие] вне ставки, также вместе с царевичами девять^[542] раз преклонили колени. Когда он счастливо воссел на государственный трон, то от полноты высоких благородных помыслов [своих] захотел, чтобы в тот день был отдых всем людям и тварям. Он издал указ, чтобы в этот счастливый день ни одно создание никоим образом не вступало на путь спора и ссоры, а [все] бы занимались развлечениями и удовольствиями, и так же, как разных чинов люди справедливо требуют от судьбы наслаждения и удовольствия, чтобы и все виды тварей и минералов не были в том обездоленными. Домашних животных — верховых и вьючных — не позволять изнурять верховой ездой, грузом, путами и охотой; не проливать крови тех [животных], кои согласно справедливому шариату могут быть употреблены в пищу, дичь — пернатая и четвероногая, водоплавающая и степная — дабы была в безопасности от |A 158а, S 374| стрел и силков охотников и вольно летала и паслась; земной поверхности не беспокоить ударами кольев и подков, проточную воду не осквернять грязью и нечистотами. А хвала — Аллаху!

До какого предела может дойти усердие августейших высоких помыслов об улучшении положения слабых, о распространении справедливости и сострадания к великим и малым, забота того создания, которое всевышний бог сотворил источником милосердия и кладезем справедливости в такой мере, что оно хочет отдыха и покоя [даже] для животных и камней! Бог всевышний по доброте и милости своей да сохранит на долгие годы и в отдаленные века знаменитый род его владеющим и наслаждающимся царством и державой.

Таким образом [весь] тот день провели до ночи, а на другой день устроили пир в шатре, который приготовил Сахиб Ялавач из златотканных шелковых материй и разноцветной парчи. Никто до тех пор не воздвигал такого шатра и не строил такого двора, и в таком виде, о котором только что было изложено, государь мира сидел на троне, по правую его руку — царевичи, стоявшие толпой, точно созвездие Плеяд, и семь его высокопоставленных братьев чинно стояли перед ним, по левую руку сидели жены, подобные райским девам, а среброногие кравчие [принесли] жбаны с кумысом и вином и обносили [всех] кубками и чарами; [далее] нойоны и эмиры, а впереди них Мункасар-нойон покорно стоял между телохранителями, [далее] — битикчии, везиры, хаджибы и наибы, а впереди них — Булга-ака, [все] по своим степеням и должностям стояли, построившись в ряд. Прочие же эмиры и приближенные стояли снаружи приемного шатра чинно, каждый на своем месте.

Так в течение целой недели шел пир и веселье. На обязанности питейной казны и кухни было [доставлять] каждый день две тысячи повозок с вином и кумысом, триста голов лошадей и быков и три тысячи баранов. Ради присутствия Берке всех их резали по предписанию мусульманского закона. Посреди тех пиршеств прибыли Кадан-огул,^[543] его племянник Мелик-огул и Кара-Хулагу^[544] и по определенному обычаю и привычному обряду принесли установленные поздравления и вместе [с другими] занялись удовольствиями и развлечениями. Вот и все!

Рассказ. Замыслы измены и козни [со стороны] некоторых царевичей из дома Угедей-каана по отношению к Менгу-каану,^[545] раскрытие этого обстоятельства сокольничим ..., донос и их захват

Так как они ожидали прибытия других царевичей, проявляя излишества в наслаждениях и веселии, и ни одному созданию не приходило и мысли, что древняя яса Чингиз-хана [может быть] изменена и переделана и что каким-нибудь образом в [его] роде произойдет какое-нибудь разногласие и распря, то соображения предосторожности^[546] остались в пренебрежении. А Ширамун, Наку, внуки^[547] Угедей-каана, и Хутук, сын Карачара,^[548] заключили друг с другом союз и подошли близко [к ставке]. С ними [было] много повозок, полных оружия, а в душе они задумали козни и измену. По одной из счастливых случайностей, в которых и заключается счастье, у некоего скотовода по имени ..., из племени канглы, из числа сокольничих Менгу-каана, пропал верблюд. В поисках его он бродил кругом и попал в конную толпу войска Ширамуна и Наку. Он увидел большое войско с бесчисленными повозками, которые были нагружены [чем-то] под видом провианта и напитков для поздравительного пира. Не догадываясь о тайне этого, он искал своего заблудившегося [верблюда]. По дороге он встретил мальчика, который сидел у сломанной повозки. Мальчик подумал, что это их всадник, и попросил его помочь ему исправить повозку; ... спешился, чтобы помочь ему, и взор его упал на оружие и военное снаряжение, которое они уложили в повозке. Он спросил мальчика: «Это что за груз?». [Тот] ответил: «Оружие, так же, как и в других повозках». ... понял, что если идут с повозками, полными оружия, то это делается не без задней мысли о кознях и вероломстве, однако притворился беспечным. После того как он освободился от помощи ему [мальчику], он доехал ночью до одного дома и зашел в гости. Постепенно, осмелев, он стал расспрашивать, и, когда узнал о действительном положении, ему определенно стало ясно, что у тех людей в мыслях предательство и лицемерие и что задумали во время поздравительного пира, когда [все] |A 158б, S 375| опьянеют, сойти с заповедного пути, протянуть руку захвата и довести до конца то, о чем они договорились. «И мерзкие козни не постигнут [его], кроме как [в своей] семье».

... отпустил поводья, поймал пропавшего верблюда и [расстояние] трехдневного пути промчал в один день. Без разрешения и без страха неожиданно вошел в приемный шатер и смело начал речь; он сказал: «Вы занимаетесь забавами и веселитесь, а противники восстали против вас и выжидают [лишь] удобного случая, и все нужное для ведения войны [уже] приготовлено». Он лично изложил все то, чему был очевидцем, и побуждал их как можно скорее приступить к защите и мерам против того [заговора]. Так как подобные козни обычно не были в правилах монголов, особенно в счастливую эпоху державы Чингиз-хана и его рода, то это считали совершенно невероятным и его неоднократно переспрашивали, а он то же самое излагал без какого-либо противоречия. Менгу-каан не прислушивался к тем словам и не обращал на них внимания. ... же проявлял большую настойчивость, и [все] видели его тревогу и беспокойство. Спокойствие Менгу-каана было непоколебимо, но царевичи и нойоны, которые присутствовали [при этом], из осторожности, что, не дай бог, случится какое-нибудь несчастье,^[549] относились отрицательно к такой твердой уверенности. Каждый из царевичей пожелал выступить для поправления дела и лично отправиться расследовать это, прежде чем исчезнет [всякая] возможность [найти] удобный случай исправить дело. В конце концов [все] согласились на то, что Мункасар-нойон, глава эмиров его высочайшей особы, выступит первым и выяснит то обстоятельство. Согласно приказанию [каана] [Мункасар-нойон] выступил с двумя-тремя тысячами всадников и утренней порой приблизился к их стану, с пятьюстами отважных наездников он погнал их вперед до [самых] их жилищ, а с флангов подошли войска. Ширамун перед этим оставил свой угрук^[550] в местности ..., а [сам] налегке подходил с пятьюстами всадников. В местности ... упомянутый эмир Мункасар, царевич Мука, который был во главе войска, и Джукбал-гургэн из племени кераит окружили своими войсками Ширамуна, Нагу, Тутука и других бывших с ними царевичей и послали к ним гонца [сказать]: «О вас передают и [так] доведено до августейшего сведения государя, что вы идете со злым умыслом в сердце. Если же это неверно, то вы это докажете тем, что без размышлений и колебаний направитесь в ставку [каана]. В противном случае — приказ таков: [мы должны] забрать вас и отвезти туда. Выбирайте одно из двух». Когда они это услышали — положение же было таким, что они оказались точкой в середине окружности, а их подчиненные и приверженцы далеко, — они крайне смутились и расстроились. Подчинившись по необходимости судьбе, они отрицали тот [свой умысел] и говорили: «Мы идем с честными намерениями в сердце и твердо решили вместе отправиться служить Менгу-каану». Упомянутые эмиры пришли к Ширамуну и царевичам и друг другу подносили чаши, [а потом] с ограниченным числом всадников направились к высочайшей особе [каана]. Когда они подошли близко [к ставке], то большую часть их нукеров^[551] задержали, отобрав у них оружие. Последовал приказ, чтобы группа эмиров, которые были с царевичами, остановилась за пределами ставки, всех их задержали, а царевичи, совершив девять раз «тикшимиши», отправились внутрь ставки. Три дня они пировали, у них ничего не спрашивали. На четвертый день они пришли во дворец и намеревались уехать. От Менгу-каана прибыл посланец [со словами]: «На сегодня задержитесь», и тотчас же прибыл другой [с приказанием], чтобы все нукеры и воины, которые находятся при них, отправились по своим «тысячам», сотням и десяткам в свой лагерь, а если хоть один останется здесь на ночь, — подвергнуть его наказанию. Согласно приказу все вернулись, а царевичи остались одни, и для охраны к ним назначили целый отряд.

Рассказ о прибытии Менгу-каана в ставку Чингиз-хана и о судебном допросе царевичей лично им самим со всей тщательностью

|A 159а, S 376| На другой день Менгу-каан прибыл в ставку Чингиз-хана, воссел на скамью и самолично судил царевичей и Ширамуна и допрашивал [их]: «Так о вас говорят, и хотя [это] не представляется достоверным и понятным и разумом это не воспринимается, но [все же] необходимо это обсудить и выяснить путем откровенной беседы, дабы лицо правды очистилось от пыли сомнения и подозрения. Если [это] окажется наговором и клеветой, то лжец и клеветник увидит возмездие, дабы у людей возникло [должное] уважение». Царевичи отрицали: «Нам об этом деле ничего не известно». Менгу-каан приказал представить атабека Ширамуна по имени …, и допросил его. [Тот] запирался. [Тогда] он приказал допросить его под палками. [Атабек] признался и сказал: «Царевичи [ничего] не знают, [это] мы, эмиры, составили заговор, [но] воцарение Менгу-каана помешало [этому]», — [затем] он бросился на меч и погиб.

Рассказ о судебном допросе Мункасар-нойоном эмиров, замысливших с царевичами измену

На другой день [Менгу-каан] приказал группу таких нойонов и эмиров, как Илджидай-нойон, Бубал старший, Джики, Кулджай, Саркан, Бубал младший, Туган и Йисур, из которых каждый воображал себя таким высоким, что [даже] горнему небу до него не достать, и группу других эмиров-темников и войсковых начальников, перечисление коих надолго бы затянулось, — всех задержать, а судье эмиру Мункасару приказал сесть и вместе с некоторыми другими эмирами начать розыск и допрос. Несколько дней чинили суд по тому делу; допрашивали очень тонко, пока в конце концов в словах тех людей не появилось противоречие и не исчезло всякое сомнение в их непокорности. Они все единодушно сознались и повинились в своем преступлении: «Такой сговор мы составили и |A 159б, S 377| замыслили измену». Менгу-каан хотел по своему прославленному обычаю пожаловать им прощение и помилование, [но] царевичи, нойоны и эмиры сказали, что промедление и отказ воспользоваться таким удобным случаем для устранения противника является далеким от правильного пути.

Так как Менгу-каан знал, что речь их от чистого сердца, а не из корысти и лицемерия, то приказал всех [изменников] заковать и заключить в острог. Несколько дней он обдумывал их дело. Однажды, [когда] он сидел во дворце на троне, он приказал эмирам и столпам державы, чтобы каждый [из них] рассказал какой-нибудь билик о преступниках из того, что он видел или слышал. И каждый по мере своего разума и сообразно чину что-нибудь говорил, но ни один [ответ] не пришелся ему по душе. На последних местах собрания стоял Махмуд Ялавач. Менгу-каан спросил: «Почему тот дед ничего не говорит?». [Махмуду] Ялавачу сказали: «Выйди вперед и молви слово». Он ответил: «В присутствии государя лучше слушать, чем говорить, но я знаю один рассказ, и если будет [на то] соизволение, я расскажу». Менгу-каан промолвил: «Говори». Тот сказал: «Когда Искандер^[552] покорил большую часть государства мира, он захотел пойти на Хиндустан. Эмиры и вельможи его государства сошли с пути повиновения и подчинения, и каждый [из них] претендовал на независимость и самовластие. Искандер ничего не мог [с ними] сделать, послал гонца в Рум к Аристотелю, открыл [ему] обстоятельства своеволия и непокорности своих эмиров и спросил, какие есть против этого меры. Аристотель вместе с гонцом вошел в сад и приказал выкопать деревья с большими корнями и на их место посадить маленькие, слабые деревца, а ответа гонцу не дал. Удрученный гонец вернулся к Искандеру и сказал: „Он [Аристотель] никакого ответа не дал". Искандер спросил: „Что ты у него видел?". [Гонец] ответил: „Он пришел в сад, выкапывал крупные деревья, а на их место сажал маленькие ветки". Искандер сказал: „Он дал ответ, но ты не понял". Он предал смерти самовластных насильников-эмиров, а на их места поставил их сыновей».

Менгу-каану этот рассказ крайне понравился, он понял, что тех людей следует уничтожить, а вместо них держать других людей. Он приказал предать мечу наказания тех заключенных эмиров, замышлявших измену и побуждавших царевичей к ослушанию и [тем] бросивших их в пучину таких преступлений. [Таких] оказалось семьдесят семь человек. Всех их казнили, в том числе двух сыновей Илджидая, умертвили вбиванием в рот камней. Отца их захватили в Бадгисе^[553] и привели к Бату, [где] он соединился со [своими] сыновьями. Вот и все!

Рассказ о прибытии Йисун-Буки, сына^[554] Чагатая, жены его Тогашай и Бури; описание их состояния

Йисун-Бука, его жена Тогашай и Бури тоже прибыли. Оставив все войска в пути, они прибыли сами с тридцатью всадниками. Бури вместе с послами отправили к Бату, который после подтверждения [его] вины предал его смерти. Тогашай-хатун судил Кара-Хулагу, который приказал растоптать ее^[555] ногами в присутствии Йисун-Буки и [этим] исцелил [свою] грудь от давней злобы. Так как Кадак-нойон знал, что подстрекателем той смуты был он и что [это] он поднял пыль того озверения и что исправить это не в его силах, он собрался бежать, вдруг точно ангелы смерти, нагрянули приставы августейшей особы [каана].

Так как он притворился больным, его посадили на повозку и привезли. Когда он прибыл к августейшей особе [каана], то последовал приказ учинить [над ним] суд, хотя его виновность была более известна, чем безбожие дьявола. После того как он [все] подтвердил и сознался в преступлении, его отправили вслед за [его] друзьями. Вот и все!

|A 160а, S 378| Рассказ о вызове Менгу-кааном Огул-Каймиш-хатун^[556] и Ходжи, сына Гуюк-хана, о казни Огул-Каймиш и об обстоятельствах расправы с Иди-Кутом

Так как некоторые виновные еще не прибыли, а умы еще не очистились от вражды, [вызванной] их подлостью, Менгу-каан послал Бурунтай-нойона с десятью туманами войска, [состоявшего] из храбрых тюрков, к границам Улуг-Тага, ... и ..., что между Бишбалыком и Каракорумом, чтобы они из той местности [ушли] и приблизились к стойбищу Кункыран-огула, который находился в пределах Каялыка и обитал [растянул стан] до берега Отрара. Бука-нойона он послал с двумя туманами войска к границам киргизов и кем-кемджиюта, а к Огул-Каймиш и Ходже, которые еще не прибыли, послал гонцом Ширамуна-битикчи и дал поручение: «Если вы не участвовали в заговоре с теми людьми, то для вас будет счастье в том, что вы поспешите к высочайшей особе [каана]». Когда Ширамун выполнил поручение, Ходжа-Огул хотел подвергнуть его тому, что не дозволено, [то есть казни]. Жена Ходжи, которая по [своему] положению была ниже других ханш, а умом и смышленностью выше их, пришла к такой мысли и сказала [Ходже-Огулу]: «На после лежит выполнение поручения, и никогда не причиняли ничего дурного [даже] послам бунтовщиков, как же можно покушаться на посла, который прибыл от высочайшей особы Менгу-каана? А каким бедствием в государстве может завершиться убийство [даже] одной личности, особенно когда при этом происходят смуты! Из-за этого море мятежа приходит в волнение, успокоившийся мир [снова] становится беспокойным и вспыхивает пламя бедствий, а тогда уже раскаяние бесполезно. Менгу-каан — старший и на положении отца, нужно отправиться к нему и повиноваться его приказу». Ходжа выслушал с удовлетворением ее добрый совет, оказал Ширамуну почтение и уважение и вместе с женой отправился к высочайшей особе [каана]. Благодаря счастью слышать добрый совет он не впал в бездну безмерных бедствий, а остановился в обители безопасности.

А мать Ходжи Огул-Каймиш отослала гонца обратно и сказала: «Вы, царевичи, обещали и дали обязательство в том, что царская власть всегда будет принадлежать дому Угедей-каана и что никто не будет противодействовать его сыновьям, а теперь вы не держите слова». Когда это известие передали, Менгу-каан крайне разгневался и написал указ [ярлык], что жены Джучи-Касара, Отчигина и Бэлгутай-нойона — братьев Чингиз-хана — приезжали на курилтай, а Огул-Каймиш не является, и что если Катар-Кадак, Чинкай и Бала, эмиры ставки [орды] Гуюк-хана, кого-нибудь выберут или провозгласят государем или ханшей и [кто-нибудь] станет государем или ханшей по их слову, тогда они увидят! [Менгу-каан] тотчас же послал гонца захватить ее и привезти, зашив обе руки в сыромятную кожу. Когда она прибыла, ее отправили [вместе] с матерью Ширамуна Кадакач-хатун в ставку Соркуктани-беги, и Мункасар-яркучи,^[557] обнажив ее, потащил на суд и допрашивал. Она сказала: «Зачем другие смотрят на тело, которое никто, кроме государя, не должен видеть?!». Спросив о ее вине, ее завернули в кошму и бросили в воду. Чинкай также прибыл, его важное дело было улажено хаджибом Денишмендом.

В [месяце] рамазане лета 650 г.х. [5 ноября — 4 декабря 1252 г. н.э.] в Бишбалыке Иди-Кут, главарь идолопоклонников, условился с некоторыми людьми, чтобы в пятницу, когда мусульмане соберутся в соборную мечеть, выступить и перебить их всех в мечети. Один гулям из их среды, который был осведомлен и знал о том деле, склонившись к исламу, донес на них и доказал их преступление. После того как Иди-Кута доставили в ставку и учинили [над ним] суд и он в преступлении сознался, последовал приказ увезти его в Бишбалык и [там] казнить в пятницу после намаза при всем народе. Вот и все!

|A 160б, S 379| Рассказ о том, как Менгу-каан отправил некоторых эмиров в разные стороны, чтобы они покончили с оставшимися смутьянами, и о прощении им их преступлений

Так как по углам [еще] оставались кое-какие смутьяны, а вызов их был затруднителен и долго бы тянулся, Менгу-каан послал Бала яркучи с отрядом нукеров в войска Тису, дабы он произвел расследование о тех людях и всякого, кто участвовал в заговоре, казнил. И еще одного эмира по такому же делу назначил в область Хитая.

Когда мысли о злодеях исчезли из [его] благословенной памяти, добрый нрав счастливого государя потребовал в качестве самого обязательного соблюдения [основ] родства и племенного единства. Он приказал Ширамуну вместе с Кубилай-кааном, Нагу и Чуган-нойоном отправиться в Хитай, а Ходжу, по заслугам его жены, сказавшей достойную похвалы речь, освободил от похода и назначил ему юрт в пределах Селенги, что близ Каракорума. В общем, с той поры среди монголов снова появились распри, а Чингиз-хан своим детям завещал согласие и единодушие, он говорил: «Пока вы будете в согласии друг с другом, вам будет сопутствовать счастье и враг не одержит [над вами] победы». Благодаря этому качеству ему [Чингиз-хану] и его роду удалось покорить большинство государств мира.

Рассказывают, что однажды, [еще] в первые дни [своего] выступления, [Чингиз-хан], давая наставление сыновьям, для сравнения вытащил из колчана одну стрелу, дал им и сказал: «Сломайте». [Стрела] при небольшом усилии сломалась. Потом дал [им] две стрелы, [которые] также с легкостью сломались. Таким порядком он все увеличивал [число стрел], покане дошел до десяти. И силачи и бахадуры^[558] войска оказались не в силах переломить их. [Тогда] он сказал: «Таково и ваше положение, пока вы будете опорой один другому, никто вас не одолеет, и вы долгие годы будете владеть царством». Если бы мусульманские султаны поступали таким же путем, их династии вовсе не прекращались бы! Вот и все!

Рассказ о просьбе царевичей и эмиров перед Менгу-кааном о разрешении им возвратиться по своим домам и об отправлении их с полным уважением, почетом и милостями

Когда августейшее внимание Менгу-каана освободилось от неотложных дел и взволнованное государство успокоилось, а царская власть с согласия всех царевичей была ему вручена, царевичи и эмиры усиленно просили позволения удалиться в свои юрты. Обласкав каждого разными почестями и всякими милостями, он приказал разъехаться и отправиться по своим становищам. Так как дальность расстояния и время разлуки с Бату у Берке и Тука-Тимура^[559] были больше [и дольше, чем у других], он [Менгу-каан] отпустил их раньше [других] и пожаловал их бесчисленными наградами, а вместе с ними отправил Бату дары и подношения, достойные такого государя. А сыновьям Кутана, Кадан-Огула и Мелик-Огула^[560] каждому пожаловал по орде [вместе] с женщинами из орд и домов каана.^[561] Затем он отпустил с полным почетом и уважением Кара-Хулагу и подарил ему становища его деда, которые захватил дядя его Йису-Менгу, так что он возвращался с [тем, чего] желало его сердце. Но когда он дошел до местности Алтая, его настигла смерть, и он не достиг желанной [цели]. И других царевичей, нойонов и эмиров отпустил, одарив каждого [по его] |A 161а, S 380| чину и степени. А ... сделал тарханом^[562] и подарил ему столько [всякого] добра, что он стал вполне богат и его степень стала чрезвычайно высокой. Когда царевичи и эмиры возвратились и дела их пришли к благоприятному концу, он [Менгу-каан] обратился к устройству и приведению в порядок дел государства.^[563] Вот и все!

Рассказ об обращении внимания Мэнгу-каана на дела государства, о появлении в нем благоустройства и порядка; об изъявлении милостей по отношению к разных сословий людям и о рассылке правителей в разные концы [страны]

Когда монаршие помыслы Менгу-каана были направлены на упорядочение [положения] честных людей и уничтожение бунтовщиков, его благословенные думы обратились в сторону успокоения подданных и облегчения [им] разных тягот. Его совершенный ум веселью и праздности предпочел старание и труд, и он перестал постоянно пить вино. Прежде всего он послал войска в отдаленные [страны] востока и запада и в аджемские [иранские] и арабские области. Восточные страны он пожаловал сахибу Махмуду Ялавачу, который к своим прошлым заслугам присовокупил последующую преданность и [который еще] до счастливого восшествия на престол удостоился чести служить [ему], а города Туркестана и Мавераннахра, города уйгуров, Фергану и Хорезм — эмиру Мас`уд-беку, который по причине дружбы и преданной службы его высочайшей особе видел много страха и опасностей и точно так же, как и [его] отец, раньше других удостоился чести припасть к стопам^[564] [его величества]; на основании этих установившихся прав [Менгу-каан] отпустил их раньше [других], а лица, прибывшие отовсюду вместе с ними, были отмечены различными наградами. А затем — эмира Аргун-ака, который из-за дальности пути прибыл [уже] после курилтая и общего разъезда и еще раньше отличался преданной службой его высочайшей особе и выдвинулся исполнительностью и пониманием сути вещей. Ему было поручено управление областями Ирана — Хорасаном, Мазандераном, Ираком, Фарсом, Керманом, Луром, Арраном, Азербайджаном, Гурджистаном, Арменией, Румом, Диярбекром, Мосулом и Халебом. [Все] мелики, эмиры и битикчи, служившие у него, получили награды по его благоусмотрению. В двадцатый день месяца рамазана года 650 г.х. он [Аргун-ака] возвратился обратно. Али-Мелика послали к нему на службу и, отличая его званием «мелика», пожаловали ему [управление] Исфаханом и Нишапуром. [Им] последовал указ провести новую перепись [всего улуса и войска]^[565] и твердо установить причитающийся налог и по окончании того важного дела вернуться к его высочайшей особе. Каждому из них он приказал: «Не допытывайтесь строго и не спорьте о минувших обязательствах, ибо у нас намерение облегчить положение подданных, а не умножить богатства казны», — и издал указ о льготах населению.^[566] Так как после [смерти] Гуюк-хана множество ханш и царевичей выдавали людям ярлыки и пайзы без числа, рассылали во все концы государства гонцов и покровительствовали и простым и знатным, потому что имели долю с ними в торговле и по другим причинам, то [Менгу-каан]^[567] повелел указом вышеупомянутым лицам, дабы каждый из них, разыскав в своей провинции ярлыки и пайзы, кои люди со времени Чингиз-хана, Угедей-каана и Гуюк-хана от них и других царевичей^[568] получили, — все отобрал, чтобы впредь царевичи не давали и не писали приказов о делах, касающихся провинций, без спроса у наместников его величества, чтобы великие послы не отправлялись в путь более чем на четырнадцати подставах, чтобы они ехали от яма до яма, а не забирали по дороге лошадей у населения. Во времена [Угедей-]каана было принято, что купцы ездили по областям Могулистана на подставах, [Менгу-каан] это отменил: [поскольку] торговцы ездят для приобретения денег, какой смысл [давать] ездить [им] на почтовых лошадях. И приказал, чтобы они ездили на собственных животных. Также повелел, чтобы гонцы ни в какие города не заезжали, а также и в деревни, в которых у них нет какого-либо дела, и чтобы не взимали содержания выше установленного. Поскольку насилие и вымогательство все увеличивались и земледельцы,^[569] особенно [страдавшие] от множества причитавшихся сборов, повинностей и поборов, дошли до того, что урожая хлебов у них не хватало на удовлетворение половины причитавшихся сборов, — [Менгу-каан] приказал, чтобы простые люди из [числа] купцов, владельцев промыслов и ремесленников своим подручным оказывали снисхождение и уделяли [им] из своих благ и чтобы всякий безотлагательно уплачивал причитающийся с него с суммы сделки [денежный сбор] пропорционально количеству и достатку и исключая лиц, освобожденных от стеснительных обязанностей и повинностей согласно ярлыку Чингиз-хана и каана [Угедея]: из мусульман — великих шейхов, знаменитых сейидов и благочестивых имамов, из христиан — епископов, священников, монахов и причт, из идолопоклонников — известных [туинов],^[570] а из всех сословий — людей очень преклонного возраста и неспособных к труду и занятиям. Так как каждый работающий не может уделять ежедневно долю [своего заработка], [Менгу-каан] установил ежегодный налог: в китайских областях богатый должен давать [в казну] десять^[571] динаров, а бедный пропорционально — один динар; в Мавераннахре — такое же [количество], в Хорасане^[572] богатый — семь динаров, бедный — один динар. [Он приказал], чтобы сборщики податей и писцы не были пристрастны и лицеприятны, не брали бы взяток; налог с пастбища, который называют копчур, с каждого рода скота всякий, у кого будет сто голов, должен дать одну голову, а с [количества] меньше ста голов ничего не должен давать. А недоимки, где бы и за кем бы они ни оставались, с населения не брать.

Из всех племен и народов, обладающих религиозными общинами, больше всего он оказывал уважение и почет мусульманам и жертвовал им милостыню и дары. Это подтверждает следующий случай: в праздник разговения^[573] 650 г.х. [декабрь 1252 г. н.э.], когда у входа в ставку [орду] собрались мусульмане и казий Джемал-ад-дин Махмуд Ходженди, который предстоял на молитве и произнес проповедь, разукрасил хутбу^[574] поминанием титулов халифа и произнес молитву за Менгу-каана и восхваление его, [Менгу-каан] дал указание в честь праздника выдать им повозки с серебряными и золотыми балышами и дорогими одеждами, и |A 162а, S 382| большинство народа получило долю в этом. Он выпустил указ, [подлежащий] неукоснительному исполнению, об освобождении всех узников и заключенных во всем государстве, и с этой целью были отправлены гонцы во все концы царства. А если начать излагать [все] те дела, кои исходили изо дня в день по милости и справедливости его высочайшей особы, то можно заполнить много томов, и рассказы о том [никогда] не кончатся; а «малая часть того — доказательство целого».

Когда молва о его справедливости и правосудии распространилась по сторонам и окрестностям, — тюрк и тазик, и близкий и дальний, [все] по искреннему желанию искали убежища в его подданстве, а мелики тех городов, кои [еще] не были приведены в подданство, посылали дары и подношения.^[575]

Так как изложена вкратце [лишь] малая часть его свойств и похвальных нравственных качеств, приводится один рассказ о многих благородных чертах его характера, и да будет людям достоверно известно, что этот рассказ свободен от прикрас. Когда купцы из окрестностей стали приезжать к Гуюк-хану и заключили с его наместниками солидные^[576] сделки и взяли бераты на провинции, то по какому-то случаю произошла задержка с уплатой им денег, и они [их] не получали; его жены, сыновья и племянники заключили сделки таким же порядком и писали бераты на провинции, а купцы толпами, один за другим прибывали, ходко торговали и брали [не деньги, а] бераты. Когда Менгу-каан счастливо воссел на престол, а дела тех людей^[577] повернулись в другую сторону,^[578] некоторые купцы не получили и одной десятой из прежних денег, другие не дошли до местности, на которую была выписана ассигновка, одна часть не получила бератов, другая не передала товары,^[579] а некоторым еще не установили цен, — все не знали, что делать, и попытались обратиться к его величайшей особе в надежде на его справедливость и милость. Они пришли ко двору и о своем положении довели до августейшего внимания Менгу-каана. И сколько ни противились приближенные к его величеству люди и вельможи государства, [утверждая], что за эти торговые сделки не нужно платить из государевой казны, и [хотя] никому в этом не приходилось сомневаться, он [по своему] милосердию распростер на них крылья благосклонности и издал указ отпустить все те суммы из его областей. Вышло больше пятисот тысяч балышей серебром и золотом, а если бы он и воздержался [от уплаты], ни у кого бы не было возражения. И такой милостью он затмил^[580] всех государей, щедрых, как Хатим. Из какой летописи было вычитано, от какого сказателя было слыхано, чтобы какой-нибудь государь уплачивал долг [за] какого-либо другого государя? Это важное обстоятельство является показателем его прекрасного нрава и его царственных одобряемых всеми привычек, по которым можно заключить и об остальном... Он^[581] приказал, чтобы за расследование того важного дела, которое относится к числу общественных, усердно принялся эмир Мункасар-нойон вкупе с опытными эмирами и укрепил бы основы справедливости. Булга-ака, отличенному прежними заслугами, приказал быть главным секретарем, писать его указы и повеления и составлять копии;^[582] из битикчиев мусульман: эмира Имад-аль-мулька, занимавшегося тем же делом в столице Угедей-каана и Гуюк-хана, и эмира Фахр-аль-мулька, старого приближенного его величества, назначил выдавать^[583] купцам пайзы, дабы между ними [купцами] и лицами, облеченными властью в делах дивана, было бы посредничество в тяжбах;^[584] некоторых из них [назначил] оценивать товары, которые привозят для продажи в казну, других — оценивать драгоценные камни, одних — платья [одежду], иных — меха, а еще других — деньги. Так же и для выдачи аль-тамги и чеканки пайз, для [управления] оружейной палатой, упорядочения дела охотников и ловчих, для устроения важных дел людей каждого исповедания и каждого племени он назначил опытных, знающих и проворных людей. Последовал неукоснительный приказ, чтобы все они избегали лицемерия и корысти, никого не задерживали, а срочно доводили до августейшего слуха [государя] о деле каждого человека. Из всех народностей [при них] состояли на службе писцы, знавшие по-персидски, уйгурски, китайски, тибетски и тангутски, дабы в случае, если для какого-либо места пишут указ, писали бы его на языке и письме того народа.^[585] Когда был такой порядок и обычай в дни древних царей и времена [прежних] султанов? Несомненно, если бы они были живы, то подражали бы этому образу действия.^[586] А Аллах лучше знает и ведает [о том]!

|A 162б, S 383| Рассказ о том, как Менгу-каан послал своих братьев Кубилая и Хулагу с войсками на восток и на запад, о выступлении его самого в поход, о намерении покорить города Китайского государства, которые [еще ему] не подчинились, и о прочем

Менгу-каан, после того как благополучно воссел на царский престол и наградил друзей, а врагов наказал, прозимовал в местности Онк-ки, во владениях Угедей-каана, в пределах Каракорума. Когда наступил второй год после великого курилтая, упрочения на престоле государства и окончания дел врагов и друзей, августейшие помысли были сосредоточены на завоевании отдаленных городов мира, востока и запада. Сначала, так как многие из искавших правосудия на несправедливость еретиков^[587] передали себя на [его] благороднейшее усмотрение, Менгу-каан в год быка^[588] отправил в области таджиков против еретиков своего [младшего] брата Хулагу-хана, на лице которого он замечал знаки великодержавности, владычества над миром, царского величия и счастья. Среднего брата, Кубилай-каана, в год барса он назначил и отправил для завоевания и охраны восточных городов и вместе с ним послал Мукали-Куянка из племени джалаир, а рассказ о том будет изложен подробно в повествовании о каждом из них, так как они были государями. Когда Кубилай-каан [уже] отправился, он послал с дороги гонцов, [извещая], что по той дороге нет съестных припасов и что движение крайне затруднительно: «Если последует [на то] приказ — мы пойдем в область Каранджан».^[589] Разрешение вышло, и Кубилай-каан напал на область, известную здесь под названием Кандахар, разграбил [ее] и вернулся к Менгу-каану. После того Менгу-каан устроил курилтай в местности ...,^[590] которая находится в середине Могулистана. А это то самое место, где Кутула-каан, когда ему удалось одержать какую-то победу, так плясал под одним деревом со своими нукерами, что в земле образовалась яма. Наконец, когда курилтай закончился и большинство народа разъехалось, каждый из эмиров и царевичей рассказывал какой-нибудь билик. Тогда Даракан из племени икирас, приходившийся зятем Чингиз-хану, сказал: «Государство Нангяс так близко и с нами враждует, почему мы оставляем [это] без внимания и медлим?». Менгу-каан похвалил ту речь и сказал: «Каждый из наших отцов и старших братьев, прежних государей, совершил какое-либо деяние, брал какую-нибудь область и возвысил свое имя среди людей. Я тоже лично выступлю в поход,^[591] чтобы пойти на Нангяс». Царевичи единодушно заявили: «Зачем такому лицу, которое является государем всего мира, лично самому отправляться на войну с врагом, [когда] у него есть семь братьев?». А он изволил [сказать]: «Так как мы сказали окончательно, то поступать против этого нерассудительно и неправильно». И в год рыбы, соответствующий [месяцу] мухарраму 653 г.х. [10 февраля — 11 марта 1255 г. н.э.], в шестое лето от благословенного восшествия своего на престол, он окончательно принял намерение борьбы с китайским государем Джуканом.^[592] Во главе войск и орд монголов, которые оставались, он поставил [своего] младшего брата Ариг-Буку, препоручил ему улус и оставил у него своего сына Урунташа. Войска, которые он повел с собой, он составил из царевичей, гургэнов и старших эмиров в таком порядке:

правое крыло:

царевичи:

ветвь из дома каана — Кадак-Тутак;

|A 163а, S 384| ветвь из дома Чагатая — Кушгай и другие царевичи;

ветвь из сыновей Тулуй-хана — Мука-Исутай;

ветвь из двоюродных братьев Дауту и другие упомянутые царевичи;

эмиры:

из эмиров из рода Курчи-нойона:

Балчик;

от левого крыла:

царевичи:

Тогачар, сын Отачи-нойона,^[593]

Йисунке, сын Джучи-Касара,

Чакуле, сын Илджидай-нойона;

эмиры:

Курмиши, сын Микули-Куянка,

Ильчи-нойон из [племени] кунгират,

Кяхтай и Бучир из племени урук,

Мунка-Кулчар и Чаган-нойон из [племени] мангут.

Все эти племена [в составе] войска монголов выступили в поход, общая численность тех, которые относились к правому крылу, и тех, кто вместе с войском Джавкут отправились, сопутствуя Менгу-каану, [была] шестьдесят туманов, а Джавкут состоит из Хитая, Тангута, Джурдэнэ и Суленка, пределы коих монголы называют Джавкут; войска левого крыла в сопутствии с упомянутым царевичем Тогачаром он отправил по другой дороге. Всего их было тридцать туманов, во главе их — упомянутый Тогачар.

На том совете Бэльгутэй-нойон доложил, что Кубилай выступил однажды на войну и выполнил свое дело, а теперь у него болят ноги, если последует приказ, то он отправится домой. Менгу-каан одобрил это. Бэльгутэй-нойону было сто десять лет, и в том [же] году он скончался.

Они выступили в год дракона, соответствующий мухарраму 654 г.х. [30 января 1256 г. н.э.]. На правом фланге Менгу-каана был сын Субэдай-бахадура^[594] с десятью туманами.

Менгу-каан летом дошел до области Тангут и Нангяс и закончил летовку в местности, которая называется Люпань Шань,^[595] а это то самое место, где Чингиз-хан во время похода на Хитай, прибыв туда, заболел и скончался. Осенью [Менгу-каан] выступил в поход, направляясь на ..., что находится в пределах Нангяса, и в тех окрестностях он взял двадцать крепостей, ту область называют ... Он расположился вокруг большой крепости, которую называют Дали Шанк,^[596] и осадил [ее]. Тогачар-нойон, которого [Менгу-каан] отправил со ста тысячами всадников по дороге [вдоль] большой реки Кан-Ган осадить и покорить большие города Санк-Янк-фу и Фанк-Чинк,^[597] когда прибыл туда с войском, [целую] неделю осаждал [их], но так как победить [их] не удалось, то они повернули обратно и остановились в своих стойбищах. Менгу-каан от того события пришел в ярость, ругал их и послал известить: «Когда вы вернетесь, я прикажу вас как следует наказать», а Курикчи, брат Йисунке, послал передать Тогачару: «Кубилай-каан забрал много городов и крепостей, а вы вернулись с разодранными задницами, то есть были заняты пьянством и едой». Вот и все!

Рассказ [о том, как] Кубилай-каан, согласно указу, направился в Нангяс, об осаде города Явчу,^[598] о возвращении и переходе через реку Конк^[599]

После этого Менгу-каан приказал, чтобы Кубилай-каан, ввиду того что он болен и [уже] один раз ходил с войском в поход, передал теперь это войско Тогачару, чтобы тот вместо него отправился в поход.

Когда прибыл указ, Кубилай-каан сообщил: «Ноги мои поправились, как [это] возможно, чтобы мой старший брат пошел с войском, а я сидел бы дома?». И тотчас сел верхом и отправился в путь, направляясь в Нангяс; ввиду того что дорога была очень дальняя и трудная, а вся та страна враждебная и климат скверный, [то] для своего избавления они каждый день по два-три раза вступали в битву и [так] продвигались, пока не дошли до города Явчу, который осаждали до тех пор, пока у них из десяти туманов [войска] осталось не больше двух. Тогда Кубилай-каан вернулся из войска, а там оставил Урянхатая с Бахадур-нойоном, сыном Чилаун-Куянка сына Мукули-Куянка, с пятью туманами войска и через реку |A 163б, S 385| Конк-мурэн^[600] построил на судах мост. Из Нангяса прибыло несчетное войско. Войско монголов хотело перейти через мост, но это было невозможно, многие из них попадали в воду или погибли от войска Нангяса, а некоторые остались в тех областях; в последнее время, когда Нангяс был покорен, те, что были в живых, вернулись. Затем Кубилай-каан оттуда выступил и прибыл в [свою] ставку в пределах города Джункеду^[601] и там остановился, а в это время Менгу-каан был занят осадой упомянутой крепости. Вот и все!

Рассказ о болезни Менгу-каана, о его смерти, о доставлении его гроба в ставки и об оплакивании [его]

Когда Менгу-каан осаждал упомянутую крепость, то с наступлением лета и усилением жары у него из-за тамошнего климата начался кровавый понос и среди войска монголов появилась холера, так что многие из них умерли. Государь мира употреблял вино против холеры и проявлял в том большое постоянство. Неожиданно ухудшилось состояние [его] здоровья, болезнь привела к кризису, и в год быка, соответствующий [месяцу] мухарраму 655 г.х. [19 января — 17 февраля 1257 г. н.э.], он скончался под той злосчастной крепостью. Жития его было пятьдесят два года, а это случилось в лето восьмое от восшествия его на царский престол.^[602]

После происшедшего события Асутай-Огул поставил во главе войска Кундакай-нойона, а [сам] взял гроб отца и привез его в станы. В четырех станах [его] оплакивали: первый день — в стане Кутуктай-хатун, второй день — в стане Кутай-хатун, третий день — в стане Чабун-хатун, которая была [при нем] в том походе, четвертый день — в стане Киса-хатун. Ежедневно [каждый раз] в другом стане тот гроб ставили на носилки^[603] и в сильнейшем горе над ним рыдали. Затем его похоронили возле Чингиз-хана и Тулай-хана в местности Булкан-халдун, называемой Екэ-Курук.^[604]

Да сделает бог всевышний государя ислама^[605] наследником многих лет и воздаст [ему] счастье в царстве, державе, престоле и султанской власти, по милости и по обилию щедрот своих.

Рассказ об окончании дел Кубилай-каана в том походе и о прибытии к нему известия о смерти Менгу-каана

В то время Кубилай-каан [уже] оттуда ушел и достиг большой реки в области Нангяс, которую называют Хой-Хур;^[606] когда он услышал плохую весть о Менгу-каане, он устроил совещание с Бахадур-нойоном, внуком Мукули-Куянка, и сказал: «Не будем обращать внимания на эти пустые слухи!». И послал в авангарде Оркэ-нойона сына Булаган-Калчагая из племени барулас, а [сам] шел сзади, захватывал передовые охранения^[607] войска Нангяса и убивал [их], для того чтобы они не разнесли слух о [смерти] Менгу-каана. Перейдя на судах через реку Конк,^[608] ширина которой два фарсанга, он дошел до города Учу,^[609] осадил его и взял.

Войско, которое вернулось из сражения с Менгу-кааном, пришло на помощь тому городу. Имена их эмиров — Кубайра и Улус-Тайфу.^[610] Когда они прибыли, Кубилай-каан [уже] взял город. Сразу же прибыли гонцы от Чабун-хатун и эмиров [ее] стана Тайджутай-нойона и Йекэ-нойона, имена их Туган и Абука;^[611] они известили о смерти Менгу-каана. Когда Кубилай-каан в том удостоверился, он остановился с войском и устроил поминовение усопшего.

|A 164а, S 386| Так как Кубилай-каан находился в области Нангяс, а Хулагу-хан — на западе в областях тазиков и от них до столицы расстояние было большое, то Ариг-Бука, когда услышал известие о смерти брата, позарился на трон и царство. Эмиры и приближенные побуждали его к тому, пока он не восстал против Кубилай-каана. История и расказы об Ариг-Буке, о сыновьях Менгу-каана — Асутае и Урунгташе, о других сыновьях и внуках все, если Аллаху единому, всеславному будет угодно, войдут в повествование о Кубилай-каане.

Так как летопись Менгу-каана, обстоятельства и рассказы о времени его царствования окончились, то теперь мы приступим и, если всевышнему единому Аллаху будет угодно, вкратце изложим летопись его современников — государей Мачина, эмиров, халифов, султанов, меликов и атабеков областей Иранской земли, Сирии, Рума, Мисра и Магриба, от начала кака-ил, года свиньи, соответствующего 648 г.х. [5 апреля 1250 — 25 марта 1251 г. н.э.], до конца могай-ил, года змеи, приходящегося на месяц мухаррам 655 г.х. [19 января — 17 февраля 1257 г. н.э.].

ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, эмиров, халифов, султанов, меликов и атабеков Иранской земли, областей Шама, Рума, Мисра и Магриба, современников Менгу-каана, от начала кака-ил, года свиньи, соответствующего 648 г.х. [5 апреля 1250 — 25 марта 1251 г. н.э.], до конца могай-ил, года змеи, соответствующего 655 г.х. [1257 г. н.э.]; редкостные происшествия, которые случились за это время

ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, бывших в этот промежуток времени

Ли-зун 41 год, затем прошло семь лет, и пять лет спустя, во времена Угедей-каана и Гуюк-хана было междуцарствие, восемь лет и остаток — семнадцать лет.

ЛЕТОПИСЬ эмиров, халифов, султанов, меликов и атабеков

Летопись эмиров

Эмир Аргун, который был хакимом большей части областей Иранской земли, в месяце джумада II 649 г.х. [21 августа — 18 сентября 1251 г. н.э.] направился в столицу Менгу-каана, чтобы присутствовать на курилтае. Когда он туда прибыл, царевичи и эмиры, устроив курилтай, [уже] разъехались, а Менгу-каан стал заниматься устроением дел государства. Представившись [государю] на второй день своего прибытия, первого [числа] месяца мухаррама 650 г.х. [14 марта 1252 г. н.э.], он доложил об отсутствии налогового учета в областях Ирана и был отличен милостями. После того как [налог] для жителей этой страны установили в [размере] семи динаров ежегодно с каждого зажиточного и одного динара с малоимущего, каан приказал никаких других поборов, кроме этого [налога], не требовать, он дал ему ярлык, ему было вверено то же самое поприще, которое он имел [и ранее], и он вернулся обратно. Он взял [с собой] сахиб-диваном Беха-ад-дина Джувейни, отца Ала-ад-дина, сахиб-дивана Багдада и Сирадж-ад-дина, который был битикчием со стороны Бики, и получил на них [обоих] ярлык и пайзу. Они отправились в 651 г.х. [1253-1254 г. н.э.]. Когда эмир Аргун прибыл в Хорасан и объявил приказы и довел до всеобщего сведения ясы Менгу-каана, народ обрадовался. Он приказал, чтобы никто не поступал наперекор [распоряжениям] и не причинял подданным [никакого] насилия. Исправив дела Ирана, он согласно указу направился вместе с Наджм-ад-дином Килябади через |A 164б, S 387| Дербенд Кипчакский в столицу Бату.^[612] Он произвел перепись в этой стране и установил «карари», определенные налоги и по-прежнему был правителем дел государства до прибытия Хулагу-хана.^[613] Вот и все!

Летопись халифов

В Багдаде [халифом] был Муста`сим билляхи, человек благочестивый и подвижник; он никогда не пил хмельного и не посягал на посторонних женщин. В эти годы [один] из курдских вельмож Хусам-ад-дин Халиль ибн Бадр ибн Хуршид Ассальюджи вышел из повиновения халифам и искал убежища у монголов. А до того он был в обличье суфиев и причислял себя к потомкам<sup>[614]</sup> Сейиди Ахмеда. Теперь, договорившись с одной группой монголов, он отправился в Хуленджан, одну из местностей Неджефа, напал на людей, подданных Сулейман-шаха, перебил и ограбил [их], а оттуда пошел к крепости ..., принадлежавшей Сулейман-шаху, и осадил [ее]. Сулейман-шах, получив [о том] известие, попросил у халифа разрешения и отправился туда, для того чтобы отразить его. Когда он достиг Хульвана,<sup>[615]</sup> у него [уже] собралось бесчисленное войско; и вокруг Халиля также собралось много мусульман и монголов. Они сошлись в местности, которую называют ... Сулейман-шах устроил засаду. В самый разгар битвы он обратился в бегство, а Хусам-ад-дин Халиль преследовал его. Когда [Сулейман-шах] миновал место, где была засада, он повернул обратно, воины открыли засаду, окружили их и многих [из них] перебили. Халиля он захватил и убил; брат его [Халиля] укрылся на какой-то горе и просил помилования, [а затем] спустился вниз. Сулейман-шах взял из их области две крепости: одну [крепость] ..., являющуюся неприступным замком, и другую [крепость] ... посреди ... В эти же годы один отряд монголов, приблизительно в пятнадцать тысяч всадников, устремился из Хамадана в окрестности Багдада, а другой отряд направился на Ханекин и напал на приверженцев Сулейман-шаха, а еще одна группа [монголов] направилась в Шахризур. Халиф приказал, чтобы Шараф-ад-дин Икбал Шираби, и Муджахид-ад-дин Эйбек младший даватдар, и Ала-ад-дин Ал-тун Таш, великий даватдар, выступили с большим войском рабов и арабов и [чтобы] на валах Багдада установили манджаники. Прибыло известие, что монголы дошли до крепости …,<sup>[616]</sup> Сулейман-шах и этот отряд нукеров построились к бою. Когда монголы подошли близко к Джа`фарийе,^[617] они зажгли ночью огни и отступили. Вдруг пришло известие, что монголы разграбили Дуджейль и произвели [там] избиение. Шираби с войском отправился дать им отпор, и монголы отступили. Вот и все!

Летопись султанов

В Руме был султаном Изз-ад-дин Кей-Кавус. Его брат Ала-ад-дин восстал против [него], отправился в Ангурийе, привел его оттуда и семь лет держал [его] в заточении в крепости ... А в Мосуле султан Бадр-ад-дин Лу`лу^[618] в эти годы собрал войско и просил подмоги у Тадж-ад-дина Мухаммеда ибн Салайя, правителя Ирбиля. Тот послал [ему] тысячу человек, и Бадр-ад-дин направился к Мардину. Султан Мардина также привел войско и просил помощи из Халеба. Когда они сошлись, войско Мосула разбило правый фланг мардинцев, преследовало их и взяло военную добычу. А сын ..., командующий войском Халеба, ударил на центр войска Мосула и разбил его. Султан Бадр-ад-дин бежал и прибыл в Мосул |A 165а, S 388| с десятью человеками, казну его разграбили, а воины [его] в бегстве следовали [за ним].

А в Мисре султаном был мелик Салих Наджм-ад-дин Эйюб ибн Ал-Камиль, он скончался, и эмиры и народ Мисра вызвали его сына, мелика Му`аззама Туран-шаха, бывшего хакимом крепости Кайфа. Когда он дошел до города Димашка [Дамаска], то он овладел им и оттуда направился в Миср. В 648 г.х. [1250-1251 г. н.э.] за ним утвердилась султанская власть над Мисром, и он сразился с войском франков, которые завладели Дамиэттой^[619] и рубежами и округами Мисра, и разбил их. Около тридцати тысяч франков было убито; [один] из их царей, Афридис,^[620] с бесчисленным множеством [людей] попал в плен, а Дамиэтта была освобождена. После этого прибрежные тюрки пришли к соглашению и взаимно поклялись убить султана. Туркмен Эйбек, старший над эмирами, по вызову султана явился к нему. Во время его доклада султан сказал ему грубость. Эйбек встал, вынул саблю и напал на султана. Султан защищался [голыми] руками, но получил тяжелую рану и бежал в деревянный дом.^[621] Тюрки сказали Эйбеку: «Закончи то дело, которое ты начал». Привели нефтеметчика бросить [зажигательный] снаряд с нефтью в тот дом. Огонь вспыхнул, султан взобрался на крышу. Эйбек пустил в него стрелу. Султан бросился в море, за ним отправились по берегу, захватили [его], убили, растоптав ногами, и бросили в море. Когда пленные франки узнали об этом, они сбили с ног оковы и принялись убивать мусульман. Явились туркменские нукеры, окружили их, взялись за сабли и в одно мгновение убили тридцать тысяч франков. Арабы отправились по своим домам, курды вернулись в Каир, а тюрки остались в Мансурийэ. Они полностью освободили Дамиэтту из рук франков и овладели ею. На Афридиса наложили [контрибуцию] [в размере] двухсот тысяч динаров. Освободив брата, сына и родственников под залог, он взял с собой одного мусульманина, чтобы передать ему деньги. И в 652 г.х. [21 февраля 1254 — 9 февраля 1255 г. н.э.] туркмен Эйбек овладел Мисром. Из потомков мелика Камиля никого не осталось [в живых], эмира Актая-джамэдара он неожиданно убил в крепости, приказал чеканить монету и читать хутбу со своим именем и как султан воссел на престол.

А в Кермане был султаном Рукн-ад-дин. В 650 г.х. [14 марта 1252 — 2 марта 1253 г. н.э.] прибыл от высочайшей особы [каана] Кутб-ад-дин. Рукн-ад-дин бежал и просил убежища в столице халифата [Багдаде]. Из страха перед монголами его не пустили [в Багдад]. Оттуда он направился в столицу [каана]. Кутб-ад-дин отправился вслед за ним, и они [оба] прибыли на суд [каана]. Рукн-ад-дина, после установления его вины, отдали в руки Кутб-ад-дину, чтобы тот его казнил, и за ним была признана верховная власть над Керманом в качестве султана. Вот и все!

Летопись меликов и атабеков в Мазандеране, в Магрибе, в Диярбекре, в Фарсе, в Систане^[622]

ЛЕТОПИСЬ достопримечательных событий, которые случились в это упоминаемое время^[623]

|A 165б, S 389| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О БИЛИКАХ И ПРИТЧАХ, КОИ ОН ГОВОРИЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ, КОИ ОН ДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ^[624]

ПОВЕСТВОВАНИЕ о Кубилай-каане, сыне Тулуй-хана, сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

Когда Ариг-Бука пожелал в сердце своем стать кааном и возмутился против [своего] старшего брата Кубилай-каана, он оказывал помощь и поддержку сыновьям Менгу-каана Асутаю, Урунгташу, их детям и свойственникам. В конце концов дело не вышло, и они подчинились Кубилай-каану. Поэтому история и рассказы о них будут изложены, если всевышнему Аллаху будет угодно, в этом повествовании.

Часть первая. Изложение его родословной; подробное перечисление [его] жен и ветвей его потомков, имеющих отрасли до сего времени; изображение его и родословная таблица его потомков.

Часть вторая. Об обстоятельствах, предшествовавших восшествию его на престол; изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восшествия его на ханский престол; дата [восшествия] и рассказы о времени его царствования; истории и рассказы об Ариг-Буке и царевичах, кои с ним были; [рассказы] о данных кааном битвах и одержанных [им] победах и памятка о его эмирах.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве; о биликах, кои он говорил; о хороших приговорах, кои он давал; о событиях и происшествиях, кои случились в его время, из тех, что не вошли в предыдущие две части и стали известны порознь из разных книг и от разных лиц [и сходятся с истиной].^[625]

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О КУБИЛАЙ-КААНЕ, ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, |A 166а, S 390| ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН И ВЕТВЕЙ [ЕГО] ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ; ПАМЯТКА О ЕГО БЛАГОРОДНОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ

Кубилай-каан — четвертый сын Тулуй-хана, он появился на свет от Соркуктани-беги, его кормилицей была мать наложницы Муке из племени найман. И так случилось, что Кубилай-каан появился на свет за два месяца до рождения Муке. Когда взор Чингиз-хана на него пал, то он сказал: «Все наши дети рыжие, а этот мальчик черномазый, очевидно он похож на [своих] дядей,^[626] пусть скажут Соркуктани-беги, чтобы она отдала его кормить хорошей кормилице». Его отдали матери Муке, которую звали Сарук, а когда спустя два месяца появилась Муке, то мать отдала ее кормить кормилице из племени тангут, а сама кормила Кубилай-каана, пока он не вырос. Она считала его своим ребенком и всячески блюла и оберегала его. Каан очень ее почитал, и когда она скончалась, он постоянно вспоминал ее и давал милостыню за [упокой ее души]. Вот и все!

Памятка о его женах и сыновьях

Кубилай-каан имел много жен и наложниц.^[627] Всех старше была Чабун-хатун, дочь Ильчи-нойона из рода государей кунгират; она была очень красива и одарена прелестями и была им любима. Она скончалась в бичин-ил, в год обезьяны, соответствующий 682 г.х. [1283-1284 г. н.э.], еще до смерти Кубилай-каана. Кубилай-каан имел двенадцать достойных сыновей. И подобно тому, как четыре столпа^[628] Чингиз-хана, которые родились от его старшей жены Бортэ-фуджин, пользовались большим почетом, [так и] из этих двенадцати влиятельнее были те четверо, матерью которых была Чабун-хатун.

Имена этих сыновей^[629] излагаются в таком порядке. [А] Первый сын — Дорджи, родился от Чабун-хатун, он имел сына по имени Ананда и был годом старше Абага-хана, он постоянно хворал и умер от той хронической болезни. Вот и все!

Второй сын — [Б] Джим-Ким, первоначально Ким-Джим; он появился на свет от старшей хатун по имени Тай-ху, а некоторые говорят, что это есть та же самая Чабун-хатун, а Тай-ху^[630] — это ее титул. Эта жена была из племени кунгират, а «Тай-ху» значит мать каана. Этот Джим-Ким скончался в молодых летах, от него осталось три славных сына в таком порядке:

[I] Первый сын — Камбала, у него есть три сына: Йисун-Тимур, Джункшай, Дилькун-Бука; [II] второй сын — Дармабала, он тоже имеет трех сыновей: Хайшанк, Аманкэ, Барма; [III] третий сын — Тимур-каан, который в настоящее время является кааном эпохи, его называют также Улчжейту-кааном, у него есть один сын по имени Тиси-Тайши, и еще один сын по имени Тагайлан.

[В] Третий сын — Миклукан, также родился от Чабун-хатун, он имел старшую жену по имени Кутуй, что на языке хинди значит «царевна»; [она была] племянницей Ильчи-нойона из племени кунгират, у него было три сына в таком порядке: [I] первый сын — Арслан Бука, [II] второй сын — Алтун-Бука, [III] третий сын — Ананда. [История его имени такова]: когда он родился, [поблизости] было восставшее племя. Их эмира звали Ананда; его нарекли таким же именем; он мусульманин, каан пожаловал ему для становища область Тангут, у него есть один сын по имени Урук-Тимур, он имеет [также] одну дочь, [имя которой не известно].

[Г] Четвертый сын — Нумуган, он также появился на свет от Чабун-хатун, о нем есть много рассказов, каждый [из них] будет приведен в своем месте. У него были две дочери, имена их не известны.

[Д] Пятый сын — Куридай, родился от Курукчин-хатун из племени меркит. Кубилай-каан взял ее [в жены] раньше других жен, она была и летами старше других, под конец влияние ее упало; она была дочерью Куту, брата Токтай-беки, государя меркитов, которые во времена Чингиз-хана восстали и неоднократно с ним воевали, а в конце концов из-за [своей] слабости по необходимости покорились и подчинились. Вот и все!

[Е] Шестой сын — Хукачи, появился на свет от Дурбачин-хатун из племени дурбан. Каан пожаловал ему для становища область Караджан.^[631] Однажды он взял с какой-то деревни дичи^[632] больше, чем следовало. [Это] дошло до слуха каана, который приказал дать ему [за это] семьдесят палок, так что его ягодицы превратились в куски [мяса]. Он имел сына, имя которого было Есун-Тимур. Когда Хукачи умер, каан назначил его [Есун-Тимура] на отцовское место во главе области Караджан. На языке хинди ту область называют Кандар,^[633] то есть «Большая область». У него есть три сына: Тус-Бука, Тоглук, Пулад.

[Ж] Седьмой сын — Агрукчи, родился от Дурбачин-хатун. Каан пожаловал ему область Тибет. Он имел двух сыновей: [I] первый сын — Тимур-Бука, а у него два сына — [один] по имени Саскиэ, а другой ...,^[634] когда он [Агрукчи] умер, область [Тибет] отдали этому Тимур-Буке; [II] второй сын [Агрукчи] — Иджиль-Бука.

[З] Восьмой сын — Аячи. Его матерью была Хушинджин, дочь Урукул-нойона из племени хушин, этот сын сосватал себе жену, и долгое время они были вместе, [но детей у него не было].

|A 167а, S 392| [И] Девятый сын — Кокеджу. Этот сын появился на свет от матери Аячи — Хушинджин[-хатун] из племени хушин. Некоторое время тому назад он вместе с Нумуганом выступил с войском и прибыл в Дерсу^[635] на войну с Кайду. Его захватили вместе с Нумуганом и спустя некоторое время отправили к каану. Вот и все!

[К] Десятый сын — Кутлук-Тимур. Имя его матери не известно. Он появился на свет в том году, когда Ариг-Бука оказал каану сопротивление, а скончался двадцати лет; он сосватал себе жену, но детей не имел.

[Л] Одиннадцатый сын — Туган, он появился на свет от Баявчин-хатун, дочери Боракчин из племени баяут, и имеет сына по имени Лаучанк. В стране Манзи,^[636] которую называют [также] Мачин, есть большой город, название которого Джинкджу.^[637] Это будет область приблизительно в десять туманов. Всю [ее] каан ему пожаловал. Вот и все!

[М] Двенадцатый сын — не известен, [т.е. имя его не известно],^[638] он появился на свет от Намбуй-хатун, которую он [Кубилай-каан] сосватал [себе], после того как умерла [Чабун-]хатун. Спустя один год [после ее смерти] он привел [Намбуй-хатун] в ее юрт и ставку, так как она была племянницей [Чабун-]хатун, дочерью Начин-гургэна.

|A 167б, S 393| Этим кончается перечисление потомков Кубилай-каана, а таблица ответвлений упомянутых потомков [представляется] в том виде, как она [ниже] приводится. А Аллах — споспешествующий!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О КУБИЛАЙ-КААНЕ; ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; [ДАТА] ВОСШЕСТВИЯ И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИСТОРИЯ И РАССКАЗЫ ОБ АРИГ-БУКЕ И ЦАРЕВИЧАХ, КОТОРЫЕ С НИМ БЫЛИ; [РАССКАЗЫ] О ДАННЫХ КААНОМ БИТВАХ И ОДЕРЖАННЫХ [ИМ] ПОБЕДАХ; ПАМЯТКА ОБ ЭМИРАХ И ВОЙСКАХ, НАЗНАЧЕННЫХ ИМ НА КАЖДОМ РУБЕЖЕ; ПАМЯТКА О ЦАРЕВИЧАХ, КОТОРЫЕ НАХОДЯТСЯ ПРИ НЕМ, И ИМЕНА ЕГОЭМИРОВ

[Рассказ] об обстоятельствах, предшествовавших восшествию его на ханский престол

Когда справедливый государь Менгу-каан воссел на ханский престол, а столица его была в пределах Каракорума, в местности Онон-Келурен,^[639] то после устройства дел государства он назначил своего брата Кубилай-каана в восточные города и страны Хитая,^[640] а меньшого брата, Хулагу-хана, он послал на запад и в области таджиков, как о том [уже] упоминалось в повествовании о нем. Он приказал, чтобы вместе с ним [Кубилай-кааном] в Хитай отправилось восемьдесят туманов войска сплошь из монголов и джавкут, чтобы они там остались и покорили область Нангяс, смежную с Хитаем. Кубилай[-каан] отправился, но воздержался от путей на Нангяс: поскольку тамошние государи очистили от [всего] съестного те местности, которые лежали на пути, то идти в ту сторону было очень затруднительно; [поэтому] он послал к Менгу-каану гонца и, изложив положение, просил разрешения завоевать раньше области Караджан и Чаганджан, чтобы добыть для войска провиант и тогда [уже] пойти к Нангясу. Те две области на китайском языке называют Дай-лиу,^[641] то есть Великие царства, на языке хинди ..., а на языке этих мест — Кандахар. Те области граничат с Тибетом, Тангутом, с некоторыми областями и городами Индустана, с областями Хитая и Золотозубых.^[642] В общем, каан одобрил ту речь и дал разрешение. Кубилай[-каан] в лу-ил [год дракона], соответствующий мухаррему 654 г.х. [30 января — 28 февраля 1256 г. н.э.], учинил в тех областях избиение и грабеж, а их государя по имени Махараз,^[643] что значит «Великий султан», захватив [в плен], привел с собой, когда вернулся из похода.

Затем, когда Менгу-каан вознамерился покорить Нангяс, он сказал: «Так как у Кубилай-каана болят ноги, до того он [уже] выступал [в поход] с войском и подчинял мятежные области, то теперь пусть он пребывает дома в покое». И согласно указанию [Менгу-каана] он отдыхал в своих ставках, что в Моголистане в местности Караун-Джидун.^[644]

Спустя год, когда Тогачар-нойон и царевичи левого крыла, ходившие на Нангяс, вернулись без результата из похода и Менгу-каан послал ярлык о взыскании с них и гневался на них, последовал такой неукоснительный указ: «Так как Кубилай-каан прислал извещение, что „ногам моим стало лучше, и как это возможно, чтобы Менгу-каан отправился в поход, а я буду сидеть дома", то пусть он возьмет войска, которые имел Тогачар-нойон, и направится к рубежам Нангяса». Согласно приказу [Кубилай] отправился с одним туманом отборного войска и несколькими туманами джавкутов, которые были с Тогачар-нойоном и которые он у того взял. Когда он достиг границы Нангяса, он покорил большую часть городов и областей. А в это время Менгу-каан был занят осадой крепости Дули Шанк.^[645] Вследствие гнилого воздуха распространилась холера. Менгу-каан заболел и скончался. Известие о его смерти застало Кубилай-каана на берегу реки Кара-Мурэн.^[646] Он [Кубилай] устроил совещание с Бахадур-нойоном, племянником Мукули-Куянка, отца Хантум-нойона из племени джалаир, [и заявил]: «Мы прибыли сюда с войском |A 168б, S 395| [многочисленным], как муравьи и саранча, как же мы вернемся, ничего не сделав из-за ложных слухов», — и направился в сторону Нангяса, напал внезапно на их войско и захватил [их] караулы. [Затем] он сложил вместе ... из коры деревьев и бересты, переправился через реку Ковк шириною в один фарсанг, текущую как море, и осадил большой город Уджу.^[647]

А еще раньше Менгу-каан послал войско приблизительно в три тумана с другой стороны Нангяса. Предводителем его [был] Урянхадай, сын Субэдай-бахадура. С ними он послал пятьдесят царевичей левого крыла, а из потомков Чагатая [одного] по имени Абишка. Так как дороги были тяжелые, а местности и крепости трудно доступные, то они неоднократно вступали в бой; продвижение оказалось для них трудным.

Из-за гнилого и скверного воздуха многие из того войска заболели и умерли, так что всего их осталось не больше пяти тысяч. Они получили известие о прибытии Кубилая и решили пойти по направлению к нему. Спустя двадцать дней они неожиданно с ним соединились в окрестностях того города. Население города из-за [своей] беспомощности отправило послов и покорилось. Вдруг подошло то войско города, которое отправилось [ранее] против Менгу-каана, ликуя по случаю его смерти. Горожане^[648] с приходом их стали уповать [на освобождение]. В это время прибыли гонцы от Чабун-хатун и эмиры ее ставки — Тайджутай и Яку — и передали весть о том, что от Ариг-Буки прибыли старшие эмиры Дорджи и Алямдар и отчисляют стражников^[649] из [войска] монголов и джавкутов, а причина сего не известна, — давать ли нам то войско или не давать? Они привели поговорку-загадку: отрублена голова у большой рыбы и у маленькой, кто остается, кроме тебя и Ариг-Буки? Если вернешься, то хорошо это или нет?^[650] Через два дня к Кубилай-каану прибыли гонцы также и от Ариг-Буки и доложили: «Нас послали справиться о здоровье и передать привет». Он их спросил: «В какую сторону посылает он тех стражников и ополченцев, которых он выделяет?». Гонцы ответили: «Мы — слуги, ничего не знаем, очевидно [это] ложь». Так как они скрывали, то Кубилай впал в сомнение и подумал: «Если бы он потребовал это ополчение для того, чтобы послать в какую-нибудь сторону, то зачем бы он это скрывал? Здесь возможны хитрость и уловки». И тайно совещался с Бахадур-нойоном и Урянхадаем [и сказал]: «Таково положение, и неизвестно, что Ариг-Бука имеет в мыслях о нас. Вы оба с частью ополчения оставайтесь здесь, пока я, возвратившись рекой Кара-мурэн из пределов Хитая, не разузнаю о положении дел и не пришлю вам известие». И на том было решено.

Царевичи Тогачар, Кадан и Йисунке, каждый с аймаком войска, выступили по разным дорогам, забирали и разрушали области и селения. А Кубилай, когда достиг города Намкин,^[651] что на берегу [реки] Кара-мурэн, и выяснил [достоверно], что Дорджи и Алямдар прибыли с требованием войска и чинили много насилий монголам и джавкутам, послал к Ариг-Буке гонца [передать]: «[Это] не годится, что отчисляют ратников из домов монголов и области джавкут, то имущество и скот, который взяли из области, пусть он вернет им и даст нам и войску, которое было со мной, Тогачару, Йисунке, Нарин-Кадану и войскам левого крыла, а [также] пусть даст войску правого крыла, которое [раньше] отправилось с Менгу-кааном, а теперь находится с Муке, Каданом, Асутаем, Джанту и эмирами правого крыла, чтобы, наладив средства передвижения, провиант и оружие, мы покончили с Нангясом», — и таким образом известил [Ариг-Буку].

В то время Алямдар туда [уже] отправился, а Дорджи остался в городе Джунду, который называют «Ханским городом» [Ханбалык].^[652] Кубилай-каан послал к нему [передать]: «Ты также пошли с гонцами одного нукера». Он послал своего нукера передать тайно на словах Ариг-Буке: «Кажется, Кубилай узнал о вашей сокровенной мысли, сейчас самое лучшее — это пошли одного из старших эмиров-темников вместе с гонцами с кречетами и [охотничьими] животными [к Кубилаю], чтобы Кубилай был |A 169а, S 396| спокоен и беспечен». Ариг-Бука одобрил эти слова и отправил вместе с послами эмира-темника с пятью кречетами в дар [Кубилаю] и велел сказать, что он-де придет справиться о здоровье, и [наказал], чтобы они вместе с Дорджи-нойоном говорили Кубилай-каану сладкие речи, дабы он в сознании безопасности скорее вернулся к беспечности и спокойствию. Согласно этому, они говорили ему любезные и приятные речи и вместе с послами Ариг-Буки доложили ему, что он [Ариг-Бука] отменил требование ратников и «чарика». Кубилай сказал: «Так как вы объяснили эти недостойные слухи,^[653] то все [теперь] спокойны», — и довольный отпустил их и послал гонцов к Бахадур-нойону и Урянхадаю: «Немедленно снимите осаду города Уджу и возвращайтесь, так как жизнь людей меняется подобно вращению судьбы». Когда гонцы туда прибыли, Тогачар, Йисункэ и Нарин-Кадан [уже] вернулись, а Бахадур и Урянхадай, остановившись вместе с войском, прибыли к Кубилай-каану.

Когда Дорджи и Туган прибыли к Ариг-Буке и объявили ему о положении [дел], Ариг-Бука сказал: «Так как Кубилай кое-что узнал о нашем коварстве и обмане, самое лучшее — это вызовем царевичей и эмиров, обитающих по юртам и домам своим, и решим на месте оставленное в пренебрежении и заброшенное дело о ханском престоле». Посоветовавшись, они отправили гонцов во все стороны. Наймадай [сын Тогачара] и Тису, младший брат Чинг-Тимура, оба к нему прибыли, а другие царевичи, каждый под каким-нибудь предлогом, не выполнили [его требования]. Так как народа оказалось немного, то Ариг-Бука еще раз устроил совещание с эмирами и [сказал]: «Лучше всего — пошлем еще раз гонцов к Кубилаю и ложными речами прельстим его и успокоим, [внушив сознание безопасности]». Они послали Дорджи с двумя другими эмирами и битикчиями и известили, что для устройства траурного поминовения Менгу-каана было бы хорошо и необходимо, чтобы прибыли Кубилай и все царевичи, у них был замысел захватить их всех, когда те прибудут. Когда гонцы [Ариг-Буки] прибыли к Кубилаю, то с другой стороны прибыли к нему в город Джунду царевичи Тогачар, Йисункэ, Нарин-Кадан и другие эмиры-темники. Гонцы передали поручение, все в один голос сказали: «Это — правильная речь, и это самое благое дело, необходимо и нужно поехать, но мы еще не вернулись из похода, [не перешли на мирное положение]. Раньше мы пойдем по домам, а оттуда, собравшись все вместе, приедем». Дорджи ответил: «С этим ответом вернутся мои нукеры, а я подожду здесь, чтобы отправиться вместе с вами». С тем решением он и послал нукеров. После этого Кубилай отправил гонцов к тому войску, которое пошло с Менгу-кааном в область Нангяс, и передал Асутаю, чтобы тот скорее прибыл, а Мука в том самом походе скончался. Когда нукеры Дорджи прибыли к Ариг-Буке и передали поручение, все присутствующие царевичи единодушно сказали: «До каких пор мы можем их ждать?». И те, которые там были, сговорившись, посадили Ариг-Буку на каанство в местности Яйлаг-Алтай. А это были: Ургана-пири, жена Кара-Хулагу, Асутай и Уренгташ — сыновья Менгу-каана, Алгу — племянник Чагатая, Наймадай — сын Тогачара, Есу — младший брат Чинг-Тимура, сыновья Кадана — Курмиши и Начин, сын Орды — Карачар и один сын Бэлькутай-нойона.

Когда Асутая отстранили от начальствования над войсками, то послали во главе войска Алямдара в звании эмира и шихнэ, чтобы при полном доверии он охранял его, дабы оно не разбрелось. А затем отправили гонцов в ставки Менгу-каана, потомков Кутана и Чинга, [а также] в области народа монголов, тангутов и джавкутов, послали указы и объявили во всеуслышание: «Хулагу-хан, Берке и царевичи согласились и объявили^[654] меня кааном, не обращайте внимания на слова Кубилая, Тогачара, Йисункэ, Еке-Кадана и Нарин-Кадана и не слушайте их приказов». И таким образом сотканные из лжи речи они написали и разослали. Чинг-Тимур и китайские эмиры перехватили тех гонцов и письма и отослали [их] Кубилай-каану. Тогда для него стало несомненным, что Ариг-Бука устраивает смуту. После этого Тогачар, Йисункэ, Еке-Кадан, |A 169б, S 397| Нарин-Кадан, Чинг-Тимур, Чавту и другие царевичи и эмиры — сыновья Мукули-Куянка, Курмиши, Начин-гургэн и Дарки-гургэн — и эмиры левого крыла: сын Судун-нойона Бурче и сын Турчи-нойона Иджиль, и оба тархана, и все эмиры правого крыла — все вместе собрались и решили на совете: «Хулагу-хан ушел в область таджиков, род Чагатая далеко, род Джучи тоже очень далеко, а люди, которые находятся [в союзе] с Ариг-Букой, совершили глупость. Еще до прибытия Хулагу и Берке, по вызову эмиров, к Ариг-Буке прибыла со стороны Чагатая Ургана-Пири; если мы теперь кого-нибудь не поставим кааном, то как мы сможем существовать?». Посоветовавшись таким образом, все согласились и в бичин-ил, в год обезьяны, соответствующий 658 г.х. [18 декабря 1259 — 5 декабря 1260 г. н.э.], в середине лета, в городе Кай-Минг-фу^[655] посадили Кубилай-каана на престол царства, в то время ему исполнилось 46 лет; и, как полагается по обычаю, все упомянутые царевичи и эмиры дали письменные обязательства, преклонили колена и провозгласили его кааном с помощью Аллаха всевышнего и благодатью его промысла!

Рассказ [о том, как] царевичи после возведения на престол Кубилай-каана послали гонцов к Ариг-Буке, о двух-трех сражениях его войска с кааном и о поражении в конце концов его войска

После этого назначили сто гонцов от царевичей, послали [их] к Ариг-Буке: «Мы, царевичи и эмиры, посоветовавшись, единодушно |A 170а, S 398| посадили на каанство Кубилай-каана». В тот день они пировали; когда наступила ночь, Дорджи убежал; они [об этом] узнали и послали по его следам гонцов; курьеры его захватили и привели. Его допросили с угрозами, он сознался и раскрыл от начала до конца историю смуты и все то, что они замыслили. Его заточили и затем поставили Абишку, сына Бури сына Мутугэна сына Чагатая, во главе улуса его деда и отправили [его туда], вместе с ним послали Нарин-Кадана — старшего брата. В пределах области Тангут их настигли многочисленные гонцы Ариг-Буки и, захватив их, привели к нему, [где] и содержали в заточении, и гонцов Кубилай-каана не отпустили.

В то лето они посылали друг к другу много гонцов, но соглашение не осуществилось. А потом распространили слухи, что прибыли Хулагу, Берке и другие царевичи и что их решением и могуществом Ариг-Бука стал кааном. И такого рода ложные слухи они распускали, пока не наступила осень. Ариг-Бука дал войско Джумкуру, старшему сыну Хулагу-хана, Карачару, сыну Орды, и с несколькими другими царевичами послал [их] войной на Кубилай-каана. В передовой рати каана были Йисункэ и Нарин-Кадан. Когда они встретились на земле ..., они вступили в сражение, и войско Ариг-Буки было разбито; Джумкур и Карачар с небольшим числом [людей], убежав, ушли с поля битвы. Ариг-Бука и войска его испугались, обратились в бегство, рассеялись и прибыли в область киргизов, а до этого они убили тех двух царевичей, что были в заточении, и [всех] сто гонцов.

Обычно съестные припасы и питье привозили в город Каракорум на повозках из Хитая. Кубилай-каан это запретил, и там начался сильнейший голод и дороговизна. Ариг-Бука оказался в безвыходном положении и сказал: «Самое лучшее — это чтобы Алгу, сын Байдара сына Чагатая, который давно несет придворную службу и знает правила и обычаи каждого дела, отправился и стал ведать столицей своего деда и его улусом, прислал бы нам помощь оружием и провиантом и охранял бы границу Джейхуна, чтобы войско Хулагу и войско Берке не могли прийти с той стороны на помощь Кубилаю». Он отправил [его] обратно, прельстив его такой мыслью. [Алгу] полетел, как стрела из лука, и принялся устраивать свои дела. Когда он дошел до границы Кашгара, у него [уже] собралось около 150 тысяч всадников, храбрых бойцов. Он начал бунтовать и оказывать противодействие. Каан, выступив в поход, двигался быстро и когда прибыл в местность …, то услыхал, что Ариг-Бука убил Абишку и еще тех двух других царевичей, которые с ним были, и [всех] сто гонцов. [Кубилай] пришел в ярость и убил Дорджи-нойона, которого он держал в заточении.

А перед тем, как выступить в поход, он послал царевичей Екэ-Кадана и Тайджу, сына Джучи-Касара, с несколькими другими царевичами, а из эмиров — Тури с большим войском в область Тангут, так как [ему] сообщили, что Ариг-Бука послал Алямдара и Кундакая в качестве эмира и шихнэ во главе войска, которое было с Менгу-кааном под Нангясом и которым после него владел Асутай, прибывший туда один [без своей орды]. А они [Алямдар и Кундакай] были в пределах Тангута. Когда Еке-Кадан и Тайджу до них дошли, то дали [им] бой. Алямдар был убит в том сражении, часть войска была побита, часть рассеялась, а оставшиеся бежали и присоединились к Ариг-Буке в области киргизов. Кубилай-каан, когда прибыл в пределы Каракорума, застал все четыре ставки Ариг-Буки и ставки кулюков, вернул их обратно и перезимовал у реки Унки-мурэн. А Ариг-Бука, расстроенный и растерянный, стоял с отощавшим и голодным войском на границе Кем-кэмджиют у реки ..., из боязни прихода каана он отправил [к нему] гонцов и просил прощения, [заявив]: «Мы, младшие братья, согрешили, и они [тоже] совершили преступление по невежеству, [ты] мой старший брат и можешь за это судить, я прибуду, куда бы ты ни приказал, приказа старшего брата не преступлю, подкормив животных, я направлюсь [к тебе], подойдут также Берке, Хулагу и Алгу — я ожидаю их прихода». В таком роде он послал сообщение.

Когда гонцы прибыли к каану и передали поручение, он промолвил: «Блудные сыновья теперь пришли к себе и отрезвились, поумнели и одумались и признались в своей вине». И в ответ сказал: «Когда Хулагу, Берке и Алгу туда прийдут, то пусть они непременно пошлют гонцов, и как только гонцы их прибудут, то мы назначим место, где нужно собраться; прежде всего нужно, чтобы они сдержали свое слово, и если вы прибудете до их прихода, будет лучше». Он отпустил обратно гонцов, а сам вернулся и остановился у своих становищ в местности Караун-джидун, войску он разрешил разойтись и отправиться по своим юртам, а становища Ариг-Буки^[656] и кулюков^[657] Чингиз-хана он отпустил по своим юртам и приказал им там остаться, а Йисункэ, который приходился каану племянником,^[658] оставил с десятью туманами войска у границ улуса и приказал [им] там пребывать, чтобы, когда придет Ариг-Бука, прибыть вместе с ним.

А в то время Хулагу и Алгу склонялись на сторону каана и беспрерывно посылали друг другу гонцов. Хулагу-хан посылал гонцов к Ариг-Буке, сердился и сдерживал его, он посылал также гонцов и к каану, точно так же и Алгу посылал гонцов, а когда узнал, что Кайду и Кутуку находятся на стороне Ариг-Буки, несколько раз нападал на них и отгонял [их]. В то время каан послал Хулагу-хану и Алгу [следующее] сообщение: «В областях смута. От берегов Джейхуна до ворот Мисра войском монголов и областями тазиков должно тебе, Хулагу, ведать и хорошо охранять, оспаривая славное имя наших дедов. С той стороны Алтая и до Джейхуна пусть охраняет и ведает улусом и племенами Алгу, а с этой стороны от Алтая и до берегов моря-океана я буду охранять». И Берке посылал гонцов к обеим сторонам и примирял их.

А Ариг-Бука, откормив летом и осенью лошадей, не сдержал своего слова, нарушил обещание и еще раз выступил на войну с кааном. Когда он приблизился к Йисункэ, который стоял на границе области, то послал гонца [передать]: «Я иду с покорностью», — и, усыпив этим его бдительность, неожиданно напал на него, обратил его вместе с войском в бегство, рассеял их, а становища Чагатая,^[659] кулюков и свои становища все вернул обратно. И, пройдя степь, он направился в сторону каана. Каану сообщили, что подходит мятежник, он послал гонца к Тогачару и собрал войско. А сам Тогачар, Хулагу, сын Илджидая и Нарин-Кадан с войсками, которые они имели, были впереди. Хулагу, Начин-гургэн и Даракан-гургэн из племени икирас и кадак, каждый со своим туманом, переночевали в авангарде и хорошо сражались, а Йисункэ, так как его войско рассеялось, не принимал участия в том сражении. Во время этих событий каан с упомянутыми войсками подошел к границе степи напротив Ариг-Буки, и в местности, которую называют ..., у горы Ходжа Булдак, [возле] озера, которое называют Шимултай, они дали бой, разбили войско Ариг-Буки и перебили много [людей] из племени ойрат, когда Ариг-Бука с войском был разбит и бежал, каан сказал: «Не преследуйте их, так как они [ничего] не понимающие дети, [надо], чтобы они поняли и раскаялись в своем деянии». Десять дней спустя Асутай, сын Менгу-каана, который был в арьергарде Ариг-Буки, [прибыл к нему]^[660] и услыхал, что войско Тогачара и другие войска каана отошли назад. Ариг-Бука и Асутай еще раз сговорились, вернулись и у песчаной пустыни, которую называют ..., в местности Ширкан-Тагун у горы ... после полудня дали бой, каан разбил правое крыло Ариг-Буки, а его левый фланг сопротивлялся до [самой] ночи, а ночью каана снова заставили отступить, и оба они повернули обратно и ушли с войсками в свои становища. Большая часть войска погибла из-за дальности пути и пешего перехода. Зимою они прибыли в свои жилища и прожили [там] весну и лето. Так как Ариг-Бука несколько раз просил у Алгу помощи вооружением и провиантом, а тот не внимал этому, то он собрал войско и решил с ним сразиться. Вот и все!

|A 171а, S 400| Рассказ о враждебных отношениях Алгу к Ариг-Буке, о причинах этого; о битве, данной им войску Ариг-Буки, о поражении Алгу и о том, как [впоследствии] он снова обрел силу, о бедственном положении Ариг-Буки и о том, как разбежался его сброд

Когда Алгу, сын Байдара сына Чагатая, которого Ариг-Бука назначил главою улуса Чагатая и которого отправил [туда], прибыл в Туркестан, у него собралось около ста пятидесяти тысяч всадников.

Ургана-хатун, которая правила улусом Чагатая, [сама] отправилась в столицу Ариг-Буки, а Алгу, Никпей-Огула с пятью тысячами всадников, из эмиров — Учачара, из битикчиев — Сулейман-бека, сына Хабаш-амида, из яргучиев — Абишку послала в Самарканд, Бухару и области Мавераннахра, дабы они охраняли рубежи того края и выполняли приказания Алгу. Когда они прибыли в те пределы, то убили всех нукеров Берке и зависимых от него людей, вплоть до потомка шейха-ал-ислама, Бурхан-ад-дина, сына знаменитого шейха Сейф-ад-дина Бухарзи, которого они также зверски умертвили. Они забрали все имущество тех людей, движимое и недвижимое; некоторые редкостные вещи отослали Никпей-Огулу, а Учачар отправился в Хорезм. Во время этих событий прибыли гонцы Ариг-Буки во главе с битикчием Буритаем и Шади, сыном Юшумута, и привезли ярлык с приказом выставить скот, лошадей и оружие; за короткий срок они собрали много добра. Алгу, позарившись на это имущество, задерживал под разными предлогами, пока ему однажды не донесли о том, что они говорят: «Это имущество мы собрали по ярлыку Ариг-Буки, какое дело до этого Алгу?». Он рассердился и в гневе приказал их схватить и забрал то имущество. Его эмиры сказали: «Раз ты совершил такой поступок, то Ариг-Бука как сторонник [для тебя] потерян, в особенности после того, как Эргэнэ-хатун отправилась [к нему] с жалобой; нам не выдержать его упреков и гнева. Так как мы против него восстали, самое лучшее, [что мы можем сделать], — будем служить каану». С этими словами [все] согласились; гонцов тех убили, а [собранное] имущество поделили между войском.

Когда Ариг-Бука услышал о том, он крайне разгневался, убил гонца Алгу и сказал: «Население Каракорума окажет нам содействие». Имамы, бахши и христиане доложили [жалобу]: «Как нам оказать [содействие], когда повинность тяжка?». Он сказал: «Какое войско разбили эти три разряда [людей] и какая от их [помощи] польза? Пусть они остаются здесь и помогают нам [только] молитвой, а если прибудет каан, то пусть поспешат к нему!» — и отправился воевать с Алгу. Вскоре после его ухода к Каракоруму подошел каан с большим войском и обложил город. [Из города] вышло по нескольку человек от каждой религиозной общины; они доложили [каану] об образе действий Ариг-Буки. Он обласкал их и в соответствии с указами Чингиз-хана и Менгу-каана сделал тарханами на прежних основаниях. Он намеревался идти по путям Ариг-Буки, [но] прибыли гонцы и доложили, что в Хитае, ввиду отсутствия каана, обнаружились промахи и расстройство в [делах]. По этой причине он вернулся в столицу Хитая.

А Кара-Бука, который был в авангарде Ариг-Буки, сразился с Алгу у города [Пулац], в местности, которую называют Суткул. Алгу оказался победителем, а Кара-Бука был убит. Алгу прославился и в душе возгордился тем, что я вот, мол, разбил передовой отряд и убил Кара-Буку. Возвратившись к реке Или, он беспечно остановился в своих становищах и распустил чарик. Асутай с войском был тыловым отрядом Ариг-Буки. |A 171б, S 401| Пройдя холмы, называемые в этой области Тимур-кахалка, он разграбил и забрал Или-мурэн и Алмалык и захватил улус Алгу.

Алгу, так как его войско [чарик] разбрелось, забрал свою жену и войско правого крыла, до которого Асутай еще не дошел, и бежал в Хотан и Кашгар. Следуя за ним, Ариг-Бука провел ту зиму в Или-мурэне и Алмалыке. Постоянно пируя, он убивал и грабил воинов и народ каана. Через месяц к Алгу присоединились беглецы [его] войска; откочевав вместе с обозом, он направился в сторону Самарканда. Джумукур, сын Хулагу-хана, слегка заболел; под тем предлогом, что «я-де поеду в Самарканд для лечения», он отпросился у Ариг-Буки и в кулкун-ил, год мыши, соответствующий месяцу раби I 662 г.х. [2 января — 31 января 1264 г. н.э.], отделился от него. Так как Ариг-Бука безбоязненно убивал без вины воинов и народ каана и обижал их, его эмиры отделились от него, и каждый отошел от него под каким-нибудь предлогом. Они сказали: «Как нам не возмутиться и не уйти от него, [когда] он так безжалостно уничтожает монгольское войско, которое собрал Чингиз-хан?». И в ту зиму большинство [из них] ушло. Когда наступила весна, в Алмалыке появились нужда и голод; воины давали коням вместо ячменя и пшеницы хлеб, а когда [потом] кони досыта наелись травы, то все попадали. Много народа из жителей Алмалыка умерло от голода, а живые от притеснений и насилий воинов прибегали к защите всевышнего бога и со смирением воздевали в мольбе руки.

Однажды Ариг-Бука предавался развлечениям и удовольствиям, как вдруг поднялся вихрь, [который] разорвал приемный [ханский] шатер из шелковой материи, «хазар-михи», и сломал опорный столб, и из-за этого было ушиблено и ранено много народа. Его приближенные эмиры и вельможи сочли это обстоятельство предзнаменованием начала упадка его могущества и совсем отстали от него и все разбрелись. Там остались Ариг-Бука и Асутай с небольшим войском, и они с достоверностью поняли, что [это] плачевное состояние и расстройство есть [последствие] проклятий несчастных людей, отдавших [богу] душу во время той нужды и голода. Какое может быть сомнение в том, что множество могущественных родов рухнуло под воздействием вздохов угнетенных?!

А Урунгташ, сын Менгу-каана, был в то время в стране Моголистан, возле Алтая, у реки, которую называют Мурган.

Когда эмиры-тысячники достигли тех пределов, они послали ему передать: «Мы вместе с войском идем к каану, что ты посоветуешь относительно этого?». Урунгташ [это] одобрил и согласился с ними. Он послал гонца к Ариг-Буке и потребовал от него большую яшмовую печать [своего] отца, которая была у [Ариг-Буки], и тот отослал ее к нему, [затем] он вместе с эмирами-тысячниками и с войском отправился к каану. Когда Алгу узнал о бедственном положении Ариг-Буки, он устремился против него, а Ариг-Бука, когда получил известие о его намерении и узнал, что [Алгу] уже подошел близко, отпустил обратно Ургана-хатун вместе с Мас`уд-беком и отослал [ее] к Алгу, так что его возбуждение успокоилось. Алгу взял ее [себе] в жены и из угождения к ней обласкал Мас`уд-бека, назначил [его] начальником дивана своего государства и послал править в Самарканд и Бухару. Он туда отправился и беспрерывно взимал с населения налоги и отсылал непосредственно Алгу, дела которого благодаря этому снова стали устойчивы, — он собрал рассеявшееся войско, сразился один раз с войском Берке, разбил его и разграбил Отрар. Через год он скончался, а Ургана-хатун, с согласия эмиров и везиров, посадила на место Алгу своего сына Мубарек-шаха, как [о том] было сказано в повествовании о Чагатае. Вот и все!

|A 172а, S 402| Рассказ [о том, как] Ариг-Бука по бессилию и необходимости пустился в путь к каану, о признании [им] своей вины и об исходе его дела

Когда эмиры и войско отвернулись от Ариг-Буки, а царевичи занялись каждый своим делом, то он оказался в безвыходном положении и ввиду [своего] бессилия по необходимости пустился в путь к каану в хулуга-ил, год мыши, соответствующий 662 г.х. [4 ноября 1263 — 23 октября 1264 г. н.э.]. Когда он прибыл в резиденцию каана, последовал приказ собрать много войск; [каан] приказал ему явиться на прием. И так принято, чтобы в таких случаях, во время приема, на плечи провинившегося набрасывали дверной полог шатра и, покрытый таким образом, он представлялся [государю]. Через час дали разрешение, он вошел, и его задержали на месте битикчи. Через некоторое время каан взглянул на него и пробудил в нем родовую честь и братские чувства. Ариг-Бука заплакал, у каана также навернулись слезы на глаза. Он вытер [их] и спросил: «Дорогой братец, кто был прав в этом споре и распре — мы или вы?». Тот ответил: «Тогда — мы, а теперь — вы». При этом присутствовал Чингкур, гонец, прибывший от Хулагу-хана. Когда он вернулся, то описал этот случай. Хулагу-хан [послал] передать каану: «Как это совместить с ясой, что он разрешает устраивать таким способом прием [членов] нашего дома и позорить наших родичей?». Каан одобрил эти слова и послал ответ: «Хулагу прав, — я поступил невежливо». И после этого он в течение целого года не допускал к себе Ариг-Буку.

Между прочим, когда это происходило, Ачиги, брат Абишки, погибшего от руки Асутая, сказал ему: «Ты убил моего брата». Тот ответил: «Я убил [его] по приказу государя, [которым] тогда [был] Ариг-Бука; кроме того, я не хотел, чтобы член нашего дома пал от руки карачу. Ныне государь всей земли — Кубилай-каан, если он прикажет, я и тебя убью!». Каан сказал Ачиги: «Теперь не время для таких речей, у них силен гнев». Среди разговора поднялся Тогачар-нойон и сказал: «Приказ каана — не внимать нам сегодня речам о прошлом, а пировать и развлекаться!». Каану [это] понравилось, и [все] принялись за питье. Тогачар сказал: «Ариг-Бука стоит, да соизволит государь назначить ему место, где сесть». [Каан] велел ему сесть с царевичами. Они закончили тот день пиром и развлечениями.

На другой день утром во дворце собрались старшие эмиры и царевичи: Тогачар, сын Отачи-нойона, Йисункэ, сын Джучи-Касара, Хулакур, Екэ-Кадан, Чинг-Тимур, сын Кадака, Джавуту и Ачиги. Каан приказал взять и заковать эмиров Ариг-Буки, а царевичам Тиреки, Тогаю, Джирку и Бай-Тимуру и эмирам Хантун-нойону, Дурбаю и Пулад-аке допросить эмиров Ариг-Буки и доложить. Ариг-Бука сказал: «За ними нет никакой вины, я был источником того преступления, [которое] получило такое распространение!». Его слова не были приняты во внимание, и каан приказал сказать виновным эмирам: «В век Менгу-каана тогдашние эмиры ничем не согрешили против него даже в мыслях, и не было большой смуты. Людям известно, какая кара и возмездие постигли их только за незначительное сопротивление, которое они замышляли, а что же будет с вами, возбудившими все эти распри, посеявшими среди всех такое волнение и смуту и погубившими столько царевичей, эмиров и войска?». Все молчали. [Тогда] Туман-нойон, старший из них, из знатного рода, сказал: «Почему вы не даете ответа, эмиры? Почему онемел ваш красноречивый язык? В тот день, когда мы возводили на престол Ариг-Буку, мы обязались друг перед другом, что умрем перед его троном, сегодня — тот день смерти. Сдержим свое слово!». Каан сказал: «Да будет слава твоему обету и клятве, ты сдержал свое слово!». И спросил тогда Ариг-Буку: «Кто подстрекал тебя на бунт и восстание?». Тот ответил: «Булага и Алямдар сказали мне: „Кубилай и Хулагу оба выступили в поход, а великий улус каан поручил тебе, какие ты имеешь замыслы, [неужели] ты допустишь, чтобы нам, как баранам, перерезали горло?". Я спросил: „Вы говорите [это, уже] посоветовавшись с Дорджи?". Они ответили: „Мы еще не совещались". [Тогда] я сказал: „Посоветуйтесь с Туманом, Токузом и |A 172б, S 403| Ходжой". На совете все пришли к единогласному решению, так как Дорджи по случаю болезни не присутствовал, то я сказал: „Вызовите его, чтобы окончательно договориться". Он пришел и согласился с общим решением. [Все] это дело устроили и совершили те люди с общего согласия, и из них Туман на это не возражал и исполнял все то, что я приказывал, а Чин-Тимур навредил, то есть сказал относительно каана то, что не следует [говорить] ему подобным».

Те эмиры все единогласно показали, что дело обстоит так, как говорит Ариг-Бука, и что все его слова совершенно правдивы. А Чин-Тимур сказал: «Ариг-Бука сам меня научил, как же он теперь возлагает ответственность на меня? И Булга-ака осведомлен об этом деле, он знает». Каан приказал устроить очную ставку Чин-Тимура с Ариг-Букой. Чин повторил те же слова в присутствии Ариг-Буки. [Ариг-Буке] пришлось туго, и он сказал: «Раз так, то ты оставайся в живых, а я умру». Слова эти доложили каану, он понял, что Чин говорит правду, и отпустил его. Посоветовавшись со всеми царевичами и родичами, [каан] сказал: «Булга-битикчи слышал слова Угедей-каана и Менгу-каана, отпустим его живым; кроме того, он будет свидетелем по их делам в этих событиях перед Хулагу-ханом и другими царевичами». И по совету всех царевичей он отпустил его.

Когда Асутай получил известие о даровании [Булга-аке] свободы, то сказал: «Как это возможно, что Булга останется в живых? Я стану на очную ставку с ним и докажу его большие преступления». Он сказал Булга: «Ты рассказал монгольскую басню, смысл которой в том, что мы дело сделали и возможно, что от него откажемся, и в этом [не] следует проявлять беспечность. В этом и заключается твое великое преступление, за которое ты должен умереть». Булга-нойон не отрицал этого и согласился с ним. Эти слова доложили каану, [который] сказал: «Раз так — пусть его казнят».

За Илджидаем было больше вины, чем за другими, так как он оклеветал Курмиши, сына Кадана, и приложил усилия к тому, чтобы его убили. Поэтому его передали Кадану, чтобы [тот] его казнил. Много преступлений было также и за Токузом, который постарался, чтобы перебили множество [людей] каанова улуса. Все упомянутые эмиры были казнены. А Хуку, сына Гуюк-хана, Чапата, сына Нагу, Кутука, сына Карачара, и еще несколько других царевичей [каан] выслал в Туркестан. Затем он пожелал допросить Ариг-Буку и стал ждать прибытия Хулагу, Берке и Алгу. Так как они были очень далеко и [дело] задерживалось, то царевичи той страны Тогачар, Йисункэ, Екэ-Кадан, Нарин-Кадан, Хулакур, Чин-Тимур, Чавтух и прочие, [а также] монгольские и китайские эмиры собрались вместе и допросили Ариг-Буку и Асутая.

[После того, как] убили десять эмиров Ариг-Буки, а его самого и Асутая допросили, во все концы государства отправили царский указ. Все эмиры советовали так: «Что нам смотреть на вину Ариг-Буки и Асутая. Даруем им жизнь ради каана». Послали гонцов к Хулагу, Берке и Алгу [с такими словами]: «Так как по причине дальности пути и множества дел и событий вам не удалось присутствовать и поскольку в случае дальнейшего промедления возможно ослабление [власти] и непоправимый ущерб в делах окраин государства, то мы казнили их эмиров и допросили их обоих. Советуемся с вами: мы, родственники, все решили простить Ариг-Буку и даровать ему свободу: что вы скажете об этом?». Сначала гонцы прибыли к Алгу и передали поручение. Он ответил: «Я сел на место Чагатая тоже без совета каана и старшего брата Хулагу; когда все родственники соберутся и спросят меня, проверив дурное и хорошее, и если одобрят меня, [только] тогда пристало мне сказать: это плохо, а это хорошо». Затем гонцы прибыли к Хулагу-хану и доложили [ему] суть дела. Он сказал: «Пусть будет так, как решили после совета все родственники; как только Берке выедет на курилтай, мы тоже сразу выступим». И он послал вместе с ними и своих гонцов к Берке, чтобы назначить определенный срок, в который они выедут в столицу на курилтай. Когда гонцы прибыли к Берке и доложили обстоятельства дела, он сказал: «То, что решили каан, Хулагу и все родственники, — правильно. Мы в год быка тоже непременно выступим и, пройдя [все] расстояние в год тигра, прибудем в год зайца на курилтай вместе с Хулагу». Когда гонцы вернулись к каану и доложили обо всем, Ариг-Буке и Асутаю дали разрешение представиться [каану] и привели [их] в ставку. И осенью того года, года барса, соответствующего 664 г.х. [13 октября 1265 — 1 октября 1266 г. н.э.], Ариг-Бука заболел и скончался, а между Хулагу и Берке случилась ссора и произошла война, как о том упомянуто в повествовании [о них], и оба они скоро скончались. Государь ислама [Газан-хан] пусть живет многие годы и несчетные века и да пользуется жизнью и [царственным] счастьем.

Когда весть об их смерти дошла до высочайшей особы каана, он назначил Абагу, старшего сына Хулагу, на место [его] отца во главе монголов и таджиков иранской земли, а улус Берке пожаловал Менгу-Тимуру. У Алгу тоже оказалась затяжная болезнь, и он не смог поехать на курилтай, он тоже скончался, а Ургана-хатун по совету своих эмиров посадила своего сына Мубарек-шаха на место Алгу. Борак, сын Йисун-Дувы сына Мутугэна сына Чагатая, доложил каану: «Почему Мубарек-шах сидит на месте моего дяди Алгу? Я готов к службе и подчинению, если [только] последует приказ ведать мне местом дяди!». Каан выдал ему ярлык: «Ведать Бораку улусом, пока не вырастет Мубарек-шах». Он пришел и занял его место, а сыновья Алгу Чупай и Капан и их родственники отделились от Борака и ушли со [своими] войсками к каану. Вот и все!

Рассказ о том, как каан послал своих сыновей Нумугана и Кукджу с другими царевичами на войну с Кайду^[661] и о том, как царевичи замыслили обоих их предать

Когда каан избавился от смуты и мятежа Ариг-Буки, все царевичи, за исключением Кайду, сына Каши сына Угедей-каана и некоторых потомков Чагатая, выразили готовность повиноваться ему. Он послал к ним гонца, старался расположить их к себе и сказал: «Все другие царевичи здесь были, почему вы задержались? Наше заветное желание — осветить наши очи лицезрением друг друга; посоветовавшись обо всем, вы вернетесь, получив разные милости». Кайду не собирался покоряться, он принес извинения: «Наши животные отощали, когда они подкормятся, я последую приказу». Под этим предлогом он отговаривался три года, а потом в союзе с Куинджи-нойоном они обратили в бегство, разбили и разграбили Нарина, который находился вблизи от них и был в зависимости от Урунгташа [сына Менгу-каана], [этим] они положили начало мятежу и смуте. Каан для подавления мятежа Кайду отправил своего сына Нумугана с царевичами правого крыла и левого крыла: из потомков Угедей-каана — Ширеки и сыновей Ариг-Буки, Букура и Мелик-Тимура, а из братьев каана^[662] — Тук-Тимура, сына Сукту, и Ургадая, и из племянников^[663] каана …, и Укина с эмирами и с беспредельным и безмерным войском, а во главе эмиров — Хантун-нойона.

Проводя лето у воды, они отправились на несколько дней на охоту и разъехались в разные стороны. На охоте Тук-Тимур и Ширеки встретились и порешили совместно: «Захватим Нумугана и выдадим неприятелю». Тук-Тимур соблазнил Ширеки, сказав: «Тебе достанется царская власть, каан же причинил много обид нам и нашим отцам».^[664] Ночью они схватили их обоих, Нумугана и его брата Кокеджу, отослали к Менгу-Тимуру, а Хантун-нойона — к Кайду и передали: «Велики ваши права на нашу [признательность], не забывая об этом, мы отсылаем вам царевичей и эмиров Кубилай-каана, которые имеют замыслы против вас; нам нужно не замышлять друг против друга, а вместе отразить врага». Гонцы вернулись и передали ответ: «Мы вам очень признательны и на это уповали; |A 173б, S 405| оставайтесь на месте, так как в тех краях хорошие вода и трава».

Тук-Тимур выступил в поход и подошел к ставкам Угедея и Чагатая; он захватил царевичей^[665] Сарабана и брата Менгу-Тимура, бывших во главе тех ставок, и посеял слухи о том, что сыновья Бату, Кайду и царевичи соединились и идут следом. [Тогда] все они перекочевали и отправились вместе с Тук-Тимуром. Неожиданно подошло войско каана во главе с Беклемишем. В ставках стало ясно, что [слухи о] приходе сыновей Бату и Кайду ложны. Тук-Тимур и Сарабан соединились с Ширеки и вместе дали сражение войску каана. Ширеки, Тук-Тимур и Сарабан бежали к берегу реки Ирдыша, решили покориться Нарину и оба занялись боевой подготовкой. Тук-Тимур выступил оттуда, чтобы напасть на область киргизов, а войска каана подошли и разграбили его обоз. Он вернулся, чтобы отбить обоз, и попросил у Ширеки помощи, тот не внял [просьбе]. [Тук-Тимур] обиделся и когда повернул обратно, то встретил на пути Сарабана и на зло Ширеки его также прельстил обещанием царской власти. А в то время между ними и Ширеки было большое расстояние. [При этом] присутствовал Ит-Бука из рода ...,^[666] он был зависим от Ширеки и поторопился известить его, Мелик-Тимура и других царевичей о положении дела. Ширеки и Мелик-Тимур собрали своих, выступили из степи …, и послали гонца к Тук-Тимуру [передать]: «Почему мы устраиваем^[667] смуту и смятение в улусе?». Он ответил: «У Ширеки нет смелости и отваги, мы хотим, чтобы государем стал Сарабан, который годится [на это]». Так как Ширеки не видел [иного] средства, то послал [передать] Сарабану: «Если тебе нужна царская власть, проси у меня, почему ты ищешь [ее] у Тук-Тимура?». Тук-Тимур в ответ на эти слова сказал: «Зачем нам просить у тебя царской власти и идти к тебе? Приезжай ты сам к нам». Так как Ширеки знал, что он не сможет противостоять [им], а если будет воевать, то бесцельно погибнет много войска, он прибыл к ним. Тук-Тимур тотчас потребовал выдать Ит-Буку. Тот бежал, за ним отправились [в погоню], когда его настигли, он зарезал себя ножом и умер.

После этого они между собой порешили, чтобы на первом месте сидел Сарабан, а Ширеки вменили в обязанность: «Если ты прибыл с чистым сердцем, то сейчас же пошли к сыновьям Бату и к Кайду гонцов с сообщением: «Мы по своей доброй воле сделали Сарабана своим предводителем и вождем». Он срочно послал гонцов. Тогда ему сказали: «Ты возвращайся в свою ставку, а Мелик-Тимур пусть будет здесь до прибытия Букура». Ширеки уведомил Букура, и тот отказался отправиться к Сарабану. Тук-Тимур повел против него войско и когда подошел ближе, то послал гонца [передать]: «Так мы порешили на совете, если ты соглашаешься [на это] — тем лучше, а не то — готовься к войне!». Букур послал ответ: «Я не буду воевать, прошу пять дней срока, чтобы приготовиться к „тикшимиши"». А [сам] занялся приведением войска в боевой порядок. На пятый день вышел с войском и построил [его] в ряды, чтобы дать бой. Войско Тук-Тимура сразу же повернулось и перешло к Букуру. А [Тук-Тимур] бежал с двенадцатьюлюдьми^[668] и спустя три дня дошел до жилищ монголов. Надев черную войлочную одежду, он попросил воды. Его узнали^[669] и принесли «маст».^[670] Очень скоро вслед за ним прибыло несколько человек и, обнаружив его следы, шли по пятам. Вскоре он дошел до болотистого и грязного ручья. [Тогда] он сказал нукерам: «Лучше [всего] сразимся и умрем со славой!». [А] они сказали: «Ты ханского рода и тебе не причинят вреда, а нам будет плохо». Отчаявшись в нукерах, он бросил оружие и очутился в плену у неприятеля. Его отвели к Букуру. Ширеки потребовал от Букура [выдать] ему Тук-Тимура. Букур [на это] ответил: «Если ты будешь его защищать, то станешь моим большим врагом». Ширеки сказал: «Если от него произошло [хоть] одно злодеяние, то ему не помогут и десять добрых дел!». И убил Тук-Тимура. Сарабан пришел к Ширеки и сказал [ему]: «Меня к тому вынудил Тук-Тимур». Ширеки отобрал у него войско, так что он обходился двумя-тремя нукерами. Спустя некоторое время они толпами бежали и уходили на службу к каану. Ширеки хотел отправиться за беглецами и вернуть [их], [но] боялся, что Сарабан подымет смуту, [поэтому] он отправил его с пятьюдесятью нукерами к Куинджи, внуку Джучи; |A 174а, S 406| случайно путь их проходил через Дженд^[671] и Узгенд,^[672] у вотчины Сарабана. Его люди^[673] собрались и освободили его, захватив пятьдесят человек его охраны. Сарабан снова выступил с войском, перехватил обоз Ширеки и приказал [ему] откочевать к каану. Впереди он отправил посла с уведомлением о своем положении. Ширеки [об этом] узнал и подошел, чтобы вступить с Сарабаном в бой. Его войско сразу же перешло к Сарабану, и он остался в одиночестве. Сарабан приказал, чтобы его охраняли пятьсот всадников. Когда [об этом] услышал Букур, он подтянул войско, чтобы сразиться с Сарабаном. Его войска также перешли к Сарабану, а его захватили и поручили пятистам всадников. [Все] они направились к каану. Букур, притворившись больным, попросил дня на два-три отсрочку и тайком послал племяннику Чингиз-хана Укину,^[674] юрт которого был в тех пределах, большое богатство наличными деньгами и драгоценностями и попросил вызволить его из этой страшной беды. Царевич Укин собрал войско и внезапно отогнал их коней, а воинов окружил. Сарабан бежал верхом на одной лошади со своей женой. Один из бахадуров Укина, когда увидел, что хатун убегает, решил поймать ее; хатун закричала, Сарабан обернулся, свалил его одной стрелой и вместе с женой пустился в путь к каану. Ширеки прибыл туда [еще] до его приезда, но не был принят кааном. Последовал приказ поселиться ему на одном острове, где был совершенно гнилой воздух. Там он провел остаток жизни и в конце концов умер. А Сарабана [каан] наградил и дал ему область и войско; через некоторое время и он скончался.

Букур захватил ставки Ширеки и Сарабана и вошел в лен к Куинджи. Мелик-Тимур в союзе с Курбука перешел к Кайду, а сын Ширеки Улус-Бука вошел в лен к Куинджи и некоторое время оставался в нем. Букуру надоела служба у Кайду; бежав, он прибыл на службу к каану, точно так же как и Улус-Бука, со своей матерью и со ставками [Ширеки и Сарабана].

Когда умер внук Джучи Менгу-Тимур и на его место посадили Туда-Менгу, Ногай, Куинджи и Туда-Менгу, посоветовавшись, послали к каану Нумугана и доложили: «Мы покоряемся и все явимся на курилтай». Точно так же и Кайду послал Хатун-нойона, но на курилтай не поехал. Они тоже отменили [свое] решение. А через год скончался Нумуган.

Рассказ об отправке кааном войска в Нангяс и о покорении той страны^[675]

Каан, дав монгольскому войску несколько лет отдохнуть от походов, задумал взять также Нангяс, так как государство Хитай было полностью покорено. Во времена Менгу-каана тамошний государь был с Менгу-кааном в большой дружбе и они постоянно обменивались послами, так как государи Нангяса были исконными и почитаемыми [царями] и в старые времена владели также государством Хитай. Был хитайский хан Алтан из джурджэнских племен, которые, выступив, захватили то государство; [их] древние цари доходили до Нангяса, как о том будет изложено в их истории в конце этой книги, и так как они враждовали с государями Хитая, то помогали Чингиз-хану во время завоевания им государства Хитай. Особенно в эпоху Угедей-каана, когда они послали целое войско и помогли окончательно победить государя Хитая, как об этом подробно излагалось в повествовании [об Угедей-каане]. |A 174б, S 407|

Вначале Менгу-каан стремился покорить Нангяс. Такого же рода намерение имел и Кубилай-каан, в особенности когда его столица была в Хитае и оказалась близкой к их владениям. Вообще он в разные времена посылал к их границам войска, но дело не осуществлялось до даты ...,^[676] когда был великим эмиром Баян, сын Кокчу из племени баарин, деда которого, Алак-нойона, казнили за какое-то преступление. Этот Баян достался Кубилаю на [его] долю при дележе рабов, так как он был в Иранской земле у Абага-хана, то Кубилай-каан послал гонцом Сартак-нойона, сына Судун-нойона, вместе с Абд-ар-Рахманом [к Абага-хану] и потребовал Баяна.^[677] В год быка, когда скончался Хулагу-хан, его послали вместе с Сартак-нойоном к каану, а Абд-ар-рахман остался в этих областях^[678] для окончания проверки счетоводства. [Баян] прибыл туда [к каану], каан подготовил тридцать туманов войска из монголов и восемьдесят туманов из китайцев. Во главе китайского войска он поставил Шинка^[679]-бахадура из китайских эмиров города Болагасуна,^[680] покорившихся [еще] при Менгу-каане и служивших с чистым сердцем, а во главе монгольского войска поставил упомянутого Баяна и эмира Аджу,^[681] внука Субэдай-бахадура из племени урянкат; начальником над всеми он приказал быть Шинка-бахадуру, так как тот твердо правил и дела всегда исполнял хорошо. Каан послал их в сторону Нангяса; Шинка, по случаю болезни, вернулся с дороги, а предводителями обоих войск стали Баян и Аджу. Войско пребывало в ... Так как земли страны Нангяс были крайне обширными, а войско — несчетным и безмерным, то покорение ее могло затянуться на долгий срок. Они проявляли [к этому] усилия и старания около четырех лет и покорили [только] часть, а затем послали гонца к каану [передать], что войска недостаточно. Поскольку каану не удавалось быстро собрать войско, то он издал указ представить всех узников хитайского государства. Их было около двадцати тысяч человек. Он сказал [им]: «Вы все подлежите смерти, ради своей головы я вас освободил, я вам дам коней, оружие, одежду и пошлю [вас] в войско. Если будете стараться, то станете эмирами и почтенными людьми!». Способных из них он сделал начальниками тысяч, сотен и десятков и отправил их на соединение с главным войском. Затем он отправил гонца и потребовал, чтобы Баян и Аджу прибыли на подставах. Они прибыли, сменив семь подстав. Он их наставлял и обучал, как вести войну; они вернулись и на седьмом году от начала их выступления в ту страну дали сражение на берегу реки Конк-мурэн, разбили войско Нангяса, состоявшее из восьмидесяти туманов, забрали ту страну, а тамошнего царя по имени Су-чу^[682] убили. Кроме того, они покорили области: ..., ..., ..., …, ... и другие. Область Солангэ, покорившаяся во времена Менгу-каана, а затем, когда на престол воссел Кубилай-каан, восставшая, вторично подчинилась и вошла в подданство его высочайшей особы. Послали войско в область Яву,^[683] [одну] из стран Индустана, и с боем завладели [ею], а на кораблях он послал гонцов в большую часть стран Хинда, чтобы они покорились. По необходимости они [на это] согласились и до сего времени, состоя в подчинении, обмениваются гонцами.

Государство Нангяс [каан] разделил между царевичами и в каждом владении тех рубежей^[684] посадил организованное войско. Эмир Пулад-ака, имеющий точные сведения о состоянии того государства, передает, что, хотя в Нангясе обычно считают [при переписи] только почитаемых людей, как вождей племен и имеющих подданных, число тамошних [жителей] по переписи — девяносто девять туманов. Нет [на свете] ни одного более обширного государства, потому что в книгах передают, что пятый пояс земли начинается с того государства. Вместе с этим все постройки соприкасаются одна с другой. До сего времени там проживают войска монголов и чавкутов, и они никогда не выступали оттуда. Вместе с войском в каждом владении сидит эмир-темник, которому поручено тамошнее управление. При каждом [эмире] состоят на службе от дивана по четыре битикчи. Когда с области требуется налог, то ярлык о нем [каан] посылает тому |A 175а, S 408| эмиру, а [уже] он согласно приказу собирает [налог] со всех зависимых от того [владения] городов и отсылает [его]. Никто из них не занимается каким-либо другим делом. А те узники все стали важными эмирами и получили для себя зимние и летние кочевья.

Так как рассказы о Кубилай-каане и обстоятельства его [жизни] с самого рождения и до того времени, когда он воссел на царский престол и покорил целиком Хитай и Мачин, изложены подробно, мы включим в описание, если Аллаху великому будет угодно, несколько других рассказов о том, что присуще его государству, о правилах, которых он придерживался, и о положении войск, назначенных в каждое владение и на каждую границу тех областей.

Рассказ о зданиях, построенных кааном в областях Хитая, и о принятых в той стране правилах, обычаях, установлениях и порядках

Область Хитая^[685] — крайне обширная, большая и полностью заселенная страна. Заслуживающие доверия повествователи рассказывают, что ни в одном государстве из всего обитаемого мира нет [стольких] населенных мест и такого множества людей, как там.^[686] C юго-восточной стороны океана в пределы побережья между Манзи и Гаоли^[687] вдается не очень большой залив, доходящий до середины Хитая, на расстоянии четырех фарсангов от Хан-Балыка,^[688] туда доходят суда. Вследствие близости моря [здесь] выпадает много дождей. Некоторые из областей [Китая] относятся к теплым странам, а другие к холодным. Чингиз-хан покорил в свою эпоху большую часть той страны, а во время владычества Угедей-каана [ее] забрали полностью. У Чингиз-хана и у его потомков в Хитайском государстве не было^[689] столицы, как о том упоминалось в повествованиях о каждом [из них]. Но ввиду того, что Менгу-каан отдал это владение Кубилай-каану и что вокруг него [находится] много важных областей и царств, он [Кубилай-каан] обратил [на него] внимание и избрал местом своего пребывания [эту] очень населенную страну. А столицу тамошних государей, город Хан-Балык, который по-китайски называют Джунду,^[690] он сделал [своей] зимней ставкой. Его построили в старые времена по указаниям астрологов и ученых, под исключительно счастливой звездой, и всегда считали самым полным его счастье и могущество. Так как Чингиз-хан его разрушил, то Кубилай-каан пожелал благоустроить его во славу своего имени и основал рядом с ним другой город, имя которого — Дайду,^[691] так что они соприкасаются один с другим. Его крепостная стена имеет семнадцать башен; от одной башни до другой расстояние — один фарсанг. Он так населен, что и снаружи [за крепостной стеной] построено зданий без числа.

Из каждой области привезли различные фруктовые деревья и посадили там в садах и на баштанах. Большинство [из них] приносит плоды. Посреди того города он построил для своей ставки великолепный дворец и назвал его Карши.^[692] Колонны и пол в нем целиком из мрамора, он очень красив и наряден; вокруг него четыре двора,^[693] один от другого на расстоянии полета стрелы. Внешний [двор] — для дворцовых слуг, внутренний — для сидения эмиров, которые собираются каждое утро, третий — для стражи и четвертый — для приближенных. Зимой каан живет в этом дворце. Вид его художники изобразили во многих книгах летописей.^[694]

В Хан-Балыке — Дайду есть большая река,^[695] текущая с северной стороны, из пределов Чемчиала,^[696] где дорога в летовку. Есть и другие реки. За городом построили очень большой водоем, вроде озера. На нем построили плотину для того, чтобы спускать на него суда и кататься. Вода этой реки текла прежде по другому руслу и впадала в тот залив, который из океана доходит до Хан-Балыка. Так как около [города] залив был узок и суда не могли до него доходить, грузы привозили в Хан-Балык, навьючив на животных, то землемеры и ученые Хитая, проявляя [известную] осторожность, утверждали, что суда могут доходить до Хан-Балыка из большинства областей Хитая, из столицы Мачина,^[697] из города |A 175б, S 409| Хинксай,^[698] из Зейтуна^[699] и других мест.

Каан приказал вырыть большой канал и впустить в него воды упомянутой реки и нескольких других речек, выходящих из Карамурэна и тихо текущих через города по области. Из Хан-Балыка идут суда до Хинксая и Зейтуна, гавани Хиндустана и столицы Мачина, до которых сорок дней пути.^[700]

На этих реках есть много плотин, поставленных для [снабжения] водой областей. Когда судно доходит до этих плотин, его вместе с грузом, сколько бы его ни было и как бы он ни был тяжел, подымают вверх лебедкой и спускают на воду по ту сторону плотины, чтобы оно шло [дальше]. Ширина того канала больше тридцати гязов.^[701] Каан приказал укрепить камнем стенки того канала, чтобы в него не осыпалась земля. Подле того канала есть большая, широкая дорога, которая идет в Мачин. [По ней] сорок дней пути, и вся она вымощена камнем, чтобы во время больших дождей ноги животных не вязли в грязи. По обеим сторонам дороги посажены ивовые и другие деревья,^[702] так что на всю дорогу падает тень от деревьев; и ни один человек, будь то воин^[703] или кто-либо другой, не дерзнет отломать ветку от тех деревьев или дать животным [хоть] один лист от них. По обеим сторонам [дороги] построили селения, капища и лавки, так что тот сорокадневный путь идет всецело по населенной местности.

Крепостной вал города Дайду построили из земли, так как обычай той страны таков: кладут две доски, между ними насыпают влажной земли и уминают [ее] большой дубиной, пока не затвердеет, доски отнимают — получается стена. Так как [там] выпадает много дождей, а земля той области рыхлая, то такая стена бывает крепкой. В конце [своей] жизни каан приказал привезти камни и хотел ту стену укрепить камнем, но скончался. Если богу будет угодно, то Тимур-каану промысел божий будет сопутствовать в окончании этого [дела].

Каан хотел построить такой же дворец и возвести здание в летней резиденции, в городе Кайпин-фу,^[704] который находится на расстоянии пятидесяти фарсангов от Дайду. Туда ведут из зимней ставки три дороги: одну дорогу сделали заповедной, для охоты, — и никто, кроме гонца с ярлыком, по той дороге не ездит; другая дорога — к городу Чжучжоу, куда едут по берегу реки ..., там много винограда и фруктов. Вблизи этого города находится другой город, называемый Симали; большинство жителей этого города — самаркандцы, они развели по обычаю Самарканда много садов. Есть [еще] одна дорога по возвышенности, которую называют Сиклинк, когда минуют эту возвышенность, до города Каймин-фу [идут] степь, луга и летовье.^[705] Прежде постоянно летовали в пределах упомянутого города Чжу-чжоу, а потом [каан] сделал [летовьем] пределы города Каймин-фу, на восточной его стороне он заложил для себя дворец под названием Лян-Тин.^[706] Увидев однажды ночью какой-то сон, [каан] перестал [строить] его и посоветовался с учеными и зодчими о том, где ему строить другой дворец. Все единогласно решили, что самым лучшим местом является озеро, находящееся возле города Каймин-фу, посреди луга. Захотели его осушить. А в той стране имеется такой камень, который употребляют вместо дров; его собрали в большом количестве, а [также] много угля; засыпали то озеро с его источником известью и измельченным кирпичом; расплавили много олова [и залили] это, так что стало крепко. [Все это] возвели в вышину человеческого роста, а сверху сделали каменный настил. Так как вода оказалась запертой в недрах земли, то она выбилась с других сторон, на другие лужайки, и потекли источники. На том каменном настиле построили дворец в китайском вкусе, тот луг окружили стеной, от той стены до дворца поставили деревянную стену,^[707] чтобы никто не мог входить на луг. На тот луг выпустили разную дичь, и она расплодилась и размножилась. В середине города построили дворец и [еще один] дворец поменьше. От наружного дворца до внутреннего провели дорогу [улицу], так что по этому ходу идут во дворец приближенные, а для каанского двора вокруг того дворца |A 176а, S 410| возвели стену, длиною в полет стрелы. Большую часть времени [каан] пребывает во дворце за городом.

В том государстве есть много больших городов. Каждому [городу] дали название, имеющее особое значение по [своему] словопроизводству. Степени хакимов определяются по названию тех городов, так что совсем нет надобности писать в ярлыке или спорить о том, хаким какого города старше; на собраниях не бывает у них никаких разговоров о том, где [кому] сидеть; каждой степенью уже определено, какой хаким должен выходить навстречу другому и становиться перед ним на колени. Эти названия идут в том порядке, как [ниже] излагается:

первая степень — Кин,^[708]

вторая степень — Ду,

третья степень — Фу,

четвертая степень — Чжоу,

пятая степень — ...,^[709]

шестая степень — Цзюнь,

седьмая степень — Сянь,

восьмая степень — Чжень,

девятая степень — Цунь.

Первой [степенью] называют обширную область вроде Рума, Фарса и Багдада; второй — называют престольный город, и в таком порядке [постепенно] идет вниз: седьмой [степенью] называют небольшие города, восьмой — местечки, девятой — деревни и хутора. А Мо-цянь^[710] — это та же деревня и[ли] хутор. Приморские гавани называют «Матоу».^[711]

Такого устройства и порядка нет в других странах. Большая часть государственных дел [устроена] по такому образцу. [Это] твердо поддерживается и сохраняется.^[712]

Рассказ об эмирах, везирах и битикчиях Хитайской области; подробное перечисление их степеней; существующие у них правила и порядки и принятые у того народа названия

Старших эмиров, которые могут быть наибами и везирами, называют чжэн-сян, а начальника войска — тайфу, а эмира-темника — ..., а везиров и наибов дивана, которые бывают [из] тазиков, китайцев и уйгуров, — пин-чжан.

А обычай таков: в великом диване [заседают] четыре чжэн-сяна из старших эмиров и четыре пин-чжана из старших [же] эмиров, из различных народов — тазиков, китайцев, уйгуров и христиан — в диване бывают у них также наибы.

Эмиры и хакимы занимают там должности согласно степени. Степени [же] их в таком порядке:

первая степень — Чжэн-сян (он может быть везиром и наибом),^[713]

вторая степень — Тайфу, Тайфу бывает начальник войска, как бы знатен он ни был, он обращается [с докладом] к чжэн-сяну,

третья степень — Пин-чжан (пин-чжанами бывают наибы и везиры дивана из различных народов),

четвертая степень — Ю-чжэн,^[714]

пятая степень — Цзо-чжэн,^[715]

шестая степень — Цань-чжэн,

седьмая степень — Цань-и,

восьмая степень — Лан-чжун (все книги находятся в его ведении),^[716]

девятая степень — (не известна, все книги находятся в его ведении).^[717]

Во времена Кубилай-каана чжэн-сянами были следующие эмиры: Хантун-нойон, Очачар, Олджай, Тархан и Дашмен. В настоящее время Хантун-нойон [уже] умер, а прочие по-прежнему [еще] с кем-то другим чжэн-сяны [Тимур-]^[718] каана. Прежде должность пин-чжана давали только китайцам, а в настоящее время дают также и монголам, тазикам и уйгурам. Первенствующего пин-чжана называют Су-пин-чжан, то есть «сливки пин-чжанов». В настоящее время, в эпоху Тимур-каана, глава всех пин-чжанов — Баян пин-чжан, сын Сейида Насир-ад-дина, внук Сейида Аджалля.^[719] Его тоже теперь называют Сейидом Аджаллем. |A 176б, S 411| Второй Омар пин-чжан из монголов, третий — Теке^[720] — пин-чжан из уйгуров. Прежде был Лачин пин-чжан, племянник эмира Сунджака, а теперь его сын по имени Курмана. Четвертый — Бигмыш^[721] пин-чжан, который вместо Тимур пин-чжана, он также из уйгуров.

Так как каан большую часть времени живет в городе, то для великого дивана, называемого шэн, соорудили место, в котором устраивают диван. А обычай таков: имеется наиб, который ведает воротами; принятую челобитную^[722] относят этому наибу, и он допрашивает. Название этого дивана — Ляйс; после допроса пишут отчет о деле и вместе с той челобитной отсылают в диван Лусэ, который степенью выше Ляйса. Оттуда пересылают в третий диван, называемый Чу-ми-юан, а потом относят в четвертый диван, под названием Туиджи-юак, этот диван ведает делами «ямов» и курьеров. Эти три упомянутые дивана находятся в подчинении того дивана. А потом относят в пятый диван, называемый Руштаи, в котором вершат дела войска; а после этого — в шестой диван, называемый Сиюнишэ, там бывают все послы, купцы, прибывающие и отбывающие [лица]; этот диван ведает ярлыками и пайзами. В настоящее время эта должность поручена персонально эмиру Дашменду. Когда [дело] будет отнесено во [все] эти шесть диванов, тогда [его] несут в Великий диван, называемый шэн, [там] допрашивают и снимают отпечатки пальцев допрашиваемых лиц. А значение отпечатка пальца таково: как известно и подтверждено опытом, суставы пальцев у [всех] людей не одинаковы. Каждый раз, когда кто-либо дает какое-нибудь показание, эту бумагу кладут ему меж пальцев и по оборотной стороне того показания обводят чертой место, [где находятся] суставы его пальцев, для того чтобы [это] сличить со снимком суставов его пальцев, если он когда-нибудь отречется [от своего показания]. Если же они в точности совпадут, он не сможет запираться. Поступив таким образом с осторожностью во всех диванах, делают доклад и выполняют смысл приказа в отношении того [дела]. И такой существует обычай, что упомянутые эмиры ежедневно отправляются в шэн, допрашивают людей и вершат важные дела государства. Когда эти четыре чжэн-сяна уже сядут, [тогда] и другие упомянутые чины и битикчии садятся по порядку, каждый соответственно своей степени. Перед каждым ставят столик, похожий на стул, на него поставлена чернильница. Они должны постоянно находиться там. Каждому эмиру назначается определенная тамга и нишан.^[723] Назначено несколько битикчиев, обязанность которых записывать имя того человека, который не является [на службу] в диван, так что кто не явится несколько [дней],^[724] то вычитают^[725] из его содержания, а если кто-нибудь еще реже приходит в диван и у него нет [на то] ясного оправдания, то его увольняют. Каану докладывают эти четыре чжэн-сяна.^[726]

|A 177а, S 412| Шэн Хан-Балыка очень большой, там находятся книги дивана за несколько тысяч лет, в книги записывают аккуратно и хорошо соблюдают правила. Служащих в том шэне около двух тысяч человек. Шэн имеется не во всяком городе, а только в таком месте,^[727] которое является столицей для многих городов и областей, наподобие Шираза, Багдада и Конии в Руме. В государстве каана двенадцать шэнов. [Во всех шэнах], за исключением шэна Хан-Балыка, чжэн-сянов нет, а во главе [каждого] из них стоит один эмир со званием эмира и «шихнэ», четыре [же] пин-чжана, другие диваны и чины имеются по положению.

Местонахождение двенадцати шэнов и степени их [идут] в таком перечислении и порядке, [как здесь показывается]:^[728]

Первый — шэн Хан-Балыка и Дайду.

Второй — шэн области Джурдже и Солангэ. Этот диван учредили в городе Чанчу, самом большом из городов Солангэ. Там находятся Ала-ад-дин пин-чжан, сын Алмалыкского цань-чжена Хисам-ад-дина Хасан цзо-чэнь.

Третий — шэн Гаоли и ..., составляющие отдельное государство, его мелика называют «онг-ван». [Кубилай-каан]^[729] отдал за него свою дочь, его сын любимец [каана],^[730] но он там не «онг-ван».

Четвертый — шэн Намкинк, а это один из больших городов в хитайском государстве на берегу реки Кара-мурэн. [Это] одна из древних столиц Китая.

Пятый — шэн города Никджу. Этот город расположен на границе Хитая. Там пребывает Туган, сын ...^[731]

Шестой — шэн города Кинксай. Это столица Манзи.^[732]

Там состоят хакимами: Али-ад-дин пин-чжан, сын Сейф-ад-дина, Тогачар-нойон с китайским нукером по имени Сучинк, Омар пин-чжан Манзитаф и ... пин-чжан.

Седьмой — шэн [города] Фу-чжоу, [это один] из городов Манзи. Прежде шэн был там, а [потом его] перевели в Зейтун. В настоящее время его [опять туда перевели]. Хакимом этого города был брат эмира Дашмена ..., а теперь брат Баян пин-чжана эмир Омар.^[733] Гаванью для кораблей является Зейтун. Его хаким — Беха-ад-дин Кундузи.

Восьмой — шэн [города] Лукин-фу, это город области Манзи, прилегающей с одной стороны к области Тангут, там хакимами Хасан пин-чжан, брат Баян пин-чжана, и брат Лачин пин-чжана, также по имени Хасан.

Девятый — шэн ..., который тазики называют Великим Чином. Очень большой город на берегу моря, ниже Зейтуна, и крупный порт. Хакимами там некто по имени Нокай (?) и Рукн-ад-дин ... пин-чжан.

Десятый — шэн Караджана. Это отдельная страна, там есть большой город, называемый ... В этом городе и находится шэн, все жители там мусульмане. Хакимы там: Таган-Текин и Я`куб, сын Али-бека, из потомков Ялавача.

Одиннадцатый — шэн Кинхан-фу, [один] из городов области Тангут. В этой области имеет пребывание Ананда, сын Нумугана, хакимом там [Каитмыш],^[734] брат Дашмена, а его пин-чжан — китаец Омар. Юрт Ананды находится в местности, называемой Чаган-нор, и [там] построен дворец.

Двенадцатый — шэн Камджу, это также [один] из городов области Тангут. Страна очень велика, и несчетные области подвластны ей, и подданных в ней без числа. Там сидит Аичи, а некто по имени Эмир Ходжа находится там в звании шахнэ и хакима.

Так как эти области отстоят далеко одна от другой, то в каждой из них пребывает с войском какой-нибудь царевич или влиятельный эмир. К нему обращаются жители той области, в его ведении находятся тамошние снаряжение и материальные средства, он управляет ею и охраняет ее.

Шэн каждой области находится в самом большом из ее городов,^[735] каждый шэн бывает размером с деревню, так как [там] построено много домов и комнат для сотрудников и подчиненных, при них много гулямов и работников. Мельчайшие подробности распорядка и управления в тех диванах [доведены] до тонкости и очень хороши. А обычай таков, что некоторых провинившихся и преступников убивают, а иных отлучают от семьи и владения, так что у них не остается никого из домочадцев, и посылают возить телеги, на земляные работы и на переноску тяжестей, дабы люди, видя эмиров и влиятельных людей в таком положении, имели бы |A 177б, S 413| назидательный пример. У них есть много разных обычаев и порядков. [Есть много] рассказов об этой стране, обо всем и очень подробных, но так как летопись этого края появится отдельно, то этим [пока] и ограничилось [наше изложение]. Вот и все!

Рассказ о рубежах государства каана и памятка о царевичах и эмирах, сидящих с войском на границах для охраны государства

С юго-восточной стороны у каана нет ни одного непокорного, так как в его государство входят все области, которые лежат в этом направлении вплоть до океана, за исключением области Джурджэ и Гаоли, [находящихся] недалеко от берега океана.

Посреди океана есть большой остров под названием ...,^[736] его окружность равна приблизительно четыремстам фарсангам. На острове много городов и деревень, он имеет своего государя и по-прежнему не покоряется. Люди на том острове низкорослые, с короткой шеей, толстобрюхие. Там много рудников. С восточной стороны непосредственно с побережья океана и границы области киргизов [каан] не имеет ни одного непокорного.

С юго-западной стороны между областью ... и Зейтуном, от области Манзи, по берегу тянется^[737] громадный лес. Туда бежал один из сыновей государя Манзи, и хотя он не имеет никакой силы и могущества, но проводит время в разбое и плутовстве.

С западной стороны находится область, которую называют Кяфча.^[738] [В ней] труднопроходимые местности и леса, она граничит с областью Караджан и частично с Хиндустаном и побережьем. Там есть два города, ... и ... [Область] имеет отдельного государя, он не покорен каану. Туган, сын [каана],^[739] сидящий с войском в Лукин-фу,^[740] [одном из городов] области Манзи, и охраняющий ее, принимает также меры предосторожности и против непокорных. Однажды он отправился с войском к тем городам, которые находятся на побережье, взял [их] и целую неделю там царствовал. Неожиданно появилось из засады с моря, из лесу и с гор их войско и разбило войско Тугана, занятое грабежом.^[741] Туган выбрался цел и невредим и пребывает по-прежнему в пределах Лукин-фу.

С северо-западной стороны, граничащей с областью Тибета и [страной] Золотозубых, [каан] не имеет противников, разве только что с того края, который примыкает к войску Кутлуг-ходжи, но так как посредине [имеются] труднопроходимые горы, то противник не может пройти; все же для охраны этой стороны поставили некоторую часть войска.

Северо-восточная [сторона] на [всем] пространстве [соприкасается] с владениями Кайду и Дувы;^[742] от их границ до границ владений каана сорок дней пути по пустыне. С обеих сторон по границе стоят войска и караулы, они охраняют [ее] и бдительно стерегут. Иногда происходят и сражения. Граница владений каана^[743] тянется с упомянутой стороны к востоку на один месяц пути. В большинстве тех мест имеются необходимые войска и караулы. Начиная с востока [по границе] посажены царевичи и эмиры с войском. В [самом] начале восточной границы^[744] сидит с войском царевич Камила, брат бабки каана по отцу, ниже его Кургуз-гургэн, зять каана, а ниже его Чункур, сын Токтака, одного из великих эмиров Кубилай-каана, а [еще] ниже Нанкидай,^[745] сын Баяна-Кубукчи, тоже великого эмира, а ниже его — Кокеджу, дядя Тимур-каана по отцу. А потом [граница] доходит до области Тангут, которой ведает царевич Ананда, сын Мангалы;^[746] он сидит там с войском в пределах Чаган-нора. Ниже его — пределы Караходжо, города уйгуров. Там хорошее вино. Он находится между пределами каана и Кайду. Они [уйгуры] ладят с обоими и оказывают услуги обеим сторонам. Ниже сидят царевичи Ачиги,^[747] внук Чагатая, и Чупай,^[748] сын Алгу.^[749] А ниже — труднопроходимые горы Тибета, о которых [уже] упоминалось. Летом по упомянутым дорогам и областям нельзя ездить по причине безводья, а зимой [можно] ездить, если только употреблять воду, [добытую] из снега. Вот и все!

|A 178а, S 414| Рассказ о царевичах и великих эмирах, постоянно находящихся при каане и зависящих от него

Из царевичей Токта-Гун, зять эмира Олджая чэн-сяна, ведает вместо Наяна уругом Тогочара.^[750] Когда Наяна убили, вышел указ отпустить обратно всякого захваченного гуляма и [обращенного в рабство] пленного, все они собрались вокруг него [Токта-Гуна]. Кроме того, ...,^[751] сын Тогуз-хатун, [одной] из жен ...,^[752] живет в юртах Онона и Келурэна. [Здесь были также] некто по имени Хишенк и ...,^[753] сын ..., [одной] из жен Асутая, которая была чрезвычайно красива и каан взял ее [себе], он — царевич;^[754] Тюра-Огул и Ясар, два брата, Соса, сын Кучу,^[755] старший царевич из дома Угедей-каана, а из дома Чагатая всех старше летами Ачиги,^[756] сын Бури сына Мутугэна. В настоящее время он очень могуществен и влиятелен.

Зятья каана из тех, что известны, — сын государя области Солангэ, другой — Мензитай из племени кунгират, он имеет дочь по имени …, и еще один [зять] — сын государя Манзи, который в прежние времена был государем [Манзи],^[757] а в настоящее время он свергнут и обретается у каана в качестве [его] зятя и эмира. Вот и все!

Рассказ о сыне Сейида Аджалля Бухари, везире каана, и о его внуке Баян пин-чжане

Внук Сейида Аджалля Бухари был после Ялавача везиром у высочайшей особы Кубилай-каана, и каан пожаловал ему область Караджан.

В те времена, когда Кубилай-каан отправился по приказу Менгу-каана в те страны^[758] и его войско оказалось голодным и раздетым, он [Аджалль] явился и выполнил, как должно, обряды служения. Кубилай-каан согласился покровительствовать ему на службе у Менгу-каана и так и сделал. Менгу-каан его обласкал и пожаловал многими наградами. Когда пришел черед царствовать Кубилай-каану, то наградил его и пожаловал ему должность везира, а его сына Насир-ад-дина послал на его место хакимом области Караджан. Он исполнял должность везира в продолжение двадцати пяти лет. На него ни разу не поступило ни одного доноса и ни одно несчастье [его] не постигло. Он скончался, прозванный Аджаллем [т.е. славнейшим]. А [его сын] Насир-ад-дин был по-прежнему хакимом в Караджане и [не]^[759] прибыл сделать каану «тикшимиши», он скончался в эти [последние] пять-шесть лет, его похоронили в его собственном саду в городе Хан-Балыке. А еще до того сына Насир-ад-дина по имени Абу-Бекр, которого в настоящее время зовут Баян пин-чжан, послали хакимом в город Зейтун. Когда умер Сейид Аджалль, везиром каана стал эмир Ахмед Фенакети. Управление [всеми] делами было в его руках. Еще в то время, когда Чапун-хатун жила в доме своего отца, эмир Ахмед был с ними близок, поэтому, когда она стала женой каана, он постоянно находился при его^[760] ставке, обрел влияние, стал [одним] из великих эмиров и захватил в руки управление государством. Китайские эмиры из зависти относились к нему недоброжелательно. Джим-Ким тоже не был к нему расположен, и до такой степени, что однажды ударил его луком по голове и рассек ему лицо. Когда он пришел к каану, [тот] спросил: «Что сделалось с твоим лицом?». Он ответил: «Лошадь лягнула». Джим-Ким присутствовал [при этом], он рассердился и сказал: «Тебе стыдно сказать — [это] ударил Джим-Ким». И еще раз, [уже] в присутствии каана, побил его сильно кулаком. Ахмед его всегда боялся.

Летом того [же] года, когда каан отправился из города Дайду на летовку, он оставил Ахмеда во главе дивана и казны и одного эмира по имени Туркана из племени кипчак охранять дворец. А китайские эмиры из зависти и по давнишней вражде стали злоумышлять против него. Вот и все!

|A 178б, S 415| Рассказ об эмире Ахмеде Фекакети, о гибели его от руки Као пин-чжана и об освобождении Манзи благодаря [Као пин-чжану]^[761]

Во времена Кубилай-каана, когда Ахмед Фенакети был пин-чжаном и везиром, был также везиром один китаец по имени Као пин-чжан. Так как эмир Ахмед имел полное влияние, его называли «Су-пин-чжан», то есть «Бдительный везир».^[762] Су есть звание старшего пин-чжана. Као пин-чжан имел много приверженцев и завидовал эмиру Ахмеду. В упомянутое лето, когда каан оставил его во главе дворца и дивана Хан-Балыка и Дайду, Као пин-чжан с группой китайцев решили погубить его. Один гулям из стремянных Ахмеда узнал об этом обстоятельстве и сообщил ему. Эмир Ахмед ночью взял сорок отборных коней из собственных меринов каана, которые были на привязи, и отправился в путь. Китайцы узнали [об этом]. Когда настал день, он достиг деревни, [находящейся] в расстоянии пяти фарсангов, которую называют ..., тазики [же] зовут [ее] Чуле, а также ямом Сейида Аджалля. Так как китайцы еще раньше поручили [стеречь] дороги, то ему не давали перейти по мосту; он хотел броситься в реку и перейти, китайцы преградили дорогу и не пускали. В это время следом прибыл Као пин-чжан, он схватил [коня] эмира Ахмеда за повод и сказал: «Каан оставил нас здесь вершить важные дела дивана, почему ты уезжаешь без совета с нами?». Тот ответил: «Меня требует [к себе] каан». Во время этих разговоров [подъехали] четыре гонца, [которые] следовали от каана по важным делам в Хан-Балык. Когда эмир Ахмед их увидел, он крикнул: «Я еду к каану, а меня не пускают». Гонцы сказали: «Каан нас послал за эмиром Ахмедом». Као пин-чжан ответил: «Он нам нужен по делам дивана»;^[763] гонцы настояли [на своем] и освободили его, так что он уехал и присоединился к каану в местах летовки. Он достал черное блюдо, насыпал в него разного жемчугу, положил поверх [жемчуга] нож, покрыл [все] красной шелковой материей и отнес к каану. [Каан] спросил: «Что это такое и что значит?». Он доложил: «Когда я, [твой] покорный слуга, давно когда-то^[764] поступил [к тебе] на службу, борода моя была черна, как это блюдо; за время [моей] ревностной службы она побелела, как этот жемчуг, а Као пин-чжан хочет ножом сделать мою бороду красной, как этот шелк!», — и он изложил [каану] обстоятельства [дела], как оно было. Гонцы, бывшие очевидцами, засвидетельствовали его правоту. Каан приказал, чтобы поехали схватить [Као пин-чжана]. Так как [Као пин-чжан] знал, что рассказ об этом дошел до места представления жалоб, то бежал в город Саян-фу, находящийся в пределах Манзи, на берегу реки Карамурэн. Одна половина [города] на одном берегу [реки], другая половина — на другом.

В былые времена одна половина [города] платила налог государям Хитая, а другая — государю Манзи. При таком общем положении между ними был мир. Когда Хитай попал во власть монголов, государь Манзи завладел тем городом целиком.

Сильная крепость, крепкий вал и глубокий ров находятся на этой стороне реки. Сколько раз ни отправлялось монгольское войско [в поход против крепости], взять ее не удавалось. Когда туда уехал Као пин-чжан, — а он был известным и влиятельным эмиром, — они стали с его прибытием рассчитывать на его помощь и полагаться на него. Он и там стал одним из влиятельных эмиров. Каан приказал Баяну отправиться вслед за ним с войском. Раньше в Хитае не было больших франкских камнеметов. Из этого государства [Ирана] туда отправился камнеметный мастер из Баальбека и Димашка. Его сыновья — Абу-Бекр, Ибрахим и Мухаммед — и его подручные устроили семь больших камнеметных машин и отправились брать тот город.

Као пин-чжан послал лазутчика к эмирам войска [передать]: «Я никакого преступления не совершил, между мной и эмиром Ахмедом была вражда, и мы злоумышляли друг против друга. Я бежал сюда из страха, если каан дарует мне жизнь, я предам город в [ваши]^[765] руки, а этот |A 179а, S 416| город — основа государства Манзи, если он будет взят, то вся область покорится». Гонца Као пин-чжана отослали в резиденцию каана, и он доложил положение дела. Каан его наградил, а для Као пин-чжана отослал охранную грамоту и меч. [Као пин-чжан] был этим обнадежен. Войска установили против крепости камнеметы и разрушили башню. Као пин-чжан сделал изнутри [в стене] отверстие и ушел. Когда государь Манзи узнал о разрушении башен и об измене Као пин-чжана, он оставил крепость и с большим числом людей ушел на другой берег реки. А когда Баян на этом берегу [реки] взял крепость и учинил грабежи и убийства, он [государь] бежал с войском также и с другого берега и не смог нигде остановиться, чтобы померяться силами с войском каана. И [таким образом] вся область Манзи покорилась и была завоевана. А Као пин-чжан присоединился к войску каана. Когда он прибыл к его высочайшей особе, то был отличен разными наградами и назначен по-прежнему на должность пин-чжана и стал соучастником [в управлении] эмира Ахмеда.

Эмир Ахмед с честью исполнял обязанности везира около двадцати пяти лет. Као пин-чжан после случая еще девять лет участвовал вместе с ним в управлении и по [своему] обычаю враждовал и завидовал. Спустя девять лет он вторично стал злоумышлять против эмира Ахмеда.

Случилось так, что один китаец выдавал себя за обладателя божественных свойств и непогрешимости и в ставках прославил себя [своими] подвигами и благочестием. Однажды он притворился больным и послал к эмирам нескольких [своих] муридов [передать]: «Я умру, а через сорок дней оживу». [И вот] пришли и сказали, [что] он умер. [Тогда эмиры] послали людей расследовать. Он лежал в доме как мертвец, а его дети плакали и рыдали. Подумали, что он действительно умер. Через сорок дней он вышел и распустил слух, что он ожил. К нему собралось много китайцев, и дела его стали блестящи. Као пин-чжан и чины дивана Дайду устроили с ним совет, как устранить эмира Ахмеда. Так как тот был очень осторожен и бдителен и при нем постоянно находились телохранители, а помещение, где он спал, не было определенным, то они решили послать десять тысяч^[766] человек в ущелье, известное под названием Чемчиал, в четырех фарсангах от Дайду, чтобы подстеречь его, и чтобы тысяча человек пошли и распустили слух, что едет Джим-Ким. [Тогда эмир Ахмед] выйдет ему навстречу, и его убьют.

Као пин-чжан сел в паланкин. А обычай государей там таков, что они иногда садятся в паланкин, а ночью едут большей частью [именно] таким способом.

Из того ущельяпосылали одного за другим гонцом и торкочиев^[767] [с сообщением], что едет Джим-Ким. А Ахмед его боялся. Всех, кого он [Ахмед] высылал вперед, убивали. Ночной порой они прибыли с факелами и свечами, как это принято у государей. Когда они приблизились ко дворцу, эмир Ахмед вышел, чтобы поднести чашу, его схватили и убили. А эмир Туркан, который был у него нукером, принял меры предосторожности и, догадавшись о том, что дело неладно, стоял поодаль с нукерами, он взял стрелу и пустил ее в Као пин-чжана, [сидевшего] в паланкине, и убил его. Китайцы разбежались, а эмир Туркан засел во дворце. В ту ночь было большое смятение и много убийств. Китайцы разбрелись по закоулкам за городом. Когда об этом происшествии доложили каану, он отправил эмира Пулад-аку и Хантун-нойона перебить всех воинов китайцев,^[768] поднявших бунт. Он приказал, чтобы выдали четыре тысячи балышей на расходы по погребению эмира Ахмеда, и послал вельмож и эмиров похоронить его со всеми почестями.

После того через сорок дней каан стал требовать большой солитер, чтобы посадить его в корону. [Такого] не находилось. Там были два купца, они пришли и заявили: «Мы уже однажды привозили для каана большой солитер и отдали [его] эмиру Ахмеду». Каан сказал: «Мне он не принес [его]». И послал разыскать [его] в доме [эмира Ахмеда]. Тот [камень] нашли у жены [эмира Ахмеда] Инджу-хатун и отнесли [его] каану. Каан очень рассердился и спросил тех купцов: «Какое наказание должно быть слуге, совершившему такое вероломство?». Они ответили: «Если он жив — его следует убить, а если умер — нужно выкопать [его труп] из могилы и нанести ему бесчестие для поучительного примера другим». Кроме того, китайцы сказали Джим-Киму: «Он был тебе враг, поэтому мы его убили». И Джим-Ким посеял в сердце каана ненависть [к эмиру Ахмеду]. Поэтому |A 179б, S 417| он приказал вырыть его [труп] из могилы и, привязав веревку к ногам, тащить на «чарсу» базара, [где] по нему проезжали телеги. Его жену Инджу-хатун убили, сорок других жен и четыреста наложниц, которых он имел, роздали, его имущество и утварь забрали в казну, с его сыновей — эмира Хасана [и эмира Хусейна]^[769] — живьем содрали кожу, остальных его детей и потомков простили. После его смерти везирство передали одному уйгуру по имени Санке, и в течение пяти-шести лет решение и заключение [всех дел] было в его руках.

Рассказ об уйгуре Санке, который стал после эмира Ахмеда везиром каана, и об исходе его дела

Во времена везирства Санке в столицу каана прибыло несколько купцов мусульман из областей Кури,^[770] Бурку^[771] и киргизов. Они преподнесли [каану] белоногого красноклювого кречета и белого орла. Каан пожаловал им награды и дал им кушанье со своего стола, они не ели. Он спросил, почему они не едят. Они сказали: «Эта пища для нас поганая».^[772] Каан рассердился и приказал, чтобы мусульмане и люди писания^[773] впредь не резали баранов, а рассекали им по обычаю монголов грудь,^[774] и всякого, кто зарежет барана, [приказал] убивать таким же способом, а его жену, детей, дом и имущество отдавать доносчику.

Христианин Иса Калямчи, Ибн Маали и Байдак, которые были из числа зловредных, подлых и порочных [людей] своего времени, уцепившись за [этот] приказ, получили ярлык казнить каждого, кто [у себя] в доме зарежет барана. Под этим предлогом у людей забрали много богатств. Прельщали рабов [гулямов] мусульман, [говоря]: мы освободим того, кто донесет на хозяина, — и ради своего освобождения они наговаривали на хозяев и обвиняли [их] в преступлении. Иса Калямчи и его проклятые подчиненные довели до того, что мусульмане в продолжение четырех лет не могли совершать обрезание своих сыновей. Мавляна Бурхан-ад-дин Бухари, который был из учеников благочестивого Шейх-ал-ислама Сейф-ад-дина Бахарзи, да будет над ним милосердие Аллаха, проповедовал в Хан-Балыке. На него донесли, его выслали в Манзи, где он и скончался. Дело дошло до того, что большинство мусульман оставили хитайскую страну. После этого вельможи мусульман той страны — Беха-ад-дин Кундузи, Шади Цзо-чжэн, Омар Киргизи, кашгарский мелик Насир-ад-дин, индус Цзо-чжэн и другие влиятельные люди — поклонились большой суммой везиру Санке, так что он доложил [каану]: все купцы мусульмане отсюда уехали, из мусульманских стран купцы не приезжают, таможенные доходы недостаточны, редких и ценных товаров не привозят, [а все] потому, что вот уже семь лет, как не режут баранов, если последует разрешение резать, то купцы будут приезжать и тамга будет получаться полностью. Вышел указ о позволении [резать баранов].

Кроме того, поскольку во времена каана христиане относились к мусульманам с большой религиозной нетерпимостью и злоумышляли против них, то они [христиане] доложили, что в Коране есть такой стих: «Убивайте всех многобожников без исключения», — так что каан на это рассердился и спросил: «Откуда они это знают?».^[775] Они ответили: «Относительно этого прибыло письмо от [людей], находящихся при Абага-хане». Каан потребовал это письмо, вызвал ученых мусульман и спросил старшего из них — Беха-ад-дина Бехаи:^[776] «Есть в вашем Коране такой стих или нет?». Он ответил: «Да, есть».^[777] [Тогда каан] сказал: «Раз бог приказал убивать неверных, то почему вы [их] не убиваете?». Тот ответил: «Еще время не настало, и нам не представляется [еще] возможность». Каан пришел в ярость и сказал: «Мне представляется возможность!». И отдал приказ казнить его.

Везир эмир Ахмед и казий Беха-ад-дин, который также имел степень везира, и эмир Данишменд^[778] удержали его под тем предлогом, что надо спросить также и других. Они вызвали Мавляна Хамид-ад-дина, в прошлом самаркандца, который был казием, и спросили его о том же. Он ответил: «Такой стих есть». Каан спросил: «Почему [же] не убивают?». Тот ответил: «Всевышний бог приказывает убивать многобожников; если каан дозволит, я скажу, кто считается многобожником». [Каан] сказал: «Говори». [Тогда] он сказал: «Так как ты пишешь в начале ярлыка имя бога, то ты не многобожник, многобожник — это тот, кто не признает [единого] бога и приписывает ему товарищей, а великого бога отвергает».

Каану [это] чрезвычайно понравилось, и эта речь пришлась ему по душе. Он оказал почет Мавляна Хамид-ад-дину и обласкал [его]. |A 180а, S 418| Остальные благодаря его речи получили освобождение.

В общем, Санке был семь лет везиром. Как-то однажды каан потребовал у него несколько жемчужин. Тот ответил: «У меня нет». Один дамганец, некто по имени Мубарек-шах, имел доступ к каану, и речь его была [каану] приятна. Он выжидал удобного случая причинить зло Санке и доложил [каану]: «Санке держит дома целый харвар жемчуга и драгоценных украшений, я [сам] видел, пусть каан займет его [чем-нибудь], пока я схожу и принесу [это] из его дома». [Каан] задержал Санке у себя, пока Мубарек-шах не принес из его дома пару ящиков. Их открыли, там были изящные жемчужины и драгоценности, не имеющие себе равных. [Каан] показал их Санке и сказал: «Как [это так], — ты имеешь столько жемчуга, а я просил у тебя две-три жемчужины, и ты не дал!» Пристыженный Санке сказал: «Мне дали вельможи-таджики, которые могут это подтвердить. Каждый из них был хакимом определенной области». [Каан] сказал: «Почему они также и для меня не приносят жемчуга и драгоценностей? Мне ты приносишь платья из грубой шерсти, а себе берешь деньги и бесподобные драгоценности!». Санке ответил: «Они [так] дали, пусть каан издаст ярлык, чтобы я вернул обратно!». Так как его слова были грубы и дерзки, то [каан] приказал наложить ему в рот нечистот, его схватили и вместе с Хинду, [одним] из эмиров таджиков, бывшим налицо, казнили. Остальные были в области Манзи. [Каан] послал захватить их всех. Когда привели Беха-ад-дина Кундузи, кашгарского мелика Насир-ад-дина, Омара Киргизи и Шади Цзо-Чжэна, он приказал и их также убить. Затем он сказал: «Беха-ад-дина Кундузи я потребовал от его отца». Он закричал на него, дал ему собственноручно несколько пощечин и, надев на шею развилину, бросил в яму.^[779]

Про Насир-ад-дина он также сказал: «Я вызвал [его] из Кашгара. Верните ему его имущество».

Когда [Насир-ад-дин] был помилован, то, как только он сел на коня, с ним отправилось верхом много людей, ибо он был щедрым и великодушным человеком и имел много приверженцев. По дороге он встретил стольника эмира Гирея, который из-за старости ехал, сидя в повозке. Мелик Насир-ад-дин из-за толпы людей не видел его и не оказал внимания. Тот рассердился. А Пехлеван, мелик бадахшанский, который однажды приезжал сюда,^[780] сказал ему: «Это мелик Насир-ад-дин, которого хотели казнить. В одно мгновение, едва только его освободили, он забрал себе в голову столько гордости и высокомерия! С ним выехало столько верховых! Он посылает ежегодно для Кайду больше тысячи тенге!». Гирей рассердился на [мелика Насир-ад-дина] и, когда он приехал в столицу каана, оклеветал его. Вышел указ привезти его снова. И его казнили. За Омара Киргизи и Шади Цзо-Чжэна заступился царевич Ачиги. [Каан] даровал им жизнь, Беха-ад-дина Кундузи он тоже освободил, а вместо Санке посадил Олджая, чжэн-сяна. Вот и все!

Рассказ о старших эмирах каана, об именах их почетных людей и о поприще каждого

Из старших эмиров каана один был Баян-нойон, из рода барин, которого взяли отсюда,^[781] он умер через восемь месяцев после [смерти] каана, у него есть сыновья и дочери. Другой — Хантун-нойон, чжэн-сян, которого взяли в плен вместе с Нумуганом, он умер годом раньше каана.

Еще Очачар-нойон, который в настоящее время по-прежнему живет у Тимур-Буки занимает [некую] должность. Олджай, чжен-сян, так же [как] и Дашмен, по-прежнему влиятелен и ведает делами ярлыков, пайз, купцов, ввоза и вывоза. Тархан чжэн-сян в настоящее время влиятельнее, чем прежде, и состоит в диване. Талику, Чиркулан и Чиртаку — все трое были [между собой] братьями [и один] начальником сокольничих, а [другие], во главе диванов ... и ..., чтобы докладывать все, что узнают, и заключать под стражу.

Талику умер в год смерти^[782] каана. А Бадам-нойон был старшим сокольничим и братом Сунджак-аки битикчи, и когда он умер, его сын Лачин пин-чжан был старшим эмиром битикчием; и он тоже умер. В настоящее |A 180б, S 419| время на его месте [сидит]^[783] сын его Екэ пин-чжан, он ведает диваном и многими ямами. Стольник Гирей умер после [смерти] каана. А из старших эмиров войска Амбай был во главе всего войска, и в настоящее время он состоит в той же должности. А … пин-чжан был «букаулом» войска и состоит [им по-прежнему]. Хокутай был и продолжает так же быть эмиром [всех] четырех дворцовых караулов. А эмиры шукурчи: Исмаил, Мухаммед-шах, Ахтачи ..., Турмыш и брат его Игмыш, а этого Игмыша воспитал Тимур-каан, слова каана он записывает, как [это] у них в обычае. Вот и все!

Рассказ о битве каана с Наян-нойоном из дома Тогачар-нойона и с царевичами, бывшими в союзе с ним, и о назначении Джим-Кима наследником престола^[784]

Рассказывают, что в год свиньи,^[785] соответствующий 688 г.х. [25 января 1289 — 13 января 1290 г. н.э.], Наян-нойон, из рода Тахачар-нойона, внук Отчи-нойона, с некоторыми из потомков Йисункэ-аки и другими царевичами изменил каану и решил [перейти] на сторону Кайду и Дувы. Войско каана выступило вслед [за ними] и сразилось [с ними], а они осилили [это] войско. Когда высочайшей особе каана [об этом] сообщили, он, хотя имел ломоту в суставах и был уже стар и немощен, [все же] выступил в паланкине на спине слона. Было близко к тому, что войско каана обратится в бегство. Слона с паланкином погнали на вершину холма и ударили в большой барабан. Найян-нойон и царевичи с войсками побежали, а войско каана преследовало их. Свои [же] соратники их схватили и привели к каану, всех их казнили,^[786] а войска их он разделил и рассеял. После этого каан вследствие болезни ног больше не выезжал, а войска оставались во владениях Кайду и Дувы.

Каан несколько лет назад, когда войско Кайду еще не увело [в плен] Нумугана, обмолвился относительно наследования им престола и это страстное желание было [постоянно] у него на уме. А потом, когда он стал замечать, что Джим-Ким очень умен и способен, то очень полюбил его. В то время, когда Туда-Менгу [уже] возвратил Нумугана, каан приказал посадить на каанство Джим-Кима. Нумугану стало тяжко, и он сказал: «Когда он [Джим-Ким] станет, как же тебя будут именовать?». Каан рассердился, разбранил его, прогнал от себя и сказал: «Пусть больше ко мне не является!». И он [Нумуган] через несколько дней умер. [А каан] посадил на царство Джим-Кима. Он царствовал три года и тоже умер, а трон его опечатали. Его жена по имени Кокчин была очень умной, каан очень благоволил к ней^[787] и исполнял все ее приказы.

В области Манзи, ниже Саян-фу, есть на берегу [моря]^[788] страна, называемая Люкин. В конце эпохи [правления] каана она восстала. Для того, чтобы их [жителей этой страны] наказать, он послал с войском Игмыша и Тархана из монгольских эмиров, из китайских эмиров Су-чжена, из тазиков — гуляма Цан-чжэна и Омара Ю-чжэна, брата Сейида Аджалля. Они их разбили и разграбили. Со стороны Кайду и Дувы дозоры все время сталкивались друг с другом, но никаких сражений, однако, не было.

В конце эпохи каана Дува один раз, отправившись с войском в поход, прибыл к той границе и к ..., где находился Чутай, охранявший тот рубеж с десятью-двенадцатью тысячами людей. Дува хотел учинить на него ночное нападение, а тот проведал, [сам] ночью напал на передовой отряд Дувы и перебил три-четыре тысячи человек. Дуве той же ночью стало [об этом] известно, и он выступил со всем [своим] войском. Утром они сошлись, и с обеих сторон было убито много [людей]. А Чутай, не известив Ачиги и Ананду, наспех выступил, конечно, не смог устоять и обратился в бегство. Когда Ачиги получил [об этом] известие, он послал сообщить Ананде, чтобы тот выступал, Дува до их выступления и соединения повернул обратно, и войско не настигло его. Это обстоятельство было одной из причин того, что Дува отважился [пойти] на войско каана. Каан, узнав об этом, обвинил Ачиги, дал ему девять палок, а потом опять |S 420| пожаловал его и послал по-прежнему во главе войска. И до сего времени он там и ведает той границей. А Кабан, который был старшим братом Чутая, умер за некоторое время до этой войны.

Как известно, страны Туркестана [сначала] опустошили Алгу, а потом Кабан, Чутай, Борак, Наян, [сын Куинджи], которые были царевичами [правого крыла]. Кабан и Чутай сперва были у Кайду, а потом покорились каану. Вот и все!

Рассказ о Сейиде Аджалле, везире каана, ему же дали звание Баян пин-чжана

Из внуков покойного^[789] Сейида Аджалля был [один] по имени Абу-Бекр. Каан пожаловал ему звание Баян пин-чжана. Он вместе с Олджаем был нукером и исправлял должность пин-чжана, то есть должность начальника дивана.^[790] В эпоху Кубилай-каана он два года был везиром. В то время из диванов каана выступили доносчики против него и утверждали, что он растратил шестьсот туманов^[791] балышей. Каан [их] от него потребовал обратно. Он ответил: «Эти средства я отпустил для населения, так как в течение трех лет были стихийные^[792] бедствия, всходы не поднялись, и подданные обнищали. Теперь, если каан прикажет, я продам их жен |A 181а| и детей и доставлю в казну деньги, но государство от этого разорится». Каану понравилось проявленное им сочувствие к подданным, и он сказал: «Все наибы и эмиры заботятся [лишь] о себе, а Баян пин-чжан печалится о государстве и о подданных!». Он пожаловал его многими наградами, обрядил в одежды, украшенные драгоценными камнями, и все значительные дела поручил ему.

В тот же день его позвала мать [Тимур-]каана, Кокчин-хатун, и сказала: «Так как ты получил такие награды и каан возложил на тебя дела государства, пойди и спроси: „Уже девять лет как опечатали трон Джим-Кима, что ты прикажешь на счет этого?"». А [Тимур-]каан в то время был в походе против войска Кайду и Дувы. Баян пин-чжан положил эту речь [каану]. Каан от безмерной радости поднялся с одра болезни, призвал эмиров и сказал: «Вы говорили, [что] этот сарт плохой человек, а о подданных из жалости к ним он докладывал, о престоле и о царствовании он говорит, о моих детях он печалится, чтобы после меня между ними не было распри и споров!». И он еще раз наградил Баян пин-чжана и назвал его высоким именем его деда — Сейидом Аджаллем. Ему и семи его братьям, бывшим налицо, он пожаловал почетные халаты, выдал ярлыки и пайзу и сказал: «Сейчас же садись и верни с дороги моего внука Тимура, который идет с войском походом в сторону Кайду, посади его кааном на трон его отца, устрой пир на три дня, закрепи за ним царствование, так, чтобы он через три дня выступил в поход и отправился к войску». Сейид Аджалль согласно приказу отправился, вернул Тимур-каана с дороги и в городе Кайпин-фу посадил его на трон Джим-Кима. Три дня спустя [Тимур-каан] выступил к войску, а Сейид Аджалль возвратился к каану.

Тимур-каан был большим любителем вина. И сколько его каан ни увещевал и ни взыскивал с него — пользы [от этого] не было. [Дошло] до того, что [каан] бил его три раза палками и приставил к нему нескольких охранников, чтобы они не давали ему пить вино. Некий ученый по прозвищу Риза, из Бухары, находился постоянно при нем и претендовал на знание алхимии, белой и черной магии. Фокусами и надувательством он прельстил его сердце и постоянно тайком пил вино с Тимур-кааном, из-за этого каан был на него сердит. И сколько ни старались, не могли отлучить его от Тимур-каана, ибо он был приятным сотоварищем и остроумным собеседником. А так как охранники и соглядатаи мешали [им] пить вино, то Риза научил его ходить в баню и говорить банщику, чтобы тот вместо воды тайком вливал в канал вино, которое шло по трубе в бассейн бани, а они [его] пили. Об этом узнали караульщики и доложили каану. Он приказал насильно разлучить его с Риза, [Ризу] под [каким-то] предлогом послали в город ...^[793] и по дороге тайно убили.

В настоящее время, когда он [Тимур] стал кааном, он добровольно бросил [пить] и пьет редко и мало. Бог всевышний изгнал из его сердца |A 181б, S 421| любовь к вину, когда он [Тимур-каан] стал державным властелином, тогда как Кубилай-каан не мог помешать [ему пить] ни настойчивыми просьбами, [ни] принуждением. Несмотря на молодость, у него в двадцать пять лет постоянно болели ноги, и он ездил в паланкине на слоне, в настоящее время он из-за ложных слухов и осторожности выезжает реже. Вот и все!

Рассказ о ламах,^[794] которые были и сейчас находятся при каане, и памятка об их значении

В конце эпохи Кубилай-каана было двое тибетских лам, одного звали Танба, а другого — Ламба. У ламы Танба два передних зуба были очень длинные, так что [обе] его губы не сходились. Они жили в собственных кумирнях каана, называемых ... Они были родственниками и [пользовались] у каана большим доверием и значением. Ламы и их род [происходят] от государя Тибета. И хотя есть много лам из китайцев, индусов и прочих, но тибетцам больше верят. Есть еще и другой лама — кашмирец, его зовут Карантас. Он тоже пользуется доверием. Тимур-каан по-прежнему верит им. Те два тибетских ламы приказывают и властвуют. Своих нукеров, которые знают искусство врачевания, они приставили к каану, чтобы те не давали каану много есть и пить. На случай, если им не удается этому помешать, у них есть две дощечки, связанные вместе. Они ударяют одну о другую, так что получается звук удара дерева о дерево; каан начинает остерегаться и ограничивает себя в еде и питье. Их слова имеют большой вес. Из всей совокупности рассказов о ламе Танба и о [его] влиянии мы расскажем один в повествовании о Тимур-каане. Вот и все!

Рассказ о смерти Кубилай-каана

Кубилай-каан процарствовал тридцать пять лет и, достигнув восьмидесятитрехлетнего возраста, преставился в морин-ил, в год лошади, соответствующий месяцам 693 г.х. [2 декабря 1293 — 20 ноября 1294 г. н.э.], тленный мир оставил своему внуку, каану эпохи, знаменитому государю Тимур-каану. Да уделит Аллах всевышний его великому роду, в особенности шахиншаху ислама, величайшему султану, помощи мира и веры, Улчжейту-султану долгие годы могущества и счастья! Вот и все!

КРАТКАЯ И СЖАТО ИЗЛОЖЕННАЯ ИСТОРИЯ Государей Мачина, султанов, меликов и атабеков Ирана, Шама, Мисра, Магриба и прочих, которые от начала бичин-ил, года обезьяны, соответствующего 658 г.х. [18 декабря 1259 — 5 декабря 1260 г. н.э.], до конца морин-ил, года лошади, соответствующего 693 г.х. [2 декабря 1293 — 20 ноября 1294 г. н.э.], были современниками Кубилай-каана;^[795] редкостные происшествия, кои случились за упомянутое время.

ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, кои были в упомянутое время

Лизун…

Сорок один год, за вычетом двадцати шести лет — пятнадцать лет...

Тузун...

|A 182а, S 422| Десять лет...

После упомянутого Тузуна государем той страны стал Шунджоу, а когда прошло два года [с начала] его воцарения, войско Кубилай-каана забрало полностью ту страну, и он покорился. Вот и все!

ЛЕТОПИСЬ султанов, меликов и атабеков

Летопись султанов

В Руме^[796] был султаном Изз-ад-дин Кей-Кавус,^[797] сын султана Изз-ад-дин Кей-Хосрова,^[798] который был разбит при Кусэдаге войском монголов под начальством Байджу-нойона. Он правил совместно со своим братом, [султаном] Рукн-ад-дином. А так как Му`ин-ад-дин Парванэ был управителем государства [со стороны] Рукн-ад-дина и воспитывал его, то между ними вышел раздор, и султан Изз-ад-дин предоставил правление^[799] брату и направился в Ладикийю, а оттуда — к кесарю Византии.

Когда войско Берке дошло до Стамбула, его [Изз-ад-дина] отвели к Берке, [который] дал ему султанство над городом Крымом,^[800] и там он скончался. А его брат Рукн-ад-дин в [6]64 г.х. [13 октября 1265 — 1 октября 1266 г. н.э.] принял от рук неверных мученическую кончину. Его сын Гияс-ад-дин Кей-Хосров ибн Клыч-Арслан воссел на султанство, и его [также] зверски убили в Эрзинджане. После него султанская власть утвердилась за Гияс-ад-дином Мас`удом ибн Кей-Кавусом, который в настоящее время является султаном.

А в Диярбекре и Мосуле султаном был Бадр-ад-дин Лу`лу, а в Шаме и Мисре некий туркмен [Айбек]^[801] одержал верх над Мисром. С владетелем Халеба и Димашка у него несколько раз возникали распри, но в конце концов они заключили мир. А Кудуз выступил против туркмена и убил его и овладел Мисром и Шамом. После того как Хулагу-хан, взяв Халеб и Димашк, вернулся [к себе], Кудуз в союзе с эмирами Шама и Мисра и ханами Хорезма, которые были остатком войска султана Джелал-ад-дина,^[802] сразился с Китбука-нойоном, а мелик Насир [Селах-]^[803] ад-дин Юсуф, который был владетелем Сирии, прибыл к Хулагу-Хану и был казнен в степи Муш; Кудуза, когда он вернулся с войны с Китбука-нойоном, убил Бундукдар и захватил власть в [свои] руки. Бундукдар умер, когда вернулся из Рума с войны с Тугу и Туданом; а государем стал Альфи. А после Альфи его сын Ашраф сел на место отца.

А в Кермане султаном был Кутб-ад-дин.^[804] Когда он умер, после него осталось два сына: Музаффар-ад-дин Хаджджадж и Джелал-ад-дин Суюргатмыш. У султана Хаджджаджа было [только] имя султана, а правила единодержавно Туркан-хатун. Так как Абага-хан взял [в жены] Падшах-хатун, дочь Туркан, то она каждые два-три года ездила к его высочайшей особе и возвращалась с полным почетом и уважением. Однажды она приехала сюда,^[805] и ко времени ее возвращения султан Хаджджадж выехал ей навстречу. [Еще] до встречи [с ней] он стал подозревать неладное, уехал в Керман, [оттуда] направился в Хиндустан и искал спасения у делийского султана Шамс-ад-дина. Там он пробыл около пятнадцати лет и в конце концов умер.

Туркан-хатун была очень справедливой. Благодаря ее справедливости и правосудию государственные дела Кермана были приведены в полный^[806] порядок. Во времена султана Ахмеда она прибыла в ставку и умерла в пределах Тебриза; [тело] ее перевезли в Керман, а власть была вверена Джелал-ад-дину Суюргатмышу. Поистине, он был очень умным и превосходным государем.

Во времена [Гейхату-хана]^[807] Падшах-хатун, которая была его женой, отправилась в Керман, захватила своего брата Суюргатмыша и заточила его в крепость. Он бежал из крепости и, прибыв тайком к Гейхату-хану, просил у него пощады. Гейхату-хан отправил его к Падшах-хатун. |A 182б, S 423| Несколько дней она его держала под стражей, а потом убила. Когда выступил Байду, а дочь Суюргатмыша Шах-Алям была его женой, они послали гонца, и Курдучин дочь Менгу-Тимура, которая была женой Суюргатмыша, захватила Падшах-хатун. [Ее] привезли в ставку и между Ширазом и Исфаханом убили согласно закону кровной мести. Вот и все!

Летопись меликов и атабеков

В Мазандеране ...

А в Магрибе ...

А в Фарсе был атабеком Музаффар-ад-дин Абу-Бекр,^[808] и когда^[809] он умер, его сын, атабек Са`д, прибывший к высочайшей особе [каана], возвращался больной. В местности Турагу из уездов Фарагана до него дошло известие о смерти отца. Он сам через двенадцать дней скончался. Когда в Шираз привезли известие о его смерти, то на престол посадили его двенадцатилетнего сына, атабека Мухаммеда, и нарекли [его] султаном Азуд-ад-дином, а его мать Туркан-хатун, дочь атабека Кутб-ад-дина Махмуд-шаха Йездского, управляли делами государства. Этот сын также вскоре умер, и его мать стала правительницей.

Мухаммед-шах, племянник атабека Абу-Бекра, просватал [за себя] его дочь Салгум, он начал ссориться с тещей, в конце концов его убили. А [свою] младшую дочь Абиш-хатун [Туркан-хатун] обручила с царевичем Менгу-Тимуром. В итоге Туркан-хатун стала женой Сельджук-шаха. Спустя некоторое время Сельджук-шах убил ее, а обеих ее дочерей заточил в крепость Белую [Сапид]. Об этом обстоятельстве доложили высочайшей особе [каана]; послали эмира Алтачу с войском, чтобы атабек Йезда Ала-ад-доуле, который был братом Туркан-хатун, вместе с Рукн-ад-дином, меликами Шебанкарэ^[810] и войском тазиков той области^[811] отправились захватить Сельджук-шаха.

Когда войско дошло до Абаркуха, навстречу [ему] выступило шесть тысяч ширазских^[812] всадников. Атабек Ала-ад-доуле ударил на них с пятьюстами всадников и гнал до ворот Шираза. Сельджук-шах искал убежища в Казеруне. Войско [монголов] пошло туда; они дали сражение, взяли город, грабили и убивали, а Сельджук-шаха нашли и убили; голову его отправили в Шираз. Атабек Ала-ад-доуле был там ранен и спустя несколько дней умер, а дочерей [Туркан-хатун] вывели из крепости, их бабку Якут-Туркан, которая была дочерью Кутлуг-султана Борак-хаджиба Кермана, привели к высочайшей особе [каана]. Абиш-хатун отдали Менгу-Тимуру, а атабекство Шираза [дали] номинально Абиш-хатун, а другую сестру, Биби-Салгум, [отдали] атабеку Йезда Юсуф-шаху, который приходился ей двоюродным братом [со стороны матери].^[813] Абиш-хатун скончалась во времена Аргун-хана, ее [тело] отвезли в Шираз и похоронили в медресе Азудийе, которую построила ее мать в честь Азуд-ад-дина, вышеупомянутого атабека Мухаммеда. Ей наследовала царевна Курдучин.

Хотя уже несколько лет, как должность меликов Шираза исполняют торговцы и купцы, однако до сих пор бьют в накры^[814] у ворот дворца атабеков и там же держат Великий диван.

А в Систане^[815] мелик Шамс-ад-дин Мухаммед Курт Гури убил по приказу [Менгу-кана]^[816] мелика Систана [Шамс-ад-дина]^[817] и стал хакимом. А после этого мелик Насир-ад-дин, племянник убитого мелика, привел гонца от Хулагу-хана, отобрал Систан от мелика Шамс-ад-дина Курта и овладел той страной и по сие время является хакимом и меликом.^[818]

ЛЕТОПИСЬ достопримечательных происшествий, случившихся в упомянутое время^[819]

В 659 г.х. [6 декабря 1260 — 25 ноября 1261 г. н.э.] скончался Бадр-ад-дин Лу`лу.

И еще семнадцатого раджаба лета 664 г.х. [24 апреля 1266 г. н.э.] скончался Муайид-ад-доуле Арази, не имевший равных в математических науках и ученый врач.

И еще девятнадцатого сафара лета 669 г.х. [7 октября 1270 г. н.э.] утренней порой в Нишапуре произошло такое землетрясение, что казалось, будто в горах не осталось камня на камне, а в равнине глыбы земли рассыпались в воздушных просторах. В течение пятнадцати суток земля содрогалась ежечасно.

И еще — в году 671 г.х. [29 июля 1272 — 17 июля 1273 г. н.э.], в середине зимы, в богохранимом Тебризе произошло большое землетрясение, и в течение четырех месяцев время от времени содрогалась земля.

И еще — в понедельник семнадцатого зу-ль-хидждже лета 672 г.х. [24 июня 1273 г. н.э.] в Багдаде на закате солнца скончался ходжа Насир. Ходжа завещал похоронить его у гробниц мучеников Мусы и Джавада. У подножия могилы Мусы нашли свободное место, разрыли землю, а там оказалась устроенная могила, отделанная изразцами. Когда произвели расследование, [то выяснилось, что] халиф ан-Насир ли-дин-иллахи вырыл ее для своей гробницы, но сын его Захир, вопреки завещанию [отца], похоронил его в земле Рисафе среди своих предков. Достопримечательностью [тех] дней и чудом тех лет было то, что в тот день, когда кончили [строить] этот склеп, был также день рождения ходжи Насира, — в субботу одиннадцатого джумада 597 г.х. [17 февраля 1201 г. н.э.]. Всего жития его было семьдесят пять лет, семь месяцев и семь дней.

И еще — двадцать пятого зу-ль-хидждже 673 г.х. [21 июня 1275 г. н.э.] на луговой равнине Радекана Тусского скончался Аргун-ака.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ |A 183а, S 424| ПОВЕСТВОВАНИЕ О КУБИЛАЙ-КААНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О БИЛИКАХ, КОТОРЫЕ ОН ГОВОРИЛ; О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОИ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ

Рассказ о положении жен и детей Ариг-Буки после его смерти, о разделе кааном его станов между его сыновьями и памятка о его эмирах и сыновьях^[820]

После того, как погасло пламя мятежей, Ариг-Бука отправился к своему брату Кубилай-каану и встал на путь мольбы о прощении и извинении. Жен, которые у него были, он всех взял с собой, а четверых сыновей — Юбукура, Мелик-Тимура, Найру-Буку и Тамачи — оставил в своем юрте.^[821] Его летнее становище было в Алтае,^[822] а зимнее — в Теке и Киргизе. Между ними [расстояние в] три дня пути.

Соркуктани-беги была там, а Ариг-Бука был у каана месяц и шесть дней, а потом скончался. Его [прах] отвезли в Будда [Буре] Ундур,^[823] великий заповедник Чингиз-хана, вблизи реки Селенга. Соркуктани-беги и все другие царевичи, за исключением Кубилай-каана, тоже там похоронены.

Из жен Ариг-Буки одна была Илчикмыш из племени ойрат, другая — Кутукта-хатун из рода кучукур-клана [племени] найман. Он имел от нее двух дочерей: старшая — Халукан-ака, ее отдали за Татакта-гургэна из [племени] баявут, дочь этой^[824] Халукан, по имени Некудер, высватал [за себя] Мелик-Тимур. Она [Кутукта-хатун] жила в юрте и жилище Соркуктани-беги, он имеет от нее одну дочь по имени Камтай, ее еще не выдали замуж. И другая дочь по имени Нумуган, ее выдали за Чупан-гургэна из племени ойрат. Третья жена была Кутлу-хатун из племени кунгират. Она также жила в юрте Соркуктани-беги, детей у нее нет.

У него была наложница по имени Ирау-гуй из племени барулас, сестра ладана, который приезжал сюда^[825] гонцом, от этой наложницы был сын по имени Найраку-Бука. Он имел еще одну наложницу, которая сейчас жива. Ее зовут Ашитай, [она] из племени кунгират и была в ставке Кутукты-хатун. От нее был один сын по имени Тамачи.

Когда Ариг-Бука скончался, его жены отправились по своим юртам. Спустя три года каан приказал: «пусть сыновья Ариг-Буки приедут меня лицезреть». Когда они удостоились этой чести, [каан] приказал, чтобы Юбукур ведал большим юртом, где жила Йисудер-хатун. Юбукур взял [в жены] Йисудер, и они пробыли вместе три года, жена не принесла [ему] детей и скончалась. Он взял вместо нее [жену] из семьи [Йисудер-]хатун из рода ушин и имел от нее двух сыновей: Хулачу и Олджай-Тимура. Хулачу находится при отце в местности Арикан ..., зависевшей от ..., а Олджай-Тимур находится при Улчжайту-каане. У него есть еще один сын, старше [этих] двоих, по имени Ил-[Бука],^[826] от Чапун^[827]-хатун из рода каранут, ветви кунгират и курлас, есть и еще один сын по имени Урла, рожденный от Огул-Текин из племени найман, племянницы Кушлук-хана.

И была у него еще жена, [ранее] принадлежавшая Тулуй-хану, по имени Баян-хатун, из рода кунгират. А юрт [Соркуктани-беги] передали Ариг-Буке, а когда Кутуй-хатун прибыла сюда,^[828] царевичей Джумкура и Тарагая оставили в том стане, и поскольку там никого не было из [семьи] Хулагу-хана, то сказали: «Как мы допустим, чтобы пустовал такой стан?». И поселили там Огул-Текин-хатун. Теперь этот стан принадлежит Урле, которому в настоящее время восемнадцать лет, он находится при |A 183б, S 425| Мелик-Тимуре и имеет жену по имени Байка, дочь Чапу-нойона из племени сулдус, и внучку Судун-нойона.

Второму сыну Ариг-Буки — Мелик-Тимуру — [каан] приказал ведать станом Линкум-хатун. Дочь Кушлук-хана была очень умной и способной, она была матерью царевича^[829] Кутукты, а у Кутукты был сын по имени Тукал-Бука, рожденный от кипчакской наложницы по имени Туба-Икачи. Этот Тукал-Бука скончался в зрелом возрасте. У него было также две дочери: старшая — Келмиш-ака, которую выдали за Салджидай-гургэна из племени кунгират, и младшая — Ширин-ака, родившаяся от Конду-Икачи из племени баявут, ее выдали за Токчи-гургэна из рода ушин. Когда Линкум-хатун скончалась, от нее осталась дочь по имени Ил-Тимур, ее выдали за Парс-Бука-гургэна, а Мелик-Тимур взял вместо нее [т.е. Линкум-хатун] Гильтэ-хатун, дочь Таран-нойона, внучку Улдукур-нойона из племени джалаир, и поселил [ее] в этом большом юрте. А этот юрт поступил в удел Хулагу-хана, но ввиду дальнего расстояния и отсутствия членов его семьи им владеет Мелик-Тимур; от этой Гильтэ-хатун он детей не имеет. У Мелик-Тимура есть еще одна жена по имени Бура,^[830] дочь Ширеки из рода дурбан, который был джасаулом из старших эмиров. От нее у него два сына: один, Ойратай, находится при отце, другой, по имени Махмуд, — там же. От нее же он имеет двух дочерей: одну по имени Эмуген, ее выдали за Тук-Тимура-гургэна, внука Парс-Буки из ойратов, который является внуком Буралджи-гургэна, и другую по имени Иль-Кутлуг, ее выдали за сына Кубака из рода сулдус, который состоит у Дувы главой эмиров и живет по эту сторону реки Амуйе. У него есть [также] одна наложница по имени Туклуг-Олджай, дочь Байгары из Анаклыка,^[831] он был эмиром-сотником. Сыновей Мелик-Тимура четверо, в таком порядке: Мингкан, Ачиги, Йисун-Тува, Баритай. Они родились от Эмуген-хатун, дочери Парс-Буки из племени ойрат.

Кубилай-каан также отдал ставку Ильчикмыш, старшей жены Ариг-Буки, его сыну Найрак-Буке, [который] в момент смерти Ариг-Буки покушался на свою жизнь, [его] не допустили [до этого], и он умер от горя; в этом юрте у него была дочь по имени Ашиктай. А после того как он отправился к каану, этот юрт достался Мелик-Тимуру, в настоящее время [им] владеет Ачиги, сын Мелик-Тимура. А Тамачи он дал юрт Кутукты-хатун. Не успев [с ним] сойтись, Кутукта скончалась. Вместо нее он высватал [за себя] Ер-Текин, дочь стольника, Суркуду из найманов, племянницу Сартака и Бурундука, которые находятся здесь.^[832] А когда он увез эту жену с собой к каану, тот юрт остался незанятым.

У Найраку-Буки есть пять сыновей, в таком порядке: Курбага, Бачин, Самгар, Баян-Эбуген, Ура-Тимур.^[833] Мать Ура-Тимура — Учин-Икачи из племени олкунут. А [мать] остальных четырех — Ашиктай-хатун из племени кунгират, племянница Чапун-хатун, старшей жены [Кубилай-каана].

А у Тамачи два сына: один по имени Баян и другой [Дурбан].

Старшие эмиры царевича Мелик-Тимура, сына Ариг-Буки, которые в настоящее время [находятся] вместе с сыновьями^[834] Кайду: первый — эмир Чапту из рода сулдус, внук Судун-нойона сына Сунджак-нойона. Он эмир-темник левой руки и имеет одного сына по имени Кадан, [который] ведает одним караулом и оружием, он взял [в жены] дочь Мелик-Тимура.

Еще есть Кипчак, внук Мингелика-Ичике из рода хатакинов. Его отец^[835] Кокджу был сокольничим и эмиром-темником правой руки, он ведает одним караулом и оружием.

И еще Алака, эмир тысячи хатакинов, сын Джилке сына^[836] Бахадура, который приезжал сюда.^[837] Еще Джанки-гургэн из джалаиров, эмир тысячи. Это та самая тысяча, эмиром которой был до этого Укай. Он с тысячей ойратов согласно указу охранял Будда [Буре] Ундур, великий заповедник, где хоронят кости царевичей. Когда царевичи, спутники Нумугана, оказали неповиновение и войска распались, большинство этой тысячи присоединилось к войску Кайду, и некоторые остались там, а теперь эта тысяча принадлежит потомкам Укая.

|A 184а, S 426| Еще Киридай^[838] — старший из битикчиев, из племени сулдус.

Еще Кяхтай — молочный брат Мелик-Тимура, тоже из племени сулдус, он ведает в ставке пищей и прочим. Еще Кадака из племени меркит, он старший эмир и начальник стольников, дело созыва войска находится в его руках. Еще Сакмай из племени хатакинов, эмир дворцовой стражи, еще Суке из племени хатакинов, он ведает одним караулом.

Еще Батуха, сын Кутука-нойона, эмир тысячи. Еще Эсэн-Тимур, стольник, сын стольника Нойона.^[839]

Еще Йисутай-нойон, эмир ставки.

Еще Ариг-Бука-нойон из найманов.

Еще Чаудар, сын судьи Бургучи из племени арулат.

Еще Эбургэн, сын судьи Бугры из джалаиров.

Еще Туган-Ахтачи^[840] из семьи Джэбэ-нойона из племени исут.

Еще Тугрул, сын Буртака^[841] из [племени] сулдус.

Еще казначей Кундукай, сын ... из кара-хитаев.

Еще зонтичий Абишка из хурлатов.

Еще дворецкий Мелики из тазиков. Вот и все!

ПОВЕСТВОВАНИЕ о Тимур-каане, сыне Джим-Кима сына Кубилай-каана сына Тулуй-хана сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

Часть первая. Изложение его знаменитой родословной, подробное перечисление его жен и ветвей его потомков, имеющих отрасли до сего времени; священное изображение его и его супруги и родословная таблица [его] потомков.

Часть вторая. Об [обстоятельствах], предшествовавших счастливому восшествию его на престол; изображение трона, жен, царевичей и эмиров во время восшествия его на престол каанства; некоторые происшествия, кои случились с начала его августейшей^[842] эпохи (да будет она вечной)^[843] до сего времени; некоторые его войны и победы, кои известны.

Часть третья. О его похвальном образе жизни и нраве; о биликах и притчах, которые он говорил; о хороших приговорах, кои он давал; о некоторых событиях и происшествиях, кои случились в том государстве, из тех, что не входят в предыдущие две части и известны порознь и как попало от разных лиц и из разных книг.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ, ВНУКЕ КУБИЛАЙ-КААНА; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ [ЕГО] ЖЕН И ВЕТВЕЙ ЕГО ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, ЕГО СВЯЩЕННОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ

Тимур-каан, которого называют также Улджэйту-кааном, да продлится на многие годы сень его правосудия и справедливости над всем творением, является сыном Джим-Кима сына Кубилай-каана сына Тулуй-хана сына Чингиз-хана и появился на свет от его старшей жены Кокчин-хатун в хукар^[844]-ил, год быка,^[845] соответствующий 663 г.х.^[846] [1265 г. н.э.]. У него много жен и наложниц, но из-за дальности расстояния и преграждения дорог их имена до сего времени не известны.^[847] [Его] самую старшую жену зовут Булуган-хатун, [она] из племени [баявут].^[848] От нее он имеет одного сына по имени Тайси — Гайши, а другой [сын] по имени Мака-билян, — [от другой жены].^[849] Родословная таблица его сыновей и внуков представляется в том виде, как она установлена.

|A 184б, S 427| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ, ОБ [ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ], ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ КААНСТВА; О НЕКОТОРЫХ ПРОИСШЕСТВИЯХ И СОБЫТИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ С НАЧАЛА ЕГО АВГУСТЕЙШЕЙ ЭПОХИ (ДА БУДЕТ ОНА ВЕЧНОЙ И БЕСКОНЕЧНОЙ ДО ПРЕДЕЛА ВРЕМЕН!); О ЕГО ВОЙНАХ И ПОБЕДАХ, О КОТОРЫХ СТАЛО ИЗВЕСТНО

[Обстоятельства,] предшествовавшие [его] благословенному восшествию на престол

Когда Кубилай-каан преставился в год морин-ил — год лошади, соответствующий 693 г.х. [2 декабря 1293 — 20 ноября 1294 г. н.э.], старшая жена его сына Джим-Кима, мать Тимур-каана, с согласия старших эмиров тотчас же отправила Баяна вслед Тимур-каану известить его о положении деда и вернуть, чтобы посадить на царский престол. И в течение года, пока Тимур-каан туда прибыл, Кокчин-хатун вершила все важные дела государства. Когда он благополучно прибыл, собрался великий курилтай. Из его дядей [по отцу] [были] Кокеджу и Туган, из его братьев — Камала и Йисун-Тимур,его двоюродный брат Ананда-огул, сын Нумугана,^[850] сыновья Агрукчи — Тимур-Бука и Иджиль-Бука; старшие эмиры, [такие], как Баян чэн-сян, Учачар-нойон, Токтак, Урук, Олджай чэн-сян, Алтун чэн-сян, Данишменд, Чир-галан, Налигу, Амбай из тангутов, Баурке из семьи Абишка, Кутуку чэн-сян из рода татар, Эргасун-тархан, чэн-сян из семьи Бадая; Намбай-хатун и ее дочь Бекчин-хатун, Манзитай, Кокчин-хатун, Булуган-хатун, а также другие хатун, царевичи и эмиры. Перечислить всех трудно, да [это] и излишняя подробность. Все явились.

Между Тимур-кааном и [его братом] Камалой, который был годами старше его, начались споры и пререкания относительно престола и царствования. Кокчин-хатун, которая была крайне умна и способна, сказала им: «Мудрый каан,^[851] то есть Кубилай-каан, приказал, чтобы на престол воссел тот, кто лучше знает билики Чингиз-хана, теперь пусть каждый из вас скажет его билики, чтобы присутствующие вельможи увидели, кто лучше знает». Так как Тимур-каан весьма красноречив и [хороший] рассказчик, то он красивым голосом хорошо изложил билики, а Камала, из-за того что он немного заикается и не владеет в совершенстве речью, оказался бессилен в словопрении с ним. Все единогласно провозгласили, что Тимур-каан лучше знает и красивее излагает [билики] и что венца и престола заслуживает он. И в городе Каймин-фу в ...^[852]-ил, год ...,^[853] соотвествующий ...,^[854] его благополучно, под счастливой звездой, посадили на престол каанства и выполнили обряды и обычаи, кои по этому поводу у них приняты. Клянусь Аллахом, дарящим [милости].

|A 185б, S 429| Рассказ об устройстве кааном государственных дел и о назначении^[855] царевичей и эмиров на окраины [государства]

Когда кончили пировать и веселиться и совершили поздравительные обряды, каан обратил [свое] благословенное внимание на устроение дел войска и государства, назначил в области и окраины царевичей и эмиров и утвердил везиров и начальников диванов. Своему старшему брату Камале он выдал полную долю из унаследованного от отца имущества, послал его в Каракорум, в пределах которого находятся юрты и станы Чингиз-хана, и подчинил ему войска той страны. Областями Каракорум ..., ... Онон, Келурен, Кем-Кемджиют, Селенга, Баялык, до границ киргизов и великого заповедника Чингиз-хана, называемого Бурхан-Халдун, всеми он ведает и он охраняет великие станы Чингиз-хана, которые по-прежнему находятся там. Их там всего девять: четыре больших стана и [еще] пять. И никому туда нет пути, так как вблизи находится заповедник. Он сделал их [покойных предков] изображения, там жгут постоянно фимиам и благовония. Камала тоже построил там для себя капище. Царевича Ананду он послал во главе его улуса и войска в область Тангут, царевича Кокеджу и зятя каана Куркуза послал к границам Кайду и Дувы, Тугана он соизволил назначить вместе с войском в Манзи^[856] охранять ту страну; эмира Ачиги с его войском он послал к границам Кара-ходжа. Должность начальника дивана он по-прежнему утвердил за Баян пин-чжаном. Так как звание «Сейид Аджалль» у самих тазиков пользуется большим почетом и монголы также видели, что они величают этим званием великого везира и что это звание у них самое почетное из [всех] званий и титулов, то каан назвал Баян пин-чжана в соответствии с его влиянием и достоинством Сейид Аджаллем. В настоящее время он очень могущественный и влиятельный везир и вместе с Олджаем, Тарханом, Теке пин-чжаном, Тевина, Абдаллах пин-чжаном, эмиром Ходжа цань-чжэном,^[857] Кутб-ад-дином цань-чжэном и Мас`удом лан-чжуном^[858] исполняет дела Великого дивана и управляет в согласии [всеми] делами государства. Вот и все!

Рассказ о царевиче Ананде, сыне Мангалы сына Кубилай-каана, который является государем в области Тангут и стал мусульманином; памятка о некоторых обстоятельствах той области и изложение состояния его государства

Царевич Ананда — сын Мангалы, третьего сына Кубилай-каана, и старший брат Нумугана,^[859] которого во время похода против Кайду его сообщники — возмутившиеся царевичи — захватили и отправили в стоянку Джучи. Когда государем того^[860] улуса стал Туда-Менгу, он, рассыпавшись в извинениях, отослал его [Нумугана] к каану. [Нумуган] вскоре скончался. После смерти Кубилай-каана Тимур-каан пожаловал Ананде на прежних основаниях то войско, которое Кубилай-каан отдал Мангале, и область Тангут, которая ему принадлежала. А Тангут — страна большая в длину и в ширину, по-китайски ее называют Хоси, то есть Великая река Запада. Страна стала называться у них этим именем, так как она лежит на западе Хитая. Там есть следующие большие города, которые являются столицами их государей: Кинчжанфу, Камджифу, Арзуй, Халджан и Ак-Балык. В том государстве двадцать четыре больших города, большинство тамошних жителей мусульмане, но их землевладельцы и дехкане — идолопоклонники. По виду они похожи на китайцев. До этого они платили подать хитайским государям и их городам дали китайские названия, их правила, обычаи, закон и порядок схожи.

Так как у Мангалы, отца Ананды, дети жили мало, то Ананду поручили одному туркестанскому мусульманину, по имени Мехтар Хасан Ахтачи,^[861] чтобы тот [его] воспитал. Жена того человека, по имени Зулейха, выкормила его грудью, поэтому мусульманская вера укрепилась в его сердце и была непоколебима, он учил Коран и очень хорошо пишет |A 186а, S 430| по-тазикски. Он постоянно тратит [свое] время на выполнение заповедей и на молитвы и большую часть из стапятидесятитысячного войска монголов, которые от него зависят, он обратил в мусульманство.

Некто Сартак из числа [его] эмиров был противником ислама,^[862] он отправился к каану и пожаловался на то, что Ананда постоянно бывает в мечети, занимается [совершением] намаза и чтением Корана, что он сделал обрезание большинству монгольских мальчиков и обратил в ислам большую часть войска. Каан очень рассердился на него и послал братьев Чиркаланга и Чиртаку, начальников сокольничих, чтобы они удержали его от исполнения молитв и заповедей, не допускали к нему мусульман и побуждали [его] класть перед кумиром в капище земные поклоны и жечь фимиам. Ананда отказался, не послушался и сказал: «Идол — творение человека, как я буду ему поклоняться? Я не считаю возможным поклоняться даже солнцу, творению великого бога, жизненному началу телесного мира и причине жизни и развития животных и растений, как же я буду поклоняться вещественному изображению, сделанному человеком, как кому-то, кто сотворил меня и каана?». Каан от этого пришел в^[863] ярость и приказал его^[864] заточить, а он в исламе и в истинной вере был все таким же стойким и твердым и говорил: «Отцы наши все были единобожники и бога считали в единственном числе.^[865] Несомненно, что в награду за это усердие в вере предвечный бог и даровал им весь мир и сделал их государями и предводителями людей, так что они стали знамениты и горды, а они никогда не поклонялись идолам». Каан его вызвал [к себе] и спросил: «Если ты видел какой-нибудь сон, или тебе явилось какое-нибудь внушение свыше, или кто-нибудь тебя наставил на путь мусульманской веры — скажи, пусть он и меня направит на путь». Ананда сказал: «Великий бог указал мне путь к познанию его». Каан сказал: «Тебе этот путь указал див!». Тот ответил: «Если мне путь указал див, то кто же указал [этот] путь Газану, моему старшему брату?». Каан умолк и задумался. Кокчин-хатун под видом совета сказала ему: «Уже два года, как ты сидишь на престоле, а царство^[866] [твое] еще не укрепилось, Ананда же имеет много войска, и все то войско и население области Тангут — мусульмане и упорствуют в этом [заблуждении]. Мятежники у самой области. Не дай бог, они [войско и население] переменятся в душе, [тебе] не выгодно его принуждать, пусть он сам разбирается в своей вере и религии». Каан знал, что этот совет вызван сочувствием. Он его [Ананду] освободил, утешил и обласкал, воздал [ему] почет и послал возглавить войско и государство Тангут.

Хотя Ананда еще с детства помышлял об исламе и исповедовал его, но впал в крайность и проявил в этом отношении чрезмерность, когда услыхал, что государь ислама Газан[-хан], да увековечит [Аллах] его царствование, твердо стал мусульманином, единобожником и человеком беспорочной веры и что он всех монголов в Иране обратил в мусульманство, разбил идолов и разрушил капища; [тогда] он тоже старался подражать ему в укреплении веры ислама. Из положения Ананды и его войска можно сделать вывод, что в ближайшее время дело ислама в тех областях достигнет совершенства и, по изречению Корана, — «они войдут толпами в веру Аллаха» — они войдут толпами и станут правоверными и единобожниками, мусульманами беспорядочной веры, [они] и [их] дети и внуки. Упомянутый Мехтар Хасан, Хинду, Даулетшах, Хамид, Джамаль-ака и Мухаммад Ахтачи^[867] — все они пользуются уважением и влиянием, а некоторые из них имеют доступ к матери Тимур-каана и стараются в укреплении ислама.

После этого случая в последние несколько лет Ананда под предлогом курилтая отправился к каану, выказал ему любовь и уважение и окончательно объявил о [своем] мусульманстве. А так как каан слыхал о мусульманстве государя ислама Газан-хана, да увековечит [Аллах] его царствование, то он [это] одобрил и сказал: «Ананда в мусульманстве стал последователем Газан-хана, пусть он также исповедует мусульманство, как желает его сердце, я поразмыслил [и увидел, что] мусульманство — это хорошая стезя и вера». Поэтому Ананда много радел о мусульманстве. И он еще раз стал во главе войска и области Тангут и всецело ею ведает: хотя там во главе таможен и имеются наибы и битикчии каана, но большая часть сборов тратится на его войска и больше в диван ничего не поступает. А Сартак, который не признавал ислама и был доносчиком на |A 186б, S 431| Ананду, теперь тоже стал мусульманином, и он — один из его старших эмиров, а еще один — по имени Менгли, он тоже мусульманин. Ананде в настоящее время будет, вероятно, лет тридцать. Он смуглый с черной бородой, высокого роста, полнотелый. У него есть один сын по имени Урук-Тимур, он в своем улусе утвердился во власти на царском престоле. В своих станах он разбил [шатровые] мечети и постоянно занимается чтением Корана и предается молитвам.

Четыре года спустя после благословенного восшествия Тимур-каана на престол, Дува, сын Борака, выступил вместе с войском против упомянутых царевичей и эмиров, которые ведают границами государства каана. А по войсковому обычаю в каждой заставе^[868] сидит по караулу. От застав Ачиги и Чупая,^[869] которые находятся в конце западной границы, и до заставы Мукли, что на востоке, установлены ямы и [в них] сидят вестовые. Тогда они послали от одного к другому сообщение о том, что замчена не боевая часть войска. Случайно царевичи Кокчу, Джумгкур и Никядай собрались вместе и, устроив пир, занялись развлечениями и пьянством. Сообщение пришло ночной порой, а они оказались пьяными до бесчувствия и не могли выступить [в поход]. Куркуз-гургэн, зять Тимур-каана, выступил со своим войском, но мятежники быстро приблизились. Так как они [царевичи] проявили нерадивость и часть войска правого и левого крыла не была предупреждена, а путь был долог, то они не соединились, и Дува с войском напал на Куркуза, у того было не больше шести тысяч человек, [поэтому] он не имел сил сопротивляться Дуве, обратился в бегство и направился в горы. Мятежники пошли за ним, захватили его и хотели убить. Он сказал: «Я Куркуз, зять каана и эмир войска». Дува приказал не убивать его. Бежавшие направились к каану, а дядя каана Кокчу, [который] по [своему] упущению не подоспел с войском, пребывал в нерешительности. Его требовали несколько раз, а он не являлся. В конце концов каан послал царевича Ачиги уговорить его и привести. Когда бежавшее войско прибыло к каану, он [приказал] схватить из бежавших эмиров Джумгкура и Никядая и заковать их. Он сказал: «Как это вы проявили нерадивость?!».

И в то же время, когда войско бежало и Дува со своим войском был в той стране, царевичи Юбукур и Улус-Бука и эмир Дурдака,^[870] которые в эпоху Кубилай-каана бежали к Кайду, а Кайду отослал их к Дуве, решили теперь отойти от Дувы и перешли с двенадцатью тысячами на сторону Тимур-каана. Когда каан услыхал о том, что они подходят, он не доверился [им], так как Дурдака уже приходил однажды, в эпоху Кубилай-каана, и увел с собой упомянутых царевичей. По этой причине он послал [им] навстречу вместе с Ачики Чиртаку, Мубарек-шаха, Дамгани и Саюна, чтобы они их привели. Юбукур и Дурдака прибыли оба, а Улус-Буку вместе с обозом оставили в пределах Каракорума, чтобы он медленно шел следом [за ними]. Он разграбил Каракорум и отдал на расхищение базары и амбары. Когда он прибыл к каану, тот обвинил его: «Как это ты совершил такое деяние в [местности], где погребен Чингиз-хан?». Он заковал его и заточил. Тот просил прощения [и говорил]: «Бежав, я прибыл туда, а войско Дувы шло следом, они перемешались с нами и учинили грабеж». [Это] извинение не было принято во внимание. Тайки, супруга Асутая,^[871] и его сын Джишанг, к которым каан был весьма милостив, представительствовали за Улус-Буку, который был братом Асутая,^[872] Улус-Буку освободили, но каан ему не доверял, ни на одну войну его не послал и приказал ему находиться постоянно при дворе.

Юбукура он обласкал и сказал, что за ним нет никакой вины, а на эмира Дурдака он был в гневе и приказал его казнить, так как тот дважды убегал. Тот заплакал и сказал: «Я опасался Кубилай-каана и бежал, и пока я там был, я никогда не воевал и не выступал против войска каана, теперь, когда кааном стал Тимур-каан, я нашел удобный случай и, договорившись с этими царевичами, прибыл с намерением служить и привел больше войска, чем я [тогда] увел. Если [каан] окажет мне милость, с этим же войском, которое я привел, и с другим войском, которое он пожалует, я пойду вслед за Дувой и приведу в исполнение наказание за то, что он содеял, возможно, что я смогу вернуть Куркуза». Эмиры доложили [каану] эти слова и ходатайствовали [за него]. Каан простил ему его вину |A 187а, S 432| и приказал, чтобы он выступил, и отправил его с регулярным войском. А Юбукуру приказал не выступать. Тот тоже ходатайствовал, [говоря]: «Мы прибыли для того, чтобы служить, все наши близкие [пусть] останутся здесь, а мы отправимся, так как мы осведомлены о положении того^[873] государства и войск, а нам нужно возместить державе каана за тот [печальный] случай».^[874] Юбукуру он тоже воздал почет, обласкал [его], и они отправились вместе.

А Дува в расчете на то, что он разбил войско каана, чувствуя себя спокойным, шел потихоньку с намерением идти в свои ставки, а войско послать к заставам и границам Ананды, Ачиги и Чупая,^[875] которые находятся в пределах Кара-ходжо, и, напав на них, нагнать страху и обратить в бегство. В это время, когда войска разделялись на берегу большой реки, через которую они хотели переправиться, неожиданно подошли Юбукур, Улус-Бука и Дурдука, ударили на Дуву и его войско, многих побили и множество потопили. Сколько они ни старались, никак не могли заполучить в руки Куркуза, но захватили зятя Дувы по имени ...^[876] и возвратились победителями, споспешествуемыми богом. Каан их обласкал и наградил. Затем эмиры надумали отпустить его [Дувы] затя [в надежде] на то, что он тоже, может быть, отошлет обратно зятя каана. И в эти же самые дни от Дувы прибыли гонцы и передали поручение: «Мы совершили одно деяние и получили [за него] возмездие, в настоящее время Куркуз у нас, а наш зять у вас». И Куркуз прислал с ними нукера и передал весть: «Я цел и невредим, но не имею нукера, [нахожусь] без припасов и без средств [для выкупа]. Пришлите двух-трех нукеров и кое-что для меня», Вместе с зятем Дувы отправили его^[877] четырех эмиров с многочисленными дарами и [разным] добром. Куркуза убили до их прибытия туда и отделались уловкой: «Мы-де его отправили к Кайду, а он по дороге скончался». Вот и все!

Рассказ о двукратном сражении войска каана с войском Кайду и Дувы, о нанесении раны Кайду и о гибели его от этого

Затем к каану послал гонца Баян, сын Куинджи, из дома Орды, в настоящее время он государь улуса, [сообщить, что] из числа его двоюродных братьев восстал Кублук и прибег к защите Кайду и Дувы и между ними несколько раз происходили сражения, как о том подробно изложено в повествовании о Джучи-хане. [Гонец передал]: «Пусть ваше войско сразу выступит оттуда с востока, [нас поддержит] государь Бадахшана, который постоянно терпит от них невзгоды, а с запада всегда окажет поддержку войско государя ислама Газан-хана, да увековечит [Аллах] его царствование, и мы окружим Дуву и Кайду со [всех] сторон и одним разом покончим с этим». Когда они об этом тайно совещались, [то] мать Тимур-каана, Кокчин-хатун, сказала: «Государства Хитай, Нангяс и наш улус велики, а область Кайду и Дувы далеко, если ты выступишь в поход, то понадобится один-два года, чтобы уладить то дело. Не дай бог, если в [это] время [в государстве] появится какой-нибудь ущерб, который невозможно будет исправить в течение долгого времени, сейчас надо выждать и послать ответ такого рода: „Мы согласны с этим, ждите извещения"». По этой причине несколько задержались [с выступлением]. Спустя два-три года после этого в месяцы года ...^[878] войско [каана] с этим намерением выступило в путь [против] Кайду и Дувы и направилось в ближайшую к Кайду сторону. [Войска], сойдясь, жестоко сражались, Кайду был ранен, а его войско обратили в бегство. Так как Дува был более отдален, то он, прибыл через несколько дней. И еще раз дали бой и жестоко сражались, Дуву тоже ранили. А Кайду от той раны, которую он получил, умер. Вот и все!

Рассказ о вероломстве эмиров и везиров каана [в деле] о драгоценных камнях и украшениях, которые они купили у купцов, о заступничестве Тамба-бахши и об их освобождении

|A 187б, S 433| Тамба-бахши, изложение обстоятельств которого было дано в повествовании о Кубилай-каане, весьма влиятелен также и у Тимур-каана. В числе рассказов о его влиянии [есть] такой [рассказ].

Однажды купцы привезли много драгоценных камней и украшений и продавали их каану. Явились эмиры, везиры и маклаки и оценили [драгоценности] в шестьдесят туманов балышей и взяли из казны деньги.^[879] Из этой суммы купцы около пятнадцати туманов [балышей] потратили на эмиров и везиров.

Был такой эмир, которого звали Мукабил пин-чжан. А раньше другие эмиры [на него] пожаловались, и его сместили с должности, — каан назначил его на должность поимщика, которая по-китайски называется ...^[880] И было два маклака, которых другие маклаки ни к одному делу не подпускали. Эти два маклака сказали эмиру^[881] [Мукабиль пин-чжану], что эти драгоценные украшения больше тридцати туманов [балышей] не стоят. Мукабиль пин-чжан доложил это [каану]. Последовал приказ, чтобы еще раз произвели оценку. Вызвали Шихаб-ад-дина Кундузи, который был чэн-сяном города Хинкасая и был смещен. Оценили^[882] [драгоценности] в тридцать туманов [балышей]. Каан приказал схватить купцов и маклаков. Они признались в том, сколько они дали каждому из эмиров. По этой причине забрали также и эмиров и везиров. Их было двенадцать человек: Дашмен чэн-сян, Туйна, Сарабан, Игмыш, Екэ пин-чжан, Иса-Калямчи, Баянджар, брат Баян пин-чжана, Шамс-ад-дин Кундузи и еще четыре других пин-чжана. Всех их в диване «шэна» посадили в тюрьму и последовал приказ всех перебить. Их жены и близкие отправились к Кокчин-хатун [просить] о заступничестве. Она старалась их выручить, но [это] не удалось. После этого они прибегли к защите Тамба-бахши. Случайно в те дни появилась «косматая» звезда.^[883] По этому поводу Тамба-бахши послал за кааном, чтобы молиться «косматой» звезде. Каан туда отправился. Бахши сказал, что нужно освободить сорок заключенных, а потом он сказал, что надо простить еще сто заключенных. По этому случаю они получили освобождение. Затем он доложил, что [нужно] отправить в области шах-ярлык.^[884] Каан семь дней молился [в капище].^[885] После того как он вышел [из капища], он повелел тем людям [вернуться] к своим занятиям и делам, и все их подчиненные и последователи обрадовались. А тридцать туманов [балышей], которые они дали лишнего за драгоценности, отобрали. Вот и все!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ]; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ; О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ГОВОРИЛ; О ХОРОШИХ УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ТОМ ГОСУДАРСТВЕ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВХОДЯТ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ, БЕЗ ВСЯКОГО ПОРЯДКА, ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ^[886]

Примечания

1

Об Угедей-каане см. также: Иакинф. История первых четырех ханов из дома Чингисова. СПб., 1829 (в дальнейшем: Иакинф); цз. 2, листы 1а-8е; Ган-му, цз, 19, листы 21в-82в, цз. 20, листы 1а-43в и 44а-57е.

(обратно)

2

Монголы заимствовали у китайцев обычай, по которому записывались изречения ханов и после их смерти издавались; разумеется, такие записи делались только тогда, когда хан сам желал этого, стараясь в таких случаях облечь свои слова в рифмованную прозу. Эти изречения назывались тюркским словом «билик» (знание); билики Чингиз-хана были предметом преподавания; в Китае один раз вопрос о престолонаследии был решен в пользу того претендента, который обнаружил более основательное знание этих биликов. Некоторые из биликов Чингиз-хана приведены Рашид-ад-дином в приложении к его книге; см.: В. Бартольд. Туркестан в эпоху монгольского нашествия, (в дальнейшем: Бартольд. Туркестан), т. II. СПб., 1900, стр. 42-43. В сноске В. Бартольд указывает, что проф. Березин (Труды ВОРАО, т. XV, стр. 173) и проф. Васильев (Зап. Вост. отд., т. IV, стр. 381) по ошибке смешивают билики с ясой.

(обратно)

3

Р, L, Bl — «пяти».

(обратно)

4

Пропуск в рукописях.

(обратно)

5

В монгольском письменном языке — Огэдэй, имя собств. от огэдэ — «вверх» («стремящийся вверх, возвышающийся»).

(обратно)

6

Пропуск в рукописях.

(обратно)

7

*** или *** «древнее уложение», см.: И. Березин. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева. СПб., 1863, стр. 23-31 (в дальнейшем: Березин. Очерк).

(обратно)

8

ЮШ (цз. 106, л. 16) дает следующие имена жен Угедея: 1) *** Бо-ла-хэ-чжэнь (*Борахджин); 2) *** То-л-гэ-на (*Торэгэнэ) из рода *** Най-ма-чжэнь (*Наймаджин); 3) *** Ан-хуй; 4) *** Ци-ли-цзи-ху-те-ни; *** Ту-на-цзи-на (*Турагина). Надо полагать, что по небрежности составителей таблиц ЮШ это имя является повторением имени выше упомянутой второй жены Угедея, тем более что как вторая, так и эта, пятая, носят в таблицах одинаковый титул *** лю-хуан-хоу — «шестая императрица»; 6) *** Е-ли-ци-на (*Эркинэ), наложница; мать *** Ме-ли (*Мэлик).

(обратно)

9

В рукописях пробел.

(обратно)

10

В рукописях пробел.

(обратно)

11

Сокр. Сказ. (§ 198) говорит, что после покорения меркитов Угедею была отдана Дорэгэнэ, дочь Худу, старшего сына главы удуит-меркитов — Тохтоа-беки.

(обратно)

12

О судьбе Худу и Чилауна, сыновей Тохтоа-беки, см.: Сокр. Сказ., §§ 198, 199, стр. 236.

(обратно)

13

Взятое в круглые скобки в ркп. В, Р, L, Bl опущено.

(обратно)

14

А — «Менгу-каане».

(обратно)

15

А — «Менгу-каане».

(обратно)

16

В рукописях пробел.

(обратно)

17

В рукописях пробел.

(обратно)

18

ЮШ, согласно цз. 107, лл. 7а-8а: 1) *** Гуй-ю (*Туюк); 2) *** Ко-дуань (*Кодон); 3) *** Ко-чу (*Кучу); 4) *** Ха-ла-ча-р (*Харачар); 5) *** Хэ-ши (*Хаши); 6) *** Хэ-дань (*Хадан); 7) *** Ме-ли (*Мэлик). — В дальнейшем при изложении родословной того или иного каана первое поколение этого каана (его сыновья) обозначается русской прописной буквой при имени; второе поколение — римской цифрой; третье поколение — арабской цифрой и четвертое поколение — русской строчной буквой.

(обратно)

19

Ширамун, сын Кучу, внук Угедея.

(обратно)

20

ЮШ, цз. 107, л. 8б: 1) *** *Хуча, имевший двух сыновей: *** И-р-цзянь-цзан и Вань-чжэ-е-бу-гань (*Улджэй-эбугэн); 2) *** Нао-ху (*Наху) 3) *** (*Хоху), имевший одного сына по имени *** Ту-лу (*Туклук).

(обратно)

21

Доб. в ркп. Bl.

(обратно)

22

В рукописях пробел.

(обратно)

23

L, P, Bl — «о его детях не известно».

(обратно)

24

Bl — опущено.

(обратно)

25

Борак, правнук Чагатая, правивший улусом последнего с 1265 по 1271 г. Его нашествие на Иран произошло в 1270 г.

(обратно)

26

S — «четыре».

(обратно)

27

В, I, Р, L — опущено; Bl — «о Чагатай-хане».

(обратно)

28

I, Р, L — опущено; Bl — «об Абага-хане».

(обратно)

29

По ЮШ, цз. 107, л. 7а, сыновей было пять: 1) *** Ме-ли-цзи-дай (*Мергидай), имевший одного сына по имени *** Е-су-б-хуа (*Есу-буха); 2) *** Мэн-гэ-ду (*Мэнгэту), имевший сына по имени *** И-лянь-чжэнь (*Иринджин); 3) *** Чжи-би-те-му-р (*Джиби Тэмур); 4) *** Те-би-ле; 5) *** Цюй-ле-лу (*Курлук), имевший сына по имени *** Бе-ту-му-р (*Бег Тэмур), а у последнего был сын *** Е-су-бу-гань (*Есу Эбуган).

(обратно)

30

В рукописях пробел.

(обратно)

31

В рукописях пробел.

(обратно)

32

Bl — Есу-Буку; В, I, P, L — «по имени Есу-Бука».

(обратно)

33

В рукописях пробел.

(обратно)

34

ЮШ, цз. 107, л. 7в, дает потомков Кучу в следующем порядке: Кучу имел единственного сына по имени *** Си-ле-мынь (*Сирэмун ~ Ширэмун). Сын последнего *** Бо-ло-чи имел двух сыновей: *** Ха-дай (*Хадай) и *** А-лу-хуй (*Алхуй). У Хадая был сын по имени *** Е-су-бу-гань (*Есу-Эбугэн).

(обратно)

35

В рукописях пробел.

(обратно)

36

В рукописях пробел.

(обратно)

37

В рукописях пробел.

(обратно)

38

В рукописях пробел.

(обратно)

39

В рукописях пробел.

(обратно)

40

В рукописях пробел.

(обратно)

41

В рукописях пробел.

(обратно)

42

В рукописях пробел.

(обратно)

43

В рукописях пробел.

(обратно)

44

Доб. I, P, L, Bl.

(обратно)

45

Так в Bl, I, Р, В; A, S — *** ЮШ, цз. 107, л. 7в; *** То-То (*Тоток). Он имел двух сыновей: *** Ша-лань-до-р-джи (*Шараб-Дорджи) и Юэ-би-цзи (*Уз Бэги).

(обратно)

46

В рукописях пробел.

(обратно)

47

В монгольском письменном языке — Хаши, Хашин от кит. *** Хэ-си, что значит «к западу от реки». Название Тангутского царства, находившегося к западу от Желтой реки.

(обратно)

48

Ср.: Б.Я. Владимирцов. Общественный строй монголов. Изд. АН СССР, Л., 1934 (в дальнейшем: Владимирцов), стр. 53.

(обратно)

49

ЮШ, цз. 107, л. 7в: *** Хай-ду (Хайду), сын Хашина, внук Угедея. Его владения находились в Средней Азии и граничили с улусом Чагатая. После курилтая (съезда знати) в 1259 г., созванного на р. Талас, он был признан главой всех монгольских царевичей Средней Азии.

(обратно)

50

В рукописях пробел.

(обратно)

51

D, P, L, I, Bl — «до прошлого года».

(обратно)

52

Ариг-Бука — младший брат Кубилая, оспаривавший у последнего ханский престол после смерти Менгу-каана. Подробно см. ниже, стр. 158 сл.

(обратно)

53

Подробно см. ниже, стр. 133 сл.

(обратно)

54

Мачин — Южный Китай, находившийся тогда во владении Сунской династии.

(обратно)

55

В действительности с домом Чагатая.

(обратно)

56

Подробно см. ниже, стр. 168 сл., а также: И.П. Минаев. Путешествие Марко Поло. Зап. РГО по отд. этногр., т. XXIV, СПб., 1902 (в дальнейшем: Минаев), стр. 309-314; Н. Jule. The Book of Ser Marco Polo, t. II. Third ed. London, 1903, стр. 459-462 (в дальнейшем: Jule).

(обратно)

57

Дословно «рожденные дядей».

(обратно)

58

В, Р, I, L, Bl — доб. «а Хантум-нойона — к Кайду».

(обратно)

59

Абага, сын Хулагу, внук Тулуя. Царствовал в Персии с 1265 по 1282 г.

(обратно)

60

Доб. В, I, P, L, Bl.

(обратно)

61

I — «с Кубилай-кааном».

(обратно)

62

Так в S, В, I, P, L, Bl; A — ошибочно «601».

(обратно)

63

В, I, Р, L, Bl — доб. «царевичи».

(обратно)

64

T.e. в Иране.

(обратно)

65

ЮШ, цз. 107, л. 7в, сообщает только об одном сыне Кайду по имени *** Ча-ба-р (*Чабар), у которого был сын ***, Вань-чжэ-те-му-р (*Улджей Тэмур).

(обратно)

66

Пробел в рукописях.

(обратно)

67

Пробел в рукописях.

(обратно)

68

Пробел в рукописях.

(обратно)

69

Пробел в рукописях.

(обратно)

70

В, Р, Bl — опущено.

(обратно)

71

Т.е. с Газан-ханом.

(обратно)

72

Т.е. в Иран, к Газан-хану.

(обратно)

73

В, I, P, L, Bl — пропущено.

(обратно)

74

В, I, P, L, Bl — пропущено.

(обратно)

75

Т.е. царевича Харбандэ.

(обратно)

76

В, Р, L, I, Bl — доб. «и Газны».

(обратно)

77

В, Р, L, Bl — опущено.

(обратно)

78

Доб. L.

(обратно)

79

О дочери Кайду и ее подвигах см.: Минаев, т. I, стр. 315-317; т. II стр. 463-466.

(обратно)

80

Дословно «сыновей».

(обратно)

81

В, Р, L, Bl — доб. «китайца».

(обратно)

82

Кайду умер в 1301 г., и ему наследовал старший сын Чапар.

(обратно)

83

Дословно «кости».

(обратно)

84

ЮШ, цз. 107, л. 10а: *** Сюэ-бе-тай (*Субэтэй).

(обратно)

85

В, Р, L, Bl — предложение опущено.

(обратно)

86

В, Р, L, Bl — опущено, «которая вела себя на мужской лад».

(обратно)

87

В, Р, L, Bl — «шесть».

(обратно)

88

Сыновья Кадана по ЮШ, стр. 107, л. 7в-8а: 1) *** Ду-р-чи (*Дорджи), имевший одного сына по имени *** Сяо-се (*Сусэ); сыном последнего был *** Син-цзи-бань (*Сэнгэбал); 2) *** Е-бу-ган (*Эбугэн), имевший сына *** Хо-лан-са (*Хулунса); 3) *** Е-де-р (*Едэр ~ Эдэр); 4) *** Е-сунь-то (*Есун-Тоа?); 5) *** Хо-ни (*Хони), имевший двух сыновей: *** Цзяо-чжу и *** На-хай (*Нохай).

(обратно)

89

Bl — опущено.

(обратно)

90

В, Р, L, Bl — доб. «в Иранскую землю».

(обратно)

91

По ЮШ, цз. 107, л. 8а: Мелик имел, только одного сына по имени *** То-ху (*Тоху). У Тоху был сын *** Ань-ду-ла (*Абдулла). Сыновья Абдуллы: Ай-я-чи (*Аячи) и *** Ту-ман (*Туман). Аячи имел сына по имени *** Тай-пин (*Тайпин). Сына Тумана звали Цюй-чун (*Кучун). У Кучуна был сын *** Те-му-р-чи (*Тэмурчи).

(обратно)

92

В рукописях пробел.

(обратно)

93

В рукописях пробел.

(обратно)

94

Все родословные таблицы содержатся в рукописи Государственной Публичной библиотеки Узбекской ССР в Ташкенте (ркп. А). См. табл. между стр. 16-17.

(обратно)

95

По Сокр. сказ., § 269, курилтай собрался в год мыши, т.е. 1228 г. ЮШ, цз. 2, л. 1а-в, датирует возведение Угедея на престол восьмым месяцем года *** цзи-чоу (1229). См.: Иакинф, стр. 148-149.

(обратно)

96

Доб. в В.

(обратно)

97

Так У Джувейни: The Tarikh-i Jahangusha... Ed. by Mirza Muhammed ibn Abdal Wahhab Qazwini, vol. I-III, GMS, XVI, 1-3, Leyden — London, 1912, 1916, 1937, текст (в дальнейшем: Джувейни).

(обратно)

98

Братья Чингиз-хана.

(обратно)

99

ЮШ, цз. 107, л. 3в: *** Ань-чжи-цзи-дай (*Илджигидэй).

(обратно)

100

Т.е. старший, великий нойон.

(обратно)

101

В, Р, Bl — доб. «отца».

(обратно)

102

Дословно: «послали к его духу», ср.: Владимирцов, стр. 172. — О человеческих жертвоприношениях у монголов см.: *** Бэй лу-фэн-су, стр. 7; Минаев; стр. 87; Jule, I, стр. 246. Ср. также: Degiugnes, Voyage à Peking-Paris. 1808, стр. 304 (где сообщается о человеческих жертвоприношениях у манчжуров).

Звездочками отмечены начало и конец добавления по В, L, Bl.

(обратно)

103

В, I, L, Bl — доб. «упомянутой ясой».

(обратно)

104

Об этих походах см.: Сокр. Сказ., § 270.

(обратно)

105

Тулуй-ханом.

(обратно)

106

9-й император Цзиньской династии *** Ай-цзун (1224-1234). Его собственное имя было *** Шоу-сюй, что в монгольском произношении могло звучать как Сусэ.

(обратно)

107

Чжун-ду, «Средний Стольный город» джурдженей, современный Пекин, был взят монголами в 1215 г., и цзиньский император перенес свою резиденцию в *** Нянь-цзин (Нам-гин), современный город Кайфэн в провинции Хэнань,

(обратно)

108

Кулук, кулюк — прозвище четырех сыновей Чингиз-хана. Об этом см. стр. 103.

(обратно)

109

В, I, L, Bl — «и из других братьев».

(обратно)

110

В, I, L, Bl — доб. «войска».

(обратно)

111

ЮШ, цз. 2, л. 2а, говорит о походе Тулуя через провинцию Шэньси. См.: Иакинф, стр. 132-133.

(обратно)

112

См.: Л. Будагов. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий (в дальнейшем: Будагов), т. I: «Род верхнего короткого платья».

(обратно)

113

Хэ-чжун, современный город Юнцзи (Пучжоу) в провинции Шэньси. См.: ЮШ, цз. 2, л. 2в.

(обратно)

114

Кара-мурэн — р. Хуанхе, «Желтая река».

(обратно)

115

Стеной? *** «род решетки, употребляемой во время сражения вместе со щитом для ограждения себя от камней и стрел неприятельских» (Будагов, т. I, стр. 469).

(обратно)

116

Изложение этих событий ср.: Иакинф, стр. 161-192.

(обратно)

117

Цзиньскими войсками, действовавшими против монголов, командовали *** Вань-янь Хэда и *** И-ла-Пу-а, см.: Ган-му, цз. 19, л. 31а-в.

(обратно)

118

Так В, I, L, Bl; A, S — опущено.

(обратно)

119

Владимирцов, стр. 61, 97. — Шики-Кутуку — найденыш из племени татар, воспитанный матерью Чингиза. Последний называл его своим братом и дал ему удел младших братьев. См.: Сокр. Сказ., § 135. Стр. 203.

(обратно)

120

Сокр. сказ., § 120, говорит, что Дохолху-Чэрби был из племени Мангут, а младший брат Боорчи звался Огэлэн-Чэрби.

(обратно)

121

О нем см.: Владимирцов, стр. 87 сл. — Боорчу, Мухали, Борохул и Чилаун были ближайшими сподвижниками Чингиз-хана и назывались «дорбэн колуг», т.е. «четыре богатыря».

(обратно)

122

В Монголии, Тибете и у тюркских кочевников Центральной Азии было распространено поверье, что безоар — желчный камень рогатого скота (тюрк. йада, монг. письм. джада) — обладает свойством вызывать дождь и ненастье, если над ним будут произнесены определенные заклинания. Ср.: Минаев, стр. 101, Jule, I, стр. 301, 309-311.

(обратно)

123

По Будагову, самоназвание одного из турецких племен.

(обратно)

124

Дословно — «освободили».

(обратно)

125

Дословно — «положив головы друг другу на хвосты».

(обратно)

126

В тексте — *** что можно также понять «натянули шалашики»; у Будагова (т. II, стр. 149): «кир? кÿркö, шалашик (делается на скорую руку при перекочевке, расстилая кошму на оглоблях телеги или на шестах)».

(обратно)

127

Будагов, т. II, стр. 112: «одежда, надеваемая во время дождя».

(обратно)

128

Желтая река в то время была границей между владениями Цзиньской династии (страна Китай) и Сунской династии (страна Нангяс). Нангяс — прозвище, усвоенное монголами для южных китайцев, от кит. *** нань-цзя «южане» и монгольского суффикса множ. числа «с»; Северный Китай в это время находился во владении племени джурдженей, родственного манчжурам, династия которых носила китайское название Цзинь «золото», а в монгольском переводе — алтан. Наименование «Китай», прилагавшееся к Северному Китаю, ведет свое начало от племени кидан, которое владело, Монголией, Манчжурией и несколькими китайскими уездами вдоль Великой стены. Династия Киданей носила китайское имя *** Ляо и царствовала с 916 по 1125 г. н.э.

(обратно)

129

S, В, I, L, Bl — дата опущена.

(обратно)

130

Об окончательном завоевании Северного Китая монголами см.: Иакинф, стр. 192-250.

(обратно)

131

Так в В, I, P, L, Bl; A, S — опущено.

(обратно)

132

Мачин (от санскр.) Mahācina — название Китая в Индии с древнейших времен; так мусульманские историки называли Южный Китай, где в описываемый Рашид-ад-дином период царствовала китайская династия Сун. Южный Китай мусульманскими историками иногда называется также Манзи, от кит. *** Мань-цзы — насмешливое прозвище южных китайцев.

(обратно)

133

См. примеч. 128 на стр. 24.

(обратно)

134

Император сначала бежал в город *** Гуй-дэ в провинции Хэнань, а затем в *** Цай-чжоу, современный город *** Жу-нин в этой же провинции, где и погиб.

(обратно)

135

Странствующий дервиш.

(обратно)

136

Гвардия дневной стражи и очередной стражи; подробно см.: Бартольд. Туркестан, стр. 412-414.

(обратно)

137

Последний император Цзиньской династии (Северного Китая) *** Ай-цзун, собственное имя которого было *** Шоу-сюй (1224-1234).

(обратно)

138

В Южном Китае (Мачин, Сунская империя) в это время царствовал император *** Ли-цзун (1225-1264).

(обратно)

139

Пропуск в рукописях.

(обратно)

140

Борьба, турнир.

(обратно)

141

Имя ангела, допрашивающего покойника о его жизни и вере.

(обратно)

142

Строчки из поэмы Фирдоуси«Шах-намэ».

(обратно)

143

Город на западном берегу озера Ван.

(обратно)

144

Quart-Pierre — город в области Диярбекра, см.: Лэн-Пуль. Мусульманские династии. Хронологические и генеалогические таблицы с историческими введениями. СПб., 1899, стр. 140 (в дальнейшем: Лэн-Пуль).

(обратно)

145

Находится к западу от озера Ван.

(обратно)

146

Дословно «лапы и ноги».

(обратно)

147

Дословно: «под покровом целомудрия».

(обратно)

148

Комендант, начальник крепости.

(обратно)

149

Доб. В, Р, L, I, Bl.

(обратно)

150

Доб. В, I, P, L, Bl.

(обратно)

151

В, Bl — опущено.

(обратно)

152

В, I, P, L, Bl — опущено.

(обратно)

153

Гияс-ад-дин Шир-шах, Хорезмшах, ум. 627 г.х. (1229 г. н.э.).

(обратно)

154

Кутлуг-хан керманский.

(обратно)

155

Одежда.

(обратно)

156

У арабов Бардасир — город на месте нынешнего Кермана, см.: В.В. Бартольд. Историко-географический обзор Ирана. СПб., 1903 (в дальнейшем: Бартольд. Обзор).

(обратно)

157

Музаффар-ад-дин Кукбури б. Али, Бегтегинид. См.: Лэн-Пуль, стр. 139.

(обратно)

158

Арбела.

(обратно)

159

Шараф-ад-дин Иса.

(обратно)

160

Музаффар-ад-дин Муса.

(обратно)

161

Мухаммед.

(обратно)

162

Пробел в рукописях.

(обратно)

163

В, I, Р, L, Bl — доб. «Музаффар-ад-дин».

(обратно)

164

Пробел в рукописях.

(обратно)

165

Пробел в рукописях.

(обратно)

166

В, I, P, L, Bl — доб. «которые были хакимами областей».

(обратно)

167

Правитель города с полицейскими функциями.

(обратно)

168

Военачальник, представитель хана, производивший учет дани и населения в покоренной стране.

(обратно)

169

«Страна между Гератом и Сераксом... термин, который получил впоследствии более обширное значение и стал обозначать всю северо-западную часть нынешнего Афганистана» (Бартольд. Обзор, стр. 33; подробнее см.: Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, ч. II. Изд. АН СССР, М.-Л., 1952, стр. 163).

(обратно)

170

«разрушив плотину Бенд-и-Рустем?» (Бартольд. Обзор, стр. 48).

(обратно)

171

Дословно «укороти руки».

(обратно)

172

Арабское «нищий», «вор», «разбойник».

(обратно)

173

*** упоминается в качестве отдельного владения, находящегося на крайнем востоке Мазандерана; «по Хамдаллаху Казвини [The Tarikh-i guzida ... (л. 238а Кебуд-Джамэ — остров с многочисленным населением, куда пристают корабли из Гиляна и Мазандерана и который извлекает из этого большой доход, в 3 фарсангах от Астрабада» (Бартольд. Обзор, стр. 159).

(обратно)

174

См.: Quatrèmer. Histoire des Mongols de la Perse par Rachid-Eddin, Collection orientale, t. I. Paris, 1836, стр. 717.

(обратно)

175

Битикчи — писец, чиновник канцелярии.

(обратно)

176

Киоск, павильон.

(обратно)

177

Доб. В, Bl.

(обратно)

178

Доб. I, В, Bl.

(обратно)

179

Доб. Bl.

(обратно)

180

Об этом подробно см. стр. 24.

(обратно)

181

Налог со скота. См.: Березин. Очерк внутреннего устройства улуса Джучиева. СПб., 1863, стр. 91 (в дальнейшем: Березин. Очерк); В. Бартольд. Персидская надпись на стене Анийской мечети. СПб., 1911; стр. 30-34.

(обратно)

182

*** тюрк. йам, монг. письм. джам, от кит. *** чжань (чжам) «почтовая станция». О почтовой службе в Юаньской империи см.: Минаев, стр. 147, 150; Jule, стр. 433-438.

(обратно)

183

Элджиге[дей?].

(обратно)

184

В тексте ***. Приводится в чтении Тизенгаузена. См.: В.Г. Тизенгаузен. Al-Omari. Перевод. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды, т. II, СПб., 1884, стр. 34, примеч. 4 (в дальнейшем: Тизенгаузен).

(обратно)

185

Об этом Бури, сыне Меватукана или Мутугэна сына Чагатая, подробнее см. стр. 89 сл.

(обратно)

186

В, Bl — «всадников».

(обратно)

187

Т.е. короля.

(обратно)

188

Так по предложению Тизенгаузена, относящего это название к Булгару.

(обратно)

189

Дословно «земля».

(обратно)

190

См. главу об избрании Менгу-каана (Bl, 275).

(обратно)

191

Так у Bl; A — Менгу-каана; в других рукописях пропуск.

(обратно)

192

Так по чтению Тизенгаузена (т. II, стр. 36, прим. 3); в рукописях: Букши, Юкши.

(обратно)

193

Рязань. См.: Hammer. Geschichte der Goldenen Horde, im Kiptsak. 1840, стр. 102 (в дальнейшем: Hammer); И.Н. Березин. Нашествие Батыя на Россию. ЖМНП, 1883, сентябрь, стр. 98 (в дальнейшем: Березин. Нашествие.).

(обратно)

194

Хаммер (Hammer, стр. 102) полагает, что под этим именем следует разуметь Оку и что под «городом Аки или на Оке» должно разуметь Коломну, под которою Кулкан действительно был убит. См. также: Березин. Нашествие, стр. 98, прим. 61.

(обратно)

195

Так в А. По предложению Березина — Москва (Нашествие, стр. 97, примеч. 63).

(обратно)

196

Т.е. Владимир. См.: Hammer, Березин. Нашествие, стр. 98.

(обратно)

197

Юрги-бузург, вар. Бурки-бузург — D`Ohsson. Histoire des Mongols depuis Tchingis-Khan jusqú à Timour Beg ou Tamerlan, t. II, La Haye et Amsterdam, 1834-1835, (в дальнейшем: D`Ohsson) стр. 626: «grand due Georgen», Так же читал Хаммер (Hammer, стр. 103, примеч.): «Sie namen die Stadt ges grossen Georg (des Grossfürsten)». Может быть, следует читать: «город Тверской Торжок».

(обратно)

198

Так по предположению Березина.

(обратно)

199

Всеволода.

(обратно)

200

Георгий.

(обратно)

201

Ср.: Березин. Нашествие, стр. 104, примеч. 80; A, S — Крым.

(обратно)

202

Не следует ли читать *** «кипчаки»?

(обратно)

203

у Березина — Арчиал; L — Архамал; Bl — Азджамал.

(обратно)

204

У Березина — Куранмас.

(обратно)

205

У Березина и Bl — Киран.

(обратно)

206

Д`Оссон (D`Ohsson, т. II, стр. 626) читал Mekroutis; Березин (Нашествие, стр. 102) — Бекрути; Bl — Меркути.

(обратно)

207

Березин (Нашествие, стр. 103, примеч. 86) предлагал читать *** и предполагает в последнем имя Манач (Маныч) или Орнач.

(обратно)

208

Bl — Кукдаю.

(обратно)

209

«Железные ворота», т.е. Дербенд.

(обратно)

210

Может быть, «прекрасных», «отличных».

(обратно)

211

Каракорум, столица первых монгольских императоров (Чингиз, Угедей, Гуюк и Менгу), находилась на берегу р. Орхон на месте монастыря Эрдэни-дзу. См.: В. Радлов. Предварительный отчет о результатах экспедиции. Сборник трудов Орхонской экспедиции, I, СПб., 1892, стр. 4-6. — Согласно китайским сведениям, Чингиз-хан установил здесь свою столицу в 1220 г. Угедей же в 1235 г. обнес город стеной. См.: ЮШ, цз, 58, л. 38в. Описание Каракорума см.: Минаев, стр. 81-82; Jule, I, стр. 226-227; Рубрук. Путешествие в восточные страны. Перевод А.И. Малеина. СПб., 1911, стр. 138-141, 146.

(обратно)

212

В монг. письм. яз. харши «дворец».

(обратно)

213

Большая чаша для питья.

(обратно)

214

См. примеч. 182 на стр. 36.

(обратно)

215

«Золотая Орда». О «Золотой орде» см.: Плано Карпини. История монголов. Перевод А.И. Малеина. СПб., 1911, стр. 54.

(обратно)

216

Подношение от города.

(обратно)

217

Bl — «для забавы», см.: Appendice, стр. 28.

(обратно)

218

«Засадчики»? См.: Будагов, т. I, стр. 262,

(обратно)

219

Буквально «доверенное лицо».

(обратно)

220

Стольник.

(обратно)

221

См.: Рашид-ад-дин, т. III, стр. 1.

(обратно)

222

См.: Рашид-ад-дин, т. III, стр. 1.

(обратно)

223

В рукописях пробел.

(обратно)

224

В этой хронограмме игра слов: *** «слизь», «мокрота», а год *** по абджаду означает 639 г.х.

(обратно)

225

В, Bl — 639 г.х.

(обратно)

226

С 1225 no 1264 г. в Южном Китае царствовал император Сунской династии *** Ли-цзун.

(обратно)

227

В рукописях пробел.

(обратно)

228

Обычный эпитет школ.

(обратно)

229

В рукописях пробел.

(обратно)

230

Пропуск в рукописях.

(обратно)

231

Пропуск в рукописях.

(обратно)

232

Пропуск в рукописях.

(обратно)

233

Пропуск в рукописях.

(обратно)

234

Так в L, I, В, Bl; A, S — опущено.

(обратно)

235

Валахию.

(обратно)

236

Валахию.

(обратно)

237

Т.е. короля.

(обратно)

238

Может быть, «река»?

(обратно)

239

Bl — 641 г.х. (21 июня 1243 — 8 июня 1244 г. н.э.).

(обратно)

240

L, I, В, Bl — 641 г.х. (21 июня 1243 — 8 июня 1244 г. н.э.).

(обратно)

241

Исмаилиты.

(обратно)

242

Доб. В, I, L, Bl.

(обратно)

243

Bl — «с эмирами Джурмагуна».

(обратно)

244

В, I, L, Bl — доб. «когда».

(обратно)

245

Простолюдин, подданный, чернь.

(обратно)

246

Во всех рукописях текст отсутствует.

(обратно)

247

Об этой денежной единице см.: Quatrmère. Histoire des Mongols de la Perse par Rachid-Eddin, Collection orientale, t. I. Paris, 1836, стр. 320: В. Бартольд. Персидская надпись на стене Анийской мечети. Стр. 17; Энциклопедия ислама, т. I, стр. 635.

(обратно)

248

Мера веса = ¹/₉₆ мискаля.

(обратно)

249

Привилегированный купец, торгующий под покровительством государя.

(обратно)

250

«В виде торгового истинника» (словарь Даля).

(обратно)

251

L, Р, В, Bl, I — доб. «золотых».

(обратно)

252

Р, В, Bl — доб. «золотых».

(обратно)

253

Может значить и «должник».

(обратно)

254

Дословно «противником».

(обратно)

255

В, I, L, Bl — «три дыни».

(обратно)

256

L, I, В, Bl — доб. «нагрузив ее».

(обратно)

257

Султана Синджара.

(обратно)

258

Стих Энвери: ***.

(обратно)

259

«Десять-одиннадцать», т.е., например, вместо десяти запрошенных купцом балышей ему теперь платили одиннадцать.

(обратно)

260

См.: В. Бартольд. Персидская надпись на стене Анийской мечети...

(обратно)

261

Большая четырехугольная печать монгольских ханов.

(обратно)

262

В, Bl — доб. «балышей».

(обратно)

263

Соответствует русск. «бил челом».

(обратно)

264

Имя легендарного бедуина, нообычайная щедрость которого вошла в поговорку.

(обратно)

265

В истинную веру — т. е. стал бы мусульманином.

(обратно)

266

«Чекан», «гвоздики», «чеканный набор».

(обратно)

267

Пояс, носимый христианами в мусульманских странах.

(обратно)

268

Бартольд. Туркестан, т. II, стр. 164.

(обратно)

269

Т.е. алид, потомок Али, зятя Мухаммеда.

(обратно)

270

Дословно «балыши».

(обратно)

271

Письменное доказательство.

(обратно)

272

Дословно «нужда».

(обратно)

273

Ман, батман (мера веса, равная 2,944 кг).

(обратно)

274

В тексте «амбара».

(обратно)

275

О нем см. стр. 48.

(обратно)

276

Дословно «слоненок».

(обратно)

277

Обычно правила борьбы разрешали хватать противника за ноги.

(обратно)

278

Подстава.

(обратно)

279

Т.е. судьба.

(обратно)

280

Будагов, т. II, стр. 3 — *** «большой, глубокий мешок». Даль. Толковый словарь русского языка. М., 1955, стр. 218: «каптурга, у сибирских зверовщиков — мешок с пульками, дробью».

(обратно)

281

Гробница, могила.

(обратно)

282

¹/₆ весового дирхема.

(обратно)

283

Арабское название Аму-Дарьи.

(обратно)

284

Дословно «был анда» — ***; см.: Владимирцов, стр. 60-61.

(обратно)

285

***: Березин, Очерк, Введение, стр. 53.

(обратно)

286

Ванг-уд — великий князь, ***: Владимирцов, стр. 176.

(обратно)

287

В, A, S, I, L, В, Bl — пробел.

(обратно)

288

Ниже поименованы только три брата.

(обратно)

289

B A, S, L, В, Bl — пробел.

(обратно)

290

Так в L, I, В, Bl; в остальных рукописях — «его улуса».

(обратно)

291

Пропуск в рукописях.

(обратно)

292

На полях рукописи сноска: «Чингиз-хана».

(обратно)

293

См.: Владимирцов, стр. 163.

(обратно)

294

*** — xorci: Владимирцов, стр. 90.

(обратно)

295

Т.е. в Иран.

(обратно)

296

«Сункур», «сунгар»; Будагов, т. I, стр. 638, 649.

(обратно)

297

Т.е. от Газан-хана.

(обратно)

298

L — опущено;

(обратно)

299

Населенное место по восточному берегу Каспийского моря; см.: Бартольд Обзор, стр. 81-82.

(обратно)

300

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

301

I, В, Bl — «шесть».

(обратно)

302

Р, В, Bl — пробел.

(обратно)

303

Т.е. в Иран.

(обратно)

304

Р — опущено;

(обратно)

305

Дословно «сына».

(обратно)

306

В рукописях пробел.

(обратно)

307

В рукописях пробел.

(обратно)

308

Далее L, I, P, B, Bl с небольшими разночтениями добавляют: «Седьмой сын Урады — Хулагу. Этот Хулагу родился от наложницы из рода Тангут. Имя ее было ...-экачи. Она имела крайне длинные волосы, так что [они] доходили до земли. Детей у него не было»; имя Хулагу в I имеет вариант «Хулаву». Имя наложницы в L, I — ***; в Р, В, Bl — ***.

(обратно)

309

Т.е. «высокородный хан».

(обратно)

310

Т.е. «железные ворота», «застава», «калуга».

(обратно)

311

Т.е. в Иран.

(обратно)

312

Имеется в виду Угедей-каан.

(обратно)

313

Улакчи по Лэн-Пулю;

(обратно)

314

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

315

В рукописях пробел.

(обратно)

316

С, L, I, P, В — «один».

(обратно)

317

Bl — доб. «дочь».

(обратно)

318

По Лэн-Пулю — «пятый».

(обратно)

319

По Лэн-Пулю — «Тевал»; С, L, I, Р, В, Bl — ***.

(обратно)

320

С, L — опущено.

(обратно)

321

С, L, I, В, Bl — доб. «Они не имели детей».

(обратно)

322

S — опущено.

(обратно)

323

Bl — «Бухару».

(обратно)

324

Мера веса, равная в Тавризе 300 кг.

(обратно)

325

*** — «лебедь»?

(обратно)

326

Т.е. смерти.

(обратно)

327

Пропуск в рукописях.

(обратно)

328

Дословно «сын», имеется в виду Менгу.

(обратно)

329

Дословно «поднял».

(обратно)

330

В рукописях пробел.

(обратно)

331

Т.е. в Иране.

(обратно)

332

I, В, Bl — «выступил доносчик».

(обратно)

333

В ркп. А под этим именем написано: «Татара, сына ***». Это же имя указывается в С, L, I, Bl — «Тутара, старшего сына царевича Букала».

(обратно)

334

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

335

Далее до конца предложения вместо 2-го лица всюду 3-е лицо.

(обратно)

336

Днепр.

(обратно)

337

Т.е. от Бату.

(обратно)

338

Дословно «сыновья».

(обратно)

339

Дословно «на царствование».

(обратно)

340

Т.е. Бату.

(обратно)

341

Царевича?

(обратно)

342

Т.е. ильхану.

(обратно)

343

Ср. стр. 84: она же Чапай — ***.

(обратно)

344

Будагов, т. II, стр. 380.

(обратно)

345

По мусульманскому поверью, мост, наведенный над адом, тонок, как волос, и остер, как сабля. Через него праведные пройдут в рай, а грешники низвергнутся в вечное пламя.

(обратно)

346

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

347

«Под покровительством»?

(обратно)

348

Во всех рукописях текст этой части повествования отсутствует.

(обратно)

349

Bl — «восемь»; А — исправлено на ***.

(обратно)

350

Доб. Bl.

(обратно)

351

Доб. Bl. Согласно ЮШ, цз. 107, л, 6а-в, Чагатай имел двух сыновей: 1. *** Е-су-мэн-гэ (*Есу Мункэ) и 2. *** Ха-ла сюй-ле (*Хара Хулэ[гу]), у которого было четыре сына: 1) *** А-лу-ху (*Алху), 2) *** Ба-ла (*Барак), 3) *** А-чжи-цзи (*Аджиги).

(обратно)

352

Так по всем рукописям; A, S — отпущено.

(обратно)

353

Ср. «Козельск — злой город».

(обратно)

354

Талигу.

(обратно)

355

Двурогий, прозвище Александра Македонского.

(обратно)

356

У Лэн-Пуля — «Урек».

(обратно)

357

А — поверх зачеркнутого *** написано ***.

(обратно)

358

А — приписано позднейшим насталиком.

(обратно)

359

С, L, I, Р, В, Bl — «этот Абишка детей не имел».

(обратно)

360

Так в С, L, I, Р, В, Bl; A, S — ошибочно «Ачиги».

(обратно)

361

Т.е. к Ариг-Буке.

(обратно)

362

Доб. на полях А другим почерком.

(обратно)

363

См. Bl, стр. ١٦٧, примеч. а.

(обратно)

364

T.e. в Иран.

(обратно)

365

A, S — пробел; Bl и в других рукописях «по имени» опущено.

(обратно)

366

Владимирцов, стр. 61, 62, 182, — anda.

(обратно)

367

Перевод по С, L, I, Р, В, Bl; S, А — «не дал на это согласия, пока [Борак] не удалится из этого царства».

(обратно)

368

Bl добавляет по А (в нашем издании Р) — *** «к Аниз».

(обратно)

369

Т.е. в Иран.

(обратно)

370

Весь отрывок от слова «Чагатай» до конца части добавлен на полях А позднейшим насталиком.

(обратно)

371

По С, L, I, Р, В, Bl — «когда он увидел Мубарек-шаха государем».

(обратно)

372

По С, L, I, Р, В, Bl — «царскую власть над тем улусом».

(обратно)

373

Буквально «барсников».

(обратно)

374

Доб. С, L, I, Р, В, Bl.

(обратно)

375

Доб. С, L, I, P, Bl.

(обратно)

376

Доб. С, L, I, P, Bl.

(обратно)

377

В, Bl — «справедливым».

(обратно)

378

Согласно Сокр. Сказ., §§ 242, 243, Чагатай получил 3000 человек. В качестве советников Чингиз-хан приставил к нему Харачира, Менгу и Идохудая.

(обратно)

379

Так Bl.

(обратно)

380

Фенек, см.: Бартольд. Туркестан, стр. 90, или Фенкед, там же, стр. 140.

(обратно)

381

Об отношениях, существовавших между сыновьями Чингиз-хана, см.: Сокр. Сказ., §§ 254, 255, 258; С. Ч., стр. 192.

(обратно)

382

Город в восточной части бассейна Мургаба. Вопрос о его местоположении остается спорным. Подробнее см.: Бартольд. Обзор, стр. 25-27.

(обратно)

383

Или «общих» — ***.

(обратно)

384

По С, L, I, В, Bl — «за семь месяцев до».

(обратно)

385

По С, L, I, В, Bl — «638».

(обратно)

386

Bl — доб. «пятого».

(обратно)

387

Bl — «вторым».

(обратно)

388

Bl — «Джучи».

(обратно)

389

В ркп. A, S, С, L — пробел, доб. Bl.

(обратно)

390

А и Р — пробел.

(обратно)

391

Вторично этот рассказ приводится на стр. 163 сл.

(обратно)

392

Дословно «перенести».

(обратно)

393

Буквально «раб».

(обратно)

394

Доб. С, L, I, В, Bl.

(обратно)

395

Дословно «сыновья».

(обратно)

396

«Старший брат».

(обратно)

397

В рукописях ***.

(обратно)

398

Дословно «борода».

(обратно)

399

Год указывает только S; А — знак пропуска, в других рукописях опущено.

(обратно)

400

Так по С, L, I, P, Bl; A, S — «относительно».

(обратно)

401

По С, L, I, Р, В, Bl — «с ним».

(обратно)

402

Дословно «убьет тебя».

(обратно)

403

Дословно «убил».

(обратно)

404

Часть третья повествования о Чагатае, за исключением этого заголовка, во всех рукописях опущена.

(обратно)

405

Биография Тулуя имеется в ЮШ, цз. 115, лл. 1а-3в.

(обратно)

406

«Четыре героя», прозвище четырех сыновей Чингиз-хана.

(обратно)

407

«Друг», «сотоварищ», см. об этом слове: Б. Владимирцов. Монгольское nökür. ДАН-В, 1929, стр. 287-288.

(обратно)

408

Сокр. Сказ., § 186 — «Сорхахтани-бэги».

(обратно)

409

По ЮШ, цз. 107, лл. 9а-10а, Тулуй имел 11 сыновей:

1) *** Мэн-гэ (*Мункэ);

2) *** Ху-ду-ду (*Хутукту);

3) имя не известно;

4) *** Ху-би-ле (*Хубилай);

5) имя не известно.

6) *** Сюй-ле-у (*Хубэу ~ Хулэгу);

7) *** А-ли бу-гэ (*Ариг-Бука);

8) *** Бо-чо (*Бочок);

9) *** Mo-гэ (*Могэ);

10) *** Суй-д-гэ (*Суйкэтэй);

11) *** Сюэ-бе-тай (*Субэтэй).

(Китайская транскрипция имен Менгу и Кубилая дана по ЮШ, цз. 3, л. 1а и цз. 4, л. 1а).

(обратно)

410

А — пропуск, доб. Bl.

(обратно)

411

А — пропуск; у Bl доб. по Березину — ***.

(обратно)

412

Bl — «другими [царевичами] рода Джучи-хана с родом Тулуй-хана».

(обратно)

413

Далее следует неразборчиво.

(обратно)

414

Bl — «к его отцу Кубилай-каану».

(обратно)

415

Bl — «о Джучи[-хане]».

(обратно)

416

Дословно «убежище веры».

(обратно)

417

С, L, P, I — «четыре»; ЮШ, цз. 107, л. 9в, перечисляет лишь трех сыновей Ариг-Буки:

1) *** Юй-му-ху-р (*Юмхур);

2) *** Най-ла-ху бу-хуа (*Найраху Буха), имевший четырех сыновей: *** Бо-янь те-му-р (*Баян Тэмур), *** Вань-чжэ те-му-р (*Улджэй Тэмур), *** Бо-ло (*Болот) и *** Яо-му-ху-р (*Йомхур);

3) *** Ла-гань-ши-гань, имевший одного сына: *** На-хай (*Нохай).

(обратно)

418

Bl — *** Ondékė (в примеч.).

(обратно)

419

Bl — *** Salankghan (в примеч.).

(обратно)

420

Bl — *** Baharitai (?) (в примеч.).

(обратно)

421

Bl — *** Samsakar ? (в примеч.).

(обратно)

422

***, или Куртага.

(обратно)

423

В тексте пропуск.

(обратно)

424

ЮШ, цз. 107, л. 9в, приводит имя лишь одного сына: *** Се-би-л-цзе-р (*Сэбилгэр), у которого был сын *** Я-ху-ду (*Яхуд). Биография последнего помещена в ЮШ, цз. 117, лл. 3в-6в.

(обратно)

425

В тексте пропуск.

(обратно)

426

ЮШ, цз. 107, л. 10а, указывает только одного сына: *** Чан-тун (*Чантун).

(обратно)

427

В тексте пропуск.

(обратно)

428

В ЮШ, цз. 107, л. 10а, имя сына *** Су-бу-дай (*Субудэй), у которого был сын *** То-то-му-р (*Ток-Тэмур).

(обратно)

429

*** «светлой масти».

(обратно)

430

Румяна?

(обратно)

431

Весь отрывок — на полях рукописи А позднейшим «насхом». Перевод и текст даются по S.

(обратно)

432

Доб. Bl.

(обратно)

433

«Другом», см. стр. 103 — ***; Bl, cod. А — ошибочно «Эбугеном» — ***.

(обратно)

434

Örökö; Владимирцов, стр. 160.

(обратно)

435

См.: Владимирцов, стр. 49, 54, 55, 98, 111.

(обратно)

436

Дословно «твоим».

(обратно)

437

Доб. P и Bl.

(обратно)

438

«Еще при Чингис-хане все „войско монгольское", следовательно, и народ монгольский по стародавнему степному обычаю, делился на два крыла, левое (je`ün jegün gar) и правое (bara`un baragun gar), монг. gar — дословно „рука"» (Владимирцов, стр. 135); «Военное деление замыкалось общим подразделением на правое (в монгольском — барунгар, в турецком — унг кул) и левое крыло (джунгар и сул кул). В политическом делении Монголии левая сторона считается старшей» (Березин. Очерк, стр. 48).

(обратно)

439

Согласно Сокр. Сказ., § 242, Тулуй получил 5000 человек еще при раздаче Чингиз-ханом уделов матери, сыновьям и младшим братьям.

(обратно)

440

Во всех рукописях пробел; доб. Bl. *** по Березину («История Чингиз-хана», т. II, Труды ВОРАО, ч. XIII, 1868, стр. 30).

(обратно)

441

См. примеч. 209 на стр. 39.

(обратно)

442

Доб. Р, В, Bl.

(обратно)

443

Доб. Р, В, Bl.

(обратно)

444

Доб. Р, В, Bl.

(обратно)

445

Хулан Дэгэлтэн, т.е. «краснокафтанные».

(обратно)

446

Доб. В, Bl.

(обратно)

447

Эта же легенда в Сокр. Сказ., § 272, и в биографии Тулуя, ЮШ, цз. 115, л. 3в; в данном переводе она приводится вторично, см. стр. 24.

(обратно)

448

Доб. Р, В, Bl.

(обратно)

449

Доб. С, L, I, Р, В, Bl.

(обратно)

450

С, L — «да приветствует приветствиями и обильными и вечными».

(обратно)

451

Дословно «то есть».

(обратно)

452

Ecige «отец»; «Мунлика величали ecige, потому что он женился на вдове Йесугей-богатура, матери Чингис-хана» (Владимирцов, стр. 61).

(обратно)

453

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

454

Т.е. «Великому нойону» — прозвище Тулуй-хана, см. стр. 103.

(обратно)

455

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

456

Этот отрывок приводит Владимирцов (стр. 116) в таком переводе: «Когда Угэдэй-каан сделался ханом, по кончине Тули-хана, он, по собственному желанию, без совета с царевичами и беками, отдал сыну своему Кутэну войска, которые принадлежали детям Эке-нойона ... Старшие беки Чингис-хана ... и другие темные и тысячные беки, единогласно ... доложили, что „это войско Сулдэское и Сунитское, которое принадлежит нам, ныне Угэдэй-каан отдает сыну своему Кутэну, так как Чингис-хан роздал его ордам, каким образом мы прейдем и поступим вопреки его приказу? Это обстоятельство мы доложим в присутствии Угэдэй-каана, что он прикажет"».

(обратно)

457

Во всех рукописях часть третья повествования о Тулуй-хане отсутствует.

(обратно)

458

ЮШ, цз. 106, л. 1: *** Во-у-ли Хай-ми-ши (*Огул Хаймиш).

(обратно)

459

ЮШ, цз. 107, л. 1. *** Ху-ча (*Хуча). Его сыновья: 1) *** И-р-цзянь; 2) *** Вань-чжэ е-бу-гань (*Улджэй Эбугэн);

2. *** Нао-ху (*Наху);

3. *** Хо-ху (*Хоху) имел одного сына: *** Ту-лу (*Туклук).

(обратно)

460

Из похода Батыя на Русь и на Восточную Европу.

(обратно)

461

Дословно «тогда».

(обратно)

462

Название Тус носил в X в. целый округ, с городами Нуканом и Табераном. «Крепость Туса была восстановлена уже по смерти Тимура, в 1405 г. В последующую эпоху Тус обыкновенно называют рядом с Мешхедом, который постепенно, вследствие своего религиозного значения, затмил соседний город и сделался столицей Хорасана» (Бартольд. Обзор, стр. 70).

(обратно)

463

Вар. по С, L, I, В, Bl — «захватить», по S, А — «так что они хотели захватить».

(обратно)

464

«Саргуд», «хмель», «опьянение от вина» (Будагов, т. I, стр. 626).

(обратно)

465

Доб. С, L, В, Bl.

(обратно)

466

*** ед. ч. *** — переводное письмо, чек, который должен быть оплачен на месте.

(обратно)

467

*** ед. ч. ***. См.: В. Бартольд. Персидская надпись на стене Анийской мечети, стр. 25-26.

(обратно)

468

Дословно, «на это».

(обратно)

469

Доб. В, Bl.

(обратно)

470

Из похода с Батыем.

(обратно)

471

Т.е. весь монгольский народ.

(обратно)

472

*** «невестка» или «сноха», буквально «мы, твои невестки»: ***

(обратно)

473

Bl и в других рукописях пробел.

(обратно)

474

См. Bl, стр. 238.

(обратно)

475

Т.е. если он умрет.

(обратно)

476

Все связанные с ней люди — ***.

(обратно)

477

Может быть, «царевичами»?

(обратно)

478

Доб. Bl.

(обратно)

479

Доб. Bl.

(обратно)

480

Доб. Bl.

(обратно)

481

Доб. С, L, Bl.

(обратно)

482

*** «и согласована с ним».

(обратно)

483

Доб. В, Bl.

(обратно)

484

По Bl — «не совсем здоров».

(обратно)

485

Камлание.

(обратно)

486

Коран, суры 17, 15.

(обратно)

487

Доб. Bl. по Джувейни.

(обратно)

488

Доб. Bl.

(обратно)

489

Соглашался.

(обратно)

490

Ткани.

(обратно)

491

Произведения.

(обратно)

492

Доб. Bl.

(обратно)

493

*** — головной убор замужних женщин, описан Плано Карпини и Рубруком; Рубрук называет его «бокка». См. «Историю Монголов» Плано Карпини и «Путешествие в восточные страны» Рубрука (перевод А. Малеина. СПб., 1911, стр. 6, 77, 181, 293), а также: Bretschneider. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources, t. I. London, 1888, стр. 53.

(обратно)

494

Дословно «сыновья».

(обратно)

495

Bl — добавлена часть третья, стр. ٢٥٢-٢٥٤.

(обратно)

496

Доб. Р, В, Bl.

(обратно)

497

Паломничество в Мекку.

(обратно)

498

*** мн. ч. *** «ученые богословы».

(обратно)

499

*** — мусульманский законовед, знаток шариата.

(обратно)

500

Так в В и Bl;

(обратно)

501

*** «война за веру».

(обратно)

502

Горы, пересекаемые Тигром южнее Мосула. См.: Le Strange. Baghdad during the Abbasid Caliphate. Oxforde, MDCCC, стр. 9.

(обратно)

503

Т.е. халиф.

(обратно)

504

Раб и везир последних мосульских зенгидов 631 г.х. (1233 г. н.э.).

(обратно)

505

Фраза не окончена; по-видимому, пропущено несколько слов.

(обратно)

506

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

507

О нем и о событиях в Багдаде, связанных с ним, см.: Рашид-ад-дин, т. III, стр. 33, 36, 37, 41.

(обратно)

508

Шихаб-ад-дин — впоследствии Муэза-ад-дин Мухаммед Гури (убит в 602 г.х.) — шестой представитель династии Гуридов.

(обратно)

509

О Менгу-каане (Мункэ-хане) см. также: Иакинф, стр. 303-354, ЮШ, цз. 3, лл. 1а-11в.

(обратно)

510

ЮШ, цз. 3, 1а: Мункэ-хан, старший сын Тулуя, родился от жены по имени *** Со-лу-хо-те-ни (*Сорхоктэни) в 3-й день 12-го месяца года *** У-чэнь (1208).

(обратно)

511

ЮШ, цз. 106, л. 16, дает имена пяти жен Мункэ:

1) *** Хо-ли-ча из племени *** Хо-лу-ла(*Горлос); 2) *** Ху-тай (цз. 114, л. 2а) или Ху-да-тай, дочь внука Дэй Чэчэна, из племени *** Хун-цзи-ла (*Хонгират); 3) *** Е-су-р, младшая сестра Ху-тай; 4) *** Чу-бэй-сань; 5) *** Мин-ли Ху-ду-лу.

(обратно)

512

Сыновья Мункэ (ЮШ, цз. 107, л. 10а):

1) *** Бань-ту (*Балту); 2) *** А-су-дай (*Асутай); 3) *** Юй-лун-да-ши (*Юрюн таш); 4) *** Си-ли-цзи (*Шириги); 5) *** Бянь-ду.

(обратно)

513

Пробел во всех рукописях.

(обратно)

514

Р, В, Bl: захватив Нумугана, отвез его к Мункэ-Тимуру, который был государем Батыева улуса, а Ширеки отвезли к Кубилай-каану, каан его послал на побережье в теплые края.

(обратно)

515

ЮШ, цз. 109, л. 2а, говорит, что *** Байя-лунь (*Баялун), дочь Мункэ-хана, была выдана за сына *** Чжа-ху-р-чань (*Джахурчин) по имени *** Ху-линь (*Хурин).

(обратно)

516

В рукописях пробел.

(обратно)

517

У Владимирцова (стр. 47, 48) — «олхун», «олхунут».

(обратно)

518

Асутай по ЮШ, цз. 107, л. 10, потомства не имел.

(обратно)

519

В 1248 г. н.э.

(обратно)

520

Первый раз — имеется в виду наступившее после смерти Угедея в 1241 г. н.э. междуцарствие, продолжавшееся до 1246 г. н.э., когда на великом курилтае был избран кааном Гуюк.

(обратно)

521

О пристрастии Угедея к вину и о его смерти см.: Иакинф, стр. 286-287; Ган-му, цз. 20, л. 43а-43в.

(обратно)

522

В, Bl — ***; Екэ-нойон — прозвище Тулуя.

(обратно)

523

«Преподаватель», «учитель»; *** «студент».

(обратно)

524

В тексте *** «сыновья».

(обратно)

525

Онон, Онань у Владимирцова.

(обратно)

526

Керулен у Владимирцова.

(обратно)

527

Очевидно, Ходжа и Нагу — сыновья Гуюка.

(обратно)

528

Сын Чингиз-хана.

(обратно)

529

Березин. Очерк, стр. 36: «Меньшой же сын наследует хозяйство отца».

(обратно)

530

Мöгэ — Мÿгэ, брат Менгу, девятый сын Тулуя.

(обратно)

531

«Бату, как водится у монголов, поднялся, а все царевичи и нойоны, распустив поясы и скинув шапки, стали на колени. Бату взял чашу: все присутствующие приняли присягу и решили на том, чтобы в Новом году созвать великий курилтай» (Березин, Очерк, стр. 42).

(обратно)

532

Сын Чагатая.

(обратно)

533

Сын Мутугэна, внук Чагатая.

(обратно)

534

Буквально «старших и младших братьев».

(обратно)

535

Нарушит ясу — приведено у Березина (Очерк, стр. 22).

(обратно)

536

«В истории монголов Рашид-Эддина весьма часто упоминаются *** старшие беки или князья (это относится к княжеским родам, а не к царевичам), само собой разумеется, что это предполагает существование младших князей, но о средних князьях не упоминается» (Березин. Очерк, стр. 51).

(обратно)

537

Восьмой сын Тулуя.

(обратно)

538

См: Березин. Очерк, стр. 76 и примеч. 9.

(обратно)

539

«Телохранители, охранявшие и запретные рощи, в которых хоронились Чингизиды» (см.: Березин. Очерк, стр. 65 и примеч. 1); Bl — ***.

(обратно)

540

«Главы каждого рода»?

(обратно)

541

Переведено у Березина (Очерк, стр. 42, примеч. 1). О возведении Менгу на престол см.: Иакинф, стр. 306, и ЮШ, цз. 3, л. 2а-2в.

(обратно)

542

Девять — сакральное число у монголов.

(обратно)

543

Кадан — шестой сын Угедея; почему Мелик назван его племянником, неизвестно. Мелик — седьмой сын Угедея, следовательно младший брат Кадана.

(обратно)

544

Кара-Хулагу — сын Мутугэна, внук Чагатая.

(обратно)

545

Заговор Ширэмуна и Наку описан у Рубрука (Путешествие в восточные страны, стр. 114).

(обратно)

546

Дословно «сторона предосторожности».

(обратно)

547

В тексте ошибочно «сын»; С, L, I — «сыновья».

(обратно)

548

Карачар — сын Угедея.

(обратно)

549

Дословно «какой-нибудь сглаз».

(обратно)

550

Обоз, в котором находились палатки, женщины и скот.

(обратно)

551

О нукерах см.: Владимирцов, стр. 87-96.

(обратно)

552

Александр Македонский.

(обратно)

553

«Страна между Гератом и Серахсом носила название (у арабских географов) Бадгис, термин, который получил впоследствии более обширное значение и стал обозначать всю северо-западную часть нынешнего Афганистана (уже в XV в. Хафизи-Абру называет Бадгисом всю местность между Герирудом и Мургабом)» (Бартольд. Обзор, стр. 33).

(обратно)

554

«Внука».

(обратно)

555

Буквально «ее члены»; Bl — «...Йисун-Буки, а ее грудь, полную старой вражды, отдал на рассечение».

(обратно)

556

Вдова Гуюк-хана.

(обратно)

557

Яркучи (яргучи) — судья, который ведет следствие и судит по обычному праву.

(обратно)

558

Бахадур — «храбрец», «витязь» — титул, дававшийся отдельным лицам за военные заслуги.

(обратно)

559

Сыновья Джучи.

(обратно)

560

Ошибка, следует: Есу-Менгу (так Bl).

(обратно)

561

Угедей-каана, улус которого был разгромлен Менгу-кааном.

(обратно)

562

Тархан — лицо, за особые заслуги освобожденное от налогов и имеющее другие привилегии.

(обратно)

563

Р, В, Bl — доб. «и мир благоустроил правосудием».

(обратно)

564

Дословно «целования порога», т.е. аудиенции.

(обратно)

565

Доб. L и Bl.

(обратно)

566

См.: Иакинф, стр. 308; ЮШ, цз. 9, л. 3b.

(обратно)

567

Ср. нижеследующий пассаж: Березин. Очерк, стр. 79-80.

(обратно)

568

Дословно «сыновей».

(обратно)

569

«Дехкане».

(обратно)

570

«Туины», т.е. буддийские монахи (монг. «тойн»).

(обратно)

571

Вар. «одиннадцать», «пятнадцать».

(обратно)

572

Вар. доб. «и Ираке».

(обратно)

573

Большой праздник у мусульман после месячного поста рамазан бывает 1 шавваля.

(обратно)

574

Ектенья, которая возглашалась по пятницам и праздникам в мечети о царствующем повелителе мусульман.

(обратно)

575

Далее, до конца рассказа следует отрывок, переведенный по рукописям С, I и Bl.

(обратно)

576

Буквально «каменные».

(обратно)

577

Родственников Гуюк-хана, бывших в оппозиции к Менгу-каану.

(обратно)

578

Т.е. изменились.

(обратно)

579

«Материи», «ткани», ср. русское «кумач».

(обратно)

580

Буквально «выиграл славу, честь».

(обратно)

581

Начало отрывка, перевод которого имеется у Березина (Очерк, стр. 56).

(обратно)

582

У Березина — «представлять их вчерне» (там же).

(обратно)

583

Р и В — *** «чтобы они не выдавали».

(обратно)

584

У Березина: *** «между ними и лицами, заведующими делами дивана, было главное лицо».

(обратно)

585

Джувейни (по ркп. ГПБ, IV, 2, 34, л. 231): ***. См.: В. Бартольд. Персидская надпись на стене Анийской мечети, стр. 13.

(обратно)

586

Конец отрывка, переведенного Березиным.

(обратно)

587

Исмаилиты Ирана.

(обратно)

588

По ЮШ, как Хулагу, так и Кубилай были отправлены в поход в 7-м месяце года мыши (*** жэнь-цзы, т.е. 1252 г.). См.: Иакинф, стр. 314-315; ЮШ, цз. 3, л. 4а.

(обратно)

589

Караджан — современная китайская провинция Юньнань; подробнее см. Рашид-ад-дин. Сборник летописей, т. I, кн. 2. стр. 66, примеч.3.

(обратно)

590

Bl — *** стр.: ٣١٨ сноска р. Согласно ЮШ, цз. 3, лл. 6в-7а, Мункэ весною 1256 г. устроил пир для князей в местности *** Юй-эр-бо-гэ-ду. Легенда о Хутула находится в Сокр. Сказ., § 57, где местность называется Хорхонах джубур.

(обратно)

591

Ср. монг. «чэриг».

(обратно)

592

Джукан-Джаукан — общее прозвище, которым монголы называли всех императоров южной Сунской династии начиная с *** Нин-цзуна (1194-1224). Слово это является монгольским произношением личного имени императора Нин-цзуна, которого звали *** Чжао-ко. См. ***, цз. 16, лл. 16-20.

(обратно)

593

ЮШ, цз. 107, л. 4а: Тачар, внук Тэмугэ Отчигина, младшего брата Чингиза.

(обратно)

594

Урянхатай, см. его биографию в ЮШ, цз. 121, лл. 5а-8в.

(обратно)

595

Горы *** Лю-пань-шань находятся в юго-западной части уезда *** Гу-юань провинции Ганьсу.

(обратно)

596

С, L, Bl — ***, гора и крепость *** Дяо-юй-шань около города *** Хе-чжоу (современный *** Хэ-чуань) в провинции Сычуань, при слиянии рек *** Фоу-цзян и *** Цзя-лин-цзян.

(обратно)

597

Города *** Сян-ян-фу и *** Фань-чэн в провинции Хубэй на р. Хань (***). Об этом походе см.: Иакинф, стр. 335 и 337; Ган-му, цз. 20, л. 88а-88в; ЮШ, цз. 3, л. 8а-8в. — Об осаде Сян-ян-фу см.: Минаев, стр. 205-207; Jule, II, 158-160.

(обратно)

598

Город *** Ао-чжоу (соврем. *** Э-чэн) в провинции Хубэй на р. Ян-цзы-цзян, ниже г. Ухань.

(обратно)

599

Цзян, т.е. река *** Чан-цзян, более известная у нас под именем Ян-цзы-цзян.

(обратно)

600

Река Ян-цзы-цзян.

(обратно)

601

Город *** Чжун-ду, теперь Пекин.

(обратно)

602

Мункэ вступил на престол в 6-м месяце года свиньи (***), т.е, в 1251 г., а умер в 7-м месяце года овцы (***), т.е. в 1259 г.

(обратно)

603

С, L, I, Bl — на носилки.

(обратно)

604

Во всех рукописях *** Булкан-Калдун, Сокр. Сказ. — Бурхан-халдун. Местонахождение не установлено. Возможно, современный горный узел Хэн-Тэй; Екэ-Курук — заповедник Екэ, т.е. Тулуй-хана.

(обратно)

605

Рашид-ад-дин имеет в виду Газан-хана.

(обратно)

606

Река *** Хуай-хэ.

(обратно)

607

Караулы.

(обратно)

608

Ян-цзы-цзян, см. примеч. на стр. 147.

(обратно)

609

Город *** Ао-чжоу, см. прим. на стр. 147.

(обратно)

610

*** Цзя Сы-дао и *** Люй Вэнь-дэ. Об этих генералах см. ЮШ, цз. 4, л. 5а.

(обратно)

611

ЮШ, цз. 4, л. 5в: *** То-хуань (*Тогон) и *** Ай-мо-гань (*Эмэгэн).

(обратно)

612

Bl по Джувейни — «Бату», стр. ٣٤٢; A, S ошибочно — «каана».

(обратно)

613

В рукописях пробел, доб. Bl.

(обратно)

614

С, L, I, Bl — «к муридам».

(обратно)

615

Хульван — город на пути между Керманшахом и Ханикином. К западу от него находятся развалины Каср-и-Ширин.

(обратно)

616

В рукописях пропуск.

(обратно)

617

Квартал в восточной части Багдада.

(обратно)

618

Бадр-ад-дин Лу`лу — везир из гулямов мосульских зенгидов, в 607 г.х. завладел Мосулом,

(обратно)

619

Город к югу от устья восточного рукава Нила, был осажден крестоносцами в 616 г.х. (1219 г. н.э.).

(обратно)

620

Искаженное Roi de France, неправильно осмысленное переписчиками как имя собственное.

(обратно)

621

«В деревянный дом»? Вар. *** «свой».

(обратно)

622

Во всех рукописях текст отсутствует.

(обратно)

623

Во всех рукописях текст отсутствует.

(обратно)

624

Следует отрывок, данный в переводе на стр. 142-143 по С, I и Bl; А, S — этот отрывок опущен; Р и В — пробел.

(обратно)

625

Доб. С, L, Bl.

(обратно)

626

Шутливый намек на арабскую пословицу: *** «законнорожденное дитя похоже на своих дядей».

(обратно)

627

О женах Кубилая см.: Минаев, стр. 115-117; Jule, I, стр. 356-359.

(обратно)

628

См. примеч. 406 на стр. 103.

(обратно)

629

О сыновьях Кубилая см.: Минаев, стр. 117-118; Jule, I, стр. 359-362.

Сыновья Кубилая (ЮШ, цз. 107, л. 11а): 1) *** До-р-чжи (*Дорджи); 2) *** Чжэнь-цзинь (*Джингим); 3) *** Мань-гэ-ла (*Мангала); 4) *** На-му-хань (*Номухан); 5) *** Ху-гэ-чи (*Хугэчи); б) *** Ай-я-чи (*Аячи); 7) *** Ао-лу-чи (*Огругчи); 8) *** Ко-ко-чу (*Кокочу); 9) *** То-хуань (*Тогон); 10) *** Ху-ду-л-те-му-р (*Кутлук-Тэмур).

Сыновья Джингима (ЮШ, цз. 107, л. 12в-14в): 1) *** Гань-ма-ла (*Камала); Сыновья Камала: 1) *** Сун-шань, имевший сына по имени *** Ван-чань; 2) *** Е-сунь-те-му-р (*Есун-Тэмур), царствовавший в Китае с 1324 по 1328 г., канонизирован под именем *** Тай-дин; 3) *** Де-ли-гэ-р бу-хуа (*Дэл-гэрбуха), имевший сыновей по имени *** Ба-ла-ши-ли и *** Да-ла-ма-ба-ла (*Дармабала).

Сыновья Мангалы (ЮШ, цз. 107, л. 11а): 1) *** А-нань-да (*Ананда). Сын Ананда *** Юэ-лу-те-му-р (*Урук-Тэмур); 2) *** Ань-тань-бу-хуа (*Алтан-Буха).

Сыновья Хугэчи (ЮШ, цз. 107, л. 11в): 1) *** Е-сянь те-му-р (*Эсэн-Тэмур).

Сыновья Аячи (ЮШ, цз. 107, л. 11в): 1) *** А-му-гань в «Чо-гэн-лу» *** — А-бу-гань (*Эбугэн). Сын Эбугэна — *** Е-ди-гу-бу-хуа (*Эдигу-буха); 2) *** Бо-янь те-мур (*Буян-Тэмур или Баян-Тэмур).

Сыновья Огругчи (ЮШ, цз. 107, л. 11в): 1) *** Те-му-р бу-хуа (*Тэмур Буха).

Сыновья Кокочу (ЮШ, цз. 107, лл. 11в-12а): 1) *** Се-чэ-ту; 2) *** А-ду-чи (*Адучи).

Сыновья Тогона (ЮШ, цз. 107, л. 12а): 1) *** Лао-чжан; 2) *** Куань-чэ пу-хуа; 3) *** Те-му-р-бу-хуа; 4) *** Мань-цзы; 5) *** Бу-та-ши-ли.

Сыновья Кутлук Тэмура (ЮШ, цз. 107, л. 12в): 1) *** А-ба-е-бу-гань, имевший сына по имени *** Ба-лу-до-р-чжи.

(обратно)

630

Китайское *** тай-хоу «императрица».

(обратно)

631

См. примеч. на стр. 144.

(обратно)

632

Буквально «уток».

(обратно)

633

Bl ошибочно — *** о применении названия Кандар и Кандахар к этой территории см.: Jule, II, стр. 39.

(обратно)

634

С, L, Bl — опущено.

(обратно)

635

Dersou (le grand), le pays de Tharse d`Haithum, 237: E. Blоchet. Introduction à l`histoire des Mongols. Leyden — London, 1910, стр. 320,

(обратно)

636

См. примеч. 132 на стр. 25.

(обратно)

637

Так С, L, I, Bl.

(обратно)

638

Согласно ЮШ, цз. 114, л. 4в, имя этого сына *** Te-ме-чи (*Тэмэчи).

(обратно)

639

А — пробел.

(обратно)

640

В 1251 г. Мункэ по вступлении на престол поручил Кубилаю ведать Китаем: *** (ЮШ, цз. 3, л. 2в; также см.: Иакинф, стр. 307 и 310). *** (ЮШ, цз. 4, л. 1а; также см.: Иакинф, стр. 307 и 310).

(обратно)

641

Караджан по-китайски назывался *** Да-ли го. (Дай-ли го) — государство Дали, см. стр. 144.

(обратно)

642

О «золотозубых» см.: Минаев, стр. 178-182; Jule, II, стр. 84-98. В период монгольской династии страной Золотозубых (*** «цзинь-чи») называлась западная часть провинции Юнь-нань с главным городом *** Юн-чан-фу, населенная некитайскими племенами.

(обратно)

643

«Махараджа», *** «великий царь».

(обратно)

644

Монг. Хараун Джидун, ср. Сокр. сказ., § 183.

(обратно)

645

Гора и крепость *** Дяо-юй-шань (см. примеч. на стр. 146).

(обратно)

646

Река *** Хуай-хэ, Хара-мурэн (Кара-мурэн), «Желтая река».

(обратно)

647

Ао-чжоу, см. ЮШ, цз. 4, л. 5а.

(обратно)

648

А — ошибочно: *** «царевичи».

(обратно)

649

Об этом см.: ЮШ, цз. 4, л. 5а-в.

(обратно)

650

Может быть: «если отгадаешь (буквально „откроешь")».

(обратно)

651

Кит. Нань-цзин (Нам-гин) — южная столица, современный город Кайфэн в провинции Хэнань.

(обратно)

652

На месте современного Пекина.

(обратно)

653

Буквально «слова».

(обратно)

654

Буквально «подняли».

(обратно)

655

Кай-пин-фу.

(обратно)

656

Bl — «Чингиз-хана».

(обратно)

657

Кулюк — «столп», человек, стоящий выше других (см. Тизенгаузен, стр. 39, примеч. 4).

(обратно)

658

В, Bl — «двоюродным братом»: ***.

(обратно)

659

Bl — «Чингиз-хана».

(обратно)

660

Доб. Bl по В и L.

(обратно)

661

О восстании Кайду см.: Минаев, стр. 309-315; Jule, II, 457-462.

(обратно)

662

Bl — «племянников».

(обратно)

663

«Двоюродных братьев»

(обратно)

664

Bl — «братьям».

(обратно)

665

Дословно «сыновей».

(обратно)

666

В рукописях пробел.

(обратно)

667

С, L, Bl — «ты устраиваешь».

(обратно)

668

Bl — «нукерами».

(обратно)

669

Bl — «не узнали».

(обратно)

670

«Кислое молоко».

(обратно)

671

Дженд — один из больших городов империи Хорезмшахов, его развалины на левом берегу Сыр-Дарьи, ниже Кзыл-Орды.

(обратно)

672

Узгенд — город по нижнему течению Сыр-Дарьи, ниже Дженда; ныне не существует.

(обратно)

673

Ср. «албату»: Владимирцов, стр. 163, 164.

(обратно)

674

Bl — «Отчигину».

(обратно)

675

Последний и окончательный поход монголов для завоевания южного Китая был предпринят в 1274 г. Об этом завоевании см. также: Минаев, стр. 198-201; Jule, II, стр. 144-151.

(обратно)

676

В рукописях пробел.

(обратно)

677

Подробную биографию Баяна см.: ЮШ, цз. 127, лл. 1-20.

(обратно)

678

Т.е. в Иране.

(обратно)

679

Ши Тянь-цзо (чжай). Его биографию см.: ЮШ, цз. 155, лл. 10-16в.

(обратно)

680

Монг. письм. «город».

(обратно)

681

Биографию Аджу см.: ЮШ, цз. 128, лл. 1а-6а.

(обратно)

682

По Bl. В остальных рукописях пробел.

(обратно)

683

См.: Минаев, стр. 247; Jule, II, стр. 272-275. Экспедиция в страну: *** Гуа-ва была предпринята Кубилаем в 1293 г.

(обратно)

684

По В, Bl.

(обратно)

685

Здесь речь идет о Северном Китае.

(обратно)

686

По переписи населения 1290 г. при Юаньской династии в Китае насчитывалось 13 196 206 семейств или 58 834 711 душ населения. В этот итог не вошли данные о людях, живших в горах, а также по рекам и озерам на судах [И. Захаров. Историческое обозрение народонаселения Китая. Труды членов Российской духовной миссии в Пекине, т. I, 1909, стр. 178 (нов. изд.; ЮШ, цз. 58, лл. 1б-2а)].

(обратно)

687

Манзи — Южный Китай, Гаоли — Корея.

(обратно)

688

Хан-Балык — монгольская столица в Китае, современный г. Пекин.

(обратно)

689

Так по S и Bl.

(обратно)

690

Чжун-ду, Средняя столица, так назывался Пекин при Цзиньской династии. Кубилай установил здесь свою резиденцию в 1264 г.

(обратно)

691

Дай-ду, Великая Столица, так назвал вновь построенный город Кубилай в 1271 г.

(обратно)

692

Монг. письм. харши — «дворец».

(обратно)

693

«Стены».

(обратно)

694

Доб. С, L, Bl; описание Хан-Балыка см.: Минаев, стр. 118-123; Jule, I, стр. 362-378. Подробное описание см.: *** Юань-Дай-ду гун-дянь ту-као. Автор *** Чжу цзе. Шанхай, 1936; Е. Bretschneider. Archeological and Historical Researches on Peking and its Environs. Shanghai. 1876.

(обратно)

695

Очевидно, речь идет о *** реке Хунь-хэ или *** Сан-гань-хэ, она же *** Юн-дин-хе и *** Лу-гоу-хэ.

(обратно)

696

Чамчиял, древнее монгольское название ущелья Гуань-гоу (***), замыкающегося укреплением *** Цзюй-юн-гуань в 50 км к северо-западу от Пекина.

(обратно)

697

Вероятно, под столицей Мачина здесь разумеется Кантон — Синкалан арабск. писателей.

(обратно)

698

Кинсай, столица Южной Сунской династии, гор. Хань-чжоу в провинции Чжэцзян. Описание его см.: Минаев, стр. 213-225; Jule, II, стр. 185-218.

(обратно)

699

Зейтун — г. Цюань-чжоу в провинции Фуцзянь, один из крупнейших портов в средние века. Вследствие обмеления рейда торговая деятельность Цюань-чжоу переместилась в Амой. Описание см.: Минаев, стр. 213-225; Jule, II, стр. 185-218.

(обратно)

700

Здесь речь идет о Великом Канале (*** Юй-хэ, *** Юнь-хэ, *** Юнь-лян-хэ), простиравшемся на 1500 км от г. Ханьчжоу в пров. Чжэцзян до г. Тянь-цзина в провинции Хэбэй и соединявшем Север и Юг Китая. Этот канал существовал задолго до монголов, и по распоряжению Кубилая в 1289-1292 гг. были произведены главным образом восстановительные работы. См.: Минаев, стр. 209; Jule, II, стр. 174-176; Е. Bretschneider. Archeological and Historical Researches on Peking and its Environs. Shanghai, 1876, стр. 39-50.

(обратно)

701

Мера длины, равная приблизительно 3 футам.

(обратно)

702

Минаев, стр. 151; Jule, I, стр. 440.

(обратно)

703

Буквально «войско».

(обратно)

704

Кайпин-фу, город, построенный Кубилаем в 550 км к северу от Пекина. После переноса столицы в Дайду (Пекин) в 1264 г. Кайпин-фу был переименован в *** Шан-ду («Верхняя Столица») и сделался летней резиденцией Кубилая. Описание Кайпин-фу (Шан-ду) см.: Минаев, стр. 99-109; Jule, I, стр. 298-327. О развалинах Кайпин-фу, известных у монголов под именем Джун-найман-сумэ, т.е. «Сто восемь храмов», см.: А.М. Позднеев. Монголия и монголы, т. II, СПб., 1898, стр. 300 и далее.

(обратно)

705

Подробное исследование указанных трех путей на Кайпин-фу см.: Е. Bretschneider. Archealogical and Historical Researches..., стр. 56-63.

(обратно)

706

Лян-тин — «прохладный павильон».

(обратно)

707

Да-бань-цян, дословно «большая деревянная стена».

(обратно)

708

*** (на южном диалекте); Цзин — на пекинском диалекте.

(обратно)

709

В тексте пропуск.

(обратно)

710

Bl — *** Мо-цянь, дословно «сотня земли» и «тысяча земли».

(обратно)

711

*** ма-тоу «пристань».

(обратно)

712

ЮШ, цз. 58, л. 2а, дает следующее административное деление Китая при монголах: 1) *** шэн — провинций — 12; 2) *** лу — областей — 185; 3) *** фу — округов — 33; 4) *** чжоу — префектур — 359; 5) *** цзюнь — комендатур — 4; б) *** ан-фу-сы — управлений окраинными районами — 15; 7) *** сянь — уездов — 1127. Нормальная схема подчинения административных единиц была: шэн управлял лу, лу управлял фу, фу управлял чжоу и чжоу управлял сянь. Если теперь попытаемся установить соответствия между таблицей, приводимой Рашид-ад-дином, и наименованиями китайских административных единиц, включая и самые мелкие, то получим следующее: 1) *** шэн — провинция; 2) *** лу — область; 3) *** фу — округ; 4) *** чжоу — префектура; 5) у Рашид-ад-дина — пропуск; 6) *** цзюнь — административный район; 7) *** сянь — уезд; 8) *** чжэнь — волость; 9) *** цунь — деревня. Имеются несоответствия в «первой» и «второй степени» (кин и ду вместо шэн и лу). Возможно, что здесь ошибка переписчика, написавшего кин вместо шэн и ду вместо лу.

(обратно)

713

Доб. В и Bl.

(обратно)

714

Дословно «правый советник».

(обратно)

715

Bl — *** дословно «левый советник».

(обратно)

716

Доб. В.

(обратно)

717

Доб. Bl. Высшим органом управления Китаем во время Юаньской династии был *** чжун-шу-шэн — Государственный Совет, во главе его стоял 1) *** чжун-шу-лин — председатель Совета, каковым назначался всегда наследник престола. За ним следовали два министра: 2) *** ю-чэн-сян и *** цзо-чэн-сян — «правый министр» и «левый министр», фактически правившие делами Государственного Совета. Непосредственно за министрами шли четыре «администратора политических дел»: 3) *** пин-чжан чэн-ши. За ними — два «вице-министра»: 4) *** ю-чэн и *** цзо-чэн — «правый вице-министр» и «левый вице-министр». Затем следовали два «вице-директора по политическим делам», 5) *** цань-чжэн и, наконец, два директора департаментов: 6) *** цзо-сы лан-чжун и *** ю-сы лан чжун, т.е. «директор левого департамента» и «директор правого департамента».

(обратно)

718

Доб. В и Bl.

(обратно)

719

Сейид Аджалль — в китайских источниках Сай-дянь-чи шань-сы-дин (***) носивший имя *** У-ма-р (*Умар) (ЮШ, цз. 125, лл. 1а-5а). Там же и биография его сына *** На-су-ла-дина (*Наср-ад-дин) (цз, 125, лл. 5а-6а). Старший сын Наср-ад-дина *** Байянь (*Баян), занимавший в центральном правительстве пост *** чжун-шу пин-чжан чжэн-ши, упоминается в биографии отца. Сейид Аджалль, согласно китайским источникам, служил монгольским императорам со времени Чингиз-хана и пользовался их исключительным доверием. С 1274 г. он управлял провинцией Юньнань, где и умер в 1279 г. Сын его, Наср-ад-дин, занимал в провинции Юньнань пост *** сюань-вэйши ду-юань-шуай. Умер в 1292 г. Сейида Аджалля и Наср-ад-дина китайские мусульмане считают насадителями мусульманства в провинции Юньнань. О Наср-ад-дине см. также: Минаев, стр. 183; Jule, II, стр. 101, 104, 111, 114.

(обратно)

720

ЮШ, цз. 112, лл. 10-14а: Те-кэ (*Тэкэ).

(обратно)

721

ЮШ, цз. 112, лл. 9б, 10а-10б, 11а: Бу-ху-му. Из его биографии (ЮШ, цз. 130, 3в-14в) известно, что он происходил из Канлы.

(обратно)

722

Bl, стр. ٤٧٩; Будагов, Т. I *** «упрашивать», «умолять».

(обратно)

723

Тамга — большая ханская печать, грамота, снабженная такой печатью; нишан — знак отличия.

(обратно)

724

Доб. С, L, I, В и Bl.

(обратно)

725

Буквально «откладывают».

(обратно)

726

По С, L, I, В и Bl; S, А — «Пин-чжана».

(обратно)

727

По С, L, I, В, Bl; S, А — «в Китае».

(обратно)

728

Доб. по С, L, I.

(обратно)

729

Доб. Bl.

(обратно)

730

Доб. Bl.

(обратно)

731

В тексте пропуск.

(обратно)

732

Quatremère. Histoire des Mongols de la Perse par Rachid-Eddin. Paris, 1936, стр. LXXXVII и XCII.

(обратно)

733

По Bl.

(обратно)

734

Доб. Bl.

(обратно)

735

Владения юаньских императоров были разделены в целях удобства администрации на 12 частей или провинций. Из них одна — Центральная, находилась в ведение *** чжун-шу-шэн, в остальных же были открыты *** син-чжун-шу-шэн — провинциальные управления.

1) Центральная провинция. Территория ее обнимала современные провинции Шаньдун, Шаньси, Хэбэй и часть земель за Великой Стеной к северу и северо-западу от Пекина. Центр провинциального управления находился в *** Дайду (Пекине).

2) Провинция Лин-бэй (***) находившаяся в Северной Монголии с центром управления в Каракоруме.

3) Провинция Ляо-ян (***) занимавшая территорию современной Манчжурии. Центр управления находился в г. *** Ляо-ян.

4) Провинция Хэ-нань (*** Хэ-нань Цзянь-бэй), обнимавшая все районы, лежащие между реками Хуан-хэ и Ян-цзы-цзян. Центр провинциального управления находился в г. *** Бянь-лян, другое название которого было *** Нань-цзин (*Намгин) = современный г. Кайфэн в провинции Хэнань.

5) Провинция Шэньси (***), в которую входили современная провинция Шаньси, большая часть провинции Ганьсу и часть Ордоса. Центр находился в г. *** Цзин-чжао (*Гинчжао), современном г. Сиань в провинции Шэньси.

6) Провинция Сы-чуань (***), состоявшая из современной провинции Сучуань и частей провинций Хубэй, Хунань и Гуйчжоу. Провинциальный центр находился в г. *** Чэн-ду.

7) Провинция Гань-су (***) центр в г. *** Гань-чжоу (*Гамчжиу).

8) Провинция Юнь-нань (***), включавшая современную провинцию Юньнань, часть провинции Гуйчжоу и части Тибета и Бирмы. Центр находился в г. *** Чжун-цин, современный город *** Куньмин.

9) Провинция Цзян-чжэ (***), занимавшая территорию современных провинций Чжэцзян, Цзянсу и восточной части Цзянси. Центр находился в г. *** Хан-чжоу, который был известен у мусульманских писателей под именем Кинсай (надо полагать, от кит. *** цзин-ши «столица», так как Ханчжоу с 1127 г. был столицей Южной Сунской династии).

10) Провинция Цзян-си (***), центр находился в г. *** Лун-син-фу, современный г. Наньчан.

11) Провинция Ху-гуан (***), состоявшая из южной части провинции Хубэй, всей провинции Хунань, Гуанси, части Гуандун, включая и остров Хайнань. Центр находился в г. *** У-чан, в современной провинции Хубэй.

12) Провинция Чжэн-дун (***) была учреждена в Корее в связи с походом Кубилая на Японию в 1283 г. Центр находился в *** Шэнь-ян. См.: ЮШ, цз. 58-63; цз. 91, 1а-8в.

1-й шэн Хан-Балыка соответствует Административному Управлению Центральной провинцией, функции которого выполнялись *** чжун-шу-шэн в Дайду (Хан-Балыке), т.е. в современном Пекине.

2-й шэн области Джурджэ и Солонга соответствует Административному управлению провинции Ляоян, населенной в то время племенами тунгусо-манчжурскими, к которым принадлежали джурджени — предки манчжуров, владевшие Северным Китаем с 1115 по 1234 г. Солонго — монгольское наименование для северных корейцев. Город Чанчу не поддается объяснению.

3-й шэн Гаоли (Голи?) соответствует 12-й провинции.

4-й шэн Намкина соответствует 4-й провинции.

5-й шэн — соответствие не выяснено.

6-й шэн Кинсай соответствует 9-й провинции, описание г. Кинсай см.: Минаев, стр. 213-225; Jule, II, стр. 185-218.

7-й шэн Фу-чжоу. Провинция Фуцзянь несколько раз то выделялась в самостоятельную административную единицу, то включалась в состав соседних провинций Цзян-си и Цзян-чжэ, пока, наконец, в 1286 г. она окончательно не была объединена с провинцией Цзян-чжэ. См.: ЮШ, цз. 91, л. 2а. Город Фу-чжоу — главный город современной провинции Фуцзянь. Описание провинции Фуцзянь и г. Фучжоу см.: Минаев, стр. 227-230; Jule, II, стр. 224-234. Город Зайтон отождествляют с г. *** Цюань-чжоу, бывшим во время монгольского владычества очень оживленным портом, но впоследствии потерявшим свое значение вследствие обмеления рейда. Описание Зайтона см.: Минаев, стр. 230-233; Jule, II, стр. 234-245.

8-й шэн города Лукинфу соответствует 10-й провинции.

9-й шэн. Здесь речь идет, очевидно, о Кантоне, но там, по китайским источникам, никогда не учреждалось административного управления, так как Кантон входил в состав провинции Цзянси, административный центр которой находился в городе Лун-син-фу (10-я провинция).

10-й шэн Караджан соответствует 8-й провинции. Административное управление провинции Юньнань находилось в современном городе Куньмин, который имел туземное название, транскрибируемое китайцами *** и *** Я-чи. Описание провинции Караджан см.: Минаев, стр. 174-178; Jule, II, стр. 64-84.

11-й шэн Кинджанфу соответствует 5-й провинции. Описание см.: Минаев, стр. 164-165; Jule, II, стр. 24-31.

12-й шэн Камджу соответствует 7-й провинции.

(обратно)

736

Жи-бэнь-го — Япония. Марко Поло дает описание Японии, называя ее островом Чипангу. См.: Минаев, стр. 239-243; Jule, стр. 253-263.

(обратно)

737

Дословно «существует».

(обратно)

738

Вероятно, *** Цзяо-чжи (*Гя-чжи) — северная часть Аннама.

(обратно)

739

В рукописях пробел; Bl — «каана».

(обратно)

740

Аннам являлся вассалом Китая (с II-III в. до н. в. — с 111 или 234 г. до Р.Х.).

(обратно)

741

Дословно «добычей».

(обратно)

742

Кайду-хан, сын Каши сына Угедея. Дува — хан из дома Чагатая: Jule, II, стр. 458, примеч. 1.

(обратно)

743

Имеется в виду Тимур-каан.

(обратно)

744

Дословно «стороны»

(обратно)

745

А — ***; S — без диакритических точек; Bl — ***; Тизенгаузен, стр. 129, примеч. 1.

(обратно)

746

Ман-гэ-ла (*Мангала), сын Кубилая, получил титул в 1272 г. *** Ань-си-ван, т.е. князь Ань-си, с местопребыванием в г. Чан-ань в провинции Шэньси (ЮШ, цз. 107, л. 11а, цз. 108, л. 1в).

(обратно)

747

*** (*Аджиги) и *** (*Алуху), сыновья *** Ха-ла сюй-ле (*Хара Хÿлэÿ), внуки Чагатая (ЮШ, цз. 107, л. 6в).

(обратно)

748

Bl — Чутай.

(обратно)

749

См. прим. № 747

(обратно)

750

Та-ча-р (*Тачар) китайских источников. Он был сыном Джибугэна, сына Тэмугэ Отчигина. Наян, происходивший из рода Тачара, был вычеркнут из списков императорской фамилии за восстание против Кубилая, и потому его имя отсутствует в таблицах ЮШ, цз. 107. Ту Цзи, гл, 107, л. 44, называет его сыном *** А-чжу-лу (*Аджул), сына Тачара. Однако по упомянутым таблицам (ЮШ, цз. 107, л. 4а-4б) Аджул был сыном брата Тачара *** Во-дуань (*Одон), старшего сына Тэмугэ Отчигина. Токта-гун, о котором говорит здесь Рашид-ад-дин, есть, вероятно, То-то (*Тохто), сын *** Бо-ло (*Болот), правнук Тачара, получивший в 1316 г. титул *** Ляо-ван, т.е. князя владений Ляо. Нам известно, что удел Тэмугэ Отчигина и его потомства находился в Ляо-Дуне, в пределах современного северо-восточного Китая.

(обратно)

751

Пропуск в тексте и у Bl.

(обратно)

752

Пропуск в тексте и у Bl.

(обратно)

753

В и Bl — опущено.

(обратно)

754

Можно перевести: «она царевна».

(обратно)

755

*** Ко-чу (Кочу) — сын императора Угедея имел одного сына по имени *** Си-ле-мэнь (*Ширэмÿн): ЮШ, цз. 107, л. 7в.

(обратно)

756

Согласно ЮШ, цз. 107, л. 6в, *** А-чжи-цзи (*Аджиги) и *** Ба-ла (*Борак) были сыновьями *** Ха-ла-сюй-ле (*Хара Хÿлеÿ), сына Чагатая.

(обратно)

757

В тексте — ***; Bl — «их».

(обратно)

758

Т.е. в Китай.

(обратно)

759

Доб. Bl.

(обратно)

760

Или «ее».

(обратно)

761

Доб. В и Bl.

(обратно)

762

На стр. 179 сказано: «Первенствующего пин-чжана называют Су-пин-чжан, то есть „Сливки пин-чжанов"».

(обратно)

763

Дословно «у нас к нему есть дело».

(обратно)

764

Дословно «перед этим».

(обратно)

765

Доб. Bl.

(обратно)

766

С, L, I, В, Bl — «две тысячи».

(обратно)

767

Разноцветный кусок ткани, прикладываемый к началу грамот для охранения бумаги: Будагов, стр. 388; Bl — *** «судей».

(обратно)

768

С, L, Bl — «с войском перебить всех китайцев».

(обратно)

769

S, А опущено.

(обратно)

770

Кыр? кори? См.: Тизенгаузен, I, стр. 155.

(обратно)

771

Баргу?

(обратно)

772

Буквально «падаль».

(обратно)

773

Т.е. евреи и христиане.

(обратно)

774

Т.е. не проливали на землю кровь.

(обратно)

775

Буквально «говорят».

(обратно)

776

S, А — *** Бахати.

(обратно)

777

С, L, I, В и Bl — доб.: «Он сказал: „Вы слушаетесь Корана господнего?" Он ответил: „да"».

(обратно)

778

S, А и В — Данишменд.

(обратно)

779

Доб. L, Bl.

(обратно)

780

Т.е. в Иран.

(обратно)

781

Т.е. из Ирана.

(обратно)

782

Bl — «спустя два года после смерти».

(обратно)

783

Доб. L и Bl.

(обратно)

784

О восстании Наяна в 1287 г. см.: Минаев, стр. 107-113; Jule II, стр. 332-347.

(обратно)

785

Так А и Bl; S — пробел.

(обратно)

786

I, В, Bl — «он всех их казнил».

(обратно)

787

Bap. Bl — «был к ней очень добр».

(обратно)

788

Доб. Bl.

(обратно)

789

А, С, L, I, В — опущено.

(обратно)

790

Вся фраза добавлена Bl.

(обратно)

791

Т.е. шесть миллионов.

(обратно)

792

Дословно «небесные».

(обратно)

793

Вероятно, в [главный] город какого-то шэна.

(обратно)

794

Из санскритского bhiksu «буддийский монах».

(обратно)

795

Так в С, L, I, В и Bl; S, А — Тимур-каана.

(обратно)

796

В, Bl; А — «в Хорезме».

(обратно)

797

Сельджук, Кей-Кавус II.

(обратно)

798

Bl — «Гияс-ад-дина».

(обратно)

799

Так С, L, I, В, Bl; S, А — опущено.

(обратно)

800

I, Bl — «Кумом».

(обратно)

801

Доб. Bl.

(обратно)

802

Хорезмшаха.

(обратно)

803

С, L — доб. «ибн Селах-ад-дин»; I, В, Bl — доб. «Селах-ад-дин».

(обратно)

804

Кутлуг-хан.

(обратно)

805

Т.е. в Иран.

(обратно)

806

Доб. С, L, I, В, Bl.

(обратно)

807

Доб. I, В, Bl.

(обратно)

808

Салгарид.

(обратно)

809

Вместо «когда» у Bl — «в шестьсот пятьдесят восьмом году».

(обратно)

810

Фазлуиды, см.: Лэн-пуль, стр. 298.

(обратно)

811

Так в С, L, I, В, Bl; A — «из областей таджиков»

(обратно)

812

Доб. В, Bl.

(обратно)

813

Лэн-пуль, стр. 298.

(обратно)

814

«Литавры».

(обратно)

815

Собственно — в Герате.

(обратно)

816

Доб. В, Bl.

(обратно)

817

Доб. В, Bl.

(обратно)

818

Доб. В и Bl.

(обратно)

819

Весь отрывок до «части третьей» опущен в S, А, С и L; перевод по I, В, Bl.

(обратно)

820

С, L, В, Bl — «эмирах государства Тимура».

(обратно)

821

Согласно ЮШ, цз. 107, л. 9в, Ариг-Бука имел трех сыновей: 1) *** Юй-му-ху-р (*Юмхур); 2) *** Най-ла-ху-бу-хуа (*Найраху-буха); 3) *** Ла-гань ши-гань.

(обратно)

822

Bl — *** Улиа су-ту.

(обратно)

823

К Великому Будде.

(обратно)

824

Доб. С, L, В, Bl.

(обратно)

825

Т.е. в Иран.

(обратно)

826

Доб. Bl.

(обратно)

827

Bl — «Чалюн»; В — «Чатун».

(обратно)

828

Доб. Bl; т.е. в Иран.

(обратно)

829

Дословно «сына».

(обратно)

830

Bl — «Тура».

(обратно)

831

Bl — «Алмалыка».

(обратно)

832

Bl — «здесь», т. е. в Иране; А — «который находится здесь».

(обратно)

833

По Bl.

(обратно)

834

А — «с сыном».

(обратно)

835

В и Bl — «сын».

(обратно)

836

Bl опущено.

(обратно)

837

Т.е. в Иран.

(обратно)

838

По Bl.

(обратно)

839

Bl — «Тумана».

(обратно)

840

Конюший?

(обратно)

841

По Bl.

(обратно)

842

Доб. С, L, В, Bl.

(обратно)

843

Доб. Bl, во всех списках пробел.

(обратно)

844

Доб. Bl.

(обратно)

845

Доб. Bl.

(обратно)

846

Тимур, третий сын Джим-Кима, родился в 9-м месяце 2-го года правления Чюи-юань (1265 г.) (ЮШ, цз. 18, л. 1а).

(обратно)

847

Жены Тимура: 1) *** Бу-лу-хань (*Булуган) из рода *** бай-юэйу (*Баяут), дочь императорского зятя (*** фу-ма) по имени *** То-ли-сы; 2) *** Ои-лянь да-ли из рода хонгират; 3) *** Ци-ли-цзи-ху-те-ни (*Киргис-Хутэни) (ЮШ, цз. 106, л. 3а-3в).

(обратно)

848

Доб. Bl; А — пробел.

(обратно)

849

ЮШ (цз. 107, л. 13в) сообщает только об одном сыне Тимур-хана по имени *** Дэ-шоу, который умер рано, не оставив потомства.

(обратно)

850

Так в А, В; Bl — *** Мангала.

(обратно)

851

Сэчэн-хан — прозвище Кубилая.

(обратно)

852

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

853

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

854

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

855

Дословно «о посылке».

(обратно)

856

Южный Китай.

(обратно)

857

Название чиновника шестой степени, см. стр. 178.

(обратно)

858

Название чиновника восьмой степени, см. стр. 178.

(обратно)

859

По Bl, S, А — опущено.

(обратно)

860

Т.е. Джучиева

(обратно)

861

«Конюх», «Конюший»?

(обратно)

862

Bl и В — «его [перехода] в ислам».

(обратно)

863

Bl доб. «великую».

(обратно)

864

Bl «Ананду».

(обратно)

865

Т.е. признавали единого бога.

(обратно)

866

«[Твоя] власть».

(обратно)

867

Конюший.

(обратно)

868

«Пограничная линия», «кордон»

(обратно)

869

Bl — «Чутая».

(обратно)

870

Туртак?

(обратно)

871

Bl — Тармабала.

(обратно)

872

Bl — Двоюродным братом Тармабалы.

(обратно)

873

Т.е. государства Кайду и Дувы.

(обратно)

874

Имеется в виду их прежняя измена.

(обратно)

875

Bl — Чутая.

(обратно)

876

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

877

Т.е. Куркуза.

(обратно)

878

Во всех рукописях пробел.

(обратно)

879

Буквально «[их] стоимость».

(обратно)

880

Bl — *** см. стр. ٦١٢. прим. 1.

(обратно)

881

A, S — «тем двум эмирам».

(обратно)

882

Вар. «он оценил».

(обратно)

883

«Комета».

(обратно)

884

«Манифест», «рескрипт».

(обратно)

885

Доб. В, Bl.

(обратно)

886

Часть третья повествования о Тимур-каане во всех рукописях отсутствует.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

|A 105а, S 264| НАЧАЛО ПОВЕСТВОВАНИЯ Об Угедей-каане, сыне Чингиз-хана

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ ПРОИСХОЖДЕНИЯ УГЕДЕЙ-КААНА; ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН, ДЕТЕЙ И ВНУКОВ, КОТОРЫЕ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ ОТВЕТВИЛИСЬ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ

    Памятка о его женах и наложницах

    Памятка о сыновьях и внуках [Угедея]

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ |A 110б, S 274| ПОВЕСТВОВАНИЯ ОБ УГЕДЕЙ-КААНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ХАНСКОМ ПРЕСТОЛЕ; ПАМЯТКА О БИТВАХ, КОТОРЫЕ ОН ДАЛ, О ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ВЕЛ, И ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ

    Памятка о возникновении [разных] обстоятельств его царствования и подробности восшествия его на каанский престол

    ЛЕТОПИСЬ Угедей-каана от начала хукар-ил, то есть года быка, выпавшего на месяц раби 616 г.х. [17 мая 1219 г. н.э.], года восшествия его на престол и третьего года по смерти Чингиз-хана, до конца морин-ил, то есть года лошади, выпавшего на [месяцы] джумада, 630 г.х. [13 февраля 1233 г. н.э.], что составляет шесть лет.

      |A 111б, S 277| Рассказ о том, как каан начал издавать приказы, определять порядки и устраивать важные государственные дела

      Рассказ о выступлении каана со своим братом Тулуй-ханом в сторону Хитайской области и о покорении того, что доселе еще было враждебным

      Рассказ о том, как Тулуй-хан достиг местности Тунь-гуань кахалка, которую войско Алтан[-хана] оградило тыном,[115] и о взятии этого похожего на дербенд места[116]

      Рассказ о сражении Тукулку-Чэрби с китайским войском, о его поражении и присылке ему кааном помощи, о прибытии на помощь ему нангясцев, о гибели Алтан-хана и покорении всего Китая[130]

    ЛЕТОПИСЬ современных каану хаканов Хитая и Мачина, халифов, султанов, меликов и атабеков Иранской земли, Сирии, Мисра и других стран, а также тех эмиров, которые были хакимами некоторых областей, от начала хукар-ил, года быка, выпавшего на месяц раби I лета 616 г.х., до конца морин-ил, года лошади, выпавшего на [месяц] джумада I 631 г.х., с [присовокуплением] рассказов о них еще за один год — хулугун-ил, год мыши, соответствующий месяцам 615 г.х. [30 марта 1218 — 18 марта 1219 г. н.э.], который пришелся на промежуток между годом смерти Чингиз-хана и восшествием каана на престол

      ЛЕТОПИСЬ государей Хитая, которые были в упомянутое время

      ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, которые были в упомянутое время

      ЛЕТОПИСЬ халифов, султанов, меликов, атабеков и монгольских эмиров в некоторых областях, которые были в упомянутое время

        Летопись халифов

        Летопись султанов

        Летопись меликов и атабеков в Мазандеране

        Летопись монгольских эмиров[166] в Хорасане

    ЛЕТОПИСЬ Угедей-каана от начала коин-ил, то есть года барана, выпавшего на месяц джумада I 632 г.х. [22 января — 20 февраля 1235 г. н.э.] до конца хукар-ил, [то есть] года быка, выпавшего на месяц ша`бан 638 г.х. [15 февраля — 15 марта 1241 г. н.э.], [то есть] за семь лет

      Рассказ об устройстве [Угедей-]кааном курилтая и назначении [им] царевичей и эмиров на окраины и рубежи [своих] владений

      |A 117б, S 287| Рассказ о войнах, которые вели царевичи и войско монгольское в Кипчакской степи, Булгаре, Руси, Мокше,[184] Алании, Маджаре, Буларе и Башгирде, и завоевании [ими] тех областей

      Рассказ о высоких[210] зданиях, которые каан возвел со времени выступления царевичей в поход в Кипчакскую степь и до их возвращения; памятка о его летних и зимних становищах, о привалах и биваках

      Рассказ о болезни Угедей-каана и его смерти

    ЛЕТОПИСЬ хаканов Мачина, халифов и некоторых султанов, меликов и атабеков Ирана, Рума, Шама, Мисра и прочих [стран, а также] некоторых царевичей, которые были в Кипчакской степи, и монгольских эмиров в Хорасане и других областях, которые за упомянутые семь лет — от начала коин-ил, года барана, соответствующего месяцам 632 г.х. [26 сентября 1234 — 15 сентября 1235 г. н.э.], и до конца хукар-ил, года быка, соответствующего месяцам 638 г.х. [23 июля 1240 — 11 июля 1241 г. н.э.], были современниками каана; удивительные истории и редкостные происшествия, случившиеся за эти семь лет, в кратком изложении

      ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, которые были в упомянутое время

      ЛЕТОПИСЬ халифов, султанов, меликов и атабеков, которые были в упомянутое время

        Летопись халифов

        |A 120б, S 293| Летопись султанов

        Летопись меликов и атабеков

      ЛЕТОПИСЬ некоторых царевичей Кипчакской степи и эмиров Хорасана и других областей

        Летопись царевичей Кипчакской степи[234]

        Летопись эмиров Хорасана

      ЛЕТОПИСЬ редкостных происшествий и событий, случившихся в упомянутое время[246]

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ ОБ УГЕДЕЙ-КААНЕ И ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О НАСТАВЛЕНИЯХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗРЕКАЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ, О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОТОРЫЕ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ ИЗ ТЕХ, ЧТО ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ И ИЗ РАЗНЫХ КНИГ

|A 128а, S 308| ПОВЕСТВОВАНИЕ О Джучи-хане, сыне Чингиз-хана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ РОДОСЛОВНОЙ ДЖУЧИ-ХАНА; ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ПОТОМКАХ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ЕГО ДЕТЕЙ И ПОТОМКОВ

    Памятка о сыновьях Джучи-хана и его внуках, имеющих отрасли до сего времени

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ |A 135б, S 325| ПОВЕСТВОВАНИЯ О ДЖУЧИ-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ПАМЯТКА О ЕГО ЛЕТНИХ И ЗИМНИХ КОЧЕВЬЯХ И О НЕКОТОРЫХ ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ОН ВЕЛ, И О ПОБЕДАХ, КОИ ОН ОДЕРЖИВАЛ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ

    Краткий рассказ о делах Джучи-хана

    Рассказ о восшествии на престол Бату в качестве преемника отца и памятка об обстоятельствах его [жизни] во время [его] царствования

    Рассказ о восшествии Берке на престол улуса Джучи-хана и об обстоятельствах [его] жизни

    Рассказ о восшествии Менгу-Тимура, сына Тукукана, второго сына Бату, на [престол] царствования над своим улусом

    Рассказ о восшествии на престол Туда-Менгу, о свержении его сыновьями Менгу-Тимура и Тарбу, о царствовании их сообща, о бегстве от них Токтая, о захвате их хитростью при помощи Нокая и об убиении [их]

    Рассказ о восшествии Токтая на престол[339] своего улуса, о появлении разногласий между ним и Нокаем, об их войне друг с другом, о поражении Нокая и об умерщвлении его

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ДЖУЧИ-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О РАЗЛИЧНЫХ СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРЕКРАСНЫХ ПРИТЧАХ, НАЗИДАНИЯХ, ПРИГОВОРАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗРЕКАЛ ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ[348]

ПОВЕСТВОВАНИЕ О Чагатае, сыне Чингиз-хана, а оно в трёх частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ИЗЛОЖЕНИЕ РОДОСЛОВНОЙ ЧАГАТАЯ; ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ВНУКАХ, КОТОРЫЕ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ [ОТ НЕГО] ПРОИЗОШЛИ; ЕГО ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ДЕТЕЙ И ПОТОМКОВ

    Памятка о его сыновьях и внуках, которые до сего времени [от него] произошли

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ЧАГАТАЙ-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ] И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; УПОМИНАНИЕ О ЕГО УЛУСЕ И О НЕКОТОРЫХ ДАННЫХ [ИМ] БИТВАХ И ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ЛЕТОПИСИ И ДЕЯНИЯ ЕГО РОДА ДО НАСТОЯЩЕЙ ПОРЫ

    Рассказ об обстоятельствах царствования в улусе Чагатая после его смерти, о последовательном восшествии на престол его потомков вплоть до сего времени

    Рассказ о наибах Чагатая — Везире и Хабаш-Амиде

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ЧАГАТАЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ, О РАЗЛИЧНЫХ ДЕЯНИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ ИСТОЧНИКОВ[404]

|A 146а, S 348| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Тулуй-хане, сыне Чингиз-хана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПАМЯТКА О ЕГО ЖЕНАХ, СЫНОВЬЯХ И ВНУКАХ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТЕХ ИЗ НИХ, КОТОРЫЕ ПОЯВИЛИСЬ НА СВЕТ ОТ ГОСУДАРЕЙ, [ТАК КАК] О КАЖДОМ ИЗ НИХ БУДЕТ ПРИВЕДЕНО ОТДЕЛЬНОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ, ЕСЛИ БОГУ ВСЕВЫШНЕМУ БУДЕТ УГОДНО

  |S 353| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ [СЫНЕ ЧИНГИЗ-ХАНА];[432] ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ] И РАССКАЗЫ О НЕМ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ТОГО, ЧТО НЕОБХОДИМО БЫЛО РАССКАЗАТЬ В ПОВЕСТВОВАНИИ О [ЕГО] ОТЦЕ И БРАТЬЯХ; КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ТЕХ РАССКАЗОВ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ТРОНЕ; ПАМЯТКА О ВОЙНАХ, КОТОРЫЕ ОН ВЕЛ, О ВЗЯТЫХ ИМ ОБЛАСТЯХ И ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ; ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЕГО БЛАГОДЕНСТВИЯ

    Рассказ о положении Тулуй-хана при жизни отца, о его служении [отцу], о ведении [им] войн и о завоевании городов

    Рассказ о положении Тулуй-хана после смерти отца; о том, как он водворился и утвердился в коренном юрте и престольном городе отца, которые принадлежали ему по праву; о пребывании его в согласии с братьями; о войнах, [которые он вел][442] и о победах, [которые он одержал],[443] и об исходе его дела

    Рассказ о супруге Тулуй-хана Соркуктани-беги и о ее сыновьях; [о том, что случилось] после его смерти до достижения ими каанства и царского достоинства стараниями и усилиями [их матери], о ее способностях, рассудительности и распорядительности

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТУЛУЙ-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ. О РАЗЛИЧНЫХ СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ, ИЗ ТОГО, ЧТО НЕ ВОШЛО В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛО ИЗВЕСТНО ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ[457]

|A 150б, S 359| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Гуюк-хане, сыне Угедей-каана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН, ДЕТЕЙ И ВНУКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, А ЕГО РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА НАЧЕРЧЕНА В РАЗДЕЛЕ О ЕГО ОТЦЕ

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ], РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОССЕДАНИЯ ЕГО НА ХАНСКОМ ПРЕСТОЛЕ; ПАМЯТКА О СРАЖЕНИЯХ, КОИ ОН ДАЛ, ОБ УДАВШИХСЯ ЕМУ ПОБЕДАХ И [О СОБЫТИЯХ], ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ

    События [предшествовавшие восшествию Гуюк-хана на престол]

    Рассказ о восшествии Гуюк-хана на ханский престол

    Рассказ о конце эпохи Гуюк-хана, о его щедрости, расточительности и благотворительности; о его выступлении по направлению к Имилю и о [его] кончине в пределах Самарканда

  |A 154а, S 366| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГУЮК-ХАНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ; О БИЛИКАХ, КОИ ОН ИЗРЕКАЛ; О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ[495]

    ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, эмиров, халифов, султанов, маликов и атабеков Ирана, Мисра, Шама и Магриба, которые были современниками Туракина-хатун и Гуюк-хана в течение пяти лет: от начала барс-ил, то есть года тигра, соответствующего [месяцу] ша`бану 639 г.х. [4 февраля — 4 марта 1242 г. н.э.], до конца морин-ил [года лошади], соответствующего [месяцу] рамазану 643 г.х. [20 января — 18 февраля 1246 г. н.э.], в кратком изложении

      ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, которые были в течение этих пяти лет

        Летопись эмиров в Хорасане

        Летопись халифов

      Летопись султанов

      Летопись меликов и атабеков

|A 155а, S 368| ПОВЕСТВОВАНИЕ о Менгу-каане,[509] сыне Тулуй-хана, сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ]; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН И ВЕТВЕЙ ЕГО ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО, ЕГО ЖЕНЫ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА [ЕГО] ПОТОМКОВ

  |A 156а, S 370| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ; ПАМЯТКА О ВОСШЕСТВИИ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО ТРОНА, ЖЕН И ЦАРЕВИЧЕЙ; ДАТА [ВОСШЕСТВИЯ НА ПРЕСТОЛ]; РАССКАЗЫ ОБ ОДЕРЖАННЫХ ИМ ПОБЕДАХ

    Обстоятельства, предшествовавшие восшествию [Менгу-каана] на ханский престол

    Рассказ. Замыслы измены и козни [со стороны] некоторых царевичей из дома Угедей-каана по отношению к Менгу-каану,[545] раскрытие этого обстоятельства сокольничим ..., донос и их захват

    Рассказ о прибытии Менгу-каана в ставку Чингиз-хана и о судебном допросе царевичей лично им самим со всей тщательностью

    Рассказ о судебном допросе Мункасар-нойоном эмиров, замысливших с царевичами измену

    Рассказ о прибытии Йисун-Буки, сына[554] Чагатая, жены его Тогашай и Бури; описание их состояния

    |A 160а, S 378| Рассказ о вызове Менгу-кааном Огул-Каймиш-хатун[556] и Ходжи, сына Гуюк-хана, о казни Огул-Каймиш и об обстоятельствах расправы с Иди-Кутом

    |A 160б, S 379| Рассказ о том, как Менгу-каан отправил некоторых эмиров в разные стороны, чтобы они покончили с оставшимися смутьянами, и о прощении им их преступлений

    Рассказ о просьбе царевичей и эмиров перед Менгу-кааном о разрешении им возвратиться по своим домам и об отправлении их с полным уважением, почетом и милостями

    Рассказ об обращении внимания Мэнгу-каана на дела государства, о появлении в нем благоустройства и порядка; об изъявлении милостей по отношению к разных сословий людям и о рассылке правителей в разные концы [страны]

    |A 162б, S 383| Рассказ о том, как Менгу-каан послал своих братьев Кубилая и Хулагу с войсками на восток и на запад, о выступлении его самого в поход, о намерении покорить города Китайского государства, которые [еще ему] не подчинились, и о прочем

    Рассказ [о том, как] Кубилай-каан, согласно указу, направился в Нангяс, об осаде города Явчу,[598] о возвращении и переходе через реку Конк[599]

    Рассказ о болезни Менгу-каана, о его смерти, о доставлении его гроба в ставки и об оплакивании [его]

    Рассказ об окончании дел Кубилай-каана в том походе и о прибытии к нему известия о смерти Менгу-каана

    ЛЕТОПИСЬ государей Хитая и Мачина, эмиров, халифов, султанов, меликов и атабеков Иранской земли, областей Шама, Рума, Мисра и Магриба, современников Менгу-каана, от начала кака-ил, года свиньи, соответствующего 648 г.х. [5 апреля 1250 — 25 марта 1251 г. н.э.], до конца могай-ил, года змеи, соответствующего 655 г.х. [1257 г. н.э.]; редкостные происшествия, которые случились за это время

      ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, бывших в этот промежуток времени

      ЛЕТОПИСЬ эмиров, халифов, султанов, меликов и атабеков

        Летопись эмиров

        Летопись халифов

        Летопись султанов

        Летопись меликов и атабеков в Мазандеране, в Магрибе, в Диярбекре, в Фарсе, в Систане[622]

      ЛЕТОПИСЬ достопримечательных событий, которые случились в это упоминаемое время[623]

  |A 165б, S 389| ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О МЕНГУ-КААНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О БИЛИКАХ И ПРИТЧАХ, КОИ ОН ГОВОРИЛ, О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ, КОИ ОН ДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ[624]

ПОВЕСТВОВАНИЕ о Кубилай-каане, сыне Тулуй-хана, сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О КУБИЛАЙ-КААНЕ, ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, |A 166а, S 390| ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ ЕГО ЖЕН И ВЕТВЕЙ [ЕГО] ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ; ПАМЯТКА О ЕГО БЛАГОРОДНОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ

    Памятка о его женах и сыновьях

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О КУБИЛАЙ-КААНЕ; ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; [ДАТА] ВОСШЕСТВИЯ И РАССКАЗЫ О ВРЕМЕНИ ЕГО ЦАРСТВОВАНИЯ; ИСТОРИЯ И РАССКАЗЫ ОБ АРИГ-БУКЕ И ЦАРЕВИЧАХ, КОТОРЫЕ С НИМ БЫЛИ; [РАССКАЗЫ] О ДАННЫХ КААНОМ БИТВАХ И ОДЕРЖАННЫХ [ИМ] ПОБЕДАХ; ПАМЯТКА ОБ ЭМИРАХ И ВОЙСКАХ, НАЗНАЧЕННЫХ ИМ НА КАЖДОМ РУБЕЖЕ; ПАМЯТКА О ЦАРЕВИЧАХ, КОТОРЫЕ НАХОДЯТСЯ ПРИ НЕМ, И ИМЕНА ЕГО ЭМИРОВ

    [Рассказ] об обстоятельствах, предшествовавших восшествию его на ханский престол

    Рассказ [о том, как] царевичи после возведения на престол Кубилай-каана послали гонцов к Ариг-Буке, о двух-трех сражениях его войска с кааном и о поражении в конце концов его войска

    |A 171а, S 400| Рассказ о враждебных отношениях Алгу к Ариг-Буке, о причинах этого; о битве, данной им войску Ариг-Буки, о поражении Алгу и о том, как [впоследствии] он снова обрел силу, о бедственном положении Ариг-Буки и о том, как разбежался его сброд

    |A 172а, S 402| Рассказ [о том, как] Ариг-Бука по бессилию и необходимости пустился в путь к каану, о признании [им] своей вины и об исходе его дела

    Рассказ о том, как каан послал своих сыновей Нумугана и Кукджу с другими царевичами на войну с Кайду[661] и о том, как царевичи замыслили обоих их предать

    Рассказ об отправке кааном войска в Нангяс и о покорении той страны[675]

    Рассказ о зданиях, построенных кааном в областях Хитая, и о принятых в той стране правилах, обычаях, установлениях и порядках

    Рассказ об эмирах, везирах и битикчиях Хитайской области; подробное перечисление их степеней; существующие у них правила и порядки и принятые у того народа названия

    Рассказ о рубежах государства каана и памятка о царевичах и эмирах, сидящих с войском на границах для охраны государства

    |A 178а, S 414| Рассказ о царевичах и великих эмирах, постоянно находящихся при каане и зависящих от него

    Рассказ о сыне Сейида Аджалля Бухари, везире каана, и о его внуке Баян пин-чжане

    |A 178б, S 415| Рассказ об эмире Ахмеде Фекакети, о гибели его от руки Као пин-чжана и об освобождении Манзи благодаря [Као пин-чжану][761]

    Рассказ об уйгуре Санке, который стал после эмира Ахмеда везиром каана, и об исходе его дела

    Рассказ о старших эмирах каана, об именах их почетных людей и о поприще каждого

    Рассказ о битве каана с Наян-нойоном из дома Тогачар-нойона и с царевичами, бывшими в союзе с ним, и о назначении Джим-Кима наследником престола[784]

    Рассказ о Сейиде Аджалле, везире каана, ему же дали звание Баян пин-чжана

    Рассказ о ламах,[794] которые были и сейчас находятся при каане, и памятка об их значении

    Рассказ о смерти Кубилай-каана

    КРАТКАЯ И СЖАТО ИЗЛОЖЕННАЯ ИСТОРИЯ Государей Мачина, султанов, меликов и атабеков Ирана, Шама, Мисра, Магриба и прочих, которые от начала бичин-ил, года обезьяны, соответствующего 658 г.х. [18 декабря 1259 — 5 декабря 1260 г. н.э.], до конца морин-ил, года лошади, соответствующего 693 г.х. [2 декабря 1293 — 20 ноября 1294 г. н.э.], были современниками Кубилай-каана;[795] редкостные происшествия, кои случились за упомянутое время.

      ЛЕТОПИСЬ государей Мачина, кои были в упомянутое время

      ЛЕТОПИСЬ султанов, меликов и атабеков

        Летопись султанов

        Летопись меликов и атабеков

      ЛЕТОПИСЬ достопримечательных происшествий, случившихся в упомянутое время[819]

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ |A 183а, S 424| ПОВЕСТВОВАНИЕ О КУБИЛАЙ-КААНЕ; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ, О БИЛИКАХ, КОТОРЫЕ ОН ГОВОРИЛ; О ХОРОШИХ ПРИГОВОРАХ И УКАЗАХ, КОИ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ЕГО ВРЕМЯ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВОШЛИ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ

    Рассказ о положении жен и детей Ариг-Буки после его смерти, о разделе кааном его станов между его сыновьями и памятка о его эмирах и сыновьях[820]

ПОВЕСТВОВАНИЕ о Тимур-каане, сыне Джим-Кима сына Кубилай-каана сына Тулуй-хана сына Чингиз-хана, а оно в трех частях

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ, ВНУКЕ КУБИЛАЙ-КААНА; ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО РОДОСЛОВНОЙ, ПОДРОБНОЕ ПЕРЕЧИСЛЕНИЕ [ЕГО] ЖЕН И ВЕТВЕЙ ЕГО ПОТОМКОВ, ИМЕЮЩИХ ОТРАСЛИ ДО СЕГО ВРЕМЕНИ, ЕГО СВЯЩЕННОЕ ИЗОБРАЖЕНИЕ И РОДОСЛОВНАЯ ТАБЛИЦА ЕГО ПОТОМКОВ

  |A 184б, S 427| ЧАСТЬ ВТОРАЯ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ, ОБ [ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ], ПРЕДШЕСТВОВАВШИХ ВОСШЕСТВИЮ ЕГО НА ПРЕСТОЛ; ИЗОБРАЖЕНИЕ ЕГО ТРОНА, ЖЕН, ЦАРЕВИЧЕЙ И ЭМИРОВ ВО ВРЕМЯ ВОСШЕСТВИЯ ЕГО НА ПРЕСТОЛ КААНСТВА; О НЕКОТОРЫХ ПРОИСШЕСТВИЯХ И СОБЫТИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ С НАЧАЛА ЕГО АВГУСТЕЙШЕЙ ЭПОХИ (ДА БУДЕТ ОНА ВЕЧНОЙ И БЕСКОНЕЧНОЙ ДО ПРЕДЕЛА ВРЕМЕН!); О ЕГО ВОЙНАХ И ПОБЕДАХ, О КОТОРЫХ СТАЛО ИЗВЕСТНО

    [Обстоятельства,] предшествовавшие [его] благословенному восшествию на престол

    |A 185б, S 429| Рассказ об устройстве кааном государственных дел и о назначении[855] царевичей и эмиров на окраины [государства]

    Рассказ о царевиче Ананде, сыне Мангалы сына Кубилай-каана, который является государем в области Тангут и стал мусульманином; памятка о некоторых обстоятельствах той области и изложение состояния его государства

    Рассказ о двукратном сражении войска каана с войском Кайду и Дувы, о нанесении раны Кайду и о гибели его от этого

    Рассказ о вероломстве эмиров и везиров каана [в деле] о драгоценных камнях и украшениях, которые они купили у купцов, о заступничестве Тамба-бахши и об их освобождении

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ [ПОВЕСТВОВАНИЯ О ТИМУР-КААНЕ]; О ЕГО ПОХВАЛЬНОМ ОБРАЗЕ ЖИЗНИ И НРАВЕ; О ПРИТЧАХ И БИЛИКАХ, КОИ ОН ГОВОРИЛ; О ХОРОШИХ УКАЗАХ, КОТОРЫЕ ОН ИЗДАВАЛ; О СОБЫТИЯХ И ПРОИСШЕСТВИЯХ, КОИ СЛУЧИЛИСЬ В ТОМ ГОСУДАРСТВЕ, ИЗ ТЕХ, ЧТО НЕ ВХОДЯТ В ПРЕДЫДУЩИЕ ДВЕ ЧАСТИ И СТАЛИ ИЗВЕСТНЫ ПОРОЗНЬ, БЕЗ ВСЯКОГО ПОРЯДКА, ИЗ РАЗНЫХ КНИГ И ОТ РАЗНЫХ ЛИЦ[886]

*** Примечания ***