Когда закончится метель [Инга Ветрова] (fb2) читать онлайн

Инга Ветрова Когда закончится метель

Когда закончится метель,

Переплетутся наши судьбы,

И ни какие в мире судьи

Не запретят любить, поверь…

Геннадий Шабров

Глава 1.

«Синие сумерки растворились в рождественской метели. Дорожки старого сада запорошили мириады танцующих снежинок. Они заглядывали в окна, искрились на макушке фонаря, таяли на разгоряченных спинах лошадей. Гости все прибывали и прибывали – ходили по комнатам, смеялись, переглядывались и с нетерпением ждали сигнал к началу бала…»

Яна подняла глаза от экрана. За окнами мела такая же метель. «Очередной новый год в одиночестве, – с грустью подумала она. – Ну, хотя бы начну писать, и никто не будет мешать звонками и сообщениями. Все готовятся к празднику».

Разочарование пришло утром. Подруга сообщила, что дочка заболела, температура зашкаливает, поэтому ресторан отменяется. Проведя ревизию холодильника и кладовой, Яна убедилась, что продуктов на праздничный мини-ужин для нее, Симы и Клавы достаточно, и в магазин идти не нужно.

Радуясь предстоящим длинным выходным, девушка позавтракала, покормила пушистых проказниц и включила комп с надеждой погрузится в историю Аделины. Но не тут-то было… Грохот в гостиной сомнений не оставил. Кошки опять уронили елку, значит придется потратить полчаса на восстановление былой красоты.

Настроение писать пропало, зато пришло желание прогуляться. Яна с детства любила снег. Когда зима накрывала Владимир, ей всегда казалось, что в город пришла сказка. Яна ждала чуда, подарков, приключений, ярких огней праздника, снежных игр. Все это было, было, но детство закончилось, юность пролетела, молодость близилась к концу.

– Тридцать два, – не приговор, – неизменно бурчала мама. – Ты не красавица, но с изюминкой. Глаза каре-зеленые, где такие увидишь? И волосы длинные. Не обкорнала себя, как эти фентифлюшки молодые, и осветляться не стала, умница. Твоя главная беда – нерешительность. Ты просто боишься жить! Сидишь целыми днями за компьютером, да книги читаешь. Нужно ходить на концерты, в театр, знакомиться с мужчинами. Неужели в твой музей не приходят достойные кавалеры?

– Приходят и уходят, а точнее уезжают, – отвечала Яна. – Меня звали в Бикин, Сланцы и Бежецк. Я даже не знаю, где это. Ты хочешь остаться одна?

Лариса Павловна не хотела, поэтому замолкала, с дочерью не спорила, но демонстративно грустно вздыхала, глядя на чужих малышей.

Яна всегда любила гулять по старым улицам Владимира, а 31 декабря с радостью окунулась в предновогоднюю суету. Витрины магазинов и кафе соревновались в праздничном убранстве, елочные игрушки прятались под снежными шапочками, люди спешили домой к подаркам и уюту.

В пронизанном метелью воздухе витал дух Нового года. Недалеко от дома – на углу 2-й Никольской и Девической Яна встретила Деда Мороза. Он клялся, что настоящий и обещал исполнить любую ее мечту. Девушка хохотала, уворачивалась от его распахнутых рук, но желание загадала, а для пущей надежности даже погладила «дедушку» по бороде.

Яна вернулась домой только к вечеру. Приготовила салат, заварила любимый кофе и открыла заветный файл. В воображении яркими красками заиграла история старинного особняка.

«Аделина прокралась в библиотеку. Третьего дня она видела, как отец что-то прятал на полке старинного шкафа, и томилась от желания найти тайник. Аделина залезла на лесенку и приступила к изучению книг. Тисненые корешки отливали золотом. Девушка тщательно пролистала все книги, простучала заднюю стенку шкафа – бесполезно.

«Ничего необычного, – разочарованно подумала Аделина. – Но папа точно здесь что-то спрятал. Он, как и я сейчас, стоял на последней ступеньке и держал в руках шкатулку. А когда мы столкнулись в дверях, его руки были пустыми. Странно».

– Аделина, где вы? Батюшка вас обыскался…»

В начале XX века раздался звонок мобильного телефона. Яна вздрогнула и вынырнула в действительность.

– Яна Сергеевна Полонская?

– Да. Это я.

– Яна Сергеевна, вневедомственная охрана беспокоит. В музее сработала сигнализация. Мы приехали на место. Входная дверь взломана. Мы не можем дозвониться до вашего директора.

– Она на праздники уехала в Витебск к родственникам. Вернется только к Рождеству. По графику дежурства до третьего января за музей отвечаю я. Потом до шестого научный сотрудник.

– Тогда одевайтесь. Мы вызвали следственно-оперативную группу. Выходите на улицу. Они сейчас подъедут.

Яна торопливо надела пальто, схватила сумку, палантин и уже закрывая дверь услышала знакомый звук упавшей елки.

Глава 2.

Через десять минут Яна уже прорывалась сквозь ночь и метель на дребезжащем полицейском уазике. Дворники работали непрерывно, сметая с лобового стекла хлопья налипающего снега.

Юную Аделину сменили трое незнакомцев. Из них только молодой водитель был в полицейской форме. Его погоны пересекала широкая поперечная полоса. На переднем сиденье, судя по глубокой седине, сидел пожилой мужчина. Он прижимал к себе объемный чемоданчик и все время просил шофера ехать аккуратнее.

Соседа слева Яна невзлюбила с первого взгляда. Для нее он был слишком брутальный, чтобы внушать доверие. Девушка всю сознательную жизнь сторонилась крепко сложенных мужчин, считая их непостоянными ловеласами, а попросту бабниками.

Фары с трудом высвечивали подобие дороги. Снег не просто падал, он водил бесконечные запутанные хороводы, словно пытался заманить старый уазик в царство Снежной королевы. Молчание затягивалось. Первым не выдержал водитель.

– Девушка, а девушка, а как вас зовут? Меня Слава.

– А меня Яна Сергеевна.

– Очень приятно, – откликнулся седовласый. – Я Владимир Викторович, эксперт-криминалист, а рядом с вами Павел Николаевич, следователь эс ка.

– Прошу заметить, – в разговор вклинился Слава. – На ваше преступление сегодня вызвана лучшая оперативная группа Владимира. А самое главное, с нами Граб. И это беспроигрышный козырь в борьбе со взломщиками всех мастей.

Шум двигателя и дребезжание корпуса изрядно исковеркали слова водителя. Вместо «Граб» Яна услышала «гроб» и застыла от ужаса. Она оглянулась по сторонам в поисках вышеназванного деревянного ящика, но сразу же сделал вывод, что в тесном пространстве автомобиля разместить его просто негде.

«Тогда, где гроб? – размышляла девушка. – На крыше? А может я на нем сижу?» Последнее предположение заставило Яну подпрыгнуть и начать судорожно ощупывать сиденье.

– Вы что-то потеряли? – вежливо спросил брутальный сосед, он же следователь Павел Николаевич. – Слава, включи свет – у нас проблема.

– Где он? Как он может сюда влезть? – бормотала Яна.

– Кто или что?

– Гроб, – задыхаясь ответила Яна.

Очевидно следователь был тот еще тертый калач. Он не просто смеялся, он ржал, при этом хохотали только глаза, а на лице не дрогнул ни один мускул.

– Яна Сергеевна, мы не возим с собой гробы. Захоронение умерших – задача другой службы. Мы осматриваем место происшествия, проводим дознание, собираем улики.

– Но Слава только что сказал, что с нами…

– Граб, – подхватил следователь. – Моя фамилия Граб. Дерево есть такое. Произрастает в южных районах России и много где еще. Во Владимире не растет. Я здесь один такой.

Яна не знала куда спрятаться от его насмешливого взгляда. Она покраснела и отвела глаза.

– Славик, все норм. Туши свет. Яна Сергеевна, не смущайтесь. Я привык. С такой фамилией, представляете через что я прошел в детстве?

– Закалились?

– Так точно. Ныне я просто кремень.

– Значит стали окаменелостью.

– Окаменелостью? А это что?

– Выходит и я могу вас удивить, – язвительно ответила Яна. – Окаменелости – это превратившиеся в камень останки растений или животных. На это нужны миллионы лет, но в вашем случае, видимо, хватило сорока.

– Тридцати пяти. Неужели я выгляжу так старо? Вы, наверное, плохо меня разглядели.

– Я вообще вас не разглядывала. Не обольщайтесь.

Яна отвернулась и начала пристально всматриваться в окно. Даже спиной она чувствовала самодовольство Граба.

– Эй, молодые, вы что уже поругались? – Слава ехидно рассмеялся.

– Язык придержи, шутник, – плохо скрывая улыбку парировал Павел.

– Паха, ну, правда, раскрой секрет. Как ты умудряешься девушек кадрить в считаные минуты. Я за ними неделями хожу с нулевым результатом. А ты раз, два и в дамки.

– Товарищ старший сержант полиции, следите за дорогой! – Яна резко осадила водителя. – Разговоры будете вести на месте преступления и только по существу.

– Молчу, молчу! Красивая, строгая, в званиях разбирается, терминологией владеет. Ну, Паха, ты влип!

Больше спутники не разговаривали. О чем думали мужчины, Яну не интересовало. Она мысленно вернулась к Аделине.

«Бальная зала сияла. Огонь свечей играл на сотнях хрусталиков изысканных люстр. Радужные узоры пленяли волшебством, им вторили канделябры и настенные светильники. Но главным украшением праздника, конечно же, была огромная ель, вершину которой венчал белый ангел Рождества. Пахло иголками, туалетной водой и плавящимся воском. Снежинки заглядывали в окна, таяли от зависти и замерзали, оставляя на стеклах диковинные узоры.

– Друзья, вы узнаете мою Аделину? Сегодня ее первый настоящий бал…»

Ровно в двадцать два тридцать уазик аккуратно проехал в открытые ворота музейной ограды и остановился у машины чоповцев. Ребята включили радио на полную громкость и прямо в салоне устроили дискотеку. Они смеялись, в унисон размахивали руками и дружно орали: «Новый год к нам мчится, скоро все случится…»

Глава 3.

Метель не унималась. В туманном свете уличных фонарей Яна разглядела пустой провал открытой двери и большой сугроб, забравшийся внутрь музея.

– Яна Сергеевна, может, пока в машине посидите, – заботливо спросил криминалист. – Холодно и снег метет.

– Нет. Я выйду. Нужно понять, что случилось.

Девушка замотала голову палантином и медленно двинулась вслед за опергруппой, пряча лицо от колючих снежных игл. Каждый шаг давался с трудом.

– Але, гараж, кончай дискач! – весело прокричал Славик.

Чоповцы выключили музыку и неохотно вылезли из салона. Павел положил лист опросника на жесткую кожаную папку и приготовился писать.

– Привет, пацаны, веселье окончилось. Представляемся и докладываем.

– Хоботов Артем Геннадьевич, – первым заговорил высокий тощий парень. – Ну, в общем, повезло музею. Вызов поступил, когда мы рядом – в Богословке были. Там из-за метели у магазина сигналка слетела.

– Давай ближе к делу. Прибыли, что увидели?

– Кашкин Илья Олегович, – к разговору подключился молодой краснощекий чоповец. – Спугнули мы его. Барсово на отшибе, но дорога проходная. Он, видать, свет наш издалече увидел и смылся. След на Загорье вел, но его уже засыпало.

– Мы ничего не трогали! – активно вмешался тощий. – Увидели, что дверь нараспашку и сразу в полицию позвонили, а потом этой.

Парень махнул рукой в сторону Яны и широко улыбнулся.

– Здрасите, девушка! Вы Снегурочка?

– Нет. Я главный хранитель музея-усадьбы Фон-Барсов.

– Паша, можно я делом займусь? Ясно все. Ничего не видели, ничего не знаем.

– Давай, Викторыч, приступай.

– А мне можно в машину? – поеживаясь спросил Славик. – Холодно.

– Шагай. Толку от тебя все равно ноль.

– Ага, а кто вас сюда доставил? Я водитель от Бога. Не цените вы меня, Пал Николаич, ох, не цените!

– Про след протекторов, что скажете?

Яна задала вопрос резко и требовательно. Она смотрела на чоповцев, но краем глаза безошибочно опознала удивление во взгляде Павла.

– Внедорожник был нехилый. Снег рыхлый, глубокий, а он стартанул чисто, не буксовал нифига.

Румяный кивнул, поддерживая напарника.

– Еще вопрос. Где наш сторож Юрий Петрович? Вы его видели?

– И видели, и слышали, – парни дружно рассмеялись. – В коморке он храпит в обнимку с маленькой.

– С маленькой? С маленькой девочкой? – в ужасе переспросила Яна. – Он же старый.

– Для девочки старый, а для бутылки в самый раз, – ответил тощий, не переставая лыбиться.

– Все. Конец комедии, – Павел резко оборвал смешки парней. – Черканите мне автографы и свободны. Вызову потом. Яна Сергеевна, идемте в музей.

– И тебе не хворать, Паша, надежда наша! Яна Сергеевна, у меня телефончик-то ваш остался. Можно позвонить?

Не переставая балагурить тощий и румяный направились к машине и вскоре свет фар утонул в последней декабрьской метели. Яна с ужасом переступила порог. Она даже боялась подумать, что мог натворить вор в этом старинном деревянном особняке.

– Паша, Яна, похоже ребята правы. Спугнули они его. Дверь входная вскрыта, а внутри не успел набедокурить.

– Как вскрывал?

– Замок сувальдный, пятирядный. Способы разные есть, но он орудовал дрелью и отмычкой.

Пока мужчины разговаривали, Яна осмотрелась.

– Вы правы, Владимир Викторович. Внутренние двери не трогали. Они опечатаны моей печатью. Она не повреждена.

– Вы всегда их опечатываете? – заинтересованно спросил Павел.

– Да. Мы всегда действуем по инструкции. Других вариантов нет и быть не может.

– Паша, один момент. Сдается мне, что воришка в музее бывал. Дверь железная, замок внутри. Он точно знал его тип, поэтому использовал нужные инструменты и особо не возился.

– Есть предположения?

Павел внимательно посмотрел на Яну.

– Нет. У нас иногда больше ста посетителей за день бывает. За всеми не уследишь. Кто-то может замешкаться в дверях, чтобы рассмотреть замок.

– В музее есть что-нибудь ценное? – заинтересованно спросил эксперт.

– Естественно. Если не брать в расчет вещи бывших владельцев, имеющие мемориальное значение, то можно насчитать больше тысячи предметов, которые можно дорого продать серьезным коллекционерам и просто в инете.

– Монеты, иконы, зла́то, се́ребро?

Яна кивнула, не считая нужным отвечать на небрежный вопрос следователя.

– Здесь есть черный ход? – оглядываясь по сторонам спросил Павел.

– Раньше был, но потом здание немного перестроили, чтобы увеличить экспозиционные площади.

– Решетки только на окнах первого этажа?

– И на втором тоже есть. Музей оборудован согласно нормативам и инструкциям.

Павел усмехнулся. Он сунул руки в карманы джинсов и погрузился в одному ему ведомые мысли.

– Паша, уже одиннадцать, нужно решать, что делать. Замок сменить мы не можем, сторож, я слышал, из игры выбыл.

– Я останусь, – решительно сказала Яна. – Мой музей, моя ответственность. Буду здесь до утра, а потом попробую найти мастера.

– Мастера мы пришлем, не волнуйтесь, но одной вам здесь негоже сидеть. Паша, что молчишь?

– Нечего сказать. Останусь. Эх, смена давно закончилась, меня же Злата ждет.

– Переживет твоя Злата, не впервой! Поехали мы. Будьте на связи. А утром ждите человечка. Есть у меня товарищ – спец по замкам.

– По вскрытию или установке? – весело спросил Павел.

– Скажем так, мастер широкого профиля, но человек надежный.

Глава 4.

Метель настойчиво просилась в дом. Наступала. Яна подышала на замерзшие руки и обожглась о насмешливый взгляд Павла. В полутьме его глаза казались не просто темными, а дьявольски черными.

– Что смотрите? Лучше помогите.

– Я весь в распоряжении главного хранителя.

Они очистили пол и закрыли дверь на внутреннюю щеколду. Когда закончили работать, Яна впервые за минувшие часы вздохнула с облегчением.

– Яна Сергеевна, я никогда здесь не был. Куда ведут эти двери?

– Мы в центральном холле музея. Направо – начало осмотра, слева – конец. Оттуда посетители выходят. По центру – гардероб. Правее него – туалет. Левее – дверь в мезонин. Там наши кабинеты. В глубине гардероба есть дверь, которая ведет в цокольный этаж. Там фондовые.

– Фондовые?

– Да. Специально оборудованные помещения, где хранятся предметы, не выставленные в залах.

– Ничего себе! А я думал, что в музеях все на виду.

– Ну, вот так. Мы прячем сокровища и не даем честным гражданам приобщаться к прекрасному. Идемте. Здесь есть комната, где можно отдохнуть. Нам стоит согреться и выпить чаю.

Сильный и уверенный на улице в помещении Павел выглядел не ахти. Он хлопал дверями, задевал плечами мебель, топал и громко сопел. «Он просто медведь, – раздраженно подумала Яна. – Неповоротливый и неуклюжий. Терпеть таких не могу».

Новогодним подарком для обоих стали конфеты и пачка печенья, ждавшая своего часа в глубине шкафа. Когда вода закипела, а пакетики начали усиленно терять заварку, Яна наконец расслабилась и положила голову на скрещенные на краю стола руки.

– Устали?

– Не то слово. Может, для вас такая жизнь норма, а для меня это кошмар. Как думаете, стоит прямо сейчас написать директору, что у нас проблема? Может, до утра потерпит?

– Сообщите утром. Зачем портить человеку праздник.

– Вот и я так думаю. Павел Николаевич, пейте чай. Не стесняйтесь.

– Можно просто Павел. Я, когда слышу свое отчество, пугаюсь и думаю, что внезапно стал дедом.

– Ну, тогда я тоже просто Яна.

– Вот и договорились. Тогда, Яна, расскажите мне несведущему, в чем ваши обязанности в музее?

– Главный хранитель отвечает за сохранность музейного фонда, заполняет каталоги, изучает предметы, ведет документы их учета и хождения.

– Хождения? Они у вас куда ходят-то?

– Из фондов на выставки и обратно. Главное, чтобы не убежали. За этим я и слежу. Работы выше крыши. Я не сижу на стульчике в зале, как думают многие.

Яна стянула растрепавшиеся волосы в высокий хвост, подула на чай и украдкой посмотрела на Павла. Она впервые видела его при ярком свете. Без куртки он выглядел не менее внушительно. Темные короткостриженые волосы, карие глаза, жесткие скулы. Яна решила, что женщинам такие как он точно нравятся, но ничего не почувствовала, кроме раздражения. Широкие плечи обтягивал серый свитер домашней вязки. «Наверное, Злата постаралась», – с необъяснимой злостью подумала девушка.

– А можно еще вопрос? – громко отхлебнув из чашки спросил Павел. – Вы сказали, что мемориальные вещи, как цель для преступника в расчет можно не брать. А почему?

– Их нет смысла воровать. Письма и фотографии, принадлежавшие хозяевам усадьбы, можно продать только специалистам, интересующимся Фон-Барсами, а таких единицы во всем мире. Если бы у нас хранился фрагмент, уничтоженной Пушкиным рукописи десятой главы «Евгения Онегина», вот тогда нужно было бы за него трясись. А свадебные фотографии Аделины Карловны Фон-Барс-Танеевой никому не интересны.

– А какова вероятность, что сюда мог наведаться потомок владельцев усадьбы? – задумчиво спросил следователь.

– Нулевая, – моментально ответила Яна. – Мы всех знаем поименно. Это приличные господа, живущие в разных странах мира. Фон-Барсы – Карл Генрихович, его жена Агнесса Оттовна, их семнадцатилетний сын Генрих перебрались в Париж в октябре 1914, молодые Танеевы – Аделина и Михаил поздней осенью 1915 года. Они никогда не возвращались.

Некоторое время в комнате были слышны только звуки двух жующих и прихлебывающих чай людей. Яна старалась не чавкать и не булькать, у Павла это получалось намного хуже. Девушка в очередной раз подумала, что он ее жутко бесит.

– Яна Сергеевна, ой, Яна, а как сложилась жизнь Фон-Барсов за границей?

– Прекрасно. Они были богаты и смогли вовремя вывезти свои сбережения. Карл и Агнесса умерли в конце тридцатых. Генрих с семьей в начале сороковых из Франции перебрался в Швейцарию. Там сейчас живут две его внучки. Марте шестьдесят лет, а Генриетте шестьдесят пять. Ее внуку Эдгару двадцать два, он студент. Этим летом Марта к нам приезжала. У Аделины и Михаила родились две дочери. Их потомки в Канаде. Марта рассказала, что они поддерживают контакты с родственниками и даже навещают друг друга.

– А что Фон-Барсы вообще делали в России? Они же немцы.

– И что? Россия всегда была многонациональной страной. Они выходцы из Курляндии. Герцогство присоединили к России в 1795 году. Ныне эти земли принадлежат Латвии. Только тайна все равно есть. «Барс» – русское слово. По-немецки правильнее бы звучало Фон-Ирбис. И почему-то фамилию они писали через дефис. Тоже загадка. На гербе рода барс, меч, дубовый лист, солнце и две башни.

– Очень интересно. Это что-то значит?

– Конечно. В геральдике все цвета, изображения и их сочетание несут определенный смысл.

– И вы в этом разбираетесь?

– А вы разбираетесь в оружии?

– Это моя работа.

– А моя работа разбираться в геральдике, нумизматике, генеалогии, искусстве, одежде всех времен и, кстати, в оружии тоже.

– Боже! Мы совсем забыли!

Яна на мгновение потеряла дар речи. В голове закрутились судорожные мысли о взломанных дверях, разбитых окнах, уликах и преступниках.

– Что забыли? Что?

– Новый год через десять минут!

– Зачем так пугать! Новый год – это формальность. Движение стрелок по циферблату ничего не меняет.

– А что меняет?

– События…

Яна не успела договорить начатую фразу. В музее неожиданно погас свет. Девушка зажала рот рукой, чтобы не закричать.

– Сиди здесь, – прошипел Павел.

Он выбежал из комнаты. Из неуклюжего медведя следователь превратился в матерого волка, бесшумно идущего по следу.

Глава 5.

Тишина оглушала. Яна подумала, что лучше бы вокруг кричали и стреляли, тогда было бы понятно, где угроза. Вскоре глаза привыкли и сквозь темноту проступили размытые грани предметов. Стол, стул, диван, вешалка с их верхней одеждой. Пахло чаем и старыми обоями…

Яна медленно подошла к окну. Удивилась, что наружное освещение работает. В конусах фонарного света танцевали снежинки. Они без устали заметали аллею, идущую от ворот вглубь парка.

Девушка решила вновь сесть к столу, но странное беспокойство заставило ее повернуться и даже прижаться лицом к холодному стеклу. Со стороны дорожки к палисаднику и дальше прямо под окно, в которое она смотрела, тянулись две цепочки следов.

На Яну обрушилось осознание беды: «Преступник рядом! Это он выключил свет. Он подглядывал, когда мы спокойно пили чай, болтали и даже не знали, что враг так близко!»

Понимание того, что незнакомец видел ее и теперь бродит вокруг музея лишило Яну последних сил. Она в изнеможении опустилась на диван, прижала ладони к вискам и сбежала из XXI века в блистающий огнями старинный зал.

«– Друзья, вы узнаете мою Аделину? Сегодня ее первый настоящий бал. В уходящем 1906 году ей исполнилось шестнадцать.

Карл Фон-Барс не скрывал гордости. Его дочь из маленькой неуклюжей девочки превратилась в грациозную красавицу. Ангнессу сантименты не волновали. Она была строга и рациональна. Убедилась, что фасон бального платья идеально подходит фигуре дочери, а воздушно-голубой цвет магически вторит ее глазам, и принялась сквозь лорнет внимательно изучать молодых людей, приехавших на Рождество в их уютное поместье. «Мы все сделали правильно, – подумала Агнесса. – Теперь нужно подобрать достойную партию».

Аделина выбежала в центр залы, сделала реверанс и нисколько не стесняясь закружилась под аплодисменты гостей. Первый танец по традиции принадлежал отцу, все остальные кавалерам, записавшимся в бальную книжку. Аделина сияла, смеялась и молила ангела Рождества до бесконечности растянуть мгновения прекрасного вечера.

– Аделина, вы нужны мне… Очень нужны… Аделина, слышите меня?..»

– Яна, Яна Сергеевна, что с вами? Яна, соберитесь, мне нужна ваша помощь!

«– Кто вы, сударь? Вы так грубы. Зачем вы меня трясете?..»

– Яна, Яна, да, что ж такое!

«Незнакомец увлек Аделину в темноту маленького коридора, усадил на банкетку и продолжил настойчиво трясти за плечи. Аделина не могла произнести ни слова. Она хотела кричать, звать на помощь, а вместо этого задыхалась и сипела.

Неожиданно она почувствовала, что ее щек, лба, губ касается что-то теплое и мягкое. Один раз, второй, третий. И вскоре по ее губам разлилась волна тепла и нежности. Часы пробили полночь. «Он целует меня… Это же поцелуй, – догадалась Ангелина…»

– Что вы делаете?

Яна оттолкнула Павла и отбежала в противоположный угол комнаты.

– Думаете, если вы в штанах и с пистолетом, то все позволено?

– Вы отключились, а нам дорога каждая минута. Обычно шок помогает. И, кстати, пистолета у меня нет. Вы в порядке?

– Да. То есть, нет. А вы всех свидетелей целуете, или только мне повезло? А Злата как относится к вашим методам работы?

– Об этом позже. Быстрее!

Павел схватил девушку за руку и выбежал в коридор. Он прекрасно ориентировался в темноте. Из дикого волка следователь превратился в грациозного леопарда, а, может быть, даже барса. Яна не успела придумать сравнение. Дорога была слишком короткой.

– Тише. Смотрите в окно. Видите?

– Что он делает?

– Привязал трос к входной двери, сел в автомобиль, сейчас будет газовать.

Яна задохнулась от страха. На нее опять накатило желание укрыться в самом дальнем уголке музея, чтобы ничего не видеть и не слышать.

– У него получится? – едва шевеля губами спросила девушка.

– Не знаю. Все зависит от конструкции. Если косяк прочный – устоит. Если нет, то прокатит он вашу дверь с ветерком.

– Что же делать?

– Крыльцо узкое, длинное. Построим баррикаду. Жаль, что дверь высокая – полностью проход завалить не выйдет. Сделаем, что сможем.

– Вы вызвали подкрепление?

– Связи нет. Ни городской, ни мобильной. Очевидно, электрический кабель он просто перерубил на входе вместе с телефонным проводом. Он все продумал, даже глушилку сигналов притащил. А, может, это метель виновата. Яна, командуйте. Что таскать?

Тишину ночи разорвал натужный звук двигателя. Дверь задрожала. Рывок, еще один. Крыльцо скрипело, автомобиль газовал.

– Вешалки, несите вешалки!

Яна рванула в гардероб. Уже через минуту вход в музей перегородила колченогая конструкция с множеством крючков. Преступник продолжал тянуть, но дверь не поддавалась. Павел и Яна с удвоенной силой продолжили таскать вешалки. К ним добавили банкетки из холла, только тогда остановились. Оба тяжело дышали и обливались потом.

– Я много в каких переделках бывал, но такая впервые.

– Ха! Что тогда обо мне говорить, – со сдавленным смешком ответила Яна. – Где преступник?

– Он уехал. Я слышал. Буксовал, буксовал и уехал. Не сможет он дверь вырвать.

– Слава Богу!

Яна в изнеможении прислонилась к стене. Голова кружилась, лицо пылало, во рту буйствовал металлический привкус крови.

Глава 6.

– Фонарик в гардеробе, в тумбочке под телефоном, – хватая воздух еле прошептала Яна.

Она сползла вдоль стены, села на пол. Потом закрыла глаза и безвольно вытянула ноги, наслаждаясь покоем.

– Я осмотрел косяк. Стоит крепко. Будем ждать продолжение атаки.

– Он вернется? – безразлично спросила Яна.

– Да. Я уверен. Нам нужно место, откуда будут видны дороги и на Богословку, и на Заречье.

– Мой кабинет в мезонине. Он подойдет.

Павел и Яна поднялись по узкой деревянной лестнице. Ступеньки явно не привыкли к мужскому вниманию. Они жалобно скрипели и прогибались.

– Слева кабинет директора, справа мой. Дальше по коридору маленький конференц-зал и кабинет научного сотрудника. А в самом конце дверь. Это пожарный выход.

– Так. А если преступник этой дорогой пойдет? Дверь выдержит?

– Он Карлсон? – устало спросила Яна.

– В смысле?

– В смысле у него есть моторчик, чтобы летать?

– Не понял…

– Это выход, а не вход. Лестницы там нет. Она внутри. Ключ висит рядом. Лестница выбрасывается наружу и автоматически раскладывается.

– Вот теперь понял. Вы везде срываете печати. Так можно?

– Уже все можно. Потом дадите мне справку, что наши действия были продиктованы необходимостью обеспечения сохранности музея и музейных ценностей, и были произведены представителем правоохранительных органов с соблюдением соответствующих норм и правил, установленных инструкцией по организации охраны и пожарной безопасности музея-усадьбы Фон-Барсов.

– Говорите по-помедленнее, я записываю…

– Издеваетесь? А мне не смешно. Вот кабинет. Вот окно. Какой у нас план?

– Следить за дорогой и думать.

– Думать? – изумленно спросила Яна.

– Вот именно. Думать. Нам нужно вычислить преступника здесь и сейчас.

– Зачем? Нам нужно просто продержаться до утра. Потом приедут ваши, проснется сторож и преступник убежит.

– Во-первых, мы не знаем, что он еще придумает, и сможем ли мы выдержать осаду. Возможно, он вооружен, раз прет напролом. Перцовка вообще не проблема. Во-вторых, при вашем раскладе, он может на время затаиться, а потом вернуться и завершить начатое. Нам нужно его вычислить, чтобы быть на шаг впереди.

– Вы без оружия. Почему?

– Потому что формально я уже дома, а не на дежурстве. Меня на выходе ребята подхватили. Съездим и быстро вернемся – сказали они. Там просто дверь в музее открылась – сказали они.

Павел рассмеялся. Яна села в кресло, развернулась к окну. За шесть лет работы она ни разу не была в своем кабинете ночью. Метель бросала на стекла снежные вихри. Свет уличных фонарей тонул в белесом тумане. Яна хотела пить, есть и спать. Она не хотела думать.

В углу, утопающей в бумагах комнаты, Павел нашел единственный свободный стул. Он переставил его к столу, так, чтобы видеть и Яну, и улицу. Потом попросил бумагу, и в свете фонарика начал сосредоточенно писать, рисовать рамки, кружки, стрелочки, вопросительные и восклицательные знаки.

Яна откинулась в кресле, закрыла глаза и вновь увидела Аделину.

«Когда гости перешли в обеденный зал, Аделина улучила минутку и вновь прокралась в библиотеку. Она знала, что получит от батюшки большой нагоняй, если он узнает о ее похождениях, поэтому плотно прикрыла дверь и зажгла самую маленькую свечку.

«Если услышу шаги, спрячусь за портьеру», – подумала Аделина. Она поднялась на лесенку и задумалась: «А что, если дело не в книгах, а в самом шкафе. Он высокий, очень старый, украшен резьбой. Вдоль полок переплетающиеся дубовые ветви, наверху по краям две башенки, посередине солнце. А в центре, чуть ниже – красивый барс. Ой, это же наши фамильные символы и как я раньше не замечала…»

– Яна, вы готовы работать? Я буду задавать вопросы. Вы отвечать. И мне еще нужна бумага.

– Возьмите в принтере. Я хочу пить. Чашки в шкафу, вода в баклахе где-то на полу. Пожалуйста…

Сделав несколько глотков, Яна помотала головой, растерла виски и ожидающе посмотрела на Павла. Она поймала себя на мысли, что следователь уже не бесит ее как раньше, а только слегка раздражает самонадеянностью.

– Я готова. Задавайте ваши вопросы.

– Чтобы вычислить преступника нам нужно понять две вещи, – медленно начал Павел. – Почему он форсирует события и что ищет. Тогда, возможно, мы поймем, кто наш незнакомец или незнакомцы.

– Вы думаете он не один? – испуганно спросила Яна.

– Все может быть. Давайте работать последовательно. Итак, вопрос первый. Что произойдет в музее в ближайшее время? Что-то изменится?

– Да, – удивленно и одновременно заинтересованно ответила Яна. – А как вы догадались?

– Позже объясню. Не отвлекайтесь.

– Музей закроется сразу после праздников. Предстоит огромная работа. Музейные предметы нужно будет упаковать и перевезти в областное хранилище. А мы с мебелью, документами и всем-всем-всем уедем во Владимир на временное место.

– А здесь, что будет здесь?

– Здесь начнется полная реконструкция. Здание обветшало. Последний косметический ремонт делали в начале восьмидесятых. Проект утвердили в середине декабря. Мы успели! Это значит, что уже весной придут деньги и работы начнутся. По старым чертежам строители по максимуму восстановят первоначальный вид усадьбы, вернут ей парадное крыльцо и колонны.

Яна так увлеклась рассказом, что вначале совершенно не обратила внимание на довольную ухмылку Павла. Она подняла глаза, увидела его сияющее лицо и разозлилась.

– Для вас все на свете игра. Так? Музей хотят ограбить, а вы радуетесь. Чему? Своей догадливости? Смелости? Уму?

Вместо ответа Павел выключил фонарик.

– Смотрите! Он возвращается.

Вдалеке за деревьями мелькнул и сразу же пропал свет фар. Затем вновь появился и больше не исчезал. Машина медленно приближалась к музею.

Глава 7.

Яна и Павел вскочили и одновременно прильнули лицами к окну. Голубые лучи фар пронизывали метель. Вдалеке сияло туманное багряно-золотое зарево городских огней Владимира.

– Сперва посмотрим, что он будет делать, – шепотом сказал Павел. – Когда я уйду, закройтесь и сидите тихо.

– Мама, переживает, что не может до меня дозвониться. Это точно. Не удивлюсь, если она уже поставила на уши все больницы и полицию.

– У вас боевая мама?

– Более чем. Она мастер спорта по стендовой стрельбе. Отец был спелеологом. Они забрали себе все бесстрашие нашей семьи. Я иногда боюсь даже собственной тени. Правда, мама говорит, что так было не всегда. Но я не помню, как было… Стыдно признаться, но я сплю с ночником.

– Это нормально. Моя дочь тоже спит со светом.

– Сколько ей?

– Десять. Смотрите, смотрите! Машина проехала мимо. Это не преступник!

– Наверное, кто-то возвращается домой после праздника.

– Ладно. Пока отбой. По местам. Думаем дальше.

– Павел, а вы можете сходить вниз за моими вещами, конфетами и печеньем?

Следователь растворился в темноте. «Он не барс, он проклятый Волан-де-Морт», – вяло подумала Яна и ускользнула в прошлое.

«Аделина вгляделась в глаза барса. На нее смотрели два зеленых матовых камушка. Осторожно, словно котенок лапкой, девушка погладила резного зверя, тихонечко рассмеялась. Хотела нажать на правый камень, но не успела – услышала нарастающий звук голосов.

Аделина слезла с лесенки, задула свечу и спряталась за огромную гардину, закрывающую окно библиотеки. Она теребила нос, стараясь не чихнуть, но хитрая пыль пробиралась все глубже и глубже.

– Сергей Иванович, какая честь для нас! Известный композитор, да в нашем Барсово. Проходите, пожалуйста, проходите.

– Простите великодушно, Карл Генрихович, припозднились мы. Крутово далече, дороги метель замела. Поначалу и ехать не хотел, да надо. Дело деликатное. Выслушаете меня?

– Я весь во внимании.

– Речь пойдет об Аделине…»

– Яна, я уже здесь. Просыпайтесь.

Девушка нехотя пошевелилась, но когда увидела сладости, обрадовалась и начала усиленно жевать, хрустя засохшим печеньем. Взглянув на Павла, Яна вновь разозлилась.

– Что? Я не ела с утра. Хотела поужинать, но вы меня увезли. Я живая в конце концов!

– Живая, – с усмешкой ответил следователь. – Красивая и злая как пантера.

– Мне не нужны ваши комплименты. Оставьте их Злате. Что у вас дальше по списку? Спрашивайте.

Павел спрятал улыбку и взял со стола листы со своими заметками.

– Мы остановились на том, что музей скоро закроют на ремонт. Это и есть причина отчаянных действий преступника. Он идет ва-банк. Он должен здесь что-то забрать именно сейчас, очевидно, потом будет поздно. Вопрос, что? Что ему нужно? Есть варианты?

– В залах много старинных вещей. Есть картины, часы, вазы, клавиры композитора Сергея Танеева. Любой предмет может стать добычей. Я же говорила об этом.

– Я помню, помню. А из вашей фондовой, так вроде называется хранилище, он может что-то украсть?

– Вот это точно исключено. Она оборудована в бывшем винном погребе Фон-Барсов. Там даже не кирпичные, а каменные своды и такая массивная дверь, что не всякая взрывчатка возьмет.

– Хорошо. Думайте, Яна. Думайте. Предметы из залов всегда на виду. Он мог их взять вчера, месяц назад. Мог стырить днем. Здесь что-то другое!

– У нас сигнализация подведена к витринам, – обиделась Яна.

– И что? Схватил, всех растолкал, сел в машину и уехал. Ваши дежурные бабушки, кроме спящей кошки, кого могут поймать?

– Зачем вы гадости говорите!

– Я вас бодрю и заставляю думать в нужном направлении. Соберитесь! Что преступник хочет найти? Ну!

– Клад! – выпалила Яна. – Точно! Клад!

– Вот это номер! Давайте подробнее, – воскликнул следователь и потер руки предвкушая удовольствие.

– Фон-Барсы уехали в Париж осенью четырнадцатого года, сразу же после начала Первой мировой. Будучи немцами, они боялись преследований и оказались правы. Усадьбу купили Безобразовы из Коврова, а после революции здесь открыли школу, а потом музей.

– А клад, где он? – нетерпеливо спросил Павел.

– Ха! Если бы я знала! О том, что Карл здесь что-то спрятал, люди стали говорить еще в 1914 году. В двадцатые милиция ничего не нашла и все решили, что это просто легенда.

– А почему Фон-Барсы не забрали клад, когда уезжали?

– О месте тайника знал только глава семейства, но когда началась война, он уже был в Париже. Карл Генрихович не стал возвращаться в Россию. Он приказал родным паковать, что придется и срочно уезжать. Их деньги и ценные бумаги хранились в банках Европы. Капитала хватило на долгие годы безбедной жизни.

– Но он же мог сказать жене, где клад?

– Значит не мог, или не захотел.

Павел задумался. Он проверил мобильник и разочарованно отбросил его в сторону.

– Связи так и нет. Думаем дальше. Откуда люди знают о кладе? Вот вы, например, как о нем узнали?

– Подробности мне рассказал владимирский краевед Аркадий Адольфович Мышкин, но в музее и так об этом знали.

– Имечко, что надо. А откуда знали?

– Аркадий Адольфович во Владимир приехал в середине шестидесятых. Он застал первого заведующего музеем. Климентий Нилович Преображенский был директором школы, сохранил обстановку, добился, чтобы здесь открыли музей. Говорил, что мальчишкой бывал в имении, видел Фон-Барсов и всех хорошо помнил. Он и рассказывал музейщикам и краеведам о кладе.

– А конкретнее? Ведь Климентий должен был от кого-то узнать про клад? Или он все выдумал?

– Не выдумал. Он был сыном настоятеля нашей Иоанно-Богословской церкви и дружил с Генрихом, сыном Карла. О кладе Климентию рассказал Генрих, а ему проболталась Аделина.

– Ясно. Ниточка уходит в прошлое. Со временем количество знающих о кладе возросло до энного предела. Машина!

Пленники музея вновь подбежали к окну. Их руки соприкоснулись. Яна резко отскочила и плюхнулась на заваленный картонными папками стул. Бумаги рассыпались. Павел даже не посмотрел в сторону девушки. Он рванул вниз, приказав закрыть дверь на замок.

Глава 8.

Яна дверь не закрыла. Она закрыла глаза руками и тихонько завыла. Постепенно первый страх прошел, но тело все равно слушалось плохо.

Девушка выглянула в окно. У крыльца стояла большая черная машина. Яна опознавала автомобили исключительно по эмблеме. А раз в темноте ее не видно, значит, без разницы, какая это марка. Главное, что преступник скоро начнет ломать дверь.

Яна закуталась в палантин и села в кресло. Мысли стремительно перенесли ее в спасительный мир Аделины. Она по-прежнему пряталась в библиотеке за пыльной портьерой.

«– Речь пойдет об Аделине.

– Об Аделине? – изумленно переспросил Карл Генрихович.

– Да. Я хочу просить ее руки для своего племянника Михаила. Он приехал со мной. Вы видели его.

Аделина изумилась: «Он просит у батюшки моей руки для какого-то Михаила, которого я никогда не видела… Но я не хочу замуж! Мне всего шестнадцать. Я в жизни еще ничего не видела и сразу замуж. А если он старый и некрасивый…»

В носу хозяйничала щекотка. Аделина еле сдерживалась, чтобы не чихнуть.

– Сергей Иванович, дорогой, это так неожиданно. Я понимаю, что Аделина не всегда будет со мной, но, признаться, удивлен, что время так неумолимо.

– Я не настаиваю на немедленном обручении. Пусть они познакомятся ближе, подружатся. А там видно будет.

– Против этого возражать не буду. Аделина моя радость. Я хочу, чтобы она была счастлива. Мне абсолютно не нужно решать за ее счет свои финансовые или статусные проблемы. У меня есть все. Аделина выйдет замуж только по своему желанию!

– Браво, Карл Генрихович, браво! Я на вашей стороне. Вот только есть один нюанс. Это семейная тайна, но я не могу о ней умолчать…»

Разговор почтенных дворян прервал визг пилы, грызущей метал. Особняк содрогнулся. Он пережил погромы семнадцатого, бегающих и вечно орущих школьников, пожар и несколько ремонтов, но такое безобразие творилось впервые.

Яна разозлилась. Она с удивлением поняла, что страха больше нет. Есть бессильная ярость и желание собственными руками задушить чудовище, которое пытается уничтожить то, что люди собирали годами, хранили, любили.

Старая лестница сообщила о приближении Павла. Темноту прорезал свет фонарика.

– В музее есть противогаз и пистолет?

– Что?

– Противогаз и пистолет. Яна! Есть или нет?

– Да. В зале, где история страны и Владимира. Но пистолет старый, у него боек спилен.

– По барабану. Быстрее!

Павел схватил Яну за руку и потащил по лестнице. Она чудом не пересчитала ступеньки пятой точкой. Внизу хозяйничал хаос. Скрежет рвал нервы. Внутри монолитной двери гулял диск бензоболгарки. Искры разлетались и медленно гасли. Пахло гарью.

– Где ключи? Открывай!

– Я не дам вам предметы из экспозиции. Это исключено! Они музейные. По инструкции…

– Ты жить хочешь? Дура инструкционная! Я и без тебя вышибу дверь и возьму все, что нужно. Открывай!

Яна сорвала пломбу и трясущимися руками начала вставлять ключ в замок. Павел отпихнул ее в сторону. Секунда и он рванул внутрь. Девушка сразу же отстала.

– Где они?

– За поворотом. В третьем зале.

– Бинго! Противогаз – огонь, фильтр на месте. Это же тэ-тэ! Иди ко мне, дружище! Мы еще повоюем! Твою мать, щит! Вот это удача.

Павел промчался мимо. Яна не пошла смотреть, что натворил следователь. Она и так знала. Пистолет он вытащил из витрины, которую разбил. Противогаз сорвал со стенда, посвященного героям Чернобыля. Деревянный муляж щита отобрал у древнего русского воина. Девушка вернулась в парадный холл. Павел сунул ей в руку фонарик и махнул в сторону гардероба.

– Свети оттуда. Если что, беги в фондовую и затихарись до утра.

Металлический скрежет оборвался. Глухой удар, дребезжание и дверь открылась. На порог ступил мужчина среднего роста в камуфляже и черной балаклаве. Налобный фонарь ослеплял, мешая разглядеть детали.

Вместе с преступником в дом ворвалась метель. Снег, не спрашивая разрешения, пробежал по полу, выбрал подходящее место и начал собираться в сугроб.

– Товарищ, вы на экскурсию? Музей закрыт.

Павел говорил насмешливо и спокойно. Он стоял напротив двери широко расставив ноги. В правой руке следователь держал пистолет, в левой – щит. Из-за пояса торчал противогаз. Мужчин разделяла баррикада из мебели и вешалок.

– Хлама-то сколько навалили. Долго таскали? Вспотели?

Яна обратила внимание на странную дикцию преступника. Звуки вибрировали, словно продирались через преграду.

– Мужик, ты карамельками подавился? Чем рот забил?

– Я твой сейчас гвоздями забью, – нарочито развязно ответил незнакомец.

– Ты сперва дойди до меня, а потом посмотрим: кто кому и куда гвозди вобьет. Еще шаг и я стреляю.

– Вооружен и очень опасен, – зло рассмеялсяпреступник. – Щит ратнику не забудь вернуть, если выживешь, и противогаз на место повесь.

– Тебе что надо, любезный? Чего не пришел, не поговорил. Сразу дверь кромсать начал. Не по понятиям это.

– Значит так, клоун, не знаю, кто ты, но предлагаю вам сдаться. Я не остановлюсь. Мне нужно то, что мне нужно. Валите на второй этаж, сидите тихо и все будет ок.

– С тобой, свинья, разговаривает капитан юстиции Павел Граб. Дверь закрой с той стороны. Снег летит.

Противостояние закончилось неожиданно. Преступник рванул вперед и от бедра с силой ударил ногой по вешалке. Конструкция покосилась, задрожала, но не сдвинулась.

– I'll be back, – угрожающе сказал незнакомец и вышел из музея.

Глава 9.

Павел взбрыкнул головой и зарычал, что есть мочи:

– Лок-тар огар! Лок-тар огар!

– Вот теперь я знаю, чем вы занимаетесь в нерабочее время, – ехидно сказала Яна, выходя из-за барьера гардероба. – Варкрафт рулит. В реале вы тоже за орков?

Следователь аккуратно положил на пол пистолет, щит и противогаз.

– Пусть они у стеночки пока полежат. Можно?

– И давно вам требуется мое разрешение?

– Я оправдываться не собираюсь, – резко парировал Павел. – Это была дуэль без выстрелов. Преступник увидел ствол, понял, что не вырубит меня из травматики и перцовка не поможет. Он проверил на прочность нашу баррикаду и свалил, чтобы подготовить новый план. Время не ждет. Надо думать!

– Наверх пойдем? – обреченно спросила Яна.

– Нет. Я за одеждой и своими записями.

«Он окончательно перешел на «ты», – удивленно подумала Яна, но мысль ее не смутила, даже порадовала. Голова закружилась. Девушка прижала руки к пылающим щекам.

Следователь вернулся быстро. Они утеплились, перетащили плюшевую банкетку из зала в холл и продолжили мозговой штурм. Пленников музея разделяла только стопка исчирканной бумаги. Павел вооружился ручкой, аккуратно положил очередной лист на свою папку и приготовился писать. Искореженная дверь бессильно дребезжала на ветру. В музей рвалась метель.

– Связи так и нет. Время два часа. Думаем, Яна, думаем! – уверенно начал Павел. – Пункт первый. Преступнику нужен клад. Он рискует, значит в тайнике большие ценности. Пункт второй. Преступник точно знает, где клад. Вопрос: откуда? Есть версии?

Яна собралась с мыслями. Включив логику, она ответила в стиле следователя.

– Вариант первый: от потомков Фон-Барсов, либо это один из них. Вариант второй: от потомков Безобразовых, либо это один из них. Вариант третий: он сам разгадал тайну.

– Отлично! А Безобразовы – это кто? Я забыл.

– Семья бывшего предводителя ковровского дворянства. Они купили усадьбу Барсово в конце 1914 года, когда Фон-Барсы уехали в Париж.

– И ты их знаешь? В смысле потомков Безобразовых?

– Да. Он один такой. Это местный журналист Матвей Корзинкин. Неприятный тип, склочник. Постоянно приходит в музей, ходит по залам, ищет, что не так, а потом пишет пасквили в своей газетенке «События Владимира».

– Едем дальше. Яна, вопрос такой. Ты видела преступника. Кто из знакомых, крутящихся вокруг музея, на него похож?

Ветер буйствовал. Снег повалил с удвоенной силой. «Я хочу домой. Там Сима и Клава голодные, – с тоской думала Яна. – Я устала. Когда же закончится эта жуткая метель…»

– Не молчи! Он специально чем-то коверкал голос. Шариками, может орешками. Он точно указал места в музее, где я взял противогаз и щит. Яна, ты его знаешь!

– Я думаю, думаю. Ну, Корзинкин точно похож. Он невысокий, крепкий. Все время хвалится, что бегом занимается и боксом.

– А краевед ваш с именем забористым. Он какой?

– Аркадий Адольфович старенький. Он высокий, худой. Еще студент Сережа подходит.

– Это кто?

– Он в музее осенью появился. Сережа на историческом учится в нашем пединституте, на третьем курсе. Он пишет работу по владимирским усадьбам XIX века.

– Фамилия есть у Сережи?

– Ой, а я ее не знаю, – воскликнула Яна. – Сережа и Сережа.

– Потрясающая наивность. А билет его студенческий ты видела?

– Нет… Да он только по росту подходит. У Сережи зрение ужасное. Минус огромный. Он ходит в толстых очках. В них глаза маленькие-маленькие.

– Почему линзы не носит спрашивала?

– Был разговор. Сказал, что нужна сложная коррекция. Линзы не помогут. Он кроме истории ни о чем не думает. Сережа все усадьбы в округе объехал. Отличную базу фотографий собрал.

– И здесь фотографировал?

– Конечно.

– А разрешение давали?

– Так зачем? Мы только при коммерческом использовании договоры заключаем, а он для хорошего дела снимал. Все фото усадеб нам отдал. Очень ценная коллекция.

– На чем ездил? Машина есть у него?

– При таком зрении? Не знаю, как ездил. Мы не спрашивали. Сережа чудесный юноша. Вежливый, добрый. Он мою маму просто очаровал.

– Ты его с мамой познакомила? Зачем?

– Это была случайность. Мы с ней обедали в кафе, а он тоже туда пришел. Сидел с нами за столиком.

– Наивная Яна! Случайностей не бывает. Есть события, которые притворяются случайностями. Пока оставим Сережу. Еще кого вспомнила?

– У нашего сторожа Петровича есть племянник Олег, браток местный накаченный. Он сидел за что-то. Вроде с друзьями ларек обворовал. Петрович его Олежеком зовет.

– Петрович знает про клад?

– Конечно. Да в округе все знают, только не верит никто.

– Часто Олежек приезжает?

– В неделю по три раза. Петрович рядом в домике живет. Днем спит, ночью дежурит. Он выпить любит и поболтать. А Олежек, кроме дяди, всегда в музей заходит. Наши бабушки-смотрители его привечают. Он им конфеты возит и пирожные.

– На чем ездит?

– Внедорожник черный. Не разглядывала я его.

Павел задумался. По музею гуляли ветер, снег и тени, а где-то в 1906 году Аделина по-прежнему томилась за гардиной.

«– Это семейная тайна, но я не могу о ней умолчать…

– Семейная тайна? Сергей Иванович, может, тогда не стоит?

– Я должен рассказать. Не отговаривайте.

Аделина затрепетала. Такой удачи она не ожидала. Даже нос перестал чесаться.

– Ну, если вы решились, тогда слушаю. Клянусь, буду молчать.

– В этом не сомневаюсь, Карл Генрихович, нисколько не сомневаюсь… Дело в том, что мой дорогой Миша незаконнорожденный. Точнее не сам Миша, а его отец…

Аделина услышала, как мужчины тяжело вздохнули. Им вторил играющий со снегом ветер. Девушка поежилась. От окна шел холод…»

– А, скажи-ка, Яна, всех ли наследников Фон-Барсов ты знаешь?

– Я знакома только с Мартой, – девушка запнулась, с трудом привыкая к XXI веку. – Она хорошо говорит по-русски, но с акцентом.

– Давай подробнее про мужскую половину. Кого назовешь?

– Я про Эдгара уже говорила. Его воспитывала бабушка Генриетта. Родители погибли в аварии, когда он был ребенком. Эдгар тогда тоже пострадал. Они живут в Женеве. Генрих Фон-Барс умер в 1971 году. Его сын Карл, отец Марты и Генриетты, в 2003. Больше никого нет. У меня были сомнения, но Марта их развеяла.

– А подробнее?

– Два года назад я прочла в сети, что в Лионе бывший французский легионер Генрих Ирбис один задержал четырех бандитов, грабивших магазин.

– Ого!

– Вот именно – герой. А ирбис – это барс, я вам говорила.

– А если учесть, что легионеры имеют право на смену фамилии, то вполне подходит. И что сказала Марта?

– Все отрицала. Сообщила, что замужем не была, а у Генриетты был только один сын Курт Штайнер и он погиб. И, кстати, от Женевы до Лиона часа два езды.

– Ну, да, ну, да…

Неожиданно Павел вздрогнул, прислушался и рванул к баррикаде. Он вглядывался в метель сквозь бледный свет уличных фонарей.

Глава 10.

– Машина белая!

Павел закричал, замахал руками и стал включать и выключать фонарик, направляя свет наружу. Через пару мгновений у входа затормозил автомобиль. Водитель опустил стекло.

– Мужик, ты кто такой? Чего в музее делаешь? Ты вор?

– Товарищ, помогите нам. Я капитан юстиции Павел Граб. Мы в осаде. Преступник хочет обокрасть музей. Вызовите полицию.

– Ага, а я Шерлок Холмс. Сам вызови. Проблема в чем?

– Нет у нас связи. Он глушилку поставил, свет и телефон отрубил.

– А зовут преступника Женя Бонд. Мужик, ты пьяный что ли? Новый год затянулся? Чего там воровать в музее этом? Голь перекатная – книги пыльные, да мебель драная.

– Какая пыль? Что вы наговариваете, – возмущенно закричала Яна. – И мебель у нас не драная. Мы ее на реставрацию отдавали.

– Так ты еще и с бабой, – рассмеялся водитель. – Совет простой. Утро придет – сами в полицию идите. Там и расскажете, как музей взломали. Добровольное признание – оно сами знаете…

– Я прошу вас! – в отчаянии взмолился Павел. – Просто позвоните в полицию и скажите, что видели нас.

– Ага. Бегу и спотыкаюсь. А потом меня затаскают по допросам и окажется, что это я музей вскрыл. Хорошей вам ночи, молодые. Расслабьтесь, оторвитесь по полной.

Водитель уехал. Следователь бессильно опустился на банкетку и закрыл глаза.

– Нечего нюни распускать, – решительно сказала Яна. – Думать надо!

Павел усмехнулся и в свете фонарика начал листать свои записи. Яна села рядом и закрыла глаза. Ей не терпелось узнать семейную тайну ночного гостя Фон-Барсов.

«– У батюшки Ивана Ильича нас было двое. Я и старший брат Владимир.

– Достойный адвокат, философ, – откликнулся Карл Генрихович. – Будучи в Москве имел честь бывать на его обедах в «Эрмитаже».

– У батюшки в его бытность врачевания во Владимире была большая практика. Кто была мать Андрея он не сказал, но мальчика признал и передал на воспитание Ивану Сергеевичу Безобразову в Ковров.

– Я был с ним знаком. Достойный человек, предводитель дворянства.

Аделина слушала, зажав рот рукой. «И вот этот Миша может стать моим мужем? – в ужасе думала она. – Какая нехорошая история. Она слишком взрослая для меня».

– Иван Сергеевич вырастил Андрея, дал образование. Мы общались. Андрей жил под фамилией Неев. Он был добрый, богобоязненный, но слаб здоровьем. Женился на дальней родственнице Безобразовых. Она умерла родами. Андрей не надолго пережил жену. Мишу вначале приютили Безобразовы, потом Владимир перевез его в свою усадьбу Демьяново, что в Клину. Брат обратился с просьбой о признании родства к Александру III. Император ходатайство удовлетворил. Миша носит фамилию Танеев.

– Сергей Иванович, дорогой. Юношу признал сам Император…

– Карл Генрихович, я заверяю – он достойный молодой человек, гордость семьи. Михаил закончил в Петербурге Морской кадетский корпус, служил младшим офицером на миноносце «Луга». В русско-японскую воевал на минном транспорте «Амур», получил ранение, награжден золотым кортиком «За храбрость».

Аделина пританцовывала от нетерпения. Как же так, она торчит в библиотеке, слушая разговоры стариков, а где-то в доме ее ждет настоящий герой. «А вдруг ему понравится противная Лизи?» Аделина не на шутку забеспокоилась. Слава Богу, батюшка с гостем наконец-то ушли. Она свободна! Мысли о незнакомом юноше заставили ее напрочь забыть о шкатулке…»

– Яна, у меня вопрос.

Девушка открыла глаза, с трудом понимая, как она за секунду перенеслась из-за пыльной портьеры в заметаемый снегом музей.

– Кроме тех, кого вы уже назвали, в последнее время кто-то интересовался Фон-Барсами? Может быть, в вашем окружении появились новые люди?

– Есть такое, – кивнула Яна. – Месяц назад на две недели к нам приезжал историк из Клина.

– Зачем?

– В Клину жил дядя Михаила Танеева, мужа Аделины, в то время известный адвокат. Игорь Николаевич Соболев занимается родом Танеевых, пишет кандидатскую.

– Он оставался один в залах? – заинтересованно спросил следователь.

– Да. Он в Богословке снимал комнату у хозяйки. К нам пешком ходил как на работу. Чаще всего сидел в бывшей библиотеке Фон-Барсов. Там у нас рабочее место оборудовано. Изучал архивы, делал выписки.

– Он предъявлял какие-нибудь документы?

– Да. Письмо-обращение от клинского музея Чайковского. Он там работает.

– И вы, конечно, не звонили в Клин, чтобы подтвердить его личность.

– Нет. А зачем?

– Он похож на преступника?

– Да, – с удивлением подтвердила Яна. – Ему лет тридцать пять, он спортивный, подтянутый.

– Еще кого-то назовете? – не переставая быстро писать спросил Павел.

– Это женщина. Рассказывать?

– Безусловно.

– В начале декабря появилась Гертруда Брамс.

– Где ж такие имена дают? – изумился Павел.

– Свое вспомните, – съехидничала Яна. – Это псевдоним. Настоящего имени я не знаю. Она писательница. Приехала из Риги, отдыхала недалеко от нас в пансионате.

– Что в музее делала?

– Первый раз взяла экскурсию. Ходила ахала и охала. Потом просто приходила, гуляла по залам, по парку, фотографировала. Сказала, что восхищена усадьбой и хочет сделать ее центром действия будущего романа.

– Она действительно из Риги, или сказала, что из Риги. Разницу чувствуете?

– Я не дура, – обиделась Яна. – Она говорила с акцентом и сказала, что из Риги. Мы не задавали лишних вопросов. Это некрасиво.

– Свои книги она показывала?

– Да. Они на латышском. На обложках ее имя.

– Сейчас хоть на каком языке можно книгу издать в одном экземпляре, – небрежно бросил Павел.

– Гертруда, действительно, писательница. Она рассказывала мне о построении произведений, о создании героев, диалогов. Я даже сама решила попробовать…

Яна осеклась, понимая, что невольно раскрывает свою сокровенную тайну.

– Что вы решили попробовать? – въедливо спросил Павел. – Что?

– Написать исторический роман, – обреченно ответила Яна.

– А, ну, тогда ладно, – равнодушно ответил следователь. – Как эта писательница выглядит?

– За шестьдесят, ухоженная, хорошо одета. В молодости была очень красива.

– Откуда знаешь?

– Знать не нужно, достаточно видеть. Красивая женщина – это навсегда.

Павел внимательно посмотрел на Яну. Их взгляды встретились, и она неожиданно поняла, что пропала. Из волка, барса и Волан-де-Морта следователь превратился в решительного волевого мужчину. В глубине его черных глаз дрожали голубые блики фонарного луча. Яна отвернулась. В этот момент вместе со снегом и ветром в музей ворвался нарастающий гул. Что-то дребезжало, лязгало, гремело и кряхтело.

Глава 11.

Павел прислушался и неожиданно рассмеялся.

– Что? Что смешного? Это преступник?

– Вряд ли. Это трактор. Старый, раздолбанный трактор.

Павел подбежал к окну, затем переместился к двери. От его былой неуклюжести давно не осталось и следа. Резкий, стремительный – он вновь напомнил Яне матерого волка, загоняющего добычу.

– А ведь он к нам! – воскликнул следователь.

Трактор остановился. Двигатель громыхнул на прощание и затих. В проеме появился старик в распахнутом тулупе и ушанке. На Яну и Павла смотрела двустволка.

– Ах, вы, ироды! Вы пошто музей грабите! А, ну-ка, выходьте по одному. Я на медведя ходил и вас не спужаюсь. У меня калибер шестнадцатый. Мало не покажется!

– Батя, погоди, не лютуй, – весело начал Павел. – Не преступники мы. Я следователь Павел Граб. Яна Сергеевна в музее хранителем работает.

– Следователь он, – усмехнулся старик. – А чем докажешь, Паша, что ты не вор?

– У меня удостоверение есть, но издалека не рассмотришь.

– Я же знаю его, – взвизгнула Яна. – Вы Клим Степанович из Заречья? Да? Вы летом нам привозили старое корыто, железный утюг, прялку, рубель, граммофон и лопату для зерна. Помните меня? Это я у вас вещи принимала.

– Во как! – обрадовался старик. – Было дело. Чердак давеча разобрал, думаю, что добру пропадать. Сюда привез. Выбросили небось хлам мой?

– Что вы, Клим Степанович, как можно, – запричитала Яна. – Все храним. Детям показываем, занятия проводим. Спасибо вам!

– Батя, ты бы ружье в сторону отвел. Бахнешь случайно.

– Да не. Не стрельнет оно. Патронов нема. Раньше на охоту ходил, а ноне годы не те. Я его для острастки взял, чтоб вас попужать.

– Откуда узнал про нас, Степаныч? – заинтересованно спросил Павел.

– Так сын мой Вовка от друзей вертанулся и брякнул, что музей грабят. Я пытал его, что, да как? А он рукой махнул и спать завалился. Сказал, что сами утром разберутся. Я думал-думал, да решил поехать. Наш ведь музей, родимый. Как его бросить на погибель? С трактором возился долго, но завел. Старый у меня конек.

– Боевой ты, батя! Не испугался, значит, грабителей?

– Я не из робких. Что стряслось то?

Пока Павел рассказывал о событиях ночи, Яна сбегала в комнату отдыха. Она вспомнила, что там есть плед. Холл уже продуло насквозь. Голова кружилась от холода и голода.

– Степаныч, выручай. Езжай домой. Пусть сын в полицию звонит. Никто его не обвинит. А ружье нам оставь. Пригодится.

– Так не стреляет же, – удивился старик.

– Ничего, когда надо выстрелит! Яна, неси швабру. Подхватим двустволку.

– Ты ижика только сбереги, Паша. Памятное ружье. Батя в шестьдесят пятом подарил, когда мне восемнадцать стукнуло.

Прощаясь старик перекрестил проем двери и даже прослезился.

– Я музей наш шибко люблю. Мальчишкой сюда бегал. Климентий Нилович, стало быть, тезка мой, славный был человек. Возился с нами, истории разные рассказывал.

– А что за истории? – заинтересованно спросила Яна.

– Разные. Про старое время, про хозяев энтих – Барсов. Говорил, что они так быстро драпали, что даже клад в библиотеке не забрали.

– В библиотеке? – хором воскликнули Павел и Яна.

– Так да, – изумился старик. – А вы чай не знаете?

– Нет, – изумилась Яна. – Про клад знаем, про библиотеку нет.

– Климентий говорил, что там он. Только найти не мог.

– Вот это поворот, – рассмеялся следователь. – Яна, Яночка, значит, знал-таки старый директор, где клад! Короче, батя, гони своего конька. Нам помощь нужна!

Трактор поворчал немного, но завелся. Павел решительно ходил по холлу, перекидывая фонарик из руки в руку. Он что-то шептал, разговаривая сам с собой. Яна зарылась лицом в плед и забылась.

«Аделина на цыпочках подошла к двери. Вскоре шаги мужчин растворились в смехе, разговорах и звоне фужеров. Гости развлекались. Девушка осторожно открыла дверь и ткнулась в чью-то пахнущую одеколоном грудь. Аделина взвизгнула, попятилась, споткнулась и упала на большой диван, стоявший в центре библиотеки. Дверь закрылась.

– Я ничего не вижу. Сударыня, вы в порядке?

– Я не сударыня, – обиженно откликнулась Аделина. – Справа на тумбе спички. Зажгите свечи.

В свете танцующего пламени Аделина вгляделась в лицо незнакомца. «А он красивый, – зачарованно подумала она. – Высокий, стройный. А вдруг это и есть Михаил…»

– Простите за неудобство, прошу. Разрешите представиться. Я Михаил Андреевич Танеев, племянник Сергея Ивановича Танеева. А вы, наверное, Аделина.

– Да. Я Аделина Карловна Фон-Барс, – ответила девушка и томно протянула руку для поцелуя.

Батюшка ругался, но Аделина в тайне от него перечитала множество дамских романов. Сейчас она скопировала одну из героинь и была горда, что смогла непринужденно выйти из комичной ситуации.

– Присаживайтесь, Михаил. Вы припозднились. Бал давно закончился.

– Мы попали в пургу, заблудились, но, слава Богу, выехали. Лошади выдохлись. Ваш батюшка любезно предложил нам остаться. Вы не против?

– Я? Нет, конечно, нет.

Аделина изумилась вопросу, но вовремя сообразила, что не стоит сообщать гостю, что она здесь пока ничего не решает. Михаил огляделся.

– Какой интересный резной шкаф. Наверное, очень старый?

– Вы правы. Он стоит здесь больше ста лет…»

– Яна, Яна, очнись. Идем в библиотеку!

– Михаил, но мы уже в библиотеке…

– Я не Миша, я Паша, – обиженно буркнул следователь. – Поднимайся.

Девушка с трудом встала и потащилась вслед за Павлом.

– Я смотрю, вы уже все изучили, – ехидно начала Яна. – Может, смените профессию? Будете экскурсии водить.

– Нам не до шуток, – резко ответил Павел. – Пока ты мечтала о Михаиле я осмотрел музей и придумал план Бэ.

– Ха! Значит, есть и план А?

– И план Цэ тоже есть. Мы пришли. Садись на стул и думай. У тебя есть десять минут, чтобы найти клад.

– Что? – изумлению Яны не было предела. – Его больше ста лет не могли найти, а я должна справиться за десять минут?

– Ага. А еще, когда все закончится, не забудь рассказать мне, что такое рубель. Ну, очень интересно, а то даже Клим Степанович знает, а я нет.

Павел рассмеялся. На краткий миг его лицо стало простым и сердечным. Лорда Волан-де-Морта сменил добродушный Шрек, только красивый.

Глава 12.

Следователь подошел к окну и вгляделся в темноту, едва подсвеченную отдаленным фонарем. Сквозь снежную пелену проступали очертания деревьев и дальних построек.

– Отсюда неплохо видны ворота, – уверенно сказал он.

– А если преступник оставит машину в стороне и подкрадется?

– Вход один. Мы точно знаем, что он не Карлсон, значит, над нашей баррикадой не пролетит. Мы услышим его. Пока я говорю, ты должна думать. Наша цель – клад!

Яна обреченно кивнула и замотала пледом ноги. Она молила, чтобы все закончилось быстро и хорошо.

– На часах половина четвертого. Что-то он задерживается… Подведем итоги, – решительно продолжил Павел. – На преступника похожи четверо. Первый – журналист Матвей Корзинкин, потомок Безобразовых, бегун и боксер. Второй – близорукий студент Сережа. Третий – отсидевший за ограбление браток Олежек, племянник сторожа Петровича. Четвертый – историк из Клина Игорь Соболев. Также под подозрением некая писательница. Как зовут-то ее? Ну! Яна! Э-э-э, мать Гамлета, короче.

Девушка захихикала. Она специально не подсказывала, хотела услышать, что в результате выдаст Павел.

– Гертруда Брамс, – напыщенно уточнила Яна.

– Да хоть Моцарт. Она не та, за кого себя выдает. Начинаем чистить список.

– Чистить? Это как?

– Убирать тех, кто точно не причастен. Первым вылетает Корзинкин.

– Почему? Он такой противный! – возмутилась Яна.

– Он сколько лет здесь живет и в музей ходит?

– Он родился в Коврове, потом во Владимир переехал.

– Вот именно, – назидательно продолжил Павел. – Он сто, нет тысячу раз имел возможность найти и украсть клад. Корзинкин унылый сутяжник. Тут кто-то другой! Дерзкий, смелый, сильный. И работает он не один.

– Тогда Сережа точно выпадает. У него плохое зрение!

– Не факт, не факт… Следующим я выкину Олежека.

– Почему? Может, он специально наших бабушек прикармливал, чтобы музей изучать.

– Яна, я тебя умоляю. Где музей, а где Олежек. Он просто добрый парень. Любит дядю, старушек ваших. У него возможностей забрать клад было еще больше, чем у Корзинкина. Приехал вечером, напоил Петровича и разнес музей по кирпичикам.

– Дом деревянный, только фундамент каменный, – задумчиво уточнила Яна. – Согласна. У Олежека родители умерли, когда он в тюрьме сидел. Петрович его единственный родственник. А историк из Клина?

– Вот это вопрос. Тем более, он у вас один в библиотеке оставался. Думай, Яна, думай! Что-то должно всплыть. Какая-то зацепка за или против.

– Есть! Это точно не Игорь. Он хромал.

– Ты же сказала, что он выглядит как спортсмен.

– Это да, но он хромал. Жаловался, что во Владимире неудачно сошел с поезда и повредил ногу. И еще у него на лице…

Яна замолчала на полуслове, пожала плечами.

– Яна, что? Говори! Каждая мелочь важна.

– У него через левую половину лица идет огромный шрам – от виска к уголку рта. Из-за этого левый глаз чуть ниже, чем должен быть. Меня это не смущало.

– И ты молчала? Хотя лицо к преступлению вряд ли имеет отношение… Ладно. Теперь давай про Гертруду. Что-то необычное запомнила?

– Она же пожилая дама!

– Гертруда могла все разведать и запросто кого-нибудь нанять. Вспоминай любые странности и нестыковки.

– Не было ничего такого. Она компанейская, веселая. Даже с Петровичем подружилась.

– Со сторожем? Зачем?

– Он ей байки про музей рассказывал, про Фон-Барсов. А я с ней по-французски разговаривала. Это такое счастье после стольких лет молчания. Прямо новогодний подарок.

– Ты хорошо знаешь французский? – удивился Павел.

– И английский тоже, и немецкий.

– Тогда, что ты делаешь в этой глуши?

– Это к делу не относится, – резко ответила Яна и отвернулась.

Павел смущенно замолчал. Он в очередной раз посмотрел в окно, проверил мобильный.

– Связи так и нет. Что ж такое! Едем дальше. Сделаем срез. Хорошая у нас компания нарисовалась. Подслеповатый Сережа, хромой Игорь со шрамом и престарелая красавица Гертруда. Первый фотографировал с жутким минусом. Второй пешком ходил из Богословки с больной ногой. Третья из Риги вместо Баден-Бадена поперлась в нашу глушь, чтобы отдохнуть. Кстати, они пересекались в музее?

– Нет, – уверенно начала Яна. – Когда приехали Игорь и Гертруда, Сережа уже к нам не ходил. Он сказал, что должен к экзаменам готовиться. Игорь Николаевич сидел в музее с утра до обеда, а Гертруда после процедур приезжала на такси ближе к вечеру. Они тоже не встречались.

– Кто же из них? Кто? Я буду думать, а ты ищи клад!

Павел замолчал и вновь погрузился в размышления. Яна прислонилась головой к стене. Какая-то назойливая мысль давно не давала ей покоя. Но только она подходила ближе, как мысль убегала, пряталась в холоде и темноте. В конце концов девушка поняла, что больше не может думать ни о преступнике, ни о кладе, тем более, Аделина начала влюбляться в Михаила, а это так интересно.

«– Какой чудесный резной шкаф. Наверное, очень старый?

– Вы правы. Он стоит здесь больше ста лет, еще со времени строительства этого дома. Батюшка рассказывал, что его дед Фридрих Фон-Барс заказывал шкаф у известного мастера. На нем символы нашего рода.

– Я могу подойти?

– Разумеется, – величественно ответила Аделина.

В этот момент девушка не просто играла королеву. Она была ею. Маленькая проказница превратилась в горделивую особу, готовую без устали казнить или миловать.

– Я вижу дубовые ветви, башенки. Ах, какой барс! – восхитился Михаил.

– У него глазки – зеленые камушки…

Аделина замолчала на полуслове. Она понимала, что Михаил не может знать о вечерних приключениях, но все равно смутилась, словно юноша застал ее на месте преступления.

– Вижу. А во рту маленькое колечко. Совсем крошечное.

– Колечко?

Аделина расстроилась. Она столько раз болталась в библиотеке, но барса вообще не замечала. Точнее видела, конечно, но внимание на него не обращала. А колечко даже сегодня прозевала.

– Здесь есть лесенка. Давай посмотрим ближе.

«Ох, я же обратилась к нему на «ты», а мы почти не знакомы. Какой конфуз!» – ужаснулась Аделина.

– Давай!

Михаил заметил оговорку девушки, но не смутился, а подхватил нечаянно брошенное предложение дружбы. Он передал подсвечник Аделине и поднялся на первую ступеньку.

«Боже, – Аделина замерла от удивления. – У него одна подошва намного толще другой. Наверное, это из-за ранения…»

– Подошва! Точно! Подошва!

Яна вздохнула с облегчением. Она наконец-то поймала беглянку, прятавшуюся в нагромождении мыслей.

Глава 13.

Девушка закричала так громко, что Павел от неожиданности рассыпал листы с записями.

– Какая еще подошва? Что ты вопишь? Мышей напугаешь!

– Мышей?

Яна взвизгнула и в одно мгновение вскочила на стул.

– Да нет тут мышей. Пошутил я. Говори быстрее про подошву.

– Вначале сними меня отсюда, – жалобно попросила Яна. – Темно. Я боюсь прыгать и ноги заледенели.

Павел пожал плечами, стремительно приблизился и переставил девушку на пол придерживая за талию. Яна скользнула щекой по мягкому узору свитера и задохнулась от счастья. Уличный свет обозначил на стене бесформенную тень, но так и не смог понять, где Павел, а где Яна. Снег повалил огромными бесформенными хлопьями.

– Так, что там с подошвой? – внезапно осипшим голосом спросил следователь.

– У Сережи одна нога короче другой! Его правая подошва намного толще левой. Это не он бил ногой по нашей баррикаде. Я видела! У преступника ар…

Яна осеклась. Во двор музея въезжал автомобиль. В свете фар ожили, обрели краски цветы на подоконнике, старинный резной шкаф, стеллажи с архивами.

– Быстрее к дверям, – скомандовал Павел. – Если что, ты знаешь, куда бежать.

– В фондовую, – дребезжащим от страха голосом ответила Яна. – А ты?

– А я горло ему перегрызу за наш музей, – рявкнул следователь.

– Ты иди, я быстро, – торопливо сказала Яна, доставая фонарик из ящика письменного стола. – Нужно сделать кое-что важное…

– Не задерживайся!

В холле Яна попала в снежный ад. Баррикада почти превратилась в сугроб. Ветер окончательно выстудил музей.

Павел вглядывался в темноту. Девушка встала рядом и вновь оказалась в жестких руках страха. Преступник вынимал из багажника большие канистры.

– Он-он-он хочет сжечь музей? Разве такое возможно?

– На понт возьмет. Хотя черт его знает. Совсем мужик отмороженный. Смотри как двигается, может узнаешь.

Незнакомец выгрузил три канистры и рассмеялся.

– У меня еще бензинчик есть. Не бойтесь! Холодно сегодня, я костерок решил развести. Вы не против?

– Ты так и не съел карамельки? А чего? Не вкусные? Так давай к нам. Чаю с конфетами выпьем, причем с шоколадными. Согреешься.

– Мне и здесь хорошо. Сами давитесь русским шоколадом…

– А ты предпочитаешь швейцарский? – крикнула Яна, удивляясь собственной смелости.

– Я не ем сладкое, – помедлив ответил преступник. – Я барбекю люблю на природе.

Павел подхватил двустволку и встал у баррикады. В это время преступник уже порциями выплескивал бензин на стену левее входной двери. Неожиданно он пристально вгляделся в окно. Яна отшатнулась.

– Паша, время хорошо провели? Хотя вряд ли. Эта ледышка любого в тоску вгонит. Ну, ничего, братишка, сейчас согреемся!

– Товарищ, а как вы планируете попасть в музей, если сожжете его? Может не стоит повторять ошибку Герострата. Давай-ка, друг любезный, поговорим, все обсудим.

– Паша, да ты не просто тупой следак, ты оказывается даже про Древнюю Грецию слышал. Только этот музей задрипанный не храм Артемиды.

– Храм, не храм, а все равно ценность. Так что? Поговорим?

– А давай!

Преступник отбросил пустую канистру и встал в проеме двери.

– А ты смелый. Не боишься, что вальну?

– Из чего? Из тэ-тэ прадедушкиного со сбитым бойком? Верни его в витрину, а то тетя-хранитель ругать будет.

– Так у меня новая подружка есть, погорячее, – Павел демонстративно поднял ружье.

Преступник молниеносно укрылся за распахнутой дверью. Следователь усмехнулся.

– Бойся, бойся, волчий хвост!

– Вот молодец, Паша. Уже и двустволку раздобыл. Где взял?

– Так пионеры приходили – оставили привет для тебя. Обещали вернуться, дрова в поленницу сложить. Говори, что надо. Хватит лясы точить.

– А надо мне то, что и раньше. И если вы свалите на второй этаж, я возьму свое, уйду и музей не пострадает.

– Здесь нет ничего твоего! – неожиданно для себя зло воскликнула Яна.

– Вот тут ты ошибаешься, красавица моя, ошибаешься. Впрочем, как и всегда.

– Нам нужно посоветоваться, – решительно сказал Павел. – Пять минут.

– Ну, давай. Пошепчитесь.

Следователь до боли сжал Яну за руку и потащил вглубь холла.

– Это твой бывший! Говори имя!

– Павел, нет, нет! По-настоящему я только в институте с парнем встречалась. Он давно женат, уехал в Нижний. С другими было недолго и несерьезно.

– Твою мать, тогда кто он? Он знает тебя, знает близко, ревнует, возможно, любит до сих пор. Причина его ошалелых действий не только клад, но и ты. Яна!

– Я не знаю… Не мучай меня. Мы должны обсудить его условие.

– Нечего обсуждать. Сейчас ты выйдешь вперед и будешь его отвлекать. Типа ты главная по музею.

– А ты?

– А я буду действовать по плану Бэ. Держи ружье.

– Как держать?

– Нежно! Говори с ним. Поняла? Зубы заговаривай. Я пошел.

Павел рванул на второй этаж. Яна взяла ружье за ремень и медленно пошла к баррикаде, волоча оружие по полу. Затем собралась с силами и направила двустволку в проем двери. На пороге ветер поднимал маленькие вихри. Они по очереди пробирались внутрь, укрывая вешалки очередным слоем снега. В стороне Яна разглядела черный внедорожник в белой шапочке сугроба.

– Вы скоро там, голубки? Все тешитесь? – развязно спросил преступник.

– Я главный хранитель музея-усадьбы Фон-Барсов Яна Полонская. Вы отдаете отчет в своих действиях? Музей регионального значения, но часть его фонда собственность государства. Вы совершаете уголовное преступление – грабеж в особо крупном размере.

– Красавица моя, мне так страшно. Только есть нестыковка. То, что я хочу взять не принадлежит государству.

– А кому?

– Это тебя не касается. А почему молчит твой кавалер? Спрятался под стол?

– Он, он, отлучился, – Яна засуетилась, но решение нашла мгновенно. – Он в туалете.

– Ой, у него желудочек слабый, не выдержал напряжения, разрядился.

Преступник зло рассмеялся и вышел из-за двери. Он перешагнул порог и начал взбираться по баррикаде, скользя по снегу и чертыхаясь.

Глава 14.

Незнакомец медленно пробирался по сваленным в кучу вешалкам. Рифленые подошвы аккуратно пробовали поверхность, руки в перчатках без пальцев цеплялись за выступы. Шаг, еще один, второй, третий… Снег падал на пол, обнажая нагромождение металлических труб, крючков и плюшевых банкеток. «Что? Что я могу сделать? – в страхе думала Яна. – Павел, где же ты?»

– Немедленно остановитесь! Я стреляю, – девушка не узнала собственный голос, так решительно она не говорила никогда.

– Не смеши!

Мужчина приближался. Тело сработало на автомате. Яна выставила вперед правую ногу, повернулась в пол оборота, прислонила приклад к правому плечу и слегка наклонилась вперед. Она направила ствол на преступника, потом левее него, двинула вперед кнопку предохранителя и нажала на первый спусковой крючок. Выстрел пронзил метель. Незнакомец отпрыгнул назад и словно кошка приземлился на четыре конечности. Еще рывок и он исчез из поля зрения Яны, ошалевшей от грохота и удивления.

– Я умею стрелять? – прошептала девушка и села на пол, потирая ушибленное плечо.

Яна переломила ствол. Увидела, что левый патронник пуст и снова защелкнула ружье. Незнакомец притаился за дверью. Она чувствовала его дыхание, его мысли, его растерянность.

– Второй патрон на месте, или как?

– Выйди, узнаешь, – с нескрываемой злобой ответила Яна, вставая с пола.

– Паша, ты куда пропал то? Бросил ее? Надоела?

В этот момент Яна различила стремительную тень, метнувшуюся от стены музея. Преступник среагировал мгновенно – отпрыгнул, принял боевую стойку. Людей больше не было. Под хлопьями мокрого снега готовились к схватке два диких зверя. Примеривались. Разминались. Яна перебежала к окну, вжалась в стекло.

– Гюльчатай, открой личико, будь мужиком, – весело крикнул Павел.

– Веселишься? Смотри, как бы плакать не пришлось!

Начало схватки Яна проморгала. Незнакомец выплюнул что-то на снег, и пока она пыталась разглядеть что, противники сблизились на расстояние вытянутой руки. Преступник бил резко, молниеносно менял направление и точку приложения удара. Он без устали работал и руками, и ногами. Вначале девушке казалось, что Павел защищается суматошно, излишне вертится и даже не пытается атаковать. Понимание поразило. «Он уходит от удара! – восхитилась Яна. – Он не дает к себе прикоснуться, а потом исподволь добивает».

Из широкоплечего увальня следователь превратился в пластичного танцора. Он перемещался свободно и легко, выпады отводил отточенными движениями. Более того, он словно бы знал откуда они придут, и встречал атаку заранее выстроенным блоком. Он уворачивался и бил, бил, бил…

Когда преступник вытащил нож Яна не видела. Павел среагировал, но поздно. Левый рукав захватило огромное расплывающееся пятно. Девушка закричала. «Синяя, почему кровь синяя?» – не к месту подумала она. Яна металась от окна к двери не зная, что делать. Павел слабел. В стороне от сцепившихся мужчин блестело обоюдоострое лезвие клинка. А снег все шел и шел…

Решение было единственно верным. Тогда иного выхода Яна не нашла. Она схватила фонарик, побежала в зал истории и нарушила все возможные инструкции. Древнерусский арсенал лишился деревянного муляжа булавы, ершащегося многочисленными выступами. Яна задыхалась. К пожарному выходу она подбежала уже на пределе.

Спуск вниз не пугал. На тренировках с пожарными она давно отработала скорость и аккуратность движений. Девушка спрыгнула на снег, повернулась и увидела Сережу. Он переминался с ноги на ногу и явно боялся.

– Что? Что ты здесь делаешь? – на изломе дыхания спросила Яна.

– Меня мама ваша прислала. Не могла дозвониться, беспокоилась. Сказала, что сама боится. Я на такси приехал.

– Сережа, беги! Найди связь и вызови полицию. Беги!

Яна обогнула музей и утопая в снегу устремилась ко входу. Мозг свербила странная нестыковка, но сил думать уже не было.

Павел лежал на спине. На его горле смыкались чужие сильные руки. Следователь согнул ногу в колене и ударил противника в живот. Преступник отлетел в сторону, оттолкнулся от земли и в прыжке обрушился на Павла. Они шипели, брызгали слюной и катались по холодной снежной жиже, смешанной с кровью и песком.

Яна не стала тянуть. Улучив мгновение, она ударила преступника булавой по затылку. Он тяжело вздохнул и обмяк. Следователь с трудом выбрался из-под безвольного тела. В изнеможении сел, положив руки на согнутые колени. Павел хрипел, рукав свитера разбух от крови.

Девушка вытащила из шлевок пояс своего пальто и уверенными движениями связала кисти незнакомца. Перевернула на спину, похлопала по карманам.

– Пустой он. Ни баллончика, ни травматики. Чем бы ноги связать? Не хочу, как в кино, – решительно заговорила она. – Все расслабились, а злодей пришел в себя и убил главного героя.

– Ты полна сюрпризов, – размазывая кровь по лицу, проскрипел Павел. – Держи ремень. Сможешь затянуть?

– Обижаешь. Я в детстве по горам ходила и в пещеры спускалась. Вязать и крепить умею.

Яна сложила свободный конец ремня в петлю, просунула ее в пряжку и с трудом, но все же надела получившийся капкан на ноги преступника. Затянула, проверила, рассмеялась. Павел попытался подняться, но не смог и с шумом плюхнулся в мокрый снег.

– Сиди уже, – буркнула Яна. Теперь твоя очередь.

Она стащила с волос резинку, нашла крепкий сучок и перетянула руку выше раны. Павел застонал.

– Надо все обработать и перевязать. В музее есть аптечка.

– Подожди. Давай посмотрим, кто это.

– Я и так знаю, – равнодушно ответила Яна.

– Как вычислила? – ревниво спросил следователь.

– А я милого узнала по…

Договорить Яна не успела. Ее обхватила чья-то рука. Шею пронзил холод заточенного клинка. Ветер швырял в лицо стылые клочья снега.

Глава 15.

– А вот и Сережа, – усмехнулся Павел, с трудом вставая с земли. – Парень, ты с этой штукой точно управляться умеешь? Не порежешься?

– Не зли меня, – нервно прошипел юноша. – Ты сейчас перенесешь его в машину, и мы уедем. Сделай все правильно, и она не пострадает.

– Сережа, пожалуйста, отпусти меня, – Яна шептала, стараясь не напрягать горло. – Давай поговорим. У тебя ничего не выйдет.

– Еще как выйдет! Уже вышло. Сумочка с драгоценностями у меня, – Сергей самодовольно рассмеялся. – Старинная красивая сумочка с коваными уголками и застежкой. И ты ее никогда не увидишь! А теперь лучше молчи, а то нож дрогнет и горлышко чик-чик.

– Эх, Сережа, Сережа, Яна Сергеевна так много хорошего о тебе рассказывала, – Павел говорил, улыбался и медленно приближался к Яне. – Она тебя очень хвалила. Фотографии музею подарил, усадьбы изучал, курсовую писал. Я ведь сразу понял, что не так ты прост, как кажешься, а она тебя защищала…

– Стой! – взвизгнул юноша. – Не подходи ближе. Бери его и неси. И рот закрой, а то я…

– А то что ты? – развязно спросил следователь.

– Горло ей перережу!

– И моргалы выколешь?

– Что? Не понял… Я сказал, рот закрой!

Сергей потащил Яну к музею. Девушка пятилась, оставляя на снегу длинные борозды.

– Ладно, ладно, уговорил! Беру, несу.

– А меня не уговорил! Отпусти мою дочь, ублюдок! Яна, на раз!

– Ой, Лариса Павловна приехала, – изумился Сергей. – Старушка дочку решила вызволить. Костюмчик камуфляжный из сундука пыльного достала. В вашем возрасте дома надо сидеть, вязать и телик смотреть.

Дальнейшее произошло в считаные мгновения. Лариса Павловна не стала дискутировать. Она подняла правую руку, крикнула «раз» и одновременно нажала на спусковой крючок пистолета Макарова. У ног Сергея взметнулся фонтанчик земли и снега. Павел охнул и схватился за голову. Яна среагировала молниеносно. Она резко двинула вперед правое плечо, одновременно левой ладонью сжала кисть Сергея, державшую нож, изогнулась как дикая кошка, развернулась и правой рукой нанесла юноше сильный удар в челюсть.

Парень взвыл от боли и выронил нож. Яна выкрутила его правую руку за спину, ткнула лицом в снег. Неожиданно внедорожник сорвался с места. Ларису Павловну ослепил свет фар. Она метнулась в сторону, но заскользила по мокрому снегу и упала. Яна с криком бросилась к матери. Мгновение и освободившийся от захвата Сергей запрыгнул в переднюю дверь автомобиля. Водитель ударил по газам.

– Это что сейчас было? – изумился следователь. – Вы как?

– Норм, – спокойно ответила Лариса Павловна.

Она легко поднялась, поставила пистолет на предохранитель и убрала в кобуру.

– Зря ты его выпустила, Янка.

– Я думала он тебя сбил.

– Не он, а она. За рулем была пожилая дама.

– Понятно. Пазлы собираются, – пробормотал Павел и потерял сознание.

Женщины бросились к следователю. Яна рухнула на колени, обхватила его голову, прижала к себе, заплакала. Лариса Павловна улыбнулась, проверила пульс и вынесла вердикт.

– Жить будет. Хватит ныть. Моя машина за поворотом. Неси аптечку.

Яна взяла протянутые матерью ключи. Снег слепил глаза, смешивался со слезами. Девушка шепотом считала секунды.

– Эй, парень, возвращайся. Я внуков хочу, нечего тут без памяти валяться.

Лариса Павловна нещадно тряхнула следователя и пару раз увесисто хлопнула по щекам.

– Павел! Павел! Очнись!

– Злата, отстань, отстань, я спать хочу, – пробормотал Павел, пытаясь махнуть рукой.

– Ах, ты ж, зараза! У него баба есть!

Лариса Павловна не поскупилась на пощечину. Павел застонал и открыл глаза.

– Больно-то как! Вы зачем меня так сильно ударили?

– А нечего меня со своей Златой путать.

Женщина поднялась, отряхнула колени от снега и протянула руку следователю.

– Вставай, будь мужиком. Нужно в музей идти.

– Не выйдет, – буркнул Павел. – Мы баррикаду построили.

– Флаг на нее водрузили?

– Н-н-нет…

– Значит это не баррикада, а гора хлама.

Яна издалека увидела, что Павел поднялся и ее накрыла жгучая волна счастья. Она подбежала, с нежностью заглянула в его глаза.

– Как ты?

– Терпимо. Мама твоя постаралась. Всю рожу мне измолотила. Пришлось очнуться.

– Хватит ныть! Яна, нужно в тепло. Он потерял много крови.

– Мы к Петровичу пойдем, –обрадовалась девушка. – У него всегда дверь открыта.

В предутреннюю тишину ворвался отдаленный лязг и грохот.

– А вот и наши пионеры, – усмехнулся Павел.

– Не поняла?

– Мама, это Клим Степанович из соседней деревни к нам с подмогой едет на тракторе.

– Что-то припозднилась ваша лягушонка в коробчонке. Тогда мы к Петровичу, а ты гостей встречай. Пусть завал в музее разберут и тело в дом занесут. Не лежать же ему вечно под снегом. Человек все-таки, хоть и преступник. Что у вас со связью? Всю ночь не могла дозвониться.

Лариса Павловна отдавала приказания четко и громко. Павел скривил лицо. Улыбнуться не получилось.

– Она всегда такая?

– Я не она, а Лариса Павловна. Шагай давай! С твоей конторой вообще разговор отдельный будет. Сами ехать не хотели, и мне не говорили, что Яна в музее. Она в надежных руках, в надежных руках! Это у тебя что ли надежные руки?

– Мама!

– Что мама? Если бы не я, этот Сережа перерезал бы тебе горло.

Трактор наконец-то въехал во двор. Он кряхтел, дымил и еле тащил старый прицеп, забитый мужиками с кольями, вилами и баграми.

Глава 16.

Десант высадился и мужчины разбежались по двору. Одни окружили преступника, охали, изумлялись, другие разглядывали изуродованную дверь музея, пробовали на прочность завал. От домика Петровича, стоявшего в глубине парка, до музея Яна еле дошла. Устала. Она кивнула Климу Степановичу и разревелась. Старик запричитал, обнял, начал гладить по голове.

– Яна, дочка, не плачь. Все кончилось. Отстояли вы музей. Эх, опоздали мы. Пока Вовку будил, пока дозванивались. Не работают в деревне телефоны. Вот незадача.

– И не заработают, – сплевывая кровь рассмеялся преступник.

Он медленно сел, чертыхнулся, закашлял. Мужики окружили незнакомца плотной стеной, ругались. Яна раздвинула частокол из вил и багров, пробралась ближе.

– Больно? И поделом!

– А ты злая стала…

Кто-то сдернул балаклаву, все начали оживленно обсуждать шрам.

– Эк, его перекосило, – удивился Степаныч. – Меченый. Видать за дело…

– Здравствуйте, Игорь Николаевич. Не могу сказать, что рада вас видеть. Что со связью сделали?

Яна собрала последние силы, чтобы преступник не почувствовал ее страх и усталость.

– Починят вашу связь. Отстаньте! Я промок и замерз. Чего смотрите? Завал разберите, хоть в дом зайдем.

– Это ваша первая умная мысль, – разозлилась Яна. – О чем вы думали, когда играли в Дикий Запад?

– О тебе, красавица моя. О тебе.

Он рассмеялся, вытер подтекающую из брови кровь. Яна смутилась. Пыталась поймать что-то важное, но мысль ускользала, замерзала на ветру, падала на землю вместе с первым январским снегом.

Стало ощутимо светлее. Утро решительно наступало. Добровольные помощники расчистили вход в музей, перенесли вешалки в гардероб. Яна суетилась, помогала, а сама неотрывно думала: «Где и когда мы встречались? Он, действительно, одержим мной, но я его не знаю. Не знаю! И дело не в шраме…»

Мужики затащили преступника в холл, усадили у стены. Яна подобрала многострадальную булаву и вместе со щитом, пистолетом и противогазом отнесла в зал. Махнула рукой на разбитую витрину, понимая, что все равно ничего не сможет исправить.

Взглянув на двустволку, девушка мысленно рассмеялась: «Булаву зачем-то взяла, могла бы и прикладом его садануть».

– Клим Степанович, а ружье-то ваше выстрелило! Патрон в нем был.

– Вот я раззява! Как так?

Старик изумился, аж присел. Он вытер широкой ладонью капли пота, нежданно выступившие на лбу.

– А вот так, – улыбнулась Яна. – Помог мне ваш ижик, очень помог. Он преступника в музей не пустил. Забирайте ружье, не стоит нам говорить, что оно вообще было. Впрочем, Павел лучше знает. Если что, найдем вас в Заречье.

– Приезжайте, Яночка, приезжайте. Гостям завсегда рад. Дом мой по правую руку при въезде стоит.

Лариса Павловна вошла в холл и ахнула.

– Я думала у моей дочери спокойная работа. Ничего себе! А это, значит, и есть преступник?

– Он самый, – кивнула Яна.

– Знакомые все лица, – едва слышно пробормотал Игорь.

– Яна, Павлу совсем плохо. Задыхается. Похоже ребра сломаны. Не реви! Здоровый бык, оклемается. Я его в больницу отвезу, заодно в полицию заскочим, расскажем о новогодних приключениях Яны и Паши в музее. Он, конечно, брыкался – не хочет уезжать.

– Но с тобой не поспоришь, – девушка вытерла слезы, улыбнулась. – Езжай, мама, езжай. Про дверь им скажи. Не только замок, но и дверь поменять надо. Не знаю, что делать. Сил нет думать. Я попрошу Степаныча с деревенскими со мной музей покараулить.

Лариса Петровна кивнула, вгляделась в лицо преступника, пожала плечами. Он усмехнулся и демонстративно плюнул ей под ноги.

– Мама, а наш Петрович где?

– Дрыхнет. Храпит, аж, стены дрожат.

Когда машина тормознула у двери, Яна выбежала проститься, отдала следователю папку и бумаги с записями. Павел улыбался разбитыми губами, держался за правый бок. Кровь прорвалась сквозь бинт. Левый рукав приказал долго жить. «Придется Злате вязать ему новый свитер», – с завистью подумала Яна.

– Дождись наших и домой езжай, отсыпайся, – Павел говорил тихо, с глухим хрипом. – Я позвоню. Не переживай. Все бумажки нужные тебе напишем, подпишем. Будет как в инструкциях. Эх, жаль, что Сережа клад утащил. Ну, ничего, найдем его.

Яна обреченно кивнула, поежилась. Хотела что-то сказать, но передумала. Решила, что потом все ему объяснит. «Потом. Каким будет это потом?» Она смотрела вслед отъезжающему автомобилю сквозь падающий снег и еле сдерживала слезы. Все закончилось, но вместо радости пришла боль. Безнадежная боль одиночества.

Девушка вернулась в музей. Мужики галдели, смеялись, пытались разговорить преступника, но он молчал. Неожиданно для самой себя Яна пошла в библиотеку, подобрала упавший на пол плед и вернувшись укрыла им Игоря. Он усмехнулся, но ничего не сказал. Закрыл глаза, забылся.

Осматривать его раны Яна не стала. Она и боялась, и брезговала. Не хотелось прикасаться к чужому злому человеку, разрушившему ее уютный мир.

В окна музея прорвался бледный утренний свет, бродил по залам, удивлялся разгрому и месиву мокрой грязи, заполонившему уютную старинную усадьбу.

Глава 17.

Яна положила на место ТТ, когда-то принадлежавший герою-земляку, бравшему Берлин, подмела осколки стекла, накрыла витрину тканью, как могла опечатала. Хотела написать докладную, но пришел Клим Степанович.

– Яна, дочка, мы тут с мужиками поговорили и решили просить тебя кой о чем. Можно?

– Вам за помощь такую все можно, – устало ответила Яна. Сил улыбаться уже не было.

– Пока суть да дело, – замялся старик. – Может, расскажешь, что тут, да как. Давно я в музее не был, а сотоварищи мои так и вовсе первый раз.

– Вы экскурсию хотите послушать?

– Так да. Ее самую.

Яна кивнула, сходила за указкой и в свете мглистого утра начала рассказ. Она впервые встречала гостей в такое время. Впрочем, за последние сутки все было впервые. Девушка говорила, мужики внимательно слушали, многозначительно кивали, хмыкали, разглядывая предметы старины.

Сердце ныло. Волной набегал страх за Павла. Яна вздрагивала, бодрилась, но плохие мысли возвращались, терзали, требовали слез. Она держалась, однако часто замолкала, ловя убежавшую фразу.

Метель кружила, с покатой крыши мезонина с грохотом сползали пласты снега. Яна вела экскурсию, а где-то в глубине сознания по-прежнему мерцала волшебная звездочка Аделины Фон-Барс.

В июле 1910 года она вышла замуж за Михаила Танеева, уехала в Кронштадт. Несмотря на последствия ранения, он служил на учебном броненосце «Петр Великий» в чине капитан-лейтенанта, готовил будущих морских артиллеристов. В октябре 1913 года родилась старшая дочь Аделины – Александра Танеева-Фон-Барс. Император высочайшим повелением разрешил дать девочке двойную фамилию.

С началом Первой мировой войны Михаил перевелся на линкор-дредноут «Гангут», выставлял минные заграждения в Балтийском море. Служил недолго. В середине осени 1915 года на «Гангуте», стоявшем на рейде Гельсингфорса, начались матросские бунты. В числе требований прозвучало выдворение с корабля офицеров немецкого происхождения. Михаилу припомнили женитьбу на Аделине.

Он не стал ждать окончания истории – комиссовался по состоянию здоровья и покинул Россию навсегда. Танеевы переехали в Париж к старшим Фон-Барсам. Там в июне 1919 года родилась Валери, а в начале 1930-х семья отправилась искать счастье в Канаде.

Необычные экскурсанты осмотрели экспозиции, посвященные истории семьи Фон-Барсов и их родового имения, библиотеку. Они ознакомились с владимирскими усадьбами XIX века и уже вошли в помещение, где прошел первый бал Аделины, когда утренний сон уставшего от приключений музея прервали топот и нарастающий крик.

– А-а-а-а! Грабят! Грабят! Врешь, от меня не уйдешь! Всех порешу!

В зал влетел старик в тельняшке и потрепанной фуфайке. Он махал руками и таращил опухшие от праздничных возлияний глаза.

– Те же и Петрович, – равнодушно сказала Яна. – Юрий Петрович, раньше надо было прибегать.

– Петрович, ты чего орешь? Свои мы.

– Степаныч, ты что ль?

– Нет не я, а эта, как его, тень отца Гамлета.

Шутку оценили не многие, но для порядка посмеялись все. Мужики окружили обескураженного сторожа, хлопали по плечам, язвили, подначивали.

– Яна Сергеевна, а Игоря Николаевича кто связал? – неожиданно спросил Петрович.

– Я. Он преступник, пытался ограбить музей.

Старик побледнел, отступил на шаг и схватился за голову.

– А я это, я его отпустил… Пришел, смотрю музей на распашку, Игорь Николаевич связанный лежит. Я, что, да как? А он говорит, в музее грабители бесчинствуют, золото выносят. Попросил развязать…

Яна застыла. Ледяной волной накрыло осознание беды.

– Где он? – едва прошептала она.

– Так за полицией побег. Сказал, преступники вышки мобильные сломали, надо в город за подмогой бежать. Что делать то?

– Ничего. Вы уже сделали, что могли. Идите досыпайте. Клим Степанович, вы тоже езжайте домой. Некого уже здесь караулить.

– Вот я раззява! – Степаныч неожиданно ударил себя по лбу, запричитал. – Ладно ты девчонка неопытная, но я-то как не смекнул? Надо ж было охрану к нему приставить! Я ж двадцать лет во Владимирке оттрубил, во дурак старый…

– Ваша вина, моя, теперь уже все равно, – прошептала Яна, обнимая старика. – Спасибо вам, товарищи дорогие, что приехали, помогли. С Новым годом! Приходите к нам запросто, всегда будем рады.

Мужики смущенно заулыбались, стараясь не шуметь пошли к выходу. Трактор завелся легко. Видимо, уже привык к ночным приключениям и включился в работу по полной.

Яна поднялась в свой кабинет. С жадностью набросилась на оставшееся печенье. Выпила воды, съела конфету, но вкуса не почувствовала. Она села в кресло и вгляделась в просветлевший горизонт. Где-то там в больнице лежал Павел, суетилась мама. Страх сменили безразличие и усталость.

Яна проверила телефон. Связь наконец-то починили. Она позвонила в полицию и сообщила, что преступник сбежал. Дежурный заверил, что опергруппа выехала и скоро будет в музее. Мама расстроилась. Заочно выругала Петровича за глупость и пьянство. Рассказала, что с Павлом все в порядке – рану зашили, лежит под капельницей, сломал два ребра, но чувствует себя хорошо, а точнее, спит.

– Выздоровеет твой Павел, не волнуйся, Янка!

– Он не мой, – тоскливо пробормотала Яна. – У него Злата есть.

– И друзья молодые неженатые, – подхватила Лариса Павловна. – Когда выйдет из больницы, попроси, чтобы познакомил.

– Мама, не начинай! – отмахнулась Яна.

Чтобы время бежало быстрее, она спустилась вниз и занялась уборкой холла. Грязную воду выливала с крыльца прямо на снег, представляла себя на улочке средневекового Парижа, тихонько смеялась.

«Была ли счастлива Аделина? – неожиданно подумала Яна. – Она вышла замуж за любимого, умерла в 1970 году. Рядом были дочери и внуки. Она прожила долгие 80 лет, из которых только 20 – в родном Барсово. Вспоминала ли о России за океаном? Хотела ли вернуться, чтобы посмотреть на владимирскую даль из окошка в мезонине?»

Неожиданно Яна осознала, что ее кабинет был комнатой Аделины. Об этом со слов основателя музея Климентия Ниловича как-то рассказал старый краевед Александр Адольфович. Раньше она об этом не задумывалась. Яна взглянула вверх. На секунду ей показалось, что легкая занавеска дрогнула и к окну прижалось обрамленное кудряшками юное лицо.

Глава 18.

Полиция торжественно въехала во двор музея. Воинственный кортеж возглавлял микроавтобус с ОМОНом, за ним следовала черная легковушка, потом знакомый уазик опергруппы.

Бойцы рассыпались по двору, обежали музей снаружи и внутри, доложили главному, что все чисто. Грузный подполковник подошел к Яне, подозрительно осмотрел с головы до ног.

– Вы кто?

– Главный хранитель музея-усадьбы Фон-Барсов Полонская Яна Сергеевна.

– Что ж вы, Яна Сергеевна, так плохо музей храните? Дверь вскрыта, все развалено. Где преступник?

– Убежал, – спокойно ответила Яна.

– Как убежал? И вы это допустили?

Лариса Павловна как всегда возникла из ниоткуда.

– А в ее обязанности не входит поимка и охрана злостных грабителей. Я лично еще полтора часа назад сообщила о происшествии в музее. Где вы были все это время? Высыпались после Нового года?

– Я не обязан отчитываться перед первой встречной! Вы кто такая и что здесь делаете?

– Я полковник ФСБ в отставке Полонская Лариса Павловна. Ночью я несколько раз звонила в дежурную часть и уведомляла ваших подчиненных, что моя дочь не выходит на связь. Они знали, что она в музее, который пытались ограбить. Но никто, я повторяю, никто не принял мер! И теперь вы пытаетесь обвинить Яну в собственной безолаберности. Не выйдет! Я была свидетелем нападения преступника. Он держал нож у горла дочери. А капитан юстиции Павел Граб вообще на больничной койке. Я подниму все свои связи, но виновный в бездействии будет наказан!

– Не надо мне угрожать! Вы в отставке – вот и сидите дома. А будете мешать следствию, я посажу вас под арест и никакие связи не помогут. Покиньте место преступления!

– Ой, напугал! Арестует он меня. Там, где ты учился, я преподавала. Вы план-перехват объявили? Преступники похитили старинные драгоценности в музее, а не коробку с лимонадом в уличном ларьке.

Лариса Павловна и подполковник ругались, размахивали руками, ОМОНовцы ржали, благо балаклавы надежно скрывали их лица.

Яна пригляделась к опергруппе, узнала эксперта-криминалиста Владимира Викторовича, обрадовалась, рассказала полицейским о подробностях ночного противостояния. Они изумлялись, хватались за головы, тихонько матерились.

– В общем, картина ясная, – решительно начал эксперт. – Про ружье, наградной Макаров Ларисы Павловны и музейные предметы я понял. Покумекаем, как оформить. Знать бы, что за двустволка, я б заключение быстро сварганил… Не хочется сегодня еще и в Заречье ехать.

– ИЖ-58, калибр шестнадцатый, – Яна говорила быстро и четко. – По времени производства разброс с 1960 до 1965 года. Износ значительный. На колодке бойка гравировка. Рисунок в темноте не разглядывала. Пуля там была, или дробь, не знаю. Смотрите в кустах роз у ограды.

– Как год выпуска датировали? – поинтересовался криминалист.

– Под 16 калибр Иж-58 начали выпускать с 1960 года, а Клим Степанович сказал, что отец подарил ему ружье в 65-м. Он его ижиком называет. Все просто.

– Учитесь, салаги! А будете лажать – уволим, а на ваше место Яну Сергеевну возьмем, – рассмеялся Владимир Викторович.

Яна поежилась, подышала на замерзшие руки. Снег на время успокоился, наверное, устал летать, а может у тучи закончился запас влаги. Подошла Лариса Павловна. Ее лицо полыхало от злости. Мужчины уважительно отдали честь.

– Павел дежурному сообщил имена и приметы преступников. Этот дуболом вопит, что нужно разобраться, прежде, чем кого-то ловить. Как он вообще до своего кресла добрался? Наверное, животом всех нормальных ментов передавил.

– Я скажу ему, что лично опознала преступника, – сказала Яна, порываясь уйти.

– Стойте, стойте, не надо, – в разговор вступил высокий худощавый мужчина. – Оперуполномоченный уголовного розыска Ленинского ОМВД Владимира капитан полиции Константин Баженов. Яна Сергеевна, уже все давно запущено. Преступники в розыске. Товарищ подполковник просто специально злил вашу маму.

– Вот зараза, – прошипела Лариса Павловна. – Янка, ты норм?

– Замерзла. Хочу есть и спать. Ребята, как там Павел? – робко спросила она.

– Живой и почти здоровый, – рассмеялся Баженов. – Скоро к Злате своей ненаглядной вернется.

Все рассмеялись, а Яна отвернулась. Глаза резанули слезы. Лариса Павловна обняла дочь, погладила по спине.

– Домой нам надо, ребята. Она всю ночь сражалась. Что с музеем-то делать? Дверь нараспашку.

– Об этом не волнуйтесь, – заверил Баженов. – Мы все осмотрим, протоколы составим, потом Яну Сергеевну пригласим в отдел для уточнений и подписи. А дверь бойцы охранять будут. Разберемся.

Надутый подполковник вместе с опергруппой вошел в музей. Цветом лица он был удивительно похож на Ларису Павловну. Они с ненавистью посмотрели друг на друга. Женщина демонстративно отвернулась и вздернула подбородок.

Яна позвонила коллеге – научному сотруднику. Объяснила ситуацию, попросила сменить на «боевом» посту. «Обрадовала» директора подробным сообщением в мессенджере и выключила телефон. Дальше – туман. Забрала вещи из кабинета, опечатала, что позволили, взяла с Баженова торжественную клятву не трогать предметы руками и следить за их сохранностью. В душе царило равнодушие. Усталость зашкаливала.

В машине Яна сразу же отключилась. Лариса Павловна молчала, лишь изредка отпускала короткие ругательства в адрес разозлившего ее полицейского.

Дома ждал сюрприз. Кошачий корм был нетронут, зато салатница изрядно опустела. Яна удивилась лишь краем сознания, она знать не знала, что Сима с Клавой едят вареную картошку, морковку, зеленый горошек и даже соленые огурцы.

Голод почему-то отступил. Она съела только яблоко и отправилась в душ. С наслаждением ступила под горячие струи, вытерлась насухо, забралась под одеяло и расплакалась. Слезы не помогли. В сердце саднила прореха и заполнить ее мог только единственный в мире человек.

Яна уснула быстро. Несколько раз просыпалась, понимала, что еще день и вновь проваливалась в забытье. Ближе к вечеру на грани реальности услышала звук ключа, поворачивающегося в замке. Решила, что пришла мама, обняла подушку и вновь попыталась заснуть.

Дверь в комнату открылась. Пол ощутимо прогнулся под тяжелыми шагами. «Это не мама», – ужаснулась Яна. Незнакомец опустился кресло. Тишину наполнили порывистое дыхание и сдерживаемый кашель.

Глава 19.

Яна села, кутаясь в одеяло. Она боялась открыть глаза, но уже точно знала, кого увидит.

– Красавица моя, а ты почти не изменилась.

– Игорь Николаевич, что происходит? – собрав волю в кулак, Яна говорила решительно и жестко. – Зачем вы здесь, а не в сотне километров от Владимира?

– Можно просто Игорь, а лучше Гарик. Я, конечно, изменился, но не настолько, чтобы ты не узнала. Сколько можно притворяться? Хочешь сделать еще больнее?

– Послушайте, я, действительно, вас не знаю. Не знаю! Зачем вы меня мучаете?

– Потому что ты врешь! Ты весь декабрь играла образцовую хранительницу музея. Гребаная театралка нашла сцену для своего таланта.

– Что за чушь! Я в принципе не люблю театр, – изумилась Яна. – Что вы хотите? Зачем пришли сюда?

– Я хочу разрушить твой розово-конфетный мир. Хочу, чтобы ты прожила мою боль. Я мечтал о научной карьере, хотел заниматься историей. Ты лишила меня всего! Твоя ядовитая мать выписала мне черную метку. От Ханты-Мансийска до Махачкалы меня не брали ни в один вуз страны. А теперь ты делаешь вид, что не помнишь меня. А с кем ты впервые в жизни трахалась помнишь? На пляже в Новом Афоне под звездами.

Яна не ответила. Она пыталась прорваться сквозь завесу памяти, но пелена не спадала. Она не помнила Игоря, не помнила Гарика, не помнила Новый Афон.

– Молчишь? Кончился театральный пыл?

– Она ничего не помнит.

Лариса Павловна прошла через комнату и села на край кровати.

– А вот и Кобра Удавовна пожаловала. Давно не виделись. Вы то хоть меня узнали?

– Сейчас – да. В музее – нет.

– Изменился?

– Нет. Ты был никчемным бродяжкой, им и остался. Ты затащил Яну в Кашкулакскую пещеру. Она вошла в нее человеком, а вышла тенью. Отец этого не пережил. Я лишилась и дочери, и мужа.

– Я затащил? Да это она с детства с папочкой болталась под землей. Я впервые попал в пещеру в 20 лет. Я просил ее не ходить. Умолял. Она разве слушала кого-нибудь? Мажорка. Все на блюдечке! Репетиторы, тренеры, соревнования, театральная студия, гастроли, языковая практика за границей, стажировки в лучших музеях.

Яна сжала виски руками. Она не понимала, что происходит. Боль разрывала голову. Из глубины памяти поднимались тени. Они стремились к свету, требовали осознания. Страх не пускал. Он как безжалостный страж наотмашь рубил любого, кто пытался выбраться наружу.

– Ты мог ее остановить!

– Не мог! Она бы просто спустилась туда без меня. Она была одержима этой пещерой. Доказывала, что сможет узнать ее тайну. Смеялась над рассказами о шамане, кровавых чудовищах, пропавших студентах, девушках, сошедших с ума. Она потащила меня на нижний ярус. Я просто был рядом. Был рядом! Наверху пошел ливень, поднялась вода. Мы перешли на третий уровень и ей неожиданно стало плохо. Раз и все! Упала, затряслась, изо рта пошла пена. Это я вытащил ее на поверхность, хотя вообще не ориентировался в пещерах. Я спас ее, а вы даже не захотели меня выслушать!

– Пещера Черного дьявола… Черного дьявола…

Яна шептала, задыхалась, дрожала. Ее лицо покрылось каплями пота. Лариса Павловна принесла воду. Девушка пила жадно, задевала зубами край стакана, громко сглатывала.

– Янка, Яночка, ты что-то вспомнила?

Лариса Павловна обняла дочь, пытаясь унять ее дрожь.

– Темно… Где выход, где?.. Руки… Серые руки… Разве у людей могут быть такие длинные руки… Пальцы извиваются… Страшно… Игорь, мне страшно, Игорь…

Он закрыл лицо руками, застонал.

– Почему, почему вы не пускали меня к ней? Прогнали, вычеркнули из жизни! Я так ее любил. Яна, красавица моя. Яна…

– Убирайся! – рявкнула Лариса Павловна. – Уходи! Я не скажу, что ты здесь был. Нужно вызвать скорую.

– Не надо скорую.

Яна решительно встала и вышла из комнаты. В ванной умылась, поверх ночной рубашки надела халат, поправила волосы. Из зеркала на нее смотрела чужая девушка. Красивая, резкая, злая.

В спальне было тихо. За окнами опять повалил снег. Игорь равнодушно следил за пушистыми хлопьями. Левый глаз подергивался, из-под заклеенной пластырем брови просачивалась кровь. Яна протянула платок. Он взял, коснувшись пальцами ее руки, тяжело вздохнул.

– Ты упекла меня в психушку, вместо того, чтобы разобраться. Просто отправила в дурдом.

Яна говорила металлическим голосом, чеканя каждое слово. Мать отшатнулась.

– Твой дурдом был лучшим санаторием Германии. Там лечились мировые звезды!

– Врачи загнали мой страх глубоко внутрь, но он остался. Я пыталась вырваться, старалась понять, что случилось, а меня тупо глушили таблетками.

– Но тебе помогли! После Хакассии ты даже нас с отцом не узнавала. А потом все наладилось.

– Наладилось? Все эти годы я не жила, я боялась. Света, тени, дня, ночи, людей, машин. Я потеряла себя, почти забыла прошлое. Я пряталась в музее, чтобы быть подальше от жизни… Я поняла… Ты ведь придумала парня, с которым я якобы встречалась в институте! Назвала его Володей Петровым, женила, отправила в Нижний Новгород. Зачем такие сложности?

– Я боялась, что ты вспомнишь его. Отребье, сын тракториста и поварихи. Ты достойна лучшего!

Лариса Павловна брезгливо поморщилась.

– Значит, все эти годы тебя прекрасно устраивало мое беспамятство. Так? Или ты хотела, чтобы тебя я помнила, а его нет. Такая вот запрограммированная пещерой дочка. А ведь я знала, что там во тьме со мной кто-то был… Я искала его… Ты даже о причине страха врала мне десять лет! Ты сказала, что я заблудилась в лесу на даче, упала и ударилась головой.

Мать насупилась. Яна подошла к окну. Минувшей ночью она также смотрела во двор музея. Девушка резко повернулась.

– Ты выбрал странный способ заставить меня вспомнить.

– Просто совпало. Я не знал, что ты работаешь в музее. Меня наняли найти и забрать клад Фон-Барсов. А потом пришла злость. Я не мог остановиться. Хотел добраться до тебя, заглянуть в глаза, хотел, чтобы ты наконец призналась, что помнишь меня.

– Наняли? Значит я права. Ты – Ге…

Яна замолчала на полуслове. В комнату вошла немецкая овчарка. Осмотрелась, села рядом с креслом Игоря, оскалилась для порядка и негромко гавкнула.

Глава 20.

Игорь дернулся, пытаясь встать. Собака угрожающе зарычала.

– Злата, фу! Охранять!

Овчарка оскалилась, но с места не сошла.

– Игорь Николаевич, даже не пытайтесь. Без моего разрешения вы не выйдете из комнаты. Прости, хозяйка, мы без приглашения. Дверь была открыта. Яна, дай стул. Тяжело стоять.

Немая сцена затягивалась. У Яны кружилась голова. Она смотрела на Павла и глупо улыбалась. Злата – собака. Только это имело значение, остальное – прошлогодний снег.

Первой среагировала Лариса Павловна. Она прикатила из гостиной офисное кресло на колесиках. Павел сел, задышал короткими рывками.

– Финал прелюдии «В пещере горного короля» я послушал. Не скажу, что все понял, потом догоню. Что у нас во второй части Мерлезонского балета? Она же Элла Кацнельбоген, она же Изольда Меньшова, она же Валентина Панеяд?

– Ага, – продолжая улыбаться ответила Яна. – Гарик Красовский, он же Игорь Николаевич Соболев, он же Генрих Ирбис.

– Значит, сердце твое девичье верно подсказало. Хоть и не родственник, но к семейке Адамсов отношение имеет. Как имя барское отхватил?

– Долгая история, – равнодушно ответил Игорь.

– А мы не торопимся. Лариса Павловна нам чайку заварит, да?

Женщина кивнула и послушно вышла из комнаты.

– Как ты его вычислила, Яна?

– По ботинкам. Когда в завал ногой шибанул, увидела, что армейские. А когда лез по нашей баррикаде, поняла, что это Игорь Николаевич. Ботинки приметные, с другими не спутаешь. Лучше их разглядела, когда связывала его. Это французские рейнджеры, модель 65-го года. Не подделка. Две застежки, кожа грубая, зернистая, маркировка на подошве. Он их, конечно, купил, но уровень подготовки выдал французского легионера. Все просто.

– И давно ты стала Ватсоном? – Игорь демонстративно захлопал.

Она не ответила. Внутри боролись две Яны: болезненная трусиха и вырвавшаяся из прошлого смелая, решительная, жесткая. Девушка отошла от окна, забралась с ногами на кровать, закуталась в одеяло. Злата проводила ее внимательным взглядом, но не среагировала.

– Мы ждем сказку на ночь, – вальяжно начал Павел. – Чай будешь? Теща твоя не сложившаяся постаралась.

– А давай! Чего, уж, там. А салатика не осталось новогоднего?

– Кошки съели. Могу предложить заливную рыбу, – съязвила Яна.

– Не, эту гадость не буду. Так, что ты, Паша, хочешь знать?

– Все. С самого начала и как можно подробнее.

Павел достал смартфон и включил диктофон на запись.

– Мои родители не были отребьем! Отец закончил сельхозинститут, работал в совхозе главным механиком. В 90-е, когда все развалилось, стал трактористом. Зато мы не голодали. На пенсию уходил завгаром. Ну, конечно, где уж нам до вашего уровня дотянуться.

Лариса Павловна хмыкнула, хотела ответить, но осеклась, увидев предостерегающий жест Павла.

– Не надо лирики. Играем в «Что? Где? Когда?»

– Я буду рассказывать так, как удобно мне. Приказывать собаке будешь… Любовь к истории передалась мне от отца. Мы вместе читали, ходили в музеи, ездили на экскурсии. Уже в пятом классе я знал, что буду историком. Мечта сбылась только после армии. Мне было двадцать, Яне девятнадцать. Мы оказались в одной группе и все завертелось. Ты хоть что-то помнишь, Яна?

– Теперь да. Но не все. Я знаю, что любила тебя, но само чувство забыла. Оно не вернется, прости…

– Узнаю́ тебя, узнаю́, – рассмеялся Игорь. – Всегда рубила с плеча. Второго шанса не давала.

– Дальше, – зло перебил следователь.

– А дальше, после третьего курса была Кашкулакская пещера Черного дьявола в горах Хакассии. Я вытащил ее на поверхность полуживую, довез до больницы, позвонил родителям, вырубился на сутки и больше Яну не видел до начала декабря прошлого года. Мама Лара увезла ее домой, бросив меня грязного, измученного. В сентябре, придя в институт, я узнал, что отчислен без права восстановления. Просто так. По прихоти мамаши с большими связями.

Лариса Павловна демонстративно встала и вышла из комнаты. Через минуту громко хлопнула входная дверь. Яна вздрогнула, заплакала.

– Я пытался пристроиться в другие вузы, но везде отказывали. Машина подлости функционировала отлично. Вердикт «неблагонадежен» выбили у меня на лбу. Я работал где придется, научился неплохо продавать в сети. Историю не забывал. Читал, путешествовал, мечтал уехать за границу, чтобы учиться там. Родителям наврал. Сказал, что разочаровался и занялся бизнесом. Отец не верил, но в душу не лез. Семь лет назад они ушли один за другим. Мама и папа. Теперь я один.

Игорь замолчал, отвернулся к окну. Яна вытирала слезы краем пододеяльника. Давила тяжесть несбывшегося. Она вспомнила дальние походы, ночные костры, запах прелой хвои, его поцелуи. Она знала, что тогда была счастлива. Так счастлива, что боялась даже дышать, чтобы не спугнуть любовь.

Они мечтали о свадьбе, о семье, о малышах. Даже имена придумали. Для девочки – Лада, для мальчика – Олег. Не сбылось, ничего не сбылось. Нет ни любви, ни счастья, ни детей…

– Как получил заказ на клад Фон-Барсов?

– Правильнее начать с того, как я очутился во Франции. Я был поздним ребенком. Когда родители умерли, мне было двадцать шесть. За спиной горькая любовь, мытарства по приемным комиссиям, торговля кормом для животных. Кстати, следак, могу составить для Златы отличное меню. Будет дешево, но полезно.

– Она ест только человечину. Продолжай!

– Ну, ты понял, что здесь меня ничего не держало. Я решил податься во Францию. Пять лет в легионе и гражданство в кармане. Можно жить, учиться. Я продал все и рванул в Обани. Благо мой французский, благодаря Яне, был весьма неплох и занятий я не бросал. Взяли, обогрели, приставили к делу. Платили хорошо, получил шрам на память. На пятый год службы наткнулся в даркнете на заказ Фон-Барсов. Изумился, вспомнил, что бывал в усадьбе с отцом, а потом с Яной. Согласился.

– Что в даркнете делал?

– Паша, я же тебя не спрашиваю, как ты проводишь свободное от работы время. Не относится это к делу. Интерпола на хвосте нет. Такой ответ примешь?

Мужчины переругивались, Злата зевала, Яна смотрела в одну точку. Она ловила ускользающее время. Волны памяти рушили привычный мир. Сквозь зияющие дыры проступали образы, звуки, запахи.

Она вспомнила лето после первого курса, брызги соленой воды на губах, Новый Афон и дальний пляж, где впервые до конца отдалась его безудержному желанию.

Вспомнила театр, радость сцены, спектакль по Маркесу «Глаза голубой собаки». Он принес неожиданный успех, поездки на театральные фестивали в Эдинбург и французский Авиньон. Девушка не понимала, как жить дальше. Как совместить двух, даже трех разных людей? Яну до, после и сейчас…

Глава 21.

В комнату прокрались сумерки. Яна включила прикроватный светильник. По стенам разбежались тени, лица поменяли цвет, превратились в играющие на контрасте театральные маски.

– Почему ты согласился работать на Фон-Барсов?

– Деньги, Паша, большие деньги. И еще они обещали покровительство и спокойную жизнь в Швейцарии. Увольняясь из легиона, я взял новое имя. Правда оно красивое?

Яна равнодушно кивнула. Она пошла на кухню, поставила чайник, сделала бутерброды. Испуганные кошки забились в угол и жались друг к другу. Утешать их не было сил.

Пока копошилась с едой, слышала, как Злата конвоировала Игоря до туалета. В ванной он долго плескался, попросил пластыри, чтобы переклеить ссадины. Легкий ужин накрыла на маленьком столике. Ели в тишине. Только Злата иногда подскуливала, провожая взглядом кусочки колбасы. Когда блюдо опустело, Павел вновь включил диктофон.

– Расскажи подробнее о Фон-Барсах.

– Эту фамилию сейчас носит только внучка Генриха – Марта. Ее сестра Генриетта вышла замуж за Йохана Штайнера. Муж давно умер, а сын Курт с женой Моник погибли в автокатастрофе в 2004 году. Эдгару тогда было четыре года. Он повредил глаза и ногу. Долго лечился.

– Ты подтверждаешь, что студент Сергей – это Эдгар Штайнер, а Гертруда Брамс – Генриетта Штайнер?

– Да. Так и есть. План готовили долго, делали документы, для каждого придумывали легенды.

– Значит, Гертруда не писательница? – разочарованно спросила Яна.

– Ну, почему. Клепает женские романы про рыцарей и глупых дам.

– Сережа говорит по-русски без акцента. Как это возможно? – поинтересовалась Яна.

– Репетиторы, поездки в Россию. Бабушка Генриетта целенаправленно готовила его к миссии. Эдгар был инвалидом, только поэтому сестры наняли меня. Яд сокровищ в их душу заложил Генрих. Он с детства натравливал внучек на Барсово. Этим же ядом старухи отравили Эдгара.

– Но Аделина знала, где драгоценности, почему не сказала? Почему не забрала их перед отъездом в Париж?

– Забрать не могла. Танеевы в 1915 году бежали из Санкт-Петербурга с грудным ребенком. У них не было времени и возможности вернуться во Владимир. А почему потом не сказала – не знаю. Может, не хотела, чтобы близкие жили пустыми надеждами и подвергали себя опасности. Из-за этого Аделина навсегда поругалась с Генрихом, и Танеевы уехали в Канаду.

– Получается и Карл не сказал сыну, где драгоценности, – Яна продолжала засыпать Игоря вопросами.

– Не сказал. Боялся, наверное, что Генрих рванет в Россию и сгинет в большевистском аду.

– И вот теперь мечта сбылась, – усмехнулся Павел. – Сережа нашел драгоценности. Семья счастлива. Ничего. Мы этой бабочке швейцарской крылышки-то посшибаем. Найдется на нее воробышек. Я ведь сразу догадался, что засланный он казачок. А когда Сережа про моргалы не понял, так и сложил два плюс два.

– Для драгоценностей заранее продумали коридор через Беларусь. Вы их не вернете.

– Игорь, а где Эдгар с Генриеттой? Ты их видел? – с коварной улыбкой спросила Яна.

– Не видел. У каждого был свой план отступления.

– Я тебя разочарую, но Сергей, он же Эдгар, забрал из музея не сокровища.

– А что? – изумились мужчины.

– Реплику калиты.

Игорь рассмеялся, Павел поперхнулся.

– Что? Реплику кого? – проскрипел он и схватился за бок.

Злата дернулась, зарычала. Следователь жестом остановил собаку.

– Вот ты, Янка, тихушница. Обманула всех. А бабушки-то как разозлятся! Эдгар – лох. Я от него ничего другого и не ждал.

– А можно медленнее, – с трудом заговорил Павел. – Яна, где сокровища?

– Там же, где и были. Когда вернется директор, мы их изымем и оформим согласно инструкции. Полицию тоже пригласим, не сомневайся.

– Так что все-таки Эдгар-Сережа из музея унес? – нетерпеливо спросил следователь.

– Реплику, то есть точную копию оригинальной калиты. А калита – это древнерусская сумка для денег, ее крепили на поясе. Их шили в основном из кожи, украшали. Богатые расшивали золотом, бедные пуговицами деревянными. Наша была среднего достатка. Оригинал нашли при раскопках, он в фондовой хранится. Калита висела на поясе у владимирского горожанина. Он стоит рядом с воином, у которого ты утащил щит.

– Ну и как она попала в тайник? – нетерпеливо спросил Павел.

– Когда ты побежал в холл, я осталась. Достала шкатулку, а на ее место положила сумочку. В ней были разноцветные камушки и стеклышки, тяжеленькие гривны и рубли. Муляжи, конечно. На Руси долго ходили деньги-бруски, которые рубили на кусочки. А еще там лежали мои старые брошки и бусы под жемчуг. В темноте Сережа подумал, что это и есть сокровища. Все просто.

– А он еще и подслеповат немного, – давясь от смеха язвительно добавил Игорь.

– Не смешно, – разозлилась Яна. – Если бы ты не согласился на авантюру, с ними все было бы в порядке.

– Ошибаешься. Они фанатики. Они положили жизнь, чтобы добраться до клада. Без меня, или со мной, они бы сюда пришли.

– Значит, ты поняла, где Карл спрятал клад? – задумчиво спросил Павел. – А мне не сказала.

– Я не успела. Это было озарение. Машина осветила фарами библиотеку, я оглянулась и поняла, где надо искать. Шкатулку я спрятала в ногах у воина, а потом вернула обратно.

Неожиданно Злата оставила пост, подошла к Яне, лизнула руку и положила голову на колени. Девушка с удовольствием поворошила мохнатую голову. Следователь изумленно посмотрел на собаку.

– Все. Нам пора, а то моя овчарка превратиться в пуделя. Злата, охранять!

Собака понуро вернулась к Игорю. Яна закрыла глаза и поняла, что безмерно устала. Павел звонил по телефону, договаривался. Девушка сквозь пелену смотрела на мужчин, бездумно улыбалась овчарке.

Она поймала себя на мысли, что так и не спросила, почему он не в больнице и как себя чувствует. Когда приехал наряд, Игорь встал, медленно пошел к двери.

– Спасибо, – неожиданно громко сказала Яна. – Спасибо, Игорь, что спас меня, вытащил из той пещеры. Прости меня, слышишь, прости за все. Какая дурацкая любовь у нас с тобой вышла.

Он кивнул, неуловимо махнул рукой и вышел навсегда.

22.

Метель закончилась утром. Она проснулась, увидела лазурное небо, блики солнца и морозные узоры на стекле. Обрадовалась. Поняла, что выспалась и отдохнула. Решила поваляться, но вспомнила, что выключила телефон, еще в музее. Порылась в сумке, дождалась окончания инициализации.

Яна схватилась за голову. Семьдесят три пропущенных звонка и двадцать сообщений! «Возьми телефон», «Запри дверь», «Никого не пускай», «Ответь», «Ответь скорее», «Иди к соседке»… Номера звонившего не было в контактах, но Яна не сомневалась. Это – Павел. Директор писала, что скоро вернется. Просила держать в курсе.

Она мыла посуду и не понимала: радоваться ей, или печалиться. Вчера Павел даже не попрощался. Обиделся, что не рассказала о шкатулке.

Знакомство со Златой кошки пережили отлично. Утром сытно позавтракали и отправились в гостиную, где грустила, упавшая еще в прошлом году елка. Яна привела комнату в порядок, погладила пушистых дурех, задумалась.

«Надо жить дальше! Простить маму, – мысль обожгла, заставила вздрогнуть, вновь испытать холодный страх темноты. – У меня есть работа, дом, Сима и Клава, полный шкаф одежды, модная обувь, косметика. Я счастливый человек. Теперь я знаю, что тогда случилось и могу вздохнуть свободно. Летом поеду к морю, может, поступлю в аспирантуру…»

Яна уговаривала себя, крепилась, но слезы не обманешь. Они всегда знают, когда нужно катиться, а когда можно и переждать. Чтобы не думать о плохом, включила ноут и вновь погрузилась в историю Аделины.

Руки летали над клавиатурой, строчки превращались в трогательную историю юной хозяйки имения. Часа через три Яна добралась до последней сцены в библиотеке. Михаил поднялся на ступеньку. Что дальше?

«– Передай, пожалуйста, подсвечник. Хочу лучше разглядеть колечко.

Аделина пританцовывала от нетерпения и злилась: «Это мой дом, моя библиотека. Это я должна разглядывать колечко, а не он». Михаил осветил резного барса.

– Что там? – изнывая от любопытства спросила девушка.

– Залезай сюда, – весело предложил юноша. – Места обоим хватит.

Уминая пышную юбку, Аделина встала рядом с Михаилом. Правой рукой он аккуратно придерживал ее за талию. Девушка пригляделась.

– Какое маленькое! Оно в глубине рта, прячется за зубками. А давай за него потянем?

– А давай! – радостно откликнулся Михаил. – Нужен какой-нибудь крючок. Так не получится.

– Вытащи шпильку из моих волос. Я не смогу, боюсь упасть.

Дальнейшее было делом техники. Аделина держала подсвечник, Михаил подгибал кончик шпильки. Через пару минут крючок был готов.

– Ты тяни, – решительно сказал юноша. – Это твой барс.

Аделина аккуратно подцепила колечко. Раздался щелчок. Панель с резным барсом дрогнула и слегка выдвинулась вперед. Молодые люди ахнули. Перед ними была потайная дверца. За ней в нише стояла серебряная шкатулка из филиграни.

Ажурные нити соединялись в искусные узоры. По бокам переплетались дубовые ветви, листья и желуди из яшмы и янтаря, а наверху сидел маленький серебряный барс с изумрудными глазками. За острыми зубками прятался сияющий сапфир.

Девушка подняла крышку. Шкатулка сверкнула золотом и драгоценными камнями. Огонь свечи отражался от граней, радужные блики играли на стенах ниши и изумленных лицах Михаила и Аделины. Восторг был немым.

Их потревожили голоса. Кто-то приближался к библиотеке. Аделина захлопнула шкатулку, Михаил дверцу. Они едва успели вытащить шпильку и стремительно шагнули вниз. Девушка пошатнулась, и сама не поняла, как оказалась в объятиях Михаила. Дверь открылась. В библиотеку вошли отец Аделины и дядя Михаила.

– Вот те раз, – хором воскликнули почтенные господа. – Мы думаем, как их познакомить, а они уже обнимаются.

– Ох, молодежь, ох, нравы, – нарочито грозно сказал Сергей Иванович.

– Карл Генрихович, милостивейше прошу руки вашей дочери.

Михаил мягко отстранил Аделину, щелкнул пятками поклонился, прижав правую руку к груди.

– Она взяла штурмом мое сердце.

– Я согласна, батюшка, согласна.

Аделина покраснела. Впрочем, темнота старой библиотеки надежно скрыла ее смущение…»

В дверь настойчиво звонили. Яна сунула ноги в шлепки и зашаркала в коридор. Посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял Павел. Она открыла дверь, сердце то замирало, то бежало стометровку.

– Пустишь? – робко спросил он.

Яна шагнула в сторону, споткнулась о сапоги и упала в кольцо его рук. Она хотела вырваться. Не получилось. Павел зарылся лицом в ее волосы, прижал к себе. Тишину января нарушил серебристый звон падающей елки.