Когда я вгляделся в твои черты (СИ) [Victoria M Vinya] (fb2) читать постранично

========== 1. Наш новый Рай ==========

Май 2020-го года

Сегодня Микаса решила умереть.

С одной стороны, это был отчаянный порыв, с другой — взвешиваемое месяцами решение. Да и какая уже разница? Она всё для себя решила.

Вечернее солнце измождённо цеплялось за куцые облачка, и его медово-алые лучи растекались по небу, капали на верхушки деревьев. Город шумел, спешил, смеялся и вопреки её угрюмым мыслям — вопреки всему — хотел жить вечно. Он жил до самой Микасы. И на сегодняшней прогулке был самым желанным спутником. Вот родные сердцу дворы да закоулки, по которым она летела в школу, вот извилистые тропки вокруг ветхих деревянных построек, вот яблони, с которых ребятня трясла заветные кисловатые плоды, а вот и рыночная площадь с возвышающейся над ней старой ратушей из красного кирпича… Этот город теперь не узнать: бурно плодящиеся новостройки умерщвляли уютные аллеи и скверы, торговые центры и рестораны открывались чуть ли не на каждом шагу, но хуже них была вездесущая аляпистая реклама.

Как бы сильно старомодные элдийцы ни любили свои дирижабли и допотопные автомобили, прогресс безжалостно заставлял их принимать новую реальность.

Но это тоже больше не имело значения.

Потому что Микаса сделала свой выбор.

Она убегала. Она убегала, наверное, целую вечность. От нищеты, от бесхребетной матери и распускающего руки отчима, от стыда, от одиночества и чувства ненужности. Она сбежала в новую тюрьму из роскоши и пустоты: в ней были деньги, сытость, красивый муж, путешествия, новые знакомства, но ничего, что было бы наполнено смыслом, любовью и нежностью.

Нежность. Микаса съёживалась от одного лишь звука этого слова, как будто оно царапало её шипами. Проявлявшие к ней заботу обязательно требовали что-то взамен и наказывали, если у неё не было того, что им нужно. Нежность — иллюзия. Это для кого-то другого. Для кого-то достойного, нормального. Не для неё. Со временем от нежности Микаса тоже научилась убегать: никогда не узнаешь, настоящая ли она.

Уж лучше покончить со всем раз и навсегда.

Жизнь кричала ей вслед детскими счастливыми голосами, расцветала душистыми гроздьями на сиреневых кустах, обдавала кожу весенним ласковым теплом, провожала взглядами красивых глаз… А ей бы вспомнить те единственные, что она позабыла…

До падения с яблони в детстве она, кажется, помнила эти глаза. Или только думала, что помнит. Может, они были лишь игрой детского воображения? Она никогда не узнает. Да и вряд ли это было по-настоящему важно.

Тогда зачем она думает о подобных мелочах? Зачем с жадностью ребёнка пытается запечатлеть в памяти ускользающий день? Цвета до невозможности яркие, лица прохожих божественно прекрасны, запахи свежи и сладки… Мимо прошла пожилая дама в соломенной шляпке, постукивая квадратными каблуками поношенных туфель. Размеренный, немного скребущий по асфальту звук. Звук возвращавшейся с рынка мамы. Звук далёких-предалёких дней. Микаса остановилась и приложила к груди сжатую в кулак руку, словно пыталась удержать внутри рвущееся наружу от боли сердце. Неужели она здесь, потому что искала причины жить?

«Я не найду их в ностальгии. Это всего лишь глупый инстинкт самосохранения. Если я сдамся сегодня, завтра боль не закончится и продолжит отравлять мне душу долгие годы. ― Она взглянула в сторону любимого магазинчика элитных вин и одобрительно хмыкнула. ― А вот бокальчик красного полусладкого напоследок будет очень кстати. На трезвую голову всё равно как-то страшновато…»

Солнце почти рухнуло за горизонт, и шелест изумрудных листьев на деревьях разнёс по воздуху умиротворяющую песню из беззаботного детства и странных дивных снов.

***

Сентябрь 2006-го года

Мамины руки пахнут пряной зеленью, чесноком и только что выстиранным бельём. Запахи безопасности и уюта. Они остались неизменными. Отец на ногах с утра пораньше — собирается на работу в клинику. Тщательно проверяет, все ли документы собрал в портфель, делает записи в рабочей тетради. Он именно таким и был. Когда-то очень давно…

Эрену казалось, что он всё понял ещё в тот момент, когда открыл глаза и издал свой первый крик. Свой второй первый крик.

Он не помнил большинства деталей, а картинки из прошлой жизни настигали его с годами, постепенно. Воспоминания не пугали, не шокировали: он воспринимал их как нечто естественное, неотъемлемое, даже ждал, когда к нему вернётся очередное событие минувших дней.

«Я знаю, что сделал в прошлой жизни нечто чудовищное… Вот только не помню, что именно. Может, и к лучшему».

Никто из родных никогда не говорил, что чувствует то же, что и он. Эрен однажды попытался намекнуть единокровному брату, что помнит о другой жизни, но Зик лишь отшутился, отметив изобретательность