…И искры пронеслись по проводам,
Детектор зафиксировал ошибку…
К. Арбенин
Сумасшедшая она была, сумасшедшая.
Просто чокнутая девица, которая выгуливала собственных тараканов. Тараканам порой становится скучно внутри черепной коробки владелицы, они скребутся и просятся на волю, хозяйка — добрая девка, ей жалко букашек. Вот и вся история.
Её не надо было слушать. Какой смысл слушать шизофреничку?
Но меня именно то и зацепило, что девица казалась чокнутой, как кэрроловский Шляпник. Это обещало нечто. Обещало забавный контент, по крайней мере. Или не только.
Поэтому я и приехал с камерой. Очень неуютно ждать с камерой, обошедшейся в триста килорублей, на незнакомой окраине, рядом с какой-то промзоной, но не с пустыми же руками приходить на такое свидание. Или снимать девчонку — во всех смыслах — или сидеть дома.
Ведь интересная
Офелия.
Польстила, когда узнала на улице. Прямо сразу известным блогером себя почувствовал, самооценка взлетела до небес. Красивая странная девочка — льстит самолюбию, льстит. Прошлась со мной, поговорили. Я понял: смотрела мои ролики, смотрела.
Внимательно слушала.
Я ещё тогда её немного поснимал, а потом смотрел материал и думал: дикие какие глаза у неё. Дикие, как у бродячей кошки, загнанной в угол — и светятся. Громадные, влажные — и что-то в них трудноописуемое. Я ещё подумал: сексуальное. Цепляющее.
Сумасшедшая, но не дурочка. Это — разное.
— Жизнь — бардак? — спросила она в паузу.
— Ага, — сказал я. Не требует доказательств.
— Пластиковая? — спросила она. Повторила моё любимое словечко.
— Пластиковая, — сказал я. — Пенопластовая. Картонная. Пустышка. Пластиковый современный мир. А что, есть какие-то сомнения? Мы же почти не живём, а так…
Она обхватила себя руками, уставилась на меня, выражение сложное: то ли злость, то ли почти восторг. Приподняла верхнюю губу. Ей шло: зубки мелкие, как у кошки, и такие же острые.
Цепляла. Меня понесло.
— Общество потребления, — продолжал я, как на камеру. — Цели такие ничтожные… Ради того, чтобы купить себе что-то, ходим строем, соглашаемся с начальством, соглашаемся с повесточкой, соглашаемся с любой фигнёй, лишь бы кинули лишнюю десятку на карту. Смысла нет. Вокруг — не люди, а пластиковые зомби.
Она слушала, и её губа подрагивала, как у маленькой собаки, которая хочет зарычать.
— Ничего ты не знаешь, — сказала она вдруг. И добавила: — Приходи завтра вечером, я тебе покажу… пластик.
И облизнула губы.
Ого, подумал я и пообещал прийти. Будто и она пообещала что-то.
И вот. Автобусное кольцо без автобусов, какая-то промзона, необычно тёплый осенний вечер — и закат разгорается, слишком красный, неприятно тревожный, исчерканный проводами, как штрихами чёрного маркера. Ветер до изумления тёплый и влажный, пахнет осенней гнилью. Пустынно, чертовски пустынно. Молчанье.
Нарушает тишину только гул линии электропередач. Зубы от него ломит.
И так жутко, так тоскливо, так тянет душу всё это вместе — этот душный ветер, этот красный закат, этот электрический гул — что, кажется, пошёл бы и…
И на этой мысли я осознал, что валить отсюда надо. Валить. Немедленно.
Но автобусное кольцо — вот оно, а ни единого автобуса нет. И машин не видно.
Я достал телефон, чтобы вызвать такси — и увидел, что «вне сети». Не только интернет, но и телефонный сигнал не ловится.
Вот тут-то страх и упал внутрь меня, как свинцовый шарик — тяжёлый, тошнотворный, с металлическим привкусом во рту. Нерациональный страх, непонятно перед чем. Захотелось бежать со всех ног — от промзоны, заката и электрических опор. Хоть куда-нибудь.
Я пошёл прочь, стараясь не переходить на бег: бежать тоже показалось страшно. Сердце колотилось в горле.
А вокруг был какой-то убогий район. Нежилой.
Я, быстро и всё ускоряя шаги, пошёл мимо пыльных гаражей, каких-то подсобных лачуг, складов с металлическими воротами, закрытыми на висячий замок, под гроздьями и гирляндами электрических проводов. Охапки проводов шли к металлическим мачтам с лесенками, а мачты заканчивались странными тёмными конструкциями, мигающими сверху красными электрическими глазками. От них провода, как скрученные металлические нервы, тянулись к самой большой штуковине, она маячила впереди и наверху, странно громоздкая для ажурной конструкции креплений. Здоровенный бетонный шар. У меня не хватало воображения понять, зачем он нужен.
Я обошёл какую-то постройку в жёлтой штукатурке, вроде слишком высокой трансформаторной будки, а сам всё смотрел на этот шар. Никогда раньше не видел таких.
И вдруг с шаром что-то произошло. Тонкая трещина, из которой пробивался красный свет, прошла по его боку — и начала расширяться. Это мне показалось очень неприятным, потому что я никак не мог понять, зачем, но так заворожило, что я остановился.
И смотрел.
Я смотрел, а трещина
Последние комментарии
1 день 2 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
3 дней 2 часов назад