Небо ночью пятнадцатого июля по лунному календарю было всё ещё мрачным.
Гуляющие ночами твари, большие и маленькие, уже разошлись по домам. На широкой улице в городе Дракона было подозрительно тихо: только изредка шелестели, прячась по кустам, невидимые насекомые — словно чего-то ждали.
Время было: половина третьего ночи. Утренняя роса улеглась, и в воздухе пахло влагой.
Сырой и липкой.
Может, дело было в ветре, но казалось, что за каждым углом прячется какая-то тень; любому случайному прохожему невольно подумалось бы, что кто-то пристально наблюдает за ним из-за спины.
Го Чанчэн обнаружил себя посреди этой улицы перед домом номер четыре — с документами в руках.
Его родители погибли, когда он был ребёнком. Выглядел он совершенно обычным, а по характеру был замкнутым и трусоватым; пожалуй, достаточно будет сказать, что никакими способностями он вовсе не отличался. К счастью, обе его тёти были к нему добры и заботились о племяннике, пока он не закончил университет.
К сожалению, похвастаться Чанчэну к тому моменту было совершенно нечем.
Он даже из низкопробного университета выпустился с трудом, едва дотянув до положенных баллов. И до сих пор, несмотря на то, что давно вырос, до ужаса и проглоченного языка боялся каждого встречного.
О какой работе могла идти речь? После выпуска Чанчэн потратил целый год дома, откровенно валяя дурака, а в итоге его дядя, воспользовавшись своими связями на новой работе (а его перевели в министерство общественной безопасности), нашёл местечко для своего непутёвого племянника.
Так что Го Чанчэн справедливо ожидал, что ему предстоит работать с девяти до пяти, носить форму, подносить чай каким-нибудь важным людям и поигрывать в солитер, когда выпадет свободная минутка.
А потом ему пришло уведомление о найме.
Определённо, произошла какая-то ошибка. В уведомлении большими красными буквами было сказано:
«Господин Го Чанчэн, мои поздравления! Данным письмом уведомляю вас, что вы были приняты в наше отделение. Здесь вам предстоит насладиться статусом национального героя и зарплатой выше средних цифр. В то же время, в ваши обязанности будет входить забота о безопасности граждан. Надеюсь, что вы будете работать старательно, со всей страстью и амбициями, на благо нашего народа и общества.
Прошу вас явиться с этим уведомлением, удостоверением личности и отчётом в наш офис, тридцать первого августа (пятнадцатого июля по лунному календарю) в два тридцать после полуночи по адресу: улица Яркая, дом 4 (отдел кадров, первый этаж).
Буду рад лично поприветствовать вас в отделе от лица остальных сотрудников.
Министерство общественной безопасности Китайской Народной Республики,
Отдел Специальных Расследований.»
Нормальный человек, увидев столь странное время встречи, заподозрил бы неладное и позвонил бы уточнить, когда его ждут на самом деле. Но у Го Чанчэна вдобавок ко всему имелась ещё и крайне запущенная боязнь телефонных звонков.
От одной мысли он с лёгкостью мог проваляться всю ночь без сна.
Поэтому он и не позвонил.
Зато разработал план: не спать всю ночь и явиться на Яркую улицу тогда, когда сказано. А если там никого не будет — сбежать в Макдональдс неподалёку, вздремнуть там и вернуться в то же время на следующий день.
Ошибка или нет, но одна из этих попыток должна была увенчаться успехом.
Метро в это время уже не работало, пришлось ехать на машине; чудом, с помощью навигатора Го Чанчэн всё же добрался до нужного места.
Дом номер четыре на Яркой улице яркостью не отличался: на деле он прятался в небольшом закрытом дворе. Чанчэн потоптался перед ним, не решаясь войти, и включил на телефоне фонарик. Тусклый свет выхватил небольшую табличку, заросшую японским плющом, на которой значился номер дома.
А под ней на камне была выбита небольшая надпись: «Отдел Специальных Расследований», с эмблемой МОБ (Министерства Общественной Безопасности) рядом с ней.
Дворик полностью зарос зеленью. Рядом с парковкой разросся небольшой лесок японских софор, а между ними вилась тропинка, ведущая к будке охраны у старого офисного здания.
В будке горел свет, и видно было человека в форме и фуражке, который, кажется, читал газету.
Го Чанчэн глубоко вздохнул и начал нервно потеть, недоумевая, почему это место вообще открыто в такой поздний час.
«Я новый сотрудник, вот моё уведомление о найме, я новый сотрудник, новый сотрудник, вот моё уведомление о найме…»
Застыв на месте, Го Чанчэн повторял про себя эти слова, словно школьник перед экзаменом, пока не собрался с силами и не постучал дрожащей рукой в окно.
— Я новый найм, явился на службу, вот моё уведомление о сотруднике, — жалко пробормотал он.
— Что? — удивлённо переспросил охранник средних лет.
Го Чанчэн выругался про себя: как можно было облажаться на такой простой реплике? К глазам подкатили слёзы, а лицо покраснело, как спелый помидор.
К счастью, мужчина заметил письмо у него в руках и сообразил, в чём дело.
— А! Ты новичок! Как тебя звать? Малыш Го, так? Новичков у нас несколько лет уже не было. Как дела идут? Нелегко было это место отыскать?
Го Чанчэн с облегчением кивнул, соглашаясь со всем и сразу. Дружелюбные и разговорчивые люди ему нравились: чем больше они болтали, тем меньше приходилось отдуваться ему самому.
— Так это твой первый день? Должен сказать, тебе чрезвычайно повезло! Наш шеф сегодня на месте! Заходи, я тебя со всеми познакомлю.
Го Чанчэн застыл на месте, чувствуя, что удача от него ускользает. Он в особенности боялся людей высокопоставленных и наделённых властью: даже в детстве ему хотелось спрятаться под парту от одного учительского взгляда, а при виде директора он и вовсе разворачивался и давал дёру.
И даже будучи законопослушным гражданином, Го Чанчэн боялся полицейских, как мыши боятся котов.
Познакомиться с шефом? Лучше призрака встретить.
В тот же миг из дверей вышел молодой мужчина и уверенным шагом направился к ним. Он курил сигарету, сунув руки в карманы, и отличался стройной фигурой, прямыми плечами и завидным ростом; ещё у него были густые тёмные брови, острый взгляд и вздёрнутый нос. Он был очень красивым — и очень угрюмым.
Его нахмуренные брови и быстрый шаг как бы говорили:
«Кто бы ты ни был, убирайся с моего пути.»
Го Чанчэн невольно уставился на него, и красивые глаза немедленно обожгли его в ответ.
Этот человек несомненно отличался раздражительным нравом.
Заметив незнакомца у входа, он резко остановился; а ещё через мгновение на его лице появилась открытая радушная улыбка.
Когда он улыбнулся, на его щеках появились ямочки, а губы плотнее сжали сигарету. Его глаза сузились до узких дуг, любезных, с едва ощутимой толикой озорства.
— Стоило помянуть… Малыш, знакомься: наш шеф.
Мужчина пихнул Го Чанчэна в спину, и тот едва не свалился, споткнувшись, и в ужасе ощутил, как тот же добродушный голос продолжил:
— Шеф Чжао, у нас новенький.
— Добро пожаловать, — шеф Чжао протянул Го Чанчэну руку.
Парализованный страхом, Го Чанчэн торопливо вытер о штаны взмокшую ладонь и протянул её в ответ. Не с той стороны, и сразу торопливо отдёрнул; этого ужасающего инцидента хватило, чтобы футболка на нём противно прилипла к спине, образуя там нелепую карту мира.
Шеф Чжао сдержанно усмехнулся и аккуратно похлопал Чанчэна по плечу.
— Не переживай так. Коллеги у нас вполне дружелюбные. У тебя первый день, и мне следовало бы всё тебе показать, но видишь ли… День сегодня особенный, и мы все очень заняты. Не думай, что про тебя забыли, мы просто отложим официальное знакомство ненадолго, идёт? Мне надо бежать, но старик У тебе поможет. Найдешь Ван Чжэн, она у нас менеджер по персоналу и поможет тебе устроиться. А после можешь идти, вернёшься завтра утром. Как тебе такой план?
Го Чанчэн нервно кивнул.
Удивительное дело: шеф Чжао куда-то ужасно спешил, но всё равно стоял здесь и разговаривал с ним, с достоинством и совершенно спокойно.
— Я побегу. Если понадобится что-нибудь, доложишь, как вернусь. Не стесняйся, мы теперь семья. Извини уж, что так получается.
На этом шеф Чжао виновато улыбнулся, кивнул старику У и умчался прочь.
Старик У своего шефа явно обожал: эта короткая встреча преисполнила его хорошим настроением. Прихватив Го Чанчэна, он направился в офис, приговаривая:
— Наш шеф так молод, а уже столького добился. Так хорошо владеет собой, и всегда добр к окружающим.
Го Чанчэн всё ещё пытался оправиться от встречи с большим начальником и слушал его вполуха. А зрительного контакта и вовсе избегал, а потому не заметил, что лицо у старика У было бледным, как мел, губы — кроваво-красными, а во рту, который ширился почти до ушей, не было языка.
В офисе было полно людей, и каждый был чем-то занят: кажется, знакомство здесь и сейчас и вправду оказалось бы не к месту.
И тут Го Чанчэн осознал, насколько это странно.
С чего бы всему офису, включая будку на входе, вообще работать в такие часы?
— Ты не переживай, — сказал ему старик У, — самому тебе по ночам работать не придётся. Перерабатывать приходится, только если сваливается большое дело. Но на дворе июль, и эта пара дней у нас самая бурная. Кстати, за переработку платят втройне, а в конце месяца могут и премию выдать.
Го Чанчэна поглотило недоумение. Что вообще значит «эта пара дней у нас самая бурная»? Преступники предпочитают совершать преступления в июле? Сверяясь с лунным календарём?
Боясь показаться глупым, Го Чанчэн оставил все эти вопросы при себе и кивнул.
Старик У продолжил:
— Я сам работаю по ночам, а днём меня сменяет коллега. Так что видеться будем редко. Ты ведь недавно выпустился? Из какого университета? Что изучал?
Го Чанчэн неохотно признался в своих небогатых успехах, тоненьким голосом добавив в самом конце:
— С учёбой у меня не очень.
— Но ты же выпустился, правда? Люблю умных молодых людей, мне такая судьба только снилась: моя семья не могла позволить себе отправить меня учиться. Правда, лет в семь или восемь мне довелось поступить ненадолго в частную школу. Но теперь я уже всё позабыл. Знаний едва хватает, чтобы газеты читать.
— Позабыл? Частная школа? — Чанчэн снова растерялся, но больше ничего не сказал.
— Вот мы и на месте! — радостно заявил старик У.
Подняв голову, Го Чанчэн уставился на табличку с надписью: «Отдел работы с персоналом». Буквы были красные на белом фоне, и этот оттенок красного Чанчэну почему-то очень не понравился. Удивляясь самому себе, он пригляделся к подозрительной табличке… И с ужасом понял, что буквы были написаны кровью!
Старик У постучал в дверь:
— Малютка Ван, ты здесь? У нас новенький. Поможешь ему устроиться?
Мягкий женский голос ответил:
— Уже иду.
Это прозвучало словно издалека и одновременно — прямо за спиной. По спине Го Чанчэна пробежал холодок.
— Прости за неудобства, малыш Го, но мы с малюткой Ван можем работать только по ночам. Поэтому тебе и пришлось приехать в это время.
Постойте-ка.
Что значит «можем работать только по ночам»?
Страх окончательно одолел Го Чанчэна вместе с ещё одной волной потустороннего холода. Стуча зубами, он взглянул на проходящего мимо сотрудника и застыл на месте.
Ноги этого человека совершенно точно не касались земли, но тем не менее он быстро и ровно скользил дальше по коридору.
А ног… Ног у него и вовсе не было!
Дверь открылась со скрипом, и в проёме появилась девушка в белом платье, которая тихим жутким голосом уточнила:
— Ты принёс уведомление о найме и удостоверение личности?
Из комнаты веяло прохладой. Сердце Го Чанчэна того и гляди грозило лопнуть от ужаса.
Ему казалось, что если сейчас не ответить, то можно замолчать на всю жизнь.
Задержав дыхание, он медленно поднял голову, окинул взглядом белоснежное платье девушки и замер, глядя на её шею.
А затем захрипел, словно его душили. Открыл рот, но закричать не смог. Глаза у него едва не выкатились из орбит, а конечности отнялись, будто собственное тело перестало его слушаться.
Горло этой девушки пересекал глубокий шрам, как ожерелье, оттиснутое прямо на коже, и поперёк этого шрама шли мелкие стежки, пришивающие её голову к шее!
На плечо Го Чанчэну опустилась ледяная рука, и старик У участливо спросил:
— Малыш Го, ты в порядке?
Обернувшись, Го Чанчэн уставился на его бледное лицо и чудовищный рот.
«Познакомиться с шефом? Лучше призрака встретить.»
Вот это и называется кармой.
Не издав ни звука, Го Чанчэн упал в обморок. Его тело тяжело повалилось на пол.
Дядя и вправду нашёл ему необыкновенное рабочее место.

Уличные фонари мерцали светлячками, и ночь была мрачна и тосклива. По ухабистой дороге нетвёрдой походкой шла молодая девушка, а затем, внезапно споткнувшись, упала на колени.
В удушающей жаре летней ночи Ли Цянь шумно выдохнула и стиснула в пальцах край футболки.
Сквозь биение собственного сердца она услышала чьи-то шаги.
Такой звук могла издавать только старая обувь с мягкой подошвой, чей владелец, очевидно, прихрамывал.
Ли Цянь резко обернулась, ничего, кроме пары ночных мотыльков, вьющихся в свете фонаря, рядом не было.
С её хрупкой и приятной внешностью Ли Цянь считалась красавицей, но сейчас растрёпанные влажные волосы некрасиво облепляли её лицо. С каждой минутой её щёки и губы всё больше бледнели, а красота — угасала.
Беспокойство всё больше овладевало ей, а злая усмешка превратилась в выражение чистого ужаса.
— Уходи, — прошипела она сквозь зубы. — Я однажды с тобой уже разделалась, и смогу разделаться снова.
Шаги стихли.
Ли Цянь закатала рукава, и по белоснежной коже тут же пробежали мурашки. Будто что-то в этой невыносимой летней жаре могло заставить её похолодеть.
Она подняла с земли камень; шаги теперь наступали со всех сторон, словно черви, собравшиеся пожрать плоть. Но вокруг по-прежнему никого не было.
Невидимое всегда пугает больше всего.
Ли Цянь закричала, размахивая камнем в руке. С каждой секундой он становился всё тяжелее и тяжелее, впиваясь в ладонь острыми краями. Она так вымоталась, что темнело в глазах; согнувшись пополам, Ли Цянь бессильно уронила руки на колени, и случайно опустила взгляд.
Присмотревшись, она содрогнулась. Камень из её руки выпал прямо под ноги, но Ли Цянь едва ли почувствовала боль: отшатнувшись, она не удержалась на подогнувшихся коленях и тяжело упала на землю.
Тень… Это была тень!
Прямо перед ней был только фонарь, так откуда взяться взяться тени?
Тень походила на чернильное пятно, размазанное по земле, и бог знает сколько уже за ней наблюдала.
Ли Цянь буквально примёрзла к месту, и тень перед ней поднялась во весь рост.
Если ты не сделала ничего плохого, отчего боишься тени?
Казалось, кто-то рядом визгливо рассмеялся.
***
Около пяти утра телефон на прикроватной тумбочке оглушающе заорал.
Чжао Юньлань, проторчав накануне на работе до самого рассвета, даже не потрудился раздеться, вернувшись домой, — сразу рухнул в постель. И едва он успел расслабиться, как зазвонил телефон, оповещая о том, что работы ему, видимо, прибавится.
С трудом разлепив тяжёлые веки, он с осуждением уставился в потолок. Но уже через три секунды восстал как зомби, изо всех сил пытаясь собрать мозги в кучку, и потянулся за телефоном.
В комнате Чжао Юньланя царил хаос, придавая ей нестерпимое сходство с собачьей конурой.
Повсюду валялась одежда: на кровати, на полу, на диване… Нужно ли было её стирать или гладить — одному богу известно. Большая двуспальная кровать была завалена вещами в совершенно непредсказуемых сочетаниях: был там носок, обтягивающий уголок ноутбука, солнечные очки, зонтик, бумажный цилиндр и целая коробка киновари. Весь этот мусор оставлял только крохотный свободный кусочек, где как раз мог поместиться один человек.
Вид у Юньланя был весьма раздосадованный, будто он вот-вот готов был начать ругаться. Но сняв трубку, он заговорил совершенно обычным голосом, что явно означало: к такой жизни он давно привык.
— Что опять случилось?
— У нас труп, — ответила на том конце Ван Чжэн.
— Когда?
— Прошлой ночью или совсем недавно, под утро.
— Где?
— На Университетской улице.
— Хм-м-м-м, — Юньлань растёр ладонью лицо. — Пусть старик Чу об этом позаботится.
— Чу Шучжи в командировке в Сянси.
— А что насчёт Линь Цзина?
— Его вызвали в Ад.
— Да блядь… а Чжу Хун? Забудь, вчера было полнолуние, она наверняка в отпуске. Кто ещё на работе?
— Я, но солнце почти взошло, так что скоро мне придётся уйти, — сказала Ван Чжэн. — Есть ещё Да Цин и новый стажёр, Го Чанчэн.
Юньлань слабо зевнул:
— Пошли Да Цина вместе со стажёром, пусть учится.
— Стажёр никуда не сможет сейчас пойти, — пояснила Ван Чжэн. — Он вчера ночью грохнулся на пол и с тех пор валяется без сознания.
— И что же его так напугало?
— Старик У и я. Я тебе давно говорила: найди нормальный магазин с погребальной утварью, чтобы сделать старику У новое тело. То, что Чжу Хун вытворяет с мешками и бумагой, даже отдалённо не напоминает нормального человека.
Юньлань медленно спустил ноги с кровати и тяжело вздохнул:
— Если я пойду сам, это будет не по регламенту, только народ перепугаю. Но похоже, выбора нет. Ладно, скажи Да Цину, пусть ждёт меня на месте. Скоро буду.
Он повесил трубку, потратил пару минут на душ и, запрыгнув в машину, поехал на Университетскую улицу.
Юньлань почти добрался до нужного места, как вдруг внезапно на машину спикировала тёмная тень. Круглый пушистый комок шерсти с такой силой влетел в капот, что оставил на нём нехилую вмятину.
Юньлань опустил стекло и заорал:
— Это называется «автомобиль», это транспортное средство, а не кошачий лоток! Только попробуй его сломать!
На капоте сидел кот, такой толстый и круглый, что даже шеи не было видно. Очертаниями он удивительно походил на африканского кузена Гарфилда.
Кот потянулся, дёрнул усами и, убедившись, что вокруг больше никого нет, потребовал:
— Хватит нудеть, выходи давай. Чуешь запах?
В воздухе и правда висел тяжёлый неприятный запах. Юньлань выбрался из машины и, зажав нос, спросил:
— Это ты воздух испортил? Что за вонь?
Кот его замечание проигнорировал, спрыгнул с капота и потрусил вперёд.
У обочины уже стояло несколько полицейских машин, а сами офицеры оградили лентой вход в небольшой хутун. [1]
Юньлань долго рылся в карманах и, наконец, извлёк на свет потрёпанное удостоверение. Быстро взглянув на него, полицейский вернул ему карточку и, отцепив край ленты, как-то чересчур живо впустил Юньланя внутрь.
— У меня что, действительно такое ужасное фото? — недоумённо спросил Юньлань, взъерошивая и без того похожие на воронье гнездо волосы.
Кот, успевший уйти уже достаточно далеко, нетерпеливо обернулся и наградил его сердитым «мяу».
— Да-да, у нас тут важные дела. Чёрт, ну и запах, я и шага не могу нормально ступить, — согнувшись, Юньлань нырнул под ленту.
Он только прибыл, но его уже, кажется, ждали.
— Вы из Отдела Специальных Расследований?
Так в Министерстве общественной безопасности называли их секретный отдел.
Они, безусловно, не были офицерами низшего звена, но никто точно не знал, чем они на самом деле занимались. ОСР призывали только по приказу властей, а значит, некому было возражать.
Юридически спецотдел подчинялся Министерству общественной безопасности, но его практически никогда не контролировали; все дела были тщательно организованы и полностью непрозрачны. Без официального одобрения властей пресса никогда не смогла бы найти спецотдел, взять интервью у его сотрудников или хоть что-нибудь о нём прознать.
По правде говоря, никто доподлинно не знал, как они работают. Когда дело передавалось в спецотдел, единственным результатом на выходе оказывался загадочный отчёт.
Порой сотрудники спецотдела сбивали с толку похлеще дел, которые расследовали.
Все отчёты отдела всегда были подробны, логичны и безупречны, и расписывали полную картину расследования и поимки преступников.
Была во всём этом только одна подозрительная деталь: преступники к концу расследования всегда умирали.
Пусть большинство дел и было связано с ужасными преступлениями, и подозреваемые наверняка заслуживали такой участи, это всё же была… чересчур частая случайность.
Ответственного за расследование офицера звали Ян. Он дружелюбно пожал Юньланю руку и с любопытством спросил:
— Как я могу вас называть?
— Чжао, Чжао Юньлань, можете звать меня малыш Чжао.
Старик Ян ошеломлённо уставился на него: он никогда бы не подумал, что этот молодой человек может быть начальником спецотдела. Он присмотрелся внимательнее и отметил, что Юньлань, высокий, худой и симпатичный, был скорее похож на модель с обложки журнала. Хотя образ его и был далёк от нормального: потрёпанная рубашка, наполовину расстёгнутая и наполовину же заправленная в джинсы, и настоящее гнездо на голове.
Но шеф Чжао всё-таки был начальником, и неважно, насколько плохо он выглядел. Да вздумай он пробежать голым по улице, офицерам рангом пониже скорее всего пришлось бы похвалить его за свежесть взглядов.
— Святые угодники! — воскликнул старик Ян. — Вы же шеф Чжао! Прошу простить моё невежество, кто бы мог подумать, что наш шеф такой молодой и опытный!
К лести Юньлань давно привык, поэтому ответил на это восклицание несколько формально.
В этот момент кое у кого лопнуло терпение, и рядом раздалось громкое и отчётливое «мяу». Старик Ян взглянул вниз и увидел, как по джинсам, а затем по рубашке Чжао Юньланя к нему на плечо взбирается чёрная тень.
Зеленоглазый чёрный кот на месте преступления обычно оказался бы довольно зловещим знаком. Но этот кот был несколько жирноват, что делало происходящее скорее комичным, чем мрачным.
Старик Ян уставился на него, и кот ответил ему тем же.
— Это…
Юньлань смущённо поправил джинсы, которые кот с него почти стащил, и рассмеялся:
— Это наш кошачий менеджер, он у нас трудоголик, поэтому ему не нравятся пустые разговоры на работе.
Старик Ян не нашёлся с ответом.
Кот высокомерно потянулся, что было довольно сложно при его немалых размерах, и нетерпеливо замахал хвостом.
Поняв, чего от него хотят, Юньлань продемонстрировал старику Яну маленький бейджик на кошачьей шее.
— Это специальный пропуск спецотдела, аналог удостоверений сотрудников, так что не волнуйтесь. Кот у нас опытный, он знает своё дело.
Старику Яну всё больше казалось, что их беседа походит на абсурд.
Но пару мгновений спустя шеф Чжао взял кота на руки и вслед за стариком Яном прошёл на место преступления.
Чем ближе они подходили, тем ужаснее становилась вонь.
В узком хутуне лежал труп женщины в футболке с эмблемой университета города Дракона. Глаза и рот жертвы были открыты, тело лежало в позе звезды, а живот был вспорот и выпотрошен.
Старик Ян зажал нос платком.
Толстый кот спрыгнул с рук Чжао с протяжным «мяу» и дважды обошёл труп. После чего уселся рядом и уставился на Чжао глазами хорошо обученной собаки.
Чжао Юньлань извлёк из кармана потрёпанные перчатки, надел, внимательно осмотрел место, на котором сидел кот, а затем осторожно поднял руку трупа.
Старик Ян присмотрелся тоже и увидел на полу кровавый отпечаток ладони.
Вот только это явно была не человеческая рука: маленькая, будто детская ладошка, и пальцы — по меньшей мере сантиметров двадцать в длину. Старик Ян работал в полиции почти всю свою жизнь, но никогда не видел ничего настолько странного.
Пока Ян приходил в себя от увиденного, Юньлань серьёзно сказал:
— С этого момента дело переходит к спецотделу, процедуру передачи завершить в течение двух дней.
И, не дав старику Яну ничего ответить, добавил, глядя на ветхую дверь:
— Куда ведёт эта дверь?

Примечание к части

[1] Хутун (кит. упр. 胡同, пиньинь Hútòng) — тип средневековой китайской городской застройки, околоток.
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/9f/IMG_3084_Hutong_seen_from_Drum_Tower_Beijing_august_2007.JPG

Это была одна из задних дверей университета Дракона.
Который был знаменитым учреждением с древней историей.
Учебный год уже практически начался, но людей на территории было немного: основные корпуса давно уже располагались за городом, и студенты, в отличие от туристов, здесь бывали нечасто.
Когда Го Чанчэн, наконец, прибыл, Чжао Юньлань ждал его на входе в жилой корпус с чёрным котом на руках.
Только тогда Юньлань разглядел, что стажёр ему достался какой-то потрёпанный: вся его фигура была сгорблена, а взгляд прикован к земле. Длинная чёлка закрывала глаза, а одет он был во всё чёрное, словно собирался на похороны.
Глядя, как он подходит, Юньлань уточнил у кота:
— Парнишка справится? Что Ван Чжэн ему наговорила? Он же в полном отчаянии.
Чёрный кот зевнул и безо всякого интереса ответил:
— Мам, не заморачивайся так сильно.
Го Чанчэн осторожно приблизился и выдавил из себя:
— Я пришёл.
— Кто велел тебе прийти? — поддразнил его Чжао Юньлань. — И постарайся говорить громче.
Го Чанчэн сгорбился ещё сильнее и принялся бормотать себе под нос, словно запыхавшийся щенок.
— Мяу, — высказался Да Цин.
Юньлань был слегка разочарован: что делать, если новичок даже разговаривать не умеет?
— Ты ведь в курсе случившегося, так? Жертва жила в этом корпусе. Пойдём.
Но зайдя внутрь, Юньлань понял, что за ним никто не пошёл, а обернувшись, обнаружил, что Го Чанчэн застыл на месте, неловко поглядывая на грозного охранника неподалёку.
Пытаясь не разозлиться окончательно, Юньлань позвал своего стажёра, как зовут непутёвых собак:
— Идём, давай же! Он знает, что мы здесь по делу, заходи уже.
Первое впечатление Чжао Юньланя о Го Чанчэне можно было бы описать двумя словами.
«Полный идиот».
Комната 202 оказалась классической двухместной комнатой в общежитии.
Чёрный кот, спрыгнув с рук Чжао Юньланя, принялся рыскать под кроватью, под шкафом и под окном, а затем вдруг громко чихнул.
После случившихся с ним ночных ужасов Го Чанчэн теперь украдкой пристально рассматривал шефа Чжао. К его облегчению, тень у шефа определённо присутствовала, а помятый, усталый после ночи вид свидетельствовал о его человеческой сущности. Так что Чанчэн последовал за ним с завидным воодушевлением.
Юньлань вытащил из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот и поджёг, а затем отпихнул кота, чтобы тот подвинулся. Выдохнув облачко дыма в сторону окна, он сказал:
— Смотри.
Го Чанчэн послушно уставился на подоконник, и к его изумлению там вдруг отчётливо проступили отпечатки, которых только что не было.
Юньлань аккуратно принюхался к подоконнику.
— Почти не воняет. Разве что кот учует.
— Это не то, что мы ищем? — уточнил чёрный кот.
Го Чанчэн в ужасе уставился на говорящего кота и не смог подавить невольную дрожь.
— Боюсь, что нет, — Чжао Юньлань задумчиво покачал головой. — Смертельные штуки так не пахнут.
Распахнув окно, он вернулся к Го Чанчэну, которого слегка трясло. Мучить его оказалось довольно занятно.
— Пацан, взгляни-ка, что там за окном.
— Я?.. — панически выдохнул Го Чанчэн.
— Давай же. Соберись и лезь!
Го Чанчэн нервно сглотнул и безнадёжно уставился на окно. Для него и его фобий оно было ужасно высоко над землёй.
Однако возражать шефу было ещё страшнее.
В итоге парень выбрал меньшее из зол и неохотно взобрался на подоконник, изо всех сил цепляясь за края. Оглянулся вокруг с опаской, и вдруг в ужасе застыл, увидев на стекле собственное отражение.
Вместе с ним на подоконнике стояла ещё одна тень!
В отражении можно было увидеть человеческий скелет, лежащий рядом с ним, чужую руку, проходящую сквозь его ногу прямо к оставленному на подоконнике отпечатку.
На самом подоконнике ничего не было видно.
Не веря своим глазам, Го Чанчэн начал задыхаться, чувствуя, как сердце сковывает холод. А скелет тем временем вдруг повернул голову и уставился прямо на него. Из провалов черепа на него смотрел другой человек. Человек, облачённый в чёрный плащ и окутанный чёрным туманом, держал в руке что-то странное. Го Чанчэн не успел разглядеть, что именно, когда его отвлёк незнакомый голос откуда-то снизу:
— Парень, ты что там делаешь?
От удивления Го Чанчэн поскользнулся на чём-то и вывалился наружу.
Чжао Юньлань бросился к нему, но опоздал на какую-то секунду, и схватил Го Чанчэна за волосы. Взвыв от боли, Го Чанчэн дёрнулся и ухнул вниз.
Чёрный кот на подоконнике только лениво махнул хвостом.
— Мяу.
— Блядь! — Юньлань выскочил из комнаты и помчался вниз. — Этот придурок!
К счастью, стоящий внизу мужчина помог Го Чанчэну оправиться после своего недолгого опыта свободного падения.
Высокий и стройный, он был очень аккуратно одет: на нём, несмотря на жару, была белая рубашка с длинным рукавом и строгие брюки.
Тонкие очки без оправы и стопка книг в руках тоже придавали ему серьёзности.
— Ты в порядке? Зачем так рисковал?
Вместо ответа Го Чанчэн, усевшись на землю, уставился на окно: никакого скелета там не было.
— У тебя ноги дрожат. Впредь будь осторожнее, — склонившись над ним, сказал мужчина в очках. — На территории университета такое запрещено. Если узнают, срежут балл.
Го Чанчэн бессильно уронил голову, размышляя о своей непроходимой глупости. Не будь вокруг людей, за которыми можно увязаться, для него не было бы никакой надежды. Первый день на работе, а он уже едва не свихнулся.
Чжао Юньлань, подбежав, вздёрнул его на ноги за ворот рубашки, словно дохлую курицу. Не будь необходимости держать лицо, и он бы огрел этого идиота по башке ботинком. Но пришлось отпустить его и отвернуться, предостерегающе зыркнув напоследок.
— Добрый день, — обратился он к мужчине в очках и протянул ему руку. — Меня зовут Чжао Юньлань. Спецотдел. А вы?..
Мужчина в очках на мгновение застыл, но тут же вернул себе самообладание, словно ничего и не произошло, и пожал Юньланю руку.
— Шэнь Вэй. Я здесь преподаю. Приношу извинения, я принял вашего сотрудника за студента.
Ладонь у него была холодная, как у только что извлечённого из холодильника тела.
Помедлив, Чжао Юньлань с любопытством взглянул профессору в лицо, и тот ответил ему тем же.
И пусть он и отвернулся достаточно быстро, Юньланю его взгляд всё равно показался подозрительным. Необъяснимо странным, словно они с этим человеком встречались не в первый раз.
Как сотрудник отдела расследований, пусть и необычных, Чжао Юньлань обладал прекрасной памятью на лица, даже на те, которые видел какие-то пару секунд.
Он совершенно точно знал, что видит этого человека первый раз в жизни.
Клубок чёрного меха подобрался к ногам профессора и принюхался, обошёл его пару раз и тихонько замурчал.
Обычно Да Цин жалких людишек не жаловал и даже презирал.
Шэнь Вэй оказался исключением.
Юньланя ненормальное поведение Да Цина выбило из равновесия: проклятый кот даже встал на задние лапы, напрашиваясь на ласку.
Шэнь Вэй взял его на руки, и Да Цин ответил довольным «мяу», глядя на него большими изумрудными глазами.
Юньлань с интересом подметил за ними странную связь.
Возвращая Да Цина Юньланю, Шэнь Вэй спросил, почёсывая кота между ушей:
— Очень смышлёный кот. Как его зовут?
— Да Цин. — Чжао Юньлань ухмыльнулся. — Или просто «Жирненький».
Чёрный кот недовольно зашипел, обернувшись чистым злом, и набросился на Юньланя с когтями.
— Разозлился, — засмеялся Шэнь Вэй и аккуратно поймал одну лапку.
Кот тут же втянул когти и позволил погладить себя по голове.
— Я слышал о том, что случилось, — продолжил Шэнь Вэй. — Убили студентку?
Шеф Чжао взглянул на Го Чанчэна, который послушно вытащил фотографию и студенческую карту жертвы и дрожащими руками передал всё это профессору.
— Про… Профессор Шэнь, рад с вами познакомиться. Скажите, вы знаете эту девушку?

Старый главный корпус Университета города Дракона был построен в 1910-х, и сейчас его история насчитывала по меньшей мере сотню лет. Кампус окружали пышные леса, часть деревьев возвышалась над древними зданиями в западном архитектурном стиле.
Единственным относительно новым был административный корпус, расположенный в западном крыле — он также был достаточно высок, чтобы не проигрывать деревьям. Эта выдержанная многоэтажка выделялась на фоне остальных.
Профессор Шэнь сказал, что убитую студентку не знает, и предложил для дальнейших расспросов пройти в учебный корпус.
Чжаю Юньлань был поражён этим современным зданием: в нём было восемнадцать этажей, — это он понял и без подсчёта. Раньше застройщики избегали цифры восемнадцать, но с ростом экономики росли и цены на недвижимость, и люди стали больше заботиться о деньгах, нежели о суевериях.
Из-за работающих кондиционеров каждого переступающего порог тут же обдавало холодным воздухом. Да Цин поёжился и выпустил когти, сильнее впиваясь в плечо Чжао Юньланя.
— В студенческом билете указан факультет математики, он на верхнем этаже, — сказал Шэнь Вэй, указывая на лифт.
— Профессор Шэнь, вы, кажется, совершенно не удивлены случившемуся, — неожиданно сказал Чжао Юньлань. — Ни о чём не хотите спросить?
Шэнь Вэй слегка склонил голову и мягко ответил:
— Я уважаю память мёртвых и сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам раскрыть это дело. Но детали мне знать не нужно.
— Редко нам встречаются такие сознательные граждане, как вы. — Юньлань рассеянно погладил кота. — Даже Да Цину вы пришлись по душе.
— Я просто поступаю правильно, — улыбнулся Шэнь Вэй.
Юньлань ненадолго замолчал, разглядывая его внимательней. Он вдруг понял, что смущает его в профессоре: с тех самых пор, как они впервые столкнулись взглядами, тот нарочито избегал смотреть ему в глаза.
В районе четвёртого этажа лифт вдруг резко остановился, замигали лампочки. Го Чанчэн бросил панический взгляд на Чжао Юньланя, но тот оставался до ужаса спокойным, продолжая пристально разглядывать профессора.
Из динамиков раздался жуткий мужской голос:
— Профессор Шэнь, зачем вы направляетесь на восемнадцатый этаж?
— Произошёл несчастный случай, эти двое из министерства безопасности, я веду их на факультет математики — нужно опросить людей.
— О, — внезапно сник голос. — Ладно, только будьте осторожны.
Лифт дёрнулся и поехал дальше, и лампочки сразу перестали мигать — будто ничего и не произошло.
— Испугались? — спросил Шэнь Вэй, поворачиваясь к Го Чанчэну. На Юньланя он по-прежнему не смотрел. — Это служба безопасности. В прошлом семестре с крыши здания спрыгнул студент, и с тех пор всех, кто поднимается наверх, по пути допрашивают.
Го Чанчэн облегчённо выдохнул и смущённо хмыкнул:
— А я уж было подумал, что это…
— Призрак? — в шутку спросил Шэнь Вэй.
С лица Го Чанчэна тут же схлынула краска.
Юньланя же заботили совершенно иные мысли.
Это здание с кошмарным фэншуем и профессор, мастерски избегающий смотреть Юньланю в глаза, казались ему одинаково подозрительными.
Что касается системы безопасности, возможно, это и вовсе была не она…
Добравшись, наконец, до восемнадцатого этажа, они оказались в пустом коридоре — таком влажном, холодном и мрачном, что даже комар или геккон не рискнули бы здесь поселиться.
Юньлань тут же непроизвольно чихнул.
Шэнь Вэй резко обернулся:
— Вы простудились?
Пусть он по-прежнему не смотрел Юньланю в глаза, но в его голосе звучала неподдельная искренность.
Возможно, дело было в особой харизме, но каждое движение профессора Шэня казалось мягким и плавным, а в его глаза невозможно было не смотреть.
Юньлань потёр нос и ответил:
— Нет, просто у меня аллергия на бесконечно занудную домашку по математике.
Шэнь Вэй сдержанно улыбнулся.
— Не смейтесь надо мной, — хмыкнул Юньлань. — Я правду говорю, профессор Шэнь. Когда я был студентом, преподаватели меня терпеть не могли, а мой куратор даже говорил, что я в итоге стану каким-нибудь негодяем. Кто мог подумать, чем всё обернётся? Угадайте, что этот куратор мне сказал, когда мы встретились несколько лет спустя.
— Что же? — с любопытством спросил Шэнь Вэй.
— Этот старый циник сказал: «Чжао Юньлань, видишь, я был прав: ты всё же стал негодяем. Только в форме».
Шеф Чжао, будучи высокопоставленным офицером, очевидно, был хорош в светских разговорах. Одна эта шутка про домашку по математике расслабила Го Чанчэна и натолкнула его на мысль, что они с шефом поладят.
Но профессор Шэнь… Он слушал с таким интересом и вниманием, что у Юньланя складывалось впечатление, будто это не просто светская беседа, не просто пустые слова, а нечто очень важное, что Шэнь Вэй должен будет тщательно обдумать. При этом он так и не поднимал на Юньланя глаз, и чем больше Юньлань вглядывался в его тёплую дружелюбную улыбку, тем больше понимал, насколько она на самом деле натянутая и неестественная.
Юньланя напрягала его способность так долго улыбаться.
Так они шли какое-то время, негромко переговариваясь, и их шаги гулким эхом отдавались в пустынном коридоре. Пока к этому звуку не прибавился ещё один.
Тихие шуршащие шаги обуви с мягкой подошвой.
Административный корпус представлял собой здание так называемого «башенного» типа: с лифтом в центре и этажами вокруг него.
Го Чанчэн заметил, что часы на запястье шефа Чжао начали меняться: от центра, где соединялись часовая и минутная стрелки, к краям расходились малиновые всполохи, будто круги на воде. Поколебавшись, Го Чанчэн зашептал:
— Шеф Чжао, шеф Чжао… ваши часы…
— Что с ними? Покраснели? — с ухмылкой спросил Юньлань. — А знаешь, почему?
Чанчэн замотал головой.
— Призраки любят красный, — хмыкнул Юньлань. — Поскольку в этом здании ужасный фэншуй, во тьме наверняка прячется нечто зловещее…
Го Чанчэн побледнел и снова взглянул на часы. Вот только теперь в стекле он увидел отражение старой женщины: довольно пухлая, одетая во всё чёрное, она безучастно смотрела прямо на него!
Чанчэн замер на месте.
Юньлань рассмеялся, щёлкнул маленьким переключателем на корпусе, и циферблат на мгновение заволокло туманом. Когда он рассеялся, часы снова выглядели нормально: ни кроваво-красного отблеска, ни отражений.
— Никогда не видел меняющих цвет часов? Глупое доверчивое дитя, — поддразнил Юньлань и повернулся к Шэнь Вэю. — Профессор Шэнь, вы, как интеллектуал, должно быть, не верите в призраков?
Тот поправил очки, по-прежнему неглядя на Юньланя, и медленно произнёс:
— Как гласит старая пословица: «Мудрец никогда не говорит о том, чего нет в мире». Никто не знает, существуют ли призраки на самом деле, так что и обсуждать нечего. Если мы даже собственную жизнь не способны целиком понять, стоит ли заботиться о том, что находится вне её границ?
Несмотря на деликатный ответ, казалось, что Шэнь Вэй на самом деле так и не ответил на вопрос. Ничего не добившись от профессора, Юньлань решил сменить тему:
— Профессор Шэнь преподаёт гуманитарные науки, полагаю?
— Да. Я преподаю китайский язык и несколько факультативов по искусству.
— Ясно. Кстати, я слышал от друзей из сферы недвижимости, что сейчас жилые здания редко строятся в таком стиле, только коммерческие. Тут и правда плохой фэншуй: очень мало естественного света и тяжело поддерживать порядок. — Юньлань достал из кармана пачку сигарет. — Здесь можно курить?
Шэнь Вэй кивнул. Юньлань извлёк сигарету, поджёг её одной рукой и с наслаждением выдохнул струйку белого дыма.
— Табак вреден для здоровья, шеф Чжао, — нахмурился Шэнь Вэй. — Вы ещё слишком молоды, бросайте эту привычку.
Юньлань улыбнулся и не ответил. Дым клубился вокруг него, скрывая выражение лица, а пепел падал на очертания тени Шэнь Вэя.
Юньлань проводил его взглядом, затянулся ещё разок и сказал:
— У меня довольно напряжённая работа и частые переработки. В таких условиях неизбежно заводятся плохие привычки, от которых потом сложно избавиться.
Шэнь Вэй явно собирался сказать что-то ещё, но в итоге только нахмурился и неловко сменил тему:
— В старом кампусе не так много факультетов, а конкретно в этом здании жилые только несколько этажей, остальные комнаты пустуют. Мы почти пришли.
В таких тенистых и прохладных местах частенько образовывались плесень и мох, а, возможно, и не только они.
По неизвестным причинам у здания были прямые углы, а вот коридоры заворачивались кругами вокруг центра, создавая совершенно причудливую структуру интерьера — и возможность частых пересечений.
Шэнь Вэй шёл впереди, Юньлань с котом на руках следовал за ним, а замыкал шествие Го Чанчэн. Перед очередным поворотом у Чанчэна вдруг возникло предчувствие, что из тьмы на них может что-то выскочить. Он пристально вгляделся в тени в углу и внезапно заметил, как там что-то… шевельнулось. Пряталось во тьме и вдруг обрело форму…
Это была рука!

Рука выползла из тени и жадно схватила Шэнь Вэя за ногу, но тот, кажется, ничего не заметил.
Юньлань осторожно взял его за плечо и увлёк на несколько шагов назад.
— Только что вспомнил, — заявил он, украдкой бросив в сторону подозрительного угла горсточку пепла — рука из тени, обжёгшись, уползла назад. — Нам это дело только что передали, наверное, стоит поговорить с ректором. Можете помочь?
Шэнь Вэй взглянул на него, и Юньлань увидел, что его глаза сузились до тонких линий, словно нарисованных тушью на холсте. Его взгляд из-под очков очаровывал и проникал прямо в душу.
В тусклом свете коридора его облик походил на персонажа древней картины, написанной призраком из страшных сказок.
А затем он улыбнулся:
— Да, здесь от меня помощи немного. Кафедра математики дальше по коридору. Осмотритесь, а я найду ректора.
— Спасибо, — Юньлань вытащил из кармана руку и крепко пожал прохладную ладонь Шэнь Вэя, прежде чем двинуться вперёд. Го Чанчэн последовал за ним.
Но через несколько шагов осторожно обернулся.
Профессор не сдвинулся с места. Он стоял там, где они его оставили, и на ощупь протирал стёкла своих очков, глядя Чжао Юньланю в спину. Это был таинственный и печальный взгляд, в котором смешались ностальгия, сдержанность, обожание и самая толика жуткой тоски.
Он стоял посреди длинного коридора, несчастный и одинокий, и Го Чанчэн отчего-то подумал, что профессор Шэнь мог бы стоять вот так, глядя им вслед, веками.
Заметив, наконец, взгляд Го Чанчэна, профессор Шэнь вежливо улыбнулся, надел очки и стёр с лица это странное выражение, а затем кивнул и спокойно направился к лифту.
— Шеф Чжао, этот человек…
— Ты заметил, что это вовсе не кафедра математики? — перебил его Юньлань, стирая пыль с ближайшего подоконника. — Думаешь, это случайность, или он привёл нас в ловушку?
— Тогда почему мы позволили ему уйти? Если он нас обманул?
Держа между пальцами сигарету, Чжао Юньлань развернулся и взглянул на Го Чанчэна сквозь облако дыма, заставившее того замолчать.
— Я уже проверил: он простой человек. Ты у нас новичок, это нормально, что ты пока ничего не понимаешь. Научишься. — Юньлань понизил голос. — Власти распоряжаться тут у нас столько же, сколько у других отделов министерства. Можем задавать вопросы, можем просить помощи граждан. Можем даже арестовать кого-нибудь подозрительного и допросить, но есть одно важное правило: обычным людям на месте преступления делать нечего. Всякое может случиться.
Го Чанчэн поёжился.
Юньлань отвёл от него взгляд.
— Ты наверное уже понял, что нам достаются странные дела, которые не решить обыкновенным судебным преследованием. И нам разрешено по необходимости казнить преступников прямо на месте, а это может быть очень опасно; именно поэтому мы должны чётко следовать правилам. Ты ведь знаешь первое правило? — Шеф не смотрел на него, но Го Чанчэн всё равно покачал головой. — С чем бы ни пришлось иметь дело, будь то люди или призраки, без убедительных доказательств мы должны придерживаться презумпции невиновности. — На этом Юньлань шлёпнул чёрного кота по спине. — А ты, жирная морда, чего удумал? Заделался собакой?
Чёрный кот махнул на него лапой и отпрыгнул в сторону:
— Этот профессор странный, но он мне понравился.
— Призраки тебе тоже нравятся. А ещё — спать в гробах, — прохладно напомнил ему Юньлань.
Кот только помахал хвостом:
— Ты знаешь, что я имею в виду, глупый ты человек.
Го Чанчэн только бестолково молчал.
Чем дальше они шли по коридору, тем темнее он становился: словно мрачный бесконечный лабиринт. Чжао Юньлань освещал дорогу своей зажигалкой, и крохотный язычок пламени неуютно подрагивал в сгустившейся темноте. В этом тусклом освещении лицо Юньланя выглядело болезненно бледным, но взгляд оставался внимательным и острым.
Го Чанчэн, учуяв внезапно мерзкий запах гнили, зажал себе нос.
— Ненавижу ходить кругами, — заметил Чжао Юньлань. — Ненавижу всё круглое, включая бесконечный цикл смертей и перерождений.
Где-то рядом раздался звонкий щелчок, словно кто-то перезарядил пистолет. Чжао Юньлань сдвинулся с места и негромко приказал:
— Пропусти.
Словно тарелку с пельмешками нёс в кафе к своему столику.
Го Чанчэн в ужасе отскочил в сторону.
В тишине раздался выстрел, а за ним последовал пронзительный крик. Го Чанчэн схватился за сердце, которое болезненно билось, пытаясь выскочить из груди и устроить ему сердечный приступ.
Сидя на полу, он поднял голову, и в тусклом свете зажигалки разглядел у стены тень пятилетнего ребёнка, у которого из пулевого отверстия напротив сердца сочилась кровь.
— Что это такое?! — завопил Го Чанчэн.
— Просто тень, держи себя в руках, — приказал Чжао Юньлань, прикоснувшись к тени кончиками пальцев. Кровь осталась на них, словно подсохшая краска.
— Что значит «просто тень»?
Чжао Юньлань очень нехорошо усмехнулся и прошептал:
— Иногда у человека может быть несколько теней.
Го Чанчэн, не выдержав этого ужаса, снова грохнулся в обморок.
— Всё ты виноват, — заявил Да Цин, обходя лишившегося чувств стажёра по кругу, — зачем довёл пацана? Он же теперь бесполезен!
— Я не хотел. — Юньлань аккуратно пихнул тело ногой, заставив его окончательно сползти на пол. — Откуда мне было знать, что он такой впечатлительный? Я думал, он просто в штаны надует. — Он без труда вздёрнул Го Чанчэна себе на плечо. — Тогда можно было бы выдать ему премию подгузниками для взрослых. И кстати, — продолжил он холодно, — скажи-ка, что там у пацана со связями? Не верю, что он устроился к нам сам.
— Я слышал, его дядя — большая шишка в министерстве.
— Этот придурок вообще в курсе, что в наш отдел не берут по блату? Или он думает, что если племянничек помрёт при исполнении, то туда ему и дорога?
— Мне это объяснять не надо, — мяукнул Да Цин. — За спиной ты зовёшь его придурком, но при личной встречи будешь ходить вокруг на цыпочках — как положено с большим начальством. Мне уже несколько тысяч лет, и никогда я не видел Хранителя хитрее тебя.
— Моральные устои денег не приносят, — хмыкнул Чжао, потушил сигарету и мягко шлёпнул кота по морде. — Твоя зарплата, премии и эксклюзивная власть тоже не с неба упали, не правда ли? Что ещё за моральные устои? Можно ими закусить, вкусно будет?
Да Цин вспомнил его обожаемый корм премиум класса и захлопнул свою болтливую кошачью пасть.
В течение многих веков разные Хранители были ответственны за отношения между миром живых и загробным миром. Именно поэтому большинство Хранителей чувствовали себя на Земле чужими. Но Чжао Юньлань был в этом правиле исключением.
В мире живых он был как рыба в воде, прекрасно приспособившись к всевозможным сложностям и формальностям.
Он был таким… классическим плохим парнем, джентельменом и изгоем в одном флаконе. У него отлично получалось быть милым и дружелюбным, а опасным и своенравным выходило и того лучше.
Старый кот мимоходом подумал, что не свались ему на голову обязанности Хранителя, Чжао Юньлань с лёгкостью взобрался бы на самую вершину социальной лестницы.

— А что вообще произошло в коридоре? — спросил Да Цин, меняя тему. — Почему твоё «зеркало прозрения» подняло тревогу?
— За нами кто-то следил, — сказал Чжао Юньлань, — но потом сбежал, как только его заметили. Видимо, этот кто-то не собирался на нас нападать.
— Это точно был не убийца?
— Как же иначе? Ты считаешь, я призрака от злой сущности не отличу? — оскорбился Чжао Юньлань, волоча Го Чанчэна по коридору. — Кроме того, ты же видел отпечаток рядом с телом, правда? Нечеловеческий отпечаток. Чёрт, а пацан тяжёлый, поставлю-ка я его, — решил Юньлань и усадил Го Чанчэна на пол.
Минуту он вглядывался в его бледное лицо, раздумывая, не бросить ли мальчишку тут помирать. Но потом присел на колено, достал маленькую бутылочку и облил её содержимым пол вокруг Го Чанчэна, а затем аккуратно прокусил себе палец и размазал выступившую каплю крови по лбу стажёра. Кровь тут же впиталась, и бледность Го Чанчэна немного отступила. Чжао Юньлань шлёпнул его по щеке.
— Бесполезный ты идиот. Бесишь.
— Юньлань, хватит уже. Посмотри на часы.
Опустив взгляд, Чжао Юньлань увидел, что его часы снова светятся алым. За ними вдруг появилась чья-то сгорбленная фигура, закутанная в тёмные тряпки, и Да Цин громко на неё зашипел.
Фигура отшатнулась от них и двинулась прочь.
— Ещё один призрак? — Да Цин выскочил вперёд. — Должно быть, тоже лишился разума… Эй, ты почему бродишь при свете дня?
— Заткнись, ты что, не видишь, что она немая? И ещё жива? Ходит на двух ногах! Это ты, похоже, лишился разума, — рявкнул Юньлань, устремляясь следом, но женщины за углом не оказалось. Они смотрели на пустую лестницу, ведущую на крышу.
— Чую недобрую волю, — чихнул Да Цин.
Чжао Юньлань подхватил его на руки.
— Нас сюда привёл не профессор, а эта женщина. Давай наверх.
Вдвоём они поднялись по лестнице, и доски глухо скрипели под ногами Юньланя на каждом шагу. Обычно эти ступени уже расправились бы с непрошенными гостями, но этого человека они откровенно побаивались.
— За каждым учебным заведением ведётся учёт самоубийц. Пока их количество остаётся приемлемым, никто и пальцем не пошевелит, — сказал Юньлань. — Но в университете Дракона эта цифра последние три года зашкаливает, и это здание здесь единственное достаточной высоты, чтобы падение без шансов стало смертельным. Не говоря уже о местных коридорах-лабиринтах, где несомненно застряла не одна опасная сущность. Недобрая воля в таких условиях с годами только накапливается.
На самом верху оказалось, что дверь на крышу закрыта — только свет сочился сквозь узкую щель. Чжао Юньлань достал пропуск и отворил ржавую дверь, а потом щёлкнул зажигалкой и вышел на крышу.
С крыши восемнадцатого этажа было видно территорию университета Дракона и бурлящий жизнью центр города во всей его красе.
А на самом краю, глядя вдаль, стояла девушка.
— Эй, студентка, — осторожно позвал Чжао Юньлань, а она вместо ответа живо перескочила заграждение.
Юньлань бросился к краю и вытянул руку, пытаясь схватить её, но его пальцы, едва коснувшись девчонки, загребли пустоту. А она исчезла, словно видение.
Чёрный кот тоже выкатился на крышу.
— Ну? Это был человек?
— Не знаю, слишком всё быстро произошло, — сказал Юньлань, разминая пальцы. — Не было времени понять.
Призраков он навидался с детства, но из-за этого ему временами сложно было, не приглядываясь внимательно, отличить их от людей.
Кот собирался что-то ему ответить, но позади них вдруг раздались торопливые шаги, и та же девчонка с размытым лицом выскочила на крышу, разбежалась и спрыгнула вниз.
Чжао Юньлань успел схватить её за плечо, но его рука снова поймала воздух.
Следом последовала ещё одна такая же девушка, и ещё одна — словно призраки устроили здесь марафон самоубийств.
Чжао Юньлань каждую из них пытался поймать, но все они были бесплотны. Зато он сам быстро взмок в бесплодных попытках остановить происходящее.
Да Цин сдался на восьмой девушке и уселся, как статуэтка, рядом с бесящимся Юньланем.
— Хватит гоняться за ними, — мяукнул он, — это же просто неупокоенный дух или иллюзия, повторяющая настоящее самоубийство.
Чжао Юньлань не обратил на его слова никакого внимания.
Очень скоро физическая подготовка начала его подводить, и на очередном повторении Юньлань выдохся окончательно.
— Ты разве не понял ещё, что она не человек? — вздохнул чёрный кот.
— Откуда ты знаешь, что это одна и та же девушка? Почему так уверен, что с каждым повтором мы остаёмся на том же месте? Правило третье: не строй догадок, — твёрдо возразил Юньлань, бросив на кота острый взгляд. — Или ты обленился настолько, что и правила уже забыл?
— Да, давай, продолжай, — недовольно буркнул чёрный кот, виновато помахивая хвостом, — мне несколько тысяч лет, и какой-то мелкий человечишка смеет на меня ругаться!..
— Я тебя кормить перестану, — пригрозил Чжао Юньлань.
Умные кошки знают, когда нужно придержать лошадей, и Да Цин живо сменил свой ленивый тон.
— Мяу.
В этот момент на крышу выскочила девятая девушка, и Чжао Юньлань крикнул ей:
— Эй, подожди! — Но она, не обратив внимания, только быстрее рванула к краю. — Да блядь! — Юньлань снова не сумел никого удержать и, не сдержав злости, ударил ладонями по холодным перекладинам заграждения.
— А знаешь, — снова заговорил Да Цин, подобравшись поближе, — может, ты и прав. — Встав передними лапами на перекладину, он старательно к ней принюхался. — Неупокоенные души, конечно, могут оказаться навечно прикованы к месту своей гибели, вынужденные повторять воспоминание о ней вновь и вновь, но всё же умирать они обычно не торопятся.
— Тогда что происходит? — спросил Чжао Юньлань.
— Недобрая воля. — Пушистой мордочка Да Цина стала очень серьёзной. — Самоубийство — неестественная причина смерти, и такие души чаще всего не имеют возможности переродиться. Многие из них, запертые между мирами живых и мёртвых, теряют себя и забывают, кем они вообще были.
— От недоброй воли разве что холодок пробежит по спине, разве она может убивать?
— Скорее нет, чем да. Но она исходит от осколков душ, а если таких осколков несколько, то и недоброй воли может оказаться достаточно, чтобы обрести плоть. Может, так эта девчонка и появилась: воплотилась из недоброй воли множества расколотых душ.
— И что это воплощение из себя представляет?
— Недобрая воля отличается от гнева. Её порождение не наполнено злобой, и преследовать она может только тех, кто и так кишит призраками. И у неё точно не хватило бы сил вспороть кому-то живот, — продолжил чёрный кот. — Это не наш убийца. Пойдём отсюда.
Но Чжао Юньлань медлил.
— Ну почему ты такой упрямый? — вздохнул чёрный кот. — Нашему делу уже много тысячелетий, некоторые правила потеряли свою силу, зачем ты так упираешься?
— Я всё ещё думаю, что… — Юньлань замолчал, заметив подбирающуюся к ним десятую девушку.
Они оба с котом напряглись, когда она бросилась вперёд, перескочила заграждение и попыталась спрыгнуть с крыши.
Но Чжао Юньлань, ощутив едва уловимое отличие, изо всех сил рванул ей наперерез и схватил за пояс. Вены на его запястьях вздулись от напряжения: в этот раз его руки стиснули живого, настоящего человека.
Чёрный кот, распахнув изумрудные глаза, в изумлении вскочил на заграждение.
А Юньлань к своему стыду обнаружил, что попался в ловушку: все его силы уходили на то, чтобы девчонка не свалилась вниз. Вытащить её он не мог, да и сам едва держался за заграждение, опасно кренясь вниз. Тут ещё и девчонка пришла в себя, зависнув на высоте восемнадцатого этажа, и задёргалась, закричала от ужаса.
— Не двигайся, или нам обоим конец! — рявкнул на неё Чжао Юньлань. — Замри!
Заграждение, довольно старое, глухо скрипнуло под их весом и начало разваливаться.
Чжао Юньлань, словно не заметив, продолжил:
— Спокойно, всё будет хорошо, только держись…
Заграждение под ними сломалось с громким предательским хрустом.
За спиной у Юньланя раздался жутковатый смех: словно на крыше было полно людей, и каждый из них был вне себя от счастья, видя двоих несчастных на грани смертельного падения.
— Мяу! — яростно завопил Да Цин.
И в тот момент, когда заграждение начало рушиться, на крышу кто-то ворвался и с нечеловеческой скоростью бросился к краю. Чжао Юньлань развернулся ужом и подтолкнул девчонку наверх, в руки этого человека, и тот поспешно втащил её наверх.
Сам Юньлань повис над пропастью, цепляясь за край крыши. А Да Цин вдруг понял: их спасителем был профессор Шэнь.
Торопливо отпихнув девчонку за спину, Шэнь Вэй склонился над краем и крепко взялся за руку и плечо Юньланя.
— Держись за меня, скорее!

Юньлань разжал хватку и вверил свою жизнь в руки Шэнь Вэя так легко, будто бы свисал с невысокого уступа, а не восемнадцатого этажа.
Пусть профессор и не выглядел особенно крепким, силы в нём оказалось невероятно много. Он потянул Юньланя наверх, и от его хватки запястья у того буквально онемели.
Юньлань влетел в его объятия, и они рухнули на крышу. Юньлань попытался подняться, чтобы не придавливать его своим весом, но руки болели, наливаясь синяками, а Шэнь Вэй держал его так крепко… будто обнимал.
Конечно, он быстро взял себя в руки, и когда Юньлань отстранился, отпустил его и поспешно поправил очки, пряча эмоции.
Однако Чжао Юньлань был наблюдательным типом: за неловкими движениями Шэнь Вэя он разглядел проблеск желания, сдержанность и смущение — всё то, чего не стоило видеть другим людям.
Юньлань достал из кармана пачку бумажных салфеток и принялся оттирать с рук грязь и кровь, словно не произошло ничего особенного.
— Я рад, что ты успел вовремя, иначе я бы тут уже в лепёшку превратился.
Ошеломлённый Шэнь Вэй ничего не ответил.
Решив дать профессору передышку, Юньлань переключился на девушку.
— А с тобой что не так? Парень бросил? Преподаватель отчитал? Экзамен завалила? Современные дети так хорошо живут, что могут позволить себе высшее образование, а тебе что, было скучно, и ты решила прыгнуть и посмотреть, что получится?
Бедная девушка зашлась рыданиями, и по её щекам градом потекли слёзы.
— Это было слишком опасно, — внезапно сказал профессор.
— Абсолютно, — горячо согласился Юньлань. — Слышала, что сказал профессор Шэнь? Это было слишком опасно! Ладно, хватит плакать, давай отвезём тебя в больницу. Нужно будет позвонить твоим родителям…
Шэнь Вэй поднялся на ноги и наградил Юньланя долгим мрачным взглядом. Девушке достался такой же, и постепенно она перестала плакать.
Профессор Шэнь напомнил Юньланю его покойного дедушку: интеллигентного джентльмена, всегда дружелюбного и доброжелательного человека. Он никогда не прибегал к насилию, как бы сильно ни был зол. Но одного его сердитого взгляда было достаточно, чтобы преподать расшалившимся детям урок.
— Если бы кто-то погиб из-за вас, как бы вы с этим жили? — серьёзно спросил Шэнь Вэй.
— Я… простите меня…
— Да ладно вам, — смущённо замахал руками Юньлань. — Со мной всё в порядке, но тебе и правда стоит подумать обо всём этом: о родителях, о своей будущей жизни. Ты ведь ещё такая юная. Ну всё, хватит плакать, поехали в больницу.
Шэнь Вэй ничего на это не сказал, так что Юньлань приобнял девушку за плечи и повёл вниз по лестнице.
Го Чанчэн всё ещё лежал без сознания в коридоре. Да Цин шмыгнул вперёд и парой тычков привёл его в чувство.
Попытка самоубийства собрала целую толпу любопытных, включая персонал и преподавателей. Го Чанчэн, приходя в себя, удивился такому количеству людей.
Открыв глаза и увидев шефа Чжао в обнимку с девушкой, он покраснел.
— Займись своей физподготовкой. Ты не сможешь у нас работать, если будешь каждый раз падать в обморок, — сказал тот, и Чанчэн пристыженно опустил голову. — Ладно, мне нужно кое-что сделать, так что почему бы вам с Да Цином пока не порасспрашивать тут о жертве. Как по-твоему, справитесь без меня?
Услышав это «без меня», Да Цин шаловливо мяукнул и облизал лапу. Чанчэн вздрогнул.
Задача была интересной, но непростой, и он бросил отчаянный взгляд на шефа. Тот, впрочем, никак не отреагировал на его молчаливую жалобу: потрепал по голове и, ни слова не говоря, ушёл.
Шэнь Вэй с отстранённым выражением лица также хранил молчание. Вокруг перешёптывались, кто-то даже спросил его, что случилось, но он только покачал головой.
Отойдя дальше по коридору, где никто не мог его увидеть, он с силой прижал руку к груди, где под тканью рубашки угадывались очертания кулона между ключиц.
Закрыв глаза, он глубоко вздохнул и последовал за Чжао Юньланем.
Юньлань тем временем принялся расспрашивать девушку:
— Как тебя зовут?
— Ли Цянь.
— На каком факультете ты учишься? Какой год?
— Иностранные языки, аспирантура.
— Ты местная?
Ли Цянь, поколебавшись, кивнула.
— Так почему ты это сделала?
Она промолчала.
Юньлань задумчиво её оглядел: у Ли Цянь был измождённый вид, под покрасневшими глазами залегли тёмные круги, лицо потемнело и осунулось. Она будто бы была совсем не своя.
— Ты была на одном из моих факультативов? — спросил Шэнь Вэй.
Ли Цянь осторожно кивнула.
— На лекции я говорил: лишь две вещи в этом мире стоят смерти — твоя страна и твои любимые люди. В любом другом случае смерть — это трусость, разве ты не понимаешь?
— Я… — Голос Ли Цянь дрожал. — Простите, профессор Шэнь, я правда… Это был импульс, я не думала… У меня почти получилось…
Она посмотрела на Чжао Юньланя.
Пусть шеф Чжао и был потрясающе красив и дружелюбно улыбался, Ли Цянь отчего-то побаивалась его, инстинктивно держась поближе к Шэнь Вэю.
Юньлань зажёг сигарету и шутливо сказал:
— Я слышал про импульсивные убийства, но не самоубийства. Выглядело так, будто ты была… одержима.
Услышав это, Ли Цянь побледнела, а Юньлань продолжал копать дальше:
— Чего ты боишься? Ты видела что-то на крыше?
Она неубедительно рассмеялась:
— Это же просто крыша, что я могла там видеть?
— А я вот видел. — Юньлань выпустил струю дыма. — Когда ты прыгнула, на крыше была толпа людей, которые над тобой смеялись.
Ли Цянь вздрогнула и крепче стиснула руки.
Пару мгновений Юньлань выжидающе смотрел на неё, но затем стряхнул пепел и похлопал её по плечу:
— Ладно, заходи, это университетская больница.
Оставшись снаружи, он предоставил Шэнь Вэю проводить Ли Цянь, и снова затянулся дымом.
У входа в больницу университета города Дракона протекала небольшая искусственная река, через которую был перекинут деревянный мостик. Юньлань лениво прислонился к перилам и после очередной затяжки выдохнул дым прямо на свои часы. Дым плавно проник в корпус, полностью заполнив циферблат, а вскоре после этого в стекле появилось отражение старой женщины.
— Кошак был прав, это новый призрак, умерший меньше недели назад, — пробормотал Юньлань, удивлённо вскидывая брови. — Сколько же силы у этого призрака, чтобы вот так явиться в «зеркале прозрения» посреди бела дня? Бабушка, кто вы на самом деле?
Заслышав позади шаги, Юньлань быстро смахнул дым, и часы приняли прежний вид. Он обернулся и увидел Шэнь Вэя с небольшим подносом в руках, на котором стояла бутылка с водой, полотенце и антисептик.
Поставив его на перила, Шэнь Вэй взял Юньланя за руку и аккуратно закатал рукав, обнажая ушибленный локоть.
— Всё в порядке, я и сам могу, — попробовал отказаться Юньлань.
— Каким же это образом? — Шэнь Вэй аккуратно промыл рану и вытер остатки воды ватными дисками — бережно, как ребёнку. — Скажи, если будет больно.
Юньлань неловко отступил.
— Я правда в порядке.
— А если занесёшь инфекцию?
У Шэнь Вэя были длинные ресницы, и когда он опускал взгляд, его облик приобретал определённое очарование, словно у хорошо написанного персонажа с известного полотна. Очки закрывали часть его лица, но стоило присмотреться, как становилось ясно, что он весьма привлекателен.
Сердце Чжао Юньланя отчётливо дрогнуло.
Возможно, Юньлань и не считал себя в полной мере геем, но его вкусы определённо были шире, чем у большинства людей, и, что более важно, он не обращал внимания на пол, если человек ему нравился.
Он любил флиртовать, но с чувствами других не играл. Влюбляясь в кого-то, он был верным и решительным, так что назвать его прожжённым любовником было сложно.
Прошло уже полгода с разрыва последних отношений Юньланя, и профессор Шэнь был весьма в его вкусе, так что противостоять искушению было чрезвычайно сложно.
Стоит ли попытаться, или лучше оставить его в покое?
Шэнь Вэй, судя по всему, был весьма серьёзным человеком.
Юньлань слишком хорошо понимал, что может предложить: странную нетрадиционную карьеру, не говоря уже о легкомысленном и изматывающем образе жизни с выпивкой и вечеринками. Конечно, он водил дорогую машину, но жил при этом в собачьей конуре. Не самый лучший набор, особенно, для того, с которым хочется завести семью и дом. Лучше бы Юньланю держаться подальше от этого умного и порядочного человека, но…
Молодой профессор, кажется, нравился Юньланю, причём взаимно. Было бы ужасно обидно позволить ему ускользнуть.
Шэнь Вэй закончил с раной: обработал её антисептиком и принялся бинтовать локоть.
Юньлань его остановил.
— Это просто царапина, необязательно накладывать повязку. Не хочу стать мумией. — Он достал сигарету и нахально приобнял Шэнь Вэя за талию. — Пойдём посмотрим, как там Ли Цянь.
Профессор замер в его руках, его уши и шея полыхнули румянцем. Он поспешно отстранился, делая вид, что поправляет рубашку.
— Почему ты так смутился? Будто девица, — беззаботно хихикнул Юньлань и тут же добавил, резко меняя тему: — Профессор Шэнь, мы с вами раньше не встречались?

Встретившись с Юньланем взглядом, Шэнь Вэй словно остекленел, не в силах подобрать слов. Долгие несколько секунд он смотрел на Юньланя, не отводя глаз, очарованный и ошеломлённый.
Он сегодня здорово облажался. Они с Чжао Юньланем не должны были встретиться.
Юньлань ведь ничего не знает и ничего не помнит. Он пересёк Мост Судьбы, выпил Воды Забытья, пересёк Шесть Реальностей и переродился: его душа была омыта и рождена заново. Разве может он что-нибудь помнить?
Шэнь Вэй жадно вглядывался в его красивое лицо, впитывая каждую мелочь. Ему очень хотелось прикоснуться. Ещё хотя бы раз ощутить его тепло.
И кто знает, сколько времени прошло, прежде чем Шэнь Вэй неловко прочистил горло и горько признался:
— Встречались.
Чжао Юньлань молча ждал продолжения.
«В моём сердце мы виделись множество раз. Мне никогда не хватало смелости отыскать тебя, но я всё о тебе знаю…»
Эти слова едва не сорвались с губ, но Шэнь Вэй сдержался и произнёс вместо этого, слегка запнувшись:
— Во время другого дела.
— Которого? — любопытно уточнил Юньлань.
Шэнь Вэй справился с дрожью: после первой лжи от последующих уже не так больно.
— О двенадцати самоубийствах в Башне-Близнеце. Лет пять или шесть назад. Я тогда заканчивал университет и подыскивал себе жильё подешевле, вот и выбрал Башню-Близнец. Из-за самоубийств там здорово упали цены.
Чжао Юньлань нахмурился, перебирая в памяти лица. «В тот раз ты точно не попадался мне на глаза.»
— Может быть, ты не помнишь, но я тебя видел. Я тогда жил на верхнем этаже, и… — Замолчав на мгновение, Шэнь Вэй постарался выглядеть изумлённым. — Я видел, как ты вытащил откуда-то чью-то тень и заключил её в бутылке. А потом сказал, что преступник пойман, и дело закрыто.
— На верхнем этаже? — удивлённо пробормотал Юньлань. — А ты и впрямь бесстрашен.
Шэнь Вэй склонил голову:
— Можешь проверить. Я не вру.
И это было правдой: он действительно жил тогда в Башне-Близнице — но только потому, что это позволило ему украдкой кое за кем наблюдать. Рассказать об этом было бы глупо, но даже такая крошечная ложь болезненно уколола Шэнь Вэя изнутри.
Чжао Юньлань, кажется, ему поверил.
— Какая халатность с моей стороны, — хмыкнул он, — я должен был стереть воспоминания всем присутствующим гражданским, а тебя пропустил… Каково это было? Мир перевернулся, поди?
Шэнь Вэй с трудом улыбнулся, но ничего не ответил.
***
В больнице они нашли Ли Цянь в её палате с кружкой горячего чая. Девушка, расстроенная и бледная, не мигая смотрела на свою тень.
Когда Чжао Юньлань постучал в дверь, она дёрнулась, и расслабилась только увидев их лица.
Юньлань бросил взгляд на свои часы: там всё ещё жило отражение пожилой дамы, но красным циферблат не горел… Очень странно, но всё выглядело так, словно этот призрак откуда-то подпитывался жизненной силой.
Собираясь переродиться?
Чжао Юньлань присел на кровать рядом с Ли Цянь.
— У меня к тебе есть парочка вопросов.
Она обернулась к нему, и лицо у неё было бледное и пустое.
Раз профессор Шэнь оказался в курсе происходящего, Юньлань не стал просить его выйти на время допроса.
— Случалось ли с тобой в последнее время что-нибудь странное?
Ответом его было выражение чистого ужаса на её лице.
— Понял, — кивнул Юньлань и склонился к ней, вглядываясь ближе. — Но твой третий глаз плотно закрыт. Как тебе удалось что-то увидеть? Это твоя судьба, или ты прикоснулась к чему-то, что трогать не следовало?
Ли Цянь закусила губу и бессильно стиснула пальцы.
— Вот как? Значит, второе. Что это было? — голос Юньланя похолодел.
Ли Цянь по-прежнему молчала, и Юньлань усмехнулся:
— Если не скажешь, оно будет преследовать тебя всю жизнь. Ты разве не знаешь старую присказку, что любопытство убило кошку? К некоторым вещам лучше даже близко не подходить.
— Солнечные часы, — выдохнула Ли Цянь. — Наша фамильная ценность. На них много маленьких камешков, как рыбья чешуя, а старики называли их…
— Колесом Перерождений, — закончил за неё Чжао Юньлань.
Ли Цянь бросила на него изумлённый взгляд и медленно кивнула.
— Солнечные часы совершают полный круг каждый день, день за днём, символизируя вечный круг жизни, смерти и перерождений. — Юньлань помолчал немного, прежде чем продолжить. — Но есть и другая теория: что перерождение на самом деле — убийство. Прошлое теряется, и к нему уже не вернуться. Когда кто-то перерождается, он лишается своей прошлой жизни, и ему ничего не остаётся, кроме как забыть о ней и двигаться дальше.
Чжао Юньлань этого не заметил, но Шэнь Вэя за его спиной охватила дрожь.
— Что ты сделала с этими часами? — спросил Юньлань. Ли Цянь только сжала губы. — Ладно, спрошу по-другому: что-то плохое?
— Нет! — она испуганно распахнула глаза. Юньлань смотрел на неё в молчании. — Вовсе нет! — Ли Цянь вскочила и выпалила, словно защищаясь: — Разве стала бы я портить семейную реликвию? Ты не знаешь, о чём говоришь! Ты!..
Запнувшись, она судорожно закашлялась, и профессор Шэнь, нахмурившись, шагнул ближе.
— Тихо. Не нужно торопиться. — Обернувшись к Юньланю, он сказал ему: — Шеф Чжао, ей сегодня и так досталось, нельзя ли полегче?
Юньлань раздражённо потёр нос.
— Ладно, отставим пока остальные вопросы. Один последний, и закончим на сегодня. — Он вытащил из кармана фотографию жертвы. — Вы знакомы?
Ли Цянь бросила на фото быстрый взгляд и покачала головой; однако после этого вдруг словно нащупала какую-то мысль и взяла фотографию в руки.
— Кажется, я видела вчера девушку, похожую на неё, — неуверенно сказала она. — Немного… Немного похожую.
Юньлань напрягся:
— Когда именно? Что на ней было надето?
— Ночью. — Ли Цянь снова задумалась. — Прошлой ночью. Я возвращалась на территорию, нужно было купить кое-что после закрытия, часов в десять, и увидела её у ворот… Одежды не помню. Хотя… Точно, на ней была футболка абитуриентки, их всем будущим студентам выдают. У меня такая же, вот я и заметила.
— Вчера многие носили эти футболки?
— Большинство новеньких уже на основной территории университета. Сюда разве что несколько могли забрести.
— А ты сама?
— Я не хотела надевать её, не постирав, поэтому носила поверх одежды, а потом стало жарко, и я сунула её в сумку.
— Вот как, — задумчиво сказал Юньлань. — Когда ты заметила эту девушку, вокруг были ещё люди?
— Да, несколько прохожих и машин тоже. — Заметив странное выражение на лице Юньланя, Ли Цянь тихо спросила: — Что-то не так?
— Что насчёт узкого хутонга в стороне от главной дороге? Она туда пошла? Там тоже были люди?
Ли Цянь неуютно замялась.
— Я не помню… Наверное? Может, она и пошла туда, но я — нет, это же тупик, зачем людям туда идти?
— Разве тебе было не в ту сторону? — оборвал её Юньлань.
— Что? Я не…
— Почему нет? Ты ведь живёшь в той стороне?
— Я… — Ли Цянь прикусила губу, не находясь с ответом, и выдавила: — Мне нужно было кое-что купить. В другом месте.
— Ты же сказала, что к тому моменту уже купила что-то за пределами университета? — холодно уточнил Юньлань. — Я правда стараюсь не давить на тебя, но взамен ты должна помочь мне с расследованием. Говори правду.
Ли Цянь застыла, кутаясь в свою кофту.
— Я… Я говорю правду.
— Её имя Лу Жомэй, и она была здесь аспиранткой. Прошлой ночью её убили, — Юньлань произносил эти слова медленно, не отводя глаз от Ли Цянь. — Около десяти вечера. Что означает, что ты могла быть последним человеком, видевшим её живой.
Зрачки Ли Цянь сузились, а кружка выпала из её рук и разбилась. У неё дрожали веки и пальцы, а губы смертельно побелели.

Юньлань откинулся назад и скрестил ноги.
— Чего ты так разволновалась? Если не знаешь жертву, и её смерть для тебя ничего не значит, то почему ты так испугана? Зачем ты пошла домой длинным путём? Что ты видела?
Ли Цянь внезапно завизжала и рухнула на пол, закрывая лицо волосами.
Юньлань схватил её за запястье и надавил:
— Ты не сможешь от этого увильнуть, скажи мне, что ты видела?
Ли Цянь рванулась из его хватки. Её била крупная дрожь.
— Я не знаю! — закричала она. — Не знаю! Не спрашивайте меня ни о чём, я ничего не знаю!
— Ваш кампус не очень большой, — продолжил Юньлань, понижая голос. — Ты наверняка её видела, или вы случайно сталкивались. Может, в аудитории, библиотеке или кафетерии… Хочешь знать, как она умерла? Мы нашли её со вспоротым животом и выпотрошенными внутренностями. На оставшихся кишках были следы зубов, поэтому я пришёл к выводу, что убийца жрал её органы. Повсюду была кровь, и пятна ещё не до конца отмыли, и знаешь, что?
Ли Цянь в ужасе закричала.
— Когда ей вскрывали живот, — безжалостно продолжил Юньлань, — она ещё была жива. Её внутренности поедали одну за другой, пока она ещё оставалась в сознании. Она наверняка слышала хруст и чавканье, представляешь?
Ли Цянь сжалась в комок, пряча лицо в ладонях.
Заглянувший на крики доктор спросил:
— Что случилось?
Юньлань продемонстрировал ему своё удостоверение:
— Прошу прощения, полицейское расследование, ещё пара минут, пожалуйста.
Он закрыл дверь и повернулся к Ли Цянь, скрестив руки на груди.
— Говори. Что ты видела?
— Тень…
Юньлань помрачнел и опустился на колено перед Ли Цянь.
— Что это была за тень?
— Пожалуйста, осторожнее, — напомнил Шэнь Вэй и взялся за метлу, чтобы собрать осколки. — Мне выйти? Ли Цянь, принести тебе воды?
Юньлань махнул рукой.
— Нет, это хорошо, что ты здесь. Было бы неуместно оставлять нас наедине.
Он помог Ли Цянь подняться и протянул ей пачку салфеток.
— Так что это была за тень? Рассказывай.
— Я шла мимо, увидела на ней футболку и поздоровалась, хотя мы не были знакомы. Но она сказала мне отвалить и поспешно ушла, а потом… — Покрасневшие глаза Ли Цянь распахнулись, и она вздрогнула. — А потом я посмотрела вниз и увидела… у неё было две тени.
— Несколько источников света могут создавать и несколько теней, — мягко пояснил Шэнь Вэй, — возможно…
— Нет, всё не так! — перебила Ли Цянь. — Тень появилась там, где не было света, и она была намного темнее обычного, а ещё… ещё она двигалась сама по себе!
В палате повисла тишина. Ли Цянь дрожала так, будто готова была рухнуть, и Шэнь Вэй подошёл ближе.
— Успокойся.
— Я правда видела это, профессор Шэнь, правда видела. — Ли Цянь ухватилась за его рубашку и разрыдалась. — Тень последовала за девушкой, а когда она зашла в маленький хутун, тень стала похожа на человека… Я бежала и бежала, думала, это сон, думала, что иллюзия, понимаете? А сейчас вы говорите мне, что она… она…
Оттолкнув Шэнь Вэя, она бросилась в угол и зарыдала ещё сильнее.
Шэнь Вэй наградил Юньланя неодобрительным взглядом.
— О, не переживай, у неё ещё нормальная реакция, — отмахнулся тот. — Ты не видел, но утром одного полицейского стошнило прямо на месте преступления.
Шэнь Вэй лишь беспомощно покачал головой. Попросив у доктора за дверью стакан воды, он помог Ли Цянь подняться.
На ватных дрожащих ногах она дошла до койки и посмотрела на Юньланя.
— Тень убила её, так что теперь придёт и за мной. Я видела её, поэтому она меня не отпустит, верно?
Вместо ответа Юньлань вырвал из блокнота листок.
— Как эта тень выглядела?
— Не уверена, но… как человек, примерно такого роста, — она провела перед собой рукой. — Вся чёрная, невысокая, немного полная…
— Невысокая и полная? — нахмурился Юньлань.
Ли Цянь кивнула.
— Может такое быть, что тень не была невысокой, а просто ты не видела, как она встаёт в полный рост?
Поколебавшись, Ли Цянь снова кивнула.
— Возможно.
— А потом?
— Потом я убежала.
Юньлань одарил её долгим внимательным взглядом. Ли Цянь крепко стиснула кулаки так, что побелели пальцы.
Юньлань вырвал ещё один листок из блокнота, черкнул ряд цифр и протянул ей:
— Если вспомнишь что-то ещё, позвони мне. Я на связи круглосуточно. Спасибо, что уделила мне время.
Он впихнул листок ей в руки и поднялся.
— Я тебя провожу, — сказал Шэнь Вэй.
— О, не стоит. Я выйду покурю, а ты поговори с ней немного. Извини, что я так её напугал.
Когда Чжао Юньлань ушёл, Шэнь Вэй мягко спросил:
— Ты голодна? Я угощу тебя обедом.
Ли Цянь, с облегчением выдохнувшая после ухода Чжао Юньланя, слабо кивнула.
— Тогда я позову доктора, а ты пока отдохни немного, хорошо?
Она снова кивнула.
Дойдя до двери, Шэнь Вэй всё-таки сказал:
— У тебя хватает денег? Я могу помочь.
— Спасибо, профессор, — улыбнулась она, — но деньги мне не нужны.
Шэнь Вэй вздохнул и осторожно сказал:
— Некоторые лгут намеренно, некоторые — нет; первые обманывают других, вторые — сами себя. В любом случае это прискорбно. — Ли Цянь застыла. — Береги себя.
По пути Шэнь Вэй заглянул в больничную аптеку, забрал бутылочку с лекарством и поспешил на выход.
Чжао Юньлань ещё не вышел на улицу — шёл по коридору, разговаривая по телефону.
— Я проверила, и на сей раз это не наша проблема, это проблема другой стороны. — Женский голос в трубке принадлежал не Ван Чжэн, он был довольно шаловливый. — Прошлой ночью открывались Врата Ада, и нескольким призракам удалось сбежать. Все они новые, меньше недели. Настоящая проблема в том, как я слышала, что среди них есть и голодный дух.
— Что? — Юньлань надеялся, ему послышалось.
— Голодный дух.
Разгневанный Юньлань с трудом понизил голос:
— Что, чёрт подери, происходит? Кого из блядских стражей Ада пора уволить?
— Идеальных тюрем не существует, а кроме того, другая сторона до сих пор работает по схемам столетней давности. Эти голодные призраки — отчаянные ребята, а тюремные стражи против них бесполезны. Будь на их месте я, я бы по восемь раз в день сбегала. — Она на мгновение замолчала. — О, точно, раз кто-то погиб, «Он» пришлёт письмо, а может даже посетит нас лично. Быстрее возвращайся, я не вправе открывать его письма.
— Точно. Я скоро буду. — Юньлань нахмурился. — А пока позаботься вот о чём: маленький хутун выходит на Университетскую дорогу, там наверняка понатыканы камеры наблюдения. Добудь записи. Ещё проверь Ли Цянь, факультет иностранных языков, аспирантура, университет города Дракона. И узнай у другой стороны, слышали ли там о древних солнечных часах с Колесом Перерождений.
Оглядевшись, Юньлань заметил спешащего к нему Шэнь Вэя.
— Это всё. Мне пора, звони, если что-то понадобится.
Он повесил трубку и нацепил свою самую вежливую и дружелюбную улыбку.
— Профессор Шэнь, погоди минутку, будь так добр.

Профессор Шэнь протянул ему маленькую бутылочку.
— Ты забыл про своё лекарство. — Взглянув на разбитый локоть Юньланя, он нахмурился. — Будь осторожен, не занеси инфекцию и не ешь ничего чересчур острого…
Чжао Юньлань молча на него пялился.
Шэнь Вэю под этим взглядом стало слегка неуютно.
— В чём дело?
— Профессор Шэнь, — невозмутимо мурлыкнул Юньлань, — ты женат?
Шэнь Вэй ошарашенно хлопнул глазами.
— Нет…
— Вот как, — улыбнулся Юньлань, — а девушка у тебя есть?
Его взгляд бессовестно вторгался в его личное пространство. Шэнь Вэй почувствовал, что ему не выкрутиться из этой ловушки с любым ответом.
А Чжао Юньлань, забрав бутылочку, полунасмешливо бросил:
— Профессор Шэнь так молод и хорош собой, неужели ещё никто его не присвоил?
— Глупости, — напряжённо выдохнул Шэнь Вэй.
Чжао Юньлань улыбнулся, и ямочки на его щеках стали глубже.
— Всё понятно. Можно одолжить твой телефон на минутку?
Шэнь Вэй послушно достал телефон и протянул ему, но Юньлань не отпустил его руку: так и вбил свой номер и имя в список контактов, а затем набрал самого себя и быстро сбросил.
— Позвони мне, — велел он, прикидываясь профессионалом, — если вспомнишь ещё что-нибудь, что пригодитсярасследованию.
Подбросив лекарство в воздух, он поймал его и помахал Шэнь Вэю:
— Благодарю! Я должен бежать, есть одно дело, но после того, как всё закончится, мы, профессор Шэнь, обязательно должны пообедать вместе.
И направился прочь неторопливым прогулочным шагом, беззаботный и расслабленный, и очень красивый даже со спины; словно павлин, распустивший хвост и нарезающий медленные страстные круги вокруг своей пары.
С его уходом Шэнь Вэй немного расслабился, внимательно глядя ему в спину, прежде чем сдержанно выдохнуть и отвернуться.
Через несколько шагов он украдкой обернулся снова, надеясь найти Чжао Юньланя взглядом, но тот уже успел скрыться вдалеке.
Шэнь Вэй нашёл новую запись в своём списке контактов: легкомысленное «А-Лань» вызывающе горело на экране. Он тихо прошептал это имя про себя, и ему словно нож вогнали прямо в сердце, вспарывая и раздирая его на части.
Подняв руку, Шэнь Вэй ощутил тонкий аромат чужого одеколона и прикрыл глаза, вдыхая его поглубже.
Он понятия не имел, каким именно одеколоном пользуется Чжао Юньлань, но этот запах подходит ему до последней нотки.
На территории университета было тихо, только мягко шелестели падающие листья. Шэнь Вэй постоял немного в этой тишине, а затем усмехнулся сам себе и быстро пошёл прочь.
Глухая печаль на его лице быстро сменилась твёрдостью, а в глазах поселился недобрый холод.
***
Го Чанчэну досталась нелёгкая миссия «всё проверить», и так как он понятия не имел, что именно ему положено проверять, то всё, что ему оставалось, это нечленораздельно опрашивать проходящих мимо людей.
Чжао Юньлань отозвал его только в полдень, и Го Чанчэн разочарованно вернулся к воротам вместе со странным чёрным котом, где они принялись ждать шефа.
Они устроились на земле рядышком, сгорбившийся пацан и клубок меха, невольно привлекая внимание случайных прохожих.
Чжао Юньлань явился только через полчаса.
У Го Чанчэна от долгого сидения на земле дрожали ноги, зато он успел хорошенько обдумать всё, что успело случиться в последние двенадцать часов с момента, как он появился на пороге спецотдела.
За это время он успел дважды упасть в обморок.
Го Чанчэн никогда не думал, что дослужится до высокой зарплаты, и пусть это место досталось ему по блату, было бы глупо опустить руки и всё бросить. Что подумает дядя?
Го Чанчэн украдкой взглянул на шефа Чжао: тот нёс Да Цина, и даже с жирным вертлявым котом на плече выглядел превосходно.
Он ведь был ненамного старше Го Чанчэна, но между ними уже пролегала огромная пропасть.
Чжао Юньлань обернулся к нему, и Го Чанчэн торопливо отвёл глаза.
— Что такое? Хочешь что-то сказать?
Го Чанчэн только ниже опустил голову, прячась за волосами.
— Не бойся, — мягко подтолкнул его Чжао Юньлань, — если хочешь что-то сказать — говори. Характер у меня не очень, но дольше одного дня я злиться не умею.
Да Цин молча прислушивался к разговору: даже спустя несколько тысяч лет человеческое лицемерие не переставало его удивлять.
— Я… Я… Я… — забормотал Го Чанчэн и выдохнул, наконец, почти плача: — Бесполезный!
«Вот это откровение», — хмыкнул про себя Чжао Юньлань и сочувственно похлопал парнишку по голове.
— Малыш Го, не переживай так сильно. Это же твоё первое дело. Медленно, но ты обязательно всему научишься. А теперь расскажи мне, что ты узнал у других учителей?
— Я… Ах да! — Го Чанчэн торопливо вытащил свой блокнот. — Жертву зовут… Звали Лу Жомэй, аспирантка математического факультета, местная, из хорошей семьи. На факультете математики девушек немного, так что она пользовалась популярностью: никто не слышал от неё жалоб, и врагов у неё тоже не было. Собиралась поучаствовать в каком-то исследовании, но из-за внеурочных занятий не прошла по баллам.
— Что ещё? И сам что думаешь? — пытливо осведомился Чжао Юньлань.
— Ради участия в этом исследовании она соперничала с другими студентами. Я думаю, у них может быть мотив. Можно копнуть в эту сторону, — неуверенно пробормотал Го Чанчэн, поглядывая на шефа. — Больше ничего не надумал.
— Вот как. — Чжао Юньлань медленно кивнул. — И как же она погибла?
— Её… убили? — тупо отозвался Го Чанчэн.
Чжао Юньлань только рассмеялся. Го Чанчэн, не заметив подвоха, хохотнул вместе с ним. А шеф Чжао, придержав свою злость, только и сказал ему:
— Молодец. Всё-таки есть у тебя потенциал.
Вскинув голову, Го Чанчэн увидел, что шеф Чжао смотрит на него и искренне улыбается; от его слов на душе разом стало легче, и все страхи прошли. Покраснев, Го Чанчэн вдруг понял: за этого человека с лёгкостью можно умереть, и оно будет того стоить.
Набравшись храбрости, он даже вызвался лично поговорить с кучкой незнакомцев.
— Я тогда расследую её связи в университете?
— Куда торопиться? Чжу Хун уже на месте, я наберу её и попрошу этим заняться, — беззаботно отмахнулся Чжао Юньлань. — Давай так: я дам тебе другое задание. Помнишь девчонку, которая хотела спрыгнуть с крыши? Она у нас важный свидетель, и она мне соврала. Проследи за ней и постарайся выяснить, что она замышляет.
Го Чанчэн выпрямился и с блестящими глазами выдохнул:
— Хорошо, сэр!
Чжао Юньлань кивнул:
— Можешь идти.
Го Чанчэн, ужасно воодушевлённый, умчался прочь, и доброжелательная улыбка медленно сползла с лица Юньланя.
— Никогда ещё, блядь, я не видел таких непроходимых идиотов, — хмыкнул он. — Можно сказать, что я впечатлён.
Да Цин вздохнул:
— Ты просто злой и двуличный человек, шеф Чжао.
— А ты просто кот, и кто из нас ещё двуличный… Иди за ним. Сдохнет ещё, как будем объясняться перед его дядей?
Да Цин лениво мяукнул в ответ, спрыгнул с плеча Юньланя и укатился прочь.

Шэнь Вэй возвращался из кафетерия, когда увидел у входа испуганного Го Чанчэна, рядом с которым пренебрежительно восседал толстый чёрный кот.
— А ты?.. — смущённо запнулся Шэнь Вэй, осознавая, что целиком погрузился в мысли о Юньлане. — Прошу меня простить, как твоё имя?
Го Чанчэн испуганно дёрнулся, но быстро взял себя в руки, узнав профессора Шэня. Рядом с ним он не ощущал того давления, что отчётливо исходило от Чжао Юньланя.
Возможно, потому что интеллигентный профессор обладал совершенно иной харизмой. Неважно, общался он с большой шишкой вроде шефа Чжао или с мелкой сошкой вроде самого Чанчэна, он всегда был сдержан и сохранял присутствие духа.
— Го Чанчэн.
— А, офицер Го, — улыбнулся Шэнь Вэй. — Что привело вас сюда?
Чанчэн поколебался, не уверенный, имеет ли право говорить с кем-нибудь о своей миссии. Полный отчаяния взгляд, брошенный на Да Цина, остался без ответа.
Да Цин лишь закрывал лапой морду, недоумевая: неужели дурацкий человек хочет, чтобы он заговорил вслух перед посторонними? Судя по всему, мудрый и бравый шеф был недалёк от истины: стажёр и правда оказался абсолютным идиотом.
Уловив смущение Чанчэна, Шэнь Вэй сменил тон.
— Прости, я не должен был спрашивать. Это не моё дело.
Чанчэн стыдливо опустил взгляд, хотя и не понимал, почему.
— Ты ел? Я тут купил слишком много всего, присоединяйся, если хочешь.
Чанчэн собирался отказаться, но желудок его предал: он не ел с тех самых пор, как явился в спецотдел.
Да Цин поспешил вперёд.
— Давай, котик, я купил тебе молока.
Чанчэн повернулся к Да Цину, но тот уже успел соблазниться, так что ему ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.
Шэнь Вэй изо всех сил старался, чтобы Чанчэн успокоился и расслабился.
— Офицер Го так молод — одного возраста с моими студентами. Ты, наверное, недолго работаешь?
— Сегодня мой второй день, — честно признался Чанчэн.
— И как оно? — усмехнулся Шэнь Вэй.
«Ужасно». Но Чанчэн очень старался выглядеть презентабельно, поэтому ответил:
— Отлично.
Шэнь Вэй повёл их за собой в больницу; его глаза поблёскивали за стёклами очков.
— Твои коллеги и… начальник хорошо к тебе относятся?
— Шеф Чжао ко мне очень добр, да, вы же видели его утром. А коллеги… — Он поморщился при воспоминании о бумажном лице старика У и призраке Ван Чжэн, но всё-таки сказал: — Они… тоже неплохие.
— Шеф Чжао… — протянул Шэнь Вэй и спросил: — Он всё время так занят?
— Наверное? — Чанчэн задумчиво взъерошил волосы. — Я новичок, поэтому точно не знаю.
— Что ты о нём думаешь?
— Он хороший.
— Тогда почему ты его боишься? — спросил Шэнь Вэй.
Чанчэн удивлённо замер.
— Ну… он же, в конце концов, мой начальник.
Шэнь Вэй хмыкнул. Он и так знал, что не узнает от Го Чанчэна ничего нового о Юньлане, а потому оставшийся путь до палаты Ли Цянь они проделали в молчании.
Шэнь Вэй, казалось, привык заботиться о других. Он ловко расставил посуду с едой, нагрел в микроволновке молоко, добавил в него немного риса и поставил перед Да Цином:
— Давай, ешь.
Го Чанчэн едва в обморок от голода не валился, но всё равно не смог нормально поесть: он всегда нервничал в присутствии других, а когда нервничал — и вовсе терял аппетит.
Ли Цянь на свою еду смотрела с ещё меньшим интересом, чем он. Она была обеспокоена и растеряна, хотя врач сказал, что с ней должно быть всё в порядке.
Всё это профессор Шэнь осознал, когда замолчал: тишину палаты нарушал только лакающий молоко Да Цин. Поэтому он спросил у Ли Цянь:
— Ты далеко живёшь? Если нет, тебе лучше пойти домой и отдохнуть, преподавателям я всё объясню.
Ли Цянь опустила палочки и, поколебавшись, сказала:
— Дома… похороны. Приехало много родственников, так что мне не хватает места.
Шэнь Вэй застыл. Ли Цянь безразлично потыкала палочками рис.
— Моя бабушка умерла два дня назад.
— Извини, не нужно было спрашивать. Мои соболезнования.
Она ничего не ответила — только закинула в рот порцию риса. Шэнь Вэй подал ей другую коробочку.
— Не знал, что ты любишь, так что купил разного. Попробуй хотя бы что-нибудь.
— Моя бабушка в детстве всегда заботилась обо мне, — внезапно сказал Го Чанчэн. — Она умерла, когда мне было шестнадцать, и я на полгода бросил школу.
Шэнь Вэй и Ли Цянь удивлённо уставились на него, и Чанчэн, помолчав, продолжил:
— В детстве меня травили в школе, и когда бабушка узнала, то отчитала меня за робость… А потом мы купили молока, шоколада, сладостей и булочек, и всё это она отдала мне, сама даже не притронулась. Я тогда думал: вот вырасту, заработаю денег и буду покупать ей всё, что она захочет… но у меня даже шанса не было.
У Ли Цянь, тронутой его словами, влажно заблестели глаза. Чанчэн продолжил задумчиво, будто разговаривал сам с собой:
— Она умерла во сне, и сначала никто даже не заметил… Она мне часто снилась в старшей школе и в колледже, и хотя бы так всегда поддерживала меня.
Го Чанчэн поник, словно увядающее растение, и Шэнь Вэй успокаивающе потрепал его по волосам. Тот горько улыбнулся:
— Когда я выпустился, она приснилась мне в последний раз. Тогда она сказала: «Теперь ты совсем большой, и я свободна, мне пора идти». Я спросил, куда же она уходит, а она просто покачала головой. С тех пор бабушка не снилась мне ни разу. Дядя сказал, что она, должно быть, переродилась.
По щекам Ли Цянь побежали слёзы.
— К чему это я. — Чанчэн неловко взъерошил волосы, будто сам удивлённый тому, как долго говорит длинными предложениями. — Не плачь, пожалуйста! Когда моя бабушка умерла, я тоже был раздавлен, даже мечтал обменять свою жизнь на её, но… Ох, не стоило мне вообще ничего говорить… Я имею в виду — не грусти, наши умершие родственники присматривают за нами.
Ему и правда не стоило ничего говорить. Ли Цянь начала дрожать и плакать всё сильнее и безудержнее, пока её тело не начало биться в конвульсиях, а лицо совсем не опустело.
Шэнь Вэй поспешил за доктором, оставив растерянного Чанчэна с Ли Цянь; тот прежде никогда не видел, чтобы кто-то так сильно расстраивался.
Университетский доктор не смог назначить успокоительные, поэтому предложил отвезти Ли Цянь в другую больницу.
Го Чанчэн увязался с ними. Они сели в машину Шэнь Вэя, и Чанчэн устроил девушку на заднем сиденье.
Шэнь Вэй даже не был преподавателем Ли Цянь, просто провёл у её курса несколько факультативов, но Чанчэн прежде не сталкивался с такими добрыми людьми, как он.
Пока Ли Цянь оказывали помощь, Шэнь Вэй позаботился об остальном и даже попытался связаться с её родителями.
Тогда-то Чанчэн и понял, что что-то не так. Шэнь Вэй набрал её родителей, дядю с тётей, но никто не вызвался её забрать. Чанчэна это ужасно возмутило. Как же так может быть?
Повесив трубку в очередной раз, Шэнь Вэй нахмурился и скрестил руки на груди. Его высокая статная фигура выделялась на фоне стены: широкие плечи под тесной рубашкой, узкая талия, стройные ноги; он сейчас был похож на модель из рекламы духов. Чанчэн подумал, что профессору наверняка хочется выругаться, но Шэнь Вэй ничего не сказал.
Он выглядел обеспокоенным, но всё же улыбнулся Чанчэну:
— Прости за сегодняшние неприятности, офицер Го. Ты можешь идти, я сам позабочусь о своей студентке. Не хочу отнимать у тебя время.
— У меня сейчас нет работы, — пробормотал Чанчэн, искоса поглядывая на Да Цина. — Шеф Чжао сказал мне понаблюдать за ней, но не говорил, что делать, или когда возвращаться…
Тут до Чанчэна начало кое-что доходить. Пусть он и был некомпетентным работником, но не глупцом: наблюдение за девушкой не было важной задачей, шеф просто хотел от него избавиться. Конечно, бесполезный человек вроде него мог попасть в спецотдел только благодаря дяде… с чего бы шефу нравилось, когда у него крутятся под ногами?
— Твой шеф Чжао совсем так не думает, — попытался приободрить его Шэнь Вэй, хотя сам был уверен в том, что это ложь. — Не думай об этом слишком много.
Чанчэн понуро кивнул.
Некоторое время спустя вернулся доктор и сообщил, что у Ли Цянь затяжная депрессия, она истощена, и у неё пониженное давление. Шэнь Вэй подписал необходимые бумаги, и вскоре в палате остались только они втроём. Солнце почти село за горизонт, но никто из семьи Ли Цянь так и не появился.
— Неужели никто за ней не придёт? — тихо спросил Чанчэн.
Шэнь Вэй только вздохнул.
Чанчэн присел на краешек постели Ли Цянь и вдруг понял, почему она пыталась покончить с собой. Она потеряла единственного человека, который о ней заботился. Больше у неё не было никого, кто бы поддерживал и любил её.
Так и наступила ночь.

— Вот эту часть покажи мне заново.
Избавившись от Го Чанчэна, Чжао Юньлань вернулся в дом номер четыре на Яркой улице и начал просматривать записи с камер.
Днём в офисе было значительно тише: присутствовала только одна сотрудница, девушка лет двадцати с аккуратным хвостиком и лёгким макияжем. Она явно уже совсем выдохлась и еле держала глаза открытыми, но её руки продолжали работать.
Одета она была в форменный верх, а ноги укрывала длинным и толстым пледом.
Очень длинным. Чжао Юньлань случайно на него наступил, и плед слегка сполз, обнажив огромный змеиный хвост, который тут же зашевелился и спрятался обратно в укрытие.
На табличке на столе этой девушки было написано её имя: Чжу Хун.
Запись была мыльной и прерывалась помехами от какого-то магнитного поля. А тот хутун и правда оказался непримечательным местом: единственным людьми на видео были жертва, Лу Жомэй — и Ли Цянь.
Цифры на видео показывают время: десять часов двадцать минут. Как она и рассказала, Ли Цянь вышла из университета и направилась в супермаркет на другой стороне улицы. А через пять минут вышла оттуда, прошла мимо Лу Жомэй и поприветствовала её.
На этом Лу Жомэй направилась в сторону хутуна, а Ли Цянь взглянула на неё и вдруг отшатнулась, словно увидела что-то пугающее.
Чжу Хун присмотрелась к экрану: её зрачки сжались до узких вертикальных щелей. Змеиные глаза на её девичьем лице отдавали чем-то совершенно жутким.
— Она смотрит на фонарь?
Чжао Юньлань кивнул.
— Можешь приблизить фонарь?
Чжу Хун попыталась увеличить изображение, но разрешение оказалось слишком плохим.
— Прости, но лучше уже не будет.
— Придётся в ближайшее время послать тебя учиться. Твои технологические навыки никуда не годятся.
Чжу Хун шлёпнула себя по «ноге»:
— Это займёт по крайней мере пару лет, как я объясню своё отсутствие?
— Глупая женщина, — хмыкнул Юньлань, — просто скажешь, что у тебя месячные.
Чжу Хун ненадолго замолчала, а потом вздохнула:
— С каждой такой репликой фантазировать о тебе, шеф, становится немного сложнее.
— Я твой шеф, так что нечего обо мне фантазировать, — прикрикнул Юньлань, шлёпнув её по плечу. — Или тебе премии надоели?
Зрачки Чжу Хун сжались ещё уже, и она облизала губы длинным раздвоенным языком.
— Переспишь со мной — вообще откажусь от зарплаты.
Чжао Юньлань вскинул бровь и насквозь фальшиво улыбнулся:
— Неужели?
Стало предельно ясно, что с хорошей такой вероятностью шеф может взять и согласиться на подобное предложение.
— Флиртуешь со мной прямо на рабочем месте, — засмеялся Юньлань. — Однако, Чжу Хун. Думаю, тебе стоит посетить какой-нибудь тренинг, рекомендованный министерством. Поможет проработать такие опасные мысли.
Чжу Хун неловко сменила тему:
— Это существо не хочет, чтобы его видели, поэтому и на записях его нет. А девчонке не повезло дотронуться до солнечных часов.
Чжао Юньлань принялся ритмично постукивать по столу.
— Мы знаем, что Колесо Перерождений привязано к солнечным часам, и на нём выгравированы философские цитаты. Однако я думал, что воспользоваться им никак нельзя, и что в нём вообще такого?
— Когда ты упомянул древние солнечные часы, я сразу об этом подумала, — кивнула Чжу Хун, доставая из ящика стола старую учётную книгу. — Позаимствовала из Ада, можешь сам посмотреть: тут говорится, что задняя крышка солнечных часов собрана из осколков Камня Перерождения, а чешуйки на них носила на себе рыба в Реке Забвения.
Чжао Юньлань кивнул, прося её продолжать.
Чжу Хун открыла книгу.
— Когда Паньгу создал наш мир и отделил Инь от Ян, изначально единственной преградой между ними были дорога в Ад и Река Забвения. Уже после, когда жизнь разрослась и заполнила землю, были созданы Врата Ада, чтобы удерживать баланс между живыми и мёртвыми. Но задолго до того, как появились Врата, в мире уже существовали четыре мистических реликвии, и Солнечные Часы Перерождения были одной из них.
Длинные пальцы Чжу Хун перелистали страницы и остановились на «Солнечных Часах Перерождения». Мелким шрифтом под ними было написано: «используются для изменения продолжительности жизни».
— Для продления жизни? — нахмурился Чжао Юньлань, вспомнив призрака, который повсюду следовал за Ли Цянь. — У Ли Цянь кто-то недавно умер?
— Да, её бабушка.
Юньлань откинулся на спинку стула и закурил.
— Поэтому старушка бродила при дневном свете. Она позаимствовала жизненную силу у Камня Перерождения. И Ли Цянь, как я и думал, мне соврала: она использовала солнечные часы, чтобы продлить жизнь своей бабушки.
— Я думала, только пожилые могут заимствовать жизнь для молодых. Ты когда-нибудь слышал о таком, шеф Чжао?
В воздухе перед ней вдруг возник лист рисовой бумаги с именем Ли Цянь и её гороскопом на нём.
Чжу Хун схватила его, не давая упасть на пол, и пояснила:
— Я попросила Ад о помощи в расследовании. Тут написано, что дата смерти, предназначенная Ли Цянь судьбой, изменилась: её жизнь стала короче, а не длиннее.
Чжао Юньлань вскинул брови.
— «Солнечные Часы Перерождения, идут и идут, три раза вокруг Камня. Половина моей жизни и половина твоей. Рождены по отдельности, но умрём вместе», — сказала Чжу Хун. — Это значит, что имея подобный артефакт, можно пожертвовать половиной своей жизни, чтобы воскресить кого-то из мёртвых. А после вы оба умрёте, когда придёт время. Бабушка Ли Цянь должна была умереть два года назад, и девчонка отдала половину жизни, чтобы вернуть её с того света.
Чжао Юньлань слушал её в молчании.
— Я проверила: бабушка растила её с самого детства. У неё ещё был маленький брат, но правило одного ребенка тогда было очень жёстким, и ей пришлось остаться с бабушкой.
Чжао Юньлань кивнул, и Чжу Хун продолжила:
— Два года назад у её бабушки случился инсульт. Врачи думали, что дело плохо, но она вдруг каким-то чудом поправилась. Правда, с тех пор чахла и чахла, и когда Ли Цянь поступила в университет, родители их обеих забрали к себе.
— Значит, Ли Цянь обменяла свою жизнь на бабушкину, когда у той был инсульт. — Юньлань стряхнул с сигареты пепел. — И зачем было мне лгать?
Чжу Хун развернулась и уставилась на него своими змеиными глазами. К сожалению, подобное его нисколько не пугало.
— Сам подумай. Если любишь кого-то достаточно сильно, чтобы пожертвовать ради этого человека половиной жизни, а он всё равно тебя покидает… Как бы ты себя чувствовал?
Чжао Юньлань нахмурился и помедлил с ответом. Трагическая история, выжимающая слёзы, его нисколько не заботила: он внимательно перебирал в голове известные факты, нащупывая что-нибудь подозрительное. Чжу Хун только вздохнула.
Чжао Юньлань дёрнул плечом:
— Ну же, змейка, поделись со мной своими мыслями.
— Ли Цянь покупает вещи только онлайн, и по больше части — медикаменты для престарелых. Денег у неё немного, и все они уходят на бабушку. Она хорошая девушка, которая толком не оправилась от смерти родного человека. И к делу это прямо не относится, зачем тебе было знать?
— Покупки ещё ничего не значат. Иногда люди, перестав любить, пытаются таким образом загладить свою вину.
На лице Чжу Хун читалось: бессердечный, хладнокровный монстр. А ведь она сама была змеёй.
— Ладно, ладно, — сказал Юньлань, — допустим, ты права, и она обменяла половину своей жизни на жизнь своей бабушки. Но бабушка-то уже мертва, а Ли Цянь почему жива?
— Должно быть, что-то случилось: может, старушка умерла раньше положенного срока, — предположила Чжу Хун. — Линь Цзин прислал мне список пропавших душ — бабушки там нет. Ад понятия не имеет, что она бродит где-то наверху: её душа привязана к миру живых солнечными часами, поэтому и стражам Ада её никак не заметить.
Чжао Юньлань помолчал, раздумывая.
— Что такое? — спросила Чжу Хун.
— Подумалось кое-что. Ли Цянь и Лу Жомэй похожи между собой, одинаково пострижены и были в тот день в одной и той же футболке. И даже оказались в одном и том же месте, где Лу Жомэй и умерла… Подумай: Ли Цянь использовала солнечные часы и до сих пор пахнет мифической реликвией, а значит, могла избежать внимания стражей Ада, и сбежавший преступник…
— Так целью голодного призрака изначально была Ли Цянь?!

Чжао Юньлань затушил сигарету и достал телефон.
— Уже почти стемнело, а я отправил приглядывать за ней одного мелкого идиота. Надо было заняться этим самому.
— Ты про новичка, который в обморок шлёпнулся? — спросила Чжу Хун.
Юньлань окинул её сердитым взглядом.
— Где письмо от Палача Душ?
Чжу Хун кивнула на край стола — сама она приближаться не рискнула.
Письмо было запечатано в чёрный конверт с написанными красной киноварью словами: «Хранителю. Пожалуйста, откройте лично». В письме коротко описывалась ситуация с побегом голодного духа, а в конце значилось: «Я прибуду к полуночи; приношу свои извинения за беспокойство».
Юньлань перевернул письмо, и Чжу Хун на всякий случай отодвинулась подальше.
Палач Душ не был ни богом, ни призраком, но также неправильно было бы называть его духом или ангелом. Легенды гласили, что он был рождён в глубинах Ада и повсюду носил с собой клинок, способный убивать души, а также «отделять добро от зла». Поэтому его так и называли.
Этот клинок обладал неимоверной силой: будь то человек, призрак, дух или бог — никто не мог выстоять против него.
Поэтому все боялись Палача Душ; все, кроме Чжао Юньланя. Юньлань, напротив, считал, что Палач Душ — довольно приятная личность. Единственным, что Юньланю не нравилось, была его манера речи: слишком старомодная и витиеватая.
Юньлань ещё раз быстро проглядел письмо и убрал его в карман.
— Ты пока можешь идти, ночную работу оставь Ван Чжэн. Ну, а поскольку ног у тебя сейчас нет, лучше оставайся дома. Да, и скажи Линь Цзину, пусть возвращается, если в Аду нет ничего срочного.
Чжу Хун, с облегчением выдохнувшая из-за того, что ей не нужно будет сталкиваться с Палачом Душ, кивнула.
— Ухожу.
Юньлань вышел следом и набрал Го Чанчэна.
Увидев, кто ему звонит, Чанчэн в ужасе застыл, прежде чем сумел поднять трубку.
— Чего так долго не берёшь? — разволновался Чжао Юньлань. — Что-то случилось?
Чанчэн не мог и слова из себя выдавить. Так странно, он ведь уже разговаривал с Чжао Юньланем лично, но вот к телефонным разговорам жизнь его не готовила.
Может, потому, что по телефону шеф звучал куда менее дружелюбно?
Чанчэн тяжело сглотнул, всё ещё не смея ничего сказать. Чжао Юньлань вздохнул:
— Рядом с тобой есть ещё кто-то? Если нет, дай трубку Да Цину.
Чанчэн с облегчением передал телефон профессору Шэню.
К счастью, профессор был надёжным человеком: он кратко описал, что случилось с Ли Цянь, и как её доставили в больницу, а затем спросил:
— Что-то не так? Что-то с Ли Цянь?..
В трубке громко неразборчиво зашумело.
Чжао Юньлань, видимо, что-то говорил, но связь прерывалась; Шэнь Вэй отошёл к окну, делая вид, что пытается поймать сигнал. Но вместе с тем он раздвинул шторы, не обращая внимания на Чанчэна, и выглянул в окно.
— Алло? Ты что-то говоришь? Слышишь меня?
Голос Чжао Юньланя наконец стал отчётливым:
— Чёрт возьми, убирайтесь оттуда быстро!
Перед глазами Шэнь Вэя метнулась чёрная тень, а затем в палате вдруг погас свет. Раздался звук бьющегося стекла, зашипел кот, и Шэнь Вэй ощутил резкий запах крови.
В темноте никто не увидел, как Шэнь Вэй выхватил прямо из воздуха кроваво-красного червя и раздавил его в кулаке. Глубоко вздохнув, он подавил свою духовную энергию и возвратился к мягкому облику профессора.
В палате царил хаос, связь пропала; к крикам кота примешивался другой шум, кто-то уронил стул, и Шэнь Вэй об него споткнулся.
— Осторожнее, — сказал незнакомый мужской голос. Шэнь Вэй зажёг фонарик на телефоне.
Говорил Да Цин: это он уронил стул, а попутно — ещё и Го Чанчэна.
Чёрная тень снова появилась перед глазами, и Шэнь Вэй, выхватив из угла комнаты швабру, бросился в атаку. Деревянная ручка разломилась надвое, и тень метнулась к лежащей на койке Ли Цянь.
Глаза уже привыкли к темноте, и в тусклом свете телефонного фонарика они наконец разглядели чёрную тень… Та широко разинула рот и стала похожа на разрезанный пополам арбуз.
У Чанчэна практически остановилось сердце, и он на подкосившихся ногах рухнул на пол.
«Что это было такое? Что, чёрт возьми, это было?!»
Чёрная тень приобрела очертания человеческой фигуры, худой и вытянутой, будто скелет, но с пугающе огромным животом. Её руки превратились в косы и нацелились на живот Ли Цянь.
В этот момент Чанчэн наконец обрёл дар речи и заорал.
Шэнь Вэй кинулся вперёд, но кто-то другой его опередил, вставая между Ли Цянь и призраком.
Это была невысокая пухлая старушка, взявшаяся буквально из ниоткуда. Она закрыла Ли Цянь собой, как щитом.
Шэнь Вэй молниеносно остановился, и его ненормальную ловкость никто не успел заметить. Схватив железный стул, он швырнул его в тень.
Снаряд достиг своей цели: врезавшись в тень, он расколол её пополам, и две части «тела» остались соединены небольшим фрагментом. Тень заревела, взбешённая, тело забурлило, закипая, а затем половинки начали медленно срастаться воедино.
— Оно срастается! Срастается! — беспомощно закричал Чанчэн.
Шэнь Вэй снова подхватил стул и бросился в атаку. Пусть профессор казался слабым и худым, но атаки его были точны и уверенно достигали цели: очень скоро призрак распался сразу на несколько кусков.
Шэнь Вэй отбросил стул прочь. В палате повисла тишина.
А затем на постель запрыгнул Да Цин:
— Хватит стоять столбом, уходим! Это голодный призрак, его так просто не убьёшь. Если он по-настоящему разозлится, нам конец!
Шэнь Вэй ошарашенно уставился на кота.
— Да-да, — серьёзно сказал тот, — я разговариваю, а ты только что стулом порубил призрака на куски, проехали. Уходим!
Должно быть, у Шэнь Вэя были железные нервы, раз ни голодный призрак, ни говорящий кот не заставили его испугаться. Он поспешно подхватил Ли Цянь на руки и направился к выходу.
— А что насчёт пожилой дамы?
— Не беспокойся, она просто дух, — ответил кот.
— О. — Шэнь Вэй не стал задавать больше вопросов, только позвал Чанчэна: — Пойдём, офицер Го, давай же.
Чанчэн в ужасе застыл, открыв рот. Шэнь Вэй поудобнее перехватил Ли Цянь и повысил голос:
— Офицер Го!
Чанчэн дёрнулся, приходя в себя, и попытался встать, с трудом двигая ослабевшими конечностями.
— Я… я…
— Хватит! Открой мне дверь!
Чанчэн добрёл до выхода и подчинился.
В коридоре было абсолютно темно и пусто — ни медсестёр, ни докторов в пределах видимости.
Кот бежал впереди с необычайной для своих размеров скоростью. Шэнь Вэй шёл следом с Ли Цянь на спине, а Го Чанчэн плёлся позади.
Их шаги эхом отдавались в пустоте коридора. Откуда-то подул холодный ветерок, и Чанчэн вздрогнул.
Он был уверен, что за ними что-то следует.

Но обернуться Го Чанчэн не решился: детство с бабушкой обернулось ему целым ворохом древних суеверий, и одно из них звучало как «не оборачивайся, когда идёшь ночью, или тебя настигнут призраки».
И пусть Го Чанчэн отчаянно пытался сохранять спокойствие, мысли его всё возвращались и возвращались к тому, что произошло в палате. И жуткому ощущению, что чудовище их нагоняет. У этого монстра косы вместо рук, плевать он хотел, обернутся на него или нет! Го Чанчэн чуть не зарыдал, подумав, что и одного удара этими косами скорее всего просто не переживёт.
Его богатое воображение пошло дальше и подкинуло ему картинки с убитой девушкой и её пустой распоротый живот.
Обернуться… Не оборачиваться… Обернуться… Или не оборачиваться…
Го Чанчэн уже весь с головы до ног покрылся потом от быстрого бега и этой нелёгкой дилеммы, но чтобы поравняться с Шэнь Вэем, ему пришлось ещё прибавить скорости.
Тут он и догадался, что между Да Цином и профессором Шэнем — самое безопасное сейчас место: ему вовсе не улыбалось быть замыкающим, который обязательно окажется в лапах монстра.
А профессор Шэнь вдруг остановился: Ли Цянь на его спине зашевелилась, приходя в себя, и ему пришлось осторожно поправить хватку. Го Чанчэн тем временем передумал прятаться между ним и Да Цином, почему-то оставшись позади, и осторожно оглянулся назад.
И вспомнил кое-что. «Я полицейский».
— Я полицейский, полицейский, я полицейский, — пробормотал он себе под нос, словно ища в этих словах храбрость. Однако никакое это было не заклинание: ему всё ещё было очень страшно.
А поймав на себе ошарашенный взгляд профессора Шэня, Го Чанчэн осознал, что тихонько плачет.
Шэнь Вэю сегодня многое довелось увидеть: живая тень-убийца, умеющий разговаривать кот, а вдобавок ещё и плачущий полицейский!
Однако слёзы помогли лучше, чем повторение бесполезной мантры. Го Чанчэн глубоко вздохнул, заливаясь слезами, и закричал так громко, как только сумел:
— Бегите! Я пойду последним!
Шэнь Вэй, явно успевший привыкнуть к происходящему безумию, сейчас, кажется, просто не нашёл слов.
Они снова бросились бежать, и вскоре добрались до лестницы и поднялись на первый этаж. Шэнь Вэй, освещая путь своим телефоном, высветил вдруг что-то странное в углу, и Го Чанчэн в ужасе завопил на весь коридор.
Если его мозги и были совершенно бесполезны, то объём лёгких попросту впечатлял.
Шэнь Вэй пригляделся: у стены стоял младенец… Нет, скорее даже эмбрион, размером гораздо меньше новорождённого, с пробитой головой, искорёженным лицом и без единого зуба.
Существо выглядело словно медицинский образец из банки с формалином, вот только его впалые глаза неотрывно следили за происходящим.
— Заткнись, — приказал Да Цин. — Это же больница, тут повсюду призраки, глупый ты человечишка.
Шэнь Вэй хрипло уточнил:
— Что это такое?
— Эмбрион, умерший от аборта. — Да Цин зашипел на маленького монстра, и тот, завопив, растворился в воздухе. — Бежим, голодный дух уже у нас на хвосте!
До них и вправду снова донёсся жуткий запах разложения.
А следом послышались тяжёлые торопливые шаги.
— Что там ещё? — в слезах заорал Го Чанчэн. — Разве голодный дух — это не бесплотная тень? Почему его шаги такие тяжёлые?
— Я же сказал, блядь! Это больница! Набитая призраками! — злобно рявкнул Да Цин. — И что плохого в тяжести? А? Кому она вредит?
Шэнь Вэй и представить не мог, в каких условиях обычно приходится работать Чжао Юньланю. С такими-то коллегами.
Даже с Ли Цянь на спине, он вовсе не выглядел усталым, и только негромко попросил:
— Хватит вам. Котик, в какой стороне выход?
— Не зови меня так!
— Господин кот, — немедленно сменил тон Шэнь Вэй, — мы уже достаточно долгое время бегаем кругами. В чём состоит ваш гениальный план?
Да Цин аж споткнулся на месте, и Шэнь Вэй проворно замедлил шаг. Го Чанчэн, полумёртвый от страха, прижался к стенке, давясь рыданиями.
Да Цин вскинул уши и оглянулся: его глаза в свете фонарика слабо мерцали.
— Кажется, мы угодили в призрачный лабиринт, — заключил он, наконец.
Тяжёлые шаги приблизились, и на стену легла размытая тень: стоило приглядеться, и она распалась на несколько хаотичных теневых фигур, дрожащих и слепленных в огромный клубок, и каждая норовила цапнуть или наорать на другую.
В больнице люди умирают каждый день, а их духи остаются бессмысленно блуждать по коридорам, завидуя живым и питаясь их жизненной силой.
Живое и мёртвое сосуществовать не может.
Недобрая воля, а за ней и отчаяние…
— Бежим! — взвизгнул Да Цин.
Три человека и кот изо всех сил рванули в сторону кладовой, забились внутрь, и Го Чанчэн запер за ними дверь. Его лицо было залито слезами: парень откровенно не верил, что всё ещё жив.
Холодная рука всего минуту назад дотянулась до его горла и почти сомкнула когтистые пальцы. Он всё ещё чувствовал ледяное прикосновение на своей коже.
Шэнь Вэй опустил Ли Цянь на пол и помог Го Чанчэну подпереть дверь попавшейся под руку мебелью.
Снаружи что-то настойчиво поскреблось, а затем дверь содрогнулась от тяжёлого удара. Го Чанчэн от неожиданности свалился с ног. А дверь затряслась ещё сильнее — и вдруг замерла: звуки ударов сменились жадным скрежетом многочисленных когтей по металлу.
Го Чанчэн улыбнулся Шэнь Вэю сквозь слёзы:
— Я даже первую зарплату не успел получить, разве это справедливо — умереть ещё до первой зарплаты?
Смеяться в такой ситуации было бы дурным тоном, но удержаться Шэнь Вэй сумел только с большим трудом.
— Профессор Шэнь, — спросил, всхлипнув, Го Чанчэн, — у вас остались неисполненные желания?
Шэнь Вэй, совершенно спокойный, ненадолго задумался над его вопросом, а после кивнул.
— Есть. Один человек… Мы встретились случайно. Я для него незнакомец, и он ничего не знает ни обо мне, ни о том, что между нами было, — мягко улыбнулся Шэнь Вэй, не обращая внимания на жуткий скрежет. — Я бы очень хотел увидеть его снова.

Мужчина лет тридцати, среднего телосложения, в очках и с сандаловым браслетом на руке на первый взгляд казался совершенно обычным человеком.
Он вышел из машины, разблокировал телефон и принялся снимать видео с самим собой на фоне больницы.
— Первое сентября, одиннадцать двадцать три, специальная миссия во Второй больнице города Дракона, Баота Ист Роуд, Восточный район. Линь Цзин, конец связи.
Позади него, взвизгнув шинами, остановился чёрный внедорожник, из которого выбрался Чжао Юньлань:
— Прекращай этот цирк и быстро за мной!
«У нас тут люди в смертельной опасности, а ты снимаешь селфи», — гневно подумал Юньлань. Его коллеги либо не были людьми, либо тронулись мозгами.
Больницу окутывал тёмный туман, вокруг не было ни души. Юньлань попытался дозвониться Шэнь Вэю и Чанчэну, но никто не ответил; выругавшись, он с силой распахнул входные двери.
На него тут же набросилась чёрная тень. Юньлань уклонился, выхватил небольшой кинжал, отпрыгнул в сторону и, перекатившись по полу, разрубил тень на две части.
Со всех сторон на него ринулись ещё несколько теней. Линь Цзин следовал за Юньланем, держа наготове пистолет, и расстреливал тварей одну за одной, попутно читая вслух какие-то мантры.
— Ты проверял гороскоп новичка? — спросил Юньлань, остановившись на минутку перед тёмным коридором. — Такое впечатление, что за ним повсюду следуют духи.
— Форма есть пустота, — отозвался Линь Цзин. — После я помолюсь за него.
— Форма, твою мать! Говори по-человечески или захлопнись!
— И пустота — есть форма, — спокойно закончил Линь Цзин.
— Ублюдок!
— Шеф, тебе нужно очистить свои чувства и отринуть зло.
Вот поэтому Юньлань и ненавидел временами свою работу. Глубоко вздохнув, он закусил кинжал зубами и зажёг жёлтый талисман. Бумага вспыхнула огненным штормом, уничтожая всех призраков на их пути.
— Амитабха, помилуй Будда твою душу, — забормотал Линь Цзин.
— Да хватит уже, — огрызнулся Юньлань.
Минуту спустя впереди остались только пепел и тлеющие угли. От одного из них Юньлань прикурил сигарету и знаком приказал Линь Цзину следовать за ним по коридору.
Заточённая в кладовке компания ещё не знала, что помощь уже в пути. Скрежещущие по двери когти становились всё озлобленнее, и Го Чанчэн почти задыхался от ужаса. Он вот-вот готов был сойти с ума.
— Что будем делать? — спросил у кота Шэнь Вэй.
Старый мудрый Да Цин спокойно ответил:
— Не волнуйся, нам нужно продержаться совсем немного. Шеф Чжао уже наверняка близко.
— Он придёт один? Разве это безопасно? Как он нас спасёт?
Да Цин махнул хвостом.
— Не волнуйся, парочка мелких призраков ему никак не навредит.
Шэнь Вэй нахмурился, прислонившись к стене.
— А самостоятельно мы не можем спастись?
Да Цин посмотрел на него и прохладно заявил:
— У нас в команде человек, мусор, овощ и я… милый талисман. Как мы можем спастись сами?
— Разве я не победил то существо с помощью стула?
— Это потому, что он был слишком голоден и ослабил бдительность. Вы, двое молодых людей, обладаете слишком сильной жизненной энергией. Он не мог сдержаться и не напасть, хотя достаточно зол, чтобы поглотить вас двоих разом. А сейчас мы окружены целой ордой злых духов и ничего не можем сде… о чёрт, ещё один?
Из угла комнаты раздался скрипящий смех; Шэнь Вэй посмотрел вниз и увидел стоящую на коленях пятилетнюю девочку, которая жутко хихикала и пыталась ухватить кота за хвост. Го Чанчэн кинулся к профессору и обхватил его, будто коала.
— Помогите! — зарыдал он и сорвался на крик: — Призрак! Здесь призрак!
Призрак девочки подплыл к нему поближе и с любопытством на него посмотрел. Чанчэн увидел, как она облизывается и закатывает глаза, а после её голова развернулась на триста шестьдесят градусов, едва оставшись на плечах.
Чанчэн был так испуган, что не мог даже отключиться, и только сильнее цеплялся за Шэнь Вэя, продолжая орать:
— Аааааа! Призрак!
Шэнь Вэй стоял ровно, будто солдат — окружённый призраком девочки, глупой «коалой» и ордой голодных духов.
В нескольких метрах от них часы прозрения Чжао Юньланя начали сходить с ума: слишком много зла было рядом.
— Эй, лжемонах, мои часы опять сломались, так что включай свои магические штучки, и быстро.
Линь Цзин сел на пол, закрыл глаза и, перебирая чётки, принялся мягким голосом читать мантры. Юньлань терпеливо ждал, прислонившись к стене.
Минуту спустя Линь Цзин открыл глаза и воскликнул:
— Там!
Он поднялся, гремя чётками, и указал прямо:
— Нам туда.
— Быстрее обычного, — заметил Юньлань.
— Там двое молодых парней, так что их жизненную энергию было легко отыскать, — пояснил Линь Цзин.
— Двое? А девушка?
— Да Цин тоже там, но девушки нет.
Юньлань нахмурился. Да Цин и правда был ленивым кошаком, но не жестоким и легкомысленным. И потом, с ними был профессор Шэнь, а он бы не бросил Ли Цянь одну.
— Это невозможно, Шэнь Вэй бы никогда не оставил свою студентку.
Юньлань только познакомился с профессором, но был точно уверен, что тот — хороший человек.
— Кто такой Шэнь Вэй? — полюбопытствовал Линь Цзин. — Я думал, новичка зовут Го Чанчэн?
— Не твоё дело.
Линь Цзин на мгновение замер, осознавая услышанное.
— Последний раз, когда ты бегал от подобных разговоров, тебя угораздило влюбиться в первую красавицу кампуса. Так скажи мне, кто же на сей раз эта красавица? Погоди, это девушка или парень?
— Амитабха, пустота есть форма, — съязвил Юньлань.
На это Линь Цзину нечего было сказать.
Юньлань подсветил путь зажигалкой; извилистые коридоры плутали и пересекались, будто смертельная паутина.
Почему Ли Цянь не с ними? Почему они её бросили? Или… или же они думают, что она с ними?
В этот момент «Ли Цянь» открыла глаза.

Услышав шорох, Го Чанчэн обернулся точно вовремя, чтобы увидеть, как Ли Цянь поднимается на ноги.
Она двигалась, как поломанная кукла, которую дёргал за ниточки неопытный кукловод. Может, из-за успокоительного?
— Слава богу, с тобой всё в порядке, — с облегчением выдохнул Го Чанчэн.
Ли Цянь молча уставилась на него пустыми глазами.
— Ли Цянь? — осторожно позвал её Чанчэн и подошёл было поближе, но Шэнь Вэй преградил ему путь.
Ли Цянь улыбнулась, и её рот искривился жутким полумесяцем, а из глотки донеслось странное бульканье. У неё дрогнули плечи, и всё тело охватила крупная дрожь.
А затем она метнулась прямо к Шэнь Вэю, целясь распахнутым зубастым ртом ему в плечо.
В тусклом свете телефона её пасть зияла пустотой и отросшими кривыми зубами, а глаза едва не вываливались из орбит.
Шэнь Вэй живо отскочил и уклонился от её атаки, столкнувшись с Чанчэном, и тот замахал на Ли Цянь руками, как взбесившийся осьминог. Пара ударов даже пришлась Ли Цянь по лицу, и одержимая девчонка невольно отшатнулась в сторону.
А Го Чанчэн в слезах заорал:
— Не ходи сюда, не ходи! Помогите!!!
Хуже быть попросту не могло: Шэнь Вэй отпихнул Чанчэна к стене и схватил Ли Цянь за плечи. Она задёргалась, извиваясь, как рак на сковородке, и пытаясь достать его зубами и когтями. Шэнь Вэй схватил её за шею, развернул к стене и прижал, не давая дёргаться.
Кладовую охватило смятение: одержимая злобно шипела, призрачный ребёнок обнимал за ногу плачущего полицейского, в углу грязно ругался толстый кот, а снаружи жадно скребли по металлу когти.
По сравнению с обычными людьми Шэнь Вэй сейчас был просто образцом сдержанности, но и он сам задумался, не снится ли ему всё это в психоделическом сне.
— Кто может помочь мне её связать? — спросил Шэнь Вэй, но плачущий человек и орущий кот в помощники никак не годились. Пришлось повысить голос: — Офицер Го, хватит рыдать, вас никто не тронет, идите и помогите мне!
К сожалению, призрачный эмбрион выбрал именно этот момент, чтобы впиться беззубой челюстью Го Чанчэну в ногу.
Тот заверещал, как дельфин, и чтобыутихомирить его, коту пришлось с размаху шлёпнуть его по затылку:
— Приглядись, идиот!
Чанчэн страдальчески опустил глаза и понял, что ротик эмбриона проходит сквозь его ногу, не причиняя вреда. Моргнув, Чанчэн замялся: его трусливый мозг, кажется, успел вообразить себе самую невыносимую боль на свете.
Ли Цянь завозилась сильнее, громко завыла, и Шэнь Вэй позвал, перекрикивая её:
— Офицер Го Чанчэн!
Тот торопливо вытащил из штанов ремень, отчего они едва не свалились с его тощей задницы, и спотыкаясь приблизился к Шэнь Вэю, чтобы помочь ему связать пленницу.
Рядом с ними вдруг снова возникла призрачная старушка и с волнением потянулась к Ли Цянь. Попыталась прикоснуться, но не смогла, и чем дольше она пыталась, тем быстрее утекали её силы.
Го Чанчэн попытался остановить её:
— Эй, бабушка…
Его рука прошла сквозь воздух. Старушка обернулась и посмотрела на него, силясь что-то сказать, но из морщинистого рта не вылетело ни звука, только лицо искривилось отчаянием.
Беспомощные, мутные слёзы покатились по призрачным щекам.
Го Чанчэн тихо спросил, глядя на Ли Цянь:
— Что с ней такое?
Шэнь Вэй не ответил, но зато отозвался Да Цин:
— Она одержима чем-то злобным. Бедная девчонка, совсем невезучая: ты ведь был рядом, а выбрали всё равно её.
Го Чанчэн не был уверен, комплимент это или оскорбление.
В этот момент дверь, наконец, с грохотом распахнулась, и воздух взрезала огромная окровавленная коса.
Шэнь Вэй резко уклонился, отпихнув Ли Цянь в сторону: когти голодного духа едва-едва разминулись с его лицом, только взмыли в воздух несколько отрезанных волосков.
Убийца прошёл прямо сквозь призрачную старушку, и её застывшее в ужасе лицо растворилось в воздухе.
— Пригнитесь! — рявкнул Да Цин.
Го Чанчэн бессильно сполз на пол, а Да Цин запрыгнул повыше и начал вдруг разрастаться в размерах, сверкая золотыми глазами. Вскоре на верхней полке уже стояла маленькая пантера, злобно скаля бритвенно острые зубы.
А затем она распахнула пасть и беззвучно зарычала: этот звук был неразличим человеческому уху, но взрывная волна энергии устремилась к голодному духу и обрушилась на него дождём острых лезвий. И та же волна отбросила убийцу к стене, так мощно, что за его спиной побежали трещины.
Убедившись, что злой дух пришпилен к стене, как новогоднее украшение, Да Цин вернулся в свою обычную форму и покачнулся, едва не свалившись на пол. Шэнь Вэй чудом успел его поймать, и Да Цин блеснул на него золотыми глазами, прежде чем отключиться.
Го Чанчэн подскочил к ним и с облегчением убедился, что Да Цин не умер, а просто вырубился от усталости.
— Что теперь? — дрожащим голосом спросил Го Чанчэн.
Опережая ответ, оглушающий рёв заставил кладовую содрогнуться.
Го Чанчэн свалился обратно на пол.
Голодный дух на стене зашевелился, и орда теней потянулась к нему из коридора, один за другим растворяясь в его раздувшемся брюхе.
Пока у него не хватило сил подняться на ноги и снова двинуться в атаку, рассекая воздух лезвиями кос.
А Го Чанчэн с ужасом осознал, что это существо притягивает его к себе.
— Меня затягивает! — заорал он и тут же охрип. — Меня съедят заживо! — Он попытался нащупать что-нибудь, зацепиться, но руки только хватали воздух. — Я полицейский! Меня же съедят!
У него, кажется, закоротило мозги: должность определённо не имела ничего общего с этой незавидной судьбой.
Раздражённый его воплями, голодный дух зарычал, и Го Чанчэн взмыл в воздух, словно на его горле стиснулась невидимая рука.
Шэнь Вэй потянул его на себя, и Го Чанчэна теперь словно пытались разорвать надвое.
Да Цин всё ещё лежал без сознания, Ли Цянь возилась на полу, а вокруг голодного духа собиралось всё больше и больше мелких злобных существа.
Ситуация была — хуже некуда.
И тогда снаружи вдруг раздался резкий свист, ворвался в кладовую, и тени шарахнулись прочь, ослеплённые.
Призрачный ребёнок сбежал первым, с визгом вывалился за дверь.
Чёрный нож вспорол воздух между Го Чанчэном и голодным духом, словно перерезав что-то, и дух отлетел к стене, а Го Чанчэн свалился на руки профессору Шэню.
Оба они пошатнулись, но…
Чанчэн бессильной грудой шлёпнулся на пол, а Шэнь Вэя кто-то ловко поймал.
Чжао Юньлань крепко обнял его за пояс и оттащил в сторону. Острые черты его лица, словно вылепленные искусным скульптором, полнились облегчением. Глаза Юньланя светились в темноте ярким пламенем, оно плясало в глубине зрачков в искушающем томном танце.
Роль спасителя чрезвычайно шла Чжао Юньланю.
— Профессор Шэнь, — мягко позвал он, понизив голос, и заглянул Шэнь Вэю прямо в глаза, — ты в порядке?
О бедном стажёре, валяющемся на полу, никто и не вспомнил.

На пару мгновений Шэнь Вэй подвис, словно загипнотизированный, и лишь сумев наконец оторвать взгляд от лица Чжао Юньланя, аккуратно освободился от его рук.
— Я в порядке, спасибо.
— Шеф Чжао, помогите! — отчаянно закричал Го Чанчэн.
Быстро оглядев кладовку и убедившись, что никто не пострадал, Юньлань решил приободрить команду:
— Что за беззаконие свершил ты, что подверг себя суду? Поведай же мне!
Чанчэн понуро сполз на пол. Шэнь Вэй усмехнулся себе под нос.
Голодный призрак пришёл в себя; увидев, как его руки-серпы тянутся к Юньланю, Шэнь Вэй воскликнул:
— Сзади!
Юньлань ловко увернулся от первого удара, поднял над головой кинжал, едва успев остановить второй удар, и схватил призрака за запястье.
Позади них глубокий мужской голос монотонно повторял:
— Амитабха…
Вдруг зазвонил колокольчик, и его перелив смял всё на своём пути. У Го Чанчэна закружилась голова, а Ли Цянь перестала дрожать и затихла.
Голодный дух закричал так пронзительно, будто ему выстрелили в голову, и из его тела вырвалась целая куча чёрных теней. Подождав, пока призрак сдуется до нормальных размеров и станет похож на тощего человека с огромным животом, Юньлань вытащил из кармана маленькую стеклянную бутылочку. Он откупорил её, и из горлышка тут же вырвался яркий луч света. Призрак ринулся прочь, но стоящий в дверях Линь Цзин отбросил его назад в палату.
Юньлань направил бутылочку на призрака, и того, будто сошедшего с полотна Мунка «Крик», медленно затянуло внутрь.
Наполнившись, стеклянная бутылочка стала непрозрачной, и Юньлань заткнул её пробкой. Поднеся эту импровизированную тюрьму к уху, он несколько раз её встряхнул и сказал:
— Миссия выполнена.
Да Цин медленно открыл глаза, просыпаясь.
— Ну и шуму от вас, ребята…
Юньлань подхватил его на руки и усадил в сумку. Да Цин зевнул.
— Чего ты так долго?
— Пробки, — Юньлань потрепал его по голове. — Спи. На сей раз тебе положен бонус.
Да Цин сонно моргнул, снова засыпая, и пробормотал напоследок:
— Хочу… жареной рыбки…
У Го Чанчэна всё ещё был крайне ошарашенный вид.
— Т-так… всё закончилось?
Юньлань раздражённо нахмурился было, но тут же нацепил на лицо улыбку:
— Осталось ещё кое-что.
Он обернулся к Шэнь Вэю и спросил:
— Ты не ранен? Прости, что втянул тебя во всё это, я отвезу тебя на осмотр.
— Ничего, — Шэнь Вэй небрежно коснулся его руки. — Я действительно…
Его лицо на мгновение застыло, а затем он потерял сознание.
Юньлань опустился рядом с ним, бережно подхватил его на руки и зашептал на ухо:
— Студентка по имени Ли Цянь пыталась покончить с собой, ты отвёз её в больницу. Но потерял сознание из-за низкого уровня сахара в крови и сам остался в больнице на весь день.
Линь Цзин указал на Ли Цянь, и Юньлань продолжил:
— Ли Цянь вовлечена в дело об убийстве и доставлена в полицию на допрос. Больше ты ничего не помнишь.
Осторожно устроив голову бессознательного профессора у себя на плече, Юньлань вынес его из кладовки.
Линь Цзин забросил Ли Цянь себе на плечо и обернулся к так и стоявшему истуканом Чанчэну:
— Дитя, у меня свободно второе плечо, я мог бы тебя понести.
— Нет-нет-нет… не нужно, спасибо.
Линь Цзин, подняв одну руку, поклонился.
— Амитабха, не за что.
Ловко избегая столкновения с медсёстрами, Юньлань донёс Шэнь Вэя до палаты Ли Цянь и опустил его на постель. Аккуратно снял очки и убрал их на столик, накрыл профессора одеялом и включил кондиционер. Взяв его правую руку в ладони, Юньлань нарисовал на тыльной стороне запястья невидимый талисман спокойствия, а затем с ухмылкой мягко коснулся кожи губами.
— Спокойной ночи, спящая красавица.
Выйдя в коридор, Юньлань махнул Линь Цзину и Чанчэну:
— Пойдём. В полночь нас посетит важный гость, не будем заставлять его ждать.
Едва эхо их шагов затихло, Шэнь Вэй открыл глаза и сел на постели без тени сна.
Он мягко потёр запястье, и на нём проступили очертания талисмана. Шэнь Вэй любовно оглядел символы и мягко улыбнулся. Но эта улыбка быстро исчезла. Он нахмурился, болезненно обеспокоенный, и тихо что-то пробормотал, заставив золотой талисман с запястья материализоваться на кусочке бумаги. Этот кусочек он осторожно убрал в карман, будто величайшее сокровище.
Заправив постель, Шэнь Вэй выбрался через окно и исчез в ночной темноте.
***
Когда Юньлань и компания вернулись в дом номер четыре по Яркой улице, на часах была почти полночь. Старик У со своим огромным ртом радостно их поприветствовал:
— А, малыш Го, вы вернулись? Как первая миссия?
После охоты на голодного призрака Чанчэну было с чем сравнивать, поэтому он слабо улыбнулся:
— Не… неплохо…
— Ничего, — рассмеялся старик У, — ты ведь только начал, ещё всему выучишься. В конце концов, ты ведь живой, а значит, у тебя есть будущее.
Тут до Го Чанчэна и правда дошло, что быть живым — вполне себе преимущество данной работы.
Линь Цзин и Чанчэн внесли Ли Цянь, а Юньлань, понизив голос, обратился к старику У:
— Ты ведь знаешь о новом деле? Мы не можем судить сбежавшего из Ада узника, так что скоро за ним придёт Палач душ. Будь с ним вежлив.
Старик У в ужасе вздрогнул:
— Он… он придёт?
Юньлань кивнул, хлопнул старика по плечу и направился в кабинет, попутно зажигая сигарету.
Старик У не посмел засесть за чтение газет, которым обычно занимался, и вместо этого встал у двери, будто настоящий страж.
Юньлань махнул Чанчэну:
— Это твой стол. Если нет особых дел, рабочий день у нас с девяти до пяти. Если понадобится больничный, просто позвони мне. С двенадцати до часу — обеденный перерыв. Столовая на втором этаже, еда для сотрудников — бесплатно. Больничные оплачиваются, есть страховка и всё остальное, не переживай.
Повертев в руках, Юньлань передал ему и банковскую карту:
— Пароль — шесть единиц, поменяешь сам. Зарплата и премии перечисляются пятнадцатого числа каждого месяца. Если нужны деньги на рабочие расходы, обращайся к Ван Чжэн.
Чанчэн принял карту двумя руками, тут же позабыв, что Ван Чжэн — пугающее привидение. Зарплата… это значит, у него наконец-то есть работа!
— У меня… у меня теперь будет зарплата! — радостно выдохнул он.
Юньлань поражённо уставился на него:
— У тебя же дядя богат, зачем тебе деньги?
— Нужны, ещё как нужны! — восторженно замотал головой тот.
Впрочем, он так и не ответил, зачем, лишь бережно убрал карту в кошелёк, как величайшую драгоценность.
Юньлань собирался ещё кое-что добавить, но удивлённо замер, увидев белое свечение, окутывающее фигуру Чанчэна. У этого пацана была мощная аура добродетели. Что же так его берегло — предки или хорошие поступки в прошлых жизнях? Или же…
Он затушил сигарету и указал на свой кабинет.
— Обычно я там, так что если что-то понадобится, стучи.
Он растёр лицо руками, и тёмные круги под его глазами проступили отчётливее. Юньланю ужасно хотелось спать, так что он уронил голову на сложенные на столе локти.
— Разбуди меня, когда он придёт.
Чанчэн не знал, кто такой «он», но к счастью Линь Цзин был рядом, так что самому Чанчэну тоже удалось немного вздремнуть — впервые за целые сутки.
Однако долго проспать ему не удалось: совсем скоро его разбудил дикий холод.

В считанные секунды воздух в офисе словно покрылся льдом. Кондиционеры отключились сами по себе, и температура воздуха резко упала до откровенно минусовой. На окнах зацвели морозные ледяные узоры.
Призрачные сотрудники бросили работу и почтительно склонили головы, ожидая прибытия самого важного гостя.
Чжао Юньлань, проснувшись, выпрямился в кресле и, выставив на стол четыре чашки, начал готовить чай. Линь Цзин вскочил на ноги.
Растерянный Го Чанчэн на всякий случай последовал его примеру.
Кондиционер тихо звякнул и переключился на обогрев.
Из коридора послышались ровные шаги, остановились у входа, и старик У открыл гостю дверь, почтительно пропуская его внутрь, словно слуга — императора. Его бумажное тело склонилось в поклоне, и старик У произнёс, не отводя глаз от пола:
— Прошу сюда, Ваша Честь.
Гость ответил:
— Благодарю.
Голос у него был мужской, приятный и ровный, с залегающей в глубине ледяной мрачностью.
Го Чанчэн ещё не оправился от своих переживаний: остальные вежливо опустили глаза, и он один смело пялился на стройную фигуру, с головы до ног закутанную в чёрный плащ. Лицо таинственного гостя было скрыто чёрным туманом.
Остановившись, гость вежливо поприветствовал шефа, а тот кивнул ему в ответ, приглашая подойти, а после вытащил жёлтый бумажный талисман и поджёг его. Пепел медленно осел на поверхности горячего чая и растворился в нём, остужая жар.
А чашка пропала со стола и возникла в руках в фигуры в плаще.
— Здесь так холодно, присаживайтесь же, господин Палач Душ, — предложил Чжао Юньлань, — выпьем тёплого чаю.
Го Чанчэн, украдкой наблюдая за происходящим, невольно сравнил действия шефа Чжао с поднесениями, которые обычные люди сжигали для своих погибших.
— Почему стало так холодно? — спросил он, недоумевая: на улице же лето. Что это за странное существо?
И вдруг подумал кое о чём и неуютно поёжился.
Бабушка в детстве говорила, что перед смертью нужно обязательно накормить умирающего горячей едой и обеспечить тёплой одеждой, иначе его душа промёрзнет насквозь по пути в Ад.
Может, это…
Палач Душ сделал глоток.
— Хороший чай. Благодарю тебя.
Он прошёл мимо Го Чанчэна и сел напротив Чжао Юньланя. А Го Чанчэн уловил странный запах: ничего похожего на удушающее разложение голодного духа. Это был очень приятный, тонкий аромат, напомнивший Чанчэну о зимних горах Большого Хингана.
Запах снежной ночи, когда распахиваешь дверь и ныряешь в темноту с головой. Чистый и морозный, с тонкой ноткой только начавших увядать цветов.
Палач Душ говорил ровно и гладко, словно актёр древнего китайского театра. В его облике пугала разве что непроницаемая темнота одежд, но Го Чанчэн, окончательно очнувшись, всё равно ощутил, что страх стискивает его сердце холодной жёсткой рукой.
Его охватил беспричинный, необъяснимый страх.
Словно сама его душа неуютно заволновалась в теле.
Теперь Го Чанчэн прекрасно понимал, почему местные призраки затаились, словно мыши в присутствии кота.
«Наверное, он просто явился с Южного полушария, там же сейчас зима», — попытался он успокоиться, перебирая в голове возможные научные объяснения.
В офисе сейчас было всего четверо людей (и нелюдей), и спящий кот вдобавок. Чжао Юньлань приготовил четыре чашки, но ни Линь Цзин, ни Го Чанчэн не решались приблизиться.
Чжао Юньлань единственный был совершенно спокоен, вольготно развалившись за своим столом.
Когда Палач Душ опустошил свою чашку, Юньлань поднялся на ноги:
— Я провожу вас в допросную.
— Хранитель, ты выглядишь усталым, — заметил Палач Душ, следуя за ним. — Дело было непростое. Тебе следует позаботиться о себе.
— Я в порядке. Пара бессонных ночей меня не убьёт, — отмахнулся Чжао Юньлань, — а если и убьёт, то в Аду мне быстренько подыщут работку попроще.
— Не думаю, что следует с такой лёгкостью шутить о жизни и смерти, Хранитель, — фигура в чёрном покачала головой. — Они слишком важны для всех нас.
Юньлань только хохотнул и открыл ему дверь в допросную.
Прикованная там «Ли Цянь» вопила не переставая с тех самых пор, как очнулась, но стоило Палачу Душ ступить в комнату, и её визг резко оборвался. Увидев его, «Ли Цянь» затряслась в ужасе, как цыплёнок при виде мясника, а затем её глаза вдруг закатились, и девчонка лишилась чувств.
Го Чанчэн топтался где-то в хвосте, и вдруг что-то возникло прямо перед его лицом, заставив в панике отшатнуться. Палач Душ медленно поднял руку, и от затянутых в чёрное пальцев к призрачной тени, атаковавшей Чанчэна, разлилась мощная волна тьмы. Тень длинноволосой женщины в истрёпанном платье взвыла, дёрнулась, и чёрный туман раздавил её, поглотил целиком, а Палач Душ тонкой струйкой вобрал его назад в рукав своего плаща.
— Отравлена грехом. Пыталась возродиться, завладев чужим телом. Виновна, — ровно объявил Палач Душ.
Го Чанчэн невольно поёжился.
Чжао Юньлань не обратил на него внимания.
В допросной же было четыре стула и стол. Ли Цянь пошевелилась в путах, медленно приходя в сознание.
Линь Цзин брызнул водой ей в лицо и негромко сказал:
— Ты у нас в отделе. Нам нужно задать тебе несколько вопросов. Лучше отвечай честно.
Ли Цянь удивлённо моргнула, но увидев лица Чжао Юньланя и Го Чанчэна, слегка успокоилась. Даже собиралась что-то сказать, но обнаружила, что привязана к стулу, и в ужасе вскинула голову:
— Что… Что происходит?
— Преступник, убивший Лу Жомэй и напавший на тебя, пойман, — мягко объяснил Чжао Юньлань. — Нам только нужно дополнить твои показания и оформить всё официально, хорошо?
Всё это походило скорее на суд, чем на простое оформление документов.
— Тогда почему я связана?
Чжао Юньлань вскинул бровь, щёлкнул пальцами, и верёвки растворились в воздухе.
Девчонка явно удивилась, но взяла себя в руки и спросила, неуютно поёрзав на стуле:
— Если убийца пойман, о чём ещё говорить? Я вам уже всё рассказала, можно мне домой?
Линь Цзин ударил ладонью по столу, убедительно отыгрывая роль злого полицейского.
— Не надо лгать, отвечай на вопрос! Или хочешь попасть под статью за пособничество преступнику? Что у тебя на уме? Что связывает тебя с убийцей?
Ли Цянь в ужасе вжалась в спинку стула.
Лицо Линь Цзина полыхнуло гневом, и Чжао Юньлань, схватив его за плечо, живо прикинулся добрым полицейским. Заслонив Линь Цзина собой, он спокойно спросил:
— В десять часов двадцать минут вечера тридцать первого июля ты последней видела Лу Жомэй в воротах университета. Ты также видела существо, которое её преследовало. Расскажи нам вот что: с каких пор ты видишь призраков? С тех пор, как прикоснулась к солнечным часам?
Ли Цянь закусила губу и коротко кивнула.
Чжао Юньлань постучал длинным пальцем по столу.
— Легенда гласит, что солнечные часы были собраны из осколков Камня Перерождения и украшены чешуйками рыбы из Реки Забытия. С их помощью ценой собственной жизни можно воскрешать мёртвых, а однажды использовав, ты настолько приблизишься к смерти, что научишься видеть призраков. Так?
Ли Цянь, глядя на него, молча кивнула.
Юньлань откинулся в кресле.
— Ты хорошая девушка, — вздохнул он. — Сколько ещё молодых людей были бы готовы разменять свою жизнь на умерших родственников?
— Солнечные часы Реинкарнации — один из четырёх мистических артефактов Ада, — прервал его Палач Душ. — Каждый из них способен разрушить баланс между Инь и Ян. Недопустимо, чтобы они попали в руки людей.
Ли Цянь, стиснув пальцы, с трудом выдохнула:
— Я не знала, что это такое… Только слышала, что с их помощью можно вернуть мёртвых. Родители меня бросили. А у бабушки случился инсульт. Она ведь с детства меня растила и была мне единственным близким человеком… Представляете, каково мне было? Хотелось плакать, но я не могла, и не могла поверить, что её больше нет, совсем нет… Почему люди вообще должны умирать?
— И тогда ты нашла солнечные часы, — подсказал Чжао Юньлань.
— Я думала, что схожу с ума: кто вообще в такое поверит? Но они сработали. — Ли Цянь вскинула глаза и тут же снова их опустила. — Я подумала… Чего бояться? Я ещё молода, может, доживу до ста лет, а если отдам половину, то всё равно останется ещё очень много. Почему нет? Если людям нельзя пользоваться этими часами, как вышло, что я нашла их в самый нужный момент? И они откликнулись на мою просьбу?

Вопрос повис в тишине. Первым молчание нарушил Палач Душ:
— Ты была полна решимости воскресить её любой ценой… Иногда, если ты обладаешь достаточно сильной волей, возможным становится всё. Однако это не значит, что ты поступила правильно.
Ли Цянь отвела взгляд, чтобы никто не видел её покрасневших глаз и её слабости.
— Да, — бесцветно заговорила она, — я всего лишь человек, и неважно, что мне приготовила жизнь. Моя единственная бабушка умерла, родители меня презирают, я изо всех сил пытаюсь наскрести на обучение, но даже не могу найти работу. Жалкие оправдания, да? Я должна была… Просто держаться. Мне и правда не стоило возвращать бабушку, а нужно было умереть вместе с ней.
Юньлань спокойно смотрел на неё, не перебивая.
Она прохладно рассмеялась:
— Я как черепаха: медленно и напряжённо ползу, чтобы любой прохожий мог меня пнуть, и я упала на спину. А когда я с трудом и болью встаю на ноги, меня пинают снова. Разве это не забавно?
Её переполняли гнев и недовольство, хотя она изо всех сил пыталась это скрыть. Чанчэн покраснел: он хоть был глупым и ленивым, но осознавал, что работу получил только благодаря дядиным связям. Он поднялся со стула:
— Я… принесу тебе воды.
Ли Цянь не обратила на него внимания.
— Итак, солнечные часы тебе ответили, — заговорил Юньлань, — и твоя бабушка выжила, но всё ещё плохо себя чувствовала. Ты заботилась о ней?
— Ну, а кто же ещё, — всё так же бесцветно ответила та. — Моим родителям было всё равно.
Юньлань кивнул.
— Тебе нужно было учиться, строить свою жизнь и платить за обучение, а ко всему прочему ещё и заботиться о бабушке. Должно быть, было непросто.
Линь Цзин был удивлён: он полагал, что Чжао Юньлань будет расспрашивать её о случае с голодным духом (раз уж ранее она об этом солгала), но сейчас он уже перестал понимать, чего именно шеф пытается добиться.
Зачем он задаёт эти вопросы?
Палач Душ, впрочем, не выказывал никакого нетерпения, так что Линь Цзин промолчал, оставив свои сомнения при себе.
Го Чанчэн принёс Ли Цянь воды. Она дрожащими руками приняла чашку.
— Она всегда вставала в полпятого утра, каждый день, и всегда готовила мне завтрак. Но её состояние ухудшалось. Однажды она грела молоко, и оно пролилось на плиту; у нас практически произошла утечка газа. После этого мне приходилось каждый день вставать в полпятого утра, чтобы приготовить завтрак до того, как она всё испортит. Днём, независимо от того, были ли у меня занятия или работа над проектом, я должна была ехать домой на часовом автобусе, чтобы приготовить ей обед и убедиться, что она приняла лекарства, а потом — снова возвращаться в университет. У меня уже не было времени пообедать самой. Дома она постоянно бормотала себе под нос, и я могла заниматься только после десяти вечера, когда она ложилась спать. Я училась до полуночи, иногда и позже, но затем мне снова нужно было рано вставать.
Ли Цянь перевела дух. У неё было совершенно обессилевшее лицо.
— Было ли мне тяжело? — Она глотнула воды и холодно добавила: — Давайте не будем тратить время, здесь не о чём говорить. Что ещё вы хотите знать о случившемся? Просто спросите.
Чжао Юньлань постучал по папке в своих руках.
— Прости, если это прозвучит грубо, но… с бабушкиной смертью тебе стало легче?
— Что вы имеете в виду?
— Ровно то, что и сказал.
Ли Цянь вскочила, опрокидывая чашку с водой на стол.
— Вот так, значит, полиция относится к гражданам? Какое право вы имеете задерживать меня без причины и выдвигать ложные обвинения?
— Успокойся и сядь, — сказал Чжао Юньлань, вытирая пролитое. — Я ни в чём тебя не обвиняю, я просто спрашиваю, как ты себя чувствовала. Испытывать эмоции — не преступление; даже если бы ты мечтала подорвать это здание, ничего плохого в этом нет, пока мысли не перешли к действиям.
— Я хочу домой, вы не можете меня здесь держать…
— Хорошо, — кивнул Юньлань. — Опустим не относящиеся к делу детали. Поговорим о том, что произошло сегодня. Ты сказала, что видела жертву и тень позади неё; ты помнишь, на что она была похожа?
Ли Цянь нахмурилась.
— Я не всматривалась. Не помню.
Юньлань улыбнулся — на его лице обозначились симпатичные ямочки, но глаз улыбка не коснулась. Он медленно произнёс:
— Обычного прохожего легко не запомнить, это нормально… но как можно забыть нечто столь пугающее? Если ты не помнишь, то почему дрожишь?
Ли Цянь крепче стиснула пальцы.
Юньлань посерьёзнел:
— Разве ты в прошлый раз не говорила, что это была чёрная тень, невысокая и пухлая?
Ли Цянь побледнела.
— Отзывать показания — не лучшая идея. Скажи мне, тень действительно выглядела так, как ты описала в прошлый раз?
Линь Цзин стукнул ладонью по столу:
— Говори!
— Да… и что с того? — вспыхнула Ли Цянь.
— О, значит, всё же невысокая и пухлая, — задумчиво повторил Юньлань и скрестил руки на груди. — Мужчина или женщина, молодой или старый?
Все в комнате, кроме Ли Цянь, знали, как выглядит голодный дух. Нельзя было сказать, мужчина это или женщина, молодой или старый. Это был костлявый монстр ростом с двух взрослых людей, с огромным животом и руками-серпами.
Все смотрели на Ли Цянь с подозрением. Сама она была в ужасе.
Юньлань понизил голос, перейдя практически на шёпот:
— Я солгал. Человеческая память — штука ненадёжная, ты вполне могла забыть о том, что тебя испугало: твой мозг защищает тебя от пережитого ужаса, блокируя воспоминания. Это защитный механизм. Так что то, что ты сказала… могло быть только твоим воображением.
До Го Чанчэна медленно дошло, что это не просто дача показаний, а целая проверка, и его охватило плохое предчувствие.
Ли Цянь совсем побледнела. Юньлань перестал наконец фальшиво улыбаться:
— А теперь скажи мне, зачем ты этим утром прыгнула с крыши?
Ли Цянь молчала, тяжело дыша.
— Думала, если убьёшь себя, это освободит тебя от проклятия, и ты будешь прощена? — Юньлань холодно рассмеялся. — Я не намного старше тебя… множество молодых людей не боятся смерти, потому что слишком юны, чтобы полностью осознать её последствия. Особенно ты, такая… решительная и импульсивная.
— Почему… почему вы это говорите? Откуда вам знать? Я знаю, каково это, я видела, видела! Останавливается сердце, прекращается дыхание, тело… становится холодным, нечеловеческим… И я не могла её найти, не могла увидеть, не…
— Ли Цянь, — перебил её Чжао Юньлань, — ты не понимаешь смерти и не боишься её, но тебя пугает расставание. Поэтому ты и не смогла принять то, что бабушка так внезапно тебя покинула.
В тишине допросной было слышно, как Ли Цянь дрожит, будто лист на ветру.
— Тень, которая следовала за жертвой, — продолжил Юньлань, — была… старая, в поношенной джинсовой куртке и с заколкой в волосах?
Линь Цзин и Го Чанчэн поражённо застыли.
Ли Цянь закричала, и её лицо исказилось ужасом.
Го Чанчэн задумался, не сошла ли она с ума? В противном случае он совершенно не понимал происходящего. Он посмотрел на шефа, который перебирал пальцами в воздухе, будто искал сигарету.
Чжао Юньлань достал фото бабушки Ли Цянь, старой женщины с ласковой улыбкой. В ней Чанчэн безошибочно узнал старушку, которая бросилась наперерез голодному духу, чтобы защитить Ли Цянь.
— Это Вай Юйфэнь, родилась в 1940-м. Умерла в прошлом месяце от передозировки. Твоя бабушка была твоей единственной семьёй, так что вы наверняка были невероятно близки… что же заставило тебя так сильно бояться её после смерти? Почему ты думала, что она может тебе навредить?
Ли Цянь молчала, застыв, словно статуя. Тон Юньланя смягчился:
— Если не скажешь правду, у тебя не будет будущего. Ты до конца своей жизни не сможешь освободиться. Ложь — всегда ложь, и она будет преследовать тебя, словно проклятье.
Кое-кто сегодня уже говорил ей подобное.
Ли Цянь медленно подняла голову, и Юньлань придвинулся ближе, заглядывая ей в глаза.
— Солнечные часы Перерождения связали ваши души, твою и бабушки, и вы обе должны были умереть. Но ты всё ещё жива, а значит, твоя бабушка умерла раньше, чем ей было суждено. Я всё думал, что же пошло не так? Стражи Ада ошиблись, или кто-то похитил её живую душу? Но потом я понял, что сглупил, ведь есть ещё один вариант: солнечные часы разорвали с ней связь. Что означает, что человек, вернувший её к жизни, на самом деле её убил.
В допросной снова повисла мёртвая тишина.
— Она страдала деменцией, так что наверняка, как ребёнок любила есть конфеты. Скажи мне, кто положил таблетки, снижающие уровень сахара в крови, в коробку с конфетами?
Го Чанчэн затаил дыхание и услышал, как Ли Цянь едва слышно ответила:
— Это была я.

— Когда я была маленькой, бабушка каждое утро будила меня и расчёсывала мне волосы, а потом провожала в школу и рассказывала по дороге сказки. Она была самым любимым моим человеком в этом мире, — прошептала Ли Цянь, словно разговаривая сама с собой.
Чжао Юньлань вытащил сигарету и теперь крутил её в пальцах.
Го Чанчэн тихо спросил:
— Но потом… Эта любовь угасла?
— Ты сказал, что тоже с радостью отдал бы половину жизни, чтобы вернуть бабушку, — сказала Ли Цянь. — Повезло тебе, что дома не оказалось тех солнечных часов.
Го Чанчэн, хлопнув глазами, попытался предположить:
— Тяжело было о ней заботиться? Или…
У Ли Цянь покраснели глаза, и она зло на него уставилась:
— Как вы можете такое предполагать?
Го Чанчэн вспыхнул.
— Она стала совершенно другой. Ничего не помнила, только бормотала и бормотала себе под нос всякую чушь. Постоянно писалась в штаны и размазывала еду по столу. Что бы я не делала, она просто ходила за мной по пятам, истекая слюной, день за днём! Каждый день я смотрела на неё и думала: вот на что я обменяла половину своей жизни. — На обезумевшем лице Ли Цянь возникла жуткая холодная улыбка. — Моей бабушки больше не было рядом, я отдала пол жизни, и получила… — Её лицо дрогнуло, а губы с презрением выдохнули: — Монстра.
Её глаза смотрели Го Чанчэну прямо в душу.
— Я возненавидела её. Каждый день мечтала убить её. И каждый день мне приходилось готовить ей еду, помогать ходить в туалет и уговаривать отдохнуть, а она надо мной только глупо смеялась. — У Го Чанчэна задрожали руки. — Те солнечные часы… Они обманули меня. Невозможно вернуть человека из мёртвых. Ко мне вернулся не человек, а монстр, настоящая пытка! — Ли Цянь вдруг рассмеялась. — Вы ничего не понимаете, и не вам судить меня! Будь она жива, мне не было бы покоя, а теперь она мертва, и покоя всё равно нет…
— Теперь будет, — перебил её Го Чанчэн и сам удивился серьёзности своего тона. — Она ведь исчезла! Когда на тебя, одержимую, напал голодный дух, она за тебя вступилась, и он поглотил её. Она умерла, мы все видели. А ты — нет.
Ли Цянь застыла на месте.
Го Чанчэн опустил голову и добавил, едва справляясь со слезами:
— Если бы ты это видела, то подумала бы, что она хочет тебе плохого, да? Но она не пыталась тебе навредить. Не хотела мести.
Легкомысленно твоё сердце, но винить стоит прихоть людских эмоций.
— Убийство — не по нашей части, — сказал Чжао Юньлань, поднявшись, и хлопнул Го Чанчэна по плечу. — Пошли, оставим её здесь на ночь. Утром Чжу Хун передаст весточку нашим коллегам из отдела криминальных расследований, и они заберут у нас это дело. И я позвоню профессору Шэню, объясню ему, что случилось. Ничего не забыл, Ваша Честь?
Палач Душ подошёл к Ли Цянь, и та инстинктивно сжалась.
— Не бойся, меня не интересуют живые люди, — сказал Палач Душ, — но это дело связано с артефактами, так что я должен спросить: где сейчас солнечные часы?
— У меня дома, — тихо призналась Ли Цянь. — Родители сняли нам маленькую квартиру и никогда не приходят в гости.
— Адрес?
— Южная улица, дом три, квартира двести семь.
— Благодарю, — кивнул Палач Душ, ненадолго задержав на ней взгляд. — Когда мы встретимся снова, с тобой поступят по справедливости.
Го Чанчэн безмолвно последовал за Чжао Юньланем, в последний раз обернувшись на Ли Цянь.
Палач Душ немедленно исчез — ему требовалось добраться до солнечных часов до рассвета.
Стоило ему уйти, и воздух мгновенно согрелся, даже заледеневшие окна оттаяли, и кондиционеры вернулись к обычному режиму.
Го Чанчэн хотел что-то сказать, но его сердце всё ещё сжимал холод; оставалось тупо следовать за Чжао Юньланем.
Тот подобрал свои ключи от машины и спросил:
— Ты разве не идёшь домой?
— Шеф Чжао, — невпопад ответил Го Чанчэн, глядя в пол, — призрак может переродиться? После того, как его поглотил голодный дух?
— Скорее нет, чем да, — нахмурился Чжао Юньлань.
— Значит, та старушка пропала навсегда?
Чжао Юньлань притворно задумался и вдруг улыбнулся: вытащил из кармана маленькую бутылочку и помахал Чанчэну.
— Почти забыл. Иди-ка сюда.
Го Чанчэн осторожно приблизился к нему.
— Подарок от Палача Душ. Временами, если повезёт, в нём просыпается милосердие, — сказал Чжао Юньлань и впихнул бутылочку Чанчэну в руки.
Подойдя к кошачьей кровати, он ловко зажал спящему коту нос, и Да Цин резко проснулся.
— Не забудь с утра сказать кухне, чтобы приготовили рыбки.
А Го Чанчэн присмотрелся к мутному стеклу и изумлённо распахнул глаза.
В бутылочке сидела та самая старушка!
Размером всего лишь с палец, она сидела на дне и мягко улыбалась.
А потом вдруг морщины исчезли с её лица, волосы отросли и обрели цвет, а тело вытянулось; вскоре она выглядела уже на тридцать лет, а потом на двадцать, а после начала уменьшаться и превратилась в маленькую девочку.
Которая прикрыла глаза и испарилась.
— Она пропала! — испуганно закричал Го Чанчэн.
— Это Бутылка Перерождения. Бабуля уже на пути к новой жизни, — объяснил Линь Цзин, подходя сзади. — От рождения до смерти и от смерти до рождения: круг жизни будет крутиться вечно. — И Линь Цзин пробормотал себе под нос какую-то буддистскую мантру. — Иди домой и возвращайся в девять утра. Столовая открывается в восемь, если хочешь позавтракать — не опаздывай.
Го Чанчэн вздохнул с облегчением, сунул бутылку в сумку и ушёл, наконец, домой.
Линь Цзин обернулся к Чжао Юньланю:
— Палач Душ ничего тебе не давал. Ли Цянь не стоило обращаться к солнечным часам, а старушка умерла за неё по своей воле. Такова их судьба, и Палач Душ не стал бы вмешиваться.
Чжао Юньлань хмыкнул:
— Умный ты слишком, поймал меня. Доволен?
— Я думал, ты не выносишь этого мальчишку, который ещё и по блату сюда угодил. Зачем тогда выдумывать сказку ему в утешение?
Юньлань прикурил сигарету и нетерпеливо махнул на Линь Цзина рукой.
— Потому что мне так захотелось. Вали уже.
Линь Цзин покачал головой и вздохнул, собираясь сказать что-то ещё, но Юньлань бросил на него острый взгляд, и Линь Цзин быстро передумал.
Чжао Юньлань запер дверь за ними обоими и повернулся в сторону дома.
И вдруг подумал о Палаче Душ, который ушёл так быстро, и о четырёх загадочных артефактах. Окончательно решив на этом, что завтра придётся пропустить работу, Юньлань поехал по адресу, который дала им Ли Цянь.
Когда он добрался до места, дом три на Южной улице уже весь был охвачен грозным чёрным туманом. Юньлань выбрался из машины, вытащил пистолет и прошёл внутрь.
Над крышей здания зависла гигантская чёрная дыра, разинув голодный рот. Лифт не работал, и Юньлань взлетел вверх по лестнице на крышу, заваленную трупами. Приглядевшись, он понял, что все они — монстры: трёхголовые, треногие, наполовину люди, наполовину скелеты… У каждого из них недоставало головы. Без исключений. Лунный свет залил их всех кровавой пеленой, и Палач Душ держал лезвие своей косы у чьего-то горла.
Это существо тоже не было человеком: всё его лицо покрывали язвы, жуткие и устрашающие.
— Что случилось, Ваша Честь? Как ваша миссия обернулась бойней? — крикнул Чжао Юньлань, пытаясь пробраться к ним, но дорогу ему преграждали груды трупов.
Тёмный Палач услышал его, но ничего не ответил. Обращаясь к своему пленнику, он произнёс:
— Спрашиваю в последний раз. Где солнечные часы?
Монстр повернул голову и уставился на Чжао Юньланя.
— У моего господина есть к тебе вопросы, — прохрипел он. — Веками ты был предан этой работе и всегда действовал сдержанно, а теперь… разве не боишься потерять контроль?
Палач Душ ничего не ответил, но воздух вокруг него словно заледенел.
— Мой господин презирает тебя за эти чувства, за влечение к этому человеку. Поэтому он организовал вашу встречу: хотел проверить, действительно ли ты не желаешь…
Палач Душ не позволил ему продолжить и одним кратким движением отсёк монстру болтливую голову. Хлынула кровь, тёмная и вонючая, и над крышей резко поднялся ветер; Чжао Юньланю пришлось торопливо искать укрытие.
А когда ветер утих, крыша опустела: не осталось ни монстров, ни трупов.
Только Палач Душ обернулся и махнул Чжао Юньланю рукой, а затем безмолвно исчез в чёрной воронке портала. Юньланю показалось, что уход его был чересчур торопливым, а стройную фигуру словно охватило напряжение, так несвойственное его обычному спокойствию.
Палача Душ боятся призраки, духи и даже боги. Кто осмелился бросить ему вызов?
И кто украл солнечные часы?

Дом номер четыре на Яркой улице не был паучьим логовом или убежищем скелетов.
При свете дня в офисе не видно было ни одной тени или призрака, и в будке на входе сидел обычный пожилой человек. Го Чанчэн, правда, выяснил позже, что не такой уж он и обычный: в уголке его будки всегда валялась груда костей, из которых он с увлечением вырезал фигурки. Стоило открыть окно, и наружу радостно вылетало облачко жёлтой костяной пыли.
В офисе было много естественного света, он хорошо проветривался, повсюду стояли живые растения; каждому сотруднику полагался свой рабочий стол и компьютер. Каждый день в два пополудни приходил уборщик. В кладовой был холодильник, в котором хранились закуски и консервы с кошачьей едой.
Однажды Го Чанчэн даже заметил там целый пакет тонко нарезанного сырого мяса и удивился: кто в такую жару будет делать хотпот? Но вскоре до него дошло, что мясо предназначалось Чжу Хун, которая ела его сырым, будто это были чипсы, щедро усыпанные капельками крови.
На следующий день Чжу Хун взяла больничный, видимо, по неизбежной ежемесячной причине.
Но не по той причине, которая сразу приходила на ум. Через три дня она вернулась, и Го Чанчэн с ужасом увидел, что вместо ног у неё — гигантский змеиный хвост. Она ещё несколько дней питалась только сырым мясом, но затем хвост снова стал нормальными человеческими ногами, и есть она тоже стала по-человечески.
Помимо змеиной красотки, лжемонаха и толстого кота в спецотделе был ещё один человек. Через две недели после инцидента с голодным духом он вернулся из явно изнурительной командировки. Полдня он потратил на то, чтобы подать на возмещение рабочих расходов, а после отрубился прямо за столом. Шеф Чжао, вернувшись и увидев это безобразие, отправил его отдыхать домой.
На табличке на столе парня значилось «Чу Шучжи», но все называли его старшим братцем Чу.
Его Чанчэн откровенно побаивался. Парень был того же возраста, что и Линь Цзин, очень худой, со впалыми щеками. У него было грозное и мрачное выражение лица, а ещё он постоянно хмурился.
Возможно, Чанчэну только казалось, но Чу Шучжи хмурился ещё сильнее, когда видел рядом его.
Работы в основном было немного: за месяц поступило всего несколько дел, и обычно для расследования шеф Чжао отправлял одного-двух человек из команды. Принцип спецотдела гласил: «Мы ловим духов, а не людей». Но поскольку в большинстве дел духи не участвовали, им оставалось лишь написать отчёт и передать дело в другой департамент.
Большую часть времени члены команды читали, сидели в интернете, болтали и ждали окончания рабочего дня.
Но Го Чанчэн заметил, что каждому делу предшествует довольно много обязательных процедур. Сначала — отправить кого-нибудь на место преступления и предоставить отчёт шефу, который решит, браться ли за это дело. Если да, он подаёт отчёт вышестоящему начальству: обычно его рассматривают один-два дня, и только после этого команда во главе с шефом Чжао может приступать к работе.
Однажды в середине июля рутину, наконец, разбавило что-то новое: кто-то стал жертвой духа, а в офисе никого не оказалось. Да Цин подозревал, что в Аду что-то пошло не так, и шефу Чжао не оставалось ничего, кроме как лично возглавить расследование, а после — подать все необходимые документы. Линь Цзин собирал их целых три дня.
Таким образом Го Чанчэн бесцельно провёл в спецотделе три месяца, за которые не попал ни на одно расследование. Удивительно, но ему удалось пройти испытательный срок.
Ещё удивительнее, но Чжао Юньлань, кажется, позабыл о том, что Чанчэн попал к ним через дядю, и быстренько подписал документы об официальном приёме на работу.
Медленно, но верно Чанчэн привык к пустому в дневное время суток отделу кадров и спокойно отнёс туда своё заявление.
Да Цин внимательно посмотрел на весь этот энтузиазм и приземлил свою пушистую задницу на стол Чжао Юньланя:
— Люди такие непостоянные. Сначала ты больше всех хотел его вышвырнуть, а теперь позволяешь ему остаться.
Юньлань был увлечён перепиской и ответил, не отрывая взгляда от телефона:
— Он сплошь покрыт добродетелями, будто густо исписанный иероглифами листок. Относись к нему, как к талисману, и он принесёт нам удачу. К тому же, за ним забавно наблюдать.
— Какими добродетелями? — полюбопытствовал Да Цин.
Юньлань кивнул на ящик стола, и когда Да Цин его открыл, внутри обнаружилась пухлая папка. Помимо документов, в ней были фотографии с волонтёрских миссий, счета на пожертвования и тому подобная информация за последние десять лет. Была и фотография деревенской школы, к стене которой была приколота открытка с надписью: «Берегите себя, ребята».
— Ты хочешь сказать, что всё это сделал Го Чанчэн? — изумлённо спросил Да Цин.
— Ага. Ну, ты в курсе про его родню, они очень богаты. Но всё это он делает втайне от семьи. Все свои деньги тратит на благотворительность, а себе оставляет совсем немного. Вот так он и накопил столько добродетелей. Видел уже его ауру?
— Да уж, нечасто встретишь людей вроде него. — Да Цин перекатился по столу и заглянул в телефон Юньланя, быстро меняя тему разговора: — Ещё не устал? Ты пишешь ему миллион сообщений в день по абсолютно дурацким поводам. Прошло уже три месяца, а вы всё ещё на стадии «давай пообедаем или поужинаем вместе»?
Юньлань отправил сообщение и ткнул в Да Цина пальцем:
— Всё хорошее достаётся тем, кто умеет ждать, а ты, кошак, ничего не понимаешь.
На экране всплыло ответное сообщение Шэнь Вэя: «Прости, сегодня вечером у меня университетское собрание».
Да Цин покатился сосмеху:
— Собрание! Собрание! Ах-ха-ха-ха, шеф, продолжай и дальше себя нахваливать. Разве не ты провозгласил себя непобедимым соблазнителем? Как ты там обычно говоришь: девушки всё время на тебя пялятся, а сладкие мальчики пускают слюни, когда тебя видят? Но смотри-ка, тебя опять отшили. Скажите, господин Чжао, каково это?
Юньлань стиснул зубы, борясь с неистовым желанием отведать на обед кошачьего мяса.
После истории с голодным духом Юньлань намеренно продолжал донимать Шэнь Вэя. Поначалу — используя работу как предлог и беспокоя профессора деталями по делу Ли Цянь. Потом — бесстыдно придумывая тысячу и один повод пригласить его на свидание. Но поймать профессора было чрезвычайно сложно: может быть, он и правда был занят, а может, намеренно избегал Юньланя.
Но Чжао Юньлань был достаточно страстным и отчаянным человеком: чем более сдержанным, неуловимым и нерешительным был Шэнь Вэй, тем больше усилий он прилагал.
Телефон в его руке внезапно зазвонил, и любопытный кот навострил уши. Незнакомый голос в трубке нервно спросил:
— Здрасьте… господин Чжао? Вы предлагали купить антикварные книги моей бабушки, верно?
В глазах Юньланя зажёгся огонёк:
— Да, когда вы сможете их привезти? Чем раньше, тем лучше.
— Они довольно дорогие, думаете, вы…
— Деньги не проблема. Назовите время и место, — уверенным тоном богача заявил Юньлань.
Это явно привело звонившего в восторг, и они условились встретиться сегодня днём. Прощаясь, голос осыпал Юньланя похвалами вроде «вы действительно интересуетесь античностью» и «вы на самом деле осознаёте ценность культурного наследия».
— Ну да, если не хватает очарования, чтобы получить желаемое, в ход идут деньги, — прохладно заметил Да Цин. — Шеф, ты ведёшь себя как избалованный мальчишка. Этот бедный продавец книг даже не догадывается, что ты всего лишь идиот, который любит только боевики и романы о боевых искусствах.
Юньлань сгрёб со стола кошелёк и ключи от машины, подхватил взвизгнувшего Да Цина за шкирку и вышвырнул его из кабинета.
Услышав, что открылась дверь, Чу Шучжи оторвался от графика биржи, но успел заметить только пролетевшую мимо тень.
— Опять он за своё, — вздохнула Чжу Хун.
***
Вечером Юньлань успешно подкараулил профессора Шэня в университете.
Увидев его машину, Шэнь Вэй моргнул, опустил голову и сделал вид, что ничего не замечает. Он ровным шагом направился на автостоянку, и Юньлань, напевая под нос прилипчивый мотивчик, медленно покатил за ним. Когда спустя несколько мгновений на их странную процессию начали оборачиваться прохожие, Шэнь Вэй беспомощно вздохнул и постучал по стеклу машины.
— Офицер Чжао Юньлань, что тебя сюда привело?
Юньлань опустил стекло, нацепил свою самую яркую и солнечную улыбку и вручил профессору тяжёлую деревянную коробку.
— Это тебе.
Шэнь Вэй бросил быстрый взгляд на содержимое и протянул коробку обратно.
— Нет, это слишком дорого, как я могу…
— Сперва выслушай меня, — возразил Юньлань и принялся виртуозно сочинять: — У меня есть друг, он уезжает из страны, так вот — у него куча антиквариата и он не хочет, чтобы она лежала без дела. Я сразу подумал о тебе. Ты единственный человек, кто осознаёт ценность всех этих книжек, так что, пожалуйста, помоги моему другу.
Говоря всё это, он даже глазом не моргнул.
— Я…
Но Юньлань не дал Шэнь Вэю возразить.
— Перестань отпираться, мы разве не друзья? И разве друзья не должны помогать друг другу? Сейчас мне нужно идти, так что увидимся позже. Пожалуйста, придержи у себя книги, а за это я угощу тебя ужином.
Он ударил по газам, не давая Шэнь Вэю шанса возразить, и умчался прочь.
Шэнь Вэй смотрел ему вслед, держа в руках тяжёлую коробку, и испытывал миллион эмоций одновременно.
С одной стороны его сердце смягчилось, и ужасно хотелось сдаться и позволить себе желаемое… Хотя бы раз. С другой — он думал, что Чжао Юньлань наверняка любит такие игры, и уже проделывал подобный трюк с бесчисленным количеством других людей. Шэнь Вэй сцепил зубы, успокаиваясь и прогоняя противоречивые эмоции, до тех пор, пока не осталось только привычное невыносимое одиночество.
Шэнь Вэй знал, что встреча с Чжао Юньланем не была случайностью: кто-то его подставил. Живые и мёртвые идут разными путями, для их же блага… и ему тоже стоило держать дистанцию.
***
Юньлань вручил Шэнь Вэю подарок и даже назначил свидание, и теперь, окрылённый успехом, весело насвистывал себе под нос.
Вести себя откровенно и прямолинейно было весело: Юньланя не заботили люди, у которых было лишь смазливое личико и крепкая задница, но отсутствовали мозги. Даже когда он ходил на стриптиз, то предпочитал тех, кто не раздевался до конца и при этом оставался сексуальным.
Юньлань думал: человек с хорошим вкусом не может довольствоваться только грубыми и материальными вещами. За красивой картинкой также должны скрываться глубина и качество.
Шэнь Вэй. Юньлань самодовольно посмотрел на себя в зеркало заднего вида и повторил это имя. А потом ещё и ещё, позволяя ему покрепче укорениться в сердце.
Шэнь Вэй был словно бесценная антикварная фарфоровая ваза: даже если нельзя было получить её навсегда, хотелось хотя бы на несколько дней поставить в свою комнату.
И оно того стоило.

Эта зима в городе Дракона выдалась особенно холодной: листья осыпались с деревьев, даже не успев пожелтеть. Чжао Юньлань откровенно бездельничал, да и делать, в общем-то было нечего: несколько рабочих собраний, и временами он любовно выделял пару часов, чтобы хорошенько смутить профессора Шэня. А всё остальное время проводил дома.
От родителей Чжао Юньлань съехал очень рано, купил квартирку в центре города и жил там по холостяцким правилам: безответственно и неряшливо, не заботясь о беспорядке или пустом холодильнике.
Да Цин всегда считал, что Хранитель в этом поколении был самый трудный. Ему даже пришлось превратить Орден в часть государственного аппарата и дать ему новое имя: «Отдел специальных расследований». Этот Хранитель был умён, внимателен, решителен, и к тому же имел много полезных связей, но Да Цин всё равно немного в нём сомневался.
Было у него смутное предчувствие, что однажды Чжао Юньлань пошлёт свою работу к чертям и ночи напролёт будет прожигать свою жизнь в ничего не значащих романах.
Но пусть Да Цину было несколько тысяч лет, он всё равно был только котом. А жизнь Чжао Юньланя за пределами офиса вовсе не бурлила событиями, как этот кот себе представлял.
На самом деле Чжао Юньлань был из тех городских жителей, чья жизнь практически полностью вертелась вокруг работы. Большую часть жизни он был одинок: частично тут помог необычный род деятельности, а частично постарался он сам. Внешне он казался уверенным и болтливым, но за этим тщательно скрывалась отстранённость и не слишком большое желание общаться с людьми. Если с ним не заговорить, Юньлань мог спокойно промолчать всю ночь без единой эмоции на лице.
Немногочисленные любовники все отказывались от него по одной и той же причине: «недостаток общения». «Безэмоциональность». «Никаких общих интересов». Одна девчонка даже бросила напоследок:
— Ты меня и не любил никогда! Даже шанса не дал занять место в твоём сердце!
Чжао Юньлань был красив, молод и богат, но в городе запросто нашёлся бы ещё не один десяток людей, подходящих под это описание. Деньги у него и правда водились, но спускал он их так же быстро, как зарабатывал. И до сих пор не обзавёлся нормальным жильём: так и просиживал жизнь в своей квартирке, которая давно начала походить на номер в дешёвом отеле. От всей его персоны так и веяло ненадёжностью.
Свидание с Шэнь Вэем было назначено на вечер воскресенья, и никаких планов на субботу у Юньланя не было. Он проснулся за полдень в глухом похмелье и с большим трудом отыскал на полках немного завалявшегося хлеба. Некоторое время уделил поиску информации по артефактам, а затем до самого вечера играл в приставку.
К ночи желудок решил напомнить ему, что неплохо бы поесть, и отвлёк его внимание от игры.
Шевелиться Юньланю не хотелось, и он попытался обмануть сам себя, залив желудок стаканом тёплой воды. Этого хватило на сорок минут: после его снова скрутило, ещё сильнее, и подскочила температура. Делать было нечего — пришлось ползти за едой.
На улице стоял холод, но Чжао Юньлань, поленившись, надел только штаны и набросил поверх пижамы длинное пальто. Даже о носках не позаботился.
Явившись в знакомый маленький ресторанчик, он заказал жареный рис и тарелку отвара. Это должно было занять какое-то время, и Юньлань довольно быстро осознал, что стоило одеться теплее, но всё равно решил смотаться в ближайший магазин за сигаретами.
Проходя мимо тускло освещённой дорожки, он вдруг услышал резкое:
— Деньги давай, живо! — требовал хриплый мужской голос.
— Ты уж нас не вини, — добавил другой голос, — нам тоже не хочется так с тобой обходиться, но выживать как-то надо, правда? А ты одет ну прямо с иголочки, богатенький мальчик, просто делай, как тебе говорят, и никто не пострадает. Идёт?
Ограбление?
Чжао Юньлань осторожно приблизился к развернувшейся сцене: парочка хулиганов припёрла к стенке кое-кого очень знакомого.
Шэнь Вея.
Откуда он здесь взялся?
Вежлив и аккуратен профессор оказался не только со своими студентами. Он вёл себя так со всеми. И даже теперь, окружённый угрожающими мордами, Шэнь Вэй не стал возражать и послушно вытащил свой бумажник.
Грабители, увидев его податливость, оживились:
— И часы давай! Дорогие, наверное?
Шэнь Вэй молча расстегнул на запястье часы.
«Ну это уже никуда не годится», — подумал про себя Чжао Юньлань и вздохнул, не в силах больше на это смотреть.
Грабители выхватили у Шэнь Вэя часы и толкнули его к стене, и на шее профессора вдруг блеснул гладкий шнурок.
— Эй, у него что-то на шее, кажется, нефрит, — жадно крикнул кто-то.
Ещё один громила дёрнул Шэнь Вэя за ворот, обнажив маленькую подвеску между его ключиц. Совсем небольшой, кулон ярко светился даже под тусклым светом уличных фонарей.
— Бриллиант, что ли? — один из грабителей протянул к нему руку.
Шэнь Вэй нахмурился и накрыл кулон пальцами, словно сокровище.
— Я отдал вам достаточно. Не перегибайте палку.
Его лицо потемнело, а глаза холодно взирали на обидчика. Того вдруг прошило ужасом, и он, удивлённый, отшатнулся.
Однако они очень быстро сообразили, что преимущество на их стороне: Шэнь Вэй был один против небольшой толпы, и будь он действительно силён, разве отдал бы им так легко свой бумажник?
Один из громил вскинул руку, собираясь ударить Шэнь Вэя в лицо: по опыту он прекрасно знал, что лучше сразу разбить жертве очки, лишив зрения, и после дело пойдёт гораздо быстрее.
Но стоило ему поднять руку, как что-то со всей силы влетело ему прямо в спину, и грабитель пошатнулся, кашляя кровью. Шэнь Вэй отступил в сторону, и громила тяжело сполз вниз по стене.
Подняв голову, Шэнь Вэй удивлённо уставился на Чжао Юньланя. А тот, невозмутимо потирая костяшки пальцев, развязно протянул, подражая нападавшим:
— Холодно сегодня, блядь, кто желает размяться?
Ошарашенные силой его пинка, грабители слегка расступились, и один из них выдавил:
— Ты кто такой? Проваливай отсюда!
Чжао Юньлань склонил голову к плечу, переминаясь с ноги на ногу, словно ему и правда было холодно, а затем усмехнулся:
— Лучше тебе не знать, а то штанишки промочишь.
Пять минут спустя он уже звонил в полицию. А повесив трубку, с удовольствием добавил каждому из валяющихся на земле уродов по чувствительному пинку.
— Вы ещё в ясли ходили, когда я занял эту территорию, понятно? В следующий раз не забудьте об этом, когда в голову придёт поразвлечься.
Ближайший к нему громила взвыл от боли:
— Мы… Братец, мы…
— С кем ты, блядь, разговариваешь? Какой я тебе брат, сука? — Юньлань пнул его ещё раз. — Думаешь, лесть тебя спасёт? Я полицейский, у тебя что, луковица вместо мозгов? А ну все дружно сняли ремни, живо!
Наблюдая за тем, как Юньлань ловко привязывает неудавшихся грабителей к фонарю, Шэнь Вэй тихо улыбнулся.
А Юньлань запоздало понял, что только что разыграл перед ним классическую сцену появления рыцаря на белом коне. Совпадение было восхитительное, такое чудесное, словно он подстроил его своими руками.
Мир сразу зацвёл новыми красками, и воздух вокруг посвежел. У Юньланя даже живот прошёл, так хорошо ему стало.
Вернув Шэнь Вэю бумажник и часы, он небрежно и мягко спросил:
— Не ожидал тебя здесь увидеть. Ты в порядке?
Шэнь Вэй, стряхнув с плеча пылинку, с кратким кивком забрал свои вещи.
— Благодарю.
Чжао Юньлань невольно зацепился взглядом за кулон: это была маленькая прозрачная сфера, в которую словно заключили искорку ослепительно яркого света.
Правда, раньше Юньлань ничего подобного не видел. В этой подвеске, подумал он, словно горело живое пламя.
И чем дольше Юньлань смотрел на него, тем больше накатывало изнутри странное чувство, близкое и знакомое.
Осознав, что пялится, Юньлань отвернулся и сказал:
— Радиации не боишься? Что бы это ни было, оно слишком яркое, чтобы носить его было безопасно.
Шэнь Вэй молча спрятал кулон в вороте рубашки и ничего не ответил.
Давить на него Чжао Юньлань не хотел и перестал задавать вопросы, увидев, что Шэнь Вэй не хочет на них отвечать.
— Эти уроды только выглядят крепкими, — он сменил тему, застёгивая пуговицы на пальто, чтобы спрятать пижамную рубашку. — А на деле оказались трусами. Ты как, не успел испугаться? Голоден? Пойдём, угощу тебя ужином. Нам обоим нужно успокоиться.
— Ты слишком щедр, — улыбнулся Шэнь Вэй. — Это я должен тебя угощать. — Помедлив, он обернулся к связанным грабителям. — Они ведь только хотели…
Чжао Юньлань закатил глаза и перебил его:
— Профессор Шэнь, ты живёшь где-то поблизости? Никогда тебя здесь раньше не видел.
— У нас большой город, — отозвался Шэнь Вэй, странно погрустнев, — двое людей могут никогда не встретиться, даже если живут рядом. А однажды вдруг начнут постоянно друг на друга натыкаться. Наверное, это судьба.
Чжао Юньлань засмеялся: будучи затворником, обожающим целыми сутками просиживать дома, он даже ближайших соседей своих не знал. Какая там судьба?
Шэнь Вэй ничего не сказал и молча пошёл за ним. Юньлань не мог этого видеть, но взгляд профессора Шэня упирался ему прямо в спину. В его глазах за стёклами очков горело странное: жадность, отчаянное желание и тоска, которые не могло скрыть никакое самообладание.

Примечание к части

С наступившим новым годом ❤️ с этой недели перевод возвращается к обычному графику публикаций. Инджой!

Те несколько раз, что им доводилось встречаться, Чжао Юньлань отчётливо ощущал сдержанное восхищение, идущее от Шэнь Вэя. Но удивительное дело: стоило Юньланю ответить ему взаимностью, и Шэнь Вэй стремительно ретировался в свою раковину — как монах, всеми силами избегающий искушений.
Юньлань никогда не встречал таких, как Шэнь Вэй: мягкий и доброжелательный, он никогда ни с кем не спорил и одинаково доброжелательно ко всему относился. В нём было нечто особенное, нечто святое, почти не от мира сего.
Юньлань никак не мог по-настоящему его понять.
Поначалу он подумывал позвать Шэнь Вэя в элитный клуб с европейским рестораном — идеальное место для романтического свидания. Но Шэнь Вэй наверняка откажется, да и сам Юньлань не шибко любил западную кухню.
Не каждый день судьба предоставляла такой шанс, поэтому Юньлань твёрдо решил его не прошляпить. Он напустил на себя расслабленный вид и привёл Шэнь Вэя обратно в ресторанчик, где его уже ждал сделанный ранее заказ. Он дополнил его вонтонами и ещё несколькими популярными блюдами, и скоро весь стол оказался заставлен вкусно пахнущей едой.
Магазин в такой час уже закрылся, так что в зале остались только они вдвоём. Шэнь Вэй едва успел усесться, но от него уже веяло нервозностью и напряжённостью.
Юньлань завёл разговор первым, упомянув Ли Цянь:
— Она созналась в убийстве бабушки. Отец от неё отказался, а мать, как я слышал, постоянно плакала и дважды едва не грохнулась в обморок. Будем надеяться, что трибунал проявит снисхождение, и за чистосердечное признание Ли Цянь дадут меньший срок.
Помолчав немного, Шэнь Вэй вздохнул:
— Я должен был лучше её учить.
Умирающий от голода Юньлань поспешил заняться едой. Набив полный рот жареного риса, он наградил Шэнь Вэя удивлённым взглядом, безмолвно спрашивая: «а ты-то здесь причём».
Шэнь Вэй, у которого будто бы вовсе не было аппетита, сделал глоток супа и сказал:
— В прошлом, если студент совершал преступление, его учитель получал наказание вместе с ним. В конце концов, главная цель образования — привить детям должную мораль, а раз уж один из моих учеников…
Он нахмурился, не договорив, но Юньлань и так догадывался, что ничего хорошего ему не скажут.
«Что это вообще за бред, мы вроде бы не в средневековом обществе живём», — подумал он. Но желая выглядеть перед Шэнь Вэем образованным человеком, эту мысль Юньлань проглотил вместе с рисом.
Пусть ранее Шэнь Вэй явно избегал Юньланя изо всех сил, но сейчас, сидя с ним за одним столом, он не казался раздражённым: скорее, напротив, расслабленным и непринуждённым. Ещё он был внимателен и заботлив: стоило Юньланю потянуться палочками к еде, как Шэнь Вэй подвинул блюда поближе к нему и занялся чаем.
— Я и сам могу, — тут же возразил Юньлань.
— Горячее, не трогай. — Шэнь Вэй отмахнулся от его руки и принялся сам разливать чай по чашкам. — Ты слишком быстро ешь, это вредно для желудка.
Юньлань вытер рот салфеткой и решил притвориться нормальным человеком.
— Я не ужинал, так что немного проголодался. Обычно я ем медленнее.
Шэнь Вэй улыбнулся, и Юньлань собирался добавить ещё что-то, но стол внезапно содрогнулся, и одна из тарелок полетела на пол. Юньлань поймал её в полёте и уставился на лампу над головой: она раскачивалась тоже.
— Землетрясение? — спросил Шэнь Вэй.
Земля перестала дрожать. В груди у Юньланя вдруг сдавило, и появилось ощущение, будто он падает с огромной высоты, как во сне.
«Что-то… что-то надвигается.»
Предупреждающий голос просто возник в его голове — Юньлань не знал, откуда и почему.
Может, жареный рис чересчур остыл или, напротив, бульон оказался слишком горячим, но после того, как Юньлань всё это в себя закинул, ему стало хуже. Острая резкая боль иглами пронзила желудок и распространилась по всему телу.
— Что случилось? — спросил Шэнь Вэй.
— Ой… — Юньлань согнулся пополам, опёршись локтями на стол.
Шэнь Вэй тут же оказался рядом.
— Где болит? Живот?
Но даже в таком состоянии Юньлань не преминул воспользоваться положением: схватил Шэнь Вэя за руку и мягко погладил нежную кожу на тыльной стороне запястья, будто бы случайно, но с совершенно недвусмысленным намёком.
— Немного. Это всё ты сглазил.
Шэнь Вэй не нашёлся с ответом, лишь поспешно выдернул руку.
— Я… принесу тебе тёплого супа.
Юньлань не мог понять, был Шэнь Вэй смущён или растерян, так что просто с видом приличного человека выпрямился, нацепив лёгкую улыбку. Карма, впрочем, воздала ему по заслугам: вскоре Юньланя скрутило с новой силой, да так, что на лбу выступил холодный пот.
Шэнь Вэй принёс ему суп с вонтонами, но Юньлань сумел отпить только совсем чуть-чуть. Губы у него побледнели.
— Отвезти тебя в больницу? — спросил Шэнь Вэй.
Юньлань заставил себя улыбнуться.
— Зачем? Дома есть таблетки.
Он попытался встать, опираясь на стол, но тут же осел обратно. Шэнь Вэй посерьёзнел:
— Нет, тебе нужно в больницу.
Одной рукой Юньлань схватился за живот, другой потянул Шэнь Вэя на себя.
— Меня заставят делать гастроскопию, а это больно. Пожалуйста, я не хочу, чтобы меня пытали. — Шэнь Вэй нахмурился ещё сильнее. — К тому же, я хотел сводить тебя завтра на спектакль, я уже купил…
— Верни, — перебил его Шэнь Вэй и аккуратно помог подняться. — Я не собираюсь… прошу прощения, можно нам…
Не успел он договорить слово «счёт», как возникшая рядом официантка уже протянула оплаченный чек и сдачу.
Эти ухаживания… Шэнь Вэй посмотрел на Чжао Юньланя и подумал, что тот заслужил свои беды с желудком.
Юньлань лишь шало улыбнулся в ответ.
Наконец, после решительного отказа Шэнь Вэю не оставалось ничего другого, кроме как отвести его домой.
Так он впервые оказался в квартире Чжао Юньланя. Свет не горел, и он тут же споткнулся о раскрытый зонт. Зима в городе Дракона была не особенно дождливая, последний раз лило где-то с месяц назад. Только настоящему лентяю не пришло бы в голову убрать валяющийся под ногами зонт.
На обувном шкафчике у двери стоял пакет из прачечной — его доставили два дня назад.
Шэнь Вэй оглядел комнату и увидел заваленный одеждой диван и оккупированную книгами и ноутбуком кровать — ни кусочка свободного места, куда можно было бы присесть, не говоря уже о прилечь.
Шэнь Вэй молча посмотрел на Чжао Юньланя и всё-таки усадил его на крошечный не занятый хламом уголок дивана, а сам принялся убирать вещи с кровати.
Юньлань сжался в комок, бросая мучительно восторженные взгляды на красивые ноги Шэнь Вэя и чувствуя, как наполняется слюной рот.
— Куда ты обычно это всё складываешь? — спросил Шэнь Вэй, обернувшись.
— Днём на кровать, вечером на пол.
Шэнь Вэй вздохнул: рядом с Юньланем он вообще вздыхал чаще обычного.
Ловко сложив книги на стол, он убрал ноутбук на прикроватную тумбочку и сказал:
— Ложись, я принесу таблетки. Где они?
Юньлань указал на ящик в столе.
— Снимай пальто и ложись, — добавил Шэнь Вэй, и Юньлань, поколебавшись, всё же не удержался:
— Если я разденусь, ты решишь, что я воспользовался твоим положением.
Шэнь Вэй приложил ладонь к его взмокшему и холодному лбу. Он мог лишь вообразить, как Чжао Юньланю больно, и сердце его отчаянно сжалось. Будь его воля, он вытерпел бы всю эту боль вместо него. Вот только этот идиот, о котором Шэнь Вэй пытался заботиться, только и мог, что шутить и дурачиться.
И это действительно походило на легкомысленный флирт. Шэнь Вэй посуровел.
— Прекращай нести ерунду и раздевайся.
Больше Юньлань не колебался: содрал с себя пальто и штаны и предстал перед Шэнь Вэем в белье и наполовину расстёгнутой пижамной куртке.
Шэнь Вэй моментально вспыхнул, и Юньлань, бесстыже хвастаясь своим телосложением, напомнил:
— Ты сам велел мне раздеться.
Шэнь Вэй отвернулся от него, поспешно взбил подушку и откинул одеяло.
— Давай чашку, налью воды… Чжао Юньлань, ты почему босой?
Только усевшись на постель, Юньлань заметил, что ноги без обуви у него и правда замёрзли.
— Я собирался быстренько выскочить за едой, — отмахнулся он. — Чтобы надеть носки, для начала пришлось бы их постирать…
Шэнь Вэй сгрёб его за лодыжки и, несмотря на то, что руки у него были холодные, прикосновение обожгло. Юньлань вздрогнул и попытался вырваться, но Шэнь Вэй лишь покрепче перехватил его ступни и принялся массировать, надавливая на чувствительные точки.
— Нет-нет-нет, погоди, я… Я же даже в душ не ходил… Ай!
— Теперь ты сообразил, что тебе больно? — нахмурился Шэнь Вэй. — Ты совершенно о себе не заботишься, вредными привычками заработал себе проблемы с желудком, а ещё…
Он вдруг понял, что перегнул палку с претензиями, и замолчал, опустив голову.
Ноги у Юньланя и правда болели, а теперь и вовсе начали неметь, но он во что бы то ни стало решил сохранить безразличный вид, поэтому отмахнулся от боли и попытался успокоиться. Удивительно, но размятые мышцы понемногу начали отогреваться и расслабляться, и Шэнь Вэй, закончив, укрыл его ноги одеялом.
Ещё он принёс Юньланю тёплой воды и проследил, чтобы он выпил таблетки.
Они оба молчали, не зная, что говорить, и атмосфера в комнате повисла весьма неловкая.
Пижама Чжао Юньланя отлично подходила его развратной натуре: на куртке было всего несколько пуговиц, и вырез практически ничего не скрывал. Юньлань прижал руку к животу, так, чтобы Шэнь Вэю было получше видно его твёрдый пресс.
Невыносимый.
Заставив себя отвернуться, Шэнь Вэй оглядел комнату. Взгляд зацепился за остатки хлеба в мусорном ведре, и он спросил:
— Что ты сегодня ел?
Юньлань поудобнее устроился в постели и указал на мусорное ведро.
— Только это? За весь день? — нахмурился Шэнь Вэй. — А вчера вечером?
— Вчера вечером я был с друзьями. Мы много пили, поэтому я не помню.
Шэнь Вэй едва сдерживал гнев. Ему пришлось с минуту помолчать, чтобы успокоиться, и понизить голос, чтобы не звучать слишком разъярённо.
— И ты живёшь так каждый день?
— Да, и что?
Шэнь Вэй адресовал ему мрачный взгляд и молча направился на кухню. Открыл холодильник и застыл, пялясь на пустые полки. Единственное, что там обнаружилось, это просроченное молоко… и пачка кошачьего корма.
Чжао Юньлань решительно плохо действовал Шэнь Вэю на нервы. На руках проступили вены, и он так сильно сжал дверцу холодильника, что та жалобно скрипнула.

После тщательного обыска Шэнь Вэю удалось найти упаковку лапши быстрого приготовления, у которой ещё не истёк срок годности. Эта пачка, вода да таблетки были единственными съедобными предметами в этой чудовищной квартире.
Чжао Юньлань, закурив, искоса наблюдал за Шэнь Вэем, который возился на кухне. На его лице подрагивала улыбка, за которой очевидно прятались какие-то грязные мысли.
Шэнь Вэй подошёл к нему и выхватил сигарету, затушил её в пепельнице и грохнул тарелку с лапшой на тумбочку.
— Ешь.
Юньлань моргнул и послушно взялся за тарелку. Начал пить мелкими глотками горячий бульон, недоумевая: профессор Шэнь так не злился, даже когда его грабила толпа мужиков.
Причина была очевидна: Юньлань был красив, и Шэнь Вэй на него запал.
Шэнь Вэй смотрел на него и не находил слов: Чжао Юньлань был так поглощён очевидно самодовольными мыслями, что даже забыл о своём супе.
Эта квартира бесила Шэнь Вэя всё сильнее и сильнее: как может человек жить в таких условиях? Даже приговорённым к смерти полагается последнее блюдо, кто в здравом уме будет вот так морить себя голодом?
Взглянув на довольного Чжао Юньланя, Шэнь Вэй всерьёз заподозрил, что упади тот замертво, никто даже не явится найти труп.
Помолчав, Шэнь Вэй тяжело уронил:
— Чжао Юньлань, ты уже не ребёнок, и работа у тебя достойная. Давно пора найти себе девушку и завести семью, чтобы кто-нибудь о тебе заботился.
Юньлань подавился лапшой и отчаянно закашлялся.
У Шэнь Вэя дрогнула рука, и пришлось спрятать её за спиной, тесно стиснув в кулак.
Такого Чжао Юньлань от него вообще не ожидал, и его разуму потребовалось некоторое время, чтобы оправиться от шока. Однако он справился так быстро, как только мог, и к моменту, когда лапша закончилась, уже определился с планом.
Пора было раскрыть карты. Это должно было заслужить ему хоть немного симпатии.
— Не говори мне, что ты до сих пор не понял, что нравишься мне, — мягко выдохнул Юньлань и выдержал паузу, внимательно наблюдая за собеседником. Шэнь Вэй ощутимо напрягся: всё его тело застыло, словно натянутая струна.
Юньлань позволил печали завладеть своим лицом.
Шэнь Вэю словно железная рука стиснула сердце.
Уловив его реакцию, Юньлань мысленно похвалил сам себя и напоказ горько сжал губы, пряча усмешку, махнул рукой:
— Раз не понял, то и ладно. Ничего. Спасибо за помощь, можешь идти.
Он был готов вскочить и обнять его, сделай Шэнь Вэй хоть шаг навстречу. Заготовил лучшие свои реплики.
Но Шэнь Вэй только замер, побледнев, и выдохнул хрипло:
— Тогда я… Отдыхай.
И вскочив, он ушёл, ни разу не обернувшись.
Что пошло не так? Как план Юньланя мог провалиться?
Ничего не понимая, Юньлань ударился головой о подушку, не в силах подобрать слов для своих эмоций. На календаре, который он раздражённо перелистал, на сегодняшней дате издевательски красовалось: «избегайте брака».
Расстроившись окончательно, Юньлань решил винить во всём дурацкое предсказание.
У него словно что-то застряло в горле, мешая дышать, и нещадно жгло.
Не в настроении дальше пребывать в этом мире, Юньлань обхватил руками подушку и постарался уснуть.
Было давно за полночь: на улицах стояла тишина, и во многих квартирах уже выключили свет. На дорогах почти не было машин, а редкие вспышки фар отлично заглушали шторы.
Когда часовая и минутная стрелка встретились, часы на запястье Чжао Юньланя слабо завибрировали, и он резко очнулся от глубокого сна.
Что-то сухо треснуло в воздухе, пронзив тишину: раз, другой, ближе и ближе. Низкий мужской голос тихо произнёс, растягивая гласные, словно прямо позади Чжао Юньланя:
— Стражи Ада выходят, прячьтесь, смертные души…
Следом раздалось три звонких щелчка.
Шторы распахнулись сами собой, и кристаллы льда потекли по стеклу, складываясь в морозные узоры. За окном в ожидании зависла белая фигура.
Чжао Юньлань сел, поспешно привёл себя в порядок и сказал:
— Прошу, заходите.
Скрипнула створка окна, отворяясь, и в комнату проник ледяной ветер; кожа Чжао Юньланя быстро покрылась мурашками.
Тень, держащая лампу из белой бумаги, влетела внутрь с высоты шестнадцатого этажа.
Сама она тоже была сделана из бумаги: ростом с обычного человека, с нарисованными глазами и здоровым ртом, растянутым до ушей — таким же, как у старика У.
Чжао Юньлань выдвинул нижний ящик тумбочки и достал небольшой глиняный поднос, благовония и деньги для подношений.
— В знак уважения, — сказал он, поджигая деньги и оставив их на подносе, и почтительно улыбнулся. — Что привело вас ко мне, страж Ада?
Бумажный человек кивнул, принимая подношение.
Власть имущих ныне такие маленькие жесты вообще не заботили, но Хранитель о них никогда не забывал.
Сложив руки на груди, бумажный человек сказал:
— Король Ада был в ярости, что голодный дух сумел сбежать. Его Величество приказал провести тщательное расследование во всех трёх мирах. Кроме того, с этого дня все живые, призраки и духи обязаны иметь запись в Книге Жизни и Смерти. Мне было приказано вручить Хранителю копию этой книги.
Чжао Юньлань бережно принял из его рук толстый чёрный том.
Он выглядел, как обычная книга, обёрнутая мягкой кожей, только чересчур лёгкая — словно всего пара листов бумаги.
Чжао Юньлань аккуратно перелистал её и чутко потянул носом:
— Шелковая бумага, драконьи чернила. Книга Жизни и Смерти, перепись добродетелей с талисманом души, верно?
Бумажный страж Ада кивнул:
— Хранитель обладает зоркими глазами. Нужно ли мне объяснять правила?
— Если знать чьё-то имя или дату рождения, — ответил Чжао Юньлань, — или раздобыть прядь волос, то можно заглянуть в прошлые жизни этого человека и узнать, что его ждёт впереди. — Из книги вдруг вывалился листок бумаги. — А это что? Приказ об аресте?
Рисовая бумага была пуста, но стоило Юньланю прикоснуться к ней, и наружу просочился чёрный туман, сложился в знакомое с недавнего времени лицо, усыпанное язвами. Монстр, которого казнил Палач Душ.
Оставаясь спокойным, Чжао Юньлань спросил:
— Что это?
— Существо, подобное человеку, — ответил страж Ада, — но не человек. Мы зовём его призрачным зверем. Умеет говорить и ужасно злобен, питается человеческой плотью и душами. Если подобное создание встанет на пути у Хранителя, его следует убить как можно скорее. Предпочтительно использовать пламя или яркий свет.
Призрачный зверь…
Больше страж Ада ничего не сказал: ни откуда этот зверь возник, ни какова его натура, ни почему его следует прикончить. Однако Чжао Юньланя очень заинтриговало его описание: подобный человеку, но не человек…
Он аккуратно убрал приказ обратно в книгу и добавил на поднос ещё немного денег.
— Прошу прощения за беспокойство, — улыбнулся он.
Над подносом живо взвилось небольшое пламя, и страж Ада, поклонившись, смёл оставшийся пепел рукавом, заставив его исчезнуть.
— Я должен идти, — тихо сказал бумажный человек, и свет из его белой лампы на мгновение разлился по комнате.
Когда он ушёл, окно и шторы закрылись сами собой.
Палач Душ, четыре артефакта, призрачный зверь… И тот, кто за всем этим стоит. Чжао Юньлань улёгся в постель, но заснуть не смог: забыл даже о том, что его отшили, — голову теперь занимало другое. Чем темнее становилась ночь, тем глубже он проваливался в собственные мысли, пока вдруг не ощутил нехорошее предчувствие.
В ночи ему снова стало плохо: сон окончательно ушёл, и пришлось выпить ещё пару таблеток. То, как беспечно он жил, здорово отразилось на его здоровье, заработав ему хронический гастрит и язву в придачу. Юньлань уже даже успел привыкнуть к тому, что временами обе эти болячки тяготили его одновременно.
В семь утра его потревожил звонок в дверь. Невыспавшийся и злой, Юньлань чуть не взвыл, чувствуя себя затравленным зверем.
Не лучшее состояние для гостей: можно ненароком откусить кому-нибудь голову. Чжао Юньлань с трудом выбрался из постели, чувствуя, как раскалывается голова, и побрёл к двери, прижав ладонь к ноющему животу и радостно предвкушая, как расчленит нежданного гостя кухонным ножом на малюсенькие кусочки.
За дверью его ждал Шэнь Вэй, нагруженный несколькими здоровыми пакетами.
Застыв на мгновение, Юньлань живо смёл с лица жуткую усмешку и постарался улыбнуться: к сожалению, вышло не очень, получилось нечто среднее между «сожру тебя заживо» и «с новым годом».
Даже описать было сложно.

Шэнь Вэй мягко прикоснулся к его лбу.
— Тебя немного лихорадит, зачем встал? Возвращайся в постель и возьми одеяло.
Только сейчас Юньлань осознал, что голова и у него и правда тяжёлая, и поэтому позволил Шэнь Вэю отвести себя обратно в спальню.
Шэнь Вэй снова принёс ему тёплой воды, чтобы запить таблетки, и попросил:
— Выпей и поспи. Не обращай на меня внимания, я приготовлю чего-нибудь поесть.
Сквозь хаос в мыслях Юньлань подумал: как может волк спать, если в его логово пришла необычайно привлекательная овечка?
Волк, скорее…
Может, его и правда слишком лихорадило, а может, подействовало лекарство, но на этой мысли Чжао Юньлань провалился в сон.
Шэнь Вэй потратил немало времени, чтобы разобрать покупки и наполнить холодильник свежей едой. Порыскав по кухне, он обнаружил довольно много посуды: почти вся она была новая, ещё в упаковке и с ценниками.
Шэнь Вэй остановил свой выбор на глиняном горшочке, помыл его и занялся готовкой. Сложил внутрь нарезанные овощи и мясо, посыпал приправами и поставил в духовку.
После этого он вымыл руки, согрел их у обогревателя и тихонько вернулся в комнату. Чжао Юньлань уже спал, и Шэнь Вэй осторожно подоткнул ему одеяло. Несколько мгновений он просто стоял у постели и смотрел, как тот спит, а затем ласково погладил его по волосам — они оказались удивительно мягкими на ощупь. Шэнь Вэй даже осмелился провести кончиками пальцев по чужой щеке, но тут же отдёрнул руку. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза и благоговейно поцеловал пальцы там, где они коснулись кожи Юньланя.
Шэнь Вэй до конца не понимал, как прошлой ночью ему удалось ускользнуть из квартиры Чжао Юньланя. Он бесцельно бродил по ночным улицам до тех пор, пока не занемели конечности, и казался себе мотыльком, наконец осознавшим собственную судьбу: отчаянно пытаясь противостоять зову пламени, он в итоге разрывался между разумом и чувствами.
И все эти мысленные пытки позволили ему продержаться только одну несчастную ночь.
“Он болен, о нём некому позаботиться, так что это сделаю я… как друг”, — убеждал сам себя Шэнь Вэй. Но никто лучше него не знал, что стоит за этим на самом деле.
Шэнь Вэй горько усмехнулся сам себе, подобрал с пола пальто Чжао Юньланя, аккуратно сложил и повесил на спинку стула.
Рядом обнаружился небольшой поднос с остатками пепла. Шэнь Вэй собрал его пальцами и растёр — пепел стал белым, будто поглотил часть его энергии.
Страж Преисподней? Шэнь Вэй поднял очки, бросил взгляд на плотно задёрнутые шторы и нахмурился.
***
Чжао Юньлань проснулся, когда солнце уже ярко светило в окно. Он весь пропотел, и одеяло неприятно липло к телу. Голова кружилась, но учуяв вдруг незнакомый запах, Юньлань взволнованно дёрнулся и подскочил на постели.
Шэнь Вэй тихо сидел на диване, читая старенький роман о призраках. Он весь был воплощение сосредоточенности, а его прекрасные глаза стоило бы запечатлеть в масле. Чжао Юньлань буквально лишился слов, просто разглядывал его.
Шэнь Вэй оторвался от чтения и улыбнулся:
— Ты проснулся. Тебе лучше?
Всё ещё полусонный Юньлань кивнул. Шэнь Вэй приложил ладонь к его лбу — лихорадка, судя по всему, спала.
— А желудок? Уже не так больно?
Юньлань покачал головой. Он заметил, что его одежда аккуратно сложена рядом с кроватью — от неё веяло теплом.
— Я включил обогреватель в ванной, так что можешь сходить в душ и переодеться. Я приготовил поесть.
Юньлань молча сгрёб свою одежду и отправился мыться.
В ванной его накрыло странным необычным чувством, будто всё это ему снится. Он ещё юным съехал от родителей и рано привык к беспечной одинокой жизни. Он и не помнил, когда в последний раз просыпался от запаха еды, и чтобы ему напоминали про душ.
Закончив с водными процедурами, Юньлань оделся и застыл на пороге ванной. Его захламленная квартирка преобразилась и теперь сияла чистотой. Шторы были отдёрнуты, окна распахнуты, и всё дышало свежестью.
Юньлань, к собственному удивлению, смутился. На кухню он вошёл как раз когда Шэнь Вэй снимал с огня кастрюлю, и из-под приоткрытой крышки доносился умопомрачительный запах. Юньлань вдруг осознал, как сильно голоден.
Он чувствовал себя так, будто кто-то коснулся чувствительной струны в его сердце: не больно, но запомнится на долгое-долгое время.
— Я купил два билета в театр на сегодня. Собирался позвать тебя на спектакль после ужина, — неожиданно для себя сказал Юньлань.
Шэнь Вэй выключил плиту и взял тарелки с рисом и супом.
— Помоги мне.
Юньлань вяло забрал у него еду и помог расставить на столе. И засмеялся:
— Но мне слишком нравится видеть тебя, хозяйничающего на моей кухне. Я уже никуда не хочу идти.
— Вечером будет холодно, лучше никуда и не выходить, — попытался отмахнуться Шэнь Вэй.
Юньлань сел напротив него за стол и внимательно посмотрел в глаза.
— Я не шучу, Шэнь Вэй. Если ты согласишься, я завтра же продам эту квартиру и куплю дом рядом с твоим университетом.
Шэнь Вэй не издал ни звука.
— Я никогда не думал о покупке дома, — продолжил Юньлань, — всегда казалось, что это скучно. Но теперь я понимаю старую поговорку: если хочешь заполучить девушку, купи для неё большой дом.
От этого неприкрытого флирта Шэнь Вэй отвернулся с трудом.
— Ешь, пока не остыло.
Юньлань мягко, но уверенно накрыл его руку своей.
— Знаю, по мне не скажешь, но я говорю серьёзно.
Рука Шэнь Вэя в его ладони оставалась холодной, и Юньлань крепче сжал пальцы, заставив его вздрогнуть.
Шэнь Вэй резко вскинул голову, и взгляд его на сей раз не светился привычным дружелюбием. Напротив, он, по мнению Юньлань, стал гневным. Шэнь Вэй с силой потянул руку, высвобождаясь из схватки, и сказал:
— Тебе нужно жениться на хорошей женщине и завести детей. Ты ещё слишком молод, не смеши меня.
— Почему тебе смешно? — удивлённый его реакцией, спросил Юньлань.
Шэнь Вэй понял, что больше не может с ним разговаривать, особенно продолжая обманывать самого себя. Так что он молча занялся едой.
Юньлань разглядывал его, не веря, что под маской приятного красивого парня скрывается такой старомодный педант. Он уныло съел половину тарелки супа и попробовал снова:
— Когда речь заходит о детях, нельзя ничего предугадать. Можно жениться и остаться без детей, а даже если ты их заведёшь, то не факт, что сможешь нормально вырастить. А если вырастишь, нельзя ожидать, что они станут заботиться о тебе в старости. Лучше я инвестирую в А-акции*. Ну, а если так уж сильно хочется детей, всегда можно прибегнуть к суррогатному материнству. Сейчас это не проблема.
Шэнь Вэй ничего не ответил, и Юньлань продолжил:
— Если что-то заставляет тебя грустить, подумай хорошенько, может, ты повторяешь ошибки прошлого. Но если тебя что-то радует, думай меньше и поступай так, как хочется. Если завтра наступит конец света, а ты никогда не следовал искренним желаниям сердца, разве это не будет настоящим разочарованием?
— Как ты можешь всегда делать только то, чего хочешь? — спросил Шэнь Вэй.
— Ну, другие люди могут плохо с тобой обращаться, но самому с собой зачем так поступать? Какое тогда удовольствие от жизни?
— Бред какой-то.
Юньлань заметил, как смягчился его голос, и расслабился сам, растёкшись по стулу.
— Так что, пойдёшь со мной в кино на следующих выходных?
Шэнь Вэй поколебался, но всё-таки покачал головой. Юньланя эта реакция совершенно обескуражила.
Шэнь Вэй не смог выносить его выражение лица и пояснил:
— Я занят, нужно вывезти студентов на экскурсию — заменяю одного коллегу.
Это был шанс, Юньлань отчётливо это чуял: в крепости Шэнь Вэя явно появилась брешь.
— Когда? Надолго?
— Где-то на неделю, — ответил Шэнь Вэй, проигнорировал первый вопрос.
Юньлань не стал настаивать. Если Шэнь Вэй не скажет, он узнает сам.
Доедал он в приподнятом настроении.
Днём Юньлань призвал на помощь все нелепые и дурацкие уловки, чтобы Шэнь Вэй остался. Извлёк на свет коллекцию старых фильмов и впервые включил домашний кинотеатр.
Будь его воля, Юньлань оставил бы Шэнь Вэя себе насовсем, но чем ближе время подходило к ночи, тем напряжённее казался профессор. Всегда планируя на долгосрочную перспективу, Юньлань решил в этой ситуации проявить осторожность — он не хотел испугать Шэнь Вэя. Так что отвергнув искушение, отпустил его домой.
У него ещё будет время. Непременно.

Примечание к части

*Акции, котирующиеся в юанях на Шанхайской и Шэньчжэньской фондовых биржах.

Утром в понедельник офис наполнял запах еды. Чжу Хун притащила из столовой три килограмма здоровенных и сочных свежих пирожков. Чудесный аромат привлёк всех опоздавших без исключения, даже шефа Чжао: обычно он предпочитал отсиживаться у себя в кабинете, а тут запах еды выманил его к людям.
Он давно забыл о том, что профессор Шэнь велел ему держаться в стороне от сигарет, алкоголя и жирной еды. Запихав пирожок с мясом себе в рот, он похлопал Го Чанчэна по голове и приказал:
— Пацан, включи-ка телевизор!
Го Чанчэн послушно сполз со стула. Чжу Хун посмотрела ему в спину и насмешливо заметила:
— Малыш Го такой хороший, старательный и внимательный, но чересчур скромный: до сих пор ест только то, что я ему приношу.
— Это нормально, — махнул рукой Чжао Юньлань, — он просто боится людей.
Чжу Хун кивнула, постепенно осознавая издёвку, но было поздно: ловушка уже захлопнулась.
— А тебя нет, — мягко добавил Юньлань, — а значит, не считает тебя за человека.
Чжу Хун проигнорировала его довольную морду. На стол аккуратно запрыгнул Да Цин, осмотрелся и когтистой лапкойловко выхватил пирожок из рук Юньланя — даже слишком ловко для такого толстого кота. А затем спрыгнул со стола, перевернувшись в воздухе, и приземлился на пол, уже вонзив в пирожок острые зубы. Невозмутимо отряхнулся и лениво направился к своей лежанке.
Шеф Чжао только пялился на него, забыв даже утереть лицо от масла.
— Блядский кот!
— Ты заслужил, — хмыкнула Чжу Хун.
По телевизору шли утренние новости: говорили о вчерашнем землетрясении. Пострадало несколько районов, но ничего действительно страшного, к счастью, не произошло.
— Жаль, что нас не тряхнуло посильнее, — пробормотал Чжао Юньлань, — я мог бы тогда приобнять его, чтобы утешить и успокоить.
Линь Цзин, зная о случившемся, загадочно улыбнулся.
Глядя на них обоих, Чжу Хун подозрительно уточнила:
— С кем ты на этот раз переспал?
— Что за грязные инсинуации? — возмутился Юньлань. — Этому миру нужна любовь! А вы, мерзкие людишки, понятия не имеете, что такое настоящая любовь.
— Смилуйся Будда над твоей душой, — пробормотал Линь Цзин.
— Куда звонить, шеф сошёл с ума, — добавила Чжу Хун.
Чжао Юньлань потянулся масляными руками к её волосам, и Чжу Хун с визгом увернулась. Чу Шучжи, отступив в сторону от их возни, удивлённо спросил:
— Ван Чжэн? Что ты здесь делаешь при свете дня?
Остальные оборвали свою ругань, и Чжу Хун торопливо вскочила:
— Шторы закройте, живо!
Го Чанчэн на пару с Линь Цзином бросились к окнам: в этом офисе шторы были двойные, плотные и с защитой от солнечного света. Комната мгновенно погрузилась в темноту, и Да Цин, покончив со своим пирожком, включил свет.
Бледная и полупрозрачная Ван Чжэн дождалась темноты и снова вплыла в комнату, опустилась на кресло и свернулась на нём клубком. Выглядела она не очень, словно в любой момент могла раствориться в воздухе.
Линь Цзин принёс и поджёг немного благовоний, сунул ей под нос:
— Подыши, скорее.
Это помогло: через какое-то время Ван Чжэн пришла в себя и тихонько вздохнула. Даже её тело стало немного плотнее и растеряло свою прозрачность.
— Какого хрена ты творишь? — рявкнул Чжао Юньлань, безжалостно шлёпнув её по щеке: он умел прикасаться к призракам, и Ван Чжэн торопливо вжалась спиной в кресло. — Умереть надумала? Так пойдём наружу, позагораем!
Го Чанчэн, никогда не видевший шефа в ярости, невольно задрожал.
Ван Чжэн только мельком посмотрела на Чжао Юньланя и ткнула пальцем в сторону телевизора.
В новостях как раз показывали спасателей и репортёров в пострадавшей от землетрясения деревне.
Эпицентр произошедшего находился на северо-западе, где почти не было дорог, а население было разбросано тут и там по маленьким деревушкам. Камера как раз выхватила пару хлипких домиков, у которых землетрясением обрушило крышу.
На старенькой каменной табличке было написано: «Речная Деревня».
— Это мой… — тихо заговорила Ван Чжэн, неотрывно глядя на табличку своими большими глазами. Го Чанчэн думал, что она хотела назвать это место своим домом, но Ван Чжэн обернулась к Юньланю и выдохнула: — Там моё тело.
Офис словно обмёл прохладный ветерок.
— Шеф Чжао, мне нужно туда, — дрожащим тихим голосом сказала Ван Чжэн. — Мне нужно упокоиться с миром.
Нахмурившись, Чжао Юньлань вытащил сигареты.
— Ты…
Ван Чжэн отстранилась:
— Не хочу дышать дымом.
— Ты призрак, госпожа Ван. Пневмония тебе не грозит.
— Зато я чувствую запах сигарет, — серьёзно сказал Ван Чжэн. — А ты, шеф Чжао, такими темпами скоро превратишься в человеческий эквивалент противомоскитной дымной спирали.
Чжао Юньлань запихал зажигалку обратно в карман.
— Ты присоединилась к Хранителю, так что перерождение тебе не светит: даже если упокоишься с миром, покоя тебе не видать. Так зачем рисковать? И вообще, разве в местах, откуда ты родом, приняты похоронные обряды?
Ван Чжэн опустила голову и тихо сказала:
— Я хочу домой.
— Как ты себе это представляешь? — вздохнул Чжао Юньлань.
— Об этом я ещё не думала.
— Но при этом решила выйти погулять при дневном свете? — голос Юньланя дрожал от гнева.
Ван Чжэн ничего не ответила.
Чжао Юньлань собирался было что-то сказать, но у него зазвонил телефон. Чтобы принять звонок, он вышел из комнаты, а вернувшись — совершенно отвратительно ухмылялся.
Кашлянув, он вскинул свои часы и сказал Ван Чжэн:
— Давай так: прячься сюда, я тебя выпущу, когда наступит ночь, и мы что-нибудь придумаем. Отправимся к тебе домой вместе.
Ван Чжэн немедленно обратилась облачком белого тумана и исчезла внутри его часов.
Остальные взирали на происходящее с искренним удивлением.
— Шеф Чжао, — недоумённо заметил Чу Шуджи, — обычно ты настолько ленив, насколько это вообще возможно, и никуда не ходишь без крайней необходимости. С чего это тебя потянуло в дорогу?
— Отъебись, старик Чу, вести за собой — это моя работа.
— Амитабха, — заметил Линь Цзин, — ты никогда ничего не делаешь без выгоды для себя.
Чжао Юньлань сегодня был нарасхват: не успел он даже осадить Линь Цзина, как у него снова зазвонил телефон. Юньлань нахмурился, окинул своих нерадивых подчинённых строгим взглядом и снова вышел из комнаты.
— Дорогой братец, — раздался его радостный голос, — что ты говоришь? Ты слишком добр, не нужно было…
— С каких пор у него есть брат? — любопытно спросила Чжу Хун, жуя пирожок.
— Это менеджер Сон, — заявил Да Цин, снова забравшись на стол и обнюхивая пирожки с мясом.
— Кто-кто?
— Яркую улицу планируют перестроить, так что через пару лет нам придётся переезжать. Шеф присмотрел маленький домик в центре, недалеко от университета, но даже ему для такого требуются связи, — равнодушно пояснил Да Цин, вылизывая лапку.
— И как менеджер Сон угодил шефу в братья? — продолжила Чжу Хун. — У него ведь никаких братьев нет, и сестёр тоже.
— После дюжины совместных попоек братья появляются у него в больших количествах, — фыркнул Да Цин. — Лезут, как грибы после дождя.
***
Профессор Шэнь завершил утреннюю лекцию и принялся разбирать тетради, пока студенты стайками выходили из аудитории.
Солнечный свет пробился сквозь стекло и ослепил его на мгновение; Шэнь Вэй прикрыл глаза, а открыв их, увидел тонкий золотой луч, упавший на кулон между его ключиц.
Шэнь Вэй попытался коснуться его, но пальцы поймали воздух. А лучик золота дрогнул, словно живой, и распался спектром, залив его пальцы и шею солнечным светом.
Шэнь Вэй зажмурился, и магия исчезла.
Не удержавшись, он сжал светящийся кулон в пальцах: стало ясно, как никогда, что однажды встретив Чжао Юньланя, он больше не сможет держаться от него в стороне.
Тёплая ладонь на его руке вчера окончательно смутила сердце Шэнь Вэя: прошёл уже целый день, но он всё ещё чувствовал тепло чужих пальцев. Прикосновение словно отпечаталось на коже и теперь горело огнём.
Лучше… Лучше будет продержаться ещё немного.
***
Чжао Юньлань смылся из офиса рано утром и пропал на весь день. К тому времени, как он позвонил, Линь Цзин и Чжу Хун давно ушли, Да Цин сладко спал за компьютером, а Чу Шуджи с отрешённым лицом покойника играл в «Сапёра».
— Алло? — трубку взял Го Чанчэн.
— Малыш Го? — сказал Чжао Юньлань. — Ты занят? Нужна твоя помощь.
— В чём дело?
— Зеркало Прозрения… Мои часы изнутри не слишком удобны, Ван Чжэн нельзя оставаться там надолго. Через два дня мне придётся её выпустить, и нам понадобится сосуд. Найди в интернете куклу, в человеческий рост, чтобы могла стоять и шевелить конечностями. И доплати за срочную доставку.
Кивнув, Го Чанчэн запустил быстрый поиск.
— Шеф Чжао, я нашёл одну: в человеческий рост, конечности двигаются, и она может стоять, но…
Чжао Юньлань нетерпеливо перебил его:
— Отлично, покупай, и не забудь про доставку!
Оформляя покупку, Го Чанчэн вдруг заметил название магазина и чуть не грохнулся на пол.
Это был секс-шоп.
— Шеф… Шеф Чжао, — забормотал Чанчэн, отчаянно краснея, — Это… Я…
— В чём дело? Оформим, как рабочие расходы, тебе всё вернут. Мне пора, нужно бежать, покупай уже!
И Чжао Юньлань бросил трубку.
Го Чанчэн молча взглянул на экран, чувствуя себя в западне.

В день поездки, до самого прибытия в аэропорт лицо Юньланя напоминало застывшую маску.
Когда ростовую куклу доставили в дом номер четыре по Яркой улице, разгневанные вопли Чжао Юньланя слышал даже курьер снаружи.
— Го Чанчэн, ты мозги в унитаз спустил, что ли?!
Таким разгневанным Чанчэн шефа ещё не видел, поэтому от ужаса даже слова не мог вымолвить.
Да Цин с любопытством тронул куклу лапой и, видимо, зацепил какой-то переключатель, потому что кукла издала очень реалистичный — и очень неприличный — стон.
Кот хмыкнул, а лицо Чжао Юньланя потемнело. Он ткнул в куклу пальцем, слишком злой, чтобы говорить.
Го Чанчэн чувствовал себя маленькой мышкой, дрожащей у стены.
С трудом проглотив собственный гнев, Юньлань сказал Чжу Хун:
— Можешь… одеть её во что-нибудь?
Он запоздало понял, что это едва ли поможет, но тут у него зазвонил телефон. Бормоча себе под нос: «Они меня в могилу сведут», Юньлань вышел на улицу.
— Ты так разозлил шефа, что он дар речи потерял, — хмыкнула Чжу Хун. — Молодец какой.
Чанчэн не посмел ничего ответить.
— Ты храбрый человек, малыш Го. — Линь Цзин хлопнул его по плечу. — Я только сейчас это понял.
Бедный Чанчэн готов был разрыдаться.
Чу Шучжи молча взял Да Цина на руки и прикрыл ему глаза. Он единственный сохранил в этом хаосе своё обычное презрение и равнодушие ко всему, и теперь просто отвернулся, делая вид, что ничего не происходит.
Некоторое время спустя, перед самым выходом, Чжу Хун достала большую сумку и уложила в неё куклу.
— Держись и постарайся пробыть в зеркале прозрения ещё немного, — сказала она, глядя в пространство. — Сможешь выйти, когда приземлимся.
Облако белого тумана вылетело из часов на запястье Юньланя и окутало Чжу Хун. Видимо, Ван Чжэн, как призраку, было неуютно рядом с Чжао Юньланем: выглядела она порядком измотанной.
— Притворюсь, что потеряла сознанием в самолёте, — тихо сказала она, с осуждением глядя на своё будущее тело.
Го Чанчэн до сих пор не смел даже головы поднять.
Наконец, весь отдел специальных расследований из дома номер четыре по Яркой улице выдвинулся в путешествие. Им было до смерти скучно без работы, поэтому теперь они были полны решимости выяснить, что заставило ленивую задницу Чжао Юньланя так решительно выбраться из офиса.
Но пока что никто не смел тревожить разъярённого шефа; Да Цин даже обернулся подвеской в виде кошки и теперь мирно раскачивался на телефоне Чжу Хун. Сам шеф выглядел так, будто собирался угнать самолёт.
Всё изменилось, стоило им увидеть в аэропорту профессора Шэня с его студентами.
Команда с изумлением взирала на то, как мрачное и хмурое выражение лица шефа Чжао светлеет, будто озарённое солнцем, а его обжигающий холодом взгляд теплеет и смягчается.
Недолго думая, Юньлань бросил своих коллег и поспешил сквозь толпу к окружённому учениками профессору, старательно делая вид, что эта встреча абсолютно случайна.
— Шэнь Вэй, какое совпадение!
Глаза профессора вспыхнули, но Юньлань не мог точно сказать, приятно ли тот удивлён или напротив — неприятно шокирован. После короткой неловкой паузы Шэнь Вэй кивнул, поправляя очки:
— Шеф Чжао Юньлань.
Глядя на их взаимодействие, Чжу Хун начала кое-что понимать.
Чжао Юньлань быстренько перехватил контроль над кучкой студентов, и не успел Шэнь Вэй ничего сказать, как они уже выдали и конечную точку своего путешествия, и детали проекта, над которым работали.
— До Речной деревни ехать примерно десять часов, — дружелюбно сказал Юньлань. — Как вы собираетесь туда добираться?
Шэнь Вэй сразу понял, что у хитрющего Юньланя есть скрытый мотив, но студенты были слишком доверчивы. И их староста тут же радостно ответила:
— На автобусе!
— Автобус ходит раз в день, в шесть утра. Я понял, о каком маршруте ты говоришь, но он не привезёт вас в Речную деревню, — забросил удочку Юньлань.
Староста колебалась.
— Я смотрела по карте, мы можем выйти на полпути и дальше пойти пешком, это недолго…
— Судя по вашей физической форме, это займёт часов пять. — Юньлань посмотрел на Шэнь Вэя. — Карта не показывает, какими запутанными могут быть горные тропы: вам, возможно, придётся попетлять. И когда я говорю про пять часов, то предполагаю, что вы не заблудитесь. Когда сойдёте с автобуса, будет уже за полночь, а в это время года в горах снежно и довольно холодно. Вам даже может понадобиться разбить лагерь и заночевать на свежеми воздухе…
Как он и предполагал, студенты принялись горячо спорить.
Шэнь Вэй наблюдал за ним с полуулыбкой, и Юньлань, слегка смущённый тем, что его план раскрыли, негромко кашлянул:
— Ладно, ребята, успокойтесь. Как вы смотрите на то, что мои друзья арендуют несколько автомобилей, и мы поедем вместе?
— Это… неудобно, разве нет? — спросила староста.
Юньлань махнул рукой и достал телефон. Второй — приобнял Шэнь Вэя за плечи и подмигнул девчонке:
— Как это может быть неудобно, если мы с вашим профессором…
— Кто мы? — спросил Шэнь Вэй, повернув к нему голову.
Юньлань застыл, пронзённый этим острым взглядом. Этот вопрос… если преуменьшить, он нарушит собственные планы, но если перегнуть палку, ответ прозвучит совершенно бесстыже.
— Соседи! — наконец ответил он. — Запомните, детишки: с соседями нужно обращаться хорошо, потому что часто они вам куда ближе родни, верно же, профессор Шэнь?
Шэнь Вэй беспомощно улыбнулся, и эта улыбка ошеломила Юньланя.
— Спасибо, — услышал он.
— За что это? — Юньлань выпрямился и торопливо перевёл тему: — Точно, вы же наверняка голодные, погодите-ка.
Шэнь Вэй запоздало подумал, что это он должен был отстраниться первым, но Юньлань уже ушёл.
Вернулся он, впрочем, довольно скоро, и принёс несколько пакетов с едой. Два из них он отдал по пути Го Чанчэну.
— А я уж было решил, что про нас он забыл окончательно, — хмыкнул Чу Шучжи.
— Амитабха, прости меня, — повинился перед куриной ножкой Линь Цзин и с удовольствием в неё вгрызся, щедро запивая колой.
Пакет в руках Чанчэна быстро опустел, а сам он так и остался стоять истуканом. Чжу Хун, пожалев стажёра, впихнула ему гамбургер.
Сама она при этом смотрела вовсе не на Чанчэна, а на Чжао Юньланя. Тот как раз что-то сказал, и студенты рассмеялись: он всегда оказывался в центре внимания, куда бы ни приходил.
— Спасибо, — сказал Чанчэн.
— Не за что. Кто это?
— Профессор из университета города Дракона, — сообразив, о ком она спрашивает, ответил Чанчэн. — В деле с голодным духом он помогал нам сражаться с призраками, пока шефа Чжао не было рядом. Но шеф сказал, что он об этом не вспомнит.
— Профессор? Выглядит очень молодо, — пробормотала Чжу Хун. — Но не может же он быть таким молодым, раз уже профессор? Он женат?
— Откуда мне знать? — почесал в затылке Чанчэн.
Чжу Хун снова посмотрела на Чжао Юньланя и компанию вокруг. Шэнь Вэй вынул из пакета кусочек курицы, и Юньлань тут же открыл коробочку с соусом и поднёс ему. Взгляд у него был мягкий и спокойный, как речная гладь; ничего общего с разъярённым монстром, которым он был ещё утром.
— Видимо, всё-таки не женат, — прокомментировала наблюдательная Чжу Хун. — Этот придурок хоть и бесстыдник, каких поискать, но он никогда не кадрит женатых… Господи, да уединитесь уже где-нибудь.
Чанчэн вслед за ней посмотрел на Чжао Юньланя. У того снова зазвонил телефон, и он, держа в одной руке газировку, другой достал мобильный… и молниеносно выхватил зубами картошку фри из пальцев Шэнь Вэя.
Проглотив добычу, Юньлань облизнулся. Под его взглядом профессор неловко убрал опустевшую руку.
Чанчэн ошеломлённо распахнул глаза.
В итоге команда спецотдела провела без шефа весь трёхчасовой полёт: Чжао Юньлань, воспользовавшись предлогом «послушать, что профессор Шэнь рассказывает студентам о Речной деревне», занял кресло рядом с Шэнь Вэем…
Самолёт приземлился, и они отправились в городок неподалёку от места назначения.
Им ещё только предстояло узнать, как холодно может быть на здешних высотах. Но сначала в зале ожидания их встретила толпа, и из джипа — одного из многих — вылез пухлый мужчина средних лет с табличкой «Шеф Чжао».
Юньлань повёл обе группы к нему, и тот, мгновение поколебавшись, тепло им улыбнулся.
— Шеф Чжао! Это ведь ты, да? Вижу, что ты умён, и выглядишь ну точно как начальник.
— Ой, да какой начальник, не зови меня так. — Юньлань протянул ему руку. — Мы тут ничего не знаем, но, к счастью, у нас есть ты, братец Лан, так будет гораздо безопаснее.
Пухлый братец Лан энергично ответил на рукопожатие.
— Мне позвонил Се Юаньмин и попросил прислать парочку автомобилей. Братец Се — один из моих лучших друзей, а его друзья — мои друзья, так что конечно, я не мог не приехать лично!
— Правда? — деланно удивился Юньлань. — Вы с братцем Се такие хорошие друзья?
— Конечно, — заверил тот, — мы побратались однажды, когда выпивали вместе.
— Что ж, тогда ты виноват, — серьёзно заявил Юньлань. — Братец Се — мой брат, а ты меня как только что назвал? Почему так формально?
Братец Лан многозначительно рассмеялся:
— Конечно, каюсь, был не прав. Это здорово, теперь я могу говорить всем, что у меня брат — начальник в городе Дракона, какая честь! Давайте, располагайтесь скорее.
Они продолжали болтать, не давая остальным и слова вставить.
У студентов Шэнь Вэя их и не находилось.
Шагая следом за шефом, Чжу Хун шепнула Да Цину, который всё ещё болтался в виде подвески на её телефоне:
— Теперь-то ясно, как управляющий Сун тоже оказался его братом.

Шэнь Вэй и его студенты всё ещё не оправились от удивления, когда Чжао Юньлань утянул их вслед за братцем Ланом, который всех досыта накормил и устроил на ночь в единственном в городе пятизвёздочном отеле.
А на следующий день на рассвете перед входом уже выстроились три джипа. На заднем сидении в каждой из машин была зимняя одежда, горное снаряжение, запас еды и аптечка. Всё, что могло понадобиться профессиональным исследователям.
Чжао Юньлань нисколько не удивился и с радостью принял этот щедрый подарок, приказав Линь Цзину выдать каждому из водителей по пачке сигарет, а затем принялся болтать с братцем Ланом.
Тот медвежьей хваткой сцапал его за плечо:
— Братец, уже можно ехать. Прости, что так скромно тебя обеспечил.
— Опять ты за своё? — пожурил его Чжао Юньлань. — Братец Лан, приезжай в город Дракона, и я поприветствую тебя как следует. И братца Се захвати, повеселимся втроём.
Попрощавшись, он обернулся к Шэнь Вэю:
— Дорога в горы непростая, хватит ли у ребят умения? Давай так: Линь Цзин, Чжу Хон и я поведём, а остальные разделятся на группы, идёт?
Даже гид, которому оплатили работу на месяц вперёд, не был бы настолько ответственным и внимательным. Отказывать ему было попросту невежливо.
Однако Шэнь Вэй всё ещё чувствовал себя неуютно, принимая такой щедрый подарок от братца Лана.
— Прошу меня простить: я не продумал эту поездку, как следует, и здорово тебя потревожил. Мы с господином Ланом даже незнакомы, а он нам так помог. Как мы можем его отблагодарить?
— Не думай об этом, — отмахнулся Чжао Юньлань. — Я заплачу. Не благодари.
Остановившись на светофоре, он повернулся к Шэнь Вэю и улыбнулся: очаровательные ямочки на его щеках стали глубже. Шэнь Вэй покраснел и украдкой обернулся на студентов на заднем сидении: оба они любопытно глазели на улицу из окон, и Шэнь Вэй немного расслабился.
У Чжао Юньланя дрогнуло сердце, и он решился на следующий шаг: вытянул руку и небрежно поправил Шэнь Вэю воротничок, «случайно» задев его ухо.
— Уголок торчал, — объяснился он, убирая руку, тронул зеркало заднего вида и улыбнулся, словно ничего особенного не произошло.
У Шэнь Вэя ярко горели уши.
Чжао Юньлань дождался зелёного света и нажал на газ, сосредоточившись на вождении, однако его губы сами собой сложились в хитрющую улыбку.
Шэнь Вэй отвернулся к окну, словно борясь со смущением: Юньланю не было видно, но чудесный румянец в конце концов исчез с его лица, и к коже вернулась привычная бледность.
Он как будто постоянно хмурился: красивое лицо было омрачено холодом, далёким и одиноким.
Подниматься в горы было действительно непросто: ухабистая дорога любого заставила бы растеряться. Через шесть или семь часов студенты дружно уснули, но Шэнь Вэй не решался прикрыть глаза: не мог оставить Чжао Юньланя — который, к тому же, выпивал прошлой ночью, — бодрствовать одному.
Дорога постепенно становилась всё уже: край обрыва уже виднелся в каком-то метре от колёс, и забора тут не было и в помине.
К счастью, братец Лан предоставил им хорошие машины, а Чжао Юньлань, несмотря ни на что, вёл ровно и аккуратно.
Между тем, становилось всё холоднее и холоднее. Дорогу укрыл толстый слой снега, и по пути попадалось всё меньше и меньше людей.
Чжао Юньлань сбавил скорость, а потом и вовсе остановил машину, и остальные последовали его примеру.
— Дальше хуже, думаю, пора переобуть машины. — Чжао Юньлань открыл дверь и обернулся к Шэнь Вэю. — Там холодно, оставайся здесь.
Шэнь Вэй молча вышел со своей стороны, намереваясь помочь. На улице было не только холодно, но и ветрено: даже зимняя куртка не спасала от мороза, не говоря уже о тонком выпендрёжном пальто Чжао Юньланя.
Студенты на заднем сидении проснулись и тоже вылезли помогать, но Чжао Юньлань загнал их обратно в машину:
— Мы сами справимся, давайте внутрь, иначе простудитесь!
Вдвоём с Шэнь Вэем они быстро укрепили колёса шипами, едва не отморозив пальцы. Оглянувшись, Юньлань увидел впереди величественную горную цепь: заснеженные вершины словно растворялись в облаках.
Забравшись в тепло, Юньлань позвонил остальным:
— Мы уже близко к ледникам, соблюдайте тишину и не жмите зазря на гудок. Опасайтесь лавин!
Всё вокруг было полностью занесено снегом и льдом. Солнце постепенно садилось, и небо тускнело вместе с ним. Вскоре пропали даже следы шипов впереди, и холод начал потихоньку пробираться в машину.
Ледники становились всё ближе, и с горной вершины вдруг брызнул яркий свет — и сразу пропал.
Чжао Юньлань включил фары. Шэнь Вэй молча сидел рядом с ним, опасаясь отвлекать водителя. Машина двигалась медленно, зачёрпывая колёсами сугробы, и вокруг была сплошная белизна, сквозь которую периодически проглядывали серые тени камней.
Белый снежный плащ, одевающий горный хребет, до последней минуты отражал яркое закатное небо.
Пока оно не потемнело окончательно.
Двумя студентами в машине были рыжеволосая староста и мальчик в очках. Он тихо спросил Шэнь Вэя:
— Профессор, мы успеем добраться до места? Где будем ночевать?
Шэнь Вэй медлил с ответом, и Чжао Юньлань ответил вместо него:
— Не переживай, Речная Деревня уже близко, мы почти на месте, но…
Его прервала очередная вспышка яркого света впереди, и Юньлань, нахмурившись, остановил машину.
— Что-то с машиной? — нервно спросила рыжеволосая староста.
Шэнь Вэй покачал головой:
— С машиной всё в порядке, но впереди есть какой-то источник света.
— Ты тоже его видишь? — тихо спросил Чжао Юньлань.
Они посмотрели друг на друга и резко помрачнели.
Ощутив перемену настроения, студентка спросила:
— Может, это фонарь?
— Фонарей тут нет. Сидите смирно, — приказал Чжао Юньлань. — В сумках есть шоколад и вяленое мясо, перекусите, если проголодались.
Открыв дверь, он выбрался наружу, и Шэнь Вэй последовал за ним.
Ветер утих, но температура значительно упала. Воздух промёрз насквозь: это был не тот холод, который медленно забирается под одежду. Подобный мороз мгновенно пробирает до костей. Вокруг было тихо: ни ветерка, ни снежинки.
Чжао Юньлань сделал несколько лёгких шагов вперёд.
Где-то вдалеке снова моргнул свет, словно бумажная лампа.
Он был на верном пути.
Расширив глаза, Юньлань бросился назад, распахнул дверь и заставил Шэнь Вэя вернуться в машину. Обернувшись, он посигналил другим оставаться на своих местах и не двигаться, а потом тоже забрался внутрь и запер двери.
Свет блеснул ещё ближе, и в воздухе проступили очертания человеческих фигур.
Обернувшись к студентам, Чжао Юньлань тихо сказал:
— Ни звука, что бы вы не увидели. И не приближайтесь к окнам. Ни звука!
Боковые стёкла быстро запотели, и только переднее, по которому ездили дворники, осталось чистым. К ним медленно приближалась небольшая толпа, ведомая существом с бумажной лампой. Среди них были люди всех возрастов, и каждый из них выглядел просто ужасно — словно все они торопились сбежать от неизвестного несчастья.
Так много людей… Откуда они здесь взялись?
Дрожа, староста тихо спросила:
— Кто эти люди?
— Это не люди. — Чжао Юньлань понизил голос. — Они духи войны.
Девчонка зажала себе рот, глядя на чужие пустые лица: израненные и без единой эмоции. У предводителя с фонарём и вовсе не было лица, только высокая шляпа, закрывающая его до самого подбородка. Ослепительно белая, его фигура словно была склеена из бумаги.
Его ноги и плечи не двигались, а тело парило над землёй, как умирающий воздушный змей.
Проходя мимо машины Чжао Юньланя, фигура с фонарём дважды ему поклонилась. Юньлань кивнул в ответ, и процессия продолжила двигаться, медленно продвигаясь вдоль горной дороги.
Когда они исчезли, Чжао Юньлань выскочил из машины и вытащил из багажника факел.
— Там что-то случилось, — сказал он Шэнь Вэю, — я схожу посмотреть, а ты присмотри за детишками.
Шэнь Вэй невольно нахмурился, и Чжао Юньлань взял его за руку. Пальцы у профессора были ледяные, и Юньлань немедленно ощутил горячую волну желания защитить его от всех бед.
— Не хмурься, — мягко попросил он. — Всё будет хорошо.

Снова начал завывать ветер, взметнул снег из-под ног и закрутил вихрем, остро врезавшимся в лицо.
Фигура Чжао Юньланя исчезла в снежном вихре, и только огонь его факела слабо мерцал вдали.
Через двадцать минут он не вернулся, и Шэнь Вэй не выдержал.
— Не двигайтесь и не выходите из машины, — сказал он студентам. — Дайте мне факел. Я пойду за ним, и мы скоро вернёмся.
— Профессор, что-то случилось? — взволнованно спросила староста.
Шэнь Вэй поколебался — его глаза тускло блестели за стёклами очков — и сказал ровным тоном:
— Нет. Я же здесь, разве я могу допустить, чтобы с ним что-то случилось?
Он открыл дверь и вышел из машины.
— Но я ведь не об этом спрашивала, — растерянно сказала староста парню в очках. — Я спрашивала, случилось ли что на дороге, и можем ли мы ехать дальше.
— Я знаю, — кивнул парень.
Студенты посмотрели друг на друга, и вдруг с ужасом осознали кое-что… ну, кое-что такое, чего не должны были понять.
***
Резко вскрикнула птица. Шэнь Вэй протёр очки и разглядел среди бесконечного снега её силуэт.
Это, судя по всему, была ворона: крупнее своих сородичей и с длинным тонким хвостом. Она с любопытством посмотрела на профессора красными глазами, но его это ни капли не испугало.
Шэнь Вэй с трудом двинулся вперёд. Ворона каркнула, указывая клювом на небо, а затем закрыла глаза и поклонилась, почти касаясь земли, будто умоляя о чём-то.
Ветер снова взметнул снежную завесу, и Шэнь Вэй ощутил, что вот-вот замёрзнет… будто кровь в его жилах застынет и перестанет течь.
Однако даже замёрзшим носом он смог уловить едва заметный запах разложения откуда-то из-за снежной пелены.
Он резко остановился, глядя перед собой: из-под снега появился силуэт и двинулся к вершине горы.
Там что-то было!
Разум Шэнь Вэя опустел. На мгновение он позабыл о том, кто он есть. Рука сама собой сжалась в кулак, под кожей проступили вены, а чёрные глаза вспыхнули яростью.
Снег под его ногами взбугрился, будто закипая, — казалось, что-то вот-вот появится из-под земли…
И в этот момент Шэнь Вэй услышал знакомый голос:
— Я разве не просил тебя остаться в машине? Почему ты здесь?
Шэнь Вэй застыл, чувствуя, как жажда крови внутри сменяется недоумением. Не успел он обернуться, как его окутало успокаивающим теплом. Чжао Юньланю, казалось, холод был вовсе нипочем: оставшись в лёгкой куртке, своё пальто он набросил Шэнь Вэю на плечи, щедро делясь теплом своего тела.
На замёрзшем лице Чжао Юньланя появилась нарочито бодрая, но такая же тёплая улыбка.
— Ты пришёл за мной?
«Не отвечай ему, не отвечай!» — кричал внутренний голос Шэнь Вэя, но он, будто зачарованный, только кивнул.
Юньлань улыбнулся и обхватил Шэнь Вэя за плечи, практически притягивая в объятия, и они неуклюже зашагали по снегу. Убрав факел, Юньлань взял Шэнь Вэя за руку.
Тот вздрогнул, отчего хватка Юньланя стала ещё крепче.
— Не дёргайся, — прошептал он Шэнь Вэю на ухо. — И смотри, куда ступаешь, тут скользко.
Ворона внезапно взмыла вверх, описала над ними два круга и скрылась где-то в небесах.
— Не смотри. Старики говорят: вороны, особенно такие большие и с длинными хвостами, предвещают смерть. Они появляются только в случае каких-то бедствий и не знаменуют собой ничего хорошего.
Ответа Шэнь Вэя он ждать не стал, вместо этого притворно нахмурился и с подозрением спросил:
— Очень странно, конечно. Что у тебя с гороскопом? Почему ты всегда влипаешь в такого рода события?
— Что случилось? — Шэнь Вэй, очевидно, не собирался продолжать эту тему.
— О, я неплохо осмотрелся. — Юньлань отодвинул подальше свои подозрения и продолжил: — Пожалуй, стоит найти место для ночёвки. Дорога, судя по всему, перекрыта из-за лавины.
Он попытался открыть дверь в машину онемевшей от холода рукой, но не преуспел. Шэнь Вэй помог ему сам.
— Залезай. Сначала нужно согреться.
В тепле машины у Юньланя закружилась голова. Нахмурившись, он потёр виски и благодарно принял от старосты кусочек шоколада. Шэнь Вэй вернул ему пальто, и Юньлань накинул его на колени.
— Этой дороге лет семь, однажды о ней даже писали в туристическом журнале, так что туристов здесь полно. Но из-за лавины…
— А эти духи, они погибли под лавиной? — внезапно спросил парнишка в очках.
Юньлань покачал головой и достал телефон. Когда ему ответили, он расспросил собеседника о том, что случилось поблизости, и пока слушал ответ, всё больше хмурился.
— Ладно, спасибо. Всё хорошо, мы заночуем тут… да, я знаю, что делать. — Он повесил трубку и добавил: — У нас проблемы.
— Это и правда лавина?
— Ага. В новостях передавали. Причем довольно обширная — под завалами оказалось несколько деревень. Спасатели делают всё возможное, но шансы невелики.
Студенты молчали. Наконец, староста спросила:
— Тогда где мы заночуем, в машине? А нам хватит бензина?
— Бензина-то хватит, но лавина свежая, и здесь небезопасно. Нам нужно подняться вверх. Не бойтесь, я вас отведу. В бинокль я видел хижину на вершине горы, скорее всего, там никто не живёт, но хоть крыша над головой будет. — Согревшись, Юньлань снова выбрался из машины, забрал из багажника еду и одежду и раздал остальным. — Наденьте и поешьте что-нибудь. Я свяжусь с остальными. Пакуйте спальные мешки и палатки. Ты, староста, понесёшь еду, а я прихвачу твои вещи.
После звонка Юньланя группа быстро собралась вместе. Наблюдательный Шэнь Вэй сразу отметил, что в их компании появился ещё один человек — девушка, судя по фигуре. Она двигалась позади всех и не издавала ни звука. Она была тепло укутана, а её лицо скрывал толстый шарф.
Двигалась она очень странно и неуверенно: возможно, просто замёрзла.
Чжу Хун периодически с ней заговаривала, и девушка отвечала кивком или качала головой. Шэнь Вэй также отметил, что когда она двигала головой, её ноги становились неподвижными, словно она могла за один раз использовать только одну часть своего тела.
За своими размышлениями он не заметил, как его снова приобняли за плечи и коснулись лба тыльной стороной руки. Из-за погоды кожа Шэнь Вэя потеряла чувствительность, и когда до него наконец дошло, что происходит, он застыл на месте. Не мог ни увернуться, ни заставить себя ответить на это прикосновение. Юньлань, впрочем, быстро убрал руку.
— Почему ты такой ледяной?
— Мне не холодно.
— Ага, и поэтому у тебя губы уже посинели. — Юньлань снова стащил своё пальто и набросил его на плечи Шэнь Вэя.
— Что ты делаешь? Ты простудишься!
— На мне термобельё. — Он закатал рукав, демонстрируя доказательство. — Я подготовился. Так что быстро надевай.
Шэнь Вэй отказался.
Тогда Юньлань понизил голос и мягко попросил:
— Давай же, не заставляй меня волноваться.
Шэнь Вэй не мог спокойно слушать этот тон. Ему хотелось сбежать.
Юньлань отошёл сам.
— Смотрите, куда наступаете. Малыш Го, помоги Чжу Хун нести чемодан. Можешь хоть сейчас быть полезным?
Гнев шефа Чжао явно иссяк, и Го Чанчэн поспешил подхватить порученный чемодан.
Шэнь Вэй посмотрел на Чжао Юньланя, охваченный теплом его тела. Он застегнул пальто и коснулся кулона на шее: сфера тоже была тёплой, что было особенно заметно на контрасте с погодой.
Слабое, но приятное тепло.
Спустя полчаса они увидели хижину, о которой упоминал Чжао Юньлань, а ещё через полчаса — наконец до неё дошли.
Это было каменное сооружение с деревянными колоннами и крышей, защищающей от снега. Хижину окружал пошатнувшийся забор, и вся она почти целиком утопала в снегу.
Посреди этой белой пустыни хижина казалась одинокой и заброшенной, но вместе с тем пугающе спокойной.
Не успел Чжао Юньлань открыть деревянную дверцу в заборе, как Да Цин преобразился из брелка Чжу Хун и, вздыбив шерсть, громко зашипел.
Юньлань взял его на руки.
— Что не так?
Да Цин только молча пялился на заснеженный двор, но внезапно за их спинами раздался голос.
Тихо и слабо заговорила Ван Чжэн:
— Шеф Чжао, Да Цин пытается сказать, что во дворе что-то похоронено.

Голос у Ван Чжэн был очень приятный: будь она человеком, наверняка стала бы певицей или радиоведущей. Но она была призраком, и это повлияло на её голосовые связки: теперь она говорила тихо и гулко, отчего у собеседника выступали мурашки, а по спине невольно сбегала неприятная дрожь.
Своей репликой она напугала всех присутствующих. Студенты Шэнь Вэя в ужасе уставились на неё. Ван Чжэн предпочла бы скрыться, но ещё не привыкла к новому телу, так что пришлось ей стоять и терпеть всеобщее внимание.
Чжао Юньлань потёр одну руку другой, пытаясь согреться.
— Ждите здесь. Я проверю.
И он бесстрашно вышел во двор, а Шэнь Вэй без промедления последовал за ним.
Земля во дворе покрылась неровной, бугристой коркой льда. Чжао Юньлань медленно прошёлся туда-сюда. В темноте глаза чёрного кота зажглись, как два фонаря, и Да Цин вдруг спрыгнул с рук Юньланя и помчался к одной из стен, где принялся раскапывать маленький холмик.
Чжао Юньлань присел рядом с ним на колено, схватил кота за холку и вытер ему лапки, а затем поднёс факел поближе к земле, глядя на вырытую ямку.
На дне блеснуло что-то желтоватое; Юньлань вытащил из сумки небольшую лопатку и с трудом принялся дальше раскапывать мёрзлую землю.
Только увидев костяной лоб и пустую глазницу, он понял, что раскопал половину черепа.
Шэнь Вэй смотрел, как Юньлань осторожно достаёт свою находку и оглядывается вокруг: весь двор был усыпан подобными небольшими холмиками. Под которыми наверняка была похоронена целая армия скелетов.
Обернувшись, Шэнь Вэй бросил взгляд на своих студентов, которые с любопытством пополам со страхом выглядывали из дверей.
— Закопай его, — сказал он Юньланю. — И никому не говори.
Чжао Юньлань так и сделал, а затем поднялся на ноги, словно ничего не произошло, и снова зашёл в дом.
— Ничего необычного, просто пара разбитых кирпичей. Смотрите под ноги. Устраивайтесь на ночь и одевайтесь потеплее, — приказал Юньлань, убирая лопатку, и закурил сигарету, глядя, как студенты один за другим разбредаются к своим сумкам.
Ван Чжэн ждала неподалёку. Остановившись возле Чжао Юньланя, она прошептала так, чтобы он один услышал:
— Ты видел их, правда? Это только верхний слой.
У Чжао Юньланя потихоньку начинала болеть голова.
— Вот блядство, — выдохнул он, понизив голос, — никогда такого не видел. Если останемся тут, угодим в неприятности? Но у нас ведь нет выбора, на машинах сюда не добраться, и больше заночевать негде. Снаружи мы просто замёрзнем насмерть.
— Для них это будет оскорблением. — Помедлив, Ван Чжэн заметила: — Я поговорю с ними. Если провести положенные ритуалы, одна ночь… На одну ночь можно.
— Поторопись, — попросил её Чжао Юньлань.
Выйдя наружу, Ван Чжэн отсчитала несколько шагов, а потом вернулась на два шага назад, развернулась и опустилась на колени. Сложив руки над головой, она до земли поклонилась застывшему двору. Шэнь Вэй велел любопытным студентам не высовываться, а сам вдруг понял, что пальцы Ван Чжэн на самом деле пластиковые, а волосы сделаны из нейлона.
Словно она не человек, а манекен из торгового центра.
Конечно, профессор Шэнь попросту не мог заподозрить подобное.
Чжао Юньлань наблюдал за Ван Чжэн, прислонившись к стене.
Она стояла на коленях и тихо бормотала на непонятном языке. Понять её было невозможно: сложно было даже разобрать, сколько слогов в каком слове. Молитва текла, как вода, наполняя двор и пробуждая что-то бесконечно древнее; каждый из присутствующих вдруг почувствовал себя не на своём месте.
Это чувство захватило всех, даже студентов Шэнь Вэя, и они принялись затравленно оглядываться. Только Чжао Юньлань продолжал мрачно курить, стоя у стены, и лицо у него было отстранённое и пустое.
Когда Ван Чжэн закончила, к ней подошла Чжу Хун и осторожно спросила:
— Что это было?
— Духи предков, — сказала Ван Чжэн, поднимаясь и тщательно отряхивая колени. — Я поприветствовала их, как положено. Теперь всё будет хорошо. Не толпитесь у двери, идите все внутрь. И запомните: не вздумайте бросать во дворе мусор, кланяйтесь на входе и если нужно в туалет — отходите подальше.
На улице по-прежнему завывала пурга, и выходить никому не хотелось. К тому же, сегодня они насмотрелись всякого, так что слова Ван Чжэн дети восприняли всерьёз. Выслушав её, группа вернулась внутрь: там было неуютно, но по крайней мере не было ветра.
Убедившись, что они ушли, Ван Чжэн обернулась к Чжао Юньланю и мягко произнесла:
— Шеф Чжао, ты с рождения обладаешь истинным зрением; ты каждый день сталкиваешься с тем, во что обычные люди не верят, и тебе суждено было познать суть существования призраков и богов. Однако в тебе нет ни капли уважения к священным местам. Я слышала, что ты трижды бывал в храме Джоканг, — в месте, о котором множество верующих могут только мечтать, — видел золотого Будду и только кивнул, но не преклонил коленей. Это неправильно.
Чжао Юньлань беспечно стряхнул пепел с сигареты и улыбнулся.
— Такой уж я ужасный человек: и поучиться у меня нечему, и вступаться не стоит. Конституция признаёт за любым человеком право свободы вероисповедания, так что будь добра и отнесись с пониманием к моему выбору.
Ван Чжэн смотрела на него своими пластиковыми глазами, словно они были настоящими.
— В этом мире столько всего, о чём ты не знаешь, — тихо сказала она. — Ты очень способный, но ты просто человек. Можешь ли ты управлять землёй и небом, владеешь ли силой менять судьбы? Нельзя быть таким высокомерным: если у тебя хватает смелости проявлять подобное неуважение, когда-нибудь оно вернётся к тебе сторицей.
Чжао Юньлань перестал улыбаться и аккуратно поправил на Ван Чжэн её куртку.
— Я ни о чём не жалею, — холодно сказал он, — ни за что не испытываю вины, и молиться мне не о чем. Кто дал кому-то право распоряжаться моей судьбой и судить меня? Пусть властвуют себе над миром сколько угодно, мне-то какое дело?
Ван Чжэн смерила его долгим взглядом и вздохнула, а затем вытянула руку и сделала в воздухе странный жест, бросив несколько слов на том же непонятном языке.
— Ты хороший человек, — сказала она, коснувшись его лба кончиками пальцев. — Пусть Будда хранит и простит тебя.
Чжао Юньлань не стал уклоняться, даже опустил голову, чтобы она могла дотянуться, а после тихо спросил:
— Ты тоже была хорошим человеком. Простил ли тебя Будда? Сберёг?
Ван Чжэн посмотрела на него снизу вверх, и её пластиковый взгляд сочился печалью.
Чжао Юньлань мягко похлопал её по плечу:
— Холодно тут, подружка, пойдём внутрь.
Чжу Хун и Чу Шучжи уже поставили на огонь котелок и топили в нём снег, подогревая на пару полоски мяса. Кое-что Чжу Хун уже поджарила прямо на костре.
Студенты, сверкая глазами, собрались со своими тетрадками вокруг Ван Чжэн. Высокий стройный паренёк нерешительно спросил:
— Можете рассказать нам о правилах здешних мест?
Шэнь Вэй нахмурился, и студент, увидев это, быстро добавил:
— Простите, я не… Только если вы сами не против. Простите, если мы что-то нарушили.
Ван Чжэн присела у костра и тихо сказала:
— Ничего страшного.
Сунув руку в рукава, она достала шоколадный шарик, обёрнутый блестящей фольгой, и принялась крутить его в пальцах, не отводя взгляда.
Староста протянула ей другую конфетку:
— Вот, возьмите, пожалуйста.
— Мне нравится смотреть, — мягко сказала Ван Чжэн, — я не могу есть… Сладости, — быстро добавила она. — За годы эта горная цепь очень изменилась, и жители долины часто мигрировали, мешаясь с другими кланами. В древности, говорят, здесь была деревня клана Камба. У людей Тибета существовал обряд небесных похорон: после смерти труп отдавали мастеру, и он разрубал тело на маленькие части и умасливал их, чтобы привлечь птиц… Если они не съедали плоть до голых костей, это предвещало неудачу, так что задача мастера была очень важна. Эта хижина как раз принадлежала такому мастеру.
— И пусть подобных людей в деревне очень уважали, от них старались держаться подальше, — объяснил Линь Цзин. — Всё-таки они целыми днями возились с трупами.
Го Чанчэн невольно вспомнил о другом существе. О Палаче Душ.
Его ведь тоже уважают, но боятся до одури?
Кроме Чжао Юньланя, с ним никто не рискует заговорить, даже духи и призраки, словно… Словно он может принести несчастье одним своим присутствием.
— Впоследствии здесь побывали многие другие кланы, но здешние земли не отличались плодородием, что неизбежно приводило к конфликтам. Иногда проблема решалась войной, иногда — обменом наследниками; так и начала смешиваться кровь разных кланов. Вскоре несколько других деревень переняли традицию Небесного Захоронения, вот только исполняли её не так, как это делали люди Камба.
Ван Чжэн словно вела лекцию по истории: её тихий монотонный голос невольно нагонял сон. Но студенты Шэнь Вэя были приучены к дисциплине, и вместо того, чтобы уснуть, они быстро шуршали карандашами и жались друг к другу, чтобы согреться.
Чжао Юньлань проглотил немного вяленого мяса, уложил свой спальный мешок рядом с мешком Шэнь Вэя и задремал.

— Со временем климат в этом регионе становился всё более и более неблагоприятным, — добавила Ван Чжэн. — Население уменьшалось, а где-то в период… не совсемуверена, но, кажется, во времена династий Сун и Юань, случилась катастрофа. Тогда большинство людей умерло или мигрировало, остался только маленький клан Ханьга, который жил в пещере.
— Об этом где-то писали? — поинтересовалась староста.
Ван Чжэн покачала головой.
— В давние времена эти горные хребты не были частью Центральной равнины, так что цивилизация Хань сюда не добралась. Возможно, есть какие-то географические данные, но это место настолько уединённое, что правительство императора, скорее всего, о нём даже не знает. Впрочем, у местных существуют легенды. Они рассказывают, что снег превратился в монстров и сошёл с гор, а из трещин в скалах и из-под воды вышли белые существа, которые ловили людей и скот, потрошили и отрезали им головы.
Староста обдумала её слова и кивнула, сделав для себя какие-то выводы.
— Выходит, эту лавину могло спровоцировать землетрясение.
Ван Чжэн не стала ни подтверждать, ни опровергать её предположение.
— Позже народ Ханьга ушёл глубже в горы, куда-то поближе к Речной деревне. Если изучить местное население, вы найдёте много сходства с обычаями Ханьга. Место небесного захоронения было разрушено, уцелела только хижина мастера небесных похорон, которая позже стала наблюдательным пунктом Ханьга. Каждый месяц сюда отправляли сильного молодого человека — высматривать признаки надвигающегося бедствия. Со временем наблюдатель стал самым уважаемым человеком в клане и поселился в этой хижине. Так что наблюдательный пункт превратился в священное место народа Ханьга: когда наступало время важных ритуалов, весь клан поднимался на вершину горы и собирался здесь.
— Почему же мы ничего не слышали о Ханьга? — спросил очкарик.
— Потому что это был маленький народ, который не заключал браков с другими племенами. Он давно перестал существовать, и поэтому о нём никто не помнит.
До студентов наконец начало доходить, и высокий парень заключил:
— О, я понял. Племена вымирают из-за векового смешения крови между родственниками.
Ван Чжэн ничего на это не ответила, лишь тихонько рассмеялась. Сидящие рядом с ней студенты дружно вздрогнули.
Нормальным людям, как правило, было сложно общаться к Ван Чжэн: пусть она не говорила и не делала ничего жуткого, само её существование уже таковым было.
Удовлетворив наконец своё любопытство, студенты, по настоянию Шэнь Вэя, разбрелись спать. Ван Чжэн не нуждалась во сне, у Да Цина вообще ночью просыпалась активность, так что они вдвоём остались сидеть.
Шэнь Вэй ушёл спать последним. Проверил двери и окна и даже заклеил скотчем видимые щели в стенах хижины. Он также не забыл напомнить студентам беречь тепло, а у Ван Чжэн спросил, не нужно ли ей ещё одежды. Огонь он слегка приглушил, чтобы вода в котелке не вскипела.
Только позаботившись обо всём этом, Шэнь Вэй тихо улёгся в свой спальный мешок.
Чжао Юньлань уснул давно, ещё во время скучной лекции по истории. Он лежал, обняв себя руками и опустив голову к плечу; в его ушах всё ещё были наушники.
В приглушённом свете черты его лица казались более острыми, резко очерченными. Неугомонный в дневное время, спящий Юньлань и сейчас выглядел привлекательно, только его лицо стало чересчур бледным.
Шэнь Вэй с некоторым удивлением его разглядывал: спокойный и расслабленный, Юньлань, казалось, нашёл бы, где прикорнуть, даже если небеса будут падать на землю. Глядя на него такого, Шэнь Вэй смягчился. Он осторожно вынул наушники и отложил их в сторону, а затем накрыл Юньланя курткой.
Го Чанчэн, судя по звукам, спал. Ван Чжэн чистила котелок и плиту — по хижине раздавался тихий лязг.
Шэнь Вэй глубоко вздохнул и повернулся на бок, отворачиваясь от остальных. Через пару минут, казалось, заснул и он.
Но глаза его, которые сейчас никто не видел, были открыты.
В тусклом свете он продолжал наблюдать за Чжао Юньланем и мог бы делать это до самого рассвета. Шэнь Вэй слишком долго себя сдерживал и сейчас с трудом подавлял искушение. Он был так близко к Юньланю, что чувства рвались наружу.
Шэнь Вэю хотелось протянуть руки и обнять этого тёплого человека, поцеловать глаза, волосы и губы, попробовать на вкус и поглотить целиком, завладеть им полностью, без остатка.
Шэнь Вэй судорожно вздохнул. Его страстное стремление и желание были сродни тем, что имеет замерзающий до смерти человек при виде тарелки горячего супа. Но Шэнь Вэй не шевельнулся, словно… словно лишь одной мысли об этом было достаточно.
Да Цин, свернувшись клубком возле Ван Чжэн, легко подрагивал хвостом. Ближе к полуночи, когда все заснули, он прошептал:
— Те скелеты или черепа на заднем дворе… чьи они?
Ван Чжэн, чьё пластиковое лицо надёжно скрывал капюшон толстовки, поколебалась, но всё же ответила:
— Только черепа. У народа Ханьга был обычай обезглавливания.
— И как же они вымерли? — полюбопытствовал Да Цин.
— Студент сказал, что из-за смешения родственной крови.
— Вот только мне про это не заливай. Даже у лошадей такой проблемы нет, а люди что, слишком тупы, чтобы с ней справиться? — дёрнул усами Да Цин. — И к тому же, мужчины в прошлом все были полигамны, а этот так называемый запрет на межклановые браки наверняка не касался наложниц. Ну и сам клан, вероятно, состоял из нескольких семей, так что не все они были близкими родственниками.
Ван Чжэн потрепала его по голове.
— Ты всего лишь кот, который ест кошачий корм и жареную рыбу. Что ты можешь знать о человеческих проблемах?
Новички в спецотделе наверняка считали, что Ван Чжэн ещё нет двадцати. Вот только говорила и вела она себя как пожилая леди.
Да Цин развалился на земле, довольно жмурясь от поглаживаний Ван Чжэн, как любой нормальный кот. Но глаза он полностью так и не закрыл, продолжая осматриваться вокруг.
Наступила глухая ночь.
Маленькая хижина на вершине горы погрузилась в тишину, в которой было слышно лишь дыхание и тихое похрапывание.
Сразу после полуночи Чжао Юньлань резко открыл глаза и столкнулся с мягким взглядом Шэнь Вэя, который в кои-то веки не прятался за очками. Шэнь Вэй в панике дёрнулся, но Юньлань не обратил на это никакого внимания и осторожно сел, напряжённо вслушиваясь в тишину. Затем, повернувшись обратно к Шэнь Вэю, он приложил палец к губам, призывая хранить молчание.
Тихонько мяукнув, Да Цин заворочался во сне. Юньлань выбрался из спального мешка, подхватил факел и вышел на улицу.
Шэнь Вэй, обеспокоенно поколебавшись, отправился следом за ним.
Юньлань же, оказавшись снаружи, понял, что факел ему не пригодится.
Вся долина была залита потусторонним пламенем: с одной стороны сверкала ледниками горная цепь, с другой — ревел огонь.
Даже стоя в тысяче метров от вершины горы, они могли слышать этот рёв и треск и кожей чувствовать болезненный жар огня.
Небо полыхало всеми оттенками оранжевого.
Казалось, они больше не были на земле: вой затапливающего долину огня навлекал на людей несчастья. Они потеряли счёт времени и практически позабыли, где находятся.
Задний двор будто откликался на этот огонь. Земля задрожала, ледяная корка, которая её покрывала, треснула, обнажая черепа. Они были разных форм и размеров, но их пустые тёмные глазницы сверкали одинаково. Под жуткий скрежет костей черепа разом повернулись в одну сторону, будто ведомые кем-то.
Их становилось всё больше и больше: показываясь из-под земли, они поворачивались к ревущему пламени, словно поклонялись ему. Земля продолжала дрожать.
Юньлань протянул руку, намереваясь отодвинуть Шэнь Вэя за спину, и подхватил кота на плечо.
— Толстяк, осторожнее!
— Это Адское пламя, — сказала внезапно возникшая за их спинами Ван Чжэн. На ней больше не было толстовки, и ничего не скрывало безэмоциональное пластиковое лицо. Не успел Шэнь Вэй обдумать, что же это было за тело, как «Ван Чжэн» рухнула на землю.
Шэнь Вэй инстинктивно её подхватил, и кукла издала непристойный стон. Смущённый профессор от неожиданности выронил её на землю.
Рядом появилась девушка в белом.
— Когда грешники проходят через Врата Ада, их приветствует Адское пламя. Это оно и есть: приходит из преисподней, чтобы сжечь тех, кто согрешил.
— Глупости говоришь, — сообщил Юньлань. — Замолкни.
— За собой следи, — огрызнулась та.
Черепа вдруг разом повернулись к ним и, клацая зубами, будто смеясь, принялись кружить вокруг. От взгляда пустых тёмных глазниц по спинам людей и кота пробежал холодок.
И только Ван Чжэн спокойно сказала:
— Это мои люди. Они хотят содрать с меня кожу, вырвать вены и выпить мою кровь.
Чжао Юньлань достал пистолет.
— Ван Чжэн, вернись в своё тело. Шэнь Вэй, иди в хижину.
Девушка с горечью вздохнула.
— Но я ведь… уже мертва.
— У тебя крыша поехала, что ли? Хватит мямлить, живо в дом! — Он грубо схватил её дух, запихнул его в куклу и швырнул ею в Чжу Хун, проснувшуюся от шума.
Открыв рты, черепа бросились в атаку. Держась рукой за дверную ручку, Юньлань трижды выстрелил.
Пули в его пистолете были необычные: черепа закричали и обратились белым дымом.
Юньлань захлопнул дверь, но один из черепов оказался внутри. Тогда он убрал пистолет, достал кинжал и расколол череп, будто яичную скорлупу.
Черепа снаружи продолжали ломиться в дверь и заглядывать в окна.
От шума проснулась ещё парочка студентов. Увидев, что происходит, они остались на удивление спокойными… любой нормальный человек на их месте счёл бы, что ему это снится.
Не паниковал и Го Чанчэн. В хижине был непобедимый шеф Чжао, смелый говорящий кот, лжемонах, сразивший голодного духа, девушка-змея, обожающая сырое мясо, и загадочный Чу Шучжи, с которым Чанчэн до сих пор не осмеливался заговорить… Одним словом, Го Чанчэн искренне верил, что они в безопасности, несмотря на сложившуюся ситуацию.
Бедное дитя слепо доверяло своим коллегам.

— Амитабха! — Линь Цзин с Чжао Юньланем держали дверь. Фальшивый монах, кряхтя и ругаясь, косился на прыгающие за окном черепа. — Я теряю веру в этот мир, тут даже черепа сходят с ума! Что вообще происходит?
Чжао Юньлань обернулся к Ван Чжэн:
— Кто они такие? Даже тебя пытались укусить, неужели не боятся отравления пластиком?
Линь Цзин, опасаясь, что Чжао Юньлань сболтнул слишком много, потянул шефа за рукав.
Рыжеволосая староста тихонько хихикнула, но тут же зажала себе рот: ситуация к смеху совсем не располагала. Остальные удивлённо на неё уставились.
— В 1712 году в клане Ханьга разыгралась гражданская война, — сказала Ван Чжэн, закрывая лицо капюшоном. — Бунтовщики одержали верх, и старейшина был убит. Его жёнам, детям и ста двадцати воинам, которые за ним следовали, отрубили головы и сожгли. А головы похоронили во дворе смотрителя, где они оказались заключены навечно.
— В этом самом дворе? — осторожно уточнила Чжу Хун.
Черепа продолжали биться в запертую дверь.
Чжао Юньлань многозначительно кивнул Чу Шучжи.
Тот мгновенно сорвал ветровку: свитер под ней был очень старомодным, и куча карманов превращала его в ходячую кладовую. Ощупав несколько карманов, он вытащил пачку талисманов из жёлтой бумаги и киноварную пыль, и прилепил по одному талисману на каждый угол двери.
Они зажглись тусклым белым светом, и черепа сразу перестали барабанить в дверь.
А Чу Шучжи принялся расклеивать талисманы по окнам и стенам, словно безумный разносчик рекламок. Почуяв силу талисманов, черепа медленно откатились прочь от хижины.
Чжао Юньлань осторожно отошёл от двери: несмотря на холод, он весь взмок от пота. Усевшись у котла, он добавил туда немного сухого молока и воды и ткнул пальцем в сторону Ван Чжэн:
— Давайте все выпьем горячего молока, а потом ты мне всё объяснишь.
— Прости, — немногословно отозвалась Ван Чжэн. — Можешь выкинуть меня на улицу. Если меня здесь не будет, вас оставят в покое.
— Ты вообще себя слышишь? — спокойно спросил Чжао Юньлань.
Ван Чжэн, пусть и выглядела пугающе, была сдержанной и доброй девушкой, которая ни с кем и никогда чересчур не сближалась. Она очень редко говорила в таком тоне, и слова Чжао Юньланя заставили её замолчать и опустить голову.
Чу Шучжи встал у окна, наблюдая за обстановкой, и махнул Юньланю рукой:
— Оставьте кого-нибудь на страже. Остальные могут идти спать. Эти господа нас больше не побеспокоят.
Опасность только что миновала, а один из студентов, высокий пацан, уже напрашивался на неприятности:
— Профессор, можно сделать несколько фотографий? Из окна?
Шэнь Вэй со вздохом задумался о том, как этот мальчик рос, чтобы обрести подобную тягу к приключениям.
Чья-то рука небрежно взяла его за плечо, и Чжао Юньлань склонился вперёд, понизив голос:
— Про фотографии в правилах ничего не сказано, но говорят, знаешь ли, что камера способна запечатлеть человеческие души. Желаешь обзавестись парочкой призраков в качестве домашних животных?
Парень неуютно замялся, зачарованно слушая эту жутковатую сказку.
— Можно похоронить их в цветочных горшках, — улыбаясь, продолжил Юньлань, — и в полночь они выберутся наружу и начнут пожирать всё вокруг: горшки, столик, твою кровать…
Чжао Юньлань умолк, и парень в ужасе застыл под его взглядом.
— Ты в порядке? — мягко уточнил Шэнь Вэй, с трудом сдерживая улыбку.
— Мне… Нужно в туалет, — слабо пробормотал парень.
Так испугался, что готов штаны намочить? Чжао Юньлань откровенно заржал.
— До рассвета ещё три часа, — сказал Чу Шучжи. — Мои талисманы продержатся пять. Не переживай особо, но лучше потерпи, пока станет посветлее. Если вылезет какая-нибудь тварь, ссать лучше прямо на неё: девственная моча отпугивает злых духов, не убьёт, конечно, но сотрясение обеспечит.
— Я могу остаться на страже, — тихо сказала Ван Чжэн.
— Если что-то пойдёт не так, ты никак не сможешь помочь, — отрезал Чжао Юньлань. — Лучше я.
Вытащив зажигалку, он хмыкнул:
— Никто не против табачного дыма? Я собираюсь занять себя, чтобы не уснуть.
На удивление, студенты спокойно разошлись по спальным мешкам: должно быть, их успокоило само присутствие Чжао Юньланя, или они так до конца и не проснулись.
Вскоре в хижине всё затихло: только на улице катались по земле черепа. Да Цин заснул у Юньланя на руках, а Ван Чжэн уселась в углу, о чем-то размышляя.
Факелы погасли окончательно, и только талисманы тускло горели в темноте.
Чжао Юньлань прислонился спиной к окну, где сквозь тонкую щель сочился холодный воздух, и щёлкнул зажигалкой.
В тишине он невольно задумался о том моменте, когда его разбудил странный шум. Он точно запомнил на себе взгляд Шэнь Вэя, но тот слишком откровенно смутился, чтобы вслух обратить на это внимание.
Чжао Юньлань был практически уверен, что Шэнь Вэй к тому моменту давно уже не спал. Бессонницей он тоже не страдал, это точно. Он словно надышаться не мог, и глаза у него мягко блестели — странным удовольствием, таким ласковым, что у Юньланя остро сжималось сердце.
Как будто он смотрел вот так на него всю ночь напролёт.
Может, Шэнь Вэю нравятся мужчины, и нравится Чжао Юньлань. И это совершенно нормально. Юньлань искренне считал, что ему нечего стесняться: он достаточно зарабатывал, был молод и хорош собой. Иногда скатывался в шовинизм, но при этом заботился о чувствах других людей. И никогда не показывал свой жутковатый нрав людям не из близкого круга, так что большинство знакомых искренне считали его милым молодым человеком.
Но будь это обычная похоть, влечение или влюблённость, Чжао Юньлань не мог вообразить, что другой человек хотел бы всю ночь пролежать, наблюдая за ним с такой теплотой и вниманием.
Чжао Юньлань вспомнил об их первой встрече.
Похоже, у них с Шэнь Вэем ещё до того откуда-то существовала прочная и глубокая связь.
Но откуда?
Он надолго затерялся в мыслях и очнулся, только прикончив сигарету. Затушив её, Юньлань бесцеремонно выбросил окурок в окно, и тот ударился о череп. Череп окрасился чёрным и перестал двигаться.
До десяти лет Юньлань никого толком не знал, так что в этот период времени ничего произойти не могло. А чем старше он становился, тем яснее и ярче становились его воспоминания: Юньлань всё помнил чётко и последовательно.
Существовали, конечно, способы воздействия на чужую память: гипноз, например, и другие секретные техники. Но единственное, чего можно было таким образом добиться, — это не дать жертве вспомнить, дотянуться до изменённых воспоминаний. Человеческий опыт слишком сложен, чтобы кто-то, кроме самого человека, мог в деталях вспомнить, что произошло.
Например, если кто-то попал в аварию, этот кто-то может, оглянувшись назад, вспомнить, что в тот день он куда-то опаздывал. А почему? Потому что отравился и сидел на унитазе. Почему? Потому что сожрал слишком много жирного. А зачем? Чтобы истратить заканчивающийся купон доставки еды.
Если продолжить цепочку, то можно вспомнить, кто дал тебе этот купон: знакомый или случайный прохожий на улице, и так далее.
Каждое мгновение в памяти — это звено в цепочке событий. Каким бы умным ты не был, невозможно вычислить все звенья до последнего и аккуратно подправить каждое из них.
Если в твоей памяти кто-то ковырялся, то детали будут размыты, а если вспомнить о них, то они непременно покажутся тебе странными.
По удачному стечению обстоятельств Чжао Юньлань в памяти прекрасно разбирался.
С самого детства ему было известно, как важна и хрупка человеческая память. Одним из первых уроков, когда Да Цин передал ему Орден Хранителя, был обязательный учёт воспоминаний с помощью медитации.
Чжао Юньлань был совершенно уверен, что раньше они с Шэнь Вэем не встречались.
Значит… Неужели такой порядочный и харизматичный профессор Шэнь на самом деле сталкер, который уже давно в него влюблён? Глупости: Чжао Юньлань прекрасно понимал, что это невозможно. Если из них двоих кто-то и был жутким преследователем, то только он сам.
А может, «Шэнь Вэй» — просто прикрытие, и никакой он не человек.
Чжао Юньлань о нём ничего не знал и не мог узнать, так что варианта было всего два: либо Шэнь Вэй — совершенно обычный человек, либо максимально необычный.
Три часа прошли очень быстро, и к моменту, как небо загорелось рассветом, черепа все повалились на землю, перестав шевелиться. Жуткое пламя тоже улеглось.
Чжао Юньлань вышел на улицу убедиться, что солнце взошло, и призраки исчезли, а затем вернулся в дом, чтобы вздремнуть у стены.
«Когда проснусь, — подумал он про себя, — обязательно поговорю с Шэнь Вэем.»
И быстро провалился в сон, думая о нём. Вся эта суматоха его здорово вымотала.
Чжу Хун разбудила его через час.
Чжао Юньлань понял, что кто-то укрыл его пледом, и немедленно попытался отыскать взглядом Шэнь Вэя, но Чжу Хун его отвлекла.
— Шеф Чжао, — обеспокоенно спросила она, — где Ван Чжэн?

Что?
Чжао Юньлань попытался взять себя в руки. Мысли были вязкие и тягучие, будто склеенные; веки потяжелели.
— Ван Чжэн? — Он потёр переносицу, с трудом моргая. Сознание расплывалось. — Я проспал меньше часа… её нет?
Чжу Хун окинула его внимательным взглядом.
Она знала шефа Чжао много лет: даже устав, он спал довольно чутко. А сейчас они и вовсе находились посреди снежной пустыни, окружённые черепами, а он, тем не менее, крепко уснул? Такого прежде не случалось. Быть беспечным — не то же самое, что быть бессердечным.
Чжу Хун склонилась ближе и принюхалась.
— Какого?..
— Не шевелись. — Чжу Хун откинула одеяло и тщательно провела рукой по его кромке. На пальцах осталась коричневая пыль, понюхав которую, она, наконец, поняла. — Тебя одурманили.
Головокружение сменилось глухотой. Юньланю казалось, что все звуки будто не могут пробиться сквозь толстую стену. Когда до него наконец дошёл смысл слов Чжу Хун, он лишь выругался.
— Да чтоб меня!
Всё происходило слишком быстро. Юньлань ещё не понял, что выбесило его сильнее: что Ван Чжэн опоила его, или что одеялом его укрыл не Шэнь Вэй.
— Дай мне минералки, — мягко попросил Юньлань. — Желательно, холодной.
— Не то чтобы у нас была горячая.
Чжу Хун передала ему замёрзшую бутылку, предварительно стряхнув с неё лёд.
Юньлань отпил немного, а остаток, нахмурившись, вылил себе на голову.
— Ты псих!
— Что ты делаешь?!
Это Чжу Хун и Шэнь Вэй выпалили одновременно.
Шэнь Вэй хотел его остановить, но стоял слишком далеко. Пусть даже Чжао Юньлань и поймал его за тем, что он разглядывал его спящим, Шэнь Вэй всё ещё старался соблюдать дистанцию.
— Линь Цзин, ты остаёшься. Приглядишь за профессором Шэнем и студентами, — сказал Юньлань, выплёскивая остатки воды себе в лицо. Набросив куртку, он вышел за дверь и отшвырнул бросившийся под ноги череп. — Остальные — за мной!
— А с черепами что делать-то? — спросил Линь Цзин.
— Выкопать и уничтожить.
— Но это как-то… чересчур…
— Я бы не трогал их, не вреди они нам. — Юньлань застыл в дверном проёме и холодно добавил: — Но они вредили, и я вправе раскопать все их могилы до единой. Вчера мы вели себя вежливо, и как они приветствовали нас? Сейчас день, так что настало время отплатить тем же. Уничтожить. Ответственность за то, что может случиться после, я беру на себя.
У Чжао Юньланя был разбойничий характер. Когда он злился, никто не рисковал его провоцировать, так что Линь Цзин тоже не стал возражать.
Чжу Хун, однако, нагнала его и сказала:
— Ван Чжэн… возможно, у неё были свои причины.
— Хрень собачья, — ответил Юньлань. — Либо скажи мне что-то, что хренью не является, либо заткнись.
Чжу Хун выдержала от силы пару секунд, а затем выпалила:
— Почему ты не можешь разговаривать нормально? Девушек ты тоже таким тоном кадришь, придурок?
Юньлань обернулся и насмешливо ответил:
— А с чего ты решила, что я стал бы тебя кадрить?
Чжу Хун очень хотелось врезать ему по лицу, но она не посмела. Лишь прошипела гневно сквозь зубы:
— Неудивительно, что все твои отношения плохо заканчивались. Так и будешь один до конца своих дней!
Юньлань быстро довёл группу туда, где они оставили машины, и взял несколько рюкзаков с вещами.
— Машинами туда не добраться, так что пойдём пешком. Тут вода и еда, на случай, если заблудимся. А это, — он вытянул ещё несколько рюкзаков и отдал их Чжу Хун, — отнесёшь в хижину, остальным.
— Ты оставляешь меня здесь? — удивилась та.
— Только не начинай, а? То, что ты выглядишь, как человек, не делает тебя теплокровной. — Юньлань нетерпеливо захлопнул багажник, закрыл машину и махнул рукой Чу Шучжи и Го Чанчэну. — Давай, женщина, иди в хижину, пока не впала в спячку. А, да, это тоже возьми, только разогрей сначала. Не пей холодным.
Он бросил Чжу Хун маленькую бутылочку, в которой она опознала рисовое вино. Этот согревающий напиток на северо-западе не делали, Чжао Юньлань, видимо, специально взял его с собой. Можно было не гадать, для кого.
Чжу Хун была немного тронута, пусть он и выбрал странный способ проявить заботу.
***
Чтобы сберечь энергию, трое мужчин практически не разговаривали на ходу. К счастью, несмотря на сильный ветер, было солнечно и относительно тепло.
Го Чанчэну казалось, что они преодолели уже три-четыре горы и довольно далеко ушли от первоначального места назначения, Речной деревни. Днём они наконец сделали привал в небольшой, укрытой от ветра горной впадине.
Чу Шучжи вскрыл несколько пачек с вяленой говядиной и разделил между остальными. Чжао Юньлань, присев на выступ, открыл подробную карту местности и теперь внимательно её изучал.
— Ты знаешь, куда мы идём? — спросил Чу Шучжи.
Юньлань сделал пометку и ответил, не поднимая головы:
— Место, где жили люди Ван Чжэн, было не в Речной деревне. Я проверил её досье.
Чу Шучжи был удивлён; ему казалось, Чжао Юньлань был слишком занят развлеканием своих многочисленных «братьев» и одержим своим новым увлечением, чтобы уделять внимание важным вещам. Теперь ему хотелось узнать больше.
— А что в её досье?
— Ван Чжэн родом из народа Ханьга, её тогда звали Гэлань. Когда она присоединилась к нам, то сменила имя. Ханьга не были ни дружелюбным, ни гостеприимным народом, и в Речной деревне, так близко к главной дороге, они бы не остались.
— В истории что-то о них есть? — снова удивился Чу Шучжи.
— Не в истории. — Юньлань наметил ещё три точки и пояснил: — Но в Древнем свитке Тёмной магии.
Он расправил карту и обвёл ручкой одну из сделанных отметок. Чу Шучжи решил, что это, видимо, месторасположение наблюдательного пункта.
Чжао Юньлань продолжил:
— Когда я зашёл на задний двор, то подумал, что черепа, должно быть, имеют отношение к легендарной ограничительной магии Луобулы. На языке Ханьга «Луобула» означает «призрак». А под «ограничением» подразумевается не просто «запрет», а «заключение»… Го Чанчэн, почему ты там стоишь? Иди сюда! Ты прошёл испытательный срок и теперь являешься полноценным членом спецотдела, проявляй как-то побольше энтузиазма к работе, ага?
Го Чанчэн, спотыкаясь, подошёл ближе.
— Так эта магия используется для заключения призраков, — резюмировал Чу Шучжи.
— Ага. У народа Ханьга была традиция обезглавливания и экзорцизма, — подтвердил Юньлань. — Это, вероятно, было связано с их социальной структурой. В их племени процветало рабство, и Ханьга верили, что рабы должны прислуживать им и после смерти. Поэтому их обезглавливали, а черепа закапывали, чтобы потом, используя магию, запечатать души и поработить их навсегда.
— Зачем было хоронить черепа на вершине горы? — спросил Чу Шучжи. — Это имеет особо значение?
— Да, на людей Ханьга влияли другие цивилизации. Некоторые верования они почерпнули и из нашей религии. Но их основной концепт, безусловно, был другим. В отличие от буддизма, они явно не верили, что у каждой вещи есть душа. Однако, увидев разрушительную силу лавин, они уверовали в горных духов, достаточно сильных, чтобы подавлять человеческие души. Они выстроили место для ритуалов в Духовном портале на горе… Это было место неподалёку от вершины, но скрытое от солнца. На ограничительную магию Луобулы повлияла буддийская концепция реинкарнаций: считалось, что треугольник — завершённая фигура, которая может формироваться в защитную стену. Оказавшиеся там души попадали в ловушку, и как бы ни старались, уже не могли выбраться.
Умный Чу Шучжи сразу же понял, что к чему:
— Это значит, что здесь на одинаковой высоте должно быть три одинаковых ритуальных места, которые образуют симметричный треугольник!
Вот как полезно бывает поговорить с человеком, у которого есть мозги!
Чжао Юньлань кивнул; треугольник, который он нарисовал, соединив точки на карте, действительно был почти равносторонним. Он вписал в него небольшой круг и сказал:
— Если заключить души здесь, они никогда не освободятся. Видимо, здесь и жил народ Ханьга.
— Дай-ка мне. — Чу Шучжи, прекрасно ориентирующийся в пространстве, быстро взглянул на карту. — Смотри, это не та деревня, что вчера ночью была охвачена огнём?
— Наверняка. — Юньлань свернул карту и забросил в рот несколько кусочков говядины. — Ешьте быстрее, скоро в путь.
Чу Шучжи, медленно жевавший мясо, вдруг застыл и с любопытством посмотрел на него.
— Шеф Чжао, ты и раньше изучал тёмную магию? Не только для этой поездки?
— Если не можешь описать кайф от героина, как ты можешь работать в отделе по борьбе с наркотиками? — спокойно ответил тот.
Чу Шучжи задумчиво улыбнулся. Улыбка на его обычно хмуром лице выглядела довольно странно.
— Почему тогда у нашей команды нет таких тренировок?
Юньлань прекратил жевать и посмотрел на него.
Чу Шучжи уставился в ответ.
Го Чанчэн переводил взгляд с одного на другого и не мог понять, что происходит. Оба пугали его до чёртиков, но он не смел ничего говорить, лишь молча смотрел.
Спустя долгую паузу Чжао Юньлань сказал:
— Старина Чу, ты парень умный, я редко встречаю настолько умных людей. Я не стану тратить время на объяснения, уверен, ты и сам понимаешь, почему.
Чу Шучжи задумчиво смотрел на мясо перед собой. Он ничего не сказал, и никто не знал, что было у него на уме. Вёл он себя так, будто ничего не произошло.
Через четверть часа они снова выдвинулись в путь, только на сей раз их маленькую группу возглавлял Чу Шучжи.
Солнце, так ярко светившее утром, теперь сменилось снегом. Они шли на запад, почти час убив на спуск с горы, как вдруг Го Чанчэн заметил что-то в снежной белизне. Что-то весьма знакомое. Бросившись вперёд, он принялся раскапывать снег и в итоге увидел пластиковую руку.
— Шеф Чжао! Шеф Чжао! Это рука Ван Чжэн! Её рука! — закричал он.
«И правда талисман, — подумал Юньлань, спеша к нему. — Возьми его с собой, и тебе повезёт».
Он выдернул руку и хлопнул Го Чанчэна ею по спине.
— Она отпала с того дешёвого пластикового тела, которое ты купил. Но где же сама Ван Чжэн?
Лёгкий снегопад не смог бы так быстро присыпать руку, рассудил Юньлань. Возможно, она свалилась откуда-то сверху.
Чу Шучжи огляделся вокруг, а потом сверился с картой и хлопнул Юньланя по плечу:
— Глянь-ка сюда.
Метрах в трёх над их головами был утёс, где зиял, затянутый зарослями и присыпанный снегом, вход в большую пещеру. Однако в нём явственно выделялась протоптанная дорожка, что и привлекло внимание Чу Шучжи.

В маленькой горной хижине было тихо. Линь Цзину позвонил друг Чжао Юньланя и сообщил, что дорога будет завалена ещё три или четыре дня. Шэнь Вэй со своими студентами сошлись на том, что выжившие в Речной Деревне, учитывая лавину, не будут гореть желанием общаться, и решили вернуться в город Дракона, как только вернётся Чжао Юньлань.
Староста подогрела немного молока для Да Цина и занялась завтраком, а другие студенты по указанию профессора пошли помогать Линь Цзину.
Задача была простая, но жестокая. Под командованием Линь Цзина они выкопали все до единого черепа, которые пытались вчера проникнуть в хижину, и выложили их в ряд на земле. После этого фальшивый монах разыскал здоровый камень и принялся дробить их в мелкую крошку.
Через какое-то время к ним присоединилась Чжу Хун, вытащила из сумки маленькую бутылочку и выпила из неё странную жидкость, а затем заняла место Линь Цзина, один за другим кроша черепа, как орешки. Ни один не уцелел: работа была проведена эффективная и качественная.
Это странное похоронное утро продолжалось до тех пор, пока их не позвали завтракать.
Чжу Хун двигалась так, словно была под чем-то: отпихнула Да Цина, который сидел рядом с профессором, и сама уселась рядом с ним.
— Профессор Шэнь, — грубо сказала она, — передайте мне шоколадный соус.
Одному богу известно, каким на вкус было вяленое мясо с шоколадным соусом, но Чжу Хун ела с удовольствием, искоса поглядывая на совершенно спокойного Шэнь Вэя. А затем притворилась, что пролила шоколад, и небрежно заметила, глядя в пол:
— Наш шеф за тобой ухаживает.
Шэнь Вэй медленно обернулся к ней.
— Ты же знаешь, правда? — уточнила Чжу Хун, словно ради поддержания разговора.
Шэнь Вэй не изменился в лице и вместо ответа протянул ей ещё один пакетик соуса.
— Хочешь ещё?
Чжу Хун замолчала и вскинула глаза, обвела Шэнь Вэя странным подозрительным взглядом. Её круглые зрачки сжались до узких прорезей: это были глаза хладнокровной твари. Змеиные глаза на красивом девичьем лице.
Шэнь Вэй же спокойно вернулся к еде, словно ничего не случилось.
— Он тебе нравится? — мягко спросила Чжу Хун, понизив голос и приблизившись к его уху.
— Зачем тебе знать? — ровно уточнил Шэнь Вэй.
— Я… — Чжу Хун обежала его взглядом. — Я просто любопытная и угнетённая сотрудница, имею право совать нос в дела шефа.
Шэнь Вэй слегка улыбнулся.
— Раз такая любопытная, почему сама всё не выяснишь?
С мягким смехом он снял с огня котёл с нагретым молоком и спросил:
— Не ешь всухомятку. Хочешь пить?
Чжу Хун, скривившись, ответила ему фальшивой улыбкой:
— Хочу. Спасибо большое.
Её пальцы продавили отчётливые вмятины на кружке. Шэнь Вэй, не заметив, налил ей молока и привычно заботливо заметил:
— Пей, пока тёплое.
Вмятины на кружке стали ещё глубже.
Во взгляде Шэнь Вэя дрогнула улыбка, но он спрятал её, поставив котёл на место. И вдруг ощутил что-то странное и с изменившимся лицом обернулся к окну.
Чжу Хун с недоумением ощутила, что серьёзность на его лице её ужасно смущает. От такого Шэнь Вэя инстинктивно хотелось убраться подальше, но Чжу Хун одёрнула себя.
С чего ей было бояться обычного университетского учителя?
Бред какой-то!
Солнечный свет остро блеснул на линзах очков Шэнь Вэя.
— Я наелся, — сказал он. — Приберусь во дворе. Не сбегайте никуда и слушайтесь взрослых.
И он вышел на улицу.
Никто не обратил внимания на эту странную сценку. Вот только двадцать минут спустя, когда все позавтракали и вышли наружу, оказалось, что Шэнь Вэя нигде нет.
Его словно никогда и не существовало. Даже Чжу Хун и Линь Цзин не заметили, как он пропал.
А десять минут спустя Шэнь Вэй появился на месте, где была найдена «рука» Ван Чжэн.
Он был даже без куртки, и ветер нещадно трепал ему волосы и ворот рубашки; снежинки ложились и таяли на его очках. Холода Шэнь Вэй как будто не ощущал.
Стоя у скалы, Шэнь Вэй оглянулся и резко вытянул руку: его пальцы сжались в кулак.
На бледной коже отчётливо выступили вены, словно тело Шэнь Вэя было искусно высечено из белого камня. Земля под ним задрожала, ветер завыл сильнее и взвился в небо, вспоров тёмные облака. Снег вокруг него с шорохом оторвался от земли, обнажив потрескавшуюся мёрзлую почву.
В этот момент что-то вырвалось из-под снега и понеслось к Шэнь Вэю.
Он выглядел совершенно безоружным.
Вокруг разлился жуткий аромат разложения, густо смешанный с цветочными нотами, и Шэнь Вэй резко развернулся, — быстрее, чем успел бы заметить глаз, — и стиснул напавшее на него существо за горло.
Это был призрачный зверь.
Шэнь Вэй нахмурился, и его лицо исказилось гневом.
У призрачного зверя хрустнуло горло, и глаза, прожигающие Шэнь Вэя, налились кровью.
— Правила есть правила, — ровно выдохнул Шэнь Вэй. — Ты пересёк черту и явился сюда без разрешения. Подобное карается смертью.
Он вздёрнул зверя повыше, и тот задёргался в воздухе, словно вытащенная из воды рыба.
Шэнь Вэй стиснул пальцы, и зверь дёргаться перестал.
Шэнь Вэй швырнул его на землю, и тело исчезло прежде, чем коснулось земли. На снегу под ним распустился странный цветок.
Шэнь Вэй наступил на него и раздавил каблуком, даже не взглянув вниз.
Он указал рукой на землю, и размытая тень протянулась от снежного покрова до каменной пещеры, следуя тонкой цепочке успевших потускнеть следов ботинок. Следом раздался громкий хруст, и Шэнь Вэй вскинул голову, а тень словно раскололась на его глазах в мелкие щепки.
В то же самое время откуда-то раздался резкий визг, и из-под земли вылезли восемь призрачных зверей. Они отличались от тех, что Чжао Юньлань видел на крыше: каждый был ростом по крайней мере в три метра, и вместе они сверкали красными глазами и злобно завывали — так громко, что под ними подрагивал горный хребет.
— Куклы! — прорычал Шэнь Вэй.
Из-под его ног вырвался серый туман, обвился вокруг, и Шэнь Вэй толкнул его носком ботинка, отправив прямиком в каменную пещеру.
А в его руке тем временем возник клинок: длинное лезвие с узкой рукоятью, чёрное как смоль. На краю этого клинка вилось мягкое свечение… Только духи, сражённые им, могли это видеть.
Шэнь Вэй сорвался с места.
Жуткий вой зверей резко оборвался: в одно мгновение все они оказались обезглавлены. Нелепые тела грузно свалились на землю, а на их место пришли другие, ещё крупнее, и бросились в атаку.
Словно кто-то отчаянно пытался задержать Шэнь Вэя снаружи.
Что касается Чжао Юньланя и других, они давно уже вошли в пещеру. Поначалу она казалась совершенно обычной, но чем глубже они заходили, тем темнее становилось вокруг, пока всё окончательно не затопила кромешная чернота. Когда не осталось даже самого тусклого света, Чжао Юньлань вынужден был зажечь свой факел.
А ещё через сто метров дорогу им преградила дверь.
При свете факела разглядеть её было невозможно, но на вид она была выкована из какого-то древнего сплава и давно заржавела. Наверху и по сторонам висели черепа с разинутыми ртами, складываясь в треугольник на поверхности двери.
— Треугольник? Это что, защитная магия Луобулы? — Чу Шучжи приблизился и надел перчатки, а затем осторожно провёл по дверному полотну, слегка постучал и приложил к двери ухо. — Должен быть потайной замок, не слишком сложный. Я разберусь.
Чжао Юньлань выпихнул Го Чанчэна вперёд:
— Иди и поучись у братца Чу Шучжи.
Чанчэн послушно шагнул к двери.
Чу Шучжи смерил его презрительным взглядом: умные и высокомерные люди все как один, кажется, недолюбливают дурачков. Но в присутствии шефа братец Чу принялся аккуратно объяснять свои действия, изучая дверь:
— Ничего особенного, многие механизмы похожи на этот. Увидишь несколько и поймёшь их все, — сказал он, приблизил факел к щели над дверью и заглянул внутрь. — Там один большой стержень и тридцать пять маленьких, всего тридцать шесть. Делится на шесть, значит, скорее всего, они все часть одной схемы. — Он махнул Го Чанчэну. — Иди сюда, встану тебе на плечи.
Го Чанчэн послушно опустился на колени.
Поддерживать чужой вес оказалось непросто, хотя Чу Шучжи и был очень тощим. Го Чанчэн пошатнулся и очень скоро начал дрожать, но, опасаясь подвести Чу Шучжи, только стиснул зубы и остался на месте.
Когда он уже выдохся окончательно, Чу Шучжи, наконец, спрыгнул на землю и заявил:
— Внутри этой двери тридцать шесть железных стержней. Из-за потайного замка в ней есть пустоты. Материалы тоже разнятся, как и плотность. Если натренируешь слух, сможешь отличать их друг от друга.
Тяжело дыша на полу, Го Чанчэн едва ли понял из его объяснения хоть одно слово.
Чу Шучжи смерил его взглядом и заговорил уже с Чжао Юньланем:
— Зная всё это, детали можно просто угадать.
Зацепив какую-то деталь, Чу Шучжи вытащил её из центра треугольника, и Го Чанчэн так удивился, что шлёпнулся на задницу и отполз назад.
Чу Шучжи обвёл на двери круг и обернулся:
— Внутри этого круга тридцать шесть стержней. Тронуть можно только три. Что скажешь, шеф Чжао?
— Юг, северо-запад, северо-восток, — не думая отозвался Чжао Юньлань.
Го Чанчэн, услышав его слова, быстро спросил:
— Север сверху, юг снизу, восток слева и запад справа?
Чу Шучжи не обратил на него никакого внимания, окончательно уничтожив остатки его самооценки, и Чанчэн уныло заткнулся.
А Чжао Юньлань вдруг резко вздёрнул его голову наверх и повернул влево, подсвечивая факелом:
— Что это?
— Горы, — тупо отозвался Чанчэн.
— А это? — шеф Чжао грубо развернул его вправо.
— Волны… Вода?
— Люди Ханьга жили в долине между горами и реками, идиот, я же тебе говорил. Горы мешали им ориентироваться в пространстве. Для них именно горы всегда были сверху, на юге, а снизу была вода — север. И то же самое с западом и востоком. — Юньлань отвесил ему затрещину. — Даже свинья была бы полезнее тебя!
Чу Шучжи за это время успел разобраться с замком, и дверь перед ним медленно отворилась.
Ноздри защекотал влажный и густой запах разложения.

— Я пойду первым. Малыш Го, ты за мной, старина Чу — прикрываешь тыл. — Юньлань начал было идти, но, вспомнив кое о чём, остановился. Достав из наплечной кобуры пистолет, он спросил у Чанчэна: — Ты сдал экзамен по стрельбе?
Го Чанчэн стыдливо опустил глаза.
— Экзаменатор сказал, что я сдам тест только через его труп.
Юньлань вздохнул.
— Ну, а нож? Им ты умеешь пользоваться?
Го Чанчэн понурился ещё сильнее.
Чу Шучжи холодно и презрительно хмыкнул, отчего Чанчэну стало ещё более не по себе.
— Я нанял самого большого в мире пацифиста. — Юньлань грустно окинул взглядом бесконечную пещеру и протянул Чанчэну маленький электрошокер. Нетерпеливо пояснил, как им пользоваться, — будто учил ребёнка задницу подтирать: — Вот, всё очень просто. Держи перед собой, больше ничего. И не бойся двигаться вообще, хоть это ты можешь сделать?
Го Чанчэн взял его в ладони и слегка встряхнул, но ничего не произошло — электрошокер больше напоминал обычный фонарик. Вряд ли шеф Чжао солгал, скорее уж, он сам был слишком глуп, чтобы понять, как эта штука работает. Чанчэн вообще был склонен думать о себе самое худшее.
Устав объяснять, Чжао Юньлань двинулся вперёд. Чанчэн бросился за ним, гадая, нужно ли переспросить. Рациональный мозг обычного человека подсказывал ему, что в опасных обстоятельствах всё обязательно нужно прояснять, но…
Чанчэн смотрел на высокую фигуру Чжао Юньланя и с ужасом понимал: если он спросит, шеф наверняка откусит ему голову.
Он вздрогнул, представив себе разъярённого Чжао Юньланя, и шокер в его руке вдруг выпустил сверкающую молнию, которая устремилась прямо в спину шефа.
К счастью, Чжао Юньлань был настороже. Услышав подозрительный треск, он резко уклонился в сторону, и молния пролетела мимо, оставив за собой горячий след.
— Твою мать! — воскликнул Чу Шучжи.
— Блядь! — отозвался Чжао Юньлань.
Чу Шучжи ошеломлённо уставился на Чанчэна: он бы никогда не подумал, что этот кусок дерьма способен сделать то, что не осмеливался никто из спецотдела — напасть на засранца-шефа.
— Какого чёрта?! — заорал Юньлань, смахивая с куртки влагу и грязь.
— Я… я не знаю! — взмолился Чанчэн. — Оно… оно-оно-оно само вдруг…
— Чушь собачья, эта штука активируется, когда ты напуган. И чем больше боишься, тем сильнее будет разряд. Она специально под тебя сделана, ясно? О чём ты, блядь, думал, глядя мне в спину, что так сильно испугался? Мы же просто шли вперёд!
После долгой жуткой паузы Чанчэн с трудом выдавил из себя:
— Вот… я об этом и думал.
Чу Шучжи не выдержал и расхохотался.
— Дай-ка взглянуть.
Чу Шучжи редко с ним заговаривал. Польщённый и удивлённый этим внезапным обращением, Чанчэн протянул ему шокер.
Чу Шучжи встряхнул его, постучал по пластиковому корпусу. Его взгляд окрасился пониманием, и он вернул прибор обратно Чанчэну.
— Не совсем уместная штука, а? — спросил он, многозначительно глядя на Чжао Юньланя.
Тот хмыкнул.
— Можно подумать, ты у нас приличный парень… Осторожно!
Юньлань рухнул на колени, утягивая за собой Чанчэна. Раздался громкий хлопок, похожий на взрыв, и над их головами пронеслась ударная волна. А следом, сопровождаемая гнилостным запахом, воздух рассекла длинная деревянная балка, утыканная острыми лезвиями. Попадёшь под такую — вмиг превратишься в фарш.
Отскочивший к стене Чу Шучжи извлёк из кармана дюжину бумажных талисманов.
Десятифутовая балка развернулась в воздухе и угрожающе устремилась к ним сверху. Чу Шучжи швырнул в неё несколько талисманов, словно дротики, но, кажется, выбрал неправильные талисманы: балка не остановилась и с леденящей душу скоростью продолжила падать на них.
Чжао Юньлань выхватил пистолет.
К всеобщей неожиданности, Го Чанчэн вдруг осознал, что происходит, и завопил что есть мочи:
— Мамочки!
Из шокера в его руках вырвалось пламя такой силы и жара, будто от взрыва. Юньлань и ЧуШучжи одновременно увернулись, позволяя пламени поглотить лезвия на балке и в мгновение ока их сжечь. Сама балка, охваченная огнём, в конце концов расплавилась тоже, разливаясь на землю шипящей лужицей.
Пару минут никто и слова вымолвить не мог.
И лишь спустя некоторое время Чу Шучжи обернулся к Го Чанчэну и искренне сказал:
— А ты крут.
Го Чанчэн всё ещё пребывал в диком ужасе, а сердце его так колотилось, что ему явно требовалось успокоительное. От похвалы Чу Шучжи его захлестнуло океаном эмоций.
— Я думал, ты просто запечатал в шокер земного духа, который подпитывается страхом, — поёжившись, Чу Шучжи обернулся к шефу. — Что… что там на самом деле?
Выражение лица Чжао Юньланя молниеносно сменилось с удивлённого на самодовольное. Он отряхнул куртку и серьёзно сказал:
— Это незаконно — запирать духов в тюрьме. Я порядочный и законопослушный госслужащий, с чего бы мне нарушать правила?
На это Чу Шучжи не нашёл, что сказать.
— По сути, шокер содержит осколки душ нескольких сотен казнённых духов, большую часть которых я получил от Палача Душ, а часть — выменял на деньги у стража преисподней. Потом я смешал души с Истинным пламенем Самадхи [1]…
Чу Шучжи нервно рассмеялся:
— Где, чёрт возьми, ты достал пламя?
— В прошлом году поймал сбежавшую птицу Бифан [2] и одолжил немного её пламени, чтобы прикурить сигарету. Ну и сохранил искру.
Чу Шучжи молчал, неспособный что-либо сказать. Протянув руку, чтобы помочь Чанчэну подняться, он выдавил:
— Ладно, пойдёмте уже.
Его начальник — бандит, который водит дружбу с добром, злом и всеми видами существ из трёх миров. Чу Шучжи боялся, что и за всю свою жизнь ему не отыскать средств, чтобы победить этого человека. Но, возможно, эта славная миссия со временем перейдёт его товарищу и офисному талисману Го Чанчэну.
Чжао Юньлань улыбнулся, собираясь напомнить им соблюдать осторожность, как вдруг раздался свист, и в воздухе появилось серое мерцающее облако. Подлетев к Чжао Юньланю, оно осело в его руках и превратилось в письмо.
Знакомый запах, чёрный конверт и кроваво-красные буквы.
Чу Шучжи напрягся и сделал шаг назад. Юньлань, переживая, что испуганный Чанчэн снова потеряет контроль, напротив, прошёл немного вперёд.
— Это от Палача Душ? — спросил Чу Шучжи.
— Да.
Юньлань открыл конверт и, пробежавшись глазами по тексту письма, нахмурился.
Обычно Палач Душ был весьма словоохотлив. Он начинал с приветствий и несущественных формальностей, будто спрашивал о твоих дальних родственниках, и только после этого переходил к тому, о чём действительно хотел поговорить, и укладывался буквально в несколько слов. Возможно, это звалось искусностью опытного джентльмена. Однако на сей раз письмо было невероятно кратким, в нём значилось: «Опасно, не продолжайте путь, возвращайтесь немедленно».
— Почему Палач Душ отправил письмо сюда? Что случилось? — спросил Чу Шучжи.
Чжао Юньлань, не говоря ни слова, сложил письмо и убрал в карман.
Обычно Палач Душ отправлял письма в офис спецотдела. Если не было ничего срочного, они не преследовали Юньланя и не падали прямо ему в руки. В конце концов, Палач Душ предпочитал, чтобы его не видели, и то же самое касалось и его писем.
Что же случилось сейчас?
И откуда Палач Душ знал, где Юньлань находится?
Оставаясь совершенно спокойным внешне, мысленно Чжао Юньлань прокручивал все возможные варианты. Поколебавшись, он сказал:
— Старина Чу, пожалуйста, проводи его к Линь Цзину и остальным.
— Что?
— Мы больше не будем искать Ван Чжэн? — спросил Го Чанчэн.
— Я пойду один, а вы — возвращайтесь. — Юньлань хлопнул его по плечу. — Держи шокер крепче и будь осторожен. Помогите Линь Цзину разрушить ритуальное место на горе и приглядите за Шэнь Вэем и его студентами. Дождитесь, пока спасательный отряд расчистит путь.
— Ты пойдёшь один? — обеспокоенно спросил Чу Шучжи
Юньлань кивнул.
Чу Шучжи нахмурился, но всё же решительно взял Го Чанчэна за руку.
— Пойдём.
— Но… — попытался возразить тот.
— Но что? — перебил его Чу Шучжи. — Не будем терять время. Наш шеф спешит покончить с делами и вернуться к своему парню. Пойдём уже.
С этими словами он потащил упирающегося Чанчэна прочь из пещеры. Тот всё оглядывался на Чжао Юньланя, пока они оба не скрылись из виду.
Зажав фонарик под мышкой и засунув руки в карманы, Юньлань проводил их взглядом. А после, услышав звук закрывающихся дверей, продолжил свой путь.
Но вскоре из такого же мерцающего дыма, в котором ранее явилось письмо, возник скелет размером с пятилетнего ребёнка. Широко раскинув руки, он преградил Юньланю дорогу.
— О, привет, маленькая марионетка. Тебя Палач Душ послал? — спросил Юньлань.
Видимо, из-за небольших размеров марионетки даже её взгляд казался невинным. Казалось, она вовсе не понимает, что говорит Юньлань. Но с дороги не ушла.
Юньлань поскрёб подбородок. Он и представить не мог, что Палач Душ так хорошо его знает. Если бы он отправил сюда чей-нибудь здоровенный скелет, Юньлань скорее всего проложил бы себе путь силой. Но это маленькое создание даже говорить не могло и было таким крошечным и хрупким, что Юньланю вовсе не хотелось причинять ему вреда.
— Отходить ты не собираешься, да? — спросил он, внимательно разглядывая марионетку.
Та дёрнула ртом и прокряхтела что-то в ответ.
Юньлань покачал головой, а затем поднял ногу и попросту перешагнул через неё.
Марионетка проследила за его движениями, запрокинув голову, и её череп едва не отвалился. Осознав, что Юньлань уже ушёл вперёд, она ринулась за ним и ухватилась за одежду, не давая пройти.
Юньлань так и пошёл дальше, не обращая внимания на вцепившийся в него скелет… Марионетка, в конце концов, была почти невесомой.
Если бы у неё были глаза, она наверняка бы тревожно плакала.
Чем дальше Юньлань продвигался, тем сильнее становился запах разложения. В воздухе тянуло сыростью. Потрёпанный лестничный пролёт сужался, и Юньлань, чтобы марионетка ему не мешала, поднял её на руки, словно ребёнка.
Он взглянул на часы — зеркало прозрения оставалось угрожающе спокойным.
Юньлань пялился на него с добрых пару секунд и вдруг резко остановился, осознав: стрелки шли в обратную сторону!
Но… не все из них. Секундная стрелка двигалась против часовой, но минутная — по часовой. Часовая стрелка замерла на двенадцати. Судя по всему, на них влияла какая-то сила.
Дойдя до двенадцати, все три стрелки остановились.
Юньлань соскрёб немного грязи со стенки пещеры и принюхался.
— Вероятно, это иллюзия, — пробормотал он скелету у себя на руках, — но такое ощущение, что меня заживо похоронили.

Примечание к части

[1] Самадхи = 三昧 (sān mèi) = Буддийский термин для обозначения чистоты и спокойствия, достигнутых посредством медитативного транса; это также восьмой и последний элемент Благородного Восьмеричного Пути в буддизме.
[2] Бифан = 毕方 (bì fāng) = Огненная птица-предзнаменование в китайской мифологии, одноногий журавль с синим в красных пятнах телом и белым клювом.

Примечание к части

Перевод возвращается с перерыва к привычному расписанию - две главы в неделю. Спасибо, что читаете!

Кукла засмеялась и ткнула Чжао Юньланя в щёку маленьким костяным пальцем. А затем указала ему на стенку неподалёку и засмеялась снова.
Чжао Юньлань вскинул факел и обнаружил на стене какие-то надписи.
— Глаз у тебя нет, но глазницы хоть куда… Это язык Ханьга, — сказал он, приблизившись, и осторожно коснулся стены. — Хотя… По правде говоря, своего языка у Ханьга не было. Должно быть, какое-то заклинание.
— Га… Га? — вякнул крошка-скелет.
— Я же не словарь, откуда мне знать, что тут написано? — пробормотал Чжао Юньлань себе под нос. — Однако мне известно, что круглые фигуры в культуре Ханьга приветствовались, как знаки мира и благополучия, а вот угловатые, по их мнению, навлекали зло. Треугольник — тюрьма души, и ещё здесь восьмиугольник, но я пока что не понял, что он означает… — Юньлань огладил восьмиугольный символ кончиками пальцев. — Вот он. Осталось самое страшное.
Его отвлёк взрыв, заставивший всю пещеру содрогнуться, и Чжао Юньлань едва не свалился с ног; костяная кукла завопила и крепко вцепилась ему в волосы. С утробным воем на них бросился горящий дракон, и Юньлань прижался к стене: пылающий огонь окрасил его лицо алым, отразился в темноте зрачков странным холодом. Юньлань аккуратно постучал повисшую на нём костяную куклу по черепу и сказал:
— Хватит цепляться за меня. Боишься — прячься в мои часы.
Забыв обо всём, включая приказ своего господина, крошка-скелет обернулся облачком серого тумана и втянулся в часы Чжао Юньланя. Ещё мгновение, и горячая волна пламени поглотила бы его без остатка.
Чжао Юньлань стиснул в ладони бумажный талисман, но огонь отчего-то обошёл его стороной: Юньлань даже не почувствовал жара.
Помедлив, он убрал талисман и оглянулся: языки пламени начисто вылизали пещеру, но его самого не тронули. Там, где стена уже остыла, восьмиконечный символ вдруг отвалился от неё вместе с налётом грязи.
Юньлань поймал его и сунул в опустевшую сигаретную пачку.
Следом отвалилась ещё часть стены, и Чжао Юньлань, стерев осевшую пыль, увидел край удивительной картины.
Она была слишком древней, чтобы внимательно рассмотреть детали: разнообразные абстрактные символы были разбросаны по ней чьим-то вольным потоком сознания. Археолог мог бы догадаться, что к чему, но Чжао Юньлань такими знаниями не обладал: он мог только разглядывать картину, пока у него не заболели глаза, и всё равно ничего не понял.
Устав от этого бессмысленного занятия, Юньлань отвернулся и пошёл прочь, но через пару шагов обернулся и внимательно пригляделся к картине издалека. Вскинул факел повыше, потом повернул на сорок пять градусов — на три часа, — потом ещё на сорок пять…
Картина представляла собой огромный восьмиугольник, в каждом углу которого располагался ещё один, но поменьше.
Уставившись на картину, Чжао Юньлань принялся рыться в карманах: бумажник, какая-то мелочь, карточки и чеки, и среди них — мятая страница, вырванная из древней книги.
Описание защитной магии Луобула из древнего свитка тёмной магии. По одному ему известной причине Юньлань не показал эту страницу Чу Шучжи.
На старой бумаге был нарисован жуткий монстр с шестью руками, головой и одной ногой, каждая из которых указывала в угол восьмиугольника. Выглядело это чудовище просто кошмарно и в разинутой пасти держало гору. На левой стороне груди у него красовался всё тот же восьмиугольный символ.
— Гора у него в зубах, а этот символ — его сердце, — пробормотал Чжао Юньлань и вытащил из сумки старую карту.
Развернув её у стены, он приложил к карте рисунок и начал медленно вращать её, пока не развернул на юг. Ногтем Юньлань отчеркнул линию, соединяя рот чудовища с его сердцем и глубинной частью каменной пещеры.
Странный огонь в долине. Черепа на вершине горы. Древняя магия вымершего клана. Всё это было призвано скрыть важный и тёмный секрет.
И почему Ван Чжэн сорвалась сюда в одиночку?
Зачем ей вдруг сдался её столетний труп?
Чжао Юньланя охватило неприятное предчувствие. Когда выберемся отсюда, решил он, надо будет запереть эту чёртову смертницу в тёмной комнате на месяц-другой.
Он продолжил путь вглубь пещеры по коридору, который становился всё уже и уже: вскоре ему пришлось пригнуться, и к тому времени, как этот лаз, наконец, закончился, Юньлань уже начал подозревать, что его спина так и останется навсегда неудобно скрюченной.
Дорогу преграждала ещё одна дверь с шестируким монстром на ней. Тем же самым, что был нарисован на вырванной странице.
Вот только это чудовище выглядело не пугающим, а испуганным.
Подняв руку, Чжао Юньлань медленно коснулся двери, и неведомая сила вдруг стиснула его сердце в стальном кулаке, но Юньлань всё равно толкнул тяжёлое полотно от себя. И оказался на краю обрыва на середине подъема на гору: загадочная долина раскинулась прямо у него под ногами.
Словно кто-то швырнул его в пучину океана, и вода навалилась на него невыносимой тяжестью, забила горло, не давая дышать. Стоял день, но солнце попросту не могло пробиться сквозь плотную пелену облаков. Помедлив немного, Чжао Юньлань сделал первый шаг на пути в долину.
И ощутил, что прикоснулся к чему-то важному.
Его словно настигла беззвучная волна откуда-то из-под земли, разлилась вокруг из сердца гор людей Ханьга.
В этой долине пряталось что-то… Мистическое.
Чем дальше он шёл, тем разреженнее становился воздух: в груди давило всё сильнее и сильнее, а виски отчаянно ныли. Юньлань отчётливо слышал в ушах грохот крови, и у него темнело в глазах, так что пришлось учиться дышать заново. Не слишком часто, иначе можно было остаться совсем без сил.
Интуиция кричала ему: если что-то и важно для Ван Чжэн после стольких лет — это не её тело. А это место.
Скелетик высунул череп из его часов и застучал челюстями, бормоча что-то себе под нос. Как будто должен был остановить Чжао Юньланя, но отчаянно боялся вылезать наружу.
Юньлань запихнул его обратно в часы и помрачнел, борясь с нарастающим давлением. Из сумки он вытащил три жёлтых талисмана, отличные от тех, которыми пользовался раньше. На этих было чёткими линиями выведено: «Хранитель». Будь здесь чёрный кот, он бы непременно узнал: это ведь были легендарные талисманы декрета Хранителя.
А Чжао Юньлань продолжал идти, и с каждым его шагом один из талисманов сгорал дотла. Когда последний желтый листок обернулся пеплом, раздалось три звонких щелчка, и в руке у Юньланя материализовался длинный кнут. Словно живой, он вытянулся и потянул Юньланя за собой, и вскоре тот разглядел впереди знакомую бледную фигуру, готовую раствориться в тусклом дневном свете.
Нахмурившись, Чжао Юньлань щёлкнул кнутом и подтащил призрачную девчонку к себе. Ван Чжэн давно рассталась со своим пластиковым телом, и дух её оказался ужасно слаб. В глазах, смотрящих на Юньланя, горело спокойствие человека, смирившегося со своей судьбой.
— Ты, я вижу, совсем рехнулась, — прорычал Юньлань и силой затолкал её в часы, не переставая ругаться. Его сердце готово было взорваться в невыносимой, давящей на него хватке. — Хуже места, блядь, просто нельзя было подобрать!
Забрав Ван Чжэн, он собрался было повернуть назад, но кое-что заставило его остановиться.
Там, где раньше была Ван Чжэн, стоял огромный каменный монумент в много метров высотой, возвышаясь от земли до самых небес. Полностью чёрный, он был толще у вершины и тоньше у основания, словно гигантский клин, вбитый в землю. Там же, у основания, располагался разрушенный алтарь, весь исписанный символами Ханьга. На землю с него стекала свежая кровь: на алтаре кто-то совсем недавно провёл жертвоприношение.
Стоило Юньланю заметить монумент, и на его поверхности проступила тысяча искажённых страданием лиц, поползла друг по другу, душераздирающе завывая. Какофония множества жутких криков пронзила уши: кошмарный визг, умноженный в тысячи раз, попросту невозможно было выносить.
Чжао Юньлань схватился за грудь, чувствуя, как давление становится нестерпимым. В голове всё слилось в один жуткий высокий крик, и от чудовищной острой боли его вывернуло кровью. Он больше не чувствовал рук и ног, только понял, что силы оставили его окончательно: у Юньланя подогнулись колени, и он рухнул на землю.
Всё вокруг затопило темнотой. Только в груди болезненно пульсировало сердце.
А потом пришло онемение.
Отключаться было нельзя, и Юньлань окровавленными пальцами вытащил из ботинка нож, собираясь взрезать себе ладонь.
Но что-то остановило его, что-то мучительно холодное притянуло его в объятия. Среди удушливого запаха крови Юньлань уловил вдруг знакомые нотки: едва ощутимый прохладный запах, присущий обитателям преисподней.
Неужели… Палач Душ?
Чжао Юньлань выронил нож и потерял сознание.

Плащ Палача Душ окутал их обоих стеной чёрного тумана, через которую ничто не могло пробиться, и туман этот взвился до небес, отрезав весь окружающий мир от этого кусочка земли.
Прижав Чжао Юньланя к себе, Палач Душ приказал:
— Выходи!
Костяная фигурка послушно вылезла из часов, свесив несуразно большую голову, и Палач Душ смерил скелетика взглядом.
— Возвращайся на место.
Кукла послушно обернулась серым туманом, который свернулся клубком и исчез у него в рукаве.
Ван Чжэн тоже вышла наружу и взволнованно посмотрела на Чжао Юньланя.
Палач Душ смерил её ледяным взглядом, пугающим до мозга костей, и призрачное тело Ван Чжэн пробрала дрожь.
Наконец, он отвернулся, чтобы опуститься на землю, и осторожно устроил Юньланя в своих объятиях.
— Не мне тебя судить. Ты его подчинённая. Жди.
Она послушно отлетела прочь и замерла у самого края туманной стены.
А Палач Душ словно опасался опускать свою ношу на землю, хотя Юньлань к тому времени уже столько натерпелся, что его бы точно не испугала грязь. Приглядевшись, Ван Чжэн поняла, что лезвие глефы Палача Душ покрыто пятнами тёмной крови.
Из чёрного рукава появилась бледная рука и мягко утёрла кровь с уголка губ Юньланя. Коснувшись его лица, Палач Душ склонился к нему, словно желая поцеловать: он вёл себя так, будто грубый и злой Хранитель в его руках был хрупким, драгоценным сокровищем.
Ван Чжэн удивлённо распахнула глаза.
Юньланю потребовалось много времени, чтобы прийти в себя, а очнувшись он понял, что опирается на чьё-то плечо, и скривился: его словно выдернули из комы, не оставив ни капли жизненной силы.
С трудом открыв глаза, он поднял голову:
— Вы…
К его губам прижался твёрдый палец. Палач Душ устроил ладонь напротив его сердца и мягко произнёс:
— Не нужно слов. Сосредоточься.
От его пальцев по телу Юньланя медленно растеклись ледяные струйки энергии, и тот невольно содрогнулся, принимая дар, и постарался расслабиться, позволив прохладе охватить себя целиком. Отключил все защитные механизмы и передал свою жизнь в знакомые руки.
Жёсткая и яростная натура Палача Душ порождала морозный, жгучий поток энергии, и бурлящий в теле Чжао Юньланя хаос под его властью постепенно улёгся и успокоился.
Юньлань всегда восхищался этим таинственным существом, с тех самых пор, как декрет Хранителя оказался в его руках. Они множество раз работали вместе в критических ситуациях, и ни разу за это время Чжао Юньлань не видел Палача Душ вышедшим из себя.
Тот всегда хранил ледяное спокойствие и оставался вежливым и максимально сдержанным, держа в надёжных цепях свою жестокую суть, и не позволял пробиться на поверхность даже крупице того, что наверняка творилось у него внутри.
Говорят, в ограничении можно постичь настоящую свободу. Если кто-то многие тысячи лет скрывал бушующую внутри бурю, этот кто-то либо проводит свои дни в страданиях, либо уже давно находится на уровень выше всех остальных.
Дождавшись, пока болезненная духовная пытка отступит, Чжао Юньлань неохотно открыл глаза и сел.
— Благодарю. Можно сказать, мне снова повезло.
Палач Душ отпустил его как будто с неохотой и слегка отодвинулся, ответив:
— Я рад помочь… Но Хранителю не следовало игнорировать моё предупреждение.
— Всё эта глупая девчонка виновата, — пожаловался Юньлань, ткнув в неё пальцем. — Я ужасно переживал, она же работает на меня. Не мог ведь я бросить её здесь умирать? — Его лицо потемнело. — А ну иди сюда, живо!
Ван Чжэн молчаливо подлетела ближе, и Юньлань резко щёлкнул кнутом: Ван Чжэн зажмурилась, но удар её не коснулся — только хлестнул по земле, оставив глубокую отметину.
— Смотри на меня. И подойди ближе. Женщин я не бил и не собираюсь, — буркнул Юньлань, и кнут в его руке обернулся бумажным талисманом и пёрышком опустился ему на ладонь. Один из уголков был мокрым от крови. — Даже официальный приказ не заставит тебя прислушаться ко мне, так?
Ван Чжэн молча опустилась перед ним на колени.
— Ты мне это брось, — резко приказал Юньлань, не двигаясь с места. — Давай, поднимайся. Нечего кланяться, я забыл кошелёк в машине, и красного конверта* тебе не видать.
Ван Чжэн с силой закусила губу.
Чжао Юньлань, бросив на неё рассерженный взгляд, вытащил сигарету, но чужая рука ловко выхватила и выбросила её.
Юньлань только устало потёр нос, борясь со странным чувством дежавю.
— Я читал твой файл, — сказал он, растирая пальцы и не зная, куда их девать. — Ты умерла в 1713 году, на второй год гражданской войны в клане Ханьга. Скажи, почему сейчас? Это ты принесла жертву у подножия столба? Что это вообще такое?
— Это не просто столб, — сказал Палач Душ. — Это Столп Природы.
Знакомое название. Чжао Юньлань, подумав, нахмурился:
— Одна из четырёх реликвий?
— Хранителю многое известно, — кивнул Палач Душ.
Сначала солнечные часы, теперь это… Четыре мистических артефакта столетиями были безвозвратно потеряны и разбросаны по миру, а Чжао Юньланю за каких-то полгода довелось повстречаться уже с двумя из этих древних реликвий. Может, стоило начать закупаться лотерейными билетами?
Любитель теорий заговора в его голове начал нашёптывать Юньланю о множестве странных деталей разом: тихий офис в университете Дракона, голодный дух, искавший Ли Цянь, пропавшие солнечные часы и преступные звери-призраки, а кроме того… Предостережение Палача Душ.
Отогнав остальные мысли, Чжао Юньлань сосредоточился на главном:
— Что из себя представляет Столп Природы?
— Людям нравится думать, что жизнью и смертью управляют боги и духи, но это ложь. Зло и добро существовало в мире с самого начала времён. Самое древнее, самое первое суждение было выбито на Столпе Природы, чтобы отличать добро от зла. В этом конусе сплелись миллионы горных и речных духов, и он простирался от девяти небес до самых глубин преисподней. На его поверхность было нанесено описание восемнадцати уровней ада, и Книга Жизни и Смерти исходит из высеченных на нём суждений. С тех самых пор, как Столп был создан, люди поверили в существование горных и речных духов. — Помедлив немного, Палач Душ добавил: — Предназначением Столпа Природы было подавление призраков. Со временем внутри него оказались заточены более миллиона злобных душ. Кто мог подумать, что люди воспользуются шансом обречь своих врагов на вечные мучения. И обычный человек просто прошёл бы мимо, но ты… — Палач Душ снова замолчал, словно раздумывая над своими дальнейшими словами. — Твоя душа неустойчива от рождения, поэтому тебе так сильно досталось.
— Моя душа? — Чжао Юньлань никогда раньше такого не слышал. — Всё с ней нормально, что значит «неустойчива»?
Помолчав, Палач Душ ответил:
— Обычно люди рождаются с тремя огнями души: в голове и обоих плечах. Но у тебя не хватает огня левого плеча: в старину подобное называли проделками злобных призраков. В этом и кроется причина нестабильности твоей души. Прошу, Хранитель, впредь тебе следует быть осторожнее.
Чжао Юньлань покосился на своё левое плечо и спросил:
— Значит, с помощью магии Луобула люди Ханьга пользовались Столпом Природы?
Палач Душ кивнул:
— Они отрубали людям головы, сжигали тела и тёмной магией запирали их души в долине. Конус затягивал их, а Ханьга с помощью черепов управляли своими мёрвыми соперниками.
— А что насчёт неё? — Чжао Юньлань указал на Ван Чжэн.
Палач Душ взглянул на неё, и Ван Чжэн под его взглядом поёжилась, словно её пронзили насквозь, заглянув во все до единой прошлые жизни.
— Ей отрубили голову, но тело уцелело, и душа не досталась Столпу.
Ван Чжэн горько улыбнулась:
— Я была тогда совсем юной. Умерла, затаив злобу, и завладела телом другого человека. А потом меня приютил бывший Хранитель и взял под свою защиту. Ван Чжэн… Так звали девушку, тело которой я захватила. А меня на самом деле зовут Гэлань. Я была дочерью главы клана, погибшего в той гражданской войне.
Чжао Юньлань с неудовольствием мельком подумал, что его отдел полнится детишками из богатых и власть имущих семей.
— Лидера мятежников звали Сан Цзань. Его мать прислуживала моей матери. В нашем клане не было обычных людей: ты был рождён либо знатным, либо рабом, и Сан Цзаню выпала судьба оказаться слугой. Однако он выделялся среди остальных своей смелостью и отвагой, и мой брат поставил его во главе боевых скакунов. В клане его многие очень уважали. — Ван Чжэн горько усмехнулась. — Но будь ты хоть самым отважным рабом на свете, твоя жизнь всё равно ценилась не более жизни паршивого пса или свиньи. Тебя могли продать или убить по любой прихоти. Ты мог даже разбогатеть, но это не принесло бы тебе чести. А однажды девушка-служанка понесла от моего отца. Мама была в ярости… Та девушка была младшей сестрой Сан Цзаня. Не зная, как ещё выместить свой гнев, матушка велела казнить мать Сан Цзаня, а мой брат убил его отца. А сестра… Вскоре сама повесилась.
— Твой отец был тем ещё мудаком, — хмыкнул Чжао Юньлань, жуя вяленое мясо.
Заметив, что он в ужасном настроении, Палач Душ кашлянул и спросил:
— У подножия Столпа раньше была табличка, перечисляющая запертые в нём души. Я видел, она на месте, но все имена на ней стёрты. Это тоже случилось во время войны?
Ван Чжэн кивнула:
— Сан Цзань привёл своих сторонников к победе и добрался и до этого места… До Столпа Природы. Сказав, что все люди в клане впредь должны быть равны, он уничтожил имена, записанные на каменной табличке. Мой отец, мать, мой брат и прочая знать, их последователи и воины — все были повешены в доме смотрителя на вершине горы. А в клане Ханьга с тех пор и думать забыли о рабстве.
— А с тобой что? — спросил Чжао Юньлань. — Тебя не казнили, потому что ты втайне помогала Сан Цзаню, ведь так?
Ван Чжэн уронила голову.
— Мы с ним знали друг друга с детства. Я приютила его и спрятала, когда за ним охотился мой отец. Не хотела, чтобы он умирал, но я даже не думала, что всё в итоге так обернётся…

Примечание к части

*В красных конвертах в Китае принято давать немного денег на счастье детям, членам семьи, друзьям или сотрудникам с пожеланием удачи.

Чжао Юньлань нахмурился:
— И что было дальше?
Ван Чжэн не ответила, опустив глаза. Казалось, она была в трансе.
— Мне было всего семнадцать. Ничего не знала о мире, была наивной и глупой. Видела только то, что происходило со мной, и думала, что впереди у меня только один путь. Я… Мы с Сан Цзанем были близки с самого детства. Пусть он и был рабом, для меня он был членом семьи. Конечно, я не могла допустить, чтобы отец убил его.
— И ты спрятала его от родителей, как школьницы прячут любовные записочки, — нетерпеливо выдохнул Юньлань.
Ван Чжэн слабо улыбнулась, но улыбка сразу пропала с её лица.
— Почти. В то время я во всём винила отца. Мне было стыдно… Он был великим лидером, как же он мог так поступить?
Чжао Юньлань мрачно молчал, но его взгляд слегка смягчился.
— Существует ли место, — вздохнула Ван Чжэн, — где все свободны и все равны?
— Да, — резко вдохнул Чжао Юньлань.
Ван Чжэн и Палач Душ оба обернулись к нему. На губах у Юньланя запеклась кровь, а лицо выглядело особенно бледным. Он был до крайности изнурён, но его глаза по-прежнему ярко сияли, словно ничто в этом мире не могло бы загасить это пламя.
— В смерти мы все равны, — тихо сказал он.
Лицо Палача Душ было неразличимо под маской чёрного тумана, но услышав эти слова, он немедленно возразил:
— Разве это не означает отсутствие надежды? В чём тогда смысл жизни? Хранитель слишком пессимистичен.
— Лишь на поверхности, Ваша Честь, — сказал Юньлань, подняв голову. — Что из себя представляют равенство и справедливость? Всегда есть люди, с которыми обходятся справедливо, и те, которым везёт меньше первых. Если кто-то голодает, для него равенство состоит в отсутствии голода. А когда не станет голода, равенство будет определяться достоинством. И даже на ступеньку выше всё равно останутся идиоты, считающие себя выше других, и разубедить их сможет только смерть, не так ли? Справедливость, Ваша Честь, у каждого человека своя.
— Ничего подобного, — усмехнулся Палач Душ.
Чжао Юньлань хмыкнул и сменил тему:
— Сан Цзань выиграл войну, казнил твоего отца и отменил рабство. Что было дальше?
— Старейшины собрались вместе и выбрали лучшее решение для всех семей, — сказала Ван Чжэн. — Его предложил Сан Цзань. Он был необразован, но знал, чего хочет его народ. Сейчас это называют демократией. Наверное, людям всегда хочется одного и того же.
Чжао Юньлань подогнул под себя ногу и опёрся обеими руками на колено, удобно устроившись в этой странной позе.
— Тогда тебя и казнили? — спросил он, и его слова острым лезвием пронзили сердце Ван Чжэн.
Она застыла в изумлении и заметно погрустнела, и когда присутствующие уже решили, что продолжения не будет, снова заговорила:
— Я… Мне негде было жить, и меня приютил Сан Цзань. Работать я не умела: всё, чему меня научила матушка — это красиво одеваться и указывать слугам. Я не могла охотиться, даже о доме заботиться не могла… А однажды одна девушка захотела замуж за Сан Цзаня, и её отец пришёл договариваться о браке. Сан Цзань отверг его предложение, и девушка в отчаянии убежала в горы. Когда её нашли, она была мертва: упала с обрыва и разбила голову о камень. Её отец в своей скорби решил во всём обвинить меня: я была дочерью прошлого главы и, должно быть, прокляла соперницу… Так меня и решили казнить.
У Ван Чжэн затряслись плечи. Она всем сердцем верила, что её отец поступает неправильно, что рабство — это неправильно, ведь рабы тоже были людьми и не заслуживали жизни, подобной скоту. Она была как Сан Цзань — хотела для своего клана равенства, свободы и счастья.
А они всё равно её ненавидели.
— Отец погибшей девушки провёл голосование: люди, желающие моей гибели, должны были поднять руки, а остальные — воздержаться.
На слове «гибель» её голос дрогнул, и Ван Чжэн заплакала.
В тот день собралась большая толпа, и одна за другой руки взмывали в воздух подобно волне. Сверху собрание выглядело как сборище злобных духов в глубинах преисподней. Почти все руки были подняты, и люди смотрели на связанную перед ними девушку холодными пустыми глазами, полными садистского удовлетворения.
Большинство хотело убить её. Мечтали лишить её головы.
Будь в её сердце даже тысяча светлых огней, это уничтожило бы их на корню, даже пепла бы не осталось.
Они забыли о том, что она сделала. Поверили, что и тогда у неё имелся двойной умысел.
Слёзы капали из глаз Ван Чжэн, оборачиваясь у самой земли серым туманом и растворяясь в воздухе. Её фигура стала ещё прозрачнее. Она умерла триста лет назад, и слёз у неё быть попросту не могло, но сейчас её сердце вновь разбилось на мелкие осколки, и душа сгорала в пламени муки.
— Не плачь, — мягко попросил Чжао Юньлань, приподняв её за подбородок, утёр слёзы и прижал укрепляющий талисман к её лбу.
Перестав плакать, Ван Чжэн подняла голову и увидела, что его пронзительный взгляд теперь смягчился, и это поразило её до крайности.
Вскинув руку, Чжао Юньлань тихо приказал:
— Давай внутрь.
Словно он давно уже знал о ней правду, до самого последнего слова.
Невидимая бережная рука потянула её в зеркало прозрения.
— Я выпущу тебя, когда будет возможность, — пообещал Чжао Юньлань.
Ван Чжэн исчезла, и они с Палачом Душ остались вдвоём.
Чжао Юньлань прикрыл глаза. Он очень, очень устал.
Палач Душ помолчал, а потом осторожно тронул его за плечо:
— Не спи. Если уснёшь, твоя душа снова окажется в опасности. Ты сможешь отдохнуть чуть позже… Скажи, в груди всё ещё болит?
Чжао Юньлань с силой потёр местечко между бровей и хрипло выдохнул:
— Я в порядке. Всё из-за того, что эта девчонка мне подмешала. До сих пор голова кругом.
— Я провожу тебя к своим и вернусь к Столпу Природы.
Чжао Юньлань, взмахнув рукой, старательно притворился полным энергии и взмолился, не устояв:
— Можно я покурю?
Ответное молчание он радостно засчитал за уступку и зажёг сигарету. Затягивался жадно и глубоко, как наркоман, и Палач Душ не увидел ни одной дымной струйки: всё до последнего клочка Чжао Юньлань торопливо втянул в себя и сразу почувствовал себя немного лучше.
— Вот теперь всё точно нормально. Предпочитаю рассматривать рвоту кровью как очищение организма. Эта штука попросту застала меня врасплох, вот и всё. Не нужно меня провожать, Ваша Честь, Столп сейчас важнее. В прошлый раз из-за нашего промедления кто-то наложил руки на солнечные часы, так что не стоит тратить на меня своё время.
— Сколько ты успел увидеть в прошлый раз? — сухо уточнил Палач Душ.
— Я же не слепой, — сощурился Чжао Юньлань. — И страж преисподней выдал мне приказ об аресте призрачных зверей. Кто же за всем этим стоит, и кто посмел бросить вам вызов? — Палач Душ не ответил, но Юньлань мгновенно уловил перемену его настроения. — Можете не отвечать. Только предупреждайте заранее, Ваша Честь.
С этими словами Юньлань поднялся на ноги и выбросил окурок в снег, и правда чувствуя себя лучше, а затем вытащил мятый бумажный талисман и запихал в рот.
— Чёрт, как трудно жевать… Начнём, Ваша Честь?
Палач Душ кивнул, и туманная стена разом исчезла.
Перед ними снова стоял Столп Природы.
Чжао Юньлань с трудом проглотил успокаивающий душу талисман, но всё равно всем телом сразу почувствовал дикую и жестокую силу, которой тянуло от Столпа. Сунув руки в карманы, Юньлань выпрямился, глядя на колоссальный монумент: в сечении это сооружение было восьмиугольником и вгрызалось в землю, проникая наверняка до самого центра.
Палач Душ вышел вперёд, сложив перед собой ладони, и в мгновение ока поднял в воздух чудовищный вихрь чёрного тумана. Штормовой ветер сорвал с него капюшон, но Палач Душ остался совершенно спокойным.
— Призраки гор! — воззвал его гулкий голос.
Столп Природы мелко задрожал, а за ним затряслась земля под ногами и сами горы. Ответный вопль пришёл из долин и холмов, громовая волна: словно божество, спящее под ледяной коркой, проснулось и закричало, заставив небеса в ужасе потемнеть.
Чжао Юньлань с трудом держался на ногах в этой буре, но сквозь пелену вокруг всё равно сумел разглядеть призрачные фигуры, складывающиеся в застывшие кадры.
Ван Чжэн в юности, совсем ещё наивная девчонка. Красивый молодой парень с окровавленным лицом и в рваных одеждах, улыбающийся ей свысока. Здоровенный топор врезался в каменную табличку; тропа, что заканчивалась у ног этого парня, была залита кровью и усыпана трупами.
Те, кто остался в живых, жадно следили за каждым его движением.
Уничтожив табличку, парень ненадолго замер, а потом вскинул голову и хрипло закричал что-то прямо в небо: языка Юньлань не знал, но всё и так было ясно.
Окровавленный, в пыли и грязи, он заявлял небесам о своей победе, но его черты искажала горечь и негодование. После тысячи лет рабства, первый глоток свежего воздуха заставил слёзы подкатиться к его глазам.
Молчаливая ранее толпа присоединилась к нему, и воздух содрогнулся от крика, эхом раздавшегося в долине.
На этом иллюзия рассеялась, и Столп Природы угрожающе приподнялся в воздух.
— Души рек! — проревел Палач Душ.
Чжао Юньлань стоял неподвижно, и Столп Природы отражался в его зрачках. Зажмурив горящие от ветра глаза, Юньлань накрыл ладонью часы, предлагая запертой внутри призрачной девушке капельку утешения. Разделяя её одиночество и печаль длиной в несколько столетий.
Его уши пронзил резкий визг, и Чжао Юньлань невольно пригнулся, чувствуя, как кружится голова. А визг нарастал и нарастал, набирался плотности и давил, словно кто-то с хохотом скрежетал кривыми когтями по стеклу.
Когда этот жуткий звук взвился до невыносимой высоты, раздался в стороны, заполняя собой всё вокруг, Юньланя отчаянно замутило.
Палач Душ мгновенно призвал послушный ему туман и снова отрезал их с Юньланем от мира и окружающих звуков. Столп Природы с грохотом рухнул обратно в землю.
Чжао Юньлань ощутил во рту привкус крови.
— Что это было?
В фигуре обычно спокойного Палача Душ отчётливо отразилось беспокойство.
— Я перестарался. Нужно было действовать осторожнее. Это были крики десяти тысяч духов.

Палач Душ сел на землю и быстро восстановил своё обычное присутствие духа.
— Столп Природы стоял здесь несколько тысяч, а то и миллионов лет. Когда Сан Цзань стёр имена заключённых в нём призраков, они должны были обрести свободу, но кто бы мог подумать… Обычно призраки не умеют плакать. А эти воют так громко, что разрушают самих себя изнутри. Никто из нас не способен выдержать мощи этого плача; сами горы могут обрушиться.
Юньлань смотрел на него в молчании.
— Произошедшее выходит за рамки моих ожиданий, — признался Палач Душ.
Не успел Юньлань ответить ему, как его часы ярко вспыхнули, и белый прозрачный туман упрямо ринулся к Столпу Природы.
Однако прежде, чем Ван Чжэн полностью выбралась из часов, Юньлань живо обвил её тонкой нитью, словно паутиной, надёжно удерживая на месте.
Ван Чжэн обернулась, едва сдерживая слёзы, но Чжао Юньлань только сощурился и холодно произнёс:
— Однажды ты уже от меня сбежала. Если позволю тебе провернуть тот же трюк во второй раз, можешь отрезать мне голову и использовать её в качестве баскетбольного мяча.
Ван Чжэн только сжалась и опустила глаза, не выдержав его сурового взгляда.
— Хранитель, — напомнил ему Палач Душ, — тебе следует держать себя в руках. Не время злиться понапрасну.
Юньлань кивнул: своих сотрудников он мог попрекать, сколько вздумается, но Палачу Душ возражать не стоило.
— Думаешь, духи возрадуются, если ты принесёшь себя в жертву? — спросил он у Ван Чжэн. — Объясни, ты правда веришь, что «вера может сдвинуть горы», или тебе просто не терпится покончить с собой? — Его снова накрыло волной злости. — Или ты просто дура?
Шрам на шее Ван Чжэн засиял ярче, и талисман на её лбу затрепетал в воздухе. Выглядела она словно зомби из плохого фильма ужасов, над которым никому не хочется смеяться.
Чжао Юньлань избавился, наконец, от скопившегося гнева и, успокоившись, пересел поближе к Палачу Душ и мягко предложил Ван Чжэн:
— Ты тоже присядь.
Шёлковые нити взметнулись в воздух и образовали небольшой стульчик, вполне по размеру для хрупкой девушки.
Может, на неё слишком многое навалилось — в жизни и после неё — но Ван Чжэн никогда не отличалась свойственным её людям упрямством: она всегда казалась отстранённой, расстроенной и тихой.
И сейчас она только склонила голову, пряча лицо за волосами.
— Есть кое-что, — произнёс Юньлань, старательно придерживаясь ровного тона, — о чём чужаки могут только догадываться. Знаешь, о чём я говорю?
Ван Чжэн молча вскинула на него глаза.
— Судьба, — вздохнул Юньлань. — То, что произойдёт, несмотря ни на что. Невозможно изменить судьбу.
— Как ты это понял? — тихо спросила Ван Чжэн.
— Достаточно взглянуть на Сан Цзаня. Люди веками оставались рабами, и до его появления никто даже не думал о восстании. Столь необычный и храбрый человек, он даже в смерти оставался бесстрашным, но никому не мог позволить задеть свою гордость. А гордость мужчины не имеет ничего общего со славой и богатством: всё сводится к тому, чтобы защитить свою жену и детей и обеспечить их на всю жизнь, не правда ли?
Услышав его слова, Палач Душ не удержался от вопроса:
— Хранитель говорит о себе?
— Моя судьба мне неподвластна, — пожал плечами Юньлань, недоумевая, почему Палача Душ может интересовать столь простой вопрос. — Но если кто-то по велению сердца последует за мной, будет заботиться и беспокоиться обо мне, а я не смогу защитить этого человека… Зачем тогда всё это? Никогда себя не прощу.
Палач Душ спрятал руки в рукавах и стиснул кулаки, не справляясь с эмоциями.
— Хранитель — настоящий романтик, — его голос упал на пару тонов, — остаётся только гадать, кому именно настолько повезёт с партнёром.
— Что? — Юньлань взглянул на него с искренним удивлением и тихо хохотнул. — Вы льстите мне, Ваша Честь. Вон, даже мурашки по коже.
Палач Душ слегка рассмеялся, но ничего не ответил и сменил тему:
— Ради своего племени и свободы своих людей Сан Цзань совершил тяжкое преступление, но оно принесло ему победу: его желание стало реальностью, но вряд ли он мог вообразить, что за этим последует.
— Будь я на его месте, — сказал Юньлань, — и моя любовь погибла бы в результате моих же действий… Я бы возненавидел своих людей сильнее, чем прежних хозяев.
— Так и есть, — сказал Палач Душ, глядя на Столп Природы сквозь призрачную стену. — И эту ненависть ничто не способно смыть.
От его тона даже Ван Чжэн стало зябко, и она придвинулась поближе к Чжао Юньланю.
— Сан Цзань видел, как тебя казнили? — спросил тот.
— Они схватили его, — покачала головой Ван Чжэн. — Отец той девушки сказал, что я заморочила ему голову, и они заперли его, чтобы сам себе не навредил.
— А после казни он спрятал твоё тело? — уточнил Юньлань.
Ван Чжэн кивнула.
— Так значит, вся эта сказочка про необходимость нормальных похорон была ложью?
Ван Чжэн низко опустила голову и кивнула.
Нахмурившись, Юньлань сухо приказал:
— Чтобы больше я такого не слышал.
— Сан Цзань позаботился, чтобы тебя похоронили в воде? — спросил Палач Душ, чувствуя перемену настроения.
— Да, — ответила Ван Чжэн. — В моём племени верили, что горы символизируют плен, а реки — бесконечное полотно свободы и света. Бандитов и преступников казнили в горах, а тела власть имущих спускали вниз по реке. Сан Цзань откопал мою голову и выкрал моё тело, сшил их вместе и поменял местами меня и другую девушку, умершую случайно. Всю ночь он провёл рядом со мной, а наутро моё тело спустили в воду.
Пальцами она бережно коснулась ошейника из алых стежков на своей шее. Обычно эта картина казалась пугающей, но сейчас она вызывала лишь жалость.
Каково Сан Цзаню было омывать её лицо, прикасаться к ней, уже мёртвой, а после ещё и пришивать её голову к телу?
И ему даже не довелось рассказать Ван Чжэн о своих чувствах, спрятанных глубоко внутри.
Как абсурдно и жестоко течение времени: стоит тебе замешкаться, и от всей твоей жизни уже ничего не осталось, кроме тоски и разбитого сердца. И пути назад уже нет.
Воцарилось молчание: все трое погрузились в свои мысли.
— Река унесла моё тело, — наконец, заговорила Ван Чжэн, — но я осталась с Сан Цзанем. Присматривала за ним. А он стал совсем другим человеком. Изначально три человека в племени могли созвать общее голосование: Сан Цзань, тот мужчина, что организовал мою казнь, и один из уважаемых старейшин. Сан Цзань женился на его внучке, и вместе они подставили моего обидчика. Вскоре он был казнён.
Юньлань вытащил сигарету и втянул запах табака.
— Прошёл ещё год, и старейшина умер: все думали, что от старости, но на самом деле его отравил Сан Цзань. — Брови Ван Чжэн болезненно дрогнули, словно она до сих пор не могла в это поверить. Как храбрый воин, которого она любила, превратился в труса, негнушающегося ядами? — А затем и свою жену, а потом и сына, что только научился ходить… Собственную плоть и кровь. — Пальцы Ван Чжэн сжалались на её платье. — Каждой своей жертве он втайне отрезал голову и закапывал их на вершине горы, а к телу подкладывал камни, чтобы они опускались на самое дно реки. В конце концов, в племени никто больше не мог противостоять ему, и все искренне поверили, что следуют за ним по собственной воле. Он стал их новым главой.
Главой, чьим единственным желанием было уничтожить собственное племя.
Однажды отважный и полный добродетели парень превратился в злодея; тот, кто провёл всю ночь у тела своей возлюбленной, стал хладнокровным убийцей… Как и те беспечные люди, что пожелали отрезать голову невинной девушке и навечно поработить её душу.
— Через пятнадцать лет после моей смерти разразилась новая гражданская война. Бывшие рабы обратились друг против друга, и потерь было ещё больше, чем прежде. Долину заполонили трупы, рядом с которыми рыдали окровавленные дети. Стервятники кружили в воздухе, не решаясь спуститься… Потому что Сан Цзань привёл всех, кто остался в живых, к Столпу Природы, и их всех поглотил огонь; оказавшись со всех сторон окружённым пламенем, Сан Цзань склонился над каменной табличкой. Все имена, что были стёрты с неё, снова были высечены в камне. А пламя… Оно горело долго, очень долго, пока не выжгло долину целиком. И Столп Природы возвышался над ней, словно напоминание о нашем позоре…
Десять тысяч душ не стали бы кричать без веской на то причины.

Грубо прервав её трагический рассказ, Чжао Юньлань потёр ладони между собой.
— Хватит о прошлом. Давай обсудим нашу стратегию.
Палач Душ промолчал. Ван Чжэн собиралась было что-то сказать, но Юньлань бросил на неё гневный взгляд:
— Молчать. Не тебя спрашиваю.
— Столп Природы подавляет души. Не только несправедливо погибшие, но и все остальные: любая душа в этом заключении в конце концов возжелает мести, — негромко произнёс Палач Душ и ровно добавил: — Вариантов у нас немного: уничтожить Столп или силой запечатать запертые в нём души.
— Ваша Честь, — удивлённо моргнула Ван Чжэн, — что вы имеете в виду?
— Он имеет в виду, что если Столп нам не по зубам, ему придётся вручную расправиться с пленными душами. Расколотить их все на мелкие осколки.
Ван Чжэн зажала рот рукой.
— Казнь без должных оснований несправедлива, — покачал головой Палач Душ.
Значит, выбора не было.
Воцарилось молчание.
Чжао Юньлань, сидя на земле, долго смотрел на пляшущий огонёк зажигалки, а потом вдруг заговорил:
— Я вспомнил: по пути наверх мы встретили стража преисподней с бумажным фонарём. На дороге, ведущей к Речной Деревне. Разве он мог просто так пройти мимо Столпа, словно ничего не произошло?
— Он вёл за собой сотни душ, — отозвался Палач Душ, — а это занятие, требующее предельного внимания.
Чжао Юньлань бросил на него подозрительный взгляд, но приберёг свои сомнения на потом.
— Четыре реликвии были потеряны так давно… Ваша Честь, почему сейчас? К солнечным часам нас привёл случай, но в этот раз... Вы ведь появились здесь не случайно?
Осознав свою ошибку, Палач Душ не нашёлся с ответом: его собеседник был слишком умён. Может, Юньлань и выглядел легкомысленным дурачком, но за этим ярким фасадом прятался недремлющий острый ум. Который в любой истории с лёгкостью мог нащупать несостыковки.
Почуяв слабину, Юньлань надавил сильнее:
— У вас рукава в крови, Ваша Честь. А я вот никогда раньше не слышал о призрачных зверях, явившихся за солнечными часами. И преисподняя загадочно молчит. Так что же они такое? Из воздуха такая гадость взяться не может, а значит, кто-то за этим стоит. И реликвии… Люди множество раз до смерти бились за право обладать ими, верно? Почему вы так надолго оставили их на земле?
Если подумать, Палач Душ всегда вёл допрос, и быть по другую сторону баррикад ему ещё не доводилось. Замкнувшись, он надолго замолчал, подыскивая правдоподобное объяснение, и в конце концов ровно выдохнул:
— Прости, но я не могу тебе сказать. — Лгать Хранителю было неправильно. Лучше придерживаться простой правды. — Я знаю ответ, но не могу раскрыть его тебе.
Правда всегда даётся легче любых историй.
Чжао Юньлань зажёг очередную сигарету и затянулся: мысли его были ведомы только ему одному.
Но вопросы он задавать перестал. Поднялся на ноги, достал пустую сигаретную пачку и вытряхнул оттуда рисунок с восьмиугольником.
— Ты знаешь, что это означает? — спросил он у Ван Чжэн. — Это же письмена Ханьга?
— Отец рассказывал мне что-то такое, — отозвалась она. — Восьмиугольник — это гора, а круг за его пределами означает воду.
— Он тебе часом не наврал? — хмыкнул Чжао Юньлань. — Неужели у твоего безграмотного клана не было другого символа для горы?
К счастью, Ван Чжэн была воспитанной девушкой, умеющей подавлять порывы ударить шефа по лицу.
— Восьмиугольник представляет собой божественную гору, на которой стоит Столп Природы, — объяснила она. — Приходить сюда было разрешено только главе клана.
— Но вокруг этой горы нет ни одной реки, — нахмурился Чжао Юньлань.
— Прошло много лет, — нерешительно возразила Ван Чжэн, — местность могла измениться.
— Невозможно, — отрезал Юньлань, — если восьмиугольник в круге означает гору, окружённую реками, это ещё можно понять. Но круг не может означать просто “воду”, в письменности Ханьга нет других примеров подобной двойственности.
Ван Чжэн поражённо уставилась на шефа: она всегда считала его хорошим, но не слишком трудолюбивым человеком, а он за несколько дней сумел так хорошо узнать традиции клана Ханьга.
Вскинув голову, Юньлань посмотрел в сторону Столпа:
— Духи гор и рек… Люди Ханьга много поколений пользовались Столпом Природы и защитной магией Луобула. Должно быть, им было известно нечто большее: если похороны в воде способны уберечь душу от плена, то я нахожу весьма странным тот факт, что круг снаружи восьмиугольника обозначает воду.
— Хранитель предполагает, что в воде кроется слабость Столпа?
— Почему бы не попробовать? — усмехнулся Чжао Юньлань.
Палач Душ поднялся на ноги, а Юньлань махнул рукой Ван Чжэн и нетерпеливо постучал пальцем по часам.
Она послушно втянулась внутрь.
Палач Душ позволил туману исчезнуть и вытянул руку над снежным покровом: сугробы вокруг Столпа мгновенно начали таять, потекли шустрыми ручьями к его основанию.
Дрожащая башня чудесным образом замерла, словно схваченное льдом древнее чудовище.
Палач Душ приблизился и остановился у края маленького озерца, глядя оттуда на Столп. Всё больше и больше снега таяло под его повелевающей рукой, и ручей среди замёрзших гор окреп и набрался сил, а затем пробился сквозь снежный покров и змеёй обвился вокруг Столпа.
А Чжао Юньлань услышал далёкое эхо. Услышал сразу, как пропала туманная стена. Подумал сначало, что в этом снова виноват Столп, но вскоре различил в отдалённом шёпоте отчётливые слова:
— Ещё не стар… Ещё не стар, но опустошён…
На Юньланя накатило странное знакомое чувство — как тогда, после землетрясения. Голос приблизился, очаровал его, потянул за собой.
— Камень, ещё не стар, но опустошён, — пробормотал Юньлань, невольно отзываясь на этот зов, — вода, ещё не холодна, но уже скована льдом; тело, ещё не жившее, но уже мертво; душа, ещё не сгоревшая, но расколотая на части…
Палач Душ обернулся к нему: лицо его было скрыто туманом, но острый взгляд пронзил Чжао Юньланя насквозь. Он быстро очухался и с силой потёр лоб: кажется, это была очередная иллюзия. Столп Природы словно пытался отыскать к нему подход и подманить поближе.
Опустив голову, Юньлань заметил на снегу неяркую вспышку белого света: прямо из воздуха за спиной Палача Душ появилась фигура и занесла над ним гигантский топор.
С самого начала этой заварушки Чжао Юньлань не снимал руки с рукояти своего пистолета. И теперь стремительно вытащил его и без промедления нажал на курок.
Пуля вошла противнику прямо в лоб, и в то же мгновение Палач Душ развернулся в чёрном непроницаемом вихре и отразил удар топора своим клинком. Взвизгнул металл, и они отлетели друг от друга; Юньлань увидел, что владелец топора носит белую призрачную маску. Из пулевого ранения на его лбу сочилась тёмная кровь.
Взглянув на Палача Душ, Юньлань закусил губу: таких существ ему встречать ещё не доводилось.
Призрачная Маска поднял руку и стёр со лба кровь, а затем обернулся к Юньланю и растянул губы в жуткой улыбке.
— Хранитель, — прошелестел тихий голос, — прошло несколько тысяч лет, а ты совсем не изменился.
Чжао Юньлань подобными знакомствами похвастаться никак не мог.
Лицо под маской теперь наполовину улыбалось, а наполовину плакало:
— Но раньше ты не был таким безжалостным. Хотя это и неважно: как бы ты себя не вёл, я никогда не забуду, как ты пожертвовал тот огонь…
Палач Душ не позволил ему закончить: лезвие его глефы сверкнуло чёрной кривой, взрезав воздух, и Чжао Юньлань торопливо отступил в сторону, не желая случайно попасться под руку двум божествам, сошедшимся в битве.
Никогда ещё он не видел Палача Душ в таком гневе.
— Шеф Чжао, — раздался голос Ван Чжэн, — кто это такой?
Юньлань зажал в зубах сигарету, натянул рукава на руки и, присев на корточки, недовольно прошипел:
— Откуда мне знать, я что, со всеми должен быть знаком? Я разве выгляжу как человек, у которого много друзей?
Будь Ван Чжэн понаглее, она бы обязательно сказала, что нельзя быть таким бессовестным. Но следуя своей тихой и мягкой натуре, она промолчала.
Чувствуя себя зрителем остросюжетного фильма, Чжао Юньлань затушил сигарету в снегу и согрел дыханием замёрзшие ладони.
— Камень, ещё не стар, но опустошён; вода, ещё не холодна, но уже скована льдом, — пробормотал он и постучал пальцем по часам. — Я тут подумал кое о чём. Надо попробовать.
— Шеф Чжао! — предостерегающе закричала Ван Чжэн, но он не обратил на неё внимания.
Из кармана Юньлань достал связку ключей и выбрал один из них: очень старый, в форме книжки, со стёршимися узорами и выгравированной буквой “Х”. “Хранитель”. Внутри этот ключ был полым.
Держа его в руках, Юньлань направился к Столпу, и вокруг него тут же возникло сразу несколько призрачных зверей, которые окружили его вплотную, но не нападали: только преградили путь к Столпу.
Зевнув, Чжао Юньлань хорошенько потянулся и мягко произнёс:
— Теперь понял. Вы, ребятки, стащили солнечные часы, но зачем вам вообще сдались эти реликвии?
Призрачные звери молчаливо придвинулись ещё ближе к нему.
Юньлань холодно усмехнулся, вытащил сигарету и открыл крохотную книжицу. Внутри пряталась маленькая зажигалка, от которой он спокойно прикурил и закрыл медальон. Сигарету Юньлань взял двумя пальцами и вздохнул:
— В этой жизни больше всего на свете я ненавижу уродливых громил и непокорных псов. А вы, как я погляжу, сочетаете в себе и то, и другое. Я теряю терпение.
Сигарета в его руке взмыла в воздух, как маленькая петарда, и взорвалась огромным хвостатым шаром пламени, который неотвратимо смёл призрачных зверей.
— Истинный огонь Самадхи! — завопил один из них, прежде чем его поглотило ревущее пламя.
Пламя птицы Бифан — особенное: оно всё, что угодно, способно изничтожить до горстки пепла в считанные секунды.
Чжао Юньлань улыбнулся яркому зареву:
— Чего? Истинное пламя или фальшивое, вы что, не слыхали о секретном оружии, которое люди зовут “огненной мартышкой”?
Шар огня устремился к основанию Столпа Природы.

Услышав шум за спиной, Палач Душ резко вывернул запястье, замахнувшись на Призрачную Маску, и торопливо обернулся. Пылающий огненный шар почти ослепил его, и Палач Душ, не сумев разглядеть за этим сиянием Чжао Юньланя, выкрикнул в жутком отчаянии:
— Юньлань!
Призрачную Маску происходящее тоже отвлекло, и он не успел увернуться: лезвие Палача Душ ударило прямо по его маске, но с лязгом отскочило. А Призрачная Маска, словно не желая рисковать своим прикрытием, отлетел в сторону.
Но в тот же миг с хохотом обернулся облаком чёрной пыли и помчался сквозь завесы огня. Его плащ одним взмахом поглотил истинное пламя Самадхи, а сам Призрачная Маска встал перед Столпом Природы лицом к Чжао Юньланю, и звери, окружая Столп, укрылись за его спиной.
Глядя противнику в лицо, Чжао Юньлань спокойно произнёс:
— Это хвалёное пламя птицы Бифан обладает мощью дотла спалить самого Сунь Укуна, а твоему дурацкому плащу хоть бы хны. Должно быть, ты необычное существо.
Растеряв веселье, фигура в маске уставилась на него:
— Я не хочу делать тебе больно, Хранитель. Отойди в сторону.
Юньлань сунул руки в карман и перенёс вес тела на одну ногу: не было нужды в словах, его поза и без них выдавала в нём человека, побывавшего не в одной стычке.
— Ничего себе, — его слова сочились сарказмом. — Да ты просто до усрачки меня напугал.
Палач Душ, подоспев, закрыл Чжао Юньланя собой и обнажённой глефой преградил Призрачной Маске путь. Слишком покровительственным был этот жест, слишком резким, и Юньлань удивлённо уставился ему в спину.
Палач Душ вёл себя странно с того самого момента, как появился этот загадочный человек в маске.
Однако сейчас им всем было не до этого. Стоя за спиной Палача Душ, Юньлань порылся в карманах, бормоча себе под нос:
— Неужели Столп уязвим к огню? Нет. Учитывая, что внутри томятся пленные души, Столп, должно быть, уязвим для всего текучего, включая воду, огонь и даже ветер. Но обычное пламя, вода и ветер слишком слабы, чтобы по-настоящему ему навредить, так?
Нарисованные на маске глаза сощурились, пожирая Юньланя взглядом.
— Не стоит воображать себя самым умным, Хранитель, это непременно доведёт тебя до беды. Прошло уже так много лет, а ты так ничему и не научился.
— Тронешь хоть волосок на его голове, — прорычал Палач Душ, и всех вокруг овеяло жутью, — и я заставлю тебя пожалеть о том дне, когда ты появился на свет.
— Ты? — хмыкнул Призрачная Маска.
Дождавшись, пока утихнет его издевательский смех, Палач Душ тихо произнёс:
— Тебе лучше меня не злить.
Черты лица на маске расплылись, мешаясь уродливыми пятнами, и Призрачная Маска подобно летучей мыши взмыл в воздух, расправил крылья и понёсся навстречу клинку Палача Душ.
Чжао Юньлань в то же самое время метнулся в противоположном направлении. На его пути немедленно возникли призрачные звери, и он перестрелял их всех до единого.
Глаза Призрачной Маски опасно вспыхнули, и он, не обращая внимания на располосовавшую спину чудовищную рану, из которой фонтаном брызнула чёрная кровь, устремился следом за Юньланем.
Тот был занят своими противниками: призрачных зверей вокруг становилось всё больше. Чжао Юньлань с силой пнул одного из них и поморщился — от удара у него онемела нога. Зато с плеча упавшего зверя оказалось очень удобно напасть на Призрачную Маску: в руке Юньланя живо возник его кнут и змеёй метнулся к чужому лицу.
Палача Душ этот выпад не на шутку встревожил, и он едва удержался от того, чтобы заблокировать резкий удар кнута глефой, однако он всё же вовремя опомнился и сдержался.
И хотя пули Призрачной Маске были не страшны, кнута он очевидно побаивался: в одно мгновение он разорвал дистанцию сразу на несколько метров — достаточно, чтобы оказаться вне досягаемости.
Чжао Юньлань слегка улыбнулся.
Призрачная Маска разглядел угрозу в его улыбке, но было поздно. За его спиной раздался оглушительный треск, и на землю с небес обрушились молнии, один за одним поражая призрачных зверей.
Небесная кара живо выжгла Столп Природы от вершины до основания.
Ничто не могло её остановить.
Чжао Юньлань разжал руку, и на землю осыпался пепел, оставшийся от талисмана божественной грозы.
Грешники, за которыми водился злой умысел, непременно оказывались лёгкой целью небесной кары. Будучи злобными по своей сути существами, призрачные звери только облегчили Юньланю задачу: призвать небесную кару на их головы оказалось проще простого.
Однако, даже это не удовлетворило Юньланя. Стряхнув с ладоней бумажную пыль, он лениво протянул:
— Какой урок мы можем извлечь из этой истории? Не стоит излишне красоваться в бою, если не желаешь, чтобы тебя испепелило на месте.
Столп Природы тем временем начал плавиться, словно тающий ледник: пламя объяло его со всех сторон, взмывая до самого неба, где завывал ветер и приглушённо ворчал гром. Бесчисленные искажённые лица появлялись и исчезали с поверхности столпа, поглощённые огнём. Откуда-то из подземных глубин раздался толчок, словно удар сердца: это откликнулись на зов души гор и рек.
Призрачная Маска одним прыжком вдруг приблизился к Чжао Юньланю, но Палач Душ не терял бдительности: горящая святыня его совершенно не интересовала. Чёрная глефа со звоном встретила лезвие гигантского топора.
Однако Призрачная Маска не стал упорствовать; вместо этого он обернулся, широко улыбаясь, и негромко выдохнул на ухо своему противнику:
— Счастлив? Он всё испортил. Ты ведь понимаешь, что он знает больше, чем говорит?
Палач Душ с силой развернул запястье, усилив нажим; глефа дрогнула, взлетела в воздух, — и Призрачная Маска лишился руки. Однако его это нисколько не озаботило: Призрачная Маска только живо отшатнулся, вновь разрывая дистанцию, и за ним потянулись выжившие призрачные звери.
Задрожали в воздухе вымокшие в крови рукава, и Призрачная Маска громко проскрежетал:
— Ещё встретимся!
И растворился в воздухе вместе со своими приспешниками.
На лице Юньланя плясали алые отблески пламени, и Палач Душ задумался, глядя на его профиль: что Призрачная Маска имел в виду, говоря, что Юньлань знает больше, чем говорит?
Что он может знать?..
— Ваша Честь, — заговорил Юньлань, — будьте добры?
Палач Душ понял его без лишних слов и живо поднял в воздухе теневую завесу.
Выпустив наружу Ван Чжэн, Юньлань отрывисто приказал, вынув ещё один талисман:
— Позови его. Я попробую призвать душу Сан Цзаня.
Ван Чжэн ошарашенно уставилась на него.
— Быстрее, — поторопил её Юньлань, — пока пламя ещё живо!
Ван Чжэн взлетела в воздух и закричала что-то на незнакомом Юньланю языке. Талисман в его руках обернулся ветром, понёс её слова к горящему столбу; проникнуть сквозь завесу Ван Чжэн не могла, но замерла на краю, как можно ближе к ревущему пламени.
На её обычно печальном лице горело отчётливое нетерпение.
Столп Природы продолжал таять, и вскоре огонь затих; искра в глазах Ван Чжэн тоже угасла, но вдруг от оплавившейся стены отделилась чья-то тень.
По лицу Ван Чжэн было видно, что она узнала этого человека.
Вытащив ещё один талисман, Чжао Юньлань зажал его между пальцами и отправил ввысь.
— Иди к нему, — бросил он Ван Чжэн. — Прячьтесь в талисман, оба.
В этом приказе не было необходимости: увидев Ван Чжэн, Сан Цзань, на мгновение застыв, сразу вышел из пламени и исчез внутри талисмана. Ван Чжэн последовала за ним, а сам талисман живо растворился в часах Чжао Юньланя.
Вскоре пламя улеглось окончательно, и от Столпа Природы не осталось и следа.
Чжао Юньлань медленно прошёлся вокруг, раскидывая пепел носком сапога, и вскоре обнаружил небольшой восьмиугольный камень — толще с одной стороны и уже с другой. Улыбнувшись, он перебросил камень Палачу Душ.
— Ваша реликвия.
Поймав камень, Палач Душ осмотрел его и поднёс к уху: изнутри доносилось тихое хныканье, едва заметное, растерявшее всю свою злобу. Однако этот плач, полный невыразимого отчаяния, немедленно растопил бы любое сердце.
— Они… — Голос Ван Чжэн, раздавшийся из часов, был полон надежды. — Теперь свободны?
— Нет, — покачал головой Палач Душ, — они всё ещё внутри. Хранитель был прав: Столп Природы оказался уязвим перед пламенем, но это относится только к той его части, что была рождена на земле. А теперь мы видим его истинную форму, которой не страшна никакая стихия.
— Я просто дурачился, — хмыкнул Юньлань. — Кто бы мог подумать, что этот идиот поведётся? Не зря говорят: те, кто прячет лицо под маской, обычно не отличаются грандиозным умом.
Палач Душ ничего ему не ответил.
— К вам, Ваша Честь, это, конечно же, не относится, — живо исправился Юньлань, намеренно делая ещё ситуацию ещё более неловкой.
Зная его, Палач Душ прекрасно понимал причину его раздражения: Юньлань жаждал ответов, и их отсутствие выводило его из себя. Этот воистину бесстрашный человек намеренно нарывался на неприятности.
Не зная, плакать или смеяться, Палач Душ понял: Чжао Юньлань по-своему истолковал слова Призрачной Маски и теперь пытается, с одной стороны, поднять им обоим настроение, а с другой — разубедить его в необходимости что-либо скрывать.
Сердце Палача Душ сжалось: этот удивительный человек… Отчего-то в тот момент Палач Душ был совершенно уверен, что вскоре расскажет ему правду.
— Как их освободить? — нетерпеливо спросила Ван Чжэн. — Как им обрести покой?
На неё, наконец, обратили внимание.
— Все запреты, наложенные на эти души, были сняты, — сказал Юньлань. — Если захотят — смогут выйти. А раз не выходят, значит, такова их воля. Нет больше ограничений, кроме собственного желания. — Помолчав, Юньлань негромко добавил: — Ведь они понимают, что случившееся много лет назад произошло по их вине.
Ван Чжэн ничего не ответила.
Достав телефон, Юньлань выставил правильное время на своих часах.
— И ты такая же, глупая девчонка.
— Я ведь…
— Да-да, — оборвал её Чжао Юньлань, — напишешь об этом изложение на тридцать тысяч слов, иначе я урежу тебе премию. Вдвое. Подумаешь о своём поведении, госпожа Ван Чжэн, и присоединишься к нам, когда будешь готова. Чжу Хун подготовит для тебя подходящую оболочку.
Помолчав, Ван Чжэн тихо улыбнулась:
— Ты ведь с самого начала уже всё решил?
— Наконец-то ты это поняла, — фыркнул Чжао Юньлань.

— Всегда будет то, с чем ты ничего не сможешь поделать, — сказал Чжао Юньлань, зарывая страницу с описанием защитной магии Луобула в землю. — Или становись сильнее, или отпусти и забудь. Помнить все эти бесполезные детали ни к чему, только время терять.
Ван Чжэн угрюмо молчала.
Палач Душ, подойдя, протянул Юньланю руку:
— Пора идти, лорд Хранитель. Я заберу тебя отсюда.
Какой смысл идти пешком, если тебе предлагают способ получше? Юньлань и так уже прилично вымотался. Он взял протянутую руку в свою, и Палач Душ притянул его в объятия; пространство вокруг них потемнело, Юньлань покачнулся, не устояв, и открыл глаза.
Словно живой, плащ Палача Душ распахнулся и выпустил их на горной дороге.
Отпустив Юньланя, Палач Душ глубоко ему поклонился и в следующее мгновение растворился во мраке портала.
Чжао Юньлань задумчиво потёр подбородок.
— Шеф Чжао, ты говорил, что оставил кошелёк в машине, — позвала его Ван Чжэн. — А что тогда только что было в твоих руках?
Юньлань очнулся от своих мистических дум и театрально прижал ладонь к груди.
— Чего ты от меня хочешь, женщина? Денег у меня мало, хочешь, забирай натурой! Но что насчёт твоего парня? Чем он сейчас занимается, и почему тебя при этом заботит чужой бумажник?
— Он не поймёт, — голос Ван Чжэн слегка смягчился. — Я слышала, ты в последнее время тоннами скупаешь древние книжки, словно магазин надумал открыть. На что ещё ты тратишь свою зарплату?
— Мужчина, в конце концов, должен остепениться, и ему нужно содержать семью, — хмыкнул Юньлань, спрятав руки в карманах. — Тебе, малышка, этого не понять.
— Я умерла три сотни лет назад, — засмеялась Ван Чжэн, — кто из нас малыш?
— Значит, ты у нас хитрая старушенция трёх сотен лет от роду, — парировал Юньлань, — и всё равно напрашиваешься на красный конверт? Не стыдно тебе?
Так они продолжали с удовольствием препираться, пока Ван Чжэн не выдохнула тихонько:
— Я должна поблагодарить тебя…
Чжао Юньлань улыбнулся и постучал по циферблату часов.
— Не надейся, что этим и обойдёшься! Пришлёшь мне на следующей неделе подробный отчёт. А я его зачитаю перед всеми накануне нового года. Будет весело, так что даже не думай отлынивать.
Когда Чжао Юньлань, наконец, ленивой походкой добрался до вершины горы, уже наступил вечер.
Чжу Хун встретила его молчаливым вопросом, и Юньлань махнул ей рукой с часами. Поняв, что от неё требуется, Чжу Хун вытащила самодельную деревянную куклу и незаметно, пока никто не видел, приложила к его часам. Глаза куклы блеснули искорками белого пламени, и она начала ёрзать на ладони Чжу Хун, как живая.
Чжао Юньлань окинул хижину взглядом, пересчитывая людей, и обнаружил, что все на месте. Выглядели они неплохо: Чу Шучжи и Да Цин, улёгшийся у его ног, бдительно охраняли дверь; Го Чанчэн колдовал над котлом, в котором что-то бойко бурлило; студенты расселись вокруг Линь Цзина и с удовольствием вслушивались в его жутковатые рассказы о призраках. А Шэнь Вэй… Где же Шэнь Вэй?
Почему поначалу ему показалось, что все на месте?
Чжао Юньлань помрачнел и спросил Чжу Хун:
— А профессор Шэнь где?
Чжу Хун чуть не споткнулась, не в силах дать ему ответ, но ровно в этот момент в хижину вошёл Шэнь Вэй с ворохом хвороста в руках.
— Меня ищешь? — спокойно спросил он.
Чжу Хун, словно вспомнив что-то, шлёпнула себя по лбу:
— Точно! Профессор Шэнь сказал, что хвороста не хватит на всю ночь, и ушёл за ним.
Шэнь Вэй разложил ветки у огня, чтобы просохли.
— Про запас. Удалось найти малышку Ван?
Чжао Юньлань покосился на него и беззаботно ответил:
— Удалось. Но по пути мы наткнулись на спасателей, и они обещали вернуть её домой в целости и сохранности.
— Вот как, — Шэнь Вэй обернулся, и на его лице играла мягкая улыбка. — Хорошо, что ты в порядке. Должно быть, устал? Выпей немного отвара, чтобы не разболеться.
Юньлань бросил на него острый взгляд, но тут же улыбнулся, как ни в чём не бывало. Отвар он проглотил одним глотком и даже словом не обмолвился о том, что произошло прошлой ночью, и о своих многочисленных подозрениях.
Эти несколько дней выдались воистину нечеловеческими: сначала Юньлань целую ночь пил с братцем Ланом, потом целый день вёл машину по горной дороге, потом не спал всю ночь, потом его опоила Ван Чжэн и едва не прикончил Столп Природы, а ещё он продирался через снежные горы и вдобавок бился с целой ордой злобных монстров.
Последствия такой развесёлой жизни проявились уже на следующее утро, когда он проснулся с намертво заклинившей шеей.
Но даже в таком состоянии он оставался начальником и, едва проснувшись, начал раздавать указания, с самого утра погрузив горную хижину в пучину хаоса. Приказать Линь Цзину сделать ему массаж плеч оказалось отвратительной идеей: Линь Цзин чуть не сломал ему шею своей «великой шаолиньской техникой силы». Чжао Юньлань чудом спасся и всерьёз заподозрил, что Линь Цзин всё это сделал нарочно, после чего они принялись гоняться друг за другом по хижине, словно парочка малолеток.
— Мы едем или как? — процедила Чжу Хун через двадцать минут, и только тогда они перестали дурачиться.
Чжао Юньлань напоследок отвесил Линь Цзину пинка, но шее его и впрямь стало лучше. В приподнятом настроении Юньлань принялся собирать вещи, по пути схватив Да Цина и повесив его на шею, как меховой воротник.
— Откуда здесь взялся кот? — любопытно спросила рыжеволосая староста. — Он поедет с нами? Я думала, он дикий.
— Где ты видела в природе таких жирных котов? — хихикнул Юньлань.
Да Цин в ответ шлёпнул его лапкой по щеке, не посмев яснее выразить желание вдарить шефу по лицу.
Староста подошла к ним и ласково погладила Да Цина по мягкой блестящей шёрстке.
— Бедняжка, как тебе, наверное, было страшно в самолёте… Братец Чжао, профессор Шэнь сказал, что в этот раз он поведёт машину, чтобы ты мог нормально отдохнуть.
Чжао Юньлань прикрыл ладонью отпечаток кошачьей лапы на щеке и обернулся к Шэнь Вэю.
Они встретились взглядами, и Шэнь Вэй смущённо опустил глаза.
Его эмоции и слова выражали так мало; Чжао Юньланю казалось, что каждый взгляд, каждая улыбка прячет за собой бесконечные признания, которым ещё только предстоит открыться. Сердце Юньланя дрогнуло, когда он вспомнил прошлую ночь: как он, проснувшись, встретился взглядом с Шэнь Вэем, который словно смотрел на него всю ночь напролёт. Его сердце смягчилось и заныло ещё сильнее.
По пути домой Чжао Юньлань задремал на пассажирском сидении, и разбудил его только телефонный звонок. Время было уже за полдень, и горы остались далеко позади.
Звонил братец Лан. Ему, кажется, отчаянно требовалась ответная услуга: он рассказал Юньланю, что всё приготовил к их приезду, и пообещал, что в этот раз не позволит ему уехать трезвым.
Юньлань повесил трубку и тяжело вздохнул: он ведь не был пьяницей, и сверхчеловеком тоже не был. Ему отчаянно хотелось сейчас завалиться в постель и проспать целую вечность, а вместо этого придётся снова пить и трепаться с этим пышущим дружелюбием мужиком.
Новости окончательно испортили ему настроение, и Юньлань даже передумал флиртовать с Шэнь Вэем: только запихал телефон поглубже и закрыл глаза, пытаясь сберечь драгоценные мгновения отдыха перед грядущей вечером катастрофой.
Шэнь Вэй выждал, пока его дыхание окончательно успокоится, и бережно укрыл его пледом.
К моменту, когда братец Лан встретил их в городском центре, Чжао Юньлань уже снова вернулся к своему обычному энергичному состоянию, и за бессмысленным разговором они быстро опустошили половину бутылки. Братец Лан, слегка опьянев, радостно заказал ещё.
Чжао Юньлань хлестал алкоголь, как воду, но лицо его постепенно становилось всё бледнее и бледнее.
Братец Лан громовым голосом жителя горных деревень завопил, призывая официанта:
— Ещё! Наливай ещё! До краёв наливай!
Чжао Юньлань, не желая портить ему праздник, одобрительно кивнул, но улыбка у него была неловкая и натянутая.
Братец Лан вскочил и разразился речью:
— Я не слишком образованный человек, и скажу, как смогу: самой большой своей удачей я считаю то, что мне удалось обрести такого брата, как ты. Как поётся в старой балладе… Друзья издалека, верно? Ну, вы поняли меня, так выпьем же!
Юньлань неохотно поднял очередной бокал, но Шэнь Вэй вдруг решительно остановил его руку.
Братец Лан удивлённо застыл на месте.
Шэнь Вэй поднял бокал Юньланя вместо него и встал на ноги.
— Шеф Чжао в горах немного простудился, — объяснил он, вежливо кивнув братцу Лану, — и не очень хорошо себя чувствует.
Юньлань, подыгрывая ему, громко кашлянул.
Шэнь Вэй улыбнулся:
— Но мы все благодарны мистеру Лану за его заботу. Я и мои студенты не можем отплатить вам деньгами, но я хотел бы предложить тост. За вас.
Чокнувшись с братцем Ланом, Шэнь Вэй выпил до дна.
Братец Лан пялился на него с искренним удивлением: ему не впервой было пить с бандитами вроде Чжао Юньланя, но с профессорами ещё явно не доводилось. Всё это было для него в новинку: братец Лан никак не ожидал, что Шэнь Вэй захочет к ним присоединиться. Однако он быстро адаптировался к ситуации, пожал плечами, опустошил свой бокал и принялся обстреливать профессора многочисленными вопросами.
Чжао Юньлань оглядел стол: Линь Цзин не пил, пользуясь в качестве оправдания религией, но зато охотно налегал на мясо, приговаривая про себя какие-то мантры. Чжу Хун надменно заявила, что настоящие леди пьют только красное вино, и тоже с аппетитом что-то ела. Чу Шучжи выпил всего полстакана и уже притворялся мёртвым, а Го Чанчэн… Этот не притворялся, он действительно уже вырубился, бедняга. Целый стол людей, и никто не мог помочь своему шефу.
Скрипнув зубами, Юньлань мысленно пообещал себе сделать выговор своим никчёмным сотрудникам и подложил еды в тарелку Шэнь Вэя, чтобы тот не опьянел слишком быстро. Вместе они напоили неугомонного братца Лана гораздо быстрее, чем Юньлань надеялся, и наконец освободились от этой мучительной пытки алкоголем.
Шэнь Вэй к такому явно не привык: его щёки раскраснелись, а взгляд очевидно поплыл. Он с трудом поднялся на ноги, покачнулся и свалился обратно на стул. Чжао Юньлань ловко обхватил его за плечи и шепнул на ухо:
— Чёрт, ты как? Идти можешь?
Шэнь Вэй только тихо вздохнул, но когда Юньлань поднял его на ноги, рука профессора крепко и надёжно обняла его за пояс.
Что-то здесь точно было нечисто.

Юньланю пришлось тоже приобнять Шэнь Вэя, чтобы удержать его на ногах, и они оказались практически друг у друга в объятиях. Хорошо, что Шэнь Вэй, пусть и пьяный, всё равно вёл себя прилично, молчал и не болтал чепухи, точно какой-нибудь сумасшедший.
Чжао Юньлань встряхнулся, быстренько позаботился обо всём и утащил Шэнь Вэя прочь. Стащив ключ от его номера, Юньлань открыл соседнюю от своей дверь и помедлил немного на пороге, раздумывая, но в итоге в приступе добронравия решил, что пользоваться положением сейчас будет просто нечестно по отношению к Шэнь Вэю.
Сгрузив его на кровать, Юньлань помог Шэнь Вэю сесть ровно и невольно засмотрелся на его отсутствующее красивое лицо.
— Не надо было ввязываться, если пить не умеешь, — мягко пожурил Юньлань, взъерошив ему волосы. — И за что ты мне достался такой глупый?
Шэнь Вэй вскинул голову и уставился на него большими глазами.
— Погоди, я принесу тебе полотенце, умоешься, — предупредил Чжао Юньлань и сбежал в ванную, где намочил одно полотенце в холодной, а другое в горячей воде. Собираясь принести и то, и другое своему опьяневшему котику, он обернулся и застыл на месте: Шэнь Вэй стоял в дверях, опираясь на косяк. Стоял молча и смотрел прямо на Чжао Юньланя, так внимательно, словно видел его насквозь.
Его тёмный взгляд со странной силой притягивал к себе.
Юньлань протянул ему полотенце.
— Вот, держи.
Шэнь Вэй отреагировал далеко не сразу, но его рука, поднявшись, миновала полотенце и крепко схватила Юньланя за запястье. И с силой потянула его на себя.
Юньлань весь вечер чуял что-то неладное в его поведении, но такой поворот событий встретил с радостью и завидным рвением. Безо всякого сопротивления.
Шэнь Вэй толкнул его к стене и навалился всем телом, накрыл его губы своими, словно отнимая то, что принадлежало ему по праву, и жадно впился в его податливый рот.
Это был поцелуй с привкусом крови, и он пробудил в Юньлане совершенно животные желания: обняв Шэнь Вэя, он забрался ладонями под его рубашку и огладил гладкую, прохладную спину. Шэнь Вэй весь был словно драгоценный, роскошный нефрит… Вот только прямо сейчас этот нефрит безжалостно сдирал с Юньланя одежду.
Чжао Юньлань, поддавшись инстинкту, отклонил голову в сторону, обнажая шею, а сам сильнее задрал на Шэнь Вэе рубашку и скользнул ладонями на его поясницу, пробираясь за пояс штанов.
В следующее мгновение Шэнь Вэй просто взял и вздёрнул его в воздух, и куда-то понёс. Совершенно не ожидавший такого Юньлань вцепился в его плечи и только охнул, когда его бросили на постель. Шэнь Вэй опустился следом, прижал его к простыням, навалился, снова впиваясь в губы.
Кровать обиженно скрипнула, но подушки и матрасы сделали это падение полностью безобидным. Чжао Юньлань, облизнувшись, утёр кровь с уголка губ и усмехнулся:
— Малыш, ты слишком горяч.
Шэнь Вэй смотрел на него сверху вниз, и глаза его светились невыразимой, необъяснимой, чудовищно огромной любовью.
Лёгкий румянец расцвёл на его лице, и в тусклом освещении Шэнь Вэй сейчас выглядел даже красивее, чем обычно. Осознав это, сердце Чжао Юньланя дрогнуло, и он бережно снял с Шэнь Вэя очки и сел, притянув его поближе к себе. Его пальцы скользнули по бледной коже, видимой в распахнутом вороте рубашки, и медленно двинулись вдоль ряда пуговиц, аккуратно расправляясь с каждой из них. Под слоями ткани Шэнь Вэй скрывал крепкое, совсем не слабое тело, и прикосновения Юньланя разжигали в нём яркие вспышки страсти.
Поцеловав Шэнь Вэя между ключиц, Юньлань вскинул голову и томно протянул:
— Я планировал сегодня побыть джентльменом, но ты сам напросился.
Шэнь Вэй в ответ схватил его за плечи и повалил на простыни, набросившись на подставленное открытое горло. Его пальцы крепко сжали запястья Юньланя, надёжно прижимая его к постели.
Юньлань осознал, что у него давно уже безнадёжно сбилось дыхание. Шэнь Вэй смотрел на него так, словно собирался сожрать целиком. Эта неприкрытая, обжигающая страсть поражала, и очередной чувствительный укус заставил Юньланя со смехом завозиться под ним:
— Полегче, малыш, ты ведь…
Его возня словно окончательно сорвала Шэнь Вэю крышу, и он, сверкнув глазами, перевернул Юньланя на живот и стиснул зубы на его загривке, властно предъявляя свои права.
Юньлань с трудом повернул к нему голову, чувствуя, как трещат его старые кости.
Шэнь Вэй навалился на него всем весом, заломив руку, и взял ледяными пальцами за подбородок, осыпав лицо жадными, нетерпеливыми поцелуями. Лампа на потолке затрещала и отключилась, погрузив комнату в темноту, и в этой темноте слышно было только отрывистое дыхание, подобное изголодавшемуся монстру.
Рубашку на Юньлане Шэнь Вэй одним рывком разодрал пополам.
— Малыш, достаточно… Шэнь Вэй!
К тому моменту Юньлань был ужасно возбуждён, но пьяного и свихнувшегося Шэнь Вэя ему было мало. Вывернувшись, он перекатился на постели и высвободился из крепкой хватки.
Шэнь Вэй тихо застонал и вдруг, замерев, бессильно повалился Юньланю на руки.
Лампа на потолке загорелась вновь.
Юньлань ошарашенно моргнул, привыкая к свету, и осторожно размял ноющее плечо. Шэнь Вэй лежал у него на руках без движения.
— Какой же ты всё-таки… — прошептал Юньлань, окончательно растеряв пыл. — Даже когда напьёшься…
Чудовищное осознание заставило его протрезветь в одно жуткое мгновение.
В тишине этой комнаты дыхания Шэнь Вэя не было слышно!
Юньлань торопливо прижал палец к его шее. Пульса не было.
Лицо Шэнь Вэя всё еще горело румянцем, но он не дышал.
— Шэнь Вэй? Шэнь Вэй! — опрокинув его на спину, Юньлань шлёпнул его по щеке и, не дождавшись ответа, принялся за сердечно-лёгочную реанимацию.
Шэнь Вэй под ним был словно тренировочный манекен и дышать не желал несмотря на все усилия.
— Блядь! — спрыгнув с постели, Юньлань схватил с пола свой телефон. Батарейка выпала, когда его бросили на пол, но Юньлань торопливо вставил её на место и набрал скорую. Девушка на линии велела ему заглянуть Шэнь Вэю в сумку, но никаких лекарств там не оказалось.
И в этот момент Юньлань зацепился взглядом за свою порванную рубашку.
Она была порвана от левого плеча до правого бока, распорота ровно пополам. Юньлань провёл пальцами вдоль разреза на толстой зимней ткани и с удивлением распознал в нём след от острого лезвия.
Откуда у Шэнь Вэя было взяться острому лезвию?
Полупьяный и в полном смятении, Чжао Юньлань наконец собрался с мыслями. Обычный человек не лишился бы чувств так стремительно. Даже у сердечного приступа есть симптомы, которые его предвещают. А Шэнь Вэй просто взял и выключился, словно лампочка перегорела.
Взглянув на него, лежащего на кровати, Юньлань нахмурился и вытащил из сумки чёрную книгу. Достал из неё талисман и позаимствовал у Шэнь Вэя прядь волос, завернул в жёлтую бумагу и сжёг, а пепел развеял над страницами книги.
Словно соль, рассыпанная над водой, пепел растворился бесследно.
А на странице возникла краткая строчка: «Великая угроза. Человек без души.»
Юньлань угрюмо прижал к странице ладонь и спросил:
— Откуда он пришёл?
Предыдущая надпись исчезла во вспышке белого пламени. Её заменили другие слова:
«Из невообразимых глубин преисподней.»
Юньлань нахмурился и захлопнул книгу. А затем прибрал комнату и как мог починил свою несчастную рубашку несколькими булавками, а поверх набросил куртку, которую спьяну бросил прямо у входа.
Прибыла скорая, подняв всех остальных, и во всколыхнувшемся хаосе Шэнь Вэя увезли прочь.
На скорую руку успокоив паникующих студентов, Юньлань велел им оставаться с Линь Цзином и поехал в больницу вместе с Шэнь Вэем.
Тот по-прежнему не дышал. Врачи отчаянно пытались его спасти, а Чжао Юньлань стоял в стороне и хранил молчание: ему было прекрасно известно, что с Шэнь Вэем всё хорошо. Просто могущественное существо, обладающее этим телом, опьянело настолько, что лишилось сознания, и тело подобающим образом среагировало на его отсутствие.
Спрятав руку за спиной, Юньлань достал и поджёг талисман призыва. И ещё три, один за другим.
Врачи уже практически смирились со смертью пациента.
Сосредоточившись, Чжао Юньлань достал пятый талисман.
«Блуждающие души, внемлите моему призыву!»
На третье повторение талисман в его руках вспыхнул, и тело Шэнь Вэя отчаянно содрогнулось.
— Сердцебиение! Сердцебиение вернулось! — завопил кто-то.
Вздохнув с облегчением, Юньлань спрятал горстку пепла в карман куртки.
Просыпаться Шэнь Вэй пока не торопился.
В больницу его привезли посреди ночи, и теперь целая вереница докторов суетилась над ним, пытаясь понять, что случилось. Юньлань, ошиваясь вокруг, терпеливо ждал, проклиная свою пьяную голову, решившую вызвать скорую.
Братец Лан, услышав о случившемся, тоже примчался в больницу, и Чжао Юньланю пришлось его успокаивать. Бедный толстяк понятия не имел, что выпивка может уложить тебя на больничную койку, и его лицо позеленело от ужаса, словно несвежий огурец.
***
Очнувшись, Шэнь Вэй осознал, что его опутывают всевозможные трубки, и осторожно сел, избавляясь от них по одной.
— Боюсь, придётся тебе здесь задержаться на несколько дней, — лениво предупредил его знакомый голос. В палате сидел Чжао Юньлань, кутаясь в расстёгнутую куртку и держа в руках кружку с чем-то горячим.
— Мы в больнице? — непонимающе спросил Шэнь Вэй, изменившись в лице. — Я… Сколько я выпил?
— Достаточно, чтобы у тебя остановилось сердце.
— Я…
Шэнь Вэй даже не догадывался, что настолько не переносит алкоголь. А пока он торопливо придумывал оправдание, Чжао Юньлань отставил свою кружку на больничный столик.
— Это я виноват, — сказал он, — ты меня напугал, а я был достаточно пьян и растерян, чтобы вызвать скорую. Этого, конечно, делать не следовало: теперь тебе придётся пару дней играть в пострадавшего и подыгрывать здешним докторам…
Что-то неуловимо изменилось в его голосе.
Чжао Юньлань слегка улыбнулся и тихо добавил:
— Ваша Честь.

Шэнь Вэй молчал несколько долгих минут, и Юньлань не собирался его торопить — только устроился поудобнее в своём углу. В палате было так тихо, что наручные часы Юньланя, казалось, тикали на весь этаж.
Наконец, Шэнь Вэй вздохнул и взмахнул рукой. В один миг его больничная пижама сменилась знакомым чёрным плащом, а в ладони появилась глефа, и Шэнь Вэй с какой-то откровенной простотой уложил своё древнее оружие на колени.
В этот раз чёрный туман уже не прятал его лица.
— Как ты узнал? — тихо спросил Шэнь Вэй.
Чжао Юньлань долго смотрел на него, сощурив глаза, а затем улыбнулся:
— Я не знал. Зато теперь знаю.
Выражение лица Шэнь Вэя невозможно было описать словами.
— Я, конечно,подозревал. Слишком много совпадений: вспомнить, хотя бы, твоего кукольного посыльного и его появление в пещере Ханьга. Или нашу встречу со стражем преисподней: ты откуда-то знал, куда он ведёт все эти души. А ещё он дважды поклонился нашей машине. Опять же, Чжу Хун умудрилась напрочь забыть о тебе… Вам доступны эффективные методы перемещения, Ваша Честь; должно быть, вы успели побывать на «другой стороне» и вернуться назад незамеченным. Кроме того…
Когда Шэнь Вэй целую ночь смотрел на него в хижине. Именно тогда Чжао Юньлань впервые что-то заподозрил. Однако говорить об этом Палачу Душ было странно, и Юньлань поспешно притормозил и проглотил остатки своих рассуждений.
— И кроме того, твоё сердце остановилось так резко, что моим первым инстинктом было спросить о тебе книгу Жизни и Смерти. Оказалось, что «Шэнь Вэй» — это человек без души из невообразимых глубин преисподней, — припомнил Юньлань, постукивая пальцами по колену. — Если подумать, то подсказки были повсюду.
Палач Душ молчал: кажется, ему нечего было сказать.
Юньланю тоже было не по себе: на него накатило сожаление, что всё происходит так резко и прямо. Стоило вспомнить, что он вытворял перед «Шэнь Вэем» в прошлом и с какой целью… Ему отчаянно хотелось притвориться мёртвым или заявить, что он мистическим образом потерял память.
Юньлань потёр виски: за сегодняшний день он успел натворить столько глупостей, что теперь чувствовал себя настоящим идиотом.
Прежде, чем он справился со смущением и решился снова раскрыть рот, прошло немало полных неловкости минут.
— Я не знал, что профессор Шэнь… Чёрт. Прошу простить меня, если я каким-то образом вас задел, Ваша Честь.
Шэнь Вэй покачал головой.
С каждой минутой сомнений у Юньланя становилось всё меньше, а вопросов — больше и больше, но глядя в отсутствующее искажённое лицо Шэнь Вэя, он не решился снова заговорить. Вместо этого Юньлань сполоснул свою кружку, улёгся на небольшую гостевую койку и скорчился там, смирившись с неудобством.
— Уже поздно, — пробормотал он, не задумываясь, — отдыхай. Зови, если что-то понадобится.
И только потом осознал, с кем разговаривает. Весь день сегодня его слова были не к месту. Первый раз в жизни Чжао Юньлань вынужден был признаться в собственной непроходимой глупости. Лучшим решением было заткнуться, отвернуться к стене и попытаться уснуть.
Однако ни один из них той ночью не сомкнул глаз.
***
Первой неладное заподозрила Чжу Хун: шеф Чжао совершенно неожиданно вдруг превратился в настоящего паиньку.
Перестал напиваться с братцем Ланом, перестал пороть чушь днями напролёт и выискивать оправдания для бесстыдного флирта с профессором Шэнем.
Даже когда его сотрудники завалились ночью в бар и попытались списать расходы на рабочие, шеф Чжао не стал возражать. И даже ругаться не стал — просто молча подписал бумаги. И не пытался присоединиться к веселью.
Шэнь Вэй всё ещё торчал в больнице; Юньлань перетащил туда свой ноутбук и так и работал, сидя на жёсткой гостевой койке. Только велел Го Чанчэну принести ему из отеля смену одежды.
Чжу Хун подозрительно наблюдала за ним, не отводя глаз: интуиция подсказывала ей, что что-то плохое произошло тем вечером, когда шеф напился. Должно быть, он окончательно растерял остатки стыда и принудил профессора Шэня к чему-то непотребному.
И повёл себя при этом чересчур жёстко, иначе как бы Шэнь Вэй оказался в больнице?
Однако Чжу Хун не хотелось в это верить. Напоить Чжао Юньланя было не так-то просто, и тем вечером только Шэнь Вэй был действительно пьян. Уходя, Юньлань ещё точно был в ясном сознании. Кроме того, среди любовников у него была неплохая репутация: все они признавали, что он щедр, предан и расставаться всегда старается по-хорошему. Чжу Хун ещё ни разу не слышала, чтобы он вёл себя, как мудак, и тем более не могла заподозрить его в склонности к насилию.
Неужели профессор Шэнь нравился ему так сильно, что шеф Чжао лишился разума и опустился до принуждения?
Чжу Хун вертела и крутила эту мысль в голове, но так и не пришла к однозначным выводам. Зато подумала с толикой зависти: неужели Шэнь Вэй оказался для Юньланя настолько хорош?..
***
Чжао Юньланю пришлось ещё пару раз сухо напомнить Шэнь Вэю подыгрывать докторам, и тот непонятно как, но справился с этой задачей. Через два дня врачи поставили Шэнь Вэю диагноз «сердечный приступ», вызванный острой аллергической реакцией на алкоголь.
Провожая их в аэропорт, братец Лан виновато стиснул ладони Шэнь Вэя в своих и сказал:
— Если бы я знал, что тебе, братец, нельзя пить, я бы не позволил тебе притронуться к алкоголю!
Вспомнив о том, кого этот жирный мужик зовёт «братцем», Чжао Юньлань невольно скривился. Братец Лан, покосившись на него, заметил выражение его лица и торопливо разжал пальцы.
— В следующий раз всё будет по высшему разряду. Для тебя — хороший чай, а для меня — литр вина, договорились?
Не понимая, как подобная математика всё исправит, Шэнь Вэй всё же вежливо кивнул.
— Нам пора регистрироваться, — напомнил ему Юньлань, подтаскивая поближе оба их чемодана.
— Я сам, — возразил Шэнь Вэй, но Юньлань уже развернулся и упрямо потащил их багаж за собой.
Сотрудники спецотдела во главе с Линь Цзином наблюдали за всем этим, затаив дыхание. Им было не понять, отчего шеф выглядит так, словно тонет в бесконечной реке страданий, которая тащит его, беспомощного, прямиком в океан. И поэтому они собирались приложить все усилия, чтобы растормошить Юньланя и вернуть его в прежнее, привычное расположение духа.
Обернувшись, Линь Цзин с очаровательной улыбкой спросил Чу Шучжи:
— Ты голоден?
Чу Шучжи стыдливо прикрылся посадочным билетом и старательно просипел:
— Вовсе нет.
— Тогда подожди здесь, я разыщу нам что-нибудь поесть.
Прячась за своим билетом, Чу Шучжи игриво отозвался:
— Не нужно беспокоиться, я поем в самолёте!
Отыгрывая коронное высокомерие шефа, Линь Цзин взмахнул рукой:
— Разве эта еда годится для нормальных людей? И даже если так, разве я позволю тебе опуститься так низко?
Все они прекрасно запомнили, как в аэропорту города Дракона Чжао Юньлань купил Шэнь Вэю фастфуд «для нормальных людей». И теперь старательно корчили рожи, обмениваясь фальшивыми улыбочками и подмигивая друг другу.
Чжу Хун пихнула Го Чанчэна локтем:
— Малыш Го, а тебе кто-нибудь нравится?
Го Чанчэн, покраснев, покачал головой.
Покосившись Чжао Юньланю в спину, Чжу Хун сказала:
— В этом смысле у шефа есть, чему поучиться. Но будь осторожен, если будешь просить у него совета: под конец он обязательно умудрится всё испортить.
На этот раз у Го Чанчэна покраснели ещё и уши, а ещё ему отчётливо показалось, что Чжу Хун на шефа за что-то очень зла.
Юньлань обернулся, окинув их недобрым взглядом, и Линь Цзин с Чу Шучжи тут же принялись глумливо хихикать.
Погружённый в свои печали, Юньлань попросту не мог выразить словами, насколько его бесила сегодня свора его непутёвых сотрудников, которые попросту не могли остановиться со своими дурацкими шуточками. Обычно любые шпильки отскакивали от его толстой шкуры, которую даже Столпу Природы не удалось пробить, но сейчас… Сейчас лицо у него горело румянцем.
По дороге сюда Чжао Юньлань, нисколько не стесняясь, упросил стюардессу сменить ему место и подсел к Шэнь Вэю, прилипнув к нему, как банный лист.
Сейчас у него совершенно не было настроения на игры. И о том, что Линь Цзин подсуетился с билетами, и теперь у них с Шэнь Вэем снова оказались соседние места, да ещё и подальше от остальных, Юньлань узнал только на стойке регистрации.
— Не благодари, — прошептал ему Линь Цзин, загружая багаж на ленту.
Юньлань стиснул зубы.
— Ни одному из твоих предков не избежать моей благодарности.
Однако Линь Цзин упёрся и наотрез отказался меняться местами, так что Юньланю нехотя пришлось весь трёхчасовой полёт провести в невыразимых мучениях.
А уже в городе оказалось, что Шэнь Вэй не подумал о том, как будет возвращаться: в прошлый раз в аэропорт его привез один из его студентов. Но в этот раз Линь Цзин живо сообразил, что к чему, и отправил их всех по домам, а сам обратился к Шэнь Вэю, сияя, словно опытная сваха:
— Профессор Шэнь, вы ведь живёте недалеко от шефа Чжао? Он вас подвезёт.
Юньлань не стал возражать, мысленно продолжая с наслаждением, одна за одной втыкать в Линь Цзина иголки, пока тот окончательно не превратился в огромного ежа.
Ощутив его злость, Линь Цзин поёжился и громко чихнул.
— Я могу вызвать такси, — улыбнулся Шэнь Вэй.
— Вот ещё, — поморщился Чжао Юньлань и повёз их багаж к выходу. — Я тебя отвезу. Уже поздно, так будет…
Он хотел сказать, что так будет «безопаснее», но осёкся, вспомнив, как совсем недавно «спас» Шэнь Вэя от хулиганов. Он ведь не просто их всех уложил, он ещё и перья распушил, как павлин, выделываясь перед красавчиком-профессором. А на деле только опозорился — хуже некуда.
Улыбка невольно сползла с его лица. Шагая к машине, Юньлань тихо материл свой идиотизм, недоумевая, как можно быть таким глупцом.
Ехали в полной тишине, и Юньлань остановил машину прямо перед подъездом.
— Приехали.
Шэнь Вэй не сдвинулся с места.
— Откуда ты знаешь, где я живу?
Чжао Юньлань только усмехнулся.
— Хранитель, — мягко продолжил Шэнь Вэй, глядя на него, — должно быть, у тебя много вопросов.
Юньлань ничего не ответил, глядя на него в зеркало заднего вида.
Шэнь Вэй отвёл глаза первым.
— Почему бы тебе просто не спросить?
Помолчав, Юньлань медленно произнёс:
— Если вам пришлось использовать облик человека, значит, ваши цели не так просты. Вы заняты сейчас чем-то важным, не так ли, Ваша Честь?
— Не «чем-то», — отозвался Шэнь Вэй, опустив глаза. — Кем-то.
После всего произошедшего… Юньланю не требовалось уточнять, о ком идёт речь.

Стоило этим словам сорваться с губ, и Шэнь Вэй мгновенно о них пожалел. Он сам не знал, чего хотел добиться этим почти признанием, и на что надеялся. Выставил себя настоящим идиотом.
Шэнь Вэй привык прятать истинные чувства за искусными речами, но теперь сказанное словно оставило его нараспашку, выдернуло сердце из груди, выставив напоказ. Не следовало ничего говорить: у него не было никакого права на откровение, и теперь он мучительно ждал реакции Юньланя.
Всю жизнь он был палачом без тени нерешительности в движениях, и ничто до этого не приводило Шэнь Вэя в подобное смятение. Правду говорят, что лишь особенные люди способны одной простой улыбкой выбить из равновесия, тронув самые сокровенные сердечные струны.
Опустив голову, Шэнь Вэй открыл дверь.
— Спасибо, что подвёз. Я пойду.
А Чжао Юньлань тем временем разрывался на части. Полгода он провёл, добиваясь Шэнь Вэя со всем своим арсеналом. Если бы его попросили описать всё это в нескольких словах, Юньлань бы сказал, что растерял всяческий стыд и с радостью преподнёс бы профессору Шэню луну, если бы тот заикнулся о звёздах. И он ведь оказался так близко к цели, готов был поклясться, что к тому моменту даже гетеросексуальный парень обернулся бы геем ради него… Но вести себя подобным образом с Палачом Душ Юньлань не осмеливался.
Они знали друг друга много лет; никогда не были друзьями, но этим отношениям и не следовало заходить дальше профессиональных. Любому разумному человеку хватило бы ума относиться к фигуре, подобной Палачу Душ, с должным уважением.
Вдобавок к огромной, жуткой силе, сравнимой с божественной, его превосходство корнями уходило в саму его суть, характер и силу воли.
Есть логика в том, что кромешная темнота порождает самое ужасное зло: когда не за что цепляться, когда нет надежды, тьма подчинит себе любого, даже самого светлого человека, не говоря уже о рождённых в глубинах преисподней жутких голодных тварях.
С начала времён Палач Душ был единственным исключением этому правилу. Рождённый в грязи, он вознёсся до уровня божества, а подобное невозможно провернуть, не имея железной решимости и стального сердца. Чжао Юньлань ни секунды не сомневался: существо, подобное Палачу Душ… Шэнь Вэю, даже если ему будет суждено умереть, сорвавшись с небес — это будет невыразимо прекрасная картина.
Чудесный профиль Шэнь Вэя, вцепившегося в дверную ручку, омрачала горькая тень. Не зная, о чём он думает, Чжао Юньлань торопливо придержал его дверь:
— Никогда не был в гостях у Палача Душ, разрешишь?
У Шэнь Вэя мягко сверкнули глаза, и он аккуратно посторонился.
— Разумеется.
Юньлань запер машину и в смятении пошёл за Шэнь Вэем.
Его квартира, конечно же, была в идеальном состоянии — в особенности по сравнению с грязной конурой самого Юньланя. Телефон и телевизор были аккуратно прикрыты от пыли, в корзине для белья было пусто, а на столе ровными стопками лежали книжки и тетради. Дверь в спальню была закрыта, ни щёлочки: оставалось только гадать, что там внутри.
Откровенно говоря, не было в этой квартире ничего человеческого.
— Присядь, — попросил Шэнь Вэй.
Глядя на его диван, на котором явно никто никогда не сидел, Чжао Юньлань, разом почувствовавший себя дикарём, не сразу решился усадить на него свою задницу.
Шэнь Вэй тем временем наполнил чайник холодной водой, но на плиту его не поставил: только обхватил обеими руками, и вскоре вода закипела сама собой. В тишине он достал две чайные чашки и банку с заваркой, и вскоре поставил перед Чжао Юньланем горячий чай.
— Я здесь обычно надолго не задерживаюсь, — объяснил он, — чай не слишком свежий. Ничего?
Чжао Юньланю было плевать: он понятия не имел, как отличить свежий чай от несвежего. Чашка в его руках была очень горячая, и Юньлань, поддавшись порыву, спросил:
— Ваша Честь, почему вы скрывали от меня правду?
— Мне затруднительно говорить об этом, — выдохнул, помедлив, Шэнь Вэй.
Юньлань разом и восхитился, и возмутился этому ответу.
— И вы решили просто полюбоваться тем, как я себя позорю? Хорошенько посмеялись надо мной? Конечно, я вёл себя как полный идиот, тут уж ничего не попишешь, но Ваша Честь… Вы были ко мне чересчур жестоки.
Шэнь Вэй слегка улыбнулся и сменил тему:
— Призрачная Маска… Если снова встретишь его, будь осторожен.
Чжао Юньлань подул на всплывшие на поверхность чайные листья.
— Ему нужны реликвии?
— Именно.
— Что произойдёт, если собрать их вместе?
— Четыре реликвии были созданы ещё до того, как установился баланс Инь и Ян, — начал объяснять Шэнь Вэй. — В самом начале времён существовали души, но не было духов: жизнь, не омрачённая смертью. Люди были богами, а сами боги — муравьями под их ногами. Реликвии хранят в себе первобытную мощь хаоса: попав в плохие руки, они могут разрушить саму суть мироздания. Моя обязанность — уберечь наш мир от подобной судьбы.
Чжао Юньлань слушал молча, и Шэнь Вэю от этого молчания стало неуютно. К Юньланю, задающему вопросы, он уже привык, а вот молчаливый… Этот человек знал, когда нужно остановиться: никогда не говорил и не спрашивал лишнего. Все свои домыслы он держал в голове, и больше всего Шэнь Вэй сейчас опасался того, до чего додумается его неутомимый разум.
— Эта его маска, — задумчиво протянул Юньлань, — вы не хотели, чтобы он её снял. Это потому, что я узнал бы его лицо?
Заметил. Он заметил и догадался ещё тогда, и удар хлыстом тоже был не случаен!
Шэнь Вэй побледнел. Внешность Призрачной Маски на самом деле не имела никакого значения: оба они свободно проходили между границами Инь и Янь и оба понимали, что тело — это всего лишь сосуд. Однако Шэнь Вэй всё равно не хотел посвящать Юньланя во все тонкости происходящего. Но будучи джентльменом, он давно разучился ладно лгать, и теперь ему оставалось только молчать, не найдясь с ответом.
— Ладно, ничего не говори, — тут же сказал Чжао Юньлань. — Я не буду больше спрашивать. Только не хмурься.
На последних словах его голос смягчился, снова окрасился привычным тёплым вниманием. У Шэнь Вэя резко пересохло в горле и заболело сердце.
Опрокинув чашку чая одним глотком, Чжао Юньлань выпрямился, чувствуя, что перегнул палку.
— Нас долго не было, и многое успело произойти. Отдохни, я тебя больше не побеспокою.
Голос Шэнь Вэя нагнал его уже на пороге:
— Той ночью, когда я выпил слишком много… Что произошло? Кроме того, что я вырубился?
Чжао Юньлань примёрз к месту.
Шэнь Вэй, нагнав его, смотрел ему в лицо встревоженными глазами.
Юньлань улыбнулся, и это была мягкая улыбка, отличная от привычных ему холодных и хитрых ухмылок.
— Конечно же, Ваша Честь, — дразняще протянул он, — вы грязно ко мне приставали. До сих пор не могу оправиться от шока.
Правдой это было или нет, Шэнь Вэй понять не мог, но этот игривый тон…
— Меня страшатся во всех трёх мирах, — беспомощно вздохнул он, — а ты…
Чжао Юньлань улыбнулся шире, чувствуя, как сердце заходится от радости.
Попрощавшись с Шэнь Вэем, он вышел из здания и оглянулся, прежде чем забраться в машину: в квартире Шэнь Вэя всё ещё горел свет. Чуткий взгляд Юньланя выхватил тень, замершую у окна и наблюдающую за его уходом.
Шэнь Вэй словно целую вечность уже молчаливо смотрел, как Юньлань его покидает.
Легенды гласили, что Палач Душ, жестокий и бездушный, был рождён среди глубин ада и явился прямиком оттуда вместе со своей глефой, холодной, как лёд. Стоило подумать о том, как Шэнь Вэй возвращается в темноту, всегда один, и за его чёрным плащом следуют бесконечные души… Сердце Юньланя содрогнулось от болезненной нежности, которую он испытывал к этому человеку.
Оставалось неясным, что связывало его и Палача Душ в прошлых жизнях, и Шэнь Вэй явно не горел желанием раскрывать эту информацию. А Юньлань не хотел настаивать. С одной стороны, весь тот огонь, что таился, закованный в цепи, у Шэнь Вэя внутри, настолько его поразил, что неловко было приближаться. А с другой… Юньланю отчаянно не хотелось задеть Шэнь Вэя или ранить его гордость.
Сложно было сказать, что пряталось за его чувствами к Шэнь Вэю: настоящая любовь, примитивное желание или просто влюблённость. Чжао Юньлань в любом случае не хотел делать ему больно.
Прислонившись к машине, он поджёг сигарету, не спеша выкурил её и укатил прочь.
Дома его встретил Да Цин, возмущённо сидящий рядом с холодильником.
— Где мой корм? — потребовал кот, размахивая хвостом. — Мы ведь только недавно виделись, а ты уже выкинул мою еду? Предатель! Предательство!
Чжао Юньлань молча переобулся в тапочки, игнорируя кошачьи вопли, нарезал и разогрел парочку сосисок и налил в мисочку молока для Да Цина. Всё это изобилие водилось в холодильнике только благодаря Шэнь Вэю.
Изумлённый Да Цин шнырял у него под ногами.
— Что с тобой не так? — спросил он, втягивая носом воздух. — Выглядишь так, будто крысиной отравы наелся.
Юньлань упал на диван, с наслаждением вытянул ноги и посадил чёрного кота себе на живот.
— Ты нашёл меня, когда мне было десять, и передал мне декрет Хранителя, — сказал он, глядя в изумрудные кошачьи глаза.
Да Цин медленно кивнул, недоумевая, с чего это на шефа нахлынула ностальгия.
— До того момента я был обычным наивным ребёнком и понятия не имел, что ждёт меня впереди. Твоё появление заставило меня вообразить себя эдакой мужской версией Сейлор Мун, — невесело засмеялся Чжао Юньлань и погладил кота по голове. — Скажи мне правду, Да Цин, кто я такой?
Да Цин удивлённо хлопнул глазами.
— Ты представился служителем декрета, задачей которого был поиск Хранителя в каждом новом поколении. Я всегда представлял себе декрет неким духовным оружием, которым способны владеть только достойные подобной чести люди, но… Хранитель ведь на самом деле — всегда один и тот же человек?
Да Цин смотрел на него своими круглыми глазами, и в его взгляде проглядывало что-то откровенного нечеловеческое, пробивалось сквозь облик чёрного кота.
— Что произошло с истинным огнём в моём левом плече? Какое преступление я совершил?
Шёрстка Да Цина встала дыбом.
— Как ты узнал?
— Простая догадка, глупый ты кот, я надул тебя. Такой же доверчивый, как… — Замолчав, Чжао Юньлань вытащил сигарету и устало откинулся на подлокотник. — Бумаге огня не спрятать, когда-нибудь я всё равно узнал бы правду, чего ты злишься?
Да Цин мяукнул и свернулся у него на животе пушистым клубочком. Юньлань ласково провёл кончиками пальцев по его мягкой шёрстке.
— Я не знаю, — тихо начал Да Цин. — Я тогда был ещё совсем котёнком, который ничего не понимал в самосовершенствовании. Дурачился целыми днями, а ты… Ты был таким же, как сейчас: бесстрашным и несносным придурком. Но однажды ты просто… Ушёл. На несколько десятков лет. Никто не знал, где ты был, но когда ты вернулся, истинного пламени в твоём левом плече уже не было. И ты изменился: держал меня на руках, жарил мне рыбку — обычно такого не случалось. А ещё ты превратил свой кнут в деревянную дощечку с талисманами и передал её мне.
В тёплых руках Хранителя Да Цин медленно прикрыл глаза.
— Как я это объяснил? — тихо спросил Чжао Юньлань.
— Ты сказал, что совершил ужасную ошибку… И больше не вернёшься. А я остался сторожить декрет Хранителя, совершенствовать свои умения и искать тебя. Повсюду. Сотни и сотни лет…
Голос Да Цина дрогнул, будто на грани слёз. Юньлань тихо вздохнул, но сказать ничего не успел: Да Цин вывернулся из его рук, встряхнулся и уселся у него на бёдрах.
— Так что обращайся со мной получше! — важно потребовал он. — Всё давно уже согрелось, неси мне мою еду!
Юньлань не нашёлся с ответом и молча стряхнул наглого кота с колен.

Из центра помощи детям с аутизмом Го Чанчэн вышел поздно вечером. Улицы были забиты битком: в городе Дракона только что выпал снег, и Чанчэн только и мог, что ползти, как улитка, поглядывать в тёмное небо и надеяться, что успеет до закрытия почты.
Его машина была под завязку набита книгами: учебниками и художественной литературой, и каждая из них была обёрнута в несколько слоёв бумаги и пупырчатого пластика. На сидении они стояли ровными рядами и на первый взгляд выглядели как какая-нибудь доставка из книжного интернет-магазина.
Го Чанчэн собирался пожертвовать их одной из школ, которые поддерживал материально, и желательно до нового года.
Однако его умение водить оставляло желать лучшего, а если добавить к этому тот факт, что Го Чанчэн был слегка трусоват, то получалось, что на скользкой дороге его машина ползла, как здоровенная черепаха.
И всё равно он умудрился во что-то врезаться: какой-то человек в сером бросился ему прямо под колёса.
Машины вокруг резко затормозили, но к счастью, поток двигался слишком медленно, чтобы это привело к ещё одной аварии. В соседней машине опустилось стекло, и кто-то ворчливо крикнул:
— Свихнулся, что ли? Для таких трюков надо было выбирать улицу потише!
Однако Го Чанчэн подобной бездушностью не отличался: от шока у него взмокли ладони, и он торопливо выбрался из машины.
— Вы в порядке? — голос у него дрожал. — Простите, мне очень жаль.
Тот, кого он чуть не сбил, оказался очень тощим мужчиной, который словно долгое время голодал. Его морщинистое лицо наполовину скрывал край шляпы, а кожа болезненно пожелтела, и выглядел он так, словно находился на грани смерти.
— Парень, езжай отсюда! — завопил ворчливый водитель. — Не видишь, что он дурной? Не уйдёт — так это его проблемы!
Го Чанчэн нерешительно махнул ему рукой и снова с ужасом посмотрел на лежащего на земле человека.
— Можете встать? — спросил он, протягивая руку. — Подвезти вас в больницу?
Однако упавший человек отпихнул его руку: его мёртвые глаза, сверкнувшие из-под шляпы, заставили Чанчэна оцепенеть от страха и покрыться холодным потом.
А затем этот странный человек поднялся на ноги и ушёл, ни разу не обернувшись.
За ухом у него Го Чанчэн успел разглядеть чёрное пятно: словно отпечаток, оставленный присыпанной пеплом рукой.
Стоя посреди дороги, Чанчэн беспомощно крикнул вслед:
— Вы правда в порядке? Может, запишете мой номер телефона? Если что-то понадобится, моё имя…
Однако человек в шляпе уже завернул за угол.
— Ты тупой что ли? — хмыкнул ворчливый водитель и уехал вперёд, подняв стекло.
Го Чанчэн вздохнул и забрался обратно в машину.
И сразу увидел в зеркале отражение человека в шляпе.
Тот стоял на тротуаре позади, выглядывая из-за угла. А когда мимо него прошла пара девушек, он вдруг открыл рот: очертания его головы исказились, выпустив наружу длинный чудовищный язык, метнувшийся в сторону прохожих.
Го Чанчэн распахнул глаза, наблюдая за происходящим, а одна из девушек вдруг запнулась и едва не свалилась с ног — подруга с трудом успела её поддержать. Из машины Чанчэн не мог расслышать, о чём они говорили, но зато сумел разглядеть, как странное полупрозрачное облачко отделилось от тела упавшей девушки и втянулось прямиком в разинутую пасть существа в шляпе.
Однако стоило Чанчэну обернуться, и на тротуаре уже не было никого, кроме обычных людей и снега.
Испуганный до глубины души, Го Чанчэн вытащил шоковую дубинку, которую дал ему шеф Чжао, и затолкал её в карман куртки, накрыв пальцами сверху. Твёрдость оружия под рукой придала ему сил, и Чанчэн медленно поехал прочь.
Больше всего в новой работе ему нравилась эта дубинка и стабильная зарплата.
На следующий день, стоило Го Чанчэну явиться в офис, и у него перед носом тут же замаячила карточка из кафетерия с именем Чжу Хун.
— Малыш Го, сегодня я хочу говяжий пирог! Из песочного теста, и молоко не забудь!
Го Чанчэн сбросил сумку и без всяких возражений помчался в кафетерий. В дверях он нос к носом столкнулся с Чу Шучжи, который уминал жареные блинчики.
— Доброе утро, братик Чу! — бодро поприветствовал его Го Чанчэн.
Чу Шучжи его радости не разделял и едва удостоил Чанчэна взглядом и тяжёлым вздохом.
Однако стоило Чанчэну попробовать проскользнуть мимо, как Чу Шучжи вдруг резко обернулся и схватил его за ворот, подтаскивая к себе поближе.
— Погоди-ка, во что это ты вляпался?
Го Чанчэн уставился на него огромными непонимающими глазами.
Тогда Чу Шучжи принялся крутить его, как куклу, пахнущими блинчиками руками: развернул от себя, ощупал плечи и спину, и даже похлопал по животу, а затем вытер пальцы и отпихнул Чанчэна прочь:
— От тебя разило неудачей. Я почистил, можешь валить.
У Го Чанчэна покраснели глаза и уши, и он сбежал торопливыми мелкими шажками. Чу Шучжи, хмыкнув, сожрал ещё один блинчик и пробурчал себе под нос:
— Чем этот пацан занимается? Никогда не видел, чтобы добродетели на ком-то было так много, аж капает, словно масло…
Описание вышло настолько вкусное, что Чу Шучжи невольно облизнулся.
— Еды! — потребовал Чжао Юньлань, заваливаясь в офис, и беспардонно ощупал карманы Чу Шучжи. — Еды, я сказал!
Чу Шучжи возражать не посмел.
А Юньлань, отобрав у него варёное яйцо, вытащил из холодильника пачку молока и вскрыл прямо на месте.
— Моё! — завопил Да Цин. — Моё молоко! Перестань таскать мою еду, ты, бесстыжий ворюга!
— Хочу и буду, — пожал плечами Чжао Юньлань, глядя на него сверху вниз. — И что ты мне сделаешь?
Ответить Да Цину было нечего.
— Почему бы тебе не подняться в кафетерий и самому… — предложила Чжу Хун.
— Я тороплюсь, — огрызнулся Юньлань и на глазах ошарашенного Го Чанчэна прошёл прямо сквозь стену. Тот даже не успел удивиться: стоило ему моргнуть, а шеф Чжао уже растворился в воздухе.
— Рот закрой, — посоветовала Чжу Хун, забрав у него поднос со своим завтраком. — Там у нас проход в библиотеку, и тебе туда нельзя, поэтому и двери не видно.
Чу Шучжи проглотил остатки своего блинчика и разочарованно осознал, что для полного счастья ему теперь не хватает ровно одного варёного яйца.
— Я, например, дверь вижу, — заявил он, утащив у Чжу Хун кусок пирога, — а войти не могу. Библиотека меня не пускает.
— Почему это? — удивился Го Чанчэн.
На унылом лице Чу Шучжи зажглась совершенно чудовищная улыбка.
— Из-за моей судимости.
Го Чанчэн поражённо замолчал: братец Чу по-прежнему внушал ему истинный ужас.
Чжао Юньлань вернулся спустя какое-то время в обнимку с потрёпанной старой книгой. Яичную скорлупу и пустой пакет из-под молока он швырнул в мусорку, стащил бумажное полотенце со стола Чжу Хун и без объяснений умчался прочь.
И пропал на целые сутки.
***
С тех пор, как они вернулись с гор, прошло уже две недели, и по лунному календарю наступил новый год. На город Дракона обрушилась зимняя стужа, словно вознамерившись силком задуть всех его жителей в новый год.
Чжао Юньлань оказался так занят, что едва помнил собственное имя. Ему пришлось покупать подарки для всех стоящих внимания знакомств и связей, а затем расшаркиваться и обмениваться с ними любезностями в злачных местах по всему городу. Его график заполнили встречи, назначенные на одно и то же время, задачи, о которых он забывал сразу, как только от них избавлялся, и бесконечные отчёты. Телефон в кабинете Юньланя звонил, не переставая, словно горячая линия по продаже железнодорожных билетов.
На рабочих столах у всех сотрудников уже появились свеженькие календари. Сань Цзань отметил для себя этот факт, вплывая в офис с наступлением необыкновенно раннего заката: даже дневная смена ещё не успела уйти.
Жизнь у него была непростая: будучи человеком, Сан Цзань был безжалостным интриганом, а став духом, оказался на сотни лет заперт в беспросветной темнице внутри Столпа Природы. Теперь же ему даровали второй шанс… Шанс на посмертие.
В котором он из искусного заговорщика превратился в деревенщину — даже обычную человеческую речь не понимал.
Во всём этом мире только Ван Чжэн единственная могла с ним поговорить, но несмотря на то, что наречие Ханьга было её родным языком, при жизни она пользовалась им меньше двадцати лет, а затем целых три столетия разговаривала только на китайском. Узнав, что у неё в общении с людьми никаких проблем нет, Сан Цзань твёрдо решил тоже освоить этот язык.
А когда у него появлялась цель, Сан Цзаня переставали заботить любые препятствия: когда-то он даже отравил собственную жену и ребёнка. Следующие несколько недель он провёл, непрерывно бормоча что-то на пиньине*, и едва не свёл Ван Чжэн с ума, прежде чем ему удалось постичь основные правила произношения. Зато он научился передразнивать других и даже составлять собственные короткие предложения.
— Гелань говорит, — медленно произнёс он, старательно выговаривая слово за словом, — что в конце года… Будут конечные боссы. И прения. Пожалуйста, все присылайте свои почёты.
Смысл этого объявления от него ускользал: Сан Цзань попросту повторял то, что ему сказали.
— Амитабха, — вздохнул Линь Цзин, — что ещё за боссы? Прения? Кого-то собираются наградить почётной медалью?..
— Нет медали, — замахал руками Сан Цзань, — конечные бо…
— Бонусы, — торопливо исправила его Ван Чжэн, слетая вниз, — шеф Чжао просил предупредить, что помимо ваших обычных бонусов, в этом году каждый получит премию в пять тысяч юаней. Прошу вас подойти за ней до конца недели и выслать мне отчёт о расходах. И про страховку не забудьте. — Она строго взглянула на Сан Цзаня. — Ты ничего не запомнил.
Растеряв всю свою угрюмость, Сан Цзань заулыбался и бережно взял её руку в свою.
— Я занята, не отвлекайся, — мягко приказала Ван Чжэн и продолжила: — Чжао Юньлань отсутствует — у него встреча, а мне срочно нужна его подпись.
— Я… — начал Сан Цзань. — Я могу…
— Не можешь, — покачала головой Ван Чжэн, отпустив его руку. — Напугаешь там всех до смерти.
Сан Цзань, не решившись спорить, молча последовал за ней, пока она, занятая делами, обходила офис.
А закончив, она обернулась и вдруг прошептала ему что-то, чего кроме них двоих никто не мог понять, и лицо Сан Цзаня осветила счастливая улыбка: всем окружающим было ясно, что всё у них будет хорошо.
— Ненавижу публичное проявление чувств, — буркнула Чжу Хун, — особенно на чужом языке. У меня глаза сейчас вытекут. Только что ругались, а теперь почему-то пялятся друг на друга!
— Зависть и злоба тебя нисколько не красят, — невозмутимо предупредил Линь Цзин.
От прицельного удара его спас только телефонный звонок.
— Добрый… А, где? — тут же сориентировалась Чжу Хун, взяв трубку.
Заметив, что остальные уже собрались уходить, она жестом попросила всех задержаться и вытащила стикер из стопки цветных листов.
— Да, записываю… Больница на улице Желтого Камня. Хорошо, я передам… И да, ты нужен Ван Чжэн в офисе — накопились документы на подпись.
Очевидно, звонил шеф Чжао.
— Вот так всегда, — недовольно скривилась Чжу Хун, повесив трубку, — днём у нас вечно тухляк, а ночью — переработки. Пять минут до конца смены, а наш дорогой шеф нашёл для нас срочное дело!
Заслышав эти слова, Линь Цзин со скоростью света выскользнул за дверь и растворился в ночи.
Чжу Хун прилепила стикер с адресом на стену.
— На улице зима, — пожаловалась она, кутаясь в шарф, — а я девушка и просто ненавижу холод…
— А мне так и не купили шубку, — охотно присоединился к ней Да Цин.
Все взгляды устремились на Чу Шучжи, а тот угрюмо окинул взглядом своих коллег и все свои мысли относительно шефа Чжао и его идей уместил в одно короткое и ёмкое:
— Вот ублюдок.
А через десять минут они с Го Чанчэном уже подъезжали к больнице на улице Жёлтого Камня.

Примечание к части

*Пиньи́нь (кит. 拼音, pīnyīn; более официально: 汉语拼音, Hànyǔ pīnyīn, Ханьюй пиньинь, то есть «Запись звуков китайского языка») — система романизации для путунхуа. В Китайской Народной Республике (КНР) пиньинь имеет официальный статус.

Пусть Чу Шучжи и не горел желанием общаться с Го Чанчэном, но в тех редких случаях, когда это всё же происходило, Чу Шучжи неизменно умудрялся чем-нибудь поразить Чанчэна, оставив неизгладимое впечатление на его юном маленьком сердечке.
Шеф в этом деле тоже не отставал, но был гораздо дружелюбнее и со своими шуточками и розыгрышами даже становился похожим на человека. Чанчэну он был словно отец или старший брат: могущественный и недостижимый. Ничего мистического в нём не наблюдалось.
А Чу Шучжи… Вот кто действительно был мудрецом, свалившимся из другого мира.
Го Чанчэн со всей охотой следовал найденной в интернете инструкции под названием «как вести себя на работе, если ты новичок». Носил с собой маленький блокнотик и хвостом следовал за Чу Шучжи: в разговоры не лез и под ногами не мешался, но всё аккуратно записывал и держал нос по ветру.
В дверях больницы их встретил молодой полицейский, проверил документы и проводил их в нужное крыло. Звали его малыш Ван, и по пути он успел поведать:
— Наш шеф уже внутри, он связался с господином Чжао по телефону. Дело серьёзное. Семья жертвы сообщила в полицию о том, что кто-то продал им отравленную еду. Жертву привезли сюда, но врачи пока что не могут определить, что это был за яд.
— Чем его отравили? — спросил Чу Шучжи.
— Фруктами, — сказал малыш Ван. — Пострадавший поздно возвращался с работы вчера вечером, и по словам его семьи, купил вместо обеда апельсин у уличного торговца. А съев его, немедленно отключился, и его примчали в больницу. Я конечно слышал об отравленной воде и вредных химикатах, но чтобы фрукты…
Стоило ему открыть дверь в палату, и их оглушил жуткий вопль. Го Чанчэн дёрнулся от ужаса и одним глазом заглянул в палату из-за спины Чу Шучжи.
Мужчина лет сорока извивался на постели, и его пытались удержать сразу несколько человек в халатах. Ещё в палате громко плакала женщина: видимо, родственница пациента.
Вцепившись в руку одного из врачей, мужчина кричал, давясь слезами:
— Мои ноги! Мои ноги сломаны! Мои ноги…
От воплей и слёз вены на его шее посинели и вздулись.
— Помогите же мне, мои ноги!.. Так больно, больно, кто-нибудь, помогите!
— Ноги? — тихо спросил Чу Шучжи у малыша Вана. — Разве у него не пищевое отравление? А с ногами тогда что?
— Ничего, — пожал плечами тот, — ни синяка, ни царапины. Рентген тоже не показал ничего странного. Поэтому мы все тут в недоумении.
Чу Шучжи подошёл и тронул за плечо медсестру, предлагая ей отойти, и склонился над пациентом. Приподнял мужчине веки, осмотрел зрачки и уши, бормоча что-то себе под нос, а затем резко двинул рукой, словно схватил что-то, стиснул пальцы в кулак и прижал его к солнечному сплетению пострадавшего.
И тот сразу перестал дёргаться.
— Всё ещё болит? — уточнил Чу Шучжи, не убирая руки.
Мужчина, переведя дух, благодарно взглянул на него и покачал головой.
Врачи и персонал молча пялились на Чу Шучжи, словно тот был злым волшебником.
А Чу Шучжи без колебаний убрал руку и, не обращая внимания на возобновившиеся вопли, сказал Го Чанчэну:
— Пошли, здесь нам больше нечего делать. Нужно писать отчёт.
Го Чанчэн не нашёлся с ответом.
И это всё?.. Что вообще произошло?
***
Факультатив, который вёл Шэнь Вэй, проходил поздними вечерами. Дождавшись, пока последние студенты покинут аудиторию, он собрал вещи и вернулся в свою квартиру. А по пути только и делал, что посматривал на экран телефона… Словно боялся куда-то опоздать.
Его телефон годился на три задачи: звонки, сообщения и отображение времени. Там ещё были игры, но Шэнь Вэй их никогда не открывал.
Откровенно говоря, пользоваться телефоном он не любил: писать от руки было гораздо удобнее. Если присутствует срочность, можно черкнуть быструю записку, а если время позволяет — можно написать целое письмо. Не сравнить с телефонными звонками, где каждая минута стоит денег. Каждый раз, как он думал об этом, Шэнь Вэю беспочвенно казалось, что кто-то безмолвно прослушивает его звонки, следя за каждым словом, и это ему очень не нравилось.
С письмами ведь каждое мгновение было наполнено томительным ожиданием. В особенности, если отправитель был тебе дорог. Один лишь знакомый и родной почерк может всколыхнуть нежную, глубинную тоску, а все до единого письма можно сберечь и перебирать, когда просит сердце.
Жаль, что Чжао Юньлань к письмам был равнодушен. Даже расписываясь за посылку, он ленился писать своё полное имя и ограничивался одной фамилией.
Палач Душ от своей марионетки получал голосовые отчёты.
Шэнь Вэй же оказался под плотным обстрелом мгновенными сообщениями.
Бездушный шрифт этих сообщений ничем не отличался от оповещений, которые ему присылала телефонная компания. Ни одно из них Шэнь Вэй не удалил, но до сих пор не мог к ним привыкнуть… А теперь и не к чему было больше привыкать. С тех пор, как они вернулись с гор, Чжао Юньлань совершенно перестал его беспокоить.
И может, это и к лучшему, думал Шэнь Вэй. Продолжительность жизни у обычных людей — всего несколько десятков лет. Для него они пролетят в одно невыносимо краткое мгновение. Человек умирает, как прогоревшая дотла свеча, и оставляет позади всё, что с ним происходило.
Когда придёт время, Чжао Юньлань снова забудет о нём.
Шэнь Вэй отворил дверь в спальню, которую всегда надёжно запирал, и свет внутри загорелся сам собой.
В его спальне не было ни постели, ни стола, ни кресла: только множество рисунков на стенах. По потрескавшимся рамам можно было судить об их почтенном возрасте, и все они были портретами одного и того же человека: спереди, сбоку, вблизи и издалека. По его одежде было видно, как идёт время: одеяния сменялись вместе с династиями и столетиями. Но человек оставался тем же: его лицо, острый взгляд, разлёт бровей и изгиб губ оставались прежними на каждом из портретов совершенно разных эпох.
А за портретами следовали фотографии: большие и маленькие, выхватывающие мгновения юности, взросления и старости… Человек на них улыбался, хмурился, с кем-то болтал и дурачился; на одной фотографии он возмущённо орал на чёрного кота, сидящего у него на шее.
Этим человеком был Чжао Юньлань. Всегда только он один.
Шэнь Вэй понимал, что кое-что доступно только ему самому, и кое-что может помнить только он сам. Когда придёт его время, он снова исчезнет; снова останется один. Будет лучше, если никто этого не заметит… В конце концов, само его существование было ошибкой.
А пока это время не наступило, можно позволить себе аккуратное скрытое наблюдение.
Шэнь Вэй временами поздней ночью пробирался к Юньланю домой, но не мог задержаться надолго: Юньлань слишком чутко спал. К счастью, многочисленные посиделки с друзьями нередко задерживали его допоздна, и домой Юньлань приходил сонным и пьяным. Тогда Шэнь Вэю удавалось оказаться чуть ближе к нему.
Он приходил и исчезал без единого звука.
Окинув целиком занятую портретами стену нежным взглядом, Шэнь Вэй исчез в облаке чёрного тумана.
Он устремился к вратам ада и вскоре явился к Мосту Судьбы, где над собравшимися стражами преисподней заседал судья. Все они, включая Быкоголового и Лошадиноголового, грозных привратников Ада, ждали явления Палача Душ.
Судья, бледный и полный человек средних лет, слегка улыбался, а увидев Шэнь Вэя, и вовсе обратился в воплощение вежливости:
— Ваша Честь, вас ожидают десять королей преисподней.
Среди этих пустынных земель выражение лица Шэнь Вэя поражало прохладой. Кивнув стражам преисподней, он вежливо сказал:
— Благодарю вас.
Судья заметил, пристально наблюдая за ним:
— Прошу прощения, Ваша Честь, послать Хранителю Книгу Жизни и Смерти было большой оплошностью с нашей стороны. В результате ваша личность едва не оказалась раскрыта, и это только наша вина.
Шэнь Вэй взглянул на него с убийственным спокойствием, и судья невольно покрылся холодным потом.
— Но поверьте, всё, что имело отношение к лорду Куньлуню, было стёрто. Гарантирую вам, ничего не осталось, ни малейшей ниточки. Хранитель теперь живёт среди людей, и если Призрачная Маска не станет вмешиваться, ему никогда не добраться до истины. К тому же, Хранитель слишком чист и благороден, чтобы грязная тварь вроде Призрачной Маски посмела к нему приблизиться.
Шэнь Вэй холодно усмехнулся, но ничего не сказал. Нечего было говорить: ни одного приличного слова.
Судья сухо засмеялся и утёр рукавом потный лоб.
Послать Чжао Юньланю Книгу Жизни и Смерти и впрямь было слишком очевидным и чересчур идиотским решением со стороны преисподней, но что с этим сделаешь? Решение принимал не он.
Над ним стояли десять верховных богов, от которых пришёл приказ втайне разузнать, что у Палача Душ на уме, на чьей он стороне, и можно ли его переубедить. Несмотря на отчётливое нежелание быть многословным, вежливость и благородство Палача Душ многим казались слабостью.
Однако, желающих надавить на него напрямую не находилось. Самому старому судье вовсе не улыбалось испробовать остроту клинка Тёмного Палача на своей шкуре.
А когда пробудится тот, кому суждено пробудиться, на чью сторону он встанет?
Разве много лет назад его не изгнали как раз за то, что воспротивился подобному ходу вещей?..

— После вылазки на место необходимо составить отчёт, — сказал Чу Шучжи, наливая себе чай, и небрежно откинулся в кресле. — Я печатаю медленно, так что этим займёшься ты.
Го Чанчэн немедленно выпрямился, словно ему поручили действительноважную задачу.
Помещение спецотдела совсем опустело: живые сотрудники разбежались, оставив свою ночную смену парить по коридорам. Свет горел только в одном кабинете — словно маяк посреди вечерней темноты.
Кто-то постучал в дверь, и когда Чу Шучжи открыл, в комнату медленно вплыл поднос с едой. Присмотревшись, Чанчэн понял, что подносы всё-таки не летают: его держала в руках бесплотная безголовая фигура.
На подносе лежали две пары приборов, четыре тарелки с едой, кастрюля с супом и две чашки риса. Проплыв по комнате, призрак аккуратно поставил свою ношу на стол, а затем из ниоткуда вытащил пакет с кошачьей едой и наполнил миску Да Цина.
Да Цин довольно кивнул и уселся, обернув хвост вокруг лапок:
— Благодарю. Было бы ещё прекраснее, если бы ты преподнёс мне, своему королю, ещё и молочка.
Некоторых жирных котов просто нельзя оставлять без присмотра.
Безголовый призрак послушно проплыл к холодильнику и вытащил оттуда бутылку молока, а затем налил его Да Цину Великолепному в отдельную мисочку.
Го Чанчэн уже пообвыкся в доме номер четыре на Яркой улице и давно понял для себя, что люди и призраки — не такие уж и разные. Некоторые духи были добросердечны — как этот парень, что вечно притаскивал ужин коллегам, которым приходилось задерживаться на работе. В кармане у Го Чанчэна на сегодня завалялась жалкая двадцатка, так что бескорыстная помощь призрака действительно отогрела ему сердце.
Перекусив и лениво попивая свой чай, Чу Шучжи велел Го Чанчэну:
— Найди какой-нибудь старый отчёт и используй в качестве образца. Наш парень не был отравлен, его прокляли духи… Обязательно упомяни недобрую волю. Жертва страдала от боли в нижних конечностях, а значит, преступник, вероятнее всего, умер от физических увечий. Лоб у жертвы был тёмным, а глаза — красными. Неглубокая Линия Кармы и почти прозрачная Метка Добродетели за ухом… Вероятно, парень не является родственником проклявшего его духа и не заслуживает подобного наказания. А значит, наложив проклятие, этот дух нарушил закон.
Го Чанчэн испуганно вытаращился на экран: не то что его руки, но даже мысли не успевали за Чу Шучжи, и он совсем потерял нить происходящего.
Заметив его смятение, Чу Шучжи глубоко вздохнул и уточнил, вытянув ноги:
— Что именно тебе непонятно?
— Что такое Линия Кармы?
Да Цин вскинул голову от миски и раздражённо мяукнул, не обращая внимания на свою новообретённую молочную бороду:
— Чем Чжао Юньлань вообще занимается вместо работы? Целыми днями потакает своим низким желаниям? Новичку вообще кто-нибудь объяснил, что к чему? Какого чёрта он ничего не знает?
Чу Шучжи, возмущённый нападкой на шефа, пробурчал:
— Шеф Чжао в последние время был очень занят ремонтом. Когда он закончит, мы переедем в частный дом с огромным садом, а тебе достанется целое кошачье дерево с видом на птичьи гнёзда.
Взъерошенный кот немного притормозил с обвинениями, обдумывая предложенную ему перспективу, а затем дёрнул усами и повернулся к Го Чанчэну.
— Линия Кармы… Это сама карма. Причинно-следственная связь. Предположим, что сюда заявится убийца и расправится с тобой — без всякой причины. Тогда не будет ни кармы, ни Линии Кармы. Если убийца будет ломиться в дверь, а потом зарежет тебя за то, что мешал пройти, это будет считаться кармой: ты оказался бы не в том месте и не в то время, а значит, это было предопределено судьбой. Оставшаяся в итоге Линия Кармы окажется очень тонкой и вскоре пропадёт. А если убийца узнал, что ты спишь с его женой, и прикончил тебя из ревности, то твоя Линия Кармы тоже будет неглубока, но стереть её уже не получится. В этом случае тебя нельзя назвать невинной жертвой, но и подобной участи твой проступок определённо не заслуживает. Его действия расходятся со справедливой карой. А если убийца явится сюда и…
Мысленно пережив уже несколько своих смертей, Го Чанчэн медленно продолжил:
— И поймёт, что мы с ним смертельные враги, и перережет мне горло в качестве мести, Линия Кармы будет ещё глубже?
Да Цин важно кивнул:
— А ты не так глуп, как кажешься.
— Тогда что такое Метка Добродетели? — тихо спросил Го Чанчэн.
Чу Шучжи перехватил нить разговора:
— Метка прямо за ухом, по которой видно, какие поступки человек совершает. Если кого-то убьёшь, у тебя за ухом останется чёрная метка — даже если тебе удалось идеально замести следы, и полиция тебя не поймала. Вот что такое Метка Добродетели. В старину люди называли подобное «повреждением Инь».
Что касается людей, совершающих добрые дела… Чу Шучжи покосился на Го Чанчэна, метка за ухом у которого ярко сияла белизной. Однако разглядеть этот мягкий свет было непросто: даже используя третий глаз требовалось хорошенько сосредоточиться, чтобы его увидеть.
— Эта чёрная метка похожа на отпечаток грязных пальцев? — задумчиво спросил Го Чанчэн.
— Откуда ты знаешь? — удивлённо уточнил Чу Шучжи.
Го Чанчэн рассказал им о человеке, которого накануне вечером едва не сбил.
Да Цин хихикнул:
— Такая огромная метка, что даже обычный человек её разглядел? Ублюдку недолго осталось бегать — небеса наверняка очень скоро его поджарят.
— Человеческая Метка Добродетели обычно невидима глазу, — объяснил Чу Шучжи, заметив удивлённый взгляд Чанчэна. — А значит, ты встретил какое-то существо, а не человека. Метка Добродетели — основная причина, почему даже самые жуткие демоны обычно не смеют вредить людям. Если метка разрастётся слишком сильно, небеса ниспошлют в наказание гром и молнии, и это вовсе не шутка. Пострадает не только преступник, но и все, кто окажется рядом с ним. Поэтому когда духи собираются вместе перед новым годом, они тщательно проверяют добродетель друг друга, чтобы убедиться, что никому ничего не грозит. Лучше самим расправиться с зарвавшимися преступниками, прежде чем за них возьмутся небеса.
— А если преступником окажется человек, — спросил Го Чанчэн, пытаясь разложить всё по полочкам, — его тоже настигнет небесная кара?
— Нет, — махнул хвостом Да Цин и спрыгнул на пол, свернулся клубочком рядом с обогревателем. — «Кто чинит мосты, тому быть несчастным слепым, а кто убивает ближних, тому — счастливым растить сыновей». Ты разве не слыхал такой пословицы? У мира людей свои законы, и большинству из них даже не суждено переродиться. Жизнь так коротка, и люди мрут, как мухи — гораздо раньше, чем карма успевает их настичь. Так что копить добродетель для человека не имеет никакого смысла… Разве что принесёт немного удачи, но не более того. Взять хотя бы тебя: просто сияешь белизной, а всё равно остаёшься несчастной мелкой капусткой.
Родителей Го Чанчэн потерял в очень юном возрасте, оказавшись сиротой, и вдобавок к тому был трусоват и совершенно лишён всяких талантов. Чжао Юньлань пошутил как-то, что берёт его с собой только в качестве талисмана, но это не меняло того, что жизнь Го Чанчэну выпала откровенно непростая.
— Серьёзно? У меня много добродетели? — удивился он. — Но я бы не назвал свою жизнь несчастной. Мне нормально живётся, я просто не слишком способный.
Так ему казалось с самого детства. Даже немногочисленные родственники всегда его жалели. И с возрастом ума у него не прибавилось, но дядя всё равно нашёл ему такую хорошую работу, а шеф Чжао и коллеги ещё ни разу не бросили его в беде — несмотря на то, что от него не было никакого толку… Разве это не удача?
Задремавший было чёрный кот широко распахнул глаза, и они вспыхнули зеленью, словно два ярких фонаря.
Но не успел он сказать и слова, как в кабинет вместе с уличным холодом и запахом алкоголя ворвался Чжао Юньлань.
— Как дела с отчётом? — голос у него хрипел.
— Я… — заговорил было Го Чанчэн, но Юньлань отмахнулся от него и, покачиваясь, ушёл блевать в ванную.
Чу Шучжи и Го Чанчэн последовали за ним, а Да Цин громко фыркнул и лениво потянулся всем телом, выпростав лапки из-под толстого тельца:
— Ну что за глупый человек.
Глупый человек, бледный до синевы, сидел у стены, прижимая ладонь к животу.
Чу Шучжи осторожно похлопал его по плечу:
— И как тебя угораздило так напиться? Малыш Го, — обернулся он к Чанчэну, — принеси тёплой воды.
Опустошив желудок, Чжао Юньлань с трудом поднялся на ноги и ополоснул рот.
— Эти мерзавцы меня заставили, — горько усмехнулся он. — Что мне было делать?
— Бред какой-то, — отрезал Чу Шучжи, — кто в состоянии заставить тебя пить, если ты сам этого не хочешь?
Юньлань поморщился и вышел обратно в кабинет, держась за стену.
— У меня сердце разбито, — выдохнул он, — что плохого в том, чтобы топить свои беды в выпивке?
— Ах, вот что. Профессор Шэнь на тебя всё ещё зол? У него и правда хороший вкус, одобряю, — фыркнул Да Цин, обнюхивая его ногу. — Скоро новый год, не время напиваться вдрызг. Не будь идиотом, будь добр? Ты же не хочешь на полгода угодить в тюрьму?
Юньлань с наслаждением послал его к чертям собачьим, добрался до своего кресла и тяжело опустился на сидение. Его немного покачивало, словно старого голодного пса.
— Малыш Го, позвони Ван Чжэн, пусть притащит мне документы на подпись. Старик Чу, рассказывай, над чем работаешь.
Чу Шучжи вкратце пересказал ему суть, и Юньлань, подумав, кивнул:
— Закончишь сегодня? Я подожду, подмахну его и отправлю, и тогда ответ, может, придёт уже завтра.
Чу Шучжи нисколько не возражал. В конце концов, всю работу он уже свалил на Го Чанчэна.
Спустившись к ним, Ван Чжэн первым делом поднесла шефу стакан воды с мёдом. У Чжао Юньланя даже не было сил просмотреть документы, которые ему полагалось подписать: он просто схватил ручку, не открывая глаз, и накарябал в положенном месте кучку неразборчивых символов. Из-за плеча Ван Чжэн выглянул Сан Цзань, и Юньлань замахал на него рукой:
— Никакого публичного выражения чувств на моих глазах! Пошли вон!
Когда Чу Шучжи и Го Чанчэн, наконец, закончили с отчётом, Юньлань уже давно уснул прямо за своим столом.
Да Цин пихнул его лапкой и настойчиво спросил:
— Как там поживает моё кошачье дерево с видом на птичьи гнёзда?
— Убью и сожру, — пообещал Юньлань, не проснувшись до конца.
Да Цин в ответ упёрся ему в плечо и заорал прямо в ухо:
— Мяу! Ты, ублюдок, где мой роскошный домик? Где?
Чжао Юньлань рывком поднялся, опрокинув стакан холодной воды, схватил кота за жирную холку и отшвырнул его прочь, а затем потёр лицо руками и устало выдохнул:
— Почти готово. Если всё и дальше будет хорошо, к будущей осени мы уже переедем.
Черный кот тут же растерял свою дерзость и принялся тереться о его ноги.
— Какой же хороший у нас шеф! В птичьих гнёздах же будут яйца, правда?..
Юньлань отпихнул его от себя и поморщился:
— Я теперь весь в твоей шерсти, — и добавил, чтобы не выводить Да Цина из себя, — и мне пора. Спасибо, что закончили с отчётом.
— Погоди-ка, — остановил его Чу Шучжи, — ты как сюда добирался?
— На такси.
— Уже очень поздно и очень холодно, — напомнил ему Го Чанчэн, — такси в округе может и не быть. Может, я вас подве… Ай!
Чу Шучжи безжалостно пнул его под столом, прежде чем бодро вскочить и подтолкнуть Юньланя обратно к его креслу. Заодно он ловко, как бывалый вор, вытащил из кармана шефа его телефон.
— Профессор Шэнь наверняка сейчас свободен. Я позвоню ему, чтобы тебя забрал.
Юньлань уставился на него, не в силах сопротивляться, попытался отобрать свой телефон, но Чу Шучжи живо отскочил в сторону и приказал Го Чанчэну:
— Присмотри за ним, чтобы с ног не свалился. Шеф, поверь мне, ты так плохо выглядишь, что у профессора Шэня не будет шансов тебе отказать.
Чанчэн послушно надавил Юньланю на плечи, а Да Цин, мерзкий предатель, улёгся ему на живот.
— Не надо, — умоляюще протянул Юньлань, — дайте мне уже спокойно уйти!
Чу Шучжи насмешливо вскинул брови, а на другом конце провода раздался голос Шэнь Вэя:
— Юньлань? В чём дело?
Он поднял трубку мгновенно — даже родители так быстро не отвечают на звонки своих детей. Чу Шучжи выразительно посмотрел на Чжао Юньланя, подразумевая, что у того нет никаких причин считать своё сердце разбитым.
— Профессор Шэнь, — кашлянул он, — это я. Наш дорогой шеф напился и теперь обнимается с каждым встречным. Мешает нам работать, понимаете? Не могли бы вы приехать и забрать его?
Юньлань запустил ему в голову подставкой для карандашей, но Чу Шучжи увернулся и продолжил:
— Нет, ничего страшного, только теперь он начал кидаться вещами… Да, хорошо, мы за ним присмотрим. Приезжайте поскорее. Четвёртый дом на Яркой улице, второй этаж, мы вас ждём!
— Ублюдки, — проворчал Чжао Юньлань.
— Как есть ублюдки, — кивнул Да Цин, помахивая хвостом. — И что ты нам сделаешь, глупый человек?
Го Чанчэн, которого во всё это втянули силой, только и сумел, что под острым взглядом шефа свернуться клубочком в своём кресле, изо всех сил подражая страусам.
Шэнь Вэй явился очень скоро.
Стоило ему постучаться, и дверь офиса распахнулась, и Чжао Юньланя втолкнули прямо в его объятия.
Ему до сих пор было тяжело стоять, но сдаваться он не собирался. Цепляясь за Шэнь Вэя, Юньлань ткнул пальцем в сторону Чу Шучжи:
— Дождёшься у меня!
Чу Шучжи в ответ скорчил рожу:
— Ой, как страшно!
Не зная, плакать или смеяться, Шэнь Вэй мягко опустил дрожащую руку Юньланя.
— Тише, тише.
Может, помогло его прикосновение, или Юньлань и правда был настолько пьян, но он добавил уже спокойнее:
— Может не сегодня, но я тебя достану, узнаешь ещё, что не следует издеваться над своим несчастным шефом!
И дёрнулся вперёд, пытаясь добраться до своих обидчиков.
Шэнь Вэй вздохнул, придерживая его, и кивнул оставшимся в кабинете людям:
— Благодарю вас. Я о нём позабочусь.
Одной рукой он обнял Юньланя за пояс, а другой взял его за руку, обрывая попытку бунта, и увёл его прочь.
Да Цин остался стоять в дверях, глядя им вслед, и задумчиво произнёс:
— Странные они всё-таки, и зная нашего шефа… Эй, людишки, как вы думаете, что вообще происходит?
Чу Шучжи только отвесил ему смачный пинок.

Чжао Юньлань оказался в весьма интересном положении.
Он действительно выпил слишком много и правда не слишком устойчиво стоял на ногах, но уже успел прочистить желудок, подремать и слегка протрезветь.
Вот только Чу Шучжи значительно преувеличил степень его опьянения, и Юньлань решил ему подыграть. Упал на переднее сидение, притворяясь совершенно растерянным, и вытянул ноги, старательно симулируя, что уплывает куда-то в мир пьяных сновидений.
Поднявшись за ним в отдел, Шэнь Вэй оставил обогреватель в машине включённым, и Юньланя теперь окутывало уютное тепло.
Сев на место водителя, Шэнь Вэй мягко тронул его за плечо:
— Проснись, отдохнёшь дома.
Чжао Юньлань сделал вид, что ничего не услышал.
Шэнь Вэй тихо вздохнул, поняв, что разбудить его не представляется возможным, и нагнулся над Юньланем, чтобы пристегнуть его к креслу.
Они оказались так близко, что Юньлань явственно ощутил его запах. Совсем не такой, как у Палача Душ: от Шэнь Вэя пахло мылом и свежестью. Кто бы мог подумать, что под жутким чёрным плащом прячется такой человек?
Достав бутылку воды, Шэнь Вэй налил немного в стаканчик и согрел воду в ладонях, заставив лёгкий парок подняться над поверхностью.
— Попей немного, — попросил он, поднеся стаканчик к губам Юньланя.
Чжао Юньлань слегка приоткрыл глаза. В машине было темно, и казалось, что единственным источником света были глаза Шэнь Вэя: чудесные, лучистые глаза, не слишком яркие и не слишком тёмные.
Сердце Юньланя пропустило удар. Потянувшись вперёд, он послушно напился из рук Шэнь Вэя, а тот вытащил из-под сидения плед, бережно укрыл Юньланя и плавно двинулся вперёд, ещё немного прибавив обогреватель.
Чжао Юньлань откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. Сна у него не было ни в одном глазу: первый раз за очень долгое время ему было так тепло холодным зимним вечером.
Со злополучной поездки в горы прошло уже больше полутора месяцев, и Чжао Юньлань ни разу за это время не связывался с Шэнь Вэем.
Постоянно дёргать его и находить любые поводы, чтобы созвониться или увидеться, успело войти у него в привычку, а человек, как известно, весьма болезненно расстаётся со своими любимыми привычками. Так что Чжао Юньлань откровенно пользовался многочисленными вечеринками в честь конца года как оправданием ненадолго забыться. И пусть человек, как известно, социальное животное, но перебор с социализацией кого угодно оставит без сил.
Дело было не в имидже; просто иногда Юньланю хотелось хотя бы ненадолго не чувствовать себя одиноким.
За ним всегда бегали и мужчины, и женщины. Будучи в хорошем настроении, Юньлань с удовольствием заводил интрижку-другую только ради того, чтобы почувствовать себя лучше. Но перестав доводить Шэнь Вэя, он невольно начал всех кандидатов сравнивать с ним, и чем дальше сравнивал, тем больше разочарования его ждало. Никто из этих людей не обладал такой чудесной харизмой, завидным интеллектом и внешностью, украденной с какой-нибудь знаменитой картины.
Юньланю казалось, что за какие-то сутки он превратился в монаха, лишившегося желаний. На одной из вечеринок знакомые наняли юную модельку, которая ему всегда нравилась, но Юньлань не нашёл в себе ни капли интереса… Хотя Да Цин мог бы поклясться, что когда-то эта модель в купальнике стояла на заставке его рабочего компьютера.
А напившись до звёздочек перед глазами, Юньлань неотрывно думал о том позднем вечере, когда ему удалось заманить Шэнь Вэя к себе домой, беззастенчиво воспользовавшись в очередной раз разыгравшимся гастритом.
Тогда они смотрели вместе кино и тихо переговаривались, а когда Юньланю надоело смотреть в экран, он занялся притащенной на дом работой, и Шэнь Вэй бережно подложил подушку ему под спину. Они просто сидели вместе, не беспокоя друг друга, и занимались каждый своим делом.
Чжао Юньлань видел такое только в мечтах: чтобы двое людей могли спокойно сосуществовать рядом, не требуя постоянного внимания друг от друга, говорили, когда хочется говорить, и смотрели кино, когда хочется его смотреть. Чтобы у каждого была своя жизнь, но эти жизни сплетались вместе… Словно им суждено быть вместе. Только вдвоём.
К тому моменту Чжао Юньлань уже достаточно повзрослел и достаточно испытал, чтобы понять: когда смотришь на человека и видишь в нём не тонкую талию, длинные ноги и крепкую задницу, а своё будущее… Это совершенно точно не просто похоть.
Иначе он давно уже обернул всё это в шутку и открыто покончил бы с Палачом Душ.
Но Юньлань попросту не мог заставить себя забыть.
Стоило ему вспомнить, как Шэнь Вэй смотрел на него посреди ночи в той хлипкой хижине посреди пурги, и Юньлань откуда-то точно знал: если откажется от Шэнь Вэя сейчас, будет жалеть об этом до конца жизни.
От офиса до его конуры было рукой подать, и к моменту, когда они приехали, Юньлань всё ещё не вынырнул из своих размышлений. Шэнь Вэй помог ему подняться наверх и снял с него куртку, аккуратно повесил её на место. А затем уложил Юньланя в постель и вышел в ванную за полотенцем.
Несмотря на кажущееся бессознательным состояние Юньланя, Шэнь Вэй вёл себя безупречно: обтёр его лицо и руки, старательно обойдя всё остальное, и бережно укрыл его пледом. А затем, подчиняясь силе привычки, принялся прибирать раскиданный по квартире мусор. Оставил пакет у двери, чтобы забрать с собой, и подобрал с пола брошенную там грязную одежду, которая отправилась в корзину для стирки. Поверх Шэнь Вэй оставил Юньланю записку с напоминанием отправить всё это в прачечную.
Внимательно оглядевшись, Шэнь Вэй также убрал с прикроватной тумбочки стакан с водой, чтобы Юньлань во сне не уронил его на пол.
Прислушиваясь к тихому шороху, с которым Шэнь Вэй передвигался по квартире, Чжао Юньлань ощутил, как сердце предательски сжимается в груди и тянется, отчаянно тянется к этому человеку.
Он ведь тоже запал Шэнь Вэю в душу, Юньлань это точно знал. Всю жизнь люди либо пытались им воспользоваться, либо им что-нибудь от него требовалось.
Никто и никогда так бережно о нём не заботился.
Кроме Да Цина, но этот невежественный котяра при всём желании не мог сойти за человека.
Закончив с делами, Шэнь Вэй развернулся к постели и понял, что Чжао Юньлань, который ещё недавно сонно его разглядывал, теперь всё-таки задремал, откинувшись на подушках. Он выглядел так мирно, что Шэнь Вэй невольно вздохнул: ему ужасно не хотелось уходить. Так и стоял бы у этой постели вечно, не в силах отвести глаз.
«Блядь, — панически подумал Юньлань, притворяясь спящим, — пожалуйста, уходи, не смотри на меня больше, я же сдохну сейчас прямо у тебя на глазах.»
Ни Палач Душ, ни многочисленные боги на небесах не вняли его мольбе. Словно в трансе, Шэнь Вэй медленно склонился к нему, ближе и ближе, пока не коснулся тёплым дыханием щеки.
Юньланю потребовалась вся его хвалёная выдержка, чтобы не выдать себя. Сердце его колотилось так сильно, что вот-вот норовило выскочить из груди.
А Шэнь Вэю выдержка, наконец, отказала. Опёршись ладонями по обе стороны от Юньланя, он мягко коснулся его губ своими. Словно стрекоза пролетела над водой и на мгновение задела её поверхность. Отстранившись, Шэнь Вэй зажмурился: это мимолётное касание так невыразимо много значило для него. Отчаянное биение сердце отозвалось у него в висках, и Шэнь Вэй вдруг резко почувствовал себя простым человеком. Украв поцелуй у любимого человека в тусклом свете лампы, Шэнь Вэй чуть не задохнулся от нежности, затопившей его изнутри. Будь ему суждено умереть здесь и сейчас, прямо на этом месте, у него бы не было никаких сожалений.
У Чжао Юньланя потемнело в глазах.
Верблюжий хребет его терпения с хрустом переломился, и в одно мгновение Юньлань с кристальной ясностью понял, что абсолютно трезв.
«Палач Душ? Кого волнует, что он Палач Душ? Он мне нравится, и он мой, а остальное пусть катится прямиком в преисподнюю!»
Чжао Юньлань, только что «крепко спящий», вскинул руки, обнимая Шэнь Вэя за плечи, и воспользовался мгновением его искреннего удивления, чтобы опрокинуть Шэнь Вэя на спину и навалиться сверху.
От него ещё немного пахло выпивкой, но глаза были совершенно ясные и внимательные.
— Ваша Честь, чем это вы занимаетесь? — мягко спросил он.
Шэнь Вэй открыл было рот, но к собственному стыду не нашёлся с ответом.
Чжао Юньлань какое-то время молча его разглядывал, а потом поддел Шэнь Вэю подбородок костяшками пальцев:
— Я думал, вы хорошо воспитаны, Ваша Честь, а вы бессовестно украли у меня поцелуй, к тому же посреди ночи. Да ещё и такой неумелый поцелуй!
Его тихий смех бальзамом пролился на израненную душу Шэнь Вэя, а следом Юньлань осыпал поцелуями его лицо. Словно во сне, в самом прекрасном и ярком сне Шэнь Вэй обнял его, не в силах оттолкнуть, и привлёк как можно ближе к себе.
Целоваться Юньлань умел, и его игривые, дразнящие губы мгновенно оставили Шэнь Вэя беззащитным и сложившим оружие у его ног.
Приподнявшись, Юньлань прошептал, почти касаясь его носа своим:
— Вот как нужно целоваться, если берёшься за это непростое дело.
Шэнь Вэй в очередной раз не нашёлся с ответом.
На рубашке Юньланя пара пуговиц уже была расстёгнута, обнажив чёткие линии ключиц. Шэнь Вэй уловил тонкий запах его одеколона, и этого хватило, чтобы у него отчаянно закружилась голова, и он перестал понимать, кто из них на самом деле пьян.
Юньлань вздохнул и мягко погладил Шэнь Вэя по волосам.
— Позволь спросить… Ты так долго скрывался от меня, но оставался вблизи. Потому, что мы на самом деле очень давно знакомы, и ты когда-то причинил мне боль; или потому, что ты думаешь, что человек и призрак не могут быть вместе?
Шэнь Вэй застыл, и глаза его прояснились. Слегка оттолкнув Юньланя, он сел, уронив руки на колени, и румянец медленно сполз с его лица.
Чжао Юньлань тоже сел и осторожно взял ладони Шэнь Вэя в свои, мягко разжал его пальцы.
— Зачем ты себя так мучаешь? Если дело в первой причине, то вот тебе моё обещание: что бы ни случилось в прошлом, для меня этого больше не существует. Можешь забыть об этом, и я никогда не вспомню. А вторая причина… Ещё смешнее. Люди умирают и тоже становятся призраками, когда-нибудь я…
Шэнь Вэй закрыл ему рот.
И медленно покачал головой.
Чжао Юньлань вздохнул и выбрался из постели. Ему казалось, что он полностью трезв, но на ногах он отчего-то не устоял и тяжело осел обратно на кровать.
— Блядь, всё вокруг шатается, — простонал он, обхватив ладонями голову.
Шэнь Вэй торопливо помог ему подняться.
— Я думал, опьянение прошло… Где болит?
Чжао Юньлань к тому моменту уже мог размышлять логически, но ещё не мог стоять, не шатаясь. Иначе он не был бы совсем недавно столь откровенен.
Покачав головой, Юньлань опустился на колено и открыл ящик, вытащил оттуда пластиковую папку и шлёпнул на кровать перед Шэнь Вэем.
— Открой.
Шэнь Вэй, помедлив, послушался.
В папке лежали документы о владении домом на улице рядом с университетом Дракона.
Чжао Юньлань влил в этот дом огромное количество денег. Именно поэтому в последнее время ему и пришлось перебиваться то здесь, то там.
Опираясь спиной на постель, Юньлань устроился прямо на полу и вытянул ноги, пряча дразнящую усмешку. Глядя на Шэнь Вэя, он вытащил и закурил сигарету.
И молчал, пока последний огонёк, пляшущий на её конце, окончательно не затух.
— Я купил этот дом до нашей поездки в горы. Думал, что урвал отличное местечко: в хорошем районе, удобное расположение… И прямо рядом с университетом: если бы ты захотел ко мне переехать, то мог бы ходить на работу пешком, и мы могли бы подольше отсыпаться по утрам. А на следующий год я и спецотдел перевёз бы поближе. Этот дом достаточно большой для нас двоих: сможешь устроить себе кабинет и принимать там студентов, а я приглашал бы иногда друзей… И у нас была бы собака, здоровая дурацкая собака. Я бы научил её пугать Да Цина, и у нас была бы собственная версия «Кошек против Собак»…
У Шэнь Вэя дрогнули руки, и пластик жалобно затрещал в его пальцах.
— Кто же знал, что после всего этого мне откроется, что на самом деле это вы, Ваша Честь, — усмехнулся Юньлань. — И вы можете добраться из одного конца города в другой одним щелчком пальца, зачем вам куда-то ездить? И просыпаться по утрам? Если бы я знал, то не потратил бы на этот дурацкий проект все свои сбережения, а теперь у меня даже нет денег, чтобы купить подарки на новый год.
Шэнь Вэй посмотрел ему в глаза и обнаружил, что озорство начисто исчезло из взгляда Юньланя. Исчезло, оставив лишь глубинную, невыразимую нежность. И Шэнь Вэй растворился в ней, утонул безнадёжно, не желая спастись.
Сердце его разрывалось: одна часть умирала от счастья, а другая погружалась в пучину преисподней. Шэнь Вэй зажмурился.
Несколько тысяч лет одиночества не смогли сломить его здравомыслие.
А всего несколько слов, произнесённых этим человеком, обернулись неистовой бурей, хаосом, чудовищным потрясением. Шэнь Вэя волной накрыла оглушительная страсть.
Правду говорят: ради любви живой отдаст жизнь, а мёртвый оживёт снова. Те из живых, кто боится смерти, и те из мёртвых, кто не способны вернуться к жизни, просто не успели познать настоящую любовь.
В полнейшем замешательстве, Шэнь Вэй не смог бы назвать сейчас ни дня, ни нынешнего года.

Примечание к части

TW: селфхарм

Сердце Шэнь Вэя сжалось, и он едва не лишился контроля над собой.
Пришло время осознать, что все эти тысячи лет не лишили его эмоций и желаний. То, что Чжао Юньлань сегодня наговорил… Такое происходило только в его мечтах, которым никогда не было суждено сбыться. И он до сих пор понимал, что всё это неосуществимо, но надежда уже прокралась в его сердце и проросла там тонким упрямым ростком.
Эта надежда была прочной шёлковой нитью, которой Шэнь Вэй готов был доверить всю свою жизнь.
Он был рождён, чтобы встретиться с ним, и встал на путь, что привел сюда, только ради него.
Силу воли не победить лезвиям и клинкам жизненных бурь и штормов, но любые щиты ломаются, когда из ниоткуда тебе на помощь приходит ласковая рука, а голос нежно шепчет на ухо: «Иди ко мне».
Отчаянно захотелось спросить мироздание: почему именно он должен быть Палачом Душ?
Даже крошечным муравьям полагается пара, птицы свивают гнёзда в ветвях деревьях, и лишь ему суждено оставаться всегда одиноким. Разве не найдётся хоть где-нибудь места, которое можно назвать домом?
У всех, с кем ему довелось встречаться, на лицах было написано уважение, но за его спиной они, корчась от ужаса, тихо замышляли, как бы от него избавиться.
В нём воплотился сам хаос, невыразимая угроза и чудовищная жестокость. И какая-то часть его до краёв полнилась злобой, плавилась в постоянном желании лишить всех этих людей жизни одним взмахом клинка.
Однако… Шэнь Вэй следовал обещанию, которого никто уже и не помнил, кроме него самого. Прошло много тысяч лет, и он ни разу не отступился от своих слов — единственного, что до сих пор тонкой нитью соединяло его с человеком, которому эти слова были сказаны.
Глаза Шэнь Вэя потемнели, словно к ним подкатили кровавые слёзы.
Через некоторое время он медленно покачал головой.
— От меня одни неудачи. — Юньлань еле разобрал его шёпот. — Я навлеку на тебя беду.
Губы Юньланя изогнулись в игривой улыбке, и на его щеках отчётливо проявились ямочки.
— Давай ещё силой атаки померяемся, или шкалой жизни. [1] Если так рассуждать, то мне следует жениться на денежной кошке [2], а это уже даже для меня перебор.
Шэнь Вэй его шутки не понял и ничего не ответил, но так сильно стиснул пальцы, что на ладони едва не выступила кровь.
— Как ты можешь… Как ты можешь такое мне предлагать?
Улыбка пропала с лица Чжао Юньланя, и он затушил сигарету в пепельнице.
Он влюбился в Шэнь Вэя с самой первой встречи. Думал, просто потому, что Шэнь Вэй был откровенно в его вкусе, и старательно игнорировал подспудное ощущение, что они знали друг друга всю жизнь. Прошлое Палача Душ оставалось тайной, и Юньлань не мог сейчас просто взять и спросить его об этом прямо, лицом к лицу.
Но почему-то ему казалось, что Шэнь Вэй прячет от него целый океан боли. Почему сам воздух замерзает каждый раз, как он надевает свой чёрный плащ?
Разве он сам не чувствует холода?
— Прости, — тихо сказал Чжао Юньлань и надолго замолчал. Снова взял сомкнутые пальцы Шэнь Вэя в свои и мягко разжал их, поцеловал тыльную сторону дрогнувшей ладони и беспечно отпихнул в сторону драгоценные бумаги о владении.
Шэнь Вэй закрыл глаза, чувствуя себя бесчестным человеком.
Почему было не остаться в стороне? Не скрыться в глубинах преисподней? Тогда Чжао Юньлань мог бы переродиться хоть сотню раз — они всё равно никогда бы не встретились, и он никогда не узнал бы о самом существовании Шэнь Вэя.
Но противиться этому влечению было невозможно. Просто невыносимо.
Шэнь Вэй хрипло выдохнул: он сам себе казался бесстыдной шлюхой, стоящей на улице в ожидании клиента. А стоило появиться клиенту, как пришло время играть в благородную недотрогу.
Он всегда до глубины души себя ненавидел, но сегодня эта ненависть достигла новых высот.
Чжао Юньлань забрался обратно в постель, потирая виски, и тихо сказал:
— Я мог бы предложить тебе всё, чем владею на этом свете, но думаю, что всё это будет тебе безразлично. Но я всё равно отдам тебе кое-что очень важное: моё сердце… Если ты не желаешь принять его, просто забудь об этом.
Шэнь Вэй вспомнил, как много лет назад один человек прошептал ему на ухо тем же проникновенным тоном, вздохнув со мнимой беспечностью:
"Моё богатство — это горы и реки этого мира, но если подумать, то цепляться за них не стоит: всего лишь горка камней и несколько диких заводей. Лишь одно, чем я обладаю, чего-то действительно стоит, и это моё сердце. Хочешь его? Забирай."
Прошлое в памяти Шэнь Вэя было всё ещё живо и ярко светилось перед глазами.
Отбросив сомнения, он стиснул Чжао Юньланя изо всех сил, так крепко, как только мог, и зарылся лицом ему в шею.
Когда больно людям, склонным к прямоте и ничем не ограниченным, они искрят эмоциями, завывая от горя или отчаяния.
Шэнь Вэй же только и мог, что впиться зубами в собственную руку поверх плеча Чжао Юньланя. Сложно было сказать, как сильно ему пришлось сжать челюсти, но запястье живо опутали ручейки крови, и зубы вошли почти до костей.
Однако Шэнь Вэй не чувствовал боли.
Бесконечные глубины преисподней навалились на его плечи, но в своей безумной агонии Шэнь Вэй мог пролить лишь собственную кровь, а не слёзы.
Учуяв запах крови, Чжао Юньлань живо сообразил, что что-то не так.
— Шэнь Вэй! Что ты творишь? Отпусти сейчас же!
Шэнь Вэй только крепче прижал его к себе.
Люди живут на свете всего несколько десятков лет, это время пролетит, словно мимолётная вспышка, и растворится в тени.
«Разве я не заслуживаю этого времени?..»
— Шэнь Вэй! — Пока Шэнь Вэй затерялся в своих мыслях, Чжао Юньлань вывернулся из его рук и торопливо сел. Его простыни уже пропитались кровью. Взъярившись, он едва не забыл, что перед ним Шэнь Вэй, а не малыш Го. — Ты что, свихнулся? Я, конечно, та ещё свинья, но я никого не стал бы заставлять против воли! Ты покачал головой, и разве я сказал что-то против? Разве сказал хоть что-то? Зачем ты так?!
Вскочив с постели, он бросился было искать аптечку, но Шэнь Вэй схватил его за руку.
Чжао Юньлань развернулся к нему, полыхая от злости, а Шэнь Вэй тихо улыбнулся ему:
— Я принимаю.
Юньлань застыл на месте. Шэнь Вэй улыбнулся ярче и продолжил странным, леденящим тоном:
— Я принимаю твой дар. Твоя жизнь, в этом мире или в загробном, теперь принадлежит мне. Даже если когда-нибудь я тебе надоем, и ты захочешь уйти, я тебе не позволю. Если понадобится, придушу тебя собственными руками.
Чжао Юньлань глупо моргнул: ему потребовалось время, чтобы прочувствовать и осознать эти слова.
В своём профессоре Шэне он, наконец, учуял присутствие Палача Душ.
Вместо того, чтобы отреагировать на эту чудесную и свирепую речь, Юньлань вытащил из-под кровати аптечку и добыл оттуда антисептические салфетки. Присев на краю кровати, он потянул на себя окровавленное запястье Шэнь Вэя и, нахмурившись, осторожно протёр его рану.
— Угораздило же меня, — вздохнув, буркнул он, разбавляя нежность своих действий грубостью слов.
После этого силы окончательно его оставили. Его спецотдел полнился полулюдьми и полупризраками, но ни на кого из них нельзя было положиться. Приходилось самому вертеться, как белка в колесе. Сменив окровавленные простыни, он окончательно растерял настроение заниматься любовью и просто повалился в постель и откровенно вырубился. Дыхание его замедлилось и успокоилось.
Теперь он, наконец, правда крепко спал.
Шэнь Вэй взглянул на своё аккуратно перевязанное запястье и осторожно приподнял край одеяла, чтобы, задержав дыхание, бесшумно улечься на другую половину кровати.
Прижав ладонь Чжао Юньланя к своей груди, он закрыл глаза.
Он никогда не думал, что наступит день, когда ему удастся проспать всю ночь. Сон приходил к нему редко и никогда не отличался нежностью, и о тихих, спокойных ночах Шэнь Вэй мог только мечтать.
Он уже очень, очень много лет не был так счастлив.
На следующее утро его разбудил странный запах с кухни, и Шэнь Вэй несколько долгих мгновений не мог понять, где находится. А потом его взгляд упал на перевязанное запястье, и на вечно бледном лице Шэнь Вэя расцвела краска.
Что он наделал прошлой ночью! Что наговорил!
Всё это… У него просто не было сил об этом думать.
— Утро, — радостно пропел кто-то.
Подняв глаза, Шэнь Вэй увидел Чжао Юньланя с палочками во рту. В руках Юньлань нёс широкий поднос с пятью углублениями, каждое размером с небольшую тарелку.
Пяти углублений как раз отлично хватало на двоих людей, чтобы разделить четыре блюда и суп, и больше ничего не пришлось таскать с кухни.
Тот, кто придумал это чудовищное орудие лени, заслуживал отдельного наказания.
А ещё оно было заставлено не менее чудовищной едой: слева направо на подносе горделиво высились стаканы с лапшой быстрого приготовления, над которыми поднимался пар, мешаясь в совершенно непередаваемый аромат.
Шэнь Вэй молча хлопнул глазами.
Юньлань же спокойно уселся на диване и начал перечислять:
— Слева лапша с говядиной, отваренная в воде, за ней лапша с кимчи, отваренная в молоке, в середине лапша с грибами и курицей, которую я погрел в микроволновке и ещё масла добавил, вторая справа — лапша с морепродуктами, туда пришлось долить соуса, а то было невкусно, а справа — лапша с беконом, отваренная в кофе… Эта мне особенно нравится. Выбирай.
И этот человек добавил, помедлив:
— Видишь ли… Я не умею готовить. А ты нечасто приходишь, и я подумал, что два стакана лапши — это попросту стыдно.
Поэтому он приготовил пять… Какая щедрость.
Шэнь Вэй обвёл взглядом плоды его стараний и невольно задался вопросом, каким образом Юньлань до сих пор не отравился собственной стряпнёй и не умер в жутких мучениях.
К счастью, лапша могла быть сварена даже на мышьяке, и Шэнь Вэй с удовольствием отведал бы её, не моргнув и глазом… Но профессор Шэнь всё же выбрал на подносе самый мирный вариант из предложенных и негромко напомнил Юньланю:
— Жирная пища вредна для желудка. Не ешь слишком много.
— Денег нет, — пожал плечами Юньлань. — Если премию не дадут поскорее, придётся занимать у отца.
Заметив взгляд Шэнь Вэя, он подмигнул ему и широко улыбнулся:
— Вот увидишь, из меня получится не только постельная грелка, но и неплохой вымогатель.
Шэнь Вэй подавился острым бульоном и отчаянно закашлялся.
Чжао Юньлань только хмыкнул и беспечно бросил:
— Конец года, пора пересматривать добродетели. На земле в последнее время всё больше и больше воров, а волшебный народец и призраки уже надоели своей суетой.
Шэнь Вэй выпрямился, взяв себя в руки, и вытер рот.
— Добрые дела, совершённые с умыслом, дают лишь поверхностную карму. Разве можно так просто достичь добродетели?
— Именно так.
У Чжао Юньланя, судя по тому, с каким аппетитом он поглощал жуткую смесь лапши и кофе, полностью отсутствовал вкус.
— И кстати говоря, у нас новое дело. Хотя, казалось бы, в это время года преступники могли бы ради разнообразия вести себя хорошо.
Первым мистическим артефактом были Солнечные Часы Реинкарнации, затем появился Столп Природы, а третьей была Кисть Добродетели. Неудивительно, что разговоры о добродетели заставили Шэнь Вэя невольно напрячься.
Не успел он спросить, как у Юньланя зазвонил телефон.
— Помянешь дьявола, — пробормотал тот с полным ртом, отпихнув от себя стакан с лапшой. — Что им опять надо?
За одну ночь ещё двое пострадавших оказались в больнице с теми же симптомами: никаких болезней и никаких ранений, только беспочвенные вопли о боли в ногах. Семья одной из жертв позвонила в полицию в пять утра, и сотрудникам спецотдела невольно пришлось выползти из своих спален раньше некуда.
Серия отравлений плохо влияет на маленькие города. Слухи расходились всё дальше, и на дворе как раз стоял конец года, когда стабильность и контроль были важнее всего. Шеф местной полиции понятия не имел, как ему поступить, так что звонки Чжао Юньланю поступали сейчас с воистину ужасающей частотой.
Чу Шучжи и другие заключили, что дело рано или поздно передадут в спецотдел, и до последнего затягивали с отчётом, но получив его, Чжао Юньлань просто не мог больше игнорировать свою работу.
Все официальные приготовления должны были занять ещё один день, но Юньлань нехотя пообещал, что сегодня же заедет в больницу.

Примечание к части

[1] Юньлань оперирует игровыми терминами, такими как «очки здоровья» и «сила атаки».
[2] Манэки-нэко — статуэтка кошки, которая предположительно приносит владельцу удачу.

Чжао Юньлань, естественно, охотно взял бы с собой только Шэнь Вэя, исключив третьих лишних. Однако пришлось, вспомнив недовольство Да Цина, спуститься с небес на землю и выдавить из себя немного ответственности. Поэтому Юньлань позвонил Го Чанчэну и велел ему явиться на место, чтобы хорошенько поразвлечься… Точнее, поучиться, как и положено новичку.
Бедняга Го Чанчэн уже успел полгода проработать в спецотделе, но до сих пор толком ничего не знал, и Чжао Юньлань со вздохом признал, что пришла пора познакомить его с некоторыми важными аспектами их работы.
Как ответственный сотрудник, Го Чанчэн не заставил своего шефа ждать. Едва положив трубку, он бросился прямиком к метро, чтобы не попасть в утренние пробки. И даже попытался втиснуться в переполненный поезд, но преуспел в этом только с третьего раза — с помощью злобной старушки, которая наподдала ему сзади, и Го Чанчэн оказался внутри прежде, чем захлопнулись двери.
Весь мокрый от пота, Го Чанчэн ввалился в больницу и понял, что явился слишком рано: ночная смена только-только сменилась дневной. И шеф, должно быть, всё ещё пребывал в раю, который называл своим домом.
Го Чанчэн потёр ладони, сгорбился и терпеливо прождал на холоде ещё целых два часа. К тому времени, как долгожданный шеф соизволил явиться (вместе с профессором Шэнем), Чанчэн уже израсходовал целую пачку салфеток, а сам практически покрылся коркой льда.
— Ш… Ш… Шеф Чжао! — от холода у него практически не шевелились губы.
— Ты когда приехал? — удивился Юньлань. — Сколько уже ждёшь?
— П… Почти три часа.
Юньлань даже не стал спрашивать, почему стажёр не позвонил ему или хотя бы не зашёл внутрь. Не будь Го Чанчэн дураком, разве мог бы он называться Го Чанчэном?
— Почему он ждал снаружи? — Шэнь Вэй, в свою очередь, был крайне удивлён.
Чжао Юньлань запер машину и швырнул ключи Го Чанчэну.
— Не посмел зайти, — хмыкнул он.
Бинго. Го Чанчэн громко шмыгнул носом и опустил глаза.
— Доброе утро, — терпеливо поприветствовал его Шэнь Вэй. — Ты завтракал?
Го Чанчэн кивнул, напряжённо раздумывая: почему шефу Чжао вздумалось притащить на работу свою личную жизнь?
Наверное, это было его ошибкой, но Го Чанчэн всё равно мучительно остро почувствовал себя третьим лишним. Увидев, как Шэнь Вэй и Юньлань негромко перешёптываются на пути в больницу, он поспешно отошёл на три шага и низко опустил голову. Замёрзший и несчастный, он был похож на участника какого-то скорбного шествия.
В разгар сезона простуд больница была переполнена людьми, между которыми Го Чанчэну пришлось лавировать в отчаянной попытке избежать столкновения. В конце концов он сумел пробиться сквозь толпу, но к тому времени Чжао Юньланя и Шэнь Вэя уже было нигде не видать.
К счастью, Чанчэну уже доводилось здесь бывать, и он начал понуро подниматься по лестнице.
На шестом этаже несколько врачей и медсестёр прокатили мимо него пациента на каталке, и Чанчэн живо отошёл, уступая им дорогу.
И случайно посмотрел в окно.
Ему были слишком хорошо знакомы странные видения, что являлись ему в отражениях, и потому Го Чанчэн давно научился с этим справляться: обзавёлся целым рядом привычек — закрывать занавески и включать телевизор сразу же по приходу домой,глянцевый столик застилать скатертью, а ноутбук открывать только прямо перед использованием.
Но сейчас хватило одного неосторожного взгляда, и Го Чанчэн уже не смог отвести глаз от стекла.
За окном на высоте шестого этажа стояла высокая фигура: мужчина, очень худой, в поношенной пуховой куртке и старенькой шапке, из-под который виднелись седые волосы. Го Чанчэн невольно изумился его внешности, чувствуя, как часто колотится сердце, и понял, что правда не может перестать пялиться.
Но стоило Го Чанчэну опустить глаза, и его рот сам собой распахнулся, а лицо исказилось диким ужасом. У человека за окном не было ног, и он парил в воздухе!
Его ноги были почти полностью отрезаны от тела: через узкое окошко Го Чанчэн ясно видел эту его необычную рану. Из гниющей плоти явственно выступал белый осколок кости… И кровь: она всё ещё сочилась из раны, стекала по стеклу сквозь щели в раме и маленькой лужицей уже собиралась на полу.
Однако персонал больницы всего этого как будто не замечал.
Безногий мужчина молча смотрел сквозь стекло. Его лицо было вымазано кровью и грязью, а глаза норовили выкатиться из орбит, но выглядел он всё равно жуткой восковой фигурой. Неподвижный и бледный, он молча взирал на людей за стеклом и скупо улыбался сухими потрескавшимися губами.
В этот момент кто-то тронул Го Чанчэна за плечо, и жуть перехватила ему горло, мешая кричать. Чанчэн только подпрыгнул, выпучив глаза, и позабыл даже о том, что надо дышать. Сердце колотилось у него в груди, норовя выскочить наружу.
Ему даже отчаянно захотелось в туалет.
К счастью, потревожил его никто иной как шеф Чжао, и Го Чанчэн поспешно заставил себя расслабиться.
— Что с тобой творится? — нахмурился Чжао Юньлань, окинув взглядом его сгорбленную несчастную фигуру и белое как мел лицо.
Го Чанчэн открыл было рот, чтобы что-то сказать, но обнаружил, что не в состоянии выдавить из себя и слова. Не в силах описать произошедшее, он только поднял дрожащую руку и ткнул пальцем в сторону зловещего окна.
Чжао Юньлань, склонив голову к плечу, осмотрел окно: совершенно обычное, не слишком чистое, но и не очень грязное. Ничего примечательного в нём не было.
— Что ты там увидел?
Заставив себя поднять голову, Го Чанчэн с удивлением обнаружил, что за окном больше никого не было.
Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не обращает на них внимания, он понизил голос и произнёс, давясь слезами:
— Там был человек… Он парил в воздухе. И у него не было ног, только рваная рана, и кровь, кровь повсюду…
Чжао Юньлань нахмурился. Го Чанчэн с трудом заставил себя перестать всхлипывать.
Юньлань понял, что тот не врёт: вряд ли у мальчишки хватило бы смелости решиться наврать своему шефу.
Подойдя к окну, Юньлань взглянул на часы, но они продолжали спокойно тикать, отсчитывая секунды. Опёршись на подоконник, он осторожно надавил на проржавевшие петли, и окно слегка приоткрылось. Внутрь сразу пробрался леденящий северный ветер.
И только. Ничего сверхъестественного.
К нему тут же подбежала медсестра:
— Простите, господин, не могли бы вы закрыть окно? Если вам нужно на воздух, пройдите, пожалуйста, во двор. Здесь пациенты, а вы выпускаете всё тепло.
Юньлань закрыл окно и очаровательно улыбнулся ей, виновато кивнув.
Девушка, изумлённая его красотой, не нашлась с ответом — только покраснела, пробормотала что-то себе под нос и поспешно убежала прочь.
Шэнь Вэй, вернувшийся незадолго до этого, демонстративно отвернулся и громко кашлянул в кулак.
Чжао Юньлань взглянул на него с улыбкой и лисой подобрался вплотную, потянул за край его шарфа.
— Простудился? — промурлыкал Юньлань, склонившись к уху Шэнь Вэя. — По спинке постучать?
Шэнь Вэй поспешно отстранился, и Чжао Юньлань невольно заподозрил, что носи Шэнь Вэй традиционные одежды, он бы прикрылся сейчас длинными рукавами и принялся бы повторять себе под нос, что «средь бела дня мужчинам не положено стоять так близко друг к другу».
Юньлань тихонько засмеялся.
— Чем ты тут занимаешься? — спросил Шэнь Вэй, неловко меняя тему. Уши у него всё ещё сладко пылали.
Юньлань бросил взгляд на Чанчэна, который забился в угол, напрочь отказываясь приближаться к окну, и вкратце пересказал случившееся.
Шэнь Вэй, подумав, понизил голос:
— У него не должно быть третьего глаза. Должно быть, дело в отражениях.
— Как это понимать? — нахмурился Юньлань.
— Помнишь нашу первую встречу в университете? Накануне ночью я узнал, что произошло убийство, и заподозрил, что оно связано со сбежавшим голодным духом. Я послал свою марионетку осмотреть комнату жертвы, и у них с твоим стажёром на мгновение возникла странная связь. Боясь выдать себя, я отозвал куклу… Тогда я ещё не знал о твоём присутствии.
В тот день Шэнь Вэй отчего-то напрочь лишился своего чутья, позволявшего ему всегда понимать, где находится Чжао Юньлань.
В отчёте Го Чанчэна и правда было что-то о черепе за окном и «фигуре в чёрном плаще в его глазницах». Но Юньлань этот отчёт только быстро просмотрел и счёл его выдумкой, а потому с тех пор использовал в качестве подставки для напитков.
Откуда ему было знать, что Го Чанчэн способен написать что-нибудь полезное?
— Значит, безногий призрак и правда пялился только что в окно?
Шэнь Вэй кивнул:
— Всё ведь произошло среди ночи? Если бы я собирался причинить кому-то боль, я бы тоже лично явился проверить, всё ли идёт по плану.
— Ты даже поцелуи пытаешься держать в секрете, — усмехнулся Юньлань.
Для Шэнь Вэя подобная фамильярность у всех на глазах была совершенно непривычна, и он стремительно покраснел и выпалил:
— Перестань сейчас же!
Юньлань послушно захлопнул рот, но даже так его лукавый, насмешливый взгляд всё равно проникал Шэнь Вэю прямиком в душу, намекая на нечто большее.
Шэнь Вэй не выдержал — отвернулся и быстрым шагом направился к палате.
Там Го Чанчэн обнаружил, что первая жертва куда-то пропала, зато на его месте двое других скорбно завывали уже дуэтом.
Печальный полицейский в форменной фуражке вышел в коридор и пожал Юньланю руку.
— Вы, должно быть, шеф Чжао? — тоскливо спросил он. — Офицер Ли. Я вас тут весь день дожидаюсь.
— Где вчерашняя жертва? — спросил Юньлань.
— На грани смерти, — вздохнул офицер Ли. — В реанимации. Этих двоих тоже готовят.
— Он умирает? Почему?
— Кричал целые сутки, пока не охрип, а потом вовсе перестал разговаривать и впал в кому, перед этим перестав чувствовать ноги… Что это за отрава, шеф Чжао? Никогда не видел, чтобы человека можно было довести до подобного состояния.
— Может и не отрава, — пробормотал Юньлань.
Офицер Ли поймал его взгляд, тёмный и пустой, словно зависший в пространстве, и сглотнул.
Чжао Юньлань потрепал его по плечу:
— Врачи ещё не пришли к единому мнению. Всякое бывает. Займись своими делами, а мне нужно поговорить с одной из жертв.

Офицер Ли выпроводил всех врачей, медсестёр и членов семьи, оставив в палате лишь двоих пострадавших, которые дружно завывали от боли.
Первое, что сделал Чжао Юньлань — это поднял руку и преспокойно вырубил одного из них.
— Принёс свой блокнот? — спросил он Го Чанчэна.
Тот резво закивал.
— Тогда записывай, — приказал Юньлань и спросил вторую жертву: — Госпожа, как ваши ноги?
Это была женщина средних лет, которую персоналу пришлось привязать к постели, чтобы не дёргалась слишком сильно. Она кивнула, и её глаза наполнились слезами.
Чжао Юньлань вытащил бумажник, но внутри него не было ни одной банкноты или монеты. Зато там скрывалась толстая пачка жёлтых талисманов.
— Талисманы в нашей работе очень важны, — пояснил он Го Чанчэну, перебирая их кончиками пальцев, — нужно хранить их в порядке по категориям: боевые, необходимые для экзорцизма и так далее… Иначе когда они тебе понадобятся, в решающий момент ты не сможешь быстро найти нужный. Как ими пользоваться — тема отдельная…
Не обращая внимание на громкий плач пострадавшей, шеф Чжао говорил спокойно, словно вёл неторопливую лекцию.
У Го Чанчэна подобная выдержка отсутствовала, и он не услышал ни слова, не в силах оторвать глаз от страдающей жертвы.
— Теперь о ней, — продолжил Чжао Юньлань, словно профессор в медицинском институте, объясняющий своим студентам природу вещей на трупе. Подойдя к женщине, он аккуратно отогнул ей ухо. — Третьего глаза у тебя нет, так что и добродетель тебе не видна. Но в этом может помочь простой талисман. — Вытащив один из жёлтых листков, он показал его Го Чанчэну. — Талисман третьего глаза.
Чанчэн помедлил, прежде чем приблизиться, и Чжао Юньлань шлёпнул талисман ему на лоб прямо между бровей.
— Вот так.
Го Чанчэн, замерев, ощутил жутковатую волну холода, исходящую от талисмана, и вместе с ней что-то словно ударило его по лбу, заставив мир вокруг закачаться и перемениться… Вот только что именно изменилось?
— Подойди и взгляни, — приказал Чжао Юньлань.
Го Чанчэн послушался и с ужасом обнаружил, что пациентку густо облеплял тёмный туман, а измотанное лицо обернулось жуткой маской и носило на себе отчётливый отпечаток близкой смерти. Её ноги были особенно густо укрыты туманом, словно кто-то отрезал их от её тела тупой пилой.
А за ухом женщины темнела чёрная отметина, расползалась по шее, как чудовищное родимое пятно.
— Подобная метка свидетельствует о множестве пороков, — произнёс Шэнь Вэй из-за плеча Чанчэна. — В Книге Жизни и Смерти хранятся записи о добродетели каждого человека. Когда кто-то творит зло, призраки оставляют чёрный отпечаток пальца за его ухом. Чем темнее отпечаток, тем страшнее преступление. В нашем случае, её проступки не велики, но их много: значит, она не совершила ничего ужасного, но в своём эгоизме часто предавалась мелким проступкам. — Помедлив, Шэнь Вэй добавил: — Подобное поведение не заслуживает смерти. То, что с ней случилось, несправедливо.
Го Чанчэн осторожно кивнул шефу, но сразу сообразил, что кивать надо профессору Шэню, и повернулся к нему с огромными глазами, словно инопланетянина увидел.
— Куда пялишься? — Шеф Чжао развернул его обратно к себе. — Шэнь Вэй у нас настоящий мудрец, жаль, что я раньше этого не заметил.
В этот раз Го Чанчэн покосился на профессора Шэня с восхищением.
А Чжао Юньлань достал ещё один талисман.
— Простой талисман экзорцизма. Самый базовый, иногда не срабатывает, как повезёт. Если не сработает, значит перед тобой действительно сильный противник.
Го Чанчэн промолчал, старательно пытаясь не думать о том, что пострадавшая всё это слышит.
Чжао Юньлань прикрепил талисман к её лбу, и своим искусственным третьим глазом Го Чанчэн увидел, как от жертвы отделилось облако чёрного дыма, трубой взмыло к потолку и обрело размытое лицо с разинутым орущим ртом.
Таким образом лекция живо обернулась приключением в доме ужасов. Го Чанчэн, взвизгнув, бросился к двери, но шеф Чжао не глядя, словно у него были глаза на затылке, схватил его за шкирку и удержал на месте.
Подняв глаза к потолку, он пробормотал, без труда удерживая Чанчэна одной рукой:
— Почему в нём так много недоброй воли?
— Призрак! П-п-призрак! — завопил Го Чанчэн.
— Ты что, призраков не видел? — фыркнул Чжао Юньлань. — Если бы их здесь не было, я бы тебя с собой не позвал.
— Это злой дух! Он вредит людям! — заскулил Чанчэн, и его карман вдруг резко полыхнул электричеством. Чжао Юньлань, зная, чего ожидать, живо разжал пальцы и увернулся от атаки оружия, которое сам же и придумал, и мощная электрическая волна развоплотила висящего в воздухе призрака с той же силой, с какой она показала себя в пещере клана Ханьга.
— Я не успел задать ни одного вопроса, — недовольно сказал Чжао Юньлань, — кто просил тебя его убивать?
Подождав, пока развеется дым, шеф Чжао отвесил Го Чанчэну смачный подзатыльник.
Тот взглянул на него снизу вверх глазами, полными слёз:
— Я… Я испугался…
— Нужно было держать себя в руках!
Всегда будут существовать начальники, требующие от своих несчастных подчинённых невозможного.
К сожалению, Го Чанчэн своим шефом одновременно и восхищался, и боялся его до дрожи. Скажи ему Чжао Юньлань абсолютную чушь, Чанчэн бы и её объявил законом и нашёл бы тысячу причин, почему шеф на самом деле был прав.
Подчинившись приказу, он постарался обуздать свой страх и напрягся так старательно, что лицо у него вспотело и покраснело. Однако внутри у него до сих пор всё тряслось от ужаса, и Го Чанчэн тихо прохрипел слабым голосом:
— Я не… Не могу держать себя в руках…
Чжао Юньлань взглянул на него исподлобья, и Го Чанчэн, не понимая его взгляда, затрясся ещё сильнее и уже был готов выпустить ещё один заряд электричества, когда его бессердечный шеф рассмеялся:
— А ты забавный.
Го Чанчэн в ответ промолчал. Этого он сейчас точно не ожидал.
— Не нужно издеваться над ним, — попросил Шэнь Вэй, всё это время молчаливо за ними наблюдавший.
Чжао Юньлань картинно запер себе рот на воображаемую молнию, демонстрируя, как хорошо он умеет прислушиваться к словам других, отпустил Го Чанчэна и выпрямился. Ловкость его движений выдавала, насколько хорошо он на самом деле натренирован: при желании Чжао Юньлань с лёгкостью мог бы пройти отбор на какие-нибудь международные соревнования.
Пациентка же успокоилась: происходящее её настолько впечатлило, что она даже перестала плакать и попыталась привстать на кровати.
— Спасибо тебе, ангелочек, — пробормотала она, поклонившись Го Чанчэну, — спасибо, маленький ангелочек!
Го Чанчэн резко смутился.
— Нет-нет, я не… — Его лицо залилось краской, а в голове опустело. В кармане у него угрожающе треснуло электричество: оттуда вылетела жгучая искра и чуть не подожгла пальто Чжао Юньланя.
Го Чанчэн живо захлопнул рот и подумал, что так, наверное, чувствовал себя Чудо-Мальчик*.
Чжао Юньлань посерьёзнел, пододвинул себе стул и сел, махнув рукой пострадавшей женщине.
— Хватит кланяться, у меня есть к вам несколько вопросов. Прошу вас содействовать расследованию.
Женщина быстро кивнула.
— Прошлым вечером вы съели купленный на улице апельсин и после этого оказались в больнице?
— Да, дело было к ночи. Я пошла в магазин, а когда вышла, то увидела, что кто-то продаёт апельсины.
— Постойте, вы увидели продавца фруктов на пути из супермаркета? — перебил Чжао Юньлань.
Женщина задумалась, а потом нерешительно кивнула.
— Или нет… Наверное нет, я хотела купить фруктов и наверняка заметила бы его по дороге…
Значит, её дожидались специально.
— Продавец фруктов. Вы рассмотрели его лицо?
— Он был худой, с редкой бородкой… Кажется, в серой куртке.
— С ногами у него всё было нормально? — спросил Чжао Юньлань.
— С ногами? — Женщина снова задумалась, а затем сказала: — Точно, я вспомнила. Он прихрамывал, ходил с трудом. Я и забыла совсем. Наверное, он калека с искусственной ногой. — Не дождавшись следующего вопроса, женщина продолжила: — Вот что я тебе скажу, святой человек: все эти калеки — плохие люди. С телом у них не в порядке, и разум тоже приходит в негодность. Где это видано — травить людей? Их всех нужно бросить в тюрьму и запереть хорошенько, всё равно нормальной жизни им не видать, только мирных граждан тревожат.
Чжао Юньлань нахмурился, осознавая, откуда взялись тёмные отпечатки порока за её ухом. Некоторые люди сразу рождены злобными, и тьма сочится из каждой их поры. Небольшая, не опасная тьма, но способная очень глубоко ранить.
— У нас в округе есть глухонемой парень, — продолжила тем временем женщина, — женщины все ему отказывают, так он собаку завёл. А она лает и лает, лает и лает. Он-то глухой и не слышит, и за собакой не следит… Надо было сразу купить отраву и избавиться от этой твари, и так она слишком долго уже прожила…
Чжао Юньлань, потеряв терпение, встал и заглянул пострадавшей в глаза. Безо всякой симпатии он завладел её разумом, и глаза бормочущей женщины мгновенно опустели, а затем закатились, и она без чувств повалилась на кровать.
— Ты чем-то отравилась и несколько часов провела на унитазе, — прошипел Чжао Юньлань ей на ухо, — а потом потеряла равновесие и грохнулась прямо на него. Теперь тебя постоянно окружает такая вонь, что не отмоешься, как сильно не три.
Шэнь Вэй, ощутив перемену его настроение, вежливо кашлянул.
— И пусть теперь ты воняешь, как куча отбросов, — продолжил Чжао Юньлань, — отравление у тебя прошло. В полдень к тебе приходили из полиции, такие красивые молодые люди, спрашивал о продавце фруктов, ничего особенного. А ещё они научили твой грязный умишко одному важному уроку…
Шэнь Вэй кашлянул снова.
— Полагаться на свою совесть, — закончил Юньлань и отвернулся. — Надеюсь, тебе ещё долго будут сниться кошмары, старушка.
Шэнь Вэй вытащил его из палаты, опасаясь, что иначе Юньлань нашепчет бедной женщине на ухо весь сюжет «Звонка».
— Отравителя она явно не знала. — Покинув палату, Юньлань снова обратился строгим учителем для Го Чанчэна. — Линия кармы у неё под веками неглубока. И она меня, конечно, выбесила, но вряд ли кто-то выбрал её специально. Обычно отравители выбирают случайных людей.
Остановившись, он взглянул на Чанчэна, который торопливо записывал за ним в своём блокноте, и беспечно продолжил:
— А если они с отравителем родственники? Она его прикончила, а он вернулся отомстить? Тогда ничего не поделаешь: человеческие законы запрещают отмщение, но карма, инь и ян — дело другое.
Го Чанчэн только кивнул.
— Однако, судя по словам жертвы, отравитель был ей незнаком. И раз линия кармы неглубока, значит, они сталкивались раньше, но по чистой случайности — например, не уступили друг другу дорогу на тротуаре. Возможно, здесь кроется нечто большее, но скорее мы имеем дело со злым духом, который травит людей. Если так, мы можем не только его арестовать, но и казнить на месте.
Го Чанчэн невольно накрыл ладонью своё оружие в кармане куртки, и у Чжао Юньланя насмешливо дрогнул уголок рта.
— Я поеду в спецотдел, проведаю своих невезучих сотрудников.
— Я позабочусь о второй жертве, — понимающе кивнул Шэнь Вэй.
Они обменялись взглядами, и Чжао Юньлань мягко улыбнулся Шэнь Вэю, а затем обернулся к Го Чанчэну:
— Иди, позвони Чжу Хун и скажи ей: пусть свяжется с властями. Чтобы это дело было у меня на столе сегодня же вечером. И не вздумай бездельничать, узнаю — мало не покажется. Брысь!
Профессор Шэнь, единственный, кто мог бы вступиться за него, уже ушёл, и Го Чанчэн, сжавшись в комок, резво побежал исполнять приказ шефа.

Примечание к части

*Персонаж видеоигры-платформера компании Sega.

После четырёх часов дня, но ещё до заката Чжу Хун влетела в больницу с официальным разрешением от властей.
— Всех полицейских из местного участка отозвали, а внизу я наткнулась на офицера Ли, и он пригласил нас на ужин, но…
Увидев идущего к ним Шэнь Вэя, Чжу Хун оборвала себя на полуслове и понизила голос:
— Дело только наше, что будем делать?
Заметив недоверие в её глазах, Шэнь Вэй сунул стаканчик с кофе в руки Чжао Юньланю и вежливо произнёс:
— Не буду вам мешать.
Юньлань тут же схватил его за руку и лениво заявил:
— Я тебя не отпускал. Вдруг ты передумаешь, а я потом не смогу тебя найти?
В больничных коридорах всегда полно людей. А Чжао Юньлань к тому же был высоким, ладным и очень красивым человеком, присутствие которого невольно притягивало взгляд. А стоило ему начать лапать другого мужчину… Кое-кто уже вовсю глазел на бесплатный спектакль.
— Мы на людях, — тихо предупредил Шэнь Вэй. — Будь аккуратнее.
Услышав эти слова, Юньлань немедленно развернулся к зевакам и громко спросил:
— Чего пялитесь? Никогда раньше не видели пару красивых геев?
Таких — точно не видели.
Гордый собой, Юньлань обернулся обратно к Шэнь Вэю, ища его расположения.
Шэнь Вэй не сумел подобрать для него нужных слов.
А Чжу Хун поверить не могла, что их бравый и смелый шеф Чжао может быть таким идиотом. Стыдно смотреть!
Шэнь Вэй нахмурился:
— Ты на работе. Неправильно будет тебя отвлекать.
— Да, шеф, — поддакнула Чжу Хун, — у нас же правила…
— Правила тут диктую я, — отрезал Юньлань, — и в моих силах менять их так, как вздумается. Кроме того, там только сказано, что к делу нельзя допускать посторонних, а он уже давно для нас свой.
Шэнь Вэй замер — на мгновение ему показалось, что Юньлань собрался раскрыть его личность перед Чжу Хун.
Но Юньлань только таинственно понизил голос и с гордостью изрёк:
— Разве моя вторая половинка [1] может быть посторонней?
Шэнь Вэй окончательно лишился дара речи.
Чжу Хун торопливо отвернулась к окну и ровным голосом, словно у оператора сотовой связи, произнесла, обращаясь к Го Чанчэну:
— Малыш Го, смотри, какой закат зелёный! Словно в уксусе мариновали! [2]
Го Чанчэн потёр глаза.
Чжао Юньлань сухо кашлянул, взял себя в руки и вернулся в образ строгого шефа.
— Так… Чжу Хун, позвони остальным, пусть едут сюда. Особенно Линь Цзин! Паршивец вчера сбежал самым первым, пусть теперь пожинает плоды своей лени.
Чжу Хун кивнула и отвернулась, чтобы отправить сообщение коллегам из дома номер четыре по Яркой улице: «Приезжайте все в больницу на улице Жёлтого камня, полюбуйтесь на самодовольную рожу нашего шефа!»
К моменту, как все собрались вместе, небо уже начало темнеть. Убедившись, что все на месте, Чжао Юньлань принялся командовать:
— Старик Чу, поднимайся на крышу и создай там сетку, двухслойную, с одним входом и без выхода, чтобы наш друг не сумел сбежать. Малыш Го, пойдёшь с ним и обо всём напишешь в отчёте. Чжу Хун, займись дверями и окнами. Всё закрыть и задраить, убедись, что по ошибке сюда никто не зайдёт. И проверь, чтобы не осталось следов… Да Цин, поможешь ей с этим.
Да Цин в это время прислушивался к взволнованному шёпоту Линь Цзина:
— Видели руку профессора Шэня? Бинты! Шеф что, совсем не умеет держать себя в руках?
Шэнь Вэй торопливо натянул на запястье рукав пиджака.
— Линь Цзин… — произнёс Юньлань, доставая маленькую бутылочку, и тот невольно поёжился. — Сюда я поместил осколок недоброй воли одной из жертв.
— Все озлобленные призраки рождены от недоброй воли, — объяснил Чу Шучжи недоумевающему Чанчэну. — Её следы остаются на тех, кому не повезло попасться им на пути, и они оказываются связаны с призраком невидимой нитью, через которую призрак может их чуять. Словно опутывает всех своих жертв осьминожьими щупальцами.
Го Чанчэн весь день таскался за шефом, и теперь его желудок жалобно заурчал при одном упоминании осьминогов.
Чу Шучжи поражённо замолчал. Иногда ход мыслей новичка был ему совершенно непонятен.
Чжао Юньлань швырнул бутылочку Линь Цзину.
— Призрак должен был явиться сегодня, но не сумел сделать это днём. Ночью же, боюсь, он не клюнет на нашу уловку. Твоей задачей будет дождаться полной темноты, расправиться с недоброй волей внутри и заманить призрака туда, где будет ждать Чжу Хун.
Линь Цзин уставился на него, а затем на бутылочку у себя в руках. Только тут до него дошло, что шеф вздумал превратить его в ходячую закуску для призраков.
— Ты хочешь использовать меня, как приманку? — скорбно спросил он.
— Да, и что с того? — нагло отозвался Юньлань.
В такие моменты всем становилось ясно, что шефа Чжао уже ничто не спасёт.
Линь Цзин оглянулся по сторонам: остальные встретили его безразличными лицами, и только Да Цин насмешливо ухмылялся.
В отчаянии фальшивый монах бросился к Шэнь Вэю, который до того мирно стоял у стены:
— Спасите меня, умоляю! Не дайте шефу меня уморить!
Обычные люди при виде Палача Душ вели себя, как напуганные мыши в присутствии кота. Никто и никогда не осмеливался так шутить, и теперь Шэнь Вэй не понимал, как на такое реагировать. Его ищущий взгляд обернулся к Чжао Юньланю, но тот, крайне довольный собой, сделал вид, что ничего не заметил.
Тогда Шэнь Вэй протянул руку к бутылочке:
— Что если я пойду вместо тебя?
Линь Цзин заледенел на месте. В спину ему вонзился чужой острый взгляд, прожигая дыру между лопаток и обещая всевозможные кары, если ответ на этот вопрос будет неправильным.
Сухо кашлянув, Линь Цзин торопливо спрятал бутылочку в карман и развернулся прочь.
— Амитабха, борьба со злом и защита живых людей и их собственности — это наша прямая обязанность. Разве могу я отказаться от такой важной и почётной миссии? Никак нет.
Прежде, чем кто-то успел его остановить, фальшивый монах трусливо сбежал.
— Так чем я могу помочь? — спросил Шэнь Вэй.
— Знаешь, — промурлыкал Юньлань, — здесь недалеко есть неплохой ресторанчик. Ты можешь там со мной поужинать.
Шэнь Вэй ничего не ответил.
— И что на такое возразишь? — прошипела Чжу Хун, стиснув зубы.
— Да, что ты возразишь? — протянул Чу Шучжи.
Да Цин согласно мяукнул.
Го Чанчэн не осмелился открыть рот.
К счастью, профессор Шэнь отличался добрым сердцем, и покачал головой, поняв терзающие остальных сомнения.
— Как это нам поможет? Что если… Ты останешься здесь, а я помогу тебе охранять Дверь Жизни. Если что-нибудь произойдёт, я смогу помочь.
Воцарилась тишина.
Чжу Хун подозрительно уставилась на Шэнь Вэя, а Чу Шучжи погрузился в свои мысли, и только Го Чанчэн брякнул, не думая:
— Что такое Дверь Жизни?
— И откуда вам, профессор Шэнь, известно, — добавил Чу Шучжи, враз посерьёзнев, — какую сеть я собираюсь создать?
Шэнь Вэй слегка улыбнулся:
— Два слоя, четыре двери, восемь символов: Дверь Жизни, один вход, Дверь Смерти — ни одного выхода. Я догадался, когда Юньлань перечислил ваши наблюдательные посты. Голодный дух силён, настолько, что способен порвать сеть. А если Дверь Жизни окажется Дверью Смерти, всё выйдет из-под контроля. Я останусь у центра и прослежу. Просто на всякий случай. — Он вежливо кивнул остальным и посмотрел на Чжао Юньланя. — Так и сделаем. Прошу, будь осторожен.
Юньлань взглядом проводил его прямую спину.
В этот раз у Чжу Хун и Чу Шучжи не было времени издеваться над шефом, и они оба одновременно развернулись к нему. Да Цин запрыгнул на подоконник и внимательно проследил, как Шэнь Вэй вышел во двор и остановился точно на нужном месте. И словно заметил, что за ним наблюдают: поднял голову и улыбнулся.
Глаза Да Цина колко блеснули.
— А он разбирается в теме.
Чжу Хун нахмурилась:
— Шеф Чжао, кто он вообще такой?
Никакие вопросы сейчас не могли испортить Юньланю настроение.
— Лучше тебе не знать, — полушутливо отмахнулся он.
— Значит, ты в курсе? — спросил Да Цин. Его изумрудные глаза превратились в яркие щели.
— Я в курсе всего на свете, — лениво сообщил ему Чжао Юньлань, развалившись в кресле.
— Я давно уже его подозреваю, — взорвалась Чжу Хун, — ещё с первого дела про Солнечные Часы, а потом то, другое расследование в горах… Город Дракона огромен, я даже своих соседей не знаю по именам, как такое возможно? Не слишком ли много совпадений? Ты…
Юньлань смотрел на неё с насмешливым любопытством. Раньше она не позволяла себе так распаляться.
Даже Чу Шучжи был удивлён.
— Всему есть причина, — сказал Чжао Юньлань, — но вас это не касается. Прошу, поймите, что я ничего не могу вам рассказать.
Столь откровенная просьба была настолько чужда привычным манерам шефа, что даже Чжу Хун растеряла весь свой пыл. Слишком странным было происходящее.
Будь Шэнь Вэй обычным профессором в университете Дракона, она могла бы продолжать издеваться над ним с Линь Цзином, дразнить шефа и даже придумывать глупые сказочки для вейбо. Но зная, что Шэнь Вэй — вовсе не обычный человек… Её одолели сомнения.
Словно кто-то пронзил её сердце острой иглой и болезненно давил, пока кровь не начала сочиться наружу.
Чу Шучжи спросил:
— Значит, он специалист по заклинаниям? Можно мне с ним потом поговорить?
Его перебил Да Цин, вздёрнув хвост:
— В этот раз ты связался с кем-то из волшебного народца, так? Что собираешься делать? Скажи, хотя бы, из какого он клана?
Чжу Хун промолчала, словно Юньлань не партнёра себе нашёл, а мальчика на одну ночь.
Терпение Юньланя под грузом этих дурацких вопросов осыпалось пылью, и он раздражённо взмахнул рукой:
— Валите уже заниматься делом! И отъебитесь от меня, чего привязались? Я разве говорил, что вопросы принимаются? Все вон!
Чу Шучжи умчался, прихватив Го Чанчэна: перспектива построить сеть на глазах у специалиста его по-настоящему взбудоражила.
Юньлань ощутил исходящую от Чжу Хун тихую враждебность, но ничего не стал говорить. Этой женщине свойственно было особое внимание к деталям, а ещё она слишком много думала. Естественно, когда Юньлань без предупреждения представил всем Шэнь Вэя, это сбило Чжу Хун с толку и заставило её чувствовать себя не в своей тарелке.
— Постой-ка, — попросил он.
Чжу Хун застыла на месте.
— Из уважения к нему я ничего не могу рассказать, — продолжил Юньлань, — но уверяю тебя: не о чем беспокоиться. Просто веди себя с ним так же, как со мной.
Чжу Хун, не оборачиваясь, вышла вон.
Хотя ей очень хотелось врезать Чжао Юньланю по лицу.

Примечание к части

[1] В оригинале Чжао Юньлань использует слово “жена”, иероглифы которого так же можно понять как “внутри” (в противоположность “постороннему”).
[2] Зелёный цвет здесь воплощает ревность, которую Чжу Хун испытывает к Шэнь Вэю. Уксус, который она упоминает, используют для маринования чеснока, пока его зубчики не приобретают характерный зелёный цвет. https://en.wikipedia.org/wiki/Laba_garlic

В конце концов, на улице стемнело.
Покончив со своей задачей, Чу Шучжи стоял на крыше, сунув руки в карманы. Холодный ветер тоскливо завывал, развевая его волосы. Го Чанчэну казалось, что с минуты на минуту Чу Шучжи просто сдует с крыши: слишком он был худой, словно много лет недоедал и сильно болел.
Сам Го Чанчэн застыл на месте, не рискуя шевелиться: под его ногами раскинулась присыпанная киноварью крыша.
Чу Шучжи использовал её как гигантский лист жёлтой бумаги, превратив в своеобразный талисман с помощью киноварных узоров. А затем отметил восемь точек чёрными камнями, и Го Чанчэн, стоя в самом центре этого «талисмана», враз ощутил перемену атмосферы: ночной ветер принёс и развеял вокруг него странный запах, который невозможно было описать.
Липкий, влажный запах, смешанный с грязью и кровью, не вонючий, но очевидно горький.
Втянув его носом, Го Чанчэн поморщился.
— Братик Чу?
— Запах недоброй воли, — не оборачиваясь, бросил Чу Шучжи, вглядываясь в темноту. Ловушка вышла на славу, и в сумерках светло-серое пальто Шэнь Вэя выделялось особенно отчётливо. Он стоял точно на нужном месте. Чу Шучжи покачал головой. — С кем шеф Чжао связался на этот раз? Шэнь Вэй… Никогда не слышал об этом человеке.
В то же мгновение Шэнь Вэй поднял голову, но в темноте Чу Шучжи не смог разглядеть выражения его лица.
А затем Шэнь Вэй растворился в ночи.
— Приближается, — разом напрягшись, предупредил Чу Шучжи.
— А? — тупо переспросил Го Чанчэн.
— Не тупи! — рявкнул Чу Шучжи, рывком оказался рядом и налепил один из жёлтых талисманов Чанчэну на лоб. — Заткнись! Ни звука.
Запах становился всё сильнее и сильнее. Даже Линь Цзин перестал делать селфи и убрал телефон в карман. Стоя в северо-восточном углу, он с непроницаемым лицом откупорил бутылку, и из неё живо вытекло грязное облако чёрного дыма. Линь Цзин вскинул голову: в руке он крепко сжимал золотую печать Ваджры*. И всё же, несмотря на прямой приказ Чжао Юньланя, Линь Цзин начал с тоскливым лицом зачитывать вслух строки писания.
Этот дух раньше был живой душой, побывавшей на земле и на небесах, и появилась она от сущности природы. Может, она была новорожденной или успела уже переродиться бесчисленное количество раз. Линь Цзин, в отличие от Чжао Юньланя, не мог заставить себя так просто и так жестоко её казнить.
Но к сожалению, его завывания произвели на призрака не больше впечатления, чем обычная музыка — на ничего не подозревающего быка. Отпущенный на свободу дух только взъярился и начал расти в размерах, расползаясь громадным чёрным облаком, и вскоре ночное небо, освещённое луной, было полностью затянуто его темнотой.
В тишине прогремели три выстрела. Маленькие фрагменты недоброй воли разлетелись на осколки и растворились в воздухе.
В распахнутом окне шестого этажа Линь Цзин разглядел тусклый свет. Легко было вообразить рассерженное лицо Чжао Юньланя, который наверняка хмурился и грязно ругался себе под нос на «тупого монаха и его тупые писания».
Не все в этом мире духовно возвышены. Будь это так, Хранителю и спецотделу просто не было бы нужды существовать. Линь Цзин просто пытался следовать своему пути, но каждый раз не мог сделать и шага.
Издалека раздался жуткий визг. Линь Цзин сложил ладони вместе и прокричал заклинание, а затем кувыркнулся вперёд и приземлился на ветку облетевшего дерева. На место, где он только что стоял, с грохотом обрушилось облако чёрного тумана, раздробив камни в крошку и осыпав землю дождём осколков. Из образовавшейся воронки медленно восстала огромная фигура пяти метров в высоту. От нижней части туловища этого существа остались только кости, по которым стекала чёрная кровь, и там, где капли её падали на землю, с шипением плавились камни.
— А тебя не так просто остановить, должен заметить, — горько рассмеялся Линь Цзин и бросился вперёд. Словно огромный паук, он вскочил на второй этаж и с помощью голой силы рук взобрался на больничную крышу, цепляясь за края окон и трещины в стенах, и оказался наверху быстрее, чем это сделал бы пассажирский лифт. Чёрная тень преследовала его по пятам.
Приблизившись к шестому этажу, Линь Цзин крикнул поджидающему там чёрному коту:
— Лови!
Да Цин чёрным клубком метнулся вперёд, и шесть колокольчиков повисли на кольце с шестью углами. Раздался женский крик, и из-за угла выползла огромная змея, угрожающе поводя раздвоенным языком, и живо втянула себе в пасть здоровую часть чёрного облака.
То, что от него осталось, панически заметалось, всё ещё преследуя Линь Цзина. Звон становился всё громче, и всё больше тени исчезало в пасти змеи, заставив сотканную из тени фигуру здорово измельчать в размерах.
И вдруг лицо этого существа стало видимым: белые волосы, красные глаза. Это был тот самый человек, которого видел Го Чанчэн.
Чжао Юньлань затушил сигарету о подоконник.
— Чжу Хун, пригнись!
И шесть колокольчиков разом замолкли, словно кто-то отключил им звук.
Чёрный кот вскочил на спину змее, и они вместе запрыгнули в комнату, где змея снова обернулась женщиной. На высоте шестого этажа разом лопнули все стёкла, и существо с половиной тела снова слегка увеличилось в размерах.
Чжао Юньлань помог Чжу Хун подняться и вернулся к окну, жадно вглядываясь в лицо парящего в воздухе призрака.
— С тобой говорит Хранитель, — крикнул он, словно представлялся обычному преступнику. — Так значит, ты умер и отказался от перерождения? А под новый год решил развлечься, подсовывая людям отраву?
Упоминание нового года разъярило призрака: вытянув несоразмерно огромную руку, он попытался схватить Чжао Юньланя за горло, потянулся к нему чёрным облаком дыма.
Декрет Хранителя в руке Юньланя обратился кнутом, вырос, подобно лиане, и хищно обвился вокруг призрачной руки. Чжао Юньлань и призрак застыли друг напротив друга, окружённые целым морем битого стекла.
— Ты ослеп, что ли, — зашипела Чжу Хун и пихнулся Линь Цзина в бок, — помоги ему!
Линь Цзин к тому моменту успел наиграться в человека-паука, убегая от злобного призрака, и до сих пор пытался отдышаться, тряся ноющими пальцами.
— Помочь? С чем? Ты вообще видела эту тварь, чем я здесь могу помочь?
— Позвони в колокольчик! Разве тебе не положено делать это каждый день?
У Линь Цзина от её воплей зазвенело в ушах.
— Женщина, успокойся, — беспомощно протянул он. — Я обычный монах, откуда взялась эта чушь про колокольчики? К тому же, Будда милосерден к затерявшимся во тьме душам. Это существо раньше было человеком, колокольчик на него не особо подействует… Да и кто бы говорил, ты даже сожрать его целиком не сумела, а чего-то ждёшь от моих бедных колокольчиков!
— Плевать, придумай что-нибудь!
Линь Цзин взглянул на Чжао Юньланя и горестно вздохнул.
— Будда, будь ко мне милосерден… И к моему лицу… Сделай его красивее…
С этими словами он вытащил небольшую баночку и открыл крышку: воздух заполнил тёплый запах масла. Заглянув внутрь, Линь Цзин уже потянулся сунуть туда пальцы, когда Чжао Юньлань замахал на него рукой, даже не обернувшись:
— Убери своё дурацкое масло. Мне твоя помощь не нужна.
В этот момент призрак выкрутился из его хватки, и кнут Хранителя снова исчез в его рукаве. Призрак же взревел и вырвал из стены оконную раму, стиснул в ладонях, выламывая себе проход.
Чжао Юньлань отступил и вытянул обе руки перед собой, стиснув пальцы. В правой руке у него оказался нож, и Юньлань без тени сомнения взрезал себе левую ладонь. Яркая алая кровь побежала по лезвию, заполнила дол и вдруг затвердела.
Юньлань улыбнулся.
Увидев, что происходит, Да Цин вздыбил шерсть и залез на руки Чжу Хун. Улыбка эта была совсем не похожа на Чжао Юньланя. В его глазах сейчас жила безжалостная пустота, а взгляд прожигал насквозь; на лице лежала жуткая тень, а губы кривились в холодящей кровь жестокой ухмылке.
В тот момент сложно было сказать, кто здесь на самом деле злобный призрак.
— Слушайте меня, глубины преисподней, — произнёс голос, который не принадлежал Чжао Юньланю: глубокий и хриплый, он врезался в уши, словно тупая пила. — Кровь — моя клятва, холодное железо — моё доказательство, одолжите мне три тысячи войнов. Люди и боги, никто не выживет…
Последние его слова тяжёлыми камнями упали на землю, необъяснимо жуткие и наполненные устрашающей силой. Кровь на лезвии ножа обернулась чёрной, и из-за спины Чжао Юньланя вырвалась целая армия призрачных воинов верхом на костяных лошадях. Размахивая ржавыми мечами, они бросились в атаку с силой морского шторма, отбросили призрака прочь от пролома в стене и живо отсекли ему руку.
Чжао Юньлань, пошатываясь от усталости, нащупал за собой стену и под ошарашенными взглядами медленно сполз на землю. Взглянув на свою руку, с которой всё ещё капала кровь, он выдохнул, тяжело дыша:
— Блядь, рукав испачкал. Прачечная опять мне житья не даст.
Да Цин осторожно подкрался к нему и замер в полуметре, склонив голову на бок.
— Юньлань?
— Чего? — Чжао Юньлань вскинул бровь.
Этот взгляд чёрному коту был прекрасно известен. Как и остальные взгляды Чжао Юньланя, от каждого из которых невольно хотелось выпустить когти. Зашипев, Да Цин шлёпнул Юньланя лапой по щеке и рявкнул:
— Какого чёрта ты тут устроил? Я тебя никогда не учил настолько тёмной магии!
— Люди умеют читать, глупый ты кот, — хвастливо заявил Чжао Юньлань.
Да Цин едва не отвесил ему ещё одну затрещину.
— Что за книгу ты нашёл в библиотеке? — прошипел он, забравшись Юньланю на колени.
Тот погладил его по голове здоровой рукой.
— Книгу Душ. Не бойся, я не специально, просто нужно было кое-что выяснить, вот и наткнулся. И вспомнил в нужный момент. Ничего такого, разве ты мне не веришь?
— А тебе вообще можно верить? — усомнился чёрный кот и в отместку вылизал ему всё лицо.
В конце концов, Да Цин спрыгнул на пол, всё ещё сомневаясь в честности слов Хранителя. В какой-то степени он всё равно Юньланю доверял, а потому только проворчал:
— Продолжай в том же духе, если желаешь, чтобы твою рожу расклеили по всей преисподней и назначили за тебя награду.
— Моя рожа отличается исключительной красотой, знаешь ли, — заявил Юньлань, пихнув его ногой, — а твоя жирная кошачья морда мне просто завидует.
— Это была Атака Теней? — возбуждённо спросил Чу Шучжи, набрав номер шефа. — Кто сумел? Кто настолько крутой и сумасшедший?
Чжу Хун выхватила у Юньланя телефон и повесила трубку.
— Атака Теней? — уточнил Линь Цзин. — Активируемая кровью?
— Кровь и железо служат каналами связи. — Переведя дух, Чжао Юньлань поднялся с пола, отряхнулся и пошёл к двери. — Настоящим катализатором служит злоба. И жестокость, что рождается от неё. Клин клином, верно?
Чжу Хун, помедлив, спросила:
— В тебе есть злоба?
— Я же человек, — улыбнулся Чжао Юньлань. — Во мне её с достатком. И я считаю, что Атаку Теней зря считают тёмной магией. Классно же, почти духовная йога: на выходе ты расслаблен и свеж.
Чжу Хун не нашлась с ответом.
Да Цин запрыгнул Юньланю на плечо и заехал ему по носу.
— Ай! Мерзкий ты кот!
К тому времени теневая армия окончательно окружила злобного призрака, и осознав, что проигрывает, тот бросился наутёк.
Что мгновенно активировало двухслойную ловушку Чу Шучжи. Изначально они здорово недооценили противника: не будь Шэнь Вэй на месте Ока Хранителя, когда призрак был практически побеждён Чжао Юньланем, и ему удалось бы сбежать.
А теперь молния, что давно зарождалась в небесах, ударила прямо в цель. Невидимые путы удержали злобного призрака на месте, и теневая армия беззвучно растворилась в воздухе. Призрак дёрнулся, и вместе с ним задрожала вся больница: врачи и пациенты наверняка подумали, что происходит небольшое землетрясение.
— Мошка угодила в паутину! — заорал с крыши Чу Шучжи. — Паук, не дай ему уйти!
Шэнь Вэй медленно вышел из тени за спиной призрака и вытянул руку. В то же мгновение горло призрака сдавила невидимая рука, а чёрный туман растёкся по земле, оставив за собой лишь безногую фигуру, которая презрительно уставилась на Шэнь Вэя.
Шэнь Вэй не сдвинулся с места, только сжал пальцы, и повинуясь его воле, призрак сжался до крохотного шарика тьмы и исчез во вспышке яркого белого света.

Примечание к части

*Ваджра — символический объект, использующийся в тантрическом буддизме во время молитв.

Добыча была поймана, и осколки, подчиняясь полю Чжу Хун, взлетели в воздух и живо восстановили разбитые окна. Медсёстры продолжали спокойно проверять пациентов, а те, кто проснулся и вышел на улицу проверить, не творится ли чего странного, уже по одному вернулись обратно в свои палаты.
Уличные торговцы уже давно свернули свои палатки и разошлись по домам. Только редкое такси проезжало мимо, выискивая пассажиров.
Взлетев вверх по лестнице, Шэнь Вэй наткнулся на Чу Шучжи, который спускался вниз. Будучи весьма высокомерным человеком, Чу Шучжи обычно презрительно сторонился незнакомцев, но сейчас, увидев Шэнь Вэя, радушно протянул ему руку.
— Отличный улов!
Шэнь Вэй кратко кивнул в ответ. Выглядел он даже бледнее, чем пациент с острым аппендицитом, которого только что укатили по коридору в операционную.
— Позаботьтесь о нём, — велел Шэнь Вэй, вытащив маленькую бутылочку.
Бросив её Чу Шучжи, он взял Чжао Юньланя за запястье и крепко сжал пальцы.
— Идём со мной. Нужно поговорить.
Чжао Юньлань беспечно позволил утащить себя прочь.
Втолкнув его в кабинку мужского туалета, Шэнь Вэй запер дверь и понизил голос, глядя на Юньланя в тусклом холодномосвещении:
— Это была Атака Теней?
— Ага.
— Твоих рук дело?
— Ну да, — беззаботно кивнул Чжао Юньлань.
У Шэнь Вэя потемнело перед глазами, и он замахнулся, чтобы хлестнуть его по щеке.
Но даже вложив в неслучившуюся пощёчину чудовищную силу, ударить этого человека он просто не смог. Его раскрытая ладонь замерла возле уха Юньланя.
— Шэнь Вэй? — озадаченно позвал тот, замерев на месте.
— Не говори ничего! — Шэнь Вэй побледнел от гнева и стиснул зубы, чувствуя, как дрожат руки. — «Люди и боги, никто не выживет!» — хрипло процитировал он. — Какой грозный и храбрый нам достался Хранитель. Ты… Разве ты не боишься небесной кары?!
Чжао Юньланю едва ли доводилось видеть Шэнь Вэя настолько рассерженным. Видеть его в такой ярости было больно, и Юньлань торопливо взял его холодные пальцы в свои.
— Это всё я виноват, да, я виноват. Хочешь ударить меня — так бей, но только не злись. Пожалуйста, не злись на меня.
Шэнь Вэй отдёрнул руку.
— Я не шучу! Тебе известно, что призыв Теневой Армии — заклинание тёмной магии, запрещённое во всех трёх мирах? Ты понимаешь, с чем заигрываешь? И чем рискуешь? Законы природы тебе нипочём, так ведь? Неужели, чтобы ты одумался, должно случиться самое плохое? Ты… Ты… — Оборвав себя, Шэнь Вэй помедлил, а затем дрогнувшим голосом выдохнул: — Что мне делать, если что-то случится с тобой?
Чжао Юньлань порывисто обнял его и поцеловал в волосы:
— Прости, малыш. Прости меня, я виноват.
Этой бережной лаской он надеялся успокоить Шэнь Вэя, но тот лишь рвано выдохнул и оттолкнул его, с силой вжал в стену одной рукой и сгрёб за ворот второй.
— Не нужно пытаться обдурить меня, — хрипло предупредил он, — твои отработанные годами трюки здесь не сработают.
— Тогда чего ты от меня хочешь? — беспомощно улыбнулся Юньлань.
И эта улыбка заставила светящуюся в глазах Шэнь Вэя ярость медленно отступить. Его лицо смягчилось… Невозможно было оставаться злым на Юньланя, даже если бы тот неосторожно пробил дыру прямо в небе.
Вздохнув, Шэнь Вэй разжал пальцы и тихо сказал:
— Можешь ли ты хоть иногда держать себя в руках?
Чувствуя себя виноватым, Чжао Юньлань торопливо кивнул. Пусть ему самому до сих пор и казалось, что ничего особенного не произошло, но если Шэнь Вэй так переживает, значит, на то есть причина, и Юньланю было за что извиняться.
Шэнь Вэй бережно взял его раненую руку в свои и спросил:
— Болит? — Юньлань покачал головой. — Прости, только что… Я немного вышел из себя.
— Ты оттолкнул меня, — тихо сказал Юньлань. — И накричал на меня. С другими всегда такой вежливый, а на меня наорал.
Это был такой же бесстыдный флирт, как обычно, но Шэнь Вэй, не поняв этого, забеспокоился и беспомощно заглянул Юньланю в лицо, обняв его ладонями.
— Я… — Юньлань смотрел на него без всякого выражения. — Я не хотел…
В его глазах загорелась паника.
Чжао Юньлань выразительно коснулся кончиками пальцев своих губ.
— Но я прощу тебя, если хорошенько обо мне позаботишься.
Шэнь Вэй застыл, переваривая сказанное, а затем резко выдохнул, отворачиваясь:
— Как ты можешь!
Его уши ярко горели румянцем.
Дойдя до двери, Шэнь Вэй обернулся: Чжао Юньлань всё ещё стоял у стены в той же позе и слегка улыбался, глядя ему вслед.
Пальцы Шэнь Вэя сжались на дверной ручке.
А затем он быстрым широким шагом вернулся к Юньланю, обнял его за пояс и жадно поцеловал.
Уже сейчас этот человек вертит им, как только хочет, что же будет потом?..
***
Губы у Чжао Юньланя слегка припухли. Заметив это, Чжу Хун торопливо отвернулась и подумала, кипя от злости: неужели шефу настолько не терпелось, что они даже не могли подождать до дома?
Полным составом они вернулись в офис, где Чу Шучжи окружил допросную плотной сетью талисманов, запер дверь изнутри и выпустил из бутылки пойманного призрака.
Чжао Юньлань выдвинул стул для Шэнь Вэя, а сам прислонился к стене, сложив руки на груди.
— У тебя есть право хранить молчание, — лениво продекламировал он, зажигая сигарету. — Всё, что ты скажешь, может и будет использовано против тебя в суде. Так что хорошенько подумай, прежде чем раскрыть рот.
Безногий призрак был прикован к креслу тремя сковывающими талисманами.
— В суде? — спросил он жутковатым и хриплым голосом, медленно подняв голову. — В каком суде?
— В суде преисподней, справедливом и честном, где будут рассматривать все твои проступки. Хватит болтать, отвечай на вопросы! — рявкнул Линь Цзин. После погони по стенам настроение у него было отвратительное, а допросы всегда превращали его в совершенно другого человека. Снаружи он был хитрым монахом, высокомерным и возвышенным, но в стенах допросной становился типичным «плохим» полицейским, привыкшим орать на людей, чтобы те не сомневались в его превосходстве.
Призрак презрительно засмеялся.
Чу Шучжи бросил взгляд на Го Чанчэна, и тот сразу выпрямился и прочистил горло.
— И-имя, — промямлил он, поглядывая на нацарапанную на ладони шпаргалку, — возраст, время смерти, причина смерти.
Прямой взгляд призрака заставил его задрожать.
Чу Шучжи положил крепкую ладонь ему на плечо, а Линь Цзин в бешенстве ударил руками по столу:
— Куда пялишься, говори давай!
— Ван Сянъян. Шестьдесят два года. Умер в прошлом году, двадцать девятого декабря по лунному календарю. В автомобильной аварии.
Го Чанчэн покосился на Чу Шучжи, и тот кивнул, призывая его продолжить, а сам украдкой заглянул в эту его шпаргалку. Там было мелким почерком накарябано: «(вставить имя), если причиной вашей смерти было (вставить причину смерти), то почему вы причиняете вред невинным людям?»
— Ван Сянъян, — запинаясь, произнёс Го Чанчэн, — если причиной вашей смерти было двадцать девятое декабря… То есть, авария, то почему вы причиняете вред невинным?
Не желая ржать в такой ответственный момент, Чу Шучжи обернулся к Чжао Юньланю.
— Шеф Чжао, одолжи сигарету.
Таким образом можно было хоть немного спрятать неподобающую ухмылку.
— Невинным? — Ван Сянъян оскалил зубы в жуткой улыбке и склонился вперёд, как настоящий сумасшедший. — Кто из них невинен, а, малыш? Что насчёт тебя самого?
К ответу вопросом на вопрос Го Чанчэна никто не готовил, и он ожидаемо растерялся и уставился себе под ноги.
Чу Шучжи и Линь Цзин оба делали вид, что их здесь нет, предательски оставив Го Чанчэна разбираться самому.
— Вы можете рассказать об обстоятельствах вашей смерти? — произнёс ровный голос профессора Шэня.
Ван Сянъян повернулся к нему с пустым лицом.
— Люди, которых вы прокляли, имеют отношение к вашей смерти? — продолжил Шэнь Вэй. — К апельсинам, которые вы продавали?
— Раньше я зарабатывал на жизнь продажей фруктов, — тихо ответил ему Ван Сянъян. — Жил на окраине города Дракона. Каждый день привозил в город свою тележку и продавал фрукты, а все вырученные деньги уходили в семью. У жены была уремия, работать она не могла. Сыну было почти тридцать, но жену он так и не нашёл, а у нас попросту не было денег, чтобы позволить ему съехать. Я вам так скажу… Больше всего мне нравились несколько дней до и после нового года. В это время большинство уличных торговцев уже не выходят на работу, а в магазинах полно людей. Многие покупали у меня фрукты, заметив по дороге мою тележку, и я мог заработать немного больше, чем обычно. — Под взглядом Шэнь Вэя призрак успокоился, но жуткая улыбка всё ещё играла на его губах. — Двадцать девятое декабря… Какой же прекрасный день.
Го Чанчэн, наконец, отыскал что-то полезное у себя на ладони.
— Вы ненавидите людей из-за проблем в семье? — пискнул он, воспользовавшись шансом.
— Ненавижу людей? — Ван Сянъян покачал головой. — Вовсе нет. Тех, с кем у меня счёты, я знаю по именам. Добраться до них было делом времени. А покончив с ними, я бы покинул этот мир. Хотите допрашивать меня дальше — пожалуйста. Хотите бросить меня в пучину ада — бросайте. Но я должен был убедиться, что эти люди будут гнить вместе со мной. Глаз за глаз. Зуб за зуб.
Его тон был совершенно спокойным, но злоба словно наполнила допросную до краёв.
В этот момент в дверь постучали, и в комнату вошла Ван Чжэн со своим вечным хвостом в виде Сан Цзаня. Передав фрукты Чжао Юньланю, она задержала взгляд на Шэнь Вэе, но ничего не сказала, только напомнила Чу Шучжи:
— Не забудь избавиться от талисманов снаружи. Не усложняй жизнь уборщикам.
Стоило двум призрачным сотрудникам уйти, и Шэнь Вэй продолжил допрос:
— Кто эти люди?
— Те, что оказались в больнице, и другие… Водитель, на самом деле, был невиновен, — сказал Ван Сянъян, словно был этому делу случайным свидетелем. — Двадцать девятого декабря разрешено поджигать фейерверки. Двое подростков тогда веселились неподалёку… Богатенькие детишки, одна их куртка наверняка стоила несколько тысяч. Принялись повсюду разбрасывать петарды, а родители и не думали вмешиваться. Парочка петард угодила под мою тележку, и я их отругал: не следовало мне тогда лезть, но к тому времени я успел много часов простоять на холоде и не уследил за своим языком. Детишки в ответ принялись насмехаться надо мной, а один забежал мне за спину и перевернул тележку. Апельсины, яблоки, все мои фрукты оказались на земле.
Он смотрел на тарелку с фруктами остановившимся взглядом и невольно облизывал губы: ему не довелось поесть собственных фруктов при жизни, а призраки и вовсе ничего не едят.
— В этой тележке были все наши деньги. Я бросился подбирать фрукты, но всё было напрасно. Вокруг было полно людей, я просил, умолял их помочь, но никто не согласился, а один человек просто подобрал апельсин и начал поедать его. «А чего ты ожидал», — сказал он, — «они же теперь все грязные, их никто не купит, зачем возиться?» А потом он забрал ещё пару яблок и ушёл.
Помолчав, Ван Сянъян улыбнулся, словно этот рассказ принёс ему мир.
— Многие последовали его примеру. Увидели рассыпанные фрукты и похватали их… Некоторые даже притащили мешки. Я умолял их заплатить, говорил, что так поступать нельзя, но они просто разбежались. А я, как дурак, побежал за ними, и меня насмерть сбило такси. Тем вечером шёл снег, и водитель не справился с управлением: ударил по тормозам, но машину всё равно протащило ещё на несколько метров вперёд. Моё тело застряло между колёс, а ноги отрезало на месте, где я упал… А в последний момент апельсин ударил меня по лицу. Разве это справедливая смерть?
Никто ему не ответил.
— Разве я не заслуживаю получить возмездие? Зачем вы меня арестовали? — продолжил Ван Сянъян. — Как короли преисподней будут судить это дело?
Неудивительно, что линии кармы у жертв были столь светлыми. В смерти Ван Сянъяна фактически был виновен водитель, но при этом за ним не было никакого умысла.
Ван Санъян откинулся в кресле, и в исполнении безногого человека этот жест был особенно зловещим.
— Когда я был жив, — хохотнул он, — я понятия не имел, что существуют люди, которые расследуют подобные дела. Если вы за справедливость, то почему арестовали меня, а не их? Этот мир и правда катится к чертям.
Го Чанчэн опустил взгляд на свою шпаргалку, где значилось «семья/друзья», и не думая выдохнул:
— А что насчёт вашего сына и внуков? И больной жены? Разве вам не следовало совершать добрые дела ради них?
— Мой сын так и не женился, — спокойно ответил Ван Сянъян. — И внуков у меня нет. К тому же, моя жена и сын оба мертвы. Нашей семье пришёл конец, ради кого, говоришь, мне было стараться?
— Как они?.. — дрожащим голосом уточнил Го Чанчэн.
— Я сам их убил, — сказал Ван Сянъян. — Затушил пламя на плите, которым они грелись. Стояла ночь, и они оба крепко спали. И не проснулись. Газ сделал своё дело. Без боли и страха.
— Как… Как вы могли?
Ван Сянъян слегка улыбнулся.
— Я считаю, что жить на этой земле гораздо страшнее, чем умереть. А ты как думаешь?

Теперь Линь Цзин, наконец, понял, почему душа Ван Сянъяна не вознеслась на небеса. При жизни он не совершил ничего плохого и выживал, как мог, а в итоге, несмотря на все свои старания, умер трагической и абсурдной смертью.
Когда ненависть достигает наивысшей точки, она выжигает все остальные эмоции в человеческом сердце. Отрезав все свои связи с миром живых, Ван Сянъян позаботился, чтобы ничто и никогда не вызвало в его душе теплоту и радость.
Если бы он выжил, время помогло бы ему мирно залечить эту рану. Но он умер.
А умерев, он лишился всего, что имел, и всего, что мог потерять. Его душа оказалась навечно заперта под колёсами, что забрали его жизнь, а сам он опустился в глубины тьмы.
Чжао Юньлань нахмурился. Ситуация была не из простых… Разве кража апельсина может караться смертью? Карманник должен отправиться в тюрьму, никто не приговорит его к расстрелу. Подобные преступления не заслуживают смертной казни, ведь так?
Верно.
Таким образом в голову шефу Чжао и пришла чудесная идея: отправить Ван Сянъяна прямиком в ад, а его дело передать в суд. Если короли преисподней единогласно решат предоставить ему право на отмщение, Ван Сянъяну выдадут специальное разрешение, оправдывающее его поступки на земле. И тогда спецотдел будет не при делах, и случись что-нибудь, вина за это будет лежать на плечах выдавших разрешение судей.
Но Шэнь Вэй снова заговорил — прежде, чем Юньлань успел огласить своё решение.
— Присвоение чужого без разрешения есть кража, вне зависимости от природы украденного, будь то золото или яблоко. Не говоря уже о том, что эта кража привела к чьей-то гибели. Моё мнение: подобный проступок равнозначен убийству ради владения собственностью. Твоё отмщение полностью оправдано.
Его слова прозвучали, и назад их было уже не вернуть. Чжао Юньлань, обычно не имеющий никаких проблем с красноречием, застыл, чувствуя, что ничего не может сказать.
А Ван Сянъян обнаружил, что связывающие его талисманы потеряли силу.
Другие могли этого не знать, но Чжао Юньланю было прекрасно известно, что за личностью Шэнь Вэя на самом деле скрывался Палач Душ. Тот, кто с самого начала времён судил Зло и Добро своим верным клинком. Задолго до появления суда преисподней.
А значит, авторитет его решения превосходил всё остальное: никакому суду не суждено было изменить подобный вердикт. Высказав подобное в допросной комнате спецотдела, Шэнь Вэй своей властью предоставил Ван Сянъяну разрешение на совершение возмездия.
— Однако, кровная месть не имеет конца и края: она, как обоюдоострый клинок, ранит тебя самого. Если отпустишь своих обидчиков, карма всё равно их настигнет. Даже если они умрут раньше, совершённое вернётся к ним в следующих жизнях. А ты всего лишь человек, и ненависть привела тебя во тьму, заставила убить собственную жену и ребёнка. Свершив свою месть, ты окажешься заперт навечно в глубинах преисподней. Возражения?
Ван Сянъян и Чжао Юньлань были единственными в этой комнате, кто знали о том, какой вес кроется за словами Шэнь Вэя на самом деле. Испытующе взглянув ему в лицо, Ван Сянъян кратко кивнул.
— Нет.
Шэнь Вэй обернулся к Чжао Юньланю.
— Как желаешь поступить дальше?
«Ты всё решил сам, зачем же теперь задаёшь мне такие вопросы?» Чжао Юньлань сухо кашлянул, понимая, что от него требуется обеспечить Шэнь Вэю достойное прикрытие. Вытащив талисман из декрета Хранителя, Юньлань бросил его на стол и пододвинул к Ван Сянъяну.
— Жди здесь. На закате за тобой явится страж преисподней и доставит тебя к королям ада, получишь своё разрешение.
Когда Ван Сянъян сомкнул пальцы на талисмане, руки у него отчётливо дрожали.
— Напоминаю, — спокойно добавил Чжао Юньлань, — разрешение, как он и сказал, даёт тебе право получить своё возмездие, но наказание впоследствие будет соразмерно твоим поступкам. Думай, прежде чем делать.
Ван Сянъян, не отводя глаз от талисмана, покачал головой.
— Я уже убил больше десятка людей, хуже не будет. — Горько улыбнувшись, он сказал: — Не думал я, что после смерти кто-то сможет меня понять. Благодарю вас.
Пока все присутствующие отходили от шока, Чжу Хун быстро спросила:
— Погоди, ты сказал, что уже кого-то убил? Тем же способом? И они все мертвы?
— Разумеется. Их никчёмные жизни окончились безвременной и ужасной смертью. Такой, что никогда не позволит им переродиться.
Чжу Хун изумлённо посмотрела на Чжао Юньланя. Они жили в густонаселённом, большом городе, где не всегда можно было вовремя заметить, что злобный дух убил парочку ни в чём не повинных людей. Но когда количество убийств растёт, это становится заметно не только спецотделу, но и многочисленным жителям, способным ощутить взлетевшую до небес тёмную ауру зла.
И при этом никто из них, даже Шэнь Вэй, до этого момента не догадывался, что Ван Сянъян успел расправиться с дюжиной своих обидчиков!
Шэнь Вэй сразу подумал о Кисти Добродетели.
— Скажи, не менял ли ты случаем свою метку добродетели?
— Менял, — кивнул Ван Сянъян. — Сразу после того, как убил свою жену и сына… Кое-кто заключил со мной сделку.
— Какую сделку?
— Он сказал, что начни я убивать столь явно и беспощадно, это быстро привлечёт внимание властей. И продал мне талисман, который я должен был носить на шее, чтобы никто не заметил моего присутствия. А взамен он попросил души убитых мною людей, — пояснил Ван Сянъян. — Я уже мертвец, чужие души мне были ни к чему, и терять было нечего… Я согласился. И он сдержал своё слово. Никто меня не поймал. Большинство моих жертв умерли в больнице от необъяснимой неизлечимой болезни. Кто мог подумать, что кто-то в итоге додумается позвонить в полицию с жалобой на отравление?
— Что было на талисмане? — спросил Чжао Юньлань.
— Моё имя и полная дата рождения, написанные чёрными чернилами, и обведённые киноварью. — Помолчав, Ван Сянъян достал из-за ворота сложенный восьмиугольником бумажный талисман. — Можете посмотреть, если желаете.
Чжао Юньлань развернул талисман и увидел слова, обведённые алым; однако, стоило ему присмотреться, и бумага обернулась в его руках горсткой серого пепла.
Одного взгляда Шэнь Вэю оказалось недостаточно, чтобы понять, кому принадлежит почерк. Однако по описанию Ван Сянъяна, всё это определённо было связано с Кистью Добродетели: чернила для зла и киноварь для добра, одно слева, другое справа, будь ты благом или проклятием, героем или злодеем — не имеет значения. Кисть движется, выводя символы на бумаге, и всё может быть прощено.
Легенды говорят, что древко Кисти Добродетели было вырезано из ветви дерева, растущего в преисподней. Неразрушимого дерева, которое не разрубит ни один клинок. На нём не растут листья, не распускаются цветы и не зреют фрукты, однако люди всё равно зовут его первобытным Древом Добродетели. Это имя пришло из древних времён, и его истоки оказались давно забыты.
Однако, подумал Шэнь Вэй, возможно подобное название высмеивало саму идею кармы и добродетели трёх миров: в конце концов, добродетель рождена из добрых поступков и воздержания от зла, что проистекает из боязни плохой кармы. Сердце мертво, и истинное добро мертво тоже.
— Как выглядел этот человек? — спросил Чжао Юньлань. — Где ты его видел?
— Ничего особенного в нём не было, — пожал плечами Ван Сянъян. — Странно, я как будто не могу вспомнить… — Помедлив, он потер переносицу, словно пытаясь отыскать в памяти ответ. — Нет, не могу. Наверное, недалеко от моего дома, двадцать миль к западу от города. Можете сами взглянуть.
— Благодарю, — кивнул ему Шэнь Вэй и поднялся на ноги.
— Это мне следует вас благодарить, — тихо сказал Ван Сянъян. — Я не солгал ни в чём и не собираюсь лгать впредь. Можете спросить меня о чём угодно.
Шэнь Вэй взглянул на Чжао Юньланя и вышел из допросной.
Юньлань похлопал Линь Цзина по плечу и прошептал ему на ухо:
— Свяжись со стражей, всё объясни. Они знают, что делать.
И последовал за Шэнь Вэем.
Тот ожидал его в конце коридора. Проводив его в свой офис, Юньлань запер дверь и спросил:
— Ну? Думаешь, в деле замешана Кисть Добродетели?
— Не уверен, — нахмурился Шэнь Вэй, — но вероятность велика. Даже если это подделка, её владелец слишком хорошо знаком с четырьмя святынями.
Чжао Юньлань потёр подбородок.
— В чём дело? — чутоко спросил Шэнь Вэй.
Однако прежде, чем Юньлань успел ответить, в окно снаружи вдруг постучала костяная кукла. Пришлось открыть окно и впустить её внутрь.
Кукла почтительно поклонилась Чжао Юньланю и обратилась письмом, которое влетело прямо в руки Шэнь Вэю.
Стоя возле окна, Чжао Юньлань прищурился в ночь: его не оставляло ощущение, что чей-то внимательный взгляд наблюдает за каждым его движением. Через пару минут он задёрнул шторы и усмехнулся, поворачивая обратно к своему раздражающе всезнающему собеседнику. И кто из них ещё совершенно не думает о себе, продолжая раз за разом встревать во всевозможные передряги?
Закончив читать, Шэнь Вэй нахмурился.
— Нужно бежать? — вскинул бровь Юньлань.
— Дело срочное. — Шэнь Вэй в одно мгновение обратился из профессора Шэня в Палача Душ, чью окружённую холодом фигуру окутал чёрный плащ. Подойдя к открытому окну, он обернулся к Чжао Юньланю. — Не ходи никуда один. Что бы ни случилось. Ожидай моего возвращения.
Юньлань ничего ему не ответил, только привалился к стене и лениво пожаловался:
— Ваша Честь, я столько сил потратил, чтобы вас расколоть, и вы хотите сказать, что даже не останетесь на ночь? У меня много грязных желаний, и я очень плохо сплю в одиночестве… — Он тяжело вздохнул. — Завтра будут огромные мешки под глазами.
Шэнь Вэй осознал, что серьёзного разговора не предвидится, и тихо просочился в окно, обернувшись облаком тёмного дыма.
Чжао Юньлань, встав у окна, молча закурил сигарету. Убедившись, что Шэнь Вэй исчез, он открыл ящик стола и перезарядил пистолет, спрятанный в кобуре на лодыжке, а затем тщательно проверил, хорошо ли закреплён на теле нож. Следующим осмотру подвергся бумажник с талисманами: половину из них Юньлань оставил на столе, а с собой взял только те, что применялись для защиты и нападения.
— И почему бы мне не пойти одному? — усмехнулся он. — Мы же не хотим подвести надежды того, кто специально отвлёк тебя неотложным делом?
С этими словами Юньлань накинул на плечи куртку, подхватил сумку с вещами и вышел из спецотдела, спокойно попрощавшись с коллегами. В машине он включил навигатор и направился прямиком к жилищу Ван Сянъяна.
Ночные дороги были пусты, и два часа спустя Чжао Юньлань прибыл на окраину города Дракона. Эта деревушка ничем не отличалась от множества других: такая же тихая и спокойная, только изредка тявкали в отдалении собаки.
Проехав по молчаливым улицам, Чжао Юньлань обнаружил в западной части деревни несколько древних софор и вышел из машины.
А обойдя их, кое-что нашёл.
Много лет назад, когда волшебные кланы ещё творили, что вздумается, они частенько так поступали: высаживали софоры в форме созвездия Большой Медведицы, собирая тени в её «ковше» и развернув ручку на запад в качестве символа связи между инь и ян, мирами живых и мёртвых. А стоило накопиться достаточному количеству тёмной энергии, в этом месте возникал проход.
И так уж получилось, что гора, возвышающаяся над этими деревьями, была сплошь испещрена могилами.
Настоящее кладбище, брошенное и промёрзшее изнутри.

— Чу Шучжи, — громко пожаловалась Ван Чжэн, — я же просила тебя убрать талисманы, если они тебе не нужны! Завтра с утра придёт уборщица, и что она будет делать?
Чу Шучжи недовольно скривился. Зная, чем это для него грозит, Го Чанчэн живо сорвался с места и с похвальным усердием новичка принялся прибираться.
Да Цин молча прошёл мимо них и нырнул прямиком в стену.
А за стеной открывался чудесный вид: множество рядов книжных шкафов из цельного дерева возвышались от пола до потолка, снабжённые передвижными лестницами. Между верхней полкой и потолком едва ли уместился бы один даже сравнительно небольшой кот. На стене ярко сияла жемчужина водяного дракона, освещая комнату без вреда для призраков, не выносящих солнечного света.
От книжных полок исходил дух древних томов: запах отстоявшихся чернил, смешанный с плесенью, проникшей между страниц, что годами не видели света дня. Весь этот зал наполнял густой книжный аромат, от которого невозможно было скрыться.
Сан Цзань работал над инвентаризацией книг. Большая часть была написана на традиционном или упрощённом китайском, в котором он ничего не понимал, так что ему приходилось вручную сравнивать корешок каждой книги с отметками на полках. Работал Сан Цзань медленно, но старательно, и до сих пор не допустил ни одной ошибки.
Освободив Сан Цзаня из плена Столпа Природы, Чжао Юньлань открыл ему библиотеку и назначил на эту работу. Зарплата у него была такая же, как у Го Чанчэна — обычные условия для всех младших служащих. Только Го Чанчэн получал свой заработок в красных банкнотах, а Сан Цзань — в бумажных деньгах и качественных благовониях.
Это была его первая настоящая работа: Сан Цзань больше не был рабом, которого не считали за человека, и не был лидером, которым восхищались люди, не заслуживающие жить на этом свете… И пусть эта работа нашла его довольно поздно — через несколько сотен лет после смерти — Сан Цзань всё равно её очень ценил.
Что может быть лучше, чем мирно и спокойно существовать рядом с человеком, которого любишь? При жизни Сан Цзаню такого было никак не видать: он даже мечтать не осмеливался о подобном счастье.
— Здравствуй, к-кот, — поприветствовал он Да Цина.
— И тебе привет, мальчик-заика, — отозвался Да Цин.
Сан Цзань растерялся: Ван Чжэн, будучи воспитанной и тихой девушкой, никак не могла научить его остроумию, так что Сан Цзань просто не понял шутки.
— Заи… Что такое заика?
Да Цин запрыгнул на одну из полок и бросил, вглядываясь в книжные ряды:
— Заика — то же самое, что братишка.
Понимающе кивнув, Сан Цзань радостно провозгласил:
— Тогда привет тебе, котик-заика!
Да Цин ничего не ответил.
— Что тебе хочется п-почитать? — любопытно уточнил Сан Цзань.
Да Цину расхотелось его дразнить, и он разлёгся на полке над его головой и спросил:
— Чжао Юньлань… Шеф Чжао недавно забрал отсюда какую-то книгу. Он уже вернул её? Дай-ка посмотреть.
Сан Цзань внимательно выслушал его просьбу, а потом попросил повторить её ещё раз, и после третьего раза, наконец, понял, что от него требовалось. Довольно улыбнувшись, Сан Цзань взял со стола книгу, которую ещё не успел вернуть на полку, и положил её на свою тележку.
— Вот она.
Обложка книги была испорчена, а уголок забрызган кофе. Незачем было даже спрашивать, кто в этом виноват. Название — «Книга Душ» — звучало довольно жутко, и часть страниц была вырвана с корнем, придавая тому особенно ветхий вид.
Да Цин спрыгнул со шкафа и приземлился на тележку Сан Цзаня, чтобы понять: все до единой страницы этой книги были пустыми.
Сердце Да Цина дрогнуло: чтобы прочесть эту книгу, требовалось быть более умелым заклинателем.
По неясной причине силы Да Цина в какой-то момент сжались до едва ли десятой доли того, чем он обладал на пике своих сил. Он даже не мог больше превращаться в человека. Но он всё равно оставался волшебным существом возрастом в несколько тысячелетий: разве обычный человек, которому и тридцати не было, мог обойти его по силам?
Невозможно.
Разве что… Разве что душа Чжао Юньланя начала постепенно пробуждаться.
— Никогда раньше не видел этой книги, — сказал Да Цин, похлопав её лапкой по обложке, и покрутился вокруг себя, преследуя собственный хвост. — Откуда она взялась?
Сан Цзань, конечно же, ничего об этом не знал. Кот и призрак какое-то время смотрели друг на друга в молчании, а затем Да Цин спрыгнул с тележки на пол и побрёл прочь. У него даже пропало желание отведать своей любимой кошачьей еды.
Сложно было сказать, чего ожидать от «пробуждения» Чжао Юньланя, хорошего или плохого, но Да Цина оно определённо беспокоило.
У Чжао Юньланя была хорошая жизнь: половину времени он упражнялся в остроумии, а другую половину наслаждался своим великолепным умом. От нечего делать он даже позволял себе всякие грязные мыслишки. В общем, хорошая была жизнь, ничего не скажешь.
Чёрному коту же хотелось только дремать в тёплом местечке, пока за окном зима, и просыпаться, только чтобы поесть. Ему по природе были попросту недоступны так называемые человеческие «идеалы», с которыми люди так отчаянно носились. Его хозяин сейчас был абсолютно счастлив, улыбаясь целыми днями напролёт, и Да Цину это очень нравилось. И ему отчаянно не хотелось, чтобы что-то этому помешало.
Но не в его силах было предотвратить появление нежелательных помех.
***
Самая большая помеха по имени Шэнь Вэй в этот момент погружалась в преисподнюю. А лишившиеся эмоций духи и призраки, навечно заключённые в аду, невольно разбредались в стороны, боясь исходящей от него силы.
Он опускался и опускался, потеряв счёт времени, пока не оказался в самых глубинах ада.
Воды здесь были беспросветно тёмными, и чёрная аура потянулась к Шэнь Вэю, притягивая его ближе, оплела его ноги. Он опустился ещё ниже, и воды исчезли: осталась одна темнота. Окажись человек в этом месте, и его быстро оставило бы чувство времени и пространства; он мгновенно почувствовал бы себя единственным существом во вселенной.
Дорога простиралась позади Шэнь Вэя и впереди него, невидимая в кромешной мгле. Здесь было мучительно холодно и совершенно пусто.
Это было небытие: невидимое, неслышимое, неуловимое и неощутимое.
Тишину взрезал громкий рёв, и глефа Шэнь Вэя в ту же секунду вспорола чьё-то горло.
В темноте к нему подступили шаги: полдюжины призрачных зверей против одного Палача Душ. Все они были рождены в этом месте, что никогда не видело света, и были прекрасно знакомы с окружающей их темнотой. Ни о каком преимуществе не могло быть и речи: им предстояла честная схватка, в которой выяснится, что быстрее: клинок Палача Душ или острые клыки призрачных тварей.
Шэнь Вэя же не оставляли мысли о Чжао Юньлане. Ему не хотелось терять время: уклонившись от трёх атак, он вынудил призрачных зверей перейти из разведки в наступление. Взревев, Шэнь Вэй вспорол воздух лезвием своей глефы, и сила его удара была столь велика, что головы призрачных зверей взорвались, словно дыни, забрызгав землю осколками черепов пополам с мозгами.
Шэнь Вэй даже не взглянул на трупы: только расчистил себе путь и двинулся дальше.
И остановился, только услышав за спиной странный звук, похожий на человеческое сердцебиение.
Войска, призванные Теневой атакой, не были обычными солдатами преисподней. Разве простые духи, служащие Королям Ада, подчинились бы столь дикому и высокомерному призыву?
Они ведь явились из этого места, глубже и темнее самого ада.
Солдаты верхом на костяных лошадях были всего лишь оболочкой, возникшей в воображении того, кто творил заклинание. На деле эти существа были бестелесны, и возможно… Не позаботься Чжао Юньлань о крови и железе, он бы разглядел в своей «армии» целую орду призрачных зверей.
Призвав Теневую армию, Чжао Юньлань сумел удержать её под контролем. Может, благодаря своему недюжинному таланту, а может, ему просто повезло: в конце концов, Шэнь Вэй находился поблизости, и призрачные твари не посмели ослушаться приказа.
«В беспросветной тьме находится тюрьма величайшего непосвящённого. Когда Паньгу взмахом своего топора отделил светлую часть от мутной, провозгласив первую небесами, а вторую — землёй, он отделил инь от ян, и всё живое последовало его приказу. А за пределами земли и неба появился ещё один мир, созданный, чтобы скрыть и принять всё то, что другие два мира отринули.»
После, когда Нюйва создавала людей из глины, у неё не хватило терпения дождаться, пока эта глина просохнет: люди были рождены из грязи, от истинного греха, и в этом кроется причина их неодолимого внутреннего влечения к разрушению и настоящему злу.
Святые, однако, были расстроены существованием беспросветной тьмы. Они нарекли её «нечистыми землями» и запечатали силой. С тех пор, однако, древняя тюрьма была разрушена, и меж её корней разверзся проход. После его снова пытались закрыть, но каждая новая печать неизбежно оказывалась сломана. Так было освобождено существо, носящее прозвище «Призрачная Маска», а за ним следовало всё больше и больше призрачных зверей.
Нельзя было допустить, чтобы проход стал ещё шире.
Шэнь Вэй опустился на одно колено и произнёс заклинание, временно сомкнувшее края зияющего прохода. Волнение впереди медленно утихло, и печать легла на своё место, закрывая дыру.
Шэнь Вэй поднялся и ушёл, не скрывая своей угрюмости: никому не было известно, как долго печать продержится на этот раз.
Когда он вернулся в мир живых, небо потихоньку светлело. Шэнь Вэй тихо пробрался в логово Чжао Юньланя, собираясь избавиться от своего плаща, не разбудив хозяина этой квартиры.
Однако Юньланя нигде не было: на кровати, заправленной с утра, совершенно точно никто не спал.
***
Проведя всю ночь за рулём, Чжао Юньлань поплотнее запахнул ворот плаща, заглушил двигатель и вылез из машины.
Когда Шэнь Вэй упомянул костяную куклу, которую Го Чанчэн видел в отражении, Чжао Юньлань сразу понял, что он недоговаривает: они встретились случайно. Шэнь Вэй не собирался приближаться к нему, но его вынудили.
И Чжао Юньлань был уверен: не будь он столь настойчив, Шэнь Вэй по-прежнему всеми силами избегал бы близости с ним. Если бы он знал, что Чжао Юньлань тогда был на месте преступления, Шэнь Вэй просто стёр бы малышу Го память, и плевать, видел ли тот его лицо или самого Палача Душ.
А затем Юньлань вспомнил, чем закончилось дело о солнечных часах: призрачный зверь, пойманный Палачом Душ на крыше дома Ли Цянь, сказал ему: «Мой хозяин организовал вашу встречу». Кто это был? Что он имел в виду?
И если хозяином этих тварей был Призрачная Маска, зачем ему было сталкивать Чжао Юньланя и Палача Душ?
У Столпа Природы выяснилось, что Призрачная Маска чем-то шантажирует Палача Душ, однако раскрывать правду Юньланю тот не спешил. Книга Жизни и Смерти, которую ему отдал страж преисподней, была гораздо более очевидным шагом.
Чжао Юньлань стоял на земле, среди живых людей, но чувствовал себя словно на краю пропасти, из которой лезли бесчисленные жадные руки, силились схватить его, пока их хозяева что-то замышляли, пряча свои лица за тёмным подвижным туманом.
Подняв голову, Чжао Юньлань увидел вдалеке искру призрачного огня. Холодок пронзил темноту, словно острый взгляд — кто-то смотрел на него, но сложно было понять, вблизи или издалека. Он остановился, и искра замерла тоже, словно ожидая, пока он снова последует за ней. Чжао Юньлань послушался её призыва и ровным шагом направился вглубь деревенского кладбища.
Здесь расползался туман, густой и влажный: мерцающий огонёк не угасал, ведя Юньланя сквозь бесконечную завесу сизой белизны.
На лицо ему то и дело падали капли воды, по-настоящему ледяные.
Его ушей достигали угасающие вздохи, накатывали волнами, словно в этой тишине вокруг бродили бесчисленные неупокоенные духи. Чжао Юньлань смотрел и двигался только вперёд. Они не совершали зла или добра, только бродили среди живых, не в силах переродиться, и тихо стонали или скулили, оплакивая собственную участь.
Скольким людям посчастливилось умереть, ни о чём не жалея?
Туман всё усиливался, и полы плаща Чжао Юньлань вздымались и опускались, пока он пробирался вперёд. Призрачные руки, поднявшиеся из могил, безмолвно позволяли ему пройти. Ни один призрак не смел к нему приблизиться.
Вскоре стоны и завывания посреди заброшенного кладбища в этой глуши стали совершенно невыносимы. Чжао Юньлань остановился и вытянул руку, раскрыв ладонь. Талисман в его руке вспыхнул и осыпался пеплом, а завывания мигом обратились шипением: бесчисленные призрачные фигуры отшатнулись и в ужасе разлетелись. А белесый туман оказался горючим: вспыхнул, словно бумажный дракон, и пламя мгновенно обмело всю территорию кладбища дочиста.
— Если желаете, можете подать жалобу в суд преисподней. Передо мной-то зачем стараться? — небрежно бросил Чжао Юньлань, оглядываясь по сторонам.
Пламя под его ногами медленно затихло.
Ночь была холодна, а небо словно протёрли чистой тряпицей — так ярко сияла убывающая луна.
Поднялся ветер, резкий, словно пощёчина, и Чжао Юньлань размотал шарф, спрятав половину лица от его колющих прикосновений.
Тихий голос зазвучал за его спиной, хрипло завыл, обжигая уши.
— Кладбище тихо лежит под луной,
Искра надежды играет с тобой,
Создана флейта из голых костей,
Ветер играет тоскливо на ней,
Призраки смотрят, в тени затаясь,
Как лисы свежуют людей, не боясь.
Прислушайся к старцу, непрошенный гость,
Иначе тебе никому не помочь:
Серебром заплати за чужую кончину,
Чужую красу укради без причины,
Полжизни шикарной придётся отдать,
Чтобы мёртвым ребёнком тебе обладать.
— Но чтобы убийцы клеймо с тебя снять,
Семь духов покорно придётся отдать,
Заплатишь душою своей за покой,
Что в будущих жизнях пребудет с тобой.*
Этот голос был словно скрежет ногтей по стеклу: ужасающий и совершенно невыносимый.

Примечание к части

*В оригинале приведена поэма, которую rainbowse7en перевела на английский, сохранив смысл изначального стихотворения, и я попыталась сделать то же самое для русского перевода.

Чжао Юньлань холодно произнёс:
— Говорят, что злодеи, злоупотребляющие долгими вступлениями, обычно умирают с одного выстрела. Как думаешь, это правда?
В лесу послышался шорох, словно множество лёгких шагов одновременно. Чжао Юньлань щёлкнул зажигалкой, и крохотное пламя ореолом тепла взлетело в воздух.
Обернувшись, он увидел, как мимо промчалась размытая фигура — и растворилась в воздухе, оставив за собой тусклый след.
Тишину взрезал каркающий смех, подобный ору кладбищенских воронов.
Чжао Юньлань не двигался с места: эта тварь, кажется, не решалась к нему приблизиться. Только парила неподалёку, появляясь и исчезая, но держалась на расстоянии.
Надеясь застать её врасплох, Юньлань щёлкнул кнутом, посылая его в атаку, и мгновенно обвил это существо за пояс. Юньлань развернул запястье, призывая кнут сжаться, и существо приглушённо взвизгнуло и свалилось на землю. Вблизи оно выглядело, как человек, только очень невысокий — едва ли с метр.
Неясно было, мужчина это или женщина: лицо пойманного существа было покрыто морщинами, а огромный нос занимал половину лица, почти не оставив места глазам и рту. Оно выглядело диковинной птицей: чёрные крохотные глазки без капли белков светились кромешной темнотой. В жуткой ухмылке вдруг обнажились кривые жёлтые зубы.
Чжао Юньлань опустился на одно колено и спросил:
— Ты кто такой?
Существо бросило на него злобный взгляд и мерзким голосом протянуло:
— Ничтожный мальчишка, тебе неизвестны высоты небес и глубины земли…
— Вот как, — хмыкнул Юньлань. — Так расскажи мне. Про высоту и про глубину.
Вытащив пачку, он подкинул её в руке и поймал зубами сигарету. На кончике зажигалки снова разгорелась яркая искра, и Юньлань ловко прикурил от неё, затянулся и выпустил густой мятный дым прямо в лицо пойманному существу. Оно отшатнулось и отчаянно закашлялось.
Крепко удерживая рукоять кнута, Чжао Юньлань негромко спросил:
— Что за сделку ты мне сейчас предлагал?
— А у тебя есть, чем заплатить? — оскалилось существо.
Не обращая внимания на его слова, Юньлань прищурился:
— Значит, Кисть Добродетели у тебя при себе?
Существо замолчало: злые маленькие глазки уставились на Юньланя.
Юньлань стряхнул пепел с сигареты и за ворот вздёрнул существо к себе.
— Не верю я, что четыре святыни просто взяли и объявились на земле. Кто тебя послал? И кто велел тебе заманить меня сюда, используя фальшивую Кисть Добродетели?
Существо жутковато улыбнулось и стало ещё больше похоже на огромную птицу.
— Некто, с кем тебе лучше не связываться, — прохрипело оно.
Вместо того, чтобы разозлиться, Чжао Юньлань только хмыкнул. Зажав сигарету краем губ, он лениво пояснил:
— Не связываться я предпочитаю только с двумя людьми: с моей матерью и моей женой. Ты в зеркало себя видел? У меня не настолько отвратный вкус.
Не дождавшись ответа, Юньлань швырнул существо на землю и с силой пнул его тщедушное тельце.
— Я теряю терпение, — холодно предупредил он, и улыбка пропала с его лица. — Говори, или умрёшь.
Существо под его ногами вскинуло на него странный взгляд и провыло:
— К юго-западу от Западного моря, к северо-западу от Северного моря, на пятьдесят тысяч миль вглубь. [1] Окружённый ветреной рекой Жошуй, стоит портал к небесам, ведущий прямиком к вратам рая [2]: столь удивительная откровенность, ты не находишь?
— Тебе бы поболтать с моей женой, — усмехнулся Чжао Юньлань, — у меня с литературой никогда не ладилось.
Существо мерзко хохотнуло, с трудом двинуло скрюченными руками и вытащило откуда-то маленький золотой колокольчик.
— А что насчёт него? Помнишь, что это такое?
У Юньланя волоски на загривке встали дыбом, стоило ему увидеть этот предмет. Колокольчики способны поддерживать связь с миром духов; ими пользуются, чтобы призывать или управлять чужими душами. А у Юньланя в левом плече отсутствовал истинный духовный огонь: его душа по сравнению с другими людьми была особенно нестабильна. Не колеблясь, Чжао Юньлань ударом каблука сломал смеющемуся существу руку и склонился, чтобы подобрать золотой колокольчик.
Однако коснувшись его, Юньлань ощутил невозможную тяжесть. Крохотный колокольчик размером с ноготь весил, казалось, несколько тонн. Запястье Юньланя пронзило болью, а колокольчик не сдвинулся даже на волосок.
Существо противно засмеялось:
— Великий и беспощадный… Даже колокольчик поднять не может. Существует ли в этом мире что-то ещё более абсурдное?
В этот момент на них с рёвом налетел порыв жуткого ветра, и колокольчик в раскрытой ладони существа тихо звякнул. Чжао Юньлань мгновенно напрягся, словно натянутая струна: кнут в его руке дёрнулся вперёд, отразив огромный шар призрачного огня в ближайшее дерево. Толстый ствол мгновенно прогорел до сизого пепла и теперь тоскливо потрескивал, пока из него окончательно утекала жизнь.
Но ветер принёс и швырнул в сторону Юньланя целую вереницу огненных сгустков; кнут свился в тугую петлю, обвиваясь вокруг самого себя, но вскоре Юньланю невольно пришлось отступить.
По пути он подумал, что конец года здорово подвёл его по всем фронтам, кроме любовного: Юньлань не только остался без гроша в кармане, но и преступники, с которыми приходилось иметь дело, становились всё хитрее и злее.
Из могил показались когтистые костяные руки, поползли по земле. Коротышка, что только что валялся поверженным под ногами Юньланя, воспарил в воздух, окружённый со всех сторон ревущим призрачным огнём. Золотой колокольчик, свисающий с его сломанного пальца, медленно раскачивался на ветру, издавая тонкий, почти неслышимый звон. Тёмная энергия покрыла землю, кроны деревьев окутал смертоносныйбелый туман, и вскоре все они потускнели и высохли; вороны с криком сорвались с иссохшихся веток и взмыли в бесконечное чёрное небо.
Убывающая луна теперь тускло светилась алым.
Чжао Юньлань ощутил, что ничем хорошим всё это не закончится.
Отбросив сигарету, он бросился к краю леса.
— Хватит игр, лучше скажи, зачем ты меня сюда заманил! — После того, как ты сломал кому-то руку, уже немного поздновато было притворяться мирным путником. — Ты же не хочешь со мной драться, правда? Я терпеть не могу это дело, и тренируюсь редко, больше просиживаю задницу у себя в кабинете. Может, решим это дело мирно, что скажешь?
Коротышка только безрадостно усмехнулся.
С призрачным пламенем на хвосте, Чжао Юньлань ловко забрался на дерево, балансируя на широких ветках, и через голову спрыгнул вниз, развернувшись в полёте и приземлившись в кувырке на одно колено.
— Поднимаешь мёртвых, — выдохнул он, глядя на противника, — управляешь огнём… Кто ты такой? Призрачный маг? Ангел? Призрачные маги, насколько я знаю, избегают любых контактов с миром живых, чтобы не потревожить истинную темноту или не вспомнить чего-нибудь из прошлой жизни. Так может, ты явился из ада? Но из какого отдела?
— Плевать я хотел на твой ад, — фыркнул коротышка, отмахнувшись, — зачем мне с ними связываться?
— Вот как, — кивнул Чжао Юньлань. — Я понял. Значит, ты из клана волшебных существ, но из какого?
Поняв, что проболтался, коротышка живо закрыл рот.
Чжао Юньлань прищурился:
— Можешь не отвечать. По твоему внешнему виду я бы сказал, что ты один из тех, кто «может слышать мёртвых». Клан Ворон, верно? Придётся мне поболтать по душам с твоими старейшинами, мы с ними в хороших отношениях, ещё не побратались, но весьма близки… Что будешь делать?
Коротышка, пытаясь заставить его замолчать, принялся отчаянно трясти колокольчиком.
Чжао Юньлань засмеялся и вытащил руки из-за спины.
В какой-то момент во время погони он ловко порезал себе палец и кровью вывел на двух талисманах символ, сложившийся теперь в одну сложную фигуру. Оба талисмана уже успели обратиться пеплом — одна половина взлетела к небесам, а другая опустилась на землю.
Стоило этому произойти, и с неба ударила молния, а из-под земли с рёвом вырвался огненный дракон. Небесная вспышка и огонь преисподней в один миг выжгли кладбище дотла: призрачное пламя оказалось втянуто внутрь этой бури. Огонь перекинулся на одежду коротышки из клана ворон, но он всё равно не сдвинулся с места, глядя прямо перед собой.
Выглядел он сейчас маленьким стойким воином.
Чжао Юньлань застыл, встретившись с ним взглядом.
Он мог призвать небесный и адский огонь, но держать их под контролем было выше его сил. Вытянув руку, Чжао Юньлань собирался что-то сказать, что пламя вдруг поглотило коротышку целиком, объяло его полуптичье лицо, и за его спиной вдруг выросли кривые чёрные крылья. Огонь мгновенно перекинулся на его перья и пожрал их до основания.
Коротышка с воем взмыл в воздух, обернулся облаком чёрного дыма и втянулся в золотой колокольчик.
Тот сразу преобразился, засиял ослепительным светом, пульсируя на одном месте. Чжао Юньлань торопливо закрыл глаза, но было поздно: боль ослепила его, пронзила насквозь, заставила отшатнуться, нашаривая за собой опору. Звон колокольчика вонзился ему прямо в уши.
Ему казалось, что земля вокруг рушится, уходит из-под ног — что само небо, пошатнувшись, пошло трещинами и обвалилось вниз.
Кто-то стоял позади Юньланя: этот кто-то молчаливо ждал в темноте, наблюдая за битвой, и теперь шагнул вперёд, схватив его за плечо.
Чжао Юньлань пошатнулся и вслепую щёлкнул кнутом в сторону этого человека, но ничего не услышал, даже не понял, промахнулся или нет. Только вдруг с другого конца кнута кто-то резко потянул его на себя.
Не боясь расстаться со своим оружием, Юньлань выпустил рукоять, но в тот же миг ледяная рука сомкнулась на его горле.
Чжао Юньлань потерял сознание, успев ощутить, как его дёрнули на себя.
Длинной полой плаща Призрачная Маска с лёгкостью смёл ревущее пламя преисподней, и вслед за ними гром и молнии так же растаяли в воздухе.
Без особых усилий он взял Чжао Юньланя на руки и двумя пальцами поднял с земли невыносимо тяжёлый колокольчик. Оглядел его, тихо хмыкнув, спрятал в рукаве и ушёл.
***
Покинув пустую квартиру, Шэнь Вэй поспешил к дому номер четыре на Яркой улице. Однако в спецотделе тоже никого не было: даже свет не горел, и только призрачные сотрудники трудились над своими делами.
У Шэнь Вэя сжалось сердце. Вылетев на задний двор, он глубоко вздохнул, пытаясь справиться с волнением, и сосредоточился, позволил своей силе ощупать землю, взмыть в воздух, разыскивая повсюду следы Чжао Юньланя.
К его несказанному удивлению, оказалось, что Юньлань прямо сейчас приближается к этому двору.
Зачем его понесло в ночи на работу?
Резко обернувшись, Шэнь Вэй увидел в воздухе знакомую фигуру.
Любую мягкость, обычно свойственную профессору Шэню, мгновенно смело с его лица.
Призрачная Маска без тени волнения взглянул на глефу Палача Душ, упёршуюся ему под подбородок, и аккуратно поправил на Чжао Юньлане сбившуюся одежду.
— При виде тебя он улыбается, — раздался его мягкий смешок, — пытается ублажить, носится за тобой, да так, что не оттащишь. А при виде меня только и делает, что машет кнутом. Разве это справедливо?
— Отпусти его, — прорычал Шэнь Вэй сквозь стиснутые зубы. — Не смей прикасаться к нему своими грязными руками!
— Грязными руками? — усмехнулся Призрачная Маска. — А твои что, чисты?
Шэнь Вэй окаменел.
Призрачная Маска с лёгким смешком швырнул Юньланя ему в руки, и Шэнь Вэй, едва успев убрать глефу, поймал его и спрятал в своих объятиях.
— Другая сторона никогда не принимала тебя за своего, но я — дело иное, — терпеливо произнёс Призрачная Маска. — Подумай, кто обходится с тобой лучше. Разве люди, ради которых ты так стараешься, стоят того? — Бросив краткий взгляд на Юньланя, он продолжил: — Ты забыл, кто ты такой? Стоит тебе пошевелить пальцем, и любой упал бы к твоим ногам. Так зачем же опускаться так низко? Ты так жаждешь того, что никогда тебе не достанется… Воистину, мне тебя жаль.
— Мне не нужна твоя жалость, — холодно отрезал Шэнь Вэй.
Маска на чужом лице расплылась в жуткой улыбке.
— Смотри, не пожалей о своих словах.
И Призрачная Маска взмыл в ночное небо и растворился в нём без следа.
***
Шэнь Вэй отнёс Чжао Юньланя домой. Тот, кажется, не слишком пострадал: одни синяки да царапины, и только на горле остался след от чужой хватки, которая наверняка и лишила его сознания. Кроме этого, на вид всё было нормально, и Шэнь Вэй осторожно уложил Юньланя в постель и принялся ждать, пока тот проснётся.
Чжао Юньлань проспал до полудня следующего дня. Его не смог разбудить даже разрывающийся от звонков телефон.
А когда время перевалило за полдень, пальцы Юньланя дрогнули, и Шэнь Вэй торопливо взял его ладонь в свои.
— Юньлань? — тихо позвал он.
Чжао Юньлань поморщился и ощупал своё пострадавшее горло, прежде чем приоткрыть глаза.
— Блядь, вот ублюдок…
Шэнь Вэю было радостно слышать его привычную ругань, но Юньлань вдруг осёкся и хрипло выдохнул:
— Шэнь Вэй?
— В чём дело? — отозвался тот.
Чжао Юньлань, явно ещё до конца не проснувшись, сел на постели и спросил:
— Который час? Ты чего не спишь, и почему так темно?..

Примечание к части

[1] Примечание автора (Priest): это цитата из исторической новеллы “Путешествие десяти континентов в глубинах моря”.
[2] Примечание автора (Priest): это цитата из древней коллекции философских трактатов “Писания мастеров Хуайнань-цзы”.

Шэнь Вэй на мгновение застыл, глядя на Юньланя в ярком свете полудня, а затем медленно вытянул руку и помахал ей перед его глазами.
Чжао Юньлань слегка побледнел, и в его взгляде проскользнуло страдание, но руки Шэнь Вэя он словно в упор не видел. Не услышав ответа на свой вопрос, Юньлань нахмурился и инстинктивно повернул к нему голову.
— Шэнь Вэй? — Он вслепую протянул руку, и они с Шэнь Вэем встретились пальцами в воздухе, словно Юньлань ожидал от него этого жеста. — Скажи… Что-то не так с моими глазами?
Потеряв зрение, Юньлань выглядел каким-то ужасно растерянным и несчастным: его взгляд слепо блуждал по комнате, не в силах ни за что зацепиться. Шэнь Вэй сжал его пальцы в своих и усилием воли удержал голос ровным:
— Мы сейчас же поедем в больницу.
***
По дороге Чжао Юньлань был непривычно тихим и едва ли проронил пару слов. Неизвестно, что творилось у него в голове, но выбравшись из машины, Юньлань выглядел совершенно не в своей тарелке.
Для обычного человека потерять зрение — настоящая беда: Юньлань понятия не имел, куда идёт, и изо всех сил держался за Шэнь Вэя.
Только и мог, что послушно плестись туда, куда его вели.
У тех, кто плохо видит, обычно обостряются остальные чувства, но только после долгих лет привычки и тренировок. Потеряв зрение так резко, человек разом становится беспомощным, не в силах правильно распознать то, что слышит. К множеству звуков, наполняющих этот мир, нужно было ещё привыкнуть, а Чжао Юньлань к тому же нетвёрдо держался на ногах, и даже следовать за Шэнь Вэем было для него сейчас непростой задачей.
Может, ему действительно крепко досталось от Призрачной Маски, но Шэнь Вэю его лицо казалось слишком бледным. И слишком спокоен он был: не паниковал и не жаловался, только молча смотрел в пустоту, слегка сведя брови.
Это его выражение было Шэнь Вэю прекрасно знакомо. Вот только обычно оно живо сменялось другим, стоило Юньланю понять, что кто-то на него смотрит.
А теперь он не знал, смотрит на него кто-нибудь или нет.
Взгляд Шэнь Вэя обжигал, вынуждая людей расступаться перед ними, а его руки бережно поддерживали Юньланя, окружая его бесконечной нежностью.
Медсестра, уводя Юньланя, с трудом сдерживала дрожь: этот господин в очках отчего-то наводил её на мысли о мафии и таких же вежливых киношных бандитах, что без тени сомнения резали людей, как свиней, но при этом молились Будде и соблюдали вегетарианство.
Как и следовало ожидать, осмотр не выявил никаких медицинских проблем: глаза Чжао Юньланя были целы, и он ничем не болел, но при этом не мог видеть… Целый день прошёл в бесполезных тестах, а в итоге врачи только развели руками: единственной их рабочей версией стала «временная слепота, вызванная возможным психическим отклонением» и рекомендация посетить психиатра.
К тому времени на улице уже стемнело. И оказалось, что Чжао Юньлань успел в привычной ему манере адаптироваться к ситуации и с пугающей скоростью приспособился к своей новой жизни.
— Небо ведь уже тёмное? — спросил он Шэнь Вэя, схватив его за руку.
Обрадовавшись, что Юньлань становится снова похож на себя, Шэнь Вэй торопливо ответил, надеясь растормошить его сильнее:
— Откуда ты знаешь?
— Воздух посвежел, и значительно прибавилась влажность, а значит, солнце уже село или садится.
Шэнь Вэй открыл перед ним дверь машины и помог забраться внутрь, следя, чтобы Юньлань не ударился головой. Затем он нагнулся, застёгивая на нём ремень безопасности, а выпрямившись, увидел на лице Юньланя знакомую улыбку.
— В чём дело?
— Я представил, как буду ворчливым и старым, а ты всё равно будешь обо мне заботиться, вот как сейчас. А вдруг я перестану различать лица и случайно назову тебя папочкой?
Шэнь Вэй просто онемел. Здорово было видеть, как Юньлань улыбается, но его чувство юмора иногда было выше доступных Шэнь Вэю сил.
А Юньлань продолжал фантазировать и даже смеяться, любопытно ощупывая всё вокруг. Шэнь Вэй сел на место водителя и взял его за руку, и Юньлань вздрогнул от неожиданности:
— Только учти, если я вдруг назову тебя папочкой, ты не отвечай. Не хочу, чтобы ты мною воспользовался.
— Если бы только тобой можно было воспользоваться, — беспомощно вздохнул Шэнь Вэй.
— Что я слышу? — Чжао Юньлань изобразил изумление и стиснул в пальцах ворот своего плаща. — Что это ты задумал? Хочешь запереть меня дома и принудить к запретной любви?
Шэнь Вэй ошарашенно моргнул: он понимал, что Юньлань, как обычно, просто метёт языком, но эта картинка…
Юньлань усмехнулся и дразняще протянул:
— Не то чтобы я был против.
Шэнь Вэй предпочёл промолчать.
По дороге Чжао Юньлань окончательно избавился от затянувшейся тоскливой задумчивости и начал вести себя, как капризный подросток. Наощупь отыскав рычаг регулировки сидения, он начал качаться взад-вперёд и искать, чем бы ещё развлечься. В процессе он поделился с Шэнь Вэем:
— А слепым быть даже неплохо. Говорят, в центре есть специальная тёмная комната, где можно подобное испытать. Билет стоит долларов сорок, так что я ещё здорово сэкономил.
Шэнь Вэй невольно улыбнулся, восхищаясь силой его самоубеждения.
А стоило ему остановить машину, и Чжао Юньлань живо выбрался на улицу и принялся осторожно шагать вперёд, пытаясь держаться прямой линии.
И у него даже неплохо получалось — вот только шёл он точно в сторону фонаря.
Кажется, Юньланю просто нравилось собирать неприятности на свою несчастную голову.
Шэнь Вэй мгновенно оказался рядом и схватил его за пояс, потянув на себя. Юньлань только ахнул: кажется, ему понравилось.
— Видишь, я неплохо справляюсь, — выдохнул Юньлань и тихо добавил себе под нос, — может, я даже смогу…
Что именно он сможет, Шэнь Вэй не расслышал, но зато ему была прекрасно видна мягкая улыбка Юньланя.
Коснувшись его ладони, Шэнь Вэй предложил, повернувшись к нему спиной:
— Впереди лестница. Я тебя понесу.
Чжао Юньлань молчаливо улыбнулся.
— В чём дело?
Юньлань нашёл его руку, огладил её кончиками пальцев и бережно поцеловал костяшки.
— Не нужно. Я слишком тяжёлый, что будем делать, если ты сорвёшь спину?
Шэнь Вэй промолчал: Юньлань, видимо, не задумывался о том, как попал домой прошлой ночью.
Так они и пошли вперёд, и если бы Юньлань не тронул кончиком ботинка первую ступеньку, нащупывая путь, Шэнь Вэй мог бы поверить, что зрение к нему вернулось.
Чжао Юньлань шёл медленно, но ровно, шаг за шагом, и они быстро добрались до лифта, где Юньлань ловко нащупал кнопку вызова и нажал её.
— Откуда ты знаешь, где искать эту кнопку? — уточнил Шэнь Вэй, подходя ближе.
— Внимательный человек должен хорошо знать собственный дом, правильно? — высокомерно улыбнулся Юньлань. — Сколько ступенек в одном пролёте, сколько шагов от лестницы до лифта. Чтобы знать всё это, глаза не нужны.
Шэнь Вэй прекрасно знал, что он блефует: Юньлань не мог даже свою чайную чашку и тапочки найти, не разворошив всю квартиру.
Должно быть, он пересчитал и запомнил количество шагов, когда они с утра выходили в больницу.
Должно быть, таким он был человеком: несмотря ни на что, Чжао Юньлань хотел производить на других людей впечатление, что всё идёт по плану. И даже те, кто знали, насколько всё плохо, иногда всё равно подпадали под его чары.
Слишком привычно ему было держать лицо.
Когда Чжао Юньлань открыл дверь и зашёл внутрь, его остановил настороженный голос откуда-то из-под ног:
— Посмеешь наступить своей ножищей мне на хвост — убью.
— Да Цин?
Юньлань, нагнувшись, погладил его по спине, и Да Цин сразу понял, что с ним что-то случилось: вскочил ему на плечо и внимательно присмотрелся.
— Что с твоими глазами?
Юньлань на ощупь прошёл вперёд.
— Мои возможности теперь слегка урезаны, — беззаботно бросил он.
— Будь осторожен. — Шэнь Вэй едва успел остановить его перед закрытой дверью.
Да Цин изумлённо моргнул и спрыгнул с его плеча на диван.
— Да что случилось? — покосившись на Шэнь Вэя, Да Цин вспомнил, что профессор Шэнь уже бывал в доме номер четыре на Яркой улице, и нет нужды скрывать от него, что некоторые коты умеют говорить.
— Это я виноват, — выдохнул Шэнь Вэй.
— И в чём это ты виноват? — фыркнул Юньлань, не зная, плакать ему или смеяться.
Его рука нащупала воздух, и Да Цин, покосившись на него, раздражённо сощурил глаза и заявил:
— Я делаю это из жалости, — прежде чем ткнуться мордой ему в ладонь.
— Не переживай, — улыбнулся Чжао Юньлань и добавил невпопад: — Без печали, как известно, нет радости.
Добравшись до дивана, он разлёгся на нём и, нащупав сигарету, протянул её Да Цину:
— Подожги?
Да Цин, не удостоив его ответом, повернулся к нему хвостом.
Вместо него руку Юньланя перехватил Шэнь Вэй, тихим щелчком поджёг сигарету и выдал ему пепельницу.
— Вчера ночью я столкнулся с мелкой тварью из клана воронов, — пожаловался Чжао Юньлань, с болезненной ясностью вспоминая случившееся. — И он упомянул… Какое-то Западное море, и Северное, много миль вглубь, а дальше я не понял. Что-то о горе.
Да Цин ошеломлённо моргнул, но Шэнь Вэй тут же сообразил, что к чему, и лицо его потемнело.
— Не нужно об этом. Как ты потерял зрение?
— Забудь, — Юньлань махнул рукой и в двух словах описал свою неудавшуюся схватку, не забыв упомянуть об искренней ненависти к колокольчикам.
— Что это был за колокольчик? — перебил его Да Цин.
— Он у меня с собой, — сказал Шэнь Вэй и достал из кармана пыльный золотой колокольчик. — Ты ведь об этом говоришь?
Зрачки Да Цина резко сузились, и он прошипел, не давая Чжао Юньланю ответить:
— Откуда ты его взял?
Взглянув на Юньланя, Шэнь Вэй нехотя ответил:
— Его отдал мне человек, который… Вернул тебя прошлой ночью.
Да Цин обошёл кругом вокруг ладони Шэнь Вэя, не спуская глаз с колокольчика, а потом тихо выдохнул:
— Он мой. Моего… Первого владельца, — добавил он, покосившись на Юньланя. — Сотню лет назад он повесил его мне на шею, а я его где-то потерял.
Чжао Юньлань протянул руку:
— Дайте посмотреть.
— У тебя пока не получится его поднять, — предупредил Шэнь Вэй.
Окончательно вспомнив, что произошло прошлой ночью, Юньлань усмехнулся и меланхолично выдохнул в воздух белое кольцо дыма: не способен даже поднять колокольчик, который его собственный кот сотню лет без труда таскал на шее… Жалкое зрелище.
А Да Цин в это время подобрался, сцапал колокольчик зубами и без единого звука выскочил в окно.
Очень странно было видеть его, обычно ленивого и беспечного, столь взволнованным.
— Да Цин? — приподнялся на месте Чжао Юньлань.
— Он ушёл. — Шэнь Вэй закрыл окно и вернулся к нему, присел рядом и бережно коснулся уголка его закрытых глаз. — Я обязательно найду, как тебя вылечить.
— Не торопись, — усмехнулся Юньлань.
Шэнь Вэя охватило предчувствие, что за этим обязательно последует что-нибудь совершенно бесстыжее.
И действительно, даже слепым Юньлань не оставлял настойчивых попыток заигрывать:
— Видишь ли, в таком состоянии мне будет весьма затруднительно принять душ. Может, поможешь?
Шэнь Вэй терпеливо убрал от себя шаловливую руку, которая уже гладила его по бедру.
И молча ушёл на кухню.
Юньлань, улыбнувшись, прикрыл глаза и разлёгся на диване во весь рост. Домашние звуки с кухни — постукивание, звон посуды, — удивительно успокаивали, несмотря на кромешную темноту. Но в момент, когда Чжао Юньлань расслабился окончательно, он вдруг увидел вдалеке парочку странных теней — и резко распахнул глаза.
Вокруг царила тьма. Тени тоже пропали.
Постаравшись успокоиться, Юньлань сосредоточился и снова закрыл глаза, следя за дыханием и очистив разум от лишних мыслей. Постепенно темнота вокруг улеглась, и вдалеке снова проступили размытые очертания. Слева от себя Юньлань разглядел тускло мерцающий шар зелёного света, очень мягкого, словно покачивающегося на ветру… И у него была очень знакомая форма.
Он смотрел в направлении подоконника, на котором стоял подаренный знакомым цветочный горшок.
Третий глаз.
Третий глаз между его бровей, кажется, совсем не пострадал.
Сосредоточившись в этой точке, Юньлань постепенно начал яснее различать своё окружение: цветы на подоконнике, кошачья шерсть на диванной обивке, старые книги на полках… Ценная, по словам продавца, картина на стене.
Диван, кофейный столик, кровать — предметы, не обладающие духовной энергией, были по-прежнему неразличимы в темноте.
Опустив взгляд на самого себя, Юньлань увидел, что изнутри его наполняет свет: в правом плече это сияние собиралось в ослепительный яркий шарик, а в левом плече его не было вовсе.
Оно чем-то было ему очень, очень знакомо.
Подчинившись порыву, Чжао Юньлань вскочил на ноги, больно ударившись об угол кофейного столика, и проковылял на кухню.
Там всё ещё господствовали звуки готовки, но самого Шэнь Вэя не было видно: он полностью слился с темнотой, хотя на деле, кажется, его фигура была темнее самой тьмы… Единственное, что можно было разглядеть, это крошечный кулон у него на шее: внутри у него бушевал, свиваясь плотным клубком, яркий огонь.
Точно такой же, что горел у Чжао Юньланя в правом плече.

Отложив нож, Шэнь Вэй обернулся и велел Чжао Юньланю:
— Осторожно, лучше не подходи. Тут грязно.
Юньлань не обратил на его слова никакого внимания, медленно продвигаясь к цели: его пальцы скользили по стене, держа направление. А потом он вслепую вытянул руки и обнял Шэнь Вэя со спины, устроив подбородок у него на плече.
Попытавшись «взглянуть», Юньлань ничего не увидел: овощи на доске были лишены корня и заморожены. Тогда он для верности принюхался и уловил тонкий запах овощного сока.
А опустив голову, он увидел окутанную тьмой фигуру Шэнь Вэя и собственную, словно залитую кроваво-красным светом. Этот свет изливался из его сердца, словно раскалённая магма, и мгновенно пропитал всё тело Шэнь Вэя, очертил его изящный тонкий силуэт.
Как будто темноте была дарована жизнь.
Это зрелище настолько изумило Юньланя, что он надолго погрузился в молчание, а затем, пытаясь не выдать себя, полусерьёзно пожаловался:
— Что ты там режешь? Не хочу жрать траву, я же не кролик, и к тому же калека, разве я не заслуживаю самого лучшего?
Шэнь Вэй тихо засмеялся и приподнял крышку одной из кастрюль: кухню мгновенно заполнил густой мясной аромат.
— Я приготовил то, что тебе нравится, но овощей тоже надо поесть. Не капризничай.
Пламя, согревающее его изнутри, посветлело и окрасилось чудесным розовым, словно вишня, румянцем… Таким бывает небо на рассвете, когда солнце только-только всходит над горизонтом.
Шэнь Вэй не стал отталкивать Юньланя, и тот прижался к нему ближе, покачиваясь влево и вправо вместе с его движениями. Просто стоял, молчал и слушал, как постукивает нож по разделочной доске, и в его глазах жила темнота: необъяснимая, но без тени печали.
— Ты считаешь меня красивым? — спросил он внезапно, качнувшись вперёд.
У Шэнь Вэя дрогнула рука, и он беспомощно покачал головой.
— У тебя вообще есть хоть какие-то приличные мысли?
— Приличные мысли… — Чжао Юньлань прочистил горло и старательно, словно ведущий в новостях, вопросил: — Дружище Шэнь Вэй, находите ли вы этого мужчину, что является истинным эталоном познания, первопроходцем в своём деле, и кому приходится претерпевать в этом мирном обществе ужасающие невзгоды, красивым?
Шэнь Вэй ничего не ответил, только слегка улыбнулся и вернулся к своим овощам, нарезая их ровными аккуратными ломтиками: казалось, эта простая задача требовала от него полной концентрации.
Но всё же в конце концов его голос мягко произнёс:
— Для меня не имеет значения, красив ты или нет. Будь ты ужасен и с ног до головы покрыт жуткими язвами, это бы ничего не изменило.
— Ты словно собрался делать мне предложение, — хрипло отозвался Юньлань. — Так трогательно.
Пусть они были у себя дома и только наедине, кухня всё равно была не местом для подобных признаний, и Шэнь Вэй, смутившись, мягко отпихнул Юньланя от своего плеча.
— Подвинься, я пожарю овощи. Посиди и постарайся мне не мешать.
Чжао Юньлань послушно разжал руки и отступил назад, нащупав за собой холодную кромку раковины.
— Могу ли я рассчитывать на твою искренность? — почти не задумываясь, спросил он, стискивая пальцы на холодном металле.
У Шэнь Вэя закаменела спина.
— Могу или нет? — повторил Юньлань.
Не оборачиваясь, Шэнь Вэй глубоко вздохнул.
— Я никогда не стану тебе лгать, — твёрдо пообещал он. — И никогда не сделаю тебе больно.
Юньлань не отводил третьего глаза от его фигуры: наполняющий её свет постепенно выгорал, исчезая, словно затухающие огни яркого фейерверка. Сердце Юньланя отозвалось на это болезненной тоской.
— Я тебе верю, — кивнул он.
— Достаточно пары слов, чтобы ты мне поверил? — Шэнь Вэй резко обернулся к нему.
Юньлань только улыбнулся.
— Если ты так говоришь, то я тебе верю.
Не в силах больше смотреть, как стремительно выцветает наполняющее тело Шэнь Вэя сияние, Юньлань отвернулся и притворился, что в этом разговоре нет и не было ничего серьёзного.
— Где моё вяленое мясо, — пробурчал он, словно забыв о происходящем, и принялся шарить по кухонным ящикам, — точно где-то была упаковка…
С этими словами он споткнулся о ручку метлы, оступился и едва не грохнулся на пол.
Руки Шэнь Вэя были все в овощах, и он, не желая пачкать Юньланя, мгновенно оказался рядом и поймал его в объятия, не позволив упасть.
Квартира эта была невелика, а кухня и того меньше: там едва ли хватало места одному человеку, а вдвоём они могли только замереть в одной позе. Юньлань накрепко вцепился в Шэнь Вэя, а тот, осторожно сдвинувшись, открыл воду и принялся мыть руки, положив подбородок Юньланю на плечо.
Чжао Юньлань молчал и не двигался с места.
Помыв руки, Шэнь Вэй осторожно погладил его по спине и попытался выдворить прочь.
— Твоё мясо наверняка давно испортилось, забудь о нём. Лучше посмотри под столом, я купил свежую пачку. Если голоден, то можешь немного поесть, но лучше не сбивай аппетит. Ужин почти готов.
Юньлань с улыбкой опустил голову.
— Умираю с голоду. Но риса я не хочу.
— И чего же ты хочешь? — спросил Шэнь Вэй.
Юньлань мягко коснулся его подбородка и провёл кончиками пальцев вдоль челюсти до самого уха.
— Тебя, — шепнули его губы, а взгляд пытливо заглянул Шэнь Вэю в лицо.
Его незрячие глаза полнились тьмой, веки были полуопущены, а ресницы отбрасывали длинную дразнящую тень… Даже сейчас его ищущий взгляд полнился искренней, пылкой страстью.
Об этот взгляд немудрено было порезаться, и он воспламенял изнутри: Шэнь Вэй ощутил, как идут трещины по пробитой броне его силы воли.
Склонившись ещё ближе, Чжао Юньлань улыбнулся и глубоко вдохнул запах его шампуня.
— Не нужно переживать, — прошептал он и поцеловал Шэнь Вэя в щёку, — только дай мне шанс, и я буду с тобой очень нежен…
Шэнь Вэй без единого слова вздёрнул его на руки, уложил на диван и сбежал.
Юньлань с наслаждением вытянул ноги и удручённо вздохнул: кажется, чтобы избавить Шэнь Вэя от одежды, действительно придётся устроить ему обмен кольцами и первую брачную ночь при свечах.
***
К тому времени, как пришла пора ложиться спать, Юньлань уже весь извёлся, а Шэнь Вэй принял его беспокойство за скуку. Они оба были в постели; Шэнь Вэй устроился у изголовья и негромко читал Юньланю вслух, надеясь отвлечь его от невозможности развлечь себя самому.
Его голос, размеренный и ровный, был просто чудесен, но проникнуться его словами Чжао Юньлань никак не мог. Если быть совсем честным, то он ничего толком и не услышал: слишком громко стучало сердце, слишком сильно хотелось спустить с поводка рвущегося наружу зверя.
А Шэнь Вэй вдруг почуял что-то и перестал читать, застав Юньланя между страданием и тихим счастьем. Отложив книгу, он с нечитаемым выражением лица обернулся к окну.
В тот же миг Юньлань без предупреждения стиснул его в медвежьих объятиях и повалил на спину.
— Хватит читать, — прошептал он, навалившись на него всем весом, и коснулся губами пылающего уха. — Вырубай свет.
Квартира тут же погрузилась в кромешную темноту.
Юньлань пробрался ладонями Шэнь Вэю под рубашку, сминая ткань, жадно огладил худые бока и ущипнул его за сосок. Шэнь Вэй всхлипнул: его накрыло волной чудесного онемения, ударило в голову. Ничего не соображая, он в панике стиснул запястье Юньланя, не давая ему двигаться.
А Юньлань только усмехнулся и мягко укусил его пониже ключицы.
— Заводишься от одного касания, — дразняще протянул он, — так сильно хочешь меня?..
Шэнь Вэй едва не забыл, что только что почуял чьё-то присутствие за окном.
Но незваный гость не замедлил явиться. Окно распахнулось: послышался звучный перестук деревянных палочек и завывание ветра. Чжао Юньлань живо оторвался от Шэнь Вэя, жестом приказал ему молчать и с головой накрыл одеялом.
Сам он небрежно уселся на краю кровати: полы его рубашки распахнулись, обнажив живот, и болтались на паре несчастных пуговиц.
— Будь я один, я бы поприветствовал вас, как положено, — холодно произнёс Юньлань. — Чем обусловлено подобное вторжение? Разве не очевидно, что у меня гость?
В воздухе раздалось сухое покашливание.
— До судьи дошли слухи, что зрение Хранителя пострадало от ранения… Меня послали проверить, всё ли в порядке. Прошу прощения, если я вас…
— Судья? — Чжао Юньлань вскинул брови и негромко хохотнул. — Слухи разносятся быстро. Я сам узнал только утром, и сейчас ещё даже полуночи нет, а страж преисподней уже стоит в моём доме… Передайте своему господину, что я в порядке. И благодарю его за заботу.
Страж коротко кивнул и волной тёмной энергии растворился в воздухе.
Юньлань на ощупь протянул руку, и Шэнь Вэй взял его за запястье.
— Страж преисподней? Но как…
— Глупый, — вздохнул Юньлань, погладив его по волосам, и тихо добавил: — Они все замышляют что-то. Против тебя. Аду ведь известно о личности «Шэнь Вэя»?
Шэнь Вэй, помедлив, кивнул. К тому времени он уже провёл в этом обличии несколько десятилетий, и всё ради того, чтобы вести незаметное наблюдение… Разумеется, он не стал бы заявлять о подобном публично. И всё же тот факт, что Палач Душ предпочитает скрываться в мире живых, должен быть известен как минимум десяти королям преисподней.
Юньлань нахмурился.
— Не следует тебе провоцировать гнев другой стороны: у них даже мозги устроены по-своему. Между людьми и духами всегда столько всего намешано, а ты…
— Юньлань, — мягко перебил его Шэнь Вэй, — ты беспокоишься обо мне?
Юньлань со вздохом склонился к нему.
— А ты как думаешь?
Шэнь Вэй стиснул пальцы в кулаки и вдруг обнял его, порывисто и крепко, зарывшись лицом в шею. Юньлань завозился, чувствуя, что момент ещё не упущен, но ничего не смог сделать: слишком надёжной была эта бережная хватка.
Шэнь Вэй обнимал его так жадно и властно, словно собирался пролежать так до самого рассвета. Юньлань только и мог, что перебирать в голове идеи, но ничего толкового так и не придумал, и вдобавок его тяжёлым одеялом накрыла сонливость. Засыпать вот так, совершенно неудовлетворённым, отчаянно не хотелось, но ещё никогда Юньлань не был столь беспомощен в собственной постели.
И никогда ещё не был так возбуждён.
И может, хватка Шэнь Вэя была даже слишком сильна, и именно поэтому, стоило Юньланю уснуть, ему явился до крайности странный сон.
В этом сне он пробирался сквозь какие-то руины, окутанные туманом, а вокруг него сотни людей молили о чём-то небо. Юньлань же продолжал идти вперёд, пока не оказался на пустыре, залитом абсолютной темнотой. Эта темнота раздражала, и Юньлань щёлкнул пальцами: маленький огонёк, вспыхнувший на его ладони, умер прежде, чем успел хоть что-нибудь осветить.
— Зря я это сказал, — вздохнул кто-то у него за спиной. — Тебе обязательно было доводить до такого?
Это был странный голос: вместо того, чтобы вливаться в уши, он звучал как будто прямиком в сердце, каждым словом, как ледяным колом, навылет пробивал грудь.
Чжао Юньлань проснулся от этого дикого холода. Кажется, уже было утро, и Шэнь Вэя рядом не было: наверное, вышел за продуктами.
Юньлань открыл глаза, чтобы увидеть темноту, и сразу закрыл их. Сердце его трепетало и болезненно колотилось о рёбра, в лёгких не хватало воздуха, а ладони взмокли от пота.
Что это был за голос? Кому он принадлежал?
Сев на кровати, Юньлань ущипнул себя между бровей и раздражённо вытер влажные ладони. В голове его теснились тысячи разных мыслей, а вокруг стояла кромешная темнота.
Которой он не мог выносить ни секунды дольше.

Торопливо умывшись, Юньлань на ощупь отыскал на кофейном столе больничные бинты и таблетки. Закрыв глаза, он забинтовал себе голову и нащупал на прикроватной тумбочке ручку и бумагу. Что это была за бумага, его нисколько не заботило: Юньлань нацарапал на ней пару слов, которые должны были сообщить Шэнь Вэю, что он поехал в офис, и вышел из дома, стараясь с осторожностью соизмерять каждый шаг.
Сердце, что никак не успокаивалось после кошмара, наконец-то перестало больно колотиться о рёбра.
Когда лифт остановился на первом этаже, Юньлань медленно выдохнул и сосредоточился на своём третьем глазе.
Наружу он вышел ровным и уверенным шагом.
Вокруг было много людей, и Юньлань быстро научился отличать их по странной мерцающей ауре. Фигуры, у которых ауры не было, он распознать не мог.
Поначалу его зрение было слегка размытым: смешение теней и света, только и всего. Однако стоило присмотреться, и вскоре Чжао Юньлань уже приспособился к тому, чтобы по-новому смотреть на окружающий мир, и темнота вокруг распалась на чёткие линии.
Постепенно он научился видеть истинный огонь, а затем каждый из проходящих людей для Юньланя стал с головы до ног окутан странной размытой плёнкой, которая вся была исписана непонятными символами.
Остановившись у края тротуара, Юньлань вытянул руку, подзывая такси: машины он видеть не мог, так что оставалось только надеяться на собственное везение.
К тому моменту, когда Юньлань забрался в подъехавшее такси, он уже понял: символы на людях были вовсе не отдельными иероглифами. Они складывались в слова.
Слова, сменяющиеся каждое мгновение, были словно выведены мелким и плотным шрифтом. Не удержавшись, Юньлань уставился на водителя и только со второго раза расслышал его вопрос.
— О, простите. Яркая улица, дом четыре, высадите меня у входа.
Водитель подозрительно покосился на его забинтованную голову.
— Парень, что у тебя с глазами?
— Ушибся, пока в баскетбол играл, — деловито соврал Юньлань.
— Неприятно, — поёжился водитель. — Видеть можешь?
— Наложили мазь, — улыбнулся Юньлань, — глаза открывать нельзя. Придётся побыть пару дней слепым.
За разговором время пролетело быстро, и вскоре такси остановилось у тротуара. Помедлив, Юньлань вытащил кошелёк и протянул его водителю.
— Я ничего не вижу, возьмите сами, сколько я должен.
— Ты не слишком доверчивый? — удивился водитель.
— Не так уж и много у меня денег, — хмыкнул Юньлань. — Ну же.
Водитель распечатал ему чек и открыл кошелёк, а Юньлань тем временем внимательно вглядывался в слова на его теле. Что-то зашелестело, водитель вытащил из кошелька несколько купюр, а затем убрал парочку назад, отсчитал сдачу и запихнул монетки в отделение для мелочи.
Юньлань усмехнулся: зрение его становилось всё чётче, и теперь он прекрасно видел, что каждое слово имеет свой цвет. Красный или чёрный. И когда водитель убирал сдачу в его бумажник, линия ярких алых букв вспыхнула на его теле: он не стал пользоваться положением и воровать у слепого пассажира.
Обрадованный этим открытием, Юньлань поблагодарил водителя и отказался от его помощи. Слова на теле человека очевидно олицетворяли его добродетель: красное сияние — добро, а чернильная тьма — зло.
Эта мысль словно затронула что-то глубоко внутри, и Юньлань нахмурился: что-то пробуждалось в нём, так быстро, что невозможно уследить, и он никак не мог понять, хорошо это или плохо.
Это чувство… Первый раз оно появилось у Столпа Природы.
Действительно ли то землетрясение было вызвано естественными причинами?
Любитель резки по костям, дежурящий на входе, радостно поприветствовал его, отложив ради этого пилочку:
— Шеф Чжао! Что с вами случилось?
— Ничего страшного, — улыбнулся Юньлань. — Поможешь мне, старина Ли?
Но не успел тот и пальцем шевельнуть, как кто-то стремительно настиг Юньланя со спины. Шэнь Вэй схватил его за руку и с трудом удержался от того, чтобы сомкнуть пальцы сильнее.
— Почему ты не подождал меня? — его голос подрагивал от беспокойства. — Стоило мне отлучиться за завтраком, и ты пропал. Ты вообще представляешь, как я волновался? Если это повторится снова, клянусь, я…
Что? Что он сделает?
Шэнь Вэй глубоко вздохнул, усмиряя сбившееся дыхание: тревога и злость кипели внутри, но предложение завершить он так и не сумел.
Юньлань обернулся к нему и окинул Шэнь Вэя взглядом, пользуясь своим новообретённым даром: всё тело Шэнь Вэя плотно покрывали яркие алые буквы, сплошь добродетель без единого просвета черноты.
Однако очень скоро весь этот свет без остатка смыло жуткой тёмной волной, утопило во тьме, как в гиблых чёрных водах. Так море смывает надписи на песке — словно их никогда и не было.
У Юньланя заболели глаза — непонятно, почему: словно что-то сдвинулось внутри, что-то древнее, похороненное на тысячи долгих лет, наконец шевельнулось, просыпаясь, и жестокий ветер открыл взгляду голую правду, которая вонзилась прямиком в сердце, излучая жгучие волны страдания.
— Я знал, что ты меня догонишь, — отмахнулся Юньлань, с трудом удержав лицо, и добавил слегка дрожащим голосом. — Ты вовремя. Пойдём внутрь.
В офис он явился без предупреждения, чем немедленно превратил обычный день в настоящий балаган. Да Цина нигде не было, и сотрудники спецотдела только теперь осознали, что пропавший на пару дней шеф не развлекаться сбежал, а угодил в настоящую передрягу.
У Чжу Хун, когда она снимала с него бинты, подрагивали руки, а глаза подозрительно покраснели, встретившись с его невидящим взглядом.
Чжао Юньлань потянулся было её утешить, но быстро сообразил, что не следует вслепую прикасаться к коллегам женского пола, и неловко сцепил пальцы.
— Ну, чего ты разволновалась? Если кому и следует разрыдаться, так это мне.
Чжу Хун стиснула в пальцах его повязку.
— Тебе? Разрыдаться? Да ты даже не знаешь, как это делается! Ничего и никого не боишься в этом мире, так ведь? Думаешь, тебе вечно будет везти? Придурок!
Юньлань помедлил немного и спокойно улыбнулся:
— Придурок тебя услышал.
Он вечно вёл себя так, словно ничто в этом мире не могло его ранить, и никакие слова, будь они добрыми или жестокими, не могли пробить его шкуру. Чжу Хун бросила бесполезные попытки его распекать и обратилась к Шэнь Вэю.
— Тебе ведь он нравится, так? — Каждое слово звенело в воздухе, словно отзвук выстрела. — Разве нет? Где ты был, когда это случилось?
Чу Шучжи и Линь Цзин молчаливо уставились друг на друга: больно уж неловкой была ситуация.
Чжао Юньлань, услышав эти слова, немедленно попытался прикрыть своё смятение шуткой: потянул Шэнь Вэя за рукав и нацепил самодовольную улыбку.
— Я тебе нравлюсь? И почему я первый раз об этом слышу? Должен сказать, профессор Шэнь, с вашей стороны не очень-то вежливо сообщить Чжу Хун о своих чувствах первее меня!
— А ты помолчи! — отрезала Чжу Хун, не позволив ему выкрутиться так просто.
Улыбка сразу же исчезла с лица Чжао Юньланя, словно кто-то мокрой тряпкой стёр рисунок с доски.
— Прекрати, — приказал он. — Я сам угодил в эту переделку, он-то здесь причём? Мы что, сиамские близнецы, чтобы никогда не разлучаться?
В темноте зрачков Чжу Хун загорелась враждебность, и Шэнь Вэй торопливо вставил:
— На самом деле, это и правда моя ви…
Юньлань оборвал его резким взмахом руки и нахмурился, торопясь закончить этот неловкий разговор:
— Я больше не желаю это обсуждать. У нас есть дела поважнее, так что всем молчать.
С тихим перезвоном колокольчика из тёмного угла вышел Да Цин и молча влез Чжао Юньланю на колени, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Я покопался в книгах, — заявил он, запрыгивая на стол, — и, кажется, понял, что не так с твоими глазами. Ты ведь призвал адское пламя, чтобы спалить ворону, а он пожертвовал собой, чтобы вселиться в золотой колокольчик? Песня его души столкнулась с адским огнём, и объёмы тёмной энергии мгновенно взлетели до небес. Ты оказался слишком близко к эпицентру происходящего, и именно поэтому теперь временно слеп.
Юньлань задумчиво кивнул, а Шэнь Вэй спросил, обратив внимание на самое важное:
— Временно?
Да Цин кивнул, не отводя глаз от Чжао Юньланя.
Тот выглядел так, словно знал кое-что важное, но не хотел об этом говорить.
— Когда это пройдёт? — продолжил Шэнь Вэй, слишком увлечённый этой идеей и поглощённый волнением о Юньлане. — Что может помочь? Где найти лекарство?
Украдкой взглянув на Шэнь Вэя, Да Цин разглядел в нём искренний интерес и тихо вздохнул:
— Клан Цветов. Обычно они прячутся от остального мира, но только у них можно достать один совершенно особенный сорт мёда: мёд тысячи цветов. Говорят, он сделан из тридцати трёх небесных, тридцати трёх земных и тридцати трёх подземных цветов, соединив в себе чистейшую суть каждого нектара. Этот мёд может вытравить любой яд, он заживляет и восстанавливает, и отлично подходит для подобных ран. А найти его можно…
— На фестивале в честь окончания года, — закончил за него Чжао Юньлань.
— Откуда ты знаешь? — подозрительно уточнил Да Цин.
Чжао Юньлань потрепал его по макушке, но ничего не ответил: кажется, он о чём-то размышлял.
— Хватит с тебя, — негромко сказал он, наконец, — моя очередь разглагольствовать. Во-первых, с этого момента любые контакты с преисподней должны быть зафиксированы до последнего слова и переданы мне. Во-вторых, офис спецотдела теперь наглухо закрыт для тех, кто не имеет к нашим делам никакого отношения: те, кто захочет оставить подарки к новому году, смогут сделать это у входа. В-третьих, сообщите другим отделам, что у нас конец года, и новых дел мы не принимаем, кроме как от комиссара лично. В-четвёртых, если кто-либо не способен явиться на службу или собирается взять отпуск, это должно пройти через мои руки и только с моего одобрения. Я хочу в любой момент точно знать, где каждого из вас носит.
— Так что насчёт фестиваля? — растерянно уточнила Чжу Хун, потеряв нить разговора.
— Со мной пойдёт Шэнь Вэй, — отмахнулся Чжао Юньлань и поднялся на ноги, держась за край стола. Реакция остальных его нисколько не волновала. — Мне нужно поговорить с Сан Цзанем. Шэнь Вэй, дождись меня. Остальные — свободны.
***
Библиотека, несмотря на отсутствие солнечного света, была ярко освещена, чтобы Сан Цзань мог находиться там даже днём. Увидев Чжао Юньланя, он приветливо махнул рукой:
— П-привет, шеф-заика!
Юньлань слегка опешил и, помедлив, уточнил:
— Кто такой умный научил тебя такому обращению?
— Котик-заика, — доложил Сан Цзань, старательно выговаривая каждое слово. — Ше… Шеф Чжао!
Юньлань улыбнулся и перестал обращать на него внимание. Окинув библиотеку третьим глазом, он обнаружил, что различает книги между собой, и задумчиво прошёлся вокруг.
— Сан Цзань, — тот поднял голову, — найди мне книгу,которую я здесь недавно читал.
Сан Цзань живо разыскал Книгу Душ: пусть он и не понимал ни слова, но отлично различал книги между собой.
Своим третьим глазом Чжао Юньлань отчётливо видел слова «Книга Душ» на обложке. Прежде, чем он успел шевельнуться, книга открылась сама собой, и стало очевидно кое-что, чего Юньлань раньше не замечал: одна страница была вырвана, и оттуда, где это произошло, до сих пор сочилась лиловая кровь.
Чжао Юньлань с хлопком захлопнул книгу. Сан Цзань с любопытством взглянул на него.
— Веришь ли ты, — хрипло спросил Юньлань, — что в этом мире случаются идеальные совпадения?
Приложив некоторые усилия, Сан Цзань догадался, что означает это непривычное слово. Ясно выражать свои мысли он не умел, и потому многие считали его туповатым, но на деле это было совсем не так.
Покачав головой, Сан Цзань тихо ответил:
— Не верю.
— Вот и я не верю, — кивнул Юньлань. — Волшебные существа вроде как в мире с преисподней, но на деле это совсем не так. Я владею декретом Хранителя, и всего лишь желаю исполнять предписанные мне обязанности, защищая мир живых, а между делом наслаждаться мирной жизнью в компании моих жёнушки и жирного кота. Но кое-кому просто не живётся спокойно.
Эту речь Сан Цзань понять не сумел, но посмотрел на шефа Чжао с сочувствием и спросил:
— Как вам помочь?
— Найди мне бумагу и ручку.
Получив желаемое, Чжао Юньлань записал на листе то, что сказало ему существо из клана ворон: оказалось, что он прекрасно помнит всё до последнего слова. А под этими строками Юньлань большими буквами вывел «Куньлунь», жирно подчеркнув это имя.
— Найди мне всё, что хоть как-то связано с этим словом, — приказал он, отдав записку Сан Цзаню, — но никому об этом не говори, даже Ван Чжэн. И спасибо за помощь.
Сан Цзань, пусть ему и довелось побыть изворотливым манипулятором, в глубине души всегда умел отличать добро от зла, и потому искренне пообещал Чжао Юньланю:
— Не беспокойтесь, шеф-заика!
— А этому мерзавцу-коту я за тебя ещё надеру задницу, — хмыкнул Чжао Юньлань.

Ночной фестиваль волшебных существ в городе Дракона состоялся двадцать восьмого декабря по лунному календарю, в предпоследний день года.
Приглашение Чжао Юньланю ранним утром доставил воробей, постучавшись к нему в окно.
Офис его сиял чистотой, стол блестел, а стёкла огромного, от пола до потолка, окна были абсолютно прозрачны. Когда шторы были открыты, кабинет даже зимой заливало яркое солнце. Кондиционеры работали, что надо, так что здесь круглый год можно было находиться в лёгкой одежде. Здесь прекрасно себя чувствовали две пышных алоказии и большой аквариум у дверей, где лениво плескалась серебристая аравана.
Из колонок лилась тихая мелодия гуциня. В этом просторном кабинете вполне хватало места для двоих… Шэнь Вэй полил цветы и устроился в кресле с книгой, словно временный помощник шефа. Попросив его подготовить киноварь, Чжао Юньлань вытащил толстую пачку пустых талисманов из жёлтой бумаги и с закрытыми глазами принялся выводить на них нужные символы. Несколько первых отправились в мусор, но в конце концов Юньлань приспособился, и методичный процесс даже начал его расслаблять, а стопка готовых талисманов изгнания нечистой силы на краю стола медленно, но верно начала расти.
Даже издалека от них исходили мощные и тёплые волны силы.
Обычно Юньлань быстро растерял бы терпение и интерес, но сейчас рядом с ним был Шэнь Вэй, и его присутствие неминуемо успокаивало горячую голову и сердце.
Зашла, постучавшись, Чжу Хун и застала их вдвоём за одним делом: словно кусочки паззла, независимые поодиночке, но идеально подходящие друг другу. Держась за ручку двери, Чжу Хун прикусила губу: ей показалось, что своим появлением она только помешает, но никак не поможет.
Холодно кивнув Шэнь Вэю, она бросила шефу:
— Я отойду. Премия пришла, нужно зайти в банк вместо Ван Чжэн.
Оставшийся к тому времени без гроша в кармане Чжао Юньлань радостно вскинулся в ответ на такие новости:
— Давай-давай, иди скорее.
Чжу Хун достала из папки пару документов.
— Бюджет нашего отдела на новогодний корпоратив. Нужно будет купить еды и подношений. Я тебе зачитаю, и подпишешь, если не будет проблем. Потом схожу за деньгами.
Чжао Юньлань кивнул, и они быстро прошлись по каждому пункту плана, который Юньлань не глядя подписал.
— В этом году… — Чжу Хун бросила быстрый взгляд на Шэнь Вэя. — Ты с нами на новый год?
— Разумеется, — хмыкнул Юньлань, но не успела Чжу Хун просиять, как он небрежно добавил: — И не я один, правда, жёнушка моя?
Шэнь Вэй даже не вздрогнул: наверное, оборона от постоянных заигрываний уже вошла у него в привычку.
— Отстань, — улыбнулся он, и в его тоне тоже дрожала улыбка.
Чжу Хун потемнела лицом и обескураженно выдохнула:
— Если это всё, тогда я пойду.
— Эй, погоди, — позвал Юньлань, собрал со стола толстую пачку готовых талисманов и отдал ей в руки. — Найдешь магазинчик в самом конце Античной улицы, за деревом. Вывески там нет, и заправляет один старикан. Покажи ему талисманы, скажи, что цена обычная, но предупреди, что я рисовал их вслепую. Обнаружит неладное — сделаешь ему скидку.
— Зачем тебе продавать талисманы? — непонимающе спросила Чжу Хун, убрав их в карман куртки.
— Мне нужно кормить семью, видишь ли, — ухмыльнулся Юньлань. — Зарабатывать на хлеб. Я только что купил дом, так что нам пригодятся деньги на ремонт.
Не желая дослушивать, Чжу Хун выскочила из кабинета.
До этого она собиралась напроситься с Чжао Юньланем на фестиваль, но теперь это казалось абсолютно бессмысленным.
Когда за ней с грохотом захлопнулась дверь, Шэнь Вэй поднял голову от своей книги.
— Ты ей нравишься.
— Ага, — хмыкнул Юньлань, доставая новый пустой талисман и ощупывая его кончиками пальцев. — Раньше не замечал, но теперь знаю. И постараюсь поскорее избавить её от ложных надежд.
Шэнь Вэй только вздохнул.
— Чего ты вздыхаешь? — засмеялся Юньлань. — Разве офисные романы вообще приводят к чему-то хорошему? К тому же, она из волшебного народца, а я человек. Мы не можем быть вместе.
Юньлань сболтнул это, не задумываясь, но Шэнь Вэя его слова заставили вздрогнуть. С трудом взяв себя в руки, он тихо сказал:
— Тогда и мы с тобой… Ты человек, а я дух. Можем ли мы быть вместе?
— А? — Чжао Юньлань от неожиданности просыпал со стола киноварь и торопливо поправился, сообразив, что ляпнул глупость. — Мы с тобой — не то же самое. Ты мне слишком нравишься.
Тон у него был лёгкий и беззаботный, и резко отличающийся от заданного ему вопроса. Юньлань даже не заговаривал Шэнь Вэю зубы, он просто… Для него это даже не было вопросом. Поэтому и ответ его звучал так, словно они сидели за чашкой чая наедине в согретой пламенем очага комнате, пока за окном бушевала зимняя буря.
Знакомая хватка вдруг сомкнулась у Юньланя на запястье, и его пальцы дрогнули, нарушив магию талисмана.
Не успел Юньлань и пикнуть, как Шэнь Вэй развернул его к себе и склонился к нему, упираясь ладонями в подлокотники кресла. Юньлань застыл, а Шэнь Вэй крепко зажмурился и, задержав дыхание, бережно поцеловал его в нос. Для дальнейшего ему потребовалась вся решимость до последней капли: задевая Юньланю щёку теплым дыханием, Шэнь Вэй медленно наклонил голову и накрыл резко пересохшие губы Юньланя своими.
Это был невыносимо чувственный, ласковый поцелуй: губы Юньланя приоткрылись для него, разрешая, впуская, и больше Шэнь Вэй не пытался ничего предпринять.
Любовь поднялась у него внутри, огромная, необъятная, и выплеснулась наружу в этой интимной ласке.
Это касание, его тепло… Мгновенно воспламенило кровь, растеклось по телу, и Шэнь Вэй, несмотря на отчаянное сопротивление, проваливался глубже и глубже туда, откуда нет возврата.
Именно этот момент Да Цин выбрал, чтобы ворваться в кабинет шефа без стука и застать своего начальника за тем, чего не следовало видеть подчинённым. С тихим стоном он выкатился наружу, но Шэнь Вэй уже отшатнулся от Юньланя, тяжело дыша, и нервно оправил на себе рубашку, не в силах скрыть заливающий лицо румянец.
Да Цин, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло, робко поскрёбся в дверь.
— Шеф? — фальшиво протянул он. — Ты там? Занят?
— Да заходи уже! — рявкнул разъярённый Юньлань.
Да Цин неловко протиснулся в кабинет и бросил быстрый взгляд на Шэнь Вэя. Ему было ужасно любопытно: никогда ещё рядом с Чжао Юньланем не было такого трепетного и стеснительного партнёра. Шэнь Вэй поначалу выглядел так, словно его притон накрыла полиция: умирал от смущения, пока румянец отчётливо расползался по его шее.
Он и впрямь обладал дивной красотой персикового дерева в цвету и эстетикой написанного непревзойдённым мастером портрета. Неудивительно, что бандит вроде Чжао Юньланя так вцепился в него, полгода жадно наворачивал круги вокруг — и до сих пор оставался без сладкого. Да Цин окинул Шэнь Вэя ещё одним критическим взглядом.
Если так и дальше пойдёт, то Юньланю точно ничего не достанется.
— Даю тебе две минуты, — процедил Юньлань сквозь зубы. — Вякнешь что-нибудь, что мне не понравится, и я с тебя шкуру сдеру и пущу на воротник!
— Я договорился с кланом цветов, — мурлыкнул Да Цин, взобравшись к нему на стол, — тебе ведь уже пришло приглашение? И у тебя полно знакомых среди волшебных существ. Кое-кто будет ждать тебя на закате у западного выхода с Античной улицы. Направишься прямо туда, и не забудь прихватить дары. — Круглая кошачья морда повернулась к Шэнь Вэю. — Профессор Шэнь осведомлён о тамошних правилах?
— Не беспокойся, — кивнул Шэнь Вэй. — Я о нём позабочусь.
Да Цин испытал нечто, похожее на облегчение… Если человеку знаком стыд, значит, он аккуратен с чужими границами, а это, в свою очередь, означает, что на него можно положиться. Профессор Шэнь определённо производил такое впечатление.
Чжао Юньлань собирался уже отослать надоедливого кота прочь, но его отвлёк телефонный звонок.
— Кто там ещё, — буркнул он, нащупывая телефон, и принял вызов.
Да Цин со своего места на столе заглянул ему в экран и подсмотрел имя звонившего: "Императрица". Это живо привело его в бодрое расположение духа, и Да Цин выпрямился в ожидании великолепного шоу.
— Шеф Чжао, спецотдел, я слу… — беспечно начал Чжао Юньлань и тут же оборвал сам себя, разом превратившись в послушного и вежливого котёнка. — Да-да, прости, я не увидел. Да, мам, я виноват.
Ещё полминуты назад он вальяжно возлежал в своём начальническом кресле, само величие и высокомерие, а теперь вдруг нервно подтянул к себе колени и свернулся тесным клубком. Да Цин, смеясь про себя, удобно разлёгся на столе.
— Конечно же, я не забыл, — сказал Юньлань. — Но сегодня вечером я занят, правда. Ой, не спрашивай, это по работе… Нет, зачем мне тебе врать? Где я, по-твоему, буду валять дурака в такую погоду?
Стоя в стороне, Шэнь Вэй нахмурился: его глаза потемнели. Чжао Юньлань несомненно весьма бережно относился к своей собеседнице на другом конце провода. В этот момент он очевидно был простым человеком, из плоти и крови, у которого были родители, и который крепко привязан к миру живых множеством тесных уз. Этим они с Шэнь Вэем разительно отличались.
Сообразив, что происходящее здорово вредит его имиджу, Юньлань встал, держась за спинку кресла, и бочком выскользнул из кабинета.
А Да Цин, лизнув лапку, уставился на Шэнь Вэя.
— Ты человек?
Шэнь Вэй уставился на него в молчании.
— Меня интересует сам факт, — объяснил Да Цин, — остальное не имеет значения. Понимаешь меня? Ты человек или… Нечто иное, ну?
Вопрос ударил по больному, и Шэнь Вэй, помедлив, медленно покачал головой.
Да Цин, однако, довольно мурлыкнул:
— Не человек… Хорошо. Этот пацан… Ведёт себя, как мудак, но на деле он совсем не такой. И ты ему очень нравишься, так что постарайся не обмануть его доверия.
Шэнь Вэй мягко улыбнулся и сказал, выделяя голосом каждое слово:
— Пока он не прогонит меня, я никогда не подведу его, в жизни или в смерти.
Да Цин, уставившись ему в глаза, разглядел в их кромешной тьме чудовищную, неописуемую нежность и искренность. Он уже много-много лет не видел столь глубоких и честных эмоций; на мгновение это очаровало его до глубины души.
Вернулся Чжао Юньлань, держа в руках телефон, и Да Цин спрыгнул ему под ноги.
— Чего хотела госпожа? — поинтересовался он, обходя шефа по кругу. — Хочу поесть её жареной рыбки!
— Отъебись, — отмахнулся Юньлань, — и вообще, хватит ко мне лезть, проваливай отсюда, — и для верности отпихнул кота носком ботинка.
Да Цин в отместку вцепился когтями ему в джинсы и не отпустил, даже когда Юньлань раздражённо потряс ногой.
— Хочу! Жареной! Рыбки!
— Ладно, прихвачу тебя с собой, надоедливый ты кошак, — буркнул Чжао Юньлань и наощупь ухватил Да Цина за загривок, шлёпнув его по толстому кошачьему заду. — Вечером первого дня года. Мама сказала, что ты уже и так достаточно пожил, и наверняка тебе немного осталось. Велела обращаться с тобой получше. А я, — Юньлань обернулся к Шэнь Вэю, — попросил её разрешения привести гостя. Ты свободен? Другие планы? Хочешь пойти со мной?
Шэнь Вэй так изумился, что долго не мог найти слов.
— Я… Лучше не стоит. Это же новый год, а я посторонний человек, так что…
— Посторонний? — Юньлань насмешливо вскинул бровь. — Ты что, решил бросить меня?
Шэнь Вэй потрясённо замолчал.
Да Цин покачал головой и молча улизнул из кабинета, не забыв плотно затворить за собой дверь. Кое-кому в этой комнате отчаянно не хватало приличия.
Нужно ли говорить, зная Чжао Юньланя и его бандитскую натуру, что к тому времени, когда пора было собираться на фестиваль, он уже умудрился переубедить Шэнь Вэя и добиться его согласия?
Они вышли на Античную улицу; Чжао Юньлань откуда-то раздобыл тёмные очки и трость для незрячих. Шэнь Вэй направлял его одной рукой, а в другой нёс блестящую коробочку с четырьмя отделениями. В первом лежали собранные в горах грибы линчжи и листья дорогого зелёного чая, во втором — античные инструменты из золота и нефрита. В третьем хранился драгоценный жемчуг и драконьи усы со дна океана, а в четвертом — чёрное золото и железа из глубин преисподней. Небольшая с виду, эта коробочка на самом деле весила несколько сотен килограмм.
Западного выхода с Античной улицы на самом деле не существовало: там был тупик, и большинство магазинчиков уже успели закрыться. Только тускло светился красный бумажный фонарь на ветке софоры, окутывая стены пёстрым сиянием.
Стоило им пройти мимо красной лампы, и прямо из воздуха перед ними появилась карета, запряжённая пустотой. С облучка соскочила высокая, худая фигура, одетая в старомодный костюм; лицо этого «человека» было на самом деле лисьей мордой, которую издали можно было принять за мохнатую маску.
Спрятав когтистые лапы в золотых рукавах, лис уставился хитрыми глазками на коробку в руках Шэнь Вэя и низко поклонился:
— Добро пожаловать, уважаемые гости. Прошу пройти со мной.

Примечание к части

В этой главе и далее будет присутствовать много отсылок к китайской мифологии и её персоналиям. Мы постарались разыскать и корректно перевести каждую из этих отсылок, но если какие-то из них не соответствуют правилам прочтения или переведены неверно, мы будем рады внести необходимые коррективы.
Помните, что Прист (согласно её собственному примечанию) достаточно вольно обращается в этой новелле с классической китайской мифологией, а мы, в свою очередь, постарались сделать сюжетные линии, связанные с ней, доступными для читателя.
Спасибо, что читаете ❤️

Ярмарка волшебных существ обычно состояла из множества разных блоков, по одному на каждый клан, как было заведено в стародавние времена в человеческих деревнях. Проходила она ежегодно, и кое-где отчаянно бурлила жизнь, но по большей части происходящее не привлекало ровно никакого интереса.
Дороги города Дракона вились сложной сетью слияний и перекрёстков и были перегружены настолько, что горожане ежедневно застревали в опостылевших пробках, если им чудом удавалось избежать аварии. Тротуары тоже бурлили жизнью, заполненные суетливыми толпами людей.
И всё же ярмарка волшебного народца в городе Дракона была одной из самых маленьких в этой области.
Пусть среди жителей и водились совершенно разномастные люди, и стены города Дракона полнились разнообразными тайнами и легендами, для волшебных кланов это место было не слишком подходящим. Без привязки к живым или не будь необходимости пополнять карму, большинство волшебных существ не стали бы здесь жить. Для своего же блага.
Из-за того, что спецотдел Чжао Юньланя находился именно в городе Дракона, среди волшебных кланов у него имелось множество информаторов, и некоторых из них он даже считал хорошими друзьями. Однако на их ярмарку его ещё ни разу не звали. По сути, в этот день волшебные кланы со всей округи собирались вместе, чтобы отпраздновать окончание года, и несмотря на свои связи, для Чжао Юньланя было бы неправильно забыть о манерах и присоединиться к празднику в качестве чужака.
Если подумать, его никто и не приглашал: этот год был первым, когда это случилось.
Сидя в карете, которая медленно и плавно ехала вперёд, Чжао Юньлань вдруг широко улыбнулся.
— В чём дело? — тут же спросил Шэнь Вэй.
Чжао Юньлань в ответ нашёл и сжал его руку, которая всё это время надёжно придерживала его за локоть.
— Тебе не кажется, что наши отношения развиваются по стандартной схеме? — промурлыкал Юньлань, понизив голос. — Сначала мы познакомились и узнали друг друга получше, потом начали держаться за руки, а теперь едем на свидание. Так и вижу, как на горизонте маячит счастливый конец.
Шэнь Вэй бросил взгляд в окно кареты: ему было прекрасно известно, насколько у лисиц острый слух.
— Всё это может подождать до нашего возвращения домой.
— Но почему я должен ждать? — возмутился Юньлань.
Ответом ему была тишина.
Тогда Юньлань поднажал, театрально меняя голос и двигая бровями:
— Мой дорогой Шэнь Вэй, я слишком хочу тебя. Не могу держать это в себе, ты же станешь моим?
Шэнь Вэй отобрал у него свою руку и пару мгновений растерянно наблюдал, как Юньлань слепо обшаривает всё вокруг, пытаясь найти, за что зацепиться. Помедлив, Шэнь Вэй снова осторожно взял его пальцы в свои.
Неизвестно, слышал ли возница их разговор, но карета продолжала двигаться вперёд и остановилась только через четверть часа. Лис спрыгнул на землю, открыл дверь и предложил пассажирам выйти наружу. Карету овеял прохладный ветерок, и откуда-то издалека донеслись звуки музыки — дуэта гуциня и флейты-сяо [1]. Мелодия была печальной, но музыканты явно пытались создать с её помощью атмосферу веселья и радости, отчего музыка выходила невыносимо странной.
На входе по обе стороны от него стояло двое стражей: оба с головой коня и телом человека. Недалеко от них стоял человек со змеиным хвостом. Это было негласным правилом ярмарки: волшебные существа обязаны были показать свой истинный облик, чтобы даже неопытные новички могли отличить одних от других — во избежание нежелательных инцидентов.
Мужчина из клана змей улыбнулся Чжао Юньланю:
— Лорд Хранитель, рад вас видеть.
Зимой было слишком холодно, и клан змей, следуя своей природе, на улице в это время обычно не появлялся. Фестивали их тоже мало интересовали: обычно они присылали парочку своих представителей, чтобы всем показаться и поскорее вернуться в тепло.
Однако этот мужчина из клана змей совершенно точно дожидался у входа Чжао Юньланя.
— Мои глаза сегодня меня подводят, — вежливо отозвался Юньлань, — надеюсь, я не ошибусь в своём предположении. Четвёртый Дядя, это ведь вы?
Его собеседник кивнул:
— Какая честь: лорд Хранитель помнит меня. Прошу, проходите. Чжу Хун мне обо всём рассказала. Если вам что-нибудь понадобится — только скажите.
Шэнь Вэй передал блестящую коробочку с подарками одному из стражей и помог Юньланю пройти на территорию ярмарки.
За воротами открывался вид на небольшую узкую речку, по обе стороны которой метров на сто вперёд протянулась каменная мостовая. Соединял две стороны широкий мост, на котором были установлены два высоких стола. Обе набережные бурлили жизнью и были украшены яркими фонариками и цветастыми вывесками. Большинство прохожих представляли из себя некую помесь людей и зверей, и некоторые уже вовсю торговали с прилавков своими товарами.
Четвёртый Дядя пошёл впереди, а Шэнь Вэй и Чжао Юньлань следовали за ним до самого каменного моста.
Его плиты ещё прятались под тонким покрывалом снега, а небольшую колонну на одной стороне обвивала тонкая лоза, усыпанная мелкими и бледными жёлтыми цветами.
Остановившись возле колонны, Четвёртый Дядя сказал:
— Госпожа Инчун, лорд Хранитель уже здесь. Прошу вас выйти и встретить его.
Стоило прозвучать этим словам, как длинная ветвь зимнего жасмина вдруг ожила и в одно мгновение оплела перила места, укрыв камень толстым цветочным ковром. Даже на мостовой расцвели бесчисленные маленький бутоны, а затем перед гостями предстала девушка. Её ноги, неотделимые от цветочного ковра, утопали в зелени.
На вид ей было всего лишь пятнадцать лет: с двумя пучками и большими узкими глазами она выглядела совсем юной девочкой.
Поочерёдно оглядев своих гостей, она поспешно отвела взгляд от Шэнь Вэя, словно тот чем-то её напугал, и хихикнула, уставившись на Чжао Юньланя.
— Дядюшка-кот правильно говорил, что лорд Хранитель весьма красив. Зачем ты прячешь своё лицо за тёмными очками?
Юньлань небрежно снял очки и повесил за дужку, зацепив их за воротник.
— Давлю на жалость. Такие девчушки, как ты, могут захотеть подарить мне побольше мёда, узнав, что я слеп.
Инчун засмеялась и повнимательнее присмотрелась к его глазам, а потом вдруг нахмурилась.
— Что не так с этими воронами? — спросила она Четвёртого Дядю. — Почему они без причины нападают на людей?
Четвёртый Дядя погладил её по голове, но ничего не сказал: только низко опустил глаза.
Инчун оглянулась по сторонам.
— Клан ворон в этом году решил никого не присылать?
— На других ночных фестивалях их тоже никто не видел, — сказал Четвёртый Дядя. — Не думай об этом. Лучше сосредоточься на деле: тебе нужно вырастить прекрасные цветы к приходу весны.
Инчун пробормотала что-то себе под нос, явно недовольная таким итогом, а затем вытащила маленькую бутылочку и вложила её в руку Чжао Юньланю.
— Глава просил передать это тебе. А ещё просил сказать, что если тебе, лорд Хранитель, потребуется что-то ещё, клан цветов с радостью последует за тобой.
— Последует за мной? — изумлённо протянул Юньлань. — Нет-нет, глава слишком…
Его голос немедленно утонул в ниоткуда поднявшемся грохоте и звоне медного гонга.
Все вокруг мгновенно утихли, а на мостовую повыносили множество каменных столов.
— Ужин начинается, — сказала Инчун, — мне скоро выступать. Уважаемый Хранитель, на этом прошу меня простить. Береги себя!
— Постой…
Но прежде, чем Юньлань успел возразить, Инчун снова обратилась цветущей лозой и живо оплела все столы на каменном мосту. Каждый камешек оказался плотно покрыт цветочным ковром, и весь мост практически засиял этим блистательным изобилием.
Чжао Юньлань так и остался стоять, накрыв ладонью карман. Там, в укромном мешочке, лежала настоящая ценность: маленькая нефритовая чаша, украшенная резными лунными цветами. Тонкость работы неизвестного мастера попросту завораживала. По словам Да Цина, эта вещь принадлежала ещё прошлому Хранителю… А значит, ему самому в прошлой жизни — или в прошлой жизни его прошлой жизни, уходя кто знает как далеко в древние времена. Предполагалось, что в эту чашу можно собрать лунный свет; для клана цветов и их обрядов этот предмет был бы воистину бесценен.
Чжао Юньлань собирался обменять чашу на своё лекарство, и он никак не ожидал, что мёд Тысячи Цветов ему отдадут просто так — словно подношение божеству.
Поведение клана цветов, столь отличное от клана ворон, заставило Юньланя глубоко задуматься об этой разнице и её возможных последствиях. Погружённый в себя, он развернулся, собираясь найти Шэнь Вэя, и запнулся об угол каменного стола.
Шэнь Вэй мгновенно поддержал его и обнял, закрывая от любопытных взглядов.
— Мы получили то, за чем пришли, — сказал он Четвёртому Дяде, — а значит, нам следует покинуть это собрание. Посторонним нечего делать на ярмарке волшебных кланов. Мы ни в коем случае не хотим никому помешать.
Четвёртый Дядя смерил внимательным взглядом его властную хватку на поясе Юньланя и вежливо склонил голову:
— Места для вас уже подготовлены: сегодня вы наши почётные гости. Вы же не будете возражать против того, чтобы выпить с нами? — Шэнь Вэй нахмурился. — Следующий год — это год нашего клана… Год Змеи. А сегодня я буду ведущим нашего праздника. Прошу меня извинить.
Прежде, чем Шэнь Вэй успел отказаться, Четвёртый Дядя забрался на небольшую платформу, волоча за собой длинный змеиный хвост и практически подметая землю рукавами. Снова зазвучала музыка: тот же жутковатый дуэт исполнял теперь давно забытые мелодии древних ритуалов.
Где-то вдалеке звонкий женский голос пропел:
— Живущие на земле и на небесах, рождённые на горе Бучжоу…
Все собравшиеся затихли. Четвёртый Дядя оправил рукава, опустил взгляд и глубоко поклонился.
— Старое исчезает, а новое — близится. Наступает конец года, и все мы кланяемся трём святым. Первым — первобытному божеству гор и нашим великим предкам…
Все до единого гости поднялись на ноги и поклонились в сторону северо-запада.
Женский голос продолжал петь, растягивая слоги:
— Первобытные земли, пики среди облаков, столпы в небесах… Сын бога пламени, король всех морей, благословенный драконами… Звёзды, развернувшие время вспять…
Чжао Юньлань изумлённо вскинул брови и прошептал Шэнь Вэю:
— О ком она поёт? О боге воды Гун-гуне [2]?
Лицо Шэнь Вэя потемнело от гнева, а брови сошлись у переносицы.
— Она… Да, о нём.
— Значит, они вспоминают, как он ударился головой о гору Бучжоу? [3] Но разве он не божество воды? Кто такой этот первобытный бог гор? И причём здесь гора Бучжоу?
— Я… Не знаю, — отозвался Шэнь Вэй после долгого молчания. — Не могу точно утверждать, что тогда случилось.
Уловив что-то в его голосе, Чжао Юньлань перестал задавать вопросы и принялся беззвучно выстукивать ритм льющейся песни на своей ладони.
А песня всё длилась и длилась, рассказывая о битве между Гун-гуном и Чжужуном [4], которая закончилась тем, что небо накренилось к северо-западу.
В древних легендах говорилось, что именно из-за неловкости Гун-гуна солнце теперь встаёт на востоке и заходит на западе. Всё это и привело к процветанию волшебного народца, но о том, что именно произошло, песня умалчивала.
Во многих старых историях не хватало важных деталей, а то, что можно было понять из потерянных кусочков, было всего лишь верхушкой айсберга. Не говоря о том, что эти легенды проистекали из начала времён и успели много раз переродиться, пусть и вещали об одних и тех же мифах и богах. Чжао Юньланю было прекрасно известно, что не следует беспокоиться о том, что означают слова какой-то древней песни, но сердце подсказывало ему, что за этой историей, — казалось бы, несущественной и незначительной — скрывается какое-то важное знание.
Первобытные божества никогда не владели сразу двумя сущностями. Если Гун-гун являлся богом воды, его не могли называть божеством гор и почитать с таким рвением.
Глава какой горной деревни мог остаться в истории по-настоящему божественной фигурой?
Пальцы Юньланя дрогнули, и он вдруг вспомнил слова человека из клана Ворон.
«Куньлунь».
Наконец, воспевания закончились, и толпа оживилась: официантки из волшебных кланов принялись носиться вокруг, разливая чай и вино и подавая еду. Ужин, посвящённый окончанию года, официально начался.
Шэнь Вэй от вина отказался, зато позволил Юньланю выпить стакан и тихо сказал:
— Нам пора.
Юньлань кивнул и уже собирался подняться с места, но замер, услышав поднявшийся шум.
— В чём дело? — напряжённо вслушиваясь, спросил он.
Шэнь Вэй поднял глаза.
— На сцену вывели полукровку. Видимо, преступника: от него разит кровью и плохой кармой. Чтобы отвести небесную кару от невинных людей, по древней традиции этого человека сейчас казнят на виду у всех.
Будь здесь Го Чанчэн, он бы узнал в преступнике того самого парня, которого недавно едва не сбил.
Юньлань быстро понял, что всё это — дело волшебных кланов, и потерял к происходящему интерес. Пока Четвёртый Дядя зачитывал длинный список обвинений, они с Шэнь Вэем успели двинуться в сторону выхода.
— Этот полукровка из клана ворон сбился с праведного пути. Его действия причинили боль многим людям и нарушили небесные законы. Позор всему волшебному народу… Избавимся же от преступника и исполним волю небес…
Услышав, что подсудимый принадлежит к клану ворон, Юньлань и Шэнь Вэй оба застыли на месте.
— Постойте! — раздался громкий голос, хриплый и до краёв полный безграничной злобы.
Шэнь Вэй оттеснил Чжао Юньланя за спину и ледяным взглядом уставился в ворота.
На входе в ярмарку стояла группа одетых в чёрное жутких фигур, крылатых и покрытых чернильными перьями.
Клан ворон.

Примечание к части

[1] Сяо (кит. трад. 簫, упр. 箫, пиньинь xiāo), дунсяо — традиционная китайская продольная бамбуковая флейта с закрытым нижним торцом. - https://en.wikipedia.org/wiki/Xiao_(flute)
[2] Гун-гун (кит. 共工) — китайский бог воды, изображающийся с телом змеи, лицом человека и красными волосами на голове. В некоторых рассказах он описывается как человек с хвостом змеи вместо ног. - https://en.wikipedia.org/wiki/Gonggong
[3] Однажды в порыве ярости Гун-гун ударился головой о гору Бучжоу, которая была одним из восьми столбов, что удерживали небо. Гун-гун повредил его и небо наклонилось к северо-западу, а земля сдвинулась на юго-восток. - https://en.wikipedia.org/wiki/Gonggong
[4] Чжужун или Чжу-юн (кит. 祝融), также известен как Чонли (кит. 重 黎) – божество огня в китайской мифологии и китайской народной религии. - https://en.wikipedia.org/wiki/Zhurong

Чжао Юньлань поспешно схватил Шэнь Вэя за руку. Даже в окружающей его слепой темноте он отчётливо ощущал злобу, волной исходящую от незваных гостей: она была ощутима почти физически и пробирала до самых костей.
— Как эти вороны посмели тронуть тебя? — раздался голос Шэнь Вэя, и в нём не осталось ни капли теплоты: только чудовищная, необъяснимая жуть. — Неблагодарные твари. Мне давно следовало разорвать их в клочья, стереть с лица земли!
Почуяв в его низком голосе жажду крови, Юньлань торопливо потянул Шэнь Вэя на себя, но тот легко освободился от его хватки.
Что-то щёлкнуло у Юньланя в голове, снизошло необъяснимой уверенностью, и он, не раздумывая, выдохнул:
— Малыш Вэй!
Шэнь Вэй застыл в его руках и почти прошептал, словно вовсе лишившись голоса:
— Как ты меня назвал?..
— Тихо, не двигайся, — попросил Юньлань и закрыл глаза, открывая третий. Из-за волшебного фестиваля всё вокруг было слегка мутным, но даже этого оказалось достаточно, чтобы Юньлань сумел утащить Шэнь Вэя за собой и скрыться в толпе.
Шэнь Вэй только что, очевидно, не следил за своими словами, и Юньлань мгновенно уловил в его речи тонкий намёк… «Неблагодарные». Что связывало Шэнь Вэя и клан ворон? Точнее, Шэнь Вэя и все кланы волшебных существ?
«Вороны предвещают бедствия», — всплыло в голове давнее знание.
Что же тогда предвещает клан ворон?
Четвёртый Дядя сдержанно кивнул воронам со сцены и спокойно сказал, не меняя тона:
— А я-то думал, что вороны в этом году не явятся.
Все они, кроме полукровок, были невысокими, носатыми и морщинистыми. Невозможно было понять, юны они или стары, красивы или уродливы.
Главой клана ворон была женщина, и её маленькие глазки не то уставились на Чжао Юньланя, не то просто вскользь прошлись по нему в толпе. В темноте её зрачков заиграло тусклое пламя, и ворона, ударив скипетром по земле, одним движением освободила связанного полукровку от пут.
— Ко мне, дитя, — произнёс низкий и ровный голос.
Четвёртый Дядя, спрятав ладони в рукавах, не стал вмешиваться. По залу мгновенно разлетелись торопливые шепотки.
Однако, стоило полукровке доковылять до края платформы, и Четвёртый Дядя негромко произнёс:
— Если глава желает забрать представителя своего клана, мне нечего на это сказать. Но означает ли это, что клан ворон намерен выйти из содружества волшебных народов?
— Да, — хрипло выдохнула глава ворон.
Воцарилась тишина, и присутствующие принялись нервно переглядываться. Инчун подняла голову от цветов и беспомощно переводила взгляд с главы ворон на Четвёртого Дядю.
— Вороны могут сколько угодно питаться падалью и превозносить смерть, — тяжело уронил он, — Но вы всё равно останетесь волшебным народом, далёким от стражей преисподней и призрачных ангелов. Глава должна знать, что за этим решением не будет пути назад.
Глава ворон вдруг громко расхохоталась. Это был грубый, искренний смех: неясно, довольный или взволнованный, но в нём отчётливо чувствовалась древняя неутихающая вражда.
— Если Четвёртый Дядя не расслышал меня с первого раза, я повторю, — надменно протянула ворона, выделяя каждое слово. — Мы, клан ворон, отныне будем стоять в стороне. И никогда не повернём назад. Если я нарушу эту клятву, пусть меня сразит небесная кара!
И вороны исчезли так же быстро, как появились.
Всё было решено так стремительно, что большинство волшебных существ даже не успели осознать происходящее. Шепотки и вздохи живо обернулись хаосом: никто из них не знал, что и думать.
Четвёртый Дядя махнул рукой, и обезьянка рядом с ним принялась бить в гонг, призывая толпу к порядку. Воспользовавшись суматохой, Юньлань торопливо потянул Шэнь Вэя за собой, и вскоре они уже оказались у ворот, затянутых густым туманом.
А за ним простирались подсвеченные огнями улицы города Дракона, где царила глубокая ночь.
***
На гигантской софоре собралась целая стая иссиня-чёрных ворон, и пассажир проезжающего мимо такси любопытно бросил водителю:
— Смотрите, даже вороны празднуют новый год!
Из-за угла бесшумно выскочил чёрный кот и легко вскарабкался на стену неподалеку. Вороны разом обернулись к нему: горящие кроваво-красным глаза угрожающе выстроились в ряд.
Да Цин сел и уставился на них в ответ, показывая, что пришёл с миром.
— Чего тебе? — нетерпеливо каркнула глава ворон, выступая из тени.
Чёрный кот смотрел на неё светящимися, словно драгоценные изумруды, глазами. Чувствовалась в его позе свойственная кошачьим грация, настолько обманчивая, что ненароком можно было забыть о его округлости и пушистости.
— Спрошу прямо, — вежливо предупредил Да Цин. — Скажите, глава, каким образом колокольчик, который я потерял несколько столетий назад, оказался в ваших руках?
Окинув его внимательным взглядом, глава холодно ответила:
— Глупый вопрос. Наш клан предвещает беду, а не процветание, и мы ближе к миру мёртвых, а не живых. Как что-то оказалось в наших руках? Разумеется, это «что-то» было найдено на трупе.
Да Цин мгновенно напрягся и задал следующий вопрос:
— Когда, где и как умер этот человек?
Глава ворон отозвалась каркающим смехом.
— Мертвец и есть мертвец. Прежняя жизнь уже ничего не значит. А в будущей жизни любой может переродиться свиньёй или псом. Какое тебе дело, когда и где это произошло?
Да Цин молча опустил голову.
Глава вновь смерила его взглядом и неохотно продолжила:
— Беседка в двадцати милях от перевала Шанхая. Можешь взглянуть своими глазами, но мне незачем тебе лгать. Носить на шее колокольчик мертвеца… Вижу, ты совсем не боишься навлечь на себя неудачу.
Она громко свистнула, и вся стая резко взвилась в воздух, растворившись в ночном небе.
Да Цин опустил голову, не двигаясь с места, и стал отчего-то похож на брошенного уличного кота.
Мимо проехала машина, сверкнув фарами, и он без единого звука спрыгнул со стены и исчез в тенях.
***
Ночь и следующий день прошли в мгновение ока, и настал канун нового года.
В такой день офис спецотдела всегда полнился сотрудниками: люди наслаждались вкусной едой, а призраки — благовониями.
Старик У наконец-то повстречался со своим дневным сменщиком, любителем вырезать фигурки, и они радостно отсалютовали друг другу: один вскинул палочку благовоний, а другой — вырезанный из кости бокал с вином. Старика У подобное увлечение здорово заинтересовало.
Когда зазвонили колокола, провозглашая новый год, опьяневшие люди и призраки уже немного устали от празднеств. Го Чанчэн сначала горестно и беспричинно плакал, а потом уселся в углу и принялся старательно протирать тряпочкой свой пропуск, тихонько всхлипывая, пока не уснул под столом.
Чу Шучжи, Линь Цзин, Чжу Хун и Да Цин затеяли партию в маджонг, но когда кости попадали на кошачью сторону стола, они неизменно превращались в маленькие кусочки сушёной рыбки. Да Цин вида не подавал и продолжал выигрывать, компенсируя съеденные кости безупречной игрой.
Старик Ли откуда-то вытащил гигантскую кость и принялся с ней танцевать, а Сан Цзань легко притянул к себе Ван Чжэн. Она смеялась и что-то тихонько напевала, и вместе они закружились в традиционном танце народа Ханьга.
К счастью, двери офиса спецотдела в это время были закрыты для посетителей.
Чжао Юньлань успел выпить так много, что уже с трудом держался на ногах. Его глаза уже понемногу начали видеть, хотя всё вокруг ещё было окутано туманом, словно у него ужасно испортилось зрение. И пусть он не мог отличить трёх точек от девяти, Юньлань всё равно старательно щурился, склонившись над столом, и настойчиво вопил Да Цину прямо на ухо:
— Панг! Панг! [1]
— Да иди ты! — Да Цин оттолкнул его лапкой. — Профессор Шэнь, заберите уже эту болтливую мартышку себе!
— Я победила, — улыбнулась Чжу Хун.
Чжао Юньлань, разочарованный поражением, отвесил Да Цину затрещину.
— Это всё потому, что ты меня не слушал! Вот и плати теперь!
Да Цин, у которого забрали всю сушёную рыбку, яростно сверкнул глазами:
— Заберёте вы его или нет?
Шэнь Вэй с улыбкой склонился над Юньланем и помог ему подняться на ноги. Как и в случае с подарочной коробкой, чужой вес для него не имел особого значения.
Чжу Хун старательно прятала от него глаза.
Усевшись на диване, Шэнь Вэй уложил Чжао Юньланя головой себе на колени и принялся бережно массировать ему виски.
— Закрой глаза, — негромко попросил он, — они ещё не полностью восстановились. Не пытайся разглядеть всё на свете, только утомишься.
Чжао Юньлань прижмурил глаза, наслаждаясь лаской, и пробормотал:
— Подлей мне тёплого вина.
Шэнь Вэй его как будто не услышал.
Юньлань тут же украдкой окинул его взглядом. Шэнь Вэй молча смотрел куда-то в стену, потерявшись глубоко в своих мыслях.
Быстро сообразив, в чём дело, Юньлань аккуратно потянул Шэнь Вэя за ворот рубашки.
— В чём дело? — тихо спросил он. — Волнуешься из-за встречи с моими родителями?
Шэнь Вэй вернулся к реальности и бездумно погладил его по волосам.
— Все родители хотят для своих детей мирной жизни, крепкой семьи и внуков. Если из-за меня их новый год будет испорчен, я…
Чжао Юньлань взял его за руку и закрыл глаза. Теперь, когда к нему вернулось зрение, оно мешало третьему глазу, и разглядеть чужую добродетель было уже совсем не так просто. Но Юньлань до сих пор помнил, как темнота, накатив, жадной волной без остатка смыла её с Шэнь Вэя.
— Если не пойдёшь со мной, — серьёзно спросил Юньлань, — то где тогда проведёшь новый год?
— Это неважно, правда…
— Вернёшься в преисподнюю? — оборвал его Юньлань. — В ад? Где нет ни крупицы света и ни единой живой души?
Хуже.
Шэнь Вэй никогда не задумывался о том, какой жизнью живёт, но сейчас, услышав слова Юньланя, вдруг ощутил, что многое упускает. Привычные ему поступки теперь казались просто невыносимыми.
Однако признаваться в этом Шэнь Вэй не собирался:
— Ничего. Переживу.
С рассвета времён и первозданного хаоса, с момента создания всего и вся в этой вселенной и до сегодняшнего дня Шэнь Вэй всегда придерживался клятвы, которую принёс тому, кто уже ничего не помнит: вся его жизнь была посвящена этим словам и ничему более.
Юньлань не стал возражать, только прижал ладонь Шэнь Вэя к своей груди. Может, из-за алкоголя, но его сердце билось сейчас чаще обычного.
Когда прошло уже много времени, и Шэнь Вэй подумал было, что он уснул, Юньлань тихо спросил:
— Вэй… Почему тебя так зовут?
— «Горный дух», — объяснил Шэнь Вэй, глядя куда-то сквозь стену, в далёкое прошлое. — Поначалу это было моё единственное имя. Но потом кое-кто сказал мне: «Пусть тебе и подходит быть горным духом, но этому имени не хватает размаха. В этом мире так много величественных и прекрасных гор и морей: восхитительной красоты холмы простираются до самого горизонта и за его пределы.» Он предложил добавить к моему имени ещё несколько черт. Сделал его гораздо прекраснее. [2]
Чжао Юньланю эти слова показались странно знакомыми, и он задумчиво потёр нос.
— Какого непроходимого эгоиста ты встретил? Кто дал ему право менять чужие имена?
Шэнь Вэй улыбнулся.
— Мне повезло, что я его встретил.
На этом разговор затих. Приближался рассвет, и на улице за дверями спецотдела воздух разрывался от фейерверков. Игроки в маджонг поддержали этот хаос радостным воем. Призраки поспешили спрятаться в тенях от утреннего солнца.
А потом в городе Дракона пошёл снег, и воцарились тишина и покой первого дня года. Всё живое радостно встречало первый рассвет. Первый глоток воздуха, смешанный с запахом пороха и снега, разнёсся по домам: пришёл новый год.
Со своими печалями и радостями.

Примечание к части

[1] Панг — три одинаковых кости (либо одного номинала и масти, либо три одинаковых дракона или ветра), одна из нескольких малых групп (сетов), за которые можно получить дополнительные очки. - https://en.wikipedia.org/wiki/Mahjong
[2] 嵬 wéi - “высокий, скалистый”; 巍 wēi - “возвышающийся”. В обоих случаях присутствует “гора” сверху и “призрак” снизу.

Бурное празднование в доме номер четыре на Яркой улице затихло только к полудню первого дня нового года: опьяневшие сотрудники расхватали свои куртки и один за одним разъехались по домам.
Старик Ли убедился, что все ушли, умылся, разыскал швабру и тряпку и принялся наводить порядок.
Да Цин брезгливо обернул лапки хвостом, сидя посреди поставленной с ног на голову комнаты. Старик Ли аккуратно протёр одно из кресел и бережно водрузил туда распушившего шерсть кота.
— Здесь чисто, — пообещал он, и Да Цин тяжело вздохнул.
— Опять тебя бросили тут одного. Молодёжь нынче совершенно безответственная, — проницательно добавил он, запрыгивая на стол.
— Я тут не один, — возразил старик Ли и ткнул пальцем в угол.
В углу, сгорбившись, сидел Го Чанчэн.
— Замечательно, — мурлыкнул Да Цин.— Эй, парень, ты-то мне и нужен.
Он перепрыгнул на стол Чжу Хун и оттолкнул лапкой подставку для кружек, под которой обнаружился красный конверт, набитый подарочными сертификатами. Конверт сразу отправился в руки Го Чанчэну.
— Старик Чжао велел, чтобы ты отдал это своему дяде. Видать, шефу не хотелось тревожить директора в праздники, так что придётся тебе нам с этим помочь. Пусть прикупит чего-нибудь новенького жене и детям… Какие же вы, люди, странные.
Го Чанчэн ещё на полпути перестал понимать, о чём речь: ему стоило огромного труда осознать, где он вообще находится. Однако он все равно осторожно убрал красный конверт в сумку и смущённо отвёл глаза. Старик Ли смотрел на него с улыбкой, опираясь на швабру, и Го Чанчэн воспользовался предлогом, чтобы сменить тему:
— Братец Ли, — он закатал рукава и шагнул вперёд, — давай я тебе помо…
И с грохотом свалился на пол, запнувшись о ножку кресла.
Да Цин только фыркнул, шлёпнул лапой по клавиатуре, включая компьютер, и осторожно переместил указатель мыши на браузер.
— Что нужно сделать? — тут же отозвался старик Ли, подходя ближе. — Я наберу.
— Шан… — начал было Да Цин, но тут же оборвал себя и опустил взгляд. — Вейбо.
Чжао Юньлань сказал, что у него «важные дела», и обещал забрать его после, так что Да Цину ничего не мешало открыть свой аккаунт в вейбо (под названием «Самый великолепный кот в мире») и начать от скуки постить бесконечные селфи.
Старик Ли и малыш Го молча занялись уборкой.
Чего Да Цину хотелось на самом деле, так это разузнать о беседке в двадцати милях от перевала Шанхая, но старейшина ворон была права: эта информация была ему ни к чему. Мертвец и есть мертвец: всё, что возникло из пыли, туда и вернётся.
Вместо этого Да Цин запостил в сеть очередную фотографию своей пухлой морды с надписью: «Самый красивый кот». Его страницу тут же заполонили любители кошек: кто-то хвалил его шёрстку, кто-то удивлялся чистоте породы, а кто-то чрезвычайно невежливый посмел написать, что этому коту следует последить за своим питанием и не забывать о здоровье. Да Цин гневно снёс этот мерзкий комментарий.
Глупые людишки.
Колокольчик на его шее двигался вместе с ним, но не звенел: только иногда отблески золота отражались на белоснежных стенах спецотдела.
Го Чанчэн прикрыл глаза, защищаясь от этих бликов, и повернулся было к коту, собираясь что-то сказать, но его прервал Чу Шучжи, вылетевший из библиотеки с такой скоростью, словно за ним призраки гнались. Книг при нём не было, как не было и лица: он словно был чем-то изумлён и одновременно раздавлен.
Го Чанчэн старательно выпрямился, чтобы его поприветствовать.
— Братец Чу!
Чу Шучжи как будто его не услышал. Добравшись до своей сумки, он медленно улыбнулся — и улыбка эта полнилась горечью и страданием.
— Сколько уже? — загадочно уточнил Да Цин, выглядывая из-за монитора.
— Ровно триста лет, — тихо отозвался Чу Шучжи.
— Ах, вот как, — кивнул Да Цин. — Ну, тогда… Мои поздравления?
Чу Шучжи в ответ вытащил из кармана маленькую чёрную дощечку и, не оборачиваясь, показал её коту. В тот момент Го Чанчэну показалось, что на лице Чу Шучжи вдруг резко вспыхнули какие-то буквы — словно клеймо, которым в древние времена отмечали преступников.
Да Цин изумлённо округлил глаза.
Чу Шучжи с силой, до побелевших костяшек стиснул дощечку в пальцах. От усилий на его запястье болезненно вздулись вены. Без единого слова он вышел прочь, и Да Цин сразу развернулся к Го Чанчэну:
— Малыш Го, живо вызови такси братцу Чу! И поезжай с ним, проследи, чтобы он добрался до дома, слышишь меня?
Го Чанчэн поспешно обтёр руки салфеткой и выбежал наружу. Чу Шучжи никак не отреагировал на его появление: послушно отдал ему свою сумку и сгорбился, шагая впереди.
От него словно ничего не осталось — одна кожа да кости.
***
Не успел Шэнь Вэй затащить пьяного Юньланя домой, как ему совершенно неожиданно позвонил декан и в своей обычной раздражающей манере сообщил, что ему срочно требуются какие-то бумаги.
Шэнь Вэй сразу почуял неладное, но прежде, чем он успел ответить, декан промямлил что-то нечленораздельное — словно куда-то отчаянно торопился — и поспешно повесил трубку.
Именно поэтому Шэнь Вэю пришлось вести Чжао Юньланя, который наотрез отказывался его отпускать, в свою собственную квартиру, где всё за ненадобностью успело покрыться пылью. Стоило ему переступить порог, и декан позвонил снова: выяснилось, что документы ему нужны у западных ворот университета и как можно скорее.
Шэнь Вэй вздохнул и уложил Юньланя на диван. Тот сразу сполз по подушкам поглубже и приоткрыл глаза, приходя в сознание.
— Первый день нового года, что они там…
Шэнь Вэй убрал документы в сумку, а одновременно придержал Юньланя за плечо, чтобы тот не грохнулся на пол, и подсунул ему под голову подушку.
— Мне нужно отойти, — предупредил Шэнь Вэй. — Я скоро вернусь. Ты…
— Надо поспать, — кивнул Юньлань, словно уже проваливаясь в сон.
— Хочешь попить?
— Не-а, — зевнул Юньлань, подпихивая под себя подушку, и не глядя отмахнулся от его руки. — Не хочу.
Его глаза слегка блестели от алкоголя, а губы казались сейчас очень мягкими. Брови изогнулись, прячась за упавшими прядями, а голову Юньлань уронил на подушку, открывая шею и чёткую линию челюсти. Рубашка на нём слегка распахнулась, открывая ключицы, и это было одновременно ужасно трогательно и привлекательно.
У Шэнь Вэя дрогнуло дыхание, прервавшись от этой картины, и он бережно откинул волосы со лба Юньланя, а затем укрыл его пледом. Его пальцы сами собой задержались на его приоткрытых губах, слегка поглаживая нижнюю. Шэнь Вэй склонился к Юньланю, мягко поцеловал его в лоб, подхватил со стола ключи от машины и вышел из квартиры.
Как только за ним захлопнулась дверь, Юньлань резко растерял всю свою сонливость. Он подорвался с дивана, словно и не был пьяным, вытащил телефон и быстро вбил новое сообщение: «Мне нужно время, займите его подольше». И только убедившись, что оно ушло, набрал уже знакомый ему номер грузоперевозок.
Молодой человек на другом конце провода ещё никогда не слышал такого возмутительного заказа.
— Если, — замялся он, — если владельца квартиры нет на месте, не нужно ли…
— Не нужно, — рявкнул Юньлань, — я же сказал, всё должно быть сделано сегодня! Рано или поздно у нас с ним будет один адрес, сколько ещё я должен терпеть? У меня и так пелена перед глазами встаёт, у него же тут всё одноразовое! Чтобы через пять минут были здесь, ты меня понял?
На этом Чжао Юньлань бросил трубку, достал из сумки целую пачку стикеров для заметок и принялся поспешно распределять, что подлежит переезду, а от чего просто необходимо избавиться или, может быть, купить заново. И вдруг его рука замерла: в голову Юньланя закралась совершенно чудовищная мысль. Ему вдруг срочно потребовалось узнать, какое у Шэнь Вэя бельё. Последние дни тому приходилось оставаться вместе с Юньланем в его крохотной квартирке, но Шэнь Вэй даже в таких невыносимых условиях умудрился сохранить некое подобие благовоспитанности.
К тому же, Юньлань больше двух недель вообще ничего не видел. И пусть это нисколько не мешало его вечным поползновениям, физически отсутствие зрения его здорово притормаживало. Жить с тем, кого любишь, под одной крышей, и не иметь возможности им любоваться… Так и до монастыря недалеко.
— Да у меня и выбора никакого нет, — сказал себе Юньлань, потирая руки, и проскользнул в соседнюю комнату.
Должно быть, Шэнь Вэй и вправду давно здесь не был: Юньлань обнаружил целую гору вешалок, на которых ничего не висело. Для верности он сунул нос в большой шкаф, но там обнаружились только пара рубашек, штанов и немного верхней одежды. На нижней полке стояла обувь, неотличимая друг от друга, и нигде не нашлось ни одного носка.
Зрение у Юньланя восстановилось ещё не до конца, и поэтому он не заметил небольшой коробочки, на которую был небрежно наброшен длинный плащ. Однако Юньлань всё равно добавил одежду в список на переезд и закупку и, не желая так просто сдаваться, подозрительно уставился на вечно запертую дверь в спальню Шэнь Вэя. Что он там прячет, другое измерение?..
На этой двери даже не было ручки — как и замочной скважины. Юньлань вытащил маленький ручной фонарик и аккуратно осветил полотно и край короба, но там не нашлось ни щели, ни потайного замка.
Это показалось ему подозрительным, и Юньлань провёл по двери ладонью. Вблизи его третий глаз различил на дереве едва заметные надписи: в глубине полотна словно заперли что-то живое и текучее. Энергия струилась под ладонями Юньланя, мирная и спокойная, и безупречно сливалась тугими нитями в одно целое.
И всё это было Юньланю странно знакомо. На ум само по себе пришло понимание: дверь была защищена печатью Куньлуня.
Всё благодаря находкам последних дней: втайне от остальных Юньлань вместе с Сан Цзанем всё больше узнавал о Куньлуне. Правда, пока что список ограничивался несколькими странными техниками и какой-то древней классной горой с тем же именем, и больше ничего полезного Юньланю обнаружить не удалось.
Печать Куньлуня повстречалась ему в одной из книг, которые Юньлань пролистывал, пользуясь своим третьим глазом. Там было сказано, что печать Куньлуня круглая сверху, изображая небо, и квадратная снизу, изображая землю, а в центре у неё четырнадцать шестерёнок — восемь направлений компаса и шесть мировых направлений [1]. Система шестидесяти четырёх гексаграмм [2] в то время ещё не была изобретена. Печать Куньлуня зависела только от инь и ян и потому по сути своей была значительно проще, чем замки, придуманные позже. Но в то же время эта печать отличалась эксцентричностью и своенравностью, которые не каждый сумеет преодолеть.
Что такого ценного прятал Шэнь Вэй в своей спальне?
Юньлань задумчиво посмотрел на дверь, не зная, что делать дальше, а потом осторожно собрал духовную энергию в ладони и попытался сдвинуть печать с места. Она сразу отозвалась, и все четырнадцать шестерёнок выстроились в нужном порядке в соответствии с инь и ян. Проследить за ними было сложно: знаний Юньланя хватало, чтобы понять происходящее, но до специалиста по взлому ему было ещё далеко. Юньланю обычно не хватало терпения для такого тонкого дела: его поступки не поспевали за мыслями, и именно поэтому тот же Чу Шучжи обращался с замками гораздо успешнее своего шефа.
Однако сейчас, столкнувшись с печатью Куньлуня, Юньлань отчего-то чувствовал странное с ней родство. И ясно видел каждый поворот шестерёнки: будто текучая энергия печати удивительным образом совпадала по ритму с биением его собственного сердца.
Пальцы Юньланя живо скользнули по поверхности двери, словно кто-то направлял его руку.
Небесная дверь, земная твердь, тридцать шестой квадрат, и…
Чёрная дверь медленно приоткрылась. Внутри спальни, кажется, царила кромешная темнота.
Чжао Юньлань на мгновение застыл, сомневаясь, но затем снова вытащил свой крохотный фонарик и осторожно перешагнул порог, силком проглотив свои внезапные терзания.
Стены в спальне были сплошь завешены какими-то картинами, и в окружающем его сумраке Юньланю пришлось прищуриться — чтобы в следующее мгновение в ужасе отшатнуться.
Некоторые картины были меньше, другие — крупнее. Лица на них смеялись, злились и улыбались, и все они… У Юньланя дрогнула рука, и он едва не выронил фонарик. Опьянение окончательно слетело с него, словно Юньланя окунули в ледяную воду.
Все эти лица принадлежали ему самому.
Он медленно перевёл луч фонарика на восточную стену, которую практически целиком занимала одна картина: древняя и огромная, она, тем не менее, превосходно сохранилась. Мужчина на этой картине обладал яркими, словно живыми глазами; его волосы спадали до земли, и одет он был в изысканный наряд сложного бирюзового цвета. Слегка склонив голову, он едва заметно улыбался.
Глядя на него, Чжао Юньлань словно смотрелся в зеркало.
По краю картины вился ряд странных символов: это были не иероглифы — и Юньлань понятия не имел, что это вообще за язык. Однако значение этих слов он понял в тот же миг, хотя никогда раньше их не видел.
«В тени лесов я впервые увидел Куньлуня,
И отблеск его милосердия навсегда растревожил моё сердце.
Вэй»
***
Десять минут спустя молодой человек из грузоперевозок постучался в дверь, и ему открыл тот самый нетерпеливый заказчик. Однако вместо того, чтобы впустить бригаду внутрь, он вдруг сообщил, что переезд отменяется, и без единого возражения оплатил им несделанную работу, извинившись за поднятый зазря шум.

Примечание к части

[1] Север, юг, запад, восток, верх и низ — шесть направлений, вместе образно представляющих всю вселенную.
[2] Система, состоящая из 64 символов — гексаграмм, каждая из которых выражает ту или иную жизненную ситуацию во времени с точки зрения её постепенного развития. - https://en.wikipedia.org/wiki/I_Ching

Примечание к части

В прошедшие выходные наш перевод был официально завершен и теперь будет выходить немного быстрее ❤️ спасибо, что читаете!

Встретившись с деканом, Шэнь Вэй немедленно понял, что кто-то нарочно отвлекает его внимание. Его глаза потемнели, и стоило декану отвернуться, как Шэнь Вэй положил ему на плечо тяжёлую руку и холодно спросил:
— Кто велел вам мне позвонить?
В этом простом вопросе ощущалась такая гнетущая угроза, что декан застыл на месте, не в силах шевельнуться. Расфокусированным взглядом он уставился в стену, словно сосуд, внезапно лишившийся души.
Шэнь Вэй сильнее сжал пальцы, развернул декана к себе и прорычал:
— Я задал вам вопрос!
Никто не в силах солгать прямо в лицо Палачу Душ, тому, кто своими руками судит добро и зло. Однако декан только растерянно моргал, не в силах вымолвить и слова. У Шэнь Вэя дрогнуло сердце: кто-то хорошенько порезвился, подчищая память этого человека.
Шэнь Вэй разжал хватку и, не оборачиваясь, вышел из кабинета. А декан, вернувшись в сознание, удивлённо уставился ему вслед. Свой телефон Шэнь Вэй не проверил: сам он пользовался этим устройством, только чтобы отвечать на звонки. И прекрасно знал, что никто из его потенциальных врагов не опустится до использования человеческих электронных приборов.
Разумеется, ему даже в голову не могло прийти, что кто-то может устроить подобное, разработать такой хитрый план только ради того, чтобы перевезти его вещи в новый дом и украсть несколько пар трусов.
Ворвавшись домой, Шэнь Вэй обнаружил гостиную абсолютно пустой и с тяжёлым сердцем застыл на месте. Жажда убийства поднялась у него внутри разъярённым драконом, что проспал много тысячелетий и проснулся из-за того, что кто-то неосторожно прикоснулся к его чешуе. Внешне Шэнь Вэй казался спокойным, но с тех самых пор, как его небрежность повлекла за собой ранение Чжао Юньланя, он постоянно был напряжён до предела, словно туго натянутая струна.
Найденная в гостиной пустота едва не заставила его сорваться, но донёсшийся с балкона голос мгновенно успокоил рвущуюся наружу ярость. Шэнь Вэй поспешно взял себя в руки и вспышкой чёрного дыма переместился на балкон.
Чжао Юньлань стоял там, лениво облокотившись на подоконник, курил и орал в телефон:
— Нет, не из камня… Какой ещё белый мрамор, вы там совсем охуели? У меня же не дворец, старик У, избавь меня от этих глупостей… Нет, это ты меня послушай: если всё сделаешь, как надо, получишь премию. Ровно как я и обещал, хорошо? Но если что-то пойдёт не так, то смотри у меня, я тебе…
Шэнь Вэй выдохнул с облегчением, опираясь на балконную дверь. Только теперь он осознал, что успел покрыться холодным потом.
Услышав его вздох, Юньлань обернулся и улыбнулся ему, а затем продолжил свой разговор:
— Ладно, не будем спорить о мелочах. Все материалы должны быть экологичными, понял меня? Какой ещё «Копенгаген»*? Я собираюсь там жить и не хочу дышать химикатами, которые и через сто лет не выветрятся… Слушай, моя жена пожаловала, не могу больше говорить. Пока!
Повесив трубку, Юньлань затушил сигарету и, развернувшись, небрежно опёрся на подоконник.
— Малыш, — протянул он нежно, — иди же сюда и обними своего мужа!
Дразнить Шэнь Вэя давно вошло у него в привычку, но в этот раз тот не стал медлить и правда крепко обнял его, а затем с поразительной лёгкостью поднял на руки и закрыл окно за его спиной.
— Глупый, — проворчал Шэнь Вэй, чувствуя, какие ледяные у Юньланя руки. — Холодно же.
Юньлань, как есть беспечный мальчишка, обнял его за шею, лениво потянулся и уложил подбородок ему на плечо, жмурясь, как пригревшийся на солнышке сытый кот.
— Что-то не так? — осторожно спросил Шэнь Вэй.
— Ничего такого, — помедлив, отозвался Юньлань и открыл глаза, глядя на Шэнь Вэя вблизи. — Просто удивлён, каким способом ты решил выразить своё влечение ко мне. Приятно удивлён. Хотя я бы предпочёл физическую близость.
Воспользовавшись чужим удивлением, Юньлань быстро чмокнул Шэнь Вэя в губы и выскользнул из его объятий.
— Пойду умоюсь, заберу Да Цина, и поедем к моим.
И больше ни словом не обмолвился о том, что видел.
***
И Юньлань, и Да Цин собирались заявиться в гости с пустыми руками, но Шэнь Вэй решительно отмёл эту идею и затащил их обоих в магазин искать подарки.
Чем ближе они подъезжали, тем нервознее становился Шэнь Вэй: не будь он человеком, верным своему слову — непременно сбежал бы при первой же возможности.
Дверь была не закрыта, и Чжао Юньлань даже не постучался — просто вошёл, словно знал, что его уже ждут. Внутри было просторно и пусто: вдалеке из кухни слышался звон посуды. На полу у двери гостей заблаговременно поджидали две пары новеньких тапочек.
Да Цин спрыгнул с плеча Юньланя, прокрался ко входу в кухню и вежливо мяукнул.
— Подлиза, — буркнул Юньлань, надевая тапочки, — ты уже слишком стар, чтобы хоть кому-нибудь показаться милым.
Да Цин сверкнул на него глазами.
— Неужели это Да Цин? — послышался женский голос, и мама Юньланя, стряхнув с ладоней муку, бережно подняла кота на руки, с трудом справляясь с его немаленьким весом. — Посмотрите на эту мордашку, ты словно с каждым разом становишься ещё немного пухлее!
Да Цин никак не отреагировал на этот безжалостный выпад, только вяло шевельнул лапкой, чтобы не раскрыть себя, и стал похож на длинную толстую чёрную гусеницу.
Чжао Юньлань засмеялся.
Шэнь Вэй тоже улыбнулся, сдерживая смех.
Матери Юньланя возраст шёл: её длинные волосы были заколоты, открывая изящную шею. Они не были похожи, и сходство можно было заметить, только хорошо приглядевшись: оно пряталось где-то между бровей и глаз. Её лицо было гораздо мягче, и на нём играла улыбка, даже когда её не было у этой женщины на губах. Ещё она носила очки в тонкой оправе и выглядела истинной благовоспитанной леди.
Кажется, вкусом в партнёрах Юньлань пошёл в отца.
Однако стоило этой «леди» увидеть сына, как выражение её лица мгновенно сменилось на прямо противоположное:
— Чего смеёшься? Иди-ка сюда!
Юньлань послушался, и Шэнь Вэй первый раз встретился с его матерью взглядом.
На мгновение замерев, она ещё раз отряхнула руки, поправила очки и мягко улыбнулась:
— Должно быть, это и есть Шэнь Вэй?
Приобняв Шэнь Вэя за плечи, Юньлань подло подтолкнул его вперёд.
— Твой будущий зять. Миленький, правда?
Шэнь Вэй не знал, куда деваться от стыда. Ещё никогда ему не было так стыдно за Юньланя и его пренебрежение любыми манерами.
К счастью, его мать не обратила на него никакого внимания, только осадила взглядом, а затем взмахнула руками:
— Подарки? Не нужно было! Запомни, к нам на ужин можно и с пустыми руками, зачем эти формальности?
— Это я! — вылез Юньлань. — Это я предложил!
Его мама легонько огрела его скалкой.
— Кого ты пытаешься обмануть? У тебя бы ни за что не хватило ума на такой внимательный жест. Я была бы счастлива, будь оно так, а пока налей нашему гостю воды и помоги мне с готовкой!
Юньлань недовольно отряхнул со спины муку и даже не пикнул, поспешив выполнять приказ.
Шэнь Вэй осторожно присел на краешек дивана в гостиной, вежливо откусил кусочек яблока и выпил глоток воды из предложенного стакана.
Узнав, что он преподаёт в университете, мама Юньланя обрадовалась так, словно повстречала старого друга:
— Как здорово! Я была бы счастлива иметь такого сына, как ты. Мужчины в нашей семье… Я лучше промолчу. А ты сиди, отдыхай, пельмешки уже скоро будут, и поговорим по-нормальному.
Шэнь Вэй скупо улыбнулся, держа спину болезненно прямой.
Пять минут спустя Юньланя с позором изгнали с кухни: его пельмени оказались неровными и бугристыми, и пришлось снова уворачиваться от скалки.
— Не при нём же! — прошипел он на ухо матери, ради чего ему пришлось пожертвовать одним ушибленным боком.
— Только и можешь, что болтать! — возразила она. — Торчишь на своей работе и вообще не появляешься дома! Чего тебе терять?
Улыбнувшись, Юньлань отступил от неё подальше и принялся наблюдать за кухонной суетой, опершись плечом на стену.
— А тётушка где? — спросил он, оглянувшись. — И отец? Почему моя прекрасная матушка дома одна?
— Твоя тётя поехала на новый год домой, а у отца вечеринка на работе. Сказал, что сегодня его уже можно не ждать.
— Отлично, — усмехнулся Юньлань и понизил голос: — Если отец узнает… Он точно меня убьёт.
Его мама медленно обернулась.
— Что ты на этот раз натворил?
— Ничего такого, — пробормотал Юньлань, зацепился взглядом за стойку с палочками и невольно сощурился: зрение к нему ещё до конца не вернулось. — Мам… Что ты думаешь о гомосексуализме?
— Я о нём не думаю, — пожала плечами она. — Обычное социальное явление, даже у животных оно встречается. Когда-нибудь его обязательно признают на уровне законодательства. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что это важно. — Юньлань потёр нос. — Не надо ударяться в терминологию. Просто скажи, если твой сын однажды признается тебе в этом, как ты поступишь?
— Не меняй тему, я…
— Мам. — Юньлань поднял на неё глаза, и в его взгляде плескалась вина и надежда. — Я серьёзно.
Скалка выскользнула из её пальцев и со стуком упала на пол.
Юньлань нагнулся, чтобы её поднять, и натянувшаяся одежда очертила его крепкую фигуру.
— Я боюсь, что отец откажется меня принять. Решил сказать тебе первой, просто не мог больше скрывать. Я много думал об этом, ты ведь моя единственная мама…
Всё ещё не оправившись от удивления, она забрала у него скалку.
— Так значит… Ты привёл его, потому что…
Юньлань кивнул и опёрся обеими руками на дверь, словно закрывая её своим телом.
— За последние полгода мне крепко досталось. Я всё перепробовал, все до единого трюки: умасливал его, осаждал, подкарауливал, чего только я не делал; чтобы заполучить его, мне потребовались все мои силы до последней капли. Так что если злишься — можешь прибить меня, но пощади мою любовь, иначе я умру прямо здесь от разбитого сердца.
Мама долго смотрела на него, не шевелясь, а потом вдруг торопливо принялась за очередную порцию пельменей.
Чжао Юньлань забеспокоился, что со своей прямотой перегнул палкой и перепугал её насмерть.
— Мам?
Она отозвалась не сразу; на несколько долгих минут у неё в голове всё смешалось, и только руки продолжали на автопилоте лепить пельмени. Юньланю пришлось несколько раз позвать её, прежде чем она очнулась от своих мыслей и выпалила:
— А что насчёт твоей работы? Что скажут люди? Это не помешает твоему продвижению по службе? И ещё, я… Отец сказал, ты недавно купил дом. Как у тебя с финансами?
Юньлань удивлённо моргнул: он вовсе не ожидал, что его каминг-аут мама каким-то образом свяжет с деньгами. Кажется, с логикой у неё сейчас были проблемы: мысли путались, и слова не вязались друг с другом.
Его матери никогда не приходилось ни о чём беспокоиться: отец зарабатывал достаточно, чтобы на жизнь и удовольствия хватало с лихвой, и мама была достаточно образованна, чтобы не захлопнуться в своей скорлупе. План Юньланя был, в сущности, очень прост: рассказать маме, а она позаботится об отце. К счастью, с ней всегда было просто: понимающая и терпеливая, она легко принимала любые новости и обычно сразу знала, как следует поступить.
Что касается этого признания… Юньлань ожидал, что мама может его не принять. Что она может разозлиться или захочет поговорить по душам, или начнёт допрашивать его о прошлом Шэнь Вэя… Но такое волнение и удивление стали для него сюрпризом.
Вероятно, потому, что сам он никогда не был кому-то родителем.
Поэтому и сейчас ему было сложно подобрать верные слова.
Правда, мама уже немного успокоилась, отложила тесто и аккуратно уточнила:
— Ты серьёзно или подшучиваешь надо мной?
— Разве можно о таком шутить? Отец бы мне голову открутил, вздумай я впустую доставить тебе такие волнения.
— Отцу пока не говори, — велела ему мать, глубоко вздохнув. — Дай мне время всё обдумать. Лучше скажи, что он за человек? Чем занимается? — Прежде, чем Юньлань успел ответить, она вспомнила сама и досадливо потёрла нос. — Точно, ты же говорил. Профессор в университете Дракона. — Собравшись с мыслями, она набросилась на него с новым вопросами. — Где он живёт? Его семья не против? Какой он человек? Хороший? Хорошо с тобой обращается? Я… Я помню, у тебя же были девушки, так почему теперь?..
— Главное, чтобы ты была не против, — увернулся от вопроса Юньлань. — И папа. А что касается того, какой он человек… — Юньлань улыбнулся. — Для меня он словно драгоценный нефрит, сокровище, единственное на этом свете. И да, у меня были подружки, и несколько парней тоже, но ради него я готов больше никогда не смотреть ни на одну женщину.
Сердце его матери заныло в ответ на это признание: каждый родитель счастлив видеть, что его ребёнка кто-то любит, но в обратную сторону… Это чувство отдавало горечью.
— Я тебе не верю, — резко выдохнула она.
Юньлань застыл, чувствуя, как колотится сердце.
А она продолжила:
— Если он и впрямь так хорош, то зачем ему сдался ты? У него что, очки не по рецепту?
У Юньланя от облегчения едва не подогнулись колени.

Примечание к части

*В Копенгагене несколько раз проходили крупные сборы, посвящённые экологии и климату. Вероятно, его упоминание здесь связано с высокими стандартами производимых там материалов.

Забравшись в такси, Чу Шучжи сообщил водителю свой адрес и откинулся на заднем сидении, закрыв глаза. Не зная, что делать, Го Чанчэн потихоньку наблюдал за ним всю дорогу: лицо Чу Шучжи словно густо присыпало пеплом. С закрытыми глазами он напоминал серый камень, затёртый временем: холодный и лишённый любых эмоций.
Заплатив водителю, Го Чанчэн вспомнил указания Да Цина, подхватил забытую сумку Чу Шучжи и поспешил за ним.
Жил Чу Шучжи где-то в конце небольшой улочки, и по дороге их настиг беспощадно холодный ветер: дёрнул Чу Шучжи за воротник и раздул его куртку, словно собираясь унести его в небеса.
— Братец Чу, — беспомощно позвал Го Чанчэн.
Чу Шучжи остановился и обернулся, чтобы смерить его взглядом.
— Почему ты идёшь за мной? — зловеще низко произнёс он. — Разве ты не знаешь, что я не человек?
Го Чанчэн замер в трёх шагах от него и вытаращил глаза:
— Но тогда… Кто ты такой?
В мгновение ока Чу Шучжи оказался рядом с ним и вырвал у Го Чанчэна свою сумку. Пальцы у него были ледяными, а глаза жутко светились изнутри.
— Слышал когда-нибудь о зомби? Тех, что пожирают человеческую плоть. Знаешь, какова она на вкус? Нежная и жирная, сухожилия приятно похрустывают на зубах, а от внутренностей так и несёт свежей кровью. Если рвануть их наружу, от них будет валить пар, как от варёного мяса. — Чу Шучжи злобно сощурился. — Я и есть зомби.
Го Чанчэн поёжился, но не от ужаса, а от холода: ему стоило бы испугаться, но страха отчего-то не было. Может, он слишком долго проработал бок о бок с Чу Шучжи, чтобы его потусторонняя натура что-то изменила в их отношениях.
Вместо того, чтобы паниковать, Го Чанчэн подумал: неудивительно, что братец Чу не ест зелёный горошек.
Чу Шучжи разжал руки и развернулся, чтобы уйти, но звук нерешительных шагов упрямо последовал за ним. Го Чанчэн прямо встретил его разъярённый взгляд.
— Желаешь последовать за зомби в его гроб? — уточнил Чу Шучжи, вскинув брови.
— Я… — промямлил Го Чанчэн.
Чу Шучжи пошёл дальше. Го Чанчэн быстрым шагом припустил за ним.
— Лучше отъебись, пока я не разозлился, — сквозь зубы предупредил Чу Шучжи.
— Да Цин, — жалобно выдохнул Го Чанчэн, — велел мне убедиться, что ты доберёшься до дома, а ты ещё не…
Чу Шучжи схватил его и с силой впечатал в стену, не позволив закончить, и железной рукой стиснул шею. Ноги Го Чанчэна медленно оторвались от земли, и он всем весом, краснея и задыхаясь, повис на твёрдой руке, что вцепилась ему в глотку.
Чу Шучжи смотрел на него без тени сочувствия: вблизи стало заметно, что радужка его глаз отливает серым пеплом. При свете дня это казалось особенно жутким — словно Чу Шучжи окружала аура смерти.
Го Чанчэн дёрнулся, пытаясь вырваться, но всё было без толку: задыхаясь, он вцепился обеими руками в предплечье Чу Шучжи, но не смог разжать его хватку.
— Я никогда не отрекался от указов небес и земли. Я отбывал своё наказание в течение трёх сотен лет. Каким бы ни был мой грех, я искупил его своим потом и кровью. Кем они себя возомнили, чтобы указывать мне, уходить или оставаться? — Глаза у Чу Шучжи стали совсем мёртвыми, и следующие слова он выдавил сквозь стиснутые зубы: — Раз они считают меня преступником, так может, мне совершить настоящее преступление?..
У Го Чанчэна отчаянно слезились глаза. Он всегда был плаксой — что угодно могло вызвать его слёзы. Удивительно, что такой мямля и слабак дожил до своих лет: в его теле словно напрочь отсутствовала сила.
Однако в его глазах — неверящих, умоляющих и удручённых — не было злости.
Его губы шевельнулись, пытаясь что-то сказать, но Чанчэн не сумел выдавить из себя и звука.
«Братец Чу…»
Чу Шучжи разжал пальцы, и Го Чанчэн мешком свалился на землю. Медленно убрав руку, Чу Шучжи холодно проследил взглядом, как Чанчэн скорчился на земле, заходясь в лихорадочном кашле. Этот мальчишка в последнее время вовсе не отлипал от него: вечно таскался следом и записывал что-то в своём дурацком блокноте. Даже записи его были идиотскими: детским кривым почерком Го Чанчэн фиксировал на бумаге всё, что слышал от коллег — даже абсолютную чушь. Чу Шучжи неоднократно видел в его блокноте «глупых людишек» — любимую фразочку Да Цина — и пришёл к выводу, что пацан не опыта пытается набраться, а собирает данные для подробных биографий всех своих старших коллег.
И даже сейчас, когда Го Чанчэн корчился на земле, не справляясь с приступом жуткого кашля, от него веяло тёплым светом добродетели. И это сияние разъедало Чу Шучжи глаза.
Рука, которая только что чуть не задушила Го Чанчэна, вдруг бережно погладила его по голове, и Чанчэн инстинктивно съежился на земле, боясь продолжения. А Чу Шучжи взъерошил ему волосы, словно ребёнку, и тихо сказал:
— Ты, должно быть, плохо учился в школе и ничего не знаешь об «Обида Доу Э»*. А там сказано: вершителю добрых дел суждено прожить свои недолгие годы в бедности, а вершителю зла — в богатстве и славе. Слыхал о таком?
Го Чанчэн краем уха и правда слышал когда-то эту присказку. Однако учёба никогда не была его сильной стороной: стоило ему попытаться вспомнить содержание учебника, и мозг поспешно избавлялся от всей усвоенной информации, словно начисто стирал жёсткий диск. Всё ещё красный от усилий, Го Чанчэн виновато взглянул на Чу Шучжи снизу вверх, держась за распухшее горло.
Чу Шучжи присел с ним рядом и взял Чанчэна за подбородок, чтобы внимательно посмотреть ему в лицо.
— Лоб у тебя не широкий — плохой знак для твоих родителей. Уши мелкие и мягкие, что значит — трудности при взрослении. Переносица с горбинкой — к тридцати годам ты лишишься поддержки родственников и остаток жизни проживёшь в нищете. Твоя незавидная судьба легко читается по лицу. Столько добродетели, а толку? Ничего, кроме бедности, она тебе не принесёт. Не будь глупцом и наслаждайся жизнью, пока ещё можешь. Всё-таки осталась ещё у тебя в запасе парочка сытых дней.
Го Чанчэн непонимающе моргнул.
— Ты действительно просто наивный ребёнок, не так ли? — горько усмехнулся Чу Шучжи. — Возвращайся и доложи коту, что волноваться не о чем. Я никто. Бессильная кукла. Никому не причиню зла и не собираюсь покончить с жизнью. Но если никто не против, я бы взял пару выходных. Скажи ему, что я выйду на работу после пятнадцатого.
С этими словами Чу Шучжи растворился в воздухе — просто исчез, словно облачко серого дыма.
Улочка была совершенно пустой — слишком пустой для первого дня года — и на ней пахло серой, как будто кто-то баловался тут с фейерверками. Го Чанчэна настиг холодный ветер, растрепал ему волосы, и Чанчэн, шмыгнув носом, утёр слёзы и тяжёлым шатким шагом направился домой.
Неизвестно, зачем весь этот разговор нужен был Чу Шучжи, но Го Чанчэну его слова казались несправедливыми. Что с того, что ему предрешена тяжёлая судьба? Какое отношение это имеет к его поступкам?
Го Чанчэн никогда себя ни во что не ставил и искренне считал, что зря занимает место и тратит еду и воду на земле. То, чем он занимался, можно было назвать благотворительностью, а можно — простой добротой, но только оно приносило Чанчэну настоящую радость и чувство собственного достоинства.
И ему никогда и ничего не требовалось взамен.
И всё же… Жутковатое предсказание Чу Шучжи заставило его глубоко задуматься.
***
Попрощавшись с матерью Юньланя, Шэнь Вэй выдохнул с облегчением: ему казалось, что ещё немного, и он не выдержит пристального внимания, которым его удостоили в этом доме. Он так старался предстать идеальным партнёром без единого недостатка, а мама Юньланя всё продолжала посматривать на него, словно видела насквозь.
В машине Шэнь Вэй устало откинулся на спинку и потёр переносицу.
— Я чем-то себя выдал? Твоя мать весь вечер не сводила с меня глаз.
Вместо Юньланя ему ответил Да Цин, который обхаживал коробку рыбы на заднем сидении:
— Старик Чжао раньше ничего не стеснялся, в том числе своих любовных побед. Вот его мама и волнуется теперь о каждой мелочи.
Шэнь Вэю эти слова не понравились, и он невольно нахмурился.
— Ты, маленькая жирная тварь, — невозмутимо предупредил Юньлань, — если и дальше будешь нести чушь, я выброшу тебя из машины, понял меня?
Да Цин резко выпрямился, размахивая хвостом, словно метроном, и невинно заявил:
— Мяу.
Юньлань предупреждающе зыркнул на него в зеркало заднего вида и обернулся к Шэнь Вэю.
— Не думай об этом. Раньше я… Неважно, чем я раньше занимался, но я никого не приводил знакомиться с мамой. И я изменился, ты же знаешь, отказался от своих вредных привычек! Хотя ничего плохого я и не делал, наоборот, это меня постоянно бросали… Чёртов кот, заставляет меня сомневаться в себе! И мама… Дело не в тебе, я просто случайно совершил перед ней каминг-аут, когда мы готовили обед.
Шэнь Вэй невольно порадовался, что едет на пассажирском сидении.
— Ах, вот как, — хмыкнул Да Цин. — Да ты у нас настоящий герой, Чжао Юньлань, я горжусь тобой.
— Ты… Сказал своей маме, что…
— Что люблю тебя и буду любить до тех пор, пока небо не обвалится на землю, а земля не обрушится в преисподнюю. Если она решит поддержать меня, то обретёт ещё одного сына, а если откажется, то потеряет и того, что есть, — пожал плечами Юньлань. — Моя мама — умная женщина, и с математикой у неё всё в порядке, не переживай.
— Брось, — мяукнул Да Цин, сбивая его с толку, — ты бы не посмел так разговаривать с матерью. Профессор Шэнь, ты же видишь следы муки на его джинсах? Наверняка ему пришлось на коленях вымаливать прощение, а ведь он ещё и специально убедился, что отца не будет дома. Жалкое зрелище.
Юньлань замер в ужасе.
— Ты и правда?.. — мягко спросил Шэнь Вэй после долгого молчания.
Чжао Юньлань тихо вздохнул и ничего не ответил.
В конце концов Да Цину, уставшему от этих двоих, снова пришлось прервать двусмысленную тишину.
— Ах да, шеф Чжао, ты ведь помнишь, что действие оков добродетели старика Чу спадёт уже сегодня?
— Вот как? — Юньлань помедлил. — Уже триста лет прошло? И что с ним? Он уходит от нас? В любом случае, это хоро…
— Ничего хорошего! — оборвал его Да Цин. — Ад ему не позволит.
— Почему это? — нахмурился Юньлань.
— Понятия не имею. Какая-то глупость, что-то вроде «недостатка добродетели». Линейкой её не измерить, кто знает, достаточно её или нет. Решать так или иначе им.
— Почему Чу Шучжи носит оковы добродетели? — спросил Шэнь Вэй.
— Ну, — вздохнул Да Цин, — иногда нам не хватает рук, и Хранитель имеет право забрать под свою опеку узника из ада. Предложить отработать срок заключения на пользу обществу.
Шэнь Вэй кивнул:
— Тогда здесь ничего не попишешь. Большинство заключённых в темницах Ада — обычные духи и призраки, бесполезная мелочь. Что касается тех, кто может принести пользу… За исключением тех, кто сдался сам, их поимка обходится преисподней слишком дорого, чтобы в итоге с ними расстаться. Именно поэтому аду свойственно продлевать действие оков добродетели. На столетие или два.
Чжао Юньлань нахмурился ещё сильнее.
Чем дальше, тем сильнее ему не нравились порядки ада, но время протестовать ещё не пришло.
У каждой стороны были свои планы. Юньлань уже давно не был наивным мальчишкой и прекрасно знал обо всех любимых адом приёмах и схемах. Но пока у них оставались общие цели, можно было стерпеть некий классический уровень коварства и хитрости.
Однако в последнее время другая сторона однозначно перегибала палку, и Чжао Юньланя начинало это злить.
— Так почему Чу Шучжи носит оковы? — повторил Шэнь Вэй.
— Я почти ничего не знаю об этом, — признался Юньлань. — Лучше спроси Да Цина.
Да Цин смерил Шэнь Вэя взглядом с заднего сидения: ему было очевидно, что Шэнь Вэй обладает определённой властью, но какой величины?.. Даже Юньланю было недоступно понимание всех неписанных законов ада, так откуда же Шэнь Вэю они известны вдоль и поперёк?
Это заставило Да Цина надолго задуматься, но в конце концов он всё же произнёс:
— Мне казалось, профессор Шэнь, что вы давно обо всём догадались, но… Чу Шучжи следует пути Нежити.

Примечание к части

*«Обида Доу Э» (полное название — «Тронувшая Небо и Землю обида Доу Э») — пьеса, одно из наиболее известных произведений китайского драматурга XIII века Гуань Ханьцина, написанная в жанре юаньской цзацзюй (юаньской драмы).

— На этот путь Чу Шучжи направил один мудрец. Можно назвать это судьбой или неудачей, но Чу Шучжи не удалось стать его учеником: последователи пути Нежити отличаются дурным нравом и эксцентричностью, и именно поэтому в народе их считают таинственными и жуткими существами. А Чу Шучжи, несмотря на то, что ещё много лет назад оказался на этом пути, не зная ни одного закона и правила, неплохо умеет взаимодействовать с другими людьми. Ты мудрый человек, профессор Шэнь, и тебе, должно быть, известно, что суть магии нежити кроется в их гробницах. Если разрушить гробницу до того, как ученик успел достаточно подрасти, его сущность пострадает вместе с ней. Всем нам известно о важности кармы: будешь почём зря вмешиваться в чужие жизни — окажешься целью справедливого возмездия, и никто не станет тебя защищать.
Да Цин улёгся на коробку с рыбой сверху и продолжил, важно размахивая хвостом:
— Однажды один человек охотился за сверчками и забрел на кладбище. Там он случайно раскопал гробницу Чу Шучжи, а следом, оставшись без добычи, в порыве злобы спалил весь лес, включая ту могилу. К счастью, Чу Шучжи к тому времени уже успел пройти Врата Ада и был на пути к Небесным Вратам, и свет солнца не мог ему навредить. Так он и обнаружил, что несмотря на разрушенную гробницу, его тело осталось нетронутым тем жутким пожаром.
— Неудивительно, что он такой дёрганый, — хмыкнул Чжао Юньлань, который тоже слышал эту историю впервые. — Похуже меня самого. Я-то думал, что это путь Нежити виноват. В нашей работе каждый день приходится сталкиваться с мертвецами, и Чу Шучжи обычно совершенно спокоен, но если его разозлить… Голову откусит и не подавится. Что он сделал с тем поджигателем? Вырвал и сожрал внутренности? Проглотил целиком?
— Подвесил за ноги и сожрал, когда тот завялился хорошенько, — кивнул Да Цин. — И никто бы не обратил внимания, но разоритель гробниц оказался совсем мальчишкой, да ещё и из богатой семьи. Когда всё это случилось, ему не было и семи лет: до дня рождения он не дожил всего полтора дня.
— Какое это имеет значение? — уточнил Юньлань.
— Говорят, что неопытные заклинатели из волшебного народа больше всего боятся детей младше семи лет, — мягко пояснил Шэнь Вэй. — Если на них нападёт взрослый, ему можно смело мстить, и никому не будет дела. Но дети до семи лет ещё невинны, и небеса отказываются судить их дурные проступки, оценивая добродетель лишь по добрым делам. Так что, если тебя прикончил мелкий хулиган… Ничего не остаётся, кроме смирения. Трогать обидчика в таком случае нельзя ни при каких условиях: это страшное преступление. Судьба Чу Шучжи была предрешена триста лет назад, и принятого решения не изменить, иначе я мог бы…
Мог бы помочь в переговорах, пользуясь авторитетом и властью Палача Душ.
— Старик Чу, старик Чу, — вздохнул Чжао Юньлань, не зная, что ещё сказать.
Говоря откровенно, само существование пути Нежити шло против законов небес. Чтобы выиграть подобное дело, требовался настоящий талант, упорство и очень много удачи.
Шансы были — один к десяти тысячам.
Будь Юньлань на месте Чу Шучжи, он бы тоже разозлился на мелкого ублюдка, но точно не стал бы его убивать: лучше наслал бы кошмаров, чтобы хорошенько припугнуть. В конце концов, в том пожаре никто не был убит или ранен, и мстить шестилетнему пацану… Небеса не зря особенно внимательны к детям. Разве способен ребёнок отличить добро от зла? Волшебный народец детей старательно избегает: в конце концов, и прятаться от них не так уж и сложно. Но если другого выхода нет… Будь то карма, ловушка или желание небес — ничего не поделаешь.
К сожалению, прямота Чу Шучжи не дала ему возможности усомниться в законности своей мести.
Судьба и впрямь столь же коварна, сколь и неумолима.
Юньлань прищурился: с волей небес не поспоришь, но разве то же самое относится к преисподней?..
Вытащив телефон, он бросил его на заднее сидение и приказал:
— Звони Чу Шучжи.
Тот не взял трубку.
— Ещё раз, — бросил Чжао Юньлань.
После третьего звонка Чу Шучжи отключил телефон.
Юньлань ударил по тормозам и свернул на обочину. Вытащив из кошелька талисман, он торопливо выцарапал на нём короткую записку: «Встречаемся в доме номер четыре по Яркой улице в полночь.» И свернул из талисмана бумажного журавлика.
В окно ему нетерпеливо постучал постовой:
— В чём дело? Здесь нельзяпарковаться!
Юньлань тут же скривился, словно от боли:
— Простите, офицер, ногу свело, я сейчас поеду, мне только минутку передохнуть…
Заговаривая полицейскому зубы, он аккуратно высунул руку в окно и потряс пальцами. Бумажный журавлик послушно сорвался с его ладони и обратился завитком дыма, прежде чем раствориться в воздухе.
***
До вечера было ещё далеко, и Чжао Юньлань, развернувшись, поехал в сторону своего нового жилища. От крыльца до ворот университета Дракона было всего ничего, и в архитектуре этого дома и окружающего его сада чувствовалась рука настоящего мастера.
Порывшись в бардачке, Юньлань вытащил оттуда связку ключей, снял один и бережно вручил его Шэнь Вэю.
— Знаю, тебе ключи не нужны, но пусть будет у тебя. Как символ моих намерений.
Шэнь Вэй невольно крепко стиснул ключ в ладони.
А Юньлань схватил его за руку и потащил за собой.
— Работы почти закончены. Стены и потолки уже готовы, и ребята сейчас занимаются заменой полов, так что внутри может быть грязновато. Зато они обещали через неделю уже всё доделать. Можешь потихоньку перевозить свои вещи сюда или на мою старую квартиру, и в конце месяца уже можно будет въехать по-настоящему. Идём, нам туда.
У него были тёплые ласковые ладони, и Шэнь Вэю казалось, что его сердце тоже окатило теплом, и теперь оно сладко ноет и бьётся чаще и чаще.
В этом доме было всего четыре этажа — по одной квартире на этаж. В квартиру можно было подняться на лифте прямо с парковки: на полу и стенах виднелись следы незаконченного ремонта.
За дверями квартиры, однако, их ожидал мягкий и тёплый свет. Даже на закате он свободно проходил сквозь стекло, заливая засыпанный всякой всячиной пол расплавленным золотом. Из окон с одной стороны открывался шикарный вид на университет, а с другой — на искусственный ручеёк. На зиму его перекрывали, но следы воды ещё виднелись на выточенных из камня статуях по его краям.
— Говорят, что хорошая жена заслуживает золотого дома, — сказал Чжао Юньлань. — Столько денег у меня нет — да и построй я дом из чистого золота, непременно заработал бы обвинения в коррупции. Придётся тебе пока удовольствоваться этой квартирой. Но обещаю, когда-нибудь я заработаю ещё больше денег, и мы найдём что-нибудь получше. — Оглянувшись по сторонам, Юньлань улыбнулся. — Наша спальня с южной стороны, и там есть балкон. Любую другую комнату можешь забрать в качестве своего кабинета.
Сердце Шэнь Вэя сжалось от нежности: все его мысли и желания, что были подавлены целыми веками, очнулись от спячки и полыхнули внутри него живым и ярким огнём, грозя спалить его дотла. Ему отчаянно захотелось стиснуть Юньланя в объятиях, так сильно, как только возможно, но…
Но он знал, что и пальцем к нему не прикоснётся.
И разумеется, с ними был третий лишний: наглый кот, которому не нравилось, когда о нём слишком надолго забывают. И который воспринимал чужие сорванные планы на близость как личное достижение.
Прежде, чем Шэнь Вэй успел заговорить, Да Цин запрыгнул на подоконник и заорал:
— А моя спальня где? Требую подвесную кровать! Или гамак!
— Отъебись, — буркнул Чжао Юньлань. — Зачем твоей жирной заднице гамак? Ты же вылезти из него не сможешь! А если и сможешь, то проломишь соседям потолок… И вообще, кто тебя спрашивает? Разве не видишь, что ты тут лишний? Не лезь не в своё дело, наглая морда!
— Я вылезу откуда угодно, глупый ты слепой пёс!
— Жирная жопа, — мгновенно парировал Юньлань.
Да Цин, разозлившись, прыгнул к нему на плечо и вцепился когтями в волосы.
— Я тебе покажу жирного!
— Ты мне причёску испортил! Да я тебя в окно выкину!
Шэнь Вэй тихо вздохнул и прислонился к окну. Последний луч заходящего солнца коснулся его лица, расцвечивая бледную кожу живым теплом. Глядя на потасовку в гостиной, Шэнь Вэй слегка улыбнулся.
В тот же миг из его рукава вырвалась чёрная тень, и от этой улыбки не осталось и следа. Шэнь Вэй щёлкнул пальцами, и тень обратилась письмом, которое он открыл и бегло пробежал глазами.
«К северо-западу от Тридцати Трёх Небес появились чёрные облака. Ваша Честь, требуется ваше немедленное присутствие.»
Шэнь Вэй с силой смял письмо в ладони.
— Юньлань, — позвал он, и они с Да Цином оба обернулись к нему. — Мне нужно идти. И меня какое-то время не будет рядом. Если у тебя нет других планов, не мог бы ты пожить с родителями? Чтобы я не волновался, что о тебе некому позаботиться.
— В чём дело? — нахмурился Юньлань.
— Пока не знаю. Слуга доставил мне письмо из преисподней. Чёрные облака недалеко от Тридцати Трёх Небес: боюсь, дело важное. Нужно торопиться, — объяснил Шэнь Вэй и устало потёр переносицу.
— Чёрные облака? — непонимающе спросил Юньлань.
— Обычные облака до Тридцати Трёх Небес не долетают, — сказал Шэнь Вэй, приняв его вопрос за незнание. — Только пурпурные, благоприятные облака с востока. Чёрные тучи — это дурной знак.
— Давненько они не появлялись, — задумчиво протянул Да Цин, лизнув лапу. — В последний раз это было… Дай подумать. Восемьсот лет назад?
— В чём было дело? — тут же спросил Юньлань.
— А я почём знаю? — фыркнул Да Цин.
Шэнь Вэй молчал, избегая смотреть Юньланю в глаза. А тот успел к тому моменту стать настоящим экспертом в чтении чужих эмоций — особенно если их толком не умели скрывать.
— Это всё Призрачная Маска? — выдохнул он, подчиняясь внезапной догадке. — В прошлый раз тоже он был виноват? Кто он такой, и откуда у него такое могущество?
— Призрачная Маска? — удивлённо переспросил Да Цин. — Это ещё кто?
Последний отблеск заката исчез, а с ним ушла и теплота с лица Шэнь Вэя.
Видеть его таким было невыносимо. Юньлань предупреждающе зыркнул на Да Цина и заставил себя расслабиться и перестать задавать вопросы.
— Иди. И будь осторожен. Я буду ждать тебя. Возвращайся скорее.
В присутствии Да Цина Шэнь Вэй не стал ничего отвечать, только окинул Юньланя долгим взглядом и беззвучно обратился облачком чёрного дыма.
Чжао Юньлань вышел на балкон и посмотрел вдаль: небо над головой медленно выгорало из алого в тусклый серый.
Да Цин запрыгнул на подоконник и озабоченно спросил:
— Ты ведь знаешь, кто он такой?
Юньлань кивнул и зажёг сигарету.
— Тогда о чём ты переживаешь? — Да Цин любопытно склонил голову к плечу.
— О многом. — Юньлань выдохнул дымное колечко и прищурился. — Моя очередь задавать вопросы. Скажи мне, Да Цин, почему я не могу найти ни единого упоминания об одном человеке, сколько бы я ни копал?
— О ком?
Помедлив, Юньлань ответил:
— О Куньлуне.
Да Цин открыл было рот, но сразу закрыл его, прошёлся вдоль подоконника взад и вперёд и снова уселся перед Юньланем.
— Чем люди отличаются от растений и животных? Врождённым интеллектом. Нам требуется очень большая удача, чтобы ступить на путь заклинательства, и очень много опыта, чтобы начать немного понимать людей. Владыка Куньлунь жил в незапамятные времена. И уже тогда он обладал божественной силой. А в какой-то момент, не меньше пяти тысяч лет назад, он исчез. И да, я тогда уже жил на этом свете, но был, к сожалению, неразумным котёнком. Ты разве помнишь, что с тобой было в младенчестве? По правде говоря, пока он меня не покинул, в этой жизни меня не заботило ничего, кроме сна и еды. А ты переоцениваешь уровень моего развития.
Юньлань нетерпеливо поджёг новую сигарету.
— Если бы я знал, то не стал бы тебе лгать, — тихо сказал Да Цин. — Мы отличаемся от людей: мы глупы, и даже тысячелетия совершенствования не приносят нам абсолютных знаний. Я знаю, что у меня есть хозяин. Ты мой хозяин, и больше мне ничего не требуется.
Юньлань стряхнул с сигареты пепел и сказал:
— Я видел портрет Куньлуня.
Да Цин поднял глаза и всё прочёл по его лицу.
— Котенок… — Юньлань задумчиво выдохнул ещё одно кольцо дыма. — Сколько лет ты был котёнком? Что помешало тебе вырасти, как обычно?
Гора Куньлунь была местом рождения множества разнообразных богов — и в той же мере она, вечно укутанная снежным одеялом, была местом упокоения. Там растёт один древний цветок: лет ему больше, чем этому миру, но он до сих пор остаётся тонким стеблем, а его бесчисленные кольца роста хранят воспоминания бесконечных прошедших лет.
Да Цина понемногу охватывало беспокойство: с тех самых пор, как Юньлань упомянул владыку Куньлуня, ему казалось, что чья-то невидимая рука неуклонно толкает его вперёд — к предрешённому исходу.
Как и много лет назад, когда Паньгу покончил с хаосом, когда Гун-гун разгромил гору Бучжоу, когда Цижэнь волновался о том, что небо обрушится на землю, когда Ююань оставил Куа-фу, а Хоуту растворился в глубинах преисподней…
Мурашки охватили Да Цина с головы до хвоста, и вся его шерсть встала дыбом.
Всё проходит, пройдёт и это: за последние пять тысяч лет число рождённых и погибших божеств невозможно было сосчитать. Как и люди, для мира они были несущественны: всего лишь крошечные муравьишки. Никому из них не суждено было удержаться на вершине.
Правда ли Паньгу удалось победить хаос? Или этот хаос всего лишь принял иную форму?
Изумрудные глаза Да Цина сверкнули невыразимым ужасом. Он мало что помнил из своего детства, но некоторые воспоминания — такие, как запах первой реинкарнации этого человека — въелись ему, казалось, прямиком в кости.
Владыка Куньлунь, древнее горное божество, сияющее не хуже трёх властителей и пяти императоров*… Что заставило его исчезнуть на многие тысячи лет?
Да Цин смутно помнил его зелёный наряд — цвета далёких гор — и рукава, от которых пахло бамбуком и свежим снегом. Помнил непринуждённый смех и тёплые бережные руки, поднимающие его в воздух… Неужели?..
Неподалёку вдруг раздался резкий птичий крик, и Да Цин с Юньланем одновременно обернулись к окну. Рядом с университетом даже зимой было полно зелени, и птицы там тоже обитали, но вслед за этим жутким воплем в воздух взметнулась необъятная стая ворон и затмила своими чёрными крыльями всё небо.
Вороны всегда предвещали бедствия.
Забыв о шорохе крыльев, Чжао Юньлань вдруг спросил:
— Если я расскажу тебе кое о чём, ты сможешь удержать это в секрете?
Да Цин обернулся и посмотрел ему в лицо.
— Смогу. Говори.
— Шэнь Вэй на самом деле — Палач Душ, — просто выдохнул Юньлань. — И я за него беспокоюсь.
Да Цин пошатнулся, словно его поразила молния, загрёб лапами воздух и грохнулся с подоконника.

Примечание к части

*Три властителя и пять императоров (кит. 三皇五帝) — легендарные правители древнейшего периода истории Китая, относящегося к третьему тысячелетию до нашей эры. - https://en.wikipedia.org/wiki/Three_Sovereigns_and_Five_Emperors

Свалившись на пол, Да Цин неуклюжей фрикаделькой перекатился на лапы и зарычал, ощетинившись с головы до ног:
— Ты вообще в своём уме?!
Юньлань небрежно пожал плечами.
— Ты… Ты… — Да Цин резко растерял все слова. Ему было много тысяч лет, и он многое на свете успел повидать, но только теперь Да Цин окончательно понял, что означает идиома «думать членом».
И ему сразу стало ясно, отчего древние короли убивали, забавлялись и изменяли. Всё ради какого-нибудь красивого личика!
Задушенным голосом Да Цин слабо уточнил:
— Значит… Ты… Как… Как далеко вы зашли?
— Не слишком далеко. — Юньлань задумчиво потёр нос. — Спали в одной постели, но ничего больше. Он такой скромник, что не позволяет мне прикоснуться к себе.
Да Цин снова опешил.
В одной постели… Скромник… Не даёт прикоснуться…
Всё обрушилось на него с силой небесной кары, и грохот как будто до сих пор отдавался у Да Цина в ушах. Он разом вспомнил, как наблюдал за Юньланем и профессором Шэнем, и с каждым мгновением ему всё сильнее хотелось свернуться тугим клубком. Новый мир, дивный новый мир… Найдётся ли во всём этом мире хозяин хуже Чжао Юньланя?
С усилием повернув голову, Да Цин уставился на Юньланя пустым взглядом, не веря своим ушам. Разве можно быть таким… Таким…
На слабых лапах Да Цин забрался обратно на подоконник.
— Ты вообще знаешь, кто такой этот Палач Душ?
Чжао Юньлань стряхнул с сигареты пепел.
— Надеялся спросить об этом тебя.
— Мне не так много известно, — посерьёзнел Да Цин. — Всех обитателей небес и весь волшебный народец я знаю, но Палач Душ… Это совсем другая история. Ты хоть понимаешь, во что вляпался?
Юньлань даже не удивился. Он вспомнил портреты в спальне Шэнь Вэя: если Палач Душ видел владыку Куньлуня, значит, он жил ещё во времена, когда Да Цин был бестолковым котёнком.
— Выкладывай всё, что знаешь.
— Тебе известно, кто такая Хоуту? — спросил Да Цин.
Помедлив, Юньлань ответил:
— Согласно древним трактатам, Гун-гун родил Хоуту, и она стала наследницей Огненного Императора. Известно, что она была богиней во главе ада. Должно быть, она занимала высокую должность… И кто-то даже считает, что на самом деле она — это Нюйва [1].
— Так и есть, — кивнул Да Цин. — Когда Гун-гун разрушил гору Бучжоу, Нюйва восстановила небесный столб, обратилась почвой и отделила инь от ян, что положило начало всему порядку во вселенной. А про Палача Душ говорят, что он был рождён от чистой темноты в самых глубинах ада. Однако только людям свойственно приписывать аду его фирменную мрачность: любимая вами «тёмная» энергия ничего общего с адом не имеет. Палач Душ жил на этом свете задолго до появления ада, так зачем же судачить о его происхождении?..
— Так он не был рождён в глубинах ада?
— Может, где-то неподалёку. Но я полагаю, что его отношения с адом — делового характера. Не кровные узы, а взаимовыгодное партнёрство, — сказал Да Цин. — Слишком давно это было, так что я могу только предположить, что случилось на самом деле, но… Большинство людей верят, что земля — это Хоуту, но на самом деле земля была рождена, когда Паньгу своим топором уничтожил хаос. Подумай сам: Нюйва только что восстановила небеса, зачем ей было обращаться в Хоуту и становиться единым целым с землёй? Чего она хотела на самом деле? И что бы это ни было, оно точно связано с Палачом Душ.
Сигарета в руке Чжао Юньланя почти догорела, но он этого даже не заметил.
— Опять же, это только мои догадки, — вздохнул Да Цин. — Слишком древние времена, слишком глубокие воды, а ты… Как тебя угораздило? Неужели тебе настолько хотелось влезть к нему в штаны?
Это прозвучало вдвое трагичнее, потому что Юньланю так до сих пор ничего и не перепало, но…
— Поздно, — бросил Юньлань, затушил сигарету и выкинул её в кучу строительного мусора. — Все твои предостережения несколько запоздали.
— Всё потому, что ты сразу не признался мне, кто он такой, когда начал к нему подкатывать, — ворчливо заявил Да Цин. — Если бы я знал, я бы остановил тебя, чего бы мне это ни стоило.
— Под «несколько», — хмыкнул Юньлань, — я имею в виду, что ты опоздал на несколько тысяч лет.
Чёрный кот удивлённо уставился на него. На мгновение ему показалось, что Чжао Юньлань каким-то образом сумел всё вспомнить; но мгновение прошло, а Юньлань только поджёг очередную сигарету и встал у окна, наступив в разлившееся по полу пятно света.
Они сидели так, пока у Юньланя не закончилась пачка. А потом тот затушил ногой последнюю сигарету, поднял Да Цина на руки и вышел из квартиры.
— Куда мы? — спросил Да Цин.
— В офис, — отозвался Юньлань. — Мне нужен Чу Шучжи, а потом… Кое-кто из ада задолжал мне визит. Пора объяснить им, что никому, кроме меня, не дозволено эксплуатировать моих сотрудников.
***
Дневная смена дома номер четыре на Яркой улице только что закончилась. Чу Шучжи ещё не было на месте, и Юньлань, подготовив Да Цину сушёной рыбки и молока, ушёл в библиотеку.
У двери он нашёл пару защитных очков и нацепил их, а затем оглянулся по сторонам: в углу Ван Чжэн о чём-то отчаянно жестикулировала Сан Цзаню, и Юньлань негромко буркнул:
— Да-да, не обращайте на меня внимания.
Ван Чжэн шикнула на него и убежала.
Сан Цзань бездумно провёл ладонью по волосам: с его толстокожестью он попросту ничего не заметил.
— Снова ищешь Куньлуня?
Глаза Чжао Юньланя за стёклами очков сегодня были особенно холодны. За последние дни он словно похудел и обзавёлся странной аурой человека, к которому не следует подходить слишком близко.
— Не нужно. Всё самое важное давно кто-то стёр. — Юньлань пробежался кончиками пальцев по корешкам. — Сегодня меня интересует Нюйва.
Сань Цзань помедлил с ответом.
— Нюйва, сотворение людей, восстановление небес, битва с Жёлтым Императором [2], Гун-гун… Всё из этой области. Можно стереть одного человека, но не всю историю целиком, — пробормотал Юньлань, взбираясь по лестнице.
Скрестив ноги, он уселся на самой высокой ступеньке и принялся рыться на полках, одну за другой выбрасывая книги на пол. Сан Цзань не стал ему мешать, только тихо подплыл к лестнице и начал собирать брошенные книги в аккуратные стопки.
Было разумно предположить, что в свободное время развлекался Юньлань исключительно чтением "Плейбоя" и просмотром порнухи на планшете, но на деле его знания древних текстов были очень глубоки, и он неплохо справлялся со скорочтением. Пролистывая страницы, он живо улавливал суть и переходил к следующей книге; в библиотеке повисла тишина, нарушаемая только шорохом страниц.
Периодически Юньлань останавливался, чтобы потереть усталые глаза и переброситься парой слов с Сан Цзанем.
— Гора Бучжоу — это путь к небесам. — Юньлань махнул рукой вверх и слегка охрипшим голосом продолжил: — Считается, что Гун-Гун и Чжуань-сюй [3] враждовали из-за власти. В итоге Гун-гун проиграл и в порыве ярости оседлал божественного дракона и разрушил гору Бучжоу.
Сан Цзань старательно слушал и кивал.
— Не верю я во всё это, — покачал головой Юньлань. — Жёлтый Император потратил бесчисленные десятилетия на войну с Чи Ю [4]. Небеса, земля и вся вселенная были погружены в хаос, но горы Бучжоу это никогда не коснулось. Паньгу взломал небеса и землю своим топором, но гора Бучжоу и тогда уцелела. Даже если дракон был наделён воистину божественной силой, неужели её хватило бы, чтобы разрушить эту гору?
Сан Цзань привычно проигнорировал все незнакомые ему слова и с трудом произнёс:
— Если это невозможно, значит, кто-то сделал это возможным.
— Уничтожить путь к небесам… — Пальцы Юньланя постучали по обложке древней книги. — Хоуту… Не считая погибших и исчезнувших, получается, что…
Сан Цзань непонимающе моргнул.
— После сокрушения горы Бучжоу Нюйва восстановила обрушившиеся небеса и превратилась в Хоуту, чтобы вскоре исчезнуть окончательно. — Юньлань нахмурился. — Гора Бучжоу вела на небеса, но не на землю… А преисподней тогда ещё не существовало. Нюйва починила небеса и создала землю, но в небесах была дыра, и потому на земле шёл вечный дождь, и что насчёт дыры в самой земле? Земля… Почва…
Голос Юньланя потихоньку затих до шёпота, но затем он вдруг произнёс:
— Дай-ка мне тот отрывок про создание людей.
Не успел Сан Цзань передать ему книгу, как на полку откуда-то запрыгнул Да Цин:
— Старик Чу явился.
Юньлань закрыл книгу и вместе с ней слез с лестницы. Сняв очки, он передал их Сан Цзаню, похлопав его по плечу, и собирался было уйти, когда тот сказал:
— Раньше… Порядка не было. Каждый хо… Хотел больше силы. Гора… Путь к небу. Если она сломалась, значит, кто-то хотел покончить с…
Не найдя подходящего слова, он взмахнул руками, и Юньлань сразу понял, что он имеет в виду.
Кто-то хотел покончить с войной.
Уходя, Юньлань благодарно кивнул Сан Цзаню, который неожиданно помог ему взглянуть на ситуацию с нового угла.
Вселенная тогда только начиналась, и конечно же, бесчисленные боги бесконечно дрались друг с другом. Жёлтый Император сразил Чи Ю и установил новый порядок. Человечество зародилось благодаря Нюйве, что вдохнула жизнь в глиняные фигурки, и вместе с ним началась битва за власть. Кто бы не разрушил гору Бучжоу, неужели они пытались покончить с этой войной и вернуть мир… К началу? Когда все жили мирно и счастливо?
Юньлань вспомнил свой странный сон. Кто же с ним разговаривал? И что означали те слова?
***
Чу Шучжи явился не один, а с хвостиком: вместе с ним в кабинете сидел Го Чанчэн, обернув шею сразу двумя шарфами. Даже его лицо было наполовину скрыто за тканью, превращая Го Чанчэна в некое подобие Черепашки-ниндзя. Один из шарфов, к тому же, явно принадлежал кому-то другому.
Оказалось, что когда Чу Шучжи исчез, Го Чанчэн направился было к автобусной остановке, на полпути его накрыло стыдом: год только начался, а он уже умудрился провалить порученное Да Цином задание. Чувствуя себя ужасно виноватым, Чанчэн вернулся туда, откуда ушёл, и принялся разыскивать пропавшего Чу Шучжи. Он даже не побоялся спрашивать совета у незнакомых людей, вот только жалкое выражение лица и тихое бормотание сделало его похожим на туриста, толком не знающего китайский.
После полутора часов поисков на промозглом ветру над ним сжалилась добросердечная соседка и отвела промёрзшего насквозь Го Чанчэна к дверям Чу Шучжи. Но когда она ушла, Чанчэн не решился постучать в дверь и принялся наворачивать круги вокруг, изо всех сил прислушиваясь, не творится ли что внутри. Уйти он не мог — да и не хотел — но и стучать было страшно: стоило вспомнить, как Чу Шучжи на него обозлился, и хотелось только поглубже втянуть голову в плечи.
А когда Хранитель призвал Чу Шучжи в офис, тот обнаружил на своём крыльце замёрзшего придурка-стажёра и взял его с собой.
В воздухе сквозило напряжение. Чу Шучжи сидел за столом, спрятав одну руку в карман, и крутил в пальцах зажигалку Юньланя. Да Цин оставался в стороне от его пристального взгляда. Единственным отчётливым звуком в кабинете было жалкое шмыганье Го Чанчэна.
Увидев шефа с книгой в руках, Чу Шучжи слегка приподнялся:
— Зачем я здесь?
Чжао Юньлань уселся напротив него, внимательно посмотрел Чу Шучжи в глаза и прямо сказал:
— Не нужно лишних слов. Просто скажи: ты собираешься уйти или нет?
Чу Шучжи устало прикрыл глаза.
— И вытащи руку из кармана, — холодно приказал Юньлань. — Думаешь, я не знаю, что ты там прячешь?
Чу Шучжи хмыкнул и высвободил ладонь. Между его пальцев блеснул пурпуром небольшой обломок кости: полый внутри, с четырьмя отверстиями вдоль. Это был костяной свисток, созданный, чтобы управлять зомби, что само по себе считалось страшным неуважением к мёртвым, а потому напрямую относилось к тёмной магии.
Го Чанчэн чихнул. Чу Шучжи покосился на него и медленно произнёс:
— Сначала тебе стоит позаботиться об этом ребёнке.
Чанчэн вскочил на ноги. Даже не обернувшись, Юньлань отрывисто велел:
— Малыш Го, сядь на место. Да Цин, попроси на кухне, чтобы ему приготовили отвар из корня вайды [5]. А ты, — он смерил Чу Шучжи взглядом, — говори, что задумал. Собираешься вооружиться этим вонючим свистком и уйти под землю править нежитью? Вечно прятаться в тенях от стражей ада, не в силах сбросить оковы?
Чу Шучжи сощурился:
— Триста лет назад я не знал, что творю. Я нарушил закон и повстречался с последствиями моего преступления, но за все эти триста лет я не совершил ничего плохого. Чего ещё от меня хотят эти твои стражи ада? Кто я для них, подстилка, об которую можно вытирать ноги?
— Продление срока действия оков добродетели — обычное дело. Почему бы тебе не смириться с этим, как делают все остальные?
— Я. Не такой. Как остальные, — прорычал Чу Шучжи. — Позволь напомнить тебе, Чжао Юньлань: я добровольно принял оковы добродетели. Я сдался им, но это не значит, что я был неправ.
— Тебе хватает наглости сомневаться в вынесенном тебе приговоре? — резко выдохнул Чжао Юньлань.
— Да, и что такого? — рявкнул Чу Шучжи, ударив ладонями по столу. — Я ни о чём не жалею. Будь моя воля, я бы ещё раз ободрал этого мелкого мерзавца живьём. И плевать на следующие триста лет заключения! С какой стати закон не равен для взрослых и детей? Для меня люди делятся на две категории: те, кого я могу убить, и те, кто слишком силён… В конце концов, шеф Чжао, я не виноват: это они зарвались в своих желаниях. Если трёхсот лет наказания недостаточно, значит, мне никогда не искупить вину… А потому для меня теперь все дороги открыты. Один пацан или десяток, кому какое дело? Мой костяной свисток развеет их души и обратит в милых маленьких призраков.
Чжао Юньлань с силой ударил его по лицу. Резко, чётко и твёрдо. Голова Чу Шучжи мотнулась к плечу.
Го Чанчэн от ужаса свалился со стула.
Юньлань и Чу Шучжи встретились взглядами; тихо зашипел Да Цин.
Казалось, они сейчас сцепятся, но в тот же миг в окно влетело облачко серой пыли, закружилось вокруг Юньланя и обратилось письмом.
Внутри была срочная записка от Шэнь Вэя.
«К тебе идёт страж ада. О чём бы он тебя ни попросил — откажись и жди моего возвращения.
Вэй.»

Примечание к части

[1] Нюйва (кит. трад. 女媧, упр. 女娲, пиньинь Nǚwā) — одна из великих богинь китайского (даосского) пантеона, создательница человечества, избавительница мира от потопа, богиня сватовства и брака.
[2] Хуан-ди, или Жёлтый император (кит. упр. 黃帝, пиньинь huángdì), — легендарный правитель Китая и мифический персонаж, который считается также основателем даосизма и первопредком всех китайцев.
[3] Чжуань-сюй (кит. 顓頊), также известный как Гао-ян (高陽) — один из Пяти императоров, мифический правитель Древнего Китая, почитаемый как первопредок, также упоминается как бог Полярной звезды.
[4] Чи Ю (кит. 蚩尤) — в китайской мифологии и историческом предании великан-колдун, наследник Владыки Юга Янь-ди, оспаривавший власть над миром у Небесного владыки Хуан-ди.
[5] Ва́йда краси́льная (лат. Ísatis tinctória) — вид рода Вайда из семейства капустных, или крестоцветных (Brassicaceae). Лист (лат. Folium Isatidis) и корень (Radix Isatidis) вайды применяются и в официальной медицине в виде чаёв и отваров при различных воспалительных и простудных заболеваниях; включены в государственную фармакопею Китая.

Лицо Чжао Юньланя смягчилось, и он бережно, в несвойственной ему манере сложил записку и убрал в бумажник, словно признание в любви.
Чу Шучжи бросил на него резкий взгляд и собирался было уйти, но в тот же миг с ладони Юньланя сорвались три талисмана и взмыли в воздух. Го Чанчэн даже не успел подняться на ноги, а они уже обратились пеплом, сложились в оковы и обрушились на Чу Шучжи.
Невероятная сила приковала Чу Шучжи к креслу, и теперь он не мог двинуть и пальцем.
Контракт Чу Шучжи с Хранителем ещё не закончился, а значит, каким бы могущественным он ни был, его всё ещё связывали чужие правила.
Юньлань вытащил из ящика стола диктофон и нажал на кнопку воспроизведения. Записанный голос Чу Шучжи злобно произнёс:
«Один пацан или десяток, кому какое дело? Мой костяной свисток развеет их души и обратит в милых маленьких призраков.»
Исходя из динамика, этот голос отравлял холодом и ожесточением.
— Ты себя вообще слышал? — ровно спросил Чжао Юньлань. — Разве может человек в здравом уме такое говорить?
Глаза Чу Шучжи сверкнули яростью, но он отвернулся и бросил:
— Я не человек.
— Бра… Братец Чу, — пробормотал Го Чанчэн. — Не нужно злиться.
Чу Шучжи обжёг его ледяным взглядом.
Го Чанчэн осторожно приблизился к нему, теребя край своей куртки, и жалко прошептал:
— Я… Я думаю… Ты можешь не верить, но я знаю, что ты хороший человек, братец Чу. И не станешь творить зло без причины.
Юньлань хмыкнул и откинулся на спинку кресла. Постучав зажигалкой об стол, он поджёг сигарету и сощурился:
— Видишь, Чу Шучжи, даже ребёнок это понимает. А тебе лишь бы послать весь этот мир к чертям. Мне за тебя стыдно.
Чу Шучжи не мигая смотрел на него своими чёрными глазами.
— Чего пялишься? Тебе самому не стыдно? У меня нет времени на твои выходки. Малыш Го, запрись с ним в моём кабинете и следи, чтобы не сбежал. Там у нас есть дежурная кровать: устанешь — приляг и отдохни.
— А что насчёт братца Чу? — тут же спросил Го Чанчэн.
— А что насчёт него? — Юньлань хмыкнул. — Ему нужно время прийти в себя. Всё обдумать. — Подобрав со стола кружку, Юньлань заглянул внутрь и обманчиво спокойно продолжил: — Вот только мне очень хочется вмазать ему ещё разок.
Го Чанчэн подтолкнул кресло Чу Шучжи к кабинету шефа и беспомощно обернулся, но Юньлань только махнул на него рукой. Почуяв его нетерпение, Чанчэн послушно затолкал Чу Шучжи в кабинет и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Юньлань закинул ноги на стол, устроил на коленях раскрытую книгу и принялся читать.
Информация о Нюйве была разбросана между источниками: книга у него в руках называлась «Записи о древних тайнах». Именно здесь Юньлань обнаружил главу под названием «Фэн [1] Нюйва». Оригинал этой книги, написанный каким-то неизвестным заклинателем династии Сун, был давно потерян, но в библиотеке нашлось современное иллюстрированное издание.
Начиналась глава с цитаты о появлении человечества из «Величайшего одобренного обозрения эпохи Тайпин» [2]: «По легенде, на заре времён людей ещё не существовало. Изначально Нюйва сама творила их тела из глины, но процесс оказался настолько утомительным и обременительным, что богиня сбросила вниз верёвку, а когда та покрылась глиной — стряхнула её и наводнила землю бесчисленным количеством людей.»
«Все люди были сотворены по образу и подобию Нюйвы и наделены пятью чувствами. Ветра небес питают три огня души внутри каждого из них, а земля в свою очередь питает три вечных зла внутри каждого из них. Люди обладали разумом, но были нечисты, и жизнь их была скоротечна: от младенчества до седых волос — за один краткий миг от рассвета до заката. И потому Нюйва сжалилась над людьми и решила помочь им в поиске партнёра: богиня каждому помогала найти пару, и многие века человечество процветало под её властью.»
Юньлань вытащил из ящика стола ручку и подчеркнул предложение про три огня души и три вечных зла, а затем перевернул страницу и продолжил читать.
«Сказано в "Хуайнань-цзы": в древние времена четыре колонны, поддерживающие небо, обрушились, и девять континентов пошли трещинами. Земля отказалась нести свой груз, а небо — стоять над головой. Из небесных дыр на землю просочился жар, и запылали леса, а в земле образовались провалы, через которые хлынули подземные воды. Люди оказались бессильны перед стихией. И тогда Нюйва собрала множество разноцветных камней, расплавила их на огне и заделала небесные дыры. Чтобы укрепить небо, Нюйва отрубила ноги гигантской черепахи Ао и поставила их на четырех частях света в качестве подпорок, державших небосвод. Она усмирила стихию, освободила людей и установила мир, то есть снова спасла человечество.»
В следующем абзаце было написано:
«Черепаха Ао сама даровала ей свои ноги, и Нюйва была безмерно ей благодарна. Четыре колонны надёжно удерживали небосвод. И тогда Куньлунь провозгласил: камень, ещё не стар, но опустошён; вода, ещё не холодна, но уже скована льдом; тело, ещё не жившее, но уже мертво; душа, ещё не сгоревшая, но расколотая на части… Таковы невероятные четыре святыни, спрятанные там, куда нельзя дотянуться. И не будет в них нужды, пока небо вновь не обрушится, а земля не осыпется крошкой. А до тех пор в мире будет царить покой.»
Погладив Да Цина по спинке, Юньлань медленно произнёс:
— Тут сказано, что всё людское зло происходит от земли, и что Нюйва использовала отрубленные ноги черепахи Ао, чтобы поддержать небосвод. Куньлунь и четыре святыни… Горы не говорят, а значит, тут написано о владыке Куньлуне. А ещё мне знакомы эти строки.
— Откуда?
— Я слышал их у Столпа Природы, — сказал Юньлань. — Если это те же самые четыре реликвии… Значит ли это, что если собрать их вместе, то можно получить доступ к четырём колоннам, на которых лежит небосвод?
Да Цин помотал головой:
— Чушь какая-то, у меня из-за тебя голова заболела.
Юньлань не обратил на него внимания.
— Пять камней потребовалось, чтобы починить дыры в небесах. Если я прав, значит, четыре колонны были необходимы, чтобы стабилизировать землю… Да, всё встаёт на свои места: Призрачная Маска хочет собрать четыре мистических реликвии, чтобы добраться до этих колонн и разрушить их.
Да Цин подозрительно принюхался к пальцам Юньланя, которые всё ещё слабо пахли его кормом, и спросил:
— Кто такой эта Призрачная Маска?
Юньлань вкратце пересказал ему случившееся у Столпа Природы.
— Он носит маску, но есть у меня одно подозрение относительно того, как он выглядит.
— Это какое? — сощурился Да Цин.
— Боюсь, они с Шэнь Вэем очень похожи, — вздохнул Юньлань. — Шэнь Вэй… Он слишком много хранит при себе. При этом добр ко всем, кроме себя самого, и мне до сих пор неясно, отчего он так к себе холоден. Я волнуюсь за него.
— С чего бы это? — хмыкнул Да Цин.
Вместо ответа Юньлань вдруг убрал ноги со стола и сел ровно.
— Здесь кто-то есть, — прошипел он Да Цину.
В тот же миг раздался тихий, медленно приближающийся отзвук шагов. Воздух стремительно похолодел, и окна задрожали от северно-западного ветра. Юньлань спокойно вытащил из ящика пучок благовоний, поджёг и воткнул в пустую вазу для цветов на своём столе, а затем достал ещё и пепельницу и запалил немного бумажных денег. Дымок взвился к потолку. Юньлань аккуратно отложил книгу и налил себе горячего чая.
Помня, что произошло в прошлый раз, нежданный гость остановился за дверями и тихо произнёс:
— Прошу прощения, лорд Хранитель. Я явился к вам без приглашения прямиком из ада. Будете ли вы любезны впустить меня?
Юньлань смахнул с лица напряжение и прочистил горло.
— Прошу, входите.
Дверь медленно приоткрылась, и гость немедленно почувствовал запах благовоний и жертвенных денег (которые, как известно, открывают любые дороги), и безучастное выражение его лица сменилось улыбкой.
— Хранитель слишком добр.
Увидев, кто явился к нему в офис, Юньлань на миг опешил, но сразу взял себя в руки и поднялся с места.
— Что привело вас ко мне, Ваша Честь?
Судья продолжал улыбаться, словно его прислала не преисподняя, а какая-нибудь доброжелательная курьерская служба.
За положенным обменом любезностями они с Юньланем уселись друг напротив друга: на поверхности — сплошная вежливость, а внутри — с трудом сдерживаемое отвращение. Да Цин запрыгнул Юньланю на колени и обернул хвост вокруг запястья Юньланя. Его изумрудные глаза, не отрываясь, смотрели на судью, словно оберегая Юньланя от беды.
— Прошу прощения за беспокойство, — наконец, посерьёзнел судья. — Но у этого визита есть основания. Просьба, с которой Хранитель должен помочь мне, если ему не безразличны судьбы невинных людей.
— Вы мне льстите, — отмахнулся Юньлань. — Я обычный человек, который знает пару трюков. Благодарю, что изображаете меня значительной фигурой, но я всего лишь мелкая сошка и не знаю, как реагировать на такую откровенную лесть. Продолжайте же: если я в силах помочь, то сделаю для этого всё возможное.
Судья вздохнул: он явно ожидал, что Юньлань начнёт задавать вопросы, но тот старательно делал вид, что ничегошеньки не понимает, и пришлось судье спрашивать самому:
— Хранитель не заметил этим вечером странной активности ворон?
Юньлань делано удивился:
— Нет. Весь вечер провёл с мамой у телевизора — смотрели повтор новогодних выступлений. А что случилось?
Судья ошарашенно молчал.
— Что не так с воронами? — мягко и невинно подтолкнул его Юньлань.
Судье, разумеется, было прекрасно известно, что он валяет дурака. А ещё он прекрасно знал, каким человеком был Чжао Юньлань, и потому судье вдвойне не хотелось сегодня приходить на аудиенцию к Хранителю и выводить его из себя. Отрастивший себе непробиваемую толстую шкуру Юньлань, к тому же, был изобретательнее лисицы и давно известен своим бесстыдством и умением избегать нежелательных тем… Даже одного качества из этого примечательного списка было вполне достаточно, чтобы довести собеседника до ручки.
Короче говоря, подобные разговоры снились судье в кошмарах.
— Вороны всегда предвещают беду. На северо-западе образуются чёрные облака. Кто-то, кому не страшна божественная кара, выстроил алтарь на вершине горы Куньлунь, чтобы похитить души всех до единого живых людей на этой земле.
— Всех до единого? — переспросил Юньлань. — Миллионы людей… Хватит ли у него сил?
Ответом ему была поражённая тишина.
Улыбнувшись, Юньлань продолжил:
— Я в некой растерянности, поэтому и прошу объяснений. Кто взобрался на эту заснеженную гору, что они там построили и для чего?
Судья вытащил розыскную листовку, и Чжао Юньлань с первого взгляда узнал на ней Призрачную Маску.
— Король самых отвратительных существ из самой далёкой и грязной дыры этого мира. Если вкратце… В древние времена Нюйва заперла его в глубинах ада. Но годы шли, и печать расшаталась, позволив ему ускользнуть. Хранитель должен понимать, что я не стал бы просто так распыляться перед ним… По моим расчётам, восемь десятых его сил всё ещё запечатаны, и у нас появится шанс победить, если мы объединимся. Но если он вырвется окончательно…
Юньлань внимательно вслушивался в эту мешанину правды и лжи, и край его рта подрагивал от злости.
— Какой ужас, — вздохнул он, не обращая внимание на встревоженное лицо судьи, и в который раз за этот разговор притворился дурачком: — Мерзкое создание, запертое в аду богиней… Чем он хуже прочих? Откуда у него столько сил? — Судья промолчал. — И зачем ему столько душ?
— Ему нужна Кисть Добродетели, — отозвался судья. — Каждый человек обладает душой, а последствия его поступков — в этой и прошлых жизнях — отражены на его добродетели. Алый цвет означает добро, а черный — зло… Если этот человек одновременно соберёт все эти души на вершине горы Куньлунь, это позволит ему заполучить Кисть Добродетели. Нельзя позволить этому случиться, иначе…
— Некоторое время назад, — перебил его Юньлань, — один ублюдок из клана ворон с помощью поддельной Кисти Добродетели заманил меня в ловушку и лишил зрения. Оно до сих пор не вернулось ко мне в полной мере: мне везде мерещатся тени, а глядя на вас, мне думается, что вы поднабрали вес. Сдаётся мне, та ворона знала, что делала, не так ли?
Сердце судьи забилось чаще, но слова застряли у него в горле. Юньлань смотрел на него с насмешливой ухмылкой: клан ворон с их любовью к разлагающимся трупам всегда находился под прямой властью ада. Догадаться о том, кто подослал ворон, мог бы даже полный идиот, и теперь судья в ярости гадал, чьему блестящему уму принадлежала эта идея.
Мысли его смешались, а по спине поползли ручейки пота.
— Четыре мистических святыни были потеряны в древние времена, но ад так и не догадался начать их разыскивать или беречь в секрете? — продолжил Юньлань. — А теперь, когда события в самом разгаре, вы решили явиться сюда и оставить меня разгребать последствия ваших ошибок? Не слишком заманчивое предложение, вам не кажется?
Судья выдавил из себя улыбку.
— Недосмотрели… Виноват…
— Недосмотрели? — Юньлань вскинул брови. — А выглядит так, словно это было сделано специально. — Глядя на сидящего как на иголках судью, он грохнул ладонями по столу, и лицо у него потемнело. — Мы работаем вместе уже много лет. Говорите откровенно: что вам от меня нужно?
— Хранитель должен сопроводить меня к вершине горы Куньлунь и положить конец преступным планам…
— Почему я? — хмыкнул Юньлань. — Я домосед и очень далёк от путешествий. Никогда не покорял никаких вершин и понятия не имею, как добраться до пика горы Куньлунь, но вы всё равно хотите, чтобы я возглавил эту экспедицию?
Этого вопроса судья ожидал и даже подготовил ответ:
— Хранитель может не догадываться об этом, но его любимое оружие на самом деле выточено из куска священного дерева, растущего на вершине горы Куньлунь. Это дерево посадил сам Паньгу, и оно старо, как сам этот мир. Сама вершина же запечатана, и только декрет Хранителя может послужить ключом.
Юньлань ткнул пальцем в листовку:
— А этот ваш «король зла» как вошёл? Через чёрный ход? Или он приходится Паньгу двоюродным братом?
— Не нужно богохульствовать, — осторожно возразил судья. — Это злобное создание было рождено в глубинах ада, где и росло древнее древо добродетели, давшее начало священному дереву горы Куньлунь. Поэтому и…
— Кисть Добродетели тоже имеет к нему отношение? — перебил Юньлань, слегка улыбаясь.
Судья помедлил с ответом, боясь сболтнуть лишнего.
— В глубинах ада, — пробормотал тем временем Юньлань. — Не там ли, где живёт Палач Душ?
— Можно и так сказать, — ровно отозвался судья.
— Ах вот как. — Юньлань улыбнулся, но глаза его остались холодны. — Уважаемый судья намекает, что Палач Душ имеет к этому злобному существу какое-то непосредственное отношение? Может, они даже родственники?
Судья окончательно перестал понимать, играет с ним Юньлань или нет: так просто рассуждать о таких вещах… Он мог только мысленно проклинать смекалку этого человека.
Чёрную книгу ему уже передали: знает ли он, что Шэнь Вэй — это на самом деле Палач Душ?..
Страж, вернувшись с того задания, доложил, что слепота не остановила Юньланя от заигрываний с любовником, так может… Он не знает? Иначе разве стал бы Палач Душ терпеть такое?
Судья взял себя в руки, огладил бороду и старательно улыбнулся.
— Я не смею рассуждать о бессмертных у них за спиной. Хранитель должен меня понять.
Юньлань взглянул на него и принялся ощупывать карманы.
— Вам нужен ключ? Я его найду.
Судья замахал на него руками:
— Нет, что вы, нам нельзя прикасаться к священной собственности Хранителя. Хранитель должен сам взойти с нами на Куньлунь.
Юньлань опустил руки и прищурился, ощупывая судью острым взглядом. Тот вынудил себя поднять голову и мысленно признал: задача ему досталась не просто трудная, а попросту невыполнимая.

Примечание к части

[1] Фамилия Фэн считается древнейшей фамилией в Китае. По легенде, изначально она принадлежала Нюйве и её брату Фу Си — двум древним божествам из китайских мифов.
[2] ”Величайшее одобренное обозрение эпохи Тайпин” — китайская энциклопедия, составленная приблизительно между 977 и 983 годами нашей эры.

В конце концов, Юньлань перестал сверлить судью взглядом и слегка нахмурился.
— Кроме того, — совершенно спокойно продолжил он, — я нахожу весьма странным тот факт, что вы не смеете прикасаться к декрету Хранителя, но при этом признаёте за мной этот титул. С чего бы это? Я обычный человек, который неплохо умеет врать и выкручиваться, но на этом мои исключительные способности и заканчиваются. Я человек, который ничего не умеет, кроме как пожрать от души, и не отличается особым умом. Даже отравить меня не представляет особой сложности.
Судья выдавил из себя кривую улыбку:
— Неправда.
Юньлань вдруг склонился к нему ближе:
— Только не нужно рассказывать мне про моих великих предков и Куньлуня. Это будет уже чересчур.
Судья принялся молчаливо оплакивать свою судьбу.
А Юньлань не собирался сбавлять обороты:
— Уже полгода у меня не было шанса перевести дух. Сначала Солнечные Часы, затем Столп Природы, а теперь и Кисть Добродетели… Если объявитсячетвёртый артефакт, то будет полный набор, все четыре стороны света, не так ли? Как вы думаете, откуда они вообще появились? Кисть Добродетели как-то связана с Куньлунем. Солнечные Часы, говорят, были созданы из Камня Реинкарнации. Знаете эту легенду? Когда Нюйва положила начало человечеству, вместе с каждым из людей образовался небольшой камешек. А когда Нюйва подняла голову, оказалось, что эти камешки сложились в огромную башню, практически пронзающую небеса. И тогда Нюйва разрушила эту башню и запечатала её силу, обернув в камень, в котором заключила прошлые, нынешние и будущие жизни людей. Его и назвали Камнем Реинкарнации. Значит, Солнечные Часы имеют отношение к Нюйве. Что касается Столпа Природы, Сюань У* у нас принадлежит воде, а значит, Фу Си… Правильно я рассуждаю? Как подумаю, так вздрогну.
Судья утёр рукавом пот со лба.
— Я не… Это…
— Кроме того, подобное бедствие непременно привлечёт внимание множества влиятельных личностей. Спасти всё живое… Невыразимо добродетельный поступок! Несложно представить, что многие не отказались бы воспользоваться таким шансом и приложить руку к этому подвигу. С кем ещё ад ведёт переговоры? С волшебным народцем? С заклинателями из всевозможных кланов? С ангелами? Не говоря о том, что всё это входит в список должностных обязанностей нашего дорогого Палача Душ, который никогда не опустит руки, пока его глефа жаждет срубить головы преступникам… — Помедлив, Чжао Юньлань бросил на судью острый взгляд. — Кто я по сравнению с ними? Так, мелкая рыбёшка, которая ни на что не способна. И даже влиятельных друзей у меня нет, один только Палач Душ, на кого мне рассчитывать в этом походе? Если только…
Сердце судьи панически колотилось где-то у него в горле, а Юньлань негромко рассмеялся и медленно произнёс:
— Предполагается, что я просто подберусь к вашему нарушителю порядка поближе, поздороваюсь и развлеку его праздной беседой?
Судья в ужасе вскинул глаза — только чтобы встретиться с неумолимым взглядом Юньланя.
На мгновение ему показалось, что этому человеку уже известно всё, что от него пытаются скрыть, но видимых доказательств этому не было.
У Да Цина шерсть встала дыбом, и он неприветливо зарычал. Этот звук, не похожий на обычные кошачьи вопли, родился где-то в глубине его глотки, словно заставив Да Цина обратиться настоящим тигром. Приподнявшись на коленях Юньланя, он недвусмысленно обнажил когти, и колокольчик на его шее задрожал от сдерживаемой злости.
Судья в ответ вжался поглубже в своё кресло и с надеждой взглянул на Чжао Юньланя, не забыв об учтивой улыбке:
— Лорд Хранитель, о чём ты…
Юньлань расслабленно откинулся на спинку кресла:
— Поговорим по-нормальному. На дворе новый год, а я всего лишь слабый, беспомощный смертный, который не обидит и мухи, но вы всё равно настаиваете, чтобы я возглавил подобную экспедицию. Что будем делать, если всё пойдёт прахом? Я, знаете ли, хотел бы ещё немного пожить.
— Мы позаботимся о том, чтобы Хранитель чувствовал себя в безопасности.
— Вы даже на ту гору не можете сами подняться, — оскалился Юньлань. — Как же вы обеспечите мою «безопасность»?
— Ну…
Чжао Юньлань не дал ему шанса ответить.
— Со мной отправятся мои люди. Это ведь не проблема?
Судья растерянно моргнул, а Юньлань, будучи истинным наказанием, немедленно нацепил на лицо выражение невыносимой муки.
Судья тут же прочувствовал её на своей шкуре.
— Но мой штаб слишком мал, — притворно вздохнул Юньлань. — И большинство работает только по ночам и, буду честен, способны только ретиво исполнять простейшие поручения. А днём в моём распоряжении только маленькая змейка, которая ещё не умеет перекидываться по-настоящему, крошечный котёнок, бестолковый стажёр и самовлюблённый любитель компьютеров…
Судья нутром чуял, к чему всё это идёт.
— Ещё у нас, конечно, работает один повелитель зомби, вот только… Какая жалость, а?
Судья быстро прикинул в уме, что важнее: преступления Чу Шучжи или Кисть Добродетели. Ответ был очевиден. И пусть в преисподней продление сроков уже давно вошло в привычку, возражать сейчас Чжао Юньланю было недальновидно — в особенности по этому вопросу.
— Чу Шучжи отбыл свой срок, — сдался судья. — Нам нужно будет только уладить последние детали. Благодарю вас, Хранитель, я немедленно выпишу нужный приказ. Чу Шучжи волен делать, что ему вздумается.
— Ничего себе, — присвистнул Чжао Юньлань, почуяв слабину, и не замедлил провернуть метафорический нож, который всадил судье под рёбра, ещё разочек. — Вы отпустили его с такой лёгкостью, словно он для вас бесполезен. Или он умудрился сотворить ещё что-нибудь у меня за спиной? Между прочим, я лично сковал его и запер в соседней комнате, чтоб неповадно было! А оказалось, что вся эта суета и вовсе того не стоила… Неужели ваши сотрудники столь же бесполезны, как мои? Вот это новости! Не зная подробностей, недолго и прийти к выводу, что преисподняя готова пойти на любые меры, лишь бы вырвать у меня согласие.
Судья окончательно растерялся, мечтая свалиться замертво на этом самом месте. Он понятия не имел, когда успел так облажаться и задеть этого невыносимого Хранителя, который теперь с видимым наслаждением играл с ним, как кошка с мышью: выверенный удар, а за ним — будто проблеск отчаянной надежды, но прежде, чем успеешь толком выдохнуть, тебя настигнет новый стремительный удар.
Чжао Юньлань махнул рукой и вытащил из ящика стола лист бумаги и ручку.
— Нет, тут и думать нечего. Мы со стариком Чу сейчас не в ладах. У меня попросту не хватит людей, Ваша Честь, а дело предстоит серьёзное. Разве могу я поставить его под угрозу? Да меня совесть заживо сожрёт!
Судья начал потихоньку привыкать к этой пытке. Задержав дыхание, он словно ощутил себя персонажем ужастика на первых его минутах: когда небо перед тобой ещё яркое и прозрачное, но неумолимая угроза уже витает в воздухе. Судья смотрел на Чжао Юньланя, как олень на приближающуюся тачку, и с каждой минутой нервничал всё сильнее.
— Мне идти нельзя, но вы не посмеете притронуться к оружию Хранителя… А значит, нам придётся найти того, кто рискнёт это сделать.
Судью охватило нехорошее предчувствие. Опустив взгляд, он с трудом разобрал в почерке Юньланя, напоминающем о медицинских выписках, следующие слова:
«Палачу Душ лично в руки.»
Судья едва не свалился с кресла.
Разумеется, проблема была высосана преисподней из пальца. Просто они заключили, что три из четырёх артефактов уже объявились в мире живых: Солнечные Часы оказались в руках Призрачной Маски, но Столп Природы оставался неизвестной в этом уравнении, а значит, разумно было предположить, что им обладает Палач Душ. И тот, не будучи дураком, не захочет его отдавать — по крайней мере, по своей воле. А кто может с уверенностью сказать, что когда-нибудь ему не взбредёт в голову повторить то, что сейчас пытается сделать Призрачная Маска? Если Палач Душ обернётся против ада, к кому тогда бежать за помощью?
Прямо сейчас в преисподней не нашлось бы ни единой души, способной противостоять этим двум могущественным существам, и потому чиновникам ада пришлось опуститься до того, чтобы использовать в своей игре Чжао Юньланя.
Однако Хранитель оказался не таким простаком, как ожидалось, и стремительно докопался до сути происходящего. Воспользоваться им без существенных потерь было попросту невозможно. Судье уже казалось, что Чжао Юньлань нагло читает его мысли, и всё происходящее для него — всего лишь игра.
Но пока он не знал, сколько Юньланю известно на самом деле: может быть, тот даже заранее связался с Палачом Душ, но… Не выдержав напряжения, судья стремительно посерьёзнел.
— Что значит это письмо?
— Ничего особенного. — Юньлань невинно пожал плечами. — Думаете, это неуместно?
Судья холодно на него уставился. Юньлань в ответ лишь подбавил своему голосу удивления:
— С чего бы это? Разве Палач Душ с вами не заодно?
На этот вопрос судья тоже не мог ответить.
Мгновение они провели в неловкой тишине, и судья вдруг понял, что означает выражение «тайное всегда становится явным». Особенно — в компании человека, который пытается поймать тебя на лжи с таким упорством, словно от этого зависит его жизнь.
— Отвратительное существо на вершине горы Куньлунь, как я уже сказал, было рождено в преисподней и состоит с Палачом Душ в некоей родственной связи, а значит, стоит предположить, что они оба замешаны в этой истории.
— Вот как, — хмыкнул Юньлань, поумерив пыл, и кивнул. — Ваша Честь, вы совсем недавно упрекали меня в обсуждении бессмертных богов за их спинами, и что теперь? Какое лицемерие! Если вы не доверяете Палачу Душ, то так и скажите, я пойму, и это будет означать, что моё решение для нас сейчас бесполезно. — Скомкав неслучившееся письмо, Юньлань небрежно отбросил его в сторону. — Я пойду с вами.
Судья чуть не рехнулся от свалившегося на него счастья.
А Чжао Юньлань, вытащив телефон, набрал отдел кадров.
— Ван Чжэн? Получила моё сообщение? Отлично, распечатай и тащи ко мне.
Он неплохо натаскал своих подчинённых: не прошло и трёх минут, когда Ван Чжэн вплыла в кабинет с длинным списком имён. За открывшейся дверью судья разглядел множество больших и маленьких призраков, норовящих заглянуть внутрь, и у него неуютно запершило в горле.
Небрежно опершись подбородком на ладонь, свободной рукой Юньлань толкнул список имён поближе к судье.
— За последние несколько лет через мои руки прошло множество несправедливых случаев. Решение по одним было отсрочено на неопределённый срок, другим же досталось наказание, несоразмерное преступлению. Раз вы здесь, почему бы нам не воспользоваться случаем и не разобраться со всем этим раз и навсегда? И ещё… Разве не осталось в вашем распоряжении кое-что из вещей нашего старика Чу?
Судья поражённо молчал.
— Что скажете? — вскинул бровь Чжао Юньлань.
— Его вещи будут возвращены, — сквозь зубы процедил судья.
— Когда? — усмехнулся Юньлань, которому этот ответ не понравился. — Нам ещё нужно будет время на сборы.
Это требование окончательно переломило хребет терпения судьи.
— До рассвета, — прошипел он, скатал список имён и растворился в воздухе.
Чжао Юньлань хмыкнул, поджёг сигарету от догорающих бумажных денег и распахнул окно, впуская в кабинет свежий воздух.
Да Цин запрыгнул к нему на подоконник.
— Разве Палач Душ не велел тебе сидеть смирно?
— А тебе какое дело? — Юньлань сощурился и посерьёзнел. — Спорить бесполезно. Я уже всё решил.
Он знал, что пусть снаружи Шэнь Вэй выглядел вежливым и кротким, натуре его было свойственно невыносимое упорство. И на его плечах лежало бремя статуса, а значит, у него были свои причины позволить преисподней себя подозревать и строить планы предательства. Отчего-то Чжао Юньланю казалось, что Шэнь Вэй так просто не отступится от своих обязанностей и наверняка считает, что для него уже давно всё предрешено.
И Юньланю это очень не нравилось.
Почесав Да Цина за ушком и увернувшись от его когтей, Юньлань сказал:
— Мне нужна Кисть Добродетели. Будет моим свадебным подарком.
— Не говори ерунды! — прошипел раздражённый Да Цин.
— Чтобы поймать вора, нужен такой же вор. — Лицо Юньланя потемнело. — Королями преисподней становятся на срок в столетие. Нынешние просидели на тронах только двадцать лет, и становятся всё хуже и хуже. Не хотелось мне с ними связываться, но они сделали первый ход… Так что придётся тебе идти на Куньлунь вместе со мной. В конце концов, это священная гора, а не место для их закулисных игрищ.
Да Цин взобрался ему на плечо.
— Что насчёт Чу Шучжи?
— Останется здесь. Неповадно будет дерзить начальству, — буркнул Юньлань, но всё-таки вытащил ключ и отпер дверь своего кабинета.
Го Чанчэн уже спал: не решившись занять хозяйскую кровать, он задремал, уронив голову на стол. Чу Шучжи же не мог сопротивляться талисману Хранителя, и потому сидел ровно, но колени его были укрыты пледом, а в ушах торчали наушники, подключённые к монитору, где мелькали кадры из какого-то фильма — должно быть, Го Чанчэн постарался.
Чу Шучжи посмотрел на Юньланя так, словно тот был пустым местом, и снова перевёл взгляд на экран.
Чжао Юньлань запер дверь и пошёл прочь.
— Присмотр за пленником превратился в прислуживание королю. Какой же этот мальчишка идиот, а? Сочувствую его бедному дяде.
***
На следующий день Го Чанчэна разбудил звонок от Чжао Юньланя. Потерев глаза, Чанчэн с изумлением обнаружил, что Чу Шучжи уже стоит на своих двоих, а плед почему-то покоится на его собственных плечах. Чу Шучжи, нахмурившись, смотрел в окно: на улице стояла кромешная темнота, сквозь которую не пробивалось ни одного проблеска света.
— Проснулся, малыш Го? — спросил шеф.
Го Чанчэн снова потёр глаза и что-то согласно промычал.
Для дальнейших слов Чжао Юньлань выбрал чрезвычайно редкий для него мягкий тон.
— Скоро кое-кто явится к нам в офис. Кое-кто с той, «другой» стороны, так что приготовьтесь как следует. Присматривай за братцем Чу, пусть остаётся спокойным: сейчас не время затевать драку. Лишнего не болтайте и ничего не бойтесь, ты меня понял?
Го Чанчэн медленно кивнул.
— Шеф Чжао, а вы где?
— Отлучился по делам, — бросил Юньлань, и Чанчэна на миг оглушило помехами — должно быть, плохой сигнал. — Отзвонись своим и слушайся Чу Шучжи.
Стоило Го Чанчэну положить трубку, и в воздухе немедленно раздался сухой деревянный перестук. В дверь постучали; Чу Шучжи обернулся и ровно выдохнул:
— Войдите.
Запертая дверь отворилась, и в кабинет вплыл бумажный человек с огромным мешком в руках, который он аккуратно опустил на пол перед Чу Шучжи. Сложив ладони вместе, этот человек прошептал что-то себе под нос, и Чу Шучжи словно обдало светом: на его лице появились какие-то надписи, а на шее, запястьях и щиколотках возникли оковы — и тут же обвалились на пол, разломанные, и обратились серым дымом, который резво втянулся в рукава гостя.
Го Чанчэн только и мог, что наблюдать за всем этим, разинув рот.
Бумажный человек поклонился. Го Чанчэн поклонился в ответ и ударился головой о стоящий на столе монитор.
Чу Шучжи обжёг его высокомерным взглядом и развязал мешок. Его содержимое, практически полностью состоящее из костей, тускло светилось холодным фиолетовым светом. Всё это было ему знакомо — ещё три сотни лет назад.
Нахмурившись, Чу Шучжи резко спросил:
— Где Хранитель?
Наученный судьёй страж покачал головой, отказываясь говорить, поклонился ещё раз и уплыл прочь.
***
Ровно в этот момент Шэнь Вэй, стоя у подножия горы Куньлунь, глубоко вдохнул, позволив морозному воздуху наполнить лёгкие. Занимался рассвет, но вершина ещё пряталась в непроницаемых угольно-чёрных облаках, низко нависших над землёй.
К завыванию ветра примешивались отзвуки стонов и криков, навевая невольную жуть: словно дремлющие души, заключённые в преисподней, жаждали пробудиться.
Шэнь Вэй крепче сжал свою глефу и произнёс, услышав за спиной приближающиеся шаги:
— Пора идти.
— Погоди-ка, — небрежно отозвался знакомый голос. — Подождём того, кто меня позвал. Я так боялся опоздать, что заявился пораньше.
Резко обернувшись, Шэнь Вэй увидел Чжао Юньланя, одетого в самый раз для восхождения на гору, и его чёрного кота. В руках у Юньланя был надкусанный бургер и кружка с кофе.
— Ты завтракал? — невозмутимо уточнил тот, широко улыбаясь. — У меня ещё оладушки с собой.

Примечание к части

*Чёрная черепаха (кит. упр. 玄武, пиньинь Xuán Wǔ, палл. Сюань У) — один из четырёх китайских знаков зодиака, соответствующий группе из семи созвездий в северной части неба. - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D1%91%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%BF%D0%B0%D1%85%D0%B0

Терпение Шэнь Вэя натянулось тонкой струной — тронь, и порвётся. Его руки задрожали от гнева.
А Чжао Юньлань между тем даже не догадывался, как сильно кипит сейчас кровь в его жилах… Или искусно притворялся, что ничего не понимает. Отыскав припорошенный снегом камень, Юньлань безмятежно уселся на его край, прикончил свой кофе, а затем зубами вытащил из бургера пластинку сыра и выбросил, прежде чем откусить ещё кусок.
Шэнь Вэй молчаливо встал рядом, заслоняя его от ветра, а когда Юньлань покончил с завтраком, низким голосом произнёс:
— Ты помнишь, что я тебе сказал?
— «О чём бы тебя не попросил страж ада — откажись и жди моего возвращения», — невозмутимо процитировал Юньлань, утирая рот.
— И что же ты здесь делаешь? — голос Шэнь Вэя обдал его холодом.
Юньлань огляделся, убеждаясь, что рядом с ними нет никого, кроме чёрного кота, а затем встал и обнял Шэнь Вэя — холодного, словно ледяная скульптура. Приподнявшись на цыпочки, он кратко прижался губами ко скрытому капюшоном лбу.
— Ты злишься?
Да Цин отвернулся, не в силах выносить этого ужаса.
Шэнь Вэй словно окаменел:
— Тебе так нравится меня злить? Я… Я бы хотел…
Чжао Юньлань отпустил его и всмотрелся в укрытое пеленой лицо. На мгновение ему показалось, что за чёрным дымом можно разглядеть знакомые упрямые глаза, и Юньлань вздохнул и взял Шэнь Вэя за руку.
— Можешь наказать меня, как тебе вздумается, ладно? Я даже на колени встану. И следующего раза не будет, я обещаю… И вообще, я не виноват! Можешь спросить Да Цина: это всё Чу Шучжи, из-за него мне пришлось согласиться на эту авантюру! Практически под дулом пистолета!
Разумеется, это судье пришлось, скрипя зубами, подписать приказ об освобождении Чу Шучжи, и метафорический пистолет всё это время был в руках самого Чжао Юньланя. А потому Да Цин проигнорировал его слова и продолжил молча вылизываться.
Скорее свиньи полетят, чем этот человек научится говорить правду.
— И пути назад уже нет, — добавил Юньлань, в защитном жесте вскидывая руки. — Эй, ну пожалуйста, не злись. Невыносимо видеть тебя таким. Шэнь Вэй? А-Вэй, малыш Вэй, детка, пожалуйста, только не молчи. Скажи что-нибудь.
Шэнь Вэй упрямо молчал, до боли стиснув кулаки.
Последнее обращение заставило Да Цина содрогнуться от ушей до хвоста, и он потихоньку ускользнул подальше, не желая больше всё это выслушивать.
Чжао Юньлань собрался было качнуться вперёд, но вместо этого застыл на месте, вернул себе выражение небрежного спокойствия и отошёл на пару шагов. У них появилась компания: небольшая толпа во главе с судьёй, за которым следовали разномастные призраки, представители волшебного народца и многие другие. Одного взгляда хватило, чтобы понять: в этой толпе не было ни одного обычного человека.
Чжао Юньлань занял позицию бок о бок с Палачом Душ. Его лицо, застывшее и бледное, потеряло всякое выражение — не то от холода, не то от недостатка кислорода на такой высоте, — и даже губы лишились всяких красок. Слегка склонив голову, Юньлань нахмурился и вежливо кивнул:
— Доброе утро.
Сложно было сказать, как давно он здесь находится, и какие отношения связывают этих двоих.
Однако именно на это и рассчитывали силы преисподней: Палач Душ должен был встретиться с Хранителем до прибытия основных сил, и теперь, у подножия горы Куньлунь, он не сможет отпустить Юньланя одного и будет вынужден согласиться с его присутствием. И даже если у него появятся крамольные идеи, он не посмеет высказать их открыто в присутствии своего возлюбленного.
Однако этот изощрённый план здорово разозлил Палача Душ. Он был в ярости.
Пытаясь разгадать, что происходит за тёмной вуалью, судья заметил, что она стала плотнее и совсем почернела, и его сердце охватила жуть. Несмотря на свою должность, судья напрямую подчинялся десяти королям преисподней, и никакой настоящей силой не обладал. В такие времена, как сейчас, ему казалось, что вся его работа состоит в том, чтобы выполнять дурацкие поручения и строить из себя козла отпущения. Молодые короли практически ничего не знали о своих предках, и судья справедливо считал их всех дураками, вообразившими себя непобедимыми благодаря дарованной им силе.
И ладно Чжао Юньлань, но злить Палача Душ… Чёрт с ней, с дипломатией: ему намеренно бросили вызов. Разве они не знают, что по-настоящему опасные псы попусту не лают? Если Палач Душ даст волю своему гневу, содрогнётся весь мир — от преисподней до самых небес.
Судья улыбнулся, чувствуя, как сердце колотится где-то в глотке, и дрожащим голосом пробормотал:
— Хранитель явился раньше срока, — а затем, обернувшись к Палачу Душ, склонился до самой земли и благоговейно произнёс: — Ваша Че…
Не позволив ему закончить, Палач Душ резко развернулся и направился по дороге в гору.
Если происходящее заставило его забыть даже об основах этикета, значит, он действительно был в ярости.
Возмутиться судья не решился: выдавил из себя смешок и торопливо погнал остальных вперёд. Ему было прекрасно известно, что от немедленной расправы его спасло только присутствие Чжао Юньланя.
Чем выше они поднимались, тем темнее становились небеса. Наверху, у вершины горы разгуливал штормовой ветер: словно чёрный дракон, извиваясь, танцевал среди облаков.
Укрытая снегом, бесконечно высокая, остроконечная гора Куньлунь пронзала небеса. На её тропах не ступала нога человека, и ни единой птицы не пряталось в раскидистых ветвях деревьев.
Когда они достигли горного хребта, Да Цин принялся беспокойно ёрзать у Юньланя на плече, словно окрестности были ему чем-то знакомы.
Как только Чжао Юньлань увидел гору Куньлунь вблизи, все его сомнения растворились в воздухе.
Он никогда прежде здесь не был. И ни за что бы не догадался, что этот снежный гигант имеет к нему какое-то отношение.
И всё же, стоило ему ступить на погружённую в вечный зимний сон гору, и Юньлань мгновенно понял, что их связывают глубокие, кровные узы.
Словно сама его душа вдруг отозвалась той же частотой, которой был пронизан весь этот горный хребет.
На мгновение Чжао Юньлань позабыл обо всех своих проблемах, сопровождающей их толпе и разъярённом Шэнь Вэе. Вместо этого он устремился вперёд на одних инстинктах, чувствуя, как медленно нагревается декрет Хранителя во внутреннем кармане его куртки.
— Хранитель… Хранитель?
Чжао Юньлань вздрогнул, когда его потянули за руку, и очнулся от транса. К его удивлению, они успели добраться до заснеженной долины, по обеим сторонам которой стояли огромные, выше человеческого роста камни, образуя огромную гексаграмму. Ветер ещё забредал сюда, но и он не нарушал чудовищной абсолютной тишины.
Судья выпустил локоть Юньланя и осторожно выдохнул:
— За этой равниной лежит вход в гору Куньлунь. Хранитель, ты должен возглавить наш отряд.
Чжао Юньлань не мог видеть лица Шэнь Вэя, но прекрасно чувствовал его взгляд. Однако стоило ему обернуться, чтобы найти его, и Шэнь Вэй отвернулся, словно ему было всё равно.
Юньлань несчастно улыбнулся и шлёпнул Да Цина по заднице, чтобы тот спрыгнул на землю, а затем вытащил декрет Хранителя и твёрдым шагом вошёл в каменный коридор.
Остальные затаили дыхание, и даже ветер утих, когда Юньлань добрался до центра равнины. За ним протянулась длинная цепочка следов — отчего-то от них веяло жутким одиночеством.
Закрыв глаза, Юньлань медленно выдохнул и прислушался к тихому зову горных вершин.
К северу от Алой реки*, вершина, соединяющая землю с небесами. Место великого погружения и рождения множества богов.
С колоссальной вершины открывается вид на бескрайние моря и дальше; происхождение всех гор и рек, ткани мира и всего, что в нем существует.
Вот, что такое Куньлунь.
Никто не говорил ему, что делать, да Юньлань никого и не спрашивал — он просто знал: словно чей-то знакомый голос прямиком из сердца направлял каждый его шаг. Открыв глаза, Юньлань оглядел окружающие его камни: они кружились вокруг него, словно звёзды, непредсказуемые, непостижимые взгляду.
Кое-кто среди оставшейся позади толпы начал перешёптываться, недоумевая, что происходит. Шэнь Вэй не обращал внимания ни на кого, кроме одной далёкой фигуры.
Горнолыжное снаряжение и растрёпанные ветром волосы Юньланя каким-то образом сплавились в глазах Шэнь Вэя с длинным зелёным одеянием, которое он видел последний раз много лет назад.
Потеряв над собой контроль, Шэнь Вэй позволил тёмному туману вырваться из-под плаща, окутав Чжао Юньланя и отрезав всех остальных — словно во всём этом мире они остались только вдвоём.
Шэнь Вэй горько рассмеялся. Десять тысяч лет назад ему всего лишь требовалось, чтобы на него обратили внимание. Ради этого он с радостью отдал бы жизнь, и останавливал его только страх, что он недостоин и не заслуживает даже случайного беглого взгляда. А теперь алчность захватила его целиком: он посмел возжелать Юньланя лишь для себя, себя одного, и чтобы никто больше не смел даже смотреть на него, не то что прикасаться.
Без ведома Шэнь Вэя рождённое тысячи лет назад семя проросло глубоко в его сердце и распустилось неутолимой одержимостью.
Может, такова была его натура, а может, всего лишь инстинкты, но Шэнь Вэй боролся с самим собой с самого рождения — и всё равно: одной случайной встречи хватило, чтобы он сорвался с цепи.
Земля у них под ногами задрожала: откуда-то издалека добрался далёкий отзвук грома. Плотные облака взрезала молния, и на вершине горы во вспышке света мелькнуло жуткое лицо: это Призрачная Маска стоял там и холодно взирал на них сверху вниз.
Окружающие их камни вдруг с грохотом пошатнулись, и в одно мгновение весь отряд каким-то образом тоже оказался на вершине горы Куньлунь: на запретном пике, закрытом для всех, кроме самих богов.
Пока остальные восстанавливали равновесие, кот на руках Чжао Юньланя громко зарычал, и следом за ним все взгляды устремились к священному дереву, растущему здесь с самого начала вселенной. Переплетённые ветки уже наполовину усохли: ни листьев, ни цветов — живительная энергия утекала из них прямо на глазах.
Чёрный кот вырвался из рук Юньланя, но стоило его лапам коснуться земли, как его тело вдруг удлинилось, мучительно смялось — и Да Цин обратился человеком.
Чжао Юньлань понятия не имел, что он так умеет, и внезапное обращение заставило его вздрогнуть. У мужчины перед ним были длинные чёрные волосы, струящиеся вниз по спине, и яркие кошачьи глаза, сияющие холодом, словно драгоценные изумруды.
— Кто смеет осквернять гору Куньлунь? — хрипло произнёс Да Цин знакомым Юньланю низким голосом, и окинул взглядом умирающее дерево.
Его глаза наполнились слезами.
В тот же миг перед ними возникли бесчисленные призрачные звери, подпитываясь силами от корней святого дерева: земля под ногами лопнула, и звери рванули вперёд гневной ордой, визжа и завывая.
Жестокий порыв ветра хлестнул Юньланю по лицу, а среди облаков вдруг проступило лицо Призрачной Маски: огромное, оно закрывало собой солнце и небо, и его губы кривились в ухмылке.
Следом возникли его громадные руки: в темноте, окружающей пик горы Куньлунь, можно было разглядеть, что одна из них сжата в кулак, а другая спрятана за спиной. За плечом у него витал огромный котёл — высотой с многоэтажное здание — и неистово крутился вокруг своей оси. От него поднимались жуткие порывы ветра, до боли бьющие по ушам.
— Это же Котёл Душ! — в ужасе закричал кто-то. — Котёл Душ!
Призрачная Маска вдруг освободил спрятанную за спиной руку, и гигантский топор, который он сжимал в пальцах, безжалостно устремился к земле.
Чжао Юньланя смело с места, и он с трудом поднялся на ноги. Прямо в лицо ему бил пахнущий кровью ветер, мешая открыть глаза, но Юньлань упрямо уставился вперёд.
Топор обрушился на землю невыносимым весом, но остановил его изящный клинок длиной всего лишь в метр.
Палач Душ выглядел муравьём, удерживающим на своих плечах огромный булыжник. Злобные удары ветра разорвали его рукава, открыв бледные красивые руки. А затем Палач Душ резко развернулся, и огромный топор оглушительно треснул прямо посередине. Ещё удар, и трещина со звоном пошла глубже, расползлась целой сетью, и топор тяжело рухнул на землю, образовав стометровую бездну на краю снежной вершины. Множество призрачных зверей под его весом отправились в ад.
Первый раунд этой жуткой дуэли закончился, и Палач Душ медленно произнёс:
— Котёл Душ! Да ты совсем свихнулся.

Примечание к части

*Алая река — одна из мифологических рек, берущих начало на горе Куньлунь. https://en.wikipedia.org/wiki/Red_River_(mythology)

— Вовсе нет, — заговорил, наконец, Призрачная Маска. — Столп Природы у тебя, и так тому и быть: когда-нибудь ты сам мне его отдашь. Но сейчас мне нужна Кисть Добродетели. Если две опоры, удерживающие небо, рухнут — больше никто не сможет меня остановить. — Он окинул взглядом присутствующих. — Я смотрю, ты привёл друзей? Они разве не боятся, что ты их предашь?
Эти небрежные слова прозвучали звонкой пощёчиной.
Разглядев в толпе Чжао Юньланя, Призрачная Маска улыбнулся шире:
— И Хранитель здесь. Как я и думал.
Да Цин шагнул было вперёд, оскалив зубы, но Юньлань резво схватил его шкирку и утащил за собой. Притворно улыбаясь, он покрепче ухватил Да Цина за волосы, удерживая на месте, а свободной рукой принялся шарить по карманам, отчаянно нуждаясь в сигарете.
Даже в человеческом облике инстинкты Да Цина оставались кошачьими: развернувшись, он ударил Юньланя «лапой», но без когтей этот слабый удар оставил всего лишь пару бледных полос на коже. Да Цин недовольно поёжился.
— Не мешайся, глупый ты кот, — прикрикнул на него Чжао Юньлань, нисколько не впечатлённый его новым бессмертным обликом.
— А в чём дело?
Глаза Чжао Юньланя ярко светились, когда он небрежно выдул колечко дыма бескровными губами.
— Нервничаю слегка, не видишь? — прошептал он, теребя в пальцах сигарету.
Да Цин округлил глаза от удивления.
Юньлань скользнул взглядом по окружающей их толпе.
— Вороны здесь на стороне ада, остальные — каждый за себя. Вижу нескольких архатов [1], а эти ребята кто? Заклинатели?
После падения топора Призрачной Маски, все присутствующие естественным образом разделились на группы.
— Некоторые из них, — кивнул Да Цин, — а остальные — вознеслись и работают на небеса. — Но ни у кого из них силёнок не хватит тягаться с этими двумя. Без твоей помощи они даже не сумели бы подняться сюда. Единственной, кто рискнул бы сунуться в эту битву, может быть женщина с телом змеи.
Лицо женщины, тело змеи… Кто это может быть, кроме древней императрицы и всемогущей богини Нюйвы?
Из тёмных облаков над головой медленно посыпался снег. Призрачные звери и волшебные существа замерли друг напротив друга на грани побоища.
Да Цин отвернулся от священного дерева, с трудом сохраняя спокойствие.
— Тебе тоже лучше держаться подальше, — предупредил он.
Снежинка с шипением растаяла на кончике сигареты Чжао Юньланя. Он вытащил платок, завернул погасшую сигарету в ткань и крайне экологично спрятал в карман, после чего последовал совету Да Цина и, осторожно приблизившись к священному дереву, положил на него ладонь.
Ствол оказался ледяным, словно глыба льда.
«Я ничего не помню, — признался Юньлань про себя, — но ты же узнаёшь меня, правда?»
В тот же миг свежий зелёный побег проклюнулся из заледеневшей коры, потянулся к Юньланю и нежно обвился вокруг его пальца.
Юньлань покрепче вцепился в лямку своего рюкзака и слабо улыбнулся:
— Значит, у нас есть шанс.
Призрачная Маска тем временем дотянулся до своего котла и взял его в ладони. Огромный, он словно закрыл собой всё небо, и тёмный плотный дым слегка переливался через край, отчего пальцы Призрачной Маски выглядели ещё бледнее.
— Древо Добродетели… Тело, ещё не жившее, но уже мертво, — пробормотал тот. — Знает ли Хранитель, что такое на самом деле Кисть Добродетели?
Юньлань развернулся к нему, опираясь на холодный древесный ствол, и запрокинул голову.
— Валяй.
— До того, как Жёлтый Император схлестнулся с Чи Ю, между богами существовало много других конфликтов. Фу Си и Нюйва желали восстановить порядок, и потому они поднялись на гору Куньлунь, где нашли ветвь святого дерева. Вспомнив, что именно земля питает три вечных зла в каждом из созданных ею людей, Нюйва решила посадить эту ветвь в преисподней…
— Заткнись! — взревел Палач Душ.
Чёрный дым взвился вокруг него, и глефа вдруг начала удлиняться и удлиняться, словно древнее оружие Сунь Укуна [2]; только её древко осталось тем же, поддерживая вес чудовищного лезвия.
Оно взвилось в небо, пронзая облака, и в грохоте поднявшегося жуткого шторма гром и молния пролились на голову Призрачной Маски.
Однако тот лишь оглушительно засмеялся, раскрыл рот — и проглотил молнию целиком. Глефа тут же обрушилась следом, целясь через грудь Призрачной Маски прямиком в котёл в его руках, и поднятый ею ветер осыпал стоящих на земле градом камней и пыли.
Призрачные звери рванули в атаку.
В темноте, окутавшей вершину горы Куньлунь, занималась битва призраков и богов.
Потеряв равновесие, Чжао Юньлань тяжело осел между выпирающих из земли корней священного древа. Среди воцарившегося хаоса он ничего не мог сделать, а потому безмятежно подпалил очередную сигарету. Ему наконец-то стало ясно смятение Палача Душ: Призрачная Маска не видел в нём врага, а остальные — союзника… А значит, вся тяжесть происходящего ложилась целиком на его плечи. И сейчас они с Призрачной Маской действительно меряются силой: в их прошлую встречу тот определённо сдерживался, иначе они с Шэнь Вэем не смогли бы так просто от него избавиться.
Кажется, Призрачная Маска не желал настоящей битвы с Палачом Душ.
— Преисподняя, — повторил Чжао Юньлань себе под нос.
Призрачная Маска невольно ответил на все его вопросы. По легенде, все люди несут в себе три вечных зла: «жадность», «ненависть» и «невежество» — их ещё называют тремя телами [3]. И эти три вечных зла питаются от земли, а значит, все они наверняка родились где-то в глубинах преисподней.
Призрачная Маска пружинисто вскочил, уворачиваясь от удара Палача Душ, и гора Куньлунь задрожала под его весом.
— Святое дерево было поражено милосердием Нюйвы, — продолжил он, — а потому оно пересохло и умерло, чтобы переродиться в легендарное Древо Добродетели. А затем, после битвы с Чи Ю…
— Заткнись! Замолкни! — Глефа Палача Душ снова обрушилась на Призрачную Маску. Юньлань не видел, где Шэнь Вэй стоит, и с трудом воображал, как ему удаётся с такой лёгкостью управляться со своим стометровым лезвием.
Удар в живот заставил Призрачную Маску замолчать, и его огромное тело вдруг съежилось вдвое — глефа Палача Душ едва разминулась с его шеей. Котёл Душ с грохотом ударился о землю, и бесчисленные голоса отозвались ему диким воем.
Из глубин котла выплеснулась новая волна призрачных зверей.
Чжао Юньлань наблюдал за всем этим со странным спокойствием, без капли волнения или нервозности. Он даже не обернулся, почуяв, что кто-то подбирается к нему сзади.
Зато Да Цин времени даром не терял: зажав в ладони кинжал, он одним прыжком с дерева добрался до неприятеля.
Однако Призрачная Маска просто выставил руку, и кинжал, словно столкнувшись с металлом, с жалобным звоном выпал из пальцев Да Цина. Призрачная Маска потянулся было схватить его за горло, но Да Цин даже в человеческом облике вовсе не растерял своих кошачьих повадок: в два прыжка он ретировался обратно на дерево и свесился с него, с почтительного расстояния наблюдая за Призрачной Маской, как тигр за своим будущим ужином.
— Прежде, чем обижать кота, лучше вспомни, кто его хозяин, — процедил Чжао Юньлань, медленно оборачиваясь к Призрачной Маске с безучастным выражением лица. От его улыбки не осталось и следа, и он смерил противника взглядом и холодно рассмеялся. — Тебе удалось забраться сюда только благодаря огню души из моего плеча, неужто ты и впрямь считаешь, что тебе всё дозволено?
Эти слова сработали лучше автоматной очереди. Призрачная Маска застыл на месте в трёх шагах от Юньланя, не смея разорвать эту дистанцию.
Подоспевший Шэнь Вэй тоже поражённо замер.
— После битвы с Чи Ю, три правителя решили положить конец розни и сотворили Кисть Добродетели из ветви Древа Добродетели: реликвию, знающую обо всех человеческих поступках — добрых и злых, — неторопливо продолжил Чжао Юньлань, разглядывая маску на лице своего противника, и выдул в его сторону очередное колечко дыма. — А затем Кисть Добродетели вместе с другими святынями была спрятана, когда Нюйва восстановила небеса и превратила четыре ноги черепахи Ао в четыре колонны. Солнечные Часы Реинкарнации остались на земле, Столп Природы был похоронен под ней, а Кисть Добродетели… — Взгляд Юньланя скользнул куда-то в сторону. — «Разбилась на бесчисленные осколки, каждый из которых обратился чьей-то душой». Не так ли, уважаемый судья?
Скрывающаяся между ветвей фигура неловко шагнула вперёд, и судья упал на колени, прижимаясь лбом к земле и дрожа:
— У меня не было выбора, я вынужден был скрыть от вас правду. Умоляю простить меня, владыка Куньлунь.
Чжао Юньлань не удостоил его даже взглядом.
— Вы не слишком хороший лжец. Знаете, что самое важное во вранье? Не запутаться в деталях. То, что вы мне вчера наговорили, изначально было плохо сляпанной на коленке сказкой, в которой любой почуял бы подвох. Человеческие души сотворила Нюйва, разве могли осколки Кисти Добродетели обратиться ими? И предположить, что собранные вместе, эти души обратятся Кистью… Мне такое не под силу — да никому это не под силу, разве не так? Скольких ещё вы обманули своей сладенькой сказочкой?
Судья трясся перед ним, как лист на ветру.
Забытый всеми котёл вдруг задрожал, а вместе с ним вздрогнула и вся гора Куньлунь. Священное дерево за спиной Чжао Юньланя вдруг распустилось бесчисленными побегами, а на мёртвых, сухих ветвях с тихим шорохом раскрылись невозможные для этого пустынного и укрытого снегом места прекрасные цветы.
Чжао Юньлань лениво опёрся спиной на ствол, словно происходящее его нисколько не заботило, и спокойно произнёс:
— Раз Куньлунь — это я, то и Кисть Добродетели принадлежит мне. Почему бы тебе не вернуть её законному владельцу?
Личина, прячущая лицо Призрачной Маски, искривилась и треснула пополам. Чжао Юньлань окинул его ленивым взглядом, поднял с земли что-то мокрое от снега, отряхнул с него пепел и негромко добавил:
— Не нужно со мной играть. Я и так знаю, как ты выглядишь.
Ощутив, как резко Шэнь Вэя охватила паника, Чжао Юньлань понизил голос и улыбнулся ему:
— Внешность ничего не значит. Ты правда думаешь, что я не вижу между вами разницы?
Не успел Шэнь Вэй ответить, как на пик горы Куньлунь обрушился резкий ветер, сильнее, чем он был до случившейся дуэли. Да Цина едва не сдуло с дерева, но он перекинулся в кота и вцепился в кору когтями. Палача Душ и Призрачную Маску ветер, казалось, не заботил, а Чжао Юньланя защищало священное дерево, но всех остальных порывы ветра неумолимо сбили с ног. Судью швырнуло лицом вперёд в снег, сражающихся в воздухе прибило к земле, а пытающихся скрыться — вытащило наружу. Целую орду призрачных зверей поглотил вихрь, грозя утянуть следом и всех остальных.
А в самом сердце урагана, в его центре появились контуры гигантской кисти: Кисти Добродетели!
Однако ни Чжао Юньлань, ни Шэнь Вэй, ни Призрачная Маска не сдвинулись с места, словно святыня, за которой они охотились, вовсе не имела значения.
— Раз Храни… Куньлунь пожелал Кисти явиться, почему бы ему не забрать её? — спросил Призрачная Маска.
Даже терзаемый порывами ветра, Юньлань выглядел так, словно его вовсе ничего не беспокоило.
— Меня волнует тот факт, что кое-кто может попытаться этим воспользоваться, — насмешливо уронил он.
Судья так и не смел поднять голову от земли.
— За пламя души… Я всё ещё твой должник, — вздохнул Призрачная Маска. — Мне бы не хотелось применять силу.
Он громко свистнул: из-под земли вылезла целая орава призрачных зверей и окружила собравшихся. Палач Душ немедленно заступил перед Чжао Юньланем с глефой наперевес.
— Неужели в моём дереве завелись черви? — холодно бросил Юньлань и взмахнул рукой.
С его пальцев сорвался проливной дождь мелких капель: ядовитая, жуткая кислота оросила землю. Призрачные звери дружно взвыли от боли, а судья побледнел ещё сильнее, отполз в сторону и зашёлся криком:
— Отвар пяти чёрных! Это же отвар пяти чёрных!
Этот отвар готовился из крови пяти чёрных зверей: пса, кота, осла, свиньи и петуха. Все они были рождены в тёмный час тёмного месяца, и отличались угольно-чёрной шерстью и внутренностями. Никакой особой ценности в них не было — кроме того, что их было сложно заполучить. Подобный рецепт мог запросто усмирить любого обитателя преисподней.
Нетрудно было догадаться, для кого же был был предназначен этот отвар.
Кисть Добродетели между тем уменьшилась в размерах и опустилась на священное дерево, а затем и вовсе втянулась в оплетённый свежими побегами ствол.
Подобного развития событий никто не мог ожидать. Призрачная Маска резким ударом отбросил с дороги судью и потянулся к дереву, но Чжао Юньлань отбил его руку своей.
Это было так больно, словно вместо конечностей у Призрачной Маски были металлические протезы. Не нужно было заглядывать под куртку, чтобы знать, что этот удар оставил на коже Юньланя болезненный тёмный синяк.
Однако он не позволил этому отразиться на лице, и Призрачная Маска не спешил сходиться с ним в поединке: вместо этого он обогнул Юньланя и дотянулся до поверхности дерева.
Раздался резкий треск, и священное древо оттолкнуло руку Призрачной Маски с такой силой, что тот сорвал два ногтя, и с его ладони на землю закапала чёрная кровь.
Чжао Юньлань небрежно сунул руки в карманы, делая вид, что держит происходящее под контролем, и широко улыбнулся:
— Я пытался тебя остановить, но ты всё равно прёшь напролом, не так ли?
Призрачная Маска стиснул зубы и растворился в облаке чёрного дыма, оставив своих прислужников позади, и они дружно набросились на Чжао Юньланя.
Каждый из них лишился головы под ударом глефы Шэнь Вэя.
Юньлань вздохнул с облегчением и нагло ухмыльнулся. Прикоснувшись к стволу священного дерева, он немедленно ощутил, как оно тянет его к себе.
Прекрасное дерево. Юньлань благодарно ему улыбнулся.
— Ты… — Капюшон с головы Шэнь Вэя сорвало ветром, когда Кисть Добродетели только объявилась, и даже окружающий его чёрный туман растворился в воздухе. Родное Юньланю лицо было переполнено эмоциями: надежда и волнение боролись с видимым напряжением. — Ты всё вспомнил?..
— Разумеется нет, — оскалился Юньлань, — я просто умею виртуозно врать, а вы, что, поверили? — Он подмигнул Шэнь Вэю и поморщился, пошевелив рукой. — Блядь, больно-то как! Призрачную Маску что, из стали ковали?
Шэнь Вэй потерял дар речи.
Его сердце, только что колотившееся где-то в горле, опустилось на место, болезненно ударившись о грудную клетку.
— Иди сюда и задержи их, — попросил Юньлань. — Меня зовёт это дерево, и я должен ответить. А может и Кисть Добродетели сумею добыть. — Его рука прошла сквозь кору, и шагнув вперёд, онвдруг развернулся к Шэнь Вэю и добавил: — Вернёшься первым — дверь не закрывай и оставь свет в коридоре. Люблю тебя.
И с этими словами Чжао Юньлань исчез внутри священного дерева.

Примечание к части

[1] Арха́т (от санскр. अर्हत् — достойный; или пали арахант) — в буддизме человек, достигший полного освобождения от клеш и вышедший из «колеса перерождений»; верующий, вступивший в четвёртое отделение пути ко спасению и ещё при жизни достигший неполной («дживанмукти» веданты — «искупление при жизни») Нирваны, то есть совершенного, высшего состояния человеческой души, характеризуемого абсолютным спокойствием, отсутствием всяких страстей и эгоистических движений; буддийский святой. - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D1%85%D0%B0%D1%82_(%D0%B1%D1%83%D0%B4%D0%B4%D0%B8%D0%B7%D0%BC)
[2] Сунь Уку́н (кит. трад. 孫悟空, упр. 孙悟空, пиньинь Sūn Wùkōng) — китайский литературный персонаж, царь обезьян, известный по роману «Путешествие на Запад» У Чэнъэня. Как и Нэчжа, является одним из наиболее популярных образов трикстеров в культуре Восточной Азии. - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D1%83%D0%BD%D1%8C_%D0%A3%D0%BA%D1%83%D0%BD
[3] ”Три тела” или “три червя” — в китайской мифологии демоны, живущие внутри человеческого тела и желающие приблизить смерть своего носителя. Предположительно, эти потусторонние паразиты даны человеку от рождения и располагаются в трёх его энергетических точках: в голове, в груди и в животе. После смерти носителя, три червя освобождаются из плена и превращаются в злых духов.

После исчезновения виновника торжества, Шэнь Вэй методично зачистил вершину горы Куньлунь от нашествия призрачных зверей. Вскоре от отряда, который привёл за собой судья, почти ничего не осталось — только пара демонов помогала судье подняться. Тот явно хотел бы что-то сказать, но не решался приблизиться.
Шэнь Вэй поманил к себе Да Цина и мягко объяснил:
— Спускайся, я отнесу тебя домой.
Да Цин забрался к нему на плечо. Шэнь Вэй был сложен приблизительно так же, как Чжао Юньлань, и его плечи были столь же удобны, но Да Цину всё равно было неловко обременять подобным Палача Душ, и он сжался в тесный клубок, вцепившись когтями в его чёрный плащ.
К тому моменту судья собрался с силами и слабо подал голос:
— Ваша Честь…
Шэнь Вэй убрал за спину свою глефу и ровно произнёс:
— Лучше убирайся, пока я не разозлился.
Небо над их головами, наконец, прорезали задержавшиеся лучи рассвета.
Когда Шэнь Вэй добрался до квартиры Чжао Юньланя, было уже за полдень. По телевизору репортёры жаловались на погодные аномалии этого утра и дружно пытались разгадать, что же за ними стоит.
Шэнь Вэю оставалось только одно: ждать у двери.
Он придвинул к ней небольшое кресло, сел и застыл без движения.
Да Цин потихоньку забрался на подоконник и улёгся там, словно статуэтка.
Через три или четыре часа, когда солнце уже почти село, телефон Шэнь Вэя дрогнул от входящего сообщения.
Точнее, целых трёх.
«Наконец-то, связь появилась! Со мной всё в порядке, скоро буду.»
Через минуту: «Блядь, позвонил мой начальник и приказал явиться на ужин. Не жди меня.»
И ещё через минуту: «Иди в постель, будь хорошим мальчиком.»
Да Цин спрыгнул с подоконника, почтительно обошёл кресло и собрался с силами, чтобы вежливо уточнить:
— Ваша Честь, прошу прощения… Это Хранитель вам пишет?
Шэнь Вэй кивнул:
— Он ещё занят, но скоро вернётся.
Вздохнув, Да Цин помедлил и произнёс:
— Тогда… Тогда, если вы не возражаете, я вернусь в офис.
Шэнь Вэй посмотрел на него сверху вниз, и Да Цин невольно опустил глаза в пол. Сейчас он очень старался забыть, как имел привычку отзываться о «профессоре Шэне» ранее.
— Можешь идти, — кивнул Шэнь Вэй.
Да Цин с облегчением выскользнул за дверь. Делить крошечную квартирку с Палачом Душ ему не понравилось: если бы не этот чёртов Чжао Юньлань, он бы сразу помчался в офис, где его ждал целый холодильник, набитый кошачьей едой.
А вместо этого пришлось половину дня провести в страданиях.
***
Ни на какой ужин Юньланя не звали. И вообще никуда не звали.
Отправив последнее сообщение, он принялся бездумно бродить по улицам города Дракона.
Обычно зимы здесь были морозными и сухими, но в этом году январь выдался снежным и туманным. Землю покрывала корка льда, и машины ездили по улицам с особой опаской. Большинство магазинов были уже закрыты, и даже пешеходов не наблюдалось: город казался сегодня почти заброшенным.
Чжао Юньлань выглядел так, словно не знал, куда ему податься. Глаза у него покраснели, а лицо было бледным и измождённым.
Когда у него в кармане зазвонил телефон, Юньлань принял вызов и хриплым голосом отозвался:
— Привет, пап.
— Надо же, — задумчиво произнёс голос на другом конце линии. — Почему я не мог дозвониться до тебя раньше?
Юньлань понятия не имел, что ему сказать. Стоя на краю дороги, он поплотнее запахнул куртку, прячась от ветра, и прикрыл уставшие глаза.
— Наверное, связи не было.
— Где ты сейчас? — спросил его отец.
Подняв глаза к табличке, Юньлань зачитал с неё название улицы.
— Жди там. Я тебя заберу, — приказал отец и положил трубку.
Чжао Юньлань сунул телефон в карман и скорчился на бордюре, бездумно следуя чужим указаниям. Где-то через двадцать минут рядом с ним остановилась машина, и водитель — его отец — открыл дверь, недовольно скривившись:
— Ты нищий, что ли? Забирайся давай.
Чжао Юньлань в ответ нехорошо оскалился, поднялся на онемевшие от холода ноги и влез на сидение. Словно замёрзший пёс, он пристроился в тёплом салоне и скрестил руки на груди, угрюмо приподняв плечи и всем своим видом выражая нежелание разговаривать и отвечать на любые вопросы.
Отец медленно повёл машину вперёд.
— Где ты был, — спросил он, — и почему так одет?
— Тибетское плато, — ровно выдохнул Юньлань.
— Что ты там делал?
— Помогал горному патрулю бороться с браконьерами.
— Чушь собачья, — отрезал отец.
Чжао Юньлань упрямо молчал.
— Твоя мать мне всё рассказала, — продолжил отец, — ещё два дня назад. Тогда я не знал, что тебе сказать, и потому не позвонил раньше. — Юньлань смерил его усталым взглядом. — Когда ты был ребёнком, моя карьера как раз пошла в гору. Я был вечно занят, и тобой занималась мать… У меня не было времени возиться с сыном, и я никогда об этом не задумывался. Пока твоя мать не притащила меня на родительское собрание в школу. Только проведя свой единственный выходной в обществе твоих учителей и других родителей я понял, как ты отличаешься от других детей.
— Не просто отличаюсь, — горько усмехнулся Юньлань, — а очень сильно, пап. Давай не будем вспоминать былое? У меня сегодня нет на это сил.
Отец бросил на него резкий взгляд.
— Я тебя избаловал… Разве я сказал хоть слово против, когда ты заразился идиотской идеей сформировать отдел специальных расследований? Наоборот, я помог тебе в этом, воспользовался моими связями… Так что тебе не следует сейчас демонстрировать свой отвратительный характер.
— Ладно, — скривился Юньлань, крепче зажав ладони между коленей. — Что ты хочешь мне сказать?
— Ты знаешь, что я придерживаюсь традиционных взглядов. И ты должен расстаться со своим профессором.
— Нет, — отрезал Чжао Юньлань и обжёг отца ледяным взглядом.
— Я не собираюсь с тобой спорить. Выслушай меня, — нахмурился отец. — Скажи, что тебе в нём так нравится? Разве он незаменим? Разве он стоит того, чтобы подвергаться насмешкам общества? Ты думал о том, что по закону вы не имеете права быть вместе? Тебе обязательно нужно было выбрать такого, как он?
— А мама не такая красивая, как современные поп-звёзды, как это ты решился жениться на ней, если в море столько другой рыбы? — огрызнулся Юньлань и неприятно усмехнулся. — Плевать мне на насмешки, и что такое «закон»? Захочу — подделаю свидетельство о свадьбе, делов-то. На Университетской улице за пять баксов можно купить печать любого государственного органа, ты не знал?
— Я говорю с тобой, как с равным, что это за детский сад?
— Извини, — фыркнул Юньлань, опустив взгляд, и сжал пальцами переносицу.
— Когда-нибудь, когда гормоны улягутся, ты пожалеешь об этом решении, — спокойно предрёк отец. Его голос расслаблял: его нельзя было обвинить в чрезмерном напоре, но он обладал превосходным даром убеждения. — Я был молод. Я знаю, как влечёт страсть. Но подобную связь я никак не могу одобрить. Знаешь, почему?
Чжао Юньлань молчал.
— Читал «Анну Каренину»? — продолжил отец. Они медленно ехали по пустынным улицам. — Почему она должна была умереть? Можно, конечно, поспорить, что её интрижка была аморальна, а твои отношения — это совсем другое. И я соглашусь. Но сходство определённо есть. Любовь сильна, но хрупка: перед лицом невзгод она, возможно, поднимется с чудовищной силой, и именно поэтому её восхваляют ещё с древних времён. Но ты должен помнить, что при подъёме на гору подкосить человека может не сам путь, а песчинка в его сапоге.
Юньлань по-прежнему упрямо сжимал губы.
— Трудную любовь всегда сопровождает настойчивость и упорство. Но со временем любовь угасает, ты не думал об этом? И когда от страсти не останется и следа, ты и не вспомнишь, как хорошо вам было вместе. В памяти останутся только трудные времена. Каково тебе будет смотреть на него тогда? А ему на тебя? Неужели это не приходило тебе в голову? Мы такие разные, но все любим одинаково: никто из нас не исключение. Помнишь тот магазинчик мороженого, который ты обожал в детстве?
Юньлань медленно покачал головой.
— Твоя мать не позволяла тебе жрать всякую гадость — считала, что это вредно для здоровья. А тебе так сильно хотелось мороженого, что ты даже голодовки устраивал — так тебе оно было нужно. И тогда у меня появилась идея: я начал брать тебя в этот магазинчик трижды в день и каждый раз покупал тебе по два здоровенных ведра. Даже когда у тебя болел живот, мы всё равно ехали туда, ещё целый месяц, и в итоге — стоило мне упомянуть мороженое, как ты начинал плакать и цепляться за дверной косяк, умоляя оставить тебя дома.
Чжао Юньлань с видимым трудом улыбнулся.
— Подумай снова, — спокойно попросил отец. — Сколько ещё вы с твоим профессором сможете продержаться?
Столь рассудительному тону сложно было возражать. Юньлань перебирал в голове варианты ответа. В горле у него было сухо: Юньлань нашарил на дверке бутылку воды, выпил из неё половину и медленно произнёс:
— Я знаю Шэнь Вэя очень давно, с самого начала моей работы. И пап, я знаю, что ты имеешь в виду, но есть в этом мире люди, с которыми нельзя обращаться плохо, несмотря на влечение, красоту или похоть. Иначе… Как дальше жить?
Отец взглянул на него: Чжао Юньлань тяжело осел на сидении, прикрыв глаза, и выглядел сейчас ещё более усталым, чем прежде.
Помолчав, отец неохотно признал:
— Ладно. Ты теперь взрослый, и твои поступки меня не касаются. Если ты правда веришь в то, о чём говоришь, то мне больше нечего тебе сказать. Но ты должен будешь когда-нибудь привести его с нами поужинать.
— Спасибо, — тускло отозвался Юньлань, не чувствуя ни облегчения, ни радости. Тревожная морщинка застыла между его бровей. — Пап, может выпьем?
Отец смерил его взглядом и развернул машину.
Они приехали в небольшой местный ресторанчик, пустынный и тихий, и усевшись за стол, отец раскрыл перед Юньланем меню и сказал:
— Заказывай, что хочешь. Я заплачу. — Он кивнул официанту. — А мне, пожалуйста, принесите чаю.
Они сидели друг напротив друга, и любой прохожий мог заметить, насколько отец и сын были похожи. Один пил чай, а другой глушил вино, но ни один из них не мешал другому ни жестом, ни разговором.
Опьянение никогда не отражалось у Чжао Юньланя на лице: чем больше он пил, тем больше бледнел, вот и всё. Однако, когда перед ним уже стояли две пустые бутылки, отец подозвал официанта и приказал:
— Принесите ему медовой воды. Когда настроение не очень, можно немного выпить, но я твой отец и должен заботиться о тебе. Ты так желудок сорвёшь или отравишься.
Помедлив, Юньлань признался:
— Я голоден. Можно мне жареного риса?
— В чём дело? — спросил отец, отпустив официанта. — Поссорился со своим профессором?
— Нет, конечно, — с трудом улыбнулся Юньлань. — Я давно уже перерос глупые ссоры.
— Тогда что не так?
В этот раз Чжао Юньлань молчал очень долго, а его взгляд скользил по мраморной поверхности стола, словно отыскивая ответ в прожилках белого камня. Когда принесли еду, он медленно произнёс:
— Произошло столько всего, что я не могу понять, прав я или ошибаюсь. Что мне делать?
Отец достал сигарету и поджёг её, прежде чем ответить:
— Я могу только поделиться собственным опытом. За все эти годы я понял, что есть четыре идеи, над которыми бесполезно раздумывать слишком долго: вечность, прав ты или виноват, добро или зло, а также — жизнь или смерть. — Юньлань поднял на него покрасневшие глаза. — Преданность может быть добродетелью. Но если настаивать, что она продлится вечно, эта идея поглотит тебя целиком, заставив забыть о почве под ногами. Если сосредоточиться на том, чтобы всегда быть правым, легко перегнуть палку, ведь всё в этом мире нельзя поделить на белое и чёрное. А если слишком стараться для всех быть хорошим, это сделает тебя тщеславным и недалёким, и тогда уже законам придётся подстраиваться под твои ценности. Ну, а если чересчур много внимания уделять необходимости остаться в живых, можно упустить самое важное, и твоя жизнь превратится просто в существование.
Чжао Юньлань молча слушал.
— Некоторые вещи лучше не подвергать сомнению и не пытаться разложить по полочкам. И уж точно они не стоят того, чтобы над ними убиваться. Что сделано, то сделано, и был ли ты прав или виноват — уже не имеет значения. Не лучше ли смотреть в будущее, как думаешь?
Выслушав его до конца, Юньлань опрокинул в себя чашку медовой воды и ровно выдохнул:
— Что-то мне расхотелось есть. Подвезёшь меня домой?
***
Отец привёз его к порогу, но подниматься не стал.
— Тебя ждёт твой профессор, не так ли? Не хочу оказаться незваным гостем. Поднимайся сам, встретимся в другой раз.
Машина отъехала сразу, как за Юньланем захлопнулась дверь, и он пожал плечами и медленно поднялся по лестнице.
Шэнь Вэй очень долго ждал его возвращения. Услышав поворот ключа, он вскочил и распахнул дверь, как только замок послушно щёлкнул, открываясь. Юньлань выглядел практически трезвым, но от него пахло алкоголем, и он едва не споткнулся о порог, но Шэнь Вэй успел поддержать его под локоть.
— Сколько ты выпил?
— Всё в порядке, — уверил Юньлань, прижавшись лбом к его плечу, и улыбнулся. — Мне надо в душ… И поесть.
Шэнь Вэй растерянно промолчал. Им ещё предстоял разговор о беспечном решении Юньланя взобраться на гору Куньлунь, но стоило Шэнь Вэю увидеть, как жалко тот выглядит, держась за живот, и все упрёки вылетели у него из головы.
— Я подогрею тебе димсам, — вздохнул он.
Чжао Юньлань легко поцеловал его в шею и освободился из объятий, чтобы вытащить из кармана небольшую узкую коробочку.
— Подарок тебе, — сказал он, бросив её Шэнь Вэю, и направился в ванную.
Открыв крышку, Шэнь Вэй обнаружил внутри тонкую кисть с деревянной ручкой и нежным золотым свечением. В ладони она лежала неожиданной приятной, роскошной тяжестью.
Безо всяких сомнений, это была легендарная Кисть Добродетели.
Из транса восхищения Шэнь Вэя резко вырвал звук глухого падения, раздавшийся в ванной. Отложив святыню, он бросился туда и постучал в дверь:
— Юньлань! С тобой всё хорошо?
В этой квартире у Юньланя была ванна, оборудованная душем: если было время, можно было залечь в ней надолго, а если нужно было торопиться — ничего не мешало быстро сполоснуться и убежать по делам.
А минуту назад он случайно выкрутил горячую воду слишком сильно, и в окружении тёплого влажного пара алкоголь мгновенно ударил ему в голову. Поскользнувшись на скользком дне, Юньлань упал и едва не заработав сотрясение мозга.
За звоном в ушах, шумом воды и звёздочками, лезущими в глаза, он не услышал голоса Шэнь Вэя.
А тот, не дождавшись ответа, решительно распахнул незапертую дверь.

Разумеется, никто не ходит в душ в одежде.
Дезориентированный после падения, Чжао Юньлань вслепую нащупал край ванной и с трудом сел, тяжело дыша. Горячая вода хлестала сверху, заливала глаза; на согнутой спине отчётливо выделялись острые лопатки, и тёплые струи соблазнительно стекали с его плеч к узкой талии, а ещё ниже… Шэнь Вэй не решился смотреть ниже. Ему хватило запятнанных синяками запястий, где тонкая кожа успела покраснеть от жары.
Здесь было слишком жарко даже для Шэнь Вэя. На мгновение ему показалось, что он зашёл прямиком в разогретую духовку.
Схватив самое большое полотенце, он торопливо накинул его на плечи Чжао Юньланя и только потом осознал, что нужно выключить воду. Шэнь Вэй закрутил оба крана и, стараясь сохранить приличия, помог Юньланю подняться и завернул его в полотенце, а затем аккуратно вывел его из ванной. Уши у него пекло от смущения.
К счастью, сам Юньлань не пытался воспользоваться положением: его привычное бесстыдство отключилось вместе с мозгом, до сих пор плавающем в алкогольных парах и обжигающе горячей воде.
Полотенце быстро промокло, пропитавшись влагой, и сквозь его толстую ткань Шэнь Вэй всё равно отчётливо видел контуры длинных, красивых ног. Сердце колоколом звенело у него в висках, пока Шэнь Вэй бережно укладывал Юньланя на кровать. Тот сразу сжался в тревожный комок и закрыл ладонями голову.
Шэнь Вэй отдёрнул руки, словно прикоснулся к раскалённой сковороде, и беспомощно застыл рядом, не зная, что делать дальше.
Однако он быстро заметил, как расползается влажное пятно по подушке под головой Юньланя, и поспешно накрыл его одеялом, а затем, придержав за край, попытался осторожно вытащить из-под него мокрое полотенце.
И Чжао Юньлань воспользовался этим, чтобы крепко сжать его руку.
Для пьяного человека у него была хорошая хватка, пусть пальцы и были ещё влажными и очень горячими. Приоткрыв глаза, он явно пытался сосредоточиться, но взгляд у него был ещё более растерянный, чем когда он был полностью слеп. Щёки Юньланя горели румянцем.
Шэнь Вэя ошпарило жаром, и он сухо сглотнул.
Чжао Юньлань неразборчиво что-то пробормотал, и Шэнь Вэю пришлось склониться к нему поближе, чтобы расслышать, что это было.
— Что ты хочешь сказать?
Юньлань стиснул его крепче, и в этот раз Шэнь Вэй услышал всё до последнего слова.
— Прости, — шептал Юньлань, тяжело дыша, — прости меня…
Сердце Шэнь Вэя дрогнуло от жалости.
Пальцы Юньланя сжались почти до боли.
Шэнь Вэй присел на край кровати и осторожно приобнял его поверх одеяла, погладил по дрожащей спине.
— За что ты извиняешься?
Юньлань порывисто сел, прижавшись к нему, и одеяло сползло с его плеч и осталось где-то у пояса. Шэнь Вэй замер на месте, неловко задержав в воздухе обнимающую руку, и отчаянное сердцебиение гулко отдавалось у него где-то в висках.
То, что Юньланя колотит дрожь, он заметил далеко не сразу.
Шэнь Вэй попытался было отстраниться, но Юньлань только крепче стиснул пальцы, прижимая его к себе так сильно, что рубашка Шэнь Вэя тоже очень быстро пропиталась водой.
Потянувшись ближе, Шэнь Вэй бережно приподнял лицо Юньланя за подбородок и посмотрел в сухие покрасневшие глаза. Слёз на его щеках не было.
— Ты…
Не будь Юньлань пьян, он сумел бы выкрутиться, но сейчас он едва только пришёл в себя после падения и не до конца ещё протрезвел, а потому не слишком хорошо контролировал свою речь. Всё, что срывалось с его губ, было нервными дрожащими извинениями.
— Прости, прости…
Пламя в сердце Шэнь Вэя разгоралось всё ярче. Вода из всех рек и озёр на земле не смогла бы затушить этот пыл.
Его рука медленно, но верно опустилась на голую спину Юньланя. От его кожи веяло соблазнительным жаром, и глаза Шэнь Вэя стремительно потемнели.
— Ты единственный человек в этом мире, — хрипло прошептал он, склонившись к шее Юньланя, — которому не нужно передо мной извиняться.
Юньлань покачал головой и зажмурился. Он чувствовал, как намокают от подступающих слёз ресницы, и ему хотелось разрыдаться, хотелось хотя бы так выпустить, позволить пролиться своей печали, но у него попросту не было на это сил. Даже на разговоры сил не осталось. Никогда ещё за свои тридцать лет жизни он не испытывал подобных страданий, и Шэнь Вэй… Он ведь никогда не видел его плачущим. Никогда, хотя втайне следил за ним все эти долгие годы — и даже сейчас Юньлань сумел удержать свои чувства внутри, не позволив им вырваться наружу.
Шэнь Вэй бережно поцеловал его зажмуренные веки.
— Ты даровал мне жизнь, мои глаза, всё, чем я обладаю… За что ты извиняешься? — тихо спросил он, чувствуя привкус соли на своих губах.
— Если бы я знал, — едва слышно прошептал Юньлань, — если бы я только знал, чем всё обернётся, лучше бы я убил тебя сам, чем…
Продолжить он не сумел. Позволив одеялу раскрыться окончательно, Шэнь Вэй обнял Чжао Юньланя и толкнул его на постель, прижал к ней, склонившись сверху. Ему, кажется, удалось перевести дух, но грудь его всё ещё тяжело вздымалась.
Помедлив, он тихо спросил:
— Куньлунь, ты ли это?
Чжао Юньлань посмотрел на него снизу вверх, и слезинка прочертила тонкую дорожку по его щеке, затерялась в волосах. Он снова зажмурился, и кожа вокруг глаз у него покраснела, добавляя облику какой-то новой, невыносимой печали. Губы у него дрожали, и всё, что он мог сказать, было всё то же тихое и беспомощное:
— Прости…
— Прошло десять тысяч лет, на земле и под ней. Это всё, что ты можешь мне сказать? — мягко произнёс Шэнь Вэй и вздохнул. — Помнишь, что я сказал Ли Цянь во время дела Солнечных Часов? Лишь две вещи в этом мире стоят гибели: твоя страна, что означает смерть ради других, и твой любимый человек — что означает смерть ради себя самого. С начала времён люди находили любовь, за которую не страшно и умереть. А если я готов умереть за тебя, то готов и жить — ради тебя. И мне не о чем сожалеть. Я никогда не видел тебя плачущим, ну, что же ты? Не проливай слёз ради меня.
Шэнь Вэй мягко погладил Юньланя по лицу тыльной стороной ладони.
— Некоторым секретам лучше оставаться секретами. Но со временем они начинают душить тебя изнутри. Обоим мирам сейчас выгодно, чтобы владыка Куньлунь к нам вернулся. И моё эгоистичное сердце тоже этого желает. Ты достаточно умён, чтобы я не пытался обвести тебя вокруг пальца, так что скажу тебе прямо: те, кто жертвует собой ради других — даже по собственной воле и без их ведома, — никогда не перестают мечтать о том, что однажды всё это раскроется. И я не исключение.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза.
— Иногда я позволяю себе задуматься о том дне, когда ты всё вспомнишь. И тогда я смогу сказать тебе: посмотри, я выполнил своё обещание. Я не упустил ни одной детали, не отказался ни от одной клятвы. Каким бы было тогда твоё лицо? Никто не может быть абсолютно самоотверженным, а-Лань, и меня это тоже касается… Но оставаться в стороне тогда было попросту невыносимо. Жизнь определяется судьбой, и даже три великих правителя и пять императоров следовали проложенному ею пути. Паньгу исчез, и душа Нюйвы развеялась на ветру. Ты был всемогущим богом гор, но тебя ждала та же незавидная участь… Выбора не было. На плечах владыки Куньлуня лежала тяжесть всех гор этого мира, и я не мог с этим смириться. Не мог просто смотреть, когда тебе было больно. Быть простым человеком, счастливым и беззаботным… Гораздо лучше. Знаешь, когда все они обернулись против тебя на вершине горы Куньлунь, мне так хотелось… Хотелось уничтожить их, всех до единого.
Чжао Юньлань сглотнул и тихо спросил:
— Так значит, это ты лишил Да Цина его воспоминаний? И разорвал мою связь со священным древом? Быть простым человеком… И оставить всю тяжесть моих забот на твоих плечах? Кто дал тебе право?..
Его голос угасал с каждым мгновением и вскоре стал практически неразличимым, но Юньлань продолжал говорить, выталкивая из себя ободранный, хриплый шёпот:
— Давая это обещание, ты рассчитывал, что жизнь обычного человека не продлится дольше семидесяти-восьмидесяти лет? Промчится, не успеешь и глазом моргнуть? Ты хотел, чтобы я забыл тебя, хотел быть рядом со мной до конца, а затем последовать по стопам Нюйвы?
Шэнь Вэй промолчал.
Чжао Юньлань намертво вцепился побелевшими пальцами ему в воротник и яростно выдохнул, стуча зубами:
— Я никогда на это не соглашусь! Только через мой труп!
Подчиняясь бешеной хватке, Шэнь Вэй навалился на него сверху, и Юньлань судорожно огладил его плечи и осыпал горячечными поцелуями лицо. Его дрожащие пальцы дёрнули Шэнь Вэя за ворот, оторвав пару пуговиц, обнажили бледную кожу.
— Никогда… Я никогда на такое не соглашусь!
Эта всепоглощающая, обжигающая страсть отозвалась в теле Шэнь Вэя ярким пожаром, словно в тех бесчисленных сладких снах, что много раз будили его по ночам. Весь его мир перевернулся с ног на голову.
Никто не знает, где заканчивается сон и начинается реальность. Небо может обрушиться на землю, и новый день никогда не наступит… Подобные чувства никогда не всплывают под ярким дневным светом, и никогда не произносятся вслух: ни в жизни, ни в смерти. Но их невозможно забыть. Это пламя невозможно забыть.
Шэнь Вэй окончательно лишился контроля и порывисто развернул Юньланя лицом в подушку.
Любовь к этому человеку вырвалась наружу, захлестнула его с головой и проломила плотину.
***
На следующее утро Юньланя разбудило пробивающееся сквозь занавески солнце. В голове было пусто и глухо, и большая часть прошлой ночи была окутана размытой туманной дымкой. Сложно было понять, что среди этого было нелепым сном, а что — суровой реальностью.
Юньлань попытался разлепить глаза, но не смог поднять отяжелевшие веки. Ему кое-как удалось сесть, но у него тут же закружилась голова, и Юньлань тяжело осел обратно в постель.
Посмотри он сейчас в зеркало, Юньлань бы понял, что не просто вымотался: его лицо было серым от усталости, и от него веяло невероятным истощением. Однако пара тёплых рук вдруг бережно помогла ему сесть и поднесла к губам тёплый край какой-то посуды. Сложно было сказать, что там было налито, но пахло оно странно, и Юньлань невольно отвернулся от этой вони.
— Что это за…
— Травяной отвар. Я был неосторожен прошлой ночью, — мягко произнёс Шэнь Вэй, но его ладонь твёрдо развернула Юньланя обратно к чашке и практически влила лекарство ему в глотку.
Однако вместе с ним Юньлань ощутил прилив сил и оттолкнул его руку, закашлялся, чувствуя на языке мерзкий привкус, и едва справился с тошнотой. Шэнь Вэй поднёс ему стакан воды, и этого хватило, чтобы Юньлань окончательно проснулся: открыв глаза, он взглянул на Шэнь Вэя и послушно сомкнул пальцы на прохладном стекле.
Опустошив стакан, Юньлань сел прямо и осторожно опёрся спиной на изголовье кровати. Устроив локти на коленях, он зыркнул на Шэнь Вэя из-под ресниц и, помедлив, проворчал:
— Я, чёрт возьми, всегда и со всеми был сверху! Даже когда снизу! Ты… Ты не мог быть со мной понежнее?
Лицо Шэнь Вэя залила краска. Отвернувшись, он неловко кашлянул:
— Прости меня.
— Я… — Пронзившая тело вспышка боли заставила Юньланя поморщиться. Он глубоко вдохнул, пережидая её, но у Шэнь Вэя было такое лицо, словно это он сам воспользовался своим положением.
Юньлань много раз представлял себе, каково будет умереть от любви, но такого он и вообразить не мог.
Чушь какая. Кого он пытается убедить?
Какое-то время на лице Юньланя боролись противоречивые эмоции, а затем он взглянул на чашку, в которой ещё осталось немного отвара, и чересчур ярко вспомнил его вкус.
— Принеси мне ещё воды? И обезбол, он в таких случаях отлично помогает.
Шэнь Вэй послушно убрал своё непонятное лекарство.
— Отвар должен подействовать. Поверь, я не стану тебя травить.
— Травить не станешь, просто заездишь до смерти, — усмехнулся Юньлань.
Шэнь Вэй не сумел подобрать ответа.
Идеально воспитанный, профессор Шэнь стоял рядом с лицом, полным искреннего стыда. Он выглядел так, словно подвёл своего учителя — или как юная жена, разбившая дорогую посуду.
Чжао Юньлань не мог отвести от него взгляда.
Шэнь Вэй осторожно помог ему улечься обратно в постель.
— Тебе… Нужно ещё поспать. Хочешь есть?
— Хочу тебя, — упрямо заявил Юньлань. — Ложись рядом и позволь мне вернуть тебе должок.
Шэнь Вэй смущённо опустил взгляд, и у него покраснели кончики ушей.
— При свете дня? Глупости.
«Вот чёрт», — вздохнул про себя Юньлань.
Мерзкое лекарство Шэнь Вэя, кажется, начинало действовать. Стоило ему опустить голову на подушку, и Юньлань ощутил, как тяжёлым одеялом на него наваливается сон, но всё равно упорно вцепился Шэнь Вэю в руку.
— Я, можно сказать, вчера заново лишился девственности, так что не нужно мне тут!.. Слышишь меня? Я что-нибудь придумаю… Я обязательно что-нибудь придумаю…
Шэнь Вэй улыбнулся и осторожно опустил ладонь Юньланю на лоб. Его дыхание медленно успокоилось, а к лицу под влиянием «травяного отвара» постепенно возвращались краски, заставляя болезненную серость отступить. Это не могло не радовать. Шэнь Вэй тихо поднялся на ноги и отнёс чашку на кухню, чтобы её помыть.
Чжао Юньлань проспал до самого вечера, и всю дорогу его сопровождали размытые, разрозненные осколки снов и воспоминаний.

Примечание к части

1. Из-за большого объёма сноски к этой главе не убираются в поле примечаний после части, и потому внесены в тело главы после её окончания.
2. Эта и две последующие главы охватывают события, произошедшие в далёком прошлом, и из-за огромного количества отсылок к китайской мифологии их может быть тяжело осознать. Однако чудесная rainbowse7en, которая перевела "Хранителя" с китайского на английский, после 78 главы приводит краткое содержание/пересказ этих трёх глав, которое здорово помогло и нам, в том числе, уложить в голове то, что же на самом деле произошло десять тысяч лет назад. Это краткое содержание будет частью 78 главы.
Спасибо, что читаете! ❤️

Пройдя сквозь священное древо, Чжао Юньлань узнал гораздо больше, чем надеялся. И унёс с собой не только Кисть Добродетели.
У этого дерева имелась с горой Куньлунь древняя, нерушимая связь, завязавшаяся ещё на заре времён более десяти тысяч лет назад. Оказавшись внутри, Юньлань словно угодил в другое измерение. Он попытался отшатнуться, но вместо ветки, которую только что отпустил, нашёл только лишь пустоту. И с каждым шагом всё безнадёжнее утопал в плотном густом ничем.
Здесь не было ни единого лучика света. Нетронутый ветром, здесь стоял мёртвый, вечный штиль. И всё вокруг заполняла непроглядная темнота.
Прищурившись, Юньлань присмотрелся и среди всей этой тьмы нашёл взглядом слабое мерцание: даже не искра, а всего лишь крошечный светлячок. А подойдя поближе, он понял, что это была Кисть Добродетели: она сжалась до размеров обычной кисти для каллиграфии, словно и в самом деле была сделана из волоса ласки и фисташкового дерева.
Чжао Юньлань потянулся к ней — и, к своему удивлению, не встретил никакого сопротивления. Сомневаясь в успехе, он вскинул брови: найти сокровище не может быть так просто, ведь так?..
Однако, стоило ему прикоснуться к гладкой рукояти, и Кисть Добродетели с недюжинной силой потянула его вперёд.
Умом Юньлань прекрасно понимал, что должен был схватить её и поскорее вернуться назад, но всё равно послушно пошёл дальше.
Даже просто потянуться к этой святыне было ошибкой: почуяв его присутствие, она мгновенно заманила его в ловушку.
Сложно сказать, сколько времени Юньлань провёл в кромешной темноте. Он в совершенстве владел сразу несколькими способами сотворить свет, но ни один из них не сработал. В конце концов, ему ничего не осталось, кроме как опуститься на землю.
И ждать.
Ни темнота, ни уединение его нисколько не пугали, и потому поначалу окружение не слишком досаждало Юньланю. Однако постепенно бескрайняя тьма просочилась к нему под кожу. И это была непростая тьма: отчего-то Юньланя больше не волновало, что он так беспечно угодил в ловушку: какая-то неотъемлемая часть его существа теперь верила, что оказаться здесь и погрузиться в навеянную темнотой дрёму было предназначено Юньланю судьбой.
Тьма навалилась на него ватным одеялом, стремясь задушить, и Чжао Юньлань зевнул, стремительно проваливаясь в сон.
И в этот момент прямо рядом с ним раздался оглушительный треск, и бесконечное ничто с грохотом развалилось на части в ослепительной вспышке света. Вскочив на ноги, Юньлань отшатнулся: свет теперь разливался повсюду, слепил глаза, заставляя щуриться, но Юньлань всё равно разглядел огромный топор, разрывающий тьму над его головой. Откуда-то из-под земли раздался глухой рокот, и разлом, оставшийся от чудовищного удара топором, раздался в ширину, разделяя пространство ровно посередине.
Надо всем этим хаосом возвышался огромный мужчина с топором в руках. Его голова упиралась в небо, а ноги попирали землю; волосы трепал ветер, а разинутый рот исторгал разъярённый рёв, отчего всё вокруг мучительно сотрясалось.
Все чистое и легкое поднялось вверх и образовало небо, а из грязного и тяжелого получилась земля. Побоявшись, что они опять сольются вместе, Паньгу уперся ногами в землю, а головой в небо. Каждый день земля становилась толще, небо выше, а Паньгу рос вместе с ними, и так прошло восемнадцать тысячелетий, прежде чем Паньгу вырос окончательно.
Потому люди и верят, что от земли до неба — девяносто тысяч миль.
А после пришли три правителя.
Но Паньгу, создатель мира, был первым. [1]
Открыв глаза, Чжао Юньлань мог только беспомощно наблюдать, как Паньгу в изнеможении падает на землю. Его топор разломился надвое: рукоять обратилась горой Бучжоу, а лезвие — горой Куньлунь. Из конечностей Паньгу выросли пять священных пиков [2], поднявшись от земли в небеса и пронзив их своими вершинами.
Следом пролились реки, взошли солнце с луной, и появились цветущие долины.
В небе же разлился целый океан звёзд, и вместе с ними что-то отозвалось в сердце Чжао Юньланя необъяснимой тоской. Ведомый этой печалью, он попытался было взглянуть поближе на умирающего гиганта, с которым их связывала кровь, но мог только лишь наблюдать, как в полной тишине тот растворяется в воздухе.
Обернувшись, Юньлань вновь обнаружил себя в бескрайней пустоте, и тысячи лет промчались мимо него в одно краткое мгновение. Он слышал чистый шелест ветра на горе Бучжоу и беспокойную бурную дрожь, затаившуюся под землёй.
Но течение времени его нисколько не задело.
Где-то там, под землёй, притаились самые искренние, самые жестокие, грубые, жуткие, свирепые существа… Все они были рождены от первобытного хаоса и связаны кровью с истинным Куньлунем.
Гора же Куньлунь родилась от небес и земли, и потребовалось каких-то миллион и три тысячи лет, чтобы её душа обратилась живым существом.
Так родился владыка Куньлунь.
Три властителя тогда были совсем молоды, а пяти императоров и вовсе ещё не было на свете. Мир населяли звери и птицы, а о людях ещё никто и не слыхивал.
Чжао Юньлань оказался в плену этого видения: с одной стороны, он держал в руках Кисть Добродетели и прекрасно знал, кто он такой, но с другой… Он словно обратился юным и озорным непослушным божеством.
Он наступил на хвост всемогущему Фу Си, а затем спугнул феникса, свившего гнездо на священном дереве: с тех самых пор бедная птица гнездилась только на платанах. Устав от его проделок, Нюйва отыскала где-то новорождённого котёнка и подарила Куньлуню, чтобы хоть ненадолго занять его чем-то полезным.
Котёнок оказался так слаб, что на занесённой снегом вершине горы Куньлунь ему постоянно угрожала смерть.
Куньлунь никогда ещё не встречал подобной слабости. Собственными руками он расплавил немного золотой пыли и выковал из неё маленький колокольчик, укрепляющий душу и усиливающий мудрость, и повесил его котёнку на шею. Уход за этим несчастным созданием оказался столь кропотливым занятием, что у Куньлуня попросту не осталось времени на проделки.
Снова сойти с горы он сумел, только когда котёнок вырос и научился жить самостоятельно. Вместе они спустились на землю — где Нюйва как раз создавала людей из глины.
В руках у неё была покрытая глиной верёвка, которую богиня трясла, как ей хотелось, и там, где комки глины касались земли, по её образу и подобию возникали бесчисленные человеческие фигурки. Куньлунь никогда ещё не видел ничего подобного.
Улыбнувшись, Нюйва сказала ему:
— Куньлунь, как же ты вырос.
Куньлунь опустил на землю своего кота и осторожно подошёл поближе, уставившись на одного из только что созданных Нюйвой глиняных человечков.
Тот живо вырос из малыша в подростка, который опустился на колени и принялся истово молиться небесам. Не успев подняться, он превратился во взрослого человека, и вскоре волосы на его голове поредели и поседели, а тело высохло, упало на землю и вновь обратилось глиной.
Куньлуня окатила волна жгучей зависти, которая неясно откуда взялась: для него время двигалось невыносимо медленно, и обычная человеческая жизнь промелькнула перед ним за одно мгновение, словно падающая звезда прочеркнула вспышкой тёмное небо.
— Забавно, — сказал он, взяв комок глины в ладони. — Как они называются?
— Люди, — ответила Нюйва.
Не задумываясь, владыка Куньлунь продолжил:
— Они так прекрасны и так невинны, но каждый из них несёт с собой толику того ужаса, что я слышал из-под земли ещё до моего рождения.
На лице Нюйвы в ответ на эти слова отразился истинный страх.
Однако Куньлунь был слишком молод, чтобы понять ужас в её глазах. Он только и умел, что дурачиться вместе со своим котом под защитой священного древа; откуда ему было знать, что в это мгновение Нюйве открылось грядущее великое бедствие?
Рождённые от земли, люди были заражены тремя «червями», что роднили их с древним злом, живущим в глубинах преисподней. Но пока что они продолжали, словно обезьянки, проживать свою счастливую жизнь: разделённые по велению Нюйвы на мужчин и женщин, они начали образовывать пары и рожать детей.
Зачем ей потребовалось использовать именно глину? За создание людей небеса удостоили Нюйву больших похвал, но запрокинув голову, среди миллиардов звёзд она чувствовала присутствие чего-то… ледяного и вечного. Словно невидимая рука, что охватила их всех, людей и богов, и неумолимо толкнула вперёд. И никто не сумел бы ей воспротивиться.
Всё было предрешено. И исправить это не представлялось возможным, оставив человечество в живых.
Нюйва горевала безостановочно в течение сорока девяти дней. Глиняные человечки уже успели покорить горы и пересечь реки и моря. Сменилось несколько поколений, и Нюйва услышала странный звук: обернувшись, она поняла, что люди начали объединяться в племена вокруг своих маленьких костров. Мужчины и женщины одевались в шкуры животных, а дети играли с детьми: в глазах богов все они выглядели одинаково.
Закрыв глаза, Нюйва всхлипнула. Куньлунь и его кот беспомощно стояли рядом, не в силах понять её печаль.
Материнский инстинкт не обманешь, и первой матери было невыносимо жаль своих детей.
Упросив о помощи Фу Си, она позаимствовала у неба три тысячи звёзд, и тридцать три дня они вдвоём трудились над Великой Печатью, что закрыла землю подобно гигантской сети.
Владыка Куньлунь восседал в стороне, держа на коленях своего кота. Он не знал, что под землёй скрывается столько пламени: разъярённое, оно ревело и выло от ярости, но никто ничего не слышал. Те же, кому довелось лицезреть это пламя, понятия не имели о том, что на их глазах произошла битва страшнее, чем те, в которых схлестнутся боги и люди много лет спустя.
Наконец, Фу Си сотворил восемь триграмм [3], и с их помощью Великая Печать отрезала преисподнюю от остального мира. А затем Нюйва попросила у Куньлуня ветвь священного древа и посадила перед Великой Печатью, и назвала глубины ада «нечистыми землями».
После этого Куньлунь больше никогда не видел Фу Си в живых.
Когда преисподняя была запечатана, внутри у лорда Куньлуня образовалась пустота. Древнее зло в глубинах ада пылало подобно лесному пожару и без должного присмотра грозило катастрофой всему живому, но в то же время оно было свободным и страстным, и без него Куньлуня охватила тоска.
Не в силах выразить её словами, Куньлунь заплакал, и его слёзы обратились рекой Янцзы.
Фу Си пропал, и Нюйва осталась одна: прогуливаясь по своим землям, она наблюдала за течением времени, за своими детьми и их трудностями, и вместе с ними росла и её тревога.
А затем она удалилась в уединение, а Куньлунь возвратился на свою гору. Следующую сотню лет, проходя мимо запечатанного входа в преисподнюю, он смотрел на посаженную там сухую ветвь священного древа. Время шло, и Куньлунь взрослел, и со временем понял, что было закрыто за Великой Печатью, и почему Нюйва так поступила. И пусть его и одолевало любопытство, Куньлунь никогда не пытался проникнуть за Великую Печать.
Ему было никак не забыть, чем пожертвовал великий Фу Си, чтобы её сотворить. Сколько крови он пролил, создавая восемь триграмм. Нельзя было позволить его усилиям пропасть зря.
Однако три «червя», семенами посеянные в человеческом теле, продолжали расти. Люди становились правителями и святыми. За падением Шэнь-нуна [4] последовал восход Жёлтого Императора и его битва с богом войны Чи Ю. Вихрь грядущего бедствия постепенно и неизбежно затягивал всех населяющих мир существ.
А с момента исчезновения трёх властителей древние земли больше не видели ни одного спокойного дня. Люди жили благочестиво и стойко, с теплом и радостью, и всё с той же неизбежной потребностью в кровопролитии и войнах, как и любые другие звери.
Они были подобны богам — но и демонам тоже. Двойная натура наделила их несравненной способностью испытывать эмоции, и люди изобрели сотни новых чувств: зависть, упрямство, сдержанность… И несовместимые друг с другом любовь и ненависть.
Тех, кто жил в этих краях с самого их рождения, больше нигде было не видать.
Именно тогда владыка Куньлунь понял, чего так боялась Нюйва, несмотря на звонкую похвалу небес.
Когда Паньгу разрубил своим топором первозданный хаос, тот распространился по вселенной и остался в ней, претерпевая постоянные изменения. Великая добродетель, зло, мудрость, доблесть: все придут в этот мир, высокомерно задрав нос, а уйдут — в тщету и пустоту.
Столбы дыма возвестили о начале войны в тот же миг, когда на небесах собрались облака: птица Пэн [5] улетела на запад и больше никогда не возвращалась. Это была первая великая война между богами и демонами, но Куньлунь предпочёл остаться в стороне и невольно предрёк этим собственную судьбу. Миллионы лет он оставался в стороне от мира, и его сердце было незамутнённым и чистым, но теперь он впервые в жизни ощутил всплеск горя и невыносимого одиночества.
Чи Ю, приняв своё неминуемое поражение,явился к подножию горы Куньлунь. Владыка Куньлунь закрыл перед ним врата и отказался с ним видеться, но великий [6] бог войны пошёл напролом, собственным лбом проложив себе дорогу на склонах заснеженной горы. Одежда его износилась, а следом тянулся кровавый след, и в конце концов Чи Ю выглядел словно цветок галсана, способный прорасти и выжить даже среди вечных снегов. Своим подвигом он надеялся умолить Куньлуня вспомнить о гоблинах и волшебном народе, рождённом на этой горе, и защитить их, когда его не станет.
Но Куньлунь всё так же отказывался его видеть, и Чи Ю тем же путём вернулся обратно к вратам у подножия горы. Бога гор это не тронуло.
Куньлунь слишком много времени провёл в мире льда и снега, и его сердце обратилось таким же промёрзшим камнем, что устилали тропы его горы. Однако его чёрный кот принадлежал одному из волшебных народов, и его неумолимо тянуло к прародителю. Подобравшись поближе, кот лизнул окровавленный лоб Чи Ю.
К тому времени, как владыка Куньлунь об этом узнал, было уже слишком поздно. Величественного бога гор, как и Нюйву, ждала судьба, который он всем сердцем желал избежать.
Но и ему было не под силу сойти с тропы, первый шаг на которой уже свершился.
_____________________
[1] Вольный перевод классического текста «Исторические летописи Трёх и Пяти» (имеются в виду три властителя и пять императоров — легендарные правители древнейшего периода истории Китая, относящегося к третьему тысячелетию до нашей эры).
[2] По китайской легенде пять священных пиков, вместе с четырьмя сторонами света, возникли от туловища с конечностями Паньгу — первого человека на Земле.
[3] Восемь триграмм (кит. упр. 八卦, пиньинь bāguà, багуа; рус. «восемь гуа») — этап исходного космогенеза в представлении китайской философии. Восемь триграмм гуа используются в даосской космологии, чтобы представить фундаментальные принципы бытия. Триграмма — особый знак гуа, состоящий из трёх яо — линий, сплошных или прерывистых. Все возможные комбинации трёх яо образуют восемь триграмм.
[4] Шэнь-нун (кит. упр. 神农, пиньинь Shénnóng, божественный земледелец) — в китайской мифологии один из важнейших культурных героев, покровитель земледелия и медицины, один из Трёх Великих. Его называют также Яньди (кит. 炎帝, «огненный император») и Яован (кит. упр. 药王, пиньинь Yàowáng) — «царь лекарств».
[5] Пэн (кит. 鵬) — гигантская птица в древнекитайской мифологии. Впервые упоминается в книге философа Чжуан-цзы (IV век до н. э.), где описано её происхождение от исполинской рыбы Кунь (кит. 鯤) путём метаморфозы. Крылья Пэна подобны дождевым тучам, величина его спины — несколько тысяч ли (более тысячи километров). После превращения Пэн улетает в небесный пруд страны Наньминь («южный мрак»), при этом ветер, поднимающийся от взмаха его крыльев, вздыбливает волны на три тысячи ли (около 1,5 тысяч км).
[6] В оригинале «трёхголовый и шестирукий» — идиома, обозначающая обладание огромными силами или способностями.

Примечание к части

Ссылки на источники:
[1] «Исторические летописи Трёх и Пяти» - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%80%D0%B8_%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8F_%D0%B8_%D0%BF%D1%8F%D1%82%D1%8C_%D0%B8%D0%BC%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B2
[2] Священные горы Китая - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%89%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B5_%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8B_%D0%9A%D0%B8%D1%82%D0%B0%D1%8F
[3] Восемь триграмм - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%BE%D1%81%D0%B5%D0%BC%D1%8C_%D1%82%D1%80%D0%B8%D0%B3%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BC
[4] Шэнь-нун — https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D1%8D%D0%BD%D1%8C-%D0%BD%D1%83%D0%BD 
[5] Пэн — https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%8D%D0%BD_(%D0%BC%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%8F)

Раны Чи Ю оказались смертельными, и умерев, он обратился кроваво-красным кленовым лесом. Впечатлённый его храбростью, Жёлтый Император посмертно провозгласил его богом войны.
Гоблины же вместе с волшебным народцем с той поры прославляли лорда Куньлуня, как своего предводителя, и по праву находились под защитой его гор.
К сожалению, даже великая битва не заставила людей одуматься и прийти к гармонии. Войны вспыхивали тут и там, племена шли на племена, а расы — на расы, и человечество разделялось всё больше и больше.
Владыка Куньлунь не вмешивался. Он ждал.
На его глазах пал Фу Си, Нюйва пропала в уединении, а Шэнь-нун лишился сил и больше не появлялся. Поэтому Куньлунь терпеливо ждал.
Он молча смотрел, как Жёлтый Император поднимает отрубленную голову Чи Ю: ему было безразлично, кто он такой, если этот человек собирался принести его землям долгожданный мир.
На его глазах Жёлтый Император покорил земли богов, но конца бесконечным конфликтам всё не было и не было. Жёлтый Император дрался до самой смерти, но практически не продвинулся к своей невозможной цели.
Его потомки передрались за власть на берегах Жёлтой реки. На востоке тоже было неспокойно: наследник Чи Ю, Хоу И [1], раздобыл где-то потерянный лук Фу Си, а после объявил себя императором, сразился с варварами и выиграл, и объединил восточные племена и гоблинов древних земель под своей рукой.
В тот год все до единого вороны упали с небес и больше не издали ни звука. А потомок Шэнь-нуна, Гун-гун, бог воды, и потомок Жёлтого Императора, Чжуань-сюй, схлестнулись в новой жуткой войне.
Гун-гун умел повелевать водой и приходился прямым потомком императору Шэнь-нуну. На помощь он призвал армию водяных драконов со дна океана, и с того дня бесчисленное число волшебных племён оказались втянуты в кровопролитную войну. Прежде, чем Хоу И с востока присоединился к битве у Жёлтой реки, гоблины и другие волшебные народы, охраняемые Куньлунем, оказались по разные стороны баррикад.
Многие из них не пережили эту войну. Мир погрузился в хаос: души блуждали среди живых, день и ночь отчаянно взывая к справедливости посреди выжженных полей великих сражений.
Мольба Чи Ю и его гибель у подножия горы Куньлунь заслужила ему искреннее уважение её хозяина. Его потомки, однако, лишь возрадовались его смерти и выжгли храмы бога войны до основания. В конце концов все они, люди и волшебные народы, позабыли своего предка. Забыли, что его дикая смелость, его наследие всё ещё течёт у них в крови.
В устах людей Чи Ю превратился в чудовищное, злобное божество.
Владыка Куньлунь страшно в них разочаровался.
И понял, наконец, почему Нюйва тогда была столь напугана. Уже тогда она видела собирающиеся на горизонте тёмные облака. Но обернуть время вспять ей было не под силу: оставалось только тысячи лет оставаться в стороне, закрыв глаза и уши, чтобы не слышать, как её дети умоляют о пощаде.
Будучи богом всех гор на земле, Куньлунь всегда благоволил горным и лесным духам. А раз Чи Ю удалось ценой своей жизни заставить его чёрного кота слизнуть и проглотить его кровь, Куньлуню пришлось смириться с последствиями этого дурного поступка: он обещал Чи Ю заботиться о волшебных народах, что жили в горах, реках и их окрестностях — до конца времён.
Под его защитой они выросли, овладели заклинательством и растеклись по миру.
А теперь их топтали, словно траву, сжигали живьём и сгоняли в ямы умирать, пока вокруг вовсю разворачивалась война.
Если это была судьба… Если судьба означала лишь вечную войну и кровопролитие… И всё, что ожидало их впереди, это хаос, горе и отчаяние…
Водяной бог Гун-гун проиграл войну и умчался на своём драконе в укрытие, чтобы зализать раны. Куньлунь всегда любил племя драконов, но стоило Гун-гуну достичь края северо-восточной стороны, и он безжалостно выколол водяному дракону глаза, заставив Гун-гуна врезаться в гору Бучжоу. [2]
Это падение также пробило дыру в Великой Печати Фу Си, что располагалась прямо под горой.
Бесчисленные духи, населяющие нечистые земли, разом взвыли от восторга, и их злая воля наводнила землю. Кружась вокруг горы Бучжоу, они ничего не боялись, словно свобода наделила их божественной силой. И тогда владыка Куньлунь вырвал пламя души из своего левого плеча и с его помощью пробудил преисподнюю ото сна, а затем переломил гору Бучжоу пополам, и небо устремилось навстречу земле.
Где сходятся земля и небо? Как далеко простирается небо?
Что несут восемь столпов? Почему накренился юго-восток? [3]
Могущественный бог гор, стоящий на вершине горы Куньлунь, наконец, возмужал окончательно и ступил на путь, что значительно отличался от его предшественников. После многолетнего отсутствия ему явилась Нюйва и с трудом узнала юношу, которого так легко можно было отвлечь, подарив ему котёнка, в этом прекрасном мужчине. Его зелёный плащ трепал яростный горный ветер, а взгляд не уступал остротой знаменитому топору Паньгу.
Лорд Куньлунь уже успел послать своего кота к подножию горы. Его совершенно не заботил творящийся вокруг хаос, вызванный падением небесного столпа; обернувшись со сложенными за спиной руками, он увидел Нюйву, и её присутствие его тоже не удивило.
— То, на что ты не смогла решиться, — произнёс он, — я сделал за тебя.
Паньгу отделил небо от земли, расколов бескрайнюю темноту, и, исчерпав все силы, встретил свою судьбу. Выросшие в пустынных землях божества нашли здесь своё могущество: с чего бы им преклоняться перед чем-то неосязаемым? Почему они все обязаны были беспомощно идти навстречу своему трагическому концу?
— Я желаю, чтобы жертва сыновей Чжуань-сюя принесла мир этим землям. Я желаю, чтобы небо и земля перестали соприкасаться, чтобы небеса перестали вмешиваться в наши дела. Я обрежу путь к небесам, чтобы жизнь на земле впредь управлялась инь и ян, как это сделано в восьми триграммах Фу Си — самодостаточных и цельных. Я не желаю, чтобы кто-то вмешивался в мою судьбу, и чтобы кто-то судил меня. Из умирающей ветви моего дерева у входа в нечистые земли я вырежу кисть, что поможет каждой живой душе сотворить собственную судьбу. И я очищу этот мир от страданий.
Нюйва смотрела на него, не находя слов.
— Что бы не ждало впереди, я буду готов… Паньгу и Фу Си больше нет, и остались только мы с тобой. Можешь возвращаться в уединение, а мне ещё есть, к чему стремиться. — Его раскатистый смех живо поглотил безумный вой ветра. — А если хватит сил, то срази гору Куньлунь ударом молнии. Пусть поразит меня в самое сердце, и только тогда я откажусь от своего плана.
В тот же миг молния и вправду ударила в гору Куньлунь, взрезав снег и лёд, и глаза Нюйвы заслезились от вспышки: она больше ничего не видела.
Только в ушах её отражался рокот дикого смеха лорда Куньлуня.
Гром грохотал всю ночь, и ливень безжалостно хлестал землю, где резвились орды призраков. Наутро от одежды Куньлуня ничего не осталось: всё его тело почернело от гари, но сам он остался сидеть на том же месте — совершенно обнажённый.
В конце концов, он поднялся на ноги, и его кости обросли свежим мясом и кожей: словно цикада оставила позади свой старый ненужный панцирь.
Он вытянул руку, и со священного древа сорвался лист, что тут же обернулся вокруг его тела новым зелёным плащом. Откинув за спину волосы, лорд Куньлунь выпрямился и закашлялся кровью, а затем обернулся к Нюйве и улыбнулся ей окровавленным ртом:
— Видишь? Небеса не способны мне навредить.
Его улыбка осталась той же, что в юности: наивной и свободной.
— Куньлунь, — попросила Нюйва, — не упрямься, помоги мне собрать камни, чтобы залатать небо [4].
— Но я должен попробовать, — возразил Куньлунь. — Несмотря ни на что, я должен попробовать… Даже если из-за этого я умру, то умру как гора Куньлунь, а не какой-то безымянный холмик посреди степи.
С этими словами он спустился с горы и ни разу не обернулся.
Паньгу погиб от истощения. Неведомая сила побудила Нюйву создать людей, одновременно определив их будущее. Фу Си создал восемь триграмм, но тоже не избежал гибели. Шэнь-нун видел собственное падение и постепенно превратился в обычного человека. Только Нюйва ещё оставалась в живых.
Великие боги пали, один за другим, и пришла очередь Куньлуня.
Неужели в этом мире только слабым и глупым позволено жить своей безмозглой и краткой жизнью?
Майские мушки не знают месяцев, а зимним цикадам неведомы времена года. [5]
В мифах и легендах, последовавших за этими событиями, гора Куньлунь превратилась в обитель богов. И все позабыли о том, что древнее божество гор, владыка Куньлунь, был первым восставшим против веления судьбы.
Спустившись с горы, он узрел множество населяющих преисподнюю существ, перебравшихся на поверхность. Они были племенем призраков, рождённых не от живых душ, а от энергии зла, тысячелетиями заключённого в нечистых землях. Все они давным-давно уже сошли с ума и беспорядочно преследовали людей, питаясь их плотью и кровью.
Удивительно, но даже у них имелась какая-то иерархия.
У самых низов даже не было различимой формы, и они копошились в земле, как грязь, питаясь разлагающимися трупами. Выше них располагались призрачные звери: эти уже обладали телами, подобными человеческим, и ходили на двух ногах. Но их искажённые лица, испещрённые гнойниками, отражали их воистину зверский нрав.
Чем выше, тем больше призраки напоминали людей, а Король Призраков и вовсе выглядел настоящим ангелом.
Ведь чем грязнее создание, тем милее его истинный облик.
Легенды утверждали, что в глубинах преисподней было всего двое выдающихся Королей Призраков, и были они ещё примечательнее трёх земных императоров.
По счастливой случайности, спустившись с горы, Куньлунь вошёл в знаменитый персиковый лес, принадлежащий Куа-фу[6], и встретился лицом к лицу с одним из Королей.
Им оказался юноша с тёмными глазами. Король Призраков сидел босиком на камне, одетый в грубую ткань, и длинные волосы струились у него по плечам. Увидев Куньлуня, он испугался и потерял равновесие: свалился в ручей и вымок с головы до ног.
В этот миг из-под земли выскочил призрачный зверь и нацелился впиться юноше в горло, столь нежное и хрупкое, словно его можно было переломить одним пальцем.
Однако юноша резво вскинул руку, разорвав пасть зверя пополам, и толкнул его в воду, где одним движением раздавил ему череп. Кровь окропила ему лицо и руки, словно алые цветы распустились на белом снежном полотнище.
Оглядев пятна крови, юноша осторожно опустился на колени и омыл руки и лицо в ручье. А затем он с лёгкостью вздёрнул тело призрачного зверя в воздух, приоткрыл рот, обнажив заострённые клыки, и жадно впился в его шею.
Только тогда владыка Куньлунь понял, что повстречался с Королём Призраков. Ещё никогда он не видел существ, подобных этому юноше, а тот беззаботно сидел в ручье, вода в котором быстро стала красной от призрачной крови, и неторопливо утолял голод. Страшнее этой сцены за пределами преисподней ещё не видели.
Когда юноша осознал, что Куньлунь за ним наблюдает, он медленно оторвался от своей трапезы. Подняв голову, он смерил Куньлуня, стоящего неподалёку, острым взглядом, и снова сомкнул клыки на шее своей жертвы, стараясь не запачкаться свежей кровью. Сглотнув, он лениво облизал губы, словно это могло помочь ему снова выглядеть чистым и аккуратным.
Хотя Куньлунь и пожертвовал один из огней своей души, чтобы открыть проход в преисподнюю, изначальной его целью был крах горы Бучжоу, соединяющей небо и землю. Он давно позабыл, зачем Нюйва запечатала нечистые земли, и населяющие их жадные до крови существа мало его интересовали.
Но в тот момент его неудержимо потянуло вперёд.
— Эй, парень, — позвал он, — ты ведь Король Призраков? Разве призрачное племя тебе не подчиняется? Почему эта тварь на тебя напала?
У юноши дрогнули руки, и труп призрачного зверя со всплеском упал в воду, омыв брызгами его лицо. На подступающего Куньлуня он смотрел большими блестящими чёрными глазами, словно боялся двинуться с места.
— Ты не умеешь говорить? Быть такого не может, — спокойно продолжил Куньлунь, опираясь на камень, и вскинул брови. — Имя у тебя есть? Как тебя называть?
— …Вэй.
— В каком значении?
— Горный призрак.
— Вот как? — Куньлунь улыбнулся ему. — Пусть тебе и подходит быть горным духом, но этому имени не хватает размаха. В этом мире так много величественных и прекрасных гор и морей: восхитительной красоты холмы простираются до самого горизонта и за его пределы. Может быть, нам следует добавить твоему имени несколько росчерков кисти?.. [7]
__________________
[1] Стрелок И (кит. 后羿) (Хоу И; Охотник) — один из знаменитейших героев китайских мифов, борец с чудовищами, сбивший из лука девять солнц, угрожавших погубить всё живое на Земле, и неудачно стремившийся стать бессмертным. Часто его называют «китайским Гераклом».
[2] В китайской мифологии, при создании мира земля раздалась в восьми направлениях, и на крайней точке каждого из них небо подпирала гора. Бучжоу стояла на северо-западе: когда Гун-гун врезался в неё, гора Бучжоу треснула, сломавшись пополам, и весь мир наклонился на юго-восток.
[3] Цитата из классической поэмы «Вопросы к небесам» (天问 (Tiān Wèn) «Questions to Heaven» by 屈原 (Qū Yuán), иллюстрирующая момент, когда мир наклонился на юго-восток.
[4] Падение удерживающего неба столба прорвало в небесах дыру, откуда непрерывно лился дождь. Чтобы спасти человечество, Нюйва залатала эту дыру, переплавив вместе пять найденных ею камней.
[5] Цитата из классической книги《庄子·逍遥游》(Zhuangzi — «Getaway») — метафора, утверждающая, что жизнь коротка.
[6] Куа-фу (кит. 夸父 — «отец цветущего») — великан в древнекитайской мифологии, который хотел догнать и захватить солнце. На месте, где он умер, вырос персиковый лес.
[7] Куньлунь предлагает изменить иероглиф имени Шэнь Вэя, превратив его из «горного призрака» (嵬) в «горного призрака, возвышающегося над землёй» (巍).

Примечание к части

Ссылки на источники:
[1] Стрелок И: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%BE%D1%83_%D0%98
[2] Гора Бучжоу: https://en.wikipedia.org/wiki/Mount_Buzhou
[3] Классическая поэма “Вопросы к небесам”: http://bs.dayabook.com/poetry/chu-ci-songs-of-the-south/heavenly-questions
[4] Нюйва: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D1%8E%D0%B9%D0%B2%D0%B0
[5] Чжуан-цзы (книга): https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B6%D1%83%D0%B0%D0%BD-%D1%86%D0%B7%D1%8B_(%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B0)
[6] Куа-фу: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%83%D0%B0-%D1%84%D1%83

— Юный Король Призраков, — снова позвал Куньлунь, — почему ты не со своим племенем?
Юноша низко опустил голову, а затем тихо произнёс:
— Мне чужды эти грязные создания.
— Грязные? — с любопытством переспросил Куньлунь.
Не смея взглянуть на него прямо, юноша упрямо смотрел на его отражение в ручье.
— Им ничего не нужно, кроме как убивать и пожирать свою добычу. Я не желаю так жить, — честно заявил он.
— Призрачное племя не знает других забот, — напомнил ему Куньлунь.
Юный Король оскалился, но стоило ему вскинуть голову, и черты его разгладились, словно сдерживать свою дикую натуру давно вошло у него в привычку. Помедлив, он низким голосом спросил:
— Должен ли я быть таким же только потому, что рождён в призрачном племени?
Куньлунь ему не ответил. Растеряв аппетит, юноша развернулся и отшвырнул от себя тело призрачного зверя, а затем умылся во вновь прозрачной воде и сполоснул свою грубую одежду. Закатав штаны, он выбрался из воды и взглянул на Куньлуня: глаза его выглядели чёрными бусинами в снегу.
— Я не желаю так жить. Лучше умереть.
Нарочно не приближаясь к камню, что теперь занимал Куньлунь, юноша беззаботно уселся на берегу реки, и с его голых ног на землю закапала вода. Откинувшись на руки, он смотрел поверх персиковых деревьев и горного хребта за ними, выше облаков, скрывающих снежные пики, и выше дрожащих от грохота грома и ударов молний небес.
— Куда ты смотришь? — спросил Куньлунь.
— Грозовые облака так красивы, — отозвался юноша, указав на них пальцем.
— Что в них такого красивого? — удивился Куньлунь, усевшись на землю рядом с ним. — Гора Куньлунь по-настоящему прекрасна в солнечном свете, когда лучи рассвета играют на снегу, словно нежные лепестки. А когда снег сходит с камней, подчиняясь теплу, на них вырастает зелёная трава, а в ней распускаются цветы… Мы зовём их цветами галсана.
Юноша смотрел на него, словно зачарованный.
— Но больше их не увидеть, — сказал Куньлунь.
— Почему?
— Я пробил дыру в небе, чтобы освободить людей. — Не удержавшись, Куньлунь погладил юного Короля по голове. Его волосы были мягкими, как он и ожидал, а гордая шея окаменела от напряжения. Сложно было поверить, как послушно он доверился ласке. Всего несколько минут назад он яростно вгрызался в глотку призрачного зверя, и вблизи было ясно, что кое-где на его губах ещё осталась тёмная кровь.
Он напомнил Куньлуню его ручного кота.
— Зачем? — спросил юный Король.
— В качестве обещания, — улыбнулся Куньлунь, снова погладив его по волосам. — Тебе не понять, малыш.
Юноша вскинул на него серьёзные глаза.
— Я понимаю. Мне было невдомёк, какова поверхность земли на самом деле. Если бы я знал, как прекрасен мир за Великой Печатью, я бы тоже охотно пробил в ней дыру.
Покачав головой, Куньлунь засмеялся. Юноша смотрел на него, не мигая, и Куньлунь мягко произнёс:
— Отказываешься жить, если тебе не предоставят право самому решать собственную судьбу… Кажется, я встретил свою родственную душу.
Поднявшись, владыка Куньлунь направился прочь. Над его головой пронеслась фигура Нюйвы, которая куда-то очень спешила: вероятно, торопилась разыскать свои камни, чтобы заделать небо. Куньлунь усмехнулся: горы и реки под его рукой погрузились в темноту и хаос, отчего его охватило странное удовлетворение.
Помедлив мгновение, юный Король Призраков последовал за ним.
Куньлунь не возражал против его компании. Послушная взмаху его руки, недалеко от них из ровной земли выросла огромная гора: это была гора Пэнлай. [1]
Многие из волшебных народов и племен гоблинов стеклись на новорождённую гору, чтобы переждать шторм. Из-за нескончаемого ливня на северо-западе начался жуткий потоп, что пронёсся по миру, унеся сотни жизней, и устремился на восток, оставив за собой тысячи миль бесплодной земли.
Императору Чжуань-сюю оставалось только пасть на колени, трижды ударив лбом о землю, и молить небеса о прощении.
Но небеса не знали пощады.
Король Призраков следовал за Куньлунем до самого пика горы Пэнлай. Бесчисленные горные хребты по всему миру взывали к своему божеству, и волны этого зова катились прямиком к вершине горы Пэнлай. Гоблины и представители волшебных народов тряслись от ужаса. Подобно своему предку, Чи Ю, Хоу И привёл своих людей к подножию горы и повёл их к вершине, кланяясь до земли на каждом шагу. В толпе рыдали младенцы, а испуганные взрослые настолько боялись потревожить богов, что зажимали себе рот и теряли сознание от недостатка кислорода.
Чудовищный потоп нагнал их на середине пути, и его волны, высотой в человеческий рост, разом смели половину из тех, что привёл Хоу И.
Холодный и молчаливый бог гор прикрыл глаза, как Нюйва до него, и не двинулся с места.
И тогда новая группа людей явилась с запада: одетые в лохмотья, еле волоча ноги, они шли следом за стариком с кубком целителя. Они тоже начали подниматься на гору, и император Чжуань-сюй почтительно последовал за предводителем-старцем.
Открыв глаза, лорд Куньлунь прошептал:
— Шэнь-нун.
Ощутив это, Шэнь-нун вскинул глаза к вершине горы, и в глубине его зрачков отразилось буйство небес.
Куньлунь пообещал уничтожить людей Чжуань-сюя, уничтожить все человечество, но не сделал этого. Он попросту не желал подчиняться судьбе: к чему ему было марать руки об уцелевших? Сохраняя молчание, Куньлунь наблюдал, как Шэнь-нун и его люди поднимаются на вершину горы, где Чжуань-сюй вновь пал на колени, восхваляя великого бога гор, сотворившего гору Пэнлай, ставшую им всем последним убежищем. Шэнь-нун не произнёс ни слова.
Когда люди отступили, Куньлунь поднялся на ноги, но прежде, чем он успел поприветствовать Шэнь-нуна, тот отвесил ему пощёчину.
Король Призраков обнажил свои жуткие клыки и зарычал, собираясь броситься на Шэнь-нуна, но Куньлунь остановил его.
Глядя на уродливого старика, он мягко произнёс:
— Ты больше не бог. И ты умираешь.
Шэнь-нун посмотрел на него своими тусклыми, пожелтевшими глазами.
— Пришло моё время: я выполнил то, что должен был сделать. Ты был рождён от гор этой земли; разумеется, к этому причитается связь со всеми ужасами преисподней. И в тебе живёт дух топора Паньгу. Я всегда знал, что ты, рождённый от жестокости, однажды сам станешь предвестником катастрофы. Вечные снега на вершине горы Куньлунь были тому доказательством. И вот к чему мы пришли.
Куньлунь хранил молчание.
— Ты забыл подумать о последствиях. Ты не умеешь отличать хорошее от плохого, добро от зла, а жизнь — от смерти. Как посмел ты предать небеса? — тяжело уронил Шэнь-нун, и каждое его слово камнем ударялось о землю. — Столь неразумная отвага обречена на гибель. Ты… Увы!
Слова Шэнь-нуна оказались пророческими.
На третий день звёзды обрушились в темноту, и призраки захватили власть над землёй.
На четвёртый день потоп разбушевался сильнее, и все уцелевшие существа сгрудились на вершине горы Пэнлай. Между гоблинами и волшебный народом, чьи разногласия давным-давно забылись, снова вспыхнула рознь.
На седьмой день в новой войне успела сгинуть половина всех племён, а люди, забыв о том, откуда они пришли, сбились вместе, пытаясь выжить.
На десятый день Шэнь-нун проповедовал слова мудрости посреди бедствия и молитв, начиная с самого рассвета вселенной.
На двенадцатый день Нюйве удалось залатать залитые дождём небеса и с помощью ног черепахи Ао установить новые небесные столпы, что практически полностью растратило её силы.
На тринадцатый день рухнул привычный порядок. Призрачное племя разоряло земли. Новые столпы тряслись от тяжести. Небо, грозя вот-вот обрушиться, накренилось к северо-западу: горы осыпались пылью, и разверзлась земля.
Самонадеянные божества сами навлекли на себя гибель, раз за разом бросая вызов предначертанной небесами судьбе.
Небо желало соединиться с землёй, а призрачное племя пожирало мир, постепенно возвращая его к первозданному хаосу.
Владыка Куньлунь сидел на вершине горы Пэнлай, молчаливый и неподвижный, словно статуя.
— Нюйва подкрепила новые небесные столпы, — сказал Шэнь-нун. — Она хочет пожертвовать собой, чтобы восстановить Великую Печать Фу Си. Ты не сделал ничего плохого, Куньлунь. Паньгу не сделал ничего плохого. Никто из нас не виноват. Однако этот мир, как и предсказано, продолжает содрогаться в страданиях. Молчаливая, что ожидала Фу Си, или мятежная, что ждёт тебя… Смерть неизбежна. Совсем скоро я умру обычным человеком, и это — моя судьба. Никому не под силу её изменить. Однако тебе известно слишком многое.
Открыв глаза, Куньлунь спокойно спросил:
— Чи Ю умолил меня защитить гоблинов и волшебный народ, а теперь судьба заставляет меня решать, кого из них спасти, а кого бросить умирать, чтобы все они не погибли. Так?
Шэнь-нун смотрел на него в молчании.
— Спаси волшебный народ, — тихо произнёс Куньлунь.
Шэнь-нун тяжело вздохнул, понимая, что только что произошло.
Великий потоп, наконец, отступил. Нюйве удалось сильно ранить второго, злого Короля Призраков, что размахивал огромным топором, подобно Паньгу, а затем она обратилась Хоуту и залатала трещину в Великой Печати, заставив призрачное племя вернуться обратно под землю. Но на это потребовалось слишком много сил, и она сама пострадала от топора Короля Призраков. Великая Печать снова была цела, но нестабильна.
Сидя в храме Куньлуня, Шэнь-нун молчал.
— Я думал, погибель мне принесёт удар молнии, — сказал Куньлунь. — Кто бы мог подумать, что мою смерть предопределит разрушение горы Бучжоу.
Подняв усталые глаза, Шэнь-нун взглянул на великого бога первобытных земель… Может, ему следовало бежать, скрыться с глаз, запечатать гору Куньлунь своей магией. И тогда он выжил бы, даже вернись изначальный хаос и тьма.
Однако Куньлунь был рождён от топорища Паньгу, и он был единственным, кто никогда не пошёл бы против его желаний.
Владыка Куньлунь был его наследием.
— Я желаю… В последний раз увидеть моего кота.
Шэнь-нун поднялся, закинул за спину свой кубок и удалился в горы. Нюйвы нигде не было видно.
Всё было кончено. Куньлунь возвратился в свой опустевший храм и нашёл там только темноволосого юношу, глаза которого при виде Куньлуня загорелись надеждой.
Юный Король Призраков тихо спросил:
— Ты отправишь меня назад в преисподнюю?
— Нет. Всё уже решено, но я… Могу хотя бы спасти тебя. — Куньлунь усмехнулся: голос его дрожал. — Ты не желаешь принадлежать призрачному племени, и я исполню это желание.
Юный Король в ужасе схватил Куньлуня за плечо — только чтобы обнаружить, что тело горного бога потускнело, становясь прозрачным, а лицо лишилось всяких красок.
Куньлунь вскинул руки, и ветер всплеснул ему рукава: на его ладони ярко светился ослепительный, словно осколок звезды, комок света.
— Возьми.
Юноша бережно взял этот драгоценный дар в ладони.
— Это пламя души из моего левого плеча, — сказал Куньлунь, покрывшись холодным потом, но улыбка на его лице оставалась тёплой и ласковой. — И ещё одно… Я пожалую тебе ещё один дар.
Его тело содрогнулось от боли, когда Куньлунь вырвал у себя серебряную жилу. Нет на свете сильнее боли, чем эта, и юный Король заплакал, но Куньлунь этого не заметил.
— Это даст тебе силы… Покинуть преисподнюю. Стать божеством. И ты должен будешь защитить небесные столпы, — улыбнулся он. — С помощью Солнечных Часов Нюйвы, Столпа Природы Фу Си, Кисти Добродетели, вырезанной из священного Древа Добродетели, и кроме того… Я подарю тебе ещё кое-что…
— Куньлунь!
Владыка Куньлунь бережно приподнял подбородок юноши, заставляя его поднять голову, и мягко признёс:
— Камень, ещё не стар, но опустошён; вода, ещё не холодна, но уже скована льдом; тело, ещё не жившее, но уже мертво… Раз Шэнь-нун отринул свою божественную суть и обратился человеком, я подарю тебе то, что поможет исполнить его предсмертное желание…
Куньлунь страшно закашлялся, и на руках у него осталась кровь: мгновение, и она обратилась толстой свечой из алого воска. Стоящий перед Королём Призраков бог гор становился всё прозрачнее, всё слабее. И когда Куньлуня не стало, на его месте осталась белоснежная, словно снег, масляная лампа.
На которой было выбито всего одно слово.
«Хранитель».
Душа, ещё не сгоревшая, но расколотая на части. Лампа Хранителя.
Так были завершены четыре реликвии, четыре небесных столпа восстановили равновесие, и исчез четвёртый великий бог. Три правителя тоже растворились в воздухе, а юный Король Призраков каким-то образом обернулся богом, на плечи которого легла чудовищная ответственность: защищать небесные столпы.
И это была последняя насмешка владыки Куньлуня над предписанной небесами судьбой.
Так начался путь Шэнь Вэя. Путь длиной в десять тысяч лет.
В голове Чжао Юньланя словно что-то взорвалось: ему довелось заново испытать боль сдираемой кожи, ужас, когда тебя живьём хоронит обвалом, и невыносимую, жуткую, нерушимую связь с небесами.
Годы промчались перед его глазами, утекли песком между пальцами, и откуда-то из глубины священного древа раздался тихий вздох.
— Зачем тебе было нужно?.. — прошептал голос.
— Пань… гу?
Чжао Юньлань открыл глаза навстречу ослепительному сиянию. А когда он открыл глаза снова, то оказался в городе Дракона — посреди охватившей тот новогодней лихорадки. В доме номер четыре на Яркой улице свет не горел, и пышные зеленые сосны укрывали его двор, словно навесом.
Ощутив странную прохладу, Юньлань дрожащей рукой прикоснулся к своему лицу.
Оно было мокрым от слёз.
_______________
Примечание переводчика с китайского (rainbowse7en):
Охватывающие прошлое главы тяжело осознать. Предполагаю, что многие из вас сейчас в замешательстве от такого количества отсылок к китайской мифологии. Имейте в виду, что при создании этой книги её автор достаточно вольно обращалась с историей, лишь частично основываясь на «Книге гор и морей» [2].
Я надеюсь, что краткое изложение произошедших событий поможет вам во всём разобраться.
Начинается всё с создания вселенной.
1. Паньгу умер, разделяя небо и землю, и проложил путь новой жизни. Топорище от его топора превратилось в гору Куньлунь, а владыка Куньлунь был воплощением души этой горы.
2. Куньлунь был шкодливым подростком, и Нюйва подарила ему Да Цина, чтобы хоть немного его отвлечь.
3. Нюйва создала людей.
4. Поняв, что люди несли в себе зло преисподней, Нюйва умолила Фу Си о помощи в создании Великой Печати, чтобы уберечь своих детей от зла. Сотворив Печать, Фу Си умер.
5. Нюйва удалилась в уединение, Куньлунь вырос, а люди начали воевать друг с другом.
6. Куньлунь много лет наблюдал за кровопролитной войной и положил ей конец, сломав Великую Печать и пробудив нечистые земли с помощью пламени души из своего левого плеча. Он также уничтожил путь к небесам.
7. Куньлунь желал освободить мир от предназначенной ему небесами судьбы, и потому он создал Кисть Добродетели, чтобы каждое живое существо само решало, как ему жить. Но его действия в итоге породили лишь больший хаос.
8. Куньлунь впервые повстречался с юным Королём Призраков — Шэнь Вэем.
9. Нюйва восстановила небеса и поставила новые небесные столпы, а затем пожертвовала собой, чтобы починить Великую Печать. Шэнь-нун тоже умер.
10. Куньлунь подарил Шэнь Вэю пламя души из своего левого плеча и свою жилу, чтобы Король Призраков обратился богом, и четыре реликвии, чтобы тот мог защитить четыре небесных столпа. После этого Куньлунь умер.

Примечание к части

[1] Пэнлай (кит. 蓬莱), Пэнлайдао («остров Пэнлай») — один из трёх священных островов-гор в китайской мифологии, служивших обителью жителей «неба» (в переводе на русский может использоваться слово «небожители», из-за чего возникает неправильное понимание смысла). - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%B0_%D0%9F%D1%8D%D0%BD%D0%BB%D0%B0%D0%B9
[2] Шань хай цзин (кит. трад. 山海經, упр. 山海经, пиньинь Shānhǎi Jīng), то есть «Книга гор и морей» или «Каталог гор и морей» — древнекитайский трактат, описывающий реальную и мифическую географию Китая и соседних земель и обитающие там создания. - https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%B0%D0%BD%D1%8C_%D1%85%D0%B0%D0%B9_%D1%86%D0%B7%D0%B8%D0%BD

Добравшись домой, Го Чанчэн первым делом лёг поспать. Только выспавшись и вновь став более-менее похожим на человека, он убрался в квартире и отправился повидать родню, не забыв прихватить для них подарки. Сначала он навестил второго дядюшку, чтобы отдать ему красный конверт, который ему вручил шеф. У Го Чанчэна была проблемка: если его просили передать кому-то какую-то вещь, он впадал в нервное возбуждение. Пусть даже он знал, что дядя наверняка просто вернёт этот красный конверт назад.
Поприветствовав всех, Чанчэн первым делом протянул дяде красный конверт и, будто зачитывая полицейский рапорт, торжественно произнёс:
— Дядя, наш шеф сказал передать это вам в честь Нового года, чтобы тётя и сёстры могли купить новую одежду.
Сестра Чанчэна была ещё одной паршивой овцой в семье: тратила деньги направо и налево и ничего не приносила в дом. Таким образом, дядя сегодня впервые получил красный конверт. Весьма удивлённый этим, он неуверенно заглянул внутрь и вернул конверт Го Чанчэну.
— Это немного чересчур. Лучше себе что-нибудь купи. Странно, разве старик Ян не скупердяй? С чего это вдруг он начал раздавать красные конверты?
— Что за старик Ян? — полюбопытствовал Го Чанчэн.
Дядя дотянулся до блюда с пельменями и бросил несколько штук себе в тарелку.
— Разве главу регистратуры не так зовут? Как же его… Ян какой-то там… напомнишь?
— У нашего начальника фамилия Чжао, — ответил Чанчэн.
Дядя отмахнулся и потянулся за палочками.
— Как бы его ни звали, я слышал, что о нём говорят: парень настолько прижимистый и скупой, что даже остатки еды всегда забирает домой. Но его можно понять: человек должен заботиться и о своих детях, и о родителях. Всем нам нужно кормить семью. А тебе стоит работать получше, раз твой босс тебе симпатизирует. Ты больше не ребёнок, не трать все деньги, откладывай на чёрный день и всякое непредвиденное. Тебе придётся научиться самому о себе заботиться…
Слова дяди всё больше сбивали Го Чанчэн с толку, и он в конце концов перебил:
— Дядя, наш шеф даже не женат.
— Да как это возможно? Разве его дочка не поступает скоро в университет? Только в прошлом месяце я просил всех быть повнимательнее, так как ему сейчас и без того нелегко. — Судя по виду, дядя, наконец, почуял неладное. — Погоди-ка. Кто, говоришь, дал тебе красный конверт?
— Наш шеф Чжао, — повторил Чанчэн.
— Шеф Чжао? Это какой шеф Чжао?
— Шеф Чжао, из отдела специальных расследований…
— ОСР? Яркая улица? Шеф Чжао, то есть, Чжао Юньлань?
Под шквалом этих вопросов Чанчэн уставился на дядю. Тот забросил в рот пельмень и принялся рассеянно жевать. Выяснившаяся информация казалась ему слишком невероятной для правды. Так и не прожевав до конца, дядя продолжил:
— Но это бессмысленно. С каких это пор у меня достаточно влияния, чтобы рекомендовать кого-то в спецотдел?
— О каком влиянии идёт речь? — спросила Чанчэна тётя, усаживаясь за стол. — Ты разве не в регистратуре работаешь?
— Я работаю в отделе специальных расследований, — честно повторил Го Чанчэн.
— Где? Это там, где расследуют преступления? — Тётя Чанчэна видела, как он рос, и теперь явно разволновалась. — Думаешь, твой дядя стал бы рекомендовать тебя в подобную структуру? Как наш мальчик может работать с преступлениями, это же очень опасно! А если ты столкнёшься с убийцей?.. О, нет! Скажи, над какими делами работает твоя команда?
Го Чанчэн и рта не успел открыть, как дядя с громким стуком опустил на стол палочки и сказал:
— Не задавай глупых вопросов! Дела спецотдела засекречены, не заставляй его нарушать правила. Твоя тётя спрашивает, опасна ли твоя работа? Сильно устаёшь? Давай я замолвлю словечко, и тебя переведут на должность попроще, пусть и с чуть меньшей зарплатой?
И тут-то до медленно соображающего Го Чанчэна наконец дошло… С самого начала его назначение в спецотдел было ошибкой. Учитывая невысокий уровень его интеллекта, обычного и эмоционального, семья вряд ли стала бы рекомендовать его на такую престижную должность.
Конечно, Го Чанчэн уже позабыл, что случилось в его первый рабочий день: он столкнулся с призрачным коллегой и шлёпнулся в обморок от страха.
Го Чанчэну всегда было сложно общаться с людьми. К атмосфере в доме номер четыре по Яркой улице он тоже не сразу привык, но со временем очень полюбил это место — и особенно Чу Шучжи, который взял его под крыло.
К Чжао Юньланю Го Чанчэн относился практически как к отцу… пусть благодаря этому полуотцу он и обзавёлся недавно мачехой мужского пола.
И всё же с этой «мачехой» было легко и приятно общаться, так что Го Чанчэн категорично заявил:
— Я не хочу уходить.
Го Чанчэн всегда плыл по течению. Всякий раз, как нужно было принимать какое-либо решение, он трусливо сбегал, отдаваясь на волю других. И вот теперь его дядя и тётя были весьма озадачены такой внезапной решительностью.
Спустя несколько долгих минут тётя спросила:
— Тебе действительно так хорошо на этом месте?
Го Чанчэн уверенно закивал.
— И ты действительно хочешь там работать? — в голосе дяди всё ещё слышалась тревога. — Это правда не очень опасно?
Чанчэн решительно солгал:
— Совсем не опасно.
— Ну, ладно тогда, — кивнул дядя, мысленно приходя к выводу, что Го Чанчэн наконец вырос, раз у него появились амбиции и страсть к работе. Было бы неразумно сейчас всё это гасить. — Тогда дай мне номер этого Чжао Юньланя, я хочу пригласить его на ужин. Он ведь не намного тебя старше, тебе было бы неплохо у него поучиться.
***
Чжао Юньланя разбудил телефонный звонок. Голова болела так сильно, будто в неё от души ввинчивали сверло. Судя по всему, поспать ему удалось совсем недолго, и теперь Юньлань чувствовал себя совсем разбитым.
Он не знал, сколько часов проспал. Ему снилось что-то бессвязное, начиная от ослеплённых драконов и заканчивая горой Бучжоу — одно и то же снова и снова.
Слепо нашарив на тумбочке телефон, Юньлань ответил на звонок, не открывая глаз. Однако стоило ему сообразить, кто звонит, как он тут же взял себя в руки. После долгого обмена любезностями Чжао Юньлань постарался выделить сильные стороны Го Чанчэна и при этом не наврать лишнего, чтобы незаметно подбодрить его дядю. Умаслив друг друга как следует, они договорились о встрече.
Чжао Юньлань положил трубку и, зарывшись лицом в подушку, простонал:
— Как же болит голова.
Шэнь Вэй тут же бросил все свои дела и поспешил к нему. Обнял и приложил ладонь ко лбу.
— Горячий. Отчего у тебя вдруг температура?
Чжао Юньлань опустил слабую голову ему на плечо и прошипел сквозь зубы:
— А ты как думаешь? Принеси мне таблетку обезбола и жаропонижающее, шарлатан.
Шэнь Вэй выполнил его просьбу с очень виноватым видом.
Чжао Юньлань залпом проглотил обе таблетки и закатал рукава пижамы, в которую Шэнь Вэй каким-то образом умудрился его одеть. И внезапно набросился на Шэнь Вэя, завалив его на кровать. С торжествующим видом победителя Юньлань медовым голосом протянул:
— Господин, хорошо ли этот слуга удовлетворил вас прошлой ночью?
Шэнь Вэй придержал его за талию и принялся ловко застёгивать пуговицы пижамы.
— Не поднимай одеяло: выпустишь всё тепло и простудишься.
— Не твоя забота. — Юньлань одной рукой надавил ему на плечо, а другой схватил за воротник и угрожающе добавил: — А раз вы удовлетворены, возможно, этому слуге полагаются чаевые?
Шэнь Вэй позволил ему себя удержать и всмотрелся в лицо Юньланя. Его действия были явным приглашением взять своё, и Юньлань, осмелевший от гнева, принялся стаскивать с Шэнь Вэя одежду.
— Если сегодня же я не возьму тебя, то завтра возьму твою фамилию… ох, блядь!
— Что такое? — Шэнь Вэй бережно его приобнял.
— Ой… ой-ой-ой, ногу судорогой свело.
Шэнь Вэй лишился дара речи.
У Чжао Юньланя, видимо, по жизни был недостаток кальция, и к тому же вчерашняя ночь его здорово вымотала. Судорога стала сильнее, перекинулась с бёдер на икры, а потом и на стопу. Шэнь Вэй принялся с силой разминать сведённые мышцы, от чего Юньлань, едва сдерживая крик, матерился сквозь зубы.
Боль была настолько сильной, что Юньланю пришлось закусить уголок одеяла и терпеть, пока судорога не стихла. Его пижама задралась, и Шэнь Вэй заметил наливающиеся фиолетовым синяки. Стремясь загладить свою вину, он принялся дальше разминать мышцы, пока Юньлань под его руками окончательно не разомлел. Но когда его взгляд упал на лежащий на тумбочке телефон, он неожиданно сказал:
— Второй дядюшка Го Чанчэна только недавно получил повышение, и я его не слишком хорошо знаю. Некоторые считают, что у него нет сильных сторон, зато он знает, как угодить любому.
Шэнь Вэй согласно хмыкнул.
— Он отправил ко мне своего племянника, и тот проработал уже полгода. Но сам он при этом ни разу со мной не связывался — а сегодня пригласил на ужин. Считаешь, это нормально?
Шэнь Вэй, далёкий от сложных рабочих расшаркиваний, спросил:
— Почему нет?
— Подозреваю, что старик только сейчас выяснил, что ГоЧанчэн работает на меня, и это… — Чжао Юньлань замолчал на мгновение и не стал продолжать. Вместо этого он повернулся к Шэнь Вэю и внезапно спросил: — Это правда, что я разрушил путь на небеса, гору Бучжоу?
Шэнь Вэй застыл на секунду, но всё же ответил:
— Согласно легендам, Гун-гун врезался в гору Бучжоу и разрушил её.
— Хм. — Юньлань прикрыл глаза. Если призрачное племя было освобождено после разрушения горы Бучжоу, то Шэнь Вэй и не мог точно знать, кто её разрушил.
Поколебавшись, Шэнь Вэй всё же спросил:
— Когда ты был внутри священного древа, что ты…
— Священное дерево показало мне события тысячелетней давности. — Юньлань снова оторвал голову от подушки и посмотрел на Шэнь Вэя. — Я видел нашу первую встречу: ты свалился с валуна в озеро. Это, наверное, из-за того, что я слишком красив: настолько, что ты был ослеплён моей красотой и попросту свалился в воду… ай!
Шэнь Вэй неосознанно сжал руки на талии Юньланя покрепче.
— Ай! Ты пытаешься убить своего мужа?
Шэнь Вэй мягко погладил его поясницу и продолжил ласково разминать мышцы. Но, возможно, потому, что самое сокровенное между ними уже произошло, он неожиданно признал:
— Так и есть. Когда я впервые тебя увидел, то был так поражён, что едва не лишился чувств. Никогда не забуду тот момент.
Чжао Юньлань самодовольно улыбнулся:
— Эхе-хе, профессор Шэнь, избавьтесь-ка от своих бесполезных очков и явите супругу свой длинноволосый облик.
Шэнь Вэй послушно снял очки и принял истинный облик. Угольно-чёрные волосы тёмной волной растеклись по постели.
Возможно, только глупые мужчины питали слабость к длинным волосам. Но от этой нежной красоты сердце Юньланя сладко дрогнуло. Он долго и завороженно смотрел на Шэнь Вэя, а затем протянул руку и принялся перебирать мягкие прядки. И тихо, с искренним восхищением, сказал:
— Ты очень, очень, очень красивый. Моя жизнь стоит того, чтобы её жить.
Шэнь Вэй продолжал разминать его спину и плечи, и в конце концов с лица Юньланя сошла эта глупая улыбка. Он помолчал немного, а затем вскинул бровь и заявил:
— Но вообще я вот что думаю. Поскольку я вырос с этой жирной задницей, Да Цином, даже если бы он как-то неправильно со мной поступил или сбежал бы с богиней кошек, я бы не возражал. Я бы вообще ничего не сделал.
Шэнь Вэй озадаченно на него взглянул, не совсем понимая, как разговор вдруг перешёл на котов.
— Если я действительно обещал Чи Ю заботиться о его потомках, и на моих глазах целые поколения драконов вырастали из мелких червячков до зверей длиной в миллион миль, я бы никогда не ослепил божественного дракона и не швырнул бы его в гору Бучжоу. Я бы скорее руку себе отрезал, — решительно сообщил Чжао Юньлань. — Так что я определенно не выкалывал дракону глаз, и разрушение горы Бучжоу — тоже не моих рук дело. Судья наплёл мне ерунды, и всё это неправда. На горе я смог их провести, но мне пришлось нагромоздить друг на друга кучу абсурдных предположений. Сколько из того, что я увидел внутри священного древа, было правдой, как думаешь? И кто мне всё это показал?
Чжао Юньлань накрутил на палец мягкую прядь Шэнь Вэя. Он улыбался, но взгляд его оставался холодным. Через некоторое время он мягко сказал:
— Малыш, расскажи мне, что случилось после нашей встречи в персиковом лесу.
Шэнь Вэй тихо рассмеялся:
— Ничего особенного. Тогда я ещё ничего толком не знал, а ты хорошо обо мне заботился. Взял меня посмотреть на горы и реки. Но Нюйва ещё не починила небеса, и ты всё повторял, что даже самые прекрасные пейзажи теряют своё очарование, когда постоянно идёт дождь. Но я не возражал; всё равно это были самые прекрасные пейзажи, которые я когда-либо видел.
— Даже самые прекрасные пейзажи теряют своё очарование, если всё время идёт дождь, — рассеянно повторил Чжао Юньлань, жалуясь больше по привычке. Он нахмурился и подумал, что если бы действительно втайне планировал погрузить мир в хаос, то, скорее всего, сконцентрировался бы на более важных делах, а не на том, как бы умыкнуть красивого незнакомца в тур по родным землям.
— Ну, а потом я сделал тебя богом, — сказал, наконец, Юньлань.
Шэнь Вэй улыбнулся.
— Не сожалей об этом. Я был рождён в скверне, а ты спас меня из глубин подземного мира. Ты не сделал мне ничего плохого. Я вечно буду тебе благодарен. — Он наклонился и мягко поцеловал Чжао Юньланя в висок. Взяв его ладонь в свои, Шэнь Вэй прошептал: — За те дни, что мы провели вместе, стоило умереть.
— Чушь какая, — перебил Чжао Юньлань. — После того, как Нюйва восстановила небо, я запечатал небесные столпы, использовав четыре святыни, а потом оставил тебя одного… Я умер, ведь так?
Руки Шэнь Вэя вмиг заледенели, и он порывисто обнял Юньланя.
— Но почему, — пробормотал Юньлань. — Из-за Нюйвы?
На лице Шэнь Вэя промелькнула грусть, и Юньлань, заметив это, тут же позабыл о своих размышлениях: подцепил его подбородок пальцами и заставил посмотреть на себя.
— Не грусти. Я так спросил, к слову. Ты, конечно же, намного прекраснее Нюйвы. Давай, красавчик, расскажи своему супругу, как соблазнял его в прошлом при помощи свого миловидного личика.
Шэнь Вэй накрыл его одеялом и наградил возмущённым взглядом, собираясь отчитать за болтливый рот*. Но потом увидел засос, красующийся на ключице Юньланя, и разом вспомнил о вчерашней невероятной ночи. Шэнь Вэй отвёл взгляд, и его уши отчаянно покраснели. Наконец, он сумел выдавить:
— Мне нужно пройтись.
Он вскочил с постели, схватил со столика квитанцию из прачечной и вылетел из квартиры.
Чжао Юньлань потёр ноющую поясницу. Внутри у него вскипала целая буря эмоций.
Через некоторое время он встал, чтобы умыться. Нашёл приготовленную Шэнь Вэем тарелку с едой, разогрел её и принялся есть одной рукой, второй набирая знакомый номер.
— Привет, пап, ты свободен завтра? Познакомлю тебя с Шэнь Вэем.
Лицо его при этом не выражало никакой радости, оставаясь отстранённым и ледяным.

Примечание к части

*Идиома 满嘴跑火车 (Mǎnzuǐ pǎo huǒchē) “вертеться во рту, словно поезд” - много говорить, преувеличивать, хвастаться.

Как и ожидалось, отца не было дома. Мама Чжао Юньланя явно чувствовала себя виноватой, а потому всё пыталась объяснить, что «отца правда вот только что вызвали на работу по какому-то ужасно важному делу».
Шэнь Вэй не возражал, а Юньлань нацепил на лицо улыбку, оставаясь странно невозмутимым, и они даже разделили с его мамой обед, прежде чем вернуться в машину.
После случившегося внутри священного древа Юньлань всё ещё не пришёл в себя и не сразу обратил на это внимание, но что за отец откажется встречаться с любовником сына под предлогом, что «у него ещё ничего не готово, и лучше перенести встречу на следующий раз»?
К чему там готовиться? Ему что, прибраться захотелось? Или пересдать экзамен на государственного служащего?
Ему просто не хотелось встречаться с Шэнь Вэем.
Но почему? Может, он просто не смеет этого сделать?
Прямо перед уходом Чжао Юньлань заглянул в свою детскую спальню и вернулся оттуда с маленькой деревянной коробочкой.
— Зачем тебе эта старая игрушка? — растерялась его мама. — Разве ты её давным-давно не выбросил? Ты же с ней играл, когда был совсем маленьким!
— Хочу поделиться детскими воспоминаниями с партнёром. Старикам вроде вас, что давно разлюбили друг друга, не понять.
За это мать силком выставила его из дома.
Из-за весеннего фестиваля только вчера улицы были пустынны, но с наступлением дня Святого Валентина город полнился людьми. Девушка-цветочница прошла мимо Юньланя, не удостоив его и взглядом, но тот живо замахал рукой, подзывая её поближе.
— Эй, милая девушка, вернитесь! Сколько у вас всего цветов?
Та воззрилась на него с удивлённой улыбкой.
— Сколько захотите: я работаю в цветочном магазине, и если этого недостаточно, то я могу вернуться и принести ещё…
— Тогда, — заявил Юньлань, — я возьму пять тысяч!
— Простите нас, — вмешался Шэнь Вэй, закрыв Юньланю рот и оттаскивая его в сторону, — он шутит, не обращайте внимания.
Юньлань завозился в его руках, пытаясь отвоевать свободу:
— Какие шутки! Я должен купить тебе подарок!
Шэнь Вэй молча открыл дверь и запихнул его в машину.
Смирившись, Юньлань полусерьёзно проворчал:
— Тебе что, настолько чужда романтика?
— А тебе? — отозвался Шэнь Вэй, чувствуя, как в груди что-то подрагивает от нежности.
— Я хочу утопить тебя в цветах, — капризно протянул Юньлань. — Хочу купить несколько тысяч и забить ими машину. И выйти за тебя замуж!
Со временем привыкаешь ко всему, даже к вечному флирту: Шэнь Вэй давно перестал задыхаться от неловкости и злости, и манера общения Юньланя потихоньку подточила его многолетние принципы. Сняв очки, Шэнь Вэй аккуратно протёр стёкла: оставаясь внешне совершенно невозмутимым, он подыскивал подходящий ответ.
— Я было подумал, — спокойно улыбнулся он в конце концов, — что ты собрался заделаться уличным торговцем. Хотя я всё равно вышел бы за тебя. Раз уж ты обещал взять мою фамилию.
В отличие от него, Чжао Юньлань к таким откровениям не привык: ему с трудом удалось припомнить единственный раз, когда Шэнь Вэй ответил его поддразниваниям взаимностью.
Новый выпад поразил его в самое сердце.
Разумеется, Шэнь Вэй не собирался ему рассказывать, что для верности ему, как Го Чанчэну, пришлось трижды произнести эту фразу у себя в голове, чтобы ответ вышел красивым и гладким.
Однако Юньлань, будучи совершенным негодяем, быстро оправился и принялся без капли смущения расстёгивать пуговицы на своей рубашке.
— Так и быть, я действительно возьму твою фамилию. Не желаешь ли трахнуть меня прямо в машине, муженёк? Тебе даже делать ничего не придётся: просто расслабься и получай удовольствие.
— Чжао Юньлань! — выдохнул Шэнь Вэй.
— Я за него.
— Как… Как ты можешь предлагать мне такое бесстыдство?
Юньлань склонился к нему, упираясь руками в водительское сидение, и дразняще улыбнулся:
— Ничего по-настоящему бесстыдного мы с тобой ещё не делали.
Захлестнувшее Шэнь Вэя смущение, наконец, обратилось гневом, и его лицо потемнело. Схватив Юньланя за ворот, он дёрнул его на себя и отчитал, чеканя каждое слово:
— Ты осознаешь, что мы у всех на виду? Прямо посреди улицы? Ты вообще понимаешь, каково мне было думать о тех, кому посчастливилось быть вместе с тобой? Видеть тебя? И как отчаянно я мечтал своими руками вырезать им глаза?
Чжао Юньлань потихоньку осел на своё место и пробормотал:
— Да пошутил я, пошутил. Никакого непотребства. Нас, вообще-то, ещё ждут дела.
Шэнь Вэй молча завёл машину. А Юньлань потёр нос и, оставаясь на своей стороне, вытащил деревянную коробочку, которую утащил из родительского дома. Согнувшись, он принялся копаться в горе мелочей, которую насобирал, будучи ребёнком, пока не вытащил на свет что-то вроде маленькой рации, а в портативном наборе инструментов в бардачке нашёл небольшую отвёртку.
Пальцы его были удивительно ловкими: в юности Юньлань немало времени провёл, ковыряясь в деталях и проводах, и не будь он ветреным транжирой, можно было бы предположить, что такому человеку никогда не потребуется помощь в обращении с любыми электроприборами.
Ехали в молчании: гнев Шэнь Вэя слегка поутих, обратившись сожалением. Большинство людей стараются перед незнакомцами выглядеть спокойными и собранными, но расслабляются в присутствии близких, а с Шэнь Вэем всё было наоборот: он слишком привык держать себя в узде наедине с Чжао Юньланем. Было слишком страшно, что тот почует его истинную натуру, и теперь Шэнь Вэй понятия не имел, что ему сказать…
Как и всегда, он чувствовал себя порочным и грязным. Недостойным.
Юньлань тем временем сосредоточенно ковырялся во внутренностях своей рации и за всё это время не произнёс ни слова. Остановившись на красном, Шэнь Вэй украдкой взглянул на него и виновато спросил:
— Что ты там делаешь?
К счастью, Юньлань был скор не только на расправу — прощал и забывал он с той же восхитительной лёгкостью.
— Кое-что очень полезное, — воодушевлённо заявил он. — Притормози-ка у супермаркета за углом, мне нужны батарейки.
У маленькой рации присутствовал экран, сантиметров пять, не больше, и проглотив батарейки, она зажглась и зажужжала. На экране тускло мигнула точка. Склонившись над рацией, Юньлань заслонил её от света, пытаясь что-то разглядеть.
Сверяясь с какими-то неразборчивыми символами, которые только ему и были понятны, Юньлань аккуратно настроил частоту и размер точки, а затем довольно заявил:
— Тут недалеко. От нас не скроешься. Поворачивай.
Шэнь Вэй послушно развернул машину, а Юньлань склонился поближе и принялся командовать:
— На следующем повороте налево. Так вот: подростком я превратил эту старую рацию в отслеживатель.
— За кем же она следит? — уточнил Шэнь Вэй, охваченный любопытством, хотя все эти технические термины едва ли ему о чём-то говорили.
— За моим отцом. Маячок у него в телефоне. Кто бы мог подумать, что после стольких лет он всё ещё им пользуется? — хохотнул Юньлань. — Я тогда доучивался в школе и не до конца разбирался в деталях, поэтому вышло кривовато, и сигнал скачет и пропадает, если отойти слишком далеко, да и частоту настраивать сложно, но…
Шэнь Вэй невольно притронулся к собственному карману, где лежал старенький телефон, которым он почти никогда не пользовался. Иногда он даже пропускал звонки или забывал их сбросить… Если бы кому-то захотелось провернуть что-то подобное, он бы ни за что не догадался.
Заметив его жест, Юньлань хмыкнул, скрестил ноги и неспешно закурил.
— Не переживай, за тобой я следить не буду, если пообещаешь не изменять мне с молоденькими симпатичными мальчиками.
Шэнь Вэй обжёг его острым взглядом.
— Налево. Остановись возле чайной, я вижу его машину. — Тон у Юньланя был легкомысленный, а вот на лице лежала тень беспокойства. — Я обязан узнать, что из себя представляет человек, который меня вырастил.
Шэнь Вэй едва успел притормозить, а Юньлань уже расправился со своим ремнём и выскочил из машины. По лестнице он тоже взлетел за считанные секунды.
Официантке на этом этаже едва исполнилось двадцать, и завидев его, она от испуга выронила чайник — тот грохнулся на пол и разлетелся на осколки.
Отец Юньланя сидел спиной ко входу и обернулся, услышав звон: его глаза за стёклами очков оставались холодными и спокойными.
Замедлив шаг, Юньлань махнул рукой официанту, проводящему чайную церемонию, и дождался его ухода, прежде чем опуститься в кресло.
— Ты ведь не мой отец, — ровно произнёс он. — Кто ты такой?
Тот не ответил: его взгляд был прикован к поднимающемуся по лестнице Шэнь Вэю. Когда тот приблизился, они посмотрели друг на друга, и Шэнь Вэй вежливо кивнул:
— Господин.
«Отец» Чжао Юньланя хмыкнул, и морщинки на его лице стали глубже.
— Вы слишком добры.
Слегка улыбнувшись, Шэнь Вэй нарочно не стал садиться за тот же стол, а прошёл чуть дальше и опустился в кресло в двух шагах: выбрал чистую чашку, омыл горячей водой и наполнил чаем.
Присоединяться к этому разговору он определённо не собирался.
— В нашу прошлую встречу я был слишком пьян, чтобы разглядеть твою настоящую суть. Мой отец всю жизнь стремился к своим целям, и всё, что интересует его внутреннего зверя — это деньги и власть. Твоих убеждений ему точно недостаёт. Так и быть, я прощу тебе тот обман и то, что ты вынудил меня пару раз назвать тебя папой… Меня интересует только то, где мой настоящий отец. И что связывает тебя с Шэнь-нуном. Может, ты и есть он?
Его собеседник приоткрыл было рот, но ничего не сказал — только взглянул на Шэнь Вэя. Тот молча пил чай.
Терпение Чжао Юньланя между тем подходило к концу. Постукивая пальцами по столу, он вскинул бровь и предупредил, лениво растягивая слова:
— Господин, я все ещё с тобой разговариваю только из уважения к одному из трёх властителей, но если продолжишь в том же духе… Благополучие отца мне всяко важнее манер.
— Я не Шэнь-нун, — тихо признал незнакомец. — И с твоим уважаемым отцом всё в порядке. Я всего лишь заимствую иногда его тело, а взамен оставляю полезные воспоминания. И никогда не вмешиваюсь в его дела.
— Тогда кто ты такой? — резко спросил Юньлань.
Тот улыбнулся.
— Всего лишь кубок для лекарств, оставленный позади великим господином Шэнь-нуном. Во время войны каким-то чудом мне удалось стать мелким божком. Если моё присутствие каким-то образом задевает лорда Куньлуня, я приношу глубочайшие извинения.
— Зачем тебе тело моего отца? И как ты связан с воспоминаниями, которые явились мне внутри священного древа? — Чжао Юньлань, несмотря на свои недавние открытия, всё ещё не видел особой разницы между богом и человеком: старые привычки взяли своё, и нового знакомца он принялся допрашивать с тем же пылом, что и обычного преступника.
— Куньлунь, — негромко произнёс тот, вскинув брови, — откуда тебе известно, что эти воспоминания — не настоящие?
— Я не ребёнок и не великий император, — хмыкнул Юньлань, осушив чашку с хорошим чаем так небрежно, словно это была простая вода. — Иногда меня заносит, конечно, но обычно со мной легко договориться. Чтобы вывести меня из себя и настолько разозлить, нужна причина… И почему глядя на всё это, я испытывал лишь печаль?
Божок напротив него кивнул.
— Могу тебя понять.
— Я просто не мог сотворить что-то настолько ужасное. От гнева пробить дыру в небе? — Юньлань покачал головой. — Куньлунь был рождён владыкой гор и рек, хранителем земли. Во всех своих жизнях я определённо был ярым защитником животных и ни за что бы не стал ослеплять божественного дракона.
Его собеседник усмехнулся и промолчал.
— Так зачем же, — нахмурился Юньлань, — для чего ты обманул меня?
— Если владыка Куньлунь подумает о будущем…
— Ты мне это брось, — оборвал его Юньлань. — Говори нормально, иначе я за себя не отвечаю. Лучше не зли меня, разбитый ты кубок, иначе мало тебе не покажется.
Божок смерил его взглядом, а затем снова взглянул на Шэнь Вэя, который неспешно листал какой-то журнал. А затем его тело вдруг задрожало, а глаза помутнели… Когда же всё пришло в норму, его лицо — нет, всё целиком в нём переменилось.
Отец Юньланя устало потёр виски и нахмурился.
— Что ты сказал? — переспросил он, глядя на Юньланя. — Я немного устал, никак не могу сосредоточиться.
Чжао Юньлань вздрогнул и в мгновение ока превратился из свирепого полицейского в нашкодившего подростка. Ссутулившись, он тихо позвал:
— Пап?
— Что? — хмурясь, отозвался тот.
В этом кратком вопросе Юньлань с лёгкостью прочитал кроющийся за ним смысл: «Я тебя выслушаю, о чём бы ты не хотел поговорить, но только если будешь краток, и только потому, что ты мой сын. Я смертельно устал и не намерен зря тратить на тебя время.»
— Ничего особенного, — улыбнулся Юньлань, развернувшись к Шэнь Вэю. — Мы же договорились о встрече, а тебя не было дома, вот я и привёл его сюда.
— У меня были дела, — буркнул отец, — встреча с другом.
Стиснув зубы, он тоже обернулся к Шэнь Вэю и ощупал его взглядом, выискивая, за что бы зацепиться, но ничего не нашёл — спасибо идеальной выправке профессора Шэня.
— Я не слишком хорошо вас встретил, прошу профессора Шэня не принимать это близко к сердцу, — сухо выдавил из себя отец.
Шэнь Вэй обменялся с ним вежливыми приветствиями.
Юньлань же украдкой вытащил талисман, отпугивающий мелких божков, сложил его треугольником и протянул отцу.
— Пару дней назад зашёл в храм за защитным талисманом. Не открывай и храни при себе.
Отец принял его, ничего не заподозрив.
И ничего не произошло: талисман остался неподвижным. Юньлань нахмурился. Неужели их новый знакомый сбежал? Или настолько силён, что даже такой талисман ему нипочём?

Признав, что поймать кубок Шэнь-нуна не удалось, Чжао Юньлань поспешно откланялся. Его отцу явно было не по себе в присутствии Шэнь Вэя, а в таких ситуациях за ним водилась неприятная привычка портить жизнь другим людям, чтобы не мучиться одному.
Вся эта ситуация здорово выбила Юньланя из колеи.
— Обычно в людей вселяются какие-нибудь красавцы-лисы из волшебного народца, и только мой паршивый папаша мог привлечь внимание разбитого кубка… Должно быть, в прошлой жизни он был нищим или монахом, что повсюду таскал с собой что-то подобное.
— Не волнуйся, последователи Шэнь-нуна известны своей добротой. Без должных оснований они людей не трогают. И ты ведь и так уже за ним следишь? Мы можем присмотреть за ним вместе.
— Отличная идея, — хохотнул Юньлань. — Мы ещё даже не женаты, а будущий свёкор тебе уже досаждает.
Обиды действительно не задерживались в его голове: Юньлань уже успел позабыть о недавней вспышке Шэнь Вэя и вернулся к безудержному флирту.
Ему хотелось позвать Шэнь Вэя в кино: на дворе всё-таки стоял валентинов день. Однако, то ли в машине было слишком тепло, то ли история с отцом его измотала, но Юньлань незаметно для себя задремал.
И только и успел подумать, прежде чем провалиться в сон: с чего бы ему последнее время так уставать?..
Может, простуда какая?..
Сон его был беспокойным: волна за волной на Юньланя накатывали кошмары, где всегда присутствовал некто, прячущийся за белым туманом, и его настойчивые слова:
— Ты забыл подумать о последствиях, ты не умеешь отличать хорошее от плохого, добро от зла, а жизнь — от смерти…
Они крутились у Юньланя в голове, не давая забыть, и вскоре тот невольно задумался: что есть на самом деле жизнь и смерть?
Пытка становилась всё громче: Юньлань прекрасно знал, что спит, но проснуться не получалось. Кошмары затащили его в бездонное болото, и чем больше Юньлань сопротивлялся, тем сильнее проваливался, теряя почву под ногами, и задыхался в душном плену.
Пока кто-то не сунул ему под нос какой-то сосуд, и ужасная вонь выдернула Юньланя обратно в реальность. Он попытался отшатнуться, но кто-то удержал его голову на месте, заставил открыть рот и силком влил знакомое лекарство. Юньлань дёрнулся, отказываясь глотать эту гадость, но вдруг почуял знакомый запах, а его губ коснулись мягкие губы, и Юньлань сдался и тяжело сглотнул.
Он лежал дома в своей постели и понятия не имел, как тут оказался. Шэнь Вэй убрал в сторону миску с лекарством и протянул Юньланю чашку тёплого чая.
— Ну же, — нежно попросил он, прижавшись своим лбом к его. — Выпей. Смоешь неприятный привкус.
Взглянув на него, Юньлань молча забрал чашку. Его ресницы слиплись длинными тёмными стрелками, а на лице ещё блестел холодный пот.
Осушив чашку, он тихо сказал:
— Понятия не имею, почему я в последнее время так быстро устаю.
— Наверняка дело в том, что случилось на горе Куньлунь, — предположил Шэнь Вэй, слегка помедлив.
— Ага, — хмыкнул Юньлань, вскинув на него лукавые глаза, и протянул с намёком: — А я уже было подумал…
Театральная пауза затянулась, и у Шэнь Вэя от напряжения окаменели плечи.
— Я было подумал, что ношу твоего ребёнка, — невинно пропел этот невыносимый человек.
Шэнь Вэй едва не выронил миску вместе с чашкой и стремительно ретировался на кухню.
Дотянувшись до телефона, Юньлань обнаружил там письмо от Ван Чжэн с кратким описанием нового дела. В пригороде города Дракона, километрах в трёхстах, во время утренней пробежки один из жителей обнаружил труп: уже посиневший, с искажённым от ужаса лицом и такой же мёртвой чёрной собакой, прижатой к груди.
«Уже почти седьмое января», — писала Ван Чжэн, посчитав своим долгом напомнить об этом шефу.
Говорят, что седьмой день первого месяца — это день рождения всего человечества, и существуют определённые хитрости, позволяющие позаимствовать у других людей годы жизни. Ну, а кровь чёрной собаки издавна использовали, чтобы пообщаться с миром мёртвых. Гороскопы жертвы и охотника писались кровью на бумаге вместе с количеством украденных лет, а по углам расставлялись свечи: если они оставались стоять прямо, это означало, что преисподняя приняла взятку. После этого, чтобы завершить ритуал, бумагу требовалось немедленно сжечь и проглотить пепел.
В древности, когда кто-то из стариков заболевал, их дети или внуки временами отдавали им какую-то часть жизни по своей воле. Но теперь люди позабыли об этих ритуалах, и только последние трусы и эгоисты, ничего не понимающие в магии, иногда умудрялись раскопать этот старый рецепт и воспользоваться им для кражи чужих жизней.
Раньше, если ритуал не удавался, и больной всё равно умирал, его ребёнок или внук мог с помощью молитвы, благовоний и другого специального ритуала вернуть себе потерянное время. Но с кражей и разговор другой. В случае успеха заклинатель, помогающий провести ритуал, обзавёлся бы деньгами в ущерб своей добродетели. А в случае провала магия оборачивалась против исполнителя и отнимала его собственную жизнь.
Так что человеческое тело рядом с трупом чёрной собаки не было особенной редкостью на седьмое января. Каждый год у спецотдела было сразу несколько таких дел, так что Чжао Юньлань переслал письмо Ван Чжэн остальным, попросив тех, кто свободен, съездить и взглянуть.
Пока он печатал, у него начали отчаянно слипаться глаза, и выдержки Юньланя хватило только на то, чтобы нажать «Отправить».
Сразу после этого он отключился, как лампочка, и провалился в сон, не успев сосчитать и одной овцы.
***
Когда Чжу Хун получила его сообщение, она медитировала на крыше. Её длинный змеиный хвост размотался из аккуратных колец, пока она пыталась впитать ускользающий лунный свет. С северными городами всегда так: зимой солнца не видать, и если не туман, так снег. Ночи, когда выглядывала луна, были драгоценной редкостью, и Чжу Хун поспешила урвать возможность помедитировать.
А открыв глаза, она с удивлением обнаружила, что напротив неё сидит ещё один человек.
— Четвёртый Дядя?
Тот взглянул на неё и сказал:
— Много лет назад ты не справилась с заклинанием и была покалечена небесной карой. Я оставил тебя под защитой Хранителя, надеясь, что его энергия ян тебя сбережёт. Судя по всему, мои надежды сбылись.
Взмахом руки он заставил небольшую беседку появиться на крыше. Внутри располагался большой поднос с принадлежностями для чайной церемонии и чайник, уже закипающий на маленькой плитке.
— Пойдём, — позвал Четвёртый Дядя, приглашая Чжу Хун внутрь.
Её хвост обернулся ногами, и по пути в беседку она быстро просмотрела сообщение от Чжао Юньланя.
— У Хранителя есть для меня дело…
— За кражу чужой жизни вор получил то, что ему причитается, — отрезал Четвёртый Дядя, взглянув на сообщение, и невозмутимо продолжил: — Я пришёл, потому что мне нужно кое-что с тобой обсудить.
Четвёртый Дядя был главой клана змей. На его лице вечно красовалась доброжелательная улыбка, не позволяющая прочесть, что за ней прячется. И он никогда ни с кем ничего не обсуждал: стоило ему принять решение, и «обсуждение» становилось простой формальностью.
Чжу Хун невольно выпрямила спину.
Залив чайные листья горячей водой, Четвёртый Дядя заговорил, объятый восходящим паром:
— Город Дракона — не лучшее место для заклинателя. Если тут и есть другие волшебные существа, то все они проживают в пригородах. За последние двадцать лет ты мало чего добилась: уверен, мне не нужно тебе об этом напоминать. Сама знаешь.
Чжу Хун взяла в руки чашку и аккуратно уточнила:
— Правильно ли я понимаю, что вы предлагаете мне переехать в пригород?
Поняв, что она притворяется дурочкой, Четвёртый Дядя не стал кружить вокруг да около.
— Я хочу, чтобы ты уехала из города Дракона, — улыбнувшись, произнёс он.
— Но декрет Хранителя…
— Я оставил тебя под защитой Хранителя, а взамен ты на него работала. Декрет тебя не связывает: захочешь уйти — сможешь сделать это, когда пожелаешь.
Чжу Хун закусила губу.
— Ты что, не хочешь его покидать? — Ведя беседу, Чётвертый дядя всегда был приветлив, и уголки его рта приподнялись в теплой улыбке, как у статуи Будды в храме. Однако выражение его лица посуровело. — Если тебе важно моё мнение, ты должна прислушаться ко мне и сейчас же вернуться со мной в клан змей. Будь в его сердце припасено местечко для тебя, я бы не стал так поступать, но… Ты же сама знаешь, что его сердце занято, не так ли?
Чжу Хун промолчала.
Четвёртый Дядя негромко постучал пальцами по столу.
— Ты умная девочка. Больше я ничего не скажу. Сама знаешь, что нужно делать.
Пальцы Чжу Хун невольно сжались вокруг телефона, да так сильно, что на ладони вздулись синие вены. Несчастный телефон оказался не готов к такой нагрузке: раздался треск, и от него отлетела крышка, а экран покрылся паутиной трещин и погас.
Четвёртый Дядя сидел молча и прямо, опустив глаза в свою чашку. Торопить Чжу Хун он не собирался.
— Я должна закончить с этим делом, — наконец, тихо произнесла она. — После этого я лично попрошу об отставке.
— Разумеется, — кивнул Четвёртый Дядя, не собираясь давить больше, чем требовалось. — Начатое всегда нужно заканчивать.
Из кармана он достал маленькую коробочку. Под крышкой оказалась драгоценная жемчужина.
— Это жемчужина водяного дракона. Приносит удачу и защищает от воды и огня. Отдай её Хранителю перед уходом: за его заботу все эти годы племя ему очень обязано. Пусть будет нашим маленьким подарком.
Чжу Хун взяла коробочку в руки, но прежде, чем она успела поблагодарить Дядю, тот уже исчез.
Луна, наконец, вышла из-за туч, но сердце Чжу Хун пребывало в смятении. Медитировать ей больше не хотелось.
Прибрав остатки своего телефона, она вытащила из него симку и растворилась в ночи.
***
Сообщение от Чжу Хун пришло в полночь.
«Мы с Линь Цзином съездим. Не забудь, что за переработку — двойная плата.»
Шэнь Вэй всегда спал очень чутко. Иногда Юньланю казалось, что он и вовсе не спит. С тех пор, как они начали жить вместе, Юньлань боялся его потревожить, а потому перед сном всегда выключал на телефоне звук и откладывал его на тумбочку возле своей стороны постели.
Однако тем вечером он уснул так резко, что даже телефон убрать не успел — так и задремал с ним в обнимку.
Входящее сообщение разбудило его ровным толчком.
Не включая экран, Чжао Юньлань затаил дыхание и обернулся проверить, спит ли Шэнь Вэй. Однако его сторона была пуста, и одеяло успело остыть: должно быть, Шэнь Вэй встал уже довольно давно.
Сев, Юньлань потёр глаза и, спустив ноги с кровати, разглядел свет на кухне. Тапочек под ногами не оказалось: должно быть, лежали где-то вне зоны доступа, так что Юньлань поднялся и босиком пошёл на свет.
Шэнь Вэй стоял к нему спиной и, должно быть, готовил что-то в небольшой глиняной миске. На кухне стоял тусклый запах лекарств. Что это за травы такие, которым требуется настаиваться всю ночь?
— Чем занимаешься? — мягко спросил Юньлань, зевнув, и закатал рукава. — Я могу помочь?
Шэнь Вэй дёрнулся, явно не ожидавший его появления, и выронил нож.
Белоснежную кухонную поверхность заляпала свежая кровь.
Чжао Юньлань запнулся посреди шага, мгновенно растеряв остатки сна. Этот нож… Шэнь Вэй вытащил его из собственной груди.
Лицо у него было белым, словно бумага. Драгоценные секунды утекали сквозь пальцы, и воцарившаяся тишина давила на уши.
Сбросив с себя оцепенение, Юньлань рванулся вперёд, схватил Шэнь Вэя за плечо и распахнул на нём рубашку. Ножевая рана в его груди уже затянулась, не оставив и следа, но на пижаме ещё оставались пятна крови. Юньлань стиснул пальцы, не в силах двинуться с места: его словно самого ударили под рёбра ножом — так ему было больно. Осторожно, боясь потревожить, Юньлань огладил чистую и гладкую кожу, где не осталось и следа от ранения, и дрожащим голосом спросил:
— Что происходит?
Шэнь Вэй ему не ответил.
Тогда Юньлань схватил его за воротник и повысил голос:
— Я спрашиваю, что происходит! Отвечай, ну!
Он толкнул Шэнь Вэя к стойке, прижал к ней, и тот охнул, ударившись об её край. Чжао Юньлань всегда был нетерпелив и резок с другими людьми, но никогда не повышал голос на Шэнь Вэя — и тем более не терял присутствия духа. Его злость тоже вечно была напускной, и хватало её всего лишь на парочку резких слов.
Юньлань просто не ожидал, что Шэнь Вэй когда-нибудь заставит его по-настоящему злиться. Должно быть, так Шэнь Вэй чувствовал себя после инцидента с призывом Теневой армии, когда едва не наградил Юньланя звонкой пощёчиной. Боль подкатила к горлу, стиснула железной рукой, и какое-то время Юньлань просто не мог дышать. В голове было пусто.
— Чем ты меня поил? — услышал он собственный хриплый голос. — Шэнь Вэй! На меня смотри! И отвечай, сейчас же, блядь, или я за себя не отвечаю!
— Много лет назад, — тихо отозвался Шэнь Вэй, — ты лишился пламени души из левого плеча и пролил кровь, чтобы создать фитиль Лампы Хранителя. Ты потратил тогда слишком много сил, и твоя душа так и осталась уязвимой. Ты превратил меня в бога, но я был рождён из грязи и тьмы: если мы останемся вместе, ты будешь день ото дня слабеть, и в конце концов моя суть поглотит тебя целиком, вытянет всё до последней капли.
Шэнь Вэй опустил ресницы, чёрные, как вороново крыло, и закрыл потемневшие глаза.
— Тысячи лет назад, — прошептал он, — Шэнь-нун предрёк мне конец столь же несчастный, каким было моё начало. Я был рождён Королём Призраков и навсегда им останусь, и если ты будешь настаивать на том, чтобы оставаться рядом… Ты умрёшь. Из-за меня.
Словно ледяная игла, эти слова пронзили Юньланя насквозь, высасывая из него силы. Отпустив Шэнь Вэя, он отшатнулся и едва не разлил содержимое кастрюльки на плите.
— «Лекарство», которое ты мне давал… Было твоей кровью. — У Юньланя дрожали губы. — Каким образом она должна была мне помочь?
— Всё во мне пропитано тьмой, кроме сердца, которое принадлежит тебе, — мягко улыбнулся Шэнь Вэй, прикоснувшись к своей груди. — Только здесь ещё течёт чистая, алая кровь. И я хотел использовать её, чтобы тебя защитить.
Чжао Юньлань запрокинул голову и прижал дрожащие ладони к лицу.
Если бы Шэнь Вэй его не любил или был к нему безразличен, Юньлань был бы свободен в своём выборе: остаться или уйти, когда это станет необходимым. И то, и другое было бы здравым решением.
Если бы Шэнь Вэй ему лгал, если бы он подвёл Юньланя или сделал ему больно, то опять же Юньлань мог бы выбрать: остаться или уйти. И то, и другое можно было бы понять.
Однако Шэнь Вэй припёр его к стенке: Юньлань не мог ничего сказать, не мог разразиться бранью, не мог его ненавидеть — и принять не мог тоже.
Он молчал очень, очень долго. А потом схватил с вешалки куртку, надел, путаясь в рукавах, и вышел вон.
Оказалось, что и правда бывает на свете любовь, подобная ножевому ранению прямо в сердце.*

Примечание к части

*Цитата из книги современного автора Мо Яна “Устал рождаться и умирать”.

По общим договорённостям, полевая работа требовала одобрения транспорта отделом логистики. Именно поэтому Чжу Хун и Линь Цзин ещё затемно приехали в офис на встречу с Ван Чжэн.
Однако вместо неё они нашли своего шефа: скрючившись, Чжао Юньлань спал на диване, одетый в лёгкую пижаму, и кутался в тёплую куртку, явно принадлежащую кому-то другому.
На полу рядом с ним вылизывался Да Цин, начисто опустошив свою миску.
— Почему он спит здесь? — прошептала Чжу Хун, передвигаясь на цыпочках. — Тут же холодно, он не простынет?
Поколдовав над кондиционером, она укрыла Юньланю ноги своим пальто.
Линь Цзин после праздников выглядел хорошо отдохнувшим. Помедлив, он потёр подбородок и заявил:
— Отказ проводить новый год с семьёй определённо указывает на какие-то личные проблемы, которые шеф от нас скрывает. Либо его заставляют жениться, либо с кем-то порвать.
Его напыщенная речь разбудила Юньланя, и тот вскинул голову: под глазами у него залегли глубокие тёмные круги, а волосы растрепались.
— Заткнись и выметайся! — рявкнул он, пронзив Линь Цзина острым взглядом. Не на такое пробуждение он рассчитывал.
Линь Цзин, кажется, совершенно обнаглел. Помолчав пару мгновений, он спокойно продолжил:
— Действительно, кому ты такой нужен? Когда жена будит тебя по утрам и нежно зовёт завтракать, на неё ты так же рычишь?
Чжао Юньлань схватил со стола бонсай и швырнул Линь Цзину в голову. Последовал громкий треск.
Да Цин и Чжу Хун молча переглянулись. Даже Линь Цзин растерялся: осознав, что это его болтливый рот вывел шефа из себя, он живо сбегал за метлой и принялся прибирать беспорядок.
— Амитабха, — бормотал он себе под нос, — сбереги эти осколки…
Да Цин запрыгнул на диван и тронул Чжао Юньланя лапкой.
— Эй, ты в порядке?
Юньлань глубоко вздохнул и снова вытянулся на диване. Зарывшись носом в воротник куртки, он вдруг резко осознал, что она принадлежит Шэнь Вэю: от плотной ткани всё ещё доносился его чистый и свежий запах.
— В порядке, — угрюмо буркнул Юньлань. — Ты это брось, Линь Цзин, я сам уберу. И я не злюсь… Просто не очень себя чувствую. Идите, займитесь своими делами и дайте мне полежать спокойно.
Усы Да Цина недоверчиво дрогнули, и Юньлань погладил его по голове и легонько шлёпнул по заднице.
— Если тебе нечем заняться, помоги мне понять, откуда в нашей библиотеке взялись «Записи древних тайн».
— Вертишь мной, как хочешь, — раздражённо проворчал Да Цин. — Просишь об услуге без уважения! Где мой красный конверт? Где мои деньги?
Юньлань, не открывая глаз, порылся у Шэнь Вэя в кармане, вытащил пару мелких купюр и засунул коту за ошейник.
— Обнаглел совсем, — буркнул он, махнув на Да Цина рукой. — Если бы ты получал по монетке за каждый год на земле, ты бы нас всех уже разорил. Иди уже.
Да Цин запустил было когти в его куртку, но Юньлань ему не позволил и безжалостно спихнул с дивана: вместо ткани когти задели его руку, оставив розовые гладкие полосы.
Да Цин было обалдел, но быстро пришёл в себя и сбежал, распушив хвост. Этот ублюдок Чжао Юньлань посмел использовать его, как котёнка на побегушках!
***
Новый год и весенний фестиваль давно обросли множеством традиций. Большинство сотрудников спецотдела не были людьми, и каждый из них проводил новый год по-своему. А потому, если не случалось срочных дел, до пятнадцатого числа никто и не думал возвращаться в офис. В эти дни дом номер четыре на Яркой улице практически пустовал, и Чжао Юньлань, растревоженный и разбитый, решил поспать ещё, а задремав, проснулся только ближе к полудню.
Вокруг никого не было: в офисе стояла тишина. Куртка Шэнь Вэя практически сползла на пол — должно быть, Юньлань ворочался во сне. Дотянувшись, он бережно поднял её и отряхнул от пыли, а затем протёр глаза и уставился в пустоту. Он так быстро сбежал из дома, что даже не посмотрел, какая обувь попалась ему под руку, и теперь в кожаных лоферах без носков ему было холодновато.
Однако на полу рядом с диваном Юньлань обнаружил пару тёплых ботинок, которые часто носил, и чистые носки — по одному в каждом ботинке. На подлокотнике лежала отглаженная одежда и бельё, аккуратно запрятанное внутрь, а сверху — его телефон, ключи и бумажник… Единственное, о чём не позаботился его таинственный покровитель — это верхняя одежда.
Должно быть, ему хотелось, чтобы Юньлань и дальше носил ту куртку, которую унёс из дома.
— Это профессор Шэнь принёс, — сказал кто-то. — Я хотела тебя разбудить, но он не позволил.
Подняв голову, Чжао Юньлань обнаружил сидящую за своим столом Чжу Хун.
— Где он?
— Ушёл, — покачала головой Чжу Хун, отведя взгляд от монитора.
— Куда? — хрипло спросил Юньлань. — Что он сказал?
— Сказал, что на улице холодно, и тебе следует после работы пойти домой, — прохладно, без капли эмоций отчиталась Чжу Хун. — И чтобы ты не волновался: сказал, что возвращается к себе и больше не будет тебе мешать. И ушёл. — Она вскинула бровь. — Из-за чего вы рассорились в новый год?
Чжао Юньлань не ответил. Ему было прекрасно известно, что означает в устах Шэнь Вэя «вернуться к себе», и это место было очень далеко от его собственной квартиры. Понимание пронзило его насквозь, словно нож провернулся в сердце, но Юньлань не собирался позволить этой боли просочиться наружу, и потому ни один мускул на его лице даже не дрогнул.
Помедлив, он сел и натянул носки, а затем заперся в ванной и быстро принял душ и переоделся. Упёршись ладонями в раковину, Юньлань открыл до упора кран, заткнув белоснежный фарфор пробкой, а затем резко опустил голову в ледяную воду.
Ему хотелось перестать думать о Шэнь Вэе. Первый раз в жизни к нему пришло понимание, что мысли о нём могут ранить так сильно, словно кто-то вырвал сердце прямо у него из груди.
Его не было так долго, что Чжу Хун начала волноваться и аккуратно постучала в дверь.
— Шеф Чжао, с тобой всё хорошо?
Юньлань согласно промычал что-то и вытер мокрое лицо, а затем разыскал в ящике свою офисную сумку с туалетными принадлежностями и побрился, встав перед зеркалом. Оправил на себе одежду, чтобы снова выглядеть нормальным человеком, выпрямил спину и вышел обратно в офис.
Сердечная боль никак не могла ему помочь. Юньлань точно знал, что должен найти лазейку в этой запутанной истории.
Чжу Хун, встретившая его у дверей, собиралась было что-то сказать, но он её перебил:
— Есть что-нибудь пожрать? Я голоден.
— В столовой наверняка что-нибудь осталось, — недоумённо произнесла Чжу Хун. — Хочешь, поднимемся и проверим?
Юньлань кивнул и направился прямиком на второй этаж, оставив Чжу Хун в полном недоумении. В своём обычном состоянии Чжао Юньлань закинул бы ноги на стол и потребовал притащить ему еды: до самостоятельных походов в столовую он снисходил крайне редко. Чжу Хун не на шутку разволновалась.
Наверху Юньлань взял себе завтрак и молча уселся за ближайший пустой стол. Он был странно молчалив, и Чжу Хун следовала за ним с опаской: ей казалось, что даже если небо сейчас рухнет им на головы, Чжао Юньлань не отведёт взгляда от своей тарелки.
А тот, опустошив целый поднос еды, наконец ощутил немного тепла в замёрзших пальцах.
— А ты что здесь делаешь? — спросил он у Чжу Хун.
— Собиралась поехать на дело о похитителе жизни вместе с Линь Цзином, — помедлив, ответила Чжу Хун.
— И почему не поехала?
— Волновалась о тебе, вот и отправила его одного.
Юньлань утёр рот и поднял со стола свой поднос.
— Чего обо мне волноваться? — негромко произнёс он. — Всё со мной в порядке, вали домой.
Чжу Хун молча последовала за ним.
Юньлань вернулся в свой кабинет и включил компьютер, словно это было самое обыкновенное рабочее утро.
— Ты ещё здесь? — бросил он, увидев Чжу Хун в проёме двери.
— Что с тобой случилось?
Юньлань вытащил из ящика стола зажигалку и сигареты и ровно выдохнул:
— Ничего не случилось.
— Почему тогда ты не идёшь домой? — упёрлась Чжу Хун. — Почему сбежал посреди ночи и спал на диване?
— А, ты об этом. — Юньлань глубоко затянулся белым дымом. — Мы слегка поссорились.
— Врёшь, — отрезала Чжу Хун, вскинув брови, и повысила голос: — Думаешь, мы слепые? Ты ведёшь себя так, словно Шэнь Вэй для тебя дороже всей этой жизни! Если бы вы просто «слегка поссорились», тыбы давно уже приполз к нему извиняться с сочинением о том, как ты виноват! На десять тысяч слов! Так что не нужно считать меня за дурочку!
Ответить Юньланю было нечего.
— Он сделал тебе больно? — прошипела Чжу Хун, и глаза у неё зажглись яростью: скажи Чжао Юньлань хоть слово, и она бы умчалась жрать Шэнь Вэя живьём.
— Не говори ерунды, — отрезал Юньлань, стряхивая пепел на столешницу. — Чего тебе от меня надо? Разве не знаешь, что любопытных женщин замуж не берут?
— Человек, которого я люблю, ко мне равнодушен, — горько выдохнула Чжу Хун. — Так что замуж я не собираюсь, какая мне разница?
Юньлань прекрасно знал, что она имеет в виду, но сделал вид, что ничего не понимает. Сказать ему, опять-таки, было нечего, так что оставалось только сбежать, забыв о своей гордости. Схватив сумку, Юньлань запихнул туда бумажник и телефон и вышел из кабинета, даже не отключив компьютер.
Чжу Хун, однако, не собиралась сдаваться так просто.
— Куда ты собрался? — спросила она, не отставая от его быстрых шагов.
— У меня встреча с одной шишкой из министерства, — зыркнул на неё Юньлань. — Чего ты за мной тащишься?
Он отпер машину, и Чжу Хун тут же забралась на пассажирское сиденье и прежде, чем он успел возразить, защёлкнула ремень безопасности.
— Я с тобой, — заявила она, явно намереваясь посоревноваться с ним в ослином упрямстве.
Юньлань вздохнул, опираясь на свою дверь.
— Пощады просить бесполезно, да? — вздохнул он.
Чжу Хун взглянула на него исподлобья, не собираясь сдаваться.
Какое-то время они меряли друг друга взглядами, и в конце концов Юньлань глубоко вздохнул, затолкал поглубже своё раздражение, затоптал сигарету и сел в машину.
Пока они ехали, Чжу Хун изредка посматривала на него: Чжао Юньлань молчал, и всё, что ей оставалось, это созерцать его красивый профиль.
— К кому мы едем? — наконец, спросила она.
— К дяде малыша Го, — буркнул Юньлань. — Кстати об этом: можешь выяснить, кто так хорошо постарался, чтобы пропихнуть Го Чанчэна в наш отдел?
— Кто его пропихнул? — моргнула Чжу Хун. — Но зачем? На что он годен?
Юньлань промолчал.
Сам он подозревал, что в этом деле замешан чёртов кубок, захвативший тело его отца, но для чего? И почему именно Го Чанчэн? Да, добродетели у него хватало с лихвой, но помимо этого он был совершенно обычным парнем… Так ведь? Из всего спецотдела малыш Го больше всего походил на человека, но может быть, это только прикрытие?..
Было бы неплохо обладать силами и воспоминаниями владыки Куньлуня. Тогда Юньлань мог бы отличить правду от лжи. Но и без божественного присутствия он не собирался сдаваться: ему отчаянно требовалось докопаться до истины.
Шэнь Вэй… Одно это имя приносило боль и отнимало силы, занимаясь пожаром в его сердце. Однако внешне Юньлань оставался совершенно спокойным, и только глубокая морщинка между его бровей никак не желала разглаживаться.
***
Он никак не мог избавиться от обрывка странного видения: Шэнь Вэй, застывший посреди ледяной темноты, которая медленно его поглощает. Запрокинув голову, тот всматривается в небо, пытаясь разглядеть проблеск синевы, но даже взгляд Палача Душ не способен пронзить бесконечную тьму, и она, лишив надежды, сжирает его целиком.
Кто-то резко пихнул Юньланя в плечо, и он очнулся: сердце его колотилось, как бешеное, а спина покрылась холодным потом.
— Приехали, — укоризненно заявила Чжу Хун.
Юньлань застыл: это был только сон… Они с дядей Го Чанчэна немного выпили, и Чжу Хун отвезла его обратно в отдел. Должно быть, Юньлань задремал по дороге на пассажирском сидении.
— Что тебе такое снилось? — нахмурилась Чжу Хун. — Ты так кричал и звал Шэнь Вэя, словно у тебя сердце раскалывается на части.
Юньлань сделал вид, что ничего не уcлышал. Разговаривать об этом он не желал, и её настойчивость его только разозлила.
— Юньлань! — позвала Чжу Хун прежде, чем он успел выйти из машины, и Юньлань устало поднял на неё глаза.
В руках у Чжу Хун была маленькая коробочка, а внутри оказалась жемчужина водяного дракона, нанизанная на алую нить и затянутая на узел, приносящий удачу.
— Подарок от дяди. В благодарность за твою дружбу с кланом змей. Я… Я скоро уйду. Вместе с ними.
— Уйдёшь? — нахмурился Юньлань. — Куда это?
— Не знаю. Время покажет, — тускло улыбнулась Чжу Хун и аккуратно повязала жемчужину Юньланю на шею. — Это священная вещь. Она сбережёт тебя и защитит от огня и воды. И ещё одно: если тебе что-то от меня нужно, лучше скажи сразу — времени может не хватить.
Помедлив, Чжао Юньлань негромко произнёс:
— Город Дракона — действительно не лучшее место для заклинателя. Тебе стоит вернуться в клан и держаться подальше от людей. Твой дядя — хороший человек: позволь ему помочь и, возможно, станешь следующей главой змей.
Голос у него был попросту похоронный: спокойный и тихий, словно Юньлань зачитывал некролог.
— Шеф Чжао, — порывисто выдохнула Чжу Хун, — только скажи, и я порву с ними все связи. Ради тебя я готова на всё, ты же знаешь, только скажи, и я останусь с тобой навсегда.
Его ответа она ждала с таким нетерпением, словно от этого напрямую зависела её жизнь.
Но Чжао Юньлань только невесело усмехнулся и отвёл взгляд:
— Мы так долго знаем друг друга… Разве я могу запереть тебя в отделе? Я только рад слышать, что у тебя всё будет хорошо.
Яркий свет в глазах Чжу Хун резко потускнел.
Юньлань, не глядя на неё, выбрался из машины.

Да Цин едва дыру в полу не проскрёб, когда увидел, что Чжао Юньлань и Чжу Хун по очереди возвращаются в спецотдел.
Пусть атмосфера между ними двумя была явно напряжённой, Да Цин решил, что ему, как коту, лучше всего просто проигнорировать эмоции людей. Так что он, сцапав зубами книгу «Записи древних тайн», словно мышь, принёс её под ноги Чжао Юньланю.
— У этой книги сильная аура смерти. Я проверил, и она действительно с Античной улицы.
— С Античной улицы? — Чжао Юньлань подобрал её и протёр обложку.
Эта улица, как было понятно по её названию, специализировалась на различном антиквариате и артефактах. Хотя большая часть из них была поддельной, иногда там встречались и настоящие, незаконно найденные сокровища династии Мин.
Но книга «Записи древних тайн» явно была копией. Ни одному разумному человеку не пришло бы в голову принять её за реликвию. То, что Да Цин назвал «аурой смерти», на самом деле означало кое-что другое: то, о чём большинство людей и не догадывались. Магазин на Античной улице, помимо продажи всевозможных предметов культа, щеголял ещё и большой софорой у двери.
Как это объяснял Чжао Юньлань: софора представляла собой транспортный узел — что-то вроде автовокзала, откуда можно отправиться куда угодно. Например, попасть из человеческого мира на волшебный рынок, или же в преисподнюю. Все дороги вели через этот узел.
Крупные ветви и листья соединялись с миром людей, а узловатые корни вели в преисподнюю. Таким образом, софора не была ни человеческим, ни призрачным растением.
— Так ты говоришь, эта книга из преисподней, — сказал Чжао Юньлань, глядя на Да Цина.
Тот коротко кивнул.
— Ну и кто же её купил?
— Не знаю. — Да Цин облизал пухлую лапу. — Я не нашёл чека и других записей о покупке. Может, это был предыдущий Хранитель.
— Невозможно, — перебил Юньлань, листая книгу. Ни серийного номера, ни информации об издательстве. — Судя по макету печати и качеству бумаги, книга относительно новая. Её должны были купить уже после того, как Хранителем стал я. Моя прошлая жизнь была слишком давно.
— Ну, значит, можем заключить, что книгу принесли вместе с кошачьим кормом, — многозначительно заметил Да Цин.
То есть, протащили контрабандой. И эти неизвестные должны были очень хорошо разбираться в древних тайнах, если даже запечатывающее заклинание, наложенное на четыре небесных столпа, было описано очень точно.
Библиотека спецотдела была очень хорошо организована: все книги имели разноцветные метки и числовые коды, так, что даже не умеющий читать Сан Цзань мог спокойно в них ориентироваться. Почему же тогда «Записи древних тайн» небрежно впихнули в ту же секцию, что и «Нюйва создала человечество и восстановила небеса»?
— Вообще это «книга из черной кожи», — сказал Да Цин. Такого рода книги работники ночной смены получали из мест, далёких от мира людей. «Книги из белой кожи», напротив, поступали именно оттуда.
Да Цин протянул лапу к книге, но стоило ему коснуться обложки, как со страниц хлынул тёмный туман.
— Она настолько засекречена, что мы её даже не пометили. Если хочешь разузнать подробности, думаю, нам стоит прогуляться вечерком на Античную улицу.
***
Когда солнце, наконец, село, уступив улицы сумеречной тьме, Чжао Юньлань не выдержал и набрал Шэнь Вэя. Холодный металлический голос на том конце сообщил, что «набранный вами номер не существует».
Юньлань уставился на потухший экран, остро осознавая, что означает ощущение «один день разлуки кажется тремя годами», пока подошедший Да Цин не тронул его нетерпеливо лапой.
— Хватит думать о весне [1], идём.
Подхватив кота на руки, Юньлань вышел на улицу — и обнаружил у своей машины Чжу Хун. Поймав его взгляд, она горько усмехнулась:
— Ты, должно быть, считаешь меня дешёвкой, которая продолжает тебя преследовать даже после того, как ей приказали убраться.
Какое-то время Чжао Юньлань не знал, что ответить. Но в итоге тихо заметил:
— Вообще-то, я только хотел сказать, чтоб ты не забывала тепло одеваться.
Они втроём разместились в машине и в неловкой тишине отправились на Античную улицу. Там, рядом с большой софорой, располагался нужный им магазинчик.
Чжао Юньлань со своего места видел по бокам от входа два бумажных фонарика, которые горели ровным жёлтым светом. Ветер разорвал бумагу, и на ней едва угадывалась надпись «Хранитель».
Юньлань внезапно вспомнил то, что старательно игнорировал раньше. Он похлопал сидящего на плече Да Цина по макушке и тихо спросил:
— Что на самом деле означает «быть Хранителем»?
— Охранять души живых, успокаивать сердца мёртвых, прощать преступления заблудших, крутить колесо для уходящих на перерождение, — торжественно сообщил Да Цин и добавил с презрением: — Разве не это записано на обратной стороне декрета Хранителя? Или ты ослеп?
Чжао Юньлань, который в редких случаях уступал Да Цину в знаниях, пробормотал:
— Но почему декрет, оставленный Куньлунем, зовётся декретом Хранителя?
И что имел в виду Шэнь-нун, говоря о жизни и смерти?
Размышляя об этом, он вошёл в ствол софоры — именно там располагались ступени в преисподнюю.
Этот путь был тяжёл для живых душ, но двое из них не были людьми, а у третьего при себе был декрет Хранителя. Вокруг шумела вода, но из-за жуткого холода казалось, что она вот-вот обратится в лёд. Юньлань и остальные не осмеливались лишний раз вздохнуть, чтобы не потревожить проплывающие мимо души мёртвых.
У тех был тусклый взгляд, и призраки погоняли их, будто овчарки — овец.
Чжао Юньланю уже доводилось спускаться в преисподнюю по делам, и каждый раз он нервничал и старался идти как можно быстрее, не оглядываясь по сторонам. Но сейчас у него было слишком много вопросов, чтобы не обращать внимания на окрестности.
В преисподнюю вела лишь одна узкая, вымощенная гладким камнем тропинка, которая напоминала легендарный путь на небеса. С обеих сторон её окружала вода, поверхность которой то и дело бурлила, словно оттуда вот-вот могло что-то вылезти. Каждые десять чи вдоль дороги располагались небольшие масляные лампы, напоминающие уличные фонари. Они ярко светили, отбрасывая на дорогу длинные тени, и рядом с каждым из них росли яркие красные цветы.
Поизучав немного повторяющиеся фонари, Чжао Юньлань внезапно понял, что все они были одной и той же лампой Хранителя. Однажды он читал заметки, где говорилось, что лампа Хранителя сопровождает души на пути в преисподнюю. Длина этого пути зависит от количества вещей, которые человек не может забыть. Когда лампа полностью очистит душу, человек, наконец, попадает на мост, пересекающий Реку Забвения. Выпив отвар, приготовленный богиней Мэн По, душа сможет пересечь мост и уйти на перерождение. [2]
Все предыдущие жизни обращались в прах. Пусть этот свет и не обжигал, зато порождал новые светлые души.
Поддавшись порыву, Юньлань наклонился и присмотрелся к одной из этих копий лампы Хранителя. На её основании были выгравированы слова: «Истинная смерть порождает новую жизнь».
В этом и заключался смысл перерождения.
Внезапно у Юньланя закружилась голова, а сердце пронзила такая боль, будто его попытались вырвать из груди. Он споткнулся, и идущая следом Чжу Хун едва успела подхватить его под руку.
— Что случилось? — тихо спросила она.
Смертельно бледный Юньлань с трудом сглотнул подкативший к горлу комок и прижал руку к груди. Спустя несколько долгих мгновений он покачал головой и как ни в чём не бывало продолжил идти.
Когда они добрались в город призраков, Чжао Юньлань достал несколько талисманов и протянул остальным. Их пришлось спрятать под языком — так они могли скрыть от духов свой запах живых существ.
Помимо бессмертных и душ, ожидающих своей очереди на перерождение, в городе обитали и глубоко одержимые души, неспособные переродиться, а также те, кто отбывал заключение. Они находились здесь сотни, а то и тысячи лет, и живым не понять было их одержимости возвращением обратно на землю.
Когда Чжао Юньлань был подростком, однажды он пришёл сюда, чтобы вернуть живую душу, заблудившуюся в городе призраков, но потерпел неудачу. Ему пришлось смотреть, как её окружают и заживо поглощают духи. Потребовался целый отряд городских призраков, чтобы подавить возникшие следом беспорядки.
Чжао Юньлань был тогда очень молод, и эта сцена произвела на него огромное впечатление. Любой, кто мог сказать: «Зачем радоваться жизни, отчего бояться смерти?», — должно быть, просто позабыл вкус этой самой смерти.
Мёртвые души жаждали сущности живых с отчаянием тонущего человека, жаждущего глотнуть воздуха — неосознанно и бесконтрольно. Это было правдиво для всех, но особенно, для духов, рождённых в самой глубине преисподней.
Именно поэтому сердце Чжао Юньланя так болело за Шэнь Вэя. По его мнению, порой Шэнь Вэй чересчур сильно и настойчиво подавлял собственную натуру.
Чжу Хун, которая никогда прежде не была в городе призраков, бросила на Юньланя тревожный взгляд.
— Что бы ни случилось, не выплёвывай талисман, — тихо сказал он ей. — Иначе нас ждут большие неприятности. Стадо муравьёв может убить слона, а эти дикие духи куда хитрее, чем ты думаешь.
Чжу Хун кивнула.
— Или, — поколебавшись, добавил Юньлань, — можешь подождать меня снаружи.
Чжу Хун решительно покачала головой. Она не знала, чем сможет быть здесь полезна, но ей было куда спокойнее, когда получится держать несносного шефа в поле зрения.
Да Цин спрыгнул с плеча Чжао Юньланя и возглавил их маленькую процессию. Чёрные коты и собаки — создания великой энергии инь — великого зла. Встречая их, духи инстинктивно сбегают. [3] Так что иметь при себе чёрного кота было всё равно, что ехать с полицейским эскортом, и Юньлань вместе с Чжу Хун беспрепятственно вошли в город призраков.
Пятнадцатого числа каждого месяца в городе устраивали ярмарку. Сегодня, однако, было другое число, и рыночная площадь казалась слегка заброшенной.
На углу улицы прямо на тротуаре сидела старушка, примостив в ногах маленькую корзинку. Её жёлтые глаза пристально наблюдали за снующими мимо молодыми духами. На первый взгляд это была обычная картина: бедной жалкой женщине вечерами приходится приторговывать. Чжу Хун мысленно ей посочувствовала, но стоило старушке заметить её взгляд, и та улыбнулась желтозубой улыбкой и предложила:
— Покупай долголетие, покупай долголетие.
Голос у неё был хриплый и скрежетал так, словно гора ржавого железа. От него у Чжу Хун по телу пробежали мурашки, и Чжао Юньлань поспешно повёл её прочь.
— Не смотри, — прошептал он. — У этой старой госпожи плохая репутация. Она продаёт «белые» изделия.
— Что значит «белые»? — спросила Чжу Хун.
— Её булочки действительно могут продлить жизнь, но эта жизнь не будет естественной. Как жизнь овоща, прикованного к постели. Понимаешь? — Чжао Юньлань плотнее запахнул куртку и поднял воротник. — Иди вперёд и не озирайся. Это нейтральная зона. Будешь слишком долго на них смотреть — могут заставить что-то купить. А это будет очень неприятно.
Чжу Хун послушалась, не смея больше глазеть по сторонам. Они прошли до конца ветреной улицы, пока не упёрлись в небольшой дом. На вывеске над входной дверью чёрными чернилами было написано: «Вход».
Сам домик казался довольно обветшалым, но по обеим сторонам от двери, как и у магазинчика на Античной улице, висели два белых фонарика с надписью «Хранитель».
— Держу пари, тут продаётся всякое-разное, — сказал Да Цин. — Эта семья перерождается каждые шестьдесят лет, то в измерении инь, то — в ян. Сверху, в ян, они охраняют вход на дорогу в преисподнюю, что за большой софорой, а здесь, в инь — продуктовый магазин города призраков.
Чжао Юньлань толкнул дверь, и та открылась с громким скрипом. Он извлёк из кошелька маленькое зеркальце, прикрепил его на дверь и только потом шагнул за порог.
Изнутри тут же раздался девичий голос:
— Зеркало освещает путь, духи должны держаться подальше. У вас срочное дело?
Чжао Юньлань кивком приказал Чжу Хун закрыть дверь. Отодвинулся занавес, закрывающий вход в комнату, и перед глазами сотрудников спецотдела предстала маленькая девочка с двумя косичками, одетая в старомодный хлопковый костюм.
Ростом она едва доставала взрослому человеку до пояса. У неё было пугающе выбеленное, похожее на папье-маше лицо и багрово-алые губы. На щеках красной киноварью были нарисованы две точки. Чёрные глаза-бусины казались безжизненными, а лицо абсолютно ничего не выражало.
Её сложно было назвать милой. Напротив, это лицо в сочетании с детским голоском наводило ужас.
Чжао Юньлань не любил ходить вокруг да около. Не говоря ни слова, он достал «Записи древних тайн», положил сверху декрет Хранителя и присел на корточки, чтобы оказаться с девочкой лицом к лицу:
— Я бы хотел кое-что узнать и смиренно прошу вашей помощи.
Увидев декрет, девочка удивлённо произнесла:
— Так это лорд Хранитель одарил нас своим присутствием. Как поживает мой брат?
— О, давайте без формальностей. Ваш брат поживает отлично, пару дней назад я прислал ему несколько килограммов бекона в качестве новогоднего подарка, — вежливо ответил Юньлань. — Я хотел спросить: эта книга продавалась в вашем магазине?
Девочка взяла её в руки, и Юньлань ощутил холод, исходящий от её тела. Страницы, когда она их касалась, покрывались тонким слоем инея. Наконец, она закрыла книгу и кивнула:
— Да, она отсюда.
Девочка снова открыла книгу на последней странице и указала на едва заметную серую печать, в которой, если пристально приглядеться, едва можно было разобрать одно слово: «различное».
— Это печать нашего магазина.
— А вы можете выяснить, кто купил эту книгу и принёс её в мир людей?
Юньлань достал немного бумажных денег и зажёг их перед девочкой.
Та натянуто улыбнулась:
— Хранитель так милостив. Погодите минутку, и выпейте пока чаю.
Юньлань, Чжу Хун и Да Цин прошли вслед за ней в магазин. Девочка подала им чай, и Юньлань, взяв чашку в руки, принюхался. Сделал вид, что пробует, но на самом деле не выпил ни глотка. Живые не должны ничего есть или пить в преисподней. Это старое правило было известно абсолютно всем, кто обладал хоть крупицей здравого смысла.
Девочка достала огромную бухгалтерскую книгу и принялась страница за страницей её изучать. Спустя несколько долгих минут она сообщила:
— Нашла. Забыла спросить, как зовут вашу светлость?
— Чжао, — ответил тот и нахмурился, чувствуя неладное. — Чжао Юньлань.
— Верно. — Девочка уложила бухгалтерскую книгу перед ним.
Юньлань заглянул и увидел чёткую запись о покупке: «Чжао Юньлань, лорд Хранитель, 15 июля, год Водяной Лошади».