Падение короны [Сергей Сергеевич Яковлев] (fb2) читать онлайн

Сергей Яковлев Падение короны

Глава 1. Хан

Утро

Барри ходил в школу и ему это нравилось. Но так было далеко не всегда. Ещё во времена его деда — великого Хана Макофера Марзаде, в школе был особый микроклимат. Как только дети вырастали они часто попадали в другую субкультуру, а школьные дни быстро забывались. Так возникал конфликт отцов и детей. А всего лишь надо иметь просто хорошую память. Да, аберрация восприятия часто играла злую шутку — вот ты ребёнок, но тут ты уже не понимаешь в каких условиях растут твои дети.

— Деда, а деда? А что такое “насилие в школе”? — Барри ерзал на стуле, жуя свой утренний бутерброд

— Фу, Барри, ты снова где-то наслушался глупостей? — Кейсси, старшая сестра Барри, не могла удержаться не попрекнуть младшенького.

— Кейсси, а ты послушай, — попросила Келли, мать этих двух шалопаев, — наш дедушка много об этом знает, и был свидетелем тех событий …

— Что проходите психоисторию? — поинтересовался Хан, и не дождавшись ответа, констатировал — да, мы избавились от насилия во всем мире, а не только в школах.

— Он не знает даже, что он в Турции живет, а ты ему про весь мир — опять съязвила Кейсси

— Я знаю, Турция — это наше государство, Европа — вот. И никакая не история. Просто Даник толкнул Матиса и мы на классном часе разбирали основы агрессии. А потом они снова вспомнили про нашего деда …

— Сам ты Европа, Турция — это Турция, вот неуч — Кейсси была старше Барри на пять лет, но всегда хотела показать, что она умнее и знает больше.

— Хорошо, поели? Вам пора в школу — Келли видя, что её отец изменился в лице, постаралась прекратить галдеж своих детей и оставить отца в тишине.

Лектор

События тех далеких дней снова всплыли в памяти Хана. Он был тогда молодым и посетил лекцию Кентури Валиса Брашмана. Он рассказывал о древнем философе Ганди. Тогда они с товарищами ещё не понимали, где же кроется зависимость от государства. Тогда только в далекой Индии произошло освобождение от Короны, и лекторы оттуда посещали многие социалистические страны.

Взгляды лектора в других странах считались экстремистскими. Да, и здесь, в Турции он находился полулегально. Чтобы не дразнить правительство — не было никакой официальной рекламы. Хану просто вручили на улице листовку, и он пришел. Он опоздал и долго не мог понять на кого же обрушивает свой гнев лектор. Он говорил о правительстве, нет даже о всех правительствах всех стран.

— Почему правительство покровительствует одной религии, а про других забывает, а с третьими ведет войну? Почему люди искусства вынуждены покидать страны из-за своих взглядов? — спрашивал лектор, — Ради чего мы ведем войну с теми, с кем мы не согласны? Разве эти люди отбирают у вас воду или еду? Любое, самое лучшие из правительств, которое когда-либо существовало — будет вам говорить, что оно защищает. Защищает государство, своих граждан, национальные интересы. Но оно не говорит, что защищать — это воевать! Но главное от кого нас надо защищать, от таких же людей как мы с вами, но живущих в других странах? Мы уже часто не ведем прямых войн, но нам все равно говорят о опасностях. Все эти опасности — фикция, способ нами управлять — ваш враг ни тот, кто живет рядом, ни тот, кто верит в другого Аллаха, а те, кто манипулирует вами сидя в вашем правительстве, те кого вы выбираете на ваших выборах.

В зале раздался гул негодования, и кто-то из самых активных выкрикнул:

— Скажите учитель, вы предлагаете свергнуть правительство?

— Спокойно, спокойно … Нет, что вы! Наш путь — любовь. Зачем свергать тех, место которых займут другие? Вам кажется, что станет лучше? Но это самообман … За тысячелетия понятие правительств никак не поменялось. Одни просто были более жестокими, и постепенно, под давлением людей, таких же социалистов как мы с вами, они, эти правительства становились чуть менее жестокими. Но их ложь становилась все более изощренной, и они все также манипулируют нашим общественным сознанием. Общественным? Да. Но вам кажется, что только не вами. Но человек как ребенок, если ему с детства говорить, что “мужчины писают только стоя” — он будет верить в это до конца жизни, и считать, что сесть на унитаз это признак слабости.

Негодование в зале стихло, и были слышны лишь хлопки дверей. Люди по одному или небольшими группами покидали зал. Для многих это было неприлично, о таком неприятно было говорить в слух. Но Хан задержался. Это сейчас, когда он рассказывал внуку Барри, он шутил, что вышли все, кто писал стоя. Но тогда ему было не до шуток. Он преодолел брезгливость и поднял руку, чтобы задать вопрос. В зале осталось уже немного людей, в основном женщины и лектор его быстро заметил.

— Да, пожалуйста …

— Я хочу вас спросить. Хорошо, допустим лично вам не нравятся люди в правительстве. Вы говорите, что у вас мирные намерения. Так что же вы будете делать? Как будете бороться с тем, что вас не устраивает?

— Правильный вопрос. Мы последователи Ганди, мы не будем ни с кем бороться. Мы просто не будем сотрудничать с такими правительствами. Вы знаете, в нашей Индии мы уже добились того, что правительство ограничено от решения многих вопросов. И ничего страшного не случилось, небосвод не рухнул, как нас уверяли политики.

Вы знаете, если в семье говорят, что убивать — это зло. То очевидно же, что просто необходимо вместе с этим, объяснять детям, что армия — это зло. Все армии создаются для убийств. И находится в их рядах должно быть позорно. Вам скажут, что они защищают. Но если в армиях агрессора не будет солдат — то, кто же нападет?

Что же было дальше? Хан многое не помнил, его мысли путались, но откуда-то из тумана в памяти возникали образы белых стен с неоновой рекламной подсветкой.

Его интерес к психоистории, которая применяла математические методы для исследования происходящих в обществе процессов, привел его в кабинет психиатра. Доктор окинул его взглядом, указал на кресло и дал небольшую листовку с заголовком «Математика войны».

— Прочитайте, пока ожидаете своей очереди.

Глава 2. Математика войны

Власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один раб, другой свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть господина над рабом, как основанная на насилии, несправедлива.

Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.

В современном мире может показаться, что рабство это что-то далекое, и его нет. Или же, он нем рассуждали как о чем-то естественном и норме лишь древнего мира. Задолго до возникновения религий это понятие шло рука об руку с человеком, как и войны сопровождающие его историю. Некоторые могут даже провозгласить максиму вида «войны, насилие и рабство — это и есть история человечества». В некотором утрированном виде это будет истиной. Но свидетельства Аристотеля показывают, что вместе с этим, люди, говоря об этом, понимали, что в этом есть что-то противоестественное и несправедливое по природе своей.

Если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы.

Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.

Мы видим и понимание момента для окончания рабства как в возможности автоматизации работы, и то почему рабство в современном мире перестало быть столь необходимым, что становится допустимым не оправдывать его морально.

Раб по природе тот, кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает.

… но рабом можно быть и по закону, когда захваченное на войне называют собственностью. Было бы ужасно, если обладающий большей физической силой человек только потому, что он способен к насилию смотрел бы на захваченного как на раба, подвластного ему.

полезно рабу и господину дружеское отношение, а у кого это не так, и отношения основываются на законе и насилии, происходит обратное.

Аристотель, Политика, ок. 340 г. до н. э.

Полезно понять, что и 3000 лет назад у людей существовало четкое понимание о недопустимости насилия. Но между философским взглядом и реальной жизнью (политикой) все это время существовал огромный разрыв, который лишь в умах мудрецов через споры о природе насилия и его проявлениях в виде войн и рабства, стремится уменьшиться. Но если ум мудреца это инстинктивно понимает, то математика войны заключается в том, чтобы создать такую точную науку, которая поможет распространить это знание на всех людей.

Ясно и то, что профессий как таковых в то время не было, и рабство было единственным способом заставить другого что-то сделать. Аристотель приводит пример, что некто в Сиракузах за плату обучал людей рабству, понимая под этим как правильно выполнять домашнею работу или кулинарное искусство, подчеркивая, что это науки рабские. Таким образом, мы четко видим в свидетельствах из прошлого, что если природа рабства была сродни нашему восприятию, то отношение людей к различным работам воспринималось совсем по-другому. И нас от людей времен Аристотеля отличают годы торжества науки в сторону автоматизации работ и связанное с этим дифференциацию людей по профессиям.

Поэтому те, кто хочет понять науки не рабские (то, что сейчас мы назвали бы прикладными), а собственно политику или философию, им полезно понимать, что рабство было всегда и у всех народов. Разница лишь в том, что полезно посмотреть на тот промежуток истории рода человеческого, когда рабство стало пропадать совершенно в разное время в разных странах и то, какое неравенство между ними это вызвало. Именно это является той движущей силой, которая позволяет понять математику войн. Тогда у государственного мужа, обладающего властью над людьми свободными, будет возможность понять и отделить риторику от сути происходящего в обществе. Для этого у нас есть уникальная возможность погрузиться в сны правителей.

Но прежде заметим еще одно обстоятельство. Искусство наживать состояние, как называли экономику во времена Аристотеля, как стремление государственных мужей вещь абсолютно утопическая и может существовать лишь в идеальных условиях. Существует риторика, которая называет утопией то, что якобы не достижимо в реальном мире, а значит для политика вредно опираться на утопические заявления. Но к чему же еще, если не к идеалу достижимому лишь в утопии стремится политику и вести за собой других свободных людей?

Политика просто сводилась бы к экономике в утопически идеальном мире, если бы не два обстоятельства — открытия в науках и математике войн. Именно поэтому, правая капиталистическая идеология с её апофеозом при анархно-капитализме, она же либертарианство, отрицающие вмешательство государственных мужей в управление обществом невозможно, пока существует неравенство, вызванное историей войн человечества. В то же время, левая социалистическая идеология с её апофеозом при анархо-социализме, единственно указывает куда вести свободных людей при состоянии человечества не в идеальном утопическом мире, а мире, где неравенство людей в разных странах достигло современных масштабов.

Но все это станет понятно если прожить сны правителей и не ранее того. Ведь человеческий мозг такой инструмент, который работает столь различно, что удивляешься как одни и те же слова воспринимаются говорящим и слушающим столь по-разному. И есть лишь один способ избежать ложной интерпретации слов — это прожить и ощутить ту же жизнь. И лишь немногим мудрецам под силу представить себя на месте собеседника, и то лишь когда будут понятны те априорные положения, которые одному кажутся самом собой разумеющимся, то для другого это будет открытием. Но для обучения политиков математике войны у нас есть совершенно уникальный аппарат с погружением в виртуальную реальность, добро пожаловать во сны правителей.

* * *

— Ну, как обсудили с Аристотелем? Поторопитесь в процедурный кабинет, Вас уже заждался Николай Павлович …

Глава 3. Сны правителей

Не знаю, каким по счету это было переживание петли сна правителем России, но одно из самых ярких — это когда, большевики расстреляли всю царскую семью. И это событие заставляло как бы проснуться, но оказывалось, что ты все равно спишь, а сон повторяется снова и снова. Очень долго было не понятно почему история повторяется, почему кровавая версия происходящего наиболее вероятна. Но со временем, получая опыт, можно было предположить, что дело в нас — в правителях. Видимо мы все-таки могли, что-то изменить, чтобы жизнь на планете становилась лучше. Для нас, правителей, было очень долго не понятно, что значит «лучше». Но оказалась, что это довольно банально — это когда люди, все люди, а не только аристократы станут жить лучше. Но чтобы этого добиться нам пришлось делать то, что было очень маловероятно для всего хода истории, думать для нас совсем не естественным образом и надеется, что другие правители так же попали в эту петлю времени, и рано или поздно сделают над собой усилие.

Это не про историю. История к этому имеет такое же отношение как стул в комнате, в котором люди обедают. Декорации и не более того, меняющиеся от сна к сну, но вне их не может мыслиться жизнь.

Россия

Екатерина II (Великая) [1729-1762-1796]

=> Павел I => Александр I

=> Николай I [1796–1825 — 1855]

=> Александр II Освободитель (1818–1856 — 1881) — провел реформу по отмене крепостного права

=> Александр III (1845–1881 — 1894)

=> Николай II (1868–1894 — 1918)

Екатерина II (после Великая) получила трон в результате дворцового переворота 1762 года, забрав его у мужа Петра III. Отношение династии Романовых к русскому народу было опосредованное. Уже начиная с патриарха Филарета, возвеличившегося в Смутное время, и являющегося отцом царя Фёдора I, все становилось подозрительно. Не прошло и 20 лет, как следующий патриарх Никон довел Россию до церковного раскола, и все ради укрепления трона наследника Алексея.

Но не уходя так далеко, очевиднее все становится во времена Екатерины. Романовой была не она, а её муж немец. Как же так, спросите Вы? А вот так, муж Екатерины Петр был немцем по рождению от брака дочери Петра Великого Анна и герцога Карла, получив титул герцога после смерти отца в 1937 году. В то время как её сестра Елизавета, получив трон Российский в 1941 году, желала укрепить его привезла в Россию своего племенника Петрушу, который так не взлюбился генералами армейскими и знатью российскою. Причем так не взлюбился, что его жена казалась лучше, хотя тоже была крови немецкой, но она сделала себя из Софии прусской Екатерину русскую, при этом имея и отца прусского князя, и мать шведку сестру Шведского короля. Так и вырождался род Романовых, в которых практически не оставалось русской крови.

Её сын Павел I правил недолго с 1976 по 1801, был убит при заговоре армейской элитой. Но жена его Мария Федоровна, полька по месту рождения и немка по воспитанию, дочь прусского герцога, смогла нарожать ему целое потомство из 10 детей, среди которых и мы. Александр I император Российский, царь Польский и князь Финляндский, победитель Наполеона I в 1814 году и был моим родным братом, от которого и досталось мне царство Российское в 1825 году.

Нарекли меня Николаем. А когда мой брат Александр умер по дороге в Таганрог, а старший брат Константин отрекся от трона, корона досталась мне. Впрочем поговаривают, что брат Александр отстранился от дел, инсценировав свою смерть и стал жить отшельником во Христе. И действительно подозрительна его смерть, да и дела его, и отречение Константина все было продумано. Так или иначе, но военные чины меня не любили и было почему. Началось это задолго до моего рождения, получив большую власть от моей бабушки Екатерины, благодаря кому, она и села на трон, расставаться с этой властью было не просто. Организовав заговор, они убили нашего отца. А брат Александр восстановил власть Сената и позже создав Государственный Совет, чтобы не в закоулках решать правительственные вопросы, а публичного, чего очень не хотелось аристократам, военным чинам и православной епархии. Но не смог он выдержать противодействия налаживанию дел праведных и осталось это делать мне.

Бедолага Сунгуров, будучи губернским секретарем в Москве 25 лет отроду, создал свой кружок студентов мелких чиновников и офицеров с целью свергнуть меня в 1831 году и создания какой-то конституции. Это был первый звоночек после восстания декабристов в 1825 году, в то время, когда образовалась неразбериха пока я не сел на трон. Затем таких кружков станет много и в одной из петель сна она закончилась смертью от рук террористов «Народная воля» внука моего Александра III. А вот затем и последовал расстрел семьи последнего царя Российской империи, моего правнука Николая II.

И через несколько петель сна, я понял, мне просто необходимо это все предотвратить. Я стал размышлять, почему эти люди были так жестоки? И нашел причину в том, что у нас в отличии от Британии, да даже и Пруссии, люди ходили крепостными. Ещё во времена деда Ивана Грозного, звали его Иван III Васильевич, собиратель земель русских и освободитель от ордынского ига, составили судебник 1497 года, из которого мы и знаем немного о появлении крепостного права и наличия холопов как жителей земли русской. В то время как в Британии крепостное право будет вскоре отменено, в России оно только вступало в свои права.

Но позвольте, что я мог сделать? В Сенате заседали только одни Дворяне, вопрос крепостных они даже обсуждать не хотели. Они вообще ничего не хотели менять, их полностью всё устраивало. Их лидер, некто Уваров, твердил мне только о просвещении, мол декабристы то эти, люди темные, вот если бы патриотическое воспитание им в лицеях прививали бы … как там? Православие, Самодержавие, Народность? То восстаний и не было бы, а то удумали всякую чернь поддерживать. Ну, что за бред, честное слово. А народ то у нас малограмотный, кто говорит, тому и верит. Поэтому первым делом я приблизил людей из интеллигентов, в наших реалиях попросту молодых кадетов. Приговоры декабристам смягчил как мог, положение крепостных облегчал. Запрещал их ссылать на каторгу, продавать на торгах, дал им право выкупаться. Но все это почему-то не работало. В следующем сне мне пришлось действовать решительнее.

А у нас то и организованной полиции не было, чиновников не хватало, а значит и налоги по стране не собирались. Убедить дворян в необходимости именно профессиональной полиции, подчиняющейся царю, проблем не составило. Привлекая в Сенате православных, удалось организовать благотворительные лечебницы, в которых люди верующие помогали всем нуждающимся на деньги сочувствующих дворян. Это потом я понял, как смешно все это. Те, кто даже не хотел обсуждать положение крепостных, очищали совесть жертвуя деньги больным.

В следующем сне, я был уже циничнее. Взял, что мог от дворян, военных чинов и православных, все что мог — полицию и лечебницы, и отстранил их от Сената вообще. А в Сенат привел молодых интеллигентов кадетов. Шум, конечно, подняли, о не легитимности кто только и не говорил. Революция была на гране, только ни как в кровавой версии с расстрелом царской семьи в заключение, а ровно наоборот. Дворяне, руками военных меня и убили. Впрочем, можно было ожидать, ведь именно это и произошло с моим отцом Павлом.

И все повторяется. В этот раз в Сенат я просто привел новых людей — промышленников, людей новых перспективных, Россию матушку с колен поднимать готовых, урбанизацию проводить, да людей в города переселять. А для того надобно было их занять производством там всяким, мебель сделать, оружие, да хоть бы и одежду пошить, а то все оборванцами ходили. Тут не заподозрили Дворяне ничего дурного. Ну слава Богу. А я тем временем указ то о выборах в Сенат подсунул. Промышленники поддержали, они то хотели закрепится у власти в Сенате, к царю поближе. Но выборы то какие, а голосовать будут лишь те, у кого земля есть, т. е. те же самые дворяне. Не понимали они долго, зачем нужна вообще вся эта канитель, мол ты царь и правь нами, вот хочешь веди в Сенат людей новых, не хочешь не веди. Еле объяснил им, что для дела то лучше если царь знающих людей приводить станет, а не как Петр I приводил к власти кого вздумается и ставил во главу строительства или там производства какого-то, а то и к себе приближал в Сенате. Так Дворяне и проглотили наживку.

И не прошло и полугода после утверждения, справили мы сии выборы. Создали значится землевладельцы эти свою партию Октябристов и вошли в Сенат, опять же с Промышленниками. Но если раньше, Дворяне имели высочайшие влияние на умы жителей России, аж 60 %, это подумать надо чуть ли ни весь свободный люд дворян уважал и кланялся, а то и крепостной истово верил в царя Батюшку, а он их в морду бил руками дворян и офицеров. Так вот выборы эти чудные, уменьшили влияние Дворян на треть. Люди стали думать и задумываться, и уже не всегда кланяться. Но зато православные патриархи на дыбы встали, и давай народ баламутить, мол Сенат стал не легитимный. Боялись, конечно, за власть свою над людом православным, ведь опираясь на дворян и царя, и они получали неплохо с уклада нынешнего. А промышленники то начали вопросы торговли менять, опираясь на селян и крестьян поднимать статус страны нашей, делать из неё аграрную экономику, пищевые производства централизованные делать. И уже спустя 10 лет влияние дворян, православных и военных сильно упало, я смог исключить их из Сената, усилив промышленников селянами, пусть и в нижней палате, но все равно. Ну как исключить, через «честные выборы» конечно же. Легитимность, конечно, уменьшилась, но не критично. Стали организовываться различные организации, но уже не столь радикально революционные. Как говорится прошли на гране.

А уже в различных снах по-разному, но уже за 1850 год перевалило. А крепостное право все там же стоит. Но сон не прекращается, значит действуем. Удалось закрепить аграрную политику, подготовить куда приходить крепостным и что им делать, после освобождения. Под тем предлогом, что не все же у нас крепостные. Стали делать исключения, давать наделы малые, которые дворянам не гоже, то нищему крестьянину в самый раз. И смешно назвать хозяйствами, да фермами, но они начали расти.

А чтобы отвлечь народ от острого противостояния с дворянами и православными в вопросах крепостных и устройства аграрной экономики, обратил я, царь, внимание Сената на положение людей других национальностей в России. А таких было уже не мало, особенно на окраинах. Конечно, православные не желали с ними мирится, казались чуждыми они, да и в других богов они верили, ну не свои в общем, чумазые, да страшные. Татарского ига на века в памяти хватало. Пришлось опять же, образовывать народ, университеты строить, и тем самым интеллигентов в Сенат приобщить мол для сего дела, а потом и от промышленников в Сенате избавиться. Тут православные впали в ступор, раз царь больше не поддерживает промышленников, и аграрная экономика уже не сможет лоббироваться в Сенате, то это же хорошо. А то, что он интеллигентов туда ввел, ну так они все ж кадеты военные, царю лучше знать каких людей из дворян к себе приближать. Ну и пускай это дворянам старым не нравится, жизнь то идет. И за вопросами сегрегации к населению чуждому, стали остывать радикальные настроения.

И уже к 1860 году стало возможным заговорить об отмене крепостного права. Но делал её уже не я, а мой сын Александр II. Я всегда спешил во снах, не успевал сам провести эту реформу, и сны повторялись. И на самом деле я даже не понял в чем стало отличие, почему в одной из версии кровавый сценарий для моих потомков прервался. Почему не случилось октябрьской революции, почему большевики не пришли к власти, почему не было Советского Союза и террора, последовавшего за ним. И почему мир не стоит на грани вымирания после ядерной войны? Что случилось и почему, наверно, уже на сотый раз сон закончился? А ведь я даже не увидел отмены крепостного права? Остается лишь думать, что то, каким именно образом я её подготовил повлияло на все происходившие позже.

Соединенные Штаты Америки

Эндрю Джексон (1767–1829/37 — 1845) — 7-й президент (партия Демократов), горячий сторонник выселения индейцев

Джон Калхун (1782–1825/32 — 1850) — вице-президент, главный идеолог рабовладельческой политики

Мартин Ван Бюрен (1782–1837/41 — 1862) — 8-й президент (партия Демократов)

Уильям Гаррисон (1773–1841 -1841) — 9-й президент (партия Вигов)

Джон Тайлер (1790–1841/45 — 1862) — 10-й президент (партия Вигов)

Джеймс Нокс Полк (1795–1845/49 — 1849) — 11-й президент (партия Демократов)

Закари Тейлор (1784–1849/50 — 1850) — 12-й президент (партия Вигов)

Миллард Филлмор (1800–1850/53 — 1874) — 13-й президент (партия Вигов)

Франклин Пирс (1804–1853/57 — 1869) — 14-й президент (партия Демократов)

Джеймс Бьюкенен (1791–1857/61 — 1868) — 15-й президент (партия Демократов)

Авраам Линкольн (1809–1861/65 — 1865) — 16-й президент (партия Республиканцев), остановил продвижение рабства на запад

В кровавой версии происходящего, Соединенные Штаты получили независимость от Британии в 1783 году 13 штатов, которые впоследствии еще более разделились и составляли на тех же землях 18 штатов. Другие колонии сохранили верность Британии. Несколько позже, причиной гражданской войны (1861–1865) стало желание южных штатов распространить рабство в западные штаты. Конфедеративные Штаты Америки, так же известные как Конфедерация или Южные Штаты, изначально в составе 7-ми рабовладельческих штатов: Южная Каролина, Миссисипи, Флорида, Алабама, Джорджия, Луизиана, а позже Техас, объявили о своем отсоединении от Соединенных Штатов Америки президентом, которых в то время был Авраам Линкольн. Позже не все рабовладельческие штаты присоединились к Конфедерации, этого не сделал Мэриленд и Делавэр. В то время как еще 6-ть присоединились: Вирджиния, Арканзас, Северная Каролина, Теннесси, Миссури, Кентукки. Что по площади составляло большую часть США.

Эндрю Джексон, был первым президентом, избранным от Демократической партии. Хуже этого человека, мог быть только его вице-президент Джон Калхун. Если первый был помешан на угнетении индейцев и первое что он сделал на своем посту — это закон о выселении индейцев из штатов на необжитые земли западнее реки Миссисипи. То второй был главным идеологом рабовладельческой политики. Такие люди могут лишь узаконивать бесправие одних людей перед другими. Но абсолютное зло не в людях, а в тех, кто дает им власть.

И если вы думаете, что голосование людей на выборах в президентской республике, чем-то лучше власти монарха, вы заблуждаетесь. Во-первых, в это время для голосования был имущественный ценз, т. е. если у вас нет денег — вы не голосуете. Женщины были на попечении, они не то, что голосовать, они в отличии от Европы не могли владеть собственностью. И конечно же рабы. И что мы имеем? Голосуют, как и при монархе исключительно привилегированная группа аристократов, только в данном случае не землевладельцев с крепостными, а землевладельцев с рабами. Во-вторых, среди кого? Просто в отличии от монархий этого времени, США не могли иметь монарха, это просто взбунтовавшиеся и отделившиеся торговые компании Британии, аналогичные Ост-Индской компании в Индии. Только в этом случае Британия попыталась подчинить их своему праву, в которой рабство было запрещено. И как вы думаете, кто же был так против, что хотел с силой отделится и получить независимость? После победы над Британией, выборы были среди военных командиров, вся жизнь которых была подчинена борьбе с индейцами и эксплуатированию рабов на плантациях. Вот среди них и было нужным выбирать.

Появление в Сенате Генри Клея и его робкие попытки отменить рабство было скорее исключением. Но я долго не мог понять, что как раз его действия и привели к гражданской войне. Именно он одной рукой освободил западные штаты от рабства, и благодаря этому же южные штаты легитимизировали рабство и без принуждения силой никогда бы не согласились бы на отмену. Такие половинчатые решения, теперь спустя многие петли сна, стало очевидно, что крайне вредны.

Чтобы как-то противодействовать Демократической партии и поддержке рабовладения, была образована партия Вигов и Уильям Гаррисон стал их первым президентом. Но умер от лихорадки через 30 дней после вступления в должность. Его сменил Джон Тайлер, получивший пост вице-президента. Надо признать, что назначение выбранным президентом своего заместителя в виде вице-президента из той же партии, делает почти бессмысленным устранение действующего президента физически, ведь его дело продолжит уже без выборов его соратник. Но несмотря на это, это применяли не раз, чтобы подорвать легитимность власти.

И более поздняя поправка, через 120 лет, которая понижала статус вице-президента в случае смерти президента до исполняющего обязанности, а не как было с Джоном Тайлером, когда он становился без повторных выборов действующим президентом, была всего лишь уловка Демократической партии, чтобы закрепить подрыв легитимности убийством (тогда это случилось при Кеннеди).

Но возвращаясь к Вигам, после подрыва легитимности снова выигрывает Демократическая партия, а в следующий раз пара Вигов Закари Тейлор, который через год умирает от якобы дизентерии, и тем самым, подрывая силу правления Франклина Пирса. И партия Демократов снова торжествует уже надолго.

Но сила республики, в отличии от монархии, конечно же не в выборах, а в том, что можно многое сделать в Сенате. Наверно, именно поэтому, именно я попал в петлю сна, и кровавый сценарий с гражданской войной из-за рабства повторялся мне не однократно. И только тогда, когда я понял, что от меня все же что-то зависит, я начал действовать.

Мне дали имя Авраам в семье бедного фермера, кто бы мог подумать, что от меня будет что-то зависеть в этом мире. Веря в силу республики, и видя тщетные попытки Вигов избавится от рабства, я создал Республиканскую партию. Но еще раньше судьба отца заставила меня стать адвокатом, ведь именно из-за юридических тонкостей мой отец потерял все свои земли. И уже в 1832 году я баллотировался в законодательное собрание Иллинойса. Не с первого раза в петле мне удалось выиграть, чтобы предотвратить гражданскую войну. Это время как раз совпало с восстанием индейцев близ реки Миссисипи, которых хотели насильно депортировать по приказу все того же Эндрю Джексона, с которого я начал свой рассказ. Максимум, что я мог тогда сделать это затянуть подавление этого восстания, мы долго стояли в обороне друг против друга, но так и не выполняя решение президента о выселении.

Медленно идя по карьерной линии, я примкнул к Вигам. И в то время, как раз правил этот ужасный человек — Джексон, а я лишь начал набирать свой авторитет в Спрингфилде. Именно благодаря мне этот город стал центром штата Иллинойс. Почему это было важно? В том же городе обосновался Джон Калхун, и если с Джексоном я не каким образом не мог схлестнутся и как, то остановить проявляемую им агрессию против индейцев, то воздействовать на Калхуна мне было необходимо, даже несмотря на то, что он мой основной идеологический враг (но он то этого тогда не знал). Из-за него моя петля времени повторялась несколько десятков раз, пока я не нашел способ с ним познакомиться. Впрочем, он в скорее мог догадываться о моих намерениях, так как уже в 1837 меня стали узнавать после выступления в лицее в пользу движения за отмену рабства и освобождения рабов.

В одной из лучших версий происходящего, мне получилось убедить Калхуна принять законы о профессиональной полиции, а затем и о введении цензуры, тем самым усыпляя его бдительность. Но главное, этот же закон в будущем, позволил мне закрыть рот радикальным рабовладельцам. Не стоит думать, что свобода слова — это безусловное благо. Как оказывается во времена реформ и не прибегая к физическому насилию, наличие цензуры позволяет не накалять страсти на столько, чтобы не довести до гражданской войны. Иначе любая попытка заговорить в Сенате о отмене рабства была обречена на революцию. А именно этого мне нужно было избежать, ведь тогда мой сон повторялся бы снова и снова. Становилось даже понятно, что снам неважно из-за чего и из-за каких принципов гибнут люди, и, если этого можно было избежать история будет повторяться, пока люди не выучат её уроки.

На тот момент же, штаты обладали сильной децентрализацией, что скорее благо, так как не позволяет централизованному государству диктовать свою волю отдельным штатам, превращаясь в диктатуру президента. Но именно на это и купился Калхун, я сыграл на его склонности к диктатуре. Однозначно есть связь между установлением диктатуры и геноцидом, проводимым в Северной Америке и сравнимым разве, что с фашистским (правда я тогда этого знать не мог). Разве, что Демократическая партия, настолько лживая, что смогла назваться демократической, при этом поддерживая рабовладельцев, проводящая геноцид индейцев и однозначно стремящаяся к установлению диктатуры. Но когда у них в руках находится местная полиция, а федеральная полиция центра не могла вмешиваться, у нас не было никаких способов, чтобы повлиять на ситуацию с рабами. Да мы могли бы не способствовать поимке беглых рабов, но это означало открыть свои карты и усилить радикальность и поддержку населением рабовладельцев. Поэтому мы помогали рабам только тогда, когда могли, а не когда это становилось достоянием общественности. Кстати, цензура этому изрядно опять-таки помогала.

Итак, два закона, которые мы провели в Сенате помогли изменить положение рабов на местах и усыпить бдительность плантаторов. Отсутствие компромиссов Клея, позволило сохранить централизацию и легитимность Сената и еще больше усыпило бдительность рабовладельцев. Надо сказать, что партию Вигов составляли не только интеллигенты типа Клея, но и Евангелисты, которым вопросы рабства были безразличны, и которые скорее поддержали бы возврат к Монархии, чем отмену рабства. Поэтому увеличение авторитета именно интеллигентов и подавление влияния Южных плантаторов, а не всей Демократической партии, в которой без малого были еще и представители фермеров и военных, позволило создать раскол в партиях. В результате история пошла по-другому. Евангелисты, отделившись от Вигов примкнули к Демократической партии. Туда им и дорога, змея показала с кем она. Это позволило выбрать компромиссного президента, не из Южных плантаторов, а из фермеров с умеренными взглядами. Стал им некто Патрик Дис. Интеллигенты смогли объединится с прогрессивными промышленниками, и заговорить об отмене рабства совсем с другой точки зрения, как мешающей прогрессу и развитию экономики. Повторяя, по сути, не выученные уроки отмены крепостного права. Это позволило при фермере Патрике войти в Сенат Прогрессивной партии, состоящей как уже говорилось из интеллигентов и промышленников, и отстранить из неё партию Демократов. Так мы заговорили о отмене рабства сразу и по всем штатам Америки. Это не вызвало уже того радикализма, как раньше, и мы избежали гражданской войны.

Но отменить рабство, не означало с ним покончить. Южные плантаторы еще лет десять время от времени пытались набрать поддержку у населения и вернуть рабство. И для этого была основа — расовая сегрегация населения сильно это поощряла. Поэтому, учтя это в следующей петле сна, еще до отмены рабства мы провели закон о культурном отчуждении, согласно которому только чужие культуры могут дискриминироваться. Это не было так радикально как мультикультурализм, когда не дискриминируется ни одна культура, но в то время, когда другие страны чаще говорили вообще только об одной стране одной культуре, декларируя реакционные законы о национальном превосходстве, отчуждение культур выглядело, поверьте, более чем прогрессивно.

И уже теперь после отмены рабства пришло время отменить имущественный ценз на выборах, чтобы все мужчины и бывшие рабы могли голосовать (о правах женщин еще долго не будет и речи). Это был последний гвоздь в гроб Южных плантаторов рабовладельцев.

Конечно, далее встал вопрос долга страны и ВВП. Вся эта деятельность стоила нам расхода всего золотого запаса и влезания в долги, более чем на две три всего капитала страны. Это тормозило развитие очень сильно, мы не могли строить новые предприятия, это остановило рост валового продукта, и увеличивались выплаты по процентам долга. В конце концов мы потеряли ведущие место и престиж страны. Но стоил ли он того при наличии рабства? И дело даже не в праве человека и морали. Как мы видим те, кто связан с церковью безразличен к этому, как это было с православным в России, так и евангелистами и протестантами в Америке. Нет, дело даже не в кровавой версии событий с гражданской войной. Если даже посмотреть на кривую роста валового продукта, он начнет расти сразу после выплат долгов страны, причем расти по экспоненте. А тот период стагнации валового продукта, занявший около 20 лет, будет слабо различим на шкале истории. Узость мышления в короткий промежуток истории, требующий изменения уклада жизни, подчиненный максимизации прибыли здесь и сейчас, вот, что приводит людей к кровавой версии событий. Но и потом, именно запрет рабства позволил нам перейти к промышленности и машинам, не унижая тяжелым, рабским трудом человека.

В 1861 году я стал президентом и на этом мой сон закончился, в отличии от других правителей, где, становясь монархом их сон только начинался.

А что, если зло не видит сны?

И петля тебе не страшна.

* * *

Россия. Часть вторая.

Существует большая вероятность того, что Британия в 99 случаях из ста не сделает то, о чем мечтает народ Земли. Так или иначе, со временем колониальная эпоха Британии заканчивается, Канада, Австралия, ЮАР, конечно, Индия, и наверно США становятся независимыми. 100 лет насилия, сегрегации и ассимиляции в Индии, Африке и Америке стоят ли ожидания того, что наука и производство сделает невыгодным эксплуатировать людей, пока наступит то время, когда машины и конвейеры заменят рабский труд, а люди начнут жаловаться на то, что машины их заменяют и их никто больше не хочет эксплуатировать якобы из-за моральности. А может правители Британии так никогда и не изменят кровавую версию событий во сне? И ты единственный у которого есть потенциал это остановить на 100 лет раньше. И нужно лишь начать войну!

Я Николай Первый, правитель России, знаю, как остановить Британию в её варварской наживе на аборигенах всей земли. И первой станет Индия, кормилица и причина безудержного возвеличивания Британии.

Понимать вероятности того, что произойдет, согласно истории, оказалось очень полезно при анализе исходов моих снов. Мухаммад Алихан в попытке возвеличить свое величие и величие Кокандского ханства на южных границах России, все равно будет казнен рукой бухарского эмира. Но я решил вмешаться еще до этого. России нужен плацдарм и сухопутный путь к Индии. А первым на этом пути было Кокандское ханство. Это позже оно разделится на Узбекистан, Киргизию и Таджикистан. Теперь я как уже опытный путешественник по петлям снов мог ожидать, что война во имя объединения, а не разъединения не остановит мое видение и реальность, которая даст мне покой.

Следующим на пути стал Афганистан. Более короткий путь мог предполагать покорение сикхов, которых если не мое вмешательство, покорила бы Британская Ост-Индская компания. Но Цинская империя (Китай) из-за близости к своим границам пыталась вмешиваться в это завоевание, что сильно тормозило Россию. В Афганистане же, все равно не было никакого порядка. Британия вот-вот начнет свое вторжение в Афганистан в 1838 году, но мы её опередили.

Еще Наполеон за 30 лет до получил разрешении Персии (позже названный Иран) провести свои войска, желая остановить чудовищную эксплуатацию Индии британцами. Но Франции, единственному поистине свободному от угнетения народу это не удалось.

Подчинив Афганистан, Россию и Индию разделяли лишь две страны Калат и Синд, которые позже вместе с Сикхской империей станут Пакистаном. Но не в этой версии моего сна.

Сухопутный путь в Индию был подготовлен мной к 1839 году. Кажется вполне моральным дать закон тем людям, шейхи которых бесконечно между собой враждуют, и этим вдобавок пользуются британцы, интересы которых лишь сосредоточены на выгреблении богатств.

Пока один армейский корпус прокладывал эти три с половиной года путь в Индию, мы вели наращивание и реформирование вооружение армии, а также заручились поддержкой Франции. Да, и за деньги и Британия была хорошим импортером вооружения. Они или не знали, или были слишком самоуверенные, или за деньги им было все равно, что их оружие будет применено против них же в Индии. С 1841 года мы начали колонизацию Африки, ведь теперь у нас был прямой выход через Арабское море в Индийский океан.

Очень часто я спешил, и поэтому проигрывал войну с британцами. Но поворотный момент настал в 1843 году, армия была готова, и я повел их в бой. Россия выдвинула ультиматум, от которого Британцы поперхнулись: отмена рабства в Ост-Индской компании, и освобождение пяти стран Индии вблизи нынешних границ с Россией: Джодхпура, Мевара, Джайпура, Индаура, Гвалиора. Если вы как британцы до сих пор воспринимаете Индию как одну страну вам стоит прозреть и понять, что страны Индии числом больше и разнообразнее, чем все страны Европы, с разными языками и культурой, и лишь в глазах британцев они все индийцы, ведь зачем отличать тех, кого нужно угнетать и грабить при поддержке местной элиты. А ведь именно эта же элита и сражалась с нами, в то время как население их стран не знала ожидать ли блага при победе России над британскими угнетателями. Нам облегчало задачу, что британцы сами формально участвуя в войне, не оголили свой британский островок и обходились лишь войсками Ост-Индской компании, которые вместе с индийскими войсками и Португалией, которая была марионеткой Британии, превосходили наши в полтора раза и были лучше экипированы и снабжены. Но Россия в очередной раз повернула историю вспять. Нет война затянулась бы на годы, но политика на то и политика, чтобы сделать невозможное. Нет мы не отступили от своих условий, но мы согласились 5 лет выплачивать Британии военные репарации, в то время как она принимала все наши условия об отмене рабства в Ост-Индской компании (которая уже давно по факту не подчинялась Британии, и на деле они конечно ожидали, что никакой отмены рабства не будет, но юридически это приняли). И да 5 стран Индии получили независимость, и там уж мы проследили, чтобы местная элита была отстранена от управления. Никто из этой войны не вышел побежденным. Поэтому нас ждала вторая война и все это знали.

И пока армия залечивала раны, а дипломатия улучшала престиж страны, появилось время заняться внутренними проблемами. Но это ужеизвестно, я поступил ровно так же, как и поступал ранее, ведь наличие крепостного права не перестало быть причиной всех дальнейших неудач России. И получилось это сделать в 1850 году. И да, это как минимум на 10 лет быстрее, чем без российско-британской войны за влияние в Индии. Все же не правители решают, а умонастроения людей меняются. Если правитель силой добился отмены рабства в другой стране, то это все же стоит в прямой зависимости с умонастроениями элит, и они внутренне уже более готовы перестать угнетать свой народ и своих крепостных. Но если вы думаете, что в освобожденных странах Индии перестало существовать рабство, то напрасно. Дело, как оказалось не в британцах, а сами правители этих стран, поменяй их хоть десять раз все равно разрешат или допустят работорговлю. Почему это так? Кажется, Вы уже должны начать это понимать.

Но нас ждала окончательная битва с британцами в Индии, которая разразилась к концу 1850 года и длилась два года. В этот раз нашими требованиями было уже «освобождение» Ост-Индской компании. Конечно, более чем пятилетняя юридическая отмена рабства сделало умонастроения многих британцев другими. Нет, самые отчаянные из них не перестали эксплуатировать местное население, они это могли делать, через институт крепостничества, поэтому разницы тут практически не было, разве что на рынках не торговали людьми. Но сверхприбыли уменьшились, и приближающаяся война с Россией, не очень поощряла оставаться в Индии и получать прибыль, рискуя быть призванным в армию. Поэтому большинство аристократов предпочло вернуться в Британию и там тратить свои заработанные на крови деньги. «Освобождение» же Ост-Индской компании фактически означало её распад, без поддержки Британии местная элита возьмет власть в свои руки, и начнет эксплуатировать свой народ уже без британцев. Британия же потеряет большой приток валового продукта, который и делал её Великой. Кроме того, мы потребовали получения независимости в Индии еще пяти стран, которые формально не подчинялись Ост-Индской компании, но фактически полностью находились в зависимости о неё. Это Хайдарабад, Майсур, Бастара, Ориссы, Траванкор. Еще несколько стран поменьше оставались в Индии под властью британцев, но без кулака Ост-Индской компании они вряд ли долго оставались бы под существенным влиянием Британии.

В этот раз мы склонили на свою сторону Францию, и смогли пользоваться их небольшими колониями в Индии. Но все равно, мы долго не могли одержать решающие превосходство. И только несколько морских вторжений с другой стороны Индии в области Бенгалии и Андхры напугали британцев, и они стали «более сговорчивыми». И мы добились полной их капитуляции к концу 1852 года.

После такой победы Россия еще двести лет могла бы почивать на лаврах став первой страной по величине валового продукта. И не потому, что стала производить больше, а потому, что Британия перестала получать приток «грязных денег». И лишь Франция все время пыталась обогнать Россию, дыша ей в спину, но в отличии от Британии заслуженно, улучшив свободы и доходы своих граждан.

После победы, несмотря на ведение столь разрушающих войн наш престиж стал высок, и мы стали освободителями Индии от британских захватчиков, а наша репутация была столь же чиста как слезинка ребенка.

Борясь за свободу всей Земли очень легко отклониться от прямого пути. Ведь ты веришь, что даже оккупация других стран, у которых не хватает военной мощи тебе противостоять, несет благо их народу. Поэтому охмелев от таких побед, мы продолжили нести доброе и вечное. Желая подобраться поближе к США — месту, где до сих пор правит угнетение индейцев и чернокожих, Россия оккупировала Колумбию. Но за них вступилась опять Британия. Я уже думал отступить, но Франция пересекла пролив Ла-Манш, высадила свои войска в Англии и вместе мы заставили британцев отступить. Но это рассорило нас с Францией, не получив ничего от привнесения порядка в мир, они стали нам меньше доверять. Не придав этому большого значения, мы вскоре расширили оккупацию на Венесуэлу. Но их поддержали Нидерланды. А Французы разорвали с нами союз. Потребовав от голландцев освободить страны Индонезии, мы уже были близки к победе над эксплуататорами, оставалось лишь последняя крепость рабовладения — это США. Но что-то пошло не так, страны Земли перестали нас воспринимать как страну, несущую благо. Вначале Швеция объявила нам войну, затем Италия, и наконец Австрия. Образовался фронт между нашими польскими областями и венгерскими областями Австрии. Это была резня в которой конца стало не видно, а сон не заканчивался. В этом и опасность для государственного мужа не охмелеть от побед неся справедливость на штыках. Или все же был момент когда нужно было остановится, веря в то, что зло тоже видит сны?

* * *

Доктор похлопал меня по плечу и напутственно сказал:

— Мне, кажется, наши сеансы нужно закончить, ваш мозг просто может не выдержать, и вы перестанете воспринимать свою личность адекватно.

Хан долго брел по узким улочкам, среди достаточно убогих построек. Он не знал тогда, чем осознание происходящего ему поможет, но становилось уныло и грустно на душе от понимания бесперспективности его интеллектуальных поисков.