Инопланетяне и инопланетные общества. Руководство для писателя по созданию внеземных форм жизни. [Стэнли Шмидт] (fb2) читать онлайн

Стэнли Шмидт Инопланетяне и инопланетные общества Руководство для писателя по созданию внеземных форм жизни

WRITER’S DIGEST BOOKS

Цинциннати, Огайо

03 02 00 01 99 6 5 4 3 2

Library of Congress Cataloging-in-Publication Data

Schmidt, Stanley.

Aliens and alien societies / Stanley Schmidt.

p. cm.—(Science fiction writing series)

Includes bibliographical references.

ISBN 0-89879-706-3 (alk. paper)

1. Science fiction—Authorship. I. Title. II. Series.

PN3377.5.S3S24 1995

808.3'8762—dc20 95-25813

CIP

Дизайн Анжелы Леннерт Уилкокс

Иллюстрация на обложке Боба Эгглтона

Перевод: Павел Волков, 2023 гг.

О РЕДАКТОРЕ

Бен Бова, автор более чем девяноста футуристических романов и научно-популярных книг о науке и высоких технологиях, стал шестикратным лауреатом престижной премии «Хьюго» в номинации «Лучший профессиональный редактор в области научной фантастики». Он был редактором журналов "Analog Science Fiction" и "Omni", а также автором книги «Искусство писать научную фантастику, которая продаётся» ("The Craft of Writing Science Fiction That Sells"), опубликованной издательством "Writer’s Digest Books". Бова — почётный президент Национального космического общества (NSS) и в прошлом президент Ассоциации писателей научной фантастики и фэнтези Америки.

БЛАГОДАРНОСТИ

Посвящается моей матери, которая привела меня в волшебный мир сказительского искусства.

Я часто думал, что книга вроде этой должна существовать, и я благодарен Бену Бове и сотрудникам "Writer’s Digest Books" за то, что они воплотили мечту в жизнь. Свой полезный вклад в это событие внесли несколько человек, среди которых У. Р. Томпсон, Дж. Дэвид Нордли, Джоан Слончевски, Дэниел Хэтч и Роберт Р. Чейз, и не только они. Я особенно благодарен своей жене Джойс за то, что она прочитала рукопись и высказала ценные замечания, а также за её терпение и поддержку по мере приближения срока окончания работы.

ГЛАВА 1 Зачем писать об инопланетянах?

Инопланетяне — то есть, существа, не являющиеся людьми, обычно разумные и интеллектуально развитые, обычно из мест, отличных от Земли, — это один из самых знакомых элементов научной фантастики. Даже людям, которые не читают научную фантастику, благодаря телевизионным шоу и фильмам в последние годы стали хорошо знакомы многие из них. «Инопланетянин» был главным персонажем одного из самых кассовых фильмов среди когда-либо снятых; фильмы из серии «Звёздных войн» сделали популярными расу вуки, Йоду и Джаббу Хатта; в сериале «Звёздный путь» показан целый парад нечеловеческих форм жизни, и некоторые из них — постоянные действующие лица фильма.

Конечно, кинематограф имеет дело с инопланетянами гораздо дольше. Нашествия гигантских пауков и других тварей долгое время были основным сюжетом малобюджетных фильмов ужасов, хотя изредка в фильме можно было попробовать нечто более изысканное, — например, «Вторжение марсиан» по мотивам «Войны миров» Герберта Уэллса. И ещё этот же роман в 1938 году вдохновил Орсона Уэллса на создание радиопередачи, которая буквально повергла в ужас тысячи слушателей.

Также великое множество инопланетян стало героями печатной версии научной фантастики; здесь они часто выписаны с большей тщательностью и утончённостью, чем их обычно изображают посредством радио и телевидения. Уэллса я уже упоминал; на ум сразу приходят многие другие — например, Твил от Стэнли Гр. Вейнбаума (из «Марсианской одиссеи») и несколько разновидностей венерианцев, населявших мир, который Айзек Азимов назвал «самым совершенным из когда-либо созданных примеров инопланетной экологии» (в «Планете-паразите» и «Лотофагах»), ещё в начале 1930-х гг. Несколько лет спустя появился оборотень из рассказа А. Ван Вогта «Усыпальница зверя».

Некоторые писатели специализировались на создании замечательных правдоподобных инопланетян, а также их культур и миров, которые их породили. Хол Клемент знаменит такими разнообразными существами, как герой из «Иглы», который поселяется внутри человека, и месклиниты, приспособившиеся к быстро вращающемуся миру с чрезвычайно высокой гравитацией. Пол Андерсон создал множество миров, населённых существами, которые явно уместны там. Некоторые недавно созданные инопланетяне оказываются родом из ещё более экзотических мест, вроде нейтронной звезды в «Яйце Дракона» Роберта Л. Форварда.

Разумные, наделённые сознанием существа, не являющиеся людьми, были важным элементом человеческой литературы задолго до появления того, что мы в настоящее время знаем как научную фантастику. Боги, демоны и говорящие животные фигурируют в самых древних мифологиях. Фольклор многих стран породил эльфов, драконов и троллей, которые в той или иной форме сохранились в литературе жанра фэнтези в наши дни.

У этих существ явно есть определённое родство с инопланетянами из научно-фантастических произведений, но есть и существенные отличия. Эти отличия и будет по большей части составлять тему данной книги.

ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ

Для начала давайте рассмотрим вот такие два вопроса:

1. Что такое «инопланетяне»?

2. Зачем кому-то понадобилось писать о них?

На данный момент я буду определять инопланетян просто как существ, которые не являются людьми, и которые в той или иной степени способны думать, воспринимать и действовать. В этом определении вы сразу же обратите внимание на пару моментов, из-за которых и мне, и вам захочется наложить на него несколько дополнительных ограничений по мере углубления в тему. Во-первых, оно ужасающе широкое; во-вторых, его границы довольно нечёткие. В своём нынешнем виде его можно применить практически к любому животному на Земле, которое не является человеком, а также к любому существу, которое может существовать где-то в другом месте.

Это не обязательно что-то плохое. Когда я ещё только рос, на моё мышление в дальнейшей жизни оказала значительное влияние книга «Бродяга в маске» (“Masked Prowler”)^[1] — биография енота, рассказанная с точки зрения енота. Мир, в котором живёт енот, отличается от вашего или моего достаточно значительно, чтобы послужить иллюстрацией для многого из того, что я расскажу о том, как представлять себе инопланетян и писать книги о них. То же самое справедливо в отношении многих других земных видов — особенно если они будут отличаться от того, какими мы их традиционно представляем.

В последние годы именно так и случилось с довольно многими животными, и, как минимум, один из «инопланетян», о которых я расскажу позже, — это тот, которого мы давно знаем как жителя нашей собственной планеты. Если уж на то пошло, некоторые «инопланетяне» могут быть ответвлениями самого человечества — изолированными популяциями человеческих существ, которым несвойственные обстоятельства придали облик, совершенно отличный от привычного нам (например, культура, которая обязана практиковать каннибализм в романе Дональда Кингсбери «Обряд ухаживания» (“Courtship Rite”)). Вопреки старой поговорке, изменить человеческую природу возможно. Если же изменить её достаточно сильно, могут возникнуть сомнения относительно того, какой термин окажется более подходящим — «человек» или «инопланетянин».^[2]

На данный момент пусть эта неопределённость останется в силе, и мы признаем, что среди «чужих» так же легко, как космические путешественники из других солнечных систем, могут оказаться еноты и роботы, боги и дьяволы, и потомки самого человечества. Так почему же вам хочется писать о ком-то из этих не-людей, особенно если вы верите, что, как однажды заметил Уильям Фолкнер, «Человеческое сердце в конфликте с самим собой, — это единственная тема, о которой стоит писать»?

Так уж вышло, что с Фолкнером я не согласен. Я бы изменил его утверждение, сказав, что человеческое сердце в конфликте с самим собой, — лишь это одна из многих вещей, о которых стоит писать. Но даже писатели, которые могли быть полностью согласными с Фолкнером, часто писали о существах, которые не являются людьми. Одной из очевидных причин этого является то, что такие существа могут служить зеркалом человеческих слабостей. В баснях Эзопа говорящие животные замещают людей, изображают обычные черты их поведения, и исподволь приглашают читателей-людей задуматься о происходящем, не принимая этого на свой счёт.

В более современных произведениях со сложным и замысловатым сюжетом такой подход может оказаться полезным, если писатель хочет заставить своих читателей задуматься о теме, которая является настолько неоднозначной в обществе, где он живёт, что выбор его в качестве места действия его истории либо приведёт к запрету произведения, либо вызовет слишком бурные эмоции, чтобы о предмете разговора можно было задумываться в рациональном ключе. На момент написания мною этих строк хорошим примером темы такого рода является аборт. Его так оживлённо обсуждают в реальной жизни, что современный роман на эту тему, скорее всего, заставит одну группу читателей разразиться аплодисментами (за то, что произведение отражает их собственные взгляды), а другую — осудить его, хотя ни одна из групп не задумывается об этом всерьёз. Но если вы создадите правдоподобное общество инопланетян, в котором естественным образом возникают параллельные проблемы, читатель может обдумать их с новой стороны — и тогда осознает, как его мысли могут быть применимы к проблемам его собственного общества. Аналогичным образом, отношения между полами — это очень напряжённая сфера, поэтому вы можете заставить людей взглянуть в зеркало, описав существ, чьи отношения устроены иным образом, как это сделала Урсула К. Ле Гуин в «Левой руке тьмы» (у гетенианцев много общего с людьми, но у них существует половой цикл, в ходе которого любой индивид может в одно время играть мужскую роль, а в другое — женскую).

Одной из самых первых причин рассказывать истории о существах, которые не являются людьми, было всеобщее стремление объяснить природные явления. У народов всего мира сложились мифы для объяснения таких вещей, как бури и засухи, а также самого существования мира и населяющих его народов. Очевидно, кто-то должен был делать эти вещи, которые находились за пределами человеческих возможностей, поэтому они принимали богов и демонов без доказательства.

В настоящее время люди в большинстве своём уже не чувствуют необходимости в таких антропоморфных объяснениях. Наука дала нам новый набор объяснений, основанный на действии законов природы, которые просто существуют вне зависимости от того, верит ли человек в живых существ, которые в некотором смысле ответственны за них. Но наука отнюдь не уничтожила стремление строить предположения о существах, которые не являются людьми и живут не на Земле, а дала ему новую мощную мотивацию. Как мы увидим дальше, эти законы природы дают нам новое и уникальное по своей силе основание для предположений о том, что разум и цивилизации, не имеющие отношения к людям, действительно существуют, и даже могут быть обычным явлением где-то в других частях Вселенной.

Реальные доказательства того, что мы не одиноки во Вселенной, не дают спокойно жить человеческому воображению. Если где-то существуют другие цивилизации, как они выглядят? Угрожают ли они нам? Могут ли они поговорить с нами или даже навестить нас? Почему они всё ещё не заглянули к нам — или уже заглядывали? Опираясь на науку, научная фантастика пытается представить возможные ответы на такие вопросы.

Если инопланетяне существуют, и если понимание законов природы позволяет нам делать обоснованные предположения о том, какими они могут быть, они больше не являются просто удобным литературным приёмом, позволяющим человечеству взглянуть на себя со стороны. Они стали реальной возможностью, которая интересна сама по себе. Некоторых писателей инопланетяне привлекают тем, что они сумели разглядеть кое-какие возможности и считают увлекательным интеллектуальным и эмоциональным упражнением попытку представить какие-то виды инопланетян, которые могли бы существовать, и то, как они могли бы когда-нибудь общаться с нами.

Те же самые законы природы также предполагают, что это событие возможно в реальной жизни и может случиться в любое время. Если это так, то было бы неплохо подумать о возможных последствиях, прежде чем мы столкнёмся с настоятельной необходимостью свести к минимуму опасности и наилучшим образом использовать возможности такого контакта.

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ОТПРАВНЫЕ ТОЧКИ

Относительно недавнее желание порассуждать с научной точки зрения о возможной природе инопланетян и инопланетных миров — это новая причина писать о них, но она не заменяет более старых причин. Писатель по-прежнему может захотеть провести «мысленный эксперимент», чтобы смоделировать какую-то проблему человеческих взаимоотношений, но теперь он может стремиться сделать этих инопланетян и правдоподобными, и интересными самими по себе одновременно. Предметом его основного интереса и ключевым моментом может быть любой из этих аспектов, или же он может стремиться уделять им внимание в равной степени. И любой из этих моментов может сыграть главную роль в развёртывании сюжета истории.

Иногда, как в случае месклинитов Хола Клемента или обитателей нейтронных звёзд Роберта Л. Форварда, сама идея истории заключается в признании автором возможности существования мира определённого типа. Размышления о его физических характеристиках порождают идеи о том, как в нём могла бы развиваться жизнь, поскольку виды жизни, которые могут эволюционировать в том или ином месте, сильно зависят от преобладающих там условий. Путь развития жизни, в свою очередь, определяет путь развития цивилизации — и то, какие истории могут там происходить. Писатель, проявляющий большой интерес к созданию миров, может начать с создания интересного мира, позволив развиваться в нём жизни и цивилизации, и позволив созданиям его природы создавать сюжет.

Другой автор мог бы вместо всего этого начать с общей идеи сюжетной линии, для которой нужны инопланетяне с определёнными общими особенностями, и заполнить канву так, чтобы история «казалась реальной». Если вы поступаете именно так, то иногда вам можно уделить относительно небольшое внимание научной подоплёке — но есть вероятность, что результат будет выглядеть менее реальным. Писать таким образом, по крайней мере, на мой взгляд, тоже интересно. Факторы, определяющие облик экологии и цивилизаций, — это очень увлекательная тема, и одна из радостей, заключающихся в процессе написания научной фантастики, состоит в том, что это даёт вам хороший повод попробовать себя в самых разных областях.

Но есть и ещё одна веская причина, чтобы приглядеться повнимательнее к тому, как функционируют ваши инопланетяне, и как они стали такими. Чем лучше вы их понимаете, тем больше вероятность того, что вещи, которые вы узнаете в процессе проработки их предыстории, подскажут вам такие аспекты сюжета, которые в ином случае вам и в голову не пришли бы — и они будут лучше, чем вы могли бы придумать в ином случае.

Я мог бы скромно привести пример из своего собственного опыта. (Примечание автора: время от времени я буду использовать в качестве примеров развития сюжета свои собственные произведения. Дело не в том, что я как-то особенно высоко ценю свои собственные сочинения, а просто в том, что я могу с гораздо большим авторитетом говорить о процессе создания этих произведений, чем о тех, которые создал кто-то другой!) Мой первый роман «Грехи отцов» (“The Sins of the Fathers”) вырос из двух основных идей:

1. Целые ядра галактик иногда взрываются, делая непригодными для жизни планеты по всей галактике. Наша галактика могла пострадать от такой катастрофы в любой момент на протяжении последних 30 000 лет, и мы бы не узнали об этом, пока до нас не дошло бы первое излучение.

2. Если бы Земля в скором времени стала непригодной для жизни, а инопланетяне предложили бы спасти нас, должны ли мы принять их предложение?

Бен Бова, первый редактор, к которому я обратился с идеей (и который в итоге купил её), на нашей первой встрече указал, что ключевой вопрос здесь будет таким: «По какой причине они предлагают нам это?» Для ответа на этот вопрос мне пришлось обдумать правдоподобные мотивы — то есть, правдоподобные с точки зрения психологии инопланетян. Для этого мне потребовалось узнать, как работает их психология, а поскольку на их психологию оказали влияние их эволюция и история, мне пришлось подумать и об этом. Кроме того, из-за того, что ядро галактики находится далеко от Земли, мне нужно было знать, какую технологию они использовали — ведь она позволила бы им добраться до нас вовремя, чтобы заранее нас предупредить. После этого мне пришлось разработать подробную хронологию событий, которые привели к этой истории. На одном из этапов этого процесса я с ужасом обнаружил расхождение в хронологии длиной 30 000 лет — поэтому я изобрёл некую новую физику, чтобы объяснить это. Возможные последствия этой новой физики в итоге породили некоторые из лучших моментов произведения.

Каждый раз, когда я находил ответ на второстепенный вопрос, который должен был быть тем или иным, это подталкивало историю в направлении, о котором я в ином случае не мог даже предположить. И итогом работы стала гораздо более основательная работа, чем я рассчитывал написать изначально.

ЦЕЛИ ЭТОЙ КНИГИ

Если вы читаете эту книгу, то я предполагаю, что у вас есть интерес к написанию научно-фантастических произведений, и время от времени вы хотели бы использовать в своих сочинениях инопланетян по одной или многим причинам, о которых я уже упомянул (или, возможно, по другим, о которых я не упоминал). Я также предполагаю, что вы не просто хотите писать о каких-то там инопланетянах, а хотели бы, чтобы ваша работа была правдоподобной и запоминающейся. Эта книга задумана как руководство, которое поможет вам это сделать.

Не предполагалось, что она станет исчерпывающе полным сборником всего, что вам, возможно, когда-либо потребуется знать для создания и написания успешных произведений об инопланетянах. Я уже намекал вам, что написание научно-фантастических произведений, скорее всего, заведёт вас в такие уголки библиотеки, которые вы никогда не рассчитывали посетить. (Однажды утром, занимаясь редакторской работой, я поймал себя на том, что пишу авторам о технике альпинизма, физике атмосферы, грамматических особенностях ямайского диалекта, устройстве тубы и игре на ней!) То, что я попытаюсь вам предложить, — это хороший путеводитель по принципам, имеющим отношение к этой теме, — по тем вещам, о которых вам придётся думать как о чём-то само собой разумеющемся, когда вы создаёте неких инопланетян. А когда вы создадите своих инопланетян и начнёте рассказывать историю о них, могут возникнуть кое-какие особые проблемы, и в этом вопросе я также постараюсь оказать некоторую помощь. Когда речь пойдёт о создании инопланетян, а также о написании текстов, я приведу вам несколько хороших примеров того, что оказалось результативным у других авторов, и укажу справочные источники, к которым вы можете обратиться, когда вам понадобится дополнительная помощь или более подробная информация по определённому вопросу. (В разделе «Книжная полка ксенолога» в конце книги приведена библиографическая информация, которая поможет вам найти все приведённые ссылки.)

Наконец, я должен сразу подчеркнуть, что эта книга будет большей частью ограничиваться более или менее правдоподобными инопланетянами. Или, иными словами, мои замечания адресованы тем читателям, которым интересно написание работ жанра научной фантастики, а не фэнтези. Вы могли бы подумать, что научная фантастика и фэнтези более или менее равноценны, но вряд ли вас можно винить за это, поскольку в последние годы исподволь наметилось движение за то, чтобы рассматривать их как синонимы. На самом же деле между ними существует слегка размытая граница, и имеют место споры о том, где именно проходит эта граница, и по какие стороны от неё находятся те или иные работы. Но, как однажды заметил проницательный наблюдатель за человеческими слабостями, «Если сейчас наступили сумерки, это не означает, что вы не можете отличить ночь от дня».

Фундаментальным допущением этой книги будет то, что между произведениями, которые явно представляют собой научную фантастику, и произведениями, которые явно относятся к жанру фэнтези, есть существенная разница. Наше внимание будет в первую очередь уделено первым из них. Писатели-фантасты пытаются оперировать вещами, которые являются правдоподобными, или могут выглядеть таковыми. Применительно к целям именно данной книги это означает, что одной из наших главных задач будет сделать наших инопланетян и их общества правдоподобными.

И это, разумеется, ведёт нас прямо к большому, существенному и несколько щекотливому вопросу: что будет правдоподобным?

ГЛАВА 2 Что будет правдоподобным?

Разница между научной фантастикой и фэнтези

В чём состоит смысл утверждения о том, что научная фантастика пытается сделать свои предположения правдоподобными, тогда как фэнтези этим не занимается? В целом, авторы фэнтези и не ожидают, что вы поверите в то, что описанные ими события могли произойти на самом деле, а лишь делают вид, что они возможны, на протяжении всего повествования. Читатели фэнтези понимают это и охотно подыгрывают им. В противоположность им, писатели в жанре научной фантастики пытаются создавать миры и варианты будущего (и ещё инопланетян), которые действительно могли бы существовать, и в них могли бы происходить события, которые они описывают. Их читатели ожидают это от них, поэтому, обнаруживая пробелы в логике (или предположениях), которые сделали бы научно-фантастический рассказ невозможным, пишут критические письма редакторам и авторам.

Это может выглядеть как довольно высокомерная претензия на превосходство научной фантастики и принижение фэнтези, но это не так. Это просто две разные игры. Если в них играть хорошо, они нравятся мне обе, однако я думаю, что важно понимать разницу между ними и помнить, в какую игру играют в том или ином конкретном произведении. Мой протест против присуждения наград из области научной фантастики произведениям жанра фэнтези, или наоборот, очень похож на протест спортивного болельщика, который может вспыхнуть, когда он видит, как высокая награда в бейсболе присуждается футболисту.

Зачастую один и тот же основной сюжетный материал можно рассматривать либо как научную фантастику, либо как фэнтези, в зависимости от авторского подхода к нему. Например, старая сказка «Гусыня, несущая золотые яйца» — это фэнтези, потому что настоящие гуси золотых яиц не несут, и история не пытается убедить вас, что они могли бы это делать. Она всего лишь просит вас подумать о том, что могло бы случиться, если бы одна из них была на это способна. Рассказ Айзека Азимова «Паштет из гусиной печёнки» закладывает эту идею в основу и превращает её в научную фантастику путём предположения биохимического механизма, посредством которого это могло случиться. Он рассказывает об этом механизме достаточно много, чтобы читатели сами могли решить, сможет ли он работать на самом деле.

И научная фантастика, и фэнтези обычно обращаются к таким вещам, которые на первый взгляд кажутся невозможными. Разница состоит в том, что научная фантастика пытается представить, каким образом они могли бы случиться на самом деле. Фэнтези — это удовольствие; но, как минимум, некоторые из читателей найдут в истории что-то особенное, что не только будоражит воображение, но и может оказаться реальной возможностью.

Каким образом научная фантастика создаёт этот дополнительный уровень «затормаживания неверия», зависит от природы предположения. Иногда она использует идеи, которые непрофессионалу, не следящему за развитием науки и техники, могут показаться заумными, но совершенно явно основаны на устоявшихся принципах, которые легко узнают те, кто отслеживает такие разработки. Примером может служить почти любая история о космических путешествиях, написанная в сороковые годы. Даже в пятидесятые, когда я рос, а «Спутник-1» уже был готов к старту, многие из знакомых мне взрослых считали космический полёт чем-то невозможным. Но читатели таких научных журналов, как "Astounding", и литературы вроде романов Роберта Э. Хайнлайна и Артура Ч. Кларка, давно знали, что такая возможность вполне очевидна, и препятствием здесь являются лишь инженерные проблемы.

Писатель-фантаст часто включает в рассказ достаточное количество объяснений (это уже само по себе является искусством!), чтобы читатель мог понять, почему он должен рассматривать нечто как реальную возможность, какой бы отдалённой она ни была, а не как вопиюще невозможную вещь. Иногда, конечно, она может лишь намекать на это. «Полёт дракона» Энн Маккафри часто ошибочно относят к жанру фэнтези — отчасти потому, что в нём очень мало объяснений того, что такое Нити (зараза, периодически падающая с неба), откуда они берутся и как попадают в этот мир. Ни один из персонажей этой истории не в состоянии знать эти вещи, поэтому большая часть того, что они говорят, думают и делают в отношении Нитей, больше напоминает фольклор, чем науку. Однако они обнаруживают достаточное количество подсказок в виде фрагментарных старых записей, и это показывает, что автор выполнила свою домашнюю работу и даёт возможность сравнительно осведомлённому читателю сформулировать в общих чертах объяснение: Нити — это живые организмы, споры которых периодически преодолевают космическое пространство с другой планеты в этой системе.

Некоторые явления, допускаемые научной фантастикой, могут показаться совершенно невозможными читателю, знакомому с современной наукой и технологией. Среди примеров такого рода — путешествия со сверхсветовой скоростью, путешествия во времени, телепатия и телекинез драконов Энн Маккафри. Физика в том виде, какой мы знаем её в настоящее время, не может сказать нам ничего определённого о механизме таких явлений, а в действительности же даёт некоторые основания усомниться в том, что они могут появиться. Но наши знания о настоящей науке — не фиксированные и неизменные. В настоящее время в своей повседневной жизни мы делаем такие вещи (например, пишем эту книгу на мощном компьютере, который стоит на старом столике для пишущей машинки в моём домашнем офисе), которые всего лишь несколько десятилетий назад казались бы в лучшем случае крайне маловероятными. В последнее время некоторые физики даже начали рассуждать о том, каким образом могут быть возможными такие вещи, как путешествия со сверхсветовой скоростью и машины времени! (См., например, статьи Крамера и Дональдсона в разделе «Источники».)

Если вы решили использовать то, что явно запрещено научными принципами, признанными на момент написания работы, то вы должны отдавать себе отчёт в своих действиях. Если вы хотите, чтобы ваш читатель принял эти вещи как реальную возможность, вы должны предположить (и в неявной форме предложить читателю самому сделать такое предположение), что за период с настоящего момента и до того, как будет происходить действие вашего произведения, были открыты какие-то новые научные принципы. Такое вполне может случиться; на протяжении одного лишь этого столетия благодаря таким концепциям, как теория относительности, квантовая механика, двойная спираль ДНК и тектоника плит, революция в научном мировоззрении происходила уже несколько раз. Но если вы делаете такое предположение и хотите, чтоб оно выглядело убедительно, вам нужно сформулировать свои новые принципы так, чтобы они не противоречили старым в тех областях, данными из которых мы уже располагаем. И вам нужно проработать логические последствия своих новых предположений, которые довольно часто, как в «Грехах отцов», способны давать начало важным частям вашего произведения.

Если вы не думаете, что ваши познания в науке позволяют делать такие вещи, то это может звучать несколько пугающе. На самом деле всё не так страшно, как кажется: вам не обязательно быть профессиональным учёным, чтобы хорошо проработать научную сторону научной фантастики. Во-первых, многие формы космических путешествий, путешествий во времени и т.д. стали настолько привычными, что читателей научно-фантастических произведений больше не нужно убеждать в их принципиальной возможности. Многие писатели, которые не проявляют особого интереса к механизмам как таковым, просто берут на вооружение одну из общих форм, успевших стать привычными, и пользуются ею по мере необходимости, чтобы рассказать собственную историю. Во-вторых, есть способы узнать, что вам требуется для того, чтобы рассказать историю (и это важная часть работы).

Я поговорю об этих вопросах подробнее в последней главе. Пока что давайте просто скажем, что всё, что не может быть однозначно отвергнуто как нечто невозможное в свете современных знаний, будет законной добычей научной фантастики. В общем, если это выглядит чем-то невозможным, вы укрепите доверие к себе, если предоставите какое-либо объяснение. Неважно, имеете ли вы дело с чем-то явно возможным, что уже предвидела современная наука, или с чем-то, идущим дальше и выходящим за рамки современной науки, вам нужно, как минимум, знать основы того, что говорит современная наука. Поэтому в следующих нескольких главах мы уделим этому особое внимание.

ЗНАЙ СВОИ НАУКИ

Есть множество доказательств того, что законы природы одинаковы во всей Вселенной. Этот факт позволяет нам делать разумные предположения о том, какого рода вещи могут существовать в других её частях. Например, мы не стали бы рассчитывать обнаружить цивилизации, развивающиеся в атмосфере, состоящей в основном из водорода и кислорода. Законы химии делают такую атмосферу слишком нестабильной, чтобы она могла существовать на Земле или где-то вне её. Ещё мы не рассчитывали бы найти реальные аналоги одного старого клише из фильмов о монстрах — гигантских пауков, в точности похожих на земных пауков-птицеедов, только в сто раз больше. Полный решимости писатель-фантаст мог бы выдумать правдоподобных инопланетян, которые чем-то напоминали бы огромных пауков внешне, но сильно отличались бы от них внутренне.

Далее в этой книге мы более подробно рассмотрим, почему такие утверждения можно делать. Чтобы у нас была такая возможность, нам придётся изучить некоторые основные принципы некоторых наук. В процессе этого вас может несколько удивить и впечатлить осознание того, насколько взаимосвязаны все науки.

Из-за того, что урок химии проходил в одном классе, физики — в другом, а биологии — вообще в третьем, в школе у вас могло сложиться впечатление, что каждая из наук — это отдельная маленькая шкатулочка знаний, у которой мало общего с другими. Ничто не может быть ещё дальше от истины, и нигде это не проявляется так очевидно, как при попытке представить себе, какие виды миров и форм жизни могли бы существовать.

Физика — это основа; несколько лаконичных принципов управляют всем, что происходит в физической вселенной. (Конечно, это не означает, что мир — это нечто тривиальное: понимание того, что означают эти несколько принципов, и проработка всех их последствий — это нечто гораздо большее, чем работа на одну жизнь! С другой стороны, взрослые, которые утверждают, что ничего не смыслят в физике, допускают великолепную ошибку. Они могут не знать академической формалистики физики, но организмы, которые мало что понимают многих принципов, не доживают до зрелого возраста!)

Некоторые из выводов физики имеют отношение к астрономии и химии. С учётом фундаментальной природы материи, энергии и форм их взаимодействия, из элементарных частиц неизбежно образуются атомы, которые ведут себя строго определённым образом, в том числе объединяются в молекулы и кристаллы с такими качествами, которые мы называем химическими свойствами. Точно с такой же неизбежностью большие скопления материи будут концентрироваться и превращаться в такие объекты, как звёзды, планеты и галактики, которые ведут себя определённым образом — как индивидуально, так и коллективно.

В некоторых из этих скоплений материи химические реакции могут стать очень сложными, что приводит к возникновению особого рода объектов, которые мы называем жизнью. Как именно это происходит, определяется законами химии, которые, в свою очередь, определяются законами физики. Как только на планете зарождается жизнь, её облик во многом определяет астрономия. Виды жизни, которые могут эволюционировать на такой планете, как Земля, сильно отличаются от тех, которые можно было бы найти, скажем, на Юпитере.

Как простой, но впечатляющий пример того, насколько это справедливо — в какой степени наше астрономическое окружение определяет облик и пронизывает каждый из аспектов нашей жизни, — рассмотрим наклон оси Земли. Конечно, Земля — это единственная планета, о формах жизни на которой читатели этой книги в большинстве своём знают не понаслышке. Астроном мог бы описать природу Земли в общих чертах путём указания таких цифр, как её масса, средний радиус, насколько далеко она находится от Солнца, какого оно рода, и так далее. Одной из таких цифр является угол наклона оси. Это угол, на который ось вращения планеты отклонена от перпендикуляра к плоскости её орбиты. (Если это звучит устрашающе технически, не беспокойтесь об этом. В следующей главе я объясню это более подробно, с картинками.)

Описанный такими сухими терминами, наклон оси может выглядеть как некое сугубо академическое понятие, представляющее интерес исключительно для астрономов. Но оказывается, это имеет фундаментальное значение для всех и вся, что живёт на этой планете. Скажем, если бы вы изменили его с его нынешнего значения 23,5° на 0,2°, практически всю человеческую литературу пришлось бы переписывать — и не по мелочи, а радикально. Почему? Потому что времена года — зима, весна, лето и осень в умеренных зонах; влажные и сухие сезоны в тропиках — пронизывают практически все аспекты человеческой жизни. И этот наклон оси на 23,5° является основной причиной существования и природой времен года, а также существования тропических, умеренных и полярных регионов.

При прочих равных условиях и сокращении наклона оси практически до нуля сезонные колебания и всё, что от них зависит, также сводятся практически к нулю. «Суровая зима...», «Первые весенние цветы...» и «Благодатное лето...» — все эти фразы бессмысленны для существ, у которых нет ни зимы, ни весны, ни лета. Сюжеты, связанные с переживанием суровой зимы или надеждами на то, что дожди придут вовремя и спасут урожай, не могли бы появиться и не были бы понятны в мире, где нет времён года из-за того, что у него не наклонена ось. Человеческая литература изобилует такими вещами, на проявление которых явно или неявно оказал влияние факт наличия на Земле времён года. Если вы сделаете наклон оси заметно меньше (или больше), чем он есть на самом деле, все эти вещи будут совершенно иными.

Можно представить себе инопланетные формы жизни и разумных существ, которые вообще не эволюционируют и не живут на планетах. Такие существа, предположительно, могли бы возникнуть на нейтронных звёздах или в самом межзвёздном пространстве, хотя они обязательно должны сильно отличаться от нас. В одной из последующих глав мы рассмотрим такие возможности немного подробнее; но на протяжении большей части этой книги нас больше всего будут интересовать разумные существа, которые возникли более или менее похожим на нас способом — на планетах.

ЮМОР: ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ?

Нельзя оценивать карикатуру по тем же стандартам, что и фотографию. Карикатура намеренно искажает и преувеличивает реальность, иногда просто для того, чтобы быть смешной, а иногда для того, чтобы донести свою мысль относительно реальности путём привлечения внимания к определённому её аспекту.

Аналогичные взаимоотношения складываются между юмором — особенно фарсом и сатирой — и «серьёзными» произведениями. Работая над преимущественно серьёзным произведением, вы захотите создать убедительную иллюзию реальности — ощущение того, что вещи, о которых читает читатель, могут произойти на самом деле. Если же одна из ваших основных целей — быть смешным, то возможно, что вы не захотите этого делать. Забавные вещи случаются и в реальной жизни, но это редко происходит такой сплошной чередой, как в хорошей комедии. Юмор обычно связан с некоторой степенью преувеличения или искажения реальности. Означает ли это, что обычные требования к правдоподобию неприменимы к юмористической научной фантастике, и здесь возможно всё, что угодно?

Не совсем так. Это не означает, что вам может сойти с рук всё, что угодно, но это означает, что вам может сойти с рук больше, чем в обычной истории. Инопланетяне в рассказах Пола Андерсона «Пи-ик! Я вас вижу!» или «Виктор» (“Victor”) Грея Роллинса — существа достаточно маловероятного облика. Виктор напоминает вертикально стоящую трёхфутовую сосиску на коротких ножках, с единственным глазом, с «голосовой» системой, работающей как громкоговоритель и способной имитировать любой звук, от мыши до симфонического оркестра, с длинным цепким языком и пристрастием к хорошо выдержанному мусору. Если бы вы познакомились с ним в рассказе, написанном в торжественном тоне, вы могли бы поинтересоваться, как эволюция смогла породить такое невероятное существо. Но когда автор явно не держит себя слишком серьёзно, вы можете смириться с его задумкой и просто получать удовольствие. Виктор не является невозможным — он просто маловероятен. Если эта история показалась вам достаточно забавной, возможно, вы захотите принять его существование и не особо задаваться вопросом о том, как он стал таким.

Иными словами, в юмористических историях читатели относятся к невероятному терпимее, чем в серьёзных, хотя невозможное они всё равно будут встречать в штыки. И чем оно невероятнее, тем смешнее ему стоит быть. Просто неправильная наука, особенно если ей не обязательно следует быть неправильной ради сюжета или шутки, попросту отвращает читателей. Звук просто не распространяется в вакууме, и читатели научной фантастики не примут шутку, которая требует, чтобы они поверили в это. Если вы рассказываете забавную историю об инопланетянах, которая принципиально не зависит от того, откуда они родом, не говорите, что они прибыли с планеты или звёздной системы, которая вряд ли может породить жизнь. Используйте ту, на которой это могло бы случиться, или же просто придумайте ей название.

В целом, чем меньше вам придется растягивать или искажать, тем лучше. Преувеличивайте лишь те моменты, которые напрямую способствуют созданию юмористического эффекта. Вероятно, вы поймёте, что на самом деле усилите его, если сделаете остальную часть фона истории настолько убедительной, насколько возможно, и избежите включения большого количества ненужных деталей.

ГЛАВА 3 Основы астрономии

Чтобы разумно рассуждать о том, какие виды жизни могут возникнуть на планетах, вы должны для начала кое-что знать о том, какие виды планет могут существовать. Поскольку нам непосредственно известны лишь очень немногие из них, и все они являются «братьями и сёстрами», в своих рассуждениях мы должны руководствоваться тем, что, по нашим собственным представлениям, мы знаем о процессе формирования планет.

Как и люди, планеты рождаются, развиваются и умирают. То же самое происходит со звёздами, галактиками и вообще со всей Вселенной. Вообще, все виды естественной эволюции можно рассматривать как этапы единого широкомасштабного процесса. Первобытная вселенная эволюционировала в ту, которую мы знаем. Галактики возникли как часть этого процесса. Формирование галактик ведёт к образованию звёзд. Звёзды (как минимум, иногда) образуют планеты в качестве побочного продукта. Процесс эволюции планет иногда может доходить до зарождения жизни. И так далее.

Всё это происходит в таком масштабе времени, что ни у одного человека не было возможности непосредственно наблюдать всё это. Так откуда же мы знаем, что это происходит? Ну, мы не совсем точно знаем, как именно это происходит. То, что у нас есть, — это набор моделей — теоретических картин того, что выглядит наиболее вероятными механизмами, посредством которых видимая нам Вселенная могла возникнуть в результате действия известных физических законов. Эту картину на протяжении многих лет складывали многие учёные, которые собирали подробные наблюдения Того, Что Находится Вне Нашего Мира, и на основе этих наблюдений и физических законов делали выводы о том, Как Это, Вероятно, Случилось Именно Так.

Чтобы показать, с какой задачей сталкиваются астрономы, И. С. Шкловский и Карл Саган провели (в книге «Разумная Жизнь во Вселенной» (“Intelligent Life in the Universe”)) восхитительную аналогию. Представьте себе инопланетянина, посещающего Землю с кратким визитом и осматривающего человеческих существ всевозможных форм и размеров. У него нет времени наблюдать, насколько заметно меняется какое-то человеческое существо, но он хочет понять, как связаны различные типы, как они возникают, как они меняются со временем (большие превращаются в маленьких или наоборот?) и что в итоге с ними случается. Иными словами, он хочет выяснить, каков жизненный цикл человека, не имея никаких данных, кроме беглого взгляда на множество образцов на различных стадиях этого цикла.

Вот, с чем сталкиваются астрономы, астрофизики и космологи. По сути, они получают статичные изображения множества звёзд, обычно объединённых в галактики и иногда сопровождаемых планетами, и хотели бы выяснить, как всё это эволюционирует. Они знают, что эти объекты должны эволюционировать, потому что внутри каждой звезды бушуют яростные физические процессы, которые не могут оставить её в неизменном виде. Но как они меняются? И откуда мы это знаем?

В этой книге я не стану излагать подробное объяснение того, как сложилась наша нынешняя картина Вселенной. В любом случае, как писатель-фантаст, вы, возможно, не захотите углубляться в столь обширную предысторию. Вам может понадобиться лишь краткое изложение текущей картины — актуальное на настоящий момент единое мнение учёных в отношении того, какие принципы управляют Вселенной, и того, как эти принципы действуют, создавая тот звёздный зверинец, который мы наблюдаем (и в котором обитаем сами). Это именно то, что я постараюсь представить.

Однако, даже будучи писателем-фантастом, вы можете счестьцелесообразным более подробно изучить методологию науки уже хотя бы потому, что в ней вы можете найти хорошие идеи для сюжета. Вопреки распространённому убеждению, наука не является чем-то ограниченным, усушенным, замершим и неизменным. Как бы тщательно ни была составлена наша картина Вселенной, она была создана человеческими существами на основе несовершенных данных, которые им приходилось интерпретировать. Иногда эту картину приходится менять, потому что кто-то находит новые данные, которые не подходят к ней, или выдвигает новую интерпретацию, которая работает лучше общепринятой. Так что вам, как писателю-фантасту, может быть полезно узнать, где и как случились эти скачки в интерпретации. Возможно, вы просто сможете придумать альтернативу, которая могла бы быть возможной, и которая могла бы стать основой для хорошего повествования.

РАБОЧИЕ ИНСТРУМЕНТЫ

Вам нужно будет знать, как минимум, основы того, каким образом астрономы собирают данные о звёздах и планетах — отчасти потому, что часть описательной картины понятна только в свете методов наблюдений, использованных для её сбора, а отчасти потому, что некоторым из ваших персонажей, возможно, придётся пользоваться теми же методами в ваших произведениях. Если у вас есть корабль, полный людей-исследователей, обсуждающих, стоит ли пытаться совершать посадку на какой-то планете, им придётся узнать о ней как можно больше на расстоянии. И вам придётся хотя бы в общих чертах рассказать о том, как они это делают.

Телескопы

До недавнего времени практически всё, что мы знали о звёздах и планетах, было получено путём наблюдения за ними в телескопы с поверхности Земли. По сути, телескоп — это некая комбинация линз и/или зеркал, которая создаёт изображение того, на что она направлена. Иногда это изображение наблюдают напрямую, но для Большой астрономии оно чаще фиксируется на фотопластинке. Распространённое заблуждение о телескопах заключается в том, что их основное назначение — увеличивать изображение. Они это делают, и это важно для близких объектов вроде Луны и планет нашей собственной Солнечной системы; но в астрономии их важнейшая задача — собрать как можно больше света. Известно, что астрономы неуважительно называют особенно большой и дорогой телескоп «хорошим ведром для света».

Если не считать нашего собственного Солнца (я часто использую слово «солнце» с маленькой буквы для обозначения звезды, вокруг которой вращается любая планета), все звёзды находятся настолько далеко, что даже при самом большом увеличении, которое мы можем получить с помощью наземных телескопов, их изображения остаются просто точками, а не видимыми дисками. Какие-то планеты, которые могли бы составлять им компанию, были бы совершенно невидимы. Что может сделать для звезды телескоп, так это сделать её изображение значительно ярче. Это важно потому, что такие большие расстояния также означают, что свет звёзд большей частью очень слабый. Подавляющее большинство звёзд на небе невидимо невооружённым глазом — даже за городом, где в ясную ночь вы можете увидеть пару тысяч вместо двух или трёх, которые, возможно, будут всем, что вы сможете увидеть в большом городе.

Звёзды, которые мы можем увидеть невооружённым глазом — это очень малая выборка тех, что существуют за пределами нашего мира, и эта выборка далеко не репрезентативна. Чтобы мы смогли видеть их отсюда, они должны быть относительно близкими или необычайно яркими. Многие из тех, которые выглядят ярче всего — звёзды с хорошо знакомыми названиями вроде Сириуса, Бетельгейзе или Антареса, — и яркие по своей природе, и близкие. По причинам, о которых вы скоро узнаете, яркие от природы звёзды с наименьшей вероятностью оказываются в числе обладателей планет, на которых может существовать жизнь; так что «пришельцы с Антареса» практически однозначно выдают писателя, который не выполнил свою домашнюю работу.

НАУЧНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И ЕДИНИЦЫ ИЗМЕРЕНИЯ

Учёным, особенно физикам и астрономам, часто приходится иметь дело с настолько большими или малыми величинами, что использовать для их записи обычные числа нерационально. Чтобы избежать неловкости, когда пишешь такие вещи, как 3,121,000,000,000,000 или 0,0000000000096, они используют научную систему счисления, в которой любое число записывается как произведение «обычного» числа, чаще от 1 до 10, и 10, возведённых в некоторую степень. «10 в n-й степени» означает «10, умноженное само на себя n раз» и обычно пишется «10ⁿ». Например, 100 = 10²; 10 000 = 10⁴ и так далее. 10 само по себе равно 10¹.

Умножение разных степеней одного и того же числа (или основания) несложно: вы просто складываете показатели. Таким образом, 10² × 10⁴ = 10⁶. Чтобы разделить, вы вычитаете показатели: 10⁶ ÷ 10⁴ = 10². Эти правила позволяют вам получить значение отрицательных показателей: 10⁴ ÷ 10⁶ = 10^-2 = 0,01. Таким образом, длинные, трудночитаемые числа из предыдущего абзаца записываются более компактно и ясно как 3.121×10¹⁵ и 9.6×10¹².

Для измерений учёные обычно пользуются метрическими единицами — либо системы МКС (метр, килограмм и секунда), либо СГС (сантиметр, грамм и секунда). В этой книге я буду большей частью следовать этой практике и предполагать, что вы изучали метрическую систему в школе; если же нет, ознакомьтесь с ней! Однако, поскольку многие из моих читателей — американцы, и им не так удобно иметь дело с метрическими измерениями, как следовало бы, я также буду иногда использовать английские единицы измерения, особенно если я пытаюсь выразить яркую мысленную картину чего-либо.

Существует также несколько специальных единиц, которые широко используют астрономы и спектроскописты. Длины волн (см. рис. 3-1), особенно те, которые относятся к частям спектра, в которые входят инфракрасные лучи, видимый свет, ультрафиолетовые и рентгеновские лучи, часто выражаются через единицу ангстрем (1 Å = 10^-8 см = 10^-10 м).

Расстояния в границах Солнечной системы иногда выражаются в астрономических единицах (1 а.е. = средний радиус земной орбиты). В дальнейшем, при разговоре о других планетных системах, мы часто будем принимать многие величины, связанные с Землёй и Солнцем, и их взаимосвязью (такие, как масса, радиус орбиты и продолжительность года), численно равными 1. Как вы увидите в разделе «Вводный курс по созданию миров», в этом есть своё преимущество — такой подход легко даёт нам прямые сравнения других планет с нашей собственной.

Большие расстояния, например, между звёздами, часто измеряются с помощью одной из двух специальных единиц измерения. Световой год — это расстояние, которое проходит свет за один земной год. Поскольку скорость света (часто обозначаемая как c) очень близка к 3×108 м/сек, или 186 000 миль/сек, световой год — это около 9,46×10¹⁵ метров, или 5,87×10¹² миль.

Парсек (сокращенно «пк») — это сокращение от слов «параллакс» и «секунда». Он основан на простейшем методе измерения расстояний, а именно, на наблюдении объекта с двух точек зрения и измерении угла между двумя лучами зрения. Это метод, который вы используете в течение всего времени вашего бодрствования: ваш мозг измеряет угол между лучами зрения, когда два ваших глаза смотрят на один и тот же объект. Принцип измерения астрономического параллакса тот же, но две точки обзора — это не два глаза, а разные точки на орбите Земли на её пути вокруг Солнца. Парсек эквивалентен 3,26 световым годам. (Будьте особенно внимательны: световые годы и парсеки — это всегда меры расстояния. Это ни в коем случае не единицы времени, и использовать их в этом качестве, — это верный признак неподготовленности или небрежности писателя-фантаста!)

Температура измеряется в градусах Цельсия (C) или Кельвина (K). В обеих шкалах используется градус одинаковой величины (1,8 градуса по шкале Фаренгейта), но нулевые точки у них разные. 0° C — это точка замерзания воды, а абсолютный ноль (самая низкая возможная [или почти возможная] температура) равен -273° C. 0° K — абсолютный ноль, а вода замерзает при +273° K. Разница между двумя шкалами безусловно важна, когда речь идёт о поверхностях планет, но часто не имеет особого значения для звёзд, где температура составляет не менее 3000 градусов по любой из шкал.

Поскольку с увеличением расстояния свет становится «менее ярким», рассеивая свою энергию на большей площади, самый простой способ получить яркое изображение такого сильно удалённого объекта, как звезда, — это собрать как можно больше его света и сфокусировать его весь на изображении. Это основная функция телескопа и та причина, по которой в делах, касающихся телескопов, при прочих равных условиях, чем больше, тем лучше. Свет, допустим, с Денеба, падает на всей площади Земли с одинаковой интенсивностью (энергия на единицу площади за единицу времени). Яркость изображения, создаваемого телескопом, определяется общей энергией, поступившей в фокус, и это просто интенсивность, умноженная на площадь основной линзы или зеркала (объектива) телескопа. Полностью открытый глаз человека обычно собирает свет из круглой области диаметром около 6 мм, поэтому 50-миллиметровый бинокль или телескопический объектив (как в биноклях 7 × 50) формирует изображение примерно в 70 раз ярче, чем вы можете увидеть без него. Двухсотдюймовый телескоп на горе Паломар даёт вам выигрыш в яркости более чем в 700 000 раз, или примерно на четырнадцать звёздных величин. Иными словами, это позволяет вам видеть звёзды величиной вплоть до примерно двадцатой, а не до шестой. (Здесь подразумевается прямое визуальное наблюдение, которым профессиональные астрономы пользуются редко. На самом же деле они находятся в ещё большем выигрыше и видят ещё больше звёзд, невидимых в ином случае, когда фиксируют их изображения с длительной выдержкой на чувствительных фотопластинках или плёнке.)

ЯРКОСТЬ ЗВЁЗД И ЗВЁЗДНАЯ ВЕЛИЧИНА

Яркость звёзд выражает звёздная величина. Исторически сложилось так, что самые яркие звёзды неба описывались как звёзды «первой величины». Чуть менее ярким звёздам была присвоена «вторая величина», и так далее. Когда стало возможным количественное измерение яркости звёзд, эти термины стали ассоциироваться с точными числовыми значениями яркости, а также стало возможным присвоение им дробной величины, например, 1,6.

Технически шкала звёздных величин — логарифмическая, но обычно вам не придётся беспокоиться об этом. Существенные моменты заключаются в том, что 1) чем меньше звёздная величина, тем ярче звезда; и 2) разница в одну звёздную величину эквивалентна коэффициенту яркости 2,512 (корень пятой степени из 100). Таким образом, звезда 1,3-й звёздной величины в 2,512 раза ярче (т.е. даёт нам в 2,512 раза больше света), чем звезда 2,3-й величины, и в 100 раз ярче звезды 6,3-й звёздной величины. У вас также могут быть отрицательные значения звёздной величины. У звезды, которая в 100 раз ярче, чем эта 1,3, значение звёздной величины составляло бы 1,3 – 5 = -3,7. (Забавным побочным эффектом применения количественной шкалы будет то, что у Сириуса, самой яркой звезды на нашем небе, значение звёздной величины будет уже не 1, а -1,6.)

При хороших условиях наблюдения наш невооружённый глаз может разглядеть звёзды с величиной от отрицательной до примерно +6. Это видимые звёздные величины, измеряющие яркость такой, какой её видим мы, и зависящие как от природной яркости самой звезды, так и от её расстояния до нас. Свет подчиняется «закону обратной квадратичной зависимости»: его интенсивность (количество энергии, доставляемой на единицу площади за единицу времени) обратно пропорциональна расстоянию от источника. Например, если вы направите экспонометр на свечу в тёмной комнате с расстояния в один фут, а затем с расстояния в десять футов, количество света, измеренное вами на расстоянии десяти футов, будет составлять 1/100 от того, которое было на расстоянии одного фута. Объяснение этому простое. Свеча (или звезда) испускает определённое количество световой энергии каждую секунду, и по мере того, как она распространяется кнаружи от источника, это количество энергии распределяется по постоянно растущей сферической поверхности, площадь которой пропорциональна квадрату её радиуса.

Для сравнения значений собственной яркости звёзд их выражают в абсолютных величинах. Абсолютная звёздная величина — это видимая величина, которую имела бы звезда при наблюдении со стандартного расстояния. Это расстояние выбрано равным десяти парсекам.

Спектроскопы

Не менее важным, чем телескоп, является другой инструмент, который часто используется совместно с ним — спектроскоп. Свет — это форма электромагнитного излучения, разновидность волны, возникающей всякий раз, когда вибрируют электрические заряды (см. рис. 3-1). Свет от реального источника вроде горячего лагерного костра или далёкой звезды обычно содержит смесь длин волн (или, что эквивалентно, частот). Задача спектроскопа состоит в том, чтобы показать вам, какое количество света каждой длины волны излучает источник.

Почему это так важно? Поскольку для большинства звёзд мы не можем сформировать достаточно большое изображение, чтобы показать на нём графические детали, спектроскопия — это источник большей части той подробной информации, которой мы располагаем о них, — и её оказывается довольно много. Прежде всего, горячие тела излучают свою энергию с характерным распределением по длинам волн («непрерывный спектр», включающий некоторое количество энергии для каждой длины волны в широком диапазоне), точная форма которого зависит от температуры. (См. рис. 3-2.) В целом, горячее тело испускает излучение на всех длинах волн, но не одинаково. Чем горячее излучающее тело, тем короче длина волны максимальной интенсивности. Поскольку самые длинные волны видимой части спектра красные, а самые короткие — фиолетовые, это означает, что в процессе нагревания объекта вначале он вообще не светится, потому что все волны, которые он излучает, длиннее, чем мы можем увидеть. Когда он становится достаточно горячим, он начинает светиться красным — вначале тускло, затем ярче. По мере того, как вы продолжаете его нагревать, свечение становится более желтоватым, затем белым, когда широкий пик спектра перемещается через середину диапазона видимой части спектра, и, наконец, голубоватым, когда пик смещается влево от видимого диапазона, а наблюдаемая интенсивность спектра уменьшается от фиолетового края к красному. Это наблюдение непосредственно относится к звёздам: самые горячие звезды кажутся голубоватыми, а самые холодные — красноватыми.

РИСУНОК 3-1 Волны и электромагнитное излучение.

A. Любую волну можно рассматривать как картину возмущения, распространяющегося в среде. Эта схема могла бы представлять собой моментальный снимок сбоку волны, пробегающей по воде, поверхность которой в состоянии покоя представляет собой горизонтальную линию, отмеченную как «0». В некоем положении x поверхность смещается вверх или вниз на расстояние y; максимальное смещение — это амплитуда A. Вся волна распространяется вправо со скоростью v, поэтому, если сплошная кривая показывает поверхность в один из моментов, то через время t она выглядит как пунктирная кривая — то есть, весь рисунок сместился вправо на расстояние v. Расстояние между соседними гребнями (верхними точками) или нижними точками (впадинами) — это длина волны λ. Если вы смотрите на какую-то точку на поверхности, то она колеблется вверх и вниз между y = A и y = -A; количество колебаний в секунду — это частота (f). (Колебания в секунду раньше разумно называли «циклами в секунду»; теперь же, по причинам, которые автор затрудняется постичь, её обычно называют гораздо менее информативным словом «герц».) Скорость распространения волны связана с её частотой и длиной волны через v = fλ.

B. В электромагнитной волне, представляющей наибольший интерес для астрономов, «средой» может быть пустое пространство, а «возмущением» — электрическое или магнитное поле под прямым углом к направлению распространения волны. В пустом пространстве значение v для электромагнитных волн (или излучения) равно c = 3×10⁸ м/сек. Их длины волн и частоты охватывают чрезвычайно широкий диапазон, обычно разделенный на несколько областей, которым даны разные названия, и которые изучаются при помощи приборов различных видов. На схеме показаны приблизительные диапазоны длин волн, для каждого из которых приведено общеупотребительное название. Обратите внимание, что видимый свет (различаемый человеком) составляет очень малую часть общего диапазона. Обратите также внимание, что гамма-лучи и рентгеновские лучи перекрываются по длине волны; эти термины относятся не столько к длине волны, сколько к способу их получения. Как правило, рентгеновские лучи излучаются при атомных (электронных) переходах, а гамма-лучи — при ядерных или субъядерных.

Второе важное применение спектроскопии проистекает из того факта, что при прохождении света сквозь материю часть его поглощается. Спектр поглощения скорее дискретный, чем непрерывный — то есть, свет сильно поглощается только на ограниченных, чётко определённых длинах волн. Какие длины волн поглощаются, зависит от поглощающего материала. Спектр поглощения каждого элемена или соединение определяется его атомной или молекулярной структурой, поэтому он так же уникален, как отпечаток пальца. Это наш основной способ узнать химический состав звёзд и атмосфер планет. Большая часть видимого нами света звезды излучается самыми горячими её слоями, а когда он проходит через более холодные слои дальше, на непрерывный спектр горячего тела накладываются линии поглощения. Сравнивая длины волн в спектрах поглощения с характерными для различных веществ, астрономы могут распознавать химические составляющие более холодных слоёв.

Иногда линии поглощения в спектре звезды не в точности совпадают с линиями известных химических веществ — если только вы не корректируете их с учётом эффекта Доплера. Это ведёт нас к третьей важной области применения спектроскопии. Эффект Доплера — это кажущееся изменение частоты и длины волны, вызванное движением источника по направлению к наблюдателю или от него. Вы можете пронаблюдать его доступную и простую демонстрацию, если встанете рядом с железнодорожным переездом, когда поезд, гудя, приближается и проезжает мимо.

РИСУНОК 3-2 Непрерывные спектры для звёзд с тремя температурами «на поверхности»: 3000 К, 6000 К и 10000 К.

Вначале, когда поезд движется в вашу сторону, звуковые волны «прижимаются друг к другу» перед ним, поэтому вы воспринимаете их как более близкие друг к другу (более короткая длина волны) и достигающие вас чаще (более высокая частота), по сравнению с ситуацией, когда поезд стоит неподвижно. Когда поезд удаляется от вас, происходит обратное. Таким образом, когда машинист даёт сигнал, который он слышит как ровный по высоте тона, вы слышите, как он начинается высоким тоном, а затем падает, когда поезд приближается и проходит мимо.

Звёздный спектр часто будет соответствовать набору известных химических спектров, если вы предполагаете, что в силу эффекта Доплера все линии сдвинулись вверх или вниз, потому что звезда движется к вам или от вас с определённой скоростью. Такие наблюдения указывают на то, что многие галактики удаляются от нас (в их свете есть смещение в сторону более длинных волн, или «красное смещение»); и чем дальше они находятся, тем быстрее они движутся (и наоборот). Это наблюдение, известное как «закон Хаббла», является одной из основ любой космологии (теории Вселенной). Наряду с вышеописанным, эффект Доплера может давать нам информацию на гораздо более детальном уровне. Если звезда вращается вокруг оси, перпендикулярной вашему лучу зрения, одна её сторона движется к вам, другая — от вас, а середина просто перемещается поперёк вашего луча зрения. Таким образом, часть её света не показывает признаков доплеровского смещения, часть в большей или меньшей степени смещена в красный цвет, а часть — в синий цвет. Конечным результатом будет расширение всех её спектральных линий, и степенью расширения можно воспользоваться, чтобы оценить, насколько быстро вращается звезда.

Другие источники данных

Последние несколько десятилетий, а особенно — последние несколько лет, внесли некоторые существенные дополнения в копилку хитростей астрономов. Во-первых, видимый свет — это не единственный вид излучения, испускаемого звездами. Электромагнитное излучение варьирует от гамма-лучей с длиной волны всего лишь 10^-15 м до рентгеновских лучей, ультрафиолета, видимого света, инфракрасного излучения и радиоволн, часть которых имеет длину волны, измеряемую многими километрами. Из всего этого диапазона, аналогичного многим октавам в музыке, невооружённый глаз может увидеть менее одной октавы. (Для сравнения: мы слышим около десяти октав.)

В настоящее время астрономические наблюдения проводятся во всех частях электромагнитного спектра, и каждая из них рассказывает астрономам о том, чего не могут рассказать другие части. Оборудование для наблюдений в разных частях спектра выглядит очень по-разному. Например, одним из самых известных радиотелескопов является «тарелка» в Аресибо, которая встроена в чашеобразную долину в горах Пуэрто-Рико.

Во-вторых (и в-третьих, и значительно дальше), наша недавно обретённая способность путешествовать в космос и отправлять туда приборы произвела настоящую революцию в поиске астрономических данных. Как кто-то заметил лет десять назад, «За последние десять лет астрономия изменилась больше, чем за предыдущие четыреста».

На Земле проклятием для телескопов и спектроскопов всегда были облака, дымка, атмосферная турбулентность, пыль, промышленное загрязнение и рассеянный свет от больших и малых населённых пунктов. Все эти проблемы можно устранить, если вы разместите свои приборы за пределами атмосферы. Таким образом, несмотря на проблемы на первых этапах работы, телескоп «Хаббл» уже смог сделать многое из того, что до него не удавалось ни одному телескопу — в том числе первое прямое наблюдение многочисленных планетных систем в процессе формирования. Многие астрономы желают запустить «туда» ещё больше приборов — хоть на околоземную орбиту, хоть на Луну, или ещё дальше.

Наконец, космические путешествия позволили в буквальном смысле взглянуть на другие тела в нашей собственной Солнечной системе с гораздо более близкого расстояния, чем мы могли когда-либо до этого. К настоящему моменту мы уже видели много крупных и довольно много мелких тел «крупным планом» — в виде телевизионного изображения и в показаниях приборов, отправленных нам роботизированным космическим аппаратом, пролетающим мимо или даже совершающим посадку на них.

Важно ли это для писателей-фантастов? Вне всяких сомнений! Когда мы впервые начали получать телеметрические данные с других планет, мгновенно изменив свои представления о них, мне показалось, что одним из первых эффектов, который это оказало на писателей-фантастов, было то, что они стали слегка побаиваться выбирать местом действия своих произведений «местные» планеты. Если вы написали рассказ о Марсе, когда зонд ещё был на пути туда, то всё, о чём вы рассказали, может безнадёжно устареть к моменту публикации рассказа.

Но эта фаза быстро прошла. Вскоре у нас на руках оказалось столько совершенно новой информации о планетах, что писатели-фантасты больше не могли противиться искушению и начали вплетать её в свои произведения. Иметь возможность рассуждать о Меркурии или Юпитере с использованием знаний, которыми никто на Земле не обладал ещё полгода назад — это нечто захватывающее. Разумеется, это также может сделать процесс написания чуть более напряжённым. Одним из первых романов, опубликованных мной в журнале “Analog Science Fiction and Fact”, был «Мир в облаках» (“World in the Clouds”) Боба Бакли, в котором говорилось о людях, колонизирующих атмосферу Венеры. Боб писал его, а я редактировал как раз в то время, когда американские и советские зонды спускались в атмосферу Венеры и пакет за пакетом отправляли на Землю информацию из первых рук о том, что находилось там, внизу, на самом деле. Как любой хороший писатель-фантаст, Боб хотел сделать всё как можно правильнее. Поэтому всякий раз, когда приходил новый поток данных, я получал большой коричневый конверт с несколькими страницами для замены, чтобы вставить их в его рукопись.

ОТ БОЛЬШОГО ВЗРЫВА ДО ГАЛАКТИК

Как бы ни восхищали нас наши местные планеты, их потенциал в качестве жилья для инопланетян довольно ограничен. В любом случае, они представляют собой просто частные случаи общих принципов, описывающих звёзды и планеты повсеместно. Поэтому я не собираюсь вдаваться в подробное обсуждение условий на каждой из планет и спутников нашей Солнечной системы. Вместо этого я сразу перейду к описанию того, как образуются звёзды и планеты, и какой облик они могут принять в итоге.

Вначале, согласно лучшим предположениям большинства современных астрономов, вся материя во Вселенной была сосредоточена в чрезвычайно малом пространстве, и за один очень короткий период она начала расширяться — иными словами, она взорвалась. Этот взрыв, широко известный под названием «Большой взрыв», является отправной точкой для большинства современных моделей космологии — истории Вселенной. Ряд проблем, связанных с деталями, привёл к появлению вариаций на тему вроде инфляционных моделей, но, поскольку эта книга об инопланетянах и, вероятно, мало какие из их личных проблем будут такого масштаба, здесь я не буду подробно останавливаться на них. (Конечно, некоторые писатели-фантасты справятся практически с любым испытанием! Пример неких инопланетян, у которых такие проблемы действительно есть, ищите в книге Марианны Дайсон «Критический фактор» (“The Critical Factor”)) Если вы хотите сильнее углубиться в увлекательные загадки космологии, можно начать со статьи Ротмана и Эллиса в разделе «Источники».

Для большинства целей, связанных с созданием инопланетян, вам потребуется лишь общее представление о том, как, предположительно, развивалась Вселенная. Когда вся эта материя внезапно расширяется после Большого взрыва, начинает формироваться структура. Некоторые фрагменты движутся быстрее, чем другие, поэтому через определённое время более быстрые фрагменты переместились дальше, чем более медленные, что соответствует закону Хаббла. (Нет, это не означает, что мы находимся в центре Вселенной или на том самом месте Большого взрыва. Если вы присмотритесь к динамике такой системы немного внимательнее, то окажется, что каждый фрагмент видит, как все остальные фрагменты удаляются от него со скоростями, пропорциональными расстояниям до них.)

В самом начале не существовало ни звёзд, ни галактик; вся материя во Вселенной возникла в пространстве, малом по сравнению с подобными вещами. Изначально сама материя не находится в привычных формах вроде атомов и молекул. Мы пропустим краткий начальный период, когда всё ещё только стремилось приобрести знакомый нам облик хотя бы на этом уровне, и вернёмся к истории, когда у нас будет расширяющееся облако, состоящее в основном из водорода. Первоначальный взрыв настолько силён, что этот материал вскоре распределяется — по нашим меркам, довольно редко и неравномерно.

Гравитация, слабое, но повсеместное притяжение всей материи ко всей другой материи, склонна усиливать «комковатость» примитивной вселенной. Сила притяжения между двумя телами пропорциональна произведению их масс и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. (F = GMm/r², где G — универсальная гравитационная постоянная [значения указаны в различных системах единиц в стандартных таблицах физических констант], M и m — две массы, а r — расстояние между их центрами.) Таким образом, тела, которые уже находятся близко друг к другу, притягивают друг друга сильнее, чем те, которые находятся далеко друг от друга. Таким образом, если вы посмотрите на область, в которой разреженный первичный газ немного плотнее, чем в окружающих областях, плотный «комок» будет демонстрировать тенденцию становиться ещё плотнее по мере того, как составляющие его частицы притягивают друг друга ещё ближе.

Таким образом, общая тенденция заключается в том, что материя во Вселенной распределяется всё более неравномерно. Вначале мы говорим об очень больших «комках» — о сгустках газа, которые мы пока ещё рассматриваем как довольно неплохой вакуум, распределённых по объёмам, поперечник которых измеряется миллионами световых лет, но всё равно более плотных, чем их окружение, чтобы начать вести себя как достаточно чётко очерченные сгустки, которые продолжают собираться вместе.

Вполне вероятно, что любой из этих сгустков, на какой ни посмотри, будет вращаться — очень медленно с бытовой точки зрения, но всё же обладая достаточно большим моментом импульса. Момент импульса легко вычислить для чего-то простого — например, для небольшого, но тяжёлого тела (вроде рыболовного грузила), которое раскручивают по кругу на веревочке. Вы просто умножаете массу на скорость и умножаете это на радиус окружности. (L = mvr, где L — момент импульса, v — тангенциальная скорость, а r — радиус окружности.)

Для более сложного объекта вроде галактики или чучела жирафа, вращающегося вокруг оси, продетой сквозь его плечи, вычисление момента импульса будет сложнее на практике, но не намного сложнее по своей сути. Хитрость заключается в том, чтобы рассматривать более сложную систему как состоящую из множества небольших масс, вращающихся вокруг оси, вычислить момент импульса для каждой из них, и все их сложить. (Сделать это немного труднее, чем сказать, потому что это вектор — то есть, у него есть как величина [размер], так и направление. В том маловероятном случае, если вам понадобятся подробности, их легко можно найти в стандартных пособиях по физике.)

Важной особенностью момента импульса является то, что он сохраняется, подобно энергии. То есть, если изменения происходят внутри системы (без приложения сил извне), момент импульса остаётся неизменным. Знакомым примером сохранения момента импульса является фигуристка, выполняющая вращение на льду. Если она начинает вращение с вытянутыми руками и ногой и медленно прижимает их, она вращается всё быстрее и быстрее. Поскольку каждая из частей её тела по-прежнему имеет ту же массу, но её расстояние от оси вращения уменьшается, её скорость должна увеличиваться, чтобы их произведение оставалось постоянным.

То же самое происходит с астрономически большими массами газа, которые сжимаются благодаря действию гравитации. По мере приближения вещества к оси вращения скорость вращения должна увеличиваться. Затем в игру вступает новый игрок: явление, обычно описываемое как «центробежная сила», хотя в рамках строгих физических понятий это вообще не сила, а просто тенденция (первый закон Ньютона) всего, что находится в движении, продолжать движение с той же скоростью и в том же направлении, если только на них не оказала воздействие внешняя сила. То самое рыболовное грузило, раскручиваемое на верёвочке, предпочло бы лететь по прямой (так и будет, если верёвочка порвётся). Чтобы заставить его двигаться по кругу, верёвочка должна обеспечивать центростремительную (направленную к центру) силу. Человек, который держит другой конец верёвки, ощущает силу, направленную от центра, поэтому, если верёвочка порвётся и грузило отлетит, то он, скорее всего, скажет, что это было вызвано центробежной силой.

Если медленно подтягивать верёвочку к себе, заставляя грузило описывать круги меньшего размера, но быстрее, то для того, чтобы сделать круг ещё меньше, требуется всё больше и больше усилий. Перенося этот принцип на большие газовые сгустки в космосе, вы можете понять, почему они имеют тенденцию сплющиваться: при одной и той же интенсивности гравитационное притяжение будет эффективнее притягивать материю вдоль оси вращения, чем перпендикулярно ей, поскольку в последнем случае оно должно противодействовать «центробежной» тенденции удалённой от оси материи улетать прочь по касательной. В итоге получается, что, если начать со сгустка примерно сферической формы и галактического размера, то вдоль оси, проходящей через его полюса, он будет сжиматься быстрее, чем на экваторе. Вначале у него появляется экваториальная выпуклость, а в конце он оказывается больше похожим на вращающийся диск, чем на шар. Более сложные причины часто заставляют галактики, превращающиеся в диски, образовывать спиральные рукава, похожие на лопасти детской вертушки, из-за чего они называются спиральными галактиками. Различные исходные условия и разные стадии эволюции также приводят образованию галактик других типов — например, эллиптических (действительно имеющих эллипсоидальную форму) и неправильных.

Наша Солнечная система расположена в одном из рукавов спиральной галактики, которую часто называют Млечный путь (рис. 3-3). Наша Галактика будет служить хорошей иллюстрацией того, какие размеры и расстояния присущи галактикам. В ней содержится что-то около 100 миллиардов (10¹¹) звёзд, которые в большинстве своём расположены в диске диаметром около 100 000 световых лет и толщиной в среднем около 1500 световых лет. В нём также есть центральная выпуклость, и всё это вместе окружено приблизительно сферическим облаком горячего газа с разбросанными в нём немногочисленными звёздами, в основном в плотных шаровых скоплениях.

Солнечная система (малой частью которой является Земля) находится примерно в 30 000 световых лет от центра галактики. (Для сравнения, Земля находится всего в восьми световых минутах от Солнца.) Вот почему мы видим нашу галактику (когда мы её вообще видим) как «Млечный путь». Когда мы смотрим в этом направлении, наш взгляд направлен вдоль плоскости галактики, где на тысячи световых лет простираются плотные скопления звёзд. В других направлениях мы смотрим более или менее прямо сквозь ближайшую к нам часть диска с относительно тонким слоем звёзд, прежде чем попадаем в «пустое» межгалактическое пространство.

РИСУНОК 3-3 Диск нашей Галактики при взгляде вдоль оси, проходящей через её полюса (вверху) и с краю. Ореол почти сферической формы, окружающий диск, не показан.

«Межгалактический» — это означает на много порядков более удалённый, чем просто «межзвёздный». Как писатель-фантаст вы должны хорошо осознавать разницу в этих понятиях. Вы не можете говорить между делом о прибывших на Землю «пришельцах из другой галактики» с технологией космических полётов, не особо отличающейся от нашей собственной. Нашими ближайшими «соседями» среди галактик являются Магеллановы облака, две неправильные галактики в паре сотен тысяч световых лет от нашей, а ближайшие галактики, очень похожие на нашу собственную, находятся на расстоянии пары миллионов световых лет. Любой, кто путешествует из одной из них в другую, должен пользоваться очень развитыми технологиями и, вполне возможно, какой-то наукой за пределами всего, что известно нам.

Вы могли бы подумать, что это могло бы означать, что галактики как таковые редко будут вызывать у писателей-фантастов нечто большее, чем второстепенный интерес, но на самом деле их роль может быть очень важна. Мой роман «Грехи отцов» вырос непосредственно из того факта, что в галактиках иногда случаются масштабные взрывы, затрагивающие всё их ядро. Излучение от такого взрыва могло бы сделать непригодными для жизни планеты по всей пострадавшей от них галактике — и мы бы не узнали, что наша Галактика стала непригодной для жизни, пока нас не достигло бы смертоносное излучение. Но предположим, что мы получили небольшое предварительное предупреждение и предложение помощи от каких-то инопланетян, которые уже знали, что могут передвигаться быстрее, чем излучение, и могут переселить население целых планет в другую галактику, заботясь об их безопасности.

Да, эти пришельцы, кийра, были очень прогрессивными. Но на данный момент они позволили мне написать два романа, и я получил много удовольствия (и многому научился), пока работал с ними.

ЗВЁЗДНЫЙ ЗВЕРИНЕЦ, И КАК ОН ПОПОЛНЯЛСЯ

Вместе с тем, возвращаясь к нашей формирующейся галактике, мы по-прежнему должны принимать во внимание существование звёзд. К тому времени, когда спадающееся облако уменьшится примерно до галактических размеров, материя станет достаточно плотной, чтобы атомы могли сталкиваться и образовывать молекулы, а молекулы — сталкиваться и образовывать частицы пыли. Мы по-прежнему говорим об очень разреженной материи — это вакуум в большей степени, чем можно было бы найти, например, на Луне, — но мы говорим ещё и об отрезках времени, измеряемых миллиардами лет. Таким образом, спустя некоторое время в зарождающейся галактике будет не только водород с небольшой добавкой чуть более тяжёлых атомов, но и некоторое количество простых молекул и пыли.

По тем же причинам, которые сделали комковатым изначальное космическое облако, а комки начали превращаться в галактики, протогалактическое облако также становится комковатым, и сгустки, если они находятся в нужном диапазоне масс, превращаются в звёзды. Образование звёзд происходит, скорее всего, в туманностях — облаках из относительно плотного газа и пыли (таких, как хорошо известные «звёздные ясли» в созвездии Ориона). Если отделяется кусок протозвёздного размера, то он, подобно более крупному сгустку, из которого образовалась галактика, сжимается под действием гравитационного притяжения его частей друг к другу. Если он вращается, он будет проявлять тенденцию к ускорению вращения по тем же причинам, что и фигурист или зарождающаяся галактика.

Но по мере того, как протозвезда спадается и вращается быстрее, попутно случается ещё пара вещей. Средняя плотность в таком облаке значительно выше, чем во всей галактике, и потому атомы сталкиваются чаще. Они также сталкиваются на более высоких скоростях: как и любые падающие объекты, атомы в протозвёздной туманности движутся с ускорением. Поскольку энергия сохраняется, вся эта потенциальная гравитационная энергия вначале преобразуется в кинетическую энергию падающих объектов, а затем в результате столкновений на высокой скорости распространяется на другие атомы. Иными словами, внутри становится одновременно и теснее, и жарче.

Значительно жарче. Столкновения становятся настолько сильными, что от многих атомов отрываются электроны, превращая газ в плазму (газ, состоящий не из электрически нейтральных атомов, а из электрически заряженных частиц, в том числе из голых атомных ядер и свободных электронов). Когда ядро становится достаточно горячим, некоторые из этих сталкивающихся атомных ядер могут слипаться, образуя более крупные и сложные ядра — это процесс, называемый термоядерным синтезом. Первая из загорающихся в новой звезде термоядерных реакций фактически представляет собой последовательность реакций, но их конечным результатом является слипание четырёх ядер водорода (протонов) с образованием одного ядра гелия с выделением огромного количества энергии. Эта реакция в настоящее время является источником энергии для Солнца, и ожидается, что всё будет продолжаться таким образом примерно на нынешнем уровне выработки энергии ещё, наверное, восемь миллиардов лет.

Насколько долго звезда может поддерживать своё существование за счет слияния атомов водорода, зависит в первую очередь от её исходной массы. В целом, чем массивнее звезда, тем больше у неё топлива, но тем быстрее она его сжигает. Таким образом, самые массивные звёзды горят жарче и ярче всего, но быстрее всего истощают свои запасы.

Звёзды обычно классифицируются в зависимости от их непрерывных спектров или, что означает то же самое, от их температур (точнее, от температур слоёв, из которых испускается большая часть света). Классы (или типы), в порядке уменьшения температуры и усиления покраснения, обозначаются как O, B, A, F, G, K и M. (Проверенное временем мнемоническое правило — «Oh, Be A Fine Girl, Kiss Me.» («О, будь хорошей девочкой, поцелуй меня»)^[3].) В таблице 3-1 приведены основные свойства каждого из классов. Каждый класс подразделяется на десять подклассов, каждый из которых обозначается цифрой после буквы, например, G0, G1,... G9. (наше Солнце обычно рассматривается как G2.)

Один из столбцов в таблице 3-1 — «Время пребывания на главной последовательности». Если вы построите график светимости (или абсолютных величин) звёзд в определённой области пространства в зависимости от их температур (или спектральных классов), то получите что-то вроде рисунка 3-4, часто называемого диаграммой Герцшпрунга-Рассела (H-R). (Более подробные версии см. в таких пособиях по астрономии, как работа Смита и Джейкобса.) Главная последовательность — это диагональная полоса, тянущаяся от верхнего левого угла к нижнему правому; многие звёзды проводят на ней большую часть своей жизни.

Класс / Температура / Цвет / Светимость / Время пребывания на главной последовательности

O / 25 000 и выше / Голубой / 30 / 8×10⁶

B / 10 000-25 000 / Голубой / 100-30,000 / 8×10⁶–4×10⁸

A / 8,000-10,000 / Голубой / 5-100 / 4×10⁸–4×10⁹

F / 6,000-8,000 / Бело-голубой / 1.2-4.8 / 4×10⁹–1×10¹⁰

G / 5,000-6,000 / Жёлто-белый / 0.4-1.2 / 1.1×10¹⁰–2.7×10¹⁰

K / 3,700-5,000 / Оранжево-красный / 0.1-0,35 / 2.8×10¹⁰–4×10¹¹

M / 3,7 / Красный / 0.1 / 10¹¹

Таблица 3-1 Спектральные классы звёзд.

(Температура указана в градусах Кельвина (К), светимость в солнечных единицах [т.е. светимость Солнца = 1], а время пребывания на главной последовательности в земных годах. Указанные диапазоны являются приблизительными; значения, приведённые в разных источниках, незначительно различаются.)

Протозвезда впервые появляется на диаграмме H-R в правом верхнем углу, то есть как красный гигант. Она ещё продолжает сжиматься из большой протозвёздной туманности, а когда она, наконец, становится достаточно горячей, чтобы излучать какой-либо видимый свет, этот свет едва захватывает красный край видимого спектра. Её яркость высока не потому, что очень ярок каждый её квадратный сантиметр, а потому, что этих квадратных сантиметров великое множество. По мере того, какона продолжает сжиматься, её светимость уменьшается — то есть, звезда движется вниз по правой части диаграммы H-R — довольно быстро, с точки зрения астрономии. Когда начинается синтез водорода, звезда переходит на главную последовательность в точке, которая определяется её массой. Голубые гиганты класса O, возможно, в 20 или 30 раз массивнее Солнца и горят в десятки тысяч раз ярче Солнца, но живут всего лишь несколько миллионов лет. Солнце должно просуществовать, как минимум, десять миллиардов лет (и ему, вероятно, ещё предстоит прожить больше половины своего срока существования). Ожидается, что оранжевые и красные карлики типов K и M останутся на главной последовательности на протяжжении десятков миллиардов лет — это значительно дольше, чем предполагаемый возраст нашей Галактики, поэтому предполагается, что ни одна из этих звёзд ещё не покинула главную последовательность.

Почему звезда вообще должна покидать главную последовательность? Со временем всё водородное «топливо» оказывается израсходованным, и термоядерные реакции, которые так долго поддерживали своего рода равновесие, должны прекратиться. Ядро, больше не «раздуваемое» этими реакциями, снова начинает сжиматься под действием силы тяжести. И опять гравитационная энергия преобразуется в тепловую, поэтому температура ядра повышается — достаточно, чтобы преодолеть влияние гравитации на более холодные внешние слои и начать выталкивать их наружу. Расширяясь, они охлаждаются; но площадь их поверхности увеличивается ещё быстрее, в результате чего звезда становится больше, краснее и ярче. Иными словами, она перемещается вверх и вправо от главной последовательности, превращаясь (опять) в красный гигант. (Из-за этого её называют «беловатая звезда с избытком красного». Если рассматривать этот вопрос подробно, то он, вероятно, будет значительно сложнее и интереснее. Смотрите рассказ Пола Андерсона «Звёздный туман», рисунок на обложке Чесли Боунстелла и редакционную статью Джона У. Кэмпбелла в том же номере журнала «Analog» [август 1967], посвящённую обсуждению вопроса о том, почему вблизи такая звезда может больше походить на сияющего белого карлика, окружённого тонким красноватым облаком.)

РИСУНОК 3-4 Диаграмма Герцшпрунга-Рассела (H-R), связывающая яркость звёзд с их массой и спектральным классом.

Да, рано или поздно это случится с Солнцем, как и со всеми другими звёздами главной последовательности. (Кстати, в этом простом наблюдении заключён значительный сюжетный потенциал. Если человечество жаждет прожить больше нескольких миллиардов лет (что, по общему признанию, побило бы все предыдущие рекорды продолжительности существования вида), то ему придётся расселиться за пределы этой Солнечной системы, поскольку расширение Солнца с переходом в статус красного гиганта испепелит все ближайшие к нему планеты.) Но конец синтеза водорода и расширение с превращением в красный гигант — это не конец истории звезды. Помните, что ядро продолжает становиться всё меньше и горячее. Когда оно становится достаточно горячим (порядка ста миллионов Кельвинов), может начаться новая термоядерная реакция, превращающая гелий в углерод и вновь перемещающая звезду влево (в сторону главной последовательности) на диаграмме Герцшпрунга-Рассела. Когда весь гелий израсходован, внешние слои опять расширяются, но ядро продолжает сжиматься. Когда ядро становится достаточно горячим, начинается ещё одна термоядерная реакция, «сжигающая» углерод с образованием кислорода, неона и магния.

Вы наблюдаете закономерность: старая звезда проходит через ряд последовательных стадий, используя элементы, полученные в результате предыдущих реакций ядерного синтеза, для создания всё более и более тяжёлых элементов. Как же они попадают в такие места, как влажный тропический лес Амазонки или ваш буфет? Оставайтесь с нами....

Этот процесс создания элементов со всё более и более увеличивающимися номерами может дойти лишь до этого предела: создание элементов тяжелее железа не подвластно термоядерному синтезу. В конце концов, у звезды заканчиваются источники ядерной энергии, и ядро продолжает сжиматься (и нагреваться ещё сильнее), а её внешние слои продолжают расширяться. Как правило, внешние слои оказываются полностью утраченными: либо постепенно, либо в результате более или менее бурных событий вроде взрывов, называемых «новыми звёздами», а ядро продолжает существовать как очень маленькая, горячая, плотная белая звезда под названием белый карлик. Для звезды с относительно небольшой массой (вроде нашего Солнца) с этого момента все дела по большому счёту идут под откос. В конце концов, звезда (которая раньше была ядром более крупной звезды) уже не может сжиматься дальше; её гравитационное притяжение не может преодолеть силы взаимного отталкивания атомов. Таким образом, размер стабилизируется, и звезда больше не производит новой тепловой энергии взамен той, что она излучает. Так что она очень медленно остывает и тускнеет, превращаясь в итоге в чёрного карлика.

Несколько более массивную звезду (свыше 1,4 массы Солнца) может ожидать более драматичный конец. Её гравитационное притяжение достаточно сильно, чтобы, по сути, вдавливать электроны в ядра атомов, из которых она состоит, превращая всю звезду в «нейтроний» — форму материи, состоящую из плотно упакованных нейтронов. Такая материя значительно плотнее, чем что-либо в нашем повседневном опыте; масса Солнца может быть сжата в сферу диаметром всего лишь десять или двадцать километров. Кроме того, ускорение вращения, возникающее при сжатии, оказывается доведённым до крайности. Нейтронная звезда совершает полный оборот за время порядка одной секунды, испуская короткопериодические всплески излучения, которые известны нам как пульсар.

Ещё более массивную звезду может ожидать самый драматичный конец из всех возможных. Она может схлопнуться до такой высокой плотности, что даже свет больше не сможет вырваться из неё, и станет чёрной дырой.

Нейтронные звёзды и чёрные дыры обладают множеством необычных свойств, но они имеют слишком опосредованное отношение к «обычному» созданию инопланетян, чтобы оправдывать слишком большие затраты времени на них здесь. Однако я расскажу о них чуть больше в последней главе. Такие экзотические возможности действительно скрывают в себе исключительный сюжетный потенциал (см., например, роман Роберта Л. Форварда «Яйцо Дракона» о жизни на нейтронной звезде), но развитие этого потенциала ставит задачи, выходящие далеко за рамки потребностей большинства писателей.

Между тем, есть ещё одна вещь, которую нам нужно сказать об эволюции звёзд. Описанные мною реакции ядерного синтеза не могут объяснить все наблюдаемые нами элементы и изотопы. Откуда же берутся остальные? Вспомните, что старые звёзды склонны сбрасывать свои внешние слои в космос. Это вещество вновь смешивается с межзвёздной средой, части которой могут собираться и создавать новые звёзды. Эти звёзды «второго (или более позднего) поколения», содержащие материал более ранних звезд, обладают важным отличием от звёзд «первого поколения». Звёзды первого поколения, когда нагревались в достаточной степени для поддержания термоядерных реакций, могли использовать в качестве сырья лишь водород и немного гелия, что ограничивало количество реакций, которые могли происходить. Звёзды более поздних поколений уже содержат примесь более тяжёлых элементов, которые были произведены предыдущими поколениями, и которые могут участвовать в новых видах реакций с образованием ядер, невозможных для звёзд первого поколения. Такие реакции «заполняют пробелы»; более того, в ходе некоторых из этих реакций образуются нейтроны, которые могут запускать новые реакции, приводящие к образованию новых изотопов, включая элементы тяжелее железа.

Для получения самых тяжёлых элементов требуется такое количество нейтронов, какое, вероятно, образуется только при взрывах сверхновых. Вспышка сверхновой — это чрезвычайно сильный взрыв, который обрывает жизнь некоторых очень массивных звёзд. Это один из тех немногих инцидентов в эволюции звёзд, которые происходят достаточно быстро, чтобы люди могли наблюдать их непосредственно (масштабы времени измеряются днями), однако такие события чрезвычайно редки. В среднем случается, возможно, по одному такому событию на всю галактику раз в столетие — может, это и к лучшему, потому что сверхновая может на какое-то время стать ярче, чем вся галактика, в которой она находится, и испускать излучение, которое может радикально повлиять на жизнь на планетах даже достаточно удалённых от неё звёзд. Это событие несёт в себе очевидный сюжетный потенциал (см., например, «День причастия» Пола Андерсона и мой «Пророк» (“The Prophet”)). Также существует менее очевидная связь с сюжетами, которые, казалось бы, не имеют ничего общего с подобными вещами. Как мы увидим в следующем разделе, планеты — это побочный продукт процессов образования звёзд и, следовательно, они должны состоять из материалов, присутствующих в туманности, из которой образовалось их солнце. Поскольку такое большое количество элементов может образоваться только в звёздах более позднего поколения, а некоторые из них — только в сверхновых, у солнечной системы вроде нашей собственной, где богато представлены даже тяжёлые элементы, должны быть более ранние предки, среди которых почти наверняка была, как минимум, одна сверхновая. Планета, формирующаяся вокруг звезды первого поколения или из туманности, содержащей лишь небольшое количество примесей от предыдущих поколений, была бы бедна металлами и другими тяжёлыми элементами. Какая-то цивилизация, которая возникла бы там, обязательно отличалась бы от нашей. (См., например, «Большую планету» Джека Вэнса.)

ВАЖНЕЙШИЙ ПОБОЧНЫЙ ПРОДУКТ: ПЛАНЕТЫ И ЛУНЫ

Второе важное событие, которое происходит, когда протозвезда сжимается и вращается всё быстрее и быстрее, состоит в том, что она сплющивается в диск — и на экваторе от неё отламываются куски материала. Дальше они могут уплотняться в планеты, и от центральной звезды им может передаваться вращательный импульс, заставляющий планеты следовать вокруг центральной звезды по стабильным орбитам.^[4] Аналогичный процесс в ещё меньшем масштабе может привести к тому, что вокруг самих планет будут вращаться спутники ещё меньшего размера.

Конечно, подробности этого процесса значительно сложнее и до сих пор до конца не поняты. До самого недавнего времени единственным примером такой «солнечной системы», который мы когда-либо видели, была та система, в которой мы живём. Один из давних и важнейших споров в астрономии касался частоты формирования планет: являются ли Земля и её братья и сёстры уникальным явлением, или эта и другие галактики изобилуют подобными объектами? Писатели-фантасты обычно предпочитают последнее по той очевидной причине, что это предполагает гораздо более широкий диапазон сюжетных возможностей. (Если бы мы знали, что мы уникальны, мне не было бы особого смысла писать эту книгу!)

В последние годы астрономическая мысль была большей частью на стороне писателей-фантастов, предполагая, что планеты достаточно широко распространены, но это подозрение оставалось лишь гипотезой, основанной на теории и не подтверждённой прямыми наблюдениями. В последнее время ситуация меняется — фактически, пока я работал над этой главой, вышел отчёт об обнаружении телескопом «Хаббл» дисков, подобных тем, что ожидаются для формирующихся солнечных систем, вокруг многих молодых звёзд в туманности Ориона.^[5]

Поскольку ожидается, что планеты будут конденсироваться из диска, кружащегося вдоль экватора вращающейся протозвезды, можно было бы ожидать, что их орбиты будут лежать, как минимум, примерно в одной плоскости. Они могут быть искажены гравитационным взаимодействием с телами, прилетающими извне, но когда орбита одной из планет в системе значительно отклонена от орбит других планет (например, как у Плутона в нашей системе), вы можете предположить, что сама эта планета — бывший сторонний объект, который был захвачен гравитацией.

Характеристики планет, как и характеристики звёзд, в значительной степени определяются их массами. В случае планет существует и другой важный определяющий фактор: природа первичной звезды, или «солнца», и расстояние, на котором вращается планета. Более того, эти факторы взаимодействуют друг с другом.

В нашей Солнечной системе планеты (за возможным исключением Плутона, который может быть объектом стороннего происхождения), естественным образом явственно делятся на две широкие категории. Самые внутренние планеты — Меркурий, Венера, Земля и Марс — могут быть объединены в категорию «землеподобных»: это относительно небольшие каменистые тела, в атмосфере которых (если таковая имеется) есть большое количество таких газов, как азот, водяной пар, углекислый газ и кислород. Внешние планеты — Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун — это «юпитеры»^[6] (то есть, планеты, сходные с Юпитером): газовые гиганты значительно большего размера, чем землеподобные, с плотной атмосферой (по крайней мере, у некоторых из них может даже не быть твёрдого ядра), состоящей в основном из тех же видов лёгких газов, которые обычно встречаются в межзвёздной среде (много водорода и гелия, и в меньшем количестве — метан и аммиак).

То, что планеты земной группы расположены близко к Солнцу, а юпитеры дальше — это не случайность. Вполне возможно, что первоначально у всех планет в целом был тот же самый состав, что и у протозвёздной туманности, из которой они образовались. Юпитеры, удалённые от первичной звезды, всё ещё сохраняют определённое сходство с этим составом, а также большую часть своей первоначальной массы. Землеподобные планеты утратили большую часть своей исходной массы, в частности, самые лёгкие газы, потому что их близость к центральному телу нагревала эти лёгкие газы настолько сильно, что они вырывались из уз их гравитации.

Для писателя-фантаста «земли и юпитеры» — это, вероятно, слишком простая и ограниченная классификация для всех видов планет, которые могут существовать. Различия внутри каждого из классов достаточно велики — например, Меркурий значительно меньше и горячее Земли, практически лишён атмосферы, тогда как Венера примерно такого же размера, как Земля, но обладает гораздо более плотной атмосферой, и у неё гораздо более горячая поверхность. Если во Вселенной так много планет, как кажется, то маловероятно, что в нашей небольшой локальной коллекции есть образцы всех возможных типов. В других планетных системах могут существовать, например, планеты, занимающие промежуточное положение между Землёй и Нептуном, или более массивные, чем Юпитер.

Поскольку природу планет должны определять законы физики и химии, мы можем сделать несколько обоснованных предположений о типах, которые могли бы существовать. Как писатель-фантаст, я счёл полезным писать о них в рамках расширенной системы классификации, описанной писателем-фантастом Полом Андерсоном (в книге «Есть ли жизнь в других мирах?» (“Is There Life on Other Worlds?”)): супер-юпитеры, юпитеры, мини-юпитеры, суперземли, земли и миниземли.

Супер-юпитеры

Масса этих планет могла бы в несколько раз превышать массу Юпитера. Это очень большие объекты, с массой, в десять или пятнадцать раз превышающей массу Юпитера, могут представлять собой пограничные объекты между звёздами (которые светят своим собственным светом) и планетами (которые не дают света). У них могут быть довольно горячие ядра, и если бы они были чуть более массивными, то в них могли бы начаться собственные термоядерные реакции. (Такие объекты иногда называют «коричневыми карликами».) По составу супер-юпитеры должны быть достаточно сильно похожими на звёзды, со значительным преобладанием водорода, большим количеством гелия и «следовыми количествами» всего остального (что, по нашим подсчётам, всё равно может означать довольно большие, хотя очень широко распределённые массы).

Большая масса не обязательно означает объект большего диаметра. Это может привести к более сильному сжатию, так что сам Юпитер может быть близок к максимально возможному диаметру для планеты. Такое сжатие означает, что супер-юпитеры более цепко удерживают свои атмосферы и, следовательно, могут удерживать их (и оставаться супер-юпитерами) даже на орбитах, слишком близких к центральному телу по меркам планет, подобных нашим юпитерам. Это также подразумевает, что они должны очень быстро вращаться и, следовательно, могли бы быть сильно сплющенными вдоль полярной оси, и на их полюсах «эффективная гравитация» была бы значительно сильнее, чем на экваторе.

Хол Клемент описал такой мир, Месклин, в своём романе «Экспедиция «Тяготение»». Сутки на Месклине — то есть, время, необходимое для того, чтобы совершить один оборот вокруг своей оси, — составляют около восемнадцати минут. Стоя на его экваторе, вы чувствовали бы себя примерно втрое тяжелее, чем на Земле, а на полюсе — примерно в семьсот раз. Излишне говорить, что такой мир предъявлял бы совершенно особые требования ко всему, что там жило. Мы пока мало что можем сказать о них, но позже мы обязательно вернёмся к Месклину.

В связи с разговором о супер-юпитерах я упомяну между делом ещё один вариант несколько менее экзотичной жизни. У такой планеты могла бы существовать в качестве спутника более или менее землеподобная планета, и поскольку супер-юпитер может сохранять стабильное положение относительно близко к своей звезде, его луна могла бы быть относительно похожей на Землю и стать пристанищем для жизни. Конечно, она обладала бы кое-какими необычными особенностями. Из-за приливных сил (о которых мы расскажем подробнее чуть позже) она, вероятно, была бы связана синхронным вращением, всегда оставаясь обращённой к супер-юпитеру одной и той же стороной — точно так же, как наша Луна обращена к Земле. Если только орбита спутника не будет слишком наклонена, обитатели «ближней» стороны наблюдали бы то, что мы сочли бы довольно необычными циклами чередования света и темноты, где затмения были бы каждый день, а ночью в небе главенствовала бы огромная яркая «луна». У жителей «дальней» стороны могло бы быть больше «нормальных» дней и ночей, но они изначально даже не подозревали бы о существовании супер-юпитера — ровно до тех пор, пока их первые исследователи, совершившие кругосветное путешествие, не испытали бы немалое удивление!

Юпитеры

Эти планеты, сравнимые по массе и размерам с нашими Юпитером и Сатурном, должны находиться относительно далеко от своего солнца по уже упомянутым причинам.^[7] У более холодной звезды они могут находиться ближе, чем у более горячей. Несколько десятилетий назад от возможности существования жизни в таких мирах обычно отмахивались на том основании, что там было бы слишком холодно. Теперь мы признаём, что дела не обязательно обстоят именно так. Во-первых, эти плотные атмосферы обладают мощным парниковым эффектом, и их более глубокие слои могут быть довольно тёплыми. Во-вторых, мы на самом деле не очень уверены в том, что будет «слишком холодно» для жизни. В любом случае, прежде чем мы сможем что-то сказать о возможности существования жизни на планетах тех или иных типов, нам придётся поподробнее рассмотреть вопрос о том, как устроена жизнь — вначале в тех немногих случаях, о которых мы знаем, и далее во многих, которые мы можем хотя бы смутно представить. Речь об этом пойдёт в следующей главе.

Мини-юпитеры^[8]

Эти планеты типа Урана или Нептуна больше похожи на юпитеры, чем на земли, но с заметными отличиями в составе и связанных с этим характеристиках. Меньшие массы и более высокая плотность у известных нам примеров в сравнении с Юпитером и Сатурном позволяет предполагать, что они потеряли больше своего водорода и гелия и, следовательно, концентрация более тяжёлых элементов в них будет выше.

Почему же они потеряли больше самых лёгких элементов? Поскольку Уран и Нептун находятся дальше от Солнца, чем Юпитер и Сатурн, объяснение в их случае, предположительно, заключается в том, что их масса изначально была меньше, и они не обладали достаточной силой притяжения, чтобы воспрепятствовать утечке лёгких атомов. В других местах аналогичный эффект можно было бы получить при изначально большей массе, но ближе к своей звезде. Повышенная гравитация затрудняла бы утечку лёгких атомов, но больший объём солнечной энергии помог бы им преодолеть более серьёзное препятствие. А если бы вы сделали исходную массу ещё меньше или поместили бы её ближе к центральному телу, то эти изменения зашли бы ещё дальше, и у нас получились бы…

Суперземли

Этот тип похож на Землю несколько больше, чем на Уран или Нептун, но всё же отличается достаточно сильно, чтобы выглядеть весьма экзотично. У планеты с массой, в восемь раз превышающей земную, при равной плотности диаметр был бы вдвое больше, и сила тяжести на поверхности была бы двойная. Без данных, полученных в ходе наблюдений, трудно сказать, насколько плотность таких планет может быть близка к плотности Земли на самом деле. С одной стороны, большая масса может привести к большему сжатию и более высокой плотности. С другой стороны, эта тенденция может быть компенсирована способностью сохранять большую часть исходного запаса лёгких элементов на планете. При прочих равных условиях следствиями более высокой силы тяжести на поверхности могут быть более плотная атмосфера и более сильный парниковый эффект, хотя с увеличением высоты плотность атмосферы и давление будут снижаться быстрее. Находясь слишком близко к своей звезде, такая планета могла бы выглядеть похожей на Венеру; или же она могла бы поддерживать температуру, близкую к приемлемой для нас, на орбите у более холодной звезды.

Земли

Этот класс, в настоящее время более узко определяемый как планеты с массами, достаточно близкими к массе Земли, всё равно может обладать значительным разнообразием — как наглядно демонстрируют два известных нам примера. Венера, масса которой почти равна массе Земли, обладает атмосферой, давление которой на поверхности планеты в несколько сотен раз превышает земное; её температура достаточно высока, чтобы расплавить свинец, а состав был бы чрезвычайно ядовит для нас.

Мини-земли

К числу этих планет относятся такие тела, как Меркурий, Марс и Луна: они заметно меньше Земли, каменистые и обычно практически лишены атмосферы — хотя я говорю об этом осторожнее, чем мог бы сказать несколько лет назад. Как показывает моя подборка примеров, такие тела могут представлять собой либо «самостоятельные» планеты, либо спутники более крупных, и их атмосфера или отсутствие таковой во многом зависит от того, где они находятся. У Меркурия мало атмосферы (если таковая вообще есть) из-за его близости к Солнцу; но некоторые из спутников Юпитера и Сатурна обладают довольно схожими размерами и в настоящее время выглядят одним из самых перспективных мест существования местной жизни в нашей Солнечной системе. (Чтобы узнать подробности, смотрите последние результаты, полученные с космических зондов, отправленных на внешний край Солнечной системы!)

ВВОДНЫЙ КУРС ПО СОЗДАНИЮ МИРОВ

По темам этой главы я мог бы рассказать гораздо больше, но место не позволяет. Любая галактика, звезда или планета — это гораздо более сложная штука, чем я пытаюсь это представить; мне пришлось свести данные воедино и выделить основные моменты, потому что наш главный интерес в этой книге — это инопланетяне, существа, которые могут жить в этих мирах. Насколько глубоко вы вникаете в детали создания миров, зависит как от вашего интереса к таким вещам, так и от характера вашего произведения.

Вполне очевидно, что вам нужно будет получить более подробную информацию о мире, из которого происходят ваши инопланетяне, если действие вашего произведения происходит в том мире, чем если бы ваши инопланетяне просто нанесли людям визит на их собственной территории. В «Грехах отцов» я рассказал об исходном облике родного мира расы Кийра очень мало (хотя я достаточно много знал об истории, которая вела от него к их нынешнему положению). Мы увидели их лишь в тысячах световых лет от того места, из которого они стартовали, и ещё до того, как они ушли, их технология превратила их родной мир в нечто совсем иное. С другой стороны, в «Экспедиции «Тяготение»» или «Детях ветра» Пола Андерсона природа мира и порождённые ею существа занимали в сюжете центральное место. (В десятой главе об этих произведениях рассказывается более подробно.) Хол Клемент нарисовал в воображении экзотический мир, который мог бы существовать, и попытался понять, какого рода жизнь и цивилизация могли бы возникнуть в таком месте. Пол Андерсон представил себе некое существо и попытался выяснить, как оно могло существовать — и какой мир мог бы позволить ему сделать это.

Если вы хотите попробовать что-то из всего этого — создать полностью проработанных существ и мир, который мог бы их породить, или наоборот, — то вы должны ожидать, что создание собственного мира потребует от вас значительных вложений внимания и усилий. Вам потребуется более подробная информация, чем я могу дать вам здесь. С другой стороны, если вы начинаете с общего представления о своем сюжете и вам просто нужны инопланетяне, которые могут сыграть в нем определённую роль, вам может быть нужно лишь общее представление о границах правдоподобия. (Однако я ни разу не встречал такого произведения, которое пострадало бы от того, что его автор слишком хорошо знал общие сведения о нём, если только он знал, когда уже нужно перестать говорить на эту тему. В общем, чем живее вы изобразили место действия и действующих лиц, тем увлекательнее будет ваш рассказ.)

Но не имеет особого значения, в какой части шкалы находятся ваши амбиции — скорее всего, вы захотите обдумать родной мир ваших инопланетян хотя бы в общих чертах. Итак, давайте обсудим основную последовательность шагов, которой, вероятно, будет следовать ваша мысль, а затем я укажу вам несколько дополнительных источников, где вы сможете найти более подробную информацию или конкретные примеры.

Важность вашей звезды

Начинайте со звезды, поскольку она определяет облик всего остального. Как я уже давал понять, вам редко (или вообще никогда) захочется использовать звезду, которая «у всех на слуху» — например, Денеб или Сириус. Обычно такие звёзды — гиганты. Голубые и белые находятся сверху в левом конце главной последовательности, и время, которое они проводят там, вероятно, слишком мало для того, чтобы эволюция породила развитую жизнь, даже если они создадут планеты — и существуют определённые (хотя и противоречивые) свидетельства того, что у них этого обычно не бывает. Красные гиганты находятся либо на короткой стадии формирования, либо в одном из более поздних эпизодов расширения после исчерпания одного из видов ядерного топлива — процесса, который, вероятно, уничтожает все планеты, на которых могла бы существовать жизнь.

С другой стороны, красные карлики, по крайней мере, те, что находятся самой глубине правого нижнего угла, вероятно, светят слишком слабо, чтобы породить жизнь на каких-то планетах, которые у них могут быть. Так что вам, скорее всего, потребуется звезда где-нибудь достаточно далеко справа на главной последовательности — но не слишком далеко. Некоторые авторы подсчитали, что для того, чтобы планета была пригодна для заселения её нами или существами, достаточно схожими с нами, спектральный класс звезды, вероятно, должен находиться между классами F5 и K5. Внутри этого диапазона вы можете начать с того, что возьмёте земные условия и формы жизни, и представите себе, как они могли бы видоизмениться под воздействием несколько иных условий. Менее похожие существа могут эволюционировать в системах менее сходных звёзд, но для их разработки потребуется нечто большее, чем миростроительство начального уровня.

Если использовать «знаменитые» звёзды вы не можете, то что же вам можно использовать? Звёзды, которые мы можем увидеть, уже каким-то образом идентифицированы и занесены в каталог. Одним из самых распространённых методов является использование греческой буквы в порядке уменьшения яркости, за которой следует латинское название созвездия, в котором звезда наблюдается с Земли, в родительном падеже.^[9] (Созвездие — это не скопление звёзд, расположенных близко друг к другу, а просто группа, которая находится почти в одном направлении от Земли. С планеты другой звезды созвездия выглядели бы иначе — чем дальше от Земли, тем больше отличий.) Таким образом, самая яркая звезда в созвездии Центавра — Альфа Центавра, следующая по яркости — Бета Центавра и так далее. В общем, настоящую звезду вам нужно будет использовать только в том случае, если важно, чтобы ваши инопланетяне прибыли откуда-то не слишком издалека — скажем, пара десятков световых лет от Солнца. Если вы решите так поступить, вам придётся обратиться к таблице ближайших звёзд (особенно полезны данные из книг Доула и Кепнера), и убедиться, что характеристики, которые вы описываете, соответствуют тем, которыми на самом деле обладает выбранная вами звезда. Если ваша звезда не обязательно должна быть так близко, обычно бывает лучше придумать одну из возможных и позволить своим персонажам дать ей название.

Большой процент (где-то от трети до половины) «звёзд», которые мы видим, на самом деле представляет собой двойные звёзды или системы из многих звёзд — две звезды или больше вращаются вокруг друг друга (точнее, вокруг их общего центра масс), образовавшись, вероятно, аналогично системам из звёзд и планет. Альфа Центавра, например, на самом деле является тройной звездой, которую для разных целей можно рассматривать как двойную, но никогда — как одиночную вроде Солнца. Альфа Центавра А — это звезда класса G, похожая на Солнце; Альфа Центавра B — звезда меньшего размера (класс K), находящаяся на эксцентрической орбите с периодом обращения около восьмидесяти лет. Компоненты A и B иногда сближаются на расстояние 11,2 а.е. друг от друга, а иногда расходятся на расстояние 35,2 а.е. Компонент C, иногда называемый Проксимой Центавра (потому что в настоящее время он — ближайшая к нам звезда), настолько мал, и вращается вокруг пары A-B на таком большом расстоянии, что обычно вы можете им пренебречь, когда речь идёт об A или B. Но если вы хотите, чтобы ваши инопланетяне прибыли с Альфы Центавра А, вам, несомненно, придётся учитывать те сложности, которые В вносит в такие вопросы, как климат и эволюция.

Безусловно, эти, а также ещё более драматичные сложности типа взаимодействий, которые могут возникнуть, когда компоненты двойного светила сильно сближаются друг с другом, могут послужить хорошим материалом для сюжета. В рассказе Джерри Олтиона и Ли Гудлоу «Контакт» (“Contact”) культурный контакт людей и инопланетян совпадает с астрономическим контактом, который обречёт местную цивилизацию на гибель. Если вы используете двойную звезду, вам придётся ожидать того, что эти осложнения сыграют важную роль в формировании вашего сюжета, и вы должны быть готовыми проработать подробности этого события и их последствия. Если вы не готовы к таким вещам, вам будет лучше позволить планете ваших пришельцев вращаться вокруг одинарной звезды.

Как только у вас появится своя звезда, вы можете начать размещать вокруг неё планеты. То, где вы их разместите, и что вы выбрали на роль солнца, непосредственно определит некоторые основополагающие характеристики вашей планеты. Одним из первых вопросов для рассмотрения будет количество света, достигающего поверхности планеты. На основе диаграммы Г.-Р., а также уравнений и/или диаграмм в дополнительных источниках вы можете определить массу (M) и яркость или светимость (L) вашего солнца.

Вероятно, вам будет удобнее всего измерять эти и другие параметры, выражая их в соответствующих значениях для Солнца и Земли. Например, излучение (или инсоляция, количество энергии за единицу времени), достигающее планеты на расстоянии r, равно

i = L/r².

Для Земли мы принимаем L (для Солнца) равным 1, а r (расстояние от Солнца до Земли) равным 1, и получаем i = 1 — т.е. единица инсоляции означает то количество энергии, которое мы на Земле получаем от Солнца. У планеты в 2 а.е. от Солнца был бы i = ¼; она получала бы всего четверть от той солнечной энергии (в расчёте на площадь), что получает Земля.

Если вы выберете для сюжета звезду класса F6, то обнаружите, что её масса примерно в 1,25 раза больше массы Солнца, а светимость — в 2,2 раза больше. (Для звёзд главной последовательности, в хорошем приближении, L=М^3.5.) Чтобы у вашей планеты была такая же инсоляция, или темп получения солнечного излучения, вам придётся поместить её примерно в 1,5 раза дальше от этого более горячего солнца, чем расстояние от Земли до Солнца. Конечно, она всё равно будет получать не такое излучение, как мы. Поскольку её звезда более горячая, её свет будет более белым, в нём будет больше ультрафиолета, с большей вероятностью будут наблюдаться непредсказуемые вспышки и тому подобное.

Как только вам становятся известными масса солнца вашей системы и расстояние от него до вашей планеты, появляется определённость с периодом обращения планеты (P), или продолжительностью года. Для любой планеты, движущейся по круговой (или почти круговой) орбите вокруг гораздо более массивного солнца,

P² = r³/M.

Опять же, принимая «наши» значения всех параметров за единицы, период обращения для нашей планеты-примера на орбите 1,5 а.е. вокруг звезды F7 массой 1,3 Солнечной равен

года.

Более длительный год окажет влияние на условия на поверхности и природу существ, которые там эволюционируют. Например, если у этой планеты атмосфера и наклон оси аналогичны земным, на ней будут наблюдаться аналогичные сезонные изменения — за исключением того, что все времена года будут длиннее, чем у нас. У зон с умеренным климатом будет больше времени, чтобы прогреться летом и остыть зимой, поэтому всем, кто там живёт, придется адаптироваться к более экстремальным сезонным колебаниям температуры и количества осадков.

Долгота дня и наклон оси

Для предсказания наклона оси и долготы дня таких простых правил не существует, поэтому здесь у вас больше свободы выбора. Существуют лишь некоторые ограничения — например, планета, которая вращается достаточно близко к своему солнцу, будет замедлять собственное вращение из-за приливных сил, так что в конце концов она окажется в захвате в одной из двух форм синхронного вращения. (Приливные силы возникают из-за того, что гравитационное притяжение тех частей планеты или спутника, которые расположены ближе к своему центральному объекту, будет сильнее по сравнению с более удалёнными частями. Ещё они вызывают океанские приливы и делают невозможным движение спутника по орбите слишком близко к центральному телу, потому что приливные силы разорвут его на части.) Поскольку приливный захват планеты с переходом к синхронному вращению требует времени и невозможен в случае удалённой планеты, вы можете экспериментировать с планетами с разной продолжительностью дня. Разумеется, каждый такой вариант окажет влияние на жизнь тех существ, которые там обитают. Например, суточный перепад температур на планете, где сутки длятся целый месяц, будет гораздо больше, чем на планете, где они длятся всего один час.

Наклон оси является основной причиной смены времён года, как показано на рис. 3-5. Поскольку ось вращения всегда наклонена в одном и том же направлении, пока планета делает оборот вокруг своего солнца, в течение части года одно полушарие наклонено в сторону солнцу, а другое — от него, а через полгода положение полушарий меняется на противоположное. В наклоненном к солнцу полушарии наступает «лето» с длинными днями и высокими температурами, а в другом — «зима» с короткими днями и низкими температурами. Разница между летними и зимними условиями достигает своей крайности на полюсах, а наименьшей она будет на экваторе. Этот факт представляет собой важнейшее различие между полярными и тропическими регионами, между которыми лежат умеренные зоны.

Конечно, на сезоны могут влиять и другие факторы. Планета Иштар в романе Пола Андерсона «Время огня» вращается близко к одной звезде, и одновременно вокруг них обеих по очень эксцентричной орбите с периодом около тысячи лет вращается красный гигант. Жизни в том месте приходилось приспосабливаться к длительным периодам экстремальной жары через большие промежутки времени (всякий раз, когда красный гигант оказывается рядом), и каждому, кто серьёзно интересуется созданием миров на передовом уровне и разработкой экзотических инопланетян, следует изучить, как это происходит. В более прозаических ситуациях, когда планета, более или менее похожая на Землю, обращается вокруг одиночной звезды, самое значительное внимание, безусловно, стоит уделить наклону её оси. Даже если орбита не совсем круговая, перемены, являющиеся следствием изменения расстояния до светила, невелики по сравнению с переменами, которые вызывает изменение угла падения солнечного света.

РИСУНОК 3-5 Наклон оси вращения планеты является основной причиной смены времён года. Здесь мы видим (не в масштабе!) планету, вращающуюся вокруг своего солнца; ось её вращения наклонена вправо на угол θ от перпендикуляра к плоскости орбиты. Показана одна линия широты в северном («верхнем») полушарии. Когда планета находится в крайнем правом положении, эта линия большую часть времени проводит в тёмной области (зима), а в крайнем левом положении большую часть времени она проводит на солнце (лето). В промежуточных положениях все части планеты проводят равные части суток в свете и темноте (весеннее и осеннее равноденствия). В южном полушарии времена года противоположны таковым в северном, но по тем же причинам.

Наклон оси Земли составляет 23,5°; у других планет в Солнечной системе его значения колеблются от практически 0 до более чем 90°. (Планета «90+», Уран, фактически лежит на боку и кружится «в обратную сторону».) Если вы представите себе наклоны оси, отличные от показанных на рис. 3-5, то поймёте, почему изменение наклона оси было бы настолько важным. Без наклона каждая часть планеты получала бы поровну дневного света и ночи, а солнце поднималось бы под одним и тем же максимальным углом над горизонтом все дни в году. Не существовало бы времён года, и это положение дел могло бы повлечь за собой побочные эффекты вроде засушливых условий в средних широтах, которые являются нашими умеренными зонами, поскольку наши запасы воды в умеренном поясе сильно зависят от весеннего таяния зимнего снега.

Если вы удвоите наклон Земли до 47°, то дело не ограничится тем, что сезонные изменения будут гораздо более резкими: с климатическими зонами также случится нечто странное. Аналоги наших тропиков Рака и Козерога (самые высокие широты, на которых солнце всегда находится прямо над головой) сместятся к 47° северной и южной широты, и одновременно северный и южный полярные круги (самые низкие широты, на которых солнце всегда находится прямо над горизонтом или за ним в течение целого дня или более) сдвинутся до широты 43°. Таким образом, умеренных зон вообще не было бы, а пояс между 43° и 47° в каждом из полушарий сочетал бы в себе некоторые из самых суровых особенностей тропических и полярных областей!

Эти примеры служат хорошим напоминанием об одной из самых распространённых ошибок, которых следует избегать при создании мира: мира, состоящего из «сплошных джунглей», или «сплошных болот», или «вечной весны повсюду». Даже такая маленькая планета, как Земля, по человеческим меркам очень большая и чрезвычайно разнообразная. Таким же будет любой реальный мир, и любой вымышленный мир, который, по вашей задумке, должен быть воспринят всерьёз. Даже планета, ось которой не наклонена, и где из-за этого отсутствуют времена года в том виде, какими мы их знаем, будет далеко не однородной. Солнечный свет может падать на любую из точек поверхности каждый день под одним и тем же углом, но этот угол будет меняться в широких пределах в зависимости от широты. При прочих равных условиях, экватор по-прежнему окажется самым жарким местом, а полюса — самым холодным.

Разумеется, другие вещи не обязательно будут однообразными. Климат различных регионов также будет меняться в зависимости от таких факторов, как высота над уровнем моря, картина циркуляции атмосферы, расположение и природа водоёмов, геотермальная активность, а также размер и форма горных хребтов. На них, в свою очередь, влияют такие вещи, как поверхностная гравитация и вторая космическая скорость, которые хотя и связаны друг с другом, не совпадают и даже не пропорциональны. (Поверхностная гравитация, если вновь принять земные значения за единицу, равна g = dD, где d — средняя плотность, а D — диаметр планеты. Вторая космическая скорость, или минимальная скорость, с которой вы должны запустить какой-то объект, чтобы гравитация не притянула его обратно, составляет примерно

[M в данном случае относится к планете.])

К настоящему моменту вы уже должны хорошо понимать, насколько сложно устроен мир. Я дал вам некоторые элементарные инструменты для определения самых основных его особенностей, и немного показал вам, как они взаимосвязаны, поэтому вы не можете выбирать их в случайных комбинациях. Если вы хотите проработать свой мир глубже (а я надеюсь, что вы станете это делать, как минимум, время от времени), вам понадобится больше подробностей и больше инструментов, чем я могу предложить вам здесь. В разделе «Источники» есть целый ряд полезных первоисточников. Две статьи Андерсона особенно полезны тем, что в них собрано сразу несколько удобных инструментов в одном месте (графики в одной статье, соответствующие формулы в другой), и там же проработан конкретный пример, который был использован в реальном научно-фантастическом рассказе. В статье Хола Клемента «Планета-юла» аналогичным образом разобрана разработка планеты Месклин для романа «Экспедиция «Тяготение»».

Из-за того, чтоэти области знания меняются очень быстро, более поздние открытия придут на смену некоторым материалам в любой из этих книг. Вероятно, самым полезным источником в моих «Источниках» будет книга «Строительство миров» (“World-Building”) Стивена Л. Джиллетта, написание которой происходит одновременно с данной книгой. Этот источник — самый современный, самый полный и точнее всего ориентированный на потребности писателей-фантастов. Я также обращаю ваше внимание на приведённый список программных пакетов и призываю вас следить за появлением новых программ. Если у вас есть доступ к компьютеру (как у многих писателей в наши дни), он может позволить вам легко производить точные расчёты, которые всего лишь несколько лет назад можно было бы осуществить лишь на уровне обоснованных догадок. Некоторые из них даже позволяют вам поэкспериментировать с возможностями — например, пробовать немного отличные друг от друга значения местоположения, размера и массы планеты, и быстро просматривать множество вариантов развития событий.

Аспекты создания миров, о которых я говорил в этой главе, не зависят от того, кто в них живёт (если вообще живёт) — а это, как вам известно, является нашей главной целью в этой книге. Кто может жить на планете, во многом определяется теми физическими параметрами, о которых мы говорили, — инсоляцией, температурой планеты, гравитацией на её поверхности и т. д. С этого момента мы будем считать, что вы определили их значения в меру своих способностей и интересов, и далее мы рассмотрим, как особенности вашей планеты определяют облик её обитателей.

И наоборот: раз уж на планете есть жизнь, эта жизнь может сыграть важную роль в определении путей дальнейшего развития мира. Например, большое количество свободного кислорода в атмосфере Земли почти однозначно является следствием, а не причиной жизни. А то воздействие, которые оказывает на планету самопровозглашённый разумный вид (мы сами), в настоящее время вызывает серьёзную озабоченность как у учёных, так и у политиков.

Итак, следующее, что мы должны сделать, — это взглянуть на саму жизнь. Что же она представляет собой, и какие формы она может принимать в мире с теми или иными особенностями? Этот вопрос состоит как минимум из двух частей — химической и механической, и химическая часть стоит здесь на первом месте.

ГЛАВА 4 Биохимические основы

В этой книге мы примем за фундаментальное допущение, что развитые формы жизни должны либо эволюционировать из более примитивных, и в конечном счёте, из изначально безжизненного мира, либо должны быть созданы другими развитыми организмами, которые это и сделали. Таким образом, на какой-то иной планете у вас не может быть людей или их аналогов без всей той сети взаимозависимых растений и животных, которые их окружают, — и без целой череды предков, которая привела от первозданной планеты к этой экосистеме. Вы можете представить себе то, что кажется исключением — мир, в котором один вид уничтожил все другие естественные формы жизни и изобрёл полностью искусственные средства для поддержания своего существования (похоже, что некоторые люди стремятся поступать именно так), — однако исключение это только кажущееся. Если бы там изначально не существовало иных естественных частей экосистемы, то и выживших видов там бы тоже не было.

ЖИЗНЬ НА ЗЕМЛЕ

Размышляя о том, как зарождается и развивается жизнь, мы будем вынуждены в значительной степени отталкиваться от единственного известного нам примера планеты, на которой это произошло. Как и в случае с эволюцией звёзд, у нас нет очевидцев, которые наблюдали этот процесс, поэтому нам придётся в значительной степени полагаться на выводы и эксперименты с химией, потенциально применимой к данному случаю. И ещё (что ещё хуже, чем в случае со звёздами!) у нас нет прямых свидетельств, показывающих, насколько типично то, что случилось в нашем мире. Тем не менее, это всё, что у нас есть.

На первый взгляд может показаться, что эта маленькая планета демонстрирует огромный спектр форм жизни, многие из которых отличаются друг от друга настолько резко, что можно подумать, будто они представляют собой большую выборку не связанных друг с другом примеров. Среди земных форм жизни — бактерии стрептококки, ящерицы-василиски, ландыши, зебры, трубкозубы, меч-рыба, гремучие змеи, гигантские секвойи, голубые киты, колибри, грибы-сморчки, Большой барьерный риф, пауки «чёрная вдова», аллигаторы и мы сами — и это лишь малая часть из них. В холодных пустошах Антарктиды растут лишайники, а рыбы обитают в горячих источниках, где «нормальную» рыбу можно сварить. В прошлом существовало множество иных форм вроде тираннозавров, трилобитов и гигантских стрекоз. Вне всяких сомнений, они очень разнообразны, но на фундаментальном уровне все они настолько схожи, что, вероятно, являются продуктами единственного акта «биогенеза». Вся земная жизнь — это, в прямом и важном смысле, всего лишь один пример с множеством вариаций на основную тему.

Это утверждение может показаться бескомпромиссным, однако в его пользу говорит множество свидетельств, большая часть которых обнаружилась всего лишь в последние несколько десятилетий. Какими бы разношёрстными ни выглядели мои примеры, каждый из них состоит из одной или нескольких клеток. Эти клетки демонстрируют большое сходство в своём строении и функционировании. У организмов, которые, казалось бы, совершенно не родственны друг другу, протекают одни и те же химические реакции для извлечения энергии из пищи. Когда важные молекулы существуют в двух вариантах (стереоизомерах), которые являются зеркальными отражениями друг друга, без очевидного преимущества в выборе «левого» или «правого» изомера, все организмы предпочитают использовать только один — причём один и тот же. И для хранения и передачи информации, необходимой для создания собственных копий, все они используют один и тот же тип молекулы — ДНК (дезоксирибонуклеиновую кислоту).

Дать определение жизни нелегко, особенно когда приходится работать всего лишь с одним примером. Попытки сделать это обычно сводились к фразе «Узнаю это, когда увижу; а теперь давайте попробуем выяснить, что общего у всех вариантов, которые я узнаю». Вероятно, мы можем согласиться с тем, что живые существа, вне зависимости от их конкретного облика,

1) представляют собой высокоупорядоченные структуры;

2) черпают энергию из своего окружения и используют её для поддержания своей структуры и организованности;

3) обладают способностью к самовоспроизведению, т.е. к созданию более или менее точных рабочих копий самих себя.

К каждому из этих утверждений необходимо сделать некоторые оговорки и разъяснения (например, на самом деле не каждая особь пользуется способностью к размножению, а потомство видов, размножающихся половым путём, редко бывает идентичным своим родителям), но, принимая их во внимание, всё перечисленное — это те особенности, проявления которых мы ожидаем от любой формы жизни на Земле (и вероятно, вне её). Другие особенности, вроде способности передвигаться или учиться на собственном опыте, носят менее общий характер. От некоторых организмов мы их ожидаем (например, от потенциального партнёра по теннису), а от других — нет (например, от стебля брокколи для подачи под голландским соусом).

Земные организмы получают энергию, необходимую им для поддержания своего существования, самыми различными способами. До недавнего времени предполагалось, что все они получают свою энергию от Солнца — прямо или косвенно. Зелёные растения используют солнечный свет напрямую, а вода, минералы и углекислый газ служат им сырьём; они производят углеводы, выделяя кислород и накапливая энергию в собственных тканях. Грибы или животные получают свою энергию, поедая эти ткани и усваивая углеводы, а также выделяя углекислый газ, который может повторно использоваться растениями. Однако другие животные (плотоядные) могут питаться животными, которые поедали растения; в конечном счёте более мелкие организмы перерабатывают их тела, возвращая их обратно в почву в качестве питательных веществ для растений. В этом кратком изложении вы видите начало экологии: ни один организм не существует изолированно, но все они взаимодействуют ради поддержания циклов химических реакций, протекающих вновь и вновь; при этом химические вещества многократно используются повторно, а извне поступает лишь энергия.

Ключевым моментом здесь является «энергия», но не «солнечная» энергия. Даже в случае Земли мы больше не можем утверждать, что основу всех энергетических циклов составляет Солнце. Недавние исследования глубоководных зон океана обнаружили целые экосистемы, основанные на химическом синтезе и находящиеся на дне океана, вне досягаемости Солнца. Здесь пищевая цепочка начинается с микроорганизмов, которые напрямую усваивают сероводород и минералы из тёплой воды, просачивающейся через горячие источники из недр Земли. (См. статью Балларда и Грассла в разделе «Источники».)

Химические подробности вы можете найти в стандартных справочниках, но основные факты, о которых вам следует помнить, таковы: в биохимических реакциях участвуют сложные соединения углерода, водорода, азота, кислорода, фосфора и серы, в основном благодаря уникальной способности углерода образовывать крупные и сложные молекулы (такие, как сахара, нуклеиновые кислоты и белки). В случае земной жизни эти реакции обычно протекают в водном растворе — это жидкая среда, где химические «строительные блоки» могут свободно перемещаться и сталкиваться с другими «блоками», с которыми могут вступать в химическую реакцию.

Важность ДНК

Один из видов молекул обладает уникальной и исключительной важностью благодаря своей роли в размножении: это ДНК. К настоящему времени практически всем, как минимум, знакома «двойная спираль», состоящая из двух очень длинных молекулярных нитей, закрученных друг вокруг друга по спирали (см. рис. 4-1) таким образом, что она удивительно похожа на кадуцей, издавна используемый как символ медицины. Каждая из нитей представляет собой цепочку из строительных блоков под названием нуклеозидфосфаты. Каждый нуклеозидфосфат, в свою очередь, состоит из ещё более мелких составных частей, называемых сахарами, основаниями и фосфатами.

РИСУНОК 4-1 Структура ДНК (сильно упрощённая схема).

Ключевое значение ДНК объединяет три момента. Во-первых, она несёт полный набор инструкций по построению целого организма. Во-вторых, она может создавать точные копии самой себя. В-третьих, если по какой-то причине копия не будет точной (если в процессе репликации ДНК будет допущена «ошибка»), новая ДНК несёт изменённый набор инструкций и на её основе вырастет изменившийся организм. Первые две из этих особенностей являются молекулярной основой воспроизводства. Третья — это основа эволюции.

Я не планирую вдаваться в подробности того, как выполняются инструкции, закодированные в ДНК. Подробности размножения клеток земных организмов сложны и подробно рассматриваются в других источниках. Если они вам нужны для конкретного сюжета, вы можете найти их в разделе «Источники». Но вы должны чётко представлять себе в общих чертах картину того, как ДНК может нести информацию, как она создаёт копии и как копии могут изменяться.

В целом ключом ко всему этому является своеобразный механизм типа «замок-и-ключ». Изображение на рисунке 4-1 может показаться вам похожим на скрученную в спираль лестницу с перекладинами, состоящими из пар оснований, торчащих по одному из нуклеозидфосфата на каждой из двух нитей. Существуют четыре основания, которые могут использоваться для этого: аденин (A), цитозин (C), гуанин (G) и тимин (T). Из них могут складываться, образуя ступени лестницы ДНК, лишь строго определённые пары: аденин будет соединяться только с тимином, а цитозин — только с гуанином. Нуклеозидфосфаты, содержащие четыре основания, могут быть расположены вдоль одной нити молекулы ДНК в любом порядке, но как только вы задаёте последовательность оснований вдоль одной из нитей, их последовательность вдоль другой нити определяется автоматически. Например, если одна нить содержит последовательность A T T G C A, соответствующий участок другой нити должен быть T A A C G T. Таким образом, инструкция по выращиванию морского ежа или сенатора написана четырёхбуквенным кодом, который состоит просто из порядка расположения оснований вдоль одной нити ДНК.

Клетки размножаются путем деления, и в ходе этого процесса две нити ДНК разделяются, каждая перекладина разрывается там, где соединяются два её основания, несколько напоминая расстёгивающуюся молнию. У каждой нити есть ряд торчащих оснований, каждому из которых хотелось бы объединиться с другим основанием такого вида, какой ему подходит. Важной функцией упомянутых ранее «поддерживающих реакций» является создание нуклеозидфосфатов из более простого сырья, поступающего в виде пищи, так что каждая отдельная нить ДНК далее окажется в среде, в изобилии снабжённой строительными блоками для замены «недостающей» нити. Когда нуклеозидфосфат, содержащий аденин, натыкается на тимин, торчащий из одиночной нити, он может прицепиться к нему. В итоге к каждому из оснований вдоль каждой из двух нитей исходной двойной спирали будут прикрепляться комплементарные нуклеозидфосфаты. Когда этот процесс завершается, каждая нить превращается в новую двойную спираль — точно такую же, как исходная. Этот процесс является важнейшим событием во всех процессах воспроизводства земного типа.

Если бы этот механизм всегда работал идеально, каждый организм был бы точно таким же, как любой другой организм — а поскольку первые организмы должны были быть чрезвычайно простыми, мы все были бы слишком простыми, чтобы написать или прочитать эту книгу. К счастью для нас как вида, пусть и к сожалению для некоторых индивидуумов, репликация ДНК не всегда работает идеально. Такие факторы, как радиация или химические вещества в окружающей среде, могут вызвать мутацию — изменение последовательности в цепочке ДНК. Основание может исчезнуть, замениться на другое или поменяться с ним местами. Например, если каким-то образом удалить второй тимин в последовательности моего образца A T T G C A, у вас останется A T G C A. Это другое генетическое «слово», и в организме, построенном на основе пересмотренных инструкций, что-то будет отличаться от оригинала — например, глаза могут быть карими вместо голубых. (Понять, что именно будет отличаться, — это куда более сложный вопрос, чем вы могли бы предположить, поскольку каждый сегмент ДНК может влиять больше, чем на один признак, и на один признак может оказывать влияние не один участок ДНК, а больше.)

Таким образом, ДНК при помощи повреждений под воздействием окружающей среды даёт нам не только механизм для создания идентичных копий в типичном случае, но и механизм, позволяющий изредка создавать что-то новое. Это первое, что требуется для эволюции. Как только случилась такая мутация, у нового организма появляется шанс воспроизводиться, потому что мутировавшая ДНК (обычно) будет реплицировать себя точно так же, как любая другая ДНК. Однако влияние иных факторов на уровне организмов может помешать мутировавшему организму в деле создания множества собственных копий.

Мутация — это, по сути, случайный процесс. Иногда возникающие в итоге изменения в организме повышают его шансы выживать достаточно долго, чтобы оставить потомство, но чаще всего эффект будет несущественным или вредным. Это немного напоминает попытку починить часы тонкой работы, сбросив их с высокого здания. Если вы сбрасываете достаточное количество часов с достаточно высоких зданий, в одном случае из множества одни из них могут упасть на землю как раз нужным образом, чтобы неисправность устранилась, — однако подавляющему большинству повезёт куда меньше.

Таким образом, мутация — это всего лишь одна из частей процесса эволюции. Она нужна для получения новых вариантов организмов, но после этого должен начать действовать естественный отбор. Мутации, которые препятствуют способности организма выживать или размножаться, будут показывать тенденцию к исчезновению. Те немногие мутации, которые улучшают эти способности, будут показывать тенденцию к распространению. Таким образом, мутации и то, что их вызывает, не являются ни благословением, ни проклятием в чистом виде. Если бы в прошлом их было слишком мало, нас бы здесь не было; если их будет слишком много в настоящем, то мы страдали бы от врождённых дефектов.

Эволюция и размножение

На эволюцию оказывают влияние многие другие факторы, и в следующей главе я расскажу о них подробнее. На данный момент есть только один из них, заслуживающий особого упоминания: половое размножение. В биологии половое размножение чрезвычайно важно, потому что благодаря ему у организмов появляется дополнительный действенный способ поэкспериментировать с новыми формами, даже при отсутствии мутаций.

Самые примитивные одноклеточные организмы на Земле, которые были единственными организмами на протяжении примерно трёх миллиардов лет, — это прокариоты (или доядерные), к которым относятся сине-зелёные водоросли и бактерии. Прокариотические клетки относительно просты и размножаются бесполым путём. Каждая клетка несёт в себе единственный набор хромосом («сборник генетических инструкций»), полностью состоящий из ДНК, и размножается просто путём создания дополнительной копии этой ДНК и деления.

Эукариоты (или ядерные) обладают гораздо более сложным строением клетки, с внутренними мембранами и органоидами, в том числе с ядром, внутри которого сосредоточен генетический материал. Их хромосомы также представляют собой более сложные структуры (хотя генетическая информация по-прежнему закодирована в ДНК), и объединены в пары. Вот тут-то и возникает половое размножение. Новый организм, вместо того, чтобы развиваться на основе точной копии ДНК одного родителя, получает по одной хромосоме, управляющей определённым набором признаков, от каждого из двух родителей. Фактический облик потомства определяется совместным действием двух хромосом. Подробности этого слишком сложны, чтобы вдаваться в них здесь, но их легко можно найти в книгах и статьях по генетике (таких как Griffiths et al.). Важнейшим фактом здесь является то, что генетическая информация распределена между несколькими парами хромосом (у людей их двадцать три плюс одна «особая» пара^[10]), и вклад каждого из родителей случайно распределяется среди членов каждой из пар. Таким образом, половое размножение позволяет практически каждому новому организму опробовать новую схему через комбинацию старых признаков по-новому.

Зарождение жизни

Как же всё это началось? И вновь мы должны полагаться на обоснованные догадки о том, как это случилось. Было выдвинуто несколько теорий, и не все были приняты единогласно. С точки зрения писателя-фантаста важно помнить о том, что, даже если бы удалось доказать, что одна из этих теорий — именно То, Как Всё Это Случилось, это вовсе не означает, что все остальные следует отправить на свалку. В нашем мире жизнь, вероятно, зародилась лишь единожды и, следовательно, использовала лишь один из предложенных методов, но возможно, что в других местах она зародилась иными путями.

Одна из гипотез, касающихся происхождения жизни на Земле, состоит в том, что она возникла вообще не здесь. Панспермия — это идея о том, что мы эволюционировали из покоящихся спор, которые попали сюда из жизни, эволюционировавшей где-то в другом месте. Некоторые формы жизни образуют споры, которые могут сохранять жизнеспособность во время длительных периодов покоя даже в неблагоприятных условиях, с которыми они могут столкнуться в межпланетном или межзвёздном пространстве. Под влиянием некоторых условий такие споры могут вырваться из атмосферы планеты, оказаться унесёнными за пределы своей планетной системы «солнечным ветром» её солнца, и в итоге быть захваченными гравитацией достаточно удалённой планеты. Даже если в нашем мире этого не произошло, какого-то рода панспермия могла бы иметь место за его пределами. Нити из «Полёта драконов» Энн Маккафри (организмы, споры которых перемещаются внутри системы с одной планеты на другую, когда они находятся близко друг к другу) — это хороший вымышленный пример.

На самом деле панспермия не даёт ответа на вопрос о том, как жизнь возникает из не-жизни как таковая. Даже если жизнь на этой или какой-то другой планете развилась из спор, эволюционировавших в другом месте, у нас по-прежнему остаётся вопрос о том, как она возникла в том месте. Оказывается, представить, каким образом это могло бы случиться, настолько легко, что многие учёные считают ненужным усложнением поиск внеземного начала земной жизни. Любой из нескольких сценариев мог бы сработать здесь и сейчас.

Исходная атмосфера любой планеты, вероятно, приблизительно похожа по составу на атмосферу Юпитера с преобладанием водорода, гелия, метана, аммиака, углекислого газа и водяного пара. Массивная планета, удалённая от своего солнца, сохранит такую атмосферу, потому что молекулы её газов будут двигаться недостаточно быстро, чтобы вырваться из её сильного гравитационного поля. Маленькие и/или расположенные близко к звезде планеты (типа Земли) будут склонны терять большую часть этой атмосферы. В частности, водород и гелий настолько легки, что им нетрудно преодолеть относительно слабую гравитацию, особенно если они получают много тепловой энергии. Однако даже если первоначальная атмосфера будет полностью утрачена, её может заменить новая, состоящая из «дегазационного» материала, то есть, из газов, выделяющихся из недр планеты. Вулканы, например, выделяют значительное количество газов, и многие из них могут быть слишком тяжёлыми, чтобы преодолеть гравитацию планеты.

До недавнего времени обычно предполагалось, что такая вторичная (но по-прежнему ранняя) атмосфера будет во многом похожа на первичную атмосферу, но в ней будет мало чистого водорода и гелия — иными словами, она будет состоять из метана, аммиака, углекислого газа и водяного пара. (Вы заметите, что в списке подозрительно не хватает элементарного кислорода.) И теория, и имитационные эксперименты указывают на то, что при наличии океанов воды под слоем такой атмосферы энергия, поступающая из источников наподобие солнечного ультрафиолетового излучения и электрических бурь вызвала бы химические реакции с образованием сложных органических молекул, которые в геологически приемлемые сроки привели бы к появлению того, что мы называем жизнью.

Ещё одна модель, недавно завоевавшая популярность, изображает раннюю Землю с атмосферой, насыщенной углекислым газом и азотом. Это не так благоприятно для «собственного производства» органических молекул, но в настоящее время дополнительно существуют доказательства того, что они иногда образуются в космосе и могли быть занесены сюда кометами и метеоритами. Другие модели предполагают, что жизнь могла зародиться не в океанах, а в глинах (которые представляют собой почвы, состоящие из очень мелких частиц).

Чтобы определить, какой из этих процессов (или, возможно, какой-то другой, ещё не идентифицированный!) был причиной зарождения жизни на Земле, потребуются дополнительные исследования. И в то же время писатели-фантасты вольны рассматривать любой из них как вероятно происходящий в каком-то месте и, возможно, играющий определённую роль в сюжете.

А теперь, как насчёт этой кислородной атмосферы? На самом деле, конечно, наша атмосфера состоит из кислорода всего на 20 процентов, а большая часть остального приходится на азот. (Атмосферу, содержание кислорода в которой будет значительно больше, мы сочли бы токсичной.) Но кислород — это та её часть, которую мы используем самым непосредственным образом, в самых больших количествах, и без которой попросту не можем обойтись. Вспомните, что он не был важной составной частью ни в одной из ранних атмосфер, которые мы рассматривали. Любой элементарный кислород, который там существовал, проявлял бы тенденцию к связыванию в такие соединения, как вода и углекислый газ. Так как же получилось, что он стал вторым по распространённости компонентом нашей нынешней атмосферы?

Ответ: Это производное жизни, а не предварительное условие для её появления. Самым ранним формам жизни на Земле приходилось обходиться без него, но некоторые из них выделяли его как побочный продукт фотосинтеза. Поскольку кислород обладает высокой реакционной способностью, он склонен окислять, или соединяться со многими другими веществами, что, как правило, препятствует накоплению в атмосфере большого количества кислорода. (Отсюда термин «восстановление» как нечто противоположное окислению, то есть, соединению чего-то с кислородом.) Это было хорошо для ранних форм жизни, поскольку они относились к числу объектов, которые могли подвергнуться окислению. (Мы тоже из их числа; как писал Карл Саган в книге «Разумная жизнь во Вселенной», «Мы, земные организмы, самым натуральным образом живём в ядовитом газе».)

Однако одним из лучших восстановителей является водород, который также является самым лёгким из всех элементов и, следовательно, тем, кто легче всего улетучивается из атмосферы в форме простого вещества. Ультрафиолетовое излучение иногда расщепляло молекулы в ранней атмосфере, и выделяющийся таким образом водород иногда улетучивался. Таким образом, на протяжении длительных периодов времени количество водорода в атмосфере уменьшалось, а количество кислорода в форме простого вещества медленно возрастало. В итоге эволюция дала начало другим организмам, которые могли использовать кислород для извлечения большего количества энергии из пищи. Таким образом, наш мир постепенно приближался к ситуации, которую мы сейчас считаем «нормальной» — с окислительной атмосферой, которая поддерживается за счёт равновесия между дышащими кислородом животными и выделяющими кислород растениями. Для многих самых ранних организмов эта атмосфера была бы очень ядовитой, и переход к ней, пусть даже это был медленный процесс, вполне мог бы рассматриваться (по крайней мере, с их точки зрения) как величайшая экологическая катастрофа в истории нашей планеты.

ИНОПЛАНЕТНЫЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

Какие из свойств жизни, описанные на настоящий момент, являются универсальными особенностями всей жизни, а какие — лишь местными особенностями нашего конкретного вида жизни? Этот вопрос представляет особый интерес для писателей-фантастов, потому что наша работа заключается в том, чтобы исследовать как можно более широкий спектр возможностей.

Несколько лет назад я присутствовал на коллоквиуме под названием «Существует ли в других мирах неводная жизнь?» в известном океанографическом институте. Название было несколько сокращено для благозвучия; реальной темой речи выступающего была жизнь, химия которой не основана на углероде с водой в качестве реакционной среды. Мне и большей части аудитории он показался слишком решительно настроенным поверить в то, что ответ на его вопрос — отрицательный. В какой-то момент для подкрепления этой позиции, он поднял «Справочник по химии и физике».

— Просто не существует другого элемента, — провозгласил он, — который мог бы образовывать такое же огромное разнообразие сложных соединений, как углерод. Только посмотрите, как много страниц этой книги посвящено соединениям углерода и как мало — соединениям всего остального.

— Но разве не может быть так, — спросил один дерзкий слушатель, — что на количество страниц, посвящённых углероду, мог повлиять тот факт, что эта книга была составлена исследователями на углеродно-водной основе?

Этот вопрос показался мне очень хорошим. Естественно, люди, вся жизнь которых основана на реакциях углерода, протекающих в воде, склонны считать их самой интересной областью химии. С другой стороны, справедливости ради стоит отметить, что углерод действительно обладает исключительной, если не совершенно уникальной способностью образовывать сложные молекулы, которые нужны жизни. Действительно ли эта способность уникальна, или существуют иные способы сделать это?

Кремний — это единственный кандидат, который выглядит подающим какие-то надежды. Его химия во многих отношениях аналогична химии углерода, и его преимущество заключается в том, что он встречается в большом количестве, особенно на небольших планетах вроде Земли или Марса. Однако сам по себе он не так хорошо подходит для образования длинных цепочек, как углерод, и при температурах, близких к земным, он образует скорее твёрдые кристаллические структуры. Некоторые организмы используют такие соединения кремния из-за их жёсткости в структурах типа панцирей, но в целом это недостаток — жизни нужна гибкость.

Однако «хребет» «органической» молекулы не обязательно должен состоять из атомов только одного вида. Кремний может образовывать длинноцепочечные молекулы со свойствами, лучше отвечающими потребностям жизни, которые называются силиконами, когда чередуется с кислородом; при этом метильные (СН₃) группы присоединяются к силиконам вдоль цепочки, как показано на рисунке 4-2. Пол Андерсон и другие предположили, что жизнь, основанная на силиконах, может возникнуть в условиях жаркого климата на планете. Айзек Азимов сделал ещё один шаг вперёд в этом предположении: фтор мог бы заменить водород, образуя «фторсиликоны», которые могли бы послужить основой для жизни в ещё более горячих мирах. (Фтор образует исключительно прочные связи, поэтому его соединения могут сохранять стабильность при более высоких температурах, чем аналогичные соединения других элементов.)

Как писателю-фантасту, вам может быть полезным знать, что такие возможности существуют. Однако если вы хотите сделать значительно больше, чем просто упомянуть о них вскользь, вам нужно внимательнее изучить их химический состав. Это большей частью выходит за рамки данной книги, и на самом деле эти конкретные возможности настолько экзотичны, что даже химику, вероятно, пришлось бы провести ряд исследований, прежде чем сказать о них что-то достаточно определённое. Я не собирался писать эти слова для того, чтобы отговаривать вас от использования таких идей; в данный момент условием является ваша готовность выполнить необходимую домашнюю работу. Писателям часто советуют: «Пиши то, о чём знаешь». Реже слышен, но от этого не становится менее важным вердикт иного рода: «Если ты этого не знаешь — выучи!» В ходе написания работы из области научной фантастики вам часто придётся подробно разбираться с чем-то таким, чего вы ещё не знаете. Так что вам следует быть готовыми открывать новые для себя области; при этом способы знакомства будут варьировать от стандартных справочников до интервью со специалистами.

РИСУНОК 4-2 Часть цепочки силикона.

Однако вам придётся решать, какой объём исследований вы хотите провести в каждом конкретном случае. Если вам посчастливилось быть биохимиком, то возможно, что вы захотите заняться чем-нибудь столь же амбициозным, как разработка целой биохимии и экологии мира, в котором они основаны на фторсиликонах, как это сделал Хол Клемент. Если же у вас есть лишь элементарные знания по химии, и вы хотите, чтобы разумный объём художественного произведения был написан за разумное время, то вам, вероятно, лучше держаться на более знакомой территории.

Но даже там всё может значительно отличаться от того, к чему мы привыкли. Я обрисую в общих чертах лишь некоторые возможности; любая из них может оказаться полезной для ваших произведений, но всякий раз следует помнить о той осторожности, на которую я только что указал. Если вы сможете представить себе действительно новую жизнь и сделать её убедительной, это достижение во многом выделит вашу работу из общей массы. Но чем экзотичнее становятся ваши идеи, тем больший объём подготовительной работы вы должны выполнять, и тем легче допустить ошибки. Как и во многих других случаях, потенциальная награда примерно пропорциональна приложенным усилиям и риску!

Так что же это за те некоторые другие возможности для жизни на углеродной основе? Во-первых, вспомните моё упоминание о стереоизомерах, сделанное выше. Эксперименты, призванные смоделировать условия, которые привели к синтезу первых биологических молекул на Земле, дают «левые» и «правые» молекулы того или иного типа в равных количествах, однако земная биология предпочла один вариант другому. Мы не знаем ни одной причины, по которой выбранная сторона должна быть изначально более предпочтительной; видимо, эволюция выбрала один такой набор просто случайно. Если это правда, то другая планета могла бы эволюционировать очень похожим на Землю образом, но выбрать противоположную хиральность для всех органических молекул, которые встречаются в двух стереоизомерах — или, может быть, лишь для некоторых из них. В таком случае возникшая там пища, которая выглядела бы неотличимой от чего-то, выращенного здесь, была бы совершенно неудобоваримой для нас (и наоборот).

Как будет храниться и передаваться генетическая информация в других мирах? Будет ли ДНК единственной доступной средой, или, может быть, есть и другие молекулы, которые могут функционировать аналогичным образом и стали биологическим стандартом в других мирах? Даже если используется ДНК, код может быть основан не на двойной, а на тройной спирали. В некоторых земных клетках происходят такие вещи, и Джоан Слончевски в своём рассказе «Микроб» придумала целую экосистему, основанную на этой особенности.

Могут ли растения на каких-то планетах использовать для фотосинтеза нечто другое, нежели хлорофилл? Возможно, какая-то другая молекула могла бы сыграть подобную роль — и, возможно, даже ещё успешнее — на планете, солнце которой отдает большую часть своей энергии в иной части спектра, чем наше собственое. Если уж на то пошло, мы уже видели в случае с глубоководными горячими источниками, что энергия, затрачиваемая на функционирование экосистемы, может поступать из какого-то совершенно другого источника, а не от солнечного света. Может ли в каких-то мирах биологическая роль геотермальной энергии быть больше, чем в нашем? Артур Кларк описал в своем романе «2010: Одиссея Два» одну из таких систем на Европе — спутнике Юпитера.

А как насчёт растворителя, в котором происходят биологические реакции, и атмосферы, в которую погружена вся экосистема? В нашем случае это соответственно вода и азотно-кислородная смесь с меньшим количеством других газов. (Даже многие чисто водные животные зависят от свободного кислорода, растворённого в воде.) На других типах планет, с иными видами океанов и атмосфер, для выживания и эксплуатации местных условий могут использоваться иные реакции. Несколько таких возможностей описал Пол Андерсон в пятой главе «Жизнь, какой мы её не знаем» своей книги «Есть ли жизнь в других мирах?»

На некоторых планетах из числа мини-юпитеров можно найти высокие температуры (благодаря уже знакомому парниковому эффекту), жидкую воду и достаточные запасы материалов, что в итоге може привести к возникновению жизни. Айзек Азимов предположил, что в таком мире ранние растения могли использовать аналог фотосинтеза (катализируемого чем-то иным, нежели хлорофилл) для расщепления воды на водород и кислород, соединения кислорода с метаном с образованием углеводов и выделением водорода. Водород, в свою очередь, может вступать в реакцию с атмосферным углекислым газом с образованием ещё большего количества метана. Такой процесс мог бы в конце концов привести к появлению атмосферы, состоящей в основном из водорода, аммиака и метана. Равновесие в атмосфере могло бы поддерживаться за счёт животных, дышащих водородом, поедающих растения, расщепляющих их углеводы и выдыхающих метан и водяной пар. (Более подробное изложение можно найти в очерке Азимова «Вокруг планет есть воздух» (“Planets Have an Air About Them”).) С точки зрения роли окисления и восстановления это своего рода «противоположность» тому равновесию, которое наблюдается у нас на Земле; но оно могло бы работать ещё лучше там, где свободный водород доступен в изобилии, а свободный кислород — нет.

Андерсон признает, что по той или иной причине именно такая схема, какую предложил Азимов, может оказаться неработоспособной, но далее указывает, что можно представить множество других схем, и какие-то из них, вероятно, где-нибудь окажутся жизнеспособными. Например, на холодных планетах с водородной атмосферой могут существовать аммиачные океаны и экосистемы, в которых растения вместо углеводов синтезируют непредельные углеводороды, которые дышащие водородом животные поедают, превращают в предельные и расщепляют на более простые соединения, выдыхая метан. Какая-то вариация такой схемы могла бы оказаться рабочей для широкого спектра крупных планет — от суперземель до юпитеров.

Плотная атмосфера означает (опять же, из-за парникового эффекта), что поверхность и глубинные слои таких планет будут теплее, чем можно было бы ожидать, даже в окрестностях слабых солнц или на относительном удалении от более сильных. Однако она также затрудняет проникновение видимого света или ультрафиолетового излучения, необходимого для фотосинтеза или подобных реакций, достаточно глубоко в атмосферу. Это может означать, что такие реакции смогут протекать лишь в верхних слоях таких атмосфер. Да будет так: почти то же самое верно и для океанов Земли, однако в их глубинах существуют богатые экосистемы, подпитываемые материалами, которые погружаются вниз после того, как были фотосинтезированы близ поверхности. Такая аналогия даже лучше, чем вы могли бы подумать, поскольку давление в глубинах атмосферы планеты наподобие Юпитера настолько велико, что условия там во многих отношениях больше похожи на океаны Земли, чем на её атмосферу. Например, крупные животные могли бы «плавать» в ней, как во «Встрече с Медузой» Артура Кларка или в «Симфонии для падающих небес» (“Symphony for Skyfall”) Рика Кука и Питера Л. Мэнли.

Те самые антарктические лишайники и рыбы из горячих источников демонстрируют поразительный диапазон температурных адаптаций прямо здесь, на Земле, но верно ли, что они демонстрируют именно крайности возможного? Вероятно, нет. Например, на чрезвычайно холодной планете с очень высоким атмосферным давлением могут существовать океаны жидкого метана. Они могут растворять липиды — класс соединений, который включает масла и жиры, и могут создавать такие сложные вещества, как белки. На такой системе основана жизнь на Месклине из книги «Экспедиция «Тяготение»» Хола Клемента. Как уже говорилось, на очень жарких планетах основой для жизни могли бы стать силиконы или фторсиликоны. Или, возможно, фторуглероды (аналоги углеводородов, в которых атомы водорода заменены на фтор) с жидкой серой в качестве растворителя.

В ранних научно-фантастических рассказах иногда фигурировали инопланетяне, которые дышали фтором или хлором вместо кислорода. По мере того как астрономы всё больше и больше узнавали о формировании планет и происхождении жизни, это стало казаться маловероятным, поскольку ни один из этих элементов, вероятно, не был важной составляющей примитивной планетарной атмосферы — однако, как указал Хол Клемент, то же самое справедливо и в отношении свободного кислорода. Могут ли существовать такие планеты, на которых жизнь зародилась и в дальнейшем создала атмосферу на основе хлора или фтора — примерно так же, как жизнь на Земле создала атмосферу на основе кислорода? Возможно, при соблюдении определённых довольно запутанных условий. Доктор Стивен Л. Джиллетт в своей статье «Эти дышащие галогенами создания» достаточно подробно рассказал об этих условиях и даже дал несколько подсказок в отношении того, как они могут стать основой для сюжета.

Доктор Джиллетт также коснулся вопроса о том, каким образом сера может играть центральную роль в функционировании жизни, в статье «Огонь, сера — и, возможно, жизнь?» В романе Хола Клемента «Ледяной ад» рассказывается об инопланетянах из чрезвычайно жаркого мира, которые дышат газообразной серой; «ледяная планета», с которой им пришлось столкнуться, — это Земля. В свете более новых сведений Джиллетт скептически относится к тому, как используют серу инопланетяне Клемента (хотя он всё равно восхищается этим сюжетом). Тем не менее, он продолжает рассматривать целый ряд иных возможностей, которые могут сохранять актуальность, даже если разбирать их с современных позиций; среди них микробы на основе серы на Ио, океаны серной кислоты, которые могут существовать за пределами Земли, а также трудности, с которыми могут столкнуться разумные инопланетяне при построении технологической цивилизации в таком месте.

Итак... вот три основных особенности — это, пожалуй, всё, с чем мы можем согласиться применительно к жизни в целом: высокоорганизованные структуры, которые получают энергию из окружающей среды и используют её для поддержания своей структуры и организации, и которые обладают способностью к размножению. За рамками этого перед писателем открывается широкий спектр возможностей для иссследований. Что касается процесса возникновения жизни, то любой из механизмов, или все, что предложены в качестве кандидатов для Земли, где-нибудь могут действовать. Жизнь может зарождаться на одних планетах одним способом, а на других — совершенно иным, или даже несколькими разными способами. Некоторые из этих способов могут коренным образом отличаться от любой из упомянутых мной альтернатив.

В частности, необходимо добавить сюда ещё одну новую категорию — категорию «сотворённой» или «спроектированной» жизни. Люди уже продемонстрировали способность создавать формы жизни, отличные от любых из тех, что можно встретить в природе — вроде мышей, которые вырабатывают человеческие гормоны. Но это только начало, и разумный вид, обладающий большим опытом в этой области, может создать то, что нам следовало бы назвать жизнью, но сильно отличающееся от «природных» форм. В моей небольшой новелле «…И утешение врагу» изображено высокоразвитое технологическое общество, которое мы могли бы даже не признать таковым, пока не стало бы слишком поздно, потому что его технология была полностью биологической, а все его«машины» предсталяли собой специально разработанные растения и животных. В настоящее время я могу легко представить, как наше собственное общество движется по этому пути, но инопланетные общества идут очень далеко впереди нас. Формы жизни, эволюционировавшие естественным путём, ограничены тем, что можно сделать посредством пошаговой модификации материала, который уже создан эволюционным путём. Цивилизация, которая способна создавать жизнь по заказу с нуля, могла бы, например, обладать способностью создания очень сильных или очень умных существ значительно большего или меньшего размера, чем это было бы возможно для биологического материала, возникшего в ходе эволюции на Земле.

Но даже это, разумеется, не исчерпывает всех возможностей. В данной книге я пытаюсь рассказать вам о широком спектре идей, которые были у других писателей-фантастов и учёных, но если вы сумеете выдвинуть совершенно новую собственную идею, это будет ещё лучше.

НАСКОЛЬКО РАСПРОСТРАНЕНА ЖИЗНЬ? ПАРАДОКС ФЕРМИ

Насколько распространена жизнь, а в особенности — те виды жизни, из которых получаются хорошие сюжетные персонажи? Единственный способ получить реальный и однозначный ответ на этот вопрос — внимательно изучить множество звёзд и какие-то планеты, которые у них могут быть. Однако мы можем сделать кое-какие обоснованные предположения, основанные на универсальности физического закона, и эти предположения показывают нам, что жизнь — это довольно распространённое явление.

В одной только нашей галактике насчитывается около ста миллиардов звёзд, и у нас есть достаточно веские основания полагать, что базовый механизм их формирования был одним и тем же. Исходя из теоретических соображений, этот механизм может в значительной доле случаев приводить к образованию планет. Некоторые теоретики даже предположили, что практически у всех звёзд, за возможным исключением кратных звёзд и тех звёзд, что расположены на диаграмме Герцшпрунга-Рассела далеко слева, должны существовать планеты. Недавно эти теории получили серьёзную поддержку в виде наблюдений, когда телескоп «Хаббл» в беспрецедентных подробностях наблюдал туманность, содержащую звёзды в процессе их формирования, и увидел нечто, выглядящее как протопланетные диски, как минимум, вокруг половины из них.

Таким образом, планеты, похоже, встречаются довольно часто. На скольких из этих планет разовьётся жизнь? Если процессы, ведущие к зарождению жизни, являются просто продолжением процессов, которые привели к образованию планеты, то это вполне может происходить везде, где астрономические условия находятся в определённых рамках, отвечающих требованиям жизни. Поскольку жизнь может адаптироваться к довольно широкому спектру условий, это говорит о том, что на значительном проценте этих планет — возможно, как минимум, на одной среди вращающихся вокруг большинства одиночных звёзд — вероятно, существует жизнь того или иного рода. (Хотя это не обязательно будет хорошая «сюжетная» жизнь — помните, что на протяжении большей части истории жизни до сегодняшнего дня на Земле обитали лишь одноклеточные организмы, которые не покидали океанов.)

Стивен Доул в книге «Планеты, пригодные для жизни человека» (“Habitable Planets for Man”) попытался оценить количество планет, на которых люди могли бы жить без систем жизнеобеспечения вроде куполов или скафандров. Это крайне ограниченный набор среди «всех планет с аборигенной жизнью». Доул предполагал, что аборигенная жизнь необходима для создания кислородсодержащей атмосферы, которой могли бы дышать люди, но у людей помимо этого есть много других требований, которые могут не распространяться на всю жизнь. Доул вывел свою оценку, сделав осторожные предположения (его рассуждения изложены в пятой главе его книги) в отношении таких факторов, как доля звёзд, обладающих подходящей массой, вероятность того, что у звезды есть планеты, вероятность того, что как минимум одна планета вращается на подходящем расстоянии и обладает приемлемым наклоном оси, и т.д. Даже при всех этих ограничениях, по его оценкам, в одной только нашей галактике насчитывается около 600 миллионов планет, пригодных для жизни человека. Другие галактики должны показывать сопоставимые цифры. В них во всех могут существовать дополнительные планеты, где мы не смогли бы жить, но кто-то другой — смог бы.

Астрономы Фрэнк Дрейк и Карл Саган сделали другую, но похожую оценку количества технологических цивилизаций, с которыми мы могли бы поддерживать связь — например, по радио. Их оценка тоже включает в себя произведение множителей, в отношении значения каждого из которых приходится лишь строить догадки. Некоторые из них, вроде средней продолжительности существования технологической цивилизации, выходят за рамки этой главы, но позже мы вернёмся к «уравнению Дрейка». А пока лишь небольшое предчувствие: несмотря на возможный широкий разброс предположений, укладывающихся в окончательную оценку, почти все они дают цифру настолько высокую, что к настоящему времени казалось бы неизбежным наше вступление в контакт по крайней мере с одним внеземным видом. Это предсказание, наряду с отсутствием однозначных доказательств того, что нам это удалось, часто называют «парадоксом Ферми» (названным в честь физика Энрико Ферми, который прямо спросил: «И где все?»).

Парадокс Ферми вновь вызвал множество предположений в отношении таких вопросов, как распространённость жизни. Может ли быть так, что мы действительно одни в галактике, если не во всей Вселенной? Если это так, то как нам согласовать данный факт с уже приведёнными доводами в пользу того, что жизнь должна быть обычным явлением? Если нет, то почему не было никакого очевидного контакта?

Попытки представить объяснения для парадокса Ферми — это целое поле для плодотворных размышлений как учёных, так и писателей-фантастов. Дэвид Брин обдумывал этот вопрос с обеих точек зрения (см. его научно-популярные статьи и короткий рассказ «Хрустальные сферы»). Далее в книге мы ещё вернёмся к этой теме, но более подробное обсуждение следует отложить до следующей главы. (Например, одним из множителей в уравнении Дрейка-Сагана является вероятность того, что на обитаемой планете за время существования её солнца разовьётся разумная жизнь с манипулятивными способностями.)

Однако даже начало ответа зависит от предположений о том, какие формы может принимать жизнь, и насколько вероятны процессы, которые ведут к её появлению. Отчасти это зависит от химии, как мы уже обсуждали в этой главе. Но это также зависит от механических факторов и от того, как их формирует среда, в которой протекает эволюция — ведь и тела, и умы должны быть приспособлены к тому, чтобы функционировать в той среде, которую они населяют.

ГЛАВА 5 Создавая живые организмы

Тела и умы инопланетян

Писать о правдоподобных инопланетянах, которые по сути неотличимы от человеческих существ, вполне возможно. В конце концов, мы — это единственный тип разумных существ, о возможности существования которого нам известно. Однако мы также знаем, что мы эволюционировали, чтобы соответствовать определённым условиям, встречающимся лишь на одной планете, и о том, что изменение значений каких-либо характеристик в астрономическом описании планеты может кардинально изменить условия на её поверхности. Поскольку планета описывается множеством параметров, и каждый из них может меняться в широком диапазоне, планеты в любой галактике должны предоставлять большое разнообразие условий для жизни. Нам не следует ожидать, что на слишком многих из них возникнут формы жизни, которые очень похожи на нас. Или всё же следует?

КОНВЕРГЕНТНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

В майском и июньском номерах журнала Astounding за 1939 год в своей статье («Дизайн для жизни») в двух частях Л. Спрэг де Камп взглянул на жизнь с инженерной точки зрения, рассуждая не только о том, как развивалась жизнь на Земле, но и о том, что приходится делать живым существам, и какие инженерные принципы определяют, каким образом они могут это сделать. Он пришёл к выводу, что некое разумное существо, эволюционировавшее на какой-то планете, более или менее похожей на Землю, с некоторой степенью вероятности будет хотя бы отдалённо человекоподобным. В свете более поздних знаний некоторым из его предположений требуется небольшой пересмотр, но большая часть его рассуждений на удивление хорошо подтверждается более чем пятьдесят лет спустя. Может быть, нам действительно стоит ожидать, что многие разумные инопланетяне, по крайней мере, с землеподобных планет, будут похожими на нас? Или это очередной случай, когда на вывод влияет тот факт, что рассуждающий об этом сам оказался именно той формы, которую он считает наиболее правдоподобной?

Моё личное предположение таково: здесь есть и то, и другое. Вероятно, тот факт, что мы провели всю свою жизнь на планете, где «люди нашего типа» появились в ходе эволюции и стали доминирующим видом, действительно затрудняет нам видение альтернативных возможностей, которые могли бы существовать вне Земли. С другой стороны, де Камп совершенно прав в том, что есть некоторые веские причины полагать, что сходные условия приведут к появлению сходных форм жизни.

Первая из таких линий рассуждений — это эмпирическое наблюдение того, что практически именно так и случалось раз за разом в сильно удалённых друг от друга, но похожих средах на Земле. Биологи называют это конвергентной эволюцией: два независимых эволюционных пути, которые ведут к конечным точкам, выглядящим похожими друг на друга. Де Камп приводит в качестве примера крупных плавающих животных. В наши дни существует множество таких живых существ, а раньше их было ещё больше. Они принадлежат к совершенно разным эволюционным линиям — рыбам, рептилиям, птицам, млекопитающим, — но все они обладают схожими обтекаемыми формами тела.

Сходство становится ещё более поразительным, если разделить «пловцов» на подклассы в зависимости от того, каким образом они плавают — например, все «галанщики»^[11] типа морских свиней, ихтиозавров, меч-рыбы и акул, плавают, шевеля плавником в задней части тела, и при этом рулят и стабилизируют положение при помощи других плавников. Де Камп выделяет три таких способа плавания и указывает, что практически все крупные водные животные используют один из них и обладают общим типом формы тела, соответствующим этому способу.

Подобных примеров великое множество; иногда здесь участвуют целые комплексы признаков, которые могут быть явно взаимосвязанными, а могут и не быть. В Южной Америке есть семейство птиц под названием якамары; в Африке есть другое семейство, называемое щурками. Несмотря на то, что эти два семейства эволюционировали независимо друг от друга^[12], они обладают целым рядом выраженных черт сходства, как во внешности, так и в поведении (оба вида птиц ловят насекомых в полёте и забивают их насмерть ударами об ветки), поэтому неподготовленному и не особенно интересующемуся этим вопросом наблюдателю они, вероятно, покажутся родственниками.

Почему так должно быть? Почему все многочисленные животные, которым приходится перемещать массивное тело в воде, должны делать это всего лишь несколькими способами? Почему обитающие вдали друг от друга семейства птиц должны выглядеть и вести себя одинаково во многих отношениях?

В случае с якамарами я не знаю ответа. Мне не ясно, почему должно существовать так много параллелей. Почему, например, тот тип окраски, который благоприятствует щуркам и якамарам, так часто идёт в связке с их образом жизни? Вероятно, существует такая причина, которая просто не приходила мне в голову; якамары, щурки и, вполне возможно, некоторые люди, которые написали о них докторские диссертации, знают о том, чем они занимаются, больше, чем я.

Случай с плавающими животными менее замысловатый; он подводит нас к другой линии рассуждений, которая подтверждает ожидание того, что сходные условия порождают сходные формы жизни. Первой линией было простое наблюдение того, что конвергентная эволюция действительно имеет место. А вторая — это причина, по которой она должна происходить: в ходе эволюции жизнь подчиняется тем же инженерным принципам, что и любая машина, сконструированная человеком.

Эволюция — это не самый лучший инженер; она зависит от метода проб и ошибок гораздо сильнее, чем было бы позволено какому-нибудь инженеру из числа людей. Но конечное требование в обоих случаях одно и то же: результат должен работать. Он не обязательно должен работать идеально — просто достаточно хорошо, чтобы успешно конкурировать с чем-либо по соседству. Несомненно, вы с болью осознаёте, что это справедливо и в отношении промышленного дизайна: сколько продуктов из тех, что вы покупаете, представляют собой действительно оптимальные дизайн и конструкцию? В отношении эволюции это особенно справедливо. Организму, который уже может использовать доступный источник пищи успешнее, чем кто-то ещё, кто пытается это сделать, нет необходимости делать это ещё лучше. (На самом деле эта способность в итоге может превратиться в его эволюционный недостаток. Если он эксплуатирует свои ресурсы слишком успешно, то он может уничтожить весь их запас, а значит, и самого себя. Ярким примером этого может стать наш собственный вид, если не будет вести себя более осмотрительно.)

Кроме того, из-за того, что эволюция протекает так медленно, в её реакциях на изменения окружающей среды всегда существует «отставание фазы». В начале ледникового периода многие живые организмы будут бороться за выживание при помощи экипировки, предназначенной для более тёплых условий. Если ледниковый период будет достаточно долгим, со временем эволюция может породить флору и фауну, хорошо приспособленную к холоду, но в дальнейшем, когда ледниковый период закончится, они окажутся плохо приспособленными к теплу.

И эволюция, и инженерия будут стремиться создавать устройства (особым случаем которых являются живые организмы), которые, как минимум, достаточно хорошо делают ту работу, для которой они предназначены. Те, у кого это не получается, будут вытеснены другими, кто больше преуспел в этом; эволюция и инженеры постоянно испытывают новые конструкции. Будет ли работать конструкция, или нет, определяют те же самые физические принципы, которые управляют всем остальным в физической вселенной. Например, животные, которые ведут плавающий образ жизни, должны уметь быстро перемещаться по воде, не затрачивая слишком много энергии. У морской свиньи в форме морской свиньи это получится; у прямоугольного блока — нет. Так что вы не встретите прямоугольных пловцов, но обнаружите много обтекаемых.^[13]

В качестве примера того, насколько глубокое влияние оказывает на жизнь инженерный принцип, давайте рассмотрим один особенно важный принцип и некоторые из его биологических последствий.^[14]

ЗАКОН КВАДРАТА-КУБА

Если вы увеличиваете (или уменьшаете) линейные размеры какого-то объекта в определённое количество раз, то любая площадь, связанная с ним, увеличивается или уменьшается в это количество раз, взятое в квадрате, тогда как его объём увеличивается или уменьшается в это количество раз в кубе. Например, если вы возьмёте стеклянную сферу диаметром в один сантиметр, то у сферы из того же стекла диаметром в два сантиметра площадь поверхности будет больше в четыре раза, а объём — в восемь раз.

Само по себе это может показаться просто чем-то любопытным, но практические последствия этого для жизни довольно глубоки. Применительно к сфере всё, что пропорционально площади, также изменится на линейный масштабный коэффициент, взятый в квадрате, а всё, что пропорционально объёму, изменится на масштабный коэффициент в кубе. Например, количество краски, нужное для покраски двухсантиметровой сферы, будет в четыре раза больше, чем для сантиметровой, но двухсантиметровая сфера весит в восемь раз больше, чем сантиметровая.

Многие величины, важные для жизни, представлены связанными парами, одна из которых пропорциональна квадрату, а другая — кубу линейных размеров. Поскольку при изменении размера две величины в этой паре изменяются не в одинаковое количество раз, вы не сможете просто произвольно изменять размер организма, сохраняя всё остальное неизменным.

Рассмотрим, например, массу тела и силу. Люди часто удивляются тому, что некоторые насекомые могут совершать прыжки, во много раз превышающие длину своего тела, но мы тоже смогли бы это, если бы нас уменьшили до размеров насекомого. Рост мужчины может составлять 180 см, а длина сверчка — 1,8 см. Человек ростом 1,8 см, то есть, уменьшенный в сто раз, но в остальном сложенный в точности как обычный человек, обладал бы силой в одну десятитысячную (пропорциональной площади поперечного сечения мышц и костей рук и ног), но весом всего лишь в одну миллионную (пропорционально общему объёму) от исходного. Таким образом, он обладал бы в сто раз большей силой, доступной для подъёма каждого грамма его тела, и он, естественно, смог бы прыгнуть гораздо дальше.

Разумеется, если бы он вообще смог жить. К несчастью для нашего потенциального лилипута, сила и вес — это не единственные вещи, на которые влияют изменение размеров и закон квадрата-куба. Уменьшение объёма и, следовательно, массы тела в миллион раз означает, что нужно будет снабжать пищей и кислородом гораздо меньший объём биомассы; но это также означает, что скорость потери тепла за счёт его излучения с кожи снижается лишь в десять тысяч раз. Таким образом, каждый грамм этого маленького тела теряет тепло в сто раз быстрее, чем каждый грамм тела взрослого человека. Поскольку для функционирования организма как человеческого существа требуется поддержание постоянной температуры 37°C, малышу, при прочих равных условиях, в пересчёте на один грамм придётся питаться и дышать в сто раз интенсивнее, чем вам или мне. Мы могли бы съедать за день одну пятидесятую часть веса своего тела; уменьшенным в сто раз, нам пришлось бы съедать вдвое больше собственного веса — и соответствующим образом ускорить частоту дыхания и пульса, чтобы получить достаточное количество кислорода для окисления всей этой пищи. Вот причина того, что у мышей, землероек и певчих птиц такая высокая скорость обмена веществ («есть как птичка» — это совсем не то, что мы имеем в виду в разговорной речи!), и ещё того, почему вы не найдёте теплокровных существ значительно меньшего размера, чем они.

Существуют и другие проблемы. Люди состоят из очень большого числа очень маленьких клеток. Если вы попытаетесь уменьшить кого-то, сделав все его линейные размеры в сто раз меньше, это означает, что каждая клетка будет уменьшена в такое же число раз. Поскольку ни одна клетка на Земле и близко не имеет таких размеров — все клетки на Земле различаются по массе всего лишь в рамках примерно одного порядка, — нам стоит догадаться, что из материалов, используемых земной жизнью, клетки требуемой сложности нельзя будет сделать такими маленькими. Таким образом, у нашего крошечного человечка было бы гораздо меньше клеток всех типов, в том числе нервных клеток. Поскольку разум зависит от наличия большого количества нервных клеток и множества связей между ними, у маленького человечка не могло бы быть ничего подобного человеческому разуму.

Раз уж мы заговорили о клетках, то что же говорит нам закон квадрата-куба о возможности существования очень крупных одноклеточных существ вроде «гигантских амёб», которых, взбесившихся, иногда можно встретить в ранней научной фантастике? Их перспективы не слишком хороши. Клетка — это, по сути, мешочек с жидкостью. Сделайте его очень большим, и мембрана больше не сможет служить опорой содержимому. В лучшем случае такое существо расползётся по сторонам, фактически не способное к движению; в худшем — клеточная стенка разорвётся, и содержимое растечётся лужей. Таким образом, мы можем ожидать, что макроскопические формы жизни будут многоклеточными, где бы они ни встречались. (Если только сама окружающая среда не выступит в качестве опоры — см. статью Уильяма П. Джейкобса об исключении в океанах Земли.)

А пока вернемся к тому насекомому… Что вы думаете о клише из фильмов ужасов — о насекомых или пауках размером с лошадь или танк, которые сеют хаос в некоей местности? Человек размером с насекомое мог бы добиться великолепных спортивных достижений, но в обратную сторону это тоже работает. Насекомое размером с человека не смогло бы даже встать на ноги. Увеличьте его линейные размеры в сто раз — и его ноги смогут выдерживать в десять тысяч раз больший вес. Только вот сам вес нового насекомого будет больше в миллион раз. Здесь также появляются дополнительные проблемы. Многие насекомые обладают чрезвычайно простой дыхательной системой, состоящей из небольшого числа трубочек, по которым кислород поступает к тканям, где он необходим, а углекислый газ выводится наружу. Такая система не может достаточно быстро подавать кислород и удалять углекислый газ в случае организма, который значительно превышает по размеру известных нам насекомых, — то есть, крупнее нескольких дюймов.

Конечно, существуют особые способы, при помощи которых вы могли бы обойти некоторые из этих проблем. Вы не сможете просто увеличить насекомое в сто раз, ничего не меняя, но это не означает, что у вас не может быть чего-то насекомоподобного такого размера. Это просто означает, что, если вы собираетесь это сделать, вам придется вносить и другие изменения, чтобы компенсировать возникающие трудности.

Проблему прочности можно было бы преодолеть, изготовив «насекомое» из более крепкого материала — материала с гораздо более высоким отношением прочности к массе, чем у настоящих насекомых. Чтобы сделать этот момент произведения правдоподобным, вам придётся представить себе, каким образом в вашем мире смогли появиться превосходные материалы, которые не были созданы на Земле за четыре миллиарда лет эволюции, или же предположить, что ваши насекомые — это искусственные творения технологически развитой цивилизации, которая добилась больших успехов в материаловедении.

Проблему с дыханием вы могли бы решить, предположив, что при внешнем сходстве внутреннее строение сильно отличается. Гораздо большего успеха можно было бы достичь при использовании лёгких или жабр для аэрации очень большой поверхности, и сердца — для циркуляции газов к клеткам и от них посредством перекачиваемой им крови. На некоторых доисторических болотах водились стрекозы, которые были гораздо крупнее, чем любой из их современных сородичей, но они избегали разного рода проблем лишь потому, что воздух в те времена был более плотным.^[15]

Это небольшое обсуждение закона квадрата-куба послужило хорошей иллюстрацией того, как простой физический принцип может иметь далеко идущие последствия для каждого из аспектов жизни. В данном случае всё сводится к тому, что для какой-то одной определённой цели могут подходить различные механизмы, но каждый из них хорошо работает только в определённом размерном диапазоне. Как писателю-фантасту вам будут интересны все виды жизни, поскольку в любом из созданных вами миров будет существовать множество экологических ниш, которые необходимо заполнить. Однако вы, вероятно, будете проявлять особый интерес к разумным формам; поэтому, прежде чем изучать проблемы, которые должна решать какая-то жизнь, и различные средства, которые могут использоваться для их решения, мы должны рассмотреть некоторые особые требования, предъявляемые к разумной жизни.

РАЗУМ И ЕГО АЛЬТЕРНАТИВЫ

Самым основным специальным требованием к разумному виду является нервная система достаточных размеров и сложности, что, в свою очередь, накладывает некоторые ограничения на возможные размеры разумного организма. Природа разума предъявляет ряд иных требований или, как минимум, основополагающих положений, так что сейчас самое подходящее время поразмыслить над такими вопросами: что такое разум и почему кому-то будет нужно его развивать?

Разум — это, как выразился Л. Спрэг де Камп, «досадно расплывчатый термин», и писатель-фантаст, вероятно, не захотел бы использовать его иным образом. Одна из интересных вещей, которые мы можем сделать в данной сфере, — это порассуждать о различных видах разума и о различных способах его возникновения. (Необычный вымышленный подход к последнему см. в «Блефе» Гарри Тёртлдава.) Поэтому мы не хотели бы ограничиваться слишком узким определением.

Нам не нужно заглядывать далеко, чтобы увидеть, что прямо здесь, на Земле, и даже внутри нашего собственного вида существует разум различного рода. Мы все знали людей, которые были хороши в математике, но не умели грамотно писать, или которые писали замечательные стихи, но не могли свести баланс чековой книжки. Когда я преподавал физику в небольшом колледже, то наблюдал удивительные различия даже в том, как разные студенты думали над решением одних и тех же задачах по физике.

Тем не менее, нам понадобится хотя бы приблизительное определение разума, и для этого было бы полезно привести несколько примеров того, что мы назвали бы как-то по-другому. Давайте определим разум как нечто включающее одну или обе следующих способности: способность к обучению на собственном опыте и способность к абстрактным рассуждениям. Первую из них в порядке альтернативы можно рассматривать как формирование условных рефлексов в ответ на новые стимулы, а вторую — как способность думать о вещах, которых нет, и делать выводы, которые можно правильно применить, когда эти вещи в наличии.

У кого-то может возникнуть соблазн учитывать в качестве аспектов разума множество других вещей вроде самосознания и эмоций. По крайней мере, на данный момент давайте относиться к ним не как к необходимым ингредиентам, а как к особым качествам, которые могут быть присущи определённому разуму. Попытка представить себе типы разума, которые лишены одного или обоих этих компонентов, может оказаться интересным научно-фантастическим упражнением. Эммет Макдауэлл представил себе расу, лишённую эмоций (и обнаружил в этом эволюционное преимущество), в книге «Остров под вуалью» (“Veiled Island”). Современная научная фантастика, подстёгиваемая реальными исследованиями в области искусственного интеллекта, выдумала множество компьютерных программ, которые достигают стадии самосознания, но можете ли вы представить себе разум, который её не достиг, т. е., который воспринимает с позиции разума всё в своём окружении, но лишён представления о себе как о самостоятельном игроке?

Разум — это, в сущности, способ принятия организмом решений о том, что делать для выполнения повседневных задач по выживанию. Для большинства организмов эти задачи в основном распределяются по двум категориям: как добыть пищу и как избежать превращения в пищу для кого-то другого. Для существа, живущего исключительно на одном месте, например, для одуванчика или устрицы, эти задачи просты. Одуванчик просто впитывает солнечный свет и питательные вещества из почвы; устрица открывает свою раковину, позволяя течениям приносить ей пищу, когда ей ничего не угрожает, и закрывает свою раковину, когда чувствует, что кто-то может её съесть. Ни одна из этих стратегий не является полностью успешной; некоторых особей обоих разновидностей всё же съедают, но их виды выживают благодаря появлению на свет множества особей. Разум не представлял бы особой ценности ни для одуванчика, ни для устрицы, поскольку никто из них не способен делать ничего отличного от их повседневной жизни.

Тот, кто способен разобраться с угрозами или возможностями, получает преимущество; поэтому многие организмы, в основном животные, выработали способность передвигаться. Кролик может убежать от лисы; лиса может наброситься на кролика, если ей удастся подкрасться достаточно близко.

Существу, способному передвигаться, нужно каким-то образом решать, когда нужно это делать, насколько далеко, в каком направлении и с какой скоростью. В случае большинства подвижных животных решения основаны на инстинкте, который является более простым видом программирования по сравнению с разумом. Инстинкт можно рассматривать как «вшитое» программирование, встроенное прямо в организм, действующее с рождения и не подлежащее изменению. Например, детёныш змеи может постоять за себя с момента своего рождения или вылупления. Он пьёт, ловит и поедает мелких животных и спасается бегством, когда его преследуют, — точно так же, как это делает взрослая особь его вида. В случае таких существ, которые живут простой, неизменной жизнью, инстинкт работает прекрасно, и чрезвычайно сложная нервная система не требуется.

Следующий шаг — это «умственные способности 1-го типа», или способность формировать условные рефлексы. Это может, например, позволить корове научиться избегать электрического ограждения после нескольких ударов током, даже если до недавнего времени коровы ни разу не сталкивались с электрическими ограждениями, и потому не имеют встроенных инстинктов, позволяющих взаимодействовать с ними. Люди склонны считать это «примитивной» форме разума, характерной для более «низших» животных, чем они сами, однако тоже её используют. Обучение вождению машины или игре на пианино — это в значительной степени вопрос условных рефлексов. Новичку приходится думать над каждым движением, и он совершает его неуклюже, тогда как старый профессионал совершает их автоматически и гораздо плавнее.

Однако «умственные способности 2-го типа», или абстрактное мышление, — это то, что мы считаем наиболее характерным и несомненно присущим человеку. (До недавнего времени многие из нас довольно высокомерно, если не наивно, утверждали, что это свойство совершенно уникально для людей, но стало трудно отрицать, что оно также присуще, как минимум, нескольким другим видам вроде шимпанзе и дельфинов.) Умственные способности такого рода наделяют способностью к адаптации, позволяя обладающим ими существам находить решения проблем, с которыми ни они, ни их предки никогда раньше не сталкивались. Таким образом, у разумного существа больше шансов пережить изменение климата или расширить свой ареал до регионов, к которым оно не приспособлено физически. Наши собственные предки продемонстрировали обе эти способности.

У организмов находится мало эволюционных стимулов для развития способностей, особенно таких, которые требуют сложного физического оснащения, если только эти способности не повышают в значительной степени их возможности выживания. Очевидно, что разум в большей степени пригодится животному, которое передвигается в среде, создающей множество разнообразных трудностей. Де Камп считал, что вероятность его появления на суше гораздо выше, чем в океанах; он считал океаны слишком однообразной средой, чтобы обеспечить достаточный стимул. (Если китообразные [киты и дельфины] так сообразительны, как мы видим, это можно объяснить теми успехами, которых они добились, когда их предки жили на суше, что, по-видимому, имело место на протяжении довольно долгого времени. Разумеется, это не объясняет осьминога, который также демонстрирует значительную сообразительность...) В случае с нашими собственными отдалёнными предками, вероятно, помог опыт жизни на деревьях.

Поскольку эволюция происходит путём развития уже имеющихся особенностей, либо путём их модификации, либо путём добавления новых, обладатели абстрактного разума могут также нести в себе остатки более ранних типов программирования вроде инстинктов. (См. «Драконы Эдема» Карла Сагана) Одной из значительных и возникающих вновь и вновь проблем для них может быть научение тому, когда позволять срабатывать инстинкту, и когда позволять разуму брать над ним верх. (Вам не хотелось бы останавливаться и задумываться о том, стоит ли отдёргивать руку от горячей плиты; но вы также не хотели бы доверять инстинкту во время посадки самолёта, поскольку многие инстинкты совершенно неверно подсказывают людям, как вести себя в некоторых ситуациях.)

Разум делает возможной новую способность, которую Альфред Коржибски назвал «времясвязыванием»: способность передавать усвоенную информацию из поколения в поколение. Это ключевой момент для развития цивилизации, поскольку позволяет каждому поколению опираться на достижения своих предшественников. Без неё каждому поколению пришлось бы всему учиться самостоятельно, повторяя многие ошибки своих предков, и никому не хватало бы времени продвигаться дальше. У людей времясвязывание достигается за счёт того, что большую часть того, что мы знаем, нам преподали наши предки в тот длительный период относительной беспомощности и зависимого состояния, пока мы росли. Естественно, это имеет далеко идущие последствия для того, каким образом происходит развитие человеческих обществ. Но будет ли это единственно возможным способом?

Возможно, что и нет. Несколько лет назад сообщалось об экспериментах, которые будто бы демонстрировали химическую передачу усвоенной формы поведения — то есть, плоских червей, которые научились проходить простой лабиринт, можно было измельчить и скормить «необученным» плоским червям, которые после этого демонстрировали ту же самую «выученную» способность, не проходя процесс обучения. Попытки повторить эти эксперименты в других лабораториях оказались безуспешными, и в целом их стали расценивать как ложную тревогу. У нас по-прежнему нет однозначных свидетельств «химического обучения» у земных организмов, но не исключено, что оно возникло где-то вне Земли. Марк Стиглер превосходно использовал эту возможность в своей новелле «Лепестки розы» (“Petals of Rose”).

ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ: КАТАЛОГ ВАРИАНТОВ

В данный момент мы уже готовы рассматривать те проблемы, с которыми приходится сталкиваться жизни, и некоторые из возможных решений, которые были придуманы эволюцией жизни на Земле и/или писателями-фантастами. Я перечислю некоторые из них, как если бы это были отдельные явления, но всякий раз вы будете видеть, как они взаимодействуют друг с друтом — то есть, способ, выбранный для решения одной из проблем, влияет на доступные способы решения остальных.

Одноклеточные или многоклеточные?

Вероятно, в каждом из миров будет существовать множество одноклеточных организмов, как отдельных особей, так и видов. (Если только некая цивилизация не предприняла весьма решительных действий, чтобы избавиться от них и найти другой способ выполнять их функции — например, на Земле сине-зелёные водоросли играют большую роль в поддержании уровня содержания кислорода в атмосфере.) Однако, как мы видели, одиночные клетки весьма ограничены в том, какого размера они могут достигать, и что они могут делать. Таким образом, миры, в которых существует только одноклеточная жизнь (которые могут быть обычным делом), вероятно, будут не слишком интересны людям — исследователям (за исключением, возможно, перспектив терраформирования) или читателям. В мирах, представляющих наибольший интерес, все формы жизни, кроме простейших, и, в частности, те, которые мы назвали бы разумными, наверняка будут многоклеточными.

Размер

Я уже довольно много говорил на эту тему в ходе обсуждения закона квадрата-куба, но есть ещё кое-какие аспекты, которые заслуживают особого упоминания — например, каковы максимальные и минимальные размеры, возможные для A) организмов в целом и B) разумных организмов?

Некоторые бактерии рода Mycoplasma меньше 0,2 микрометра (или, если вам угодно, одной миллионной доли дюйма, что сравнимо с длинами волн видимого света). Вирусы ещё мельче, но не все единодушно считают их по-настоящему живыми, поскольку в выполнении некоторых своих жизненных функций они зависят от других существ. Для другой крайности мы можем найти множество примеров — всё зависит от того, каковы ваши дополнительные требования. На современной Земле самые крупные живые организмы — это, вероятно, гигантские деревья рода Sequoia, которые могут достигать высоты более 100 метров (или 300 футов). (Возможное исключение: недавно было обнаружено, что некоторые грибы, долгое время считавшиеся отдельными организмами, просто являются частями огромных организмов, которые существуют большей частью под землёй.) Среди современных животных самым крупным является синий кит (до 30 метров или 100 футов в длину), тогда как на суше самым крупным является африканский слон (до 3,5 метров или 11 футов в высоту, но массивого телосложения, массой до 6500 кг или 7 тонн^[16]). Летающие животные гораздо меньше, их вес ограничивается примерно 10 кг у кондоров и альбатросов.^[17]

Летающие существа ограничены гораздо меньшими размерами, чем наземные животные, а те, в свою очередь, значительно меньше самых крупных плавающих существ. Это наблюдение, очень важное для писателя-фантаста, связано с другим: в некоторые доисторические периоды наземные и воздушные существа становились значительно крупнее, чем сейчас. Некоторые динозавры вырастали до 30 и более метров в длину, их масса во много раз превышала массу любого современного слона; и были открыты птерозавры («летающие динозавры») с размахом крыльев больше, чем у многих небольших самолётов. Все эти факты иллюстрируют, что практические размерные ограничения зависят от планетарных условий. Очевидно, более крупные размеры вымерших наземных и воздушных животных были возможны потому, что их атмосфера была плотнее и богаче кислородом, чем наша, что обеспечивало более оптимальный обмен веществ. Животные, обитающие исключительно в воде, могут вырасти крупнее, чем на суше, потому что выталкивающая сила означает, что им не нужно поддерживать весь свой вес, как вы легко можете продемонстрировать сами себе в бассейне. Однако это также означает, что они должны оставаться в воде. Выброшенный на берег кит попадает в большую беду, потому что не может заниматься такими элементарными вещами, как дыхание, в условиях силы тяжести, действующей в полную силу.

Конечно, на других планетах полная сила притяжения может быть больше или меньше. На планете со слабой гравитацией у живых организмов было бы нечто вроде преимущества, которое получают от воды киты. Поскольку вес каждой части (то есть сила притяжения к земле) будет меньше, опорным структурам не обязательно быть такими прочными, как в мире с высокой гравитацией. Таким образом, объекты любого типа — растения, животные, здания — могут там быть больше и более изящными или «стройными». (См. статью Мартина Дж. Фогга «О долговязых и коротышках».) Если же вы хотите, чтобы телосложение у живых существ было как у насекомых или пауков, но размер — с человека или больше, то мир с низкой гравитацией — это то место, где у вас больше всего шансов заставить их функционировать. Сверхправители из «Конца детства» Артура Кларка, высокие и худые, в экзоскелетах, возникли именно в таком мире. С другой стороны, месклиниты Хола Клемента, которым приходится жить в условиях чрезвычайно сильной гравитации, мелкие и приземистые, напоминающие скорее сороконожку длиной один фут. Вам бы тоже не захотелось быть высоким в мире с сильной гравитацией: в той части Месклина, где гравитация в пятьдесят раз выше земной, падение с высоты шести дюймов было бы равносильно падению с высоты двадцать пять футов у нас!

Можно представить и ещё более крупные живые организмы вроде всепланетного организма на кремниевой основе в «Межпланетной совести» (“Conscience Interplanetary”) Джозефа Грина или разумную туманность протяжённостью 150 миллионов километров в «Чёрном облаке» Фреда Хойла. Они уже выходят за рамки данной главы, но в одиннадцатой главе мы ещё раз вернёмся к рассмотрению подобных вещей.

Ограничившись на данный момент жизнью, основанной на том, что мы сочли бы более «обычной» биохимией, мы ненадолго вернёмся к вопросу о том, какие особые ограничения накладывает разум на возможные размеры. Я уже обсуждал причины полагать, что разум наподобие человеческого не может проявиться в теле, построенном по тем же общим принципам, если это тело значительно меньше нашего. Предположение Л. Спрэга де Кампа о том, что нижним пределом для взрослого существа с разумом наподобие человеческого будет вес около сорока или пятидесяти фунтов, вероятно, не менее разумно, чем любое другое — по крайней мере, в условиях, похожих на земные. Лично я склонялся бы к тому, чтобы немного снизить его по той простой причине, что научно обоснованные предположения об ограничениях очень часто оказывались слишком консервативными — вполне может существовать альтернативный способ сделать что-то, о котором мы не подумали. Отчасти я рассуждал именно так, когда в своём «Твидлиупе» (“Tweedlioop”) вывел «сурков», сравнимых по размеру и облику с крупными земными грызунами. (Однако более важной причиной было моё желание поиграть с психологией людей, реагирующих на инопланетян, которые выглядели так, словно были частью нашего мира, хотя на самом деле не были; это были самые удобные животные, подходящие к тому месту действия, которое мне захотелось использовать. Я очень хорошо знал это, и вступительная сцена «Твидлиупа» в действительности была напрямую подсказана встречей с самой настоящей и несколько странной рыжей белкой.)

Очень отличающиеся условия могут значительно изменить ограничения. Обитатели нейтронных звёзд из «Яйца Дракона» Роберта Л. Форварда (см. одиннадцатую главу) значительно меньше нас — но там всё обязательно будет гораздо компактнее. Кроме того, зарождающаяся в наши дни область нанотехнологий показывает, что возможно создать искусственный разум значительно меньшего размера, чем то, что стало результатом нашего варианта «естественной» эволюции, — и вполне возможно, что некоторые «инопланетяне», которых мы встречаем, могут быть «искусственными».

Если же говорить о верхней границе размера, то сложно представить нервную систему, которая окажется слишком уж большой и сложной по своей природе, чтобы делать всё, что ей нужно. Де Камп и Андерсон выдвинули основания для предположения о том, что разумные наземные животные, способные построить цивилизацию, вряд ли будут значительно крупнее медведя гризли — скажем, в одну тонну весом, или около того. С другой стороны, Г. Дэвид Нордли разработал в мельчайших подробностях замечательную и правдоподобную расу чрезвычайно крупныхразумных амфибий Ду’утии для цикла своих рассказов «Тримус». Полностью водные существа могут стать довольно крупными, и земные киты отчётливо демонстрируют всё больше признаков высокого интеллекта по мере продолжения наших наблюдений за ними.

Дыхание

Мы уже установили, что если для использования в высокопродуктивных реакциях окисления или восстановления доступен кислород, водород, хлор или какой-либо другой газ, организм, который их использует, получит из своей пищи гораздо больше, чем тот, который этим не пользуется. Следовательно, хотя в некоторых нишах и выживут примитивные организмы, использующие менее продуктивные химические реакции, как это случилось на Земле, нам будет разумно ожидать, что все организмы, кроме самых примитивных, будут использовать самые продуктивные химические процессы, доступные в том месте, где они живут.

Для доставки кислорода (или водорода, или чего-то ещё) к своим клеткам более крупным организмам требуются более сложные дыхательные системы, чем более мелким. Одноклеточные существа просто осуществляют газообмен через стенку своей клетки. Мелкие многоклеточные наземные обитатели могут использовать простые сети трубок, которые открываются наружу — как трахеи у насекомых. Некоторые мелкие рыбы и амфибии дышат прямо через кожу, хотя амфибии, делающие это на суше, должны поддерживать свою кожу влажной.

Ни один из этих методов не может обеспечить поступление достаточного количества входящего газа или удалить достаточное количество выходящего, чтобы удовлетворить потребности очень крупного и/или активного существа. Поэтому такие существа должны найти способ заставить работать на себя закон квадрата-куба. Они могут сделать это путём увеличения отношения поверхности к объёму тех образований, через которые идёт поток жизненно важных газов, и/или скорости, с которой газы перемещаются в сторону этих поверхностей и от них.

Водные животные на Земле делают это с помощью жабр — ветвистых или перистых образований с множеством мелких кровеносных сосудов вблизи их поверхности. Они могут просто выступать из тела, как у личинок некоторых саламандр; или они могут быть заключены в защитные полости, как у большинства рыб. Они могут действенно омываться током воды во время плавания, или животное может обладать средствами принудительной прокачки воды через жабры. В любом случае через тонкие стенки выростов на жабрах происходит обмен растворёнными газами между окружающей водой и кровью; эти газы циркулируют по телу животного в крови, и на этом пути проникают сквозь стенки кровеносных сосудов к другим клеткам и из них. В случае животных, которые живут в каком-то другом жидком растворителе, те же самые механические принципы работали бы так же хорошо.

Лёгкие, которые наземные и воздушные существа используют для получения того же результата, можно рассматривать как «жабры наизнанку». Жабры пропускают жидкость по наружной стороне многократно разветвлённого тканевого образования; лёгкие втягивают газ в многократно разветвлённые полые трубки, обмениваются газами с кровью через внутренние стенки этих трубок и выбрасывают наружу изменённую смесь газов. Разветвление увеличивает площадь поверхности для газообмена; учащённое дыхание увеличивает скорость, поступления газов внутрь и выведения их наружу.

И лёгкие, и жабры могут значительно различаться сложностью и особенностями своего строения, и даже своим количеством. Например, у большинства змей есть лишь одно функциональное лёгкое. В целом же и лёгкие, и жабры — это механические устройства, позволяющие поступать в организм и выводиться из него большому количеству газа, и они зависят от системы кровообращения в плане доставки этих газов к отдельным клеткам и от них. Это подразумевает наличие системы кровеносных сосудов (вен, артерий и капилляров), одного или нескольких насосов (в наших краях у большинства из нас одно сердце, но встроенное запасное или даже два могли бы давать преимущество и могли бы где-нибудь эволюционировать) и циркулирующей жидкости (крови). Кровь сама по себе — это довольно сложный орган, содержащий целый ряд узкоспециализированных структур. У нас и наших близких родственников кислород доставляет к клеткам молекула под названием гемоглобин, которая придаёт нашей крови красный цвет. Другие животные могут использовать нечто другое, и их кровь не обязательно должна быть красной. Например, у некоторых земных ракообразных и моллюсков взамен его есть голубое соединение меди гемоцианин; однако, будучи писателем-фантастом, вам не нужно ограничиваться теми соединениями, которые используют земные организмы. Те, кто эволюционировал вне Земли, могут наткнуться на полезные заменители, не известные даже нашим химикам.

Типы дыхательной и кровеносной систем, необходимые живому существу, будут зависеть от взаимодействия нескольких переменных. На более ранней Земле с более концентрированной атмосферой простых трахей было достаточно для таких крупных насекомых, какие не смогли бы жить здесь и сейчас. Похожие на сороконожек месклиниты из «Экспедиции «Тяготение»» Хола Клемента не нуждаются в лёгких и дышат водородом напрямую через поры кожи, потому что они относительно невелики и живут в плотной атмосфере. Люди запасают в своих телах мало кислорода, поэтому должны часто дышать, иначе умрут; тюлени и киты, которые глубоко ныряют, должны обладать приспособлениями, позволяющими им значительно увеличить время между двумя вдохами. У жирафов, чтобы кровь поступала к голове, находящейся на высоте пяти и более метров над землёй, должно быть кровяное давление, которое убило бы человека, и это значит, что у них также должны быть очень прочные кровеносные сосуды (см. статью Дж. У. Уоррена).

Питание

Другой важной функцией системы кровообращения является распределение по клеткам пищи. А что это за пища? Это затрагивает деликатный, но основополагающий момент: каждый живой организм (за исключением тех, кто находится в самом низу пищевой цепочки, вроде фотосинтезирующих растений) поедает другие организмы и в конечном итоге (за исключением искусственного вмешательства наподобие мумификации или запечатывания в склепе) бывает съеден третьими. Экосистема — это более или менее стабильная совокупность организмов, которые используют различные формы энергии для поддержания динамического баланса системы как единого целого. На поверхности Земли растения используют солнечную энергию напрямую, травоядные животные используют энергию, запасённую в химической форме в этих растениях, плотоядные животные получают её, поедая травоядных животных, и в итоге все они перерабатываются обратно в питательные вещества растений.

В этой сети взаимоотношений и в своём окружении каждый живой организм занимает уникальную нишу. Для удовлетворения потребностей, присущих какой-либо конкретной нише, ему требуется определённое оснащение (а именно, анатомия и физиология). Растения большей частью не «едят»; им просто нужны хлорофилл и светособирающие поверхности для его использования (хотя некоторые растения наподобие венериной мухоловки действительно поедают мелких животных и приобрели приспособления для их поимки). Животные питаются либо растениями, либо другими животными, и им нужны средства для захвата и обработки пищи.

Рот принимает самую разнообразную форму в зависимости от того, с чем ему приходится работать, и каким иным требованиям он должен удовлетворять. У многих рыб рот представляет собой не более чем просто отверстие — достаточно большое, чтобы глотать подходящий набор объектов меньшего размера, чем его владелец. Змеи едят редко, поэтому должны уметь справляться с добычей, превышающей диаметр их собственного тела, если такая добыча — это единственное, что доступно. Не имея рук или ног для удержания пищи и манипуляций ею, они используют большое количество мелких, загнутых назад зубов для удержания всего, что им попалось, и ещё у них есть эластичная кожа и способные раздвигаться челюсти, чтобы управляться с крупногабаритным обедом. Травоядным животным вроде крупного рогатого скота и антилоп нужны зубы, пригодные для срезания и дальнейшего измельчения и пережёвывания растений. Потребности плотоядных животных типа кошек лучше всего удовлетворяют приспособления для быстрого умерщвления добычи и отрывания небольших кусков от туши, удерживаемой лапами.

Разнообразие форм и размеров зубов в сочетании с манипуляторами, позволяющими захватывать пищу самого разного рода, даёт всеядным существам вроде нас с вами преимущества в виде универсальности и способностей к адаптации. Как иная крайность, некоторые виды приспособлений для добывания пищи становятся узкоспециализированными. Местные птицы Гавайских островов, называемые гавайскими цветочницами, в ходе эволюции дали целый ряд видов, каждый из которых обладал собственной формой клюва, очень хорошо приспособленной к определённому узкому спектру видов пищи и бесполезного для какой-то иной. Всё идёт прекрасно, пока необходимые виды пищи встречаются в изобилии; но в долгосрочной перспективе такая специализация несёт в себе риск, поскольку условия окружающей среды меняются.

Особенности приспособлений для питания можно встретить не только во рту. Например, курам необходимо давать не только корм, но и гравий, чтобы он действовали как «внутренние зубы» в органе под названием мускульный желудок. У коров есть несколько «желудков»; они отрыгивают, пережёвывают и вновь проглатывают пищу, чтобы использовать её с максимальной отдачей.

Количество пищи, в котором нуждается организм, изменчиво и зависит от нескольких факторов. Колибри — мелкие, активные, теплокровные и летающие существа, и всё это увеличивает их потребности в энергии, заставляя их питаться почти непрерывно и ежедневно потреблять количество пищи, сопоставимое с весом их собственного тела. Змеи проводят большую часть своего времени в покое, они «холоднокровные», и потому нуждаются в очень небольшом количестве пищи. (Та, что живёт у меня дома последние десять лет, ест пару раз в неделю в сезон «жора», а в холодные месяцы — мало или вообще не ест (по её собственному выбору).)

Передвигаться — или нет

Обсуждение разума, которым я занимался выше, предполагает, что он вряд ли разовьется у растений, поскольку они остаются в значительной степени неподвижными — и в целом я готов поспорить, что это правда. Однако писатели-фантасты воспринимают такого рода заявления как вызов. Если вы можете представить себе обстоятельства, при которых у растений развивается разум, вы также сможете представить, что у них был бы совсем иной взгляд на вещи. Чтобы получить запоминающийся вымышленный пример, взгляните на хлатров, мыслящие «деревья» из повести Дона Сэйкерса «Листья октября» (“The Leaves of October”). Растения не полностью неподвижны; если вы сомневаетесь в этом, посмотрите несколько видеороликов, сделанных в режиме замедленной съёмки, о том, как растения растут, прикрепляются к опорам, поворачиваются к солнцу и цветут. Существенное различие заключается в том, что они делают всё это очень медленно. Так что, если бы они собирались приобрести разум в ходе эволюции, это, вероятно, произошло бы на планете долгоживущей звезды (значительно правее на диаграмме Герцшпрунга-Рассела), и вся их жизнь была бы прожита гораздо менее торопливо, чем это бывает у нас.

А как насчёт активных, подвижных растений — существ, которые получают свою энергию путём фотосинтеза, но при этом передвигаются подобно животным? В общем и целом это гиблая идея. В среде наподобие земной существо, по размерам и форме подобное человеку, не смогло бы фотосинтезировать достаточно пищи для удовлетворения своих потребностей (см. «Создание воображаемых существ» Хола Клемента и «Эти невозможные автотрофные люди» В. А. Эйлаха).

Опять же, будучи писателем-фантастом, вы вполне можете принять такое обобщение как вызов, и если вы готовы поработать над этим, вас может ожидать успех. Вы могли бы, например, поместить планету ваших существ поближе к более горячему солнцу, тем самым позволив им получать путём фотосинтеза достаточно энергии для обеспечения подвижного образа жизни — но имейте в виду, что такое изменение кардинально повлияет на природу всего, что там живёт. Или вы могли бы создать сложную систему вроде той, что описана в «Длинном мече» Паулины Эшвилл. Существо ростом около шести дюймов способно передвигаться, но проводит большую часть своего времени под лучами солнца, чтобы впитывать его свет через широкие мембраны, полные очень эффективного фотосинтезирующего вещества.

Разработка подобных вещей может стать важной частью истории. В большинстве случаев ваши подвижные и/или разумные инопланетяне, вероятно, будут животными. Как же они будут передвигаться? На Земле можно найти примеры многочисленных вариантов, большая часть которых, вероятно, эволюционировала во многих других местах, где они оказываются вполне уместными.

Вариант, которого не наблюдается на Земле (по крайней мере, на уровне многоклеточных), — это качение на колёсах. Для этого отсутствия напрашиваются, как минимум, два объяснения. Во-первых, поскольку эволюция работает путём последовательных модификаций структур, уже существовавших до этого, будет довольно нелегко понять, как эволюционная ветвь могла посредством ряда небольших шагов перейти от плана строения с несколькими конечностями к плану строения с колесом и подшипником; различия между базовыми формами слишком радикальны. Во-вторых, качение на колёсах — это не очень эффективный способ передвижения по многим видам ландшафтов естественного происхождения. Он хорошо работает на относительно гладких поверхностях с относительно пологим уклоном и небольшим количеством серьёзных препятствий — иными словами, на специально выстроенных автомагистралях. Он показывает себя гораздо хуже там, где есть камни, брёвна, канавы, заросли ежевики, деревья, утёсы и т.д. В таких местах успешнее работают сильные, гибкие конечности, при помощи которых можно перелезать, обходить или отталкиваться.

Если эволюция когда-нибудь и порождала колёса в нашем мире, то возможно, что их просто превзошли в ходе конкуренции, прежде чем они смогли продвинуться достаточно далеко. Тем не менее, вы можете вообразить такие обстоятельства, при которых колеса могли бы эволюционировать и успешно конкурировать, как в романе «Кластер» (“Cluster”) Пирса Энтони или «Войне Ретифа» Кейта Лаумера. Даже на Земле есть места, где искусственные колеса прекрасно обходятся без дорог. Полноприводные транспортные средства свободно передвигаются по пустыням юго-запада США и равнине Серенгети (хотя одно из них, на котором я ездил по Танзании, довольно прочно, хотя и временно, застряло в норе трубкозуба). В своём рассказе «Микроб» Джоан Слончевски изобразила мир, в котором эволюционировала целая экосистема, в которой колёса были частью плана строения всего, а растения росли таким образом, чтобы обеспечить «мостовую» для похожих на колесо животных.

Мы уже говорили о нескольких вариантах плавания, которые можно применить в любой жидкой среде. Мы могли бы добавить к ним реактивное или ракетное движение наподобие того, что используют осьминоги и кальмары, чтобы быстро сбежать. Однако у этих животных оно хорошо подходит лишь для случайных коротких скоростных бросков, и трудновато понять, как его можно было бы приспособить к каждодневному, непрерывному, долговременному передвижению.

Для твёрдой земли и её толщи существует несколько возможностей, каждая из которых представлена в нескольких вариантах. «Ползание» может означать не менее трёх различных способов передвижения у животных, похожих друг на друга, словно разные виды змей. Все они кажутся довольно громоздкими и накладывают слишком много ограничений, чтобы оказаться достаточно вероятными у разумных форм. Некоторые животные прокладывают туннели под землёй, используя такие приспособления для рытья земли, как лопатообразные морды или лапы. Некоторые проводят под землёй всю свою жизнь, следствием чего может быть слишком малое разнообразие, чтобы оно могло способствовать развитию разума, хотя некоторые виды могут пройти долгий путь к развитию разума, а затем по какой-то причине перейти к подземному образу жизни. Многие существа на Земле роют норы только для устройства гнёзд (которые могут быть довольно сложными), однако выходят на поверхность для добывания пищи и воды при помощи ходьбы и бега.^[18]

Ходьба и бег — это варианты одной и той же базовой идеи: использование конечностей для выведения тела из равновесия и контролируемого падения с приземлением на новом месте. Преимущество этого принципа заключается в больших возможностях адаптации. В отличие от колеса, ногу можно просто перенести через препятствие. Форма ступни может быть приспособлена к специфическим потребностям: расширенная задняя лапа американского зайца-беляка помогает ему оставаться на поверхности мягкого снега, а раздвоенные копыта с мягкой подушечкой у горного козла обеспечивают ему надёжное сцепление на крутых скалах.

Сколько ходильных конечностей может быть у живого существа? На Земле их число сильно варьирует: от двух у таких групп, как мы и страусы, до десятков у многоножек. Однако все самые крупные формы используют базовую конструкцию с четырьмя конечностями, причем конечности образуют пары, и некоторые из них могут быть модифицированы для специальных целей. Эволюция склонна выбирать самый простой тип строения, который работает. Если сравнивать две или четыре конечности с двадцатью или сорока, то вам не просто придётся задействовать меньшую часть нервной системы для контроля над ними: небольшое число длинных конечностей работает лучше, чем множество коротких. Таким образом, мы, вероятно, можем ожидать, что в землеподобных мирах у более крупных животных будет, как правило, небольшое число конечностей — например, четыре или, возможно, шесть. В мирах, менее похожих на Землю, может оказаться лучшим какой-то иной вариант. Я уже упоминал похожих на многоножек месклинитов, рассчитанных на выживание и процветание в условиях очень высокой гравитации. Я также могу представить такие случаи, когда факторы вроде сильной гравитации или вечно суровых погодных условий благоприятствовали бы более стабильной конструкции, но не требовали бы чего-то достаточно радикального. Такие ситуации могли бы благоприятствовать устойчивости по типу треножника, которую обеспечивают либо две ходильных ноги и крепкий хвост (как у мерсейцев в «Лейтенанте Фландри» Пола Андерсона), либо более полная трёхсторонняя симметрия и три ноги (как у трипедов в «Золотом правиле» (“Rule Golden”) Деймона Найта).

Модификация базового плана строения конечности может значительно расширить возможности. Если одна или несколько пар ног трансформируются в руки, становятся возможными лазание и брахиация (раскачивание на руках с перепрыгиванием с одной опоры на другую, как это делает гиббон).

Некоторые существа могут пойти ещё дальше и перейти к планирующим прыжкам. У белок-летяг есть широкие, растяжимые складки кожи, соединяющие их передние и задние конечности, которые действуют как крылья и позволяют им прыгать с дерева на дерево.

Шаг вперёд за рамки планирующего прыжка — это полёт: активный полёт, управляемый взмахами конечностей, модифицированных в функциональные крылья. Наши самые знакомые примеры — насекомые, птицы и летучие мыши; в более ранние эпохи у нас были ещё и птерозавры.^[19] На этой планете в настоящее время самые крупные летуны весят около двадцати фунтов по причинам, опять же связанным с законом квадрата-куба. С учётом используемых в нашем мире биологических материалов становится непрактичным создание существа большего размера, которое могло бы обладать достаточной площадью крыльев и снабжать свои крылья количеством энергии, достаточным для нахождения в воздухе. Поскольку этот размер, вероятно, слишком мал, чтобы обеспечивать разум человеческого типа, похоже, что землеподобные миры вряд ли смогут породить крылатый разум.^[20]

Однако в мире, где есть более слабая гравитация, более плотная атмосфера или и то, и другое, это могло бы случиться. Я уже упоминал, что в некоторые периоды прошлого на Земле, очевидно, была более плотная атмосфера и существовали гораздо более крупные летающие животные. Я также упоминал Сверхправителей из «Конца детства» Артура Кларка, которые родом из мира с низкой гравитацией и плотной атмосферой; они представляют собой летающий разум, и это проявляется в каждой из особенностей устройства их городов. А могла ли эволюция породить разумное летающее существо в более похожем на Землю мире? Пол Андерсон сомневался в этом в своей книге «Есть ли жизнь в других мирах?» 1963 года издания; но несколько лет спустя он воспринял это как вызов и предложил замечательное решение с помощью усовершенствованной биологической инженерии. У ифриан в его «Крыльях победы» 1972 года и «Детях ветра» 1973 года есть «нагнетатель» — механизм для усиления снабжения воздухом и, соответственно, их работоспособности.^[21]

Облик

Формы тела не возникают произвольным образом; эволюция отбирает те из них, которые хорошо соответствуют образу жизни организма. Вследствие этого, как мы уже видели, тело успешных пловцов, как правило, обтекаемой формы. Растения стремятся увеличить площадь поверхности тела за счёт наращивания листьев, чтобы успешно заниматься фотосинтезом, хотя в некоторых случаях им приходится идти на компромиссы, чтобы одновременно удовлетворять иные потребности — такие, как различные механизмы, используемые пустынными растениями для сохранения воды.

Мы уже видели, что закон квадрата-куба накладывает ограничения на то, насколько большим или маленьким вы можете сделать организм какого-то определённого плана строения из тех или иных материалов в какой-то определённой среде. Обратной стороной этого является тот факт, что размер и окружающая среда накладывают свои ограничения на облик. Вы не смогли бы, например, переделать слона, придав ему вид газели. Газель успешно пользуется своими тонкими ногами, чтобы быстро перемещать своё маленькое тело; толстые, сильные ноги нужны слону только для того, чтобы выдерживать весь свой вес. Однако если бы вы могли приспособить животное массой со слона к жизни в условиях марсианской гравитации во всём остальном, оно могло бы быть значительно стройнее.

Похоже, что некоторые другие особенности присущи большинству активных существ. Голова, очевидно, слишком ценна, чтобы эволюционировать практически в любом месте — т.е. она представляет собой модуль, расположенный на теле высоко и/или далеко впереди, на котором находятся основные органы чувств и, вероятно, важнейший нервный центр (мозг). Высокая концентрация органов чувств позволяет владельцу замечать потенциальную пищу или опасность на как можно большем расстоянии. Её переднее положение имеет смысл, поскольку, как изящно выразился Пол Андерсон, «даже когда животное спасается бегством, ему больше нужно знать, куда оно направляется, чем где оно было». Расположение органов чувств рядом с мозгом позволяет максимально быстро обрабатывать данные и реагировать на них, поскольку скорость нервных импульсов значительно меньше, чем скорость света или звука.

Конечно, некоторые органы чувств не могут находиться рядом с мозгом, потому что их назначение — ощущать, что происходит с другими частями тела. С другой стороны, вы можете представить себе множество «мозгов», распределённых по всему телу. В этом были бы свои преимущества, заключающиеся в том, что это позволило бы быстрее реагировать на определённые виды сигналов и сделало бы нервную систему в целом менее уязвимой к каким-то локальным повреждениям. Однако в этом заключался бы и недостаток: многочисленные нервные связи оказались бы слишком медленными и неудобными. Я подозреваю, что недостатки обычно перевешивают преимущества, поэтому большая часть интеллектуальной деятельности была бы сосредоточена внутри одного хорошо защищённого мозга. С другой стороны, может так случиться, что обладание более чем одним мозгом несло бы в себе достаточно преимуществ для эволюции, и это, безусловно, создало бы интересные вымышленные возможности.

Увлекательный вымышленный вариант на эту тему — кукольники из «Нейтронной звезды» и «Мира-Кольца» Ларри Нивена. У кукольника всего лишь один мозг, но две головы, в которых расположены комплекты органов чувств и рты. Мозг, находящийся в костном наросте между двумя шеями, позволяет двум ртам вести беседы одновременно и независимо друг от друга. (Кстати, это не настолько уж сильно притянуто за уши, как может показаться. Человеческий мозг состоит из двух полушарий, которые функционируют независимо друг от друга во многих отношениях. Обычно они собщаются друг с другом посредством структуры, называемой мозолистым телом, но эксперименты на пациентах, у которых эта связь была разрушена, демонстрируют потрясающие результаты, которые, несомненно, указывают на возможности для вымышленных инопланетян. [См. статьи Гассаниги и Холмса.])

Ещё рты кукольников функционируют как манипуляторы — это класс устройств, которые часто считаются необходимым условием для построения любого рода цивилизации. В последние годы это предположение было поставлено под сомнение в свете исследований, предполагающих, что, как минимум, у некоторых китообразных (китов и дельфинов) есть сложная социальная структура и, возможно, высокоразвитый язык. («Если они такие умные, — спросил меня кто-то однажды, — то почему они ничего не создали?» На это я ответил: «Откуда ты знаешь, что не создали? Разве чьи бы то ни было достижения обязательно должны быть похожи на наши?») Однако если отбросить это возможное исключение, представляется вероятным, что, пожалуй, во многих средах обитания те существа, которые могут расширять свою жизнь далеко за рамки, данные им природой, будут обладать какими-то средствами для манипулирования своей средой — изменения её облика в соответствии со своими потребностями и создания орудий труда, позволяющих ещё больше упростить этот процесс. Умение представить себе небоскрёбы ещё не делает их частью вашей культуры, если у вас нет возможностей строить их.

Конечно, распространение манипуляторных органов не ограничено исключительно «продвинутыми» животными. У омаров и крабов форма клешней служит определённым манипулятивным целям. Головоногие моллюски (осьминоги и кальмары) обладают цепкими щупальцами, которые снабжены присосками. Нос слона видоизменён в сравнительно неплохой манипуляторный орган, хотя он больше подходит для того, чтобы тянуть, а не толкать.

У таких животных, как еноты, лапы видоизменены в подобие рук, что позволяет осуществлять довольно ловкий захват и манипуляции. Когда один или несколько пальцев становятся противопоставленными — большим пальцем — это порождает квантовый скачок достижимой степени управления руками. Большой палец — это самая важная после мозга особенность, которая позволила людям построить то, что мы называем цивилизацией. Весьма вероятно, что нечто подобное будет обнаружено у многих видов, достигших уровня технологической цивилизации. Очевидно, для настоящей руки (то есть, для такой, которая будет обладать более широкими возможностями, чем клешня омара) необходимо наличие не менее трёх пальцев (включая большой). Если пальцев больше шести или семи, очевидно, что они вряд ли дадут достаточное преимущество, позволяющее оправдать наличие дополнительных нейронных сетей, необходимых для управления ими.

Иные виды в иных условиях могут прийти к иным способам достижения аналогичного эффекта. Огромные Ду’утии Г. Дэвида Нордли из цикла рассказов «Тримус» обладают многократно разветвлёнными языками, которые функционируют как манипуляторные органы на уровнях от грубого до тонкого. А почему не видоизменённые ноги? Потому что из-за их массивности им нужны все их конечности просто для того, чтобы стоять и ходить.

Иное количество конечностей также открывает иные возможности. Существо, похожее на кентавра, ходящее на четырёх ногах, с двумя руками, свободными для манипуляций, не могло возникнуть в ходе той же земной эволюции, которая породила нас. К тому времени, когда отделились ветви рептилий, птиц и млекопитающих, у всех нас было максимум четыре конечности. Существуют простые эволюционные способы, позволяющие видоизменить или утратить их пару, но не добавить новую. Но в мире, где у аналогов этих классов по шесть конечностей, из одной пары вполне могли развиться руки, пока на остальных четырёх сохраняются ступни. Или же одна пара могла бы стать руками, а другая — крыльями: это привело бы к появлению летунов — одновременно и разумных, и ловких. Вы могли бы подумать, что такими должны бы быть ифриане Андерсона; сам Андерсон тоже так думал, когда писал книгу «Есть ли жизнь в других мирах?» Но к тому времени, когда он закончил написание этой работы, он придумал способ эволюционировать их из четвероногих предков (их «ступни» на самом деле являются кистями их рук, тогда как их крылья выступают в роли ступней, когда им нужно ходить). Это хороший пример того, как неочевидные возможности могут стать гораздо более вероятными, когда вы достаточно внимательно изучите проблему!^[22]

Структурная опора

Мы уже рассмотрели некоторые конструктивные особенности, необходимые животному заданного размера, чтобы оно могло существовать в заданном гравитационном поле. Важной частью проблемы является обеспечение достаточной жёсткости, чтобы животное могло сохранять свою форму, передвигаться и прикладывать усилия по отношению к другим объектам. Для плавающих существ в жидкой (или плотной газообразной) среде это не представляет особой проблемы, но для наземных животных это крайне важно. У себя дома осьминог прекрасно управляется с бескостным телом и щупальцами, но сухопутному крабу или лесорубу нужна дополнительная жёсткость.

В большинстве своём земные животные используют либо решение сухопутного краба (экзоскелет), либо решение лесоруба (эндоскелет). Возможен, как минимум, ещё один подход, но в нашей биологии он нашёл лишь ограниченное применение. Можно придать жёсткость изначально мягкому (полому или пористому) телу или части тела, заполнив их газом или жидкостью под давлением. Это удобно для чего-то, нуждающегося в прочности лишь изредка, — например, для копулятивного органа или надувного мешка, который иглобрюх использует для того, чтобы увеличиться в размерах, чтобы его было трудно проглотить. Это не очень хорошо для чего-то, что должно быть жёстким всегда — протечка может оказаться смертельной. Для постоянной поддержки предпочтителен каркас той или иной формы. Материал не слишком важен; нужно лишь, чтобы практичный скелет состоял из подходящего прочного материала, и разного рода живые существа на Земле используют несколько различных видов материалов.

В данном случае важнее такой вопрос: должен ли скелет быть внутренним или наружным? Почти все наиболее развитые животные на Земле носят свои кости внутри; вероятно, причиной этого выступает необходимость осуществлять…

Рост

Любое из существ, о которых я знаю, начинает свою жизнь как структура меньшего размера, образовавшаяся в теле одной или не одной взрослой особи своего вида. Чтобы оно стало взрослым, ему нужно вырасти. Похоже, что эндоскелет обеспечивает самый простой способ сделать это, поэтому он превратился в обычный подход для тех существ, которые вырастают очень большими. Скелеты обычно приобретают свою прочность благодаря твёрдым веществам, которые вырабатываются живыми клетками, но не являются их частью. Если ваши кости находятся внутри, более мягкие ткани снаружи могут расти непрерывно. Разумеется, кости тоже должны немного вырасти, но это относительно легко устроить, поскольку они окружены кровеносными сосудами, обеспечивающими их клетки, обеспечивающие рост, всем, в чём они нуждаются.^[23]

Экзоскелет не так удобен. Тот вариант, что существует у земных животных, не допускает непрерывного роста; сама оболочка, однажды сформировавшаяся, сохраняет один и тот же размер и тем самым вынуждает своё содержимое делать то же самое. Различные группы членистоногих используют два решения этой проблемы:

1. Ракообразные типа крабов и омаров периодически сбрасывают панцирь. Панцирь раскрывается, и животное, уже без своей обычной брони, вылезает из него. В течение короткого периода, пока его покровы мягкие, оно может расти. Далее формируется и затвердевает новый панцирь чуть большего размера, и рост прекращается до следующего раза. Главный недостаток заключается в том, что животное в фазе мягкого панциря должно забраться в нору и прятаться в ней до тех пор, пока его защита не восстановится.

Это решение покажется неудобным для существа, стремящегося к разуму и цивилизации, и, вероятно, проиграет в конкуренции, если по соседству уже обосновались обладающие эндоскелетом существа вроде нас, хордовых. С другой стороны, могут быть такие места, где этого не случилось, и цивилизация действительно может эволюционировать из чего-то наподобие омаров. Конечно, периоды уязвимости неудобны, но долгое детство у приматов вроде нас самих — это тоже такой период. Мы не просто переживаем его — он ещё и важен для того, чтобы мы были теми, кто мы есть. Когда большая часть твоего поведения является результатом обучения, а не инстинкта, для обучения нужны время и защита, чтобы выжить в этот период.

2. У многих видов насекомых наблюдается полное превращение. Личиночная форма (например, гусеница или личинка иного типа) вылупляется из яйца, проводит свою часть жизненного цикла, занимаясь питанием, а затем уединяется в неподвижном футляре (куколка — в коконе или без него). Внутри него она перестраивает всё своё тело, чтобы через некоторое время появиться на свет в виде взрослой особи (например, бабочки), которая спаривается и откладывает яйца для повторения цикла.

По-видимому, такой тип строения не слишком подходит разумному виду — уже хотя бы потому, что радикальная реконструкция тела в промежутке между личинкой и взрослой особью может полностью исключать времясвязывание. Скорее всего, взрослая особь вряд ли сохранит воспоминания о своей личиночной фазе, поэтому личинок невозможно обучить для взрослой жизни — если только в данной линии эволюции не возникло что-то вроде химического обучения, о котором я упоминал в конце раздела о разуме.^[24] Это относится к вымышленному примеру, который я упоминал ранее — «Лепесткам розы» Марка Стиглера, где предполагается существование одних из самых интригующих инопланетян, которых когда-либо рисовало воображение. Их взрослая жизнь представляет собой на удивление короткий период бешеной активности, полностью зависящий от передачи воспоминаний предков во время личиночного «кровавого пиршества [последнего акта метаморфоза], когда личинка потребляет большое количество мозговой крови своих кровных родителей».^[25]

Совершенно иной пример инопланетян с полным превращением можно найти в книге Сьюзен Шварц «Наследие полёта» (“Heritage of Flight”). Здесь дихотомия между гусеницей и бабочкой очень велика; личинки-«едоки» вызывают ужас даже у их собственных родителей — и становятся источником чрезвычайно болезненной дилеммы для людей, которые должны пытаться жить среди них.

В связи с явлением метаморфоза я должен упомянуть о старом научно-фантастическом образе оборотня, встречающемся, как минимум, со времён таких запоминающихся историй, как «Кто идёт?» Джона В. Кэмпбелла и «Усыпальница зверя» А. Ван Вогта. Инопланетянин, способный принимать любой облик по своему желанию, — это, безусловно, мощный образ, который подходит для сильных сюжетов, но сделать его научно правдоподобным нелегко. Не то чтобы это было невозможно — гусеницы, превращающиеся в бабочек, являются живым доказательством того, что оборотни существуют.^[26] Но известные нам оборотни должны следовать одному заранее установленному плану, а изменение занимает много времени и использует почти все накопленные организмом энергетические ресурсы. Быстрое изменение потребовало бы много энергии и генерировало бы много ненужного тепла; способность превращения во множество отличных друг от друга моделей потребовала бы гораздо большей гибкости программирования. Возможно, настало время для новой истории об оборотне, которая окажет на современных читателей такое же глубокое впечатление, как эти две на своих первых читателей, но при этом сделает себя полностью правдоподобной с позиций современной науки. Подсказка, если вы хотите попробовать сделать это: узнайте всё, что сможете, о нанотехнологиях!

Читая мои описания решений проблемы роста, которые используют земные членистоногими, вы, возможно, задались вопросом в отношении третьей возможности. Кости растут; так почему бы просто не встроить в экзоскелет достаточное количество клеток, обеспечивающих рост, чтобы также позволить ему расти? Проблема здесь заключается в том, что ростовые клетки должны были бы снабжаться кровью, для чего требуется сеть кровеносных сосудов как внутри, так и снаружи оболочки.^[27] Это, в свою очередь, подразумевает появление снаружи образований для размещения кровеносных сосудов — чего-то вроде бархата на оленьих рогах. Где-нибудь это может случиться; но эндоскелету, похоже, гораздо проще получить те же самые преимущества, поэтому, если вы решите использовать модель бархатно-экзоскелетного типа, вам следует быть готовыми объяснить, почему она выиграла эволюционную гонку.

Воспроизводство

Проблемы роста тесно связаны с проблемами воспроизводства. По причинам, рассмотренным в четвёртой главе, у некоторых примитивных организмов мы обычно можем ожидать наличие бесполого размножения, но у более развитых — полового в той или иной форме. Для обеспечения больших эволюционных преимуществ достаточно двух полов, но в некоторых эволюционных линиях их может быть больше (например, три в романе «Сами боги» Айзека Азимова).^[28] С другой стороны, некоторые земные животные, эволюционировавшие от предков, размножавшихся половым путём, выработали способы партеногенетического размножения — существуют целые виды ящериц, все представители которых являются идентичными самками. (См., например, статью O. Куэльяра.)

Конкретный способ появления потомства на свет может сильно различаться и оказывать большое влияние на образ жизни. Многие животные откладывают яйца, которые, будучи оплодотворёнными, содержат пакеты генетических инструкций (ДНК) и сырьё (пищу) для построения нового организма, способного существовать вне яйца с посторонней помощью или без неё. Яйцеклетки могут производиться в количестве от одной до миллионов, оплодотворение может быть внутренним или наружным, за ними можно заботливо ухаживать или бросать на волю случая. У некоторых рыб самка выбрасывает в воду огромное количество икринок, самец выбрасывает облако спермы примерно в то же самое место, и они расплываются каждый своей дорогой; много икры съедается хищниками, много потомства из уцелевшей икры пойдёт той же дорогой, и лишь крошечный процент доживает до взрослой жизни. У птиц оплодотворение внутреннее, они откладывают небольшое количество яиц, заботливо охраняют их, пока из них не вылупится потомство, которое ещё не может позаботиться само о себе, и кормят и обучают молодняк до тех пор, пока он не станет самостоятельным. Некоторые змеи «яйцеживородящие»: их детёныши растут в яйцах, но выводятся внутри тела.

Пара видов млекопитающих откладывает яйца, но подавляющее большинство пользуется одним из двух способов рождения живого потомства и ухода за ним. В обоих случаях плод связан с кровотоком матери, что обеспечивает поступление питательных веществ и кислорода, а также удаление отходов жизнедеятельности. У сумчатых эта система относительно неэффективна, а детёныши должны рождаться довольно рано. Они крошечные и недоразвитые, проводят первую часть своей жизни «снаружи» в сумке вне тела матери, и покидают её все чаще и чаще по мере того, как становятся более способными постоять за себя. Плацентарные млекопитающие обладают улучшенной системой питания плода и удаления отходов его жизнедеятельности и используют её до достижения более продвинутой стадии развития. После рождения млекопитающие обоих типов первую часть своей жизни питаются молоком, которое выделяется у их матерей.

Писатели-фантасты часто пытались изобрести новые виды репродуктивного цикла — в частности, такие, работа которых не очевидна для первых людей, которые их наблюдали. В книге Сьюзен Шварц «Наследие полёта» взрослые летуны и личинки-едоки вначале рассматриваются как два разных вида, один из которых очень привлекателен, а другой совершенно отталкивающ для человека.^[29]

Теплокровные или холоднокровные?

Известных нам животных часто условно подразделяют на «теплокровных», подразумевая, что у них есть внутренний механизм поддержания температуры своего тела в узком диапазоне, несмотря на колебания условий окружающей среды, и «холоднокровных», что означает, что у них такой особенности нет, и потому они становятся теплее (и активнее) или холоднее (и менее активными) всякий раз, когда это происходит с окружающей их средой. «Холоднокровный» — это слово, как минимум, в некоторых случаях оказывается нелестным упрощением. Многие рептилии довольно тщательно контролируют температуру своего тела (в пределах градуса или около того), пока у них есть возможность перемещаться между более тёплыми и более прохладными местами. Однако они очень зависимы от наличия такого выбора и на практике стремятся проводить большую часть своего времени, просто лёжа в таких местах, где температура кажется подходящей. Теплокровное животное, обладающее встроенными средствами оптимизации своей температуры, может оставаться активным в гораздо более широком диапазоне условий. Недостатком здесь будет то, что оно должно сохранять активность большую часть времени и есть гораздо больше, чем его холоднокровные собратья. Вероятнее всего, разум имеет больше шансов развиться у теплокровныхсуществ — и для этого у них есть мощный стимул, поскольку они не могут слишком долго обходиться без пищи.

Во многих климатических поясах теплокровным животным также нужны покровы, помогающие им сохранять тепло тела. (Насколько сильно они им нужны, зависит от их размеров — как правило, крупные животные нуждаются в них меньше, поскольку низкое значение отношения поверхности к объёму их тела помогает им сохранять тепло.) Утеплителем тела могут быть волосы или перья, а также что-то вроде пенной изоляции.^[30] У людей и, возможно, у других разумных видов природная теплоизоляция отсутствует и добавляется по их желанию в виде одежды. В климате, где эволюционировали первые люди, особой необходимости в теплоизоляции тела не было, и это может объяснить, почему они утратили большую её часть. Позднее, когда они расселились в другие регионы, способность создавать искусственную теплоизоляцию значительно повысила их способности к адаптации.

Разумеется, покровы тела предназначены не только для теплоизоляции. Они также обеспечивают защиту и, возможно, должны служить и другим целям, что может сильно повлиять на их истинную природу. Перья особенно хорошо показывают себя в полёте, поэтому для птиц они стали стандартной принадлежностью; однако летучие мыши доказывают, что для полёта они не обязательны. Тела розанов Марка Стиглера, которые во время своей бурной взрослой жизни должны выделять очень много ненужного тепла, покрывают «сотни тонких охлаждающих пластинок, розанский эквивалент чешуи или перьев», но человеку они кажутся очень похожими на лепестки цветка.

Чувства

Средства для принятия решений о порядке действий в ответ на происходящее вокруг будут бесполезны, если у вас нет способов узнать, что происходит вокруг вас. Таким образом, любой успешный организм нуждается в органах чувств, чтобы получать информацию об окружающей среде. Даже растению требуется «знать», в какой стороне солнце и где находится верх.

В тех местах, где свет легкодоступен и свободно распространяется, зрение, вероятно, является самым полезным из чувств. Оно может передавать большой объём информации, передаёт её быстрее, чем любой другой носитель, и передаёт с очень высокой точностью. Например, вы можете посмотреть издалека на футбольное поле в разгар игры и точно определить, где находится каждый из игроков. Для этого, конечно же, требуется хорошо развитое зрение. Вероятно, глаза возникли как простые светочувствительные пятна, которые лишь сообщали владельцу, где больше или меньше света. Сложные глаза насекомых представляют собой лишь нечто немногим большее, чем скопления таких пятен, позволяющие приблизительно распознавать форму и движение, но мало деталей — поэтому у высокоинтеллектуальных животных их наличие маловероятно. Самые умные животные на Земле, представляющие пару крупных эволюционных линий (хордовые и моллюски), независимо приобрели в ходе эволюции глаз типа «камера с линзой», в котором хрусталик формирует детальное изображение объекта и проецирует его на сетчатку, где плотно упакованные фоторецепторы могут посылать в мозг сигналы, составляющие точное изображение объекта.

Два глаза обладают большим преимуществом перед одним: они обеспечивают восприятие глубины и помогают оценивать расстояния. (Однако это не единственный способ, которым их можно использовать. Африканские хамелеоны используют свои два глаза для более или менее независимого сканирования двух отдельных полей зрения.) Преимущество большего количества глаз, чем два, менее очевидно или не так велико, хотя вы, конечно, можете представить себе конкретные случаи, в которых они давали бы это преимущество. Один-два глаза на затылке могли бы пригодиться, если бы вас часто преследовало много нападающих (или если вы преподаёте в четвёртом классе). В рассказе «Очки Тинкера» (“Tinker’s Spectacles”) Грегори Беннетт представил такую ситуацию, в которой дополнительный глаз (и иной вид нейронных связей) мог бы обеспечить дополнительный вид зрения, полезный в особых обстоятельствах. Жизненный цикл пледов зависит от их борьбы с быстро движущимися хищниками под названием гиро-птицы. Для этого эволюция дала им набор из трёх глаз; два из них дают информацию о дальности, но не могут быстро настраиваться, а третий глаз взаимодействует с ними, позволяя оценить, насколько быстро меняется эта дальность.

Представить модификации, которые могли бы подойти глазам для специальных задач, сравнительно несложно. Можно было бы придумать телескопический глаз, или глаз с «зумом», хотя неясно, в каких условиях он был бы действительно необходим. Земные хищные птицы достигли поразительной остроты зрения с использованием более «обычных» глаз, оптимизированных для формирования изображения с высоким разрешением на больших расстояниях. Обитающие в тропиках рыбы «четырёхглазки» на самом деле обладают двумя глазами, но в каждом из них есть две радужные оболочки и две сетчатки: одна — чтобы видеть над водой, а другая — под водой. У ночных животных за сетчаткой часто есть отражающий слой, который даёт им второй шанс на использование света, который глаз дневного животного потратил бы впустую. В своём рассказе «… И утешение врагу» (“… And Comfort to the Enemy”) я сделал ещё один шаг вперёд: у тсапели, одной из немногих ночных цивилизаций, которые я могу припомнить, в глаза встроены «прожекторы». Некоторые животные действительно испускают свет; тсапели должны делать это с необычайно высокой интенсивностью и там, где это нужно, фокусируют свет в виде пучка.

А как насчёт глаз, использующих другие части спектра электромагнитного излучения? Та его часть, которую мы называем «видимым светом», вероятнее всего, с некоторой степенью приближения окажется самой полезной и на других планетах, поскольку это часть спектра, для которой атмосферы, скорее всего, окажутся относительно прозрачными. Однако не стоит предполагать, что другие существа будут видеть ровно ту же самую часть спектра, которую видим мы. Они могут отдавать предпочтение цветам, которые обильнее всего излучает их собственная звезда (и которые лучше всего проводит их собственная атмосфера). Они могут видеть более узкую часть спектра, чем мы, или несколько более широкую — расширенную в ультрафиолетовую и/или инфракрасную область. (Некоторые животные на Земле уже умеют это; некоторые насекомые видят ультрафиолет, но не видят красный цвет, а змеи, называемые ямкоголовыми, обладают органами для обнаружения инфракрасного излучения теплокровной добычи.^[31])

Они вряд ли будут использовать длины волн, которые будут значительно короче или длиннее, чем «видимый свет». Рентгеновские лучи и гамма-лучи не слишком обильно представлены во многих средах, чтобы обеспечить надёжный источник освещения — и это к счастью, потому что они, как правило, губительны для живых клеток. Радиоволны страдают от общей с ними проблемы доступности, и вдобавок для них потребовался бы глаз весьма внушительных размеров, чтобы сформировать изображение с подходящим разрешением.

В некоторых средах обитания зрение не особенно полезно, поскольку света не хватает, и/или они плохо проводят его. Во многих случаях в таких условиях слух работает лучше — и из-за того, что даже существам, которые полагаются в основном на зрение, иногда приходится оказываться в таких условиях, они, как правило, обладают ещё и достаточно хорошим слухом. Обычно дальность обзора в джунглях настолько невелика, что какого-то врага, которого вы можете увидеть, вы видите слишком поздно. Однако звуковые волны гораздо длиннее, чем световые, и распространяются, огибая препятствия, поэтому услышать что-либо можно задолго до того, как это можно будет увидеть. Если добавить такие усовершенствования, как парные уши и наружные ушные раковины сложной формы (как у нас), можно даже получить довольно чёткое представление о том, где находится источник звука. У ночных животных вроде некоторых пустынных лисиц наружные уши могут быть очень большими по той же причине, по которой очень велики астрономические телескопы: чтобы собрать как можно больше энергии и позволить своему обладателю слышать очень слабые звуки.

Наземные животные обычно используют относительно ограниченный диапазон звуковых частот, хотя точный выбранный диапазон значительно варьирует. У здоровых людей он составляет примерно от двадцати до двадцати тысяч герц; или примерно десять октав, поскольку повышение на октаву означает удвоение частоты. Это всё равно значительно больше, чем диапазон нашего зрительного восприятия, который составляет чуть меньше одной октавы. Обладание способностью воспринимать и различать такой широкий диапазон частот в какой-то степени компенсирует нашу неспособность слышать нюансы — то есть, образы, — которые мы различаем с помощью света. Мы также научились различать множество вспомогательных признаков звука — таких, как форма волны (которую мы воспринимаем как «качество тона») и вариации высоты тона и амплитуды. Это сделало его отличным способом передачи информации, поэтому многие животные приобрели также звуковоспроизводящие органы для передачи сигналов друг другу — и в некоторых случаях эти сигналы развиваются в язык.

У животных, мало использующих зрение, звуковое восприятие может быть развито ещё сильнее, иногда в форме, напоминающей форму использования нами света. Дельфины могут слышать и издавать звуки в гораздо более широком диапазоне частот, чем мы, — вероятно, до двухсот килогерц. В дополнение к использованию звука для общения такими способами, сложность которых мы только начинаем понимать, они используют его в качестве «сонара» для ориентирования в воде и определения местоположения пищи. Дельфин может посылать вперёд высокочастотный звуковой импульс и путём анализа эха от него узнавать не только то, где находятся объекты, но и довольно много о том, что это за объекты и как они ведут себя. Видимость в воде часто бывает довольно ограниченной, поэтому звук — это лучший доступный способ для создания «картинок». Все звуковые волны длиннее световых, поэтому не могут формировать изображение с таким же высоким разрешением; но высокочастотный звук может работать достаточно хорошо. В среде, где свет вообще не справляется со своей задачей, высокочастотный звук выигрывает.

У химических чувств вроде обоняния и вкуса также есть своё применение. Последнее ценно для нас главным образом для подтверждения того, что пища, которая уже находится у нас во рту, на самом деле является тем, чем мы её считаем. Оно также поощряет приём пищи, обеспечивая положительное подкрепление в форме удовольствия. Для некоторых других животных оно значит гораздо больше, чем всё сказанное выше. Похоже, что дельфины используют чувство, которое, наверное, лучше всего назвать «вкусом», для того, чтобы извлечь много информации из воды, в которой они плавают. Лосось пользуется им, чтобы найти обратный путь туда, где он вывелся, чтобы отложить свою икру.

Обоняние позволяет обнаружить множество разных вещей, от пищи до хищников, которые ещё не приблизились в упор, но уже находятся достаточно близко, чтобы им стоило уделить самое серьёзное внимание. Это особенно полезно в таких местах, как уже упомянутые джунгли. У некоторых хищников вроде собак и кошек оно развилось в нечто гораздо более чувствительное и утончённое, чем наш относительно грубый вариант. Тем не менее, представляется маловероятным, что оно будет надёжно служить в роли основного чувства дальнего радиуса действия, несущего очень подробную информацию такой же точности, как зрение или слух. Обоняние работает путём обнаружения и идентификации следовых молекул, которые распространились через атмосферу или жидкую среду от источника запаха до носа (или того, что вместо него) нюхающего субъекта. Здесь возникает двоякая проблема: такие молекулы движутся значительно медленнее, чем световые или звуковые волны, и при столкновениях с другими молекулами по пути они с большой степенью вероятности будут менять направление движения. Таким образом, они не могут дать достоверную информацию о быстро меняющихся условиях и не дают особенно точного представления о том, откуда они появились. (Разумеется, за исключением узкоспецифичных условий — таких, как в «Необычном чувстве» Хола Клемента, где безвоздушная среда позволяла молекулам перемещаться по [обычно] почти прямым линиям. Таким образом, его инопланетяне могли использовать органы, напоминающие камеру-обскуру, чтобы создавать «образ» пищи или добычи, используя молекулы вместо света или звука.)

Многим организмам также понадобятся некоторые органы чувств ближнего радиуса действия, чтобы информировать их об условиях внутри их собственного тела и в непосредственной близости от него — например, об остром предмете, горячем утюге или кубике льда, прижимающемся к их коже. Полукружные каналы в ушах дают нам чувство равновесия, которое позволяет нам сохранять невероятную вертикальную позу, которую многие из нас считают само собой разумеющейся. Боковая линия рыб позволяет им отслеживать малейшие изменения давления воды и течения. Некоторые рыбы могут обнаруживать (и создавать) электрические поля. Есть свидетельства, указывающие, что птицы следят за магнитным полем Земли, чтобы облегчить себе перелёты на большие расстояния (что может привести к неприятностям, когдв это поле в очередной раз изменится на противоположное, как это периодически происходит). Изобретая инопланетян для новых условий жизни, вы можете обнаружить, что иные специализированные органы чувств по-прежнему желательны и убедительны.

Излишества

В данный момент мы уже рассмотрели многие основные характеристики, которые вы захотите учесть при создании своих инопланетян, но у вас всё равно остаётся возможность поэкспериментировать с множеством второстепенных черт. Помните, что эволюция не всегда находит наилучшее возможное решение проблемы, и что корреляция между генами и признаками далека от состояния «один ген — один признак». Если эволюция ведёт отбор по одному признаку (например, длинная шея), может случиться так, что тот же набор генов случайно порождает другой признак (скажем, веки зелёного цвета). До тех пор, пока «побочный» признак не несёт в себе достаточно большого эволюционного ущерба, сводящего на нет преимущество «основного» признака, он может свободно распространяться по популяции. Некоторые особенности «эволюционно безразличны»: например, у людей вопрос о том, карие у вас глаза, или голубые, редко становится вопросом жизни и смерти. Другие могут наносить некоторый вред, но не настолько большой, чтобы он имел какие-либо значительные эволюционные последствия. Наши зубы мудрости (явно оставшиеся с тех времён, когда у наших предков были более длинные челюсти) в настоящее время причиняют многим из нас боль и неудобства, но мало кому приносят заметную пользу; но они также не часто убивают нас и не препятствуют размножению.

Такие признаки я собрал здесь вместе под названием «излишества» — это «дополнения», которые могут быть у организма, но не обязательно. Это могут быть излишества в буквальном смысле — в виде «декоративных» участков кожи или шерсти, или таких вещей, как цветовые узоры, точное количество пальцев на ногах или способность менять цвет. Такие варианты могут дать вам как писателю наилучшую возможность получить удовольствие от своих инопланетян, придав им характер и индивидуальность. И в некоторых случаях они могут стать гораздо важнее, чем были изначально. Например, в некоторых условиях изменения цвета могут быть чем-то несущественным, но в других они оказываются весьма полезными для маскировки или общения.

Самоизменение

Наконец, следует подчеркнуть, что, как только вид приобретает способность перестраивать искусственным путём собственную генетику, все ограничения, связанные с естественной эволюцией, в значительной степени ослабевают. Люди в том виде, какие мы сейчас, совершенно неспособны постоянно жить под водой без технической помощи. Но мы можем представить себе создание генетически модифицированных людей с жабрами вместо лёгких, которые могли бы жить только под водой.^[32] Аналогичным образом мы можем встретить либо на Земле, либо на их собственной территории таких инопланетян, которые видоизменили себя и приобрели облик, совершенно непохожий на тот, который унаследовали их «природные» предки. Это может привести к интересным недоразумениям, скажем, если группа людей пытается угадать, откуда прибыла группа инопланетян, анализируя их внешний вид и образ жизни.

НЕСКОЛЬКО СОВЕТОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Однако если мы ограничимся формами, эволюционировавшими естественным путём, суть предыдущих рассуждений скорее сходится с мнением де Кампа в том, что в условиях, подобных земным, предпочтителен более или менее гуманоидный облик — как минимум, в той же степени гуманоидный, что у обезьяны, дейнониха (разновидность мелких динозавров) или кенгуру. Но заметьте также, что даже в их случае обычно будут наблюдаться заметные различия, поэтому не следует брать в привычку писать об инопланетянах, которые в точности похожи на людей. Для этого потребуются точно такие же условия, как на Земле, и с учётом всего диапазона возможностей они, разумеется, будут большой редкостью.

И никогда не забывайте, что диапазон значительно шире, чем «земные условия». Даже планеты, которые достаточно сильно похожи на Землю, обычно будут несколько отличаться, а некоторые из них будут отличаться сильно. В их случае жизнь может сильно отличаться от той, к которой мы привыкли, и вы должны спроектировать её таким образом, чтобы она соответствовала окружающей среде.

Независимо от того, насколько ваша планета похожа или не похожа на Землю, основной принцип заключается в следующем: если вы хотите создать правдоподобных, интересных инопланетян, вы не можете просто увеличить или уменьшить в масштабе какое-то земное существо, или слепить вместе черты двух или более существ (например, посадить голову лося на тело медведя гризли). Каждое живое существо должно соответствовать той среде, которая его породила. А форма тела и окружающая среда будут совместно формировать его образ жизни и тип культуры (если таковая имеется), которую он создаёт.

ГЛАВА 6 Создание инопланетных обществ

«Покажите мне существо, которое мыслит так же хорошо, как человек, — сказал писателям Джон У. Кэмпбелл, — но не так, как человек». Чтобы сделать это, у вас должно быть реалистичное представление о том, что значит мыслить как человек (или, говоря современным языком, по-человечески). Скорее всего, ваше представление об ответе окажется слишком узким. Поскольку многие люди проводят подавляющую часть своей жизни в рамках одной культуры, они склонны предполагать, сознательно или подсознательно, что обычаи этой культуры эквивалентны понятию «человеческой природы».

На самом деле человеческие обычаи охватывают гораздо более широкий спектр возможностей, чем те немногие, которые выбирает любое отдельно взятое общество; и культура, в которой живёт человек, влияет на его персональный стиль мышления и привычки, вероятно, даже больше, чем он или она это осознаёт. Самый близкий к реальному положению дел вывод, который я сделал в попытках установить подлинную «первопричину» человеческой природы, звучит следующим образом: большинство людей, принадлежащих к любой культуре, считают обычаи своей культуры «совершенно нормальными», а любые другие, которые отличаются от таковых, «странными» и, возможно, неполноценными (дикими, варварскими, языческими и т.д.).

Мы часто слышим, что «человечество воинственно по своей природе», и большинство представителей культуры, в которой я вырос, похоже, вполне готовы с этим согласиться. Тем не менее, антрополог Рут Бенедикт в книге «Модели культуры» заметила: «Только после нашего знакомства с войной становится понятным, что в отношениях одного племени с другим состояние войны должно чередоваться с состоянием мира. Конечно, это представление достаточно широко распространено во всём мире. Но, с одной стороны, для некоторых народов [таких, как яномамо] немыслимо вообразить возможность находиться в состоянии мира, что, по их мнению, было бы равносильно отнесению вражеских племён к категории человеческих существ, которыми они не являются по определению, даже если чужое племя может принадлежать к их собственной расе и культуре. С другой стороны, для народа [вроде инуитов] может оказаться в равной степени немыслимым вообразить возможность находиться в состоянии войны».

Это всего лишь один из примеров того, насколько по-разному народы могут видеть мир и свою роль в нём. Писателю-фантасту, который надеется создать действительно чужеродные, но правдоподобные общества, было бы неплохо посоветовать начать с изучения культурной антропологии по таким книгам, как работа Бенедикт, и по более новым исследованиям в той же области. Один из самых распространённых недостатков инопланетян из научно-фантастической литературы заключается в том, что они представляют собой нечто лишь немногим большее, чем «люди в забавных костюмах». Или, если точнее, «люди-из-места-и-эпохи-жизни-самого-автора в забавных костюмах»: многие настоящие человеческие культуры гораздо более экзотичны, чем многие выдуманные инопланетяне. Чтобы не попасть в эту ловушку, вы должны кое-что узнать о широте культурных возможностей человека — отчасти потому, что они будут подсказывать идеи для сюжета, а отчасти для того, чтобы расширить своё воображение, преодолев его обычные ограниченные рамки.

Но даже этого будет недостаточно. Какими бы разнообразными ни были человеческие культуры, они все человеческие. Это способы, которые открыл один из видов животных, чтобы жить в относительно узком диапазоне сред на одной из планет. На иной планете, с солнцем иного типа, или с иным наклоном оси, или с более богатым или бедным запасом тяжёлых элементов, даже тот же самый вид выработал бы совершенно иные решения. А у других видов, с иным эволюционным прошлым, возникли бы совершенно иные решения, и некоторые из них могли бы развиться в иные виды разума и культуры. Поскольку культурные модели разумных видов должны были постепенно эволюционировать из моделей поведения их менее разумных предков, вам также следует узнать кое-что об этологии, науке о поведении животных. Если морские головоногие моллюски, стадные травоядные, древесные всеядные и стайные плотоядные животные сумеют построить собственные цивилизации, то они создадут типы цивилизаций, чрезвычайно отличные друг от друга. Изучение видов социальных взаимодействий, которые уже демонстрируют такие и другие животные, может дать вам представление о том, какие общества они смогли бы в итоге построить.

Разумеется, этология — это обширная дисциплина. Книга Национального географического общества в разделе «Источники» будет хорошим введением для непрофессионала и содержит более подробные ссылки на темы, которые вас особенно интересуют.^[33]

Поскольку мы являемся единственным видом, у которого сложились общества человеческой сложности (хотя недавно мы узнали, что несколько других видов продвинулись в этой области значительно дальше, чем предполагалось ранее), и за которым у нас была возможность наблюдать, значительная часть наших размышлений должна будет основываться на человеческих культурах, существующих в наше время или существовавших в историческом прошлом. Наш базовый план будет состоять в том, чтобы рассмотреть некоторые элементы, которые развились в человеческих культурах, а затем подумать о том, как они могли бы развиваться иным образом — или были бы заменены чем-то иным — у существ с иными эволюционными корнями. Как и в предыдущей главе, вы не раз будете замечать, что вещи, которые я перечислял как отдельные темы, на самом деле неразрывно переплетены друг с другом.

ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТУРЫ: НАШЕ ПРОШЛОЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

Наш вид эволюционировал от всеядных приматов в Экваториальной Африке. Возраст одного из самых ранних известных видов гоминид, Australopithecus afarensis, очевидно, составляет не менее четырёх миллионов лет или около того, и он довольно успешно существовал в течение примерно одного миллиона лет (см. книгу Стивена Джея Гулда «Люси на Земле в стазисе» (“Lucy on the Earth in Stasis”)). По мнению многих современных эволюционистов (в том числе Гулда), успешные виды часто остаются практически неизменными на протяжении весьма длительных отрезков времени, пока резкие изменения условий окружающей среды вроде перехода от лесов к саваннам или начала ледникового периода не заставят их выработать новые приспособления. В конце концов, в ходе одного такого всплеска эволюционной активности возникло несколько новых видов австралопитеков, а также новый род Homo, который включает вас (как я полагаю) и меня.

Многие приматы уже демонстрируют целый ряд признаков, которые мы считаем характерными для человека, — вероятно, в значительной степени благодаря своему древесному происхождению. К ним относятся большой и сложный мозг, длительный период беременности, позволяющий этому мозгу развиваться, детство с долгой зависимостью от родителей для наполнения этого мозга полезными наставлениями, неспециализированные и потому способные к адаптации тела с «руками», как минимум, на двух конечностях, а также склонность жить группами. К этому гоминиды добавили несколько собственных хитростей: это в первую очередь полностью вертикальная и двуногая поза, а также растущая сложность социальных структур. Давайте рассмотрим некоторые из этих признаков и их вклад в развитие человеческой культуры, а также некоторые другие, которые сыграли свою роль несколько позже. (Подробнее по этим вопросам читайте в книге Л. Спрэга де Кампа «Обезьяночеловек внутри нас» (“The Ape-Man Within Us”).^[34])

Жизнь группами

Пожалуй, это основная предпосылка для культуры. Поскольку культура по определению представляет собой совокупность знаний и моделей поведения, общих для членов группы, трудно представить, что она возникает в виде привычек одиночных особей. (Естественно, писатели-фантасты могут воспринимать это утверждение как вызов!)

Относительно сложные семейные и социальные структуры уже были хорошо развиты у многих видов приматов, но они, вероятно, получили дополнительный импульс, когда леса их предков начали редеть и превращаться в саванну. Поскольку традиционных источников пищи стало меньше, чем раньше, дальнейшее процветание требовало научиться использовать другие источники, которых не было на деревьях. Рты и пищеварительная система, приспособленные для переваривания широкого спектра продуктов, однозначно были полезны для этого, как и способность стоять прямо и легко передвигаться по земле. Но, возможно, самым полезным среди всего этого было образование социальных структур, которые могли сотрудничать при защите от хищников и врагов, во время ловли крупных животных, используемых в пищу, и при совместном использовании таких больших объёмов пищи.

Поскольку мясо не было единственным источником пищи, ранние культуры были основаны на охоте и собирательстве, причем охотой занимались одни люди, а собирательством — другие. Здесь начинается разделение труда и специализация задач. Вероятно, это не начало разграничения ролей для двух полов; подобные вещи уже встречаются у многих других видов животных. Неудивительно, что роли полов, принятые у ранних людей, были продолжением того, что было у их предков. Поскольку собирательство в целом было безопаснее охоты, а самки, по крайней мере, на ранних стадиях воспитания детей, были более необходимы, чем самцы, почти неизбежной была ситуация, когда охотой большей частью занимались самцы, а собирательством занимались преимущественно самки.

Воспроизводство и детство

Поведение, связанное с воспроизводством, и тот длительный период зависимости играли главную роль в характере развития и работы социальных структур, и это утверждение справедливо для всей истории. Ещё одно преимущество жизни в группах состоит в том, что таким образом можно обеспечить дополнительную безопасность и поддержку несамостоятельным детям, а также нянькам и приёмным матерям сирот. Но первостепенная важность таких вопросов также требует, чтобы в ячейках общества присутствовали механизмы минимизации конфликтов, определяющие, кто с кем спаривается, и гарантирующие, что молодёжь действительно получает воспитание и обучение. Так возникла целая сложная система правил и ритуалов. По крайней мере, у людей такие системы в значительной степени определяются не инстинктами, поэтому в разных культурах они развивались совершенно по-разному.

Однако некоторые общие особенности распространены широко. В большинстве культур в той или иной форме существует брак (хотя и не обязательно моногамный и весьма изменчивый в отношении прав и обязанностей, которые он подразумевает). В большинстве культур существуют обряды посвящения, формализующие переход из детства во взрослую жизнь (которые могут варьировать от обставленных ритуалами физических мучений и нанесения увечий до выпускных вечеров в средней школе и балов дебютанток).

В процессе создания новых культур для научной фантастики вы можете представить себе множество иных вариантов развития событий. Если существует больше двух полов, то по-разному могут определяться их роли и отношения. Даже если речь идёт только о двух полах, их роли могут быть совершенно разными. Среди львов обычная семейная организация — это «прайд», где есть один самец, несколько самок и их детёныши; время от времени новый самец насильно изгоняет старого и немедленно убивает всех его детёнышей. Какая культура могла бы развиться в результате такого рода взаимоотношений? Кое-какие интересные рассуждения на этот счёт можно найти в книге Эрика Виникова и Марсии Мартин «Весовщик» (“The Weigher”) и серии книг Кэролайн Дж. Черри «Шанур». Например, в «Весовщике» самки цивилизованного вида кошачьих отправляются в дикую местность, чтобы родить детёнышей там; если детёныши выживут в течение достаточно долгого времени, их могут поймать, обучить обычаям цивилизации, чтобы в итоге они бросили вызов своему старшему поколению в борьбе за работу, территорию и жизнь.

Язык

Это цемент, который позволяет поколениям утверждаться на достижения тех, кто был раньше. Он позволяет передавать большие объёмы сложной информации не только от взрослых детям, но и от взрослых другим взрослым из их собственных или более поздних, даже гораздо более поздних поколений. Вероятнее всего, у людей он вырос из жестов и звуковых сигналов, используемых в таких действиях, как координация охоты и предупреждение других членов группы об опасности. Его роль в создании и поддержании культуры настолько важна, а его природа настолько тесно связана с процессом изложения информации, что ему будет целиком посвящена следующая глава.

Конфликт и сотрудничество

Частью истории людей и многих других животных является постоянное противопоставление конкуренции и сотрудничества. Общества существуют в значительной степени благодаря тем выгодам, которые члены групп могут извлечь из сотрудничества: они совместно трудятся, делятся пищей, разделяют ответственность за воспитание детей и получают приятные ощущения от товарищеского общения. Однако сам факт совместного проживания большого числа особей создаёт почву для конфликтов — соперничества за пищу, партнёров и главенство над другими членами группы. Этот контраст можно обнаружить в микрокосме любой стаи бабуинов, маленького городка, средней школы или зала заседаний корпорации. Обществам пришлось разработать механизмы контроля конфликтов. Обычно эти механизмы связаны с иерархией или «порядком подчинения», когда один человек каким-то образом получает всеобщее признание в качестве Босса, а все остальные должны подчиняться его воле.

Конфликты возникают не только внутри группы, но и между группами. Если одно кочевое племя столкнется с другим на излюбленных охотничьих угодьях или в оазисе с ограниченными запасами пищи и воды, каждое из них может ощутить угрозу со стороны другого. Каждая из групп могла бы попытаться вытеснить другую, чтобы оставить все блага себе — что могло бы иметь эволюционный смысл, если бы благ действительно не хватало. Было выдвинуто предположение (см. «Обезьяночеловек внутри нас» Л. Спрэга де Кампа), что многие из наших проблем вражды между группами, сохраняющихся в настоящее время, представляют собой генетически запрограммированную враждебность к «чужакам», которая когда-то была особенностью, важной для выживания, но сейчас превратилась в помеху. Вероятно, в этом есть доля правды, хотя согласование этого с наблюдениями Рут Бенедикт об инуитах и войне явно сопряжено с некоторыми трудностями.

В любом случае, облик нашей истории во многом определяло противоречие между стремлениями к сотрудничеству и конфликту — как внутри групп, так и между ними. Многие блага цивилизации стали результатом успехов в сотрудничестве внутри групп, а иногда и между ними — хотя последнего добиться гораздо труднее, что неудивительно.

В своих самых грубых формах конфликты могут происходить в форме избиения и кровопролития: погромы и убийства на уровне индивидов, военные действия на племенном или более высоком уровне. Поиск менее кровавых способов их решения несёт в себе явные преимущества, поэтому многие животные нашли способы поступать именно так. Самцы многих видов животных борются за право спаривания, но у достаточно многих из них (например, у снежных баранов) схватки стали настолько ритуализованными, что вряд ли могут закончиться смертью. Чем более цивилизованными становятся люди, тем больше они склонны ритуализировать свои сражения. Насколько далеко мы можем выйти за рамки ритуализации — это вопрос спорный. Некоторые считают, что склонность к воинственному поведению заложена в человеке, и всегда будет нужно находить выход для неё. Другие подозревают, что это является в значительной степени культурным артефактом, и от него можно (с большим трудом) отучить. Однако похоже, что вне зависимости от своего истинного происхождения и природы такая тенденция действительно имеет место, как минимум, в настоящее время и во многих человеческих культурах, и такие виды деятельности, как организованные спортивные состязания, отчасти существуют как относительно безвредный способ дать выход такого рода энергии.

Другой взгляд на спорт состоит в том, что это просто производное игры. Игривость — стремление молодых животных экспериментировать с окружающей средой и друг с другом, а также подражать поведению окружающих их взрослых — является жизненно важной частью обучения быть взрослым у большинства животных с заметным интеллектом. Её ценность настолько велика, что это, вероятно, справедливо и для видов с других планет; а сохранение её элементов во взрослом возрасте вполне может привести к таким вещам, как увлечение спортом в нашей культуре. С другой стороны, возможно также, что многие инопланетяне были бы удивлены и озадачены тем фактом, что среди нас такое множество людей так сильно очаровано выходками горстки взрослых и совершенно незнакомых им людей, играющих с маленькой сферой. И они вполне могут задаться вопросом о том, почему значительная часть наших газет должна быть посвящена именно этой, а не какой-то другой отдельно взятой теме?

Или же у них могут быть свои собственные виды спорта, но совершенно иного характера, отражающие их иное происхождение. Вероятно, напряжённые отношения между конфликтом и сотрудничеством складываются у большинства разумных видов, но их относительная важность и способ их разрешения могут значительно различаться. Многие из нас хотя бы отчасти знакомы с борьбой за власть и иерархией доминирования у таких видов, как павианы. Меньше известно о существовании видов, которые активно сотрудничают и почти не конфликтуют (см. статью Натали Анже об эдиповых тамаринах). В своем рассказе «Спортивные хроники планеты Кья» Уолтер Р. Томпсон показывает, как у вида, в истории которого больше внимания уделялось сотрудничеству, чем конфликту, смог сложиться вид спорта, совершенно отличный от любого из наших.

Тяникуль — это ритуализованный пережиток досельскохозяйственных времён, когда стадам, по своей природе сотрудничающим единицам, иногда приходилось конкурировать с другими стадами за пищу. Три команды таскают тяжёлый мешок по шестиугольному полю, каждая сторона которого представляет собой линию ворот. У каждой команды есть собственные ворота, и линия, соединяющая двое из них, является общей целью для этих двух команд. Любая из команд может заработать одно очко, протащив мешок через свои ворота, но если две команды сотрудничают, чтобы перетащить его через свои общие ворота, по два очка получает каждая из них — и игроки предпочитают ничью игре, где есть несомненный победитель и несомненный проигравший.

Сельское хозяйство, деревни и города

Самые ранние гоминиды вели кочевой образ жизни; они отправлялись туда, где жить было лучше в плане доступности пищи и воды. В какой-то момент времени некоторые из них приняли важное решение: поселиться на одном месте и стать сельскими жителями и фермерами, заставляя пищу расти там, где они жили, вместо того, чтобы испытывать постоянную необходимость уходить туда, где она была. Как сказано в книге Джейкоба Броновски «Восхождение человечества» (глава вторая), настоящая революция случилась не только из-за этого решения, но и из-за случайной биологической катастрофы. Одно дело — просто решить, что вы устали от путешествий и хотите поселиться на одном месте и жить за счёт того, что находите вокруг себя; другое дело — понять, что вы действительно можете это сделать, и именно таким образом, какой вы хотели бы сделать привычным для себя. Просто многие дикие растения не произрастают в таком изобилии.

В случае с людьми Старого Света пшеница оказалась счастливой случайностью. Её дикая форма была всего лишь одной из трав, которая давала съедобные семена, но требовала приложения значительных усилий для сбора их в достаточном количестве ради получения сытной пищи. Однако два случая гибридизации и одна мутация привели к появлению новой формы, образующей крупные питательные семена, но неспособной распространять их естественным путём, как это делали её предки. Это сочетание стало для людей хорошим стимулом перейти к оседлой жизни и посвятить себя выращиванию новой пшеницы, убедившись, что часть семян вернулась в землю, и используя часть их как надёжный источник «хлеба насущного» для себя. Такое раннее земледелие фактически выглядит более трудоёмким занятием, чем жизнь охотников-собирателей, но зато оно более надёжно.

И это означало появление первых городов. Поначалу это были не крупные города, а места, где значительное количество людей собиралось, чтобы постоянно жить в одном месте, питаясь выращенным там же урожаем. Постоянные поселения с контролируемыми и надёжными собственными источниками пищи неизбежно вызывали зависть у окружающих кочевников, сталкивающихся с неопределённостью ситуации с доступностью природных источников пищи. Таким образом, деревням фермеров приходилось укрепляться и защищать то, что у них было...

И так далее.

Насколько маловероятными были те биологические случайности, которые привели к этой революции в человеческой жизни? Возможно, они и были такими, но не до крайности; это или что-то достаточно похожее явно случалось независимо друг от друга несколько раз и в разных местах Земли. Могут ли существовать такие миры, в которых этого не случилось? Если это так, то цивилизация может оказаться более редким явлением, чем мы предполагаем; и исследователи-люди могут обнаружить множество миров, где есть разумные существа, застрявшие в том состоянии, которое мы назвали бы «ранними» стадиями развития.

В тех местах, где сельскохозяйственная революция случится, города, вероятно, будут становиться всё крупнее и крупнее, как это уже происходило на Земле. Но как писатель, создающий такие места, вы никогда не должны забывать, каким образом они возникли и как они работают. В научной фантастике распространённой ошибкой является описание огромных, высокоразвитых цивилизаций, не дополненных в явной или неявной форме той физической инфраструктурой, которая могла бы заставить их функционировать. В нашей собственной цивилизации многие города настолько велики и настолько отделены от ферм, что многие из их жителей не имеют реального представления о том, откуда берётся пища. Вы не должны попадать в эту ловушку; вы никогда не должны забывать, что, даже если фермы (или что-то служащее той же цели) не находятся в поле зрения, они должны существовать. Если места, где производятся продукты питания, находятся далеко, должна существовать транспортная система для доставки продуктов (и другого сырья) потребителям. И чем больше потребителей, тем важнее становится наличие средств (которые наверняка должны быть большими и сложными) для утилизации их отходов.

Домашние животные

Одомашнивание животных было тесно связано с сельскохозяйственной революцией и имело сопоставимое значение в развитии человеческой цивилизации. В качестве домашних любимцев содержались самые разнообразные животные — от собак и кошек до пауков-птицеедов; но одомашнивание означает нечто большее. В строгом смысле это означает не просто приручение и содержание животных, но и избирательное их разведение (и тем самым видоизменение по сравнению с их дикими предковыми формами), чтобы они служили намерениям людей. И, как указывает Джаред Даймонд в своей статье «Зебры и принцип Анны Карениной» (“Zebras and the Anna Karenina Principle”), последствия этого будут гораздо более глубокими и далеко идущими, чем вы могли бы ожидать.

Пожалуй, вполне очевидно, что крупные домашние животные имеют большую ценность для обществ, которые ими обладают. Они служат надёжным источником богатой энергией пищи с высоким содержанием белка. Покровы их тела служат теплоизолирующим материалом для изготовления одежды и крова. Их экскременты могут служить и строительным материалом, и топливом. В качестве удобрения они улучшают возделывание сельскохозяйственных культур. Сами эти животные сделали возможнымтехнологический скачок в сельском хозяйстве — они служили тягловыми животными, чтобы тянуть плуги и другие сельскохозяйственные орудия в поле, а также повозки для доставки продукции на отдалённые рынки. Эти преимущества позволили человеческим популяциям становиться больше и плотнее, а обществам — сложнее; при этом некоторые люди освободились от сельского хозяйства и смогли посвятить своё время другим специальностям — таким, как ремёсла и литература. Таким образом, домашние животные внесли свой непосредственный вклад во многие аспекты цивилизации. Но их влияние простирается ещё дальше.

Значительная часть человеческой истории — это летопись того, кто кого завоёвывал и порабощал. Насколько иной могла бы быть история человечества, если бы африканцы и американские индейцы вторглись в Европу и колонизировали её до того, как европейцы добрались до Африки и Америки? Тот факт, что крупнейшие в истории создатели империй были выходцами из Европы и Азии, напрямую объясняется тем фактом, что у них были такие домашние животные, как лошади, что давало им огромное преимущество перед народами, у которых их не было. Евразийцы иногда льстили себе мыслью, что эта историческая случайность каким-то образом демонстрирует их врождённое превосходство, но Джаред Даймонд убедительно доказывает, что это была историческая случайность. Жители Евразии обладали решающим преимуществом лишь потому, что у них было несколько доступных для одомашнивания животных, а у других народов их не было. Не все животные поддаются одомашниванию. Некоторые растут слишком медленно, чтобы их было оправданно выращивать с экономической точки зрения; некоторых нельзя экономно кормить; некоторые плохо размножаются в неволе либо обладают характером или социальной структурой, которые делают их содержание или выращивание непрактичным. Лишь горстка видов на всей Земле не обладает хотя бы одним из этих недостатков, и так уж получилось, что почти все они являются коренными обитателями одной лишь Евразии.

Было время, когда на Американском континенте также обитало несколько животных, которых можно было одомашнить, но с приходом людей в Новый Свет на них охотились до полного их истребления; в большинстве своём они исчезли 11 000 лет назад. То, почему это произошло в Америке, а не в Евразии, является ещё одним примером важности исторической случайности и выбора нужного времени. В Евразии процесс одомашнивания начался ещё до того, как люди приобрели способность доводить многих животных до полного исчезновения охотой на них; таким образом, люди, животные и их бытовые отношения развивались совместно. К тому времени, когда люди пришли в Америку, у них были слишком хорошие навыки в охоте ради собственной выгоды, и у животных, с которыми они сталкивались, не было возможности приобрести здоровый страх перед ними.

Этот фрагмент древнейшей истории однозначно опровергает популярный миф о том, что первобытные народы вообще, и американские индейцы в частности жили в гармонии с природой и практически не оказывали воздействия на окружающую среду. Это также подсказывает одно из многих предположений о том, каким образом события могли бы развиваться в ином направлении, и любое из них могло бы послужить хорошим материалом для научной фантастики. Что, если бы люди пришли в Новый Свет значительно раньше, чтобы их отношения с местными животными могли развиваться так же, как они развивались в Евразии? Что, если бы сухопутный мост, по которому они пришли, исчез вскоре после их прибытия, и потому человеческие культуры с домашними животными могли бы развиваться независимо друг от друга там и здесь на протяжении многих лет? «Иная плоть» (“A Different Flesh”) Гарри Тёртлдава показывает альтернативную историю, основанную на варианте этой идеи. (Homo erectus, несколько более примитивный гоминид, перебрался в Америку, но Homo sapiens этого не сделал. Так что первые английские колонисты обнаружили, что земля заселена не «индейцами», а Homo erectus, у которого не хватило ума истребить таких существ, как мамонты и саблезубые кошки.)

Сейчас у нас на Земле существует лишь один вид гоминид, но несколько миллионов лет назад их было несколько. Иногда сосуществовали два вида или больше; последние данные свидетельствуют о том, что иногда соседями друг друга были два или больше видов, использующих орудия труда. Мог ли один из них относиться к другому как к домашним животным — и если да, то какое воздействие оказало бы это на оба вида? Даже после того, как мы остались одним видом, люди часто порабощали других людей, иногда оправдывая эту практику утверждением, что порабощённая группа представляла собой «не совсем людей». Теперь мы знаем лучше — но что могло бы произойти в ситуации, если бы в одном и том же мире обитали два вида, один из которых действительно был заметно менее разумным, чем другой, но в то же время заметно более развитым, чем большинство других видов?^[35]

У ацтеков было колесо, но им явно никогда не приходило в голову использовать его для чего-либо, кроме игрушек. Что, если бы в более ранний период их истории у них были лошади или нечто вроде лошадей? Смогли бы они в таком случае совершить скачок к фургонам и далее? Этот вопрос даёт нам повод обдумать…

Иные технологии

Наличие рук, приспособленных к жизни на деревьях, открыло возможность использования орудий труда. Приобретение привычки прямохождения оставляло свободной одну пару рук, чтобы заниматься этим большую часть времени. (И сделало ненужной вторую пару; человеческие ступни теперь приспособлены, чтобы быть полезнее для ходьбы, а не для хватания, сделав нас единственными приматами, у которых пальцы ног не цепкие.) Соедините эти физические способности с долгим детством и склонностью к экспериментам в играх, и то, что ранние приматы открыли, что палки и камни можно использовать для облегчения сбора пищи, вероятно, было неизбежным. Позже они обнаружили, что камни можно использовать для придания другим камням ещё более оптимальной формы. Это, кстати, не означает, что такие навыки являются «примитивными». Раскалывание кремня требует большого мастерства, и сегодня мало кто из нас смог бы это сделать, потому что мы ориентировали процесс обучения на иные навыки.

Такая деятельность развивалась, словно снежный ком: вначале медленно, но в неумолимо возрастающем темпе (и он до сих пор продолжает расти). Всякий раз, когда представитель разумного вида учится делать что-то новое и обучает этому методу других, становится всё более вероятным, что кто-то увидит ещё и другие новые способы применения старых методов или новые способы объединения старых методов работы в новый. Так люди эпохи палеолита научились использовать камни в качестве орудий труда (например, как оружие и орудия для рытья земли), а люди эпохи неолита использовали их для изготовления более совершенных орудий труда, применяемых в самых разных целях (например, для охоты, рыбной ловли, переноски жидкостей, изготовления одежды и укрытий).

В те времена и в тех местах, где эволюционировали первые гоминиды, одежда и кров имели минимальное значение, но они становились всё более необходимыми по мере расселения людей в регионы с более суровым климатом — или когда регионы с более суровым климатом сами пришли к ним. Возможно, последнее случилось раньше, когда в сторону экватора поползли ледники. Ухудшающийся климат вынудил людей разработать защиту от холода — но как только они узнали, как это сделать, они смогли переселиться в те регионы, которые их предки сочли бы непригодными для жизни.

Особенно мощным союзником в борьбе с неблагоприятными погодными условиями был огонь. Примитивные гоминиды могли встретить его в природе как результат удара молнии; умение поддерживать огонь и разжигать его по своему желанию открыло множество новых возможностей. Он мог помочь сделать укрытие более комфортным в ещё более суровых условиях. Он мог помочь отпугнуть надоедливых животных. При приготовлении пищи он мог сделать её вкуснее и разнообразнее. Он позволил очищать и обрабатывать металлы, создавая орудия труда и украшения значительно лучшего качества из меди, золота и серебра, позже из сплавов меди и, в итоге из железа. Вряд ли мне нужно специально подчёркивать то, насколько важными были эти вещи для развития наших цивилизаций. Возможно, что уроженцы мира, в котором тяжёлых элементов относительно немного, никогда не выйдут из каменного века из-за отсутствия материалов (см. «Большую планету» Джека Вэнса). Но могут ли они компенсировать это, узнав, как достичь чего-то большего, чем мы, в работе с более лёгкими элементами? Мыслимо, но сомнительно. В этом столетии мы делали с лёгкими элементами такие вещи, которые наши предки и представить себе не могли, но неясно, смогли бы мы осуществить это, не имея до этого длительного опыта более простых приёмов работы, которые доступны в случае с металлами. С другой стороны, если ваша планета из лёгких элементов вращается вокруг звезды одного из последних классов, у её обитателей может быть много времени, чтобы научиться этому...

Вероятнее всего, использование одежды и укрытия возникло как необходимость для того, чтобы противостоять плохой погоде. И то, и другое подверглось значительным усовершенствованиям как в плане технологий, так и в плане искусства. Растущая тенденция большого числа людей проживать на небольших территориях также заставила разработать такие усовершенствованные методы санитарии, как домашние водопровод и канализация, хотя в большинстве районов они появились сравнительно поздно. До недавнего времени ожидаемая продолжительность жизни была значительно ниже, чем в развитых областях в настоящее время — в основном из-за плохих санитарных условий и незнания способов передачи болезней. Попытки вылечить болезнь, вероятно, достаточно рано привели к экспериментированию с растениями, и оказалось, что некоторые из них являются целебными. Подобные эксперименты постепенно превратились во всё более изощрённый набор медицинских хитростей.

Религии и науки

Попытки излечить болезнь, понять такие тревожные и неконтролируемые события, как рождение и смерть, буря и голод, а также научиться справляться с ними, вероятно, способствовали развитию религии. В примитивных обществах человек, который приобрёл некоторые знания о действенных медицинских приёмах — либо благодаря собственному опыту, либо обучившись «секретам» у предшествующих практикующих врачей, — оказывался в выгодных условиях для получения значительной власти. У таких людей может возникнуть соблазн ради укрепления и сохранения этой власти подкрепить её внушительным набором ритуалов, чтобы произвести впечатление на непосвящённых и убедиться, что они относятся ко всему этому делу серьёзно. Похоже, что ритуалы любят достаточно многие люди, чтобы эта стратегия часто срабатывала и позволила создать прочно закрепившуюся прослойку жречества.

Истоки древнейших религий теряются в доисторических временах. Те из них, о которых у нас есть более или менее подробные записи, появились гораздо позже и в той или иной степени подверглись влиянию тех, что существовали раньше. Поэтому трудно сказать, были ли самые ранние религии в большей степени творениями особо влиятельных личностей, или же плодами общего для всех фольклора. Однако можно с достаточной уверенностью сказать, что многие религии включают ритуалы, связанные с верой в одну или несколько сил, стоящих выше человека, истории, объясняющие происхождение мира и жизни, и учения, направленные на привитие и сохранение в веках морального кодекса.

Религия существовала в той или иной форме в большинстве человеческих культур, если не в каждой из них. Её конкретная форма сильно менялась, менялась и степень её влияния на окружающую культуру. Писателю, который хочет создать оригинальную религию для инопланетной культуры, было бы неплохо почитать о религиях у людей. Однако хорошим советом ему или ей было бы задаться вопросами, которые выходят за рамки простого сравнения человеческих религий и попыток добавить в каталог ещё одну.

Например, обязательно ли вообще, чтобы у инопланетян были религии? Очевидно, во встроенных программах у людей есть нечто такое, что побуждает их искать ответы на те вопросы, что задают религии, и создавать или охотно принимать те ответы, которые дают религии. Возможно, было бы преувеличением предполагать, что все разумные виды обладают одинаковыми побуждениями. Некоторые, например, могут испытывать сильный интерес и проявлять любознательность в отношении подробностей повседневной жизни, но при этом либо не проявлять интереса к Важным Вопросам, либо считать Важные Ответы выходящими слишком далеко за грань понимания, чтобы на них можно было тратить время.

Зачастую в научной фантастике религия и культура, частью которых она является, разрабатываются для удовлетворения конкретных потребностей сюжета. В «Необыкновенном жертвоприношении» Кэтрин Маклин нужно было показать культуру с ритуалом (подвешивание молодых особей вниз головой на целую неделю или около того прямо перед взрослением), который на взгляд человека был явно глупым и варварским, но абсолютно необходимым для расы, которая его практиковала (он был неотъемлемой частью их жизненного цикла). В «Ньютоне и квази-яблоке» мне пришлось изобразить аналог крупного учёного из нашей собственной истории (скорее всего — кого-то вроде Галилея и Ньютона в одном лице), принадлежащего к инопланетной расе и находящегося в конфликте с теократией наподобие той, с которой столкнулся Галилей, но не слишком похожей на неё.

Как показывает последний пример, науку и религию волнуют во многом одни и те же проблемы — но они не всегда сходятся во мнениях по этим вопросам, даже несмотря на то, что некоторые выдающиеся учёные были верующими. Однако в истории человечества религия складывалась значительно чаще, чем наука. Почему же так?

Прежде всего, вы должны понимать, что наука и технология — это не одно и то же. Технология зародилась в тот момент, когда первые гоминиды воспользовались камнями или палками, чтобы придавать форму другим камням или палкам. Умение пользоваться огнём, изготавливать копья, стрелы и каноэ — это были большие технологические достижения. Такого рода вещи могут быть сделаны без науки, то есть без аналитического понимания основополагающих принципов. Просто совершенствуясь и опираясь на опыт ваших предшественников, экспериментально находя вещи, которые работают, и используя их вне зависимости от того, понимаете ли вы, почему они работают, можно достичь многого.

Но существуют пределы. Пол Андерсон в своих размышлениях о природе и происхождении науки в восьмой главе книги «Есть ли жизнь в других мирах?» сомневается, что с помощью такого чисто прагматичного мастерства можно создать сложный корабль или самолёт. Я не уверен, что согласился бы с тем, что это невозможно, но это был бы, как минимум, гораздо более медленный процесс, вероятно, занимающий больше времени, чем есть в распоряжении у многих видов.

Наука добавляет дополнительный элемент, который помогает: теорию. Учёные осуществляют наблюдения — и лично, и с помощью накопленных наблюдений других людей. Они пытаются сформулировать системы правил, которые точно описывают наблюдения, сделанные к настоящему времени, и могут использоваться для прогнозирования того, что ещё не наблюдалось. После этого они проводят эксперименты для проверки этих предсказаний. Если экспериментальные результаты согласуются с предсказаниями, они дают поддержку теории — это дополнительная причина полагать, что это если не точное описание реального мира, то, как минимум, хорошая и полезная модель. Под словом «полезная» я подразумеваю, среди прочего, что её можно использовать для проектирования таких дорогостоящих объектов, как мосты и авиалайнеры, и быть в достаточной степени уверенным, что они будут работать.

Таким образом, между наукой и технологией существует связь. Наука создаёт возможные виды технологий, которые без неё было бы трудно представить, а тем более реализовать. Но Андерсон предполагает, и я предполагаю, что он прав, когда говорит, что её возникновение — это далеко не неизбежное событие. (Моя книга «Ньютон и квази-яблоко» показывает, как фундаментальный прорыв, имеющий ключевое значение для развития науки у данного вида, может быть сорван несвоевременным внедрением передовых технологий, которые кажутся не соответствующими теории. Что, если бы Ньютон увидел «яблоко» [в данном случае это искусственная структура из области передовой физики под названием «квазиматериал»], которое не подчинялось закону всемирного тяготения?) Скорее всего, у людей научный метод возник лишь однажды, и тот факт, что он возник, очевидно, зависел от нескольких социальных условий, которые наложились друг на друга в несколько невероятном сочетании. Это случилось в эпоху Возрождения и потребовало слияния нескольких идей или установок, которые существовали и раньше, но никогда не все одновременно, — среди них были эллинистический интерес к математике и логике, присущее средневековому иудео-христианству стремление точно установить, какая из теорий верна, и акцент на торговле и ремесле из Тёмных веков.

Один интересный вопрос, поднятый Андерсоном, касается взаимосвязи между «точными» или физическими науками (такими, как физика, химия и астрономия) и «гуманитарными» науками (такими, как психология, социология и экономика). Мы легко можем представить себе мир, в котором физические науки не достигли сколько-нибудь значительного прогресса, но это может ничего не говорить нам о состоянии гуманитарных наук. В действительности же они могли бы достигнуть в нём ещё большего прогресса, чем здесь. Вполне возможно, что быстрый прогресс физических наук на Земле препятствовал росту гуманитарных наук — отчасти из-за того, что отвлекал от них талантливых исследователей, а отчасти из-за того, что создавалось ощущение принуждения к использованию методологии физических наук в той области, где более подходящим и успешным могло быть что-то другое.

Искусство

Ещё одной важной областью интеллектуальной деятельности, которая занимала наш вид с самых ранних дней его существования, является та группа занятий, которая называется «искусство». Наскальные росписи в древних пещерных жилищах весьма искусно изображают жизнь и мир их обитателей, а артефакты, которые несомненно представляют собой музыкальные инструменты, не оставляют сомнений в том, что они открыли для себя прелести структурированного звука. Вполне вероятно, что у других видов возникнут схожие занятия — но насколько схожие? Высказывалось предположение, что одной из немногих вещей, которые, возможно, стоило бы иметь при себе для межзвёздной торговли, были бы произведения искусства и предметы ремесла. Но смогут ли разные виды понять художественные произведения друг друга настолько, чтобы это было стоящим делом?

Моё предположение таково: и да, и нет. Вам не нужно заглядывать дальше нашего собственного вида, чтобы увидеть, что между представлениями одной и другой культуры о красоте или о том, что представляет набор символов, может лежать глубокая пропасть. Несмотря на расхожее мнение, музыка — это не универсальный язык. Для типичного американца популярная музыка Японии или Болгарии, скорее всего, будет звучать довольно странно и совсем не вызовет у него или неё тех же чувств, которые она вызывает у японца или болгарина, выросших на ней. (Разумеется, это работает и в другую сторону!) И все же она, вероятно, пробудит хоть что-то — хотя бы смутное впечатление экзотичности. Однако, несмотря на то, что музыка не позволяет полноценно общаться, преодолевая культурные границы, она зачастую передаёт гораздо больше информации, чем разговорные языки тех же самых культур. И на то есть веские физические причины.

Отчасти это связано с тем, что нервная система у всех нас устроена одинаково — чего нельзя сказать о нас и большинстве инопланетных видов. Но другая часть этого заложена ещё глубже: взаимодействия звуков, которые включает в себя человеческая музыка, как правило, имеют особое значение в чисто физическом смысле. Не случайно, например, что последовательность нот, которую европейский или американский студент, изучающий вокал, знает как хорошо узнаваемый мажорный аккорд, представляет собой в точности набор собственных частот, создаваемых многими обычными естественными вибрационными системами вроде воздушных столбов или струн. Определённые соотношения частот складываются естественным образом настолько часто, что существа, которые вообще способны различать частоты, почти неизбежно обратят на них своё внимание и станут использовать некоторые из них в своей музыке. Несмотря на заблуждения атоналистов, в отношениях, на которых строятся гаммы и гармония, есть нечто особенное.

Аналогичные аргументы можно было бы привести и в отношении визуальных искусств. Изобразительное искусство — это довольно простая форма отображения реальности, и оно, вероятно, будет возникать в формах, хотя бы приблизительно узнаваемых многими разумными существами, которые испытывают желание запечатлеть своё окружение.

Тем не менее, в том, каким элементам своего окружения они предпочитают уделять внимание, и как они хотят отобразить их или вплести в песню, могут существовать значительные различия. Все люди устроены так, что способны распознавать особенность октавы или квинты, но европейская музыка практически уникальна в том значении, которое она придает гармонии. В других культурах, вероятно, используются гаммы наподобие пентатонической, независимо сложившейся во многих частях мира, которые основываются на тех же физически особых отношениях, но иным образом; однако вероятно, что они также будут уделять больше внимания другим аспектам музыки — например, мелодии или ритму.

И в любой культуре искусство в ходе своей эволюции, вероятно, отойдёт достаточно далеко от своих физически простых истоков. В музыке, например, люди в этой части света расширили свою палитру, включив в неё хроматические гаммы и сложные гармонии Стравинского или современного джаза, однако в других странах интервалы ещё меньше, чем в наших хроматических гаммах. В живописи и скульптуре некоторые более поздние практики перешли от простого представления к кубизму и сюрреализму. Художники других биологических видов, даже если их отправные точки были похожи на наши, скорее всего, станут экспериментировать в других направлениях.

И, разумеется, какие-то виды могут обладать органами чувств или нервным программированием, которые настолько отличны от наших, что у них появятся целые области искусства, для которых в нашем мире нет близких аналогов. Вид, который не различает цвета или звуковые тональности, был бы не в состоянии воспринимать многие из важнейших особенностей нашего искусства; но он может компенсировать это, создавая художественные узоры с использованием таких вещей, которые мы не в состоянии воспринять — например, поляризации света, тонких запаховых нюансов или узоров электромагнитного поля. Дельфины пользуются звуком, но они используют его в таком широком диапазоне частот, который мы большей частью почти не можем расслышать. В вашей истории искусство инопланетян может быть лишь чем-то второстепенным, но если вы хотите, чтобы оно само по себе представляло нечто большее и интересное, всегда помните, что оно складывалось для того, чтобы доставлять радость им, а не нам.

Торговля, деньги и кредит

Если соседствующие друг с другом культуры обнаружат, что каждая из них обладает такими природными ресурсами или навыками, которых нет у другой, они обе могут извлечь выгоду, меняя то, чего у них слишком много, на то, чего у них слишком мало. Такая ситуация может возникнуть по очевидным географическим причинам: вы живёте там, где много воды, а я живу там, где много соли. Или она может быть результатом разницы в образе жизни. Джейкоб Броновски описывает пример бахтияров — скотоводов-кочевников, которые бродят по разным частям Ирана со стадами овец и коз — и помимо этого у них мало что есть. Вынужденные носить всё своё имущество с собой, они не носят несущественных предметов или вещей, которые им нужны лишь изредка. Они не могут позволить себе тратить время на изготовление таких вещей, как металлические котелки, или носить с собой оборудование для этого, поэтому они выменивают их у оседлых народов, которые их изготавливают.

Бартер — это самая ранняя форма торговли: простой обмен различными видами товаров или услуг. Деньги оказались настолько полезным изобретением, что многие культуры приняли их в той или иной форме. Компактное средство обмена может и упростить финансовые операции, и сделать их более гибкими. Если мы договоримся, что ваша тонна угля стоит как мой верблюд, мы можем где-нибудь встретиться и совершить обмен, но для этого нужно физически доставить и то, и другое к месту встречи, а затем вернуть в их новый дом. Если же мы договоримся, что каждый из товаров стоит тысячу долларов, и на самом деле мне не нужен весь уголь сразу, и я не могу хранить столько в настоящий момент, я могу продать вам своего верблюда прямо сейчас, положить тысячу долларов в карман и покупать столько угля, сколько мне нужно, и тогда, когда мне это понадобится. Такая система неизбежно породит своего рода банковскую систему, так что я могу даже одолжить третьему лицу часть от тысячи долларов и позволить накопиться процентам, пока я жду сезона топки углём.

В настоящее время мы движемся к системе, которая двигает денежную систему ещё на один шаг дальше: деньгам даже не обязательно быть физическим объектом, они могут быть лишь числами, которые обрабатываются компьютерами и отражают, кто сколько должен, и кто что может себе позволить. Для видов, которые совершенствуют компьютеры и используют их так же широко, как и мы, это тоже кажется вероятным — однако это не будет чем-то неизбежным.

Каким бы ни был метод или средство обмена, та или иная форма торговли, очевидно, будет развиваться везде, где две культуры или больше существуют в пределах досягаемости друг от друга и имеют достаточно много общего, чтобы у них была возможность использовать одни и те же товары. Когда такое случается, это, вероятно, становится одной из самых могущественных сил, определяющих ход истории. Например, исследовательские экспедиции будут с большей степенью вероятности финансироваться богатыми людьми, которые надеются стать ещё богаче, импортируя экзотические товары, чем теми людьми, кому просто интересно, что находится за следующим холмом. Многие научно-фантастические сценарии в значительной степени основаны на торговле и предоставляют широкие возможности для межвидовых контактов — как в «Возмутителях спокойствия» Пола Андерсона (часть его более масштабной серии «Политехническая лига»).

Торговля вряд ли начнётся, если не будут выполняться два требования: 1) у обеих сторон есть какие-то общие интересы и 2) дешевле получить то, что они хотят, от торгового партнёра, чем из какого-либо другого источника ближе к дому. Второе требование немедленно вызывает подозрение в отношении любого сюжета, связанного, допустим, с доставкой железа и кремния на Землю с похожей на неё планеты в системе Альфы Центавра. Здесь так много железа и кремния, что оно того не стоило бы. (См. статьи Уоррена Саломона «Экономика межзвёздной торговли» (“The Economics of Interstellar Commerce”) и Джона Бернса «Как построить будущее» (“How to Build a Future”), которые большей частью посвящены конструированию правдоподобной экономики.) Первое требование выглядит очевидным, но может изменяться по мере развития технологий. Если окажется, что дельфины обладают разумом наподобие человеческого, то до недавнего времени могло показаться, что у них и у нас будет мало общих интересов или поводов для конфликта. Сейчас, конечно, и им, и нам не хватает рыбы, а в некоторых районах дельфинам угрожает антропогенное загрязнение. Так что нам с ними наверняка нашлось бы, о чём поговорить.

Властные структуры

Хотя этот последний пример может быть поводом для торговли между двумя видами, живущими в чуждых друг другу средах — например, дельфины приносят людям подводные минералы, которые сложно добывать, в обмен на выращиваемую на фермах рыбу, — он представляется ещё более очевидной возможностью для разрешения конфликтов. Я уже касался вкратце растущей важности того момента, когда люди (или инопланетяне) живут группами, численность которых постоянно растёт, и всё больше контактируют с другими группами. Основным стимулом для развития и эволюции властных структур стала необходимость поддерживать порядок внутри общества и защищать её от внешних опасностей (под которыми обычно подразумеваются иные властные структуры, так что у этой идеи явно есть как положительные, так и отрицательные стороны).

Люди экспериментировали со многими формами правления, но очевидно, что многие из них являются модификациями и надстройками иерархий, характерных для групп павианов. Даже те из них, которые вызывают чувство гордости за то, что представляют собой демократии, как правило, имеют на вершине иерархии «альфа-самца» с подозрительно большим количеством атрибутов власти. Тем не менее, все шаги, которые дали ранее исключённым классам общества (таким, как неимущие, бывшие рабы и женщины) право голоса в собственном правительстве, несомненно, представляют собой одну из самых важных форм прогресса, достигнутого в истории. По крайней мере, так кажется многим из нас — но может, другой вид воспринимает это иначе? В книге «Твидлиуп» я показываю культуру, которая людям кажется явно старше и мудрее, чем наша собственная — поэтому они оказываются шокированными, когда выясняется, что это жёсткая диктатура. Диктатура совершенно иного рода, чем какая-то из тех, что были в истории человечества, но всё равно диктатура; и мне нравится думать, что их посол приводит достаточно веские доводы, чтобы заставить читателей задуматься как об их системе, так и о нашей собственной.

На протяжении большей части нашей истории общая тенденция заключалась в создании всё более крупных государственных структур: семей, кланов, племён, городов-государств, наций, империй и различных форм международных союзов и конфедераций. На данный момент, похоже, наблюдается тенденция противоположного направлении, когда мир захлёстывает эпидемия балканизации. Новая ли это важная тенденция, или же просто проходящее отклонение — это ещё предстоит выяснить. Я больше надеюсь на последнее; несмотря на то, что я не доверяю властям так же сильно, как и кто-то другой, становится ясно, что в наше время многие проблемы выходят за рамки национальных границ и должны решаться на глобальном уровне, если мы вообще хотим, чтобы они были решены. По этой причине я подозреваю, что на большинстве планет, которые сравнялись с Землёй по нынешней плотности заселения и технологическому уровню, или превзошли её, будет в той или иной форме существовать мировое правительство.

В какой именно форме, я уточнять не рискну. Подозреваю, что ответов может быть много, и часть работы писателя-фантаста состоит в том, чтобы представить некоторые из них и понять, как они могли бы функционировать. Каким бы ни был уровень развития ваших инопланетян, вам нужно быть внимательным, чтобы позволить их правительствам и социальным институтам вырасти из их истории, а не из нашей. Например, у кья У. Р. Томпсона общество естественным образом выросло из их исторического контекста как травоядных стадных животных, что порождает совершенно иные ответы на такие основополагающие вопросы, как «Как нам выбирать лидеров?» и «Нужны ли нам лидеры вообще?»

Другая власть: обычаи, этикет, общественное воздействие и мораль

Официальные властные структуры ни в коем случае не являются единственной силой, управляющей действиями индивидов. В нашем мире, и, вероятно, вне его границ, это было относительно поздним явлением, выросшим из устоявшихся обычаев, которые, в свою очередь, выросли из более ранних моделей поведения животных. Разумные животные могут менять свои привычки в зависимости от меняющихся условий, но они делают это неохотно. Так, например, многие люди по-прежнему считают, что установка «плодитесь и размножайтесь» — это то, что они должны делать как можно лучше, даже тогда, когда проблема заключается уже не в том, что людей слишком мало, а в том, что их слишком много.

Даже при наличии официальных властных структур «неписаные законы» в виде обычаев, этикета и общественного воздействия остаются важными факторами, влияющими на жизнь отдельных людей, и важным источником мелких деталей, которые добавляют правдоподобия в труд писателя, пытающегося воплотить в жизнь инопланетную культуру. Наша жизнь полна мелких жестов и нюансов, которые несут в себе удивительное богатство значений — это такие вещи, как поднятая бровь или придерживание открытой для кого-то двери. Точно так же жизнь инопланетян будет полна подобных вещей, хотя они, разумеется, будут отличаться от тех, что есть у нас. Романы Кэролайн Черри известны своим богатством деталями такого рода, и особенно похвально сознавать, что они будут отличаться этим не только от нас, но и друг от друга.

Даже в пределах одного вида социальные установки, строгость контроля над индивидами и значение, придаваемое жестам, могут сильно меняться в зависимости от места и времени. В нашей культуре рыгать за обеденным столом невежливо; в некоторых других странах невежливо этого не делать. Когда я, будучи молодым профессором в американском колледже в начале семидесятых, отрастил бороду, некоторые из моих коллег сказали: «Это делает тебя похожим на одного из детей!»; но моя бабушка (которая выросла во времена, когда бороды носили только старики) жаловалась: «Из-за этого ты выглядишь таким старым!»

Японцу, посетившему Америку, кусок пирога, поданный остриём в сторону сотрапезника, может быть воспринят как выражение враждебности, тогда как американцу никогда бы не пришло в голову придавать какое-либо значение ориентации пирога. Современная американская культура отказалась от многих символических требований этикета и подчеркнула терпимость к индивидуальному выбору во многих (хотя и далеко не во всех) областях. Японская культура, возможно, в результате высокой плотности населения в стране, сохранила огромное количество социальных ритуалов и придаёт большое значение любому отклонению от них. Значительная часть жизни в такой культуре состоит из ролевых игр по тщательно разработанному сценарию, и предполагается, что его должен знать каждый. Неправильно поставленная на стол еда действительно может выражать враждебное отношение, если все присутствующие усвоили, что это так; но придавать этому значение в культуре, где никого этому не учили, было бы неоправданно.

Как правило, официальные религии особенно богаты такими ограничениями и ритуалами, и они также играют большую роль в определении того, какие виды поведения считаются моральными или аморальными. Культурам, где нет официальной религии или её не придерживаются слишком строго, придётся искать иные способы определения, оправдания и обеспечения соблюдения своих моральных кодексов — но многие люди на Земле уже так и поступают. Любой культуре потребуются моральные кодексы, чтобы определять, что будет приемлемым в таких областях, как убийство или причинение увечий другим людям, захват или использование их собственности и так далее. Многие социальные предписания приемлемого поведения касаются таких областей, как размножение (общество должно контролировать борьбу за потенциальных партнёров, обеспечивать приемлемое воспитание детей и так далее), питание и отправление естественных надобностей.

Для большинства человеческих культур характерно довольно строгое отношение к одежде, которую должны или не должны носить люди, и придаётся большое символическое значение индивидуальному выбору — даже в таком климате, где одежда не является функциональной необходимостью. Несмотря на то, что в каждом обществе есть свои собственные представления о том, что является «правильным», далеко не всегда можно прийти к соглашению во мнениях по таким вопросам. Однажды моему брату было отказано в посещении ресторана в Южной части Тихого океана, потому что на нём не было юбки; в этой стране не так давно считалось скандальным, если её не надевает женщина.

Чтобы инопланетные культуры жили и дышали, вам нужно будет уделять достаточно внимания подробностям в обычаях, жестах, морали и одежде; и вам захочется, чтобы все эти вещи вытекали из природы и происхождения именно ваших инопланетян. Хорошие дополнительные примеры можно найти в цикле рассказах о кья У. Р. Томпсона, цикле рассказов «Тримус» Дж. Дэвида Нордли и серии рассказов «Ноев ковчег» (“Noah's Ark”) («Регенезис» (“ReGenesis”)) Джулии Эклар.

Передовые технологии

За последние несколько столетий наш вид пережил технологический взрыв, последствия которого радикально изменили практически все аспекты жизни. Вероятно, то же самое или нечто сравнимое произойдёт с любым разумным видом, использующим орудия труда, у которого есть и наука, и технология. Это также может случиться, хотя и не так скоро, с более долгоживущими видами, технология которых должна развиваться без помощи хорошо разработанной теории.

Поскольку вы живёте в эпицентре этого взрыва, многие из его особенностей вам уже знакомы, хотя ваше представление о них всё равно может нуждаться в некоторых уточнениях. Многие люди склонны предполагать, хотя бы подсознательно, что условия, в которых они живут, представляют собой заключительную фазу развития. Разумеется, это не так; темпы изменений неуклонно нарастают и не показывают никаких признаков прекращения этого процесса. Поскольку инопланетяне, о которых вы пишете, могут находиться на любой стадии развития — опережать наш уровень развития, быть вровень с нами или отставать от нас, — в следующих нескольких абзацах я планирую кратко рассмотреть некоторые из основных областей, которые уже внесли радикальные изменения в нашу жизнь. В следующем разделе я подскажу, какие ещё более радикальные изменения могут ждать нас впереди.

Достижения в области сельского хозяйства, санитарии и медицины — всё это способствовало значительному росту численности населения, и она продолжает быстро расти. Благодаря профилактике заболеваний при помощи санитарии и лечению при помощи медицины продолжительность жизни возросла настолько значительно, что люди накапливаются с невиданной скоростью. Пока это сходило нам с рук, хотя и в ограниченных масштабах, поскольку новшества в области сельскохозяйственных технологий, растениеводства и животноводства также позволили нам прокормить больше людей. Пока неизвестно, насколько долго может продолжаться такая ситуация, но в данный момент сельское хозяйство получает новый толчок от генной инженерии, которая позволяет модифицировать имеющиеся у нас растения и животных более радикальным путём по сравнению с обычной селекцией.

С улучшениями в производстве продуктов питания тесно связана оптимизация их хранения и распределения. Чтобы сохранять летние продукты для употребления зимой или для длительных поездок, люди издавна использовали такие методы, как соление и сушка. Охлаждение произвело революцию во всём этом деле, позволив употреблять практически свежие продукты в любое время года. Благодаря мобильным системам охлаждения и быстрой транспортировке продукты, выращенные или произведённые в каком-то одном регионе, можно легко перевезти в любое другое место и использовать уже там.

Транспорт получил значительное развитие с появлением самоходных моторных транспортных средств типа легковых автомобилей, грузовиков и поездов, дополненных такой инфраструктурой, как высококачественные автомобильные и железные дороги. В этом веке^[36] мы даже оторвались от поверхности нашей родной планеты; благодаря полётам путешествия через целый материк или океан превратились в рутинное дело продолжительностью в несколько часов вместо трудного приключения длиной в целые месяцы или годы, как это бывало раньше. Все эти положительные сдвиги, представляющие собой достаточно простые способы применения универсальных физических принципов, вероятно, произойдут в той или иной форме в любой технологически ориентированной культуре с уклоном в науку. (Хотя и не обязательно точно таким же образом, как у нас. Представьте себе, например, мир, в котором условия, которые привели к образованию угля и нефти, были более редким и локальным явлением, чем на Земле.)

Обратите также внимание, что к решению многих проблем существует несколько подходов, и некоторые из них мы опробовали и отказались от них в пользу альтернативы. Например, был недолгий период, когда люди использовали аппараты легче воздуха (аэростаты и дирижабли), которые неторопливо парили в атмосфере. В нашем мире они были почти полностью вытеснены более быстрыми и тяжёлыми самолётами, но вы легко можете представить себе инопланетную культуру, в которой воздушные корабли сохранились и переживали расцвет в качестве излюбленного способа полёта.

В настоящее время мы продемонстрировали, хотя только-только начали использовать, возможность космического полёта, выходящего даже за пределы атмосферы. Увидеть потенциальную пользу в использовании источников сырья и перемещении промышленности за пределы непосредственного окружения нашей родной планеты сравнительно легко. Некоторые из нас могут также увидеть ценность в создании дополнительных «планет-домов», будь то настоящие планеты или искусственные жилые сооружения в космосе. Существуют убедительные доказательства того, что на Земле неоднократно происходили катастрофы планетарного масштаба, которые уничтожали огромное количество видов. Если мы действительно заботимся о долгосрочном выживании нашего вида, нам не мешало бы обрести уверенность в том, что эта маленькая планета — не единственное место, в котором он представлен.

Колонии в нашей Солнечной системе неизбежно будут в значительной степени искусственными — от герметичных куполов, внутри которых находятся небольшие искусственные места обитания, и до целых планет вроде Венеры или Марса, которые будут «терраформированы», или искусственно преобразованы таким образом, чтобы сделать их более похожими на Землю. Вероятно, это будет справедливо и для других рас в других солнечных системах.За исключением очень редких и особых обстоятельств, две планеты в одной системе вряд ли будут похожими настолько, чтобы уроженцы одной из них смогли бы жить на другой без дополнительных приспособлений.

Однако есть и другая возможность использовать планету, отличную от той, на которой эволюция породила нас. Терраформирование означает приспособление планеты под новых обитателей; новая и быстро развивающаяся область генной инженерии (которая также таит в себе далеко идущие последствия для медицины) позволит виду изменять себя ради процветания в новой и чуждой среде. Люди и/или другие виды могут в конце концов решить, что такой подход предпочтительнее, особенно в тех случаях, когда на планете, которую они хотят колонизировать, уже существует экосистема. Процесс терраформирования включал бы уничтожение этой экологии, чтобы освободить место для нашей; адаптация себя к ней может быть более мягкой и этически более приемлемой альтернативой. (Если это соображение кажется тривиальным или притянутым за уши, подумайте о «золотом правиле» и представьте себе инопланетную экспедицию, желающую «терраформировать» Землю!)

Я не могу завершить это краткое обсуждение передовых технологий, не упомянув об электричестве и электронике. Они подразумевались для всего сказанного выше, поскольку дешёвая, легко распределяемая электроэнергия и электронные приборы играли ключевую роль во всех областях, которые я упомянул. Они сделали возможным значительное повышение уровня жизни во многих частях света и, как гласит расхожее выражение, сделали мир гораздо меньше. Поскольку связь со скоростью света превратилась в нечто само собой разумеющееся, радикально изменились способы функционирования бизнеса, властных структур и искусства. Если бы я писал эту книгу пару сотен лет назад и хотел узнать мнение своего редактора о предполагаемых мною изменениях в её структуре, мне пришлось бы написать ему письмо и ждать ответа недели или месяцы. В наши дни я просто звоню ему или пользуюсь электронной почтой, независимо от того, где кто из нас находится, и вопрос решается в считанные секунды или минуты.

Отрасль электроники, связанная с компьютерами, произвела революцию во многих аспектах жизни настолько быстро, что это стало практически позором для профессии научного фантаста. Лишь в немногих опубликованных статьях, если таковые вообще были, предполагалось, что компьютеры когда-нибудь станут такими маленькими, мощными и вездесущими, какими они стали за последние пару десятилетий. В настоящее время практически в любом новом приборе, камере или автомобиле есть, как минимум, один компьютер, наделяющий его возможностями, которые всего лишь несколько лет назад показались бы волшебством. Компьютеры внесли серьёзные изменения в процесс работы в банковском деле, властных структурах, медицине и искусстве. Давая возможность быстро и легко выполнять расчёты, которые без них вообще были бы невозможны, они сыграли важную роль в том, что целый взрыв новых изменений в науке, технике и обществе случился ещё быстрее.

Будет ли этот взрыв продолжаться здесь или среди инопланетян? Мы увидим это в следующем разделе. Пока же стоит отметить, что в этом разделе мы лишь слегка коснулись многих взаимосвязанных и взаимодействующих аспектов человеческой истории. Как писателю-фантасту, вам, вероятно, будет полезно узнать как можно больше о прошлом нашего собственного вида и, в частности, о том, как влияли друг на друга различные области человеческой деятельности. Есть вероятность того, что такие знания дадут вам идеи для сюжетов — как с точки зрения того, какие обстоятельства могут вызвать те или иные реакции, так и с точки зрения того, как всё могло бы развиваться по иному пути, если бы условия были иными. Две книги, которые я счёл особенно полезными для таких исследований, в дополнение к тем, о которых я уже упоминал, — это «История цивилизации» Герберта Уэллса (хотя она неизбежно заканчивается задолго до настоящего времени и в ней изложены некоторые устаревшие мнения) и «Хронология мировой цивилизации» Бернарда Грюна и Вернера Штайна^[37]. У этого последнего издания есть необычная и особенно поучительная особенность. События в различных областях человеческой деятельности представлены в нём параллельными столбцами, так что вы можете сразу увидеть, что происходило во многих сферах в любой момент времени.

В ГРЯДУЩИЕ ВРЕМЕНА: СТАРШЕ И МУДРЕЕ?

Когда цивилизация достигает стадии, сравнимой с нашей нынешней, у неё появляется потенциал для значительного дальнейшего развития постоянно возрастающими темпами. Все области, о которых я упоминал в предыдущем разделе, быстро меняются, и каждая новая разработка открывает ранее не предполагавшиеся возможности. Кроме того, деятельность в различных областях носит синергетический характер и находит применение в, казалось бы, не связанных друг с другом областях. Например, компьютеры изначально были разработаны для того, чтобы помогать математикам и инженерам работать с числами, но они также значительно ускорили развитие всех прочих областей науки, радикально изменили способы создания произведений искусства, характер издательской деятельности, и сделали возможными такие медицинские достижения, как компьютерная томография. Этот синергетический эффект настолько важен, что практически любой прогноз того, когда прогресс с наибольшей степенью вероятности сделает ещё один шаг вперёд, будет слишком консервативным — если такому прогрессу будет позволено продолжаться и ускоряться. K. Эрик Дрекслер в «Машинах создания» и Вернор Виндж в «Брошенных в реальном времени» независимо друг от друга и на разных языках экстраполировали резко возрастающие графики прогресса, чтобы предсказать «Сингулярность», — то время, когда кривые изменений становятся настолько крутыми, что человечество подвергнется внезапной, радикальной трансформации в нечто новое и настолько иное, что мы едва можем представить себе, что бы это могло быть. Возможно, некоторые разумные виды уже пережили подобную трансформацию.

Или же это может быть довольно редким событием. Достаточно легко представить себе те причины, вследствие которых нынешние темпы изменений и их ускорение могут не продолжаться. Растущий внутри нашей собственной культуры антинаучный элемент уже значительно ослабил акцент на фундаментальных исследованиях и, если всё зайдёт достаточно далеко, это может привести к ещё одним «Тёмным векам», когда осваивается мало новых знаний, но теряется много старых. Или же мы (или любой другой биологический вид в сопоставимой ситуации) могли бы уничтожить себя, случайно или по глупости — потому что, по крайней мере, до сих пор, прогресс человечества был тесно связан с контролем над постоянно увеличивающимися объёмами энергии. В этом веке мы научились использовать ядерную цепную реакцию (и злоупотреблять ею), а в настоящее время изо всех сил пытаемся обуздать термоядерный синтез. Нет никаких оснований предполагать, что, если мы сумеем пережить это, то не сможем перейдти к чему-то ещё большему.

Как сказано в книге Шкловского и Сагана «Разумная жизнь во Вселенной», астрофизик Н. С. Кардашёв предложил разделить возможные технологически развитые цивилизации на три класса в зависимости от их энергопотребления:

I. Цивилизация, у которой уровни энергопотребления и развития технологий сопоставимы с современными земными.

II. Цивилизация, способная использовать всю энергию, вырабатываемую её материнской звездой. (Пример из научной фантастики: «Мир-Кольцо» Ларри Нивена)

III. Цивилизация, способная использовать энергию в месштабах производимой целой галактикой.

Кийра из моих романов «Грехи отцов» и «Спасательная шлюпка Земля» (“Lifeboat Earth”) оказываются где-то между классами II и III по Кардашёву — заведомо ближе к II (они перемещают планеты и запускают вспышки сверхновых как средство производства сырья) и по случайности ближе к III (производственная авария в масштабах, значительно превосходящих наши нынешние возможности, приводит к цепной реакции взрывов сверхновых, взрывающей всё ядро галактики). Если мы будем продолжать использовать всё большее и большее количество энергии, у нас или у наших потомков в конце концов может появиться возможность осуществлять проекты сопоставимого масштаба — и нам придется принимать на себя соответствующие риски.

Крошечные технологии?

С другой стороны, тенденция всё большего потребления энергии может не продолжаться, или, как минимум, не будет возрастать настолько резко. Вместо этого (или вместе с этим) мы могли бы научиться достигать чего-то большего при меньших затратах энергии. Некоторые из наших усилий уже осуществляются в этом направлении. Автомобили стали более экономичными по сравнению с тем, какими они были несколько лет назад, и ожидается, что они станут ещё более экономичными. Компьютер, на котором я пишу, удобно расположился на старом столике для пишущей машинки и обладает гораздо большей вычислительной мощностью, чем тот, которым я пользовался в аспирантуре — он занимал очень большую комнату и требовал гораздо больше электроэнергии. Эти и другие шаги в направлении уменьшения размеров и повышения эффективности, которые мы уже видели, вероятно, будут просто каплей в море по сравнению с теми, которые мы можем предвидеть.

Возможно, самый основательный среди них — это нанотехнология, только зарождающаяся технология создания практически чего угодно, выстраивая атом за атомом, с использованием запрограммированных машин размером с молекулы, называемых ассемблерами. Её принципиальная возможность подтверждается нашим собственным существованием. Биологические системы — это возникшие естественным образом нанотехнологические системы, где ДНК заключает в себе полные инструкции, которые определяют работу активных молекул по построению целостных макроскопических организмов и управлению ими. Как отмечает К. Эрик Дрекслер в книге «Машины создания» а также в своей короткой статье с Крисом Питерсоном, тот факт, что природа способна на это, означает, что мы можем научиться делать это, как минимум, так же хорошо, а может быть, даже лучше, и с более широким спектром применения. С научной точки зрения аргументы Дрекслера консервативны; похоже, что нанотехнология, изменит нашу жизнь и жизнь любого существа, которое решит исследовать этот путь, настолько глубоко, что здесь я могу лишь давать советы и настоятельно призывать вас прочесть его книги.

Ещё одной новой технологией, которая может снизить энергетические потребности своих пользователей, является виртуальная реальность: генерируемые компьютером сенсорные ощущения, которые настолько убедительно имитируют реальность, что в ряде случаев могут её заменить. Например, пилоты ракетных кораблей могли бы получать опыт в значительной степени благодаря «управлению» виртуальными ракетами, которым требуется лишь немного электроэнергии вместо тонн ракетного топлива. Они могли бы даже проводить реальные исследования с помощью виртуальных транспортных средств, используя тесно взаимосвязанную с ней технологию дистанционного присутствия. Виртуальная реальность в том смысле, в каком обычно используется этот термин, означает «реальность», которая генерируется компьютером и может быть полностью вымышленной. В случае дистанционного присутствия пользователь ощущает то же самое, за исключением того, что виртуальная реальность, которую он испытывает, является имитацией настоящей реальности, передаваемой другим компьютером, который управляет в ней одним или несколькими роботами. Таким образом, «пилот» мог бы исследовать новую планету с помощью искусственных органов чувств маленького, проворного робота-зонда, не испытывая необходимости в системах жизнеобеспечения. Мы можем сделать это сами, или мы можем встретиться с инопланетянами только посредством их собственных роботов-зондов. Или вы можете представить себе радикально иной сценарий: вместо того, чтобы использовать дистанционное присутствие для исследования реальной вселенной, вид может уйти в виртуальную реальность и отказаться от большей части контактов с «реальным» миром.

Преграды нетехнологического плана

Какой бы способ совершения прыжка ни выбрали мы сами или какой-то другой вид (и нет никаких причин, по которым весь вид должен совершить этот прыжок одинаковым образом!), совершенно ясно, что, как только вид достигнет нашего нынешнего или какого-то сопоставимого уровня, ему придётся преодолеть некоторые существенные преграды не-технологической природы, чтобы он сумел продвинуться значительно дальше. Мы продвинулись до такой степени, когда можем делать очень многое, чего не могли раньше — в том числе устроить самоуничтожение при помощи таких средств, как ядерная война, безудержное промышленное загрязнение или перенаселение. В настоящее время наш вид пытается узнать, как справиться с этими вещами; перспективы его выживания и процветания в будущем будут зависеть от того, сумеет ли он это сделать.

Получится ли это у нас? Надеюсь, что да... А насколько велика вероятность, что это получится у какого-то вида во всей Вселенной? У нас нет данных, отталкиваясь от которых, можно было бы дать однозначный ответ, но для целей писателя-фантаста может быть достаточным сказать, что у некоторых видов, вероятно, это получится. Способов осуществления этого может быть столько же, сколько и ошибочных способов, ведущих к провалу, и представить себе или понять большинство из тех и других нам может быть так же сложно, как гиббону — осознать причину популярности Толстого. Однако задача писателя-фантаста — попытаться представить некоторые из этих возможностей и сделать так, чтобы они выглядели реальными и понятными.

В ранней научной фантастике инопланетяне обычно были не более чем просто умными чудовищами, склонными к разрушению в силу причин, которые в лучшем случае были лишь смутно очерчены. Сейчас редакторы вряд ли пропустят подобные вещи; в настоящее время мы ожидаем, что действия любого вида будут иметь смысл с позиции его собственной природы и происхождения. Но в будущем жизненная позиция даже у нашего собственного вида, вероятно, изменится настолько сильно, настолько быстро, что нам может быть трудно её понять. Если вы попытаетесь представить наших собственных пра- или пра-пра-прадедов, читающих описание Америки начала 1990-х, вы можете получить некоторое представление о том, насколько трудно им было представить, а тем более понять наши нынешние налоговые ставки, дресс-код, моральные стандарты и так далее.

Так что представить себе существ, более древних или «более развитых», чем мы сами, будет довольно сложно, даже если они начинали очень похожим на нас образом. Когда я писал повесть «…И утешение врагу» о развитой цивилизации с полностью биологическими технологиями, мы с редактором полагали, что я изображаю нечто настолько чуждое, что мы даже не признаем это как развитую цивилизацию. Но на протяжении десяти лет я замечал намёки на то, что мы сами вступаем на путь, который легко может привести к такому будущему.

Итак, где могли бы оказаться мы сами или более или менее похожие на нас инопланетяне через следующие сто, тысячу или десять тысяч лет истории? Очевидно, естественная эволюция вряд ли сильно изменит наш физический облик. Если правы такие сторонники теории прерывистого равновесия, как Стивен Джей Гулд, то крупные эволюционные изменения происходят лишь в ответ на серьёзные изменения окружающей среды, а цивилизация по своей природе стремится минимизировать эволюционное давление. Пара оговорок: если мы останемся на одной планете, разные уголки которой становятся всё ближе к нам благодаря удобству перевозок, то расовые различия с большой степенью вероятности будут размываться и постепенно исчезнут. С другой стороны, если мы колонизируем другие планеты, а сами колонии практически не будут контактировать друг с другом, изолированные популяции будут демонстрировать тенденцию к дивергенции, в итоге превращаясь в отдельные виды. И, разумеется, любой вид, который активно занимается генной инженерией, может переделать себя в таких направлениях, которые не смогла бы предусмотреть природа.

Этот и другие способы, посредством которых культуры учатся справляться с упомянутыми выше проблемами, могут показаться довольно странными и, возможно, неприятными для современного человека. Мои кийра, например, забыли, что такое война, но они также забыли, кто такие домашние животные. Чтобы обеспечивать многочисленное растущее население и решать экологические проблемы, они давным-давно научились заменять естественные экосистемы упрощёнными, полностью спроектированными и контролируемыми искусственными системами, в которых не осталось никаких естественных форм жизни, кроме них самих. Такая идея, вероятно, покажется вам отвратительной, но мне кажется, что слишком уж легко можно представить наш собственный вид, следующий по такому пути. Кийра устранили трения в отношениях между отдельными личностями и их объединениями, выйдя далеко за рамки того, что мы считаем мировым правительством: их «Координатор» — это чрезвычайно сложный компьютер, который постоянно отслеживает сознание индивидов и вносит необходимые коррективы, чтобы гарантировать, что все смогут ужиться вместе.

Возможность таких вещей предполагает, что, хотя в наши дни жестокие инопланетные захватчики прошлого выглядят чем-то странным и маловероятным, мы также не можем допускать, как это уже бывало, что какие-то виды, освоившие возможность полёта к звёздам, будут обладать настолько высоким уровнем морального развития, что не будут представлять угрозы для других видов. Они должны были найти какой-то способ избежать самоуничтожения; но путь, который они прошли при этом, мог легко привести к тому, что одна из их группировок уничтожает все остальные или подавляет их, и эта тенденция с таким же успехом могла быть перенесена и на другие виды, которые они встретили в ходе своих путешествий.

По-настоящему огромные цивилизации

Насколько же вероятны такие путешествия, и насколько далёкими они могут быть? Я уже немного говорил о путешествиях внутри границ родной солнечной системы того или иного вида. Пока это делалось в основном с помощью ракет на химическом топливе, что чрезвычайно дорого; вдобавок химические ракеты — это довольно неэффективный способ достижения подобной цели. Большая часть проблемы состоит в том, что они должны возить с собой собственное топливо, и во многих конструкциях обычно сбрасываются крупные части самого аппарата (и то, и другое создаёт особые трудности для путешествий туда и обратно!). Поэтому техническая мысль работала над тем, чтобы избежать этих проблем: предлагались космические корабли многоразового использования, ядерные ракеты вместо химических (которые сталкиваются с большими проблемами в плане общественного признания) и ракеты, предназначенные для хранения топлива, нужного для обратного пути, в пункте назначения (см. первые две ссылки на Зубрина). Другие предлагали способы более эффективного входа в область действия земной гравитации и выхода из неё, как в статье Арнольда и Кингсбери «Космопорт» (“The Spaceport”) об орбитальном космодроме, который накапливает энергию и импульс, придаваемый стыкующимся космическим кораблём, для использования тем, который вылетает следом. Третьи предлагают двигательные установки, не использующие реактивное движение — например, электромагнитные катапульты и паруса, использующие свет и «ветер» частиц, испускаемых солнцем, или свет наземных лазеров. (См., например, «Магнитный парус» (“The Magnetic Sail”) Зубрина.)

До недавнего времени многие люди, не являющиеся писателями-фантастами, были склонны считать, что пилотируемый межзвёздный перелёт за пределы Солнечной системы нецелесообразен. Расстояния огромны (ближайшая звезда находится более чем в четырёх световых годах от Солнца), а количество энергии, необходимое, чтобы долететь хотя бы до неё за одну человеческую жизнь, огромно. Однако писатели-фантасты, а совсем недавно, но совершенно серьёзно, и настоящие физики (некоторые из них, такие как Роберт Л. Форвард и Джеффри Лэндис, также являются писателями-фантастами) исследовали множество способов обхода этих проблем.

Одним из самых первых способов решения проблем с энергией и расстоянием является корабль поколений: относительно медленный корабль, которому могут потребоваться сотни или тысячи лет, чтобы проследовать от одной звезды до другой, и поколения экипажа живут или умирают на его борту. Даже если вы сумеете разработать бортовую систему жизнеобеспечения, которой можно доверять настолько долго, очевидная проблема данного варианта заключается в том, что экипаж, родившийся на борту корабля, скорее всего, не будет иметь ни малейшего представления ни о «родной» планете, с которой стартовал корабль, ни о пункте назначения, к которому он направляется. Корабль — это их вселенная, и, вероятно, внутри него сложится своя особая культура (как в рассказе Роберта Хайнлайна «Пасынки Вселенной»).

Если вы можете получать достаточно много энергии, то другой подход использует преимущества релятивистского эффекта, известного как замедление времени. Здесь я не буду вдаваться в подробности, но если вы хотите их узнать (а вам это нужно, если вы планируете сделать это важной частью своей истории), то я рекомендую «Физику пространства-времени» (“Spacetime Physics”) Тейлора и Уилера. Результатом, важным для целей повествования, будет то, что при путешествии со скоростью, составляющей существенную часть скорости света, вам, путешественнику, кажется, что путешествие занимает меньше времени, чем наблюдателю, оставшемуся в космопорте, который вы покинули.

В данном уравнении tship — это время в пути, измеренное на борту корабля, tport — это время в пути, каким оно представляется не путешествующим наблюдателям на обоих концах пути, v — скорость корабля относительно начальной точки и места назначения, а c — скорость света. При небольших скоростях показатель замедления времени (квадратный корень) настолько близок к 1,0, что разницу между этими двумя временами заметить трудно. Но по мере приближения v к c время в пути, затрачиваемое экипажем, становится все меньше и меньше, как показано в таблице 6-1. Кроме того, становится все труднее и труднее разгонять корабль ещё сильнее, а теория относительности Эйнштейна (подкреплённая экспериментальными данными), как минимум, предполагает, что скорость света — это строго установленный предел, выйти за который мы не можем.

Как же достичь таких скоростей? Это непросто, но физики очень подробно разработали несколько методов, в том числе ракеты на антивеществе, лучевые энергетические системы, солнечные паруса и прямоточные термоядерные двигатели, которые собирают разреженную межзвёздную материю в качестве топлива. Отличным руководством по этим и другим аспектам межзвёздных перелётов является «Руководство по полётам к звёздам» (“The Starflight Handbook”) Юджина Мэллава и Грегори Мэтлоффа (там, кстати, много что рассказано о более обычном ракетном движении в пределах Солнечной системы и есть множество подробных ссылок).

v/c / tport / tship

0.1 / 43 / 42.784

0.2 / 21.5 / 21.066

0.3 / 14.333 / 13.673

0.4 / 10.75 / 9.853

0.5 / 8.6 / 7.448

0.6 / 7.167 / 5.733

0.7 / 6.143 / 4.387

0.8 / 5.375 / 3.225

0.9 / 4.778 / 2.083

0.92 / 4.674 / 1.832

0.94 / 4.574 / 1.561

0.96 / 4.479 / 1.254

0.98 / 4.388 / 0.873

0.99 / 4.343 / 0.613

0.999 / 4.304 / 0.192

ТАБЛИЦА 6-1 Время путешествия от Солнца до Альфы Центавра

В левой колонке показана скорость перемещения в виде доли от c, скорости света. В средней колонке показана продолжительность полёта с такой скоростью в годах, измеренная наблюдателем на Земле или на планете Альфы Центавра. В последней колонке показана продолжительность путешествия, измеренная путешественниками на борту корабля. Время на борту судна всегда меньше, чем время «в порту» — лишь незначительно, пока v/c не станет достаточно большим, но очень резко, когда значение v достаточно близко к c.

Эти рассуждения о космических полётах будут однозначно представлять интерес через пару глав, применительно к вопросу взаимодействия людей и инопланетян. В данный момент наш интерес к ним возникает из-за их отношения к вопросу «Может ли общество (людей или инопланетян) занимать больше одной планеты?» Старый пример из научной фантастики — это галактическая империя, республика или федерация. Насколько же это вероятно?

Даже в случае межзвёздной цивилизации гораздо меньших масштабов — скажем, такой, которая объединяет несколько солнечных систем в области космоса, простирающейся где-то на дюжину световых лет, — проблемы велики, а выгода не обязательно соизмерима. Если предполагать, что мы ограничены теми видами физики, которые рассматривали до сих пор, то путешествия или обмен информацией между входящими в неё мирами займут годы и будут стоить целое состояние. Что смогло бы оправдать эти затраты? Вы не отправляетесь за тридевять земель, чтобы завозить издалека товары, которые гораздо дешевле выпускать дома. Вы не отправляетесь в дорогостоящие экспедиции, чтобы защитить себя от существ, живущих настолько далеко от вас, что они не смогут позволить себе организовывать дорогостоящие экспедиции против вас. Очевидно, колонизация других звёзд с большей степенью вероятности приведёт к распространению в значительной степени независимых цивилизаций, хотя в ограниченных масштабах может существовать торговля информацией и инопланетными артефактами. Джордж Очоа и Джеффри Озир посвящают одну из глав своего «Руководства по созданию научно-фантастической вселенной для писателя» (“The Writer's Guide to Creating a Science Fiction Universe”) проблемам и возможностям цивилизаций галактического масштаба.

Разумеется, всё, что я рассказал о том, почему межзвёздные цивилизации с большой степенью вероятности будут маленькими и слабо сплочёнными, может кардинально измениться, если один или несколько видов откроют новые виды физики, позволяющие путешествовать и/или общаться со сверхсветовой скоростью. В последние пару десятилетий физики стали замечать возможные лазейки в теории относительности, которые могут означать, что ограничение скорости не такое уж абсолютное, как мы думали. (См. доктора Роберта Л. Форварда «Быстрее света» (“Faster Than Light”) в журнале Analog.) И ни в коем случае нельзя исключать того, что кто-то в конце концов откроет совершенно новые области физики, которые предлагают способы быстро, легко и дёшево преодолевать межзвёздные расстояния. Сейчас я не буду много говорить о них, поскольку на данный момент мы ограничиваемся тем, что можно предвидеть с помощью научных знаний нашего времени. Однако такая технология могла бы открыть возможность существования очень обширной, но пронизанной сетью связей и плавно взаимодействующей цивилизации, поэтому в одиннадцатой главе я расскажу о такой «новой науке» немного больше.

На данный момент важным фактом для того, кто пишет об инопланетянах, будет то, что любые возможности, которые мы можем представить для нас самих, в равной степени вероятны для других разумных существ, которые чем-то похожи на нас. Всё, что мы можем осуществить, или ясно видим возможность осуществить это в дальнейшем, также может осуществить кто-то ещё.

А ЕСЛИ ОНИ НЕ ТАКИЕ, КАК МЫ?

На протяжении всей этой главы я приводил вымышленные примеры того, как некоторые элементы инопланетного общества могут развиваться иначе, чем те же элементы у нас. А может ли общество быть настолько чуждым, что некоторые из его особенностей не имеют аналогов у нас (или наоборот)?

Например, развитое общество могло бы эволюционировать из чего-то аналогичного нашим общественным насекомым: пчёлам, осам, термитам и муравьям. У них существует сложная социальная структура, в которой тысячи особей узко специализированы для выполнения очень специфичных функций в работе колонии как единого целого. Действия каждого индивида определяются сочетанием жёстко заданной программы и сообщений, которыми отдельные особи обмениваются между собой посредством закодированных химических соединений или «языка танца» медоносных пчел. Действия любой отдельно взятой особи (кроме матки) не очень важны; особи в значительной степени взаимозаменяемы и являются расходным материалом, а вне колонии ни одна из них не может прожить достаточно долго. В некотором смысле колония больше похожа на разумное животное, чем на стадо, а составляющие его отдельные насекомые больше похожи на его клетки. Учитывая сложность, которой уже достигли некоторые из этих сообществ насекомых, нетрудно представить, как некоторые из них развиваются до уровня, сравнимого с нашими городами, или даже до более высокого уровня. В таком обществе могут оказаться почти непостижимо чуждыми такие понятия, как «права личности» и «демократия»; разумеется, понятие индивида как целостного существа может быть именно таким. Похоже, что менталитет улья наблюдается у тельциан из романа Джо Холдемана «Бесконечная война».

Для дельфинов или сходных с ними существ, эволюционировавших вне Земли, может оказаться трудным для понимания само понятие городов и тех трудностей, которые возникают у множества индивидов, проживающих практически всю свою жизнь в перенаселённых местностях, где существует множество искусственных границ. Мой «Пиноккио» (“Pinocchio”) — это производное того типа культуры, который мог бы существовать у дельфинов-афалин. Мои предположения были основаны на реальных результатах исследований, и мы пока ещё не можем полностью исключать возможность того, что у них может существовать такое общество. (Даже если его у них нет, вне Земли всё равно может существовать что-то очень похожее!) Их образ жизни ещё более кочевой, чем у людей-кочевников; они странствуют на огромные расстояния в мире, который по сути трёхмерный (наш — в значительной степени двухмерный), и они не создают артефактов, потому что у них нет рук. Там, где они живут, применение огня невозможно, поэтому идея приготовления пищи, вероятно, показалась бы им довольно странной. Возможно, дельфину трудно представить себе ложь и обман, так глубоко укоренившиеся практически во всех человеческих культурах. Внутренние реакции, связанные с эмоциональным стрессом, было бы трудно скрывать, поскольку тела дельфинов буквально прозрачны для воспринимаемых друг другом звуков!

Тем не менее, можно представить себе иные очень чуждые культуры, чаще всего начав с какой-нибудь группы животных, обитающей на Земле, и представляя, как она могла бы эволюционировать — например, похожие на морских звёзд радиаты в «Воспоминаниях женщины-космонавта» (“Memoirs of a Spacewoman”) Наоми Митчисон. Вероятно, в большинстве культур существуют некоторые элементы, которые очевидным образом соответствуют элементам человеческих культур, но могут быть и такие, у которых нет аналогов. В целом, чем больше ваши животные отличаются от приматов, и чем больше среда их обитания отличается от той, в которой эволюционировали приматы, тем больше будут различия культур.

Например, у обычного полёта могло бы быть множество следствий. У Сверхправителей из «Конца детства» Артура Кларка в городах нет тротуаров, а двери расположены на произвольной высоте. У ифриан в «Детях ветра» Пола Андерсона нет настоящих городов, и это представление может быть более вероятным. Их мобильность делает ненужным существование постоянных скоплений, а большие потребности в энергии при полёте превратили их в прожорливых плотоядных животных, которым приходится жить редко разбросанными группами, эксплуатируя и охраняя большие территории.

По литературе разбросано множество иных вымышленных примеров. Возможно, вам будет полезно просмотреть «Путеводитель по инопланетянам» (“Barlowe’s Guide to Extraterrestrials”) Барлоу, чтобы вкратце ознакомиться с некоторыми из них, а затем найти исходные произведения, чтобы более подробно прочитать о тех из них, что вас интересуют.

Вероятно, вам также будет полезно побольше почитать о земных животных как об источнике идей и представить себе, какие общества могли бы эволюционировать у них. Например, как мы могли бы относиться к смерти и ценности жизни, если бы наши родители отложили тысячи яиц и знали, что лишь 1 процент из них даст жизнь тем детям, которые доживут до совершеннолетия? Если бы мы сбрасывали свою кожу, как змеи или ящерицы, могли бы наши родители украшать дом сброшенными в детстве кожами наподобие того, как некоторые родители из числа людей делают карандашные пометки на стене, чтобы отслеживать рост своих отпрысков?

Лучший общий совет, который я могу дать писателю, желающему писать об инопланетных обществах, будет таким: узнайте всё, что можете, об этологии, антропологии и истории — в их самом широком смысле, — а затем выходите за их рамки. Позвольте им подсказать вам, куда идти, а затем следуйте по этим указаниям так далеко, как только сможете.

ГЛАВА 7 Инопланетный язык

Это самая точная транскрипция ключевого предложения с использованием символов, понятных многим людям на Земле, из моего первого рассказа среди всех написанных мною, которому удалось вызвать серьёзный интерес у редактора. У этого рассказа («Дьявол и глубокое синее море» (“A Devil and a Deep Blue Sea”)) были и другие проблемы, поэтому он так и не был продан, но стал поводом для появления искреннего письма поддержки от редактора, который ранее присылал мне лишь распечатанные бланки отказа. Прошло совсем немного времени, и он купил мой первый рассказ, а вскоре начал покупать их регулярно.

Что же было в этой истории такого, чего не было в её предшественниках? Думаю, самым важным элементом, который привлёк внимание редактора, было внимательное отношение к роли языка в контакте между двумя видами с разных планет. Я написал его отчасти потому, что не смог припомнить, чтобы когда-либо читал другую историю, в которой был бы показан реальный процесс изучения человеком инопланетного языка. Я сознательно намеревался сделать это — хотя, конечно, основная суть истории была связана с тем, что сказали инопланетяне, как только началось общение с ними.

Чтобы показать процесс изучения языка, мне пришлось достаточно много узнать о самом языке — иными словами, я должен был изобрести его в мельчайших подробностях. Конечно, в этом не всегда есть необходимость. Возможно, вам никогда не понадобится показывать инопланетный язык настолько подробно. Но вы почти наверняка включите в произведение, как минимум, несколько слов — хотя бы имён — и, вероятно, какое-то общее описание того, как звучит язык или на что он похож. Как и в любом другом аспекте писательского труда, чем больше вы знаете о своём контексте, тем убедительнее будет та часть, которую вы расскажете, потому что читатель почувствует, что написанное на странице является частью большего и непротиворечивого целого. Для меня как писателя одним из самых приятных моментов был случай, когда редактор рукописи обнаружил грамматическую ошибку в инопланетном языке, для которого я не прописывал никаких правил.

Как и в случае с живыми организмами и культурами, диапазон тех обличий, которые могут принимать языки, шире, чем вы можете себе представить, даже на Земле. Итак, давайте начнём это обсуждение того, как могли бы общаться инопланетяне, с рассмотрения некоторых способов общения людей, начиная с самых знакомых, и после этого углубляясь в предмет. То, что я намереваюсь сделать, задумано не как всеобъемлющее и упорядоченное введение в лингвистику, а скорее как краткий обзор некоторых приёмов, сложившихся в человеческих языках, позволяющий дать вам представление о том, насколько широким может быть это разнообразие. Чтобы изучить вопрос более подробно и методично, вы могли бы начать со знакомства с чем-то наподобие книги Виктории Фромкин и Роберта Родмана «Введение в язык» (“An Introduction to Language”), которая, в свою очередь, отсылает вас ко многим другим источникам. Кроме того, я нахожу поучительным и занимательным просматривать статьи о языках и лингвистике в «Британской энциклопедии».

РАБОЧИЕ ИНСТРУМЕНТЫ: МИНИ-МУЗЕЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ДИКОВИНОК

Если английский — это единственный язык, который вы использовали или изучали, то вы сталкивались лишь с немногими грамматическими терминами и понятиями, но далеко не со всеми прочими. Языки различаются настолько, что для описания их особенностей вам будут нужны отдельные словари-справочники. В суахили, например, нет причастий, зато в английском языке нет синхронных и последовательных времён. Существует некоторое совпадение в том, что делают эти элементы языка, но в том, как они это делают, существует большая разница — и даже их функции ни в коем случае не эквивалентны.

Я предполагаю, что вы хотя бы поверхностно знакомы с такими основными чертами английского языка, как согласные и гласные, существительные и глаголы, прилагательные и наречия, местоимения и предлоги, а также с прошедшим и настоящим временами. Отталкиваясь от этого, я напомню вам о некоторых особенностях, с которыми вы, возможно, сталкивались в других языках, обычно преподаваемых в американских школах, а затем перейду к другим, встречающимся только в языках, с которыми вы вряд ли сталкивались.

Например, если вы изучали французский или испанский языки, вам встречались спряжения глаголов. Спряжение — это принцип изменения формы глагола для выражения лица, числа и времени. На английском языке это настолько просто, что вы вряд ли даже осознавали это. Простое настоящее время имеет две формы (go и goes), а прошедшее — только одну (went); будущее образуется путём подстановки вспомогательного глагола перед основной формой (will go). Во французском или испанском всё сразу становится сложнее, потому что для каждого времени вам нужно выучить (примерно) шесть форм: по одной для «я»; «ты» (единственное число/фамильярное); «он», «она» или «оно»; «мы»; «вы» (множественное число/вежливое) и «они».

Более того, не существует ни одного принципа, который работал бы всегда. У испанских глаголов можно выделить три различных спряжения, а у французских — четыре. Если этого мало, то в обоих языках содержится множество «неправильных» глаголов, которые слабо или сильно отклоняются от любого из стандартных спряжений, и потому их необходимо запоминать. Поскольку это в значительной степени верно для всех языков, обычно преподаваемых в североамериканских школах, вы можете предположить, что неправильные глаголы должны быть представлены в языках в изобилии. (Этого не наблюдается, но подробнее об этом — чуть позже.) С другой стороны, хотя такие языки требуют от вас изучения большего количества форм, они также дают вам некоторую дополнительную гибкость. Когда лицо и время подразумеваются в самой форме глагола, вам не всегда нужно чётко указывать подлежащее. Испанский язык обычно пропускает подлежащее местоимение, если оно не обязательно нужно для ясности или акцентирования внимания (например, «hablo» вместо «yo hablo», то есть, «я говорю»).

Изучая французские или испанские спряжения, вы также обнаружили, что времена в разных языках не обязательно определяются одинаково. И если в английском языке существует одно простое прошедшее время, то в испанском их два. Претерит (примерно, но не точно соответствующий тому, что французские учителя часто называют «прошедшим историческим временем») относится к действию, которое имело место однажды в определённое время («Я прочитал книгу вчера»), а имперфект — к действию, которое имело место неоднократно или непрерывно в течение определённого периода («Я часто читал книгу, когда возвращался домой с работы в те дни»).

Во французском, испанском или немецком языках вы также должны различать уровни обращения. Разговаривая с любым человеком, вы должны решить, следует ли обращаться к нему фамильярно, как tu, tú или du, или официально (вежливо), как vous, Usted или Sie. Фамильярные формы используются при обращении к животным, детям и людям младше вас или с более низким статусом; вежливые формы используются при обращении к тем, кто старше или обладает более высоким статусом. Трудность (и подводный камень) заключается в необходимости принять решение о том, какая из категорий подходит тому, к кому вы обращаетесь. Это может быть непросто, а неправильное предположение может стать причиной неприятностей. Современный английский (в наши дни, когда популярность «thou» упала) избавляет вас от необходимости принимать это решение. Самый близкий в настоящее время вариант в английском — это выбор: имя или сочетание формы обращения и фамилии («Джон» или «мистер Смит»).

Каким бы коварным ни казалось различие между вежливым и фамильярным обращением тому, кто впервые сталкивается с французским или немецким языками, оно может быть куда хуже, и даже уже таково. В польском языке существует 45 вариантов обращения на «вы» (правда, не 45 отдельных форм, а 45 отдельных ситуаций [сочетания числа, уровня, рода, падежа и т.д.], которые необходимо различать, чтобы знать, какую форму следует использовать). В японском языке существует сложная система почётных званий и степеней витиеватости, которые следует тщательно подбирать в соответствии с относительным статусом того, кто говорит, и того, к кому обращаются.

Есть одна вещь, которую вы, вероятно, с радостью обнаружили в испанском или немецком языках — это то, что правописание и произношение могут быть более простыми и логичными, чем в английском языке. С другой стороны, вы, возможно, испытали тревогу, обнаружив, что вам пришлось научиться издавать новые, незнакомые и, возможно, «трудные» звуки, такие как раскатистое «r» и немецкие гласные «ö» и «ü». (Вам бы стало легче, если бы вы узнали, что английский язык переполнен такими звуками, как «th» и постоянно меняющаяся гласная в американском слове «can’t», которые встречаются лишь в немногих других языках и оказываются странными и трудными почти для всех остальных?)

Если вы изучали немецкий язык или латынь, то должны были знать о падежах и склонениях. Они связаны с существительными, прилагательными, артиклями и местоимениями так же, как спряжения с глаголами. В английском языке от них есть остаточные следы, но только лишь остаточные — в различных формах местоимений, используемых в качестве субъектов и объектов (I и me, he и him,she и her). В немецком и латинском языках каждое существительное, прилагательное, артикль (если он есть) или местоимение должны быть поставлены в правильной форме (падеже) в соответствии со своей ролью в предложении. В немецком языке не два, а четыре падежа; в латыни их семь. И, разумеется, в каждом из языков существует несколько вариантов склонения и щедрое количество исключений из правил.

До сих пор все мои примеры брались из языков, которые обычно преподаются в наших школах и более или менее близкородственны английскому. Если мы копнём чуть глубже, всё станет ещё интереснее. Если же мы копнём очень глубоко, всё станет гораздо интереснее.

Все языки, которые я упомянул, принадлежат к большой семье, называемой индоевропейской; английский и немецкий принадлежат к германской группе, а латынь, французский и испанский — к романской группе. Тем не менее, даже внутри этой группы мы нашли один язык, латинский, в котором не используются артикли — слова (the, a, an), которые мы используем постоянно.^[38] Многие языки вполне комфортно обходятся вообще без их использования. Примеры можно найти как внутри индоевропейской группы (славянские языки, например, русский и польский), так и за её пределами (такие как китайский, японский и суахили). Носителям таких языков при изучении английского может быть сложно понять, какой цели служат артикли, и знать, когда их нужно вставлять. В скандинавских языках они используются, но определённый артикль — это суффикс, добавленный к существительному вместо отдельного слова перед ним (шведское hus = house (дом), huset = the house ([этот] дом)).

В славянских языках также существует деление глаголов на категории, называемые видами (аспектами). Помните различие между претеритом и имперфектом в романских языках? А теперь представьте, что одни и те же оттенки значения разделяются во всех временах. В славянских языках для перевода одного английского глагола имеется по два (как минимум) отдельных, свободно спрягаемых глагола. Один из них, совершенного вида, используется в ситуациях с ощущением определённости или завершённости, как претерит романских языков. Другой, несовершенного вида, используется для продолжающихся или привычных действий, скорее как имперфект романских языков.

Любой язык — это набор инструментов для выражения идей. Точно так же, как в один набор инструментов может входить разводной гаечный ключ, а в другой — нет, в некоторых языках есть такие инструменты, без которых другим приходится обходиться. Один особенно полезный инструмент, который отсутствует в английском языке, но есть в славянских и скандинавских языках, — это полный набор возвратно-притяжательных прилагательных и местоимений. В английском языке, если «Joe told Henry he loved his wife», Генри может немного понервничать, пока не выяснит, принадлежит ли жена, о которой идёт речь, Джо или самому Генри. В русском языке никакой двусмысленности нет. Здесь вместо «his» используется слово «свою», если оно относится к самому Джо (подлежащему в предложении), и совершенно другое, «его», если оно относится к кому-то другому (например, к Генри). (Конечно, это не всегда преимущество: английские шутки, которые зависят от такой двусмысленности, нельзя перевести на русский!)^[39]

Ещё одним средством, которого нет в английском языке, является местоимение третьего лица единственного числа «не связанное с родом». В последние годы многие люди пытались закрепить такой момент (например, «он/а»), но на таком фундаментальном уровне, как местоимения, внести языковые изменения сложно, и до сих пор ни одно из них не получило всеобщего признания. «Это» (it) не удовлетворяет этим требованиям. В английском языке оно означает отсутствие определения рода, что большинство людей считают оскорбительным, если речь заходит о них самих. То, о чём я говорю, — это местоимение, которое подразумевает, что у человека действительно есть разделение по полам, но не уточняет этот момент. Во многих языках (например, в суахили, японском и венгерском) есть местоимения только такого рода, который не даёт возможности определить, «он» это, или «она». (Похоже, что на практике это не гарантирует наличие общества, свободного от сексизма.)

Кстати, категория рода пронизывает насквозь большинство индоевропейских языков. И опять же, английский язык утратил эту особенность почти полностью, от неё остались лишь следы. В испанском, французском или немецком языках у всего есть род, который не обязательно имеет какое-либо отношение к полу: во французском языке «стол» — слово женского рода, а в немецком «девушка» — среднего рода. Прилагательные должны совпадать с существительным по роду и числу, которое они изменяют, а в польском и русском языках даже глаголы прошедшего времени меняются в зависимости от рода подлежащего.

За пределами индоевропейской группы различия могут быть гораздо более значительными и фундаментальными, чем всё, о чем я упоминал до сих пор. Вот подборка явлений, с которыми вы можете столкнуться:

Очень разные звуки

Семитские языки, например, иврит и арабский, широко используют гортанные звуки. Кстати, слово «гортанный» — это, вероятно, единственное слово, которым чаще всего злоупотребляют авторы, пытающиеся описать чужеродные языки; оно совершенно определённо относится к звукам, образующимся в горле, вроде немецкого или шотландского ch или арабского q. (Да, я знаю, что иногда это слово используется в широком смысле для обозначения «странного, резкого или неприятного», но это слишком неопределённый эпитет, особенно для научной фантастики. Читатели научной фантастики истолкуют слово «гортанный» в его более точном смысле и испытают неудовольствие, если им покажется, что вы используете его не так.)

В нескольких южноафриканских языках используются «щелчки», которые настолько отличаются от любых наших звуков, что носителям английского языка трудно даже воспринять их на слух как речь. Образцы этого вы можете услышать в фильме «Наверное, боги сошли с ума». Когда вы слышите речь бушмена, она, скорее всего, звучит так, словно кто-то говорит на «обычном» языке без щелчков, а на заднем плане неизвестный отдельный источник издаёт щёлкающие звуки.

Набор звуков, которые могут издавать речевые органы человека, значительно больше, чем выборка, используемая любым из языков. Во всех культурах на ранних стадиях обучения речи дети пробуют их все; их культура закрепляет те, которые от них ожидают, и они вскоре забывают, как издавать другие.

Иные методы словоизменения

Словоизменение («флексия») в лингвистике означает изменение формы слова для выражения оттенков значения или связанных с ними значений, таких как leading (ведущий), led (ведомый) и leader (вождь) от lead (водить). Этот пример иллюстрирует два метода, используемых в индоевропейских языках: изменение окончания и изменение внутренней гласной. В индоевропейских языках последний способ относительно редок (в германских языках типа английского и немецкого он встречается в основном в нескольких «сильных глаголах», таких как sink (тонуть), sank (погрузился, утонул), sunk (утопленный)), но в семитских языках это основной modus operandi. Там основной корень слова состоит из группы согласных (обычно трёх), а родственные слова образуются путем изменения чередующихся между ними гласных. Если бы в английском языке всё было так же, как в арабском, то слова postal (открытка), pastel (пастель), pistol (пистолет) и pustule (прыщ) выглядели бы формами одного и того же слова или, по крайней мере, были бы очень близкородственными; и в то же время слова kisses (поцелуи), kisser (ряха), kissed (поцелованный) и kissing (целование) выглядели бы не связанными друг с другом.

Тона

Во многих африканских и восточных языках тон, которым произносится слово, является неотъемлемой частью его отличительных особенностей и кардинально влияет на его значение. В английском языке интонация используется в ограниченных масштабах для выражения таких вещей, как отношение говорящего — например, слог «О» (Oh) может произноситься в разных тональных вариантах для выражения смирения, удивления, восторга или скептицизм, — но в действительно тональных языках, таких, как китайский, всё заходит гораздо дальше. Одна и та же комбинация гласных и согласных (скажем, «blurp»), произносимая четырьмя тонами — например, высоким ровным, низким ровным, восходящим и нисходящим — может дать четыре совершенно не связанных между собой слова с такими же разными значениями, как «шпинат», «карбюратор», «политик» и «энтропия».

Совершенно иные типы грамматики

Многие индоевропейские языки преимущественно флективные; это означает, что большая часть их грамматики связана с изменения словоформ. Есть и другие способы сделать это; в большинстве языков используется несколько методов, но преобладает один. Английский — нетипичный индоевропейский язык в том смысле, что он утратил большую часть своих флективных форм и стал в значительной степени изолирующим. В изолирующем языке, хорошим примером которого является китайский, слова не меняют форму, но их значение во многом зависит от порядка, в котором они подобраны. Одно и то же слово может обозначать не только разные времена, числа или падежи, но и разные части речи, в зависимости от того, где они встречаются в предложении. Слово walk, например, может быть как глаголом (ходить), так и существительным (прогулка), и если это существительное, то оно может стоять в любом падеже. Порядок слов гораздо важнее в сильно изолирующем языке, чем в высоко флективном языке. В английском предложении “The dog bit the man” («Собака укусила человека») вы узнаёте, кто кого укусил, из того, кто из участников стоит перед глаголом, а кто следует за ним. Если вы измените фразу на “The man bit the dog” («Человек укусил собаку»), значение изменится на противоположное и будет достойно освещения в новостях. В немецком или русском языках вы можете выразить любое значение с помощью любого порядка слов, потому что у слов «человек» и «собака» будут разные формы в зависимости от того, являются ли они субъектом или объектом.^[40]

Третий основной тип грамматической системы — агглютинативный, в котором правила грамматики в основном касаются того, как составлять слова путём расстановки в ряд элементов, каждый из которых имеет определённую форму и значение. На первый взгляд, они могут выглядеть похожими на индоевропейские модели словоизменения, если то, что добавляется к базовой форме, является суффиксами, и их не слишком много. Например, в турецком языке ev — это «дом», ler — суффикс множественного числа, а evler — «дома». Но вы можете добавить сразу несколько суффиксов: den — это суффикс падежа, означающий «из», поэтому «из домов» будет ev + ler + den = evlerden.

Добавляемые элементы не обязательно должны быть суффиксами. В суахили большая часть грамматики составлена с помощью префиксов. Множественное число от kikombe — vikombe; единственное число от watu — mtu. Если бы вам встретилось слово kilichotutosha, вы бы глянули в словарь и нашли слово tosha, которое означает «быть достаточным». Чтобы понять слово целиком, вам нужно было бы распознать четыре префикса и знать, что, когда они встречаются в таком порядке: ki — это префикс темы для определённого класса существительных, li — префикс прошедшего времени, cho — относительное местоимение для того же класса существительных, что и ki, и tu — местоимение объекта первого лица множественного числа. Так что слово kilichotutosha означает «(то), чего нам было достаточно».

Всё это может звучать довольно устрашающе, но так происходит главным образом из-за того, что это очень сильно отличается от того, к чему вы привыкли, а не из-за того, что это изначально сложно. На самом деле, агглютинация может привести к созданию освежающе логичного и подчиняющегося правилам языка. В тексте на суахили для начинающих на первом уроке можно ввести три или четыре времени глагола и сразу ожидать, что вы сможете использовать их для любого глагола в языке с учётом его корня. Это коренным образом отличается от французского или испанского; это не только разумно, но и легко: изучение трёх времён просто означает изучение трёх двухбуквенных приставок.

Это не означает, что агглютинативные языки обязательно абсолютно просты, полностью подчинены правилам или легки в изучении. Иногда, например, в них имеет место гармония гласных, когда гласные в суффиксах или приставках (или инфиксах, вставляемых в середину слова!) должны изменяться, чтобы соответствовать гласным в корневом слове. В турецком языке гласные делятся на «гласные переднего ряда» (среди которых e и i) и «гласные заднего ряда» (среди которых a и o). В моём примере, приведённом выше, суффиксами множественного числа и аблятивного падежа были ler и den, потому что ev содержит переднюю гласную. Если корневое слово содержит задние гласные, например, oda (комната), то суффиксы также должны содержать заднюю гласную, поэтому «из комнат» будет odalardan. Я упоминал, что «местоименные префиксы» в моём примере из суахили относятся к определённому классу существительных; классы существительных примерно эквивалентны грамматическому роду, но их восемь. Множественное число для kitu — vitu, множественное число для mtu — watu и так далее; и у каждого класса существует свой собственный набор «согласований» (префиксов и других строительных блоков для различных целей). В некоторых языках типа эскимосского (иногда называемых «полисинтетическими»), агглютинативный принцип возносится до умопомрачительных высот, когда длинное и сложное английское предложение превращается в одно слово.

Иные системы письменности

Многие языки написаны алфавитом, в котором для обозначения основных звуков языка используются немногочисленные символы и потому их можно использовать для написания всех его слов. Степень соответствия правописания произношению сильно варьируется. Английский язык заимствовал слова из многих источников, и написание и произношение в нём не эволюционировали последовательно или в одинаковом темпе. Поэтому в английской орфографии существует много несоответствий, и для запоминания требуется приложить изрядное количество усилий. Тем не менее, при достаточной практике вы обычно можете достаточно точно угадать, как произносится незнакомое слово. В суахили и турецком языках совпадение настолько близко, что вы всегда можете правильно произнести новое слово с первой попытки или написать по буквам то, что впервые слышите.

В ходу сейчас много алфавитов, и возможны также иные способы письма. Японцы и индейцы чероки пользуются слоговыми обозначениями, в которых символ обозначает не гласную или согласную, а целый слог. Самой ранней письменностью почти наверняка были пиктограммы — стилизованные изображения, предназначенные для обозначения буквальных объектов, таких как мужчина, женщина или дерево. (В последнее время они возвращаются в таких областях, как международные сообщения и знаки «Не курить».) Использование пиктограмм постепенно расширилось, чтобы включить в них представление о понятиях, связанных с объектом (например, тепло с Солнцем) или со звучанием слова, представляющего объект (например, пиктограмма Sun (солнце) используется для обозначения английского слова son (сын)). Алфавиты — это поздняя фаза эволюции последнего. Сохранившимся примером первого является набор из нескольких тысяч иероглифов, используемых для письма по-китайски. Каждый из них необходимо запомнить, поэтому они гораздо менее удобны и хуже способствуют распространению грамотности (а также клавиатур пишущих машинок или компьютеров) по сравнению с алфавитом. С другой стороны, у них есть определённое достоинство: их могут прочитать образованные люди из всех уголков Китая, даже несмотря на то, что их разговорные диалекты непонятны друг другу.

И так далее

Я мог бы продолжать перечислять такого рода вещи очень долго, упоминая такие тонкости, как включающие и исключающие формы слова «мы» (в зависимости от того, включается ли в него человек, к которому обращаются, или нет), слышимые вопросительные знаки, слова, которые могут означать либо «да», либо «нет» в зависимости от того, как был сформулирован вопрос, и двадцать шесть наклонений глагола в австралийском языке аранда. Но место не позволяет, да и представление к настоящему моменту у вас уже сложилось. Если вы хотите, чтобы языки ваших инопланетян были действительно инопланетными, узнайте как можно больше о человеческих языках — как об общих принципах, так и об особенностях нескольких примеров языков. Я настоятельно рекомендую изучить хотя бы один неиндоевропейский язык. Но в качестве основы для изобретения инопланетных языков даже этого будет недостаточно, потому что, какими бы разнообразными они ни были, все языки, о которых я упоминал, имеют одну очень важную общую особенность, которой не будут обладать ваши инопланетяне.

ЗА ГРАНЬЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Все мои образцы языков были, в силу обстоятельств, человеческими языками, которые развивались для их использования человеческими голосовым аппаратом, органами чувств и нервной системой. Я уже упоминал, что все человеческие младенцы пробуют все подобные звуки, а их культуры отбирают среди них сегмент для использования. Очевидно, нечто подобное справедливо и в отношении грамматики. Виды грамматики, которыми пользуются люди, по-видимому, связаны определёнными широкими ограничениями, налагаемыми жёсткой структурой их нервной системы. (См. статью Бикертона о «креольских языках».)

Если не считать совершенно особых обстоятельств, ваши инопланетяне не будут людьми. Ни их нервная система, ни анатомический аппарат для испускания и распознавания звуков, вероятно, не будут слишком похожими на наши. Они могут оказаться неспособными издавать наши звуки, или же мы — их. Чтобы получить лучшее представление о том, какой диапазон речевых звуков может использоваться разумными существами вне Земли, вам следует послушать не только французский, арабский и китайский языки, но и весь спектр звуков, издаваемых всеми видами животных: жужжание пчёл, долгие песни китов, жуткий хохот и завывания гагар, воротничковых рябчиков и оропендол...

Типичный полевой путеводитель по птицам попытается описать птичий крик с помощью какой-нибудь довольно причудливой транскрипции, например «Гуд-Сэм-Пибоди» или «Вии-вииоо-тити-вии». (Я это не выдумываю!) Такая транскрипция может быть в некоторой степени полезна в качестве мнемотехники, помогающей вам точно распознать птицу, подсказывая её общие ритм и интонацию. Но гласные и согласные в транскрипции даже отдалённо не похожи на реальные звуки.

Звуки, издаваемые птицами и китообразными, просто слишком отличаются от наших, чтобы мы могли воспроизводить звуки друг друга, или чтобы их можно было с той или иной точностью передать нашими системами правописания. Ситуация с существами, независимо эволюционировавшими в других мирах, скорее всего, будет такой же, а не как у людей, которые просто выросли в среде разных культур.

Предложение, которым я открыл эту главу, должно быть написано в нотной записи, потому что оно написано на языке, в котором для смысла важны абсолютная высота звука и длина слогов. Каждый слог представляет собой одну из семи гласных или полугласных (у говорящих губы, как у лягушек, и гибкие стенки рта, но нет языка), произносимых в одной из тринадцати тональностей и с короткой, долгой или средней продолжительностью. Нотная запись — это лучший из способов, которым мы располагаем для написания таких вещей. Разумеется, у них есть свой собственный словарь — слоговой, где каждая гласная или полугласная буква представлена основной геометрической формой (вертикальной линией, горизонтальной линией, кругом и т.д.) с элементами украшения для обозначения высоты звука и сопровождается точками или тире для обозначения длины. Они пишут по спирали против часовой стрелки от полей страницы к центру, «обрамляя» любой сопутствующий материал типа иллюстраций. Мало кто из людей мог говорить на этом языке. И если в большинстве человеческих языков хоть немного используются комбинации относительной высоты звука, то этот язык требует от говорящего и слушающего того, что музыканты называют «абсолютным слухом», а эта способность есть лишь у немногих из нас.

Язык кийра из моей серии «Спасательная шлюпка Земля» (самые подробные справки приводятся в «Грехах отцов») несколько похож на него в том смысле, что в нём используются абсолютная высота звука и длина. Отличается он тем, что у кийра есть язык, причём достаточно подвижный, поэтому они могут использовать весь человеческий диапазон гласных и согласных, а также некоторые другие. Им легче выучить любой из человеческих языков, чем любому из нас — выучить их язык, просто потому, что присущие им речевые приспособления более универсальны, чем наши. В их распоряжении есть, как минимум, один вид словоизменения, которого нет у людей — они могут спрягать глаголы, переставляя их. Они могут, по крайней мере, в принципе, быстрее передавать большее количество информации, поскольку у них есть больше способов варьировать каждый произносимый ими слог.

Разумеется, ваши инопланетяне могут даже не пользоваться звуком как основным средством обмена информацией. Другие формы общения не просто возможны — они уже используются прямо здесь, на Земле. Я уже упоминал, что пчёлы «танцуют», чтобы дать своим коллегам направление к запасам пищи. Многие животные используют химические вещества под названием феромоны для передачи таких сообщений, как «Я готов(а) к спариванию». Однако эти сообщения довольно просты, и применимость таких методов может быть ограничена природой среды жизни. Например, для запахов характерна слишком очевидная неаккуратность процесса передачи информации и в пространстве, и во времени, чтобы их можно было использовать для проведения эзотерических дискуссий наподобие этой. Однако я уже упоминал об одном возможном исключении из рассказа Хола Клемента «Необычное чувство». Ещё один вымышленный пример сложной химической коммуникации можно найти в книге Джоан Слончевски «Застывшие на Фоксфилде» (“Still Forms on Foxfield”).

В целом же вероятность того, что та или иная среда станет основным средством коммуникации, будет зависеть от соображений, которые уже обсуждались в разделе пятой главы «Чувства». Некоторые существа могли бы использовать модулированный свет (осьминоги используют сложные изменения в окраске тела для выражения своего эмоционального состояния), но он ограничен пределами прямой видимости. Очевидно, звук является наилучшим компромиссом для многих сред — по крайней мере, для сред, во всём похожих на те, что встречаются на Земле, поскольку он в достаточной степени обеспечивает точность и скорость передачи в широком диапазоне условий. Так что я бы предположил, что многие существа Вселенной действительно разговаривают тем или иным образом при помощи звука.

Но не обязательно при помощи слов или предложений, даже таких похожих на наши, как те, что я уже описал. В предыдущих главах я упоминал не-человеческих существ, обладающих умеренной степенью развития интеллекта, которые живут в океанах Земли: это дельфины. Обитая в водном мире с гораздо более выраженной трёхмерностью по сравнению с нашим, они используют гораздо более широкий частотный диапазон звука, чем мы, как для общения, так и в качестве гидролокатора, для ориентирования при передвижении и определения местоположения пищи. Во время работы над романом «Пиноккио» (который также фигурирует в третьей части книги «Спасательная шлюпка Земля») мои исследования заставили меня подозревать, что разумные дельфины могли счесть человеческое понятие «слово» странным и сложным для понимания, поскольку их средства общения и восприятия были связаны очень тесно. «Наш язык, — объясняет Пиноккио собеседнику, — вырос из описаний, и наши описания гораздо живее, чем ваши. Вы могли бы сказать, что мы разговариваем картинками… [Например,] вместо того, чтобы сказать «Рыба только что проплыла выше и правее меня», я бы сказал: «Я издал звуки для ощущений такого-то и такого-то рода, и вот что я услышал». Другой дельфин, когда я повторил бы свои эхо-сигналы, буквально увидел бы эту рыбу — какого вида она была, насколько крупная, где она была, насколько быстро двигалась и что было вокруг неё».

Мы до сих пор не знаем, действительно ли лингвистика и культура у земных дельфинов находятся на таком высоком уровне, но даже если это не так, у аналогов дельфинов вне Земли дела могли бы обстоять именно так (интересный вариант можно найти в «Последней инстанции» Г. Дэвида Нордли). Суть здесь в том, что когда вы изобретаете инопланетян, вы должны позволить их языкам быть логическим продолжением остальной их природы — насколько это возможно и в той мере, в какой это вас интересует.

ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ

Готовясь писать об инопланетянах, спросите себя, насколько много вам нужно знать об их языке, а затем — насколько много вы хотели бы знать. Для одних сюжетов он почти не нужен, а другие требуют очень многого. В «Твидлиупе» я мало что знал о языке пришельцев, за исключением того, что его частью были свисты, похожие на птичьи, а звуковая система была настолько отлична от нашей, что они даже не могли начать говорить на человеческих языках, или наоборот. В книге «Дьявол и глубокое синее море» подробно описанная структура языка была настолько неотъемлемой частью истории, что мне пришлось изобретать её в мельчайших подробностях. В «Грехах отцов» мне не было нужно этого делать, но я решил это сделать в рамках процесса «оживления» кийра для себя и для читателя. В «Ньютоне и квази-яблоке» я не включал в историю слишком много языка, но всё равно разобрался в основах, чтобы быть уверенным в том, что то, о чём я упоминал, соответствовало более широкому контексту. В данном случае это было достаточно просто — это должна быть история об очень гуманоидном виде на планете, очень похожей на Землю, так что оба языка оказывались взаимно пригодными для общения.

Лично я обычно предпочитаю разработать, как минимум, базовую структуру инопланетного языка, и призываю других поступать так же. Но это не значит, что вы должны расписывать полную и подробную грамматику, не говоря уже о полном словаре. Если язык отличается от человеческих настолько сильно, что ни мы, ни они не способны разговаривать на языке друг друга, а его структура не играет ключевой роли в вашей истории, вам может понадобиться не больше, чем общее описание того, как он слышится людям, и как удаётся общаться двум видам. Однако если он поддаётся хотя бы приблизительной транскрипции нашим алфавитом, вы, вероятно, захотите знать хотя бы некоторые основные правила.

По моему опыту, минимум, необходимый для включения в рассказ небольшого числа слов, — это список того, какие буквы используются для написания слов, и какие-то ограничения на то, как они могут сочетаться. Среди человеческих языков, например, сочетание cs в начале слова является очень явным намёком на то, что это слово венгерское, тогда как cz в начале — это характерная особенность польского. Польские прилагательные (по крайней мере, когда они употребляются с существительными мужского рода единственного числа в именительном падеже) часто оканчиваются на -ski. (В других родах, числах и падежах у них другие окончания.)

Этот последний пример показывает, что вы, вероятно, захотите также знать несколько правил грамматики. В итальянском языке существительные и прилагательные мужского рода в единственном числе обычно оканчиваются на -o, а существительные и прилагательные женского рода в единственном числе — на -a. Если вы писали рассказ, который включал достаточно много итальянских фраз с существительными и прилагательными, даже у читателя, не говорящего по-итальянски, могло бы возникнуть смутное ощущение, что здесь что-то не совсем правильно, если бы вы использовали в этой истории фразу giardino bella («прекрасный сад», но с прилагательным женского рода после существительного мужского рода).

Именно что-то подобное и позволило редактору рукописи обнаружить ту самую грамматическую ошибку в моём «Ньютоне и квази-яблоке». Я не помню точно, в чём именно она состояла, но я помню, что язык был агглютинативным: в нём использовались и префиксы, и суффиксы, которые преобразовывали основной корень в такие вещи, как название места, жителя этого места, нескольких жителей этого места, язык, на котором там говорят, и т.д. Я никогда не объяснял всего этого; но тот факт, что я последовательно использовал правила, придавал языку более реалистичный вид (и позволил редактору-копирайтеру поймать меня, когда я споткнулся).

Решая, какие буквы использовать в незнакомом языке, неплохо принимать во внимание всё, что вы знаете об анатомии и физиологии его носителей. Например, носитель языка, процитированный в моём вступительном предложении, не имея языка, не мог произнести много согласных. Чтобы привлечь читателя на свою сторону, вы, вероятно, захотите использовать слова, которые произносятся достаточно легко — то есть, такие, на основе которых читатель может легко представить себе удовлетворительное произношение, — даже если на самом деле всё зачастую может быть не так. Многие читатели могут придумать способ представить, как произносится слово “Kangyr”, или даже (возможно, неохотно) “Bdwdlsplg”, когда оно им встретится. Но использование неалфавитных символов, как в «A%$th*s», не передаёт никакой информации о том, как в действительности звучит это слово, и оно, скорее всего, вызовет лишь раздражение у читателя. А поскольку раздражённые читатели могут поискать себе удовольствие где-то в другом месте, такой практики в целом лучше избегать.

В заключение я мог бы упомянуть ещё об одной паре подводных камней, на которые следует обращать внимание, когда изобретаете инопланетные языки. Остерегайтесь говорить о таких языках, как «марсианский»; они равнозначны «земному» или «человеческому», и если вы ожидаете, что ваш читатель поверит, будто бы целый вид или всё население планеты говорит на одном языке, вам лучше быть готовым объяснить, как это получилось. И если вы приводите много примеров из языка, не поддавайтесь искушению использовать лёгкие пути вроде простого изменения всех гласных в примерах слов из какого-нибудь малоизвестного человеческого языка. Если вы это сделаете, у вашего инопланетного языка окажется та же самая базовая структура, что и у его человеческой модели. Просто всё вряд ли случится именно так, и где-то в мире, скорее всего, найдётся, как минимум, один читатель, который поймает вас «на горячем».

Закладка надёжного лингвистического фундамента может много что добавить к сюжету. Это может быть интересно, и это весьма широкое поле деятельности, потому что писатели очень уж часто уклоняются от попыток сделать это. Если же вы всё-таки сделаете такую попытку, то лучше всего сделать то, что я уже предложил. Изучите основные принципы лингвистики. Изучите достаточно глубоко не меньше двух настоящих языков, включая хотя бы один неиндоевропейский. Затем возьмите некоторые из изученных вами элементов — желательно дополненные какими-либо новыми элементами вашего собственного изобретения, и переработайте их в нечто свежее, новое, интересное и правдоподобное.

ГЛАВА 8 Взаимодействие с людьми

В этой главе мы начинаем смещать акцент с создания инопланетян на написание произведений о них. Задумка — это всего лишь отправная точка для рассказа. Суть истории заключается в конфликте — борьбе, как минимум, одного персонажа, пытающегося решить проблему. Обычно проблема и борьба хотя бы отчасти связаны с взаимодействием между персонажами, поэтому первый этап в создании истории, которую стоит рассказать, — это представить двух или более персонажей и то, как они могли бы взаимодействовать.

У инопланетян будут свои собственные истории — свои войны, любовь, искания и другие конфликты, для которых у нас нет названий. Но рассказать историю, в которой есть только инопланетяне, так, чтобы читатели-люди смогли её понимать, сопереживать и получать удовольствие, — это очень сложная задача. Лишь немногие писатели пытаются это сделать, и у ещё меньшего числа это получается. Я расскажу об этом немного подробнее в следующей главе, а пока давайте рассмотрим более распространённую и, как правило, более простую ситуацию. Большой процент историй с участием инопланетян связан с их взаимодействием с людьми — это вопрос, который можно разбить на три основных проблемы:

1. Как мы можем связаться с ними или они — с нами?

2. Почему этого ещё не случилось (или уже случилось?)

3. Как могут взаимодействовать люди и инопланетяне, вступив в контакт?

Давайте рассмотрим каждую из них, но будем помнить, что многое из того, что мы говорим, также применимо с небольшими изменениями к контактам не только между инопланетянами и людьми, но и между двумя разными видами инопланетян.

УСТАНОВЛЕНИЕ КОНТАКТА: ФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Контакт может быть однонаправленным или взаимным, а также прямым или косвенным. Возможно, самым однонаправленным и косвенным является археологический, когда представители одного вида открывают другой и должны узнать о нём (и, возможно, о самих себе) всё, что только возможно, из артефакта. Хорошим примером, имеющим очевидную связь с предыдущей главой, является рассказ «Универсальный язык» Г. Бима Пайпера, в котором исследователи-люди должны найти способ читать на языке давно погибшей марсианской цивилизации. Более свежий пример — «Тайная жизнь богов» (“The Secret Life of Gods”) Майи Каатрин Бонхофф, где показана опасность поспешных выводов о том, что означает артефакт или как он использовался (археолог полон решимости интерпретировать всё, что связано с местом раскопок, с точки зрения религии, но его реальное объяснение гораздо прозаичнее). Других примеров предостаточно, и они весьма разнообразны, как «Часовой» (основа для фильма 2001 года) и «Свидание с Рамой» Артура Кларка, «Эйфельхайм: город-призрак» Майкла Флинна (в котором контакт случился давным-давно, но оставил следы, которые постепенно всплывают в исторических документах). Необычный вариант — это «Ассемблеры бесконечности» Кевина Дж. Андерсона и Дуга Бисона, где артефакт создаёт себя сам по мере развития сюжета.

В этой главе мы будем заниматься главным образом двусторонним контактом, поскольку именно он открывает наибольшие возможности для взаимодействия. Прямой контакт, или встреча лицом к лицу, требует, чтобы мы попали туда, где живут инопланетяне, или они — туда, где живем мы. (Или хотя бы частично. В рассказе Мюррея Лейнстера «Первый контакт» два корабля, человеческий и инопланетный, встречаются в дальнем космосе. Обе стороны должны придумать, как вернуться домой, не привлекая чужого враждебного внимания к своему родному миру.) В шестой главе я обозначил некоторые трудности, связанные с этим — наличие разумных инопланетян в других частях нашей Солнечной системы явно маловероятно, а путешествие к любой другой звезде обошлось бы очень дорого в плане времени и денег, — но я также указал, что может оказаться возможным целый ряд способов обойти эти проблемы, даже без разработки новой физики.

Способы осуществить это, которые мы знаем и можем представить себе в деталях, в лучшем случае дороги и медленны. Это привело многих людей к убеждению, что, скорее всего, первым (и, возможно, единственным) будет непрямой контакт — межзвёздный аналог телефонного звонка. Из-за сложившихся обстоятельств трудно осуществить даже его. Если бы мы отправили радиосообщение с Земли на Альфу Центавра, то немедленного ответа, отправленного таким же способом, нам пришлось бы ждать 8,6 лет. В лучшем случае из этого получается беседа, протекающая с большим трудом. Исходный отправитель легко мог умереть, потерять интерес или забыть, что он сказал, прежде чем до него доберётся ответ. Если сообщение было каким-то образом искажено, и получатель исходного сообщения получил лишь столько, чтобы захотеть переспросить «Пожалуйста, повторите?», то мучительно затянувшееся отсутствие связи может оказаться удручающим для обеих сторон.

А отсутствие результатов может привести к прекращению финансирования попыток обнаружения межзвёздных сигналов. На Земле существуют программы для SETI (Search for Extraterrestrial Intelligence — Поиск внеземного разума), но они требуют дорогостоящего оборудования, чтобы посвящать много времени поиску чего-то, чего может существовать за пределами Земли, а может и не существовать. Даже если галактика полна разумных искателей инопланетного разума, все их усилия могут сойти на нет, если никто не предпримет активных усилий по контакту с внеземным разумом (Contact with Extraterrestrial Intelligence — COTI), как в рассказе Иэна Рэндала Строка «Это слышат уши» (“The Ears Have It”).

Какого рода сообщение вы могли бы отправить существам, находящимся на большом расстоянии, которых вы никогда не встречали, и которым придется понять его с первой попытки (если вообще удастся, поскольку возможности для разъяснений не будет)? И. С. Шкловский и Карл Саган посвятили этой проблеме несколько глав «Разумной жизни во Вселенной». Самые быстрые и, возможно, технически простые методы используют электромагнитное излучение: радиоволны или лазерный луч. Шкловский и Саган достаточно подробно обсуждают преимущества и недостатки обоих методов, какие длины волн лучше всего использовать и у какого типа сообщения могут быть наилучшие шансы оказаться расшифрованным.

Их ответ на этот последний вопрос, который оказывается самым правдоподобным из всех, что я от кого-либо слышал, отталкивается от факта, который Джон У. Кэмпбелл резюмировал в трёх словах: «Водород — не часть культуры». То есть, если искусство и философия могут различаться настолько сильно, что ни один вид не может допустить, что какой-либо их элемент окажется общим с любым другим видом, то в основе всех видов лежат одни и те же законы физики и химии. В любой культуре, изучающей физические науки, будут описания одних и тех же химических элементов, одних и тех же законов гравитации и электромагнетизма и так далее. Если учёные одной культуры напишут достаточно много текстов о таких вещах, особенно с графическим сопровождением, которое так часто оказывается полезным в науке, то возможно, что учёные другой культуры смогут распознать знакомые принципы и таким образом начать понимать язык первой культуры.

Это ключ к «Универсальному языку» Пайпера — «розеттским камнем» для марсианского языка является периодическая таблица химических элементов. Шкловский и Саган описали графическое сообщение, которое может быть отправлено в двоичном коде с помощью радио- или лазерных импульсов, схематично показывающее такие вещи, как наши очертания в общем виде, элементы, на которых основана наша биохимия, и общая схема устройства нашей Солнечной системы. Космические зонды «Пионер-10» и «Пионер-11», которые будут дрейфовать в межзвёздных далях, несут гравированную табличку, где содержится аналогичная информация в более чёткой графической форме.

Даже если никто не предпримет преднамеренных усилий для отправки сообщения к ближайшим звёздам — а некоторые предполагают, что пытаться привлечь к себе такое внимание может быть неоправданно рискованным делом, — контакт всё равно может произойти. Люди передают радиочастотные сигналы уже почти целый век. В подавляющем большинстве они предназначались не для инопланетян, а для собратьев-землян, но распространение сигналов не ограничивается Землёй, и их могут заметить и проанализировать существа, находящиеся достаточно далеко от нас. Таким образом, мы можем представить себе, как инопланетяне совершают эффектный выход в наш мир, уже разбираясь в его обычаях, а их разговор напоминает сборную солянку из фраз старых персонажей радио и телевидения — это результат изучения наших передач в пути — как в «Развязке на Хелл-крик» (“Showdown at Hell Creek”) Стивена Л. Бёрнса. Или же они случайно заходят в одну из наших компьютерных сетей, как в рассказе Роджера Макбрайда Аллена «Встреча с телефонным мошенником» (“Phreak Encounter”) или Ф. Александра Брейчи «Просматривая личные данные» (“Looking Through the Personals”).

Другой возможный способ установления контакта — это робот-зонд, то есть беспилотный космический корабль, который может передать сообщение и/или отправить сигналы обратно на Землю. Наши зонды «Пионер» и «Вояджер» — это довольно примитивные примеры, предназначенные для проведения дистанционных исследований других планет вокруг нашего Солнца, а затем для выхода в межзвёздное пространство с односторонними посланиями для любого, кто случайно их обнаружит. (См. книгу Сагана и др. «Говор Земли» (“Murmurs of Earth”)) Можно представить себе множество вариантов (несколько из них описывают Шкловский и Саган), вроде зондов, предназначенных для проверки целого ряда звёзд на наличие признаков цивилизации и отправки обратно отчёта о любых положительных результатах. Или, из-за того, что построить космические корабли, которые не должны поддерживать жизнь, проще, чем те, которые её поддерживают, несколько цивилизаций из разных солнечных систем могут общаться исключительно путём обмена информацией и физическими артефактами, перевозимыми кораблями-роботами, прибывающими каждые одно или два поколения. Более зловещая возможность — это орда боевых машин, запрограммированных на уничтожение органической жизни, из цикла книг «Берсеркер» Фреда Саберхагена.

Я ограничил своё обсуждение главным образом теми вещами, которые вполне очевидны, и которые можно представить достаточно подробно, используя только ту науку, которая уже хорошо известна. Однако с точки зрения писателя-фантаста это накладывает строгие ограничения на виды взаимодействий, которые могут иметь место, — и даже с точки зрения не отягощённого предубеждениями физика это могут быть не единственные возможности. Если вы, будучи писателем, хотите создать империю из множества звёзд или группу империй, занимающихся активной торговлей или войной, для них вам будет нужен способ, позволяющий путешествовать или, как минимум, общаться, преодолевая расстояния межзвёздных масштабов.

Поэтому многие авторы использовалиразличные формы сверхсветовой связи и передвижения, чтобы обеспечить более быстрое взаимодействие существ, находящихся на большом расстоянии друг от друга. В «Обездоленном» и других историях Урсула К. Ле Гуин изобрела коммуникатор мгновенной связи под названием «ансибл»; и слово, и понятие вошли в общий научно-фантастический словарь и инструментарий наряду с прочим стандартным оборудованием вроде роботов, космических кораблей и самой сверхсветовой скорости. Некоторые писатели использовали различные приспособления, чтобы позволить своим персонажам путешествовать быстрее света, — начиная с неясно прописанных «космических варп-двигателей» и экстраполяций реальных возможностей вроде «червоточин» (см. статьи Крамера и Дональдсона), и заканчивая новыми видами физики — такими, как постулируемые в моих «Грехах отцов» и «Спасательной шлюпке Земле».

Мой общий совет таков: если в вашей истории не нужно путешествовать со сверхсветовой скоростью, не используйте этот момент. Если это действительно необходимо, тогда полный вперёд и воспользуйтесь этим — но с осторожностью. У вас есть два основных «безопасных» подхода: примите как должное общий принцип сверхсветовой скорости, который другие авторы уже рационализировали и использовали в достаточной степени, чтобы читатели могли легко принять его; или же придумайте новый, свой собственный. Лично я нахожу, что последнее направление более увлекательно и приносит больше удовлетворения; но чтобы это прошло без последствий, у вас должно быть довольно чёткое представление о том, что говорит современная наука, и вы должны понимать и принимать последствия того, что вы делаете. Подробнее я расскажу об этом в одиннадцатой главе.

ПОЧЕМУ ЕГО ДО СИХ ПОР НЕ БЫЛО? ПЕРЕСМОТР ПАРАДОКСА ФЕРМИ

В четвёртой главе я кратко упомянул парадокс Ферми: очевидное противоречие между ожиданием того, что жизнь должна быть распространённым явлением, а межзвёздная связь и путешествия возможны (хотя и нелегки), и наблюдаемым нами отсутствием убедительных доказательств того, что кто-то ещё посещал Землю. Давайте сейчас подробнее рассмотрим уравнение Дрейка (или Дрейка-Сагана), которое оценивает количество цивилизаций в Галактике, с которыми мы могли бы поддерживать связь (будь то по радио или напрямую) как

N = R*P n_e f_l f_i f_c L.

Здесь R* — это средняя скорость образования звёзд на протяжении времени существования Галактики (примерно по одной звезде в год). P — доля звёзд с планетами на стабильных орбитах; n_e — среднее число планет с условиями, пригодными для жизни, на одну систему; f_l — доля таких жизнепригодных планет, на которых действительно есть жизнь; f_i — доля планет, где есть жизнь, на которых существует разумная жизнь с манипулятивными способностями; f_c — доля разумных видов, которые достигли состояния технологических цивилизаций; и L — средняя продолжительность жизни технологической цивилизации. Суть нашего довода в четвёртой главе заключалась в том, что P и f_l, очевидно, довольно близки к 1 (своему максимально возможному значению), значение ne также, очевидно, близко к 1 (применительно к планетам вполне вероятно, что, как минимум, одна из них находится в положении, благоприятном для жизни, но менее вероятно, что их будет больше одной), и мы ещё не в состоянии сказать что-либо о f_l, f_i, f_c или L.

В данный момент мы находимся в несколько лучшем положении, поскольку рассмотрели некоторые соображения, которые могут повлиять на каждый из этих факторов; но мы по-прежнему не можем сказать о них ничего определённого. Как отметил Дональд Кингсбери, вы не можете делать статистически достоверные выводы на основе единичных данных. У нас была возможность наблюдать лишь за одной планетой, которая породила технологическую цивилизацию, и мы (к счастью) пока не знаем, как долго она просуществует. Таким образом, мы можем, в лучшем случае, делать обоснованные предположения о том, насколько часто это происходит или насколько долго выживает большинство из них. Неудивительно, что предположения, сделанные учёными, исследующими эту проблему, сильно различались; но типичным результатом является оценка, согласно которой в нашей Галактике может быть около миллиона звёзд с технологическими цивилизациями.

Как правило, такие звёзды разделяло бы несколько сотен световых лет. Поскольку исследования последних двух десятилетий также подсказывают, что создавать звездолёты, хотя бы «медленные», возможно, планетные системы с развитыми цивилизациями могут оказаться гораздо более распространёнными, чем указывает предыдущий множитель. Уравнение Дрейка пытается оценить, на скольких звёздах могут существовать местные цивилизации; но теперь выясняется, что, как только одна из них достигает определённого состояния, она может основать колонии на других планетах. В дальнейшем уже они сами могут повторить этот процесс, и даже один вид, настроенный на это, вполне мог бы заселить всю галактику всего лишь за немногие миллионы лет. Нам кажется, что это много, но это не так уж и много с точки зрения астрономии, или даже геологии, хотя, вероятно, не с точки зрения продолжительности существования успешной цивилизации. У нас нет оснований полагать, что не существует рас, которые были бы значительно старше нас (хотя это возможно; кто-то же должен быть первым!).

Так где же все? Наши попытки обнаружить инопланетные радиосигналы пока ни к чему не привели, хотя только что описанный сценарий подсказывает, что у нас легко могли бы быть многочисленные соседи. Никто не нашёл никаких несомненных и в целом убедительных доказательств посещения инопланетянами Земли или других мест Солнечной системы (хотя есть несколько объектов, которые заслуживают более пристального изучения, чем они получили на настоящий момент — например, «гуманоидное лицо» на Марсе, описанное Ричардом К. Хоглендом). Если разумные цивилизации многочисленны и способны расселяться по Галактике, то кажется немного странным, что ни одна из них не ходила этой дорогой.

Интерес к этой странности породил множество предположений о возможных причинах нашего наблюдаемого одиночества. Идеи варьируют от представления о том, что какое-то пока неизвестное требование к появлению жизни делает её более сложным и редким явлением, чем мы предполагали, до идеи о том, что мы — первые, кто поднялся так высоко в этой части Галактики. Возможно, что инопланетяне уже здесь и наблюдают за нами, но намеренно держатся вне поля зрения по какой-то из нескольких возможных причин. Или, возможно, когда существа становятся достаточно умными, чтобы прожить долгую жизнь, они начинают бояться идти на риск, который повлекут за собой исследования и колонизация. (Есть доказательства того, что у некоторых людей это наблюдается прямо сейчас!)

Объяснений было выдвинуто гораздо больше, чем я могу здесь описать. Дэвид Брин сделал превосходный обзор всего вопроса в своей статье 1983 года «Ксенология: новая наука спрашивать: “Кто там?”» (“Xenology: The New Science of Asking, 'Who's Out There?'”). В этой статье он проследил эволюцию мыслей по этому поводу и описал широкий спектр возможных объяснений «Великого молчания Вселенной». Он также пригласил читателей высказать свои идеи и через два года опубликовал некоторые из них в последующей статье («Насколько же опасна Галактика?» (“Just How Dangerous Is the Galaxy?”)). К тому времени объяснений накопилось настолько много, что он составил таблицу, кратко классифицирующую их, на целую страницу, с добавлением более подробных описаний двух десятков идей, сгруппированных под заголовками «Одиночество», «Степень развитости», «Робость», «Карантин», «Макрожизнь», «Опасные природные силы», «Опасные «неприродные» силы» и «Хватка за оптимизм».

Разумеется, никто не считает исчерпывающе полным ни одно из этих объяснений. Вполне возможно, что в Галактике существует множество цивилизаций, но мы не видели никаких свидетельств их существования: этой — по одной причине, той — по другой, третьей — ещё по какой-то, и так далее; и в итоге получилось, что мы не видели никаких свидетельств существования ни одной из них.

Вы можете понять, что такие обсуждения подсказывают вам идеи для сюжета; но для многих сюжетов вопрос о том, насколько часто встречаются жизнь, разум и цивилизация, является, самое большее, второстепенным. Очевидно, будет важно, если в основу вашей истории ляжет одно из возможных объяснений парадокса Ферми, или если в ней выдвигается идея о существовании империи, объединяющей несколько звёзд, или если она переносит действующих лиц во многие звёздные системы (в этом случае вам нужно будет сообразить, кто там уже был — если вообще кто-то был). Но если ваша цель — просто рассказать историю об определённом событии взаимодействия между людьми и одной группой инопланетян, вас может не очень беспокоить то, сколько других групп может быть, или почему мы ничего о них не слышали. Для такой истории может оказаться достаточным знать, что может существовать и способен вступить с нами в контакт ещё, как минимум, один иной вид. Большинство сюжетов будет посвящено тем взаимодействиям, которые осуществились, а не тем, которых не случилось.

ВИДЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ

Итак, какого же рода взаимодействия могут происходить между людьми и инопланетянами (или между различными видами инопланетян)? Я могу рассмотреть лишь некоторые из возможностей, о которых подумали другие, и надеюсь, что это побудит вас подумать о каких-то других. Иногда те, кто хочет стать писателем, спрашивали меня: «Какие сейчас есть животрепещущие темы?» Я отвечал им, что они должны руководствоваться другим вопросом; мне интересны не повторения того, что уже сделали другие, а что вы можете сделать такого, что развернёт мой разум в таком направлении, которое мне раньше и в голову не пришло бы.

Взаимодействия между людьми и инопланетянами могут происходить на уровне отдельных людей, целых культур, или и того, и другого. Они могут быть биологическими, культурными или и теми, и другими. Я предлагаю свои примеры не в каком-то определённом порядке; в конце концов, это не одномерный континуум.

Взаимодействия на уровне индивидов

Эти взаимодействия с чувством близости, которое подразумевает это слово, могут протекать как тихие маленькие истории, в которых участвует всего лишь одна пара существ, или же могут быть отдельным моментом чего-то гораздо более масштабного. (Разумеется, в масштабных произведениях такие моменты необходимы, чтобы помочь сделать всё происходящее «реальным» на том уровне, который отдельные читатели могут применить лично к себе.)

Хорошими примерами «тихих маленьких историй» будут «Смерть в доме» Клиффорда Саймака, где фермер забирает к себе домой умирающего инопланетянина; и «Через всё небо» (“Across the Sky”) Марка Рича, где человеческая девушка и одинокий инопланетянин на скамейке в парке делятся друг с другом частичками своих очень разных путей взросления (она теряет зуб, он теряет часть своей памяти).

Мои «Грехи отцов» и «Спасательная шлюпка Земля» охватывают действия огромного масштаба: целая галактика становится непригодной для жизни; один вид спасает другой, перемещая всю его планету в другую галактику, при этом неизбежной частью цены за такое выживание являются массовое вымирание и огромная вина. Но одна из моих любимых частей — это короткая сцена из одного абзаца в «Грехах…», где Сэнди, единственный человек, старающийся изо всех сил лично узнать посла кийра Белдана,

...показала Белдану свой гобой как один из грубых человеческих аналогов его музыкальной дудочки. Он внимательно наблюдал и слушал, как она разогревалась несколькими быстрыми гаммами и арпеджио, а затем начала одно соло для гобоя из медленной части симфонии Малера, которую он слышал. На половине произведения он вдруг достал свою дудочку и начал подыгрывать, импровизируя партию, которую Сэнди никогда не слышала, но которая была на удивление гармоничной. И когда партия Малера вернулась в оркестр, она поймала себя на мысли, что тоже импровизирует, лишь бы не останавливаться. Больше минуты они играли вдвоём, слушая друг друга и создавая контрапункт, который был очень музыкален, — по крайней мере, для Сэнди. Затем, отчасти боясь, что она больше не сможет выдерживать это, она довела свою партию до конца, и Белдан поступил так же. Они закончили вместе. Ещё минуту Сэнди сидела, почти задыхаясь от восторга по поводу того, что, как ей думалось, они сделали, но спрашивать об этом она боялась. Наконец Белдан сказал: «Всё было очень хорошо», — и она поняла, что всё сделала правильно.

Конечно, не все взаимодействия на уровне индивидов — это тихие и особенные моменты единения. У Альфреда Ван Вогта в «Сотрудничай — или…!» (“Cooperate—or Else!”), а позже — в романе «Враг мой» Барри Б. Лонгиера это вопрос жизни и смерти. В каждом из этих случаев человек и инопланетянин из враждующих культур должны сотрудничать, чтобы выжить, оказавшись вдвоём во враждебном мире.^[41]

Кроме того, в каждом из случаев — и в разной степени в других моих примерах — взаимодействие между индивидами проливает свет на различия между их культурами. В примерах Ван Вогта и Лонгиера индивидуальное взаимодействие в буквальном смысле является частью культурного взаимодействия, но большинство индивидуальных взаимодействий между людьми и инопланетянами, выведенных в рассказах, в какой-то степени и каким-то образом отражает в микрокосме отношения между культурами этих индивидов.

Наблюдение

Многие научно-фантастические рассказы напрямую обращаются к культурным взаимодействиям, спектр которых очень широк. Многие обращаются к теме наблюдения одной культуры за другой, когда наблюдающая группа старается оставаться незамеченной для наблюдаемых. Разумеется, так получается редко; история начинается тогда, когда они оказываются замеченными, несмотря на все их усилия.

Чет и Тина Барлин в моём «Ньютоне и квази-яблоке» делают карьеру на наблюдении за инопланетными культурами. Они используют такие устройства, как спускаемый аппарат-невидимка, микрофоны дальнего радиуса действия и компактные телескопы, чтобы избежать прямого контакта с объектами наблюдения, поскольку правительство, которое их нанимает, проводит строгую политику против вмешательства. Иногда, однако, вмешательство кажется необходимым и, разумеется, наступают его последствия, предвидеть которые нелегко. В «Ньютоне и квази-яблоке» они получают разрешение помочь — совсем немного — многообещающей культуре пережить повторяющиеся набеги варваров. К сожалению, то крохотное преимущество, которое они передают ей, грозит уничтожить в зародыше крупный научный прорыв.

Правительство Чета и Тины во времена «Ньютона…» следует тому, что в «Звёздном пути» названо «Главной директивой», — политике избегания вмешательства в жизнь менее развитых культур. В недавней редакционной статье под названием «Вмешательство» (“Interference”) я ещё раз обратился к вопросу о том, почему цивилизация может предпочесть следовать такой политике, или же отвергнуть её. В этом вопросе возможен целый ряд подходов, и нет никаких оснований для априорных предположений о том, насколько «невнимательными» или агрессивными могут быть наши собственные потомки или любая другая инопланетная культура. Я подозреваю, что в соответствии с наиболее вероятным общим и долгосрочным сценарием философия любой культуры будет колебаться между крайностями. То же самое правительство, которое хотело, чтобы мои Барлины не распускали руки, до этого (например, в «Войне за независимость») проводило политику «Предначертания судьбы», колонизируя все миры, до которых могли дотянуться руки, и практически не обращало внимания на их прежних обитателей.

Завоевание и колонизация

Это подводит нас к другой обширной категории взаимодействий — вторжению, обороне, войне и колонизации. Одним из самых известных ранних научно-фантастических произведений была «Война миров» Герберта Уэллса, позже адаптированная для американской аудитории как радиопостановка Орсона Уэллса, которая вызвала массовую панику. Марсиане, вторгшиеся на Землю, предстали в облике чудовищ, творящих геноцид и стремящихся стереть нас с лица земли, чтобы освободить место для себя, и это до сих пор иногда срабатывает, если вы в состоянии убедить своих читателей, что ваши инопланетяне настолько инопланетны, что мы не можем понять, что ими движет. Недавний успешный пример, который приблизительно подпадает под эту категорию, — «Бесконечная война» Джо Холдемана. Однако современные читатели зачастую ожидают, что у всех персонажей, в том числе у инопланетян, будут понятные и правдоподобные мотивы действий.

Так что, если вам нужны инопланетные захватчики, вы должны, как минимум, подумать о том, зачем им понадобилось ввязываться в эти неприятности. Многие из старых условностей бульварной фантастики не выдерживают критики, если только вы не придумаете подходящий набор обстоятельств, чтобы заставить их работать. Они хотят, чтобы мы стали их рабами? Возможно; такой умелый рассказчик, как Гордон Р. Диксон, всё ещё способен сделать это правдоподобным и запоминающимся, как в романе «Путь Пилигрима». Чтобы произвести впечатление на читателей, которые уже прочитали его, вам придётся поработать, как минимум, так же хорошо, а это значит, что вам придётся продумать такие вопросы, как «Что такого мы можем сделать для них, чего их собственные машины не могут сделать лучше и дешевле?»

Захотят ли они использовать нас в пищу? Не исключено, что мы вызовем у них несварение желудка; если же этого не случится, вам нужно будет объяснить (или, по крайней мере, быть в состоянии объяснить), почему наши биохимические процессы настолько схожи.^[42] Захотят ли они приобрести нашу недвижимость? Например, тем, кто дышит хлором, от этого было бы мало толку. Чтобы им нравилась та же самая недвижимость, что и нам, они должны быть, как минимум, достаточно сильно похожими на нас — или же они должны быть готовыми «терраформировать» мир в соответствии с их собственными спецификациями, а это огромный объём работы. (Или же модифицировать самих себя, чтобы вписаться в ранее существовавшую экосистему, не нарушая её без необходимости, как в «Микробе» Джоан Слончевски.)^[43]

Если две культуры достаточно схожи, чтобы проявлять интерес к владению одним и тем же местом, возникает множество возможностей для конфликта. Наша собственная история свидетельствует о том, что технологически развитая культура, скорее всего, задушит менее развитую просто установлением контакта с ней. Значительная часть научной фантастики, например, «Пляска духов» (“Ghost Dance”) У. Р. Томпсона, пропитана ощущением опасности того, что либо это произойдёт с нами, либо мы сами станем причиной этого. Можно ли избежать опасности, если распознать её и принять соответствующие меры предосторожности? Вероятно, это возможно, но каковы будут соответствующие меры предосторожности, и всегда ли возможно их предпринять? Сьюзан Шварц в «Наследии полёта» ставит своих колонистов-людей в ситуацию, когда они должны выбирать между своим вымиранием и геноцидом: они застряли на планете, жители которой вполне симпатичны во взрослом возрасте, но представляют собой в буквальном смысле смертельную угрозу на личиночной стадии. Другие писатели, как Пол Андерсон в «Детях ветра» и У. Р. Томпсон в полном цикле произведения о планете Кья (см. десятую главу), показывают, как люди и инопланетяне могли бы умудриться сосуществовать в одном пространстве, сохраняя элементы обеих культур, но добавляя к ним другие, которых нет ни в одной из них по отдельности.

Можно вообразить множество вариаций на подобные темы. Одна из них (распространённая настолько, что для новой истории нужно придумать достаточно оригинальный поворот, чтобы её освежить) — это объединяющая множество видов галактическая федерация, обсуждающая, приглашать ли наш вид стать её членом, или же уничтожить его как угрозу для остальных. Особенно хорошо проработанный и заставляющий задуматься вариант — это галактическая «суперкультура» из цикла романов Дэвида Брина «Возвышение», включающего «Прыжок в Солнце», «Звёздный прилив» и «Войну за возвышение». Здесь виды, находящиеся на грани достижения разума, получают помощь в преодолении препятствий на этом пути (или в «возвышении») от более развитых рас-«патронов», а позже, в свою очередь, сами возвышают ещё более молодые виды-«клиенты».

В некоторых сюжетах изображены уникальные взаимодействия между человеком и инопланетной культурой. «Бетти-Энн» Криса Невила и «Чечёточник» (“Hoofer”) Лауры Франкос совершенно по-разному рассказывают об инопланетянах, которые нашли способы хотя бы ненадолго вписаться в человеческую культуру на Земле (но с другой стороны, они обладают редкой способностью выглядеть по-людски). В «Пересадочной станции» Клиффорда Саймака фермер-отшельник из Висконсина на самом деле содержит пересадочную станцию для межзвёздных путешественников.

Какие-то взаимодействия человека и инопланетянина могут быть связаны с религией, как в случае со впавшим в заблуждение миссионером в «Необыкновенном жертвоприношении» Кэтрин Маклин. В иных случаях совершенно разные виды могут сообща участвовать в важном проекте, который ни один из них не смог бы осуществить в одиночку, как в «Лепестках розы» Марка Стиглера.

Некоторые отношения между человеком и инопланетянином основаны на хорошо известных биологических отношениях, даже если на самом деле они не могут быть биологическими в том смысле, в каком мы обычно понимаем этот термин. Кукловоды в романе Роберта Хайнлайна являются примером формы паразитизма (один организм поддерживает своё существование за счёт другого). Отношения инопланетного детектива с его хозяином-человеком из «Иглы» Хола Клемента — это своего рода симбиоз (между двумя организмами складывается взаимовыгодное взаимодействие, и каждый из них делает для другого то, чего тот не может сделать сам).

Некоторые взаимодействия между людьми и инопланетянами будут уникальными и с их трудом можно классифицировать — и некоторые из них могут запасть в душу и запомниться сильнее, чем все прочие. Возьмём, например, роман Теда Рейнольдса «Могут ли жить эти кости?» (“Can These Bones Live?”), который можно считать идеальной историей об исполнении желаний: человечество вымерло, но инопланетяне оживляют единственную особь и предлагают ей выполнить одно-единственное желание — и пройти испытание. Или «Переливание» Чеда Оливера, где раса сталкивается с агрессией такой природы и в таких масштабах, что ей требуется вливание действительно свежих идей — поэтому она засеивает мир, чтобы вырастить новый вид, способный их генерировать. В романе Ф. Александра Брейчи «Иными глазами» (“With Other Eyes”) человек вынужден видеть не только себя, но и всё остальное буквально чужими глазами — и действовать как горячая линия для самоубийц для целого вида.

Наконец, я должен упомянуть несколько заезженных сверх меры типов взаимодействий, которые не кажутся особо вероятными, хотя и признаю при этом, что какой-нибудь писатель в порыве вдохновения может найти способ превратить любой из них в свежую и запоминающуюся историю. Например, в одном из старых криминальных сериалов инопланетные захватчики собирают земных женщин почти для тех же целей, что и некоторые злодеи из числа людей. Более добрым и нежным (но столь же невероятным) вариантом является романтическая связь между человеком и инопланетянином. В небрежно написанной фантастике любой из этих вариантов может привести к появлению гибридов человека и инопланетянина, но на самом деле для того, чтобы это произошло, потребовались бы весьма особые обстоятельства. Даже если бы схожие обстоятельства привели к настолько глубокой конвергентной эволюции, что она породила бы инопланетян, практически идентичных людям по внешнему виду, крайне маловероятно, что их генетические средства достижения данной цели были бы достаточно схожими с нашими, чтобы обеспечить возможность скрещивания двух видов.

Аналогичный аргумент применим к заражению болезнями гостей со звёзд, вроде «обычной» земной болезни, которая в итоге погубила марсиан в «Войне миров», или «штамма Андромеда» из романа Майкла Крайтона. Это может случиться в совершенно особых условиях; но в целом микроорганизм может заразить только то, для заражения чего он эволюционировал. Мне кажется, что именно Пол Андерсон заметил, что люди с большей вероятностью заразятся грибковым увяданием люцерны, чем многими из инопланетных болезней. (С другой стороны, генные инженеры обнаружили большой потенциал в рекомбинантной ДНК, то есть в объединении ДНК неродственных видов для получения результатов, не встречающихся в природе — например, бактерий, вырабатывающих человеческий инсулин. Таким образом, даже если люди и инопланетяне не могут иметь общих детей или заражать друг друга болезнями «естественным» путём, объединение их генетического материала в лабораторных условиях может таить в себе интересные возможности.^[44])

Далее у нас идёт «непостижимый» инопланетянин — существо, чьи образ жизни и способ мышления настолько не похожи на человеческие, что точек соприкосновения просто не существует, и какое-либо взаимодействие оказывается невозможным. Это или что-то подобное иногда использовалось в художественной литературе. «Посетители» Клиффорда Саймака — это, пожалуй, один из самых ярких примеров: огромные, таинственные объекты, которые появляются на Земле и просто держатся рядом, ни разу не раскрыв, что они собой представляют, откуда они и зачем прибыли. Эта идея прослеживается в книгах «Бесконечная война» Джо Холдемана, «Солнце, гений и ржавчина» (“Sunshine, Genius, and Rust”) и «Опять молодой» (“Young Again”) Джеффри Д. Куистры, где много взаимодействия (военного), но очень мало общения.

Однако слишком уж часто «непостижимо чуждый» инопланетянин выглядит скорее отговоркой, удобным предлогом для автора, чтобы уклониться от обязанности продумывать, какого рода взаимодействие может произойти на самом деле. Логика — это не чисто произвольная выдумка; если действия инопланетного существа кажутся нам нелогичными, то это, скорее всего, указывает на то, что мы не понимаем тех предпосылок, на которых логическим образом основаны его действия. Приложение достаточного объёма усилий в верном направлении должно дать нам возможность выяснить, каковы его основные движущие силы. Даже если нам может быть сложно представить себе, что такие побуждения возможны, как только мы выясним их, мы сможем понять, хотя бы смутно, почему практически любое существо ведёт себя именно так, а не иначе.

Особенно, если мы хотим писать о них рассказы.

ГЛАВА 9 Пишем об инопланетянах

Показываем характер и мотивы поведения инопланетян

Написание историй об инопланетянах требует применения всех тех навыков и приёмов, которых требуют сюжеты любого другого рода, но при этом дополнительно возникают некоторые особые проблемы и сложности. Давайте рассмотрим некоторые из них, начав с той, что напрямую связана с замечанием, которым я закончил предыдущую главу.

ЛЮДИ В ЗАБАВНЫХ КОСТЮМАХ

Инопланетяне, которые эволюционировали, став успешным видом, вряд ли будут вести себя нелогично, или, по крайней мере, превосходить в этом людей. Их поведение будет логически вытекать из более или менее чётко определённых мотиваций — но эти мотивации будут не совсем такими, как у любого из людей. (И никогда не забывайте, что совершенно различными могут быть даже мотивации отдельно взятых людей, особенно если они являются выходцами из разных культур.)

Конфликты, которые рождаются в сюжетах об инопланетянах, будь то конфликты между разными инопланетянами или между инопланетянами и людьми, должны вытекать из их природы и мотиваций. Рассказывая какую-то историю, неплохо взглянуть на каждый потенциальный поворотный момент с точки зрения каждого из участвующих в ней персонажей и позволить ему, ей или кому-то ещё сделать наилучший из возможных ходов с их собственной точки зрения. Когда в деле участвуют инопланетяне, вы должны продумать, как воспримут ситуацию они сами, а не заставлять их действовать, как марионеток, в силу тех побуждений, которые вы находите удобными как автор. В «Детях ветра» Пола Андерсона всё, что делают ифриане, обусловлено их природой летающих плотоядных животных, которые живут в трёхмерном мире, и которым требуется много энергии и пространства. В «Весовщике» Эрика Виникова и Марсии Мартин всё определяет сложившееся у кошкообразных хищников понятие чести, у которого есть тонкие, но существенные отличия от известного нам.

КАЖДЫЙ ИНОПЛАНЕТЯНИН — ЭТО ЛИЧНОСТЬ

Было бы неразумно и несправедливо предполагать, что все итальянцы, афроамериканцы, азиаты или белые англосаксы укладываются в стереотип; и аналогичным образом вам следует помнить, что ваши инопланетяне отличаются друг от друга так же, как от нас самих. На любой реальной планете, даже если на ней доминирует один вид, скорее всего, будет существовать множество культур и фракций. Каждая из них будет представлена ещё большим многообразием индивидуумов, и у каждого из них телосложение и психология будут уникальны. Насколько они отличаются, зависит от эволюционного контекста. У нас на Земле все гепарды почти идентичны, как внешне, так и генетически, но у этого должна быть какая-то особая причина. Многие генетики считают, что это говорит о том, что гепарды когда-то были очень близки к вымиранию, и все те, кто живёт в настоящее время — прямые потомки очень немногих особей.

Превращение инопланетных персонажей в индивидуумов осуществляется во многом так же, как это происходит у персонажей-людей. Вы можете наделить их отличительными физическими характеристиками, привычками, жизненными позициями и личными странностями — такими, как особенности речи или манеры поведения. Основное отличие заключается в том, что пределы, в которые укладываются индивидуальные вариации, определяются общими особенностями биологического вида и культуры инопланетян, а не людей. Почти все взрослые люди укладываются в довольно узкий диапазон по росту и весу, способны есть самые разнообразные продукты и получать удовольствие от общения с другими представителями своего вида. Но они могут быть светлокожими или темнокожими, блондинами или брюнетами, седыми или лысыми, высокими или низкорослыми, дородными или худощавыми. Некоторые предпочитают быть вегетарианцами, тогда как другие ненавидят овощи; одни шумны и общительны, а другие застенчивы и замкнуты. Вполне вероятно, что некий вид инопланетян продемонстрирует похожее разнообразие, но в границах иного диапазона — а диапазон может выходить даже за рамки отклонений, не характерных для людей.

Например, крылатые существа вроде ифриан могут различаться своими пристрастиями к полётам в плохую погоду. Кому-то может показаться волнующей борьба со свирепыми ветрами и победа над ними, тогда как другие могут ненавидеть летать без крайней необходимости, кроме как в тихие ясные дни. Студенты-кья в книге У. Р. Томпсона «Спортивные хроники планеты Кья» разделяются на фракции с разным отношением к людям. Некоторые индивиды не отождествляют себя абсолютно и недвусмысленно ни с одной из фракций; но никто из них, в силу своего происхождения от травоядных, не может смириться с умеренно вспыльчивым поведением, которое люди считают ничем не примечательным. Богатое разнообразие отличительных признаков культур и индивидуумов внутри инопланетных видов можно найти в романах Кэролайн Черри.

При работе над воплощением в жизнь отдельных индивидов и их культур важны детали — те мелочи, которые сами по себе не вносят значительного вклада в развитие сюжета, но помогают придать всей работе ощущение реальности и последовательности. Иногда, когда вы начинаете обдумывать их, на ум приходят другие детали. В моих «Грехах отцов» при самом первом своём появлении кийра поражают людей, которые их видят, своей яркой внешностью, но один из них сразу же привлекает внимание наблюдателей тем, что он старше остальных: «Возможно, по инопланетянину судить об этом трудно, но старость — это вопрос возрастающей энтропии независимо от биологического вида, и этот производил именно такое впечатление — слегка оливковым оттенком не такой гладкой кожи, а также множеством других признаков, слишком неочевидных, чтобы Кларк мог их уловить». Вскоре после этого и на протяжении всей книги кийра демонстрируют две характерные реакции на стресс. Когда они неприятно удивлены, их глаза непроизвольно втягиваются вглубь глазниц: возможно, это остаток предкового рефлекса защиты глаз. Будучи обеспокоенными тем, что нечто тревожащее их долго не проходит, они часто достают «музыкальные дудочки» и импровизируют обрывки мелодий. Сначала это было аналогом того, как люди иногда закуривают сигарету, когда нервничают; но потом я понял, что при своём исключительно тональном языке они могли бы создавать «музыкальные каламбуры», наигрывая мелодии, которые означали разные предложения, смысл которых связан с иронией.

ОБ ОПАСНОСТИ ЧТЕНИЯ ЛЕКЦИЙ

Когда вы пишете о персонажах-людях для читателей-людей, вам и вашим читателям в равной степени известен значительный массив базовых знаний, которые вы можете считать само собой разумеющимися. Вы знаете, например, сколько рук и ног у человека, как ощущаются объятия или горячая плита, а также те радости и боли, которые испытывает ребёнок, когда взрослеет. Эти вещи не полностью одинаковы для любых двоих произвольно выбранных людей — есть большая разница между детством на ферме в Айове и на улицах Гарлема, а кивок головой или отрыжка в разных странах могут означать совершенно разные вещи, — но есть основополагающая база вещей, настолько общих для нас всех, что они не нуждаются в проговаривании, чтобы быть понятными.

Когда вы пишете об инопланетянах, вам придётся предполагать по умолчанию значительно меньше, а выражать в явной или неявной форме вам нужно будет значительно больше. Ваш читатель изначально даже не знает, какого роста ваши инопланетные персонажи — десять футов или десять дюймов, руки у них, или щупальца, любят ли они поедать забродившие овощи или ещё трепещущее мясо. Таким образом, вам следует уделять больше внимания тому, каким образом донести справочную информацию, не прерывая повествование и не отталкивая читателя. В наши дни читатели не склонны сидеть неподвижно во время длинных лекций в начале рассказа в ожидании, пока что-то случится, или в середине, когда действие практически останавливается, чтобы кто-нибудь заговорил. Иногда небольшая лекция неизбежна, и когда она начинается, есть способы сделать её как можно менее болезненной; но прежде, чем ими воспользоваться, вы должны бросить все усилия на поиск иных подходов.

Прежде всего, подумайте, нужно ли вам вообще сообщать те или иные сведения. Обычно я предпочитаю знать как можно больше о своих персонажах и контексте, и рассказывать только то, что должен.

Чтобы знать как можно больше, когда необходимо создать сложный контекст, свести его в единое целое и следить за ним, я счёл полезным использовать вид компьютерной программы под названием «гипертекст» (см. мои статьи в разделе «Источники»). Если у вас её нет, или вы не считаете, что она вам подходит, можете использовать листы бумаги или картотеку.

Как только вы создадите тщательно продуманный контекст, возникает большое искушение продемонстрировать его полностью. Не поддавайтесь этому искушению. Прежде чем включать в рассказ какую-то подробность, спросите себя: «Нужно ли это читателю, хочет ли он это знать?» Если нет, то лучше воздержитесь от этого! В общем, вводите в сюжет только то, что необходимо для того, чтобы он стал понятным, или чтобы сделать обстановку, персонажей и действие достаточно яркими, и они нарисовали в сознании читателя чёткую «реальную» картину. Усилия, затраченные на создание всего остального, не были потрачены впустую. То, что всё включённое вами в сюжет согласуется с единым целым, значительно усилит ощущение целостности истории.

Такие вещи, как форма тела и манеры поведения, часто можно ненавязчиво подсказать, заставив одного персонажа оглядеть другого при их встрече. Более глубокий культурный фон, важный для истории, иногда можно продемонстрировать, сделав так, чтобы хотя бы один персонаж окунулся в соответствующую культуру, как, например, когда Сэнди добивается своего приглашения на борт звездолёта кийра в «Грехах отцов». Однако вы должны быть внимательными, чтобы у вас было подходящее обоснование для визита, и чтобы он не превращался в простую «экскурсию по чудесам». Оглядываясь и задавая вопросы о том, что она видит и переживает, Сэнди узнаёт важные вещи; но в книге её визит случается достаточно поздно, хотя она неделями пыталась попасть на борт корабля, надеясь увидеть что-то, что прояснило бы тайну, окутывавшую всё, что происходило до этого.

Иногда вы можете использовать этот метод и многое рассказать о некоей культуре, погрузив одного из её представителей в другую, как в романе У. Р. Томпсона «В турне с Гизом» (“On Tour With Gyez”), где писателя-фантаста из расы кья отправляют в путешествие на Землю для рекламы его книги.

Когда действие происходит полностью в инопланетной обстановке, персонажи обычно воспринимают это как должное, если они живут в ней. Вы всё равно можете нарисовать в воображении удивительно яркую её картину, просто подбирая слова для описания. Рассмотрим, например, этот абзац из книги Пола Андерсона «Дети ветра»:

«Дальше по склону холма расположились сараи, амбары и загоны.

Все это нельзя было увидеть одновременно, потому что среди строений росли итрианские деревья: плетёная кора, медное дерево, драгоценный лист, серебрящийся в лунном свете, а при дневном освещении переливающийся ложным блеском».

Читатель Андерсона никогда не видел плетёную кору, медное дерево или драгоценный лист, но мгновенно получает представление о каждом коротком названии, снабжённом подтекстами вроде подсказок о текстуре.

Когда вам приходится читать лекцию, потому что информацию действительно нужно передать, и её нельзя изящно вписать в диалог и действие, можно воспользоваться различными уловками, чтобы замаскировать этот факт или хотя бы сделать его более приемлемым. В «Детях ветра» Андерсон ставит персонажей, которым мы сопереживаем, такое в положение, когда им требуется информация, и потому они просят прочитать лекцию, а затем позволяет читателю следить за ней вместе с ними, вместе с реакцией персонажей. Если вы попробуете так поступить, вы должны быть готовыми сделать свою лекцию очень интересной по своему содержанию, и признать, что даже в этом случае у некоторых читателей возникнет искушение пропустить её мимо ушей.

Другой подход заключается в изложении необходимой информации небольшими, чётко обозначенными фрагментами, как это делает Г. Дэвид Нордли в кратких выдержках из относящихся к содержанию документов, выделенных курсивом в начале разделов его рассказов из цикла «Тримус». На мой взгляд, один из самых успешных подходов — это тот, который не раз встречается практически в любом из романов Айзека Азимова: один из персонажей пытается вытянуть информацию из другого, который неохотно её выдаёт. Некоторые писатели пытаются сделать это, заставляя одного персонажа задавать другому вопросы, многие из которых не нужно было бы задавать реальным персонажам в их ситуации — просто для того, чтобы подсказать ответ и тонко замаскировать лекцию под диалог. Они упускают важнейший компонент диалогов Азимова — скрытый межличностный конфликт, который управляет сценой от начала до конца и попутно доносит важную информацию.

ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Наличие точки зрения персонажа на то, что необходимо знать читателю, безусловно, удобно для автора, когда это возможно, но это не всегда удаётся воплотить одинаково легко. Сделать это проще всего, когда у вас есть персонаж с человеческой точкой зрения, с которым читатель может отождествить себя. В этом случае у писателя, читателя и персонажа-наблюдателя общая человеческая природа, и они могут представлять себе инопланетянина с позиции того, как он соотносится с ними самими и с этим общим знанием. Иногда, однако, вы можете предпочесть не делать этого — или же у вас просто не будет такой возможности.

В «Симфонии для падающих небес» Рика Кука и Питера Л. Мэнли рассказывается об усилиях разумных уроженцев Юпитера выжить после падения на их планету фрагментов кометы Шумейкера-Леви 9. Хотя история была написана незадолго до того, как это произошло, это событие было реальным, и сюжет был ограничен тем, что могло быть известно о нём в то время земным наблюдателям. Например, было совершенно очевидно, что на Юпитере не будет ни присутствия людей, ни радиосвязи между нами и кем-то, живущим там. Таким образом, вывести на сцену человеческого персонажа не было никакой возможности, а материала для сюжета и без этого было предостаточно — выживание разумной расы было буквально поставлено на карту. Так что авторам пришлось рассказывать свою историю с точки зрения инопланетян.

Это одна из самых сложных задач во всей научной фантастике. Писатель должен рассказать историю и заинтересовать ею читателя, используя персонажей, с которыми ни у кого из них нет общего контекста. Таким образом, необходимо подготовить сцену, определить, что это за существа, и создать яркую картину происходящего, причём сделать всё это сразу. Этот путь полон подводных камней. Если вы сделаете своих инопланетян слишком похожими на нас, с ними будет легко идентифицировать себя, но никто не будет воспринимать их всерьёз как инопланетян — они будут «людьми в смешных костюмах». Если вы сделаете их настолько чуждыми, насколько это возможно, и будете упрямо следовать чистым возвышенным путём полного избегания использования земных названий для вещей, которых на Земле не существует, вы получите историю — аутентично инопланетную, но совершенно непонятную. Случайное вброшенное или не переведённое слово из инопланетного языка придаёт аромат и цвет; если же их будет слишком много, то вы не передадите ими никакой информации.

В «Симфонии для падающих небес» Кук и Мэнли выбрали удачный компромисс. То, что у нашего мира нет ничего общего с их миром — это несовсем верно: мы все должны добывать себе пищу, и в любой экосистеме можно будет найти и хищников, и добычу. Так что Кук и Мэнли, не стесняясь, использовали несколько английских слов для обозначения аналогов существ из экосистемы Юпитера, чтобы читатель-человек получил зарисовку общей картины, но сразу же добавили достаточное количество деталей, чтобы читатель мог доработать эту картину. История начинается так:

«Акула!

Флаг ещё туже натянул барабанные перепонки и вновь прислушался. Облака клубились вокруг его тела, скрывая в непрозрачном оранжево-розовом тумане кончики его собственных крыльев. Гонимые ветром кристаллики льда впивались в его натянутые перепонки. Воздух, густой и гнетущий, давил на него. Ему хотелось оказаться выше облаков и в чистом солнечном свете вместе со всем своим стадом...»

Одним словом, вы могли бы подумать, что погрузились в земной океан, а персонажу в буквальном смысле угрожает акула. Но уже следующее предложение ясно даёт понять, что вы находитесь в гораздо более чуждом месте. К концу абзаца вы уже знаете, что персонаж, за которым вы следите, живёт в плотной атмосфере мира, который должен быть очень большой планетой. Вы знаете, что он играет роль, более или менее аналогичную роли китов, но вы также знаете, что он — не кит. Образ хищника, приближающегося к жертве, остаётся чётким, и ваш разум настраивается на то, чтобы на протяжении всего этого рассказа интерпретировать такие термины, как «акула», иначе, чем обычно.

А сейчас давайте рассмотрим те же два абзаца, заменив слово «акула» на «блигглблоп», а «стадо» на «снюнк». Если бы всё происходило так, как вы уже видели, у вас вообще не сложилось бы чёткой картины. Возможно, вам до сих пор было бы интересно — если вас это вообще ещё волнует — что такое «снюнк», в каком смысле Флаг считает его «своим», и представлял ли блигглблоп какую-то угрозу, или же его появление взволновало Флага по какой-то другой причине.

Сколько инопланетного жаргона и сколько не-совсем-подходящего английского жаргона следует использовать в таком случае, — это всегда личный выбор автора, и всегда найдётся кто-то не согласный с тем, как вы это сделаете. (Некоторые другие примеры историй от лица инопланетянина вы можете найти в рассказах «Весовщик» Виникова и Мартин, «В турне с Гизом» Томпсона и «Небесный певец» (“Skysinger”) Элисон Теллур.) Поскольку найти правильный баланс между понятным и экзотическим с точки зрения инопланетянина так непросто, вы могли бы предпочесть, когда это возможно, ввести в повествование, как минимум, одного персонажа-человека, который служил бы посредником между инопланетными персонажами и читателем. Конечно, такой персонаж не может быть просто пассивным наблюдателем. Даже если ваш изначальный интерес к сюжету направлен, допустим, на конфликт между двумя видами разума, возникшими на одной планете, как только вы позволите людям-наблюдателям отправиться туда, они наверняка окажутся втянутыми в заваруху, будут действовать сами и станут объектом воздействия. Таким образом, история превратится в нечто совершенно отличное от того, какой она была бы без них.

ЯЗЫКОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Я уже упоминал некоторые особые проблемы, которые инопланетяне ставят перед писателем в вопросах языка. Сами персонажи столкнутся с ещё более серьёзными проблемами, и писатель должен решить, как с ними справиться, чтобы сюжет развивался и при этом оставался правдоподобным. Каждый раз, когда два вида, эволюционировавших независимо друг от друга, вступают в контакт, вы должны решить, как они собираются научиться разговаривать друг с другом — если они вообще собираются это делать. Если предполагать, что их природный лингвистический аппарат достаточно схож, чтобы они оба могли разговаривать, как минимум, на одном из своих языков, им потребуется время, чтобы вместе выучить его. Вероятно, это будет утомительный процесс, на который читатель не захочет тратить много времени, поэтому вам, возможно, придётся умолчать об этом, но вы всё равно рискуете обременить свою историю периодом отсутствия «реальных» действий.

Писатели-фантасты изобрели множество более или менее правдоподобных способов избежать этой неловкой необходимости. Одним из самых удобных является переводчик, «чёрный ящик» или очень сложный компьютер, который автоматически переводит с одного языка на другой. Очевидно, что переводчик, работающий с двумя известными языками возможен; примитивные версии уже есть на рынке.^[45]

«Универсальный переводчик», который анализирует новый язык и быстро готовит программу для синхронного перевода или обучения языку, не является чем-то немыслимым, но это гораздо сложнее, чем кажется многим из авторов. Язык — это не просто код или шифр. Он обладает своей особой структурой, которая у двух разных языков может отличаться настолько, что для перевода требуется «переплавить понятия и разлить их по новым формам». Даже сообщение с очень сложным кодом, разработанным американскими военными криптографами, по сути своей остаётся написанным по-английски, хотя и скрыто маскировкой, под которую при достаточном мотивированном усилии можно проникнуть. Но это же самое сообщение, максимально точно переведённое на язык навахо, настолько не похоже на него по фундаментальной структуре, что такого рода вещи использовались во время Второй мировой войны в качестве «невзламываемого кода».

Кроме того, простого анализа структуры языка недостаточно — в дополнение к этому вы должны знать, как он соотносится со своим предметом. Так что машины-переводчики из научно-фантастической литературы, которые изучают язык просто путём анализа его образца, выглядят неубедительно. Помимо этого такой машине пришлось бы довольно долго анализировать говорящих, их окружение и действия. С учётом возможности и способности делать это, а также анализировать очень сложные корреляции, это было бы под силу высокоразвитому искусственному разуму. С другой стороны, высокоразвитый природный разум мог бы сделать это с не меньшим успехом: вот, почему мои Чет и Тина Барлин проводят много времени, тайно наблюдая за своими объектами, прежде чем просто подумать о прямом контакте.

Разумеется, иногда этот процесс также можно сократить. Многие инопланетяне из сборников фантастики прибыли на Землю, уже вооружившиеся неплохим, хотя и странно однобоким пониманием языка и культуры людей, полученным благодаря просмотру старых телевизионных передач по пути к нам.

Вероятно, электронные и/или механические посредники окажутся полезными во многих контактах человека с инопланетянами уже хотя бы по той причине, о которой я уже упоминал в седьмой главе — тому факту, что их методы получения сигналов могут настолько сильно различаться, что ни один из них не может воспроизводить звуки (или световые или химические сигналы), используемые другим видом. Не доходящий до крайности пример этого есть в моём «Пиноккио», где компьютер снабжён микрофонами, динамиками и экраном монитора для перевода сигналов, издаваемых дельфинами, в человеческое смысловое наполнение. Звуки дельфинов охватывают гораздо более широкий диапазон частот, чем способны человеческая речь или слух, но различия выходят далеко за эти рамки. Как объясняет человек, разработавший систему, «звуковоспроизводящий аппарат в дыхале [у Пиноккио] разделённый, и он может использовать две его половины по одной, совместно или независимо друг от друга... Первые две колонки [компьютерного] дисплея показывают очень вольный устный перевод того, что он говорит, или сразу обоих сообщений, если он говорит две вещи одновременно. Некоторые звуки несут в себе дополнительные смысловые оттенки, компенсирующие отсутствие выражения лица, а в третьей колонке находятся комментарии по этому поводу». Так, первый фрагмент диалога Пиноккио, который слышит мой главный герой-человек, выглядит на экране примерно так:

Ни в одной из частей таблицы её содержание не является произвольным; я чётко представлял себе, что именно делал Пиноккио, и почему каждое из слов появлялось там, где оно появлялось. Многие читатели сочли это и его объяснение интересными — но лишь один раз. Если бы я показал в таком виде весь диалог Пиноккио, мало у кого из читателей хватило бы терпения прочитать всю историю целиком. Таким способом я показал, как это работает на самом деле — один раз, в самом начале; далее я перевёл последующие строки на разговорный английский язык в обычном написании. (Кстати, обычно это является хорошим способом обращения с акцентом или диалектом с любого рода. Как однажды посоветовал мне Гордон Р. Диксон, «Не стоит напоминать читателю, что он занят чтением!»)

Несколько менее экзотические формы технологических средств общения между существами с несовместимыми методами речевой деятельности уже используются прямо здесь, на Земле. Несколько лабораторий (см. моё эссе о «Самоисполняющихся пророчествах») использовали такие методы, как клавиатуры с визуальными символами, для общения с гориллами и шимпанзе на придуманном языке. Ранние попытки научить обезьян разговаривать окончились весьма скромным успехом, — очевидно, потому, что они просто не созданы для человеческой речи. Оказавшись в более благоприятной среде, некоторые особи продемонстрировали способность использовать словарный запас в несколько сотен слов в виде осмысленных предложений. (См книгу Сью Сэведж-Рамбо и Роджера Левина «Канзи: обезьяна на пороге человеческого разума» (“Kanzi: The Ape on the Brink of the Human Mind”).)

Общение между существами с очень разными способами общения не обязательно требует сложного оборудования. Некоторые лаборатории добились впечатляющих успехов в обучении человекообразных обезьян американскому жестовому языку (амслену), изначально разработанному для слабослышащих людей. В моём «Твидлиупе» прорыв в общении происходит, когда двое детей, один человеческий и один инопланетный, применяют простейший подход, который работает, пока взрослые находятся в смяттении, не зная, что они могли бы сделать. Никто из них не может издавать звуки чужого языка, но оба могут научиться понимать их. Так они и поступают.

В «Пиноккио» и многих других историях компьютер иногда выдаёт слово одного языка как НЕПЕРЕВОДИМОЕ на другой. Недавно мой коллега доказал участникам конференции, что непереводимых слов не существует — можно чётко объяснить любое значение, даже если на объяснение потребуется десять минут. Я был не согласен, но на самом деле мы были не так далеки друг от друга, как казалось. Я большей частью согласился с ним в восьмой главе, когда усомнился в том, что многие инопланетяне могут быть принципиально и безнадёжно недоступными для понимания. Но я не думаю, что десятиминутное объяснение одного слова действительно можно считать переводом (и я легко могу придумать примеры, в которых потребовалось бы гораздо больше десяти минут даже для перевода с академического английского на уличный английский: например, «функция Бесселя»). Давайте просто скажем, что в большинстве языков будут такие слова, которые нелегко перевести на некоторые другие языки — слова, у которых нет эквивалента сопоставимой длины и/или сходных смысловых оттенков.

Особый тип проблемных слов, который часто встречается в научной фантастике, — это единица измерения. Сценаристы иногда любят использовать фразы вроде «девять сипайчо», чтобы описать расстояние, которое инопланетный персонаж должен преодолеть до наступления темноты, думая, что это передаёт некий экзотический оттенок инопланетности. Может быть, это и так, но это также не передаёт никакой информации. Если «девять сипайчо» эквивалентны «семи километрам», то «семь километров» почти всегда оказываются лучшим переводом для англоговорящего читателя. (Астрономические единицы в повседневном использовании — это особая проблема. Будут ли «день» и «год» означать промежутки времени, определяемые периодами вращения Земли и её оборота вокруг Солнца, или периодами вращения и обращения планеты из вашей истории? Вы должны решить и разъяснить читателю, какую условность вы используете.)

Есть лучшие способы передать ощущение чужеродности и (что ещё лучше) некоторые особенности мышления ваших инопланетян, нежели бессмысленные слова. Один из них заключается в буквальном переводе идиом, отражающих их взгляд на мир. Кья У. Р. Томпсона, из-за своего происхождения от травоядных стадных предков гораздо больше полагаются на обоняние и меньше на зрение по сравнению с людьми, поэтому многие из их речевых оборотов относятся к запахам там, где наши могли бы относиться к цвету или форме. Гиз спрашивает своего гида: «У меня будет немного времени, чтобы поиграть в туриста? Я бы хотел вдохнуть запахи этого». Аналогичный трюк заключается в том, чтобы сохранить часть характерной для них структуры мышления, когда они изучают человеческий язык. Кья, говорящие по-английски, часто начинают предложения с причастия настоящего времени или с фразы, построенной вокруг него. Желая проводить больше времени с писателями-людьми, писатель-кья Гиз говорит: «Работающий в этом же жанре, я мог бы почерпнуть кое-какие новые идеи...»

Такими приёмами следует пользоваться с осторожностью. Однажды я попытался рассказать историю о представителях вида с тремя полами и чётко дифференцированными половыми ролями внутри их общества. Мне казалось очевидным, что у каждого пола должен быть свой набор местоимений, поэтому я использовал he/him (он/его) и she/her (она/её) для двух полов, и le/lim для третьего. К сожалению, многие люди настолько сильно зациклились на третьем местоимении, что не могли читать историю, пока я не изменил его с большой неохотой, чтобы использовать единое английское местоимение для обозначения двух наименее непохожих инопланетных полов. Видимо, местоимения представляют собой более глубокий уровень программирования, чем существительные или глаголы, и заставить людей принять изменения на этом уровне их родного языка будет сложнее (этот факт дополнительно подтверждает очевидная трудность введения в английский язык не указывающего род широко употребимого местоимения). Элисон Теллур в своей «Зеленоглазой леди, смеющейся леди» (“Green-Eyed Lady, Laughing Lady”), похоже, удалось выйти из положения, но лишь в ограниченной степени и в объёме короткого рассказа.

Как заметил Орсон Скотт Кард, в научной фантастике вам также следует быть особенно осторожными с метафорами, потому что они могут быть восприняты и/или подразумеваться в буквальном смысле. Фраза «он поднял глаза к потолку» означает совершенно разные вещи, когда вы говорите об обычных людях, и когда вы говорите о ком-то, чьи глаза — это дистанционные сенсоры, способные отделяться и летать!

Самый общий совет, который я могу дать, состоит в том, что абсолютно общего совета не существует. Я мог бы потратить на это столько страниц, сколько сам захочу, и всё равно не смог бы дать вам подробное, исчерпывающее «практическое руководство». Сама суть научной фантастики заключается в том, что вы будете создавать ситуации, с которыми раньше никому не приходилось сталкиваться, а затем изобретать способы справиться с ними. В «Лепестках розы» человеческим персонажам Марка Стиглера пришлось сотрудничать с существами, которые жили настолько быстро и интенсивно, что контакт с ними был ошеломительным и изнуряющим. В этом сюжете задействовано необычайное для его объёма количество персонажей, и некоторые из них могут прожить всю свою жизнь и умереть на одной-двух страницах — и всё же автор должен был за это короткое время познакомить читателя с каждым из них и уделить ему внимание.

Возможно, вам никогда не придётся сталкиваться с этой проблемой, однако вы можете создать столь же сложную. Каждый случай уникален и требует для себя наилучшего решения из всех подходящих, даже если это решение приходится изобретать специально для данного случая. Я надеюсь, что эта глава даст вам лучшее представление о том, на что следует обращать внимание, когда вы читаете работы других авторов, чтобы получить представление о том, как они решали свои проблемы, а это, в свою очередь, поможет вам решить ваши.

ГЛАВА 10 Изучение примеров

До этого момента мы рассматривали различные аспекты создания и написания произведений об инопланетянах, иллюстрируя каждый из них примерами из реальной научной фантастики. Конечно, когда вы будете писать сами, вам редко придётся иметь дело с каким-либо из этих аспектов по отдельности. Ни один реальный вид, ни один адекватно реализованный вымышленный вид не являются только лишь адаптацией к определённым свету звезды, атмосфере или гравитации; он не характеризуется исключительно своим языком, религией или технологией. Реальные виды неизбежно являются продуктом всего, что пошло на их создание. Путь образования звезды определяет облик планет, которые образуются вместе с ней. Путь формирования планеты определяет облик того, что на ней живёт. Путь эволюции вида влияет на облик какой-то цивилизации, которую он может породить. При написании собственного научно-фантастического произведения обычно приходится обдумывать, как минимум, несколько из этих областей в сочетании друг с другом, а иной раз вам придётся обдумывать их все одновременно. Цель этой главы — предложить вам несколько примеров того, как этот способ работал в процессе создания некоторых уже законченных произведений — не взятые в отдельности примеры физических форм или лингвистических построений, а создание интегрированной комбинации мира и инопланетянина, которые определённо связаны друг с другом.

Поскольку многие из аспектов сюжетов, которые я буду обсуждать, уже были описаны в предыдущих главах, я не буду повторять всё это здесь. В данный момент моя цель — просто дать вам краткий обзор общего процесса создания нескольких произведений в качестве примеров того, как это может работать, и как их элементы сочетаются друг с другом и влияют друг на друга. Как я уже говорил ранее, универсальной формулы здесь не существует. Ваш подход к созданию истории и количество усилий, которые вы вкладываете в тот или иной её аспект, зависят от того, что вы пытаетесь с ней сделать, и от того, насколько вы заинтересованы в том или ином моменте. Как рекомендует Хол Клемент, «Прорабатывайте свой мир и существ из него до тех пор, пока к этому есть интерес; затем пишите свою историю, используя какие-то из проработанных вами подробностей, которые способствуют развитию сюжета». Возможно, неизбежным оказывается то, что истории, контекст и развитие которых я знаю лучше всего, — это мои собственные работы. К счастью, в них можно найти самые разные цели и подходы, и я точно знаю хотя бы немного о некоторых работах, написанных другими людьми.

НЕМНОГО ОТ МЕНЯ ЛИЧНО…

Инопланетяне могут быть очень похожими на людей, или же сильно отличаться от нас. Очень похожие на нас, вероятно, настолько редки, что их, как правило, лучше не использовать, если у вас нет на то особой причины — и даже в этом случае вы должны проявлять осторожность в том, как вы их используете. Один сюжет, для которого были нужны очень гуманоидные инопланетяне и соответствующий им мир, — это моя книга…

Ньютон и квази-яблоко

«Ньютон…» вырос из идеи, которая изначально не имела ничего общего с инопланетянами — «квазиматериалы», или искусственные виды «материи» со свойствами, отличными от свойств материи естественного происхождения. Впервые я попытался использовать их в сатирическом фарсе, действие которого разворачивается в академических кругах ближайшего будущего (в то время я учился в аспирантуре и был соискателем на должность ассистента профессора), но редактор Джон У. Кэмпбелл сказал, что идея слишком хороша, чтобы тратить её на такую тривиальную сюжетную линию. Я не знал, что ещё с этим можно было бы сделать, до следующей осени, когда получил должность ассистента профессора и впервые поймал себя на мысли, что разрабатываю свой собственный курс и лекции.

Говорят, что лучший способ чему-то научиться — преподавать это, и я понял, насколько это правдиво. Будучи студентом и изучая физику, я так и не смог оценить в полной мере масштаб достижений Исаака Ньютона, выраженный в формулировках его законов движения и тяготения. С моих позиций двадцатого века всё это казалось таким простым. Лишь вечером накануне того дня, как я должен был рассказать об этом своим студентам, до меня по-настоящему дошло, каким потрясающим достижением это было для человека, который знал только то, что знал Ньютон в семнадцатом веке.

Это сильно меня задело. Это буравило моё подсознание всю ночь, а на следующее утро, когда я читал лекцию, которую обдумал накануне вечером, случилось ещё кое-что. Прямо посреди неё что-то выскочило из моего подсознания и потребовало: «А смог бы он сделать это, если бы кто-нибудь показал ему квазиматериалы, которые не подчинялись бы его законам?»

Я сразу понял, что это и был тот дополнительный ингредиент, нужный мне для написания истории о квазиматериале, которую я мог бы продать Джону Кэмпбеллу. Мне не терпелось записать эту мысль в свой карманный блокнот, пока я её не потерял, но вначале я должен был закончить лекцию. Я записал её прямо за дверью, едва закончился урок, ещё не успев вернуться в свой кабинет.

Этот случай иллюстрирует то, что довольно часто случается в писательском деле: сюжет вырастает не из одной, а из двух или более кажущихся не связанными друг с другом идей, которые сталкиваются, и искра зажигает пламя. Конечно, заметке в моём карманном блокноте было ещё далеко до полноценного сюжета. Мне нужно было решить, кем были эти персонажи со всем сопутствующим им контекстом. Я мог бы оформить сюжет как историю об альтернативной Земле, с инопланетянами или путешественниками во времени, которые показывают квазиматериалы настоящему Исааку Ньютону, разрушают его веру в свои теории и тем самым не дают сделать следующий важный шаг в развитии науки. Или я мог бы сделать это, отправив людей из будущего с визитом в мир, где местный аналог Ньютона был на грани совершения эпохальных открытий сопоставимого масштаба, и непреднамеренно создать ему такого же рода проблемы.

Я выбрал последнее — отчасти потому, что это было первое, что пришло мне в голову, а отчасти потому, что так было проще. Чтобы использовать настоящего сэра Исаака, мне пришлось бы провести масштабное исследование его жизни и эпохи, потому что читатели научной фантастики любят подлавливать писателей на ошибках в отношении реальных, поддающихся проверке фактов. Подобные истории могут быть забавными, но на тот момент у меня не было времени проводить исследования такого плана. Возможно, мне потребовался бы целый год, чтобы сделать это и получить удовлетворение; но сейчас у меня был заинтересованный редактор, и я подумал, что прошло слишком уж много времени с тех пор, как я ему что-либо продавал. Поэтому я хотел поскорее прислать ему хорошую историю, пока он не забыл, что проявлял интерес.

Если бы я перенёс всё действие в будущее и использовал инопланетный аналог Ньютона, я мог бы выдумать все события, и никто не смог бы уличить меня в противоречии историческим фактам. Всё, что мне нужно было сделать, это построить достаточно последовательный внутренне сюжет, и здесь у меня было преимущество, потому что у меня уже был набросок истории будущего, в который я включил бы другие сюжеты. Так что в качестве человеческой составляющей сюжета я направил группу культурных исследований в составе Чета и Тины Барлин в мир, где они нашли бы повод представить очень небольшое количество тщательно подобранных образцов квазиматериалов, которые многие из местных жителей могли бы некритично воспринять как «волшебство».

Но только не «Ньютон». Его могут беспокоить сомнения, о которых я упоминал выше, но у него также возникнет проблема ещё большего масштаба, особенно если он уже достаточно неплохо сформулировал свои законы и они его вполне устраивали. Местная правящая верхушка, почувствовав угрозу со стороны его новых идей, могла бы ухватиться за квазиматериалы как за доказательство того, что его теории были бессмыслицей, высмеять его и предать забвению. Барлины, осознав, что это случилось, должны были найти способ исправить последствия этого.

Из-за фундаментального характера истории, которую я хотел рассказать, мне нужны были нетипично гуманоидные инопланетяне, что в некоторые моменты облегчило мою работу. Они должны быть в достаточной степени гуманоидными, потому что я хотел, чтобы их история достаточно сильно совпадала с нашей, вплоть до того момента, когда я начал вставлять палки в колёса. Чтобы получить такой гуманоидный облик, они должны были эволюционировать на планете, похожей на Землю, с аналогичным наклоном оси и, следовательно, схожими климатическими условиями. Таким образом, я мог бы считать физический контекст в значительной степени схожим качественно с тем, к чему мы привыкли, лишь с «косметическими» изменениями, вроде иных красок осенней листвы и листопада, и домашних животных, съедобные части которых можно было собирать, словно фрукты, чтобы после этого они регенерировали, и не забивать всё животное.

Поскольку у меня уже был хороший повод использовать необычно землеподобную планету, я зашёл настолько далеко, что сделал её разумных аборигенов настолько гуманоидными, что люди могли выдавать себя за путешественников из незнакомой части той же планеты вместо того, чтобы признаться в том, что они пришли со звёзд. Это было крайне желательно для сюжетных целей, поскольку позволяло людям, оставаясь вне подозрений, осуществлять более тесное взаимодействие, чем можно было бы в ином случае. Разумеется, они не были полностью идентичны местным жителям, поэтому здесь помогло то, что местные жители привыкли наблюдать и принимать как должное множество незнакомых вещей. Местная теократия — та, под чьим покровительством работал Терек (мой «Ньютон»), приняла как основополагающий принцип идею о том, что «Великолепны и бесконечно разнообразны пути Высшего Присутствия». Поэтому вполне естественно, что им не понравилась бы теория, которая ограничивает пути Высшего Присутствия…

Кийра

В «Ньютоне…» у меня были особые причины использовать очень похожую на Землю планету с очень гуманоидными обитателями. Такие вещи вполне могут существовать вне Земли, но вам бы не захотелось, чтобы использование их в ваших произведениях вошло в привычку. Существует слишком много других возможностей, и те, кто слишком сильно похож на нас, должны быть достаточно редкими.

Кийра из книг «Грехи отцов» и «Спасательная шлюпка Земля» в достаточной степени гуманоидны, но далеко не в такой степени, как кемреклы в «Ньютоне…», — и это они пришли к нам. Как и в случае с кемреклами, на их природу отчасти наложила отпечаток та история, которую я хотел рассказать, и та роль, которую они должны были сыграть в ней по моей задумке. И, подобно «Ньютону…», эта история выросла из наложения друг на друга нескольких идей, среди которых лишь одна имела хоть какое-то отношение к инопланетянам.

Все началось с осознания того, что корабль, летящий со сверхсветовой скоростью, может обогнать тот свет, который уже прошёл мимо Земли, и потому может ещё раз увидеть то астрономическое событие, которое земные астрономы наблюдали до того, как у них появились достаточно хорошие приборы для его тщательного изучения. Само по себе это не имело особого значения, но Бен Бова, который в то время редактировал журнал “Analog”, настроил меня на то, чтобы создать нечто на основе этого. Я начал понимать, как я мог бы это сделать, когда осознал, что корабль, летящий быстрее света и отправившийся во второй раз взглянуть на «старое» астрономическое событие, мог бы также получить «предварительную» картину события, свет от которого до нас ещё не доходил. В частности, я вспомнил, что, читая о взрывах ядер галактик, иногда наблюдаемых в других галактиках я подумал, что один из них мог бы произойти и в нашей Галактике в любое время на протяжении последних 30 000 лет — и мы не узнали бы об этом, пока до нас не дошёл бы первый луч света.

В дальнейшем я увидел, что это могло бы естественным образом сочетаться ещё с одной записью в моём файле неиспользованных идей: «Предположим, что Земля вот-вот станет непригодной для жизни, и инопланетяне предложили спасти нас, но отказались обсуждать причины своего предложения. Должны ли мы принять их помощь?»

Это вопрос из числа таких, которые со всей очевидностью становятся заделом для сюжета. Чтобы ответить на него, мне пришлось обдумать ответы на целый комплекс вспомогательных вопросов, среди которых самым важным для наших нынешних целей был такой: «Что это были за инопланетяне, и каковы были причины, по которым они предложили помощь?»

Придумать правдоподобный мотив для них было довольно непросто. Они должны были прилететь из места, которое находится ближе к центру галактики, чем мы, чтобы узнать об этом событии раньше нас и уже спасаться бегством в другую галактику. Но почему они должны искать других жертв и тратить время и силы на то, чтобы помочь им убежать? По общему признанию, у инопланетян могут быть иные приоритеты, чем у людей, но большинству читателей-людей в лучшем случае было бы сложно переварить чистый альтруизм. К счастью, в какой-то момент моё подсознание напомнило мне о двух вещах: о том, что гораздо более развитая цивилизация могла бы обладать способностью манипуляции целыми звёздами, и о том, что некоторые астрономы предположили, что в области, где звёзды расположены близко друг к другу, взрыв сверхновой может вызвать цепную реакцию взрывов других сверхновых.

И чувство вины может быть мощным мотиватором, который легко распознаётся и понимается читателями-людьми. Не то, чтобы это работало одинаково у всех разумных видов, но чувство ответственности за действия и их последствия часто будет способом выживания вида...

Итак, предположим, что кийра дали толчок к взрыву ядра и из-за этого почувствовали себя обязанными попытаться помочь каким-то невинным жертвам, которых они встретили во время отлёта. Я уже знал, что они должны быть значительно древнее и технологически более развитыми, чем мы, поскольку основная идея была завязана на их способности перемещать целые планеты, их население и всё остальное на расстояния межгалактических масштабов со сверхсветовой скоростью. С учётом всего этого было относительно легко согласиться с тем, что для них обычным делом было промышленное производство в масштабах целых звёзд — такие вещи, как искусственно инициированные взрывы сверхновых для получения тяжёлых элементов. Если бы они жили вблизи ядра, они могли бы попробовать сделать это в такой области, где звёзды расположены слишком близко друг к другу, чтобы это было безопасным занятием.

И казалось совершенно естественным, что они могли чувствовать себя обязанными предложить помощь, но не хотели бы говорить об этом. «Привет, сосед. Нам тут жить всем осталось два понедельника, и я только что взорвал вашу галактику...» Я начинал понимать, как складывается общая картина. Я знал, что случилось, почему они предлагали помощь и почему не хотели это обсуждать. Я знал, что они значительно превосходили нас, как минимум, в некоторых отношениях, но мне по-прежнему нужно было знать, кто они такие, чтобы сделать их достаточно реальными и заставить людей отнестись к их словам серьёзно и отреагировать на них.

Поэтому я попытался представить себе в некоторых подробностях, как могла бы выглядеть гораздо более древняя гуманоидная культура, и как она стала такой. В итоге я разобрал в общих чертах несколько тысячелетий их истории и изобрёл некую новую физику, с довольно специфическими свойствами и ограничениями, чтобы они могли использовать её для перемещения планет со сверхсветовой скоростью. Я знал мало подробностей относительно их родной планеты, да и они сами тоже, поскольку она затерялась в глубинах их прошлого, и с тех пор они расселились по огромному множеству других планет и очень сильно изменили их. Казалось вполне вероятным, что они могли следовать тенденции, которой иной раз следуют многие люди, — заполнять собой всю свою планету за счёт почти всего остального. Планета, сохранившая в большей или меньшей степени свой естественный облик, как Земля, которая всё ещё является местом обитания множества форм жизни, возникших естественным путём, могла бы показаться им совершенно непонятной, прекрасной и в то же время пугающей. Чтобы дать возможность уживаться огромному их количеству, моё подсознание выдало ещё одну идею, которую я когда-то безуспешно пробовал использовать в отдельности: огромный компьютер, сочетающий функции и атрибуты Бога и правительства, который постоянно контролирует индивидов и настраивает их умы на жизнь в гармонии.

У людей, которым кийра принесли плохие вести, стремление пережить ошеломляющую катастрофу должно было бороться со страхом доверять существам, наделённым воочию наблюдаемым могуществом, но очень скрытным в своих мотивах. Таким образом, для людей необходимость принятия решения по предложению кийра была неразрывно переплетена с желанием раскрыть тайну причины этого предложения.

Чтобы заставить людей хотя бы отнестись к их предложению всерьёз, кийра должны были произвести особое впечатление на тех, кто их видел. Если бы они были слабыми, уродливыми и мелкими парнями, которые словно сами не знают, что делают, особого конфликта не было бы — мало кто хотя бы просто задумался о том, стоит ли принимать их предложение. Поэтому я придал им внушительный вид: статные, носящие великолепные одежды, они производили впечатление более древних, мудрых и уверенных в себе существ. Единственной проблемой было бы то, что они не хотели говорить, зачем им всё это нужно.

Ключом к познанию этого стал один человек — Сэнди, которая легко добивалась взаимопонимания как с людьми, так и с животными, и подружилась с послом кийра Белданом. Она начала замечать более уязвимую сторону его самого и всего его вида, и в итоге смогла посетить их корабль на орбите. Там она обнаружила достаточно много дополнительных подсказок, чтобы понять, что происходит. Здесь маленькие детали также соединяются друг с другом множеством способов. Например, в своей одежде и корабельной обстановке кийра использовали как нечто совершенно обыденное то, что люди считают драгоценными металлами — это стало возможным благодаря промышленному использованию взрывов сверхновых.

Пиноккио

Как только решение было принято (каким образом — я не стану это раскрывать) и Земля отправилась в путь, мне понадобился ещё один не-человеческий герой — дельфин Пиноккио. «Спасательная шлюпка Земля» — это история из нескольких эпизодов (пять основных разделов впервые появились в журнале “Analog” как независимые новеллы), охватывающая несколько десятилетий. Даже с технологией кийра, настолько значительно превосходящей нашу, что она выглядела настоящим волшебством, перемещение Земли в галактику M31 представляло собой необычайно травмирующий опыт. Homo sapiens выжил бы, но многие индивиды и многие другие виды — нет. Жизнь во время путешествия будет мрачной и безрадостной, и даже те, кто прожил бы жизнь нормальной продолжительности, не дожили бы до его конца.

Люди не могут прочувствовать такую масштабную трагедию на собственной шкуре. Чтобы заставить их ощутить, насколько она страшна, вы должны сузить фокус и показать им, как она влияет на жизнь отдельного индивида. Вы должны позволить им наблюдать, как она причиняет боль кому-то, кто им небезразличен, — а это значит, что сначала вы должны заставить их проявить участие, а потом позволить боли случиться.

Одним из самых трагических аспектов бегства Земли из галактики было вымирание других видов, поэтому я хотел рассказать историю об одном из последних представителей одного из этих видов. Таких потерь было много, но глубже всего люди ощутят утрату представителей явно разумных видов, к которым люди испытывали симпатию — особенно если бы они могли говорить от своего имени. Дельфины-афалины выглядели идеальными кандидатами, поскольку некоторые исследования показали, что они могут говорить за себя, и многие люди находили их необычайно симпатичными. Поэтому я погрузился в это исследование и провёл кое-какие собственные наблюдения. Основываясь на проведённых к настоящему моменту исследованиях, я представил, какого рода культурой и личными качествами они могут обладать, и как может выглядеть опыт перемещения Земли с их точки зрения. Затем я поставил перед Сэнди задачу попытаться уговорить одного из последних выживших не позволять себе быть последним.

Это был уникальный опыт создания не-человеческих героев, который также реализовали некоторые другие авторы (например, Марк Джарвис в «Сотрудничестве» (“Collaboration”)), но в своём ключе. Как и в других моих примерах, чтобы сыграть определённую роль в истории, мне нужен был не-человеческий персонаж. Но поскольку это был настоящий не-человек, о котором было известно достаточно много, я не мог создать его с нуля. Я должен был начинать с известных фактов и опираться на них. Созданная мной общая картина вымышлена, но она включает в себя много элементов из реального мира. И всё же, с человеческой точки зрения, этот разум — действительно инопланетный.

...И НЕМНОГО ОТ ДРУГИХ АВТОРОВ

До настоящего момента мои примеры начинались с концепции общего плана сюжета и разрабатывались в соответствии с ним. Разумеется, по мере того, как облик инопланетян вырисовывался всё чётче, их природа диктовала многие подробности сюжета; хорошие персонажи любого рода не желают становиться просто марионетками в уже предопределённом сюжете. Но во всех этих случаях на первом месте стояла общая концепция, а инопланетяне создавались в соответствии с ней.

Конечно, это не единственный способ осуществить свою задумку. Подходы иного рода — это то, что я мог бы назвать методом «потому что это есть», когда автор вначале понимает, что может существовать определённая разновидность интересных инопланетян или мира, выясняет его характеристики, а затем смотрит, какие сюжеты он подсказывает.

Экспедиция «Тяготение»

Хол Клемент — один из самых ярых и квалифицированных приверженцев этого подхода. Например, в «Экспедиции «Тяготение»» он определил некоторые свойства, которыми может обладать чрезвычайно массивная планета — это очень высокая сила тяжести на поверхности и очень быстрое вращение, следствием которого являются сплюснутая форма и экстремальные колебания наблюдаемой силы тяжести от экватора к полюсам. У Клемента были и возможности, и интерес к проработке этих вещей в количественном отношении для планеты под названием Месклин, что он и сделал. Вооружившись этими знаниями, он смог определить, какие существа могли бы там жить, как они могли бы эволюционировать, и с какими проблемами могли бы столкнуться как они сами, так и исследователи-люди. С этого момента для него было вполне естественно уделять внимание лишь отдельным месклинитам и их гостям, а также конкретным проблемам — и позволить им породить сюжет. К счастью для тех, кто хотел бы увидеть что-нибудь из процесса, а также как элементы складываются вместе, он дополнительно описал достаточно многое из этого в статье «Планета-юла», и здесь я могу вкратце изложить некоторые из основных моментов.

Его вдохновение не было чистой абстракцией; оно выросло из опубликованных Каем Стрэндом реальных астрономических исследований 61 Лебедя — системе двойной звезды, расположенной в одиннадцати световых годах от Земли. Это были первые наблюдения, свидетельствующие о том, что у звезды, отличной от Солнца, есть «планетарный» компаньон. Его нельзя было увидеть с Земли, но о его присутствии и некоторых его общих особенностях можно было судить по возмущениям на орбитах других компонентов. Естественно, что в те времена, когда другие солнечные системы были почти чисто гипотетическим понятием, Клемента привела в восторг возможность того, что, наконец, появились прямые доказательства существования ещё одной обители жизни. Он принялся обдумывать, на что она могла бы быть похожа, и кто мог бы там жить, будь она населена.

Невидимый спутник 61 Лебедя А, Месклин, оказался массивнее, чем любая из наших планет. При массе, примерно в шестнадцать раз превышающей массу Юпитера, его ядро должно быть сжато настолько сильно, что его диаметр на самом деле был бы немного меньше, чем у Урана. Это пограничный случай — он мог быть очень слабой звездой (коричневым карликом), или же планетой типа супер-юпитера. Клемент предпочёл рассматривать его скорее как планету, чем как звезду, и это облегчало перенос места действия туда — но это всё равно было нелегко.

При такой большой массе в такой плотной упаковке гравитация на его поверхностная была бы примерно в триста раз больше земной. Это было бы очень серьёзной проблемой для любого человека, который захотел бы исследовать его, а Клемент хотел забросить туда людей. Будучи учёным, он знал, что первое, что люди захотели бы сделать с таким миром, — это узнать о нём всё, что только возможно; персонажи-люди облегчают читателю-человеку погружение в сюжет. Но Клемент не хотел зависеть от «магии» типа «гравитационных щитов», чтобы сделать это возможным.

К счастью, известные научные данные позволили пойти иным путём — и его использование подсказало многие из элементов сюжета. Было весьма вероятно (вспомните наши обсуждения процесса формирования звёзд и планет), что Месклин будет вращаться весьма быстро. Даже если бы он оставался сферическим, это означало бы, что «эффективная гравитация», ощущаемая кем-то, стоящим на экваторе, была бы меньше, чем на полюсах, потому что фактическая гравитация была бы частично компенсирована «центробежной силой» на экваторе. Более того, планета не была бы сферической, потому что такое вращение также склонно сплющивать планету вдоль её полярной оси. Это сделало бы разницу в эффективной гравитации между экватором и полюсами ещё больше, поскольку на полюсах фактическая гравитация была бы сильнее. Клемент разработал модель Месклина, в том числе конкретные значения размера, скорости вращения и связанных с ними величин. Для целей сюжета важнейшей из них является эффективная гравитация на поверхности, варьирующая от 3 g на экваторе (g = ускорение свободного падения на Земле) до 700 g на полюсах.

Это дало эфемерную возможность отправки людей на экватор, хотя всё равно причиняло бы такие неудобства, что они отправились бытуда лично исключительно в крайнем случае. Они начали с отправки беспилотного исследовательского зонда к южному полюсу с высокой гравитацией, но он отказался отвечать на команду возврата домой. Часть его данных была отправлена обратно посредством телеметрии, но ради получения большей их части исследователям необходимо было восстановить сам зонд.

Это начало сюжетной ситуации — крупные вложения в важный исследовательский проект, но значительная часть ценных данных оказывается в ловушке там, куда исследователи не могут добраться за ними. Основная проблема заключается в следующем: как они могут спасти как можно больше? Они действительно прибывают лично, построив станцию на экваторе с относительно низкой гравитацией, чтобы сделать всё, что в их силах. Они не могут отправиться в более высокие широты, но встречают местного жителя, которому это по силам.

Чтобы создать правдоподобных месклинитов, которые могли бы попытаться спасти потерянный людьми зонд, Клементу пришлось учитывать как биохимические, так и физические требования, предъявляемые окружающей средой. В первом случае он получил некоторую помощь от биохимика Айзека Азимова, и они вдвоём провели мозговой штурм биохимических схем системы, которая могла бы породить животных, дышащих водородом. Из-за высокой гравитации падение было бы чрезвычайно опасным делом, поэтому животные, живущие там, должны состоять из прочного материала, быть мелкими и приземистыми. Так что герой-месклинит Барленнан больше напоминает сороконожку, обладающую другими чертами вроде тех, о которых я упоминал в предыдущих главах.

Клемент описывает Барленнана как «капитана и владельца трампового судна, наполовину торговца и (вероятно) наполовину пирата». История повествует о его путешествии с целью восстановления информации, содержащейся внутри зонда людей, для чего Барленнану и его команде приходится путешествовать всё дальше и дальше в высокие широты с высокой гравитацией, сталкиваясь по ходу действия с различными культурами месклинитов и физическими проблемами, создаваемыми всё более враждебной окружающей средой.

Большая часть действия рождается сама собой. Как только автор видит проблему, с которой вполне могут столкнуться его персонажи, они должны найти способ её решения. Значительная часть работы автора состояла в «поиске таких вещей, которые считаются само собой разумеющимися в нашем мире, но не были бы таковыми в этом мире». К ним относятся такие вещи, как невозможность что-то бросать, прыгать или летать, по крайней мере, в высоких широтах. На Месклине страх высоты и падений укоренился глубоко и пронизывает всё, и на то есть очень веская причина. Шестидесятифутовый утёс, встречающийся им в один из моментов повествования, оказывается непреодолимым препятствием; а одна из местных культур может похвастаться хорошими инженерами, но их величайшие достижения — это стены высотой в три дюйма.

Дети ветра

Если «Экспедиция «Тяготение»» — это пример истории, в которой вначале появилась обстановка, а затем появились инопланетяне и история с их участием, то «Дети ветра» Пола Андерсона — это пример варианта, в котором первыми появились инопланетяне, а мир и сюжет сложились уже вокруг них. В некоторых элементах сюжета есть явные намёки на его возникновение. Я подозреваю, что всё началось с анализа распространённого предположения о том, что полёт с помощью крыльев и разум несовместимы — что разум требует, чтобы мозг и тело были достаточно большими, тогда как полёт требует, чтобы они были достаточно маленькими — и с сомнений по этому поводу. Вопрос «Как крылатое существо может быть разумным?» тянет за собой (как обычно) целый ряд дополнительных вопросов. На какой планете это было бы проще сделать? Какие особенности строения тела могли бы способствовать этому? Как они могли бы эволюционировать? Какие формы поведения смогла бы породить эволюция вместе с ними? Как они могут создать цивилизацию?

Книга «Дети ветра» содержит необычайно подробные обсуждения того, как ответы на эти вопросы раскрывались, влияли друг на друга и в конце концов привели к развитию самобытной, запоминающейся и очень чуждой нам цивилизации. Сюжет в значительной степени зависит от персонажа, но персонажи — как персонажи-люди — вырастают из эволюционного контекста своего вида и своих индивидуальных обстоятельств.

Возможно, что хотя бы отчасти потому, что культура ифриан так чужда нам, автор решил, чтобы они жили на планете вместе с людьми, создав новую сложную культуру, выросшую из взаимодействия между двумя видами. Бен Бова заметил, что полезный способ создания сюжета — свести вместе двух персонажей и наблюдать, что происходит. То же самое верно и в отношении культур. Люди в «Детях ветра» не только открывают «дружественное читателю» окно в общество ифриан: взаимодействие между двумя видами даёт представление о тех и других, добавляя сюжету глубины.

Ифриане впервые появляются в коротком рассказе «Крылья победы», повествующем о первой встрече людей с ними в их родном мире. Люди признают их разумными нескоро, потому что, отталкиваясь от теоретических соображений, слишком уверены, что летающие существа не могут быть разумными. Относительно низкая гравитация на Ифри несколько облегчает задачу, но реальный ключ к тому, чтобы сделать полёт возможным для тела, достаточно крупного, чтобы обслуживать разум, — это «нагнетатель». Это механизм, посредством которого движение крыльев может перекачивать кислород под давлением над поверхностями, где он может всасываться напрямую в кровоток, в дополнение к поступающему из лёгких.

Андерсон, который по праву славится своей тщательностью при создании полностью реализованных многомерных миров, не только представил механическое решение, но и разработал подробную эволюционную историю ифриан. Их предки были аналогами наших земноводных; нагнетательный аппарат эволюционировал из жабр, а хватательные когти превратились в «руки». Когда им было нужно, ифриане умели ходить, опираясь на когти на сгибах крыльев; но их настоящим домом был воздух. Значительная потребность в энергии для полёта, наряду со способами размножения, определила облик практически всего в их культуре. Они должны, например, жить небольшими группами на больших территориях, а их политические институты менее формальные и более индивидуалистичные, чем у людей.

В рамках обширной истории будущего Андерсон уже создал множество историй, в том числе серию «Политехническая Лига», и это сформировало естественную основу для более широкого взаимодействия с людьми, которого он хотел в «Детях ветра» (действие происходит спустя столетия после «Крыльев победы»). Под влиянием своих первых контактов с людьми ифриане также начали летать в космос, хотя и в более скромных масштабах. Во времена надвигающегося краха Политехнической лиги группа людей переселяется в ту область космоса, где господствуют ифриане, и вместе с группой ифриан они основывают совместную колонию на планете Авалон.

На смену Политехнической лиге пришла гораздо более сильная Терранская империя, которая в итоге стала представлять угрозу для ифриан — и для объединённой колонии на Авалоне. Но это уже не просто планета, где люди живут в одном месте, а ифриане в другом; взаимное влияние двух культур достигло такой степени, что они превратились в единую гибридную культуру. Естественно, это приветствуют не все. Старейшины каждого из видов обеспокоены усиливающейся склонностью их молодёжи перенимать привычки другого вида и искать в нём друзей.

Центральной сюжетной линией «Детей…» является война Авалона против вторжения Империи. Но на этом фоне Андерсон сплетает богатый гобелен из второстепенных сюжетных линий, включающих взаимодействия на уровне индивидов — человек-человек, ифрианин-ифрианин и человек-ифрианин. И читатель-человек получает очень «глубинное» представление о том, что значит быть ифрианином, в том числе через длинное и проникновенное стихотворение, раскрывающее в основных чертах суть образа жизни ифриан.

Кья

Принцип, позволяющий взаимодействию двух культур или видов раскрыть обе эти стороны, использовался в самых разных формах во многих историях с участием инопланетян и людей. В серии книг о кья Уолтера Р. Томпсона люди и кья, облик культуры которых определили их травоядные стадные предки, взаимодействуют по-разному в каждом из сюжетов. В наше время таких историй достаточно много, но, как ни удивительно, первоначальный замысел автора состоял в создании одной истории, и кья не были в её центре внимания.

В основе сюжета первой истории, «Скиталец» (“Maverick”), была другая, древняя и чрезвычайно чуждая группа инопланетян, называемая «странниками». Они эволюционировали в межзвёздном пространстве и обладали не поддающейся пониманию привычкой навязывать свою волю другим видам, и иногда уничтожать целую планету, полную живых существ, которые доставили им неудовольствие. Естественно, люди почувствовали необходимость узнать как можно больше об этой потенциальной угрозе, но о них практически ничего не было известно, за исключением того, что они оставили на нескольких планетах хранилища, содержащие, судя по всему, обширную информацию — с явной задумкой, чтобы её нашли, но пока ещё не расшифрованную.

Одно из хранилищ «странников» находилось на планете Кья. Чтобы получить к нему доступ, людям требовалось сотрудничество с кья — разумными аборигенами планеты Кья. Основная идея первой истории заключалась просто в том, что из-за угрозы «странников» учёным-людям пришлось взаимодействовать с другим видом (кья), и с этим у них возникли проблемы из-за их культурных различий. Чтобы такой сюжет начал жить, кья должны были быть достаточно похожими, чтобы достижение взаимопонимания казалось лёгким делом, но достаточно сильно отличаться, чтобы это вызвало проблемы.

Принимая во внимание эти ограничения, Томпсон (которому я благодарен за то, что он поделился своими воспоминаниями об этом процессе) приступил к созданию существ, с которыми приходилось взаимодействовать его учёным. Их планета должна была сильно напоминать Землю, так что никому из двух видов не пришлось бы всё время носить скафандр. Их биология должна была различаться в достаточной степени, чтобы люди и кья не могли заражаться болезнями друг друга — это создало бы осложнения, уводящие сюжет в сторону от основной темы. Но нужно было, чтобы это были инопланетяне с основными мотивациями, отличающимися от наших, и логичным способом гарантировать это было позволить им эволюционировать от предков иного рода.

Люди произошли от живших группами человекообразных обезьян, что определило особенности нашего поведения и общественных институтов вплоть до настоящего времени. От кого могли бы эволюционировать кья, и какое влияние оказало бы их происхождение на их общества? Томпсон черпал вдохновение из наблюдений за двумя видами земных животных. Основное влияние на это оказали олени; наблюдение за их стадом заставило его задуматься о том, как типичное стадное поведение может превратиться в цивилизацию. Свой важный вклад в это на первый взгляд странное сопоставление внесли ещё и кошки. На поведение находится под сильным влиянием их острого обоняния. Если бы им были наделены разумные существа, как бы это повлияло на их мировоззрение и образ жизни?

Поэтому Томпсон начал размышлять, частично на бумаге, о том, какого рода общество могло бы сложиться у разумных стадных травоядных с хорошим обонянием. Вероятным выглядело то, что их социальные структуры будут более «жёсткими», чем наши, с большей склонностью действовать сообща и заботиться о благополучии своих собратьев, и с меньшей склонностью следовать за лидерами, действия которых явно не соответствовали интересам стада.

Зачем им вообще приобретать разум? Часто предполагается, что травоядные не стали бы этого делать, поскольку, как говорится, чтобы укротить травинку, много ума не надо. Но это может быть чрезмерным упрощением. Эволюция может породить любознательность, если качество пастбищных угодий сильно меняется от места к месту. И хотя добывание травы не требует особой сообразительности, избегание хищников может быть полезным, если хищники такие, что типичных средств защиты травоядных вроде бегства и размножения в больших количествах, будет недостаточно.

А как же запах? У кошек и других животных, которые пользуются им чаще, чем мы, он пронизывает все аспекты жизни — кошки приветствуют друг друга, обнюхивая, и оставляют запахи, чтобы пометить предметы и отдельных особей как своих. Точно так же кья используют глубокие вдохи носом в качестве вежливого приветствия, и многие из их речевых оборотов имеют отношение к запахам.

Таков эволюционный контекст кья. Продумывание его деталей и последствий дало ещё более яркую картину культуры кья и того, какова могла бы быть реакция её представителей на различные ситуации. Некоторые из этих деталей, вроде взаимно непонятного поведения людей и кья по отношению к личностям с нестандартным поведением, помогли создать сюжет «Скитальца».

Но обратите особое внимание, что на этапе создания культуры размышления в первую очередь обращались не к вопросу «Что происходит в «Скитальце»?», а скорее к вопросу «Кто такие кья, как они мыслят и живут, и как они стали такими?» Когда размышления успешно продвигаются в этом направлении, обычно рождается множество интересных идей, которым нет места в том сюжете, над которой вы работаете, но предполагающих другие сюжеты. Проблема «странников», которая изначально была движущей силой «Скитальца», достаточно хорошо раскрыта во второй истории «Вне закона» (“Outlaw”); но кья по-прежнему остаются источником новых сюжетов, основанных на некоторых других идеях, возникших в процессе их создания. Например, игра кья в тяникуль (см. также шестую главу) была упомянута в «Скитальце» лишь вскользь, однако стала главной темой повести «Спортивные хроники планеты Кья», написанной позднее.

На самом деле неудивительно, что именно кья, а не «странники», продолжают оставаться источником новых сюжетов. «Странники» слишком чужды людям, чтобы с ними можно было долго общаться; кья действительно «достаточно похожи... но просто достаточно иные».

Тримус

В цикле рассказов «Тримус» Дж. Дэвида Нордли читателю не ясно, что именно было первым — уникальная планета Тримус, преднамеренная попытка создать общество, в котором сосуществуют на равных три очень разных вида, или же сами виды. Всё это настолько тесно взаимосвязано и разработано с такой глубиной и тонкостью, что автор наверняка должен был начать работу с какого-то одного места в этом комплексе и изрядно проработать его, чтобы все составляющие сошлись воедино.

Так уж получилось, что я знаю, с чего всё началось и как развивалось, потому что мистер Нордли рассказал мне об этом и любезно позволил ознакомиться с некоторыми из его заметок. И ответ таков: ни с чего из вышеперечисленного. Как это часто бывает в писательской деятельности, хороший сюжет (или их серия) оказывается результатом не закономерного развития зародыша одной идеи, а столкновения и взаимодействия двух или более идей. (Урок писателям: всегда будьте начеку, когда две ваши идеи идут на сближение!)

На самом деле «Тримус» берёт своё начало в конференциях «Контакт» и информационных бюллетенях (см. раздел «Источники»), а также в размышлениях самого Нордли о возможности наличия разума у китов. Интересно, подумал он, каково это — быть разумным китом и быть загарпуненным?^[46] Он начал обдумывать возможность создания детективной истории с участием китоподобного инопланетянина, возможной жертвы удара гарпуном, но с необычным поворотом. А почему бы вместо старого клише о «монстре» и/или жертве, обнаруженной людьми, не позволить китоподобному инопланетянину быть детективом и авторитетной фигурой?

Авторитетной фигурой — но где? Параллельно другая часть разума Нордли работала над линией размышлений, которая казалась независимой: какими были бы условия на планете, которая фактически представляет собой находящийся в приливном захвате спутник коричневого карлика, вращающегося вокруг более крупной и «нормальной» звезды? (Это было бы необходимо, потому что сам по себе коричневый карлик не обладал бы достаточной светимостью для поддержания жизни.) В таком мире были бы три различных климатических зоны, которые могли бы поддерживать три вида жизни, каждый из которых держался бы в своей предпочтительной зоне, но мог бы наносить визиты к другим видам и взаимодействовать с ними на их родине. Так что у Нордли возникла идея провести эксперимент по сосуществованию — немного похожий на «Авалон» Андерсона, но ещё более масштабный.

Если астрономические параметры были верны, это дало возможность вывести на сцену людей, что помогло бы втянуть читателей-людей в историю. И поскольку мир Нордли, Тримус, предлагал три отличных друг от друга зоны, он мог бы в полной мере воспользоваться этим преимуществом, добавив к ним ещё и третий вид.

Тот факт, что одним из видов должны стать люди, накладывал некоторые ограничения на астрономический фон. Хорошо разбираясь в искусстве миростроения, Нордли разработал подробную картину Тримуса и солнечной системы, частью которой он является, подобрав параметры таким образом, чтобы одна часть Тримуса была пригодна для людей. Если вы прочтёте его работы (что я рекомендую), то вы легко узнаете в Ду’утии «китоподобных инопланетян» из исходной концепции, хотя они приобрели некоторые особенности, явно не похожие на китовые, вроде многократно разветвлённого языка, который служит универсальным манипулятором. Кроме того, они скорее земноводные существа, нежели строго водные. Нордли проработал большую часть их эволюционного и исторического контекста в мире, который сделает их подходящими к другим зонам Тримуса.

Также оставалась третья зона, которая благоприятна для расы летунов — клетиан. Чтобы понять клетиан, необходимо было аналогичным образом проработать их эволюционный контекст и природу планеты, с которой они происходят. В случае каждого из трёх видов создание целостной картины требовало внимания к таким аспектам их обществ, как размножение и язык.

В каждый вид входило несколько различных культурных групп, и те, кто поселился на Тримусе, как правило, делали для себя выбор в пользу определённой субкультуры. В случае Тримуса цель состояла в том, чтобы позволить каждому из видов сохранить собственную идентичность и отличительные признаки, сотрудничая при этом с другими видами в качестве частей единого общества. Чтобы это стало возможным, требовались такие вещи, как согласование системы измерений и языка, который могли бы использовать все три вида. В ходе работы над тем, чтобы это стало возможным, выбор автора следовал в определённых направлениях.

Например, язык Ду’утии немного похож на тот, который я придумал для «Пиноккио»: в нём используются широкий спектр звуков и ультразвуковые образы. Язык клетиан больше похож на некоторые человеческие языки. Их вокальный диапазон чуть уже, но сходен с человеческим, а языковая структура крайне символичная, тональная, ёмкая и потому выразительная. (Они также обладают способностью использовать свои крылья как звуковые отражатели, чтобы слушать звуки на очень больших расстояниях.) Все эти особенности согласуются с анатомией и эволюционным контекстом двух видов, но им было не обязательно быть в точности такими. Некоторые особенности были выбраны ради удобства чтения. Языковые навыки Ду’утии и клетиан включают в себя способность выговаривать слова на английском языке, который на Тримусе превратился в lingua franca, поскольку это единственный из трёх языков, которым пользуются все три вида.

Как и в случае с кья, исходной целью всей этой разработки предыстории было создание подходящей обстановки для одного сюжета. Но предыстория породила такое множество интересных побочных идей, что искушение использовать некоторые из них в других произведениях оказалось непреодолимым — особенно когда первое из них было принято читателями с энтузиазмом.

С ЧЕГО ВАМ СТОИЛО БЫ НАЧАТЬ?

Универсальной формулы для создания инопланетян и рассказа истории о них не существует. Фактически есть, видимо, два основных подхода, зависящих от того, к чему автор проявляет основной интерес — или, возможно, просто от того, какой из компонентов того или иного контекста пришёл ему в голову первым. Иногда процесс начинается с общей идеи сюжета, и для того, чтобы сделать его возможным, необходимо создать миры и живых существ. Иногда изначально задумывается мир или живое существо, и после этого нужно создать либо живых существ, чтобы они населили этот мир, либо воображаемый мир, который порождает этих существ и является их домом — и сюжет вырастает из их природы.

На практике, вероятно, развитие какой-либо реальной истории достаточно редко протекает строго, прямолинейно и незатейливо в соответствии с какой-то из этих схем. Многие авторы в одних случаях используют одну отправную точку, а в других — иную. Как только процесс начался, каждое решение, касающееся нового аспекта сюжета, скорее всего, приведёт к переосмыслению и видоизменению других аспектов, в которых, как вам казалось, вы уже добились ясности. Лучше всего не слишком прикипать душой к своему изначальному видению; иногда его единственная ценность заключается в инициировании хода мыслей, который в итоге ведёт в совершенно ином направлении. Вы не должны позволять процессу выйти из-под контроля, но должны оставаться открытыми для любых новых возможностей, которые сами подсказывают себя. Важен конечный результат: опубликованная история, которую увидят ваши читатели. Вы хотите, чтобы она была как можно лучше, поэтому любой метод, позволяющий добиться этого, будет правильным.

ГЛАВА 11 Движемся дальше

Жизнь — не такая, какой мы её знаем

Большая часть этой книги посвящена созданию и использованию в литературных произведениях инопланетян и инопланетных обществ, основанных в большей или меньшей степени на известных научных данных, и в частности таких, которые, как минимум, в достаточной степени похожи на нас, чтобы им можно было развиваться на планетах. Этот подход охватывает широкий спектр возможностей, но не такой широкий, какой должна исследовать научная фантастика в целом. Давайте в этой заключительной главе рассмотрим некоторые пути, позволяющие научной фантастике выйти за такие рамки, но по-прежнему оставаться научной фантастикой.

ЗА РАМКАМИ ПЛАНЕТ И ХИМИИ

Многое из того, что мы рассматривали до сих пор, неявно предполагало, что рассматриваемые формы жизни эволюционировали на планетах, находящихся на более или менее круговых орбитах вокруг одиночных звёзд главной последовательности, и были основаны на химии того или иного рода на углеродной основе. Иными словами, и они сами, и их миры находились на каком-то фундаментальном уровне, который хотя бы узнаваемо похож на нас и наш мир. Это всё ещё допускало значительные рамки изменчивости. Например, их солнце может быть моложе и голубее или старше и краснее нашего; у их планеты может быть больший или меньший наклон оси и более слабая или сильная гравитация; они могли бы дышать водородом для восстановления соединений углерода, а не кислородом для их окисления. Но у них, как минимум, были солнце, времена года и гравитация, и они получали энергию для поддержания своей жизни, используя какие-то химические свойства соединений углерода. Создавать миры и инопланетян в рамках этих широких параметров относительно просто, если следовать рекомендациям, изложенным в главах с третьей по пятую.

Время от времени я намекал, что имеется возможность существования сред обитания и форм жизни, отличающихся от нас гораздо основательнее. Первым шагом в этом направлении является планетная система, которая будет сложнее, чем группа планет, движущихся по практически независимым орбитам вокруг одной звезды, — такая, как контактная двойная система в книге Джерри Олшена и Ли Гудлоу «Контакт» (“Contact”).

Более экстремальный пример — «Мир Роша» (“Rocheworld”) доктора Роберта Л. Форварда. Мир Роша — это «планета» недалёкого от нас красного карлика — звезды Барнарда, но её структура сильно отличается от того, что мы обычно понимаем под «планетой». Он состоит из двух небольших планетоидов, расположенных настолько близко друг к другу, что приливные силы исказили их, придав им яйцевидную форму, и принудили к синхронному вращению, при котором они постоянно обращены друг к другу одной и той же стороной. Их твёрдые поверхности совсем не соприкасаются, но их ближайшие части находятся всего в восьмидесяти километрах друг от друга, и они одеты общей атмосферой из метана, аммиака и водяного пара. Один из них — «высокий и сухой»; другой захватил всю жидкую воду системы и сформировал океан из аммиака и воды, который вздымается крутой жидкой «горой» высотой в сто пятьдесят километров. Этот океан является домом для отчётливо чужеродного разума.

Жизнь в Мире Роша имеет химическую основу, и двухкомпонентную планету с единой атмосферой можно считать своеобразной планетой, но она настолько сильно отличается от любой «нормальной» планеты, что её детали ни в коем случае не представляют собой простую или очевидную вариацию на стандартную тему. Выяснение того, насколько сильно они могут сблизиться, не разрушая друг друга полностью, и как будут распределены атмосфера и вода, потребовало обширных предварительных расчётов. Форвард, высококвалифицированный физик с богатым воображением, и вдобавок писатель, сумел их произвести. Если вы хотите написать о чём-то достаточно необычном и оригинальном, вам нужно быть готовым либо выполнить расчёты самостоятельно, либо найти кого-то, кто сможет и готов сделать их за вас. Для астрономической конфигурации, настолько далёкой от обычной и привычной, голые предположения скорее всего окажутся совершенно неверными.

Роман «Яйцо Дракона», также за авторством доктора Форварда, ещё более экзотичен — он буквально выходит за рамки как планет, так и химии. Разумные чила живут на поверхности нейтронной звезды, масса которой вдвое меньше массы Солнца, диаметр всего двадцать километров, сила тяжести на поверхности в шестьдесят семь миллиардов раз больше земной, а магнитное поле почти в триллион раз сильнее (что оказывает решающее влияние на то, как там всё устроено). Материя такой плотности даже не существует в виде атомов, поэтому само понятие «химия» здесь неприменимо. Большая её часть состоит из нейтронов, образующихся в результате «вдавливания электронов в протоны»; физическое состояние этого «нейтрония» различно на разных глубинах, а другие элементарные частицы встречаются в гораздо меньших количествах. Частью химии являются электромагнитные взаимодействия между электронными облаками, которые представляют собой внешнюю часть атомов; ближайшие к ним аналогичные взаимодействия в «Яйце Дракона» связаны с гораздо более сильными ядерными силами.

На Яйце Дракона существует полноценная экосистема, в которой чила — это доминирующие животные. Они обладают примерно теми же массой и сложностью, что и люди, но материал, из которого они состоят, настолько плотный, что их размеры — всего около пяти миллиметров в диаметре и полтора миллиметра в высоту (или толщину). Своим строением они более-менее похожи на сплющенных амёб, потому что в таком сильном гравитационном поле вы должны избегать риска падения. Вследствие общих релятивистских эффектов сильной гравитации течение времени на Яйце Дракона значительно ускорено по сравнению с нашим. В романе первый (удалённый) контакт человека и чила происходит, когда они ещё были дикарями, но шесть (земных) лет спустя они достигли большего прогресса, чем люди.

Ни одна из этих подробностей, которых я могу лишь слегка коснуться здесь, не была выбрана по простой прихоти. Все они взаимосвязаны, определяются исходными допущениями и одними и теми же самыми законами физики, которые применимы везде, но применёнными в совершенно незнакомом контексте. Форвард описал некоторые из своих идей, которые легли в основу этого проекта, в своей статье «Вкус Яйца Дракона» (“A Taste of Dragon’s Egg”), объяснив, как были установлены свойства этого мира и его обитателей, и как им удавалось взаимодействовать с людьми. Ещё больше подробностей можно найти в самом романе.

Одна из особенностей «Яйца Дракона» заключается в том, что автор проработал контекст настолько тщательно и подробно, насколько это возможно с учётом современного ему состояния физических знаний. Возможно, кто-то другой попытался бы написать рассказ на ту же тему без такой строгости, и многие читатели ни о чём бы не догадались. Но некоторые всё равно заметили бы это, и история, вероятно, была бы настолько полна ошибок, что походила бы скорее на фэнтези, чем на научную фантастику.

Разумеется, успешные произведения, основанные на менее строгих предположениях о крайне экзотических формах жизни, существуют. Во многих случаях это может быть оправдано тем, что в общих чертах рассмотреть такую возможность реально, но для точных предсказаний того, как она может быть устроена, доступна лишь не столь разработанная теория. Тимоти Зан в своих рассказах о «звёздных всадниках» придумал экосистему глубокого космоса. «Искусственная жизнь» в «киберпространстве» может быть столь же разнообразной, как Валентина от Джозефа Х. Делани и Марка Стиглера (разумная, обладающая самосознанием и очень харизматичная компьютерная программа) и более глубоко чуждые сущности, предложенные в статье Марка Лесни. Среди других возможностей — огромная разумная туманность в «Чёрном облаке» Фреда Хойла, общепланетарный разум на кремниевой основе в «Межпланетной совести» (“Conscience Interplanetary”) Джозефа Грина и обладающие упорядоченностью электромагнитные волны, которые заставили людей отказаться от электричества, в «Волновиках» Фредрика Брауна.

Вообще, чем дальше ваши рассуждения отходят от науки, изложенной в стандартных книгах и пакетах программного обеспечения, тем больше вы должны быть готовыми пойти одним из двух путей: исследование или напускание тумана. Часто научные журналы подсказывают такие идеи и дают вам достаточное количество подробностей, чтобы разобраться в их последствиях, хотя для этого вам всё равно может потребоваться самому проводить мало кому другому понятные вычисления. Если вы готовы к этому, то этот путь, безусловно, предпочтительнее, поскольку он выведет вашу историю на новый уровень звучания и «критикоустойчивости». Если же вы не можете или не желаете этого делать, вы всё равно сможете рассказать такую историю достаточно хорошо, чтобы удовлетворить хотя бы часть читателей, если искусно напустите туману неопределённости, приводя как можно меньше подробностей в цифрах, чтобы свести возможности читателей уличить вас в ошибках к минимуму. Однако это всё равно остаётся рискованным. Если наука, которую вы пытаетесь использовать, известна достаточно хорошо, а вы её не понимаете, ваши представления могут быть неверными не только количественно, но и качественно — и возможно, неверными в самой своей основе.

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ИЗВЕСТНОГО НАУКЕ

Как можно предположить, исходя из некоторых последних примеров, категория произведений, основанных на трудной для понимания, но реальной науке, плавно переходит в другую — в произведения, частично основанные на новой или выдуманной науке. Пожалуйста, обратите внимание, что это не означает автоматически «неправильную науку». Путешествие со сверхсветовой скоростью, при котором объект можно разогнать до любой желаемой скорости, просто сообщив ему некоторое количество кинетической энергии, рассчитанное по уравнениям Ньютона (пунктирная линия на рис. 11-1), — это неправильная наука. Мы знаем, что это так не работает, потому что даже для скоростей значительно меньше скорости света мы располагаем экспериментальными данными, показывающими, что по мере вашего движения всё быстрее и быстрее вам требуется всё больше и больше энергии для достижения хотя бы небольшой дополнительной скорости, как это описывает теория относительности Эйнштейна (сплошная линия на рис. 11-1). Тот факт, что по мере приближения скорости к скорости света кривая становится всё круче, но никогда её не достигает, обычно воспринимается как доказательство того, что материальные объекты никогда не смогут достичь скорости света или превысить её.

Однако в этом доказательстве скрыто важное предположение. Предполагается, что релятивистское уравнение, описывающее сплошную кривую на рис. 11-1, основанное на экспериментальных данных для объектов вплоть до значения, очень близкого к скорости света, продолжает выполняться для всех объектов при любых скоростях. Но у нас нет данных за пределами этого значения, и в какой-то момент за его пределами кривая может отклониться в каком-то совершенно неожиданном направлении. Она может, например, внезапно повернуть вниз, пересечь видимую асимптоту (предел) v = c и резко убывать с другой стороны, как показано пунктирной линией на рис. 11-1. Это явление повлекло бы за собой множество далеко идущих последствий, важнейшим из которых была бы ваша возможность достичь очень высоких сверхсветовых скоростей при относительно небольшом расходе энергии, если бы вы смогли найти способ перепрыгнуть с одной стороны «кинетического барьера» на другую. Аналогия с квантовой механикой (явление под названием «туннелирование») качественно указывает на то, каким образом это могло случиться, поэтому я не испытывал угрызений совести по поводу использования вариантов такого типа движения со сверхсветовой скоростью в нескольких произведениях (среди которых «Грехи отцов» и «Спасательная шлюпка Земля»).

РИСУНОК 11-1 Три варианта зависимости кинетической энергии объекта от скорости: классическая, релятивистская и одна из многих возможных экстраполяций. Наука, придуманная для научной фантастики, должна соответствовать общепринятой науке в областях, подтверждённых экспериментально.

Современные знания не дают оснований полагать, что мир окажется устроенным таким образом — однако они и не дают никаких строгих доказательств того, что это невозможно. Я пользуюсь критерием «отрицательной невозможности»: для научной фантастики законной добычей будет всё, для чего не может быть строго доказана невозможность с позиции знаний, имеющихся в настоящее время.

Это не означает, что вы можете игнорировать имеющиеся в настоящее время знания. Общее правило, которое вы должны держать у себя в голове, — это то, что физики иногда называют «принципом соответствия»: любая новая теория должна давать те же самые ответы, что и старая, в тех областях знания, где старая теория была подтверждена экспериментально. Так, например, на рис. 11-1 пунктирная классическая кривая неотличима от сплошной релятивистской кривой для скоростей значительно ниже c, а релятивистская кривая неотличима от научно-фантастической до некоторой скорости, очень незначительно меньшей, чем c.

Насколько вероятно то, что будущие исследования преподнесут такие сюрпризы? У нас нет возможности узнать это наверняка, но мы знаем, что в прошлом это случалось неоднократно. У нас нет причин предполагать, что последние крупные сюрпризы выпали на нашем веку. Теория относительности и квантовая механика — это два примера кардинального пересмотра взглядов в физике в течение одного лишь этого столетия; тектоника плит и генетический код ДНК — сопоставимые примеры из геологии и биологии.

Помните о принципе соответствия — Эйнштейн доказал не то, что Ньютон ошибался, а то, что у его открытий просто очень узкие рамки. Классическая физика — это частный случай релятивистской физики. Однако радикально новая теория, вероятнее всего, будет понята в терминах радикально новой модели устройства Вселенной. Релятивистская картина Вселенной сильно отличается от классической, и если пунктирная кривая на рис. 11-1 окажется правильной, нам, вероятно, понадобится новая модель, отличающаяся от нынешней релятивистской настолько же сильно, насколько та отличается от классической.

Это может случиться по-разному. В книгах Джеффри Д. Куистры «Солнечный свет, гений и ржавчина» (“Sunshine, Genius, and Rust”) и «Опять молодой» (“Young Again”) блестящий физик-теоретик по имени Дикстра создает новую теорию с проверяемыми следствиями, которая значительно расширяет рамки практической физики. В моей серии «Спасательная шлюпка Земля» первой была практика. Экспериментаторы обнаружили возможности делать то, что не могли предсказать старые теории, и усилия теоретиков по формулированию новой модели для получения объяснений стала частью контекста сюжета.

Многие научно-фантастические рассуждения можно рассматривать в рамках одной из двух обширных категорий. Экстраполяция означает новые следствия традиционной науки — это, например, новый способ дёшево выводить полезный груз на орбиту, или же возможная экосистема, основанная на известном наборе химических реакций, которые все вместе работают в таком направлении, о котором раньше никто даже не задумывался. Инновация означает постулирование совершенно нового научного принципа или вида науки — таких, как физика Дикстры или квазиматериалы из моего «Ньютона и квази-яблока». Поскольку в прошлом наука и технологии соединяли в себе достижения обоего рода и это, вероятно, продолжится и в будущем, научная фантастика также должна объединять в себе и то, и другое. Делать это в одном и том же сюжете не обязательно; но для того, чтобы представить, каким могло бы быть будущее, важно представлять себе новые последствия того, что мы уже знаем, а также сюрпризы, с которыми нам, возможно, придётся столкнуться.

Одним из особых случаев, явно не относящихся ни к экстраполяции, ни к инновации, является широкая область парапсихологических («пси-») явлений — таких, как телепатия, телекинез и ясновидение. Существующая теория практически не даёт оснований для их толкования, и даже само их существование или его вероятность — это предмет споров. Некоторые учёные считают, что существует достаточное количество несистематических и экспериментальных свидетельств их существования, чтобы оправдать, как минимум, их серьёзное исследование. Другие отвергают их как чистый фольклор, не принимают результаты лабораторных исследований, полученные к настоящему времени, и считают, что там вообще нечего изучать.

Для целей научной фантастики я бы сказал, что пси-эффекты могут соответствовать моему критерию «отрицательной невозможности» и использоваться в научной фантастике на законных основаниях при условии, что вы разработаете последовательный набор предположений о том, каким образом они действуют, но не противоречат твёрдо установленным научным знаниям. Успешное использование инопланетянами пси-способностей в научной фантастике можно найти у драконов в книге Энн Маккефри «Полёт дракона».^[47] Однако я должен предупредить вас, что в прошлые годы пси-область эксплуатировалась сверх всякой меры. В настоящее время читатели уже немного устали от этого и встречают в штыки новые вариации на эту тему — если только вы не окажетесь очень оригинальными и убедительными.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В начале этой книги я упоминал, что в сюжете, который не только фантастичен, но и возможен, есть нечто особенное. В целом читателя будет легче убедить в возможности истории, если она основана на чём-то уже известном, чем если она обращается к чему-то возможному, но ещё никак не проявившему себя. Поэтому, если вы можете достичь нужного вам эффекта при помощи известных научных данных, обычно лучше всего будет поступать именно так. Настанут такие времена, когда это будет невозможным, — и тогда вам придется прибегнуть к вновь изобретённой науке. В «Грехах отцов» мне не нужно было изобретать взрывы ядер галактик; их наблюдали много раз, и был предложен возможный механизм этого явления, которое я мог использовать в своём рассказе. Однако путешествие со сверхсветовой скоростью было единственным способом получить знания или какой-то шанс на спасение заранее — так что мне пришлось воспользоваться этим. Чтобы успешно использовать это достижение, я должен был выбрать для него конкретную модель и работать в рамках логических следствий этой модели, которые, как выяснилось, подсказали важные моменты сюжета.

Иногда вам действительно нужна новая наука, и научная фантастика, в которой она никогда не использовалась, была бы неполной и неправильной. Но вводите её в оборот лишь тогда, когда вы не нашли более консервативного способа сделать то, что вы хотите, — и помните, что даже консервативных возможностей больше, чем вы думаете. В этой книге я изложил несколько вольных идей для рассказов, и будет достаточно легко придумать ещё больше. Например, в пятой главе я описал два основных типа «разума»; можете ли вы представить себе третий? На что была бы похожа цивилизация, живущая в норах, — скажем, если бы Землю унаследовали луговые собачки?^[48] У вас, несомненно, был опыт участия в плодотворных разговорах и прослушивания чего-то, что подсказало вам три других направления, которые вы хотели бы начать разрабатывать. Как человек вы должны были выбрать что-то одно; а можете ли вы представить себе вид инопланетян, которому не нужно было делать выбор, и который мог бы вести «многонаправленные беседы»?

Писать об инопланетянах может быть интересно и полезно, хотя и непросто. Возможно, самая большая проблема заключается в том, чтобы сделать ваших инопланетян действительно чужими, но в то же время «реальными» и правдоподобными. Хорошей отправной точкой для тех, кто хочет этим заняться, будет изучение всего, что только можно, о том, что существует на этой планете, будь то геология, биология, культура или язык, — а затем выход за рамки известного. Это принесёт вам пользу, как минимум, в двух областях. Это расширит ваш кругозор, — возможно, достаточно сильно, чтобы быть уверенным, что ваши новшества не окажутся безнадёжно лишёнными воображения даже по сравнению с нынешней реальностью. И это, скорее всего, подскажет вам множество идей, которые могли бы лечь в основу хороших сюжетов.

Среди этих идей выберите одну или несколько, и исследуйте их последствия, насколько это возможно, с использованием реальной науки, насколько этовозможно, и выдуманной науки, когда это необходимо. Познакомьтесь с вашими инопланетянами и их миром, понаблюдайте за тем, что они делают, а затем расскажите их историю. Немного удачи и солидный объём работы позволят вам придумать нечто не просто инопланетное, но и правдоподобное и запоминающееся.

Книжная полка ксенолога: Источники, в том числе журналы и программное обеспечение

Данные ниже списки включают все источники, приведённые в тексте, а также некоторые другие, которыми обычно пользуются авторы, пишущие об инопланетянах. Во многих случаях значимость включённого в список пункта будет очевидна из ссылки (ссылок) на него в тексте. Иногда я буду добавлять комментарий, выделенный курсивом.

Для удобства я разделил свои списки на четыре больших категории: «Нехудожественная литература», «Художественная литература», «Программное обеспечение» и «Прочие источники». В список нехудожественной литературы включены книги и статьи, расположенные в алфавитном порядке по фамилии первого из авторов. Во многих случаях я указывал первого издателя, но многие книги и рассказы переиздавались уже по многу раз, иногда разными издателями; поэтому, если вы не можете найти версию, указанную здесь, проверьте указатели антологий и каталоги книг в печати. Я лично не проверял все перечисленные программы, но люди, чьё мнение я ценю, сообщили мне, что все они полезны. В раздел «Прочие источники» включено всё, что не вписывается в другие категории, — такие, как журналы и конференции.^[49]

Поскольку многие названия упоминаются более чем в одной главе, я использовал единый алфавитный список для всей книги, а не отдельные списки для отдельных глав. Также я использовал некоторые хорошо известные сокращённые формы длинных названий — например, “Analog” вместо “Analog Science Fiction and Fact”.^[50]

Библиотека — это хорошее место для начала поиска любых источников, но некоторые из них может быть сложно найти. Во многих городах есть книжные магазины, специализирующиеся на букинистических книгах и журналах. Компания Analog (1540 Broadway, New York, NY 10036) может предоставить список продавцов старых научно-фантастических книг и журналов, если вы отправите вместе со своим запросом конверт стандартного формата с маркой и обратным адресом.

НЕХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Anderson, Poul. “The Creation of Imaginary Worlds,” in Reginald Bretnor (ed.), Science Fiction, Today and Tomorrow.

―. “How to Build a Planet,” The S.F. W.A. Handbook, 1976.

―. Is There Life On Other Worlds?. New York: Collier, 1963.

Angier, Natalie. “Cotton-Top Tamarins: Cooperative, Pacifist and Close to Extinct,” New York Times, September 13, 1994.

Arnold, Roger and Donald Kingsbury. “The Spaceport,” Analog, November and December 1979.

Asimov, Isaac. “Planets Have an Air About Them,” Astounding, March 1957.

Ballard, Robert D. and J. Frederick Grassle. “Incredible World of the Deep-Sea Oases,” National Geographic, November 1979.

Barlowe, Wayne Douglas, Beth Meacham, and Ian Summers. Barlowe's Guide to Extraterrestrials. New York: Workman, 1979. (Хороший источник кратких описаний, изображений и ссылок на фантастические произведения, героями которых являются всем известные инопланетяне. Хорошее иллюстрированное дополнение к данной книге в целом, и к пятой главе в частности.)

Barnes, John. “How to Build a Future,” Analog, March 1990.

Benedict, Ruth. Patterns of Culture. Boston: Houghton Mifflin, 1934; Mentor, 1959. (русское издание: Рут Бенедикт «Модели культуры», «Альма-Матер», 2023)

Bickerton, Derek. “Creole Languages,” Scientific American, July 1983.

Bretnor, Reginald, (ed.). The Craft of Science Fiction. New York: Harper & Row, 1976.

―. (ed.), Science Fiction, Today and Tomorrow. New York: Harper & Row, 1974.

Brin, David. “Xenology: The New Science of Asking, Who's Out There?',” Analog, May 1983.

―. “Just How Dangerous Is the Galaxy?,” Analog, July 1985.

Bronowski, J. The Ascent of Man. New York: Little, Brown & Co., 1973. (русское издание: Джейкоб Броновски «Восхождение человечества», «Питер», 2017)

Clement, Hal. “The Creation of Imaginary Beings,” in Reginald Bretnor (ed.), Science Fiction, Today and Tomorrow. New York: Harper & Row, 1974. (существует перевод очерка на русский язык: Хол Клемент «Создание воображаемых существ», П. Волков, 2023)

―. “Whirligig World,” Astounding, June 1953. (русское издание: Хол Клемент «Планета-юла» — в сборнике: Клемент Хол, Собрание сочинений в 5 томах (Серия: Библиотека приключений и научной фантастики, изд. БНПФ, 2022-2023, том 2))

Cramer, John G. “More About Wormholes—To the Stars in No Time [The Alternate View],” Analog, May 1990.

―. “The Quantum Physics of Teleportation [The Alternate View],” Analog, December 1993.

―. “Wormholes and Time Machines [The Alternate View],” Analog, June 1989.

Cuellar, O. “Animal Parthenogenesis,” Science, August 26, 1977.

de Camp, L Sprague. “The Ape-Man Within Us,” Analog, June 1989.

―. “Design for Life,” Astounding, May and June 1939. (существует перевод статьи на русский язык: Л. Спрэг де Камп «Дизайн для жизни», П. Волков, 2023)

―. “There Ain't No Such!,” Astounding, November and December 1939. (Интересное исследование самых разнообразных животных, которые способны существовать в земных условиях)

Diamond, Jared. “Zebras and the Anna Karenina Principle,” Natural History, September 1994.

Dole, Stephen H. Habitable Planets for Man (2nd Edition). New York: American Elsevier, 1970.

Donaldson, Thomas. “The Holes of Space-Time,” Analog, July 1993.

Drexler, K. Eric. Engines of Creation. New York: Anchor Press/Doubleday, 1986. (Краткое введение см. в статье Петерсона и Дрекслера ниже.) (в Интернете существует перевод обновлёной версии на русский язык от Михаила Свердлова: К. Эрик Дрекслер «Машины создания. Грядущая эра нанотехнологий». Архивированная ссылка: https://web.archive.org/web/20091115193348/http://e-drexler.com/d/06/00/EOC_Russian/eoc.html)

Eulach, V.A. “Those Impossible Autotrophic Men,” Astounding, October 1956. (существует перевод статьи на русский язык: В. А. Эйлах «Эти невозможные автотрофные люди», П. Волков, 2023)

Fogg, Martyn J. “On Beanpoles and Drum-Men,” Analog, December 13, 1988. (существует перевод статьи на русский язык: Мартин Дж. Фогг «О долговязых и коротышках», П. Волков, 2023)

Forward, Robert L., Dr. “Faster Than Light,” Analog, March 1995.

―. “A Taste of Dragon's Egg,” Analog, April 1980. (русское издание: Роберт Л. Форвард «Техническое приложение к роману “Яйцо Дракона”»)

Fromkin, Victoria and Robert Rodman. An Introduction to Language (2nd Edition). Austin: Holt, Rinehart and Winston, 1978.

Gazzaniga, M.S. “The Split Brain in Man,” Scientific American, August 1967.

Gillett, Stephen L., Ph.D. “Fire, Brimstone—and Maybe Life?,” Analog, July 1990. (существует перевод статьи на русский язык: Стивен Л. Джиллетт «Огонь, сера — и, возможно, жизнь?», П. Волков, 2023)

―. “On Building an Earthlike Planet,” Analog, July 1989.

―. “Those Halogen Breathers,” Analog, October 1984. (существует перевод статьи на русский язык: Стивен Л. Джиллетт «Эти дышащие галогенами создания», П. Волков, 2023)

―. 'Titan As the Abode of Life,” Analog, November 1992.

―. World-Building. Cincinnati: Writer's Digest Books, 1995. (Входит в данную серию книг.)

Gould, Stephen Jay. “Lucy on the Earth in Stasis,” Natural History, September 1994.

Griffiths, Anthony J.F., et al. An Introduction to Genetic Analysis 5th Edition. New York: Freeman, 1993.

Grun, Bernard, and Werner Stein. The Timetables of History. New York: Simon and Schuster, 1982. (русское издание: Вернер Штайн «Хронология мировой цивилизации», «Слово», 2003)

Hoagland, Richard C. “The Curious Case of the Humanoid Face … on Mars,” Analog, November 1986.

Holmes, Eric, Dr. “The Split Brain,” Analog, August 1974.

Jacobs, William P. “Caulerpa,” Scientific American, December 1994.

Kepner, Terry. Proximity Zero. Peterborough, NH: The Bob Liddil Group, 1994. (Книга таблиц, в которой собраны карты и разного рода сведения, нужные автору научно-фантастических книг, обо всех звёздах в пределах сорока световых лет от Земли. На момент написания этой книги её можно заказать через книжные магазины.)

Lesney, Mark S., Ph.D. “Cybernetic Science: The Biology of Artificial Intelligence and Artificial Life,” Analog, December 1994.

Ley, Willy. “Botanical Invasion,” Astounding, February 1940. (Ботаническое дополнение к статье де Кампа “There Ain't No Such!”)

MacLean, Katherine. “Alien Minds and Nonhuman Intelligences,” in Reginald Bretnor (ed.), The Craft of Science Fiction. New York: Harper & Row, 1976.

Mallove, Eugene F. and Gregory L. Matloff. The Starflight Handbook. New York: Wiley, 1989.

National Geographic Society. The Marvels of Animal Behavior. Washington, D.C.: National Geographic Society, 1972.

Ochoa, George and Jeffrey Osier. The Writer's Guide to Creating a Science Fiction Universe. Cincinnati: Writer's Digest Books, 1993.

Peterson, Chris and K. Eric Drexler. “Nanotechnology.” Analog, Mid-December 1987.

Pournelle, Jerry. “The Construction of Believable Societies,” in Reginald Bretnor (ed.), The Craft of Science Fiction.

Rothman, Tony and G.F.R. Ellis. “The Garden of Cosmological Delights,” Analog, May 1985.

Sagan, Carl. The Dragons of Eden: Speculations on the Evolution of Human Intelligence. New York: Random House, 1977. (русское издание: Карл Саган «Драконы Эдема, Драконы Эдема: Рассуждения об эволюции человеческого разума», Н. С. Левитина, 1986 г. )

Sagan, Carl, et al. Murmurs from Earth: The Voyager Record. New York: Random House, 1978.

Salomon, Warren. “The Economics of Interstellar Commerce,” Analog, May 1989.

Savage-Rumbaugh, Sue and Roger Lewin. Kanzi: The Ape at the Brink of the Human Mind. New York: Wiley, 1994.

Schmidt, Stanley. “Hypertext: A Powerful New Tool for Writers,” Writer's Digest, February 1990.

―. “Hypertext as a Writing Tool,” SFWA Bulletin, Summer 1992.

―. “Interference,” Analog, August 1994.

―. “Self-Fulfilling Prophecies,” Analog, December 1980.

Shklovskii, I.S. and Carl Sagan. Intelligent Life in the Universe. Merrifield, VA: Holden-Day, 1966.

Smith, Elske V.P. and Kenneth C. Jacobs. Introductory Astronomy and Astrophysics. Philadelphia: Saunders, 1973.

Taylor, Edwin F. and John Archibald Wheeler. Spacetime Physics. New York: Freeman, 1963, 1966.

Warren, J.W. “Physiology of the Giraffe,” Scientific American, November 1974.

Wells, H.G. Outline of History (Revised and Updated). New York: Doubleday, 1971.

Zubrin, Robert M. “Nuclear Rocketry Using Indigenous Propellants: The Key to the Solar System,” Analog, March 1990.

―. “The Magnetic Sail,” Analog, May 1992.

Zubrin, Robert M., and David A. Baker. “Mars Direct: A Proposal for the Rapid Exploration and Colonization of the Red Planet,” Analog, July 1991.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Allen, Roger MacBride. “Phreak Encounter,” Analog, May 1986.

Anderson, Kevin J. and Doug Beason. Assemblers of Infinity. New York: Bantam, 1993.

Anderson, Poul. Ensign Flandry. Radnor, PA: Chilton, 1966. (русские издания: — Пол Андерсон «Мичман Фландри» («Энсин Флэндри»), Ю. Ермолин, 1992 г.; «Лейтенант Фландри» («Энсин Фландри»), В. Поляк, А. Бурцев, 1994 г.; «Лейтенант Фландри» («Мичман Фландри», «Мичман Флэндри»), Н. Виленская, 1997 г.; «Мичман Фландри», М. Андреев, 2004 г.)

―. “Peek! I See You,” Analog, February 1968. (русское издание: Пол Андерсон «Пи-ик! Я вас вижу!», А. Бурцев, И. Фудим, 2018 г.).

―. Fire Time. New York: Ballantine, 1974. (русские издания: Пол Андерсон «Время огня», Д. Савельев, Я. Савельев, 1995 г.; «Время огня» («Огненная пора»), М. Левин, 1995 г.)

―. The People of the Wind. New York: Signet, 1973 (русское издание: Пол Андерсон «Дети ветра», Н. Виленская, 1997 г.); см. также приквел, “Wings of Victory,” Analog, April 1972 (русское издание: Пол Андерсон «Крылья победы», М. Пчелинцев, 1996 г.).

―. “Starfog,” Analog, August 1967. (русское издание: Пол Андерсон «Звёздный туман», О. Кутумина, О. Сидорова, 1996 г.)

―. “Supernova,” Analog, January 1967. (русские издания: Пол Андерсон «День причастия», С. Топоров, 1992 г.; «День гнева», А. Пчелинцев, 1997 г.; М. Пчелинцев, 2002 г.)

―. “Trader Team.” Analog, July-August 1965. (русские издания: Пол Андерсон «Возмутители спокойствия», Ю. Руфин, 1993 г.; Е. Александрова, 1997 г.; А. Александрова, 2001 г.)

Anthony, Piers. Cluster. New York: Avon, 1977.

Ash, Paul. “Big Sword,” Astounding, October 1958. (русское издание: Паулина Эшвелл «Длинный Меч», И. Гурова, 1972 г.)

Asimov, Isaac. The Gods Themselves. New York: Doubleday, 1972. (Русские издания: Айзек Азимов «Сами боги», Р. Рыбакова, 1975 г.; И. Гурова, 1976 г.)

―. “Paté de Foie Gras,” Astounding, September 1956. (русское издание: Айзек Азимов «Паштет из гусиной печёнки», А. Иорданский, 1965 г.)

Bennett, Gregory. 'Tinker's Spectacles,” Analog, June 1993.

Bohnhoff, Maya Kaathryn. “The Secret Life of Gods,” Analog, September 1995.

Brejcha, F. Alexander. “Looking Through the Personals,” Analog, October 1994.

―. “With Other Eyes,” Analog, November 1995.

Brin, David. “The Crystal Spheres,” Analog, January 1984. (русское издание: Дэвид Брин «Хрустальные сферы», А. Корженевский, 1993 г.)

―. “Uplift” (серия романов), в том числе Sundiver (New York: Bantam, 1980), Startide Rising (New York: Bantam, 1983), и The Uplift War (West Bloomfield, MI: Phantasia Press, 1987). (русские издания: Дэвид Брин «Возвышение» (цикл): «Прыжок в солнце», И. Алюков, 1995 г. («Погружение в Солнце», И. Епифанова, 2018 г.); «Звёздный прилив», А. Грузберг, 1995 г., А. Кубатиев, 2018 г.; «Война за возвышение», А. Грузберг, 1995 г.)

Brown, Fredric. “The Waveries,” Astounding, January 1945. (русские издания: Фредерик Браун «Волновики», М. Литвинова, 1979 г.; В. Волков, 1994 г.)

Buckley, Bob. “World in the Clouds,” Analog, March-May 1980.

Burns, Stephen L. “Showdown at Hell Creek,” Analog, Mid-December 1993.

Campbell, John W., Jr. (изначально под псевдонимом Don A Stuart). “Who Goes There?,” Astounding, August 1938. (русские издания: Джон Кэмпбелл «Кто ты?» («Кто идёт?»), Ю. Зарахович, 1976 г.; «Нечто», С. Сенагонова, 2001 г.)

Cherryh, C.J. “Chanur” (цикл), в том числе The Pride of Chanur (New York: DAW, 1982) и Chanur's Venture (West Bloomfield, MI: Phantasia Press, 1984). (русское издание: Кэролайн Черри «Гордость Шанур», И. Посредникова, 2004 г.; «Выбор Шанур», И. Посредникова, 2004 г.)

Clarke, Arthur C. Childhood's End. New York: Ballantine, 1953. (русские издания: Артур Кларк «Конец детства», Н. Галь, 1988 г.; А. Хаджимуратов, 1992 г.; И. Измайлов, 2003 г.).

―. “A Meeting with Medusa,” Playboy, December 1971; также в сборнике The Sentinel. New York: Berkley, 1983. (русское издание: Артур Кларк «Встреча с медузой», Л. Жданов, 1976 г.)

―. Rendezvous with Rama. San Diego: Harcourt Brace, 1973. (русские издания: Артур Кларк «Свидание с Рамой», К. Сенин, 1976 г.; О. Битов, 1992 г.)

―. “The Sentinel,” в сборнике The Sentinel. New York: Berkley, 1983. (русские издания: Артур Кларк «Часовой», Л. Этуш, 1973 г.; «Страж», М. Вершовский, 2020 г.)

―. 2010: Odyssey Two. New York: Ballantine, 1982. (русские издания: Артур Кларк «2010: Одиссея Два» («2010: Одиссея-2»), М. Романенко, М. Шевелёв, 1984 г.; «2010: Одиссея два», Д. Старков, 2017 г.)

Clement, Hal. Iceworld. New York: Gnome Press, 1953. (русское издание: Хол Клемент «Ледяной ад», М. Смолина, 2002 г.)

―. Mission of Gravity. New York: Doubleday, 1954. (русское издание: Хол Клемент «Экспедиция “Тяготение”», С. Бережков, 1972 г.)

―. Needle. New York: Doubleday, 1950. (русское издание: Хол Клемент «Игла», К. Сташевски, 2019 г.)

―. “Uncommon Sense,” Astounding, September 1945. (русское издание: Хол Клемент «Необычное чувство», К. Сташевски, 2019 г.)

Cook, Rick and Peter L. Manly. “Symphony for Skyfall,” Analog, July 1994.

Crichton, Michael. The Andromeda Strain. New York: Knopf, 1969. (русские издания: Майкл Крайтон «Штамм “Андромеда”», В. Галкин, К. Сенин, 1969 г.; В. Тальми, К. Сенин; под редакцией Я. Берлина, 1971 г.; В. Тальми, О. Битов, 1991 г.; К. Сенин, В. Тальми, 1992 г.; В. Алтаев, 2022 г.)

Delaney, Joseph H. and Marc Stiegler. Valentino. Riverdale, NY: Baen, 1984.

Dickson, Gordon R. Way of the Pilgrim. Tacoma, WA Ace, 1987. (русское издание: Гордон Диксон «Путь Пилигрима», И. Иванченко, 2002 г.)

Dyson, Marianne J. “The Critical Factor,” Analog, February 1992.

Ecklar, Julia. “Noah's Ark” — рассказы, в сборнике ReGenesis. Tacoma, WA: Ace, 1995.

Flynn, Michael F. “Eifelheim,” Analog November 1986. (русское издание: Майкл Флинн «Эйфельхайм: город-призрак», А. Бодров, 2010 г. — роман на основе повести 1986 года)

Forward, Robert L., Dr. Dragon's Egg. New York: Ballantine, 1980. (русское издание: Роберт Л. Форвард «Яйцо Дракона», Voyual, 2021 г.)

―. “Rocheworld,” Analog, December 1982-February 1983; также под названием The Flight of the Dragonfly. New York: Pocket Books, 1984.

Frankos, Laura. “Hoofer,” Analog, July 1993.

Green, Joseph. Conscience Interplanetary. United Kingdom: Gollancz, 1972; New York: Doubleday, 1973.

Haldeman, Joe. The Forever War. New York: St. Martin's, 1974. (русские издания: Джо Холдеман «Бесконечная война», А. Монахов, 1993 г.; Л. Корзун, 2001 г.; И. Судакевич, 2016 г.)

Heinlein, Robert A The Puppet Masters. New York: Doubleday, 1951. (русские издания: Роберт Хайнлайн «Кукловоды», А. Корженевский, 1991 г.; А. Корженевский, swgold, 2017 г.; «Повелители марионеток», М. Коркин, 1991 г.; «Хозяева марионеток», Т. Митрофанова, 1991 г.)

―. “Universe,” Astounding, May 1941. (русские издания: Роберт Хайнлайн «Пасынки Вселенной. Часть 1. Вселенная» Е. Беляева, А. Митюшкин, 2020 г.)

Hoyle, Fred. The Black Cloud. New York: Harper & Row, 1957. (русское издание: Фред Хойл «Чёрное облако», Д. Франк-Каменецкий, 1965 г.)

Jarvis, Mark. “Collaboration,” Analog, October 1, 1982.

Kingsbury, Donald. Courtship Rite. New York: Simon and Schuster, 1982.

―. The Moon Goddess and the Sun. Riverdale, NY: Baen, 1986.

Knight, Damon. “Rule Golden,” в сборнике Rule Golden and Other Stories. New York: Avon, 1979.

Kooistra, Jeffery D. “Sunshine, Genius, and Rust,” Analog, May 1993.

―. “Young Again,” Analog, December 1993.

Laumer, Keith. Retiefs War. New York: Doubleday, 1966. (русское издание: Кейт Лаумер «Война Ретифа», А. Юрчук, 2003 г.)

Le Guin, Ursula K. The Dispossessed. New York: HarperCollins, 1974. (русские издания: Урсула К. Ле Гуин «Обездоленный», Н. Ачеркан, 1994 г.; «Обделённые», И. Тогоева, 1997 г.)

―. The Left Hand of Darkness. Tacoma, WA: Ace, 1969. (русские издания: Урсула К. Ле Гуин «Левая рука Тьмы», И. Полоцк, 1991 г.; И. Тогоева, 1992 г.; Д. Арсеньев, 1992 г.; М. Кабалин, 1994 г.)

Leinster, Murray (Will F. Jenkins). “First Contact,” Astounding, May 1945. (русские издания: Мюррей Лейстнер «Первый контакт», Д. Брускин, 1965 г.; Д. Жуков, 1976 г.)

Longyear, Barry B. “Enemy Mine,” Asimov's, September 1979. (русское издание: Барри Лонгиер «Враг мой»; Н. Евдокимова; 1986 г. )

McCaffrey, Anne. Dragonflight. New York: Ballantine, 1968. (русские издания: Энн Маккафри «Полёт дракона», М. Нахмансон, Ю. Барабаш; 1992 г.; М. Нахмансон, Ю. Барабаш, И. Андронати; 2008 г.)

McDowell, Emmett. “Veiled Island,” Astounding, January 1946.

MacLean, Katherine. “Unhuman Sacrifice,” Astounding, November 1958. (русское издание: Кэтрин Маклин «Необыкновенное жертвоприношение» («Нечеловеческое жертвоприношение»), З. Бобырь, 1964 г.)

Neville, Kris. “Bettyann,” в книге Anthony J. Healey (ed.) New Tales of Space and Time. New York: Henry Holt, 1951; novel Bettyann. Belmont, CA Belmont, 1970. (русское издание: Крис Невил «Бетти-Энн», Р. Облонская, 1970 г.)

Niven, Larry. “Neutron Star,” If, October 1966; также в сборнике Neutron Star. New York: Ballantine, 1968. (русское издание: Ларри Нивен «Нейтронная звезда», В. Емец, 1994 г.; Е. Монахова, 2001 г.)

―. Ringworld. New York: Ballantine, 1970. (русские издания: Ларри Нивен «Мир-Кольцо», И. Невструев, 1991 г.; Е. Монахова, 2001 г.; О. Колесников, 2008 г.; К. Плешков, 2018 г.)

Nordley, G. David. “Trimus” (цикл), в том числе: “Poles Apart” (Analog, Mid-December 1992), “Network” (February 1994), и “Final Review” (July 1995). (русские издания: Дэвид Нордли «Планета шести полюсов», Г. Корчагин, 2003 г.; «Последняя инстанция», А. Филонов, 1996 г.)

Oliver, Chad. “Transfusion,” Astounding, June 1959. (русское издание: Чед Оливер «Переливание», А. Бурцев, 2018 г.)

Oltion, Jerry and Lee Goodloe. “Contact,” Analog, November 1991.

Piper, H. Beam. “Omnilingual,” Astounding, February 1957. (русское издание: Г. Бим Пайпер «Универсальный язык», А. Ставиская, 1960 г.)

Reynolds, Ted. “Can These Bones Live?,” Analog, March 1979.

Rich, Mark. “Across the Sky,” Analog, June 1994.

Rollins, Grey. “Victor” (цикл), в том числе “To Victor Go the Spoils” (Analog, June 1990), “Victor Victorious” (December 1990), и “The Victor” (January 1991).

Saberhagen, Fred. “Berserker” (цикл), в том числе Berserker (New York: Ballantine, 1967), The Ultimate Enemy (Tacoma, WA Ace, 1979), и Earth Descended (New York: Tor, 1982). (русское издание: Фред Саберхаген «Берсеркер: Маска Марса» («Маска Марса»), А. Филонов, 1999 г.; «Берсеркер: заклятый враг. Рассказы» («Заклятый враг»), А. Филонов, 1999 г.)

Sakers, Don. “The Leaves of October,” Analog, August 1983; под названием The Leaves of October. Riverdale, NY: Baen, 1988.

Schmidt, Stanley. “… And Comfort to the Enemy,” Analog, July 1969.

―. Lifeboat Earth. New York: Berkley, 1978.

―. Newton and the Quasi-Apple. New York: Doubleday, 1975.

―. “Pinocchio,” Analog, September 1977; также в Lifeboat Earth.

―. “The Prophet,” Analog, April 1972.

―. The Sins of the Fathers. New York: Berkley, 1976.

―. Tweedlioop. New York: Tor, 1986.

―. “War of Independence,” Asimov's, August 1982.

Shwartz, Susan. Heritage of Flight. New York: Tor, 1989.

Simak, Clifford D. “A Death in the House,” Galaxy, October 1959. (русские издания: Клиффорд Саймак «Когда в доме одиноко» («Смерть в доме»), С. Васильева, 1970 г.; «Смерть в доме», С. Васильева, Е. Венслова, 1990 г.; Е. Корягина, 2018 г.)

―. The Visitors. New York: Ballantine 1980. (русские издания: Клиффорд Саймак «Посетители», А. Филонов, 1993 г.; «Пришельцы», Г. Швейник, 1994 г.)

―. Way Station. New York: Doubleday, 1963. (русское издание: Клиффорд Саймак «Пересадочная станция», А. Корженевский, 1990 г.)

Slonczewski, Joan. “Microbe,” Analog, August 1995. (русское издание: Джоан Слончевски «Микроб», В. Двинина, 2008 г.)

―. Still Forms on Foxfield. New York: Ballantine, 1980.

Stiegler, Marc. “Petals of Rose,” Analog, November 9, 1981.

Strock, Ian Randal. “The Ears Have It,” Analog, December 1993.

Tellure, Allison. “Skysinger” (цикл), в том числе “Lord of All It Surveys” (Analog, June 1977), “Skysinger” (August 1977), и “Green-Eyed Lady, Laughing Lady” (March 1, 1982).

Thompson, W.R. “Kya” (цикл), в том числе “Maverick” (Analog, December 1989)), “Varmint” (Mid-December 1989), “Outlaw” (September-October 1990), “Lost in Translation” (Mid-December 1990), “Desperado” (March 1992), “On Tour With Gyez” (October 1993), 'Touchdown, Touchdown, Rah, Rah, Rah!” (September 1995). (русское издание: Уолтер Р. Томпсон «Спортивные хроники планеты Кья», В. Мисюченко, 1997 г.)

Turtledove, Harry. (под именем Eric G. Iverson), “Bluff,” Analog, February 1985. (русское издание: Гарри Тёртлдав «Блеф», Н. Кудряшов, 1995 г.)

―. рассказы о «симах», в сборнике A Different Flesh. Chicago: Congdon and Weed 1988, Riverdale, NY: Baen 1984.

Vance, Jack. Big Planet. New York: Avalon, 1957. (русские издания: Джек Вэнс «Большая планета», Е. Михайлик, 1991 г.; А. Фет, 2016 г.)

van Vogt, A.E. “Cooperate—or Else!,” Astounding, April 1942.

―. “Vault of the Beast,” Astounding, August 1940. (русские издания: Альфред Ван Вогт «Усыпальница зверя», И. Невструев, 1990 г.; «Склеп», Ю. Семёнычев, 1994 г.; «Четвёртый вид: Мультиморфное чудовище. Усыпальница чудовища», Д. Савельев, Я. Савельев, 1995 г.)

Vinge, Vernor. Marooned in Realtime. New York: Bluejay, 1986. (русские издания: Вернор Виндж «Брошенные в реальном времени» («Брошенные в реальном времени. Книга 2, Затерянные в реальном времени»), В. Гольдич, И. Оганесова, 1997 г.)

Vinicoff, Eric and Marcia Martin. “The Weigher,” Analog, October 1984.

Weinbaum, Stanley G. “The Lotus Eaters,” Astounding, April 1935. (русские издания: Стенли Вейнбаум «Лотофаги», Н. Гузнинов, 1992 г.; «Сила воли», А. Циммерман, 1992 г.; Г. Веснина, 2002 г.; «Пожиратели лотоса» Г. Весина, 2012 г.)

―. “A Martian Odyssey,” Wonder Stories, July 1934. (русские издания: Стенли Вейнбаум «Марсианская Одиссея», Б. Кандель, 1974 г.; Л. Черняховская, 1976 г.; Н. Коптюг, 1991 г.; А. Баранов, 1993 г.; Г. Веснина, 2002 г.; Г. Весина, 2012 г.).

―. “Parasite Planet,” Astounding, February 1935. (русские издания: Стенли Вейнбаум «Планета-паразит», Н. Гузнинов, 1992 г.; Г. Весина, 2012 г.; «Планета-хищник», А. Циммерман (также «Планета-паразит»), 1992 г.; Г. Веснина, 2002 г.)

Wells, H.G. The War of the Worlds. New York: Harper & Row, 1898. (русские издания: Герберт Уэллс «Война миров» («Борьба Миров»), З. Журавская, 1898 г.; Э. Пименова, 1925 г.; М. Зенкевич, 1935 г.; «Земля под властью марсиан» («Пришествие марсиан»), К. Толстой, 1898 г.; «Борьба миров», Д. Магула, 1901 г.; М. Перфильева, 1903 г.; М. Шишмарёва, 1919 г.; «Война миров», И. Магур, 1930 г.; В. Бабенко, 1996 г.; В. Вебер, 2005 г.)

Zahn, Timothy. “Space Horse” (цикл), в том числе “Unitive Factor” (Analog, May 1982) и “Bete Noire” (March 1984).

ПРОГРАММНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

Компьютерное оборудование и программное обеспечение меняются настолько быстро, что я могу лишь подсказать вам возможности, описав пару программ, которые сочли полезными писатели-фантасты, и указав вам некоторые источники подобных вещей.

PCSPACE, рекомендованная мне Робертом Р. Чейзом, позволяет вам «видеть» ночное небо с любой из 1200 звёзд в её базе данных. Её можно приобрести в компании Andromeda Software, Inc. (P.O. Box 605, Amherst, NY 14226-0605), которая также поставляет самое разнообразное научное, астрономическое и графическое программное обеспечение для IBM и совместимых устройств.

Писатель Дэниел Хэтч разработал собственную программу по «созданию планет из протозвёздной туманности, по целой солнечной системе за один раз». Она написана на GWBASIC и может запускаться на IBM и совместимых компьютерах, и поставляется со статьёй, объясняющей, как она работает и как её использовать. Вы можете получить копию напрямую у автора, отправив 10 долларов Дэниелу Хэтчу: Daniel Hatch, P.O. Box 3315, Enfield, CT 06083.

Тихоокеанское Астрономическое общество (некоммерческая организация) периодически выпускает обновлённый список астрономического программного обеспечения для компьютеров различных марок с указанием поставщиков. Согласно моей последней информации, которая, надеюсь, ещё будет оставаться верной, когда вы прочтёте эти строки, вы можете получить каталог, отправив своё имя и адрес с двумя марками почтового отправления первого класса по адресу: A.S.P., Dept. CSP, 390 Ashton Ave., San Francisco, CA 94112.

ПРОЧИЕ ИСТОЧНИКИ

Поскольку все науки меняются быстро, а хорошая научная фантастика зависит от актуальной информации, одних книг недостаточно. Вот журналы, которые представляют собой хорошие источники сводок последних достижений и вполне могут подсказать идеи для сюжетов: National Geographic, Natural History, Nature, The New Scientist, Science, Science News и Scientific American.

Каждый октябрьский номер Scientific American посвящен углублённому изучению обширной темы несколькими авторами, выдающимися в своих областях. Читателям этой книги будет особенно интересен октябрьский номер 1994 года, тема которого — «Жизнь во Вселенной».

Раздел «Science Times» в выпусках New York Times по вторникам — это хороший источник предварительной информации о самых последних разработках во многих областях.

В программу многих съездов любителей научной фантастики входят дискуссии и мастер-классы по созданию миров и инопланетян. Особенно удачная серия конференций, полностью посвящённых этой теме, была проведена некоммерческой организацией CONTACT. За информацией обращайтесь по адресу CONTACT, Box 506, Capitola, CA 95010 (или по электронной почте terrel@cruzio.com.).

ГЛОССАРИЙ ОТДЕЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ

В этой книге используется большое количество специализированных терминов из самых разных областей. Некоторые из них встречаются лишь один или два раза и их значение объясняется в момент их применения; поэтому, если вы не нашли нужное слово или фразу здесь, попробуйте воспользоваться указателем. Этот глоссарий предназначен для того, чтобы дать готовые справки по некоторым терминам, имеющим особое значение и встречающимся часто. Некоторые из определений в нём в силу необходимости приблизительны и не совсем точны, поэтому, если вам нужно точно знать, что означает тот или иной термин и как с ним работать, то для получения необходимой справочной информации вам следует заглянуть в учебные пособия соответствующей тематики.

Одно общее замечание по поводу употребления слов в этой книге: ряд таких терминов, как «Солнечная система», «Солнце» и «Луна», может применяться либо к нашей Солнечной системе и её компонентам, либо к их аналогам в любой другой системе из звезды и сопутствующих ей планет. Чтобы свести путаницу к минимуму, я постарался писать эти слова с заглавной буквы, когда они относятся к нашим конкретным примерам, и строчными, когда они используются в общем порядке. Так, например, слово «Солнце» относится к нашему Солнцу, тогда как «солнце» означает любую звезду как источник тепла и света для вращающихся вокруг неё планет. «Луна» — это естественный спутник Земли, тогда как «луна» означает любой спутник любой другой планеты (в том числе такой, которая находится в нашей Солнечной системе).

COTI: Аббревиатура от слов Contact with Extraterrestrial Intelligence («Контакт с внеземным разумом»).

SETI: аббревиатура от слов Search for Extraterrestrial Intelligence («Поиск внеземного разума»).

аминокислота: любой из представителей большого класса азотсодержащих кислот, которые являются важными составляющими организмов.

астрономическая единица: удобная единица измерения расстояний внутри Солнечной системы, равная среднему радиусу (или, точнее, большой полуоси) орбиты Земли.

белок: представитель большого класса сложных комбинаций аминокислот, которые являются важными составляющими всех живых организмов на Земле.

виртуальная реальность: чрезвычайно убедительная иллюзия реальности, созданная компьютером.

вирус: субмикроскопический инфекционный агент, который с разных позиций рассматривается как самая мелкая и примитивная разновидность живых организмов, или же как чрезвычайно сложная молекула, проявляющая некоторые, но не все свойства жизни.

восстановление: химический процесс перемещения электронов к атому или молекуле, делающий их электрический заряд менее положительным; одним из распространённых и важных восстановителей является водород. Поскольку электроны, уходящие от одного атома или молекулы, перемещаются к другому, химическая реакция, в ходе которой происходит восстановление одного вещества, обязательно включает окисление другого.

времясвязывание: передача усвоенной информации от одного поколения к последующим поколениям.

двойная звезда: пара звёзд, вращающихся вокруг своего общего центра масс.

ДНК: дезоксирибонуклеиновая кислота — нуклеиновая кислота, структура которой представляет двойную спираль, в особенностях строения которой закодирована генетическая информация у всех земных организмов.

закон сохранения: физический закон, утверждающий, что определённая количественная характеристика системы остаётся неизменной независимо от того, каким внутренним изменениям подвергается система, до тех пор, пока она не подвергнется воздействию внешних сил. Среди важных сохраняющихся величин — энергия, импульс и момент импульса.

замедление времени: релятивистский эффект, при котором путешественники, движущиеся со скоростью, близкой к скорости света, ощущают, что прошло меньше времени, чем у их оставшихся дома коллег.

звёздная величина: логарифмическая мера яркости звёзд или других астрономических объектов. Видимая звёздная величина измеряет кажущуюся яркость, которая зависит как от собственной яркости, так и от расстояния, с которого происходит наблюдение; абсолютная звёздная величина измеряет собственную яркость.

изомеры: молекулы, обладающие одинаковой химической формулой (т.е. одинаковым количеством атомов одного и того же типа), но различной физической структурой.

изотопы: атомы одного и того же элемента, но различающиеся атомной массой, то есть, в ядрах которых находится одинаковое количество протонов, но разное количество нейтронов.

импульс: физическая величина, которая сохраняется в системе, на которую не воздействуют внешние силы, — в такой, как ракета или пара сталкивающихся объектов. Подобно моменту импульса, линейный импульс — это вектор, поэтому при определении общего импульса системы необходимо учитывать как их величины, так и направления.

инсоляция: количество энергии за единицу времени на единицу площади, попадающие на планету или другой объект от её солнца.

квантовая механика: область физики, разработанная в двадцатом веке, в которой и материя, и излучение проявляют свойства как частицы, так и волны, и многие физические величины могут иметь только определённые дискретные значения.

клетка: более или менее автономная, обычно микроскопическая единица, которая является основным строительным блоком организмов, по крайней мере, на Земле, — т.е. каждый организм состоит из одной клетки или объединения многих.

конвергентная эволюция: независимое появление сходных форм в ходе эволюции в разных, но сходных средах.

коричневый карлик: «пограничный объект», очень массивная планета или маленькая и слабая звезда, нагреваемая гравитационным сжатием и радиоактивным распадом, но недостаточно сильно для инициирования реакций термоядерного синтеза.

липиды: класс органических соединений, в который входят жиры и масла.

масса: количество вещества в объекте.

момент импульса: свойство вращающихся объектов или систем, важное в силу того, что он сохраняется (остаётся постоянным), когда на систему не воздействуют внешние силы (или, точнее, крутящие моменты). Для точки массой m, вращающейся со скоростью v по окружности радиуса r, момент импульса = mvr. Более сложную систему можно рассматривать как совокупность таких масс и её суммарного момента импульса, вычисляемого путём суммирования всех отдельных моментов импульса; однако полные характеристики момента импульса включают в себя одновременно величину и направление — т.е. это вектор. Более подробную информацию смотрите в стандартных пособиях по физике.

мутация: изменение в генетическом коде, приводящее к наследственному изменению характеристик организма.

наклон оси: угол, на который ось вращения планеты отклоняется от перпендикуляра к плоскости её орбиты.

нанотехнология: разновидность технологии, в настоящее время находящаяся в зачаточном состоянии, в рамках которой макроскопические объекты строятся атом за атомом субмикроскопическими «сборщиками».

нейтронная звезда: последняя стадия эволюции некоторых массивных звёзд, на которой внешние слои были утрачены, а оставшееся ядро настолько сильно сжато гравитацией, что состоит в основном из нейтронов.

новая звезда: взрыв, вызывающий резкое временное увеличение яркости звезды; не такое резкое, как в случае сверхновой (см. далее), и у некоторых звёзд случается более одной новой вспышки в течение периода их жизни.

нуклеиновая кислота: представитель класса органических кислот, важных для биохимических процессов.

окисление: химический процесс перемещения электронов из атома или молекулы, изменяющий их электрический заряд в положительную сторону; назван так из-за того, что кислород является одним из самых распространённых и важных окислителей (но не единственным). Поскольку электроны, удалённые у одного атома или молекулы, перемещаются к другому, химическая реакция, в ходе которой происходит окисление одного вещества, обязательно включает восстановление другого.

паразитизм: отношения между двумя организмами, при которых один живёт за счёт другого.

поверхностная гравитация: ускорение, вызванное силой тяжести на поверхности планеты или иного тела. Часто измеряется в единицах g или «же» — величинах ускорения свободного падения на поверхности Земли.

полярная область: та часть планеты, в которой солнце время от времени находится выше или ниже горизонта в течение одних или более суток подряд. Полярные области привязаны к полюсам, и на планетах с умеренным наклоном оси там чаще всего наблюдаются самые низкие температуры на планете. Однако их важнейшей особенностью является не холод, а большие колебания (сезонные и суточные) соотношения светового дня и темноты, а также погодных условий. В соответствии с этим определением планета, ось которой не наклонена, лишена полярных областей; планета с наклоном оси под углом 90° — это сплошная полярная область.

прерывистое равновесие: тип эволюции, состоящий главным образом из периодов относительной стабильности, когда значительные изменения происходят быстро и только в ответ на резкие и масштабные изменения окружающей среды.

приливные силы: наблюдаемые силы, вызванные тем, что гравитационное воздействие на одну часть тела сильнее, чем на другую; названы по своему самому известному проявлению — океанским приливам на Земле, которые вызваны тем, что притяжение Солнцем и Луной сильнее на ближней к ним стороне, чем на дальней.

прокариота: примитивный тип клетки, в котором отсутствуют внутренние мембраны, ядро или явно выраженные хромосомы; характерен для земных бактерий и сине-зелёных водорослей.

пси-феномены: такие явления, как телепатия, телекинез и ясновидение, на существование которых указывают отдельные свидетельства, но которые не являются общепринятыми или не объясняются традиционной наукой; также называются паранормальными или парапсихологическими явлениями.

ракетное движение: тип движения, при котором ускорение движения тела в одном направлении происходит за счёт выброса массы в противоположном направлении. В ракетных двигателях выбрасываемая масса образуется в процессе горения в закрытой камере, в которую вводятся топливо и окислитель, которые оба находятся на борту. Реактивные двигатели работают аналогичным образом, но получают свой окислитель в пути, всасывая воздух с переднего конца.

реактивное движение: см. ракетное движение.

рекомбинантная ДНК: ДНК, полученная в лаборатории путём объединения ДНК организмов различных видов.

сверхновая: чрезвычайно сильный взрыв, вызывающий разрушение некоторых массивных звёзд. Образующееся при этом излучение угрожает жизни в окрестностях ближайших звёзд, но сверхновые также важны как источник тяжёлых элементов для формирования новых звёзд и планет.

симбиоз: отношения, при которых два или более живых организмов разного рода образуют тесную связь и извлекают из неё взаимную выгоду.

синхронное вращение: ситуация, при которой период вращения спутника или планеты имеет простую и стабильную зависимость от периода обращения вокруг своей оси. Тело, вращающееся по орбите вокруг своего центрального тела, в таких отношениях, как правило, попадает в захват в результате приливной деформации и торможения. Если не сказано иное, этот термин обычно означает, что периоды вращения равны, как в случае с нашей Луной, которая вследствие этого всегда обращена к Земле одной и той же стороной. Однако подобный тип стабильности может наблюдаться в случае периода вращения, находящегося в целочисленном соотношении с временем обращения, как в случае Меркурия на его пути вокруг Солнца.

скорость убегания: минимальная скорость, которой должен обладать предмет, запущенный с какого-либо объекта (например, с поверхности планеты), чтобы не быть притянутым обратно к объекту его гравитацией. Это определение применимо к предмету, который после запуска продолжает движение только за счёт собственной инерции; если же он несёт и использует средство тяги вроде непрерывно работающего двигателя, понятие скорости убегания неприменимо.

сонар: изначально аббревиатура от Sound Navigation Ranging, относящаяся к оборудованию для подводной эхолокации. В более широком смысле — эхолокация любого рода вне зависимости от того, происходит ли она в воде или в иной среде, осуществляется механизмами или живыми организмами.

спектроскопия: анализ источников или поглотителей электромагнитного излучения (таких, как звёзды или атмосферы планет) путём разложения света (или иного излучения) на составляющие его длины волн.

стереоизомеры: изомеры (см.), которые являются зеркальными формами друг друга.

тектоника плит: геологическая теория, объясняющая многие свойства Земли тем, что её поверхность состоит из нескольких плит, плавающих по более мягкой мантии и взаимодействующих трением своих краёв.

теория относительности: теория, разработанная Альбертом Эйнштейном и другими учёными, в которой скорость света является универсальной константой, но измерения пространства и времени зависят от наблюдателя.

терраформирование: изменение условий на планете таким образом, чтобы они напоминали условия на Земле; в более широком смысле иногда используется для обозначения искусственной модификации любой планеты в соответствии с любыми желаемыми характеристиками.

тропики: та часть планеты, в которой солнце иногда поднимается достаточно высоко, чтобы проходить прямо над головой. Тропические области сосредоточены на экваторе, и на планетах с умеренным наклоном оси там, как правило, наблюдаются самые высокие температуры на планете. Однако их важнейшей особенностью является не тепло, а отсутствие колебаний (сезонных и суточных) соотношения длины светового дня и ночи, а также погодных условий. Планета без наклона оси в соответствии с этим определением является полностью тропической^[51]; у планеты с наклоном 90° тропических зон нет.

туманность: облако пыли и газа, более плотное, чем межзвёздная среда в среднем.

углеводород: любой представитель класса соединений, состоящих только из углерода и водорода, типа метана (СН₄).

углеводы: важный класс органических соединений, включающий сахара и крахмалы, состоящие из углерода, водорода и кислорода.

умеренный пояс: полоса широт на планете, где солнце никогда не поднимается прямо над головой и не остаётся над горизонтом или ниже его в течение целого дня. На Земле или любой другой планете с наклоном менее 45 градусов умеренные зоны расположены между тропиками и полярными зонами в каждом из полушарий.

феромон: химическое вещество, выделяемое животным для стимуляции определённого типа поведения у других особей того же самого вида.

хромосома: одно из нитевидных телец внутри клетки, несущих генетическую информацию.

центр масс: для целей астрономии — точка, вокруг которой обращаются элементы системы, вращающиеся под действием их взаимного гравитационного притяжения. Для двух равных масс ц. м. находится в середине между ними. При неравных массах он ближе к большей массе. Если одна из масс значительно больше другой, как в случае Солнца и Земли, то общий ц. м. находится настолько близко к центру большей из масс, что часто говорят, будто меньшая вращается вокруг большей, что приблизительно верно.

центральный: самый крупный и доминирующий элемент в системе тел, движущихся под действием их взаимного гравитационного притяжения; например, Солнце является центральным элементом Солнечной системы, а Земля — центральной в системе Земля-Луна.

центробежная сила: наблюдаемая внешняя сила, ощущаемая вращающимся объектом. «Фактически», то есть с точки зрения стороннего наблюдателя, центробежная сила — это иллюзия, вызванная стремлением любого объекта продолжать прямолинейное движение, что для вращающегося объекта означает отлёт по касательной, если на него не воздействует сила.

центростремительная сила: сила, направленная к центру, которая должна быть приложена к движущемуся объекту, чтобы изогнуть его траекторию в виде круга. Следует помнить, что центростремительная сила является не результатом кругового движения, а его причиной. Таким образом, гравитационное притяжение Земли Солнцем является центростремительной силой, удерживающей её на орбите.

чёрная дыра: «дыра в пространстве», образовавшаяся в результате коллапса массивной старой звезды до настолько малого радиуса, что даже свет не может преодолеть её тяготение.

эволюция: в широком смысле, любой процесс изменения формы — такой, как последовательные стадии развития отдельного человеческого существа или звезды, или развитие новых видов растений или животных из старых. Этот процесс не эквивалентен естественному отбору или «выживанию наиболее приспособленных» и не обязательно подразумевает улучшение.

экология: виды взаимодействия и взаимосвязи между живыми организмами, а также между ними и окружающей их средой. Также иногда используется для обозначения системы, состоящей из окружающей среды и взаимодействующих организмов, которые её населяют, хотя более подходящим термином для этого является «экосистема».

экстраполяция: предсказание возможного хода событий на основе устоявшейся теории путём применения её в практической области, где она надёжно проверена, или путём предположения (которое может быть верным, а может и не быть), что она будет продолжать работать таким же образом в той области, где она ещё не прошла проверку.

электромагнитное излучение: волны, состоящие из колеблющихся электрических и магнитных полей, в том числе рентгеновские лучи, свет и радиоволны. Все виды распространяются в вакууме со скоростью приблизительно 3×10⁸ м/сек. Для получения дополнительной информации об их видах и характеристиках см. рисунок 3-1.

энергия: физическая величина, приблизительно определяемая как способность выполнять работу, важная тем, что она сохраняется (остаётся неизменной), когда на систему не воздействуют внешние силы, и тем, что является фундаментальной потребностью у всех организмов. Энергия может принимать множество форм и преобразовываться из одной формы в другие; более полное обсуждение см. в стандартных учебных пособиях по физике.

этология: изучение поведения животных.

эукариота: клетка, в которой есть внутренние мембраны, чётко обособленное ядро и хромосомы, а также другие внутренние структуры; характерна для большинства земных организмов, в том числе для всех многоклеточных форм.

эхолокация: определение местоположения и распознавание объектов путём анализа эхо-сигналов от направленных на них звуковых волн, как у летучих мышей, дельфинов и гидролокационного оборудования, созданного человеком.

Примечания

1

Здесь и далее по тексту названия произведений, не переводившихся на русский язык, даны в переводе с приложением оригинального названия в скобках. — прим. перев.

(href=#r1>обратно)

2

Так произошло, например, в книгах Д. Диксона «Человек после человека. Антропология будущего» и С. М. Косемена «Все грядущие дни». — прим. перев.

(обратно)

3

В русском языке это фраза «Один Бритый Англичанин Финики Жевал, Как Морковь» — прим. перев.

(обратно)

4

Современные данные говорят, что орбиты первых планет далеки от стабильных; часть молодых планет может быть выброшена из системы и стать планетами-сиротами. — прим. перев.

(обратно)

5

Эта книга была написана в 1996 году. На момент работы над переводом этой книги (2023 год) уже объявлено об открытии множества экзопланет вокруг самых разных звёзд. — прим. перев.

(обратно)

6

Здесь и далее по тексту нужно иметь в виду, что принятая в наше время классификация экзопланет сложилась позже времени написания книги и отличается от используемой здесь. — прим. перев.

(обратно)

7

Тем не менее, обнаружен класс экзопланет, получивших название «горячие юпитеры» — прим. перев.

(обратно)

8

К этим планетам ближе всего по описанию горячие и холодные нептуны. — прим. перев.

(обратно)

9

В русском языке используется русское название созвездия, но тоже в родительном падеже. — прим. перев.

(обратно)

10

Так в оригинале (twenty-three plus one “special” pair). На самом деле у человека их всё же 23 пары, включая эту самую «особую пару», под которой, скорее всего, подразумеваются половые хромосомы. — прим. перев.

(обратно)

11

Галанить — грести одним веслом, укреплённым на корме шлюпки. — прим. перев.

(обратно)

12

Якамары относятся к дятлообразным птицам, а щурки — к ракшеобразным. — прим. перев.

(обратно)

13

Если речь идёт о небольших скоростях передвижения и высокой маневренности, то исключения вполне возможны: рыба кузовок-кубик по форме тела как раз близка к прямоугольному блоку. — прим. перев.

(обратно)

14

Автор не упомянул ещё один важный принцип работы эволюции как инженера: новое не делается полностью с нуля, а возникает только путём видоизменения и специализации уже имеющегося. Именно поэтому возможно существование эволюционных решений, которые не пришли бы в голову разумному инженеру. Возвратный гортанный нерв жирафа тому подтверждение. — прим. перев.

(обратно)

15

А ещё надо придумать, как это существо будет расти, и это будет чуть сложнее. Морские членистоногие таких проблем не испытывают, а вот сухопутные сразу после линьки, пока не затвердели покровы, ощутят все прелести гравитации. Нашим крупным насекомоподобным инопланетянам придётся придумать, как расти, не сбрасывая панцирь. — прим. перев.

(обратно)

16

Имеется в виду американская тонна (короткая тонна), равная 907 кг. — прим. перев.

(обратно)

17

Африканская большая дрофа способна взлетать при весе 19 кг, но летает редко и неохотно. Такого же веса достигают отдельные особи лебедей. Вес недавно вымершего аргентависа оценивается в 70-80 кг. — прим. перев.

(обратно)

18

В произведениях писателей-фантастов встречаются разумные роющие формы: например, люди-змеи из «Всех грядущих дней» Немо Рамджета или люди-кроты из «Эволюции» Стивена Бакстера. Однако и те, и другие происходят от уже разумного вида (нашего собственного). — прим. перев.

(обратно)

19

Следует помнить, что крылья насекомых — это не модифицированные конечности: по своему происхождению они связаны с жабрами. — прим. перев.

(обратно)

20

В книге «Все грядущие дни» Немо Рамджета описаны разумные крылатые существа, пусть даже искусственные по своему происхождению. Кроме того, последние исследования показывают, что у птиц нейроны в мозге упакованы значительно плотнее, чем у млекопитающих, так что здесь не всё так однозначно. Подробнее см. книгу Дженнифер Акерман «Эти гениальные птицы» М., АНФ, 2018. — прим. перев.

(обратно)

21

В книге «Все грядущие дни» Немо Рамджета разумные летающие потомки людей были следствием генетических экспериментов разумной расы Ку. У них также появился накачивающий механизм для снабжения кислородом, но он был искусственного происхождения — результат генной инженерии. — прим. перев.

(обратно)

22

Вариант использования задних конечностей в качестве манипуляторных органов достаточно часто встречается в фантастических произведениях: это даги из вселенной «Звёздных войн» (их представитель — Себульба в фильме «Скрытая угроза»), странные лягушки фриплы из интернет-проекта «Амфитерра» и нелетающее рукокрылое «ночной бродяга» из книги «После человека. Зоология будущего» Д. Диксона. — прим. перев.

(обратно)

23

Это удобство лишь внешнее: фактически, кость позвоночного находится в процессе постоянной перестройки; в ней идёт не только рост, но и разрушение ранее сформировавшейся костной ткани (этим занимаются специальные клетки остеокласты). Процесс роста кости сопряжён с необходимостью сохранения её пропорций и прочности в любой момент времени. — прим. перев.

(обратно)

24

Здесь дело не в этом. При всей радикальности изменения облика во время метаморфоза насекомого с полным превращением его нервная система всё равно сохраняется (сильно разрушается мышечная система, слабее — пищеварительная). Сложность здесь состоит в том, что личинка и взрослая особь ведут заведомо различный образ жизни: биологический смысл полного превращения состоит в снижении конкуренции между взрослыми особями и их личинками путём их приспособления к различному образу жизни, и чем выше эта разница, тем ниже внутривидовая конкуренция за пищевые ресурсы. Поэтому, даже если такая личинка будет способна к обучению, накопленные ею знания о личиночной жизни никак не пригодятся взрослой особи, ведущей иной образ жизни, и их накопление не будет иметь адаптивного значения. — прим. перев.

(обратно)

25

В рассказе А. Рудазова «Йунглюль» (сборник «Зверолов») описан вид частично насекомоподобных инопланетян, у которых долгая личиночная стадия накапливает знания и опыт, работает и обеспечивает жизнь общества, а взрослые особи ведут короткую, бурную и праздную «светскую» жизнь. Однако они сохраняют знания и воспоминания, полученные на стадии личинки. — прим. перев.

(обратно)

26

Гусеница и бабочка относятся к одному виду, а волк (лиса, кошка и др.) и человек — к разным, и превращение гусеницы в бабочку — наследственно запрограммированный, а не произвольный акт. Так что пример с бабочками немного «притянут за уши». — прим. перев.

(обратно)

27

Проблема здесь состоит в том, что твёрдая хитинизированная кутикула членистоногих — неклеточная: это выделения лежащего под ней эпителия, имеющего клеточное строение. Приблизительным аналогом здесь может быть панцирь черепахи и броненосца: он успешно нарастает без аналогов оленьего «бархата» поверх него, но механизм нарастания кости иной. — прим. перев.

(обратно)

28

У вполне земного гриба щелелистника обыкновенного (Schizophyllum commune), который читатели этих строк явно видели, и не раз, насчитывается 23328 (двадцать три тысячи триста двадцать восемь) полов — точнее сказать, половых типов, или типов спаривания. Внешне они неотличимы, но обмен генетической информацией возможен лишь между представителями разных половых типов. Так что наличие множества полов не всегда означает, что в половом процессе участвуют представители их всех одновременно. — прим. перев.

(обратно)

29

Читателям из России можно порекомендовать сборник А. Рудазова «Зверолов», где, помимо всего прочего, есть и описание необычных жизненных циклов некоторых инопланетных живых организмов. — прим. перев.

(обратно)

30

И ещё слой жира, особенно у полуводных и водных форм. — прим. перев.

(обратно)

31

Но они воспринимают ИК-излучение не глазами, поэтому называть эту способность «зрением» некорректно. — прим. перев.

(обратно)

32

Такой сюжетный ход можно найти в книге Д. Диксона «Человек после человека. Антропология будущего». — прим. перев.

(обратно)

33

Читателям из России можно порекомендовать книгу Виктора Дольника «Непослушное дитя биосферы» (хотя она небезупречна в плане подачи материала), а также трёхтомник Александра Маркова «Эволюция человека». В качестве примера «альтернативного типа мышления» подойдут недавно изданные на русском языке книги об осьминогах: «Душа осьминога» Сай Монтгомери и «Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания» Питера Годфри-Смита. — прим. перев.

(обратно)

34

Эта статья написана в 1989 году, с тех пор в антропологии было сделано много новых открытий. Можно порекомендовать читателю прочитать книги А. Маркова «Эволюция человека» (в 3 томах) и Ст. Дробышевского «Достающее звено» (в 2 томах), где материал изложен с учётом последних научных открытий. — прим. перев.

(обратно)

35

Фактически, именно эта ситуация описана в серии романов Г. Гаррисона «Эдем»: сосуществование разумных рептилий ийлан, создавших мощную биотехнологическую цивилизацию, и людей каменного века. — прим. перев.

(обратно)

36

Книга вышла в свет в 1995 году. — прим. перев.

(обратно)

37

В русском издании этой книги автором указан только Вернер Штайн. — прим. перев.

(обратно)

38

Книга изначально написана на английском языке. — прим. перев.

(обратно)

39

Но и популярные в народе анекдоты про Штирлица, основанные на игре слов, тоже нельзя перевести на английский язык. — прим. перев.

(обратно)

40

«— Дневные сказки избывают ночные страхи! — важно сказала она, хотя Жихарь так и не понял, кто кого избывает». (М. Успенский «Кого за смертью посылать»). — прим. перев.

(обратно)

41

Замечательный фильм «Враг мой» по сюжету мало совпадает с книгой, но тема сотрудничества двух бывших врагов раскрыта в нём не хуже, чем в книге. — прим. перев.

(обратно)

42

А ещё придётся объяснять, почему злые и прожорливые инопланетяне станут разводить в пищу именно медленно размножающихся и долго растущих людей, а не каких-нибудь коз или свиней, плодящихся и растущих гораздо быстрее на более дешёвом и доступном корме. Что же в нас будет такого особенного, что однозначно и бесповоротно склонит их гастрономические предпочтения в сторону людоедства? — прим. перев.

(обратно)

43

В книге «Все грядущие дни» Немо Рамджета желание инопланетной расы Ку генетически модифицировать человечество продиктовано их религиозными установками. Так что, если нет рациональных мотивов, выпускайте на арену религию, и её слепая иррациональность оправдает и сделает логичным очень многое. У людей прокатывало. — прим. перев.

(обратно)

44

Собственно, эта идея лежит в основе технологии, благодаря которой стал возможным сюжет фильма «Аватар». — прим. перев.

(обратно)

45

Со времени написания книги в технологиях машинного перевода достигнут значительный прогресс, хотя без участия человека хороший перевод всё равно пока не получается. — прим. перев.

(обратно)

46

Эта мысль отчасти раскрывается в новом фильме «Аватар-2. Путь воды» Джеймса Кэмерона — прим. перев.

(обратно)

47

Телепатию и ясновидение, а также наследственную память можно встретить в книге Дугала Диксона «Человек после человека. Антропология будущего». — прим. перев.

(обратно)

48

В книге Немо Рамджета «Все грядущие дни» описана цивилизация змеевидных потомков людей, образ жизни которой как раз похож на упомянутый. — прим. перев.

(обратно)

49

Читая данный раздел, следует помнить, что эта книга вышла в свет в 1995 году. За время, прошедшее от момента её издания до момента перевода (более четверти века!), изменилось очень многое, особенно в области программного обеспечения и сетевых ресурсов. Поэтому раздел, посвящённый программному обеспечению, безнадёжно устарел. Однако раздел, посвящённый литературе, по-прежнему интересен и актуален, хотя в нём отсутствуют более свежие материалы последних лет. Автор перевода не отказал себе в удовольствии сделать переводы нескольких статей из этого списка — их содержание во многом перекликается с содержанием данной книги. — прим. перев.

(обратно)

50

Список литературы содержит значительное количество произведений, ранее не издававшихся на русском языке. Поэтому в процессе перевода за основу был взят список на английском языке из оригинального текста книги, а информация о существовании русского перевода произведения дана по каждому произведению отдельно в скобках: автор, название произведения и его варианты, переводчик(и), год(ы) издания. Сведения указаны в соответствии с данными сайта «Лаборатория фантастики» https://fantlab.ru/ — прим. перев.

(обратно)

51

Не будет ли тропическая зона в данном случае ограничена лишь экватором планеты? — прим. перев.

(обратно)

Оглавление

О РЕДАКТОРЕ

БЛАГОДАРНОСТИ

ГЛАВА 1 Зачем писать об инопланетянах?

  ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ

  ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ОТПРАВНЫЕ ТОЧКИ

  ЦЕЛИ ЭТОЙ КНИГИ

ГЛАВА 2 Что будет правдоподобным?

  ЗНАЙ СВОИ НАУКИ

  ЮМОР: ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ?

ГЛАВА 3 Основы астрономии

  РАБОЧИЕ ИНСТРУМЕНТЫ

  НАУЧНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ И ЕДИНИЦЫ ИЗМЕРЕНИЯ

  ЯРКОСТЬ ЗВЁЗД И ЗВЁЗДНАЯ ВЕЛИЧИНА

  ОТ БОЛЬШОГО ВЗРЫВА ДО ГАЛАКТИК

  ЗВЁЗДНЫЙ ЗВЕРИНЕЦ, И КАК ОН ПОПОЛНЯЛСЯ

  ВАЖНЕЙШИЙ ПОБОЧНЫЙ ПРОДУКТ: ПЛАНЕТЫ И ЛУНЫ

  ВВОДНЫЙ КУРС ПО СОЗДАНИЮ МИРОВ

ГЛАВА 4 Биохимические основы

  ЖИЗНЬ НА ЗЕМЛЕ

  ИНОПЛАНЕТНЫЕ АЛЬТЕРНАТИВЫ

  НАСКОЛЬКО РАСПРОСТРАНЕНА ЖИЗНЬ? ПАРАДОКС ФЕРМИ

ГЛАВА 5 Создавая живые организмы

  КОНВЕРГЕНТНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

  ЗАКОН КВАДРАТА-КУБА

  РАЗУМ И ЕГО АЛЬТЕРНАТИВЫ

  ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ: КАТАЛОГ ВАРИАНТОВ

  НЕСКОЛЬКО СОВЕТОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ГЛАВА 6 Создание инопланетных обществ

  ЭЛЕМЕНТЫ КУЛЬТУРЫ: НАШЕ ПРОШЛОЕ И ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ

  В ГРЯДУЩИЕ ВРЕМЕНА: СТАРШЕ И МУДРЕЕ?

  А ЕСЛИ ОНИ НЕ ТАКИЕ, КАК МЫ?

ГЛАВА 7 Инопланетный язык

  РАБОЧИЕ ИНСТРУМЕНТЫ: МИНИ-МУЗЕЙ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ ДИКОВИНОК

  ЗА ГРАНЬЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

  ПРАКТИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ

ГЛАВА 8 Взаимодействие с людьми

  УСТАНОВЛЕНИЕ КОНТАКТА: ФИЗИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

  ПОЧЕМУ ЕГО ДО СИХ ПОР НЕ БЫЛО? ПЕРЕСМОТР ПАРАДОКСА ФЕРМИ

  ВИДЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ

ГЛАВА 9 Пишем об инопланетянах

  ЛЮДИ В ЗАБАВНЫХ КОСТЮМАХ

  КАЖДЫЙ ИНОПЛАНЕТЯНИН — ЭТО ЛИЧНОСТЬ

  ОБ ОПАСНОСТИ ЧТЕНИЯ ЛЕКЦИЙ

  ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

  ЯЗЫКОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ

ГЛАВА 10 Изучение примеров

  НЕМНОГО ОТ МЕНЯ ЛИЧНО…

  ...И НЕМНОГО ОТ ДРУГИХ АВТОРОВ

  С ЧЕГО ВАМ СТОИЛО БЫ НАЧАТЬ?

ГЛАВА 11 Движемся дальше

  ЗА РАМКАМИ ПЛАНЕТ И ХИМИИ

  ЗА ПРЕДЕЛАМИ ИЗВЕСТНОГО НАУКЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Книжная полка ксенолога: Источники, в том числе журналы и программное обеспечение

  НЕХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

  ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

  ПРОГРАММНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

  ПРОЧИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЛОССАРИЙ ОТДЕЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ

*** Примечания ***