Багряный декаданс [Анастасия Солнцева] (fb2) читать онлайн

Багряный декаданс

Глава 1

Декаданс — общее наименование кризисных явлений в европейской культуре второй половины XIX — начала XX вв., которые были окрашены настроениями безнадежности, социальных противоречий и общественного упадка. Творчеству того периода свойственны болезненная чувствительность, душевная усталость, индивидуализм и эпатаж, который воплощался через символы, парадоксы, эротизм, чувственность и мистику.

***

Надо мной висел идеально очерченный красный шар. Он ярко выделялся на фоне плотного черного полотна, казался объемным и будто бы даже выпуклым. Пальцами я потянулась к этому шару, а когда не дотянулась, кончиками ощутив легкое дуновение ветерка, поняла, что шар и я — очень далеко. Так далеко, что между нами не просто вечность, между нами всё время прошлого и будущего. И мы также не достижимы друг для друга, как если бы находились по разные края вселенной. Это казалось странным, потому что… ну, вот же он, прямо передо мной! Я могу обвести его очертания в воздухе, могу рассмотреть неравномерно разбросанные по багряной сфере темные пятна, похожие на рваные тени. Могу сесть и тогда шар покажется будто бы ближе.

Подчинившись мысленному порыву, я подалась вперед и услышала всплеск. Этот звук, раздавшийся в такой идеальной тишине, что я даже не сразу её заметила, вспорол наброшенную на сознание пелену.

Тело, которое до этого пребывало в состоянии непоколебимого спокойствия, вдруг ощутило холод и влагу. Поежившись, я вцепилась ладонями в плечи, обняв саму себя в попытке согреться, и поняла, что сижу в воде, надо мной — черное небо, а на небе — огромная алая луна, похожая на спелую ягоду.

Подтянув кое-как заледеневшие ноги, показавшиеся чужими, я встала, слабо покачиваясь. Захотелось прилечь обратно, но не в воду, а в кроватку, где будет мягкая подушка и теплое одеяло, а еще лучше — два, потому что замерзла я основательно.

Вода была везде, отражая беззвездное небо и ягодную луну, и покрывая землю тонким водяным слоем на сотни метров вокруг. Может быть и дальше, я не знала, потому что могла судить только о том, что видела своими глазами.

Сделав несколько шагов, аккуратно ступая по чему-то мягкому и расползающемуся, я поняла, что уровень воды не поднимается выше моей щиколотки. И дальше пошла уже чуть смелее, но по-прежнему настороженно оглядываясь по сторонам.

Я понятия не имела, где нахожусь и, более того, как сюда попала. Последнее, что запечатлелось в моей памяти — как я сижу за столом, вдыхая зеленые пары, исходящие из медленно кипящего котла в кабинете мисс Фелис, преподавательницы «Введения в зельеварение». В какой-то момент я вроде задремала, а потом… ослепительная вспышка и вот я очнулась уже под луной, чей кровавый оттенок беспокоил всё сильнее…

— Блииинчики с маслом! — застонала я в полголоса, вцепляясь в мокрые, покрытые какой-то странной пленкой волосы. Спутанными прядями они разметались по плечам, противно прилипая к одежде. — Неужели я опять куда-то провалилась?

Когда утром меня разбудил Сатус, легонько погладив по щеке, я с удивлением обнаружила себя спящей в своей собственной комнате, хотя совершенно точно помнила, что засыпала в общежитии демонов. Игнорируя мою сонливость и неспособность соображать, Тай сунул мне в одну руку кусок чего-то сдобного, пахнущего сладостями, а в другую — деревянную кружку с чаем.

— Тебе пора на занятия, ты и так много пропустила, — деловито заявил демон. И не слушая мои протесты, выдернул из постели.

Я даже не успела задуматься на собственным спонтанным перемещением, как мне в лицо полетела чистая форменная одежда, приятно пахнущая свежестью. Лишь чудом не пролив чай, я поставила кружку на стол, булку положила рядом и сняла с локтя повисший на нем ворох ткани.

— Одевайся скорее! И поешь! — продолжал торопить меня демон.

— Я не очень люблю завтракать, — растерянно пробормотала осипшим с спросонья голосом.

Демон ничего не сказал, лишь отвернулся, чтобы я могла сменить то в чем уснула, на то, в чем можно было появиться перед обитателями Академии. Была только одна загвоздка, которая взволновала меня настолько, что всю сонливость как рукой сняло.

— Сатус, а почему я в твоей рубашке? — с изумлением рассматривая свои ноги, выглядывающие из-под мужской одежды… которая и пахла очень по-мужски. Пахла им, демоном.

— Потому что я тебя переодел, — проронил он так, будто я спросила, который час. Без какого-либо смущения, замешательства или неловкости. А вот мне стало очень-очень неловко!

— Сатус! — заорала я, возмущенно топнув ногой.

Но он лишь глянул через плечо, прошелся темным взглядом вверх, от коленок до макушки, и проговорил с каменным выражением лица:

— Ты очаровательна, даже когда сонная, с торчащими во все стороны волосами и отпечатком подушки на щеке.

— Зачем ты меня раздел? — сквозь зубы прошипела я, прижимая к груди охапку вещей.

— Я тебя переодел, — сделал он ударение на последнем слове. — Это две большие разницы.

— Вообще никакой! — продолжила надрываться я, потому что… ну, потому что он права не имел!

— Ладно, — парень всем телом развернулся ко мне с грацией плотоядного, но порой крайне ленивого животного, сверкнув очень белозубой и очень издевательской улыбкой. — Если ты считаешь, что это одно и то же, тогда я прямо сейчас закончу начатое.

И шагнул ко мне.

— Нет! — взвизгнула я, зажмуриваясь и сжимаясь.

Мой вскрик заставил демона остановиться, о чем я узнала спустя несколько мгновений, все-таки рискнув приоткрыв веки, когда поняла, что ничего не происходит.

Демон стоял, не шевелясь, по середине комнаты и глядел на меня так, будто впервые увидел. Даже когда мы столкнулись в коридоре тогда, в моей первый день в Академии, в его глазах не было столько удивления. Презрение, раздражение, высокомерие — все это было, да, но не удивление.

— Одевайся, — холодно приказал он. — Я подожду тебя за дверью. Но вернусь, как только досчитаю до тридцати.

И он широкими шагами покинул меня, хлопнув напоследок дверью.

Я выдохнула, осознав, что последнюю минуту не дышала.

И дрожащими руками начала расправлять юбку, зная, что Сатус редко шутит.

На самом деле, при мне вообще он никогда не шутил. И кажется, даже ни разу не улыбался. По-настоящему, а не в виде издевки, насмешки или в попытке запугать до икоты.

Едва только я успела застегнуть несколько нижних пуговиц на рубашке, как дверь широко распахнулась и демон, почти чеканя шаг, вернулся. Придирчиво оглядев меня, кивнул и подошел так стремительно, что я лишь успела начать:

— Не…

А его длинные тонкие пальцы, выдававшие в парне настоящего аристократа, уже ловко застегивали оставшиеся пуговички.

— Это первый раз, — не поднимая лица, тихо проговорил он.

Я стояла ни жива, ни мертва. Его реакции, как и его поступки, всё еще сбивали с толку своей спонтанностью и непредсказуемостью.

— Ты о чем? — промямлила я, наконец.

— Это первый раз, когда я одеваю девушку, — ответил демон, застегнул самую верхнюю пуговичку, взял со спинки стула пиджак и протянул мне. — Обычно, я их раздеваю.

Он выпрямился, сунув руки в карманы. Выглядел демон по-деловому, но так, будто провел несколько изматывающих совещаний, принимая очень непростые решения. Под глазами пролегли серые круги, в сосредоточенном взгляде проскальзывала усталость, волосы были взъерошенными, словно он постоянно запускал в них пальцы, стимулируя умственный процесс. Но все это ничуть его не портило. Парень все еще выглядел таким красивым, что перехватывало дыхание.

— Отлично, — пытаясь сдержать раздражение и не понимая, зачем мне эта информация, я сунула руки в рукава пиджака. — Спасибо, что сообщил.

Сатус подхватил с пола наплечную сумку, взял меня за ладошку и, переплетя наши пальцы, повел к двери. Его рука была сильной, теплой, мягкой. И такой большой, что на её фоне моя собственная выглядела маленькой птичкой, пойманной в ловушку. А еще слабой. Но от одного только его прикосновения моя ладонь задрожала, и эта вибрация отразилась эхом где-то под сердцем.

К счастью, Сатус ничего не заметил, продолжив невозмутимо вести меня за собой к лестнице. Увидев в коридоре других колдуний он даже не затормозил. А вот девушки как по команде замирали, едва завидев старшекурсника, шествующего мимо них с таким видом, с каким короли идут мимо своих верных подданных, а после провожали демона восторженно-ошеломленными взглядами.

Стоило нам приблизиться к ступеньками, как группа девушек со старших курсов покорно расступилась и даже сделала несколько шагов назад. Я прыгнула на платформу почти сразу за демоном, который не отпускал меня от себя, и лестница устремилась вниз, закручиваясь с такой скоростью, что в какой момент мне показалось, будто это крутится моя голова на ослабевшей шее.

— Вроде раньше ты старался не афишировать свои посещения нашего этажа, — слабо проговорила я, прогоняя наваждение и стараясь сосредоточиться на мелькающих разноцветных пролетах, ведущих в общежития других факультетов.

— Я получил официальное разрешение от леди Элеонор, — невозмутимо ответил демон. — Теперь могу приходить, когда захочу.

Мне это не понравилось, вот совсем не понравилось.

— А если я не хочу, чтобы ты приходил, когда захочешь? — мой голос предательски дрогнул.

— Потерпишь, — лаконично проронил демон и мы сошли с остановивших свое движение ступенек.

До лекционного кабинета, который оказался по соседству с кабинетом мадам Тома, той самой полубезумной старушки в ночнушке, которая преподавала историю, чья эксцентричность в первый учебный день поразила меня в самое сердце… а потом я поняла, что тут все такие.

Заведя меня внутрь помещения, выглядящего вполне стандартно и обыденно даже на мой неискушенный вкус, Сатус подвел меня к длинному и широкому прямоугольному столу, способному вместить сразу человек восемь. На столешнице уже стояли котлы, какие-то стеклянные банки всех размеров, пробирки, колбы, тонкие продольные конструкции, похожие на пипетки. Рядом валялись тканевые мешочки, деревянные коробочки, закупоренные воском склянки и кривая стопка потрепанных книг, чьи страницы были испещрены загадочными символами, писанными, скорее всего, пером и плохими чернилами.

Сатус швырнул на один из круглых табуретов сумку, меня силой усадил рядом и, под перекрёстными озадаченными взглядами немногочисленных присутствующих колдуний, прошептал в затылок:

— Сегодня твоя задача учиться и еще раз учиться. После зельеварения отправишься на Руническое письмо. Затем у тебя сдвоенное занятие по Теории и практике колдовских ритуалов. Из Академии ни шагу, после занятий пойдешь сразу к себе в комнату. Ужин я тебе сам принесу. Узнаю, что нарушила приказ — накажу.

— Да кто ты такой, чтобы мне приказы отдавать?! — зло зашипела я ему в ответ, стараясь не раскрывать губ.

— Милая, — его руки легли на мои плечи и начали сжимать. Медленно, очень медленно, но сильно. Так, словно парень пытался показать, что я играю с огнем и спичками. А сам он пусть и не хочет, но делать больно умеет. — Вечером мы встретимся, и тогда ты очень сильно пожалеешь, что разозлила меня сейчас.

От этих его слов стало не по себе, но выяснять отношения, когда даже ползающая по столу живность, очень похожая на муху, только зеленее и крупнее, прислушивается к разговору, мне не хотелось. Поэтому я просто выдала натянутую улыбку и кивнула в ответ на выжидающе-вопросительный взгляд Сатуса.

— До вечера, мышка, — хмыкнул он громко и насмешливо, и покинул нас.

Я осталась одна в окружении колдуний, которые после ухода Сатуса перестали изображать из себя нежные ландыши и начали метать в меня злобные молнии, скорее всего, мысленно желая скончаться прямо на том месте, где сидела, желательно — в нестерпимых муках. Особенно усердствовала Рояна, которая принялась забрасывать в свой котел какие-то травы с такой силой, что желтые лепестки, коричневые корни и зеленые стебли вылетали обратно и рассыпались вокруг.

Я сжалась, спиной чувствуя чужую неприязнь и мечтая желая невидимой. Когда кабинет заполнился другими ученицами, не имевшими счастья лицезреть наше с Сатусом появление, стало немного легче. Но желание вернуться обратно в комнату, запереться и больше никогда не выходить все еще назойливо маячило в сознании.

— Даже Сократа нет, — печально вздохнула я себе под нос, пальцем водя по сеточке трещин, усеивающих деревянную столешницу. — Куда этот мохнатый опять подевался?

Дверь распахнулась и влетела женщина, которая была очень маленькой, почти крохотной и крайне подвижной. Одета она была во что-то, больше похожее на длинную летящую тунику, сшитую из золотистой оберточной бумаги, но почему-то мягкой и легко развевающейся при каждом движении, отчего становилось понятно, что это совсем не бумага. На голове у женщины вихрились мелкие завитушки пронзительно-рыжего цвета, такого яркого, что он казался ненастоящим. Шевелюра, обилие веснушек на треугольном лице и чрезвычайная деятельность делали ей похожей на героиню детской книжки, которая вечно попадает в нетривиальные ситуации, но не отчаивается и любые препятствия преодолевает с заливистым смехом.

Быстро и невнятно что-то протараторив, она начала метаться от стола к столу, одним прикосновением руки разжигая под покрытыми толстым слоем копоти котлами огонь. Достигнув последнего стола, колдунья помчалась обратно и забежала за узкий, продольно вытянутый преподавательский стол, уставленный такими же склянками, что высились и перед ученицами. Схватив в ладошку сразу три черных склянки, она ловко выплеснула содержимое в свой преподавательский котел, и потянулась к другим ингредиентам, попутно комментируя свои действия. Но я все равно совершенно ничего не понимала. А вот у других учениц таких проблем не возникло, они покорно начали повторять все, что показывала рыжеволосая. И над их котлами уже очень скоро начали подниматься столбики дыма. И только мой котел стоял пустым, будто бы с укором напоминая мне, какая же я все-таки бестолковая и совершенно чужая в этой школе.

Бессильно уронив руки, я ссутулилась, едва не плача.

— Мисс Филлис довольно своеобразная, но ты скоро привыкнешь, — заговорила девушка напротив меня. Потянувшись к серому мешочку, она развязала тонкие тесемки, вынула какой-то иссохший еще в прошлом веке корявый корешок, положила его в глиняную ступку и начала растирать. — Ты ведь Мира, верно?

Я осторожно кивнула.

— А я — Майра, — представилась отличающаяся болезненной худобой колдунья и я сразу её вспомнила. В последний раз мы встречались на уроке мисс Цэсны, преподавательницы науки о стихиях. Я запомнила её, потому что она была единственной, кто смог ответить на вопрос полуженщины с шипастым хвостом. — Говорят, что если имена похожи, то и их носители имеют схожие черты.

— Вообще-то мое имя Мирослава, — решила я внести ясность. — Мира — это сокращенный вариант.

— Зачем? — девушка подняла на меня чистый и светлый взгляд, в котором я увидела не только проблески ума, но и интереса.

— В каком смысле? — не сообразила я.

— Зачем давать такое имя, которое потом придется переделывать в другое? В итоге получается, что у тебя два имени?

Я растерялась.

— Там, откуда я родом, у многих так. Официальное имя одно, но в жизни используется другое. Вроде как имя и прозвище.

— А я думала, твое прозвище Мышка, — по-доброму рассмеялась Майра.

Я смутилась и покраснела.

— Да ладно, все нормально! — замахала на меня девчонка. — Все уже в курсе, что демоны тебя так называют. Поэтому будь готова к тому, что имя прилипнет намертво.

— Не хотелось бы, — пробормотала я.

— Тебе нужно поторопиться, — посоветовала Майра, убирая с лица улыбку. — В конце урока мисс Филлис проверит, насколько хорошо ты сварила успокаивающую настойку.

— А, так вот, что она готовит! — воскликнула я, обернувшись на преподавательницу, которую теперь было почти не рассмотреть, из-за витающего вокруг её котла зеленого пара.

— Ну, да, — пожала плечами колдунья. — Это азы. В первую очередь мы должны научиться готовить бытовые зелья, — и начала давать указания, очевидно, решив взять процесс моего обучения в собственные руки, за что я испытала безмерную к ней благодарность. — Возьми колодезную воду, набранную в полнолуние.

Я схватилась за стеклянные сосуд с длинным тонким горлышком.

— Налей в котел две трети, — приказала Майра и я быстро сделала, как она сказала.

— Добавь веточку лавандулы, — продолжила подсказывать Майра. — Потом цветки матрикарии, вот они, бледненькие такие, и душистый порошок. Он в зеленом мешочке. Вода в твоем котле должна приобрести молочный оттенок.

Я с радостью кивнула, сунув нос внутрь.

— Хорошо, теперь добавь экстракт леоноруса, — Майра ткнула пальцем в пузырек с зеленой жидкостью.

Так, следуя указаниям одноклассницы, я приготовила успокаивающую настойку.

Ну, или что-то отдаленно на неё похожее. И возможно, она даже успокаивала.

— Следует следить не только за тем, что ты делаешь, — с назиданием проговорила одноклассница, когда пары, поднимающиеся над моим котлом, приобрели травянистый оттенок, но так и не посветлели обратно, как у всех остальных. — Но и то, с какими мыслями ты это делаешь. Контролировать мысленный поток так же важно, как уметь сортировать травы.

И вот, я сидела, рассматривала испарения цвета весеннего луга и постепенно погружалась в состояние прострации, а потом… вспышка, короткий период забытья, и очень романтичное пробуждение к жизни — под луной! В глубочайшем одиночестве! Ни учебного кабинета, ни прыткой мисс Филлис, ни Майры, ни котлов, ничего! Лишь пустота, тишина и ощущение, будто я провалилась не только в пространстве, как было раньше, но и во времени.

Глава 2

Вздохнув, я пригладила мокрые волосы и решила, что надо идти. Хоть куда-нибудь! Движение не даст околеть окончательно и в процессе ходьбы я, возможно, смогу понять, что делать дальше и как отсюда выбираться.

Шагать по воде было трудно, пусть даже водоем был неглубоким и илистым, о чем я сообразила вынув стопу и присмотревшись к налипшим на школьную обувь бледно-серым кускам грязи. Ноги то и дело разъезжались в разные стороны. А еще я боялась наступить на что-нибудь вроде краба или морского ежа. От воды не пахло ни морской солью, ни речной тиной. От неё вообще ничем не пахло, а потому у меня не было полной уверенности в том, что за зверье могло здесь обитать. Но опыт предыдущих путешествий настойчиво твердил о необходимости соблюдать предельную осторожность.

Не знаю, сколько я шла. Может быть, час, а может и три. И все это время пейзаж не менялся. Над моей головой висела все та же луна, под ногами плескалась все та же вода со скользким дном, а вокруг — ни единого признака наличия жизни. В какой-то момент восприимчивость сузилась до крохотной точки и необходимости просто переставлять ноги под счет, который я сама себе командовала под нос, чтобы не сойти с ума:

— Раз, два. Раз, два. Раз, два.

Я не пыталась маршировать, но это помогало поддерживать ритм и сконцентрироваться на действии, пока…

…пока на очередном «два» я не сорвалась, заскользив куда-то вниз по горке из воды и грязи. Падение длилось недолго, ровно до того момента, пока левая ступня с глухим стуком не уперлась во что-то. Встретившись с преградой нога решила, что с неё достаточно, противно хрустнула и вывернулась.

Вскрикнув, я бухнулась вниз… а внизу опять была вода, в которую я погрузилась с головой, одновременно набрав полный рот. Испуг настиг моментально, простимулировав организм. Не смотря на резкую боль в обоих коленях, которые ударились обо что-то твердое, я ринулась обратно, туда, где был воздух. Вынырнув на поверхность и выплевывая воду, я отчаянно заплескалась, поднимая вокруг облачка брызг и пытаясь нащупать ногами дно.

С третьей попытки мне это удалось.

— Что за?!…, - тяжело дыша, завопила я, протирая глаза.

Конечно, мне никто не ответил, а потому пришлось разбираться самой.

Я вновь стояла в воде, только теперь она имела серебристый оттенок, а её уровень достигал моей шеи. Водоем, у края которого я оказалась, напоминал огромную ванную с заткнутым сливом и открытым на полную мощь краном, потому что не покидало ощущение, что воды с каждым мгновением становилось все больше. Возможно, его наполняла вся та вода, по которой я так долго шла.

Пока не оказалась здесь.

Но теперь к воде, луне и ночи добавилось еще кое-что, а именно… неподвижно зависшее прямо в воздухе существо, которое лишь отдаленно напоминало человека.

Огромные кожистые крылья, распахнутые за спиной, делали его похожим на большую летучую мышь. Мускулистую такую мышь, с крупными руками, лежащими на коленях, и ногами, сложенными на манер позы лотоса. На лице — огромный черный рот с целым набором желтых клыков, от крупных заостренных резцов до напоминающих жменю костяных игл, наслаивающихся одна на другую. А носа не было. И прямо из крепкого, сильного живота тянулись разной длины и толщины кожаные наросты, напоминающие щупальца и образующие лениво шевелящееся гнездо. Некоторые из щупалец были особенно длинными и болтались свободно, почти достигая воды.

Монстр был будто бы отлит из олова, полностью статичен, а его глаза, залитые чем-то жидким и светящимся, похожим на люминол, глядели куда-то вдаль. И даже что-то видели, хотя выглядели так, словно вытекали из глазниц. Безволосые надбровные дуги существа периодически напрягались и сходились на переносице, словно он хмурился.

Или страдал от боли…

Я рассматривала его долго, боясь шевелиться и даже дышать. Но, в конце концов, не выдержала и переступила с ноги, которая уже просто горела от боли, на другу ногу. И это сработало словно переключатель. Лицо существа стремительно повернулось ко мне, словно он вынырнул из прострации.

— Здрасьте, — от неожиданности и страха выдала я.

Существо склонило голову на один бок, потом на другой. То ли присматриваясь, то ли прислушиваясь, а может быть, и принюхиваясь, если у него имелись органы обоняния, в чем я была не уверена. А потом оно неожиданно, но вполне различимо проговорило вибрирующим тембром:

— Щалам ла шан, арам шуттан. Сана щун ентэ, сана тлакатан.

*Приветствую тебя, невеста демона. Я ждал тебя, я звал.

— Извините, — пискнула я, когда монстр замолчал и лицо его приобрело ожидающее выражение. — Я вас не поняла.

— Тен, эсэ вэсен шальма альтаран.

*Возможно, ты еще сможешь их спасти.

— Мммм, что? — пропищала я.

— Кер, — отрывисто выдохнул незнакомец и взмахнул рукой.

*Входи.

Дно подо мной исчезло, и я камнем булькнулась под воду.

Чуть не задохнувшись и едва успев закрыть рот, я почувствовала словно кто-то перевернул реальность, поменяв небо и землю местами, как переворачивают песочные часы. И приземлилась на что-то, что при столкновении с моей попой издало звонкий звук.

— Аааааа! — громко выдала я, хватаясь за то, что пониже поясницы. — Да что ж так не везет-то!

Разлепив веки и стряхнув тяжелые тягучие капли с ресниц, я с ухающим от еще не успевшего пройти испуга сердцем огляделась вокруг.

Я лежала.

На этот раз не в воде.

Уже хорошо.

Но по-прежнему непонятно где. А точнее, посреди каменного двора пятиугольной формы, по периметру которого выстроились белые высокие амфоры. Вот на одну из таких амфор я и приземлилась. Амфора, к счастью, оказалось пустой и достаточно крепкой, чтобы выдержать встречу со мной, вывалившуюся на неё, кажется, прямо из воздуха.

— Интересно, я когда-нибудь научусь этим управлять? — поинтересовалась я у самой себя. И сама же себе ответила: — Главное, не убиться в процессе обучения.

Покряхтывая и охая, я поднялась на ноги, физически ощущая, как наливаются синяки на коленях и на мягких тканях, расположенных, так сказать, с торца.

Меня кольцом окружали высокие стены, которые закрывали солнце и большую часть неба, а тень от них создавала во дворе приятную прохладу. Поверхность стен была абсолютно гладкой и выглядела так, словно её собирались из тщательно подогнанных м идеально квадратных желтых кирпичей. И лишь на самом верху находилась череда отверстий, похожих на бойницы. Верх каменных сооружений был неровным, зубчатым, напоминающим древние фортификации, изображения которых я видела в школьном учебнике по истории.

Двор был абсолютно пуст, кроме меня здесь никого не было. И, возможно, не было не только внутри, но и снаружи. Я слышала, как где-то там, за стенами, свистел ветер, гуляя по ничем не ограниченным просторам. Как что-то скрипело, будто покачиваясь из стороны в сторону. Как периодически высоко в небе кто-то резко и пронзительно вскрикивал. Крик напоминал птичий и вызывал в сознании образы пикирующих крылатых хищников.

Единственным выходом из этого каменного мешка был вход в квадратную башню, в которую упирались стены. Высокий и узкий дверной проем прикрывала сколоченная из потемневших от времени досок и оббитая грубыми медными наличниками дверь.

Топтаться на месте не имело никакого смысла, поэтому я поправила амфору, приладив её на место так аккуратно, насколько хватило сил, потому что сосуд оказался почти неподъемным, и направилась к двери.

Потянула чуть покачивающуюся на сквозняке створку, вошла внутрь и увидела короткий проход. Он был сквозным и с другой стороны не прикрыт ничем. Моему взору открылся клочок светлого неба и очертания еще чего-то, определенно такого же каменного, как и все остальное, но воздвигнутого по уровню ниже, чем та башня, в которой я находилась. Решив идти дальше я уже прошла почти половину, как послышались торопливые шаги и в проеме мелькнул силуэт.

Я застыла, остановившись и ухватившись руками за гладкие, словно отполированные стены. Человек, возникший в проеме, заметил меня не сразу, а когда заметил, то остановился, как вкопанный.

Так мы и стояли, замерев друг напротив друга.

Я в испуге глазела на него, изучая. Это был молодой мужчина одетый в свободную рубашку, заправленную в широкие брюки, подвязанные на поясе и у щиколоток. Грудь крест-накрест пересекали две широкие тесьмы, сплетенные из разноцветных веревочек, внизу которых болтались длинные кисточки. Вокруг шеи был свободно повязан синий широкий платок из полупрозрачной ткани. На ногах сандалии, сшитые из замысловато переплетающихся тонких шнурков. Лицо у мужчины было открытое, чисто выбритое. Светло-каштановые волосы собраны в длинный хвост на затылке. Несколько прядей выбились и придавали ему растрепанный вид, который лишь подчеркивал общее впечатление человека, ежедневно занимающегося физически изматывающим трудом. Широкие ладони покрывали заметные мозоли, на запястьях и тыльной стороне рук виднелись светлые полоски шрамов. Но заметнее всего были два пореза, расположившихся под левым глазом и еще сохранивших розовый оттенок недавно затянувшейся раны. Две прочерка напоминали крест, словно кто-то с размаху дважды полоснул тонким клинком по лицу, целясь в глаз, но промахнувшись.

— Кам эсе? — хрипло выдохнул парень и потянулся к поясу, на котором было закреплено что-то вроде длинного наконечника копья с широкой изогнутой рукоятью.

*Ты кто?

— Я не понимаю, — замотала я головой, непроизвольно шагнув назад, потому что на лице незнакомца отразилось недовольство.

— Менле ран эса унта? — вновь проговорил он вопросительно, недовольства прибавилось как на лице, так и в голосе.

*Как ты здесь оказалась?

— Я… я не понимаю, что вы говорите, — к подкатывающими к горлу слезами, повторила я.

И попыталась броситься бежать, потому что мужчина метнулся ко мне.

Но убежать не смогла.

Метким ударом под колени, которым и так уже досталось, я безвольным кулем повалилась вниз. Меня придержали, не позволив стукнуться черепушкой о каменный пол. Мужчина вцепился в воротник рубашки, заодно захватив в жменю и часть моих волос, и грубо потащил за собой, о чем-то громко и очень непонятно возмущаясь:

— Мен таваш Даркер!?

*Чем занимается Даркер!?

— Ай! — вскрикнула я, хватаясь пальцами за волосатое мужское запястье, пытаясь минимизировать ущерб для своей шевелюры. Я очень переживала за свои волосы, а еще меня тревожила боль, сопровождавшая попытки их выдернуть.

А они, эти попытки, повторялись одна за другой, потому что незнакомец, несмотря на мое сопротивление, потащил меня туда, откуда пришел сам, одновременно о чем-то громко возмущаясь. Чего он там орал я не понимала. Да и не смогла бы понять при всем желании, ведь язык, на котором он изъяснялся казался мне сплошным набором бессмысленных звуков.

— Таранг асем! Хуч шинче асем! — продолжал надрываться мужчина.

*Это плохо! Это очень-очень плохо!

И я решила, что раз уж ему можно орать, то мне, которую будто козла на привязи волокут не пойми куда, так тем более.

— Я не знаю, кто вы и что вы там орете! Но я ни в чем не виновата! Я не знаю, как здесь оказалась! Я даже не знаю, где я!

Но меня не слушали, так что, мучила связки я очевидно зря.

Меня выволокли из каменного коридора и потянули куда-то вниз. Скосив глаза в том направлении, настолько, насколько позволяло положение головы, я увидела узкую утоптанную тропу, пролегающую вдоль каменной стены, возведенной из уже виденных мною идеальных желтых кирпичей, с вытянутыми вверх зазубринами. Стена возвышалась по левую сторону от тропы, а по правую был… обрыв!

Крутой и неприступный, от одного взгляда на который мигом замутило и закружилась голова. Глубину обрыва оценить было невозможно и дна не рассмотреть, вид на него заволокло белым призрачным полотном, напоминающим пушистое одеяло, а чуть поодаль клубились облака, напоминающие холмики взбитых сливом, зависших в воздухе. Свободное расстояние между стеной и обрывом составляло не больше метра. Такой же ширины была и крутая тропинка, извивавшаяся крутыми зигзагами и повторявшая края обрыва…

— Ладно, — с ужасом выдохнула я, чувствуя, как край влажной юбки треплет и приподнимает ветер. Тело зябко передернуло. — Хорошо, я буду вести себя тихо. Ведите, куда хотите, только не надо сбрасывать меня вниз.

— Мун мактаан ус унта? — неожиданно спокойно спросил мужчина, ослабив хватку. — Лаплан тарнине эпа!

*Что ты там бормочешь? Я плохо понимаю межмирный!

Склонившись ко мне, он произнес:

— Мэн эсэ? Храран-и?

*Ты что? Испугалась?

— Ага, — закивала я, понятия не имея, на что соглашаюсь. — Конечно. Обязательно.

— Ап яре сан! — приказывающим тоном выдал мужчина и выпрямился, отпустив мои волосы. — Ан чана пай!

*Я тебя отпущу! Но не смей сбегать!

Я с облегчением шумно вздохнула и, решив воспользоваться моментом, быстро-быстро поползла обратно к башне. Маневр не удался, меня перехватили поперек талии, подняли в воздух, встряхнули и поставили на плохо гнущиеся ноги.

— Ай-яй! Сана юн! — поцокал языком мужчина, оглядев меня с ног до головы и задержал внимание на коленках, где из ран кровь уже сочилась настолько обильно, что образовывала стекающие вниз потоки.

*Я же сказал!

— Извините, — пролепетала я, не зная, за что извиняюсь, но решив, что лишним не будем.

Может, незнакомец проникнется ко мне симпатией и… Не знаю. Я понятия не имела, чего мне ждать и чем все это закончится. Может быть, мне удастся перенестись обратно в Академию? Демоны утверждали, что я прокладываю пути из одного мира в другой несознательно, действуя на инстинктах, стимулируемых страхом. Но за последние полчаса я испугалась столько раз, что, по идее, должна была уже давно вывалиться в каком-нибудь другом месте!

Ощущение безнадеги накатило так стремительно, что возникла неожиданная мысль: «Как же не хватает Сатуса. Он всегда знает, что нужно делать».

— Хавартрах! — прикрикнул на меня парень, впился пальцами в предплечье и вновь потащил за собой.

*Идем!

Мужчина держал крепко и шел уверено, но я все равно не могла не оглядываться и не смотреть на пропасть, из-за чего дорога у меня перед глазами дрожала и подпрыгивала, а в голове через каждые два-три шага бился мысленный вопль: «Вот сейчас я упаду! Вот сейчас!».

Спуск вниз оказался очень нелегким делом не только из-за неожиданно нагрянувшего страха высоты, но и потому что мой принудительный спутник шел быстро и легко. Ему передвигаться по этой дороге была явно не в новинку. Чего нельзя было сказать обо мне, не привыкшей к забегам по горам. А потому, когда мы достигли второй башни, расположенной гораздо ниже первой из-за неоднородного рельефа, у меня тряслись от перенапряжения ноги и казалось, что мышцы вот-вот сведет судорогой.

Уже приблизившись вплотную к сооружению, крышу которого я и увидела тогда, в проеме, мужчина остановился и позволил остановится мне. Я сразу же согнулась в три погибели, хватаясь за бок и не контролируя тело.

Кое-как переведя дух, оглядела здание перед собой. Квадратное строение было шире и выше первого, и с первого взгляда на него становилось понятно, что здесь живут люди. Помимо небольших окон, закрытых решетками, вторая башня была оборудована смотровой площадкой, которая выглядела как арочная надстройка над крышей с двумя металлическими шпилями, устремляющимися высоко в небо. Находилась площадка на такой высоте, которая обеспечивала свободный обзор на местность вокруг. Скорее всего, не только ради живописных видов, но и в оборонительно-сторожевых целях.

Решив, что я отдохнула достаточно, мужчина повел меня внутрь. Сразу за дверью расположился каскад пустых, ничем не заставленных помещений. Пахло мокрыми камнями и железом, воздух был гораздо более влажным, чем снаружи, где ветер разносил мелкую пыль, оседавшую на коже и в горле.

Глава 3

Не останавливаясь и не позволяя остановиться мне, незнакомец проследовал сквозь одни двери к другим. А потом еще раз. И так, пока мы не вошли в огромное вытянутое помещение. Оно разделялось на два своеобразной каменной дугой, подпиравшей потолок, который здесь был такой высоты, что трапециевидные окна, погруженные в каменные ниши, располагались друг над другом в три ряда. По левую сторону от дуги, ближе к окнам, выстроились длинные деревянные столы. На столешницах стояли пузатые сосуды с узкими вытянутыми горлышками и изогнутыми ручками. Тут же находилась и посуда для питья — вместительные чарки из обожженной глины с маленькими круглыми ручками, похожими на ушки. Рядом стояли миски с закуской — кое-как нарезанные куски жаренного мяса, ломти хлеба, какие-то зеленоватые плоды, напоминающие недозревшие помидоры. В целом, стол выглядел так, как будто совсем недавно за ним сидели, ели и пили.

По другую сторону от дуги, напротив двери, расположилось металлическое сооружение — четыре тонкие «ножки», высокие бортики из спаянных вместе прутьев и выгнутое дно. Конструкция была примитивной и напоминала камин, в который были заброшены дрова, тлеющие на разожжённых углях, распространяя приятное тепло и прогоняя холод. Несмотря на то, что снаружи погода была хоть и ветреной, но солнечной и терпимой даже для меня, разгуливающей по мирам в мокрой юбке, внутри башня напоминала склеп.

Подняв голову я увидела черный металлический круг. Круг был подвешен к потолку тремя толстыми металлическими цепями, а в выемки по его периметру были воткнуты свечи разной степени оплавленности, но ни одна из них не горела. Пока еще хватало солнечного света, льющегося сквозь окна и позволяющего в подробностях разглядеть расписанные деревянные щиты, развешанные по стенам. Рисунки на щитах воспроизводили сцены битв, но понять что-либо конкретное было сложно. Местами краски выцвели, местами вообще слезли. Многие щиты были треснутыми, что также мешало распознать узоры.

— Кен, — подтолкнул меня в спину мужчина. — Ан хара.

*Входи, не бойся.

Я по инерции сделала несколько шагов и обернулась. Незнакомец тяжело вздохнул, покачал головой, потом положил руки мне на плечи, подвел к столу и силой усадил на колченогую скамью, которая покачнулась под моим весом, но устояла.

— Кет, — коротко бросили мне, и мужчина вышел за дверь, притворив её за собой.

*Жди.

Я осталась одна.

Но ненадолго.

Там, за дверью, послышались торопливые шаги, толстые деревянные створки распахнулись и стремительной легкой походкой внутрь вбежал другой мужчина. Сорвав с головы намотанный синий платок, который оставлял открытыми лишь глаза, он оставил его болтаться на шее и оценивающе посмотрел на меня. Второй незнакомец был похож на первого, но только одеждой. Лицо его было гораздо старше. По лбу пролегали глубокие морщины, щеки, на которых пробивалась местами седая щетина, запали. Волосы по бокам были выбриты, а полоска шевелюры на макушке заплетена в тугую косу, которая опускалась ниже по спине.

— Так это ты из Межмирья? — спросил он на нормальном, то есть, понятном мне языке.

— Да, — выдохнула я, ощутив облегчение, что здесь есть кто-то, с кем я смогу хотя бы внятно объясниться. — Наверное…

Мужчина подошел и замер у стола, глядя на меня со странным выражением, то ли осуждающим, то ли усталым.

— Как тебя зовут?

— Мира, — коротко представилась я, сжав колени и постаравшись выглядеть как можно более безобидно. А то мало ли, вдруг меня примут за какую-нибудь шпионку или еще чего похуже…

— Как ты сюда попала, Мира? — свел густые брови у переносицы мужчина, который не спешил представиться в ответ.

— Я…, - растерялась, не зная, что ответить. Как объяснить, что я сидела в Академии, уснула, а потом оказалась… где? Что это вообще за мир?

Вспомнились слова Сократа, который предупреждал меня о необходимости скрывать свои способности.

— Я была в Академии, а потом там что-то произошло, и я…

— Что произошло? — быстро спросил мужчина, не меняя позы, в которой читалась военная выправка, и привычка общаться с окружающими посредством приказов.

— Я не помню, — выдавила из себя тусклую улыбку. — Когда пришла в себя, оказалась лежащей в воде. Не поняла, что произошло и просто пошла, куда глаза глядят. Шла-шла и пришла к чему-то… или кому-то. Это было озеро… Наверное, озеро. А над ним прямо в воздухе сидел… кто-то. Не знаю, кто. С крыльями, зубами и глазами… такими… странными.

— Это Даркер, — снизошел до объяснений мужчина, чье имя по-прежнему оставалось для меня загадкой.

— А? — не поняла я.

— Даркер, первый страж, — повторил мой собеседник. — Он бережет внешние рубежи Имерии.

— Имерии? — моргнула я. — А это где?

Лицо мужчины стало еще подозрительным.

— Ты же сказала, что учишься в Академии, — напомнил он. — И не знаешь, где Имерия?

— Я только-только поступила на первый курс, — попыталась оправдаться я.

— Да? — приподнял бровь мужчина. — И на каком факультете ты учишься?

— На факультете Колдовства и оккультных наук, — протараторила я смело.

— А, да, знаю такой факультет, — заухмылялся мужчина, но его глазами оставались холодным и внимательными. — И форма у вас красивая. Такая… сиреневая.

— Вообще-то красная, — поправила его я и сразу же поняла, что именно этого он от меня и ждал.

Меня проверяли.

Я выпрямилась, ожидая новых вопросов.

И они последовали.

— Как поживает мистер Андрис? Мы с ним хорошие знакомые!

Имя показалось мне знакомым, где-то я его уже слышала.

— Кто?

— Как? — изобразил мужчина удивление, но перестарался, сразу стала очевидна фальшь. — Ты не знаешь декана своего факультета?

— Декан колдовского факультета — мадам Мелинда, — спокойно ответила я, наблюдая за попыткой незнакомца выяснить, правду ли ему говорят или нет.

— А, точно! — хлопнул себя по лбу мужчина. — Он же стал директором!

— Вы, видимо, очень давно не общались со своими знакомыми, — не удержалась я от колкости. — Потому что во главе Академии сейчас стоит леди Элеонор.

— Знаю, — перестал ломать комедию мужчина. — Я тебя проверял.

— Знаю, — кивнула я. — Но я действительно там учусь. Совсем недавно поступила, поэтому еще очень мало знаю.

— Это заметно, что недавно, — громко хохотнул мой собеседник. — А сама откуда? В лесу, что ли выросла?

— Нет, среди людей, — решила признаться я на свой страх и риск. — Меня шельмой называют.

Лицо мужчины вытянулось.

— Серьезно? — не поверил он. — Настоящая шельма?

— Угу, — кивнула я.

— Надо же, никогда не встречал, — мужчина поставил руки на талию, сменив напряженную позу на более расслабленную, взглянув как-то по-свойски. Словно наконец признал во мне свою. — Правда, все равно непонятно, как ты миновала Даркера.

— Никак, — развела я руками. — Он что-то сказал, а потом дно просто исчезло, и я грохнулась посреди двора. Того, где стоят пустые белые амфоры.

— Это амфоры для сбора дождевой воды, — неожиданно мирно и даже почти дружелюбно пояснил мужчина. — Значит, Даркер тебя сам впустил. Интересно, почему?

— А… он обычно так не делает? — догадалась я из-за чего весь переполох.

— Конечно, нет, — разразился мужчина смехом. Кажется, его начала забавлять моя неосведомленность. — Даркер охраняет границу, её первую линию. Никто не может пройти мимо него… и выжить. Озеро, которое ты видела, на самом деле очень глубокое. И оно заполнено мертвыми телами тех, кто желал силой прорваться в Имерию.

Меня передернуло, потому что я вспомнила, как набрала полный рот воды, когда бултыхнулась вниз.

Моя реакция не осталась незамеченной и вызвала улыбку.

— А мы, — мужчина обвел каменные стены в воздухе руками, — мы вторая линия.

— А это? — я повторила за собеседником его жест.

— Это военный гарнизон, расположенный вокруг города, — пояснил мужчина и вдруг неожиданно представился: — Меня зовут Амир, я — командующий гарнизоном.

Я выдала вежливую протокольную улыбку.

— Ты, наверное, устала, — спохватился вдруг Амир.

— Нет — нет! — замахала я руками и вскочила. Показалось, будто мужчина собрался уходить. — Мне бы вернуться в Академию!

— Вернуться? — спросил мужчина с таким подтекстом, что я невольно засомневалась в собственной адекватности.

— Ну… да, — растеряла я уверенность.

— А ты забавная, — широко заулыбался Амир. — Давно таких не встречал. Чтобы добраться до ближайшего пограничного пункта пропуска в Фергане придется вновь пройти через Даркера, а потом добираться больше трех лун. Это если пешим ходом. Верхом, конечно, будет быстрее, но тебя на лошадь никто не посадит.

— Почему?

— Наши лошади очень своенравны. Особая порода. Чужака к себе они не только не подпустят, но и постараются затоптать.

— А если найти сопровождающего? — попыталась я ухватиться за соломинку.

— Мы не имеем права покидатьгарнизон, — безжалостно растоптал мою последнюю надежду его командующий.

— Что же мне делать? — прошептала я, чувствуя, как охватывает отчаяние.

— Рано или поздно твое отсутствие заметят и начнут искать. Надо только подождать, — махнул рукой Амир.

— Да, но они не знают, где именно нужно искать! — бессильно застонала я. — И ожидание может продлиться вечность! А мне надо обратно в Академию!

Амир подергал себя за косичку и неожиданно предложил:

— Завтра на рассвете недалеко отсюда будет проходить торговый караван. Конечный его пункт — Оша, но они пройдут и мимо Ферганы. Если ты способна выдержать несколько лун в пути и жуткую вонь, то я могу найти того, кто отведет тебя к месту следования каравана.

— Вонь? — последнее уточнение показалось мне подозрительным.

— Ага, ослиную, — как-то слишком радостно кивнул мужчина. — Торгаши передвигаются на ослиных повозках. Так как, согласна?

Его лицо просто сияло доброжелательностью, что вызывало некоторое душевное беспокойство. Но выбора у меня не было.

— Хорошо, — вздохнула я, одергивая пониже юбку, которая была влажной, но все еще смотрелась весьма достойно.

— А пока что ты можешь отдохнуть и привести себя в порядок, — щедро предложил Амир.

— Да, наверное… было бы неплохо, — что-то с каждой минутой беспокоило меня всё сильнее. Не давало покоя, словно царапая душу. Но я никак не могла сообразить в чем именно дело.

— У нас здесь есть мыльня, думаю, тебе стоит ополоснуться, — Амир попытался скрыть улыбку, но не успел, я заметила. — Особенно, после того, как Даркер тебя искупал.

Я вспомнила упоминание о трупах и вскочила:

— Куда идти?

Мы вышли из помещения, свернули налево и начали подниматься по каменным ступеням, выдолбленным прямо в камне, на котором построили башню. Ступени были неравномерно обтесанными, будто бы сделанными на скорую руку, и очень высокими, на каждом шаге мне приходилось задирать колени чуть ли не до груди. А еще покрыты мхом, в некоторых местах таким обильным, что я чувствовала, как растение проминается под ступнями.

К моей большой радости вскарабкиваться долго не пришлось. Мы преодолели ступенек десять и оказались перед очень низкой и широкой деревянной дверью, которая выглядела так, будто это был вход в шкаф.

Или винный погреб.

Или просто погреб.

Амир вцепился в металлические кругляши, служившие ручками, и потянул створки на себя. Дверь легко поддалась, и он ужом скользнул внутрь.

Я замерла, подумав, насколько это разумно — идти непонятно куда за мужчиной, с которым была знакома меньше часа. Но вот откуда-то из-за двери послышалось «Мира!» и я полезла следом.

Оказавшись внутри моментально сообразила, что нахожусь в некотором подобии… бани!

Видимо, что-то такое отобразилось на моем лице, потому что командующий гарнизоном поспешил объяснить:

— Это мыльня. Тут моются, понимаешь? Ну, там, гигиена, все такое…

— Да, да, конечно! Понимаю! — воскликнула я, заверяя в собственной цивилизованности. А то еще решит, что я какая-нибудь дикарка, которая привыкла на себе килограммы грязи носить.

Я огляделась.

На каменном возвышении стоял большой деревянный тазик, высотой мне по пояс, собранный из гладких, хорошо обструганных досок. Доски держались вместе за счет двух металлическим обручей, опоясывающих тазик сверху и снизу. Рядом стояла бочка с водой, в которой плавал такой вырезанный из дерева ковшик на длинной узкой ручке. Напротив тазика, у покатой стены, кривоватой пирамидкой были сложены круглые и плоские черные булыжники, совершенно одинаковые по размеру. Над пирамидкой торчал вмонтированный в стену металлический желоб, который начинался где-то по другую сторону, в соседнем помещении. Желоб был закреплен крайне ненадежно, свободно двигался, чуть поскрипывая и периодически наклоняясь к булыжникам. И когда это происходило, по канавке вниз начинала стекать струйка воды, которая падая на камни шипела, пузырилась и превращалась в пар, распространяя вокруг клубы мутно-белых испарений.

Заметив мою заинтересованность, Амир пояснил:

— Камни раскаленные, они лежат на… не знаю, как это будет на межмирном… что-то вроде металлической пластины. А под ней огонь. Это для того, чтобы поддерживать одну и ту же температуру.

В мыльне действительно было тепло. Теплее, чем во всех остальных помещениях. У меня быстро вспотела шея и лоб. Я попыталась смахнуть пот, но новые капли выступили почти сразу же.

— Я пойду, — спохватился вдруг командир гарнизона. — Вот, — он указал на ворох белой ткани, лежащей у края таза. — Этим можешь вытереться, когда… ну… помоешься.

Я благодарно кивнула и начала срывать с себя одежду едва только за ним закрылась дверь. Дошла уже до нижнего белья, и вдруг почувствовала себя неуютно. Появилось такое неприятно ощущение… как будто за мной кто-то наблюдает.

Стало страшно.

Оглянувшись на дверь, я приблизилась и убедилась, что створки плотно прикрыты, но спокойнее от этого не стало. Пройдясь ладонью по отполированном деревянным планкам, я поняла, что никакой защелки, цепочки или хотя бы крючка здесь нет. То есть, изнутри закрыться было невозможно. А это значило, что в любой момент в мыльню мог зайти кто угодно. Любой обитатель гарнизона, а их здесь должно было быть немало, хотя я почему-то за все время встретила только двоих, но оба — взрослые, сильные мужчины.

— Что же делать? — запустила я пальцы в волосы, бестолково затоптавшись на месте. Ничего умного в голову не приходило. Дверь подпереть было просто нечем, а других вариантов изолироваться я просто не видела.

— Ладно, — вздохнула я и потрясла руками в воздухе, пытаясь успокоиться. — Быстро помоюсь и вновь оденусь.

Решив так и сделать, я полезла в таз. Спрятавшись за бортиками, сбросила с себя остатки одежды, а после, вытянув руку, нащупала пальцами ковшик и зачерпнула воды.

— Средневековье какое-то, — бормотала я, обливая себя чуть теплой водой и вновь окуная ковшик в бочку, — неужели здесь никто не смог додуматься до душа?

Тихонько возмущаясь себе под нос, я намочила кожу и вдруг задумалась:

— А чем намыливаться? Здесь вообще используют что-нибудь такое?

Встав на цыпочки, выглянула наружу — сначала с одной стороны тазика, так сказать, тыльной, потом с другой. И в самом темном углу, за краем каменного возвышения увидела кучку чего-то серого. Пришлось постараться, чтобы дотянуться до неё не выбираясь из деревянной плошки, сквозь щели в которой уже начала просачиваться вода.

— Что это? — спросила я вслух, ухватившись пальцами за небольшой квадратик чего-то. Поднесла к глазам, рассматривая. Квадратик больше напоминал кусок грязного воска, но поднеся к носу, я уловила знакомый запах. Пахло… земляникой!

В качестве эксперимента положила квадратик на ладонь и провела по мокрой коже предплечья.

— Это мыло! — с удивлением осознала я, рассматривая мыльную дорожку на руке. — Удивительно!

И живенько начала намыливаться. Желоб вновь поехал вниз, на камни полилась вода, послышалось раздраженное шипение и комнату заполнил пар. Не прошло и минуты, как скрип повторился, конструкция еще раз накренилась, раздался уже знакомый звук испаряемой жидкости и в воздух выдохнуло новую порцию плотного марева.

И так несколько раз.

— Что-то он зачастил, — с удивлением пробормотала я, подхватывая ковшик и пытаясь наощупь окунуть его в бочку. Комната плавала в жемчужном тумане, и я почти ничего не видела. Ощущение было как будто меня сунули внутрь облака.

Уже заканчивая, я вдруг услышала звук… словно кто-то медленно-медленно открыл дверь, стараясь сделать это предельно бесшумно.

Закусив губу, застыла, вцепившись в ручку ковшика и напряженно всматриваясь в сторону входа, пытаясь разглядеть хоть что-то.

И едва не заорала, когда тишину рассекло дребезжание металла и зашумела вода на раскаленной каменной пирамидке.

Схватившись за сердце, я оперлась рукой о бортик, попытавшись привести в норму перехватившее от испуга дыхание, наблюдая за поднимающимся от пола к потолку паром, похожим на сгущенное молоко.

По ногам сквозь щели в тазу потянуло сквозняком. Я вспомнила, что так и не смогла придумать, как зафиксировать дверь.

И забеспокоилась.

А вдруг кто-то действительно вошел, а тут я… голышом и из оружия только деревянный ковшик?

Решив, что в срочном порядке нужно отсюда выбираться, я потянулась к вороху белой ткани. Встряхнула плотное, но мягкое, похожее на хлопок полотно в воздухе и накинула на плечи, замотавшись в него на манер древнегреческого хитона.

Аккуратно перенеся через бортик сперва одну ногу, потому другую, я ступила голыми ступнями на пол, застеленный каменными плитами и потянулась к оставленному ковшику, решив на всякий случай взять его с собой…

…он вылетел на меня внезапно, но практически бесшумно.

Глава 4

Грубые шершавые пальцы схватили за шею, сдавив так, что я услышала хруст собственной трахеи. Боль, шок и ужас от отсутствие воздуха сковали и тело, и сознание.

Я замерла, сжалась, пытаясь лишь хватать ртом воздух. Мозг отказывался верить в реальность насилия. В то, что это происходило здесь и сейчас.

Со мной.

И я ничего не могла сделать… не могла ему помешать.

Потому что я была слабая. Я была жертвой. А он видел цель и не видел препятствий, стискивая свои руки вокруг моей шеи все сильнее. И наслаждаясь моей беспомощностью.

Не знаю, сколько прошло времени. Может быть пара секунд, хотя по ощущениям целая вечность, наполненная страхом, отчаянием и болью. Но переборов накатившую тьму, я осознала, что лежу на полу.

А он навалился сверху, тяжело и мокро дыша мне в ухо, прижавшись щекой к моей щеке.

Одна его рука продолжала стискивать мою шею, вдавливая ладонь в её основание, а другая шарила по телу, яростно срывая ткань.

— Нет! — вырвался из горла надсадный хрип. Легкие будто горели огнем, сердце заходилось в лихорадке, а глаза выпучились настолько, что, казалось, еще чуть-чуть, и они выскочат из глазниц, как пробки из шампанского.

Оцепенение резко схлынуло, будто волна сошла, и я поняла, что могу не только лежать, вцепляясь в мужские запястья, но и сопротивляться.

И рванулась изо всех сил. Попыталась отодрать от себя беспощадную руку, которая, кажется, решила положить конец моему существованию, но возможности были не то, что не равны. Мои шансы на спасение таяли с каждой секундой, с каждым не сделанным вздохом.

Кратковременная борьба грозила закончиться истерикой.

«Демоны были правы, — промелькнула спонтанная мысль. — Одной мне не выжить…».

Перед внутренним взором возник Сатус. Он был призрачным, похожим на привидение, серьезным и очень бледным. Брови сведены, а во взгляде сквозил укор. Он словно бы говорил: «Ну что ж ты такая бестолковая! Постоянно нуждаешься в спасении! Почему ты такая слабая?».

— Не сопротивляйся! — рявкнул Амир, одной рукой рвущий на себе рубашку. Лицо его было перекошено и искажено. Настолько, что в первое мгновение я предположила, что это его злобный брат-близнец. — Маленькая шлюшка! Думаешь, я тебе поверил! Поверил, что ты оказалась здесь случайно! Ты у меня сейчас за все получишь!

Но нет, это был он сам — с губами, стиснутыми в тонкую линию, восковым лицом, глубже прорезавшимися морщинами и полубезумными глазами, который, я, кажется, запомню надолго. Он жег ненавистью, такой жгучей, что она выплескивалась наружу разъедающим ядом. А еще было желание. Желание сделать больно, очень больно, так, чтобы кроме этой боли не осталось ничего — ничего хорошего, доброго, светлого. И похоть, та похоть, которая способна сломать любую гордость навсегда.

— Нет! — с губ сорвалось подобие крика, больше похожего на шепот умирающей мышки.

А в это время руки Амира уже грубо и безжалостно раздвигали мои бедра, перебарывая отчаянное сопротивление.

Силы уходили, я чувствовала стремительно приближающуюся потерю сознания, но мысль о том, что сделает насильник со мной, бесчувственной, подстегнула разум, будто плеткой.

Вот-вот должно было случиться непоправимое и я, охваченная последним порывом мужества, за которым следовал лишь мрак и траур, смогла немного разжать пальцы командира гарнизона и закричала срывающимся голосом:

— Тай!!!

То, что случилось дальше, наверное, следовало бы назвать чудом.

Однако у этого чуда было имя. И это имя можно было написать в словаре рядом со словом гнев, потому что являя собой его олицетворение один очень воинственно настроенный демон шагнул в мыльню.

На долю секунды Сатус затормозил. Растерянно моргнул, будто не понимая, как он сюда попал…

А потом увидел меня, обнаженную и распластанную на полу, пытающуюся вырваться из-под мужчины, который, сдавленно ругаясь, выкручивал мне руки.

Появление принца вырвало из меня вздох облегчения.

А вот насильник парня не заметил. Был слишком увлечен снятием собственным штанов.

Губы принца растянулись в улыбке, от которой у меня при других обстоятельствах встали бы дыбом волосы. Но сейчас я смотрела на него и слезы радости наворачивались на глаза. Еще никогда я не ощущала такой благодарности, потому что знала — он здесь, и, кажется, меня в беде не бросит.

Молниеносно сорвавшись с места и разогнавшись до невероятной скорости быстрее, чем я успела моргнуть, Сатус подлетел к Амиру. И от души приложился носком ботинка о мягкие ткани командира, которые тот так не вовремя оголил и выставил на обозрение. Кувыркнувшись через себя, насильник отлетел в сторону, громко клацнув зубами и еще громче стукнувшись головой о стенку.

Я подхватила остатки своей импровизированной одежды и сжавшись в комок отползла в угол, предполагая драку и не желая оказаться под ногами у двух схлестнувшихся мужчин.

Но драка не состоялась.

Командир пополз по стеночке вверх, пытаясь подняться, но не успел выпрямить ослабевшие конечности, как они вновь подогнулись. Несостоявшийся насильник зашатался и с прозвучавшим в последний раз ругательством, приглушенным и неразборчивым, повалился навзничь.

Я смотрела на безвольно растянувшееся на холодном полу тело и никак не могла прийти в себя.

Дыхание было тяжелым и прерывистым, воздух проникал в легкие словно протыкая их ножом, а в горле саднило. В голове стоял гул, мыслей не было вообще, их затмевало ощущение, что я грязная — не только снаружи, но и внутри. Хотелось залезть обратно в деревянный тазик, взять мыло и намыливаться до тех пор, пока не слезет кожа.

— Мира, — заговорил демон и его голос… он будто бы разрушил стеклянный купол, под которым я попыталась спрятаться. Очень хрупкий и такой бесполезный.

Старшекурсник сделал шаг ко мне. Я непроизвольно сжалась и забилась еще глубже в угол. Нет, я не пыталась пройти сквозь стену, просто мне все еще было очень страшно.

— Мира, — чуть мягче повторил Сатус. Лицо его, скрытое за маской непроницаемости, не выражало ничего. — Мира, это я. Понимаешь? Это я.

— Понимаю, — едва слышно повторила я шепотом, не моргая и не сводя взгляда с демона. Между нами было расстояние не больше двух-метров метров, но почему-то отчаянно не хотелось, чтобы он подходил ближе.

А еще не хотелось, чтобы видел меня вот такой — слабой и жалкой. Это было унизительно. Не менее унизительно, чем то, что я едва не стала жертвой надругательства, самого жестокого, которое только может совершить мужчина.

— Мира, — вновь и вновь повторял мое имя Сатус, словно пытаясь напомнить, кто я. И кто он. — Ты сама меня позвала, помнишь? Ты позвала — и я пришел.

— Я… позвала? — закашлялась, потому что горло перехватило сухим спазмом.

— Да, — Сатус сделал еще один короткий, почти крошечный для его-то длинных ног шаг. Я, боясь отвести от него взгляд, теснее обхватила себя руками, прижимая остатки белой ткани к груди и чувствуя, как неистово бьется сердце. — Я находился в тренировочном подземелье. И вдруг услышал твой крик, он доносился будто из-за стены. Я бросился на звук, но едва свернул за угол, как оказался здесь.

Еще один короткий, но решительный шаг. Я до ужаса, до истерики не хотела, чтобы он приближался. Но он собирался это сделать, и я знала, что никакие силы на свете, в том числе, и я, не остановят его. Есть такие люди, на которых смотришь — и понимаешь, что сомнения в них еще меньше, чем снега в Африке.

И они пойдут до конца несмотря ни на что. Сатус человеком не был, а потому я знала, что даже взывать к его лучшим чувствам бесполезно. Возможно, я просто не верила, что они у него были.

— Я пришел забрать тебя после урока по зельеварению, но войдя в кабинет увидел жуткий переполох, — ровным, лишенным всяких эмоций голосом продолжил Сатус. Он продолжал говорить и говорить, словно намереваясь успокоить меня одними только рассказами, сейчас совершенно бесполезными. — Перепуганные колдуньи носились туда-сюда с красными глазами и волосами дыбом. Словив первую попавшуюся девицу, я узнал, что во время приготовления успокаивающей настойки одна из учениц перепутала и вместо уртики рассыпчатой добавила толченый корень ранункулуса, что привело к бурной реакции с распространением едких испарений. Проблема заключалась еще и в том, что ранункулус называют куриной слепотой. Неправильное использование растения приводит к временной потере зрения, что и случилось на уроке. Сильнее всех пострадали те колдуньи, которые находились близки к источнику проблемы. Через какое-то время эффект начал проходить, но преподавательница недосчиталась одной своей студентки. Ты исчезла, Мира. И никто не мог объяснить, как это случилось.

— И что потом? — всхлипнула я, наблюдая за еще одним шагом демона.

— Кан и Инсар отправились тебя искать, — ответил Сатус.

И три коротких движения преодолел последний метр, оказавшись прямо передо мной.

— А ты? — жалобно протянула я.

— А я отправился в подземелье за Шейном, чтобы вдвоем обследовать прилегающую к школе территорию, но… ты вдруг сама объявилась.

Сатус присел, а я вздрогнула.

Парень это заметил и застыл, выглядя при этом так, будто необходимость не шевелиться не доставляла ему никаких неудобств. И он мог бы просидеть вот так, напротив, вечность. Лишь глаза внимательно исследовали мое лицо. Изучали, оценивали, анализировали и мрачнели с каждой секундой. Потом демон склонил голову, чтобы рассмотреть шею. Взгляд стал жестче и злее, но не остановился, а начал движение вниз.

И чем ниже он скользил, тем страшнее мне становилось. Вновь начала накатывать паника, утягивая в трясину отчаяния. Я не могла это объяснить, но почему-то знала, что если от кого-то другого — кого угодно! — можно спастись, то от демона сбежать невозможно. И эта мысль так ярко контрастировала с тем чувством, к которому я уже привыкла. С ощущением доверия, которым я начала проникаться к принцу в последнее время. Он как будто стал частью моей повседневности, частью моей жизни. Он был рядом — и меня уже не беспокоило его присутствие. Он был рядом — и я не боялась. Он был тем, к кому я воззвала о спасении, зная, что он придет. Придет, даже если будет за миллионы миров от меня.

Но сейчас…

Сейчас мы были одни. Вдвоем. Где-то, откуда я даже не знала, как выбраться. И близкое присутствие демона я ощущала буквально каждой клеточкой своего тела, будучи уязвимой как никогда.

Травмированной и дрожащей.

— У тебя следы на шее, — непривычно глухим голосом проговорил Сатус, вновь заглянув в мои глаза. — Вот здесь…

И он на себе показал, что не так с моей шеей.

— Да, — дергано кивнула я и даже попыталась улыбнуться, но губы тряслись. — Почему-то моя шея многим не нравится… Постоянно ей достается.

— Думаю, наоборот, — без шуток качнул головой старшекурсник.

— Что? — не поняла я.

— Когда есть что-то, чем мужчина хочет обладать и при этом он знает, что никогда не сможет получить желаемое, единственным его стремлением остается стремление уничтожить, — прошептал Сатус, склонив голову вниз в жесте задумчивости.

Волосы упали на красивое лицо, частично его скрывая. Но когда он вновь поднял на меня свои глаза, в них танцевали тени, а сам он, будто зачарованный, потянулся ко мне.

Я отшатнулась в сторону. Может быть, и не хотела, может быть, и не стоило, но ничего не смогла с собой поделать.

Рука парня, которой он пытался прикоснуться к моему лицу, остановилась в воздухе, а на лице отразилась боль.

— Мне жаль, — произнес он печально. И это был первый раз, когда я увидела в нем что-то, близкое к человеческому. — Мне жаль, что с тобой это случилось.

И именно эта его жалость отрезвила меня, будто на голову вывернули ушат воды. Что-то подсказывало, что он никогда никого не жалел. Более того, он никогда не жалел и самого себя. А меня…

Я вдруг осознала, что не хочу его жалости. Она делала меня еще более слабой, чем я уже была, что продемонстрировали сегодняшние события.

Словно уловив направление моих мыслей, демон опустил руку и аккуратно, с каким-то невыразимым трепетом, коснулся кончиков моих пальцев.

— Но ты пришел, — я сдержалась и не отдернула руку, хотя ощущение было как будто я сую её чудовищу в пасть. — И успел…

— Я хотел бы, чтобы ты позвала меня еще раньше, — стараясь не совершать резких движений, Сатус прикоснулся к моему подбородку и, подняв голову, заставил посмотреть на него. — Я хочу, чтобы каждый раз, когда тебе было плохо или страшно, или одиноко, ты звала меня, поняла?

— Каждый раз? — усомнилась я.

— Да, — твердо заявил демон, а в глазах его было столько убежденности в собственных силах, что эта вера начала невольно передаваться и мне. — А еще лучше, если ты будешь всегда рядом со мной. Так я смогу защитить тебя лучше всего.

Я не стала говорить, что от подобных требований слегка веет помешательством, потому что… потому что поняла, что не хочу его обижать.

— Но меня не всегда нужно защищать, — мои губы невольно растянулись в улыбке, которая теперь не была ни вымученной, ни натянутой. А искренней. И как выяснилось, улыбаться демону по-настоящему было не так трудно, как казалось раньше.

— Ты такая маленькая и такая наивная, — чуть хрипло рассмеялся Сатус, легонько проведя пальцем по щеке. — И сама не представляешь, насколько желанная и легкая добыча для…

Он умолк, его взгляд привычно потяжелел и наполнился мыслями, темными и вязкими, которые обволакивали, утягивали на дно.

И паника вернулась.

Я поняла, что если не вынырну — захлебнусь, утону во всех этих чувствах, которые стали слишком очевидными, слишком откровенными, слишком… порочными.

— Не надо, пожалуйста, — как-то уж совсем по-детски захныкала я, но именно так я себя сейчас и чувствовала. Ребенком, который просто хотел оказаться дома, в безопасности, там, где от него ничего не ждут и ничего не требуют.

Пальцы парня стиснулись на моем лице, будто он решил проверить мои кости на крепость, но усилием воли, отразившемся в его судорожном вздохе, он остановился и не пересек ту грань, за которой было повторение предыдущей ситуации. Тогда спас меня он, но кто спасет меня от Сатуса, пожелай он пойти дальше?

Никто.

Прекрасно осознавала это я.

Знал это и демон, который потянулся к моим губам… но не достиг их, застыв и оставив между нами расстояние, меньше сантиметра. Я вдруг поняла, что от него исходит жар. Не просто тепло, как от другого живого существа, чувствуемое в условиях пониженной температуры, а настоящий жар, как от огня. Как если бы я сидела напротив костра, пытаясь согреть замерзшую душу.

— Твой страх — залог твоего выживания, — прошептал он, обдавая мое лицо горячим дыханием. И легкая дрожь пробежалась от затылка вниз по спине, а дальше по ногам, затихая где-то под коленками. — Но в то же время, я хочу, чтобы ты смотрела на меня с желанием… с желанием видеть меня рядом с собой. Я хочу, чтобы ты думала только обо мне. Смотрела только на меня… хотела только меня…

Я закусила губу, чувствуя, как к горлу подступает что-то горькое.

— Но я не буду тебя заставлять, — уже тверже проговорил Сатус. — Ты придешь ко мне сама.

И, резко оттолкнувшись, он выпрямился, протягивая мне руку:

— Идем, пора выбираться отсюда.

Глава 5

Вцепившись в его ладонь, я встала. Каждое движение давалось с трудом, но еще труднее было думать о его словах. Решив, что разберусь с этим потом, я глянула на все еще лежащего без признаков жизни командира, поняв, что мне безразлична его судьба. Гораздо больше волновало отсутствие одежды.

— Мне нужно переодеться, — попросила я, сжимая руку Сатуса, который уже двинулся к двери и потянул меня за собой. — Моя форма там, — я указала на деревянный таз, за которым осталась лежать школьная форма.

Сатус двинулся в указанном направлении, подхватил с пола юбку, пиджак, рубашку и вернулся со всем этим ко мне.

— Справишься сама? — коротко поинтересовался он, стараясь не встречаться со мной глазами.

— Да, — кивнула я. — Только…

— Я отвернусь, — быстро сообщил он и выполнил свое обещание, встав ко мне спиной. — Если хочешь, можешь держаться за меня.

— Хорошо, — выдохнула я с облегчением и благодарностью. — Спасибо.

— Как ты здесь оказалась? — спросил демон, рассматривая стену перед собой.

Я, отбросив в сторону ошметки ткани, накинула блузку и начала быстро застегивать пуговички, одновременно пересказывая историю своего недавнего путешествия. Уже во второй раз.

— Ты видела Даркера? — не поверил демон. — И он пропустил тебя через границу?

— Ну, да, — подтвердила я, берясь за юбку. Сунула в неё одну ногу и уже собралась проделать то же самое со второй, но неловко пошатнулась, запрыгала на одной ноге, словно какой-то недоразвитый страус, и начала падать. — Ай!

Рука демона подхватила меня в последний момент, удержав за талию. Я сдавленно пискнула и, уткнувшись в сгиб его локтя, пропищала, сгорая от стыда:

— Отвернись, пожалуйста.

Он молча подчинился, лишь переложил мою руку со своего запястья на плечо, сухо произнеся:

— Я же сказал, держись за меня.

Пальцами я ощутила, как напряглись его мышцы. И весь он будто превратился в глыбу.

Решила поторопиться. Торопливо застегнула юбку, заправила в неё рубашку и уже натягивая рукава пиджака, спросила:

— А ты что, его знаешь? Ну, этого… Даркера.

— Да, — лаконично выдохнул Сатус. Подумал, и уже чуть мягче добавил: — Старый знакомый, когда-то служил у моего отца.

— Он, что, демон? — с опозданием дошло до меня.

— Полукровка, — глядя строго перед собой, сообщил Сатус. — После гибели брата он попросил разрешения покинуть Аттеру. И отец ему позволил. Если верить последним дошедшим до меня сплетням, он осел в одном из человеческих миров. Он всегда испытывал к ним некоторую слабость. Особенно, к человеческим женщинам. Правда, я понятия не имею, чем Даркер может заниматься среди людей. Разве что рыбачить, это его любимое занятие. Ты всё?

Сатус развернулся ко мне, одобрительно кивнул, взял за руку и повел прочь.

На небе уже сгущались сумерки, а потому света стало заметно меньше. Когда мы вышли из мыльни, я с удивление воскликнула.

— Ух ты! Мох! Он светится!

К моему величайшему удивлению, растение источало мягкий насыщенный нефритовый цвет, превратив высокие грубые ступени в сосредоточение фосфоресцирующих островков.

— Ну, да, — пожал плечами демон так, словно не видел в этом ничего необычного. — Это специально сделано, чтобы ночью видеть, куда идешь.

— Можно лампы повесить, — проворчала я себе под нос, аккуратно выбирая место, куда поставить ногу, потому что наступать на мох почему-то очень не хотелось. — Или свечки.

— Свечи надо зажигать и контролировать, чтобы пожара не случилось, — наставительно произнес Сатус, ведя меня вниз. Делая шаг он каждый раз оборачивался, чтобы проконтролировать и мой успешный спуск. И хотя я была уверена, что смогу справиться с задачей самостоятельно, но решила не сопротивляться и позволить ему быть главным.

— В Академии же горят, — напомнила я.

— Там они заколдованы, здесь — нет. А мох удобен, начинает светиться сам, как только уменьшается количество естественного света.

— Практично, — согласилась я. — И на свечки не надо тратиться.

Демон бросил на меня косой взгляд и покачал головой.

— Что? — спросила я, спрыгивая с последней ступеньки.

— Иногда я тебя совсем не понимаю, — удрученно вздохнул демон.

— Взаимно, — с широкой задорной улыбкой кивнула я, а после поежилась. Воздух стал ощутимо холоднее. Оглянувшись вокруг, с намеком спросила: — Что будем делать дальше?

— Ну, я предлагаю тебе вернуть нас обратно и поскорее. Это новый мир. Я про них мало что знаю, и никогда ни в одном из них не бывал, поэтому нам лучше убраться отсюда.

А вот во мне вдруг проснулось любопытство.

— Что значит новые миры?

— Миры, которые образовались недавно или о которых только недавно стало известно, — пояснил демон. — Это естественные миры, то есть, их никто не создает. Они сами рождаются, никто не знает, как и для чего. Это просто происходит время от времени.

— И чем же они отличаются от других? — я все еще очень мало понимала во всех этих магических штучках.

— В основном, населением, — иронично дернул краешком рта демон, умудряясь даже этот жест сделать умопомрачительным. — Новые миры мало обжиты. Часто в них нет того, что нужно для жизни — постоянного источника воды, пищи, света. Поэтому в такие места направляется всякий сброд — скрывающиеся от ростовщиков должники, осужденные на каторжные работы преступники, сбежавшие от мужей жены и прочий сомнительный контингент.

Снобизм, прозвучавший в его голосе, мне не понравился, но я промолчала.

— Поселяясь компактными группами, они образуют доминионы — самоуправляющиеся города-государства.

— Думаешь, мы как раз в одном из таких доминионов? — я оглянулась на приоткрытую дверь, откуда веяло теплом. Это было то самое помещение, в которое меня привел парень со шрамом под глазом и оставил дожидаться местное начальство. — Амир сказал, что это — военный гарнизон, вот только непонятно, почему здесь никого нет. За все время я видела только двоих и одного из них ты…

Я неуверенно покосилась на демона, который с непроницаемым лицом опроверг мою догадку:

— Я его не убил, а лишь нанес повреждения средней тяжести. Выживет… если повезет, — и в голосе принца прозвучала такая угроза, что я поняла — для несостоявшегося насильника будет лучше не возвращаться в сознание.

— Ладно, не суть, — отмахнулась я. — Но если Амир командир гарнизона, следовательно, здесь должны быть и те, кем он командовал. Какие-нибудь солдаты… Не знаю… Кто обычно служит в подобных местах?

— Копейщики, мечники, лучники, конники, пушкари, — со знанием дела начал быстро перечислять демон. — Большинство из них, как я уже сказал, беглецы. Слабы в магии, а еще чаще — не обладают ею вообще. И потому полагаются больше на инженерные изобретения, оружие и старую добрую физическую силу. Но ты права, что-то здесь не так. Слишком тихо и безлюдно. Но с чего ты решила, что этот…, - Сатус скрипнул зубами и продолжил со злым блеском в глазах, — …является здесь командиром?

— Он сам так сказал, — пожала я плечами. — Тот, другой парень, которого я встретила первым, изъяснялся на каком-то варварском наречии, а потому, когда пришел Амир я обрадовалась, решила, что он мне поможет и сразу поверила.

Мой голос становился все тише, пока не затих совсем. Накатило осознание собственной глупости.

— Он не командир, — разочаровал меня принц. — У командиров, любых командиров, есть знаки отличия. А у него их не было. Вообще никаких.

Я потерла руки, чтобы разогреть замерзающие пальцы.

— Там разожжен огонь, — кивнул демон в сторону помещения со столом. — Давай, зайдем, согреешься.

— А тебе не холодно? — подышав на руки и попрыгав на месте удивленно спросила я.

— Мне обычно… жарко, — с каким-то непонятным мне подтекстом сообщил демон, мигнув черными глазищами.

Я вздрогнула и потрясла головой, пытаясь прогнать наваждение. Демон умел нагнать не только страх, но и заставить чувствовать себя не в своей тарелке.

— Идем, — потянул он меня в тепло.

— Нет, — остановила его я.

— Что не так? — нахмурился Сатус, пристально рассматривая меня. — Ты согреешься, отдохнешь и попробуешь открыть переход. Нам надо вернуться в Академию!

— Знаю, но, — я умолкла в попытке найти подходящие слова, что было очень трудно. — Мне кажется, мы должны здесь задержаться.

— О чем ты говоришь, Мира? — начал закипать демон.

— Я не знаю! — вскричала я от неспособности выразить собственные спонтанные ощущения. — Просто здесь что-то не так, и я хочу… нет! Мне нужно узнать, что именно!

Демон заглянул в мои глаза.

— Пожалуйста, — тонким голосом попросила я, стараясь выдержать этот требовательный и выжигающий взгляд. И почему каждый раз у меня будто что-то переворачивается внутри? — Это очень важно…

— Ладно, — медленно проговорил Сатус. — При одном условии! Ты беспрекословно слушаешься меня, делаешь, что приказываю и не перечишь. Ни словом, ни звуком, ни даже полузвуком!

— Гарантирую! — щедро пообещала я, радостно подпрыгнув. — Вдвоем мы всех победим!

— Меня бесконечно радует такая твоя вера в меня, — хмыкнул демон, но не как обычно, с самодовольством и издевкой, а так… как будто я сказала ему что-то хорошее.

Возможно, так оно и было, я не стала разбираться, а поторопилась на выход.

— Погоди! — выкрикнул демон и вбежал в комнату, где потрескивал огонь. Вернулся уже с длинной накидкой в руках, набросив её мне на плечи. Накидка была хоть и простой, но ткань оказалась ощутимо тяжелой, меня будто бы сразу прибило к полу.

— Носиться ночью раздетой не самая удачная идея, особенно, для такого хилого создания, как ты, — произнес демон, поправляя ворот.

— Там не ночь.

— Скоро будет.

— Она тяжелая, — пожаловалась я.

— Потерпишь, — демон был непреклонен, посильнее стягивая завязки на моей шее.

— Откуда ты знал, что там есть одежда?

— Всё выглядит так, словно совсем недавно здесь было много людей… а потом они куда-то исчезли, — задумчиво пояснил Сатус.

— Думаешь, что-то случилось? — громко зашептала я, округляя глаза.

— Думаю, — передразнивая меня, зашептал в ответ Сатус, — что ты пытаешься сунуться туда, где тебе могут откусить голову.

— А ты на что? — нахально заявила я и, отбросив длинные полы накидки, смело пошагала на улицу.

На фоне потемневшего небо, облака приобрели призрачно-свинцовый оттенок. И теперь напоминали не огромный плотный десерт, а тонкую пуховую шаль, наброшенную сверху на…

— Каньон! — радостно воскликнула я, подбегая к отвесному краю обрыва. — Это каньон!

— Ну, да, — скептично проговорил сзади Сатус. — И что?

— Просто в предыдущий раз, когда этот, со шрамом, тащил меня в башню, дальше обрыва ничего не было видно. Из-за облаков я решила, что мы находимся на вершине горы.

— В принципе, ты не сильно ошиблась, — Сатус подошел ко мне и оглянулся, рассматривая сосредоточение скал и ущелий, подъемов и обрывов, вид на которые с того места, где мы стояли открывался просто отличный. — Военный гарнизон расположен на защитной стене, которая кольцом окружает город. Предполагаю, что это либо город-государство, либо столица.

— С чего ты взял? — я напрягла зрение. — Я ничего такого не вижу.

— Смотри, — принц рывком притянул меня к себе, протягивая руку вперед, указывая вдаль. — Вон там, вдалеке видны очертания стены.

— Не вижу, — разочарованно вздохнула я.

— Наверное, моё зрение лучше твоего, — его рука опустилась, погладив плечо и скользнула ниже, на талию. Я спиной даже сквозь плотную накидку ощутила исходящее от него тепло. Он будто бы был ходячей печкой. Напряженные, натренированные мышцы выдавали в нем кого-то очень сильного. Почему-то подумалось, что если он захочет стоять так вечно — будем стоять, глядя на стелящиеся у наших ног облака.

Словно уловив мое настроение, демон приник к уху и прошептал:

— Я бы хотел разделить с тобой свою вечность.

Почему-то его слова меня… расстроили. Стало так грустно, что аж защемило в груди. Сердце заныло от тоски, как если бы в нем когда-то была глубокая дыра, которая зажила, затянулась, но иногда давала о себе знать, будто бы напоминая, что оно, сердце, уже не то, что прежде.

— Ты смогла бы вернуть себе славу своих предков, — продолжил нашептывать Сатус, напоминая каноничного змея-искусителя, предлагавшего Еве яблоко. Не знаю, был ли он змеем… Но я точно не была Евой. И яблоки не любила.

— И даже больше. Ты бы превзойти их. Всех, кто был до тебя. Только представь, ты и я, вместе во главе одной из самых могущественных империй. О нас бы слагали легенды С тебя писали бы фрески. О твоей красоте сочиняли бы песни, которые матери напевали бы как колыбельные. В твоем распоряжении была бы огромная армия, которая смогла бы уничтожить любого врага, только ткни. И любой твой приказ исполнялся бы по щелчку пальцев. Перед тобой склоняли бы колени сильнейшие из сильных, готовые отдать за тебя свои жизни.

Он шептал, одновременно мягко едва заметно касаясь теплыми губами мочки уха, а будто бы убаюкивал. Чем дальше он говорил, тем глубже меня утягивало в водоворот чего-то зловещего и темного, но такого приятного… потому что он мог сделать приятным все, что угодно. Даже самые пугающие вещи.

Я погружалась в состояние, близкое к ощущению невесомости, такому, которое бывает только в детстве, когда летаешь во сне. Меня словно бы подхватило ветром и начало уносить куда-то очень далеко. Туда, где не было ничего, кроме голоса Сатуса, который звучал словно бы со всех сторон.

И даже внутри меня.

Громкий птичий вскрик выдернул меня из ямы, наполненной белым шумом.

И это было больно. Громко и прерывисто вздохнув, я услышала вопрос:

— Мира, ты чего?

Повернув голову, встретилась с удивленным лицом чуть отстранившегося Сатуса.

В его глазах искрилось, переливалось, плескалось, закручиваясь в сотни новых водоворотов концентрированное… недовольство.

— Что? — слабо переспросила я.

— Ты так вздрогнула, что я подумал, будто у тебя приступ, — пояснил демон, склонив голову к плечу. — Или спазмом свело.

— Нет, все нормально, просто меня испугал крик, — я провела ладонью по лбу и ощутила на пальцах влагу. Пот. Несмотря на прохладный воздух и уже почти опустившуюся ночь, на моем лице выступили капли пота. — Птичий вскрик.

— Анзу… чтоб тебя! — раздалось за моей спиной сдавленное ругательство.

— Что? — попыталась обернуться я к нему, но Сатус крепче сжал руки, захватывая меня в кольцо.

— Ничего, давай еще немного постоим, — попросил он. — Мне нравится вот так стоять с тобой…

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, — останавливая его прежде, чем он предпримет еще одну попытку.

— И что же? — сухо поинтересовался старшекурсник.

— Я все поняла. Про тебя и твой талант. На самом деле, догадаться было не так уж и трудно, особенно, с учетом того, что я знаю о других демонах, — выпрямившись ровнее, до хруста в позвонках, продолжила: — Киан — ходячий детектор лжи, распознает вранье на раз-два. Шейн — рисует и, кажется мне, что за этим, вроде как, простым талантом скрывается что-то помощнее.

— Он умеет оживлять свои рисунки, — перебил меня демон.

— Правда? — не поверила я, все еще стоя в обнимку с принцем. И, кажется, только одного из нас двоих это устраивало.

— Да. Не все и не всегда, а только написанные особым образом и при определенных обстоятельствах, но умеет. Это очень редкий дар. За все время существования демонов, он проявился лишь у нескольких из нас — и все они принадлежат к семье Джеро. Его старший брат тоже это умеет.

— Впечатляет, — восхищенно выдохнула я. И поспешила закончить свою мысль: — Способности Кана будут поскромнее — умение приспосабливаться к любым изменениям, затрагивающим его физическую форму, — я припомнила заковыристую формулировку, с помощью которой демон описал самого себя. — Это, конечно, очень практично, но не так экзотично.

— Да, он не восприимчив к ядам, инфекциям, едким веществам, к энергетическим всплескам и воздействию звуковыми волнами.

— То есть, если в него ударит молния — он устоит? — заинтересовалась я.

— Его тело быстро адаптируется, да, — кивнул Сатус. — За счет этого урон будет минимальным.

— Вот как! Удобно! — оценила я. — Но Инсару лучше не гулять под молниями, тактильная магия вряд ли от этого спасает. А, кстати, что это значит?

— Он может подчинить любого, кроме демонов, естественно, передав свою волю касанием. Одним прикосновением Инсар может заставить тебя пережить невыносимую боль потери или безграничное счастье, всепоглощающий ужас или любовь такой силы, что бросишься за любимым в огонь не думая ни о чем.

Говоря так, он глядел мне прямо в глаза, пристально и с угрозой.

В груди зародилось томительное чувство, от которого пробежала волна дрожи по спине и ослабли колени.

— Это ужасно, — выдохнула я искренне. — Нельзя заставить кого-то полюбить себя!

— Думаешь? — деловито поинтересовался Сатус. Красивые губы скривились в кривой усмешке, которая была таковой лишь номинально. — А девушкам нравится.

— В смысле? — подскочила я. — Как кому-то может такое нравиться?! Это же рабство какое-то!

— Женщины Инсара обожают. Он умеет делать с ними такое, на что никто другой не способен… Снова и снова…

Кончики пальцев демона пробежались вниз по моей шее. Я дернулась и попыталась увернуться.

Демон в ответ лишь расхохотался.

— Кроме того, — улыбаясь, продолжил Сатус, — парень он выносливый и очень быстро восстанавливается. Впрочем, как и все мы, — черные глаза, в которые я всматривалась с ощущением, будто смотрю в космос, заглядываю в бесконечность, смеялись и почти что искрились. — Это общая демонская черта.

— Что-то я ничего не понимаю…, - пробормотала я.

— Мира, — с красноречивым подтекстом вздохнул Тай. — Ты же уже взрослая девочка. И всё прекрасно поняла, так что, незачем притворятся. Тем более, что вариантов не так уж и много, — и он выгнул бровь, как бы намекая, что мне следует быть посообразительней. — Инсар никого ни к чему не принуждает. Все, кто оказываются в его постели, приходят к нему абсолютно добровольно.

И тут до меня дошло, о чем он говорит.

Глава 6

— Ты! — выдохнула я возмущенно, чувствуя, как краснеют щеки.

— Я, — моргнув, подтвердил Сатус, а после не выдержал и растянул губы в широкой типично мужской улыбке. — И я не понимаю, зачем ты строишь из себя недотрогу?

Я надулась и отвернулась, потому что все еще никак не могла успокоиться. Лицо горело, будто мою голову сунули вкастрюлю и попытались сварить из неё суп.

— Сам ты недотрога! — фыркнула я, сдувая с лица упавшую прядь волос.

— Погоди, — вдруг со смешком начал демон, а я вновь испытала уже знакомое чувство — будто его голос был осязаемым и тонкой шелковой тканью скользнул по коже. Он попытался развернуть меня к себе лицом, но я оттолкнула его, не желая смотреть на демона. Сатус перестал посмеиваться и очень серьезно спросил:

— Так, ты что, девственница?

Я не собиралась отвечать, оставаясь стоять к нему спиной.

— Так это правда, — протянул демон, правильно расценив моё молчание. — Значит, Блейн был прав…

И тут я сорвалась.

— И что? — заорала я на демона, который оказался непозволительно близко. Толкнув его ладонями в грудь, с вызовом спросила: — Твое какое дело?

Сатус ничего не ответил, рассматривая меня с растерянным выражением на лице и покорно отступая под моими ударами. Вряд ли я была способна нанести ему хотя бы малейший ущерб, но с каждым новым ударом мне почему-то становилось легче.

— Не смей! В это! Лезть! — с каждым словом я орала все громче и била всё сильнее, хотя, кажется, доставляла этим неудобство только себе. Грудь старшекурсника по ощущениям была каменной, и я ушибла о неё ладони так, что аж кости заболели.

Недоуменное спокойствие Сатуса продолжалось недолго, в очередной раз, когда занесла руки для удара, он перехватил мои запястья в воздухе, легко останавливая.

Ядовито усмехнувшись, он дернул меня на себя, заставив врезаться в его тело и охнуть. Не только от неожиданности, но и страха, потому что я увидела огонь, зажегшийся на дне его зрачков.

— Мышка, — он склонился ко мне так низко, что почти коснулся своим носом моего. А я опять уловила мятный аромат, исходящий от него. — Скажи мне, что ты пытаешься сделать? Напугать меня или возбудить? Потому что второе тебе удается куда лучше.

Он навис надо мной — сильный, рослый, взрослый. Я чувствовала себя песчинкой в его руках, не способной что-либо противопоставить…

— Мышка, — повторил демон, облизнув губы. От звука его голоса закололо кожу, и это было такое непонятное ощущение, когда сам не понимаешь, приятно тебе или нет… Удовольствие с примесью боли. И не только физической. Больно было и внутри. — Ты дрожишь, — с удивлением моргнув, заметил Сатус. — Странно… Раньше ты была смелее.

И он была прав, раньше во мне было больше решимости.

Не знаю, в какой момент всё изменилось. Только теперь я сама не знала, чего хотела. Все стало таким сложным, непонятным и незнакомым.

Прямо над нашими головами из чернильной синевы стремительно наступившей ночи проступила уже знакомая мне ягодная луна, бросив на лицо Сатуса темно-малиновые тени, подчеркивая его ошеломительную красоту, о которой я иногда даже забывала.

Но очень редко.

В этот краткий волшебный момент он показался мне ненастоящим.

Потому что я никогда не видела никого прекраснее этого парня.

— Любовь, мышка, — зашептал он, легонько касаясь губами моей щеки и продолжая говорить. И это было словно крылья бабочки запорхали надо мной. — Любовь — это слабость. Но в то же время, любовь может сделать тебя сильнее, когда один только взгляд любимого дает тебе уверенность в том, что ты всё сможешь.

Я встретилась с его глазами, которые показались мне еще чернее обычного. Привычная человеческая форма, а за неприступными стенами скрывается что-то необъятное, безграничное и немеркнущее.

Свет подчеркивает и раскрывает чистоту линий. Но тьма делает это не хуже. А может быть, даже лучше. Тьма… она создает глубину. И объем. Она находит смысл там, где его, казалось бы, и нет. И если свет дает надежду, то тьма отбирает её. А взамен дает кое-что другое.

Тьма — завораживает.

Говорят, чтобы полюбить кого-то, необходимо увидеть скрытый внутри него мир.

Но я была не уверена в том, что смогу пережить встречу с миром демона.

— Я разгадала твой секрет, — проговорила я тихо, ожидая его реакции.

— И какой же у меня секрет? — его губы чувственно приоткрылись.

— Твой голос, — смело произнесла я. — В нем твой секрет и твоя магия. С его помощью ты управляешь другими.

Демон отпустил мои руки и позволил мне отступить.

— И на скольких девушках ты использовал этот трюк? — с горечью поинтересовалась я.

— Ты не правильно понимаешь ситуацию, — скрипнул принц зубами.

Я рассмеялась. Громко и очень неестественно.

— Так обычно и говорят, когда не хотят отвечать на вопрос, ответ на который и так очевиден, — заявила я. — С самого начала было понятно, что с тобой и твоим интересом ко мне что-то не так.

— Если тебя это успокоит, — примирительно поднял ладони вверх демон, — то я редко прибегаю к этому своему таланту. Он у меня от отца, а он его использует очень неправильно.

— По-твоему, это должно меня успокоить? — вспылила я.

— По-моему, — холодно откликнулся Сатус, — тебе следует успокоиться. И услышать меня. Не нужно придавать этому слишком большой смысл. Да, я несколько раз пытался на тебя воздействовать. Но подумай вот еще о чем — зачем мне тебе признаваться, если у меня плохие намерения?

— Не знаю, — вместе со сдавленным смехом из груди вырвался всхлип. — Может быть, чтобы использовать меня в этой вашей великой битве? Таковы же были твои изначальные мотивы! Ты их даже не скрывал!

— Да, — с вызовом согласился принц. — Но очень скоро понял, что в этом мало выгоды! Ты сама себя не понимаешь! И не контролируешь! Ты исчезаешь прямо посреди уроков! И оказываешься то под копытами диких животных, то в центре стазиса, то в руках насильника! Какой мне может быть толк от девчонки, которая ежедневно находится на краю гибели по собственной бестолковости!

— И зачем я тебе тогда такая бестолковая нужна!? — из последних сил прокричала я, а после зажала рот рукой, отвернулась и побежала.

Демон тут же бросился за мной, нагнал в пару секунд. Обхватил руками поперек груди, обнял, прижав к себе так, что перехватило дыхание и зашептал с жаром:

— Мышка, я никогда не сделаю тебе больно, слышишь? — голос его дрожал и надрывался. — Я никогда не…

Но я его уже не слушала.

Я наблюдала за тем, как прямо из пустоты начали проступать очертания…

Очертания чего-то огромного.

Сперва появился контур, будто искра пронеслась по воздуху, вырисовывая геометрический узор и оставляя за собой сияющий след, подобный следу падающей звезды. А после словно кто-то сдернул полотно морока и появилось здание — пронзительно-белое, с плоской крышей, на которой цвел пышный розарий, наполненный сочными красками.

Над цветами кружили птицы, их крылья светились и переливались. Периодически пернатые ныряли вглубь зеленых насаждений, исчезая среди крупных розово-красных бутонов, а после так же стремительно выпархивали обратно, взмывая к небу.

Крышу держали несколько рядов огромных квадратных столбов, по которым плелись тонкие стебли похожего на плющ растения с воронкообразными нежно-голубыми цветами.

Что находилось внутри здания рассмотреть было практически невозможно. Стен как таковых в нем не было, но обзору мешали тонкие, на вид тоньше паутины, белые полотна, которые казались прозрачными, но таковыми не являлись. И сверкали они так, будто по ткани рассыпали пригоршни звезд.

Последним штрихом, будто вишенкой на торте, стала медленно появившаяся из пустоты длинная навесная лестница, соединившая зависший в воздухе дворец и обрыв, на краю которого расположился гарнизон. А внизу ожили и заколыхались, будто волны, облака.

Открывшееся моему взору зрелище было настолько захватывающим, что я боялась моргнуть, не веря в происходящее.

— Ты это видишь? — выдохнула тихо, чтобы не разрушить магию.

— Что именно? — сухо поинтересовался Сатус, опуская руки и отходя от меня, чтобы встать рядом, но на расстоянии.

— Дворец! И лестница… и цветы на крыше!

— Цветы? — покосился на меня демон с недоумением. — Какие цветы, Мира? На крыше ничего нет. Да и дворцом это можно назвать с большой натяжкой. Больше похоже на место для городских встреч.

— Но, как же! — воскликнула я, вновь повернувшись к таинственному дворцу. — Вон, розы на крыше…

И замолкла, потому что… потому что на крыше действительно ничего не было.

Все исчезло.

Ни птиц, ни цветов, ни зубчатых зеленых листочков, ничего. Лишь корявые и иссохшие остатки чего, что когда-то находилось на плоской кровле. Мертвые останки цветника можно было рассмотреть только если сильно напрячь зрение и долго-долго всматриваться вдаль.

— А куда же все подевалось? — в растерянности оглянулась на демона, но, кажется, и он не знал ответа. — Я ведь только что видела цветы!

— Возможно, ты видела что-то другое, — предположил Сатус.

— Ты не удивлен? — догадалась я. — Ты знал, что так будет!

— Конкретизируй, — сухо потребовал демон.

— Ты знал, что что-то произойдет!

— Предполагал, — выглядя безразличным, поправил меня Сатус. — Это было очевидно. Никто бы не стал обносить стеной пустое пространство и размещать в башнях боевые подразделения. Разве нет?

Он швырнул в меня неожиданной злой и высокомерный взгляд, который в последние дни исчез с его лица, а теперь вновь появился и напомнил мне о том, кто он такой. Кем он был раньше, и кем будет всегда.

— Не знаю, наверное, — тихо промолвила я. А после подняла взгляд и вновь едва не задохнулась от восхищения. — Но все равно, это похоже на сказку! Будто малиновый свет ягодной луны снял проклятье, как принц поцелуем расколдовал принцессу!

— Что-то я не понял, — нахмурился Сатус. — О каких принцах идет речь?

— А, — отмахнулась я. — Не обращай внимания! Идем?

— Куда? — демон не разделял моей радости. А я больше не могла устоять на месте. Мне хотелось узнать, что же находится внутри волшебного дворца, пусть даже Сатус отрицал, что это дворец. Почему-то появилась уверенность, что я оказалась в этом мире не просто так, и просто обязана была узнать, как он устроен.

— Туда, — махнула я рукой на мост.

— Зачем, Мира? — грустно вздохнул демон.

— Ну… просто, — пожала я плечами. — Мы же все равно уже здесь, так, почему бы не собрать больше информации?

Демон поразмышлял, запустив пальцы в густую шевелюру, а после согласно кивнул:

— Ладно, пойдем.

И первый ступил на мост. Развернулся, и подал руку мне.

Я замешкалась, нерешительно взглянув на протянутую мне ладонь.

— Да ладно, мышка, — изогнул губы в кривой и совсем не веселой усмешке парень. Его лицо будто замкнулось и больше не показывало никаких эмоций, транслируя лишь холод и отрешенность. Он ушел куда-то внутрь себя, туда, куда мне не было хода. И главное — он и не собирался приглашать меня с собой.

В этот момент он показался мне отчаянно одиноким. Пешим путником, пробирающимся сквозь неприступные горные тропы к вершине, зная, что там его никто не ждет. И, более того, когда путь будет пройдет до конца, он останется там навсегда. И неважно, насколько ему будет трудно, и горько, и сложно — со всем придется справляться в одиночку.

Потому что помощи ждать не откуда.

Никто не придет.

— Я уже понял, что не нравлюсь тебе. Но это не значит, что нужно от меня шарахаться.

Я молча вложила пальцы в его ладонь. Он сжал их, будто пытаясь выразить что-то, что не мог сказать словами, а после просто пошел вперед.

И повел меня за собой меня.

Пока мы шли края моей накидки трепал пронизывающий ветер, наполненный ночным холодом. Врываясь под накидку, он пробегал по обнаженной коже ног, отчего я очень быстро начала замерзать. Под школьными туфельками на низком каблуке скрипели дощечки, из которых было сбито полотно моста. Ограждением для него же служили немного истрепавшиеся, но все еще крепкие канаты.

Когда мы были уже на середине пути, каблук моей правой туфли подвернулся, из-за чего я споткнулась и едва не потеряла обувь. Подобрав полу накидки и взглянув вниз, я увидела, что попала пяткой в небольшое отверстие, образовавшееся в одной из дощечек.

— Ты чего застыла? — не очень вежливо дернул меня за руку Сатус.

— Нога, — пожаловалась я и наклонилась, чтобы поправить обувь. Взгляд мой скользнул вниз, на дощечки, и… — Ох! Мамочки!

Глава 7

Сквозь небольшой пролом в полотне моста просматривались редкие разрывы, образовавшиеся в густых облаках, а уже они давали возможность рассмотреть то, что было под ними. Вытянутые каменистые пики, на которые были нанизаны человеческие тела. Проткнутые острыми вершинами насквозь, они висели, безвольно раскинув руки и ноги, и запрокинув головы. Волосы, у некоторых короткие, у других — длинные, развевались на ветру.

— Тай, — проговорила я, чувствуя, как начинают мелко-мелко подрагивать внутренности.

— Э-э-э, — странно отреагировал демон. Настолько странно, что я оторвала взгляд от ужасающей находки и посмотрела на Сатуса. Он разглядывал меня расширившимися глазами того, кого только что ударили под дых. — Что… Мира?

Слова дались ему с большим трудом. Вот только с чего бы? То ли он внезапно разучился говорить, то ли пережил прозрение, соотносимое с катарсисом.

— Ты как-то побледнел…, - заметила я с осторожностью, а то кто знает, что у него там в голове.

— Ты впервые назвала меня по имени, — и в его глазах засиял свет, разгоняя густую, насыщенную тьму, к постоянному близкому присутствию которой я уже начала привыкать.

— Да? — я не сразу поняла, о чем он говорит. — А, ну… да! Не важно! Там мертвецы! — и я начала неистово тыкать себе под ноги, внутренне содрогаясь. А потом поняла, что они буквально у меня под ногами и испытала настойчивое желание забраться куда-нибудь повыше. — Там мертвые люди! Их туда сбросили!

— Возможно, — демон кашлянул. Раз-другой, а после решил заглянуть за канатное ограждение.

Его спокойствие и отчужденность подстегивали мою нервозность еще сильнее.

— Может быть… может быть, нам лучше вернуться назад? Что-то мне перестала нравиться эта идея.

— Мира, — с недовольством вздохнул Сатус, прикасаясь пальцами ко лбу и прикрывая глаза, не в силах больше на меня смотреть. — Ты бы уже определилась, чего ты хочешь…

Его слова задели.

— Я бы определилась, если бы знала, что происходит! И вообще, если тебе так трудно находиться рядом со мной, то тебя никто не заставляет!

— Что? — очень тихо и очень спокойно спросил демон, убирая руку от лица. — Что ты сказала? Повтори!

В его голосе закипела ярость, да так резко, словно что-то внутри него постоянно находилось в состоянии медленного воспламенения.

Стало жутко. Я вдруг вспомнила то, что начала забывать. А именно как он, сорвав с себя одежду прямо посреди библиотеки, начал превращаться в нечто огромное, всесильное и неизбежно смертельное.

Я знала на что он способен, знала, каким может быть и все же, мне не хотелось уступать демону. Возможно, потому что мне посчастливилось встретиться не только с его злой стороной, но и доброй. Той, что не раз мне помогала. А возможно, потому что какое-то скрытое чувство подсказывало — если однажды прекращу сопротивление, то он подчинит меня себе полностью. И это уничтожит меня, как личность, как человека. Меня больше не будет, будто только он.

— Я сказала, — глубоко задышала, преодолевая удушливое внутреннее сопротивление, — что если тебе что-то не нравится, ты можешь просто уйти. Или уйти могу я.

Не став дожидаться его ответа, я сделала шаг назад. А потом еще один, не смея оторвать взгляда от сатанеющего лица демона. Развернулась, отчего полы плаща взметнулись вокруг меня, подобно крыльям огромной птицы, и бросилась прочь.

Но не успела пробежать и нескольких метров, как навесной мост подо мной угрожающе закачался и противно высоко заскрипел.

Облака внизу начали стремительно сгущаться. Луна из малиновой превратилась в кроваво-красную, а после меня сшиб с ног такой сильный порыв ветра, что резкая боль пронзила уши от страшного воя воздушного потока, закружившего вокруг меня.

— Кай ун-тан! — закричал кто-то. Отбросив пелену волос, упавшую на лицо, я увидела, как от башни к нам бежит… тот самый парень со шрамом под глазом. Бежит, кричит и неистово размахивает руками. Его лицо было бледным, как мел, а в глазах стоял ужас. — Кай ун-тан а-тасал!

*Прочь! Прочь с моста!

Секунда промедления и время будто остановилось, сузившись до одной маленькой точки, как будто в этой точке оно и начиналось. Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову, но я вдруг явственно ощутила, как мир замер.

Вдохнул.

Но не выдохнул.

И я увидела всех нас будто бы со стороны.

Отчаянно испуганного парня в сандалиях, мчащего к нам со всех ног.

Застывшего на середине моста Сатуса с окаменевшим лицом.

И себя, растрепанную и бездумно глядящую в пустоту.

Когда парень со шрамом уже бежал по неустойчивым дощечкам, раскачивая мост еще сильнее тяжелыми ударами ног, ощущение остановившегося времени исчезло.

И послышался треск.

— Мамочка, — прошептала я на всхлипе.

И мост начал рушится.

Одно за другим полопались звенья цепей, которые скрепляли мост с краем обрыва. Натянулись и разъяренными змеями взметнулись в воздух оторвавшиеся канаты, обрывок которых с угрожающим свистом промелькнул рядом с моей головой, не задев лицо лишь по чистой случайности. Защелкали ломающиеся дощечки, с поразительной легкостью раскалываясь пополам.

Ноги перестали ощущать по собой хоть какую-то опору, я упала и поехала вниз по рушащемуся мосту. Собственный крик, взметнувшийся к небу, услышала откуда-то издалека в то время, как я сама уже летела в пропасть. Моему воплю вторил другой, мужской. Парень, чье имя я так и не успела узнать, размахивая руками и ногами первым сорвался вниз, погрузился в облачную пелену и скрылся из вида. В отдалении послышался глухой звук удара и протяжный стон.

А я неконтролируемо неслась вниз, скользя на спине, как пингвиненок по льдине.

Тело окутала невесомость, глаза непроизвольно закрылись, спасаясь от сухой рези, а шею сдавило завязками накидки.

— Мира! — закричал отчаянно знакомый голос, но так, будто нас уже разделяло что-то непреодолимое.

Мелькнула неожиданно спокойная мысль, что подобный итог вполне закономерен и должен подвести черту всем моим бессмысленным приключениям.

Я осознала, что не боюсь смерти. Терять свою жизнь не так страшно, как терять любимых. Может быть, потому что когда умираешь сам, то имеешь право смириться, а вот когда уходят другие, ты знаешь, что должен бороться за них до конца, потому что не имеешь право сдаваться. И приходится быть сильной. Очень-очень сильной…

Рывок был болезненным и отразился хрустом в запястье, потом что-то опасно щелкнуло в локте и боль разлилась по предплечью.

Глаза непроизвольно распахнулись и наткнулись на пару других глаз. Черных, злых. Они были так близко, словно находились не передо мной, а внутри моей головы.

— Луна сегодня прекрасна, не правда ли? — тяжело дыша, прохрипел демон, удерживающий меня за руку над пропастью.

Не знаю, какого ответа он ожидал, но из моей груди вырвался какой-то несвязный набор звуков.

— Держись, мышка, — выдохнул Сатус, чье лицо перекосилось и вряд ли от напряжения. Не такая уж я была и тяжелая. — Я вытащу нас! Ты только держись, поняла?

Я кивнула. И посмотрела вверх. Мы болтались у самого края моста, который теперь отвесно висел над пропастью. И я помнила, что где-то там, под облаками находились острые каменные стержни.

Демон продолжил командовать, перекрикивая свист ветра:

— Схватись за меня обеими руками! — я подняла правую руку и вцепилась в его рукав, а вот с левой было сложнее. Он начала неметь и плохо слушалась, будто где-то там, внутри, что-то надломилось или надорвалось. — Я поползу вверх, а ты держись крепко, и чтобы ни случилось, не отпускай! Не смей отпускать!

Я кивнула, потому что была неспособна разговаривать. Но каких-либо слов парень от меня и не ждал. Ему было не до этого, он и так удерживал и меня, и себя, зацепившись пальцами за одну из немногих уцелевших планок, уже местами потрескавшейся, и начал движение вверх. Демон карабкался по остаткам дощечек соединенных остатками канатов, как по веревочной лестнице, используя в качестве перекладин то, что осталось от моста.

Он старался двигаться ритмично и быстро, но чем выше мы поднимались, тем труднее было Сатусу. Я видела это по вздувшимся венам на шее, по волнами прокатывающихся вдоль его рук судорог, по поту, скатывающемуся с его лица градом. И это вызывало волнение, ведь я знала, что демон был способен на многое. Возможно, он боролся еще с чем-то, что было для меня невидимым или не осознаваемым. Какая-то магия… Возможно, та самая, которая и обрушила мост.

В какой-то момент мне показалось, что мы уже не выберемся, что сейчас рука демона сорвется и это станет концом для нас обоих. Я даже зажмурилась, не желая видеть, как он погибнет по моей вине, а потом…

Потом в ворот моей накидки вцепились, потянули в сторону, передвигая и с силой подбросили. С визгом я перелетела через край и приземлилась на что-то твердое, но мягкое.

— Ох!

А подо мной раздался мужской смех. Такой довольный и низкий, в котором чувствовалась типично демоническая улыбка, обещающая и райское наслаждение, и адские муки.

Я оказалась лежащей на Сатусе, которому все-таки удалось нас вытащить. И теперь мы находились внутри того самого белого дворца, чьим волшебным появлением я восхищалась еще совсем недавно.

— Смешно тебе? — сорвалась я. Уперлась руками, в том числе и той, которая ныла, сообщая, что с ней что-то не так, в подрагивающую от смеха грудь демона и хотела встать, но мне не позволили.

Аккуратно, но сильно притянув обратно, демон прижал меня к себе, приникая пылающим влажным лицом к моей шее. Я ощутила биение собственного пульса. Лихорадочное, больное. А потом уловила другую пульсацию, чужую, чей темп отличался от моего. Он был мощным, ровным и непоколебимо размеренным. И сквозь эту непоколебимость нитью проходила уверенность, неукротимость и требовательность.

Мое собственное сердце дрогнуло, затрепетало в груди и нехотя, через борьбу и болезненные паузы, начало подстраиваться под этот чужой ритм. Так уже было единожды. И повторилось вновь. Что-то было в этом парне такое, что умело покорять. Обуздывать не только разум, но и душу.

Сатус чуть сдвинулся подо мной, положив ладонь на затылок и заставляя приникнуть к нему еще теснее, будто пытаясь вдавить меня в себя. Меня окутал его запах, такой же горячий и яростный, как он сам. И вынуждающий болезненно сжиматься мышцы где-то глубоко внутри.

Я попыталась вырваться, но он не позволил.

Ничего не видя из-за собственных волос, накрывших и его, и меня, нащупала ладонями твердую, холодную и гладкую поверхность и попыталась оттолкнуться, но это было все равно, что толкать автобус.

Поняв, что у меня нет другого выбора, кроме как подчиниться его желаниям, я остановилась и сжалась.

— Замри, беги или сражайся, — продолжая давить ладонью на мой затылок, прошептал Сатус. Его щека прижималась к моему виску, его губы касались моих волос, а легкие наполнялись ароматом его кожи. Он будто бы был не только снаружи, но и внутри меня, постепенно отвоевывая себе новые территории, устанавливая свою власть и свои правила. И хотя я знала, в чем его особенность и как действует его магия, почему-то сохранялось ощущение, что дело не в ней. Дело в чем-то другом… — Три разных способа выживания, которые лучшие всего действуют в сочетании друг с другом. Сперва замри, потом беги, а потом сражайся. Когда мы встретились в первый раз ты замерла. Потом ты много раз от меня сбегала. А теперь ты пытаешься со мной сражаться. Но ты проиграешь, малышка. Потому что очень скоро поймешь, что сражаешься с самой собой.

Его ладонь ослабила давление, я обрадовалась и вскинула голову, но это оказалось ловушкой. Потому что другая его рука обхватила мое лицо и направила навстречу к его губам.

Поцелуй острой тонкой иглой пронзил меня насквозь, от макушки до пят, а в груди вспыхнул огонь и раздувал его он, парень, чьи мягкие губы скользили по моим губами. Нежно, ласково, будто уговаривая и увлекая за собой. Будто призывая услышать его, услышать зов его сердца, которое билось для меня, вместе со мной, внутри меня. Оно было таким большим, будто бы больше всех миров вместе взятых, уже известных мне и тех, которые я, возможно, никогда не увижу. И таким сильным, готовым биться за нас двоих. Такое же обещание давали и его губы, с каждым вдохом все яростнее впиваясь в мои с каким-то готовым вот-вот выйти из-под контроля голодом.

Раздался стон.

И стонала не я…

Содрогнувшись всем телом, я разорвала поцелуй и распахнула века… чтобы оказаться застигнутой врасплох его откровенным взглядом.

— Мне нравится твоя шея, — осипшим голосом, гораздо более глубоким, чем обычно, проговорил Сатус и его пальцы продолжили путь его глаз, которые с повышенным вниманием рассматривали то, что было ниже моего подбородка. Но мне не нравится, когда на ней появляются отметины. Чужие отметины.

От его слов в памяти вспылили обрывки воспоминаний, когда он сам ударил меня и как раз в упомянутое им место.

Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что он все понял, рывком поднялся и приник губами к тонкой коже у горла.

— Мне жаль, что это случилось, — шептал он мне в шею. — Мне жаль за мою несдержанность и за то, что я сделал тебе больно.

— Ты постоянно делаешь мне больно, — ответила я, уклоняясь от его следующего поцелуя.

— Что? — я ощутила, как все его тело напряглось, ужесточилось. — Отпусти, — потребовала я. Но он не услышал, лишь сильнее сжал мою голову пальцами, да так, что аж белые точки проступили перед глазами. — Отпусти!

— Посмотри на меня, — прорычал Сатус. — Посмотри на меня! Что тебе еще нужно? Разве я не достоин твоей любви! Что тебя во мне не устраивает?

— Всё…

— Что? Я плох всем? Неужели? — он хищно и провокационно усмехнулся. — То есть, тебе не нравится мое лицо, тебя не тянет к моему телу? Я так не думаю. Я вижу, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что никто не видит. Я чувствую каждый твой взгляд. Вот здесь, — и он положил мою ладонь себе на грудь, туда, где билось сердце. — Не обманывай, ни меня, ни себя.

— Красота — не главное, главное — характер, — проговорила я, стараясь оставаться невозмутимой, несмотря на ощущение, будто меня зажали в тиски.

— Да чем тебе не нравится мой характер? — изумленно взвыл Стаус.

— Всем! — сорвалась я.

И истерика, которая стала следствием всего пережитого хлынула наружу.

Я начала кричать, плакать и рваться из его рук изо всех сил.

И в какой-то момент он меня отпустил. Я вскочила, отбежала в сторону и уже там рухнула на колени, прижимая ладони к лицу и пытаясь остановить слезы, но они лились и лились, словно река после прорванной дамбы. Плакала я долго, пока не выплакала всех страх и всю боль.

Когда слезы иссякли, а из горла больше не вырывались рыдания, я вытерла щеки и рискнула посмотреть на демона, который все это время молча сидел в стороне.

И это было лучшее, из того что он мог сделать. Просто не вмешиваться.

Заметив, что я начала успокаиваться, демон встал, подошел и присел на корточки рядом, протянув мне белый шелковый платок.

Я едва не расхохоталась.

Он гуляет по мирам, спасая и спасаясь, с отглаженным платком в кармане!

Истинный аристократ.

Взяв платок, я приложила его к ощутимо опухшим глазам. Мое тело еще сотрясали краткие всхлипы и надсадные вздохи, которые я никак не могла сдержать, хоть и очень старалась.

— Мира, — попросил демон. — Мира, взгляни на меня!

И с рычащим вздохом обхватил мое лицо ладонями, силой развернув к себе. Я не хотела смотреть на него, наверное, чувствовала, что не выдержу.

Всего было слишком много.

Его было слишком много.

— Полюби меня, — попросил демон, а у меня заныло в груди. — Полюби меня, Мира. Пожалуйста, прошу тебя…

А я смотрела на него и не знала, что ответить.

Чтобы полюбить кого-то надо увидеть, что за мир у него внутри.

И я не была уверена, что смогу пережить встречу с миром демона. А еще… я так отчаянно боялась. Я смотрела на нас будто со стороны, и видела и прошлое, и будущее. Прошлое моей мамы, оказавшейся во власти чудовища. И будущее мое, в котором история могла повториться. И я не могла этого допустить.

Шмыгнув носом, убрала руки демона от своего лица, молча встала и оглянулась.

— Где мы?

Глава 8

— Я думаю, это что-то вроде магистрата, — демон поднялся следом за мной. Его тяжелый взгляд я чувствовала лопатками.

— Магистрат?

— Городское управление и место, где оно, соответственно, размещается.

— Аааа, что-то вроде управы, — покивала и я сразу же усомнилась: — Не похоже, что здесь кто-то кем-то управляет.

Белое строение, возведенное из отполированного и будто бы светящегося изнутри камня, внутри оказалось гораздо большим, чем казалось снаружи. Было много света, хотя где находились его источники оставалось загадкой, ведь он словно лился сразу и отовсюду.

По правую сторону от нас расположился каскад фонтанов, которые… не работали. Конструкция, напоминающая свадебный торт, была устроена так, чтобы вода с верхних ярусов струями падала вниз, наполняя большой круглый водоем. Но из-за того, что работа устройства была остановлена, вода сверху перестала наполнять нижний ярус. А та, что осталась внизу никуда не утекала, постепенно превращаясь в воду стоячую, как в речном пруду.

Я приблизилась к выложенному прозрачными кристаллами бассейну и в нос сразу же ударил запах тухлятины. Отшатнулась, зажав нос. А после, стараясь ни к чему не прикасаться, заглянула за край, всмотрелась в толщу воды, успевшей приобрести зеленовато-голубоватый оттенок и вновь отпрянула назад, на этот раз с воплем.

— Что там? — поспешил ко мне Сатус.

Я лишь прикрывала рот и тыкала пальцем в сторону нижнего яруса, боясь, что меня сейчас стошнит.

— М-да уж, — скудно оценил демон, рассматривая дно бассейна. — Не очень приятно.

— Не очень приятно? — закашлялась я, рискнув заговорить.

— Мира, это всего лишь мертвые лебеди, — не проникся Сатус, которого, кажется, вообще мало, что могло впечатлить.

— Им перерезали шеи, — сдавленно прошептала я. Теперь это душераздирающее зрелище с лежащими в воде птицами будет преследовать меня вечно. — Но зачем?

— Мертвые люди, сброшенные вниз, убитые лебеди, пустой гарнизон, почти безлюдный город. Так не должно быть. Что-то здесь происходит, — мрачно качнул головой Сатус. — Но есть еще кое-что, не менее загадочное, чем это место.

— А? — не поняла я.

— Когда мост начал падать — ты испугалась, очень сильно испугалась. И все же не открыла проход и не воспользовалась межпространством. Раньше ты делала это автоматически, под влиянием сильных эмоций. Так ты попала сюда, так ты переместила сюда меня. А в этот раз ты испугалась, но портал не открыла. Так… почему Мира?

Мне стало очень неуютно под проницательным взглядом черных глаз, в которых было так много почти невыносимой откровенности.

Отвернулась, но ответила честно:

— Не знаю, — и впервые всерьез задумалась над тем, каким образом работала сила, что была мне дана.

— Когда ты падала, что ты почувствовала? — прищурился демон. — Ты вообще хоть что-то чувствовала?

— Не знаю… возможно… я почувствовала освобождение?

— А что ты чувствуешь, когда смотришь на меня? — демон шагнул вперед.

И я опять запаниковала под влиянием ощущения, будто меня хотят загнать в ловушку.

Или уже загнали.

Не знаю, чем бы все закончилось, потому что демон сделал еще несколько стремительных, почти смазанных движений ко мне с угрюмой решимостью.

Хотела бы я его остановить.

Но нет.

Его остановил звук разбиваемого стекла.

Демон застыл напротив, и мы оба оглянулись на звук. Закрыв ладошкой рот, я прервала всхлип, сотрясший грудь спазмом. Мне было плохо, тяжело, маетно. И с каждой минутой становилось всё хуже, и я уже не понимала, что со мной происходит. Был ли этому причиной демон или что-то другое.

— Надо проверить, что там, — проговорил принц, расправляя плечи и разом подбираясь. Предположил, что на нас могут напасть? Я вспомнила, что он был не просто студентом, а студентом факультета боевой магии и темных знаний. А у себя на родине он командовал армией.

Рука старшекурсника потянулась к моей, теплые пальцы коснулись тонкой кожи костяшек, но отдернулись, будто обожглись. Хотя я знала, что была холодной. Я остывала изнутри, как остывает покойник.

Скулы Сатуса напряглись, он наморщил лоб, словно сражаясь с какими-то неприятными, непрошенными мыслями, а после выдохнул, будто решившись на что-то и смело пошагал вперед, глядя себе под ноги.

Я потеряно огляделась вокруг, увидела не работающий фонтан, вспомнила про зверски растерзанных птиц и торопливо бросилась за демоном.

Мы двигались вглубь того, что Сатус назвал магистратом, а мне оно больше напоминало чертоги правителя. Здесь явно жили, и жили, ожидая угрозы из вне. Потому что никто не станет защищать простую городскую постройку стеной, гарнизоном и магией, настроенной так, чтобы посетители могли попасть внутрь исключительно ночью, при свете луны. Почему именно ночью? Ночью местные жители могли защитить себя лучше, чем днем? Или они опасались чего-то такого, что могло прийти к ним исключительно в светлое время суток?

Эта мысль натолкнула меня на воспоминание о ночи гибели Милены. Тогда Сократ упомянул, что она не пропускала через заставу никого, кто приходил к пункту пропуска после наступления темноты.

— Через заставы невозможно пройти ночью, — прошептала я. — Хотя нет… это бред какой-то. Можно же перейти из мира в мир днем и затаиться где-нибудь, пока солнце не сядет.

— Что ты там бормочешь? — недовольно оглянулся на меня Сатус.

— Ничего! — подпрыгнула я от неожиданности. И быстрее засеменила ногами, пытаясь подстроиться под широкий шаг демона, но при этом стараясь ступать исключительно на цыпочках, чтобы не создавать шум каблуками школьных туфель.

Задрав голову, я обратила внимание на необычность местных потолков. Они были высокими, яркими и разноцветными, украшенными стеклянной мозаикой. А может быть, они целиком состояли из стекла? Но как бы там ни было, потолки сохраняли ощущение, будто свет лился прямо изнутри этих кусочков стекла, похожих на слезы русалки. Так мы в детстве называли ограненные морскими волнами стекляшки, которыми были усеяны морские пляжи. И радовались, когда находили особенно большие кусочки, потому что таких было мало, хвастаясь друг перед другом. Я любила собирать слезы русалки, но не любила приносить их домой, потому что как только камешки высыхали, они теряли свое очарование, становились мутными и шершавыми. А потому я чаще всего просто оставляли их там, где нашла — на пляже, зарыв в песок в укромном уголке. Они были моим сокровищем.

Присмотревшись к мозаике, я поняла, что в центре круга на потолке, от которого расходились длинные лучи наподобие солнца, выложен символ, напоминающий рыбу.

— Здесь любят рыбачить? — удивилась я.

— Что? — Сатус проследил за моим взглядом. — А, это ихтис. Знак плодородия.

Пройдя еще метров десять мимо колон, соединенных мерцающими полотнами, мы вышли к огромному залу, с которого начиналась анфилада — длинный сквозной ряд комнат, примыкающих друг к другу и следующих одна за другой, соединяясь между собой широкими дверными проемами. Здесь не было столбов и огромных дыр между ними, сквозь которые так легко было вывалиться прямиком в пропасть, а вместо них имелись традиционные крепкие стены с двустворчатыми окнами, распахнутыми внутрь.

Едва оказавшись в первой из комнат, из которой открывался отличный вид на все последующие, мы сразу остановились. Демон схватил меня за плечо и затолкал к себе за спину. Я не стала сопротивляться и возмущаться, потому что… пребывала в шоке.

Я никогда не видела такого количества… трупов. Мертвые мужчины и женщины, дети и подростки, пожилые дамы и бородатые дедули лежали кто где. Наряженные в торжественные наряды малинового цвета в тон озаряющей небо луны, они все были абсолютно мертвыми. Их позы, беспорядочные и все разные, буквально кричали о том, что они не были готовы к смерти и не собирались умирать, но она застала их там, где они стояли в момент её наступления. Помимо одежд, всех их объединяло еще кое-что — гримасы ужаса, застывшие на лицах и превратившие их в посмертные маски, будто бы все они разом увидели нечто такое, отчего можно было бы обзавестись седыми прядями. Но нет, они не просто поседели, они все погибли, погибли мучительно. Глаза кровавой кашей вытекли из почерневших глазниц, пальцы скрючились как бывает у больных подагрой стариков, а кожа скукожилась и пластами сползла вниз, а отслаиваясь и разрываясь, будто плохая пленка, опаленная над открытым огнем.

— Тай! — вцепилась я в руку демона. — Что здесь случилось?

— Не знаю, — скрипнул Сатус зубами. — По виду напоминает бойню. Да и по запаху тоже.

— А что с запахом? — быстро зажав нос, прогундосила я.

— Смертью пахнет. Плохой смертью.

Я повела самопроизвольно выпучившимися глазами влево и увидела источник звука, который и привел нас сюда.

Это был мужчина среднего возраста в таком же, как и у всех, малиновом облачении — широких штанах из тонкой легкой ткани и просторной рубахе. Внешне он был совершенно непримечательным, на такого посмотришь и забудешь уже через полторы минуты, но разнообразие его облику добавляло огромное темное пятно, которое расползалось по мужской спине ниже лопаток с правой стороны. Рана была сквозной и обильно кровоточила, пропитывая рубашку и спереди, и сзади. Кровоточила сильно, но казалось, будто ранение он получил совсем недавно, едва ли не несколько минут назад. Возможно, даже, одновременно с тем, как оказались здесь мы.

Роняя капли крови на белоснежный пол, мужчина пытался подняться и в одной из таких попыток использовал створку окна, которую и разбил, дополнительно порезавшись об осколки.

Не обращая на нас никакого внимания, а может быть, просто не видя, он отцепился от рамы и, преодолевая сопротивление сдающегося тела, пополз куда-то вглубь анфилады, глядя перед собой мутными глазами.

— Тай, — выдохнула я, закрывая рот ладошками. — Что с ним?

— Ничего, кроме того, что он умирает, — безразлично проронил Сатус, наблюдая за раненным.

— Может быть, нам попытаться как-то ему помочь? — предположила я, заглянув демону в лицо, но не увидев там и капли сочувствия.

Ему было абсолютно все равно.

— Каким образом, Мира? — с раздражением закатил принц глаза, вновь начав демонстрировать свое превосходство во всей его невыносимой концентрации. — Ты лекарь? Ты умеешь выхаживать больных и раненных?

Я отрицательно помотала головой.

— И я не умею. Меня учили отнимать жизнь, но не помогать удерживать её.

— Мы можем хотя бы попытаться, — я решила не сдаваться. Почему-то мне было жаль. Жаль раненного, жаль всех, кто погиб здесь в страшных муках, жаль… сам этот мир.

Последняя мысль будто зажгла свет в моей голове. Я застыла с открытым ртом, внезапно осознав — этому миру очень и очень плохо.

И поэтому плохо было и мне.

Я его чувствовала. Чувствовала этот мир.

И что еще важнее — он тоже меня чувствовал.

Сатус, тем временем, не подозревая о случившихся мысленных прозрениях, пытался убедить меня в глупости собственных намерений.

— Кого ты собралась лечить? Мы даже не знаем, кто он. Он человек, маг, эльф, оборотень, инкуб? В таких местах кто только не собирается, а потом еще и скрещивается между собой. На выходе получается что-то вообще непонятное, а лечить того, не пойми кого, опасно! В первую очередь для таких дурочек, как ты!

— Чего это? — мне стало обидно из-за такого отношения, будто я доставляю исключительно одни проблемы.

— Того это! — передразнил меня демон, нехорошо сверкнув глазами. — Потому что ты ведешь себя так, словно и не дорожишь своей жизнью вовсе.

— Я дорожу! И не только своей, но и чужой! Поэтому и предлагаю ему помочь! — и взмахом руки указала на раненного мужчину, который за то время, что мы потратили на споры, успел проползти не более трех метров.

Но он все равно не сдавался. Будто там, в соседних комнатах было что-то, что держало его в этом мире, хотя по всем законам мироздания он должен был уже испустить последний вздох.

— Какая же ты надоедливая, — прикрыв глаза, вздохнул демон. — Ладно! Если тебе так хочется во все это влезть, давай ему поможем!

И он широкими шагам направился к ползущему. Но спасать не торопился. Нет, он обошел его по дуге, встал поперек заданной раненым траектории и подождал, пока тот до него доползет и стукнется лбом о голень демона.

А потом еще раз, и еще раз. Мужчина как будто не понимал, что происходит и просто тыкался в препятствие, тараня помеху головой.

После третьей попытки Сатусу это надоело, он присел, подтянув штаны, остановил ладонью голову мужчины и вгляделся в его расфокусированные и потерянные глаза.

— Кам кунта? — вместе с кровавыми сгустками, вылетевшими из его рта, прокашлял мужчина.

*Кто здесь?

Демон поморщился, потому что несколько красных каплей приземлилась и на его одежду, а после спросил на таком же непонятном мне наречии:

— Кам эсэ?

*Кто ты?

Спина мужчины выгнулась, он весь напрягся и задрожал, будто в припадке, и повторно прокашлял:

— Эсэ ман аталантан-и?

*Ты меня понимаешь?

— Аталан.

*Понимаю.

Не знаю, о чем они говорили, но едва Сатус кивнул головой, как раненный вцепился в край его брюк с такой силой, что я услышала, как затрещала ткань.

— Мана… мана Фимар тесэ, — выдохнул мужчина, а кровь уже почти полностью пропитала его рубашку.

Я не выдержала, плюнула стоять в сторонке и направилась к беседующим.

— Ближе не подходи! — приказал мне Сатус, выставив руку.

И я застыла, не дойдя до них.

— О чем вы говорите? — мне стало тревожно от мысли, что от меня что-то утаивают.

Мужчина медленно повернул голову, отреагировав на звук моего голоса, и я поняла то, о чем следовало бы догадаться раньше.

— Он что, слепой? — с ужасом прошептала я.

— Да.

— Мэн-ле херам?

*Что это за женщина?

— Мана пулас арам, — ответил Сатус, безразлично мазнув по мне взглядом.

*Моя будущая жена.

— Что он спросил? — от нетерпения я не могла устоять на месте, но нарушить запрет Сатуса было страшно. Несмотря на то, что наши отношения улучшились по сравнению с тем, как начались, я знала, каким он мог быть в гневе.

— Он спросил, кто ты, — быстро перевел Сатус.

— И что ты сказал?

— Правду, — спокойно ответил демон. Помолчал, а потом лениво растягивая гласныепроговорил: — Что мы учимся в одной школе.

Что-то мне не понравилось в этом его поведении, но я не нашла, к чему прицепиться, а потому просто сказала:

— Ладно, — мужчина внимательно прислушивался к нашему диалогу, а голова его едва заметно двигалась из стороны, как будто он ловил не только звуки наших голосов, но и еще что-то. — Ты спросил, кто он? Что с ним случилось? Как ему помочь?

Сатус скривился, но обратился к мужчине:

— Эсэ сын-и?

*Ты человек?

— Щап.

*Да.

— Сана пулш асан, — проговорил Сатус и потянулся к раненному. Демон попытался его поднять, но тот еще яростнее вцепился в его руки и, притянув к себе, начал что-то быстро шептать ему на ухо.

*Я тебе помогу.

— Щук, мана пулаш янта! Сана вилетар! Анч-ах маан пур! Мана арам! Тал вар-ый! Тал та кунта! Мана ана мал-ла! Мана ана пур теле эссэн пайя!

*Нет, мне уже не помочь! Я умираю! Но моя семья! Моя жена! Она беременна! Она тоже была здесь! Я должен её найти! Я должен убедиться, что с ней все в порядке!

— Что? Что он говорит? — подпрыгивала от нетерпения я.

— Мэн пулна? Кам сана аман-рэ? — не обращая на меня внимания, продолжил допытываться Стаус, пытаясь оторвать пальцы раненного от своей куртки. Но тот держался мертвой хваткой.

*Что здесь случилось? Кто тебя ранил?

— Щук! Мана арам кай мал-ла! — раненный что-то талдычил в приступе помешательства.

*Нет! Мне нужно к жене!

— Да что там такое? — переживала я, все сильнее кусая губы.

Сатус бросил на меня мимолетный взгляд и вернулся к разговору:

— Кащ-ла ыйту! Сана ма арам пулан-ап!

*Ответь на вопросы! И я помогу тебе найти жену.

— Вах-ат… щук, эп… вилет-эп, — в отчаянии простонал мужчина и я почувствовала — его жизнь утекает, как утекает горсть воды сквозь сжатые пальцы. И не важно, насколько сильно ты пытаешься удержать её, есть силы, которые не победить.

*Нет… времени, я… я умираю.

— В таком случае, моя помощь тебе больше не нужна, — вдруг на вполне понятном языке заявил Сатус.

И мужчина его понял, свистяще вздохнул, а плечи его мелко-мелко затряслись.

Демон усмехнулся. Жестко, зло.

— Как ты понял? — выдохнул раненный, не сводя с принца светлых, будто небо ранним утром слепых глаз.

— Моя кормилица говорила на лигарийском диалекте, — пояснил Тай и почему-то показалось, что объяснял он мне. — Поэтому это был первый язык, который я выучил. Ты неплохо на нем говоришь, но не так, как это делал бы носитель.

Мужчина в ответ громко застонал, глаза его закатились и он, схватившись за грудь, начал заваливаться набок.

Я не выдержала и бросилась к нему, оттолкнула Сатуса, попытавшегося встать у меня на пути и подхватила под плечи того, чьего имени не знала, но даже если бы захотела отсюда уйти — не смогла бы.

— Мира, — зарычал демон, впиваясь пальцами в мое предплечье.

— Я все знаю! — перебила я его. — Знаю все, что ты хочешь сказать!

Наши взгляды скрестились.

Я вновь противостояла ему.

Глава 9

— Мира, я тебе не враг, — проникновенно проговорил Сатус. — И тебе не нужно каждый раз держать против меня оборону.

— Почему? — с горечью расхохоталась я. — Потому что это бессмысленная борьба с ветряными мельницами? И ты просто все равно сделаешь то, что хочешь?

— Нет, Мира, — лицо демона обрело неожиданный оттенок грусти. — Потому что я — на твоей стороне.

И весь он в этот момент был таким открытым и честным, что я почувствовала себя раздавленной. Раздавленной этой неожиданной честностью.

— А ты? — подбородок его дрогнул. — Ты на моей стороне, Мира?

Хорошо, что мне не пришлось ничего отвечать. В этот момент мужчина, которого я держала на своих руках, задрожал сильнее, будто сломанная заводная игрушка.

И нашу с демоном зрительную схватку пришлось прекратить.

— Я найду твою жену, и уведу её отсюда. Если она еще жива, конечно. А если нет, найду её тело и проведу погребальный обряд, — пообещал демон, опускаясь рядом на одно колено. Из его слов я поняла только то, что он пытался заключить некую сделку. — Условия ты уже слышал.

— Он… он сказал, что… пришел нас спасти, — простонал мужчина, а я почувствовала, как под моими пальцами, сжимающими его плечи, что-то зашевелилось. И это что-то было внутри него. — Он явился с закатом. И мы… мы решили, раз Даркер его пропустил, значит, он не опасен. И сможет… сможет нам помочь.

— Почему Даркер защищает вас? — Сатус был настойчив в своих вопросах.

— Его жена…, - глаза несчастного начали закатываться, а рубашка была настолько мокрой, что кровь уже даже не впитывалась, а просто капала на пол прямо с ткани. — …она была одной из нас. Он влюбился в неё с первого… взгляда. Наверное, Даркер тоже… верил… что этот сможет… сможет спасти нас. И её тоже.

— Спасти от чего? — безжалостно продолжил демон.

— От… засухи, — с трудом выговорил мужчина, на коже его лица начали проступать прожилки и вздуваться вены. — У нас уже очень давно… не было… не было дождя. Наши запасы пресной воды истощились, а ближайшие реки оказались отравлены. Треть солдат из нашего гарнизона погибла, после того, как выпили речной воды. Мы похоронили их за стеной… а спустя три луны они… они вернулись. Но это были… были уже не они. А что-то страшное… чужое. Их перебили и… и сожгли, останки закопали в землю. Но проблема с водой… всё стало еще хуже.

Говорить ему было очень тяжело, он задыхался, но торопился успеть и рассказать все.

А я уже знала, что этот человек умрет у меня на руках.

Это знание пришло так естественно, как будто мне сказали об этом очень давно, а я просто забыла.

Но сейчас вспомнила.

Возможно, поэтому меня терзало чувство вины. Потому что я с самого начала знала, что раненому не выжить, но ничего не могла для него сделать.

Я не могла ничего исправить.

— Наша риджина приказала… приказала собрать отряд и отправиться в бли… ближайший город, где… где можно было набрать воды в местных… местных колодцах. Но отряд не вернулся. За первым снарядили… второй, а потом… потом и третий. Но все они… исчезли. Мы не знали, что нам… нам делать. Люди начали болеть. Не на чем было готовить еду. Наши сады… погибали, наши животные… умирали.

— Риджина? — одними губами спросила я у Сатуса.

— Глава города, — пояснил демон.

— А потом… потом появился он, — бордовые прожилки уже сеткой покрывали лицо мужчины, вены выглядели так, будто готовы были взорваться в любую секунду. Посмотрев на запястья рук, которыми он, как за последнюю соломинку, цеплялся за край моего пиджака, я увидела такую же ситуацию — синюшная набухшая кожа и темно-красные бугристые сосуды. — Он… он сказал называть себя… брахманом.

— Учителем, — не дожидаясь нового вопроса, добавил Сатус.

— Пообещал, что… что вернет нам воду, если мы… мы будем подчиняться ему во всем, беспрекословно следовать каждому указанию. И мы… мы согласились.

Мужчина умолк, его веки потяжелели. Он то ли начал засыпать, то ли терять сознание.

— Не отключайся! — безжалостно встряхнул его принц. — Что было дальше?

Глаза мужчины широко распахнулись. Зрачки вздрогнули, сперва сузились до точки, а после также стремительно расширились.

— Риджина приказала… приказала подчиниться брахману. И… пропала. Мы остались… одни. Выполняли все приказы и требования брахмана. Многие… были… странные…

— Например? — отрывисто спросил демон. Его лицо стало таким напряженным, как будто он готовился к удару.

— Брахман дал… дал нам семена. Приказал посадить их в горшок… горшок с землей, орошенной кро… кровью. А после приказал… приказал выбрать ребенка. Он и станет нашим… нашим спасением.

Мужчину била дрожь, такая, что я слышала стук его зубов.

— А почему вы не попросили помощи у каравана? — не смогла удержаться я от вопроса.

— У какого каравана, Мира? — зло стрельнул в мою сторону глазами демон.

— Командир гарнизона сказал мне, что мимо проходят караваны, — виновато поморщившись, сказала я.

— Мимо города не ходят… не ходят караваны, — простонал мужчина. — Никто не хо… не ходит. Думаете, почему мы живем за… за стеной? Снаружи… орды разбойников. И командир… командир умер. Сразу… сразу после смерти сына. Это его ребенка выбрали. Случайно. И никто… никто не знал, что мальчик не выживет. Нам приказали сколотить де… деревянный ящик. Брахман посадил внутрь мальчишку, а сверху… сверху запустил насекомых. Мы слышали крики ребенка, но никто… никто не помог. Лишь отец бросился спасать своё дитя. Его… схватили и… сбросили с моста. И все молчали, потому что… вода… вернулась…

Он опять умолк, сделав несколько отчаянных надсадных вздохов.

— Насекомые были плотоядными, — догадался Сатус. — Ребенок умер. А муравьев собрали, подавили и использовали для зелья.

— Да, — неразборчиво просипел мужчина.

— Как ты узнал? — с нехорошим подозрением спросил я.

— Это древняя магия, Мира, очень древняя и очень злая, — торопливо ответил демон, а после вцепился в умирающего: — Что случилось с тобой? И с теми, кто здесь лежит?

— Брахман… брахман выбрал нас и приказал собраться вместе. Остальных запер. После гибели мальчишки многие начали сомневаться в нем, но боялись перечить. Он принес… чашу… чашу с черной жидкостью. Приказал всем сделать по глотку, а потом…

— Потом люди начали умирать, — вновь проявил чудеса догадливости Сатус. И эта его прозорливость была какой-то слишком уж чудесной. — Но ты выжил…

— Да, — мужчина начал резко вздрагивать, как будто что-то сильно толкалось внутри него.

Демон подскочил с пола, на котором мы все трое устроились. Я не успела сообразить, что происходит, как он одним движением руки оттолкнул меня в сторону, не рассчитав силу.

Оторвавшись от земли, я пролетела несколько метров и упала, повалившись вниз. От удара из меня будто бы вытряхнули все внутренности. Перед глазами потемнело, и я не сдерживала громких стонов.

А в это время, где-то там, где остался Сатус, что-то влажно трещало, рвалось и ломалось под звуки криков во всю мощь глотки. Это кричал раненный. И кричал он от боли… потому что так кричать возможно только от боли.

Кое-как приподнявшись на локтях, я выглянула из-под намотавшейся на голову накидки и застыла от ужаса.

Из груди раненного, чья имя я так и не успела узнать, рвалось что-то. Что-то жуткое.

И живое. Оно пожирало его заживо, разгрызало изнутри, прокладывая себе путь на волю сквозь кости, мягкие ткани мышц и кожу. Мужчина хватался за грудь, словно в попытке удержать то, что увеличивалось где-то внутри его тела, ломая в щепки позвоночник. Но вот он выгнулся дугой, протяжно вскрикнул в последний раз, глаза его закатились под веки, и он безвольным кулем повалился навзничь одновременно с тем, как ребра его распахнулись подобно цветочным лепесткам и на волю выпрыгнуло… оно.

Сперва это создание было небольшим, и напоминало нечто среднее между пауком и длинноногим муравьем. Песочного цвета, у него было длинное продолговатое тело, овальное брюшко, выпуклая головогрудь и три пары тонких, но сильных лап. Первые движения передних конечностей, когда оно, всё в крови и липкой слизи, начало шевелиться, были неуверенными, пошатывающимися и поскальзывающимися на багряных лужах. Перебирая и стуча лапками по некогда зеркально блестящему полу, оно начало осматриваться или обнюхиваться вокруг, шевеля внушительными усами. То ли это был паук, похожий на муравья, то ли муравей, похожий на паука, но однозначно можно было заявить одно — оно было опасным и увеличивалось в размерах. Постепенно, почти незаметно, если смотреть на него прямым взглядом, но стоило на секунду отвести глаза, а после посмотреть вновь, как разница сразу бросалась в глаза. Оно росло, и я понятия не имела, до каких размеров это создание способно было вымахать. Вспомнив уроки зоологии, на которых нам рассказывали, что пауки не чувствуют запахи, но при помощи особых сенсоров способны узнать, съедобна ли добыча, я в панике поползла к Сатусу. Тот стоял в стороне в весьма расслабленно позе и с задумчивым, но ни чуть не испуганным видом, рассматривал озирающегося паукообразного, который уже в высоту почти достигал ему до плеча.

В момент, когда мне до демона оставалось каких-то жалких пару метров оно унюхало меня.

Замерло, напряглось всем своим немалым кожистым телом, подобралось, готовясь к атаке и прыгнуло. Завизжав, я сжалась в комок, спрятав в коленях голову, и мысленно готовясь к тому, что меня сейчас сожрут! Но длинные острые лапы лишь успели царапнуть меня по спине, как ворвавшийся поток воздуха отшвырнул существо в сторону.

— Мира? — мой затылок обожгло горячим дыханием, и я поняла, что это был не просто порыв ветра. Это был демон, который в последний момент встал между мной и намеревающимся позавтракать моей тушкой новорожденным членистоногим. — Ты как?

— Ничего, — проговорила я, переворачиваясь, чтобы оказаться к демону лицом, хотя на самом деле… что-то было не так. Приподняв правую руку, я увидела длинный порез на коже, в котором уже собиралась кровь.

— Задел…, - напряженно выдохнул демон, но не это сейчас было самым главным.

— Смотри! — заорала я, ткнув пальцем ему за спину. Туда, где откинутый в угол паук-мутант, оттолкнувшись от стены, перекувыркнувшись в воздухе и пружинисто приземлившись на все восемь лап, подбираясь, готовился к новой атаке.

И это случилось в ту же секунду, как мой крик эхом разнесся вокруг.

Демон успел среагировать в последний момент.

Выхватив откуда-то, то ли из-за пазухи, то ли прямо из воздуха длинный тонкий клинок, чье острое на мгновение блеснуло в воздухе холодным металлом, он ударил им наотмашь. Сатус, кажется, даже не смотрел, куда бил, а просто ориентировался по щелкающим звукам, которое издавало жуткое существо и в такт это звуку подергивалась головогрудь мутанта вместе с двумя короткими загнутыми клешнями, торчащими вперед параллельно друг другу.

Первую атаку мутанта демон отбил. Тот отпрыгнул назад, громко ударившись брюхом об пол, но быстро подобрался, немного разбежался и вновь скакнул вперед. Под звуки моего визга.

Было страшно. Очень — очень страшно! Настолько, что я вцепилась мертвой хваткой в демона, который нерушимой преградой оставался стоять передо мной, упираясь в пол один коленом и закрывая собственным телом.

Еще один рубящий удар клинком и паук-мутант вновь отступает, давая нам кратковременную передышку. Кажется, его не интересовал демон, он пытался добраться конкретно до меня.

Об этом я и сообщила Сатусу, с трудом выговаривая слова. Зубы от страха стучали, отбивая барабанную дробь.

— Знаю, — кратко ответил демон. — Я досчитаю до трех, и ты побежишь.

— Что?! — содрогнулась я, не глядя на принца. Все мое внимание было сосредоточено на людоеде, который, в очередной раз отлетев в угол, упорно встал.

Но теперь он был ранен, покачивался и криво заваливался на один бок. Вытянув шею и придерживая левой рукой правую, я поняла, почему неведомое создание так странно двигалось, боком и чуть наискосок. Демон практически отсек ему одну из передних лап. Она безвольно болталась в воздухе, держась на чем-то, вроде куска кожи или мышцы. Увечье, казалось, совершенно не волновало мутанта, вместо этого он пытался изменить технику нападения, подстроившись под уменьшившееся количество ног.

— Я отвлеку его на себя, а ты побежишь, — повторил демон, покрепче перехватывая клинок в своей руке.

— Куда?! — продолжала вопить я, возможно, слишком громко, но как уж получалось. — Ты забыл?! Единственный путь отсюда — через мост, а он обрушился!

— Я все помню, — скрипнул зубами демон, глядя на меня исподлобья. Выступившие на безупречном лбу прозрачные капельки пота пропитали несколько тонких прядок волос, падающих на глаза. — Беги туда, — он кивнул головой в сторону соседнего зала. — И постарайся спрятаться там, где есть двери. Я найду тебя.

— Но ты останешься с ним один, — я указала головой на шатающееся чудовище, которое приближалось всё ближе, пусть и медленно.

— Думаю, я справлюсь, — криво ухмыльнулся демон. — Из тебя паршивый помощник. На счет три?

— Ага, — я кивнула, выпрямляясь, и вскрикнула. Руку пронзило болью, будто кто-то с силой сдавил рану и кровь началась сочиться сильнее, стекая вниз по запястью и капая на пол.

— Черт, — зашипел демон, оглядываясь назад, туда, где громче затрещал своими клещнями мутант, его роговые усики напряглись и затрепетали. — Он чует твою кровь! И поэтому рвется к тебе!

— Но до того, как он напал в первый раз я не была ранена, — прошептала, внутренне холодея. Рука болезненно пульсировала и будто бы специально выталкивала кровь из вен наружу.

— Была. Скорее всего, ты поранилась, когда падала, — торопливо пояснил демон.

И в изумлении умолк, потому что увидел тоже что и я.

С кровью, моей кровью, уже образовавшей небольшое красное озерцо на полу начало происходить что-то странное. Она, собравшись в одну большую каплю, приподнялась в воздухе, задрожала, а после разделилась на тысячу мельчайших кровавых частиц, образовав облако красной пыли. И эта пыль мгновенно исчезла, будто впитавшись в пространство.

Я уже раскрыла рот, чтобы спросить, что это, черт возьми, такое было, но мир, а вместе с ним и само здание целиком содрогнулось. С лязганьем, грохотом и звуком ломающегося камня.

— Магистрат ломается! — прокричал демон, рывком прижимая меня к себе.

— Нет, не магистрат, — помотала я головой, зажмуриваясь. — Это мир! Мир ломается!

— Беги! — и Сатус рывком швырнул меня в сторону анфилады. Я пробежала несколько метров по инерции, поскользнулась, упала.

Услышала стрекот, обернулась и увидела над собой паучье брюхо монстра. Его ротовые придатки уже тянулись ко мне, а черные глаза-бусины отражали мой предсмертный лик. Оказавшись к нему так близко, я получила возможность рассмотреть его детальнее и поняла, что у него нет рта, одновременно вспомнив, что пауки не едят твердую пищу.

Они впрыскивают под кожу пищеварительный сок, растворяющий внутренние органы, а после высасывают всю жидкость из тела своей жертвы, оставляя лишь сухую оболочку.

— Мамочка! — завизжала я, хватаясь руками за голову.

Бешенное биение собственного сердца перекрыл звук острого лезвия, глубоко всаживаемого во что-то живое.

Приоткрыв один глаз, увидела Сатуса, погрузившего свой клинок аккурат в брюхо мутанта. Натужный вздох, короткая брань сквозь зубы, и демон рванул свое орудие вверх, разрезая туловище членистоногого пополам.

Это же какую силу нужно иметь, восхищенно подумалось мне в то время, как из тела мутанта на пол хлынуло что-то, похожее на мутное желе, с протяжным чвакающим звуком плюхаясь вниз объемными хлопьями.

То, что произошло дальше положило конец нашим приключениям в этом трудном перекроенном чье-то больной, злой магией миром. Последней каплей стало то ли появления мутанта, то ли из-за его уничтожение, но мир съежился, зашатался, запульсировал, заходясь в лихорадке.

Ураганом осколков вылетели из проемов окна, крыша начала трескаться и обваливаться кусками камней прямо на нас, чудом не попадая по головам. Двери захлопали, будто кто-то пытался оторвать их с петель. А после пол накренился, как если бы здание вдруг захотело всех нас вышвырнуть наружу. Я, демон и две части монстра, истекающие вонючей жидкостью покатились вниз, сбивая друг друга с ног и коллективно пачкаясь в крови, своей и чужой, жиже и липкой дряни. Покатились туда, где под стену уже скатились, образовав беспорядочную груду начавших разлагаться изуродованных тел тех, кто погиб здесь до нас…

Зажмурившись, я ожидала болезненного и отвратного столкновения с мертвецами, заранее попытавшись сгруппироваться…

Вдруг в нос ударил резкий запах животных.

Прокатившись кубарем по внезапно освободившемуся от любых препятствий пространству, в твердости которого произошли изменения, что ощутил буквально каждый позвонок моей спины, я упала на что-то, что тихо и как-то даже успокаивающе зашуршало под мной.

Со стоном открыв глаза, с удивлением обнаружила, что лежу… на снопе сена. В воздухе витает практически убойный запах навоза, а меня со всех сторон окружают стойла, из которых наружу высовываются заинтересованные морды лошадей.

Ну, тех самых, которые с крыльями.

Оглянувшись, увидела чуть поодаль сидящего демона. Он сидел упершись спиной в деревянную стенку конюшни, уставший и бледный. Меч его вновь исчез из поля зрения, как и останки паука-мутанта.

— Ты молодец, — вдруг улыбнулся парень, и улыбка эта была светлой и чистой, как колодезная вода. А еще немного благодарной. С благодарностью от демона я сталкивалась впервые, а потому даже растерялась, не зная, как реагировать.

Неожиданно легко оторвавшись от земли, он широкими шагами подошел ко мне, подхватил под живот, усадил, и взял за правую руку, чтобы рассмотреть рану.

— Почему я молодец? — на всякий случай, решила уточнить, а то вдруг мы по-разному понимаем ситуацию, и я молодец в чем-то, о чем совершенно не догадываюсь.

— Ты вернула нас обратно, — он закатал мой рукав повыше и принялся вертеть руку и так, и сяк. Рана на вид не особо изменилась, такое же глубокое рассечение, немного грязненькое, но хотя бы обильно кровоточить перестало.

— Не думаю, что это произошло сознательно, — поморщилась я, когда демон попытался надавить на кожу.

— Впрочем, как и всегда. Больно?

Я кивнула.

— Ты думаешь, он был ядовитым? — с ужасом вопросила, ловя его взгляд. — И я умру?

— Не знаю, — ответил он, и я поняла, что демон пытался быть со мной честным. Возможно, впервые за все время нашего знакомства. — Он не укусил тебя, а поцарапал когтем на одной из лап. Но я не знаю, были ли отравлены эти когти. Поэтому стоит сходить к лекарям.

— Не пойду, — я вывернула руку и опустила рукав пиджака, выглядящего так, как будто я пережила в нем маленькую средневековую войну.

— Почему?

— Потому что в прошлый раз мне там не понравилось, — проворчала я. И решила для профилактики освежить чужую память: — Кстати, это ты меня туда отправил.

— Знаю, — просто и без улыбки ответил парень. Лицо его было пустым и не выражало ничего — ни радости, ни грусти, ни жалости. Жалость мне от демона точно была не нужна, но вот хотя бы какое-то проявление вины хотелось бы увидеть. — Этого больше не повторится.

Слова его прозвучали весомо. В принципе, как и все, что говорил демон.

— Что, надоело срывать злость на тех, кто слабее тебя? — желание поехидничать было сильнее понимания необходимости соблюдать осторожность и нейтралитет в выражениях.

— Нет, — демон выпрямился во весь свой внушительный рост. — Я больше не стану использовать против тебя физическую силу. Хотя ты все еще порой здорово раздражаешь.

И он протянул мне руку, чтобы помочь встать.

— Взаимно, — скривилась я.

И встала самостоятельно.

— Я пытаюсь быть с тобой сдержанным и осмотрительным. И так я делаю только с тобой, — понеслось мне злое в спину.

— Плохо получается, — огрызнулась я и направилась к выходу из конюшни, потому что не вечно же мне сидеть на сене!

Выходом служил просто большой проем без дверей и замков, и вот в этом самом месте я, вымотанная, грязная и злая, столкнулась с молодым мужчиной.

— Ой! — вырвалось у меня, когда я едва не налетела на него.

И чтобы устоять на ногах, схватилась за крепкое мужское плечо, ощутив под пальцами тепло и гладкость его обнаженной кожи. Сверху на тело парня была накинута лишь безрукавка, узкие штаны были подкатаны до колен, а ниже — сапоги для верховой езды.

— Извините, — пробормотала я, рассматривая человека, который на вид был на пару-тройку лет старше меня.

— Всё в порядке, — широко заулыбался парень, державший в одной руке ведро с водой, а в другой — широкую щетку с густыми рядами тонких зубцов.

— Рой, — поприветствовал парня Сатус, походя к нам. Взгляды парней встретились и в этом уже не было ничего приветственного. Они были примерно одного роста, но Тай все же повыше. Похожего телосложения и даже, кажется, такого же вспыльчивого нрава, потому что при виде Сатуса улыбка сошла с лица парня. И все стало еще хуже, когда демон обвил своей рукой мою талию, по-хозяйски притягивая к себе.

В этом жесте не было ни любви, ни нежности, зато требовательности и желания показать, что нас связывает что-то большее, чем совместные прогулки по конюшням, имелось с избытком.

— Вы вместе? — удивился парень, ставя ведро на землю и одним движением руки смахивая назад густые светлые, чуть волнистые волосы.

— Нет, — ответила я.

— Да, — проговорил Сатус.

Я в изумлении повернулась к нему, но он смотрел исключительно на блондина.

— Мы просто сюда вместе пришли, — попыталась вывернуться я.

Рука демона зло сжалась, еще теснее привлекая в его объятия.

— Пришли вместе… в конюшню? — прыснул от смеха Рой, подбрасывая и ловко перехватывая щетку в воздухе. — Чем же вы здесь собирались заниматься, а, Сатус? — и губы парня растянулись в плотоядной улыбке.

— Это не то, о чем ты подумал! — замахала я руками, пытаясь вырвать из рук демона, но бесполезно. — Мы случайно здесь оказались!

Демон покосился на меня, а потом нехотя произнес, отводя взгляд:

— Мы пришли отрабатывать её наказание.

У меня словно лампочка в голове зажглась.

Точно!

Наказание за то, что вторглась в кабинет мистера Элиота, а после швырнула в его голову вазу.

Правда, метила-то я в голову убийцы, но это почему-то никого не интересовало. Наверное, потому что не попала.

Глава 10

— А, так ты — Мира? — лицо парня озарилось радостью. — Леди Элеонор спрашивала о тебе, приходила ли ты в конюшню. Я сказал, что нет, но, кажется, она и так уже знала ответ. И попросила меня тебе помочь.

— Я сам ей помогу, — с холодной, выдержанной яростью оборвал его Сатус. Лицо демона было сосредоточенным и пустым, на него будто бы натянули резиновую маску. А в глазах клокотала первобытная дикость, которая набирала обороты. И с ним всегда было так, глаза — как карусель, чем дольше смотришь, тем сильнее кружится голова. В какой-то момент приходит отрезвляющее осознание, что если не отвернешься, ту рухнешь прямо к его ногам.

— Это вряд ли, — хмыкнул Рой. — Потому что Элеонор просила, как только увижу тебя, передать, чтобы ты явился в её кабинет. Что-то ей от тебя нужно и нужно срочно. Она тебя давно ищет.

— Я разберусь, — отрезал демон.

— Вот иди и разберись, — с любезностью предложил демон и указал направление, куда надо идти разбираться — в сторону Академии, чья изящная крыша виднелась в стороне, выглядывая из-за деревьев. — А я пока побуду тут, с Мирой.

Он как-то очень странно произнес моё имя и это разозлило демона еще сильнее.

Он шагнул вперед и выдохнул Рою в лицо:

— Только попробуй. Я вырву твои кишки и намотаю их на ближайшее дерево.

Рой улыбаться перестал.

— Ты бы лучше с таким рвением выполнял свои обязанности главы студкомитета. Или ты забыл, что должен присутствовать на наших заседаниях? Скоро очередное голосование на пост главы. Не боишься потерять свой пафосный пост?

— Я ничего не забываю, — процедил демон. — И ничего не боюсь. Но тебя здесь с ней не оставлю.

— Почему? — ухмыльнулся Рой. — Думаешь, я её съем? Кстати, никогда не пробовал таких, как она. Интересный будет опыт.

Смазанный запах рукой, и блондин повалился с ног на землю, зажимая сломанный нос. Из-под его пальцев сочилась кровь. В последние дни я насмотрела на неё в таком количестве, что даже не вздрогнула. Кажется, я начинала привыкать к тому, что ужасы стали неотъемлемой частью моей жизни.

— Я тебя предупредил, — подвел итог встречи демон и оглянулся на меня с обвинением во взгляде. Я аж невольно отступила назад, пряча раненную руку за спину.

А после Сатус покинул нас, уйдя не оборачиваясь.

Рой встал, отряхнулся, отер ладонью остатки крови, которая уже остановилась, и удостоил меня оценивающим взглядом, таким, близким к издевательскому. Мне почему-то стало противно, будто в грязь макнули.

— Что? — поежилась я, прерывая давящую паузу.

— Ты не похожа на обычных его подружек, — заметил Рой.

— Даже не знаю, комплимент это или нет, — я закусила губу. Захотелось побежать следом за принцем, а общаться с этим блондином не хотелось совсем. Была в нем какая-то червоточина. И это разительно отличало его от Сатуса, что отчетливо почувствовалось, как только мы остались вдвоем. Сатус, как бы я на него не злилась и кем бы не считала, никогда не притворялся тем, кем не был. Он мог играть с моей жизнью и с моими чувствами, но верность самому себе для него была чем-то неоспоримо фундаментальным. В любой ситуации он помнил, кем является, а потому не было в нем это скользкого лицемерия и криводушия, от которого в воздухе начинал сгущаться аромат чего-то испорченного, кисловатым привкусом оседая на языке.

— Обычно Тай выбирает кого понаивнее. Очаровывает, играется, как кошка с мышкой, а после вышвыривает из своей жизни на ненужностью, — лицо парня было аккуратным, правильным. Наверное, его можно было бы даже счесть красивым, если бы не одно «но». Я была знакома с Сатусом. Я видела лицо, которое по всем параметрам превосходило определение «идеальное». И на фоне безупречного великолепия демона Рой казался почти обычным. Таким же, как я…

— И?

— И ты идешь на рекорд. Продержалась дольше всех. Кроме того, ни за одну девчонку Тай еще не бил своих сокурсников, — я еще раньше поняла, что блондин учится вместе с Сатусом. — Ты что, настолько искусна в постели?

— Да, фокусы показываю! — вышла я из себя. — Очень увлекательно!

— А мне покажешь? — улыбка парня стала еще шире.

Он шагнул ко мне, а у меня затряслись руки.

— Только после меня, — раздался знакомый голос, который не только остановил парня, но и заставил его отскочить назад.

Я чуть наклонилась вбок и увидела Инсара, который покачиваясь на носках и сунув руки в карманы, рассматривал разворачивающуюся на его глазах сцену в своем фирменном стиле — с ленивой соблазнительной улыбкой и с видом того, кто привык шагать по миру, легко ступая по чужим сердцам и чужим мечтам, купаясь во всеобщем внимании и обожании как в дорогом, очень сладком, шампанском.

— А за мной еще трое занимали. Так, что, Рой, можешь быть свободен. Здесь тебе нечего делать. Я позабочусь о девчонке.

— Ты? — расхохотался Рой. — Да ты в жизни о конях ветра не заботился! А тут вдруг решил испачкать руки?

Инсар небрежно пожал плечами.

— Ну, иногда надо пробовать что-то новое, — демон вытащил одну руку из кармана и небрежно помахал ладонью. — Проваливай.

Рой что-то неразборчиво прошипел себе под нос, пнул носком ботинка щетку, которая отлетела в сторону и пошагал прочь, в том же направлении, в котором исчез Сатус.

Инсар проводил его взглядом, а после поинтересовался у меня:

— Ты как? В норме?

— Угу. А это кто?

— Рой? — переспросил парень, удивленный моим интересом. — Он с нашего факультета.

— А он кто… по природе? — мне трудно было подбирать слова, чтобы никого ненароком не обидеть.

Инсар мое напряжение заметил и рассмеялся. Подошел, приобнял за плечи и заявил:

— Рой — вампир.

— Вампир!? — такого я не ожидала.

— Но ты не переживай, он тебя не тронет, — попытался утешить меня Тиес. От него исходило почти такое же тепло, как и от Сатуса. Но в случае с принцем это был почти невыносимый жар, который обрушивался ураганом, сдавливая и будто пытаясь сожрать. А от Инсара веяло теплотой дыхания, вырывающегося изо рта в хрустящую морозную ночь, и мягкостью вельвета, согревающего замерзшие плечи. — Нет в школе таких дураков, который пойдут против нас.

— Да, что-то такое я уже слышала, — пробормотала я, решив не обращать на некоторое бахвальство со стороны парня.

— Правда? — обрадовался демон. — Ну, вот видишь! Не о чем переживать!

Ага, кроме того, что рядом со мной постоянно околачиваются самые опасные ребята во всей Академии. А может быть, и не только в ней.

— А как ты здесь оказался? — я попыталась аккуратно убрать руку демона с плеча, но Инсар перехватил мою ладонь и неожиданно… поднес к губам и поцеловал.

Я громко вздохнула и обескураженно застыла.

— Меня прислал Тай, — с искушенной улыбкой промолвил старшекурсник, сжимая мои пальцы в своих. — Скоро еще должен Кан подойти.

— Аааа, — протянула я, ничего не понимая, и спросила: — А зачем?

— Что бы помочь, зачем же еще! Так! — хлопнул в ладоши демон, наконец, отпуская меня и осматриваясь. — Насколько я понял, тебе нужно убраться здесь и накидать в кормушки сено. Поэтому я выпушу коней из стойла, а ты начнешь уборку!

— Я? — ткнула себя пальцем в грудь.

— Ну, не я же! — передразнил меня демон. — Это твое наказание, не мое!

— А тебя вообще хоть когда-нибудь наказывали?

Ответ меня не удивил.

— Нет. А за что? Я же паинька! — и парень широким жестом указал на себя, мол, посмотри? Как на такого ангела с длинными изогнутыми ресницами, ямочками на щеках и сияющим взглядом можно злиться?

— Ну, да, — ворчливо закатила я глаза. — Ангел… когда спишь в обнимку с нимбом.

— Нет, — расхохотался демон с пленяющими искорками в глазах. — Когда сплю, прижимая к себе разгоряченное тело прекрасной обнаженной девушки.

Сама не осознавая причины, я покраснела.

— Ух, ты! — демон рассмеялся еще громче, с бесконечным наслаждением хлопнув в ладоши. — А ты такая милашка, когда краснеешь! Надо почаще тебя смущать!

— Отстань!

— Не тогда, когда ты так прелестна! — мечтательно заулыбался демон.

— О чем речь? — в конюшню вошел Ферай Кан, держа в одной руке мешочек с чем-то непонятным.

— О том, что она прелестна, — весело ответил Инсар, ничуть не оробев.

— Это и так очевидно, — ответил Кан, подошел ко мне и приказал: — Снимай пиджак.

— Э-э-э-э, Кан, — забеспокоился Инсар. — Ты уверен, что стоит это делать прямо здесь? Да и Тай еще не решил окончательно…

— Она ранена, — прервал его Ферай. Не дожидаясь пока я проявлю покорность, он схватился за воротник пиджака и аккуратно, но категорично стянул его с меня.

— Когда успела? — неподдельно встревожился Инсар, чего я никак от него не ожидала, и подошел к нам. — Ого! Кто тебя так?

— Эцитон, — кратко выдохнул Кан.

Парни обменялись взглядами, и с лица Тиеса сошла ребячливая улыбка.

— А что такое эцитон? — встряла я, зная, что сейчас на моих глазах происходит очередной бессловесный обмен мнениями, который может продолжаться очень долго.

— Объясни ей, — кивнул Инсар, — она должна знать. А я пойду, коней выпущу. Мы все-таки должны выполнить работу. Иначе Элеонор свой стол сгрызет.

И он направился к стойлам, где с его приближением сразу же зашумели лошади, почуявшие предстоящую прогулку. Они начали громко фыркать, переступать копытами и ржать. Стоило только Инсару отодвинуть в сторону засов и распахнуть деревянную калитку в ближайшей секции, как благородное животное, громко всхрапнув, пулей вылетело на свободу, промчавшись мимо нас. За первым вскоре отправились и все остальные, умчавшись куда-то на улицу. Вскоре я увидела несколько темных силуэтов в небе.

Пока Инсар освобождал стойла, Кан занимался моей рукой и что-либо объяснять не спешил. Я же решила, что иногда полезно быть сдержанной.

Ну, или просто очень устала.

В мешочке, который он принес с собой находились, как выяснилось, небольшие стеклянные флаконы с узкими горлышками, закрытые корковыми пробками. Внутри флаконов содержались настойки, резкий травяной запах которых ударил в нос едва только парень вскрыл несколько из них.

Прикасаясь крайне бережно и очень осторожно, точно я из самого тонкого стекла, Кан начал тщательно обрабатывать мою руку.

— Больно? — спросил он, капая на рану пахучей коричневой жидкостью, которая резко отдавала хмелем.

— Немного, — наблюдая за ним, ответила я. — Щиплет.

— Потерпи, скоро станет легче, — извиняющимся тоном попросил демон, отложил один пузырек и взял другой.

— Потерплю, — пообещала я и улыбнулась, чувствуя признательность к старшекурснику. — Спасибо.

— Не стоит, — Ферай распечатал новый пузырек и наклонил его над моей раной, в которую полилась прозрачная, почти как вода жидкость. При соприкосновении с кожей она начала обильно пениться и стекать вниз белыми хлопьями. — В этом есть и наша вина тоже.

— В чем?

— В том, что тебя ранили, — скулы демона ужесточились, а брови образовали у переносицы хмурую складку.

Мне такая логика показалась неверной.

— В этом нет вашей вины, — попыталась поспорить я.

— Поверь мне, есть, — заверил меня демон.

И я поняла, что знаю далеко не все. А возможно, и вовсе ничего не знаю.

Закончив выпускать коней, Инсар вернулся к нам и присел рядом.

— Легче? — спросил он с непривычной серьезностью. Кажется, это был первый раз, когда он не искушал всех и всё вокруг своей улыбкой. Хотя, нет, второй, тогда, во время пожара в библиотеке, он тоже не улыбался.

Без улыбки его лицо по-прежнему было красивым, но теперь в чертах просматривалась удивительная трогательность. И легкая грусть. Какая бывает у мечтателей, порой отрешающихся от мира и погружающихся в свои грезы.

— Да, намного, — закивала я.

— Почему ты сразу не сказала, что тебе больно? — Инсар казался возмущенным.

— Было терпимо, — тихо ответила я.

— Ты слишком много времени проводишь с Таем, — мрачно хмыкнул Тиес. — Он тоже уверен, что любую боль, какой бы она ни была, можно вытерпеть.

— Он говорил мне об этом, — припомнила я.

— Вот! О чем я и твержу! Ферай, если так дальше пойдет, девчонка долго не продержится.

— Я здесь, вообще-то, — напомнила я, все еще не оставляя попытки побороть привычки демонов, общаться друг с другом в обход меня.

— Сломается — что с ней потом делать? — Инсар то ли не услышал мое замечание, то ли не захотел услышать. — Нужно притормозить!

— Ему об этом скажи, — проговорил Кан, с суровым выражением лица затыкая пробкой очередной пузырек, который жалобно скрипнул под его мощными тренированными пальцами.

— Это будет очень трудный разговор, — удрученно покачал головой сероглазый демон.

— Думаю, он вообще не станет обсуждать эту тему, — поделился Кан своими мыслями с другом.

— Опять ведет себя, как всегда, — со вздохом поморщился Инсар. — Поступает так, как считает нужным и ни с кем не считается. Но мы можем хотя бы попытаться его переубедить!

— Можем, — односложно отреагировал Кан, затем он вновь потянулся к мешочку из рогожи и вынул смотанные в небольшие рулончики полоски льняной ткани, пропитанные чем-то, похожим на смолу. Запах от них исходил приятный, а потому я не стала протестовать и стойко выдержала даже процесс сведения краев раны вместе для последующего наложения повязки.

— Чтобы не осталось следов, — пояснил Кан, чутко откликнувшись на мой едва слышный писк, когда боль стала почти невыносимой. Действовал он уверенно и видно было, что не в первый раз оказывает помощь пострадавшим. Я не знала, какой опыт у него был раньше, но с резанной раной парень справился на отлично. Рядом с ним меня окутало спокойствие и уверенность, что все будет хорошо.

Когда демон закончил, опустив мою руку, мимолетно погладив пальцами тонкую кожу тыльной стороны запястья, я встала и с готовностью приступить к работу спросила:

— Что мне нужно делать?

— Ничего, — Ферай встал следом за мной, надавил на плечи и вынудил вернуться обратно на мешок с сеном, на который усадил, чтобы залечить повреждения.

— Но наказание…

— Мы все сделаем сами, — отрезал Кан.

— Вернее, не мы, — хитро блеснул серыми глазами Инсар, и в ожидании чего-то повернулся к выходу.

То же самое сделали я и Кан. С минуту ничего не происходило. Я уже даже начала вставать, чтобы самой все-таки приступить к работе, не дожидаясь, пока демоны объяснят, чего они там пытаются углядеть на пустом месте. Но меня остановила тяжелая рука Кана и шумная компания парней, ввалившаяся в конюшню с громким гоготом.

— Так, вы трое, — начал распоряжаться Тиес, ничуть ни удивленный их появлением, указав на троицу парней, идущих впереди. — Убираете стойла. А вы, — он указал на тех трех, что стояли чуть позади, — набиваете кормушки сеном. Все всё поняли?

Ребята нестройно кивнули.

— Тогда за работу, девочки! — счастливо возвестил Инсар, и ребята послушно разбрелись выполнять задания.

— А… а зачем? — поглядела я на довольного демона.

— Думаешь, мы позволим тебе надрываться здесь с граблями и таскать тяжелые мешки с сухой травой? — рассмеялся Тиес. — Да еще и с разорванной рукой?

Кан молчал, и это означало только одно — инициативу друга он полностью поддерживал, а может быть, даже и помогал с такой непростой задачей, как скидывание работы на чужие покорные плечи.

— Тебе надо поесть, — хмуро сообщил Кан.

И эти двое повели меня прочь.

— А куда мы идем? — спросила я. Инсар шагал впереди меня, Ферай — позади. И было ощущение, что они не просто ведут меня куда-то.

Они меня контролируют.

Ну, или пытаются это делать.

— В столовую, — ответил Ферай. — Я же сказал.

— А если я не хочу? — слабая попытка сопротивления. — Аппетита нет.

— Не важно, — отрезал демон. — Таким, как ты нужно следить за своим питанием.

— Таким, как я — это каким? — почти оскорбилась я.

— Слабым, — пропел шагающий впереди Тиес.

— Людям, — выбрал более щадящую формулировку Кан.

— По вашей теории я, вроде как, только наполовину человек, — проворчала я, думая о том, надо ли рассказывать демонам о разговоре с мамой или нет.

— Считай, что именно об этой половине мы и заботимся, — щедро предложил Инсар.

— А ребята, которых вы привели, они кто? — я оглянулась назад, на конюшню, а потом перевела взгляд на лес. Скорее всего, именно туда умчались отпущенные демоном кони ветра. Те, которые не улетели. Но и недавно паривших в небе животных тоже было не видно. Меня невольно заинтересовала мысль, с какой скоростью эти волшебные существа могли передвигаться.

— Первокурсники-боевики, — скупо пояснил Кан.

— Надо же, не думала, что у вас процветает дедовщина, — попыталась пошутить я.

— Мне не знакомо это понятие, — демон был само хладнокровие и немногословность.

Когда мы пришли в столовую, она была заполнена наполовину. Но стол демонов по традиции пустовал, к нему меня и повели, после того, как Инсар изящно и непреклонно пресек мою попытку устроиться за обычным столом для простых смертных.

Ферай отодвинул стул, а Тиес надавил на плечи, усаживая на предложенное место. Сам он устроился напротив, а Кан отправился за едой, предварительно поинтересовавшись:

— Что ты хочешь?

— Не знаю, всеравно, — я смирилась с перспективой принудительного кормления, решив, что стоит поберечь силы для чего-нибудь более важного.

Ферай ушел, а я огляделась. В столовой присутствовали представители практически всех факультетов, что было редкостью. По крайней мере, для меня, потому что я такое видела впервые. А еще я впервые видела такое повышенное внимание к собственной персоне. Даже в моей первый день в Академии, когда по студентам разнеслась весть о появлении в их рядах шельмы, было спокойнее. Сейчас же на меня пялились десятки глаз и в этих глазах я видела всё — осуждение, презрение, зависть и даже обиду. На кого обижались некоторые девушки в красной и синей форме, на меня или на демонов, было непонятно. Но еще меньше, чем есть, хотелось думать о чужих претензиях.

— Кажется, меня ждут проблемы, — безразлично заметила я, поворачиваясь обратно.

Инсар всё прекрасно понял, даже без объяснений.

— Забудь. Для тебя они — лишь пыль на дороге.

— А где Сократ? — вспомнила я и занервничала.

— Я видел его недавно, — это Кан вернулся в большим подносом, заставленным едой. Начав выставлять передо мной тарелки, демон проговорил: — Он разговаривал с Тагирой на фехтовании, которое ты, кстати, пропустила. Итан был недоволен, так что, будь готова отрабатывать пропущенное.

— Ничего, Тай об этом позаботиться, — многозначительно хохотнул Инсар. — Он ведь теперь её напарник на эксклюзивных, так сказать, правах.

— Это быстро может измениться, — сухо проронил Кан, разводя шире могучие плечи.

— Вряд ли, — дернул уголком губ Инсар, начав раскачиваться на стуле. — Потому что в этом случае Итану придется возиться с малышкой самому, а ему лень.

— Ешь, — приказал мне Ферай, отодвигая стул и садясь напротив, будто бы он собрался самолично контролировать процесс.

Я оглядела стол. Передо мной стояло с десяток блюд, каждое из которых выглядело весьма неплохо, но желания попробовать все равно не вызывало. Перед мысленным взором еще покачивались и подрагивали образы убитых лебедей, обезображенных трупов и разрубленного напополам монстра, предварительно выбравшегося из груди так и не добравшегося до своей жены мужчины. И мы до неё не добрались… Что с ней будет дальше и вообще, выжила ли она?

Наверное, этого я никогда не узнаю.

Ферай продолжал пристально наблюдать за мной, а потому я с тяжелым сердцем все же пододвинула к себе тарелку с чем-то, похожим на фруктовый салат и начала засовывать в рот бледно-оранжевые слегка волокнистые, но сочные кусочки.

— А о чем Сократ говорил с Татой? — спросила я, жуя.

— Не знаю, — Ферай Кан, стоически игнорируя всеобщую заинтересованность и оживленность, вызванную появлением нашей троицы в столовой, пододвинул к себе кружку с молочно-голубой жидкостью, пахнущей мятой и цитрусами.

До меня вдруг дошло.

— Так вот почему от него пахнет мятой! — и только потом поняла, что сказала это вслух.

— От кого? — нахмурился Ферай.

— От Сатуса, — нехотя ответила я, понимая, что они все равно не отцепятся, и отправила в рот кусок какого-то зеленого листа.

— Ну, да, — кивнул демон и снял куртку, оставшись в тонком свитере с поддернутыми к локтям рукавами. Его гладкая смуглая кожа имела приятный медовый оттенок, который лишь подчеркивала черная школьная форма. — Это из-за чая. Мы все его пьем.

— И от всех нас пахнет мятой, — блеснул белозубой улыбкой Инсар, вкладывая много, чересчур много в хищный прищур глаз. — А от тебя пахнет смертью.

Я испуганно выпрямилась, уставившись на демона.

— Не всегда, — соизволил он пояснить. — Обычно от тебя исходит приятный запах — ты пахнешь самой собой. Но сегодня вокруг тебя будто бы кружит запах гниющей плоти.

— М-м-м-м, — невнятно промычала я, жуя и даже не чувствуя вкуса.

— Так, где вы были и что с вами случилось? — Кан решил перевести разговор на другие рельсы. — Тай кое-что успел рассказать, но хотелось бы услышать подробности.

Я украдкой оглянулась по сторонам. Столовая уже, кажется, вернулась к своему привычному состоянию, пережив первый шок, но многие, особенно девушки, продолжали многозначительно поглядывать на нас. Вернее, поглядывали они на парней, а за мной пристально следили. Наверное, для того, что налететь бешенными фуриями в случае, если решат, что я посягаю на их святыни.

— Думаете, это хорошая идея — обсуждать все здесь? — громким шепотом спросила я, пригибаясь ниже.

— Ты должна все доесть, — отрезал Кан, сходу срезав мою попытку смыться.

Инсар похихикал над моим расстроившимся лицом, оттого, что трюк не удался, а после проговорил, даже не пытаясь понижать голос:

— Не переживай, этот стол заколдован. Все, что мы здесь обсуждаем не услышит никто, даже если будет очень стараться, если мы сами этого не захотим. Думаешь, почему мы всегда сидим только здесь?

— Раньше думала, это потому что ваше завышенное самомнение пробило стратосферу и теперь болтается где-то в космосе.

— Чего? — глаза Кана округлились.

— Где чего болтается? Я что-то ничего не понял, — заморгал Тиес.

— Забудьте, — махнула я рукой. — То есть, даже если кто-то подойдет к столу, он ничего не услышит?

— Ничего такого, что следовало бы скрывать, — объяснил Кан. — Поэтому можешь смело рассказывать.

И я рассказала. Обо всем.

Глава 11

Когда в своем повествовании я достигла момента общения с тем, кто назвался командиром гарнизона, в руке Кана вдруг лопнула кружка, брызнув во все стороны острыми осколками. К счастью, весь напиток демон уже выпил и на полу оказалось лишь несколько капель.

— Ой, ты не поранился? — подскочила я, но быстро села обратно увидев злые молнии, которые метнула в меня стайка колдуний со старших курсов.

— Мы — демоны, Мира, — выразительно закатил глаза Инсар, который даже не вздрогнул от звука разламывающейся на куски посудины, небрежно растянувшись на стуле и вытянув вперед ноги в высоких ботинках. — Нас трудно ранить, тем более, ранить какими-то черепками.

И действительно, Кан стиснул пальцы, превращая в пыль останки некогда весьма полезной емкости, а после небрежно стряхнул с по-мужски широкой ладони мельчайшие крошки, повелев:

— Рассказывай дальше.

На его лице застыло такое выражение… очень жестокое. И я вновь подумала, что играю в очень опасные игры с теми, кто взрослее, сильнее и, чего греха таить, умнее меня.

Я потянулась к своей кружке с чаем, сделала глоток, смочив горло, и продолжила повествование, еще тщательнее, чем прежде пытаясь обходить острые углы. Хотя я и до этого не особо вдавалась в подробности, но Ферай каким-то невообразимым для меня образом всё понял даже без уточнений, проявив неожиданную прозорливость.

Когда я начала описывать разламывающуюся грудь жителя таинственного города за стеной и выкарабкивающегося на волю паукообразного паразита, то едва ли не сразу поняла, что эта информация не то, что не нова и не удивительна для демонов. Нечто подобное они и ожидали от меня услышать. Более того, парни либо уже были посвящены в эту часть истории, либо же… знали что-то, что было неизвестно мне. Это буквально читалось по их глазам, в которых не появилось и искорки озадаченности, зато было много сгущающейся темноты.

Кратко пересказав последующие события и подведя итог в виде приземления на копчик в конюшне, я торопливо спросила:

— Вы ведь знаете, что это все значит, да?

— С чего ты взяла? — Ферай выгнул одну бровь, что придало его лицу с резко очерченными чертами лукавое выражение с примесью небольшого недоумения.

— Потому что у Сатуса была такая же реакция, — надулась я, чувствуя, что со мной не желают откровенничать и беседовать на равных. Я для них все та же девчонка, от которой проблем больше, чем пользы. — Он не удивился. Он тоже что-то понял.

— Теряет хватку, — невесело хмыкнул Инсар, покосившись на Кана.

Тот ответил также таинственно:

— Или подпустил к себе слишком близко.

— А может быть, так и задумано? — демон отбросил со лба гладкие пряди, приоткрывая красивый гладкий лоб без единого намека на морщины. — Не обернется ли это еще большими проблемами?

— Уже, — односложно ответил Кан.

— А не могли бы вы перестать говорить загадками? — меня начала пробирать злость. — Я хочу знать, что происходит!

— Знание — не всегда благо, — глубокомысленно заметил Ферай. Взгляд из-под чуть опущенных век и длинных черных ресниц казался вдумчивым и при этом таким проницательным, что во мне пробудилось несколько подзабытое желание основательно присмотреться к какой-нибудь глубокой и уютной норке подальше от сюда и от этих ребят тоже.

— Как и не знание, — оспорила я, решив, что с прежними привычка нужно расставаться не жалея. — Что что-то поменялось. Я это почувствовала. Там, в том мире, когда пролилась моя кровь. Она не просто исчезла, она будто бы впиталась в сам мир. А потом всё вокруг начало рушиться! Такого раньше не было! И теперь все еще сложнее, чем прежде. Я не знаю, чего ждать дальше!

— Не надо ничего ждать, надо учиться, — наставительно произнес Кан. — Ты должна взять под контроль свои способности.

— И свой характер, — ехидно дополнил Инсар. В его светлых глазах искрилась насмешка.

— У нас договор! — напомнила я, выпрямляясь. — Выгодная взаимопомощь. Но я не смогу выполнить свою часть сделки, если от меня постоянно будут что-то утаивать!

— У тебя договор с принцем, — жестко отрезал Кан. — Он подписался под этим без обсуждения с нами, и мы в соглашении не участвовали. Поэтому что-либо требовать ты можешь только с него.

— Если духу хватит, — вновь вставил свои пять копеек Инсар, распространяя вокруг свои завораживающие флюиды, от которых у некоторых из присутствующих, кажется, уже кружилась голова. Не у меня, нет, у меня голова готова была вот-вот разболеться. А вот некоторые впечатлительные местные ученицы глядели на демона во все глаза, с затаенной любовной тоской и такой пламенной надеждой, что проняло бы любого. Но только не Инсара, нет. Инсар был прекрасен, пленительно улыбчив и желанен. Как и всегда. И он об этом прекрасно знал, как и знал, что в этот момент все девушки кусали губы в кровь и надеялись хотя бы на ответный, пусть и ничего не значащий, мимолетный взгляд. Но парню было все равно. Куда больше ему нравилось тренировать острословие в беседе со мной. — И если он после этого не запрет тебя в комнате.

— В чьей? — икнула я, вцепляясь в столешницу побелевшими пальцами.

— В своей, конечно же, — Инсар одарил меня многозначительной улыбкой, как будто в ароматную пену окунул, ласковыми хлопьями заскользившую вниз по коже, распространяя вокруг фруктово-терпкий аромат, вязкий и завлекающий, как и взгляд светловолосого демона.

Я поежилась, нахлынуло острое чувство незащищенности, как будто меня голой вывели на городскую площадь под улюлюканье и залихватский свист зевак. Я верила, что он не сделает мне ничего плохого. Плохого с его точки зрения. Потому что понимания правильного и неправильного у нас с ним разительно отличались.

— Я все равно не успокоюсь, — упрямо вскидывая подбородок заявила я, смело глянув на безразличные лица демонов. Но этой моей пылкой храбрости хватило ненадолго, я устало ссутулилась и подперла щеку кулаком. Несколько минут я вяло размышляла. Демоны молчали, и даже не глядя на них я знала, что в этот момент они обменивались мнениями, не прибегая к словам, в истинно своем демонском стиле.

Не придумав ничего лучшего, я решила прибегнуть к последнему аргументу. Подняв голову, я дождалась, пока Кан, серьезный и взрослый, встретится со мной взглядом и искренне попросила:

— Пожалуйста.

— Не делай такие глаза, малышка, а то меня пробирает дрожь! — взорвался смехом Инсар, но смех быстро оборвался, стоило Кану положить руки на стол, придвигаясь ко мне настолько близко, насколько это позволял стоящий между нами стол.

Инсар умолк, молчал и Ферай. Просто смотрел на меня исподлобья, будто мысли мои рассматривал, да так внимательно, что я боялась шевелиться. В этот момент все зависело от него и от его решения. Инсар вмешиваться не спешил, позволяя другу сделать выбор. Наверное, для того, чтобы потом свалить всю ответственность на кого-то другого. Кан ответственности не боялся. Но опасался чего-то другого.

— Хорошо, — наконец, решил демон. — Но…

И вот после этого «но» сердце сжалось в нехорошем предчувствии. Так оно и оказалось.

— Раз уж у тебя сделка с принцем, то заключи еще одну и со мной, — с кривой полуулыбкой, в которой таилось еще что-то, помимо удовлетворения ситуацией, потребовал старшекурсник.

— И чего ты хочешь? — осторожно спросила я, подавив желание отъехать вместе со стулом от парня подальше. Но я опасалась, что он расценит это как оскорбление. А заводить во врагах такого противника как Кан, чьи повадки порой напоминали мне волчьи, было смерти подобно, пусть уж лучше в друзьях ходит.

— Я стану тебя тренировать, — предложение оказалось неожиданным и повергло в ступор. — И научу тебя, как управлять своей магией. Как быть тем, кем ты являешься по своей природе.

— Интересно, каким это образом? — нагло и ничуть этого не смущаясь вклинился Инсар, который тоже удивился и воззрился на друга так, будто впервые с ним столкнулся. — Никто из нас понятия не имеет, как обучать… таких, как она. У нас есть только какие-то общие сведения, да и те весьма расплывчатые, основанные едва ли не на слухах.

— Этого вполне достаточно, — упрямо мотнул демон головой. — Ей подойдет тот же принцип обучения, по которому когда-то учили и нас. Главное — осознать и почувствовать собственную силу. Как только Мира это сделает, то все остальное постепенно начнет вставать на свои места. Ну, так что, ты согласна? — потребовал от меня немедленного ответа Кан.

— Обучение в обмен на информацию? — я тяжко вздохнула, не зная, как поступить. Мысли метались, а в душе блуждало предчувствие, что за предложением Кана стоит нечто большее. И он это «большее» намерен с меня потребовать уже очень скоро. — Ладно, договорились.

— О чем договорились? — прозвучало за моей спиной.

Я вдруг осознала, что в столовой стало значительно тише. Лишь где-то там, на кухне, расположившейся за тонкой стенкой от столовой, громко переговаривались и гремели чем-то тяжелым местные стряпчие, работники черпака и котелка, которых я, кстати, ни разу не видела.

В нашу сторону вновь устремились десятки взглядов, большинство присутствующих перестали есть, некоторые даже застыли с капающими ложками у распахнутых в изумлении ртов.

Сатус требовательно приподнял бровь, глядя исключительно на меня. Строго, неприветливо и холодно.

— Ты бы сел, Тай, — с дурашливой улыбкой, которая не смягчила беспокойство в голосе, попросил Инсар. — Мы и так привлекаем слишком много внимания.

— Плевать, — безразлично проронил принц, но просьбе внял. Отодвинул тяжелый деревянный стул, который проехался по полу, заскрипев ножками, и сел непосредственно рядом со мной, хотя было еще три свободных места, положив руку мне на плечи.

Где-то за нашими спинами послышался изумленный то ли вскрик, то ли вздох, за которым последовало громкое перешептывание, а я не выдержала и попыталась стряхнуть с себя высокородные конечности, которые некоторые личности вздумали распускать. Но рука демона как-то разом потяжелела, едва не пригвоздив меня к стулу.

За всем этим молча наблюдали Инсар и Ферай, причем у обоих на лицах читалось неодобрение. Не знаю, что конкретно им не понравилось — отношение Сатуса ко мне, которое лично я расценивала, как почти оскорбительное, или же демонстрация на пусть и не большую, но активно сплетничающую аудиторию, факта нашего близкого знакомства. В любом случае, я была с ними солидарна, а потому повернувшись к демону, попросила, опустив голос до шепота:

— Ты не мог бы так не делать?

— Как? — с вызовом ухмыльнулся он. И в этой улыбке не было ничего приятного или хотя бы человеческого, она больше походила на оскал голодного хищника, увидевшего чужака, забредшего на его угодья.

Я глазами указала на пальцы, сжавшие мое предплечье.

— Вот так.

— Тебе это не нравится? — демон и так знал ответ, но почему-то все равно спрашивал.

— Да!

— Потерпишь, — прошипел он, еще сильнее стискивая мое плечо, всем своим пронизывающе-холодным видом демонстрируя, что он намеренно причиняет мне боль. Обратившись к Кану Сатус спросил: — Так, о чем вы там договорились?

Ферай посмотрел на меня, на руку Сатуса, и лишь потом неоспоримо спокойно ответил:

— Я буду учить Миру.

— Она и так учится, — без веселья хмыкнул Тай. — Со скрипом, пропусками и бестолковой потерей времени, но учится. Зачем ей дополнительные учителя? И чему ты можешь её научить?

— Её учат, как колдунью, — сделал акцент на последнем слове демон. — А я научу её понимать себя и свою магию.

— Как… благородно, — с поддельной восхищенной улыбкой, выдохнул Сатус. А глаза оставались колючими и злыми.

— Кстати, да, — решил вмешаться Инсар и даже позу сменил — с небрежной на заинтересованную, сев поближе к столу и склонившись к нам троим. — Из Миры пытаются сделать колдунью, вот только какая из неё колдунья? И я вам отвечу: вообще никакая.

— Ну, спасибо, — обиделась я и отвернулась.

Самым неожиданным в этот момент было почувствовать, как пальцы Сатуса перестали давить, а вместо этого начали легонько поглаживать, словно пытаясь успокоить.

— Ей нужно получить хотя бы какие-то знания, — с убежденности в собственной правоте, заявил Сатус, не глядя на меня. Его рука больше не ощущалась стальным прутом, а сам он словно бы начал оттаивать. — А на всех остальных факультетах она не потянет. Если колдунья из неё просто паршивая, то целительница или некромантка просто катастрофически ужасная.

— Всегда приятно знать, что в меня верят! — провозгласила я, кивнув головой, словно отдавая честь на параде.

И, конечно же, была проигнорирована. А кто думал, что будет иначе?

— Ей нужно в первую очередь разобраться с самой собой, — не отступал от своей позиции Кан. — Если она сможет управлять своей магией, то и Академия будет ей не нужна! Сам подумай, она здесь чужая и ей здесь плохо! А Мира только начала учиться! Ты правда хочешь заставить её пройти через все это? При том, что есть другой вариант, который устроит нас всех?

И демон многозначительно замолчал, приподняв брови и кивнув Сатусу, который крепко задумался над словами друга.

Мой взгляд метался от одного парня к другому, словно за мячиком на теннисном корте.

— До сих пор она действовала как вздумается, абсолютно интуитивно, — с задумчивость протянул Инсар, с чьего лица слетела привычная напускная мечтательность и я поняла, что парень далеко не дурак. — И это работало.

— Это работало по чистой случайности! — рявкнул Сатус. — Ей просто везло, что ни в одном из миров её не прикончили! И что всегда рядом с ней кто-то был!

Парни умолкли, мрачно поглядывая друг на друга.

— Так, значит, это и есть ответ на вопрос, — первым нарушил молчание Инсар. — С ней постоянно кто-то должен быть. Один из нас.

Я громко застонала, сообразив, чем все это грозит закончиться.

— Ребята…

— И что ты предлагаешь? — неодобрительно покосился на друга Ферай. — Установить за ней слежку?

— Дежурство, — подобрал другую формулировку Инсар, тряхнув своими густыми локонами, лежащими так, будто он родился идеальным. А может быть, так и было…

В одном из углов столовой кто-то задохнулся от восхищения, и, судя по грохоту, сразу после этого грохнулся под стол.

Я прикрыла глаза рукой, опустив лицо пониже.

— По очереди каждый из нас будет постоянно находиться рядом с Мирой, — продолжил Инсар, не заметив, или не захотев заметить, случившееся. — И контролировать ситуацию. Если она вновь откроет проход и переместиться, то сделает под нашим присмотром.

Ребята переглянулись.

— Неплохая идея, — одобрил Сатус, хотя лицо его оставалось сердитым. Ему будто бы не нравилась затея Инсара, но, тем не менее, он видел некоторую выгоду в ней.

— Но понравится ли она остальным? Нас осталось пятеро, — заметил Ферай. — Феликс неизвестно где, а Блейн еще восстанавливается.

— Я уверен, что с ним уже все хорошо, просто решил устроить себе выходные, — отмахнулся Инсар.

— Если Мира поможет нам найти Феликса, — Сатус выразительно глянул на меня, — то, думаю, Шэйн и Киан не будут против.

— Я буду против, — решила, что и мне пора высказаться.

— Почему, Мира? — проникновенно спросил Ферай, кажется, он был единственным из всех демонов, кто признавал за мной право собственного мнения.

— Потому что мне не хочется ходить везде в сопровождении! И потом, вы и на занятиях будете со мной сидеть?

— Конечно, ведь в последний раз ты улизнула прямо с урока! — широко ухмыльнулся Инсар.

— А как вы объясните свое присутствие преподавателям и… всем остальным? Моим одноклассницам, например!

— Элеонора и Мелинда и так все знают, они же одобрили беспрепятственный доступ к твоей комнате, — сообщил Сатус и в ответ на мои выпучившиеся глаза добавил: — Ты исчезла во время ритуала, Мира. Думала, никто ничего не заметит, и никто ничего не поймет?

Вспомнила.

Огорчилась.

— Не переживай, — попытался меня утешить продолжающий расточать улыбки Ферай. — Зато теперь мы можем посещать твою общагу в любое время. После такого, я уверен, ничто не помешает Мелинде договориться с учителями, чтобы они пускали нас на твои занятия.

— Разрешение было дано только мне, — прервал его Сатус. Он был еще бледнее обычного, а ведь его лицо и так не отличалось живостью красок.

— Ты не сможешь быть с ней рядом все время, — убедительно заговорил Инсар, когда взгляды этих двоих столкнулись, и это было похоже на встречу огня и льда. — Если мы договоримся о дежурстве, то свободный доступ к комнате Миры должен быть у каждого из нас. Иначе всё это теряет всякий смысл.

Сатус скрипнул зубами, да так, что дурно стало даже мне.

— Брось, Тай, — не выдержал Инсар. — Это единственный вариант, который устраивает всех. Мира будет под защитой, и больше не окажется в ситуации, когда кто-то попытается её изнасиловать!

— Её безопасность сейчас — первостепенный вопрос, — поддержал Инсара Кан. — Особенно, после того, что устроил Луан.

Услышав уже знакомое имя, я будто окаменела, быстро сообразила, что слишком бурная реакция может меня выдать и постаралась сделать лицо пустым и ничего не выражающим.

Но удержаться не смогла.

— Луан? — попыталась изобразить наивность пополам с недоумением я. — А кто это?

Инсар и Кан как по команде ответили глаза и начали смотреть куда угодно, лишь бы не на меня.

А вот Сатус не скрывался. И его откровенность даже немного сбивала с толку, потому что теперь, после встречи с мамой, я смотрела на него другими глазами. Глазами человека, который раз за разом возвращался к мысли о мести.

Я осознавала всю деструктивность этой идеи, её губительность и отчаянность, но что-то такое зародилось во мне, когда я увидела воспитавшего меня мужчину — молодого, с волосами цвета шоколада и пустым, отчужденным взглядом. Во мне появилось что-то злое, какая-то червоточина, которая лишь увеличивалась в размерах каждый раз, когда я смотрела на демона.

И я вновь задавалась вопросом — а действительно ли он был безусловно непричастным? Или архаичный принцип «кровь за кровь» мог и должен был работать?

В этот момент, рассматривая аристократичный безукоризненный профиль парня, я поняла — кто-то должен заплатить. За всю ту боль, что пережила я и все те, кто могли бы быть рядом со мной, но не были — мама, мой настоящий отец, моя несчастная сестра, остававшаяся бесконечно далекой, загадочной незнакомкой. Милена. Всех их просто не было, потому что кто-то другой так решил…

— Луан — это мой дядя, — откровенно проговорил демон и сознание пронзило перехватывающее дыхание ощущение, будто весь он сейчас передо мной как на ладони. — Младший брат моего отца, императора Аттеры. Луан всегда был сторонником очень радикальных взглядов, считал, что его недооценивают. И верил, что только он достоин занимать трон правителя. Во времена прошлой Битвы он выставил свою кандидатуру на участие сразу после того, как наша семья выбрала моего отца. Он воспользовался лазейкой в правилах, которые позволяют участвовать в сражении сразу двум камо от одной семьи. Камо — это…

Я перебила демона.

— Знаю, «достойный воин».

Демоны оказались удивленными, но удивлялись не долго.

— Да. И так как один участник уже был выбран прямым голосованием, то вторым мог быть доброволец. Им и стал мой дядя, которого оскорбило то, что родственники не отдали свои голоса за его кандидатуру, то есть, не сочли его подходящим. В Битве, как ты понимаешь, он проиграл. Но выжил. Мой отец, несмотря ни на что, любит своего младшенького. Папа был достаточно сильным, чтобы не только победить, но и победить на своих условиях. Луан такой щедрости не оценил, и в благодарность развил бурную деятельность за спиной нового законного императора.

— А Луан хотел…, - начала я, увидев некоторую закономерность.

— Устроить государственный переворот, — кивнул Сатус, подтверждая мои догадки.

— То есть, он затевал то, что затеваете сейчас вы! — бодро резюмировала я.

— Луан пытался привлечь к себе сторонников радикализации системы и окончательного укрепления полной власти исключительно за представителями девяти семей, — процедил разозлившийся на мой комментарий демон. Кажется, я задела какие-то его чувства, хотя еще совсем недавно была уверена, что у него вовсе нет никаких чувств. — Мы же собираемся победить на Битве и получить власть законным путем.

— Ладно-ладно, я поняла. Он — гадина, вы — хорошие, — быстро отступила, не желая ввязываться в бессмысленный спор. — Я так понимаю, у твоего дядюшки с организацией свержения носителя власти не очень, да?

— Его сдали свои же, которые за это получили весомое повышение по службе. Но Луан узнал о предательстве раньше и успел сбежать. Долгое время о нем никто ничего не слышал. До нас доносились слухи, что его видели то тут, то там. Вроде он приобрел старый замок где-то в Северном королевстве и отсиживался там. Отец отдал приказ не преследовать его брата, потому что был уверен в беспомощности Луана без связей внутри Аттеры, а еще предполагал, что он мог заручиться поддержкой северного короля. Тот всегда славился своей любовью окружать себе редкостями. Луан как раз и был такой редкостью, а еще он был очень полезен северянам и открыть охоту на него означало вступить в конфликт с нашими торговыми партнерами. Тогда это было во вред, но теперь Битва все ближе. И Луан решился выползти из своей норы.

Я молча слушала, хотя так и зудело сказать, что он уже давно не отсиживается где бы то ни было. Но внутри жило чувство, что время для демонстрации собственной осведомленности еще не пришло. Мама просила держаться подальше от демонов и особенно от Сатуса. Я не смогу выполнить эту её просьбу. Уже не смогу. Но хотя бы буду держать рот на замке так долго, как это позволят обстоятельства.

— Ваши семейные притчи очень интересные, но почему ты решил вспомнить о своих родственных связях именно сейчас?

— Это он все устроил, — поморщился Сатус. — Луан. Он был тем самым брахманом. И убил всех тех людей, которых мы видели.

— А… этот паук-паразит? — я руками изобразила нечто невнятное у своей груди, пытаясь жестами дополнить невысказанное. Но Тай и без этого понял, о чем я говорю.

— Его питомец, — с беспощадной жуткой улыбкой подтвердил старшекурсник. — Помню, видел парочку таких в детстве, но тогда они не росли с такой чудовищной скоростью, были куда менее прыткими и вылуплялись из яиц, а не из людей. Видимо, Луан внес коррективы в процесс создания своих любимцев.

— Но… но зачем? — я потрясла головой в надежде, что что-то там встанет на место, и я все пойму. Потому что сейчас я ничего не понимала.

— Луан уже очень давно… как бы тебе это так объяснить… на темной стороне. Он многое умеет и практически всё из того, что он умеет — несет смерть и разрушение. Большинство его любимых приемов запрещены даже в Аттере, хотя у нас весьма лояльно относятся к любым отступникам. Скорее всего, он решил опробовать какой-то новый ритуал и ему нужен был полигон для исследований.

Мой рот непроизвольно раскрылся.

— Он убил десятки людей просто так?

— Не просто так, а чтобы проверить, как работает его новое изобретение. Луан умеет мыслить нестандартно и обожает вносить что-то свое в уже устоявшиеся методики. Но результаты порой бывают слишком неожиданными, — Сатус с досадой поморщился и отвернулся. — Думаю, драгоценный дядюшка подстроил всё так, чтобы появиться в городе под видом спасителя. Ну, или стать им в глазах местных после чудесного возвращения воды, которая на самом деле никуда не пропадала. Воду в водоемах он отравил, а отряды, которые снаряжали за помощью, самолично устранял, выжидая нужный момент. Местным жителям не повезло. Скрываясь кто от чего, они постарались забраться подальше, выбрав наиболее удаленную и изолированную местность, но именно это сыграло с ними злую шутку. Они стали легкой добычей для такого, как Луан.

— То, что он заставил выпить отобранных им людей было каким-то зельем? — потихоньку начала соображать я.

— Да, — коротко кивнул Сатус. — Все погибли, но один выжил. Предполагаю, что это и была цель Луана — узнать, при каких условиях и на ком сработает его варево. Луан должен был быть там и наблюдать. Поэтому я почти уверен, что он был там одновременно с нами. Но мы не встретились. Либо он покинул город, либо затаился где-то и наблюдал за нами со стороны. И второй вариант кажется мне наиболее вероятным.

Я задохнулась от догадки.

— Командир гарнизона — это…

Мгновенно стало так дурно, что съеденные фрукты поползли обратно по пищеводу.

Глава 12

— Нет-нет, — торопливо проговорил Сатус, очевидно, заметив какие-то изменения на моем лице. — Это был не он! Не Луан. С ним бы мы так легко не справились. Это был тот, кто работал на него. Наверняка, дядюшка заручился помощью некоторых местных. Кому-то он мог приплачивать за сотрудничество, кому-то давать какие-то привилегии… например, в виде дозволения брать любых женщин, каких захотят.

— Мужик, скорее всего, подумал, что тебя к нему прислал сам Луан. В виде, так сказать, премии за старательную службу, — проговорил Инсар с небрежностью, которая скрывала что-то еще, но я не поняла что.

И все же, меня от его слов передернуло. Быть «подарком» оказалось отвратительно.

— Заткнись, — грубо одернул друга Кан. Но Инсар не обиделся, наоборот, его улыбка, которая могла значит даже больше, чем я способна была предположить, расцвела, став еще самодовольней.

— Значит, — я попыталась думать о чем-нибудь другом, — вылупившийся из тела выжившего мутант и был конечной целью?

— А малышка начала соображать! — цокнул языком Инсар, качнувшись на стуле.

— У этого есть название? — я проигнорировала демона, лишь наградив его раздраженным взглядом.

И, так как, Сатус не спешил отвечать, за него начал рассказывать Кан.

— Как уже Тай упомянул, когда-то эти создания жили в Аттере. Они составляли часть нашей армии. Мы называли их эцитонами. Они были отличными бойцами — очень агрессивными, желающие только одного — убивать все, что попадается им на пути.

— А бойцами были и самки, и самцы? Ведь если они размножались, то должны были быть и те, и другие. И если раньше их жизненный цикл не включал внедрение убийственных личинок в живые организмы, то зачем нужно было всё менять? Какой в этом смысл? — и на всякий случай, решила уточнить у Сатуса: — Луан ведь заставил людей выпить зелье с личинками, верно? И они стали чем-то вроде временных носителей для созревания паразитов, но большинство умерло еще до того, как паразит смог сформироваться.

Парень сдержанно махнул головой.

— У эцитонов воевали все, кроме маток, чьей ключевой задачей было размножение, — продолжил просвещать меня Кан. — Потому что только у них имелись соответствующие органы для откладки яиц. Остальные самки были этого лишены. Матки не сражались, а только производили новое потомство. Эцитоны развивались быстро, но не настолько быстро, чтобы меняться прямо на глазах. Как правило от момента рождения до первого боя проходило от десять до пятнадцати лун. Этот период они находились при матери, а кормились тем, что приносили взрослые особи.

— Приносили? — я тяжело сглотнула.

— Они питаются другими живыми существами, Мира, — с раздражением вздохнул Сатус. — И в принципе всеядны.

Мне стало душно. Помахав на себя ладошкой, я все же спросила у Кана:

— Ты сказал «воевали», то есть, сейчас уже нет?

— Они вышли из-под контроля, — хохотнул Инсар, который не разделял мрачно-недовольный настрой своих друзей. — Эцитоны плодились с поражающей скоростью, но и дохли регулярно. Не только потому, что бросались на врагов, как бешенные, но и потому что сами друг друга пожирали. Каннибализм у них был обычным делом. А однажды они попытались съесть тех, кому подчинялись.

— То есть, демонов, — громко прошептала я.

— Да. Император отдал приказ уничтожить всех, — закончил Кан. — И мы с радостью это сделали, потому что в какой-то момент они превратились в заметную проблему.

— А теперь твой родственник пытается их возродить? — я повернулась к Сатусу.

— Возродить искусственно, потому что ни одной матки в живых не осталось, демоны позаботились об этом, — пояснил принц. — Видимо, он ищет способы, как заменить матку.

— Исходя из того, что я сегодня услышал, — лениво протянул Инсар, — он этот способ уже нашел.

— Очевидно только одно — Луан готовится к Битве, — решительно отчеканил Кан. — И я не думаю, что он собирается вступить в неё официально, — Сатус, наконец, убрал свою руку с моего плеча, и я вновь смогла дышать нормально. Парень потер лицо и стало понятно, что он очень устал. — Луан дождется пока все претенденты на трон соберутся вместе для Битвы и натравит на нас своих ручных зверушек. Иначе, зачем бы они ему были нужны?

— Тебе не кажется, что разумнее было бы достать каждого из нас по одному? — поинтересовался Инсар, погасив ухмылку. — Так намного проще, чем одному сражаться с целой толпой камо, изначально настроенных на смертельную драку.

— И что потом? — Ферай был не согласен. — Ну, прикончит он тебя, меня, Шейна. Не будет нас, будут другие.

— Другие, — выразительно выделил Инсар, — но не мы. Те, кто слабее нас и менее подготовлен.

— Не важно, — мотнул головой Кан. — Так или иначе, на трон должен кто-то взойти. А значит, Битва должна состояться.

— Ага, вот только наша смерть пусть и во время Битвы не принесет брату императора никакой пользы, кроме, разве что, самоудовлетворения. И даже если он убьет всех камо, трона ему не видать, потому что об участии в Битве нужно заявить до вступления в боевой круг, а не после. Но этого не сделать не явившись в Аттеру. А Луан, ты сам знаешь, изгой уже много лет. И если бы он мог пересечь границу, то давно бы это сделал. Поэтому наша смерть не будет иметь для него никакого значения. Власть ему так не получить.

— Любой из нас — угроза для него, — заключил Кан. — Поэтому Луану совершенно наплевать, кто по итогу будет объявлен официальными участниками Битвы, мы или кто-то другие.

— Вот именно! — развел руками Инсар. — А это значит, что своих прожорливых зверьков он готовит не для нас. Смысла нет!

— Я много думал об этом, — признался Сатус. — Для дяди было бы выгоднее, если бы Битву вообще отменили.

— До тех пор, пока в каждой из Девяти Семей будет хотя бы по одному живому взрослому представителю — не отменят.

И ребята умолкли. Кажется, они подумали о том же, о чем и я — а что если Луан решил уничтожить вообще всю аристократическую верхушку Аттеры?

— А если ваше судьбоносное сражение отменят, — мой вопрос не был праздным любопытством, я хотела знать, во что меня пытаются впутать, — кто тогда станет императором?

— Действующий правитель сохранит за собой право на корону до тех пор, пока не представится возможность провести Битву, — ответил мне Ферай. Кажется, он был единственным среди парней, кого не раздражали мои вопросы.

— И как в этой ситуации могу помочь вам я? — этот вопрос следовало бы задать раньше, ведь именно с требования помочь и началось наше знакомство с демонами.

— Мне бы тоже, на самом деле, хотелось бы узнать твой план, Тай, — с подтекстом округлил глаза Инсар. — Не пришло ли время поделиться?

— Нет, не пришло, — безапелляционно заявил Сатус. — Пока могу сказать только одно — Мира поможет нам решить нашу ключевую проблему.

— Ключевую проблему? — изумленно взмахнув ресницами, переспросил Инсар. Потом всем своим корпусом повернулся к Кану и любезно поинтересовался, так, словно здесь присутствовали только они: — А какая у нас ключевая проблема?

— Самому интересно, — невозмутимо проронил Кан и эти двое уставились на Сатуса с демонстративным ожиданием пояснений.

Но того такая ерунда не действовала.

— Тай, мы чего-то не знаем? — наконец, не выдержал Ферай.

— Или ты эту «ключевую проблему» на ходу изобрел, — светлые глаза скользнули на меня, прошлись вниз, от макушки до груди, не столько изучая, сколько утверждаясь в уже изученном, отчего мне стало неуютно. Но пришлось промолчать, потому что с Инсаром связываться только настроение себе портить. Он всегда знал, что ответить на любую претензию и легко отбился от всяческих обвинений, даже если они были справедливыми. Этот светлоглазый умел и любил оставлять последнее слово за собой. — Так сказать, для облегчения другого процесса.

— Нет, — уверенно оборвал его Сатус, буря злыми глазами так, что у Инсара уже должна была дырка во лбу образоваться. — А если ты сомневаешься во мне и в моих словах, то можешь заявить об этом перед всеми и потребовать пересмотра позиции лидера.

— Нет, что ты, — и парень поднял ладони вверх, скривив дурашливую рожицу. — В тебе? Сомневаться? Да никогда!

— У вас что, есть официальный лидер? — обратилась я к Кану, как к самому общительному и не вредному здесь.

— Конечно! — встрял Инсар. — А ты как думала! Тай наш бессменный гегемон едва ли не с тех пор, как научился говорить.

— Верно, — сузил глаза Сатус, а рот небрежно искривился. — И я тебе уже все сказал.

— И я все понял, — окончательно развеселился Инсар, но веселье это было с привкусом горечи.

Спустя некоторое время я вернулась в свою комнату. Провожать меня взялся Сатус, который и сам с трудом на ногах стоял, хотя и очень старался этого не показывать.

— Шел бы ты на свой этаж, — скупо заметила я, когда лестница несла нас вверх. — Дорогу к кровати я и без тебя могу найти.

— Нет, — упрямо покачал головой принц. Взгляд его периодически рассеивался, а глаза так и норовили закрыться. Я задалась вопросом, когда он в последний раз спал, но вслух спрашивать не стала. — Сегодня моя очередь тебя охранять.

— Как бы мне тебя охранять не пришлось, — проворчала я, сходя со ступенек остановившейся лестницы.

Оказавшись в комнате, я попросила демона отвернуться, чтобы переодеться. Он на удивление покорно подчинился, сев на кровать моей исчезнувшей в неизвестном направлении соседки ко мне спиной и замолчал. Тишина меня вполне устраивала, я быстро сменила одежду, когда повернулась обратно, парень уже спал.

— Уснул сидя, — покачала я головой. Потом стянула со своей кровати покрывало и набросила на демона. — Не знаю, нуждаешься ли ты в этом, но на всякий случай укрою, — проговорила я тихо, прислушиваясь к едва слышному сопению. — А спящий ты почти милый…

Понаблюдав за ним еще какое-то время и позавидовав тому, что даже во сне Тай умудрялся быть до боли красивым, я забралась в собственную кровать и попыталась уснуть.

Но сон не шел, хотя спать хотелось. Я чувствовала, что вымоталась, но мозг гудел и никак не хотел отключаться даже ради спасительного отдыха.

Стук в дверь раздался неожиданно. Он был тихим, но отчетливым. Мне показалось, что тот, кто стоял за дверью не столько хотел войти, сколько проверял есть ли внутри бодрствующие. Поразмыслив пару мгновений, я откинула одеяло, подошла к порогу и приоткрыла створку.

— Не спишь? — улыбнулся Кан.

Я отрицательно покачала головой и распахнула дверь шире, чтобы демон мог войти. Шагнув внутрь, парень аккуратно запер за собой, повернулся ко мне и его взгляд резко изменился, застыв. Напряжение между нами скакнуло вверх, едва не пробив потолок и не улетев в небо. Глаза демона медленно, словно против его собственной воли, начали опускаться ниже, и я мгновенно вспомнила, что на мне только одна из старых рубашек бывшей соседки по комнате. И она едва доходила до середины бедра.

— Ой! — спохватилась я и юркнула обратно в кровать, натянув одеяло выше носа. Первый момент неловкости прошел и мне стало стыдно. — Извини…, - смущенно залепетала я, — просто… я не ожидала…

Демон стремительным смазанным движением отвернулся, постоял так немного, сохраняя молчание, а развернулся обратно уже с натянутой улыбкой.

— Все нормально, — попытался успокоить он меня не своим голосом, могучим, рокочущим где-то глубоко в груди. В нем слышались густота, оглушающий рёв и громовые раскаты. Демон откашлялся, его широкая грудь высоко поднялась в тяжелом вздохе, будто бы ему на мгновение перестало хватать воздуха, но секундная пауза — и вот Кан вновь такой же, как и всегда.

Потерев ладонью щеку, он поглядел на Сатуса. Тот, расслабленно откинув голову на прислоненную к стене подушку, выглядел почти безопасно, почти по-домашнему уютно. «Почти» потому что несмотря на безмятежность прекрасного лица, даже во сне принц прижимал руки к туловищу и сжимал пальцы в кулаки. И от этого казалось, будто даже в таком измотанном состоянии он продолжал сохранять готовность отреагировать на любую внезапную угрозу.

— Так и знал, что он отключится. Давно не отдыхал. Ему нужна передышка.

— Поэтому ты здесь? — догадалась я, позволяя одеялу соскользнуть чуть ниже, но так, чтобы все ниже шеи оставалось прикрытым.

— Да, — парень обвел изучающим взглядом мою небольшую комнату. — Я побуду с тобой этой ночью.

И он умолк, как-то неловко поморщившись.

Причина его замешательства стала очевидна практически сразу же, когда я сама, покосившись на продолжающего мирно спать Сатуса, задумалась над тем, как мы все втроем разместимся в этой небольшой комнатке. Когда мы жили здесь вместе с Микой спальня казалась мне почти просторной, но теперь, оказавшись в компании двух рослых и широкоплечихпарней я остро ощутила недостаток пространства. Ведь в наличии имелось лишь два спальных места, одно было занято мной, а другое — Сатусом. Поэтому Кану на выбор оставался лишь стул, который категорически не подходил для всенощного бдения, потому как был жестким и низким, а еще подоконник, по степени своей комфортности приближенный к птичьей жердочке.

— Садись, — предложила я, подтягивая ноги к груди и указывая на освободившееся место на своей постели.

Парень благодарно кивнул и устроился там, где я предложила. Он был крупным, но очень пытался занять как можно меньше места, что меня рассмешило.

— Ты чего? — удивился демон.

— Да так, просто, — продолжая улыбаться, неопределенно ответила я.

— У тебя красивый смех, — проговорил вдруг Кан.

— А? Да? Спасибо, — его слова заставили меня растеряться.

— Ты всегда так реагируешь на комплименты? — он присмотрелся внимательнее, будто пытаясь разглядеть что-то, что было то ли за мной, то ли внутри меня.

— Как?

— Как будто ожидаешь, что тебя покусают, — взгляд демона было очень тяжело выдержать. И я увидела в нем то, что роднило его с принцем — удивительная прозорливость и точность в суждениях.

— Ну…, - я почесала макушку. — Ты не был особо вежлив в начале, когда мы только познакомились.

— Как и ты, — даже не повел бровью парень, продолжая неотрывно на меня глядеть.

— Возможно, — нехотя допустила я. — Но поставь себя на мое место — я оказалась в чужом мире, ничего не понимая и не имея возможности элементарно защитить себя. А тут вы — взрослые, хмурые и… грубые! Возможно, я была резкой, но и вы не проявили приветливости! А могли бы, ведь вы намного старше меня, следовательно, должны быть мудрее!

Высказавшись так, я умолкла, бросив осторожный взгляд на демона.

— Намного старше? — с нехорошим подтекстом переспросил Кан. — Как ты думаешь, сколько нам лет?

— Не знаю, — надулась я. — Но Сократ сказал, что вам может быть сколько угодно — от тридцати до ста!

— Твоего мохнозадого помощника следовало бы хорошенько проучить, — медленно проговорил Кан с нарастающим негодованием. В глазах сверкнуло нечто смертельное, как будто я увидела мелькнувшее в воздухе острие клинка. И я вдруг начала очень сильно переживать за здоровье своего кота.

— Зачем? — поторопилась я разубедить парня. — Не надо!

— Надо! — прорычал демон. — Чтобы больше не распространял информацию, вводящую в заблуждение!

— То есть, тебе не сто лет?

Демон резко подался ко мне, так что я плюхнулась на спину с грациозностью собственного хорошо отобедавшего хвостатого помощника, и выразительно приподнял бровь.

— А как по-твоему, мне сто лет? — вкрадчивым, почти ласковым тоном поинтересовался он.

— Не… не знаю, — пролепетала я, чувствуя, как меня пытаются лишить того немного, что еще осталось — возможности дышать и свободно шевелиться.

Кан отодвинулся, возвращаясь в прежнюю позу. Закинул ногу на ногу с истинно благородным изяществом и со вздохом проговорил:

— Мира, если ориентироваться на межмирный возраст, то мне двадцать три. Самый старший из нас Блейн — ему двадцать шесть.

— Да? — с изумлением уставилась я на него. — А я думала… А сколько Сатусу?

И мы оба поглядела на демона, который продолжал спать сидя. На лице его появилась безмятежная улыбка, такая, что мне даже стало интересно, что же ему снится?

— Мы с ним одного возраста. Но я появился на свет на одиннадцать лун раньше, так что, получается я — старше.

Мы замолчали.

— Ты так на него смотришь, — заметил Кан с досадой.

— Как?

— Не могу описать. Но мне не нравится, — в его голосе проявились жесткие нотки.

А меня неожиданно потянуло на откровения.

— Рядом с ним я чувствую себя беспомощной. Как будто я маленькая щепка, попавшая в бурное течение. И выбраться уже нет сил. Меня постоянно преследует ощущение, что моя судьба уже решена. И решил её он, не оставив мне и шанса, — я вспомнила слово, которое услышала во время ритуала, когда начала терять сознание. — А что значит «ваине»?

Кан напрягся. Сел ровнее и сурово спросил:

— Где ты это услышала?

— Когда церемония с передачей крови начала выходить из-под контроля, Сатус сцепился с Мелиндой. Я плохо помню, что тогда происходило, но они начали спорить. Тай назвал меня нурой, а мадам Мелинда удивилась, так, будто услышала нечто невозможное. Потом спросила: «Ваине?».

— Мира, — начал демон. Его кадык дернулся, будто ему тяжело было говорить. — Ваине — это значит «чужестранка». В моей стране так называют всех, кто родился не в Аттере. И это… не очень хорошее слово.

Глава 13

— Почему? — я начала поправлять одеяло, пытаясь скрыть накатившую нервозность.

— Потому что ваине обычно становятся любовницами в домах аристократов империи. Такая судьба ждет в том числе и тех чужестранок, которых постигла участь стать нурой демона.

— А нура — это…

— Само слово означает «избирать». Но в отношении женщины его используют только в одном случае, — Кан на мгновение умолк. Мне показалось, что ему нужна была передышка. И заговорив вновь, парень будто бы преодолевал какой-то внутренний барьер. То ли ему не хотелось обсуждать эту тему, то ли ему не нравилось обсуждать её именно со мной. — Когда говорят о той, которую любят всем сердцем, которую выбирают себе в пару. Один раз — и на всю жизнь. До конца своих дней. И даже если нура умрет раньше избравшего её демона, занять это место уже никто не сможет. Наша любовь, Мира, сильна и всепоглощающа. Влюбляясь, мы любим всем сердцем, всем своим естеством. За любимую женщину демон отдаст всего себя, включая свою жизнь. Эти чувства настолько сильные, что порой затмевают разум, вытесняют все инстинкты, кроме одного — защитить своё. Желание быть с любимой, владеть ею, не только физически, но властвовать над каждой её мыслью, порой приобретает ужасающие масштабы. Очень часто такая любовь перерастает в одержимость, в желание контролировать каждый шаг, каждый вздох, каждый взгляд любимой женщины. Потому что она становится важнее тебя самого, важнее семьи, важнее всего, что есть в мире. Далеко не каждая способна выдержать такую любовь, Мира, многие ломаются. Кто-то пытается убежать, и это превращается в побег длинною в жизнь. Некоторые погибают. А смерть любимой по твоей вине — это самая ужасная пытка, самая страшная трагедия, которая может случится с демоном. Сдержанность — единственный выход. Но не у каждого демона хватает силы воли и хладнокровия подавить врожденную потребность все контролировать. Многие демоны, влюбляясь в чужестранок, забирают их в свой дом, рвут все связи возлюбленной с домом и родными, действуют скрытно, быстро и жестоко. Судьба таких женщин незавидна. Не только потому, что их лишают всяческого выбора, но и потому что демон… Мира, ваине может быть нурой, а нура может быть ваине, но ваине не может быть женой. Демон не может создать семью с чужестранкой, даже если он назвал её своей парой, своей избранницей. Это прописано в наших законах. И это пытка для обоих, потому что женщина, не имея права распоряжаться собственной судьбой, вынуждена наблюдать как тот, кто лишил её всего, строит свою жизнь с полноправной жительницей Аттеры. Мужчина же, чувствуя, как несчастна его любимая, должен посещать законную супругу, чтобы получить наследников. И если кто-то другой сможет отказаться от продолжения рода и законного брака, то правитель империи — нет, Мира. А Тай собирается стать таким правителем.

Я очень внимательно слушала Кана, будто пропуская каждое его слово через себя, но глядела при этом на принца. Почему-то именно он в этот момент настойчиво притягивал мой взгляд. И даже я сама не могла ответить себе почему мне хотелось на него смотреть. Возможно потому что я пыталась представить, какой будет его жена. Наверняка, ею станет какая-нибудь сногсшибательно красивая демонесса с такими же черными, как у него глазами и неподражаемым умением игнорировать всё, кроме собственных желаний. Такая же адская, невозможная, всепоглощающая, желанная…

А может быть, я смотрела на него потому что меня зачаровала появившаяся на лице Сатуса безмятежная улыбка, которая будто бы подсветила его лицо изнутри, сделав гораздо моложе и мягче. В этот момент он, расслабленный и теплый ото сна, меньше всего походил на себя привычно, а больше напоминал трагического героя, раздираемого внутренним конфликтом, убегающего от реальности, слишком пошлой и низменной для него, в мир чудесных грез. Хотелось бы мне узнать, что же ему снится, но какими бы не были его сновидения, в этот момент, кажется, он был почти счастлив, а вот я себя ощущала совершенно иначе. И улыбаться мне не хотелось. И чувство было, словно мне на голову вот-вот должен был опуститься топор.

— Есть во всем этом что-то безжалостное…, - пробормотала я, а потом четко и внятно произнесла: — Я не хочу быть любовницей. Пусть Сатус найдет себе кого-нибудь, кто будет сторожить его койко-место, пока законная супруга рожает ему детей. Я этого делать не стану!

— Я не думаю, что у него или у тебя есть выбор, Мира. Теперь…

— Что же мне делать? — бессильно прошептала я, закрывая лицо руками.

Пальцы демона легли поверх моих, тихо, не дыша, отведя их в сторону, не заставляя, но прося открыться для него. Подняв лицо ему навстречу я угодила в ловушку откровенного взгляда, который не был магическим, но которому придавала особенную глубину тишина и темнота. Слишком маленькая и хрупкая, слишком уязвимая и неопытная — такой я увидела себя в его глазах, потому что и он меня такой видел. Он стал моим зеркалом, отражением всей моей боли, как если бы вдруг почувствовал меня как самого себя, нащупал все те шрамы, которые нельзя было показывать и заглянул в запертый на все замки душевный сундук, к которому даже я сама старалась не подходить.

На долю секунды я увидела нас двоих, сидящих на маленькой тесной кровати и помогающих друг другу пережить эту ночь, со стороны. И ощущение отчаянного безмолвия из-за невозможности говорить о том, что кажется важным и нужным сменилось чувством исцеления. Как если бы ты запер самого себя в пустой комнате, а кто-то подобрал ключ, вошел, тихо сел рядом и остался с тобой в этой комнате. Навсегда. Ничего не требуя, и ничего не прося взамен.

Но вот Кан вдруг дерзко ухмыльнулся, поводил широкими плечами и краткий чарующий миг исчез, словно брошенный в огонь лед. Парень взял меня за руку, погладил ладонь большим пальцем и с убежденностью в голосе проговорил:

— Чтобы ни случилось — продолжай бороться. Тебе следует помнить вот что: теперь, когда Тай назвал тебя своей избранной, у него нет пути назад. И второго шанса у него тоже больше не будет. Слово произнесено. Поэтому он будет использовать все методы, как хорошие, так и плохие. И не отступит, пока ты не сдашься.

— А если я не смогу? — из скованной болью груди прорвался отчаянный всхлип. Отчаяние нахлынуло с новой силой. — Что если он окажется сильнее?

Ферай стиснул мою ладонь, крепко, будто пытаясь передать мне часть своей силы.

— Один из вас должен победить. И я сделаю все, чтобы это была ты, — с жаром пообещал мне демон.

— То есть, мы теперь в одной команде? — рассмеялась я со слезами на глазах. Одна прозрачная слезинка сорвалась с ресниц и капнула вниз, оставив мокрое пятно на рукаве демона.

— Я научу тебя управлять твоей магией. И когда ты поймешь, насколько великолепна и уникальна, когда осознаешь всю глубину своих возможностей, ты сможешь найти свой собственный путь. Тот, идя по которому будешь свободной. Потому что в этом и есть сила, Мира — в свободе. Свободе внешней и внутренней.

И меня настолько тронули его слова, сказанные с искренностью, завораживающей и потрясающей глубины сознания, что я испытала прилив вдохновения.

Подскочив, предложила:

— А давай начнем сейчас! Прямо сейчас! Немедленно!

— Что начнем? — наблюдая за мной с ласковой улыбкой, спросил Ферай.

— Обучение!

— Мира, сейчас ночь и тебе надо спать, — напомнил демон и его улыбка стала еще шире.

Но мой мозг был с ним не согласен, он искрил и выдавал одну идею за другой.

— Давай попробуем найти Феликса! — лицо демона удивленно застыло, а я бросилась объяснять: — Помнишь, когда вы всей своей шальной компанией заседали у меня в комнате, Инсар предложил, чтобы я попробовала открыть проход, думая о Феликсе. Мол, если я буду стремиться к нему, то, возможно, к нему и попаду.

— Это я помню, — старшекурсник подтвердил отсутствие у него провалов в памяти. — Но ты понимаешь, насколько это опасно? Ты можешь промахнуться. Можешь выйти не там, где нужно! И неизвестно, что за место это будет. Вдруг, ты вышагнешь прямо на спину какому-нибудь плотоядному червяку, размером с дом, или бултыхнешься в море. Мы не знаем, где Феликс, но где бы он ни был, он сможет там выжить, а вот ты…

— Ты будешь рядом, — с шальной улыбкой проговорила я, стараясь отгонять от себя жуткие картины.

— Думаешь, получится? — все еще сомневался Кан, но взгляд его посветлел, словно кто-то отдернул плотные черные шторы и впустил внутрь него солнечный свет.

— Один раз я уже открыла проход сознательно, а не рефлекторно, — все же постаралась я реально оценить свои силы.

— Два, — поправил меня демон. — Ты сделала это два раза. Или ты думаешь, что мы не заметили исчезновения твоего возлюбленного человеческого мальчишки, о котором ты так переживала?

— Чего?! — возмущенно подпрыгнула я. — Ничего он мне не возлюбленный!

— Уверена? — хмыкнул демон, искривив губы. — А чего ж ты тогда рыдала навзрыд, когда вытолкнула его обратно в ваш мир человечек? Шейн сказал, что ты едва не затопила нашу общагу.

— Просто, — я пожала плечами, сама с трудом понимая собственные чувства. Совершенно точно я знала только одно — мне было очень больно. И эта боль требовала выхода наружу. Иначе она бы просто обглодала меня изнутри. — Наверное, мне было грустно. Что он может вернуться, а я нет.

— Вряд ли жизнь в сером мире стоит того, чтобы проливать по ней слезы, — с некоторой заносчивостью, которая проявлялась в нем все реже, заметил Кан. — И ты это знаешь. А еще знаешь, что плакала по другой причине. И он, — парень кивнул на своего друга, начавшего посапывать чуть громче, чем прежде, — тоже это знает. Поэтому он не позволит тебе вернуться домой. И если попытаешься встретиться со своим другом, Тай его убьет.

— Вот так просто? — меня едва не передернуло от того, с какой легкостью демон говорил о смерти.

— Вот так просто, — кивнул Ферай и добавил с неожиданно вскипевшей злостью: — Потому что он уже считает тебя своей.

— Тогда мне тем более нужно скорее научиться управлять своей… своими особенностями, — заторопилась я, хотя мне все еще трудно было признать, что я владела какой бы то ни было магией. А если и владела, то нечто, сидящее внутри меня, не казалось ни дивным, ни сказочным. Сев поудобнее, я кивнула: — Давай, учи!

Демон подавил улыбку, которая показалась победоносной, и развернулся ко мне всем корпусом. Сгреб в свои чуть шершавые ладони обе мои и наставительно произнес:

— В первую очередь ты должна понять главное — твоя магия это не что-то изолированное, существующее вне тебя самой, сидящее в сторонке, в пыльном уголке. Твоя магия — и есть ты. Ты можешь управлять ею, как управляешь рукой или ногой. Когда ты идешь — ты ступаешь не задумываясь. Ты не думаешь о том, что сперва надо согнуть ногу в колене, поднять, потом опустить, потом перенести на неё вес тела, потом повторить всё снова, но уже с другой ногой. Ты просто идешь. С магией точно так же. Пусть её источник ты не видишь, как видишь руку или ногу, но он есть. Он пробудился, как только ты оказалась в мире, наполненном магией. Найди его. Почувствуй. Волшебство живет внутри тебя, бурлит, волнуется, томится в ожидании, пока ты, наконец, примешь его, как неизменную и неотрывную часть себя… Как ты не можешь отказаться от руки или ноги, так ты не можешь отказаться от магии, потому что в любом из вариантов — это будет невосполнимая травма.

Я закрыла глаза и, вслушиваясь в голос демона, попыталась найти ту самую магию, которая по словам Кана, бурлила во мне. Хотя я ничего такого не чувствовала. На самом деле, я не чувствовала ничего из описанного, кроме… усталости. Я поняла, что уже очень давно чувствуя себя измотанной. И это состояние не было следствием тяжелого труда или тяжелой жизни. Жизнь до встречи с Сократом у меня была обычная, даже можно сказать посредственная. И все же, ощущение изнуренности, бессилия сохранялось даже в те дни, когда я не делала ничего. Точнее, я так чувствовала себя всегда. Сколько себя помнила. Я будто бы устала еще до того, как родилась. Моя беглянка-мать, мой неизвестный биологический отец, выдававший себя за него и притворявшийся успешным бизнесменом демон, пришелец из другого мира, и я, бродяжка, существо непонятной породы, живущее будто бы по привычке, но с ощущением глубокой дыры в душе — всё это было как-то связано. Странно, но теперь мысли о маме не увеличивали эту дыру, а наоборот, будто бы залатывали её. Получив ответы на многие вопросы я успокоилась, словно нашла то, что очень давно искала, хотя и понятия не имела, что же именно ищу.

Кан продолжал говорить, но теперь его голос звучал приглушенно, а слова слились в один плавный, убаюкивающий, чуть гудящий поток. И чтобы разобрать хотя бы одно слово, понять его смысл, требовалось приложить огромное усилие. Не просто слушать, а мысленно раскладывать каждую фразу на составляющие, а потом собирать её из звуков заново, как конструктор. И я пыталась! Я действительно пыталась, но это было так сложно!

— Мира, смотри! — вдруг пораженно воскликнул Кан.

Распахнув глаза я увидела рядом с собой дыру. Она была похожа на прорезь, словно кто-то полоснул по плотной структуре пространства длинным тонким лезвием, срезая верхний слой чего-то многослойного, подобного пирогу. И сквозь образовавшийся надрез проступил следующий слой. И все было бы в порядке, если бы начинка этого странного пирога вдруг не полезла сквозь дыру прямо к нам!

Это была лысая и очень злая начинка! С вытянутыми белесыми глазами-щелочками, бородавчатым носом-крючком и чахлым кустиком коричневых волос, торчащим вверх строго по центру макушки, будто пальма! Неведомое создание откровенно желало добраться до нас, кровожадно растягивая губы в клыкастом оскале, тянущемся от одного островерхого уха к другому. Изо непропорционально огромного рта то и дело выпадал длинный багровый язык, покрытый мелкими подкожными пузырями. А из широких ноздрей на каждом чуть лающем всхрапе вылетали капли чего-то болотно-зеленого, усеивающего едким орнаментом пол в моей спальне.

Распространяя запах сырости, какой собирается в затопленных и заброшенных подвалах, носатый упрямо карабкался сквозь прорезь. Но она была узкой, подрагивала, словно тонкая ткань на сильном ветру и явно не была рассчитана на кого-то, имеющего столь выпуклую грудь-колесом и крупные покатые плечи.

Носатый же очень старался, и пока мы наблюдали за ним в немом изумлении умудрился наполовину пролезть из своего мира в наш, хватаясь за края разрыва длинными узловатыми пальцами с черными ногтями, похожими на птичьи. За его спиной я успела разглядеть еще несколько полулысых макушек и мелькающий свет разожженного огня, отбрасывающий тени на каменистые развалины.

— Мира, — предостерегающе произнес Кан, поднимаясь с моей постели. В его руке непостижимым образом появился меч, такой же, каким еще совсем недавно Сатус перерубил напополам вылупившегося из тела человека членистоногого.

Носатый отреагировал на звук голоса демона, поднял свою морду с крупными желтыми зубами и вопросительно рыкнул. Его злобные глазки вдруг показались мне не такими уж злобными, а наоборот — грустными и тревожными. Но Кан на это не повелся, с силой замахнувшись мечом он уже готов был нанести разрушительный удар, который точно бы убил носатого. Тот в ответ лишь замер, жалобно пискнув, и перевел свои маленькие глазки на меня.

И в этот момент меч Кана начал опускаться, за чем я наблюдала как в замедленной съемке. В последний момент не выдержав, я бросилась вперед.

— Нет! — заорала я, сиганув на спину демона и попытавшись задержать его руку, но не смогла. Правда, кое-что мне все же удалось.

Кан пошатнулся, инстинктивно дернувшись, чтобы сбросить меня со своей спины, и его меч промахнулся, пролетев совсем рядом с лысой головой. Носатый заверещал на таких высоких нотах, что в ответ на его визг зазвенело в ушах и что-то, что находилось за его спиной, выдернуло его обратно. Разрыв в пространстве задрожал, края его потянулись друг к другу и соединились, сплавившись в одно дрогнувшее на прощание полотно.

— Разрази меня бездна и Матерь-Тьма! Мира! — не своим голосом заорал Кан. Схватив за шиворот, демон отодрал меня от себя, швырнул на кровать, и навис сверху грозной горой. — О чем ты думала?!

— Ни о чем, — честно призналась я, сжавшись в комок, потому что радикальное преображение Кана меня напугало. В глазах его заплескался яд, мышцы налились мощью, а по лицу поползли серебристые змейки, проступающие сквозь кожу и образующие витиеватые линии вдоль надбровных дуг, оббегающие по кругу лоб, спускающиеся вниз по щекам, описывая линии скул и убегающие под челюсть.

Вместо приветливого старшекурсника, которым Ферай был последние часы, вновь появился злой демон, настоящий демон, который лишь только ухмылялся недобро и говорил гадости, чтобы зацепить поглубже и побольнее. То есть, стал практически самим собой, таким Каном, с которым я столкнулась в первый день в Академии.

— Мира, — тяжелый вздох вырвался из его груди. Отступив на шаг и перестав давить на меня силой своей личности и внушительностью телосложения, парень с остервенением потер лицо, которое почти сразу же начало возвращаться к своему привычному облику. Змейки исчезли, будто их и не было. Уверенное движение руки — исчез и меч, растворившись в воздухе. Я хотела было спросить, как они это делают и куда прячут своё оружие, но Ферай не позволил.

— Ты хоть понимаешь, чем это могло закончиться? — принялся он отчитывать меня, будто непослушного ребенка.

— Н-нет, — прозаикалась я. — В смысле…

— Сумасшедшая! Ты сейчас могла быть мертва! — он старался не повышать голос, наверное, чтобы не разбудить своего друга, но все равно его обвинения пробирали до самых печенок, заставляя вжимать голову в плечи и чувствуя себя виновной во всех грехах. — Ты хоть знаешь, кто это был?!

Я отрицательно помотала головой, потупив взгляд.

Глава 14

— Это был гоблин! — зашипел Кан, махнув рукой туда, где образовался, а потом исчез разрыв в пространстве.

— Гоблин? — я удивленно вскинула голову. — Которые живут под землей, боятся солнца и воруют еду, потому что любят вкусно покушать?

Кан оборвал себя на полуслове, нахмурил брови и спокойнее спросил:

— Откуда ты это взяла?

— Читала…, - пискнула я неопределенно.

И демон вновь завелся.

— Не знаю, где ты и что читала, но гоблины — это не всякая воображаемая чушь! Они непроходимо тупы, но часто работают на торговцев живым товаром! Не все, конечно, но многие!

— Жи… живым товаром? — сглотнув, переспросила я, почему-то представив себе карасей, бьющихся в ведре с водой.

— Людьми, Мира, — устало уронил руки Кан. — Потому что это самая многочисленная и самая незащищенная популяция живых существ. Рассказать тебе, что обычно происходит с теми, кто оказывается в гоблинских угодьях?

Я затрясла головой так, что аж замутило.

— Тогда запомни раз и навсегда: никогда и ни за что не связывайся с гоблинами! — рявкнул Кан.

— Этот не показался мне опасным, — пробормотала я, заламывая пальцы. — Наоборот, мне стало его жалко, поэтому… я попыталась его спасти. Не дать тебе его убить, ведь он же ничего не сделал нам плохого!

— Потому что не успел, Мира, — Кан разочарованно покачал головой, отчего мне стало еще тяжелее на душе. — Ты думаешь, он лез сюда подарить тебе луговые цветочки? Нет, он лез огреть тебя зубилом!

— Откуда у него зубило? — моргнула я.

— Гоблины неразрывно связаны с горами. В горах живут, там же и работают, роют тоннели, прокладывают дороги, а потом взымают плату за их использование. Там же, в горах, они похищают тех, за кого можно выручить солидный мешок золота. А кого еще можно продать на рабовладельческом рынке за знатную цену, если не такую, как ты? Я доступно объясняю?

— Почему в последнее время мне постоянно достается? — пожаловалась я.

— Потому что ты мозгами не думаешь, — укорил меня парень, чей настрой повоспитывать начал угасать.

Потерев шею, парень вернулся на кровать и сел рядом, поглядев на меня с высоты собственного роста.

— Ты хоть знаешь, куда открыла проход? — спросил он почти дружелюбно.

Я отрицательно дернула головой, рассматривая собственные коленки.

— Я тоже не знаю, — Кан помолчал, оглянувшись на Сатуса, который заворочался во сне. — Пообещай, что одна не будешь даже пытаться открыть проход. Теперь рядом с тобой всегда будет кто-то из нас, поэтому если ты войдешь в межпространство случайно, то без защиты не останешься. Но не смей экспериментировать без подстраховки. Поняла?

Я вяло кивнула.

— Хорошо, — удовлетворенно вздохнул демон.

Я ощутила смену его настроения практически кожей.

Подняла голову…

И, вздрогнув, обожглась о взгляд парня, который замер на моих ногах, свободно лежащих поверх одеяла. Вновь вспомнила, что одета лишь наполовину.

— Красивые ножки…

Пронизывающая потребность прикрыться вспыхнула в голове тревожной лампочкой, но даже пошевелиться показалось невыполнимой задачей.

— Мира…, - растерянно произнес Ферай, скользнув глазами от колен к бедрам, и его мысленное касание было не менее ощутимым, чем если бы оно было физическим. Он будто бы изучал каждую клеточку моей кожи, каждый изгиб, каждое изменение рельефа, так внимательно, словно хотел запомнить, выучить наизусть всю меня.

— Мира, — повторил он, так мягко и нежно, что невольно сбилось дыхание.

Он подался вперед, медленно придвигаясь ближе, словно непреодолимая сила тянула его ко мне. Я чувствовала, как сокращается расстояние между нами, а тяжелый, потерявший резкость, взволнованный взгляд поднимается выше — вдоль по животу, огибая и будто бы поглаживая грудь, выше по шее, пока не достиг глаз. И безмолвное созерцание глаза в глаза будто взорвало тысячи фейерверков в моей голове, а я вдруг в полной мере осознала, каково это — быть желанной. Поняла смысл этого плавящего кожу восхищения и топкого, почти безумного благоговения, будто он вопрошал — у меня, у себя, у этой ночи — откуда я такая взялась?

Точно так же смотрел на меня Тай, но было в его глазах еще что-то, что заставляло ладони холодеть, а сердце — болеть. Рядом с Сатусом всегда сохранялось ощущение надлома, надрыва, потери. Будто у меня отнимали что-то важное. Но если рядом с Сатусом меня окружало чувство трагедии, и я буквально дышала, мыслила этой трагедией, то неожиданно обрушившиеся чувства Кана стали потрясением.

И парень это понял. Он вообще очень многое понимал.

— Я хотел узнать, какое у тебя будет лицо, когда ты обо всем догадаешься, — прохрипел он, срываясь на шепот.

— И какое же? — запинаясь, спросила я.

— Забавное, — побледневшие губы грустно растянулись в улыбке, которая могла и воскресить, и убить. И поднять к небесам, и разбить о землю. — Но ты смотрела на меня. Только на меня. И мне это понравилось.

Прикоснувшись губами к моему лбу, он прошептал:

— Не хочу, чтобы ты замерзла, — его руки натянули на меня одеяло, а после надавили на плечи, вынуждая лечь. Широкая ладонь ласково погладила по голове. — Поспи.

— А ты? — нерешительно выглянула я из-под одеяла, не зная, как мне теперь себя вести с ним. Кан мне нравился, и я бы хотела потерять ту дружбу, которая начала зарождаться между нами. Мне очень нужен был друг.

Он облокотился спиной о стену, вытянул ноги и прикрыл глаза, кажется, ему было трудно на меня смотреть. Сунув руки в карманы форменных брюк, он оставался напряженным, сосредоточенным и погруженным в свои мысли, несмотря на попытку создать иллюзию спокойствия.

Решив, что лучше сейчас не мешать чужой мысленной ревизии, я положила голову на подушку. Не знаю почему, но в присутствии Кана я совершенно не ощущала опасности, а потому, стоило прикрыть глаза, как я моментально провалилась в сон.

Проснулась от дребезжащего звука, который порождал металлический колокол в который с силой били чем-то таким же, металлическим. Распознав в источнике шума старания Бруни, домового духа факультета колдуний, в задачи которого входила ежедневная побудка учениц, я села и потерла глаза.

Дверь распахнулась и в комнату вошел одетый во все черное Шейн.

— Выспалась? — кратко осведомился он. — Вставай. Сегодня с тобой буду я.

— А где Кан и Сатус? — я зевнула, прикрыв рот ладошкой.

— Заняты, — парень был хмур, немногословен и, по всему видно, совсем не рад перспективе провести со мной весь день.

— Прости, — мне стало неудобно.

— За что ты извиняешься? — Шейн заглянул в платяной шкаф и начал выхватывать с полок одежду, кидая её мне на кровать. — Надевай. Пойдем завтракать. Тебе пора взяться за учебу. Первый урок сегодня с мистером Элиотом.

— Хотелось бы сперва умыться, — предупредила я.

— Хорошо, пойдем, — и Шейн направился к двери.

— Эй, погоди! — остановила его я. — Ты что, забыл? Это женский факультет. Вряд ли девушки обрадуются, когда увидят тебя там, где парней не должно быть вовсе.

— Точно, — поморщился демон и подергал себя за ухо. — Что же делать?

— Ты останешься здесь, а я, — пока говорила быстренько натянула на себя юбку, не выбираясь из-под одеяла, — схожу и выполню все утренние процедуры.

— Я не должен оставлять тебя одну, — нахмурился самый младший демон.

— Вряд ли это выполнило, — хмыкнула я. — Есть места, куда я пойду исключительно в одиночестве.

— Ладно, — согласился, наконец, Шейн. — Только быстро.

— Приложу все усилия, — немного поехидничала я, схватила полотенце и выбежала из комнаты.

День мы провели вместе. Позавтракали, а после он проводил меня на занятие. И не просто проводил, но и просидел весь урок рядом, притягивая к себе удивленно-восхищенные взгляды одноклассниц. На самом деле, Шейн своим присутствием буквально сорвал урок, потому что все как одна девушки напрочь позабыли о существовании мистера Элиота и его предмета «Введение в артефакторику», как только через порог вместе со мной переступил ярко выделяющийся своей несколько грубой красотой черноволосый демон.

Весь урок Шейн демонстрировал стоическое терпение, на провокации не поддавался, хотя не мог не замечать повышенного интереса к собственной персоне. Мистера Элиота такое поведение учениц раздражало не меньше меня, и он периодически пытался заставить колдуний слушать лекцию, которая, кстати, была очень интересной.

Первый заместитель леди Элеонор и по совместительству тот, кого я едва не угробила вазой, посвятил эту лекцию артефактам, самым мощным, которые когда-либо были созданы.

— Первый артефакт, о котором мы поговорим сегодня, называется Колода Скарабея. Его часто относят к перечню самых опасных зачарованных предметов, потому что практически все, кто когда-либо владели колодой, закончили плохо. Кто-то сошел с ума, кто-то был убил, а кто-то решился на самоубийство. Сейчас артефакт считается утерянным, а обладанием им запрещено всеобщим законом. Помните, если вы однажды в ваших руках окажется предмет из списка запрещенных, вы сразу же должны будете отдать его в соответствующие структуры. Например, Рыцарям. Итак, Колода Скарабея — это карточная колода. Мы не знаем точно, кем и когда она была создана, но случилось это еще в древние времена. Почему именно скарабей и какое отношение он имеет к картам? Скарабей издавна был сакральным символом с глубоким смыслом. Он — олицетворение магического импульса, отправляющего сознание в полет. Видимо тот, кто создал карты решил, что скарабей, как знак тленности бытия, но нетленности духовной сущности, отлично подойдет для данного артефакта. Существует легенда, что изображения на картах, которых в колоде тридцать четыре, принадлежат кисти некоего молодого аристократа из разорившейся семьи. Он был очень талантливым живописцем, но погиб в ранней юности. На тыльную сторону карт тщательно нанесен один и тот же рисунок жука с распахнутыми крыльями. Оборотная же сторона отличается тем, что каждая из них посвящена отдельному персонажу. Мужчины и женщины, девицы и юноши, старики и старухи. Все они разные, всех и ровно тридцать четыре. Считается, что когда-то они существовали в действительности, жили одновременно с художником и оказали на него значительное влияние. Поэтому каждая карта является носителем определенных черт, которые, складываясь в те или иные комбинации, на короткий срок могут наделить владельца колоды определенными возможностями. Например, везением во всех начинаниях, или неуязвимостью к некоторым видам магии. Если вам, конечно, удастся вытянуть нужную комбинацию из колоды. К сожалению, карты обладают собственным характером и чем дольше вы ими пользуетесь, тем сильнее они на вас влияют. История знала случаи, когда карты попадали к тем, кто понятия не имел, с чем столкнулся и жизнь их заканчивалась трагически. Потому что Колодой Скарабея категорически нельзя играть.

— Интересно, почему? — пробормотала я себе под нос.

— Потому что они прокляты, Мира, — тихо заметил откровенно скучающий демон и заправил волосы за ухо. По классу прокатились восхищенные стоны. — И те, кто садится ими играть, умирает сразу же по окончанию игры.

— А те, кто не играет, а просто… ну… владеет?

— Тоже прокляты, — безразлично кивнул парень. — Но шансы прожить дольше в этом случае повыше.

— Где сейчас Колода Скарабея — неизвестно, — не замечая или просто умело игнорируя как нас с Шейном, так и одержимых им девчонок продолжил мистер Элиот. — Последний раз её видели в сокровищнице правителя Восточного Королевства во времена прадедушки нынешнего короля. Идем дальше! Следующий артефакт, не менее опасный и такой же для нас потерянный — это Нефритовая маска. Она была выполнена из волокнистого материала характерного зеленого цвета. И главной особенностью маски является невозможность разбить, расколоть или каким-либо другим образом повредить её. Многие пытались, но ни у одного не получилось. Маска принадлежала Ист’ме, верховной служительнице культа бога Нун’эша в царстве Санс’инь. После того, как войска Аттеры завоевали территорию царства, царя Торн’аха казнили вместе с семьей, а жреческое сословие было жестоко вырезано.

Я в ужасе перевела взгляд на Шейна, который продолжал восседать на стуле, как на троне, с самым невозмутимым видом из всех возможных. Заметив мою озабоченность услышанным, он, глядя строго вперед и куда-то мимо преподавателя, ответил:

— Мы — демоны, Мира, а не солнечные зайчики. Мы всегда были завоевателями и всегда такими будем. И мы не виноваты в том, что противник оказался слабее нас. Торн’ах бросил вызов нашему императору, прилюдно оскорбив его. На самом деле, Торн’ах был отвратительным царем и правил ужасно. Он погрузил население в беспросветные голод, бедность и безнадегу, в то время, как сам купался в роскоши и делился содранными с жителей налогами со жречеством, которые усиленно распространяли веру в Нун’эша, чтобы хоть как-то оправдать действия царя. И нам не было бы до него дела, если бы не проявленная дерзость и неуважение. Торн’ах даже не пытался защитить своё царство и свой народ, он надеялся просто договориться — земли в обмен на его жизнь, а после сбежать вместе с шестью женами и целым выводком детей в Южное королевство, правитель которого был его молочным братом. У них была общая кормилица. Но факт в том, что его жизнь для нас стоила еще меньше, чем жизнь наших слуг.

— Заучит очень жестоко, — пробормотала я в замешательстве, не зная, как относиться к подобной позиции. — На самом деле, просто ужасно.

— Жестокость следует воспринимать как неизменную составляющую этого мира, — с философским настроем проговорил демон. — Попробуй. Жить станет намного легче.

Я промолчала и вновь начала слушать мистера Элиота.

— По воспоминаниям выживших, в момент убийства маска была на Ист’ме, но куда делась после — неизвестно. С учетом всех обстоятельств, мы можем предположить, — преподаватель деланно кашлянул, бросил быстрый взгляд на Шейна, который никак не отреагировал на потуги заместителя директора, и продолжил: — Можем предположить, что Нефритовая маска сейчас находится где-то в Аттере. Почему мы вообще о ней говорим? Дело в том, что тот, кто наденет маску сможет получить ответ на любой вопрос, ему откроются все секреты мироздания, тайны прошлого и будущего. Но сперва нужно что-то отдать взамен, что-то, что представляет для вас высшую ценностью. Известно, что Ист’ма принесла в жертву свою мать, окропив маску её кровью, перерезав несчастной горло. Но поговаривали, что служительница обманула артефакт, не отдав ему то, чем дорожила больше всего, за что и была наказана. И не только она, падение Санс’инь произошло вскоре после того, как Ист’ма надела Нефритовую маску, стоя на главной площади столицы перед дворцом Торн’аха, собрав вокруг себя горожан. Помните, к зачарованным предметам нельзя относиться пренебрежительно.

— Ист’ма хотела распространить влияние веры в Нун’эша за пределы царства, а потому рискнула воспользоваться маской, которую выкупила за огромные деньги у скупщиков краденного, — неожиданно проговорил демон, но так, чтобы только я его услышала. — Она не думала ни о чем, только о власти, которую получит, когда созданный ею лично культ пополнится новыми сторонниками, в том числе, и такими, которые правят другими королевствами. Скорее всего, этими же бреднями она задурила голову Торн’аху и тот, слишком уверовав в собственные силы, позабыл, что является смертным царем крохотного государства на отшибе мира.

— Она не знала, что маска не простит обмана? — я придвинулась к Джеро поближе, очень уж мне стало интересно.

— Нет, она не верила в её силу, а просто использовала как символ. Но когда поняла, что наделала, то попыталась всё исправить. Даже явилась на к нашему императору и бросилась ему в ноги с просьбой изменить намерения Аттеры. Но это не сработало.

— То есть, она была готова с вами сотрудничать ради спасения своего народа, а вы все равно её убили? — мне стало нехорошо от осознания степени кровожадности и циничности демонов, как расы. — Зачем?

Шейн покосился на меня со снисходительностью и промолвил холодно:

— Она не хотела спасти свой народ, Мира, она хотела спасти свое детище и все те блага, которых удалось добиться за время правления Торн’аха. Но Аттере не нужны ни боги, ни их служители. У нас нет централизованной религии, да и религии в принципе. Мы ни в кого не верим, кроме себя. Поэтому и сотрудничество с этой женщиной не имело для нас никакого смысла. Мы и так получили то, что хотели. Мы отомстили и поставили в этой истории точку.

— Беспощадные методы, — с трудом вымолвила я, не понимая, как кто-то может рассуждать подобным образом и не чувствовать даже толики вины.

— Как и все, что делают демоны, — проронил Шейн и смело поймал мой взгляд. — Тебе пора это усвоить.

— Следующий артефакт, который мы изучим сегодня, также связан с Аттерой, потому как был создан именно там, там и остается по сей день. Вернее, это даже не один артефакт, а два. Первый из них называет Хекет — это скипетр, который обозначает безраздельную власть правителя. Со скипетром в руке новый император, определенный Битвой, вступает на трон. Также, по легендам, это невероятное по своей силе оружие, которое император может использовать в случае непосредственной угрозы Аттере. Бьет с мощью и точностью молнии — так описывают действие императорского скипетра. Говорят, что оружие это никогда не промахивается и не может быть ничем повреждено. Правда существует одна загвоздка. Хекет не работает без кольца, которое должно быть на пальце у императора. Кольцо это с ярко-желтым камнем тоже обладает некими волшебными свойствами, но нам не известно, какими именно. Единственное, в чем мы можем быть уверены — камень и скипетр должны принадлежать одному хозяину.

Упоминание кольца, родом из страны демонов, навело меня на некоторые размышления. Я вспомнила ангела, который тыкал в Сократа, когда нас обоих утянуло в подобие видения. Вспомнила рассказ мамы о способностях влюбленного в неё демона и о том, что каменное изваяние на могиле с её именем установил также он. Перебирая в памяти все, что так или иначе было связано с кольцом Луана, я с осторожностью глянула на Шейна, чье лицо потемнело, как темнеет небо перед затяжной грозой. Но на этот раз он ничего не сказал, лишь молча сводил и разводил брови из-за чего складка у него на лбу то появлялась, то исчезала.

— Всем все понятно? Отлично! — хлопнул в ладоши мистер Элиот, вынудив половину присутствующих синхронно вздрогнуть, и продолжил лекцию, перейдя к следующей теме.

Он рассказал нам много чего интересного — о зачарованной трубе, звук которой вынуждает пускаться в пляс каждого, кто его слышит, о географической карте, которая способна привести любого к его мечте, даже если ты сам не знаешь, в чем заключается твоя мечта, об удивительном кувшине, вино в котором никогда не портится и никогда не заканчивается, и о первых часах, которые по слухам показывают не только время.

— А что еще? — растянул губы в хитрой улыбке мистер Элиот. — Вот об этом вы мне и расскажете на следующем занятии, а пока, — он вынул из кармана серой клетчатой жилетки, туго обтягивающей выпуклый живот, круглые часы на длинной цепочке и сверился с расположением стрелок. Одна из стрелок громко щелкнула, переместившись от одного деления к другому. А я схватилась за стол, потому что услышала этот звук так громко, что он затмил все остальные. Будто стрелка щелкнула не на циферблате, а у меня в голове, отчего разом замутило. Захотелось лечь и полежать, чтобы как-то стабилизировать свои внутренности, которые словно вошли в резонанс с движением механизмов в часах мистера Элиота. — А пока можете быть свободны! Всем до встречи!

И, бодро перебирая короткими ножками, умчался.

— Следующее занятие — фехтование с мистером Итоном, — Шейн встал, помог мне собрать свои вещи и повел к двери.

— Откуда ты знаешь мое расписание? — усомнилась я, стараясь идти медленно, а дышать глубоко и размеренно. Мне все еще было не по себе.

— Оттуда, откуда его знают все, —меланхолично поведал старшекурсник. — Оно висит на стене в твоем общежитии.

— Да? Я не видела, — прижав руку к груди, я с облегчение почувствовала, как отпускает.

— А как ты попадала на лекции? — округлил глаза парень.

— Ну, — я почесала макушку. — Обычно меня кто-нибудь приводил.

— Не пора ли стать чуть самостоятельнее? — поинтересовался парень немного раздраженно.

Я исподтишка показала ему язык и заявила:

— Стану, когда вы перестанете за мной таскаться!

— Значит, не скоро, — печально констатировал демон. — И на твоем месте я бы не корчил мне рожи, а радовался, что с тобой сейчас я, а не Тай.

— Чего это? — заподозрила я неладное.

— Потому что в отношении тебя он очень радикально настроен. Приволок бы учебники из библиотеки и запер бы тебя в комнате. А я, видишь, добрый, позволяю с людьми общаться, а не сидеть одиноким сычом в четырех стенах.

Я фыркнула. Странное, все-таки у демонов понимание доброты.

Глава 15

День пролетел незаметно. На уроке фехтования Мистер Итон полностью отдал меня в распоряжение Шейна, который в отличие от Сатуса решил проявить неслыханное человеколюбие и снизойти до объяснения азов фехтования, вместо того, чтобы просто гонять кругами по полянке. К концу урока я устала настолько, что не было сил даже дышать. И пот катился градом, пропитывая насквозь одежду. Но теперь я хотя бы умела правильно держать оружие и занимать боевую стойку. В сравнении с умениями демонов — капля в море. Но в сравнении со мной самой на предыдущем занятии — просто гигантский скачок вперед.

Потом мы посидели в комнате Шейна. Парень устроился на кровати с книжкой в руках, а меня посадил за стол, готовиться к занятиям следующего дня, вручив мне свои старые конспекты.

— У новичков в Академии первый год практически одинаковые занятия, вне зависимости от факультета, — сказал он, стряхивая пыль со старых потрепанных листов, сшитых в одну пачку толстой тесьмой. — Поэтому можешь смело пользоваться.

— Почему ты мне помогаешь? — спросила я, аккуратно притрагиваясь к листам в то время, как кровать под парнем скрипнула, и он подсунул себе под спину подушку для большего комфорта.

— А почему бы и нет? — равнодушно поинтересовался он, потеряв ко мне всякий интерес.

— Да ладно! — невесело хмыкнула я. — То, что вы делаете для меня больше похоже на благотворительность. И это совершенно вам не подходит.

— Уверена? — он перелистнул страницу, внимательно скользя глазами по строчкам, которые выглядели так, словно их оставила змея, случайно упавшая в чернила. Совершенно не читаемо для меня и очень увлекательно для Шейна.

— Конечно, — вздохнула я, отворачиваясь от демона. — Когда все закончится… мы продолжим общаться? Ты, я… остальные ребята?

Повисло затишье, а после четкое и краткое, словно брошенный на дно пересохшего колодца камень:

— Нет.

Я в ответ лишь кивнула, скрыв лицо за упавшими волосами.

Больше мы не разговаривали.

А вечером, вернувшись к себе, я встретилась с Сократом.

— Ну, наконец-то! — воскликнула я, увидев, как в щель приоткрывшейся двери начала протискиваться мохнатая тушка.

И даже по такому случаю отложила учебник, который вручил проводивший меня до двери Шейн, сказав, что он поможет подготовиться по предмету мистера Элиота. Сам демон умчался куда-то по своим делам, пообещав, что скоро ко мне присоединится Тай. Не то, чтобы я обрадовалась перспективе провести ночь в компании Сатуса, но и поспорить по данному поводу мне тоже не дали. Было жутко любопытно, чем же демоны на самом деле занимаются, когда говорят, что у них дела, но приставать с вопросами я не стала, да и не к кому было. — И где же ты шлялась, морда рыжая?

Первым в комнате оказался полосатый, почти что тигриный хвост. Потом возникла объемная попа, а следом я увидела выпирающие бока того, кто привык наедаться до упора, пока последний кусок обратно не полезет. И, наверное, именно в этом заключалась причина медлительности кота — он слишком плотно поужинал, одновременно и пообедав, и позавтракав. Возможно даже за всю неделю разом, так сказать, в один присест.

После долгих стараний и продолжительного пыхтения кот, наконец, смог побороть так и норовившую закрыться дверь и колобком вкатился в комнату. С размаху плюхнулся на упомянутый и еще больше потолстевший филей, выронив на пол рыбину, которую притащил с собой, сжимая между мелкими зубками.

— Фу! — начала возмущаться я, увидев мертвое водоплавающее. — Ты зачем сюда это приволок?

— За тем! — кот переступил пушистыми лапками, сел и начал чесать за ухом с громким скребущим звуком, одновременно споря со мной. Какое многозадачное животное! — Что я потратил много сил! И теперь мне надо их восполнить! У меня молодой растущий организм!

— Ага, растущий, — ехидно улыбнулась я. — В ширь растущий! У тебя вон попа с трудом в дверь прошла!

— Это дверь виновата, а не я! — тряхнул ушами котяра, закончив чесаться. На устой морде отразилось такие неподдельное возмущение, в частности, адресованное этой самой двери, что я не удержалась и захихикала. — Понавешали тут всякого! Приличному коту даже не пройти спокойно!

Я продолжила хихикать, прикрываясь книжкой.

— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся мой помощник, от которого, не смотря на статус, поступало больше проблем, чем помощи.

— Да куда уж мне, — развела я руками. — Я же не приличный кот!

— Да, ты — неприличная, а еще неблагодарная! — громко возвестил наглец, задрав обиженную морду к потолку.

— Ничего не перепутал? — приподняла я бровь с очень тонким намеком.

— Нет! — пушистая зараза попыталась вздернуть свой розовый нос еще выше, но едва не грохнулась назад от усердия. — Я! Тружусь! В поте лица!

— У тебя нет лица, — напомнила я, вновь открывая учебник на месте, где остановилась.

— Трачу своё драгоценное время! — продолжал надрываться котяра, выискивая поддержку где-то там, где болталась паутина в углах.

— У тебя его полно. Ты же кот!

Сократ замолк, надулся, раздув щеки, но молчать долго не смог, вновь взвыв:

— Ночами не сплю!

— Потому что дрыхнешь днем, — вставила я, прерывая стенания.

— А ты! — от чистосердечного возмущения усы пушистого едва не закрутились штопором.

— А я? — переспросила с намеком продолжить.

— А ты даже не заботишься о котике, который весь в трудах праведных! — фыркнув, этот самый котик демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что не желает на меня смотреть.

— По поводу праведности я бы поспорила, — решила я пойти на примирение, — но сейчас не об этом. Как мне о тебе заботиться, если я тебя днями не вижу?

— Ну, сейчас же увидела, — проговорил Сократ куда-то в стенку, предоставляя мне возможность насладиться видом его взъерошенного загривка.

— Мне сплясать по этому поводу? — с сарказмом предложила я.

— Плясать не надо, — щедро разрешил Сократ, глянув на меня своим единственным глазом. — Что-то мне подсказывают, что танцюристка из тебя сильно так себе. А вот покормить могла бы!

— Так ты уже, — кивнула я на мертвую рыбину, глядящую в пол снулыми глазами. — Вроде и сам неплохо справился.

— Вот что ты за человек! — застонал усатый.

— Обычный, — хмыкнула я, хлопнув учебником. — В стандартной, так сказать, комплектации — две руки, две ноги, одна голова.

— Да и та пустая! — возвестил кот тоном трагического героя в древнеримской пьесе. — Хотя с чего бы ей полной быть? Иначе ты бы думала о Сократике! Знаешь, сколько я сил потратил! Да я ради тебя!…

— Что? — отвлеченно спросила я.

— К Мелинде пошел, вот что! — кот нахохлился, поглядел на рыбку и вновь отвернулся.

— Зачем? — не сообразила я.

— Как зачем? — аж подпрыгнул пушистый. — За кольцом! Ты что, забыла? У тебя сейчас две задачи. Первая — достать кольцо, вторая — держаться подальше от демонов.

— Ну, по второму пункту я уже провалилась…

— Да знаю я, — недовольно дернул хвостом рыжий. — Вся Академия уже знает, гудит, аки пчелиный улей!

— И о чем гудит? — не рассчитывая на приятный ответ, рискнула спросить я.

Сократ вернулся к рыбе, подцепил зубами и потащил к кровати Мики. Безвольный рыбий хвост волочился за котом, оставляя позади мокрый вонючий след.

— Если кратко — тебя подозревают в привороте Сатуса. Это кстати, незаконно. А еще многим не понравилось, что демоны твое наказание на первогодок-боевиков свалили. Те, конечно, все делают, не жалуются, но тебе стоит быть осторожнее.

— Ты её что, из озера выловил? — поморщилась я, наблюдая за котярой, который наступив лапкой на дохлую тушку облизнулся, присматриваясь, с какой стороны к ней подступиться.

— Не, ищ тащика, — с хрустом вгрызаясь в рыбий хребет, ответил Сократ.

— Из какого тазика? — я отшвырнула книгу.

— Который на кухне стоял, а в нем — рыбка, — выплюнув добычу, внятно проговорил пушистый.

— Ты что, опять наведывался к поварихам? — не поверила я своим ушам. — Я же тебе сказала, чтобы ты перестал шастать туда, как к себе домой!

— А я тебе сказал, что мне надо регулярно и плотно питаться! — зашипел на меня рыжий. — Ты же меня не кормишь! Совсем позабыла, только Сатусом своим и занята!

И начал приноравливаться, повиливая хвостатой попой, намереваясь затащить рыбину на постель Мики.

— Только попробуй! — пригрозила я кулаком. — Уши надеру!

— Мне что, есть на полу?! — аж приподнялся он на задних лапах, глядя на меня как на предательницу. — Ты сама-то на полу ешь?

— Нет, — честно ответила я. — Но я и на кровати не ем! И вообще, ты своим ужином уже всю комнату заляпал! Кто убирать-то будет?

— Бруня, — не мигнув единственным глазом ответил Сократ. — Он у нас главный по уборке, ему и карты в руки, а вернее — швабру!

— Как удобно, — прищурилась я с неодобрением. — Так, что там по поводу Мелинды? И о чем ты говорил с Татой? Вас видели вместе.

— О чем говорил, о чем говорил…, - Сократ вновь принялся чесаться, с наслаждением от процесса прикрыв веки. — Узнавал у неё, где Мелинда по ночам пропадает! В кабинете её нет, спальня тоже заперта. Бессонницей она никогда не страдала, значит, чем-то занята.

— А Тата откуда может такие подробности знать? — не поняла я.

— Она — одна из старост первого курса, что делает её одновременно помощницей декана, — рассматривая чешуйчатую, широко облизнулся Сократ. — С каждого курса выбирают по несколько учеников для лучшего взаимодействия руководства со студентами.

— Ааа, — протянула я. — И как успехи? Узнал что-то полезное?

— Ага, — махнул гривой Сократ. — К Итану она ходит. Тот в хижине лесника живет, здесь, на окраине редколесья.

— Да? Значит, я недавно побывала у него дома, — вспомнилось мне пробуждение в окружении демонов в какой-то скромной, но очень самобытной избушке.

— Вряд ли, вокруг Академии таких с полдесятка разбросано, — усомнился котяра, подцепив острым когтем рыбий плавник, а после стряхнув его обратно. Кажется, есть ему не так уж сильно и хотелось, но инстинкт запасливого хомяка подтолкнул своровать рыбку, с которой пушистый теперь не знал, что делать.

— И зачем ходит? — спросила я, наблюдая за котом, готовая в любой момент пресечь повторную попытку забраться с вонючей рыбиной на кровать.

— Ну, у меня два варианта, — зевнул Сократ. — Либо они стали любовниками, либо у них появились какие-то общие дела.

— И тебя это волнует?

— Что именно?

— То, что твоя бывшая стала чьей-то нынешней, — я постаралась сформулировать свою мысль как можно мягче.

Но Сократ в ответ неожиданно захрюкал, зайдясь в смехе.

— Мира, если я буду переживать по поводу каждой своей бывшей, то у меня хвост от переживаний отвалится. А мне нужен мой хвост!

— Кстати, — я подалась вперед, — давно хотела спросить. А как вы с ней… ну, общались?

— Ты хотела спросить, — Сократ хрюкнул еще громче, — как мы с ней не только общались?

Я смутилась.

— Мира, ты много не знаешь о своей наставнице. Мадам Мелинда — полиморф.

— Так, — я села ровнее, поняв, что сейчас узнаю много нового, хотя от переизбытка информации и так голова пухла.

— Она умеет принимать несколько форм, одна из них — кошачья, — пояснил котяра, хихикнув в длинные, возбужденно топорщащиеся в стороны усы.

— А, ну, теперь всё встало на свои места, — я слышала и более шокирующие откровения, а потому новость о том, что одна из преподавательниц периодически покрывается мехом и становится на четыре лапы восприняла почти спокойно. — Погоди, а мистер Итан тоже…

— Нет, нет! — поторопился опровергнуть мою догадку Сократ. — Обычный мужик! Ничего особенного! Хотел стать рыцарем, но родословной не вышел. Чего-то там его предок в прошлом натворил, чем основательно подгадил не только самому себе, но и будущим поколениям. Вот, смог приткнуться здесь, детишек тренировать. Говорят, воспользовался какими-то своими, оставшимися с былых времен связями. Может врут, а может и нет.

— И что думаешь, есть между ними любовная связь?

— Ну, что-то между ними точно есть, не за солью же Меля к нему каждую ночь несется! И это доставляет неудобство, потому что мне нужно застать её вечером в одиночестве, иначе как я кольцо-то раздобуду!

И Сократ сердито засопел. Но тут вновь вспомнил про рыбку, подобрел, повторно облизнулся и потянулся к своему позднему ужину, который провонял всю комнату.

Я решила его не трогать и дать закончить начатое, то есть, честно сворованное и догрызть то, что уже успел надкусить.

Пока рыжий-полосатый хрустел косточками, чавкал и стряхивал лапками с морды чешую, я думала, прокручивая в голове события последних дней с не проходящим ощущением, что я что-то упускаю.

— Слушай, — начала осторожно. — А что если Луан узнал, где находится кольцо, которое он так долго искал? И у него есть здесь свой человек?

— Ммм, — отозвался Сократ. — Каким, интересно, образом? Даром провидения он не обладает. А о том, что за кольцо на пальце у Мели знают только трое — ты, я и твоя мама.

У в голове почему-то всплыл образ лже-Микаэллы, ведь зачем-то кому-то понадобилось притворяться другим человеком и используя его имя поступать в Академию, даже не собираясь заканчивать обучение. Сделать это, наверняка, было не так уж просто, а значит, затраченные усилия того стоили. Значит, цель была важной и, возможно, этой целью была я. Но потом я вспомнила, что соседка появилась здесь намного раньше меня, когда еще о моем обучении в Академии и речи еще не шло. Я даже с Сократом была незнакома.

— Не только мы трое, есть еще твой друг-кузнец, работающий на местном базаре, — напомнила я с намеком.

Сократ громко, разбрызгивая слюни, чихнул и ответил:

— Не, я не рассказывал Квэ, что отдал кольцо Мелинде. Наврал, что потерял в трактире во время одной из попоек.

— А мадам Мелинда ходит на базар?

Сократ застыл, его единственный глаз округлился, а после он кивнул.

— И ходит она, естественно, с кольцом на пальце, — продолжила я. — Квэ узнал бы его сразу, если бы увидел, верно? Он ведь делал точную копию с него, а значит, изучил подробно.

— Да нет, — начал отмахиваться котяра. — Он бы не стал никому об этом рассказывать. Кольцо-то мы добыли… ну, нечестно. Да и при каких обстоятельствах Луан и Квэ могли встретиться, да еще и заговорить о кольце?

— При очень простых! — упорствовала я. — Например, дядюшка Сатуса искал кого-то, кто сможет беспрепятственно и под благовидным предлогом проникнуть в Академию и передвигаться по местности на законных основаниях, не вызывая лишних подозрений. Это ведь закрытый мир, верно?

— Благодаря наличию магии тринадцати сестер в его мече Луан мог бы и сам это сделать. И сделал, как мы знаем, — указал кот на бесспорный факт.

Я нервно потерла шею, вспомнив нашу встречу в кабинете мистера Элиота, и заметила:

— Все же, появиться здесь лично было большим риском. Да и приходил Луан не за кольцом, а за записями, которые вела Милена. Выкрасть их из кабинета было изначально проще, чем долго искать, а после пытаться отнять кольцо у могущественной колдуньи. Помимо этого, блуждая по Академии всегда есть шанс встретиться с демонами, которые в секунду узнают родственника императора. Луан не желал подвергать себя такой опасности. Его встреча с Сатусом могла вскрыть перед племянником истинные намерения Луана или зародить определенные сомнения, которые в будущем помешают осуществлению его плана. Поэтому он заранее озаботился поиском помощника. Отправлять его рыскать по чужим кабинетам демон не захотел. Может быть, побоялся, что тот не справится, или же его поймают. А вот поручить установить местонахождение кольца вполне мог. Для этого не требуется особых навыков, нужно лишь быть достаточно внимательным и знать, что ищешь. Как сюда попадают торговцы с базара? Вряд ли у них есть нечто, похожее на меч Луана.

— Их впускают и выпускают рыцари. Они обитают здесь большую часть времени, покидая мир лишь для того, чтобы пополнить запасы товаров.

— Вот! — подпрыгнула я.

— Но прежде, чем кого-то нанимать себе в подмастерья, Луан должен был точно знать, что кольцо здесь, в Академии! А кто ему мог об этом сказать? Кроме того, ни Квэ, ни его сородичи не могут уходить дальше своей стоянки там, в низине. Живут они кучно, и в таких условиях что-то нехорошее затеять трудно, а Меля не та, которой легко задурить голову! Поверь мне! — со знанием дела заявил ушастый.

— Верю, — уверенно кивнула я. — Вот тут верю.

— Луану куда проще прийти за кольцом самому, если так уж приспичило, так же, как они пришел за документами из заставы!

— Воровство Свитка Душ было разовой акцией, а с кольцом всё иначе при условии, что у Луана была информация только о том, где артефакт без информации о том, кто конкретно им сейчас владеет, — продолжила спорить я. — И на эту роль отлично подходит Квэ!

Но с Сократом было не так легко справиться.

— Союзника, если уж понадобился, по всем законам здравомыслия стоило бы искать среди преподавателей, а не среди торговцев. Преподаватели полностью свободны в своих действиях и у них есть доступ практически во все помещения. Если кто-то застукает лектора роющимся в чужих вещах он вызовет меньше подозрений, чем торговец в аналогичной ситуации! А если еще этот лектор достаточно сильный, чтобы сразиться с Мелиндой при потребности, то тогда это вообще наиболее оптимальный вариант!

Мы с Сократом уставились друг на друга со взаимным ощущением прозрения.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — пискнула я.

— Не знаю, — буркнул кот. — Но выводы к которым мы пришли мне не понравились. Итан — шпион сбрендившего демона, рвущегося завоевать империю брата? Но даже если так! Даже если он работает на Луана, остается вопрос: как и когда Луан узнал о местонахождении настоящего кольца?

— Может быть, он действительно провидец… Или у него есть тот, кто умеет заглядывать в будущее… Надо срочно найти Мелинду! И забрать у неё мамино кольцо!

— И что ты ей скажешь?! — встрепенулся кот.

— Правду, если придется!

Глава 16

Спрыгнув с кровати, я сунула ноги в школьный туфли и шагнула к двери, перескочив через рыбные пятна, как раздался стук.

— Думаешь, это она? — замерев, как вкопанная, прошептала я

— Только если ты вновь швырялась в кого-то вазами, — проворчал кот и по-хозяйски проорал: — Войдите!

Я ожидала увидеть кого угодно, но только не её.

— Привет, — просияла улыбкой Тата. На её вытянутых вперед руках покачивалась стопка аккуратно сложенных и источающих аромат свежести вещей, а на плече болталось что-то вроде объемного саквояжа из жесткой коричневой кожи.

— П-привет, — от неожиданности запнулась я.

— Удивлена? — тряхнула волосами Тата, не лишенная проницательности. — Я теперь твоя новая соседка. Будем жить вместе! Ты рада?

— Рада?

Скорее, я была сбита с толку.

Тата улыбнулась еще шире и, обойдя меня как столб, подошла к кровати, рядом с которой все еще страдал над останками недоеденного ночного перекуса Сократ. Свалив на постель вещи, девушка весело плюхнулась следом.

Мы с Сократом обменялись непонимающими взглядами. Но если я просто была обескуражена, то на весьма выразительной морде ушастого отразилось неодобрение, укор и даже некоторая враждебность.

— Здесь надо бы проветрить, — наморщила Тагира свой изящный носик, из-за чего на высокой тонкой переносице образовалась складка, и девушка потянулась к окну.

— А ты… ты уверена, что хочешь жить со мной? — все еще не зная, как мне следует реагировать, я попятилась назад, наткнувшись на спинку кровати.

— Уверена? — воскликнув, переспросила она с не меркнущей улыбкой. — Вообще-то, да! Ты куда приятней моей прежней соседки. Она жуткая зануда, а еще храпит по ночам. А ты милая! И красивая!

Услышать такой щедрый комплимент от той, которая сама была воплощением привлекательности и женственности было странно. На короткий миг мне даже показалось, что она шутит. Но на лице девушки не мелькнуло даже тени насмешки, и я немного смягчилась.

— А вообще, — непринужденным движением руки она отбросила пшеничные волосы за спину, закинула ногу на ногу и посерьезнела. Я почувствовала, что сейчас мне сообщат что-то важное. И не ошиблась, потому что услышала: — Это Тай попросил меня переехать к тебе.

— Тай? — не поверила я. — Погоди, но зачем?

— Он сказал, что твоя прежняя соседка куда-то испарилась. И он переживает, что ты сама не справишься с учебой. А еще его беспокоит твоя безопасность. Вслух он, конечно, в этом не признался, но это и не требовалось. Все и так было более, чем очевидно. Он за тебя волнуется.

— Чё это?! — встрепенулся Сократ, выходя из режима ожидания в позе кошки-копилки и придвигаясь ко мне поближе, будто ожидая какого-то подвоха.

— Из-за этих нападений на заставы и убийств колдуний, — погрустнев, пояснила Тата. — Вы не слышали? В Фергане напали на хозяйку местного пограничного пункта. На этот раз, правда, за пределами заставы. Колдунья выжила, но история все равно страшная. Она вышла в город, сделать покупки и пропала. Нашли её недалеко от рынка, с проломленной головой и раздробленной левой рукой. Несчастную отправили к лекарям, говорят, восстановление займет около двадцати лун, а может и больше. Но никто не позволит крупному пункту пропуска так долго стоять без работы, поэтому ей срочно ищут временную замену. К сожалению, из свободных колдуний никто не отозвался. Все запуганы и боятся лишний раз на порог выйти. Не успели они смириться с потерей Милены, как новый случай нападения. Сегодня по просьбе главы рыцарей Ночи мадам Мелинда собрала учениц выпускного курса, чтобы уговорить кого-нибудь из них отправиться в Фергану. Даже пообещала засчитать работу на пункте пропуска как выпускную практику, но никто не согласился. На фоне происходящего колдуньи, заведующие заставами даже обратились во всеобщий колдовской директорат с требованиями усилить их защиту.

— И как? — поинтересовался Сократ.

— Пока безуспешно, — вздохнула Тата, её плечи печально опустились. — Где найти столько ресурсов, чтобы приставить по охраннику к каждой колдунье? Да и будет от этого толк — непонятно. Единственный вариант — обратиться к варангам, но кто согласиться оплатить их услуги?

— Никто, — угрюмо резюмировал кот.

— А варанги — это?…, - я почувствовала себя третьей лишней.

— Наемники, — кратко ответил Сократ. — За деньги сделают все, что попросишь. А за очень большие деньги даже то, о чем обычно не просят. Большинство из них подонки и дегенераты.

Пушистый, как всегда, был краток и категоричен в суждениях.

— Но не все такие, — не согласилась Тата. — Мистер Итан, например, хороший.

— Он был наемником?! — не думала, что кто-то кроме меня был способен ввергнуть Сократа в шок. У меня это получалось за счет экстравагантных поступков, а Тате потребовалась всего лишь пара слов.

— Когда-то давно, — без особого желания откровенничать ответила девушка, обнимая себя руками. Мне вдруг показалось, что не так уж ей и хочется жить со мной, угадывалась в её движениях, в глазах цвета плавленого олова некоторая тоска и маетность. — На самом деле, об этом мало, кто знает. Поэтому не рассказывайте никому.

— А ты откуда в курсе? — сурово насупился Сократ.

— Я помогала мадам Мелинде сортировать внутреннюю документацию Академии, — призналась Тагира. — И… подглядела кое-что.

— То есть, эти странные рисунки на его руках — они с тех времен? — я припомнила отметины на коже преподавателя. Лично у меня они устойчиво ассоциировались с засечками, которые оставляют, когда ведут счет. Но кому или чему вел счет мистер Итан?

— Да, я как-то невзначай спросила его о них, — закивала Тата. — Он ответил, что это расплата за старые прегрешения. Вроде как, он возвращает долг.

— Интересно, что это за долги у него такие? — задумалась я.

— Думаю, этот вопрос лучше задать Микаэлле, — недобро хмыкнула Тата. — Они родственники или вроде того. Как у старосты, у меня много обязанностей, и я часто хожу к преподавателям с разными бумажками. И несколько раз я заставала Итана и Микаэллу беседующими в укромных уголках. Они явно не хотели, чтобы кто-то их увидел.

— Но с чего ты решила, что они родственники? Может быть, Итана просто на школьниц потянуло? — с похабным подтекстом прыснул несносный котяра. И в ответ на мое безмолвное возмущение заявил: — И не надо так смотреть! Она уже взрослая и такие связи не запрещены!

— Могу, конечно, ошибаться, — неуверенно начала Тагира, — но мне показалось, что я слышала, как она назвала его дядей.

Я почувствовала себя оглушенной, какой-то опустошенной и до никчемности простой, будто обнуленной. Схватившись за голову, начала тереть затылок, пытаясь прогнать ощущение черной волны отчаяния, выгнувшейся надо мной и готовой обрушить всю свою неизбежную, ярящуюся, ревущую силу.

Решение пришло быстро и легко. Это же решение заставило тьму, скопившуюся за спиной, там, где не увидеть глазами, лишь только почувствовать, остановиться. И если не исчезнуть вовсе, то хотя бы отступить.

— Надо поговорить с Сатусом, — выдохнула я, но осуществить задуманное не успела. Стремительным ветром Тата подскочила и преградила мне дорогу.

— Прости, но ты не можешь, — с извинением в голосе положила она мне руки на плечи.

— Почему?

— Во-первых, потому что я здесь не просто так, а для твоей охраны. Тай…, - она поморщилась, будто собиралась сказать то что не считала приятным или хотя бы правильным. — Он беспокоится о тебе. И я тоже. Мы оба пытаемся сделать все, чтобы ты не пострадала. Он сказал, что ты в опасности даже здесь, внутри стен Академии. И я с ним согласна. Многие наивно верят в неприступность этого мира, но он не является таковым. Любую, даже самую надежную систему можно сломать, любую защиту уничтожить. И пока демон занят, обеспечение твоей безопасности лежит на мне.

— Вообще-то, тут еще и я есть, — негодующе напомнил о своем присутствии Сократ. — И тоже могу защитить Миру.

— Да? И каким образом? — беззлобно рассмеялась Тагира. — Начнешь швыряться рыбьими костями?

— Зараза ехидная, — выдал Сократ.

— Ты сказала «во-первых», — вмешалась я, потому как знала, что Сократ способен любую перепалку превратить в бесконечную. — А что во-вторых?

— Во-вторых, они сейчас заняты.

— Чем?

— Я не знаю, демоны передо мной не отчитываются, — пожала хрупкими плечами девушка. Но что-то то ли в её позе, то ли в выражении лица подсказывало мне, что она знает, но мне все равно не скажет.

Я повернулась к Сократу в ожидании поддержки, но он, с крайне расчетливым выражением порассматривав Тату несколько долгих мгновений, мурлыкнул и протянул:

— Да, Мира, нечего шляться! И так приключений насобирала целый чемодан, не утащишь! Посиди, отдохни! — и такая его позиция вызывала еще больше подозрений, чем если бы он яро бросился отстаивать моё право на свободу. Хотя бы потому что усатая морда всегда умела держать нос по ветру и чуять, откуда ветер дует.

— Ладно, — легко отступила я, подняв руки ладонями вверх. — Тогда, если у вас нет других вариантов, давайте ложится спать, — и решила развить бурную деятельность по обустройству чужого комфорта. — Тата, ты можешь положить свои вещи в шкаф. Если там найдется место, конечно, потому что на полках по-прежнему хранятся вещи Микаэллы… если честно, я даже не знаю, что с ними делать. И половину стола забирай себе, — и закончила щедрым предложением: — Располагайся! А я пока пойду, доделаю все свои вечерние дела.

— Какие это у тебя могут была дела во такое время? — напыжился Сократ, рыже-белая шерсть встала чуть торчком, отчего он начал напоминать дикобраза.

— Мои дела! — с выражением ответила я, сдернула с дверцы полотенце и потрясла им в воздухе. — Такие, до которых дела всем остальным быть не должно!

— А-а-а-а… Ну, иди, иди, — напутствовал меня котяра и, лениво приподняв лапку, начал умываться.

— А ты… рыбу убери отсюда! — выпалила я.

— Как? — с претензией воскликнул кот и от возмущения даже умываться перестал. — У меня же лапки!

— Вот этими самыми лапками и убери!

И я выбежала в коридор.

Торопливо обернулась по сторонам, заметив лишь несколько девчонок в самом дальнем углу, и пошагала в сторону купальни, надеясь, что в такое время там никого нет.

Иначе придется прятаться в туалете. А не хотелось бы.

Мне повезло, купальня пустовала, хотя по концентрации влаги и пара в воздухе было очевидно, что совсем недавно здесь кто-то плескался, да еще и забыл часть своей одежды. На полу валялись форменная юбка и черные скомканные чулки.

Я потерла руки, согревая ладони, подошла к свободной стене и, вспоминая, как это делал Тай, начала воспроизводить движения его пальцев в воздухе:

— Из крайней левой точки вверх, в центр, потом вниз и вправо, чтобы замкнуть линию, — бормотала я себе под нос, выводя нужный символ, не рассчитывая на мгновенный результат. Но радостно взвизгнув, напугав саму себя, когда почти получилось создать волшебный знак. Стоило дочертить последнюю линию, как меркаба вспыхнула золотом, будто прожигая стену, но так же быстро исчезла, оставив после себя лишь дымчатый след. — Блииинчики со сметаной…

Стараясь не расстраиваться, я опустила ладони, потрясла ими в воздухе, прогоняя ощущение, будто на коже осела крупная дорожная пыль, и попыталась снова… но с еще худшим результатом, чем в первый раз.

Я пробовала вновь и вновь, пока были силы, но с каждой новой попыткой чувствовала себя все более уставшей. Как если бы то, что я делала высасывало из меня силы.

И все же, я стискивала зубы и начинала выводить нужный символ, опять и опять повторяя почти отработанные скользящие взмахи. В какой-то момент голова закружилась от перенапряжения, меня чуть повело. И, возможно, поэтому я не сразу заметила, что стена исчезла. Попытавшись перехватиться, чтобы устоять на ногах, вместо твердой поверхности я нащупала пустоту, вскрикнула, а потом просто провалилась вперед.

Приземлилась очень неудачно, на все четыре опорные точки, то есть, на локти и колени, которые и от предыдущего-то раза еще не успели отойти. Вскрикнув от острой пронзающей боли, я повалилась на бок и схватилась за левую ногу в которой что-то опасно хрустнуло.

Некоторое время посидела, раскачиваясь из стороны в стороны, сдерживая стоны и потирая ушибленную конечность. Вспомнились слова Сатуса о том, что боль можно и нужно контролировать. Сам-то он наверняка был в этом лучшим, особенно с учетом того, насколько мастерски демон умел причинять боль другим. Поэтому в своем заявлении он ни чуточки не соврал — да, он умел контролировать боль. Не только ту, которую испытывал сам, но и ту, которую собственноручно заставлял испытывать других. Имелось в этом некоторое окутанное тенями очарование, действию которого, вопреки всем воплям разума, хотелось поддаться. Или посоревноваться, чтобы проверить, испытать границы дозволенного. И узнать, есть ли у тени конец и не скрывается ли за ней нечто, еще более жестокое?

Я отбросила с лица упавшие волосы и огляделась. Серо-черные тона, сосредоточение сумрака, органично дополненное акцентированной угрюмостью, и аскетизм навели на подозрение, что я находилась в общежитии демонов. То есть, попала туда, куда, собственно, и стремилась.

— Лепота, — проговорила я себе под нос, с трудом поднимаясь и чуть прихрамывая.

Меня окружали черные стены, на которых поблескивали начищенными и отполированными деталями орудия убийства всех видов. Были здесь напоминающие музейные произведение искусства луки со стрелами, аккуратные секиры и грубые топоры, хищные метательные кинжалы и невесомые боевые ножи, угрожающие булавы самых разных форм и размеров, первоклассные шпаги и практически неуместные копья. А еще огромный выбор мечей — короткие и широкие, тонкие и длинные, обоюдоострые и однолезвийные, с ромбическим сечение и с загнутым наподобие серпа клинком, с тяжелыми рукоятками и с утонченным эфесами.

— И как же я тут оказалась, если так и не смогла дорисовать нужный символ…

Но всячески заботы покинули мою голову, вытесненные услышанными звуками приглушенной беседы. Притаившись той самой мышкой, которой упорно величал меня Сатус, я попыталась сообразить, откуда идет звук, а главное — кто говорит. И не представляет ли этот кто-то угрозы моему здоровью и целостности организма. Решив, что на всякий случай лучше мне здесь ни с кем не сталкиваться, начала глазами искать выход, как вдруг услышала характерные нотки. Оживившись, вновь начала дышать и двинулась вдоль по стеночке.

Очень скоро стало очевидно, что беседующих больше, чем показалось сперва. И расположилась компания студентов с боевого факультета в чем-то, вроде алькова — своеобразной ниши с отсутствием дверей. В пользу последнего говорил чистый и четкий звук их чуть гудящих на низких тональностях голосов.

Дойдя до угла, остановилась. Теперь все было слышно так отчетливо, как если бы я сидела рядом с ними. Сразу же распознала присутствие Шейна и Киана, которые говорили чаще остальных, а еще Сатуса и Кана. А вот Инсар либо отсутствовал, либо предпочитал отмалчиваться, хотя в случае с ним такая вероятность стремилась к нулю.

— Ты сам виноват в том, что случилось, — с упреком проговорил Флейтри.

Закусив губу, я застыла в неудобной позе. Неудобной для длительного стояния, но очень подходящей для подслушивания. Чувствовала себя при этом отвратительно, но успокоила себя мыслью, что и парни не ангелы с церковных икон.

— Согласен, — заявил Шейн Джеро. — Надо было сразу забирать её назад в Академию. Мы, вроде как, убедились в том, что магия девчонки существует практически сама по себе, синхронизируясь с окружающим доминирующим волшебством без осознанного участия самой Миры. Думаю, это часть её, как эмпузы, в некотором смысле вывернута наизнанку. Не знаю, что в ней не так работает, но это создает проблемы, которые мы не знаем, как правильно решать. Потому что, кажется, когда в деле замешана она правильного решения вообще не существует. Она как будто бы ломает систему одним только своим присутствием!

— В случае с Мирой магическая связь двухсторонняя, а влияние — взаимное. Я уверен в этом и именно поэтому решил задержаться в Имерии. Это особый город, и я хотел узнать, как мышка воспримет, почувствует его. Но не учел того, что потеряю над девчонкой контроль. Анзу! — звук удара, от которого я вздрогнула всем телом, разнесся по пустынному общежитию студентов боевого факультета. — Эта чертова птица защищает её от меня! Не знаю, как и зачем, но он следует за ней. Сама она этого, кажется, еще не знает. И хорошо бы, чтоб и не узнала.

— Анзу лечит раны и определяет судьбу, — напомнил Кан. — Зачем ему следовать за Мирой?

— Может быть, он хочет привести девчонку к её судьбе? — со зловещим смешком предположил Шейн. — Или же наоборот, изменить предначертанное.

— А вот меня интересует другое, — сердито прервал друзей Флейтри. — Зачем она нам, Тай? Её появление в Академии нам мало того, что не помогло, а наоборот — только помешало. Она путается под ногами, отнимает время и опять же — Блейна ранили из-за неё. Я надеюсь, ты помнишь? Если Эдгара не будет с нами, значит, он будет против нас. То есть, минус один боец.

— Минус два, — поправил его Шейн. — С Феликсом тоже всё непонятно.

— Эдгара еще можно переубедить, — спокойно заметил традиционно невозмутимый Кан.

— Как? Он уже заявил, что выходит из соглашения и на Битве будет драться сам за себя. Думаю, Тай, твоя кандидатура в победители его больше не устраивает. Не хочешь объяснить нам свою великую задумку по использованию девчонки, пока все окончательно не развалилось?

— Она присоединится к нам в Битве, — расплывчато ответил вместо Сатуса Кан.

— И на каком этапе? — продолжил раздражаться Киан. — На первом, когда идет проверка на психологическую устойчивость? Вряд ли она готова встретиться со своими главными страхами! Или на втором, во время испытания физической выносливости? Она дохлая, как недобитая муха! Может быть, на третьем, для участия в игре на выживание? Девчонка не способна из точки «А» попасть в точку «В», не заблудившись в трех соснах! Про финал я вообще молчу, мелкую придушат еще на пути к полигону!

— Это все детали, — процедил сквозь зубы Тай. — Несущественные.

— Вмешательство третьих лиц не законно, и нарушает правила Битвы! — воскликнул Шейн, который был в коалиции с Флейтри. — Если кто-то узнает о жульничестве, в чем бы оно не заключалось, результаты аннулируют! И ты это знаешь!

— Законно, — упрямо стоял на своем Сатус. — В той форме, в которой это сделает она всё будет в рамках формальных правил Битвы. А то, что не прописано на бумаге в Уставе не имеет значения.

— Осталась самая мелочь, — открыто сыронизировал Флейтри. — Научить её контролировать собственную голову, а не как обычно — просто тыкать пальцем в небо и надеяться, что оно не рухнет нам на головы, выпуская на волю каких-нибудь древних многоруких великанов. Кстати, они еще где-нибудь сохранились, никто не знает?

— Если сохранились, то с удачей Миры именно с ними она непременно встретится, — прорычал Кан.

— Вот как раз этим и займись, — колко посоветовал другу Сатус. — Раз уж ты вызвался быть учителем, придумай для начала, как обучить девчонку смотреть, куда открывает проходы.

— Что тебе не нравится? — прямо спросил Кан, которого не устраивала сложившаяся между друзьями атмосфера ехидства и недомолвок.

— Твоя попытка перепрыгнуть через мою голову, — откровенно заявил Сатус, не собираясь уступать. Наоборот, он был готов к любому противостоянию.

— Я не попытался, я уже прыгнул, — зловредно хмыкнул Кан.

— А как насчет условия Миры? — решил вмешаться с спор двух друзей Шейн. — Убить того, кто хочет убить её?

— Потом с этим разберемся, а может быть, пройдет время и нам вообще не придется ничего делать, — распорядился Сатус. — Сейчас необходимо сосредоточиться на подготовке к Битве.

— А что будем делать с Луаном? Тебе не кажется странным, что Мира оказалась именно в том мире, который он выбрал для своих экспериментов?

— Случайность, не более, — отмахнулся лидер демонской команды. — Думаю, дядюшка не в одном том мире отметился. Нам еще только предстоит столкнуться с результатами его трудов.

— Как же ему удалось пройти мимо Даркера?

— Зачаровал.

— Разве возможно зачаровать демона? — усомнился Шейн. — Я думал этого никто не может!

— Луан очень сильный, и у него есть то, чего нет у других — его артефакты. Думаю, благодаря им он смог вмешаться в устройство мира, лишить город дождя и уничтожить другие источники воды. Он словно бы перенастроил реальность. И это мне очень напоминает то, что делает Мира…

Я настолько сосредоточилась на подслушивании, что даже не заметила, как за моей спиной кто-то появился. Когда нечто живое коснулось моего плеча, я едва не завопила во весь голос. Не выдала своего присутствия перед демонами только потому, что мне зажали рот, а вместе с ним и нос, лишая возможности дышать.

И тут вновь включилась в дело мое умение решать непредсказуемые ситуации самым кардинальным методом. Пол под нами исчез, и я в компании того, кто стоял позади, прижимая меня рукой к своей груди, провалилась вниз.

Глава 17

— Эй! Слезь с меня! — приказали мне, оглушающе гаркнув на ухо. — Ты локтем по печени мне заехала! Ай, какая же ты тяжелая!

— Врешь ты всё, — пропыхтела я, стараясь особо не раскрывать рот, потому что умудрилась плюхнуться во что-то жидкое и густое, что заляпало все лицо и в особенности глаза. А потому шевелилась я на ощупь и на звук, очень медленно и аккуратно, чего нельзя было сказать о демоне подо мной, который продолжал стонать и кряхтеть.

Решив избавить его от мук таких невыносимых, я уперлась руками во что-то опасно скользкое, перекатилась спиной вперед и услышала под собой громкое «плюх!».

— Фу, чем тут так воняет? — продолжал сотрясать воздух Инсар.

Прикоснувшись к глазами, я провела пальцами вдоль век, разгребая непонятную жижу и с осторожностью заморгала.

— Здесь воняет болотом, — ответила я, осматриваясь и одновременно отирая неприятные остатки с щек и лба. — Потому что мы на болоте.

— Ты не могла выбрать что-нибудь получше для приземления? — разъяренно глянул на меня Тиес. Вся его одежда, как и моя, была пропитана болотистой черной водой, а кожа заляпана грязью. Комки грязи попали и на его волосы, запутавшись в светлых локонах, которые, вопреки обыкновению, были зачесаны назад, открывая красивый гладкий лоб.

— Ты же знаешь, что не в моих силах выбирать, — чувствуя обиду, ответила я. Как будто мне нравилось барахтаться в пахучей тине, собирая на себя всю местную флору и фауну.

— Знаю, и эта твоя беспомощность начинает раздражать, — прорычал парень, рывком поднимаясь. Оглядев себя, он стиснул кулаки, разозлившись еще сильнее. — Ты просто ходячее недоразумение.

— Понимаю, не очень приятно нырнуть в топь, — поторопилась объясниться я и подсластить горькую пилюлю разочарования комплиментом: — Но тебя даже грязь не портит!

И была права. Испачканный серовато-коричневатыми разводами и стоящий по щиколотки в полужидкой массе, от которой, почти как в мультике, тянулся зеленоватый душок, Инсар все равно умудрялся оставаться чертовски привлекательным.

— Мне плевать, как я выгляжу, Мира, — предвестие зарождающейся бури зашумело в его голосе и пробудилось в стремительно светлеющих серых глазах. — Проблема в другом. У меня все мокрое, даже задница!

— Если тебя это утешит, — я последовала его примеру и тоже выпрямилась. С меня заструились потоки грязи, сталощекотно и холодно одновременно, — то у меня тоже.

— Тогда, давай, открывай проход назад в Академию! — потребовал демон.

Пришлось признаться, указав на очевидное.

— Я не могу.

Старшекурсник побледнел.

— Что значит «не можешь»? Мальчишку своего ты домой отправила, а нас сейчас не можешь?

— Я действовала на эмоциях, — попыталась отряхнуть ладони друг о друга, но лишь размазала грязь еще сильнее. — Мне было очень плохо и как-то… само получилось!

— А сейчас плохо мне! — с нарастающей яростью процедил демон, негромко выругался и требовательно проговорил: — Слушай, мы не можем здесь сидеть по уши в грязи и в окружении насекомых!

И он замахал ладонью перед лицом, отгоняя что-то крупное и с крыльями. Мне стало тревожно. Позади нас окружали густые заросли камыша, сбоку лежали прямо во влажной зыбкой почве сухие обломки веток, а впереди, то есть, за спиной демона, тянулись к низкому дождливому небу редкие лиственные деревья, укрытые вялой, умирающей желтой листвой.

— Пойдем туда, — указала я на деревья и первой двинулась в том направлении.

— И зачем я к тебе вообще подошел, — проворчал за спиной Инсар, но покорно поплелся за мной, спотыкаясь о коварно притаившиеся под ногами коряги.

— Да, кстати, а зачем ты ко мне подошел? — спохватилась я.

— Хотел узнать, что ты делаешь в нашей общаге. А еще мне было интересно, как ты отреагируешь, если я тебя обниму, — неожиданно признался парень. Я занесла ногу для шага, да так и застыла. — Тем более, Тай не видел, грех было не воспользоваться таким шансом.

Он обошел меня, заглянул в лицо и расхохотался, запрокинув голову назад.

— Ну, до чего же ты смешная! Знаешь, девушки давно не вызывали во мне таких чувств!

— Интересно, каких? — скривилась я, мысленно желая ему провалиться сквозь землю. Было очевидно, что демон просто пытается поставить меня в неловкое положение и заставить смутиться, чтобы потом потешаться над моим раскрасневшимся лицом.

— Положительных, — еще шире заулыбался Инсар, а я поняла, что большую часть времени видела его именно улыбающимся. То ли он не умел долго грустить, то ли умел отлично притворяться.

— А ты у меня вызываешь отрицательные, — сообщила я ему, отодвинула в сторону и потопала дальше.

Но Тиес, кажется, не хотел прощаться с болотом. Возможно, успел основательно к нему прикипеть.

— А что если, — прокричал он мне вдогонку, оставаясь стоять за моей спиной и уже не огорчаясь от наличия на его теле грязи, — я применю любимый метод принца? Кажется, у него отлично получается стимулировать твою магию!

Пришлось еще раз остановиться, не дойдя до безжалостно смятой и лишенной всякой надежды на восстановление пожухлой бурой травки всего несколько метров, чтобы наградить демона угрюмо-предупреждающим взглядом.

— Только попробуй.

— А то что? — в глаза демона начала прокрадываться тьма, та самая, встречи с которой я не искала, и, более того, избегала, потому что… это было слишком для меня. Все они были слишком для меня — слишком взрослые, слишком опасные, слишком сильные, слишком… ожидающие чего-то такого, что я не могла им дать.

И Инсар крадучись потянулся ко мне.

— Стой! — вырвалось у меня.

И это было настолько внезапно для нас обоих, что демон остановился, выпучив на меня глаза.

— Что ты сказала? — отойдя от первого потрясения, оскалился в дьявольской ухмылке старшекурсник. — Повтори!

Кажется, я была первой в его жизни девушкой, которая приказала ему остановиться. Которая в принципе осмелилась ему что-либо приказывать.

— Прежде, чем ты сделаешь следующий шаг, — я чуть сдвинулась назад, говоря непривычно высоким тоном и выставив вперед ладонь в предупреждающем жесте, — послушай вот что. Мне кажется, что я проваливаюсь не просто куда попало, в первые попавшиеся миры, а в определенном порядке. Во всем этом есть некая система. Понимаешь? Связь! Я пока еще не выяснила, какая именно, но уверена, что она есть. Я оказываюсь там, где оказываюсь, потому что так нужно!

— Что-то я запутался, — тряхнул волосами Инсар. Какие бы концентрированные желания не клубились в его душе, вылезая из самых потаенных уголков, он, прежде всего, был тем, кто умел расставлять приоритеты. И хотя я в списке приоритетов демонов находилась где-то у самой нижней строчки, как бы меня не пытались убедить в обратном, существовало то, ради чего парни готовы были приложить усилия.

— Смотри сам, сперва мы с Сатусом оказались в Тимеисе, — торопливо начала рассказывать я. — Потом вчетвером перенеслись из тренировочного подземелья в мир этих… как их… центаврусов! Потом я провалилась в свой родной мир, где живет моя семья. А из него вместе с Тимом нас утянуло в Северное королевство, прямиком в зону стазиса, куда вас зашвырнуло из-за конфликта двух проходов, открытых одновременно мной и Мерулой, — при упоминании моей временной замены на должности хозяйки заставы, что-то заскребло в душе, будто наждачной бумагой провели, но я быстро отвлеклась, возвращаясь к прежней теме. Важно было объяснить демону свою мысль так, чтобы он не догадался о главном предположении, которым пока не хотелось делиться: я оказываюсь там, где до меня побывал Луан. — Оттуда мы вернулись обратно в Академию, а из неё уже направились в Южное королевство. Возможно, этот переход не стоит учитывать, потому что он вроде как был осознанным, но я еще до конца не определилась по этому пункту. Дальше! Между посещениями Северного и Южного королевства у меня было что-то вроде бредового сна, где я вновь была дома. А потом было еще одно, когда я спала в комнате Шейна, тогда мы с Сократом оказались в заставе. Как потом объяснил мне сам Сократ, это были не сны, и не видения, и даже не наваждение, а тоже что-то вроде путешествия, только без использования физической оболочки. И последнее — прямиком с урока зельеварения я ломанулась в человеческий город, где устроил геноцид местного населения родственник Сатуса. И когда я там была, то физически ощущала, что что-то не так. Я чувствовала боль и страх, и потерю… и надежду. Надежду на помощь. А теперь мы здесь.

И с упованием на чудо я воззрилась на Инсара.

— Понимаешь?

— Нет, — угрюмо отрезал он.

Я разочарованно застонала, нетерпеливо запрыгав на месте.

— Мы оказались здесь не просто так!

— Конечно, — с готовностью закивал парень, пожав губы. — А потому что ты не умеешь себя контролировать.

— Во-первых, это ты меня напугал…

— Во-первых, не надо было подслушивать, — плотоядно улыбнувшись, перебил меня Тиес. — Кстати, как много ты услышала?

— Достаточно, — отчеканила я.

Демон улыбаться перестал.

— Мне придется рассказать об этом Сатусу…, - покачал он головой, обращаясь к самому себе. А после, полоснув по мне проницательным взглядом, твердо заявил: — Ты принимаешь все близко к сердцу.

— Что ты знаешь о моем сердце? И почему ты берешься судить, что для него близко, а что далеко? — севшим голосом спросила я.

Закусила губу, чтобы остановить слезы, наполнившие глаза слишком внезапно.

Отвернулась и решила все-таки дойти до деревьев, потому что морозить ноги в грязи уже надоело.

— Ладно, допустим, — чуть более примирительно проговорил Тиес, быстро равняясь со мной. — Допустим, ты права в своих рассуждениях о неслучайных случайностях. Но какая связь между всеми событиями, которые ты перечислила?

Связь была.

Связь между мной и Луаном, человеком, который был и оставался тем, кто меня вырастил.

А еще была моя мама. Она посещала Тимеису, скрываясь среди песков от преследующего её демона. Из Северного королевства были те, кто забрал юную служанку вместе с моей единоутробной сестрой, тогда еще совсем малышкой. В Южном королевстве Луан уничтожил горгулий, которые притворялись местными статуями и что-то там охраняли. В человеческом, или как его называли здесь, сером мире, родилась я. Там же, на кладбище, мы с Сократом впервые встретились. А в заставе, где впервые Луан и мой отец слились в единую личность, изменилась вся моя жизнь. В городе за стеной Луан творил что-то страшное, готовясь к великому демонскому сражению. А теперь мы вновь оказались за пределами Академии. И если я правильно выстроила цепочку, нас поджидало что-то, что было связано с моей семьей.

Со мной.

— Пока не знаю, — смело соврала я. — Но думаю, скоро многое прояснится.

Демон рассмеялся, легко и беззаботно.

— Весело? — мне стало чуточку обидно.

— Есть такое, — продолжая посмеиваться, ответил Инсар. — Тай был прав, ты сумасбродная, своенравная и себе на уме. А еще ты слишком часто ломишься напролом там, где этого не нужно делать.

— Какие глубокие умозаключения, — съехидничала я… не зная, что это вызовет резкую перемену не только в настроении парня, но и в поведении.

Схватив за локоть, он дернул меня назад. Не ожидая ничего подобного, я вскрикнула и, не успев среагировать, практически влетела в него всем телом, что Инсара абсолютно не смутило. Он даже не шелохнулся, будто я весила меньше пушинки, лишь ухватил за второй локоть, не отпуская первый, и, неотрывно глядя в мои глаза, проговорил с порочной улыбкой:

— Есть правило, которое тебе следует выучить наизусть — порой лучше сдаться, чем продолжать бесполезную борьбу. Потому что это лишь продлит страдание.

У меня мороз пошел по коже, но я все же смогла ему ответить честностью на честность:

— Перестань. И другим передай, чтобы прекратили.

— Прекратили — что? — неотрывно глядя в моё лицо, Инсар потянулся к моим волосам. Прикоснулся, легко пропустив прядь сквозь пальцы. После заправил за ухо, мимолетно погладив мочку уха и с ласковым упреком спросил: — Ты чего там себе нафантазировать успела, а?

Я дернулась в сторону, но остановила сама себя. Это разговор нужно было закончить.

— Пытаться меня очаровать. Я понимаю, зачем вы это делаете. Но смысла в вашей затее минимум, — говорить стало больнее. Пришлось приложить все усилия, чтобы не выдать свои истинные чувства. Не дать сердцу затмить разум. — Я никуда не сбегу, потому что бежать мне некуда. И вам помогу. Потому что обещала.

— Что? — на лице демона отразилось искреннее замешательство. Он отстранился. — Ты решила, что…

— С Сатусом изначально всё было понятно, — не стала дослушивать я. — У нас с самого начала общение не сложилось, и он взялся отрабатывать на мне весь арсенал своих приемов. Думаю, в конце планировалось либо большое издевательство с моим прилюдным унижением, либо разбитое сердце. Моё, конечно. Но когда к этой игре подключились и остальные, это начало существенно напрягать. Если вы перестанете, то когда-нибудь мы даже станем друзьями. Ну, или хотя бы сможем попытаться.

— Друзьями? — улыбка демона стала походить на звериный оскал, а в глазах заплясали черти с бубнами. — Ты уверена в том, что хочешь быть моим другом, Мира?

Он словно бы не верил в то, что слышал. Не верил в то, что видел. Не верил в то, что говорил. Каким-то непостижимым образом мне удалось потрясти Инсара до глубины души… заставив задуматься на чем-то, что ранее совершенно не приходило ему в голову.

— Ну, — я покусала губу, собираясь с мыслями, которых было немного, да и те юркие, как блохи. — Это никогда не было моей целью, но, думаю, подружиться было бы неплохим вариантом. Дружба — отличное подспорье для взаимовыгодного сотрудничества, тебе так не кажется?

Я вопросительно вскинула на него голову.

— Нет, — отрезал демон, скрипнув зубами. К своему изумлению я увидела, как на его коже начали проступать розоватые узоры, похожие на тонкие рубцы. Будто кто-то водил невидимым пером вокруг лица Инсара, вычерчивая изящные линии светящейся розоватой краской.

— А что… что с твоим… лицом?! — зрелище было завораживающим и почти красивым, если бы красотой можно было назвать то, от чего кожа превращалась в гусиную, усеиваясь пупырышками.

Демон метнул в меня сердитый взгляд и чуть рассеянно прикоснулся к собственной щеке, словно проверяя.

— Ты это видишь? — нахмурился он, изучая меня с некоторой долей настороженности.

Я кивнула, прижав ладонь к губам. Рот открыть не решилась, побоявшись, что оглашу всю округу перестуком своих зубов.

— Странно… Так не должно быть. А тогда, в библиотеке тоже видела? Видела такие же только красные линии на лице Сатуса? — неожиданно спросил демон.

Я дергано, подобно тряпичным актерам в кукольном театре, помотала головой в отрицательном жесте.

И все же решилась разлепить пересохшие губы.

— А что это з-значит?

— Когда мы, демоны, переходим в боевую форму, у нас появляется рисунок на лице. Это что-то вроде предвестия, промежуточного этапа к полному переходу. Если ты когда-нибудь увидишь такой рисунок на лице любого из нас, то лучше беги.

— За-зачем? — икнула я.

— Чтобы выжить, мышка, — с пугающей надменностью хмыкнул Инсар, изогнув полные, алые, как спелая вишня, губы в искушенной улыбке.

Звон прощального колокола отчетливо послышался в его ничем не прикрытой угрозе. Я вспомнила, что рядом со мной сейчас тот, кто способен переломить слона пополам одним движением руки. И пусть Инсар большую часть времени дурачился и улыбался, это не делало его менее смертоносным. Вполне возможно, что также, улыбаясь и источая сексуальное обаяние, он убьет меня. Здесь же, на этом болоте. А потом вымоется, сменит испачканный наряд на то, что положено носить Великим Герцогам в великой империи и отправится дальше, щедро раздавать ослепляющие улыбки направо и налево.

Сделав испуганный шаг назад, я наступила на корягу, которая, жалобно хрустнув, проломилась под моим весом.

Упасть я не успела, хотя вероятность вновь погрузиться лицом в грязь была велика. Рука демона вцепилась в шею, вынудив выпрямиться из полусогнутого и падающего на спину состояния, правда, помощь едва обернулась тем, что меня почти не придушили.

— Убери руку! — потребовала я, вырываясь из хватки Инсара, но, скорее потому, что он сам решил меня отпустить. — И что у вас, демонов, за привычка такая — то хватаете за шею, то бьете! Чем вам всем моя шея-то не угодила!?

Инсар склонил голову к плечу, наблюдая за моим возмущением. Я видела себя в отражении его глаз — он считал меня настолько глупой, что эта глупость его почти умиляла.

— Шея — это одно из самых уязвимых мест, — проговорил Инсар. Привычная улыбка потухла, как тухнет свеча, чей тонкий фитилек догорел до конца, утонув в лужице топленого воска. И из-за маски легкомысленного весельчака выглянул зверь. — В бою, если удалось добраться до шеи противника, то считай, что ты победил. Удар в эту область практически всегда смертоносный. У многих воинов бить по самым незащищенным местам превращается в некую разновидность рефлекса. А что касается женщин… Шея женщины для нас, как для мужчин, которыми мы являемся в первую очередь, имеет особое значение. Шею своей избранницы демон украшает символом принадлежности ему в день супружеского обряда. Но и без него это место так привлекательно само по себе, — его голос упал до таинственного шепота, а пальцы едва заметно, отчего этот жест показался еще интимнее и откровеннее, прикоснулись к моему подбородку и прочертили почти невесомую линию вдоль челюсти к шее и ниже, к ключице, описав по кругу ямочку у основания горла. Я стояла ни жива, ни мертва — Нежные очертания, беззащитные артерии, тонкая кожа, а под ней — источник жизни, пульс той, которая дороже жизни собственной. Любовь, Мира, на самом деле, мало, чем отличается от войны. То же сражение, просто на другом поле. И цель — не убить противника, а покорить его. Но иногда… тот, кто покоряет превращается в покоряемого. А потом и в покоренного. Не самое приятное ощущение. Знаешь, каково это — оказаться у ног той, которую сам собирался поставить на колени? Особенно для того, кто привык ломать все, что не нравится, и легко забирать себе то, что хочется? Одним взглядом, одним жестом. Хотя, откуда тебе знать? Ты же не видишь даже того, что находится у тебя перед носом. Возможно, ты просто еще слишком маленькая. Но я скажу это только один раз и повторять больше не буду, — он рывком склонился ко мне и проговорил, выдохнув в губы: — Не дразни. И не играй. Ни с одним из нас. Плохо кончится. Поверь. Очень плохо. Потом жалеть станешь, да поздно будет.

— Ни с одним из вас? — переспросила я чужим голосом, отказываясь принимать правду.

— Ферай запал на тебя, — продолжил нашептывать мне в губы демон, неотрывно и не моргая глядя в глаза, в то время, как в его собственных что-то очень откровенное и свирепое точило ножи. — Это странно, потому что в начале он тебя иначе, как отребьем не называл. Не знаю, что на него подействовало — то ли твои большие испуганные глаза ранили парня в самое сердце, то ли твоя божественная сущность напустила тумана в его голову, но теперь он в ловушке. Потому что Тай не тот, кто привык отступать. Знаешь, почему он запугивал тебя? Просто с самого начала знал, что однажды поймав уже не отпустит. Но хотел притвориться, путь даже перед самим собой, что у тебя был выбор. Оказывается, у парня есть совесть… Кто бы мог подумать! Но Ферай… он еще хуже! Если бы существовал турнир по коварству эти двое боролись бы за первое место. На самом деле, мне даже интересно, чем вся эта история закончится, но, малышка, дружеский совет на будущее, как ты и хотела: ни одному из них не предлагай свою дружбу. Однажды поймешь — почему. А сейчас… замри.

Ему не нужно было говорить этого, я и так стояла истуканом, завороженная покровительственным шепотом и пытаясь перебороть свою нарастающую внутреннюю истерику. Возможно, Инсар таким образом пытался заставить меня открыть проход в межпространство, но было то, чего он не знал — мир вновь меня не пускал. Я чувствовала это также, как и в прошлый раз, вот только сейчас ощущение ловушки проступило яснее. Я будто бы заранее знала, что это произойдет. Я пришла сюда с этим знанием. А потому не удивилась, а лишь мысленно кивнула самой себе, мол, да, все так, как и должно быть.

Инсар еще ниже склонил свое лицо к моему, кончики наших носов почти соприкоснулись. Весь мой мир уменьшился до размеров его глаз, которые смотрели на меня требовательно и напряженно, а потому движения его руки я скорее почувствовала, чем заметила.

Глава 18

Короткий свист разрезал воздух, лицо обдало порывом воздуха и вот Инсар Тиес держит у моей головы пойманный нож, чей полет он прервал, даже не моргнув. Поведя глазами в сторону я наткнулась на блеснувшее острие, которое остановилось в паре миллиметров от моего виска.

— Не ори, — приказал Инсар, не двигаясь.

Не двигалась и я, застыв в ужасе. Какое там орать, я и дышала-то слабо, поверхностно, ощущая, как начинает знобить.

В голове метались, бились мысли одна отвратительнее другой.

Демон решил меня прикончить прямо здесь, на болотах? Такой приказ ему отдал Сатус или это личная инициатива Инсара? А может быть, он в сговоре с Луаном…

— Мы здесь не одни, — будто подслушав мои безмолвные стенания, тихо проговорил старшекурсник.

Мои брови удивленно взлетели, в то время, как наши взгляды все еще были прокованы друг к другу.

— В отличие от тебя, я сразу понял, куда ты нас притащила. Любопытный выбор, хочу тебе сказать, — продолжил демон насмешливо.

Я медленно моргнула и все мои чувства как по команде обострились.

Мир вдруг распахнулся передо мной, будто бы поделившись тем, что я обычно не замечала… или не могла заметить.

Я услышала тихий хрустящий шелест полусухой бледно-коричневой травы под мягкими крадущимися шагами. Шуршание сминаемой ткани, которым сопровождалось каждое скрытное движение. Тихий, напевный звон лезвия, вынимаемого из кожаных ножен. И широкий размах руки, чтобы легко и непринужденно запустить это лезвие точно в нас.

Демон рывком надавил на плечи, вынуждая меня сесть. Мои колени подогнулись и погрузились в грязную жижу. Над головой что-то пролетело и исчезло вдали так стремительно, что если бы не краткий миг единения с миром, то я не заметила бы даже появление ножа. А уж о том, чтобы спастись от него и речи не могло идти.

— Мы в Аттере, — закончил демон.

— В тво…, - я не смогла выговорить с первого раза. — В твоей родной стране?

— Ага, — непринужденно подтвердил Инсар, украдкой обернувшись назад. Я тоже оглянулась, но нас по-прежнему окружало болото и казалось, что вокруг ни души. Кроме насекомых. Но не комары же в нас ножами кидались!

И хотя я верила в способности демона, тем более, что мне их не единожды демонстрировали, все равно было жутко. Жутко от того, что враг был. И был рядом. Но я его не видела. Не успела эта мысль сформировать в голове, как произошло что-то, что было близким к озарению.

И все же, это было не оно.

Это было нечто большее, чем просто прояснение сознания. Я поняла, что абсолютно точно знаю, где находится тот, кто метнул нож.

Он стоял сбоку от нас с Инсаром, метров в десяти, не скрытый ничем, ни деревьями, ни кустами, ни холмами. Открытый, и в то же время — совершенно незаметный. Каким-то образом ему удавалось оставаться неувиденным, не используя абсолютно никакие методы маскировки.

И он был не один.

Еще один человек стоял за спиной Инсара, прямо напротив меня, примерно на таком же расстоянии, что и первый, держа в руках оружие. Это было что-то маленькое, не больше наконечника от стрелы, но еще более смертоносное, пробивающее кости навылет.

Третий неизвестный находился дальше первых двух, там, где болотистая местность заканчивалась, переходя в равнинную. Последним, где-то там, вдалеке, двигался четвертый.

Все это я узнала меньше, чем за секунду, как если бы кто-то просто приподнял меня высоко над землей, позволив оглядеться. Гораздо больше времени потребовалось, чтобы осознать, что демон вновь что-то говорит, присаживаясь и сжимая руками мои плечи, будто пытаясь удержать на месте:

— Мы называем это место Диким полем.

— Непохоже на поле, — пробормотала я, напрягая слух, но не слыша ничего, кроме стука собственного сердца и шума крови.

— Это общее название для обширной заброшенной территории, — пояснил демон. Взгляд его был немного усталым и почти безразличным. — Когда-то эти земли принадлежали царству Санс’инь. Теперь они полностью зависят от метрополии и подчиняются Аттере.

— Это случайно не то, в котором царем был Торн’ах? — припомнила я недавно пройденный урок.

— Ты не перестаешь меня удивлять, малышка, — хмыкнул Инсар. — Дикое поле — пристанище для варангов. Мы не афишируем то, что они здесь, но и не препятствуем им.

— Дай угадаю? — поморщилась я. — Чтобы периодическим использовать в собственных целях?

— Зришь в корень, мышка-малышка. — на губах парня вновь заиграла улыбка. — Но есть одна проблемка. Вернее, даже парочка проблемок. Мы вторглись на их территорию, а потому они скорее всего попытаются нас убить.

— Уже попытались, — злым шепотом напомнила я, не переставая оглядываться. Но на наши жизни почему-то больше никто не покушался.

— Это ерунда, — поморщился старшекурсник. — Можно сказать, легкая проверка, пробный сбор информации. Думаю, они решили, что мы любовники на свидании.

— Это ты заставил их так думать! — раскусила я коварный план Инсара. — Что было совершенно глупо! Какие из нас любовники? Да и кто в здравом уме будет устраивать любовную встречу на болоте!

— Может быть, я не в своем уме? — обнажил белые зубы в коварном смехе демон и, положив ладонь за затылок, рывком притянул меня к свой груди, зашептав на ухо: — Сейчас подойдет четвертый и они атакуют все вместе. Я буду очень расстроен, малышка, если ты пострадаешь, поэтому постой в сторонке и подожди, пока я с ними разберусь.

И он начал разворачиваться, но мои пальцы отчаянно ухватились за рукав черной куртки демона.

— Нет! — яростно зашептала я, и чтобы удержать парня на месте обняла обеими руками за шею, пытаясь навесь на него весь вес собственного тела. То ли демону не понравилось, что я его остановила, то ли он в целом не любил, когда на него в буквальном смысле вешались, но весь он одеревенел, каждая его мышца напряглась, будто коченея. На долю секунды показалось, что я обнимаю большую замороженную курицу, отчего не удержалась и тихонько прыснула со смеху.

— Тай прав, ты действительно сумасшедшая, — выдохнул мне в плечо демон. Его дыхание в противовес телу было таким горячим, что я почувствовала повышенную температуру даже сквозь одежду. — Никогда таких не встречал…

— Я же тебе сказала, что мы здесь не просто так. Есть причина, почему мы оказались именно в землях наемников. Мы должны её узнать.

— И? Что ты предлагаешь? Забрать ребят с собой в Академию и устроить приветственный обед?

— Нет! Не знаю… Я… Я каким-то образом знаю, чувствую, что сейчас войти в межпространство не смогу. Мир меня просто не выпустит.

— Не выпустит? — не поверил моим словам демон. — Намекаешь, что он — разумный?

— Да! — громко выдохнула я. — Но сейчас не об этом! Не убивай их! Не убивай варангов!

— Если я их не убью, они возьмут нас в плен, — прорычал демон. — Это по-твоему лучше?

— А есть вариант просто поговорить? — поинтересовалась я, прижимаясь своей головой к голове демона.

Инсар вдруг рассмеялся… грудным, провокационным смехом, от которого кровь забурлила, зажигаясь, как лужица бензина от брошенной спички. Погладив по голове, будто маленькую девочку, он коснулся губами моего лба в мимолетном поцелуе, а после ответил:

— Ладно, будь по-твоему. Но при малейшей угрозе я вырву им позвоночники.

— Договорились, — похлопала я его по предплечью.

Парень глубоко вдохнул, зарывшись лицом в мои волосы, а после резко выпрямился, поднимая и меня следом за собой.

— Что дальше? — прошептала я, пялясь на чахлые кустики, которые, казалось, доживали последние дни.

При этой мысли почему-то стало грустно, захотелось сделать так, чтобы зелени стало больше, а окружающий пейзаж перестал навевать упадочное настроение.

Но это все была лирика, а в сухом остатке мы имели холодное, практически лишенное жизни болото. И в голове пустота, потому что больше мне никто ничего не подсказывал.

— Ждем, — кратко ответил демон.

— Чего? — вытаращилась на него я.

— Пока они первыми заговорят, — кивнул старшекурсник, напряженно всматриваясь вперед.

Я хотела еще что-то спросить, но сразу забыла, что именно, как только из пустоты, практически из воздуха, синхронно выступило несколько человек.

Один появился слева, весь закутанный в светло-серую ткань и даже лицо его было скрыто завязанным вокруг головы платком. Лишь широко расставленные глаза опасно поблескивали из-под этого подобия шемага, да смуглые пальцы вертели что-то металлическое, остро наточенное. С внутренним содроганием я заметила несколько багровых пятен, складывающихся в жуткие абстрактные круги, спускаясь от выпуклой груди к впалому животу.

Второй вышагнул справа, очень легко и изящно, будто спустился с невидимой ступеньки. Его наряд напоминал одежды того, другого, за исключение цвета. Он был во всем черном, так что, даже если на нем и была чья-то кровь, то этого было не заметно. Голову его туго обхватывал белый платок, приоткрывая не только глаза, но и длинный нос. Наверное, ему было сложно дышать через ткань, поэтому он не стал закрываться полностью. Руки второго человека были пусты, но из-за спины выглядывали рукояти двух мечей. И что-то мне подсказывало, что он отлично умеет ими пользоваться.

Третий появился прямо по курсу. Он отличался от первых двух более низких ростом и некоторой грузностью. Его движения были лишены плавности и гибкости, а вместо них имелись степенность и важность. Лицо свое, которое было самым обычным, он не прятал, поэтому я смогла рассмотреть плотную, несколько обвисшую грубую кожу, обветренные плоские губы, карие глаза и густые брови, сросшиеся на переносице и делавшие его похожим на оборотня.

Я поняла, что третий — самый старший из наемников и, возможно, самый главный.

— Он…, - начала я, пытаясь подсказать демону.

— Знаю, — сквозь зубы ответил Инсар, не отрывая взгляд от мужчины, одетого в подобие длинной коричневой рубашки, из-под которой выглядывали ноги в таких же коричневых штанах. В левой руке наемник держал короткий топор с потемневшей деревянной рукоятью. Я поняла, что в такой цвет её окрасило что-то жидкое, что впиталось в грубо обтесанное дерево.

Подняв руку, мужчина поправил платок, замысловато намотанной вокруг макушки и заговорил голосом неискоренимого курильщика:

— Кто?

— Паломники, — ответил Инсар, с лица которого давно исчезли сияющие узоры. Теперь он выглядел вполне обычно, не считая уже подсохших разводов грязи, конечно.

— Куда?

— В Дель-Хафу. К жертвеннику.

— Откуда?

— Из Намирии.

— Это? — вопросительно кивнул в мою сторону мужчина.

— Моя сестренка.

— Идем, — распорядился наемник, вновь поправляя головной убор. Потом развернулся и не торопясь начал уходить от болота.

Я бросила на Инсара неуверенный взгляд, он его быстро поймал и быстро подмигнул. Я расценила это как разрешение к действиям, и мы пошли вперед, держась поближе друг к другу. Вернее, это я держалась поближе к демону, а он в ответ пару раз ободряюще сжал мои пальцы.

Стоило нам с протяжным чваканьем выбраться из топи на твердую землю, как за спинами возникли серый и черный, как я их мысленно обозначила. Очевидно, они не хотели мараться в грязи, а потому предпочли дождаться, пока мы сами доберемся до суши, и лишь тогда присоединились к сопровождению.

Так, с небольшим отрывом друг от друга мы прошли примерно с полкилометра по заброшенной, угасающей низменности, пока не добрались до просеки, вдоль которой чуть замедлились, но двинулись дальше. Шагать стало гораздо легче, я даже задышала ровнее, почувствовав себя увереннее. Просека пролегала сквозь высокие кустарники, которые когда-то, наверное, были густы и зелены, а теперь напоминали охапки истерзанных и изломанных веток. Сквозь редкие прогалины просматривалось заброшенные и унылые бескрайние поля.

Сзади все так же неслышно следовали двое наемников. Делали они это так тихо, что порой я нервно оглядывалась, желая убедиться в их присутствии. И каждый раз неизменно натыкалась на пустые безразличные взгляды двух пар глаз. Инсар не оглядывался, он вообще смотрел исключительно вперед и с каждой минутой его лицо становилось все темнее. Ему что-то не нравилось, не нравилось все настойчивее, и это было очень плохим признаком. Демон разбирался в ситуации лучше меня и если что-то вызывало в нем напряжение, это заставляло задуматься. В первую очередь над тем, а правильным ли было мое решение. Вдруг, я лишь все испортила?

Просека закончилась, и мы вышли к пашне. Сельскохозяйственные угодья, казалось, не вспахивали со временем образования этого мира. Коричневая сухая земля выглядела истощенной и сиротливой, но еще сохраняла редкие полосы от плуга, которыми когда-то давно расчертили плодородный грунт. Расчертили, а потом бросили, позабыв о вложенных трудах, как бросают ненужного ребенка, о котором некому позаботиться.

Самый старший из варангов остановился у края пашни, подождал, пока черный и серый подойдут, а после обернулся и наградил меня таким взглядом, что я нервно сглотнула и подобралась еще ближе к Инсару.

— Что происходит? — спросила я у непривычно молчаливого и серьезного демона.

— Мы пришли к их стоянке, — пояснил Инсар так тихо, как только позволяла ситуация.

— И где она? — завертела я головой.

Ответ оказался куда более волнующим, чем я могла бы предположить.

— Прямо перед нами.

Я неловко хихикнула, но быстро умолкла, потому что с языка сорвался вопрос:

— Прямо посреди поля?!

— Ты видишь только поле. Но есть кое-что, что нам не доступно, пока не разрешат вход.

— Как это — недоступно? — занервничала я. Меня в принципе нервировало все то, что выходило за рамки моего понимания.

— Лагерь скрыт магией, — Инсар передернул плечами, вроде бы замерз, что было для него странным. Демоны ведь не мерзли!

Наш разговор не остался незамеченным наемником, который растянул узкие губы в неприятной, какой-то звериной, ухмылке.

— Не отходи от меня, — приказал демон, прикасаясь к моей ладони и обхватывая её пальцами, настолько горячими, что их касание было едва выносимым.

Старший из трех варангов направился к нам, обошел по кругу, приблизился к Инсару. Тот продолжал стоять ровно и глядеть твердо, ничем не выказывая беспокойства. Мужчина, который был гораздо ниже ростом, чем демон, потянулся к его уху и что-то очень тихо проговорил. Демон шумно вздохнул и быстро-быстро заморгал, увидев нечто осязаемое прямо перед собой.

Что-то, что по-прежнему не видела я.

— Теперь она, — потребовал Инсар.

Наемник ничего не ответил, молча направившись ко мне. Я была мельче его, а потому тянуться никуда не потребовалось, но мне очень не хотелось, чтобы он приближался. Было в его движениях, взглядах, странном шумном дыхании то, из-за чего волоски на руках приподнимались, предчувствуя опасность.

— Рахасум, — услышала я и… эта короткая фраза сработала спусковым крючком, сдирая покровы, делая меня видящей.

Видящей, что поле — совсем не поле. Вернее, поле, но не пустое и полудикое, а заполненное шатрами всех мастей и размеров.

Шатры имели конусообразную форму, входы в них обозначались длинными разрезами в плотных тяжелых пологах, пороги были выложенными выдубленными шкурами убитых животных. Небольшие серые палатки, способные вместить не больше двух человек соседствовали с огромными временными постройками, ткань которых была натянута на толстые, вколоченные в сыпучую землю обструганные деревянные колья. Низкие и широкие шатры, в которые попасть можно было только встав на четвереньки, стелились вдоль земли, будто бы пытаясь занять как можно больше территории. Словно в противовес им напротив были выстроены безмолвным строгим строем высокие и узкие, вытянутые в длину шатры, и, наверное, те, кто жили в них спали стоя.

— Сестра, говоришь? — неприятно сиплым голосом спросил старший варанг, продемонстрировав мне мелкие желтые зубы, больше похожие на гнилые пеньки.

Ответа дожидаться он не стал, будто и не нужен он ему был. Громко сплюнув себе под ноги, мужчина направился к краю поля, на долю секунды затормозил, преодолевая некое незаметное препятствие, а после шагнул вперед, и я увидела, как воздух за его спиной пошел волнами. Нечто подобное можно увидеть в сильную жару, особенно над дорогами, где асфальт накаляется до экстремальным температур и кажется, будто сам воздух плавится и слезает пластами.

— Идем, — решил Инсар и продолжая держать меня за руку повел к границе, за которой расположились шатры.

Пересечение я не почувствовала никак, хотя на всякий случай задержала дыхание, как перед погружением под воду. А потом шумно выдохнула, почувствовав себя глупо, когда демон подавил смешок.

— Ну, как? — ласково поинтересовался он.

— Терпимо.

— Не забывай, ты сама все это затеяла, — успел он шепнуть мне в волосы прежде, чем за нашими спинами выросли молчаливые соглядатаи.

— Туда, — неожиданно заговорив, указал на большой шатер прямо в центре наемник в серой одежде. Одним движением он сдернул с головы ткань и выяснилось, что парень абсолютно лысый. Это было неожиданно, но еще более неожиданной стала улыбка, которую он послал мне, задорно, по-хулигански подмигнув.

— А я думал, вы грамоте не обучены и разговаривать не умеете, — ехидно проронил Инсар и двинулся в сторону шатра, аккуратно, но смело ступая по выстланной дорожке из утоптанного сена. Я шла рядом практически шаг в шаг, потому демон все еще крепко удерживал меня, сильно ограничивая возможность свободного передвижения. Но я не была против.

Как только мы пересекли черту, оказавшись внутри стоянки наемников, из шатров начали выходить, выползать, выглядывать люди.

Большинство из них были мужчинами. Разброс возраста на вид колебался от пяти до семидесяти. Но даже самые взрослые из них производили впечатление сильных, натренированные воинов, смело и гордо сносивших все тягости вот такой вот кочевой жизни. Одежда их ни качественно, ни по фасону ничем не отличалась от той, которая была на наших проводниках к лагерю. Единственное, оттенки были разными, и больше никто не закрывал ни голову, ни лицо, наверное, потому что здесь они не чувствовали необходимости скрываться. Многие привлекали взгляд своими странными прическами — у одних были выбриты виски, у других на макушке колыхалась полоска волос разной степени густоты и длинны. Кто-то заплетал волосы в косу, а кто-то оставил лишь короткую полоску волос спереди, вдоль лба, а вот затылок был обнажен и открыт всем ветрам. Все они были разными, но каждый готов был броситься в бой, пусть даже самый бессмысленный и ненужный, в любой момент.

Оглядевшись по сторонам и словив на себе больше десятка заинтересованных взглядов, я уже решила, что в лагере обитают одни лишь мужчины, как из центральной палатки прямо нам на встречу выскочила коротко стриженная высокая девушка. И, наверное, я бы не сразу различила в ней представительницу слабого пола, если бы не отчетливо проступающая под слоями ткани грудь. А так, и походка, и выражение лица у неё были мужеподобными. Не добавляли женственности и узкие бедра вместе с широкими плечами и крепкими руками.

Окинув нас неприязненным взглядом она подошла лысому, стоящему плечом к плечу со своим напарником, не спешащим освобождаться от слоев тонкой белой ткани на лице. Возможно, он не привык этого делать в присутствии посторонних. Кто знает, какие обычаи у этих варангов. Может быть, платки на голове — это часть их нерушимых традиций? А вдруг частью этих традиций является привычка отрубать головы тем, кто увидит наемника без платка? Ведь по логике, убийцы должны скрывать свои личности!

Я схватилась за шею, надсадно закашлявшись.

Высокая девушка с подозрением покосилась на меня и будто бы на всякий случай отошла в сторону на несколько шагов.

— Да не заразная я! Просто…

— Сестренка! — рука Инсара, переместившаяся на плечо, показавшись такой тяжелой, что я начала задыхаться. Окончательно добило то, что демон притянул меня к себе, заставляя уткнуться лицом в его грудь, вдохнув запах одежды и горячей кожи демона. — Молчи, — зло прошептал он мне в лоб, имитируя заботливый поцелуй.

— Отнести Шай-Лее, — короткий приказ девушки нарушил неудобное молчание.

Вынырнув из-под ладони Инсара, я увидела, как бритоголовый принял что-то из рук девушки, развернулся и бесшумно, как если бы шагал не по высушенным стеблям растений, а по воздуху, пошел вглубь лагеря, огибая появляющихся людей. Последние продолжали молча глядеть на нас с Инсаром, не выражая совершенно никаких эмоций — ни гнева, ни страха, ни удивления.

— Идем, — распорядилась девушка, её голос был таким же пустым, как и у других наемников. Я вдруг подумала, что люди здесь пустые, какие-то… стерильные, что ли?

Не было в них чего-то важного, какой-то искры, которая присутствовала даже в демонах, каждый из которых имел свой характер, свой цвет, свой вкус. А здесь, в этом лагере, я словно медленно погружалась в белый шум. В одно сплошное ничего.

Пока я размышляла, девушка подвела нас к самому большому и очевидно самому главному шатру, приподняла кусок тяжелой ткани, заслоняющей вход и посмотрела на Инсара. Меня она почему-то в расчет не брала и, скорее всего, не рассматривала в качестве возможного источника проблем.

— Входи, — проговорила она, как и остальные наемники с которыми мы уже имели за счастье пообщаться, изъясняясь предельно короткими фразами. — Он ждал.

— Кто? — так же коротко спросил Инсар, который без проблем ориентировался как в ситуации, так и в местной культуре общения.

— Шай-Лея, — вновь упомянула необычное имя коротко стриженная.

Инсар хмыкнул как-то уж очень понимающе, явно знакомый с упомянутой персоной.

— Эта старушка слишком долго была залогом вашего выживания, — разразился неожиданным выводом Инсар. На фоне местной любви к односложности его слова звучали практически как выступление с трибуны. И что самое главное, он это знал и наслаждался этим со зловещим удовольствием. — Понятия не имею, что вы будете делать, когда она отправиться к прародителям. Замену-то уже ей присмотрели? — девушка-наемник не ответила, рассматривая Инсара пустыми стеклянными глазами. Демон разразился смехом. Смех этот был одновременно и едким, и сладким, таким, что в воздухе запахло сахарной ватой. Но постепенно липкие тягучие нити начали подгорать, а голос Инсара обрел жесткость, вынудив меня невольно выпрямиться и вспомнить его титул — Великий Герцог. Да, он был именно таким, он был великим, пусть и редко. — Я давно говорил императору, что эту вашу передвижную лавочку пора прикрывать. Слишком много вы о себе возомнили. Почему бы вам не вернуться обратно, в родное Северное королевство? Ах, да! Прости, забыл, там же вас всех ждет виселица.

— Молчи, демон, — проронила девушка, и еще выше задрала кусок ткани, удерживаемый ею на вытянутой руке.

— Ладно, — зло хохотнул Инсар. — Послушаем, что нам скажут.

И вошел внутрь. Конечно же, вместе со мной, успев шепнуть куда-то в область затылка, прижав к себе покрепче:

— А ты была права, малышка.

В чем конкретно была права — не уточнялось. Я понадеялась, что хотя бы не в степени кровожадности наемнических обычаев, но моментально забыла о них, когда увидела внутри шатра…

Его.

Глава 19

Он походил на медведя. И был обнажен по пояс. Длинные коричневые волосы, заплетенные в тонкие косички, спускались по плечам на поджарую грудь. Очень волосатую грудь. Такие же волосатые руки лежали на скрещенных и подобранных под себя ногах. Кожа его обладала редким смуглым оттенком, таким, который почти приближался к кофейному. Возраст мужчины определить было трудно, всё усложняла растительность, щедро покрывающая его лицо — широкие густые темно-коричневые брови, усы, густая борода, которую ровняли, но не стригли. Но он точно был молодым, об этом буквально кричал быстрый, умный, свежий взгляд, глядящий на нас с живой заинтересованностью и без налета обыденной усталости. Но больше всего меня потрясла птица, гордо восседающая у незнакомца на плече.

— О! — весело воскликнул Инсар. — Анзу!

Внушительных размеров, которые очень органично сочетались с размерами хозяина шатра, черно-белый орел повернул голову и взглянул на меня. Никогда не думала, что птицы способны выражать эмоции, но эта явно умела. Более того, она умела возмущенно встряхивать крыльями, требовательно клацать клювом и нетерпеливо переступать когтистыми лапами.

— Это ваша птица, — голосом, напоминающимгудение отплывающего парохода, произнес мужчина.

Я не поняла, спрашивал он или утверждал, а потому на всякий случай кивнула.

И решила уточнить:

— Она не совсем наша, но…

— Помолчи, сестренка, — вновь с деланной улыбкой заткнул меня Инсар.

Хозяин шатра бросил на нас хитрый взгляд из-под густых ресниц и промолвил:

— Я знаю, кто вы.

Чем поверг меня в шок едва ли не третий раз за минуту, ведь я ожидала, что с нами опять будут изъясняться практически предлогами.

— Да ладно! — хлопнул в ладоши раззадоренный Инсар. — А вот я тебя в первый раз вижу! Когда-то пост главного коновода занимал Ша-Миль, но теперь в его шатре заседаешь ты. Интересно, что с ним стало?

Мужчина не ответил, продолжив будто Инсар ничего и не говорил:

— Ты — демон высокородный из столицы, — он подался вперед, отчего Анзу на его плече слегка покачнулся и сильнее распушил перья, выказывая своё недовольство. — Правда, из какого рода не соображу никак. Блейны?

— Не угадал, — с ехидством растянул губы Инсар. Беззаботно прошествовал вглубь шатра, плюхнулся на пол, застеленный плетеным подобием ковра, уложил себе под спину валикоподобную подушку и вытянул вперед длинные ноги. Да уж, кто-кто, а этот парень везде и всегда умел устраиваться с удобствами. — Моё имя — Шейн Джеро.

Я невольно пискнула, чем привлекал к себе внимание обоих мужчин.

— Малышка, иди сюда, — поманил меня демон с улыбкой, а в светлых глазах, тем временем, накапливалась злость. Чувствуя, как от перенапряжения начинает ныть в затылке, я покорно подошла и села на указанное демоном место подле него.

— Известно мне и о ней тоже, — немного странно сформулировал следующую мысль бородатый. Язык словно был для него чужим, а может быть, для него в принципе было непривычно разговаривать с кем-либо.

— Она не твоя сестра. Тем более, — хитрая улыбка быстро скрылась в бороде, — известно, что сестер нет у Шейна Джеро.

— Какая разница, — с раздражением отмахнулся Инсар, все еще возлежа с видом султана, ожидающего слуг с опахалами. — Главное, что здесь она со мной, так что можешь подобрать… всё!

Бородатый посмотрел на меня. Так, как уже очень давно никто не смотрел, а может быть — вообще никогда. Ему было не все равно. Его интересовало именно мое мнение. Мои слова. Он хотел, чтобы отвечала ему именно я, а не кто-то другой за меня.

— Зовут вас Мира?

Я кивнула, заправляя прядь волос за ухо.

— Имя моё Ша-Сур. О появлении вашем сообщили мне. И мы ждали.

— Зачем? — немного нервно сглотнула я.

— Должны вы поговорить с нашей вещуньей. Её зовут Шай-Лея. Она умирает, но не умрет, пока не встретится с вами. К сожалению, ей уже много лет и болезни мучают её немощное тело. Мы облегаем боль Шай-Леи, но покой истинный она сможет обрести только с вашей помощью.

— Но… что я могу?

— Поговорите с ней, — Ша-Сур не приказывал и не требовал, он просил. Просил не за себя, а за того, кто был ему дорог. — Шай-Лея увидела ваш образ в видении своем — образ девочки, появившейся из воздуха, в сопровождении птицы, — мужчина указал глазами на задремавшего орла, удобно устроившегося у него на плече, и ни одного из них двоих это не смущало, — и демона. И с тех пор Шай-Лея ждала, когда вы придете. К сожалению, ожидание растянулось надолго.

— Сколько? — отрывисто спросил Инсар, встревая в разговор. Если Ша-Сура он, как и я, видел впервые, то имя Шай-Леи ему было отлично знакомо.

— Видение пришло еще до моего рождения, — лаконично ответил Ша-Сур, глядя строго на меня.

— И с тех пор она ждала? — не поверил Инсар. — Даже интересно, что такого там такого старушка узрела?

— Это тайна для всех, даже мне не рассказала ничего она не рассказала, — мужчина скромно улыбнулся. — А я знаю все и о каждом в своем поселении.

— В таком случае, — начал подниматься Инсар, — если мы здесь из-за загибающейся бабуси, давайте уже с ней встретимся!

— Подожди! — подхватилась я и посмотрела на демона с мольбой. — Подожди, пожалуйста.

Демон замер, словно столкнулся с чем-то удивительным, запнулся ногой о край коврового настила и с шумом грохнулся обратно.

Послышался короткий смешок со стороны наблюдающего за нами Ша-Сура.

— Правильно ли я поняла, — повернулась я к нему, — что после встречи со мной ваша… ваша вещунья умрет?

— Да, пришло её время, — спокойно подтвердил бородатый. — Час смерти рано или поздно настигает каждого из нас.

Я в нерешительности закусила губу.

— Но… но что, если я не хочу?

Главный из наемников с недоумением нахмурился.

— Мира, кажется, у тебя нет выбора, — с неожиданной заботой в голосе предупредил Инсар. — Кроме того, разве мы не за этим сюда явились? Ты же сама сказала, что должна что-то узнать.

— Ну, да, — я потерла виски, головная боль усиливалась. Она будто витками пронзала сознание, и заходя на каждый следующий оборот становилась лишь ощутимее, колючее, будто еж катался на американских горках. Не знаю, что простимулировало умственную вспышку — то ли желание заглушить эту боль хоть как-то, то ли рука Инсара, которая легла мне на лоб в сопровождении вопроса:

— Малышка, тебе что, плохо?

Я вскинула голову и взглянула на бородатого.

— Вы из Северного королевства?

Ша-Сур не удивился такому вопросу, но ответил уклончиво:

— Все мы — северяне, нежеланные дети своей родной земли.

Я обратила взор на Инсара в ожидании разъяснений.

И они последовали.

— Он хочет сказать, — демон не сдерживал широкой улыбки, а наоборот, всячески её демонстрировал, — что большинство варангов — выходцы из Северного, но им там не особо рады.

— Почему?

— Потому что они обычные разбойники, — хмыкнул Инсар, не сводя горящих злорадством глаз с Ша-Сура. — И не имеют никакого отношения ни к элитным северным легионам, ни к военным орденам. Всё, чем они занимаются, так это — грабят, воруют и перепродают. Чаще всего по заказу, но порой и без него. А потому их не жалуют ни свои, ни чужие. Считают чем-то вроде мелких грызунов, разносящих заразу.

— Не забывайся, — без агрессии предупредил демона бородач. — Помни, сейчас на моей ты территории.

— Попробуешь хотя бы дернуться — и я тебе шею сверну, — все с той же очаровательной улыбкой сообщил Инсар. Будто бы оглашал свои планы на вечер, а не угрожал кому-то смертью. — Ты знаешь, для меня разнести здесь всё — задача меньше, чем пустяковая. И самое главное — мне за это ничего не будет. Наоборот, император лишь поблагодарит меня за то, что сделал его земли чуть чище. Единственная причина по которой я сижу и участвую в ваших чайных церемониях — это потому, что не хочу пугать малышку. Она у нас очень чувствительная.

— У нас? — будто застопорился на этом слове Ша-Сур.

— Ага, — с готовностью подтвердил демон.

Главарь наемников поразмышлял, запустив пальцы в бороду, а после заметил:

— Мы впустили тебя только из-за неё.

— Я здесь тоже только из-за неё, — странным голосом ответил Инсар. — Кажется, мы в одной лодке, Ша-Сур.

Я громко кашлянула, привлекая внимание мужчин, которые вновь слишком увлеклись своими типично мужскими разборками.

— В вашей лодке есть еще кое-кто, например, я, — ткнула себя пальцем в щеку. — И я хочу кое-что спросить.

— Да, — отозвался первым Ша-Сур.

Мое сердце заколотилось быстрее, а на спине проступил пот.

— Некоторое время назад… на самом деле, очень давно… наемники из Северного королевства напали на эльфов, с которыми были молодая служанка с маленьким ребенком. Эльфов ранили, а служанку с новорожденной девочкой забрали. Всё это делалось по приказу одного высокородного демона, состоящего в родственных связях с императором Аттеры.

— А ты полна сюрпризов, малышка, — нехорошим тоном протянул Инсар.

А вот Ша-Сур выслушал спокойно, на замечание демона, конечно же, внимание обратил, но проигнорировав, ответил:

— Я слышал об этой истории. Но не участвовал в ней лично. Я тогда был еще слишком мал.

— Слышали? — мое сердце ухало в груди, будто встревоженная сова. — А вы знаете, что стало со служанкой и ребенком потом? Куда их забрали?… Как они жили?…

— Знаю, — и это простое слово будто разрезало время на «до» и «после». — Это и есть то, что вам нужно?

Я нетерпеливо кивнула.

— Хорошо, я отвечу на ваши вопросы, но только после того, как вы встретитесь с Шай-Леей.

— Нет, сначала вы отвечаете на вопросы, а потом мы идем к вашей вещунье, — выдвинула я свое требование. — Это будет нашей сделкой.

— Я смотрю, ты со всеми готова заключать сделки, — зло зашипел на меня Тиес, чье и так обычно бледное лицо приобрело какой-то уж совсем болезненный оттенок.

— Не со всеми, — огрызнулась я. — А только с теми, с кем выгодно договариваться.

— А Тай знает? — выгнул бровь старшекурсник с подтекстом, который не сулил мне ничего хорошего. — Знает, что он для тебя всего лишь выгодная сделка?

— Если не знает, то догадывается, — безразлично пожала я плечами. — Потому что я для него — тоже самое. Он сам об этом сказал…

В груди что-то неприятно заворочалось, заныло, закровоточило.

— Хотелось бы мне знать, как много ты смогла подслушать? И какие неправильные выводы успела сделать? — пробормотал Инсар, потирая подбородок.

— Сейчас не это главное, — тряхнула я головой и прямо спросила у главаря наемников: — Так, как? Вы согласны?

Ша-Сур посмотрел на меня, потом бросил хитрый взгляд на демона и проговорил, адресуя свои слова Тиесу:

— А тебя ждут нелегкие времена, да, демон?

— Ты себе даже представить не можешь, — удрученно покачал тот головой и отвернулся.

— Договорились! — хлопнул себя ладонями по бедрам бородач. — Значит, вы хотите узнать судьбу служанки и её ребенка?

— Её ребенка? Она сказала, что это её ребенок? — нетерпеливо прервала его я.

— Да, а вы не знали? Богатый господин, на которого она работала, надругался над девчонкой, а когда несчастная поняла, что понесла, то решила от него сбежать. Девушка прибилась к эльфам, которые решили оставить её у себя, что странно, ведь это противоречит их традициям. Обычно они не привечают у себя чужаков, а значит, у них были на то свои причины, скорее всего, выгодные для них. Эльфы — прирожденные деляги и своего не упустят. Так или иначе, служанка произвела на свет девочку. К тому моменту, как она разрешилась от бремени, богатый господин узнал, где прячется беглянка и нанял варангов из нашего селения. Помню, как они вернулись той же ночью. С собой наши воины привели перепуганную девушку, маленькую, худую, напоминающую грустного цыпленка. К себе она постоянно прижимала сверток из серой ткани, который периодически ворочался. Уже потом я узнал, что внутри свертка находился младенец. Ребенок вёл себя на удивление тихо. За все время, что они пробыли в нашем селении я ни разу не слышал, чтобы он плакал, хотя меня постоянно отправляли в комнату, где их заперли, с едой и питьем. На третью луну в наше селение прибыл богатый господин, который искал мать своего дитя. Он о чем-то поговорил сперва с девчонкой, потом с нашими старостами, а после ушел. Больше я его не видел.

— А служанка с ребенком? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Их продали, — просто ответил Ша-Сур.

— Как продали? Куда? Кому? — заметалась я.

— Мира, успокойся, — потребовал Инсар. Но я не могла. Мне было плохо, меня трясло. И это заметил демон. Потянувшись ко мне, он откинул мои волосы назад, а после обнял лицо ладонями, развернул к себе и проговорил:

— Если ты не успокоишься, я прекращу этот разговор. Вызову своих слуг и мы отправимся в мой дом.

— В твой… твой дом? — переспросила я. Голос стал еще слабее, постоянно подводя.

— Да, у меня здесь недалеко имеется небольшое поместье. Из его окон открывается прекрасный вид. Тебе понравится, — с затаенной улыбкой пообещал парень.

Я представила себя в его доме, в одной из шикарной обставленных спален, а я была уверена, что во владениях демонов иначе и быть не могло, и резко выпрямилась.

— Я буду держать себя в руках, — пообещала, попытавшись придать взгляду, голосу и лицу уверенности, что было очень трудно. Я будто балансировала на грани, и чувствовала, что еще немного — и сорвусь.

— Надеюсь, — хмыкнул Инсар, убирая ладони. — Потому что я не Тай.

— Что это значит?

— Это значит, что я еще хуже, — грубо ответил демон.

— А вы интересная пара, — заметил Ша-Сур с многозначительной улыбкой. Вся эта некрасивая сцена развернулась на его глазах и мне стало неудобно, как только поняла, что он стал невольным свидетелем зарождения и подавления истерики. Моей истерики.

— Мы не пара, — буркнула я. Шаркнула ножкой по ковру, потом увидела грязные следы, которые оставили мои туфли, побывавшие в болоте, и ноги спрятала.

— Но могли бы ей стать, — Инсар потянулся большим ленивым котом, то ли разминая затекшие мышцы, а то ли демонстрируя самого себя. Красивого, сильного, играющего не по правилам и желающего подавлять своим очарованием всё и вся.

Я в ответ наградила его мрачным взглядом, а после решительно повернулась к главарю наемников.

— Я хочу знать, куда и кому продали служанку и малышку, которая была вместе с ней.

— В Нафессу, — коротко ответил бородач, а в глазах его засияло сочувствие. Но кому он сочувствовал — мне или служанке с ребенком? — Одному из Лордов.

Инсар улыбаться перестал и с тревогой покосился на меня.

Я уже открыла рот, чтобы спросить, где эта Нафесса и что за лорды такие, а потом вспомнила…

Вспомнила, что уже слышала о мире, которым правили некие всемогущие господины, практически боги, привержены феодального абсолютизма.

— Погодите, — чувствуя, как холодеют ноги, прошептала я. — А вот в этой Нафессе… там есть рабы?

— Мира, — начал Инсар, стараясь говорить мягко, но в этой мягкости крылось предостережение. И опаска, — там все рабы. Кроме Лордов-владельцев и небольшой коалиции магов, которые этим Лордам служат в обмен на очень приятную и благополучную жизнь.

— Не бывает таких совпадений, — вырвалось у меня.

— Каких совпадений? — ухватился за мои слова подозрительный демон, который теперь не сводил с меня глаз.

Наверное, боялся, что я что-нибудь выкину, а ему потом придется с этим разбираться.

— Вы знаете, что стало с ними потом? После… продажи? — потребовала я ответа у бородача.

— В те времена, когда это произошло, я не спрашивал в силу малости лет. Да и мне никто ничего не рассказывал, — аккуратно начал Ша-Сур и поправил на плече дремлющую птицу, которая уже давно не обращала на нас никакого внимания. — Но потом так случилось, что во время выполнения одного из заданий я встретился с женщиной, в которой узнал ту маленькую и дрожащую от страха служанку. Она поведала мне о том, как сложилась её судьба. После продажи их с малышкой разделили. Девушку отправили в дом вдовы одного из магов, где она стала горничной. На самом деле, ей почти повезло. Её новая хозяйка относилась к ней хорошо, лишней работой не нагружала, а уважаемое положение в обществе позволяло ей защищать своих слуг от любых посягательств. К сожалению, того же нельзя было сказать о малышке. Её отдали в дом молодого Лорда, только-только вступившего в свои права. Аристократ решил самолично взрастить себе будущую жену, такую, которая будет полностью соответствовать всем его вкусам. И выбор его пал именно на эту девочку. Прошли годы, малышка выросла. Когда она достигла нужного возраста, Лорд-владелец забрал её в свою спальню. Женой его она так и не стала. Лорд решил, что статус супруги даст ей некоторые свободы, которыми она воспользуется для побега. А он не хотел терять свою любимую игрушку. Наверное, он её любил. Потому что других женщин в его жизни больше не было. От этого союза на свет появились трое мальчиков. А потом…

— …а потом наложница влюбилась в раба, от которого родила девочку, — договорила я за бородатого, уставившись в одну точку.

— Да, — прервал он свое плавное повествование. — Как вы догадались?

— Она не догадывалась, — ответил вместо меня демон. — Она знала. Верно, мышка-малышка? Ничего не хочешь мне сказать?

— Потом, — пообещала я. — Их казнили? Любовников казнили?

— Насколько мне известно, — кивнул Ша-Сур. — Такова официальная версия. Лорды из Нафессы предательства не прощают. Хотя некоторые уверены, что казнили только раба, а свою наложницу Лорд казнить не смог. Слишком сильно любил.

— Некоторые — это кто? — почему-то захотелось уточнить мне.

— Например, Шай-Лея, — хитро улыбнулся бородач, а я уловила подтекст. Какой именно — не поняла, да и времени над этим думать не было.

— Как звали изменившую Лорду женщину?

— Мать дала ей имя Мерсина. Лорд, которому продали ребенка, решил не менять. Оно ему понравилось.

— А дочь наложницы от раба? Её назвали Миленой, верно?

Бородач с удивлением кивнул.

— Её забрали в дом Лорда-владельца и отдали одной из старых прислужниц, которая вырастила девочку как собственного ребенка. Конечно, доля дочери раба была незавидной, ребенком её шпыняли, как только могли…

— И поэтому, став взрослой, она сбежала…

Я не могла поверить в то, что услышала, хотя сердце подсказывало — все это правда. И по всему получалось, что Милена, погибшая хозяйка заставы, та, на чье место меня определили лишь по чистой случайности — моя… племянница? Как так получилось, что тетя младше племянницы? Очевидно, мама далеко не сразу решила родить второго ребенка, а долго жила в моем родном мире в одиночестве. Да и время, как я уже усвоила, не было везде одинаковым. Где-то проходил год, а где-то за тот же срок успевало минуть десять, непосредственно затрагивая и всех живых существ. Мир Лордов наверняка имел собственное летоисчисление, и со временем в других мирах вряд ли как-то синхронизировался.

Но если у Милены было три брата, значит, на ней мои родственники не заканчивались. Должны были быть и другие. Её братья, скорее всего, женились, завели детей, а у тех могли появиться свои дети и так дальше. Значит, я не была последней в своем виде, как не была и единственной носительницей той магии, которой когда-то владели тринадцать сестер.

— У неё была дочь, — ворвался в мои размышления бородач.

— Что? — не сразу дошло до меня. — У кого?

— У Милены, — Ша-Сур новь начал крутить в пальцах свою бороду. — Вы ведь были с ней знакомы, верно?

— Да, — грустно ответила я. — К сожалению, не долго. Вы сказали дочь?

— Да, и если вам интересно, то могу назвать и её имя.

— Мне интересно, — медленно ответила я, невольно подаваясь вперед, но Инсар решил вмешаться, посадив меня обратно.

— Её зовут Мерула, — мне показалось, я услышала раскат грома. — Интересно, правда? Три поколения женщин, все с похожими именами и трагедиями в жизни. Мерула была отдана на воспитание в чужую семью. Кажется, куда-то в Межмирье, но точнее сказать не могу. Про отца девочки мне тоже ничего не известно, знаю только, что Милена всеми силами скрывала наличие дочери.

— Откуда вам известны такие подробности? — заподозрила неладное я.

— Милена была хорошо знакома с Шай-Леей, что не удивительно, девчонка росла практически по соседству. И рожать тоже пришла к ней.

— Погоди… Мерула? А разве не так звали ту колдунью, с которой Рыцари заставили тебя провести ритуал? — решил вмешаться демон, потому что даже он начал кое-что понимать. Но пока еще намного меньше, чем я.

— Надо подумать…., - ответила я, хватаясь за голову и ощущая себя как во время затяжной болезни.

Некоторое время я сидела молча, легонько раскачиваясь из стороны в сторону. Мужчины тоже не издавали не звука. Не знаю, насколько это было естественным состоянием для Ша-Сура, а вот для Инсара проявить деликатность было все равно, что совершить подвиг.

Решение далось трудно, но принять его было необходимо.

— Я готова встретиться с вашей вещуньей.

Ша-Сур, демон и я вышли из шатра. Стоило нам всем оказаться на свежем воздухе под тяжелеющим, мрачнеющим небом, постепенно превращающийся в сумрачный купол, как Анзу встрепенулся и широко расправив крылья взлетел. Я практически ощутила его радость от полета, от той свободы, которую дарил ветер и бескрайний простор. Он, птица гордая и вольная, наслаждался возможностью парить в вышине, оглядывая всех нас, жалких и не крылатых, мудрыми зоркими глазами.

Глава 20

— Я думала, что тебя здесь никто не знает, раз мы прикинулись этими… паломниками, — заговорчески зашептала я, пристраиваясь поближе к Инсару.

— Некоторые знают, — безразлично проронил демон. — Когда-то давно я приходил сюда вместе с Феликсом. Он хотел поговорить с Шай-Леей. Но в те времена этого, бородатого, здесь не было. Либо он где-то в другом месте заправлял, либо еще не завоевал достаточно уважения, чтобы его верховодить поставили. Я не рассчитывал, что кто-то из прежних обитателей все еще обитают в лагере. Но, как видишь, некоторые все же живы и здравствуют, — он метнул быстрый взгляд на уже виденную нами короткостриженную девушку, которая тихо и быстро беседовала о чем-то с другой женщиной, маленькой и тщедушной, укутанной в несколько слоев грубой ткани, стоя поодаль у высокого деревянного столба. Столб был основательно посечен, словно на нем кто-то тренировался в искусстве управления с хлыстом, обвязан крепкими, местами сильно истертыми веревками и в целом напоминал ритуальный. В нескольких местах я заметила бурые пятна крови, впитавшиеся в дерево и потемневшие от времени. Оглядевшись, увидела еще несколько таких же столбов, которые вместе с первым образовали почти не заметный треугольник от края до края стоянки, напоминающей палаточный городок. — Тай, кстати, сюда тоже заглядывал. И не раз.

Я не поняла, к чему было последнее замечания, но Инсар упомянул об этом не просто так. Потому демоны вообще ничего не делали просто так.

Пока мы шли следом за Ша-Суром, Анзу мелькал темной точкой в небе. Но стоило нам приблизиться к самой дальней и самой маленькой палатке, как орел стрелой спикировал вниз и ворвался внутрь первым, обдав мое лицо порывом ветра.

— Он тебя охраняет, — пояснил бородач, когда я шарахнулась в сторону, испугавшись протяжного вскрика крылатого, которым сопровождалось его неожиданное возвращение.

— Странно охраняет, — пробормотала я, поправляя взъерошенные волосы.

— По его мнению, внутри тебя может ожидать опасность, а потому захотел проверить первым. Многие духи так себя ведут.

Сказав так, бородач отступил в сторону, отодвигая край шатра и давая мне возможность переступить порог. Вспомнив заляпанный грязью ковер в палатке Ша-Сура, я быстро сбросила с себя обувь и, ощущая под босыми ногами шелест колючей соломы, подошла к низкой постели, бывшей поистине спартанской. Сколоченная из тонких дощечек лежанка больше напоминала топчан и возвышалась над холодной землей на высоту, равную высоте камней, на которые это сооружение было воздвигнуто.

И все, больше здесь не было абсолютно ничего. Скромная обитель Ша-Сура на фоне этой маленькой жалкой тряпичной хижины выглядела едва ли не царским дворцом. Мне внезапно подумалось о том, насколько скромно живут все эти люди. Насколько тяжела их жизнь, и какими ежедневными трудностями наполнена. И сколько требуется мужества и силы духа, чтобы жить вот так. Может быть поэтому я не ощущала в большинстве из них никаких эмоций, никакой жизни, ни света, ни тьмы. Одна сплошная безнадега и серый шум, как шумит в голове, когда становится плохо. Ша-Сур выделялся на их фоне — то ли за счет темперамента, то ли потому что мог себе позволить жить лучше, чем остальные.

— Шай-Лея, — тихо позвал Ша-Сур едва приблизившись к постели, на которой лежала очень маленькая старушка, высохшая до такой степени, что казалось будто на костях, обтянутых пергаментной кожей вовсе не осталось мышц. Длинные седые волосы, вернее, то, что от них осталось, были заплетено в тонкую косу, больше напоминающую крысиный хвостик. Голова старушки покоилась на подушке, такой высокой, что из-за неё женщина практически сидела. Плотное лоскутное одеяло, сшитое из бесчисленного множества маленьких разноцветных кусочков, укрывало её по самое морщинисто горло, так, что было видно лишь край белой рубашки. Здесь же, у изголовья устроился и Анзу, поглядывая на женщину и так, и эдак, с любопытством вертя головой.

Услышав голос главаря наемников, старушка вздрогнула и подняла веки, на которых не осталось ресниц. Брови также отсутствовали, что лишь усиливало жуткое впечатление.

— Ша-Сур, — проговорила она скрипучим голосом. — Ты здесь…

— Я привел к тебе ту, которую ты ждала, — опустившись на колени перед топчаном, он широким жестом указал на меня. Я вопросительно глянула на Инсара, не зная, следует ли нам последовать примеру бородача. Но тот не спешил падать женщине в ноги, возвышаясь позади меня, а когда я попыталась присесть, решительным жестом вернул меня обратно, вынудив избежать коленопреклонения.

Женщина медленно растянула тонкие морщинистые губы в беззубой, демонстрирующей бледные десна, улыбке и перевела взгляд водянистых глаз на меня.

В этот момент стало очевидно.

Она не видела.

Абсолютно ничего.

Шай-Лея была полностью слепой.

— Наконец-то, — с облегчением выдохнула она. — Я ждала… Я так долго тебя ждала.

И потянула ко мне морщинистую конечность, такую хрупкую, что мне стало страшно. Вдруг она сломается под собственной тяжестью?

— Дай ей руку, — приказал Ша-Сур.

Преодолевая внутреннее сопротивление, я аккуратно прикоснулась к пальцам женщины. Они были узловатыми, тонкими и сухими. Я будто трогала опавшую листву, сброшенную деревьями в преддверии затяжной, суровой и мглистой зимы.

Но старушка оказалась неожиданно сильной, она вцепилась в мою ладонь с рвением борца, решившего во что бы то ни стало повалить своего противника на спину и упасть сверху.

Я не успела ничего сделать — ни возмутиться, ни заорать, ни попытаться вырваться. Потому что нагрянуло оно.

Это ощущение.

Я уже не я.

А нечто большее, всеобъемлющее. И одновременно — нечто меньшее, что-то, что неспособно сопротивляться, оказавшись перед лицом судьбы…

…Я стояла на взгорке, а передо мной расстилались нескончаемые в своей широте неведомые дали. Справа чернела сырая, рыхлая земля, совсем недавно вскопанная. Эта земля показалась мне неожиданно прекрасной, она будто бы манила к себе, приглашая погрузить руки в податливую почву, которая только и ждала, когда же её засеют. Чтобы под согревающим ласковым солнцем заколосились богатые колосья, тяжелые и полноцветные. Напитанные той силой, что была первозданной, порождающей и созидающей. Эта земля была символом всего того, за что стоило бороться — плодородия, спокойствия, свободы, будущего.

Слева все было усеяно исполинскими камнями, чьи острые вытянутые края создавали впечатление каменного леса. Преодолевая все препятствия, справляясь с почти невозможным, сквозь камни пробивалась, тянулась к солнцу, редкая трава и совсем уж неприглядные растения, которые использовали каждую трещинку, лишь бы увидеть свет. Эти бледно-зеленые побеги были тонюсенькими, чахлыми, но в них было самое главное — в них была жизнь.

Позади нас, где-то очень далеко, у самой линии горизонта блестела синяя гладь, над которой периодически поднимались пенные гребни волн. И если прислушаться, можно было расслышать протяжный глубинный рокот, задорный переплеск, шум прибоя у подножия неприступного утеса, шепот свежего бриза и скрип корабельных снастей.

— Там, — проскрипел старческий голос, и рядом со мной проступил образ старушки-вещуньи, которая указала в противоположную от моря сторону.

Туда, где полыхал пожар, окрашивая небо в багрово-оранжевые оттенки, венчающиеся густым черным дымом. Неистово горел город, пылал буквально каждый дом, каждый задворок, из каждого окна вырывались прожорливые языки пламени. Я не знала, что это был за город и почему мне вдруг стало так тоскливо, что защипало в носу, но была уверена в одном — там, в огне и в дыму погибали мирные жители.

Глядя на масштаб катастрофы с безопасного расстояния я понимала, с ужасом и болью… погибнут почти все.

— Ты все правильно поняла, — проговорила Шай-Лея.

— Это вы? — сорвался у меня с губ вопрос, который вертелся на языке долгое время. — Это вы были той служанкой, которая помогла моей маме спастись из замка Луана?

— Да, — медленно кивнула женщина, рассматривая горящий город.

Нас окружал вполне мирный пейзаж, который вступал в такой резкий диссонанс с происходящим там, в далеком городе, почти скрытом от нас занавесью черного зловещего марева, что замирало сердце.

— Но почему вы выглядите… так? — я не смогла подобрать правильных слов. — Вам же не так много лет, чтобы…

— …чтобы быть развалиной? — договорила за меня старушка и неприятно, как-то квакающе, рассмеялась. — Ничего, называй вещи своими именами, девочка, я — практически ходячий мертвец. Это, — она указала на свое дряхлое тело, — плата за дар, который я обрела вопреки правилам. Потому что за все приходится платить…

— Что это? — задала я следующий вопрос, потому сама Шай-Лея, погрузилась в молчание. — Что это горит там?

— Это горит… Аттера, — проговорила женщина. Ей было тяжело дышать, каждый подъем впалой старческой груди сопровождался подозрительным тихим свистом, что вызывало тревогу. Выглядела она очень плохо и дела её становились только хуже.

— Аттера? — переспросила я.

Суть сказанного дошла до меня со значительным опозданием.

— Но… как же так… там же демоны… И парни. Как они допустили? Что вообще случилось? — мысли метались, обрывались и выталкивали одна другую, такими же были и слова. — Они сейчас там?!

— Мы видим не настоящее, а будущее, — женщина задышала еще тяжелее. На меня она не смотрела, и казалось, что Шай-Лея собиралась с силами. С теми, что еще остались после долгого пути, который должен был вот-вот окончиться. — Луан вернулся домой. И начал мстить.

— Вернулся? Но как это возможно?

Мое невнятно блеяние перебил неожиданно твердый голос старушки:

— Если ты хочешь спасти своих демонов, Битва не должна состояться. Помешай этому. Любым путем.

— Как? — оторопела я. Направление разговора менялось с каждой произнесенной фразой, а я понимала все меньше. — И зачем?

— Они все погибнут. Все демоны, которых ты знаешь, полягут в том сражении. И твоя помощь ничего не изменит. Ты попытаешься их спасти. А они попытаются спасти тебя. Но в итоге…

— …никто никого не спасет, — прошептала я с я ужасом.

Вещунья кивнула.

— Смотри, — и она провела сухой рукой в воздухе, будто приподнимая невидимую завесу.

Он был красивым. Очень красивым, что было замечено мною не сразу. И чем-то напоминал Сатуса — возможно чертами, а возможно повадками того, кто знал о себе всё и принимал себя полностью. А, возможно, и тем, и другим.

Луан, уверенно вышагивая, медленно шел через поле сражения. Финального сражения, которое развернулось прямо на том месте, где еще секунду назад не было ничего, кроме камней и черной земли.

— Он убил их всех, — проскрипела Шай-Лея вместе со мной рассматривая Луана, который повернулся к нам спиной и двинулся вдоль неподвижно лежащих тел. Изломанные позы, окровавленные лица, разорванная одежда, неподвижные широко распахнутые глаза, уже увидевшие смерть. — Так много трупов, так много смерти. Куда бы я ни глянула — везде они. Везде вонь и гниение. Но только ты можешь это остановить. Только ты.

Я зажала сама себе рот, потому что первым, кого увидела среди мертвецов был… Инсар. Серые глаза глядели прямо на меня, рот исказила боль, но лицо осталось таким же, каким было при жизни — невыразимо красивым, излучающим беспощадный шарм. Но если раньше это очарование было влекущим, непостижимым, затемненным, со знаком минус. То теперь время будто бы остановилось, стрелки часов замерли, а сам Инсар начал напоминать картину — безумно красивое, но плоское полотно.

Следующим, за кого зацепился взгляд стал Кан. Его поза, поза сурового воина, буквально кричала о том, что даже погибая, парень сражался. Демон также, как и раньше крепко держал свой смертоносный меч, готовый дать новый бой. Его лица я не видела, голова с волосами пепельного цвета, кончики которых пропитались багряными оттенками, безвольно покоилась на груди, шея и грудь были залиты кровью. Его закололи в спину.

Я поспешила метнуть взгляд вправо и натолкнулась на того, кого совсем не ожидала увидеть. Феликс Янг. Он тоже был здесь, он тоже сражался и оказался проткнут одним из камней, чей острый угол торчал из вспоротой груди парня, выгнувшегося и раскинувшего руки и ноги. Смерть придала его коже еще большую бледность, а чертами — выверенную аристократическую утонченность, которая раньше была не столь очевидной, и живописную умиротворенность. Веки его были прикрыты, так, словно он просто уснул… чтобы никогда больше не проснуться. Длинные черные ресницы отбрасывали изящные тени на высокие лепные скулы, превращая его в героя меланхоличной пьесы.

Я боялась посмотреть дальше, туда, где на расстоянии меньше метра, лежало тело еще одного молодого воина.

Закусив губу, на краткое мгновение крепко сжала глаза, а после распахнула глаза, чтобы увидеть, чтобы понять и принять.

Тай лежал на боку, прижав одну руку к груди и что-то небольшое сжимая пальцами. Рядом с ним был брошен длинный тонкий клинок, окровавленный и обломанный, как если бы на него наступили, переломив лезвие напополам. Но разве такое возможно? Всемогущее оружие демонов… кто мог совершить подобное?

— Луан, — будто подслушав мои мысли, прокряхтела старушка. — Он достиг того, чего желал. А потом явился мстить.

— За что? — тяжело сглотнула я.

— За годы изгнания, — Шай-Лея закашлялась. — За годы унижения. Ведь он видит своё предыдущее поражение именно так. И сейчас… ему нужна только победа. Он готов отдать за неё всё. Даже жизнь своих детей.

— Вы сказали «детей»? — переспросила я, стараясь не смотреть на выражение муки, исказившее облик всегда идеального принца. Но взгляд вновь и вновь возвращался к демону, в то время, как где-то глубоко внутри зарождалось глубокое чувство потери. — У него были еще дети, кроме моей старшей сестры?

— Второй ребенок — сын. Он полностью предан своему отцу. И он рядом с тобой.

— Да рядом со мной вообще толпа народу…! — выкрикнула я, утопая в беспомощности.

Старушка медленно повернула голову. Со сморщенного лица сквозила безмятежность, но взгляд умных глаз казался острее игл.

— Ты очень похожа на неё. Она была такой же…

— Мерсина, — проговорила я имя сестры вслух. В первый раз. Раньше у меня в голове был лишь безликий смутный образ, а теперь он начал приобретать очертания, преодолевая забвение. Одновременно с этим я будто бы становилась к ней ближе. — А такой же — это какой?

— Наивной, — обрубила старушка. — Она должна была бороться и победить! А вместо этого просто сдалась! Сама уничтожила свою жизнь…

— Но что она могла сделать! — возмутилась я. — У неё отобрали всё: силу, мать, семью, любимого!

— Силу можно было вернуть, — тяжело моргнула Шай-Лея. — Для этого достаточно было лишь толики смелости и крупицы надежды. Но теперь уже поздно. Для Мерсины. А для тебя нет. И для них — тоже.

Шай-Лея вновь взмахнула рукой, будто опуская занавес, и все исчезло — погибшие демоны среди таких же мертвых товарищей по несчастью, залитые кровью камни и влажная земля, Луан, проходящийся среди поверженных воинов с видом победителя.

— Сделай так, чтобы Битва не состоялась.

— Но как?! — я была в отчаянии.

— Найди способ, — упрямо дернула дряблым подбородком вещунья. — И помни — Луан был готов убить твою мать, и тебя тоже не пожалеет.

Сердце заколотилось с утроенной силой.

— Не справишься — они все умрут.

— Нет, — замотала я головой. — Нет, это слишком! Я не смогу! Я не знаю, что… Не знаю, что мне делать!

— Собери новый круг, — приказала старушка, чей слабый голос вновь стал тверже. Я всмотрелась в морщинистое усталое лицо, которое с каждым ударом сердца становилось моложе. Морщины разглаживались, осанка выравнивалась, морщины исчезали, мышцы отрастали заново, а лицо подтягивалась, словно вставая на свое место. Для вещуньи время начало отматывать назад. — Ответ ищи в имени.

— В чьем имени? — глядя на неё во все глаза, потому что теперь я видела не старушку. Я видела взрослую женщину средних лет, в которую выросла девочка-служанка, однажды ночью изменившая и мою судьбу.

— В своём. В том имени, которое дала тебе мать.

И Шай-Лея, молодая Шай-Лея бесследно растаяла в воздухе.

Я шумно вдохнула, моргнула, а когда выдохнула, поняла, что стою у примитивного ложа, держа за руку высушенную временем руку, безвольно повисшую в воздухе.

Шай-Лея умерла.

Глава 21

— Погоди, — остановил меня Инсар, когда мы преодолели невидимый барьер и оказались снаружи скрытого магией лагеря наемников.

Ша-Сур отпустил нас без лишних вопросов. Кажется, ему было все равно, что мы собирались делать и куда желали пойти.

Он скорбел. И его скорбь была всепоглощающей. Я так и не узнала, кем ему приходилась эта странная женщина, отдавшая свою молодость и свою жизнь за сомнительную возможность видеть будущее, но кем бы ни была — она дорожил ею.

Демон рывком развернул меня к себе лицом и заглянув в глаза спросил:

— Что ты увидела? Что показала тебе вещунья?

— Ну, — неопределенно протянула я, почесав затылок. Первый шок от увиденного прошел, но я все еще не верила в реальность того, что мне поведали. Я как будто бы застряла в промежутке между верой и отрицанием, и не могла шагнуть ни вперед, ни назад. Я еще не поняла, как относиться к известию о скорой гибели демонов. И что мне нужно сделать.

И нужно ли вообще что-то делать?

— Мышка, — ласково улыбнулся парень, игриво дергая меня за прядку волос. — Лучше расскажи все сама. Не вынуждай меня подозревать тебя.

— В чем? — дернулась я, но демон держал крепко.

— В то, что ты затеваешь что-то за нашими спинами, — его голос лишился всех привычно-соблазнительных ноток, сладких, как восточная сладость, и таких же изысканных, предназначенных для истинных ценителей. Теперь он глядел на меня очень серьезно, почти зло. Губы больше не растягивались в озорной улыбке, за которой я каждый раз видела обещание свести с ума этими своими полунамеками и полувзглядами. Нет, теперь на меня смотрел тот, кто знал, какую порой высокую цену способна выставить судьба. И ты либо оплачиваешь её, либо проигрываешь. А этот парень проигрывать не любил и не умел.

Следующие его слова прозвучали так хлестко, будто он решил, что пора прибегнуть к более болезненным методам:

— Не играй в эти игры. Проиграешь. Ты ведь не хочешь, чтобы с тобой что-нибудь случилось, верно?

Я закусила губу. Под внимательным и зловеще-устращающим взглядом демона собраться с мыслями было тяжело. И еще тяжелее было скрыть свои эмоции.

Поэтому я решила, что сказать половину правды будет лучшим решением.

— Она сказала, что я должна найти ответ, — выпалила я на одном дыхании.

— На что? — с подозрением нахмурил брови Инсар.

— На какую-то загадку! — развела я руками. — Разгадка которой заложена в моем имени.

— А что не так с твоим именем? — с непониманием тряхнул копной светлый волос демон.

— До этого момента я считала, что мое имя самое обычное! Но, видимо, это не так…

Я грустно вздохнула, глянула поверх плеча Тиеса и обомлела.

Потому что за его спиной стоял волк. Но не обычный лесной житель с желтыми глазами и густой серой шерстью, по весне линяющей клоками, а ледяной.

Самый настоящий ледяной волк!

Он был размером с крупную собаку, угловатым и почти непрозрачным, выструганным из мутного льда. Откуда-то изнутри него лилось чуть красноватое сияние, словно где-то там, глубоко внутри замороженного тела животного, билось настоящее, теплое и мягкое сердце. Сердце, которое и оживляло это магическое существо, глядящее на меня бесконечно умными глазами.

Ледяной волк застыл в отдалении, не пытаясь подойти ближе, будто бы не желая напугать. В первую очередь меня, потому что на демона он вообще не глядел. Кажется, волку вообще было все равно, есть он или нет. Он пришел ко мне. И пришел не просто так.

— Волк, — прошептала я чуть онемевшими губами.

— Что? Где? — Инсар оглянулся через плечо, закрыв меня собой и его успевшая напрячься спина расслабилась. — О! Надо же!

В его восклицании не было и капли страха, лишь удивление и даже почти радостное, как от встречи со старым другом.

— Вы знакомы? — нервно хихикнула я.

— Это Икас, — представил мне ледяного волка, который не отрывал от меня свои хрустальные глаза, состоящие из множества тонких граней, имитирующих зрачок и радужку. — Он принадлежит семье Феликса. Ледяные волки охраняют их родовой замок, а Икас — один из старших волков.

— Ага, — растерянно покивала я, а после торопливо поинтересовалась: — А что он здесь делает?

— Не знаю, — потянулся к волосами Инсар, который имел привычку постоянно убирать падающие на лоб пряди, зачесывая пятерней назад. — Я сам удивлен, что увидел его так далеко от столицы.

— А вы все живете там? — я поняла, что знаю о демонах очень и очень немного.

— Ну, да, — небрежно повел плечами Инсар. — Как и все аристократы Аттеры.

— А, ну, да, — едко улыбнулась я. — Периферия — это для низших слоев общества.

Демон мой сарказм уловил и изящно выгнул бровь.

— Твоя вера в справедливость — очаровательна, — а после ухмыльнулся, как лис.

Словестные баталии, особенно с Инсаром, всегда были увлекательными и каждый раз учили меня чему-то новому, но сейчас вылепленный из мутно-голубоватого льда волк казался важнее.

— Зачем он здесь?

— Хороший вопрос, — наморщил лоб Инсар. — Я бы тоже хотел знать на него ответ.

— Так, может, узнаем? — предложила я, округлив глаза.

— Прекрасная идея, — с предельно важным и благородным видом кивнул парень, — но Икас не разговаривает, а потому на твои вопросы вряд ли даст ответ, — а после добавил тише, вроде как, невзначай: — Тем более, что их у тебя неприемлемо много, этих вопросов. Пора бы ужесточить контроль за твоей деятельной натурой.

— Я намеки не улавливаю, — отрезала решительно, вновь встретившись взглядом с чудесным и, как выяснилось, очень воспитанным волшебным созданием.

Волк сел, аккуратно переступив мощными лапами. Вид у него при этом был, ну, очень прилежный, как у милейшего домашнего песика. Однако чувство самосохранения требовало не обманываться.

— Так что, — продолжила я, — если хочешь что-то сказать — говори прямо.

— Не сейчас, — отрезал демон. — И не здесь. В другое время. В другомместе…

Что он там еще бормотал себе под нос я не слушала. Присела на корточки, вытянув вперед ладонь и предложила:

— А что если, подозвать его к себе? Эй! — обратилась я к волку. — Иди сюда. Кис-кис… нет, не то. На, на!

Сверху раздался смешок недоумения.

Демон глядел на меня широко распахнутыми серыми очами, из которых исчез густой холодный туман, и солнце выглянуло из-за затяжных зимних туч.

— Что за звуки ты издаешь? — поинтересовался повеселевший демон.

Я разозлилась.

— Пытаюсь его подманить!

— Для этого есть куда более действенные методы, чем издавать странные звуки! — демонстрировал демон радость в широкой улыбке. — Икас, подойди.

Но ледяное создание никак не отреагировало, лишь мигнуло глазами в сторону Тиеса, а после вновь сконцентрировало всё свое внимание на мне, улегшись на землю и вытянув перед собой лапы. Меня не покидало ощущение, будто он ждет чего-то.

На всякий случай, решила повторить слова Инсара, но не успела и рта раскрыть, как волк встрепенулся, подхватился и потрусил прочь. Преодолев в легком пружинистом прыжке небольшую кочку, он остановился, оглянулся. На умной вытянутой морде отразился призыв.

— Кажется, он хочет, чтобы мы пошли за ним.

Неожиданно, демон, наблюдавший вместе со мной за поведением волка, согласился.

— Тоже так показалось. Икас, что ты задумал?

Волк, конечно же, не ответил. Было бы совсем уж странно, если бы ко всему прочему он вдруг открыл пасть и начал издавать внятную речь.

Вместо этого он потрусил дальше.

— Надеюсь, нам не придется бежать за ним до самой столицы, — проворчал Инсар, хватаясь за мои пальцы.

И мы побежали под звук орлиного вскрика. Подняв голову к небу я увидела гордую парящую птицу, широко расправившую мощные крылья.

— Почему? — через какое-то время пропыхтела я.

— Что «почему»? — Инсар двигался легко, почти непринужденно, напряженно следя за волком. Казалось, что для демона бежать вот так было все равно, что совершать вечерний променад, хотя темп, заданный Икасом, был ближе к эстафетному, чем к прогулочному.

— Ты сказал «надеюсь, нам не придется бежать до столицы», — напомнила я, пытаясь справиться со сбившимся дыханием. — Почему?

— Потому что она в двух лунах пешим ходом отсюда, — пояснил Инсар, перехватывая покрепче мою руку.

Я едва не застонала. Забеги никогда не были моей сильной стороной, и вообще, я всегда считала, что физические нагрузки хороши только тогда, когда они происходят непосредственно рядом с диваном, на котором можно отдохнуть.

Уже очень скоро я начала путаться в собственных ногах, с которых норовили школьные туфельки, потерявшие всякий вид после прогулки по болоту.

— Всё, я больше не могу, — простонала я, пытаясь остановиться, но по инерции пролетев еще несколько метров вперед, чувствуя, как дрожат колени. Наверное, я бы просто рухнула без сил, если бы Инсар не поймал меня словно воланчик в бадминтоне. После чего он без затруднения подхватил меня на руки, заставив ладонями вцепиться в его плечи и пронес еще с десяток шагов. Я не успела даже возмутиться, впившись ногтями в тонкую рубашку, под которой прощупывалась заманчивая упругость мышц, как парень вновь поставил меня на ноги и произнес:

— А больше и не надо, — прищурившись, он огляделся. И что-то такое было в его голосе, отчего я выпрямилась, хотя сделать это было почти непосильной задачей.

— Мы шо, уже прибежали? — хватаясь за бок пропыхтела паровозом я.

— Думаю, да, — без свойственного ему энтузиазма, мрачно процедил демон.

Пока мы бежали за ледяным волком по правую руку от нас тянулись чахлые заросли чего-то, смахивающего на иссохший вереск, а по левую, как только закончилась пашня, появились остатки того, что когда-то было городом.

Скопления ломанных увечных растений жалобно напоминали о том, что когда-то здесь тоже была жизнь. Жизнь, которая продолжала теплиться, в надежде когда-нибудь, в лучшие времена, которые обязательно должны наступать, расцвести вновь. Слабая и растоптанная, местная фауна боролась за существование, производя гнетущее впечатление и создавая ощущение, будто мы оказались внутри кадра черно-белого фильма.

Это место накрывала вуаль трагедии, которая витала над остатками того, что когда-то было городом. Красивым городом, где жили, растили детей, рождались и умирали. А теперь их дома, когда-то наполненные смехом и разговорами, стояли заброшенными, покосившимися, разрушенными до оснований, выгоревшими и похожими зияющие раны. Смотреть на них было все равно, что заглядывать в прошлое, которое на фоне безотрадного настоящего казалось чем-то далеким, сказочным, навсегда потерянным.

— А где волк? — с тяжестью на сердце спросила я.

Сделав еще пару судорожных вздохов, разрывающих грудь, я поискала взглядом Икаса и нашла его… рядом с каменными останками разрушенного жилища, обугленная в пожаре крыша которого была разбита на мельчайшие осколки. Они усеивали разломанные стены, будто слезы. И среди этих кусков почерневшего стекла и покореженных камней лежала девушка.

Её лицо, красивое и бледное, обрамленное волосами цвета майской пшеницы, сразу показалось мне знакомым. Как будто мы уже встречались, но это было невозможно, потому что я твердо знала, что вижу её впервые.

— Иннелия! — с удивлением воскликнул Инсар, рассматривая девушку с примесью недовольства на лице.

— Кто?

— Младшая сестра… Феликса, — и парень направился к девушке, легко сбежав по невысокому взгорку.

Я же осталась стоять. Во-первых, не торопилась обзавестись знакомством с еще одним представителем демонского племени, а во-вторых, мне не понравилась поза, в которой лежала девушка.

Я не видела её целиком, часть обзора мне загораживал воткнутый прямо в землю металлический обломок, но странно вывернутая набок голова наводила на определенные мысли. Живые так не лежат… в позе сломанной куклы.

А вот Инсара ничего не пугало и не останавливало. Быстро подойдя к девушке, он в мгновение резко замер, а после также быстро отвернулся. Лицо его на долю секунды изменила ярость, сквозь кожу проступили розовые линии, только теперь они не были ни плавными, ни изящными, а походили на разломы в застывшей лаве.

Ледяной волк крутился здесь же, рядом с демоном. Беспокойно перебегая с место на место, словно не зная, куда себя деть, но каждый раз возвращаясь к той, которую Инсар назвал Иннелией.

— Она мертва, — сквозь сцепленные зубы процедил демон, возвращаясь ко мне.

— Я догадалась, — тоже решила побыть односложной.

— Поэтому он привел нас сюда, — он оглянулся от волка, который вновь начал наворачивать круги вокруг тела девушки, держа морду у земли. — Хотел, чтобы её нашли.

— Он привел меня, — для ясности уточнила я. — На тебя он вообще внимания не обращал.

Собственные слова натолкнули меня на некоторые размышления.

— Но как волк узнал, где нас искать? Как он понял, что мы в лагере варангов?

— Правильные вопросы задаешь, мышка, — с мрачной удовлетворенностью хмыкнул Инсар. — Сперва ты встретилась с Даркером, потом тебя нашел Икас… И тот, и другой из Аттеры. Интересная тенденция…

— К чему ты ведешь? — не скрывая угрюмости, вопросила я.

— В тебе слишком много секретов, мышка, — сложил руки на груди неприятно озадаченный Инсар, рассматривающий мое лицо. — Можно было бы предположить, что к этому руку приложил Тай, вот только…

И он оборвал самого себя на полуслове. В серых глазах зажглась искра догадки, которая ошеломила даже самого демона.

— Нет… этого не может быть. Нет, — повторил он будто бы самому себе. — Он тебе что-нибудь дарил?

— Внушительная такая охапка проблем считается? — язвительно поинтересовалась я.

— Считается любая мелочь, пусть даже тебе кажется, что она не существенная, — требовательно заявил Инсар.

— В таком случае, — я сделала выразительную паузу, — он мне ничего не дарил. Даже ничего не давал просто подержать. Что за странные расспросы?

— Тогда это тем более невозможно, — парень вел беседу с самим собой, и мое участие в ней не предусматривалось. — Сколько таких девиц у него было…

— Чего-чего? — заинтересовалась я.

— Да, ладно! — закатил глаза демон. — Ты не глупая девочка и должна понимать, что Тай — взрослый мужчина, у которого есть свои цели на эту жизнь. Более того, он тот, на ком лежит огромная ответственность и кто должен справиться, несмотря ни на что.

— И это дает ему индульгенцию на скотство? — горечь, проскользнувшую в голосе, скрыть я не смогла.

— Скотство? — переспросил Инсар, будто ослышался. — Мышка, ты что себе позволяешь? Ты что, не понимаешь…

— Все я прекрасно понимаю! — не удержавшись, перебила. — Не надо передо мной оправдываться. Вы живете по своим правилам, я — по своим. Вот только… кем бы ни был Тай, я не стану его дрессированной зверушкой. Так можешь ему и передать.

— Зря, — хмыкнул Тиес и подмигнул мне. — Он отличный дрессировщик.

А после обошел меня, вернулся к разбитой дороге и неторопливо направился по ней дальше, с видом человека, наслаждающегося времяпрепровождением на свежем воздухе. Будто это не он совсем недавно стискивал кулаки и сжимал зубы, глядя на светловолосую девушку, лежащую в окружении руин…

И которая продолжала оставаться там за неимением другого выбора!

Соседство с мертвым телом, а также пустынность и отчужденность пейзажа не вызывала желания находиться здесь одной. А еще почему-то очень сильно стало жаль волка, который после долгого тревожного обнюхивания тела погибшей сел и, подняв треугольную морду к небу, завыл.

— Инсар! — бросилась я за демоном.

Глава 22

Он не остановился, чтобы меня подождать, и даже не замедлил шаг, а потому пришлось бежать следом, спотыкаясь на неровностях.

— Куда ты идешь? — догнав, уцепилась я за рукав Инсара, на что он отреагировал странной мимолетной улыбкой.

— Пока что прямо, — сообщил он. — Не мешай мне. Я думаю.

— О чем? — я попыталась приноровиться к его шагу, но угнаться за ним был трудно.

— О том, что происходит, — ответ был максимально размытым.

Мы помолчали, слушая шуршание пыли и перекатывание мелких камней под ногами под отдаленные вскрики редких птиц. Я посмотрела на небо, но знакомый пернатый силуэт давно исчез. Наверное, он устал бдеть и отправился по своим делам. Мне тоже хотелось поскорее покинуть это место, навевающее такую жгучую тоску, что казалось, будто она разъедает сердце, как кислота.

— Почему здесь всё так… запущено? — спросила я, шмыгнув носом. — Почему ваша империя, раз уж она такая великая, не займется восстановлением? Ведь здесь все можно отстроить заново… засеять поля… проложить дороги…

— Это наказание, — равнодушно проронил Инсар, не глядя на меня. Взгляд его напряженных глаз был подернут дымкой задумчивости.

— Наказание? — меня передернуло. — За что?

— За строптивость, — ответил светловолосый демон, но понятнее все равно не стало. — Разрушить можно все, что угодно, моя радость. Особенно, если цель оправдывает средства.

— А она оправдывает? — тихо спросила я, обходя возникшую на нашем пути идеально круглую яму с оплавленными краями, от которой зигзагами разбегались разломы в грунте. Чтобы её не сотворило, это было что-то очень мощное, безусловно убийственное… призванное сеять смерть и разрушение. Еще несколько таких же ям виднелись поблизости, будто кто-то швырялся раскаленными и увеличенными раз в пять шарами для боулинга.

— Да, — короткий жестокий ответ. И, словно прочитав мои мысли, заметил: — В жестокости заключается, помимо прочего, и сила. Утратив жестокость — утратишь силу.

Он замолчал. Молчала и я, обдумывая его слова. Но не долго.

— Эта Иннелия, — начала с осторожностью, поглядывая на демона из-под опущенных ресниц, — она была демоном?

— Демоницей, — поправил меня Инсар и решил съязвить: — Не трудно было догадаться, да?

— Но как её убили, если она такая же, как и вы? — воскликнула я, проигнорировав колкость.

— Любого можно убить, — холодно заметил Тиес. — И нас в том числе. Иннелию поразили клинком в сердце. И сделал это кто-то из своих. Клинок наш, демонский.

С того момента, как мы покинули Академию, оказавшись вдвоем, поведение Инсара менялось чаще, чем направление ветра на море. Он то был собой прежним — провокационным и двусмысленным чертенком с чарующей улыбкой. То погружался в мрачное молчание, которое почему-то казалось еще более пугающим, чем если бы он начал кричать и ругаться. То вдруг начинал отчетливо напоминать Сатуса — безжалостностью и желанием запугать.

Но когда он заговорил об этой девушке, Иннелии, я ощутила фальшь. Его слова звучали отстраненно, как если бы он говорил о ком-то совершенно безразличном ему, но сестра Феликса таковой не была. Они были не просто знакомы, я поняла это в тот момент, когда увидела лицо демона, отвернувшегося от страшной находки.

— Вы…, - я запнулась. Спрашивать о таком, тем более, кого-то вроде Инсара было странно и пугающе. Мы не были подружками, чтобы обсуждать такие темы. И я все еще не была до конца уверена, что семерка старшекурсников не водит меня за нос, пытаясь использовать в темную, не важно, в благих ли намерениях или нет. — Вы были с ней близки?

Инсар покосился на меня глазами, посветлевшими почти до прозрачности и попытался отшутиться:

— Серьезно? Неужели нашу благочестивую мышку заинтересовали такие пикантные темы?

— Чего это я благочестивая? — надулась я. — И вообще! Ты так говоришь, как будто благочестие — это что-то плохое!

— А что, хорошее? — насмешливо выгнул демон бровь.

— Не знаю, но…

— Прилежность и праведность — это скука смертная, — вздохнул парень. И добавил с бесстыдной улыбкой: — Хотя некоторых заводит совращать скромниц. Я даже знаю, кого…

Не знаю почему, но я покраснела. Вот покраснела и все тут!

И, конечно же, мое вспыхнувшее лицо заметил Тиес.

— Думаешь, я говорю о Сатусе? — заулыбался демон довольным хулиганом.

— Не знаю, — а еще я не знала, отчего мне так неловко.

— Может, и о нем, — возведя к небу проникновенный взгляд, проворковал Инсар.

— Я думаю, ты болтаешь разную ерунду, лишь бы не говорить о своей любимой девушке, которая умерла, — и я с раздражением толкнула несносного парня в плечо, зашагав вперед усерднее, широко размахивая руками.

Инсар настиг меня почти сразу, вцепился в руку повыше локтя и, притянув к себе, уверенно проговорил:

— Она не была моей любимой девушкой.

— Кем же она была? — я все еще злилась на него, а потому упрямо следовала по дороге, чему демон не препятствовал, поддерживая видимость свободы воли.

— Она была той, кто любил меня всю мою жизнь, с самого детства.

И я все поняла. Пусть он этого не показывал, скрываясь за улыбками и шутками, но ему сейчас было очень плохо.

Почти невыносимо.

Не знаю, что подтолкнуло Инсара к откровенности, но он начал рассказывать:

— Когда она была совсем маленькой, я сажал её себе на плечи и катал, а она смеялась. Громко и звонко, вцепившись маленькими пальчиками мне в шею. Прошли годы, малышка выросла, а мне выпал шанс наблюдать, как она из розовощекой пухленькой крошки превратилась в прекрасную девушку. Её красота цвета и пахла, привлекая к себе все новых и новых поклонников, но она… хотела только меня. Я видел её интерес, и понимал его природу. Но… не мог ответить на её чувства. И чем выше я пытался выстроить стену между нами, тем сильнее она пыталась сквозь неё пробиться.

— Но почему ты хотя бы не попытался? — растерялась я.

— «Не попытался» что? — жестко отреагировал демон.

— Полюбить её…, - прошептала я.

— А почему ты не попытаешься полюбить Сатуса? — в ответ спросил парень, чем поставил меня в тупик. Я не ожидала такого откровенного вопроса. А еще я не ожидала, что захочу ответить на него честно.

— Потому что в этом нет смысла, — проговорила я, отводя глаза, потому что смотреть на Инсара было трудно.

— В любви нет смысла? — спросил Инсар, но я не успела ответить. Он остановил, схватила за плечи, и встряхнул, пытаясь поставить что-то внутри меня на место. — Или в твоей любви конкретно к нему нет смысла?

— Нет смысла бороться за то, у чего нет будущего. Поэтому я думаю, что лучше нам быть порознь. Мне кажется, одиночество лучше, чем кажется, оно помогает снизить ущерб.

Демон долго и угрюмо всматривался в мое лицо, а я глядела в сторону.

— Да, мышка-малышка, — протянул Инсар на удрученном вздохе. — Ты совершенно не понимаешь мужчин в общем, и принца в частности.

— Знаешь, что для нас, демонов, является самым невыносимым? — спросил он, когда я начала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, не понимая, чего мы, собственно, ждем, стоя посреди жалких остатков уничтоженного древнего города, стараниями демонов обращенного в пыль.

Я пожала плечами, рассматривая выжженные остатки того, что когда-то, скорее всего, было большим красивым парком. О его былом предназначении свидетельствовала поломанная витая оградка, расколотые чаши фонтанов, обрушенные мосты над ручьями и некие архитектурные формы, которые теперь были лишь грудами камней. Из-под некоторых таких завалов выглядывали ветки выкорчеванных и давно иссохших деревьев, рядом валялись куски чего-то серо-бежевого, пластинчато-бугристого, вытянутого и похожего на останки какого-то позвоночного животного.

Лишь спустя мгновение до меня дошло, что так оно и есть, я смотрела на хребет некоего существа, которое при жизни было размером с мини-грузовик и имело широкие ребра, которые теперь, на фоне развалин и запустенья, выглядели как изогнутые прутья пустой клетки.

— Невыносимее всего для нас — это лишиться того, что мы считаем своим. Защищать свою собственность — это инстинкт, прописанный в крови. Мы не умеем отпускать, не умеем прощать, не умеем сдаваться. Это все противоречит нашему естеству. Мы мстим, мы наказываем, мы разрушаем, — Инсар замолчал, чтобы пробежаться глазами по той части этого мира, которая была потрепанной, усталой и измученной, знающей, что погибает и что надежды нет, есть лишь медленное мучительное угасание. — Мы не заботимся о других, просто не умеем. Не сожалеем, ведь в сожалениях нет ценности. Не забываем оскорбления, потому что считаем себя выше любого, кто не такой, как мы. Мы убиваем без сомнений и сочувствия. Мы идем напролом и боремся до конца. Мы уверены в своем праве на всё, что только захотим, не важно, женщина это, город или чей-то трон. Мы руководствуемся лишь правилами практичности, личной выгоды и полезности для нас, как для господинов Аттеры.

Мы знаем о себе всё, но порой, всё то, что мы в себе принимаем безусловно и с гордостью приводит к тому, что мы…

— … слишком увлекаетесь? — подсказала я, попытавшись улыбнуться. Получилась грустная надрывная гримаса.

— Да, — неожиданно согласился демон. У меня аж глаза шире распахнулись, я-то ожидала споров и ответных уколов. — Мы не видим черту, и легко переступаем её. Делаем больно. Ломаем… Мира, — он вздохнул, собираясь со словами, кажется, для него этот момент откровенности тоже был чем-то новым, — я хочу сказать, что если мы влюбляемся — то только один раз. Силу этого чувства ты себе не сможешь даже представить, оно тотальное, неутолимое, иступленное. Я знаю, ты не веришь Сатусу. Не веришь никому из нас… Согласен, мы это заслужили. Но если ты не веришь ему, то поверь хотя бы этому: он никого и никогда раньше не любил. Девчонки… да, были. И много. У всех нас они были. Знаешь, целомудрие — это не то, к чему стремятся демоны, в нашем мире взрослеют рано и наслаждаются всеми аспектами жизни. Но любовь… это и для нас нечто редкое и особенное.

Я покусала губы. Его слова смущали и бередили душу.

— Зачем ты мне все это говоришь? И разве, это не я должна тебя утешать? — вымолвила, наконец, я.

— Я не нуждаюсь в утешении, — криво изогнул губы демон. — Иннелия была чудесной девушкой, и виновный в её гибели поплатится за содеянное.

Он сказал это легко и просто, почти что с улыбкой. Но сквозь эту непринужденность я видела кровожадность и желание убивать, долго, мучительно, с наслаждением.

— Ты её не любил, — я начала еще ожесточённее кусать губы. — потому что любил другую?

Инсар загадочно улыбнулся, глаза засияли ярче звезд на небе.

— Почему ты не с ней? Почему у вас не получилось быть вместе?

— Думаю, этот разговор пора заканчивать, — невпопад ответил парень.

Он дернул меня к себе, прижав ладонью мою голову к своей груди… а после нас охватило пламя. Ярко-красное, почти как кровь. Пламя было везде — сверху, снизу, вокруг, образуя что-то вроде непроницаемого купола. Оно гудело, дрожало и трещало, но не жглось. Было тепло, почти жарко, но больше я ничего не почувствовала, а может быть, просто не успела почувствовать. Потому что едва разгоревшись, оно также быстро потухло, исчезли и непроницаемые стены, которое образованные демонской магией.

Прежний пейзаж исчез, а мы с Инсаром оказались стоящими посреди большого густого и цветущего сада.

Наверное, если бы рай существовал, он должен был бы выглядеть именно так.

Распустившиеся цветы источали тонкий, изысканный аромат. Над яркими, переливающимися, словно драгоценные камни, лепестками порхали разноцветные чешуекрылые создания с трепетными, почти прозрачными крыльями, длинными усиками и вытянутыми радужными тельцами. Под ногами стелились фигурные золотые дорожки, разбегающиеся, словно лучи солнца, от центра сада в самые дальние его уголки и теряющиеся где-то в глубинах этого почти тропического оазиса, символизирующего богатство, пышность, пусть даже это была пышность природы, и блаженство.

Каждый бутон, каждый стебель и вьюнок был тщательно подобран и выглядел как часть одного большого и дорогого украшения. Значительности и индивидуальности нежному цветочному скоплению придавали высокие, густые и насыщенно зеленые кустарники, которым были приданы вычурные формы. Но самым большим удивлением оказалось увидеть здесь бело-голубые цветочные арки, которые будто бы перенеслись сюда прямо из сказки.

Пролегающая под одной из таких арок дорожка вела к выходу из сада, туда, где возвышался дом. Из сада он был виден не полностью, но это не мешало рассмотреть некоторые подробности и оценить его величие. Монументальный, старинный, с плетущимися по глухим стенам без окон крупными лианами, безусловно шикарный, выстроенный для кого-то, кто никогда и ни в чем себе не отказывал, но не до конца естественный. Создавалось впечатление, словно я смотрела, но не видела всего. Что-то мешало, какая-то магия расползалась, покрывая собой всё вокруг.

— Добро пожаловать в мое родовое гнездо, — весело оповестил Инсар, выпуская меня из кольца своих рук.

— Ты здесь живешь? — изумленно захлопала я ресницами. Когда я представляла себе родину демонов, то в мыслях мне виделись мрачные темницы и уходящие во тьму лестницы. Мне казалось, что такие, как они, всегда готовые к сражениям, обитали в казематах, скрывая свои страшные тайны в склепах и подземельях, погруженных в вечный мрак. Но чего я точно не ожидала, так это того, что один из них обитает в доме с видом на сад с бабочками.

— Ага, — беззаботно подтвердил Инсар. — О, а вот и Кел!

Я развернулась и увидела, направляющегося к нам со стороны дома высокого молодого мужчину. Он был красив, как и все уже знакомые мне демоны, отчего я задалась вопросом — а есть ли среди них некрасивые? Но эта красота была бледной, отстраненной и будто бы незаконченной. Как если бы художник сел писать картину, но бросил работу, сделав лишь набросок. В нем чего-то не хватало. Возможно, жизни? Если это было так, то Сатус этой жизнью был наполнен буквально до краев. Его красоты было даже слишком много.

— Мой господин, — ровно и безучастно проговорил мужчина, приблизившись к нам и остановившись на расстоянии. Низко поклонившись, он выпрямился, держа взгляд опущенным к ногам Инсара. Это показалось мне странным, потому что создавало ощущение какого-то беспрекословного подчинения, которое не ставилось под сомнение ни тем, кто подчинялся, ни тем, кому подчинялись.

— Кел, познакомься, это Мира, — неожиданно представил меня Инсар. — Мира, это Кел, он заведует моей канцелярией!

— У тебя есть канцелярия? — прыснула со смеху я, чувствуя, что вот-вот свалюсь с ног, то ли от усталости, то ли от переизбытка пережитых впечатлений. Но смех мой быстро погас, стоило только встретиться взглядом с Инсаром. — Приятно познакомиться, — с предельной серьезностью кивнула я мужчине, прилежно складывая ручки за спиной.

Глава 23

Кел ограничился коротким кивком, вежливым и безразличным, опять же, глядя в землю. Он был облачен во все черное, его одежда чем-то напоминала форму студентов боевого факультета Академии, но значительно более строгая, можно сказать, классическая.

— Кел, — деловито начал Инсар. — Свяжись с домом Янгов. Справься об Иннелии.

Он так легко притворялся. Легко играл и… выигрывал.

— Что узнать, мой господин? — спокойно уточнил Кел, ничуть не удивившись просьбе. Хотя что-то мне подсказывало, что на своей службе он перевидал всякое. Уж с Инсаром-то точно.

— Узнай, где она, — повелел демон.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, мой Герцог, — проговорил секретарь, повторно кратко кланяясь и замирая в чуть сгорбленной скорбной позе.

— Говори! — выдохнул Инсар.

— Недавно в дом Янгов поступило анонимное донесение, что Иннелия, нарушив наложенный на всех женщин империи запрет, решила покинуть Аттеру, — доложил Кел. — На её поиски были отправлены паладины во главе с Аяшей. Они отследили использованный ею Огненный Путь до приграничной зоны в Тисе, но там след девушки потерялся, и они вернулись назад ни с чем. Однако Аяша заметила остатки еще одной тропы, которую проложили для перемещения из Тисы куда-то еще, поэтому она уверена, что Иннелия не пересекала границу, а, значит, девушка все еще в империи. Скорее всего, у неё есть сообщник или сообщники. К сожалению, тот, кто прокладывал Путь из Тисы позаботился о невозможности погони и уничтожил его практически полностью, поэтому утверждать, где вышел тот, кто по нему прошел, невозможно.

— Почему никому не сообщили? — Инсар скрипнул зубами.

— Аяша сразу же предупредила Рыцарей Ночи, всем патрулям передано словестное описание Иннелии на случай, если ей все же удалось покинуть Аттеру. Император тоже в курсе, — сдержанно и сухо договорил Кел. Голос его звучал так нейтрально, что я засомневалась, а настоящий ли этот парень или что-то вроде иллюзии. — Он приказал пока не сообщать о проступке девушки, в особенности, принцу. Род Янгов срочно созван в дворец в полном составе, думаю, после аудиенции у правителя все они подключатся к поискам.

— Ясно, — процедил Инсар, опуская голову и пряча лицо. — Все равно свяжись с ними. С Янгами.

— Что передать?

— Скажи… скажи, что Иннелия убита. Её тело лежит недалеко от Дикого поля. Нас привел к нему Икас. Пусть заберут волка и его мертвую хозяйку. Свободен.

Кел, никак не отреагировавший на известие о смерти молодой девушки, еще раз поклонился, развернулся и поспешил обратно, туда, откуда пришел.

— Что за Огненные Пути? — набросилась я на демона с расспросами. — Так называется это пламя? Которое вспыхнуло вокруг нас, а потом мы оказались здесь?

Инсар потер щеку.

— Да, по всей Аттере проложены Огненные Пути. Это такая своеобразная, очень обширная, сеть дорог. Путями могут воспользоваться только демоны, потому что только мы можем открыть их и контролировать пламя внутри, и исключительно для внутреннего перемещения по империи. Покинуть страну с их помощью невозможно, потому что граница закрыта заградительными чарами, поддерживаемыми отрядами дозорных магов. Они решают, кого впустить, а кого выпустить из Аттеры. Обычно, это очень ограниченный список. Чужаков впускают редко и на короткий промежуток времени, как правило, это эльфы-торговцы, маркитанты из Северного, наместники сопредельных государств.

— То есть, эти ваши Пути похожи на то, что создаю я? — мне невольно стало очень интересно.

— Нет, Мира, то, что делаешь ты — это практически невозможно! — вспылил Инсар, угнетенный собственными мрачными думами. — Редчайшая магия, ценность которой ты все еще отказываешься осознать, — он вздохнул, рукой взъерошив волосы. — Идем в дом.

— Стой! — остановила его я. — Какой «идем»? Куда идем? Нам нужно вернуться в Академию!

— А ты сможешь это сделать? — резко и с обвинением спросил демон. — Потому что я — нет!

Я почувствовала себя виноватой. Очень-очень виноватой.

— Наверное, я тоже нет, — прошептала в ответ, потупив глаза.

— Тогда нам лучше подождать там, где есть возможность устроиться с комфортом, не правда ли? — он едко улыбнулся.

Я была согласна, но приближаться к этому пугающему своим подчеркнутыми величием и таинственностью дому, практически дворцу, почему-то категорически не хотелось. Было ощущение, что если я войду, если переступлю порог, то назад выйти уже не смогу.

— А мы… мы можем побыть здесь? — я оглянулась по сторонам и рассмотрела небольшую скамейку, созданную из плавно изогнутых линий и позолоченных завитушек. Будто бы намеренно она была спрятана там, в укромном уголке, за зелеными зарослями, усыпанными белыми крупными цветами. Своей изящной воздушностью она радовала взор, но не обещала удобства и выглядела так, словно кто-то просто желал оборудовать себе приятное гнездышко для романтических встреч. Устраиваться с Инсаром в подобном месте категорически не хотелось, но это было лучше, чем отправляться в дом, окончательно оставшись с ним один на один.

— Ладно, — неожиданно легко согласился парень, который выглядел так, словно периодически уносился мыслями куда-то далеко, — оставайся здесь. Я отдам несколько распоряжения и вернусь к тебе.

И он ушел.

Какое-то время я постояла посреди сада, наблюдая за порханием неведомых крылатых созданий, издававших тихое жужжащее гудение, а после направилась к скамейке и аккуратно пристроилась на краешке. Моя пропитанная грязной водой одежда, начавшая подсыхать и обретать хрустящую жесткость, руки в черных разводах и туфельки, покрытые болотным налетом, так резко контрастировали с чарующей сказочностью и ухоженной красотой сада, что я сама почувствовала себя здесь чем-то инородным, противным, оскорбляющим одним своим присутствием эту непревзойденную нарядность. Вздохнула, прикоснулась к волосам, поняла, что даже в них застряли комья грязи и расстроилась еще больше, стараясь не представлять, как выгляжу со стороны.

В голове было так много всего, мысли перепрыгивали одна через другую, но снова и снова возвращались к Сатусу. И его мертвому лицу, которое мне показала вещунья. Чем дольше я думала о нем, тем сильнее начинало ныть в груди. Такая тупая боль, которая нарастала с каждым вздохом, будто снова и снова выходя на новый уровень, как если бы у этой боли не было границ. Не было пределов. И она могла забрать у меня всё.

Поглотить полностью.

Я не сразу заметила, что лицо стало мокрым. А когда заметила, растерялась. Я плакала. Плакала и даже не понимала, почему плачу. Очень быстро простые слезы переросли практически в рыдания. Меня колотило как в лихорадке, воздуха не хватало, а глаза не видели ничего за пеленой слез, которые лились без остановки. В какой-то момент поняла, что если не увижу его прямо сейчас, если не удостоверюсь, что он рядом, что он живой, то просто задохнусь.

Я выпрямилась, не особенно понимая, что делаю и зачем. А после, поддавшись какому-то интуитивному влечению, сделала короткий нерешительный шаг вперед. Потом еще один и еще, пока не сорвалась на бег. Я побежала по садовой дорожке, видя перед собой только его лицо и не замечая больше ничего другого, все оно смазалось, растаяло, стало неважным, ненужным.

И меня почему-то даже не удивило, когда в саду появилась дверь. Высокая черная дверь, в которую я врезалась всем телом, влетая внутрь… комнаты.

Он стоял у кровати, вытирая влажные волосы полотенцем. По пояс обнаженный, а на бедрах лишь еще одно полотенце, которое на скрывало… практически ничего, потому что было слишком маленьким для него. И босиком. Я уставилась на его босые ступни, внезапно застряв на мысли о том, что есть в босых ногах некоторая… беззащитность и интимность.

— Мира! — воскликнул Тай, роняя полотенце на пол, чтобы поймать меня, не успевшую вовремя затормозить и заскользившую прямиком в его объятия как по льду.

Его руки обручем сомкнулись вокруг моей талии, приятные теплые ладони легли на спину, а сам он, весь такой домашний, уютный и без привычной жестокости в глазах оказался так близко, что я ощутила биение его сердца.

— Разве ты не должна быть в своей комнате? — черные брови недовольно нахмурились, но в глазах заблестела тревога. — Как ты здесь ока… Погоди, — он тряхнул влажными волосами и на мое лицо упало несколько холодных капель, — ты что, опять использовала межпространство?

— Привет, — невпопад всхлипнула я, зачарованная, сбитая с толку и смущенная таким его близким присутствием, которое и пугало, и утешало одновременно. Каким-то невообразимым образом он стал тем, кого я боялась потерять, и тем, кого страшилась обрести.

— Привет, — немного растерянно улыбнулся Сатус, и его улыбка показалась мне ярче занимающегося дня за окном. Кажется, мы с Инсаром проболтались в Аттере всю ночь и теперь мне предстояло как-то объяснить не только свое отсутствие в Академии, но и свое странное появление. — Мира, а ты почему такая грязная?

Тай отодвинул меня от себя, но не выпустил из вытянутых рук, внимательно осмотрев с ног до головы. Казалось, от его проницательного осязаемого взгляда не ускользнуло ничего, даже мое зареванное и опухшее лицо, которое в этот момент пребывало в состоянии средней паршивости.

Демон изучил меня сперва с одной стороны, потом повернул к себе другой, взяв за подбородок. Я не сопротивлялась, лишь отводила взгляд. Боялась, что он все поймет. Поймет даже больше, чем я была готова ему показать.

— Почему ты плакала? — взгляд суровый, а голос и того хуже. Твердый, непримиримый, настойчивый.

— Я… испугалась, — попыталась выкрутиться.

Руки старшекурсника на моих плечах сжались сильнее.

— Что произошло? — он погладил меня по предплечья, спустившись к ладоням. Обхватил подрагивающие пальцы и удивился: — Мира, да ты сама не своя…

Вопреки рассуждениям разума, желание сказать правду превратилось в нестерпимое. Хотелось быть искренней, высказать ему хотя бы раз всё в лицо, честно и не сдерживаясь, не боясь, что наступит завтра и в этом условном «завтра» он превратится в моего палача, забыв про роль спасителя. Сказать ему, что с самого первого мига, с самого первого дня нашей встречи, он то холодный, то горячий. То отталкивает, то притягивает. То улыбается, то грубит. И от этого всего у меня уже голова шла кругом, потому что я не знала, не могла понять, кто он для меня!

Неожиданно меня затрясло. Как от лихорадки, когда температура такая высокая, что тяжело думать, мысли путаются, сознание плавает в тумане болезни и тебя покачивает, словно лодку на волнах.

Он стал моей болезнью.

Но сейчас было не время для откровений, более того, не время для личных откровений. Я не хотела думать, наступит ли она когда-нибудь, эта пора признаний, ведь сперва мне следовало определиться, на что я была готова ради его спасения. Ради спасения их всех.

Поэтому, мельком глянув на демона, я пролепетала, съеживаясь под циничным взором черных глаз, в которых сосредоточилась вся бесконечность тьмы и вся её вечность:

— Ба… бабочки.

Он зло прищурился.

— Ты опять? Опять покидала Академию?

Я кивнула. К горлу подкатил ком. И вновь почему-то стало очень грустно.

— Рассказывай, — прорычал Сатус, усаживая меня на кровать. Сам демон встал рядом, нависнув надо мной мрачной, крайне решительной и полуголой тучей. — Что ты опять натворила?

— Я не…

— Мира, — повелительно прервал он меня, умудряясь так произносить мое имя, как это не умел делать никто. — Учти, есть вещи с которыми я готов мириться, а есть то, чего не позволю никогда. Так вот, утаивать от меня что-то не советую. Себе же хуже сделаешь.

И пришлось все выложить. Ну, почти все. О некоторых моментах, вопреки всем угрозам, я умолчала. Во-первых, потому что их невозможно было объяснить с наскока. Потребовалось бы начинать очень издалека. А во-вторых, потому что на моменте рассказа про перемещение внутри огненного шара дверь в комнату распахнулась и тяжелой поступью вошел Ферай Кан.

Увидев меня, парень застыл. А лицо из просто недовольного превратилось в разъяренное, одновременно основательно побледнев.

— Почему ты не в своей комнате? — спросил он, ощупав меня глазами.

Я вспомнила, что сегодня чего только не делала: прошлась по болотам, помесила грязь в полях, познакомилась с наемниками в изгнании, проводила в последний путь вещунью, встретилась с ледяным волком, нашла труп и посетила сад у дома Инсара. И вид у меня после всего пережитого был соответствующий — грязный, растрепанный, измученный и, скорее всего, немножко чумной, местами даже где-то пришибленный после нахлынувших незваных чувств.

— А она уже давно не в своей комнате, — лениво протянул Сатус, складывая руки на груди. Голой груди.

Я поспешно отвела глаза, хотя голова так и поворачивалась в эту сторону.

— Рубашку надень! — рявкнул Кан.

— Мне и так неплохо, — усмехнулся Сатус, всем своим видом это подтверждая. — Тем более, рубашка не подойдет к этому полотенцу.

— Ты её смущаешь, — открыто заявил Кан.

Принц покосился в мою сторону, снисходительно усмехнулся и потянулся к брошенной на краю кровати рубашке.

Легко набросил и начал медленно застегивать пуговицы. Очень медленно, глядя на меня с блуждающей по лицу улыбкой.

— Прекрати! — первым не выдержал Кан.

— Что? Я ничего не делаю! — округлил глаза Сатус. Ему это доставляло удовольствие. Провоцировать меня. И провоцировать своего друга. И непонятно, что из двух нравилось больше.

— Мира, иди к себе, — и Кан отошел в сторону, демонстративно указывая на выход.

— Она останется, — рука Сатуса надавила на мое плечо, едва я только начала подниматься. — Это моя комната. И мне решать, кому можно здесь находиться, а кому нет.

И только после этих слов я поняла, где нахожусь и на чем сижу. Сердце сделало кувырок и ухнуло куда-то вниз живота. Сместив взгляд, я увидела разобранную постель, которая еще хранила теплоту тела после ночи и на которой лежала чистая одежда, видимо, подготовленная взамен грязной, небрежно брошенной на пол. Рядом была распахнута дверь в персональную ванную комнату, где еще витал пар от горячей воды и откуда просачивался аромат чистоты и свежести.

До этого момента я никогда раньше не бывала в комнате Сатуса. Мне представлялось, что его личная спальня в общежитии факультета боевой магии должна представлять из себя нечто среднее между тайной обителью Синей бороды и пыточной. Но это оказалось не так. Его спальня выглядела… обычно. Ни тебе цепей на потолке, ни наручников на спинке кровати, ни топора в углу, ни золотых изваяний голых дев.

— Комната — твоя, — кивнул Ферай. — А вот Мира — не твоя.

— Переходишь черту, — нехорошим голосом предупредил Сатус, вставая передо мной и загораживая своим внушительным телом от Кана. Даже в таком странном одеянии, которое на любом другом смотрелось бы даже смешно, демон умудрялся выглядеть мощно и угрожающе. — Что сам здесь делаешь?

Повисло молчание. Такое, от которого становилось дурно. Встав, я обошла принца и взглянув на Кана спросила:

— Что-то произошло?

— Мне очень жаль, Мира, — со скорбной искренностью начал демон, покачав головой. — Но… Сократ…

— Что с ним? — едва не сорвалась на крик я.

— Он у лекарей, — сообщил Кан. На его смуглом лице отразилось сочувствие. — На него напали.

Глава 24

— Кто? — решил вмешаться Сатус, который, кажется, просто физически не мог оставаться непричастным. Где заварушка — там и он, хотя тоже самое я могла сказать и о Сократе.

— Не поверишь, — хмыкнул Ферай. — Итан. По крайней мере, официальная версия именно такая.

— Ой-ой-ой! — схватилась я за голову, едва не оседая на пол. Но сделать мне этого не позволил Сатус, ухватив за руку выше локтя.

— Мира, только не переживай! Твой котяра жив, над ним сейчас колдуют в лазарете. Но будет лучше, если ты будешь рядом, — Ферай, не обращая внимания на друга, в два широких шага приблизился и протянул ко мне руку, но в последний момент передумал. Руку опустил и тихо проговорил: — Я тебя провожу.

— Я сам, — резко выдохнул Сатус и потянулся к куртке и штанам, очевидно, решив, что полотенце не очень-то прогулочная одежда.

— Думаешь, без тебя не справимся? — ядовито поинтересовался Ферай.

Я оказавшаяся между двух парней, буквально кожей чувствовала их стремительно возросшую взаимную враждебность. Но чем бы она не была вызвана, проблемами в Академии или какими-то личными претензиями, мне было не до разборок демонов. Мне нужно было увидеть Сократа и убедиться, что с ним все в порядке.

А потому я просто молча отодвинула Кана в одну сторону, Сатуса в другую и вышла из комнаты. Интуитивно выбрав направление, я быстро нашла выход из общежития боевиков.

Демоны догнали меня уже у лестницы. Кан бил все рекорды по степени мрачности, а Сатус более не подвергал окружающих в шоковое состояние видом своих голых коленок, прикрыв эти самые коленки форменными штанами. Никто ничего не говорил, но ранняя утренняя тишина и всеобщее неразговорчивое настроение не мешали этим двоим метать друг в друга молнии. Но и без них настроение было ужасным. Я чувствовала себя виноватой за то, что бросила Сократа без присмотра и, тем самым, подставила его под удар.

Едва войдя в хорошо запомнившееся мне помещение, первым, кого я увидела стал несносный рыжий. Он лежал на ближайшей к двери кровати слева, наполовину прикрытый простыней. Обычно мягкая, почти плюшевая шерстка тигриной расцветки показалась непривычно жесткой, наверное, из-за того, что топорщилась в разные стороны, как будто кота пару раз проверили на прочность током. Некогда шикарные белые усы, густые и длинные, теперь завивались штопором и были черными на кончиках.

В страхе побеспокоить сон кота, я подкралась на носочках поближе и увидела несколько проплешин — на спине, на лбу между поникшими ушами и на боку. Шерсть в этих местах почти отсутствовала, а кожа была ярко-розой.

— От него несет гарью, — даже не пытаясь приглушить голос, заявил Сатус, рассматривая вытянувшегося вдоль постелиСократа.

— Ага, Итан его чуть не спалил, — Кан встал рядом со мной, заложив руки за спину. — Хорошо, что Мелинда оказалась рядом, успела вмешаться.

— А как это вообще произошло? — задал очень правильный вопрос принц. — В смысле, с какого рожна Итану нападать на духа-хранителя одной из своих студенток? И где он сейчас?

— Не знаю, — холодно ответил Кан, покосившись на меня. Я же на него не смотрела, но взгляд почувствовала. — Может, у него в голове чего переклинило. В любом случае, спрашивать надо у самого Итана. Но спросить не получится. Применив выжигающее заклятье против Сократа Итан скрылся в лесу. Наши уже отправились за ним, но Итан знает этот лес лучше местных белок. Так что, если он не захочет, чтобы его нашли, его не найдут.

— Сократ, — тихо позвала я, склоняясь к безвольному тельцу, которое казалось таким несчастным. — Сократ, ты меня слышишь?

— Конечно, я тебя слышу, — послышалось ворчливое в ответ. И впервые за все время с момента нашего знакомства, я радовалась этому нахальному брюзжанию! — Ты же мне спать не даешь!

— Ой, как я рада! — подпрыгнула я, прижав руки к груди. — Сократик, миленький! Ты только не умирай, ладно! Я что хочешь для тебя сделаю!

— Прям, все что захочу? — заметно бодрее заинтересовался кот, приоткрыв глаз.

— Конечно, — закивала я. — Что тебе принести? Может, еще одну подушку? Или одеяло? Тебе не холодно? Может, водички хочешь?

— С чего бы ему замерзать? — съехидничал за моей спиной в полголоса Сатус. — Он же шерстяной.

— У меня так мало сил, — простонал слабым голосом Сократ, опуская веко и утыкаясь бледно-розовым носом в простыню. — Мне бы мяска…

— Ему бы мяска! — вторила я, воодушевленно подхватывая и поворачиваясь к демонам.

Те в ответ одинаково округлили глаза, воззрившись на меня с одинаковым высокомерным недоумением.

— Хочешь, чтобы мы ради твоего недобитого блохастого сгоняли на кухню? — решил уточнить Сатус, выгибая брови.

Я нервно кивнула, заламывая пальцы и впиваясь ногтями в тонкую кожу, но делала это недолго, помешал Ферай. Едва первые капли выступили в продавленных полукружьях, парень тотчас же перехватил обе мои ладони и легко, практически не применяя силы, вынудил расцепить. В какой-то момент мне показалось, что ему не хотелось отпускать мои руки и избавлять меня от своего контроля, но демон сделал над собой усилие и отступил назад под внимательным взглядом Сатуса, наблюдавшего за этим кратким действом.

— Он же пострадал…, - прошептала я, опуская голову.

— Я пострадал! — вздыхал на подушке кот, изображая трагичного героя, пожертвовавшего собой ради высшей цели и едва ли не закрывшего своим телом амбразуру, как в лучших образцах народного эпоса. — Мне плохо!

— Ему плохо! — эхом откликалась я на стенания кота.

— Мне нужны калории…

— Ему нужны калории! — всплеснула я руками.

— Ладно, — процедил Сатус с подозрением переводя взгляд с меня на кота и обратно. — Кан, сгоняй к кухаркам, попроси у них… что-нибудь.

— Я тебе кто, мальчик на побегушках? — не оценил предложение Ферай.

— По-твоему, этим должен я заниматься? — начал злиться принц.

— А что тебе мешает? — спокойно поинтересовался Кан.

— Я охраняю Миру, — и он выразительно указал на меня. — Если на её духа-хранителя напали, то могут и на неё саму напасть.

— Не ты один способен её защитить, — все тем же непререкаемым тоном заметил Кан.

Взгляды демонов скрестились, словно шпаги.

И воздух наполнился предвестием надвигающегося урагана и грядущих неприятностей.

— А может быть, вы вдвоем сходите? — несмело предложила я.

Демоны синхронно повернулись ко мне.

— А я здесь побуду, с Сократом, — и я погладила кота по лапке, подоткнув простынку. Пушистый в ответ захныкал еще выразительнее, закатывая единственный глаз.

— За что мне такие страдания…

— Ладно, — нехотя согласился Сатус и кивнул Кану, — идем.

Ферай подмигнул мне, мимолетная улыбка скользнула по его мягким гладким губам и быстро скрылась за маской неприступности.

Ребята ушли. И как только двери за ними захлопнулись, Сократ вскочил и начал неистово чесаться.

— Фу! — скривилась я, отмахиваясь от полетевшей в меня рыжей шерсти. — Актер из тебя, конечно, никудышный!

— Чё это? — возмутился кот, аж зажмурившись от наслаждения. — Аааа, как хорошо! Я еле стерпел!

— Так сказал бы, — хмыкнула я, — сама бы тебя почесала.

— Это не сочеталось с образом умирающего, — отмахнулся кот и приступил к вычесыванию за другим ухом.

— Ну, да, у умирающих редко что-то чешется. Кстати, об этом, — посерьезнела я, пересаживаясь на соседнюю койку. — Что за сольное выступление?

— А что, надо было при демонах откровенничать? — огрызнулся пушистый.

— Ну, — протянула я неуверенно, — вроде, им можно доверять. Хотя бы частично. Кому-то ведь доверять все равно надо.

— Мира, — и Сократ покосился на меня с жалостью и с нисхождением. Не знаю, как удавалось это тому, кто был размером меньше табуретки и чесался каждые полторы минуты, но глядел он на меня как на кого-то, на ком природа отлежала все бока, — никому из них нельзя доверять!

— Да помню я! — и спросила: — Так ты ради того, чтобы демонов спровадить причитаниями окрестности оглашал?

— На самом деле, мне действительно досталось! — завопил котяра, задергав усами. И ткнул себя лапой в пушистый, вернее, теперь лишь только местами пушистый, бок: — Вот, видишь! Если бы не Мелинда, неизвестно, чем бы дело кончилось! Может быть, лежал бы сейчас, поджаренный, как поросенок к праздничному столу! С хрустящей корочкой и яблоком в зубах!

Вызванная в воображении картинка заставила меня захихикать, но смех этот был с оттенком легкого помешательства, поэтому я быстро остановила свою бурную фантазию, мысленно приказав сосредоточиться.

— Кухня не так уж далеко находится, а у демонов ноги длинные, — напомнила я Сократу, глянув в окно. — Так что, если ты хочешь мне что-то рассказать, то самое время приступать.

— Ладно, — на грустном вздохе согласился Сократ, садясь передо мной, аккуратно составив вместе лапки. — Когда ты ушла, я сразу почуял неладное и отправился следом за тобой. Но догнать не успел, и решил, что потопала к Итану с вопросами. С тебя станется, ты ж прямолинейная и честная до тошноты! Ну, и решил проверить его избушку, проконтролировать, значит, чтобы ты делов не натворила. Итан — взрослый мужик, преподаватель к тому же. А ты… ладно, оставим критику.

— Да, оставим, — поддержала я инициативу. Хотелось бы, что бы меня отчитывали пореже. — Что случилось дальше?

— Пришел я, значит, — вздохнул Сократ, — а там эти двое сидят, чаи гоняют да булками заедают. Тебя нет. Думаю, может, моя Мира где под окошком пристроилась? Обошел я гнездо Итана вокруг, но с тобой не встретился. Понял, что ошибся, и ты куда-то в другое место отправилась. Но сразу не ушел, решил покараулить, послушать, о чем там голубки разглагольствуют. Так сказать, в профилактических целях.

— Подслушивание в целях профилактики? — фыркнула я. — Так и скажи, что приревновал Мелинду к Итану.

— Это неважно! — надулся котяра. — Важно то, что не зря подслушивал! Если бы не я, Мелька бы уже дохлая валялась!

— Ты бы уже определился, кто из вас кого защитил, спас и вообще, проявил редкостную жертвенность, — хмыкнула я.

— Я, конечно! — ударил себя в грудь кот. — Ну, и Мелька немного.

— Так что, ты бросился на защиту любимой женщины? — приложила я руку к сердцу. — Как благородно! Благородно и глупо, потому что, судя по дальнейшим событиями, защищать по итогу пришлось ей тебя.

— Ага, вот именно, что бросился, — мотнул головой Сократ. — И едва лапы не отбросил! Потому что этот Итан оказался тем еще…

— Козлом? — с готовностью подсказала я, вспомнив прежние привычки.

— Хуже! Аристократом! Что, в принципе, одно и тоже, если разобраться, — поправил самого себя котяра.

— А-а-а-а…Так, мы это и раньше знали, — вздохнула я с разочарованием, сменившем ожидание великого откровения, которое не случилось. — Ты же сам мне рассказывал, что он из какого-то разорившегося и опозорившегося рода.

— Да ничего мы не знали! — огрызнулся Сократ. — Мы предполагали, развлекая себя сплетнями! А теперь… Если я правильно понял, а я всё правильно понял, потому что я умный и всегда всё правильно понимаю! — я покивала, бесспорно соглашаясь с пушистым. — Так вот, плохи наши дела… Думаю, Итан приходится родственником Ригору. Дальним, скорее всего, но кровь, она все же гуще воды. Не важно, насколько ты далек от своей семьи, породу не выкорчевать, предков не вычеркнуть.

Я открыла рот.

— Что-то пока ничего не понятно…

— Ригор, — выразительно продолжил котяра, — это прадед нынешнего короля северян. И родился он, не поверишь, Лордом. А все Лорды — одна сплошная задница! — вынес свой вердикт мой маленький верный друг. — От них одни проблемы! Нет, конечно, на фоне демонов значительность Лордов заметно тускнеет. Просто потому что этих морд куда меньше, чем демонских!

— Но как ты понял? При Итана?

— Магия, — сказал, как отрезал уверенный в себе котяра. — У Лордов своя особая магия. Её, если увидишь однажды, больше не забудешь. Именно с помощью этой магии Итан и пытался подчинить Мелинду, а эта дуреха даже не заметила, как разума лишилась! То-то она к нему носилась последнее время, позабыв обо всем на свете! Особенно, позабыв о том, что давно не девочка для таких-то приключений!

Сократ фыркнул с громким возмущением и оскорбленным достоинством.

— Как же Итан тогда рыцарем не стал? С такими-то умениями?

— Ну, потомок он все же не прямой, а, так сказать, косвенный, — завуалированно выразился кот. — Лорды были давно, а вот нагрешившие папуля с дедулей куда поближе! Не суть важно! Карьерные провалы Итана не имеют для нас никакого значения! У нас тут жаренным завоняло так, что скоро волосы зашевелятся даже там, где их никогда не было! Потому что если этот гад ползучий умеет в колдовство Лордов, да еще и работает на злодея, а этот гордый титул по праву достался Луану, он у нас чемпион забега по скоростному негодяйству, то вдвоем они могут таких дел наворотить!

— Луан и сам способен много чего… наворотить, — несмело улыбнулась я. — А тот факт, что Итан предпринял лишь одну попытку покушения на твои пушистые бока и не доделал начатое, как бы тонко намекает на его не высокую кровожадность.

— Потому что кровожадность и не входила в планы! Как только Мельку повело, он попытался забрать у неё кольцо. Твое кольцо, Мира! — погрустнел кот, да так, что даже подпаленные усы печально повисли. Сердце сжалось от тоски еще сильнее.

— Так, а где оно сейчас? — занервничала я.

— Как где? — подпрыгнул кот. — У Мелинды, знамо дело! А сам этот козлогад удрал, после того, как я в окошко сиганул и в рожу его мерзкую когтями вцепился! Правда, он меня потом заклятьем приложил, но и в этом был свой плюс. Мелька чуть очухалась и вспомнила о том, что она так-то колдунья! — уже веселее закончил Сократ, который не умел печалиться долго. Хотя, скорее всего, просто трудно одновременно грустить и воевать с кровососущими насекомыми.

— А все-таки ты действительно блохастый, — не сдержавшись, захихикала я, пытаясь смехом снять напряжение. — Фу! От твоей шерсти у меня скоро аллергия начнется!

Кот метнул в меня возмущенный взгляд и снова задергал задней лапой возле уха.

— Раньше заговор Милены работал, а как она померла, так магия и слетела. Теперь от этих кусачих продыху нет!

— Может, я могу чем помочь? — робко предложила я.

— Нет, спасибо! — быстро отказался кот и даже чуть-чуть отодвинулся, опасливо поглядывая на меня.

— Я могу…

— Нет, ты не можешь! Ты не можешь даже до конца урока спокойно досидеть!

— Но я же спасла тебя уже один раз!

— Только потому что действовала под моим чутким руководством! — нахохлился неблагодарный котяра. — А до Миленки тебе далеко! Вы хоть и похожи, да толку с этого — с гулькин хвост!

— Чем это мы похожи? — я перестала улыбаться и отвернулась, боясь не уследить за лицом.

— Да хоть бы именами! Ты — Мира, она — Мила, вот только от этого сходства ты лучше магичить не станешь… Кстати, а ты чего грязная такая? В какой луже полежать устроилась? Надо же, вот ничего без меня не можешь, даже выглядеть нормально… глаз да глаз за тобой нужен… а у меня он, между прочим, только один! И я не могу…

Чего он там не может я уже не слушала, потому что мозг уцепился за эту фразу «Ты — Мира, она — Мила», и прокручивал её снова и снова на повторе, словно виниловую пластинку, по которой скребла, царапая, игла, порождая протяжные скрипы.

— Сократ! — заорала я, вцепилась во вполне бодрого кота, растерявшего притворную немощь.

— Мать моя кошка! — взвизгнул ушастый, подпрыгнув и ощетинившись. Его усы воинственно растопырились во все стороны, а хвост стал похожим на метелку. — Напугала!

— Я поняла, — зашептала я, чувствуя себя так, словно только что совершила великое открытие. Возможно, так и было. — Я все поняла, о чем говорила Шай-Лея…

— Кажется, это не мне, это тебе нужна помощь, — успокаиваясь и усаживаясь обратно проговорил кот. — Может, отдохнешь, полежишь вместо меня под присмотром лекарей…

Двери громко распахнулись. Это вернулись демоны, перекидываясь короткими, но недовольными замечаниями, суть которых я не успела уловить, потому что они быстро умолкли.

— Вот, — Ферай поставил рядом с Сократом глиняный горшочек, накрытый крышкой. — Как заказывал. Мясо. Свежее, еще теплое, только недавно из печи.

— А ты что принес? — кот, который успел завалиться на бок, капризно заглянул в руки Сатуса. Ну, хотя бы изображать из себя лежащего на смертном одре перестал. Да и шерсть его стала выглядеть гораздо лучше, вновь появляясь там, где были розовые проплешины, теперь уже значительно побледневшие. Не знаю, чем его потчевали местные врачеватели, но оно работало.

— Топор, — грозно заявил Сатус. — Чтобы отрубить твою болтливую голову.

— Мирка тебе этого не простит, так что, не старайся зря, — хмыкнул кот, принюхиваясь к содержимому горшочка.

Сатус покосился на меня, поймал мой взгляд и поспешил невинно заморгать. И хотя думала я в этот момент совершенно о другом, старшекурсник уже более мирно проговорил:

— Жаренные бедрышки принес. Вот, все как ты любишь, — и он бросил рядом с горшочком промасленный бумажный сверток.

— Откуда ты знаешь, что я их люблю? — Сократ окончательно «ожил» и широко облизнулся. Морда его, еще совсем недавно сохранявшая преувеличенно трагичное выражение, стала довольной и предвкушающей плотный и сытный обед.

Или, скорее завтрак, судя по времени.

— Я много чего знаю, — заявил принц и откровенный взгляд полетел в меня выпущенной стрелой.

Его безмолвный намек мне не понравился, в душе заворочалось нехорошее предчувствие, но сейчас было не до разборок с Сатусом.

— Сократ, а где сейчас мадам Мелинда?

— Спит, наверное, — отозвался кот, чье внимание целиком и полностью занимала еда.

— Спит? — мне показалось это невероятным.

— Ну, да, — кот лапкой сдвинул крышечку с глиняного судка и с наслаждением вдохнул густой пикантный аромат. — Я, конечно, её прикрыл, но от Итана Мельке хорошо досталось. В основном, её и так плохоньким мозгам, конечно, но и так тоже прилетело. Сбегая, Итан швырнул её на пол, а сверху уронил вешалку. Когда мы сюда вдвоем прихромали, лекари ей какое-то снадобье предлагали, но она отказалась, сказала, что пойдет к себе и отдохнет.

— А где её спальня?

— Как где? — встрял в разговор Сатус. — У вас на этаже. Ты что, не знала?

Я отрицательно замотала головой.

Оставив Сократа наслаждаться долгожданным перекусом, мы с парнями отправились назад в Академию.

Глава 25

Пока шли проверять, предается ли мадам Мелинда сну в раннюю утреннюю пору или, как и мы, страдает бессонницей, Ферай решил пристать с вопросами.

— Почему покинула комнату? — без обвинений, но очень строго начал демон. — Почему разгуливаешь в таком виде спрашивать не буду, зная тебя, уверен, без активных приключений не обошлось.

— М-м-м-м? — вяло отозвалась я, потому что усталость начала давать о себе знать.

— Тебе было сказано сидеть в своей комнате и не высовываться, но ты опять ослушалась! — продолжал настаивать парень… как-то очень по-хозяйски.

— Я…

— И кстати, почему ты оказалась именно в комнате Тая? — Ферай ткнул пальцем в беззаботно разглядывающего крышу Академии Сатуса. — Почему не в своей? Или не в чьей-то еще? — с каждым следующим словом в нем все отчетливее проступала эта его характерная авторитарная натура, которая в последние дни отошла на задний план, но периодически все же продолжала прорываться наружу, словно неукротимый зверь, которого посадили на поводок, но забыли этот поводок укоротить. Я видела старания Кана не быть слишком давящим, слишком требовательным. Наверное, он пытался быть лояльнее, чтобы не окончательно не запугать меня, вздрагивающую от каждого громкого звука, и все же, он не мог измениться.

Никто из нас не мог. Мы оставались такими, какими были, даже если притворялись изо всех сил. Самым страшным во всем этом было то, что любить тьму порой даже проще, чем свет. Потому что любишь вопреки. И это «вопреки» превращается в твою опору в бесконечно изменчивой круговерти жизни, ведь нет ничего более стабильного, чем злая душа.

Мы такие, какие мы есть. И ничто этого не изменит, ни любовь, ни ненависть.

— Не знаю, — пожала я плечами не глядя на принца, который шел с другой стороны от меня. — Просто… подумала о возвращении в Академию.

— И бросила Инсара одного? — на мои удивленно взлетевшие брови Кан пояснил: — Тай мне все рассказал. Это нанесет непоправимый урон самолюбию нашего миловидного красавчика, — он весело рассмеялся, а я поняла, что слышу его смех впервые. До этого он либо глядел грозно и отвечал грубо, либо просто молчал, сидя рядышком.

У него был приятный смех. Такой мягкий и искренний, из-за которого у него появлялись ямочки на щеках и в этот момент он мог посоперничать в очаровании с Инсаром. Ему хотелось улыбаться в ответ и смеяться вместе с ним. И я бы, наверное, даже попыталась… если бы были силы.

— Ну, «бросила» — это громко сказано, — вздохнула я, с трудом переставляя ноги. — Я же не подняла его на крышу и не столкнула вниз. Я просто… забыла взять его с собой.

— Вот в этом-то и проблема! — окончательно расхохотался Кан, который смотрел на меня с теплотой.

Я погрустнела еще сильнее.

— Ладно, не расстраивайся! — попытался утешить меня демон, погладив по плечу. — На самом деле, он уже в Академии.

— Правда? — обрадовалась я, потому что самой было неловко из-за случившегося.

— Да, он вызвал Рыцарей и те помогли ему вернуться.

— Звучит так, словно Рыцари у вас на побегушках, — заметила я. — Такое местное такси!

— Понятия не имею, что ты имеешь в виду, но если мы просим их о чем-то, то они не отказывают, — вставил Сатус, глядя поверх моей головы на Кана.

— Да уж, удобно, — вздохнула я, думая о том, как хорошо было бы сейчас просто лечь и уснуть. При одной только мысли о кровати глаза начали непроизвольно закрываться и каждый раз поднимать веки становилось все невыносимее.

Я уже подняла руки, чтобы похлопать по щекам, взывая к собственном силе воли, как ноги вдруг оторвались от земли, и я взлетела в воздух.

Коротко взвизгнула, сразу же испытав невиданный прилив бодрости, и вцепилась в чьи-то широкие плечи.

Как оказалось, это были плечи Сатуса.

— Ты чего? — завопила я и забилась у него на руках, брыкая ногами и пытаясь вырваться.

Но он лишь сильнее прижал меня к себе. Для него это было практически как удерживать своенравного котенка, а для меня — как будто я оказалась в объятиях Железного дровосека.

— Ты засыпаешь на ходу, — сурово свел принц брови на переносице. — Спать у меня на руках куда удобнее.

— А ты откуда знаешь? — надула я губы и выглянула из-за его плеча. С высоты роста демона все было таким… мелким. Теперь понятно, почему он постоянно называл меня мышкой. Для него я действительно была по размеру не больше грызуна.

— Не знаю, но догадываюсь, — по губам скользнула обольстительно злодейская улыбка. А после он закинул сперва одну, а потом и другую мою руку себе на шею, приказав: — Держись.

— Дай угадаю, — ехидно предложила я, но руки не убрала, сцепив пальцы в замок на его затылке. — Девицы поделились впечатлениями.

— Не было никаких девиц, — отрезал демон тоном, с которым не хотелось спорить.

— Что? — мне показалось, я ослышалась.

— Я никого никогда не носил на руках, — продолжил он, глядя перед собой. — Ты — первая.

Я замолчала, не зная, как реагировать на такое откровение.

Хорошо, что демон от меня ответа и не ждал.

Закусив губу, я отвернулась и встретилась взглядом с Каном, который чуть отстал от нас. Держась позади, он шел, сунув руки в карманы и глядя в спину Сатуса с такой распаленной свирепость, которая обжигала подобно раскаленному металлу. Заметив, что я смотрю на него, он улыбнулся. Это улыбка была такой обещающей, что я сжалась в комок. Что и кому он обещал — было непонятно, но одно я уяснила в этот момент четко — даже самые светлые чувства способны принимать самые порочные формы.

— Зачем тебе мадам Мелинда? — спросил Тай, внося меня в Академию с горделивой надменностью игнорируя ошарашенные взгляды редких студентов.

— Хочу спросить её кое о чем, — неопределенно ответила я, заерзав на руках у демона. Они сжались сильнее, ровно настолько, чтобы напомнить — они могут не только мягко удерживать, но и причинять боль.

— О чем? — Тай недовольно пожал губы. — И почему это не может подождать хотя бы пока ты не позавтракаешь?

— Потому что думаю, я знаю, что случилось с Феликсом. А еще я знаю, кто и зачем нападает на колдуний. Это твой дядя Луан. А еще… я думаю, что у нас есть шанс остановить его и не дать вмешаться в Битву. Ведь, вы боитесь именно этого, верно? По правилам, от каждой Семьи могут участвовать по два воина. У тебя нет ни братьев, ни сестер, следовательно, Луан вполне может заявиться в самый решающий момент и потребовать себе местечко на общей полянке по праву второго представителя от рода.

Сатус остановился, медленно перевел на меня бездонные черные глаза, взглянув из-под закрывавших лицо густых прядей и произнес упавшим до хриплого шепота голосом:

— Ты — мой дар небес.

А после он сорвался с места с такой скоростью, что у меня засвистело в ушах. В одно мгновение ока мы преодолели сплетение коридоров, домчали до лестницы и устремились вверх. Причем лестница, будто подчиняясь мысленному приказу принца, понеслась к дальним этажам с такой скоростью, словно вообразила себя экспрессом.

Мне стало немного дурно, и захотелось, чтобы этот демонский спринт закончился поскорее, иначе маячила неслабая такая перспектива испортить Сатусу рубашку. Но вот он со мной на руках выскочил на этаже боевиков, прошагал по знакомому пути, ногой выбил дверь в собственную спальню и швырнул меня на свою постель. Упершись руками в подушку по обе стороны от моей головы, парень навис сверху. Растрепавшиеся волосы падали на бледное, ничуть не вспотевшее лицо, образуя загадочные тени. Глаза сияли, отслеживая каждый мой вздох, а по губам блуждала предвкушающая улыбка, такая, что слаще меда и головокружительней карусели.

— Рассказывай, — потребовал демон и от тембра его голоса по телу пошла дрожь.

— Тай, — громом среди ясного небо раздался голос Кана. Спокойный, но желающий привлечь внимание. И собирающийся вмешиваться до тех пор, пока с его присутствием не начнут считаться. — Надо поговорить.

Его высокая фигура четкими резкими линиями прорисовывалась на фоне двери. Прислонившись плечом к косяку и сложив руки на груди, он наблюдал за нами.

— Не сейчас, — не поворачиваясь, бросил Тай.

— Нет, сейчас, — отрезал Кан.

Сатус тихонько зарычал и от этого звука завибрировало что-то глубоко внутри меня, от неожиданности я охнула и шумно глотнула воздуха, зажав рот руками.

Демон отреагировал странно.

Он, на миг помрачневший, улыбнулся. Довольной, все прекрасно понимающей улыбкой.

Оттолкнувшись руками, он выпрямился и двое парней исчезли за дверью. Их не было достаточно долго. И пока они отсутствовали, я пыталась прийти в себя. Мне было душно, и жарко, и беспокойно, и вообще не по себе. Незнакомое чувство томления сковало тело. Словно, я чего-то хотела, но не понимала, чего именно. Что-то нужно было сделать, как-то все исправить, но я не понимала, что и почему. В том, что со мной это сделал Сатус, сделал намеренно, полностью осознавая собственные действия и их последствия, моя уверенность была непоколебима. Как и в том, что мои худшие опасения сбывались. Постепенно, шаг за шагом, день за днем он получал власть надо мной. Возможно, близок был тот час, когда крепость падет, и я окажусь на коленях.

Перед ним.

Мое природное чувство гордости всколыхнулось в груди, напоминая, что оно еще здесь, оно никуда не уходило. Напоминая, что надо бороться… Хотя бы ради того, чтобы не забыть, не потерять саму себя.

Дверь распахнулась и вошел Кан. Постояв некоторое время ко мне спиной, он медленно развернулся.

Когда я только вернулась из Аттеры по небу медленно ступал рассвет, разгоняя остатки ночи, но за всеми случившимися в это утро заботами я не успела заметить, как день расцвел в полной мере и теперь Академию постепенно наполнял её привычный будничный шум, от которого я была словно отгорожена незримой стеной и к которому не имела никакого отношения.

Возможно поэтому лицо демона показалось мне не только зловещим, но и каким-то злорадным.

Тихо, словно крадучись, он приблизился ко мне, сидящей в обнимку с собственными коленями. Сел рядом. Было в нем самом, в его позе, устремленном в стену взгляде и упрямо вздернутом подбородке что-то такое, отчего стало неуютно и холодно, словно температура в комнате змейкой поползла вниз.

Я непроизвольно передернула плечами.

— Почему? — спросил Кан.

— Что «почему»? — заморгала я, пытаясь скрыть тревогу.

— Почему ты всегда выбираешь его? — скрипнул он зубами.

В том, что под «его» он имел ввиду Сатуса сомнений не было. Другие, более яркие претенденты попросту отсутствовали, Тай затмевал их всех.

Всех, кого бы то ни было.

— Не думаю, что я вообще имею возможность выбирать, — ответила честно.

— Значит, свобода воли не имеет значения? — сделал свои, какие-то очень непонятные мне выводы демон. Лицо искривилось от безрадостной ухмылки. — Свобода воли только мешает.

Неизвестно, чем бы закончился этот диалог, если бы его не нарушила мадам Мелинда, появившаяся на пороге спальни Сатуса в длинном красном халате, накинутом поверх такой же длинной свободной ночнушки.

И это было самым странным, что я видела за все время в Академии.

— Мисс Мирослава, — строго начала она, сверкнув узкими очками в тончайшей золотой оправе. — Я надеюсь, что у вас ко мне действительно важный разговор. И вы не просто так выдернули меня из постели. Мистер Сатус очень настаивал и требовал, чтобы я пришла в его спальню, где вы, нарушая с десяток школьных правил, ожидаете беседы со мной.

— Нет, мадам Мелинда, — я встала, складывая руки за спиной. — Думаю, когда вы узнаете все, то поймете, почему мы так поступили.

— Мы? — колдунья оглянулась себе за плечо и как-то весьма поспешно переступила через порог, потянула за завязки халата, запахиваясь посильнее и присаживаясь на краешек стула. — Мы это кто?

— Мы это…, - замешкалась на мгновение, решая, а стоит ли приплетать к этой истории ребят, а потому решительно договорила: — Мы — это я.

— С каких пор вы говорите о себе во множественном числе? — сдержанно удивилась колдунья, закидывая ногу на ногу. — Хотя это не самое важное. О чем речь?

— Что хотел у вас узнать мистер Итан? — задала я встречный вопрос.

Глаза мадам Мелинды расширились, но на этом все. Больше никаких проявлений беспокойства или изумления, ничего.

— С чего вы взяли, что он от меня что-то хотел?

— Мы так предположили, — попыталась улыбнуться я, но все мои порывы были пресечены холодным взглядом преподавательницы. — И когда я говорю «мы», то имею ввиду и Сократа тоже.

— То есть, вы в своем безумии не одиноки? Отрадно это знать, — хмыкнула колдунья.

— Я не безумна, просто… просто есть много того, чего вы не знаете. Никто не знает.

— Не хотите поделиться? — с напускным радушием предложили мне.

— Хочу, — закивала я до хруста в шее. — Очень хочу! Но сперва мне нужно, чтобы вы ответили на вопрос!

— Мисс Мирослава, — повысив голос начала декан моего факультета, но договорить не успела.

Вмешался вернувшийся Сатус.

— Мадам Мелинда, — вежливо начал демон, подходя к женщине, и его голос обратился в бархат. Он стал осязаем. Этот голос, вкрадчивый и внушающий, будто бы задевал самые потаенные уголки сознания, прокрадывался в сердце, окутывал его мягкой пеленой и драпировал складками. — Думаю, стоит прислушаться к Мире и рассказать ей то, что она хочет знать.

То, что демон начал применять магию я поняла сразу. И не просто магию, а свой дар, особенный и неповторимый, только его. Я почувствовала пробуждение чужой силы подобно тому, как начинает ворочаться в берлоге медведь с приближением весны. Глаза Сатуса засверкали выточенными гранями обсидиана, а таинственная улыбка подсветила лицо. Позабыв обо всем, я невольно залюбовалась им, как любуются произведением искусства. Возможно, именно в этот момент он им и был. Совершенный, уникальный, почти идеальный.

— Не смотри, — оторвавшись от мадам Мелинды, глядящей на него зачарованно, с застывшими глазами, расширившимися зрачками и приоткрывшимся ртом, повелел Сатус. — Кан.

И Ферай обнял руками моё лицо, повернув к себе и заставив уткнуться в его плечо.

— Но…, - начала было я, ухватившись за широкие запястья, слишком большие и слишком сильные для меня, чтобы побороться на равных.

— Тебе не стоит это видеть, — прошептал мне на ухо Ферай, прижимая к себе бережно, но бескомпромиссно. Больно не было, но и пошевелиться я тоже не могла. — Ты потом всё поймешь.

— Мадам Мелинда, — вновь заговорил Сатус и мне показалось, будто от одного только звучания этих двух слов поднялась и пронеслась волна, наэлектризовывая все вокруг — воздух, кожу, свитер Кана у меня под щекой. И стало труднее дышать. Как если бы что-то невидимое, но тяжелое легло на живот.

Повисла тяжелая плотная тишина, как если бы кто-то укрыл всех нас покрывалом. И под этим покрывалом кто-то тихо-тихо нашептывал на незнакомом мне языке, нашептывал, оборачивая в магию, как в кокон.

А потом я услышала треск… что-то надломилось.

Когда Сатус заговорил, его голос звучал как прежде — чёрство, высокомерно, безразлично. Так он говорил и со мной в момент нашей первой встречи.

Оторвавшись от плеча Кана, которые мне это позволил, убрав ладонь с моего затылка, я повернулась и увидела принца. Выдав мне надменную усмешку, он подошел и сел рядом. А за ним неотрывным и лишенных всяких мыслей и всякой воли взглядом проследила мадам Мелинда.

Женщина глядела на него так, будто в этот момент для неё во всем мире не существовало ничего, кроме него. Он был центром всего её существования, целью всех устремлений и желаний. Она бы пошла за ним как собачонка, последовала бы даже на край света. И пусть бы он её прогонял, она бы не ушла. Он был для неё самой жизнью в этот момент. Без него — ничто не имело смысла. И любой его приказ она выполнила бы не задумываясь. Скажи он спрыгнуть с крыши — и она спрыгнет. Скажи он утопиться — и она пойдет искать воду. Скажи он перестать дышать — и она умрет, не смея ослушаться.

Он сломал её. Подчинил взрослую сильную женщину, будто бы для него её цельность ничего не значила. Она была для него одной из многих. Просто женщиной. Просто еще одним препятствием на великом длинном пути. Просто способом достичь цели.

— Мамочка моя, — задохнулась я от ужаса, когда поняла, что вместо мадам Мелинды осталась одна оболочка. Будто мятая одежда, повешенная на вешалку в конце дня. А внутри никого и ничего, пустота и эхо. — Что ты с ней сделал?

— Ты же хотела получить ответы, — жестко усмехнулся демон. — Я сделал так, чтобы дать тебе желаемое.

— Ты её уничтожил, — шептала я, а мадам Мелинда глядела на Сатуса и только на него. Не отрывалась, не моргала, не думала. Просто смотрела и ждала.

— Это обратимый процесс, Мира, — погладил меня по спине Кан в успокаивающем жесте. — Она станет собой, когда мы… ну, закончим.

— Если он этого захочет, — я ткнула пальцем в Сатуса.

— Да, — сухо подтвердил Кан.

— То есть, если он не захочет вернуть всё как было, она останется такой? — мне показалось, что я под водой и захлебываюсь. — Она же как зомби!

— Ты имеешь в виду, как мертвец? — заинтересовался Кан, заглянув в мое лицо. — Нет, она живая. Тай так убивать не умеет.

— Умею, — грозно сообщил ему принц, что для нас для всех стало открытием.

Точнее, для меня и Кана, потому что мадам Мелинда в этот момент удивляться была неспособна.

— Да? Не знал.

— Я могу остановить её сердце, — как бы невзначай заметил Сатус, продолжая зло глядеть на меня. — Например.

— Мира, ты чего дрожишь? — спохватился Кан. — Ты что, замерзла?

Я отрицательно покачала головой. Но от Кана отлипать не спешила. Рядом с его мощным телом было как-то спокойнее.

— Спрашивай, что хотела, — мотнул головой на колдунью Тай. — Но помни, потом спрашивать буду я. Тебя.

Глава 26

— А ты вернешь все как было? — с трудом сглотнув, спросила я. Голос был тонким, как ниточка, угрожающим оборваться. — Вернешь её прежнюю?

— А тебе-то что? Почему ты так о ней переживаешь? Успела привязаться? Думаешь, она сможет заменить тебе почившую матушку?

Вопрос был жестоким, не менее жестоким был и взгляд. Что-то в нем изменилось, и прежний Сатус вернулся. Кажется, вернулся в еще более разгневанной и бессердечной форме, чем прежде.

— Какая же ты все-таки сволочь, — прошептала я, не отводя взгляд.

— Какой есть, — безразлично и грубо ухмыльнулся демон. — Кстати, забыл сказать, тебе стоит поторопиться. Чем дольше она пробудет в таком состоянии, тем сложнее мне будет её восстановить.

Дважды повторять ему не пришлось, потому что я знала — демоны с такими вещами не шутили.

— Мадам Мелинда, — позвала я, рассчитывая, что женщина хотя бы посмотрит на меня, но нет. И все же, я должна была доделать начатое до конца, хоть и ком стоял в горле от одного такого её жалкого сломленного вида. — Что от вас хотел мистер Итан?

— Отвечай, — равнодушно приказал Сатус.

И колдунья заговорила сразу же, тусклым, ровным, механическим голосом.

— Он хотел узнать о первичном мире.

— Что? Первичный мир? — я растерялась, потому что ожидала услышать совсем не это.

— Итан хотел узнать легенду об Имире? — попытался пошутить Кан. — Что за чушь? Зачем ему рисковать работой ради такой ерунды?

— Имире? — имя показалось мне знакомым, что-то я уже такое слышала, кажется, от Сократа. — Этот тот ледяной великан, который умер и из его останков что-то там построили?

— Ты слышала эту историю? — с одобряющим уважением покосился на меня Кан, а мне почему-то стало приятно. Даже немножко загордилась собой и своей памятью. Ну, и котярой, конечно. Котярой совсем чуть-чуть.

— Да, Сократ рассказывал. Но причем тут одно к другому? Зачем мистеру Итану спрашивать об этом мадам Мелинду? Если я правильно понимаю, Имир — это что-то вроде местной городской легенды? Неужели не было другого способа её узнать, там, в книжке почитать, картинки посмотреть? Зачем колдовать, а потом нападать из-за такой ерунды?

— Может быть, мы неправильно понимаем сам вопрос, — задумчиво протянул Сатус и вновь обратился к колдунье, сидящей перед ним истуканом. — Что конкретно ты рассказала Итану?

— Первичный мир — это мир изначальный, образовавшийся из пустоты, которую породила гибель ледяного стража. Тринадцать хранительниц должны были оберегать этот мир и источник древней магии, скрытой в нем. Но они не смогли избежать разрушения, не смогли остановить бег запущенного времени. Первичный мир раскололся на тысячи осколков, и из этих осколков возродились новые миры. Но тот, первый мир, все еще можно спасти, если найти правильную дорогу среди тысяч других дорог. Она приведет к нему.

Мадам Мелинда умолкла также резко, как и заговорила, как будто ее просто включали и выключали.

— Получается, ему нужен первичный мир…, - пробормотала я, по больше части, в ответ на свои собственные мысли.

Сатус отреагировал неожиданно. Схватил за руку, больно впившись пальцами в локоть, и прорычал мне в лицо:

— Кому? Кто ищет этот мир? Отвечай!

Он встряхнул меня, будто ожидая, что слова посыпятся из меня будто семечки из подсолнуха.

— Эй! — встал на мою защиту Кан. — Тай, по тише.

Сатус замер, поиграл желваками, с неприязнью глядя на меня, а потом медленно отпустил.

— Твой дядя. Луан. Он ищет первичный мир, — ответила я тихо, прижимая к себе разболевшуюся руку. Сожми он чуть-чуть сильнее, и еще одного похода к лекарям было бы не избежать.

— Откуда ты знаешь, Мира? — осторожно спросил Кан.

Пришло время сознаваться.

— Знаю, потому что твой дядя — это мой отец.

Мои слова произвели не от эффект, который я ожидала.

Сатус вообще никак не отреагировал, отвернувшись. Но я успела заметить, как вздулись вены на его шее, багровея и будто бы наливаясь кровью, а вниз по предплечью начали разбегаться плетения, отдаленно напоминающие ритуальные шрамы.

— Ты… ты уверена, Мира? — Ферай был непобедимо спокоен, а, может быть, просто пытался сохранять здравомыслие в ситуации, которая этому совершенно не способствовала.

— По крайней мере, в этом уверена моя мама, — вздохнула я. — Но он не родной отец, а просто притворялся им. Мой родной папа умер. Луан убил его.

— Не родной? Ты в этом уверена? — осторожно спрашивал Кан, поглаживая пальцами тыльную сторону моей ладони.

— Причин не верить маме у меня нет, — я пожала плечами. — Но сейчас это не так уж важно. Меня вот, что смущает. Ледяной великан и ледяные звери… А кто создал волков, которые служат семье Феликса? Я видела только Икаса, но что-то мне подсказывает, что он — явление нетипичное для Аттеры.

— Никто, — ответил Кан, поглядывая на друга, пока тот неистово тёр и хлопал себя по шее, выглядя так, как будто медленно сходит с ума. — Они всегда были в роду Янгов, передавались из поколения в поколение.

— Кажется, они были подарком его предку, — медленно, словно через силу, заговорил Сатус, оторвавшись от своего увлекательного занятия. — Я что-то такое слышал, но от кого — не помню. Надо спросить у Феликса.

— Я знаю, почему пропал Феликс, — у меня еще оставались некоторые карты в рукаве. И пора было выложить их на стол. — Он у Микаэллы. А Микаэлла — это Мерула. А Мерула — это дочь Милены и моя… вроде как… родственница. Она приходится внучкой моей маме, а мне она получается…

Я начала загибаться пальцы, в попытке понять, кто мы друг для друга.

— Кажется, это называется внучатая племянница, но я не уверена, — пробормотала я, подняла глаза и увидела, как демоны странно глядят друг на друга.

— У меня голова сейчас взорвется, — проговорил Сатус с каменным выражением лица.

— Моя вообще отвалится и укатится.

— Когда она успела все это узнать?

— Слишком много неуемной энергии.

— Надо это исправить. Что думаешь?

— Поддерживаю.

— Да слушайте вы! — завопила я, вцепляясь одновременно в руку Сатуса и в плечо Кана.

И добилась полного внимания обоих парней.

— Мерула заодно с Итаном, Тата видела их вдвоем! Судя по их отношениям, они познакомились не здесь! И Мерула знает Луана, а, значит, все трое в сговоре друг с другом!

— Ну, допустим, с Итаном все понятно, он сам себя сдал, — Кан взъерошил волосы на затылке. — А вот по поводу Луана…

— Я видела его Межмирье! Он вошел в дом Милены как в свой собственный. Но сейчас там хозяйничает Мерула, так что, он мог прийти только к ней и только с её разрешения, — я подхватилась и забегала по комнате под пристальными взглядами двух демонов. — Сперва я долго не могла понять, что связывает этих двух! И как Мерула причастна к исчезновению Феликса, потому что если он как-то и покинул Академию, то точно с её помощью. Не рыцари же ему дверь на выход открыли, в конце-то концов! Им-то зачем его похищать?

Кан странно закашлялся.

— Мира, ты упускаешь одну существенную деталь…

— …Феликс действительно мог уйти и по собственному желанию, — закончил вместо друга Сатус. — Так уже бывало, он не очень компанейский парень. И в этом случае его действительно могли выпустить рыцари. Ему достаточно было обеспечить их молчание золотом, а его у него, поверь, столько, что девать некуда.

— Это, конечно, одна из версий, но мы его ищем не только, чтобы спасти, если придется, но и чтобы накостылять, если понадобится.

Но я ребят почти не слушала, а то, что все-таки услышала отбросила за ненадобностью.

— А вам не кажется странным, что нападение на Сократа произошло незадолго до исчезновения вашего друга? — стояла я на своем.

— Лично мне кажется странным то, что твоего блохастого никто не придушил, раз уж подвернулась такая возможность, — проворчал Сатус.

— Нет, я уверена, что в исчезновении Феликса замешана Мерула! — топнула я ногой. — Не просто же так она под видом Микаэллы всячески демонстрировала глубокую влюбленность в Янга! — парни переглянулись. — На момент исчезновения Феликса существовало трое, способных появляться и покидать Академию в любой момент. Я, Мерула и Луан. Я этого не делала, для Луана — слишком мелко, остается Мерула. Долгое время мне было понятно, зачем она поступила в Академию притворяясь другим человеком? Сперва думала, что это из-за меня, что Луан отправил её следить за мной. Потом я решила, что она была здесь из-за того Свитка, который рыцари спрятали у мистера Элиота. Но по времени ни первая, ни вторая догадка не подходили! И мое появление, и гибель Милены случились, когда она уже была здесь. Оставался один подходящий вариант — целью Мерулы с самого начала был Феликс… а всё остальное — не более, чем счастливое, или не очень, стечение обстоятельств.

Ребята как-то странно молчали, отводя глаза.

— Вы сказали, что Феликс — ясновидец, — начала я, глядя попеременно то на Сатуса, то на Кана.

— Мы такого не говорили, — покачав головой, отрезал Сатус, упираясь локтями в колени и склоняя голову вниз. Он что-то знал, что-то понял и понял это гораздо раньше меня. Возможно, даже раньше,чем я могла себе представить.

— Мира, — с мягкой осторожностью, но несгибаемой твердостью начал Ферай. — Даже сам Феликс не относится с своему таланту, как к предвидению будущего.

— Да, я помню, — нетерпеливо перебила его. — Интуиция, чутье, проницательность и так далее по списку. Но! Факт остается фактом — он видит будущее!

— Нет, Мира, не видит, — огорошил меня Кан. А все так хорошо складывалось! — Он пытался развить свой дар, но его старания не привели к особому успеху. По итогу он просто предчувствует некоторые события. Как объяснял это сам Феликс, какая-то догадка просто приходит в его голову, и он чувствует, что так и случится. Это не предвидение. В том виде, в котором понимаешь это ты.

— Но вы же сами говорили, что если Феликс не захочет, чтобы вы его нашли, ты все попытки бесполезны! — напомнила я.

— Да, потому что мы всю жизнь дружим, — Сатус провел рукой по волосам, заправляя пряди за уши. — И он прекрасно знает, как мы будем действовать. Он умеет работать на опережение — в этом его главная сила.

— Хорошо, ладно, — я попыталась зайти с другой стороны. — Но как насчет его сестры, Иннелии?

— Мы не имеем права обсуждать это, — гневно сверкнул глазами Тай.

— Почему? — растерялась я.

— Потому что ты — чужая для нас. Рассказывать о себе — одно дело, но говорить о тех, кто не давал на это разрешения — недопустимо, — весьма резковатым тоном объяснил Сатус. И я чувствовала, что давать это объяснение ему не хотелось.

— Но вы же рассказывали о Феликсе, — опешила я.

— Это другое, — Кан потер щеку, не зная, как донести до меня определенное понимание. — Вы с ним знакомы, он жив и живет за пределами Аттеры, по крайней мере, на данный момент. А с Иннелией всё по-другому. Пойми, Мира, демоны не просто так известны своей закрытостью. Мы скрываем подробности о себе, потому что это основа нашей безопасности. И когда мы говорим «нашей» мы имеем в виду тех, кто находится в Аттере под безусловной защитой — женщин и детей.

— Та-а-а-к, погодите-ка, — выпрямилась я. — Правильно ли я понимаю, что женщины в вашей империи не имеют права покидать её пределы?

— Именно так, — со мстительной улыбкой подтвердил Сатус, поглядев на меня из-под насупленных бровей. — Только с разрешения мужа или отца. Если нет ни того, ни другого, то требуется дозволение брата, не важно, старшего или младшего, или дяди. В общем, главного мужчины в семье.

Я вспомнила титул Феликса Янга. Великий Герцог, глава рода.

— Значит, чтобы покинуть Аттеру, Иннелии нужно было разрешение Феликса? — прошептала я.

— Да, но он бы его никогда не дал, — улыбка на лице Сатуса становилась все более плотоядной. Ему как будто доставляла удовольствие обсуждаемая нами тема. — Наши женщины сильные и своенравные, однажды ослабишь контроль и обретешь на свою голову неизлечимую боль. Лови её потом по всем мирам, возвращая домой. Поэтому проще вовсе не предоставлять свободы.

Все услышанное мне категорически не понравилось.

— Ужасные правила.

— Пусть так, но зато они отлично работают!

— В таком случае, мне жаль твою будущую супругу. — отзеркалив его вредную ухмылку, поинтересовалась я. — Ты же с неё не слезешь!

— Думаешь? — и черные глаза со вспыхнувшими в них красными искрами обрели какое-то совсем уж непонятное мне выражение. В них было уповающее ожидание, коварство и гордость. А еще снисходительная жалость. Ко мне. Потому что он собирался сделать что-то плохое, знал, что это недопустимо, но останавливаться не собирался.

Не успела я задуматься, что же такое он затеял, как парень подался ко мне, приник к уху и тихо-тихо выдохнул:

— В нашу первую брачную ночь ты будешь лежать под мной и я буду делать с тобой все, что захочу.

Вскочив, я отбежала к окну.

— Что-то случилось, милая? — невинно захлопал изогнутыми ресницами демон.

— У меня сейчас огромное желание зарядить тебе пощечину, — зашипела я на него разъяренной кошкой.

— Но? — иронично приподнял бровь принц.

— Что ты ей такого сказал? — решил вмешаться Кан.

— Но я сдержусь. Сдержусь только потому, что есть вещи куда важнее, чем ты!

— Поверь, очень скоро для тебя не будет ничего важнее, чем я.

— Не поверю, потому что это не правда.

— Можешь убеждать себя в чем угодно.

— Ты — тоже. Но от этого твои фантазии не станут действительностью.

— Ты ничего не знаешь о моих фантазиях, — широкая какая-то маниакальная улыбка несла в себе предвестие о моем ближайшем будущем и будущее это… в общем, для меня будет лучше, если оно не наступит.

Мы замолчали, глядя друг на друга, и шумно дыша. Сражения с ним, словестные или физические, отнимали у меня все силы.

— Хватит, — первой не выдержала я и отвернулась. — Я пока с трудом понимаю, что происходит, но точно знаю одно — троица наших знакомцев действуют сообща и ради общей выгоды. Пусть вы и не хотите мне сказать, в чем заключался талант Иннелии, но она зачем-то им была нужна. Именно она, и никто другой! Я думаю дело было так. Сперва Мерула, притворяясь Микаэллой, пыталась очаровать Феликса, чтобы с его помощью попасть в Аттеру, но не получилось. Потом она с помощью своего сообщника мистера Итана выкрала вашего друга, чтобы заставить его выманить Иннелию из Аттеры, ведь без разрешения брата девушка не смогла бы покинуть страну. Но опять не сработало. А потом Мерула решила воспользоваться полученными от меня способностями, лично нагрянула к девушке в гости и убила сестру Феликса! Не знаю, что ей мешало это сделать сразу после проведенного между нами ритуала, но, видимо, что-то все-таки мешало.

— В твоей теории куча пробелов, — неодобрительно вздохнул Кан. — Во-первых, Феликс — демон, пусть даже твоя Мерула колдунья сто тридцатого уровня, она бы с ним не справилась. Даже при поддержке Итана.

— Значит, его выманили обманом! Феликс наверняка не догадывался, кто такой мистер Итан и не ждал от него опасности. А Итан бывший наемник, так Тата сказала!

— Вот это новая информация, — поморщил лоб Сатус. — Ладно, допустим, твоя лживая соседушка и Итан похитили Феликса. Но где и каким образом они его удерживают? Не в заставе же! Пункт в Межмирье один из основных и под неустанным надзором рыцарей. Я с трудом могу себе представить, как бы они держали Феликса там, куда в любой момент может нагрянуть Эйсон. Да и сам Янг не тот, кто покорится судьбе и будет просто ждать милости от похитителей.

— Может быть, у них больше сообщников, чем нам кажется, — и тут до меня дошло: — Погодите-ка, Луан явился сюда, в Академию, за Свитком Душ, который спрятали здесь рыцари, верно? А откуда он узнал, куда именно дели бумаги из заставы?

— Самое простое предположение — ему кто-то сказал, — поддержал меня Кан, в то время, как Сатус глядел скептично.

— Сказал тот, кто и принес Свиток сюда! — рубанула я ладонью в воздухе. — Среди рыцарей есть предатель!

— А это уже похоже на правду, — покосился на Сатуса Кан. — Но если все, что рассказала Мира правда, и Мерула помогает Луану, то Иннелия нужна была им только одного.

— Ты сказала, что знаешь, где Феликс, — Сатус казался спокойным, но внутри его глаз скапливалось что-то несокрушимо злое.

— Я думала, он в заставе, — нехотя призналась я, потому что теперь, после контраргументов демонов, большая часть моих домыслов выглядела глупо.

— И ты опиралась на предположение, что Мерула после проведенного ритуала умеет то же, что и ты? — покачала головой Сатус. — Но мы не можем быть в этом твердо уверены. Ей была передана лишь часть твоей магии, заключенной в крови. Да, один раз она открыла переход, но, Мира, даже ты с собственной силой не справляешься, думаешь, она смогла бы разобраться так быстро?

— Не знаю, — грустно вздохнула я. — Но в отличие от меня, она о нашей родственной связи могла узнать намного раньше. Думаю, Луан ей рассказал всё, что знал. Кстати, она приходится ему правнучкой. Получается, Мерула частично демон?

— Кроме устойчивости к некоторым видам магии, вряд ли ей это что-то дает, — заметил Сатус, поглядывая на меня мерцающими глазами. На краткое мгновение они показались мне светом маяка, направляющем заблудившихся во тьме морских путников. Указывающем направление к дому…

— А еще она тебе родственница, — произнесла я, глядя на него и ожидая хоть какой-нибудь реакции. — Что скажешь об этом?

— Ничего, — просто оскалился в ухмылке он. — Родство между нами слишком незначительное, чтобы брать его во внимание. Для нас семья — это всё, но в данном случае, кем бы она не была, она не входит в мой ближний круг.

— Но если Луан победит он может сделать Мерулу принцессой, — я начала развивать эту мысль. — Может быть, поэтому она с ним и помогает во всем? Он пообещал ей корону и место на троне.

— Даже, если Луан станет императором, для неё ничего не изменится, — складывая мощные руки на груди, заметил Кан. — Она — не демон, и никогда им не станет, даже, если очень захочет. Всё, на что она может рассчитывать — отдельная спальня во дворце и личная гвардия охраны, да и это под большим вопросом. Демоны никогда не станут служить той, что отличается от них по крови.

И Кан бросил испытывающий взгляд на Сатуса, подтекста в нем было так много, что даже я заметила, но однозначно сообразить, о чем речь не смогла. Единственное, в чем я была уверена — Ферай пытался убедить в чем-то принца. Но тот оказался невосприимчив к намекам и недосказанности. Или просто решил игнорировать все, что не нравится.

Скромный и ненавязчивый стук в дверь прервал нашу дискуссию, которая постепенно начала заходить в тупик.

— Да, — отрывисто выкрикнул Сатус, ведь это была его спальня.

Дверь приоткрылась и в образовавшийся проем просунулась взъерошенная голова.

— Тай, — бодро заговорил пришедший, но увидел меня, Кана и смутился. — Там это… Тебя зовут.

— Кто? — недовольно поморщился Сатус, вытаскивая руки из карманов и нехотя поднимаясь навстречу стоящему за дверью студенту.

— Девчонка, — помявшись, признался тот, стараясь не смотреть в мою сторону.

Ни слова не произнося, Тай дернул дверь на себя, вышел и плотно притворил створку за собой.

Мы с Каном остались вдвоем.

Глава 27

— Мира? — позвал он, аккуратно привлекая мое внимание.

Я же неотрывно глядела на руку мадам Мелинды.

— С тобой все хорошо? — продолжил допытываться Ферай.

Скрипнули половицы под немалым весом демона, и старшекурсник подошел ко мне.

— А выгляжу как-то иначе? — спросила я, по-прежнему не сводя глаз с колдуньи, которая продолжала сидеть в неизменной напряженной позе, не шевелясь. Мне пришлось приглядеться и убедиться, что она еще дышит, ведь женщина больше напоминала шарнирную куклу.

— Выглядишь так, как будто сейчас заплачешь, — без подтрунивания и насмешек, без угрозы и превосходства проговорил парень.

Я выдавила улыбку. И сама почувствовала, какой кислой она получилась.

— О чем думаешь? — Кан постоял рядом, а после легонько, будто не смог удержаться, прикоснулся к моим волосам. Взяв одну из прядей, он погладил её пальцами, как если бы желал проверить, какие они на ощупь.

— О том, что на ней моё кольцо, — медленно проговорила я, чувствуя, как внутрь прокрадывается дикий холод и замораживает все изнутри.

— На Мелинде? — удивился старшекурсник. — Вот это, желтое?

Я кивнула.

— Так, забери, — щедро предложил Кан.

— Не уверена, что у меня оно будет в безопасности, — прошептала я, а мысли разваливались на куски будто плохо испеченный торт.

— Все еще не веришь нам, да, Мира? — грудным смехом рассмеялся Кан. — Теперь ты с нами. Мы не дадим тебя в обиду.

«Только если сами сможете выжить», — подумала я, но вслух произнесла совсем другое:

— Он вообще собирается возвращаться? — вышло очень недовольно и почти что плаксиво. — С кем он там разговаривает?

— Хочешь узнать? — провокационно спросил Кан, изучающе склонив голову.

И не дожидаясь моего ответа, притянул к себе и подвел к двери.

Она открылась почти неслышно, лишь легкое шуршание обозначило наше вторжение в чужую приватность.

Тай остановился поодаль, чуть в стороне, я видела только его плечо, затылок и часть спины. Зато вид на его гостью открывался чудесный.

Она стояла напротив демона, на расстоянии меньше метра, уперев руки в тонкую талию, которую великолепно подчеркивало платье насыщенного фиолетового цвета. Корсет был затянут до предела, высоко поднимая пышную грудь и гордо демонстрируя её… ну, всем. Сатусу, в том числе. Не знаю, смотрел ли он туда, но мне хотелось, чтобы нет.

От корсета вниз, струясь по округлым бердам, расходились волны ткани, мягко обрисовывая выставленную вперед длинную стройную ножку, и укладываясь аккуратными складками у туфелек. Плечи барышни закрывала длинная бархатная накидка, на вид весьма тяжелая и теплая. По цвету наряда незнакомки я сразу догадалась, что она — некромантка. В такой же цветовой гамме была школьная форма студентов факультета некромантии и магии смерти. А её наряд походил на ритуальный, чем-то напоминая то, что надевали наши колдуньи-старшекурсницы, когда собирались для магических практик.

И как будто бы шикарной фигуры было мало, лицо девушки тоже было особенным, притягательным — выпуклые влажные глаза, щечки-яблочки с задорным румянцем, капризные призывно дрожащие губы, а во взгляде злобное предостережение. Бесподобность незнакомки была какой-то инфернальной. Почти как по Достоевскому — полной коварства и подлости, страха и беспокойств. Я едва ли не кожей чувствовала, что её красота поддерживалась какими-то потусторонними силами, которые были самостоятельными и мыслили автономно от неё. Так и хотелось вручить ей в одну руку хлыст, а в другую — скальпированную отрубленную голову. А потом посадить верхом на ящерицу и отправить куда-нибудь, где она не будет так томно вздыхать и приглашающе колыхать своим платьем, вернее, тем, что было под ним.

Все её внимание и все её чары, как магические, так и женские были направлены на Сатуса, чья поза была категорически оборонительной и нерушимой.

— Как она сюда попала? Она же не с боевого факультета! — зашептала я в ладонь Кана, которой он прижимал мою голову к себе.

— Ты могла уже догадаться, что мы умеем обманывать лестницу? — я не до этого момента об этом даже не подозревала, но на всякий случай кивнула. — Тай научил её этому. Чтобы она могла приходить к нему в любое время.

— В любое время? — переспросила я, чувствуя, как внутри заворочалось что-то колючее, оставляя кровоточащие царапины.

Решив послушать, о чем говорят демон и некромантка, я подалась максимально вперед, но переусердствовала и едва не вывалилась за дверь.

— Хочешь, чтобы они тебя увидели? — прошептал мне в волосы Кан, поймав поперек живота. — Тай обрадуется.

— Чему? — удивилась в ответ я, все еще пристально наблюдая за девицей, заметив засиявшие вокруг неё зеленоватые отсветы.

— Тому, что тебе не все равно, — проговорил Ферай поддерживая меня одной рукой без намека на усталость. Я услышала улыбку, притаившуюся в его словах. — И тому, что ты не способна спокойно усидеть на месте, пока он разговаривает со своей любовницей.

— Так это его?…, - я поперхнулась.

— А ты думала, она его домработница? — выдал демон горловой смешок.

— Я вообще ни о чем не думала! Мне в принципе все равно! — задергалась я.

— И именно по этой причине ты стоишь сейчас здесь? — коварная насмешка чудилась мне в голосе Кана.

— Ты сам меня сюда привел! — напомнила я.

— Да, чтобы ты увидела, — не стал отрицать парень.

— Что?

— Что в жизни Сатуса есть и другие женщины, — закончил демон уже без веселья. Наоборот, он был серьезен, как никогда. — И будут. Всегда.

— Как будто вы все не такие же, — с обидой поморщилась я, наблюдая, как некромантка, окутанная изумрудным свечением посылает Сатусу улыбки. И каждая следующая была откровеннее и провокационнее предыдущей.

— Возможно, — допустил парень, — на между принцем и нами, остальными демонами, большая разница.

— Какая же? — продолжила гримасничать я.

— Он не умеет любить. Просто не знает, как это. Наверное, потому что он вообще не знает, что такое любовь. Его этому не научили.

И будто бы в подтверждение моих слов девушка в фиолетовом наряде перестала улыбаться. А без улыбки её лицо приобрело ультимативно-угрожающее выражение, а глаза заметали шаровые молнии.

— Я тебе всё сказал, — донеслось до нас твердое заявление Сатуса.

— Ты — мерзавец! — прошипела девушка в ответ, стискивая тонкие, унизанные кольцами, пальцы в кулаки.

А я испытала прилив радости от того, что в её руках не было ничего тяжелого, потому что если бы было, то оно точно полетело бы демону в голову.

— Я тоже был счастлив тебя знать, Бриэль, — хмыкнул Тай намеренно уничижительным тоном, таким, что у меня аж сердце сжалось. Захотелось убежать, спрятаться, лишь бы не слышать, как он вот так вот произносит чье-то имя. Пусть даже не мое, путь даже обращается не ко мне, но это было как медленно вводить под ноготь иголку.

— Думаешь, я отпущу тебя вот так? — сморщив красивый, чуть вздернутый носик, с вызовом спросила та, которую демон назвал Бриэль.

— А у тебя есть выбор? — равнодушно, будто отмахиваясь от назойливой мухи, бросил Сатус.

— Почему? Неужели я недостаточно хороша для тебя? — истерично выкрикнула Бриэль, окончательно теряя самообладание.

— Просто не вижу больше смысла тратить на тебя время, — заключил демон, и развернулся, чтобы уйти.

Кан отреагировал мгновенно, крутанув меня на месте и оттолкнув вглубь спальни. Когда Сатус вернулся, я полулежала на кровати, глупо моргая и пытаясь понять, что произошло, а Ферай с самым невинным видом подпирал стенку.

— Как побеседовали? — встретил он Сатуса.

И был удостоен холодного:

— Не твое дело.

Тай хотел еще что-то добавить к уже сказанному, но ему помешал лихорадочный стук. С этим мелким и быстрым звуком забились о деревянный настил пола ножки стула, на котором сидела мадам Мелинда.

Бледная, будто присыпанная мукой колдунья сотрясалась всем телом, словно кто-то невидимый схватил её сзади за плечи и с силой затряс. Глаза женщины запали, зрачки расширились настолько, что вытеснили радужку, и метались из стороны в сторону.

— БДГ, — невпопад произнесла я.

— Изобретаешь новые заклятия? — попытался пошутить Кан. — Не рановато ли? Попытайся сперва хотя бы с собственным духом-хранителем справиться. Этот пушистый из тебя веревки вьет.

— БДГ — быстрое движение глаз, — но про Сократа было весьма метко. — Так глаза себя ведут, когда мы засыпаем, — покосилась на рослых демонов, каждый из которых умел отращивать рога и крылья, и дышать огнем из зубастой пасти, и торопливо поправилась: — Ну, у некоторых из нас. Тех, кто имеет отношение к людям.

— Она явно не засыпает, — без особой заинтересованности отметил Сатус. — Выглядит так, как будто…

— …как будто сейчас умрет! — выкрикнула я, когда голова мадам Мелинды запрокинулась назад в очень неестественной позе, а тело забилось в крупной дрожи под нарастающее тарахтение. — Что ты с ней сделал?

Сатус небрежно отмахнулся.

— Ничего, — но я не поверила. — Ничего я не делал! Чтобы с ней не происходило — это не моя вина!

И я бы продолжила настаивать на своем, если бы не увидела кольцо. Светлый камень в непримечательной потускневший от времени оправе начал наливаться бордо-кровавым, клубы которого поглощали желтый цвет, вытесняли собой этот солнечный оттенок, съедая его.

Я среагировала быстрее, чем догадка успела окончательно сформироваться в голове, действуя практически на рефлексах. Видимо, правы были демоны, когда говорили, что инстинкты во мне сильнее ума.

Подскочив к мадам Мелинде, я схватила жилистую руку, кожа на которой была такой тонкой, что видно было голубоватую сетку вен и сосудов, и сдернула с пальца кольцо, инстинктивно сжав его в кулаке.

Тьма обрушилась внезапно, лишь высокий птичий вскрик, наполненный отчаянием, пронзил слух.

Я сидела за столом на кухне, от родного вида которой растревожилось сердце, угодившее в жесткую хватку беспощадной руки. Я наизусть знала здесь каждую мелочь, каждая даже самая несущественная деталь казалась щемяще-родной.

Глаза скользили вокруг, непроизвольно наполняясь слезами.

Вот старые полароидные снимки, прикрепленные на холодильник дешевыми магнитами, которые зачем-то собирал отец. На стене — простенький рисунок. Черный аист на длинных тонких изящных ногах широко расправил крылья над гнездом с птенцами. За птицей виднеется чистый пруд, цветочный луг, летнее небо и желтые соломенные крыши сельских деревенских изб с вертикальными черточками дымоходных труб. Мирный тихий пейзаж, который отец когда-то повесил на гвоздик, потому что считал его умиротворяющим.

Вот стол, застеленный льняной скатертью, вышитой бабушкой. Скатерти всегда казались мне прошлым веком, чем-то совершенно ненужным, но конкретно эта была творением бабушкиных рук, а потому я молчала. Кроме того, мне нравились крупные ирисы, рассыпание по краю бежевой ткани, нравилось трогать пальцами ровные стежки гладью и разглядывать насыщенные желто-синие лепестки. Казалось бы, со временем, после многоразовых стирок цвет должен был поблекнуть, потерять сочность, но нет, ирисы оставались такими же, как и в тот день, когда бабушка впервые покрыла скатертью стол.

Вот стеклянная ваза с композицией из сухих цветов, украшающая подоконник. Еще одна идея бабули. Правда, она забывала стряхивать с этого вычурного сухостоя пыль, из-за чего в кухне периодически поселялся немного странный запах, который у меня ассоциировался с иссушенной солнечным зноем проселочной дорогой, петляющей среди гор, по которой катился старый, кряхтящий на выбоинах автобус, увозящий далеко-далеко задумчивых пассажиров.

— Это была плохая идея, — проговорил знакомый женский голос, вклиниваясь в ритмичное тиканье стареньких часов, отсчитывающих время где-то там, в отцовском кабинете. — Не надо было трогать кольцо.

Повернув голову, я увидела маму, сидящую рядом со мной за столом. Уперев локти, он положила подбородок на соединенные ладони и грустно глядела в окно.

Её появление меня не удивило. Если мама была здесь, и я видела её также четко, как собственное отражение в зеркале, значит, всё вокруг было нереальным.

— Сон?

— Скорее, болезненный кошмар, — вздохнула мама, а её образ стал еще печальнее. — Тебе нельзя было прикасаться к кольцу. В нем — шартрез.

Я напрягла память.

— Тот самый камень, при касании к которому эмпузы слабели?

— Да, — на мамином лице появилась утешающая улыбка. — Не переживай. Тебя оглушило сильной магией, но лишь на время. Если контакт не повторится, вскоре ты природным образом восстановишься и придешь в себя.

Вот как раз об этом я волновалась меньше всего.

— Получается, Луан использовал в качестве хранилища отобранной у вашей дочери силы камень, который работает как блокатор способностей эмпузы? Разве одно не противоречит другому?

— Луан всегда отличался изобретательностью и нестандартностью решений, — мама всё глядела и глядела в окно, видела ли что-то — не знаю.

— Он хотел, чтобы ты не могла прикоснуться к нему? — терялась я в предположениях.

— От действия шартреза меня защищал кулон, надетый на мою шею самим Луаном. Нет, он решил, что таким образом убережет кольцо от моих сестер, которые могли попытаться справиться со сложившейся ситуацией по-своему. Луан предусмотрел все, кроме одного: не обязательно быть равной ему, чтобы попытаться помешать несправедливости.

— Шай-Лея! — воскликнула я. — Так теперь зовут твою бывшую служанку. Вернее, звали… Мне жаль, но она умерла.

— Она прожила долгую жизнь, — кивнула мама, которую совершенно не тронула новость о смерти кого-то, кого она знала. — Надеюсь, теперь она сможет обрести покой. Она была верна мне до самого конца и пожертвовала всем, включая свою молодость, противостоя злу.

— Что мне делать с кольцом? — с отчаянием вопросила я. — Вернуть его мадам Мелинде?

— Используй его, — твердо приказала мама. — Используй кольцо, чтобы уничтожить Луана. Либо ты победишь его, либо он убьет вас всех.

— Я знаю, — закусила губу, помолчав, чтобы не выдать себя срывающимся от волнения голосом. — Твоя служанка… не знаю, кем она была раньше, но мне её представили, как вещунью. И перед смертью она показа мне кое-что. Выжженную землю, усеянную трупами. Горящие города. Поверженную армию.

— Так и будет, — в мамином голосе зазвенело предчувствие трагедии. — Луан истребит всех. Каждого, кто посмеет ему не покориться, кто помешает его плану.

— А в чем его план?

— Разрушить все старое, для создания чего-то, совершенного нового. Нового единого мира взамен всех, ныне существующих, где он будет единственным королем и всеобщим правителем, — ответила мама и мне потребовалось некоторое время. Когда оно прошло, и я все поняла, то поняла, что в моем сердце нет изумления, а в душе — смятения, потому что что-то такое я и предполагала. Это было вполне в духе Луане, в духе демонов. Я бы даже сказала, этот план был вполне в духе Сатуса, который также, как и старший родственник был честолюбив и самовлюблен, и желал большего, чем дала ему судьба. Они оба были неординарными мужчинами, желающими творить историю по собственному вкусу. И вкус этот был своеобразным и жестоким.

— Ты думаешь, может получиться? — с придыханием спросила я, надеясь услышать отрицательный ответ. Желая, словно маленький ребенок, чтобы меня утешили, пусть даже соврав.

Но мама ответила честно:

— Я уверена в этом. Это же Луан, — кажется, мама знала его лучше, чем кто бы то ни был. — Весь мир может пойти прахом, но он не откажется от собственных желаний.

— Но как мне использовать кольцо? — я была в растерянности, а еще мне было очень страшно от той ответственности, что вот-вот должна была лечь на мои плечи. Спасение? Какой из меня спасатель! Я никому не герой и не героиня! И никогда не была способна на подвиги. — Я прикоснуться-то к нему не могу! Даже мадам Мелинде стало плохо, хотя… я и не поняла почему. Сатус применил к ней какую-то свою демонскую магию особого розлива, может быть, поэтому кольцо среагировало?

— Нет, — вдруг задумчиво опровергла мама, не меняя позы. Вообще она выглядела так, словно находилась одновременно здесь, со мной, и где-то еще. Возможно, мне просто показалось, но она как будто бы… ждала кого-то. И точно не меня. — Кольцо не могло на него отреагировать. Не должно было. Хотя…

Она умолкла, рассматривая что-то в окне. Проследив за её взглядом, я ничего не увидела, кроме кусочка городского парка, расположившегося по другую сторону от речной набережной, рядом с которой был возведен наш дом.

— Она сперва сидела, как истукан, — решила поведать я, потому что тишина слишком волновала, нервируя. — Но, думаю, потому что Сатус так захотел. А потом затряслась, будто на оголенный провод наступила. Разве что только не орала.

— А кольцо?

— Оно стало краснеть.

— Значит, и в ней тоже…, - протянула мама, окончательно перестав обращать на меня внимание. Ее поведение разительно отличалось от нашей первой встречи, но кое-что было еще важнее. — Мелинда… красивое имя.

— Тоже? Мама, я не понимаю!

— Беда настигла её, — отстраненно шептала мама, не обращая на меня внимания, — едва она появилась на свет. Лишенная силы, родителей, родного крова, она прожила жизнь, которую не должна была прожить. Другие забрали у неё все, но её наследие не смогли уничтожить ни ненавистники, ни доброжелатели.

— Ты о своей старшей дочери? О Мерсине? — ревность кольнула сердце. Я еще не успела привыкнуть к мысли, что не только обо мне одной беспокоится моя мама.

Мама, которой почти что нет…

— Каждый раз вспоминая о ней я размышляла, какой же она стала. Думала, как росла моя девочка, кто был рядом с ней, кто заботился о моей малышке. Я отсчитывала месяцы, представляя, как она растет, как становится старше, превращается в девушку, а после и в женщину. Каждый раз я рисовала в уме её образ, добавляя к нему новый и новых деталей. И каждый год в день её рождения я зажигала свечу у окна и долго стояла у него, пока свеча не догорит и не погаснет, надеясь, что свет этого крохотного огонька пробьется сквозь миры. И моя девочка увидит, почувствует этот маленький горящий фитилек, зажженный её матерью, которая продолжала помнить о ней.

Я отвернулась. Не могла видеть, как по лицу мамы струятся слезы. Не знаю, кого она оплакивала — горькую судьбу своего настоящего ребенка или сломанную картинку в голове, потому что она знала. Она знала правду: ничего из того, на что она так надеялась — не случилось.

— Откуда тебе обо всем известно? — спросила я, стараясь не плакать вместе с ней и все же, лицо было мокрым. — В те времена, когда у Мерсины появилась Милена, а у Милены — Мерула, ты была далеко, в другом мире. В этом мире, — я обвела руками нашу кухню, в которой и она когда-то была хозяйкой.

— Луан позволил мне обо всем узнать, уже после того, как заточил, — пояснила мама, подавляя кроткий всхлип. — Он дал возможность услышать его разговор с Шай-Леей, которая в обмен на подаренную ей демоном силу была вынуждена служить ему, в тайне рассчитывая однажды найти меня и помочь победить демона. Но нашей встрече не суждено было случиться.

Глава 28

— То есть, она была кем-то вроде двойного агента, — заключила я. — А может быть, даже тройного, учитывая знакомство с Сатусом и компанией.

— Она просто пыталась выжить… как и все мы.

— Интересно, выжила ли мадам Мелинда? — протянула я. — Или, возможно, она пытается выжить прямо сейчас…

— Это зависит от того, в какой степени родства состоят Мерула и Мелинда, — наставительно произнесла мама.

— Эм, — затормозила я. — Кажется… ни в какой.

— Этого не может быть! — воскликнула мама, опуская руки. — Камень мог отреагировать так, как ты описала только если мадам Мелинда такая же, как мы! Пусть даже частично, как и все потомки Мерсины, опустошенной, почти выскобленной.

— Но она колдунья! Сильная — да, но ничего экстраординарного, просто декан нашего факультета!

— Камень опасен для нас, потому что только на нас он и реагирует. Для всех остальных это просто кусок отполированного кристалла. Луан выбрал его потому что, как и всегда, стремился мыслить на несколько шагов вперед. Шартрез — это разновидность, как рубин или алмаз. Разновидность достаточно редкая, но не настолько, чтобы к его существованию можно было относиться легкомысленно. Благодаря поглощающей особенности камня из него получилось отличное магическое вместилище. Потребовалось лишь несколько дополнительных манипуляций, которые для такого, как Луан оказались сущей ерундой. Таких камней немного, но они разбросаны по мирам. Мы с сестрами всегда стремились уничтожать их при обнаружении, но справиться со всеми всё равно не смогли. Если такое происходило, — смиренно улыбнулась мама, а её лицо будто начало оттаивать, — если одна из нас случайно натыкалась на шартрез, то мы собирались вместе. В круге всегда восстановиться было легче.

— Мам, каким бы великим магом не был Луан и каким бы редким ни был камень, невозможно повлиять на то, чего нет. Мадам Мелинда носила кольцо годами, спасибо Сократу, — напомнила я, — и ничего не происходило. Не думаю, что она могла не заметить, как камень из неё что-то… высасывает!

Мама нервно одернула рукава тонкого светлого платья.

— Ты сказала, что принц попытался её зачаровать?

— Не попытался, а зачаровал, — поправила я. — Не знаю, что он с ней сотворил, но добрыми намерениями там и не пахло!

— Мира! — мама вдруг схватила меня за запястье, сжав до боли. Её глаза загорелись, а щеки раскраснелись, из-за чего она стала выглядеть слегка помешанной. — Возможен только один вариант. Магия эмпузы дремала в ней так же, как она дремала в тебе. И очнулась от столкновения с магией демона, как и в тебе когда-то. А потом в дело вступил камень!

Я задумалась. Могло ли быть так, что это была первая попытка демона превратить мадам Мелинду во что-то покорное и немногословное? И сама же себе ответила — да, могло быть. Он специально сделал это у меня на глазах, чтобы показать, на что способен. Чтобы, как тогда в библиотеке, продемонстрировать себя настоящего и проверить, смирюсь ли я с таким положением вещей или нет. Приму ли я его такого, каким он был или сбегу с воплями. Сбежать очень хотелось. Довериться кому-то, кто как он, настолько упивался вседозволенностью и собственным могуществом, было страшно до крика. Но еще сильнее хотелось… защитить его. И парней. Они удивительным образом вросли в мою жизнь, пустили корни в повседневность. Использовали они меня или нет, лишь собирались так поступить или все же были искренними — я поняла, что это больше не играло особой роли. Были они и была я — по одну сторону возведенных пылающих баррикад, а все остальные оставались за границами боя, готового вот-вот развернуться.

— Ни тебе, ни ей нельзя к нему прикасаться, поняла? — настойчиво встряхнула меня мама. — Но это кольцо — ваш шанс против Луана.

Мама встала, она двигалась плавно и царственно, сохраняя великолепную осанку и гордую посадку головы.

Сняв со стены прямоугольную рамку с изображением аиста, она сосредоточила на нем все свое внимание, а мое присутствие вновь стало незначительным и незаметным.

— Аист — это вестник весны, — промолвила она, словно бы продолжая вслух мысленно начатое повествование. — Символ смены времен года, отмирания и воскрешения. Птица жизни, птица судьбы. Существует предание, что если девушка увидит белого аиста на заре дня, то скоро станет невестой.

Птицы, были ли они особенными или самыми обычными, меня не интересовали.

— Ты же знаешь, что у некоторых демонов есть своя собственная магия, — громче заговорила я, пытаясь указать на то, что меня пока еще не утянуло в форточку. — Они называют это даром или талантом.

— Да, знаю.

— Ты знаешь, какой дар был у Иннелии? Это младшая сестра Феликса Янга. Сатус не хочет мне об этом рассказывать, и остальные тоже.

Мама передернула плечам, как если бы вдруг начала сильно мерзнуть.

— Мне не известно, кто это, — после затянувшейся пауза, меланхолично отозвалась она, вешая рисунок обратно на стену и долго выравнивая его, пытаясь добиться идеального баланса. — Но знаю, что чаще всего дар наследуемый, то есть, передающийся от предков.

— И?

— Про Иннелию я ничего не знаю, но у некоторых из Янгов было умение предугадывать судьбу, — она вернулась обратно за стол, подтягивая повыше воротничок-стойку, от которого вниз сбегала череда пуговиц. В целом, её наряд был старомодным, родом из шестидесятых. — У каждого этот дар выражался по-разному. Кто-то был сильнее, кто-то слабее.

— Видимо, Феликс совсем бездарен, — неловко засмеялась я. — Либо же наоборот, так хитер, что обвел вокруг пальца вообще всех.

Мама меня будто бы и не слушала, продолжая приглаживать воротник.

— Вот только… эта способность всегда была мужской. Женщины в роду Янгов подобными талантами не обладали. На самом деле, кажется, вообще никакими не обладали. Хотя…

Её взгляд затуманился воспоминаниями прошлого.

— Что? — занервничала я, едва не подпрыгивая за столом.

— Есть кое-что, из-за чего они выделялись на фоне остальных. По крайней мере, в мою бытность.

В груди заколола догадка.

— А это, случайно, никак не связано со своеобразными домашними питомцами?

Мамины глаза, являвшиеся точным отражением моих, широко распахнулись от удивления.

— Как ты сообразила?

— Я их видела. Вернее, одного из них. Инсар назвал его Икасом. Сказал, что они всегда были в семье Янгов. И я вспомнила старые легенды, где волк — это одновременно и наводящий ужас хищник, и защитник беспомощных. Мне показалось странным, что они есть только в одном роду, как будто Янги в чем-то особенные…

Мама одобрительно кивнула, просияв улыбкой. Потянувшись ко мне, она ласково прикоснулась к моей щеке, и меня окутал её запах. Тот самый, из детства, который я хранила в своем сердце как самое главное сокровище.

— Волки — самые противоречивые создания, — промолвила она, убирая руку. — Свирепость и храбрость, коварство и забота, жестокость и плодородие.

Я не удержалась и вставила:

— Мне кажется, ты только что описала Сатуса.

Понимающий взгляд мамы смущал и был практически невыносим. Слишком много правды в нем было.

— Какой он? — спросила она одновременно с ужасом и интересом.

— Он, — я задумалась. — Он очень красивый. Темный. Таинственный. И очень жестокий. Иногда, мне даже кажется, что он не способен ни на что хорошее. А потом он вдруг спасает меня или помогает, и это переворачивает все с ног на голову! И я вновь оказываюсь в замешательстве. Рядом с ним… я как будто медленно тону.

— Если он плохой, но рядом с тобой и ради тебя способен меняться, возможно, это и есть любовь, — от печали в мамином голосе у меня заныли внутренности.

И с губ сорвался вопрос, который мучал меня с момента, как я вскрылась повергающая шок истина.

— А что если он такой же, как Луан?

— Возможно, — предположила мама, не пытаясь дать мне ложную надежду. — Но ты никогда не узнаешь, пока не рискнешь проверить. Подумай, что для тебя страшнее — попробовать и ошибиться, или не пробовать и остаться в неведении, гадая, как могло бы быть, если бы ты шагнула ему навстречу. Наша с Луаном история, она… она не обязательно должна повториться. Вы можете пойти по другой дороге. Всё в ваших руках.

— А возможно ли в принципе счастье с таким, как он? Ведь я совсем другая.

— Когда-то давно была девушка, которая решила, что она не может хранить свое сердце только для себя одной. Она подумала, что отдав его получит взамен нечто гораздо более ценное. Эта девушка шагнула в неизвестность, позволив любимому вести её за собой. Вести туда, где он хотел её видеть.

— Дай угадаю, — горько хмыкнула я, потому что любые подобные истории были обречены на провал. Этому нас учили история и романы о любви. — Все закончилось плохо?

— Любимый привел её в свой дом и разделил его с ней. Но, Мира, ты должна знать, что в Аттере аристократам позволено все. Они в своей империи цари и боги. За единственным исключением. Сделать своей любовницей они могут любую, но женой — только такую же аристократку, как они сами. Когда это правило нарушается, под угрозой уничтожения оказывается не мужчина, а женщина. Всегда найдутся те, чья рука не дрогнет воткнуть кинжал в сердце. Для защиты той девушки, что не побоялась доверить и полюбить и были созданы волки, Икас стал первым из них.

Не ожидая такого завершения повествования я вскочила, постояла, с изумлением взирая на маму, после выдохнула и села.

— А кто создал?

— Наши старшие сестры, те, которые были до нас, — мама казалась ничуть не смущенной моей реакций, и глядела на меня с легкой примесью умиления и родительского снисхождения. — Бессмертные и бесконечно верные защитники, но волки ценны не только этим. Для их создания был использован лед, взятый в первом из миров. И у них есть то, что можно было бы назвать… как бы так выразиться, чтобы ты поняла… наверное, генетическая память.

— То есть, они могут найти мир, где они родились? — начала широко жестикулировать я.

— Да, — подтвердила мама и это простое короткое слово будто рассеяло темноту в моей голове. Шестеренки завертелись, наращивая обороты.

— Чисто гипотетически, если бы кто-то захотел найти первичный мир, найти то, что в нем скрыто, мог ли он для этого использовать домашних питомцев Янгов?

— Я не знаю, как это реализовать практически, — мама была неестественно безмятежна. — Но исходя из чистой теории, да. Волки живут стаей и подчиняются только тому, в ком признают вожака.

— Глава Рода, — закивала я. — Сейчас это Феликс Янг. А в его отсутствие или в случае его смерти?

— Того, кого считают достойным.

Но для меня все сложилось.

— Вот в чем все дело, волки — ключ к тому, что они ищут. Но как же тогда получилось…

И меня посетила страшная догадка.

— Он был там, — я начала задыхаться. — Луан был там! Он был в Аттере, когда там были мы! Он был рядом… И убил Иннелию. Но почему тогда не тронул нас…

— Невозможно, — беспристрастность мамы, в которую она погрузилась, можно было резать ножом. — Для Луана возвращаться в империю, где правит его брат и где практически каждый демон знает его в лицо, большой риск. Конечно, для него не проблема перемещаться как с помощью магии, заключенной в его мече, так и с помощью Огненных Путей. Но всегда есть шанс с кем-нибудь столкнуться.

— Как будто убивать для него проблема, — со злостью фыркнула я. — Он тебя не пожалел, думаешь, проникнется любовью к первому попавшемуся прохожему?

— Луан рационален, как никто. Суть его действий не в том, что ему нравится убивать. Он не мясник. А в том, что у него есть цель, и он пойдет к ней, даже если путь будет залит кровью и усеян трупами, — кажется, мама уже давно смирилась с подобным установленным порядком, но самым трагичным в её словах было то, что племянник не сильно отличался от дяди. Абсолютно тоже самое я могла бы сказать о Сатусе. Есть то, что он хочет и есть намеченный маршрут, а все остальное — лишь белый шум. Он не имеет значения. И с этим мне еще только предстояло смириться, потому что рассчитывать на любые изменения было верхом глупости.

Кухню тряхнуло.

— Что это? — испуганно завертелась я, чувствуя, как заходил ходуном пол под ногами.

В шкафу жалобно и тревожно зазвенели чашки, тарелки и прочая утварь. Ложки, вилки и ножи запрыгали в своих подставкам. Холодильник задребезжал металлическими деталями. Стекла в окна заскрипели, создавая такой звук, от которого свело болью скулы. Толчок, будто кто-то пнул комнату, и она накренилась, как если бы мы сидели внутри картонной коробки. Я вцепилась побледневшими пальцами в столешницу. Ваза упала, прокатилась и рухнула на пол, разлетевшись на такие мелкие осколки, что они были не крупнее пыли, оставив в воздухе мелкую белую взвесь. Дверцы шкафа с протяжным пощелкиванием распахнулись и вниз оглушающим водопадом посыпались блюдца.

— Что происходит? — я запаниковала, а потом ощутила аромат. Очень знакомый аромат, заставляющий непроизвольно замирать и чувствовать слабость. Он заполнял собой воздух, как заполнял собой мою жизнь Сатус. Повеяло душистостью лесных трав, свежестью чайных листьев и благоуханием спелостью вишни, к которой лишь стоить прикоснуться губами, как сочный сладкий сок брызнет на язык.

— Мира, любовь моя, открой-ка глазки, — разнеслось по нашей уютной кухне и звук его голоса нежнымшелком заструился по коже. Он говорил, нашептывал, уговаривал, а я чувствовала себя так, будто он гладит меня, пробегая пальцами по коже и порождая будоражащие тело волны.

Я поняла, что все это время в реальном мире находилась без сознания.

И пришла пора возвращаться.

— Я буду скучать, — прошептала я маме, обращая к ней свой взгляд.

Ее печальное лицо засветилось нежностью, мелькнула улыбка, будто птица крылом махнула и с собою следом позвала, преисполненная великодушием и прощением.

— Ты всегда будешь моей маленькой девочкой, — проговорила она, прощаясь. — И я всегда буду рядом с тобой, даже если ты не будешь меня видеть.

Глаза зажгло слезами. Прощаться — невыносимо, но еще хуже не знать, состоится ли следующая встреча или нет. Поэтому я не отводила от мамы глаз, пытаясь запомнить её до мельчайших деталей — выбившаяся из гладкой строго прически прядь, едва заметная родинка над губой, бледная полоска шрама чуть ниже уха. Я смотрела на неё до тех пор, пока мамин образ не растаял, пропав окончательно и оставив меня одну.

Чувствуя приближающееся пробуждение, я на прощание обвела взглядом родную кухню и с удивлением обнаружила, что фотографии с дверцы холодильника пропали, осыпавшись на пол, словно осенние листья. А магниты, которые их удерживали, изменили свое расположение. Теперь они были выстроены особым образом, сложившись в читаемую фразу.

«Не верь ему», — прочитала я оставленное послание.

А потом распахнула глаза.

Глава 29

Я лежала на мягкой подушке, укрытая невесомой тканью, похожей на шаль, приятно покрывавшей тело. Волосы разметались вокруг, ярко выделяясь на фоне оливково-черной постели, такой же, как и все вокруг. Черный каскадный потолок, будто прокладывающий путь прямиком в небо, целиком поглощенное тьмой. Глухие черные стены, радужными бликами отражающие свет от зажжённых свечей, установленных в разветвления бронзовых канделябров. Открытая терраса, украшенная черными и красными цветами, которые были везде — расставлены в вазах по полу, водружены на подставки, уложены в подвесные деревянные корзины и просто рассыпаны целыми охапками.

Но ярче всего выделялись черные глаза парня, лежащего на боку рядом со мной на постели. Подперев голову рукой, он легко водил пальцами по нежной кожей моего вытянутого в сторону запястья. Спутанные, чуть влажные волосы частично закрывали его лицо, придавая облику непостижимую глубину и уютную расслабленность. Уличный воздух проникал в комнату, неся в себе ночную свежесть, которая смешиваясь с естественным ароматом демона становилась плотнее, насыщенней, обволакивая и будоража. С вызывающей озноб прохладой резко контрастировал взгляд демона, который был подобен разожжённому костру.

Я вдруг поняла, что рядом с ним тепло. Он согревал меня изнутри, прогоняя стужу, что жила во мне много лет. Не знаю, родилась ли я с этим холодом или он был следствием, а не первопричиной. Это было не важно. Важно было лишь то, что он меня менял.

— Очнулась? — его слова теплым ветерком скользнули по обнаженными плечам.

— Как долго я спала? — голос был хриплым, чужим.

Закашлявшись, потянулась ладонью к лицу, привставая. И с ужасом замерла, ощутив, как вниз по груди беспрепятственно заскользила черная шаль. Приподняв край тончайшего атласного материала, я увидела собственное абсолютно обнаженное тело, которое на фоне ткани цвета воронова крыла выглядело снежно-белым.

Мигом легла обратно, подбирая и теснее прижимая шаль к себе, которая на ощупь была гладкая как стекло.

— Солнце взошло трижды, — ответил Сатус, прикасаясь к моему лбу и отводя в сторону спутавшиеся и прилипшие к коже пряди. Я непроизвольно дернулась назад и, наверное, даже попыталась бы отодвинуться, если бы не боялась, что откровенный протест лишь сильнее простимулирует демона, и так находящегося слишком близко ко мне. Чувствуя себя беззащитной и уязвимой, я опасалась даже смотреть в его сторону.

— Где мы? — усталость была такой, словно я сутки взбиралась в гору.

— В моей спальне, в Акилоне, — без проявления какого-либо беспокойства ответил демон, захватывая пальцами мое запястье, которое он недавно с таким увлечением рассматривал. — Это главный дворец в Аттиане, нашей столице.

— Где?! — подхватилась я, но сразу же без сил упала обратно. Чтобы со мной не сделало кольцо, оно забрало почти все. — Почему я не в Академии? Зачем ты меня сюда приволок?

— Потому что ты не можешь больше там находиться, — жестко заявил Сатус. — Не можешь и не будешь.

— Рыцари с тобой не согласятся, — простонала я, сползая вниз по подушке, желая прикрыть глаза и провалиться в сон без сновидений. И, возможно, даже без пробуждения. — Я должна закончить обучение.

— Такими темпами ты сведешь себя в могилу, — не уступал принц. — А в мои планы в обозримом будущем не входит разводить для тебя погребальный костер.

— Тогда просто сбрось меня в ближайшую яму и оставь там, — теснее вжимаясь лицом в подушку попросила я, изо всех сил отгоняя картинки того, как он раздевал меня и что во время этого процесса видел. — Мне будет хорошо везде, где не будет те…

Он ухватил меня за подбородок и больно дернул, заставив хрустнуть позвонки и заныть мышцы.

— Никогда так не говори, — приказал он, и от этого приказа по коже заскакали раскаленные угольки. — Поняла? Я больше не желаю слышать подобное.

— Ладно, — вяло согласилась я, пытаясь выдернуть голову из его цепкой хватки, но не мне с ним воевать. Мы оба знали, кто победит в итоге. Не я. — Но тогда ты тоже прекрати.

— Что?

— Использовать магию, — он позволил мне высвободиться, и я вновь смогла расслабиться. Настолько, насколько это вообще было возможно в данных обстоятельствах. Будь во мне чуть больше сил и энергии я бы закричала, начала топать ногами, рваться к выходу и требовать вернуть меня обратно. Но сейчас я могла только дышать, и пассивно сопротивляться деспотичной натуре демона, которая с каждым днем становилась все радикальнее.

— Я не использую магию на тебе, — заявил он уверенно, но под моим недоверчивым взглядом сознался. — Не использую намеренно.

— Какая разница, если я все равно всё чувствую, — прошептала я, роняя голову на сложенные под щекой ладони.

— Ты просто очень чувствительна, — заявил демон, а на его невыносимо прекрасном лице отразился опасный соблазн.

Я вновь вспомнила, что мы одни. Вдвоем. В его спальне. Там, где у меня почти нет шансов сбежать до тех пор, пока не появятся силы хотя бы доползти до двери, которая расположилась прямо напротив постели.

— Что тебе снилось? — Сатус отклонился в сторону, взял с прикроватного столика, такого же черного, как и все остальное, высокий стеклянный бокал, наполненный водой и подал мне. — На, выпей.

Подтянувшись на локтях я встала и обеими руками приняла бокал. Пить не хотелось, но я сделала несколько маленьких глотков.

Вопрос проигнорировала и произнесла:

— Ты меня раздел. Зачем…

Мой голос дрогнул и оборвался.

— Я тебя не только раздел, но и помыл…

— Зачем!? — и я затряслась, глотая слезы, чтобы окончательно не сорваться, вцепилась зубами в край бокала, пытаясь водой остановить истерику.

— Мира, — нетерпеливое раздраженное начало, короткая пауза. Его настроение изменилось быстрее ветра на море в штормовую ночь. Он сел, глянув на меня так, словно ножи метнул, и сложил руки на коленях. В отличие от меня он был одет. Темно-синяя сатиновая рубашка без пуговиц с рукавами до локтей и такие же свободные, по-домашнему удобные, штаны с широкими штанинами до щиколоток. Сквозь одежду, которая подчеркивала больше, чем прикрывала, я видела напряженные мышцы его плеч, спины, живота. — Я не насильник и никогда им не был. По крайней мере, я надеюсь, что до этого не дойдет, хотя ты и сводишь меня с ума. Раньше женщины либо оказывались в моих объятиях добровольно, либо не оказывались вообще. А с тобой… я жду, когда ты, наконец, осознаешь собственные чувства и перестанешь играть в игры. Не думай, что я ничего не вижу. Вижу, просто терплю. Пока. Но терпеливость никогда не была моей добродетелью. У меня вообще с добродетельностью туго. Тебе следует об этом помнить.

Я поперхнулась водой, забрызгав все вокруг.

— Что? Какие игры?!

— Мышка, — он поднял на меня черные глаза, в которых замерцали, закружили хороводом кровавые огоньки. Взгляд тяжелый, тягучий, от которого на языке стало терпко. Сердце жалобно сжалось до размера маленького шарика и повисло на тонкой паутинке, готовое вот-вот оборваться и рухнуть вниз. — Как по-твоему, кто я?

Хоть вопрос и был задан расслабленным, почти ленивым тоном, его поза и требовательное ожидающее молчание говорили, что ответить мне все-таки придется.

— М-м-м, — промычала я невнятно, поднося к губам бокал, в котором еще осталось немного воды. — Демон?

— Мужчина, мышка, — демон цедил каждое слово сквозь зубы, а по мне будто бы наждачкой проходились, раздирая плоть до крови. Еще чуть-чуть, и он освежует мою душу одним только звуком своего голоса. — И не делай такое невинное выражение лица… это провоцирует. Появляется нестерпимое желание тебя помучить…

— Пожалуйста, хватит! — застонала я. Уронила бокал. Остатки воды мигом впитались, растекшись по ткани черным пятном, а я поползла назад, пытаясь укутаться в одеяло как в кокон и все равно чувствуя себя до крика ранимой рядом с ним.

Стремительный, смазанный рывок. Демон хватает меня за руки и дергает на себя, заставляя упасть сверху на его тело, которое от моего отделяла лишь его одежда и мой импровизированный саван.

Наши лица оказались совсем близко, мои глаза — напротив его глаз, мои губы — рядом с его губами. Запах спелой, только что созревшей, вишни стал гуще, он дурманил, мягко стелясь вокруг, создавая ощущение будто я посетила фруктовый сад на закате летнего дня.

— Пожалуйста, — шепотом взмолилась я, не имея сил не только говорить в полный голос, но и отвернуться. Он смотрел молча, взгляд дурной, невыносимый. В двух черных глубоких озерцах, похожих на затягивающие воронки, я видела собственное отражение. — Пожалуйста… не надо…

— Мне жаль, мышка, — искренне пробормотал он, пробегая пальцами по моей скуле и от его прикосновений я задрожала, будто ток по телу пустили. Его ладонь молниеносно легла мне на затылок, притягивая обратно и не позволяя сдвинуться с места. — Но рядом с тобой почти невозможно себя контролировать. И чем дольше я смотрю на тебя, тем сильнее во мне бурлит то, что я не могу обуздать.

Он потянулся к моим губам. Я зажмурилась, сжалась, как бывает, когда ожидаешь удара. Потому что знала — бить он умел, не только кулаками, но и словами, после которых чувствуешь себя нокаутированным на ринге бойцом, падающим под выкрики яростной толпы, скачущей за сеткой октагона.

Но ничего не произошло. Он остановился.

Я приоткрыла веки, не понимая. И сразу же пожалела об этом. Потому что увиденное повергло в шок. На невыносимо красивом лице отразилась целая гамма эмоций и ни одна из них не была светлой. Обида, печаль, отчаяние, гнев — вот, что я видела в то время, как стальные пальцы сжимались вокруг моих предплечий, надежно сковывая.

Мне стало так тошно, что хоть вой.

А он зарылся лицом в мои волосы, уткнулся носом в сгиб шеи и прошептал, мягко задевая губами:

— Я бы мог сделать это на своих условиях. Я бы мог взять тебя силой. Получить все, что хочу и тогда, когда хочу. Но я вновь и вновь натыкаюсь на запертую дверь. Почему, Мира? Что не так?

Я молчала, дрожащими руками вцепляясь в его жесткие плечи, то ли пытаясь его оттолкнуть, то ли пытаясь за него удержаться. Мне нечего было сказать.

— Что мне нужно сказать, чтобы ты мне поверила? Насколько близко я должен подойти и насколько больно сделать, чтобы ты перестала игнорировать мои чувства?

Его пальцы продолжали сжиматься и теперь я едва не скулила, из последних сил сдерживая челюсти крепко стиснутыми.

Перекатившись вместе со мной на кровати, Сатус навис сверху, сжав бердами мои ноги, надежно заблокировав со всех сторон. Для него это было все равно что развлечение, детская забава, а у меня сердце тарабанило, словно били в большой барабан, руки противно потели и жар с холодом чередовались, пытаясь окончательно повергнуть меня в пучину безумия.

— Ты не покинешь дворец, — прошептал он мне в губы и от этих слов повеяло первобытностью. Отворачиваясь, я скользнула взглядом по лицу и успела увидеть, прочувствовать, жестокий, протыкающий насквозь взгляд.

Легко оттолкнувшись, он встал.

— Думаешь, сможешь удержать меня? — он не мог не понимать, что как только я приду в себя, то смогу открыть проход и уйти, куда захочу.

Ну, или куда меня решит отправить межпространство.

— Конечно, — в его улыбке была необузданная, выдержанная, будто дорогой алкоголь, извращенная тьма. И помешательство дьявола. — Без моего разрешения тебе в межпространство не удрать.

— Мне не нужно твое разрешение, — упрямо мотнула я головой, подтягивая к себе все, до чего могла дотянуться, лишь бы прикрыть побольше кожи, которая горела огнем.

— Возможно, — через силу согласился демон. Губы растянулись в способной отравить все живое ухмылке. — Но тебе следует быть готовой к последствиям.

Я попятилась, отодвигаясь назад как можно дальше от него, пока не уткнулась в спинку кровати. Вжала голову в плечи, подтянула колени к груди, обняла себя руками — все, лишь бы защититься от Сатуса, который, кажется, наслаждался видом моей бесполезной и жалкой попытки сделаться как можно меньше и незаметнее.

— Чего ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты была в безопасности. И видела только меня, — его магия больше не была похожа на изысканные духи. Теперь она была неумолимой и бездушной, как лезвие поднятой гильотины. Она проникала, просачивалась, вторгалась в меня с остервенением голодного зверя. Он будто бы силой заставлял меня её пить, как пьют воду. — И так будет. Ты будешь находиться здесь столько, сколько захочу и определю я. Потому что мне надоели игры.

Падая на подушку я уже понимала — он сделал со мной почти тоже самое, что и с мадам Мелиндой. Он демонстрировал свою власть и был бескомпромиссно уверен, что находится в своем праве.

Но даже если взрослая сильная женщина не смогла ничего ему противопоставить, на что же было рассчитывать мне?

Когда темнота, запущенная в мое сознание Сатусом, почти полностью заслонила собой весь мир и самого демона в том числе, я почувствовала порхающее прикосновение горячих пальцев к ключицам, медленно спускающихся ниже по груди.

— Отдыхай, моя любовь, — услышала я прежде, чем окончательно утонула, окруженная, оглушенная его силой. — Твои приключения окончены. Теперь твоя жизнь принадлежит мне.

Глава 30

Я проснулась как от резкого толчка в комнате, наполненной светом зарождающейся зари и первыми лучами приветствующего этот мир солнца, под натиском которого таяла темнота, но предрассветный сумрак все еще окутывал нас. Меня, лежащую на кровати в пропитанной потом, влажной постели, неприятно липнущей к коже, и крупную фигуру, неподвижно сидящую в высоком, похожем на трон, кресле. Широкие округлые предплечья смутно вырисовывались на фоне черной обивки, чей оттенок был лишь на одно деление светлее, чем одежда неожиданного гостя. Внушительные вольготно руки покоились на подлокотниках. Одна нога была закинута на другу, благодаря чему первыми в глаза бросались сапоги с широким голенищем, которые украшали плотно прилегающие ремешки с идеально начищенными металлическими пряжками. Подняв взгляд выше я увидела короткий кожаный хлыст, который мужчина оставил лежать на своих коленях.

— Кто вы? — выдохнула я, от страха сжимаясь пружиной и стискивая в кулаках край одеяла.

— Проснулась? — поинтересовался незнакомый голос без лица, которое было невозможно рассмотреть, хотя сидящий находился не так уж и далеко от меня. Но вокруг его головы клубилась чернота и это явление было определенно магическим. Будто кто-то накинул на него непроглядный, сгущенный морок. — Ты долго спала. И заставила меня ждать.

— Я…заставила? — в горле пересохло, слова звучали сипло и вырывались из горла, обдирая его.

— К сожалению, — я действительно услышала неподдельное огорчение, — я не мог тебя разбудить. Для этого пришлось бы вмешаться в магию, наложенную моим сыном. А он бы сразу это ощутил. И примчался тебя защищать. А я желал встретиться наедине. Для начала.

— Сыном? — я смогла осознать лишь малую долю сказанного.

Мужчина плавно поднял руку и провел пальцами рядом с тем местом, где должно было находиться лицо. Морок рассеялся, как будто его сдули, и я увидела… Сатуса!

Только лет на двадцать-тридцать старше. Те же линии скул и волевого подбородка, те же полные чувственные губы, тот же будто созданный античным скульптором лоб, и запоминающиеся один раз и навек антрацитовые глаза, готовые в любой момент раскалиться до красна.

Вот только… взгляд Сатуса выжигал, пробивая насквозь и оставляя дыру размером с весь этот чертов мир. Взгляд же его старшего родственника, а они определенно состояли в близком родстве, был как горячее горное масло. Прикоснешься — и останется шрам на всю жизнь.

Помимо очевидного внешнего сходства их роднило еще кое-что, а именно — надменность и апломб, которые считывались в каждом жесте, в каждом движении головы, в каждом мимоходом брошенном замечании. На нем не было короны, но она была и не нужна. Все и так было понятно.

— Вы его папа, — с трудом ворочая языком проговорила я. — Вы — император.

— Верно, — кивнул головой мужчина с сардонической усмешкой, от которой я поежилась. — И я дозволяю тебе обращаться ко мне «кахир» или «отец».

— У меня уже есть отец, — пролепетала я, продолжая глядеть на того, кто правил целой империей, а сейчас сидел напротив меня и одним своим видом нагонял жуть.

— Твоя семья очень скоро станет для тебя чужой, — спокойно заметил император с истинно царской непринужденностью. Научиться так говорить невозможно. Нет, нужно родиться тем, кому с пеленок дозволено вершить судьбы, казнить и милом одним росчерком изысканного пера.

— Почему это? — забеспокоилась я, с тревогой и недоумением оглянувшись по сторонам, ища поддержки у пустых безответных стен.

— Потому что, как и любая девушка, став женой, ты оторвешься от своего рода и вступишь в род своего мужа, станешь частью новой семьи.

— Чего? — подскочила я вместе с одеялом, упершись коленями в мягкую постель, слегка прогнувшуюся подо мной. — Какой еще женой?

Император глубоко вздохнул, медленно взмахнув ресницами, такими же чернеными и густыми, как у сына.

— Ты — чужая для нас, создание, порожденное далекими дикими землями. И сложись ситуация иначе, я бы никогда не позволил единственному сыну привести в мой дом ваине. Но теперь уже поздно о чем-то говорить, — он сожалел, почти что по-человечески. И по-человечески я понимала это сожаление, кто захочет себе в семью кого-то, вроде меня?

— Почему? — мой пустой, и это было хорошо, желудок мелко-мелко затрясся, а ноги ослабли под очень нехорошим, презирающим взглядом демона, который родился за сотни лет до меня и проживет еще столько же после моей смерти. Он был почти вечным, был почти небожителем.

— Потому что ты лежишь в постели моего сына, — указал мужчина на то, о чем мне и так не нужно было рассказывать. Более того, слышать это от кого-то постороннего было как ткнуть пальцем в налитый чернотой синяк — больно до судорог. — Ты спишь в спальне моего сына, во дворце, который является олицетворением власти над всеми, кто живет в Аттере. Ни одна женщина до тебя не входила в эти двери, потому что это возможно только для той, которая станет избранницей следующего императора.

— Я не хочу замуж, — попыталась твердо заявить я, но все испортил всхлип. — Ни за вашего сына, ни в принципе.

— Посмотри на свою шею, — возможно, мне показалось, но на лице императора мелькнула тень печали. Не знаю, кого он жалел. Себя, отца, которого разочаровал единственный сын, выбрав не ту. Или меня, которой не повезло быть «не той».

Мои пальцы метнулись вверх и нащупали на груди затейливый кругляш, который болтался цепочке, защелкнутой на шее. Кругляш, будучи металлическим, нагрелся от контакта с телом и под холодными пальцами казался приятно теплым. Задняя его часть была идеально гладкой, а на передней был отлит рисунок. Развернув его к себе, я всмотрелась в вытесненные на металле линии. Распознать получилось не сразу. Глаза после магического сна чувствовались опухшими и сухими, будто присыпанными песком, к тому же, рассматривать пришлось вверх ногами.

Но я поняла.

Это были два аиста, чьи длинные изящные шеи переплелись друг с другом.

— Это…, - и мой голос заглох, не в силах произнести вслух.

— Да, — вбил последний гвоздь в крышку гроба император. — Это растерия, брачный кулон нашего рода. Когда-то я повесил его на шею матери Тая, сегодня он надел его на тебя. Обычно это происходит после совершения брачного обряда, но сын решил изменить устоявшуюся традицию и пропустить некоторые, как ему кажется, несущественные её этапы. Наверное, верит, что ты стоишь этого. Растерия не только символ того, что девушка уже не свободна, но также знак принадлежности к семье и амулет, заговоренный на защиту, на появление наследников и благополучные роды.

— Ох, — я выронила кусок металла, рука упала на одеяло, а сама я осела без сил. Изо всех углов на меня начал выползать ужас, подобный голодному чудовищу, крадущемуся к жертве.

— Сплетение птиц — это сплетение душ, которые соединили свои сердца и жизненные пути, — закончил объяснение демон.

— Я ничего не сплетала…, - и дернула из всех сил, желая сорвать эту штуку с себя.

— Прекратите! — приказал император и моя рука помимо воли замерла. Что-что, а повелевать отец Сатуса умел. Его воля словно копьем проткнула мое сознание, вынуждая подчиниться. — Нет смысла пытаться свернуть себе шею. Брачный кулон может снять лишь тот, кто его надел. То есть, мой сын.

— Не надо, пожалуйста, я не хочу…, - захныкала я маленькой девочкой, которой себя в этот момент ощутила в полной мере.

Но меня не слышали и не слушали.

Встав, мужчина, так похожий на своего сына, легко взмахнул хлыстом со свистом рассекая воздух. После подошел к постели, захватил двумя пальцами мое лицо, до боли сжав щеки и взглядом заставляя замереть на месте, не дыша и не шевелясь.

— Ты — ваине, чужестранка, поэтому скажу прямо, — жестко начал он, с некоторой гордостью изогнув такие знакомые губы. Сколько раз я видела, как губы Сатуса кривились в почти такой же долгой, сокрушающей улыбке. — Тебя не примут. Ни я, ни другие демоны. Но если я вам мешать не стану, сын мне все-таки дорог, то для других его сердечные привязанности ничего не значат. Поэтому проживешь ты недолго. Но, надеюсь, хотя бы успеешь подарить моему сыну наследника. Ведь кроме тебя этого теперь уже никто не сможет сделать. Скоро сын вернется, поэтому постарайся набраться сил.

Последние его слова могли бы быть почти доброжелательными, если бы не все то, что прозвучало до них. Не соизволив попрощаться, император развернулся, направился к двери и исчез за ней, не дожидаясь моего ответа и в целом продемонстрировав, что собственного мнения у меня по определению быть не может.

Стоило ему уйти, как мне стало немного легче. Но не настолько, чтобы успокоиться. Нет, мне было плохо. Сердце ныло, пульс болезненно бился под кожей, будто пойманный в ловушку, но надеющийся на освобождение птенец, а виски сдавливало щипцами.

— Так, Мира, надо успокоиться, — заговорила я сама с собой и затрясла вспотевшими ладонями.

Решение пришло быстро.

— Бежать, — кивнула я, дополнительно подтверждая сказанное громче и увереннее. — Надо бежать.

Вскочила с кровати, ступив на холодный пол голыми ступнями. Прижимая к телу еще теплое после сна одеяло, начала панически озираться в поисках одежды. Хоть какой-нибудь! Моей формы, той, в которой Сатус забрал меня из Академии нигде не было видно. Никого хотя бы подобия шкафа или гардеробной здесь не имелось. А потому у меня не осталось никаких других вариантов, кроме как бежать прямо в постельном белье. Но одеяло было плотным и тяжелым, удерживать его руками было трудно, и оно постоянно так и норовило соскользнуть вниз. Решив заменить одеяло простыней, я сдернула с кровати тонкое полотно, отшвырнула одеяло в сторону и начала оборачивать вокруг себя темную ткань. С обувью было еще сложнее, но здесь придется потерпеть.

— Главное, открыть проход, — твердила я сама себе, туго затягивая край простыни вокруг груди и заправляя его в складки под левой рукой. — Неважно — куда, лишь бы подальше отсюда.

Пока импровизировала с одеждой чутко прислушивалась к происходящему за дверью, но сердце набатом грохотало в груди, а в ушах шумела кровь, поэтому слышала я только себя.

Остановилась. Замерла. Вдохнула и задержала дыхание, попытавшись отпустить напряжение и взглянуть на мир не глазами, а чем-то другим, что жило во мне, пусть я даже старалась не думать об этой силе.

Во дворце стояла глухая тишина, что было странно для любого большого строения, где обитали сотни живых существ. А они должны были здесь присутствовать — не только император и принц, но еще охрана, горничные, камердинеры, управляющие, прислужницы, какие-нибудь кухарки и виночерпии.

Но нет, никто не ходил, не ворочался, не кашлял, не вздыхал, не стучал каблуками об пол, не шелестел одеждой и перелистываемыми страницами книг, не скрипел приборами по тарелкам.

Во дворце Аттеры было тихо и пустынно, как в склепе.

Лишь с улицы, куда выходила открытая терраса, усыпанная цветами, доносился звук пробуждающегося ото сна мира, напоминающего, что я не единственная здесь живая.

Там пробегал по траве ветер, заботливо играя с молодыми побегами и чуть пригибая к земле сочные зеленые стебельки. Там журчали струйки воды, весело стекающие по желобками, огибающие камни и преодолевающие крутые пороги, чтобы влиться в другой поток, сильный и шумный, резво мчащийся дальше. Там перелетали с ветки на ветку птицы, чьи внимательные хищные глаза, горящие янтарем, ловили каждое едва заметное шевеление, каждый едва слышный шорох. Ночью они на охоте, которая еще не закончилась, а кто-то другой был жертвой. Кто-то маленький и беззащитный, перебегающий от одного ненадежного убежища к другому в надежде добраться до уютной норки и прожить еще немного. До следующей такой же ночи, до следующей неравной схватки не на жизнь, а на смерть, потому что природа немилосердна и надменна.

Громкий взмах сильных крыльев, крутое пике сорвавшейся вниз охотницы. Высокий писк, наполненный страхом и желанием жить, который оборвался также резко, как и возник, прорезав тишину и заставив меня распахнуть глаза.

Кажется, сегодня еще одна маленькая норка осталась пустой. Хозяин больше не вернется.

Стало так больно, тоскливо, почти не выносимо тягостно, захотелось сесть на пол и раскачиваясь из стороны в сторону рыдать. Долго, громко, не красиво. Выплакать все, что накопилось внутри, вытряхнуть все эмоции, как хлам из старого пыльного мешка.

Хотелось ослабить эту тугую удавку, перетягивающую горло и не дающую дышать.

Хотелось гореть. Гореть долго и сжечь всё.

Но нельзя было.

— Надо взять себя в руки, Мира, — зашептала я, вытирая мокрые ресницы. — Надо идти дальше.

Подхватив край простыни, которая была большой и, в силу моего роста, край её волочился по полу, сковывая движения, я направилась на террасу.

Тихонько выскользнула на свежий воздух, даже после ночи наполненный запахом прогретой солнцем земли и душисто-сладким ароматом, который вызывал ощущение приятного насыщения.

Подняв лицо вверх я взглянула на небо.

Оно было почти обычным, если не считать мерцающие завихрения у самого горизонта. Они занимали почти треть видимого небосвода и напоминали северное сияние, только ярче, гуще и словно бы состояли из звездной пыли. Явление было необычным, красивым и притягивало взгляд. Я поняла, что та Аттера, где мне довелось побывать ранее, разительно отличалась от столицы, в которой обитала местная аристократия.

Заботливо отодвинув цветы, и те, что лежали на полу, и те, что росли в горшках, я подошла к тонкому металлическому ограждению, уперлась в него ладонями и обвела взглядом вид, который открывался из спальни будущего правителя.

А он стоял на вершине, возвышаясь над всей остальной долиной.

Слева расположилась череда аккуратных домиков с белыми крышами, которые не выглядели живыми в силу полного отсутствия окон. Рядом с ними, чуть ближе ко дворцу, высились круглые строения, возведенные в шахматном порядке, выверенном будто под линейку и радующим глаз своей симметричностью. Скорее всего и первые, и вторые были хозяйственными постройками. А за ними, далеко вдали, виднелись городские кварталы, обозначенные красными квадратами крыш, меж которыми тянулись улочки, которые с высоты дворца казались лабиринтом, расчерченным с геометрической правильностью.

Справа, почти сразу от дворца, начинались ровные ряды виноградников, простирающиеся далеко-далеко, дальше, чем хватало взгляда, аккуратными зелеными линиями деля местность на полосы.

А между домиками слева и виноградниками справа, то есть, прямо напротив дворца был разбит сквер. Зеленые прямоугольники лужаек перемежались ягодными кустарниками, которые окружали бьющий прямо из земли и обложенный необтесанными кусками камня источник. Он выглядел так, будто кто-то просто грубо проломил слои горной породы, высвободив пролегающие глубоко под землей чистейшие водные потоки.

Невольно засмотревшись на струи воды, я заметила мелкие частички чего-то, похожего на невесомую взвесь серебра, парящие вокруг. Они двигались в своем особенном ритме, кружа в воздухе в таинственном танце и казались неотъемлемой частью этого немного примитивного, но необузданного и наполненного силой водяного ключа, который был идеальным олицетворением всех демонов. Почему-то мне показалось, что он выглядел именно так, потому что именно таким он и задумывался, сотворенный демонами, вложившими в него частичку своей сущности. Противоречивой, дикой, сильной и этим привлекательной.

По периметру сквера были высажены деревья и плелась живая изгородь, тщательно подстриженная, настолько, что из общей безупречной строгости не выбивался ни один, даже самый крохотный листик. Воображение сразу же подсунуло мне картинку, как полуголые изможденные люди в набедренных повязках, костляво-худые и едва ли не теряющие сознание от недоедания стригут эту изгородь огромными ножницами, обливаясь потом на беспощадной жаре.

Тряхнула головой, отгоняя собственные неуместные фантазии и хотела высунуться через перила, чтобы оценить высоту террасы, но… была остановлена звуком открывающейся двери.

Первое, что сделала — села, попытавшись спрятаться среди цветов и мысленно взывая к своей магии, умоляя ее откликнуться и открыть проход. Я понятия не имела, как это нужно делать, как это делается правильно, потому что Кан, вызвавшийся меня обучить так и успел доделать начатое, но рассчитывала, что природное стремление к выживанию и в этот раз поможет мне выбраться из передряги.

Но магия отзываться не желала, проход не открывался, а я по-прежнему сидела, вжавшись в холодный пол и пытаясь притвориться пылинкой. Ну, или цветочком.

Совсем уж неожиданно внизу раздался глухой сонный голос. И я сразу сообразила, что открывшаяся дверь находилась не в спальне, а где-то под террасой.

— Во имя Аттеры, — вялое приветствие и протяжный зевок.

— Именем её, — откликнулся кто-то другой.

— Зачем звал? — спросил первый.

— Чтобы ты меня сменил, — ответил второй, почти так же устало и недовольно.

Скрип кожаной обуви и глухой стук, будто кто-то переставил что-то тяжелое.

— Зачем мы здесь топчемся? — продолжал бурчать невидимый мне мужчина. — Кому вообще пришла в голову идея охранять спальню принца? Он сам может о себе позаботиться, даже лучше, чем мы.

— Император отдал приказ, — оборвал его собеседник. — И не нам его обсуждать. Сказали — выполняем.

— И что, тебе нравится тут топтаться? — не успокаивался ворчун.

— Нет, но мои желания в данном случае не важны, — спокойно парировал тот, который вроде как сдавал пост. — И ты сам прекрасно знаешь, что мы охраняем не принца.

— Ага, а то, что он приволок в свою постель, — загоготал новоприбывший.

— Тише, тебя могут услышать! — осадил его более дисциплинированный.

— Ой, да все комнаты Тая опутаны поглощающими плетениями, а уж он-то умеет их накладывать! Даже если его кошечка захочет, то ничего не услышит, — продолжал веселиться невидимый мне мужчина, который, очевидно был кем-то вроде дворцового стражника. — Как и мы не услышим, как он её в койке терзает.

— Все равно замолчи, потому что…

И они заговорили на несколько тонов тише. Сменяемый начал выговаривать о чем-то своему сменщику, и мне очень захотелось узнать предмет выговора.

Выпрямившись, я поднялась на носочки, вжалась животом в прохладные перила и попыталась опуститься ниже.

Это мне удалось, но при повышенном риске быть замеченной толку от моего маневра было немного, то есть, я ничего не смогла разобрать в приглушенном сбивчивом бормотании басом.

Но зато смогла сделать два полезных вывода.

Первый — терраса находилась на высоте четырех-пяти метров над землей, и если я решусь спрыгнуть, удирая от демонов на своих двоих, то в лучшем случае вывихну что-нибудь, а в худшем — переломаю кости. Ни то, ни другое не способствовало эффективному побегу, а значит, следовало озаботиться созданием чего-то вроде каната.

Второй вывод проистекал из первого, создавая не меньшую проблему и заключался в том, что под террасой плотным полукругом росли желто-красные цветы, распространяющие запах меда, орехов и, как бы странно это ни звучало, перца. Этот запах был почти удушающим и ударил мне в лицо сразу же, стоило только оказаться к ним ближе.

Отпрянув назад, я зажала нос, стараясь не чихнуть, но терпеть было почти невозможно…

Рот непроизвольно раскрылся, судорожно хватая воздух, и…

Тяжелая мужская рука легла на лицо, зажимая губы. Дернув за голову назад, он заставил меня врезаться в его тело, неподатливое, почти каменное и сурово-неподвижное. Беззвучно охнув, я выгнулась, попытавшись освободиться из его хватки, которая в миг стала грубее, сдавив мои скулы длинными пальцами, привыкшими сжимать рукоять меча. И будто бы этого было мало, его другая рука скользнула на живот, надавив, вынуждая приникнуть к нему, ощутить его присутствие, его власть и его желание быть жестоким.

Я тоскливо застонала, пожалев, что не спрыгнула с террасы до его появления. Ломанные кости ничто, по сравнению с этим.

— Не следует появляться перед охраной в подобном виде, — низким, вибрирующим голосом проговорил Сатус мне на ухо, щекоча. Вроде бы сдержанно, но я каждой клеточкой кожи почувствовала жар зарождающейся ярости. — Ко дворцу никто не приблизится, но охрана патрулирует территорию непрерывно. И я не хочу, чтобы кто-то увидел тебя голой.

Я в ответ лишь протестующе замычала, потому что ничего другого мне не оставалось. Ладонь демона, накрывшая лицо, позволяла дышать, но не говорить.

— Хочешь мне что-то сказать? — с ядовитой издевкой догадался он.

Я замотала головой. Да, конечно, мне есть что сказать, зараза ты черноглазая!

— Сладкая моя мышка, — почти пропел он, и от того, как он это сказал, у меня что-то задергалось внутри. Это было почти больно, но в то же время… почти приятно. Такая невыносимая смесь, когда не знаешь, ощущения приятные или жуткие. Но какими бы они ни были, я не могла выкинуть из головы то, что он использует на мне свою магию. Магию, которая умела как возвышать, поднимая над всеми мирами, так и с размаху бить о землю. — Я бы с удовольствием послушал все то, что ты хочешь мне сказать, но для начала, хочу узнать, к тебе приходил мой отец?

Я застыла, прекратив сопротивление и даже оставив бесполезную попытку отодрать от себя его руку.

Рвано кивнула, отвечая на его вопрос.

Его ладонь начала медленное движение вверх, оторвавшись от моего живота, проскользив по солнечному сплетению, едва заметно дрогнувшими пальцами ласково огладив ложбину на груди, прикоснувшись к ключицам и накрыв кулон, который он же надел мне на шею.

— Кулон видела? — голос демона запнулся, будто ему трудно было говорить.

Еще раз утвердительно кивнула.

— Я должен был украсить им твою прекрасную хрупкую шейку во время брачного обряда, принеся клятву перед в присутствии свидетелей и духов почивших предков. Но с тобой все так… сложно! — он зло выдохнул, и его злость была острой, царапающей. Я даже невольно глянула на свои руки, ожидая увидеть, как алым бисером проступит кровь. Но не увидела. — Ты — не контролируема, неуправляема, глупа!

Меня поразило то отчаяние, которым были наполнены его слова. Оно рвалось из него, как рвется дикий волк, посаженный на цепь, пытаясь спастись от чудовищной гибели. И все в нем было соткано из того самого мрака, которым так легко управлял и повелевал император, не просто так явивший передо мной себя и свою магию. Мрак этот был жадным, ненасытным, нетерпеливым. Я чувствовала его присутствие, как чувствовала и то, что он проникал в меня, забирался под кожу, вливался в вены, заползал в рот, потому что… потому что он этого хотел. Принц хотел, чтобы я стала такой же, как он. Хотел сделать меня своей полностью, хотел, чтобы его тьма стала нашей тьмой.

— Поэтому придется обойтись без обряда, — он вздохнул, и я отчетливо ощутила, как поднялась и опустилась его грудь, к которой я была прижата. — Возможно, мы проведем его позже, когда подтвердим наш союз. Но я не могу отказаться от клятвы.

Его губы были гладкими и такими горячими, что я невольно пискнула, когда он прикоснулся ими к моей шее.

— Слушай меня внимательно, милая, в каждом моем слове — твое будущее и твоя новая жизнь, — с твердостью, которая вступала в головокружительное противоречие с мягкостью его губ, произнес демон.

Он выпрямился, еще сильнее обхватывая меня руками, будто желая втиснуть мое тело в свое, и заговорил с мрачной торжественностью, черной птицей распахнувшей над нами свои крылья.

Глава 31

— Я — предвечный и всемилостивый, неизреченный и единосущный. Я — твой правитель и твой повелитель, — я начала сопротивляться, дергаться и рваться, но бесполезно. Я лишь причиняла себе боль, потому в ответ демон давил сильнее. Он не отпускал и не собирался отпускать, игнорируя все попытки и претензии на свободу. — Твой господин и твой муж. Ты — мой воздух, которым я дышу, моя земля, где я нахожу убежище, моя вода, которая дает мне силы и мой дом, куда я возвращаюсь после долгих битв. Отныне и навсегда мы едины и единственны друг для друга.

Договорив, он умолк, но мне показалось, будто произнесенная им клятва на долю секунды зависла в воздухе, а после закружила вокруг нас, взметнувшись и превратившись в нерушимые звенья неразрывной цепи.

Все внутри взвыло от горя и ощущения непоправимости. Я отчаянно боролась с этой мыслью, отталкивала и пинала её от себя, но сколько бы не сопротивлялась, разумом осознавала — то, что сейчас произошло окончательно и бесповоротно.

Прекрасно понимал это и Сатус. Наверное, поэтому убрал свою руку с моего лица.

Шумно вдохнув, а после задышав часто, стараясь унять панику, я спросила, мысленно молясь и взывая ко всем богам, чтобы они не дали мне сломаться под его властью окончательно:

— И что же полагается отвечать мне?

— Ничего, — безразлично откликнулся демон, ласково, но чуть растерянно поглаживая пальцами кулон, изредка соскальзывая с куска металла на кожу и там, где он касался начинало болеть, как если бы поливали кипятком. Показалось, что еще чуть-чуть и плоть начнет слезать с меня кусками. — Тебе просто следует принять то, что я даю. Со всей полагающейся покорностью.

— Будь ты проклят! — выплакала я и крупные капли редким дождем упали вниз, орошая щеки, губи и тыльную сторону руки демона, отчего тот содрогнулся всем телом, но даже не подумал сжалиться надо мной.

— Уже, — тихо прошептал он и толкнул меня назад, вынудив врезаться спиной в стену, шершавая и неровная поверхность которой оцарапала лопатки. Почти сразу начало саднить, и я уже знала, что завтра там появятся кровоподтеки.

Он мог бы быть нежным, любящим, уютным. Мог бы быть заботливым, родным и с самой красивой улыбкой из всех.

Мог бы, но не хотел.

— Я сделал достаточно, — промолвил демон, щурясь с циничной самоуверенностью, а его руки, которыми он прижимал меня к стене и в которых невозможно было не найти ту самую истинно мужскую красоту, заставляющую замирать девичьи сердца, потяжелели. Он будто бы положил их не на мое тело, а на мою душу. Да и сам улегся сверху, растянувшись. — Но ничего из того, что я сделал ты не оценила и не ответила хотя бы благодарностью.

— За что же я должна благодарить? — всхлипы я больше не сдерживала.

Душа рвалась в клочья.

— Я мог бы воспользоваться принуждающей магией и получить все, что хочу с самого начала. Но я не стал этого делать, потому что видел — тебя это уничтожит. Я пожалел тебя, твою гордость, и попытался играть по правилам. Попытался быть честным с тобой, открыто заявляя о своих чувствах, которые ты, к нашей общей неожиданности и печали, так неосторожно во мне пробудила. Ни черта хорошего из этого не получилось! Мы, ты и я, оказались в тупике. И все же, у тебя по-прежнему есть возможность выбирать. Возможность, которую дал тебе я. И будь ты чуть разумнее, ты бы оценила столь щедрый дар.

— Ка-какой дар? — запнулась я, не веря своим ушам.

Надменность лилась из него густым вязким потоком. Он взглянул на меня сверху вниз, как на дурочку, которой нужно растолковывать прописные истины.

— Мы теперь вместе, Мира. Как пара. Никто не сможет нас разлучить. Ты — моя избранница, моя спутница, мать моих будущих детей, которых ты однажды подаришь мне. Ты — неприкосновенна для любого из мужчин.

— Для любого? — эхом повторила я.

Он все понял. Медленно улыбнулся. Такие горячие губы и такая бесчувственная улыбка, холоднее, чем ледовитый океан. И в глазах такие же спокойствие и пустота, полный штиль, а под водой, глубоко на дне, медленно плывут чудовища, отбрасывая жуткие тени…

— Кроме меня, естественно. Кстати, прежде, чем дурные мысли полезут в твою милую головку, хочу предупредить — звать на помощь, пытаться договориться с прислугой, искать сообщников, строить заговоры и организовывать покушения в надеждеизбавиться от меня бессмысленно. Тебе никто не поможет. Не потому что не захотят, а потому что побоятся. Но беспрекословно исполнят любое твое пожелание, если оно не пойдет вразрез с моим, конечно же, — быстро оговорился демон. — К твоим услугам все возможности и ресурсы дворца и его обитателей. Для тебя сошьют лучшие платья, приготовят вкуснейшие блюда, исполнят лучшую музыку.

Я подняла лицо, слушая и отказываясь верить, что все это происходит здесь, сейчас, со мной и с ним.

Под сердцем разрасталась пустота, пуская корни глубже.

Поймав мой взгляд демон умолк, скулы его напряглись, заострились, а челюсти сжались.

— Не смотри на меня так, — вдруг выдохнул он, свирепо мигнув глазами. Его гнев опалял.

Я приоткрыла рот, пытаясь вернуть себе способность дышать.

— Не смей смотреть так, будто тебе все равно! — он впился пальцами в мои обнаженные плечи и встряхнул, оторвав от пола. В одном только этом движении было столько силы, что закружилась голова и затошнило одновременно, потому что в этот миг он мог разорвать меня на части, проткнуть плоть до суставов, разбить на мелкие кусочки. — Потому что я больше не могу этого выносить!

Я видела, как он взвинчен, почти на пределе, раскален до бела. Но я понятия не имела, что мне делать. В его глазах столько всего — зависимость, ненависть, враждебность. И этого всего много и для меня тоже. Кажется, мы оба захлебывались и понятия не имели, как выбраться, как спастись.

— Это твое безразличие, эта твоя неприступная грусть, этот твой вечно далекий взгляд, будто ты постоянно где-то не здесь, сводят меня с ума!

Наверное, он хотел услышать от меня оправдание. И, наверное, отсутствие каких-либо оправданий разозлило демона еще сильнее!

Мужская ладонь метнулась вверх, схватив за горло и сдавив, не жалея. Я лишь сдавленно простонала в ответ, чувствуя, как от нехватки воздуха под ребрами наливаются болью легкие.

Мы глядим друг на друга не отрываясь, не моргая и, уж я точно, не дыша. Кровь стучит в висках, отбивая дикий, первобытный ритм и разгоняя по венам адреналин. Я чувствую его дыхание на своей щеке, к которому примешивается аромат цветов, вынесенных на террасу.

Во мне пустота и оторопь. А в нем… что-то такое, с чем я бы не хотела встретиться никогда. Пришло осознание — даже, если все его слова правдивы, даже его любовь настоящая… возможно, именно она станет тем, что убьет меня.

Приблизив свои губы к моим, он прошептал с ненавистью, еще не целуя, но позволяя словам скользить по тонким мягким складкам рта:

— Сломать бы тебя, выкорчевать из сердца, чтобы ты больше не имела надо мной власти.

Его пальцы разжались, и я неловко осела на пол, глухо ударяясь коленками.

Сатус отвернулся и отошел.

— Отпусти меня, — попросила я хрипло, срываясь на кашель и глядя в сгорбленную спину.

Он выпрямился, развернулся, с величием и достоинством, будто демонстрируя мне всего себя.

Снаружи непоколебимый и безразличный, а внутри — жестокая порочность и беспокойная тоска. Это все, что я видела. Это все, что наполняло его, было его центром.

— Я тебя ненавижу, — заявил он.

— Я тебя тоже, — ответила, зная, что шагаю в огонь.

Моя ложь была отражением его. И в один момент я вообще перестала что-либо чувствовать.

Он устало прикрыл веки и потер лоб, но гордо держал спину, когда направился в спальню, не произнося ни слова.

Я встала, выпрямив ослабевшие ноги, подошла к ограждению террасы, задрала повыше свое импровизированное платье и начала залезать. Перекинула сперва одну ногу, потом другую.

Когда он заметил, что я делаю, было уже поздно. Прекрасное лицо исказилось, рот распахнулся в немом крике, и он бросился ко мне. Он был быстр, очень быстр. Но все же не успел.

Разжав пальцы, я полетела вниз спиной вперед.

Оглушающее ощущение потери взорвалось в груди, разнося все в щепки. Ровно за секунду до того, как краем глаза я заметила устремленное к небу широкое и плоское острие чего-то, похожего на копье, оно вонзилось в бок. Тело прострелило болью навылет, глаза распахнулись широко-широко, но почти сразу были ослеплены белой вспышкой, а уши разорвал крик, но кто кричал и что кричали уже не имело никакого значения.

Следующие дни, ночи, а может быть и целые недели были тяжелыми. Я барахталась в липкой паутине, блуждала в кошмарах, будто среди бесконечного множества запутанных ходов. И стоило только найти выход, как он ускользал от меня, как ускользала реальность от затуманенного сознания. На краткие мгновения приходила в себя, чтобы смазанным, расплывающимся зрением выхватить из пустоты то напряженное лицо незнакомой мне женщины с сурово поджатыми губами, то чьи-то руки, с кончиков пальцев которых на меня лился поток белых, искрящихся, как первые снежинки, чар.

Но чаще всего я видела лицо принца. Фарфорово-бледное, с истончившейся кожей и мерцающими всполохами цвета густого брусничного вина на дне двух черных озер со стоячей водой. Да и весь он был в этих моих полубредовых видениях словное произведение искусства — идеальное, без малейшего изъяна, и трагичное.

Его взгляд выжигал на сердце клеймо, он проклинал и молил о пощаде, он вызывал и требовал откликнуться. Наверное, в других обстоятельствах я бы задумалась над такой эмоциональностью обычно ледяного надменного принца, но сейчас думать было тяжело, даже дышать было тяжело. Мозг плавал в токсичном дурмане, тело казалось неподъемным и будто бы отделенным от разума. Периодически возникало яркое ощущение полета, и я уже практически чувствовала, как покидаю этот мир и бесплотной тенью лечу куда-то далеко. На каждый раз полет заканчивался одним и тем же — ощущением, словно я с разбегу врезаюсь в бетонную стену и отлетаю обратно. А потом опять возвращаюсь в бесконечную череду плохих снов, которые держали, не отпуская. Как держала меня за руку чья-то чужая рука.

После одного из таких болезненно оборвавшихся полетов, я услышала разговор.

— Ты не думаешь, что я перешел черту?

— Неужели мой великолепный сын начал сомневаться в себе? — вопрос закончился горловым смешком.

— Просто скажи, что оно того стоило! — требование, которое на самом деле было просьбой.

— Нет, не скажу, потому что именно это ты сейчас и хочешь услышать. Неужели одной девчонки оказалось достаточно, чтобы выбить тебя из колеи?

— Не знаю…

— Ты был далеко за чертой. Надо сказать, идея была гениальная, жестокая — бесспорно, но гениальная. Вот только… сын, сможешь ли ты справиться с последствиями? Потому что конкретно сейчас — ты не справляешься.

— Я не справляюсь… без неё.

— Не могу поверить! Неужели ты действительно влюбился?

— А любовь ли это или просто одержимость?

— Проверь.

— Она такая хрупкая, такая слабая… а делать по-своему все равно не боится. Упрямая и бесстрашная до сумасшествия!

— Либо ты сделаешь так, чтобы она осталась с тобой навсегда, либо тебе придется её убить. Другого пути нет, сын, — итог, почти приговор.

А потом в один момент все закончилось, как дверь захлопнули, выдернув меня из комнаты, наполненной ползающими по стенам и потолку безликими монстрами.

Я распахнула веки и уткнулась взглядом в знакомый черный потолок. Рядом никого не было. И почему-то это показалось странным. Повернувшись в постели, сперва удивилась тому, что со всех сторон обложена какими-то мешочками, которые при ближайшем рассмотрении оказались узелками со сборами трав. А после ощутила тугую тянущую боль в боку.

Мозг сразу все вспомнил.

Ссора с Сатусом, глупейший, совершенный под наплывом эмоций прыжок с террасы, а после… удар о землю со вспоротым боком.

Откинув одеяло, традиционно черное и этот неизменно мрачный цвет даже немного успокоил, я увидела длинную белую ночную сорочку. Очень красивую, из блестящей ткани, приятно покрывающей тело, с отороченными кружевом краями. Глубокий вырез был украшен нежным и трогательным бантиком, а вверх по груди к шее тянулись тонкие завязки. Соединенные сзади, они прятались за волосами, распущенными по плечам и немного спутанными после сна. В высоком, почти до бедра вырезе, я увидела собственную ногу, которая поразила меня непривычной бледностью, почти такой же, как у демона, но для него это было естественное состояние, а для меня — нет. А еще испугала худоба. Я прекрасно знала свое тело и совершенно точно помнила, что мои ноги никогда не были такими истонченными.

Вцепившись в ткань, оказавшуюся на поверку плотнее, чем казалось, я задрала подол почти до талии и выгнулась в попытке рассмотреть, что там с моим животом. И увидела длинный тонкий шрам, который выглядел как очень быстро заживший глубокий порез. Шрам начинался у правой тазобедренной косточки и взлетал к ребрам, описывая некоторый неровный полукруг, ставя финальную точку под сердцем.

Пощупав шрам руками я лишь ощутила незначительную неровность кожи и тонкость не до конца сросшихся тканей в том месте, где их целостность была грубо нарушена. С виду все казалось совершенно здоровым, но вот внутри продолжало ныть, как будто что-то там, под кожей, излечилось еще не до конца.

Опустив обратно сорочку, я растерянно провела рукой по волосам и к своему удивлению услышала… бурчание желудка!

Под ложечкой засосало, так резко, будто я месяц не ела и поняла, что если немедленно, прямо сейчас не поем, то умру от голода.

Но вокруг не было не то, что еды, даже воды было не найти. И попросить некого. Абсолютно пустая безжизненная спальня, в которой шевелилась только я.

Повернувшись к террасе с мыслью, что надо как-то обозначить перед местными обитателями свое существование и комплектом идущие к нему потребности, я наткнулась на завесу.

Это была плотная пелена магии, толщиной с мою руку, которая тянулась от одной черной стены к другой, периодически вспыхивая приглушенным желто-оранжевым цветом. Потянувшись пальцами к этой преграде, я отпрыгнула, едва ее коснувшись. Тело будто пробило током.

— Ай! — зашипела я, прижимая руку к груди, кожа на костяшках покраснела и немного опухла. — Мощно, ничего не скажешь.

На террасу я теперь могла любоваться лишь издалека. Путь туда мне был закрыт. Не то, чтобы я туда очень рвалась, но все же было обидно.

Меня заперли в этой спальне, как в клетке.

Оглянувшись на безмолвную дверь, я направилась к ней, крадясь на цыпочках. Не знаю, от кого или от чего я пряталась, но было ощущение, что за мной кто-то неусыпно бдел. Приблизившись, приникла ухом к толстой и выглядящей неприступно створке, затаившись, как койот на охоте.

И услышала, где-то там, вдалеке голоса, звучание которых постепенно становилось громче и четче, а это значило, что их владельцы приближались.

Я превратилась в сплошной слух и даже сердце вроде стало биться чуть тише, позволяя мне услышать говорящих.

— Я впервые сталкиваюсь с кем-то, подобным ей. Никогда прежде не видел, чтобы кто-то мог бессознательно сопротивляться целительской магии, да еще настолько упорно! То, что она столько прожила, с такой силой внутри — это настоящее чудо. Иначе не назвать. Возможно, кто-то специально позаботился о том, чтобы она выжила. Но… Мой принц, вам следует знать, что такие, как она редко живут долго.

— Почему?

— Чем больше сила, тем короче жизнь. Они словно… выгорают, разрушают сами себя изнутри. Дети, подобные ей, погибают еще на этапе взросления. Кроме того, они почти не обучаемы. Они не ощущают пределов, ни своих, ни чужих. Они безрассудны и всячески лишены чувства меры и способности соизмерять свои возможности с уровнем опасности.

— Проще говоря…

— Проще говоря, мой принц, если вы хотите, чтобы она прожила дольше, чем ей отмерено, придется либо навеки запереть её, либо…

— Либо?

— Либо полностью лишить магии.

— Это возможно?

— Да, есть способы, но они весьма и весьма… ненадежны. И мучительны. Вырвать магию из магического ребенка — все равно, что лишить зрения или слуха. Уверены ли вы, что хотите заставить её прожить так всю оставшуюся жизнь?

— По крайней мере, она будет со мной…

— Да, но собой прежней она уже не будет.

— То есть, я либо оставлю все, как есть, и она убьет себя, либо отберу у неё магию, и она возненавидит меня за это. И что же мне выбрать?

— В любом случае, вы её супруг. Чтобы вы не выбрали, мой принц, вы в своем праве.

— Знаю, но от этого мало утешения.

— Есть еще третий вариант…, - тяжелый вздох, наполненный сожалением.

— Говори, — отрывистый, нетерпеливый приказ.

— Если вы сможете полностью взять на себя контроль за её магией, то это снизит нагрузку. На неё. Но повысит нагрузку нас вас. Сможете ли вы вынести такой груз — вопрос, скорее к вам, а не ко мне.

Когда на некоторое время остановившиеся шаги возобновились вновь, двинувшись к двери, я ошпаренной кошкой отпрыгнула назад, бегом вернулась к кровати и нырнула под одеяло в тот момент, когда створки распахнулись и в проеме возник силуэт Сатуса.

Изменения в его облике сразу бросились в глаза. Он, как и я, похудел. Лицо осунулось, подбородок, а глаза стали крупнее, словно увеличившись в размерах, хотя это было не так.

Войдя, он медленно запер за собой, и я увидела еще одну пелену магии, которая легла на дверь, вспыхнув уже знакомым оранжевым светом.

Демон решил не заморачиваться с ключами и замками, а просто запечатал единственный выход чарами. Своими чарами, с которыми мне не справиться.

Увидев, что я не сплю и все видела, он спокойно проговорил:

— Спальня оплетена защитными заклинаниями. Часть из них была наложена и прежде, но я наивно верил, что этого будет достаточно. Ты же наглядно продемонстрировала, что я ошибался.

— Защитными? — осипло отозвалась я и откашлялась, вспомнив разговор двух стражников с упоминанием поглощающих плетений. — Кто, кого и от чего защищает?

Демон не меняясь в лице направился в угол спальни, провел рукой на уровне своей груди и из пустоты проступил низкий изящный столик с кувшином воды. Рядом стоял высокий узкий бокал на тончайшей ножке из черного непрозрачного стекла. Здесь же находился поднос, накрытый начищенным до блеска металлическим клошем. Вернувшись с кувшином, демон наполнил бокал водой и протянул мне.

— Пришлось убрать подальше всё, чем ты могла бы нанести себе вред.

Я не шевельнулась, глядя на принца враждебно. А в голове крутились обрывки подслушанного разговора.

Сатус, глядя из-под низко сдвинутых бровей, приблизился вплотную, взял за руку и, вложив в ладонь бокал, приказал:

— Пей.

Я не отреагировала, лишь крепче стиснула тонкую хрупкую ножку, желая запустить бокалом в стену.

И молчала.

А вот парня прорвало на беседу.

— Ты хоть понимаешь, что натворила? — спросил он, отставив кувшин и застыв рядом угрожающе-упрекающей горой. Несмотря на некоторые изменения, выглядеть более мило и дружелюбно он не стал.

Я лишь крепче закусила губу, всем своим видом демонстрируя бойкот и нежелание общаться.

— Молчишь? — язвительно поинтересовался демон, складывая руки на груди. — Ты ушиблась мозгами при падении или тебе просто нечего сказать?

Тупо смотрю в одну точку перед собой, вместо губ теперь кусая щеки изнутри.

Он сделал один медленный, неспешный шаг вперед, обходя угол кровати и садясь прямо передо мной. Очень близко, так близко, что я чувствовала его дыхание. Он не применял силу, но я знала, стоит дернутся — и будет наказание.

Он смотрел на меня в упор и одним только этим вынуждал смотреть в ответ. Смотреть снизу-вверх, положении, которое само по себе было неудобным, сковывающим.

И он это знал.

Знал и наслаждался.

— Я никогда не прощу тебе того, что ты сделала, — зловещим шепотом выдохнул он мне в лицо. От него исходил такой жар, словно демона лихорадило. Кто из нас двоих был не здоров? — Слышишь меня? Никогда.

Мне нечего было ответить, кроме просьбы оставить меня в покое. Но я уже знала ответ, считала его во взгляде жестоких злых глаз. Боль только начиналась, она была откликом на все, что он делал. На все, что делала я и даже на ту любовь к нему, которую я с удивлением продолжала вновь и вновь находить в себе, несмотря на взаимную ненависть.

Мы любили и ненавидели друг друга одновременно. Это было так, будто в один из дней мы просто свернули куда-то не туда и теперь мчались по длинному узкому тоннелю, не зная, сможем ли выбраться.

— Я был бы счастлив, — продолжил демон, тихо и четко выговаривая каждое слово, каждый звук, — если бы тебя не было. Вообще. Нигде и никогда.

Возможно, он на самом деле так не думал.

Возможно, просто пытался причинить мне еще больше боли, вымещая боль собственную, верша месть.

Возможно, я даже могла бы сама себя в этом убедить.

Возможно, в другом мире, в другое время и другие мы смогли бы избавиться от ненависти и сохранить любовь, остановив это безумный танец босиком по битому стеклу.

— Надеюсь, твои мечты когда-нибудь сбудутся, — я грустно улыбнулась, отменив свой молчаливый бунт. — Такие мечты должны сбываться.

Я думала, мне будет все равно, что ничего из того, что он способен мне сказать не будет иметь значения. Но нет, сердце заныло так, что захотелось вырвать его из груди и выбросить, чтобы не выло, противное, и не билось так тягостно под внимательным взором демона, взбалтывающем мысли и сбивающем дыхание.

Пальцы, которые чаще бывали безжалостными и жесткими как сталь, оказались у моего лица, став мягкими и нежными. Ласкающими движениями они пробежались вниз по щеке. Большой палец поднялся выше, прикоснулся к нижней губе, надавливая, оттягивая, скользя по тонкой линии, будто очерчивая территорию.

Я не дышала, ошеломленная, завороженная им, его прикосновением. Почему-то вдруг вспомнились наши поцелуи, они промелькнули перед глазами красочным веером и каждый был наполнен тьмой, а еще обидой и отчаянием, потому что все они произошли помимо моей воли.

Подумалось, что он никогда… не целовал меня по-настоящему. Каждый раз был вынужденным, как с его, так и с моей стороны. А еще… он ведь понятия не имел, что до него я никогда и ни с кем не целовалась.

— Ты будешь либо со мной, либо против меня, — сказал демон.

Между нашими сердцами натянулась тугая струна, вибрирующая и подрагивающая, провоцируя волны, распространяющиеся по всему телу.

Я отвела взгляд. Глаза его невыносимые и смотреть страшно. Мелькнула шальная мысль, что мне с ним никогда не справится. Будет так, как он захочет, даже если для этого ему придется стереть в пыль нас обоих.

— Не вставай сегодня с постели, — выпрямляясь, потребовал Сатус. Его пальцы ласково пробежались вдоль по скуле, задев ресницы, скользнули по виску, легли на волосы, погладив. Захватив ладонью несколько прядей, демон с отстранённой задумчивостью воззрился на них. — Еда на столе, не забудь поесть. С завтрашнего дня я лично займусь тобой.

— Что ты задумал?

— Ничего такого, что не включала бы в себя наша сделка, — улыбкой голодного тигра усмехнулся принц. — Ты ведь не забыла о нашем соглашении? То, что мы теперь связаны брачными узами его не отменяет. Ты должна мне. И я собираюсь стребовать долг по полной.

— А как же насчет твоей части сделки? — с горечью напомнила я.

— Часть её я уже выполнил, — гордо заявил он. — Ты же боялась стать очередной жертвой охотника за колдуньями? Здесь ему до тебя не добраться. А про Академию и заставу можешь забыть. Твоя нога не ступит за пределы Аттеры без моего разрешения. А я его никогда не дам.

Глава 32

Была ночь, когда я проснулась. Темнота и прохлада заполняли спальню, создавая идеальные условия для продолжительного отдыха. Тишина стояла такая, что в какой-то момент собственные мысли показались мне слишком громкими.

Я лежала, свернувшись калачиком, поджав под себя руки и ноги, укрытая чем-то тяжелым. Плотное одеяло из мягкого ворса приятно укутывало, не позволяя телу терять тепло. Под головой — край подушки, оказавшейся для меня слишком большой, а потому шея неудачно изогнулась. Решив перевернуться на другой бок, я завозилась в своеобразной ямочке, образовавшейся вокруг меня, а когда вновь подняла глаза — оказалась лицом к лицу со спящим Сатусом.

Он лежал на другой стороне широкой кровати, где помимо нас могли бы поместиться еще трое. И мирно спал, чуть приоткрыв рот. Его лицо было расслабленным, мирным, и в этот момент он выглядел необычайно юным. А еще безопасным, по-домашнему уютным, беззащитным. Кто бы мог подумать, что кто-то вроде Сатуса способен выглядеть так трогательно и скромно, словно это и не он терроризировал меня на протяжении недель, заставляя делать все, что только придет в голову.

В этот момент я остро осознала одну простую вещь — когда ты кого-то любишь, ты насмотреть на него не можешь. Так и я не могла оторваться от лица демона, всматриваясь в каждую черточку, изучая каждый изгиб и излом, чувствуя себя заблудшим путником в пустыне, увидевшем воду и гадающем, мираж ли это? Видится ли ему чудодейственная влага или все по-настоящему?

Завороженная его таким близким присутствием, а еще тем, что в этот момент он не мог ничего сделать или сказать, не мог разрушить это хрупкое волшебство, зародившееся в таинстве ночи, я потянулась к нему, погружаясь в густое, горячее и темное очарование.

Не успела моя рука закончить путь, а пальцы — коснуться его кожи, как выброшенная вперед рука вцепилась в горло, толкнув назад, к стене, намертво пригвождая к металлической спинке кровати.

— Ты что задумала, а, мышка? — прошипел мне в лицо демон, сверкая глазами. — Хочешь меня убить?

Я попыталась вздохнуть, но демон сдавил сильнее, вырывая изо рта надсадные хрипы. Наверное, от недостатка воздуха глаза повлажнели, несколько слезинок собралось в уголках глаз. Сморгнув прозрачные капли, я проговорила с трудом выдавливая из себя звуки.

— Мне… больно…

И он отпустил.

Я осела на постели, подушка подо мной была смята в один ком, ноги запутались в одеяле, а спина болела от замысловато изогнутых прутьев спинки кровати, которая еще несколько мгновений назад впивалась в окаменевшие от испуга мышцы.

Принц спрыгнул с кровати, направился в угол, вырвал из небытия столик, который прятал от меня магией. Схватил кувшин и начал жадно пить, делая большие гулкие глотки.

Напившись, отер рукой губы, вернул все, как было и развернулся ко мне.

— Я не пыталась тебя убить, — пролепетала я, боясь сдвинуться с места. Сердце еще гремело в груди, напоминая о пережитом. — Я не хотела ничего плохого. Просто…

— Что? — демон был весь напряжен. Каждый мускул, каждое натянутое сухожилие как непробиваемая броня.

— Ты красивый, — честно проговорила я, смутившись, а потому отвернувшись.

Послышался вздох. То ли, мое признание принесло ему облегчение, то ли, он окончательно утвердился в мысли, что я полная дура.

— Знаю, — вдруг коротко ответил он и вернулся к кровати. — Только что толку с этой красоты? Даже ты… тебе ведь все равно, насколько я красив, верно? Никакая красота не поборет твоего равнодушия.

С его губ сорвался мрачный смешок и почему-то мне показалось, что смеялся он не надо мной.

А над собой.

— Если бы это имело значение, ты бы отдала мне свое сердце, — с затаенной грустью продолжил он. — Или Инсару. Но даже его чары ты проигнорировала. Интересно, есть ли что-то, что способно пробудить в тебе хоть какие-то чувства и желания?

Сперва вопрос показался мне риторическим, а потому я не спешила отвечать, но затянувшееся молчание, как и выразительное выражение ожидания на лице демона тонко подсказали мне, что отмолчаться не получится.

— Я хочу быть равной с тем, кого люблю, — тихо призналась я. — Равной и свободной.

— Свободной? — с обесценивающей всё иронией спросил принц. — А зачем она тебе, мышка? Что ты будешь делать с этой свободой?

Я задумалась. Впервые задумалась по-настоящему о ценности свободы, сердцем прочувствовать важность вопроса.

— Свобода, моя девочка, не так ценна и сладка, как многим кажется, — чувственно улыбаясь промолвил демон. Куда там змею-искусителю из Эдемского сада, Ева просто никогда не встречалась с Сатусом!

Он придвинулся ближе, окутывая меня запахом и теплом своего тела, продолжив:

— Куда слаще, оказаться во власти того, кто сильнее тебя, зная, что эта сила — нежная и злая. Но нежная — только для тебя одной, и злая для всех остальных. Ты считаешь меня чудовищем? Да, я — не на стороне добра. Но я готов положить всё, что имею к твоим ногам. Тебе лишь нужно сделать шаг мне на встречу.

И будто бы желая от меня чего-то большего, чем просто выслушать его, он отодвинулся и протянул руку, предлагая вложить свою ладонь в его.

Я медлила.

Опыт подсказывал, что там, где живет и царствует магия слишком многое наполнено символизмом, за которым скрывается нечто большее.

— Ну, же, мышка, — подтолкнул меня Сатус к принятию решения. — Я не пытаюсь тебя съесть. Я всего лишь предлагаю тебе быть со мной.

— На твоих условиях, — напомнила я.

— Условия всегда буду определять я, — без пафоса и самодовольства заявил он. И мы оба знали, что это правда.

И я потянулась ему навстречу, но в последний момент перед глазами всплыла надпись на холодильнике, выложенная магнитами «не верь ему». Рука дрогнула и изменила направление, устремившись к воротнику его домашней рубашки.

Как ни в чем не бывало я начала поправлять одежду, всем своим видом показывая глубокую занятость этим полезным делом.

Демон замер, задержал дыхание, не моргал, напряженный, будто сжатая пружина. Лишь глядел на меня расширившимися глазами, в которых не было удивления, зато настороженности и волнения — с избытком.

— Что ты делаешь? — выдохнул он и мускул на его лице дрогнул.

— Воротник загнулся, — буднично объяснила я. — А ты о чем подумал?

— Не дразни меня. Ходишь по тонкому льду. Что будешь делать, если провалишься? Если я перейду черту?

Он больше не угрожал, не кричал, не пытался задушить в демонстрации собственных возможностей. Просто спрашивал, как если бы мы сидели за столом, и он интересовался, чтобы я хотела на ужин.

Но в этой простоте копилось, скрывалось и множилось то самое коварство, за которым тянулся кровавый шлейф, пахнущий дорогими мехами и хмельными винами, в окружении которых живут те, кто творят историю.

Он не дождался моего ответа.

— Ложись спать, — приказал принц. — Завтра у тебя будет трудный день.

И, сорвавшись с места, покинул спальню, не сказав более не слова.

Стоило мне остаться одной, как комната сразу же показалась слишком большой, потолок слишком высоким, кровать слишком широкой и пустой, а воздух слишком холодным.

Забравшись под одеяло, я подтянула колени к груди и чувствуя себя бесконечно одинокой, провалилась в сон без сновидений.

***

— Ты не стараешься! — рявкнул на меня Сатус.

Его лицо приятно контрастировало с темно-фиолетовым цветами, высаженными идеальным кругом посреди коротко подстриженной лужайки, где живой зеленый навес из плетущихся по каркасу виноградных лоз с листьями размером, превышающим размер моей головы, создавал приятную тень.

— Я стараюсь! — заорала в ответ, чувствуя, что балансирую на грани.

Я стояла посреди этого цветочного круга, трясла ладонями в воздухе, интенсивно потела от перенапряжения и мысленно проклинала тот день, когда мы с демоном встретились. Я категорически не понимала, чего он от меня добивается и была близка к истерике, готовая вот-вот сорваться на истерику, слезы и сопли. В попытке остановить рвущую наружу лавину неконтролируемых эмоций, я подняла лицо вверх и постаралась думать о чем угодно, только не о ходящем вокруг меня, как лиса вокруг заячьей норки, демоне.

Увидев увесистую гроздь с налитыми соком черными виноградинами, плотными и крупными, подумала, что не плохо было бы их попробовать. Рот быстро заполнился слюной, а виноград стал еще сильнее притягивать взгляд. Желудок болезненно сжался. Я даже не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Еду, которую оставил для меня Сатус, я гордо проигнорировала, предполагая, что в ней как минимум снотворное, как максимум — какое-нибудь зелье.

Тяжело вздохнув, потерла глаза.

Рано утром, когда мы шли к этому месту, вдыхая аромат занимающейся зари, в которой постепенно растворялась ночь и светлел мерцающий звездный хоровод, укрощающий небосвод, Сатус просветил меня. В ответ на удивленное замечание, что в моем мире тоже растет виноград, демон спокойно переспросил:

— Виноград? Мы говорим «нхо». Это старое название, сохранившееся еще с давних времен, как и многие другие. На самом деле, в том, о чем ты говоришь нет ничего странного. Твой мир для нас не привлекателен, но демоны, как и все остальные, посещали его не единожды. Что-то они привозили, что-то наоборот — забирали с собой. Этим и объясняются некоторые совпадения. Поэтому, мы не такие уж и разные, верно? — демон выдал кривую, но головокружительно многозначительную улыбку. — Из сока нхо императорские кравчие готовят особый напиток, называемый щедрым. Его дозволено пить только во дворце и только демонам.

Я хотела спросить почему, но увидела затаенное предвкушение в глазах демона и передумала. Где-то слышала, что незнание — благо.

— В каких облаках ты витаешь? — вырвал меня из размышлений голос Сатуса. Повелительный, злой, будто хлестнувший по коже крапивой. Меня передернуло, как от отвращения, хотя на самом деле это было что-то другое. Наверное… сопротивление.

Прикрыв веки на миг, я распахнула глаза и вновь устремила взгляд на рельефные, упругие виноградные листья, напомнившие мне о доме.

Демон некоторое время молчал, но терпение его быстро иссякло. Он перешагнул через цветочный круг и, проминая плоской подошвой тяжелых ботинок нежную траву, подошел ко мне. Неожиданно холодные для теплого дня руки легли на лицо с обеих сторон. Пальцы трепетно погладили кожу, словно оттягивая плохой момент, а после стиснули, как если бы он решил расколоть мою голову словно переспевший арбуз. Дернув на себя, он сократил между нами расстояние, вынудив меня смотреть ему в лицо.

Сдержав ругательства и злобное шипение, я уставилась Сатусу в глаза. Больше смотреть было просто некуда. Душу раздирало на куски от противоречий.

Я его любила. Любила так, что это чувство, не имея возможности проявиться, сжирало меня изнутри.

Я его ненавидела. Ненавидела за то, кто он, какой он, каким был и каким будет. Ненавидела за то, какой он делал меня.

Я поняла, что хочу одновременно двух противоположных вещей — чтобы он был рядом, смотрел на меня, говорил со мной. В этом мире или в любом другом. И одновременно, чтобы судьба позволила нам разойтись по разным дорогам, которые никогда не пересекутся.

Мне было плохо. И с ним. И без него.

И я видела, что его эмоции были созвучны моим.

Мы оба сходили с ума.

Я боялась его. Боялась его чувств. Боялась себя. Боялась всего того, что уже появилось между нами. И как бы я ни притворялась, но не могла не признать — наша обоюдная ненависть, как и незваная, нежеланная любовь никуда не исчезнут.

Потому что было уже слишком поздно.

— Я спросил, о чем ты думаешь? — шепотом напомнил Сатус, не отрывая немигающего взгляда от моего лица и не давая мне возможности ускользнуть от требовательных черных глаз.

— Думаю о том, что хочу попробовать, — покорно ответила я, указывая на черные полные виноградные ягоды. — Но нельзя.

— Нельзя? — вскинул брови демон. Его лицо несколько смягчилось, руки потеплели и даже губы будто бы изменили свой цвет, став ярче, насыщеннее. — Почему?

Он придвинулся еще ближе, хотя казалось, что ближе было просто некуда. Еще чуть-чуть, и он коснется моей груди, затянутой беспощадным жестким корсетом, бывшем частью черного платья. Его меня вынудили надеть перед тем, как длинными пустынными переходами, будто во всем императорском поместье остались только мы, вывести из четырех стен наружу.

— У нас есть легенда. Про Персефону и Аида, — начала рассказывать я. — Аид был богом царства мертвых, а Персефона — богиней плодородия, богиней жизни. Аид случайно увидел Персефону, бредущую по дикому лугу и влюбился с первого взгляда. В тот же день он похитил её и увез в свое вечно холодное, темное, мертвое царство. Деметра, мать Персефоны, бросилась к Зевсу, верховному богу, который был правителем над всеми ними, и попросила вернуть дочь. И тогда Зевс сказал, что Персефона может вернуться, но только в том случае, если она не успела отведать ни крошки еды в подземном царстве. Персефона не знала об этом условии, и случайно, когда была очень голодна, съела три гранатовых зернышка. Когда за ней пришли, было уже поздно. Персефона стала частью мира мертвых. После долгих просьб и слез, Аид сжалился над своей любимой и позволил ей проводить ровно половину от годового цикла с матерью, но оставшееся время она обязана была быть рядом с ним. Так и повелось, половину дней Персефона была богиней жизни, а вторую половину — богиней смерти. И сама жена Аида обрела двойственный лик. Прекрасная дева подле мужа-похитителя, ни живая, ни мертвая. Чужая для тех и для других…

Когда я замолчала, лицо Сатуса изменилось. Он больше не наслаждался ситуацией. Если бы я верила хотя бы в теоретическую возможность напугать его, я бы решила, что он испугался.

— Мы должны продолжать, — отрывисто проронил Сатус, отвернулся и вышагнул из круга. Мне осталось лишь наблюдать за мужской спиной, подчеркнутой идеальной талией, плавно переходящей в узкие отточенные долгими тренировками бедра и длинные ноги.

Не любоваться им было практически невозможно.

Я тяжко вздохнула и потерла уставшие глаза.

— Не расслабляйся! — прикрикнул он, замирая на прежней точке, откуда наблюдал за моими мучениями с раннего утра. — Давай еще раз!

— Я больше не могу, — простонала я, роняя руки.

— Можешь, — отрезал демон. — Ты должна открыть проход, войти в межпространство, и выйти здесь же, но за пределами круга. То есть, переместиться всего на пару шагов в четко определенных пределах. Это не так сложно. Ты делала подобное раньше и вполне справлялась.

— Знаю, — процедила я сквозь зубы, — но почему-то перемещаться на большие расстояния гораздо проще, чем на малые.

— Чушь, — проигнорировал жалобы парень, рассматривая меня с видом строгого учителя. — Ты просто не хочешь сосредоточиться. Если смогла сделать один раз, можешь и второй, и третий, и дальше по счету. Нужно лишь приложить хоть немного усилий!

— Я прикладываю! — не выдержав, крикнула я. — Ты не представляешь, как сильно я стараюсь, пока ты стоишь там и отдаешь приказы, как рабовладелец! Может быть, еще плетку возьмешь для полноты образа барина?!

Я не раз спрашивала, но Сатус так и не захотел пояснить, зачем ему заставлять меня перемещаться внутри не просто одного мира, а одного сада. Но почему-то он вновь и вновь требовал от меня закрывать глаза и пытаться войти в межпространство. И пусть даже мне не понятны были его мотивы, но я искренне хотела выполнить его желание. Хотя бы просто ради того, чтобы он позволил мне покинуть этот чертов цветочный круг и отдохнуть, желательно, лежа.

Мои выпаленные в сердцах слова вызывали кипучий отклик. Черные глаза демона вспыхнули злостью, а зубы сжались, еще сильнее обостряя линию челюсти. Я успела только начать говорить, как он уже стоял передо мной. Так близко, очень близко, нарушая все мои личные границы… нарушая вообще все границы, ломая их, уничтожая на корню.

Я инстинктивно дернулась назад, но он сжал плечи, вынуждая замереть на месте, причиняя боль и зная об этом. Прекрасно ощущая ту грань, за которой были бы уже необратимые последствия для меня, как для существа хрупкого и смертного. В этот момент он полностью контролировал и себя, и меня, и то, что мог со мной сделать. С его лица будто сдернули маску невозмутимости и теперь он показывал мне настоящего себя, того, кто был способен как на ужасающую жестокость, так и на невыносимую ласку. И то, и другое сочеталось в нем как черное и белое, смешивалось в одно, выдавая по итогу ядерный коктейль из страсти и грубости, нежности и ярости, нетерпимости и желания.

Ошеломленная этим его безмолвным признанием, беззвучным криком, откровением обнаженной души, я почувствовала себя оглушенной. Внутри что-то совершило болезненный кувырок, воздух куда-то исчез, а под ногами земля сделала несколько стремительных вращений, как если бы я вдруг оказалась внутри аттракциона.

— Ты не права только в одном, — прошептал он мне в губы, приблизив свое лицо к моему так близко, что я чувствовала аромат ветра в его волосах. — Я — не рабовладелец. Я — твой муж. И ты не имеешь права повышать на меня голос. Это опасно. Во-первых, ты выводишь меня из себя. Во-вторых, демонстрируешь полную не способность жить по нашим правилам. А это создает дополнительные проблемы. Твоя жизнь полностью зависит от меня. Я решаю, что с тобой будет и где ты будешь. Запомни это, любовь моя, и в дальнейшем подбирай слова, — почти ласково закончил он.

— Я не могу этого сделать, — всхлипнула я, чувствуя, как острое отчаяние вонзает безжалостные когти. — Я не могу управлять… этим!

Я ожидала удара, едкого замечания, грубой насмешки, чего угодно, но не того, что демон вдруг откроет для меня свои объятия. Притянув к своей груди, он положил ладони на мою оголенную вырезом платья спину.

Глава 33

И от тех точек, которых он касался, разбегались по телу теплые круги. Стало томно и жарко. Я захлебывалась едва выносимой лавиной эмоций, которую обрушил на меня Сатус. Он все глубже и глубже пробирался внутрь моего сердца, пытаясь заполнить меня собой. Вытеснить вообще все, чтобы не было никого и ничего, только он. Только его глаза, его руки, его запах. И его полные тонко очерченные изящной яркой линией губы, которые он облизнул.

— Значит, придется прибегнуть к проверенному способу, — проговорил он, задыхаясь. — Не шевелись… пожалуйста.

И его мягкие губы легли поверх моих.

Мир вспыхнул яркими красками, ослепительная радуга заскакала перед глазами, я будто бы оказалась внутри калейдоскопа, который кружил, переливался, завораживал, складывался и раскладывался, образуя замысловатые фигуры, которые выстилались вокруг меня непрерывным полотном.

Я не сразу сообразила, что происходит, ведь никогда ничего подобного при попытке войти в межпространство я не видела и не ощущала, но когда поняла, решение пришло раньше, чем я успела хотя бы задуматься над его правильностью. Мысленно рванувшись вперед, я попыталась преодолеть сопротивление некой силы, давящей на грудь, прямо под горло, и нащупать выход. Но практически сразу что-то ударило меня под ребра, что-то, что было не физическим, а скорее, ментальным, неосязаемом, но непримиримым, повелевающим и наказывающим.

— Я же сказал, мышка, ты не покинешь империю без меня. И все же, ты пытаешься…

В то же мгновение все прекратилось. Волшебный калейдоскоп полыхнул на прощание и исчез, оставив меня во власти Сатуса, ошеломленную и совершенно разбитую. Ноги подкосились, силы разом покинули, а тело объял холод, от которого меня затрясло крупной дрожью, и я упала бы, если не демон, который подхватил меня на руки, сел и уложил на свои колени.

— Как ты, мышка? — в полголоса спросил он, заботливо отводя кончиками пальцев волосы от моего лица.

Я подняла на него воспаленные глаза, которые резало болью при каждом движении. Веки жгло, казалось, будто их опалило огнем.

— За… зачем ты это… сделал? — с трудом ворочая языком спросила я, имея ввиду поцелуй и одновременно с ужасом осознавая, что его угрозы — не пустой звук. Теперь он может мной управлять.

— Другого пути просто не было, — грустно улыбнулся демон, но никакого сочувствия или намеков на угрызение совести я не увидела.

Стало больно. Я самой себе показалось лабораторной мышью, чье слабое, мелкое, тонкокожее тельце использовали для жестоких экспериментов.

— Мне плохо, — просипела я исчезающим голосом.

— Знаю, — отозвался Сатус. — Так и должно быть. Теперь тебе нужно отдохнуть. Спи, любовь моя, а когда проснешься, тебе будет лучше.

Его слова легли на мои плечи тяжелым плотным одеялом, нагоняя сон.

— За что? — в моем сердце что-то надорвалось и вопрос вырвался с губ вместе со стоном. — За что ты так со мной…

Одинокая слеза прокатилась по щеке, капнула вниз и упала на ладонь демона.

В тот же миг сознание провалилось в пустоту. Кажется, с горькой усмешкой успела подумать я, в Аттере я высплюсь на столетия вперед.

Пробуждение было таким же неожиданным, как и сон, из-за чего я почувствовала себя каким-то роботом, которого сперва отключили от розетки, в потом вновь подключили к питанию.

Заморгав, поднесла пальцы к лицу. Когда размытые очертания приобрели резкость, я поняла, что по-прежнему лежу на коленях Сатуса, его ладонь под моим затылком, бережно поддерживает, сохраняя удобную для сна позу. Повернув голову, я натолкнулась на внимательный взгляд черных глаз. Его лицо вновь было закрытым и не показывало абсолютно ничего.

— Долго я спала? — скривившись, попыталась подняться, но сразу же остановила попытку, потому что по телу разлилась боль. Одеревеневшие мышцы напомнили мне о недавно пережитом, в дополнение сообщив, что ближайшие несколько дней будут совершенно мучительными. Я как будто провела интенсивную тренировку в спортзале после годового бдения на диване.

— Не пытайся двигаться резко, — посоветовал Сатус.

— Что со мной? Это из-за перемещения? — почти выплакала я вопрос, пытаясь стонать не слишком громко.

— Да, — спокойно подтвердил демон, чьи пальцы начали легонько поглаживать по волосам, изредка запутываясь в них.

— Но раньше мне никогда не было так плохо!

— Потому что раньше ты никогда не вторгалась в Огненные Пути, — просто ответил Сатус. Его пальцы ласково скользнули по виску, а я вдруг осознала, что от его касаний боль становится тише, угасает, как гаснет тлеющий фитиль свечи в луже расплавленного парафина.

— Что? — в замешательстве переспросила я, удивленная тем, как странно на меня начал действовать демон. — Огненные Пути? Инсар рассказывал мне о них. И даже продемонстрировал разочек. Мне не понравилось.

— Естественно. Огненные Пути предназначены для демонов и только для нас, — начал рассказывать принц, а его пальцы двинулись вдоль моего лба, вниз по щеке, коснулись губ, погладили подбородок и спустились на шею, где легли поверх ключичной ямки, будто прислушиваясь к биению пульса. — Ими могут пользоваться только демоны. А когда это пытается делать кто-то другой, кто не нашей крови, то происходит нарушение естественного положения вещей, — умолкнув на мгновение, демон неожиданно закончил: — С помощью Огненных Путей Луан собирается вернуться домой и провести по ним свою армию.

— Что? — яприподнялась на локтях и на этот раз боль была не такой разрушающей. Она не исчезла полностью, но теперь под ребрами не гудело, и в мышцы не выткались раскаленные штыри.

Аккуратно, но неоспоримо надавив на шею, Сатус вынудил откинуться обратно на его колени, вдыхая аромат чистой одежды и внимая его словам.

— Об этом мало, кто знает, но Огненные Пути для дядюшки были заблокированы по приказу моего отца, как только Луан покинул Аттеру. Дорогу назад ему отрезал хранитель ключей, потому что подобное исключительно в его власти. Хранителя выбирает император, сразу после победы в Битве. У каждого нового императора свой хранитель. Именно хранитель при помощи ключей управляет Огненными Путями, снимает и накладывает ограничения на их использование в соответствии с волей правителя. Чаще всего хранители выбирались из семьи Янгов, лишь несколько раз за всю историю существования Аттеры эта традиция была нарушена. Последний и ныне действующий хранитель также принадлежит к этому роду, но кто конкретно — известно лишь императору.

— Погоди, — постепенно продиралась я сквозь остатки сонного тумана в голове. — Янги… Получается, Феликс мог пропасть из-за этого? И его сестру убили по той же причине?

Сатус кивнул.

— И что же делать? Разве у вас, демонов, не должно быть запасного плана на такой случай?

— К сожалению, нет, — печально вздохнул принц. — Потому что прежде ничего подобного не случалось. Подозреваю, что ключи были именно у Иннелии. Иначе, последовали бы новые случаи нападения на Янгов, а их не было.

— То есть, кто-то просто пытался вычислить хранителя среди одной семьи и тыкал пальцем наугад? И угадал со второй попытки? Значит, ключи у Луана и он в любую минуту может нагрянуть сюда? — мне стало нехорошо, боль вновь всколыхнулась, но одно движение пальцами, начавшими описывать замысловатые узоры под моим горлом и опять стало легче дышать.

Как это работало? Он касался меня — и боль уходила. Такого прежде не было!

— Возможно, — уклончиво ответил демон. — А возможно, и нет. Возможно, настоящий хранитель все еще в Аттере, а Луан просто затаился и выжидает. Янги даже под пытками не назовут имя того, кто владеет ключами, поэтому спрашивать бессмысленно. Я пытался надавить на отца, но он уверен, что его брат не посмеет сунуться в Аттеру, — Сатус вздохнул и добавил: — Поэтому тебе было больно. Ты ведь не демон, но вошла в Пути, нарушив непреложное правило.

— Но раньше я уже перемещалась, с Инсаром, — растерялась я. — И такого не было.

— Потому что тогда Пути открыл он и контролировал тоже он, — пояснил Сатус, который понимал во всем происходящем во сто крат больше меня.

— Так вот ты все это затеял, — дошло, наконец, до меня. — Тебе нужно, чтобы я помогла контролировать эти ваши пламенные дороги в условиях отсутствия ключей и хранителя.

Истина открылась.

Но оказалась весьма горькой.

— Да, — склонив голову и рассматривая мое лицо, подтвердил демон.

— А если я умру? Эта боль… она почти невыносимая. И что-то мне подсказывает что в следующий раз будет только хуже.

— Не умрешь. Я позаботился об этом и постарался максимально облегчить твою задачу, — демон подцепил пальцами кулон, который я не могла снять, сколько ни дергала. — Магия путей сопротивляется тебе, потому что ты входишь в Пути так же, как если бы пробивала кулаком стену. Но она тебя не убьет, потому что на тебе моя защита. Мы пара, забыла?

— Кошмар можно забыть только если смог проснуться, — прошептала я искренне.

Оттолкнув парня от себя, я поднялась и села, но не успела встать. Рука демона грубо обвилась вокруг талии и дернула назад, вырвав из груди вскрик неожиданности.

Он прижал меня к своему телу, с жестокой насмешливой улыбкой игнорируя все жалкие попытки оттолкнуть его от себя. Или себя от него.

Изо всех сил, преодолевая боль в напряженных мышцах, я упиралась ладонями в каменные плечи, желая вырваться. Но для него это ничего не значило, он удерживал меня так, словно это было самым простым на свете.

— Ты нужна мне, Мира, — прошептал он. Его губы в неожиданном порыве прикоснулись к моей щеке, а после начинали порхать по лицу, словно бабочки, оставляя едва выносимые поцелуи. — Ты даже не представляешь, как сильно нужна мне.

Я прекратила сопротивление, покорно прикрыла веки и грусть, та, что долгое время была закрыта в моем сердце, выплеснулась наружу.

— Я знаю. Но теперь хотя бы понятно для чего.

Он остановился, замер, моментально остыл. Вот только что его руки, обнимавшие мою голову, ощущались горячими, а губы опаляющими, словно солнце. Но краткий миг — и его грудь под моими такими маленькими на фоне демона ладонями будто бы кусок льда.

Надавив снизу большим пальцем на подбородок, поднимая его вверх, демон проговорил разозлено:

— Нет, мышка, не только для этого. Ты нужна мне в жизни. Нужна в моем доме, в моей спальне, в моей постели. Я хочу просыпаться рядом с тобой и засыпать, прижимая тебя к себе. Я хочу видеть твою улыбку, слушать твой голос, ловить на себе твой взгляд. Я хочу, чтобы ты была моей полностью и без остатка.

— Правда? — обиду в моих словах даже я сама почувствовала на вкус. Она была густой, ядовитой, настоянной. — Ты правда любишь меня? Ведь именно этого я от тебя и не услышала. Я слышала только о твоих желаниях, но ты ни разу не спросил о том, чего хочу я?

Большой неожиданностью стало его удивление, такое искреннее, почти детское, возмущенно-недоуменное. Никакая эмоция не могла испортить его уникально чистые классические скульптурные черты, но оно вдруг будто бы стало мягче. И это сбило с толку уже меня. Потому что я привыкла видеть на нем лютую ярость, неприязнь, жесткость, осознанное намерение причинить боль, которые превращали его в темного злого бога, требующего от своих подданных смирения и полного подчинения.

— Чего хочешь ты? — переспросил он. — А чего еще ты можешь хотеть, Мира? У тебя есть я. Что тебе еще нужно? — его лоб прислонился к моему. Наши лица замерли друг напротив друга, я больше не вырываться, он больше давить. Мы достигли краткого перемирия, но в моей душе что-то искривлялось с каждой секундой, проведенной вот так, в объятиях демона, который умел заботиться только о себе. — Я твой, Мира, — прошептал он, а его магия, которой он так мастерски управлял, заскользила по коже. Я ощущала её так, как если бы он гладил меня руками. Она проникала туда, куда его руки проникнуть были не способны — под кожу, прямо в вены, смешиваясь с бурлящим потоком крови, разгоняемым трепещущим сердцем. И каждый новый удар был как подарок, как одолжение на будущее, потому что теперь даже оно, сердце, было в его распоряжении. — Я принадлежу тебе настолько, насколько никому никогда не принадлежал. Я готов быть твои и только твоим.

Очаровательные, потрясающие слова, сказанные идеальными губами, подчеркивающими невозможно красивое лицо мужчины, способного ломать других просто ради развлечения.

Эти слова проникали в душу, нанизывали её на длинную острую иглу, создавая чудовищное ожерелье, которое он сможет повесить на стену в качестве очередного трофея.

Я чуть приподнялась, потянулась к нему, как тянется кошка за лаской, прижалась щекой к его щеке, и прошептала, легко касаясь губами уха:

— Я просто игрушка в твоих руках. И знаю об этом.

Своим телом я ощутила, как содрогнулось его. Когда он отодвинулся, я смогла увидеть его лицо и тугой, пульсирующий узел затянулся под ребрами от той оглушающей пустоты, которую вызвали в нем мои слова. Накатило ощущение болезненной слабости, какое бывает, когда чувствуешь, что заболеваешь. Когда диагностируемых симптомов еще нет, но слабость, подкравшись бесшумно, уже окутывает тебя своим ядовитым дыханием.

— Поцелуй меня, — проговорил демон, его пальцы легли поверх моей челюсти, сжимая. Не сильно, но отвернуться невозможно.

— Нет, — тихо промолвила я, избегая его взгляда.

— Почему? — потребовал ответа он. За требовательностью скрывалась глухая мольба, которая встряхнула мою душу, а после сжала так, что я судорожно вздохнула, чувствуя, как не хватает воздуха. Что же он со мной делает? Зачем? И за что?

— Потому что не хочу, — честно ответила я.

Его длинные ресницы дрогнули, глаза заблестели, а рука сдвинулась вниз по шее. Пальцы следовали вдоль линий вен, прощупывали мышцы, сдавливали в ответ на пульс. Погладив, они скользнули на ключицы.

— Знаешь, какая это мука, не владеть тем, что владеет тобой? — простонал он и, кажется, прилагал огромные усилия, чтобы не сжать сильнее, кроша все, что находилось под пальцами в пыль. Его голос звучал глухо, надтреснуто.

Это неожиданное откровение, наполненное невыносимой, рвущей на куски, честностью, легло на кожу наэлектризованной сетью.

Но я не успела ничего сделать, ни принять его, ни отвергнуть.

Потому что позади Сатуса раздался оглушающий рёв и из густых насаждений, которые скрывались за занавесом из виноградных лоз, на нас стремительной смазанной тенью выпрыгнуло огромное туловище.

Туловище было мохнатым, зубастым и когтистым, а еще — откровенно желающим нами пообедать. Что-то большее мне не позволил увидеть демон, оттолкнув в сторону и встретив внезапного гостя голыми руками.

Перекатившись через спину, промяв собой фиолетовые цветы, я припала к земле и уже оттуда, относительно со стороны, стала наблюдать за происходящим. С замирающим сердцем я глядела во все глаза на демона, который, приложив недюжинную силу, отбросил существо на четырех лапах обратно, откуда появилось, то есть, в заросли кустарника. На секунду мир затих, словно замер в одной точке, а в следующий миг окрестности огласил еще более угрожающий утробный рык. И существо вылетело назад, раздирая зеленую занавесь в ошметки и сминая сочные листья огромными лапами.

Зверь был огромным, чем-то средним между кабаном и тигром. От кабана — непропорционально короткие по отношению к телу лапы, массивный круп, широкая спина, короткая жесткая шерсть, на холке стоящая торчком, и вытянутая морда с двумя торчащими из нижней челюсти жёлтыми клыками. От тигра все остальное — мягко ступающие лапы с кошачьими подушечками и скребущими по земле когтями, широкий лоб, уши торчком, оранжевые глаза, шумно втягивающий воздух треугольный коричневый нос и ряд смертоносных клыков. Существо рычало, с каждым крадущимся шагом все ниже и неотрывно глядело на Сатуса, который бесстрашно стоял прямо перед ним, по-деловому закатывая рукава.

Я не сдержала испуганный писк и попыталась встать, чтобы оказаться поближе к демону. Это было совершенно глупо, ведь я ничем не могла ему помочь, даже больше, в схватке со зверем я откровенно мешала бы Сатусу, но в тот момент мой мозг работал в режиме паники, производя одну единственную мысль, которая вопила, что сейчас Тай может пострадать, и я должна что-то сделать.

Однако стоило мне пошевелиться, как зверь развернул морду ко мне, принюхался и сменил цель. Охнув, я вновь рухнула вниз на четвереньки и начала пятиться назад, собирая на себя травинки и лепестки частично уничтоженных цветов. Но далеко уползти не смогла, упершись в преграду. Оторвав взгляд от морды, которая морщилась, рыча, я оглянулась назад, но не увидела ничего. Попыталась еще раз сдвинуться с места и вновь ударилась пятой точкой обо что-то твердое, что было не видно глазу, но все равно существовало, препятствуя моему позорному побегу.

— Мира, — призрачно-спокойным голосом произнес Сатус. — Замри.

И я замерла, закусив губу и вцепившись пальцами в остатки лужайки.

Зверь сделал еще один шаг ко мне и принц метнулся наперерез, нанося удар кулаком и даже не пытаясь использовать оружие, которое у него несомненно было. Что угодно могло случиться, но демоны всегда держали при себе свои клинки и не стеснялись вытаскивать при любой ощутимой угрозе. Но в этот раз, кажется, демон намеревался справиться исключительно с помощью собственной физической силы и скорости. И чем больше ударов он наносил, атакуя мохнатого со всех сторон, вынуждая реветь и отступать, тем очевиднее становилось то, что демон вымещает злость на удачно подвернувшемся под руку звере. Финальный точка спонтанного сражения была поставлена раньше, чем я ожидала, наблюдая за всем широко распахнутыми глазами. После серии ударов, принц все-таки выхватил откуда-то из-за спины длинный тонкий нож, замахнулся, вкладывая всю силу в последний рывок и вонзил лезвие зверю между лопаток, погрузив в плоть по самую рукоять. Зверь же, погибая, высоко взвыл и в предсмертной судороге мотнул головой, задевая бедро принца и вспарывая его клыками с внутренней стороны.

Тихий стон, пропущенный сквозь крепко сжатые челюсти, и Сатус осел вниз, припадая на одно колено, но не выпуская из рук клинок, который он продолжал вдавливать в тело слабеющего зверя, чьи лапы не выдержали груз тела, подогнулись и он, покачнувшись, рухнул. Оранжевые глаза застыли, лапы безвольно вытянулись, бок запал. Кем бы он ни был, он умер.

— Тай! — закричала я, подхватываясь, подбегая к нему и заглядывая в лицо. Оно побледнело, демон рукой зажимая рану на ноге, но даже из-под крепко сжатых пальцев просачивалась кровь, капая на зеленую лужайку и раскиданные по ней остатки листьев и цветов.

— Прости, мышка, — улыбнулся он через силу, прикладывая свободную руку к моей щеке.

— За что? — растерялась я, пытаясь не смотреть на рану.

— За то, что тебе пришлось увидеть это, — выдохнул Сатус.

— Тебе нужна помощь, — прошептала я, ощущая, как нарастает внутренняя дрожь.

— Все нормально, — проговорил демон и поднялся. За такое проявление упрямство пришлось заплатить свою цену, лицо стало еще бледнее, выступили бисеринки пота.

Он покачнулся, и я с готовностью подставила ему свое плечо, чтобы он смог на него опереться. Но демон не стал этого делать, вместо этого он притянул меня к себе, обняв за талию, вдохнул запах моих волос, так, словно это был самый желанный аромат на свете, и медленно повел меня назад, ко дворцу.

Он старался идти твердо и ничем не выказывать своих истинных ощущений, но на меня не смотрел и, как бы сильно не старался, все равно чуть подволакивал раненную ногу. Я только могла представить, скольких усилий стоила эта несгибаемость и стойкость, а потому молчала, дав ему возможность сконцентрироваться исключительно на движении.

Но так продолжалось недолго. Не успели мы преодолеть и четверть необходимого пути, как Сатус с силой сжал мое тело, безмолвно призывая остановиться.

— Слишком долго, — качнул он головой. — Я мог бы воспользоваться Огненными Путями, но мне может не хватить сил удержать контроль. Это опасно, особенно, когда со мной ты.

— Тогда, может, ты сам…, - нерешительно начала я, пытаясь от него отстраниться.

— Нет, — отрезал демон, не позволяя отойти. — Одну я тебя не оставлю. Это опасно. Грул появился не просто так.

— Грул? Ты про зверя?

— Да, — тяжело вздохнул Сатус. — В дикой природе они не агрессивны. Нападают только выращенные в неволе грулы, те, кого специально для этого готовили и натаскивали. У таких всегда есть хозяин, приказы которого грул исполняет. Пока я не выясню, кто такой бесстрашный, что прислал к императорскому дворцу грула, я не позволю тебе ходить одной.

— И что же делать? — я бессильно оглянулась по сторонам. — Может, мне позвать на помощь стражу?

— Нет, — вновь отказал принц. — Ты должна попробовать использовать Огненные Пути. Это единственный вариант.

— Я даже не знаю с чего начать, чтобы это сделать, — мне не понравилась идея демона.

— Начни так, как делаешь обычно, — криво усмехнулся Сатус. — Как делала всегда. Попытайся войти в межпространство, а дальше — я тебя направлю.

— Кулон? — практически одними губами спросила я, наконец, поняв, как попала во внутреннюю дорожную систему демонов.

— Да, — демон поймал мой взгляд и с внушением прошептал: — Ты идешь, я — указываю путь.

И дело было не в том, что так хотел Сатус. Дело было даже не в принуждении, которое звенело в его голосе и прокатывалось по коже маленькими своенравными ежами, а в том, что я действительно хотела ему помочь.

Опустив взгляд, я вновь посмотрела на его ногу, которая теперь, залитая кровью, выглядела еще хуже с болтающимися лоскутами кожи и разорванной красной плотью. Рана тянулась от колена к верней части бедра и лишь чудом не задевала пах.

— Ладно, — смирилась я. — Я сделаю это.

С третьей попытки у меня получилось. Получилось вновь оказаться внутри круговерти призрачной и будто бы подсвеченной изнутри загадочной многогранной трехмерной мозаики, похожей на то, что я вдруг перенеслась внутрь детской игрушки.

Прошла по ней.

И вышла в тронном зале.

Череда высоких квадратных окон слева и справа, обилие блеска и света, золотые квадратные колонны, подпирающие потолок. В центре у стены два роскошных кресла, стоящие рядом на возвышении, к которому вели узкие ступеньки. А перед ними два ряда стульев с низкими квадратными же спинками, расставленные так, чтобы занимавшие их сидели боком к правителю, в положении постоянно повернутой набок головы и лицом друг к другу, оставляя в центре проход. В целом, все здесь было симметрично, выстроено словно по линеечке и выверено до миллиметра.

Едва мои ноги коснулись отполированного до зеркального блеска пола, выложенного позолоченной квадратной плиткой, как я со стоном выдохнула и опустилась на колени. Удерживать вертикальное положение, пусть и шаткое, не осталось сил.

Подняв тяжелую, какую-то чугунную голову, оглянулась на Сатуса. Тот стоял, широко расставив ноги, опираясь на больную ногу и ничуть не страдая от этого, глядя на меня с непонятным выражением. Эта была смесь неверия, удивления и угрюмой радости.

Двери в зал распахнулись и вбежала целая толпа людей. Это были стражники, о чем я догадалась по форме, которая состояла из тяжелых красных мантий с подметающими пол подолами, высоких сапог, закрывавших ноги намного выше колен, наручей, начинавшихся у костяшек пальцев и заканчивавшихся у локтя, плотных брюк и таких же облегающих рубашек со шнуровкой от горла до нижнего края.

— Мой принц? — с невысказанным вопросом ступил вперед тот, у которого были черные усы и борода клинышком, а смоляные волосы опускались вниз по плечам и выглядели лучше моих.

— Проводите принцессу в мои покои, — распорядился Сатус и я даже не сразу осознала, что он говорит обо мне. — Ей следует отдохнуть.

До меня дошла суть сказанного только тогда, когда этот, похожий на мушкетера, стражник приблизился и почтительно протянул мне руку.

— Вставай, Мира, — раздраженно поторопил меня принц после нескольких долгих секунд, в течение которых я тупо созерцала чужую ладонь.

Проигнорировав помощь, встала и молча направилась к двери. За мной шаг в шаг последовал стражник с бородкой, держа обе руки на поясной перевязи. Уже выходя, бросила взгляд на Сатуса, который был всецело погружен в какие-то свои мысли, а на его губах играла жестокая ликующая улыбка. От его слабости не осталось и следа, больная нога больше не тревожила, хотя выглядеть лучше не стала, а сам он казался полностью довольным жизнью.

Глава 34

Стражник, назойливо напоминающий пехотинца времен кардинала Ришелье, для полноты образа не хватало разве что мушкета, но он ему был и не нужен, ведь имелась магия, проводил меня до уже набивших оскомину дверей и поклонившись, распахнул их передо мной.

— Если вам что-нибудь понадобится, моя принцесса, смело можете обращаться ко мне за помощью, — проговорил демон с отзвуком необычного акцента в голосе. То ли он привык общаться на другом языке, то ли это была его собственная особенная манера разговаривать.

— К вам? — удивилась я, в который раз игнорируя обращение «принцесса».

— Я — капитан вашей гвардии, — представился он и поклонился. — Меня зовут Сиджеру. Я ответственный за вашу безопасность. Я и мои воины должны быть рядом с вами всегда, когда с вами нет принца.

— У меня есть гвардия? — оторопела я, застыв в дверном проеме.

— Да, — с короткой насмешливой улыбкой, которую он поспешил спрятать за кашлем, ответил Сиджеру. — Гвардейцев лично отбирал и одобрял наследник.

— Ох, — потерла я лоб. — Ладно, хорошо. Я поняла.

Сиджеру еще раз поклонился и сделав несколько шагов назад не поворачиваясь ко мне спиной отошел, показывая, что более он ко мне разговоров не имеет.

Я на прощание кивнула и вошла в спальню. Короткий, едва слышный скрип и дверь слилась со стеной, мигнув слоем защитной магии, которая преграждала путь не только во внутрь, но и наружу.

Я вновь почувствовала себя животным в узкой, тесной клетке.

На месте не сиделось. Поэтому я начала мерять шагами спальню, то ускоряясь, то замедляясь, то кружа по центру, то обходя периметр, держась около стен. В конце концов, я выдохлась и опустилась на пол, от которого исходила прохлада, но сейчас она казалась даже приятной. Положив подбородок на подтянутые к груди колени, я просидела так до момента, пока дверь вновь не распахнулась, явив моему взору абсолютно и всецело здорового Сатуса, успевшего переодеться. К этому моменту в спальне уже царил полумрак, а с моего места на полу сквозь открытую террасу с её неувядающим обилием цветов открывался прекрасный вид на зачарованное небо Аттеры.

— Вставай, — приказал Сатус, приближаясь и протягивая мне ладонь.

Я не шелохнулась, игнорируя появление демона.

— Мне силой принудить тебя слушаться меня? — лениво поведя бровью, холодно поинтересовался Сатус.

Я молчала, созерцая небо.

Раздраженный вздох, шелест рубашки, когда он склонился ко мне, рывком вздернув на ноги, не особенно стараясь быть сдержанным.

— Мне больно, — тихо проговорила я, не глядя на него, но и не вырываясь из его рук, которые держали слишком сильно, сжимали слишком зло, давили слишком по-хозяйски.

Кажется, я начинала привыкать к нему такому. И к такой себе.

Сатус поморщился с досадой и, указав на кровать, тихо произнес:

— Иди спать. Нужно отдохнуть, и тебе, и мне. Давай на сегодня заключим перемирие.

Я согласно качнула головой, принимая новые условия очередного раунда игры и двинулась к постели. Он легко отпустил, скользнув ладонью по бедру.

Сперва я хотела лечь спать прямо в платье, но едва села, как сразу же почувствовала необходимость его снять. Шнуровка, с которой мне утром пришлось справляться самой, а потому я затянула её кое-как, вдавливалась в кожу, нарушая кровообращение и вызывая зуд.

Приближение Сатуса я почувствовала раньше, чем услышала шаги. Это было словно стремительная горячая волна, пронеслась сквозь меня, вынуждая вздрогнуть.

— Тебе нужно переодеться, — глухо произнес он.

— Да, — тихо согласилась я. — Но не знаю, куда делась моя ночная рубашка, — растерянно оглянулась по сторонам, заглянула под подушку и даже пощупала одеяло. Одежда, которую я сняла с себя утром, исчезла, её нигде не было, а спать голой… Нет, этого я точно не собиралась делать.

Короткая заминка, а после почти что скромные, хотя это совершенно не вязалось с принцем и тем, как он предпочитал поступать, слова:

— Я могу дать тебе свою рубашку.

Я растерялась. А он принял мое робкое безмолвие за согласие.

— Держи, — и перед моим носом появилась его рука, держащая ту самую черную рубашку, что еще секунду назад была на нем.

Я нерешительно потянулась к ней, не зная, чего ожидать дальше.

— Я могу помочь тебе раздеться, — почти прошептал он и оказался так близко, что от его дыхания у меня задергалась кожа на затылке, шее и на спине, ниже лопаток. — Шнуровка… её трудно распустить в одиночку.

Я хотела отказаться, сказать, что могу сама справиться и со шнуровкой, и с переодеванием, но голос пропал и все внутри замерло… в ожидании. Однако стоило ему прикоснуться ко мне, как я словно ошпаренная подскочила и отпрянула. Сердце в груди стучало, отбивая торопливый, заполошный ритм. И дышать стало тяжело, будто я пыталась вздохнуть сквозь толщу воды.

— Стой, — повелительно приказал он шепотом, но даже в его придыхании было столько силы, что не подчиниться было практически невозможно. Он приблизился ко мне вплотную. — Не убегай от меня. Даже, если больно… Даже, если страшно… Даже, если ты меня не любишь, — последние слова он процедил сквозь зубы, и его грудь, прижатая к моей спине, завибрировала от его сдерживаемого рычания. — Дай мне время. Время — это все, что я прошу.

Я молчала, слушая его голос и практически не вдумываясь в слова.

— Ты такая маленькая, такая хрупкая и слабая. И смелая. Слишком смелая. Отчаянно, самоубийственно, необдуманно смелая. Если бы ты видела всю ситуацию так, как вижу её я, ты бы не была такой отчаянной и безрассудной. А если бы у меня был выбор, мы бы встретились по-другому, и ты бы не смотрела на меня, как на врага. Если бы, если бы…, - он грустно вздохнул, сжимая пальцы на моих плечах. — Если бы все можно было вернуть назад, если бы мы были не теми, кто мы есть. Порой мне кажется, что я уже получил тебя, а потом ты вновь начинаешься сопротивляться, даже не понимая, настолько близко оказываешься к беде. И мне в очередной раз приходится делать еще один шаг по неправильной, плохой дороге. Но я дойду до цели, мышка, с твоим на то желанием, или нет.

Я задрожала, и он это почувствовал. Короткий, мимолетный поцелуй, оставленный на моих волосах, и он покинул меня со словами:

— Переодевайся, я скоро вернусь.

Оставшись одна, я осела на кровать, прижимая к груди рубашку, что еще хранила тепло его тела. Я поняла, что он хотел мне сказать.

От судьбы не убежать. Никому. И мне тоже.

Проснулась я в одиночестве, так же, как и заснула. К острому чувству неизбежности добавилась тревога. Маетность, муторность быстро прогнали липкий, совсем не здоровый и не несущий приятного чувства отдыха сон. Протянув руку к другой стороне кровати, туда, куда обычно ложился Сатус, я поняла, что совсем недавно он был здесь. Лежал рядом, как всегда, на спине, будто в любой момент готовый к любой неожиданности.

Встала. Мышцы затекли от неудобной позы, а потому некоторое время я двигалась неловко, ощущая себя больной кривой черепахой.

Черепахой, которая к тому же очень хотела есть.

— Когда же я ела в последний раз? — спросила я саму себя. — Не помню…

А есть очень хотелось, аж до резей в желудке, которые одновременно вызывали приступы тошноты.

Некоторое время я посидела, разглядывая неприступную для меня дверь. И чем дольше я на неё смотрела, тем сильнее злилась. Конечно, я могла попросить Сатуса принести мне еды. Но, во-первых, моя гордость всеми силами противилась такому исходу, ведь обращение с просьбой к принцу фактически означало бы мое признание его победы и правоты. А во-вторых, его сейчас здесь не был, а где он был и когда вернется оставалось неизвестным. Следовательно, я могла просидеть в этой дурацкой спальне страдая от голода как минимум до утра, как максимум — до наступления собственной голодной смерти.

И я решилась.

Не зря же все наперегонки пытались научить меня сознательно использовать магию и перемещаться по желанию — туда, куда хочется и тогда, когда хочется. Пора перейти к самостоятельной практике.

Правда, оставался невыясненным один момент — демон, даже не будучи рядом, мог прознать о моих проделках еще раньше, чем я доберусь до виноградников, а именно туда я собралась нагрянуть с целью насобирать себе пару гроздей на поздний ужин. Возможно, дело было в кулоне, а возможно, в чем-то другом. Единственное, в чем я не сомневалась — что-то происходило. Происходило помимо моей воли, но по желанию демона. Он не хотел, чтобы я сбежала — и я не могла. Он перенаправлял мои усилия по открытию межпространства — и у меня не было и шанса воспрепятствовать этому. Как он это делал? Я не знала, но знала, что должна была быть быстрой и аккуратной, чтобы осуществить задуманное раньше, чем Сатус обо всем узнает.

Решительно выпрямившись, я прикрыла веки, потрясла запястьями, пытаясь расслабиться и сосредоточиться, а после начала представлять, как раскраиваю полотно пространства, обнажая то, что за ним — бесконечность и пустоту, в которую были обернуты миры, словно конфеты в фантик. Этот фантик не был ни цветным, ни шуршащим, ни ароматным, вызывающим желание облизнуть, он просто был и был всегда. Дольше, чем я могла себе представить, дольше, чем кто-либо мог осознать. В отличие от всех остальных он был вечным и бессмертным, глухим ко всем мольбам и ко всем страстям. Меня он всегда встречал равнодушием и безмолвием, обрушивая ощущение собственной ничтожности, напоминая, что я — никто и ничто. Я — песчинка, позабывая в космосе, зависшая в невесомости, там, где нет ни конца, ни края. А он — всё.

Почувствовав свободу и возможность сделать первый шаг, я двинулась вперед, представляя, как выхожу снаружи дворца. И едва не заорала, потому что в грудь, там, где брачный кулон соприкасался с кожей, словно ударили зубилом, втыкая его в кости. Глаза, которые до этого я держала зажмуренными, крепко закрытыми, распахнулись помимо воли, и я упала, хватаясь за шею и пытаясь нащупать рану… которой не было.

Я сидела на поджатых ногах в рубашке Сатуса, которая для меня была как платье, держась одной рукой за стену, а другой упираясь в грубый каменный пол.

— Это не спальня, — удивленно спросила я вслух, рассматривая колонны, чередой выстроившиеся у другого края. Витые вертикальные опоры, толщиной больше, чем я могла обхватить обеими руками, поддерживали белый мраморный потолок, а за ними легко просматривалась обширная виноградная долина. — Это галерея, — с изумлением поняла я, поднимаясь. — Но как я оказалась здесь?

Вариантов было два. Либо я не справилась и, когда ожил кулон, вышагнула из межпространства не там, где надо. Либо Сатус узнал, чем я занимаюсь и пресек мое баловство.

— Как бы там ни было, — продолжила я беседовать с самой собой, — а дальше придется идти пешком. И что мне делать? Вернуться обратно в спальню? Но я даже не знаю, в какой она стороне, а дворец-то огромный!

А долина с таким ароматным виноградом была вот она, передо мной, как на ладони! Я подошла к одной из колон. На легкой свежем ветерке затрепетал край рубашки и распушились волосы. Долина, окутанная сумраком ночи, но подсвеченная светом, льющимся из дворца, казалась близкой и далекой одновременно. И все же… я решила до неё добраться.

Хотя на путешествие ушло гораздо больше времени, чем казалось изначально. Я куда-то очень долго шла, вообще не понимая, куда иду. Пересекала большие и маленькие пустые помещения, натыкалась на открытые и закрытые двери, преодолевала длинные и короткие коридоры, ныряла в какие-то ниши и выныривала из-за тяжелых портьер, которые пахли пылью, но на вид были чистейшими из самых чистых. Сворачивала за углы, и еще раз сворачивала, предварительно, будто заправский шпион, выглядывая, чтобы не наткнуться на кого-нибудь опасного. А опасными тут были все. Пару раз я слышала шаги и пряталась от стражей, которые, двигаясь бесшумно, проходили мимо и исчезали за очередным необъятным, как и многое здесь, столбом или крутым поворотом.

И… я устала. Остановилась, выдохнула, прислонилась спиной к очередному массивному столбу, оканчивавшему вереницу таких же, и потерла предплечья. В этом месте я чувствовала себя чужой, совершенно не на своем месте. Это повышало ощущение повсеместной угрозы до невыносимого уровня.

Взрыв истеричного визгливого смеха, раздавшийся совсем рядом, напугал. Показалось, будто хохочет призрак, потешаясь над живыми. Инстинктивно присев, я завертела по сторонами головой, одновременно втягивая её в плечи. Но рядом никого не было. Смех оборвался также резко, как и возник, и дворец вновь погрузился в мирное, какое-то чрезмерно искусственное спокойствие, которое напрягало еще больше, чем если бы он был наполнен обычными звуками, присутствующими там, где есть хоть какая-то жизнь.

Спустя пару минут бесполезного оглядывания я заметила дверь, которая не сразу попала в зону моего обзора из-за колонн. Она была приоткрыта, роняя полоску желтого света на неровный пол, выложенный старинными каменными плитами, будто бы вырезанными из скалы.

Любопытство сгубило кошку, не удержалась от него и я. Встав на цыпочки, прокралась вдоль стены, подобралась поближе и замерла, вслушиваясь в то, что происходило внутри.

Подоспела я как раз к моменту второго приступа неудержимого хохота, который теперь нарастал, переходя в вопль, в отрывистые вскрики, наполненные болью и отчаянием, таким густым, что казалось, его можно было потрогать руками. И на этот раз смех не затих самостоятельно. Его оборвал влажный всплеск, как если бы кто-то выплеснул полный стакан воды.

Но звуки на этом не прекратились. Послышалось бормотание. Торопливое, невнятное, иступленное, напоминающее то ли молитву, то ли призыв. А может быть, оно было и тем, и другим одновременно.

Вытянув шею я аккуратно заглянула за край стены, заглядывая в щель. И увидела спинку небольшого дивана, затянутого красной тканью, на вид мягкой, бархатной, подсвеченной огнем из большого встроенного в стену очага, где желтые языки обгладывали колотые поленья. На диване спиной ко входу сидела мужская фигура, возложив руку на подлокотник. Желтый свет огня из очага, рядом с которым стоял диван, бросал приглушенные отсветы на мужское лицо, придавая ему таинственности и глубины, частично освещая. Но даже если бы в этой небольшой комнате, похожей на домашнюю библиотеку или кабинет, властвовала темнота, то и сквозь неё я узнала бы этот затылок, позу, горделивый разворот плеч, манеру держать голову.

На диване сидел Сатус, а прямо перед ним стояла на коленях незнакомка, взирая на него умоляющими, наполненными слезами и тоской, глазами. Такую тоску я видела только у бездомных, одиноко бродящих по неприветливым улицам, собак, столкнувшихся с человеческой жестокостью и знающих, что ничего хорошего им от людей и судьбы ждать не приходится. Животных, подвергшихся садизму, такому же бессмысленному, как и жизнь тех, кто его творит, легко узнать. Они приседают пониже к земле, прижимают хвост и уши, стараются быть незаметнее, мельче, надеясь, что так вызовут меньше ненависти, которую провоцирует просто само их существование. Так и эта девушка сжималась в комок, пригибала голову и выглядела побитой, хотя никаких следов насилия на ней не было. Зато имелись следы выплеснутого прямо в лицо чего-то красного. Алые потеки покрывали щеки, капали с длинных светлых ресниц, огибали чувственные губы, немного непропорциональные, но от того не менее влекущие, и стекали вниз, собираясь где-то внутри корсета, который выставлял напоказ то, чем действительно можно было гордиться.

— Ты успокоилась? — лениво поинтересовался Сатус, потянулся к бутылке, стоящей здесь же на подлокотнике и вновь наполнил бокал рубиновым напитком. Кажется, именно этим плеснули в девушку.

Она тряхнула крупными белыми кудрями, собранными в замысловатую прическу, часть волос промокла и прилипла к лицу, пропитавшись алой жидкостью и приобретя легкий розоватый оттенок.

— Это…, - она задохнулась, в смятении сминая тонкое ажурное кружево, которое украшало юбку тесного платья насыщенного синего цвета, — это все, что ты мне можешь сказать?

— Я вообще не желаю с тобой разговаривать, — с прежним безразличием протянул демон, крутя в длинных пальцах бокал. — И сообщил об этом не раз и не два. Но ты не желаешь понимать.

— Это все из-за неё? — всхлипнула блондинка, сжимая руки у груди. — Из-за этой девчонки, которую ты привел с собой из Межмирья? Неужели ты действительно решил сделать её своей парой?

— Я не решил сделать, — жестко прервал он незнакомку. Сатуса совершенно ничего не смущало, ни то, что девушка продолжала стоять перед ним в унизительной позе, ни то, что она плакала. Слезы смешивались с красными разводами от, скорее всего, вина, делая лицо еще более мокрым, словно она попала под странный дождь. — Я уже сделал.

— Не может быть, — замотала головой красавица. — Я не верю. Не верю!

— Верь, не верь, мне все равно, — сухо проронил демон. — Я даже не понимаю, зачем ты сегодня пришла сюда, ведь я четко распорядился, чтобы ты сидела дома и больше не показывалась во дворце. Не хочу, чтобы Мира случайно с тобой столкнулась.

— Даже если ты провел обряд, до первой брачной ночи он считается незавершенным, — хрипло выпалила блондинка. Её брови трагично надломились, а губы задрожали. — А её не было, я точно знаю!

— Откуда? — хохотнул Сатус. — Ты что, под моей спальней со свечкой дежуришь? Прикажу усилить отряды внешней охраны.

— Потому что если бы ваша близость уже случилась, ты сейчас был бы не здесь, один, в окружении любимых книг, а с ней, — сделала весьма странный, но категоричный вывод девушка. — Потому что я знаю… Я знаю, каково это — оказаться в твоих объятиях. Не родилась еще та женщина, которая испытав твою любовь после захочет её лишиться.

— Ты преувеличиваешь мои скромные возможности, — хмыкнул Сатус, одним глотком допивая вино.

— Разорви обряд! — воскликнула девушка, вцепляясь в его ногу как утопающий за спасательный круг. — Будь со мной!

— Ортиния, — с досадой начал Сатус, отрывая её руку от себя и отбрасывая. Лица я его не видела, но была уверена, что в этот момент он морщил нос и изгибал губы. Я так часто видела это выражение, что легко могла воспроизвести его по памяти. — Вспомни, что ты обещана другому. У тебя есть мужчина, с которым ты перед членами рода поклялась соединить свою жизнь. Так будь верной ему.

— Верность? — с надсадным вскриком переспросила девушка. — Ты не имеешь права даже произносить это слово! Ты никогда не был верным! И когда не мог насытиться только одной женщиной! Так было и будет всегда!

— Все в прошлом, — отрезал Сатус.

— Собрался измениться? — не поверила блондинка, округлив глаза. — Ради этой шельмы? Это никчемной простачки?!

Всякое сочувствие к ней, которое начало бередить душу, едва я её увидела, испарилось быстрее дыма на ветру.

Движения я даже не заметила. Просто миг — и вот уже демон сжимал горло незнакомки по имени Ортиния, чьи глаза выпучились, от лица отлила вся кровь, а из горла вырывался бессвязный хрип.

— Еще раз посмеешь сказать нечто подобное о ней, и я вырву твой гнилой язык, — с ласковой угрозой пообещал принц и хотя обещал не мне, стало дурно. Потому что не было никаких сомнений, осуществит он именно то, что и анонсировал.

Ослабив хватку принц вернулся на место и вновь потянулся к вину.

— Это правда, что она — твоя нура? — обретя возможность говорить, пусть и скрипя, словно старый, припорошенный чердачной пылью патефон, спросила девушка, потирая покрасневшее горло.

— Да.

— Думаешь, её это спасет? — прищурилась блондинка со злобным торжествующим блеском в очах. — Сколько дуэлей она сможет пережить? А в скольких победить? Ей будут бросать вызов снова и снова, пока не прикончат, потому что ни один демон не потерпит власть такой, как она над собой! И ты ничего не сможешь сделать, потому что таков закон!

Больше я была не в силах слушать. Сорвавшись с места, побежала куда глаза глядят. Глядели они, видимо, еще хуже, чем соображал мозг, а потому скоро я оказалась в очень странном месте.

Покатый серый пол уходил вниз, а далеко в конце виднелась решетка, с помощью которой огораживалось некоторое пространство. Под низким потолком болтался квадратный фонарь, внутри которого за металлической рассеивающей сеткой пылала белым светом магическая сфера, давая весьма скудное освещение, но все же, хоть как-то разгоняя подвальную тьму. В центре, очерченная квадратом света, стояла жесткая узкая кровать, не кровать даже, а просто подобие койки — металлический каркас с несколькими поперечными рейками, на которых лежать можно было только очень условно и с предельными неудобствами. Но главным было не это, а то, что на кровати кто-то сидел.

— Почему это так похоже… на тюрьму? — спросила я саму себя вслух и сразу же с ужасом осознала всю точность формулировки, которая первой пришла на ум.

Я действительно стояла перед одиночной камерой. И в этой камере находился узник. Узник, который в этот момент глухо простонал, слабо зашевелившись.

Правильным было уйти отсюда, потому что интуиция вопила, что я не должна была здесь находиться. Но «здесь» — это где? Вокруг были лишь голые стены и запах сырости, свойственный нежилым помещениям. От того места, где я стояла — у края спуска вниз, разбегались в разные стороны пустынные коридоры, и я понятия не имела, по какому из них должна была вернуться назад.

Стон вновь повторился. Металлическая ножка лязгнула по полу и этот звук эхом разнесся вокруг. Я сжалась, подозревая, что кто-то может услышать и прибежать проверить, что происходит, ведь в тюрьмах всегда есть тюремщики. Но прошла минута, две, три, а никто не пришел. Сделав нерешительно несколько шагов, я прошла чуть дальше, по левому ответвлению, и увидела целый ряд аналогичных первому спусков, каждый из которых оканчивался темнотой. В них не горел свет, и стояла непроницаемая тишина.

Вернувшись обратно, я сделала первый нерешительный шаг вниз, подстегнутая очередным стоном. Как выяснилось, именно этот первый шаг и был самым трудным, дальше я практически побежала, лишь изредка глядя вниз, под ноги, сосредоточившись на человеке, который, и теперь это было очевидно, был прикован к железному скелету кровати, время от времени шевелясь.

Глава 35

Подлетев к решетке, я вцепилась во влажные толстые прутья, местами проржавевшие, и прильнула поближе, чтобы рассмотреть того, кто был по ту сторону.

Короткие натужные удары сердца отмерили несколько секунд, а после я медленно сползла по решетке вниз, зажимая испачканной ладошкой рот, чтобы сдержать вопль ужаса. Не узнать до боли знакомые, родные черты лица было невозможно.

В темнице, во дворце правителя Аттеры, скованный по рукам, ногам и туловищу крепкими цепями, испускающими легкое красноватое свечение, сидел сгорбленный… Тим.

Тот самый Тим, которого я лично вернула обратно, в наш с ним мир, чтобы он жил долго и счастливо, посвятив себя обретенной в мое отсутствие любви в виде девушки, пекущей для него булочки с корицей.

— Тим…, - выплакала я, едва не воя. — Тим…

Он услышал меня. Оторвал от обнаженной, иссеченной тонкими хлесткими полосами груди, в которых загустевшая кровь смешалась с грязью и пылью, и посмотрел на меня затуманенными бредом глазами. Нос был сломан, губы разбиты и превращены в месиво, слипшиеся в неприятные сосульки волосы в нескольких местах проредили проплешины, словно кто-то несколько раз сунул его голову в огонь. Левая нога была сломана, сквозь прорванную штанину торчал кусок кости, и он периодически странно заваливалсяна бок и, наверное, давно рухнул на пол, если бы его торс не был крепко примотан цепями к железной дуге спинки кровати.

— Мира…, - практически беззвучно проговорил он кровавыми губами, прикрывая опухшие красные глаза. — Ты… опять ты…

— Опять? — глупо переспросила я, поднимаясь на дрожащие ноги. — Погоди, не разговаривай! Береги силы! Я тебя вытащу, Тим!

И в отчаянии вцепилась пальцами в решетчатую дверь, которая была частью передней стенки тюрьмы. Замка не было, но створка, позволяющая войти внутрь, плотно прилегала и не поддавалась, а это значило, что без магии здесь не обошлось. Магии, с которой такой, как я было не справиться.

— Что же мне делать? — всхлипнула и, не удержавшись, заплакала, захлебываясь беспомощностью, но продолжая упорно дергать дверь на себя в бесполезной попытке отворить её.

— Тим, — обратилась я к другу, прижимаясь лицом к прутьям. Но он, больше не замечая меня, вновь уронил голову, уткнувшись подбородком в грудь в неловкой сломанной позе. — Тимочка…, - снова и снова я повторяла его имя, желая еще хотя бы раз услышать слабый голос. Пусть это будет даже стон, лишь бы убедиться, что он жив.

Мои рыдания заглушили шаги. Четкие, размеренные, неторопливые, но неумолимые.

Кто-то шел к нам. И я поняла, кто именно еще до того, как обернулась, чувствуя, как смертельный холод заполняет грудь, словно огромный раздувающийся шар.

Мрачный, хмурящий брови, с напряженной идеально ровной спиной, Сатус спускался вниз, не сводя с меня странного взгляда. В руках он держал кусок тяжелой ткани, перекинув его через согнутый локоть.

Сквозь замутивший рассудок ужас и панику я вдруг подумала, что в этом непостижимом мужчине, чьи поступки и слова неизменно пугали и сбивали с толку, не давая понять его, силы столько, что… мне не победить.

Мне никогда его не победить того, кто настолько уверен даже в самых отвратных своих поступках.

Когда до решетки оставалось несколько шагов, принц остановился, покачал головой, таинственно усмехнулся и поцокал языком.

— Все подглядываешь и подсматриваешь, моя девочка?

Я открыла рот, желая что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова. Из меня будто выдернули стержень.

— У тебя ужасные привычки, мышка, — продолжил демон. — Мне следовало бы заняться твои воспитанием. Но… потом. Для этого еще будет время.

Но как бы он не улыбался, как бы не кривил в насмешке губы, за всем этим искусственным налетом я видела сосредоточенность и холодную решимость.

— Зачем? — выдохнула я, не сводя с него не моргающих глаз.

— Зачем? — с издевательской иронией переспросил демон. — Затем, что ты моя принцесса и я хочу видеть тебя… покорной.

— Зачем ты сделал это с ним? — я кивнула головой в сторону узницы. Голос мой дрожал и срывался, с головой выдавая все эмоции, которые в этот момент мной владели — обреченность, страдание, ненависть. Не выдержав, я сорвалась на крик: — Зачем?!

Сатус в ответ лишь выгнул угольную бровь.

— Смеешь повышать на меня голос? — шаг вперед, плавный, текучий, готовый окончиться ударом. И я ожидала этого удара, а потому сжалась всем телом и отпрянула, упершись в стену. — Я мог бы ответить на твой вопрос, но не стану, — он склонился к моему уху и прошептал, его дыхание щекотало кожу: — Так мучительней…

Перестав сжиматься, я посмотрела на демона. Некоторое время мы рассматривали друг на друга в тишине повисшей паузы, и этот краткий миг был наполнен откровенностью, такой, которая впервые возникла между нами.

Я все поняла без слов.

— Месть? — сипло спросила я.

— В том числе, — не стал отпираться демон, величественно кивнув.

Он упивался собой, собственной властью и всемогуществом, возможностью вершить судьбы и рушить жизни.

— Чего ты хочешь? — спросила я, понимая, что ставки повышаются. Рано или поздно одному из нас придется пойти в ва-банк. И тогда другому останется либо рискнуть чем-то, таким же равноценным, либо отложить карты и закончить свое участие в игре.

Сатус потянулся ко мне, положил руку на затылок, погладил волосы и ответил:

— Тебя.

Я вырвалась, он выпустил.

— Что это значит? — выпалила я со злостью, отходя в сторону, краем глаза следя за сидящим в клетке и все еще не вернувшемся в сознание Тимом.

К сожалению, эти мои метания не укрылись от пристального взгляда демона.

— Хочешь спасти своего друга? Я бы многое мог рассказать тебе о твоем милом мальчике, к которому ты так привязана, — его желваки напряглись, а в глазах вспыхнули красные огоньки. — Но не стану. Пока что.

— Да, хочу, — упрямо и смело заявила я, отвечая на первый вопрос. — И мне все равно, что ты о нем думаешь.

Губы принца зло сжались, и словно бы как отклик на всплеск его ярости, у меня заболело под ребрами. Так сильно, что я потянулась к больному месту рукой, но в последний момент остановилась, не желая выказывать слабость перед Сатусом. — Так… что ты хочешь за то, чтобы вернуть его обратно, туда, откуда вы его похитили?

— Ты говоришь «да», — отчеканил по-деловому Сатус, выглядя при этом так, будто совершал главную сделку в своей жизни.

— На что? — не сообразив, поморщилась я.

— На все, — широко усмехнулся Сатус.

— Это…

— Прикуси язык и слушай, — с ласковой жестокостью приказал Сатус. От этого приказа по голым рукам и ногам побежали мурашки, а следом поползла, будто пытаясь просочиться сквозь кожу, концентрированная темная энергия. Его энергия. Помолчав недолго, он продолжил: — Ты полностью признаешь мою власть над собой и факт свершившегося между нами свадебного обряда. Ты больше не борешься со мной, Мира. И самое главное — не пытаешься убить себя, потому что мне невыносимо видеть тебя раненной. Кроме того, все твои попытки бесполезны. Я не дам тебе умереть, как не дам смерти отнять тебя у меня.

Подбородок задрожал и разговаривать стало сложно, но все же я выдавила из себя:

— Почему ты такой? Почему ты такой плохой? — я чувствовала себя маленькой девочкой, у которой отобрали все.

Он медленно, нарочито медленно скользнул ко мне, не сводя горящих черных глаз с красными всполохами на дне, с нежностью и бережностью от которых заныло сердце притянул меня в свои объятия, окутывая собственным запахом и прошептал в волосы:

— Я не плохой. Я еще хуже, — жестокость, с которой были сказаны эти слова так ярко контрастировала с чувством защиты и покровительства, которые дарили его руки, что у меня закружилась голова. — И ты увидела, насколько плохим я могу быть. Хочешь свободу для мальчишки? Прими меня. И я отпущу его.

Внутри постепенно образовывалась странная пустота, заполняемая апатией. Схватив за подбородок, он вынудил меня посмотреть ему в лицо, утопив свой взгляд в моих глазах.

Чувствуя бесконечную усталость, от которой не спасет ни сон, ни отдых, я рассматривала его лицо, с горечью осознавая, что, кем бы он ни был, я люблю его. И буду любить даже тогда, когда он будет меня убивать. Потому что… потому что мы те, кто мы есть. И нас не изменить.

— Хорошо, — медленно проговорила я.

— Клянешься ли ты быть со мной до конца? — спросил он, его голос обволакивал, заставляя прислушиваться. Заставляя слушать. Кулон, что покоился под моей шеей начал нагреваться, распространяя по телу непривычные расслабляющие волны, состоящие из тепла и спокойствия.

— Клянусь, — ответила я, не отводя глаз.

Слово повисло в воздухе, тяжелое, налитое, как сочный созревший плод. Все вокруг застыло, будто перейдя в другое, метафизическое, изолированное друг от друга и от нас, состояние. Лишь я и Сатус были единственными, кто оставался живым и мыслящим посреди этого разом потускневшего мира. Кулон обрел едва выносимую тяжесть, наполнившись магией куда более древней, чем все, с чем я сталкивалась до этого. Но все это продолжалось лишь краткий миг и оборвалось, когда Сатус запрокинув мою голову настиг губы поцелуем.

Любовь и ненависть сплелись в этом поцелуе в один клубок. Дерзость, голод, страсть, желание — все смешалось воедино, в один ошеломляющий коктейль, который он заставил меня выпить до конца, властвуя, настигая при каждой попытке сбежать и награждая своей пьянящей лаской за податливость.

Но этот поцелуй отличался от всех, что были прежде. Тем, что теряя себя в этом невыносимом жестоком мужчине, в какой-то момент я ответила на него. И это привело к всплеску такому жгучему, словно меня, вслед за Тимом, сунули в огонь. Я горела, пылала каждой частичкой своего тела и это делал со мной Сатус, разгоняя жар по венам, ловя своими губами мои слабые стоны. Если бы он не держал меня, так сильно прижимая к себе, будто больше всего на свете боялся потерять, я бы рухнула на пол, без сил.

Когда он, наконец, оторвался от меня, мы оба тяжело дышали. Принц обнял мое лицо руками, и прижался своим лбом к моему, прикрыв глаза.

— Ты обещал, — напомнила я, пытаясь восстановить дыхание. — Ты получил все, что хотел, теперь отпусти его.

И… мои слова разрушили едва успевшую зародиться магию. Демон вздрогнул, выпрямился и посмотрела на меня с высоты собственного роста. Я почему-то почувствовала себя виноватой. Отступила, обхватив себя за плечи ладонями и пряча глаза.

Вздохнув, он снял с локтя то, что принес с собой. Это оказалась теплая накидка.

Демон широко взмахнул ею и опустил на мои плечи, но этим на ограничился, а крепко запахнул края, замотав меня в одежку, как в кокон.

— Я не могу его отпустить.

— Что? — подскочила я. На глаза навернулись слезы. — Ты же обещал!

— Любовь моя, — демон старался держать себя в руках и это было видно, но терпение и добросердечность никогда не были его сильными сторонами. — Я не могу его отпустить, потому что сперва нужно его вылечить. Я распоряжусь, чтобы им занялись.

— Кто? — я потерянно обернулась по сторонам. — Здесь никого нет. Дворец как будто вымер.

— Я приказал, чтобы прислуга, стража и все остальные не попадались тебе на глаза, — пояснил Сатус так, будто в этом не было ничего особенного, хотя у меня было иное мнение.

Но, прежде всего, я должна была убедиться, что Тиму больше ничего не угрожает.

— О нем позаботятся? Накормят, напоят и вылечат? И он больше не будет сидеть к клетке? Ты мне обещаешь?

— Обещаю, — серьезно кивнул принц.

— И его никто больше не будет бить?

— Да, — чуть злее подтвердил демон.

— И я смогу его навестить?

— Нет, — с угрозой, от которой вновь заболело под ребрами, недобро усмехнулся демон. — Хочешь, чтобы он выжил и вернулся в свой мир — ты больше никогда не подойдешь к нему, не заговоришь с ним и о нем. Это последний раз, когда ты о нем упоминаешь.

Он сказал так, и мой рот закрылся. Даже если бы захотела я больше не смогла бы произнести имя друга вслух. «Так вот, как все будет», — грустно прикрывая веки, подумалось мне. Яркие чувства, которые подарил поцелуй, схлынули и я вновь оказалась в окружении темноты.

Он протянул мне свою руку.

Я послала прощальный взгляд Тиму.

И с ощущением неизмеримой потери взялась за раскрытую ладонь, чтобы дать увести себя прочь из этого гнетущего, пропитанного мучениями места.

На следующий день мы новь вернулись туда, где накануне на нас напал зверь. Поймав мой встревоженный взгляд, демон отметил:

— Я знаю, что тебе страшно. Но больше нас никто не потревожит.

— Может быть, стоило выбрать другое место? — слабо возразила я.

— Нет, надо здесь, — отрезал Сатус и завел меня в цветочный круг, который полностью восстановился после нанесенного ущерба, надежно прикрытый от солнца листьями винограда и сказал:

— Повтори то, что сделала вчера, — а сам отошел на несколько шагов, сложив руки на груди и глядя на меня как профессор на нерадивую студентку.

Меня немного шатало, и в целом я не чувствовала себя устойчиво, словно вместо со мной шатался и мир. Предыдущая ночь тоже была сложной. Приведя в спальню, принц уложил меня в постель, заботливо прикрыв одеялом. Поцеловал в лоб и, обняв руками, устроился за моей спиной, прижав к себе как любимого плюшевого медведя. Стоило мне пошевелиться, как мягкие руки, которые не менее виртуозно умели делать больно, стали стальными, показывая, что бежать некуда.

Я в ловушке.

— Мира, — обманчиво бархатный голос погладил мою шею сзади. — Не ерзай. Мне и так не легко.

После этих слов я не смогла глаз сомкнуть, а вот Сатус спал отлично всю ночь до самого рассвета!

Теперь он был бодрым и выспавшимся, а я — недовольной, сонной и разбитой. Наверное, именно отсутствие полноценного сна привело к тому, что первые три попытки войти в межпространство не привели ни к чему, а четвертая закончилась тем, что я вошла, сделала шаг и сразу же вывалилась обратно, больно ударившись локтями.

Глубоко вздохнув, Тай в два широких шага подошел, поставил на ватные ноги, отряхнул с платья пыль. Отступив на шаг, он потянулся к карману и вытащил кольцо. Кольцо с желтым камнем.

— Вот, — и он вложил кольцо в мою ладонь. Не успела я испуганно вскрикнуть, помня, что сделал со мной этот предмет, бывший сильнейшим артефактом, как демон заставил меня стиснуть пальцы вокруг кольцо. И пришло осознание — ничего не изменилось. Мир остался на месте, я осталась на месте и даже демон, глядящий на меня так же, как и в первый день нашей встречи пребывал там, где и был до этого.

Он не пытался скрыть собственный исследовательский интерес, черные глаза взирали так, что вскрывали грудь и вынимали сердце.

— Отдаешь его мне? — спросила я пересохшими губами, не смея отвернуться.

«Бог, — мысленно повторила я себе, вспоминая, как вчера Сатус шествовал ко мне в ореоле собственной мощи. — Злой темный бог».

— Я забрал его, чтобы ты не навредила себе. Я знаю, что это за кольцо.

— Давно? — эхом откликнулась я.

— Давно, — скупо подтвердил Сатус. В этот момент он был спрятан от меня за непробиваемой бетонной стеной. — Оно было опасно для тебя, поэтому я не стал отдавать сразу. Всегда носи его с собой. И никому не отдавай, даже мне.

Я раскрыла пальцы и уставилась на весьма скромное украшение.

— А теперь? Почему теперь ничего не происходит?

— Растерия, — кивком головы указал принц. — Она равна по силе кольцу, и способна блокировать его. Теперь оно не причинит тебе вреда.

— Так вот, как мама носила его, — догадалась я, найдя ответ на вопрос, который мучил меня с момента нашего недавнего общения. — А я все гадала… Значит, он тоже надел на неё кулон…

И оборвала саму себя, потому что поняла — сболтнула лишнего.

Но Сатуса, казалось, не волновало то, что я там бормочу.

Обойдя меня, он отправился прочь.

— Идем, — бросил он мне, не оборачиваясь. — Сегодня ты не в форме. Лучше вернемся в Акилон.

И я покорно последовала за ним.

Я плелась, еле-еле переставляя ноги, двигаясь через боль и усталость. Сатус, который физически не мог двигаться так же медленно, не выдержал и не спрашивая разрешения подхватил на руки.

Из меня вырвался слабый протест. Но в глубине души я была ему благодарна. И на слова не говоря, приникла лицом к его плечу.

— Спи, — прошептал он, коротко коснувшись губами моих волос.

И я действительно провалилась в сон, чувствуя себя в его руках поразительно спокойно. Возможно, я бы даже задумалась об этом странном феномене, если бы не была измотана до предела.

Пробуждение было гораздо более травмирующим, чем можно было ожидать. Потому что живот разрывался от боли, и это было так, будто внутрь воткнули раскаленный прут и проворачивали по часовой стрелке.

Не успев раскрыть глаза, я с ужасом осознала правду.

— Нет, только не это, — простонала я, зарываясь лицом в подушку, которая пахла Сатусом.

Но это пронеслось мимо моего сознания, потому что главным было одно — у меня начались критические дни, которые я даже в лучшие времена не способна была пережить без обезболивающего.

— Где мне в этом чертовом демонском мире найти таблетки? — простонала я, едва не вгрызаясь в подушку.

За спиной раздался звук распахиваемой двери, которая так же быстро захлопнулась. Несколько коротких шагов в одну сторону, еще столько же обратно и потом в другую сторону.

Кровать покачнулась и я, по-прежнему не отнимая головы от постели, почувствовала, как рядом кто-то сел.

— Я знаю, что ты проснулась, — спустя некоторое время, проведенное в молчании, проговорил принц. — Вставай, тебе нужно поесть. Я принес ужин.

— Я не буду, — прилагая все усилия, чтобы голос звучал ровно.

— Будешь, — не принял отказа демон. — Ты не ела с тех пор, как покинула Академию. И если первое время я терпел, надеясь на твое благоразумие, то теперь моё терпение иссякло. Не поешь сама — накормлю силой.

Я знала, что претворять свои угрозы в жизнь он умеет как никто другой, поэтому хватаясь рукой за низ живота, чтобы хоть как-то унять внутренние спазмы, неуклюже перекатилась на спину и ответила:

— Мне плохо.

Его лицо потемнело, меж бровями пролегла складка, а в глазах зажглась тревога.

— Это из-за перемещений?

— Нет, я… я не знаю, может быть.

Правду говорить не хотелось. Мне было неловко и вообще стыдно. Прикрыв глаза рукой, я с мольбой попросила:

— Можно я просто полежу, пожалуйста?

Я ощутила, как демон встал и пересел ближе. Убрав мою руку от лица, он пощупал лоб, прикоснулся к щеке, изучил температуру тела, а после требовательно спросил:

— Что случилось, Мира?

— Мне просто… просто плохо. Болит живот, и я…

Новый приступ боли вынудил меня сцепить зубы до мерзкого скрипа, зажмурив глаза и сжавшись в комок. Казалось, я умираю.

Не знаю, как он все понял. Прилагая все силы, чтобы не выть от боли, я потеряла что-либо замечать. Просто в какой-то момент поняла, что его нет рядом. И, наверное, так было даже лучше, потому что его отсутствие позволяло не заботиться о необходимости сдерживаться от внешнего проявления ада, в который решил погрузить меня мой организм. Единственное, что я смогла сделать, это переодеться из неудобного платья в рубашку Сатуса, а после снова рухнуть на постель, ныне бывшей моей единственной спасительницей.

Мягкие крадущиеся шаги меня не удивили, подсознательно я их ожидала. Кто-то обошел кровать по кругу и молча встал у изголовья. Такое ненавязчивое появление вкупе с нескрываемой тщательностью быть как можно тише никак не вязались с Сатусом. Поэтому я разлепила веки и с удивлением обнаружила в комнате девушку. Она была немногим старше меня, высокая, с узкими плечами, почти отсутствующей грудью и длинной лебединой шеей. Волосы цвета спелой пшеницы были зачесаны назад, открывая лицо, которое могло запомниться только одним — своей непримечательностью. Это было даже не лицо, а скорее белый лист, на котором при желании можно было нарисовать все, что угодно.

Светлые, почти белые, глаза моргнули, и девушка, стоящая неестественно прямо и глядящая строго в одну точку перед своим носом, проговорила:

— Моя илира, — низкий поклон в пол, такой, что она едва на поцеловала собственные ноги, выглядывающие из-под светло-бежевого платья, длинной до колен с открытыми плечами и вырезом, который в её случае был совершенно бесполезен. — Меня зовут Бехар. Я здесь, чтобы помочь вам.

Я обратила внимание, что девушка совершенно босая.

— А-а-а-а, — я ползком поднялась чуть повыше, прижала к груди подушку, чувствуя себя крайне неуютно в присутствии незнакомки, — а кто вы?

Девушка еще раз поклонилась, не менее низко, чем в первый раз.

— Я ваша прислужница, — и она все еще разговаривала, не глядя на меня и стоя боком. — Я должна помочь вам переодеться и сменить постель.

— Да? — неуверенно переспросила я. — Ладно, меняйте.

Корчась, подавляя рвущиеся из саднящего горла стонущие вздохи, я кое-как выползла из кровати, одновременно пытаясь утащить одеяло, чтобы прикрыться.

Но не успела ступить на пол, как девушка приобняла меня за талию и повела.

На выход.

— Э-э-э, а что происходит? Куда вы меня ведете? — занервничала я.

— Мне приказало отвести вас в Розовую комнату, — ответила девушка, ничуть не сбавляя темпа, а когда мои ноги запутались в одеяле, она фактически подняла меня над полом, переложив на себя весь мой вес, и понесла.

Это было настолько неожиданным, что я потеряла дар речи, а вместе с ним отступила и боль.

Она молча вынесла меня в коридор. Я также молча болтала в воздухе ногами.

И вновь дворец поражал пустотой. Я успела заметить лишь двух мужчин, затянутых во все черное, которые находились в конце коридора, оказавшегося тупиковым. Они стояли спинами к нам, перегородив собой единственный проход. Свободной рукой девушка толкнула другую дверь напротив, и мы оказались… в комнате, которая действительно оказалась розовой!

Все внутри было выполнено из слегка светящегося в темноте материала ягодного цвета, который мне напомнил непрозрачный горный хрусталь — огромная ванна, несколько раковин, похожих на раскрытые морские двустворчатые раковины, стены, потолок и даже приглушенно горящие светильники, вмонтированные непосредственно в пол и будто бы посадочная полоса для самолета, указывающие путь к ванной. Но больше всего меня поразили огромные зеркала, украшавшие половину стен, и на контрасте с ними — золотые птицы в миниатюре, установленные по периметру глубокой чаши, в которой предполагалось принимать водные процедуры, а также над каждой раковиной. Широко расправив золотые крылья, они замерли, выгнув шеи и распахнув длинные клювы.

Не дав в полной мере изучить обстановку, Бехар практически дотолкала меня до ванной и отобрала одеяло. Каждое её действие было почтительным, осторожным, строго выверенным, но не допускающим сопротивления.

— Что… что вы делаете? — все же попыталась остановить её я, но с одеялом пришлось расстаться.

— Наследник распорядился, чтобы для вас наполнили горячую ванну, — отшвыривая одеяло в сторону, сообщила девица.

— Но… я не хочу! — взвизгнула, ладошками прижимая к себе последнее, что осталось — тонкую ночную рубашку.

— Не спорьте, — повелительно прервала она меня. — Если илир так решил, значит, вам нужно подчиниться.

Я промямлила что-то невразумительно и даже сама не поняла, что хотела сказать, а после меня с какой-то почти цирковой ловкостью поместили внутрь розовой кристаллической чаши. Быстрое касание рукой одной из птиц и в ванну шумным потоком хлынула чуть голубоватая пузырящаяся и взбивающаяся в плотную пену вода. Я напряглась, сжавшись всем телом и ожидая какого-то подвоха, чувствуя, как к телу по мере заполнения водой прилипает рубашка. Но вскоре с удивлением осознала — мне становилось легче.

Боль в животе постепенно затихала, будто укрощенный хищник, который больше не пытался сгрызть меня изнутри. Теперь он возмущенно ворочался, терся зубастой мордой, будто слегка бодаясь, скреб острыми лапами, но с каждой секундой, проведенной в воде, становился все менее клыкастым и когтистым. Он не ушел полностью, боль все еще была со мной, но теперь я хотя бы могла дышать без стонов.

Облегченно откинувшись на спину, я с наслаждением вытянула руки и ноги, запрокинув голову и прикрыв глаза. Прошло еще немного времени, хищник затаился внутри, но я была рада даже этой кратковременной передышке.

Внутри царила пустота, будто ураган прошелся и вымел вообще все — мысли, эмоции, слова, оставив лишь желание никогда не покидать эту чудесную воду, которая достигнув края ванной остановилась. Моя персональная реальность, скукожившаяся до размеров кристаллической чаши, погрузилась в безмолвие, которое сперва радовало, но через некоторое время начало тревожить. Приподняв голову, я увидела, что нахожусь в комнате совсем одна. Служанка исчезла еще незаметнее, чем появилась.

Одиночество и тишина поспособствовали сну, который навалился на меня и которому я не стала сопротивляться.

Ласковое поглаживание я ощутила сквозь дрему и не сразу поняла, что происходит. Мозг не желал пробуждаться, цепляясь за остатки сна. Заворочавшись, я услышала всплеск воды, покачнувшейся вокруг меня и окончательно проснулась, распахнув глаза.

Он сидел напротив, обнаженный, по грудь погруженный в белую пену. Руки его были широко раскинуты по краям чаши, а черные глаза наблюдали за мной. Каким-то загадочным образом мои ноги, лежащие в воде, оказались закинуты на его и кончиками пальцев ног я касалась жёсткого живота.

Взвизгнув, подскочила. Хотела выпрыгнуть из ванной, но вовремя вспомнила, что на мне лишь тонкая, насквозь мокрая рубашка, а под ней ничего.

Села, прикрыв руками все, что было выше пояса, и заорала:

— Какого черта ты тут делаешь!

— Я? — в притворном удивлении взмахнул ресницами Сатус. — Я принимаю водные процедуры.

— Но почему именно здесь? — чуть менее воинственно спросила я, отступая под непримиримой аурой демона, которая кругами начала расходиться вокруг, затрагивая что-то внутри меня.

— Потому что это мой дворец, а ты — моя принцесса, — и вновь он делал это, направляя на меня свою магию, окутывая ею, напоминая о способности одним словом рушить всё.

— Я не твоя…, - по привычке начала спорить я, но почти сразу умолкла, вспомнив о недавнем разговоре. И моей клятве.

Сатус, все это время наблюдавший за мной со смесью насмешки и удовлетворения, кивнул, принимая моё поражение, а после заметил:

— Твоего друга вылечили и вернули обратно, — мокрыми руками он потянулся к голове и, запуская пальцы в черные волосы, провел назад, зачесывая.

Я как завороженная проследила за его движением, задержав дыхание. Осознанная часть меня ухватилась за мысль о том, что теперь с Тимом все в порядке, а вот интуиция была не согласна и шепнула на ухо: «Все, кого ты любишь, теперь будут заложниками. Его заложниками».

— Привыкай думать обо мне, как о своей паре.

— А ты привыкай, что я начну портить тебе жизнь! — огрызнулась я, вновь почувствовав себя смелой.

— Мышка, — обольстительно улыбнулся Сатус, — глядя на тебя я думаю, что до сих пор и не жил вовсе.

Сердце ёкнуло и забилось сильнее, но я собиралась игнорировать любые реакции тела.

С трудом отведя взгляд, который вновь и вновь возвращался к гладкой, блестящей от воды груди, изгибы и контуры которой влага подчеркивала лишь еще ярче, я покусала губы, а после спросила:

— Что значит «илир» и «илира»?

— Где ты это услышала? — помрачнел демон.

— Девушка, Бехар, которая меня сюда привела, назвала тебя так. И меня.

— Я приказал использовать упрощенный язык, чтобы тебе все было понятно, — он недовольно качнул головой, а я поняла, что кому-то сегодня влетит. — Но раз уж ты спросила… Илир — дословно означает «преемник», в обиходе так обращаются к наследнику действующего императора. Титул может быть применен и к тебе, потому что теперь мы связаны.

А я кое-что вспомнила.

— Ферай сказал, что ты не сможешь привести меня в свой дом. Потому что я — ваине, чужестранка.

— Да, все так, — невозмутимо подтвердил Сатус, внимательно и неотрывно взирая, из-за чего к щекам начала приливать кровь, а мне самой показалось, что в Розовой комнате стремительно нагревается воздух. Бросив мимолетный взгляд на зеркала, в одной части которых двигалось мое отражение, а в другой — Сатуса, я с удивлением обнаружила, что они запотели. — А ты реалистка, да, Мира? — неожиданно заявил демон. — Ты предпочитаешь правду, какой бы уродливой она ни была. Для тебя важно глядеть в саму суть вещей, не обманываться и не надеяться.

Никто и никогда не говорил обо мне так.

Никто и никогда не видел меня такой, какой я сама себя видела.

— Тебе нравится быть холодной, отстраненной, глухой к чужим чувствам, в то время, как свои собственные ты держишь при себе, потому что считаешь, что только у тебя есть право о них знать.

Он верил, что у меня есть чувства. Я верила, что скорее умру, чем признаюсь ему в любви. Потому что мое признание поставит точку.

— У меня нет никаких чувств. Ни к тебе, ни к кому бы то ни было другому, — ответила я, чувствуя, как кожу начинает печь от чужой, не моей, свирепости, расползающейся от макушки к плечам и ниже по груди — к животу. Густая, тянущаяся, словно растаявшая сладость. Эта свирепость была результатом такого сильного внутреннего напряжения, от которого обычного человека уже, наверное, разорвало бы на кусочки, а Сатус лишь стискивал челюсти сильнее и смотрел так, будто в любую секунду был готов вынести мне смертельный приговор, обвинив в измене. И чем дольше мы поддерживали зрительный контакт, тем тяжелее мне было оставаться на месте. Потому что я увидела ту опасную грань безумия, к которой приближался демон.

И, кажется, впервые задалась вопросом: неужели это правда?

Неужели он испытывает ко мне настоящие чувства?

И все это не игра, не попытка поймать меня в ловушку с помощью внушенной влюбленности, не тщательно завуалированные манипуляции?

Неужели для него все это почти так же невыносимо, как и для меня, а возможно и еще хуже?

— Уверена? — его голос не злой, не ненавидящий, не требовательный. Он вообще никакой, бесцветный.

Я промолчала, глядя на него исподлобья. Мокрые волосы облепили лицо, на ресницах таяли крохотные пузырьки пены, а губы были искусаны в кровь и ныли.

— Ты уверена, что ничего ко мне не чувствуешь? — слова давались ему с таким трудом, будто он толкал на крутую гору неподъемный камень.

С ним не будет легко, думала я, и солнечно с ним не будет. Не будет розовых сердечек, нежных признаний и трепетных касаний. С ним всегда будет зло, яростно, сильно, стремительно и практически невыносимо. Он — квинтэссенция всего смертельного, опасного, колоссально трудного. С ним — противостояние, драка за победу каждый день.

Я всегда знала, что если впущу его в свою жизнь, день, когда он уйдет, станет для меня последним. Это была поездка в один конец, и последняя станция находилась там, откуда возврата уже не было.

Глава 36

Кончиками вытянутых пальцев, касаясь легко, будто опасаясь навредить и одновременно взывая к покорности, он прикоснулся к моему лицу и направил навстречу своему. Взгляд его был томным, наполненным надеждой и таким желанием, которое я еще никогда не видела. На самом деле, с этой стороной жизни я была практически не знакома и раньше почти не задумывалась об интимных отношениях с кем бы то ни было. Мне было просто не интересно, но конкретно сейчас, в этот миг, всем телом и каждой его клеточкой я ощутила его потребность во мне. Потребность, которая была противоречивой, отравляющей, подстегивающей и нарастающей, словно снежный ком. Наступит день и это скопление густой необузданной тьмы обрушится на меня. Он это знал. Знала теперь и я.

Заерзав, поняла, что больше не могу усидеть на месте, на могу находиться так рядом с ним, в кольце его рук, чувствуя спиной гладкую плоскость живота, выпуклость мышц груди. И… это было ошибкой. Стоило мне пошевелиться как что-то горячее, опасное, пугающее стало настойчивее обозначать своей присутствие, пока не уперлось мне в поясницу.

И тут я даже дышать перестала… замерла, затаилась, как настоящая мышь, столкнувшаяся с большим, сильным, крайней голодным и не стесняющимся это подчеркивать котом.

— Я хочу тебя, — и жаркие губы скользнули вдоль уха. Голос такой низкий и хриплый, что слышать его было почти невыносимо. — Хочу с той секунды, как увидел, хоть и осознал эти свои незваные чувства намного после! — принц прерывисто выдохнул, всколыхнув воду вокруг нас. Я не могла не заметить, насколько тяжело ему далось это признание, от которого моё предательски слабое сердце подпрыгнуло как в пируэте и вернулось на место, а вот разум упорно твердил, что слова, любые слова, все равно ничего не меняли. Только действия имели смысл, а все, что делал демон имело лишь одну цель. — Сперва я хотел быть с тобой, как был со всеми остальными своими подругами. Но очень скоро выяснилось, что любая другая готова упасть к моим ногами, только не ты. Не ты, которая при всей своей внешней слабости каждый раз удивляла меня стойкостью, которая, не пытаясь соблазнить, выглядела еще привлекательнее и желаннее. Я понял, что глядя на тебя вижу то, чем готов любоваться всю оставшуюся жизнь. Ты завладела моим сердцем и разумом, прочно поселившись в мыслях, взращивая потребность забрать тебя себе, спрятать как самую большую драгоценность там, где никто не сможет отнять тебя у меня. Даже ты сама, — и он вновь вынудил меня смотреть ему в глаза. Он решился на откровенность и желал, чтобы я разделила с ним этот момент сокрушительной честности. Опасность была одной из граней его личности, тем, что всегда ощущалось в принце на интуитивном уровне, но теперь эта часть его была продемонстрирована намеренно, выставлена напоказ, обнажена, словно спелый плод под лопнувшей кожицей, сдавленной хладнокровными пальцами. А еще в нем было зло идущее рука об руку с желанием причинять боль и умением делать людей беспомощными. И все вместе это совершенно не тем, с чем хотелось бы встретиться, потому что взглядом Сатус откровенно заявлял — спасения нет и молить о нем бесполезно. Его руки сильнее обвились вокруг моего тела, и это должно было быть появлением нежности, но не было. — Я готов пойти против отца, против демонов, против Аттеры за возможность знать, что в твоей жизни есть только я, что я — твой первый и последний мужчина. Ради этого я способен положить весь мир к твоим ногами, а не только переписать какой-то там закон…

Закон. Удивительно, но упоминание такой банальной и совершенно не романтичной вещи отрезвило, охладило что-то, что начало разрастаться внутри меня подобному пульсирующему огненному шару.

— А что это за закон и почему все постоянно о нем твердят? — спросила я и голос мой звучал обыденно, словно это не за моей спиной сидел голый и красивый демон. Мысленно самой себе поставила плюсик.

— Военная аристократия очень сильна в Аттере, — Сатус потер глаза, а после еще теснее притянул меня к себе, вынуждая лечь ему на грудь. Я встрепенулась раненой птицей, потому что оказалась еще сильнее прижата к тому, что находилось у поясницы и это не укрылось от принца. «Привыкай», — с коротким смешком шепнул он мне так тихо, что сперва решила, будто послышалось. А он, тем временем, продолжил, сжав ладонями мои предплечья и легонько массируя. Мышцы уже откровенно дергались от перенапряжения, вопя, что скоро мой пассивный мятеж будет сломлен, и придется сдаться на волю победителя. — Демоны превыше всего ценят силу и власть, а также те блага, которые они обеспечивают. Если для их получения нужно быть жестокими, мы будем жестокими. Если нужно убивать, мы будем убивать. Если нужно пойти и забрать, мы пойдем и заберем.

— А при чем здесь я? — спросила, стараясь выглядеть спокойной.

— Если я стану императором, а после погибну, ты займешь мое место, — с поражающей легкостью пояснил Сатус. — Ты станешь правительницей Аттеры. Но ни один демон не признает над собой такую, как ты. Еще до моего восшествия на трон тебе будут бросать вызовы на дуэль снова и снова, пока не уничтожат. Твоя смерть на дуэли от любого из вызвавших будет в рамках нашего правосудия. И по очень старому, но все еще действующему закону отказаться ты не можешь, — не обращая внимания на то, как мне разом поплохело от перспективы скончаться на магическом поединке, демон без перехода приказал: — Тебе нужно расслабиться.

Тело стало каменным. Сухожилия натянулись, мышцы уплотнились, я ощущала приближающуюся судорогу.

— Мира, я не пытаюсь тебя съесть, — вкрадчиво проговорил Сатус, аккуратно надавливая на шею и подталкивая устроить голову на его плече. Все еще сила, пока еще не насилие. — Только унять твою боль.

И стоило ему упомянуть, как спазмы скрутили низ живота, заставляя закусить щеки изнутри и крепче сжать пальцы в кулаки, вонзаясь ногтями в тонкую кожу ладоней.

— Тише, тише, — успокаивающе зашептал принц. Его рука скользнула вниз, легла поверх, у опасной грани самого тайного и лежала там не шевелясь, будто давая время привыкнуть к её присутствию. Сбитая с толку таким неожиданным проявлением чувственной нежности, я растерялась, мысленно гадая, что мне теперь с этим делать, оттолкнуть или позволить остаться. Его поведение навевало ощущение чего-то постыдного, запретного, непростительного, скверного, но волнующего, потрясающего до глубины сознания настолько, что черное и белое смешались, и не осталось ничего абсолютного, ничего, в чем я была бы уверена.

И все же, я вымоталась, иссякла, организм сдавался, сегодня у меня больше не было сил воевать. А потому я позволила себе расслабиться, пусть даже столкнувшись с риском, что моя временная слабость будет расценена принцем как полная капитуляция. Я помнила о клятве, которую дала ему. Как о ней забыть, если демон буквально вырвал её из меня, но никакая клятва, пусть даже данная против воли, не заставит меня прийти в его постель. Ни клятва, ни его физическая привлекательность, которая будоражила меня с каждым днем все сильнее.

— Для меня все это тоже в новинку, — тихо признался Сатус и его теплое дыхание коснулось щеки. — Я не умею быть таким…

И он зарылся лицом в мои волосы.

Внезапное пришло очень взрослое понимание, почему женщин всегда притягивают такие, как он. Суть не только в красоте и сметающем всё живое и неживое характере, но и в чувстве безопасности. Безопасности от всех, кроме него самого, а в краткие минуты единение — и от него тоже. И сейчас случилась именно она, эта мимолетная вспышка откровенной уязвимости, полного и всепоглощающего доверия к тому, кто привык дергать за ниточки, делая людей марионетками.

Это был момент, который дал нам взглянуть на нас двоих со стороны. Глазами не только постороннего наблюдателя, но всех тех женщин, красивых и сильных, что были до меня. Которые точно так же, как и я, умели делать что-то совершенно невероятное, и оно же превращало их в добычу, приносило несчастье и беду, потому что порой твоя сила и твоя слабость питаются от одного и того же источника.

Я чувствовала их рядом с собой, внутри себя и позади, отзвук их былого присутствия в мире, во всех мирах, звучал в крови, напоминая, что когда-то каждая из них встретилась с кем-то, кто был сильнее и чью силу над собой они признали. Кто-то — по любви, и это было так прекрасно, что проступали слезы, а кто-то — насильно, и это несло в себе горький привкус невосполнимой утраты. Быть с кем-то, равным себе, с кем-то, кого ты не можешь победить, но кто может победить тебя — парадокс, который лежал в основе бытия и уничтожения сестер, каждая из которых теперь смотрела на меня мертвыми глазами сквозь тысячелетия. Они были где-то очень далеко, куда не добраться и не докричаться, и одновременно очень близко, грустно улыбаясь и понимающе кивая. Мол, да, девочка, когда-то и мы все это проходили, когда-то и нас настигла кара, которая, возможно, была платой за уникальную силу. Все то, что они чувствовали и чем жили, чему радовались и над чем горевали, чему верили и над чем смеялись — было частью меня, как их прямого наследия. Осознание слияния прошлого, настоящего и будущего пришло так естественно, будто мысль, что однажды это произойдет всегда таилась во мне. Сестры жили друг для друга, и умирали так же, вместе, соединенные кругом вечной магии, которая не могла погибнуть, потому что магия, как и идея, не могла исчезнуть, но могла потерять связь с тем, что собирало её в единый поток и направляло. И теперь эта магия искала выход во мне, словно кто-то звал её, приманивал, пытался приручить. Я уже знала, что все это закончится серой тоской, и печалью, и стынущими на коже кровоподтеками, и иссушенными губами, и взглядом честным, безразличным. Но все же желание чувствовать его руки, слышать его голос, ловить его дыхание, тонуть в его взгляде было сильнее здравого смысла и предупреждения предков.

Демон сделал первое осторожное движение, подушечками пальцев погладив живот. От этой утонченной ласки, затмившей боль, перед глазами все поплыло. А он продолжил, начав описывать круги на моей коже, убаюкивая, подчиняя хищника внутри, ввергающего меня в спазмы боли. Это получалось у него с такой легкостью и непринужденностью, что уже очень скоро боль размягчилась, растаяла, исчезла, остались лишь мягкие касания умелой руки, кружащей над моим телом под водой, странное томление и ожидание чего-то большего.

Раздался тихий смех, от которого я распахнула успевшие закрыться глаза и села чуть ровнее.

— Что? — с тревогой спросила я, печально осознавая, что очарование им оказалось слишком хрупким.

— Удивительно видеть тебя такой послушной, — продолжая мило посмеиваться, ответил демон. — Не спорящей, не ругающейся и не просящейся вернуться обратно в Академию.

Я не знала, что ответить. Признаться, что здесь и сейчас я просто чувствовала себя хорошо было все равно, что сигануть в пропасть.

— Я остановил кровотечение, — убрав смех, сообщил демон. — Дворцовый лекарь сказал, что для тебя это — естественное состояние, и оно будет повторяться регулярно.

Мне стало до жути неловко. Меня воспитали так, что подобные вещи не обсуждаются с мужчинами.

— Когда боль вернется, я буду рядом, — пообещал он, целуя в шею, вынуждая меня непроизвольно закусывать губу. А после неожиданно и без перехода спросил строго:

— Ты меня любишь?

Я затаилась, забегав глазами вокруг, пока не увидела наше общее отражение в зеркале в окружении розоватого свечения, придающего сказочную таинственность. Сильный рослый демон, про которой я порой забывала, насколько он большой, особенно в сравнении со мной, с влажными черными волосами, падающими на породистое лицо и маленькая, ставшая слишком худой и слишком бледной я, с почти прозрачной кожей и глазами потерянного олененка. Шмыгнула носом, пытаясь стереть это выражение. А вот взгляд был совсем чужим, не моим — со взрослой усталостью, за которой скрывалась безнадега. Была ли она моей или просто вплелась в хаос моих собственных эмоций, являясь эхом чьей-то давно закончившейся жизни — я уже и сама не знала.

— Мира… девочка моя…, - костяшки пальцев скользнули по щеке, сталкивая с алчущим, ультимативным взглядом. — Ответь мне.

Его голос выжигал каждый мой нерв. Его взгляд резал вены, словно лезвия. Его любовь клеймила, истощала, плавила.

Я аккуратно выбралась из его объятий, и отодвинулась, чтобы смотреть на него прямо, после чего ответила:

— Нет.

— Это не правда, — просипел демон, бледнея.

— Не важно, — грустно улыбнулась я. — Важен только мой ответ.

Повисло тяжелое вымораживающее молчание.

— Думаю, я узнал достаточно, — с горестной, изможденной усмешкой, которая была скорее насмешкой над самим собой, проговорил Сатус.

И встал.

Я пискнула, словно маленькая девочка, инстинктивно зажмурилась, отвернулась, а для верности еще и глаза закрыла ладошками.

К счастью, заметить я успела только одно — густую пену,покрывающую тренированное, отлично развитое тело, сплошь мускулы и превосходство.

Вновь колыхнулась вода, Тай вышагнул из ванной, а после до меня донеслось:

— Открой глаза, Мира, — потребовал он. — Открой и посмотри на меня.

Я остервенело потрясла головой.

— Я хочу, чтобы ты увидела меня.

Я прижала голову к коленям, закрывшись сверху руками, задрожав от макушки до пят.

— Открой глаза, Мира! — жестко приказал принц и схватился за мои руки в попытке заломить их назад. Что-то хрустнуло в предплечье и тело объяло агонией ломающегося сустава и раздираемых мышечных тканей.

Я закричала, а после погрузилась в состояние прострации. Я не потеряла сознание, но оказалась ошеломлена настолько, что реальность прогнулась, сдвинулась куда-то в сторону, а вместе с ней сдвинулось что-то в моей голове. Разрушающая боль исчезла так же внезапно, как и появилась, а вместо неё пришло оцепенение.

Одним сильным движением меня выдернули из воды, прижали к груди, горячей и твердой, и со смазывающей весь окружающий мир скоростью понесли куда-то. Отчаянный вздох, завершившийся хриплым рокочущим рычанием — и я уже лежу на хорошо знакомой постели в хорошо знакомой спальне. Заторможено смотрю в потолок вытаращенными глазами, а на до мной склонился странный мужчина.

Он был абсолютно лысым, ресницы и брови тоже отсутствовали, что придавало его облику некоторую инопланетность. Неестественно вытянутый череп, похожий на яйцо, был украшен витиеватыми синими линиями, сбегающими по обе стороны худой шеи и скрывающимися под простой светло-бежевой одеждой, напоминающей средневековую рясу. Но сильнее всего поражали черты его лица. Они были похожи на сотню ликов, и в то же время его будто бы не существовало вовсе. Каждый раз возвращаясь взглядом к его лицу, я видела нового человека. Человека, которого не было.

Пока я исследовала этот феномен, с трудом ворочая вялыми мозгами и прорываясь сквозь подрагивающую пелену, периодически падающую и скрывающую собой спальню, за окном которой уже копилась ночь, лысый быстро и ловко ощупывал мое плечо.

— Перелом со смещением, — заключил безликий человек. — Осколок кости попал в кровоток и под воздействием сокращения мышц дрейфует в сторону сердца. Вокруг места повреждения обширное кровотечение.

— Но ты можешь это исправить? — прозвучал сдавленный голос Сатуса откуда-то сбоку и что-то с силой сдавило мою ладонь.

— Могу, — сдержанно ответил лысый и, кажется, он был здесь единственным, кто сохранял хладнокровие. — Но стоит ли? Это вторая опасная травма за короткий срок. Она не успела стать вашей женой, а уже дважды оказалась на грани гибели. Вам следует вспомнить о самоконтроле, мой принц. Быть дисциплинированными и сдерживаться, даже если очень трудно… если только вы не желаете отправить её в последний путь раньше срока.

— Не указывай мне! И просто вылечи! — рявкнул наследник.

— Стоит ли лечить то, что вы с таким упорством пытаетесь уничтожить? — иронично поинтересовался безликий.

— Заткнись! — продолжил срываться на нем демон. И я впервые была свидетелем такой эмоциональной реакции Сатуса. Обычно, чем злее он был, тем спокойнее и ядовитее становился.

— Вы мучаете то, к чему испытываете интерес, — невозмутимо продолжил мужчина. — И в другой ситуации мне было бы абсолютно все равно. Но сейчас страдает не только она. Причиняя боль ей — вы разрушаете себя.

Чужие пальцы легли на мой лоб, кровь оглушающе загрохотала в ушах, и тьма поглотила меня. Я успела лишь подумать о том, что безликий прав — такими темпами, с которыми мое тело обзаводилось новыми травмами, оно долго не продержится.

Глава 37

Три дня и три ночи я пролежала, практически не вставая. Много спала, не зная, чем еще можно заняться, когда все вокруг только и делают, что бдят. Периодически рядом почти неслышно появлялась Бехар. Аккуратно приподнимая мою голову над подушкой, она подносила к моим кубам емкость с отполированными гладкими холодными краями, в которой шипело нечто жидкое со сладковатым фруктово-ягодным ароматом и заставляла выпить, нашептывая что-то на незнакомом наречии. Тай возвращался исключительно глубокой ночью, практически сразу падал без сил в кровать, находил мою руку и, прижав её к себе, тотчас же засыпал. В эти моменты от него пахло всегда одинаково — солью и сухой, высушенной долгими суровыми ветрами землей. Порой, просыпаясь от его появления, я долго не могла уснуть, рассматривая его спящего, с удивлением обнаруживая в себе жалость. Он выглядел изнуренным, под глазами пролегли тени, щеки запали еще сильнее, чем прежде, отчего казалось, будто скулы острее ножа. Только тронь — и брызнет кровь. Просыпался он рано по утру, быстро подхватывался и уходил, сохраняя глубокое нерушимое молчание. Несколько раз, в редкие дневные моменты бодрствования, ко мне приходил безликий, игнорировал все попытки заговорить с ним и в целом имитировал глухоту, немоту и косоглазие. Поэтому я очень быстро сдалась и в ответ тоже перестала реагировать вообще на всех.

Когда наступил четвертый день я не выдержала.

Плечо больше не болело и по ощущениям, выздоровела я еще пару дней назад, но никто не желал принимать это во внимание. От виде четыре стен, потолка, недоступной для меня террасы, наглухо заблокированной магией, и одних и тех же лиц мне было уже тошно. А еще предыдущей ночью Сатус вопреки обыкновению не пришел, и мне очень хотелось знать, почему.

Натянув платье, оставленное кем-то из прислуги на постели, я подошла к двери и постучала.

Очень странно было колотить в створку изнутри, но я была уверена, что меня не только услышат, но и правильно поймут. Дверь отворилась, пропуска Сиджеру, уже знакомого мне стражника.

Мужчина традиционно поклонился, как кланялись здесь вообще все, приложив раскрытую ладонь к области сердца, и выжидающе поднял брови.

— Могу я выйти из спальни? — очень вежливо поинтересовалась, сохраняя на лице чуть глуповатую улыбку, очень стараясь выглядеть не как человек, который что-то задумал.

— Если наследник разрешит — да, — невозмутимо ответил Сиджеру.

— А как мне узнать, разрешил он или нет, если его здесь нет? — и я развела руками, указывая на пустоту спальни и отсутствие в ней принца.

— Он придет, и вы спросите у него, — стараясь не особенно откровенно потешаться надо мной, ответил Сиджеру.

— Но это будет потом, а мне надо сейчас.

— К сожалению, я не могу вам ничем помочь, принцесса, — повторно поклонился мне мужчина. — Я не имею таких полномочий. Кроме того, выход из спальни заблокирован для вас магией принца. А блоком может управлять только он.

— А вы могли бы сходить к нему и попросить прийти сюда? — я сложила брови домиком, а губки — бантиком. — Пожалуйста, мне очень надо.

— Я не знаю, где он, — стоял горой Сиджеру.

— Так, может, поищете? — тонко намекнула я.

Стражник задумался на миг, после кивнул и покинул меня.

Прошла минута, другая, третья. Потом, по ощущениям, полчаса, час. А я все топталась вокруг постели, не зная, куда себя деть и изнывая от давления стен на мозг. В конце концов, не выдержала и решила открыть проход. По крайней мере, так я хотя бы могла привлечь внимание демона, ведь теперь он точно знал, когда я пыталась войти в межпространство. Более того, мог этим управлять. У меня были сомнения по поводу таких его новых возможностей, но, скорее всего, все дело было в кулоне.

Открыть проход оказалось неожиданно легко, может быть, потому что я сосредоточилась не на самом процессе, а на мыслях о Сатусе, думая, где он, чем занимается и почему так надолго оставил меня одну. Его образ не покидал мои мысли, когда я устремилась дальше, нащупывая выход. Я не знала, где хочу выйти. Я просто хотела оказаться рядом с ним. И это сработало.

Но радовалась я недолго и преждевременно, потому что сразу узнала купол из крупных зеленых листьев, аромат фиолетовых цветов и вид на клочок виноградной долины, протянувшейся поодаль.

Накатило непривычное чувство дежавю. Как будто точно такая же ситуация со мной случалась раньше, когда-то очень давно. А потом я поняла — дело было не в ситуации, дело было в голосе.

Мамином голосе.

Безошибочно я могла узнать его в любой ситуации и в любом состоянии — это мягкое нежное звучание и кроткую улыбку, которая скрывалась за всем, что она говорила, ласково, понимающе и заботливо. Она могла стать тихим прибежищем для любого, могла сотворить чудо одной лишь силой своей безграничной доброты и это отчетливо считывалось со всего, что она делала. Мама, которую я помнила, была безраздельным светом, почти иконой, на которую я продолжала молиться.

Но сейчас ничего этого не было.

Сейчас все было по-другому.

— Это — целиком твоя ошибка, — веско заявила мама, а я сжалась, скользнула влево, скрываясь и держась поближе к зарослям, из которых однажды появилась неведомая кровожадная зверушка, вспоровшая принцу ногу.

— Моя? — запальчиво удивился Сатус. — Я тебе напомню, что наша встреча случилась твоими стараниями!

— Да, и ты должен был сделать так, чтобы Мира помогла нам! — скороговоркой подтвердила мама. — Мы с тобой в одной лодке и оба хотим избавиться от Луана! Я просила следить за Мирой, но так, чтобы она ничего не узнала! Я не просила влюбляться в неё!

— Поздно, — устало и даже чуть примирительно вздохнул Тай.

— Вижу, — проворчала мама. — У неё на шее твой брачный кулон.

— Теперь мы связаны, — в голосе демона звенела сталь. — Навсегда.

— Еще можно все изменить! — торопливо воскликнула мама. — До первой брачной ночи…

— А с чего такая уверенность, что она еще не состоялась? — с грубой насмешкой перебил Сатус.

— Потому что я вижу твое лицо, — смело заявила мама. — На нем оттенок трагедии. Ты не понимаешь, как кто-то мог отказаться от тебя. И ты разрываешься между двумя желаниями — получить свое, принадлежащее тебе по праву, и страхом окончательно оттолкнуть Миру попыткой применить силу. А еще я знаю, что ты топчешься на месте. Если бы она уже стала твоей, ты бы обрел все то, чего так долго добивался — полный контроль над ней.

— Судишь по собственному опыту? — хмыкнул Сатус без удивления, кажется, слова мамы его даже несколько забавляли. А дальше жестче: — Благородство — переоцененная благодетель. И я не так великодушен, как тебе кажется.

— Да, ты истинный сын своего рода, — это заявление могло бы показаться комплиментом, но таковым не являлось, скорее, наоборот. — И очень похож на Луана.

— Отвратительное сравнение, — начал раздражаться Сатус. Ни его, ни маму я не видела, лишь слышала.

— И все же ты идешь тем же путем, что и он.

Демон некоторое время молчал, а после сделал неожиданное признание:

— Ты знаешь, что Мира встречалась с Шай-Леей?

— Да, знаю. Но она ничего ей о нас не рассказала. Можешь не переживать. Мира не знает, что мы знакомы.

— А Шай-Лея была хитрой старушенцией. Так ловко служить всем троим и одновременно не быть верной до конца никому. Это особый талант… Ты уверена, что она не проболталась перед смертью?

— Мира бы мне сказала. Я знаю свою дочь, даже если не я её растила.

— Верно, её растил Луан, — едко заметил Сатус. — И кто знает, какие мысли и желания он вложил в её светлую головку.

— Нервничаешь?

— Она принадлежит ему в большей степени, чем тебе или даже мне. Она его дочь, пусть не по крови, но именно он воспитал девчонку. Воспитал так, как сам того желал. И никто не мешал ему лепить из неё то, что хочется. Она тебя знала сколько? До недавних пор она с трудом могла вспомнить, как ты выглядишь. А с ним она всю свою жизнь. Про себя я вообще молчу.

— Подозреваешь, что Мира в заговоре с Луаном?

— Сама посуди. Как-то уж очень ловко все сложилось. Просто одно к одному — у Миры проявилась её сила, Феликс потерял ключи от Путей, Луан начал искать и уничтожать горгулий.

— Ты обвиняешь Миру в заговоре с отцом против Аттеры?

— Я не могу отрицать вероятность такого исхода.

— А не ты ли в начале нашего разговора жаловался, что она тебе не верит? Как ты можешь говорить о вере, если сам ждешь от моей дочери подвоха? Сложно доверять тому, кто сам никому не верит и делает больно просто из желания посмотреть, что будет дальше, даже если заранее знает, что ничего хорошего.

— Она тоже делает мне больно…

— А по-моему, ты просто пытаешься подтвердить свои изначально ошибочные суждения. Решил, что она на стороне Луана, а не на твоей, и мучаешь её за это? — мама замолчала, молчал и демон. Когда ожидание стало почти невыносимым, она заговорила вновь: — Если ты хочешь, чтобы она была с тобой, пусть она сама тебя выберет. Но что бы между вами не происходило — это не должно мешать нашему плану. Мира должна научиться брать под контроль Огненные Пути без твоей помощи. Кулон обеспечивает обмен магией в обе стороны, как ты можешь управлять её силой, так и она способна научиться заимствовать часть твоей. То, что она практически сразу нашла нужную дорогу — отлично. Но она все еще не умеет ею управлять, находясь внутри.

— Я могу делать это за неё.

— Нет, не можешь, — категорично заявила мама и на удивление принц не стал с ней спорить. — Мы это уже обсуждали. К нужной нам единственной дороге у тебя доступа нет. Есть только у Икаса и Миры, потому что всех троих объединяет близкородственная магия. А при первой же насильственной попытке вторгнуться в магическое плетение путь может сместиться. Не забывай, что защита от проникновения особенно чувствительно реагирует на демонов. Ты лишь можешь направлять Миру, но только находясь рядом. Однако так будет не всегда. Ты не всегда будешь рядом. Поэтому чем быстрее дочь научится, тем лучше. Что-то готовится. И произойдет очень скоро.

— Конечно, что-то готовится! — небрежно воскликнул Сатус. Я ощущала горечь и упадок вперемешку с нетерпимостью, которые прокатились по мне горячим вибрирующим галопом. — Луан создает армию! И я не знаю, хватит ли у нас ресурсов, чтобы сдержать натиск его новых зверушек, если они атакуют все разом. Да еще в условиях, когда ключи от Путей неизвестно где! Твой муженек будет бросать своих солдат в бой не считаясь с потерями, и пока одни будут дохнут, он будет создавать других. Не зря же дядюшка выбрал в качестве экспериментального полигона один из самых плодородных миров, где всё буквально пропитано этой сублимированной энергией. Даже я почувствовал. И Мира там не просто так оказалась.

— Все-таки уверен, что между ней и Луаном существует какая-то связь? — и так высокий голос мамы стал еще выше, зазвенев в воздухе встревоженным хрустальным колокольчиком.

— Кто знает, — я, хоть и не видела воочию, но легко представила, как Тай запускает пальцы в блестящие мягкие волосы, проводя рукой ото лба назад. У него этот жест обычно выражал либо задумчивость, либо растерянность. Хотя растерянным он бывал редко, чаще злым или невыносимо заносчивым. Но именно сейчас он будто бы не чувствовал под собой твердой почвы. — Сама подумай. Даже сейчас, зная, кто он, она не воспринимает Луана и человека, которого она называет своим отцом, как единое целое. Для неё это по-прежнему две разных личности.

— С её стороны — это защитный механизм! — встала на мою стороны мама.

И я почти испытала прилив нежности и благодарности.

Почти, потому что стала невольным слушателем разговора, доказывающего, что моя мама и принц Аттеры заодно.

И, кажется, уже очень давно.

Возможно… даже дольше, чем я могла бы себе представить. Дольше, чем мы с демонами знакомы.

— Я понимаю, — остановил мамины заверения Тай и продолжил, легко отвоевав себе право говорить: — И так, наверное, даже лучше. Потому что она не может в один день перестать любить своего отца. А если она не воспринимает Луана как кого-то близкого, то она и не будет переносить любовь с одного на другого. Это поможет абстрагироваться от чувства привязанности. Но остается еще кое-что. Луан мог применить к ней магию, пока она была маленькой.

— Думаешь, он пошел бы на это? — мама яростно не желала верить в то, что её пугало.

— Пошел бы кто-то вроде Луана на манипулирование ребенком? — с невеселым смехом переспросил Сатус. — Да. Потому что в тех условиях, в которых он оказался я бы тоже так сделал. Я думаю, он как-то связал её с собой. Не знаю, как именно, не знаю, как это работает, но точно что-то есть.

— Ты же мне сказал, что все проверил! — в некоторой панике воскликнула мама.

— Проверил, и я ничего не нашел на твоей дочери. Но Луан старше и в некоторых видах магии намного искусней меня. Существуют практики, изобретенные им лично и которые никто не может повторить. Думаешь, почему мы до сих пор не смогли его устранить? Он слишком хорош!

— Значит, следи за Мирой днем и ночью! — воскликнула мама, окончательно теряя контроль. — И ни на миг не выпускай из поля зрения!

— Затем она и здесь, — с превосходством и уверенностью в собственной непогрешимости заявил Сатус.

— Да? — многозначительно переспросила мама. — А я думала, это потому что ты, наконец, смог найти предлог, чтобы запереть её в своей спальне.

— И это тоже, — не стал отрицать Тай. — Но ты не можешь винить меня в этом. Хотя бы потому что изначально могла предположить такой исход. Твоя дочь… оказалась настоящей находкой. Слишком ценной, чтобы выпустить из рук.

— Я сказала ей, чтобы она держалась от тебя подальше, — призналась мама.

— И она правда старалась. Но история всегда повторяется дважды, не так ли? — теперь он откровенно насмехался над мамой, а я окончательно растерялась. Их беседа была настолько странной, что я так и не смогла понять, кто они друг другу. Союзники? Враги? Заговорщики?

На некоторое время установилась тишина, и мне даже показалось, что мама ушла. Хотя для начала хотелось бы понять, как она пришла. И принц не подавал никаких признаков присутствия.

Я почти решилась на то, чтобы заглянуть за зеленый навес, внутрь лужайки, но меня остановил вопрос:

— Через нашу с Луаном связь я подслушала кое-что… Про нападение на хозяйку заставы в Фергане. Слышал об этом?

— Да, — с заиндевелым спокойствием ответил Сатус. — Странная история.

Мама эмоционально выдохнула.

— Это не он. Не Луан.

— Знаю. Ему не зачем. Но Фергана недалеко от Имерии. Это тот самый город, куда Мира совсем недавно решила прогуляться прямо во время зельеварения и где мы встретились с эцитонами дядюшки.

Мама выдала удивленный возглас.

— Я же тебе рассказывал…, - с некоторым непониманием заметил Сатус. — В любом случае, я не думаю, что побитая колдунья из далекой провинциальной Ферганы представляет для нас интерес. Скорее всего, её просто хотели ограбить, в тех краях немало разбойников, а она попыталась отбиться и вполне ожидаемо, что не получилось. Бытовуха, ничего примечательного. Хотя, — демон задумался, — Мелинда была очень встревожена, когда до Академии докатилась новость о новом покушении. Пыталась даже кого-нибудь из своих воспитанниц спровадить в Фергану, Магде на замену, поманив студенток обещанием закрыть все задолженности и засчитать практику. Но никто не согласился, жить-то всем охота. Старания Мелинды очевидные, она переживала за сестру, но бесполезные. В итоге, рыцарям пришлось временно закрыть заставу. В Фергане, в отличие от Межмирья, это возможно сделать.

— За сестру? — странным тоном переспросила мама.

Сатус разозлился.

— Да, я же тебе рассказывал уже! Магда, хозяйка заставы в Фергане, младшая сестра Мелинды. У них значительный разрыв в возрасте. Магда заканчивала последний курс, когда мы с парнями поступили в Академию. И тогда Мелинда уже руководила девчачьим факультетом. Да что с тобой?

— Нет, — отрезала мама и повторила, будто бы обращаясь к самой себе. — Нет, ничего, все в порядке… Но теперь я уверена… все не случайно…

— В чем ты уверена? Ты же сама только что сказала, что в Фергане был не Луан.

— Да, он был удивлен.

— Значит…

— Значит, это кто-то другой. Кто-то еще вступил в схватку и теперь ведет собственную игру.

— Погоди, — предостерегающе начал Сатус со скапливающейся злостью, — что ты хочешь сказать? У Луана появился новый сообщник? Или у нас всех появился новый недруг?

Мама ответила тихо, почти неслышно. Так, что мне потребовалось некоторое время, чтобы распознать смысл в сдавленном шепоте человека, который пытался преодолеть какой-то внутренний барьер.

— Да.

— А враги-то множатся…

— Не важно, кто против нас. Важно, что… они все встретились… в одной жизни, в одно время, — мама дышала тяжело, надрывно и прерывисто. — Мелинда, Магда, Милена, Мерсина и… Мира.

— Ну, у них похожие имена…, - демон растерялся, что было чрезвычайной редкостью.

Я не удержалась от желания полюбоваться его обескураженным лицом и выглянула из-за лиственного занавеса. Едва удержавшись от вскрика, отпрянула назад. Там, где еще совсем недавно была пустота теперь стояла… горгулья.

— А по поводу Мерсины вообще вилами по воде. Из рассказанной мне Шай-Леей вашей с дядюшкой драматичной истории я понял, что она то ли мертва, то ли все состоянии еще худшем, чем смерть… Какой от неё толк, если она все равно ни на что не способна?

Я впервые столкнулась с этими магическими существами, но узнала сразу, потому что недавно читала о них в одном из учебников, которые приносил мне Шейн.

Это было ожившее каменное создание, сгорбленное, с крупными позвонками, выпирающими из квадратной широкой спины и короткими лапами, сгибающимися, как у лягушки. Длинные вытянутые пальцы скребли когтями землю, а крупные вздернутые ноздри на приплюснутой морде шумно вдыхали воздух. Горгулья бессмысленно глядела выпуклыми блестящими глазами, а из неестественно шевелящейся каменной пасти раздавался мамин торопливый голос.

— Я не думала об этом! — а далее еще более поспешно: — Мне так хотелось верить, что все закончилось там, в храме Богини-Матери. Я знала, что даже если моя старшая дочь выживет, и узнает правду, то все равно ничего не сможет сделать. Не сможет возродить круг сестер. А вне круга, по одиночке, мы слабы и беззащитны. Я лишь надеялась, что судьба Мерсины без меня сложится лучше, чем со мной. Это все, что я могла — верить в них, в моих девочек, и в то, что судьба будет достаточно снисходительна, чтобы подарить хотя бы одной из них мирную жизнь. Но не вышло… магия все равно настигла Миру. Есть то, чего ты не знает. И Мира не знает. Мы умеем накапливать знания, сохранять опыт, консервировать воспоминания — для передачи следующим поколениям. У этой способности есть как плюсы, так и минусы. Минусов, конечно, больше, например, чужой опыт может менять личность, порой, до неузнаваемости.

— Мне известно об этом, — с непонятным мне подтекстом, сообщил Сатус.

— Именно используя мудрость предков мы веками несли свет и мудрость. С их же благословения мои сестры, которые были частью круга до меня, создали Имерию, превратив город в убежище для каждого, кто в нем нуждался. Символы плодородия, начертанные на стенах города — это наши символы, которые мои сестры оставили в память о себе. И люди берегли их, веря, что они смогут защитить… Не смогли, потому что взывать было больше не к кому. До возвращения Миры, которая единственная является нашей наследницей по прямой линии. Луан отправился в Имерию — не только для того, чтобы испытать на горожанах свою магию, но и для того, чтобы испытать сам город. А вместе с ним — и Миру. Он сделал все, чтобы город и его жители погибли, но этого не случилось. Город позвал и Мира пришла! А значит, надежда есть! Круг можно собрать вновь! Тай, ты должен найти всех тех, кто кровно связан с моими девочками. Они помогут Мире выжить, а тебе — обеспечить Аттере безопасность, — заканчивая, мама почти задыхалась, словно её душили. — Мне пора уходить, моё время почти закончилось. Не знаю, когда мы сможем поговорить в следующий раз, но помни — друзей у тебя меньше, чем ты думаешь. Не доверяй Миру никому, даже тем, кого считаешь братьями.

Сказав так, мама ушла. Я почувствовала это физически, эту пустоту, которая наступила, едва её голос затих.

Некоторое время я слышала лишь шелест листьев и травы под чужими ногами, а после из-за зеленой пелены выступил Сатус.

— Все слышала?

На губах его играла улыбка, но даже призрака её не было в черных глазах. Лишь кристально чистая воинственная свирепость. Такая, уровня которой невозможно достичь за одну жизнь, пусть даже такую длинную, как у демона. Нет, её растят поколениями.

Не ответила, вместо этого спросила:

— Давно?

Он все понял.

— Давно.

— Шай-Лея?

— Да, — односложно и презрительно. А после его неожиданно потянуло на подробности: — Однажды нам донесли о варангах, проникших на территорию Аттеры и засевших на болотах. Для нас они не представляли опасности и были чем-то вроде крыс, которые завелись в пустом старом амбаре, о котором уже все позабыли. Но я все-таки решил наведаться туда и проверить, взял с собой Инсара, Феликса и Шейна. В тот же день я встретился с вещуньей, которая выглядела очень старой, но ум её был живым, смелым. И только из-за неё я не вырезал всех варангов, включая женщин и стариков. Шай-Лея пряталась в Аттере от Луана и в обмен на возможность остаться, поведала мне о твоей, Мира, матери, о моем дядюшке, об их ребенке и об особой связи твоей матери с горгульями. Как видишь, я даже обзавелся одной, — он махнул рукой туда, где каменное создание, вновь застывшее, медленно растворялось в воздухе, становясь прозрачным. — Тогда же Шай-Лея заявила, что скоро я обрету то, к чему стремлюсь всем сердцем. Я спросил, смогу ли я победить в Битве. Шай-Лея ответила, что любовь и победа будут вести меня под руку по одной дороге, но в конце что-то одно мне на той дороге придется оставить. Она же посоветовала мне отправиться в Академию, потому что именно там я найду то, что ищу. И я нашел. Спустя долгое время, в день, когда встретил смешную девчонку с одноглазым рыжим котом.

— А ту книгу, которую ты мне показал тогда, в библиотеке, — напомнила я, разглядывая свои ноги, — ты еще назвал её сборником старых сплетен.

— Она вышла из-под пера одного старого бродяги, который когда-то был великим магом, но сошел с ума к концу своего существования. Он был знаком с Шай-Леей и включил в свои примитивные записки, которые были потоком бреда свихнувшегося, но временами прозревающего старика, отрывки из её предсказаний. Совершенно бездарно, надо сказать. Из него вообще был паршивый словослагатель. На самом деле, в тот день, когда мы отправились в библиотеку, я хотела показать тебе не книгу. Книга была всего лишь предлогом. Я хотел показать тебе себя.

— А рисунок? Откуда в книге оказался рисунок с изображением моей мамы?

— Скорее всего, тот же самый бродяга набросал её мини-портрет со слов Шай-Леи. Вещунья хоть и была немощна физически, но памятью обладала отличной. А твоя мама ничуть не изменилась с тех далеких пор.

— Зачем же ты отправил меня к Элиоту? — я не хотела на него смотреть, но его взгляд чувствовала отчетливо.

— Хотел проверить, сделаешь ли ты то, что я прикажу. И как долго будешь сопротивляться, — признался Сатус. А мне показалось, что он и сейчас продолжал меня проверять.

— Получается, Шай-Лея знала, что мы встретимся?

— Думаю, Шай-Лея знала не только это. Она знала, что есть то, чего не избежать даже при большом желании. Фатализм — штука интересная.

— Я спрашивала о другом. Знала ли она, что мы встретимся и не поэтому ли попросила создать тот рисунок? Ведь если бы не он… возможно, ничего бы и не было.

— Ты бы все равно в меня влюбилась, — дерзко и уверенно заявил принц. — С ним или без него.

Я вскинула голову.

— Почему?

— Потому что я так захотел.

— Думаешь, мы — «судьба»? — спросила я, и боясь честности, и испытывая потребность в ней.

— Думаю, мы — «испытание», — ответил демон. Сделав шаг, он будто бы перетек из одного состояния в другое — из спокойствия в боевую готовность. Потянувшись ко мне, он положил руку на мое лицо, погладив. А после коснулся губами виска, так отчаянно нежно, что я едва не зарыдала. В горле пересохло, в груди все содрогалось.

Вырвавшись, я пошла прочь, хотя больше всего на свете в этот момент желала, чтобы он продолжал держать. Пусть больно, пусть против воли, лишь бы держал и не отпускал, потому что сейчас ни в одном из миров для меня не было места. Не было прибежища, где я могла бы спрятаться. Не было ничего, за что могла бы ухватиться, чтобы выстоять.

А он…

Когда мы не воевали, пытаясь укусить друг друга посильнее, он так уютно, в охапку обнимал, заслоняя собой все беды и обиды. В его объятиях можно было утонуть. И я хотела утонуть конкретно сейчас, а вместо этого убегала испуганным зайцем, слышащим за спиной клацанье голодных челюстей и не понимающим, то ли действительно волк, а то ли мерещится.

И когда мне показалось, что я сумела убежать, пусть даже убегала я от себя, в спину полетело заклятье, ударив выше поясницы так, будто по мне выпустили с десяток стрел.

Я споткнулась, запутавшись в собственных ногах и в подоле платья. Меня неумолимо повело в сторону, но на этот раз темнота магического сна почему-то догнала не сразу. Возможно, потому что таков и был его замысел.

— Когда ты так себя ведешь, — заговорил Сатус, — мне нестерпимо хочется продемонстрировать силу. Заставить тебя испытать это… когда моя сила направлена на тебя.

Глава 38

Я лежала на кровати, бессильно вытянув вдоль тела руки и ноги. В голове неприятно гудела пустота, как будто изнутри я была совершенно полой. Не знаю, сколько времени я провела так, складывая и раскладывая мысленные образы на составляющие, которые были похожи на бесполезные огрызки, потому как совершенно не желали образовывать хоть что-то связное, цепляющееся друг за друга, как звенья одной цепи. Я вспоминала, представляла, фантазировала, приплюсовывала и отнимала, делила и умножала. И все же у меня никак не получалось найти выход. Не получалось ускользнуть в межпространство, где нет никого и ничего, не получалось даже создать прореху в ткани пространства, и я была уверена, что к этой моей временной магической коме был причастен принц. Сатус сказал, что я не смогу покинуть Аттеру без него, и оказался прав, моя воля не могла преодолеть его, хотя пыталась я без остановки с того момента, как он вернул меня обратно во дворец.

А потом что-то произошло, возможно, это мое желание удрать в какой-то момент стало настолько жгучим, что прожгло какой-то стопор, некие механизмы, сдерживавшие магию у двери.

Я увидела, как призрачный покров, вспыхнув, начал расслаиваться, словно опаленная на огне пленка. Это выглядело очень необычно, не так, как завеса исчезала обычно, когда её снимал Сатус, и напомнило тот единственный случай, когда Кан попытался помочь мне с моей силой.

Я села, откинула одеяло и с подозрением оглядела спальню, ощущая подвох и будто бы пытаясь разглядеть его в окружавшей меня пустоте, которая продолжала сохранять безмолвие, как ей и было положено.

Поборов нерешительность, я спрыгнула с постели и приблизилась, стараясь шлепать голыми ступнями как можно незаметнее. Почему-то казалось важным сохранять тишину. А прямо передо мной на уровне глаз трепетала поврежденными краями пелена.

Уцепившись за разрыв, я ощутила под пальцами что-то очень тонкое, хрупкое, почти невесомое, будто тончайшая ткань, натянутая на жесткий каркас. Задумавшись на мгновение, я подчинилась интуитивному порыву и дернула на себя. Полотно с тихим стрекотом начало расходиться, распарываясь поперек одновременно с двух сторон. И я просто нырнула в эту образовавшуюся дыру.

Мои босые ноги, чувствительные к каждому даже самому мелкому камушку ступили на край верхней ступеньки, едва не сорвавшись опасно вниз. Я опустила взор и увидела крутыми витками выстилающуюся вниз лестницу, черную, как сама ночь и вылепленную из этой ночной мглы. Почему-то я не удивилась, наверное, после всего пережитого мне было все равно, куда идти. Главное — уйти подальше. И я начала спуск, который окончился очень быстро и весьма неожиданно. Несмотря на то, что сама лестница на первый взгляд казалась бесконечной.

Не успела я преодолеть и десятка ступенек, как она сократилась, стянувшись как детская пружинка, и передо мной появился пол, отлитый из той же осязаемой тьмы. Черный обсидиан, на поверхности которого то тут, то там появлялись изумрудные вспышки был завораживающе прекрасным, и все же, он был результатом магии, одним сплошным колдовством, из которого сотворили и две полуночные покатые стены, и потолок, который одновременно казался и близким, и далеким, как само небо, лишенное звезд.

Я сделала первый шаг и вскрикнула, напоровшись на край чего-то режущего. Покачнувшись, попыталась отступить, но это оказалось невозможным. Лестница исчезла, а вместо неё позади меня выросла еще одна глухая, непроницаемая стена, которая, сколько я её не щупала, скользя пальцами по отполированным кирпичикам, не хотела пропускать обратно.

Чувствуя, как что-то острое продолжает втыкаться в ногу, распарывая кожу и погружаясь глубже в мягкие ткани, я аккуратно подняла ступню и увидела несколько резанных ран, из которых сочилась кровь. А на том месте в полу, куда я так неосторожно наступила, сверкал чистейшими отполированными срезами небольшой островок стекла. Прозрачные обломки густым лесом торчали вверх, часть из них была уже испачкана моей кровью. Решив проверить свою догадку я ступила чуть наискосок, используя ногу, которая и так была повреждена, касаясь кончиками пальцев пола там, где он казался пустым и безопасным. И сразу же еще более густое скопление битого стекла, заискрившегося над чернотой, вонзилось в кожу, легко и беспрепятственно нанося новые раны.

Охнув и зажав самой себе рот, я отпрянула, с ужасом глядя на смертоносный пол и понимая, что оказалась в ловушке, путь из которой был только вперед, в непроглядную ночь, без возможности избежать поджидающее меня орудие изощренных пыток.

Уперлась ладонью в стену, чтобы стоять было легче, и ощутила приятную прохладу под ладонью. Присмотрелась. На черных стенах проступили багровые капли, будто кто-то щедро оросил её кровью. Но если это и была настоящая кровь, то таковой она оставалась недолго, твердея и буквально на глазах превращаясь в драгоценные камни. Достав один из таких камушков, я залюбовалась его качеством и случайно выронила. Едва коснувшись пола, камушек растворился в воздухе, поглощенный ожившей тьмой пола.

И я сразу все поняла.

Чтобы покинуть это место я должна была пройти по усеянному стеклом полу, заплатив за проход кровью.

— Что ж, — пытаясь собраться с силами и наскрести немного решительности, пробормотала я. — Раз так, значит, так.

И, выдохнув, пошла вперед.

Стекло врезалось в ноги на каждом шаге и чем дальше я шла, тем глубже напарывалась на осколки. Кровь, я это чувствовала, лилась из порезов неостановимым потоком, щедро орошая поверхность живого обсидиана, который подставлял под мои беззащитные ступни все новые и новые порции раздробленных стекляшек.

Не знаю, сколько шагов я сделала, по ощущениям, прошла вечность, но стоило оглянуться назад, как стало понятно — мне удалось преодолеть лишь около пяти-шести метров. А сколько еще предстояло идти — непонятно, ведь впереди ничего было не рассмотреть, одна чернота, которая отступала с каждым моим приближением, но не хотела демонстрировать, что там, за ней.

Все изменилось в один момент, будто кто-то щелкнул пальцами. Возможно, так и было, потому что, как мне показалось, я действительно услышала щелчок.

И, кажется, я даже знала, кого следовало за это благодарить.

Или проклинать.

Он лежал, вольготно расположившись на разбросанных по полу подушках, вперемешку с плотными, узорно расшитыми покрывалами. Одна длинная нога была вытянута вперед, другая подогнута. Рубашка распахнута, демонстрируя грудь и живот. Манжеты свободных рукавов расстегнуты и поддернуты вверх. Черные волосы слегка спутаны, будто бы их недавно помыли и оставили высыхать. Весь его вид, расслабленная, бесстыдная поза, чуть запрокинутая голова говорили о том, что здесь и сейчас он чувствует себя прекрасно.

Отреагировав на мое появление, он чуть повернул голову и взглянул из-под лениво опущенных ресниц. В одной руке демон держал тонкий прозрачный фужер, наполненный багряным напитком, а другой… поглаживал бледное бедро обнаженной по пояс, а снизу прикрытой лишь парой кусочков сетчатой ткани девушки, сидящей рядом с ним и обмахивающей его веером.

Были здесь и другие. Все, как одна привлекающие взгляд вызывающей яркой надменной красотой, которая была родственной красоте демонов. От них исходила тьма, они были наполнены ею, вылеплены из неё, взращены ею и готовые в любой момент вернуться в её лоно. Демоницы. Все в них кричало об этом — посадка головы, осанка, взгляды, жесты, плавные движения, а еще… ярое, выедающее, превосходящее все остальные желание угодить своему повелителю.

Или готовящемуся им стать.

Они глядели на него так, будто он был единственным источником света, воздуха, счастья, жизни. Он был для них всем, и они были готовы быть для него тем, чем они захочет. Они были готовы умереть у его ног, и он это знал. Он знал, что они выполнят любой его приказ, даже если это будет приказ убить себя, выполнят с радостью и предвкушением быть для него полезными.

Я оторвала взгляд от белокурой, как ангел, и такой же воздушно-ненастоящей, девушки, чью обнаженную грудь прикрывали густые распущенные волосы, а сама она увлеченно чистила виноград, приткнувшись по другую сторону от демона, и встретилась глазами с Сатусом, который все это время неотрывно глядел на меня.

Ждал. Молча ждал моей реакции. Кажется, ему хотелось узнать, что я думаю обо всем этом. Обо всех этих обнаженных девушках, которых я насчитала пять штук и которые окружали его, как пчелы мед.

— Как я здесь оказалась? — голос звучал глухо и не по-настоящему, будто бы не мой.

Может быть, я действительно больше не была самой собой. Я вообще не понимала, кто я теперь. Я сама себя не знала.

— Ты здесь, потому что я так захотел, — с неумолимым превосходством ответил Сатус. — Опять пыталась сбежать? Неужели все еще веришь, что получится?

— Опять кулон? — спросила я, переводя взгляд на другую девушку, темнокожую и темноволосую, по-кошачьи подобравшуюся к принцу, словно у неё были мышцы там, где у других их не было. Она запустила пальцы в черные волосы, кажется, намереваясь сделать массаж.

Наверное, что-то такое отразилось на моем лице, потому что Сатус коротко дернул рукой, и девушка остановилась, грустно поникла. Многочисленные золотые браслеты на руках и ногах, и это было единственным, что прикрывало её ухоженное тело, печально звякнули. Она отодвинулась в сторону и застыла там, сидя на коленях, бессильно уронив вниз руки и опустив лицо.

— Да, — одно слово, а столько смысла. Вернее, полное уничтожение всякого смысла моего существования. Ничего своего собственного, все только его.

— Ты управляешь им мной как каким-то чертовым пультом! — рявкнула я, теряя самообладание. — Сними с меня этот поганый ошейник!

— Прости, любовь моя, но не сегодня, — ядовито хмыкнул парень. Я успела увидеть, как на фразе «любовь моя» белокурый ангел вздрогнул и быстро спрятал взгляд, а девушка с веером напряглась так, что я увидела рисунок сильных мышц, проступивших на оголенной спине. — И, скорее всего, вообще никогда.

— У тебя большой выбор на кого его накинуть, — ощетинилась я, окидывая взглядом полногрудую златовласую девушку, которая сидя в углу на золотой табуретке перебирала маленькими, почти детскими пальчиками некий струнный инструмент, который внешне напоминал что-то среднее между лирой и арфой. Щипнув струны в очередной раз она вызвала тягучий грустный звук, вспорхнувший к кронам остролистных деревьев, шумевших над нашими головами, заменяя крышу. Стволы этих же деревьев проступали сквозь стены, выпирая словно узловатые древесные вены, как будто кладку производили не считаясь с местной растительностью. Та, в свою очередь, оказалась весьма своенравной и проросла даже сквозь камень, набухло выпирая мощными корневищами и словно бы крича, что нет ничего, сильнее природы. — Так что, как-нибудь справишься. А с меня хватит!

— Ревнуешь? — губы Сатуса расплылись в ухмылке своенравного избалованного ребенка.

Я громко фыркнула, вложив всю злость и насмешку.

— Тебя? С чего бы это? Кто ты такой, чтобы заставлять меня ревновать?

Улыбка исчезла, будто призрак при пробившемся сквозь грязное запыленное окно ослепительном солнечном луче.

Поза его перестала быть расслабленной и нахальной, а глаза из легкомысленных и праздных превратились в два острых осколка льда. Я вспомнила мглистый пол, который беспощадно устилал мой путь сюда битым стеклом и окончательно утвердилась в мысли, что он был не только его творением, но и воплощением.

И самое главное — он тоже это знал.

Он знал, через что вынудил меня пройти.

А кровь все сочилась, образуя вокруг меня липкие, остывающие и от того густеющие лужицы, которые хотелось вытереть, чтобы не видеть.

— Больно? — безразлично спросил демон, рассматривая мои щиколотки.

Я пожала плечами.

— Ты же сам сказал, любую боль можно контролировать.

— Ты наконец выучила? — он был настолько поражен, что даже приподнялся, перестав оглаживать бедро своей… наложницы?

— Не было необходимости учить. Провалами в памяти не страдаю, — едко заметила я, не сумев отказать себе в этом удовольствии. — Так что, да. Я помню все, что ты мне когда-либо говорил. Каждое слово.

— Надо же, — восхитился он, но это было то восхищение, которое было скорее унижающим, чем восхваляющим. — А я думал, ты не способна обучаться.

Я оглядела его шею, горло, ключицы, не смогла остановиться и глаза потянулись ниже. Ниже ворота рубашки, под которой не было ничего, кроме самого Сатуса, вдоль лепной груди к упругому животу.

Его красота и притягательность были практически… нереальными.

Чрезмерными. Мучительными.

Раньше его красота не имела значения, но теперь я воспринимала её так же отчетливо, как ощущаешь жар, когда подносишь руку к полыхающему костру. Как сияние чистого, только что выпавшего снега, чей белый цвет бьет по глазам до града слез, стоит только выйти из сумрака.

— А мне казалось, — проговорила я, с трудом заставляя себя отвернуться от него, — что ты чуть более разборчив в связях. А оказалось, что ты просто похотливый любитель гаремов. Как банально. И мерзко.

Струна с протяжным стоном натянулась и лопнула.

Завис в воздухе на очередном не законченном взмахе расписной веер.

Брызнули капли лопнувшей под нежными пальчиками виноградинки.

Блондинка, как единственная сидящая ко мне лицом, швырнула в меня ненавидящий взгляд, будто кол воткнула. Все ангельское мигом слетело с неё, являя взору искривившиеся в отвращении пухлые губы, близко посаженные мстительные глазки и наморщенный лоб. Я вспомнила облик Сатуса, тот, который с рогами и шипами, и задумалась, как выглядят демоницы в своей боевой ипостаси. Предположила, что, скорее всего, так же и испугалась.

— Оставьте нас, — отрывисто выдохнув, приказал Сатус, резко садясь и отставляя в сторону бокал с недопитым красным напитком.

— Но…, - начала было девушка с веером, однако стоило принцу лишь глянуть в её сторону, как она втянула голову в плечи, вся сжалась, становясь меньше в размерах, быстро подскочила и пронеслась мимо меня. Распространяя вокруг себя аромат влажного дерева и фруктового рынка последовала примеру самой строптивой девицы и блондинка. Последними ушли арфистка и красавица с золотыми браслетами, которые издавали перезвон при каждом её движении.

Мы с Сатусом остались одни.

Он медленно поднялся, выравниваясь во весь рост.

От одного этого движения мое сердце запульсировало, наливаясь кровью и страхом.

Он умел внушать ужас. И прекрасно знал об этом.

— Повторишь? — предложил он.

Я помотала головой, опустив взгляд.

— Почему же? — с иронией поинтересовался он, продолжив давить. — Ты же такая смелая, такая сильная, такая независимая…

Он перечислял и на каждом слове делал по шагу ко мне, уверенный в своем неоспоримом превосходстве аристократ.

Я же оставалась стоять. Побег не имел смысла и лишь ухудшал мои и так шаткие позиции. Нужно было выстоять. Выстоять и доказать, в первую очередь самой себе, что я — нечто большее, чем слабая глупая девчонка.

Он подошел, приблизившись вплотную, оставив между нами расстояние меньше сантиметра, демонстрируя, насколько он высокий и рослый, подавляя этим. А еще показывая, что у меня нет права на личное пространство. Нет и не может быть, пока в моей жизни есть он. И нет ничего моего, что он не мог бы присвоить себе.

Я попыталась оттолкнуть, но он не дал, перехватив мою руку, жестоко стиснув и заведя мне же за спину.

Зловещий эротизм с тягостным томлением начал наполнять воздух, скапливаясь вокруг нас подобно утренней дымке.

Он наклонился к моему лицу и прошептал:

— Знаешь, что самое очаровательное в тебе? Ты не умеешь врать, мышка. Я знаю, что ты меня хочешь. Ты смотришь по-другому, двигаешься по-другому. Ты даже дышишь по-другому.

Его рука легла сзади на шею, с силой обхватив. Я чувствовала, как под его пальцами бьется мой пульс. Заполошный, предательский.

Надавив снизу большим пальцем на подбородок, он заставил меня поднять голову и встретиться с ним лицом к лицу. От жестокого предвкушающего взгляда черных глаз по спине прокатилась струя морозного ветра.

— Так может, наконец, признаешься в своем желании? — спросил он, приближая губы к моим губам. Его голос внушал одновременно и страсть, и ужас.

— Нет, — едва слышно проговорила я, надеясь, что моя ложь достаточно хороша.

— Ничего, придет день — и все изменится. Я просто не оставлю тебе выбора.

Краткий миг молчания, сильный толчок и я врезаюсь спиной во что-то твердое, а он, сильный и тяжелый, давит сверху. Крепко сжимает предплечье, отчего слабеют ноги и невозможно совладать с обессиленным телом. Он не дает отвернуться, заставляя смотреть, смотреть в его глаза, затягивающие в водоворот тьмы, где кипела, нарастая, концентрированная энергия и сила, обычно карающая и кровожадная, но сейчас такая кипуче страстная, что от этой невозможной силы чувств кружилась голова и перехватывало дыхание.

— Видишь, мышка, — низко рассмеялся демон и этот смех защекотал кожу. — Я сильнее.

И будто в подтверждение своих слов теснее сжал меня всю. Я знала, что он не задушит меня. Какая-то внутренняя уверенность подсказывала, что здесь и сейчас ему требовалось показать, что именно он главный. И никто, включая меня не способен был это оспорить.

Он поцеловал. Быстро, жестоко, зло, перехватывая мое дыхание, упиваясь им. После первого поцелуя последовала серия таких же, в которых он выливал на меня все свои эмоции. Дикие, негодующие, остервенелые, мятежные, жгучие, сильные, неукротимые, порывистые, нисходящие и восходящие. Он был именно таким. И такой же делал меня.

— Знаешь, в чем суть, мышка? — оторвавшись от моих губ, с тяжелым срывающимся придыханием проговорил мне в волосы демон. — В том, что тебе нравится наше противостояние. Тебе нравится воевать. Тебе нравится сам смысл этой войны, она заставляет тебя испытывать эмоции, прогоняет холод, которым ты пропитана. Так ты чувствуешь себя живой, ведь ты всегда сомневалась в этом, — и вновь приник к моим губам, заставляя открыться ему навстречу.

В какой-то момент в череде иступленных поцелуев я ответила. Ответила на его настойчивое безумие, потому что… потому что…

Когда он спросил, я соврала. Я знала, что уже любила его. Любила так сильно, что внутри аж все болело. Болело, когда он смотрел на меня. Когда говорил. Когда просто был рядом.

Я знала, что люблю его. А еще я знала, что никогда не скажу об этом ему.

Оторвавшись от губ, он прислонился лбом к моему лбу, дыша тяжело. Его грудь высоко поднималась и опускалась, руки, обхватывающие мое лицо, подрагивали, а глаза были закрыты.

Шумно вдохнув, он рывком притянул меня к себе, прижав так сильно, что я ощутила, насколько напряжен его живот и плечи, сведенные в гордой, невероятно прямой и гордой выправке.

— Если ты хочешь меня, — глухой, срывающийся от волнения шепот, теплым бархатом пробежал по щеке, — то приди и возьми.

Тесно сжимающиеся руки демона спустились вниз, сдавили под ребрами по хруста, а после отпустили.

Когда он отошел, я почувствовала странную ломоту внутри.

Он был прав. Я была льдом, выморожена холодом до самого донышка небольшой души. А он — огнем. Свирепым, воинственным, необузданным пламенем. Я пыталась о него согреться, а вместо этого горела вместе с ним.

— А давай выпьем! — воодушевленно предложил Сатус.

— Хочешь меня споить? — поежившись, невесело спросила я, наблюдая за тем, как Тай направляется к высокому прозрачному графину и наполняет багряной и тягучей жидкостью два бокала. — Или отравить?

— Если бы всё было так просто…, - с горечью рассмеялся он. — Нет, мне не нужна твоя смерть. Иначе я убил бы тебя прямо сейчас. И никто не смог бы мне помешать. Ты здесь… Полностью в моей власти. Если я захочу, тебя бросят за решётку. Захочу, оставят без воды до тех пор, пока ты не сойдешь с ума от жажды. Сломать тебя так же просто, как сорвать цветок, — поведал демон, возвращаясь ко мне и протягивая один бокал.

Я неуверенно взяла, обхватив неповинующимися пальцами тонкую хрустальную «ножку».

— Тогда зачем всё это? Ты… Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Порой, мне кажется, что ты меня любишь, а порой, что ненавидишь.

— Всё так, — с кривой ухмылкой согласился демон. — Я ненавижу тебя. И люблю. А что на счёт тебя? Разве ты не испытываешь тоже самого? Разве не бывает дней, когда ты хочешь моей смерти? И дней, когда ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Разве ты не вспоминаешь те моменты, когда мы были близки? Когда наши губы соприкасались, пробуя друг друга на вкус? Разве это не было…, - он шумно вдохнул воздух, задумавшись на мгновение, будто подбирая правильное слово, — захватывающим? Разве твоё сердце не замирало, а после не билось сильнее, взрываясь в груди? — интимным шепотом спросил он, в один плавный и такой же тягучий как багряный напиток шаг приблизившись ко мне. — Разве ты не думала о том, что однажды мы останемся только вдвоём?

— Пожалуйста…, - искренне взмолилась я, дернувшись назад и расплескав напиток. Густые красные капли усеяли мои руки, протянувшись цепочкой блестящих драгоценных рубинов, резко контрастируя с моей утончившейся до предела кожей. — Пожалуйста, — продолжала шептать я, чувствуя, что вот-вот накатит истерика, — найди себе другую. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Но я… я не выдержу всего этого.

— Тебя нельзя заменить, Мира, — проговорил демон и, глядя мне в глаза, полностью завладев моим внимание так, что даже если бы я хотела не смотреть на него, то не смогла бы отвести взор. Но я хотела. И признаться в этом было трудно. Как будто саму себя предавала. И тягостно, и муторно, и обидно. Обидно от мысли, что все-таки они, демоны, меня переиграли. А играли ли они по-настоящему? Играли со мной или мной? — Теперь уже точно нет. Я не могу тебя отпустить. Ни у тебя, ни у меня нет выбора. Но разве… Тебе это не нравится? Разве ты не чувствуешь себя особенной?

Выдохнув последние слова, он грациозно и плавно склонился к моему запястью, собирая губами блестящие капельки. Темные глаза мерцали, глядя исподлобья, сквозь упавшие, чуть подвивающиеся черные пряди волос.

— Разве тебе не нравится, — жарко шептал мне в кожу Сатус, поднимаясь губами выше, следуя от запястья к сгибу локтя. Я задрожала, чувствуя, как внутри распаляется что-то объемное, тяжелое и всепоглощающее. — Когда я с тобой такой…

— Ты жестокий, — с трудом вымолвила я. И мне даже хватило сил вырвать руку и отступить назад, а потом еще и еще. Он легко отпустил, но только потому, что знал — бежать мне некуда. Скользящим движением, околдовывая чарующей улыбкой он двинулся за мной, словно неторопливый охотник, знающий, что добыча загнана в угол и практически повержена.

— С другими — да, — склонил он голову к плечу. А у меня от звучания его физически ощутимого напористого голоса кожа дергалась, и кровь шумела в ушах, как море. Мир сузился, сжался до одной точки и этой точкой был Сатус. — Но не с тобой.

— Со мной тоже.

— Разве? — соблазнительные губы дрогнули в мягкой, покровительственной улыбке. — Я делаю все, о чем ты просишь.

— Я ни о чем тебя не прошу! — выкрикнула я, пытаясь перестать осиновым листом на ураганном ветру. — Вернее… я прошу! Я прошу оставить меня в покое! Я прошу прекратить игру, которую все затеяли! Ты! И мама! И Луна! Все вы… я же для вас ничего не значу! Я для вас просто инструмент! Вы… я….

Я запнулась, говорить было тяжело, а думать еще тяжелее. В голову будто кто-то напустил густой туман, который поглотил собой все мысли.

— Кажется, — довольно и почти напевно протянул Сатус, — кто-то запутался. Мышка, — он встал передо мной, неустрашимый и вызывающий, подобно древнему богу войны, намеренно оставляя между нами небольшое расстояние, но прекрасно понимая, что я — на пределе. — Я перед тобой… Я предлагаю тебе себя и всё, что у меня есть. Я предлагаю тебе трон, империю, слуг, которые будут готовы выполнить любое твоё желанию, народ, который будет преклонялся перед тобой, как перед божеством и армию, которая защитит тебя от любой угрозы. Я предлагаю тебе Аттеру. Я отдаю тебе весь мой мир. И цена за это совсем небольшая. Почему же ты не берёшь? Моя сладкая девочка, моя маленькая мышка, постоянно норовящая удрать…

— Потому что ты сам не веришь в то, что любишь меня, — я сжалась в попытке защититься и блуждая рассеянным взглядом вокруг — по оставленному блюду с виноградом, по нечаянно уроненному вееру, по подушкам, настолько скомканным, что было очевидно — еще недавно на них занимались чем-то, очень энергичным. — И потому что мы оба знаем — у нашей истории не будет счастливого конца.

— Не верю? Я не могу не верить, ведь у меня болит не переставая… вот здесь, — и он схватил мою руку, силой разжал стиснутые пальцы и приложил к своей оголенной груди, положив сверху обе свои ладони и теснее сильнее прижав к себе. Едва пальцы коснулись теплой гладкой кожи, меня как кипятком окотили. И я на одно, но очень долгое мгновение задумалась, может ли та боль, что жила во мне быть нашей общей болью? — Что же это болит, мышка? Неужели сердце?

Я не ответила, молча кусая губы и уже чувствуя металлический вкус собственной крови во рту.

— Твое сердце? А что по поводу сердца моего?

Брови демона выгнулись с издевательской учтивостью.

— Все еще злишься из-за нас с твоей матерью? — он рассмеялся, но оборвал свой смех так же резко, как и начал, продолжив со всей мрачностью: — Зато теперь ты больше не живешь иллюзиями и верой в то, чего нет. И никогда не было. Правде и врагам нужно смотреть в глаза, мышка, только так можно выжить, запомни это, — в его голосе глубокие, будоражащие артикуляции.

И я задумалась.

Может быть, это правда? Может быть, он тот, кто делает меня сильнее? Он такой противоречивый и чувства к нему такие же — то светлые, то темные, ты вынимающие душу, та дарящие крылья, то вынуждающие кричать, то заставляющие сердце трепетать. Он надменный, яростный, непостижимый, спонтанный, угрожающий. И я с ним такая же. Сама не своя. С ним я — его.

И в тот момент, когда я была на грани того, чтобы разрыдаться от переизбытка чувств, эмоций, откровений и желаний, наполнивших меня за последние дни до самых краев, настолько, что кажется, будто еще капелька, и захлебнусь, послышались тяжелые, протяжные, преодолевающие некоторое сопротивление шаги. Из скопления густого, медленно шевелящегося в углу мрака вышагнул…

…Кан.

Лицо его было угрюмым, волосы влажными, словно он совсем недавно попал под дождь, а глаза настороженно-злыми. Широкая ладонь правой руки красноречиво сжимала рукоять тонкого облегченно меча цвета платины. Вдоль наточенного лезвия блеснули выгравированные замысловатые символы, цепляющиеся один за другой. Я видела тонкое свечение, исходящее от меча, некая аура, вроде той, которую видят люди во время приступов мигрени, но смысл их был от меня скрыт.

Уперев в Сатуса неприветливый взгляд, Кан замер, широко расставив плечи. Тай лишь глянул через плечо, криво усмехнулся, и я поняла, что появление друга его ничуть не удивило. В каком-то испорченном, исковерканном смысле он был этому рад. От радости этой тянуло замогильным холодом и энтузиазмом повешенного, мне даже показалось, что где-то вдали я услышала тоскливый вой собак.

— А я все ждал, когда же ты появишься, — весело начал Сатус, загораживая меня собой и разводя руки в стороны, будто бы намереваясь встретить Кана объятиями.

Но нет, обниматься они не стали. Встали друг напротив друга, словно и не друзья вовсе, а соперники.

Демонский союз трещал по швам у меня на глазах.

— Считай, дождался, — кивнул Кан, выглядя темнее грозовой тучи. На секунду оторвавшись от созерцания фальшивой улыбки Сатуса, которая так и не добралась до черных, бездонных глаз, Кан быстро оглядел меня с ног до головы. Кажется, он хотел убедиться, что со мной все нормально. И как только заметил красную цепочку отпечатков моих стоп, тянувшихся наискосок от того места, где я стояла, до скопления подсыхающих багровых озерец у самого входа в это странное укрытие, его брови сошлись на переносице.

— Уже все зажило, — лениво сообщил Тай. — Так что, можешь не спешить изображать из себя спасителя.

Я, не поверив словам принца, приподняла одну ногу и с удивлением обнаружила, что он говорит правду. От порезов не осталось и следа, как будто это не я шагала по стеклу. Неужели он…

— Да, — это было брошено мне, вместе с улыбкой дьявола. — Когда целовал.

Но Кана объяснения друга не утешили. Наоборот, взбесили еще сильнее.

— Молодец, — совсем не похвала, — сам поранил, сам залечил.

— Я всегда готов зализать раны своей принцессы, — зло ухмыльнулся Сатус.

Кожа Кана потемнела, а на дне треснувших зрачков зародился сверкающий серебром смерч. Стремительно разрастающийся переливчатый водоворот должен был вот-вот вырваться наружу, извергнувшись на головы тем, кому не повезет оказаться на его пути.

— Это плохая идея, — лениво протянул Сатус с усмешкой, в которой угрожающее предупреждение соседствовало с утонченным сочувствием. Вот только кому он сочувствовал мне было непонятно. А дальше последовал совсем уж загадочный диалог. — Согласен, реальность — отвратительна. Но с этим ничего не поделать.

— Ты права не имел, — прорычал Кан, поведя заметно увеличившимися в размерах плечами, которые ткань темно-серой рубашки обтягивала словно вторая кожа. — Ты нарушил уговор!

— Да, нарушил, — легко согласился Сатус, ни минуты не раскаиваясь. Хотя насколько тяжелым было его преступление я могла лишь догадываться. — Но теперь это не имеет значения. Ты настолько зол и поглощен собственными переживаниями, что упустил главное. Посмотри на шею девчонки.

И Сатус, обернувшись, одним молниеносным взмахом руки отбросил мои волосы назад, обдав порывом ветра, от которого сразу же заныли и натянулись в спазмах мышцы рук, ног, живота. Значительного усилия воли мне стоило не застонать и остаться стоять, пусть и не так ровно, как прежде.

Глаза Кана впились в кулон, висящий чуть ниже ключиц и ему потребовалось некоторое время, чтобы продолжить разговор.

— Это ничего не меняет, — сипло проговорил Ферай, встречаясь со мной взглядом. И, кажется, только, кажется, он говорил это не принцу, а мне в попытке утешить, пообещать что-то, что придаст мне сил. — Кулон надет без согласия, а, значит, не имеет законного статуса.

— Серьезно? — надменно вскинул бровь Сатус, поправляя на груди рубашку. Наверное, щеголять голой грудью надоело. Да и не перед кем было, я уже все видела, а Кану не интересно. — Назови хотя бы один случай, когда растерия в Аттере надевалась исключительно по согласию невесты.

Явственный скрип зубов, от которого заныли мои собственные, был лучшим подтверждением правоты принца.

Лицо Кана приобрело отчетливо зверское выражение. Под кожей начали проступать серебристые вены, складывающиеся в орнамент, который можно было бы рассматривать как отдельный вид произведения искусства, если бы не ужас им же внушаемый.

— А как же закон?

— Плевать!

В глазах Кана уже вовсю бушевали кучевые вихри.

— Это не дает тебе права решать…, - начал было он, но Сатус дослушивать не стал.

— Дает! И никакой закон мне не указ. Надо будет, я перепишу закон!

— Только если победишь в Битве, — зловеще прищурился Кан, делая короткое, но уверенное движение в сторону принца.

Последнего это не испугало, но язвительная насмешливая улыбка перестала гулять по бледному лицу.

— Не забывай, — вновь демонстрируя свойственную ему властность, а вернее, даже властолюбие, которое обрамляло его личность подобно ореолу, выразительно произнес Кан. Когда мы только познакомились, этот ореол сиял ярче солнца, а потом я просто перестала обращать на него внимание. Сейчас же я вновь вспомнила, каким он умел быть, когда хотел. — Я тоже наследник престола. Я уступал тебе раньше только потому, что меня не интересовала Аттера. Были планы масштабнее. Но теперь появилось кое-что… за что хочется побороться.

— Я могу обойти тебя, а могу переступить, — предупредил Сатус. — Но клянусь, если ты начнешь эту схватку, я её закончу.

Кто первым нанес удар я не увидела. Просто в какой-то момент оба парня одновременно сорвались с места и столкнулись, как сталкиваются два мощных циклона.

Когда подобное происходит в природе они либо разрушают друг друга, либо объединяют свою мощь, чтобы стать еще опаснее.

Они были сильными, чрезвычайно сильными и что-то мне подсказывало, что боролись даже не вполсилы, а на четверть, скорее всего, чтобы не привлечь лишнего внимания к своей стычке. А еще они были быстрыми, они перемещались быстрее, чем я успевала следить за ними глазами, стоя в сторонке и царапая саму себя ногтями.

Они знали друг друга наизусть. Знали сильные и слабые стороны друг друга. Знали уязвимости и преимущества. Когда один замахивался, другой отклонялся. Когда Сатус совершал рывок, Кан легко уходил с траектории его движения. Они оба будто танцевали танец под только им слышимую музыку.

Но в какой-то момент преимущество оказалось на стороне одного из них. И другой, воспользовавшись моментом, решил нанести сокрушительный удар — то ли магией, то ли каким-то особенным демонским приемом.

Не знаю, был ли он на самом деле сокрушительным, или мне просто так показалось, потому что когда не можешь дышать и перед глазами лишь мельтешение смазанных полос, многое кажется не тем, что есть. Потому что под удар попала именно я.

Что-то круглое и тяжелое, похожее на шар для боулинга, с размаху ударило в живот, угодив прямехонько в солнечное сплетение. Меня подбросило, ноги оторвались от пола, а после спиной я ощутила столкновение со стеной, по которой сползла, рухнув вниз, лицом в пол. А сверху посыпалось еще что-то, возможно, я и шар проломили каменную кладку.

Я не потеряла сознание, а очень хотелось.

Перед глазами возникло лицо Сатуса. И то ли в моей голове что-то искривилось, то ли что-то произошло с самим демоном, но я никогда не видела, чтобы кто-то так стремительно бледнел.

Тай и Кан, позабыв о ссоре, бросились приводить меня в чувство. Но лучше бы они этого не делали, потому что в процессе все равно ругались.

— Куда ты её потащил? — зарычал разъяренный до крайности Кан, когда прину аккуратно перевернул меня на спину, а после его руки скользнули под шею и поясницу, подняв. — Ей нужен целитель! У тебя во дворце целый штат магов, вызови кого-нибудь!

— Нет, — отрезал Сатус, прижав меня к своей груди так, что я щекой почувствовала сильные удары его сердца. — Я не подпущу к ней никого. И тебя тоже, так что, стой в стороне.

— Смотри, как бы я тебя постоять не отправил, — прохрипел Кан.

Руки, удерживавшие меня на краткий миг сжались, подобно стальным прутам, но сразу же стали мягче, человечнее, стоило только слабому стону сорваться с покусанных губ.

Меня легко опустили на что-то мягкое и я, хоть и ударилась головой, но быстро сообразила, что это было — те самые подушки, на которых Сатус развлекался с девушками, чей оголенный вид не оставлял простора для фантазии.

Сразу затошнило. И появилось неконтролируемое желание убраться отсюда подальше, даже, если придется ползти ползком. Что угодно лишь бы перед глазами снова и снова не возникала картина обнаженных демониц в объятиях черноглазого принца…

— Не дергайся! — приказал мне Сатус, возвращая на место после слабой попытки отодвинуться в сторону. Ловкие пальцы быстро ощупали затылок, коснулись подбородка, спустились ниже по предплечьям. После широкие ладони легли на живот, и я вновь не выдержала, попытавшись избежать его касаний, которые заставляли мышцы глубоко внутри сжиматься и разжиматься.

Полная уязвимость.

Доверие, абсолютное и беспрекословное, через страх и желание убежать. Вот чего от меня добивался демон.

Глава 39

— Я, конечно, знал, что ты готов на все, но не думал, что так далеко зайдешь! — с рычанием рявкнул Кан.

Приподняв тяжелые веки я сквозь падающую от ресниц тень увидела стоящего над нами Кана. Застыв за спиной присевшего на колени рядом со мной Сатуса, его лицо удерживало выражение с трудом контролируемой свирепости, а в глубине глаз плескалось что-то такое, отчего не только волосы могли поседеть, но и уши отвалиться. Но Сатусу все было ни по чем. Его интересовали исключительно мои бедра, до которых он к этому моменту добрался.

— Нет, — начала слабо сопротивляться я.

— Кости целы, внутренние органы тоже, — не обращая внимания ни на меня, ни на друга, сообщил демон, сосредоточенный на исследовании моего тела. Напоследок он ощупал колени, щиколотки и даже ступни, покрытые успевшей взяться коркой крови.

Наконец, он меня отпустил.

— Вот, — подняв с пола оставленный бокал, из которого совсем недавно пил сам, демон поднес его к моим губам и повелел: — Выпей.

Перед моим ртом в прозрачном затейливом фужере заплескалась густое вино цвета рубина, в нос ударил аромат брусники, такой резкий, что сознание моментально прояснилось, а перед глазами посветлело.

Заподозрив неладное, я попыталась увернуться. Но Сатус, потеряв терпение, на которое никогда не был щедр, склонился надо мной, ухватил за лицо, надавил на щеки, заставляя разжать челюсти и вылил на язык все до последней капли. Мы так делали со своим котом, когда надо было дать лекарство.

Я сдавленно закашлялась, отпрянув. Во рту стало так сладко, что скулы свело.

— Тай! — гаркнул Кан, но помешать не пытался.

— Я в своем праве!

— Значит, и я в своем, — со злорадным предвкушением и незначительной симпатией скрестил Кан руки.

Сатус застыл, как умели застывать лишь демоны, будто бы обращаясь в двухмерную картинку. Показалось, что он — нарисованный герой комикса, по жестокой случайности сошедший в реальный мир.

— Мы оба знаем, что нет, — загадочно растянул губы в злой усмешке Кан, сверкая такими же злыми глазами. — В ней ничего не изменилось.

— Откуда знаешь? — глянул на друга Сатус, ниже опустив голову, отчего на его лицо упала тень, частично скрывая.

— Я бы почувствовал, — уверенно заявил Кан.

Эти двое будто общались на каком-то своем тайном языке, а мне же оставалось быть лишь пассивным наблюдателем.

— Не смей, — почти дружелюбно предупредил Сатус, но лицо его, частично скованной загустевшей тенью, казалось не просто зловещим, а жутким. Я едва удержалась, чтобы не передернуть плечами. — Ты своей шанс упустил, и знаешь об этом. И не тебе мне напоминать о наших правилах, ты сам сделал тоже самое, помнишь? С…

— Хватит! — оборвал его Кан.

Принц выдохнул, чуть прикрывая глаза.

— Кому, как не тебе понять меня, Ферай.

— Мог бы и поосторожнее, — чуть спокойнее продолжил Кан, но упрек и противоборство никуда не делись.

— Ты тоже… мог бы. Но не захотел, верно? — криво Сатус усмехнулся. Мне. Прикоснулся к волосам, пропуская прядь сквозь пальцы. — Больше не болит?

Я так и не смогла разобрать, спрашивал он или утверждал, но на всякий случай скоренько прислушивалась к собственным весьма непривычным ощущениям.

Боли действительно больше не было. Её прогнало тепло, зародившееся в груди и медленно распространившееся по всему телу чувственными приливами, от которых начало покалывать кончики пальцев.

— Испытываешь границы? — пренебрежительно хмыкнул Кан. — Зачем спустил с поводка магию, натравив на девчонку иллюзию? Знаешь же, что она слабая.

— Уверен, что слабая? — неотрывно глядя на меня, но разговаривая с Каном, выразительно усмехнулся принц. — Её потенциал помощнее нашего с тобой будет.

— Возможно, — пожал могучими плечами Кан. — А возможно, и нет. Возможно, её убьют в твоей постели, потому что любая из твоих любовниц может перерезать ей горло, и никто ничего не скажет против…

Я больше их не слушала. Перед глазами все закружилось, завертелось, будто я оказалась на аттракционе. Тело стало легким, а внутри, наконец, ослаб тугой узел. Опустившись на подушку, я запрокинула голову назад и уткнулась лицом в сгиб локтя. Чувствуя, как растекается по венам умиротворенность, я впервые за долгое время отрешилась от всего. Мне вдруг стало плевать вообще на все. На отца, который не выходил из моей головы даже во сне. На маму, которая теперь не виделась мне как сосредоточение света, отчего было так горько, словно замарали святыню. На Тима, который продолжал где-то там далеко жить, возможно, ненавидя меня за то, что с ним случилось. На демонов, которых ставили меня в тупик, и я тратила огромное количество сил на попытки понять их. На саму себя, за то, что была не такой, какой нужно. Недостаточно красивой по сравнению со всеми женщинами в жизни Сатуса. Недостаточно умной, чтобы учиться в Академии. Недостаточно способной, чтобы освоить магию. Недостаточно смелой, чтобы попытаться решить проблемы, а не бегать от них. Я была не такой, какой нужно во всем от начала и до конца, и знала это.

Убийственно тихий смех скользнул по груди невесомым взмахом невидимого крыла. И спокойствие треснуло, как трескается тонкое стекло.

— …Ври кому угодно, Ферай. Ври мне, ври парням. Но не ври самому себе. Я вижу, что с тобой происходит. Как ты смотришь на неё, когда думаешь, что никто не замечает. И узнаю эту горькую воющую тоску. Я чувствую тоже самое.

— И что ты предлагаешь?

— Кажется, выбора у нас с каждым днем все меньше, — вздохнул Сатус.

— Дуэль?

— Да.

— Ты же понимаешь, что один из нас с неё не вернется. Стоит ли ставить на кон всё?

— А ты сам как думаешь?

Я села, распахнула глаза. Мир, разобщенный и раздробленный, сжался, будто сдавленный в кулаке сдутый шарик, а после вновь стал осязаемым и выпуклым.

Первое, что увидела — уроненную на пол картину. Скорее всего, она сорвалась со стены в момент моего падения. Поморщившись, попыталась припомнить, видела ли её до этого момента и поняла, что даже если картина и была здесь раньше, то я не обратила на неё внимания.

Парни, заметив, что я пришла в себя и больше не мимикрирую под один из разноцветных пуфиков, умолкли. Две пары глаз, одна с серебряными молниями, другая с завихрениями красных отсветов уставились на меня, фиксируя каждый вздох.

От этого стало сильно не по себе, но картина… картина меня заинтересовала. Поднявшись и шатаясь, словно пьяная, я подошла, упала на колени рядом и приподняла обрамленный в тяжелую раму холст.

Картина обладала собственной индивидуальностью, это чувствовалось с первого взгляда. Удивительное цветовое звучание притягивало и не отпускало. В особенности впечатляло небо, затянутое тучами, такими, которые приходят исключительно летом, чтобы пролиться на жаждущую землю теплым грибным дождем. Сквозь эти уже убегающие куда-то за пределы картины тучи, — а мастеру удивительно точно удалось передать их постоянную динамику и стремительность, — прорывалось небо василькового цвета, такого глубокого, что в него, казалось, можно провалиться. Солнце стояло в зените, постепенно выплывая из-за туч, что определялось по струящемуся только с одной стороны картины золотистому цвету. Справа вырисовывались серые очертания примыкающих друг к другу гор, к которым бежала немного размокшая, типично деревенская тропа, поблескивающая влагой. По тропе, приподняв длинный подол, шла девушка. И опять — практически невозможный в своем великолепии художественный прием автора, создающий впечатление, будто смотришь не на холст, а сквозь него, заглядывая в момент, который видел художник, когда творил. Длинные черные волосы главной героини картины, достигали поясницы и развевались на ветру. Часть рукава съехала вниз, обнажая гладкое плечо. Лицо, кажущееся знакомым, было чуть опущено вниз, словно девушка рассматривала дорогу, но черты её оставались отчетливо прорисованными. Черты, которыми невозможно не залюбоваться.

— Это кажется знакомым…, - зашептали мои онемевшие губы. Картина, изображение в целом, воспринималась не как точно писанный с натуры этюд или произвольное сочинение, а как воспроизведенная реальность, смазанное воспоминание. Воспоминание, которое мы с автором делили на двоих. И о котором я ничего не знала.

— Отойди, — приказал Сатус, приближаясь.

Я не сдвинулась с места, а потому он раздраженно вздохнул, схватил меня за плечи, поднял, как куклу, встряхнув мимоходом, а после поставил рядом с собой.

Наклонился, легко, одной рукой поднял то, что я не смогла поднять и двумя, потому что рама была цельной.

— Кто эта женщина? — не удержалась я от вопроса.

— Моя тетя, — ответил Сатус сдержанно, рассматривая полотно с такой тщательностью, будто проверял, не повредилось ли оно. После он вернул картину обратно на стену, любовно приладив на место.

— Я слышала, что она умерла, — мне стало отчего-то очень грустно, и я не могла с точностью сказать, откуда взялась эта грусть, ведь женщина была мне не знакома. Как можно грустить по кому-то, кого ты никогда не знал? — Сгорела. Но разве демон может сгореть?

— Может, — сухо ответил принц, рассматривая полотно. — Не весь огонь одинаков. Даже демон погибнет, если окажется в огне, который не может контролировать. Это и случилось с моей тетей… Она оказалась там, где не должна была и погибла… вместо кого-то другого.

— А кто… кто написал эту картину? — сердце забилось быстрее.

— Ты его знаешь, — ответил Кан, отставляя пустой бокал и направляясь к нам. — Это Шейн.

И он прошелся между нами, задев плечом край только что установленной картины. Не знаю, на чем она крепилась, но незначительного столкновения с плечом Кана оказалось достаточно, чтобы с рама грохотом рухнула вниз.

— Вот же… шушваль! — совсем не раздосадовано воскликнул Кан. — Прости, — с ехидной улыбкой обратился он к другу. — Кажется, я уронил твою тетю.

Сатус ничего не ответил, лишь мышцы на лице напряглись сильнее, делая его старше, стирая будто ластиком черты юного парня и показывая мужчину.

В гробовой тишине подняв полотно, он понес его в угол, туда, где остался лежать на табуретке местный аналог лютни.

Не успела я сообразить в чем дело, как Кан, воспользовавшись тем, что Тай на нас не смотрит, притянул меня к себе и зашептал:

— Тебе надо бежать, — я сжалась в комок, как громом пораженная таким заявлением. Бежать? А куда? И главное — зачем? Ведь от принца сбежать возможно только в одном случае — если он это позволит, решив поиграть в кошки-мышки. Мышкой была я, это, так сказать, моя утвержденная роль. А Тай был кошкой, любезной ровно настолько, насколько ему этого хотелось в каждый конкретный момент. — Сократ ждет тебя внизу, у выхода. Поспеши!

И одним размашистым толчком меня втолкнули в сосредоточение продолжающего шевелиться, ползать прямо по воздуху мрака, живущего какой-то своей собственной жизнью.

Я успела лишь непроизвольно задержать дыхание, мысленно приготовившись к тому, что в меня воткнется если не стекло, то какой-нибудь томагавк точно, который швырнет беглянке вдогонку быстро прозревший Сатус.

Но… ничего не произошло, за исключением того, что тьма сжалась вокруг меня, а после вытолкнула… и прямо в воду.

Я обнаружила саму себя в искусственном пруду. Вокруг меня плавали фиолетово-голубые рыбки, бодро дергая раздвоенными хвостами и недовольно пуча глаза. Над головой простиралось ночное небо. Рядом шуршали и жужжали какие-то механизмы, которые тянулись из водоема по земле куда-то в сторону, напоминая своеобразную систему водозабора.

Отплевываясь и стряхивая капли с лица, я дошла до края водоема, который у берега был совсем мелким, и выбралась на травку. Оглянувшись по сторонам увидела взгорок, на котором не росло ни цветочка, ни травинки, зато имелся обозначенный каменной грубой аркой вход, которого по сути не было, потому что за аркой клубилась уже знакомая мне живая чернота. На всякий случай отползла еще на несколько метров, а потом подняла голову и застыла от изумления.

Надо мной возвышался дворец. Впечатляющим он был настолько, что подобрать слова для описания в тот момент показалось непосильной задачей.

Конечно, я уже видела его снаружи и не раз, но всегда только с одной стороны, откуда мне открывалась лишь небольшая его часть.

Сейчас же я поняла, что он — невозможно огромен.

Размах, колорит и великолепие…

И все же за вычурностью образов пряталась жестокость, а еще мрачное и надменное превосходство власти. Дворец был монументален, но не до конца естественен. Создавалось впечатление, будто за красивой внушительностью силы находился второй слой, и вот там… было поинтереснее. Но что поинтереснее я могла лишь догадываться, потому что, скорее всего, нужно было быть демоном и смотреть на него демонскими глазами, чтобы увидеть все по-настоящему. Увидеть его таким, каким он был.

Дворец стоял на вершине самого высокого пологого холма в окружении холмов поменьше. А внизу, у подножия, раскинулся подсвеченный магическими разноцветными огнями город, столица Аттеры, империи демонов.

— Где же Сократ? — прошептала я вслух и вздрогнула, испугавшись звука собственного голоса.

Единственная дорога, которая находилась поблизости вела вниз, прямо в город. И даже с того места, где я стола, было видно, что столица с её лабиринтом узких улочек не спит. По вымощенным улочкам передвигались лошади с наездниками. Одиночные пешие горожане торопились доделать свои дела. Где-то кто-то горланил песни, перемежая невнятные строчки пьяной матерщиной. Работали какие-то заведения, я не была уверена, какие именно услуги они предоставляли, но очевидно было, что это не частные дома. Вот, у края самой ближней улицы, упирающейся в дорогу на холм, с протяжным скрипом распахнулись высокие ворота и наружу вывались радостная громкая толпа молодых мужчин и женщин в праздничных нарядах. Город жил, город не спал, город оказался куда более современнее, чем я себе представляла… и город меня пугал.

Я не хотела идти туда одна, потому что была уверена — заблужусь. И обрету еще большие неприятности, чем злой принц, который непременно накажет за побег. Имело смысл побегать подольше, чтобы дать принцу время успокоиться, но устраивать слепые забеги по городу, забитому демонами казалось слишком авантюрным даже для меня.

Я еще некоторое время потопталась на месте, подрагивая на легком ветру в мокрой одежде, а потом все же решилась.

— Надо идти. Хотя бы обсохну.

Я успела преодолеть с пару десятков метров, стараясь двигаться вдоль обочины, держась в тени фруктовых деревьев, чьи ветки были щедро усыпаны плодами, похожими на персики. Они выглядели так аппетитно, что мой желудок, который чудесным образом все еще продолжал работать несмотря на затянувшуюся голодовку, громко заявил о своем существовании, заныл и отозвался резью. Я остановилась и уже потянулась попробовать, но вовремя опомнилась и даже похлопала себя по щекам, пытаясь отвлечься.

— Соберись, Мира, соберись. Кто его знает, что за дрянь выращивают демоны. Вдруг эти «персики» хуже мухомора?

Услышала шум. Кто-то увесистый продирался сквозь высокую траву, сердито бормоча себе под нос.

— Сократ? — наугад спросила я.

Шум прекратился, а после возобновился с утроенной силой.

— Мирка! Зараза малолетняя! — надрывался котяра, торопясь ко мне.

Едва услышал его голос с характерной мурчащей протяжностью я улыбнулась, почувствовав, как успела соскучиться по этой невыносимой в своей странной заботе усатой морде.

Наконец, он выбрался из травы, выплюнул из пасти край какой-то тряпки, отряхнулся, почесался, подергал сперва одной задней лапой, потом другой, выпрямил хвост стрелой, постоял некоторое время, прислушиваясь к звукам, а после со стенаниями ломанулся мне на руки.

— Какая же ты! — словно настоящий кот он потерся головой о мою руку. — Знаешь, как я переживал? Да я места себе не находил! Не ел! Не пил! Не…

— … ел, — усмехнулась я, почесав ему за ушами. — Я поняла.

— Не спал! — возмущенно взвыл ушастый, поднял на меня мордочку — А отощала-то как! Кожа да кости! Что этот изувер с тобой делал? — и тут он заметил кулон. Сбился, умолк, некоторое время посидел, рассматривая растерию. Я ждала от него вопросов, но Сократ, преодолев короткую заминку, как ни в чем не бывало продолжил громко и чрезмерно бодро причитать, словно пытаясь передать эту бодрость и мне: — Мы с Татой всю Академию обыскали, каждый угол обнюхали! Вернее, обнюхивал я, она подсказывала. Тата с боем прорвалась в общежитие боевиков и заглянула в каждую комнату, чтобы проверить не прячут ли тебя где эти гады!

Я ощутила признательность к Тагире.

— Она хорошая.

— Да, но не помогло! Стало только хуже, — приуныл кот. — Ей выписали дисциплинарное взыскание за грубое нарушение правил и отстранили от учебы на неопределенный срок, пока студенческий совет не вынесет решение по поводу правомерности такого поведения. Она же на Шейна напала, даже смогла его ударить.

— Погоди, — напряглась я, — но глава студсовета — Сатус.

— Вот именно! — встрепенулся Сократ. — Это просто подарок судьбы для него. Он давно на Тату зол, и вот такой шанс выпал её из Академии выкинуть. Чую, закончится все плохо.

У него даже кончики ушей стали грустными.

— Так, вы меня искали, — закивала я. — А как здесь оказались?

— Ну, когда стало понятно, что ни тебя, ни Сатуса в Академии нет, то вывод напросился сам собой, — Сократ поморщился, подергав усами. — Но всем было наплевать. Демоны молчали в тряпочку, только глаза свои бесстыжие отводили да все твердили, что поздно уже, тебя назад не вернуть. Только Ферай рискнул провести меня в Аттеру. Да и то после разговора с Татой. Что уж она ему там сказала, понятия не имею, но он согласился помочь.

— Интересно, почему? — пробормотала я риторически.

— Ну, как тебе сказать… Думаю, ему тоже не понравилось, что Тай решил тебя себе присвоить. Вся эта история изначально плохо… попахивала, — Сократ осторожно покосился на меня единственным глазом. — Только сперва Ферай с нами даже разговаривать не хотел, да и из Академии исчез почти сразу после тебя. Наверное, ему тяжело было думать о вас с принцем. Как вы… А вы?…

Я все поняла, и отрицательно покачала головой.

Почему-то все слова застряли в груди.

Перед мысленным взором возникли обнаженные руки, плечи, ноги, бедра…

— Ух! — с облегчением выдохнул Сократ. Кажется, его действительно волновала сохранность моей добродетели. — Это хорошо! В смысле, я всегда знал, что Тай не из тех, кто… В общем, я рад за тебя!

А вот я за себя особенно не радовалась.

— Знаешь, Кану пришлось потрудиться, чтобы к тебе прорваться! Во дворец просто так не попасть даже такому, как Кан, — намного оживленнее затарахтело это болтливое создание. — Мы, конечно, знали, что Сатус с тобой по собственному желанию не расстанется, но не думали, что придется прорываться с боем. Да еще и в его личное убежище.

— Убежище?

— Да, что-то вроде его персональной норки. Туда невозможно войти без приглашения. А приглашает он только тех, кого хочет отым… ну, в общем, Огненные Пути туда не ведут. И вокруг дворца с твоим появлением защиты добавили. А Тай еще поверх свою личную магию пустил. Так что, Кану пришлось попотеть, но он вошел.

Я вспомнила, каким мокрым парень появился перед нами. Кажется, потел он в буквальном смысле. Возможно, поэтому промахнулся мимо Сатуса и попал в меня, но его удар и мне-то особого ущерба не причинил, а для Сатуса это было бы все равно, что щекотка. Ферай был вымотан и истощен магически, но все равно полез в драку с принцем. И была высокая вероятность того, что эта драка продолжалась конкретно в данный момент, чтобы не дать принцу рвануть за мной.

— Мне кажется, они сейчас там дерутся, — всхлипнула я.

— Пусть дерутся! — неожиданно одобрил Сократ. — Может быть, мозги прочистятся и на место встанут! А то устроили, понимаешь ли, клуб взволнованных лоботрясов!

Замечание было неожиданным. Возникло желание оправдаться.

— Я не раз пыталась сбежать, но Тай… понимаешь, он…

— Мира, — снисходительно вздохнул Сократ, который очень старался быть со мной помягче, предполагая, чтопоследние дни были тяжелыми. — Пойми вот какую вещь, демоны на своей территории особенно сильны. А Тай здесь себя вообще полноправным владельцем чувствует… что, стоит признать, оправдано. Уж не знаю, чего он там с собой делал и как тренировался, но ему удалось достичь магического уровня сопоставимого с уровнем его отца. А сам император способен блокировать или перенаправлять практически любую магию в пределах Аттеры. Представляешь, каким сильным станет Сатус, когда полностью вступит во власть?

— А что… что нам теперь делать дальше? — будущее мне виделось очень смутным.

Сократ посерьезнел.

— Во-первых, вон там, в кустах, лежит плащ. Я принес его для тебя, надень, — когда я обернулась вокруг себя плотную ткань, которую так старательно волок для меня сквозь кусты Сократ, и вернула его на свое плечо, он продолжил: — Во-вторых, назад в Академию тебе нельзя, по крайней мере, пока. Там тебя Сатус будет первым делом искать, а найдя…, - Сократ посуровел и кивком головы указал на растерию. — В общем, притащит обратно, перекинув через плечо. И если честно, Мира, с этой штукой на шее тебе теперь везде опасно. Он везде найдет рано или поздно.

— Но… ему ведь правда нужна моя помощь, — я потерла нос. Ну, вот что со мной не так? Когда он рядом — хочу сбежать. Когда его нет — хочу к нему.

— Так, — приосанился кот. — Это что за несанкционированный скулеж? Мира, Тай — взрослый, опытный мужик! Ты на его фоне просто бабочка-однодневка! Он сам справится! Справлялся же как-то до вашего знакомства!

— Может быть, наша встреча и была нужна для того, чтобы он справился…

— Сопли подбери! Нечего их развешивать, чай не гирлянда! И не переживай! — вклинился в поток моих мыслей Сократ, выгнув спину. — Я тебя в обиду не дам. Во мне чемодан хитрости и два килограмма тигриной свирепости!

— Не смеши, хвостатая часть тебя весит куда больше, — не удержалась я, сжимая кота крепче.

— И что? В данном случае, чем внушительней, тем лучше! — не смутился котяра.

— Хочешь запугать Сатуса своей пушистой попой? Вряд ли он испугается, но возможно удивится. Пока будет удивляться сможем сбежать, — засмеялась я, но быстро остановилась. — Что ты предлагаешь? — переживала я не только за себя, но и за Сократа, и даже за Кана.

— Сначала надо выбраться отсюда! — Сократ заерзал, я расслабила руки и усатый спрыгнул, тяжело приземлившись сразу на все четыре лапы. — Внизу, у харчевни нас будет ждать повозка. На ней присоединимся к торговцам, которые сегодня привезли товар на продажу. С ними покинем Аттеру, а после придумаем, где тебя спрятать и как снять кулон. То, что ты его носишь — само по себе делает тебя мишенью для любого, кому Сатус перешел дорогу.

Я открыла рот, но Сократ перехватил инициативу:

— Сама подумай! Сатус фактически повесил на тебя метку принадлежности ему. А демоны терпеть не могут, когда у них забирают что-то, что они считают своим. Любой, кто захочет сделать принцу гадость, в первую очередь попытается причинить вред тебе. Все, Мира, пора шевелиться! Капюшон накинь, моськой не отсвечивай и кулон при любых условиях прячь.

И он резво помчался вперед.

— Вот это ты припустил! — пропыхтела я, догоняя пушистого.

— А то! — выкрикнул он на бегу. — Я — редкий рысак!

— Ага, редкий, — ворчливо откликнулась я, ускоряясь, — потому что в твоей весовой категории рысаков не бывает.

— Ну, вот, она опять про мой вес! — капризно взвыл Сократ.

— Слышишь, рысак, смотри, подковы не потеряй, — пропыхтев, посоветовала я, бежать в накидке было не удобно.

— Мои подковы всегда при мне!

Так, резвыми сайгаками, мы добрались до подножия холма, завернули за угол, а дальше был длительный забег по городским улицам, так похожим друг на друга. Ставни, светло-коричневые черепичные крыши, узкие дымоходные трубы, теплый чуть розоватый свет, пробивающийся сквозь щели в деревянных дверях и задвижках на окнах. И порой попадающиеся на пути длинные, очень длинные и высокие заборы, через которые было не заглянуть, не перепрыгнуть.

— Аристократия, высший свет, белая кость, — кратко пояснил Сократ, когда я засмотрелась на один из таких заборов.

— Здесь живут родовитые демоны? Вроде Кана, Инсара и остальных?

— Иногда, — кивнул Сократ, гордо вышагивая по плиточной дорожке вдоль глухой стены двухэтажного дома. Мимо степенно процокала лошадь со всадником, чье лицо было скрыто глубоким капюшоном такой же, как у меня накидки. — Это дома них что-то вроде столичных резиденций. Наведываются сюда время от времени, а так, они живут в своих поместьях. Тесно им здесь. Пришли!

И кот споро юркнул в приоткрывшуюся дверь, исчезнув в глубинах местного питейного заведения. Мне же пришлось подождать, пока низкорослый краснощекий взъерошенный мужчина, припадая на одну ногу, справится с дверным проемом, все-таки попав в него. Когда с третьем попытки ему это удалось, и он, осоловело оглянувшись по сторонам, завопил откормленным боровом: «Извозчик!», я проскочила внутрь.

Таверна больше напоминала хлев.

И пахла почти также. Грязными столовыми тряпками, скисшей едой и недельным перегаром. Этот запах не перебивали даже развешенные по потолку охапки сушеных лесных трав и лапника.

Застыв у входа, я начала нервно искать глазами Сократа и едва заметив мелькнувший в углу полосатый хвост, побежала туда.

Кот сидел, деловито угнездившись за низким криво сколоченным столом, подсвеченным тлеющей внутри железного фонаря свечой. И нервно морщил нос.

Я присела рядышком. С одной стороны стол упирался в грязное запыленное окно, а с другой в добротно сложенную дровяную печь от которой исходило приятное тепло. Я потеснее закуталась в плащ, вытянув в сторону печи ноги, рассчитывая, что подол платья просохнет раньше, чем мы отсюда уйдем. Разгуливать в мокрой одежде уже превращалось у меня в привычку. И каким только чудом не болела?

— Сократ, что мы здесь делаем? — тихо спросила я.

Кот в ответ недовольно шикнул.

— Что?

— Мы — ждем, — изрек котяра-интриган, напряженно всматриваясь то в пустоту за стойкой трактирщика, то в окно.

— Паршивое место, — вздохнула я, прислушиваясь к голосам, звучащим в другом конце таверны. Кто там находился я не видела, но из неразборчивых звуков удалось вычленить несколько мужских голосов, изъясняющихся неразборчиво, находясь в состоянии определенной степени алкогольного опьянения.

— Самое дешевое во всей столице и ягель здесь бадяжат. Зато минимум шансов столкнуться с кем-то из знакомых. Герцоги по таким местам не шляются, брезгуют. И никому до нас дела нет, сидим и сидим. Главное, внимание не привлекать и не провоцировать. Капюшон ниже опусти и ноги спрячь, нашла, где красоту демонстрировать.

Я нехотя подчинилась.

Когда дверь распахнулась, в помещение ворвался сквозняк, а следом за ним на деревянный пол ступили ноги внушительных размеров в высоких ботинках на тяжелой, обделанной металлом подошве. Я сразу поняла, что затеял ушастый. Более того, сложились и те кусочки, которые раньше упорно складываться не хотели.

— Погоди, — зашипела я на кота. — Я вспомнила! Ты рассказывал, что Туманных эльфов невозможно обмануть! То есть, и Квэ невозможно обмануть! Значит, он знал, что ты не потерял кольцо!

— Ну, знал, — признался кот. — Да, знал! И что с того?

— С того, что ты мне наврал, — едва удержалась, чтобы не грохнуть кулаком по столу.

— Здравствуй, Мира, — поздоровался кузнец, в два грузных широких шага приблизившись к нам.

— Здравствуйте, — кивнула я, не поднимая взгляда, но Сократу исподтишка кулак показала.

— Ночи, брат, — отсалютовал котяра лапой.

— Ночи, — откликнулся Квэ. — Вы готовы? Мы ждем только вас.

— Да, думаю, мы готовы, — и Сократ бросил еще один ожидающий взгляд в окно. Я поняла, что высматривал он там не своего друга-эльфа.

Трактирщик тоже не появился.

— Тогда поспешим, — и Квэ направился к выходу.

Мы потрусили за ним.

— Запрыгивай! — мотнул котяра головой на что-то, больше напоминающее кибитку. Четыре колеса, впереди сидение для кучера и некоторое подобие крыши в виде натянутой на гнутый каркас плащевки.

— Сюда? — округлила я глаза, рассматривая гужевой транспорт, запряженный двумя громко фыркающими лошадьми, рядом с которыми ходил низкорослый усатый мужичок, поправляя сбрую.

— А что тебе не нравится? — оскалился в хитрой улыбке Сократ, демонстрируя два мелких клыка. — Седло черкесское, подпруга шелковая, узда золоченая! Ну, почти!

— Мы поедем на этом? — я замахала в воздухе руками, не успокаиваясь.

— А у тебя есть другие варианты? — подбоченился кот. — Не, ну, если хочешь, можешь пешочком следом побежать, вот только учти, Сатус бегает быстрее.

Я сиганула в это подобие телеги почти с разбега. Внутри ничего не было, кроме двух деревянных лавок. На одну из них села я, на другую Квэ и Сократ.

Где-то совсем рядом щелкнул в воздухе хлыст и повозка, ведомая лошадьми, резко дернулась и тронулась с места.

Некоторое время мы ехали молча, каждый глядел в сторону и думал о своем.

Потом усатого потянуло на задушевные разговоры.

— Столько всего произошло, — Сократ подобрался поближе, притерся ко мне пушистым бочком и вздохнул, — а я так и не спросил… Как ты?

Его интерес застал врасплох.

— Я…, - растерялась. — Наверное, нормально.

— А тебе вообще задавали такой вопрос? — Сократ был прав. У меня много чего хотели узнать. Сатус так вообще болезненно зациклился на одной конкретной теме. Но никто не спрашивал у меня ничего настолько простого и одновременно настолько личного. — Кто-нибудь когда-нибудь интересовался, как ты себя чувствуешь?

— Кажется… кажется, нет.

— Так вот, Мира, — кот выпрямился и взглянул на меня с усталой мудростью, — на такие вопросы надо отвечать честно.

Задумалась.

— Я думаю, что мне плохо, — плечи ссутулились, накатило ощущение, словно моя личность раскраивается на куски. — Но это не важно. Потому что есть кое-что намного более важное, чем я.

— Это что же? — неодобряюще хмыкнул кот. — Сатус твой, что ли?

— Он не мой, — мгновенно отреагировала я. — И никогда моим не будет.

— Потому что ты не хочешь или думаешь, что на самом деле не хочет он?

— Потому что…, - я отвернулась, — у меня ощущение, что все ненастоящее. Ты ненастоящий, я — ненастоящая, и все, что мы видим — подделка. Мы все играем кем-то другим прописанные для нас роли, но стоит лишь на миг попытаться стать самим собой, попытаться не быть персонажем — и следует наказание.

Я впервые за все время смогла сформулировать то, что чувствовала, не только для того, чтобы объяснить Сократу, но и чтобы объяснить самой себе.

Я чувствовала себя выдуманной. Чувствовала выдуманным мир вокруг и тех, кто были в нем, как если бы… все было просто большой аферой. Сатус… Я не знала, видела ли я его настоящего. И видел ли он настоящую меня. И, что казалось еще более важным, существовало ли вообще что-то настоящее.

— Ненастоящий? Думаешь, я — нарисованный, что ли? — попытался пошутить Сократ, но получилось паршиво.

— Не знаю, — мне было очень грустно. — Но я как будто чужая сама себе. Я больше не знаю, кто я. И не знаю, кем должна быть. Я знаю только одно — я не могу быть с ним. Но… я хочу, чтобы он победил.

— Кого? Луана?

Ответ всплыл на поверхности внезапно прояснившегося сознании так, словно только и ждал, когда же буря пройдет, вода успокоится, а муть осядет. И я замечу то, что было неочевидно раньше.

— Всех. Всех, кого понадобится.

— Святые ежики, — завздыхал Сократ, понурив голову так, что мне был видел лишь взъерошенный затылок и поникшие рысьи ушки. — Какой же бардак в твоей голове. Иногда мне кажется, что вместо тебя говорит другой человек, а не моя Мира.

— Я — это я, — пожала плечами, не совсем понимая, что он имеет ввиду.

— А вот у меня поубавилось уверенности в этом, — словно бы разговаривая с самим собой, тихо пробормотал Сократ. — Слушай, невозможно и бежать, и драться одновременно. Надо выбрать что-то одно. Так и тебе придется выбрать, чего ты хочешь — избавиться от своего демона, или завоевать для него весь мир.

— Он не мой, — я вновь и вновь повторяла это.

— Ошибаешься, девочка, вот здесь как никогда ошибаешься, — два небольших острых клыка стали заметнее, когда Сократ растянул пасть до ушей в подобии жуткой улыбки. — Он твой настолько, насколько вообще может быть чьим-то.

— Не улыбайся так, — попросила я. — Выглядит, словно тебе хвост судорогой свело.

— Вообще было пару раз, — развеселился котяра. — Во время, ну, ты поняла…

Я поняла, смутилась, отвернулась. Разговор скомкался и вскоре сошел на нет.

Телега скрипя и покачиваясь ехала дальше, подпрыгивая на камнях и выбоинах.

Я пялилась в пустоту, Сократ и Квэ начали что-то обсуждать в полголоса на своем родном наречии. Я не слушала, потому что ничего не понимала, да и в целом была несколько истощена. Хотелось… да ничего не хотелось. Даже чувство голода исчезло. Я понятия не имела, на какой такой силе еще держалась, но пока что её было достаточно.

Чего нельзя было сказать о Сократе, который привык есть за себя и за того парня. Поэтому, когда Квэ достал из наплечной сумки пропитанный жиром сверток, кот обрадовался так, словно наступило Рождество.

— Оу! Вот это хорошее дело! — облизнулся ушастый и накинулся на любезно предложенную другом жареную вырезку.

Квэ лишь только улыбался, глядя на рыжего.

Быстро управившись с сочным мясом, кот широко зевнул, продемонстрировав розовый шершавый язык, а потом ни слова не произнося свернулся клубком и уснул.

Я бы тоже была не прочь поспать, вот только по компактности мне с пушистым было не сравниться, и складываться до размеров обувной коробки я не умела.

А потому пришлось терпеть.

Терпела я по ощущениям часов семь, то проваливаясь в странное ощущение прострации, близкое ко сну с открытыми глазами, то возвращаясь к безрадостным размышлениям, которые были похожи на жевание потерявшей вкус жвачки.

В какой-то момент наша кибитка, которая двигалась совсем не быстро, угрожающе треща на каждом повороте, ощутило колыхнулась. Накренилась сперва налево, потом резко ушла вправо, скамейка подо мной подскочила, а сама я свалилась в ноги Квэ, который остался сидеть на своем месте невозмутимой статуей.

— Что это было? — пропыхтела я, когда повозка еще несколько раз опасно покачнувшись, выровнялась и дальше покатила как прежде.

— Граница, — коротко заметил Квэ. — Мы выехали из Аттеры.

Я кивнула, принимая ответ, и замерла, уставившись на кота. Сократ тоже не удержался во время качки и соскользнул на пол. Но даже не проснулся, оставшись лежать в какой-то неправильной, вывернутой позе.

— Сократ, — слабеющим голосом позвала я. — Сократ!

Упав на колени, я осторожно прикоснулась к мягкой шерстке и с облегчением ощутила движение под рукой. Кот дышал, но совершенно не желал пробуждаться от странно крепкого сна.

Будто бы уловив направление моих мыслей, Квэ безучастно заметил:

— Витания усыпляющая. Хорошая штука, крепкая, и добавить можно везде. Он жив, просто очень крепко спит.

И я поняла. Сонное зелье было в еде, так любезно предложенной доверчивому котику на ужин.

— Что? Но… зачем?

Повозка замерла, по инерции дернулась вперед, потом чуть отъехала назад и затихла. Снаружи послышались голоса. Потом ткань, заслонявшая заднюю часть повозки откинули в сторону и внутрь заглянул мужчина.

Неприветливое суровое лицо, военная выправка, чеканящий слог, свободная одежда, скрывающая очертания фигуры. И волосы цвета насыщенного крепкого какао.

— Эйсонас, — выдохнула я пораженно.

— Приехали, — тихо и от того еще более устрашающе проговорил хорошо знакомый мне рыцарь Ночи. — Выходи.

— Зачем? — пискнула я.

— Выходи или выволоку за волосы, — флегматично предупредили меня.

Поднялась, чувствуя, как подрагивают поджилки, сгребла в охапку Сократа, твердо зная, что одного его не брошу. Прижала безвольное мягкое и по-домашнему теплое тельце к шее, чувствуя, как мокрый нос утыкается в кожу. Бросила последний ненавидящий взгляд на Квэ, даже не глядящего на меня и, спустив вниз ноги, спрыгнула с телеги.

— Она здесь, отец, — тоном человека, выполнившего приказ и безмерно этому радующегося сообщил куда-то мне за спину Эйсон.

Я оглянулась.

Вдоль повозки двигалась фигура в таком же, как у меня плаще — цвет, покрой, фактура ткани, даже степень изношенности совпадала.

Остановившись в метре от меня, фигура подняла бледные руки к голове и откинула капюшон.

На меня смотрел отец.

Глава 40

Я не успела ничего сказать, как коротким, каким-то подтверждающим кивком головы, отец отдал приказ и меня грубо запихнули обратно в повозку, связали грубой царапающей кожу веревкой руки и ноги, усадив обратно на лавку. Спасибо, что хоть не вышвырнули Сократа. Квэ забрал его у меня, бережно положил безвольную пушистую тушку мне на колени и отвернулся. Лошади громко всхрапнули, заржали, нарушая ночное безмолвие, в котором слышалось лишь уханье сов, повозка загремела плохо отлаженными механизмами, и мы продолжили путь.

Сквозь россыпь мелких дырочек в плащевке я рассмотрела спину Эйсона, заменившего кучера, который нас оставил. Отец сидел рядом с рыцарем. Оба мужчины сохраняли молчание.

Ехали мы долго. Тонкие деревянные колеса повозки то и дело опасно подворачивались на рытвинах и камнях, из-за чего повозка дергалась из стороны в сторону. Эта неустойчивость была такой ощутимой, что очень скоро меня укачало. Прикрыв глаза я постаралась унять тошноту, пытаясь думать о чем-нибудь более приятном, чем похищение собственным отцом и его подельниками.

Когда в следующий раз взглянула на мир, то мгновенно застонала от ослепительного света, падающего на лицо. Смахнув несколько выступивших слезинок и прикрыв глаза ладонью, я поняла, что мне били в лицо солнечные лучи, проникающие внутрь телеги сквозь приподнятое полотнище.

Как-то неожиданно наступило утро. Сократ с моих коленей исчез, повозка больше никуда не ехала и даже лошадей было не слышно. Исчез и специфический запах лежалого влажного сена, распространяемый ими. Скамейка напротив была пуста. Квэ отсутствовал, как отсутствовали и все остальные.

Стало тревожно. Не то, чтобы меня сильно огорчило отсутствие кузнеца-предателя, но я с детства терпеть не могла просыпаться в одиночестве.

Кое-как встав, ведь мои щиколотки и запястья все еще были скованны, я доковыляла до края повозки и выглянула наружу.

Транспортное средство стояло у края пустыря, земля под ногами была непривычно белой, похожей на известь, с редкими зелеными островками неожиданной сочной травки. Пустырь упирался в пологий склон низкой сопки, по которому тянулся редкий лес, постепенно перерастающий в дремучий бор, похожий на пихтовый, но совершенно точно им не являющийся. Взглянув на сумрак, витающий между мощными стволами, смешанный с густым молочным туманом, стелющимся по земле и поднимающимся отдельными клочьями выше, я поежилась. Почему-то создалось ощущение, что оттуда на меня кто-то внимательно смотрит.

Кое-как спрыгнув вниз и ощутив под ногами мягкость легко проминающейся почвы, я плюхнулась на попу и начала растягивать пальцами петли, связывающие щиколотки. Мучилась долго, ломая ногти, но, в конце концов, мне удалось ослабить веревки и вытянуть одну ногу, потом сдернула остатки с другой и отшвырнула в сторону. Дальше дело было за руками, но сколько бы я не дергала, используя в том числе и зубы, освободиться не получалось. Устав, я огляделась по сторонам, потом встала, обошла телегу по кругу. Вокруг по-прежнему было ни души. Казалось, что меня все бросили, просто оставив спящей посреди безлюдной местности.

Стало смешно. Смех нарастал, сотрясая грудь все сильнее, пока не вырвался наружу истеричными всхлипами. Не выдержав, я расхохоталась в голос, запрокинув голову.

— Веселишься? — угрожающе поинтересовались за спиной.

Взвизгнув, крутанулась на месте, увидев за спиной Эйсона, выходящего из леса.

— А куда вы все пропали? — сглотнув, спросила с претензией.

— Отец разбирается кое с чем, эльф отправился в лес напоить лошадей, а твой дух-хранитель заявил, что ему нужно в кустики, — ответил Эйсон. Не глядя на меня, он подошел, нелюбезно схватил за руки и вынул нож. Я шумно вздохнула и попыталась отступить, но одно угрожающее:

— Стой на месте, — и я застыла. Просунув лезвие между веревками и кожей, рыцарь одним движением распорол крепко сплетенные волокна.

— В кустики? — глупо переспросила я, когда Эйсон убрал нож под складки одежды и в привычном жесте положил руку на бляху ремня.

— Прости, подробностями не интересовался, — хмыкнул рыцарь, пренебрежительно изогнув губы.

— Не боишься, что он сбежит? — вырвалось у меня.

— С чего бы ему сбегать? Его хозяйка здесь, а значит, и он сам сюда вернется. У него просто нет другого выбора.

Его уверенность не утешала, мне хотелось надеяться, что Сократу хватит сообразительности не возвращаться.

— Где мы? — продолжила я задавать вопросы, что Эйсона совершенно не радовало.

— На границе с Туином, это соседнее с Аттерой небольшое государство, — несмотря на очевидное нежелание со мной общаться, все же ответил мужчина. — Отцу надо встретиться в Туине с одним человеком. Как только он вернется, мы отправимся дальше.

— Почему ты называешь его отцом? — Эйсон легко запрыгнул на облучок повозки, где предполагалось сидеть извозчику. Облучок находился на некотором возвышении для лучшего обзора местности, и позволял рыцарю смотреть на меня сверху вниз.

— Потому что он мой отец, — рыцарь вытянул ноги, расслабленно закинув их на деревянную поперечную дугу впереди. — А как еще мне его называть?

Мне стало не хорошо.

— Получается, — он широко улыбнулся, — мы с тобой брат и сестра.

— Нет, — выдохнула я, потирая запястья, на которых остались розовые следы от пут. — Мы с тобой не родственники. Кровь у нас разная.

— Не хочешь иметь такую родню, как я? — перестал улыбаться рыцарь.

— Ну, как тебе сказать, — замешкалась я, отворачиваясь.

— А вот я рад, — провозгласил вдруг Эйсон. — Трудно не радоваться обретению такой красивой сестренки.

Я повернулась обратно в тот момент, когда он окинул меня выразительным заинтересованным взглядом, от которого моментально стало противно, будто вляпалась во что-то липкое.

— Теперь понятно, почему демоны вокруг тебя вьются, не отлипают, — вкрадчиво заговорил Эйсон, склоняя голову. — Добыча хороша, экзотична и беззащитна. Ты прям лакомый кусочек! Интересно, почему тебя до сих пор никто не оприходовал?

И он громко расхохотался увидев, как скривилось мое лицо.

— Передо мной можешь не изображать невинность, — отсмеявшись, бросил он. — Я лучше всех знаю, кто ты и что ты. И в отличие от демонов, не куплюсь на твою невинную мордашку, сколь бы хороша не была она и все то, что ниже.

Грубый выпад в свою сторону я решила проигнорировать. Вместо этого спросила:

— Если Луан твой отец, значит, ты тоже демон.

Хотя, помнится, Сократ называл его инкубом.

— Нет, — спокойно ответил рыцарь, все также пристально взирая на меня с высоты. — Он меня вырастил, но к моему появлению на свет отношения не имеет. К сожалению…

— Он тебя… что?

— Как и тебя, — кивнул Эйсон, удовлетворенный произведенным эффектом.

— И ты все это время ему помогал? — догадалась я.

— Умничка, — расплылся в самодовольной ухмылке Эйсон.

— Только как-то паршиво помогал, — едко заметила я, разом осмелев. — Ради записей Милены Луану пришлось самому пробираться в Академию.

Парень заметно напрягся, всю его мнимую расслабленность как ветром сдуло.

— Я не смог отдать ему документы сразу, потому что рядом постоянно были ребята из патруля, которые и так начали что-то подозревать. А капитан настаивал, чтобы Свиток Душ и Карта Благословенных как можно быстрее оказались у Элиота. Чего-то он там хотел в них исследовать. Поэтому пришлось подчиниться.

— А почему не поручили Итану? — выгнула я бровь.

Эйсон удивился.

— Неужто догадалась?

— Это было трудно, — вздохнув, призналась я. — Знаешь, мне долго не давала покоя вот какая мысль — в попытке заполучить императорский трон Луан разработал целую схему, к осуществлению которой приступил некоторое время назад. Но в какой-то момент все пошло наперекосяк, из-за чего ему и его последователям пришлось в срочном порядке менять планы, перестраивать стратегию. И я пыталась высчитать этот момент. Найти точку отсчета. Все встало на свои места, когда я вспомнила урок по фехтованию. Тогда Сатус отыгрывался на мне по полной, я нервничала, дергалась и вообще была на грани истерики. В тот день я в первый раз вошла в межпространство. Тогда мы решили, что никто не понял, что случилось. Но мы ошиблись. Итан заметил наше исчезновение и сразу сообразил, что произошло. Ведь он наверняка видел, как нечто подобное проделывал Луан. И помчался с доносом к вам. Вы однажды помогли ему устроиться в Академию, потому что из-за дурной репутации он никому не был нужен, а потом потребовали вернуть должок, поручив выманить у Мелинды кольцо. Кольцо, о котором вам рассказал Квэ. Правда мне не понятно, как и когда Квэ и Луан пересеклись настолько, что при общении всплыла речь о кольце?

Эйсон громко рассмеялся, запрокинув голову. Я не мешала чужому веселью, дождалась, когда парню надоест изображать безмерную радость, и он ответит.

Дождалась.

— Они знакомы дольше, чем ты можешь себе представить, — он отер пальцами сухие глаза. — Думаешь, кто ковал для Луана мечи, клинки и разную мелочь? Это то, что никогда не расскажет тебе Сократ. Туманный эльф выполняет заказы для Луана еще со времен отрочества. Он всегда был очень талантливым, способным и жадным до золота, даже когда был совсем мальчишкой.

— Ясно, — кивнула я, нечто подобное и предполагая. Так что, новость не стала шокирующей, что заставило Эйсона взгрустнуть. — Конечно, он увидел кольцо на Мелинде и сразу все понял. Не узнать кольцо он не мог, ведь не раз держал его в руках.

— Кто бы мог подумать! — деланно воскликнул Эйсон. — То, что мы так долго искали оказалось буквально у нас под носом. Но Мелинда практически не покидает пределов Академии, а нападать на неё под носом у Элеонор и Элиота было слишком рискованно. Круг подозреваемых сузился бы до десятка человек, и виновного вычислили бы практически мгновенно.

— И тогда вы подключили Итана, который в прошлом был варангом. Наверное, с тех же времен знаком и с Луаном, который привык снаряжать наемников на грязную работу, не желая делать её самостоятельно. А когда ожидание результата от Итана затянулось, вы придумали историю с Мерулой, назвавшейся Микаэллой. Она должна была помочь учителю по фехтованию.

— Сперва так и было, — дернул щекой Эйсон, снимая ноги с дуги. — Но потом планы изменились и перед Рулой поставили другие задачи.

Я приподняла брови.

— Так, вот почему она так спешно свернула удочки, удрав из Академии, — покусала губу. — Планы изменились из-за меня?

— Да, — медленно проговорил Эйсон, склоняясь вперед и упирая локти в колени. — Когда я отправлял тебя в Академию, то понятия не имел, кто ты такая. Твое появление выглядело подозрительным, но главным на тот момент было замять ситуацию с убийством Милены, не вызвав лишних вопросов, потому что отец кое-где наследил. Но когда Итан прислал сообщение, что новая девчонка-шельма умеет то, чего никто не видел со времен резни в храме, мы сообразили, какую ошибку допустили.

— Ты допустил, — поправила его я. — Обрадовался, что застава выбрала малолетнюю дуреху вроде меня? Решил, что меня будет легко убрать с дороги, а при необходимости — использовать?

— Да, — признал рыцарь, не моргая.

Я криво усмехнулась. К горлу вновь подкрадывался смех.

— Мерула некоторое время жила по соседству с настоящей Микаэллой. Помнится, девушка рассказывала, что у соседей пропала горничная, прихватившая с собой хозяйские драгоценности. Зачем закончившая Академию колдунья притворялась прислугой тоже догадаться не трудно — следила за горгульями, обитавшими в той местности.

Краткое «да» повторилось. Эйсон ждал продолжения, держа взгляд на моем лице.

Не знаю, что он хотел там увидеть. Лично я на его лице ничего приятного не видела. Природа наградила его броской, привлекательной внешностью, но после времени, проведенного с Сатусом все остальные мужчины казались… серыми.

И рыцарь тоже был серым. Блеклым. Выстиранным.

— Зачем Мерула напала на Сократа, притащив его в мешке на кухню? И куда исчез Феликс? Он ведь пропал сразу после пожара в библиотеке. Или даже во время него, когда все были сосредоточены на том, чтобы не дать огню распространиться.

Эйсон скривился.

— Кошак очень не вовремя появился в коридоре, как раз, когда Итан уводил Янга под предлогом проверить коня Феликса в конюшне, якобы тот захворал. Демоны очень ответственно относятся к своей собственности, так что, это было хорошим предлогом. Янг поверил сразу же. Но когда Мерула поняла, что у их затеи образовался возможный свидетель, то занервничала. Она и так была постоянно на пределе, а потому испугалась, что Сократ что-то видел и ему не составит труда донести обо всем демонам. Рула схватила твоего хранителя и потащила на кухню, хотела утопить. Но не успела, одна из кухарок неожиданно вернулась, и девчонка свалила, бросив живность. На самом деле, этому болтуну повезло. Ей ничего не стоило сварить его в супе.

Меня передернуло.

— Как же Феликс не предусмотрел это? Он же вроде как предвидит будущее? — выдавливая из себя улыбку, поинтересовалась я. — И не смог предвидеть собственное похищение?

Эйсон весело развел руками.

— Провидцем Янг всегда был никудышным, мы это знали. У Луана отлаженная система доносчиков, а потому разузнать слабые стороны каждого в команде Сатуса было не трудно. Видения Янга с детства были спонтанными и неконтролируемыми. Янг ненавидел свой дар, считал его бесполезным, а потому практически не развивал. Но кое-что парень все-таки увидеть смог. Например, свою казнь. А потому сумел сбежать. Правда, вряд ли он долго бегал. С дырой в груди и переломанными ногами особо не побегаешь.

Я поняла, на что намекал Эйсон. Феликс, скорее всего, уже не числился среди живых.

— Вы забрали его, чтобы найти первичный мир? — слова сорвались с губ раньше, чем я успела подумать.

— Что? — очень серьезно и без ненужной игры спросил Эйсон.

— Разве не так?

— Нам нужны были ключи, — и поняв, что я не понимаю его, раздраженно объяснил: — Ключи от Огненных путей. Семья Янга выступала хранителями ключей при отце Сатуса, а конкретно сами ключи были переданы Феликсу сразу после смены им первого имени, которое у демонов обозначает вступление в фазу взросления. Не знаю, почему император решился довериться мальчишке, потому что Феликс никогда не производил впечатление кого-то надежного.

Иногда вера оправдана, и все равно она не может сохранить жизнь.

— Феликс отказался вам помогать, не отдал ключи, — продолжила расспрашивать я, держа в голове слова Сатуса о том, что ключи были утеряны. — И тогда вы попытались надавить на него с помощью сестры. Зачем вы её убили?

— Убили не мы, — буркнул Эйсон, хмурясь.

— Неужто? — с истеричным смешком поинтересовалась я, когда перед глазами всплыло обезображенное смертью лицо девушки.

— Мы не знаем, кто её прикончил, но кто-то из своих, — практически выплюнул Эйсон. — Чужаку в Аттеру не проникнуть.

— А наемники?

— Местный клан варангов жив и продолжает жить только потому что на них лежит данная принцу клятва сотрудничать при первом же требовании метрополии и не высовываться из своих нор. Итан договорился с варангами, чтобы они передали девчонке Янг предложение о сотрудничестве. Она давно мечтала вырваться из империи, да дядьки с братьями не пускали. Мы об этом знали и намеревались пообещать помощь в организации побега. В обмен она должна была уговорить брата с нами сотрудничать. Крошка сразу пошла на контакт, видно, совсем ей родственники осточертели. Наверное, кто-то прознал об этом, вот и подрезал птичке крылья.

— Слишком радикально подрезал…

— Думаешь, твои друзья-демоны чисто пупсики розовощекие? — оскалился Эйсон. — Не удивлюсь, если один из них её и прикончил, чтобы не шлялась где попало!

— Зачем нужно было вовлекать во все это варангов? Мерула или Луан могли сами встретиться с Иннелией. И выманивать никого бы не пришлось.

— Ни он, ни она не могут пересечь защиту Аттеры. Иначе никто бы не стал городить весь этот огород!

— Но я же смогла. У Мерулы моя магия, а у Луана в мече сила всех сестер.

— С Аттерой это так не работает. С некоторых пор…

— Что ты имеешь в виду? — потребовала ответа я.

Эйсон поглядел на небо, потом глянул в сторону сопки, что-то там высматривая, и только потом заговорил.

— До изгнания у отца было много сторонников. И когда его вышвырнули из Аттеры, перед этим обманув, многие из тех, кто был на его стороне, захотели отомстить. Это было сложно сделать, прошло много времени прежде, чем хотя бы кому-то из них удалось пробраться во дворец. Но такие, как они, такие, как мы, умеют ждать. Думаешь, тетка Сатуса погибла случайно? Нет. На самого Сатуса не раз покушались сызмальства. В те времена было не трудно устранить чахлого и нескладного черноглазого мальчика, постоянно хватающегося на руку своей любимой тетушки. И хотя император окружил своего единственного ребенка невообразимым количеством охраны, это не помогло. Один раз заговорщики почти достигли успеха, но вмешалась тетка и погибла вместо племянника. После этого уровень защиты был повышен до невероятного уровня. Это потребовало огромных усилий и обернулось смертью сразу нескольких имперских магов. Но император достиг того, чего хотел. После этого войти в Аттеру возможно, только если ты — часть её или если тебе было дано разрешение на вход. А его могут только трое в империи. Причем у приглашения есть срок действия — не успел убраться восвояси вовремя и получай мощнейший заряд смертоносного заклятия под сердце.

— И кто же пригласил меня? И кто эти трое?

— Какая же ты тупая! — закатил глаза Эйсон. — Неужели не додумалась? Как только принц назвал тебя своей нурой, ты стала частью его самого и, следовательно, частью Аттеры.

— Откуда ты знаешь? Про нуру и… остальное.

— Мерула. На самом деле, она сразу доложила нам, что Тай на тебя глаз положил. Заинтересовала ты его. Мы решили, что он попробует использовать тебя на Битве, которую ему нужно выиграть во что бы то ни стало. Сперва, конечно, не понимали, как именно использовать, ведь проблем от тебя больше, чем пользы, а после решили, что Тай просто заставит тебя выдергивать его соперников с поля боя по одному. Когда можешь открыть вход в любой из существующих миров не так уж и трудно вытолкнуть в приоткрывшуюся дверь пару-тройку демонов, верно, сестренка? Видишь ли, Битва — это не просто сражение для выявления лучшего из лучших. Это древняя магическая практика, в основе которой лежит смерть. Погибая, демон высвобождает огромное количество энергии, используя которую можно добиться невероятных результатов. А если погибает одновременно с десяток сильнейших демонов, то с такой силой можно сотворить практически все, что угодно. Например, взломать защиту неприступной Аттеры.

— Вот, почему Луан ждал Битвы, не нападая раньше, — с ужасом осознала я. — Ему нужно было, чтобы все произошло именно во время неё.

— Да, план, на самом деле, был простым, — Эйсон начала весело загибать пальцы: — Найти кольцо, прикончить собравшихся на полянке камо, попасть в Аттеру, уничтожить императора и занять его место. Но тут появилась ты… Мы долго гадали, насколько ты опасна и какой объем силы унаследовала, с учетом, что твое рождение произошло уже после разрушения круга. Отец даже проверку тебе устроил. Теперь мы знаем, что что все твои возможности ограничиваются умением использовать межпространство, гоняя лавреткой между мирами. Стараниями принца ты превратилась в его личное транспортное, — Эйсон противно ухмыльнулся, кивнул на каркас, затянутый плащевкой и заявил: — Вроде этой телеги. Не впечатляюще, но с твоей дурной наследственностью в любой момент могло появиться еще что-то.

Он умолк, упиваясь собственным гневом и презрением.

— И как? Появилось? — равнодушно полюбопытствовала я.

— Да, появилось, — Эйсон с вызовом глянул в мои глаза, — когда ты откликнулась на зов умирающего мира. Он позвал, отец ощутил этот крик о помощи, и ты пришла.

— Выбор именно того города был не случайным. И на самом деле, это был эксперимент не над ним, а надо мной. Вы выбрали самый простой способ — ткнуть везде, где получится, и посмотреть, что будет дальше.

Рыцарь кивнул.

— Примерно так. Но ты наивная дура, если думаешь, что только мы тебя испытывали. Сатус занимался этим каждый день с момента вашего знакомства. Он тот, кто испытывал тебя каждый день, наслаждаясь тем, что может это делать.

— Что будет дальше? — тихо спросила я в наступившем молчании.

— Ждем отца, — распорядился Эйсон и посмотрел куда-то мимо меня. — Осталось недолго…

Я обернулась и увидела высокую фигуру, укутанную в черную накидку с головы до ног. Она двигалась с противоположной от сопки стороны, шагая стремительно, порывисто. Мужчина спешил к нам и чем ближе он подходил, тем страшнее мне становилось. Я не хотела с ним видеться, не хотела разговаривать, но выбора что делать, мне не оставили. Я всем тело ощущала пристальный взгляд Эйсона, глядящего мне в спину и готового пресечь попытку побега в любой момент.

— Сократ, погоди! — послышалось с другой стороны.

Это кричал Квэ вслед мчащемуся ко мне Сократу из тени густых деревьев. Хвост высоко задран, шерсть на загривке стоит дыбом, усы возмущенно топорщатся, прямые, как стрелы. А на морде — досада, обида, разочарование.

Не тормозя, кот сходу запрыгнул мне на руки и, уткнувшись мокрым носом в ухо, зашипел:

— Мирка, надо хватать хвост в лапы и драпать, иначе нам хана!

Я не успела ничего ответить, да и не стала бы, побоявшись быть услышанной, потому что взгляды присутствующих были направлены на нас. Все ожидали от меня какого-то подвоха.

— На ней кулон, — обратился к Луану Эйсон, подхватываясь со своего места навстречу отцу. Подобострастность, собачья преданность и бессильная ненависть — вот что переполняло рыцаря сейчас. — Она его прячет, но я успел заметить. Это значит…

— Я знаю, что это значит, — отец убрал ткань, закрывавшую нижнюю часть лица на манер шарфа, и повернулся ко мне. На меня вновь нахлынуло это душераздирающее чувство, будто я внутри чудовищного миража.

Я смотрела на главного злодея, а видела отца. Видела отца, но умом понимала, что передо мной тот, кто пытался меня убить. Один — близкий, родной, другой — далекий, чужой.

Можно ли было как-то соотнести эти две сущности — заботливого родителя и безжалостного демона? Наверное, да, но я не знала, как это сделать.

И не сойти с ума.

— Папа, — вырвался вздох, будто бы совсем не мой. И что-то в моей голове будто бы раздваивалось.

По щекам бисером покатились горячие слезы, которые я смутно осознала лишь, когда все лицо стало мокрым.

Сократ, затаившись у меня на руках и сжавшись в маленький пушистый комок, притворялся, что его здесь нет.

В ответ на мои слезы жесткое лицо Луана исказилось в гримасе раздражения.

— Ты не должна была здесь оказаться. Ты не должна была покидать свой дом.

— А где он? — горько усмехнулась я. — Дом-то?

— Там, где мы были одной семьей, — последовал ответ.

— Кажется, мы никогда не были одной семьей, — продолжила улыбаться я, чувствуя, как внутри все ломается, трещит, рассыпается и разлетается на холодном ветру. — Потому что… ну, знаешь, в нормальных семьях родственники обычно не пытаются убить друг друга.

Луан вздохнул. Отрешенно, грустно, почти по-человечески.

— Мира, ты моя дочь. Чтобы ни случилось, ты была и всегда будешь моим ребенком.

— Ну да, конечно, — скривилась я от боли. — А мама всегда будет твоей женой. Ты забыл это добавить для пущего эффекта.

— Считаешь меня чудовищем? — холодный вопрос, ответ на который все равно ничего не изменит.

— А ты сам себя считаешь чудовищем? Ты убил мою мать!

— Нет, не убил. Я мог бы её убить, но не сделал этого. Потому что я люблю твою маму. Люблю спустя столько лет и даже после всего, что она сделала. Думаешь, я не знаю, что она общается с тобой? И что пытается помочь племяннику в войне со мной? Я позволяю ей все это!

«Позволяю». Это слово заскакало в моей голове как запущенный тенистый мячик, отскакивающий от стенок черепа, и при каждом ударе вызывающий протяжный воющий гул.

«Позволяю».

— И как часто, — голос не предал меня, но чтобы удержаться на грани я потратила столько сил, что потемнело перед глазами, — ты ей позволял? Как часто моя мама, с которой я разговаривала, на самом деле была моей матерью?

— Только тогда, когда я давал ей возможность говорить, — высокомерно вскинул подбородок Луан, одним этим движением напомнив мне Сатуса и вновь заставив вспомнить, что они ближайшие родственники.

Семья.

— Значит, не часто, — с тоскливым смешком сделала я вывод.

— Нет.

— А в остальное время ты говорил за неё сам. Неужели твое влияние на неё настолько велико?

— Не меньше, чем влияние принца на тебя. Всю прелесть брака с племянником тебе только предстоит испытать. Я пытался донести до тебя нужные мысли устами матери, потому что не мог сказать прямо, но ты меня не услышала.

— Так, это ты оставил ту надпись на холодильнике?

— Да. Мира, — его грудь тяжело поднялась и опустилась, практически западая. — Ты не видишь всей ситуации… А то, что видишь — видишь не правильно. На твоей матери до сих пор мой брачный кулон. Когда все закончится, я верну её, и она вновь будет моей женой.

— Кулон? — моргнула я, прикасаясь к своему собственному. А потом до меня дошло и все остальное. — Вернешь?

— Твоя мать в заточении, но она не умерла. Или, по крайне мере, не умерла окончательно, — сдержанно пояснил Луан. — Когда я займу трон Аттеры, вы обе будете рядом со мной. Пусть ты не моя по крови, но ты моя по духу. Я — твой единственный отец и всегда им буду. И именно ты станешь моей наследницей.

— Чего?! — завопил Сократ так громко, что я аж подпрыгнула. Но едва его душевный порыв состоялся, как кот замер, словно бы только сейчас осознав, что сделал, захлопнул рот и поглубже зарылся в мои распущенные волосы.

— Сократ, твое присутствие начинает утомлять, — лицо отца, которое стало еще красивее, когда снего стерли несуществующие отметины прожитой жизни, подсветила улыбка, в высшей степени благопристойная. Улыбка аристократа, привыкшего к тяжести короны на своей голове.

Я ощутила, как маленькой тельце у меня под ладонями окаменело, когти впились в кожу, а длинные усы мелко-мелко задрожали, щекоча шею.

— Не смей его трогать, — смело заявила я, закрывая кота руками, пытаясь полностью заслонить собой. — Он — мой хранитель. И идет со мной в комплекте.

— У тебя чуть ли не в каждом мире по хранителю! — рявкнул на меня Эйсон, наблюдавший за нашим диалогом со стороны. — Не слишком ли много?

— Она не виновата, — небрежно перебив названного сына, сказал Луан, распахивая края накидки. Я успела заметить, как в черных наслоениях одежды мелькнула рукоять меча. — Духи сами её находят и хранителями становятся по собственной воле, верно, Сократ? Ладно, пусть твой кот живет. Пока. Но с мальчишкой я таким великодушным не буду.

— С мальчишкой? — запнувшись переспросила я.

А потом поняла.

Кажется, его присутствие я почувствовала раньше, чем увидела глазами. Не знаю, сработала ли это магия брачного кулона или что-то другое, но я в один миг поняла, что вот он, рядом.

Игривый ветер окутал меня, взъерошив волосы, донося аромат. Его аромат, прозвучавший как безмолвная невысказанная поэзия, как отпечаток впечатления, проникшего глубоко в сознание.

А потом из-за стены серого тумана, быстро поползшего еще дальше вверх плотной магической стеной, вышагнули двое.

Сильный, суровый, массивный Кан в рубашке, которую кто-то будто покромсал ножами, оставив обрывки болтаться. И более гибкий стройный принц, который даже не потрудился накинуть что-то поверх обнаженного торса, сохраняющий на лице выражение веселой непринужденности.

Я невольно залюбовалась им, настолько, что почти утратила связь с реальностью. Но звук вынимаемого меча из ножен заставил встряхнуть головой.

— Мышка, — останавливаясь и жестом останавливая Кана, протянул Сатус, глядя на меня без нежности и радости, но зато с обещанием отомстить за все. Его глаза говорили: «ты знала о последствиях, но все равно пошла против меня». И меня накрыло ощущением вины и предательства. И все же… он не отрекся от меня. Протянув вперед руку, он позвал: — Иди ко мне.

В его голосе вибрировала энергия господства. Энергия, способная отстаивать и защищать то, над чем властвует.

И я подчинилась, сделав первый шаг к нему, и сразу же готовая сорваться на бег, но меня настиг окрик отца.

— Мира, стой!

Глава 41

Дернув к себе, отец обнял меня, как обнимал раньше, когда я была совсем маленькой, и заговорил, целуя в макушку.

— Мира, он тебя не любит, он никого не любит, — я хотела сказать, что чья бы корова мычала, но не смогла разжать зубы, которые стиснула так крепко, что услышала, как стирается эмаль. — Все, что ты знаешь, все, во что ты веришь — ложь. Как настоящий демон он знает, что силен только тогда, когда больше не будет никого, кто сможет его победить. В тебе то, что ему не хватает, но, девочка моя, это не любовь. Что угодно, но только не любовь.

Я сморгнула горячие слезы, прокатившиеся вниз и упавшие на складки отцовской одежды, а после подняла больные глаза ему навстречу и спросила:

— Разве не тоже самое ты сделал с мамой?

Отец запнулся и замолчал.

— Да, — выдержав паузу, подтвердил он с холодной суровостью. — И поэтому я знаю, о чем говорю. И не хочу, чтобы тоже самое случилось с моей дочерью!

Шмыгнула носом, отерев лицо ладонью и прогундосила, чувствуя, как Сатус неотрывно сверлит взглядом мой затылок:

— Дочь? Именно так ты обо мне думал, когда пытался задушить? Когда швырялся в меня заклятиями в ночь гибели Милены! Ты убил ту, в которой текла твоя собственная кровь! Ты хоть знаешь это?

Отец замер.

— Теперь знаю. Но правда открылась мне слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить. Милена мешала мне, особенно после того, как она затеяла самостоятельно меня выследить по остаточным следам магии. Поэтому проще всего было убить её и с помощью Эйсона назначить хозяйкой заставы своего человека. Я не знал, что Милена мать Мерулы. Милена отказалась от дочери, отдав в чужие руки. Считала, что будет плохой матерью для ребенка, которого никогда не хотела. Меруле же было все известно, она ненавидела родившую её женщину и мечтала отомстить. Рула — умная девочка, и была очень полезной для меня. Наша встреча стала большой удачей.

Злой, сосредоточенный, далекий. Я смотрела на оцта и понимала, что не могу выбрать. Не могу выбрать из двух его личностей какую-то одну, как не могу заставить себя поверить в то, что хотя бы одному из ни не наплевать на меня.

— Но я не намеревался причинять непоправимый вред тебе. Тогда, в переулке, я просто устранял помеху, которой ты была. Но я не знал, что это ты. Я даже помыслить не мог, что моя дочь оказалась в заставе, куда я пытался прорваться. Когда же мы встретились второй раз… я желал быть достаточно пугающим, чтобы вынудить тебя отступить, вернуться домой, туда, где до тебя не смогли бы дотянуться мои враги. Я готов воевать с братом и его сыном, но не с тобой. Ты должна быть на моей стороне, Мира!

И он вновь попытался меня обнять, но я начала вырываться, сперва неуверенно и слабо, но с каждым вздохом все сильнее, намереваясь доказать, что я не шахматная фигура, которую так легко двигать по доске.

— Мира… Мира, послушай меня! Я никогда не желал тебе зла. Ты должна поверить мне! Он же убьет тебя! Убьет даже не поморщившись, пожертвует ради достижения цели! Переступит и пойдет дальше!

— Как и ты…

— Нет… Нет! Мы столько лет были вместе, только мы вдвоем! — торопливо заговорил отец, не разжимая кольца рук. — А ты… помнишь… помнишь, как мы всегда ходили в один и тот же парк на воскресный пикник? Местные мальчишки запускали там воздушных змеев, и ты хотела играть вместе с ними. Просила у меня купить такой же, но я боялся. Боялся, что тебя, такую маленькую и хрупкую, унесет ветром, а я не успею поймать. А помнишь, как ты вскакивала по ночам от кошмаров и звала меня, чтобы убедиться, что я рядом? В некоторые ночи я оставлял тебя и ты, проснувшись и не докричавшись, понимала, что рядом никого нет, и ты одна. Спустя года, ты все еще ненавидишь просыпаться в пустой квартире. Уходя на работу я всегда тебя будил, потому что знал, проснувшись и ощутив пустоты квартиры, ты вновь испугаешься, — отец заглядывал в мои глаза и искал в них понимание. — А помнишь, помнишь, как мы ходили смотреть на салют каждый год? Маленькая, ты засыпала у меня на руках, и я тихонько нес тебя обратно домой, стараясь не разбудить. А потом ты повзрослела и стала злиться всякий раз, как я пытался взять посадить тебя себе на плечо. Ты так быстро выросла… И обижалась на любую попытку ограничить твою свободу, поставить под сомнению твою самостоятельность. «Я сама», — так ты мне говорила… Ты всегда была такой сильной. И такой смелой.

Злой смех был тихим, но таким, что зашевелились волосы. Наверное, будь я кошкой, то тот час же ощетинилась бы, вздыбив шерсть.

Даже Луан запнулся и умолк, посмотрев на Сатуса.

— Сколь трогательная встреча! — продолжил откровенно насмехаться принц, который сейчас как никогда был похож на героя плохой сказки. С несчастливым концом. — И такие пылкие речи… Но мне это начинает надоедать. Луан! Верни мне моё!

— Папа…, - почти простонала я с мольбой.

— Эйсон, — одного короткого слова было достаточно, чтобы рыцарь метнулся ко мне, обхватил сзади руками и поволок к повозке. Я брыкалась и сопротивлялась как могла, крича, кусаясь и пытаясь ударить его ногами, потому что руки были прижаты к груди, которую к тому же оцарапал взвизгнувший Сократ, когда его грубо схватили за шкирку и, отодрав от меня, не глядя швырнули в сторону.

В какой-то момент мне удалось вывернуться, чтобы оглянуться.

Разум объял невыносимый ужас, обострив до предела, потому что я поняла. Схватка между Сатусом и Луаном состоится прямо сейчас.

Все произойдет здесь и сегодня.

Мир стал необычайно четким. Я видела так хорошо, словно зрение у меня было не стопроцентным, а трехсот.

Я видела шмыгнувшего под повозку Сократа, у которого на спине теперь недоставало густоты в шерсти, ведь часть её застряла между пальцами Эйсона. Видела выступивших из плывущего между деревьями тумана лошадей, а вот Квэ нигде не было. Эльф как будто растворился в пространстве, но скорее всего просто трусливо сбежал.

Я видела, как исказилось от злости лицо Сатуса, неотрывно следящего за Эйсоном и за тем, как рыцарь волок меня, грубо стискивая рот. А я орала ему в ладонь, не имея возможности ни на что другое.

— Отойди от неё! — рявкнул Тай, черные глаза начали сужаться, растягиваться к висками. По начавшей грубеть, плотнеть и сереть коже заструились узоры цвета крови, будто кто-то пустил рубиновое вино по венам.

Завораживающе прекрасные. Ошеломляюще ужасные.

— Кажется, наш черноглазый мальчик решил сыграть по-крупному, — самодовольно процедил над ухом все еще не отпускающий меня Эйсон. — Но у него ничего не получится. Сегодня он умрет. А ты будешь на это смотреть.

Сатус начал обращаться в боевую форму. Я уже видела подобное единожды, но от того это действо не стало менее впечатляющим. Наоборот, его превращение настолько поглотило меня, что я даже перестала вырываться. Рвущаяся ткань, набухающие бугрящиеся мускулы, расширяющийся торс, вытягивающийся рост. Тай превращался в настоящего демона, которым и был всегда. В демона, готового крушить и убивать.

А потом тот же самое начало происходить и с двумя другими мужчинами.

Кан и Луан избавлялись от человеческого облика, от одежды, от всего, что делало их похожими на меня, превращаясь в огромных, крылатых существ.

В боевой форме они все были похожи, и все же имелись отличия.

У Кана кожа была темнее, чем у двух других, и спина шире, и голова массивнее, и шипы, тянувшиеся вдоль спины острее. Но глаза Сатуса пылали алым огнем, чем не обдала Ферай, и черные рога на его голове казались длиннее и крепче. Тот же алый огонь вырывался из пасти, оснащенной рядом зубов. Утробно, оглушающе зарычав Тай, или тот, кто сейчас был вместо него, стиснул когтистые лапы, выпрямился, словно разминаясь, расправил кожистые крылья, сделав это с изяществом, о наличии которого трудно было догадаться. А после рванул вперед, прямо на Луана, который так же обзавелся новым обликом.

Земля задрожала под тяжелыми лапами, а вместе с ней задрожала и я, потому что видела — Луан ничуть не испугался, наоборот, он был готов к этой схватке.

— Папа! — сумев отодрать липкую противную ладонь Эйсона от своего лица прокричала я. — Папа, не надо!

Но меня уже никто не слышал и не слушал, потому что Луан не стал дожидаться, пока Тай до него добежит, а бросился навстречу. Доли секунды хватило, чтобы понять — Кан и Сатус сильные, но Луан не просто сильный, но и чертовски быстрый.

Скорость — это то, чего не хватало могучему Кану, поэтому он не только не успел догнать Сатуса, но не смог даже прийти ему на помощь, когда неуловимым движение Луан ударил принца в грудь, снося с ног.

Еще раз вздрогнула и отдаленным эхом завибрировала земля, когда Тай с размаху повалился на спину, проскользил несколько десятков метров, перекатился, подхватился и бросился в новую атаку. Пользуясь тем, что Луана отвлекал Кан, Сатус попытался зайти врагу за спину, и у него это даже получилось в какой-то момент. Но потом Луан извернулся, ускользнув от удара, перекувыркнулся, отскочил в сторону и начал сражаться с двумя молодыми демонами одновременно. Его способностей на это хватало, пусть я и видела, что прикладываемые усилия заставляли его ноздри широко раздуваться, а грудь вибрировать от подавляемого рыка, который просто не было времени выпустить. А вот парням, хоть и действующим слаженно, и прикрывающим спины друг друга не хватало опыта. Они работали как единый механизм — когда один брал инициативу на себя, другой отступал и наоборот, когда первому требовалась передышка, второй подхватывал. Это могло длиться вечно. Или до того момента, пока одна из сторон в удачно подвернувшийся момент не окажется сильнее.

И почему-то я была уверена, что сильнее окажется отец, ведь с ним был его меч, пусть Луан и оставил его под беспорядочно сваленными в кучу лоскутами, в которые превратилась его одежда в результате превращения.

Мелькание тел в воздухе, звуки ударов, сотрясание земли — всё слились воедино, в одну жуткую, вынимающую душу какофонию, которую я больше не могла выносить.

«Нужно это остановить, — прозвучала в голове отстраненная мысль, словно произнесенная кем-то со стороны, но абсолютно точно резонирующая с моим собственными желаниями. — Нужно было что-то делать».

Но у меня не было никаких идей, кроме одной, практически самоубийственной — добраться до меча и, подгадав момент, швырнуть его одному из ребят. Однако существовала одна маленькая загвоздка — в виде Эйсона, который все еще стоял за моей спиной. Почти как в боксе, обхватив и облокотившись, он навесил на мои плечи почти весь свой вес, чтобы не допустить даже мысли рыпнуться с места.

Мои руки были прижаты к туловищу и единственное, что я могла — это засунуть их в карманы накидки, что я и сделала в глупой надежде найти там хоть что-то. Зубочистку, обломок стекла, какую-нибудь черепушку. Хоть что-нибудь.

Пальцы судорожно ощупывали ткань, а глаза не могли оторваться от демонов.

Вот Сатус разбежался, замахнулся и в прыжке нанес удар, впечатав кулак прямо в глаз Луана. Но тот не упал, даже не вскрикнул, лишь попятился, потрясая головой, а после отразил следующий удар, которые должен был стать добивающим, но не стал, потому что демон вновь был в строю. Уже было очевидно, что его что-то подпитывает. Даже Кан, который не спешил расточать силы, снизил интенсивность, стараясь работать не на количество, а на качество, попеременно то уходя от атаки Луана, то начиная свою серию подсечек и комбинаций.

И когда я почти потеряла надежду, пальцы наткнулись на что-то металлическое, холодное. Наморщив лоб, я попыталась представить, что это, не доставая, но после некоторых мысленных мучения поняла, что иного выхода, как вытащить и посмотреть просто нет.

Аккуратно, стараясь не привлечь внимания увлеченного битвой Эйсона, взирающего на отца с раскрытым ртом и немым обожанием, я извлекла находку и, опустив глаза, увидела на своей ладони… секиру. Маленькую, почти что игрушечную медную секиру. Сразу вспомнился разговор с Сатусом. Его требование выкрасть книгу. Кабинет мистера Элиота. Минотавр, устрашающе вырастающий из двери. Это была его секира, которую магический страж обронил и которую я забыла вернуть. Но каким образом она оказалась здесь, в кармане накидки?

Думать над этим не было времени.

Я понятия не имела, что с делать с секирой и как ею пользоваться, но импровизация всегда удавалась мне лучше запланированных действий, а потому я просто стиснула её изо всех сил и крикнула:

— Эйсон, смотри! — мне удалось привлечь внимание рыцаря настолько, что он даже ослабил хватку.

— Что такое?

В рывок я вложила большую часть своих сил, в разворот — то, что осталось, нужно было сделать лишь замах, чтобы воткнуть секиру рыцарю в глаз. Но неожиданно эта почти игрушечная вещица обрела вес и объем, увеличившись в размерах так стремительно, что я, не ожидавшая ничего подобного, не справилась и… просто выронила её на ногу Эйсону.

Отборные заковыристые ругательства распугали птиц на ближайших ветках, и они с недовольными противными вскриками, похожими на скрип старых половиц, шумными потревоженными стаями выпорхнули в небо.

На мгновение замешкавшись, я сделала первое, что пришло в голову — отпустив рукоять внезапно превратившейся в настоящую секиры, ткнула рыцарю локтем в нос, подкрепив удар желанием сделать очень-очень больно.

Когда повторно завопивший Эйсон схватился за сломанный нос, с протяжной влажностью хрустнувший под моей рукой, я бросилась к мечу… но не успела.

За произошедшим далее я наблюдала с ощущением стремительно надвигающейся трагедии, словно бы оказавшись на пути у грузовика, видя его неумолимое приближение, чувствуя, зная, что сбежать уже не удастся. Ведь столкновение неизбежно.

Развернувшись на месте, Кан высоко вскинул руку и в ней блеснул появившийся меч. Крепко ухватив, он сделал шаг назад и показалось, что сейчас демон вонзит лезвие в странно застывшего Луана, который почему-то смотрел не на него, а на Сатуса, даже не пытаясь защититься.

Острие смертоносного орудия рассекло воздух, мелькнув линией, очертив дугу и оставив серебристый след, а после… вонзилось под ребра принца, погружаясь по самую рукоять и протыкая тело демона насквозь.

Изумленно округлившиеся глаза, надсадный вздох, окончившийся бульканьем, и тонкая струйка крови потекла из клыкастого рта, сбегая на подбородок. Воздух вокруг него зарябил, словно сходящая вода, и боевой облик начал меняться на обычный, но слишком стремительно. Пошатнувшись, Сатус рухнул на одно колено, хватаясь за рану. Из-под сжатых пальцев заструилась кровь, показавшаяся мне ослепительно красной, в то время, как все вокруг сделалось серым.

Когда земля под ногами разломилась, и я провалилась вниз, последнее, что увидела — бегущих ко мне отца и Кана, а за их спинами медленно и безвольно оседал Сатус.

Глава 42

Ужас и отчаяние оглушили настолько, что я больше ничего не чувствовала, не слышала, не видела. В груди запекло и там же начала разрастаться огромная дыра. Дыра, которая начала поглощать, пожирать все вокруг. Кажется, я что-то кричала. Вопль вырывался из горла, но вопило сердце. Отчаянно, безостановочно, до хрипоты, до сорванного голоса, пока в один момент его просто не стало. А может быть, это не стало меня…

Что такое истинное горе? Это что-то простое, понятное, состоящее из слез и стенаний плакальщиц на похоронах? Или это что-то необъяснимое, необъятное, невыразимое? Что-то, что отбирает всё.

На первый взгляд все остается прежним, и все же… все же мир меняется.

Навсегда. Он становится ядовитым, расплавляющим кожу, плоть, кости и дальше, глубже… душу. И даже если в какой-то момент природное стремление к выживанию заставит тебя вдохнуть… тебе придется дышать, заглатывая куски липкой боли.

Больно. Как же больно… мамочка…

— Давно она в таком состоянии? — как сквозь вату услышала я вопрос.

— Понятия не имею. Мы нашли ее бредущей сквозь чащу в лесу, — начал торопливо и взволнованно рассказывать кто-то, стоящий совсем близко. А мне было так плохо, горло сдавило невидимой петлей, все тело болело, словно я повисла на веревке, и кто-то выбил из-под меня стул. И я медленно, но верно умирала. — Кажется, она немного не в себе.

— Немного? — переспросили говорящего и перед глазами закачалось чье-то лицо. Оно казалось знакомым, но думать и вспоминать было непосильной задачей. Потом на лоб легла приятно прохладная ладонь. — Да… плохи твои дела, девочка.

Он говорил что-то еще и, кажется, не мне. Но его голос заглушил этот звук.

Тиканье часов.

Сперва оно было почти незаметным, ненавязчивым, звучащим где-то на фоне. Но постепенно звук становился громче, звонче, требовательнее, привлекая к себе мое внимание.

Именно мое, а не чье-то еще. Только мое.

Заставляя думать о нем. Думать через силу, через боль, через отчаяние, продираясь к нему сквозь мрак, оторопь и безысходность. Он звал к себе, наращивая обороты, ходко отмеряя время и звеня уже не только снаружи, но и в моей голове.

Кто-то застонал, и я смутно сообразила, что это я.

— Кажется, она начала соображать… Эй, ты как? — мистер Элиот, которого я, наконец, узнала, защелкал у меня пальцами перед глазами. — Что с тобой произошло?

— Ваши часы, — промолвила я, уставившись в одну точку — прямо в центр невысокого морщинистого лба преподавателя.

— Что? — он выпрямился, уперев руки в полные боки.

— Ваши часы, — повторила я, слабо ворочая языком. — Достаньте их.

Недоуменно моргнув, он полез в карман коричневой жилетки, плотно обтягивающей выпуклый живот и вынул карманный хронометр на тонкой цепочке. Взглянув на циферблат под стеклянной крышкой, он пробормотал:

— Что такое?

А мне и смотреть на надо было, я уже знала, что там — стрелки кружили вокруг своей оси в диком танце, выдавая оборот за оборотом, словно пытались вырваться из тесноты, а вместо этого приближали момент конца.

Но не только они. Я слышала глухие удары гирей в кабинете истории колдовства, разгоняя пыль внутри громоздких напольных часов, где все четыре стрелки объединились и теперь издавали громкий, протяжный «тииииик!». И если раньше каждая из стрелок выводила собственную партию, то теперь разноголосье слилось в единую мелодию, которая возрастала, восходила к вершине… до тех пор, пока часы не замерли, показав правильное время.

Вскочив на слабые ноги и не слушая несущиеся мне в спину окрики, я выбежала из Академии, сбежала по ступенькам и застыла, потому что поняла — началось. Вот он, момент истины. Точка сингулярности, в которой сошлись вчера, сегодня и завтра.

Я медленно подняла глаза к небу.

Оно приобрело такой насыщенный оранжево-красный оттенок, что резало глаза. Я никогда не думала, что облака умеют гореть и плавиться словно пластилин, опадая крупными тягучими каплями вниз, расплавляя все на своем пути, но именно это и происходило. И оно превосходило в разы всё, что я могла описать словами. Разрываемое, раздираемое, опаляемое, прямо в этот момент небо переставало существовать как часть этого мира. Мира, который ломался, трескался, умирал…

А потом на нас сверху начали падать монстры. Я сразу их узнала, это были те самые эцитоны, с одним из которых я уже успела познакомиться. Они падали, будто десантировались, приземляясь на упругие лапы и сразу же бросались в бой. Отчаянно, бесстрашно, зная, что идут убивать и убивать кроваво, намереваясь искупать нас всех в собственной крови. Они кидались в разные стороны, не имея иной цели, кроме как уничтожить всех и вся. И ничто не могло их удержать, наполненных бессмысленной жестокостью, ненавистью и злобой…

Воздух прорезать дикий вопль, окончившийся задушенным всхлипом. Поведя глазами, словно испуганная лошадь, я увидела, как один из эцитонов бросается вперед, хватает вышедшую из-за угла девушку в синей форме и разрывает её пополам. Мотнув сильным туловищем, он небрежно откинул две части, принадлежавшие еще секунду назад живому человеку, и они разлетелись в разные стороны. Часть с головой рухнула сбоку от меня, и я уставилась в синие распахнутые в стылом ужасе глаза погибшей, чье искаженное лицо навеки сковала уродливая гримаса.

— Что происходит? — это вынесся из дверей Академии мистер Элиот. И застыл на месте, криво распахнув рот и уставившись куда-то за мою спину. За его спиной мельтешили и подпрыгивали студенты, также привлеченные криком. — О, Богиня-Мать…

И вопль повторился. Один, потом другой, потом послышался шум и топот, словно кто-то прорывался, расталкивая толпу. Что там происходило позади я больше не смотрела, лишь слышала. И, судя по тому, что я слышала, народ в отчаянии разбегался, истерично голося невпопад.

Развернувшись, я увидела эциотона, что приземлился на упругие лапы прямо передо мной. Сперва застыл на несколько долгих секунд, принюхался, хотя я не была до конца уверена в наличии у мутантов обонятельных органов, но выступающие на морде отростки задергались и это было очень похоже на то, как шевелится нос у зверей, опознавая новый запах. Эцитон напряг все свои паучьи лапы, готовясь к следующему пряжку, подобрался, пригибаясь ниже к земле, а после кинулся… на меня.

Я не закричала, даже не попыталась броситься на утек, я просто стояла и смотрела, как оно, это создание, летит на меня, растопырив когтистые конечности и обнажив выпуклое брюхо.

«Вот и конец», — подумала я, без сожаления, да и страх куда-то делся. Как вдруг передо мной смазанной полосой вылетела тень и заступила собой смерть, уже наточившую косу.

Я была готова увидеть кого угодно, только не узкую девичью спину, напряженную настолько, что тонкие, так не похожие на мужские, но все же хорошо тренированные мускулы перекатывались под тесной рубашкой школьной формы.

Широкий взмах руки — и она породила волну ударной магии, которая полетела в эциотона и сбила того на подлете. Перекувыркнувшись в воздухе, мутант упал, смешно дергая лапками и оттого напоминая букашку… чрезмерно огромную букашку. Но вот, сильный толчок, еще один кувырок, и эцитон вновь в боевой готовности, перебирая лапами, готовясь нападать.

Видимо, он нас застолбил, застолбил меня, потому все остальные чудовище, продолжавшие проникать в мир Академии черными полчищами, не обращали на меня и вставшую передо мной Тату никакого внимания. Они носились вокруг Академии, хватали все живое, что попадалось на пути и либо сжирали, либо разрывали на ошметки, устилая кровоточащими кусками свой хаотичный путь. Несколько эцитонов рванули прямо мимо нас внутрь школы, но там успели забаррикадировать дверь, нарастив поверх прочных створок огромный магический щит. Который не заставил созданий Луана сдаться. Нет, они оказались умными, умнее, чем можно было предположить, сосредоточив внимание на окнах. Совершая пружинящие, выверенные толчки, они в скачках пробивали собой стекла и вламывались внутрь, попутно снося часть проемов.

Звон бьющихся стекол, треск магического щита, топот сотен лап, гул безнадежно сопротивляющегося смерти неба… Все это било по ушам тяжелыми молотками.

Раздался отчаянный визг. А за ним еще один. И еще один. Вопли ужаса и крики о помощи метались между этажами и факультетами, образуя неблагозвучную симфонию. Шабаш смерти, которая сегодня собиралась отлично попировать.

— Беги, — приказала мне Тата, оглянувшись на мгновение. — Беги!

И она оттолкнула меня рукой, чтобы новым заклинанием встретить эцитона.

Я отвлеклась, потеряла равновесие и рухнула на землю. И уже оттуда наблюдала происходящим.

Мир ломался и вместе с ним ломалась я, потому что невозможно отделить причину от следствия, невозможно видеть трагедию отдельно от того, кто к ней подвел и столкнул вниз. В какой-то миг всего этого стало слишком много.

Все происходило так быстро, что мозг лишь успевал вспышками фиксировать отдельные моменты, будто выдранные из полотна времени и событий.

Вот вылетела, будто была взорвана изнутри, часть передней стены школы в месте почти у самой крыши, осыпаясь вниз лавиной сломанных деревянных балок и битых камней. Из проема, на ходу окутывая себя магией вылетали студенты боевого факультета, сразу же встречаясь с эцитонами, приметные в своей черной форме. Сбоку к ним на помощь спешили их коллеги, верхом на конях ветра, чьи сильные крылья с хлопающим шумом рассекали воздух, уходя от столкновений с вражеским нашествием.

Вскрики, от победы над очередным эцитоном и от боли, когда следующего победить не удалось. Толчки и сотрясание земли от прыжков, падений и приземлений. Лошадиное ржание и топот копыт от галопа. Стоны и плач. Щелкающие звуки, с которыми мутанты выбирали новую цель.

И размеренный грохот, с которым папины зверушки бились в магический щит, обороняющий первый этаж с совершеннейшим отсутствием какого-либо чувства самосохранения. У них его просто не было.

Треск на мгновение заглушил всё остальные звуки, и я увидела, как цепочка монстров прорвалась в вестибюль, который больше не защищали ни выкорчеванная вместе в частью обвалившейся внутрь стены дверь, ни магический щит. Последний сломался, потому что погиб его создатель.

В образовавшейся дыре я увидела мистера Элиота, который лежал на полу, широко раскинув руки и ноги, а на его груди, погрузив во внутренности лапу, стоял эцитон, громко щелкая загнутыми клешнями. Над ладонью учителя медленно потухало голубоватое свечение…

В проломе наверху появилась фигура леди Элеонор, которая с холодной беспристрастностью оглядела двор, подвергшуюся атаке Академию, сражающихся студентов, взмывающих в небо и утягивающих за собой сразу парочку эцитонов крылатых коней, свой разрушенный кабинет, а после… взмах изящной тонкой руки и её массивный письменный стол начал оживать, превращаясь в дракона.

Далеко вытягивая длинную шею, разминая затекшие лапы, которые буквально только что были ножками мебели, разгибая спину, с которой посыпались бумаги, свитки, книги и письменные принадлежности, дракон дернул хвостом, пробив в полу дыру и пригнулся. Миг — и безупречная колдунья вспрыгнула на дракона, чтобы вылететь на нем верхом и броситься в схватку. Дракон с рычащим наслаждением развернув крылья, которые заслонили продолжающее пылать небо, отбросив на него густую тень. А после он был атакован… посыпавшимися на него сверху мутантами.

Я оглянулась вокруг, весь двор был усеян телами студентов. Девушками и парнями, теми, кто бросились защищать Академию и теми, кто просто пытался спастись, потому что драться не умели — целители, алхимики, артефакторы. Были среди них и некроманты, которые пытались поднять мертвецов и отправить в бой вместо себя, но они не учли одну проблему — трудно сражаться, когда тело собрано из кусков как дешевый конструктор. Поэтому некроманты полегли также быстро, как и проклятийники, чьи старания были бессмысленны против мутантов, невосприимчивых к столь узконаправленной магии. Среди общей груди тел виднелись и те, которые были в красной форме, студентки с факультета колдовства. Они тоже не справились, хотя и бесстрашно сражались, порой образуя достойный тандем с боевиками.

— Тата! — вспомнила я, подхватилась и начала оглядываться. Но практически невозможно было что-либо рассмотреть в общей суматохе битвы, которая с каждой минутой становилась все более непредсказуемой и беспорядочной, когда уже не понятно, где свой, а где чужой, где раненные, а где мертвые, потому что кричат, стонут, бьют и режут со всех сторон. И единственное желание, которое в этот момент владеет разумом — выбраться живой.

Но Тата… Она защитила меня. Я не могла сбежать, оставив её здесь одну.

— Тата! — кричала я, пытаясь перекрыть все остальные звуки. — Тата!

Поняла, что зря привлекаю к себе внимание только в тот момент, когда один из эцитонов, вынув окровавленные клешни из развороченной спины распростертого на земле студента-боевика, медленно развернулся ко мне.

— Ой, — выдохнула я и попятилась.

Шаг, и я бросаюсь бежать, сломя голову, но, конечно же, мутант быстрее. Настигнув в один прыжок, мохнатая лапа перехватывает меня поперек живота. Над ухом я слышу приближающиеся клацающие звуки и сжимаюсь, но… последнего удара не случилось. Никто не вгрызся в меня, как в кусок говядины. Отвратная морда приблизилась, обнюхала мою голову с одной стороны, потом с другой, потом клацнула как-то уж очень довольно и потащила прочь. Кажется, он захотел сожрать меня в одиночестве, и чтобы никто не отвлекал от трапезы.

Но до обеда не дожил.

Что-то сильное с разбегу врезалось в держащего меня эциотона, я вылетела из его захвата, пролетела дугой и грохнулась на землю, ударившись головой о камень. Перед глазами рассыпались искры, сквозь которые я рассмотрела громадное туловище… Даркера.

— Хааашшшш, — выдохнул демон, недвусмысленно разводя шире плечи в воинственной демонстрации собственной силы.

Короткая заминка, а потом эти двое сошлись в схватке. Не успел Даркер выхваченным из пустоты мечом порубить того, что пытался утащить меня, как ему на смену прыгнул второй, потом подоспел третий, за ним четвертый. Мутанты в мгновение ока облепили демона со всех сторон, будто облепившие соты пчелы. Уже очень скоро я перестала его видеть, лишь слышала ритмичные рубящие звуки, свист меча, рассекающего воздух, и тяжелые вздохи.

Пристав, попыталась сесть, получилось не сразу, но получилось. Потом я поползла, потому что поняла, что оказалась на границе с лесом и решила искать временно укрытие там. Добравшись до ближайшего дерева, я заползла за его широкий ствол и обессиленно откинулась на него спиной. Дыхание было сбитым, ненадежным, лицо и шея мокрыми от пота, а в голове стоял церковный перезвон. Почти сразу меня стошнило. Из-за того, что давно не ела тошнило водой, а потом и её не осталось, лишь желудочный сок, разъедающий рот, настойчиво полз вверх. Так плохо мне не было… да, наверное, никогда!

Усиливалось ощущение, что я заболеваю. Это напоминало грипп, которым довелось переболеть лет в восемь, только сейчас состояние было хуже в миллион раз. Ныла каждая косточка, выворачивало каждый сустав, ломило каждую мышцу, трещала голова. Я поняла, что согласна на что угодно, лишь бы все это прекратилось.

Просто прекратилось.

А потом сознание взорвалось, словно где-то там, внутри, давным-давно была заложена отсчитывавшая время бомба. И перед закатывающимися под череп глазами полетел вихрь сцен, каждая из которых была со звуком, но один кадр накладывался на другой, создавая какую-то парализующую галлюцинацию, превращающуюся в неразборчивый ретроспективный поток, почти сразу же распадающийся на отдельные частицы.

— Шейн, не надо! Ты же не хочешь этого делать! Ты лучше, чем он…, - убеждала мадам Мелинда, отступая под натиском надвигающегося на неё демона. Парень глядел на женщину из-под низко опущенного лба, который прикрывали блестящие пряди волос. Глядел смело и беспощадно. Кривая ухмылка опровергала все утверждения колдуньи — он хочет. И сделает.

Еще шаг, длинные сильные ноги переступили через маленькое скрюченное тело женщины на полу.

Вспышка, срывающаяся с ладоней колдуньи. Но демон легко отразил полетевшее в него заклятье, чтобы почти в тот же момент сорваться. Толчок. Замах. Удар. Лезвие вонзилось тело, вырывая стон, а вместе с ним и жизнь. Не только из неё, но и из меня тоже.

Крик. Кто-то закричал. Отчаянно, слезно. Это был вопль потери.

Я чувствовала, как мадам Мелинда… умирает, медленно сползая по стенке и оставляя за собой густой смазанный кровавый след.

Вместе с ней умирала та, другая, на полу.

Не успела я попытаться справиться с их болью, как в меня ударило новой.

Знакомые стены заставы. Девушка, сидящая на стуле очень-очень ровно. И длинный меч, входящий от предплечья вниз в несопротивляющееся тело, будто нанизывая его на лезвие, дробя позвонки и косточки. Широко распахнувшиеся глаза и адские невыносимые муки, отразившееся в брызгах слез. Но она не могла ни пошевелиться, ни закричать, скованная магическими путами и с залепленным ртом. Вместо неё кричал кто-то другой, из чужого рта рвалась её боль нескончаемыми задыхающимися воплями на пределе легких. Неистово, исступленно, без возможности вдохнуть.

И прощальный шепот демона ей на ухо:

— Не надо было тебе лезть во все это… А так, ты мне даже понравилась… Роль злодейки тебе очень подошла. Вот только… во всех сказках злодейки проигрывают. Ты пыталась пройти путь Миры, но оказалась слишком слаба для этого.

И тело, теперь уже мертвое, но все еще замкнутое в одной позе, кулем свалилось со стула к ногам Феликса.

Стул зашатался, а после боком упал и он…

— Я бы не хотел этого делать, — спокойно сообщил Кан, вставая с кресла, для которого он был слишком крупным. И так было со многими вещами, из-за чего демон воспринимался постоянной угрозой. Хрупкость окружающих его людей лишь подчеркивала его силу, будто бы явственнее очерчивая контуры его мощи. — Ты одной с ней крови, но… у нас нет выбора.

— Делай то, что решил, демон, — смело заявил женский голос. Высокий, незнакомый. Она стояла у окна, не просто маленькая, крохотная. Лицо скрадывала темнота комнаты, похожая на наброшенную вуаль, а сзади неё лился свет из окна, подсвечивая тонкий силуэт. — Моя жизнь прожита до конца, и я ни о чем не жалею. С легким сердцем я ухожу и надеюсь никогда не возвращаться.

Кто-то заскулил, слабо дыша.

Кан подошел, навис молчаливой горой. А потом приставил нож к горлу, которое она податливо обнажила, медленно запрокинув голову. Кровь брызнула насыщенным красным веером, когда нежная кожа была перерезана от уха до уха. И девушка со слабым стоном упала, сложившись пополам. Некоторое время Кан стоял неподвижно, рассматривая ту, которую убил без сожаления, а после поднял глаза и встретился со мной взглядом, будто видела меня сквозь покровы всех разделявших нас миров:

— Мира, — произнес он, низко, хрипло, с придыханием и волнительной, искушенной полуулыбкой: — Мира, девочка моя…

Боль достигла своего пика, замерев на той точке необратимости, за которой больше ничего не было, лишь тело — пустая ненужная оболочка, и искореженная сумасшествием личность.

В ушах зазвенели отголоски слов, которые становились все дальше и дальше, пока не умолкли совсем, вымещенные чернотой и краснотой.

Тьма. Тьма. Тьма.

Все было во тьме и в крови. Крови было так много, что она струилась липкими потеками по коже, выливалась звонкими всплесками из пробоин, вытекала из щелей, сочилась из пор, как из сжимаемой губки. Её стало так много, что она проникла в глаза, в уши, в рот, в нос. Все было в крови, и я захлебывалась в ней. Я знала, эта кровь пролилась не из моих вен. И одновременно она все-таки была моей.

Но чем полнее становилось это кровавое море, тем меньше болело, словно вытекающая кровь смывала, забирала все, как в оплату чего-то большего.

А когда боль стала затихать, я увидела.

Увидела так много всего и сразу.

Я увидела, как начали рушиться стены милого приветливо-сказочного домика Милены, который опустел с её смертью, словно из него ушла душа. Он оседал, ломался, крошился, исчезая в облаке мелких щепок, превращаясь в одно сплошное ничто. Очень скоро ничего не осталось, а сверху упало несколько стволов, поваленных невидимой силой, желающей окончательно похоронить заставу.

Потом хлынула вода.

Деревянные останки пограничного перехода, который теперь выглядел как ничтожная древесная свалка, покинутая и ненужная, начало быстро подтапливать. Очень скоро вода была везде, на её поверхности всплыли мешочки с травами, вырванные из цветочных горшков погибшие растения, осколки битой посуды… Следы прожитой жизни, для которой теперь здесь не было места. С грохотом и гулом остров, на котором стояла застава, начал уходить под воду. Последний раз отразила солнечные лучи тропа, по которой меня провел Сократ. Мелькнули верхушки деревьев вдали. Громко вскрикнула птица. Ворон. Зашипели пески. В воздух взметнулась песчаная буря, окрасив мир в пыльно-желтый и на краткий миг застив небо. Но что-то было сильнее этой буры, чья-то несгибаемая воля потушила её. А когда песок рассеялся, острова уже не было.

Одновременно с этим я видела разрушение прибрежных королевств. Огромные потери, уничтоженные поднявшимся цунами селения и города, плывущие по течению дома, кареты, мебель. Барахтающиеся животные, громко всхрапывающие лошади, отчаянно бьющие копытами. Грохочущие потоки воды — спонтанные водопады. Ломающиеся акведуки. Дрейфующие тела. Растоптанное бытие, смытая история. Ничего не осталось. Все четыре королевства в считанные мгновения превратились в воспоминание.

И перестали существовать.

После грохота, рева и беснования, воплощенного в безжалостных, раскатистых, поднимающихся с самого дна волнах, Седое море затихло, обрело спокойствие, насытилось. Ярость ушла, а длинные ленивые волны набегали на опустевшие берега, утягивая за собой останки, и надежно хороня их в своих глубинах.

Но ничего не закончилось. Первая костяшка была сбита, а за ней начали падать и все остальные. Остальные миры. Они ломались, крушились, уничтожались. Страны стирались, города проваливались в разломы, такие глубокие, что казалось, будто они могли поглотить целые вселенные. Ткань пространства и времени искривлялась, разрывалась, распарывалась, мягко и податливо.

Лилась кровь… много крови.

А кто-то величественный и невозмутимый безразлично созерцал.

— И красная река безмолвно будет течь, — я чувствовала его присутствие рядом, за своей спиной. Его образ я видела не глазами, но душой и сердцем. И его руку на своем плече, словно это он вел меня.

Но когда последняя костяшка со звоном поваливалась, оставив после себя воющую пустоту, он отпустил и больше не держал.

Сделав большой гребок руками и ногами, я оттолкнулась от толщи воды и поплыла к свету. Но не вынырнула, а выпорхнула словно птица, ощущая бесконечную свободу, невесомость. Чувство полета, нереальность отсутствия притяжения восхитили, поглотили. Я летела и везде видела одну лишь зеркальную поверхность моря, которое теперь было везде.

— Возвращайся ко мне, маленькая, — позвал кто-то, обрывая мой полет. И крылья отнялись. Запущенной стрелой я начала падать вниз, понимая, что если сейчас меня никто не поймает, я разобьюсь об воду.

В последний момент беспощадная рука вцепилась в горло и дернула, заставляя ступить на что-то твердое.

— Иди ко мне, малышка, — звал и звал незримый кто-то, кто находился рядом, заставляя прислушиваться к его голосу, следовать ему и следовать за ним.

Я не понимала, где я, кто я, и кто этот постоянно зовущий меня человек. Но он звал и мне хотелось к нему идти.

Вот только как?

Все тело било мелкой дрожью, даже внутренности, казалось, быстро-быстро сотрясались. Нерешительно оторвав ногу, я стиснула кулаки, выдохнула и шагнула в неизвестность, в никуда. И сразу же оказалась…

…внутри уже знакомого мне калейдоскопа, который на фоне всего, что довелось узреть прежде показался тем самым лабиринтом света, по которому следуют умирающие.

Я умерла?

Мысль показалась логичной и совсем не испугала. Умереть оказалось совсем не больно и не страшно, наоборот, поняв, что меня больше нет, я словно сбросила с плеч огромный груз, который тащила на себе всю свою жизнь. Я избавилась от чего-то такого, что довлело надо мной годами, не давая радоваться каждому дню, не давая быть собой, не давая верить в то, что счастье возможно и для таких, как я.

— Моя пугливая мышка…, - он звал, и я шла к нему все быстрее, желая увидеть, ощутить, прикоснуться. Желая, чтобы он обрел телесность и прижал к себе. Крепко-крепко, и никогда не отпускал.

А вокруг складывались и раскладывались оптические иллюзии, эти без остановки пересобираемые кусочки разноцветного стекла. Постоянно сдвигаемые, находящиеся в неустанном движении, они порождали неповторимые узоры, чей танец превращался в фантасмагорию бликов и был бесконечен. Мириады призм, пропускающих свет, кружили вокруг, устилая мой путь. Путь к нему, к этому голосу.

Мне осталось сделать последний шаг, тяжесть которого я ощутила даже сквозь очарование зовущего меня шепота, который раздавался одновременно и снаружи, и внутри меня, где-то под горлом.Но что-то другое затмило его, привлекло мое внимание. Что-то, что было в моих руках. Я поднесла ладонь к глазам и разжала пальцы. Вниз посыпалась кристаллы, большие и маленькие, испускающие свет и напоминающие выточенные обломки лунного камня, разломанные и все еще цельные.

«Подними самый чистый кристалл, — приказал голос. — И отдай мне».

Я подчинилась, даже не задумываясь. И шагнула к тому, кто ждал меня, раскрывая объятия.

Но он не обнял в ответ. Вместо этого он ударил, отталкивая от себя и выталкивая наружу.

Глава 43

Я сидела на краю леса. Надо мной — гирлянда огоньков, которые растворяли густую тьму. За спиной — шершавый ствол дерева. Под руками холодная неровность утоптанной, поросшей травой, земли. Напротив — присевший на корточки демон, внимательно наблюдающий за моим лицом.

— Не может быть, — прошептала я сорванным голосом. Горло болело, словно его драли наждачной бумагой. И поняла, кто все это время так отчаянно кричал. Это была я.

— Я же говорил, — победа читала в его кривой ухмылке Сатус. Я смотрела на него и не верила. Неужели он жив? — Боль можно контролировать. И не только свою. Пришлось заставить тебя пройти по всем её граням, чтобы взломать миры. Ты наверняка решила, что все это, — он обвел вокруг глазами, — проделки Луана, так? Нет, любовь моя, это все ты. Ты всех убила. И привела меня и мою армию к цели.

Накатила тревога. Сперва безотчетная, неясная. А потом я поняла, что не так. Звуки. Звуков сражений больше не было. Вместо них — ровная, нерушимая тишина.

Выглянув из своего укрытия, я ахнула и зажала рот обеими ладонями. Густые струи дыма развевались на Академией, вернее, над тем, что от неё осталось. Истерзанная, выжженная, как будто кто-то пытался не просто обратить её в руины, а выдрать из памяти, своей и чужой.

Теперь лишь каменные безликие останки напоминали о том, что когда-то здесь кто-то жил, учился, верил, смеялся, надеялся. И погиб. Они все погибли. Я переводила глаза с одного трупа на другой, с одних разорванных останков на другие, со втоптанных в землю тел полегших сегодня студентов на не справившихся преподавателей.

Мертвые эцитоны. Поверженный дракон. Его пронзительно-зеленые глаза глядели прямо на меня, кажется, даже смерти продолжая видеть. Убитые кони ветра, чьи широко распахнутые и распростертые по земле крылья делали их похожими на низверженных ангелов.

Перевела взгляд на небо. Оно больше не горело. Его просто не было. На месте небосвода зияла черная бесконечная и безразмерная дыра. Такая же, что углублялась, пуская корни, и внутри меня.

А вокруг кружил и кружил пепел, медленно опадая…

Я взглянула в странно светящиеся глаза демона, лицо которого оставалось серьезным, безучастным.

— К… к какой цели?

— Получить первичный мир в полное свое распоряжение, уничтожив все остальные. Видишь ли, мышка, я веду свою страну в новую эру, — еще одна насмешливая ухмылка, и не ухмылка даже, а так, протокольное искривление губ. — Эру, где мы будем господствовать над всеми. Мне не нужны другие королевства. И миры, в которых они существуют тоже не нужны. Я всегда желал лишь одного — абсолютного и неоспоримого господства Аттеры. Но была существенная загвоздка — в первичный мир так просто не попасть. Я пробовал много раз, и не только я. Дорога, проложенная сестрами и спрятанная среди тысяч Огненных Путей открывалась только тем, для кого была предназначена. Найти и воспользоваться ею способны те, кто связаны с изначальным миром. И пройти по ней могут тоже только они.

— Например, Икас…

— И ты, — толкнул меня пальцем в грудь принц. А принц ли? Или новый император новой, перерожденной империи? — Под влиянием твоих эмоций миры столкнулись друг с другом и схлопнулись, соединившись в один. Остался лишь первичный мир, где будет воссоздана новая Аттера, — он обвел руками. — И этот. Наверное, ты так сильно полюбила Академию, что на подсознательном уровне сохранила её, отчаянно сопротивляясь окончательному уничтожению.

Все наконец-то встало на свои места. Было там, где и должно было быть.

— Не Луан был главным злодеем, а ты.

— Не преуменьшай его роль, — хмыкнул Сатус. — Он тоже сволочь. Просто я оказался более ловкой сволочью, чем он. Он не смог сделать с тобой то, что сделал я. Невероятно, но факт — дядюшка подвержен привязанностям.

Я положила ладонь поверх кулона, который теперь душил одним своим существованием. Инструмент? Орудие? Демон сделал все, чтобы получить доступ к силе, которая жила внутри меня, а после использовать меня как открывашку для бутылки, в которой была заточена катастрофа и которая выстрелила, бурля.

— Ты же умная девочка, — он изучающе склонил голову набок. — Ты все понимаешь.

— Ты меня убьешь? — вопрос прозвучал так буднично, что даже мне самой стало смешно. И, наверное, я бы рассмеялась.

…если бы все еще умела смеяться.

Очередная холодная презрительная уничтожающая улыбка. Точно такая же, как в день нашей первой встречи.

— Я постараюсь сделать это не больно.

Он прикоснулся в моей ладони и по телу начала расползаться апатия.

— Тебе следовало закончить то, на что решилась тогда, в моей спальне, — проговорил он мне в губы, склоняясь ближе. — По-хорошему, — резко оттолкнувшись рукой, он отклонился назад, словно пытаясь меня получше рассмотреть, — мне стоило бы убить тебя, но я изменил своей решение. Думаю, жизнь с мыслью что это ты всух погубила будет для тебя лучшим наказанием. Живи. Живи и смотри на то, что сделала. Все, что ты видишь — твоя вина.

Вновь приблизившись, он аккуратно прикоснулся ко моим волосам, скользнул пальцами вдоль захваченной в ладонь пряди, но невесомыми его движения оставались недолго. Миг — и больше половины моих волос оказались намотанными на его кулак, а сам он, не жалея, дернул в сторону, заставляя неестественно выгнуть шею.

— Ты ведь всегда знала правду, — горячий шепот опалил кожу возле виска. — Ты всегда знала, что я никогда тебя не любил.

Легко поднявшись, он сделал шаг назад. А я смотрела на него. Смотрела, как он медленно отступает спиной вперед, наблюдая, желая убедиться, что я вижу его, что все осознаю. Осознаю, что он оставляет меня в одиночестве.

Мучительно долгий взгляд глаза в глаза, неотрывно, не моргая и не дыша.

И он ушел.

А я осталась. Сидела и долго-долго смотрела в одну точку, на огоньки, которые на фоне окружающей черноты были похожи на звезды, которые вдруг решили стать ближе.

Я не знаю, как выжила. Все, что происходило в последующие дни, которые теперь ничем не отличались от ночи, стерлось из памяти, которая, наверное, пыталась таким образом меня защитить. Более-менее связные воспоминания начались с момента, когда среди груды окоченевших тел я нашла Тату. Ей маленькие грязные скрючившиеся пальцы сжались вокруг огромной рваной раны на животе. Стройные длинные ноги неловко подогнулись, волосы разметались короной вокруг головы. Она была прекрасна настолько, что даже смерть не смогла отнять её красоту.

Долго-долго я сидела возле неё, не в силах подняться. Память вернулась, но все остальное окончательно потеряло какую-либо значимость.

Я похоронила Тату, вырыв для неё найденным деревянным обломком небольшую могилу на окраине быстро редеющего леса. На это ушло много времени, я бы даже сказала, несколько дней, но дни перестали существовать, осталась только одна бесконечная ночь и тьма, лившаяся из бездны над головой. От неё спасали лишь волшебные огоньки, продолжавшие висеть в пространстве. Они не гасли, не исчезали, не увеличивались и не уменьшались. Они продолжали оставаться со мной, рядом, куда бы я не пошла, и этим помогали удержаться от окончательного погружения в безумие. Они были моими единственными спутниками, потому что загадочным образом продолжали быть там, где была я.

А я, после прощания с Татой, побрела прочь. Я шла и шла, едва волоча пудовые ноги, падая в ямы, выбираясь из них, взбираясь на взгорки и преодолевая густые колючие заросли. Я теряла сознание, приходила в себя, поднималась и вновь шла.

Иногда мне удавалось поспать. Я ложилась прямо там, где останавливалась, закрывала глаза, тихо шепча самой себе «спокойной ночи».

Первое время мне ничего не снилось. А после появились первые кошмары. И в них всегда господствовал он, Сатус. Демон приходил, подолгу стоял надо мной, глядя сверху-вниз. Голодно, тяжело, ненавидяще. Ничего не говоря, ничего не спрашивая, но от одного этого взгляда меня прошибал озноб, и слезы лились неостановимым потоком. Я отворачивалась, пыталась закричать, но голос вновь мне не подчинялся. Пару раз, приложив все силы, мне удавалось встать и броситься бежать, но тень, черная злая тень, всегда догоняла, набрасывалась из-за спины, и я просыпалась на моменте, когда капкан его рук смыкался на моей шее. Потом я подолгу лежала, глядя в черное отсутствующее небо, прерывисто дыша и плача еще горче, чем до этого.

В один из последних таких снов прежде, чем начать задыхаться, я услышала: «Я скажу тебе кое-что. Но сделаю так, что ты все забудешь. И вспомнишь только тогда, когда придет время. Я…».

Отчаянный птичий вскрик затмил последние слова, которые утонули в высоком звучании орлиного клича.

А дальше я действительно ничего не запомнила, лишь в голове зудело это навязчивое ощущение, которое появляется, когда пытаешься вспомнить то, что знал всегда, но конкретно в этот момент почему-то не мог сложить буквы в правильные слова. Кусочки льда не складывались… К счастью, оно, это ощущение, быстро прошло, и демон больше не появлялся в моих снах, а вместе с ним ушли и кошмары.

В какой-то момент пошел снег.

Он шел долго. Очень-очень долго. Не прекращаясь ни на минуту, очень быстро насыпав сугробы почти по колено. Но мне повезло, удалось подобрать старые мужские ботинки, которые были просто огромными, но благодаря крепким шнуркам я смогла зафиксировать их на ноге, и брюки. Я много, чего находила на своем пути — расшвырянные вещи, погибшие домашние питомцы, не сумевшие спастись дикие животные, выкорчеванные экзотические растения, остатки сорванных крыш, разломанная мебель. Я шла по местам стертых миров, убеждаясь в наступившем упадке и правдивости слов Сатуса — никого и ничего не осталось.

Когда к снегу добавился ветер, я поняла, что больше не смогу идти. И забралась на дерево, где несколько веток росли очень удачно, образуя что-то вроде люльки. В ней я и провела следующие дни, а может быть, даже недели. От окоченения спасла накидка, которая оказалась на меху.

После того, как колючие снежинки перестали сыпать на голову, я выбралась из своего импровизированного гнезда и отправилась дальше.

Было морозно. Снег хрустел под ногами, которые постоянно проваливались вниз, и приходилось прикладывать усилия, пробираясь через бесконечные заносы.

А потом появился он. Пришел один раз, напугав до икоты, и начал возвращаться регулярно.

Я назвала его Стужиком, потому что всегда перед его появлением дыхание перехватывало и легкие начинали ныть от холода.

Мы впервые столкнулись на одной из улиц заброшенного, вымершего города, где покосившиеся, просевшие под собственной тяжестью дома глядели на мир пустыми окнами, напоминающими глазницы черепа. Город по моим меркам был почти современным, и похожим на тот, в котором выросла я, только на сотню лет старее. Как если бы я перенеслась во времена черного-белого кино, джаза и сухого закона. В охваченные запустением квартиры я не поднималась, но видела несколько мертвых тел на улицах в странных позах, словно смерть застала этих людей в самый неожиданный момент, когда они занимались своими тривиальными повседневными делами.

Сперва я услышала жуткий быстро нарастающий гул и с перепугу даже присела, а потом из-за угла в конце улицы вышел он, огромный, похожий на обретший плотность привидение. Пару раз с шумом выдохнул, из крупных ноздрей вырвались клубящиеся пары. А после он направился прямо ко мне. И это было как оказаться вновь внутри кошмара, только теперь вместо Сатуса меня пригвоздило к месту из-за огромного, окутанного морозным, быстро распространяющимся вокруг туманом… быка. Не настоящего, магического, высотой с пятиэтажку, с чудовищной рогатой головой и приглушенно светящимися во тьме глазами.

Глухо, протяжно мыча, он подошел ко мне. Кивнул головой, обдав потоком ветра и марева.

Я на мгновение замешкалась, мелькнула шальная мысль, что бык может быть вполне себе плотоядным. Но встала и смело протянула к нему руку, потому что страх исчез также быстро, как и появился. Возможно, потому что я больше не видела смысла цепляться за жизнь. И была готова встретить смерть, пусть даже под копытами наполненного холодом быка. Но он ничего не делал, просто стоял и смотрел, ожидая, пока сделаю я. Я же просто отряхнулась, натянула повыше старый растянутый воротник, потерла ладони, в попытке согреться, хоть и понимая, что не поможет, а потом отправилась дальше.

Бык медленно и тяжело развернулся, едва не задевая полуразрушенные каменные фасады, чтобы направиться следом. С тех пор он взял в привычку периодически приходить, появляясь будто бы из ниоткуда, чтобы побыть рядом некоторое время. Чаще всего он просто меня сопровождал, следуя позади. Иногда помогал преодолевать препятствия, вроде поваленных деревьев, настолько огромных, что обойти их казалось занятием длиною в вечность, или рек с бурным течением, позволяя мне использовать его тело как мост, брошенный между берегами. Он молча следовал туда, куда я шла, а после, когда я сообщала, что хочу отдохнуть, уходил, тяжело ступая. К ни го ед . нет

Глядя ему вслед мне хотелось крикнуть, чтобы не уходил, позвать обратно, потому что с ним я ощущала себя на капельку лучше, чем без него. Но я никогда не мешала ему уходить, потому что знала — нельзя привязываться. Однажды он не придет. А я должна была привыкнуть к одиночеству и не рассчитывать на помощь. Никто не поможет.

Бывали ночи, когда я вообще не спала. Сон не наступал, даже не смотря на усталость и желание забыться, чтобы хотя бы ненадолго спастись от холода, неотступно следующего за мной. И тогда я лежала, глядя в черноту, похожую на бесконечный и бессмертный космос, наполненный идеями и ощущениями, размышляя почему этот мир выглядит именно так. А потом поняла. Он — это я.

И после этого стало легче. Облегчение принесли и новые сновидения, которые больше не были наполнены страданиями. Я видела во сне Милену, и Миранду, и Мерсину, и много других красивых женщин. Умных, добрых, смелых. Они улыбались мне, весело смеясь. И лишь Мерула стояла чуть в стороне, грустно глядя поверх моей головы.

Приблизившись, я поймала её взгляд, красный, больной, воспаленный.

— Я не хотела никому зла, я просто…, - задыхаясь, начала она. — Я… я — нежеланное дитя нелюбимой женщины. Милена… попала в беду, а результатом стала я. Мама с самого начала пыталась избавиться от плода, а когда не получилось решила, что отдаст ребенка. После родов она ушла, оставив меня повитухе. А та просто подкинула ненужного младенца на порог первого попавшегося дома. Мне повезло, женщина, у которой я оказалась не стала сдавать меня в приют, а вырастила как свою дочь. Я даже смогла поступить в Академию и закончить её. Хотя моя магия была такой слабой, что я теряла сознание после простейших заклинаний. Но была упорной и трудолюбивой. Так и справилась, заслужив уважение преподавателей. Им нравилась старательная студентка, которая просиживала ночи напролет за учебниками и конспектами.

— Как ты нашла Луана? — спросила я.

Мерула вздохнула.

— Я подрабатывала в магазинчике. Из-за моего слабого уровня мне не удалось получить хорошее распределение после Академии, а жить на что-то надо было, поэтому я согласилась на работу за гроши, но их хотя бы хватало на еду. Однажды я задержалась, хозяин привез новую партию товара и заставил меня до поздней ночи его разбирать. И вот, стоя у окна я заметила бредущего по улице мужчину, а следом за ним кралась… ожившая горгулья! Я такого сроду не видела, поэтому вышла и пошла следом. Но Луан очень быстро заметил меня… и попытался убить. Не смог, потому что горгулья…

— Что?

— Она меня защитила. Ценой своей собственной жизни. Наверное, это заинтересовало его… и он предложил мне деньги в обмен на сотрудничество. То, что я нуждалась в средствах было очевидно, так что, он играл наверняка.

— Что было дальше?

— Я просто делала то, что он говорил.

— И любовь к Феликсу тоже изображала по его приказу?

Мерула посмотрела на девушек, которые собравшись в круг, плели венки из цветов.

— Они создали единственный путь в первичный мир ради своей подруги, ради предка Феликса Янга. Чтобы когда ей станет совсем плохо она могла сбежать из дома демона.

— Она сбежала? — спросила я, глядя туда же, куда и Рула.

— Да. Но погибла, не справилась с дорогой. После её смерти информация о том, как найти тот, единственный путь, была утеряна. Вернее, так всем казалось… Но кое-кто знал. Это знание хранилось в семье Янгов.

— Волки, — кивнула я, — тщательно стерегущие всех женщин из рода. Но Иннелию не уберегли.

— Подумай вот о чем, Икас не мог пойти только против одного-единственного демона, — Мерула решительно повернула ко мне лицо, которому солнечный свет придавал мягкое золотое свечение. И сразу же без подготовки заявила: — Тебе следует быть осторожной.

— Тай, Луан или кто-то третий? — попыталась отшутиться я.

Мерула ответила невпопад.

— Ты же знаешь, что ты — его пара?

— Это неправда. Наша встреча, может быть, и судьбоносная, но лучше бы эта судьба нас не нашла.

— Дело не в судьбе и не в случае. Ты его пара, потому что он выбрал тебя, это сделало тебя его единственной. У демонов не бывает ничего случайного, только их выбор. Понимаешь?

— Нет.

— Тебя выбрал не только он, — сообщила Рула и где-то вдалеке загрохотал гром.

Я проснулась, ощущая, как на кончике языка бьется пульс, пульсирующий, резонирующий. И поняла, что он не мой. Это был пульс еще сохранившегося бытия.

— Еще не все потеряно, — прошептала я в пустоту одиночества, прижимая дрожащие пальцы к губам.

И продолжила свой путь, не зная, куда иду, но чувствуя, что обязательно должна идти.

Прошло время. Снег начал таять, Стужик появлялся все реже. Однажды он не захотел уйти и лег рядом, когда я сказала, что хочу спать. А когда проснулась его уже не было. Больше он не приходил. Это стало нашей последней встречей.

Собирая свои жалкие пожитки, которые состояли из пары грязных одеял и одной подушки, почти потерявшей форму и превратившейся в блин, я услышала плач. Жалобный тонкий писк котенка. Застыв на мгновение глупым изваянием, я рванула на звук.

Он ползал в зарослях колючего, криво разросшегося кустарника, лишенного всякой листвы, раня мягкие подушечки о колючки, царапая нос и громко мяукая в попытке выбраться из западни, но лишь сильнее в ней застревая.

Закатив рукава дряхлой одежки повыше, я полезла вглубь тонких веток. Колючки сразу же вспороли кожу, несколько капель крови капнуло на землю, но я не обращала внимания, целиком сосредоточившись на котенке, чей бело-рыжий окрас был слишком знакомым.

Ухватившись за тощее грязное тельце, я попыталась вытянуть котенка, но сухая ветка неудачно надломилась и воткнулась ему в живот. Котенок заорал еще громче и начала вырываться, применяя лучшее оружие всех котов — когти, тонкие и острые, как бритва. Я зашипела, сдерживая ругательства, рвавшиеся с языка, но не сдалась и не выпустила паршивца. Вместо этого я начала ломать ветки, препятствующие спасению тощей живности. Ладони очень быстро стали мокрыми от крови, но это было незначительное неудобство по сравнению с Сократом, который вдруг почему-то лишился прожитых лет, обратившись в мелкое пушистое, но не менее бесстыжее, чем прежде, создание.

— Эй! Тихо, тихо, — зашептала я, прижимая дрожащее тельце к себе, пытаясь согреть теплом собственного тела. — Не плачь, все хорошо.

Котенок замер, прислушался к моему голосу и… заорал еще громче, теперь с отчетливой претензией. И начал карабкаться по свитеру к голове.

— Ну, вот и куда ты ползешь? — вопросила я со смехом, потому что… была счастлива найти его. Живым. Пусть даже больше не говорящим. Зато теперь у него присутствовали оба глаза, что, возможно, было компенсацией за потерю разумности. — Как ты здесь оказался? И почему ты такой… мелкий?

Добравшись до моего плеча, котенок на некоторое время замер, запуская когти в ткань свитера и смешно балансируя, а после попытался перемахнуть через меня, чтобы дать деру.

Пришлось ловить, ухватившись за тонкую шкурку на загривке.

— Ты такой худой, — пробежавшись по хрупким ребрышкам, опечалилась я. — Чем же мне тебя накормить?

Сама я не ела. Вообще. А с некоторых пор даже не испытывала потребности в еде, поэтому легко переносила голодовку. Мое тело становилось худее, кожа приобретала серый оттенок, вены опасно проступали, оголяясь, словно провода, но голода я больше не чувствовала. А потому и не искала еду, хотя, наверное, где-то она все же возможно была.

Словно уловив направление моих мыслей, котенок затих и начал мурчать, потершись треугольной мордочкой о запястье.

— Да поняла уж, что ты мне тут голодный бунт устроил, — скривилась я. — Постараюсь решить проблему.

И сунула котенка в карман, где он свернулся калачиком и практически мгновенно уснул. Ласково погладив его пальцами и для надежности укрыв сверху дополнительным слоем одежды, я отправилась добывать для своего друга пропитание.

Я рассчитывала, что на моем пути вновь окажется какой-нибудь заброшенный город, где можно будет поискать продуктовые лавки или же просто забраться в чей-то дом. Но, несмотря на то, что я шла без остановки много часов, считая шаги, чтобы хоть как-то отмерять время, вокруг были лишь белые острова снега, перемежающиеся подмороженной пустынной землей, которая вскрылась после частичного таяния снега и была покрыта коркой льда после недавних повторных заморозков.

За все это время котенок ни разу не проснулся, продолжая мирно сопеть в моем кармане. Тепло от его хрупкого тельца я чувствовала сквозь ткань, улыбаясь от вернувшейся ко мне надежды.

— Прости, но я больше не могу, — прошептала я, прикладывая руку к карману и медленно опускаясь на колени, ощущая под ними грубую неровность некогда влажной, а ныне оледенелой земли.

Вынув из импровизированной котомки два скомканных старых одеяла, одно из которых было стеганным, а другое — из грубой колючей шерсти, я швырнула одно на другое перед собой и без сил упала сверху, даже не особо рассматривая, где остановилась на ночной привал. Сжавшись в комок, теснее прижала к себе слабо зашевелившегося Сократа. В попытке улечься поудобнее, он выбрался из кармана, прополз под свитером и прижался к моему животу, забавно щекоча усами. Глубоко вздохнув с облечением и благодарностью он затих. И мы уснули.

Проснулась я от странного скребущего звука. Села, недоуменно тряся головой и потирая сонные, не желающие разлипаться глаза. Некоторое время сидела, тупо пялясь в одну точку, а потом сообразила. Сократа рядом со мной нет.

Вскочила, заорав:

— Сократ!

На мгновение повисла тишина, мир будто застыл, прислушиваясь к моему воплю, а потом скребущий звук повторился вновь, теперь интенсивнее, громче.

— Что?… Где?…, - я бестолково завертела головой, а после разглядела непонятное шевеление вдали. И бросилась со всех ног туда.

Почти добежав до котенка, которому почему-то вздумалось побродить по округе в одиночестве, я поскользнулась. Ноги смешно взметнулись вверх, и я со всех размаху с громким «угух!» рухнула на попу, ударившись копчиком. Боль фейерверком выстрелила вдоль позвоночника, а я отчетливо расслышала хруст собственных костей.

Громко застонав, перекатилась, держась одной рукой за пятую точку, а другой упираясь, чтобы подняться. Ладонь погрузилась в снег и пальцы, нырнувшие глубже, заскребли по льду.

— Что? Это озеро? — размашистым движением я смахнула снег со льда и с удивлением поняла, что лежу на поверхности замёрзшего водоема, испускающего из своих недр насыщенное голубоватое свечение. Обескураженно обвела взглядом периметр озера. С одной его стороны топорщились битые каменные глыбы, будто кто-то выкорчевал и пережевал горы. Уцелела лишь одна скала, продолговатая, вытянутая, напоминающая стену, опасно отвесная и из-за этого кажущаяся неприступной. И было совершенно непонятно, каким образом в этой скале образовалось скопление пещер, напоминающих соты. Они были неравномерными, непропорциональными, какие-то входы были меньше, другие больше, отдельные проемы вовсе напоминали отверстия от попадания ядра. И все же, создавалось впечатление, что пещеры эти были не природными, а рукотворными и носили четкую функциональную и вполне определенную цель.

Напротив, в той стороне, откуда прибежала я, находился замок. Цвета графита, с миниатюрными балконами, шпилями и минаретами, ажурный и будто бы сложносочиненный, совершенно не монументальный, но, тем не менее, мрачный, на фоне безлюдного необитаемого пейзажа напоминающий последнего титана, удерживающего на своих негнущихся плечах падающую небесную твердь. Последний оплот в разрушительном вихре войны. Бесконечно одинокий, оставленный людьми и богами. В его островерхих чертах, ребристых сводах и воздушных опорах угадывались образы готических аббатств и средневековых аристократических обителей, в которых доминировал и подавлял абсолютизм власти и веры.

— И как я его сразу не заметила? — спросила саму себя я, с удивлением взирая на замок, в котором не подсвечивалось светом ни одно из многочисленных окон.

А Сократ продолжал скрести.

— Да что ты там нашел? Неужели жаренный свиной окорок? — вспылила я, подскочила на ноги, позабыв про боль, но сразу же о ней вспомнив и доковыляла до котенка, контролируя каждое движение.

Но мелкая и теперь совершенно неболтливая живность не одарила мое появление своим вниманием, продолжая яростно скрести когтями, периодически смешно шипя на лед в одном конкретном месте.

— Перестань, — вздохнула я, схватила пушистого поперек худого, ввалившегося живота, сунула в карман и всмотрелась в застывшую воду. — Ох…

Глава 44

Это была картина. Картина, вмороженная в лед, который в сочетании с ярким, писанным насыщенными красками портретом, напоминал толстое защитное стекло в музее.

На картине была изображена девушка, маленькая, хрупкая, но с очень взрослым взглядом. Лицо вытянутое, элегантное, с оттенком печали и понимающего сожаления. Глаза большие, вытянутые к вискам и до боли напоминающие глаза… Сатуса. Зеленые, такие же, как и у меня, только на пару оттенков темнее. Эта темнота придавала глубины, в которую хотелось нырнуть и таинственности, которую хотелось разгадать. Она была загадкой, к которой хотелось, нестерпимо хотелось, найти отгадку, узнать, разоблачить все её тайны. Почему-то подумалось, что она, эта девушка в длинном красном платье с пышными фактурными складками на юбке и изысканными тонкими рукавами, была идеальным олицетворением темной принцессы. В руках она держала совенка, ласково обхватывая малыша ладонями. За её спиной гордо выгибала длинную шею черно-белая птица с острым вытянутым клювом, а над ней, широко распахнув крылья, парил орел.

Я долго рассматривала картину, раздумывая, как она оказалась здесь, подо льдом? Кто её здесь оставил, намеренно или нет? И почему, чем дольше я смотрела на девушку, тем более знакомой она мне казалось?

Собрав на ладонь остатки снега, я склонилась низко-низко к очищенному льду, всмотрелась в собственное отражение и громко бессловесно воскликнула. Девушка на картине и девушка в отражении льда имели одно лицо на двоих.

— Не может быть… не может быть…, - вновь и вновь повторяла я, шепча, касаясь кончиками дергающихся пальцев льда, надежно оберегающего полотно. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я не могла быть ею, этой незнакомкой с полотна, которая по возрасту была намного старше меня.

— Ты её нашла? — раздался надо мной голос, который произвел эффект взрыва. Я так долго не слышала чужой речи, что привыкла к её отсутствию и тишине. Я приспособилась слышать только свой голос и обычные звуки природы — шум ветра, звон капель, скрип снега. И когда кто-то заговорил со мной, мне показалось, что в меня выстрелили из пушки.

Заорав, я отпрыгнула в сторону и дергая ногами, пьяной каракатицей ринулась прочь, не сводя глаз с мужчины, чье лицо подсвечивали теперь уже ставшие привычными огоньки.

Длинные, чуть волнистые черные волосы, касающиеся высокого воротника над уверенно расправленными плечами. Насмешливая, преисполненная лукавства, улыбка. Необыкновенно дикая, звериная красота, хищная мощь, проступающая лишь отчетливее в сочетании с чистотой благородных черт лица.

Шейн Джеро.

— А я все обыскал, — хмыкнув, проговорил демон и ударом ноги легко проломил лед. От образовавшейся пробоины во все стороны разбежались изломанные трещины. Застывшее озеро будто ожило, пробудившись ото сна. Послышался скрип, стоны, громкий хруст. Удивительный звук, словно где-то там, на глубине что-то сместилось, порождая звучание низких и высоких частот, как если бы кто-то пытался настроить волну в рации. Как если бы озеро могло и пыталось разговаривать.

Шейн легко вынул совершенно нетронутое полотно в простой деревянной раме и смахнул несуществующие пылинки, любовно всматриваясь в картину.

— Портрет был в моей комнате, когда Академия начала рушиться. Я успел его вытащить прежде, чем все пошло прахом. Благодаря тебе, — он метнул в меня острый взгляд.

— Девушка…, - начала я и закашлялась. Собственный голос казался слишком хриплым, грубым, чужим. — Она… почему она похожа на меня?

— Потому что это и есть ты, — ответил Шейн, прислоняя картину к ноге и рассматривая меня, испуганно сжавшуюся в стороне. — Идем, — и протянул мне руку.

Однажды точно в таком же жесте мне протянул руку Сатус.

— Нет, — вырвалось у меня.

Шейн опустил руку, постучал пальцем по бедру, раздумывая, а после неожиданно спросил:

— Ты помнишь, какой у меня дар?

Я не сводила с его изумленных, широко распахнутых глаз и не сразу сообразила, о чем он спрашивает. Тот разговор, состоявшийся в моей комнате, произошел по ощущениям сотню лет назад. В прошлой жизни, с прошлой Мирой, оставшейся там же, в прошлом.

Но когда до меня дошел смысл вопроса, я кивнула, дернувшись будто в спазме:

— Да.

— Какой? Назови, — потребовал парень, рассматривая меня, а из глаз его струилось фиолетовое сияние.

— Ты… ты умеешь рисовать, — дрожа всем телом ответила я.

— Не просто рисовать, моя принцесса, — жестко пресек мой лепет Шейн. — Я умею оживлять то, что нарисую. Вернее, — он опустил взгляд, — умел. Создав свой главный и последний шедевр, — мужские пальцы крепче сжали непритязательную раму, — я вложил в него всего себя, а после утратил свой талант. Безвозвратно.

— Зачем ты рассказываешь это мне? — спросила я, пытаясь успокоить заворочавшегося Сократа сквозь ткань одежды. — И что ты делаешь здесь? Почему ты не с Сатусом?

— Он хотел тебя убить, — недобрая ухмылка сквозь скопление непонятной мне боли. — Действительно хотел. И планировал это с самого начала. Но не смог. Он метался между своим желанием получить тебя и вросшей в его сознание необходимостью обрести всеобъемлющую власть над всеми. Но даже сейчас, сослав тебя сюда, он продолжает быть рядом с тобой. А ты об этом даже не догадываешься… Когда я создавал тебя, я намеревался превратить тебя в орудие своей мести, которая была такой жгучей, что я не мог думать ни о чем другом. Я желал поквитаться за старшего брата, который сошел с ума за решеткой, замордованный пытками. За мою уничтоженную, униженную, разобщенную семью. И у меня это почти получилось. Убив тебя, Тай уничтожил бы те крохи света, что ты зажгла в нем. Но на последний шаг он так и не решился. А я не смог его к нему подтолкнуть. Наверное, потому что тоже потерял решимость…

— Создал… меня? — я смотрела на него и пыталась убедить себя в том, что я сплю. Да, это просто очередной кошмар, который настолько реален, что невозможно отличить ночной бред от яви.

Первый подчеркнуто медленный шаг, потом он сделал второй и третий, пока не оказался рядом, присев на корточки. Если бы я не верила, что все это не по-настоящему, я бы попыталась сбежать, но сейчас… мне стало даже интересно, что еще выдумает моё переполненное отчаянием и одиночеством воображение, которое, кажется, начало создавать для меня вымышленных друзей.

— Я нарисовал тебя для него. Именно поэтому ты так странно чувствуешь себя всю свою жизнь. Ты не знаешь себя. Потому что ты — моя. Мое творение. Ты родилась, потому что я так захотел. Я подарил тебя этому миру. И всем остальным тоже. И я… я просто не смог уничтожить свое единственное идеальное произведение. Как Тай не смог перешагнуть через себя, так и у меня не хватило на это сил. Это то, что я не предусмотрел.

Мой рот открывался и закрывался в беззвучных вопросах, которых было так много, что я не смогла выбрать тот, который станет первым.

— Как не предусмотрел то, что ты обретешь такую силу. Этого не должно было случиться, ты должна была предстать перед принцем такой, какой и задумывалась изначально — шельмой. И все же, это случилось. Интересно, кто же поспособствовал?

Было в лице Шейна что-то такое, что заставило меня сомневаться в том, что все не по-настоящему.

— Идем, — решил Шейн, схватил меня за руку и потащил за собой.

Я не сопротивлялась, но идти так же быстро, как он не могла. Демон не выдержал, подхватил меня руки и понес. Я задрожала еще сильнее, чем прежде. Холод подступил с новой силой. Зубы бились друг об друга, и этот стук был настолько громким, что его услышал даже Шейн.

— Мира, тебе нужно успокоиться, — наставительно произнес демон. — Ты и так находишься на грани истощения, и нервный срыв не прибавит тебе сил.

Я стиснула челюсти, но совладать с собой все равно не смогла.

Замок оказался намного ближе, чем казалось со стороны. Демон легко вбежал в парадную дверь, распахнув её ударом ноги, пронесся по лестнице, вбежал в комнату и швырнул меня в кресло. А после исчез так же внезапно, как и оказался рядом.

То, что в комнате кто-то был я поняла сразу. Чувствуя себя абсолютным ничтожеством на фоне шикарной обстановки, я сжала пальцы, пряча разводы грязи на них, и выглянула из-за спинки кресла.

В ленивой позе расслабленной порочности на диване лежал Инсар, прикрыв глаза и сложив руки на груди.

Я начала тихонько подниматься, чувствуя, как мои ноги утопают в густом пушистом ворсе белого и теперь уже испачканного мной ковра, но не успела выпрямиться до конца, как раздалось ехидное:

— Здравствуй, мышка, а мы уж думали, ты померла, — один глаз приоткрылся, придавая демону невыносимо выражение хитрого лиса, глядящего на меня снисходительно. — Тай не пожелал отвечать, что с тобой случилось. И запретил нам сюда возвращаться. Но Шейн хотел найти хотя бы свою волшебную живопись. Он настолько, видишь ли, прикипел к этому куску холста, что не мог спать без него. Пришлось сопроводить его в эту созданную тобой неприветливую местность. А тут ты… живая. Правда, выглядишь ужасно. Тебя нужно отмыть, отчистить и накормить. Когда ты последний раз ела?

Я пожала плечами, медленно опускаясь обратно и понимая, что если это и не кошмар, то как и из своих снова, я не смогу сбежать. Придется просто ждать логического завершения. Каким бы оно ни было.

— Как это? — распахнулись оба глаза и с подозрением уставились в мои.

Я не ответила. Зубы больше не стучали, возможно, потому что мышцы лица свело судорогой и не отпускало.

Инсар оглядел меня, цепляясь взглядом за лицо, плечи, руки. Привстал, чтобы рассмотреть крепко сжимаемые вместе коленки, а после вздохнул, выглядя расстроенным.

— Ты хоть понимаешь, что именно сохраняет тебе жизнь?

Я медленно повела головой от левого плеча к правому.

Инсар сел, облокотившись руками о широкий подлокотник.

— У Луана была сеть шпионов, — начал неожиданно он, словно с середины разговора. Разговора, которого не было. — Старший Джеро был одним из его шпионов, за что его и посадили в дальнейшем. Шейн, его мать, младшие братья и сестры, и остальные члены Семьи умоляли императора помиловать Шадара, ползая перед ним на коленях и заверяя в абсолютной верности, но каждый раз получали отказ. Наверное, император боялся породить прецедент и показать себя слабым в глазах врагов. А врагов у него всегда было в достатке… Много, кто хотел бы увидеть Аттеру поверженной, растоптанной. Много, кто предпринимал для этого значительные усилия. Те же Лорды выжидали своего часа, когда можно будет нагрянуть к нам наперевес со своими наточенными алебардами. Ты знала, что на принца было совершено девять покушений еще до того, как он научился разговаривать?

Я отрицательно помотала головой, внимательно слушая и думая, что не бывает настолько связных, полноценных снов.

— Один из подосланных убийц пытался подстроить несчастный случай, в котором должен был погибнуть Тай, а погибла любимая сестра его матери. После этого случая он еще долго хранил молчание, не произнося ни звука. Некоторые даже считали, что он повредился умом и распространяли идею отлучения такого принца от титула и возможности наследовать власть.

С трудом разжав зубы, мне удалось спросить:

— Я должна ему посочувствовать?

— Ты должна его понять, Мира, — жестко отреагировал Инсар, приподняв голову. — Потому что… очень скоро наступит тот час, когда тебе придется выбирать.

— Что?

— Какой жизнью тебе дальше жить. И с кем?

— С кем? — эхом повторила я, глядя на него, как зачарованная.

— Шейн подыгрывал затеям Сатуса, потому что он хотел добиться личной трагедии для него, но не для империи, хотя и не был посвящен во все глобальные стратегии принца. Никто из нас не был. Но для внутреннего удовлетворения Шейну было достаточно наблюдать за страданиями принца, когда ты, воплощение мести Джеро, вновь и вновь отталкивала его от себя. Шейну, как и всем нам, было интересно, чем же все это закончится, победишь ли ты, забавная зверушка, в этом намеренно неравном противостоянии. В итоге, мы все ошибались… Кто у нас дальше? Ферай! Ферай сотрудничал с Сатусом, потому что понимал всю целесообразность плана. Сокрушить одним ударом всех, обеспечив безопасность не только себе, но и своим будущим поколениям — это казалось отличной стратегией. Ведь мы, Мира, заботимся о своем наследии. Ферай шел рука об руку с принцем, потому что не особенно стремился к статусу императора, но верил, что строит будущее не только для себя, но и для девушки, в которую влюбился неожиданно, даже для себя самого. Он хотел создать такой мир, в котором его возлюбленная будет в безопасности. Знаешь, что такое безопасность в понимании демона, одержимого страстью? Это значит, что в мире не останется ничего хотя бы потенциально опасного, не останется никого, над кем он не сможет одержать победу. А еще есть Тай…

— А ты? Что на счет тебя? Шейн — мстил и радостно наблюдал. Тай — шел к победе по головам. Киан — без лишних слов помогал принцу. Кан — строил планы на будущее, как и Феликс, притворяясь предателем и подыгрывая Луану, который пытался опередить племянника в гонке за властью, но оказался слишком доверчивым. Блейн просто удрал, очевидно, решив отсидеться в стороне. Чем же все это время занимался ты?

— А я, — он развел руками, веселясь. Но веселье это было с оттенком минус и с привкусом горечи. — Я просто развлекался.

— Чужая смерть — это для вас развлечение? — с трудом выговаривая слова, спросила я.

Инсар улыбаться перестал и жестоко напомнил:

— Мира, неужели ты ждала от нас чего-то другого? Если да, это было очень глупо с твоей стороны, мышка. Неужели я так ничему тебя и не научил?

Вопрос проигнорировала. Потому что ответ он и так знал — все они научили меня слишком многому.

— Ладно я. Я для вас ничего не значу и не значила. Но вы ведь уничтожали и своих. Забота о детях? О женщинах? Наглая ложь! — что есть мочи заорала я, вскакивая. Откуда только силы взялись, но ненависть подстегивала, словно хлыстом.

Инсар с неудовольствием поморщился, закинул ногу на ногу и с напускным безразличием открыл рот, но спросил кто-то другой:

— Что ты несешь?

Позади, небрежно прислонившись плечом к стене, стоял вернувшийся Шейн. Я проигнорировала его и повернулась обратно к Инсару.

— Мы с тобой оказались в Аттере, потому что ты подкрался ко мне со спины и напугал. Помнишь? — демон, закатив глаза, кивнул. — Но где ты был до этого? Остальные ребята были вместе, я слышала их голоса. Не было только троих: Блейна, Феликса и тебя. Где ты был?

— Мышка…, - начал Инсар, поджимая губы.

Я перебила.

— Ты был дома, верно? В Аттере. Тебя выпустил из Академии, а потом вернул обратно Эйсон, который, конечно же, помогал тебе по приказу Луана, — я взяла короткую паузу, а после закончила прямым вопросом: — Получается, не только Янг и Кан играли в двойную игру. Это ты убил Иннелию?

— Нет, не я, — уверенно заявил Инсар, направляя обеспокоенный взгляд из-под чувственно изогнутых ресниц.

— Тай поручил тебе уговорить девушку сотрудничать. Все дело в волках, верно? В Икасе. Вам нужен был он и Иннелия, потому что только ей он мог подчиняться. Вы рассчитывали, что она не будет сопротивляться. Ты думал, что она, влюбленная в тебя до безумия, быстро согласится и сделает все, что ты ей скажешь. Но она отказалась, понимая всю чудовищность затеи, — я задыхалась, головокружение сделало комнату расплывчатой и покачивающейся, будто мы были не в замке, а на корабле. Но я не могла заставить себя умолкнуть. — И даже любовь к тебе не помогла. Неужели для тебя она значила настолько мало, что ты просто взял и забрал у неё её жизнь за отказ встать на вашу сторону?

Мне было так больно. И я уже не могла различить, отчего болит мое сердце. От предательства Инсара по отношению к той, что любила его. Или потому что их история так резонировала с моей.

— Я же сказал, это был не я! — вскочил Инсар.

— А кто?! — заорала я на него.

— Феликс! — выпалил Тиес и оборвал сам себя. Походил взад-вперед перед диваном, как подкошенный рухнул обратно и уже с него продолжил: — Мы отправились к Иннелии вдвоем, но она не захотела говорить дома. И мы перенеслись на безлюдную территорию, подальше от любопытных ушей и глаз прислуги, которая, услышь что подозрительное, сразу же побежит с доносом во дворец императора.

— Не может быть, — непроизвольно открыла я рот. — Они же не чужие друг другу люди, а близкие родственники!

Инсар глянул на меня с жалостью.

— И что? А Луан тебебыл и остается отцом, тоже вроде как ближайшая родня, но ты была готова помочь нам справиться с ним, разве нет, мышка? — пристальный взгляд сквозь густые ресницы. Испытывающий, проверяющий.

— Справиться, — выделила я интонацией. — Но не убить.

— Если ты думала, что существует разница — мне тебя жаль, — злой смешок сквозь зубы. — Я же тебе рассказывал, что Феликс часто наведывался к варангам, чтобы пообщаться с Шай-Леей. Он рассчитывал с её помощью развить свой дар, потому что сам по себе он у него был слабенький. Феликс редко предвидел что-либо толковое, а уж управлять этой магией не умел вовсе. В отличие от Иннелии, которая была с детства очень талантливой. И в семье ее обожали. В доме Янгов в принципе больше внимания и заботы всегда уделяли девочкам, их берегли как зеницу ока, пылинки с них стряхивали, а вот с Феликсом считались только по праву его старшинства, как первенца.

— Это…, - мне стало труднее дышать, — это Тай приказал убить?

Инсар помедлил с ответом.

— Я не знаю. Возможно, да, а возможно, и нет. В тот день… разговор с Иннелией затянулся, она начала плакать, умолять нас одуматься и не помогать принцу. А меня ждал у границы Эйсон, с которым мы договорились встретиться в строго определенное время. Не дождавшись меня он бы ушел, и вернуться вовремя в Академию я бы не успел. Такое мое длительное отсутствие вызвало бы ненужные вопросы, поэтому я оставил брата с сестрой, решив, что Феликс сможет договориться с Иннелией самостоятельно. Я даже помыслить не мог, что он решится на убийство, потому что это было не выгодно, а потому — маловероятно.

— Не так уж маловероятно, — медленно заговорила я, вспоминая. — Так вот, почему Икас так странно на тебя отреагировал. Он словно бы подчеркнуто не обращал на тебя внимания. Потому что знал, ты — предатель.

Лицо демона искривилось.

— Я не…, - начал он, мотнув головой. Несколько светлых прядей соблазнительно упали на лицо, вызывая желание прикоснуться, чтобы поправить. Мне даже пришлось спрятать руки за спину, чтобы не поддаться на демонское очарование. — Я даже предположить не мог… Для меня все это тоже стало неожиданностью.

— Где он сейчас?

— Кто? Феликс? Я не знаю. Возможно, еще кого-нибудь убивает.

Мысленно я с ним согласилась, но в слух уточнила:

— Сатус.

На лице Инсара расплылась широкая улыбка.

— А где же он еще может быть? Ищет тебя. Ведь он потерял с тобой связь, как только Анзу вернулся. Да еще вместе с Сократом. Уж сколько у нас претензий к этой птичке — не сосчитать. И она это знает, а потому всеми силами избегает нас.

— Странно только, что при крушении миров она выжила, — протянул от двери выглядящий безразличным Шейн. — Я уверен, что Тай намеревался лично позаботиться об уничтожении пернатого.

И я сорвалась.

— Какие же вы…, - меня переполняла буря эмоций, ломающая все преграды. Даже вполне разумная мысль, что грубить демонам все равно что совать голову в пасть тигра, надеясь, что хищник сыт и брезглив. — Все вы насквозь лживые, злые, порочные. Вы играете теми, кто рядом, как пешками. Для вас чужие чувства — ничто! Вы не жалеете ни своих, ни чужих! Да вы даже себя не жалеете! Как же вы меня достали… Ненавижу! Ненавижу вас всех! И вашу империю! И всю эту чертову магию! Ненавижу все!

На мою вспышку отреагировали странно.

Никак, вернее, не отреагировали. Выслушали с каменными лицами, а после Шейн шагнул ближе и опасно переспросил:

— Ненавидишь? Вот и скажи ему это лично, — руки его обхватили меня поперек груди, прижимая к себе так крепко, что перехватило дух.

А после нас окружил гудящий огонь. Рывок, и меня утянуло обжигающим пламенем, которое теперь было наполнено ожившими текучими, расплавленными, слившимися в один поток и поглощенными ревущим пожаром призмами.

Огонь не исчез, но что-то вытолкнуло меня из него. И прежде, чем рев огня затих, оставив после себя лишь призрачный отзвук, я услышала шепот:

— Иди, мое творение, и встреться с тем, для кого ты была создана.

Солнечные лучи, которые я так давно не видела и уже не надеялась когда-либо увидеть, ударили по глазам. Я заслонила лицо ладонью, но сквозь разжатые пальцы наслаждалась этой яркостью, которая вызвала безотчетную счастливую улыбку. Свет после стольких дней во тьме был похож на глубокий вдох после долгого пребывания на дне. И было не важно, что пересохшие глаза теперь болели еще сильнее, а под веками будто насыпали слой пыли. Я видела свет, он был прекрасен, и я искренне ему улыбалась.

Убрав руку, я позволила свету падать на мое лицо, согреваясь и наслаждаясь этим кратким моментом ощущения тепла на коже.

Но он не мог длиться вечно. Пора было узнать, где я.

А была я в обеденном зале, стоя у конца длинного стола, накрытого к торжественной трапезе, в которой предполагалось участие, по меньшей мере, тридцати человек. Для каждого гостя был подготовлен стул, напоминающий миниатюрную версию трона, и сервированы приборы, включая старинные золотые кубки. На стенах висели стяги, потрепанные, повидавшие немало событий, с изображениями фамильных гербов. От грубых, но тщательно растянутых полотнищ веяло стариной и сакральностью, а то, что их было ровно девять означало, что здесь, в этой комнате, был представлен каждый из великих родов Аттеры, теперь существующей в новом виде.

Он сидел во главе стола, поставив локти на стол, подперев ладонями подбородок и прикрыв глаза. Гордый. Красивый до умопомрачения. Одинокий. С самым жестоким выражением лица во всех мирах, которых больше не осталось. С таким лицом отрубали головы врагам, завоевывали бастионы, брали штурмом цитадели, разрушали твердыни. В назидание тем, кто будет после, как предупреждение тем, кто хочет быть вместо. Жестокие нравы, жестокая жизнь.

Он был погружен в какие-то свои мрачные, темные мысли, а потому не сразу сообразил, что больше не один. Решив воспользоваться шансом, я тихонько попятилась. Все внутри кричало и билось, хлопая крыльями подобно раненной отчаявшейся и потерявшей надежду на спасение птице.

«Не хочу с ним видеться, и разговаривать не хочу. Ни к чему это, лишь лишние страдания и дополнительные раны, а у меня их и так в избытке, настолько, что хочется выть и голосить кликушей. Да только толку-то? Никто не услышит. Никто не придет».

Я пыталась унять сердце, и не дышать, отходя от стола медленными крохотными шажками.

Но он услышал.

— Ну, что еще? — с раздражением рявкнул демон и распахнул веки.

Глава 45

Краткий миг, заминка, залом во времени. И мелькнувшая растерянность сменилась полным безразличием, будто захлопнули дверь и повесили амбарный замок. А потом обмотали колючей проволокой и пустили по ней ток. Прикоснешься — и кожа начнет слезать пластами вместе с мясом, оголяя белые чистые кости.

На красивом лице появилась улыбка, в которой мне продемонстрировали крепкие, ровные, белые зубы. Такими зубами да глотки рвать… Когда он хотел, то умел улыбаться соблазнительнее Инсара, у которого стремление совращать и увлекать в мутный омут постельных интриг было прописано в крови. Но сейчас он просто скалил зубы, не притворялся, не прикладывал усилий для имитации доброжелательности. Не считал нужным, не видел в этом практической ценности. Как он там говорил про Феликса? Парень — прагматик и логик, гордящийся этим. На самом деле, и Сатус был таким же, расчётливым и рациональным.

Он глядел на меня, а ощущение было такое, словно хлестал по щекам наотмашь, не прикладывая силы, зная, что она не нужна, но и не стараясь сдерживаться. Я сжалась, как будто пытаясь уйти от удара, но понимая, что это бесполезно. Я давно в нокауте.

— Пришла? — как бы между делом поинтересовался он. Подчеркнуто открытый, наглый, опасный. Он вытянул ноги, скрестив их в щиколотках, откинулся на спинку стула, сцепив пальцы на животе, и выдал еще одну невозможно ослепительную улыбку. — А я все думал, когда же ты явишься. И хватило же наглости? Извини, не могу оказать тебе достойный прием, у меня есть более важные дела.

— Я вижу, — ответила сухо, оглядев подготовленный праздничный стол. А после зачем-то начала поправлять некрасиво болтающийся воротник, подтягивая повыше. То ли я пыталась растянуть его окончательно, то ли спрятаться за ним.

— Сколько времени прошло?

— С нашей последней встречи? Много.

— Как же ты паршиво выглядишь, — Сатус обозрел меня с ног до головы, с отвращением поджимая губы. — Даже не верится, что на тебя столько мужиков запало. И на что только? Просто хохма… кому расскажи — не поверят. Хотя и так все знают.

Он махнул рукой и потянулся к золотому кубку, который единственный из всех был наполнен алкоголем. Запах перебродившего винограда — терпкий, вязкий, грубоватый — наполнял комнату, оседая на кончике языка.

— Как ты сюда попала? — решил продолжил диалог Сатус, не глядя на меня. — Огненные Пути я уничтожил, оставив только один, который соединил с Разноцветной Дорогой.

— Шейн, — ответила я, думая, что он понимает под «разноцветной».

— А, этот. Он мог, да, — с затаенной грустью хмыкнул демон и повернулся к одному из стягов, где два цветка с яркими пышными бутонами тянулись друг другу навстречу, образуя арку, а под ней стоял на задних лапах какой-то зверь, распахнув в рыке мощную пасть. — И зачем?

— Сказал, что мы должны поговорить.

— Поговорить? — Тай злой расхохотался. — А зачем?

Я пожала плечами. Кто бы и мне ответил на этот вопрос.

— Ладно, разговор так разговор, — резко выпрямился демон, отставил кубок и приказал: — Садись, Мира.

Ближайший ко мне стул отъехал, скрипуче скользнув ножками, повинуясь мысленному приказу Сатуса. Это был стул, стоявший непосредственно напротив демона, с той стороны, где по идее, во время застолья должна была сидеть хозяйка дома.

— Не вынуждай меня, — предупредил Сатус, а кулон, который все еще был на мне, начал теплеть. Впервые за долгое время.

Молча я взялась за оббитую гладкой, как цветочный лепесток тканью, спинку и села к столу.

— Надо же, — выгнул брови демон. — А ты, оказывается, умеешь быть послушной? — и не дожидаясь ответа, взмахнул рукой. В комнате материализовалась прислуга так быстро, словно они находились здесь всегда. Шеренга вышколенных лакеев выстроилась за моей спиной с блюдами наперевес, держа спины ровными, головы высоко поднятыми, а лица невозмутимыми. Будто они каждый день обслуживали грязную побродяжку в старой, снятой с чужого плеча одежде и явно дурно пахнущую.

Я вновь потянулась к воротнику.

— Что предпочитаешь? — продолжал насмехаться надо мной демон. — Птица? Рыба? А может быть, сразу к десерту?

Я отрицательно помотала головой.

— Начнем с горячего, — выбрал Сатус и передо мной поставили дымящийся горшочек, от которого исходил аромат печеного мяса, приправленного чем-то сладковато-острым.

Короткий приказ и прислуга исчезла. Мы вновь остались вдвоем.

Долго сидели в тишине. Сатус смотрела на меня, я рассматривала стол.

— Ешь, Мира, — неожиданно устало вздохнул демон. — Тебе нужно поесть.

— Я не хочу.

— Это плохо, что не хочешь. Видимо, я слишком долго поддерживал в тебе жизнь.

Я изумленно вскинула голову.

— Мира, — Сатус потер щеку. — Тебе надо начать есть, иначе твой организм вовсе разучится усваивать еду.

Я все еще пыталась собрать услышанное воедино.

— Ты поддерживал… что?

— А как, по-твоему, ты до сих пор не умерла от истощения? — и от того, как ласково он это спросил у меня заныла кожа.

— Не знаю, я просто не думала об этом…

— Как обычно. Или же ты просто рассчитывала на скорую смерть, а, мышка? — глаза его засияли, будто изнутри наполняясь светом, который почему-то показался очень знакомым. Что-то в нем изменилось, неуловимо, но оно было где-то там, за этим неприступным холодным видом.

Я не ответила, низко склонила голову над столом, а потом тихо позвала:

— Тай…

— Что?

— Колдунья из Ферганы, сестра мадам Мелинды… Это вы на неё напали?

— Да, — простой короткий ответ.

— Зачем? — я продолжала разговаривать с блюдом перед собой.

— А разве не очевидно, мышка? — рассмеялся демон, который вновь был для меня незнакомцем. — Я думал, ты у меня сообразительнее. Чтобы выманить Мелинду из Академии. Её не должно было быть рядом с тобой в момент атаки.

— Я все равно не понимаю…

— Сестра моей матери, женщина, которая вырастила меня, — он встал, обошел стул, встал за ним, опершись руками о спинку. Ему как будто было сложно усидеть на одном месте. — Погибла в огне Путей, что раньше считалось невозможным. Это произошло, когда во дворец пробрались предатели, целью которых было убить меня. Тетя открыла Путь, но когда она вошла в него, то вспыхнула пламенем и обратилась в пепел меньше, чем за один удар сердца. Никто тогда не понял, что произошло. Все решили, что она попыталась использовать какую-то экспериментальную магию против отступников, которая вступила в конфликт с древней магией Путей. А потом все просто об этом забыли, решив не разбираться. И только я продолжал помнить. Потому что момент её смерти стоял у меня перед глазами каждый раз, когда я закрывал веки.

Я вспомнила слова Сократа про то, что представители всех девяти семей уже давно породнились друг с другом.

— Твоя тетя — из рода Янгов? — догадка была такой очевидной, что я едва не выругалась на саму себя за недалекость. — Значит, и твоя мама тоже?

— Я собирал информацию по крупицам, и, наконец, мне удалось подтвердить свою теорию — что есть один, тайная дорога. Дорога, которая открылась сестре моей матери в момент опасности, но по которой она не смогла пройти…

— …потому что с ней не было Икаса, — закончила я за него.

— Икас и остальные волки были созданы для того, чтобы уберечь одну конкретную человеческую женщину, к которой твои предшественницы испытывали особую привязанность. Причины такой любви мне не известны, но принцип защиты распространялся и на всех её потомков. К сожалению, только потомков женского пола. Я пытался поговорить с Иннелией. Пытался убедить её встать на мою сторону и использовать Икаса, который мог провести меня в тот самый изначальный мир. Этот мир, — Тай обвел руками комнату, но я поняла, что имел он вовсе не её, а то, что было гораздо глобальнее, чем мебель и стены. Глобальнее, чем мы с ним. — Но упрямая девчонка постоянно твердила, что я совершаю чудовищную ошибку. В конце концов, она начала меня шантажировать. Требовать, чтобы я позволил ей покинуть Аттеру, иначе она всем расскажет о моих планах, а для этого было слишком рано. Я дал ей последний шанс, но она им не воспользовалась. Пришлось её убить.

— Только сделал ты это чужими руками, — констатировала я, кусая губу. — Хранитель Ключей — Феликс?

— Да. Но он умудрился потерять их! Или же кто-то стащил у него ключи. В любом случае, Феликс допустил ошибку и должен был её исправить.

— За этим ты отправил его к Луану, вынудив притвориться и поддаться похищению? Исправлять ошибки.

— Да. Криво состряпанную затею Итана Феликс предвидел еще задолго до того, как Луан отдал приказ. Все-таки, знакомство с Шай-Леей не прошло зря.

— И поэтому ты начал злиться, когда мы беседовали с мадам Мелиндой. Тебя обеспокоило то, что история с первичным миром вскрылась раньше, чем ты того желал.

— Неплохо, мышка, — щедро оценил Сатус, поглядев на меня с неожиданным уважением. Подумал, и спросил, глядя мимо: — И что, тебя это не волнует? Не волнует все то, что я тебе рассказал?

Наверное, должно было волновать, но не волновало. Ведь я знала, Сатуса нет. И меня здесь нет. Нас вообще нигде нет.

— Это же сон, — откликнулась я, поворачивая лицо к окну, за которым сиял солнечный день. Сквозь распахнутые створки до нас доносились обрывки разговоров, женский смех, понукающие вскрики. Это был самый обычный день в самом необычном мире. Я не знала, какой он, этот мир, но ощущала его присутствие не только снаружи меня, но и внутри. И он был рад. Рад, что больше не один. — Какая разница, если все не по-настоящему.

— Какой сон, Мира? — нахмурился демон.

— Потому что ты мне снишься. И это все тоже снится. Странно, что ты мне снишься так, слишком уж цветной сон. А я привыкла к тебе черно-белому.

— Мира, это не сон.

— Нет, сон, я уверена. Но ты — очень убедительный ночной кошмар. И раз уж мы разговариваем, пожалуйста… пожалуйста, перестань.

— Что перестать, Мира? — демон выпрямился.

— Перестань мучить меня. Я так не могу, правда не могу. Не снись мне больше, пожалуйста, — и рискнула посмотреть на него. Он изучал меня со странным выражением, которое мне так и не удалось разгадать. Я подумала, что надо встать, выйти из-за стола, покинуть Сатуса и обязательно проснуться. Но сил не было.

— Мира…

— Я…, - смотреть на него было тяжело, и я прикрыла лицо ладонями.

«Ты все знаешь. И он тоже все знает. И вместе вам никогда не быть. Хоть на стенку лезь, ничего не получится. Можно ли полюбить кусок камня? Наверное, да. Может ли камень полюбить? Наверное, нет. И не важно, что одно лишь желание сейчас — обнять его, на цыпочках, еле дотянувшись, поцеловать».

— Думаю, это наш последний разговор. И даже зная, что мы сейчас не говорим по-настоящему, я хочу сказать тебе кое-что, пусть даже мои слова улетят в пустоту. Твое желание власти — маниакальное. А за ним… за ним скрывается маленький мальчик, которого не смогли защитить и который решил защитить себя самостоятельно. Ты настолько был охвачен желанием достичь безопасности, что уничтожил всё. Ты желаешь полностью контролировать и владеть всем — народом, демонами, миром. Только так, через абсолютную власть — ты способен достичь спокойствия. Я поняла это там, в том темном мире, наполненном холодом и тишиной.

— Мира…

— Я надеюсь, что однажды, ты встретишь ту, которую полюбишь всем сердцем. И которой наденешь кулон не потому что так надо, а потому что так хочет твое сердце. Я бы предложила вернуть тебе его сейчас, но ведь это сон. Так что, я…

— Мышка, — жестко оборвал мой лепет демон, глядя на меня внимательно, настороженно. От этого взгляда хотелось скрыться, спрятаться, забиться в угол, потому что он был слишком откровенным, слишком честным. — Это не сон. И ты не спишь. Все по-настоящему.

Я заморгала, не понимая, о чем он.

Сатус придвинул свой стул вплотную к столу и медленно, подчеркнуто медленно, словно давая возможность полностью осознать происходящее направился ко мне с неумолимым упрямством на лице. Он всегда был таким, делал то, что считал нужным и верил только себе. Моя черноглазая любовь…

Оказавшись передо мной, он сгреб мои ладони в охапку, сжал, прижимая к своей груди, даже не заботясь о том, что они заляпаны грязью, хоть и уже успевшей засохнуть, и могут запачкать его идеальный белый мундир, подчеркивавший его стать, выправку, талию, сильные бедра. Горделивый бог, идеальный в своем воплощении.

Потянувшись к моей щеке, он легко пробежался кончиками пальцев, коснулся волос, заправив за ухо, погладил по голове, словно маленькую девочку и признался:

— Я не смогу быть ни с кем, кроме тебя. И не только потому что не хочу, — его изящные пальцы, так не подходящие воину, и все же отлично справляющиеся с оружием нырнули под свитер и вынули растерию. Металл приглушенно сверкнул в свете льющихся золотых лучей. — Видишь, — он указал на рисунок, на который я раньше не обращала внимания. — Две птицы. В день, когда мы встретились, рисунок изменился. Птицы соединились. Я бы не смог надеть этот кулон ни на кого другого, даже если бы захотел.

— Почему? — немеющими губами спросила я. От ощущения что он так близко все внутри поджималось, словно стараясь сделаться меньше.

— Потому что это была любовь с первого взгляда. Потому что это было тем, чем и должно было быть.

Эти слова стали спусковым крючком. Первые слезинки прокатились по щеками, прокладывая дорогу, а после влага хлынула неостановимым потоком. Рыдания рвались тяжелыми, не дающими вздохнуть всхлипами. Соскользнув со стула на пол, я оказалась на руках у Сатуса, а он прижал к себе, не мешая, позволяя выплакать всю свою боль и все свое горе.

Постепенно приходя в себя после эмоционального взрыва, я поняла, что полулежу в объятиях демона, а он тихонько укачивает, что-то неразборчивое нашептывая мне в волосы.

Мы еще долго-долго сидели так, на полу, рядом со столом, за который так и не сели гости, пока не начало темнеть, прислушиваясь к постепенно засыпающему миру.

— Время, — вздохнул Сатус, встал и помог подняться мне. Потом оставил меня на некоторое время молчаливо созерцать пол, а когда вернулся выражение его лица и взгляд говорили сами за себя.

— Мне пора уходить? — поняла я, отворачиваясь и вытирая все еще влажные глаза.

— Да.

Когда вспыхнул огонь я не испугалась и даже не удивилась, а просто пошла вслед за Сатусом туда, куда он хотел меня отвести.

А вот когда под ногами зашаталась лодка и рядом захлюпала вода, я насторожилась. Шмыгнула еще плохо пропускающим воздух носом и угрюмо поглядела на демона.

— Ты убеждаешь меня, что это не сон, но что мы делаем посередине Седого моря? Разве не все миры уничтожены?

— Используя твою боль и нашу связь через брачный обряд я намеревался сокрушить все, оставив только первичный мир. Но ты так отчаянно сопротивлялась, что мне пришлось отступить. Практически все миры, за исключением нескольких, которые тебе удалось изолировать, объединились в один в момент общего столкновения. Межмирье тоже переместилось, и теперь совершенно не похоже на себя прежнее.

Демон обвел рукой море, простиравшееся вокруг зеркальной гладью.

— Никого не осталось…

— Не совсем так. Сверху, да, ничего не сохранилось, а вот под водой… В общем, там образовалась новая жизнь на руинах прежней. Не советую здесь плавать и нырять, многие местные обитатели охочи до крови. Хотя пока он будет с тобой, все будет хорошо.

— Кто?

Я проследила за направлением взора демона и увидела…

— Ферай! — изумленно воскликнула я. Он стоял на крохотном островке, чьи размеры с трудом вмешали демона. С нескрываемым недовольством он косился на слабое хиленькое деревце, цветущее мелкими фиолетовыми соцветиями.

В первый момент увидев Кана я обрадовалась, а потом в голове круговертью закружили воспоминания. И радости исчезла, будто и не было. Это заметил Сатус, отвернулся, но я успела увидеть, как демоны обменялись взглядами, ведь лодка уже почти вплотную приблизилась к островку.

— Мира, ты должна знать одну простую вещь… Мерсина все знала. И сама хотела умереть. Для неё смерть осталась единственным способом сбежать.

Когда носовая часть уперлась в крохотный участок земли, размером два на два метра, Кан подал мне руку. На некоторое время замешкавшись, я приняла её, нерешительно вышагнув ему навстречу из лодки.

Сатус покидать лодку не стал. Сунув руки в карманы, он смотрел вдаль и кажется, даже что-то там видел, помимо морского горизонта, подсвеченного похожим на апельсин солнцем, уже преодолевшим зенит.

— Береги её, — не понятно к кому обращаясь, наставительно произнес Сатус.

— Буду, — кивнул Кан.

И в этот момент я поняла. Это прощание.

— Тай! — рванула я вперед, но передо мной вспыхнул огонь. Он не обжег, но заставил рефлекторно отпрянуть, прямо в руки Кана.

— Почему… почему он ушел? — завертелась я на месте. — Почему?…

— Потому что он отпускает тебя, — пояснил Кан, пытаясь поймать мой взгляд. — Он опускает, Мира. Ты свободна.

«Свободна».

— А что ты здесь делаешь? — запоздало догадалась спросить я. — И что я здесь делаю?

— Я ждал тебя, — несмело улыбнулся Кан и это было так странно — видеть в нем неуверенность.

— Зачем? — я поежилась.

— Что бы пойти с тобой туда, куда ты захочешь.

— Я никуда не могу пойти. Моей силы больше нет. Я пробовала… Ничего не получалось.

— У тебя не получалось, потому что Тай так захотел.

Мои округлившиеся глаза должны были стать красноречивым олицетворением фразы «потерять дар речи».

— Его силы достаточно, чтобы контролировать очень многое. И тебя, в том числе. Но теперь он больше не будет этого делать.

Я обернулась назад.

— Застава исчезла.

— Все уничтожены, — подтвердил Ферай. — В них больше нет необходимости. Нет больше миров, между которым можно было бы путешествовать.

Я глянула на воду. Показалось, что где-то там, в глубине, под голубоватой толщей, мелькнула длинная тень. Появилась и исчезла.

— Как думаешь, мой мир уцелел? — спрашивать было страшно, потому что и ответ пугал. Но я спросила именно Кана, потому что знала — он единственный, кто скажет мне правду, даже если она будет плохой.

— Я не знаю, Мира. Но мы можем это проверить. Вернее, мы точно знали, что ты захочешь проверить. Идем? — и, не дожидаясь ответа, положил мою руку на свой согнутый локоть, словно мы собирались не совершить прыжок сквозь пространство, а посетить бал.

Но я ничего не имела против этого. Отец, Сатус, Шейн, я — ненастоящая и все же существующая, мертвые миры, мертвые истории — все это вот-вот должны было остаться позади. Все это вот-вот должны было перестать иметь смысл.

Я возвращалась домой.

КОНЕЦ

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45