Темно. Ветер прогуливается по проржавевшим крышам, стучится в двери и ставни. Подвывают прогнившие трубы. Столбы-фонари лихорадочно мигают. Моросит. Влага собирается в капли, нехотя стекающиеся в масляные лужицы. Воняет кислым железом.
Ярни поёжился – больше от холода, пробиравшегося под рубашку, чем от чувства опасности: не в первый раз в заброшенном посёлке. Главное – не поскользнуться, иначе испачкаешься в окислах и потом одежду долго вымачивать в масле. А свет от фонарей такой слабый, что едва различаешь свои же метки.
Шаг сюда, прыжок на пятак, помеченный позавчера намалёванным крестом. Краска уже расползлась и скоро исчезнет подо ржой. Шаг, прыжок. Ещё раз. Усталый металл крошится, прогибается и гудит, но загодя проложенная тропа не подводит. А если провалишься под ржавчину – либо раздерёшь штаны, а то и до крови, либо застрянешь так, что только кричать.
Вот и колодец-шахта.
Перевести дух. Так хочется посмотреть во влажное небо, но старики твердят, что вверх пялятся слабаки.
Ярни достал из котомки медный обруч, закрепил на голове. Развернул платок, в котором прятался кусочек солнца. От слабого свечения зацвели вокруг мутно-синие краски, заблестел над шахтой хромированный козырёк, оскалились щербатые окна. Теперь бережно вставить солнышко в пазуху на обруче и вниз.
Первые стальные скобы держали крепко. Ярни несколько раз попробовал их и решил, что зацепит за них страховочный трос позже, когда почувствует жаркое дыхание солнца. Пока же далеко внизу стенки шахты едва отражали его всполохи. А троса – в обрез – на какой хватило сбережений.
Руки быстро устали, несмотря на многодневную подготовку. Дед вообще говорил, что большое солнце никогда не улыбнётся внуку – не быть ему шахтёром. С другой стороны, куда спешить? Времени до рассвета много.
Ярни попробовал считать скобы, но сразу сбился, когда одна из них вывалилась и улетела вниз. Где-то далеко жалобно звякнуло. Он не удержался и посмотрел вверх. А до неба-то рукой подать, спустился всего-ничего.
По шее сбежала капля пота. То ли солнце приближалось, то ли круговерть мыслей разогревала. И сердце щемило от радости, что он решился, и страшно было, что вдруг не вернётся, оставив деда одного. А если получится разбогатеть…
Вторая скоба ушла из-под ноги, тут же сорвалась другая. Пора бы трос зацепить. Или вернуться? Раздобыть несколько скоб, чтобы починить трассу, и попробовать ещё раз? Стой! Дорога наверх закрыта, даже не смотреть туда. Взгляд только вниз! Или хотя бы разглядывай витиеватый узор на стенке перед собой, прогоняя запретные мысли.
Нога уперлась в какое-то препятствие. Ярни посмотрел через плечо.
Решётка! Можно встать и передохнуть. Это же шахтёрский секрет. И выпавшие скобы лежат: не прошли сквозь ячейки. Лишь бы не оказалось, что шахту таким образом закупорили. Но нет: вот прутья со скрежетом выходят из пазов, решётка складывается втрое и полностью уходит в стенку. Не забыть бы вернуть на место на обратном пути.
Когда Ярни добрался до третьей решётки, руки совсем не слушались. Действительно начало припекать, и от пота не было спасения. В ход пошла фляжка, припасённая на обратный путь. Сделав два скупых глотка, Ярни достал из кармана бронзовую пластинку и любовно потёр её. Пальцы подрагивали, можно было ненароком уронить, но рисунок, скроенный из неумелых царапин, успокаивал, на душе сразу потеплело. Образ Стали вышел плохо: едва бы кто понял, что это портрет девушки. Однако парень понимал каждую чёрточку. Может быть, он спустился уже так глубоко, что бывшая сельчанка где-то рядом, за стенкой колодца. Постучишь по бездушному металлу – Сталя услышит и постучит в ответ.
Мечты…
Трос давно закончился. Становилось ярче. Заснувшее солнце скоро должно показаться. Шахта хоть и была почти прямой, всё же её изгибы до сих пор прятали лаву.
Сорвалась ещё одна скоба, образовывая прореху. Назад будет очень трудно возвращаться. Иногда придётся просто подтягиваться на обессиленных руках. Когда солнце начнёт просыпаться, жар и свет будут подгонять Ярни, и, главное, чтобы не догнали. Сколько шахтёров не вернулось домой. Тот же отец, которого он почти не помнил…
Вот и шахтёрская площадка, висящая прямо над колеблющейся желтоватой массой, от которой болели глаза. Ярни спрыгнул на металлическую сетку и повалился от изнеможения. Счет времени давно потерян, но хотелось верить, что он спустился быстро. Вид сонного солнца оказался совсем не притягательным. Оно устало за день, пригасило свою яркость и лениво поплёскивало языками-отростками. Ничуть не улыбалось и ничем не отличалось от той солнечной массы, которую каждый день добывали шахтёры.
Оклемавшись, Ярни черпаком набрал заветной жидкости в ранец. Тот заметно потяжелел. Выпив ещё воды, парень начал карабкаться вверх.
Когда он, превозмогая себя, добрался до третьей решётки и разложил её, чтобы передохнуть, вовсю грызла подлая мысль, что ранец можно здесь бросить. И вернуться за ним следующей ночью. Ведь полдела же сделано. И надежда, пока отдыхал, снова была на пластинку. Но в этот раз Ярни чудилось, что царапины на бронзе перемешались и девушка смотрит на него с укоризной.
– Привет.
– Ты кто? – от неожиданности Ярни мотнул головой и больно стукнулся. Голос шёл сверху. Ни при спуске, ни сейчас он совсем не обратил внимания, что здесь повыше зияла прорезь, сквозь которую его пристально рассматривали чужие глаза.
– Залезай ко мне – расскажу, – незнакомец легко отогнул лист металла, и Ярни обмер: а если колодезная труба переломится и обрушится вместе ним в солнечную бездну? Но шахта не дрогнула.
Трясущимися руками Ярни подтянул на плечах ранец. Перед глазами вихрем пронеслось всё, до чего только можно было додуматься. Самое логичное – попался хранителю Железного закона.
Ярни поднялся на три скобы вверх и протиснулся в проём, рискуя порвать штаны и сорваться на решётку. Затравленно огляделся и понял, что оказался в короткой трубе-коридоре, собранной из обрезков листовой стали, сшитых сварными швами. Сварка стоила очень дорого, и обычно на неё тратились лишь для мостовых переходов между посёлками.
Хозяина коридора не было: видимо, скрылся за дверью, поблёскивающей от масла.
Ярни потянул за ручку и зажмурился от брызнувшего света.
Когда глаза привыкли, он не поверил: низкая комната с потолка до пола была усеяна маленькими солнцами, которые, несмотря на ночное время, не убавили силы. Справа в стену вмонтировано чёрное матовое окно. Слева – дверь ещё куда-то, а посреди комнаты стоял стол, заваленный проводами, кусками металла разной формы и диковинным инструментом.
И только сейчас Ярни понял, что незнакомец, уже сидевший за столом, совсем не человек. Да, голова на месте, глаза словно буравят, но волосы слишком гладко зализаны, лицо исключительно правильное, ни одной морщинки, а вместо кисти на левой руке – насадка со сверлом. Бабки в посёлке рассказывали, что так выглядят Кузнецы. Нет, не те, кто куёт из солнца всякие железки…
– Говори, кто такой, – незнакомец неожиданно взлохматил волосы.
– Ярни, из п-посёлка Твёрдой Жести.
– Привет, Ярни. Ты, наверное, не понимаешь, кто я. Давай-ка по-быстрому. Если посмотришь под стол на мои ноги, сразу уразумеешь, – незнакомец властно кивнул, будто потребовал наклониться.
Ярни подчинился и обомлел: Кузнец сидел на стуле-каталке с большими колёсами, ободья которых парень поначалу принял за странно закруглённые подлокотники кресла. Ноги заканчивались в коленях, но так, что словно ниже их оторвали: из коленей торчали пучки проводов, на кончиках которых стреляли искры.
– Вы кто? – Ярни только и смог повторить недавний вопрос.
– Ну вот… А я рассчитывал на смекалку, – незнакомец указал сверлом вверх. – Оттуда я. Помнишь потрясение несколько циклов назад?
Ярни конечно же помнил. Комета врезалась в окраину соседнего посёлка, после чего тот стал хиреть, пустеть, пока не вымер. И дал Ярни шанс спуститься к солнцу.
– Ага, прозреваешь, – Кузнец расхохотался. – Авария случилась. Прошил я слоёв девять, столько железа протаранил. Едва до вашего солнца не добрался. И ноги потерял. А без них мне, парень, тяжело.
– Так попросите о помощи, – Ярни судорожно соображал, что могла сулить встреча с Кузнецом, свалившимся с неба.
– А вот и попрошу. У тебя. И взамен чем-нибудь пригожусь. Услуга за услугу. Таков, как вы говорите, Железный закон.
*****
– Вставай, паршивец! – дед нависал грязной тучей. Вот-вот брызнет ядовитая влага. Обожжённый нос раскраснелся, глаза в разные стороны. Несколько уцелевших зубов щёлкают от гнева. От него, как всегда, несло скверным перегаром. – Посмотрите-ка на эти руки! Если узнаю, что воруешь, отрублю твои лапы! Таков Железный закон!
Ярни подскочил на кровати. Руки действительно отдавали желтизной, что свойственно только шахтёрам и художникам. В темноте и не заметил.
– Где ты шлялся всю ночь? Я тебя спрашиваю! – дед не унимался.
Ярни, не обращая внимания, ринулся в уборную, чтобы оттереть ладони маслом. Когда вышел на кухню, деда и след простыл. Звякнула мысль, что тот побежал сдавать внука, но тут он заметил, что под столом пыхтит самогонная кастрюля, явно переваривая добытую Ярни энергию. А вот и вскрытый ранец с накинутой тряпкой, чтобы свет от мягкой солнечной массы не бил в окно, вызывая ненужные подозрения у соседей. Не сдаст дед. Скорее, втихаря пропьёт всё добытое.
На улице уже вовсю разгулялось солнце. Столбы-фонари, питавшиеся от поселковой шахты-колодца, заливали округу благостным светом. Звёздного неба толком не разглядеть. Да и лучше не смотреть на него, а то старушки зацыкают. Часы приближались к отметке утреннего сбора. Весь посёлок (а у них набиралось дворов сорок) заструился по кривым железным улочкам на площадь, чтобы приветствовать шахтёров.
– Ярни, ты как? – Стило выскочил из-за спины. Друга распирало о любопытства.
– Всё отлично, давай потом, – Ярни не хотелось шептаться сейчас, рассказывая про ночную вылазку. – Лучше вечером, после работы.
Стило сделал вид, что всё понял, потерпит, но Ярни был уверен, что тот обиделся. Целый день ждать такого рассказа – это выедающее ржой издевательство.
На площади шахтеры уже сливали добытую солнечную массу из ранцев в большой чан на весах. Мерная стрелка всё кренилась, приближаясь к показателю нормы, и, когда дошла до него, посёлок одобрительно загудел.
В первый раз Ярни посмотрел на шахтёров другими глазами: оценил и подрагивающие руки, и усталые раскрасневшиеся лица с тусклым взором. Сейчас они получат заслуженную порцию и пойдут отсыпаться, чтобы ночью снова лезть в шахту.
Когда подошла очередь, Ярни откупорил жестяную коробку и подставил под поварёшку раздатчицы. Раз и два. На него и на деда. Масса забултыхалась в коробке, и он поспешил закрыть её, чтобы солнечная сила не выдыхалась. Сейчас в новую очередь: к художнику, который нацедит энергию в формочки, потрясёт ими, окунёт в соляной раствор, и получатся хлеб с прочей снедью – на сутки хватит. Дальше отлей четвертину в кувшин, который держит статуя первого поселенца. А со скудными остатками энергии делай что хочешь: хоть копи, хоть беги к кузнецу, чтобы выменять на лист жести для хозяйства, хоть снова к художнику, чтобы вылил какое-нибудь приспособление из своего унылого каталога. Да хоть пропивай, чем так часто занимался дед.
– Ярни! А ну-ка сюда! – это вредная Медянка. У старушки не забалуешь. – Мигом домой, бросаешь свою пайку и на работу. Сегодня на тебе Гвоздяной тупик – вычистить и вылизать всё маслом. Если найду хоть ошмёток ржавчины, пришибу!
– А можно Стило со мной?
– Стило сегодня будет учиться переговорам, дурень. Завтра его первая ярмарка.
Ближе к обеду на небе расползлась туча. Ярни с тоской разглядывал её синие прожилки, понимая, что дочистить тупик не успеет и вода, которая вот-вот прольётся, может испортить работу. Хотелось найти волшебный лук и запустить в тучу стрелу-молнию, как у Первого Кузнеца, чтобы влага брызнула в разные стороны, а то и без следа испарилась.
Ярни подошёл к ограждению. За высокими прутьями, которые не перелезть, начинался обрыв. В пяти саженях – граница соседнего посёлка-лепестка, растущего на стебле-шахте. А ниже другой лепесток, прикрытый куполом. Медянка любила рассказывать, что когда нижние слои зарывались, то верхние, самые бедные, обрушивали на них накапливаемую воду, устраивая ржавый потоп. Правда, в ответ нижние могли подточить чужую шахту-стебель, и тогда посёлок-лепесток захиреет, сгниёт, а потом отвалится и улетит в мокрое небо.
И ещё. Когда-нибудь солнце выпустит новый стебель, который пробьёт их посёлок и устремится вверх. Или пролезет между ними и соседями и раскроется над посёлками, укрывая от частых дождей. Медянка была убеждена, что тогда будет жить полегче, а время, которое молодёжь убивает на вытравление ржавчины, пойдёт на обучение художественному ремеслу.
– О чём мечтаешь? – Стило подкрался и больно ткнул в бок.
– Привет. Мечтаю, чтобы туча расползлась. Не видишь, что ли? – Ярни назидательно ткнул пальцем в небо.
– А ты туда не смотри, лучше вниз гляди, – Стило прильнул к прутьям. – Где-то там внизу сказка. До солнца рукой подать, энергии завались, хоть и жарко. Отец говорит, что Стальке там хорошо.
Ярни стиснул кулаки.
– Завтра ярмарка. Пойдёшь со мной? Я с отцом договорюсь.
Ярни чуть не поперхнулся. Только что хотел садануть дружка по затылку, а тут такое предложение.
Стило засмеялся:
– Так и знал, что обрадуешься. А теперь колись, что добыл ночью.
А что тут рассказывать? Всё. Только про Кузнеца Ярни умолчал: как-то не повернулся язык. Уж больно накрепко безногий чужак наказал, чтобы никто про него не выведал, даже лучший друг. Успеется…
– Пойду-ка я, Стило, пока дедуля всё на пойло не перевёл, – Ярни встал с надраенной мостовой.
– А работу кто сдавать будет?
– Так не дождёшься эту Медянку. Завтра утром мне всё выговорит.
– Завтра тебе на ярмарку!
– Точно, – Ярни ткнул себя в лоб и всё же поспешил домой, чувствуя, что вот-вот пойдёт дождь.
Пока он вставал, из кармана выпала бронзовая пластинка.
Стило не окликнул. Лишь подобрал её, повертел меж пальцев, похмыкал и зашвырнул сквозь прутья. Надоело ему, что Ярни сохнет по его сестре.
*****
Выходили рано утром. Ярни, разумеется, определили в водоносы. На тачку нагрузили бидоны с накопленной водой, которую на ярмарке нужно обменять на мастеровитые поделки из нижних слоёв. Вода… Лучшего товара у посёлка отродясь не было. Рассказывали, что иногда у верхних жителей рождались великие художники, но нижние богачи их быстро перекупали и забирали себе. Предвкушение сладкой жизни сломает любого патриота.
Караван под руководством старшины потёк по извилистому мосту в нижние слои, где среди множества селений пророс громадный блин-пустоцвет. Стебель – был, а шахта не прорезалась. Лепесток из металла, не подвластного коррозии. Окрестные селения, недолго думая, выбрали аномалию как место для сходок и торговли.
Ярни бывал на ярмарке всего раз. Тогда посёлок обнищал. Добываемая солнечная масса вдруг стала чересчур жидкой. Сколько ни таскай из шахты – в лучшем случае на еду хватает, а излишков не оставалось. Ни листов железа не сделать, ни масла наварить. Вот и повели сопливую молодежь на ярмарку продавать. Хоть от лишних ртов избавиться. Покупатели тогда пару-тройку раз Ярни пощупали, поцокали, что немощный, и не купили. А дед потом так обрадовался, что пропил оставшееся от отца шахтёрское снаряжение.
Старшина посёлка, отец Стило, решил караван далеко не уводить. Как сошли с моста, так и разложились на первом же пятачке. Огородились сеткой, развернули навес, под которым будут спать. Выставили сторожей, чтобы никто на бидоны не покусился. Если кто сворует товар – нарушит Железный закон, и вот будет заваруха… Лучше перестраховаться.
Стило с отцом ушли посмотреть, что предлагают другие купцы. Пока только прицениваться, потому что основной торг под закрытие начнётся, когда все спешить будут и рвать волосы, что не всё ещё распродали и закупили. Ярмарка-то раз в тридцать дней бывает. И всего два дня. Потом блин-пустоцвет начинает болеть: металл синеет и колет в пятки так, что все бегут отсюда сломя голову.
Дождавшись, когда поселковая дружина полностью разложится, Ярни улизнул побродить. Даже если и хватятся – ругать не будут. Всё равно по жребию парню только ночью стоять, и вот тогда пусть попробует запропасть.
Ярмарка закипала. Караваны прибывали отовсюду: и сверху, и с нижних слоёв, превращая территорию в жаркое месиво. Трубили зазывалы, продавцы умоляли, покупатели громко ругались, убеждая, что за такой товар и жменьки солнца жалко. Громыхали поддоны, ящики, амфоры. Старые знакомцы в толкотне обнимались и гоготали над свежими шутками.
Ярни дёрнули за рукав:
– Ой, паренёк, чего ищешь? Может, подсоблю?
Парня разглядывал сгорбленный старец, одетый в чёрные лохмотья с капюшоном. Ногти длинные, брови давно в кусты превратились. Шрам на всю щеку. Юродивый. Ярни взяла оторопь.
– Д-да я сам, д-дедушка.
– Чую, в первый раз ты здесь, красавчик. Чего хочешь? Всем помогу. А в ответ немного попрошу. Вижу, солнышка у тебя в кошельке изрядно бултыхается. Сам накопил?
Ярни схватился за фляжку, висевшую на поясе. И как этот старикашка смог разглядеть, что она до краёв не водой полная?
– Ну, гуляй пока. Обвыкайся. Моя лачуга в самом центре, недалеко от поста хранителей Железного закона. Звездой помечена. Приспичит – заходи, – и нищий, махнув на Ярни рукой, куда-то ловко поковылял. Наверное, искать другую жертву.
Некоторое время Ярни бродил меж спешно расставленных прилавков, на которых художники раскладывали товары. Дивился на искусные ключи, болторезы, ножницы. Руки сами потянулись попробовать, как работает новомодный гвоздодёр. Поселковому художнику расскажешь – он и не поймёт, как такое из солнца вылить. И чертёж не составишь, потому что умения не хватит. И форму не принесёшь – разве только продадут втридорога. А пускать своего художника на ярмарку нельзя: сбежит ещё. И посёлок сразу загнётся.
Впереди мелькнула могучая спина старшины. Ярни поспешил уйти вбок и попал к прилавку, где торговали редкими металлами и сплавами. То, о чём просил Кузнец. Только, повертевшись, Ярни понял, что не может определить, как исполнить его наказ и выбрать нужный брусок. А спросить напрямую побоялся.
Где-то в центре ярмарки, недалеко от ристалища, он наконец-то набрёл на гору хлама, которую все сторонились. Смело постучал и зашёл в тут же распахнувшийся проход.
– Созрел, паренёк? Заходи. У меня и кипяточек есть – угощу, хотя тебя водой не удивишь. Ты же верхний шалопай?
– Верхний, – Ярни сел на хлипкую табуретку у входа.
Хозяин лачуги, лежавший на ржавой кровати, сполз с неё и полез в дырку в стене. Видимо, на кухню.
– А представь, что мастера, что у самого солнца живут, из него родимого воду делают, а? – крикнул он. – Не только у вас задарма покупают. Удивил?
– Не удивили. Невкусная-то вода у них получается.
Старик вернулся, держа в руке прозрачный стакан с насечками. Ярни ойкнул.
– А вот сейчас удивил, я смотрю. Это хрустальное стекло. Драгоценная вещь. Тепла боится. Так что осторожно давай. Проверим, насколько ты везунчик. Разобьёшь – оставлю у себя в подмастерьях, – и старик натужно заперхал.
Ярни обжёгся, да так, что волшебный стакан едва не выпал из рук. Он поспешил поставить его на замызганную столешницу.
– Спасибо, дедушка. А не подскажете, как мне титан найти?
Юродивый будто дёрнулся.
– Ишь ты! Уж не латы ли себе мастерить собрался? Уже, небось, на ристалище записался, а? Зачем тебе?
– Нужно. Была у меня невеста, но её увели в нижние слои. Красивая, – Ярни вспомнил, что со вчерашнего дня не может найти пластинку, и помрачнел. – Старшина сказал, что замуж выдадут. Может, и выдали уже…
– Так и не печалься больше, – перебил старик, – не твоя она теперь, таков Железный закон.
– А вдруг ещё не замужем? Вдруг отбивается от жениха? Она меня только любит, – Ярни сорвал с пояса фляжку, от которой струилось тепло, и протянул в хищные руки.
– Этого мало, мальчик.
– Через месяц ещё принесу.
– Что ж, поверю. Завтра утром приходи. Будет тебе титановый слиток. Эх, дуралей ты, лучше бы на художника выучился, и тогда все дороги тебе открыты. А так на ристалище путь, сам знаешь. Научила тебя уму-разуму Медянка-то? Что там будет-то, а?
Когда Ярни возвращался в лагерь, в голове всё ныла мысль, откуда этот нищий может знать про поселковую наставницу. И чему должна была научить Медянка? Все и так знают, что по Железному закону каждый может участвовать в битве, чтобы добиться лучшей жизни. Но проще от размышлений отмахнуться, потому что так легко решилась безумная головоломка, подкинутая Кузнецом.
А старик скрипел на кровати, всё рассматривая неумелые царапины на найденной бронзовой пластинке. И словно силился понять, что за головоломку подкинул хилый парнишка, живущий под самым небом.
*****
Побежали дни. С утра за пайкой, потом на работы. Вечером тайная тренировка. Раз в неделю, когда солнечное сердце остывает сильнее всего, уходишь на всю ночь в заброшенный посёлок. Каждый раз боишься, что его уже оторвало и прогнивший лепесток улетел в небеса. А дед всё видит и молчит. Зато самогона уже столько наварил, бесцеремонно ополовинивая добычу, что продавать впору. И ведь ни слова.
Кузнец за титан похвалил. Взамен, как и обещал, выдал Ярни щитки, чтобы вшить в костюм. Даже в придачу моток крепкой нитки вручил. Если припаять её к щиткам, чтобы соединить их, то получившиеся латы точно не прорубишь.
Стило же смурнел с каждым днём. Старшина наседал на него, чтобы тот учился торговаться, учился махать мечом, учился ремеслу художника. Медянка просиживала с ним целые вечера, разъясняя соль Железного закона. И не вырваться, чтобы хоть раз улизнуть с Ярни в забытую шахту и своими руками начерпать золотистой массы. В какой-то момент Ярни поймал себя на мысли, что не видел друга несколько дней.
И вот новый день, до дурноты похожий на вчерашний.
Ярни закончил зачистку очередной улочки, сдался Медянке, которая в кои-то веки не отчитала, вернулся домой и полез на крышу. Деду сказал, что хочет проверить, не пошла ли где коррозия, хотя они никогда не жалели масла и влага скатывалась с покатой поверхности в желоба, а потом в лохани по углам дома, едва ли касаясь металла.
Ярни привалился к мачте флюгера и наконец-то запрокинул голову.
Вечерело. Солнце-сердце завершало свой удар. Одна за другой зажигались звёздочки. Если верить Кузнецу, это такие же солнца. Там тоже своя жизнь, основанная на законе. И, может, правду говорят легенды, что все звёзды зажёг Первый Кузнец. Вот бы выстроить мост до них… Хотя куда там: до ближних двух посёлков едва выстроили. Да и то один захирел…
– Вот ты где спрятался, – Стило вскарабкался на крышу и прополз к Ярни, боясь, что скатится по маслу и упадёт. – Опять старушек позлить решил?
– Они меня не видят.
– Они тебя и с неба достанут, сам знаешь.
– Знаю, – Ярни подвинулся, чтобы Стило тоже было удобно привалиться к мачте.
– Снова мечтаешь?
– Снова.
Стило поморщился.
– Вот если сделать одну длинную трубу и прокинуть её в посёлок пониже, а им предложить построить цистерну? Представь, что подходишь к своей трубе, сливаешь в неё ведро воды и она там выливается. Водопровод получается. А на ярмарку ходишь, только чтобы оплату взять и товары купить. Как, а?
Друг пожал плечами. Что-то в этом есть, и даже можно было рассказать отцу, не боясь нарваться на упрёки в ребячестве.
– А если бы придумать такой механизм, что подвешиваешь ранцы на трос и опускаешь их по шахте к солнцу, а там шахтёр их наполняет, и потом всем поселком мы вытягиваем их наверх. Ведь гораздо больше энергии добывать тогда можно.
Помолчали, представляя, на что можно тратить избыток солнца.
– И вот почему нельзя мечтать о небе? – Ярни перешёл на шёпот. – Потому что вся сила в солнце? Ну и что? Там на небе тоже солнца, их много, и там такие же люди. И Кузнецы. А представь, Стило, что можно собрать все облака, выжать их досуха, и получится много воды. Если сделать большой чан из бронзы или нержавейки и слить всю воду туда, то потом приходи и черпай, сколько вздумается. Бесплатно. И даже купаться можно, а?
Стило зашипел в ответ:
– Всё тогда рухнет, Ярни. Чем мы будем торговать? У нас очень глубокая шахта – едва на еду солнца добываем. На железо ещё хватает, на масло. И больше наш художник ничего не умеет и не хочет. Ему только с твоим дедом по ночам бражничать. Подохнет от браги – и мы подохнем.
– Ты деда не трожь.
– Да я не про деда, сам понимаешь.
– Если мы подохнем, наш посёлок проржавеет, сорвётся и улетит к звёздам. А те, что под нами, напрямую подставятся дождю. Так что помогут нам, не переживай. Подарят нового художника. Чему тебя только Медянка учит?
– Чему надо, тому и учит, – Стило отвернулся, чтобы не выдать, насколько он взбешён.
– И что ты предлагаешь? – Ярни не унимался. – Деда моего прибить?
– А ты? Облака выжимать?
– А у меня один путь. Я на ярмарке на ристалище записался.
Стило отпрянул.
– Как? Деда бросишь? Помрёшь же… А если я отца попрошу, чтобы тебя больше на брали?
– Стило, мне нужно к Стале, ты же знаешь.
– Ничего я не знаю. Достал ты уже. Она далеко и навсегда. Не мечтай о ней. И о ярмарках.
– Тогда ты мне больше не друг.
– Пошёл ты, Ярни, – Стило пополз к лестнице.
Позже, когда фонари почти уснули, Ярни спустился с крыши на задний двор, где хранили набежавшую в лохани воду, раздвинул бидоны и нырнул в сарай. Он достал медный обруч и вставил в пазуху кусочек солнца. Если в солнечной жиже попадались твёрдые кусочки, это было удачей. Потом хоть всю ночь бодрствуй. У Ярни в коллекции пока был только один камешек.
Он достал из-под мешковины недоделанные латы. Немного осталось. На станке разложил щитки и стал сверлить по краям дырки, чертыхаясь на непослушный бурав. Потом наложишь щиток на рубашку, пришьёшь его нитками – и вот уже доспехи готовы до пояса. А уж какую хитрость он с шишаком придумал! Хотя нет – это Кузнеца подсказка. Нехорошая, но Железного закона не нарушает.
А теперь за раскладной меч. Он тяжёлый, но Ярни чувствовал, что совладать сможет. Проблема была в другом: некому его научить. Как-то заикнулся Кузнецу, но тот только отмахнулся. Тычок, шаг назад. Размах, удар. Звенит жесть на стене. Хватит…
Укладываясь, Ярни снова размечтался, что скоро увидит Сталю. Попробовал вспомнить её лицо и от досады чуть не отбил ладонь, саданув ею по тумбочке. Глаза – помнишь, брови – тоже. И нос, и ямочки. А лицо девчонки дрожит, расплывается, будто тонет в проклятой памяти.
И ещё снится Стило. Он осуждающее смотрит, берёт сестру за руку и уводит. Ярни кричит, чтобы вернулись, но в ответ только спины, блекнущие в темноте неба.
*****
Душно. Ощущение, будто в клетке. Железные стены давят с двух сторон, словно хотят выплюнуть на арену. Но створка закрыта. Сейчас скомандует распорядитель, заволнуется стадион, засовы лязгнут – и здравствуй, смерть.
Ярни в который раз облился потом.
Когда его не взяли на следующую ярмарку, он подрался со Стило. Потом выяснилось, что старшина пока запретил им обоим – молодняк ещё. Ярни не поверил, но бывший друг наутро действительно остался в посёлке. И на следующую ярмарку тоже.
А Кузнец поскучнел. Ему не хватило титана, он просил ещё и был недоволен, что первая удача обернулась затянувшимся ожиданием. Когда Ярни пролазил мимо проёма в заброшенной шахте, Кузнец даже не всегда появлялся. И тогда парню казалось, что он просто ждёт нового помощника посчастливее.
Трубят фанфары. Скоро…
Но однажды вечером в дверь постучала Медянка и с порога обрадовала, что Ярни назавтра берут водоносом. Как же долго он не спал, молясь, чтобы дед не вышел провожать, и то и дело подскакивая, чтобы проверить, не забыл ли латы и меч. Говорили, что ещё бы щитом обзавестись, но Ярни не представлял, как можно выстоять, навесив на себя такую груду металла.
Сирена!
Щёлкает затвор, в спину тычок. Вперёд! Слепит от прожекторов – прямоугольных щитов, инкрустированных кусками солнца. Пот ручьями, трибуны тают в солёной пелене. Бухает сердце. Глазами, не привыкшими к миру через прорезь, пытаешься найти врага.
И стреляет предательская мысль: посмотреть бы на себя со стороны. На нелепого мальчишку, обрядившегося в расшитые золотой ниткой шаровары, рубаху, усеянную неровными пластинами, и с шишаком на голове. Пугало для детишек, чтобы не шастали у прутьев на границах посёлка-лепестка.
А напротив очень ладная фигура. Дорогие доспехи, за которые можно купить полмира. Ярни видел такие на ярмарке – продавец-художник даже прикоснуться не дал. Антимагнитные пластины брони, которые душат удар, чёрный шлем из редкого сплава. Меч с искрой, и в руке лёгкий щит, которым и оглушить можно.
Гонг.
Заволновалась людская масса. Кричат похабности, улюлюкают. Кто за кого более – не разберёшь.
Ярни сжал рукоятку двумя руками и двинулся навстречу. Противник стоял на месте. Вот бы оказалось, что это просто большая кукла… что вся эта забава лишь для него, для Ярни, чтобы проверить, не струсил ли он, достоин ли своей Стальки. И вдруг она сейчас на ристалище, с отцом, смеётся на ним, зная, что Ярни сейчас подойдёт к кукле и от страха сшибёт закованную в броню башку.
Враг ринулся на Ярни. Взмах меча, свист лезвия, и плечо взвыло от боли. Нет, крови нет – пластина оплавилась, но уберегла. Кукла отскочила и ловко развернулась. Ещё один бросок, и Ярни едва успел подставить свой клинок, защищая колено.
Разошлись по углам.
Кукла кружит, думает, что делать дальше. А Ярни просто дрожит. Он весь как на ладони. Подходи и руби. Ни силёнок в руках, ни достойной амуниции.
Гонг.
Так быстро? Глоток отдыха. Трибуны гудят. Им нужно зрелища, побыстрее и покровавее.
Второй заход. Кукла снова стоит. Ярни крадётся, пытаясь сообразить, как же выиграть бой. Всего один шанс, чтобы попасть в миры нижних. Ты должен доказать, что достоин лучшей жизни. Это Железный закон.
И снова кукла несётся на Ярни, подпрыгивает и метит прямо в грудь. Ярни уворачивается, пытается задеть своим клинком, но тот отскакивает от брони, даже её не коснувшись. Кукла с разворота метит в шею, и хищное лезвие чиркает по шишаку. Искры окутывают шлем, и от них трещит голова.
Ярни скинул шишак, и кукла содрогнулась. Или показалось. Но снова разошлись по углам под недовольный гул.
Хватит ли сил отразить третий бросок? Хватит ли вообще сил на эту никчёмную жизнь? Кто придумал эти состязания? Почему нельзя объединить все лепестки и решить, как нижним уживаться с верхними?
Новая атака. И снова меч отбивает плечо, но уже другое. И обе руки, как плети.
Гонг.
Если дождаться следующего гонга, можно запросить ничью. Только решение трибун очевидно. Если бы Ярни хоть мог сопротивляться, толпа бы сжалилась. А так он лишь ржавый лист, который в клочья кромсает секатор.
Посмотреть в небо… Народ беснуется. Потому что кукла видит, что делает Ярни, становится на колени и припадает к ребристому металлу ристалища. А Ярни разглядывает пробивающиеся звёзды, мысленно строит к ним мост и зовёт на помощь. И зевает атаку, сшибающую с ног. Руки-ноги во все стороны, меч отброшен, лицо в кровь.
Боишься вдохнуть и обнаружить, что в груди дырка, в которой всхлипывают пузыри.
Нависает тень. Кукла стоит, занеся меч. Щит выброшен за ненадобностью.
– Кто ты? – голос предательски сипит, глаза лихорадочно бегают, отказываясь понимать, что это конец.
– Пошёл ты, Ярни.
– Стило?
Замах ещё больше. Трибуны орут от возбуждения. Вот-вот наступит миг, который ещё долго будут мусолить за кружкой самогона. И завидовать богатенькому выскочке в щегольских доспехах, который так легко завоевал место в нижних мирах.
Клинок вонзился в пол арены и застрял. А Ярни уже полз к шишаку, сообразив, что нужно сделать.
*****
Хочется захлебнуться. Выпить порцию пойла, запить водой, подавиться и захлебнуться. Чтобы разодрало лёгкие. Чтобы через кашель вылетела вся грязь, которая облепила после победы.
Жжёт на спине, на которой поставили клеймо. Печать гражданина, которому открыты все лепестки. Везде приютят и обеспечат необходимым. Горькая компенсация за то, как доползаешь до шишака, вытаскиваешь из навершия шило, встаёшь и, шатаясь, идёшь к кукле. Руки широко расставлены, кривая улыбка. «Обнимемся, Стило, напоследок», – шепчут разбитые губы. Кукла не слышит, но понимает. Меч застрял, но это не спасёт. Кукла просто сделает то, что нужно, попозже. Пусть трибуны насладятся предвкушением. Такого они ещё не видели. Шаг навстречу, объятия… и шило входит в шею. «Прости, Стило, прости».
Хочется рычать. Где этот нищий хмырь? Обещал самогонки и всё не несёт.
Ярни повернулся на живот и зарылся в подушку. Но видение, прокрученное сотню раз, не отпускало.
Стадион затихает. А потом взрывается рукоплесканием: шлем создан для обороны, но Железный закон не запрещает использовать его навершие для нападения. Свист, приветствия – новый герой! Стило оседает, хлещет кровь. Глаза ничего не видят. Кто-то берёт за руки, и бьётся тупая догадка, что это хранители Железного закона оттаскивают его и ведут на подиум. Ноги едва волочатся, во рту наждачка. Кровь Стило разъедает руки. Фанфары…
– А вот и родненькая, – юродивый выползает из лаза на кухню, прижимая к груди стеклянную бутыль. – Заначка. С тобой отравы этой не напасёшься.
Ярни жадно припадает к горлышку, пытаясь залить память и отключиться. После седьмого глотка откидывается на кровати.
Блаженство. Жидкость струится по телу, расслабляя каждую жилу. Только голова неподвластна.
– Ну всё, не вредничай. Давай рассказывай, зачем титан нужен был. Смотрю я, в твоей рубашке штуки поинтереснее, – лицо юродивого разгладилось, обрело правильные черты. Он откладывает латную рубаху. – Не сказала тебе Медянка, не сказала. На ристалище только с односельчанином выйти можно, иначе никак.
Тишина…
Теперь в руках у нищего пластинка. Ноготь на указательном пальце засветился, выжигая на бронзе портрет.
– А я тебе вот какую безделушку подарю. Всё лучше, чем ничего.
Ярни не слушает и не смотрит. Старик пусть бормочет, что ему вздумается. Это просто шум. Шум от журчания воды, в котором, если поднапрячься, можно уловить только что-то про пойло. А остальные слова растворяются, разъедаются ржавчиной. Ни одно слово старика больше не остановит того водоворота, что тот закрутил тогда. Вихря метаний, прозрений и отчаяния. Тогда, когда он вышел на арену во главе старейшин, покачал головой, похлопал по плечу белолицего отца Стило и подошёл к Ярни, чтобы надеть венок из семи металлов. Сказал всего лишь, прицениваясь и с почтением: «Ты постиг Железный закон».
Последние комментарии
10 часов 6 минут назад
15 часов 9 минут назад
22 часов 58 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад
2 дней 12 часов назад