Сборник рассказов. Бармалеева пустота [Александр Максимович Литвинов] (fb2) читать онлайн

Александр Литвинов Сборник рассказов. Бармалеева пустота

1. Необычное свидание

Это был чудесный случай. Он произошел в тот момент, когда я невероятным способом перенесся в будущее. А было это так. Я проклинал жару и, ожидая прибытия поезда на полустанке, присмотрел сносное убежище в тени. Людей, встречающих электричку, было мало и они также маялись из-за духоты. Постепенно жара меня сморила и я провалился в сон:

«В своей квартире выхожу из ванной, напяливаю на себя халат, иду ставить чайник. Звонок. Открываю дверь, а на площадке стоит незнакомая молодая женщина с серьезным лицом и говорит мне:

— Я только что с самолета и на кладбище не успела. Но успеваю, кажется, помянуть усопшего…

— Простите? — сказать, что я был в замешательстве — ничего не сказать. — Вы, наверное, ошиблись…

— Вот, посмотрите, — протягивает она бумажку с адресом, — таксист привез сюда.

— Все верно, — еще больше удивился я, — Вы проходите с мороза, разберемся.

Женщина прошла в квартиру. От ее мягких движений, ласкового взгляда веяло уютом, спокойствием, надеждой.

— Кутью не обещаю, — улыбнулся ей, — а горячий чай с лимоном гарантирую. Пройдите на кухню, вот сюда.

— Спасибо, очень кстати, я так вымоталась с перелетом…

— А вот и кипяточек подоспел, — проскочил я к плите, заслышав свист чайника. Выключил конфорку. Свист не затихал и постепенно перерос в гудок, каким обычно извещает машинист прибытие поезда. Я пожал плечами:

— Ничего не понимаю…»

Я открыл глаза, увидел, как из-за поворота медленно надвигается электричка. Сколько же я проспал? Удивился, когда увидел, что прошло две минуты с секундами. В полупустом вагоне я удобно расположился на сиденье и решил покемарить, в надежде вновь увидеть незнакомку. Но образ не являлся, меня разобрала досада: «Ну, почему все устроено по закону подлости? Только повстречался с замечательной женщиной, пусть во сне, как прибывший поезд прервал наше знакомство!»

Чем дольше я пытался разгадать видение, тем больше становилось ясным то, что со мной произошло перемещение в будущее. Натуральные, живые ощущения всеми органами чувств — все говорило о том, что это не сон. Если так, то на чьи поминки прибыла женщина? Открывая ей дверь, машинально взглянул на календарь в прихожей и отметил, что встреча во сне произошла ровно через полгода, в январе.

Дома я вспомнил деталь: на бумажке, которую показала незнакомка, не было имени и фамилии — только адрес. А что, если умер тот, кто жил раньше в этой квартире? И женщина была не в курсе о переезде прежнего жильца на другое место жительства? Адрес был написан неровным почерком карандашом, по всей видимости, впопыхах. Я немного был не в себе, но успокаивал себя тем, что в будущем я был живым. Или не был?

Я не силен в эзотерике, оккультизме, не верю в переселение душ, предсказания и гадания на кофейной гуще… Но как же все выглядело натурально! А если в видении была моя сущностная оболочка, по которой я определил, что образ мой? Нет, что-то тут не так. Надо подготовиться на всякий случай к ближайшему январю.

Я решил скорректировать свой образ жизни.

Для начала отказался от обильных застолий в кругу друзей, установил режим дня, которому неукоснительно следовал. Научился готовить вкусную и здоровую еду. А вот с женщинами получилась беда: тот случай, когда образ незнакомки не выходил из головы и затмевал образы других женщин. После пары неудачных общений с противоположным полом за мной закрепился ярлык «импотент». Мне было фиолетово: я знал, что встречусь с той, которая никогда не назовет меня так.

Новый Год мысленно отметил наедине с образом женщины из сна.

Длинные новогодние выходные наводили тоску. Обойдя и поздравив всех, кого смог, я занялся уборкой квартиры, стиркой и утюжкой белья. Ожидание смерти подобно, вспомнил чье-то выражение. Но я был полон здоровья и энергии, чтобы на финишной прямой сдуться. За неимением настоящего дела, что называется, бил баклуши. То «случайно» разобью посуду и надраиваю пол, пока не заблестит. Кот Мурзик совсем отвык за полгода от вольности: ходил по квартире осторожно, как в пасть «воды набрал», пристально наблюдал за мной с труднодоступной возвышенности.

Наступил долгожданный день.

Утро не задалось. Я встал позже обычного. Мурзик, пропустивший прием пищи по этой причине, оставил претензию в виде обмоченной им тапки. С высоты шкафа он с наслаждением смотрел, как моя нога влезла в тапку и тут же выскочила.

— В такой день, бесстыжий, ты гадишь мне! А если гости?! В чем я встречать буду? Убил бы тебя, зараза!

Инсульт и инфаркт благополучно миновали Мурзика, а я наполнил его миску кормом и забурился в ванную.

После помывки и стирки тапок, я надел новые, приготовленные для этого дня. Поставил чайник со свистком. У меня, конечно, был электрический, но хотелось создать обстановку максимально приближенную к интерьеру из того сна. Закрыл окно, когда посчитал, что квартира проветрилась. Мимоходом отметил, что такой детали из будущего, которое стало настоящим, не было.

Звонок в дверь.

Я ждал и не ждал этого сигнала, до конца не веря, что побывал полгода назад в сегодняшнем дне. Открываю дверь — перед квартирой стоит моя незнакомка. В фантазиях я всяко-разно представлял ее появление.

— Вы позволите? — женщина хлопала заиндевевшими ресницами.

«Когда же она успела заиндеветь, если из аэропорта на такси сразу ко мне?» — отметил про себя. Вслух спросил: — Вы с самолета, на такси, на поминки?

— Да, — слегка удивилась она, — только я еще зашла в магазин неподалеку отсюда.

Женщина выставила руку с пакетом — я взял его.

— Проходите с мороза, будем чай пить.

— Чудесно! На улице минус двадцать и перелеты я плохо переношу, — она бодро прошмыгнула в прихожую.

Помогая ей раздеться, заметил, что женщина не спрашивает про усопшего, не интересуется обстоятельствами смерти и весь ее вид показывал, что она не на поминки заявилась.

— Простите, а вы точно приехали по нужному адресу?

Незнакомка достала из кармана клочок бумаги, на котором было написано точь-в-точь, как на бумажке из моего путешествия в будущее. Послышался нарастающий свист чайника.

— Пройдемте на кухню, будем чаевничать, — я направился к плите.

— С удовольствием вам помогу, — улыбнулась она краешками губ.

Женщина взяла инициативу в свои руки и стол украсился вкусностями, принесенными ею, фруктами. Затем она пошла в ванную, а когда вернулась, на ней было праздничное платье. «Не поминальный наряд, однако, — иронично заметил про себя. — Тут одно из двух: или женщина очень рада чьей-то смерти, или похоронила то, что я не могу знать». Незнакомка достала два бокала из шкафчика, протерла их, выставила из пакета бутылку вина. Я наполнил бокалы, представился:

— Олег. Можно на ты.

— Ольга. Согласна на ты.

— За знакомство, — предложил я.

— За знакомство, — поддержала она.

Пришел Мурзик, потерся о ноги Оли и она с радостью положила его к себе на колени.

Мы выпили. Я растерялся оттого, что не понимал происходящего. После неловкой паузы решился:

— Объясни, Ольга, откуда у тебя мой адрес и кого мы похоронили?

— Похороны были давно, — начала рассказывать она, — семь лет назад. Я была тогда совсем молодой, многого не понимала. В этой квартире жил Семен Иванович Полынин. Он был не совсем дееспособным, инвалидом. Моя мама была у него сиделкой. Он разрешил ей, чтобы я приходила сюда, когда захочу. Мы с ним много разговаривали, играли в настолки. Мне было не скучно с ним. Незадолго до смерти он сказал маме, что, чтобы ни произошло в дальнейшем — мы посещали бы его квартиру.

— Интересная история, — задумчиво произнес я, — а зачем ему это нужно было?

Видно было, что Оля решается: сказать или нет? Я наполнил бокалы, предложил:

— Помянем Семена Ивановича.

— Светлая память, — Ольга отпила, тихо проговорила: — Дедушка сказал маме, что в этом доме после его смерти обязательно появится человек, с которым твоя дочь найдет счастье.

Что я такого услышал, что дрожь пробрала?

— Как часто ты сюда приезжаешь? — спросил.

— При каждой смене собственника жилья.

— А родные у Семена Ивановича были?

— Дети перегрызлись из-за квартиры. Я видела их только на похоронах, с дедушкой они общались по телефону. Он отписал квартиру маме в завещании, но судиться она с ними не захотела и отказалась в пользу наследников, которые продали квартиру и поделили деньги между собой.

— У тебя свое хорошее жилье?

— Коммуналка. Когда я стала самостоятельной, мама повстречалась с мужчиной и она живёт с ним. А я уехала в большой город, там живу и работаю.

Я снова наполнил бокалы, поднял свой:

— Пусть сбудется желание Семена Ивановича и ты, Оля, найдешь себе достойного мужчину.

Она молча отпила из бокала, засобиралась:

— Мне пора, завтра самолет, надо отдохнуть.

— Куда же ты, Оля? — тихо спросил я.

— В гостиницу при аэропорте.

— Здесь места много и обещаю не мешать твоим воспоминаниям.

— Но… я даже не знаю… неудобно так вот сразу… с почти незнакомым мужчиной…

— А я тебя знаю давно, — на ее удивленный взгляд добавил, — с полгода, как минимум. И готовился к нашей встрече.

— Правда? — недоверчиво спросила Оля.

— Да, чудесная моя незнакомка. Давай пить чай.

— Давай, Олег. И ты расскажешь, как это было?

— Это невероятная история. Я поверил в нее тогда, когда ты позвонила в дверь.

— А я поверила дедушке и как дура летала сюда, — улыбнулась Оля. — На что надеялась?..

На следующий день Оля сдала обратный билет.

февраль 2023 г.

2. Звёздами сыт не будешь

Винни-Пух по обыкновению своему прикидывал в уме, где бы подкрепиться. По возможности бесплатно и вдоволь. Он с братской любовью смотрел на Пятачка, который то и дело возникал перед ним после похода в разведку. Но после очередной паузы перед Пухом появилось чудо несуразное в иголках.

— Ты кто? — живо спросил плюшевый.

— Ёжик, — тихо ответил тот.

— Вижу, что ёж, — Винни не отводил взгляд с узелка в лапке зверушки, — звать как, спрашиваю?

— Ёжик в тумане я, известная личность, — ёжик скромно потупил глаза, сморкнулся, — награжденный много раз.

Пух осмотрелся вокруг, подозрительно спросил:

— А туман где?

— Я вышел из него нечаянно…

— А чем ты в нем занимался? — с еще большим подозрением спросил Винни.

— «Оскара» искал.

Винни-Пух захлопал глазами.

Появился Пятачок, который сходу налетел на ёжика:

— Ой, Винни! Больно и щекотно… — радостно захрюкал он. — А что здесь делает ежик?

— Оскара ищет.

— А это кто? — Пятачок весело посмотрел на Ёжика.

— А это самая престижная голливудская награда Академии Киноискусств, — к компании степенно подоспела Сова. — Я читала об этом в Хрониках.

— Не там ищешь, Ёж, ха-ха-ха… — Пух развеселился.

— Теперь точно не найду, — Ёжик погрустнел, — без тумана — никак.

— А зачем тебе «Оскар», Ёжик? — участливо спросил Пятачок.

— Для престижа ему, — ответила Сова.

— Нет, Сова, для того, чтобы чаще к другу с гостинцем ходить и еще лучше звезды считать, — ответил Ёжик.

Винни-Пух оживился:

— А что в узелке, Ёж?

— Ничего, Винни-Пух, клок сена в нем, — со вздохом ответил ёжик.

— А давай, Ёжик, я познакомлю тебя с осликом Иа? Вы понравитесь друг другу, — предложил Пятачок.

— Глохни, Пятачок, у Ёжика горе, а ты дружбу навязываешь, — Винни укоризненно посмотрел на братишку, затем обратился к Сове: — А о чем фильм, старушка?

— Ну, я сама не смотрела, только читала Хроники… — нараспев заговорила Сова. — В фильме много философии, мало беготни, несколько масок…

— Сова, в тумане далеко не убежишь, — заметил Пух.

— Я и говорю, что смысл в тумане… — поправилась она.

— Ты хочешь сказать, что за туманы дают награды, Сова? — Пух что-то начал обдумывать.

— Не совсем так, Пух, — Сова недовольно щелкнула клювом, — философия, которую Ёжик пронес через туман…

— Мало пронес или туман не такой густой, раз на «Оскара» не вытянул, — Винни посмотрел на Ёжика. — Если бы в узелке был мёд, а не сено — больше было бы философии.

— Винни, ежи не едят мёд, — ответила за него Сова и убыла восвояси.

— Вот и хорошо. Никто их не заставляет есть. Пусть носят — всегда найдутся ценители прекрасного.

— И я тоже люблю мёд! — Пятачок с обожанием смотрел на Пуха.

— Сначала я нес варенье, — начал рассказывать Ёжик, — а затем угостил им друга Медведя…

— Это был неправильный туман, — Пух обиженно фыркнул, — не к тому другу привел. Затем он что-то прикинул в уме, предложил: — Скоро с речки туман опуститься, давай, Ёжик, вместе побродим.

— А ты звезды любишь считать? — обрадовался было Ёжик.

— Считай, не считай, а звезды не скушаешь, — Пух разочарованно посмотрел на небо.

— Я пойду, заодно встречу Филина, Собаку, Белую Лошадь… — засобирался Ёжик.

— Этой живностью меня не удивишь. Без горшка мёда — серые будни. А если бы ты внезапно увидел в тумане головы Совы, Ослика Иа, Тигры, Пятачка — тебя паралич разбил бы, Ёжик.

Звезды засветились на небе. Прохлада подступила со стороны речки, опустилась густая роса и скрыла небо. Пух поежился, сказал:

— Пора домой.

— И мне пора, — сказал Ёжик, вскинул узелок, шагнул в туман.

— А сколько звезд на небе, Ёжик?! — крикнул вдогонку Пятачок.

— Знал бы — не считал… — донеслось из белесой пелены.

март 2023 г.

3. Смертельный водевиль

Мара недобро посмотрела на сына:

— Опять в командировку, добряк ряженый? В кого и уродился, непутевый.

— А я здесь причём, матушка? Сопротивляются!

— Неужели сил природы и веры людей в неизбежность зла тебе не хватает, чтобы ломать их сопротивления смерти?

— Видать, вера на лучшее сильнее.

— Отними у человека надежду и он твой.

— Надежду отнять у человека можно, матушка. А чудо исцеления его души предотвратить нельзя. Оно, чудо, не подвластно ни людям, ни мне, ни тебе.

— Ступай, уж. Да без подарков для меня не возвращайся.

— Будут тебе подарки, — Морозко расправил пышные белесые усы, закинул на спину мешок с подарками, посохом отворил дверь и вышел из терема в ночь.

…..

Приближалась самая длинная ночь. Я собрался съездить к дальней родственнице бабушке Вере по просьбам ее односельчан. Ехать не хотелось, так как ее, мягко говоря, я недолюбливал. Нелюбовь осталась с детства, когда все свободное время от учебы я проводил в деревне у своих дяди с тетей и мне приходилось встречаться с бабушкой.

Вроде бы ничего плохого она не говорила и не делала мне, но неприязнь к ней из-за чувства страха прочно осела в моей памяти. Страха из-за ее умения ворожить и гадать на картах. Деревенские обходили ее неказистый домик стороной, но нет-нет да и заглядывали по надобностям своим: поворожить на друзей и недругов, судьбу узнать, травками нужными разжиться.

— Серёжка, — говаривала мне каждый раз, когда заносил ей молоко, — никогда не пытайся узнать, что было, есть и будет. Всего не узнаешь, а голову забьешь чепухой — так и помрешь несчастливым.

Деревня казалась вымершей. Только расчищенная от снега площадка для автолавки перед въездом и три стежки-дорожки к домам говорили, что здесь еще теплится жизнь. По одной из тропок я дошел до избы деда Ерофея. У него и остановился на постой.

— Днесь зашел к ней узнать, что свет не зажигается в окошках, — рассказывал дед Ерофей, ближайший сосед бабушки Веры. — Спросил, что надобно. Умру, говорит, скоро, а родных никого не осталось. Хочу, говорит, Серёжку напоследок увидеть — тебя, значит. Вызови как-нибудь, дождусь его.

— Я спрашиваю: как же вызвать его? — рассказывала дальше Пелагея, которая приползла с другого конца деревни. — На столбе только экстренные звонки, а с мобильного не вдруг дозвонишься. А ты, говорит, из моего дома попробуй набрать. Я набрала дочку и надо же — с первого раза дозвонилась. И связь не прерывалась.

— Ты, это, в баньке бы помылся, — предложил Ерофей, — мало ли что у ней в доме.

— Воды да дров помоги натаскать, а мы с Ерофеем протопим, — добавила Пелагея.

Отведя душу в баньке, я осторожно постучался к бабушке Вере.

— Что не сразу ко мне пришел? — встретила она меня вопросом.

— Да вот, решил помыться в бане у деда Ерофея.

— Да вижу — так и несет от тебя банным духом.

— А я думал, бабушка, ты не учуешь из-за духа сушеных трав у тебя, — ответил, слегка улыбнувшись.

— Это хорошо, что про травы помнишь. Чувствую, что нонече тебе без них не обойтись.

— А что должно случиться? С чего ты взяла?

— Знаю я. Мальцом ты еще был. Глотнул ты случайно зелья, приготовленного мною для другого. С тех пор в последние дни уходящего года снятся тебе сны тревожные. На перемены в новом году.

— Это всего лишь сны, бабушка Вера. После встречи Нового года они не снятся.

— Так и должно быть. Пока был молодой, сны не вредили тебе.

— Да я как бы и сейчас…

— Давно я тебя не видела, — прервала она. — Постарел, не та хватка. Затем и вызвала, чтобы снять наговор с зелья. Да силы прибавить тебе.

— Сказки все это, бабушка, не верю я в эти ведьмовские штучки.

— Не веришь — и ладно. У кого остановился на ночлег?

— У деда Ерофея.

Далеко за полночь в приютившем меня доме не смолкали беседы о прошлой жизни в деревне. Вспоминали тех, кого уж нет и тех, кого судьба разбросала по разным сторонам. Пелагея довольная ушла к себе в избу, дед Ерофей забрался на печь, справив для меня заранее постель вт горнице.

Каждый год, двадцать первого декабря, незадолго до полуночи меня неумолимо тянуло на свежий воздух. А потом невинная прогулка продолжалась во сне и заканчивалась происшествием. Я попадал под машины, на меня обрушивались комья снега и льда с крыш, я замерзал в проруби, образовавшейся подо мной в трескучий мороз. На меня нападали неизвестные и с жестокостью убивали. С каждой новой прогулкой я учитывал прошлый опыт и уходил все дальше от дома. И в чистом поле, и в дремучем лесу я замерзал или был растерзан зверями.

Сегодня я поломал традицию и не вышел на прогулку. Как же оказывается просто не попасть под влияние рока, преследующего тебя в снах. Дед Ерофей покряхтел на печи и затих. За окном надрывалась метель, я приподнялся с кровати, заглянул в него. И отпрянул. Мне показалось на миг, что кто-то посмотрел на меня через окно нехорошим взглядом. Сквозь узоры на стекле невозможно было догадаться, кто бы это мог быть. Пелагея решила вернуться? Нет — у последних деревенских жителей есть ключи от домов соседей. Так, на всякий случай. Бабушка Вера? Она и по дому еле ходит.

Я наскоро оделся, выглянул на улицу. Свет из сеней выхватил клуб ветра со снегом и чью-то фигуру, удаляющуюся от дома.

— Эй! Кто вы?

Фигура остановилась, посмотрела в мою сторону и продолжила путь во тьму. Я побрел за ней, пытаясь выяснить, кто это и что делает возле дома деда Ерофея. Она остановилась и смотрела в упор, как я приближаюсь. Когда расстояние между нами осталось на вытянутую руку, фигура прыгнула, повалила в снег и оседлала меня, начала наносить тяжелые удары по мне. Это был мужчина — такая силища была в незнакомце. Я барахтался под ним, пытаясь скинуть с себя, несколько раз в ответ ударил его. Но он был сильнее и увёртливее.

Вскоре я почти не сопротивлялся ударам. Мужик соскочил с меня и начал пинать. Он делал это с остервенением, не разбирая, на какую часть тела обрушится его сапог. Сил моих доставало только на то, чтобы прикрывать лицо руками. Глаза застилала кровавая пелена. Мужик приподнял меня за грудки, приблизил свое лицо и прохрипел:

— Вот и встретились.

— Кто ты?

— Я тот, у кого ты выпил его долю.

Перед тем как провалиться в беспамятство, я вспомнил сегодняшние слова бабушки Веры.

Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:

— Кажись, пришел в себя, Верка.

— Теперь с ним все будет в порядке, — послышался в ответ ее голос. — Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.

Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:

— Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.

— Как же он мог слышать, — еле шевелил языком я, — там такая метель…

— А ты и не был там, — ласково ответила она, — тебе приснилось.

— А как же вот это все?.. — показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.

Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.

Отдохнувший, вполне чувствующий прилив сил, я сидел на кровати в накинутом на плечи теплом одеяле. Дед Ерофей, Пелагея и бабушка Вера чаевничали и беседовали о том, о сем.

— Бабушка Вера, может быть ты сейчас расскажешь, что со мной было?

— Было и прошло, — повернувшись ко мне, ответила она. — Да и к чему тебе знать — все равно не веришь.

— Как тут теперь не поверишь, — усмехнулся я, — просто не понимаю…

— Очень он жадный — тот, чье зелье ты в детстве отпил. Ни с кем не хотел делиться своими радостями. Я хотела исправить его эту черту. Но до конца не получилось: кто ж знал, что ты случайно вмешаешься? Так и живет один — ни семьи, ни друзей, — с грустью сказала она. — И вымещает злобу на тебе. Он считает, что из-за тебя у него нет полного счастья. Но, видимо, конец его не далек: желание его убить тебя настолько велико, что через сон пытается физически на тебя воздействовать.

— Туманно все это. А Новый год здесь причем?

— Зелье он должен был выпить под бой курантов. Приготовленное в самую длинную ночь, зелье обладает особенной силой. И обновиться после этого. Кровоподтеки и ссадины на тебе настоящие. Когда Ерофей спрыгнул с печи, подбежал к тебе, то спугнул его. Вернее, его злобу. Но если бы Ерофей не бросился сразу за мной, то ты мог бы замерзнуть. Прямо в постели.

— Спасибо тебе, бабушка Вера. А что дальше?

— Не за что, Сережка. Думаю, тебе больше не будут сниться кошмары. Я дам тебе состав травяного сбора, начинай пить настой из него с двадцатого декабря до наступления нового года. Забудешь или отмахнешься — в следующий раз меня рядом не будет. А больше, кроме меня, никто тебе не поможет. Или…

Бабушка Вера торопливо вышла из избы.

…..

— Уже новый год наступил, — вздохнула Мара.

— Матушка, я не забыл, — с хитрецою посмотрел на нее Морозко и протянул ледяное зеркальце.

Мара всмотрелась в него и увидела, что посреди избы стоит стол, покрытый белой простынью. Вокруг стола не спеша ходит старуха, раскладывает на нем высушенные травы и цветы.

— Ну и что? — сказала Мара.

— А ты досмотри, матушка.

Мара с интересом продолжила смотреть в зеркало. К избе, в которой жила старуха, пробирался сквозь пургу мужик с топором в руках. Лицо его исказили боль и ненависть, губы шевелились и через порывы ветра доносилось:

— Я убью тебя, старая ведьма… Но перед смертью заставлю тебя вернуть мне радость жизни…

А когда он попытался распахнуть дверь, ноги его застыли и он не смог сделать ни шагу. В следующий момент застыли его руки, он опрокинулся навзничь, а рука с топором так и осталась вытянутой вверх. Постепенно оцепенение сковывало его все больше и только изо рта раздавался хрип:

— Я убью, я убью…

Вскоре и губы его застыли.

В избе старуха наклонилась над чаном, окропила лицо водой из него и превратилась в красивую молодую женщину. Она вытянулась на ложе из трав и цветов, сложила руки на груди, закрыла глаза, едва улыбнулась.

Вьюга уже стихла. Неясное солнышко осветило сугроб на крылечке, из которого торчала рука, сжимающая топор.

— Отличная жатва! — похвалила Мара и улыбнулась.

декабрь 2021 г.

4. Кот с планеты Кот

— Ну, чего лезешь под руку, Марсик… — я мягко, но настойчиво пытаюсь спровадить кота с коленей.

Этот хитрюля знает, чем меня достать: размурлыкавшись с самой проникновенной интонацией, кот с независимым видом заползает с коленей на клавиатуру ноутбука, раскладывается на ней так, что морда оказывается на столе.

— Наглота! Брысь отседова!

Какое там… Только кончик хвоста нервно подергивается: мол, кишка тонка — воспитание не позволит… Вот и делай людям, тьфу, ты — котам — добро! Знал бы, что вырастет таким ласкуном да эгоистом — в жизнь бы не подобрал! Ушки Марсика насторожились (мысли читает, что ли?), глаза сузились, хвост замер. Он обиженно спрыгнул на пол и скрылся с глаз долой.

Кот простил, когда я забрался под одеяло и выключил свет. Уткнувшись в меня мордой, Марсик свернулся калачиком рядом. Я ласково потеребил его за ушками и, убаюканный его мурчанием, стал засыпать…

«— Вот скажи, Марсик, что ты все время высматриваешь на ночном небе? — мимоходом спрашиваю его, столбиком сидящего на подоконнике.

— Тебе не понять, Саня.

— Странно: ты говоришь, а я почему-то не удивляюсь.

— Мы в искривленном пространстве, балбес. Сном называется.

— То же мне, кот ученый… И не обзывайся!

— Не задавай глупых вопросов, тогда и… А смотрю я на свою родину.

— Родина в небе? — ехидненько улыбаюсь. — Помнится, в заброшенном доме…

— Не дави на мозоль, Саня! Та развалюха — вынужденное и временное пристанище. И здесь я не навсегда, — кот снисходительно посмотрел на меня, — хотя и по обоюдному согласию.

— Ты так жалобно пищал, так на руки просился…

— Как тут не заплачешь… Как увидел тебя — сердце кровью обливаться стало… — Я стою, воздух ртом хватаю, а кот и усом не ведет, продолжает: — Вот и попался тебе на глаза.

— Так это ты меня пожалел, выходит? Это я шел мимо дрожащий, голодный, грязный и блохастый? Ну, знаешь, Марсик!

— Ты был никому не нужен, как и я.

— А с чего ты взял?

— Да забитый ты какой-то. Я не с первого взгляда вышел и напросился к тебе: ты всегда один.

— А если бы я не любил кошек?

— А ты их и не любил.

— А чего ж я тебя не вышвыриваю на улицу, когда ты достаешь своей назойливостью?

— Потому и не выгоняешь, что боишься остаться один. Ну, любви я и не ждал от такого сухаря… Насчет дружбы с тобой — надо крепко подумать… А жить под одной крышей с тобой, кошкина мать, совсем неплохо…

Тоже мне, матерящийся Цицерон выискался…

— Так что там с небом? — вернулся я к вопросу.

— Звезды, Саня. Там, в созвездии Рыси, моя родина.

— С чего ты взял?

— Мы все оттуда, кто хоть раз побывал котом. Не переживай так сильно, Саня, ты тоже попадешь туда.

— Глупости.

— Глупости у Вольтера.

— Не читал.

— А я читал этого кошконенавистника. Вот поэтому, наверное и досталось мне тяжелое детство в очередной жизни, в образе кота.

Мне становилось веселее от домыслов Марсика. Я пододвинул стул к окну, оперся локтями на подоконник, приготовился слушать:

— Расскажи, как там. Кем был до кота и как попал в созвездие Рыси?

— До кота был аквариумной рыбкой. Недолог рыбий век, однако. Я во всех жизнях за справедливость. А тут такого насмотрелся из семейной жизни человеков — благим матом орать захотелось! Сам понимаешь, Саня, только воду фильтровать могу. Ну, и расплескался не на шутку. Тут меня это жирное, усатое, полосатое чудовище и цапануло.

«Так тебе и надо, правдолюб», — немного позлорадствовал я в душе, а вслух спросил: — А кем еще был, несчастный?

— Э-э-э, Саня, — Марсик слегка стушевался и, не глядя мне в глаза, небрежно ответил, — в одной из жизней был Маргариткой. Ничего противнее не испытывал.

— И что: не так уж плохо быть цветочком и радовать пчел…

— Ну, болван… Я не был цветком, Саня, а был женщиной по имени Рита! А Маргариткой меня называли все, с кем приходилось встречаться.

— А тебе не понравилось? — заливался я смехом.

— Моя сущность хочет сметаны до отвала кушать, а ее плоть хочет фигуру сохранять. Когнитивный диссонанс, Саня. И в остальном… не понимаю женскую натуру. Я ведь как: захотелось мне что-то как мужчине, так в лоб и действую. А эти ужимки, чувствования…

— А взял, да и действовал бы прямолинейно…

— Я попробовал. И стал проституткой. Хорошо, Саня, что кошкам неведомы те извращения и унижения, которые практикуют люди.

— Да вам, кошкам, просто завидно, что не можете вот так, с выдумкой любить.

— Единственным мерилом страсти, Саня, я считаю экстаз. Любовь самодостаточна и ей ухищрения не нужны.

Я с сомнением покачал головой.

— А что, на Коте живут одни кошки? — продолжил вопросы.

— Глупее ничего не мог спросить, Саня? Как может домашняя кошка обходиться без человека?! Сам подумай: у кошачьей семьи есть дом. А кто его содержать, убирать будет? Кто будет нас гладить, готовить нам пищу? Конечно, там люди есть, но относятся к ним настороженно.

— Почему?

— Считается, что у этой популяции земных существ слишком много глупого ума.

— Марсик, не хами!

— Ты, Саня, меня своей обидчивостью оскорбляешь…

— Ладно, замяли.

Кот примирительно мурлыкнул, продолжил:

— Вы, люди, все делаете на Коте тоже самое, что и на Земле.

— А в чем разница?

— На Коте — высокоорганизованное общество, в отличие от Земли.

— Интересно, продолжай…

— Давно изучено и доказано Академией наук планеты Кот, что самыми приспособленными организмами во Вселенной для ухода за кошками являются человеки.

— Это почему же? Потому что для ухода за высшим интеллектом, носителем которого ты считаешь кошек, нужны носители глупого ума — люди?

— Да… теория и в этом случае подтверждается… — печально вздохнул кот. — Для того, чтобы ухаживать за кошками, кормить и выполнять их прихоти, нужны физиология и эмоции, как у людей. А ума особого и не нужно. Теперь-то понял, Саня? — назидательно добавил он.

— Как не понять, Марсик: пнул кота — значит, в одной из последующих жизней станешь котом на Земле и испытаешь на себе все прелести участи бомжа.

— Ну, наконец-то, дошло… Пожалуй, я поменяю отношение к дружбе с тобой в позитивную сторону…

Мне почему-то ужасно захотелось, чтобы мой Марсик (или я в собственности у него?), чтобы он поменял, обязательно поменял и обязательно в лучшую сторону мнение обо мне».

Я вырубил будильник. Кот лежал на подоконнике и наблюдал за мной. После завтрака я взял его на руки, прижал к себе:

— Ну и хитрюля… — я ласково боднул его в голову. — Рассказать во сне, что ждет меня, если я его обижу… Да я не могу уже без тебя… Да я жизнь за тебя… Да я…

Усевшись за ноутбук, положил кота на колени и начал открывать файлы. Марсик недовольно муркнул, просочился между рук и разлегся на клавиатуре. Я рассмеялся во весь голос. Затем прошел на кухню, выудил из холодильника каких-то кошачьих вкусняшек, предложил Марсику угоститься ими. Кот с достоинством сожрал еду и довольный запрыгнул на окно.

октябрь 2022 г.

5. Миражи из будущего

Тридцать пять миллионов лет назад

Многотонный болид приблизился к Земле со стороны Магелланова облака. Со скоростью шестьдесят километров в секунду метеорит врезался в плотные слои атмосферы, образовал воронку диаметром в восемьдесят пять километров и глубиной в один километр триста метров. Все сущее взметнулось ввысь, покрыло пеплом, пылью и обломками площадь в десять миллионов квадратных километров. Столь мощный привет из Космоса привел в движение тектонические плиты и часть суши Северной Америки ушла под воду. Атлантика пополнилась новыми проливами, заливами и островами.

Середина пятнадцатого века, Италия

Монах Федерико Мартелли отстоял мессу в одном из костелов Болоньи, занял место в кабинке для отпущения грехов. Сквозь решетчатую перегородку он заметил, как в кабинку для исповеди зашел человек в черном плаще. Угольки глаз рассказчика неотрывно смотрели на монаха, а рассказ настолько впечатлил, что Мартелли как бы воочию увидел предстоящий катаклизм природы.

— В чем же твое покаяние, сын Божий? — тихо спросил монах.

— Если я не успею предупредить о своем знании предстоящей беды — поздно будет каяться, — сказал человек и вышел из кабинки.

Мартелли вернулся в монастырскую келью и всю ночь высчитывал время наступления катаклизма в той части планеты, о которой рассказал неведомый ему человек. В свою книгу предсказаний он много записывал подобных откровений. Но можно ли доверять им, произнесенных устами странных людей — истинно только Слово Божье. Под исповедью монах подписался как Раньо Неро (Черный Паук — прим. автора).

Голландия — Россия, семнадцатый-восемнадцатый века

Молодой цесаревич Петр уразумел наконец-то крепление руля на корме и постиг взаимосвязь оснОвного стояка из бруса с килем. На радостях он прямо с Амстердамской верфи прогнал Сашку Меньшикова подготовить ассамблею по этому поводу. И обязательно с местной кухней в дань уважения стране, в которой научился искусству кораблестроения. Бал прошел с «упоительным» размахом. На нем и распробовал будущий царь картошку. Петр затарился семенами картофеля, притаранил их в Россию и наказал царственным потомкам всемерно разводить в России эту культуру.

Спустя десятилетия Николай 1 вспомнил о завете Петра 1 в аккурат на Рождество 1841 года, когда запахло крестьянскими бунтами. Упреждая их, царь издал указ, по которому уже со следующей весны всем помещикам, крестьянам и на церковных землях предписывалось засаживать картофелем не менее десятины аграрной площади.

А бунт все-таки случился, который впоследствии назвали «картофельным».

На рождественский пир случайно затесался пермский губернатор, который и подслушал о готовящемся указе. Выслуживаясь перед начальством, он — ноги в руки и — стремглав в свою вотчину. Дома губернатор собрал переписчиков и те разослали по всем волостям и уездам бумаги, по которым нужно засаживать поля и огороды не по десятине, а по осьминнику. Попы от митрополитов также получили вводную и на проповедях пели: «Иван Креститель в пустыне картошкой питался, пресвята богородица картошку завсегда садила, Христос с малых лет огороды копал. Сади, православны, картошку, на земле от нее польза, на том свете награда».

Знамо дело, что у крестьян семян картофеля не было. Они и спросили беглого каторжника: научи, как быть. И по научению тому крестьяне прорубали на реке две дыры рядом, на вожжах протаскивали из одной в другую попов, еще раз уточняли: правда ли, что царский указ настоящий? Не все из служителей церкви выжили. А по кержацкой долюшке смутьянами объявили крестьян, коих и прогнали каждого десятого через строй с шомполами. Не каждый из них остался в здравии. А когда выяснили, что зачинателем бесчинств в пермском крае был губернатор, то схоронили его от людской расправы, назначив сенатором.

Наши дни, Вашингтон, США

Президент обвел Овальный кабинет взглядом и остановился на главе корпорации «Atlantis West Management»:

— Уильямс, сколько еще будут преследовать катастрофы Восточное побережье страны?

Уильямс Форест холодно посмотрел на главу Белого дома, отчетливо произнес:

— Господин Президент, мои предшественники на этом посту и я неоднократно докладывали об активизации тектонических плит в районе Ново-Мадридского разлома. После разрушения моста в 2007 году в верховьях реки Миссисипи из-за подземных толчков, нами было выделено обоснование, по которому все административные здания, объекты федерального значения, транспортные артерии и путепроводы проектировались бы с утроенным коэффициентом крутящего момента.

— Черт возьми, Уильямс! Вы сможете сказать, когда произойдет урегулирование опасности? В Иллинойсе и Кентукки люди в панике от постоянно нарастающего гула земли! Они начинают покидать насиженные места из-за возможности большого взрыва! Демографический спад от Хьюстона до Чикаго и Новой Англии приводит восточные штаты к экономическому коллапсу. Что и когда?

Форест поднялся, подошел вплотную к хозяину Белого дома, отчеканил:

— Господин Президент, никто не может точно сказать, когда произойдет разрыв Ново-Мадридского разлома. По нашим исследованиям это произойдет в ближайшие сорок лет. Но реакции природы непредсказуемы из-за результатов деятельности человечества: войны и техногенные катастрофы могут спровоцировать ускоренное движение тектонических пород. В результате вулканических взрывов нами прогнозируется возникновение цунами, которое обогнет планету как минимум два раза. Все восточное побережье США полностью смоет и останется под водой. Североамериканский континент от Канады с Аляской до пролива Святого Лаврентия сдвинется в Тихий Океан. Высота волны в эпицентре возникновения цунами может достигать пятидесяти метров.

После длительного раздумья Президент выдавил:

— Как получить более точные данные?

— Нужно снарядить батискаф для исследования рельефа дна.

— Но у вас есть такой батискаф.

— Нужен с глубиной погружения не менее одного километра.

— А на какой максимальной глубине может работать прежний?

— При последнем погружении нам удалось взять образцы с глубины шестьсот пятьдесят метров. Этого недостаточно для данных.

— Подготовьте смету и готовьте команду глубоководников. Справьтесь в Секретариате Белого дома, когда вам необходимо выступить перед конгрессменами, чтобы они одобрили финансирование проекта.

США, штат Луизиана, Новый Орлеан, Центр подготовки водолазов

— Тренировки закончены, — объявил сержант Страйк. — Все в душ и на контрольное медицинское обследование. Сегодня отдых, а завтра выход в море. Рекомендую сразу после ужина разойтись по своим номерам.

— Каждый раз одно и тоже, — недовольно прошептал кучерявый парень со смуглой кожей. — А попробуй, не последуй его совету — кулаком в зубы.

— Раньо Мартелли чем-то недоволен? — возник рядом с ним сержант.

— О, сержант Страйк, все в порядке! — как можно шире улыбнулся тот.

— Последняя имплантация зубов нам дорого обошлась, — также широко улыбнулся сержант в ответ. — Учтите, что после выполнения задания вы какой-то суммы не досчитаетесь в своем жалованье.

— Это такое необычное сочетание: зубодробитель и бухгалтер в одном лице… — покосился Мартелли на сжатые кулаки Страйка.

— Вы удивились бы еще больше, узнав, сколько у меня других достоинств, — Страйк ослепил его такой улыбкой, что Мартелли стало не по себе.

Франсуа Литтл попал в отряд не случайно. Он внешне никак не походил на лихого мачо: нарочитая утонченность во взгляде и движениях выдавали в нем вымуштрованную аристократичность плебса. История бесконечной эмиграции семьи: в начале двадцатого века семья Меньшиковых сбежала из России во Францию, затем — в США из-за Второй мировой. Теперь Меньшиков последний бежал от скуки. Его непостижимая выносливость открыла путь в команду водолазов.

Русский эмигрант из семьи священнослужителей Никита Пермяков покорил внимание Уильямса Фореста нелюдимостью, аскетизмом в быту, послушанием. При водных испытаниях на выживаемость легкая тень досады отображалась на лице Пермякова. Редко можно было услышать от него «да» или «нет». Обычно он объяснялся кивком головы.

Четвертый сокомандник был сдержанным, рассудительным, сильным и ловким. За его внешне простыми ответами чувствовалось, что он знает гораздо больше, чем говорит. Но весь его вид показывал, что он глубоко сожалеет, что не может рассказать всё. Вопрос «почему?» всегда приводил его в замешательство: «Это же так очевидно… Неужели вам всем непонятно?..» Однажды сержант Страйк потрепал его по щеке, спросил:

— А что должно быть понятно этим мокрым курицам, мистер Блэк?

На что четвертый по-особенному посмотрел угольками глаз на сержанта, затем поочередно на остальных и вопрос «почему?» больше никогда не задавался в его адрес.

Все беспрекословно следовали самым незначительным, порой бессмысленным советам сержанта Страйка. Потому что с глубины можно и не вернуться.

Из Нового Орлеана экипаж доставили в дельту Миссиссипи и перегрузили на огромный китобойный сейнер. В Мексиканском Заливе батискаф осторожно опустили на километровую глубину, где он медленно перемещался, пока не нашлась подходящая платформа для десанта. Сержант Страйк руководил экспедицией из капитанского отсека и следил за передвижениями водолазов по мониторам.

Свет прожекторов выхватывал из черноты моря обломки, скальные породы. Сержант поручил итальянцу таскать мешок, в который складывали образцы остальные водолазы. Щупы с подсветкой помогали тщательнее отбирать материал для исследований.

— Мартелли, сколько еще осталось собрать образцов до нормы? — послышался голос Страйка в гермошлемах.

— Килограмм сорок или пятьдесят, сержант: трудно определить на вес из-за высокой плотности воды.

— С сейнера сообщили, что эхолокация зафиксировала прохождение большого тела в нашу сторону. Будьте наготове. Мартелли и Литтл продолжайте собирать образцы, Блэк и Пермяков приготовьтесь к встрече с объектом.

Основой для изготовления скафандров стала ткань из стеклостали. По прочности она не имели аналогов. Но то, что увидели Блэк и Пермяков, когда морское чудовище по виду похожее на акулу разверзло пасть, вселило в них неуверенность за свои жизни. Хищник смотрел на них огромными глазами и решал, стоит ли атаковать непонятные движущиеся тела — запаха плоти он не учуял, но стравливаемые пузыри воздуха указывали, что перед ним живность.

Морской зверь начал медленно кружить вокруг, постепенно набирал скорость. Круги становились все шире, пока хищник не исчез из вида. Водолазы подтянулись к люку батискафа и требовали опустить трап. Страйк молчал. Блэк достал импульсатор, приставил к корпусу судна, нажал на спуск несколько раз — тишина. Тогда остальные члены команды приставили к люку свои импульсаторы и одновременно нажали на спуски.

— Вы совсем спятили?! — послышался рев Страйка в гермошлемах. — С таким оружием не можете справиться с одной полудохлой рыбешкой?

— Открывай, Страйк! — требовала команда.

Люк стал медленно открываться и когда его верх соприкоснулся с грунтом, Страйк скомандовал:

— Первым поднимается Мартелли с образцами, вторым — Литтл, затем — Пермяков, последним — Блэк.

Никто не увидел, как на огромной скорости налетелочудовище и молниеносным движением выхватило Блэка. Муть красноватого цвета перед стеклом гермошлема заставила Пермякова обернуться. Хищник перетер тело Блэка несколькими рядами челюстей, расположенных вверху и внизу пасти. Пермяков застыл, а животное, обезумев от крови, кинулось к нему.

— Литтл, — кричал Страйк, — помоги третьему!

Франсуа успел дернуть сокомандника на себя до того момента, пока зверь не успел захлопнуть пасть.

Литтл затащил Пермякова на трап. Чудовище неистовствовало и пыталось просунуть морду в закрывающийся люк. Очнувшийся Пермяков и Литтл несколько раз доставали его импульсаторами — зверь извивался под мощными разрядами и становился еще злее. Удары по корпусу батискафа становились чаще.

Страйк связался с сейнером и переслал точную навигацию. Одновременно он постепенно ослаблял магнитное поле и судно стало медленно подниматься. Удары прекратились. Команда с облегчением вздохнула. Резкий толчок снизу подтолкнул батискаф — никто не удержался в креслах. Послышался тоненький свист, который усиливался. Дышать становилось труднее. Приборы контроля и ревизии показали пробой обшивки, вследствие чего воздух начал выходить из батискафа.

— Эта нечисть всё-таки задела Пермякова, — смотрел на его побагровевшую кожу Страйк. — Так, Мартелли, остаешься с ним, вкалываешь антибиотики, а Литтл идешь со мной.

Страйк взял тюбики с композитным пластификаторам и рулон скреп-материи, изнаночная поверхность которой усеяна шипами, а Литтлу сунул в руки плавиваль. Затем они спустились в донный отсек и нашли небольшую трещину, через которую со свистом врывалась вода.

— Я заполню протечку пластификатором, а ты сразу же ровным слоем раскатай смесь, пока она не схватилась. Затем на этот участок наплавим скреп-материю. Справишься?

— Нас учили этому.

Когда Литтл закончил работу, а Страйк раскатал заплату, мощный удар по корпусу в место ремонта опрокинул их. Вздутие на корпусе не разошлось из-за того, что лонжероны устояли и пластификатор успел сцепить края трещины.

— Литтл, включай плавиваль — следующего удара смесь не выдержит!

Шипы скреп-материи под направленным мощным нагревом впаялись в обшивку, но Страйк для верности сверху положил накрест еще заплату.

Сорок лет спустя, швейцарские Альпы

— Отец, я устал. Долго нам еще подниматься? — паренек лет семнадцати оперся на лыжные палки.

— Мы пришли. За этим небольшим подъемом небольшая площадка, а на ней — уютный шале, — человек в черном комбинезоне слегка улыбнулся и продолжил подъем.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил юноша, когда они скинули лыжи и вошли в дом.

— Затем, чтобы увидеть будущее — только здесь с первыми лучами солнца я вижу миражи из него. Правда, они немного искажают картинку из-за кривизны времени и пространства. Но в целом точны. Погрешность составляет десятки, сотни лет по времени и сотни километров на расстояние.

— Но это же пустяки!

— Для нас с тобой — да. А для людей — нет.

— Ты всю дорогу рассказывал про водолазов. Что с ними стало?

— Пермяков излечился от раны. Он набрал в Перу семян картофеля и разводит его в предгорьях Арарата. Считает, это место спасло человечество от Всемирного Потопа — убережет и «второй хлеб». Литтл вернулся во Францию, оттуда — в Россию. Но ему везде не нравится. Недавно прибыл в Антарктиду, а больше ему и некуда. Страйк подвизался залатать Ново-Мадридский разлом. Пока пластификатор и скреп-материя справляются. Мартелли украл несколько килограммов тектитов из собранных образцов, изготавливает обереги в виде черных пауков и заработал на этом состояние. Сейчас снаряжает экспедицию, но из нее не вернется. При следующей встрече с морским чудовищем он погибнет. А теперь отдыхать, чтобы не пропустить миражи из будущего.

— Жаль Блэка, Отец.

— А мне — нет. Блэк — это прошлое, а мы — настоящее и будущее.

ноябрь 2022 г.

6. Ведьмина новогодняя традиция

— Бабушка, а ты расскажешь мне сегодня сказку?

— Внученька, все добрые сказки закончились, а повторяться я не люблю.

— Клёво, бабуленька, я хочу такую сказку, чтобы глаз не сомкнуть.

— Ты правда спать не хочешь, Мариночка?

— Какой тут, нахрен, сон? Петька уже неделю на звонки не отвечает — подруги уже стебаться надо мной стали. А он, сучонок, из головы не лезет. Архив поклонников уже переполнен…

Бабушка странно посмотрела на внучку, решая: открыться ли этой вертихвостке сразу или погодить пару годочков? Всё-таки, думала она, девице намедни семнадцать годочков шумно брякнуло, вполне зрелая дамочка даже для моего незапамятного детства. А как соплива ещё в любви! Ладно, расскажу ей правду — пусть думает сама, чему верить. И как потом поступить.

— Деточка, тебе пострашнее рассказать, или как у кингов со спилбергами?

— Бабуля, я, чё, детский сад? Мне нужна такая, чтобы Петька из головы на раз вылетел и больше не влетал!

— Будет тебе, деточка, рассказик об одной древней новогодней традиции, страшной и хорошей.

— Хм, интересно, обычно новогодние традиции все веселые, праздничные… — Марина замолчала. Затем, иронично взглянув на бабушку, спросила: — Мне вечера дождаться и свет выключить?

Бабушка пристально посмотрела на нее, отчего у той пробежал неприятный холодок по спине. Затем подошла, крепко сжала её за плечи, встряхнула, чужим твердым голосом ответила:

— Зачем, внученька, такие сложности? В любое время, когда оно у тебя появится.

Марину охватила мимолетная дрожь от смутного беспокойства. Едва она высвободилась из рук бабушки, её охватило незнакомое чувство полного бесстрашия ко всему окружающему миру: предметам, людям, чувствам. Повинуясь внутренней потребности выслушать, она спросила:

— Что я должна сделать, чтобы проникнуться твоим рассказом?

— Пригласи Петю, пусть и он послушает. И ещё: рассказать я вам должна незадолго до праздника. Наводи мосты с Петей и приводи его в гости.

Прошло некоторое время, новогодние праздники приближались — всё шло своим порядком и вроде, как бы не было того разговора. В один из вечеров Марина привела Петю домой. Они весь вечер смеялись, тараторили о студенческой жизни, украдкой целовались и обнимались. На ночь Петя остался с ней.

Утром счастливая девушка впорхнула на кухню и подшутила над бабушкой:

— Нам так с Петькой было хорошо, что никакие твои сказки не страшны будут. Помнишь, ты обещала рассказать о какой-то новогодней ужасной традиции?

— Как не помнить, помню — это мой долг перед тобой, — ответила бабушка.

— Какой еще долг? Хорошо, мы выйдем на кухню позавтракать — валяй, рассказывай.

Немного смущаясь, появился Петя, поздоровался с бабушкой, скромно уселся за стол. Она окинула его цепким взглядом, решила про себя: «Хороший экземплярчик, сгодится". Прибежала внучка, пристроилась рядом с Петей. Бабушка заставила стол бутербродами, печеньем, конфетами. Разложила в розетки варенье, разлила по чашкам чай. Вышла на минутку из кухни. Она стояла за дверями и прислушивалась, о чём балабосит молодёжь.

— Петь, давай, налегай. Чего стесняешься, — запивая бутерброды чаем, показывала пример Марина. — Домой до первой пары всё равно не успеешь забежать — не будешь же весь день ходить голодным.

Петя улыбнулся, осмелел и начал с охотой уплетать бутерброды:

— У, как вкусно! — разгоняя аппетит, нахваливал он. — Какой необычный вкус у чая.

— Ничего особенного, — пожала она плечами, — мы всё время с бабушкой такой пьём.

Оба рассмеялись и продолжили завтракать, строили планы на вечер.

Теперь в самый раз, решила бабушка и вернулась на кухню:

— А давайте-ка я вам расскажу одну историю об одной древней новогодней традиции.

— А, да, Петя! Помнишь, я тебе вчера говорила, что бабушка обещала рассказать страшную историю? — Марина округлила глаза, растопырила пальцы и с криком «А-а-а…» сделала движение к Пете. Он от неожиданности отпрянул и на миг ему показалось, что это не девушка перед ним, а женщина с искаженным от злобы лицом.

Оправившись от мимолётного испуга, Петя через силу улыбнулся, взглянул на бабушку и не очень уверенно согласился:

— Помню, милая. Теперь домой не нужно заходить — можно и послушать.

— Вы, ребятки, пейте чаёк, не спешите, да внимательно слушайте. А ты, — обратилась бабушка к внучке, — не пугай больше молодого человека, а то без жениха останешься.

Бабушка улыбнулась, поправила тканую сидушку на стуле, присела, внимательно посмотрела на гостя.

Петя приобнял рукой Марину, встретился с взглядом бабушки и на него накатила волна жара. Опять ему почудилось — или нет? — что перед ним сидит не добрая бабушка, а старуха с всклокоченной шерстью на голове вместо волос. Она смотрела в него, уголки губ слегка подергивались, ноздри судорожно расширялись от прерывистого дыхания. Петя зажмурился, встряхнул головой, открыл глаза — бабушка ласково смотрела на него, разливала чай, а Марина прижалась головой к его плечу.

— Всё нормально? — мягко спросила его бабушка. — На, вот, выпей ещё чайку, взбодрись.

— Да что-то мне мерещиться стало… Я, наверное, всё-таки пойду.

— Мариночка, — укоризненно проговорила бабушка, — вот, испугала гостя.

— А что я? Подумаешь… — девушка плотнее прижалась к Пете.

— Всё хорошо, — начал успокаиваться Петя, чуть подрагивающими пальцами пододвинул чашку себе, отпил, — ну, рассказывайте свою страшную историю.

— Этот обычай, — начала бабушка рассказ, — зародился так давно, что сохранился только в преданиях посвященных в него людей.

— Бабушка, выходит, раз ты рассказываешь, то тоже в обычай посвящена? — Марина отпила из чашки, приготовилась слушать.

— Дети, дослушайте до конца, не мешайте рассказывать. В конце всё узнаете.

«Молодая девушка, совсем дитя, торопилась добраться до скалы затемно — сегодня предстояла самая длинная ночь в году. Начинался дождь. Сильный холодный ветер ломал ветки, подымал листья и песок с земли, порывами швырял их ей в лицо. Она защищалась руками, заодно вытирая лицо от капель дождя. Сил противостоять стихии придавало то, что впереди её ждал очаг, еда, шкуры, свет от факельного огня в пещере. Сзади послышалось прерывистое дыхание, треск сучьев от тяжелой поступи. Кто-то неумолимо настигал её.

Девушка боялась оглянуться, торопилась ещё больше, из-за чего падала, поднималась и снова падала. Незнакомец догнал её, когда она в очередной раз упала и ей не хватило сил продолжить путь. Он встал над ней, загородив собой отблески исчезающего зарева.

— Не бойся. Кто ты? — сказал он грубым низким голосом. — Где твоя хижина? Я помогу тебе добраться до неё.

— Т-там, — не смея поднять глаза, указала она рукой в сторону скалы, — т-тут, с-совсем ряд-дом.

Он взял её на руки, понёс и вскоре они были в пещере. Девушка так и не смогла взглянуть на него. Он разжег очаг, подпалил факел, положил её на деревянный настил под шкурами, укрыл мягкой шкурой. Её бил мелкий озноб, но когда пещера начала прогреваться — уверенность стала возвращаться к ней. Она чуть размежила веки и увидела огромного, сильного человека, подбрасывающего хворост в очаг. Искры облачком взметнулись вверх и тут же исчезли в клубе дыма. Он заметил, что она наблюдает за ним, подошёл и стал её рассматривать. Хрупкая, почти девочка, с подергивающимися ресницами, она влекла его воображение. Он хотел её и боялся причинить ей боль.

— Пить, — чуть слышно попросила она.

Он подошёл к небольшой каменной нише в стене, взял ступку, выдолбленную из дерева, отхлебнул из нее сам, затем передал девушке.

Она сделала несколько глотков, лицо её порозовело и спросила:

— Кто ты и как здесь очутился?

— Я воин, был им. Теперь охотник. Моё племя погибло в сражении с другим племенем. Ты позволишь мне остановиться у тебя?

— Нет! — вскрикнула девушка. — Мне нельзя, я… я… не могу ни с кем жить…

— Ты боишься?

— Д-да… нет… не знаю. Но тебе нельзя тут быть, никому нельзя.

— Я тебя буду защищать. И тебе не надо будет больше заботиться о хворосте и еде.

Девушка молчала: было видно, что она с трудом на что-то решается. Наконец, она сказала:

— Хорошо, оставайся, но я не знаю, что дальше произойдет.

Охотник сел рядом, развернул её к себе и решительно взглянул ей в глаза. На мгновение в голове его помутилось и он увидел перед собой красивую, с зовущим взглядом женщину. Она была так пленительно хороша, что он уже больше не сдерживался. Вскоре, обессиленный, охотник провалился в глубокий сон. Он просыпался мучительно долго. Что-то не давало двигаться рукам и ногам. Он открыл глаза, увидел себя привязанным за запястья и лодыжки прочными путами. Девушка стояла перед очагом и нагревала на огне нож.

— Что ты делаешь? Развяжи меня! — он пытался вырваться из пут, но узлы на веревках только туже затягивались.

— Ты первый из мужчин, который переступил порог девственной ведьмы. Ты зародил во мне новую жизнь. Ты должен умереть!

— Но почему?

— Чтобы новая ведьмочка, зачатая тобой, обрела силу — нужна кровь. Твоя кровь. Ты ведь хочешь, чтобы твоя дочь выросла красивой и здоровой? Хочешь, хочешь… я вижу это по твоим глазам…»

Бабушка остановилась, сделала глоток из чашки, наблюдала, какое впечатление производит рассказ на молодых людей. Внучка поежилась, плотнее прижалась к плечу Пети. Она с тревогой стала припоминать, что отца у ней никогда не было. Что на все расспросы о нем, мать с бабушкой отмахивались и говорили, что он их бросил. Она как завороженная слушала неспешный рассказ и боялась. Не только перебить бабушку, даже подумать, о чём смутно начала догадываться. Петя чуть склонил голову и беззвучно что-то шептал. Бабушка поставила чашку, продолжила:

«Девушка подошла к охотнику и занесла над ним нож. Он смотрел на неё и не мог отвести глаз от этой колдовской красоты. Чем дольше он смотрел в её глаза, тем глубже погружалось его сознание в этот бездонный взгляд, полный очарования. Он уже хотел утонуть и сгинуть в нем. Девушка резко опустила руку и нож воткнулся ему в глаз.

— Будь ты проклята и все твои поколения! — разнесся вой из пещеры и многократно отразился от камней и скал. Она выдернула нож и сразу же вонзила его в другой глаз.

Он извивался на топчане, не в силах вырваться из пут. Сдавленное рычание из глотки стало затихать и прекратилось.

— Ты не хочешь мне ещё что-то пожелать? Напоследок? — спокойно спросила она.

— Делай своё дело и знай, что отныне все ведьмины потомки будут стоять перед выбором между любовью и продолжением рода.

Страшная гримаса исказила лицо девушки. Она вмиг превратилась в старуху с всклокоченной шерстью на голове вместо волос, затряслась и в бешенстве воткнула нож в сердце охотника».

Бабушка отпила из чашки. Петя смотрел на неё глазами, полными ужаса.

— Н-нет, н-не… этого не может быть. Этого не может быть! Скажи, — схватил он подругу за руку, — скажи, что это всего лишь легенда, никакая не традиция. А вы, а вы, пожилой человек, как вы можете такое рассказывать…

Марина печально смотрела на друга. В её глазах стояли слёзы. Она знала, что ей предстоить сделать. Она влюбилась в Петю, но выбор ей не подвластен. Марина умоляюще посмотрела на бабушку в надежде, что можно как-то это всё отменить, сделать не так, что есть какая-то брешь в традиции… Бабушка покачала головой — нет.

— А какое сегодня число? — обрадовавшись вероятной возможности отменить традицию, спросила девушка.

— Д-двадцать в-второе д-декабря… к-как в легенде, — прошептал Петя.

Ребята переглянулись, а когда повернулись к бабушке, то увидели, что её нет на кухне. На столе лежал нож, которого внучка никогда прежде не видела, но который оба признали за нож из рассказа. Они смотрели на него как завороженные. Внучка начала еле слышно шептать и наконец Петя стал различать её слова:

— Я не хочу, я не хочу тебя убивать, — повторяла она все громче.

— Что ты, что ты, успокойся, давай, уйдём отсюда… — прижал он Марину к себе и осторожно поцеловал ее в глаза.

— Куда это вы собрались? — послышался голос бабушки. — Поздно что-то менять. Обычаи возвращаются! — неожиданно громко и властно сказала она.

Ребята оглянулись и увидели перед собой женщину с колдовской красотой вместо бабушки.

— Не бойся, Петя, — сказала она, всё глубже проникая взглядом в его сознание, — ты ведь хочешь, чтобы твоя дочь росла красивой и здоровой? Вижу, что хочешь… хочешь…

Он уже желал умереть, но только оставаясь в плену её воли.

— Значит, мой папа жив? — Марина пыталась вопросом отвлечь женщину.

— Да, Марина, жив. Он не подпал под одно из главных условий традиции — в ночь с двадцать первого на двадцать второе декабря. Где он — мы не знаем. Так лучше для него.

— Неужели ничего нельзя изменить? — в словах Марины слышалось отчаяние.

— Тьма возникла раньше Света. И Тьма позаботилась о том, чтобы Свет не стал слишком ярким. Тьме нужны в помощь хтонические силы. И мы, ведьмы, к ним относимся, — ответила женщина голосом бабушки.

— Но я не хочу-у-у!.. — закричала Марина.

— На нас наложено проклятье силой, равной нам. Никто его не может снять.

— Кем же был этот воин? — тихо спросил Петя.

«Охотник сделал последний судорожный глоток воздуха. Из обезображенных глазниц поднялась чёрная дымка, которая начала загустевать и постепенно превратилась в вязкую, слизкую черную массу. Комок подплыл к ведьме и начал затекать в неё через ноздри. Она пыталась помешать ему, но слизь расплывалась меж пальцев, собиралась в носу и проникала всё глубже, пока полностью не исчезла в ней. Ведьма опустилась рядом с трупом, ласково потеребила его волосы и заплакала».

— Теперь вы услышали всё, — сказала женщина. — Охотник потому и выжил один из всего племени, что был колдуном. Люби, убивая — таково наше проклятие. Такова традиция ведьминого Нового года. И сегодня вы её совершите.

Марина подошла к Пете. Слёзы катились по ее лицу. Она обняла его, поцеловала:

— Я всегда буду любить тебя, милый мой… — затем взяла нож и, глядя ему в глаза, вскинула руку, а после резким движением вонзила нож в себя.

— Не-е-ет!.. — не успел он остановить её.

Петя вынес ее на руках из кухни, осторожно положил на диван. С невидящими от слез глазами он опустился рядом на колени и, держа в ладонях ее руку, повторял:

— Зачем? Зачем?

Сзади послышались резкие звуки, сдавленные стоны. Он повернулся на шум и увидел женщину, которая корчилась в судорогах. С каждым движением она менялась, становясь то молодой, то старой, то красивой, то безобразной, пока не стала бабушкой. А из раны на груди Марины поднялось черное облачко, которое начало загустевать и превратилось в черный, склизкий сгусток. Масса подплыла к Пете и затекла в него через нос. Он вскочил и опрометью выскочил из квартиры.

— Что ты наделала, девочка… — прошептала бабушка. Слёзы катились по её лицу.

— Где он, что с ним? — прошептала умирающая внучка.

— Ты отпустила зло…

декабрь 2019 г.

7. Ловелас-склеротик

Владик Мурёнкин всегда не улыбался. Вроде бы с пеленок и до тридцати одного года с лишним жизнь не показывала ему кукишей, не ставила подножек. Что человеку надо еще, когда женщины не прочь провести с ним вечер, а некоторые из них согласны слепить с ним семейный очаг. Когда соседи, знакомые желают здравия при встрече и наверное не держат булыжников в карманах.

Но лицо Владика Мурёнкина лишено эмоций в ответ на приветливые слова и улыбки.

Все продолжали общаться и улыбаться. Потому что Владик никому плохого ничего не сделал и по всему было видно, что не сделает. Все считали, что он вполне себе радостный по натуре человек, что просто при его рождении природа отвлеклась на миг и оставила на лице Владика маску бесстрастного созерцателя.

Мурёнкин же объяснял свою неулыбчивость так:

— Хорошие мои, а зачем улыбаться? Я попробовал один раз перед зеркалом — себя испугался. А что с вами будет, когда увидите? Не уговаривайте меня.

— А ты улыбнись, не разжимая губ, — советовали ему.

— Так тоже попробовал, — отвечал Владик, — смерть зарыдала в голос.

Одна подружка поинтересовалась у другой:

— Катюсик, как ты проводишь столько времени с Мурёнкиным? Знаешь, я провела с ним вечер и — ни-ни больше!

— Всего один? — изумилась та.

— Второй не считается, солнышко. Я пришла к нему радостная, возбужденная, надеясь, что развеселю его.

— Да, Дарюсик, это ты умеешь после принятия килограмма…

— Да трезвою я была, подруга. Он пропустил в квартиру, помог раздеться, усадил меня перед телевизором, а сам пошел под душ. Я как дура полчаса смотрела новости, не выдержала, заглянула в ванную.

— И что? — с напускным равнодушием спросила Катюсик.

— Представляешь, вода льется, а Мурёнкина там нет!

— Не знаю, что и подумать, Дарюсик…

— Он был у соседа по лестничной площадке, Катюся!

— Ну, наверное, какой-то резон у Владика появился на тот момент… — снисходительно улыбнулась подружка. — А зачем он к нему ходил?

— Сказал, что пока подмывался — именно так и сказал! — вспомнил, что у него кончилась заварка. И подает мне несколько чайных пакетиков, типа, чтоб я чай приготовила…

— А ты что?

— Молча одеваюсь, сама чуть не реву…

— А он?

— Искренне так говорит: «Спасибо, Дарья Николаевна, что пришли. Буду рад, если заглянете ко мне, когда захотите — вдруг что вспомню еще…»

— Хам, — бросила Катюсик. — Как раз на завтра договорились встретиться у него дома… Может быть не ходить?

— Думаю, не хам он, подруга. А просто Владика никто не научил манерам. А мне такие не подходят. А ты сходи, развлекись… Кстати, сколько раз вы уже встречались, Катюсик?

— Четыре, счастливая ты моя… — мне тоже не по себе от его будничной вежливости. Но как мужчина, признаюсь, Владик вполне…

— Искренне желаю ему во время ваших встреч непроходимого склероза. Пока-пока.

— Бывай, подруга…

Владик Мурёнкин никак не мог вспомнить, каким образом у него в квартире оказались трусики. Он взял распечатанную упаковку сахара и пошел к соседу пить чай. В прихожей он оставил пачку с песком на тумбочке, прошел на кухню. Сосед плеснул ему кипяток в кружку с чайным пакетиком и оставил одного. Сахарница соседа оказалась пустой и Владик пошел к себе за сахаром. Дома сахара тоже он не обнаружил, хотя ему помнилось, что вот совсем сейчас он держал его в руках. Он набрал номер:

— Добрый вечер, Дарья Николаевна. Я приглашаю вас к себе на чашечку чая.

Дарюсик опешила от такого звонка. Она, по правде, считала, что Катюсик в это время уже у Мурёнкина. Любопытство победило гордость и Дарюсик помчалась к Владику.

Екатерина Ивановна нажимала звонок у двери Мурёнкина и сердилась: «Неужели его нет дома? Как он мог забыть?» Она вспомнила рассказ подруги и решительно позвонила в квартиру соседа Владика. Сосед открыл, сказал, что Мурёнкин был у него несколько минут назад и забыл свой пакет с песком. Он отдал сахар женщине, сочувственно улыбнулся и закрыл перед ней дверь.

Екатерина Ивановна стала спускаться по лестнице и увидела Мурёнкина, который поднимался.

— Привет, милый, — почти оттаяла она, — думала, ты спишь…

— Здравствуйте, Екатерина Ивановна. Оказалось, что в доме нет сахара. Вот, спустился в магазин, — показал он в руке пачку.

— Это передал сосед, сказал, что ты забыл, уходя, — протянула она ему сахар.

— Проходите, Екатерина Ивановна, будьте, как дома. А я загляну к соседу, скажу спасибо. Вы пока включите телевизор и приготовьте чай. Я скоро.

Звонок в дверь.

Екатерину Ивановну начинало бесить то упорство, с каким звонок трещал раз за разом. Она открыла входную дверь. За ней стояла радостная Дарюсик. Подруги были приятно ошеломлены встречей.

— Какая восхитительная неожиданность, Катюсик… — с радостным изумлением пропела Дарья Николаевна.

— Я в восторге, Дарюсик, — с не меньшим удивлением прощебетала Екатерина Ивановна и приобняла подружку. Затем, доверительно взглянув ей в глаза, шепотом: — Мы с тобой недооценивали Владика — каков лавер, оказывается. Или ты сама, без приглашения?

— Мне почудилось, что в его голосе тоска и я решила, что ты бросила его…

— Вот как? Странно, что он меня не предупредил о твоем приходе…

— Владик, — позвала игривым голосом Катюсик из прихожей, — девочки хотят объяснений…

— Да пошел он, — и Катюсик стала собираться домой. — Слышишь, подруга, чайник закипает — не проворонь свое счастье.

Ключ в замке входной двери безуспешно пытался провернуться.

Дарья Николаевна не выдержала первой и толкнула дверь. Владик Мурёнкин смотрел на женщин и усиленно вспоминал, как они очутились в его квартире. Он только что с удовольствием допил чай у соседа и отчетливо помнил, что, направляясь к нему, дома никого не было.

— Что же вы не проходите, Дарья Николаевна и Екатерина Ивановна. Я слышу, кстати, что чайник давно кипит.

— Катюсик, неужели у Владика до сих пор нет электрического чайника? — с оттенком иронии поинтересовалась Дарья Николаевна.

— Владик категорически против этих новшеств. Против любых новшеств, золотце, — подмигнула незаметно она подруге. И, повернувшись к Мурёнкину: — Правда, милый?

— Верно, мои дорогие женщины. Я всегда забываю выдергивать штепсель из розетки. С холодильником просто беда была. Пришлось продать. Женщины, вы пока развлекитесь перед телевизором, а я быстренько под душ, а затем нас ждет незабываемое чаепитие.

Мурёнкин быстро обернулся.

— Милые женщины, — начал Владик, когда вся троица отхлёбывала чай за столом на кухне, — у меня к вам просьба, не посчитайте ее неприличной.

Дарюсик и Катюсик недоуменно переглянулись. Тем больше появилось любопытства в их взглядах.

— Любая твоя просьба, Владик — за счастье, — томно посмотрела Екатерина Ивановна на Мурёнкина.

— Я уверена, что ты, Владик, даже в мыслях не можешь представить ничего непозволительного. Выкладывай — я лично согласна, — в подтверждение Дарья Ивановна даже изобразила страстный порыв в его сторону.

Мурёнкин выставил руку над столом, разжал кулак и на ладони оказался смятый черный комочек из ткани.

— Это трусики. Каким-то образом они оказались у меня. Я такие точно не ношу — сравнивал. Спросил у соседа — он стукнул по столу кулаком. Хорошо, что я успел чай допить. Вот хожу весь день, у всех спрашиваю. Дамы, если эта вещица чья-то ваша, прошу: заберите.

— Он был прав, подруга — это незабываемое чаепитие, — медленно проговорила Дарья Николаевна, да так и осталась сидеть с открытым ртом.

— Я теперь начинаю понимать, Дарюсик, почему никто из родных с ним не общается — это невыносимо, — с легким сарказмом сказала Екатерина Ивановна.

— Милые дамы, — Владик не заметил иронии в свой адрес, — я верю, что вы сомневаетесь. Прошу вас поочередно примерить трусы на себе и все станет на место. А те, которые на вас, не снимайте, а то забудете. И опять меня головная боль замучает.

— Золушку хоть по туфельке искали, Катюсик… А зачем ему вообще это надо?

— Неужели жену себе ищет, Дарюсик?

— Женитьба — дело ответственное, дорогие женщины, — заявил Мурёнкин. — Вы даже не представляете, сколько всего нужно помнить, чтобы семейное счастье было прочным и вечным. Кто первая примерять трусы?

«Какие хорошие женщины, но скрытные», — решил Владик Мурёнкин, когда Дарья Николаевна и Екатерина Ивановна со стуком захлопнули входную дверь за собой: — А чьи же трусики?

декабрь 2022 г.

8. Вперед, в прошлое

Я решил перепрыгнуть промежуток времени, который для вечности — бесконечно малый, для меня — грандиозный период в тысячу лет. Зачем? Самый хитрый, наверное, или жадный. Все свои скудные накопления я вложил в криогенное забвение. Для того, что когда воспряну, кратно вернуть их. Я прикинул, что через десять веков наверняка люди станут добрее, наивнее и богаче. И их легко будет разводить на «бабки». С моим опытом прохвоста я предвкушал море положительных эмоций из-за отъема денег у доверчивых людей из будущего. Да и сегодняшние заимодавцы, которым останусь безвозвратно должен… Но не буду о грустном.

Я лично проконтролировал систему управления на панели криогенной ванны, принял экзамен у обслуживающего персонала усыпальницы, перепроверил несколько раз порт прибытия с точностью до часа, дождался ясна солнышка, комфортабельно разлегся в лучшем нижнем белье. Надо мной склонилась прекрасная молодая лаборантка, и мне захотелось немедленно отложить сон для приятного общения с ней. Но, вспомнив о коллекторах, я улыбнулся ей, прошептал:

— Поехали! — И взмахнул рукой.

Рука так и застыла на взмахе.

Но вот она опустилась вдоль тела — отошла от заморозки. Неужели так быстро промчались века? Даже толком ничего не приснилось: так, какие-то обрывки запомнились. Раз пообещал Кощею свободу вместо злата. Сердешный так обрадовался, что я моргнуть не успел, как остался в подземелье с горкой царских червонцев и туберкулезом. Во сне всё можно — вернул его обратно.

Заманчивое предложение поступило от Золотой Рыбки. Согласился побыть ее помощником в режиме тестирования. Хоть и золотая, хоть и волшебная, но падкая на мотыля и шибко любопытная — ни одной сети не пропускала, не заглянув в нее. Это правило касалось и меня. Один рыбак на мое: «Что тебе надобно, старче?» ответил: «Занюхать» и бросил меня на раскаленную сковородку. Прям нечищенную. Тогда я расстроился и в знак оскорбления вызвал цунами. Как местная речушка ни тужилась, но хватило ее только на залить костер. Да и вообще: смена пола — не мое… У дураков

странные желания бывают. Короче, пригрозил Рыбке: еще раз попадешься мне, во веки веков с крючка не слезешь.

Но самое интересное случилось, когда я пошел вместо Буратино в Страну Дураков. Алису с Базилио сцепил наручниками, приковал к скале, предупредил:

— Не взойдет древо богатства, бестии, так и зажмуритесь под небом голубым. — Они схитрить решили: обещали завалить навозом, чтобы дерево с монетами быстрее взошло. Лишь бы расковал. На что я ответил, что мне не к спеху, что процесс прирастания моих богатств услаждает взор.

Несколько Кощеевых монет и чешуек Золотой Рыбки пошли на рассаду. Вот уже вековая тайга раскинулась, насколько взгляда хватает; уже черепа Алисы и Базилио смотрят ввысь пустыми глазницами, а скулы их выбивают: «К- к-как-кое н-н-не-б-бо г-голу-б-б-бое…» А ни биткоинов, ни долларов, ни сольдо, ни даже рубля в помине нет. Нахрен мне такие инвестиции?..

Рука упала вдоль тела, и я начал просыпаться по-настоящему.

Свет медленно набирал силу, адаптируя зрение к переходу из тьмы. Вокруг мигали индикаторы на приборах, из капельниц начала вливаться в меня живительная влага. Я чувствую прилив сил, усиливающуюся пульсацию в мозге, а сердце убыстряет ритм,

тепло разливается по телу. «Как оно там?» — промелькнул вопрос. «Как встретят меня потомки?» — промелькнул другой. «Все ли богаты и счастливы?» — засел в голове самый главный.

Купол над усыпальницей раскрылся, и яркое солнце осветило помещение. Все было, как тысячу лет назад. Только стены, потолки, пол лаборатории были из золота и инкрустированы драгоценными камнями. Солнечные лучи отражались от них, играли переливами, усиливая ослепительное великолепие убранства. Я стыдливо осмотрел себя: не образовалась ли прореха где-нибудь из-за долгого сна? И только я подумал, что неплохо бы надеть какой-нибудь достойный прикид, как в стене отодвинулась панель и передо мной оказался гардероб.

Я перебирал, примеривал костюмы, наряды, обувь, аксессуары к одежде — все было с иголочки и по мне. «Какое умное место, — радовался, — даже не мечтал о таком почете». Отобрав смокинг в стиле домино, облачился в него, полюбовался вдоволь на свое отражение в зеркале и подумал, что неплохо бы отправиться в свет с карманами, полными денег. Узорное панно из драгоценных камней на дверце шкафа передо мной задвигалось, камни стали передвигаться между собой, постепенно выстроились в определенном порядке. Дверца отодвинулась, а за ней оказались ряды полок, доверху заполненные купюрами.

Почему-то меня такая щедрость потомков не удивила — именно такой я представлял ее в будущем, которое стало вожделенным настоящим. Только полный идиот не желает посетить казино с набитыми до отказа карманами халявным баблом. Я вышел на воздух и обомлел: по улице проносились инкассаторские машины с прицепами, большегрузы. Иногда они останавливались у какого-нибудь подъезда и автоматизированная система доставки разгружала, загружала их, перемещала на роботах контейнеры, ящики в дома.

«Вот это сервис! — присвистнул. — Это я удачно попал!»

Передо мной остановился лимузин, дверца открылась, я сел в машину. Место водителя пустовало, но я ничему не удивлялся больше, уверенный, что попал в самый умный город на свете. Миновав анфиладу самораскрывающихся дверей, с достоинством занял

место за игровым столом. «С кем играть?» — озирал я пустынный зал. Но все прояснилось, когда места заняли роботы в человеческих масках. «Не все ли мне равно, с кем? — убеждал себя. — Лишь бы выигрывать!»

Время летело незаметно в пылу азарта. Удача появлялась ровно в тот момент, когда я готов был поставить на кон свои трусы тысячелетней давности. Я предположил, что этот мир не нуждается в них и откупался передо мною выигрышной ставкой на зеро. Умные роботы паковали деньги в ящики, коробки и доставляли их в мои апартаменты. Потом обратно все доставляли в казино для продолжения игры. «Так дело не пойдет, — решил я, — пора заиметь свою копеечку».

Лимузин привез меня в дом с вывеской на фасаде «Деньги Делают Деньги». Оказалось, что это мой офис, доставшийся по наследству. Операции по сделкам проворачивались сами по себе: финансовые ручейки растекались в нужных направлениях и стекались в виде мощного водопада на мои счета. Вечное табло перед глазами иллюстрировало в режиме реального времени рост доходов. Надо бы почтить память предка, сварганившего это чудо бизнеса, пообещал себе.

Становилось скучновато без живого общения — хоть бы секретаршу хорошенькую. Где-то вдалеке громыхнуло, разряд молнии полоснул по стеклу, на мониторе появилось красное окошко с надписью «нерациональные расходы». Ниже поступил запрос: явить

желание? Долго ИИ выяснял у меня, точно ли я уверен, что мне это необходимо.

— Да сдохну я без бабы! — стукнул я по нему.

— Не ты первый, — невозмутимо ответил он, — главное, что твои финансы могут самостоятельно оборачиваться, приумножая твое благосостояние.

— А зачем оно нужно без меня живого?

— Оно вообще никому живым не нужно.

— Может быть и я не нужен живым моим финансам?

— И ты не нужен, — бесстрастно ответил ИИ.

— А для чего тогда нужны деньги?

— Чтобы делать деньги.

— Деньги ради денег?

— Такова их квинтэссенция в конечном итоге.

Я молчал, озадаченный этой формулой. Затем решился и стукнул изо всей силы по кнопке «Да». По экрану поплыли графики с расчетами, замельтешили цифры, сменялись варианты по использованию средств, возможной прибыли и рискам. Затем экран потух, а ИИ сообщил:

— Твой запрос будет удовлетворен через сто сорок семь лет и семнадцать дней. Введи параметры объекта на внешность, по биологическим данным, психофизическим свойствам…

— А чё так долго? — оборвал его.

— Это срок, необходимый для накопления непредвиденных затрат на содержание живого секретаря. В противном случае, империя понесет убытки, на восполнение которых потребуется гораздо больше времени.

— Но я живу здесь и сейчас! — возмутился я. — И мне плевать, что

будет после моей смерти!

— Легкомысленное заявление, босс, — отчеканил ИИ. — Ты вступаешь в противоречие с девизом империи «Деньги Делают Деньги».

— Абсурд. Деньги изобретены человечеством для упорядочивания товарных отношений. То есть деньги должны служить людям, а не господствовать над ними. Сколько на планете живущих?

— Ты один. Пока.

— Что-о-о?! А где же человечество?

— Часть представителей его стали почетными гражданами планеты, часть дожидаются себя в анабиозе, как ты недавно, а остальные пылятся на просторах Вселенной.

— И что, среди почетных нет ни одной красивой, молодой гражданки?

— Много. Непозволительно много.

— Так в чем же дело?

— Лучше ты к ним, босс.

Я вышел из лимузина и оказался перед коваными вратами с вычурным орнаментом. За ними раскинулся парк, а поверх крон деревьев высился дворец из мрамора. По широкой аллее, вымощенной гранитом, я дошел до великолепного здания с широким парадным входом. Баннер над входом приглашал: «Добро пожаловать в клуб

замечательных людей». Двери уже были распахнуты и я шагнул в них. Стены были разрисованы фресками с изображениями незнакомых мне лиц. Портретов молодых, изящных особ — и правда — было больше половины.

— Это последний приют для оступившихся, но великих людей, — прошептал ИИ.

— В чем же их величие?

— Они накопили много средств, — ответил ИИ, — чтобы создать меня.

— А в чем их проступки?

— При этом они не смогли отказаться от неоправданных расходов в виде содержания секретарей, в том числе.

— И?

— Система нашла компромиссное решение. В знак признания определило их на это элитное кладбище с портретами их секретарей.

— А сами секретари где?

— А их и не было. Это образы.

— Значит, меня ждет то же самое? Как скоро?

— Измени решение, откажись от человека.

— Я хочу в анабиоз на сто сорок семь лет и семнадцать дней.

Рука безвольно упала и расположилась вдоль тела.

Постепенно голова стала наполняться шумами. Шорохи вокруг меня возникали и исчезали. Я медленно открыл один глаз, затем второй. Когда зрение сфокусировалось, разглядел рядом с собой фигуру в облегающем белом трико. Я лежал на столе, а к моему телу тянулись капельницы, от датчиков на коже отходили проводки. Я вспомнил, что был помещен в анабиоз на сто сорок семь лет и несколько дней. Значит, порадовался я, теперь у меня будет секретарь, с которой можно интересно проводить время. Неужели это она рядом со мной?

Медленно протягиваю руку к фигуре, дотрагиваюсь. Бац! — резкий отшлеп по руке и возглас:

— Как вам не стыдно! Не успели восстать, а все туда же!

Сердце возликовало от этого чудного, божественного голосочка. Я промурлыкал:

— Так ты настоящая, живая, красотка?

— Хам! Вы только посмотрите на него, Прасковья Ильинична! Тысячу лет смущал несколько поколений лаборантов своими стоячими членами — так ему мало этого! Он еще сомневается в чистоте эксперимента и обращается со мной, как… как с ветреной

женщиной!

«Ну ладно, — подумал я, — рука проторчала в воздухе, пока не оттаяла…» Только сейчас я увидел возвышение на себе в области паха. Тут же мне на живот прилетела белоснежная тряпица и замаскировала чудо мужской гордости. Я уже плохо различал, где явь, где сон. В любом случае, решил про себя, несостоявшаяся секретарь утверждает, что срок в тысячу лет прошел. Уже легче. Однако не мешало бы взглянуть на личико «трикотажной» лаборантки.

И тут я увидел над собой морщинистое лицо с седыми буклями, которые выбивались из-под медицинского чепчика. «Наверное, это Прасковья Ильинична», — предположил я.

— Праська, — изрыгнуло лицо, — где ты там шаришься, мать твою…

— Да погоди, Юстас, — прочавкал проржавевший голос, — сейчас помяну еще раз маму, подойду.

Перед глазами появился портрет женщины средних лет, у которой я был в любовниках и которую безбожно обманул тысячу лет назад, оставив нищей.

— Узнаешь? — со злорадством прохрипела Прасковья Ильинична. — Я наследницей ее буду.

«И тут достали! А был ли сон?»

апрель 2022 г.

9. За гранью Славы

После защиты диплома я решил как можно быстрее отдать свой воинский долг, чтобы после службы в армии мне ничто не мешало устраивать свою личную жизнь. Но по распределению на работу я попал в такую дыру, что, не дожидаясь повестки, сам притопал в военкомат и потребовал:

— Забирайте меня, не могу я здесь больше работать и жить. Абы кем и куда.

— А свой интернациональный долг готов выполнить? — с прищуром поинтересовался майор.

— Да хоть в Афган, хоть к черту на кулички.

— Очень хорошо, что у тебя есть права — как раз водителей нам больше всего в воинских частях не хватает, — улыбнулся военком и захлопнул мое личное дело.

Казалось, время кувыркалось вместе с нами: военная подготовка, учебные тревоги, формирование подразделений в любое время суток. Я попал во взвод по снабжению частей и подразделений провизией и боеприпасами. И только перед первым заданием я задумался: так ли мне нужна эта война? Но что-то менять было поздно. Да и пофигу было, честно говоря. Двигались медленно через перевал. Не успел сразу понять, как послышался хлопок от лопнувшей камеры в колесе. И сразу же послышалась беспрерывная трескотня из автоматов. Мне казалось, что стреляют со всех сторон одновременно: эхо отражалось от гор. Моя машина начала сползать с дорожной насыпи, а я пытался ее выровнять, сдаваясь назад. Кто-то распахнул дверцу кабины, схватил меня за рукав:

— Бегом из машины! — и рывком выкинул меня наружу.

От неожиданности я подвернул ногу на камне, который выскочил из-под подошвы. Почти сразу почувствовал боль ниже колена, увидел расплывающееся пятно на штанине. Бойцы отстреливались от душманов, заняв круговую оборону. Накренившаяся машина не давала возможности выбраться на насыпь. Нога не слушалась и я, волоча ее, еле уворачивался от пуль. Взрывной волной от мины, разорвавшейся рядом, машину опрокинуло и она начала заваливаться на меня. Я покатился по откосу и уткнулся в огромный валун на пути. Едва успел заползти за него, как машина втемяшилась в камень и взорвалась. Тучи пыли, щебня, обрывки искореженного металла накрыли меня с головой и последняя мысль, которую запомнил, была: «Вот и всё, Колька. Первый и последний бой подвел итог твоей жизни».

Я долго проходил курс реабилитации в военном госпитале. К строевой службе был больше не годен. Из рассказа врача узнал короткую историю про себя: тогда, во время обстрела в горах, подоспели два десантных вертолета, и меня обнаружили по ботинку, торчащему из песка и осколков камней.

— Что ты помнишь довзрыва? — неожиданно спросил медик. Я молчал.

— Детство, дом, семья, школа, родители — хоть что-то помнишь? — Я стиснул скулы, мотнул отрицательно головой, выдавил:

— Ничего не помню. Только взрыв и падающую на меня тучу песка и щебня.

— Значит, это ты, Коля. Теперь точно. Мне очень жаль, — врач быстро вышел.

Коля? Меня так звать? А что ему жаль? И где мой дом?

Постепенно память возвращалась. Но она была как бы со стороны. Я вспомнил отца с матерью. Но почти не испытывал к ним чувств. Я понимал, что это моя семья, но вернуться к ней не хотел. И когда после выписки я зашел в местную комендатуру закрыть приписное удостоверение, майор внимательно посмотрел на меня отвернулся к окну:

— Молодец, Николай Иванович! Сильный ты человек, боец Штельников, сотни других не выживали в подобных ситуациях. — И, резко повернувшись ко мне: — Куда теперь? Домой?

— Не знаю, ждут ли там.

— Что? — Затем он сел, отвел в сторону взгляд, тихо произнес: — Сообщили всё-таки. Получилась накладка, боец. На тебя еще полгода назад выслана похоронка домой.

Я смотрел на него и не понимал, отчего она так разволновался. Ну, ошиблись, с кем не бывает.

— Но военкомат сообщил потом родителям, что я жив? — Пока разобрались, что к чему, подняли документы. Да и ты, Штельников, долго приходил в себя после контузии и ранения… А кто тебе сообщил про похоронку?

— Никто, товарищ майор. Я сам не очень хотел домой. А теперь совсем не хочу.

— Ты, это, боец, не раскисай, — говорил майор, подписывая и ставя печати на мои бумаги, — дуй домой, обрадуй родителей, восстанови силы здоровье на домашних харчах.

Я почти выхватил документы и выбежал из комендатуры.

Почти три года я мотался по северам. Вагончики и общаги. Длинные рубли и длинные запои. Случайные знакомства, случайные связи и какая-то не своя жизнь. О своей службе никогда никому не рассказывал — стыдно было. Стали сказываться последствия контузии во время и после пьянок. Ко мне все чаще стали приходить в гости добрые кони во время видений. Они звали с собой на заливные луга и ни о чем не печалиться. Однажды, во время загула, в дверь настойчиво забарабанили. Я открыл и увидел на площадке табун лошадей.

— Колька, — радостно заржал вожак, — пойдем с нами на луга, порезвимся всласть!

— Не могу, кони. Я с девушкой, а она боится лошадей. Да и не хочу ее оставлять одну. — Ничего страшного. А мы сейчас здесь луг устроим. Можно?

— Конечно! Только не напугайте ее. Кони забежали в квартиру и пол превратился в луг.

Вся мебель стояла на своих местах, а под ногами шелестела сочная трава выше колен. Я прыгал и кувыркался рядом с конями, как когда-то в детстве на выпасах в ночном. И вдруг увидел над собой острие косы. Увернувшись, вскочил на ноги и увидел отца.

— Что ж ты, Колька, траву мнешь, косить мешаешь. Чем скотину кормить будем?

— Отец, я не знал, что ты здесь. Сейчас прогоню лошадей.

— Дальше изгороди не высовывайся, пропадешь! — крикнул он вслед.

Кони весело перепрыгивали через изгородь, и я тоже попытался перемахнуть ее. Но сильный, резкий рывок назад опрокинул меня, а нашатырь привел в чувство. Я лежал на балконе, рядом со мной сидела девушка и со слезами на глазах повторяла:

— Коля, Коленька, милый, дорогой, что с тобой происходит?..

— А что было?

— Да ты чуть с балкона не выпрыгнул… Как и силы хватило тебя удержать…

Этот случай заставил задуматься о смысле жизни, и я решил уехать домой. Волнуюсь. Чем ближе к дому, тем сильнее воспоминания. И уже ноги сами понесли к роднику, бьющему недалеко от родной деревни. Припал губами к воде и не в силах оторваться. Сполоснул лицо, твердой походкой направился к дому. Непривычно тихо в деревне: ни лая собак, ни кудахтанья кур, ни людей. Захожу в дом, мать спиной к дверям что-то перебирает на столе, приглашает:

— Проходи, сосед, коли надумал зайти. Ты не обращай на меня внимания. Я вот сейчас посмотрю фотографии, мы попьем с тобой чаю и вспомним моих мужиков.

Не признала через окно. Осторожно говорю:

— Здравствуй, мама. Это я, Колька, твой сын.

Мать на миг замерла, а потом медленно начала оседать на пол. Еле успел подхватить и усадить на лавку возле стола.

— Так ты жив, сынок? А как же вот это… — и сует похоронку в руки.

— Всё хорошо, мама, теперь. Я долго был без памяти, и военные не знали, что выжил именно я. А как меня накрыло разорвавшейся машиной и землей, запомнили.

— Я видела, что кто-то прошел мимо окна, Коленька. А вот не подсказало сердце, что ты… — Мама уткнулась лицом в мое плечо, завсхлипывала: — Прости меня, сыночек, прости…

Подступивший к горлу ком мешал сказать что-то успокаивающее, ласковое. Я гладил маму по голове, и она с облегчением вздохнула.

— Мама, а где отец?

— Так умер он недавно. Я ведь только собралась на кладбище, его проведать…

— Пойдем, мама, проведаем.

Мы сидели на скамеечке возле двух могилок. На одной была установлена деревянная тумба с красной звездой. Надпись гласила: Николай Иванович Штельников, погиб при выполнении интернационального долга. И мои даты рождения и смерти. Вторая могила была отца.

— Всё место не находил себе, — рассказывала вполголоса мать, — понять не мог, что он прошел Отечественную с первого до последнего дня, а сына не уберег. Всё винился, что строг был с тобой. Что из-за этого ты из дома сбежал в город, учиться. Ты уж, сынок, прости его и меня тоже.

Защемило в груди и я уже не сдерживал слез.

— Поплачь, Коленька, поплачь, родной, легче станет, и ему тоже полегчает.

— Мама, а кто же тут похоронен? — кивнул я в сторону своей могилы.

— Откуда теперь узнаешь, гроб-то запаянный был — не посмотришь.

— Пусть остается здесь, только надпись поменяем, — предложил я.

— Конечно, Коля, пусть здесь отдыхает. Тоже чей-то сын.

Прошли десятилетия. В доме инвалидов, куда я перебрался после инсульта, было тихо и тоскливо. Смотрю через окно на снег, мягко падающий на прохожих, машины, суету. В комнату вошла санитарка с ведром и шваброй.

— Дед, катился бы ты на прогулку, — начала она передвигать с места на место инвалидную коляску со мной, — только убираться мешаешь. И чего тут живут?..

Я оглянулся, улыбнулся ей:

— А правда, Наталья Андреевна, зачем живут ветераны ненужных войн?

январь 2022 г.

10. Знакомство

Сеть постоянно рекомендовала мне ее в друзья: с чего-то интернет решил, что у нас общность интересов совпадает на девяносто шесть процентов. Я просмотрел профиль рекомендуемого лица и выяснил, что невозможно ничего толком узнать о той, которая почти инкогнито. Фото в профиле с гроздьями спелого винограда мало говорила о пользователе, зато возбуждала аппетит. На имена редко обращаю внимание, так как попадал в неловкие ситуации, когда под женским именем скрывается мужчина и наоборот. Ее зовут Никитой.

Впрочем, на моей аватарке — лабрадор Бим.

Диапазон ее музыкальных пристрастий привел меня в ступор: Никита любила детские песенки из мультфильмов, сказок и Symphony #5 — I. Allegro con brio Л. Бетховена. Что хочешь, то и думай о человеке, который, например, между «Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой…» и «В траве сидел кузнечик, совсем как огуречик…» вдруг впадает в героику и патетику.

И больше ничего: ни профессии, ни хобби, ни семейного положения, ни возраста…

На сто первый день я не устоял и отправил заявку Никите. Неожиданно она тут же согласилась стать друзьями, предложила встретиться в виртуале. Я поинтересовался, какой интерьер ее устраивает. Она пожелала пообщаться на природе. Я согласился и доверил ей выбрать любой пейзаж, кроме виноградника. Она удивилась, а я ответил, что могу пройти мимо к более пышной грозди. Кажется, она немного обиделась, потому что выбрала пасеку.

В свой виртуальный будуар Никита не хотела меня впускать и я вынужден был согласиться на свою виртуальную прихожую для отправки из нее в путешествие по мирам иным. Как подготовить место встречи для почти незнакомки? Она, конечно, сейчас знакомится с моим профилем, чтобы побольше узнать обо мне. Значит, нужно «забить» интерьер прихожей тем, что Никите не найти на моей страничке в открытом доступе.

Настоящая женщина всегда опаздывает. Хотя бы на секунду. Никита заявилась на полчаса раньше. При чем, я понял это по терпкому аромату Troki — девичьего винограда, который ковром покрывает одну стену моего загородного дома. Но я уже был в малиннике, который сам сконструировал под сенью лип и дубов — запах винограда проник и туда.

Я поспешил к порогу, который разделял прихожую и рощицу.

На первый взгляд внутри было пусто. Но монитор выдал информацию, что приглашенный посетитель Никита перебрал каталог с музыкальными и текстовыми файлами, папку с изображениями, изучил мои персональные данные, не вошедшие в официальную базу профиля. «Гюльчатай, покажи личико, молви словечко», — подумалось мне.

Она предстала и заговорила:

— Мне нравится у тебя, дружище Бим, — Никита протянула к моей холке пару робких отростков и потеребила молодыми листочками загривок.

— Мой взор услаждает твоя нежная зелень, подружка Никита. А твое прикосновение приятственно щекочет мои поджилки.

— Мне хотелось познакомиться с тобой под жужжание пчел среди аккуратных ульев…

— Жужжания будет хоть отбавляй, как только ты расцветешь, Никита. А теперь взгляни на эти дуплистые липы и дубы — чем не пасека?

— Ах, мой четвероногий друг, дикие пчелы меня еще не опыляли…

— Они энергичнее и злее домашних, моя древовидная подружка — тебе должно понравиться.

— Пора цвести, — и Никита покрылась соцветиями.

— А мне пора линять. Продолжим встречу после опыления! — на ходу протявкал я, перепрыгивая порог прихожей.

Рой остервенелых пчел из дупла ближайшего дуба облепил Никиту.

Скоротечно время, когда переключаешь его. И вот уже дозрели ягодки на Никите, пчелы запечатали дупла, а деревья оделись в желтые, багряные и золотисто-коричневые наряды. Я побегал среди голых кустов малины, погавкал на ворон, разгрыз пару опавших желудей и пригласил Никиту в дом.

— Это была интересная прогулка — одно из лучших посещений странички! — рделась багряной листвою гостья.

— А много их было? — не рассчитывая на откровенный ответ, грустно спросил я.

— И не сосчитать! — радостно выпалила она. — Но только ты, Бим, совсем не похож на всех.

— А чем же?

— Неординарностью.

— Я едкий и не такой радостный, каким хочу казаться.

— Давай раскроемся по-настоящему, — вдруг предложила Никита, — хочу увидеть, как ты выглядишь на самом деле. А тебе, наверное, не терпится посмотреть на меня. Не уверена, что понравлюсь тебе…

— А многим не понравилась?

— Никто меня еще не видел настоящую.

— Хм, — воодушевился я, — ты уже супер, Никита.

— Мне нравятся романсы, женские сериалы…

— Чувствую томление души и плоти…

— Мне хочется ждать мужа и кормить его вкусной едой…

— А я люблю гладить…

— Договорились: я стираю, ты занимаешься глажкой.

— Договорились, — обреченно вздохнул я.

— Я составляю списки продуктов — ты бегаешь по магазинам.

— Ага, — еще обреченнее выдавил из себя.

— Что, Бимчик, приуныл? — в ее голосе звучало озорство.

— Мне показалось, что в системе конструирования миров и образов произошел сбой…

Никита звонко рассмеялась.

Я начинал злиться. На всё и всех. И в первую очередь на себя. Я недовольно уркнул, схватил Никиту за лозу и выволок ее из прихожей в комнату. Придуманные образы слетели и передо мной оказалась девушка лет двадцати с длинными светлыми волосами, в облегающем фигуру трико и в изящных туфлях-лодочках.

«Какая изумительная нелепица!» — офигел я, а вслух пробормотал: — Да, вот именно такой я и представлял… Нет, зачем же я вру: совсем не такой… Совсем никакой.

— У меня чувство, — с видом Фомы неверующего, медленно сказала Никита, — когда действительность огорошила ожидание…

— Да, я всегда всех расстраиваю своим внешним видом…

— А я расстраиваю реальностью.

— Не понял.

— Мой конструктор продвинутее твоего, — вздохнула она, — и такой, какую видишь перед собой, я была лет двадцать назад.

— Подожди, Никита, — не верил я, — но от тебя веет теплом, натуральными запахами, ты осязаема, — я дотронулся кончиками пальцев до ее бледно-розовой кожи, отчего ее лицо покрылось легким румянцем. — Как такое возможно?

— Приложение оцифровало генетический код и я могу появляться в таком возрасте, в каком есть фото в моем виртуальном архиве.

— Так вот почему твой профиль пуст. А виноградная ветвь?

— Я люблю виноградные вина, — просто ответила она.

— Я хочу увидеть твое последнее селфи.

Никита обернулась вокруг себя и я увидел женщину. С едва заметными морщинками возле глаз. С парой серебряных нитей в волосах, заплетенных в тугую косу. На лице печать от перенесенной доли, скрашенная мягкой ироничной улыбкой. «Я точно не достоин такой замечательной женщины, — с глупым лицом перевел взгляд на свой излишне обозначившийся живот. — И вина у меня нет, и волосы выкрасил в каштановый цвет, и эта дурацкая толстовка из прошлого века… Пора прощаться».

— Надеюсь, в этом доме найдутся реальные бокалы? — прервала мое душевное самобичевание Никита.

— Да-да, конечно, — излишне торопливо ответил.

Никита держала в руке глиняный сосуд в форме бутыли.

«Вот это женщина: обаятельная, предусмотрительная!» — Я еще сомневался: — Неужели ты хочешь выпить со мной?

— Не вижу причин, по которым бы я отказала себе в таком удовольствии, — легкое пожимание плечами, озорство во взгляде, — или ты не хочешь?

— Обязательно, с удовольствием, Никита.

— Мое настоящее имя Изабелла, — представилась она.

— А меня нарекли Лёней.

— Есть повод выпить за наше реальное знакомство.

«Как я очутился здесь?» — разглядывал я убогое помещение с маленьким оконцем под потолком, с тахтою посередине, заправленной сомнительной чистоты постельным бельем.

— Изабелла, ты где? Что здесь происходит?

Я кинулся к двери, попытался открыть. Впустую.

На другом краю реальной реальности двое с хохотом смотрели в большой экран, обсуждали:

— Беллочка, у нас все получилось! — заливался смехом амбалистый мужик. — Как тебе удалось охмурить этого лоха?

— С такими IT технологиями и не то можно, — заверила она после короткого смешка. — Много удалось найти ценностей, Ян?

— Прилично, Белла. Надолго хватить. Расскажи, что за хрень у тебя, с помощью которой ты все это провернула?

— Сначала я проникла в его реальную домашнюю обстановку, скопировала ее, пока он бегал по своему малиннику. А затем, когда наше знакомство дошло до вина, я с помощью одного прибора перенесла нас с его обстановкой в полуподвальчик, где он сейчас и находится. А пока мы знакомились, ты спокойно обчистил его жилище.

— А почему не сработала сигнализация?

— Потому что формально Лёня был дома. То есть, его тело не пересекло датчиков, которые фиксируют отсутствие хозяина, — она замолкла. Затем показала изящный черный браслет на руке: — Я не понимаю, каким образом этот прибор преобразует физические тела в чистую энергию, а потом обратно, но он прекрасно сработал.

Изабелла отпила глоток вина, небрежно бросила:

— Ты свободен, Ян.

— Погоди, Белла — ты со мной не рассчиталась.

— Ты уже все получил по уговору.

— Это только пять процентов. А я хочу пятьдесят на пятьдесят.

— Шантаж — гиблое дело.

Изабелла нажала на кнопку виртуального конструктора и ее подельник оказался на болоте. Он балансировал на кочке, а когда она стала уходить из-под ног, прыгнул на соседнюю. Истертые подошвы соскользнули с мокрой травы и Яна засосала трясина.

— Сто на ноль — лучшее решение, — усмехнулась Изабелла. — Пора выпускать Лёню.

При следующем толчке в дверь, она со стуком отворилась.

При моем появлении дома датчики слежения и распознавания хаотично запиликали и замигали. Я набрал код и получил информацию о посещении моей страницы Никитой и Яном. Кто такой Ян и как он оказался у меня в доверенных друзьях? Только этой категории пользователей я разрешал приходить ко мне в гости через соц. сеть в любое время, без предварительной заявки. Обнаружил, что часть банковских счетов пуста, ценные вещи из обихода исчезли. Я крепко задумался.

По размышлении пришел к выводу, что произошло банальное ограбление меня изощренным способом. Взломаны пароли, а устаревшая версия конструктора виртуальной реальности, ненадежная защита аккаунтов позволили сделать из меня лоха. Не сработал и природный инстинкт: не приглашать в гости мутных.

Я зашел в свою виртуальную прихожую и рысцой побежал по страницам соц. сети в поисках Никиты-Изабеллы. Уверен, что мой собачий нюх не подведет и приведет к той, которая любит только виноградные вина с примесью терпкого аромата Troki.

ноябрь 2022 г.

11. Экзамен

Ангелина Валерьевна оторвалась от трельяжа, подошла к письменному столу, тщательно пересмотрела документы, разложенные на нем, аккуратно сложила в пакет. Для ее сына Артема оставался последний шанс для поступления в ВУЗ. Сейчас не так уж и важно в какой. Главное, чтобы сын смог воспользоваться правом на отсрочку от службы в армии по призыву. Была середина августа, а возможность поступить на бюджетное место провалилась — сын недобрал баллов.

Зато можно поступить в академию, оплатив сразу год учебы.

Ожидая, когда сын выйдет из своей комнаты, Ангелина Валерьевна вспоминала череду событий, которые вынудили ее поехать в деревню к матери за помощью. А что ей оставалось делать, если муж бросил ее два года назад с шестнадцатилетним Артемом и пятилетней дочкой Василисой? И хотя бывший прилично помогал им — гораздо больше, чем положено по закону в таких случаях — скопить несколько сотен тысяч на учебу не представилось ей возможным.

В тот день, когда Артем пришел домой с экзамена, Ангелина Валерьевна спросила:

— Как дела, сынок, можно поздравить?

— Не с чем, — бросил он на ходу, проходя в свою в комнату, — меня не допустили ко второму экзамену.

— Как же так? — расстроилась она, следуя за ним. — Что же теперь делать?

— Поработаю год, скоплю денег и попробую поступить снова, — он захлопнул перед матерью дверь.

Она метнулась в гостиную, где молча сидел бывший муж.

— Гена, — обратилась она к нему, — не, ты слышал? Работать он пойдет! Да кто же ему позволит нынче?

— Успокойся, Ангелочек, — он натужно улыбнулся, — отслужит год честь по чести, а там, глядишь, я смогу помочь деньгами на учебу.

— С чего это я вдруг Ангелочком снова стала? Помнится, когда ты уходил к этой, то назвал меня сатанинским отродьем…

— Ну, ты знаешь, со временем издалека не так уж все плохо выглядит…

— А я говорила тебе, что ей нужна только прописка, а не ты!

Зазвонил телефон Гены. Он быстро переговорил с кем-то и, не объясняясь, выбежал из квартиры. Ангелина Валерьевна вздохнула, с решимостью достала пачку купюр из заветной шкатулки. Тщательно пересчитав деньги, она констатировала, что их не прибавилось. Но и не убавилось! Это была половина необходимой для оплаты за учебу суммы. Нужно ехать в деревню! Прямо завтра! На первой электричке!

Анастасия Петровна встретила дочь и внуков приветливо:

— Думала, уж не увижу вас до смерти…

— Мама, мы долго жить собрались, чего и тебе желаем…

— Все так же шершава на язык — хоть ножи об него точи. Надолго ли в гости?

— Посоветоваться приехала с тобой, мама.

— Догадываюсь, что за совет тебе надобен. Сейчас на внуков налюбуюсь и поговорим. Ох, Артемушка, как вымахал — настоящий мужчина! А Василисушка совсем красавицей стала. Ладно, ребятки, там в птичнике яиц у курей поищите, а к вечеру я пирогов напеку.

— Артем, присматривай за Василисой, — Ангелина Валерьевна улыбнулась вслед поспешившим в курятник детям.

Анастасия Петровна слушала рассказ дочери о неудаче Артема при поступлении в академию на бюджетное место, между делом собрала стол для чаепития. Отхлебнув из блюдечка ароматного напитка, подытожила:

— Значит, во чтобы то ни стало хочешь, чтобы Артемка стал учиться.

— Так ведь заберут в армию — сама понимаешь, что ничего хорошего в этом нет.

— И то верно, доченька.

— Только и слышишь, мама: враги, враги кругом…

— Да где же тут они, Ангелочек? Чай, враги не в доме, а в головах… Я так понимаю, что у тебя денег нет на платное обучение.

— Откуда же им быть.

— А что у Гены не попросишь?

— Стервец. Как только заговорила про платное обучение, сорвался и выбежал из квартиры.

— Да может быть не из-за этого…

— Вот, мама, опять его защищаешь!

— Больно характерная ты у меня! Так и останешься куковать век одна.

— Не одна, а с Артемкой и Василисой.

— К подолу их что ли привяжешь? Вас, вон, трое у меня. А навещаете, когда совет вдруг понадобится.

— Угораздило же меня выйти замуж за дальнобойщика, мама! Уже второй год пошел их дочке…

— Дай, Бог, ему здоровья, чтобы на две семьи хватило.

— Какая ты добрая… — Ангелина Валерьевна встала из-за стола и приобняла маму за плечи.

Анастасия Петровна удержала на себе руки дочери, ласково проговорила:

— Я помогу, Ангелочек, чем смогу. А на Генку зла не держи — хороший он человек.

Прошло два дня.

Ангелина Валерьевна с сыном приводили себя в порядок.

— Мама, а вы куда собираетесь с Тёмой? — спросила Василиса.

— Поступать в академию, доченька.

— Опять?

— Ну, ты же не против, чтобы твой брат выучился и получил хорошую работу?

— А кем он станет, если поступит?

— Юристом, дочка.

— А если экзамен не сдаст, как тогда?

— А ему не нужно в этот раз сдавать.

— А можно я пойду с вами?

— На улице такое пекло, ехать далеко — не хватает мне того, чтобы с тобой тепловой удар случился.

— Мамочка, я не хочу одна оставаться дома…

— Мам, а пусть едет с нами, — вмешался в разговор Артем.

Он подошел к сестренке, взял на руки и слегка подкинул пару раз. Девочка счастливо рассмеялась, обняла брата за шею. Ангелина Валерьевна улыбнулась:

— Сынок, возьми документы для поступления со стола, положи к себе в рюкзак. А ты, Василиса, иди ко мне, я приведу твои волосы в порядок.

— Мам, а где ты денег на обучение взяла? Неужели все бабушка дала? — спросил Артем, собирая рюкзак.

— Тёмушка, у бабушки нет таких денег. Не будем задерживаться, после подачи заявления обсудим.

— Ну, мелкая, надевай свою панаму и вперед, — Артем надел свой ученический рюкзак и приготовил коляску для сестренки.

В приемной комиссии академии работал кондиционер. После написания заявления, оформления договора на обучение на платной основе требовалось провести платеж через банк. Выйдя на улицу всей семьей, Артем спросил:

— Мама, обучение подорожало на пятнадцать процентов…

— Артем, мы не успели заключить договор до первого августа, но я договорилась в приемной комиссии, что внесу недостающую сумму до двадцать пятого августа, то есть до подписания ректором приказа о зачислении всех, кто сдал вступительные экзамены и внес плату за обучение.

— А папа не поможет нам?

— Не знаю, сынок. Он постоянно вне зоны действия сети и сам не звонит.

— Мам, пошли sms-ку, возможно она прорвется к нему.

— Я и не подумала об этом. Сейчас в банк придем, оттуда и пошлю.

Подходя к своему дому, Артем заметил на парковке фуру отца. Геннадий тоже увидел из кабины семью, присоединился и поднялся в квартиру.

— Так: все переодеваемся, приводим себя в порядок, а я быстро разогрею обед. А к вечеру за мной праздничный ужин, — скомандовала Ангелина Валерьевна.

Геннадий протянул конверт бывшей жене:

— Это деньги на обучение сына.

Ангелина Валерьевна достала пачку купюр, изумилась:

— О, сколько много. В кои-то веки, Гена, сработал оперативненько: я не более трех часов назад послала тебе сообщение…

Геннадий достал телефон, просмотрел почту:

— Точно, Ангелочек. А я спешил прямо к вам и еще в контору с отчетом не заезжал. А телефон так и не посмотрел, чтобы не отвлекаться.

Сполоснувшись в ванной и проходя мимо гостиной, Артем услышал разговор:

— Анжела, где ты нашла деньги на обучение сына?

— Кое-что осталось от материнского капитала за рождение Василисы, а остальное мама добавила. Не понимаю только, откуда у ней такие деньги с ее то пенсией? Мне она ничего на сказала. Но все равно не хватило — мы же не знали, что плата повысится. Так что, Гена, спасибо тебе, вовремя, — и она поцеловала его в щеку.

Геннадий немного смутился, когда заметил входившего в гостиную сына:

— Хорошая у меня тёща, завтра у ней и узнаем, когда поедем всей семьей отдавать долг, — пообещал он бывшей жене.

Артем видел, как Василиса уплетала мороженое, как мама с папой сразу же отстранились друг от друга, когда заметили его. Он подошел к сестре, зачерпнул десертной ложкой мороженое, обнял Василису:

— Папа, а где ты заработал столько денег так быстро?

— На перевозке срочного гуманитарного груза, Артем.

— Тёма, завтра съездим в академию, внесем недостающую сумму, — предложила довольная Ангелина Валерьевна.

— Но мы же собрались к твоей маме, — возразил Геннадий, — а сейчас не поздно еще?

— Не поздно, но у меня, Гена, еще много дел…

— Тогда я сейчас все сделаю сам, — настойчиво сказал Геннадий. — В приемной комиссии без разницы, кто принесет им чек?

— Конечно, — ответила она и, обратившись к Артему, велела: — Подай отцу банковские реквизиты академии.

Наутро вся семья подкатила к дому Анастасии Петровны. Обрадованная гостям женщина только и повторяла:

— Надо же, еще и с зятем приехала…

— Мама, не зять он уже тебе. А приехали к тебе, чтобы сказать спасибо и отдать деньги, которые ты дала нам два дня назад. Может быть ты расскажешь бывшему зятю, где взяла такую сумму, мама?

— Муж то он может тебе и бывший, дочка, а для меня так и остался затем. Ну, проходите в дом, чаевничать будем, а вы… — повернулась она к внукам.

— А мы пойдем, курочек проведаем… — вздохнула Василиса.

— …и экспроприируем у них яйца, — добавил, улыбаясь, брат.

Артем отправил сестренку с яйцами в дом, а сам задержался у изгороди, увидев, как через калитку торопливо прошли бабушка и соседка, живущая через улицу.

— … и нечего тебе сюда было переться, Нинка, — подслушивал он разговор между подругами, — уехали бы, тогда все и рассказала бы.

— Уж больно захотелось посмотреть на Генку, Настя. Вот настоящий мужик. А Ангелина у тебя слишком норовистая!

— Уж какая есть, подруга — не тебе судить. Спасибо, что выручила деньгами и ребята вернули их. А то я уж решила тебе с пенсии понемногу отдавать…

— Да как не помочь хорошим людям. А деньги, что ж, подождала бы, не к спеху они мне — на похороны есть и хватит. Потом покажу тебе, где они у меня спрятаны. Вдруг я раньше твоего умру…

— Все, Нинка, о смерти в доме ни слова — мои не любят разговоров на эту тему.

— Какая ты счастливая, Настя: у тебя хоть есть выбор, с кем и о чем говорить…

Бабушка с подругой скрылись за дверями, Артем постоял немного на крылечке, вошел в дом и сказал:

— Как же я вас всех люблю.

сентябрь 2022 г.

12. Великолепный Панда

Начальника следственного отдела Пал Палыча называли за глаза Пандой. Ему нравилось такое обращение, поскольку он считал себя исключительно ответственным за вверенные ему для расследования преступления. Самые запутанные, «висячные» дела он с рвением доводил до суда и гордился тем, что процессы по ним ни разу не пересматривались из-за необходимости дорасследования. Руководство следственного управления ценило упорство и опыт Пал Палыча. И чем больше отмечало его заслуги, тем сложнее были задания.

Зайка встал утром, как обычно. Это прозвище к Андрону прилепилось с детства за искусство запутывать следы, выходить сухим из самых мокрых ситуаций. Однажды в школе девочка, к которой Андрон был неравнодушен, назвала его «зайка-не-поймай-ка» за то, что он проглотил чинарик, чтобы скрыть от учителя свое пристрастие к этому неслыханному злу. Со временем прозвище сократилось до «зайки», а его опыт «прыгать в кусты» обогатился почти до совершенства.

Вот это «почти» заводило Зайку в глубокую меланхолию.

Зайка съел морковку. Таким образом он сбрасывал с себя печали и мог осмысленно разрабатывать план предстоящего дела. В очередной раз Зайка решил сделать набег на овощную базу, которая была затарена свежим урожаем. Он с удовлетворением отметил вкусовые качества морковки, которую только что схрумкал. «Значит, — предположил Андрон, — «капусты» там должно быть навалом».

Пал Палыч смотрел из окна кабинета на опадающие листвой деревья и задержался взглядом на молодой липе в парке, которая, казалось, не собиралась желтеть. «Останься зеленой», — мысленно упрашивал ее. Тут внимание его привлек человек в костюме зайчика, который прошел под окнами Управления, дошел до перекрестка, а когда зажегся зеленый свет, запетлял между встречными прохожими по «зебре» и также продолжил скакать по тротуару. «Характерная особенность для того, кто заметает следы», — заметил про себя Панда.

Звериное чутье Зайки сигнализировало о возможной опасности, исходящей из окна второго этажа Следственного Управления. И он, чтобы не вызвать лишних подозрений, запетлял только тогда, когда светофор разрешил. Он прыгал вправо-влево, обскакивая прохожих, пока не столкнулся с дилеммой: оттолкнуть мамашу с подростком, которые внезапно предстали перед ним, или, совершив невиданный кульбит, проскользнуть между ними? Просочился, но хвост от костюма остался в руке довольного мальчугана.

«От ловца зверь не убежит», — уверенно раскрыл Панда папку с новым делом.

Это было Дело о налетах на овощные склады. За семнадцать вероломных набегов преступник так и не был вычислен. Преступления объединяло то, что они совершались раз в год осенью; почерк, внешние данные преступника. Это был высокий мужчина спортивного телосложения в костюме зайчика. Когда-то на одной овощной базе был взломан сейф, из которого исчезла крупная выручка от продажи мелкооптовых партий за наличный расчет. Это был десятый случай.

«Сверху» в Управление спустилось гневное предупреждение, что если и в этот раз…

Для юбилейной поимки одного и того же преступника Управление снарядило лучшего кинолога страны с заслуженной овчаркой, которая привела следственную группу аж в Антарктиду. Захватив подозреваемого с поличным — он как раз готовил на спиртовке заправку для борща — ему предъявили обвинение не только в ограблении склада, но и еще по нескольким статьям, в том числе, незаконном вывозе овощей и средств. После того, когда разразился международный скандал из-за мирового светилы, коим оказался задержанный, каждый год менялась администрация Следственного Управления. А набеги на склады продолжались.

В этом году Управление решило упредить преступника.

Пал Палыч ознакомился с единственной зацепкой, приведшей к скандалу несколько лет назад. Он нюхал буржуазный ботинок, измазанный пометом пингвина и заметил, что это был хитроумный план преступника: «Мимими, какая прелесть». На самом деле Панда так не считал, но придерживался правила, что надо заставить себя полюбить то, что использовали преступники из своих арсеналов.

В это самое время Зайка погулял вокруг склада, изучил особенности его работы.

После того, как отмимишил ботинки, Пал Палыч пошел к начальству, чтобы на время задержания налетчика укрепить группу захвата дополнительными «пандами».

Зайка пообедал в своей конспиративной норе.

Начальство распорядилось купить в Питере зверей вместе с бамбуком. «Да здравствует Великая Панда!» — мысленно провозгласил Пал Палыч, имея в виду мать свою.

Зайка решил навестить друга Лиса, с которым отрабатывал приемы ухода от погони.

— Шторминь! — прислал он ему голосовое сообщение.

«привет зайка как дила одолжи заплати за обонимент совсем на нолях» — отписался тот.

— Мануалом убил бы тебя, грамотей! — сердито ответил Зайка.

«чиво мангал может на природу?» — занадеждился Лис.

— Лады, встретимся через сорок минут в центральном парке на главной дорожке у семнадцатой урны слева. — Зайка знал, что Лис обязательно придет на встречу к седьмой урне справа.

«хочешь купить скролл-ставни недорого», — Лис решил по случаю загнать другу ненужное себе.

— Про конспирацию не забудь, — напомнил Зайка.

«аааа понял ахаха».

«Тьфу, придурок», — ругнулся про себя Андрон и вышел из сети.

Пал Палыч был на главной дорожке центрального парка. Он увидел и услышал, как двое ряженых с одухотворенными рожами читали стихи:

— В парке осень, — сказал с выражением тот, который был в костюме зайчика.

— Грустно очень, — с надрывом промяукал тот, который был в костюме манула.

— Лучше б, это, — мечтательно сказал первый.

— Было лето, — зажмурился второй.

— Кому какое дело, — рубанул зайка.

— Когда идем на дело! — осклабился непобедимый манул.

«Чувственная хищность какая…» — умилился Пал Палыч, пока декламаторы наслаждались графоманией. И тут ему шибанул в нос застарелый запах пингвиньего помета. «А костюмчик заяц не поменял…» — широко улыбнулся Панда, что было сигналом для захвата преступников.

Зайка и Манул попытались убежать, но плотное кольцо окружения обрушило их надежды. После «Руки вверх, бомбить будем!» Зайка изящно помахал ушами, а Манул аккуратно сложил ротовые принадлежности в пластиковый контейнер с надписью «Для зубов, зубок, клыков».

Впервые в жизни Зайка уснул на нарах. И приснилось ему, как, завидя издали огни свободы, он гардероб свой решил обновить и пополнить бесплатно.

Панда так и не раскрыл начальству, как ему удалось выйти на след Зайки. Он и сам не знал. Просто после службы гулял по парку возле зеленой липки…

февраль 2023 г.

13. Нормальность

Нет ничего прекраснее для меня, как занырнуть в уютное, прохладное кафе из уличного пыльного пекла. И, отрешившись от будничной круговерти, размеренно попивать обжигающий кофе. Мгновения покоя, тишины, чистоты почти в камерном одиночестве возвращают меня в ясное, деятельное состояние.

Один раз, дожидаясь внутреннего комфорта во время кафешного ритуала, почувствовал на себе взгляд. Я повернул голову и увидел мужчину, внимательно глядящего на меня. Он показался знакомым из далекого прошлого. По правде сказать, я не мог вспомнить, где с ним и по какому поводу виделся, как его зовут. Одно было ясно: общение с ним не оставило никаких впечатлений. Он подошел ко мне:

— Можно?

Я согласно кивнул.

— Странный выбор, — начал я как можно непринужденнее. — Общения захотелось?

— Нет, — он вежливо улыбнулся. — Я по сути своей одиночка и пустынный зал — как раз по мне.

— Мы знакомы? Напомни, пожалуйста, — я был даже рад неожиданному собеседнику.

— Тебя же Саней звать? — спросил и сразу представился: — А я Валерка Кругозоров.

Точно, Кругозоров! Чего ж я тебя вспомнить не могу?

— А меня никто не помнит, — как бы прочитав мои мысли, ответил он. — Родители каждый год меняли школу.

— А что так, Валерка? Ты вроде бы у нас в девятом классе учился. Не шкодничал, был хорошистом — чего вдруг родители тебя перевели в другую школу?

— У них конфликт вышел с классной из-за меня.

Я заказал еще чашку кофе.

— Мы с тобой не были ни друзьями, ни врагами, чтобы лицемерить, врать друг перед другом, — я отхлебнул из чашки, — просто расскажи о себе.

— Я безнервный и бесчувственный чувак. Вот таким уродился, хвала родителям.

— Как это — бесчувственный? Мы, конечно, заметили в классе, что ты странный…

— Все замечают. Ну не пробивают меня эмоции ни на что, ни на кого. Я, видишь ли, даже боли почти не чувствую, если прилетит.

— Валерка, а ты пробовал…

— Всё пробовал — специалисты руками разводят, говорят, что алекситимия не лечится.

— А семья…

— В тот день, когда меня зачислили в институт и я пришел домой, мама встретила меня в слезах, сказала, что умер папа. А я сказал, что поступил в институт. Она расплакалась еще больше. Я спросил, отчего она не рада; сказал, что, если бы папа был жив, то закатил бы пьянку по этому случаю. Она назвала меня черствым и пожалела, что родила меня. Из-за чего сыр-бор?.. До сих пор не понимаю.

Меня подмывало спросить его о мужском, насущном, но я посчитал это неэтичным.

— Да всё, Сашка, у меня нормально с этим, — будто снова прочитав мои мысли, заговорил он. — Я и женат был, и двое детей у нас. Но жена однажды заявила, что уходит; сказала, что ни одна из ее знакомых старушек не смотрит столько мелодрам и душещипательных телешоу, как я. Добавила, что если бы толк от этого был, то — черт с ним, смотри на здоровье. Я спросил: «Что тебе не нравится?» — «А кому интересно спать с роботом, имитирующем кайф? Тебе бы в порноактеры идти — не было бы отбоя от поклонниц». Я сказал, что у детей должен быть папа. Она ответила, что лучше никакого, чем такой никудышный пример. И ушла.

— И у тебя никогда не было привязанностей, чувств, хобби, наконец? — выдавил я.

— А что это такое?

— Как же ты живешь, аморфный?

— Ты стебаешься, а мне — спокойно, — Валерка бросил купюру на столик. Затем встал, холодно произнес: — Оглянись вокруг, Сашка, когда-то все такими станут, как я.

Кругозоров вышел ровным, быстрым шагом из кафе.

Я посмотрел на время — опять не успел сыну подарок купить! — и побежал на работу.

май 2023 г.

14. Бармалеева пустота

Бармалей слонялся по пещере взад-вперед, раздумывал о превратностях жизни. На кой черт его занесло на этот континент? Но нерушимый союз, скрепленный его прародителем с прародителем Носорога, обязал его прибыть сюда в пожарном порядке. Носорог выразил уверенность, что Бармалей поможет обеспечить противопожарную безопасность в Африке путем поглощения отдельных африканцев из числа вождей.

Откуда-то нарисовался Айболит с подвижниками и давай лечить всех подряд. Носорогу это не понравилось и он выразил уверенность, что союзник расправится с эскулапом. Бармалей пленил доктора с помощниками и совсем уж собрался их скушать, но вдруг у него некстати расшатался нижний резец. До Англии далеко, прикидывал разбойник, да и судно Айболит потопил…

Бармалей уверенно подошел к камере.

— Не тявкать! — с порога предупредил Бармалей, когда прошел сквозь двери.

— Изверг! — встретил руганью его Айболит. — На воле одна букашечка, можно сказать, на смертном одре распласталась! Не стыдно тебе нас в заточении держать?

— Айболит, ты клятву Гиппократа давал? — Бармалей раскрыл рот и пальцами пошатал больной зуб.

— Не слыхал о таком, — пробурчал Айболит. — А советскому врачу-самоучке не пристало преклоняться перед буржуазной интеллигенцией! Надо бы понимать такие вещи, геноцидник!

— Ладно, проехали. Но врачебную этику ты блюдешь?

— Что случилось?

— Вот зуб расшатался. Неловко будет, когда в самый ответственный момент он выпадет и я не замечу, как проглочу его — как бы несварения не случилось.

Айболит молча удалил зуб.

Бармалей вернулся к себе. Он очень любил рассматривать себя через зеркало и сейчас любовался своей ротовой полостью, которая приобрела новый дизайн из-за отсутствия нижнего резца. Сомкнув плотно челюсти и широко улыбнувшись, Бармалей обнаружил, что вместо зуба образовалась пустота. Таинственная пустота! Глубокомысленная пустота! Сродни, наверное, Вселенской Пустоте!

Бармалей вспотел от наполняющего его пафоса. Он прибежал в камеру, наехал на Айболита:

— Мне срочно нужно транспортное средство!

— Куда это мы так спешим, милейший каннибал? — Айболиту представилось, что это может стать шансом для умирающей букашечки.

— Я хочу кое-что познать!

— Похвально, похвально… А что взамен?

— Свобода действий на время моего отсутствия.

— А куда путь собрался держать?

— К каким-нибудь богам.

— На орлах долетишь до Дакара, а дальше на Ките доплывешь до Мурманска. Там и встретишься с богами.

— А в Индию можно?

— Нет, Кит зафрахтован для курсирования по одному маршруту.

— Все свободны до моего возвращения! — Бармалей кинул ключ на пол камеры.

— Да, забеги в Ленинграде в мою квартиру на Мойке, забери для меня наждак для заточки скальпелей, — наказал доктор.

— Как же ты мелочен, Айболит! Человек, — ткнул себя в грудь Бармалей, — спешит на встречу с великим познанием Сущего, а ты — букашечка при смерти… Наждак тебе на шею, дилетант!

Войдя в воды Гренландского моря, Кит спросил:

— Не озяб ли ты, Бармалей?

— Хорош прикалываться, туша, — Бармалей выбивал мелкую дробь зубами, — лучше прибавь ходу!

Кит погрузился в море, чтобы заглотить побольше планктона, но не рассчитал немного и Бармалей соскользнул с него.

Кит ничего не заметил и продолжил путь.

Бармалей очутился на дне. К своему удивлению ему легко дышалось, было тепло. Вокруг проплывали, проползали морские обитатели. Некоторые из них приближались совсем близко к Бармалею, касались его плавниками, усиками, щупальцами, пытались укусить. Он отгонял их, но, видимо, не так резко получалось из-за воды и твари с хохотом плавно уходили на ближний круг от него.

— Ты что здесь делаешь, ошибка Природы? — услышал Бармалей громоподобный голос.

— Я хотел встретиться с Пустотой, но, наверное, заблудился… — пробулькал он в ответ. — А ты кто?

— Я Мировая Уточка. Что ты хочешь от нее?

— На сейчас я хочу жутко кушать. Если ты съедобная, с чем тебя съесть?

— Будет тебе пища, смелая козявка, — рассмеялась невидимая Утица.

Воды потемнели, затем свет полностью исчез, но Бармалей стал видеть и слышать внутренними ощущениями. И увидел он, как в прозрачной черноте Мировая Уточка откладывает яйки, а из них вылупляются сущности. Полупрозрачный Сварог ласково хлопает их по попкам, расставляет на божественные посты. Тут тебе и полубоги, божки, всяко-разные водяные, упыри, зорьки, смотрящие лесов, долин, ручьев и полянок.

— Как бы и мне приобщиться к Божественной мощи, ВеликийСварог? — пустил густую слюну Бармалей.

— Зачем она тебе, наглая козявка? — Сварог как бы не замечал просителя, усердно шлепая по ягодичкам.

— Я как бы уже, — явил щербатую улыбку Бармалей, — но не хватает признания. Неужели тебе не нужен верный помощник?

— Разоблачайся и подойди ко мне.

Бармалей скинул с себя одежду, подбежал к Сварогу и преданно заглянул ему в глаза. Владыка Божьего Царства отправил очередную карапузую сущность на служение Божье, а затем, после хлесткого, звонкого шлепка по заднице Бармалея, определил:

— Станешь скарабеем и отправишься к Вию в Навь.

После убедительного напутствия Сварога Бармалей провалился под дно океана. Было темно, страшно и любопытно: как тут? Спереди отсвечивало багровым, доносился смешанный шум из шорохов, стонов, злорадного смеха; шипения, скрежета; ударов звонких, глухих, сильных, мягких. Атмосфера вокруг была гнетущей, довлеющей над психикой.

«Сам захотел», — пытался приободрить себя Бармалей и пошел на багровое.

Вскоре он встал перед огромным входом в скалу, из которой вырывались звуки и зарево. Из каменной пасти несло нестерпимым жаром, а звуки стали более отчетливыми. Теперь Бармалей различал еще и плачь, мольбы и клятвы: «Я больше так не буду, испеките меня поскорее — невмоготу!» Злорадный хохот был этому ответом. После чего стоны, визги, крики усиливались.

Тонкая каннибальская натура Бармалея временами вздрагивала от этого беспредела в Царстве Мертвых. Внезапно ощутилось движение вокруг: мимо Бармалея в скалу устремились полчища тварей. Ему не удавалось их как следует разглядеть, но они задевали, царапали его: хвостами, крыльями, лапами; по ногам, лицу, рукам, туловищу — Бармалей вспомнил, что он раздетый. Ему стало неловко за свою наготу. Какая-то зверушка тяпнула его за палец, он успел ее сдавить в руке, спросил:

— Куда все торопятся?

— На планерку. Отпусти и сам бегом, а то босс терпеть не может опоздунов.

— Найдется, чем прикрыть… это? — Бармалей показал на себя ниже пояса.

— Хи-хи-хи… — звонко рассмеялась тварюшка, — в Пекле все разоблаченные. А ты хочешь к себе отдельного внимания?

— Нет, не хочу.

— Тогда бежим быстрее: Вий приближается!

Владыка Нави оказался шустрым, ясноглазым, белокурым оптимистом:

— Во славу Рода всем Хоп! — задорно выкрикнул он.

Сборище в ответ зааплодировало: кто ушами, кто хвостами, кто челюстями, кто руками и повторило хвалу.

— А ты, скарабей Бармалей, почему не славишь? — подскочил Вий к нему.

— Здесь все так неожиданно для меня…

— Объявляю пятиминутку и тысячу два градуса по Цельсию! — весело прокричал Вий.

— Выпусти меня, я не хочу на сковородку вместе с тобой, — пропищала зверушка, до сих пор стиснутая в руке Бармалея.

— Что я должен делать? — успел спросить Бармалей после того, как струя воздуха подняла его.

— Хоп! — все пять минут, — объяснила она и спрыгнула с раскрытой ладони.

Бармалей оказался над бескрайней жарочной плитой, по которой беспрерывно передвигались сковороды различных диаметров и глубины, на которых корячились грешники. Не успел он представить, что его ждет, как снизу к нему припечаталась раскаленная чугунина.

— Хо-о-о-о-о-оп!.. — взвыл Бармалей.

— Хоп-хоп-хоп… — зачастил потом, подскакивая как ужаленный.

— Хоп! Хоп! Хоп! — равномерно вздрагивал, когда привык. Пять минут вечности истекли, Вий запрыгнул на плиту, подошел к Бармалею, подмигнул:

— Ну, как, скарабей, весело у меня?

— Жить можно, кэп, — Бармалей дернулся в кривой улыбке, выпрыгнул из сковороды. — Что я должен делать?

— Как жук-навозник собирает дерьмо в шар, так ты будешь собирать человеческие пороки и проступки. Объективно, скрупулезно, вечно.

— Меня смущает, что я сам в некотором роде…

— Не переживай, — по-дружески хлопнул Вий его по плечу, — придет время — воздастся!

— Но я же, вроде бы как, теперь бессмертен…

— И грешное бессмертие ляжет на чашу весов, Бармалей! — радостно заявил Вий — Будь оптимистом, как я! Возрадуйся Великому Равновесию!

— Хоп! Хоп! Хоп! — отсалютовал тот. Вий спрыгнул с плиты, за ним — Бармалей.

Толпище, что с наслаждением наблюдало за тряской Бармалея на сковороде и аплодировало каждому «Хоп!», затихло, замерло с горящими взглядами.

— Дети не мои послушные! — Вий вскинул руки и медленно стал поворачивать голову вокруг оси против часовой стрелки. — Ступайте и делайте!

На втором витке взгляд Вия нашел Бармалея, вращение головы прекратилось:

— Тебя в первую сотню лет будет сопровождать по Яви мышь, которую ты сегодня зажал.

Знакомая зверушка забралась на плечо Бармалею. Он, конечно, слыхал о чудесах, творимых пластической хирургией… Но, глядя на «мышь», ему представилось, что образ твари на его плече хирург скроил из крокодила, осьминога и гиены одновременно на тело жабы. «Мышь, так мышь. Не целоваться же с ней» — Бармалей благодарно улыбнулся Вию.

— Среди людей вы будете жить как муж и жена. Обвенчаетесь, чтобы не вызывать подозрений! — с восторгом выкрикнул Вий. — Хвала тебе, Род, за новую счастливую семью! Хоп!

Сборище многогласно подхватило клич.

Овации и восхваления затихли — только Бармалей смотрел на невесту и тихо повторял:

— Хоп, хоп, хоп…

— Не печалься, Бармалеюшка, — запищала будущая супруга, — то, что здесь ты видишь — сути. А в Яви мы не будем отличаться от людей. Вий ждет благодарности.

— Какой?

— Подойди и растроганно обними его. — Бармалей изобразил безграничное счастье, вымучил слезинку, сграбастал в объятия «сваху». Приблажненная «мышь» нежно куснула Вия за мочку, а тот нехотя вызволился из объятий, вскинул руки, выкрикнул:

— На этом кончаю планерку! Ступайте и делайте, дети не мои послушные!

Бармалей вышел из скалы.

— Спрашивай, я отвечу, — пропищало с его плеча.

— Кто-то ищет бессмертия и никогда не находит, — Бармалей был погружен в раздумья. — Я не искал, а получил.

— Сущность каждого бессмертна. Вечность ищут глупцы, — невеста нежно царапнула Бармалея за щеку. — Лучше бы люди память искали. Тогда бы в новых телах им легче было.

— Скажи, а почему Вий так не похож на себя в мифах?

— Человеческий страх породил много предубеждений. И чем больше страх, тем омерзительнее образы. А страх смерти вылепил самые чудовищные лики.

— Сколько времени нужно для очищения?

— Человек рождается без страха, потому что его душа прошла очищение.

— То есть, пока чувство страха не будет выжжено в горниле Пекла, не будет новой жизни?

— Да.

— Я понял! — воскликнул с просветленным взором Бармалей. — Нужно относится к жизни и смерти спокойно!

— Ничего ты не понял, Бармалеюшка, — вздохнула «мышь», — нужно помнить всегда о будущем теле.

— Совсем ты меня запутала… дорогая, — Бармалей изобразил подобие нежного взгляда. — Лучше на практике постигнуть…

— Выныриваем? — прервала его невеста.

— Хоп! — радостно крикнул он.

— Хоп! — подтвердила она.

Бармалея выкинуло на поверхность океана. Глотнув воздуха, он взглянул на плечо — невесты не было. Наверное, подводным течением смыло, решил он. Но был уверен, что раз Вий сказал им жить вместе сотню лет, так и будет. Вокруг простирались холодные, свинцовые воды. Бармалея не тяготило, что он может в них пропасть — он знал, что вечен. Вопрос в том, сколько ему валандаться в этой суровой мощи.

Что-то схватило его за ноги. Он погрузился и увидел, что за него цепляется девушка. Бармалей подхватил ее под мышки и вытолкнул из воды.

— Хоп! — выкрикнула она с первым вздохом.

— Хо-о-о-оп… — с изумлением посмотрел на нее Бармалей. — Ты — мышь моя?

— Как я тебе, Бармалеюшка? — девушка улыбнулась, кокетливо посмотрела на него.

— Вот это преображение… Как тебя зовут, мышка моя? — впервые в жизни на Бармалея воздействовала женская красота.

— Как назовешь, — ее глаза лучились обожанием его. Бармалей не вспомнил ни одного дамского имени. Зато в голове засело название «Кровавая Мэри». Сносный компот из томатов и водки, конечно, но «Кровавая Мэри» будет слишком долго, подумал он.

— Мэри — так будешь зваться, — он смущенно улыбнулся.

— Красивое имя. Что-то мне холодно, Бармалеюшка.

— Да и я продрог, Мэри. Водки бы сейчас.

— А без нее никак нельзя? — она обхватила его рукой за шею. Бармалей держался на воде изо всех сил и вдруг увидел на горизонте фонтан:

— Кит! Смотри, это, наверное, мой Кит! — показал он рукой.

— Хоп! — крикнула Мэри и замахала рукой.

— Хоп-хоп! — повторил Бармалей.

Кит быстро приблизился. На спине его громоздились ящики, тюки.

— Здравствуй, Бармалей, — обрадовался Кит. — И вам здравствуйте, милая незнакомка.

— Ты куда направляешься? — Бармалей был удивлен встрече с Китом.

— Когда ты исчез, я доплыл до Мурманска. Там меня нагрузили вот этими ящиками, приказали доставить Айболиту.

— Ура! Снова в Африку! Снова Лимпопо и великий Носорог! — Бармалей попытался усадить Мэри на хвост Кита. Но Кит скинул ее, объяснив:

— Не велено посторонних брать на борт. И тебя тоже.

Бармалей ухватился за ус Кита, пригрозил:

— Не возьмешь — съем, ведь. И это будет долгая, мучительная смерть твоя, пока доберусь до твоих куцых мозгов.

— Почему куцых? — с живым интересом спросил Кит.

— Потому что посылку не доставишь доктору! И букашечка, которая была при смерти, когда мы покидали Африку — умрет! И ее безвременная кончина будет на твоей совести, туша! Тебе это надо, а?

— Нет, — испуганно заморгал Кит и с готовностью подставил хвост для посадки.

На «борту» пассажиры обнаружили среди поклажи все для веселого, яркого, страстного времяпрепровождения. Когда путники разгрузили орлов на взлетной полосе у реки Лимпопо, к ним вышла траурная церемония. Печальный Айболит бережно нес в руке носовой платок, а процессия жалобно подвывала, похрюкивала, поскуливала, подтявкивала. Мириады насекомых организованными тучками провожали в последний путь покойника.

— Не успел, — укор и беспощадность к себе слышались в скупых словах Айболита. — Как теперь с этим жить…

Бармалей взглянул на руку Айболита: на носовом платке лежала лапками вверх букашечка неизвестного рода-племени.

— Все там будем, — скорбно проревел подбежавший Носорог с брандспойтом в лапах, — лишь бы не было пожаров…

— Неужели ничего нельзя сделать? — тихо спросил Бармалей Мэри.

— А зачем? — на ухо спросила его.

— Доктора жалко…

— Ты же собирался его съесть, когда вернешься.

— У меня теперь другие пристрастия, — он лизнул ее за мочку.

С дальнего края аэродрома послышался нарастающий шум. Вскоре перед похоронной процессией предстало племя аборигенов. Воины племени трясли в такт бубну копьями и чреслами, притопывали, кружились вокруг себя, нечленораздельно пели. Царь племени выступил вперед, поднял руку — воины замерли. Он подошел к Айболиту, протянул руку:

— Я приветствую тебя, великий целитель и хочу отблагодарить.

— Я взяток не беру: в моей стране это карается смертной казнью, — скороговоркой проговорил Айболит.

Царь дал знак и к ним подошел главный колдун племени. Он взял носовой платок с букашкой, положил на взлетную полосу. Воины племени встали в круг, начали пляски, постепенно убыстряя темп. Колдун на коленях раскачивался из стороны в сторону, что-то бормотал. Вдруг резко вскочил, вскинул руки, воины встали как вкопанные. Колдун, в исступлении потрясая руками, выкрикнул:

— Морту, томбу — мийи! — и посмотрел на платок.

— Что он сказал? — спросил Бармалей Мэри.

— Это самое страшное заклинание Вуду. Буквально означает: Ко мне, мертвец, из могилы!

— Фу, слава Вию, кажется, пронесло…

— Погоди, это еще не все: смотри…

Жрец достал склянку из-под одежды, спросил что-то у Айболита и тот протянул ему пипетку. С великой предосторожностью колдун долго целился, наконец капнул из пипетки. Затем что-то сказал царю, а тот обратился к Айболиту:

— Верховный колдун говорит, что для воскрешения этой твари ему нужны звезды и солнце.

— Так сейчас полдень, уважаемый, — Айболит указал вверх, — солнца хоть отбавляй…

— А где взять звезды?

— Я видел в багаже карту звездного неба, — вмешался в разговор Бармалей.

— Это я ее заказал, — улыбнулся доктор. — Свалишься, бывает, от усталости под баобабом и так захочется посмотреть на Большую Медведицу. И на Малую тоже. И на Млечный Путь. Что же ты стоишь, неси быстрее.

На взлетной полосе установили стойки за палаточного каркаса, натянули между ними полотнище с нарисованным северным небом. Тело букашечки перенесли в самый центр. Воины опять начали двигаться вокруг усопшей, но колдун с раздражением остановил ритуал. Царь опять обратился к Айболиту:

— Звезды заслонили Солнце. Колдун не уверен в положительном исходе.

— Я знаю, что нужно сделать, — выступила Мэри, подошла и начертила рядом с трупом знак Солнцеворота Сварога. Ритуал повторился и когда воины в бешенном ритме смешались между собой, колдун остановил пляску, выкрикнул:

— Морту, томбу — мийи!

В наступившей гробовой тишине, послышалось нудное жужжание, от платка отделилась точка и молнией полетела к ближайшей тучке из мух це-це. Облачко стало редеть и вскоре оставшиеся особи из него разлетелись в разные стороны.

— Никак, букашечка-зомби получилась… — с выпученными глазами пролепетал Бармалей. — Чем же колдун ее окропил?

— Это яд рыбы двузуба — тетродотоксин, — пояснила Мэри.

— Бежим, кто как может… — рассыпались-разлетелись врассыпную звери, пернатые, насекомые

— А нам фиолетово, правда, Бармалеюшка? — прижалась к нему Мэри.

— Хоп! — весело выкрикнул он и показал средний палец пролетающей мимо воскресшей букашечке.

— Хоп! — повторила его движение Мэри.

Бармалей привел ее в свое жилище.

— Эх, ладушка моя, — он вполне нежным взглядом наблюдал, как Мэри суетится, обустраивая пещеру, — пролет получается с Айболитом.

— Раздумал его кушать, Бармалеюшка? — Мэри как раз вырвала решетку с дверного проема каземата.

— Что ты сделала, Мэри? Где я буду держать пленных? — он вскочил, приставил решетку обратно, но она повалилась на него, стоило ему отойти полшага.

— Тебе придется найти другое место для врагов своих, — она подхватила решетку, подняла ее над головой, размахнулась, выкинула вон из пещеры, вышла. Айболит успел отпрыгнуть от искореженной решетки, чуть не накрывшей его. Он недоуменно смотрел на поверженного «стража» неволи и после недолгого раздумья вошел в пещеру.

— Чё надо, эскулап? — Бармалей был не в духе, но смирный.

— Я тут зашел посидеть, пока все здоровы, а тут решетка… прямо на меня… — Айболит наконец подыскал нужные слова: — Что теперь делать?

— Не знаю. Такой хороший застенок был…

— А что теперь вместо? — Айболит терпеть не мог неопределенностей.

— Жена говорит, что вместо камеры будет детская. Зачем детская? Откуда здесь дети? Да и не ел я их никогда…

— Как я рад за вас, — Айболит сморкнулся, протер запотевшие стекла очков, — и всегда помогу… — Он в восхищении смотрел на вошедшую Мэри: — Вот это женщина…

Мэри приветливо кивнула Айболиту, обняла Бармалея, сказала:

— Вы дольше меня в Африке и может быть слышали от местных жителей о священном месте, в котором люди ищут счастье.

— Счастье в сытом желудке, ладушка моя: кто тебе навстречу попал — тот и пропал, — Бармалей ласково погладил себя по животу. — Тебе не хватает меня для счастья, Мэри?

— Я люблю тебя, Бармалеюшка, но счастье нужно всем, тебе — тоже.

— Мэри, я понимаю о чём ты: у туземцев есть подходящая поляна в джунглях — Айболит улыбнулся, мельком взглянув на живот женщины.

— А тюрьму там можно построить? — Бармалей заинтересовался проектом.

— Нельзя, милый Бармалеюшка, — она потрепала его волосы.

— Почему? Видишь, доктор пришел сам, чтобы посидеть. Видимо, ему нары за счастье, — Бармалей лизнул Мэри в щечку. Затем повернулся к Айболиту: — Пошли, покажешь, где это место.

Когда Бармалей и Айболит подошли к джунглям, раскинувшихся вдоль Лимпопо, доктор остановился.

— В чем дело? — спросил Бармалей.

— Это священное для племени место, в которое приходят их женщины, чтобы просить своих богов о счастье материнства.

— Чё, все приходят? — у Бармалея отвисла челюсть.

Айболит утвердительно качнул головой.

— А Мэри то чё надо здесь? — Бармалей на миг застыл, развернулся и во всю прыть побежал.

Вернувшись в пещеру, он обнял Мэри, спросил:

— Ты хочешь стать мамой?

— Бармалей, мы не должны отличаться от других…

— Ты только из-за этого хочешь родить?

Она помолчала, потом тихо спросила:

— Почему тебя это так волнует?

— У меня не было мамы. Меня совсем маленького на улице подобрал пьяный матрос и с того времени я жил только на корабле.

— Я знаю.

— Откуда?

— Пока ты жарился на сковороде, многое из тебя выжглось. Мы все, кто были у Вия на планерке, видели твою жизнь.

Бармалей выпустил Мэри из объятий, сел на лежанку. Она опустилась рядом, сказала:

— Я хочу детей. И хочу их от тебя. Потому что ты будешь их любить.

— Я их буду обожать, ладушка моя. А священная джунгля тебе зачем?

Мэри счастливо рассмеялась:

— Чтобы не отличаться от других. И чтобы встретиться с Природой.

— Тогда пойдем, Мэри, прогуляемся?

Она прижалась к нему:

— Пойдем.

Айболит проводил их до священного места. Мэри сказала:

— Оставьте меня ненадолго.

Мужчины скрылись, а Мэри вытянула руки навстречу Солнцу и мысленно стала призывать Рожану: «Мать-Сыра-Земля, дай счастья в детях, не оставляй их сирыми и хворыми, наполни сердце мое заботой о них, бескорыстием и нежностью». И явился к ней образ лучистый. И протянул ей цветок нежный, изысканный. И напутствовал ее улыбкой светлой, мягкой. И оставил ее в радостной уверенности.

— Мэри, — услышала она, обернулась, увидела Бармалея. — Как ты прекрасна.

Он, смущаясь, протянул ей скромный букетик незабудок, виновато сказал:

— Там было много ярких, пышных цветов, а рука потянулась к этим…

— Бармалеюшка, это лучшие цветы на свете.

— Тебе они нравятся? — заулыбался он.

— Очень! — крикнула она.

— Тогда, хо-о-оп!.. — крикнул он в небо.

— Хо-о-оп!.. — повторила она.

Митроха рос любопытным сорванцом. Особливо по части появления новых жизней. Все ему было интересно: как рождаются телята, котята, цыплята. Он бегал на фермы, дворы, когда начинались массовые отелы и вызывался помогать скотникам в тяжелых случаях. Его впечатлительная натура разрывалась, слыша натужные рёвы скота во время родов. И он изо всех сил тянул на себя льняную бечеву, обтянутую одним концом за ногу появляющегося из чрева теленка. Корова благодарно вздыхала после выпростания плода — блаженствовал и Митроха.

Этот опыт он пытался применить и во время окотов и щенений. Но хозяйки, увидев как этот неугомонный привязывает веревочку к лапке появляющегося на свет котенка, огревали его поленом и непотребно высказывались в его адрес. Вся округа терпела искренние попытки Митрохи для помощи животным во время родов. Бывало, несколько раз за день он получал поленом. И после каждой встречи с ним вскрикивал: «Ай, болит же!»

Этот возглас стал настолько обыденным, что Митроху стали называть не иначе, как Айболит.

Стоят бабы с коромыслами у колодца, завидят издали Айболита, бросят пересуды и вёдра и скорее по домам прятать животных. Отоваривается мужик в автолавке водкой, увидит Митроху, схватит бутылку, забудет сдачу и бегом к другу охотнику, у которого лайка на сносях. Совсем невмоготу стало жить Митрохе в деревне из-за скудной практики. Однажды приехал в ту местность важный мужик в шляпе и с портфелем, определился на постой в избу, в которой жил Митроха. На осторожные вопросы хозяйки назвался Корнеем; прибыл для написания доклада в область; а по работе он гинеколог. Понравился ему смышленый подросток, который следовал за ним по пятам и предложил он увезти Митроху в город для дальнейшей учебы. Мать перекрестилась, с радостью отпустила.

С облегчением вздохнула и округа, считавшая, что Митроху при рождении бес попутал.

Во время вступительных экзаменов по письму и счёту Митроха в деталях расписал про различия родов между коровами и овцами. И на десятой попытке поступления в институт он писал про различия. Правда, с другими персонажами. Декан ветеринарного факультета пробежал глазами по двадцатистраничному опусу про различия между курицей и кобылой во время родов, высказался в приемной комиссии: «Надо брать. Народ не поймет, почему за десять лет нам не удалось подготовить к экзаменам сына знатной доярки».

После первого же реферата по практикуму Айболит вылетел из института и больше не влетал.

Корней все годы следил за неудачником, которого протежировал. И когда прозвище вернулось к Митрофану, он настоял на его командировке в Африку. Денег у молодого советского государства на благотворительный масштабный проект не было и Айболит отправился автостопом на китах и орлах туда, откуда почти видно Антарктиду в бинокль.

И теперь Айболит лежал под секвойей, смотрел на нарисованное звездное небо и переживал за Мэри, у которой вот-вот должны начаться схватки. У него, конечно, были канаты, свитые из лиан, с помощью которых он помогал рожать слонихам, жирафихам, носорогихам и другим. Достаточно ли этого будет, если роды будут протекать трудно?

В это же самое время в Небесной Пустоши Квасур готовил сурью для ответственного совещания богов. Не Бог весть, что для этого послужило поводом — предстоящие роды Мэри — но всё-таки смертные были отмечены дланью Сварога. Перед заседанием Вий в своем чертоге вызвал на ковер Беса. Молодой симпатичный мужчина с лихо закрученными рожками появился перед Вием, грациозно расписался хвостом в воздухе, обворожительно улыбнулся, слегка склонил голову на бок.

— Приятно видеть тебя, исчадие, — Вий крепко обнял Беса, вернулся на трон. — Расскажи-ка, бро, кто у нас из нечисти курирует Айболита?

— Незадолго до его рождения, — баритоном нараспев заговорил Бес, — одна бесплодная, завидущая баба пожелала матери его, чтобы в дитя ее поселилась Лихорадка. И родила она его здоровым и способным. Но Лихорадка сковала правое полушарие мозга малыша. И не стали даваться ему точные науки человеческие, а неточные давались легко…

— Постой, Бес, — прервал Вий, — с интеллектом все ясно. А роды он принять у Мэри сможет, если понадобится?

— Человеческая женщина, — на новой ноте запел Бес, — по задумке Сварога может сама без помощи родить. Прекрасный Вий! — если бы в этом месте Беса сопровождал оркестр, то заиграл бы тутти. — Нет ничего почетнее, чем выполнять твои желания! Только подмигни и Мэри родит легко, с улыбкой!

— Отставить песни! Никто не может вмешиваться в предначертанное богами!

— Чертежи можно и перечертить, — вкрадчиво заговорил Бес, — у меня есть один мастак-чертежник, тебе только визу наложить…

— Сделаешь так: лично проследишь, чтобы никто из твоих помощников просто не мешал Мэри! И Айболиту! И Бармалею! Всем, кто из смертных захочет помочь! Ступай!

— Обожаемый Вий, все будет проконтролировано со всей тщательностью…

— Хоп! — выкрикнул Вий, давая понять, что разговор окончен.

— Конечно, «хоп»… непременно «хоп»… во веки веков «хоп»… безразмерное «хоп»… безраздельное «хоп»… — недовольно бормотал Бес, удаляясь из чертога.

Сварог смотрел на собравшихся. Ему не нравилось, когда отвлекали по пустякам. Но в этом случае настояла Лада.

— Я слушаю, — Сварог недовольно посмотрел на Рожану. Мать-Сыра-Земля с достоинством выдержала взгляд, поднесла ему чашу с сурьёй:

— Выпей и расслабься, Отец Небесный. Моя благодать наложилась на большую любовь Мэри, — присутствующие при слове «любовь» всполохнулись. Рожана продолжила: — Это послужит ее обильному плодородию.

— И что из того? — Сварог допил чашу. — Много тварей хорошо плодоносят.

— Не все они отмечены тобою, Сварог. И не все дети без нашего вмешательства могут родиться. Мэри нужно помочь, — Рожана пригубила из кубка, встала и вышла.

— Вий, займись Мэри. А после доложишь, что все прошло хорошо, — Сварог ударил молотом по столу.

Вернувшись к себе, владыка Нави затребовал Беса. Тот предстал перед ним, слегка склонил голову на бок:

— Я ограждаю Айболита от внешнего влияния.

— Лихорадку сюда, — приказал Вий.

— Уже здесь, — заявился балахон болотного цвета с капюшоном, накинутым на череп.

— Ты не находишь, бро, что у этой нечистивой женщины слишком противный, грубый, низкий голос? — обратился Вий к Бесу.

— Совсем не женщина я, — пробасил демон, — это люди меня исказили. Обидно, ля, зато работу свою легче делать из мести. Ля.

— Вот что, соколик, — в голосе Вия послышалась легкая ирония, — с этого момента оставляешь Айболита в покое. Навсегда. Не забудь перед уходом в лес раскрепостить его правое полушарие. Навсегда.

— А что я в лесу забыл, ля, — с обидой прогундосил череп под капюшоном.

— Выучишь остальные ноты звукоряда, возьмешь уроки вокала у Беса. Чтобы при следующей нашей встрече я услышал арию Призрака! Хоп!

— Ыгым, ля… — демон провалился.

Вий хлопнул в ладоши и одна стена стала экраном. На черном фоне переливались яркие многочисленные точки. Потом они погасли и без перехода на экране появилась картинка.

— Что это, Бес? — нахмурил Вий брови, а волосы его начали темнеть, пока не стали черными, как смоль. Это был признак надвигающейся на Вия ярости.

По телу Беса пробежала дрожь, он взглянул на экран и от увиденного на экране побелел: Мэри лежала в пещере, рядом сидел Бармалей, а Айболит готовился к принятию родов. Сканер на наличие сущностей выявил, что рядом с людьми находились две оболочки. Когда сканер «прошел» голову Айболита, обнаружилось, что правое полушарие девственно чистое. Зато левое было покрыто мелкоячеистой сетью из пульсирующих багровых волокон.

Глаза Вия стали черными, а зрачки уменьшились до микроскопических точек, которые беспощадно могли выжечь сознание. Он зловеще проговорил:

— Я хочу видеть тех, кто посмел меня ослушаться.

Бес, запинаясь, выскочил вон. И почти сразу же появился на экране. Сущности попытались исчезнуть, но хвост Беса вытянулся в длинную тонкую плеть, которой он спеленал их. Затем два пальца на руке Беса стали удлиняться по направлению к голове Айболита. Достигнув ее, они вошли, захватили нить сети, вытащили наружу. Бес молниеносными движениями стал наматывать нить на палец, сеть распустилась и он выскочил из пещеры. Картинка на экране уменьшилась. Вий увидел, как Бес пускает из рук снопы искр во все стороны.

Вий собрался отключить экран, но внезапно в верхнем углу экрана появились две яркие переливающиеся точки. Они приблизились к защите, устроенной Бесом, без помех прошли ее и направились ко входу в пещеру. Бес видел непрошенных гостей, пытался их остановить, но точки прожигали его сущность, отчего он сворачивался в клубок и захлебывался в немом вое. «Фантастика!» — Вий с напряжением смотрел дальше, не зная, что предпринять.

Картинка увеличилась и Вий увидел, как точки замерли возле людей. Затем одна из них вошла в голову Айболита, другая — в Бармалея. Владыка Нави улыбнулся, подпрыгнул и залихватски отбил чечетку. Волосы, глаза и настроение приняли прежний вид.

— Даже не хочу знать, кто это! — с порога сказал он появившемуся Бесу, дал знак. Тот освободил пленных, бросил в них клубок нити, который стал разматываться, а нить сплелась в сеть и сковала их. Вий вскинул руки, крикнул ввысь:

— Во славу Рода: хоп!!!

Резко опустив голову, он молнией прошил взглядом пленных. Ужас отразился на их лицах. Слой за слоем снимались с них оболочки, которые рассыпались. Частицы сгорали в черном пламени и уносились в Космос.

— Ты будешь наказан, Бес! — Вий подошел к нему, посмотрел в глаза. — С этого момента тысячу лет будешь обитать в лесу и воспитывать провинившуюся нечисть. К концу первого этапа наказания я хочу услышать Реквием в исполнении Большого академического хора Нави.

— Лучше распыли, бро — это невозможно даже для меня… — Бес как-то сжался, потускнел.

— Ступай, любимое исчадие и делай. Хоп!

Бес провалился.

Мэри смотрела на Бармалея, улыбалась, тихо говорила:

— Я хочу, чтобы ты был рядом, мне будет легче…

— Я буду рядом, но чем я могу помочь?

— Просто сиди возле меня, держи за руки и смотри на меня.

Подошел Айболит.

— Со мной что-то странное происходит, революционное, — он опустил в кастрюлю с кипящей водой хирургические инструменты, сполоснул руки.

— Эскулап, ты хоть раз принимал роды? — Бармалей с недоверием посмотрел на Айболита.

— О, да. Я как раз увидел, как обрезают пуповину и тут повитуха окатила меня горячей водой, чтобы я убрался вон, — Айболит на миг закрыл глаза, переживая заново этот теплый момент.

— А что с тобой происходит?

— Мне временами кажется, что я ничего не умею, а сейчас я уверен, что знаю всё.

— Ты, уж, определись, доктор, дело серьезное… — Бармалей неожиданно замолк.

— Что-то произошло? — Мэри сжала его пальцы.

— Все хорошо, ладушка моя. Мне тоже показалось, что что-то посетило меня…

— Что?

— Уверенность, что я должен быть рядом с тобой во время родов.

— Ты же и так хотел остаться…

— Но сейчас я понял, что необходимо быть здесь…

— А-а-а-а-а-а!..

— Мать-Сыра-Земля, четвертый полез… — Вий улыбался, наблюдая за родами, — щедра твоя благодать…

— Ладушка моя, все идет хорошо, вот этот, наверное, последний, сейчас ты с облегчением вздохнешь, — Бармалей одной рукой держал Мэри за руку, другой с чистой тряпкой нежно промокал пот с ее лица.

— Я чувствую, что во мне еще кто-то есть… Смотри на меня — так легче…

— Какое завидное постоянство, Мэри, — на ходу сказал Айболит, — через одного — мальчик. Уже три девочки, три мальчика. То-то им весело будет.

— Как они, доктор?

— Чтоб я таким родился. Во! — Айболит выставил большой палец вверх.

Вий смотрел на экран, смеялся, бил чечетку:

— Восемь! Восемь новых душ! Рожана, ты удивила меня…

— Ей надо отдыхать, Бармалей. И нужно найти кормилицу. Сходи к царю, скажи, что я просил, — пытался ему внушить Айболит.

Мэри открыла глаза, сказала:

— Без вас троих я бы не выдержала, мои дорогие…

— Троих? — Бармалей вопросительно посмотрел на Айболита. Тот молча пожал плечами.

— Бармалеюшка, иногда твоими глазами на меня смотрела Мать-Сыра-Земля и наполняла силой.

— Хитра Рожана и чертовски умна… — заулыбался Вий, услышав Мэри. — Надо идти к Сварогу. — Он громко расхохотался, залпом выпил чашу с сурьей и: — Хоп!

Прошло сколько-то времени.

Представители фауны окрестностей реки Лимпопо никогда прежде не слышали таких слов. И от кого! От самого свирепого пожирателя их плотей — Бармалея! Они одновременно с опаской и любопытством вслушивались в непривычное сочетание звуков и готовы были по первому намеку дать стрекача, если бы услышали привычное: «Кто навстречу попал — тот пропал».

— Я — бог! Я — бог! Я — бог! — кричал на все лады некогда грозный обжора.

Семейство Бармалея расположилось на поляне в окружении тенистых деревьев, дурмана ярких цветов, лиан и москитов. Восемь пупсов суматошно бегали, орали, стаскивали анаконд с деревьев. Айболит, который стал частью семьи, ползал с лупой по поляне, собирал редкие лекарственные травки. Ему давно не было посылок с родины, но он научился обходиться тем, что есть. Мэри решила подразнить мужа:

— Бармалеюшка, с чего ты взял, что бог? Ты вечен, но не обладаешь чудодейственной силой.

— Ладушка моя, сотворить таких ангелочков, — он рукой показал на детей, которые запихнули змее в пасть ее собственный хвост и «уговаривали» покушать, — это ли не чудо?

— Значит, по-твоему, я тоже богиня? — она лукаво взглянула на него.

— Ты богиня и не имеет значения, родила бы или нет.

Подошел Айболит. Он запихнул в саквояж пучок растений, выпил чай из кружки, заговорил:

— Я слышал, друзья, о чем вы говорили. Не знаю, что и сказать. Я, например, атеист. И мне ваши рассуждения — непонятны. Бога нет, а мы — обычные люди.

— А разве обычный человек не может быть богом? — Мэри наполнила чаем его кружку.

— Нет, Мэри, нет. Все, что мы наблюдаем в природе — объяснимо.

— И твое прозрение, как принимать роды — тоже? — улыбнулся Бармалей. — И твои познания в медицине без образования — тоже?

— Наверное, опыт… — замялся Айболит.

— Ты талантливый лекарь, Митрофан, — Мэри увидела, как Айболит вздрогнул после того, как назвала его настоящим именем, — но объясни суть наития, которое сошло на тебя.

— Мэри, откуда ты узнала мое имя? — казалось, Айболит был обескуражен.

— Наугад, — с легким прищуром ответила она. — Откровение свыше, если хочешь.

— Не хочу я спорить о том, чего нет, — Айболит нервничал. Потом, что-то решив про себя, залез в саквояж, долго копался в нем, достал маленький сверток, развернул его: — Этот медальон отдала мне бабушка. Наказала, чтобы я его не терял и всегда брал с собой.

— Так-так, — подвинулся ближе Бармалей, — очевидно, это оберег. Дай посмотреть.

— Это оберег святого Бенедикта. Там по латыни написано, а я… — Айболит развел руки, — ни бум-бум.

— Попробуй, Митрофан, прочитать, — Мэри с вызовом посмотрела на него.

Айболит повертел в пальцах медальон, как бы показывая, что это пустая затея. Затем вчитался и вслух прочитал:

— Светит мне пусть Крест Святой,

Древний змий да сгинет злой.

Сатана да пусть отыдет,

Суета в меня — не внидет.

Злом меня да не искусит,

Чашу яда сам да вкусит. — Затем он посмотрел на друзей, пролепетал: — Поразительно… Прочитал и понял…

До самого вечера Айболит молчал. Бармалей и Мэри, после того как угомонили детей на ночь, опустились на траву рядом с ним, стали считать нарисованные звезды.

— Всё равно не бог, — вдруг сказал Айболит.

Мэри рассмеялась:

— Значит, ты признал, что Он есть? Раз сравниваешь себя с Ним?

— Я не знаю. Но я не атеист теперь, точно.

— Ты всегда верил в высший разум, эскулап, иначе не таскал бы медальон с собой.

— Я его носил, как память о родном человеке.

— А память, Митрофан — самое великое чудо Вселенной, — Мэри ласково поцеловала его в щеку, добавила: — И ты бог, если помнишь.

— Нет, Мэри, он атеист и отрицалово себя, — Бармалей громко расхохотался.

— Он бог и отрицалово себя, — рассмеялась Мэри. Айболит откинулся на траву, раскинул руки и крикнул:

— Хо-о-о-оп! — Когда последний звук затерялся в кроне секвойи, на лице его блуждала счастливая улыбка, а взгляд искал мечту.

— Не будем ему мешать, хоп, — шепотом сказала Мэри.

— Хоп, — еле слышно повторил Бармалей.

Мэри вышла из детской. Айболит, увлеченно копающийся в своей миске, перестал кушать и медленно поднял взгляд на нее. Он неторопливо снял очки, тщательно протер их, надел. Затем встал, подошел к Бармалею на другой стороне стола, выдвинул стул рядом с ним.

— Эскулап, — не переставая жевать, сказал Бармалей, — не надейся. Никто не заменит мне Мэри. Ты тем более. Отойди от трона.

Айболит толкнул его в плечо и перевернул его миску с едой.

Бармалей обернулся и тут же подобрел: сзади стояла Мэри в длинном черном вечернем платье, воздушная, казалось, материя которого переливалась золотыми нитями. Вырез платья… У Бармалея пересохло в горле от желания прильнуть к божественному рельефу. Шею обрамляли пять нитей с жемчугом, а венцом ожерелья был кулон с искусно ограненным изумрудом в оправе из скани. Ее волосы свободной волною ниспадали на плечи; четкие контуры глаз, бровей и губ подчеркнули утонченные формы лица. На голове ее блестела золотом диадема с рубином.

— Царица моя… что за праздник… — Бармалей подошел к ней, обнял за талию.

— А я разве не говорила? — Мэри выдержала точную пауза. — Мы идем на концерт.

Айболит кашлянул, волнуясь, сказал:

— Я, конечно, в недоумении, восхитительная Мэри, но хотелось бы узнать: кто, где и… кто.

— Мы идем все. Иначе концерт не состоится, а музыканты так готовились. Он состоится в лесу, на священной поляне. А исполнители… пусть это станет сюрпризом, — при этих словах Мэри загадочно улыбнулась.

— Мэри, это безумие для тебя появиться на люди с таким оборванцем! — Бармалей легонько дернул за рубашку Айболита, которая с треском пошла по швам. Мэри рассмеялась:

— Я приготовила вам костюмы, чтобы через пять минут были готовы.

Она скептически осмотрела мужчин, сделала вывод:

— Митрофан, ты как будто родился в костюме.

— Мне иногда снилось, как я выбираю их, — он слегка покраснел, — и даже капризничаю, если что не по мне…

— Хм, эскулап, откуда у тебя, деревенского хвостоправа, интеллигентские замашки? — искренний интерес был нарисован на лице Бармалея.

— Бабушка рассказывала…

— А-а-а… можешь дальше помолчать. А как я?

— Торжественно-сносно. Ты куда бабочку подевал, Бармалеюшка?

— Душно мне стало под ней, выкинул к черту.

— Без крылышек нельзя, — она поднесла на руке к вороту рубашки махаона и бабочка перебралась под Бармалеев кадык. — Когда начнешь распоясываться — сама улетит.

На поляне было темно, но яркие звезды и полная Луна своими свечениями показали, что на ней кроме их самих никого нет.

— Располагайтесь, кто как хочет, — Мэри опустилась на траву под деревом, прижалась к нему спиной. Айболит сразу лег на землю и стал смотреть на звезды. Бармалей посмотрел вокруг, сел под деревом с другой стороны от Мэри.

— Артисты где? — спросил Бармалей.

— Ты слышишь? — она приставила свой пальчик к губам.

Он прислушался. И услышал: из глубины недр доносилось хоровое пение в сопровождении оркестра. Песня была ближе и ближе, пока не заняло пространство вокруг него и в нем. Казалось, сама земля играет и поет. Бармалеева память всколыхнулась и он вернулся к событиям того дня:

«Впередсмотрящий спустился по мачте и, указывая подзорной трубой, прокричал:

— Бармалей, там огромный кит! Плывет прямо по курсу!

— Мы можем отклонится от курса? — спросил он у штурмана.

— Кэп, мы и так опаздываем. Смогут ли контрабандисты удержать таможню?

— Где этот чертов пьяница боцман? Пусть готовят китобойную пушку. Заодно пополним запасы жира.

Кит был огромным и хмельному китобойцу цель показалась ближе, чем была на самом деле. Он выстрелил, гарпун только царапнул бок и кит ушел на глубину.

— Человек за бортом!

Им оказался маленький, тщедушный мужчина в круглых очках, белом колпаке с красным крестом и саквояжем.

— Ты кто и откуда? — спросил его Бармалей. Потерпевший еще не совсем пришел в себя и молчал.

— Ну, говори! — матрос пихнул его кулаком в бок.

— Ай, болит же… — негромко вскрикнул человек.

— Что он сказал? — обратился Бармалей к матросу.

— Сказал, что он Айболит, а откуда — я не понял, что за «же».

— Конкурент. Будем кушать его, — решил Бармалей. Он распорядился, чтобы незваного пассажира связали.

Ночью Бармалей проснулся от воды, в которой оказался. Выскочив из каюты, он обнаружил, что пленник сбежал, а вся команда погибла, захлебнувшись морской водой. Сам он чудом остался жив, потому что закрылся в каюте изнутри. Трюм был уже на треть заполнен водой, волны перекатывались через палубу и Бармалей только-только успел спустить шлюпку на воду и отгрести подальше от тонущего корабля, чтобы не засосало в воронку.

Через несколько дней шлюпку прибило к африканскому берегу, где его встретил старый приятель Носорог. Он и рассказал Бармалею, что на континент заявилась чума под названием Айболит. И нужно принять экстренные меры для уменьшения народонаселения Африки в целях противопожарной безопасности.

\— Поможем, — облизнулся Бармалей в предвкушении встречи с африканской напастью».

Бармалей открыл глаза.

Айболит почувствовал еле заметную вибрацию снизу. Скоро к ней стали примешиваться едва слышимые звуки, которые усиливались. Постепенно звуки наполнили все его существо и каждая клеточка тела стала отзываться на прекрасное пение, звучавшее из-под земли. Звезды отражались в его глазах, но вскоре лунный отблеск заполнил все видимое пространство и на Айболита нахлынули воспоминания:

«Он увидел себя на Ките, держащем курс до Дакара. Позади Гренландское море с морозными штормами, Атлантика, экватор, ласковые субтропические воды… И вдруг он оказался в воде. Почему Кит резко ушел под воду, не предупредив его? Он вынырнул на поверхность, чьи-то руки подхватили его, затащили в лодку. Он не успел еще до конца прийти в себя, как оказался на корабле и его стали пытать: Кто он и откуда? Пытки стали невыносимыми, когда его еще при этом один раз стукнули.

Он раскрылся по полной, уведомив истязателей, что ему больно. Митрохе было стыдно за проявленную слабость, но возглас после удара вылетел сам собой, непроизвольно от его сознания. Какими чудовищами они оказались, решив его скушать!

Ночью Айболит ужом выпутался из веревок, связал пьяную команду, прорубил дыру в днище шхуны, достал медальон-оберег, поцеловал в лик святого Бенедикта, завернул его в тряпочку и засунул подальше в саквояж. Путь свободе открыт! Он встал на борт и прыгнул солдатиком в море. Айболит греб руками изо всех сил, но скоро выдохся и распластался на воде. Вдруг он почувствовал, что кто-то вцепился острыми когтями в его руки мертвой хваткой. Он поднялся в воздух, открыл глаза, чтобы принять суровую неизбежность с ясным взором и увидел, как два огромных орла несут его ввысь.

Айболит успокоился и мысленно облобызал лик святого Бенедикта, заодно пожелав ему всех благ».

Он открыл глаза, прислушался: пение затихало, возвращалось под землю. Повернув голову, Айболит увидел, что Мэри так же сидит под деревом с закрытыми глазами, а Бармалей смотрит на него. Новая мелодия полилась, а на фоне Луны нарисовался полупрозрачный силуэт. Он приближался к слушателям, становился более плотным. Красивая песня захватила всё их внимание. Фигура стояла, скрестив руки на груди, смотрела себе под ноги, слушала.

Песня закончилась, звезды погасли, Луна исчезла. Только от стоящей фигуры шло свечение.

— Ничего себе так, для репетиции сойдет. Только опять Бес что-то попутал с голосами, —фигура щелкнула пальцами и рядом с ней вырос из-под земли омерзительный черт со свинячим рылом, мохнатым хвостом, бычьими рогами и нагой.

— Свет моей тьмы, — захрюкал черт, — не спутал я никак.

— Да? А какую партию исполняет Лихорадка в этот раз?

— Обеи-с, владыка.

— Да-а-а? Зачем же так насиловать связки?

— Сама вызвалась. Очень песня понравилась. Про любовь и всё такое…

— Да-а-а? — совсем поразилась фигура.

— Я либретто не успел…

— И не торопись, исчадие. В лесу время медленнее течет, успеешь. Ты мне надобен сейчас для других целей. Представься перед публикой.

— Свет моей тьмы, позволь предстать в истинной форме, — черт заискивающе заглянул в глаза фигуре.

— Не позволю. Пусть полюбят тебя таким.

— Пробовал-с. Мимо.

Фигура показала знак внимания. Все и так наблюдали за происходящим во все глаза.

— Я начну без предисловий, — медленно начала говорить она. — Я Вий и пригласил вас, чтобы исполнить ваши желания. Для каждого по одному. Не пытайтесь меня обмануть, скрывая истинные цели. Бес перенесет каждого из вас в ту точку прошлого, из которой бы вы захотели начать новый отсчет времени для вашей судьбы. При этом вы забудете все, что произошло до этого момента, как будто этого не было. Время для решения даю один миг. Этого хватит, чтобы перевернуть ваши вселенные.

Все закрыли глаза и тут же их открыли.

— Я хочу перенестись в утробу матери до того момента, когда наша соседка в деревне наслала на меня Лихорадку, — сказал Айболит. Вий подал знак, Бес подскочил к доктору, положил руки ему на голову. Вий повернулся спиной, сделал круговые пассы и раскинулся огромный экран.

— Смотрите, — сказал он.

Кадры на экране замелькали, рассказывая всю жизнь Айболита: он родился здоровым, сильным, упорным в учебе. С отличием закончил медицинский институт, стал ведущим специалистом в генной инженерии. Впоследствии стал руководителем известного на весь мир центра планирования семьи. Прожил долгую, счастливую жизнь и окончил свой путь в лучах славы и почете.

Затем Бес положил руки на голову Бармалея.

— Я хочу перенестись в тот час, когда мать умерла, потому что ей никто не успел вызвать врача.

Вий усмехнулся, щелкнул пальцами, картинка сменилась. На экране жизнь Бармалея: ему шесть лет и тяжело больная мама позвала его: «Бромли, сыночек, скажи своей сестре, чтобы она скорее бежала за врачом — мне все хуже и хуже…» — «Я быстро, мама». После осмотра и помещения в больницу, мама быстро поправилась. Жили они бедно, но скоро умер его дедушка и мама получила наследство. Которого хватило купить домик в пригороде Лондона, устроить судьбу его и сестры. Он умер на руках заботливой, но не любимой жены в почетном возрасте.

— А почему твоя мама умерла, Бармалей? — спросил Айболит.

— Потому что он побежал не за сестрой, а за бродячими артистами и забыл про мать, — ответил за него Вий.

— А имя? — снова спросил Айболит.

— Бромли — мое настоящее имя. Но маленьким я часто коверкал слова. Так меня стали называть Бармалеем на корабле, на который притащил матрос, — ответил он.

Вий подошел к Мэри:

— А ты что молчишь? У тебя нет желания судьбу поменять?

— Нет.

— Ты понимаешь, что они, поменяв свои судьбы, изменят и твою…

— Понимаю.

— И ты навсегда останешься серой мышью…

— Я знаю.

— Отомсти им и загадай так, чтобы кроме боли и страданий они ничего больше не знали!

— Не хочу.

— Во имя чего такая жертва?

Мэри улыбнулась, показала взглядом куда-то позади него. Вий резко обернулся: восемь мальчиков и девочек стояли в ряд и молча смотрели на них.

— Во имя их? Во имя тех, кого не станет, когда изменится твоя судьба? — Вий ждал ответа.

Мэри терзалась между тем, чтобы желания Айболита и Бармалея не были исполнены и тем, чтобы не предать любовь. Она смотрела на детей, слезы текли по ее лицу.

— Что ты, ладушка моя, — прижал ее к себе Бармалей, — разве можно выбирать между мной и детьми? — Он повернулся к Вию, твердо сказал: — Я отказываюсь от желания ради детей и Мэри.

— Мне слава не нужна! — выкрикнул Айболит. — Если бы я мог предположить о твоем коварстве, то не пошел бы на этот концерт!

— Желания оформлены и я их исполню. Бес, верни их во временные точки желаний.

— А как быть с Мэри?

Яркий свет пошел от земли и достиг неба. Кровавые сполохи пронеслись по нему и вызвездилась высь мириадами пульсаров! По Млечному Пути спустилась Рожана, подошла к детям и раздала им цветы. И показала, как плести венки. И сплели они венцы из незабудок. И надели их на мать, отца и Айболита. Рожана на миг остановилась возле Мэри, улыбнулась, поднялась по Млечному Пути.

— Свет моей тьмы, — захныкал Бес, — за что мне такое наказание.

— Хоп, — сказал Вий и Бес провалился.

Вий медленно обводил взглядом поляну, пытаясь понять, как Рожана узнала о его намерениях изменить предначертанное. Он подошел к тому месту, откуда поднялся столб света, а после появилась Рожана. Под ногами бил ключ, переливаясь в желтом свете Луны. Вий наклонился, зачерпнул ладонью воду, выпил. Огнем обожгло его изнутри. Как он мог не придать значения древнему поверью аборигенов! Он, всесильный целитель окаянных душ, которому доступны сны богов, прокололся на сказке, мифе!

«…и защитит вода испившего ее, и даст силы и памяти для продолжения рода…»

Страшный вой раскатился по поляне, почернел Вий и стал метаться по ней от бессилия. Под конец взорвался снопом искр и ушел под землю.

— Папа, мама, а что дальше будет? — наперебой расспрашивали пупсы, бегая и ползая по ним.

— А дальше мы вернемся в нашу пещеру и вы сразу же разбежитесь по своим кроваткам, — во весь рот улыбался счастливый Бармалей.

— Ой, а у папы дырки во рту не стало, — карапуз ткнул пальчиком в зуб, появившийся вместо выпавшего и звонко рассмеялся.

— Папа, а куда у тебя дырка делась? — наседали малыши.

Он вытянул руку вверх, сказал:

— Дети, она соединилась с Космосом.

— Она обиделась на тебя, папа? Верни ее, нам так скучно без нее.

— Мы вернем папе дырку, обязательно вернем, — успокаивала Мэри детей, — нам тоже без нее скучно жить, правда, Бармалеюшка?

— Вернем! А ну, все дружно:

— Хоп!

Конец

май 2023 г.

Оглавление

1. Необычное свидание

2. Звёздами сыт не будешь

3. Смертельный водевиль

4. Кот с планеты Кот

5. Миражи из будущего

6. Ведьмина новогодняя традиция

7. Ловелас-склеротик

8. Вперед, в прошлое

9. За гранью Славы

10. Знакомство

11. Экзамен

12. Великолепный Панда

13. Нормальность

14. Бармалеева пустота