Нарисованная любовь (СИ) [Анна Грекова] (fb2) читать онлайн

Нарисованная любовь Анна Грекова

Глава 1

Одинокая мохнатая тучка закрыла слабеющее солнце, потянула его вниз, за дальний лес, и в распахнутое окно пахнуло вечерней прохладой. Почти неощутимая свежесть слегка разрядила обстановку за столом. А обстановка казалась Дженни донельзя раскаленной, и она удивлялась, как этого не замечают другие.

Отец, Джон Смит, сидевший во главе стола, вроде бы привычно говорил о повседневных делах и, как всегда, то ли советовался с дочерьми, то ли объявлял об уже принятых решениях. Всё, как обычно, если бы не его особые взгляды, которые он бросал на сидевшую напротив Дженни старшую сестру Анетту. Анетта ничего не замечала. Она старалась поддерживать разговор, но у нее это плохо получалось, так как мысли были далеки от ужина.

Дженни была младше сестры на пять лет. Девочек растил отец. Вначале он рьяно взялся за их воспитание, называл полными именами: Дженнифер и Анетта, но с годами понял, что, конечно, воспитание приносит свои плоды, но главное, каким человек уродился.

Девочки были совершенно разные. Анетта — бойкая, задорная, веселая. Она все делала быстро, могла легко заплакать, любили всех и всё вокруг, с ней было уютно и легко. Дженни — спокойная, задумчивая. Она почти не помнила мать, зато рядом всегда была Анетта, надежная и добрая. Отец с интересом наблюдал за Дженни. За стеной спокойствия что-то скрывалось. Как-то на столе у Дженни отец увидел рисунок, выполненный наскоро акварельными красками: солнце, садившееся в море, и одинокая птица над водой. Его поразило буйство красок вечернего неба, яркость солнца, хотя при более близком знакомстве выявлялась и неопытность художника, и крупные погрешности природного явления. Но отец понял: внутри Дженни что-то есть, и когда-то оно вырвется, проявит себя. Пока же, не зная, куда это деть, Дженни неосознанно выплескивала свои чувства таким вот образом, уверенная, что ей просто захотелось порисовать.

Поместье отца было небольшим, из родственников жившая недалеко крестная обеих девочек, младшая сестра отца тетя Элина. Другая сестра давным — давно уехала в Америку, там и осталась, так что Дженни знала ее только по письмам. Жили они замкнуто, почти никуда не выезжали. Ближайшей подругой Дженни являлась дочь поварихи Милена, старше Дженни на год, крупная, рано развившаяся девочкой. С некоторых пор подруги вели непрерывные разговоры о любви. Милена считалась наиболее опытной в этом деле, так как недавно влюбилась в молодого садовника, нанятого на работу в этом сезоне.

— Знаешь, — шептала Милена подруге, слушавшей излияния с блестевшими глазами, — первый признак влюбленности — когда все время хочется смотреть на него. Какое очаровательное лицо, прекраснее быть не может! Я бы сутки не отрывала глаз, и все было бы мало. Когда он щурит глаза, у меня внутри все замирает. Ну, согласись, что он — чудо.

Дженни кивала, хотя в душе были сомнения. Она много раз всматривалась в садовника и не находила ничего романтичного в выцветших на солнце волосах и облупившейся коже на носу.

— Он пока не знает, как пылает моя любовь, — продолжала Милена, — и я даже боюсь того времени, когда он так же безумно влюбится в меня. Мы же тогда просто сгорим!

Дженни в свои четырнадцать лет не знала и даже не предполагала, что означает это высокопарное «сгорим». Но все это было романтично, хотелось говорить на волнующую тему бесконечно, и разговоры велись постоянно, хотя ничего вокруг не происходило. А любить хотелось!

Дженни думалось, что она упустила время и уже не сумеет выбрать достойнейшего и подарить ему самую дорогую частичку своей души и бурлившее там смятение, которое обязательно превратится в любовь.

— Милена, может твой садовник тоже страдает по тебе? Ты же не выдаешь себя, вот и он держится из последних сил.

— Нет, — тоном совсем уж бывалой девицы возражала Милена, — влюбленного сразу видно, он ведет себя по-другому. Вон, как ваша Ани. Она же летает с некоторых пор и поет как-то звонче.

— Что?!! — Дженни раскрыла рот. — Моя Ани влюблена? С чего ты взяла?

Милена замялась. Не хотелось признаваться, что открытие совершила не она, а просто подслушала разговор матери с другой кухаркой.

— А ты присмотрись к ее поведению. Тут ошибки быть не может.

С тех пор Дженни украдкой присматривалась к сестре. Та бегала по дому как обычно, напевая, а потом вдруг замирала у окна и улыбалась, водя пальцем по стеклу. Или причесывая ее, Дженни, вдруг рассмеется, повалит на кровать и начинает тормошить.

Дженни не решалась лезть с расспросами, поскольку их отношения были скорее отеческими, чем дружескими из-за разницы в возрасте. Но если необычное поведение заметила Милена, значит и отец мог заподозрить что-то, а уж он-то обязательно попытается выяснить причину перемены.

И вот — ужин, на котором необычная рассеянность Анетты и частые вопрошающие взгляды отца говорили о том, что бури не миновать.

Анетта взглядов не замечала. Она ела не спеша, иногда забывала донести ложку до рта, и та замирала на полпути и мелко дрожала.

Дженни покосилась на замолчавшего отца. Он отложил ложку и некоторое время наблюдал, как Ани долго-долго мешает чай, постукивая по стенкам чашки, и улыбается.

Отец тактично кашлянул, и очнувшаяся Ани, встретив его взгляд, отчаянно покраснела. Потом, словно решившись, улыбнулась счастливой улыбкой.

Отец повернул голову к Дженни, которая с широко раскрытыми глазами впитывала в себя необычную картинку, кивнул ей:

— Пей чай, совсем остыл.

И продолжил есть, как ни в чем не бывало.

Впрочем, в конце почему-то заспешил, отставил недопитый чай и поднялся. Поцеловал, как обычно, дочерей, и спокойно сказал:

— Допивай чай, Анетта, и, как освободишься, зайди ко мне.

После его ухода первой вскочила Дженни.

— Ани, тебе страшно?

— Нет, — с достоинством ответила сестра, но рука, державшая чашку, подрагивала. — Почему я должна бояться? Я действительно люблю Эдвина.

— О! — с восхищением уставилась на сестру Дженни. Тут же подскочила и обняла ее, — Ани, ты такая умница. А любовь — это действительно прекрасно? А он тебя любит? А я его знаю?

Ани мягко отстранилась.

— Дженни, не тараторь. Смотри, как сердце у тебя бухает, даже мне слышно.

— Мне же интересно!

— Иди к себе. Меня отец ждет.

— Я побегу молиться за тебя. Думаю, папа не очень рассердится.

Отец расхаживал по кабинету в раздумье. Дочь выросла. Он много раз повторял эту фразу по любому поводу, но сейчас реально осознал смысл сказанного. Выросла. Перешагнула ту черту, когда это слово произносится в последний раз как констатация факта.

Дженни тоже выросла, то есть стала не шести — восьмилетней девочкой, а высоким угловатым подростком, а Ани достигла пика взрослости. Он сел, настраиваясь встретить дочь спокойно, потому что представил, как волнуется она.

Анетта постучалась, вошла и остановилась у двери.

Отец улыбнулся.

— Проходи, садись. Или нет, сначала обними своего папку, как обычно, зачем нарушать порядок, который ты завела сама.

Ани чмокнула его в щеку и присела рядом.

— Ну что, дочь, я так думаю, что ты мне хочешь что-то рассказать. Или это совсем уж великая тайна? Хотя мне можно, правда?

— Да. — Ани взяла руку отца и прижала к щеке. Увидела в глазах немой вопрос и ответила утвердительно: — Да!

— Значит, влюбилась. — Отец, не смотря на свое решение быть спокойным, встал. — Взаимно?

Ани закусила губу, расплылась в улыбке и закивала.

— Так, — отец переплел пальцы рук и стал постукивать ими по подбородку, прохаживаясь по комнате.

У Ани упало сердце: это был знак глубочайших раздумий отца. А она была уверена, что он порадуется вместе с ней.

— И где же вы познакомились?

— Помнишь, крестная подвернула ногу, и я некоторое время была у нее — помогала. Кузен Георг продавал партию лошадей, и Эдвин, — Ани покраснела, впервые произнося при отце это имя, — был одним из покупателей. Приезжал смотреть, потом договариваться и еще по каким-то делам. У него и раньше были сделки с Георгом, они общаются по-дружески. Папа, Эдвин — хороший молодой человек, искренний, вежливый, он тебе понравится.

— Эдвин? Откуда?

— Имение Фреда Райса.

— Сын Райса? Он что, тоже вырос? — невольно проговорил отец, — ах, да, чужие дети…

Он отошел к окну и молчал довольно долго, глядя в одну точку и не замечая Дженни, сидевшей на скамье напротив окна. Наконец отец вернулся и сел возле дочери.

— Ани, все это время, пока вы росли, я старался быть хорошим отцом, делал так, чтобы вы не очень остро чувствовали отсутствие матери. Но не все вопросы нам подвластны. Мать лучше смогла бы поговорить о любви. Всегда поражался, как ловко это получается у женщин. Находят какие-то слова и смотришь, обе стороны довольны, или поплачут на плече друг у друга, и дело сделано. Я понимаю: любовь — это замечательно: и душа поет, и мир кажется прекрасным. Сюда можно добавить трепет, ожидание, счастливые минуты встреч. Но любовь состоит не только из этого. Райс — известная фамилия, у них свои законы и порядки. Представители подобных родов женятся на девушках своего круга. Исключения бывают редко. Будь ты хоть самой распрекрасной и достойной, все может кончиться не так, как видится тебе и ему в пылу влюбленности. Ты не думала об этом?

Ани покачала головой.

— Об этом тебе должна была сказать крестная. Она, я думаю, видела, что происходит.

— Крестной нравилось, что мы подружились с Эдвином. Она постоянно твердила, что была бы счастлива, если б мы остались вместе.

— Это ее ошибка. Тетя Элина не могла не понимать, что это только мечты. Хотя, не секрет, для нее ты самая-самая лучшая, как и для меня. Конечно, у тебя и Дженни есть приданое, я делал все, что мог, но вряд ли оно покажется достаточным таким людям. Насколько я знаю, Эдвин — единственный сын. Мне так не хочется тебя расстраивать, дочка, но лучше немного посомневаться сейчас, иначе будет больнее, если оправдаются мои предположения. Очень не хочется ошибиться.

Отец Ани ошибался. Старый Райс в силу жизненных обстоятельств смотрел на жизнь иначе, чем принято в его окружении. Несколько лет назад с ним случилась беда: падение с лошади приковало его к постели. Ему казалось, что жизнь кончена.

Фред Райс был старшим своего небольшого рода, стоял во главе принятия всех важных решений. Ни один праздник, бал или благотворительное мероприятие не проходило без энергичного Фреда. Вынужденный во время болезни находиться дома, он некоторое время по инерции продолжал быть вершителем судеб и требовал свои решения ставить на первое место. Постепенно все дела стали переходить к его сестре Энн, и однажды Фред ясно осознал, что по-прежнему больше не будет. Тогда он мужественно отдалился от всех, и ему показалось, что вокруг с облегчением вздохнули. Жена Фреда давно умерла, с ним жил лишь Эдвин — спокойный улыбчивый мальчик. Эдвин старался как можно больше времени проводить с отцом, не любил шумные сборища и редко появлялся в обществе под предлогом хозяйственных забот. Ему действительно приходилось тяжело: управлять поместьем он толком не умел, благо управляющий, давно служивший у Райсов, был расторопным и порядочным человеком.

Старый Райс в вынужденном одиночестве много размышлял о жизни. Обиды постепенно оставляли его, и мысли приняли философское направление. На жизнь он смотрел теперь по-другому. Как-то, словно вдруг, заметил, что не только он нуждается в сыне, но и сам нужен ему как наставник и настоящий отец. И даже корил себя, что много времени потратил на мысленные неблагопристойные беседы с отдалившимися родственниками и размышлениями на тему: справедлива к нему судьба или нет.

Для Райса приобрели коляску, очень быстро перестроили под кабинет одну из комнат на нижнем этаже и сделали съезд со ступеней дома во двор. Фред с небывалым рвением взялся за хозяйство и нередко благодарил судьбу за такой поворот, иначе, как он размышлял, так бы и думал, что главное в жизни — блистать в обществе, раздавая налево и направо дельные советы, искренне веря, что без этого никто не может обойтись. И тогда бы он точно пропустил очень главное: любовь сына и чудесную атмосферу домашнего уюта.

Поэтому когда Эдвин, поймав благоприятный момент, объявил, что влюблен, только девушка (он долго подбирал нужное выражение) не бывает в тех кругах, где вращаются племянники отца, Фред Райс, поразмыслив, просто сказал:

— Я хочу на нее посмотреть.

Во время одного не очень значительного праздника для молодежи, куда Ани приехала вместе с кузеном Георгом, Эдвин позвал ее в дом, и она предстала перед его отцом улыбчивая, со смелым взглядом. Фред отметил одну особенность: во время подобных встреч девушки успешно демонстрировали смущение и замешательство, а Ани изо всех сил старалась смущение скрыть. Увидев, что Фред окидывает ее оценивающим взглядом, она обкрутилась на одной ноге и задорно рассмеялась. А когда Фред поперхнулся и закашлял, Ани, не церемонясь, довольно сильно постучала его по спине, не обращая внимания на инвалидную коляску, а выступившую испарину быстро вытерла первым попавшимся — галстуком Фреда. Фред понял, что судьба сына решена, но ничего не сказал. А через несколько дней отец Ани получил письмо с извинениями, что Райс не может посетить его сам «в виду сложившихся обстоятельств», а просит приехать в его поместье в любое удобное время.

Так встретились два отца, одинаково боготворившие своих детей и давно решившие для себя, что не будут препятствовать их желаниям. Они сидели так долго, что это начинало казаться странным: неужели требуется столько много времени для обсуждения подобных вопросов? Вдруг возникли разногласия? И, наверное, окружающие очень бы удивились, узнав, что разговоры велись лишь о скачках, охоте, непредсказуемости этого мира. И лишь расставаясь, Фред спросил:

— Что будем делать со свадьбой? Уложимся в месячный срок?

— Надо постараться, хотя, боюсь, детям и это время покажется бесконечным.

Фред Райс, уже принявший решение, написал сестре Энн, что Эдвин сделал выбор. Он понимал; жизнь движется и сына нельзя отрывать от родни и того общества, к которому относится их семья.

Энн прислала пространный ответ, где между пышных строк о радости за племянника и вздохов «как быстро выросли дети» читалось полное равнодушие и одобрение любого выбора не очень любезных родственников. И на свадьбу тетя Энн приехала с неким предубеждением к новой родне

Но все прошло превосходно, и единственное, к чему могла придраться тетушка, было, по ее словам, до неприличия счастливое лицо невесты.

Вместе с Энн приехала и ее семнадцатилетняя дочь Элиза. Она не отводила восторженных глаз от Анетты, решив, что во время своей свадьбы тоже будет светиться и глядеть такими глазами на своего жениха. Как хорошо быть такой естественной и безумно красивой от счастья. Как хорошо, наверное, любить!

— Мама, — прошептала она, — я тоже буду такой же счастливой на своей свадьбе!

— Элиза! — укоризненно начала Энн, но, взглянув в сторону Анетты, только покачала головой.

***

— Ну что, давай знакомиться ближе, — Эдвин протянул Дженни руку. — Ты теперь моя сестренка. Надеюсь, мы будем дружить, так как оба любим Ани. Я очень рад, что ты приехала к нам.

Дженни доверчиво вложила свою руку в протянутую ладонь и с интересом посмотрела на Эдвина. У ее впервые появилась возможность близко рассмотреть мужа своей сестры, она просто сгорала от любопытства узнать, что за человек поселился в сердце Анетты.

Эдвин заметил оценивающий взгляд, улыбнулся.

— Нравлюсь?

— Да, — засмущалась Дженни и опустила глаза, чтобы не выдать своего разочарования.

Слишком уж спокойным был Эдвин, а в представления Дженни влюбленный должен быть сияющим и восторженным с пылким взглядом черных глаз. А у Эдвина глаза — синие, немного странные, как будто отрешенные.

— Пойдем знакомиться дальше. Ты же только мельком была в доме во время свадьбы, а теперь будешь здесь жить, сколько захочешь. Мы для тебя приготовили комнату.

— А где Ани?

— Я отведу тебя. Она в кабинете у моего отца. Занимается. Он опытным взглядом рассмотрел в ней хорошую хозяйскую жилку и решил сам обучать управлению нашим поместьем. И так серьезно взялся за дело, что назначил строгие часы уроков, и с упоением соблюдает расписание. А мне очень приятно. Отец словно помолодел, просто почувствовал, что нужен в этой жизни.

— Мы будем ждать окончания занятий?

— Нет, мы все нарушим. Ворвемся и устроим радостный переполох.

Эдвин засмеялся. Дженни решила, что несправедливо оценила его только что. Лицо Эдвина осветилось, и глаза стали как бездонная голубизна.

Они действительно вошли без стука. Ани подхватила и закружила Дженни по комнате, не стесняясь, что тут присутствовал этот пожилой, на взгляд Дженни, дядя Фред.

— Ну, хорошо, — проговорил Фред, словно ему задали вопрос и ждали решения, — на сегодня все. Устраивайте гостью. Иди же сюда, красавица, — поманил он Дженни.

Та подошла и запоздало поздоровалась:

— Здравствуйте.

— Взаимно. Ух, сколько в доме стало молодежи! Меня только не забывайте. Приходи, как устроишься.

— Хорошо, — улыбнулась Дженни. — У вас здесь замечательно, — она с любопытством оглядывала огромные стопки книг, бронзовые подсвечники, старые кресла.

— Пойдем, — Ани увела сестру.

— Серьезная девица, — проговорил Фред.

— Да, скромная, спокойная, — добавил Эдвин.

Фред покачал головой.

— Ошибаешься. Буря! Но сильная воля, умение владеть собой — и буря под контролем.

— Отец, ты меня удивляешь. За несколько минут так разгадал человека.

— Спасибо за комплимент и за то, что ты обо мне такого мнения. Только дело не в этом. Просто мы с её отцом постоянно говорим о своих детях, — подмигнул Фред.

Дженни долго оставалась в своей новой комнате, так ей понравилось то, что было в ее распоряжении. Ее интересовало все: вещи на столе и у зеркала, большая мягкая кровать, на которой она даже попрыгала, прислушавшись сначала у двери, нет ли кого в коридоре. Ей понравился вид из окна, и она долго разглядывала подстриженные газоны, сад, какие-то постройки вдалеке. Потом еще раз оглядела платье, на которое сменила дорожный костюм и пригладила волосы. В таком шикарном доме нужно выглядеть соответственно.

Она вышла и стала спускаться вниз, так как Ани перед уходом сказала:

— Как отдохнешь, сойди на веранду, там кто-то из нас будет обязательно.

На веранде был Эдвин. Он обернулся, услышав шаги Дженни, и она вновь увидела в глазах отрешенность, словно Эдвин только что вернулся из другого мира.

— А, Дженни, — улыбнулся, — до чая еще есть время. Забеги к моему отцу, он будет рад.

Она кивнула и пошла к кабинету Фреда. Постучала и вошла.

— Садись, — указал Фред на кресло у стола, — Осмотрись, а я пока закончу одно дело. А впрочем, потом. Видишь, — он указал на раскрытые книги, — работаю. Сам ничего такого сочинить не могу, до меня все пересочиняли, а вот умные мысли из разных книг выдергиваю и кратко и более понятно излагаю в эту тетрадь. Пригодиться если не детям, то внукам. Может у них не будет столько времени все это изучать, — и он похлопал по стопке книг, — и мой труд будет в самую пору. Кстати, можешь приходить сюда, когда захочешь, порыться в библиотеке, найти что-то интересное для себя.

— А я не буду вам мешать?

— Нет. Мы же с тобой будем заниматься делами. А если перекинемся словцом — ну и хорошо. Общение нужно в любом возрасте. Только я думаю, ты сейчас смотришь, а сама размышляешь: ну о чем можно говорить с таким дедом? Я ведь тебе кажусь совсем старым? Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Хороший возраст. Только для тебя сейчас и Эдвин кажется совсем дядькой, правда?

Дженни покачала головой:

— Нет, он не старый, только странный.

— Ух, ты! Ну и оценила? Чем же он странный?

— Мне кажется, он на мир смотрит не прямо, а через душу. Сначала вовнутрь себя, а потом через ощущения там, наружу.

Фред приспустил очки и посмотрел на Дженни внимательней, довольно откашлялся.

— Ого, у нас появился свой философ, зачем же я тогда копаюсь в этом? — он указал на книги. — Ты очень точно выразилась. А знаешь, почему он такой?

— Нет.

Фред поманил Дженни пальцем, и она наклонилась к нему через стол. Фред сказал шепотом:

— Эдвин пишет стихи.

— О! — замерла Дженни с открытым ртом.

Фред был доволен произведенным эффектом.

— Да, да. Может поэтому и видит мир другим. А все непохожее нам кажется в первую очередь странным.

— Хорошие стихи?

— Не знаю, — пожал плечами Фред, — Мы — мужчины и между нами не принято сентиментальничать. Эдвин мне их не показывает, а я не спрашиваю. Возможно, он считает, что они не очень достойны, чтобы оглашать. Только ты не говори Эдвину, что я выдал его тайну.

— А Ани знает?

— Может быть. Влюбленные ведь должны что-то говорить друг другу: разные подходящие слова, стихи, так ведь?

— Обязательно! — пылко проговорила Дженни, чувствуя к Фреду небывалое расположение. — О любви нужно говорить все время. Ах, как это наверно чудесно! Я, когда влюблюсь, буду каждую секунду твердить, что он самый лучший и любимый.

— Я буду рад за тебя, — серьезно произнес Фред, — Только в жизни иногда получается так, что о любви приходится молчать. И это бывает не менее важным, чем кричать во весь голос. Только в таких случаях не надо унывать. Любовь она и есть любовь, как бы ни проявлялась. Это серьезное чувство и к нему нужно относиться бережно.

В этот момент открылась дверь, и вошел Эдвин.

— Простите за вторжение. Все готово к обеду. Дженни, тебя ждет Анетта. Сейчас и мы подойдем.

Дженни вскочила и бросила на Эдвина внимательный взгляд. У дверей обратилась к Фреду.

— Мы обязательно продолжим наш разговор, хорошо? — сказала она очень серьезно.

Фред развел руками:

— Непременно!

Эдвин взял у отца пиджак и подал другой — для обеда.

— Интересно, о чем вы говорили?

— О любви.

— Ты и она — о любви?

— А почему нет?

— Такие разговоры — удел девушек, их времяпровождение. А ты у меня серьезный и мудрый. Можешь показаться даже строгим. А тут вдруг девочка заводит с тобой разговор на такую тему.

— Во-первых, о любви мы беседовали серьезно. Во- вторых, это говорит о том, что Дженни разглядела во мне то, что не видно с первого взгляда. Знаешь, что она сказала про тебя? Ты смотришь на мир через восприятие окружающего внутри себя. Как тебя раскусили, а?

Эдвин рассмеялся.

— А я решил, мне показалось, что она так странно посмотрела, проходя мимо. Вот тебе и малышка.

— Еще год-другой, и эта малышка заставит трепетать не одно сердце. Вспомнишь мои слова.

Глава 2

— Артур, они подъезжают. Вон, видишь, впереди тот самый красавец, о котором я рассказывал.

Многочисленная группа всадников, не торопясь, въезжала во двор.

— О! — вырвалось у Артура, — Чарльз, ты был прав. Давай спустимся к ним, я хочу поближе рассмотреть это чудо.

Опережая друга, Артур сбежал со ступеней и, не сводя глаз со статного жеребца, стал к нему приближаться.

— Чудо, настоящее чудо, — приговаривал Артур, осторожно поглаживая морду лошади.

— Нравиться? — услышал он и поднял глаза.

Сверху, улыбаясь, на него смотрела удивительно красивая девушка. Ее зеленые глаза сверкали и изливали доброжелательность, а кончики глаз, слегка приподнятые к вискам, делали лицо особенно очаровательным.

— Извините, — засмущался Артур. — Лошадь действительно великолепная. Я никогда не видел таких бархатных умных глаз.

— Помогите мне слезть, — протянула к нему руку девушка.

Спустившись, она задержала взгляд на его лице.

— У вас у самого глаза бархатные, черные, мягкие. Ими любоваться и любоваться. Отдайте, пожалуйста, моего красавца в хорошие руки, а мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Увидимся.

Вместе с подругой она пошла к дому.

— Кто это? — спросил Артур у Чарльза.

— Ах, да, ты же ее не знаешь. Вот что значит долго отсутствовать. Это Алисия Штейниц, воспитанница какой-то далекой баронессы. Та прислала кое-кому просьбу ввести Алисию в общество. Так что в этом сезоне она — заметное явление.

— Красивая, — оглянулся Артур.

— Да, красивая, а еще умная, обаятельная, восхитительно танцует, может быть своей в любой компании.

— Чарльз, эти достоинства ты перечисляешь с удивительно скучным лицом.

— Все эти прелести как-то настораживают. Этакий идеал леди в обществе, но какой-то искусственно выращенный идеал. Не слишком ли много самых лучших качеств в одном человеке? Возьми мою Клариссу. Я от нее просто без ума, но, тем не менее, не отрицаю и стервозность в ее характере, и нытье не к месту. Но это я говорю только тебе, как другу. А в Алисии и прицепиться не к чему.

— Ты как будто зол на неё. Это причина личного плана? — Артур подмигнул.

— Нет, нет, здесь все чисто. Она не пытается отбить меня у Клариссы. В этом плане безупречна. Никому не отдает предпочтение, хотя ясно, что явилась сюда не просто развеяться. И хоть неприлично говорить о возрасте женщины, но ей явно даже не двадцать. Ее шанс — хорошая партия среди мужчин другого возраста, а она все общается с молодежью. Да ладно, познакомишься, составишь свое мнение, меня не слушай. Я просто рассплетничался не в меру.

Алисия с Аидой отдыхали в отведенной им комнате. Опущенные шторы препятствовали проникновению солнечных лучей, прохладные простыни приятно тонизировали разгоряченные жаркой дорогой тела.

— Откуда он, этот парень? — спросила Алисия, — Боже, да он просто обворожителен! Какое сочетание: белое лицо, темные глаза, роскошные локоны! Мужчине неприлично быть таким ярким.

— Это Артур Брегг. Он приехал буквально на днях, два года был в отъезде. Чарльз некоторое время путешествовал вместе с ним, вот Артур первым делом и посетил его.

— Так он одного круга с Чарльзом?

— Один из самых богатых людей. Пока, конечно, как наследник. Ах, ты же ничего не знаешь об этой истории! Его отец — Говард Брегг — помешан на лошадях. Впрочем, как и все в этой местности, просто с ума сходят. Как-то привез Говард откуда-то жеребца, никому не показывал, только хвалился, что уж в этом сезоне главный приз на скачках ему обеспечен. Ходил напыщенный, о других претендентах говорил свысока. И проиграл. У богачей свои причуды, они же властители мира. Объявил, что на год удаляется от светской жизни в затворники, полностью займется жеребцом, а потом объявится, как триумфатор. Эту прихоть долго обсуждали, а потом привыкли, подзабыли, только иногда, когда об этом заходит разговор, начинают подсчитывать, сколько ему осталось сидеть в добровольном заточении. Ну и шутят по поводу его возможной победы. Хотя все может быть. В имении Брегга все тайна, закрытость.

— Артур… — произнесла Алисия.

— О-о! — поднялась Ада, — вон ты куда метишь. Не советую. Парнишка моложе тебя, да и его отец не одобрит этого. У тебя и так не плохой выбор, стоит только отдать предпочтение одному из поклонников. Думаю, Артур не поведется на твои игры.

— Это, смотря как взяться за дело, — размечталась Алисия, — К любому мужчине можно найти подход. Впрочем, я ничего не решила, просто полюбопытствовала. Он показался мне скромным, неиспорченным. Представь, какой пожар может полыхать в его глазах, если разжечь!

— Мало тебе других горящих взоров?

— Я тут ни при чем. Они сами сходят с ума, без моей помощи.

— Вот я и говорю: стоит тебе чуть-чуть кого-то подтолкнуть… Не затягивай, пока ты в такой цене. А то, глядишь, явиться другая дебютантка, придется соперничать.

— Не затяну. Все будет очень вовремя, доверься моему чутью.

Ужин накрыли в саду — легкие закуски, прохладные напитки, десерт. Танцы устроили прямо у парадной лестницы, избежав духоты зала. Алисия поглядывала в сторону Артура, который сидел в компании других молодых людей. Они оживленно болтали и совсем не интересовались танцами. И все-таки Алисия уловила момент и якобы случайно столкнулась с Артуром.

— О, — произнесла она, — Это вы, ценитель лошадей? Кстати, мы так и не познакомились.

— Артур, — представился он.

— Алисия. Почему вы не танцуете? А я весь вечер мечтаю, что вы пригласите меня. — Она рассмеялась, — Вы считаете, что девушке неприлично так говорить? Что делать? Я всегда говорю правду. Разве это плохо?

— Это замечательно, я обеими руками за правду! А по поводу танцев… Я просто не смог пробиться сквозь толпу желающих пригласить вас.

— А быть настойчивее не пробовали?

— Попробую прямо сейчас. Приглашаю вас на следующий танец и еще на следующий.

— Что же вы не заняли весь вечер?

— Вдруг у кого-то разобьется сердце?

Алисия внимательно посмотрела на него.

— Не знаю, что скажу вам после танца, но уже сейчас вы меня просто очаровали.

Она некоторое время смотрела ему прямо в глаза, потом, смутившись, опустила пушистые ресницы. Отходя, негромко сказала:

— Жду вас с нетерпением.

На следующий день Чарльз повез своих друзей в рощу на пикник. Прямо среди деревьев были расставлены столы с закуской, живописно разбросаны плетеные стульчики.

Алисия не обращала особого внимания на Артура. Поздоровалась, как со всеми — доброжелательно, сердечно, никого не выделяя. Артур устыдился своих вечерних мыслей об Алисии, будто она была чересчур любезна. Отвык от простого откровения, думал, такого не бывает, и обвинил чистую наивную девушку. Он даже стал поглядывать на нее, как бы извиняясь за тайные мысли, и перекинулся несколькими ничего не значащими словами.

После обеда он случайно столкнулся с Алисией у раскидистого дуба.

— А я ищу кого-нибудь, — улыбнулась Алисия, — хорошо, что попались вы. Мне нужна помощь. На краю оврага обнаружила красивый цветок, а достать боюсь. Пробраться сложно, могу порвать платье. У мужчин это получается ловчее. Пойдемте.

Она за руку потянула Артура за собой.

Цветок он сорвал, не испытывая особых затруднений. Просто нужно было ухватиться за тоненькое деревце и потянуться. Ох уж эти недогадливые женщины!

Алисия прикрепила цветок к шляпке.

— Красиво? — спросила она Артура.

— Очень, — улыбнулся он.

— Когда мы ехали сюда через поле, я вдалеке увидела целую поляну таких цветов. Наверное, вблизи это настоящее великолепие. Особенно утром, когда все так свежо и чисто. Одной ехать неудобно. Не могли бы вы проводить меня туда завтра?

— Если вы хотите, я — с радостью.

— Хочу, — честно призналась Алисия. — Но я не просто так предлагаю, а с умыслом. Мне польстило, что вы так восхищались моим красавцем и хочу, чтобы вы узнали его лучше и укрепились в своем мнение. Мы с ним очень дружим и понимаем друг друга. А еще разучили кое-какие приемы, правда, самые обычные, но я горжусь все равно. Не откажитесь ли вы теперь, узнав, какая я корыстная?

— Нет, — засмеялся Артур, — тем более после такого очаровательного признания.

— Тогда завтра в шесть утра мы вдвоем убежим от всех. А сейчас я пойду похвастаюсь своей находкой. Цветок, конечно, скоро увянет, но тот, кто добыл его для меня, навсегда останется тут.

Алисия поднесла руку к сердцу и, сделав вид, что стушевалась от невольного признания, быстро пошла сквозь заросли.

Утро совместной прогулки было изумительным. Еще никогда Артур не проводил его так легко и открыто. Алисия была прекрасным собеседником, и Артур постепенно смог говорить с ней обо всем совершенно спокойно. Оказалось, что у них одинаковые взгляды на многие вещи, они даже провели легкую дискуссию на тему: что такое любовь.

Алисия демонстрировала то, чему научила своего четвероногого друга: кланяться, подавать ногу, степенно бежать с гордо поднятой головой. После каждого выступления Артур рвал цветы и бросал Алисии. Она смеялась, подбрасывала их вверх, а один раз поймала цветок, поцеловала и бросила назад Артуру. Счастливые, носились они бок о бок по лугам, а когда отпустили лошадей пастись, стояли безмолвно рядом, и Артуру уже хотелось коснуться ее руки.

— Мне по-настоящему хорошо, — прошептала Алисия. — Как вас благодарить за это утро?

— Это вы вытащили меня, так что вся благодарность вам.

— Я сейчас думаю: почему так бывает в жизни? Это ведь не первая моя прогулка утром. Их было много: прекрасных, неповторимых, но я никогда не ощущала этого покоя и умиротворения. От вас исходит мягкий свет, обволакивает, притягивает. Расставаться не хочется, — она вздохнула.

— Я буду рядом, как только позовете, — сказал Артур.

— Тогда не жалейте о своих словах. Я за них ухватилась с радостью. Хотя бы для того, чтобы чаще вас видеть.

Алисия и Артур почти не расставались все дни, что гостили у Чарльза.

Аида пыталась угомонить подругу.

— Остановись. Мальчик уже доведен до края. Ты добилась: глаза у него сияют. Уверена, что уже и в любви признался!

— Нет. Он наивно полагает, что о любви не надо кричать. А я поддакиваю, что души сами тянутся друг к другу, а взгляды говорят лучше любых слов. Вот так бывает. Придется мне признаваться первой.

— Нарочно? Это уж слишком.

— Почему ты так думаешь? Я им увлечена, по крайней мере, больше, чем кем-то другим за последний год. Разве это плохая партия?

— Ты так уверена в себе?

— Да. А особенно в мужчинах. Ими можно играть, поворачивать, как заблагорассудится, а они будут уверены, что делают это самостоятельно. Остается только смотреть на них восхищенными глазами. И похваливать их ум.

— Может это и правильно, только, Алисия, все же хочется любви, чтобы все по-настоящему.

— Нужно устроить свою жизнь, быть уверенней в будущем, а потом можно и влюбляться.

— Все и сразу?

— А почему бы и нет?

— Это бывает очень редко.

— Ну, бывает же. Так почему не с нами?

***

— Артур, наверное, я сделала ошибку, приняв твое предложение. Ты уверен, что твой отец не рассердится? Мы нарушим его покой.

— Не спорь, лучше оглянись кругом. Как можно в чем-то сомневаться, когда вокруг такая красота. Это наши земли, я их знаю и безумно люблю. А еще горжусь, что владею этим великолепием. И горжусь дружбой с тобой. У нас все будет хорошо!

Алисия огляделась, и у нее сжалось сердце. Такое богатство! И оно может принадлежать ей. Не затягивает ли она со своей дружбой? Не пора ли позволить Артуру быть смелее?

— Куда мы направляемся сейчас?

— В наше загородное поместье. Отец там. А потом можем поехать в городской особняк, если тебе наскучит природа. Ну что, вперед?

Красиво! Сколько же ждать, чтобы это полностью принадлежало им в случае, если все будет так, как ей хотелось. Артур пока только наследник.

— Артур, я слышала, что твой отец сам занимается лошадьми. Сколько же ему лет?

— Он еще молод и полон сил. По крайней мере, пятидесяти нет. Он тебе понравиться.

Говард Брегг оказался статным, хорошо сложенным мужчиной. Он отечески обнял Артура, с любопытством глянул на Алисию.

— Папа, это мой друг Алисия, настолько настоящий друг, что я пригласил ее погостить у нас. Не рассердишься?

— А разве на такую красоту сердятся? Позвольте вашу руку, я провожу вас в дом, пока Артур отдаст лошадей.

Артур, счастливый теплым приемом, в котором, впрочем, не сомневался, повел лошадей навстречу бегущим уже конюхам.

Алисия протянула руку, но слегка задержала ее на полпути, не сводя глаз с лица Говарда.

— Я все восхищалась глазами Артура, — медленно проворила она, — Оказывается, вот кто наградил его таким богатством. И как любой первоисточник, они у вас…

Она недоговорила, смущенно рассмеялась и протянула руку.

— Ладно, пойдемте. Надеюсь, у меня еще будет возможность выразить свое восхищение.

***

Дженни гостила у сестры наездами. Она много времени проводила с Фредом, катала его в коляске по саду, или просиживала в кабинете. И с Эдвином у них наладились дружеские отношения. Поначалу Дженни казалось, что он общается с ней, как с маленькой и даже робела, а потом поняла, что он не хуже Фреда может беседовать с ней абсолютно серьезно. Кроме того, будучи поэтической натурой, Эдвин мог говорить о тонкостях чувств, об особом восприятии мира. Дженни все это жадно впитывала, как и житейские поучения опытного Фреда.

Анетта иногда удивлялась:

— Эдвин, Дженни доверяет тебе больше, чем кому бы то ни было. Меня она почему-то ни разу не утащила показать какое-нибудь гнездо или первый распустившийся цветок.

— А ты бы пошла? — усмехнулся Эдвин, — или сказала бы: хорошо, но позже?

— Все равно бы выбралась.

— Тут важна именно конкретная минута, первое «ах», а чуть позже — и впечатление стерто и уже манит что-то новое.

— Важнее, чем срочная подпись на векселе?

Эдвин обнял Ани.

— Все ты у меня понимаешь, моя родная. Бедная занятая девочка, которой хочется безумной свободы.

— Ты ошибаешься, я всем довольна. Просто пытаюсь оправдаться перед собой за то, что уделяю сестре мало времени.

— Поверь мне, она не обижается. Дженни у нас умница, как и ты. И опять собирается домой к отцу. Скучает за ним и боится, что ему там одиноко. Надо что-то придумать, чтоб она не дергалась, а жила спокойно. Давай уговорим твоего отца тоже побыть у нас.

— А домашние дела? Я теперь понимаю, как важен каждый день, особенно в сезон. А зимой им будет неинтересно сидеть в доме. Вон как Дженни любит бегать в лес к озеру, днями там бы и пропадала.

В середине лета Дженни приехала вместе с отцом. Джон наезжал изредка, и особенно этим визитам радовался Фред. Вот и в этот раз они надолго заперлись в кабинете, за обедом перебрасывались почти загадочными словами, а вечером торжественно объявили, что у них есть новость для всей семьи.

— Дорогие Анетта и Эдвин, — начал Джон, — Дженнифер немного посвящена в наш заговор и, молодчина, держалась хорошо, не выдала. Я приехал совершить обмен. Я оставляю у вас Дженни, пусть гостит, сколько хочет, а чтобы она не беспокоилась о моем одиночестве — увезу с собой свата. Ну и что вы молчите? Выходит, мы еще умеем преподносить сюрпризы?

— Ты поедешь? — удивился Эдвин, так как Фред не покидал дома многие годы.

— А почему нет? Вы меня совсем со счетов списали? Разве я не могу погостить у друга?

— Вы… там… сами? Как же?.. — растерянно спросила Ани.

— Ты имеешь ввиду: без хозяйской женской руки? Все продумано, — гордо проговорил Джон. — К нам присоединится ваша тетя Элина. Считайте, что мы составили заговор против молодежи. Это будет хорошей практикой и для вас, и для кузена Георга. Хозяйничайте, принимайте самостоятельные решения, учитесь надеяться на себя.

— Но я еще многого не знаю! — воскликнула Ани.

— Знаешь, — сказал, как поставил точку, Фред. — А чтобы убедиться в этом, нужно попробовать.

— И давно вы это придумали? — спросил Эдвин.

— Мы не собираемся раскрывать все карты, — заявил Фред, — пусть хоть туз в рукаве останется.

Эдвин смотрел на отца и улыбался. Таким он ему очень нравился.

***

— Артур, голубчик, наведайся вместо меня на конюшню. Что-то я расслабился, стал лениться. Сделаешь?

— Обязательно. Я всегда рад помогать тебе.

Артур действительно был доволен. Ему нравилась та атмосфера, которая царила в поместье. Отец быстро нашел с Алисией общий язык, и Артур уже решил заводить разговор о более тесных связях с ней. Он надеялся, что отец не будет против.

Говард любил вечерние посиделки, а особенно момент, когда оставался наедине с Алисией. Она менялась. Оживленная и веселая, она вдруг становилась скованной, неловкой, слушала Говарда обычно, не поднимая глаз, а когда поднимала, его сердце сладко замирало. Потому что Алисия смотрела так, словно не слышала его слов, словно неведомая сила толкала ее на это. Проходили мгновения, она краснела, пыталась продолжить разговор, но теряла нить. И тогда виновато улыбалась, брала руку Говарда и в задумчивости тихонько перебирала его пальцы. Говард не дышал, смотрел на ее лицо и безумно желал впиться жарким поцелуем в пухлые розовые губы. С каждым днем это желание становилось все сильнее, и ему трудно было сдерживать пыл. Он замечал, что и Алисия трепетала под его взглядом, замирала от любого случайного прикосновения. Говарда сдерживала неясность отношений Алисии и Артура. Он замечал, как смотрит на нее Артур, и успокаивался тем, что не видел никаких поощрений со стороны Алисии. И говорил себе, что на такую женщину по-другому и смотреть не получается. Он собирался поговорить с Артуром, чтобы выяснить его намерения, но не получалось. Они никогда не беседовали на подобные темы. Тогда Говард решил, что легче поговорить с Алисией. С ней так просто, она понимала с полуслова, она вообще чудо!

— Алисия, пойдемте, погуляем по саду. Артур потом присоединиться к нам.

Она взяла Говарда под руку и тихо пошла рядом, счастливо улыбаясь и с боку украдкой поглядывая на него.

В душе же Алисии было смятение. Она уже поняла, какой ей предоставляется шанс. Все и сразу! Она уже много раз говорила в уме Говарду «да», а он все молчал. Молчание затягивалось, а ей все труднее было отталкиваться от излияний Артура. Она стала избегать оставаться с ним наедине, боясь того огня, который пылал в его глазах. Отказалась от верховых прогулок под предлогом полного отдыха для лошадей и нежелания даже на время покидать это чудесное место. Нужно было подтолкнуть Говарда, выявить его намерения, чтобы правильно вести себя с Артуром.

— Я не перестаю повторять, — тихо начала Алисия, — как у вас здесь очаровательно. Теперь я не жалею, что приехала. А сколько было сомнений!

— Что же вас смущало?

— Для девушки рискованно принимать предложение поехать в гости без окружения, вдвоем с молодым человеком. Многие не хотят понимать, что существует просто дружба, смотрят на это со своей точки зрения.

— Алисия, вы так кстати заговорили об этом. Вы с Артуром просто друзья или связаны другими чувствами?

— Мы друзья. Я ведь старше и принимаю его как братишку. Он у вас замечательный мальчик, ему можно доверять. И я рада, что доверилась и попала сюда, потому что…

Она замолчала. Потом рассмеялась.

— Мы с Артуром подружились, когда я сказала, что всегда говорю правду, хотя для девушки это иногда неприлично. Вот и сейчас я готова была сказать так запросто, что счастлива, потому что узнала вас. Вам бы это, наверное, не понравилось.

— Я готов это слышать тысячу раз, — Говард взял Алисию за обе руки. — И вы меня, пожалуйста, выслушайте. Я так счастлив, что познакомился с вами, такой простой и в то же время необыкновенной. Я схожу с ума, но изо всех сил стараюсь этого не показывать. Из-за Артура. Чтоб не причинить горе ни ему, ни вам.

Алисия сжала его руки, совсем близко смотрела на Говарда глазами, полными слез.

Он замер, не в силах отвести взгляд.

— Поцелуйте меня, — дрожащими губами еле слышно произнесла Алисия. — Пожалуйста. Умоляю.

Перед Говардом стояла слабая, безумно красивая женщина, потерявшая голову от любви.

Он с трепетом тихонько коснулся ее губ, и Алисии пришлось ухватиться за него, чтоб не потерять сознания.

— Я сегодня же поговорю с Артуром, прямо сейчас — заявил Говард, — Ты не против?

— Давай сделаем по-другому. Я сама с ним поговорю. Мне кажется, у меня получиться. Он доверяет мне свои мысли, мне известна каждая частичка его души. У нас общие взгляды на любовь и он поймет, почему я влюбилась в тебя с первого взгляда. Говард, дай я еще раз посмотрю на тебя.

Алисия положила руки ему на плечи и с любовью глядела в сияющее лицо. С такой же любовью, с которой все эти дни оглядывала его владения, от размаха которых захватывало дух.

К Артуру Алисия подошла с улыбкой:

— Я бы хотела проехаться верхом. Лучше прямо сейчас. С тобой вдвоем. Согласен?

Артур задохнулся! Наконец-то! Вдвоем, бок о бок, рядом!

— Я повезу тебя к озеру — чудесное место, которого ты еще не видела.

Больше ничего не стал говорить, хотя слова рвались безудержно. Но сегодня скажет. Решено.

Глава 3

Дженни вышла во двор и заметила высоченного парня, который оценивающе окинул ее взглядом с ног до головы. Дженни сразу вспомнила и про свои косички, и про то, как только что на глазах у этого привлекательного юноши совсем по-детски прыгала через ступеньку. Ей удалось достойно выдержать время, прогуливаясь по саду, но при первом же удобном случае она вернулась в дом и нашла сестру.

— Ани, ты у меня совсем благородная дама. Я тоже хочу быть такой. Хоть чуть-чуть. Долго мне носить это? — Дженни развела в разные стороны косички. — Придумай что-нибудь.

— Пойдем. — Ани повела ее в свою комнату. — Давай попробуем по-другому уложить волосы. Хотя косички и ты для меня неразделимы. Это просто один образ — моя сестренка.

— Ты и папа хотите, чтобы я всегда оставалась малышкой. А мне все-таки шестнадцатый год и, между прочим, на меня заглядываются молодые люди.

— Кто?

— Есть тут у вас один — высокий, глаз не сводил все утро.

— Понятно, племянник управляющего. И ради него ты решила преобразиться?

— Не ради него, а для себя.

К вечеру Дженни прогуливалась в шляпке, из-под которой на плечи спадали старательно уложенные локоны. Платье Ани ей было великовато, пришлось украсить свой наряд легким шарфиком. Дженни чувствовала, как изменилась ее походка и без усилий подавила желание прыгать на одной ноге. Словно окружающий мир вмиг принял ее — изменившуюся — и сам стал более плавным, размеренным.

Дженни слепо подчинялась новому ощущению внутри себя и старалась вести себя так, как по ее представлению, ведут себя влюбленные девушки. Она старательно не обращала внимания на предмет своего обожания, хотя всегда держалась в зоне его видимости. Надолго замирала с закрытыми глазами, подставляя лицо мелко срывающемуся дождику. Или, сорвав цветок, крутила его в руках, улыбаясь своим потаенным мыслям.

Иногда Дженни вспоминала, что влюбленная Ани вела себя по-другому: пела, смеялась, тормошила всех в доме. А ей хотелось быть загадочной и недоступной. Оставаясь одна, Дженни анализировала свое поведение и планировала действия на завтра. Милена говорила, что влюбленные жаждут прикосновений, признаний. Хотелось ли этого ей? Нет. Ей хотелось быть просто новой Дженни, которую не окидывают нахальным взглядом с ног до головы, а смотрят с ожиданием, как делал сейчас племянник управляющего. Впрочем, вскоре эта игра Дженни наскучила. Видимо, без трепетного ожидания будущих отношений чувства затихают, а значит это не то настоящее, ради чего живешь.

Конец наступил сам по себе. Однажды, выйдя во двор, Дженни увидела, как управляющий охаживает парня хворостиной за какую-то проделку. Тот визжал, вырывался, ревел во все горло, не обращая внимания на окружающих.

Дженни громко рассмеялась, вернулась к себе и с особой любовью заплела прежние косички и влезла в такое удобное повседневное платье. Выйдя на крыльцо, без раздумий спрыгнула со ступеньки. Уходя со двора на глазах шмыгающего носом «любимого» набрала в карман камней. Это было давним желанием Дженни. Она много времени проводила у озера. Собирала на берегу щепки, корни и бросала в воду. В такие минуты ей хотелось иметь с собой тяжелый камень, чтоб бросить с размаха в темную воду, услышать глухой тягучий звук при погружении и наблюдать за расходившимися кругами.

И вот Дженни исполнила задуманное. Бросала камни, смотрела на постепенно убывающие круги, и на душе становилось спокойно-спокойно. Дженни улыбалась, но не притворно, а потому что так требовала ее душа. «Нет, — рассуждала Дженни, — любовь не надо придумывать. Она есть и обязательно придет».

Дженни поднялась и тихо пошла вдоль берега, когда услышала топот лошадей. Она юркнула в заросли и осторожно выглянула. Ее глазам предстала красивая картина: двое на лошадях приближались к озеру.

— Артур, — услышала Дженни, — остановись. Ты ведешь себя, как ребенок.

Артур осадил коня и спрыгнул на землю. Дженни увидела красивого молодого человека с темными сияющими глазами. Придерживая коня за узду, он протянул руку спутнице.

— Я помогу тебе, Алисия. Поговорим в этом чудесном месте. Я собрал для тебя самые красивые слова.

Алисия осталась в седле.

— Артур, подожди. Говорить буду я. У меня есть новость для тебя.

— У меня тоже, — расцвел в улыбке Артур, — и мне не терпится произнести заветные слова. Я наконец-то решился.

Дженни показалось, что Алисия посмотрела на Артура с опаской и почему-то совсем не разделяла его настроение.

— Артур, у меня хорошие новости. Ты мне друг, самый лучший и надежный, — Алисия особо подчеркнула слово «друг», — поэтому должен знать первым. Надеюсь, ты искренне порадуешься за меня.

— Уже рад. — Артур вновь протянул руку, но Алисия сделала вид, что не заметила.

— Сегодня твой отец сделал мне предложение.

— Что? — Артур продолжал улыбаться.

— Я согласилась. Мы скоро поженимся.

Артур молчал, улыбка как-то незаметно растаяла, освободив место растерянности.

— Зачем ты так шутишь? — наконец проговорил он, всматриваясь в ее лицо, пытаясь найти на нем подтверждение, что это всего лишь розыгрыш.

— Артур, не вижу радости на твоем лице. Почему такая реакция? — Алисия рассмеялась, но Дженни в ее голосе послышалась фальшь.

Артур молча смотрел на нее.

— Артур, дружочек, не надо изображать трагедию. Нет никаких оснований. Давай будем возвращаться.

Алисия попыталась тронуть лошадь с места, но Артур крепко ухватил ее под узду.

— Подожди, Алисия, а как же наша любовь?

— Любовь? — преувеличенно удивленно спросила Алисия. — Какая любовь? Мы ведь просто дружим. Разве не так?

— Я думал, что нет. Наши отношения дали мне надежду, что мы должны принадлежать друг другу.

— О, Артур, — отмахнулась Алисия, — уволь меня от твоих фантазий. Согласись: мы никогда не произносили слово любовь.

— А разве обязательно его произносить? Любовь — это взгляд, ожидание, притяжение. Любить — это знать без слов, что мы созданы друг для друга. Ты это никогда не отвергала. Я же часто говорил об этом, и ты утверждала, что я читаю твои мысли. Теперь ты отказываешься?

— Нет. Сейчас я уверена в этом как никогда. Встретила твоего отца и поняла силу настоящего притяжения.

— Я тебе не верю. Ты не такая, какой хочешь казаться сейчас. Алисия, родная, — Артур вновь протянул руку, — слезь ко мне. Я сегодня собирался сказать, как люблю тебя. Во мне столько силы, которую дала встреча с тобой, я безумно полюбил этот мир за то, что в нем ты. Неужели это рухнет? Зачем ты это делаешь?

Артур ухватил Алисию за руку и попытался стянуть с лошади.

— Отстань! — закричала Алисия и отпихнула его. — Возьми себя в руки. Я не собираюсь слушать твои бесконечные рассуждения. Прими свершившееся как факт и все!

— Но ты ведь не любишь его! — прокричал в ответ Артур.

Алисия отвернулась, поджав губы, всем видом показывая, что не собирается продолжать разговор.

— Если ты не отступишь, я обо всем расскажу отцу, и он будет тебя презирать! Ты этого хочешь?

Алисия обернулась со спокойной улыбкой.

— Хочешь еще раз убедиться, что я всегда говорю правду? Да, я не люблю его, но замуж выйду. За деньги. Всегда искала такого случая. Вот и ты был в кандидатах. А отцу ты ничего не расскажешь. Потому что слабый, потому что пожалеешь его. Я же хорошо тебя знаю. — Алисия тронула лошадь и стала отъезжать. На миг остановилась. — А меня ты будешь любить всегда. Обещаю, что когда-нибудь я этим воспользуюсь.

Она умчалась.

Он мгновение ждал, потом закрыл лицо руками и заплакал. Через секунду, словно очнувшись, развернулся и побежал к озеру. У самой воды остановился, вглядываясь в темную глубину, потом с размаха сел на землю и вновь заплакал.

Дженни стояла, широко раскрыв глаза от восторга. Боже мой, что она видела! Это сказка, так не бывает! Только что перед ней промелькнула любовь — искрометная, горячая, отчаянная. Просто дух захватывало и пока не укладывалось в голове. Благородные лошади, разодетая коварная дама и безумно влюбленный красивейший из людей молодой человек — такое даже выдумать не возможно!

Дженни не уходила, села за кустом на траву, прислушиваясь к рыданиям Артура. Вот он затих. Она осторожно выглянула. Артур сидел без движения в одной позе. Слава богу, ему полегчало. Дженни надеялась, что вместе со слезами ушла его боль и, наверное, уже сейчас он видит эту противную Алисию в реальном свете. Конечно, не стоит из-за нее убиваться. Как можно любить эту злую дамочку с ранящими словами? Дженни уже забыла, какой красивой и изысканной показалась Алисия сначала. Теперь она воспринимала ее не глазами, а душой, и впечатление было ужасное. Наверное, это обдумывает и Артур.

В душе Дженни проснулись материнские чувства к этому обиженному мальчику. Захотелось подойти и погладить его по голове. Наверное, он улыбнется и скажет, что ему легче, потому что понял, как ошибался. Нужно ему помочь, утешить. Слишком уж долго он сидит и ничего не предпринимает.

Дженни тихонько направилась в сторону Артуру. Она полностью приняла его боль и сроднилась настолько, что ей казалось естественным вот так запросто подойти и показать свое дружеское участие.

Подойдя, она протянула руку, чтоб погладить его по голове, но передумала и осторожно тронула за плечо.

— Алисия! — мгновенно обернулся Артур и вскочил.

Дженни отшатнулась. Она увидела обращенные на нее темные глаза, в которых светилась такая надежда! Потом мелькнули боль и отчаяние.

— Ты кто? — сдавленно проговорил Артур.

— Извините. — Дженни попятилась, — Я перепутала, думала, это мой брат.

Она некоторое время двигалась спиной вперед, не спуская с него глаз, потом развернулась и побежала.

— Стой! — крикнул Артур.

Дженни на миг остановилась, потом снова двинулась вперед.

— Пожалуйста, не уходи! — вновь прокричал Артур.

Дженни остановилась и развернулась.

Артур подбежал и буквально вцепился в ее руку.

— Я не могу сейчас оставаться один. Мне очень плохо. Я должен рассказать кому-нибудь, как болит вот здесь. — Он ударил себя в грудь. — Что мне делать? Как дальше жить? Научи меня, посоветуй!

Его глаза умоляюще смотрели на Дженни.

— А вы влюбитесь в меня! — вдруг предложила Дженни.

— Что? — опешил Артур.

Дженни сжала его руку и засмеялась чистым счастливым смехом. Как ей было хорошо!

— Влюбитесь в меня, и я вас никогда не предам. Мы будем такие счастливые!

Артур некоторое время молча смотрел на нее.

— Что ты понимаешь в любви? — усмехнулся он. — Для тебя это чистый лист и ожидание прекрасного. А с меня хватит! Смотри. — Артур обвел рукой округу. — Перед тобой, чистой и неискушенной, перед этой красотой я клянусь, что больше никогда не разрешу себе влюбиться. Я запрещаю себе это чувство! И если когда-нибудь мои глаза будут не подчиняться мне, а губы шептать глупые слова какой-нибудь женщине, знай — это фальшь, неискренность, только видимость любви, а в груди пустота и горечь. Я обещаю это. Ты мне веришь?

Дженни смотрела на Артура со снисходительной улыбкой, как смотрят на ребенка, уверенного, что он когда-нибудь достанет луну.

— Почему ты улыбаешься? — закричал Артур. — Я говорю искренне и серьезно. Почему ты мне не веришь?

Дженни освободила свою руку и попятилась, не спуская с него глаз. Она улыбалась, глаза сияли.

— Потому что вы все равно влюбитесь в меня, — проговорила она и засмеялась.

Развернулась, побежала, вновь обернулась и прокричала:

— Слышите! Вы обязательно влюбитесь в меня!

— Сегодня весь мир сошел с ума, и ты вместе с ним! — прокричал Артур вслед.

Он помолчал, прислушиваясь, словно был уверен, что получит ответ. Потом произнес негромко, но обращаясь к уже совсем исчезнувшей Дженни:

— Я сдержу клятву, которую дал тебе. Я обещаю.

Дженни не бежала, а летела сквозь лес к своему дому. Она не могла описать то, что творилось в ее душе. Вот оно, пришло то время, когда слова не подчиняются разуму, а льются смело и открыто. С ней это случилось! Она поняла, что значит то чувство, которое толкает людей на безрассудство. А ведь это еще не любовь, а только легкое дуновение, зацепившее ее своим крылом. Не любовь, но какой глубокий признак того, что в ее душе есть место этому чувству и когда-то оно поселиться там. А ведь только вчера она, глупая, сочиняла какие-то надуманные слова для объяснения со своим кавалером. Принимала загадочные позы, чтоб очаровать непонятно кого. А оказалось, что все бывает по- другому. Забываешь про косички, совсем детское платье, поднимаешься над обыденностью, показывая свое настоящее «я».

Дженни подбежала к воротам, увидела стоявшего у входа Эдвина и, ухватив его за руки, закружилась вместе с ним.

— Дженни, — с изумлением смотрел на нее Эдвин, — что-то случилось? Ты сияешь, из тебя просто струится свет.

Запыхавшаяся Дженни остановилась и молча смотрела на Эдвина, тяжело дыша.

— Ты сейчас безумно красива! Такой девушка бывает только тогда, когда влюбится. Я угадал?

— Нет, — засмеялась Дженни, — глупости. Просто жить-то как хорошо!

Она чмокнула Эдвина в щеку и взъерошила ему волосы совсем опытной взрослой рукой.

Он засмущался, проговорил:

— Если у тебя появился секрет, значит, ты выросла.

И беззащитно улыбнулся.

Дженни вбежала в свою комнату, повалилась на кровать и уставилась в потолок, глупо улыбаясь. У нее появился секрет! И она о нем никому не расскажет! Хотя, не плохо было бы выложить все Милене. О, она от изумления потеряла бы дар речи! Но нет. Она не сможет просто так болтать про Артура. Как рассказать, что он был совсем слабым, цеплялся за нее, как за последнюю надежду и в то же время был безмерно сильным с пылавшей в груди любовью. Как передать то, что испытывала она, когда этот необычайно красивый молодой человек умолял ее: научи, помоги! Словно чувствовал в ней такую силу, о которой она сама еще не знает. Артур! Вот о каких мужчинах надо мечтать. Отныне Артур — её принц, даже если она его больше не увидит. Только такой, как он, может покорить её сердце. Не боящийся кричать о любви во весь голос и не стесняющийся слез. А ведь только утром Дженни решила, что плачущий мужчина — это самое отвратительное, что может быть.

«Нет, — прошептала она, — это красиво!»

Дженни встала и подсела к зеркалу, вглядываясь в себя. Расплела косички и поняла: это уже насовсем. Почему Эдвин сказал, что она красивая? Ах, да, она хорошо помнила, какой была Ани, когда у нее появился Эдвин. А интересно, как вел себя он? Что испытывал, когда понял, что нашел свою единственную? Он такой тихий, спокойный. Говорил ли Ани какие-то слова, как проявлял свои чувства? Дженни почему-то непременно хотелось это узнать, чтобы понять природу любви и душу влюбленного мужчины.

Она завязала волосы сзади не очень аккуратным пучком и пошла искать Эдвина. Ей нужно было с кем-то поговорить, о чем угодно. Выглянула в окно, у ворот его не было. Заглянула в кабинет, где он иногда сидел возле Ани, когда та возилась с бумагами. Ани была одна, улыбнулась и махнула рукой: потом… дела…

Дженни вышла на веранду. Эдвин был там, опершись о подоконник, смотрел вдаль задумчивыми глазами.

Дженни слегка его отодвинула и пристроилась рядом, глядя вдаль, пытаясь увидеть то, что так интересовало Эдвина.

— Эдвин, мне интересно, о чем ты думаешь, когда подолгу стоишь у окна?

— Не знаю, просто любуюсь красотой. Ты же сказала, что жить хорошо, так?

Дженни кивнула и спросила:

— Правда, что ты пишешь стихи?

— Правда.

— А почему никому их не показываешь?

— Не знаю. Да и зачем? Обычно девушки ведут дневник, записывают туда свои сокровенные мысли и считают его своим тайником, стараются, чтоб никто не увидел. Так и мои стихи — тайны души, а ей не очень хочется обнажаться. Да и я не считаю их хорошими. Как получается.

— А для Ани ты их читал?

Эдвин молча покачал головой:

— Нет.

— Почему? Она ведь самый близкий тебе человек, с кем же еще делиться тем, что внутри?

Эдвин ничего не ответил, и Дженни поняла, что переспрашивать не надо. Немного погодя она наклонилась к самому его уху и еле слышно прошептала:

— Прочти мне. Пожалуйста.

Эдвин потихоньку засмеялся и обнял Дженни, притянул к себе.

— Слушай.

Ищу любовь. Настойчиво. Давно. –

В цветах, восходах и раскатах грома.

Зову, мечтаю и надеюсь, но

Вокруг уныло, буднично, знакомо…

У Дженни внутри словно забурлило от переполнявшего чувства. Она отодвинулась и посмотрела на Эдвина так, словно впервые видела его.

— Потрясающе! — прошептала она. — Как же можно несколькими строчками рассказать о самом главном, без лишних слов и долгих объяснений?

Лицо Эдвина слегка порозовело.

— Еще! — потребовала Дженни.

— Хорошо, но не здесь. Бежим.

Он потянул Дженни к выходу, и они побежали через двор к саду.

— Не останавливайся. Я буду слушать столько, сколько ты сможешь говорить.

Они сидели спина к спине, Эдвин с небольшими паузами пел красивые строки, а Дженни плакала, потому что до отказа закрутилась в душе спираль и теперь, расслабляясь, выливала дремавшие там чувства. Как она хорошо понимала Эдвина по тем строкам, которые он когда-то сложил: его видение мира, ожидание чего-то, пока неизвестного ему, так и Эдвин уловил в рыданиях Дженни зарождающуюся тоску от одиночества, желания любить и огромное умение отдать всю себя во имя взаимности. Эдвин обнял ее, прижал к себе, а она рыдала на его плече, и он с щемящим сердцем гладил волосы и вытирал слезы, катившиеся по ее щекам.

Глава 4

Дженни проснулась в прекрасном настроении. Шевелиться и двигаться не хотелось, настолько её измотал бурный вчерашний день. Страсти улеглись, внутри мирно покоилось ощущение счастья.

Дженни решила не идти завтракать, но подумала, что должна это сделать, чтоб поскорее увидеть своего нового друга — Эдвина. Теперь она сможет доверить ему свои сомнения и самые потаенные мечты, зная, что найдет поддержку и понимание. Ему она сможет рассказать об Артуре!

За завтраком все ее внимание было обращено на Ани. Сестра светилась, глаза сияли, она заразительно смеялась и задевала то Дженни, то Эдвина. Дженни смотрела с улыбкой, раздумывая, что могло произойти такого, что сделало Ани совсем счастливой. Не выдержав, спросила:

— Я вижу, случилось что-то хорошее. Расскажи.

— Ничего не случилось. Просто как хорошо любить и быть любимой. Чудесно! — почти пропела Ани, вскочила, подбежала к окну и распахнула его. Придерживая шторы, еще раз прокричала в окно, с расстановкой: — Чу-дес-но!

У Дженни упало сердце. Вместо радости она ощутила неприятный холодок внутри: ей почему-то показалось, что ее предали. Вчера она всю душу выложила Эдвину, преподнесла на ладони в открытом виде, а он, наполнившись ее чувствами, отнес их другой. А должен был… Что?

Дженни поразило, что она могла подумать об Ани, как о «другой». И зачем вообще все эти глупые ощущения?

Она подняла глаза на Эдвина и замерла. Он, отставив чашку, смотрел прямо на нее серьезным проникновенным взглядом. Дженни хотела улыбнуться и вдруг поняла, что не может этого сделать. Что-то случилось. Ее обдало жаром, перехватило дыхание, а глаза напротив манили и притягивали, как магнит. Сколько раз Эдвин и Дженни смотрели друг на друга, но сейчас их взгляды сплелись на том уровне чувственности, о котором никто из них и не подозревал. Дженни затаила дыхание, ее вновь обдало жаром, и щеки запылали от зарождавшегося чувства. Такое же лицо было и у Эдвина, а еще что-то дрогнуло в нем, и Дженни поняла, что он прочел в ее глазах смятение и ту бурю чувств, что поднималась в груди помимо её желания. Может быть, следовало застыдиться, но Эдвин поймет, она уверена.

Под впечатлением этих мыслей Дженни спокойно улыбнулась ему. И вновь замерла. Эдвин вскочил, с грохотом отодвинул стул и быстро направился к Ани, все еще боровшейся со шторами. Он обнял ее, закружил и засмеялся в унисон ее смеху.

«Обороняется», — почему-то пронеслось в голове Дженни, но она не поняла смысла мелькнувшей мысли, выбросила её из головы. Возникло ощущение поражения, и тут Дженни узнала еще одно умение: держат себя в руках. Её лицо теперь ничего не выражало, каким-то усилием она накрепко заперла чувства внутри и продолжила совершенно спокойно пить чай, с улыбкой поглядывая на счастливую пару. Покружившись, они обнялись и ушли из комнаты.

Дженни еще некоторое время посидела за столом, даже съела кусок пирога, повертелась у зеркала и спокойно прошла к себе. Она занималась обычными девичьими делами: расчесывалась, перекладывала книги на столе, но вряд ли бы вспомнила потом, что делала. Она подумала о странном поведении Эдвина. Может, зря ей казалось, что он принял ее вчерашние излияния с участием? Эдвин мог решить, что она просто взбалмошная девчонка и пожалеть потраченного времени. Возможно, рассердился, что она вынудила его читать стихи, сам же говорил, что это — личное.

В конце концов, ничего не придумав, Дженни решила просто извиниться за вчерашнее и попросить Эдвина не сердиться. Пусть он останется прежним, называвшим её сестренкой и подразнивающим её усилия быть обворожительной дамочкой для недостойных парней.

Дженни продумала весь разговор, он показался ей вполне приличным. Но, поставив точку в последнем предложении, вдруг подумала: читал ли Эдвин сегодня ночью Ани стихи?

Вскоре к ней в комнату заглянула сестра.

— Пойдем в кабинет. Я получила письмо от нашей тети из Америки. Почитаем все вместе.

Ани и Эдвин сидели на диване, а Дженни забралась с ногами в огромное старинное кресло напротив.

— Я пропущу начало, — сказала Ани, — Это деловое письмо, ответ на мой запрос о возможности покупки партии лошадей — чисто хозяйское. А вот здесь…

Дженни слушала её голос, но совсем не вникала в написанное. Не отдавая себе отчета, почему делает это, она не отрывая глаз, смотрела на Эдвина. Ну почему он не поднимает глаз? Неужели не чувствует взгляд?

Эдвин слишком уж внимательно слушал Ани, и было непонятно, что его могло заинтересовать в родственных излияниях незнакомой дамы. Вдруг Эдвин встал, зачем-то подошел к книжному шкафу, постоял мгновение и, взяв стул, сел напротив Ани спиной к Дженни.

Боже мой, да он полностью показывает свое презрение! За что? Нет, видимо она совсем не знает жизни и принимает мир таким, каким хочет его видеть. А он гораздо сложнее.

— Вот такое письмо, — свернула листы Ани, — Я ей обязательно отвечу. Напишем, Дженни?

— Да, — Дженни поднялась, — и напишем, и я постараюсь навестить ее. Поезжу по свету, может быть, научусь лучше разбираться в людях.

Это она произнесла прямо в затылок Эдвину. Он не повернулся, внимательно рассматривал конверт с многочисленными марками.

«А я еще хотела извиняться, — подумала Дженни, — обойдется. Видеть его не могу. Скорее бы обед — я бы показала, что умею игнорировать человека не хуже его».

Но к столу вышла одна Ани.

— Эдвин уехал к тете Энн. Нам сообщили, что получили письмо от Роберта. Это двоюродный брат мужа, они в детстве дружили, но давно не виделись. Роберт сейчас в отъезде по служебным делам, что-то из дипломатии.

— Эдвин успеет вернуться к ужину?

— Не думаю. Скорее всего, останется там.

Но Эдвин вернулся.

Смеркалось. После ужина Анетта и Дженни вышли во двор и присели на скамью под красивым кустом, где обычно сидели днём, прячась в тени от солнца, и по привычке выбрали это место вечером.

Сердце Дженни забилось прежде, чем она услышала стук копыт. Сёстры с удивлением переглянулись. Эдвин, намеривавшийся спешиться у крыльца, заметил их и резко остановился у скамьи.

— Эдвин! — бросилась к нему Ани. — Как хорошо, что ты приехал. А говорил: останешься.

— Я попал немного не вовремя. В доме полно женщин, они в полный голос обсуждают очередную невероятную по их словам новость. Тетя Энн пыталась и мне втолковать об «истинном ужасе, случившимся в высшем обществе», но я отмахнулся и пообещал, что приеду в следующий раз и тогда выслушаю все подробности, — рассмеялся Эдвин. — Кстати, Элиза передала для тебя журналы, присланные Робертом, как компенсацию за не получившееся общение. А я не в обиде. Дома лучше, правда, сестрнка, — обратился он к Дженни.

— Лучше, лучше, — ответила за нее Анетта. — Ну, пойдемте в дом любоваться миром, — она похлопала по стопке журналов.

— Я еще посижу, — выдавила из себя Дженни.

Эдвин и Ани ушли.

Дженни почему-то не ощутила радости от того, что Эдвин обратился к ней как обычно. Еще утром она мечтала, чтобы ее называли сестрёнкой, а сейчас осталось неудовлетворение. Так хочется поговорить с ним, или просто посидеть рядом.

Дженни сидела долго, поглядывая в сторону дома, словно ждала: вдруг увидит Эдвина у освещенного окна, где он был вчера.

Но он вышел на террасу, облокотился о перила, и Дженни видела, что он смотрит прямо туда, где сидит она. Дженни замерла, хотела отвести взгляд, но подумала, что он может видеть в темноте только пятно ее светлого платья.

Постояв так некоторое время, Эдвин стал не спеша спускаться по ступеням. Дженни почему-то впилась пальцами в скамью. Вот Эдвин остановился: его окликнули из дома, он обернулся в сторону двери, отвечая. Дженни вихрем сорвалась со скамьи и ринулась сквозь заросли вглубь сада. Ноги сами принесли её к той поляне, на которой они сидели с Эдвином вчера. Дженни остановилась, прижалась спиной к дереву и уставилась на кусты. Не удивилась, увидев медленно идущего Эдвина, только крепко сцепила за спиной пальцы, обхватив ствол дерева, потому что… Отчего это непреодолимое желание бежать навстречу? Почему еще вчера казалось совсем просто схватить его за руки и закружить, а сегодня рассудок одергивает и останавливает убеждение «нельзя».

Эдвин приближался, не спуская с неё глаз. И когда еёе пальцы стали неутомимо расцепляться, когда Дженни уже не хотела контролировать себя, он, словно почувствовав грань, которую не следует переступать, остановился и поднял голову вверх.

— Луна выплывает, — спокойно произнес он. — Красиво. Я люблю эту полянку при лунном свете. Только два цвета: зеленый и белый. Видишь, как распушились одуванчики? Тянутся из последних сил к свету, гордые и спокойные.

Дженни молчала, тихонько разминая затекшие пальцы, и по-прежнему не сводила с него глаз.

— Я иногда прихожу сюда совсем рано, — продолжал Эдвин. — Та же картина, но трава становиться усеянной желтыми точками: это одуванчики только-только приоткрывают свои глазки, всматриваясь — встало ли солнышко? Их пушистые белоголовые старшие братья становятся еще выше, словно вырастают за ночь. Это ведь их последний день, ждут света и тепла, подставляя каждую пушинку под лучи солнца. И когда впитают в себя тепло, только почувствуют прелесть жизни — дуновение ветерка, и разлетелись. А некоторые еще находятся здесь, но их почти незаметно, потому что к тому времени во всю красу заявляют о себе желтые одуванчики. Полянка становиться золотой — так их здесь много.

Эдвин сорвал пушистый одуванчик и дунул. Пушок облетел лишь с одной стороны. Не обращая внимания на молчание Дженни, он продолжал:

— Цепляются из последних сил. Знаешь, Дженни, я считаю семейство одуванчиков маленькой моделью жизни. Вот он был — первый цветок: красивый, уверенный. Радовался миру, пил росу. Но его время прошло: отцвел, высох и однажды поднялся во весь рост, раскрылся всей душой, но поздно. Жить ему до первого дуновения. А снизу напирают молодые, уверенные. Для них открыта дорога, они живут полной жизнью, чтобы вскоре так же осесть пушинками на траве.

— Ты нарисовал очень печальную картину, — выдавила из себя Дженни.

Эдвин улыбнулся.

— Это можно поправить. Давай, заменим одно слово: жизнь на любовь. Вот она, когда-то цветущая и красивая, разлетелась по воле природы, но на смену спешит другая, новая и такая же светлая. Это прекрасно!

— Как это — другая любовь, — удивилась Дженни, — Разве так бывает?

— Говорят, бывает.

— А ты мог бы влюбиться еще раз? — спросила Дженни. Тут же вопрос показался ей абсурдным, потому что она вспомнила Эдвина и Анетту сегодня утром. Тем более, как можно допустить, чтобы он предал её сестру.

— Извини, я не подумала, не надо отвечать.

— Знаешь, Дженни, в чём сложность? Нужно суметь угадать настоящую любовь. Мы ведь не знаем, что это такое, пока сами не испытаем. Можно принять за нее другое чувство: привязанность, понимание, очарование. Думается: это оно! А когда подступит то самое, настоящее, когда поймешь: вот оно какое, неведомое, сладкое, а уже поздно, ничего изменить нельзя. Мне так хочется, чтобы ты не ошиблась!

Помолчали.

— Пойдем, уже поздно, — сказал Эдвин, — Давай руку, трава густая можешь споткнуться.

Они пошли через полянку. Эдвин вел ее, как маленькую, за руку, внимательно просматривая путь. Дженни шла рядом: тихая, послушная.

Так за руку они поднялись по ступенькам, в холле молча разошлись в разные стороны, к своим комнатам. Только вот руки никак не хотели расставаться и цеплялись друг за друга каждым пальчиком.

Глава 5

Дженни ехала домой, стойко думая, что обрекает себя на череду скучных дней. Что она будет делать с двумя мужчинами, которые заняты бесконечными разговорами о том, что интересует только их? Другое дело у Ани, где было так легко и чудесно до тех пор, пока она не затрепетала от взгляда Эдвина. Хотелось сделать так, чтобы всё оставалось по-прежнему, но выходило все хуже и хуже. Зачем ей хотелось смотреть на Эдвина постоянно? Зачем в его взгляде была загадка, так манившая и пугавшая одновременно? Ну, ничего, вот она заскучает по-настоящему вдали от них и все будет, как раньше.

Против ожидания дома оказалось необычно хорошо. Отец и дядя Фред встретили ее такой радостью, что она устыдилась своих мрачных мыслей. К тому же, у них до сих пор гостила крестная Элина, а это всегда был праздник. Крестная умела создать особую атмосферу теплой семьи, с ней было уютно душе. Вот только раньше навещала их не часто к огорчению всех живущих в этом доме. В этот же раз Дженни спросила с удивлением:

— Крестная, почему вы не спешите домой?

Элина всплеснула руками:

— Вот те раз! Неужели я мешаю?

— Нет, нет, я не о том. Вас так трудно было уговорить задержаться на денёк: все манили неотложные домашние дела. А теперь они уменьшились?

Дженни показалось, что крестная слегка смутилась, но объяснила:

— Ты, кажется, забыла о нашем уговоре дать молодежи пожить самостоятельно. Пусть Георг обходиться без меня, уже взрослый.

— Это замечательно, — обняла Дженни крестную. — Отдыхайте, радуйте нас. Сбросили свои заботы и вон какой красавицей стали.

Элина, довольная, рассмеялась и расцеловала Дженни. Глаза крестной сияли, лицо зарделось.

Дженни подумала, что Элина очень напоминает ей Ани в период влюбленности. Да нет, не может быть! Элина же совсем старая! Дженни привыкла принимать крестную очень взрослой женщиной и не задумывалась о ее возрасте. А недавно услышала отрывок разговора, когда дядя Фред сказал:

— Элина, вам только сорок лет. Это самый расчудесный возраст!

Сорок лет! Ого! Зачем же тогда ее смех переливается колокольчиком, а сама она бегает по лестнице, как молодая?

Впрочем, недоумение Дженни развеялось быстро. Она как-то стала свидетельницей необычной сцены. Крестная убирала поднос с колен дяди Фреда, взялась за него, а дядя неожиданно стал ласково гладить Элину по открытым до локтей рукам. Элина замерла, долго не распрямлялась, хотя и стояла, опустив глаза. А когда уходила с подносом, на ее лице была такая нежность и счастье, что Дженни удивилась. Любовь! Не может быть. Любовь не такая! Она пылкая, страстная, всепоглощающая! Как у Артура! Вот это красавец, вот его надо любить! Причем же здесь дядя Фред в инвалидной коляске?

Ее подруга Милена за время отсутствия Дженни ни на шаг не продвинулась в своей любви.

— Что же делать? — советовалась она с Дженни. — Хоть бы разок взглянуть на других: как это бывает.

— А я видела! — вырвалось у Дженни, — Ох, Милена, если б ты знала, что я видела!

Дженни уже не думала об обещании, которое дала сама себе: не говорить об Артуре с другими. Но держать в себе тайну было невыносимо, тем более, если тайна прекрасная, как сказка!

— Милена, я тебе расскажу, только тебе. Я побывала в сказке! Представь: лес, день клониться к закату, солнце прорывается косыми лучами сквозь ветви деревьев, золотит траву, сверкает в воде. Я иду по траве и вдруг слышу топот лошадей. Впереди на белом коне скачет дама — наряженная, полы шляпы плавно колышется, платье волнами спадает к ногам. А ее догоняет настоящий красавец! Глаза у него, как черный бархат, сияют любовью, губы не переставая, произносят её имя. Этот мужчина — молодой мужчина — похож на принца: черные локоны до плеч, лицо белое, одет богато. Я спряталась за кустом, не нарочно, так получилось, и все видела и слышала. Вот это любовь! Как он умолял свою спутницу о любви, какие слова находил! Не поверишь: она ему отказала! Говорит: выхожу за другого. И смеялась над ним.

— О! — вырвалось у Милены, глаза блестели, она ловила каждое слово.

— Милена, если б ты его видела! Если б слышала! Эта дама просто ненормальная, если сумела отказать. Он — мечта всей жизни, волшебство!

— А потом? Что дальше?

— Посмеялась и уехала. Он рыдал у меня на глазах, безутешно и горько. Я никогда не видела таких страданий. А потом мы с ним подружились.

— О! — в очередной раз произнесла Милена. — Не может быть!

— Честное слово! Ему нужно было выговориться, чтоб сбросить груз с души, я и подвернулась. Хочешь — верь, хочешь — нет, он держал меня за руку и кричал, что никогда больше не будет любить, запрещает себе это навеки. Не знаю, как я не сошла с ума от восхищения! Ну, представь: рядом с тобой принц, который в гневе сверкает глазами, а мне не страшно, хочется смеяться и… — тут Дженни снизила голос, — целовать его.

Милена издала какой-то звук и закрыла рот руками. Ее буквально трясло от любопытства и наслаждения рассказом.

Повисла тишина. Сердце у Дженни гулко билось, настолько явно она вспомнила эту недавнюю встречу в лесу. Милена ждала, пожирая глазами Дженни. Та мечтательно улыбнулась.

— Я пожелала ему влюбиться еще раз в ту, которая не предаст и будет всегда рядом. Он не хотел слушать меня. Ну, понятно, был в отчаянии. Вот какой должна быть любовь! А твой садовник умеет метать молнии глазами? И будет ли умолять тебя о любви?

Милена не хотела так сразу сдавать позиции:

— Не знаю, — проговорила она с сомнением.

— А я буду ждать именно такой любви. Чтоб пылать, чтоб дуэль глаза в глаза!

Дженни вспомнила глаза Эдвина, и ее вновь бросило в жар. Это не было дуэлью, просто притяжение, с которым почти не справиться. Почему? Ни пыла, ни эмоций, одно притяжение.

Дженни тряхнула головой, отгоняя мысли. Ах, если б так смотрел Артур! Как бы тогда трепетала она, если даже Эдвин так подействовал на нее?

Анетта и Эдвин заявились в гости без предупреждения — сюрпризом. Первой их заметила Дженни.

— Ани! — с криком бросилась она к сестре.

Они обнялись. Дженни от восторга запрыгала, тормоша сестру и повизгивая. Потом так же радостно обнимала Эдвина и все не могла на них насмотреться. Да и остальные домочадцы не остались в стороне, приветствовали гостей восторженными возгласами.

— Совсем нас бросили, — расчувствовалась Ани и всплакнула, — а мы ждем, ждем. Боже мой, и крестная здесь. Как здорово! Я думала, тебе давно наскучили эти джентльмены.

Крестная и Дженни заговорщицки переглянулись, Дженни еле заметно прыснула и подмигнула: не бойтесь, не выдам.

Ани расцеловалась с отцом и обняла Фреда.

— А вы, папенька, зачем так долго в отъезде? Эдвина почти не бывает, он хозяйничает на дальних фермах, а я еле справляюсь одна.

— Так ведь, справляешься?

— Приходится.

— Моя школа, — гордо обернулся Фред к Джону, шутливо напыжился, потом махнул рукой: — Ну, ладно, и твое воспитание.

Дженни сидела, обняв Ани, с любовью заглядывала ей в глаза, улыбаясь Эдвину. Он подмигивал, смеялся — прежний, родной Эдвин! Как это хорошо!

— Мы к вам ненадолго, вечером нужно возвращаться, — сообщила Ани и перебила протестующие возгласы: — Нет, нет, честное слово, не можем. Еле выбрались, каждый день собирались.

— Может еще бы и не приехали, — добавил Эдвин, — но у нас есть повод. Папа, мы привезли тебе приглашение на свадьбу. Брегг женится.

— О! Артур женится?

— Нет, не он, его отец.

У Дженни остановилось дыхание, она замерла.

— Ого! — хлопнул себя по коленям Фред, — Ничего себе новость! Я его совсем со счетов списал. Но ведь он же затворник, никуда не выезжает. Ну и чудеса. Невеста с неба свалилась?

— Приехала в гости с Артуром. Ты ее не знаешь, но в этом сезоне она блистала.

— Эдвин был у тети Энн, — подхватила Ани, — наслушался сплетен, якобы эта дама была дружна с Артуром, но… Впрочем, все это просто разговоры, — прервалась она, заметив, что Дженни слушает, раскрыв рот.

— И что, — спросил Фред, — будет слишком пышно? Даже меня вспомнили.

— Нет, — сказал Эдвин. — Хоть Брегг и объявил, что ради любви снимает с себя обет затворника, но считает неприличным сразу бросаться головой в светскую жизнь. Приглашена только старая гвардия, без молодежи. Тем более Артур срочно отбыл по неотложным делам за границу. А уже после его приезда устроят большой праздник.

Дженни отстранилась от сестры, так как ее руки начали мелко дрожать от волнения. Они же говорят об её Артуре! Дженни полностью приняла его образ как принца из сказки и не задумывалась, что это вполне реальный человек и явно живущий где-то в их краях, раз приезжал к озеру.

— Вы знаете эту семью? — сумела выговорить она.

— Конечно, — ответил Фред, — но я давно не видел Говарда, а Артура помню совсем мальчонкой. Знаете, дети, больные люди очень эгоистичны. Я скрежетал зубам на судьбу, потерял связь со своим обществом, сам оттолкнул всех. И Эдвина держал возле себя, а когда мозгов прибавилось, сам-то ладно, а Эдвина пытался выпихнуть к ним. А он уже отвык, не захотел, да и раньше любил всё один играть. У него это хорошо получалось. Так что мои сведения о семье Бреггов давние-давние, но об обете я знал, долго говорили об этом, как о глупости. А теперь он вновь удивил. Ну и пусть будет счастлив! Отправлю поздравления, а сам не поеду — я же немощный, — засмеялся Фред.

Эдвин смотрел на отца с любовью.

— Отец, ты изменился и мне это нравиться. Помолодел, появилась прежняя уверенность — молодчина! Я рад, что у тебя получился такой удачный отдых.

Фред слегка стушевался, а крестная Элина сделала вид, что отряхивает совершенно чистую юбку.

Паузу заполнил Джон.

— Хорошо мы гостей встречаем, — заговорил он, — А ну-ка, Элина, осталось хоть что-то от твоих пирогов или мы их незаметно уничтожили? Эта женщина нас закормит, — сообщил он гостям.

После обеда Ани обратилась к Фреду.

— Ну что, папочка, уделите мне время. Накопилось много вопросов, нужен ваш ум. Мне еще учиться и учиться.

Они удалились в кабинет.

— Погуляем? — предложил Эдвин Дженни. — Покажешь мне ваши красивые места, я толком ничего не видел. Пойдемте с нами, — предложил он отцу Дженни.

— Увольте, увольте, — замахал он руками, — жарко, да и пока все заняты, я тоже поработаю. Без этого не получается. Мое хозяйство хоть и совсем мелкое, но животные тоже требуют кормов, внимания, нельзя оставлять без хозяйского глаза. Порядок нужен.

Дженни повела Эдвина через задний двор к полю. Он был прежний: смешливый, раскрепощенный. Побродили по траве, шелком блестевшей на солнце, уселись на пригорке, откуда открывался великолепный вид на речку и дальний лес.

— Хорошо-то как! — восторженно проговорила Дженни.

Горячий воздух маревом расстилался над полем, рябил в глазах, от жары колотилось сердце. Или это оттого, что Эдвин сидел рядом и иногда касался ее плечом? Эдвин что-то говорил, поднялся, а она смотрела на него снизу и понимала, что все происходит как во сне, потому что в реальности невозможно изведать то, что творилось с нею. Она почти не понимала слов, но смеялась в ответ. Эдвин нарвал цветов и сплел огромный венок. Он водрузил свое творение на голову Дженни, пригладил ей волосы, а его лицо и глаза были так близко, что в пору было сойти с ума. Дженни оттолкнула его, вскочила и закружилась, раскинув руки и подставив лицо солнцу. Зацепилась за траву, упала и все думала, почему не подходит Эдвин? Глянула через голову — он сидел на том же самом месте со странным лицом. Ни игривости, ни улыбки, только взгляд из-подо лба, сжатые в кулаки пальцы и зубы, вцепившиеся в костяшки пальцев.

«Зачем так?»— мелькнуло у Дженни, но она не захотела думать, закрыла глаза и замерла под ласкающими лучами.

«Был бы вместо него Артур, — вдруг подумала она, — он бы не сидел с таким лицом, а тормошил бы её и что-нибудь кричал, обжигая горящими глазами. А если представить, что это Артур?»

Дженни поднялась и подошла к Эдвину. Стала выбирать из его волос сухие травинки, представляя, что перебирает локоны Артура. Эдвин обернулся и увидел в глазах Дженни мечту о чём-то далеком. А она уже опустилась на колени и гладила его лицо и не удивлялась, что вместо сияющих черных глаз перед ней отрешенная голубизна с затаившейся в глубине болью и обреченностью.

Сколько это длилось, было не ясно. Потом все изменилось. Эдвин нашел в себе силы вернуть глазам прежнее выражение. Засмеялся, игриво стукнул ее по руке.

— Опа! — прокричал он и вновь несильно оттолкнул. — А где же мой бесценный подарок — венок? Потеряли? Леди, я вам этого не прощу! Да вот он.

Эдвин уже держал в руке оброненный венок.

— Надень его, Дженни, тень будет падать на шею, а то совсем сгоришь. Пойдем домой, похвастаемся моим шедевром. А по пути нарвем таких же цветов для Ани.

По пути домой они на спор собирали букеты, обгоняя друг друга в поиске лучших цветов, и вбежали во двор запыхавшиеся и счастливые.

Ани и Эдвин остались на ночь. Их так радушно умоляли не уезжать, что пришлось уступить и в награду увидеть совершенно счастливые лица. Да и что могло быть лучше свободного времени в кругу семьи? Мужчины не спеша потягивали вино, благодушно обводя глазами женщин. Ани с крестной отсели подальше и негромко делились новостями и слухами, а потом перешли на шепот. Ани искоса бросала взгляд в сторону мужчин, а крестная не поднимала глаз, изредка кивала и смущалась. Дженни была в прекрасном настроении, всем старалась угодить и напевала, не стесняясь окружающих.

Фред наблюдал за ней с любовью.

— Какое в этом имении спрятано богатство, — проговорил он. — И никто, кроме нас, не знает. Эдвин, я осенью, наверное, начну ездить с визитами. Что-то я почувствовал вкус к жизни. И буду брать с собой Дженни. Не вечно же ей шептаться только с Миленой. Сведу с твоими кузинами, кузенами, — на этом слове он сделал особое ударение. — Хорошая девочка.

— Слышишь, дочь, — позвал ее отец, — мы тут тебя уже почти сосватали.

— Это, смотря за кого, — важно сказала Дженни. — А то знаю я вас.

Фред рассмеялся.

— Обижаешь. Все будет как надо. Мы в этом толк знаем, соображаем, что такое любовь.

Он поймал удивленный взгляд Эдвина и сделал вид, что закашлялся.

Эдвин слегка стукнул его кулаком по спине, спросил:

— Отец, когда собираешься домой?

— Пусть гостит, — подала голос Ани, — не такие уж мы бессильные в делах, справимся, хоть и будем скучать.

— Вот так, — развел руками Эдвин, — еще недавно она наседала на меня: вези отца, вези домой. Я чего-то не улавливаю?

Все засмеялись, переглядываясь, а Фред что-то не совсем внятно пояснил: что они… общем… еще не много…

Глава 6

Прошедший год был для общества богат на события. Не успели отшептаться о женитьбе Брегга, о какой-то сбежавшей из дома девице, как новая весть заставила открыть рты даже самых равнодушных и ленивых: женился Фред Райс. Новость считалась потрясающей, потому что самые опытные в делах осуждения или одобрения кумушки не знали, как к ней отнестись. Ругать малоизвестную семейку, которая лихо вползла в их общество, подцепив таких завидных женихов, как Эдвин и Фред? Но уж Фреда-то никак женихом не считали, его давно списали со счетов и теперь прикусывали языки, потому что за это нужно было осуждать самих себя. Или жалеть женщину, польстившуюся на инвалида? Не понятно, ради чего она пошла на это, если у него есть законный и единственный наследник — сын, которого тоже выпустили из цепких рук неугомонные свахи. Так и судачили по углам, больше пожимая плечами.

Очередная новость стала потрясением для всего молодого семейства Райсов и примкнувшей к нему Дженни. Дружная троица из отца, Эллины и Фреда объявила, что уезжает путешествовать, а если точнее, в гости к сестре в Америку. В это долго не могли поверить. Ладно, Фред в молодости немного поездил по миру, а вот Элина и ее брат никогда даже в мыслях такого не держали. Определенной даты отъезда не называли, улаживали дела с оставляемыми хозяйствами, но все-таки настал тот момент, когда в последний перед отъездом вечер все собрались у Райсов. Впереди предстояла целая ночь, но не было конца советам, просьбам, даже слезам.

Среди всего этого Фред сказал:

— Эдвин, пойдем, прогуляемся.

— И мы с вами, — поднялась Ани.

Фред остановил ее:

— Нет, нет, мы сами. Попрощаемся с Эдвином по-мужски с наставлениями, советами, может, придется пустить слезу. — Фред засмеялся. — Не надо вам видеть мужского сюсюканья, вы и подозревать не должны, что оно бывает между такими бравыми парнями, как мы. Тем более, каждая из вас все равно выпытает весь разговор, вам же неймется, если пахнет секретом. Трогай, Эдвин.

Эдвин неторопливо покатил коляску по дорожке.

Довольно долго шли молча. Потом Фред заговорил:

— Я действительно хочу поговорить с тобой, сынок. Еще год назад я бы не помыслил завести разговор, не умею я этого. Но все изменилось. Я очень счастливый человек, и это говорю искренне. Я и раньше не жаловался, считал, что живу правильнее всех. А как же: вершил судьбы, привык, что все ждут моего веского единственного правильного решения. И в любви был несгибаем, стоило сделать вот так. — Фред вытянул руку и сделал манящее движение указательным пальцем, — любая прибежала бы с радостью. Влюбился в твою матушку, и все очень легко разрешилось. Так и жил, не ведая, что бывает по-другому. А потом эта катастрофа. Мне теперь так жаль лет, которые я потерял, вычеркнул из жизни своим отчаянием. Слава Богу, что спохватился и дышу полной грудью. Вот видишь — влюбился. Все было по-новому, непривычно. Я уже не манил, а заглядывался, терзался, ждал. А теперь счастлив до неприличия! Так что мой самый главный наказ — никогда не отчаиваться! Что бы ни случилось в жизни, как бы ни повернулось — терпеть, пережидать. Ничего не делается просто так. Нас толкают, пытаются научить видеть, что в жизни есть и другие ценности, и не только те, которые мы выбираем для себя и считаем единственно приемлемыми для нас. Мне так хочется, чтобы ты, Эдвин, был по-настоящему, счастлив!

— Спасибо, отец. — Эдвин неловко погладил Фреда по плечу — У меня все хорошо.

— Я знаю и не сомневаюсь, и жду этого, потому что сейчас… Ведь сейчас ты бываешь счастливым только тогда, когда рядом Дженни, так?

Эдвин молчал.

— Ты ничего не хочешь сказать? — спросил Фред.

— Это очень заметно?

— Нет. Надеюсь, что вижу только я, потому что знаю своего сына. Тебе нужно хорошо разобраться в себе. Человек так устроен, что ему все мало, всегда хочется чего-то еще. У тебя лучшая в мире жена, Анетта — твоя, вернее, наша опора: умная, красивая, современная. Таких ценить да ценить. Я тебя прошу, разберись хорошо, что для тебя Дженни. Может, она как мечта, к которой мы стремимся все настойчивее из-за того, что она недосягаема. Ты — взрослый человек, умеющий видеть реальность, а она такая юная. Дженни еще даже не осознает, что тоже счастлива, когда рядом ты. Нельзя давать ей повод. Первая влюбленность самая страстная, необузданная. Ей тяжело будет сдерживаться и довольствоваться малым. Перехватит твой взгляд, и умрет от счастья. Потом захочется еще такого же и даже больше. Ей трудно понять, что ты никогда не достанешься ей в силу сложившихся обстоятельств. Не давай ей шанса, держись как с сестрой, другом, чтоб не за что было зацепиться и споткнуться. И тебе будет легче. Она все равно выйдет замуж… Ну, Эдвин, — сказал Фред укоряющее, заметив как у сына дернулось лицо.

Эдвин снова промолчал. Фред рассердился.

— Не обольщайся. Дженни никого, кроме тебя, толком не видела. Ей пора любить, вот она и уцепилась за тебя — единственного мужика в ее окружении. Ладно, прости за этот разговор. Я надеюсь, ты понял, насколько он важен и дался мне не так легко, как может показаться. Вам нельзя быть рядом. Когда я ездил попрощаться к твоей тете Энн, я договорился: Дженни поживет у них. Элиза и Керри просто в восторге от этого. Через неделю у Керри день рождения, вы поедете к ним, и пусть Дженни там останется. Ну, всё, закрыли эту тему. Давай я теперь тебя буду хвалить.

— Может, лучше это сделать при всех? — Эдвин пытался шутить.

— Не думаю. Тут есть небольшая хитрость. Я понаблюдал за вами, как вы управляетесь с делами, и остался доволен. Управляющий у нас надежный, Анетта хозяйничает отменно и может показать, что она всё держит в своих руках, а ты как бы при ней. Не зря я назвал ее опорой. Но мне очень понравилось, что ты ничего не упускаешь из виду. Незаметно, ненавязчиво всё направляешь в нужное русло. Рад, что ты у меня такой. Вроде бы поэт, мечтатель, но с неба опускаешься вовремя. В этом вопросе оставляю Вас с легким сердцем. Подумать только, я еду в свадебное путешествие! Видишь, завели мы с тобой родственников в Америке, приходится плыть через океан. Вот на какие подвиги толкает любовь!

***

День рождения Керри выпадал на пятницу, но Эдвин с Анеттой и Дженни по договору с тетей Энн в четверг уже были на месте. Старший сын тети Роберт не успевал вернуться домой к празднику, и в отсутствие Фреда Эдвин оказался старшим мужчиной в роду, и принял на себя некоторые обязанности.

Элиза и Керри с неподдельной радостью встретили Дженни.

— Я не видела тебя с самой свадьбы, — сказала Элиза, — как же вышло, что мы не встречались?

— Я не часто гостила у Эдвина и Анетты, жила с отцом у себя, это довольно далеко.

— Теперь я тебя не отпущу, оставайся у нас.

Вмешалась тетя Энн и все расставила по местам.

— Элиза, не тормоши Дженнифер. У тебя столько дел, потом будете болтать. А вы, девочки, идите в дом, займитесь чем-нибудь, у нас и так суета.

Керри запрыгала и завладела рукой Дженни.

— Пойдем в мою комнату. Она просторная и прохладная. Там можно вести себя свободно, а не держаться в рамках для приличия.

— Сколько тебе будет лет, Керри?

— Тринадцать.

— Устраивают такой шикарный праздник! Представляю, как ты рада.

— Я рада, хоть и знаю, что все это не из-за меня.

— Как же так?

— Из-за Элизы. Ей уже девятнадцать, пора иметь жениха. Вот мама и пригласила всю округу, чтоб пообщались, присмотрелись. Потом нас пригласят. Сейчас вообще начнется сезон балов. А я еще маленькая, ездить не буду, зато насмотрюсь на всех у нас. Мамина подруга привезет сразу троих сыновей. Наша Элиза — хорошая партия. — Керри явно повторяла услышанные от матери слова. — И сегодня масса мамочек наставляет своих сыновей.

— Элизу тоже наставляли?

— Наверное. Мама любит всех учить, а мы должны прислушиваться.

— А у Элизы когда день рождения?

— Уже прошел. Его не отмечали, потому что мама хотела, чтоб непременно присутствовал один человек, а его в это время здесь не было. Сейчас он приехал, вот и нашли повод, чтобы затащить его к нам.

— Какой-нибудь высокий чин или особый жених?

— Жених. Так хочет мама. Он такой красивый, увидишь завтра. И имя у него красивое — Артур! Артур Брегг! — Керри выговорила это торжественно и замерла, словно прислушиваясь к звучанию слов.

— Артур? — разинула рот Дженни.

— Ты его знаешь?

— Нет, — быстро ответила Дженни.

— А мы давно знакомы. Артур лучший друг нашего Роберта, часто приезжал к нам. Я и Элиза с ним дружим. Элиза смеется, что он уже жених. А мама сердится, говорит: так часто бывает.

Дженни уже не слушала девочку. Завтра она увидит Артура! Что будет? Зачем она просила: влюбитесь в меня. Вдруг он вспомнит? Это же стыдно. Хотя вряд ли он узнает её. Пошло больше года и кого он видел тогда: тоненькую девочку с косичками в детском платье? А сам был в отчаянном положении. Всё это не важно, главное — она увидит его. Сколько бессонных ночей провела Дженни в мечтах об Артуре, возведя его в ранг главного любимого. Как мечтала, чтоб он оказался на месте Эдвина, когда… Почему заныло сердце?

— Я хочу пить, — заявила Керри, — пойду что-нибудь утащу для нас.

Она убежала.

Дженни подошла к окну. Оно выходило в сад, а в саду стоял Эдвин, окруженный людьми. Те что-то говорили ему, обводя округу руками. Наверное, рассказывали о планах задуманного праздника.

Спрятавшись за шторой, Дженни не сводила глаз с Эдвина. Словно впервые увидела его и замерла, очарованная. Хотелось смотреть и смотреть, ловить каждый вдох. Вот он что-то говорит, кивает, улыбается! Какой он родной, свой!

— Что ты там увидела? — обхватила ее за талию Керри.

— Смотрю, как красиво у вас.

— За садом на поляне будет фейерверк. А в саду столики, скоро будут ставить. Хочешь посмотреть мое новое платье? Пойдем.

— Иду. — Дженни все смотрела и смотрела в окно, даже когда Керри тянула ее за собой.

Сначала Дженни увидела Алисию. Она вышла из повозки красивая, стройная, безупречно обаятельная. Алисия опиралась на руку довольно красивого мужчины. Артур не спеша шёл сзади. Слава Богу, никто не собирался представлять их Дженни. Она затерялась среди раскидистых цветущих кустов и смотрела на Артура.

Лицо Дженни раскраснелось, глаза блестели. Да, она давно привыкла к нему, сроднилась. Его лицо почти забылось, в мечтах витал уже некий нарисованный образ. И вот сейчас этот идол был совсем рядом и оставался так же прекрасен. Дженни трепетала от счастья. Она ведь смирилась с тем, что Артур может навсегда остаться лишь мгновенно мелькнувшим образом. А теперь можно подойти и познакомиться с ним.

При мысли об этом лицо Дженни еще сильнее залилось краской, и она отступила дальше в тень кустов. А тут еще Эдвин, здороваясь с семьей Артура и представляя им Ани, стал осматриваться в поисках Дженни.

«Нет, нет, — прошептала она, — я не могу».

Когда схлынула первая буря чувств, Дженни успокоилась и уже внимательнее присмотрелась к Артуру. Что-то в нем изменилось. Все происходящее он принимал отстраненно, по обязанности. Поздравляя Керри, Артур оживился, обнял тетю Энн, заговорил с Элизой, а потом, словно отдав дань приличию, ушёл в себя и уже не менялся, здороваясь и беседуя со знакомыми. Блестящего героя, рычащего от любви и боли, сменил смирный молодой человек, равнодушный абсолютно ко всему.

Дженни стало жаль его. Она ясно увидела, как старательно он избегает смотреть на Алисию. Ему это удается, но не без некоторого усилия. Неужели он все так же любит эту ужасную женщину? Так долго? Неужели он не понял, какая она на самом деле? Разве так бывает? А может Артур просто приболел или поссорился с лучшим другом и поэтому сегодня не в настроении?

Дженни очень хотелось оправдать Артура, она пытливо вглядывалась в него, не попадаясь на глаза, пока Керри не утащила ее смотреть подарки.

Праздник продолжался без них, гремела музыка, слышался смех. К девочкам зашел Эдвин.

— Вот вы где спрятались. Весь вечер вас не вижу. Керри, ты же хотела всех хорошенько рассмотреть!

— Я все равно о них узнаю. Элиза будет рассказывать Дженни, и я послушаю, — улыбнулась Керри.

— Хитрюга! Собирайтесь, скоро фейерверк.

— Бежим! — крикнула Керри и выскочила из комнаты.

Дженни и Эдвин остались одни. С самого начала разговора Дженни не спускала с него глаз и сейчас стояла, замерев. Эдвин увидел в ее взгляде что-то новое, так она не смотрела никогда. Он тоже замер, у него не получалось заговорить с ней и позвать так же запросто, как Керри. Не понятно, сколько бы они стояли так, если б не вернулась Керри.

— Дженни, я тебя заждалась. Бежим!

Мимо Эдвина Дженни прошла, не поднимая глаз. А он все стоял и смотрел в пустоту.

Всплески разноцветных огней вызывали восторг на лицах гостей. Каждый радовался по-своему: смеялись, хлопали в ладоши, ахали. И только два человека смотрели на сверкающие брызги равнодушно. Наблюдавшая за ними Дженни поразилась. Как могут быть совсем одинаковыми лица у совершено разных людей — Артура и Эдвина? Почему на лицах лишь грустная полуулыбка и взгляд сквозь огни?

И оба были ей родными, и оба были отчаянно далеки.

Глава 7

Ответное приглашение не заставило себя ждать. Семья Бреггов давала бал по поводу возвращения Артура, в честь годовщины женитьбы главы семьи и, запоздало, по поводу все-таки выигранного желанного приза.

— Мамочка, — просила Элиза, — пусть с нами поедет Дженни.

— Нет и нет. Это не ееё общество. Я не имею никакого желания вводить её в него.

— Ну, пусть просто поедет вместо Мэри. Мне нужно всё равно кого-то брать с собой, чтоб помогали с туалетом.

— Вместо Мэри, — задумалась мать. — Если только так. Да, да, это хорошо придумано. Пусть увидит, как отдыхает высшее общество, куда ей никогда не попасть. А то присвоили себе Райсов и думают…

— Спасибо, — перебила Элиза, — я побегу скажу ей.

Дженни пыталась отнекиваться.

— Я буду чувствовать себя неловко.

— Там будет полно таких девушек, — убеждала Элиза, — это принято. Мне очень хочется, чтобы ты посмотрела, какими бывают настоящие праздники. Я покажу тебе, как пробраться на балкончик, откуда все видно. Мы детьми там постоянно обитали и мечтали поскорее очутиться среди гостей. Только не обижайся, что поедешь ни как гостья, а как моя помощница.

— Глупости, — засмеялась Дженни, — это еще лучше.

— Ты сможешь хорошенько рассмотреть Артура. Когда он был у нас, ты где-то пропадала, а мне хочется поговорить о нём, услышать твоё мнение. Чтобы тебе не было скучно, немножко пошпионишь за ним: на кого и как смотрит. Тебе будет удобнее, я не могу постоянно глазеть на него, найдутся сплетницы, которые неверно это истолкуют.

— Артур тебе нравится?

Элиза пожала плечами.

— Не знаю. Как-то по особенному — нет. Интерес к нему подогревают постоянные разговоры. У мамы это идея номер один о возможном женихе. А когда постоянно носятся с чем-то, поневоле втягиваешься в это и как-то откликаешься. Когда молодежь собирается вместе, Артур в разговорах на первом месте. Ах, ах — только и слышно о нём.

Дом Артура ослепил Дженни. Он был намного больше любого, что она видела до этого. У подъезда теснились великолепные экипажи, дамы блистали туалетами, радостно приветствовали друг друга.

Дженни с Элизой и тетей Энн прошли в комнаты, где еще раз придирчиво осмотрели и подправили после дороги прически. Всё было абсолютно нормально, но этот ритуал соблюдался всегда как неотъемлемая часть общества, к которому они принадлежали. После этого Дженни осталась с другими сопровождающими девушками в специально отведенном помещении. Сюда доносились звуки веселья, которое передавалось девушкам. Они хихикали, шептались, подглядывали через окно за выходившими освежиться гостями. Отовсюду слышалось:

«Видели ожерелье на голубом платье?», «А эти кружева моя хозяйка получила в последний момент из очень известной мастерской!»

В какой-то момент стайка девушек у окна по-особому заахала и примолкла. В зону видимости попал Артур. Восхищенное перешептывание разозлило Дженни. Ей казалось, что шепчутся об очень близком ей человеке. Она тоже не спускала с него глаз и заметила, что улыбающийся кому-то из гостей Артур, оставшись в одиночестве, изменился. Он замер, задумавшись, и слегка скривился в печальной усмешке. Дженни боялась, что все начнут обсуждать перемену, но её никто не замечал. Продолжались вздохи и восхищенное «хорошенький!»

Постояв немного в одиночестве, Артур глубоко вздохнул, словно набирался сил, и уже с другим выражением на лице вернулся в дом.

Какие явные оттенки печали! Все о ней? Зачем он это делает? Дженни так хотелось видеть другое выражение, каким наделила его в своих мечтах. Там он был счастливым, спокойным и очень дорогим для неё. Дженни не хотелось, чтобы рушилась её сказка. Она была такой прекрасной! Но ведь где-то он есть, тот Артур, которого она вылепила, нужно суметь это найти. Не может же все быть так плохо.

И когда Элиза прибежала подправить выбившийся локон, Дженни попросила показать вход на обещанный тайный балкон.

Артур изобразил улыбку, которая далась ему с неимоверным трудом, и кивнул в знак очередного приветствия. Его глаза вновь остановились на Алисии, и он заскрежетал зубами: Алисия заметила его взгляд и слишком уж показательно равнодушно отвернулась. Хватит, хватит давать ей повод торжествовать! Не замечать, забыть, что она рядом. Но это жестоко. Только бы разок впиться взглядом в ее лицо, насладиться, попытаться уловить дрогнувший мускул, выдававший, что она не так безразлична, как изображает все время.

Артур поднял глаза на балкон. Вот выход! С него, не опасаясь быть замеченным, можно будет смотреть на это лицо — ненавистное и безумно любимое.

Сдерживая себя, чтобы не сорваться с места сию же минуту, Артур двинулся к двери, а выйдя за нее — взлетел по ступеням. Пройдя сквозь слабо освещенную комнату, осторожно открыл дверь на балкон. Он не подошел к перилам, ярко освещенный зал внизу прекрасно просматривался и от стены балкона. Артур вжался в неё, чтобы избежать возможности быть замеченным. Вот она, Алисия, стоит рядом с графом Берцким, слушает его, потупив глаза, лишь изредка взмахивает безумно очаровательными ресницами, чтобы посмотреть на собеседника.

Артур все надеялся: может, она обернется, чтобы попытаться посмотреть, где же он, Артур. Но Алисия была поглощена графом. В ответ на очередную его фразу она слегка тронула Берцкого за руку и послала свою самую очаровательную улыбку.

Артур в бешенстве сжал кулаки. Так же когда-то она улыбалась только ему. Как все выдержать? Долго будет продолжаться это мучение?

Бессильная злоба закипала внутри, требуя выхода. Артур стукнул кулаком по стене, сильно зашиб костяшки пальцев.

«Ведьма!»- бросил он ей сквозь расстояние и в бешенстве толкнул двери.

Дженни протянула руку, чтобы открыть дверь балкона, но помедлила, подошла ближе, прислушиваясь: ей показалось, там кто-то есть. Или звуки доносятся из другого места?

Вдруг дверь с силой распахнулась и, получив удар, Дженни отлетела в сторону.

Она вскрикнула и, присев, закрыла лицо руками.

От неожиданности Артур растерялся, но в следующее мгновение бросился к Дженни.

— Простите меня, ради Бога, я вас умоляю! Девушка, милая, мне так жаль!

Он обнял Дженни и притянул к себе.

— Хотя, нет, я виноват. Позволил злу ослепить себя. Вам очень плохо?

Дженни отрицательно покачала головой, продолжая сжимать руками лоб.

Артур помог ей подняться.

— Пойдемте к окну, там светлее от фонаря, я посмотрю, что натворил.

Он подвел Дженни к свету.

— Уберите руки, не бойтесь.

Артур поднял на лбу ее волосы, осторожно потрогал ушибленное место.

— Виден след там, куда пришелся удар. Боюсь, что глаз заплывет и на некоторое время вокруг него образуется синяк. Не буду вас успокаивать: смотреться это будет ужасно. Вы с кем приехали?

— С леди Элизой, — прошептала Дженни.

— Я извиняюсь перед вами и извинюсь перед ней.

— Нет, нет, не надо никому знать. Будут разговоры. Зачем? Я скажу, что ударилась нечаянно.

— Вы правы, — Артур криво усмехнулся. — Такая новость: Брегг ударил служанку леди Элизы!

У Дженни сжалось сердце: ее приняли за служанку. Ну и пусть. Он нужен ей только в мечтах, потому что никогда, никогда…

— А вы умеете владеть собой. Так хорошо держитесь, хотя вам хочется плакать от боли. Так?

Дженни кивнула и попыталась украдкой смахнуть слезинку.

— Научите меня самообладанию! — попросил Артур. — Как этого достичь? Я должен держать себя в руках, но у меня не получается.

— Почему же?

— Потому, что люблю её. Потому что мои глаза не слушаются и живут отдельной жизнью: им нужно только её лицо.

Артур начал горячиться, в глазах появился свет, который Дженни уже видела.

— Я не могу перебороть себя, — продолжал Артур. — Вижу, как она упивается этим. Ненавижу, ненавижу её. Но пока бессилен в борьбе.

Артур это говорил скорее себе, забыв про Дженни.

— А, может, вы не хотите излечиться? — спросила Дженни.

— Что вы понимаете? Это как сон, который длится бесконечно.

— А вы проснитесь и тогда увидите: ночь закончилась, сон остался в прошлом. А за окном — утро, ветка стучит по стеклу, потому что ее потревожила поющая птичка. Ее не видно, но она есть, нужно только всмотреться. Распахните глаза и осмотритесь, учитесь видеть мир немного по-другому.

— Спасибо за совет. Вы извините меня за мою откровенность — постореннему человеку легче раскрыть душу. Но это только слова, а вот здесь, в груди, боль, от которой невозможно избавиться.

— Вы меня не слышите! — Дженни начала сердиться. — Потому что не собираетесь никого слушать. Вам нравится оберегать эту боль внутри, чтобы жалеть себя и упиваться мыслью: какой я несчастненький. А я повторяю: проснитесь!

Уговаривая его, Дженни пыталась защитить свой идеал, который рушился на глазах.

— Да, вам снится вкусная конфетка и хочется дотянуться до нее. Вы отмахиваетесь от будивших вас, не понимая, что взамен вам предложат гораздо большее, чем миражи во сне. Очнитесь же, наконец!

Дженни не заметила, как ухватилась за край рубашки Артура и теребила его.

— Знаете что, — Артур отбросил ее руку, — приберегите свои советы для других. Я не просил вмешиваться в мою жизнь. И слушать вас я больше не собираюсь. И от любви отказываться — тоже.

— Ну почему? — в отчаянии выкрикнула Дженни.

— Да потому что она — единственная и других для меня не существует. Где они? — прокричал Артур и развел руки в стороны, оглядываясь.

— Чего же вы ищите кого-то в пустой темной комнате? — прокричала Дженни ему в лицо. — Вы не только слабый, но и слепой. Да оглянитесь же вокруг! Сколько девушек восхищается вами: ах, ах! Еще бы: красивый молодой человек с романтичными печальными глазами. Такие обычно нравятся! А вот мне вы не нравитесь. Не нравитесь! Не нравитесь!!

Дженни развернулась и выскочила из комнаты, с такой силой хлопнув дверью, что Артур невольно вжал голову в плечи, опасаясь, что обрушится потолок. Через секунду он бросился к двери, дернул ручку на себя, но от удара дверь застопорилась и не хотела поддаваться. Тогда Артур пнул ее ногой и крикнул через дверь:

— Катитесь отсюда на все четыре стороны!

Тяжело дыша, как после продолжительного бега, Артур остался стоять у двери, сжимая кулаки. Весь вечер испорчен! Сначала Алисия, теперь эта…пигалица. Не слишком ли много? Да плевать на них всех!

Артур рванул дверь на балкон, прошел к самым перилам и, не таясь, опершись руками, оглядел зал. Вон и Алисия, танцует с Берцким все с той же приклеенной улыбкой, а во время поворотов украдкой оглядывает зал.

«Не меня ли ищите, любимая? — вслух прошептал Артур с сарказмом. — А улыбка у вас фальшивая. Чего рыщите глазами по залу? Вам нужен мой умоляющий взгляд? На сегодня хватит».

Артур вернулся с балкона, постоял в раздумье: не уйти ли совсем? Потом усмехнулся: нет, из собственного дома он больше не уйдет. И вечер ему больше никто не испортит. Он вернется в зал и будет танцевать, веселиться и ни разу, да, да, ни разу не взглянет в сторону Алисии. Получится ли?

— Получится, — ответил он сам себе. — Не такой уж я слабый.

Словно в подтверждение его решимости, дверь открылась с первого рывка.

Артур вошел в зал. Остановившись, не спеша, огляделся, к кому бы подойти. Его взгляд остановился на Элизе. Она тоже заметила его и помахала рукой.

Артур пошел к ней, улыбаясь во весь рот: просто вспомнил, как только что он и её служанка стояли в комнате наверху и почему-то кричали друг на друга.

— Элиза, здравствуй, — он радушно сжал ее руку, потом поцеловал в щеку тетю Энн. — Тетушка Энн, можно я буду вас называть так, как в детстве?

Тетя Энн потрепала его по щеке.

Элиза заулыбалась.

— Здравствуй, Артур. Впрочем, мы уже здоровались сегодня.

— Разве?

— Ты как всегда был в меланхолии и не очень-то обратил на меня внимания. Я почти обиделась.

— Ну что ты, Элиза, — одернула ее мать. — Так может сказать каждый из гостей. Вон нас сколько, и все требуют внимания.

— Я исправлюсь, — прошептал Артур Элизе и обратился к тете Энн. — Можно, я уведу вашу дочь? Мы будем танцевать. Чтобы вымолить прощение, я буду очень галантным кавалером весь вечер.

Он подставил Элизе руку, они двинулись вдоль стены.

— Пойдем куда-нибудь посидим, — предложила Элиза. — Я так давно с тобой не разговаривала.

— Просто мы давно не виделись.

— Артур, ты же две недели назад был у нас на дне рождения. Забыл?

— Нет, не — забыл, — улыбнулся Артур, — фейерверк был такой замечательный, до сих пор вспоминаю.

Артур покривил душой. Во время фейерверка он смотрел на огни и мечтал оказаться где-нибудь далеко от всех, в темном поле, он и Алисия — смотреть на эту красоту, и чтоб разноцветные звезды падали прямо на них.

— А ты сейчас необычный, — с интересом взглянула на него Элиза, — лицо горит, глаза сияют. Что-то случилось?

— Я отлучался, чтобы решить один вопрос. И у меня получилось. Но это чисто мужское дело, не хочу говорить об этом. Сядем здесь.

Они остановились у одной из приготовленных для праздника беседок.

— Давай выпьем что-нибудь холодное, — предложил Артур. — Я придумал! Ты посиди здесь, а я быстренько принесу особый напиток. Его готовит моя нянька. Гостям такое не подают, но лучшего для утоления жажды не придумаешь. Тебе понравится.

— О, я помню его с детства! Неужели он до сих пор существует?

— И стал еще совершеннее. Я мигом.

Артур быстро пошел в хозяйственную часть дома. Настроение было прекрасное. Он все-таки встретился взглядом с Алисией, когда выходил с Элизой, но ему удалось равнодушно отвести взгляд и продолжать говорить со своей спутницей. Алисия, ты сама научила меня этому!

Артур даже стал напевать, ему хотелось подпрыгивать, но он замедлил шаг. В одной из ниш за легкой шторой он увидел сиреневое платье. Артур остановился и, поколебавшись, осторожно отодвинул занавеску.

Дженни сидела на пуфике и молча смотрела в окно.

Артур кашлянул, она оглянулась.

— Извините, не хотел вас испугать. Как вы?

— Вот. — Дженни указала на лоб, где уверенно обосновалась довольно большая шишка.

— Выше всяких ожиданий, — покачал головой Артур. — Нам надо было сразу приложить что-нибудь холодное. Не сообразил. Может, сейчас не поздно?

— Вряд ли поможет. Ничего страшного, я к ней почти привыкла, — улыбнулась Дженни заплаканным личиком.

— Тогда вам надо освежиться по-другому. Пойдемте со мной, я вас угощу чем-то вкусненьким. Не протестуйте!

Дженни поразила перемена в настроении Артура. Перед ней стоял веселый молодой человек с добрыми сочувствующими глазами.

— Только пойдемте быстро, меня ждут.

Он взял слабо упирающуюся Дженни за руку и повел за собой.

— Няня, — крикнул он, не доходя до кухни, — важное дело!

Артур почти втащил Дженни в помещение. Пожилая женщина уже спешила навстречу.

— Няня, срочно нужен твой напиток. Один — сейчас в самый красивый бокал для этой дамы. — Он показал на Дженни.

— Здравствуйте, — кивнула та.

— Здравствуйте. А это? — она указала на шишку.

— Нянюшка, это я, нечаянно, так получилось. Я уж и не знаю, как оправдываться. Нет, я не буду, возьму с собой. Приготовь графинчик и два бокала. А вы пейте!

Дженни засмущалась и стала, не спеша, пить.

Артур смотрел с улыбкой.

— Вы такая молоденькая. Вот сделать вам косички — совсем девочка.

В его памяти что-то всплыло, но он не уловил, а с удивлением поймал настороженный взгляд Дженни.

— Не смущайтесь. Я это говорю вам, как другу. Ну, вы справляйтесь с бокалом, а я пойду.

Он взял бокал из рук няни.

— Спасибо, нянюшка, и не смотри так осудительно. Все равно потом выпытаешь и поймешь: это случайно.

У самых дверей Артур обернулся к Дженни и зачем-то пояснил, приподнимая поднос:

— Это — для леди Элизы. — И ушел.

Артур подумал, что надо рассердиться на себя за то, что отчитывался перед этой незнакомой девушкой. Нет, настроение не портилось. Наоборот, он улыбнулся, вспоминая ее смущение, глаза через бокал, вернее, глаз, потому что второй уже оплыл и казался щелкой. Неужели это она кричала ему в лицо обидные слова? А ведь нельзя заподозрить, глядя на заплаканное лицо, что за кроткими глазами кроется такая сила и пыл. Странно, к чему ей сердиться на него? Может, таким образом она маскировала свою боль и обиду за этот сюрприз на лице?

— А вот и я, заждалась? — Артур поставил на стол поднос и разлил напиток. — Стукнемся?

— Как в детстве: по любому поводу и с любым напитком? Артур, ты не бываешь у нас. Тоже подвержен предрассудку, что выросшие парень и девушка не могут общаться просто по-дружески, как в детстве?

— Не замечал за собою такого.

— Тогда навещай нас хоть иногда. Скоро приедет брат, ты ведь с ним давно не виделся.

— Роберт приезжает? Здорово! А как поживает малышка Керри?

— Ну, какая она теперь малышка? Ты же видел её. Вполне рассудительная девочка. Во всю секретничает с нашей гостьей Дженни и время от времени похищает мои вещи.

— Я и правда немного оторвался от прошлой жизни, — удивленно проговорил Артур. — Придется осваиваться заново. Как будто я долго-долго спал, а жизнь шагнула вперед. Может, я и танцевать разучился? Испытаем?

— Конечно, пойдем. Наверное, мама уже высматривает нас, волнуется. Все-таки ее дочь увел взрослый молодой человек.

Артур рассмеялся.

— Это же всего лишь я!

— Мама — женщина старой закалки. Помнишь наш разговор?

— Тогда сначала к ней, потом танцевать. А я, случайно, не отбиваю тебя у какого-нибудь жениха?

— Нет, это я отбиваю тебя. Сегодня все начнут шушукаться по поводу нас с тобой. Ну, как же: Артур — такая желательная партия для многих — вдруг сбросил свою меланхолию и большую часть вечера уделял внимание одной из всех. Не пугает?

— Абсолютно. Наоборот, с еще большим рвением буду ухаживать за тобой.

— Нет уж, не усердствуй, не люблю сплетни. Мама, это мы.

— Тетя Энн, не скучали без нас? Вас чем-нибудь угостить?

— Спасибо, Артурчик, не утруждайся. Отдыхайте, дети, — громко произнесла она, обращая свои слова скорее к окружающим.

Элиза сдавила палец Артура, как бы говоря: начинается. Он подавил в себе желание громко рассмеяться и потащил Элизу танцевать.

Артур веселился от души. Он ощутил давно забытую легкость. Оказывается, так приятно шутить и сыпать комплементы девушкам, которые становились его парой во время перехода в танцах. Несколько раз он оказывался в паре с Алисией. Она улыбалась, но взгляд был настороженным, словно пыталась разгадать истинную причину непонятного ей веселья. В очередную встречу у Артура екнуло сердце, когда Алисия посмотрела вопросительно и долго не отводила взгляда, но промолчала. Вот такого взгляда он ждал: ни равнодушного, ни одергивающего, а этого, внимательного, слегка оценивающего. Он подумал: вот такой я тебя и хочу знать, такой я и храню в сердце. Алисия перешла к другому партнеру, и вновь засияли ее глаза, и появилась та улыбка, которую с балкона Артур назвал фальшивой.

Настроение немного упало, но на резкую перемену могли обратить внимание окружающие, и теперь приходилось уже доигрывать до конца.

***

Дженни медленно допивала напиток, размышляя: к чему были последние слова Артура? Возможно, в такой форме он дал понять, что все-таки сообщил Элизе о столкновении. Не понятно… А к чему он сказал о косичках? Только бы он не вспомнил! Сейчас ей казались такими нелепыми слова: вы всё равно влюбитесь в меня! Глупая девочка. Она же видела Алисию, и беда в том, что тогда не могла оценить её реально.

— Деточка, может, еще налить? — Няня Артура протягивала кувшин.

— Ой, — засмущалась Дженни, понимая, что выглядит нелепо, стоя молча с пустым бокалом. — Нет, нет, спасибо. Очень вкусно!

— Вкусно, — пробурчала няня, — да вы и не поняли ничего. Это все Артур виноват. Кто так угощает девушек? Бросил одну посреди кухни, да еще такую красоту прицепил вам на лицо. Вы хоть потанцевать успели? И что скажет ваша матушка? Будет переживать.

— Возьмите. — Дженни протянула бокал. — Я пойду.

Она тихонько прикрыла дверь и заплакала. Никто не будет за нее переживать! Дядя Фред далеко, Эдвину теперь почему-то не пожалуешься. Ладно, хватит разыгрывать драму и жалеть себя. Но сердце сжалось в комок, она с горечью поняла: ее сказка оказалась с плохим концом. Где ее рыцарь — мужественный, гордый? Таким должен быть Артур, переживший потерю, но воспрянувший духом. Она рисовала в своих мечтах юношу с холодными глазами во время общения с Алисией, презрительного к ней и обожающего всех вокруг. И только она знает, как он съедает себя внутри и мечтает, что кто-то излечит его. Уже второй раз он просит: помоги, а помощь отталкивает, оспаривая все её слова. Послушает ли кого-нибудь? И когда еще выпадет шанс увидеть его? А хочется ли ей этого?

Дженни остановилась и прислушалась к себе. Да, хочется.

Артур проводил тетю Энн и Элизу до самого экипажа.

— Мальчик мой, — заглядывала в глаза тетя Энн, — ты всегда будешь у нас желанным гостем. Приезжай, порадуй старых друзей. Мы с Элизой вспоминаем тебя с умилением. Доченька, ну приглашай Артурчика.

— Он мне уже обещал это, — успокоила Элиза взволнованную мать.

Тетя Энн чуть ли не прослезилась.

— Ну, детки, прощайтесь, не буду вам мешать. Дженнифер, помоги мне сесть.

Дженни вышла из экипажа, помогла тете забраться в него и осталась ждать, пока сядет Элиза.

— До встречи, — попрощался с Элизой Артур, и когда она отвернулась от него, вдруг озорно подмигнул Дженни.

Его лицо озарила такая сияющая улыбка, что Дженни простила ему все на свете. Она села на сиденье, закрыла дверцы и только когда тронулись, вновь глянула на Артура. Он любезно прощался с очередными гостями, но уловил момент и помахал ей (ей?) рукой.

— Элиза, — дернула тетя Энн дочь, — ну оглянись, Артур машет тебе.

— Мама! — укоризненно проговорила Элиза.

— Ну да, конечно, — назидательно начала тетя Энн, — кого волнуют переживания матери? А мне важно счастье моих дочерей. Ай! — воскликнула она и дрожащей рукой указала на Дженни. — Что это?

— Ничего страшного, — спокойно сказала Дженни, — оступилась и ударилась о подоконник. Мне не больно.

— Ну вот, — тетя Энн сделала лицо несчастным, — теперь и за тебя переживай. Что скажет Эдвин?

— А мы не отпустим Дженни, пока всё не пройдет, — обрадовалась Элиза. — Пусть гостит у нас долго-долго. И всё будет хорошо.

— Да, да, — отстраненно говорила тетя Энн и уже улыбалась своим тайным мыслям. — Всё будет хорошо.

Глава 8

Дженни осталась в гостях к радости Элизы и Керри. Ее буквально раздирали на две части. Элиза бесконечно говорила о бале, настолько там было весело и приятно. Она радовалась, что вновь сошлась с Артуром. В последнее время им не приходилось общаться, а тут еще эти неприятные домыслы об Алисии. Элиза говорила, что боялась увидеть Артура несчастным, поникшим, а он оказался таким же простым и легким в общении, как всегда. Дженни была благодарной слушательницей. Она принимала бесконечные излияния Элизы, не выдавая свою тайну. Элиза знала только внешнюю оболочку Артура, видела таким, каким ей хотелось, а Дженни прикоснулась к его внутреннему миру. Это очень сближало Артура и её.

Керри тоже тормошила Дженни расспросами о празднике. Ах, как ей хотелось поскорее вырасти, чтобы вращаться среди этой красоты. Керри все считали маленькой, а с Дженни она уже говорила о любви, как и все девочки её возраста. Она тоже интересовалась Артуром, как предметом всеобщего внимания в их доме. Дженни описывала ей не Артура, а, скорее, принца из мечты, и Керри слушала, затаив дыхание.

Однажды она заявила:

— Артур может жениться на нашей Элизе. Ах, это было бы чудесно! Я буду за них молиться. Просто счастье, когда у сестры хороший муж. Вот твоей повезло. Мне очень нравится кузен Эдвин. А тебе?

— Очень, — сказала Дженни.

Она вспомнила сон-явь: его глаза, как кусочки чистого неба, дрожащие руки, шутливо, но упорно отталкивающие ее, ощущение полета оттого, что он рядом. Ей захотелось прямо сейчас убежать домой, спрятаться в своей комнате и сквозь занавеску смотреть на Эдвина, не боясь, что он оттолкнет её взглядом.

Но рядом была Керри, которая поверяла ей детские тайны сердца, ей так важно было высказаться. Дженни помнила по себе, что это счастье, когда есть кому доверить себя, не боясь, что одернут и осмеют. Она слушала Керри. Когда-то её слушал Эдвин. Теперь она старается не слушать своё сердце. И впервые мелькнуло, что Артур — только прикрытие, потому что в её жизни есть Эдвин, которого в ёе жизни быть не может.

Нет, нет, только не так. Это больно и страшно. Артур тоже не достижим, но он — мечта, а мечтать никто не может запретить. И зачем ей спокойный, вечно державший себя в руках Эдвин, когда в восхищение с детских лет приводит безумная любовь, пылающая страсть? Этого ждет каждая девушка. Вот и у Керри, спокойной и серьезной, горят глаза, когда она говорит пусть пока о чужих женихах.

— Дженни, а ты уже влюблялась?

— Да, — таинственно ответила Дженни, — его зовут Том, он племянник управляющего в имении Эдвина. Я была, конечно, постарше тебя, и он сразу покорил моё сердце. И это длилось безумно долго — два дня. А потом я сбежала. На этом пока всё.

***

— Боже мой, Артурчик, деточка, проходи! — Тетя Энн не переставала всплескивать руками. — Ты получил наше сообщение? Как Роберт будет рад. Они в саду, я сейчас позову.

Она высунулась в окно и прокричала:

— Элиза, Роберт, скорее сюда!

Первой услышала Элиза, выбежала из зарослей. Тетя Энн замахала руками.

— Иди сюда! Ну что же ты?

— Давайте я пойду к ним, — предложил Артур, — в вашем саду так красиво.

— Иди, иди, — добродушно согласилась тетя Энн, — поздоровайся с Элизой и пусть идёт сюда, будем стол накрывать для дорогого гостя.

Артур сбежал со ступеней, столкнулся с Элизой.

— Здравствуй, Элиза, вот я и приехал, как обещал.

Он приобнял ее, поцеловал в щеку.

— Беги, твоя мама зовет, а мне не терпится обнять Роберта.

— Он там, за деревьями, возится с воздушным змеем — зацепился. Проводить?

— Ты забыла, что язнаю тут каждую тропинку?

— Иди. Вот будет сюрприз!

Артур подошел к Роберту вплотную и тихонько спросил:

— Помочь?

Роберт обернулся.

— Ба, Артур, дружище!

Они крепко обнялись, потом принялись оглядывать друг друга, не переставая от радости несильно толкаться.

— Девочки, — крикнул Роберт, — быстренько сюда. Оставьте веревку, он теперь не улетит.

— Я все-таки подержу на всякий случай, — прокричала Керри.

Дженни подошла ближе. И они с Артуром на миг замерли, увидев друг друга.

— Вы знакомы? — спросил Роберт.

— Мимоходом, — проговорил Артур.

— Это — Дженнифер, наша гостья. Смотри, какая милая девушка. Не дает нам скучать, веселит, тормошит. А это — Артур, мой самый-самый хороший друг, чудесный парень. Ну и так далее. Знакомьтесь, а я пока освобожу Керри из плена коварного змея. И двигайтесь потихоньку к дому.

Артур и Дженни остались стоять, с улыбками глядя друг на друга.

— Ну, здравствуйте, Дженнифер!

— Здравствуйте!

— Как поживаете?

— Прекрасно.

— Мне вновь хочется извиниться перед вами…

— Не стоит, — перебила его Дженни, — уже почти всё прошло, и моя красота проступила в полную силу, — шутливо добавила она.

— Мне очень неловко, что я назвал вас служанкой. На празднике я вас не видел, а в ту комнату обычно пробираются дети и девушки, сопровождающие приглашенных. Вы, наверное, все это время думали обо мне очень плохо?

— Да не думала я о вас вовсе, очень надо. — Дженни отвернулась, чтоб Артур не видел ее совсем уж довольную улыбку и медленно пошла к дому.

Вдруг она остановилась и резко обернулась.

— А вот вы думали обо мне?

— Нет, — честно признался Артур. — Хотя сейчас мне кажется, что думал всё время и ехал сюда, чтоб увидеть вас. Вы мне верите?

— Нет. Почему я должна верить незнакомому мужчине?

— Ах, вы какая! — взмахнул рукам Артур. — Что же я такого натворил? То вы кричите, что я слабый и вам не нравлюсь. Теперь вообще безосновательно подозреваете в неискренности. Почему?

— Из вредности. — Дженни послала ему самую очаровательную улыбку.

— Артур! — крикнул Роберт, — иди сюда, помоги мне смотать этого монстра. Привез на свою голову! И когда он им наскучит?

— Извините. — Артур побежал к ним, шумно пообнимался с Керри, а Дженни смотрела на них и размышляла.

Она столько думала об Артуре, что ей казалось: нет, не сможет встретиться с ним лицом к лицу без трепета и волнения. А всё оказалось совсем просто. Его мягкие глаза действовали успокаивающе, помогали оставаться самой собой. Складывалось впечатление, что они давным — давно знали друг друга.

Послеобеденный чай накрыли на террасе. Роберт хотел увести Артура с собой, чтобы показать привезенную коллекцию, но тетя Энн запротестовала.

— Пейте спокойно чай, а потом возьмете Элизу и пойдете вместе, — она укоризненно посмотрела на сына. — Элиза тоже давно не виделась с Артуром, соскучилась за ним.

Теперь Элиза недовольно глянула на мать, а та только решительно и твердо добавила:

— Да.

Молодые люди лениво отсели в сторону, пускали дым, а Дженни заметила, что Артур частенько подолгу смотрит на неё. Стушевалась и сидела, не поднимая глаз.

— Вот теперь можете идти, — заявила Энн. — А вы, Керри и Дженнифер, идите отдыхать к себе. Взрослые пообщаются, а потом Элиза сыграет на рояле. Мы вас позовём.

Девочки поблагодарили за обед и нехотя ушли в другую половину дома.

Артур уезжал вечером. С обитательницами дома он распрощался у крыльца.

— Ты приезжай почаще, хоть каждый день, а то и вовсе погостил бы у нас, — тараторила тетя Энн, и Дженни подумала, что не будь тетя такой тучной, запрыгала бы, как мячик.

Артур кивал, обещая все сразу.

Дальше его провожал один Роберт.

— Не скучно дома после стольких лет путешествия? — спросил Артур.

— Нет. Я, наверное, очень домашний человек. Только немножко отвык от здешнего уклада. Думал, приеду, буду сутками спать. Хватило пару дней. Чувствую, стал лениться, а мне это не нравится. Так что сейчас встаю рано, мы с Дженни по утрам совершаем конные прогулки. Присоединяйся к нам. Это так чудесно взбодриться по свежему воздуху. Выезжай навстречу по проселочной дороге, не потеряемся. Согласен?

— Спасибо. Хорошее предложение, завтра буду. А Дженни — это кто?

— Мой кузен Эдвин женат на её сестре. Мама не одобряет этого брака, хотя ничего плохого об их семье сказать нельзя. Но они не нашего круга. Дядя Фред был не против, да и сам женился на их тёте. Представляешь, в его положении.

— А как ты насчет женитьбы?

— Я старомоден: за равные браки.

Артур усмехнулся:

— Это ты еще не влюблялся. Тогда никакой рассудок не поможет.

— Обязан помочь, я это знаю. В крайнем случае, любовь- это само собой, а брак — по существующим правилам. Я вижу, ты не совсем согласен. Ну и ладно, не будем спорить. Пока ни любви, ни брака не предвидится. Запомни: мы каждое утро в седле. Надумаешь — будем только рады.

Утренние поездки стали неотъемлемой частью дружбы. В основном выезжали втроем, но чуть ли не по приказу тети Энн иногда присоединялась Элиза. Она говорила, что это все чудесно и полезно, но подниматься в такую рань — выше ее сил.

Дженни чувствовала себя королевой. Она упивалась восхищенными взглядами Артура и Роберта, была легкой, раскованной. И если Роберт смотрел по-дружески, то во взгляде Артура было то, что заставляло ее сердце подпрыгивать и падать одновременно.

По возвращении с прогулок Дженни надолго укрывалась у себя в комнате, чтобы успокоиться и избежать подозрительного взгляда тети Энн и недовольно брошенных вопросов: «Не понятно, отчего такое счастье на лице?»

Однажды Керри, увидев Дженни после прогулки, воскликнула при всех:

— Ты прекрасна, как принцесса!

Тетя Энн незамедлительно отреагировала и старалась, чтобы с ребятами была только Элиза, а девочек под разными предлогами отправляла из гостиной.

Несколько раз Артур оставался погостить на пару дней, но это было для Дженни тягостно. Она замечала, что он всё настойчивее старался быть ближе к ней и уже не хотел контролировать свои чувства, постоянно отыскивая её глазами. Но она знала свое место в этом доме, знала планы тети и никак не хотела быть помехой, как бы её сердце не рвалось навстречу манящему взгляду.

— Знаете, Дженни, пусть мои слова покажутся вам жестокими, но я рад, что у Роберта захромала лошадь, и он вернул. Я надеялся, что-нибудь в этом роде произойдет, и нам посчастливиться погулять вдвоем. Вы ведь не убежите от меня?

Дженни покачала головой: нет.

— Тогда не будем спешить, — предложил Артур. — Утро сегодня особенное. И говорить хочется о чем-то приятном. Вот вы, Дженни, как относитесь к любви?

— Прекрасно! А вы?

— Так же.

Дженни недоверчиво скосила на него глаза, заулыбалась.

Артур приподнял брови.

— Ваш взгляд мне не нравится. Словно вы вновь мне не верите.

— Верю. А что такое любовь, по-вашему?

— Сначала я думал, что это взрыв. Когда хочется кричать о своем счастье во весь голос. Мчаться верхом во весь опор и кричать! А потом упасть в траву, закинуть руки за голову и бессмысленно смотреть в небо, глупо улыбаясь. А теперь всё стало по-другому. Любовь — когда просыпаешься счастливым, хотя ещё ничего не произошло. На душе покой, в мыслях умиротворение. И ожидание, и наслаждение. Не знаю, как сказать точнее. А как все воспринимаете вы?

— Вот так. — Дженни подняла лицо вверх, закрыла глаза и раскинула руки, словно стараясь охватить небо. — Всё мое, до последнего вздоха.

Она покачнулась и чуть не упала.

Артур спрыгнул с лошади, подал руку.

— Слазьте, пройдемся немного. Смотрите, как солнце блестит в росинках! Собрать бы весь этот жемчуг и осыпать вас. Впрочем, — добавил он тише, — вам это не надо. Вы и так светитесь. Дженни…

Артур взял ее руку. Поцеловал и, закрыв глаза, прижался к руке щекой.

Дженни замерла. Совсем близко его черные локоны, стоит лишь протянуть руку. Это же её мечта, всё продумано до мелочей.

Что-то удерживало её. Не хотелось делать это рассчитанным движением. Всё должно быть не так.

Артур оторвался от руки и несильно потянул ее к себе. Дженни поддалась. Артур осторожно прижал ее к груди.

Они замерли.

А потом она почувствовала, что он гладит и целует её волосы.

— Не надо, — отстранилась Дженни.

— Почему?

— Все как-то не хорошо. Элиза моя самая близкая подруга, я не должна этого делать. Нам пора возвращаться.

Она направилась в сторону лошадей.

Артур догнал ее.

— А причем тут Элиза? Она и мой друг. Я её очень ценю, могу говорить с ней о любви, да о чем угодно. Но мне никогда не хотелось взять еёе за руку и застыть так навечно. И никогда ни с кем не хотелось.

Дженни остановилась и резко обернулась, глядя на Артура.

«А как же Алисия? — хотелось крикнуть ей. — И те слова, которые тоже вы говорили ей?»

Вот это и мешает. И та безумная клятва никогда не позволит приблизиться друг к другу. Слишком сильно вошли те события в душу юной девочки.

Она собрала всю волю и спокойно сказала:

— Вы не можете не замечать, как относится к вам тетя Энн. Ей явно не нужна ваша братская дружба, а частые визиты дают основание надеяться на другое.

— Я приезжаю, потому что хочу видеть вас. Вот сейчас мы расстанемся, а к вечеру я обязательно приеду. И пусть думают, что хотят. Запомните: я приезжаю к вам. Не знаю, сколько еще выдержу эти ужасные вечера, когда маемся и я, и Элиза под надзором её матушки. По-моему, Элизе это совершенно не нужно. Она никогда не смотрит на меня так, как вы, когда задумаетесь или не в силах владеть собой.

— Ах, — выдохнула Дженни и закрыла лицо. Постояла так недолго и обернулась к Артуру с улыбкой.

— Хотела засмущаться от ваших слов — не вышло, а притворяться не могу. Не провожайте меня больше, а то я начну вредничать.

— Опять скажете, что я вам не нравлюсь?

— Что вырвется, то и скажу, — засмеялась Дженни.

Артур помог ей сесть на лошадь.

Дженни помахала ему и поехала, зная, что Артур смотрит вслед.

Она больше не улыбалась. Что происходит? Почему долгожданный горящий взгляд не трогает сердце так, как должно? Почему тогда холодные глаза Эдвина почти лишают рассудка?

Дженни мрачно подумала: нашла повод — дружба с Элизой. А как тогда Ани? Почему не думается о ней, когда стоишь почти на краю? Хорошо, пусть в случае с Артуром срабатывает контроль под гнетом его клятвы: «И если мои глаза…» А с Эдвином? Наверное, она хорошо понимает, что ничего страшного не случится, потому что Ани — незримый контролер, присутствовавший всегда глубоко в подсознании, о ней даже не надо специально думать.

Дженни успокоилась от этих мыслей и стала думать о том, как расскажет Милене об этих встречах с Артуром. Да та просто не поверит!

Дженни прикрыла глаза от слепящего солнца и подумала, что при случае все-таки коснется волос Артура, чтобы увидеть такой желанный обжигающий взгляд!

Глава 9

Артур вошел в дом и столкнулся с Алисией. Она резко вышла из двери навстречу, словно выглядывала его и ловила момент. Выглядела она шикарно: распущенные после сна волосы, легкий пеньюар, мягкие сонные глаза

— А, это ты Артур? Уже с прогулки? Не лень вставать в такую рань?

— Нет, — ответил он и попытался пройти мимо.

— Подожди. — Алисия преградила ему путь. — Ну что же ты убегаешь? А ты изменился, Артур. Неужели влюбился? — Алисия дружески улыбалась, но смотрела, не отводя глаз.

— Что еще вас интересует? — холодно спросил Артур.

— Ну вот, — огорчилась Алисия, — я уже «вы». И ты не смотришь больше на меня. Мне этого не хватает. О, зачем же метать такие молнии?

— Когда я смотрю — тебе не нравится. Не смотрю — упреки. Ты уж лучше в себе разберись…мама.

— Что за шум? — послышалось рядом, и в дверь протиснулся Говард.

Алисия моментально расцвела.

— Милый, доброе утро. — Она взяла его за обе руки и потерлась щекой о плечо. — Вот рассуждаю, почему мы с тобой такие сони. Посмотри на Артура: бодрый, свежий, успел подышать утренней прохладой. Я тоже хочу так. Почему у нас не получается?

— У нас хорошо получается другое, — ущипнул ее Говард, — поэтому не высыпаемся. Да не слушай ты отца, Артур, что-то я расходился.

— Солнце мое, — мурлыкала Алисия — я спросила Артуру, не влюбился ли он. Слишком уж сияет.

— Влюбился, — грубо бросил Артур и прошел мимо них в комнату.

— Засмущался, — крякнул Говард.

После завтрака Говард ушел по делам.

Алисия нашла Артура в библиотеке.

— Можно с тобой посидеть?

— Сиди, — безразлично бросил Артур, продолжая листать журнал.

— А ты действительно изменился. Возмужал, научился держать себя в руках. Такие мужчины очень нравятся женщинам.

Артур молчал.

— Я скучала по тебе, когда ты уехал. Не веришь?

— Не верю. И вообще, этот разговор не к месту.

— А какой к месту? Артур, мы ведь с тобой ни разу не поговорили с того дня. Помнишь мои слова?

Артур поднял глаза от журнала, с усмешкой уставился на Алисию.

— Помню. Что я буду любить тебя всегда, и ты этим воспользуешься. Сегодняшний разговор — первая попытка?

— Зачем ты так? Разве можно брать в расчет те слова? Я просто хотела сделать тебе больно, чтоб легче было решиться на то, что я сделала.

— Куда уж больнее? — Артур встал и подошел к окну. Широко раздвинул шторы, впуская солнечный свет.

— Такой ты мне очень нравишься, — не унималась Алисия, — и я тебя совсем не ревную к этой твоей Элизе. О ее матушке не очень хорошо говорят. Она идет, как таран, сметая всё на своем пути, и тянет за собой дочь прямо к тебе.

— Плохо говорят о её матери, не о ней. Ты через это прошла — и жива.

Лицо у Алисии вытянулось, потом она рассмеялась.

— Меня не трогают твои намеки. Это не очень хороший ход. Где ты черпаешь силы обороняться от меня? В любви? Это не на долго. Элиза бесцветная, не очень умная девушка. И если ты сейчас насильно обманываешь себя тем, что чувствуешь к ней любовь, это быстро пройдет. Ты нежный, но очень пылкий человек, тебе нужна страсть, а с Элизой этого не будет.

Артур улыбался широко, добродушно.

— Ты ошибаешься, Алисия, очень ошибаешься. А вот в чём, я тебе не скажу.

Он прошел мимо нее и аккуратно прикрыл за собой двери.

Алисия не шевельнулась. Что она упускает? Неверно судит об Элизе? Впрочем, она видела ее лишь пару раз, возможно, не разглядела, а об ее бесцветности сказала наугад, со зла.

«В чем я ошиблась? Артур улыбался с таким превосходством. Какой он, однако, красивый. Был ли таким раньше? Не помню, на уме было совсем другое. Остаться бы с ним наедине. Его тело… Его страсть… Навязчивая идея, нужно выбросить из головы. Артур…»

Артур ушел в сад, чтобы поразмыслить наедине. Правильно он сказал утром, что любовь такая разная! Когда он был рядом с Алисией — страшно гордился. Он хотел показывать её всем, хвастаться, ликовать. Каждый её жест вызывал восторг, от улыбок перехватывало дыхание. А Дженни он любит тихо, для себя. Будь его воля, вообще бы никуда её не отпускал и никому о ней не говорил. Хочется сидеть рядом, держась за руки и не сводя глаз друг с друга. А о любви — шепотом на ушко или глазами. И тогда и сейчас была страсть, душа замирала, но в первом случае — от восторга, сейчас — от нежности.

***

Роберт уехал по делам в город с намерением заночевать у Артура или у дальних родственников. День и вечер оставшимся предстояло провести самим. Тетя Энн наконец-то нашла время проинспектировать кухню, кладовую, просмотреть заказы на продукты, Керри без контроля матери убежала с дворовыми детишками в сад хоронить погибших от кошки птенцов.

Элиза и Дженни разлеглись на кровати в спальне. Ими овладела лень, нега, хотелось просто лежать, перекатываясь для удобства с боку на бок.

— Наверное, такие расслабления нужны, — сказала Элиза, — валяться бесцельно, ничего не ждать.

— Если твоя мама ничего не придумает, это твоё желание может исполниться. Роберта нет, Артур не приедет. Им, наверное, тоже хочется пообщаться без нас. Засядут с сигаретами, вином, будут тоже лениться, говорить ни о чем.

— Дженни, я не знаю, как бороться с мамой. Я понимаю её намерение сделать нас счастливыми, но так надоели намеки Артуру, напористость. Завожу об этом разговор — обижается, начинает поучать. Я не хочу так.

— Как?

— Без любви.

— Тебе не нравится Артур? — удивленно приподнялась Дженни.

— Нравится. Но если то, что я испытываю к нему — любовь, зачем её воспевают, носятся с ней? Ты целовалась когда-нибудь?

— Нет.

— И я нет. И не представляю, чтобы меня поцеловал Артур. Мне этого не хочется. Мне было бы стыдно, как если б это оказался Роберт. От любимого, я понимаю, ждут, чтоб обнял по-особому, прижал к себе. Не знаю, что я буду делать. Хотя, чего я беспокоюсь? По-моему, Артур не думает ничего такого. Но он не может не замечать усилия мамы, и мне стыдно.

— Элиза, ты всегда говорила, что вы хорошие друзья. Поговори с ним, чтоб не обращал внимания. Или пусть объяснит свои намерения твоей маме. Зачем-то он сюда ездит.

— Я думаю, из-за тебя.

— Элиза! — воскликнула Дженни и покраснела.

— Я очень боюсь, что это заметит мама. Она тогда убьет всех и сразу. Только не возражай. Ты обычно смущаешься, опускаешь глаза и не видишь, как он смотрит на тебя. А я заметила. Честное слово, боюсь, что кто-то ещё обратит внимание. Стараюсь как-то это замаскировать, отвлекаю Артура ненужными вопросами, а он, наверное, думает, что я навязываюсь. Ужасная ситуация.

— По тебе не заметно, что ты тяготишься. А если мне уехать?

— Не выдумывай! — воскликнула Элиза. — Мне без тебя будет плохо. Ладно, уж, буду как-то помогать вам. Всё должно разрешиться и, надеюсь, скоро. Может, мне удастся что-то придумать.

***

У Артура Роберт пробыл недолго — обещался посетить других. Артур с ним не поехал, решил разобрать почту, нужно было написать пару писем.

Отец собрался на очень важную, по его словам, промежуточную тренировку.

— Алисия, я отлучусь. Не скучай, жди своего лапоньку.

— Буду, буду скучать. — Алисия прижалась к нему, потом милостиво разрешила. — Ну, хорошо, отпускаю с надеждой, что будешь думать не только о своих лошадях, но и обо мне.

Высунувшись в окно, улыбалась и махала рукой, пока Говард не скрылся из виду.

Алисия быстро вернулась в свою комнату, придирчиво оглядела себя в зеркало и пошла искать Артура.

Он оказался в кабинете, разбирал папку с документами, подолгу просматривая листы и раскладывая их в разные стопки.

Алисия вошла, остановилась, глядя на него.

Повисла тишина.

Артур поднял глаза.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил он. — Что теперь? По-моему, утром мы все выяснили.

— Я так редко тебя вижу, — проговорила Алисия, — скучаю.

— Ради Бога, не начинай! Я знаю все, что ты скажешь.

— Не веришь. А мне действительно не хватает тебя. Всё так изменилось. Когда ты вернулся из последней поездки, я глянула на тебя — и сердце упало! Не отдавала себе отчета, насколько ты нужен мне. Поверь, прошу тебя.

— Обязательно, — пообещал Артур. — Ты же всегда говоришь правду!

— Хорошо обороняешься, — грустно усмехнулась Алисия, — а может, не стоит так сопротивляться. Артур, малыш мой!

Алисия шагнула к нему, протягивая руки.

— Прекрати! — Артур с шумом отодвинул стул, поднялся.

Алисия приближалась, не переставая твердить:

— Красивый мой, нежный, единственный!

Артур невольно попятился, но остановился. Не поддаваться!

Алисия подошла вплотную, заглянула ему в глаза.

— Артур, — срывающимся голосом прошептала она и, обхватив его лицо руками, притянула к себе и поцеловала.

Артур поддался, обнял ее гибкое, вытянувшееся навстречу тело, и они слились в поцелуе.

Алисия задохнулась от восторга, спрятала лицо на плече Артура, потом посмотрела ему в лицо совершенно счастливым взглядом. Артур улыбался, и эта улыбка ей не понравилась.

Она вновь потянулась к его губам, и Артур поцеловал ее с расстановкой, словно пробуя на вкус. Слегка отстранил её, посмотрел с улыбкой.

— Ты чего? — спросила она шепотом.

— Знаешь, Алисия, ты меня совсем не волнуешь.

— Не говори так!

— И это правда. Оказывается, я совершенно свободен от тебя. Я боялся твоих взглядов, дергался от прикосновений: вдруг не устою. Но все изменилось, как сказала ты. Мне это безумно нравится!

— Это только слова, которые тебе хочется говорить в эту минуту. А ты послушай сердце, — не унималась Алисия.

— Я это как раз и делаю. Вспомни: я никогда не говорил тебе о любви, кроме последнего разговора у озера. Тогда пришлось прибегать к самым крайним мерам. Я любил тебя глазами, мыслями, а вот сердце молчало, не хотело отдавать такие драгоценные слова. Я наивно полагал, что так и должно быть. А теперь понимаю: когда любишь — об этом нельзя молчать, вернее, заглушать голос сердца.

Он замолчал, задумался и вскрикнул:

— Правильно, о любви надо говорить. Какой я болван!

Он выбежал из комнаты, не дав Алисии опомниться. Уже через мгновение во дворе послышался его голос.

— Пабло, дружок, приведи мою лошадь!

Алисия метнулась к окну и от отчаяния застучала кулаками по подоконнику.

— Все равно ты будешь мой, мой, — шептала она Артуру сквозь стекло.

Артур мчался к Дженни. Он готов был расцеловать весь мир. Лошадь чувствовала его настроение, несла легко и быстро.

Не доезжая до усадьбы тети Энн, Артур замедлился. Не может он сейчас явиться к своим друзьям, высиживать приличное время и поддерживать беседу, когда мысли заняты другим. А потом ловить момент, чтобы поговорить с Дженни? Нет, не то, он сделает по-другому.

Артур застал их в садовой беседке. Тетя Энн, как всегда, всплеснула руками, Артур раскланялся.

— Здравствуйте! Я на минутку. Извините, я хочу увести Элизу. Очень важное дело. Можно?

Элиза и Дженни обменялись взглядами, а тетя Энн вцепилась в руку Элизы, словно благословляя её.

— Да, да, Артур. Элиза, иди же, что же ты медлишь? А потом непременно возвращайтесь на чай, детки!

Артур и Элиза пошли вглубь сада.

— Элиза, ты мне друг?

— Конечно. Ты сомневаешься?

— Нет, это я для связки разговора спросил. Я всегда ценил твою дружбу и в детстве ни с кем так не секретничал, как с тобой. А как ты относишься ко мне?

— Только как к другу. — Элиза сделала ударение на последнем слове. — Я в тебя не влюблена, если ты это имеешь в виду.

— Спасибо! — Артур пылко пожал ей руку и выпалил:- Я люблю Дженни!

— Поздравляю. Не скажу, что это такая большая новость для меня. Я догадывалась, что ты ездишь совсем не ко мне.

— Я поступал неосмотрительно. Твоя мама вправе была истолковать всё по-другому, а я не спешил её разуверить. Ах, как это неудобно получилось, нужно было думать раньше.

— Ты мог ездить к Роберту, он всегда ждал тебя — этим можно все объяснить. А впрочем, нет, подожди.

Элиза задумалась.

— Артур, очень хорошо, что ты начал с меня. Я придумала. Всё беру на себя, расскажу потом, не сейчас, а то будешь меня отговаривать.

— Что ты задумала?

— Ты приехал поговорить с Дженни? — перебила Элиза.

— Да.

— Вот и жди её здесь. Потом уезжай, не заходя к нам. Дай я тебя обниму и пожелаю всего самого-самого! Будь счастлив!

Элиза вернулась к беседке, посмотрела на мать и пошла к дому. Тетя Энн заохала и двинулась следом:

— Элиза! Элиза!

Та остановилась.

— Мама, иди в дом, у меня к тебе важный разговор. Я сейчас приду.

Элиза вернулась к Дженни, отозвала, сказала тихо, чтоб не услышала навострившая ушки Керри.

— Иди в сад, тебя ждет Артур. Иди, иди, я обещала ему.

Элиза вошла в дом. Мать, взволнованная, ходила по комнате.

— Доченька, что?

— Мама, Артур мне сделал предложение.

Энн прижала руки к груди и с блаженной улыбкой закатила глаза:

— Слава тебе, Боже! Поздравляю, доченька, красавица моя. Теперь всё будет хорошо!

— Мама, я отказала ему.

— Как? — мать решила, что ослышалась. — Что ты сказала?

— Я говорю, что не выйду замуж за Артура.

— Подожди. — Мать потащила Элизу к дивану. — Объясни толком. Он предложил тебе руку и сердце?

— Ну, да, это так называется. Я сказала «нет».

— Ты убила его и меня, — безжизненно пролепетала мать. — Ты загубила всё, ради чего я так старалась.

— Ничего я не загубила. Мама, ну не хочу я жить с человеком, которого люблю только как друга.

— Что ты понимаешь? Нееет, ты всё понимаешь, а делаешь по-своему. Слова о любви оставь несмышленым девчонкам, — она неопределенно махнула головой, — а нам нужны солидные браки для настоящей жизни. Нет, Элиза, тебе не удастся испортить это жизненно важное дело. Так, спокойно, спокойно, мы всё уладим. Дай подумать… Скажем, что ты разволновалась, как и положено девушке из очень приличного рода. Пусть так, ладно. Артур не сдастся. Он понимает всю важность подобного шага. Это вы взяли моду не прислушиваться к родителям. А все братик Фред! Как он мог позволить Эдвину так оступиться? Кстати, пусть Дженнифер возвращается домой.

— Мама! — с упреком воскликнула Элиза.

— Мне не нравится, что Роберт так много общается с ней. Бог знает, каких мыслей он нахватался за границами. Вы сговорились разбить мне сердце? — заплакала мать.

— Мамочка, — обняла ее Элиза, застыдившись своего обмана.

— Не переживай, доченька, мы все поправим. Глупенькая, так растеряться. Это он виноват. Как можно напрямую говорить с девушкой? Сначала надо было ко мне обратиться. Эти новомодные штучки не должны приживаться в нашем обществе. Элиза, доченька, дай я тебя расцелую. Дождались наконец-то. Я знала, что этим все кончится. Слава Богу!

Дженни поспешила в сад. Артур бросился к ней навстречу, они взялись за руки.

— Артур, вы сегодня такой таинственный.

— Я летел сюда, как на крыльях. К вам, Дженни.

— Ко мне? Все выглядело несколько иначе.

— Как бы ни выглядело, сердце стремилось к вам. Мне хотелось кричать на весь мир, но я сдерживался и берег слова для этой минуты. Я люблю вас, Дженни!

Она замерла, глядя на Артура во все глаза.

— Вот что я хотел сказать вам немедленно. Оказывается, это прекрасные слова, особенно когда произносишь их впервые. Что-то не так? — спросил Артур, заметив изменение во взгляде Дженни. Только что она смотрела счастливыми глазами, а сейчас словно тучка перекрыла путь свету.

— Вы говорите так искренне, — произнесла Дженни.

— Мои слова из самого сердца. Я впервые говорю сердцем. Это совсем новое ощущение. Ну, скажите мне хоть что-то.

А Дженни молчала. Помнил ли Артур свои слова, сказанные у озера, или все происходило в горячке и не осталось в памяти?

— Дженни, ну что вы? — Артур потянул ее к себе.

Она закинула руки ему на плечи, прижалась щекой к щеке.

— Любимая, — прошептал Артур и хотел поцеловать ее.

— Не надо, — попросила Дженни.

«Он бы целовал меня, а представлял Алисию», — подумала Дженни.

О, как глупо помнить его клятву, как ужасно, что так близко приняла она к сердцу давний разговор, на котором выросла и создала свой мир любви.

— Что с вами? Хотя, я догадываюсь. Вы любите другого?

— Нет, — слишком быстро ответила Дженни.

— Я не подумал раньше. Возможно, это Роберт.

— Нет. Ни Роберт и никто другой.

— Что тогда? Вы мне не ответили.

— Не торопите меня. Нет, нет, не огорчайтесь! Мне не надо время на раздумье. Просто подождите. Я дам вам знать. Когда-нибудь вы поймете меня. А сейчас…

Дженни задорно улыбнулась, протянула руки и стала, не спеша, перебирать локоны Артура. Он никогда не видел у нее такого лица, замер, очарованный. Вновь попытался поцеловать ее, но она все повторяла:

— Нет, не сейчас. Но вы ждите. Я теперь знаю: мечты сбываются, иногда и лишь некоторые, но сбываются.

— Когда же я увижу вас?

Дженни пожала плечами.

На следующее утро под предлогом подготовки ко дню рождения Эдвина она уехала домой.

Глава 10

Как чудесно вновь оказаться дома? Какие они родные — Ани и Эдвин! Все дни перед днём рождения были наполнены покоем и доброй радостью. Дженни словно вернулась на несколько лет назад в тихий семейный уют, где беседы вечерами, прогулки с бесконечными разговорами. Как хорошо, что есть Анетта, к которой, как к маме, можно прижаться, довериться, заглядывать в глаза и иногда ронять слезинки от нечего делать, просто так. Как чудесно, что рядом Эдвин — добрый, всё понимающий друг, относившийся к Дженни по-отечески, всегда внимательный, слегка подтрунивавший над ней, как прежде.

Дженни пыталась задуматься: почему так сложилось? Видимо, дело в ней. Словно она чувствует за спиной опору в виде Артура, к которому в любой момент можно вернуться, зная, что он ждет. А, может, она, наконец, повзрослела и что-то поняла в этой жизни правильное, ранее недоступное? К примеру, то, что мечты сбываются, как она сказала Артуру, и что Эдвин очень дорог ей именно такой, каким был эти дни. Зачем грустить о несбыточном? Как важно суметь оценить вот этот покой и восстановленную дружбу.

Дженни очень хотелось поделиться этими мыслями с Эдвином. И, как высшая степень доверия, рассказать ему об Артуре. Наверное, он вздохнет с облегчением, когда поймет, что теперь они — Дженни и Эдвин — действительно только друзья.

В день рождения Эдвина Дженни проснулась рано. Ей хотелось первой поздравить своего друга, просто так, на словах. Официальные подарки — это потом, а пока от всей облегченной души сказать очень теплые дружеские слова.

Дженни приоткрыла двери своей комнаты и стала ждать. Вскоре она услышала шаги и открыла двери шире.

— Эдвин, — с улыбкой поманила она его.

— Доброе утро! — переступая порог комнаты, Эдвин улыбался её таинственному виду.

— Поздравляю с днём рождения! Счастья тебе, удачи, всего светлого и радостного!

Дженни обняла Эдвина и поцеловала в щеку. Хотела отстраниться, но Эдвин не отпустил. Его руки окрепли, он твердо удерживал Дженни возле себя. Она замерла и, будто получив разрешение, прижалась к нему всем телом. Как тонка оказалась грань между рассуждениями о дружбе и притяжением!

Эдвин долго держал её в объятиях, все сильнее прижимая к себе. Потом слегка отстранился, несколько мгновений смотрел ей в глаза и перевел взгляд на губы. От его жадного взгляда у Дженни подкосились ноги. Она замерла в ожидании, не шевелилась и перестала дышать. Эдвин смотрел долго. Но вот по его лицу пробежала судорога. Он оттолкнул Дженни и пошел прочь. У дверей остановился, обернулся, окинул застывшую фигурку взглядом, вновь задержался на губах и резко вышел.

Дженни дрожала всем телом. Она кое-как нащупала кресло, не спуская взгляда с двери, непослушными ногами сделала шажок и присела, закрыв пылающее лицо руками. Зачем эта буря внутри от взгляда Эдвина? Он ведь только смотрел да еще вёл тяжелую борьбу сам с собой, чтобы не перешагнуть порог. И она ведь ждала и хотела этого. Если бы он её поцеловал!

У Дженни вновь мелко затряслись руки, горячая волна окатила с ног до головы.

— Дженни! — услышала она голос сестры где-то в соседних комнатах.

Дженни вскочила, словно её застали врасплох за чем-то неприличным, метнулась к двери. Нет, не может она сейчас показаться на глаза Ани.

Она неслышно открыла дери и побежала по коридору — дальше, дальше! Остановилась у окна, выходящего на задний двор, прижалась лбом к стеклу. Надо успокоиться. Почему это происходит с ней? Не нужен ей Эдвин, он муж Анетты, а у нее есть Артур!

За эту мысль Дженни ухватилась, как за спасательную соломинку

— Артур, Артур! — звала она. — Ты мне так нужен. С тобой хорошо, весело, от твоих слов легко и радостно. А когда ты берешь за руку, сердце сладко замирает. Артур!

Дженни стояла так некоторое время, а когда поняла, что окончательно успокоилась, пошла искать Ани.

— Дженни, — всплеснула руками сестра, — где ты пропадаешь? Сейчас садовник начнет нести цветы. Я хочу поручить тебе расстановку букетов по дому. Потом приходи на поляну, там полно работы. Уже начали ставить беседки.

Забот действительно было много. Праздновать решили на поляне, окруженной редким, но упорно подступающим лесом. Это красивое место начиналось сразу за цветником. Траву скосили, от беседки к беседке предполагалось настелить ковровые дорожки, а для танцев выстроили помост в виде огромной веранды.

Эдвин и Дженни почти не общались. Она старалась быстрее прошмыгнуть мимо, если приходилось сталкиваться.

Ближе к полудню приехал кузен Георг. Дженни с радостью бросилась к нему, обняла и даже всплакнула, выдвигая, как причину, отсутствие на празднике отца и крестной, по которым очень соскучилась. На самом же деле на неё навалилась невиданная печаль, сердце сжималось в комок, душа болела. Она вновь поймала себя на мысли, что ей всё время хочется смотреть на Эдвина.

К вечеру всё было готово. Дженни отправилась к себе переодеваться к приезду гостей. Она долго стояла у зеркала. Глаза были печальны, ей никак не удавалось сделать их радостными и искрящимися, как подобается на празднике.

Дженни рассердилась. Нужно уметь держать себя в руках. Удается же это с Артуром, стоит только вспомнить его клятву любить всех не по-настоящему. И Эдвин только дразнит её, у него есть Анетта, на которой он бы не женился, если б не любил.

Дженни размышляла очень долго, пока не услышала радостные возгласы во дворе. Приехали Роберт с Элизой и Керри, с ними Артур. Наверное, он вновь гостил у них, и его не могли не взять с собой.

Стоя у окна, Дженни смотрела, как здороваются и перебрасываются словами Эдвин и Артур — двое мужчин из ее жизни. Один недоступный, недосягаемый, сколько не старайся — будет только боль в груди и убитые желания. Другой — близко, совсем рядом, нужно только перешагнуть маленький барьерчик, который вырос до огромных размеров в душе Дженни и мешает подступиться к Артуру с чистым сердцем. А нечистота в любви ей не нужна.

Дженни вернулась к зеркалу, холодно и расчетливо осмотрела себя. Глаза теперь были темными, словно только что захлопнулась дверка к свету, который лился изнутри. Она так и вышла из комнаты прямо, величественно, но вскоре легко бежала к Элизе, раскинув руки, настолько рада была видеть её. Расцеловалась с Керри, обняла Роберта, пожала руку Артуру. Он не спускал с неё глаз, на лице была написана еле скрываемая радость.

— Мне нужно поговорить с вами, — шепнул он Дженни.

Дженни лишь обозначила улыбку и кивнула словно невпопад, потому что…Потому что поймала взгляд Эдвина. И хотя он быстро отвернулся к новым прибывшим, она успела заметить…

Да ничего она не заметила! Он вновь поставил барьер, стену, когда не понятно, о чём думает. Зачем Эдвин это делает? Не нужна ей эта непроницаемость. Ей хотелось, чтобы он изливал печаль, что она возле другого. Или радость, что у Дженни кто-то появился, ведь ему — Эдвину — она не достанется в любом случае.

Дженни не совсем вежливо отвернулась от Артура к Роберту и Элизе. Рядом с ними стоял Георг и с удивлением смотрел на Элизу.

— Я помню вас со свадьбы Анетты, — говорил он. — Сейчас вы повзрослели и стали такой красавицей, что я не знаю, как с вами разговаривать. Роберт, это ничего, что я говорю такие слова твоей сестре?

— Я думаю, любой девушке нравятся комплементы.

— А это не комплемент. Я очарован! Буду просить вас танцевать сегодня со мной. Даже дерзну добавить — только со мной. Согласны?

Элиза кивнула и, не смущаясь, открыто смотрела на Георга.

Дженни и Роберт переглянулись. Дженни слегка нахмурила брови: не мешай! Роберт еле заметно склонил голову: слушаюсь!

Первая бурная радость от встречи с друзьями улеглась. Праздник протекал весело, легко. Элиза была необычайно хорошенькой. Георг не отходил от неё, и уже краска смущения слегка проступала на её щеках от слов, которые он негромко говорил ей.

Артур тоже не скучал. Обещание Дженни выслушать окрыляло. Сегодня он скажет, что не может больше жить без неё и спросит прямо: согласна ли она…

Дженни танцевала и с ним, и с Робертом, даже каким-то образом перетянула к себе Георга и замучила вопросами, насколько ему нравится Элиза. Потом секретничала и с Элизой и с Керри. Младшая сестра уже заметила перегляды Элизы и Георга и была в восторге, как когда-то и Дженни в её возрасте.

Внешне всё было хорошо, и никто даже не догадывался, какой комок засел в груди Дженни. Она уже почти не контролировала себя, её тянуло к Эдвину. Он же не спускал с неё глаз и не отводил их, когда их взгляды пересекались. Временами Дженни казалось, что она не выдержит. Вот сейчас рванется к нему на глазах у всех, обнимет, прижмется и пусть будет, как будет. Удерживало одно — Анетта. Если б она не была ей сестрой, если б она так не любила Эдвина!

А потом Эдвин пригласил её на танец.

«Нет», — шепнула Дженни одними губами. Но он, смеясь, легко и красиво повел её в танце. На их лицах застыли дежурные, ничего не значащие, улыбки. Но пальцы Эдвина железной хваткой давили её плечо, а она вцепилась ногтями в его ладонь: так они заставляли себя не смотреть друг на друга сумасшедшими взглядами.

Танец окончился.

— Не смей больше делать этого, — шепнула она в поклоне.

— А что мне делать?

Дженни не ответила.

Нужно вновь взять себя в руки, побыть одной.

— Я сейчас вернусь, — шепнула она Элизе.

Дженни ушла в дом, но там тоже была суета. Тогда через двор и сад она пробралась к уединенной полянке, которую когда-то показал Эдвин. Она не была здесь с того момента, когда впервые рвалась к Эдвину и цеплялась за ствол. Тогда они могли контролировать ситуацию, не подозревая, насколько это их затянет.

А если сейчас оказаться с ним наедине? Здесь они впервые говорили о любви, здесь осталось то, что сидело в них, возможно, с первого взгляда. Что делать? Абсолютно ясно: так дальше нельзя. Всё равно будет срыв, что-то заметит Анетта, а это будет таким горем для неё.

А, может, это блажь? Просто кружит голову внимание такого необыкновенного, чудесного человека, как Эдвин. Только можно ли от простой блажи ощущать то, что она и не уметь контролировать это? Артур, ей очень нужен Артур, чтобы выкарабкаться из этой ситуации!

Вдруг Дженни замерла. Послышалось ей или действительно кто-то идет сюда?

Она прижалась к дереву и с бьющимся сердцем уставилась на кусты. Разве так положено, чтобы повторялось один в один? Ведь всё это уже было: стоявшая у дерева Дженни и идущий к ней Эдвин. Оно повторилось, потому что осталось незавершенным, не таким, как определила судьба.

«А я поборюсь с судьбой», — запротестовала Дженни, но её пальцы уже отпустили ствол, и она вскинула руки навстречу другим рукам.

Дженни с разбега обняла Эдвина, прижалась к его лицу, нашла губы — горячие, желанные, жадные! Всё растворилось в чувствах: последнее сопротивление, окружающий мир. Осталось то, к чему она всегда стремилась и знала: да, оно такое и есть — прекрасное!

Эдвин лихорадочно, торопливо целовал её губы, глаза, волосы и снова губы. Он ощутил такой восторг, что затрепетал каждой частичкой тела. Ненасытно впивался в податливые губы, судорожно сжимал плечи. Никогда, никогда у него не кружилась голова от поцелуев! Он и не подозревал, что такое бывает! У обоих подкашивались ноги, но они держались, шатаясь и цепляясь друг за друга.

Эдвин откинул в сторону её шляпку, разорвав ленты, осыпал поцелуями шею, а Дженни выгибалась, потом вновь ловила губы и не хотела отпускать их.

Эдвин на миг отстранился от Дженни и посмотрел ей в глаза.

И тут Дженни испугалась.

Эдвин был, по её мнению, далек от идеала человека, способного любить с тем пылом, который Дженни определила для себя как высшее выражение любви. Таким она считала его с первой встречи и все же тянулась к нему каждой клеточкой. Сейчас он был совсем другим. На нее смотрела сама страсть, пылающее любовью лицо было безумно красивым и все чувства на нем были настоящими и принадлежали ей. От такого мужчины невозможно отказаться, невозможно отпустить и потерять.

Дженни как завороженная смотрела на лицо любви, потому что, ощутив её испуг, Эдвин замер, чувства на лице остались без изменения, еще не размытые меняющейся ситуацией.

«Нельзя, нельзя», — билась жилка внутри, сопротивляясь решению Дженни забрать Эдвина себе, не смотря ни на что.

«Нельзя!» — запульсировало сильнее и, закрываясь от реальности мыслью: «Я сильная», Дженни резко оттолкнула Эдвина.

— Как ты посмел? — закричала она, пытаясь опередить другие слова, рвущиеся наружу. — Кто тебе позволил? Ты не имел никакого права прикасаться ко мне! Никакого, слышишь?

Тело Эдвина еще трепетало и, хотя это далось с трудом, он горько улыбнулся, в его глазах появилось понимание.

У Дженни сжалось сердце.

— Если бы ты знал, как я ненавижу твое понимание! Я не хочу, чтобы ты меня понимал и делал так, как считаю нужным я. Мне это не надо! И ты мне не нужен! Не смей больше никогда смотреть на меня! Запомни: с этой минуты ты для меня не существуешь!

Дженни двинулась мимо Эдвина, но он схватил ее за руку. Она замерла. Вот сейчас, стоит ему сделать одно движение, она не выдержит, забыв все слова, которые только что наговорила.

Но Эдвин даже не смотрел на неё.

— Спасибо тебе, — услышала она. — Теперь я знаю, какое оно бывает — настоящее. Ты сделала меня счастливым, я понял, ради чего живу на свете.

Он медленно выдернул свою руку, так как Дженни непроизвольно вцепилась в его пальцы при первом же прикосновении.

Он остался стоять на том же месте, глядя в сторону, а Дженни уходила. Её лицо озаряла счастливая улыбка. Сердце билось ровно и спокойно. Эдвин сказал: настоящее! Это — по отношению к ней. Что еще надо? Эдвин не её мужчина, у него она может украсть только вот эти слова, выражение его лица, ощущение от поцелуя. Это — точка. Большего не будет, а меньше ей не надо. Произошло всё, что должно было произойти в их чувствах друг к другу. И теперь она свободна! У нее есть Артур, который ждет. Вот пусть он и будет счастлив. Он первым заставил её сердце дрогнуть.

Дженни вышла на поляну. Праздник продолжался без изменений, все шумели, смеялись, и уже кто-то махал ей рукой. Но она нашла глазами Артура и пошла прямо к нему. Артур обернулся, почувствовав взгляд, увидел подходившую Дженни и чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он почему-то сразу понял, чтосейчас, в эту минуту, она идет к его сердцу. Не оттолкнет, не убежит.

Артур медленно пошел навстречу, протягивая руки и, встретившись, они остановились, глядя друг на друга открыто и радостно, не замечая переглядываний других.

— Что это? — прошептал Роберт на ухо Элизе.

— Любовь, — просто ответила она.

— А ты? — Роберт выглядел удивленным.

— Я давно не в счёт. Слава Богу, у меня хватило ума это понять.

— Ты так спокойно говоришь об этом? Тогда, выходит, и я не в счёт?

— Тебе-то это зачем? Ты бы все равно не женился на Дженни. Это ведь не по правилам, — едко добавила она.

— А на Артура эти правила не распространяются?

— Роберт, не старайся казаться глупее, чем ты есть, — дернула плечом Элиза. — Ты всё прекрасно понимаешь. А если нет — смотри. — Она кивнула в сторону Дженни и Артура.

Дженни не спускала с Артура улыбающихся глаз.

— Где вы пропадали? — спросил он.

— Гуляла.

— И что же произошло во время гуляния, раз вы сменили гнев на милость?

— Я поняла, как прекрасен наш мир!

— Я это понял сразу, как встретил вас. Теперь убедился ещё раз. Только вы не позволяли говорить об этом.

— А зачем вы ждали позволения?

— Боялся обжечься… — Он чуть не добавил «еще раз».

— Не бойтесь! — сказала Дженни. — Теперь все должно быть по-другому. Я рада, что у меня есть вы.

— Тогда я осмелюсь совсем. С кем мне поговорить в отсутствии вашего отца?

— Наверное, с Эдвином. — Дженни сказала это, и сердце заколотилось. Но она стойко добавила: — Так получилось, что сейчас он глава семьи.

***

— Дженни, ко мне подходил Артур. Зачем ты это делаешь?

— Что ты сказал ему?

— То, что и должен был: нужно дождаться твоего отца, потому что это очень серьезное дело. — Эдвин помолчал, потом тихо спросил: — Ты согласишься?

— Жду — не дождусь!

— Не делай этого.

— А что мне делать? У меня есть выбор?

— Ты любишь его?

— Да! — с вызовом ответила Дженни. — Но еще больше я люблю тебя. Я с ума схожу от любви к тебе, а его я люблю спокойно. Что мне дает любовь к тебе? Я всегда буду гореть, совершать безумные поступки, а видеть лишь отчуждение на твоём лице. Вот оно и сейчас у тебя такое.

— А как по-другому?

— Никак. Видишь, у нас одни вопросы. Это — судьба, не поборешься. Ты должен меня отпустить. Скажи завтра Артуру, что мы все обсудили, и ты согласен.

— Нет, — тихо сказал Эдвин.

— Я тебя прошу.

— Из моих рук он тебя не получит.

— Это просто высокие слова. А жизни не до высоких свершений, её надо выдержать. Отпусти.

Дженни подошла совсем близко.

— Хочешь, я стану на колени?

Лицо у Эдвина задрожало.

— Прекрати играть! Это очень жестоко. Уходи!

— Я напишу папе, чтобы он приезжал немедленно! — прокричала Дженни в лицо Эдвину.

— Что за шум? — в комнату вошла Анетта.

Дженни вспыхнула и мимо неё выбежала прочь.

Эдвин постарался говорить спокойно.

— Ко мне подходил Артур Брегг, просил руки Дженни. Разве у меня есть право решать такое? А Дженни не терпится.

— Мне не нравится это, — подумав, сказала Анетта. — Помнишь, ходили слухи…Да и Дженни так хочется любить, не спутала бы она настоящее чувство с желанием. Как ты думаешь? Твой отец и ты всегда знали её мысли. Может это быть любовью?

— Я ничего не могу сказать. Она повзрослела, у неё появились секреты.

— Пойду, поговорю с ней. Нельзя, чтобы она замкнулась.

Анетта вышла, а Эдвин долго стоял с закрытыми глазами, сжимая кулаки.

Анетта вошла в комнату Дженни, подсела к ней, обняла.

— Ну, что случилось? Зачем вся эта суматоха?

— Я хочу выйти замуж.

— А можно уточнить: ты хочешь замуж или чтоб Артур всегда был рядом?

— Я хочу замуж за Артура, если нужно объяснять подробнее. Не понимаю, почему вы пытаетесь отговорить меня? Тебя же никто не отговаривал, когда ты влюбилась, — со злостью проговорила Дженни.

— Когда я влюбилась, я пела от счастья. Мне хотелось всех вокруг сделать такими же счастливыми, а ты почему-то устраиваешь сцены. Я думаю, что-то происходит. Мне это не нравится. Скажи мне правду.

Дженни вскочила.

— Уверяю, правда тебе понравится еще меньше. Я сегодня же напишу папе! — она ринулась к выходу.

— А ну стой! — поднялась Анетта. В ее голосе послышались те нотки, с помощью которых она — мягкая и веселая — управляла огромным имением, и все слушались беспрекословно. — Знаешь, Дженни, я могла подозревать тебя в чём угодно, только не в эгоизме. Сейчас ты думаешь только о себе. Отец всю жизнь прожил в нашем имении, у него были только мы и заботы. И вот впервые он с друзьями выбрался в гости, в путешествие, на отдых — назови как хочешь и попадешь в точку. Ты забыла, какие он присылает письма? Как доволен поездкой? Еще раз он вряд ли выберется. И вдруг ему надо всё бросать из-за великого события — дочь срочно влюбилась! Влюбилась — люби. Жди встреч, наслаждайся ожиданием. Это такое прекрасное время, самое желанное для любой девушки. Я не разрешаю беспокоить отца! А тебе советую просто хорошенько подумать о своем поведении. Найди в себе причину раздора. Если что-то не так, попытайся исправить. Я очень хочу видеть тебя счастливой.

Анетта обошла Дженни и прикрыла за собой дверь.

Дженни еще была на взводе и еле сдержалась, чтобы не крикнуть вслед:

— А я не могу быть счастливой без Эдвина!

Она несколько раз повторила это про себя, как заученный урок, впрочем, всё неуверенней и неуверенней. Потом села на кровать и задумалась.

Зачем она устраивает истерики? А ведь считает себя разумной серьезной девушкой.

Как бы она не злилась, не рвалась, Эдвин никогда не будет с ней. Так решила жизнь.

Дженни заплакала, ясно осознавая это. Зачем он целовал ее, зачем научил любить так неистово? И бывает ли такая любовь вечно или это только мгновение и таким оно получилось, потому что его украли? Никогда, никогда она больше не повторит подобного, чтобы быть уверенной: такое бывает лишь раз! У нее — было. Значит, больше ждать нечего. Остается довольствоваться повседневной любовью, уверенной, ровной, предсказуемой. Значит, остается Артур.

Интересно, а какой любви от Дженни ждет он? Скорее всего, его сокровенное единственное мгновение осталось с Алисией. Значит, они равны в любовных ожиданиях! И с этим надо жить.

Дженни всю ночь лежала с открытыми глазами и постепенно успокаивалась. Зачем злить судьбу? Мечтала об Артуре — получи! Великолепный подарок, предназначенный ей!

«Спасибо!» Это уже искренне. А в ответ в памяти всплыло мягкое лицо Артура со счастливыми глазами.

Дженни окончательно успокоилась, утром вышла улыбчивая, глубоко внутри гордясь своей силой, сумевшей убедить себя и успокоить.

— Доброе утро! — сказала она Анетте, обняла, прижалась, поцеловала.

Спокойно протянула руки Эдвину.

— Рада тебя видеть, — сжала его пальцы, как когда-то в детстве, смеясь, подмигивая.

Все легко и просто, а ведь ей давно хотелось, чтоб Эдвин, однажды заговорил с ней по-старому, как с младшей сестренкой. Ждала, ждала и не подумала, что могла этот шаг сделать первой. Может, так и должно быть? Ее никто не учил, что женщины в трудных ситуациях оказываются смелее и решительнее.

Дженни вспомнила подсмотренную сцену с Алисией и Артуром и впервые взглянула на всё с другой стороны. Пока Артур крутился вокруг да около, Алисия приняла нужное ей решение и первой пошла в атаку. Наверное, ей тоже было нелегко, но она сделала это. Так как же воспринимать их — мужчин? К примеру, Эдвин. Он мог бы, любя её, никогда это не показывать. Держать внутри себя и не давать повод ей, Дженни, думать о невозможном. Выходит, она сильнее, и по праву сильного может делать всё по- своему, но так вести дело, чтоб мужчины думали — это их решение.

Дженни очень бы удивилась, узнав, что мысли её и Алисии совпадают в том, что касается мужчин.

Сильная!

Окрыленная таким открытием, Дженни весь день ходила счастливая.

Вечером приехали Артур, Роберт и Элиза. Дженни пожалела, что уже уехал Георг. Ей показалось, что Элиза надеялась увидеть его здесь. Дженни была очень приветливой с Артуром, и он сиял. Возможно, ему бы не понравилось, узнай он, что в её отношении была некая доля материнской нежности, пришедшей с осознанием, что её дитя нуждается в помощи и поддержке. Этим же женским чутьем она заметила, как наблюдает за ней Роберт. Это всё сказки, что он женится только на девушке своего круга, как они все думают. Нужно чуть-чуть изменить своё поведение в отношении его, и дело сделано. Может, насолить тете Энн? Она всегда относилась к Дженни слишком снисходительно. Да Бог с ней, с этой тётушкой Энн! Ей бы пережить весть о сближении её, Дженни с Артуром и о явном интересе друг к другу Элизы и Георга.

— Знаете что, — предложила Дженни друзьям, — приезжайте к нам погостить на несколько дней. Можно будет съездить в гости к Георгу, у него шикарное место для отдыха.

И увидела, как вспыхнули радостью глаза Элизы.

Артур приезжал часто. Принимали его радушно. Дженни ловила себя на том, что стала относиться к нему по-другому. За образом недавней мечты она разглядела скромного молодого человека, обаятельного и мягкого. Но с придуманным Артуром он всё же роднился и поэтому принадлежал только ей.

С последней почтой пришло письмо от родных. Вместо обычного объемного пакета, в котором подробно описывалось то, что связанно с поездкой, из конверта выпал тоненький листок.

Ани пробежала его глазами.

— О! — выдохнула она.

— Читай, читай! — запрыгала вокруг неё Дженни.

— Всего несколько слов. — Ани заговорщицки обвела взглядом Дженни и Эдвина.

— Не тяни! — теребила Дженни.

— Телеграммный текст: выезжаем домой. Остальное при встрече.

Дженни взвизгнула, прижалась к Ани и наткнулась на взгляд Эдвина.

Он стоял, опершись о косяк двери, и в упор смотрел на Дженни. Во взгляде — боль, неизбежность, обречённость.

Душа Дженни затрепетала, словно вырвалась из-под давившего груза, ожила, как будто получила разрешение воспарить вопреки принятому решению. Дженни поняла, что Эдвин смирился с визитами Артура, прогулками Дженни с ним наедине и думал: это самое страшное. А, оказывается, есть ещё возвращение её отца и новый шаг в отношении с Артуром.

Прежняя волна захлестнула Дженни. Отстранившись от сестры, она бросилась к Эдвину, прижалась к нему. Тут же к ним присоединилась Ани, радуясь, что все довольны возвращению родителей.

Дженни вновь потеряла покой. Она ничего не могла поделать с собой, не сводила с Эдвина глаз, ждала неизвестно чего. Он делал вид, что не замечает этого. Дженни была несчастна, вспомнила клятву Артура и на несколько дней отказала ему во встречах, сказавшись больной.

Глава 11

Ужин в доме Бреггов проходил, как могло показаться, в молчании, хотя Говард прибывал в благодушном настроении и не переставал рассуждать о предстоящих конных бегах. Он не обращал внимания на то, что Артур его не слушал, был сосредоточен и слегка напряжен, а если и поглядывал на отца, то как-то испытывающее. Алисия внимательно наблюдала за Артуром, не забывая кивать Говарду и изображать улыбку, иногда невпопад, чего никто не замечал. Она была заинтригована поведением Артура, пыталась разглядеть причину необычного поведения.

В конце ужина Артур, словно решившись, не совсем почтительно прервал монолог Говарда.

— Отец, мне нужно с тобой поговорить. Уделишь мне время после ужина? Я буду ждать в кабинете.

— Важный разговор? — Говард наконец-то заметил волнение Артура.

— Важный.

Говард сел за стол, раздвинул книги и удобно и основательно уложил руки поверх стола, показывая, что готов слушать.

— Я решил жениться, — заявил Артур.

Говард хмыкнул, заулыбался.

— Не скажу, что это для меня новость. Алисия все уши прожужжала, что ты влюбился. Женщины в этом разбираются. Все-таки, Элиза?

— Нет, совсем другая девушка.

— Вот как? Резво, не ожидал. Не зря, значит, пропадал вечерами? Смогу ли я угадать? Это ведь из ближних? Эмми Бакс? Беатриса Фостер? Любая из них завидная невеста.

Артур покачал головой.

— Нет. Ее зовут Дженнифер Смитт.

Говард поднял глаза к потолку и ненадолго задумался, потом молча развел руками.

— Ты можешь их не знать, отец. Они живут далеко. Дженнифер — подруга Элизы и их родственница по линии Эдвина Райса. Эдвин женат на старшей сестре Дженнифер. Достойная семья, хорошие люди.

Говард, опустив глаза, молчал. Артур не нарушал молчания, ждал.

Наконец Говард проговорил:

— Это не наш вариант.

— Я люблю её, мне никто больше не нужен.

— Люби, — добродушно согласился Говард. — Любовь — это одно, а жизнь, семья, достойное состояние — другое. Любовь — занятие временное, не стойкое, а мы должны твердо стоять на ногах и поэтому думать не сердцем, а головой. Повторяю: нам не подходит.

— Это подходит мне. — Артур продолжал говорить спокойно. — Я считаю, что любовь-это очень важно: дети от любимой, счастье в доме. Я буду настаивать на своем выборе. Ты должен согласиться.

— Я буду заботиться о твоем будущем, — повысил голос Говард, — это мой долг.

— Странная забота — не брать в расчёт мои чувства.

Говард встал.

— Да, это настоящая забота: предостерегать детей от ошибок. Вы разве знаете жизнь? Готовы ради ежеминутного увлечения попрать законы общества.

— Причём тут законы общества? — Артур тоже поднялся с кресла. Отец и сын стояли друг против друга и их темные глаза наливались одинаковым упрямым светом. — Кто на них смотрит, когда разговор идет о счастье?

— Ты намекаешь на этих чудаков Райсов? Нашел, с кого брать пример.

— А почему нет? На ногах они стоят крепко, как выражаешься ты, им никто не стал помехой: ни отступление от так называемых законов, ни пересуды. Процветают, радуются. Да, с них надо брать пример.

— А мнение отца не в счет? — громко заговорил Говард.

— Стоп, — успокаивающе поднял руки Артур. — Я тебя прошу, давай не будем доказывать друг другу каждый своё. Отец, ты во многом прав, я согласен. Но вопрос надо решать. Я надеюсь, ты хорошо обдумаешь мои слова.

— Мне не надо думать, — кипятился Говард. — и уговаривать меня не надо!

— Говард, — послышался удивленный голос Алисии, и она вошла в кабинет. — вы так шумите, я просто испугалась. Что такое?

Она положила руки мужу на плечо и ласково заглянула в глаза.

— Что тебя расстроило?

Говард в ее руках моментально успокоился.

— Артур заявил, что хочет жениться.

Алисия лишь на мгновение замерла, потом повернулась к Артуру.

— Поздравляю. — Изучающий взгляд в глаза. Разворот к Говарду. — Почему ты шумишь, милый? Тебе не нравится Элиза?

— Причём тут Элиза, дорогая? Это совсем другая девушка.

— Как другая? — Лицо у Алисии вытянулось, глаза забегали. — Откуда взялась другая? — В ее голосе слышалась растерянность.

— Расскажи, сын, еще раз свою трогательную историю о любви, — предложил отец. — Что же ты молчишь?

Артур молчал и смотрел на Алисию. Он никогда не видел у неё такого выражения лица. В глазах растерянность и едва угадываемый испуг.

Она вглядывалась в его глаза вопрошающе, и было видно, что ответа ждёт, затаив дыхание и сдерживая начинавшие дрожать губы. Совсем новая Алисия — беззащитная, открытая, Алисия, которую хочется оберегать и защищать, как…Дженни.

У Артуру сжалось сердце, и это ему не понравилось. Не поддаваться! Не рвать сердце на части!

Он отвел взгляд от её необычайно прекрасных глаз.

— Отец, я буду говорить только с тобой наедине.

Алисии удалось показательно — удивленно приподнять брови.

— Артур, мы же друзья. — Голос слегка срывался.

И замолчала.

Артур смотрел на нее из-подо лба тяжелым взглядом. В нем — презрение, угроза и сила. Сила, которую она не знала, отчего была поражена и очарована.

«Волчонок», — мелькнуло у нее.

Отвести взгляд не было сил, да она и не хотела этого. Внутри нарастала дрожь и необычайное возбуждение. И все это читалось в её глазах.

Взгляд Артура все тяжелее, на лице проступили следы решимости.

— Хорошо, уйду я. — Тот же взгляд на отца. — Я буду ждать твоего решения. При любом исходе я намерен поступить по-своему. Я люблю тебя, отец, и надеюсь на твоё благоразумие.

Он развернулся и ушел из кабинета.

Говард был ошарашен. «Я люблю тебя, отец». Немного сентиментально, но как трогает. Тем более дороги эти слова в такой необычной ситуации.

— Видала, — произнес Говард с гордостью, — моя кровь! Упрямый, как я. Мужчина!

— Как ты? — машинально спросила Алисия.

— Не замечала? Тебе повезло, что до сих пор не оказывалась в ситуации, когда мне пришлось бы быть жестким. Зрелище не для слабых. Вот оно проснулось в сыне. Горжусь! А ты чего дрожишь? Пугаться пока нечего.

Алисия зябко передернула плечами.

— Обстановка нервная, проняло. Так что же это за девушка? И как ты намерен поступить?

— Задача! И её надо решать. Артура не разубедишь, если в нём проснулся я. Лишением наследства его не испугаешь — велика материнская доля, принадлежащая ему. Еще чуть-чуть подождет и может вступать в права. Стоит ли ссориться с ним? Может, правда любовь? Видишь, Алисия, встретил тебя и стал слабым в вопросах любви. Поддаюсь, всех мерю по себе.

— Ты согласишься?

— А ты чего разволновалась? Мне приятно твое участие в жизни Артура, но есть вещи, которые мы будем решать с ним вдвоем. Это наш род, мы мужчины, выбор за нами. Иди, дорогая, займись чем-нибудь женским. Мне нужно побыть одному.

Дверь за Алисией закрылась. Говард вышагивал по кабинету с задумчивым лицом. Время от времени он хмыкал про себя и с расстановкой, словно пробуя на вкус, произносил: «Я люблю тебя, отец».

Алисия неподвижно сидела у зеркала и невидящими глазами смотрела на свое отражение. Что с ней происходит? Зачем эта боль в груди, которой она никогда не знала? Чем она, умеющая объяснить и приспособиться к любой ситуации, выбита из седла?

— Артур, — безжизненно прошептала она и закрыла лицо руками.

Неужели было время, когда она манипулировала им? Наслаждалась его горящим взглядом? Наслаждалась?.. Что она понимала тогда? Если бы вернуться назад…

Упущено время, сама оттолкнула. Как глупо отмахивалась она от еще недавно молящих ее глаз. А сейчас сама готова молить. Готова?

Алисия всмотрелась в свое отражение. Зеленые потемневшие, но сверкающие глаза, бледное лицо… Красива! Неужели растеряла способность очаровывать? Умение плюс огромное желание владеть Артуром — сильный аргумент. И решимость добиться своего! Прямо сейчас, пока в душе огонь. Пока не поздно…

Алисия без стука вошла в комнату Артура, закрыла за собой дверь, оперлась об нее.

Артур лишь повернул голову, оставаясь сидеть в кресле.

— Скажи, ты совсем не любишь меня? — тихо спросила Алисия. — Так не бывает. Ты любил меня, быстро это не проходит. Я по глупости испортила себе жизнь, не повторяй этого. Оступиться легко, а когда потеряешь смысл жизни — почти невозможно жить.

— Чего ты хочешь от меня? — устало спросил Артур.

— Любви. Совсем немножко. Лишь бы прикоснуться.

— Господи, — Артур закрыл глаза, — зачем тебе это нужно? Все мало и мало?

— По-моему, я влюбилась в тебя, — прошептала Алисия, — и ничего не могу поделать. Можно, я буду тебя любить? Молчишь…Главное, не отталкиваешь…

В комнате почти стемнело. Повисла тишина. Артур обернулся и внимательно всмотрелся в лицо Алисии. Поднялся и подошел вплотную.

— И как мне тебя любить?

Алисия взяла его руку и положила себе на грудь, прижала.

— Вот так, — прошептала она, — почувствуй, как хорошо, как я трепещу от твоих прикосновений.

— Разве это трепет? — Артур освободил руку и с силой рванул ее платье, разорвав до самого пояса. — Так лучше?

Он обхватил ее голые груди и с силой сжал.

Алисия выгнулась и качнулась к нему.

Артур удержал ее на расстоянии.

— Будет, как ты захочешь: и трепет и наслаждение, — Артур провел руками по ее телу, — если поможешь отцу принять нужное мне решение.

Алисия замерла, через секунду с силой отпихнула Артура.

— Дрянь! — И с размаху ударила его по лицу. Потом заплакала.

— Я тебя понимаю, — дружески сказал Артур. — Я ведь тоже плакал. А слезы мужчины стоят гораздо больше женских. Ты даже не представляешь, как я плакал! Не разжалобишь. Умерло. Пусто. Не вернуть.

Артур сел. Алисия постепенно затихала. Наконец она запахнула платье, пытаясь скрепить разрыв тесемками.

— Глупый ты, мой мальчик! — В ее голосе слышалась нежность. — Давно ждал момента отомстить? Вот и отомстил. Мы квиты, теперь ты успокоишься. И вновь станешь думать обо мне. А я буду ждать.

Она тихонько отворила дверь, выходя, обернулась.

— Я буду ждать…

***

Известие о сватовстве Джон Смитт принял растерянно. Он недоумевал, почему так быстро, это было непонятно и беспокоило. Вмешался Фред. После возвращения он больше не говорил с Эдвином об его отношении к Дженни, но ему совсем не понравилось то, что он видел. Дженни словно ждала чего-то, Эдвин ходил поникший, хотя внешне всё было замечательно. Анетта порхала счастливая, при любом удобном случае старалась показать Эдвину свою любовь. Фред догадывался, в чем дело. Эдвин чувствовал свою вину, а в таких случаях (Фред это знал по себе) стараешься компенсировать жене свои грешные мысли или поступки. Вновь вспыхивает нежность, уделяется больше внимания, заботы. А женщина принимает это как должное и тоже удваивает любовь. Пара выглядит счастливой!

Фред думал поговорить с Дженни, нужна ли ей эта свадьба, но они обошлись общими фразами. Он понял, что той Дженни, которая безраздельно доверяла ему, уже нет, она осталась далеко вместе с детскими годами.

Джон, Фред и Элина долго обсуждали этот вопрос и, в конце концов, пожав плечами, решили, что «надо больше доверять молодежи», да и время все прояснит.

Артур несколько раз приезжал с Робертом и успел произвести хорошее впечатление на всех родных Дженни. И очень любил её — это было видно. Дженни тоже не отставала от него, всегда была рядом, в ней чувствовались трепет и забота. Фред подумал: не тот ли это трепет, который испытывает виноватый муж? Но оставил свои сомнения при себе.

Сватовство должно было пройти в имении Фреда. Не было смысла заставлять всех тащиться в дом Джона, в такую даль, да и размещать гостей там было негде. А здесь все родственники находились рядом. Город, правда, был подальше, но семья Артура большую часть времени обитала в своем загородном поместье, а это совсем недалеко.

Все хлопоты и приготовления мало трогали Дженни. Она ждала. Стоили Эдвину обратиться к ней по какому-нибудь вопросу, Дженни вскидывала полные надежды глаза и тут же сникала, словно слышала не то, что ожидала. Когда-то он просил её не делать этого, но это — тогда. Если бы он повторил эти слова сейчас…Если бы хоть слово сказал, что ему больно, тяжело. И Дженни бросила бы эту затею и … Что? Дженни не знала, но злилась на Эдвина и подолгу не разговаривала с ним.

Накануне сватовства должна была приехать Элиза, но вместе с ней под каким-то предлогом заявилась и тетя Энн. Дженни поняла, что это разведка, так как она должна была приехать только завтра.

— Передаю доченьку в твои руки, Фред, пусть помогает, смотрит, ей тоже когда-нибудь такое предстоит. Только, Боже упаси, не так быстротечно. Ах, Фред, к таким скоропалительным бракам надо относиться осторожно. Молодые люди от отчаяния готовы совершать необдуманные поступки, наша обязанность их удерживать от этого. Я понимаю, ты не причем, но эти твои новые родственники должны хоть немного думать.

Дженни и Элиза потихоньку улизнули.

— О каком отчаянии говорит твоя мама? — спросила Дженни.

— Я тебе так и не рассказала. Помнишь тот внезапный приезд Артура? Я ведь сказала маме, что он делал мне предложение, а я отказала ему. Это был лучший выход. Теперь мама думает, что Артур, сватаясь к тебе, пытается что-то мне доказать.

— Элиза, зачем ты это сделала? Представляю, что тебе пришлось пережить.

— Артур тоже сильно ругал меня, когда узнал. Я рассказала ему почти сразу, иначе он недоумевал, почему мама стала относиться к нему, как к больному. Она всячески жалела его, говорила таинственно «держись, все наладится». Ох, и досталось мне от него.

— Ты пошла на это ради нас?

— Не обольщайтесь. Больше — ради себя. Я же говорила, что придумаю что-нибудь, а тут подвернулся такой случай. Не переживай, я безумно рада, что сделала это. Ты ведь уже поняла, что я… — Элиза замялась.

— Да, да, — обняла ее Дженни. — Георг стал приезжать чаще и не перестает расспрашивать о тебе. Я так рада за вас!

— Не думаю, чтобы мама согласилась. Даже не надеюсь. Но я наконец-то разобралась, что такое любовь. Я не говорю, что разрешила бы ему поцеловать меня, но как подумаю об этом — все замирает внутри.

К вечеру привезли платье для Дженни. Нарядившись в него, Дженни счастливая вертелась у зеркала и приставала ко всем, хорошо ли ей. Все выражали одобрение, восхищенно кивали головами. А Эдвин промолчал. Что-то тихо сказал Анетте, развернулся и ушёл.

Дженни разозлилась. Ей так хотелось увидеть его восхищенный взгляд! Злость вскоре прошла, она все выглядывала, когда Эдвин появится. Он очень нужен ей. Пусть не решается подойти, она подойдет сама, найдет, что сказать, отыщет слова. Нужно просто сказать: «Выбросим всё из головы. Мы — друзья».

Дженни долго не решалась, но все-таки спросила у пробегавшей Анетты:

— Я давно не вижу Эдвина…

— Мне он тоже нужен, — на ходу бросила она. — Загулял. Дженни, пойди, поторопи его. Пошел к озеру искупаться и пропал на полдня. Дел по горло. Больше послать некого, Элиза мне нужна. Так что, сбегай.

Вот она — судьба, не раз показывавшая свою благосклонность Дженни. Вот возможность сказать то, что хотела. Только хлопнуть друг друга по руке, засмеяться, сбросить неудовлетворение последних дней. И, комично нахмурившись, развести руками: что поделаешь?

Глава 12

Дорога к озеру показалась легкой, безмятежной. Как чудесно, когда все решено и понятно! Главное — вовремя понять и простить.

Эдвин сидел на берегу. Рубашка валялась рядом, он механически разламывал пальцами тоненькую веточку.

— Эдвин! — звонко крикнула Дженни.

Он обернулся, поднялся. Дженни подбежала с улыбкой, а сейчас улыбка медленно таяла. Эдвин был необычайно хорош в эту минуту, таким Дженни его не видела никогда: какой-то домашний, совсем-совсем её. Волосы уже высохли, были взлохмачены, взгляд спокойный, слегка удивленный. Родной и очень нужный ей человек!

Дженни тут же забыла, зачем пришла и что хотела сказать. Она откровенно залюбовалась им.

— Какой ты красивый, — прошептала она, окидывая взглядом его фигуру. — Кожа нежная, шелковая, мужественная. Если б ты был мой, я любовалась бы тобой день и ночь. Я бы часами гладила тебя по плечам, спине, груди, не переставая восхищаться чудным ощущением. Если бы ты был мой…

Дженни протянула руку и провела ладошкой по груди Эдвина.

Он резко отшатнулся.

— Прекрати. — Он хотел говорить спокойно, но голос сорвался и он сглотнул комок. — Ты делаешь мне больно.

Дженни мрачно ухмыльнулась.

— Мужчина, который боится боли… И такого мужчину я… — Она оборвала фразу и закусила губу, не смея поднять глаз.

Через время собралась и взглянула на Эдвина. Он молчал, глаза подернулись дымкой, спрятав за спасительной преградой непонятное выражение.

Повисла тишина, только сердца гулко бились, словно колокол в тесной клетке, отдаваясь звуком в висках.

Дженни вновь протянула руку. Эдвин молча отбил ее. В глазах Дженни появилась дерзость. Она сжала губы и повторила попытку. Эдвин больно ударил ее по руке.

— Ну и не надо, — натянуто засмеялась Дженни. — Живи спокойно без меня. Знаешь, Эдвин, мне тебя жаль. У тебя красивая кожа, но слишком толстая. Ты так никогда и не узнаешь, что такое настоящая любовь. Ты пытаешься прорваться, пишешь стихи, в которых рассказываешь о своих мечтах любить, но в жизни почувствовать это не сможешь. Не поймешь, для чего мы рождаемся. Мне кажется, тебе так очень удобно в непробиваемой толстой броне. Ну и живи, как хочешь. Вовремя я всё поняла. Ты мне совсем не интересен: застывший, слепой. Тормошить тебя пустая трата времени. Иди домой, тебя ждут. Уходи от меня.

Эдвин послушно поднял с земли рубаху, отряхнул и, не спеша, надел. Ни разу больше не взглянув на Дженни, спокойно пошел прочь. В его действиях не было смирения, а угадывалась неспешность равнодушного человека.

Однако он остановился и обернулся к Дженни. Заговорил спокойно, по-дружески.

— А мне жаль тебя. Ты выдумала для себя идеал любви и придерживаешься его на протяжении долгого времени. Сколько тебе было лет, когда ты в своем сознании нарисовала картину под названием любовь? Тринадцать? Четырнадцать? Повесила свой «шедевр» над кроватью и любуешься каждый день, не видя недостатков в своем творении. Привыкла к мысли, что картина хороша. Любовь, решила ты, это сверкание глаз, душераздирающие признания, крокодиловы слезы при невозможности обрести её. А любоваться-то нечем! Картина детская, неуклюжая. Спрячь ее подальше, забудь, а обнаружишь через время и увидишь всю её нелепость. Небо не бывает такого цвета, как на твоем рисунке, и цветы в реальности не такие плоские. Твоя любовь — нарисованная, придуманная. Когда-нибудь ты узнаешь, какая она на самом деле. Очень хотелось бы послушать тебя тогда. Не распыляй себя попусту, оставь силы для настоящих чувств, их иногда требуется ох как много. Вот так, сестрёнка.

Он развернулся и быстро пошел к дому.

Дженни была потрясена. Вот значит, как воспринимает её Эдвин? Как маленького упрямого ребенка. Но это же не так!

— Эдвин, — крикнула она, и когда тот не остановился, догнала и перекрыла ему дорогу.

— Эдвин, — она смотрела на него широко раскрытыми глазами, — ты зачем это наговорил? Я в тебе ошибалась? Ты же поэт, человек с тонкой душой…

— Минуту назад ты обвиняла меня в обратном, — перебил ее Эдвин.

— Ты прекрасно понял, о чем я говорю! Я считала, что ты способен увидеть реальность. Как же ты не разглядел за искусственным небом луну сквозь темные ветки деревьев, уснувшие одуванчики под ногами, голос в ночи, учивший своими стихами любви. Как ты это не разглядел? Почему не увидел?

Эдвин не мог больше смотреть в ее горячие искрящиеся глаза. Большим усилием воли он сдерживал дрожащие губы, отчего лицо выглядело окаменевшим, жестким. Со всем этим надо было кончать.

— Не захотел. — Сказал, как поставил точку.

Грубо отодвинул Дженни с пути и ушёл.

Дженни стояла ошарашенная, оглушённая.

— Боже мой, — прошептала она, — как стыдно. Все это время он воспринимал мою любовь как игру повзрослевшего ребенка. Да он же меня совсем не понимал. А я жалела его, оберегала, а он и не думал… Выходит, в его глазах я бегала за ним, выбрав объектом преследования. Болван.

В груди Дженни поднималась злость. Как она могла себя так вести, стать посмешищем? Эдвин, что, всё время думал, будто она ради игры нарочно отрывает его от Ани?

— Ох, — вырвалось у Дженни, и она закрыла лицо руками.

У нее остается только Артур. Вот он всё понимает и воспринимает её такой, какая она есть. Вот кого нужно безраздельно любить. Да, она может быть счастлива с ним. В нём есть тот самый пыл любви, сверкание глаз, дрожь при прикосновении к ней. Да, это любовь! Почему она не должна быть такой? И Артур принадлежал ей всегда. Вот только тот давний его обет не позволяет ей быть полностью счастливой. Камнем залегла его клятва в её душе. Если бы не это, хотя…

Дженни негромко рассмеялась. Такими словами можно обмануть кого угодно, если твердить постоянно. А как обмануть себя? Как обмануть Эдвина, который всё понимает, но старается хоть что-то исправить своими методами? А какой метод у неё? Есть ли он? У неё есть любовь! Она докажет. Завтра же.

— Завтра, — прошептала Дженни и улыбнулась.

В поместье полным ходом идёт приготовление: суетиться повар, взволнованно бегает Ани — не забыть бы чего. В городе дамы в последний раз придирчиво осматривают наряды и шушукаются на тему: повезло же этим сестрам. Завтра… Завтра все изменится. В разгар праздника, среди музыки и сверкающих огней, с улыбкой глядя в разгоряченные лица и пылающие ожиданием глаза, она скажет Артуру «нет». Потому что верит в любовь и знает, какой она бывает. Опустит голову отец: он всегда знал, что Дженни способна на подобное, повторит вопрос сват, уверенный, что она что-то не расслышала, замрет Артур, пораженный и неверящий. Анетта слегка приобнимет её и будет шептать:»Успокойся». И только тот, единственный, ради которого бьется её сердце, резко опустит глаза, чтобы не выплеснулась нечаянная радость и тут же с горечью подумает: «Зачем это? Все так хорошо устраивалось…» Эдвин… Чужой мужчина… Муж любимой сестры, её Ани, мамочки Анетты, счастье которой важнее всего для Дженни. А по-другому нельзя. Потому что это будет последний раз, когда Эдвин посмотрит на неё взглядом, без которого она не мыслит жизни. В душе любимого поселится пустота, которую ничем не заполнишь. Эдвин ещё дальше отгородится от нее твердой уверенностью, что жизнь для него — это вот такое спокойное существование без всплесков и полета души, когда «вокруг обыденно, привычно и знакомо». Дженни вновь улыбнулась, подумав, что можно долго рассуждать, взвешивая всё за и против, и прятать за нагромождением мыслей то, что можно выразить очень просто: я его люблю! Но никогда не скажу об этом и не услышу в ответ такие же слова.

Только к чему это затевать? Почему прямо не сказать Артуру, что отказывается быть с ним. Жестоко и непорядочно. Она собирается причинить боль всем: Артуру за то, что когда-то, пусть невольно, пробудил в ней чувства, натолкнул на путь любви, а сам мается от несбыточности своего счастья и пытается выкарабкаться с помощью Дженни, обманываясь и попутно обманывая её; Эдвину, чтобы показать, на что способна ради него и обречь на страдание; себе, чтобы до конца жизни казниться за несправедливость к Артуру и болью неблаговидного поступка заглушать ненужную любовь. И после этого — уехать, чтобы больше никого из них не видеть. И может быть у нее ещё будет любовь, какая-то другая, счастливая, только…

Зачем ей любовь без Эдвина? Значит, Дженни должна остаться. Выйти замуж за другого, лишь бы иногда видеть любимые голубые глаза, замирать от голоса и всегда носить на лице маску, заперев внутри бьющееся сердце. А как по-другому? Откуда ждать помощи?

— Дженни, — вдруг услышала она и резко обернулась.

Невдалеке стоял Артур. Он выглядел совсем другим: удивленным, растерянным и…родным. Его лицо было необычайно одухотворено, как будто он только что познал великую истину или сбросил с плеч тяжкий груз.

— Дженни, — повторил он и, подойдя ближе, взглянул на нее с любопытством и неверием. — В тот день на этом месте была ты?

Дженни молчала. Она тоже всматривалась в его лицо, потому что вдруг увидела того Артура, который околдовал ее год назад и подарил ей это чудо- любовь. Рыцарь ее мечты, символ великого чувства.

Артур взял ее за обе руки, притянул к себе, обнял.

— Теперь я знаю, почему так неудержимо потянулся к тебе после встречи в нашем доме. Мы уже были связаны духовным общением и умением понимать и доверять друг другу. Ты всегда была моей спасительницей. При встречах неизменно злила меня, заставляла действовать. И я совершал поступки, уверенный, что это назло Алисии. А ведь таким образом я пытался доказать тебе, что я не такой слабый, каким ты постоянно видела меня. Только тебе, я это знаю. Ты веришь мне?

Дженни неуверенно пожала плечами. Вертелась мысль: «Зачем ты именно сегодня приехал в это место? С чем хотел проститься накануне важного шага?»

Артур продолжал.

— Теперь я понимаю и твою отстраненность и почему ты так не поверила мне до конца. Иди сюда.

Он повел ее к тому месту, где стоял год назад с незнакомой девочкой, заинтересованной и немного испуганной.

— Вот здесь я дал тебе клятву. Неужели мои слова ты настолько приняла на веру, что возвращалась к ним вновь и вновь, выставляя как щит во время наших встреч? В таком случае в эту минуту я освобождаю себя от той клятвы. Я выполнил ее до конца, продержался больше, чем следовало. Я свободен, Дженни, понимаешь, свободен!

Он закружил её, в его сияющих глазах читалось облегчение.

— Это давнее и глупое обещание давило и на меня. Я этого не понимал, но чувствовал: что-то не так в наших отношениях. Словно я не могу раскрыться до конца в своих чувствах к тебе. Ну почему ты все время молчишь?

«Уходите ненужные мысли, я приняла решение!»

— Я растерялась перед незнакомым Артуром, вернее, знакомым, которого давно искала. Ты столько времени дразнил меня обещаниями, которые для меня были пустыми. И вот ты вернулся. — Дженни закрыла лицо руками и заплакала.

— Почему ты плачешь?

— От облегчения. Я тоже сбросила ношу. Я собиралась такого натворить!

— Глупенькая. Ты ждала вот этого моего признания? Ну почему вы, девчонки, придаете такое значение каким-то словам. Нужно слушать сердце. Обещаешь?

— Да.

— Мне хочется столько хороших слов наговорить тебе прямо сейчас. Но не буду. Привыкай к мысли, что мы принадлежим друг другу полностью, и тогда эти слова приобретут тот смысл, который и вкладывается в них. Я оставляю тебя с легким сердцем. У тебя есть время все осмыслить и прийти в равновесие. Впереди — ночь, а потом для нас начнется другая жизнь. До завтра!

Дженни осталась одна, тихо пошла к дому. Зачем сложилось так, что на пороге самостоятельной жизни ей приходится решать сверхсложную задачу? Что произошло за этот год? Кто был для нее щитом: Эдвин или Артур? Придумала ли она любовь к Эдвину, чтобы отстраниться от мечты об Артуре, которая не могла быть реальной? Или, полюбив Эдвина с первого взгляда, закрывалась от него мечтой об Артуре, так как всегда знала — любовь к Эдвину не дозволена судьбой. Хорошо, когда мечты сбываются. Теперь Артур стал реальностью, а Эдвин — сказкой. И нужно решить, что для нее важнее: реальность или сказка.

Светлую рубашку Эдвина Дженни увидела издали. Он стоял у ворот, там же, где и после ее первой встречи с Артуром. О, этот крестный путь к нему, когда — глаза в глаза и неодолимое притяжение, ставшее привычным, и сдерживание, чтобы не броситься навстречу друг другу. А еще трепет тела и очередное удивление: как он красив и насколько создан для неё.

Дженни подошла и уткнулась лбом в его грудь. Эдвин обнял её тихонько, бережно. Они стояли молча, и Дженни думала, как узнать: прощается он с ней таким образом или закрепляет права своего сердца на её чувства? Но Эдвин молчал, он не мог ей советовать или приказывать в этой ситуации.

Что будет завтра, когда она окажется между ними двоими? Что ей подскажет сердце? Осталось так мало времени. Всего лишь ночь — и нужно будет делать выбор. Завтра…

Глава 13

— Элиза, когда я буду невестой, я тоже буду светиться от счастья! — прошептала Керри, не отрывая взгляда от Дженни.

Элиза снисходительно улыбнулась.

— Мы все проходим через это. Такие же слова я несколько лет назад сказала нашей маме. Это было на свадьбе Анетты и Эдвина. Мне хотелось так же открыто выражать свои чувства в такой счастливый день.

Керри сжала руку Элизы.

— Я рада, что мы заодно. Пусть у нас все будет по-честному, хорошо?

— Обязательно. — Элиза ободряюще улыбнулась сестренке и, скосив глаза в сторону Георга, тут же вспыхнула.

Он смотрел на нее, делая вид, что слушает стоявшего рядом мужчину, а во взгляде так открыто читались чувства, которые возносили Элизу на небо. Боясь, что откровенность взгляда не останется незамеченным, Элиза с трудом сдерживала желание смотреть и смотреть на Георга. Она постаралась все внимание сосредоточить на виновниках торжества.

Дженни и Артур просто сияли от счастья. Элиза уже успела поздравить их и теперь наблюдала, как новоиспеченной паре приходится улыбаться и повторять обязательные слова благодарности родным и гостям, толпившимся вокруг них. Время от времени Элиза встречалась глазами с Артуром, он озорно подмигивал ей и расплывался в счастливой улыбке. Всё остальное время он смотрел на Дженни, и по его довольному взгляду Элиза понимала, как дорого ему то, что вот только произошло. Она тоже, как и Артур, видела сегодня новую Дженни, открытую, легкую, словно сбросившую с себя груз, мешавший ей парить в мире любви и счастья.

Артур был действительно необычайно околдован своей Дженни, вот такой он и видел её своим сердцем. Неужели раскрепоститься помог вчерашний разговор у озера, когда он снял с себя давнюю клятву? Ну, зачем они, девчонки, придают столько значения таким пустякам? Почему они хотят слов, признаний, клятв в вечной любви? Разве не важнее увидеть это во взгляде, который трепещет, рвется к ней, единственной? Вот она — Дженни- открытая, с улыбкой, которая обезоруживает любого, кому она предназначена. А сегодня Дженни улыбается всем!

Будь Артур менее восторжен, он бы заметил, что не все присутствующие тают от счастья, встретившись с искрящимися глазами Дженни.

Энн, явившаяся на вечер с одной ей понятной надеждой, что помолвка расстроится, постепенно сникала от несбыточности мечты. Сначала ей удавалось отвечать на любезности и поддерживать разговор на приличествующие случаю темы, но постепенно пыл угасал, необратимость свершившегося стала реальностью, и Энн вновь сжала губы.

Теперь на восторги и реплики она кивала со скорбным выражением, как бы говоря: да, да, это случилось, недоразумения еще бывают. Впрочем, долго в роли обличительности неприличного события она не продержалась. Пытаясь одернуть подпрыгивавшую от восторга Керри, Энн вдруг заметила взгляд Элизы, брошенный куда-то в сторону. Это был взгляд, который хотят удержать и скрыть, но желание подарить его отодвигает назад осторожность.

Энн чуть отошла в сторону и принялась наблюдать. Вот опять Элиза, выслушав Керри, ответила ей и повернула голову.

Мать проследила за взглядом дочери и безошибочно выделила среди толпы высокого молодого человека приятной внешности, который что-то со смехом рассказывал Ани и Эдвину.

Энн заставила себя не поддаваться внутренним ощущениям хотя бы внешне. Еще ничего не ясно. Молодой человек вроде бызнаком, нужно осторожно выяснить, какого он круга.

После недолгих раздумий Энн подошла к Роберту.

— Сынок, почему скучаешь? Тебя не увлек сегодняшний вечер? А сестры твои в восторге.

— Все нормально, мама. Я просто отдыхаю, наслаждаюсь атмосферой праздника и радости.

— Голос у тебя звучит не празднично. — Она попыталась поймать взгляд Роберта. — По- моему, тебе грустно. Хотя, я понимаю: Артур — твой лучший друг. Думаю, что ты, как и я, не испытываешь особого восторга от его помолвки.

Роберт ничего не ответил, устремив свой взгляд на Артура и Дженни.

— Я рада, что ты понимаешь, как должно быть. Но мне все-таки хочется, чтобы ты повеселился. Почему стоишь один? Иди к Эдвину. Где он? А, вон с Анеттой и…Кто это с ними?

— Георг, кузен Дженни и Анетты. Выходит, наш родственник. Это его мама вышла замуж за нашего дядю Фреда. Мама, что с тобой?

Энн едва не хватил удар. Закончатся для нее сюрпризы? Или всю жизнь она будет получать тычки в свои непоколебимые убеждения?

— Опять эта семейка! — выдохнула она.

— Ты о чем?

Но Энн уже неслась по волнам своих мыслей. Она некоторое время смотрела на недоумевающего Роберта и четко произнесла:

— Никогда.

— Мама, ты говоришь загадками.

Энн взяла Роберта за руку.

— К тебе, сынок, это не относится. Ты — моя опора! Ты — моя крепость!

Для закрепления своих слов сжала руку сына и огляделась. Ей нужна была поддержка, возможность окунуться в привычную среду, чтобы убедиться: общество еще существует, и она ни одна в борьбе с подкрадывающимися опасностями.

Ее брат Фред восседал в своем кресле, как исполин, а собравшиеся вокруг него люди были в ее глазах самыми достойными. Говард Брег, его жена, еще парочка соседей с благородными именами.

Энн направилась к ним.

— О, у нас пополнение, — обнял ее Говард. — Совсем, как в старые добрые времена. А Фред, оказывается, орёл, как и был. Слишком долго он притворялся немощным, и мы без него распались. А сейчас я просто чувствую нашу прежнюю силу. Вот что значит старые связи.

При других обстоятельствах Энн растаяла бы от таких слов, но присутствие в этой компании отца Анетты и Дженни не позволяли ей испытывать полное торжество. Слегка утешало то, что среди них не было жены Фреда. Видимо, руководила сегодняшним праздником и, надо сказать, у нее это неплохо получалось.

Энн взглянула на Алисию и получила в ответ улыбку, обаятельную, радостную, но…

Вот так же еще недавно улыбалась сама Энн, изображая удовольствие от праздника. Энн почувствовала в Алисии союзницу и уже забыла, что совсем недавно осуждала Брегга за столь поспешную женитьбу на неизвестной особе. А после того, как заметила взгляд Алисии, брошенный в сторону Артура и Дженни, поняла, что нашла с кем можно отвести душу.

Она подошла к ней, некоторое время просто стояла рядом, обмениваясь умиленными взглядами от шумевших и получавших удовольствие от общения мужчин.

Наконец Энн выбрала момент, когда в сторону отошел Джон, а Алисия из-под опущенных ресниц вновь покосилась на молодую пару.

— Милочка, — обратилась она к Алисии не громко, но с таким расчетом, чтобы услышали остальные. — Ладно, мужчины по непонятным причинам стали не очень разборчивы в устройстве жизни, но как вы могли допустить такое? — Она скорбно покачала головой. — Женщины должны быть опорой общества, уметь удерживаться и держать других в рамках приличия. Артур — восхитительный мальчик, блистательный, умный, но по молодости такой доверчивый. Нужно было вести себя построже с его отцом, попытаться отговорить, не разрешать.

Говард хмыкнул.

— Я сдался как раз под напором своей жены. Она у меня радеет за высокую любовь. Честно скажу: я не сильно сопротивлялся.

— Любовь — очень удобное слово для оправдания любых поступков, — бросила Энн. — А что оно значит? Ничего! Набор букв, которые уместны только тогда, когда все устроено по закону, когда никого не в чем упрекнуть. Вот в таком спокойствии можно говорить о любви. Не стоило этого допускать с самого начала, — она бросила взгляд на Фреда. — Теперь все цепляется одно за другим и неизвестно, чем закончится.

Фред благодушно рассмеялся, протянул руку и погладил сестру по перчатке.

— Наша милая Энн — надежда и опора. Ты — совесть общества, единственная непогрешимая среди нас, падших. Ну и правильно, кто-то должен стоять на страже, так было и будет всегда. В этот раз все легло на твои хрупкие плечи. Только не стоит ждать плохого. Смотри, как все довольны.

— Да, да, — проговорила Энн невпопад. Поверх голов она увидела, как к Элизе подошел Георг и пригласил на танец.

— Ты, как всегда, прав, — добавила она, не спуская глаз с закружившейся пары. Похлопала Алисию по руке и пошла к Керри, которая, оставшись без Элизы, пританцовывала на месте в такт музыке.

— Как дела, деточка? — наклонилась Энн к Керри, стараясь заботой о дочери замаскировать поспешный уход от компании без видимого повода.

— Мамочка, — восторженно ответила Керри. — Нашу Элизу вновь пригласил танцевать этот красивый человек!

— А разве он ее уже приглашал?

— Он всегда с ней танцует. Ты почти не бываешь с нами здесь на праздниках, вот и не знаешь. Я так хочу, чтобы они влюбились друг в друга! Тогда Элиза будет такой же счастливой, как сегодня Дженни.

— Тебе рано об этом рассуждать. Но я обещаю, что скоро начну говорить с тобой на эту тему, чтобы слово любовь ты толковала правильно. В очень хороших семьях — а мы к такой относимся — свое мнение на этот счет. Ах, Керри, не приставай…

Энн сцепила пальцы. Танец закончился, но Элиза не спешила вернуться на место. Она слушала Георга, приопустив глаза и приложив руки к разрумянившимся щекам. Потом тихонько кивнула и, взяв его под руку, пошла к выходу в сад. Окликать или догонять Элизу нельзя, это привлечет внимание к паре, а Энн очень не хотелось этого. Она все ещё раздумывала, что делать, как вдруг к ней подошел Артур.

— Тетя Энн, я приглашаю вас на танец. Окажите любезность, дайте руку.

— Артурчик, — расплылась в улыбке Энн. — Такая честь для меня. Вокруг столько молоды дам.

— Что может быть важнее старой дружбы? Ни-че-го! — Раздельно проговорил он, со смехом увлекая ее в круг танцующих.

— Артурчик, ты такой красивый! Свет в глазах делает тебя совсем неотразимым.

— Это все от любви, — загадочным голосом прошептал он ей на ухо.

— Ну, что вы все носитесь с этим словом? Набор букв, как я уже говорила сегодня, и своего мнения не изменю. Горящие глаза, улыбки — не из этого состоит жизнь. Она долговечна и тогда считается удавшейся, когда это самое слово появляется внутри семьи, созданной по правилам общества. А то сначала — любовь, больше ничего в расчет не принимается. Не прислушиваемся к доводам рассудка, а потом жалуемся на жизнь.

— Вы такая умная, — продолжал шептать ей на ушко Артур, — я вами восхищаюсь.

— Умными надо не восхищаться, а прислушиваться к ним. Ты меня, мой мальчик, очень огорчил. Надежда общества, наша смена и так неосмотрительно вести себя. Я не переживу твоей свадьбы, сердце разорвется. День уже назначили?

— Думаю, мой ответ вас порадует: со свадьбой еще не определились. Решили отложить, настоял отец Дженни.

— Подумайте, — фыркнула Энн, — еще и условия выставляют!

— «Дочь слишком молода…поспешное решение…» Убедить дядю Джона не удалось.

— Надо же. — У Энн моментально вспыхнула надежда. Она с досадой покосилась на выход в сад, куда ушла Элиза. — Он надеется, что-то изменение за это время? Удивил.

— Джон Смитт не вписывается в ваше понятие о людях низшего общества? — заговорщицки прошептал Артур.

— Артурчик, ну зачем занимать время разговорами о неинтересном Джоне? Надеюсь, статус жениха не помешает твоей дружбе с Робертом, и ты будешь по-прежнему часто бывать у нас. Обещай мне это.

«И Элиза будет рада», — хотела добавить она, но решила не торопиться и все хорошо обдумать и…все может быть.

Как только Артур пригласил Энн, Роберт подошел к Дженни.

— Ну, что, подружка моя, осчастливь друга согласием пройтись с ним в танце.

— Роберт! — Дженни искренне улыбнулась и протянула ему обе руки. — Да я просто соскучилась по тебе, столько дней не виделись.

— Наверное, и не вспоминала обо мне?

— Часто вспоминала! Я же каждый день пересматривала списки приглашенных, — хитро улыбнулась Дженни.

— Хм, откровенно! За это тебя и ценю. И любуюсь тобой, когда лицо искрится от счастья!

— Меня сегодня забросали комплементами по этому поводу. Весь вечер только и слышу о своих искрящихся глазах.

— Я не имел ввиду весь вечер, только это мгновение в танце. Ты сейчас абсолютно искренняя и этим прекрасна. Я ревностно наблюдаю за тобой длительное время и позволь узнать правду на правах друга?

— Любопытно.

— Ты очень хорошо имитируешь счастье и радость. Зачем тебе это?

— Что ты имеешь ввиду?

— Мы ведь много общались, твоя открытость и естественность очень притягивает. Со мной ты всегда была натуральной, я изучил оттенки твоего настроения. Ты сегодня играешь, тебе удается обманывать всех, даже себя. Что не так в твоей жизни?

Дженни некоторое время удивленно смотрела на него, потом рассмеялась.

— Фантазер! Не замечала этого за тобой. Проснись и оглянись: все замечательно!

— Да, я понимаю, ты не хочешь говорить об этом, тем более со мной. Никогда не был твоим доверенным лицом, это место заняли дядя Фред, кузен Эдвин, Элиза, Керри.

— И Артур, — поставила точку Дженни.

— Не думаю. Вряд ли он знает тебя хорошо. Уверен, ты говоришь ему всё и ничего. А кому ты говоришь всё? Есть такие?

— Роберт, мне интересно, зачем ты стараешься сбить меня с праздничного настроения?

— Ни в коем случае! Видимо, я не точно выражаю свои желания или нетактично напрашиваюсь на твою дружбу. Бывают в жизни моменты, когда не к кому пойти просто поплакаться. Предлагаю для таких случаев свое сильное плечо. Вот смотрю на тебя и умиляюсь, хочется пожалеть тебя и защитить. Ты уж меня пойми и прости, — смеясь добавил он. — Это я, наверное, совсем стал взрослым и пытаюсь таким образом выразить свою мужскую состоятельность — быть защитником.

— Мне приятно твое желание, оно очень хорошее. А применять его можешь на своих сестрах, вот кому нужна и полезна защита. Я им завидую: такой мужчина рядом! Когда-нибудь и я воспользуюсь твоим приглашением! Видишь, какая я корыстная, не упускаю момент. Не разочаровался?

— Еще больше очаровался.

— Шутишь. А у нас, девушек, всё-равно щемит сердце от таких слов, хотя понимаем, что это шутка, дружеская поддержка или дань приличию. Спасибо за слова, заботу, танец. Не удивлюсь, если однажды пойму, что ты лучше всех. Буду терзаться, что упустила счастье, но, увы, ничего не сделаешь, — шутила Дженни. — От того, что я счастлива, мне сегодня хочется каждому говорить приятное. Пообещай мне, что женишься по любви. Поверь мне, это непередаваемое чувство! Хотя, нет, не обещай. В вашей среде это трудно, главное — приличие. Не обещай, но очень прошу — постарайся! Ты этого достоин.

— Тебе невозможно отказать. Пойдем, отведу тебя к Артуру, он заждался, а по пути буду клясться и клясться, что приму твою просьбу к сведению. Только и ты постарайся быть счастливой по-настоящему, а не через внутреннюю пустоту. Артур, принимай свою Дженни. Танцует божественно, движется грациозно, улыбается — ангелы поют. А все вокруг умирают от зависти. Ты счастливчик!

— Я знаю. — Артур с нежностью смотрел на Дженни.

— Можно к вам присоединиться? — раздался рядом голос Элизы. — Георг, смотри, это наша постоянная дружная компания. Ты же знаешь, что мы много времени проводили вместе, и я рада, что остаемся вместе в счастливые мгновения нашей жизни.

— Жалею, что я не присоединился к вам раньше, — смотрел на Элизу Георг. — Сколько дней потрачено впустую. Как подумаю — сердце сжимается.

Элиза в порыве счастья за Дженни и от слов Георга крепко обняла подругу.

— Так рада за тебя! — и добавила тише:- И за себя. Сбывается всё, о чем мы мечтали. Я так счастлива! А ты?

— Самая счастливая из всех!

Глава 14

Дженни не сомневалась в искренности своих слов. По-другому было нельзя. Отныне быть счастливой — её обязанность, удел, ноша. Оказывается, так легко подняться на пик счастья, когда всё рухнуло в одну минуту. От безысходности — в черную пропасть, куда ухнула её душа вчера вечером, и чтобы не зарыться на дне боли, пришлось резко преодолеть путь вверх, так резко, что боль, чувство, мысли остались внизу, оторванные от нее, ненужные.

Бурный вчерашний день оставил Дженни без сил и желания мыслить. Она стояла у калитки, прижавшись к Эдвину, и не могла понять, как ей найти себя в эти решающие минуты. Самый легкий выход: сказать Артуру «да», но почему каждую минуту на ум приходит Эдвин? Вот сейчас, молча прощаясь с ним, она страстно желала почувствовать его губы. Разве нельзя? Ведь это в последний раз. В какой-то миг ей показалось, что руки Эдвина напряглись, но движение его мысли скорее угадывалось, то самое начало, посыл, который отвергается его разумом. Да, он взрослый и разумный и должен держаться и не давать ей повода. Об этом она думала, это и получила. И еще теплее стала волна нежности, окутывающая его, но Дженни только тихонько вздохнула и с кроткой улыбкой посмотрела на Эдвина.

— Пойду, а то теперь Ани и меня потеряет. У меня вот здесь, — она приложила руку к груди, — тихо и спокойно. Давно такого не было.

— Со временем все придет в норму, — проговорил Эдвин. — Жизнь сама расставляет точки. Иди, Дженни.

— Мир? — Она протянула руки.

— Мир.

«Он тоже устал», — подумала Дженни, направляясь к дому.

Как ей захотелось обнять его, прижать к себе и оградить от волнений и душевного неспокойствия. Верила: ей бы удалось легким поглаживанием, мягким шепотом помочь ему забыться и ощущать только её успокаивающее присутствие. Родной Эдвин! Что за сила притяжения в тебе?

В доме продолжалась суета, но вполне упорядоченная: Анетта и тетя Эллина добились четкого выполнения заданий, всё было охвачено и распределено. Из комнат слышались негромкие голоса, все подустали.

Анетту Дженни нашла в её комнате.

— Ани, не говори только, что и я пропала, — просунула голову в двери Дженни.

Ани устало улыбнулась и махнула рукой.

— Всё завертелось, теперь пойдет само собой. Но для солидности надо только чуть-чуть поруководить. Эдвина нашла?

— Да, он купался.

— Тоже устал, хоть виду не показывает. Я больше за тебя перенервничала.

— Простите, — Дженни присела возле Ани и положила голову ей на колени. — Ну, такая я получилась у вас «неудачная».

— Глупенькая, — погладила её Ани по голове. — Ты у нас солнышко, которое всем дарит радость. Нам было бы скучно в тиши и бездействии. Лишь бы ты была счастлива.

— Ани, а ты счастливая? Ощущаешь это в полной мере?

— Конечно, тем более теперь. Открою тебе большой секрет, поделюсь своим счастьем, как ты делишься своим. Я скоро буду мамой.

Дженни замерла, потом резко подняла голову.

— Да, — улыбнулась Ани. — Ты не представляешь это ощущение. Я ведь очень долго ждала этого, как-то не получалось. Мы с Эдвином беспокоились, а взрослые тактично не задавали вопросов, хотя уже на нашей свадьбе требовали и требовали внуков. И вот, — Ани развела руками.

— Это называется: жизнь расставляет точки? — Дженни ничего не ощущала.

— Можно сказать и так.

— А Эдвин уже знает?

— Я ему сказала сегодня утром.

Дженни вновь опустила голову на колени, чтобы Ани не видела, как потемнели её глаза. Первой выскочила радость за сестру. Дженни обняла ноги Анетты, поцеловала платье.

— Поздравляю! Это очень правильно, чтобы ты первой подарила внука нашим дедушкам.

— Пока никому не говори, волнения хватает и без этого. Когда всё утихомирится, тогда мы с Эдвином и объявим.

— Ани, я буду гордиться, что узнала это в числе первых! — воскликнула Дженни горячо.

В комнату заглянула тетя Эллина.

— Ани, деточка, иди сюда. Как говорится: одна голова хорошо, но ей хочется посоветоваться.

Анетта подмигнула Дженни и уже выходя, обернулась и одними губами произнесла: ни-ко-му.

Дверь закрылась. Дженни села на диван, вытянувшись в струнку и прислушиваясь к нарастающему внутри гневу. Значит, Эдвин всё знал с утра! Весь день ходил, вооруженный своим счастьем, а она думала, что её любимый переживает из-за неё. И на берегу озера в доспехах с заговоренным щитом набросился на неё, обезоруженную открытыми чувствами! Рыцарь с железными словами о высокой любви! Каждое слово — каленое железо, её безнадежные горячие попытки пробиться сквозь броню, защищая ценное, хрупкое, пытавшееся выжить под натиском неоспоримых слов! И она ещё испытывала стыд от мыслей, что её ни так понимали. А ему не было стыдно! Он ощущал себя героем, горел в гневе от её «вероломства», а она оправдывалась, вытаскивала на свет память чувства о ночи при луне — начале начал! Всё было бесполезно и как низко с его стороны! Эдвин заставлял её признать себя виновной! Она по его замыслу должна терзаться, что пыталась посягнуть на святыню. Больно…

Нет, не больно! А если и так, то боль лишь от разочарования. Никогда не ожидала от Эдвина трусости, не думала, что он будет оправдываться, обвиняя её.

Было время, когда Дженни внимала каждому слову Эдвина. Перебирала их в памяти, повторяла шепотом. Но одну фразу не вспоминала никогда, считая её неправдоподобной. Теперь вспомнилось: «Любовь, когда-то цветущая и красивая, разлетелась по воле природы, но на смену спешит другая, новая и такая же светлая».

Всё.

Дженни встала и тряхнула головой. Новая любовь есть, нужно отдаться ей полностью. Она всегда мечтала об этом и теперь ей ничего не мешает.

Дженни раскинула руки, закрыла глаза, приподняла голову. Стояла так, прислушиваясь к накатывающемуся внутреннему покою и выдохнула: свободна! Больше ничто не омрачит её жизни! Верить в любовь, идти за ней! Дай Бог дождаться завтрашнего дня, почувствовать себя по-настоящему счастливой! Оказывается, для полного счастья иногда достаточно предательства. Горькая истина, но, главное, вовремя. И, честное слово, совсем не больно…

Энн держалась великолепно. Не смотря на желание схватить Элизу за руку и немедленно увезти от этого красавца, не сводившего глаз с её дочери и улыбающегося так, словно он не сомневается, что в его судьбе всё решено. Пусть бы дело было только в нём, пусть окружающие видят, каким успехом пользуется Элиза у молодых людей, но дочь совсем забылась и ни от кого не скрывала счастливой улыбки и ответных взглядов. Ничего не могла Энн поделать и воспротивиться решению молодежи в продолжение праздника уехать с утра в дальний лес. Рядом с Элизой будет Роберт, он не допустит недозволенного. И Керри вдруг к ее радости стала «взрослой девочкой», которой пора отправляться на прогулки.

— Керри, только всё время держись возле Элизы, — с улыбкой наставляла мать. — Она у нас девушка правильного поведения, знает, что и как положено делать, так что приглядывайся, учись. Обещаешь маме?

Керри была готова согласиться на что угодно! Настоящий пикник на природе! Без присмотра взрослых и их одергивающих взглядов!

— Мамочка, а ты почему не поехала домой утром? Ты же говорила, что будут попутчики и проводят тебя.

— А мы вечером поедем все вместе. Я буду ждать своих деток здесь, как же мы друг без друга?

Ожидание вечера для Энн было мучительным. Она почти ни с кем не общалась, только по необходимости поддерживала разговоры за общим столом. Ее сплошь окружали люди того семейства, член которого пробует вплотную приблизиться к её дочери. Нет, она не беспокоится. Сейчас главное, чтобы не пошли компрометирующие разговоры, остальное — ерунда. Её материнское решение весит очень много!

Энн украдкой всматривалась в членов этой семьи и сердито отбрасывала мысль, что новая жена Фреда держится почти безупречно. Почти, потому что её неприкрытая нежность, довольная улыбка после неподобающих возрасту взглядов Фреда, были очень откровенными, а настоящая леди себе этого позволить не могла.

Попытки Джона наладить контакт с родственницей, державшейся на отдалении, ни к чему не приводили. После любезных, но холодных ответов Энн он понятливо улыбался, словно говорил: понимаю, понимаю — недостоин. Все это очень раздражало Энн, и она принималась сожалеть, что вовремя не уехала, но утешалась тем, что так героически жертвует своим достоинством ради дочери.

Никакие уговоры вернувшейся компании остаться ещё на вечер на Энн не подействовали.

— Роберт, ты, как никто другой, должен понимать, что нам необходимо вернуться домой сегодня.

Она говорила мягко, но глаза смотрели укоряюще.

— Керри, девочка, — тихонько приговаривала Энн, — не такое уж великое событие произошло в эти дни, что нужно так широко праздновать. Это не то, чтобы я хотела для вас, мои красавицы.

— Здесь всем нравится, — слабо защищалась Керри, — все такие веселые. Когда мы ещё так повеселимся?

— Я обещаю, что праздники в вашу честь будут намного веселей и приличней.

Элизе мать не сказала ничего, но посмотрела так, что у той упало сердце. Теперь Энн могла не скрывать своего отношения к происходящему. Наоборот, пусть видят, что свою позицию она не сдаст.

Просто так уехать Энн не могла. Никому не позволено даже думать, что она оставит всё, как есть. Каждый должен знать свое место, она не престанет об этом повторять.

Пока девочки отправились собираться домой, Энн подошла к Эдвину.

— Дорогой, проводи меня в свой кабинет и скажи кузену Анетты, что я хочу с ним поговорить.

Георга Энн встретила стоя, заговорила, едва он вошел.

— Вы живете далеко отсюда?

— Полдня дороги к северу.

— Когда вы сможете принять меня по неотложному делу?

— Если что-то срочное, давайте поговорим сейчас.

Энн не моргнула.

— Когда вы сможете принять меня?

— В любой день, когда вам будет угодно.

— Я приеду в течение недели.

Энн села, давая понять, что разговор окончен.

— Я буду вас ждать. — Георг склонил голову и вышел.

Энн сжала губы. Да, она потратит день на дорогу туда и обратно, окинет презрительным взглядом этого Георга со всем его окружением, чтобы не нужно было тратить слов, чтобы сразу поняли и не смели больше близко соваться и мечтать о девушках, подобных Элизе.

Энн не признавалась себе, что её раздирает любопытство, хочется взглянуть хоть глазком, что такое эти Смиты, нарушившие покой её общества.

Георг и его дядя Джон так похожи друг на друга — высокие, статные. Этот Джон… Энн часто ловит на себе его взгляды. Чего он хочет? Считает себя неотразимым мужчиной, полагает, что способен сбить с толку её — глыбу из глыб? А Элиза — молодая, беззащитная, ясно, что такое внимание ей льстит.

Молодежь шумно распрощалась друг с другом. Артур собирался отъезжать гораздо позже и заработал укоризненный взгляд от Энн. С другими членами семьи Энн распрощалась радушно, ещё раз подчеркнув этим свою воспитанность не в пример «некоторым». Очень галантно выглядел Джон, и Энн показалось, что он задержал её руку чуть дольше приличного. Да еще посмотрел взглядом без своей обычной усмешки — взглядом заинтересованного мужчины. Какие выдумки, что от таких взглядов падает сердце!

Просто чуть сбилось дыхание от порыва ветерка. Подумаешь…

Глава 15

— Здравствуйте. Вы, кажется, Джон — родственник Георга?

— Родной дядя. Впрочем, вы это прекрасно знаете без подтверждения. Мы встречаемся не впервые.

Энн не отреагировала на замечание.

— Я договаривалась с Георгом о встрече. Будьте добры, проводите меня к нему.

— Георг отсутствует, попросил меня передать свои извинения. Уехал по неотложному делу, которое нельзя отодвинуть. Просил меня занять вас до его возвращения.

— Конечно, дело отложить нельзя, а мою просьбу о встрече, оказывается, можно. Это еще одна тема для размышления. Я не собираюсь действовать так, как удобно ему. Я полагаю — вы старший рода, поэтому придется вам выслушать меня.

— С радостью! — обрадовано ответил Джон. — Пройдемте в дом.

— И не подумаю. Я прибыла не для дружеской беседы, а высказаться смогу и стоя.

— Не хотите в дом — милости просим в беседку. Мне хочется, чтобы вам было удобно.

— Мне будет удобно в том случае, если ваш племянник оставит в покое Элизу. Он действует недопустимо, увлекая за собой юную доверчивую девушку. Так недалеко и до беды.

— Беда — это любовь? — серьезно спросил Джон, пряча в глазах искорку смеха.

— Высокие слова здесь абсолютно не уместны. Да и что такое любовь? Сказки для таких неопытных, как моя Элиза. Вряд ли члены вашей семьи в выборе спутников по жизни руководствовались только любовью, а не другими побуждениями. А я говорю о жизни, о правилах и хорошем тоне.

— А о счастье?

— И о счастье тоже. О настоящем, которое дает только положение в обществе, о равноправном браке и уважении друг к другу, как к членам единого общества.

— Простите, Энн, а трепет любви и высокие чувства вы исключаете из понятия счастья?

Энн чуть отступила, печально закивала головой.

— Теперь понятно, откуда у вашей семьи такое отношение к важнейшей из проблем. Для вас нет ничего запретного, правила вас не волнуют. Вперед, за сердцем, в семьи, куда вам закрыта дорога. А я пытаюсь достучаться. Почему вы улыбаетесь? Что смешного я говорю?

Джон развел руками.

— Ничего смешного. Просто передо мной стоит безумно симпатичная женщина, которая от гнева сверкающих глаз выглядит еще привлекательнее и, осознавая это, злится еще больше.

— Что? — Энн буквально потеряла дар речи и некоторое время молча смотрела на Джона. — Вы…Вы не должны так говорить.

— Почему?

— Это неприлично! Мы с вами едва знакомы.

— Простите — неприлично говорить женщине, что она симпатичная?

Энн сжала губы.

— Я поняла, что мои попытки решить жизненно важный вопрос безуспешны. Но настаиваю: услышьте меня! И предайте своему родственнику, что я не допущу его общения с моей дочерью. Почему вы меня не слушаете? Что вы делаете?

Джон взял Энн за руку и слегка сжал.

— Вы так грозно машете ручкой, а она не создана для этого. Мягкая, нежная, предназначенная для поцелуя.

Энн резко выдернула руку.

— У вас никакого понятия, как нужно вести себя с дамой. А еще делаете попытки прорваться к нам. Попытки ваших родственников, не спорю, увенчались успехом, который я не понимаю и осуждаю. С моей семьей это номер не пройдет.

— Объясните мне, дорогая, для чего делать Элизу несчастной?

Энн гордо вскинула голову.

— Я вам не дорогая! И я лучше знаю, что нужно для счастья дочери. Позже она поймет и будет благодарить меня. А вы, вы зачем так смотрите?

— Мне нравится на вас смотреть. На потемневшие глаза, губы, которые вы упрямо пытаетесь сжать, а им так хочется быть мягкими, податливыми.

— Я очень жалею, что приехала сюда. Только попытки вразумить вас ради дочери удерживают меня здесь. Какие еще найти слова, чтобы достучаться до вас?

— Если можно — нежные. Вы ведь это умеете?

— Знаете, что удерживает меня от пощечины по вашему ухмыляющемуся лицу?

— Боязнь осквернить себя прикосновением к недостойному? Или страх, что я разомлею от прикосновения вашей ручки и припаду к ней губами?

— Вам еще будет стыдно за ваши слова! Прощайте!

— Я провожу вас, Энн, до экипажа. А еще лучше — останьтесь. Погуляем по саду, ведь погодка — чудо! Поговорим о жизни. Я бы с удовольствием прошелся с вами под ручку. Не удержался бы и сжал ее сильнее, чем позволяет приличие вашего общества.

Энн резко обернулась.

— Вот такими сладко обманчивыми речами вы заарканили бедного Эдвина, Фреда, Артура!

— И вы полагаете, что они несчастны?

— Несчастны будете вы, если посмеете еще хоть раз приблизиться к Элизе.

— Я же говорил: вы прекрасно осознаете, как привлекательны в гневе и используете это беспроигрышное оружие! Я сражен в очередной раз и, надеюсь, не в последний.

Энн вновь поджала губы и, больше не проронив ни слова, уехала.

* * *

Сон был не совсем понятным, но не тревожащим, обыкновенное ночное повествование без ярких запоминающихся картин. Артур дышал ровно, первая утренняя свежесть ласково касалась лица. Потом в сон вплелось что-то необыкновенно теплое, слегка волнующее и желанное. Лицо Артура осветилось улыбкой сонного беззаботного младенца, и он поплыл по волнам тепла и уюта. Его слегка качало и, наверное, от этого начала кружиться голова и пылать тело. Когда волна наросла и почти захлестнула, Артур выкарабкался из объятий сна и понял, что не один.

— Что? — срывающимся голосом спросил он.

— Тише. — Голос Алисии обволакивал и заставлял слушаться. — Спи, я буду с тобой во сне.

Руки Алисии ласково и жадно скользили по его телу. Вот отчего истома, заставляющая сглатывать в горле комок. Расслабленное во сне тело с радостью принимало ласкающие движения рук, еще не готово было отвечать, но глубоко внутри уже просыпался огонек, слабенький, пока поддающийся разуму.

Артур попытался оттолкнуть Алисию.

— Зачем ты здесь? Уходи.

Алисия перехватила его руки, сжала, поднесла к лицу и поочередно поцеловала.

— Ты обещал. Не отказывайся, пусть эта ночь будет нашей.

Она поднесла его руки к своей груди.

— Смотри, они ждут тебя, твоих прикосновений, ласки.

— Ты сошла с ума. — Артур пытался протестовать, но огонек, разгоравшийся сильнее, обжигал, лишал воли.

— Не думай ни о чем. — Алисия уже поняла, что выиграла.

Быстрым движением стащила с себя легкую рубашку, прижалась грудью к лицу Артура, ее руки не оставляли его разуму ни одного шанса.

— Главное, не вини себя, ты ведь обещал сделать это ради своей любви к Дженни, ты достиг того, к чему стремился.

Он верил её словам, потому что хотел верить, а это сейчас было удобно.

— Только поэтому, — успел выдавить он из себя и провалился в сладость поцелуя, затягивающего, поглотившего собой последнее сомнение.

Свежий ветерок напрасно посылал прохладные струйки в приоткрытое окно, они разбивались о разгоряченные тела, рассыпались, наткнувшись на стену чувственности.

Они долго лежали, не произнося ни слова. Алисия уткнулась в грудь Артура и укрыла его тело своими густыми чарующими волосами.

Первым заговорил Артур.

— Тебе надо идти.

— Век бы лежала с тобой. Не хочу, чтобы этот сладостный миг заканчивался. Я рада, что ты узнал, какой бывает по-настоящему любящая женщина.

— Мы не будем больше возвращаться к этому разговору.

Алисия приподнялась и с улыбкой посмотрела на Артура.

— Будем, — прошептала она, как маленькому. — Разве ты сможешь отказаться от моей страсти и пойти против своего желания? Нас ждет много чудесных ночей.

— Алисия, ты говоришь ерунду.

— Не лги себе. Ты всегда жаждал меня, даже когда удобно спрятался за мечты о другой. Да разве можно меня не хотеть? А я не могу не хотеть тебя. У нас впереди столько прекрасного! Давай сегодняшний день посвятим друг другу. Умчимся туда, где никого нет. Я подарю тебе настоящую любовь среди первозданной природы. Разденусь и буду скакать на лошади среди высоких трав, а ты залюбуешься изгибами моего трепетного тела, ждущего тебя. Искупаюсь в озере и выйду к тебе с капельками воды на горевшем теле, и ты осушишь их губами. Мы подарим друг другу сладость среди ароматных цветов, я буду твоей каждой частицей тела. Я научу тебя любить женщину, ты еще толком не знаешь, что такое мои руки и губы. Согласен?

— У меня много дел, отец вернется не скоро.

Алисия засмеялась.

— Конечно, управляйся с делами, только быстро. Я пойму, когда можно поманить тебя за собой. И тогда…

Алисия приподнялась, жадно осмотрела его тело. Под ее взглядом глаза Артура вспыхнули, он тут же закрыл их, чтобы, не отвлекаясь, слушать начинающуюся песню рук Алисии.

***

С самого утра Элиза ощущала на себе изучающие взгляды матери, словно та порывалась затеять разговор, но пока не считала нужным. Элиза поняла: это из-за Георга. На вечере она старалась не обращать внимания на предупреждающие строгие взгляды, знала: мать не посмеет вмешаться, чтобы не привлечь внимания к дочери и всей душой отдалась общению с Георгом.

Боялась ли она предстоящего разговора? Нет. Ее любовь не вызывала сомнений, сердце полностью принадлежало любимому. Элиза твердо решила бороться, отстаивать чувства. В тот вечер Георг впервые поцеловал её. И Элиза, получившая самое строгое воспитание, постигшая, как должна вести себя девушка из хорошего общества, не делала ложной попытки оттолкнуть его, отшатнуться или хотя бы изобразить сгоравшую от стыда девушку.

Как можно контролировать чувства, когда руки не слушаются, тянутся друг к другу, когда великая сила природы учит, что такое поцелуй и как почти не задохнуться от необычайных ощущений, не умереть на месте?

Вёл бы себя Георг иначе, будь воспитан в более строгой среде? Ведь так трудно сдерживать бурю чувств внутри, подчинять её определенным правилам! Иногда Элизе казалось, что подтверждение её размышлениям — Роберт. Они не были особо откровенны друг с другом, но очень часто в глазах брата она видела затаенную боль. Кто-то остался там, далеко, где Роберт провел несколько лет? Временами думалось, что дело в его отношении к Дженни. Рядом с ней брат становился окрыленный, необыкновенно легкий и счастливый. Когда Роберт вернулся, Дженни гостила у них. Какое чудесное было время, каждый день вспоминается, как необыкновенно приятный. Потом удивление Роберта по поводу отношения Дженни и Артура, изменение его поведения. Внешне все было почти не заметно, та же веселость, смех, но Элизе казалось, что всё было немного наигранно. Впрочем, это были только мысли, попытки забраться глубже в психологию чувств, чтобы ещё больше поверить своему любимому, трепетно хранить в душе радость от взаимности.

На что обрекают себя двое, тянувшиеся друг к другу, но ограниченные рамками приличия? Не узнать. Это — тайна каждой пары, но вряд ли истинные чувства могут удержать размышления о приличиях.

Энн все-таки нашла время, видимо решив, что долг матери превыше всего.

— Не буду ходить вокруг да около. Я поняла, что ты сделала выбор. Сразу скажу: он не просто неудачный, он — не влезающий ни в какие рамки. Надеюсь, я видела тебя рядом с тем человеком последний раз. Ты меня понимаешь?

— Конечно, — Элиза обняла мать. — Но мамочке хочется видеть свою дочь счастливой?

— Об этом я и пекусь. Для этого живу, ради вас, дети, и для вас.

— И я буду счастливой! Потому что мне подсказывает это мое сердце.

— Сердце может ошибаться, как в данном случае. Что у тебя общего с этим Георгом? Вас ничего не может связывать, вы слишком разные.

— Ты его совсем не знаешь. Мы с ним смотрим на мир одними глазами и дышим в унисон. Ах, мамочка, я словно заново родилась.

— Элиза, Элиза, так говорят все молоденькие девушки. Им свойственно желать этого чувства, они находят его порой в самых неподходящих местах. Ты подумай, какая глупость: отказать Артуру и тут же уцепиться за первого встречного. Я понимаю, что ты, сделав неверный шаг, пытаешься спастись от съедавшей тебя ошибки таким нелепым образом и доказать себе, что была права. Это неверный путь. Никто не знает, что ждёт нас впереди. Артур еще не женат, нет нужды впадать в крайность.

— Это не крайность. Я же объяснила…

— Изволь дослушать, — перебила Энн. — Мы всё поправим, но ты должна быть безупречна, тогда у Артура не останется сомнений. С одной стороны, это неплохо, что ты на глазах у него якобы уделяла внимание другому, но теперь хватит. Больше никаких попыток, забыть, не вспоминать, остальное предоставь мне.

— Мама, — удивленно смотрела на нее Элиза. — Неужели ты не оставила надежды прибрать Артура к рукам? Это уж слишком. Он любит Дженни, они такая счастливая пара

. — Видела я их счастье, — фыркнула Энн, — всё на поверхности, напоказ. Меня не обманешь счастливым смехом и весельем. Это как в омут с головой. Артур — с горя, а она, эта девчонка? Не любя, просто из вредности и похвальбы, что удалось заполучить лучшего жениха округи. А сама, небось, сохнет по другому, который не захотел ей поддаться, потому что кое-что имеет в голове. Так что, девочка моя, слушай маму. И обещай, что будешь следовать моим наставлениям. Отныне Георга в нашей жизни нет, так?

— Я тебе этого не обещаю.

— Ты же хорошо меня слушала.

— Мамочка, я его люблю.

— Люблю… Люби, но жизни своей не ломай. Все утрясется, мечты пройдут. Ты виделась с ним у Эдвина? Значит, не будешь туда ездить. Соскучатся, пусть приезжают к нам. Без того человека, разумеется. Видишь, как хорошо мы поговорили, больше к этому разговору возвращаться не будем.

— Мамочка, послушай меня.

— Всё. — В голосе Энн появились ледяные нотки, и она отбросила от себя руки дочери. — Я сказала: без возврата. Ты знаешь, какая я бываю, приняв решение. Больше ни одного слова и ни шагу из дому. А, ну, подними глаза. Слёзы? Ну, милая, тем более я настаиваю на своём. Иди к себе и обдумай наш разговор. В нем только моя правда, никакой другой. Хочется тебе или нет, ты примешь её.

Глава 16

Когда Энн сообщили, что приехал Джон Смитт, она очень удивилась.

— Кто? — Тут она нахмурилась и высказала горничной, словно та была виновна в случившемся. — Я не получала уведомлений о визите. И эта беспардонность врываться без предварительной договоренности мне совсем не нравится, милочка. Недопустимо!

— Я скажу, что вы не принимаете.

— Только так! Впрочем, подожди. Если они не имеют понятие, что такое хороший тон, мы не должны уподобляться им. Что сказал этот мистер Смитт?

— Сказал: прошу передать, что очень хочу видеть хозяйку этого дома.

— Мало ли, что очень… Ну, пригласи его в гостиную, пусть ожидает. Не думаю, что заявился без дела. — И добавила тихо, когда горничная ушла. — Хм, очень…

Тут же взяла себя в руки и, высоко подняв голову, прошла в свою комнату.

Энн присела на кресло и замерла. «Выдержу время, — решила она, — пусть не думает, что брошусь навстречу после его возмутительных слов».

Неожиданно для себя Энн почувствовала, что краснеет. Этого еще не хватало!

«Он же приехал по-поводу Элизы», — мелькнуло у Энн, и она покраснела еще больше, поняв, что о дочери, как причине визита Джона, у неё даже не мелькнуло мысли. Первым делом вспомнились его дурацкие рассуждения о глазах, руках.

Все внутри Энн возмутилось правде мыслей. Она взяла себя в руки, чуть-чуть постояла у зеркала, наблюдая, как под действием внутренней силы лицо принимает привычную окраску и, не мешкая, пошла в гостиную. Войдя, холодно кивнула, проговорила:

— Присаживайтесь.

Села неподалеку.

— Я надеюсь, что вы не забыли нашу недавнюю встречу и мою настоятельную просьбу по поводу вашего племянника. Вы ведь привезли мне утешительный ответ, это так?

— Вы правы, я не забыл встречу с вами. Приехал извиниться, что отнесся не очень серьёзно к вашей просьбе. Вы же ждали от меня помощи, а я не смог успокоить вас.

— Я принимаю ваши извинения, так как у меня много дел и слушать дальнейшие ваши рассуждения у меня нет времени. И хотя вы говорили возмутительные вещи, я выбросила их из головы и говорю: вы прощены.

— Вы меня не поняли. Я извиняюсь за то, что не поддержал ваши материнские страхи, а слова я назад не беру, и мне жаль, что вы выбросили их из головы. Я, напротив, не могу их забыть и сожалею, что был недостаточно убедителен, позволил вам принять их с обидой и возмущением.

Энн подавила в себе желание вскочить. Сидя, послала Джону холодный взгляд и, показывая, что пропустила его слова мимо ушей, спросила:

— Что решил ваш племянник?

— Я не говорил с ним. Он приехал вчера поздно вечером, а я утром уже уехал сюда.

Энн была поражена.

— В таком случае я не совсем понимаю цель вашего визита.

— Увидеть вас, — просто ответил Джон.

— Вы опять? — на этот раз Энн вскочила. — Я не давала повода так нахально разговаривать со мной. Это на вашей территории вы могли вести себя по-хозяйски и нести разную чепуху, а здесь прошу не забываться и хотя бы ради приличия не распускать свой язык.

— Не буду, — кротко согласился Джон. — А знаете, почему? Нет, не из-за приличия. Вы меня сбиваете с толку. Обычно женщины по-другому принимают комплементы.

— Мне ваши сомнительные комплементы не нужны.

— Да, да, помню: я не из того общества, где понимают, что такое чувства. Только почему для вас что-то сомнительно? Я говорю искренне, от души. Мне так хочется, чтобы вы воспринимали всё по-другому.

Джон подошел и поцеловал Энн руку.

— Вы посмотрите на него, — Энн выдернула руку. — Что вам даёт право так вести себя?

— Не очень понятное мне желание засыпать вас самыми лучшими словами. Но, если хотите, сменим тему. Покажите мне ваш сад. Дженни так расхваливала его.

— Ну, знаете… — Энн помолчала. — Хорошо, у меня есть несколько минут. А то причиной следующего визита выдвинете то, что я не исполнила вашу просьбу, и вы не могли заснуть, думая о моём саде. Идите за мной.

Она быстро двинулась вперед, пошла прямо, не оборачиваясь. Джон шел на почтительном расстоянии, молчал. Через некоторое время Энн обернулась.

— Не слышу восхищенных восклицаний. Ваши надежды не оправдались?

— Можно я заеду за вами вечером, приглашу покататься?

— Нельзя.

— Я покажу вам удивительно красивые места. Отдохнете от дел, полюбуетесь природой. Что в этом плохого?

— Вам понравился сад? Довольны осмотром?

— Да, мне всё понравилось.

— Рада, что удовлетворила ваше любопытство. Но больше не могу уделить вам времени ни сейчас, ни потом. Вам пора. Являться без предупреждения и затягивать визит неприлично.

Джон громко рассмеялся.

— Вы удивительная. Не можете сдерживать слов, напоминаете мне вновь и вновь о моем несоответствии вашему обществу. Не находите, что вот это действительно неприлично? А меня упрекаете, что не могу сдерживать хвалебные слова в ваш адрес.

— Я не беру в расчет никакие слова, вырывающиеся из ваших уст.

— Жаль, — искренне произнес Джон.

— Позвольте распрощаться с вами здесь.

— А вы позвольте пылкий поцелуй на дорожку?

— Не смейте приезжать вечером. Я еще разговорю: нет.

— Может, на всякий случай заехать? Вдруг передумаете, а я не узнаю об этом.

— Почему вы такой самонадеянный? Разве я даю повод?

— Мне дают надежду искорки, вспыхивающие в глубине ваших глаз. Их вы не можете контролировать. Затаенное ожидание, а в вашем «нет» я слышу только желание казаться решительной.

— Прощайте, желательно навсегда. Я не хочу продолжать с вами общение. У себя я вас больше не приму.

— Спасибо, что смогли мне уделить немного времени. Извините за причиненные неудобства. Мне не нужно было приезжать, но что поделаешь, если человеку свойственно совершать безрассудные поступки. Прощайте, Энн.

Джон развернулся и пошел к воротам.

***

Артур горячо взялся за дела, стараясь в хозяйственном порыве заглушить мысли, которые вновь и вновь возвращали его к разгоряченным телам, смятой постели, сладости, от которой кружится голова. Он временами стряхивал оцепенение, возвращался к обидам, причиненным ему Алисией, но они не теснили грудь, как прежде, не давали нужного эффекта.

Артур со злостью сжал губы: неужели он больше не сможет ее оттолкнуть? Ведь были силы для этого и стойкая убежденность: никогда. Алисия всегда позволяла делать то, что хотелось ей, неужели он вернется к этому? Нет, пусть и сама испытывает боль отвергнутой сейчас, когда решила, что он ради нее готов на всё. Это даже хорошо, что ночью они были вместе. Самовлюбленная и уверенная в своих чарах, Алисия больней упадет с высоты своих самомнений. Больше не обращать на нее внимания!

К его разочарованию, Алисия словно не замечала хозяйского рвения и его отказа пообедать вместе, сославшись на то, что перекусил на пастбищах.

Во второй половине дня Алисия попросила конюха:

— Приготовьте мою лошадь. Вместо послеобеденного сна прогуляюсь по лесу, подышу.

Не глядя на Артура, отъехала от имения, но прежде, чем скрыться, обернулась и потянулась так томно, что у Артура задрожали ноги.

Он не долго боролся, схватившись за мысль: «Поговорю с ней серьезно, нужно прекратить это раз и навсегда», неспешно запряг лошадь, несколько раз объехал вокруг двора, словно просто разминаясь, потом так же не спеша направился к лесу.

Алисия ждала его.

Артур ожидал увидеть торжествующую усмешку, настроился в ответ бросить оскорбительную ухмылку, но Алисия смотрела мягкими блестевшими глазами. Она была женщиной ждущей и зовущей. Развернулась и поехала глубже в лес, не оборачивая головы и не делая попытки принять соблазнительную позу.

Артур сильнее стиснул поводья и усилием воли перевел взгляд на проплывающие мимо деревья.

Алисия спешилась, прислонилась спиной к дереву.

— Иди ко мне, — срывающимся голосом прошептала она.

Артур покачал головой, напряженно проговорил:

— Ты выслушаешь то, что я скажу.

— Потом выслушаю. Иди сюда, пожалуйста. Просто спрыгни на землю, ни о чем не думай, доверь своим рукам — они знают, чего хотят.

— Ты разрушила мою жизнь, — произнес Артур, — такими же речами заманила отца, а теперь хочешь и ему сделать плохо.

— Причем тут твой отец и любовь, глупенький, — мягко улыбнулась она.

— Ты так же улыбаешься ему каждую ночь, так же отдаешь жар своего тела и заставляешь забыть обо всем.

— Не ревнуй. — Алисия стала приближаться.

— Я не ревную, много чести, — крикнул Артур, подавляя желание отступить и тем самым выдать, что боится откликнуться на ее зов.

Алисия подошла и за руку потянула его с лошади.

Артур спрыгнул, несильным движением попытался вырвать руку, но Алисия и вторую сжала крепко и горячо.

— Да, ты не ревнуешь, ты горишь в негодовании, что я такая же с другим, как и с тобой. Только все это чушь. Я просто с ним сплю, выполняя супружеский долг. Никогда, слышишь, никогда не хотелось мне исследовать руками каждую частичку его тела. Никогда не хотелось уткнуться лицом между ног и заснуть так, улыбаясь от счастья. Я и не знала, что бывают такие желания. Вот сейчас ты поцелуешь меня, и я растворюсь в твоих руках. Буду трепетать только для тебя. Неужели ты еще не понял, что моя грудь, бедра, ноги созданы для тебя? Когда я обхватываю тебя ногами и чувствую твою силу и желание, я умираю вместе с тобой от наслаждения.

Алисия отпустила руки Артура, глядя ему в глаза, расшнуровала корсет, и платье упало к ногам.

Артур не в силах был отвести взгляда от ее белоснежного тела, налитого силой любви. Он не посмел воспротивиться, когда она стала раздевать его, целуя каждый кусочек освобождающегося тела. Его руки действительно знали, чего хотели. Они ждали этого всегда.

Алисия нежно перебирала кудри Артура, а он доверчиво уткнулся ей в плечо и закрыл глаза. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь деревья, ласкали обнаженные тела, прыгая зайчиком с одного места на другое, повинуясь покачивающимся ветвям.

— У меня к тебе просьба, — тихо говорила Алисия, касаясь губами его волос. — Не пытайся больше оттолкнуть меня. У нас так мало времени, чтобы любить друг друга. Потом приедет Говард, неизвестно, когда ещё представится возможность остаться наедине. Пусть это время будет нашим, оно останется самым прекрасным в моей жизни. В твоей тоже, я знаю, что говорю. Желать человека и достичь его, не смотря на препятствия — это подарок судьбы. Нельзя от этого отказываться, судьба не простит. Ты меня слушаешь, родной?

— Твой голос завораживает, ему нельзя не подчиниться.

— Это потому, что ты хочешь его слушать. Тягу не перебороть никакими мыслями и обидами. Поверь, ни с кем тебе не будет так хорошо, как со мной. Наши тела созданы быть вместе, всех остальных женщин ты будешь сравнивать со мной, они неизменно останутся в проигрыше. Будь готов к этому заранее, чтобы избежать разочарования.

— Ты очень опытна в таких делах, а я не приветствую опыт. Хочется искренности и чистоты.

— Никакая я не опытная. Знания, воспитание, вложенные в мою голову, выработанная линия поведения не принесли счастья. Одна только видимость, богатство, положение. А душа просит настоящей любви. И я узнала её. Артур, я ведь люблю тебя. Всегда думала, что такое бывает немного по-другому. И вот — скрутило, понесло. И я такая счастливая, что лежу сейчас на смятой одежде, что твоя рука сдавливает мою грудь, а губы тихонько целуют шею. Артур, давай уедем в город. Весь дом будет в нашем распоряжении. Мы сможем сутками не одеваться, не оглядываться на хозяйские дела и любить, любить друг друга бесконечно.

— Нельзя, там слуги, наше заточение покажется подозрительным. Я буду любить тебя бесконечно в этом лесу, на берегу озера — ты мне обещала.

— Хорошо, любимый. А все ночи будут нашими. Я покажу тебе, как умеет любить женщина.

— Неужели я еще не всё испытал? — Артур приподнялся и впился в губы Алисии.

Горячая волна накрыла их с головой.

— Глупыш, — рассмеялась Алисия, — у нас с тобой столько всего впереди. Я обещаю, что каждый последующий миг будет прекраснее предыдущего. Иди ко мне скорее. Твоя Алисия ждет тебя и любит, любит…

* * *

— Дженни, ну где ты ходишь? — Анетта махнула рукой. — Приезжал посыльный от Артура.

— Он привез письмо? — Дженни оглядела столик с корреспонденцией.

— Нет. Передал на словах извинение, что не смог приехать вчера, был очень занят.

— Да-да, — Дженни заметно сникла. — Он говорил, что отец уезжает и всё остается на нём. Только обещал, что визиты не прекратятся.

— Вот ты и загрустила, — тепло улыбнулась Ани, — А ведь не виделись всего один вечер.

— Не загрустила, хотелось поддержать в руках весточку от него.

— Ты совсем еще девчонка! — обняла ее сестра. — Не идет тебе быть невестой. Еще не прошла через период: записочки — цветочки. Вот и мечтаешь об этом. Артур — деловой человек, у него каждая минута в цене.

— Любовь должна быть выше дел. Всего минутка нужна, чтобы написать: скучаю, жду встречи. Ну, почему он это не сделал? Я ему устрою.

— Готовишь первую семейную сцену? Не получится. Знаешь, как сладка бывает встреча после ожидания? Ты в один миг простишь его и забудешь слова, которые выискиваешь сейчас в своем словарном запасе.

— Я все понимаю, моя Анетточка. Жила, как по расписанию: вот сейчас уже приедет, погуляем, поцелуемся.

— Дженни, ну, кто об этом говорит? — всплеснула руками Анетта.

— А ты разве не целовалась с Эдвином до свадьбы?

Почему так замерло сердце в ожидании ответа?

— Нет. Это же не прилично.

— Врешь ты всё, просто говоришь, как старшая сестра, которой положено воспитывать меня вместо мамы.

— Хорошо, признаюсь: был поцелуй, но в щечку, скромно, несмело, и я после этого покраснела до слёз. Эдвин потом долго не решался повторить попытку, видя мои мучения.

— Не интересно. — Глаза Дженни слегка затуманились. — Первый поцелуй должен быть неудержимым, горячим, неподвластным стыду и раздумью.

«Вечерняя полянка с одуванчиками…Я узнал, что такое настоящее…»

— Боже, какая романтика! И, конечно же, обязательно — луна, звезды? — рассмеялась Анетта.

Вошел Эдвин.

— Что-то вы засмущались при моем появлении. Я помешал?

— Нет, нет, — Ани за руку втянула его в комнату. — Это Дженни заряжает романтикой и мечтами юной леди.

— И о чем разговор? — Эдвин присел на диван, обнял Анетту.

Дженни присела на ручку кресла напротив. Ей хотелось держаться независимо, но слишком уж колотилось сердце, она боялась встретиться с Эдвином взглядом. Давно такого не было.

— О романтике поцелуя. И выяснили, что эта романтика для каждого человека разная.

— Выходит, вышел спор?

— Обмен моим опытом о первом самом чудесном для меня поцелуе сюда, — Ани ткнула себя пальцем в щеку, — и тем, как это представляет себе Дженни. Расскажи, — обратилась она к сестре.

Повисло молчание. Дженни не поднимала глаз, Эдвин не задавал вопросов.

Анетта поднялась.

— Ох, ну и разговор у нас. Засмущали девочку. Извини, сестрёнка, для меня это неожиданно, ты только что так горячо доказывала своё. Это от тоски по Артуру, — объяснила она Эдвину. — Молодой человек ошибочно не написал пространного объяснения о вчерашнем отсутствии, Дженни развела целую теорию, распалилась. О, Дженни, ну что ты, не надо.

Анетта подбежала и вытерла слезинки, которые невольно потекли по щекам Дженни.

— Я не думала, что тебе так плохо. Да-да, поплачь, обида выйдет вместе со слезами.

Ани прижала сестру к себе и махнула рукой Эдвину: уйди.

Эдвин некоторое время не двигался, молча смотрел на Дженни, а взгляд был пустой — ничего не прочесть.

Глава 17

В имении стояла тишина, словно всё замерло в ожидании. Не было слышно особого визга во дворе, когда шалила Керри. Девочка весь день просиживала на скамье в тени склонившихся деревьев с подругой — дочерью кого-то из прислуги, но, видимо, доверенной, так как мать не запрещала дочери общаться с ней. Как когда-то Дженни и Милена, они с упоением обсуждали дела любви, которая пока была лишь в их воображении и желаниях. Керри непременно вставляла: «И когда у меня будет такой жених, как Артур…», а подруга отстраненно произносила «мой будущий жених». И пока эти женихи были только в мечтах, девочки часами обсуждали грядущее счастье.

Элиза порывалась вновь поговорить с матерью, припасла новые, как ей казалось, более весомые слова в защиту своей любви. Дневной визит Джона давал ей некоторую надежду, она видела, что мать разговаривала с ним вроде бы спокойно, даже беседа во время прогулки в саду выглядела мирно. Но Энн о разговоре ничего не сказала, и сейчас Элиза не могла выбрать момент, так как мать не обращала на неё никакого внимания. Это можно было истолковать, как нежелание продолжать с дочерью какой бы то ни было диалог, но Элизе так не казалось. Она никогда не видела мать такой. Энн усиленно занималась рукоделием и время от времени поглядывала на часы и словно сердилась на себя за это. Один раз даже решительно отбросила вязание и ушла из комнаты. Её сердитый голос грозно раздавался в хозяйской части дома. Через время Энн вернулась в гостиную, вновь взялась за спицы. Теперь на часы она смотрела с определенными периодами, дав себе слово: гляну только тогда, когда начну новый цвет в рисунке. В такие моменты спицы мелькали быстрее, но Энн усилием воли замедляла их и подолгу изучала давно известную схему рисунка.

Давала ли себе отчет Энн в том, что ждёт вечера? Нет. Она гнала мысли прочь, когда отвлекшись от обороны, принималась рассуждать, какими словами начнет возражать приглашавшему на прогулку Джону. Слова были гордыми, красивыми и убедительными. Энн молила Бога, чтобы ей не суждено было их произнести, она ведь не хотела видеть возмутительного человека. И остаток дня она рассуждала, как не желает визита, но не надеется на его порядочность и поэтому размышляла, к которому времени он может явиться. Заранее, чем прилично начинать прогулки? Не явился. В положенное время его тоже не было.

«Пусть не надеется, что поеду с ним, на ночь глядя», — хмурилась Энн.

Тут же вспыхнула: значит, не отвергала случая дать согласие, если бы заявился, как положено приличному человеку и хоть дальнему, но родственнику?

Энн рассердилась на себя за такие мысли, засунула клубки в корзиночку и решительно захлопнула крышку.

— Элиза, — послышался ее голос, — где Керри, почему я её не вижу сегодня?

— Только что сидела на скамье, наверное, убежала с Розой на свою полянку.

— А ты почему такая поникшая? Вы все словно сговорились перечить мне. Все, — подчеркнула она.

— Я просто хотела поговорить с тобой, — произнесла Элиза, понимая: когда мать в таком настроении, разговор лучше не начинать.

— Мы уже обо всем поговорили. А куда делся Роберт? Где он пропадает? Не хватало еще сюрпризов от него.

— Он же сказал тебе, что уехал к дяде Фреду, чтобы тот помог ему разобрать служебные бумаги.

— Он прекрасно может это сделать сам. Зачем ему нужен повод для поездки к Райсам? Ну, почему я должна вникать во все мелочи? Когда дождусь покоя?

— Как только твои дети станут счастливыми, — попыталась начать разговор Элиза.

— Не смей упоминать о той семейке! — взорвалась Энн. — Это не джентльмены, их слово ничего не значит. Их поступки ужасны и не предсказуемы. Ничего хорошего от них не дождешься.

— Мама, — с удивлением смотрела на нее Элиза, — зачем ты сердишься? И как можно судить о людях, которых не знаешь?

Энн хотела что-то выпалить, но благоразумно удержалась. Не хватало еще неосторожно произнести имя Джона.

— Иди к себе и думай о том, о чём приличествует молодой девушке, а не глупо влюбленной особе.

— Ты мне не разрешишь погулять перед сном?

— В саду — пожалуйста, в пределах моей видимости. Иди, я скоро тоже приду в беседку.

Энн уже успокоилась, говорила ровно, и у Элизы вновь появилась надежа, что разговор на волнующую её тему можно будет продолжить.

Энн, оставшись одна, подошла к зеркалу. Интересно, как она выглядит для своих лет? Давно не рассматривала своё лицо так придирчиво, уделяя внимание прическе, наряду, чтобы было так, как полагалось. Обычно оставалась довольна осмотром. Сейчас же особенно внимательно всматривалась в отражение.

«Интересно, что меняется, когда вспыхивают глаза, как постоянно твердит этот человек?»

Энн попыталась нахмуриться, потом удивленно распахнула глаза. Нет, ничего примечательного. Значит, это просто ловкие слова, способные привлекать и дурачить. Нельзя попадаться на эту удочку. Держаться и держаться.

— Виолетта, — позвала она служанку, — я буду в беседке с дочерью. Если кто-то приедет — отзови меня в сторону и только тогда сообщай. Мне не нужны внезапные визиты, это плохая наука для Элизы. Правила должны соблюдаться неукоснительно.

Виолетта позвала её через час. За это время Элиза так и не направила разговор в нужное ей русло, говорили об отстраненном, улыбались набегам Керри, которая с горящими глазами целовала их, сообщала, что сегодня чудесный вечер и вновь убегала.

Энн выдержала паузу, пробурчала для Элизы «никакого покоя» и отправилась за Виолеттой.

— К вам Джон Смитт. Знал, что вы в это время отдыхает в саду, в дом не прошел, сказал, что будет ждать у ворот, чтобы дать вам возможность не прерывать прогулку и пройти к нему туда. Очень любезный господин.

— Мне не нужны твои комментарии. Марш в дом, везде беспорядок, а ты навязываешь свое мнение.

Энн решительно направилась к воротам.

«Раскомандовался! — возмущалась она. — Нужно раз и навсегда дать понять, что со мной так нельзя».

— Добрый вечер, — Джон приподнял шляпу и распахнул дверцу экипажа. — Обещанная прогулка, садитесь.

— От вас не требовалось выполнение обещания, я не приняла его в расчет. Спокойно езжайте дальше, но без меня.

— Без вас не уеду.

— Вы не поняли, я вас прогоняю от своих ворот. Вам всё равно?

— Абсолютно. Останусь и буду петь серенады, восхваляя свою мечту о вас.

— Я ошиблась: вы не просто не джентльмен, вы сумасшедший.

— Я решил действовать, когда понял, что словами вас убедить бессмысленно.

— И как вы будете действовать?

Джон резко шагнул к Энн, крепко прижал её к себе.

— И что вы будете делать в этом случае? — прошептал он на ушко. — Звать на помощь, чтобы все увидели ваш позор?

— Пустите, — прошипела Энн.

— Только если вы сядете в экипаж. Безобидная прогулка, всё, как захотите вы.

Он, не ослабляя рук, приподнял её и посадил на сидение.

— Вот так, вы на моей территории. Буду делать с вами то, что захочу. Считайте это похищением.

Джон захлопнул дверцу и стеганул лошадей.

Энн решила, что визжать и спрыгивать на ходу неприлично. Что делать, она ещё не поняла, смогла только скрыть отсутствие мыслей за каменным выражением лица.

Джон ехал молча, он погонял лошадей так, словно действительно спешил, увозя похищенную даму. Это длилось довольно долго, пока пересекали поле и двигались вдоль леса. Постепенно лошади перешли на спокойный шаг, потом остановились, почувствовав свободу.

Джон спрыгнул на землю и открыл дверцу.

— Выходите. Ну, не упорствуйте, Энн. Раз мы оказались в такой ситуации, пусть даже под действием необдуманного поступка, давайте извлечем из этого выгоду. Чудесная погода, красота вокруг, негромкий шелест листьев разве не располагают к прогулке пешком? Подышим, поговорим. Обещаю не перебивать вас. Идите сюда.

Энн поколебалась, но руку протянула и сошла на землю.

— У вас волосы растрепались от быстрой езды, — просто проговорил он, — Я поправлю.

Осторожно снял шляпку Энн и постарался кое-как приладить выбившуюся прядь. Это у него получилось так мягко и нежно, что Энн не смогла возразить.

— Вы красивая, — так же произнес Джон. — Я вас сейчас поцелую.

Энн смотрела на него широко раскрытыми глазами. Понимала, что нужно протестовать, возмущаться, но внутри все замерло в ожидании. А когда она всё-таки собралась с силами и попыталась что-то выдавить из себя, Джон осторожно прикоснулся к её раскрывшимся губам. Трепет окатил Энн с ног до головы, не давая себе отчета в своих действиях, она запрокинула голову, полностью открываясь для поцелуя, и несмело провела руками по плечам Джона.

— Какие ласковые руки, — прошептал Джон, — какие красивые плечи.

Энн очаровал его голос. Слова уже не казались нахальными, она их хотела, она трепетала.

— Вы ведь не позволите себе ничего плохого? — просительно выдавила она.

— Только с вашего согласия.

Он целовал её руки и гладил от самого плеча до кончиков пальцев. Следующий поцелуй был страстным с обеих сторон. У Энн кружилась голова, а мысли, мелькавшие кашей, не мешали подставлять Джону шею и быть в его руках послушной и податливой.

Разум Энн словно отделился от её тела. Нельзя, нельзя, кричал он, когда Джон взял ее на руки и понёс в лес. Но тело не подчинялось. Она цеплялась за шею Джона и притягивала его губы к своим, и он, шатаясь, шёл и шёл со своей ношей.

Одна из лошадей громко фыркнула, Джон и Энн словно очнулись ото сна. Энн расслабленно разметалась на траве, лицо было необычайно привлекательным, не отягощенным постоянным контролем, что и как сказать.

— Вы красавица, — сказал он и попытался коснуться ее лица губами.

Энн лицо отдернула, села на траве, поправляя корсет и расправляя складки платья.

Джон поднялся, подал руку.

— Вставайте, я отряхну вас.

— Спасибо за предложение, но я сама, — твердые нотки, прозвучавшие в голосе, неприятно подействовали на Джона.

— Что случилось, моя дорогая? Вы сердитесь?

— Оставьте меня в покое. И немедленно отвезите домой.

— Почему так быстро? Давайте прогуляемся, вечер действительно чудесный!

— Я не хочу с вами поддерживать беседу после того, что вы тут натворили.

— Энн, вы меня обижаете. Все было так чудесно! Ну, согласитесь.

— Чудесно? Это всё, — она обвела вокруг руками, — чудесно? На земле, с едва знакомым человеком, не слушая разума?

— А зачем слушать разум? Слушайте своё сердце. Вам не хочется пойти за ним?

— Я должна смотреть на мир и на эту ситуацию ясным разумом. Слушать сердце смешно. Из-за этого в мире кавардак, неразбериха и попрание устоев. Кто-то должен стоять на страже общепринятого.

— Согласен, кто-то должен. Это те, которые обделены счастьем познать любовь, трепет и вынуждены быть ханжами, выдавая свою неудавшуюся личную жизнь за приверженность законам общества. Вы не такая. Вы таете в моих объятиях, растворяетесь в ласке. Разве потеря этого стоит громких слов о чести?

Лицо Энн гневно вспыхнуло.

— Вы просто- напросто дерзите. Ни один порядочный человек не будет говорить даме такие слова. Вы должны быть тактичны. Женщина не должна краснеть по вашей вине.

— Зачем краснеть от правды? Или это у вас от удовольствия? — Голос Джона приобрел иронические нотки.

Энн смерила его с ног до головы уничтожающим взглядом.

— Вижу, вас бесполезно призывать к порядочности. Вот в этом и есть различие между слоями общества. Такому не научить, нужно родиться, чтобы соответствовать требованиям, придуманным не нами.

— Зачем вы говорите это сейчас? — укоризненно, но мягко произнёс Джон. — Бывают моменты, когда не нужно кричать о своих убеждениях. Мы здесь вдвоем, я видел вас настоящую и не хочу принимать другой. Давайте будем друг для друга наслаждением. Чего ещё ждать от жизни в нашем возрасте? Мы оба столько лет провели в одиночестве, зачем же сейчас упускать возможность наверстать то, чего мы за молодостью лет не могли оценить?

— Вы что о себе возомнили? Да я видеть вас не хочу после всего! Представляю, как вы призираете меня за слабость.

Помолчав, Джон усмехнулся.

— Вам нужно моё призрение? Мои ранящие слова? Это возбуждает вас больше, чем ласка? Вас так завело мое грубое похищение, что вы готовы отдаться простолюдину, ощутить на себе руки, мнущие тело с белой кровью, проникающие туда, о чем таким, как вы, не позволено думать? В следующий раз, а я не сомневаюсь, что он будет, я сделаю с вами такое, отчего не отмоетесь всю жизнь. А знаете, почему не отмоетесь? Потому что будете окунаться в это вновь и вновь по собственному желанию, презирать себя, ненавидеть и молиться в ожидании повторения.

— Вы забылись настолько, что у меня нет слов. — Голос Энн срывался

— А вам и не хочется перебивать меня, мои слова звучат возбуждающе. Правда?

Джон подошел совсем близко.

— А так? — Он прочертил пальцем линию ото лба до подбородка Энн, чуть задержавшись на губах.

Энн отшатнулась.

— Вы сумасшедший!

— Нужно таким и быть, чтобы мечтать о стерве по имени Энн. Нужно совсем потерять голову, чтобы жаждать сдавить ее в объятиях и забраться под платье.

— Не смейте мне больше попадаться на глаза. Немедленно везите меня домой, — выкрикнула Энн и пошла к экипажу.

— Энн, подождите секунду, — Джон догнал ее и преградил путь. — Я не хочу, чтобы вы обижались. Я действительно схожу с ума, понимая, что ваш голос дрожит не только от гнева. Останемся здесь ещё, пожалуйста.

— Пустите, — Энн оттолкнула его и забралась в экипаж.

— Хорошо, — Джон взялся за поводья. — Я вам больше ничего не скажу, испробовал, что мог.

— Мне всё равно. С этой минуты мы друг друга не знаем.

— А ведь вы надеетесь, что я никуда не денусь и вновь прибуду к вам, не внемля словам леди. Ошибаетесь. Даже такой недостойный человек, как я, способен познать истины, имея хорошую учительницу. Я буду думать о вас, ждать, желать, но больше первым не сделаю ни шага. Вы знаете, что так и будет, у вас я только на словах неприкасаемый, а вы всё обо мне давно поняли, иначе бы не доверились. Захотите общения — делайте шаг сами. Я буду ждать этого всегда.

Энн, заготовившая оборонные слова, не издала ни звука. Её взгляд был устремлен на опушку леса, где в плотных сумерках зоркие глаза сумели разглядеть двоих: Артура и Алисию. Алисия сидела впереди, запрокинув голову на грудь Артура, и не переставала гладить его лицо. Он ловил губами ее руку.

«Вот и вся любовь, о которой грезят молодые, — усмехнулась она про себя. — Всё — слова и мечты, а жизнь — в темнеющем лесу, поддающаяся сиюминутной страсти».

Она с сожалением смотрела на спину Джона и понимала, что никогда не пожалеет о случившемся и никогда больше этого не повторит. И будет говорить своим детям, что любовь — выдумка, жизнь сложена по-другому. Завтра для неё начнется прежняя жизнь, когда не нужно будет всматриваться в своё лицо, а думать только о нарядах и приличном обрамлении своей личины. А сегодняшний день совсем иной, выбивающийся из привычной колеи, какое счастье, что он был.

— Джон, — тихонько произнесла Энн.

Он резко обернулся, натянул поводья, в его глазах вспыхнула надежда.

— Я не могу жить по-другому и уже не хочу. Всё, что у меня есть, это дети, которых я должна вести по жизни. Я не изменюсь под действием обстоятельств, твердо буду идти к своей цели. Я знаю, вы поймете меня, вы чуткий замечательный человек. Мы больше не будем встречаться и общаться, кроме каких-то вынужденных столкновений на глазах родственников. Прошу, не беспокойте меня, не вырывайте из привычного. Всё случившееся приму, как дурной сон. Вы понимаете меня?

Джон молчал. Через время спросил тихо и спокойно:

— Домой?

— Домой — еле слышно прошептала Энн.

Глава 18

О появлении мистера Эйринга Энн сообщили через день. У нее оборвалось сердце. Снова? Неужели она недостаточно выразилась при последнем расставании? Как он смеет думать иначе и позволять себе видеться с ней, когда вздумается?

— Пусть войдет. — В её голосе уже была угроза.

Энн решительно взглянула на вошедшего и только тогда поняла свою ошибку. Это был Георг. Бессознательно ожидая визита Джона, Энн сразу же решила, что это он, да и фамилии людей не её круга звучали одинаково — не наши. От неоправданных ожиданий и возмущения наглостью визита, Энн потеряла дар речи.

— Здравствуйте, миссис Энн. Позвольте поговорить с вами по важному делу.

Энн не предложила ему сесть.

— Мы уже обсудили всё, что дозволено во время моего визита к вам.

— Простите меня, это был срочный вызов в банк — неотложное дело. Так совпало, что Вы прибыли именно в это время, оно ведь не было оговорено конкретно.

— Теперь можно говорить всё, что угодно. Всё, что я имела вам сказать, я передала вашему родственнику. Не знаю, уведомил ли он вас, мне без разницы, но дважды повторять одно и то же не буду.

— Я очень люблю Элизу.

— Мне нет никакого дела до ваших чувств.

— Но речь идет о вашей дочери. Неужели и до неё у вас нет дела?

— Какая наглость! И вы на что-то рассчитывали, когда задумывали встречу со мной? Я больше ничего не желаю слушать.

— Я очень прошу: давайте поговорим спокойно. Я все равно буду добиваться своего, зачем зря тратить время?

— Никогда, слышите, никогда я больше не буду разговаривать с вами на эту тему. — Энн грозно надвигалась на Георга. — Не смейте больше приезжать сюда. Какая самонадеянность — явиться ко мне с подобной просьбой. Забудьте наше имя, дорогу сюда, не смейте даже в мыслях мечтать о моей дочери!

Георг оставался спокоен, понимая, что нельзя подливать масла в огонь.

— Не сердитесь на меня, пожалуйста. Мои помыслы чисты, я смогу сделать вашу дочь счастливой, у меня для этого есть всё: чувства, средства, желание оберегать её и ценить. Разве этого мало?

— Чувства и желания? Вы все помешались на этих словах, потому что других таким, как вы, знать не положено. Честь, положение, гордость за семью, возможность смело глядеть в глаза обществу — вам хоть что-то говорят эти слова? Вы даже не понимаете, что вам давно пора развернуться и уйти отсюда, потому что я в силу воспитания, данного мне моим обществом и положением по рождению, не могу просто вышвырнуть вас отсюда, но наговорила достаточно, чтобы любой приличный человек моментально откланялся. Я не понимаю, почему до сих пор разговариваю с вами, видимо, просто не верю, что бывает такое непонимание и неуважение к мнению другого человека, женщины, матери той, о которой вы, якобы, так заботитесь. Поверьте, я знаю цену вашей заботе, понимаю, куда метите, переступая через те приличия, которые вам доступны.

— Да, возможно я не очень воспитан по вашим меркам, но никогда бы не позволил себе оскорблять другого человека, тем более, гостя. Извините, вы вынуждаете сделать это замечание.

— Для меня ваши слова пустой звук, можете не стараться. Это всё, что вы намеривались мне сказать? Вас больше не задерживают.

— Позвольте мне увидеться с Элизой. Возможно, увидев нас вдвоем, вы поймете, какого счастья лишаете двоих людей.

— Элиза в отъезде. Еще просьбы будут?

— Разрешите оставаться с надеждой, что вы подумаете и милосердней отнесетесь к судьбе Элизы. Не откажите мне ещё в одном визите, я бы не хотел считать наш разговор окончательным.

— Надежда — это ваше право. Сюда приезжать больше не надо, вас не примут. Прощайте!

— Всего вам доброго, миссис Энн.

Георг вышел прямо и спокойно, только добела сжатые руки говорили, что он еле сдерживается. Он стремительно пересёк двор, словно не желая ни на миг оставаться там, где его оскорбляли и отобрали надежду. Только за воротами, вскочив на лошадь, он некоторое время смотрел по сторонам, словно надеясь увидеть Элизу. Потом резко сорвался с места, стараясь в вихре гонки отогнать подступающую панику и мысли о том, что и следующий визит не даст никаких результатов.

Энн еще долго стояла у окна, словно боялась, что настойчивый визитёр способен вернуться. Хорошо, что Элиза отдыхала в своей комнате, окна которой выходили в сад. Нет, нельзя допускать, чтобы они увиделись! Современная молодежь способна на всё, в горячке любви могут натворить непоправимое, потом не расплатятся за всю жизнь. Элизе ни слова о визите, иначе это даст ей право надеяться, она возомнит, что к матери можно будет не прислушиваться. Нужно срочно что-то предпринимать, она и так тянет с определением судьбы Элизы. Да, да, она надеялась на Артура, и что-то может получиться, но пора посмотреть правде в глаза: нужен другой, абсолютно надежный вариант. Думать и как можно скорее определиться. Возможно мысль, которая ни раз мелькала у неё, не так уж несостоятельна. Сегодня же начинать действовать! Не сегодня — сейчас!

* * *

— Роберт! — Дженни с радостью бросилась навстречу въезжающему другу. Она протянула руки в ожидании, когда Роберт спешится.

Он чуть ли не на ходу спрыгнул с лошади и горячо сжал руки Дженни.

— Роберт, — повторяла она с улыбкой, — самый верный и надежный! Меня все-все бросили. Элиза не приезжает, Артур погряз в хозяйских делах. Навещает Георг, но лучше б не приезжал, не могу видеть его потерянные глаза, когда он не обнаруживает здесь Элизу.

— Ах, сколько напастей на одну маленькую девочку! — смеялся Роберт. — Значит, я напрасно сдерживал себя, не навещая ваше имение, боясь показаться надоедливым. А что, Артура вчера не было?

— Ни вчера, ни позавчера. Присылал с посыльным известие, что занят, а потом и этого не стал делать.

— Он же понимает, что ты умница и можешь обидеться, если постоянно будет напоминать о занятости. Я вчера был у него, но не дождался, думал: он здесь.

— Наверное, пропадает на дальних пастбищах. Пойдем в дом, всё мне расскажешь. Как Элиза? Куда пропала? Пусть приезжает.

— Приезжай ты к нам. Погости, как прежде. Чудесное было время, в моей жизни — самое лучшее.

— Потому что вернулся домой?

— Пусть будет так, — помолчав, согласился Роберт. — А Элиза под домашним арестом, мама слышать не может про Георга, не хочет, чтобы они виделись.

— Ужасно. Как же им быть?

— Ума не приложу. Что суждено, то и сбудется. Ну, что, поедешь к нам? Элиза хоть выговорится с тобой.

— Я побегу отпроситься.

— А я — поздороваться с дядей Фредом и дядей Джоном. А Эдвин где?

— Отец уехал домой и не обещал скоро быть. Эдвин был у себя, по пути крикну, чтобы зашёл к вам.

В кабинете Эдвина была тишина. Дженни тихонько открыла двери.

Эдвин сидел у стола и писал, полностью погрузившись в работу. Дженни залюбовалась картиной: профиль Эдвина четко вырисовывался на фоне заходившего солнца, пробивающегося светлым пятном на опущенных шторах, его спокойное лицо, одухотворенное и красивое. Жаль нарушать очарование. Дженни ступила в кабинет, бесшумно прикрыла двери и немного помолчала, потом позвала негромко, с трудом нарушая тишину.

— Эдвин.

Он повернул голову и замер, глядя на неё. Время бежало, они не шевелились. Взгляд Эдвина притягивал, бессмысленно было противостоять желанию подойти и прижать к себе его голову, впиться рукой в волосы, сжать пальцы до боли, со всей силы.

Первым поднялся Эдвин. Подошел и спросил тоже тихо, ласково:

— Что?

Она не хотела отвечать, она хотела вот так стоять и просто смотреть на него.

— Эдвин… — Это уже звучало ни как зов, просто имя, которое хотелось шептать.

Её глаза…голос…туман…

Эдвин отступил на шаг:

— Уходи.

Пауза.

— Я не могу и не хочу без тебя.

Дженни говорила шёпотом, опустив глаза, для себя.

Зачем, зачем она говорит это?

Губы почти не двигались, и было не понятно, как они слышат и понимают друг друга.

— Дженни, если б ты знала… — Эдвин с трудом взял себя в руки. — Эти слова всё, что я могу тебе дать.

Они молча смотрели друг на друга. Потом Эдвин закрыл глаза, вздохнул, а, открыв, спросил громко:

— Ты меня звала?

Дженни повторила то же самое, ответила:

— Приехал Роберт, ждёт тебя в кабинете отца. Зовёт меня к себе в гости повидаться с девчонками. Займи его, мне нужно время, чтобы собраться.

Из кабинета Дженни ушла к себе. В груди было тесно, ей хотелось освободиться от ноющего там. Эдвину хорошо, он переводит свое настроение в трепетные строки. Они получаются красивые, лиричные, а грусть чувствуется в каждом слове.

Нет, он больше не читал ей своих произведений, просто попалась тетрадка на столе, она не удержалась и почла всё, что в ней было. И лучше любого многословного объяснения поняла Эдвина, узнала, что его отношение к ней — не пустой звук. Не удержалась, приписала в конце: «Ты вновь смог очень точно передать мои ощущения».

В комнате Дженни схватила краски, но потом отбросила мысль вновь нарисовать любовь. Уже есть подобная картина, она писала её, еще не зная, что шифрует свою судьбу в любви: одинокая птица на фоне красивого заходившего солнца. Солнца птице никогда не достичь, присесть некуда — внизу безбрежное море. Остается поддерживать себя в полете, мечтая все же добраться до нужного ей места.

Дженни взяла обычный листок, слова полились рекой, освобождая от боли душу, заживляя раны.

«Как давно в моей душе поселилась грусть? Неосознанно — с того момента, когда я почувствовала, что влюблена. Новые ощущения, счастье владеть тайной любви не позволяли распознать первый сигнал бедствия под названием «Любовь к женатому мужчине». Я неслась на крыльях любви, не останавливаясь и не задумываясь, что же будет дальше. Всё, что меня окружало, было прекрасным и носило одно название — ты. Первые нежные слабенькие листочки на деревьях, золотой глазок любимого тобой одуванчика, звеневший под порывами ветра высохший осенний лист и горка чистого снега на замерзшей ветке были наполнены особым смыслом. Я впитывала красоту мира с тем, чтобы, наполнившись чувствами, выплеснуть их тебе хотя бы в мечтах. Я удивляюсь, как долго это длилось, как нескоро пришла боль, а вместе с ней поэтапно ненужность того, что еще недавно было ценным. И ужасающая пустота с ещё одним безнадежным названием: «Никогда не будет моим». Теперь я оглядывалась вокруг и смотрела на мир совсем другими глазами. Умом понимала: то, что я вижу, прекрасно и нужно обязательно восхищаться цветом, который может быть только в естественной природе, причудливой игрой солнечного света и затейливым рисунком на замерзшем окне. Но это отмечал разум, а душе с её мертвой пустотой ничего не было нужно. Сколько раз ранее, глядя на колыхавшееся разнотравье, представляла, как возьму тебя за руку, и мы побредем всё равно куда. Лишь бы рядом, лишь бы смотреть друг на друга. Я не мечтала о поцелуях и объятиях, мне достаточно было уткнуться лбом в твою грудь, закрыть глаза, замереть и ощутить, как бьется родное сердце.

Грусть съела всё: мечты, желания, ощущение себя в продолжающейся жизни. Я плетусь по земле безразлично, покорно, я отбываю дни, потому что они отпущены мне, я давно забыла слово надежда, выбросила его из словаря мыслей навсегда. Я ничего не ощущаю, не обращаю внимания даже на грусть. Вспомнила твоё пожелание познать настоящую любовь. Сбылось. Теперь я понимаю, каково было тебе нести крест, когда я не ведала, сколько причиняю боли своим поведением от нежелания сдерживать рвущиеся наружу чувства. Мне хотелось кричать о любви, а ведь давным-давно твой мудрый отец сказал, что о настоящей любви чаще всего приходится молчать. И я молчу, потому что говорить нельзя. А еще потому, что боюсь услышать «нет», а еще больше «да». Как выйти из этого круга? Нет, я не прошу у тебя помощи или совета, я не хочу от тебя ничего. Когда-то я впервые взглянула в твои глаза, их свет ослепил, не позволив разглядеть то, что вскоре станет спутницей моей жизни — грусть, то понятие, которое разорвет меня изнутри и уничтожит как влюбленную единицу — чужой мужчина. Мне выпала доля жить полярными ощущениями: счастье и горе от того, что ты есть! Только меня нет — я растворилась в океане грусти…»

Глава 19

— Девочки, смотрите, кого я вам привез! — вместо приветствия закричал Роберт.

— Дженни! — Керри первой подбежала к ней и запрыгала вокруг, выражая радость.

Элиза обняла и спросила:

— Как ты?

Глаза спрашивали совсем про другое, настойчиво пытаясь найти ответ на еще не заданный вопрос.

Дженни только сильней сжала её руку, так как чуть ли не между ними втиснулась тетя Энн.

— Здравствуй, Дженни. Хорошо, что ты приехала, Керри будет, с кем проводить время. А то Элиза в основном помогает мне, не может уделять сестре много внимания. Надеюсь, ты у нас не заскучаешь, всё-таки оторвалась от родных.

Дженни засмеялась.

— Приходится разрываться, скучать здесь за теми, кто осиротели без меня, а там — за здешними друзьями, которые перестали навещать меня.

— Заняты, заняты, без Элизы я совсем никак, она у меня главная помощница, трудно выбрать время, чтобы отпустить хоть на день. Все ли у вас здоровы? Как мои ровесники, держатся? — Энн упорно отгоняла от себя причину своего интереса.

— Они в полном порядке, ваша порода чувствуется во всем: бодрые, энергичные. Немного заскучали, когда папа уехал, привыкли быть все вместе, но это пройдет, снова всё станет на свои места.

Энн и глазом не моргнула.

— Отец надолго уехал? Обещал навещать вас?

— Дома тоже много дел. Обещал приехать, как подвернется случай. Но уезжал грустный, у него теперь там только Георг.

Лицо Энн чуть заметно осветилось. Надо же — грустный…

— Твоему кузену пора жениться. Семья — это очень важно, нечего мужчине жить в одиночку. Я искренне желаю ему подыскать себе девушку из ближайших соседей, чтобы все были рядышком, а ни как ты с сестрой.

— Это как ему подскажет сердце, — улыбнулась Дженни, изо всех сил стараясь не смотреть на Элизу. От взгляда Энн не ускользнуло, что Элиза поспешно опустила глаза, словно боясь что-то выдать.

— Нет, девочка, ты не права и будешь всю жизнь несчастна, если не выбросишь из головы такие убеждения. Поверь, я знаю, что говорю. Других разговоров в своём доме я не допускаю. Как поживает Артур? Часто бывает?

— Нет, почти не приезжает. Он остался за хозяина…

— Знаю, знаю, Говард вновь выкопал чудо лошадиной породы, помчался за тридевять земель, ну, такая у него причуда. Элиза, дочка, некогда нам стоять, иди в дом, я сейчас приду. Дженни, проходи в свою комнату, устраивайся, потом выйдешь к Керри. Или вот что. Роберт, ты бы прогулялся с Дженни. Навестите Артура, думаю, деточка соскучилась по нему. Пусть для него будет приятный сюрприз.

Роберт повернулся к Дженни.

— Ты не против, чуть отдохнув, вновь сесть в седло?

— Мечтаю об этом! Элиза, надеюсь, ты составишь нам компанию?

Элиза успела только кивнуть, тетя Энн затрясла головой.

— Элиза не поедет, она мне очень нужна дома. Развлекайся с Робертом и Керри, думаю, они не дадут тебе скучать.

— Хорошо, ещё успеем пообщаться, не буду нарушать ваши планы.

— Да, да, все должно идти своим чередом. Пойдем, Элиза.

Элиза бросила на Дженни печальный взгляд, чуть заметно пожала плечами.

Дженни и Роберт не спеша выехали со двора.

— Чудесно как, — восхитилась Дженни и засмеялась. — Я это говорю каждый раз. Наверное, такой красотой никогда нельзя пресытиться, а только восторгаться вновь и вновь.

— Ты словно оправдываешься. Зачем?

— Чтобы ты не подумал, будто мне больше нечего сказать, твержу одно и то же, как попугай. Боюсь, заскучаешь со мной.

— Я о тебе так не думаю. Пока ещё способен отличить, когда говорят искренне.

— А что ты делаешь, если понимаешь, что человек ведёт себя так или иначе только потому, чтобы нравиться окружающим?

— Стараюсь общаться только по необходимости. Думаю, так поступает каждый, если не имеет корыстных побуждений. Но это уже немного из другой области. А если взять дружбу, то здесь важны искренность и доверие, тогда это по-настоящему.

— Наши отношения тыотносишь к такой категории?

Роберт ответил только, поймав удивленный взгляд Дженни.

— Нет, нет, Дженни, я не раздумываю над ответом. Просто врать не буду, а сказать настоящую правду не могу.

— Ты меня заинтриговал. У меня к тебе, Роберт, странное чувство. Знаю тебя, можно сказать, не очень хорошо, мы ведь толком не общались, а когда бывали одни, ты ко мне относился как к гостье, которую надо развлекать. Так ведь?

— Может быть. Разве можно сразу лезть с уверениями вечной дружбы? А сейчас я искренне готов подставить тебе свое плечо в любой ситуации. Я готов ради тебя на всё, Дженни.

— Спасибо, Роберт, ты настоящий друг. С тобой интересно, потому что не приходится расслабляться. Не ценю мужчин, которыми можно вертеть, как заблагорассудится. Конечно, приятно добиваться своего, но обычно это происходит не через борьбу, а через хитрость. Просто знаешь, когда и как преподнести, чтобы его обезоружить.

— То есть, ты ощущаешь превосходство над некоторыми мужчинами?

Дженни засмеялась.

— Превосходство — это сильно сказано. Скорее, использую кое-какой опыт, я же не затворницей живу.

— Интересно, какой твой личный опыт помог сделать такие выводы?

— Это просто мысли.

Дженни слукавила. Ведя этот разговор, она думала об Артуре. Разве не вертела им Алисия, как нужно ей? Разве сама Дженни не вела себя с ним так, как, была уверена, он с радостью воспримет. Бог-Артур растворялся в таких мыслях. А насколько ей нужен человек-Артур?

Дженни испугалась мелькнувшей мысли. Так можно выдумать, что угодно и испортить себе жизнь.

— Роберт, пришпорим коней! Мне не терпится увидеть Артура.

— Слушаюсь! Вперед!

Артура дома не оказалось.

— Он много времени проводит на пастбищах, — пояснил управляющий. — Господин Говард регулярно шлёт свои указания и требует таких же постоянных отчётов. Проходите в дом, располагайтесь. Как только он появится, я направлю его к вам.

Дженни с сомнением посмотрела на сгущающиеся сумерки.

— Артур возвращается поздно?

— По-разному. Если он знает о вашем визите, то скоро будет.

— Мы заявились сюрпризом, — сказал Роберт. — Немного подождем, лошадям нужен отдых. Показывайте, где можно расположиться.

— Проходите в кабинет Артура, а вы, леди, в комнату госпожи Алисии. Там можно передохнуть.

— Я не устала, просто приведу себя в порядок и выйду в гостиную. Так лучше, правда, Роберт?

— Буду ждать тебя там.

— Я распоряжусь, чтобы вам подали напитки, — сказал управляющий.

Дженни прошла в комнату Алисии. Всё было так, словно хозяйка только что покинула её: разбросанные вещи, предметы туалета. Разве она не уехала вместе с Говардом?

У Дженни сжалось сердце. Если Алисия осталась здесь, где она?

Дженни постояла в растерянности, потом взяла себя в руки.

«Почему в голову сразу лезет плохое? Таких мыслей вообще не должно быть».

Она лишь слегка пригладила волосы и вышла к Роберту. Хотелось схватить его за руку, рассказать о своих печалях, найти поддержку. Нет, никто не должен знать о её сомнениях. Артур тоже. С таким настроением она не сможет встретиться с ним, а имитировать радость… Не слишком ли часто она делает это?

— Роберт, мы отдохнем чуть-чуть и будем возвращаться. Артуру передадим, что я приехала погостить к вам, думаю, выберет время для визита, вы же живете наполовину ближе, чем мы.

— Ты права, будем возвращаться. Вдруг Артуру вздумается заночевать где-то, нам придется брести в полной темноте.

— Боишься волков?

— Мечтаю, чтобы они напали. Я бы мужественно защищал тебя и не дорого взял бы за это — твою благодарную улыбку.

— А я бы расщедрилась и подарила тебе жаркий поцелуй, скорее всего, воздушный, как полагается благородной даме.

Роберт рассмеялся.

— У меня уже сердце ёкнуло, а ты — воздушный…

— Поцелуй другого рода раздаю только по любви.

— Значит, не дождусь?

Роберт улыбался, а глаза были серьезные, ждущие.

— Моя сестра запрещает мне говорить на такие темы, это неприлично, — строго произнесла Дженни, сдерживая улыбку и испытывая волнение от взгляда Роберта. Зачем это ей?

При выезде из ворот Дженни не выдержала и спросила управляющего:

— Леди Алисия, видимо, уехала с визитами?

— Да, она часто посещает друзей, на обратном пути Артур забирает её и сопровождает сюда.

Зачем, зачем она это узнала?

— Скажите Артуру, что мы ждём его завтра. — Роберт поднял на прощание шляпу.

Возвращались медленно. Дженни молчала, Роберт поглядывал на неё и понимал, что разговор начинать не стоит. Неужели её так расстроило отсутствие Артура? Всё может быть. Когда ожидаешь чего-то, думаешь, что стоит протянуть руку — и всё исполнится, а этого не происходит, трудно перестроиться и найти опору.

Роберт поехал с Дженни совсем рядом, на ходу погладил её поруке.

— Думай о завтрашнем дне. Он настанет скоро, и вы точно увидитесь.

Отчего в её глазах боль?

— А ты бы сделал так?

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты бы мог днями не видеть свою любимую? Ты бы не мчался сквозь ночь, жертвуя сном, чтобы хоть минуту побыть с ней? — Глаза Дженни сверкали.

— Тебе хочется, чтобы я говорил: да-да-да? Наверняка об этом знаешь, когда сам очутишься в подобной ситуации. Мыслями мы всегда готовы на всё, но в жизни важен каждый конкретный случай.

— Поцелуй меня, — вдруг перебила его Дженни.

Роберт замолчал, глядя на неё во все глаза.

Дженни резко остановила лошадь и спрыгнула на землю.

Роберт по инерции проехал вперёд, вернулся.

— Что с тобой, Дженни?

А она уже плакала, закрыв лицо руками.

Роберт неловко успокаивал её.

— Дженни, прости. Ты подумала, что я защищаю Артура? Оставил тебя одну со своими сомнениями?

— Нет, — качала головой она. — Это ты меня прости. Просто обними, я поплачу.

Дженни успокоилась быстро. В руках Роберта было уютно и спокойно. Он слегка покачивал её, слушая всхлипывания. Когда она притихла, Роберт, продолжая покачиваться, стал напевать детскую песенку.

Дженни слушала и улыбалась. Допев, он отстранил Дженни.

— У нас всё будет хорошо, так? И мы больше не будем плакать?

— Нет.

— И не будем просить: поцелуй меня?

— Это так страшно?

— Не страшно, но в другой раз мой ответ на твою просьбу будет молниеносным! Это уже потом ты будешь объяснять, почему выпалила такие замечательные слова. Почему?

— Не знаю, вырвалось.

— Тайное желание? Или осознанная месть Артуру за провинность?

— А чего хотелось бы тебе?

— Всего. Не спрашивай, объяснять не буду.

— Я же говорила, что ты — настоящая интрига. Если будешь икать, знай, это я вспоминаю тебя вновь и вновь в попытке разгадать.

— Дженни, давай возвращаться, совсем темно.

— Роберт, я завтра утром уеду домой.

— Почему? Что мы скажем Артуру?

— Правду: что я уехала утром.

— Дженни, нужны ли такие трудности в отношениях? Ладно, если они происходят по естественным причинам, но создавать их искусственно очень глупо.

— Мои причины естественные: ревность, подозрения в неверности, уверенность, что он не приезжает, потому что для него важнее проводить время с другой.

Роберт оторопело смотрел на неё, потом рассмеялся.

— Вот это фантазии! Знать в твоём возрасте, что такое ревность, измена! Начиталась книг? Ох уж эти слезливые женские романы. Артур не способен на такое, это не в его характере.

— На такое способна любовь. Не нужно продолжать этот разговор. Никогда не думала, что буду разговаривать с тобой на такие темы. И учти: мои сомнения знаешь только ты.

— Обещаю — никому!

— Самое страшное не это. Я знаю, что права. Я так хочу любить, а мне ужасно не везет в этом. Почему?

— Потому что любишь из-за того, что хочешь любить. Не рвись, оно придет с неожиданной стороны. Не уезжай завтра, останься. Я буду скучать без тебя.

— Роберт, у меня рушится судьба, а ты хочешь, чтобы я тебя развлекала? Не отговаривай, а то я добренькая, поддамся и буду дразнить тебя своими просьбами о поцелуе.

— Попробуй прямо сейчас.

Что-то в его голосе заставило Дженни отступить.

— Утро вечера мудренее, — крикнула она и пришпорила лошадь.

Глава 20

— Элиза, что происходит? — Дженни тихонько прикрыла за собой двери. — Я завтра собираюсь ехать домой, а мы с тобой ни разу не поговорили.

— Немного тише, — прошептала Элиза. — Иди ко мне, — она откинула покрывало.

Дженни улеглась рядом с подругой, зашептала:

— Такое впечатление, что нас специально не оставляют наедине. Твоя мама контролирует каждый шаг.

— А еще жест, слово, взгляд. Дженни, мама строго-настрого запретила мне думать о Георге. И, конечно, подозревает, что ты можешь являться посыльным от него.

— Как же так? Ты объясни ей, что любишь.

— Бесполезно. Разговоры еще больше злят её. У неё свои взгляды на жизнь. Ах, Дженни, почему я такая несчастная?

— Не говори так! Всё должно быть хорошо! Почему ты опускаешь руки? Ты же смелая и решительная. Вон как выдумала про нас с Артуром, ничего не испугалась. Ты же настоящий воин.

— За других биться легко, всё получается, откуда-то берутся уверенность и силы. За себя я так не могу.

— Должна суметь! Во имя любви!

Элиза усмехнулась.

— Говорить легко. Внутри я бунтую против законов общества, а умом понимаю, что приличия очень важны.

Дженни села на кровати, с удивлением смотрела на Элизу.

— Не узнаю тебя. Почему ты так говоришь?

— Я должна настраивать себя на это. Глубоко внутри я всегда знаю, что мой удел жить без любви, поэтому и помогаю вам, чтобы выполнить свою миссию хоть в этом — быть причастной к любви.

— О, да ты совсем приуныла. Почему рисуешь такие мрачные картины? Твоя душа должна рваться на волю, к любимому. Неужели ты не мечтаешь жить с ним среди красоты его имения? Просыпаться и знать, что на весь день Георг твой, ходить с ним по саду за руку, сидеть, обнявшись, и смотреть на закат! Стоит чуть-чуть побороться сейчас и быть счастливой все оставшиеся годы.

— Устала я бороться. Столько слов и доводов готовила для мамы, ночами не спала, защищая свою любовь в воображении, а в действительности любые слова разбиваются о мамин взгляд. Да и не получится счастья, если мама будет раздавлена. Доверюсь судьбе.

— Мы с Георгом украдем тебя, — выпалила Дженни.

— А это уже совсем не для меня. Наверное, я не такая, как думала о себе и представлялась вам. Я послушная дочь, в меня с детства влили понятие о приличиях, не смогу переступить через это.

— А как же Георг? Ты думаешь только о себе, боишься нарушить свой покой.

— Я устала думать об этом, я ничего не знаю.

Помолчали.

— Не буду говорить много, — произнесла Дженни, — ты умная, всё понимаешь сама. Мои горячие слова здесь не помогут. А знаешь, почему? Потому что ты уже решила жить жизнью героини, отказавшись от любви во имя непонятных, вернее, не принимаемых мной устоев. Будешь всю жизнь носиться со своей жертвой, замкнешься, станешь поучать своих детей не слушаться сердца. Ты не сможешь получить счастье и не сможешь подарить его. Такую жизнь ты готовишь себе? Чтобы все вокруг говорили: в ней какая-то тайна, загадка, она такая ровная, недоступная. Этого ждешь?

— Дженни, мама права, когда говорит, что мы с вами разные люди. Я буду жить так, как живет мама, как будет жить Роберт, Керри. Сейчас каждый из нас защищает своё, поэтому мы так горячимся. У каждого человека своя правда.

— Что же мне передать Георгу? Я завтра увижу его, он регулярно является к нам, надеясь застать тебя. Скажу: она не для тебя, так?

Элиза закрыла лицо руками и заплакала.

— Ты всё правильно говоришь, Дженни. Я обороняюсь, потому что стыдно признаться, что сдаюсь. Говори Георгу, что хочешь, и пусть он меня забудет.

Дженни молча смотрела в потолок.

— А ты сильная, — с расстановкой прошептала она. — Завидую. А я иду на поводу у любви. Требую невозможного, добиваюсь того, чего не знаю сама и всем треплю нервы. Любовь в руки не дается, а я её лелею и возвращаюсь вновь и вновь к мечтам. Так поступают слабые люди, цепляющиеся за то, что давно пора отбросить. Разжать пальцы и падать в пропасть. А на дне окажутся ни острые камни, а мягкая подстилка из столетиями опадавших листьев. А мы думаем: если сорвались — конец. Ну, что смотришь так удивленно? Вытри слезинки, успокойся.

— О чем ты сейчас говоришь?

— О том, что часто любовь ищем не там. Решаем раз и навсегда, что она такая, как мы её себе надумали, нарисовали. А так хочется, чтобы она пришла, как озарение, с той стороны, откуда не ждали, и стала бы смыслом жизни. Так что, Элиза, может тот, кого тебе прочат в мужья, окажется подарком судьбы.

— Скажи, Дженни, ты любишь Артура?

Дженни пожала плечами.

— О! — Элиза отбросила покрывало. — Ты сомневаешься?

— Вдруг подумала: надо ли это ему или мне? Вместе на всю жизнь! Произношу это, а оно не вдохновляет. Словно наигралась в любимую игру и не вижу смысла продолжать её дальше. Страшные слова говорю?

— У нас настоящая ночь откровений, — проговорила Элиза. — Не всегда так поговоришь, возможно, в жизни бывает только миг, когда удается высказаться без утайки.

— Элиза, а ведь ты могла бы быть счастливой с Артуром. Наверное, это видела и понимала твоя мама, когда настаивала на своем. Тихая спокойная жизнь без взрывов, ожиданий, при взаимном уважении и понимании друг друга — красота. А мы с тобой только начинаем взрослеть и не всё понимаем. Поэтому и натворили всё это, вот и страдаем.

— Я не пойму, почему ты себя относишь к страдающим? Из-за моих рассуждений о том, что важно в жизни?

— Нет, из-за того, что нечего ожидать, всё идет строго по расписанию. Мне больше нельзя влюбляться, а хочется! Неужели это всё, что мне определено жизнью: короткое воспламенение, а дальше только тлеющий огонек. Вот у тебя всё впереди: встреча, знакомство, интерес.

— И у Роберта. Мама говорила, что пора его женить и уже кое-кого присмотрела. Зря уезжаешь, как раз завтра мы ждём их в гости, так, неофициальный визит, но и Роберт и она знают его причину.

— Да? — Дженни была удивлена. — Я не представляю Роберта и любовь. Он всегда такой правильный, спокойный. Неужели он сможет произнести: моя любимая, твой навеки? — Дженни прыснула в ладошку.

— Этого мы не узнаем. При всех Роберт будет тактичным, внимательным, уравновешенным — этакий образец мужчины из хорошего общества. Дженни, ну что ты смеешься? И меня тянет захохотать, а ведь говорим о моем брате. И о твоём друге, между прочим.

— Не буду, не буду, — замахала руками Дженни. Она вновь откинулась на подушку. — А, знаешь, наверное, не всё так плохо, если мы смеёмся. Зачем горевать в такие годы. Правда? Жизнь всё равно что-то приготовила, нам просто не терпится это узнать, вот и дергаемся.

— Дженни, ты рассуждаешь, как мудрая женщина, тебе это не идёт. Нам больше подходит рыдать в подушку от горя и несбыточной мечты, а мы всему находим объяснение и оправдание. Скучно быть рассудительными.

— Элиза, а как же, всё-таки, быть с Георгом? Ты всерьез отказываешься от него?

— Я просто надеюсь, что что-то произойдет, и мы будем вместе. Я действительно ничего не могу сделать, он должен сам. Твой папа приезжал к нам несколько раз.

— Приезжал? — удивилась Дженни.

— Да. Я думаю, он разговаривал по — поводу Георга, иначе, что ему здесь делать? И мне показалось хорошим знаком, что мама не накидывалась на меня с упреками после общения с дядей Джоном. Может, он смог её как-то убедить, и она в раздумье? Я тебе сегодня наговорила правильных слов, но если бы ты знала, как я надеюсь! Почти сдалась, но жду, отступила, веря, что все изменится. Ах, Дженни, как я надеюсь!

— Я бы расспросила папу, но он уехал. Почему ничего мне не сказал? Совсем не поднимал этот вопрос. Я даже не знала, что он был у вас, и никто об этом не говорил. Наверное, его просил Георг, и они решили, что это чисто мужское дело и действуют, как задумали.

Дженни замолчала. Элиза тоже не нарушала тишины, каждый думал о своем. Все слова были сказаны, оставались мысли, для которых нет границ в ощущении и способах их передачи.

— Я рано уеду, — произнесла Дженни. — Роберт проводит меня.

— Тогда нужно спать. Нет, не уходи, останься, я боюсь оставаться одной со своими мыслями. С тобой мне спокойней, потому что ты понимаешь даже то, что я не говорю.

Она обняла Дженни и тихонько заплакала, совсем не слышно, про себя

.

* * *

— Дженни, мы едем довольно долго, а ты всё время молчишь и поглядываешь на меня, да еще мне кажется, что ты чуть ухмыляешься, и это относится к моей драгоценной персоне.

— Ты только вчера твердил, что являешься лучшим другом. А самую главную новость удачно скрывал.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты женишься?

— Хм, вот это новость, я как-то под действием ваших чар, мисс, забыл, что стою на пороге больших изменений в своей жизни. Ты умница, что напомнила: под этим очаровательным утренним солнцем должно замечательно думаться о супружеской жизни!

— Ты почти иронизируешь. Мне это не нравится. Хочется больше лирики в рассуждениях о любви. Или вы, мужчины, совсем не понимаете, что оно такое?

— Понимаем, принимаем, поэтому охотно отдаёмся таким, как ты.

— Как я? О, когда же вы научитесь говорить, что дама, которая присутствует, одна-единственная на всем свете, другой такой не найти!

— А когда вы поймете, что нельзя так быстро покидать друга, скучавшего за вами, а чуть-чуть уступить его просьбе и погостить ещё?

— Значит, не те слова находил, чтобы уговаривать.

— Заветные слова я оставлю для дамы своего сердца!

— А вот никуда я не поеду, — сказала Дженни. — Возвращаемся.

Лицо Роберта посветлело.

— Какой твоей мысли я обязан такой радостью?

— Не радуйся раньше времени. Я знала, что ты поступишь, как предписывает ваше общество. Сегодня я посмотрю на твою девушку, и если она мне не понравится, я немного поотравляю тебе жизнь. На правах друга буду твердить: не делай этого, не делай! Жди любви!

— Дженни, у тебя неверное представление об обществе, которое ты так не приемлешь. Почему-то ты думаешь, что в нем всё делается без любви. Ошибаешься, любовь есть и там. Браки заключаются не только по расчету, у молодых есть выбор. А несчастных полно в любой прослойке. Я — обеими руками за любовь и надеюсь, что в этом у меня будет всё благополучно.

— Я буду рада за тебя! — Получилось чуточку зло, чему она очень удивилась.

Почему сдавило сердце? Действительно, какие собственники женщины! Вот и она почувствовала укол ревности от слов Роберта. Он в последнее время уделял ей столько внимания. Неужели она решила, что так должно быть всегда?

Дженни рассердилась и резко затормозила.

— Я поеду домой, — крикнула она Роберту так, словно он был виновен в ее мыслях. — Не надо меня провожать, сама доберусь.

— Оставайся, раз решила.

— Зачем? — кричала Дженни. — Что мне здесь делать? Надеяться: вдруг приедет Артур? Принять это как милость, если он всё-таки явится? Тебе тоже будет не до меня сегодня вечером, к Элизе не подпускают. Отстаньте все от меня!

Она пришпорила лошадь и пулей полетела по полю.

Роберт лишь мгновение стоял в растерянности, потом ринулся за ней. Нагнал, поравнялся, перегородил дорогу.

— Дженни, не дури. Где твоё недавнее настроение? Утро начиналось так чудесно. Это просто болтовня от нечего делать, не бери в голову. И не плачь. Наше общение частенько вызывает у тебя слезы, я обрасту комплексами, что тебе со мной плохо. Всё время ревешь.

— Просто тебе так легко пожаловаться, я и пользуюсь этим. Жалею себя, а с другими держусь гордо, не показываю обиду.

Роберт подъехал вплотную и, потянув Дженни, пересадил к себе на лошадь.

— Мое дружеское плечо в твоем распоряжении. Рыдай, цепляйся, бейся головой. Что еще хочешь?

Дженни замерла, прижавшись к груди Роберта. Он обнимал её бережно, трепетно.

— Успокоилась? — спросил он через время. — Посмотри на меня.

Дженни подняла голову.

— У тебя такие мягкие глаза и очень глубокие. А сейчас, когда смотришь на меня так близко, еще и огромные. Впусти меня туда.

Дженни зажмурилась и замотала головой.

— Знаю, там занято. Не настаиваю. А здесь пока свободно. — Он осторожно провел пальцем по губам Дженни.

Она дернулась, открыла глаза.

— Не хулигань, Роберт. — Голос дрожал.

— Извини, понимаю — это грубо. А нежный поцелуй позволите?

Дженни после некоторых колебаний подняла палец — один!

— Спасибо. — Это он прошептал, уже потянувшись к ней.

Поцелуй был один, но он длился и длился. Нежный, ласковый, спокойный. Оба оторвались от земли и парили над лугом в облаке чувственности. Дженни расслабленно улыбалась и вновь окуналась в наслаждение томлением.

Не понятно, сколько прошло времени, когда, задохнувшись, они остановились.

— Ты зачем обнимаешь меня? — Дженни старалась не смотреть в глаза Роберту.

Он ответил не сразу, перевел дыхание.

— Во-первых, чтобы ты не свалилась с лошади. Во-вторых, я не мог не отвечать на твои объятия, они были очень пылкие.

Дженни хотела рассердиться, но вместо этого рассмеялась.

— Всё ты врёшь. Верни меня на место! Знаю я вас — мужчин. Пользуетесь минутами слабости, когда мы мечтаем, чтобы нас пожалели.

— Я же по-дружески.

— Удобная фраза на все случаи жизни. Ладно, возьмем её за основу, чтобы как-то оправдаться. А то, как я буду смотреть в глаза твоей суженой?

— Так мы куда направляемся?

— Ой, — Дженни завертела головой. — Совсем мне голову вскружил, я уже забыла, чего хотела.

— Значит, я беру руководство действиями в свои руки. Мы сделаем вид, что возвращаемся с прогулки, как в старые добрые доартуровские времена.

— В них было что-то особенное?

— Только я и ты, легкость, радость, не отягощенные раздумьями дни.

— А ведь, действительно, было хорошо! Я вспоминаю это с удовольствием, как прекрасную сказку.

Они с улыбкой смотрели друг на друга.

— А мне понравилось с тобой целоваться, — просто сказала Дженни.

— Тогда предлагаю время от времени делать это. Просто так. Как только встретимся, так и поцелуемся. Забежим где-нибудь за уголок — то же самое.

— Роберт, тебе сколько лет?

— Двадцать четыре.

— Ого! А в такие игры играются в 14–15 лет. Отстаешь от своего возраста. Или тренируешься, чтобы предстать пред своей избранницей во всей красе?

— Ну, у тебя и язычок! Нет, не буду целовать такую злюку. И как тебя Артур терпит? Или он не догадывается, какой подарок пытается отхватить?

— Наверное, догадывается. Видишь, исчез, забыл дорожку ко мне. Я очень не хочу, чтобы он приезжал, потому что получается, как будто по моей подсказке.

— Всё будет хорошо, не грусти. Не нужно придираться к словам и поступкам. Всякое бывает, с этим надо мириться и понимать.

— Ой, Роберт, а солнышко уже высоко. Мы сегодня побили все рекорды по продолжительности прогулки. Я и не заметила.

— Она получилась бурной с намешанными в кучу чувствами, поэтому время пролетело незаметно. Ну что, сегодня у нас день полон событий. Разминка получилась замечательной, так что всё должно сложиться.

— А что мне делать, если мне действительно не понравится твоё будущее?

— Ответ один — главное, чтобы понравилось мне. Она хорошая девушка, я её знаю. Не могу сказать, что очарован, мы не очень часто сталкивались, но всему своё время. Может, я и дорасту до ваших высот в любви, мадам. Не такие уж мы пропащие, да и нам есть на кого равняться.

— Вот и равняйтесь. Ты обещал мне быть счастливым.

— Обязательно. Всё, что ты скажешь!

Глава 21

Артур приехал сразу после обеда. Дженни не ожидала его так рано, растерялась, но увидев, запыхавшегося от быстрой езды, видимо, спешившего, бросилась навстречу с радостью, протягивая обе руки.

— Дженни. — Артур сжал руки, прижался к ним губами. — Я соскучился, как безумный. Узнал, что ты рядом, еле завершил дела — наскоро, торопясь. Какое счастье видеть тебя!

Он говорил искренне, горячо, глаза светились и улыбались.

— Зачем же ты пропал? — спросила Дженни с мягким укором.

— Потерпи чуть-чуть, скоро я буду свободен. А где народ?

— В суете и заботах. А я, как всегда, опекаю Керри, она убежала в дом за альбомом.

— Я как чувствовал, что ты в этой беседке, ноги сами принесли сюда.

— Пойдем в дом, тётя Энн не простит, что ты не ей первой нанёс визит, она ревностно не хочет тебя никому отдавать. Так что и в такой день возможна буря.

— А что сегодня за день?

— Визит её старинной подруги. Официальный повод — давно не виделись, соскучились, а подоплека — взрослая дочь.

— Неужели Роберту?

— А кому ещё? О, вот и наша Керри.

— Артур! — Керри бросилась к своему любимцу. — Ой, какой ты красивый, загорелый. Дженни, не дергай меня, знаю, что нельзя молодым людям говорить такое. Да?

— Нельзя. Твоя мама услышит и решит, что это действует моё дурное влияние.

— Я люблю говорить правду. Тем более Артур не молодой человек, а друг и занятый мужчина.

Артур слегка обнял Керри.

— Ты тоже настоящая красавица! Вот у кого будет много женихов, выбирай — не хочу.

Керри счастливо рассмеялась и потянула Дженни и Артура за собой.

— Пойдемте скорее. Артур, тебе все будут рады. А то Роберт ходит хмурый, А Элиза, наоборот, весела, но мне это не нравится — как нарочно.

— А Роберт почему хмурый? — спросила Дженни. — Он так ждал этого вечера. Что-то не так?

— Не знаю. Мама ему всё что-то говорила, он соглашался, а потом я увидела, что он остался один и сидит печальный. Даже меня не заметил.

— Это от волнения, — объяснила Дженни. — Мужчины только делают вид, что они особые люди, а сами так же переживают, только этого никому не показывают. А когда наедине — чего притворяться?

Керри выпустила их руки.

— Я побегу быстрее, всех позову.

— Как вихрь, — улыбнулась Дженни. — Молодец. Я в таком возрасте уже пыталась изображать важную даму, никуда не спешила.

Артур остановился.

— Не хочу идти в дом. Лучше побуду с тобой наедине.

— Не сильно ты рвался. Меня это удивило.

Артур не успел ответить, из дверей шагнул Роберт.

— Приятный сюрприз! Мы ждали тебя гораздо позже.

Они обнялись.

— Заработался? Почувствовал, что такое быть хозяином? Вдохновляет?

— Затягивает, стараешься ничего не упустить, суёшься, куда надо и не надо.

— Сегодня мы тебя не отпустим. Мне нужно твое дружеское плечо.

Артур пожал ему руку.

— Я уже всё знаю. Вот и до тебя добрались. Ничего, друг, это не страшно.

Тетя Энн, как всегда, распахнула свои объятия.

— Артурчик, ты специально заставлял скучать по тебе? Перестал нас баловать.

Артур развел руками.

— А у нас сегодня гости. Особые, — подчеркнула она. — Роберт знает, как выбирать.

Роберт и Дженни одновременно посмотрели друг на друга.

— Жаль, что ты Алисию не привёз, — продолжала Энн. — Ей, наверное, без тебя будет скучно, в доме же больше никого.

— У неё свои дела. По-моему, она не умеет скучать.

— Я всё время думала, что она уехала с мужем. Знаю, что собиралась. — Энн говорила как бы между делом, ни на кого не глядя, поправляя на столе скатерть, цветы.

— Отец уже скоро вернется, — ответил Артур невпопад и натянуто засмеялся, — сброшу с себя бремя хозяйствования.

— Это хорошо, что ты плотно окунулся в дела, — подхватил Роберт. — Всё равно когда-то все ляжет на твои плечи. Хватит о делах! У нас, как-никак, праздник! Артур, твоё появление меня очень взбодрило. Давай я тебя на время украду, отдохнем от женских язычков, а они приготовят нам в саду что-нибудь вкусненькое, тогда и поболтаем все вместе. Дженни, потерпи еще минуту, и я верну тебе Артура. Выдержишь?

— Переживу. В двух шагах — не в двадцати километрах.

Энн засуетилась.

— Девочки, быстро в сад, у взрослых дела.

Артур не отходил от Дженни весь вечер. Испытывая укол совести, чувствуя вину, изливал на неё всю нежность, на которую был способен. Он ощутил, что действительно соскучился по ней. Она была чистая и искренняя, а сейчас ещё и в превосходном настроении.

Вечер проходил чудесно. Приехавшие гости оказались приятными людьми. Девушка Лариса, предназначенная Роберту, была высокой, привлекательной, спокойной. Держалась просто, с достоинством, успешно скрывая смущение, не жеманясь и не краснея. Роберт и Элиза немного знали Ларису, близко не общались, но на званых балах часто бывали вместе в числе приглашенных. Удивила тётя Энн. Она оставила свои ужимки, вздохи, была степенной главой семьи. И, сидя в стороне с матерью Ларисы, спокойно беседовала с той, изредка поглядывая на молодых.

Дженни время от времени останавливала взгляд на Роберте, неизменно видела перед собой приветливого молодого человека, не навязывающегося Ларисе, но подчеркнуто любезно общающегося с ней весь вечер. Дженни испытывала некое неудовлетворение. Ей очень хотелось незаметно для остальных встретиться с Робертом глазами и подать знак: да, девушка хорошая, разрешаю. Но, видимо, Роберт оставил их шутливый разговор за границей утренней прогулки, не собираясь вмешивать в это серьезное дело посторонних.

Пытаясь скрыть разочарование, Дженни делал вид, что полностью занята Артуром, отвечала на его горячий взгляд нежной улыбкой и не отпускала руку. Идиллия! Чувствовала ли она её в душе? Дженни понимала, что обманывает себя, говоря поспешное «да», но не собиралась разбираться в этом. Вечер был замечательный — и всё. Рядом любимый, друзья. Один раз она с удивлением поймала на себе грустный взгляд тети Энн. Что это означало, было не понятно. Обычно от неё отмахивались, стараясь уколоть. Видимо, тётя всё-таки смирилась, что ей удалось утащить у неё из-под носа Артура, другого объяснения придумать не могла.

— Не устали сидеть? — поднялась тётя Энн. — Давайте немного разомнемся. Девочки, пройдите в дом, достаньте накидочки, прогуляемся по саду к пруду, там свежо. Полчаса на личные дела, потом соберемся здесь же.

— Пусть Лариса пойдет со мной, — попросила Керри. — Я покажу ей свою комнату.

— Нет, — остановила ее мать, — Ларисочка пойдет с Элизой. Ещё успеешь заговорить нашу гостью, этого ты не упустишь.

— Тогда пусть меня проводит Артур. Можно, Дженни?

— Конечно, моя дорогая. Ты у нас всегда будешь самой главной в таких делах.

Керри взяла Артура под руку, склонив голову, словно прощаясь с остальными, и они пошли вслед за Элизой и Ларисой

— Прошу, — Роберт подставил руку Дженни. — Все разбились по парам, у нас не осталось выбора.

К дому они шли молча. Дженни раздумывала, обидеться ли на его слова по поводу «не осталось выбора»?

Так же молча вошли в дом. Дженни хотела освободить руку, но Роберт покачал головой.

— Доставлю до места, я не бросаю дам на полпути.

Остановились у дверей в комнату Дженни.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарила она.

— И всё?

— В ножки поклониться?

— Не жду и не требую. А от поцелуя не откажусь.

— Что? — Дженни рассмеялась. — Слава Богу, стал шутить, а то я уже забеспокоилась: куда делся тот Роберт, которого я привыкла видеть?

— Обстановка, — развел он руками. — А по поводу поцелуя не шучу. Мы же договаривались: по любому поводу, в укромном месте…

— Пока! — Дженни помахала рукой и открыла дверь в свою комнату.

Но Роберт вошел вслед за ней.

— Не убьешь за нарушение границы?

— Серьёзное преступление. Что могло тебя толкнуть на это? А, догадываюсь: тебя интересует моё мнение о твоей невесте. Ты так дорожишь моей дружбой, что не сможешь жить, не узнав срочно, какой вердикт я выношу?

— Иди ко мне, — просто сказал Роберт и потянул Дженни к себе.

— Ты что, зачем?

Роберт уже целовал ёе.

Дженни не отталкивала, только замерла, прошептала:

— Не надо, я боюсь. Зайдут. Уходи.

— Да-да, — Роберт не отрывался от неё. — Я потренироваться, пригодится. Можно?

— Только ради твоей невесты.

— Я это понял и оценил. На сегодня это главное. — Такие слова они шептали друг другу в губы.

— Всё. — Дженни уперлась Роберту в грудь. — Уже пора выходить. Не надо было этого делать.

— Это лишь потому, чтобы не нарушить уговор, так ведь?

— Да, да, прикрывайся какими хочешь словами, только иди. Потренировались и хватит. Доволен?

Роберт подумал, сказал с напускным серьезным видом.

— Надо будет как-нибудь закрепить. — И послушно вышел.

Дженни быстро подбежала к кровати и сдернула со спинки шаль. На секунду замерла, прислушалась к себе. Она только что целовалась с чужим женихом и не испытывает ни малейшего укола совести. Это — неосознанная месть Артуру за ёе больные мысли об Алисии? Внешне всё так хорошо, они с Артуром со стороны кажутся счастливой парой, которая полна нежности друг к другу. Не притворна ли она со стороны каждого из них? Сомнения, посеянные в душе, дали свои всходы. Ей хочется мстить, хотя она понимает: это низко. Лучше поговорить напрямую, выяснить, чтобы не наделать ошибок. Недосказанность в отношениях — это плохо.

В комнату заглянула Элиза.

— Дженни, пойдем, нас ждут.

Они вышли.

— А где Лариса?

— Её уже подхватил Роберт, наговорил кучу комплементов, а она раскраснелась от удовольствия. Хорошая будет пара. Без особой любви, но с уважением друг к другу. Такие семьи обычно бывают крепкими.

— И счастливыми.

— Ох, Дженни, я уже не знаю, что такое счастье. Все спуталось, голова крУгом. Я словно в ожидании: вот-вот поймаю ответ на мучавшие меня вопросы и пойму смысл жизни. Ладно, не будем. Пойдем наслаждаться прогулкой.

Ветерок тихонько шелестел ветвями деревьев.

— Мы ведь чудесно провели время, правда? — спросила Энн, провожая гостей. — Пусть это будет хорошим предзнаменованием для всех нас.

Лариса поочередно расцеловалась с тетей Энн, девушками, протянула руку Артуру, Роберту.

Роберт слегка задержал руку и улыбнулся Ларисе.

— До свидания. Увидимся, я очень этого хочу.

— Спасибо, — просто ответила девушка.

Все улыбались.

— Вот так и бывает, — вздохнула Энн. — Главное, верить маме и всё будет хорошо. Ну, что, отдыхать? Или вы, молодежь, ещё пообщаетесь?

— Нам завтра рано вставать, — сказала Дженни. — Я еду домой, Артур проводит меня, пока он здесь, чтобы не отрывать Роберта от дел.

— Делайте, что хотите, — махнула Энн рукой. — Я сегодня добренькая и позволяю всем пошалить. Потом жизнь будет напряженней, начнутся визиты, приемы, так что я пошла отдыхать. Всем спокойной ночи.

Энн ушла.

— Давно я не видела маму такой удовлетворенной, — сказал Элиза.

Она и Дженни переглянулись: сейчас можно поговорить о Георге.

«Нет», — покачала головой Элиза.

Дженни долго смотрела на неё, потом еле заметно досадливо дернула плечами.

Заговорил Роберт.

— А, давай-ка, Артур, уединимся на мальчишник. Похолостякуем напоследок, а то потом будет не до этого. А то смотрю, наши дамы притихли, наверное, тоже хотят посекретничать. Всем до завтра. Правильно я решил? Не спорить! Я потом загляну к каждой и пожелаю спокойной ночи.

На Дженни он не смотрел.

Заглядывали они вместе с Артуром. Распространяя еле уловимый запах вина, показно целомудренно целовали подставленные в дверь щечки. Керри долго их не отпускала, пока поцелуи не зазвучали звонче и чаще.

— Керри, ты с такой скоростью вертишь головой, боюсь, что она отвалится, — пошутил Роберт.

— Выдержит. У меня такая возможность притянуть к себе внимание двух самых прекрасных мужчин современности.

— Пылкое признание, — рассмеялись Артур и Роберт. — Вот таких девушек надо любить. Смотри, Керри, будем для тебя жениха выбирать долго и придирчиво, чтобы соответствовал нам и просто так не сдадимся. Иди спать и помечтай о тех далеких временах.

— Не напугаете. Я не буду слушать никого, только сердце.

— Золотые слова, правильные, нужные, — тихо зааплодировал Роберт. — Мы будем тобой гордиться.

Поборовшись с ней, Роберт закрыл двери.

— Ну, что, — предложил Артур, — по последней сигаретке перед сном?

Они спустились во двор, остановились у ступеней.

— Ты изменяешь Дженни? — вдруг спросил Роберт.

Молчание затягивалось. Артур заговорил, только когда докурил сигарету.

— Ты ждешь от меня пылкого «нет» или смущенного «да»?

— Я не жду ответа. Ты ходишь по краю. Если что — Дженни не простит, её нельзя будет уговорить, обещая золотые горы. Любое сомнение с её стороны — и не возродить существующее, а потом будет жаль утерянного, но вернуть будет невозможно.

Артур молчал.

— Впрочем, я думаю, ты её не любишь так, как говорит Керри — сердцем. Жаль, если между вами появится трещинка. Вы мне оба так дороги. Не надо мне отвечать, думай, друг, думай, не наделай ошибок.

Артур долго лежал с открытыми глазами. Душа болела, сердце ныло. Он впервые так ясно смотрел на свои поступки. Жалеть ли о тех сумасшедших днях и ночах с Алисией, когда мерк свет, и светилась тьма? Понимал: пора ставить точку, иначе быть беде. Все тайное становится явным. С Алисией он не может себя контролировать. Его попытки отговориться хозяйскими делами не имели особого успеха. Вопросы тети Энн, советы Роберта, Дженни…

Артур почувствовал, что она была не такой, как всегда. Внешне — да, но внутри оставалась закрытой, не лился свет сквозь глаза только для него, как это было раньше. Правда, и боли не было, просто неудовольствие от его долгого отсутствия, решил он, так что тревогу бить рано. Артур пытался обмануть себя этими доводами, но душа не давала покоя, ее не обманешь.

Всё, решил он, с этой минуты — всё. Вдруг дойдет до отца? А Дженни? Она видела и слышала, как Алисия его унижала, так тяжело переживала его клятву и если узнает…

Артур почувствовал, как запылали щеки. Этого ещё не хватало. Всегда старался вести себя достойно, чтобы никто не мог ни в чём попрекнуть, укорить, а тут побежал, стоило поманить запретным плодом. Исправить, пока не стало поздно, как сказал Роберт. Настаивать на свадьбе и не разлучаться с Дженни.

У Артура отлегло от сердца, когда он принял такое решение. Словно сбросил груз, и ему свободней задышалось, кровь привычным ритмом побежала по жилам. Значит, это очень важно: уметь признать ошибки и успеть их исправить.

Рано утром он и Дженни выехали со двора.

Дженни он встретил так нежно, радостно, так светился любовью, что она впервые за эти дни искренне и счастливо рассмеялась. Роберт вызвался немного проводить друзей. И втроем под брызгами солнца они мчались бок о бок — молодые, беззаботные, подогреваемые мыслями о любви и счастье.

Перед расставанием покружили на лошадях вокруг друг друга. Артур хлопнул Роберта по плечу.

— Пока, дружище, и спасибо. Настоящее дружеское спасибо!

— И от меня спасибо, — добавила Дженни, — приезжай к нам поскорее, чтобы мы за тобой не скучали.

— Приеду, — пообещал Роберт, — приятно будет…потренироваться, размяться в дороге.

Дженни отвернулась, скрывая зардевшиеся лицо.

Они расстались.

Не доезжая до имения Райсов, отпустили лошадей и, держась за руки, побрели по росе.

— Я не хочу больше ждать, — сказал Артур. — Давай срочно поженимся. Ожидание бессмысленно, я больше не хочу без тебя.

— Артур, — Дженни протянула ему обе руки, — ты говоришь те слова, о которых я мечтала. Зачем нам испытательный срок? Что не ясно?

— Дженни, моя милая Дженни, я тебя так люблю. В разлуке это особенно ощущается, может, судьба поэтому и устроила нам такую паузу, чтобы мы поняли, насколько нужны друг другу. Скоро вернётся отец, он не откажет мне и начнёт договариваться о свадьбе. Осталось совсем немного.

Они обнялись, скрепляя свои желания.

— Представляешь, — шептал Артур, — не надо будет выбирать время, чтобы увидеться. Все время вместе. Утром ты со мной — мягкая, разомлевшая ото сна. Днем твой смех раздается сразу во всех уголках дома. Вечером только мы и больше никого вокруг, чинно пьем чай и бесконечно смотрим друг на друга влюбленными глазами.

Артур подумал, что не включил в понятие «он и Дженни» ночь. Ночь — это когда полыхает тело Алисии, а он сходит с ума от этого жара. Нет…стоп…

— Давай останемся здесь насовсем, — проговорила Дженни, — будем стоять и стоять, ты — говорить, я — слушать песню слов.

— Нет, — покачал головой Артур, — время замрёт, а я хочу поторопить его, чтобы ты стала только моей.

Дженни с улыбкой смотрела на него. Милый, родной, любимый, но любила по-другому: мыслями, глазами. С Эдвином не так. К нему хочется прикасаться, обнимать, целовать. А с Робертом?..

— Ты чего? — спросил Артур, заметив в глазах мелькнувшее удивление.

— Мысль, которую не успела поймать, — тихо ответила Дженни.

Обманула. Удивление пришло от того, что вровень с Артуром и Эдвином она поставила Роберта. Почему? От того, что он сейчас больше других возится с ней? Чувство собственности на всех мужчин, которые её окружают? Ну, что бы это ни было, раз уж так получилось, то Роберт — это когда хочется, чтобы не ты, а тебя обняли, прижали, пожалели. С Артуром она чувствует себя мамой, можно пожурить, приласкать, наказать. С Эдвином — ученицей перед строгим экзаменатором: как отнесется к её поведению, как бы не сказать лишнего, не показаться навязчивой. А с Робертом можно быть самой собой, поплакать, когда хочется, поцеловаться без смущения — настоящий друг! Должен ли таким быть любимый? Ох, ничего она, оказывается, не знает, разбрасывает чувства вокруг себя, рвется добиться того, чего не может пока четко обозначить.

— Поедем? — спросил Артур, удивленный отстраненностью ее лица.

— Да, да, замечталась о девичьем, — скрывая смущение, засмеялась Дженни. — Уже недалеко. Давай наперегонки.

Это — чтобы не разговаривать, а еще, чтобы освежить разгоряченное внутренним размышлением лицо.

Они так и влетели во двор, почти вровень, но Дженни, спрыгнув, заявила:

— Я выиграла!

И счастливо засмеялась.

— Рада тебя видеть такой счастливой, — шепнула Ани, обнимая ее.

Дженни крепко обняла сестру, шепнула:

— Соскучилась.

И Эдвина обняла крепко и, объясняя свой жест, вновь рассмеялась и громко пояснила то же самое:

— Соскучилась.

В теле и голосе — лёгкость. Неужели освободилась? Написала письмо, как поставила точку. Это и нужно былосделать: закончить предложение точкой. Иначе теряется смысл, незавершенная мысль летит без остановки. Грустно. Это то, что осталось от любви к Эдвину. Грусть от несбыточности девичьих грёз, тихая печаль, а не горе, ни грань, за которой ничего нет. Безнадежность и чувство огромной потери жило в душе ещё в тот момент, когда писалось письмо, но с каждым словом по капле просачивалось на бумагу, освобождая душу от тяжести. Наверное, это понял и Эдвин: ему давно знакомо чувство доверяться строчкам на листке. Поэтому смотрит такими улыбающимися глазами, в которых, как и у Ани, радость, что она вернулась.

— Я к дяде Фреду, — крикнула Дженни и, оставив Артура с Анеттой и Эдвином, бросилась в дом.

— Моя деточка вернулась, — обрадовался Фред, уловив с первого взгляда перемены в Дженни, — Долго-долго была в своей стране, а теперь выбралась оттуда.

Дженни присела рядом.

— Вам ничего не надо рассказывать, правда? Вы всё видите.

— Ну… — Фред засмущался, — приятно слышать такие слова из уст прекрасной леди. Вывернула, значит, себя наизнанку, рассмотрела, что-то подправила, так?

— Это сложно, — замахала руками Дженни, — проще сказать: у меня замечательное настроение.

— Вдруг увидела, что мир прекрасен?

Дженни улыбнулась и уткнулась ему в плечо.

— А, позвольте, девушка, узнать причину?

— Просто так. Разве такого не бывает?

— Просто так — это для твоих мыслей, но, видимо, есть что-то, о чём пока не знаешь, а оно уже живет своей жизнью.

— Фред, как ты любишь поучать молодежь, — сказала вошедшая тетя Эллина и поцеловала Дженни. — Они все знают лучше нас, ты свои рассуждения оставь для меня. Не знаю, почему я их слушаю? И, надо сказать, с удовольствием.

— Сегодня день комплементов в мой адрес, — довольно крякнул Фред. — Вы, девушки, мастерицы бередить душу, а я — старый опытный мужчина — поддаюсь вашим чарам.

— Вы у меня молодцы! — Это Дженни сказала обоим и поднялась. — Побегу, жаль, что невозможно бежать сразу в разные стороны.

Дженни вышла.

— Как я люблю, когда она такая, — сказал Фред.

— Артур заявился, вот она и светится.

— Да не нужен ей этот мальчик с красотой Аполлона, как ты не поймешь.

— Здравствуйте вам, из каких глубин твоих размышлений ты выкопал этот бред?

— Артур — дохлая истеричная личность. Да, да, это грубо, зато точно. Дженни никогда не будет уважать его, а без этого любовь долго не держится. Как и долго она не держится на поклонении кому-либо.

— Кого это ты имеешь ввиду?

— Никого, говорю вообще.

— Ты ничего не говоришь просто так. Рядом с тобой любой станет философом — так точно ты умеешь донести свою мысль и объяснить ситуацию. И не вбивай свои мысли в голову Дженни. Артур — хорошая партия. Да и если не он, кто тогда?

— Мало на свете молодых людей? Такое впечатление, что вы спешите спихнуть Дженни кому-нибудь.

— Ой, — всплеснула руками Эллина, — что я слышу? Ты забыл, что мы все пляшем под её дудку? Она сама принимает решение и ставит нас в известность. Это ведь только благодаря Джону свадьба отложена, а так бы мы уже только и видели Дженни здесь.

— Вот видишь, и Джон понимает, что не будут Артур и Дженни счастливы.

— Ты имеешь ввиду счастье в том смысле, как это понимаем мы?

— Конечно, а по-другому разве бывает? Мое счастье рядом с тобой. Я тебя очень люблю, моя дорогая. Той самой любовью, где и уважение и преклонение.

— Эталон любви, — счастливо засмеялась Эллина.

— Только так! Поэтому всех и примеряю к нему.

Глава 22

Этот вечер Дженни воспринимала, как самый спокойный из всех, которые ей запомнились. Она была дома среди дорогих ей людей. Правда, отца нет, но он уехал к себе, за него можно только порадоваться — что может быть лучше родных стен! Артур тоже был рядом, и она принимала это так, словно было уже тысячи вечеров, когда они сидели с ним в саду, разговаривали буднично, зная наперед, что будет сказано. Никакого радостного трепета, смущения, ожидания. Эдвина она принимала теперь как простого родственника: была с ним легка в обращении, смотрела открыто, не смущаясь. Она не могла отдать отчет, почему ведёт себя так. Покой внутри, теплое чувство в жизни, ожидание, но далёкое — далёкое, не беспокоившее — вот как вкратце объяснила бы она свои ощущения, если бы была необходимость описывать их. Но никто не о чём не спрашивал, всех устраивал текущий вечер с неспешными разговорами, чаем, сигаретным дымом. Лишь однажды сердце Дженни неожиданно для неё подпрыгнуло. Издалека послышался топот копыт, замерший у ворот, она на мгновение подумала, что это мог быть Роберт. Встрепенулась, поймала себя на том, что, не отрываясь, смотрит, как приближается какой-то человек. Ах, это всего лишь к Эдвину управляющий: обычные каждодневные дела. Ну и ладно, они расстались только сегодня утром, совсем немного прошло времени, он ещё не успел соскучиться. А она?..

Артур, прощаясь на ночь, так как уезжать собирался рано, поцеловал Дженни. Наверное, так отвечают на поцелуй мужа, к которому привыкаешь, и поцелуй воспринимается, как неотъемлемая часть жизни. Неужели она настолько свыклась с мыслью, что будет неразлучна с Артуром, поэтому не возникает чувства праздника от его прикосновения? Завтра уедет — и всё, не постучит попозже в двери, как Роберт, не будет слушать её «уходи», поступая по-своему.

Может, это и есть счастье — в постоянстве чувств и событий? Рвешься к чему-то необычному, хочется бури и восторга, а растворяешься в крепких, надежных руках, как у…Роберта?

О, какие мысли! Не подобает почти жене одного мужчины думать о другом.

— Я приеду вечером. — Артур ласково заглядывал ей в глаза.

— Я верю, и буду ждать.

Артур гнал лошадь во весь опор. Два дня не был дома. Ему казалось, что без него непременно будет что-то упущено, не досмотрят, ошибутся. Он понимал, что сам ещё не является полновесным хозяином, управляющий до сих пор подсказывает и наставляет, но чувство ответственности уже въелось в его сознание, не хотелось упускать ничего, знать всё, что делается.

В имении все было тихо. Артур успокоился, когда работник привычным жестом забрал его лошадь, а управляющий почтительно склонил голову в приветствии. Всё как всегда, нужно запомнить этот момент и впредь не терзаться понапрасну.

В доме тоже было тихо. Наверное, Алисия еще спит, что ей делать в такую жару? Пусть отдыхает, он не будет ей показываться, и вообще…

— Артур. — Голос был нежный, с хорошо скрываемой радостью.

Он обернулся. Алисия стояла у двери, простая, домашняя, несчастная.

— Ты не спишь? — Глупый вопрос, но нужно же что-то говорить.

Она подошла совсем близко. Артур не отстранился, но и не обнял её.

— Я скучала по тебе. — Алисия не смотрела ему в глаза, только терлась лбом о грудь. — Думала, приедешь в тот же день. Нет, я не сержусь. Я просто безумно скучала. А ты вспоминал меня? — она совсем по-бабьи глянула на него.

Артур молчал.

— Да, да, не отвечай. Та твоя девочка…она молоденькая, нежная, смешливая. И любит целоваться, потому что ждет идеального поцелуя, ищет его среди множества. Пока ей не понять…Ты не слушаешь меня?

— Алисия, зачем ты такая? Ты не похожа на себя. Заболела?

— Да, тобой. Думала, что вернёшься в тот же день.

— Я не обещал этого, не знал, как сложится.

— Ты не должен был обещать, только я надеялась, что сердце позовёт тебя ко мне.

Артур отошел от неё.

— Мне нужно умыться и приниматься за дела. Вечером опять ехать.

— Скоро приезжает Говард. У нас мало времени.

— Хорошо, что приезжает. Алисия, я буду говорить с ним о возможности поторопиться со свадьбой. Я не хочу тянуть, нужно определиться и обосноваться, зачем зря убивать время?

— Да, ты прав, нельзя упускать время. Пойдем, — она потянула его за руку.

— Алисия, у меня дела, ну, что ты делаешь?

— Пойдем. Ты узнаешь еще одну сторону любви — женщину, которая тебя ждала, не сомкнув глаз за два дня. Ту, которая скучает по тебе так, что не выразить словами. Здесь ты мой. Ты еще успеешь надоесть своей Дженни, это настанет скоро, а мне ты не надоешь никогда. Пойдем, мои губы уже готовы открыться навстречу твоим, видишь, руки сами на ходу срывают одежду. Ты же знаешь: со мной бесполезно бороться. И еще знаешь, что ни сегодня, ни завтра ты не поедешь к своей Дженни.

— Алисия, ты бредишь?

— Нет, я тебя хорошо знаю. А та девочка — терпеливая, доверчивая. Подождет. Пусть научится скучать, как я, когда что-то поймет в жизни.

— Не смей так про Дженни.

— Что ты, что ты, я — ничего плохого. Я только для тебя, обними, только крепче, ещё крепче. Любимый, единственный, жизнь моя…

* * *

Элиза сидела и смотрела в окно. Она не думала ни о чём: пусто в душе, лень шевелиться, даже дышать — если б можно было замереть совсем, окаменеть, чтоб перестать чувствовать равнодушно бившееся сердце. Куда делась веселая сообразительная девушка? Видимо, немного было отпущено ей беззаботных дней, они закончились, а впереди лишь обычная дорога обычной жизни.

Когда открылась дверь и вошла мать, Элиза оглянулась, но не выказала никаких чувств.

— Вот ты где, — проговорила Энн. — Я искала тебя в саду, думала, ты как обычно в это время прогуливаешься. Почему никуда не пошла?

Элиза только неопределенно пожала плечами.

— Ну, и хорошо, что ты здесь. У меня к тебе есть разговор, очень серьезный и важный для тебя. Давай сядем на диван. Мамочка принесла тебе чудесные новости. Ну, давай руку.

Она усадила Элизу рядом, взяла вторую руку и заглянула в глаза.

— Доченька, я очень благодарна тебе, что ты вняла моим наставлениям, успокоилась. Я не показывала виду, но так переживала, когда ты пыталась отступить от предназначенного тебе пути. Надеюсь, моя девочка поняла бессмысленность того, что затевала? Да, да, я не ругаюсь, сама была такой молодой, впечатлительной. Хотелось несбыточного, полёта, мечтала раствориться в блаженстве и остаться там навсегда. Что смотришь так удивленно? Я, по-твоему, не женщина? Сразу родилась такой древней, как сейчас? Всё помню, понимаю, поэтому и стремлюсь помочь тебе, как когда-то надо мной ворковала моя мамочка. Ты же понимаешь, что мамочки не делают ничего такого, чтобы их доченькам было плохо? Понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Элиза.

— Я знала. Ну, не буду больше томить тебя. Вот ты и дождалась своего счастья! — Это Энн произнесла очень торжественно.

Элиза молчала.

— Элиза, тебе нужно собираться. Поедешь к своей крестной, да, да. Это далёко, но не смертельно, тем более, тебя там уже ждут. Твоя крестная, ты знаешь, необычайно чуткий и душевный человек. Живет она в огромном поместье на севере Лондона, мы ведь ездили туда, когда ты была совсем маленькой, не знаю, помнишь ли. Крестная давно овдовела, живет со своим сыном. Он — настоящий хозяин в поместье, образованный, блестящий мужчина. Да, он старше тебя, много хлебнул горя — жена умерла год назад, и деток не оставила. Крёстная писала мне, как переживает за него, как мечтает, чтобы он вновь обрел опору в виде семьи — важной ячейки нашего общества. Это очень хорошая партия для тебя, Элиза. Ты хозяйственная, покладистая, просто золотая девушка — находка для порядочного человека.

— Мамочка… — дрожащим голосом еле слышно произнесла Элиза.

Энн сильнее сжала ее руки.

— Нет, нет. Это все эмоции, первое, что выскакивает, когда жизнь кардинально меняется. Ты благоразумная дочь, я не имею желания повторять то, что говорила тебе много раз. Мы всё друг другу сказали в бесконечных перепалках, уговорах. Были слезы, недовольство, но наружу вылезло главное — ты послушная дочь! Ты будущая хранительница наших устоев! Когда-то ты оценишь мои титанические усилия привести тебя к покою, вспомнишь и тем же путем поведешь свою дочь.

— Не будь жестокой, — прошептала Элиза, — Ты требовательная, настойчивая, но не жестокая. Зачем ломаешь мне жизнь?

— Тихо, тихо, родная. Слёзки — это лишнее. Сейчас они не так страшны, как было бы тогда, когда ничего не исправить. Я видела твои слёзки, они быстро высыхали, исчезали, а правда не исчезнет, она наш путеводитель на сложнейшем жизненном пути. Ну что было бы со мной, не послушайся я в юности маму? Что бы вы сказали мне, если бы жили так, как эти Смитты — никому не известные, пытающиеся что-то урвать для себя в жизни. А вам не надо урывать, вы спокойно идете с высоко поднятой головой, не ожидаете насмешек в спину и осуждение. Это важно — не быть ущемлённым ни в чем. Твой будущий муж поведет тебя по достойному пути, открыто, уверенно. Ты будешь знать, что олицетворяет собой настоящая леди, которую не в чем упрекнуть. Лондон — мечта любой девушки. Мигель — это даже не Артур. Артур — завидный жених в нашей местности, ох, он еще будет от зависти кусать локти. Все поймут, что, сколько бы ни подпрыгивали, им никогда не допрыгнуть до твоих высот.

— Мама, почему ты так болезненно реагируешь на других? Ты бы позволила нам быть счастливыми.

— Мои дети все чувствуют себя счастливыми, такими и останутся. Роберт — этот не свернет, не поддастся на сладенькое слово «любовь». Керри — умница, она своё не упустит. Вот только ты сопротивляешься своему счастью. Глупенькая мечтательная Элиза. Я сейчас уйду, ты поплачь, пусть со слезками уйдет горечь, обиды. И собирайся. Медлить не будем. Мигель уже выслал за тобой своего поверенного.

Элиза закрыла лицо руками и замотала головой:

— Нет, нет, я никуда не поеду.

— Поедешь, — Энн поднялась. — Здесь нет других вариантов. Я обо все договорилась, дала слово. И брать его назад не собираюсь, это непорядочно. Ты не посмеешь выставлять мать, которая заботится о тебе, на посмешище. Пришло время брать на себя ответственность за семью, имя, поступаясь личным. Всё. Через часик я пришлю тебе Виолетту, она поможет со сборами. Много брать не надо. Лондон — особое место, там нужно соответствовать высокому имени. Крёстная поможет приобрести всё, что полагается, будет твоей наставницей и опорой.

— Ты давно это задумала, поэтому и вела себя так спокойно?

— Да, и горжусь этим. Зря твои слова звучат осуждающе. Но я тебя за это даже не упрекаю, списываю на молодость и то, что ты еще не знаешь, какое приобретаешь счастье.

— Я никогда не буду счастливой без Георга, — безжизненно проговорила Элиза.

— Прекрати немедленно! — голос Энн зазвучал грозно. — Возьми себя в руки. Сколько можно терзать сердце матери?

— А моё не в счёт, — еле слышно то ли спросила, то ли проговорила Элиза для себя.

— Не разжалобишь меня своими уловками. Оставь их для будущего мужа. Только пользуйся ими осторожно, естественно, будь слабой снаружи и сильной внутри. Об этом мы поговорим позже.

— Я не хочу замуж за вдовца! — крикнула Элиза, вскочив.

— То, чего ты хочешь, не приемлемо, — отрезала Энн. — Всё, хватит переливать из пустого в порожнее. Посиди одна, побурчи, выскажи этим стенам, что пожелаешь, они выдержат. Я тоже стена, со мной бесполезно биться.

Энн вышла, щелкнув замком. Элиза еще некоторое время стояла, глядя на двери, потом села. Внутри всё бурлило, но постепенно ею овладевало то равнодушие, которое прочно обосновалось в душе до прихода матери. Устала бороться, наплевать на всё. Жизнь сломана, не выправить. А это равнодушие лучше, чем боль или полёт, который трагически обрывается. Она — не героиня, она девушка, которых множество. Если бы все достигали любви, на Земле давно был бы рай. Он где-то есть, но ей дорога туда заказана. Терзаться, рвать себя изнутри — бесполезно. Смириться? Нет, даже этого она себе не позволит. Просто существовать, как требует общество, без своего лица, в маске довольства и гордости за него. В маске, к которой привыкаешь и уже не помнишь своего лица. Это очень удобно, чтобы однажды сказать своей дочери твердое «нет» и захлопнуть калитку в рай.

Вечером Энн собрала детей в гостиной.

— Я хочу, чтобы сегодня вы побыли вместе именно здесь, в нашем доме, где столько времени жили рядышком. Ну, правда, Роберт иногда покидал нас, но мы считали, что он где-то здесь, просто вышел, ждали, встречали. А сегодня я собрала вас, чтобы сказать: нас покидает Элиза. Это очень большое событие в её жизни, а для меня и разлука и радость от того, что она будет устроена.

Керри и Роберт переглядывались, пытались поймать взгляд Элизы, но она не отрывала глаз от матери, на лице ничего нельзя было прочесть.

Энн насладилась произведенным впечатлением.

— Элиза уезжает в Лондон к крестной.

— В гости? — Керри выдавила это неуверенно, чувствовала, что не ради этого собрала их мама и вела себя так загадочно.

— Сначала в гости, но останется там насовсем. Ты, Керри, не помнишь Мигеля, была крошкой, когда они приезжали к нам, а вот Роберт знает его хорошо. Когда ты видел его последний раз, сынок?

— Перед последним отъездом по службе. В этот раз не удалось побывать у них, я заезжал к другу, а это немного в сторону.

— Мигель имел честь предложить руку нашей Элизе.

Повисла тишина. Молчала даже Керри, только вертела головой, открыв рот.

Заговорил Роберт.

— Насколько я знаю, Мигель женат и уже давненько.

— Он пережил страшную трагедию — похоронил обожаемую жену. Достойная была женщина, он умел выбирать. — Лицо Энн на время стало скорбным. — Но жизнь продолжается, разумный человек это понимает, тянется к семье, чтобы всё было упорядочено.

— Он, что, старый? — спросила Керри.

— Ну что ты, Керри, он — в расцвете. Старше, конечно, нашего Роберта, но что для мужчины возраст? Зато он с уже устоявшимися взглядами на жизнь, не наделает ошибок, как многие известные вам молодые. Такие, как Мигель и наш Роберт, должны быть примером.

— Нам нужно готовиться к сватовству? — спросил Роберт. — Когда приезжает Мигель?

— Помолвка и следом свадьба будут в Лондоне. За Элизой приедет доверенное лицо от Мигеля.

— О! — воскликнула Керри. — А почему не он сам? Я хочу посмотреть на нового жениха!

— Мигель занят, он очень деловой человек.

— Да, — объяснила Элиза, — дела отложить нельзя, они есть всегда. А жена — это временно, её найти не проблема, не важно, кто, лишь бы соответствовать.

— Элиза, — с мягким упреком в голосе произнесла Энн, глаза же смотрели строго. — Мы все понимаем твоё волнение сейчас и в связи с предстоящими изменениями. Это для девушки естественно. Но настоящая леди должна уметь сдерживать чувство. Я же вас всегда этому учила.

— А я и сдерживаюсь.

— Умница. — Энн сделала вид, что не заметила вызывающего тона дочери. — Вот я и решила вас собрать, чтобы вы этот вечер провели вместе. После каждый из вас будет рассказывать своим детям о чудесных днях в родительском доме. Я поручила приготовить сегодня нам необычный ужин, что-нибудь легкое, праздничное. Пойду распоряжусь, чтобы начинали накрывать стол. Керри, деточка, пойдем с мамой, ты теперь остаешься первой помощницей вместо Элизочки.

Энн с улыбкой протянула руку, видя колебание на лице Керри. Не хотела оставлять младшую дочь без присмотра, опасаясь неблагопристойных разговоров Элизы.

Керри неохотно поднялась.

— Я еще успею тебе помочь, — сказала она, выходя за матерью. — Мне хочется подольше побыть с Элизой.

— Побудешь, доченька. Я специально увела тебя, чтобы Роберт смог по-взрослому поговорить с твоей сестрой. Он должен успокоить Элизу — она ведь очень волнуется — чтобы дальше всё шло гладко. Вы же иногда из протеста не хотите слушаться мам, а друг другу доверяете больше.

— Мне жалко Элизу, — сказала Керри. — Ей трудно будет всё здесь бросить. И Георг остается здесь. А как же любовь?

Энн хотела сказать что-то резкое, но сдержалась.

— А вот это и доказывает, что любовь — сама по себе, а жизнь — это другое. Таков удел женщины — жертвовать собой. — Энн с досадой отмахнулась от возникшего образа Джона. — Любовь придёт, но к мужу, когда он будет рядом, и тогда каждая из вас поймет, что это и есть истинное счастье. Так что ты не переживай: Элиза девушка правильная. Она хорошо устроится, потом и ты поедешь к ней, для тебя тоже найдется достойная пара среди лондонской знати.  К н и г о е д . н е т

Керри улыбнулась новой для Энн улыбкой.

— Нет, мама, я отсюда никуда не уеду.

— Ты ещё маленькая, поэтому так и говоришь. Всё бы тебе сидеть возле мамки. Нет, надолго задержаться не получится. Замуж всё равно надо выходить, выбор делать придется.

— Я уже не маленькая. Почему вы меня до сих пор такой считаете? И выбор свой давно сделала.

— Что?

Энн ошеломленно смотрела на дочь.

— И ты начинаешь? Нет, я дождусь покоя в своем доме? Даже не заводи разговор на эту тему. Не хватало, чтобы еще ты отмахивалась от наставлений матери.

— Мне не нужны никакие наставления. Мне нужен только один человек, и он будет мой, я это знаю, я этого добьюсь. Я говорю об Артуре.

Энн изумленно смотрела на дочь.

— Не смотри так, мама, я от своего не отступлю.

— Нет, нет, Керри, я ничего не говорю. — Мысли Энн уже неслись в привычном направлении. — Просто Артур почти женат, даже я не смогла этому воспрепятствовать.

— Вот именно — почти. Ах, мама, а теперь ты Элизу отправляешь из дому! Значит, не будет приезжать Дженни и с ней Артур. — В голосе Керри слышалась настоящая горечь.

— Тише, тише, — Энн обняла дочь. — Артур дружит с Робертом, он обязательно будет появляться. Да и мама у тебя пока ещё с головой. Ах, ты, моя умница! Я не зря сказала: будешь первой помощницей. Давай мы это с тобой обсудим позже, как проводим Элизу.

— Я подожду. Я умею ждать. Мы ведь будем с тобой заодно, правда, мама?

— Конечно, моя хорошая. Можно достичь всего, что задумано. Если твёрдо стоять на своем — жизнь будет союзницей.

— Это ты про Элизу?

— Про неё тоже.

В памяти Энн отчетливо всплыла картина: двое в ночном лесу. Алисия в двух лицах: спасительница и мерзкая выскочка, метившая не туда, где ей положено быть. Ну, ничего, теперь эта дамочка в её руках.

— Я думаю, Элиза будет счастлива, — Керри смотрела на мать ничего не выражающим взглядом.

— Обязательно! И это счастье принесла ей я. В свое время она это оценит, я отправляю ее со спокойным сердцем.

Мать и дочь были похожи на двух союзниц, только что заключивших устраивавшее обеих соглашен

Глава 23

После ухода матери в гостиной повисла тишина. Элиза так же не двигалась, Роберт смотрел на неё сбоку. Потом, ни слова не говоря, он подсел к сестре, обнял и притянул к себе. Такая нежность со стороны брата была не привычной, Элиза осторожно прислонилась, сидела, не шелохнувшись.

Стараясь показать, что не остается равнодушен к судьбе сестры, Роберт прижал её сильнее и поцеловал волосы.

— Что я могу сделать для тебя? — спросил он тихонько.

Элиза подняла на него глаза, полные скрытой надежды.

— Спасибо, — голос у неё дрогнул. — Мне ничего не нужно, только вот это участие.

— Всё так плохо?

— Ни сколько, всё замечательно. Обыкновенная судьба обыкновенной девушки. Только и счастья — потешить себя мечтами о прекрасном. Вам мужчинам, наверное, легче, вы не забиваете себе голову такой чепухой.

— Почему же чепухой?

— А как это назвать по-другому, если оно витает просто в воздухе, нигде, ни для чего — не прикоснуться, не воспользоваться.

— Милая сестрёнка. А ты не думала, что мужчинам, наоборот, труднее? Этого ведь нам не положено показывать грусть, неприлично даже наедине с собой обронить тоскливую слезу. А по поводу того, что впустую… ты разве не прикоснулась?

В глазах Элизы появилась мольба. Она выдавила отчаянно:

— Я хочу видеть его!

Некоторое время они смотрели в глаза друг другу.

— Нет, нет, — поникла Элиза, — я знаю, что это невозможно.

— Мы попробуем что-нибудь сделать. Я уговорю маму, чтобы ты поехала проститься с дядей Фредом, а Дженни сообщим, она передаст Георгу. Он приедет к этому времени.

— Я не знаю, нужно ли это. Последний взгляд… Нет, я этого не вынесу. Ничего не надо. Просто передай при встрече… Нет, ничего не передавай. Не стоит тревожить.

— Я всё-таки попытаюсь добиться поездки к Райсам. Если судьба — вы увидитесь, нет — ничего не поделаешь. Теперь остается только довериться ей.

В гостиную вошла Энн в приподнятом настроении, словно там, за дверьми, случилось что-то необыкновенно приятное.

— Вставайте, детки. Приятно видеть вас воркующими вдвоем. Да, перед разлукой очень заметна печаль расставания. Пока рядом, мы не отдаем себе отчёт, насколько близки. Пойдемте в зал, Керри уже восторгается накрытым столом и немного поправляет по-своему, — с гордостью добавила она.

За столом среди ничего не значащих фраз Роберт завел разговор.

— Мама, так жаль, что мы не провожаем Элизу, как подобается. Почему ты решила обойтись без гостей? Давайте нанесем прощальные визиты, хотя бы туда, где можно обойтись без предварительного уведомления. Так всё-таки положено.

— Я знаю, — с мягкой укоризной посмотрела Энн на сына, — но наше дело спешное. На визиты нет времени. Элиза уезжает завтра вечером.

Все трое изумленно уставились на мать.

— Не смотрите так. Человек от Мигеля приезжает утренним поездом, а вечером ему уже нужно возвращаться. Вот она и поедет тогда же. Да вы не волнуйтесь, приличия соблюдены, обо всём договорено. Ну да, я не трубила об этом на всех углах, но просто так я бы не отправила дочь, не будь уверенной в том, что всё будет в порядке.

Элиза так посмотрела на Роберта, что у него упало сердце. Как вынести взгляд, в котором только что на его глазах погасла жизнь? Значит, Элиза всё-таки на что-то надеялась, хотя и говорила обратное.

Никто не проронил ни слова.

— А что в этом плохого? — Энн делала вид, что не видит обращенные на неё глаза. — Сколько бы дней не было впереди, Элиза всё — равно бы терзалась предстоящей разлукой, можно ведь и с этой стороны посмотреть. Зачем продолжать терзание? А мы скоро приедем туда, где Элиза пообвыкнется и встретит нас, как хозяйка. Увидите, какое у неё будет настроение, и в очередной раз убедитесь: мамы своим детям желают только добра.

Роберта разбудил осторожный стук в дверь. Он поднял голову, посмотрел в окно — едва светает. Вроде бы рановато для даже очень срочных дел по хозяйству.

В комнату вошла Элиза. Видимо, она не спала совсем, на лице неприкрытое страдание.

— Ну, что ты, сестрёнка? — Роберт не знал, чем может ей помочь.

— Я хочу видеть его. Понимаю: шансов никаких, но вдруг он гостит у Райсов?

— Я поеду прямо сейчас, — успокоил её Роберт. — Если он там, мы успеем обернуться до приезда человека от Мигеля. А ты иди к себе и всё-таки отдохни, день сегодня предстоит тяжелый.

Роберт выехал со двора и галопом понесся прямо через поле. Такая слабая надежда, что Георг будет у Эдвина, для этого нужно стечение обстоятельств, везение, перст судьбы. Придется всем объяснять свой ранний визит. Впрочем, управляющий ко времени приезда должен быть на месте, можно осведомиться у него без объяснений, просто нужен по делу и всё.

Ах, бедная Элиза! Такая боль в глазах, её нельзя выплеснуть, не получается с кем-то поделить. Она так и останется с ней на всю жизнь — невоплощённая, неотлюбившая. А сколько таких трагедий в мире! Сколько горя из-за писаных кем-то законов. Кому об этом знать, как не ему? И никто не подозревает о его личной трагедии! Любовь порождают небеса, почему же земные правила оказываются довлеющими? Почему создатель любви не заботится о своём детище, не позволяют ему пылать во всей красоте, уступает пункту в законе, который корёжит судьбы?

К своему удивлению Роберт застал во дворе Райсов суету. В стоявшую запряженную повозку грузили вещи, двери были раскрыты. Из них показалась Дженни в дорожной накидке. Спасительница! Вот кому можно всё объяснить.

Роберт осадил коня прямо у ступеней. Его встревоженный и удивленный взгляд Дженни встретились.

— Мне срочно нужен Георг, — бросил Роберт вместо приветствия. — Молю Бога, чтобы он был у вас!

— Что-то случилось?

— Элизу увозят, сегодня вечером отправляют в Лондон. Насовсем.

Дженни не могла вымолвить ни слова.

— Да не молчи! — крикнул Роберт. — Скажи, что он здесь!

Дженни молча покачала головой: нет.

— О, Боже! Элиза так надеется. Они больше никогда не увидятся.

— Почему ты не предупредил заранее? — наконец смогла выкрикнуть Дженни.

Роберт спрыгнул на землю.

— Мы ничего не знали. Мама вчера поставила перед фактом. В качестве сюрприза и чтобы не было времени на размышление.

— Георг должен быть дома, он не планировал длительных отлучек. Но это так далеко!

Они молча смотрели в глаза друг друга.

— Полдня пути…В экипаже…А если верхом… — неуверенно проговорил Роберт.

— Так чего ты медлишь? — Дженни бросила находившиеся в руках сумки. — Я с тобой!

В дверях появился Эдвин.

— Что за жизнь бурлит с утра? Роберт? Что случилось?

Ответила Дженни.

— Эдвин, пусть мои вещи выгружают назад. Я не могу сейчас уехать. Потом объясню, нам нужно срочно к Георгу. Держи наготове лошадей, по пути оттуда нужно будет пересесть на свежих, чтобы успеть. Пожалуйста, быстро распорядись, чтобы сейчас привели лошадей для меня и для Роберта, его конь уже сегодня потрудился. Мы будем у ворот. Быстрей же. Пойдем, Роберт!

Она сбежала со ступеней, за руки потянула его за собой.

— Он должен успеть, хорошо, что ты приехал пораньше.

— А почему ты встала так рано?

— Я собиралась ехать домой. Хочу побыть с папой. Да и вообще, дом есть дом.

— Неубедительная причина, и говоришь ты это так, как выдуманную причину, в которой убедила себя.

— А что мне здесь делать? Артур не появляется.

— Опять?

— Даже отговорки перестал присылать. Я сначала беспокоилась, думала: что-то случилось, если так редко наезжает. А он, я же чувствую, приезжал по обязанности, еле высиживал приличное время и уезжал с виноватым видом. Теперь вот давненько не заглядывает. А я сижу, словно жду — не дождусь. Много чести.

— Не горячись, у человека могут быть проблемы, о которых он не хочет говорить, чтобы не огорчать. Или потому, что должен быть мужчиной, не выдавать беспокойства. Мы с тобой об этом поговорим, а сейчас нужно помочь Элизе.

— Ты думаешь, что можно что-то исправить, поменять?

— Не знаю, но стоять в стороне не могу.

— Не ожидала этого от тебя, честно признаюсь. Приятно узнавать о друзьях новенькое.

— Вот и наши лошади. Эдвин, не забудь подготовить свежих для обратной дороги. Сам рассчитай, когда они понадобятся, если постараться быстро туда и обратно.

— Что произошло? Расскажите в двух словах, иначе мы изведёмся.

— Элизу выдают замуж, очень спешно и совсем тайно. Нужно сообщить Георгу.

— Тогда скачите быстрее, хотя, думаю, это бесполезная затея. Твою маму, Роберт, невозможно сломать.

— Доверимся судьбе. Дженни, вперед!

* * *

— Кони уже устали, — прокричала Дженни в вихре скачки.

— Они словно понимают, насколько это важно, несут хорошо. Еще далеко?

— Две трети пройдено. Давай дадим возможность им отдохнуть, совсем немного, потом они с благодарностью наверстают упущенное. Сейчас будет ручей, замечательное место для передышки.

— Ты права, передохнем.

Спешились у самой воды.

— Устала? — участливо спросил Роберт, заглядывая Дженни в глаза.

— Не смотри, я ужасно растрепанная и запыленная. И вдобавок — с обветренным лицом.

— С чего ты вдруг засмущалась? Не отворачивайся, героическая девушка! Рисковать собой, отправиться в такое путешествие не в экипаже может только отважное сердце, да еще, вдобавок, горячее, готовое на всё ради любви, даже не своей. Дай посмотрю на твоё пылающее личико. Иди ко мне.

Он взял Дженни за плечи, развернул. Она действительно стояла с опущенными глазами, с пылающими щеками.

— Правильно я угадал. Выходит, я хорошо знаю своего друга. Так?

— Нет. Это натворила быстрая езда и ветер, который бил в лицо.

— Жаль, я надеялся, что мои пылкие слова пробрали тебя до самого сердца. — Это Роберт уже шептал, притягивая Дженни к себе.

Поцелуй длился долго. Фыркали довольные лошади, ветерок по-отечески трепал запыленные гривы.

— У тебя чудесные мягкие губы, — проговорил Роберт, — нежные, податливые. Созданы для поцелуев и, прошу заметить, именно моих.

— Глупости, — засмеялась Дженни, — просто ты всегда находишь удобный момент, чтобы добиться своего, хвастаешься и рассыпаешь комплементы, чтобы оправдаться. Зачем ты это сделал сейчас?

— Воспользовался моментом, как говоришь ты. Уединение, природа, сердца, наполненные одинаковым жаром, да и не мог же я отказать даме.

— В каком смысле?

— Ты так ко мне потянулась, так затрепетала, когда я коснулся тебя.

Дженни вновь рассмеялась.

— Хорошо, что я воспринимаю тебя только как друга и прощаю разные глупости. А то бы — пощечина, дуэль за оскорбление. Вы, сударь, топчите мою девичью гордость!

— А мне кажется, я наоборот тебя восхваляю! Ведь как прекрасна девушка в трепете, с призывным взглядом, да ещё когда не осознает этого.

— Вы все мастера говорить красивые слова. Важнее то, что за словами. А оно есть не всегда и не у всех. Клянутся, божатся, что так и сделают, а потом — назад.

— Ты об Артуре? — Глаза Роберта словно потухли.

— Нет, я просто рассуждаю, часто приходится с этим сталкиваться.

— Ой, какая у нас опытная Дженни! Насмотрелась! Не веришь в любовь?

— Верю в свою, что я умею любить, только зачем дается это умение, если я не могу его применить? Как и Элиза.

— Да, Элиза. Нам пора, она ждёт. А на дорожку — еще один поцелуй. Для друга.

Дженни с улыбкой потянулась к Роберту.

— Роберт, видишь то строение? Это уже имение Георга. Вдруг он на пастбищах, вдруг уехал в город по непредвиденному делу!

Они вновь пришпорили коней.

— Ворота распахнуты, значит, он только вернулся или собирается уезжать.

Георг был во дворе.

— Вот так сюрприз, — довольно развел он руками. — Какое чудо привело вас ко мне? Я тоже только что вернулся.

Дженни крепко сжала его руки, не могла отдышаться.

— Что-то случилось? — На лице Георга появилась тревога. — Дженни, ты так странно смотришь…

— Элизу увозят в Лондон, выдают замуж.

Георг побледнел, посмотрел на Роберта.

Тот мрачно подтвердил.

— Она уезжает сегодня вечерним поездом. Хотела повидаться с тобой. Я так надеялся, что ты будешь у Эдвина.

— Мы скакали, как сумасшедшие, — Дженни с силой цеплялась за рукава рубахи Георга. — Если ты выедешь сейчас, можно успеть к отходу поезда.

— Я возьму другую лошадь. — Георг уже отбегал.

— Сменишь её у Эдвина, там будет готово, — крикнула Дженни. — Должен, должен успеть, — прошептала она и расплакалась.

Роберт стоял, сжав руки. Они сделали всё, что могли. Их подстегивало желание успеть, помочь. Сейчас напряжение спало, вылилось в слёзы Дженни, в его бессильную ярость против происходящего.

Георг мчался к воротам

— Спасибо, — крикнул он, вихрем пролетая мимо.

— А мы? — подняла заплаканное лицо Дженни.

— Мы двинемся следом, как только отдохнем. Что нам остается?

— Мы можем взять лошадей Георга. Наши очень устали.

— Да, да, подумаем, как лучше. Можем отправиться в экипаже.

— Нет, это долго, мне не выдержать.

— Хорошо. Веди в дом. Всеёравно надо умыться, поесть. Георга теперь не догнать, встретимся с ним у Эдвина. Кому поручить лошадей, я никого не вижу?

— У Георга мало работников. Пойдем в дом, я попрошу экономку, она всё устроит.

Она протянула Роберту руку.

— Красиво здесь, — оглядываясь, произнес он.

— Да, природа в полной красе. Я бы тебе многое показала. Не сейчас, может, потом вернёмся. Я же много раз предлагала приехать сюда отдохнуть. И до моего дома недалеко. Нужно было сразу взять вещи.

— И ты бы бросила меня? Мне так спокойно, когда ты рядом. Не уезжай, хорошо?

— Не уеду. Вот, иди направо, там комната Георга, найдешь всё, что нужно. Я распоряжусь на счёт обеда, пусть накроют в этой комнате, выходи сюда и жди меня. Только не задерживайся, я не смогу усидеть без дела, сердце рвётся туда.

После обеда навалилась усталость.

— В такой тишине хорошо подремать, — проговорил Роберт, — прохладно, спокойно — мечта! Как хорошо, когда мало мелькавших людей, мы предоставлены сами себе.

— Я так и жила. С головой окунулась в жизнь только у Эдвина, у вас. Там столько забот вокруг, движения — кипит. Мне нравится, но не насовсем, утомляет. Видимо, в душе я абсолютно другая, предпочитаю покой, размеренность, только бы рука об руку с теми, кто дорог.

— Сейчас рука об руку только мы с тобой. И мне так хорошо. А тебе?

— Тоже, — согласилась Дженни, — идеал, сон. Я, скорее всего, так и буду жить, а тебе предназначено другое.

— Тогда я в полную силу использую вот эту возможность побыть счастливым.

Он подсел к Дженни, положил голову ей на плечо. Она обняла его, как маленького, поглаживая руки.

— Мне приятно, что я могу подарить тебе эти минуты. Наслаждайся, а то скоро в путь, назад в твою жизнь.

Роберт соскользнул на пол, на колени, заглянул в лицо Дженни.

— Я хочу, чтобы так было всегда. Ты считаешь, это невозможно?

— Элиза уже попробовала…

— Я буду с ума сходить, представляя на месте нас тебя и Артура. Он будет стоять перед тобой на коленях, целовать эти руки, а ты сверху вниз будешь дарить ему вот такой взгляд. Нет, невозможно.

— Такое не повторится, не может быть одинаково.

Роберт уткнулся ей в колени.

— Если б ты знала… — начал он и замолчал.

Повисла долгая тишина. Никто её не нарушал. Роберт мысленно успокаивал себя, взывая к дружбе с Артуром. Дженни не шевелилась, не желая потревожить друга.

Через время она осторожно коснулась его волос.

— Ты не заснул?

Роберт поднял голову.

— Нам пора?

— Да, нужно отправляться.

Они поднялись.

— Я тебя сейчас поцелую, — сказал Роберт. — Это — в последний раз. Нельзя нам так себя вести.

— Ты прав. Шутки, дружеские поцелуи понарошку, но затягивает. И не хорошо это.

— В последний раз. Но так, чтобы нацеловаться на всю жизнь. Страшно?

— Нет, я жду этого.

— Тогда иди ко мне, у нас мало времени.

Глава 24

Георг издалека увидел Эдвина верхом с запасной лошадью рядом. Эдвин сразу же двинулся навстречу. Они обменялись понимающими взглядами, даже не поприветствовали друг друга. Эдвин попытался выдавить: «Мне жаль», но посчитал, что это будет слишком сентиментально. Заметив взгляд Георга, брошенный через поле, как бы пытаясь охватить расстояние отсюда да железнодорожного вокзала, произнес:

— Должен успеть, лошадь свежая, рвётся прогуляться.

Не удержался, хлопну Георга по руке, но как-то неловко, желая поддержать и понимая, что никакими поддержками здесь не поможешь.

Георг успел. Основная масса пассажиров уже разместилась по вагонам, провожающие толпились у входов.

Коляску Энн Георг выделил среди экипажей сразу, словно она в этот момент была на перроне одна. Не сбавляя хода, подлетел и только тогда, резко осадив лошадь, спрыгнул. Элизы видно не было, Энн разговаривала с незнакомым мужчиной.

У Георга не было времени на приветствие, он бросил сразу:

— Где Элиза?

Энн отшатнулась и побледнела, бросила неосторожный взгляд в сторону окна. Она ещё только пыталась взять себя в руки, когда Георг повернулся к вагону и крикнул:

— Элиза!

Он увидел растерянное лицо в окне, потом в верхнюю открытую часть выглянула она. Как менялось её лицо! Вместо обреченности в глазах появилась жизнь, они заполыхали так, словно внутри неё резко вспыхнул яркий свет, осветив округу.

— Приехал!

Это всё, что Элиза сказала. Она смотрела на него, сияя, от этого более счастливого лица представить было невозможно.

— Элиза, — Георг тянул к ней руки, — Я за тобой. Быстрее выходи, мы уезжаем ко мне.

Энн не знала, что предпринять. Вмешаться, привлекая внимание? Благо, поверенный от Мигеля моментально оценил ситуацию, дал Энн взглядом понять, что ему всё ясно, и спокойно сказал:

— Поезд сейчас трогается. Не беспокойтесь, уведомление о приезде я вышлю сразу, как доберемся до места.

И отвернулся в сторону.

— Ты приехал, — Элиза уже плакала, прижав руки к лицу. — Я увидела тебя и теперь буду самой счастливой на свете.

Поезд дал гудок к отправлению.

— Элиза, быстрее, иди к выходу, я подхвачу тебя. Элиза!

— Нет, Георг, нет. Я должна делать то, что от меня требуется. Мне больше ничего не нужно в жизни, только вот этот момент — твоё лицо перед разлукой.

— Я люблю тебя, Элиза! Я не смогу без тебя. Ты не должна рушить нашу жизнь. Зачем ты это делаешь?

Поезд уже тронулся.

Элиза ничего не говорила, всё так же плакала, не спуская с него глаз — слёзы от счастья и горя одновременно.

— Нет! — Георг вскочил на лошадь, некоторое время скакал вровень с окном.

— Элиза, не уезжай! Почему ты смеешься? Ответь хоть что-то.

А она смеялась от счастья даже тогда, когда Георга почти не стало видно, и уже только в её мечтах он всё мчался за поездом. Это ли не счастье: знать, что тебя любит самый лучший человек на свете? Это ли не радость, когда исполняется самая главная надежда: увидеть любимое лицо перед тем, как шагнуть в другую, не нужную ей жизнь? Теперь она знала: в её жизни все будет хорошо, потому что ничего не будет иметь значения. Она не будет вспоминать потухшие глаза любимого, его отчаянного крика, растягивающуюся и, наконец, порвавшуюся нить его пути за удаляющимся поездом. Она не будет обращать внимание на боль, которая появилась уже сейчас, а название боли «никогда!». Всё это можно отдать за миг, когда в тающую надежду ворвался его голос: «Элиза!». Не бросил, приехал, успел. Приехал… Не бросил…

* * *

Роберт и Дженни всё же спешили. Понимали, что можно не гнать лошадей, это ничего не изменит, скорее всего, всё уже случилось или не случилось. Они не стали заезжать к Эдвину, двинулись мимо, в сторону города. Иногда бросали друг на друга взгляды, словно вопрошали: что мы делаем, зачем? Не находили ответа, поэтому не отвечали.

У Дженни разрывалась душа, ей казалось: если бы она была вместе с Георгом и Элизой, то смогла бы как-то помочь, настолько близки ей были ощущения влюбленных — отчаяние и надежда. Она поглядывала на Роберта, и тревога уступала место покою: рядом такой надежный человек, сопереживающий, ставший роднымза последние несколько дней. Она не могла разобраться, как воспринимала его. Почему позволяла целовать себя? В его объятиях было спокойно. Когда обнимал Эдвин, было страшно, неуютно, хотелось оглядываться по сторонам: вдруг кто увидит… Артур… С ним вообще не понятно. Идеал, которого она достигла, не принёс ожидаемого удовлетворения. Всегда казалось: его поцелуи — это временно, торопливо, словно делали это потому, что так положено. Или она наговаривает? Нет, скорее всего, сравнивает. И сравнение не в пользу Эдвина и Артура. Вот, оказалось, бывает и по-другому, совсем иначе, и именно это подходит ей больше всего. Да, подходит… Элиза и Георг тоже подходят друг другу…

Зачем сталкиваются двое, которым нельзя быть вместе? Кто назначает такой путь друг к другу, скрещивает дорожки, которые потом непременно под действием закона расходятся в разные стороны? А когда не скрещиваются, идут параллельно, то и встреча может не состояться. Ждём, смутно понимаем, чего хочется, а обрести не получается. Вот и с Робертом так. Его судьба уже написана обществом, в котором родился. То, что они с ним соприкоснулись, не имеет никакого значения. Поэтому Дженни не строит планов, не позволяет себе ухватиться за мысль о Роберте, уверена: то, что между ними происходит — дань нежной дружбе. Это ненадолго. Роберт женится, а что такое иметь дело с женатым, Дженни знает. Так что её сегодняшняя прогулка с ним, скорее всего, лебединая песня. Такой и запомнится: покой, поддержка, похожие мысли в тревоге за других.

Роберт старался не думать ни о чём. Он не переживал за Элизу и Георга. Узнай это, Дженни, наверное, очень бы удивилась. Скорее всего, они ничего не смогут изменить, это знала и Элиза. Смирилась, согласилась не быть паршивой овцой в стаде. Что ж, это её выбор, он не может её винить или оправдывать. Не винит же себя, что собирается жениться на Ларисе. Так надо. И только потому, что ему не предназначена Дженни. Опоздал, не попытался отвоевать у судьбы эту девушку. В том, что она будет несчастна с Артуром, он не сомневался. Слишком они разные. Артур — приземленный, ему не оценить плещущей из Дженни жизненно энергии. Он так и будет относиться к ней, как к шалившему ребенку, не понимая, что её смех, действия — не ребячество, а восприятие жизни в любой ситуации, в любом настроении. Это она всю жизнь будет оберегать его, успокаивать, взваливая на свои плечи груз морального благополучия в семье. Быть стойкой, не гнуться, а Артур будет всё чаще пользоваться её сильным плечом, привыкнет и забудет, что ей так хочется спрятаться за мужскую спину, стать слабой, не приспособленной ни к чему. Чтобы её берегли, баловали, говорили: «я сам» и «не женское дело». Этого хочется любой женщине, какой бы сильной она себя не считала. Просто прийти, уткнуться в плечо мужа и рыдать, ничего не объясняя. С Артуром так не получится. Чем в такой ситуации может помочь он, Роберт? Изложить свои мысли Дженни? Но разве слова могут объяснить, что он имеет в виду. Это — его ощущения. Возможно, он даже не прав, а пытается оправдаться, почему считает, что именно он лучше подходит Дженни, обманываясь. Да и она поймет это спустя годы, когда жизнь пройдет, и однажды станет горько и откроется истина. Но ничего нельзя будет вернуть назад.

«Что-то я слишком умно рассуждаю, по — стариковски», — усмехнулся про себя Роберт. Потом оправдал себя:- Значит, я пошел в дядю Фреда. Вот кто кладезь жизненной мудрости».

Роберт уцепился за эту мысль, не подумав, что дядя пришел к мудрости или разбудил её через удары судьбы, сумев выискать для себя ценное зерно, позволившее возродиться к жизни и принять её в новом виде.

— Далеко ещё? — прервала его размышления Дженни.

— Сейчас поднимемся на пригорок, останется только спуститься с него и пересечь поле. Но я даже не знаю, есть ли смысл направляться туда. Поезд давно ушёл, по пути мы никого не встретили или разминулись, времени прошло много. Давай остановимся и подумаем, что нам делать.

Вид с пригорка открывался замечательный — бескрайнее поле с небольшим леском невдалеке.

— Я ведь однажды проезжала здесь, когда вместе с Элизой направлялась на вечер к Артуру. Только тогда я ничего этого не замечала, хотя, казалось, старалась охватить взглядом и запомнить всё сразу. Ой, Роберт, смотри, там, возле леса, двое на лошадях. Боже, неужели это Элиза с Георгом? Да, да, они, я уверена! Ура, всё получилось! Я верила в это!

— Я никого не вижу, тебе показалось.

— Они были, точно, въехали в лес. Давай поскачем к ним. Роберт, вперёд! Простите, лошадки, но потерпите ещё немного, у нас сегодня судьбы решаются!

Дженни рванула с места, чуть позже присоединился Роберт. С горки, по невысокой траве, с подъемом в душе скакалось легко. От быстрой скачки ветер обдувал лицо, Дженни что-то напевала, и ветерок относил незатейливый мотив к Роберту, державшемуся позади. Он улыбался, и ему так хотелось догнать Дженни, свалиться с ней с лошадей в траву и целоваться там бесконечно, забыв про время и то важное дело, которым они сейчас заняты. Ну, хорошо, сейчас они, если встретятся, поздравят Элизу и Георга, порадуются вместе с ними, а потом оставят их одних, им есть что сказать друг другу в этот день. А он и Дженни…

«Украду, увезу или сойду с ума», — шептал Роберт навстречу ласкающей лицо мелодии.

— Они в лесу недалеко, вон лошади пасутся, — повернула Дженни к Роберту разгоряченное лицо и счастливо засмеялась. — Догоняйте, сэр, или силенок не осталось?

Какие у Роберта глаза! Наверное, стоит опасаться пылающего внутри огня, слишком он неприкрытый. Поэтому и не нагоняет, сдерживается, борется. Дженни тряхнула головой: ну и мысли. Что вы, девушка, о себе возомнили?

Вдруг Дженни резко осадила лошадь, Роберт по инерции пролетел далеко вперед. Развернулся, подъехал.

— Дженни, что за фокусы? Демонстрируешь выездку по высшему разряду?

— Лошади… — Дженни указала в сторону леса. — Там лошади…Это не Георг…

Бледное лицо, растерянный взгляд.

— Подъедим ближе, ты можешь ошибаться, не расстраивайся. — Он подался вперед. — Дженни, ну же. Да что с тобой?

— Это Артур, его лошадь… А еще Алисии…У нее очень красивый скакун…

Роберт резко обернулся в сторону леса, вгляделся.

Дженни сидела, закрыв лицо руками.

— Я так и знала…Я чувствовала…

— Все может быть не так, как ты думаешь. Они объезжали поля или возвращались из города, дали лошадям отдых. Мы же с тобой вдвоем весь день и что? Давай вернемся, Артур приедет и сам всё расскажет.

— Зачем долго ждать?

Она сжала губы и тронулась в сторону леса.

— Дженни, зачем ты это делаешь? Нехорошо, словно подглядывать. Недостойно.

— У меня свои соображения о достоинстве, отличные от вашего общества, где все можно, лишь бы не говорить в открытую!

— Не наделай глупостей, подумай.

— Ты меня плохо знаешь. Я не истеричная барышня, не буду царапать лицо сопернице.

Дженни спокойно слезла с лошади, чуть задержалась, погладив ее по морде, успокаивая или успокаиваясь, оглянулась на Роберта. Твердый взгляд, сухие глаза, ободряющая его, Роберта, улыбка.

— Останься с лошадьми, пожалуйста.

Артур и Алисия были на поляне. Распущенные волосы, расшнурованный корсет, губы, дрожащие от поцелуя, трепет на его лице.

Дженни специально с силой хрустнула сломанной веткой. Двое вздрогнули, растерянно смотрели на неё, выходившую на поляну.

— Добрый день, — улыбнулась Дженни, — как отдыхается? Простите, что беспокою, завернула сюда проездом, но уже ухожу.

Она помахала рукой и развернулась.

— Дженни, — Артур вскочил и подбежал к ней, — ты как здесь оказалась? Ко мне ездила? Не застала?

Он попытался взять её за руку.

Дженни отстранилась.

— Тише, тише, ваша дама смотрит, как вы можете при ней прикасаться к другой? Это неприлично.

— Дженни, какие глупости ты говоришь!

— Лучше говорить, чем совершать. Впрочем, вам виднее, что считать глупостью. Прощайте. — Она сделала шаг, но остановилась: — И, учтите, навсегда.

Артур перекрыл ей путь

— Зачем ты бросаешься такими словами? Что я сделал? Я всё объясню!

— Что? — Дженни смотрела на него, как на больного. — Мне не нужно объяснений, никогда и никаких. — Дженни бросила взгляд на поляну. Алисия сидела, отвернувшись. — Артур, я всегда утверждала: любовь — это превыше всего, её не решишь умом. Хоть ты не отказывайся, если тянет сердце.

— Да не тянет…

Артур не договорил, взорвалась Дженни.

— А что тогда толкает тебя на такое? Любовь — я бы поняла! Ничего другого не принимаю! Я буду верить, что это любовь. Не хочу думать о тебе плохо, иначе пожалею обо всем, что было между нами. Столько искренности потрачено… Люби, ничего больше не завещаю на прощание.

Она побежала сквозь кусты, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки. Не глядя на Роберта, вскочила на лошадь, пришпорила её и рванула по полю, низко пригнувшись к холке.

Дженни мчалась долго, не оглядываясь, не видя, как пытается догнать её Роберт. Приблизившись, Роберт чуть придержал лошадь, не подъезжая ближе: пусть будет одна, если считает, что сейчас ей это надо.

Дженни скакала долго, потом постепенно отпустила повод, давая возможность уставшей лошади сбавить темп, а потом совсем остановиться. Она соскользнула в траву. Села, обхватив ноги, уставилась за заходящее солнце. Роберт сел недалеко, все так же не решаясь трогать её, ожидая, когда она сама изъявить желание общаться. Дженни сидела с каменным лицом. Ей казалось, что все чувства замерли, она не могла выйти из состояния окаменения. В чём искать смысл жизни? Вот сейчас пред глазами красивейший закат, а ей безразлично, смотрит, как на стену, красота не волнует, не трогает. Что, если это навсегда? Потеряла Артура? От этого боль? Нет, нет, просто не понятно, как любить, не ошибаться, быть уверенной, что чувства не будут преданы. Все предают. Даже Эдвин, казавшийся ей идеальным. У него есть Анетта, а он целовал её, Дженни. И она принимала его поцелуи, предавая сестру. Чем же она лучше Алисии? И у неё крала Артура, думала, что искренними чувствами можно что-то изменить, привязать, что человек поймет, кто есть кто. Нет, никто ничего не понимает, все идут на поводу своих желаний, не думая об окружающих и последствиях. Выходит, что любви нет?

«Не хочу без нёе, не хочу, — зашептала Дженни. — Иначе больше никогда не увижу вот такой красоты, которая манит сейчас и остается незамеченной. Не верю, что любви нет. Любовь, я верю в тебя! Я здесь! Найди меня, я очень жду, не проходи мимо, найди!»

Дженни начала плакать. Потихоньку, потом всё сильнее, закрыв лицо и рыдая во весь голос. Роберт понял: теперь он может вмешаться, поддержать, протянуть руку помощи.

— Дженни, иди сюда, моя девочка, — Роберт протянул руки.

Дженни доверчиво уткнулась ему в грудь. Роберт некоторое время не мешал ей, давая возможность выплеснуть горе со слезами. Он просто прижал её к себе, обвил руками, словно оберегая от обидевшего её мира. И только уловив почти незаметную перемену в рыданиях, расслабился и ласково провел по её волосам.

— Не плач, успокаивайся. Это хорошо, что всё случилось до свадьбы. Больно, обидно, страшно, но пережить можно. Ты такая молодая, красивая, чудесная девочка! Счастье ждет тебя, вы не разминетесь. Всё будет хорошо. Или ты не хочешь терять Артура?

— Мне больно за любовь, — всхлипывала Дженни, — за мечты, за первые чувства. Ничего нет, никого нет. Я никому не нужна.

— Это ты зря, моя хорошая. Жизнь не закончена, ты ещё познаешь, что такое настоящая любовь, а не мечты о ней.

— Да, я хорошая, расчудесная, но оказывается, что тон задают Алисии, они идут нарасхват. Красиво говорить умеют все, а как до дела…Вот ты бы женился на мне, такой, как ты утверждаешь, красивой, прекрасной?

— Без раздумий!

Дженни не спускала с него заплаканных глаз.

— Успокаиваешь?

— Я говорю правду. Одно твоё слово — и хоть сегодня.

— Ну, почему, Роберт? Зачем ты так говоришь? Ладно, если нарушать закон вашего общества по большой любви, но из жалости или в порыве благородства — это опасный путь.

— Глупенькая неверящая Дженни, думающая, что только она умеет любить. С первой минуты нашей встречи я понял, что ты создана для меня. Настолько уверовал в это, не мыслил, что может обернуться по-другому. Видел, что тебе спокойно и уютно со мной, но ты не придавала этому значение, а я ждал, когда сама заметишь это. Перестарался, не досмотрел, потому что не сомневался. А у тебя появился другой, мой друг, вы оба запылали страстью. Что я мог сделать? Только рассуждать о долге перед обществом, потому что не мог обрести единственную любовь.

— Твою маму хватит удар.

— Почему ты так говоришь, Дженни? Как о свершившимся? Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать да. Не говори ничего, просто обними меня.

Дженни закрыла глаза и прижалась к плечу Роберта. Да, спокойно, надежно, как она и чувствовала. Наигралась в пылающую любовь, нарезвилась. Кто мог подставить ей надежное плечо? Эдвин, который будет всю жизнь носиться с ней, как с образом своей Музы? Артур, дающий взаимоисключающие друг друга клятвы на каждом шагу?

Дженни прислушалась к ощущениям внутри. Не бежит ли она от себя, не хочет ли доказать кому-нибудь что-то?

Нет, как хорошо, когда так ясно на душе!

Она освободила руки и обвила шею Роберта. Внимательно всмотрелась в глаза и всё больше и больше постигала истину: он ей нужен! Какие сильные руки! Какое затаенное ожидание в глазах! А ещё — чувство, неожиданно глубокое и яркое для такого уравновешенного мужчины. А что он увидел в её взгляде?

— Боже мой, Дженни, — прошептал Роберт, — родная, единственная!

— Ты правда мой? — дрожащим голосов спросила Дженни. — Роберт, миленький, как же я не разглядела сразу. Я же могла испортить себе жизнь.

Они обнялись теперь ни как друзья, как долго жаждущие встречи люди. А каким трепетным был поцелуй, два слившихся воедино существа, принадлежащих друг другу до последнего вдоха. Не так, как с Эдвином и Артуром, не так, как урывками, обманывая друг друга, что это только по-дружески, а по-другому, по-настоящему!

— Дженни, — шептал Роберт прямо в ее мягкие податливые губы, — не хочу спрашивать, но скажи: это правда, это не порыв?

— Никогда не отпущу, — отвечала она вместе с поцелуем, — только мой, навсегда, на всю жизнь.

— Я все ждал…ждал…Я был спокоен… Грустил, но не падал духом, верил, поэтому ждал…ждал…

— Только пока не хочу никому говорить, не хочу вопросов, объяснений.

— Тогда обвенчаемся сегодня! Согласна поехать прямо сейчас?

— Конечно, сейчас же! Я не хочу больше без тебя. И уедем. Я скажу, что к тёте в Америку.

— Я отбуду из дома по срочным служебным делам. Вернемся через время с кучей ребятишек. Любимая, как долго я тебя ждал!

— Как долго я рисовала любовь, ошибочно выбирая ни ту натуру, ни те краски, ни ту тему. Я совсем неважный художник, постоянно упускающий главное.

— Сейчас нашла главное?

— Конечно. Видишь, какой красивый закат, на него можно смотреть бесконечно!

— Понятно, моя Дженни пришла в себя! — засмеялся Роберт.

— Не перебивай, картина не закончена! На фоне заката — два запыленных растрепанных человека, которые собираются в таком виде предстать перед изумленным алтарём и отвечать на полагающиеся вопросы.

— Надеюсь, моя любимая не передумает и ответит «да» ну, хотя бы после того, как отдышится от быстрой скачки?

Закат длился и длился — солнце не спешило скрываться, настолько ему нравился счастливый смех, воспевающий земное чудо — любовь.

Конец

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24