Земля поила благодарно.
Пусть поют под ногами каменья,
Высоко зацветают поля,
Для людей моего поколенья
Верным берегом стала земля.
И путиловский парень и пленник,
Изнуренный кайенской тюрьмой, —
Все равно это мой современник
И товарищ единственный мой.
И расскажут покорные перья,
С нетерпеньем, со смехом, с тоской,
Все, чем жил молодой подмастерье
В полумраке своей мастерской.
Снова стынут снега конспираций,
Злой неволи обыденный гнет.
В эту полночь друзьям не пробраться
К тем садам, где шиповник цветет.
Но настанет пора — и внезапно
В белом пламени вздрогнет закат,
Сразу вспышки далекие залпов
Нежилые дома озарят.
И пройдут заповедные вести
Над морями, над звонами трав,
Над смятеньем берлинских предместий
И в дыму орлеанских застав.
Наши быстрые годы не плóхи...
В эти мирные дни, и в бою,
На больших перекрестках эпохи,
Снова сверстников я узнаю.
1925
1
Вставай, запоздалое слово, — извечное, что тропа.
Темнее пивных бутылок, неслась на нас шантрапа —
Голь, шмоль и компания... (Удавная снасть крута!)
Прапоры и капитаны, поручики и рекрута...
Штандарты несли дроздовцы — бражка оторви да брось!
Всяческих супостатов рубить тогда довелось...
Мы гайнули в третье небо... (Двенадцатый полк занемог.)
Такому горячему пеклу ад позавидовать мог.
Они прокричали: Амба!
Полундра! сказали мы.
Зеленые, синие, белые — всякому козырю в масть.
И мы провели Эпоху среди черноземной тьмы,
И мы отстояли, ребята, нашу Советскую власть.
Георгий Победоносец летел, не чувствуя ног,
Мы падали и отступали, и наступали вновь.
Георгий Победоносец откатывался на Стоход,
Мы взяли его, как свечку, и вывели в расход.
2
Бери любую погоду из всех залежалых погод.
На обморок пуль и крови идет девятнадцатый год.
Земля — темнота преисподней, на небе — ни огонька.
У нас выпадали зубы с полуторного пайка.
Тогда миллионы шатались, словно пижона трость,
Ты в гроб пойдешь — не увидишь, что видеть нам довелось.
Я всякую чертовщину на памяти разотру.
У нас побелели волосы, бубновые на ветру.
Нам крышей служило небо, туманы с боков да мгла.
Мы пили такую воду, которая камень жгла.
Мы шли от предгорья к морю — нам вся страна отдана,
Мы ели сухую воблу, какую не ел сатана.
Из рук отпускали в руки окрашенный кровью стяг.
Мы столько хлебнули горя, что горе земли — пустяк.
И все-таки, все-таки, все-таки нас вечер не доконал.
Ты в гроб пойдешь и заплачешь, что жизни такой не знал.
Не верь ни единому слову, но каждое слово проверь.
На нас налетал ежечасно многоголовый зверь.
И всякая тля в долине на сердце вела обрез,
И это стало законом вечером, ночью и днем,
И мы поднимали снова винтовки наперевес,
И мы говорили: «Ладно, когда-нибудь отдохнем».
Бери запоздалое слово и выпей его до дна,
Коль входит в историю славы — единственная страна.
Ты видишь — она открыла прекрасную яшму лугов.
Но ненависть ставь сначала, а после веди любовь.
Проверьте по документам, которые не солгут,
Невиданные однолюбы в такое время живут.
Их вытянула Эпоха, им жизнь и смерть отдана.
Возьми это верное слово и выпей его до дна.
Когда умираем, саван — последний надземный курс,
Мы сшили себе по савану, идя забирать Шенкурск.
Оставь же любовь на завтра. Ты ненависть ощетинь,
От нас шарахались волки, когда, мертвецы почти,
Тряслись по глухому снегу, отбив насмерть потроха.
Вот это я понимаю, а прочее — чепуха.
Враги прокричали: Амба! — Полундра! — сказали мы...
И вот провели Эпоху
Последние комментарии
11 часов 55 минут назад
18 часов 18 минут назад
18 часов 26 минут назад
18 часов 54 минут назад
18 часов 58 минут назад
18 часов 58 минут назад