Лекарь безумной королевы [Мария Пилипенко] (fb2) читать онлайн

Лекарь безумной королевы

Пролог

Сирин, столица богатого королевства в Восточных землях.

За три года до событий, описываемых в книге.

Он вышел на площадь, и непривычная, звенящая тишина обступила его со всех сторон. Близился конец лета. Ещё каких-то два-три месяца назад жизнь кипела тут повсюду: слышались стук колес и цоканье копыт, скрип телег, крики торговцев -- словом, над площадью висел обычный городской шум и гомон.

Теперь, казалось, все вокруг вымерло. Сквозь камни мостовой густо проросла трава, словно это была не центральная площадь столицы, а заброшенный пустынный город. И действительно, время здесь остановилось с некоторых пор. С тех пор, как в эти земли пришла чума.

Часть жителей, те, кто побогаче, покинули эти края. Кто-то наглухо закрылся в своих домах, запасшись провизией. Те, у кого имелись суда, вышли в море, чтобы переждать эпидемию. Труднее всего пришлось беднякам. Ни работы, ни запасов или сбережений. В любом случае смерть, от заразы или от голода. Вот и шли они в сиделки к больным чумой, рыли могилы или собирали трупы по ночам, сваливая их в телеги и отвозя на кладбище. А ещё промышляли мародёрством, не стыдясь обирать и умирающих.

Лестер пересёк площадь и свернул на знакомую до боли улицу. Тут и там его встречали заколоченные окна и двери, кое-где едва виднелись затертые красные кресты на осиротевших, разграбленных, уже пустующих домах.

Сколько он тут не был? С самой ее свадьбы. Его пригласили, но он не пошел. И не пришел больше никогда. Давно это было. Больше года прошло с тех пор. А сегодня, вернувшись домой под утро, он нашел записку, подсунутую под дверь: "Луизе нужна помощь. Срочно приходите".

Его не было дома три дня. Он лекарь, работал в чумном бараке на южной окраине. Сколько пролежала записка? Возможно, он опоздал?

Лестер поднялся по лестнице на второй этаж и толкнул знакомую дверь. Та легко поддалась.

В комнате стоял полумрак. В нос ударил отвратительный знакомый запах, от которого сердце сжалось в груди. Постояв на пороге какое-то время, он все-таки решился, шагнул в комнату, быстро отворил окно и распахнул ставни.

И Луиза, и ее муж были мертвы. По разбросанным вещам, хаосу и беспорядку, царившим вокруг, можно было только предположить, какой ужас пережили эти двое в последние часы, расставаясь с жизнью и друг с другом.

Луиза, на днях родившая ребенка, лежала в кровати, прижимая к холодной груди завёрнутый в тряпки комочек, ещё недавно бывший младенцем.

Рядом с кроватью скорчился ее муж. Его лица не было видно, да Лестер и не хотел бы его увидеть.

Мужчина невольно подошёл ближе, с болью всматриваясь в лицо некогда любимой женщины, которую теперь едва мог узнать. Ему вспомнились нежная улыбка и ямочки на щеках, длинные каштановые волосы и озорные карие глаза. Она всегда была решительной и смелой, такой надежной, сильной, его единственной, бесконечно дорогой Луизой. Он мечтал увезти ее к себе на родину, в свой дом, к матери. Прожить с ней долгую жизнь, иметь много детей и состариться вместе.

Комок подступил к горлу. Глупые, смешные мечты. Мечты букашки, беспечно ползущей по камню мостовой и радующийся солнцу, которую через мгновенье раздавит каблук случайного торговца капустой.

«Разве мы не букашки в этом мире, где жизнь лишь мгновенье, а мечты смешны и напрасны?» -- невольно подумал он.

И тут Лестер нарушил правила. Лекарь не должен прикасаться к больным чумой, а уж тем более к умершим от нее. Это работа сиделок и могильщиков.

Стянув кожаную перчатку, дрожащей рукой он закрыл глаза своей бывшей возлюбленной и на прощание коснулся спутанных каштановых волос. "Прощай, Луиза. Моя единственная любовь…"

Больше он не мог тут находиться. Картина смерти супругов и их младенца была так ужасна, что Лестер поспешил отвернуться и уже собирался было искать наблюдателя, чтобы сообщить об умерших, как вдруг какой-то звук остановил его.

Он вернулся к кровати и тронул свёрток на груди женщины. Свёрток шевельнулся и тихо пискнул. Мужчина взял младенца на руки. Тот оказался жив, но очень ослаблен.

Лестер прижал малыша к себе и быстро вышел из страшного дома.

Он снова пошел через площадь, направляясь в монастырь святого Бенедикта, где размещали осиротевших детей, родителей которых забрала чума. Солнце припекало нещадно. Стук каблуков лекаря о камни мостовой гулко разносился по пустой площади.

Вдруг где-то справа сверху раздался стремительно приближающийся душераздирающий крик. Мужчина шарахнулся в сторону, а на мостовую в шаге от него упало тело женщины. Кровь брызнула на камни. Лестер ускорил шаг, ведь несчастной ничем нельзя было помочь. Она не вынесла ужасной боли от раздувшихся затвердевших чумных бубонов и свела счёты с жизнью так, как многие безнадежные больные поступали здесь до нее и будут поступать после.

Над высокими каменными стенами монастыря возвышались густые кроны старых деревьев, даря ее обитателем желанную прохладу. Лестер долго ждал у дверей. Наконец стукнул засов, и тяжелая дверь, скрипнув, приоткрылась.

Старый монах, отец Дарио, выглянул в щель.

-- Не подходите, господин лекарь. Стойте там. Вы принесли нам сироту?

-- Да, отец Дарио.

-- Как его имя?

-- Его фамилия Тайлер.

-- А имя?

-- Я не знаю. Не знаю даже, мальчик это или девочка.

Отец Дарио принял свёрток из рук Лестера и, сбросив под ноги пеленки, сказал:

-- Это мальчик. У него есть родные?

-- Отец и мать мертвы.

-- Сегодня день нашего покровителя, святого Бенедикта. Назовем сироту в его честь. Ну что, Бен? Пойдем? Наши сестры позаботятся о тебе. А вам, господин лекарь, пусть сопутствует удача! Если придется тяжело, молитесь святому Бенедикту. Вы стольких детей привели сюда. Святой Бенедикт сам был сиротой, он непременно поможет вам в трудный час за вашу доброту к этим несчастным.

Лестер устало кивнул и пошел прочь. Он ещё не знал, что уже очень скоро ему придется усердно молиться святому Бенедикту, потому что его несчастная Луиза передала ему свой последний дар -- чуму.

Глава 1. В гостях у ведьмы

Три года спустя после событий пролога.

Корлевство Вудленд, Северные земли.

В маленьком королевстве Вудленд в Северных землях готовились к встрече зимы.

В этом глухом лесном краю жители запасались дровами, пополняли припасы в кладовых, присматривали подарки для друзей и любимых. Ведь приближался один из самых долгожданных праздников – праздник Начала зимы.

Одно огорчало этот трудолюбивый и гостеприимный народ.

Нет, не война на севере с варварами, к войнам люди привыкли.

То и дело ходили слухи о снова надвигающейся с Восточных земель чуме, которая прокатилась по всему континенту три года назад. Слухи эти не были ничем подтверждены, но на всех углах шептались, что в отдаленном предместье двое странников умерли, покрывшись черными язвами. Кто-то уверял, что это была чума, кто-то – что оспа, но большинство предпочитало верить, что все это сплетни. И все же жители королевства дрожали и перешептывались.

Однако стоило им вернуться домой и запереть за собой дверь, как все страхи тут же улетучивались. Если тебе есть чем затопить печь, перед тобой кружка золотистого эля и кусок пирога, или хотя бы миска мясной похлебки, то хмурые осенние вечера начинают казаться уютными и безопасными, а тепло очага и горячая еда согревают сердце и вселяют в него надежду.

И пусть пока стоят слякотные, дождливые дни. Путь на северных границах идет война и ходят слухи, что чума возвращается. Сердцу всегда хочется верить в лучшее. Тем более скоро, очень скоро съедутся ото всюду родственники, студенты вернутся домой на каникулы. Наступит праздничное веселье с ярмарками, шумными застольями, подарками и мечтами о скорой весне и, конечно же, счастливом будущем.

А пока моросил нудный осенний дождь.

Среднего роста господин, очень прилично и тепло одетый, энергично работал локтями, пробираясь сквозь толпу горожан, осаждавших вход в небольшую лачужку. Над покосившейся дверью красовалась наполовину размытая дождем надпись:

«Великая прорицательница Жиннель, снадобья от все болезней!»

Старый слуга изо всех сил помогал своему хозяину:

-- Посторонитесь! Пропустите достопочтенного господина! С дороги! Сюда, господин Лестер, дверь тут!

В каморке царил полумрак. Единственная свеча тускло мерцала на столе. Запах гнили успешно маскировала вербена, курящаяся в старой закопчённой плошке над тлеющими углями.

Вошедший не снял шляпу и остановился на пороге. Седой слуга с трудом протиснулся рядом.

Всклокоченное существо, отдаленно напоминавшее женщину, уставилось на вошедшего своими огромными черными глазищами.

-- Что угодно господину? -- послышался вкрадчивый, словно бархатный голос, так не вязавшийся с отталкивающим обликом старухи.

Гость скептически осмотрел "прорицательницу".

-- А что ты можешь предложить? Ночь любви? Что за дурацкий вопрос, ведьма?

Лицо под каскадом черных волос передернулось.

-- Я не ведьма!

Но, окинув взглядом дорогой бархатный камзол гостя, высокие кожаные сапоги и добротный плащ, красивое лицо с тонкими чертами, она сощурилась и выдала что-то наподобие радушной улыбки, знаком предлагая гостю сесть.

Мужчина брезгливо покосился на засаленное кресло, на убогую обстановку, на стол, заставленный подозрительными склянками, черепа на полке, явно недавно выкопанные на местном кладбище, и вздохнул.

А прорицательница заученно зашептала:

-- С востока надвигается страшный язвенный мор! Умрет каждый второй! Но у меня есть верное средство, господин, -- и она показала ему бутылочку с мутным содержимым.

Гость невольно шагнул вперед, казалось, внимательно слушая. Черная шляпа была надвинута на лоб, но прорицательница все же успела отметить карие глаза и красиво очерченные губы, скривившиеся в презрительной усмешке.

-- Ещё есть амулеты. Носи, не снимая, и черная смерть минует тебя! -- она взяла обломок карандаша и стала писать на бумажке магическое слово. Затем свернула бумажку и завязала бечёвкой на три узла.

-- Есть еще оберег. Положи в левый карман и никогда с ним не расстраивайся! -- на ее грязной ладони лежал медный кругляк с таинственными символами.

-- А этот...

-- Хватит! Сколько все это стоит?

-- По серебряной монете за каждый.

-- Отлично! Слышишь, Вал? Если с каждого посетителя брать хотя бы одну монету, то сколько она загребает?

-- Минимум пару золотых в день, господин Лестер.

-- Неплохо! Я, лекарь с дипломом, столько не зарабатываю. У меня от силы пара пациентов в день. И ты думаешь, у дома лекаря господина Брукса стоит очередь? Или уважаемого магистра господина Эптона? Нет, конечно! Зато к этой мошеннице ломится целая толпа! Я думал, меня разорвут, когда пробивался к дверям. А теперь вопрос: почему мне так хочется ее придушить?!

Гость угрожающе шагнул к столу.

Женщина вскочила, зажав свой оберег в ладони. На ее тонком пальце тускло блеснул старинный перстень с черным агатом.

-- Я не мошенница! Магические обереги – самая верная защита! В эти земли идёт черная смерть! Все, кто купят мои снадобья и амулеты, уберегут себя! Я сама спаслась ими, когда в Восточных землях смерть косила тысячи!

Гость вдруг с негодованием ринулся на нее, хватая за лохмотья и тряся.

-- Когда в Восточных землях свирепствовал язвенный мор, я там был! Я пытался спасти людей! Но ничто, ничто не помогало! Смерть косила семьями, улицами, целыми предместьями, день за днём! Молодые женщины, дети, сильные мужчины -- все покрывались язвами и в муках умирали!

Их трупы сваливали как мусор в гигантские ямы! А мертвецы были сплошь увешаны вот такими же бесполезными амулетами, были напичканы ядовитыми снадобьями, зажимали в ладонях обереги, купленные у шарлатанов, вроде тебя! И ты смеешь предлагать мне эти гнусности?!

Он тряс вырывающуюся прорицательницу, а старый слуга тщетно пытался успокоить его.

-- Господин Лестер! Не стоит, пойдёмте! Уймитесь, вы ничего не измените! Это же дама, отпустите ее!!!

Но Лестер грозно склонился к лицу женщины, глядя ей прямо в глаза. Успел заметить красивый нос с горбинкой, тонкий шрам над правой бровью. В ее огромных черных глазах дрожало пламя свечи, и они отливали то темно-синим, то вспыхивали, как дьявольские угли, кроваво-красным.

Но мужчина был не робкого десятка. Не раз он смотрел в лицо смерти, что ему какая-то ведьма? Да хоть сам дьявол! Он брезгливо отшвырнул от себя обманщицу, крикнув ей напоследок.

-- Я желаю тебе, чертова ведьма, если придёт на эти земли действительно черная смерть, встретить ее лицом к лицу! И пусть твои амулеты и снадобья спасают тебя! Да будет так! -- он грозно ткнул в нее пальцем.

Развернулся было, чтобы уйти, но разозленная женщина крикнула ему в спину:

-- Ты все врешь! Не был ты в Восточных землях! Иначе сам бы заразился!

Тут лекарь остановился и медленно повернулся к ней.

-- А я заразился, ведьма... -- он подошёл и рванул бархатный камзол, обнажая рубцы от язв. В свете пламени ей стали видны грубые шрамы на левой щеке, спускающиеся на шею и ниже.

-- Видишь?!

На несколько мгновений в каморке воцарилась тишина.

Поражённая прорицательница уставилась на неоспоримые свидетельства небывалого чуда. Единицам удавалось выжить, заразившись чумой.

-- Как же ты выжил?! Тебе известно лекарство? Может, спасли молитвы? -- с испугом и надеждой зашептала она.

Он покачал головой:

-- Лекарства нет. И молитвы не помогут. Боги давно покинули эти земли. Им нет до нас дела.

--- Но ты должен знать средство?!

-- Есть одно средство... -- он доверительно склонился к ее лицу, -- я открою его тебе, если воспользуешься им.

Она усиленно закивала, широко открывая и без того огромные глаза.

Он склонился ещё ниже, шепнув ей в самые губы:

-- Бежать…

Во внезапно нависшей тишине только чуть слышно потрескивал огонь.

-- Беги из этого королевства, ведьма. Чтобы духу твоего тут не было!

Гость запахнул камзол и завернулся в плащ. Уже взялся за ручку двери, когда прорицательница вдруг негромко сказала:

-- Вижу твое будущее, лекарь.

Он приостановился и как будто заинтересованно обернулся.

А она продолжала, словно играя с ним.

-- Ждёт тебя несчастье. Большая любовь. Только ты будешь не рад ей. Вижу... глаза, чистые, словно тающий снег в руке. Голубые глаза.

Лекарь усмехнулся.

-- С чего ты взяла, ведьма, что я ищу любви?

-- Чего же ты ищешь?

-- Того же, чего и все. Денег. Вот ты -- завидная невеста. Небось на погосте уже сундук с золотом зарыла? Женился бы на тебе…но не могу! Терпеть не могу мошенниц! К тому же, ждет меня моя большая любовь!

И он вышел из каморки.

Прорицательница ещё приходила в себя, когда вошли следующие посетители – мужчина и женщина.

С трепетом положил горожанин на стол серебряную монету.

-- Госпожа, хотел бы узнать о будущем...

Словно не замечая вошедшего, прорицательница прошептала, задумавшись:

-- Ждёт тебя большая любовь... Я вижу голубые глаза...

Услышав пророчество, притихший горожанин несмело покосился на стоящую рядом беременную жену, а та зло посмотрела на него. Вовсе не голубыми глазами.

А лекарь уже ехал домой, задернув шторку на окне своей черной кареты. Дороги развезло вдрызг. Колеса прыгали по кочкам, и грязь с чавканьем разлеталась в стороны.

Сидящий напротив хозяина седовласый слуга несмело спросил:

-- Господин Лестер, и как это вы так нелюбезно с женщиной обошлись? Вот я, к примеру! Три раза был женат, а ни разу руку не поднял на свою законную супругу. А ведь эта дама могла и стражу позвать!

Мужчина устало прикрыл глаза:

-- Ну да! Стала бы эта ведьма стражу звать! Мошенница ее сама боится. Но ты прав, что-то я перегнул палку. Совсем нервы расшалились. Ты лучше скажи мне, Валентин, зачем мне надо было столько лет постигать науки, учить анатомию, астрономию, таинство трав и минералов, получать диплом? А ведь можно было просто одеться в лохмотья, вымазать лицо сажей, напрудить в склянки, начертать абракадабру^[1] на бумажке и продавать все это по серебряной монете за штуку. Уже был бы богачом.

-- Вы бы так не смогли, господин, -- ласково улыбнулся старый слуга. -- Вы ведь не мошенник, вы -- отличный лекарь!

-- И что мне с того, Вал? Завтра за долги заберут карету и лошадь, да и с квартиры придется съехать. Хотел скопить денег, чтобы вернуться домой, а трачу последние сбережения. Потому что эти глупцы предпочитают лечиться у травниц и прорицательниц, а не у дипломированного лекаря.

-- Никто не знает, что будет завтра! – улыбнулся Вал. -- А сейчас вы устали, двоих тяжёлых больных с лихорадкой навещали! Как бы сами не подхватили простуду, вон, погода какая скверная! Того и гляди снег пойдет! Вам бы согреться -- и в постель!

В этот момент карета, подскочив на очередной кочке, грузно плюхнула колесом в глубокую лужу, окатив грязью проходившую мимо бедно одетую женщину и ребенка лет пяти. Покривившись на бок, карета застряла.

Лекарь вышел под дождь, чтобы подтолкнуть колымагу. Увидев забрызганную грязью женщину, вытирающую концом шали лицо мальчугану, Лестер почувствовал себя виноватым и протянул ей монету. Женщина нерешительно взяла деньги, а лекарь вместе с подоспевшим слугой и кучером живо вытолкали карету из лужи.

-- Зря вы так неосмотрительно тратите деньги, господин Лестер, -- покачал головой слуга, когда они забрались обратно. – Никогда вы так не скопите хоть какой-то приличной суммы. То с больного денег не берете, то лекарства сами покупаете. Остается вам только и правда жениться, да взять хорошее приданое.

-- Посмотри на меня, Вал. Какая девушка захочет пойти за такого? – и он на мгновенье откинул волосы, открывая шрамы на щеке. – Разве что сыщется непритязательная вдова.

-- Бросьте, господин Лестер! Вы молоды, вас эти шрамы не портят. А как думаете, правда чума идет?

Лестер поежился и закрыл глаза.

-- Кто знает, Вал? Чума, словно скверная старуха, не переносит холода. Она любит тепло. И чем жарче, тем она опаснее. Сейчас дело к зиме, не должна бы. А к весне нас тут уже не будет. Домой мне пора. Все еду, еду, и никак не доеду, -- он зевнул, глаза его закрывались, -- устал я сегодня, Вал…

-- И то правда, вам давно пора домой, мать и отца повидать. А то так и уйдут в иной мир, не обняв любимого сына!

-- Не могу я, Вал, вернуться с пустыми карманами. Они ведь думали, что, выучившись на лекаря, их сын станет обеспеченным важным господином. Вот скоплю немного денег… -- и мужчина погрузился в болезненную дремоту.

Пожилой слуга покачал головой и тихо вздохнул:

-- Да им бы просто вас повидать… Эх, господин Лестер!

В своей съемной квартире, сидя в удобном мягком кресле, Лестер укутался в плед и потягивал грог, приготовленный верным Валентином. В стекло барабанил дождь. Лестер задремал.

Ему чудился солнечный берег. Ласковые волны накатывают на разноцветную гальку. Он ребенок, сидит на берегу, бултыхая ногами в воде. Никуда не нужно спешить. Дома наверняка мама напекла горячих лепёшек и надоила молока. Он голоден, но не торопится, оттягивая удовольствие вернуться к обеду. Вот сейчас... Сейчас он встанет и побежит домой...

Глава 2. Ночной визит

Сквозь безмятежный сон прорывались настойчивые удары в дверь.

--Кто-то стучит, мама, -- мальчик запихивал обжигающую лепешку в рот. Мамину, самую вкусную на свете. Больше он таких никогда и нигде не ел.

-- Никто не стучит, Лесси^[2]

И вправду, на кухне они были только вдвоем. Солнце мягко светило в окно. На столе в глиняной миске высилась целая гора пылающих зажаристых лепешек. Мама, еще такая молодая и крепкая, подперев рукой щеку, с любовью смотрит на него. Мальчику тепло и спокойно.

-- Нет, мама, все-таки кто-то стучит… -- Лестер упорно не хотел покидать родную кухню и свой уютный сон.

-- Наверное, снова твои друзья пришли и зовут тебя купаться.

--Нет, мама, это не друзья...

Они вломились в его дом, сметая со своего пути старого седого слугу. Мокрые, пропитанные запахом конского пота и сырой осенней ночи.

Гремя сталью и сотрясая пол топотом тяжёлых, напитавшихся водой сапог.

Их предводитель шагнул вперёд. В тусклом свете свечи блеснул металл кирасы на его груди, а глаза, казавшиеся в полумраке черными, вспыхнули недобрым блеском:

-- Собирайся, лекарь. Ты едешь с нами немедленно!

Свеча дрогнула в тонких смуглых пальцах.

-- Куда?

-- Все вопросы потом. Пусть слуга собирает твои снадобья!

Но перепуганный Вал не двинулся с места, а встревоженный хозяин только плотнее запахнул халат и выше поднял подсвечник, чтобы разглядеть говорившего.

-- Кто вы и чего от меня хотите?

-- У нас нет времени для разговоров. Ты едешь в королевский дворец. Королева больна.

Один из стражников схватил слугу за шиворот и встряхнул.

-- Пошевеливайся!

-- Никто не смеет бесчинствовать в моем доме! Я еду... Ждите!

Уже через четверть часа несколько всадников выехали за городские ворота и мчались по лесной тропинке. Дорога поднималась в гору. Дождь погасил факелы, но взошедшая луна разгоняла тьму.

Наконец впереди сквозь туман Лестер разглядел замок. Освещенный луной, он казался величественным и зловещим одновременно, полностью оправдывая свое название Мунстоун.

Их ждали. Приняли багаж, состоящий из немногочисленных личных вещей и двух объёмных сумок со снадобьями. Свой саквояж лекаря, несмотря на тяжесть, Лестер никому не доверил и не выпускал из рук.

Потом они долго поднимались по лестницам вверх. Бесконечно и утомительно.

Раньше Лестер никогда не бывал в замке. Старинной постройки, каменный и массивный, предназначенный выдержать штурм или осаду, он напоминал настоящий каменный город со своими дорогами, конюшнями, кладовыми-хранилищами, мастерскими, множеством помещений для прислуги и охраны.

На верхних этажах были внутренние балконы и даже целые прогулочные галереи, соединяющие между собой противоположные части замка.

На очередном этаже в окне галереи мелькнуло голубое платье. Лестер невольно приостановился. Юная девушка, черноволосая, хрупкая, словно видение мелькнула и тут же скрылась за массивной каменной колонной.

-- Кто это не спит у вас так поздно? – невольно поинтересовался лекарь у стражников.

-- Это дочь канцлера, леди Вайолет. Она вечно ищет свою кошку, -- подсказал молодой рыжеволосый стражник. И тут же получил тычок в плечо от старшего:

-- Молчать!

Но вот они добрались до верхнего этажа. В длинном каменном холодном коридоре была открыта ближняя дверь.

-- Сюда, -- дама в черном, ожидавшая их, отступила в бьющую из комнаты полосу света.

В маленьком помещении, не слишком похожем на королевские покои, было жарко натоплено и невозможно душно. Малюсенькое оконце было закрыто.

В неверном дрожащем свете многочисленных свечей на сбитых простынях среди бесконечного числа шелковых подушек Лестер увидел прекрасную юную женщину.

Тончайшая ночная сорочка, длинные перепутанные золотистые локоны, рассыпавшиеся по подушкам. Женщина тяжело дышала. Горничная в белом чепце держала у изголовья больной фарфоровую глубокую миску. Больную явно мутило, но все позывы были тщетны, ведь желудок несчастной давно был пуст.

Пока Лестер оценивал то, что увидел, дама в черном строго отчитывала начальника стражи:

-- Кого вы привели, капитан Рендал? Лекарь должен быть опытным, в годах, а этот слишком молод!

-- Господин Брукс болен. У него горячка. А магистра Эптона нет в городе. Это единственный лекарь, которого удалось найти.

-- Невозможно, чтобы молодой мужчина прикасался к королеве!

Лестер повернулся к даме.

-- Я не «молодой мужчина», а лекарь. И достаточно опытный. Мне нужно ополоснуть руки. И распорядитесь, чтобы открыли окно. Здесь нечем дышать.

Он подошел к кровати и заглянул в фарфоровую миску.

-- Желчь…

-- Королеву отравили! – начальник стражи сжал предплечье лекаря словно железными тисками, прошептав, -- пожалуйста, помогите ей, спасите ее…

Лестер повернулся и пристально взглянул в черные, как ночь, глаза.

-- Так печетесь о своей королеве? – лекарь выгнул бровь.

-- Уходите, капитан Рендал, вам тут не место! – спохватилась дама в черном. Ее строгие черты стали еще более суровыми.

Начальник охраны поспешно вышел. В комнате, кроме больной, остались лишь лекарь, дама и горничная.

-- Мне нужна прохладная вода и лимон. Я сделаю ее величеству исцеляющий напиток, -- Лестер ополоснул руки и вытер их мягким полотенцем, что принесла пухленькая, явно пышущая здоровьем, юная горничная.

-- Как тебя зовут, дитя? – Лестер невольно улыбнулся. Юность всегда притягательна.

-- Анна.

-- Поторопись, Анна. И открой окно…-- мужчина разговаривал негромко, казалось бы, мягко, но в его голосе слышались властные нотки.

-- Нет, окно не открывать, -- дама в черном остановила жестом послушную Анну. – Госпожа Аман предупреждала, что ее величеству необходимо как можно больше тепла, ибо избыток черной желчи требует лечения жаром^[3]

Тут дама с готовностью протянула Лестеру какой-то маловразумительный чертеж.

-- Госпожа Аман составила подробную астрологическую карту лечения, ведь она была прекрасным астрологом!

-- Кто такая госпожа Аман? – Лестер не слишком любил тех, кто препятствовал его лечению. А если честно, то совсем не любил. Просто терпеть не мог. Например, дотошных родственников пациентов, что постоянно вмешивались, нарушая строгий и четкий ритм его неукоснительных распоряжений. Или особо преданных слуг, что глаз с него не спускали, пока он занимался осмотром. Но больше всего его раздражали ссылки на «авторитетное» мнение других лекарей.

Он подошел к даме в черном поближе.

Вдова? Неопределенного возраста, нехороша собой. Светлые волосы гладко зачесаны, никаких украшений, кроме скромного серебряного медальона. Или старая дева? В медальоне наверняка портрет того, кто никогда не вернется к ней. Лестер скользнул взглядом по бледному лицу и плоской груди: «Не удивительно. К такой я бы тоже не вернулся». Мужчина нервно дернул уголком губ.

-- Госпожа Аман – королевский лекарь, -- холодно пояснила дама.

-- Что тогда Я тут делаю? – Лестер старался говорить негромко и спокойно. Обычно это заставляло окружающих прислушиваться к нему и чувствовать его превосходство.

-- Госпожа Аман умерла прошлой ночью, -- дама в черном не опускала глаз, глядя на Лестера чуть свысока.

-- Анна, откройте окно, -- повторил лекарь свой приказ, на спуская глаз с «черной вдовы», как он уже успел в своих мыслях окрестить даму.

Он что, начинает дурацкую игру в гляделки? Кто кого?

Анна испуганно хлопала глазами.

-- Нет! -- не сдавалась дама. Она умела играть в такие игры.

-- Камеристка не будет указывать мне, что делать, -- скрипнул зубами Лестер. Он едва сдерживался.

-- Я не камеристка! И я буду указывать, когда речь идет о здоровье ее величества. Меня приставил сам герцог Берганса!

-- А мне плевать! Вон пошла… -- зашипел Лестер, наступая на зловещую даму, бесцеремонно выталкивая ее за дверь. К дьяволу игры, ему мешают работать!

Но упрямая дама тут же вернулась, с вызовом глядя на мужчину.

-- Анна, я все еще жду прохладную воду, -- ласково обратился он к испуганной служанке, стараясь игнорировать «черную вдову» как неизбежное зло. В конце концов, здоровье пациента важнее выяснения отношений.

-- Как вы сами сказали, госпожа Аман умерла. Теперь я здесь единственный лекарь и только я отдаю приказы!

Мужчина сам подошел к окну и открыл его. Потом вернулся к королеве.

Он склонился над женщиной достаточно низко, вдыхая ее аромат и проводя рукой по ее плечу. Запах, сухость или влажность кожи – для лекаря нет мелочей.

-- Ваше величество, я ваш новый лекарь. Мое имя Лестер. Лестер Лефрен из Кассаля. Я обучался медицине в университете Сирина. Разрешите осмотреть вас…

Королева никак не реагировала на него, и он вынужденно снова обратился к даме в черном.

-- Как давно тошнит ее величество?

-- Со вчерашнего завтрака, -- неуверенно ответила дама.

-- Что она ела?

-- У ее величества нет аппетита. Она ничего не ест уже второй день.

-- Она пьет?

-- Да, но вода не держится в ней, выходит через рот.

Два дня – немало для отравления. Быстрый яд уже убил бы, а признаков медленного яда Лестер не заметил. Не было ни мучительных болей, ни затрудненного дыхания, ни слюнотечения, ни расширенных зрачков, ни проступившей сеточки сосудов. Зато на лицо были все признаки обезвоживания.

Сердце женщины отчаянно колотилось, кожа была сухой и горячей, глаза -- чистыми, запах – отменным.

Тем временем Анна принесла воды и мужчина, наполнив бокал, капнул несколько капель из одной своей склянки, затем из другой. Разрезал лимон и бросил ломтик в напиток. По комнате заструился лимонный аромат, мятный и еще какой-то третий приятный запах. Отлив немного напитка и попробовав, лекарь удовлетворенно кивнул.

-- Это имбирно-мятный напиток. Он вам очень поможет. Попытайтесь сделать глоток.

Опытный лекарь намеренно прилюдно попробовал лекарство, как бы давая понять, что оно безопасно.

Воздух в комнате постепенно становился более свежим и влажным. Лестер лично слегка приподнял королеву, поднося к ее губам прохладный бокал и улыбнулся, добившись первого маленького глотка. Затем второго. А после женщина схватила бокал горячей рукой и жадно осушила его.

-- Вот так, отлично… Вы заслужили конфетку, -- и он вложил мятную пилюлю в ее рот.

Намочив в прохладной воде платок, Лестер приложил его к горящим щекам королевы.

Удобно подоткнув подушки и устроив несчастную полулежа, он продолжил разговор с «черной вдовой». Первый маленький успех сменил его гнев на милость.

-- Что ее величество ела последний раз?

-- Вчера утром ее величеству подали самый жирный кусок мяса дикого вепря, обильно приправленный и хорошо прожаренный на углях.

-- Не удивляюсь, что королеве нездоровится после такой трапезы, -- заметил Лестер.

-- Это разогревающая пища, так рекомендовала госпожа Аман. А сказанное королевским лекарем угодно Богам, -- дама в черном назидательно подняла вверх указательный палец, отчего вызвала у Лестера новый приступ раздражения.

Не хватало еще вдове/старой деве быть ко всему еще и религиозной фанатичкой!

-- Я ненавижу мясо вепря! – вдруг откликнулась королева, катая во рту мятную пилюлю.

-- Пища в нашем организме испытывает презабавнейшие приключения, -- ласково улыбнулся Лестер, решивший пойти на хитрость. Он намеревался развлечь королеву увлекательным рассказом и незаметно провести осмотр.

-- Попадая внутрь нас, пища начинает путешествовать, -- он коснулся шеи королевы, едва заметно ощупывая ее кончиками теплых мягких пальцев. – Переварившись в желудке, пища попадает в печень. Там она превращается в кровь, флегму, черную и светлую желчь^[4]. Взаимное равновесие этих четырех жизненных соков и определяет наше здоровье. Важнейший из них – кровь. Он питает все органы. Как только вы съедаете новую пищу, кровь образуется снова. Если вы не едите, то ваши органы остаются без питания.

-- Как занятно вы излагаете! Мне нравится, -- улыбнулась королева, не замечая, что во время увлекательного рассказа лекарь прощупал ее живот, неожиданно сосредотачиваясь под пупком.

-- Рецепт здоровья прост, ваше величество. Здоровая пища, физические упражнения на свежем воздухе, крепкий сон и… эмоции под контролем, -- на последнем пункте Лестер слегка прокашлялся. С контролем эмоций у него самого было сложновато.

-- Чудесный рецепт и чудесная конфета! А после этого освежающего напитка тошнота ушла! Оказывается, я ужасно голодна… Хотелось бы земляничного мармелада и жареных перепелок!

-- Я бы посоветовал вам сейчас легкую пищу. Не хотите выпить сок персика? Можно немного несладкого печенья, – отвлекал ее лекарь, заканчивая осмотр, -- подойдет и мед с клюквой, нежное белое отварное мясо.

-- Я была бы не против! – избавившись от мучительных рвотных позывов, королева заметно оживилась, -- можно еще конфету?

-- Конечно! У меня еще есть лимонные… Разрешите поздравить вас, ваше величество! Думаю, что к лету в замке появится благородный маленький принц. Или прекрасная принцесса.

Королева замерла, и странная улыбка искривила ее губы. Дама в черном, охнув, побледнела и отшатнулась.

Неожиданно явившийся слуга доложил, что герцог Берганса хотел бы услышать о результатах осмотра. Сосредоточившись на отчете перед герцогом, лекарь как-то не обратил внимания на странную реакцию обеих женщин.

-- Я еще вернусь, -- тепло улыбнулся Лестер королеве.

-- А вы, сударыня, распорядитесь на счет легкого перекуса для миледи, -- он едва удостоил «черную вдову» взглядом. Хотел было уже уйти, но не удержался от маленькой мести в ее адрес.

-- И замените уже королеве эту распутную прозрачную рубашку, -- шепнул он, проходя мимо. -- Я понимаю, рубашка в вашем вкусе, но нужно же и совесть иметь…

Дама едва не задохнулась от негодования:

-- В комнате было жарко…-- попыталась оправдаться она.

Но Лестер не стал слушать и быстро ушел. Он был доволен, что позлил противную камеристку. «Проглоти теперь свое возмущение, безмозглая курица!»

Лестер вышел в смежную комнату, но дама в черном вдруг догнала и остановила его.

-- Постойте…-- Она нервно кусала губы. – Вы расскажете герцогу о беременности королевы?

-- Конечно, -- Лестер пожал плечами, -- это моя обязанность.

-- Тогда расскажите ему, что это все пилюли госпожи Аман виноваты! – дама в черном беспомощно всхлипнула.

-- Пилюли? – не понял Лестер, -- о каких пилюлях вы толкуете?

-- Ну… вам же, как лекарю, известно, как возможно… получить ребенка… без… мужчины? – дама явно смущалась.

-- Без мужчины? Как это? – с интересом приготовился слушать Лестер. -- Вы имеете ввиду… непорочное зачатие? – задумчиво спросил он.

-- В какой-то степени.

-- Мм-м-м… Не могли бы вы уточнить, я что-то сомневаюсь, что понял вас правильно…

Про себя же подумал: «Она или невероятно тупа, или слишком порочна…»

-- Я имею ввиду такие пилюли… съев которые можно…стать матерью без мужчины, -- она тяжело вздохнула и устремила на него вопросительный взгляд. -- Вы, лекари, прекрасно знаете, о чем я говорю. Только притворяетесь, что не понимаете!

Лестер сначала широко раскрыл глаза, а потом внезапно расхохотался. Но тут же прервал свой смех и зло посмотрел на нее.

-- Вы это серьезно? Или за идиота меня принимаете?

-- Конечно серьезно! И прекратите, наконец, смущать меня и потешаться! -- вспыхнула дама и отвела глаза в сторону.

Лестер окинул ее снисходительным взглядом.

-- Знаете, раньше я думал, что Боги только хорошеньких женщин создают глупыми, ведь у тех остается хотя бы их красота. Но, оказывается, Боги бывают жестоки! – и он вышел из комнаты, бормоча про себя: «Безмозглая курица…»

Слуга герцога ожидал лекаря в коридоре.

Но тут из темноты лекарь услышал хриплый от волнения голос: «Ну, господин лекарь, что скажете? Что с королевой?»

Лестер даже не сомневался, кто это его тут дожидается.

-- Не переживайте, капитан Рендал, это не отравление. С королевой все в порядке. Я дал лекарство, и ей уже лучше! – постояв еще пару секунд, лекарь кивнул капитану и последовал за слугой в покои герцога.

Начальник личной охраны королевы вздохнул с облегчением. И словно тут же лишился последних сил, тяжело привалившись плечом к стене. Он был на ногах уже двое суток, но не это самое страшное. Страшнее всего были переживания, что терзали его все это время. И страх. Страх потерять дорогого человека.

-- Капитан, -- молодой рыжеволосый стражник робко приблизился к командиру, -- отдохните до утра. Вы можете положиться на нас.

-- Да, ты прав. Силы мне еще понадобятся…

Глава 3. Бессонная ночь герцога Берганса

Герцог Рагнар Берганса сидел в своем кабинете. На столе перед ним стоял кувшин дорогого вина, а за спиной, едва различимый в темноте, притаился слуга, готовый по малейшему знаку наполнить кубок или еще как-нибудь услужить своему грозному господину.

Несколько особо доверенных придворных, решившихся разделить с герцогом всю тяжесть бессонной ночи, боялись произвести даже малейший шум и вызвать этим гнев Рагнара, ведь тот был не в духе.

Холеное лицо с небольшой ухоженной бородкой было мрачнее тучи.

Он почти провалил поручение короля, своего старшего брата…

Отправляясь в военный поход, седовласый Аллард Дрейк доверил Рагнару важнейшую миссию. Жениться за него по доверенности^[5] на дочери Ивэла Тенебра, барона Виго.

Чума, два неурожайных года и затянувшаяся война с варварами истощили казну королевства. А за свою дочь барон давал плодородные земли, многие мили лесов, выход к морю со старейшим выгодным портом, но самое главное -- 400 тысяч золотом. Это были огромные деньги даже для короля.

Решение о женитьбе было всесторонне обдумано его величеством и одобрено советниками. Казна пуста, король немолод и не имеет наследника, а свадьба с юной богатой баронессой могла решить обе эти проблемы.

Однако Рагнару сразу не понравилась эта затея.

Во-первых, пока у короля нет сыновей, герцог был единственным кандидатом на престол в случае смерти правителя.

А во-вторых, барон, мечтавший породниться с королем, был не только не ровня их древнему роду, но и нажил свое состояние далеко не праведным путем.

Поговаривали, что в молодые годы этот Ивэл Тенебра промышлял разбоем, скрываясь от правосудия в непроходимых лесах королевства. А бароном стал, женившись на юной дворянке, которая потом загадочно скончалась, родив ему двух дочерей.

Рождение первой дочери барон еще как-то мог простить своей жене, но рождение второй просто вывело его из себя. Он был в ярости, жена плохо старалась. А ведь есть множество верных способов родить наследника. Что произошло между супругами так и осталось тайной, только юную баронессу похоронили через месяц после рождения второй дочери в закрытом гробу.

А Ивэл Тенебра, невзлюбивший обеих малюток, так и не женился больше. Ходили сплетни, что в его замке пропадают бесследно молодые женщины. Доказать этого никто не мог, однако все боялись жестокого барона. Даже имя его было зловещим, означая «зло во тьме». А в народе его и вовсе прозвали Дьяволом.

Старик не любил гостей, поэтому никто достоверно не знал, какие дела творятся за высокими стенами его мрачного замка.

Люди шептались, что барон имел садистские наклонности. Замучил несчастную жену, а старшая его дочь Эмбер помутилась рассудком.

Младшая же, Бьянка, была кротка и прекрасна, настоящая Белая Лилия. Ее-то и прочил барон в жены королю Алларду.

Без особой охоты отправился Рагнар со своей свитой во владения Дьявола. Но только увидел 19-летнюю Бьянку -- как разума лишился. И ведь сластолюбивого невоздержанного красавца Рагнара нельзя было удивить женскими прелестями. Любовниц у него было хоть отбавляй.

Но кроткая, добрая девочка Бьянка буквально свела его с ума. Словно околдовали его, опоили или порчу навели. По традиции должен он был после венчания только ступить босой ногой на ее ложе, чтобы символически завершить брачный обряд.

Но на свадебном пиру без меры было выпито вина. Зависть к старшему брату разыгралась сильнее обычного. И не просто ступил ногой, ворвался в спальню новобрачной и до утра проверял качество живого товара. Да так тщательно, что с первыми лучами обезумевшая Бьянка выбросилась в окошко.

Сколько не упрашивала ее сестра Эмбер, как не держала за изодранную окровавленную рубашку, как не хватала за исцарапанные ноги – не смогла удержать. Под безумный крик старшей сестры полетела Бьянка, словно птица, освободившаяся от бренного истерзанного тела прямо туда, к солнцу.

И прокляла Эмбер короля, и брата его Рагнара, и весь род Дрейков.

Попытались ее успокоить, опоили, нарядили в подвенечный наряд и свершили обряд уже со старшей сестрой. С безумной Эмбер.

Ее-то и на людях отец не показывал, а уж замуж отдавать даже не думал. Но что делать? Обещал ведь Рагнар привезти королю жену, дочь Ивэла Тенебра, барона Виго. Исполнил. Ну, не ту дочь, о которой договаривались. Бьянка по официальной версии, не выдержав возложенной на нее миссии, умерла от счастья. А Эмбер ничуть не хуже! Даже красивее. Белая кожа, словно крылья у лебедя. Глаза – янтарь. Волосы цвета золотой осенней листвы. И старше Бянки всего-то на четыре года.

Монахини из монастыря проверили новую невесту. Удостоверились в самом главном -- что девица. А остальное герцога мало интересовало. Главное, что сундуки с золотом вперед свадебного кортежа в Мунстоун отправились.

Барон отдал Рагнару документы на землю, а тот ему указ о даровании зятем-королем вожделенного титула герцога. Невесту же, разодетую и опоенную до бессмыслия куклу, привезли во дворец и в полусонном состоянии заперли в светлице. От греха подальше. Установили решетки на окнах, а то вслед за сестрицей ненароком в окошко кинется.

«Главное -- короля дождаться. Чтоб жену с рук на руки принял. А там… пусть хоть с окошка, хоть с башни! Наследники нам тут совсем ни к чему», -- думал Рагнар, мрачно ожидая вердикта врача.

Еще не хватало, чтоб заболела королева. Уже почти три месяца она тут, а король все не возвращается. Отравить ее, конечно, не могли. Пищу строго пробовальщики пробовали. Но что-то последнее время нездоровилось ее величеству. Слабость и тошнота одолевали.

Чего только не пробовала искусная королевская лекарша госпожа Аман! Как ни старалась, но ни кровопускания, ни горячие ванны, ни разогревающая организм острая жирная пища, ни очищение организма сурьмой не помогали. Приступы гнева и истерики королевы сменялись апатией и отсутствием аппетита. Красавица похудела и подурнела. И герцог боялся, что она отправится к своей сестрице раньше, чем увидится с его величеством.

С юношеских лет герцог был не только хорош собой, невероятно силен и ловок в обращении с оружием, но и невоздержан, жесток и подвержен приступам гнева. А все потому, что завидовал старшему брату, королю Алларду. И не важно, что правитель был с раннего утра до позднего вечера занят делами государства. Разбирал тяжбы, решал политические и денежные вопросы королевства, воевал с внешним врагом.

Рагнар никогда не задумывался, какую цену брат платит за ношение царской короны.

Похоронив в далекой молодости любимую супругу, Аллард оставался холост и всю жизнь посвятил своему долгу. А вот его младший брат не отказывал себе в удовольствиях. В герцогстве Берганса балы сменялись охотами, а те – шумными празднествами. Самые прекрасные женщины королевства мечтали стать фаворитками щедрого герцога, «без пяти минут короля».

Рагнар былгораздо моложе брата и, поговаривали, уже прикидывал, как ему занять вожделенный престол. Но король был хоть и немолод, но крепок телом, умен, и у него была отличная охрана.

И вот так некстати молодая жена, а там, глядишь, и наследники трона появятся!

Поэтому-то и сидел Рогнар лицом мрачнее тучи. Душа его металась между двух огней. С одной стороны – криво он как-то исполнил волю короля, женил его не на той сестре. И теперь боялся праведного гнева его величества. И не зря боялся. Ведь обезглавил же когда-то король одного своего брата. Собственноручно обезглавил.

А с другой стороны, молодая жена может наплодить наследников, и этого тоже нельзя было допустить. Одна надежда, что не пожелает король жить с безумной королевой и отправит ее в монастырь, как уже поступил с прежней своей фавориткой. Или же небеса смилостивятся и не дадут безумному чреву плода.

Тут невеселые мысли герцога прервал вошедший слуга.

-- Ваша светлость, к вам господин лекарь с отчетом.

-- Пуст войдет!

Глава 4. Все теряют самообладание

Герцог принял Лестера в своем кабинете.

Рагнар был крупным и сильным, как все из рода Дрейков. Темные, достаточно коротко остриженные волосы и небольшая ухоженная бородка. Расшитый золотом и драгоценными камнями камзол, короткий плащ, подбитый мехом. Герцог не скрывал своей любви к роскоши.

Берганса сидел за столом и молча смотрел на кубок, полный вина. С некоторых пор, а точнее со дня злосчастной женитьбы на Бьянке, он испытывал к вину отвращение.

Из всех придворных, находящихся сейчас в этой комнате, выделялся мужчина средних лет с седыми прядями в длинных черных волосах. По темной, лишенной напускного блеска одежде, по мягким движениям и внимательным умным глазам можно было судить, что это весьма близкий королю, несомненно занимающий важный пост высокородный лорд. И действительно, это был лорд-канцлер короля Конрад Уэйд, граф Найтингейл, опытный советник, человек довольно закрытый и сдержанный.

Но внимание привлекал даже не сам благородный облик лорда, а его глаза. Невероятного голубого цвета. Лестер поймал себя на том, что не может оторвать глаз от этой голубизны.

-- Входите, господин лекарь, -- улыбнулся лорд, видимо привыкший к тому, какое впечатление производит на людей, -- Его светлость герцог Берганса ожидает вашего отчета.

Лестер поклонился.

Герцог жестом подозвал его ближе:

-- Мне очень жаль, господин лекарь, что обстоятельства вынудили меня побеспокоить вас среди ночи. Но нас очень тревожит состояние супруги брата нашего, королевы Эмбер. Что вы скажете? Действительно ли королева отравлена?

-- О, не беспокойтесь, ваша светлость! Признаков отравления я не нашел. Зато на лицо все признаки, довольно типичные для женщины в определенном положении – тошнота, недомогания, перепады настроения…

-- Что вы хотите сказать? – напрягся герцог.

-- Только то, что королева ждет ребенка.

Лицо герцога перекосилось. Он вскочил.

-- Ты врешь, мошенник! Вон все, кроме лекаря!

Когда комната опустела, Лестер продолжил.

-- Милорд, я сожалею, что мои слова огорчили вас, но… правда от этого не перестанет быть правдой.

-- Лекарь, ты уверен, что не ошибся? – герцог не мог поверить в ужасную новость.

-- Ваша светлость, тут бы и ученик лекаря справился, а я практикую уже давно.

-- Королевская целительница, госпожа Аман, сообщила бы мне, если бы… -- тут герцог осекся, внезапно над чем-то задумавшись.

-- Проклятье! – сжав кулаки, Рагнар бросился в покои королевы. Лестер последовал за ним. Мало ли, вдруг королеве понадобится помощь лекаря? Или герцогу?

-- Говорите, кто он?! Кто ваш любовник?! – герцог, схватив королеву за горло, тряс ее, словно желал вытрясти дух. В этот момент он ненавидел ее самой лютой ненавистью, на которую только был способен. Рядом, пытаясь помочь королеве, билась, словно птица в силках, дама в черном.

Но Рагнар одним мощным ударом отбросил в сторону хрупкую худощавую женщину.

-- Прочь, злодейка. Я приставил тебя к королеве, а ты что натворила, неблагодарная? Покрывала ее любовника?!

Лекарь бросился к герцогу, пытаясь защитить королеву.

-- Милорд! Опомнитесь, вы погубите ее! Что вы делаете!?

Отпустив задыхающуюся девушку, герцог провел трясущимися руками по своему побелевшему лицу. Потом дернул ворот камзола. Ему явно не хватало воздуха.

-- Вы все сговорились погубить меня!

-- Да! Да! И пусть король отрубит тебе голову! Говорят, он любит рубить головы, уже обезглавил одного своего брата! – кричала, кашляя, королева, сверкая счастливыми янтарными глазами. Ведь беременность – это часть ее плана. Она будет мстить Дрейкам, пусть даже эта месть сметет и ее саму с лица земли!

-- Если вы, сударыня, не скажете мне, кто он, я…

-- Ваша светлость, вам надо выйти на свежий воздух! Пойдемте, я дам вам успокоительный настой! – попытался снова вмешаться Лестер.

-- К дьяволу ваш настой! А от вас я жду имя, сударыня!

-- Бьянка! Вот какое имя ты должен слышать в своей голове днем и ночью! И во имя сестры я обещаю, что ты не переживешь эту зиму! Чего бы мне это не стоило!

И королева, и герцог резко замолчали, с ненавистью глядя друг на друга. В этот момент оба были похожи на безумцев. Но Берганса уже взял себя в руки и сказал ровным голосом:

-- У вас три дня, ваше величество. Потом вы скажете, кто ваш любовник или пеняйте на себя, пощады не будет, – и вышел из комнаты королевы в смежные покои.

Лестер выскочил за ним.

-- Ваша светлость, ее величество не в себе! Не придавайте значения необдуманным словам!

-- О, нет! Она не столько безумна, сколько хитра и коварна! Отродье Дьявола… Ты должен помочь мне, лекарь, -- герцог схватил мужчину за камзол и зашептал, -- ты должен знать способ избавиться от ребенка! Я заплачу, ты понял?

Лестер побледнел и стал вырываться, -- о чем это вы? Я не пойду на это! Я не убийца!

-- Любые деньги, лекарь…

Однако, как бы Лестер ни нуждался в деньгах, ему и в голову не пришло всерьез задуматься над соблазнительным предложением.

-- Вы не понимаете! Нет безопасного способа избавиться только от ребенка, мать тоже может умереть. Хотите, чтобы я убил королеву!? И потом, кто же знал, что это тайна?! Уже столько человек слышали о деликатном положении! Король все равно узнает!

-- А, проклятье! – герцог закрыл лицо руками. Драгоценные перстни переливались на дрожащих пальцах, -- брат не простит, что я не уберег его жену.

Внезапно он словно устыдился своей слабости и, убрав руки от лица, свысока посмотрел на лекаря.

-- Тогда узнай хотя бы имя. Имя. Любовника. Королевы. Разорву этого мерзавца! -- и герцог удалился.

Оставшись один, Лестер какое-то время приходил в себя и собирался с мыслями. И каким образом он должен узнать имя любовника? Он ведь не дознаватель!

Не успел он опомниться, как к нему подскочила дама в черном и влепила ему хорошую затрещину.

Это было так неожиданно, что мужчина не усел увернуться и даже пошатнулся. А рука у «черной вдовы», оказывается, довольно тяжелая.

-- Ополоумели?! – Лестер прижал пальцы к тут же распухшей губе и ощутил во рту привкус крови.

-- Если рассказали о ребенке, то хотя бы не скрывали правду и о пилюлях госпожи Аман! – дама задыхалась от возмущения.

-- О, прекратите нести эту смехотворную чушь! Ребенок без мужчины, от пилюль! Я не собираюсь пересказывать его светлости ваши бредни! – он достал платок и вытер кровь с разбитой губы.

Глядя на кровавый отпечаток на платке, дама внезапно осознала, что натворила, и виновато поежилась, нервно сжимая пальцы.

-- Это не бред! – попыталась защититься она.

Лестер был вне себя. Обычно он не прощал оскорблений. В детстве мальчишка был отчаянным драчуном, да и повзрослев не давал обидчикам спуску. Но ведь с женщиной не будешь драться, в самом-то деле?!

-- К вашему сведению, -- он попытался усмирить дыхание, -- для зачатия ребенка нужны не пилюли, а нечто совсем другое… И совершенно в другое отверстие. Хотя… вам-то откуда знать?! – он швырнул в угол комнаты испачканный платок, демонстрируя таким образом свое презрение к ней, и вышел, не удостоив ее даже взглядом.

Обычно он не был груб с дамами, но эта безмозглая курица его вывела из себя!

Глава 5. Ночные тени и тени прошлого

Герцог Берганса вошел в свой кабинет и долго стоял у окна, глядя в ночное небо. В его голове выстраивался план. Мысли лихорадочно путались, но постепенно он понял, что должен делать.

Развернувшись, он приказал своему молчаливому незаметному слуге:

-- Позови ко мне Блэйза. Сейчас. Немедленно.

Как только слуга ушел, Рагнар достал из шкатулки старинный перстень с белым опалом. По их семейной легенде камень этот приносил небывалую удачу его обладателю. Раньше перстень принадлежал отцу Рагнара и Алларда. Старый король непременно надевал его перед важнейшими событиями: сражениями или переговорами. И всегда магический перстень притягивал удачу.

По центру опала шла трещина. Она появилась во время одной из тяжелейших рукопашных схваток с варварами.

Варвары. Волки. Племя жестоких воинов. Когда-то они жили в этих лесах. Но предки Дрейков пришли на их земли и прогнали Волков в Северные пустоши, обагрив эти земли их кровью. Волки не простили, и теперь война длится многие годы.

В одном из таких боев отец Рагнара был тяжело ранен, но выжил. Тогда поговаривали, что, получив трещину, перстень утратил свою силу, но Рагнар в это не верил и после смерти отца перстень припрятал себе. И вот решающий час настал.

Когда верный человек Рагнара – Блэйз – явился, герцог отдал ему перстень со словами:

-- Поедешь сегодня же в лагерь короля Алларда. Скажешь, что я и молодая жена его беспокоимся о нем. Хотим знать, как обстоят дела, скоро ли он вернется домой. Но на самом деле миссия твоя другая.

Найдешь маркиза Дюрфе. Отдашь ему этот перстень, а на словах передашь так: «Время пришло». Повидаешь его незаметно. Перстень на палец себе не надевай, повесь на шею на цепь и прячь под одеждой. Назад возвращайся немедленно. Теперь иди. Да хранят тебя Боги в пути.

Только посланник удалился, герцог налил себе вина и произнес:

-- Время пришло! – и выпил.

***

Часы на башне пробили дважды, замок стал погружаться в сон.

Перестали слышаться тяжелые шаги стражи. Затихло шуршанье многочисленных слуг. Смолкли негромкие голоса, шепот, разговоры. Лишь факелы потрескивали в пустынных холодных коридорах, по которым гуляли сквозняки.

Теперь комнату королевы освещала лишь одинокая свеча, да выглянувшая из-за туч луна заглядывала в малюсенькое зарешеченное оконце. Бледные лучи ее падали на кровать, и лежащая неподвижно женщина могла бы показаться мертвой, если бы не безумная, зловещая улыбка, блуждавшая на красивом лице.

А в соседней комнате дама в черном стояла у такого же маленького оконца и следила за луной, то и дело проглядывающей сквозь тяжелые черные тучи.

Знала ли она, что у королевы есть любовник?

Не знала наверняка, но догадывалась.

Однако, она никогда бы не донесла ни на королеву, ни на ее избранника. И не только потому, что жалела несчастную Эмбер и коварно соблазненного ею отца ребенка. А потому бы не рассказала, что она не доносчица.

Больше не доносчица…

Когда-то давно… очень давно… в другой жизни… испуганная шестилетняя Фалина рассказала на допросе все, что знала.

Честно. Без утайки.

Перечислила имена всех лордов, что тайно собирались под покровом ночи у ее отца, принца Алистера.

Маленькая наивная девочка точно старалась припомнить, какие разговоры вели ночные гости. Гордо поведала, как присягали на верность ее отцу и называли его своим истинным королем.

И за честность получила награду.

Лорды были объявлены заговорщиками и казнены, а ее отца, своего брата, король обезглавил собственноручно. Перед казнью лорды, их семьи и даже сам принц были лишены всех титулов и владений. И теперь она больше не принцесса. Она просто госпожа Фалина.

С тех пор девушка поняла одну вещь. Что бы ни случилось – молчи. Все кругом, даже самые близкие люди, могут оказаться врагами. Даже те, кого любишь, кто был частью твоего сердца.

В этот момент дверь отворилась, и мужчина, словно тень, вошел в неосвещенную комнату.

Она повернула голову, и несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.

-- Что вы наделали, дорогая Фалина? Как могли допустить? – прошептал он, не сводя с нее глаз. – Вы понимаете, что весь гнев за проступок королевы обрушится на вас? Страшно даже представить, что вас ждет, -- затаив дыхание, он пытался вглядеться в ее лицо. Серебряные пряди, словно нити лунного света, запутавшиеся в его волосах, едва поблескивали в свете звезд.

Фалина отвела глаза.

-- Что вам за дело, лорд-канцлер, до того, что меня ждет?

-- Фалина, вы знаете, что я вам не враг. Я сейчас здесь, чтобы предложить вам свою помощь и покровительство. Потому что очень скоро они вам понадобятся.

-- Покровительство? Что вы имеете ввиду?

-- Я назову вас своей невестой. Не пугайтесь, -- поспешил предупредить он ее, увидев, как она напряглась, -- это только для вида. Вас это ни к чему не обяжет. Но вы получите защиту…

Фалина молчала, глядя на него, словно желая определить его мотивы.

-- Много лет назад ваш отец, принц Алистер, оказал мне покровительство, и я никогда не оставлю его дочь в опасности.

Девушка стояла спиной к окну, и Конрад не видел в темноте, как ласково она смотрела не него.

Ах, если бы он знал, сколько лет Фалина ждала от него этих слов! Как мечтала об этом!

После смерти родителей девочка была отослана в дальнее имение к родственникам, и вернулась в замок в возрасте 17 лет робкой и застенчивой провинциалкой. Совсем неопытной, почти нелюдимой, но зато обладающей добрым и отзывчивым сердцем.

Вышивка и чтение романов были ее единственными развлечениями. И вдруг -- двор короля, элегантно разодетые придворные, множество проворных слуг, великолепные наряды. А еще презрительные взгляды исподтишка, шепотки за спиной и обидное прозвище «дочь заговорщика».

Когда она впервые увидела лорда Уэйда, ему было двадцать восемь. Он уже закончил университет и стал магистром в области права, успел овдоветь и привез из родного графства свою единственную дочь Вайолет.

Малышке было семь лет, но она уже поражала всех смелостью суждений, тягой к знаниям и какой-то недетской рассудительностью.

Они сразу же подружились, две девочки, семи и семнадцати лет, причем, кто главенствовал в этой дружбе -- это был ещё вопрос. Вайолет была местной звездой, а Фалина -- ее скромной наперсницей.

Лорд Уэйд был очень корректен и мягок с племянницей короля. Всегда учтиво здоровался, приостанавливался при встрече, чтобы поинтересоваться, как у нее дела. Предлагал помощь, был внимательным. Позже Фалина поняла, что так он отдавал дань почтения ее казненному отцу, принцу Алистеру. Но в тот момент приняла его доброжелательность и участие за ухаживания, надеясь, что вскоре этот великолепный мужчина сделает ей предложение. Ведь он был необыкновенно элегантен и хорош собой. Всегда был хорош, даже теперь, когда ему почти сорок. Но тогда особенно. Молод, умен, безукоризненно воспитан, ни грамма седины в длинных черных волосах, и эти прекрасные голубые глаза!

Но предложения руки и сердца не последовало. Ни через год, ни через три, ни позже.

И вот прошло больше 10 лет! Ее сердце иссохло от терзаний и перестало надеяться. Чувства, омываемые ветром времени, истаяли, словно песочный замок у ручья.

Конечно, не только время было виновато в охлаждении ее чувств. Однажды, несколько лет назад, подстегиваемая сочувствием к безответно влюбленной Фалине, служанка Мэтти по секрету раскрыла ей тайну канцлера. Сказала, что он абсолютно не выносит женщин и дал слово своей дочери не жениться никогда, а его сердце напоминает тот холодный голубой топаз, что он всегда носит на пальце.

Тогда же среди лордов зашел разговор об этой странности графа. И Фалина, невольная свидетельница этой сцены, прекрасно помнила, что он им ответил.

--Говорят, вы не выносите женщин, граф? Каким же чудом вы были женаты?

-- По воле отца, друзья мои. Но, поверьте, мне с лихвой хватило общества моей жены, я сыт им до сих пор. Она, видите ли, наградила меня одной забавной болезнью: у меня развилась жестокая аллергия на женскую глупость.

-- В этом вы правы, канцлер, женщины обычно не блещут умом. Но он им и не нужен! Вся прелесть женщин -- в их женских прелестях, простите за каламбур!

-- Я уже не так молод, милорды, чтобы их сомнительные прелести отвлекали меня от скудоумных суждений, которые они называют светскими беседами, и примитивных ужимок, которые у них называются флиртом. И с возрастом моя аллергия все прогрессирует. Так что оставляю всех прелестниц вам, наслаждайтесь их обществом в полной мере. Без меня!

Таким образом, надежды юной влюбленной провинциалки жестоко разбились, и на следующий день она вышла из своей комнаты в черном. И попросила дядю отпустить ее в монастырь.

Король Аллард не любил монастыри. Он не дал согласия. Наложил вето на ее решение на два года. Потом еще на два, и еще. Этой весной истекало время последней отсрочки. Больше препятствовать желанию племянницы он не мог, но искренне надеялся, что она одумается.

Постепенно любовь к Конраду превратилась в сестринские чувства. Фалина не стала меньше любить и уважать лорда Уэйда, просто ощущения ее стали иными.

Девушка всегда с нежностью наблюдала за ним со стороны. Внешне невозмутимый и всегда любезный, для нее он был словно открытая книга. Она всегда знала, когда он доволен, а когда расстроен.

Постепенно Фалина сделала вывод, что канцлер был равнодушен не только к женщинам, он вообще не любил людей. Не любил никого, кроме своей обожаемой дочери. И предпочитал проводить время или в ее обществе, или в обществе книг.

И девушка невероятно за него переживала. Как сестра. Или друг.

И вот теперь, именно сегодня, когда последняя капля влюбленности растаяла, он предлагает назвать ее своей невестой. Да ещё и для вида! Какая жестокая шутка судьбы. Хотя нет. Не жестокая. Фалине уже все равно...

Но она признательна ему за жертву, которую он пытался ей принести. Улыбнувшись, девушка погладила его по плечу. Впервые так вольно повела себя с ним. Именно потому, что чувства ее уже отпылали, и теперь она благодарила его и прощалась со своей мечтой.

-- Дорогой Конрад, я очень благодарна вам. За все. За то, что вы всегда были так добры и внимательны ко мне, за вашу заботу и нежность. За то, что всегда переживали за меня. Но уверяю вас, ваша жертва будет напрасной. Высокое положение никогда не было защитой от гнева Дрейков. По крайней мере, отцу оно не помогло. Поэтому, когда их гнев обрушится на меня, мне бы не хотелось, чтобы вы были рядом. Не хотелось бы, чтобы гроза хоть краем зацепила вас. Это было бы несправедливо, ведь я действительно виновата. И готова понести наказание, -- она на мгновение задумалась, но тут же печально улыбнулась. -- Однако, я всегда буду помнить вашу доброту ко мне, всегда! Спасибо вам...

Когда канцлер ушел, Фалина прилегла на кушетку. Девушка не торопилась удалиться в свою холодную и неуютную комнату. Ей хотелось остаться наедине со своими мыслями, подумать, вспомнить сегодняшний вечер подробно.

И перед ее мысленным взором возник новый лекарь.

Да, слишком самоуверенный. Даже грубый! Он вел себя с ней неподобающе, дерзко, так не ведут себя воспитанные кавалеры с дамами. И в то же время, ей что-то импонировало в нем. Но что?

Фалина задумалась.

Он не аристократ, обычный простолюдин, хоть и окончил университет. Так что же в нем может быть привлекательного?

Наверное, в нем не было фальши. Он был настоящий, не притворялся любезным или вежливым. Говорил то, что действительно чувствовал. Заслужить уважение такого человека непросто.

Фалина потерла виски холодными кончиками пальцев.

Она ударила его. Как она могла?! Впервые она ударила кого-то. Нервы были натянуты до предела, и она ударила мужчину по лицу.

Фалина закрыла глаза, и снова пережила эту пощечину. Все вспомнилось так реально, что дрожь и жар снова пробежали по ее плечам. Она разбила ему губы. Волосы взметнулись, и она увидела шрамы на него левой щеке. Ожог? Следы чьей-то расправы? Ранение?

Девушка заворочалась на кушетке и прикусила губы. Она пожалела о пощечине в то же мгновение, как увидела его шрамы. Раскаяние и желание загладить вину охватили ее с невероятной силой. Она едва удержалась, чтобы не попросить прощения тут же. Но это значило бы унижение и потерю лица, а этого гордая Фалина не могла допустить. Пускай она лишена всех титулов, пусть ее отец казнен, пусть все уже сбросили ее со счетов, но все же она – принцесса крови!

И вот теперь чувство вины терзало ее.

Вдруг, вспомнив о чем-то, девушка вскочила и бросилась в темный угол комнаты, опустилась на корточки и пошарила руками по полу.

Вернулась к кушетке, сжимая в руке его платок, который он бросил на пол. С каплями крови.

Он тогда что-то говорил ей. Какой-то пошлый намек на то, что бы он сделал с ней, чтобы объяснить, откуда берутся дети. Да она почти не слушала его тогда, вся ушла в свои переживания, в голове звенело от напряжения и раскаяния.

К тому же, что за глупости? Она знает, от чего случаются дети! Ну, почти знает. Приблизительно. Что он там говорил? Ее щеки запылали, а сердце сильнее забилось.

Парадоксально, но он ей понравился. Несмотря на всю его грубость и возникшую между ними с первых же мгновений вражду. Понравились его грация, изящная фигура, красивые карие глаза, тонкие, похожие на аристократические, черты лица.

Она прикрыла глаза и приложила его платок к лицу. Он приятно пах.

Но больше всего ей вспоминались его пальцы. Как он бережно и нежно обследовал королеву. Видимо, он внимателен к больным. Проявляет сочувствие, говорит с ними ласково.

Да, но с ней он не будет так же внимателен и ласков. Она не больная, и она ему не понравилась. Совсем...

Фалина вздохнула. Она знает, что некрасива. Даже в юности не была красивой. Так, милой, и не более. Теперь же ей почти 30-ть! Дурнушка, да еще и старая дева!

Она нервно заворочалась на кушетке.

Девушка расстегнула пуговицы на платье и спрятала платок за корсет, которым всегда туго затягивала грудь, чтобы избежать мужского внимания.

На самом деле она не очень расстраивалась из-за внешности. Девушка была слишком стеснительна и тяжело переносила мужские взгляды. Напускная суровость и холодность отлично маскировали неуверенность и избавляли от общения с противоположным полом. Слава Богам, что она некрасива!

Фалина боялась жизни. Боялась реальных, невыдуманных отношений с мужчиной. И чем старше она становилась, тем интереснее ей было уноситься мыслями в свой вымышленный замок в придуманной волшебной стране, где были живы отец и мать, а она была прекрасной принцессой. Да, в своих мечтах она была красавицей, как Вайолет. У нее было много друзей, принцы добивались ее внимания, и все было красиво, как в сказке. Как в тех романах, которые она так любила читать.

Фалина. Мечта и реальность.

А вот в реальности девушка даже не могла себе представить, что она когда-нибудь выйдет замуж за реального человека. Жизнь в монастыре казалась идеальным выходом.

Хотя новый лекарь ей чем-то понравился. Интересно, если бы он к ней посватался, она бы согласилась?

Согласилась бы она стать женой Лестера Лефрена, лекаря из Кассаля? Госпожой Лефрен. Фалина в очередной раз уплыла в мечты. Туда, где ее все уважают, а она божественно красива. В этих мечтах лекарь бы совершенно точно влюбился бы в нее и умолял бы стать его женой…

А потом он бы снял с нее платье, корсет и…что он там говорил? Сделал бы то, от чего случаются дети…

Ну уж нет! Перебьется!

Боги, какой же стыд! Она покраснела, вскочила с кушетки, вытащила платок из-за корсета и застегнула платье.

И пошла спать. Слава Богам -- одна!

Глава 6. Голубые глаза

Было далеко за полночь, когда Лестер вошел в комнату покойной лекарши госпожи Аман, ставшую теперь его комнатой. Наконец-то он мог подумать об отдыхе! В свете последних событий на душе было неспокойно. Мужчина был вовсе не рад неожиданно свалившейся на него новой роли. Копаться в личной жизни королевы отнюдь не хотелось.

Хотелось бежать из дворца. Вернуться наконец туда, где его давно, много лет уже ждут. К морю, в маленький домик, где у входа цветут мальвы и прямо в дом забегают цыплята. Где ласковые материнские руки обнимут его, и родной голос прошепчет: «Наконец-то ты вернулся, Лесси».

Мужчина сбросил в кресло камзол, развязал ворот рубашки и налил себе вина. Ему просто необходимо было расслабиться после бесконечного напряженного дня. Вдобавок он ощущал себя простуженным, да и разбитая губа отчаянно ныла.

А у госпожи Аман вино было совсем недурным! Лестер устало опустился в кресло и тут услышал, как едва слышно скрипнула дверь в его комнату. Неужели он ее не запер? Это все усталость виновата!

Он повернул голову, но никого не увидел. Однако, дверь была неплотно прикрыта, зияя черной щелью. Сквозняк? Или…

Тут он опустил глаза и увидел огромную кошку. Пушистая и холеная, с переливающейся иссиня-черной шерстью, она помахивала задранным вверх пушистым хвостом и смотрела на него прекрасными голубыми глазами.

-- Откуда ты взялась, красавица? – улыбнулся Лестер, -- наверняка ты та кошка, которую вечно ищет дочь канцлера, леди Вайолет. Не хочешь вернуться к своей госпоже?

Но кошка, внимательно посмотрев на лекаря, даже не думала уходить. Словно хозяйка, прошла она по комнате. Подошла к комоду, принюхалась, заглянула под него и пошарила лапой. Быстро потеряв интерес, зашла за ширму и прыгнула на стоящее там кресло с перекинутым через него теплым шерстяным пледом, точно ночевала тут не в первый раз. Уютно свернувшись калачиком, она положила голову на лапки и вздохнула, явно устраиваясь на ночлег.

Лестер был слишком уставшим, чтобы заниматься сейчас кошкой. Допив вино, он пошел и запер дверь. Затем потушил свечу, разделся и лег, наконец, в кровать. Как же приятно было растянуться на гладких дорогих простынях! Комната освещалась только огнем пылающего камина. Веки его тут же отяжелели, и он стал засыпать. Сквозь сон ощутил прыжок чего-то тяжелого на свои ноги. Это что-то потопталось и улеглось рядом, приятно привалившись к его боку.

-- Пошла вон, -- то ли вслух, то ли во сне буркнул Лестер голубоглазой красавице. И крепко уснул.

Проснулся он оттого, что на него в упор смотрели. Два ярко-голубых глаза. Лестер прищурился.

-- Который час? – прохрипел он и закашлялся. Все же он простудился вчера.

-- Седьмой час, -- ответили голубые глаза, и Лестера подбросило на кровати. Он сел и тряхнул головой. Его волосы были перепутаны. Горло саднило. А перед ним, улыбаясь, стояла юная красавица с чудесными длинными, словно черный шелк, волосами. На ней было небесно-голубое платье, смело открывающее по нынешней несдержанной моде ее грудь, плечи и спину.

-- Вы не видели мою кошку?

-- Как вы вошли?!

-- Дверь была приоткрыта, и я подумала, что кошка заскочила сюда. Не знала, что в комнате кто-то есть, ведь госпожа Аман уже не с нами…

Не заперта дверь?! Лестер был уверен, что запер ее на ночь. Не мог не запереть дверь в этом чертовом замке, где лекари мрут как мухи. Но, видимо, все же не запер…

-- Простите, я не одет…

-- Ну что вы, это вы меня простите, не хотела смущать вас, -- она зашла за ширму, взяла плед и, вернувшись, помогла Лестеру прикрыть голые ноги.

-- Вот, возьмите. Холодно, камин потух. Я прикажу, чтобы разожгли, -- еще раз приветливо улыбнувшись, красавица выскользнула из комнаты. И тут Лестеру показалось, что тихо щелкнула задвижка на двери перед тем, как девушка покинула его комнату. Он дернулся, но потом осадил себя: «Почудится же такое спросонья!» И быстро стал приводить себя в порядок. Ибо королевский лекарь должен выглядеть безупречно.

Пока слуга разжигал камин и перестилал постель, Вал помогал хозяину одеться, брил его, потом приготовил горячее вино с сахаром от простуды. И безостановочно пересказывал ему сплетни, услышанные от прислуги:

-- Госпожа лекарша накануне ночью упала с лестницы. Прокатилась по крутым ступенькам и сломала себе шею! Теперь тело ее лежит в часовне, а личный капеллан его величества читает над ней молитвы.

-- Странно все это, -- небрежно подметил Лестер, -- какая нелегкая понесла ее на лестницу в ночное время?

-- Уж не знаю, но говорят, что королева не любила эту госпожу Аман. Та не церемонилась с ней, силой заставляла принимать лечение. Однажды даже ударила по щеке!

Лестер озадаченно потер лоб.

-- Вал, а кто эта дама в черном? Камеристка… Как ее имя? Она вдова или…

-- Госпожа Фалина…Какое там вдова! Девица. Собирается в монастырь, вот и ходит в черном! Отец ее был заговорщиком, и король казнил его. Давно это было…

-- М-да, в надежные руки отдал герцог супругу брата. Дочь заговорщика, которого король сам казнил…

Собираясь в покои королевы, Лестер прихватил свой саквояж, но, проходя мимо комода, задержался. Вспомнил, как кошка пыталась достать что-то лапкой. Не поленился и почти лег на пол, шаря рукой вместо кошки.

-- Господин Лестер, что это вы?! – всплеснул руками Вал. -- Потеряли что-то? Так я сам…Э-э, сколько пыли нацепляли!

Но мужчина уже отряхивал ладони от пыли, рассматривая найденную изящную сережку в виде сердечка. С голубым камнем.

Глава 7. Зимний сад

Наведавшись к ее величеству, Лестер узнал, что та еще мирно спит. В плане здоровья ночь прошла спокойно.

Госпожа Фалина завтракала в небольшой комнатке, предваряющей покои королевы. На столе он заметил лишь хлеб, воду и молитвенник.

-- На хлеб и воду себя посадили? К чему бы это? Чувствуете за собой какой-то грешок? – сощурился Лестер, мельком взглянув на скромную трапезу и поторопился удалиться.

Созерцать бледное лицо «черной курицы» с поджатыми губами не было никакой охоты, поэтому он решил пройтись по замку и осмотреться.

Лестер ушел, а Фалина медленно дожевывала черствый хлеб, глотая едва не хлынувшие слезы. Как она и предполагала, новый лекарь ненавидит ее. Ненавидит и презирает. А за что ее любить? Кроме того, что она нехороша собой, так еще горда и упряма. А гордость и упрямство – грех! Она просто обязана перебороть себя и извиниться за пощечину!

Девушка сердито посмотрела на черствую горбушку и в отчаянии, желая наказать себя, откусила самый засохший край.

Двумя этажами ниже располагалась просторная открытая галерея для прогулок на свежем воздухе. Лестер отметил про себя, что это очень удобно, не нужно спускаться в парк по нескончаемому количеству ступеней.

В галерее было холодно, но на то она и осень. Дождь уже кончился и, обходя лужи, мужчина прошелся вдоль перил.

Верхушки старых деревьев, все еще усыпанные золотой листвой, колыхались вровень с балюстрадой. Внизу виднелся чудесный сад, полный поздних осенних цветов, с мраморными скамьями и небольшим прудиком, занесенным опавшими листьями.

Окруженный надежными каменными стенами милый островок задержавшейся теплой осени. Лестеру даже показалось, что где-то щебечут птицы. Мужчина посмотрел вниз, но там все было мокро, пусто, листва тихо облетала с деревьев, срываемая малейшим ветерком. В воздухе пахло свежестью и сырой древесной корой.

Он дошел до конца галереи и увидел массивную резную деревянную дверь. Кажется, именно из-за нее слышался птичий гомон.

Открыв дверь, Лестер неожиданно оказался в чудесном зимнем саду.

Всевозможные деревья и цветы поражали глаз своей пышностью. Птицы щебетали, перелетая с дерева на дерево под стеклянным куполом. Тонкий аромат цветов приятно щекотал ноздри. Журчала вода в маленьком фонтане, а рядом, на небольшой площадке, выложенной цветным полированным камнем, завтракала его недавняя знакомая – леди Вайолет.

Заметив гостя, она сделала ему знак подойти. Тот подошел ближе и поклонился.

Девушка успела сменить скромное голубое платье на роскошное золотистое, длинные рукава которого были отделаны горностаем. Ее чудесные черные волосы, прямые и блестящие, словно шелк, были перекинуты на спину, аккуратно зачесаны и украшены золотым арселе^[6].

А вот что не изменилось в ее облике, так это прекрасные голубые глаза, приветливая улыбка и огромное декольте, открывающее чудесную белоснежную кожу, на которой сиял драгоценный медальон в виде сердца.

-- Еще раз с добрым утром, господин лекарь. Прошу вас, разделите со мной завтрак.

Лестер словно попал в сказку. Только что он содрогался от сырости в пустынной галерее и наблюдал увядание природы, и вот он уже в теплом саду, поют птицы, а рядом с диковинными цветами сидит самая настоящая фея.

-- Еще раз с добрым утром, графиня! Право, я не решаюсь присесть после того, как предстал сегодня перед вами в столь неподобающем виде.

Она рассмеялась, и Лестер поймал себя на мысли, что никогда не слышал смеха прелестнее.

-- Наверное, именно так смеются феи, -- невольно расплылся в улыбке мужчина.

Девушке понравился комплимент. А воспоминания о голых ногах лекаря повеселили.

-- Непременно присаживайтесь! Ибо нет ничего лучше, чем трапеза, разделенная с приятным собеседником.

Она даже уселась поудобнее, предвкушая интересный разговор.

Лестер смущенно улыбнулся, садясь напротив молоденькой красавицы.

-- Угощайтесь, прошу вас, -- леди Вайолет гостеприимно указала холеной белой ручкой на стол, полный соблазнов.

Но лекарь, взглянув на лакомства, лишь вздохнул. Это был завтрак явно не для мужчины.

Перед девушкой стояла тарелочка клубничного супа и розетка миндального риса. Рядом возвышалась целая горка слоеных пирожных с нежнейшим творожным кремом. На серебряном блюде красовались мармеладные олени и лисы. А в двух фарфоровых вазочках были изящно уложены фрукты. В одной – свежие: яблоки, сливы и виноград, а в другой – вяленые: тот же виноград, но еще завезенные с юга персики, финики и инжир.

Пробежав глазами все это великолепие, явно созданное услаждать глаз и ротик избалованной женщины, он взял яблоко и разрезал его серебряным ножом.

-- Наверное, я должен представиться…

-- Не трудитесь! Уже весь замок знает, что у нас новый лекарь, Лестер Лефрен из Кассаля, -- и она ослепительно улыбнулась ему.

Лестер всегда любил красивых женщин. Но с тех пор, как чума наложила на него свои уродливые отпечатки, молодой мужчина не чувствовал уже себя так уверенно рядом с красавицами, как в прежние годы. Вот и теперь, когда с ним флиртовала юная фея, он только усмехнулся. Будь он благородной крови, а не нищим лекарем, обезображенным чумой, обязательно попытал бы своего счастья. Но, похоже, даже у старого барона Виго было бы больше шансов, чем у него. Ах, простите, теперь уже герцога Виго!

Лестер на миг задумался, не замечая, как внимательно голубые глаза изучают его. Взяв пирожное, леди улыбнулась своим мыслям.

Этот лекарь так не похож на остальных целителей. Нет в нем напускной важности, глупого тщеславия или явной жажды наживы. Он словно чувствует себя неуютно среди роскоши и ложных улыбок потомственных аристократов. Одет просто, но не бедно. Красив. Но ровно настолько, насколько может быть красив простолюдин, уже немолодой и побитый жизнью. У него ухоженные руки и красивые ногти, однако по набухшим венам можно судить, что руки эти знакомы и с тяжёлой работой.

-- Вы занимаетесь наукой, господин Лестер?

-- Наукой? Вы имеете ввиду, сижу ли я над пробирками, подобно аптекарю или алхимику? Тогда нет. Я скорее практик.

-- Но вы в курсе последних научных достижений?

-- Думаю, да.

-- Много читаете?

-- Пожалуй. Без этого в нашем деле никак.

-- А как вы относитесь к скандальной теории господина Клоделя об источнике всех болезней? Его изгнали за нее из университета в Сирине.

-- Вы о теории о мельчайших существах, проникающих в наш организм и вызывающих болезни? Ну... это всего лишь теория, но звучит весьма любопытно.

Леди Вайолет воссияла улыбкой.

-- Скажу по секрету, я склонна верить господину Клоделю. У меня есть от него письмо, где он рассуждает о своей теории.

-- Вы переписываетесь с учёным? -- Лестер был весьма удивлен.

-- Да. И могу признаться, я восхищаюсь этим человеком.

Лестер задумчиво жевал яблоко. Если красавица ведет с мужчиной разговоры на научные темы, о чем это говорит? Да, именно. О том, что в ее глазах этот мужчина ни на что более не годится. Обидно.

А она в тот момент так хотела задать вопрос... Вопрос, который очень волновал ее. Который она задавала многим лекарям. И все отвечали на него по-разному. Самое странное, она верила всем, потому что все они делились с ней своим опытом и говорили абсолютно искренне.

-- Скажите, господин лекарь, вы видели, как тело покидает...Душа?

Обычно знатные дамы от скуки любили расспросить о чем-нибудь этаком, пикантном. Например, где он берет силы, чтобы устоять перед прелестями дам, которых вынужден осматривать? Или как часто заводит романы со своими пациентками?

Лестера всегда забавляли их наивные фантазии. Этим скучающим дамочкам невдомёк, что тела больных женщин часто далеки от совершенства. И вызывают в лекаре вовсе не желание, а, скорее, сочувствие. Да и вообще, он не 15- летний подросток, чтобы возбуждаться от вида полуобнаженного женского тела.

Но вопроса про душу, покидающую тело, он никак не ожидал.

Лестер внимательно посмотрел на графиню. Сказочно, нереально красивая. Красивая словно наколдованной красотой. И в голубых глазах дрожит неподдельный интерес, нетерпение, жадное любопытство, будто от этого вопроса зависит ее жизнь.

Несколько смутившись, Лестер прокашлялся.

-- Я видел, как тело покидает жизнь. Как меняются глаза в момент смерти. Они становятся пустыми. Мертвыми. Видел последний вздох. Вернее, последний выдох. Но саму Душу я не видел. Возможно, она есть не у всех?

Красавица вздрогнула от его последних слов. Через мгновенье моргнула и словно очнулась. И тут же улыбнулась лекарю беззаботной улыбкой, медленно отрезая голову мармеладному оленю.

-- Так по-вашему, душа есть не у всех? Любопытное мнение...

-- А теперь, леди, когда я удовлетворил ваше любопытство, разрешите и мне задать вам вопрос? Помогите мне узнать хотя бы немного об окружающих.

-- Кто же вас интересует? – девушка откусила от пирожного и аккуратно вытерла ротик салфеткой. Белоснежный крем испачкал красные, словно кровавые ягоды, губки.

-- Королева.

-- О… это странная история.

-- В самом деле?

-- Пока наш король доблестно отражает набеги Волков на севере, с королевой творится что-то непонятное! То она запирается с исповедником и часами молится, то впадает в истерику и крушит все вокруг. Когда король вернется с победой, он захочет увидеть в лице королевы награду за подвиги. А ждет его, мне кажется, божье наказание. Мне так жаль короля!

Графиня снова занялась пирожным, а Лестер все пытался понять, запах каких цветов он слышит. Удушливый, волнующий, завораживающий запах.

-- Возможно, леди Эмбер просто не желала этого брака. Или кто-то другой в ее сердце, кого она теперь боится потерять, -- сказал лекарь, просто чтобы что-то сказать.

Но тем удивительнее ему была реакция девушки. Она вмиг побледнела и какое-то странное выражение промелькнуло на ее лице. Злость?! Однако, она тут же овладела собой и ответила:

-- Говорят, что леди Эмбер не дружит с головой. А ее истерики и злые капризы – плоды дурного воспитания и плохой наследственности. Если и есть сердце, которое благоволит ей, то лишь из жалости. Потому как другие чувства она вызывать не может!

«Ого, -- подумал Лестер. – Я что, попал в ее больное место? А что может быть больным местом у прекрасной женщины? Конечно же, мужчина».

-- И чье это сердце благоволит королеве? – осторожно спросил лекарь, съедая кусочек вяленого инжира.

-- Разве что какого-нибудь глупца, очарованного ее обманной красотой. Она, как испорченный плод. Снаружи прекрасна, а внутри – гниль и чернота, -- расплывчато ответила красавица.

Да, Лестер закинул удочку, но графиня не клюнула. И мужчина решил переменить тему.

-- А кто эта дама в черном, что неотступно следит за здоровьем королевы?

-- О, это милое и доброе создание. Госпожа Фалина. Она в черном, потому что желает уйти в монастырь. В своих мыслях она уже не с нами. И если бы король позволил, ее давно бы здесь не было.

«Милое и доброе созданье…Гм!» -- ухмыльнулся своим мыслям лекарь, трогая изнутри языком припухшую губу.

-- А король не позволяет?

-- Король хочет, чтобы она одумалась и вышла замуж.

-- Простите… сколько лет госпоже Фалине?

-- Она ровно на десять лет меня старше. Ей двадцать девять.

Выйти замуж в ее возрасте? Разве что за какого-нибудь престарелого дворянина.

-- И… что же, король дает за леди Фалиной какое-то приданое? – осторожно спросил Лестер.

Кое-какая мыслишка родилась в его голове, и он тут же закашлялся, чуть не подавившись инжиром. Потому что мыслишка была прескверной. И он придушил ее на корню, вспомнив абсолютно плоскую грудь, бред про пилюли и тяжелую руку, от которой все еще ныла губа. «Ну, так низко я еще не пал», -- подумал Лестер.

-- Вполне возможно, не интересовалась! Но Фалина и думать не желает ни о чем, кроме монастыря. И это очень жаль, потому что на самом деле она просто очень застенчива. Но если заслужить ее доверие, то вам откроется настоящее сокровище.

Лестер недоверчиво хмыкнул.

Леди Вайолет еще что-то говорила о достоинствах госпожи Фалины, а Лестер не мог оторвать взгляда от маленького медальона в виде голубого сердечка в золотой оправе. Красавица, заметив его взгляд, улыбнулась.

-- Чудесный у вас медальон. Сапфир?

-- Голубой топаз, любимый камень отца. Это он его мне подарил. К медальону были еще серьги, вот только…

--Только?

-- Одна серьга потеряна и вряд ли уже отыщется.

-- Мне очень жаль…

В кармане его камзола лежала найденная сережка, как две капли воды похожая на медальон графини, так почему же он не торопится ее возвращать? Возможно, все дело в том, где она была найдена. В комнате госпожи Аман, тело которой теперь лежит в дворцовой часовне.

Его задумчивость прервала леди Вайолет:

-- О чем вы еще хотели поговорить, господин лекарь?

-- О чем? Давайте поговорим… о цветах. Я слышу запах ирисов, но не вижу, чтобы они росли на клумбах. Или я ошибаюсь?

Глаза девушки загорелись.

-- Вы узнали запах ирисов?! Удивительно! Ни один мужчина, я уверена, не может отличить цветок по запаху. Они и на вид-то их не различают. Кроме роз, разумеется. Исключение составляют садовники.

-- Я не садовник, но по роду деятельности разбираюсь в цветах. Так где же тут ирисы? – и Лестер еще раз огляделся.

Фея с улыбкой внимательно рассматривалаего.

-- Их тут нет, -- она поднялась, заканчивая завтрак, и бросила салфетку на тарелку, -- это мои духи.

Лестер тоже поднялся, задерживаясь взглядом на белоснежной салфетке. Ни единого пятнышка. А вед он был уверен, что на губах красавицы помада.

Они вышли из сада и пошли по галерее. Навстречу им попался капитан Рендал.

Начальник личной охраны королевы спешил куда-то. То, как он задержался на лекаре взглядом, выдавало его интерес. Он явно желал о чем-то спросить, но находящаяся рядом леди Вайолет мешала ему. Едва взглянув на Лестера, капитан почтительно кивнул и пролетел мимо, словно окаменев под насмешливым взглядом графини.

-- Куда вы так спешите, капитан Рендал?

Но тот быстро удалился, не желая вступать в разговор. Леди Вайолет, прищурившись, проводила его взглядом.

-- Вот вам и пример, господин Лестер, одного из глупых и верных сердец. Капитан прибыл из замка леди Эмбер и возглавляет ее личную охрану. Говорят, они выросли вместе. Наверное, целовались в детстве где-нибудь на конюшне. И теперь он предан ей, как цепной пес, – в голосе леди слышалось раздражение и пренебрежение.

А Лестер сделал пометочку у себя в голове. Все-таки завтрак с леди Вайолет оказался если не сытным, то хотя бы полезным.

Глава 8. Завтрак у королевы

Пока Лестер приятно проводил время с леди Вайолет, королева проснулась.

Слуга-стольник привычно сервировал стол ее величества. Мальчик был совсем юным. Его светлые вьющиеся волосы и белая кожа придавали ему сходство с ангелом. Он аккуратно раскладывал приборы, выкладывал на блюдо печеные яблоки. В центр стола поставил тарелочку с земляникой, о которой со вчерашнего вечера так мечтала королева.

С подозрением поглядывая на ангелоликого слугу, Лестер готовил гранатовый сок для ее величества. Он взял маленький серебряный ножик и аккуратно вырезал корону граната. Достаточно глубоко, до самых ягод. А потом стал аккуратно обжимать плод вокруг воронки, сцеживая сок в широкий бокал.

Госпожа Фалина помогала в этот момент королеве одеться за ширмами. Девушка наблюдала за лекарем через ажурную резьбу ширмы, оставаясь для него невидимой. Мужчина стоял так близко, что Фалина могла рассмотреть узор на кружевах его манжет.

Внимательно следила, как тонкие крепкие пальцы умело обращаются с плодом граната. Заметила, как поблескивают на левой руке два серебряных кольца. Одно резное, совсем тоненькое, на мизинце. Второе на безымянном, более массивное, с зеленоватым камнем. А губа мужчины после ее вчерашней вспышки все еще была слегка припухшей. Фалина невольно задержалась на ней взглядом.

Постепенно в ладонях лекаря осталась только мягкая кожура, набитая зернами, а весь сок плода оказался в бокале. Мужчина взял следующий плод. Фалина вздохнула и принялась дальше затягивать шнуровку корсета ее величества.

Когда королева вышла к завтраку, на ее маленьком столике уже стояла ароматная пшеничная каша с молоком и медом, золотились обжаренные ломтики хлеба, на серебряной чеканной тарелочке высилась горка земляничного мармелада, а рядом благоухал нежнейший паштет из перепелок. Спелая земляника из королевских парников манила своей свежестью, еще теплые печеные яблоки истекали сахарным соком, а в высоком бокале темнел гранатовый сок, поданный самим лекарем.

-- Приятного аппетита, ваше величество!

-- Спасибо, господин Лестер, Прошу вас, позавтракайте со мной. Ваш имбирный напиток с мятой оказался для меня просто спасением! Всю ночь я отпивала по глотку и теперь мне гораздо лучше. О! Земляника! Я метала о ней всю ночь! -- королева была в прекрасном расположении духа и с аппетитом принялась за ягоды.

Затем она увидела сок.

-- Что это? – Эмбер взяла в руку бокал, полный темной жидкости, -- это не вино. Разбавленная кровь?

Лестер прокашлялся.

-- Это сок граната, -- терпеливо пояснил он.

-- Никогда не пробовала.

-- Гранат–удивительный плод. Люди называют его золотым яблоком и считают символом солнца, любви и бессмертия. Еще его называют королем плодов и плодом королей. За целебные свойства. А может оттого, что остаток цветка его имеет форму короны. Древние же считали его ведьминым плодом и символом смерти.

-- А вы как считаете? – спросила королева, поднося бокал к губам.

-- Я? Считаю его весьма полезным плодом. Он освежает и придает силы. А сок из него просто незаменим для будущих матерей. Пейте сок, королева.

Она помедлила, рассматривая рубиновую жидкость сквозь прозрачное стекло бокала, окованного металлом.

-- Удивительно, верно? Одну и ту же вещь считать символом и жизни, и смерти. Вот так и люди. Один и тот же человек может подарить жизнь, а потом медленно, день за днем отнимать ее… Вы знаете, что такое… Железная дева?

Лестер внимательно смотрел на королеву, почти не шевелясь.

-- Да. Это орудие пытки и казни. А откуда вы знаете о ней?

-- Отец подарил ее мне на двенадцатилетие. Он сказал, что сначала Дева поцеловала мою мать, а теперь может поцеловать меня. Он поставил ее в моей комнате. И объяснил, что Дева будет следить за мной своими пустыми глазницами. И если я буду плохой девочкой… -- королева странно улыбнулась, не сводя глаз со своего лекаря.

-- Видимо, вы были хорошей девочкой?

-- Видимо… Но вам лучше не знать, что значит быть хорошей девочкой в замке лорда Тенебра.

Лестер похолодел от плохого предчувствия.

-- Даже представления не имею, о чем вы…

-- Ну… например, однажды, подавая вино отцу, я пролила немного. И тогда он заставил меня вылизать пролитые капли с пола и с его сапогов…

Загадочно улыбаясь, она рассматривала на свет свой бокал.

-- Это вы принесли мне сок, господин лекарь?

-- Я сам его готовил.

-- Тогда пейте, -- и она завораживающе улыбнулась, протянув ему бокал с гранатовым соком.

Дело в том, что все блюда, предназначенные для стола королевы, под присмотром ее охраны пробовал лично главный повар. И только сок, приготовленный лекарем, остался непроверенным.

-- Не доверяете мне? -- Лестер взял бокал и, не торопясь, выпил напиток. Полностью. Впервые ему так открыто не доверяли. Было обидно.

-- Ну что вы, я всем бесконечно доверяю в этом гостеприимном замке.

Королева продолжила завтракать, время от времени бросая на своего нового лекаря испытывающие взгляды. Она доела кашу и поманила слугу, который прислуживал ей.

-- Подойди сюда, солнце мое. Встань на колени.

Мальчик безропотно повиновался, не сводя с королевы преданных глаз. Она погладила его светлые волосы и заглянула ему в глаза.

-- Неправда ли, он похож на ангела?

И королева положила мальчику в рот ягодку земляники.

Лестер, молча наблюдавший эту странную на его взгляд сцену, перевел взгляд на Фалину. Та вдруг покраснела, отвернулась и уставилась на клочок неба, видневшийся в окошке.

-- Разрешите откланяться, ваше величество? Я вижу, вы себя неплохо чувствуете.

-- Конечно, господин Лестер.

Мужчина вышел в соседнюю комнату и задумался.

Фалина выскочила вслед за ним так стремительно, что чуть не наскочила на него, но тут же поспешно отошла к своему столику и стала что-то усердно искать в молитвеннике. Лестер с подозрением скользнул по ней взглядом и уже практически отвернулся, когда краем глаза заметил, что девушка быстро прижала пальцы правой руки к губам, а затем ко лбу.

Он прекрасно знал этот жест. Жест защиты от темных сил, искушения или греха. В детстве они с друзьями частенько просили этим жестом защиты у Богов, когда им на пути попадался старый смотритель маяка. Патлатый, одноногий, вечно пьяный и злой. С визгом мальчишки бросались врассыпную, едва только заметив слугу дьявола на своем пути. И вот теперь тем же жестом женщина защищается и от него, оказавшись с ним в одной комнате наедине. Прекрасно. Дожил, называется!

Мужчина резко повернулся к даме в черном и спросил:

-- Вы это сейчас зачем сделали?

Та испуганно убрала руку за спину, словно ее поймали за чем-то неприличным.

-- Что я сделала? – пролепетала девушка, отводя глаза в сторону.

-- Вот это… - Лестер повторил жест, -- точно я черт из табакерки!

-- Я… просто… -- невероятным усилием воли Фалина посмотрела ему в лицо и тут же залилась румянцем, превозмогая свою застенчивость, -- я хотела извиниться перед вами. Я вчера ударила вас. Я была не права, вы этого не заслужили.

Голос ее становился все тише, под конец был едва различим.

Лестер даже удивился. Вчера дама выглядела в разы храбрее, а сегодня едва шепчет и краснеет, словно девчонка. А уж самой, простите, под тридцатник!

-- Что, совесть замучила? -- необдуманно строго ляпнул он и тут же пожалел о сказанном, ибо девушка низко опустила голову и прикрыла лицо ладонью.

-- Вы что это? Уж не плакать ли вздумали?! – мужчина тщетно попытался заглянуть ей в лицо, -- что за глупости в самом деле! Прекратите немедленно! Послушайте… мне было совершенно не больно!

Но Фалина уже взяла себя в руки и убрала пальцы от покрасневшего лица.

-- Я вовсе не плачу. Не воображайте себе всяких небылиц.

-- Я и не воображаю, -- пожал он плечами. Наверное, ему и правда показалось.

Лестер отошел от девушки, которую пару мгновений назад готов был утешать, и машинально поправил волосы, прикрывающие шрамы на щеке. Одернул камзол и сменил тему.

-- Госпожа Фалина, сколько мужчин находится в близком окружении королевы? Господин Эмиль Рендал, друг детства. Это раз. Юный слуга с лицом ангела, это два. Исповедник – три. Я кого-то упустил?

-- Герцог Берганса, -- добавила машинально Фалина.

-- Спасибо, очень ценное дополнение к моему списку, -- ухмыльнулся Лестер, -- что ж, я, пожалуй, пойду.

Лекарь вышел от королевы и решительно направился в покои Герцога Берганса.

«Только я умею, побывав на двух завтраках, остаться голодным», -- думал про себя Лестер. Ведь завтрак в его комнату никто и не подумал подать. Его немного знобило, он чувствовал себя больным.

Герцог принял его сразу.

-- Что-то узнали? – его светлость сразу начал с главного.

-- В близком окружении королевы всего трое мужчин. Эмиль Рендалл, исповедник и стольник. И каждый мог стать виновником деликатного положения. Большего, к сожалению, мне не удалось узнать. А теперь, Ваша светлость, разрешите мне покинуть замок. Здоровью королевы ничего не угрожает, а у меня неотложные дела.

-- Список всех мужчин, кто видится с королевой, мои люди и так предоставили мне. Я же надеюсь узнать от вас некоторые важные подробности. Вы ведь так близки к королеве! Завоюйте ее расположение. В конце концов подслушайте! Выведайте у Фалины… Делайте что-нибудь! И вы не покинете замок, пока не прибудет новый лекарь, не надейтесь!

С губ лекаря едва не сорвалось: «Так я и знал!»

Но герцог не дал ему уйти в свои невеселые мысли.

-- Кстати, господин лекарь, вы не могли бы осмотреть тело покойной госпожи Аман? Возможно, вам удастся обнаружить следы насильственной смерти, хотя я думаю, что это была простая случайность.

-- Разумеется, вскрытие мне не разрешат^[7] провести?

-- Разумеется.

Глава 9. Отец и дочь

После завтрака леди Вайолет собиралась повидать отца. И по мере того, как графиня приближалась к его кабинету, холодная напряжённость, сковавшая ее после встречи с капитаном, постепенно исчезла, черты лица разгладились, а губы тронула мечтательная улыбка.

Вайолет боготворила отца. В своей жизни она знала много образованных и достойных людей, но никого равного своему отцу так и не встретила. Благородство, верность и честь были для него не пустыми словами.

Рядом с ним она расцветала и вдохновлялась, становилась собой. Нет, становилась лучше себя! Однако, хоть девушка и ловила каждое его слово, это вовсе не означало, что она слепо повиновалась. Наоборот, у нее всегда было свое мнение, свой взгляд на вещи, и отцу с такой самостоятельной дочерью часто было очень непросто.

-- Доброе утро, отец.

-- Доброе. Прекрасно выглядишь, дорогая.

Канцлер едва сдержал улыбку, когда девушка мимолётно коснулась его плеча, усаживаясь в пододвинутое для нее кресло. Вайолет была единственным ребенком канцлера и его единственной слабостью. Умная, прекрасно образованная, смелая, сказочно красивая. Он настолько гордился ею, что даже не мечтал о сыне. Тем более, что сыновья придворных, которых он знал, слишком часто разочаровывали своих отцов. Избалованные и изнеженные, многие из них не обладали и половиной добродетелей, имеющихся у его дочери. Одни были лживы, другие глупы и из рук вон плохо учились, а третьи мечтали только о развлечениях и наследстве.

Но, как оказалось, и у его прекрасной Вайолет тоже не все безупречно. И им сегодня предстоял непростой разговор.

Солнечный луч, случайно попавший в полумрак кабинета, горел ярким пятном на полу. Отражался в стеклянных створка книжных шкафов, только-только входивших в моду на континенте. Тихо потрескивал камин.

Вайолет любила отцовский кабинет. Сюда она могла войти в любое время дня и ночи без доклада. Потому что об искренней привязанности между отцом и дочерью знал в этом замке каждый.

Конрад задумался, засмотревшись на солнечный луч.

-- О чем ты хотел со мной поговорить, отец?

-- Дорогая, что бы ты сказала, если бы маркиз Дюрфе попросил у меня твоей руки?

Вайолет насторожилась.

-- А он попросил?

-- Попросит. Как только они с его величеством вернутся из военного похода. И я бы хотел знать твое мнение по этому поводу.

Вайолет медлила с ответом, и канцлер продолжал.

-- Вайолет, тебе уже девятнадцать. Ты сама понимаешь, что пора выбрать себе спутника жизни. И дело это непростое. Я не отдам тебя абы кому, пусть он будет хоть трижды родовит и богат. Дорогая моя, не многим бы я доверил тебя. Твоим мужем должен быть человек равный тебе: образованный, широких взглядов, порядочный, благородный. Маркиз Дюрфе именно такой человек. Поэтому дважды подумай прежде, чем дать ответ.

-- Отец, я бесконечно уважаю маркиза. Он действительно такой, как ты говоришь. Но есть одно важное но. Он умер шестнадцать лет назад вместе со своей женой. А я не хочу замуж за мертвеца.

-- Вайолет! -- Конрад возмущенно нахмурил брови, -- как ты можешь говорить такое? Маркиз ведь жив!

-- Он притворяется. Ради дочери. Ради Жози. А на самом деле мертв. То есть сердце его мертво. Поэтому можно сказать, что он сошел в могилу вслед за своей Илеаной, -- и девушка очаровательно улыбнулась отцу.

-- Боги, ну почему с тобой так сложно? -- Конрад прикрыл ладонью глаза, но быстро взял себя в руки и снова посмотрел на дочь, теперь уже строгим взглядом.

-- Есть еще кое-что, Вайолет. Мне не нравится твоя связь с герцогом Берганса. Это совсем не тот человек, который нужен тебе.

-- Почему?

-- Очень просто. У него нет сердца.

Вайолет поморщилась. Она и сама очень жалела, что поддалась однажды соблазну стать фавориткой герцога, а в будущем, возможно, королевой. Берганса был от нее без ума, и это ей льстило. Он был красив и силен, могущественен и бесстрашен. Казалось, для него нет ничего невозможного. А еще он был страстным любовником. Рядом с ним Вайолет могла позволить себе быть сумасбродной, непочтительной, дерзкой, ходить по краю, и он все это позволял ей, да еще и восхищался, называя настоящей королевой. Это невероятно подкупало. Но отец прав. У Рагнара не было сердца, Вайолет слишком поздно это поняла. Пару раз она увидела его истинное лицо, и ее это испугало. Но она слишком далеко зашла в этих отношениях. И теперь боялась, что добром все это не кончится.

-- Согласна с тобой, отец. Скажу больше, я бы рада все это прекратить, но как?

Лорд Уэйд медленно поднялся и подошёл к окну, нервно сжимая пальцами переносицу. Он был готов на что угодно, чтобы защитить дочь.

-- Дождись возвращения короля. А потом маркиз Дюрфе сделает тебе предложение. Он будет твоей защитой. Берганса не посмеет пойти против всенародно любимого генерала, на чьей стороне армия и король.

-- Но отец, я не люблю маркиза.

-- А кого ты любишь? -- канцлер повернулся к дочери. Голос его звучал негромко, лица на фоне окна было не разглядеть, но Вайолет слишком хорошо знала, что значит этот негромкий вкрадчивый голос. Отец в бешенстве.

-- Кого ты любишь, Вайолет? Этого птенца из гнезда Дьявола? Фанатика, преданного безумной королеве, которая всех нас ненавидит? Этого необразованного, темного, упертого в своих заблуждениях капитана Рендала?

Вайолет сидела с непроницаемым лицом, и только краска помимо воли заливала ее щеки. Она ничего не ответила отцу, ни единого слова. Даже не шелохнулась.

Возмущенный канцлер глаз не сводил с дочери. От него не укрылась ни краска стыда на ее лице, ни болезненный блеск ее глаз, ни побелевшие сцепленные пальцы. Но он безжалостно продолжал, ведь чтобы удалить опухоль и оздоровить организм необходимо причинить боль. И теперь, мучая дочь, он и сам страдал не меньше.

-- Он хоть грамоту знает? Говорят, что телохранителей Тенебра с малолетства учат только сражаться. Он умеет читать?

Голос отца звучал так презрительно, что Вайолет внутренне похолодела. Его слова потрясли ее. Графине и в голову не приходило, что кто-то может не уметь читать! Быть не может…

-- Но на самом деле меня волнует совсем не это, -- продолжал Конрад, устало садясь в кресло напротив. -- Не то, что он тёмен и необразован. Гораздо больше меня ранит другое… Этот гордец смеет презирать тебя!

Вайолет дернулась от его слов, но снова промолчала.

-- Какой-то стражник смеет снисходительно смотреть на мою дочь!

Вайолет, напомню тебе, и это не для чужих ушей: в наших жилах течет королевская кровь Волков. А для Волка самое ценное -- его честь. Лучше умереть, но не склонить головы, не потерять гордости, не проронить ни слезинки, не простить унижения. Ты помнишь об этом?!

Вайолет метнула в отца возмущенный взгляд.

Помнила ли она?! Да она готова была стереть капитана Рендала в порошок! Этого заносчивого простолюдина, наглеца, осмелившегося не замечать ее красоты, не бросавшего на нее восторженных взглядов. Этого верного пса королевы, возомнившего о себе невесть что! И возможно…о, проклятье!... любовника этой безумной Эмбер!

Когда королева только появилась в Мунстоуне три месяца назад вместе с отрядом своей охраны, Вайолет сразу выделила для себя ее главного телохранителя и друга детства капитана Рендала. Черноволосый, черноглазый красавец сразу запал ей в сердце, вот только ни на какие знаки ее внимания он не отвечал. Не делал ей комплиментов, не кланялся с благоговением, не улыбался, как это положено воспитанному дворянину. Ах да, капитан же вовсе не дворянин! Про таких обычно говорили просто «меч», вояка, телохранитель, верная рука или еще как-нибудь. И этот «господин никто» смел не удостаивать графиню, дочь канцлера, даже взглядом!

Вайолет была возмущена, обескуражена, даже оскорблена! И в то же время в ней проснулся азарт завоевать этого капитана, заполучить его сердце. Но все попытки графини терпели неудачу. Расставляла сети для него, а трепыхается в них теперь ее сердце. И это поразило Вайолет. Она думала, что после ее первой любви, трагической, болезненной, мучительной и с таким трудом забытой ею, она уже не сможет влюбиться. И вот такой неожиданный сюрприз.

Это было так обидно, что Вайолет категорически отказывалась признавать очевидное. Лгала самой себе, окатывала капитана ледяным презрением, и сама же страдала. Однако девушка даже не подозревала, что кто-то в замке может догадаться о ее истинных чувствах к капитану.

Сегодняшние слова отца больно ранили ее. Быть униженной в глазах дорогого человека, что может быть ужаснее?

Лорд Уэйд даже не представлял себе, насколько для Вайолет они были похожи с капитаном Рендалом.

Канцлер был тверд и честен в своих убеждениях и пристрастиях, как скала. До мозга костей предан королю. Отец был идеалом для Вайолет. Идеалом мужчины.

И капитан Рендал, фанатично преданный своей королеве, невыносимый упрямец, честный, бесстрашный, готовый умереть за свои идеалы или заблуждения, невольно вызывал у графини уважение, которое постепенно переросло в горячее восторженное чувство. Вот только отец обожал ее, а упрямый капитан не хотел замечать.

Но в чем же причина такого жесткого к ней отношения капитана?

Вернувшись в свою комнату, девушка задумалась.

Либо он любовник королевы, возможно бывший, и так пытается продемонстрировать преданность своей хозяйке. Либо знает, что Вайолет -- любовница герцога, а герцог Берганса – главный враг Эмбер. Вот две возможных причины. И обе они основаны на преданности королеве. Слепой преданности.

Графиня вздохнула. Эти причины были серьезным препятствием только в том случае, если бы капитан был к Вайолет действительно равнодушен. Но если это всего лишь маска? Тогда нет такой силы, которая удержала бы влюбленное сердце. Ведь ради любви забывают честь и предают.

Едва сдерживая самодовольную улыбку, графиня села писать письмо. Письмо, которое капитан должен будет прочесть. Если, конечно, он умеет читать!

«Вы снитесь мне каждую ночь. Смотрите с осуждением, и это невыносимо и мучительно. Я не буду уверять вас в своей вечной любви, потому что вам это не нужно, и вы не оцените. Скажу лишь, что никто и никогда не был для меня желаннее вас, и в то же время никто ещё не обжигал меня своим презрением и холодностью так жестоко и напрасно, как вы.

Я не прошу вашей благосклонности, я не прошу внимания к себе. Я лишь хочу, чтобы однажды, проходя мимо, вы задержались на мне взглядом без вашего обычного пренебрежения. Это и будет для меня величайшим доказательством вашего расположения.

Верю, что однажды смогу оказать вам за это услугу столь важную, что вы не поскупились бы купить ее даже ценой собственной жизни.

Но мне не нужна ваша жизнь, довольно будет лишь вашего взгляда».

***

После того, как накануне герцог ворвался в покои королевы, капитан Рендал более не рисковал оставить без личного надзора двери в комнаты ее величества надолго. После жестокой выходки Берганса Эмиль был невероятно зол на него. Но ещё более на себя за то, что его не было в этот момент рядом с Эмбер.

Поэтому, когда леди Вайолет вошла в охраняемый коридор, ведущий к покоям королевы, Эмиль стоял у дверей в качестве живого щита, как всегда весь в черном, в кирасе и с ладонью, сжимающей рукоять меча.

Стоящие рядом с капитаном четверо стражников покосились на появившуюся графиню. У них был приказ пускать только некоторых слуг, горничную Анну, леди Фалину и лекаря. Однако, вооруженные молодцы не осмелились задержать дочь канцлера, да ещё такую безобидную и хрупкую с виду, и подпустили ее к самым дверям.

Осознав, что ее опасаются останавливать, Вайолет моментально почувствовала себя уверенно.

Не спеша подошла она к Эмилю и церемонно поклонилась, словно перед ней был дворянин. Этот поклон можно было принять как за знак великого уважения, так и за насмешку.

-- Капитан Рендал, мое вам почтение.

Эмиль лишь слегка склонил голову, не удостоив графиню и тени улыбки.

-- Графиня Найтингейл, чем могу помочь?

Но девушка не торопилась раскрывать цель своего визита.

-- У меня к вам дело, капитан. Не могли бы ваши доблестные стражники оставить нас ненадолго?

-- Боюсь, что нет, графиня. Они на службе у ее величества. Охраняют ее покой.

Говоря все это, Эмиль смотрел куда-то поверх головы красавицы. Потому что знал, как коварны бывают женские чары, способные запутать, лишить ясности мысли. А графиня, капитан ради справедливости должен был признать, была весьма красива. И рядом с ней сложно было не поддаться ее влиянию. Но плох тот воин, которого легко обольстить.

А еще Эмиль был уверен, что неспроста любовница герцога нанесла ему визит. Она явно что-то задумала, какую-то каверзу. Возможно даже подослана самим герцогом.

Между тем, не добившись согласия у капитана, графиня вдруг обратилась к страже сама.

-- Эй, стража, оставьте нас с капитаном на пару минут. Можете просто отойти в конец коридора. Вы же видите, что нам нужно поговорить, но неудобно объясняться при вас!

Сказано это было таким безапелляционным тоном, что стражники в нерешительности переглянулись.

-- О чем вы, графиня? Какие могут быть объяснения? -- холодно осадил ее Рендал.

Но графиня, как хитрая кошка, притворно прикрыла рукой свои невозможные голубые глаза.

-- Бедный благородный капитан Рендал, всем сердцем преданный королеве! У него даже нет минутки, чтобы перекинуться хоть словечком с возлюбленной! Всегда только честь и долг! А до страданий влюбленного сердца никому и дела нет! Оставьте его хоть на несколько мгновений, бессердечные! -- сказано все было с таким искренним возмущением, что стражники, видимо, и правда устыдились. До глубины души уважая своего капитана, они ни на минуту не усомнились, что подобная красавица могла покорить гордое сердце их отважного командира, и, не дожидаясь его приказа, дружно отошли в конец коридора.

А красавица, глянув на Эмиля, улыбнулась и торжествующе приподняла бровь.

Капитан, едва не задохнувшись от возмущения, бросил на графиню испепеляющий взгляд. Но так и замер, пораженный ее красотой. Да, графиня готовилась к встрече!

Владелица Соловьиного замка сама сейчас напоминала птицу, но райскую. Редкую и драгоценную.

Яркие голубые глаза ее сияли как звезды. Платье состояло из нескольких слоев полностью прозрачной ткани, густо затканной золотым шитьем и жемчугом. А черные волосы были уложены на плечи аккуратными локонами, увитыми нитями сияющих бусин. Довершением прически было драгоценное бальцо, усыпанное алмазами (подарок герцога). Отливающая золотом прозрачная ткань незаметно переходила в области декольте в белизну кожи, а в тонких пальцах девушка вертела небольшое письмо, такое маленькое, что его легко можно было спрятать в ее миниатюрной ладошке.

Возмущение Эмиля так и не сорвалось с его языка. Он только смотрел на эту неземную красоту, краем сознания отмечая, что поддался-таки ее чарам. В его родном замке Виго женщинам не разрешалось украшать себя. И капитан, скажем честно, был ошеломлен красавицами Мунстоуна, и главной звездой замка являлась, безусловно, леди Вайолет.

-- Ну вот, теперь я могу спокойно поговорить с вами.

-- О чем нам говорить? -- Эмиль все ещё не до конца пришел в себя.

-- Видите ли, капитан. Одна очарованная вами девушка написала для вас письмо. И поручила мне передать его с условием, что вы обязательно прочтете его.

-- Что за письмо?

-- Вот, -- девушка повертела перед ним маленькой записочкой.

-- Что в нем?

-- Прочтите и узнаете.

-- Какой-нибудь вздор.

-- Как знать! Бедняжка писала его всю ночь, обливаясь слезами!

-- И не подумаю читать!

-- Ну, тогда я вам прочту… -- графиня раскрыла листок и наморщила лоб.

-- Ах, как здесь темно! Ничего не могу разобрать! Но я обещала…

-- Дайте сюда! – капитан вырвал листок из рук графини и уставился в него, -- а впрочем… сейчас мне некогда, прочту после, -- он сложил листок и заложил его за металлическую плечевую накладку.

-- Хм, -- графиня разочарованно закусила губы, -- могли бы прочесть если не из уважения к несчастной девушке, то хотя бы из вежливости.

-- Для моих глаз тоже темно, -- Эмиль отвел взгляд, но, заметив снисходительную улыбку на лице графини, вдруг с вызовом сказал:

-- Наверняка считаете, что я прочесть не умею?

Вайолет перестала улыбаться.

-- А даже если и так? Вы бы не стали при этом для меня хуже.

Она резко развернулась и пошла к лестнице, досадуя, что он ее раскусил.

И услышала брошенное в спину:

-- Вы снитесь мне каждую ночь! – капитан, не подумав, озвучил первую строчку письма, которую успел прочесть. Ему очень хотелось доказать, что он не настолько жалок, как о нем думают.

Леди Вайолет обернулась и послала ему очаровательную улыбку:

-- Даже так?!

И Эмиль с досадой прикусил себе язык. Ведь графиня могла и не знать содержания письма, если его действительно писала ее подруга. И что она теперь о нем подумает?!

А стражники снова вернулись к своему капитану, деликатно не подавая виду, что слышали его последние слова. И каждый из них от души желал, чтобы их командиру повезло с этой красавицей.

***

Он не хотел читать это письмо. Правда не хотел. Но даже сам не заметил, когда и как раскрыл листок и с волнением прочёл послание несколько раз.

Боги, да это же признание в любви!

И писала письмо вовсе не ее подруга. Стала бы графиня утруждаться и передавать чужое послание! Она сама писала это письмо. Вон, шрифт какой витиеватый, под стать ей самой. Но тогда получается… Нет, не может быть. Что-то здесь не так. Она слишком знатна, чтобы увлечься простым телохранителем. Это наверняка ловкий ход, а письмо - наживка, на которую он должен клюнуть.

В этих аккуратных, каллиграфически выписанных строчках определенно нет ни грамма искренности. Наверняка лишь обман и коварство. И потом, она скорее всего ведьма. Точно ведьма! Не может обычная женщина быть так хороша. Не бывает у добропорядочных женщин таких искрящихся голубых глаз, таких алых губ, такой фарфоровой белой кожи. И такого дурманящего запаха. Как учил его духовный наставник, женская красота всегда не к добру и влечет за собой погибель для честного человека.

А теперь он должен собраться с мыслями и хорошенько подумать, что нужно от него этой соблазнительнице, фаворитке герцога, хозяйке Соловьиного замка? Брат короля Рагнар Берганса ненавидит Эмбер. Наверняка руками любовницы, используя Эмиля как слепое орудие, герцог хочет погубить королеву.

Капитан вздохнул и решительно разорвал письмо. Потом подумал, и бросил обрывки в жаровню. Но один обрывок, словно живой, поплясав на языках пламени, отлетел в сторону, вызывающе сверкая своей белизной на фоне черных углей и пепла.

Эмиль поднял обрывок и с замиранием сердца прочёл: "Вы снитесь мне каждую ночь..."

В груди отчего-то потеплело, и он торопливо спрятал обрывок за перчатку. И потом, стоя у дверей дорогой Эмбер, он чувствовал, как, извиваясь всеми своими изгибами, трутся о его ладонь горячие буквы, сливаясь в сладкие слова: "Вы... снитесь мне...каждую ночь..."

Глава 10. Опасности, что подстерегают на лестницах

Для осмотра госпожу Аман перенесли в помещение библиотеки, находящееся рядом с часовней. Здесь было достаточно светло и уединенно.

С болью и сочувствием смотрел Лестер на тело молодой женщины, едва прикрытое короткой камисой^[8]. Тонкая ткань четко обрисовывала ее прекрасную округлую грудь, открывала стройные ноги и плечо, словно выточенное из мрамора. Рыжие кудри сбились, как у неухоженной куклы, а все еще фарфоровая кожа лишь подчеркивала несправедливость смерти прекрасного создания.

Упасть с лестницы, что может быть глупее? Или? Возможно ли, что эта смерть не случайна, и ее толкнули? Могла ли целительница узнать какую-нибудь важную тайну? Например, про беременность королевы? Да нет, чушь! Про беременность и так всем стало бы известно. Но возможно, она узнала имя любовника? А может просто королева решила избавиться от жестокой лекарши? Нет, предполагать можно бесконечно, это неблагодарное дело.

Лестер все никак не мог решиться и приступить к осмотру. Почему-то ему было совестно прикасаться к госпоже Аман. Словно она могла бы возражать и возмущаться его самоуправством. Даже мертвая, она казалась сильной духом, с твердым характером и железной волей. Лестер мог бы поклясться, что чувствовал, как она возмущена всем происходящим.

-- Простите, уважаемая госпожа Аман, но у меня приказ герцога. Я должен вас осмотреть, чтобы понять причину смерти, если это возможно. Обещаю, я буду скромен и профессионален. И на моем месте, уверен, вы поступили бы также. И рука ваша не дрогнула бы.

Он вздохнул и попытался унять дрожь в руках.

-- Боги, первый раз со мной такое...Сколько смертей я видел... А тут... словно я не имею права...

Он выдохнул и вдруг прочел молитву про себя, чего почти никогда не делал. Так учила его мать. Если трудно, или сомневаешься, или боишься -- просто прочти молитву. И неожиданно ему действительно стало легче. И руки перестали дрожать.

Была ли госпожа Аман симпатичной при жизни теперь уже трудно было судить. Но с любовью завитые рыжие волосы, красивые ухоженные ногти и полностью выщипанные на теле волосы говорили о том, что усопшая была модницей. Да и одета покойная была так, словно собиралась на свидание. Вся одежда женщины была сложена слугами рядом на стуле.

Дорогой камзол зеленого бархата с золотой отделкой и позолоченными пуговицами, модные пышные штаны и золотистого шелка шоссы^[9]. Да, лекарша была одета в мужской костюм, при этом не скрывала, что она женщина. Отличной работы кожаные туфли с пряжками по последней моде, изысканная драгоценная брошь, прекрасные духи… Интересная, должно быть, была женщина. С сильным характером. Ведь роль лекарши при королевском дворе была предназначена явно не для слабой натуры. Окончить университет, получить степень магистра, да к тому же сделать столь головокружительную для женщины карьеру – это дорогого стоит! К тому же, Лестер уже выслушал немало разного рода мнений о ней. От восторженных до открыто враждебных. Но все сходились в одном: Аман был сильной личностью.

Лестер с сожалением покачал головой и, мысленно пожелав госпоже лекарше быть более удачливой в ином мире, приступил к осмотру.

Мужчина не торопился. Однако по началу ничего, кроме признаков перелома основания черепа, ссадин и ушибов, характерных для падения с лестницы, он не обнаружил.

Хотя... что это? На шее погибшей с правой стороны Лестер заметил следы... зубов? И это были не человеческие зубы. Словно небольшой зверь укусил женщину. Капелька крови, подтекшая из ранки, говорила о том, что укус был сделан, когда лекарша была еще жива. Возможно, перед самой смертью. Иначе она обработала бы рану. Как минимум, стерла бы кровь, и та бы свернулась, больше не вытекая.

Лестер долго рассматривал след, даже взял лупу. К смерти, конечно, такой укус привести не мог, а вот к падению с лестницы -- вполне возможно. Особенно если предположить, что нападение зверя ночью было неожиданным. Укус, испуг, замешательство, и, как результат паники, -- падение.

Лестер попросил одну из служанок, одевавших тело после осмотра, показать ему именно то место, где нашли лекаршу. И служанка отвела его как раз на ту лестницу, что вела к прогулочной галерее и зимнему саду. Тут подоспел второй слуга и передал Лестеру записку, обнаруженную за манжетой рукава погибшей.

"В зимнем саду в полночь у фонтана, моя Хасси"

Что это? Неужели лекарша действительно торопилась на свидание? Возможно, просто на тайную встречу? Нет, кто-то определенно назначил ей свидание, ставшее в итоге роковым. А что значит Хасси? Какое-нибудь милое прозвище, принятое между влюбленными. Может, дорогая?

Лестер чувствовал себя ужасно. На поясе он носил с собой флягу с травяным отваром, который приготовил ему заботливый Валентин, и понемногу отпивал из нее. Лекарство помогало держаться на ногах, хотя он и ощущал себя разбитым. Простуда брала свое. Закончив с покойницей, мужчина буквально упал в постель и проспал почти до вечера.

Проснулся он довольно поздно. Верный Валентин был тут как тут.

-- Вот, господин Лестер, баранье рагу, которое передала для вас одна очень милая женщина, что служит здесь горничной. Ее зовут Мэтти. Добрейшая душа! Передай, говорит, своему господину, пусть подкрепит силы. Это, конечно, не то, что завтрак у королевы, но для нас, простых людей, привычнее и сытнее.

Поблагодарив Валентина и сердобольную Мэтти, Лестер с удовольствием поел чудесное ароматное рагу и почувствовал, что ему все-таки стало лучше.

С самого утра в голове у Лестера копошилась мысль, возможно, рожденная нездоровьем. Пройтись ночью по роковой для госпожи Аман лестнице и лично оценить опасность. Увидеть, каково освещение. Возможно ли оступиться и упасть «без посторонней помощи». И что за животное могло пробраться в замок и напасть на женщину ночью?

И вот зачем Летеру нужно было копаться в этом? Возможно, он проникся сочувствием к лекарше? Может, хотел взглянуть в лицо тем опасностям, что подстерегают лекарей в этом «гостеприимном» замке. Вполне возможно, что обычное человеческое любопытство вкупе с дотошностью ученого и мучительным недомоганием сыграло свою роль. Вот только засела в его голове мысль пройтись по лестнице ночью и оценить самому меру опасности ночных прогулок по замку.

Но чтобы провести эксперимент, нужно было дождаться полночи.

Желая скоротать время, мужчина решил порыться в бумагах своей предшественницы.

Пытаясь найти хоть что-нибудь, проливающее свет на странную кончину госпожи Аман, Лестер, закрыв дверь на задвижку, стал беззастенчиво изучать ее секретер. Обычные записки по хозяйству, множество рецептов мазей, примочек и прочей ерунды. Все это нисколько не приближало мужчину хоть к какому-то результату. Да и было ли среди этого хлама хоть что-нибудь ценное?

Попотев над ворохом ненужных бумаг, Лестер стал искать потайные ящички или лазейки, куда обычно прячут любовные записки, ключи от тайных комнат, подаренные милые безделушки от любовников и прочую ересь.

Однако, приподняв малозаметную крышку, он нашел в углублении странное послание. Оно не было вскрыто^[10], зато скомкано и запихнуто в потайной уголок секретера. Лестер, не колеблясь, прочел письмо.

Изнутри голубоватый листок дорогой бумаги был исписан мелким почерком. Как уже успел усвоить Лестер, это был почерк самой лекарши.

«Жизнь моя! Я все еще дрожу при воспоминании о наших свиданиях! Если бы Вы знали, как я проклинаю свой злой язык и несдержанность! Признаюсь, я горько сожалею о своих словах и жестоко наказана Вашей холодностью.

Подарите мне хотя бы еще одну встречу, прошу!

Мое желание так затмевает мне разум, что если Вы откажете мне, то я могу решиться на безумный поступок и открыть тайну нашей с вами связи герцогу.

Стыдитесь, до какой низости Вы доводите меня своим бессердечием!

Только Ваша, пылающая и безутешная!»

-- Хм! – Лестер еще раз перечитал послание, -- А пылающая госпожа Аман была еще той шантажисткой! Письмо не было вскрыто. Его не отправили? Или вернули в знак немилости нераспечатанным?

Он достал из кармана короткое послание и сравнил почерка. Ответная записка была написана необычным красивым каллиграфическим почерком, явно отличающимся от мелкого угловатого почерка покойной. Особенно выделялась заглавная буква «В». Изящная. Лестер никогда прежде не видел такого замысловатого шрифта.

В любом случае теперь понятно, куда спешила ночью прекрасная шантажистка. На свидание.

В полночь Лестер вышел в коридор, освещенный факелами.

Было холодно и пустынно. Где-то били часы. Мужчина поежился. Тело после теплой постели болезненно ныло на сквозняке.

Аман жила в комнате, которую теперь отдали Лестеру. Значит, она шла бы той же дорогой, в это же время и в том же направлении.

Мужчина прошел до конца коридора и взглянул на лестницу. Первые ступени освещались плохо, зато за крутым поворотом ярко горел факел.

Лестер огляделся. Все выглядело будничным и безобидным. Вот только под потолком нагромождение уступов в темноте казалось зловещим. Лекарь задрал голову, пытаясь вглядеться во тьму. Он помнил про укус на шее погибшей женщины. Потому ожидал нападения откуда-то сверху или со спины от неизвестного ночного животного.

И пока он вглядывался, ему показалось, что вверху на уступах во тьме сверкнули два горящих глаза. Прищурился, но перед глазами плыли пятна, и что-то разглядеть казалось невозможным.

Лестер вернулся к ближайшему факелу и, сняв его со стены, попытался осветить потолок над лестницей. Увидел разрушенную стенную кладку и пару темных зияющих прорех в стене, уходящих куда-то вглубь в виде узких тоннелей. Лестер поднял факел повыше. В одной из расщелин послышалось шуршание и снова сверкнули два глаза.

«Интересно, что за животное поселилось под потолком в этих тоннелях? Дикая зверушка? Или, возможно, кошка Вайолет прячется тут?»

-- Кис-кис-кис, -- позвал Лестер, в ответ зверек высунул голову. Немного отведя факел в сторону, мужчина явственно различил черную шерсть и два маленьких уха. Голубые глазки сверкнули, уставившись на него.

-- Так вот кто это! Моя красавица, иди сюда! Прыгай, не бойся! – чтобы освободить обе руки, Лестер повесил факел на стену и вернулся обратно к лестнице.

-- Погоди-ка, сейчас проведем эксперимент, – он повернулся к кошке спиной и притворился, что собирается спускаться по лестнице.

Специально замешкался, наклонив голову. И тут ему на плечи прыгнуло довольно тяжелое гибкое тело, а в шею впились острые зубы. И хотя Лестер и ожидал чего-то подобного, ощутить нападение зверя было настолько неприятно и даже пугающе, что он едва удержался на ногах, скинув тяжелую упитанную тушу кошки и невольно пробежал несколько ступеней по лестнице.

Черная тень шмыгнула мимо, уносясь куда-то вниз.

-- Стой, чертовка! Поганая бродяжка, из-за тебя человек погиб! -- Лестер зачем-то бросился за кошкой.

Пролетев как ветер два этажа, он невольно держался за шею рукой. Остановившись у факела, он взглянул на пальцы и увидел кровь.

-- Ну, погоди, мерзавка! Поймаю я тебя – хвост оторву! Уноси лапы!

Он выбежал в галерею и увидел, что кошка стоит у перил и выжидает, будут ли ее преследовать. Лестер притормозил и стал двигаться плавно, шепча ласково, словно похвалу:

-- Чертова хитрюга… Я тебя выведу на чистую воду, поганка… Прощайся со своей черной шкуркой!

Лестер любил животных и кошек в том числе. Его угрозы были скорее вызовом маленькой дикарке с дурными манерами грызть чужие шеи.

Едва он двинулся, кошка сиганула куда-то, проскочив сквозь перила. Лестер на секунду взглянул вниз и увидел внешнюю лестницу, идущую сбоку от галереи. Черная тень скакала через ступеньку, улепетывая в сад.

-- Поймаю -- убью! – он бросился к боковой лестнице и понесся в сад следом за преступницей.

Внизу все смотрелось как-то иначе, чем сверху.

Высокий кустарник, вороха мокрых цветов, казавшихся в темноте черными, но все также пьянящих терпким осенним ароматом. Лестер бежал по дорожкам, пытаясь разглядеть черную тень.

«Ну, не безумец ли я?!» -- мелькнуло в голове. Но тут что-то сбоку зашуршало, и он кинулся наперерез, пытаясь схватить рукой ускользающий образ.

Бежал напролом через кусты, ломая цветы, хватая ночные тени, сжимая в пальцах, еще не остывших от простудного жара, мокрые лепестки хризантем. Стебли роз больно царапнули плечо, разрывая шипами дорогую тонкую ткань камзола.

Тень зашуршала справа и он рванул туда же. Он уже понял, что гонится не за кошкой.

-- Кто здесь?! –крикнул он в ночь. Кусты высоких королевских роз со всех сторон колыхались черным зловещим лесом. Капли дождя на лепестках горели не хуже звезд, усыпавших небо. Сердце его стучало так сильно, что он едва различал быстрый шаг того, кого хотел настигнуть. Но адреналин побеждал страх.

Вот тень мелькнула в двух шагах, но ночь не позволила определить, кто это. Сделав выпад в сторону, он ухватил наугад, царапая руки о шипы, сжимая прохладные бутоны, осыпающиеся в его пальцах. Быстрые шаги, шепот, и в его ладони зажаты длинные волосы. Кто-то стремительно рвется из рук. Но Лестер вмиг намотал на кулак шелковистые пряди.

-- Не уйдешь! – и он хватает в объятия гибкий женский стан. Девушка пытается отбиться, но ему с ней легко справиться.

Прижав к себе сладкую добычу, он откинул волосы с ее лица.

-- Леди Вайолет! Какая встреча! – он и не думает отпускать красавицу. Слишком долго он за ней гнался, слишком хотел поймать.

-- Господин лекарь, какими судьбами? Может, отпустите меня?

-- С чего бы? Я вас поймал и мне положен приз!

-- Не слишком ли вы самонадеяны?

-- Не думаю…Вы же искали приключений? Вы их нашли!

Вся эта милая светская беседа проходила в борьбе двух исцарапанных розами, мокрых от дождя и запыхавшихся людей.

-- Вы не посмеете! Вы… -- но Лестер быстро зажал ей рот поцелуем.

Поцелуй был горячий, жесткий, злой.

-- Вы в своем уме? – вырвалась леди Вайолет, но не стала убегать, а поправила и отряхнула свой плащ.

-- Это компенсация!

-- Компенсация? За что? – леди спешно приводила себя в порядок, приглаживая сбившиеся волосы.

-- За это, -- и Лестер показал ей в свете луны укус на шее.

--А-а, -- улыбнулась беспечно девушка, -- прошу простить мою Вайолет, она все еще дикарка, хоть и росла в замке.

-- Вайолет?! Вы назвали кошку своим именем?!

Они двинулись потихоньку к замку. Все же в саду было свежо.

-- Вообще-то ее зовут Бидди. Ее подарили мне восемь лет назад. Нашли в заснеженном лесу. В ней дикая кровь. Поэтому она все время убегает и прячется. И любит прыгать на плечи и вгрызаться в шею, словно все еще живет в лесу и охотится.

-- Какая милая привычка, -- ухмыльнулся Лестер. Вот только что он поцеловал девушку, а она идет рядом как ни в чем не бывало и беседует с ним, словно они старые друзья. Совсем его дела плохи. Надо честно признать, он потерял былой шарм и постарел…

-- Так почему кошка -- Вайолет?

-- Когда кормилица искала меня и звала к обеду, то обычно кричала: «Вайолет!» И кошка неслась со всех ног, чтобы получить от нее лакомый кусочек. Видимо, считала, что Вайолет – ее имя. Ну, я и не стала ее разубеждать.

-- Разубеждать? У вас интересные отношения с кошкой…

-- Да, особые. Учитывая, что она очень умна. И невероятно любопытна. Поэтому отец зовет ее Порка.

-- Порка?

-- На языке Волков это значит «почему?». Я же говорю, что она любопытна.

Лестер удивился.

-- Ваш отец знает язык Волков?

-- Он вообще много чего знает…

-- Так что вы делали в саду ночью?

-- Что? Конечно, искала свою кошку.

-- Какое удобное объяснение, не правда ли?

-- И универсальное, согласитесь! Где бы тебя не застали, ты всегда ищешь свою кошку…

Они поднялись по внешней лестнице и вошли в галерею.

-- Вы не боитесь вот так блуждать по замку ночью? – поинтересовался Лестер.

-- Нет. Я выросла в этом замке. Знаю все ходы и выходы. И даже потайные комнаты и шпионские коридоры. Мне здесь ничто не угрожает.

-- Правда? – Лестер приостановился, глядя на красавицу с улыбкой, -- сегодня я попытался поймать вас и поймал.

Вайолет подавила улыбку и отвернулась, приглаживая волосы, а Лестер вдруг почувствовал себя идиотом, поверившим в свою удачливость.

-- Вы меня дурачили?

Она нежно рассмеялась, вдруг подходя к нему и опуская руки ему на плечи.

-- Вы такой милый… Вы мне нравитесь. Я виновата перед вами. За это (она коснулась разодранного рукава камзола), за это (коснулась царапин на руке), за это (коснулась укуса на шее) и за это (прикоснулась к губам). Хочу оказать вам услугу в награду. Отвечу на любой ваш вопрос.

-- На любой? – Лестер окинул взглядом хитрую чаровницу. Милая, нежная, очаровательная, искушающая, загадочная, странная… -- Неужели вы знаете ответы на все вопросы?

-- Я – нет. Но когда-то знала такого человека… -- ее лицо на миг стало печальным. -- Спрашивайте, пока не передумала!

-- Хм… (про ребенка королевы он не мог спросить, ведь герцог просил не распространяться об этом. Вдруг девушка не в курсе деликатного положения? Про смерть Аман он уже сам все понял. Но спросить о чем-то хотелось. Но что спросить? Что-нибудь невинное, какую-нибудь сплетню…Гм!).

-- Я знаю, что госпожа Аман погибла из-за случайности, она упала с лестницы, напуганная вашей кошкой. А вот к кому она спешила на свидание? У нее наверняка был с кем-то роман. С кем?

Вайолет вдруг изменилась в лице. Безмятежная нежная улыбка сползла с губ, делая лицо холодным и жестоким. Отпрянув от него, она сжала кулаки.

-- О, нет! Не просите у меня имя! Надеюсь, эта негодяйка унесла имя с собой в могилу! Эта Аман была хитрой рыжей лисой, жалкой безвкусной плебейкой с амбициями королевы! Бездарью, возомнившей себя великой целительницей! Наглой притворщицей, изображающей из себя влюбленную! Дешевой девкой, посмевшей замарать честное имя достойного человека своими пошлыми признаниями! Надеюсь, она попала после смерти в пекло и получает там по заслугам! – развернувшись, графиня бросилась бежать, скрывшись за поворотом коридора.

А Лестер остался стоять, очень удивленный реакцией красавицы на невинный вопрос. Дважды он задавал ей невиннейшие на его взгляд вопросы, и дважды нечаянно попадал в ее больное место.

«Странно! Все это очень странно… Кого же она так защищает?!»

И Лестер побрел к себе. Холодный утомительный вечер вконец измотал его. Он мечтал о теплой постели и надеялся, что сегодня ему снова приснится его дом…

Увидев хозяина в таком неподобающем виде, Вал всплеснул руками.

-- О, всемогущие Боги! Где это вас носило, скажите пожалуйста, господин Лестер?! Вы же больны, вам нужно лежать в постели! Ох-хо-хо! – он стал раздевать господина, словно нерадивого сына, вернувшегося поздно с прогулки в изодранных штанах с разбитым носом.

-- Где был? На свидании, конечно! На свидании с прекрасной загадочной девушкой…

Лестер великодушно позволял ухаживать за собой, мечтательно снимая сапоги.

-- Уж не с леди ли ищу-по-ночам-свою-кошку?

-- Как ты догадался?

-- Да какая приличная девушка станет по ночам на свидания ходить? Уж госпожа Фалина бы точно не стала! Послушайтесь меня, бросьте вы это дело. С ней только беды наживете, не пара вам эта прохиндейка! Как есть колдунья!

-- Перестань, Вал! Ты веришь в колдовство?

-- Конечно! А она -- настоящая ведьма, помяните мое слово! По ночам одна бродит. Ночью она волосы распускает, а днем чинно так укладывает, -- Вал промыл и обработал царапины господина, уложил его в кровать и заботливо подоткнул одеяло, -- сейчас вино с сахаром вскипячу! И губы у нее красные, как у настоящей ведьмы. Кровь словно пьет…

Тут Лестер с удовольствием показал ему укус на шее.

-- Ох, Светлая дева! Не ходили бы вы по ночам, господин Лестер!

А Лестер, очень довольный, что напугал Валентина, рассмеялся.

-- Мы целовались, Вал!

-- Целовать ведьму? Не доведет она вас до добра…

-- Глупости, Вал. Не верь всем этим детским сказкам! Какая ведьма? Она милая девушка, красивая и загадочная. И очень умная. Пусть не в меру любопытная… А вот настоящая ведьма есть тут, ты ее видел! Ходит в черном платье, волосы гладко зачесаны. Надутая и шипит, словно гусыня. Глупости такие несет, ты бы слышал! Чем только голова забита! И это в ее-то возрасте! Грудь плоская, словно доска. А пальцы холодные! А рука у нее тяжелая, как дала мне вчера затрещину, я думал, голова оторвется. Вот же ведьма так ведьма…

Лестер еще бормотал, засыпая, ворча и укрываясь одеялом потеплее.

А Вал с интересом прислушивался, как-то внимательно глядя на своего господина. А потом улыбнулся.

А над огнем в камине выкипало, шипя, вино с сахаром.

***

Вернувшись в свою комнату, леди Вайолет смотрела на себя в зеркало и пыталась усмирить дыхание. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь впадала в такую ярость. Быть может только в ту ночь, когда увидела своего отца вместе с этой рыжей блудницей…

Она прекрасно помнила, как это было. Да и как такое забыть? Часы пробили одиннадцатый час, холодный осенний дождь хлестал в окно. Вайолет не спалось и хотелось с кем-то поговорить. К тому же вспомнились отличные стихи, которые она недавно нашла в отцовской библиотеке, но никак не могла вспомнить, в какой именно книге. Это ли не повод зайти к любимому отцу?

Вайолет привыкла входить к нему без стука, вот только никак не ожидала застать в его кабинете госпожу Аман. Отец был без камзола, рубашка на его груди была раскрыта. А эта бесстыдница сидела у ее него на коленях и целовала его в обнаженную грудь!

У Вайолет все перед глазами помутилось. Она, не помня себя, схватила что-то с каминной полки и запустила этим в любовников. А потом выбежала из кабинета, закрылась в своей спальне и проплакала до утра.

Вайолет не могла бы объяснить, почему, благосклонно относясь к идее свободной любви, она при этом не могла даже в мыслях допустить, чтобы ее идеальный отец мог заниматься такими вещами. Да ещё с этой мерзкой рыжей лисой!

Нет, Вайолет была согласна, что госпожа Аман не была непроходимой дурой, как остальные придворные дамы. Она была образованной, решительной, даже не брезговала заниматься хирургическими манипуляциями. Она много путешествовала, обо всем имела свое собственное мнение, а еще составляла такие потрясающие астрологические карты! Ох, астрологические карты! Они были слабостью Вайолет…Хотя нет. Не такие уж они были у этой Аман потрясающие! У маэстро Умби Доро в книге "Назидания звездного неба" карты были гораздо лучше. И все же ради справедливости надо было признать, что стать лекарем в королевском дворце женщине было практически невозможно. Если только эта женщина не была выдающейся личностью. Между нами, Вайолет сама бы не отказалась от такой судьбы, но! Не иметь стыда настолько, чтобы преследовать канцлера короля, домогаться, закидывать любовными письмами и пошлыми признаниями?! Насильно лезть ему на колени, приставать с поцелуями -- это так низко! Для этой плебейки, похоже, все средства хороши. Не помогают признания, значит просто предложим свое тело, мужчины ведь так слабы!

Пускай любой другой, но только не ее отец! Он ведь вовсе не слаб! Он такой умный, он выше этого!

Вайолет пылала гневом. Картинка жмущейся к ее отцу чужой женщины все стояла перед глазами. Ее даже чуть не стошнило, так она тогда переживала!

И какого дьявола у этой потаскушки такая пышная грудь, оленьи голубые глаза и рыжие кудри?!

-- Ты ещё юбку перед ним задери, бесстыжая девка! Грязная хасси! -- невольно в пустоту закричала она.

И хотя с тех пор прошел уже почти месяц, Вайолет все еще злилась, вспоминая ту ночь. Снова переживала все то же чувство стыда, обиды и предательства. Ведь отец не может любить никого, кроме нее. Только она, Вайолет, имеет на него право. Он ведь дал ей слово, что никогда больше не женится, а значит рядом с ним нет места женщине!

Слава Богам, на следующий день после ночного происшествия отец пообещал ей, что с госпожой Аман покончено. Что он не станет встречаться с ней и принимать от нее писем. И это почти успокоило Вайолет. Почти, потому что рыжая лиса все никак не унималась…

Но сегодня самой Вайолет предстояло еще ночное свидание с герцогом Берганса, который давно уже ей опостылел. Необходимость встречи тяжелым камнем лежала на ее сердце, но отказать было невозможно. К тому же он теперь подозревает ее в неверности. Видимо, ему уже донесли, что она ходила к капитану Рендалу и шепталась с ним, отослав стражу подальше. Возможно, вскоре на нее обрушится наказание за несуществующую вину, которой она, на самом деле, так страстно жаждала.

Глава 11. Ночные видения.

Засыпая, лекарь надеялся во сне увидеть мать и родной дом.

Дом Лестеру не приснился. Ночью ему снились кошмары. Он гнался за кем-то по холодному мокрому ночному саду. Исцарапанный шипами роз, измученный, он все искал кого-то.

То виделось ему, как черная кошка с голубыми глазами скалила острые зубы и угрожающе шипела.

То гнался он за призрачной тенью и ловил в свои объятия черноволосую девушку.

Лоб лекаря покрылся испариной, он метался во сне.

В очередной раз поймав неуловимую тень, он намотал на кулак ее черные волосы и развернул к себе, намереваясь поцеловать. Но едва только их губы соприкоснулись, как он всмотрелся в эти голубые глаза и отпрянул. Перед ним был ее отец. Его лицо было прекрасно и печально. Он вдруг указал на галерею над их головами, и Лестер увидел Вайолет. Девушка мчалась по галерее, а ее настигал герцог Берганса.

И Конрад Уэйд сказал тихо: «Она там, в галерее…»

Лестер отпустил волосы канцлера и проснулся в холодном поту. Стрелки показывали два часа ночи. Он не знал почему, но поднялся и с трудом наспех оделся. Словно во сне, он снова вышел в холодный коридор. И пошел к лестнице.

Спустился на два этажа и хотел было войти в галерею. Та была освещена светом луны и факелами. Чьи-то быстрые шаги. Кто-то бежит. Лестер узнал леди Вайолет.

Точно так же, словно в его кошмаре, она бежала, а за ней гнался, настигая ее, герцог. Вот он ловит ее за руку и разворачивает к себе. Девушка сопротивляется и бьет его по лицу. Один раз, второй, третий. Звуки пощечин звонко отдают в ночной тишине.

Лестер уже хотел было выйти из тени и вмешаться, но его движения слишком медленны. Чья-то рука хватает его и прижимает к стене, не давая двинуться. Он хочет крикнуть, но эта же рука зажимает ему рот. Все почти нереально. Может, это и правда сон?

Лестер пытается рассмотреть человека рядом. Это капитан Рендал. Он молча качает головой, словно запрещая вмешиваться.

А в галерее разворачивается борьба. Девушка бьет герцога, а тот не сопротивляется, напротив, глаза его сияют.

-- Какая сегодня цена, моя королева?

-- Нет, я не хочу!

-- Не хочешь подарков? Тогда, может быть, это? – и он протягивает ей свою плеть, -- назови свою цену. Бей, пока кто-то из нас не сдастся! Или ты уже сдалась? – вкрадчиво понижает он голос и заглядывает ей в глаза.

-- Не дождешься! – девушка гордо вскидывает голову. Берет плеть и, поколебавшись, наконец бьет его по груди. Но у нее нет сил для этой жестокой забавы и после нескольких ударов плеть готова выпасть из ее ослабевших рук.

Тогда герцог отнимает у графини свою игрушку, демонстративно-почтительно целует бившую его руку, подхватывает возлюбленную на руки и скрываются с ней в зимнем саду.

Эмиль разжал руки и отпустил лекаря. Лестер вытер пот с лица.

-- Что это было?

-- Это была игра. Они так играют. Им нравится.

Лестер схватился рукой за стену.

-- Ничего не понимаю. Все словно сон…

-- Что же тут непонятного? Леди Вайолет – любовница герцога. У них свои развлечения. А у вас жар. Вы больны. Идемте, я провожу вас.

Эмиль подхватил под руку Лестера и повел его в комнату.

-- А ее отец знает?

-- Знает. Но он не вмешивается.

-- Почему? – растерянно перебирал ногами ступени лекарь. Он ощущал ужасную усталость сейчас.

-- Потому что сам не безгрешен. Ему трудно справляться с дочерью, хотя они нежно любят друг друга.

Эмиль помог Лестеру лечь в постель, а тот посмотрел на него затуманенным взглядом.

-- Капитан Рендал, скажите, от кого беременна королева? От вас?

-- Так это все-таки правда? – Эмиль опустил голову. – Боги… Когда король вернется… Что будет?

-- Так вы отец ребенка?

Эмиль наклонился к самому лицу Лестера, так близко, что разглядеть его лицо стало невозможно.

-- Я бастард Ивэла Тенебра, хотя и не признанный им. Поэтому я не могу быть отцом ее ребенка. Ведь я ее брат.

И все потонуло во мгле. Лестер отключился.

А Эмиль вернулся в галерею и скрылся в темной нише, предназначенной для защиты стражника от непогоды. Здесь, из темноты своего укрытия, он мог наблюдать, оставаясь незамеченным.

Эмиль пришел сюда, к месту свиданий графини и герцога, потому что хотел увидеть, с каким лицом выйдет из зимнего сада после любовных утех женщина, еще вчера писавшая ему любовное письмо. Он не станет скрывать от нее свое присутствие. Пусть посмотрит ему в глаза. Возможно, после этого она перестанет твердить о том, что его презрение по отношению к ней незаслужено.

Какое-то время все было тихо. Но вот двери зимнего сада распахнулись, и разгневанный герцог в наспех оправленной одежде быстро зашагал к лестнице, сжимая плеть в руке. Эмиль ждал, что вот-вот из сада появится графиня, но ее не было. Прождав некоторое время, капитан направился в сад.

Луна освещала мандариновые деревья холодным светом, и плоды на ветвях казались серебряными игрушками. Тихо ступая по каменной дорожке, Эмиль прислушивался. Вокруг царила тишина, нарушаемая только журчанием воды в фонтане. Ни вздохов, ни шагов, ни шелеста одежды…

Только на островке олив посвистывали потревоженные птицы. Мужчина двинулся туда. И через минуту едва не наступил на женскую руку, но вовремя отпрянул. Графиня лежала в серебряном свете луны без движения.

Эмиль замер на мгновенье. Он не мог отвести глаз от беспомощно раскинувшейся на траве женщины. Рассыпавшиеся по гибискусам черные волосы, распахнутое платье, обнаженные плечи и грудь, на которых даже в темноте ярко виднелись две кровавых полосы от плети герцога. Без промедления капитан подхватил на руки девушку и, прижав к себе, понес ее прочь из сада.

Он быстро миновал галерею и стал подниматься по лестнице, бережно прижимал к груди безвольное тело. Сердце глухо билось в груди. Он будто снова нес на руках безжизненное тело Геллы, своей невесты, которую отец так неожиданно дал ему, и также неожиданно и жестоко отнял.

Осторожно уложив графиню на ее постель, Эмиль взял в ладонь руку девушки. Теплая, дышит… Нет, это не мертвая Гелла. Это графиня Найтингейл, любовница герцога, и их игры, видимо, зашли слишком далеко. Геллу замучил тиран Тенебра, а графиня по собственной воле играет с огнем в бесстыдные игры. Ее никто не принуждает.

Эмиль прикрыл обнаженную грудь графини шелковой шалью, с досадой отвернулся и вышел из комнаты. На его пути в коридоре возникла служанка графини, Мари-Роуз. В руках горничной был поднос. Видимо, она несла поздний ужин своей госпоже.

Капитан быстро скрылся в одном из переходов. Не следует горничной видеть его. Да и графине вовсе не обязательно знать, что капитан Рендал знает о ней чуть больше, чем следует.

***

Ледяное осеннее небо светлеет медленно, словно нехотя.

Черные глаза маркиза Дюрфе -- генерала Айхо -- следят за исчезающими звёздами. Изо рта вырывается пар. Там, среди звёзд, самая яркая звезда -- его Илеана.

Сегодня важный бой. На той стороне луга, в темноте, под сенью густого леса притаился враг.

Но главный враг ближе. Рядом. У самого сердца.

Тот избранник, которому всегда принадлежало ее сердце. Тот слепец, кто ее даже не замечал. Тот венценосный, защищая которого, она стала калекой. Тот проклятый, из-за которого Илеана теперь там, среди звезд.

Маркиз надел на палец старинный перстень с белым опалом, по центру которого шла едва заметна трещина.

«Илеана, любимая! Когда-то я поклялся отомстить за тебя. Я так долго ждал! И вот, наконец, этот счастливый день настал! Знаю, что за это заплачу жизнью. Но я не жалею, потому что наконец-то мы с тобой встретимся».

Утренний туман низко стелился по долине. Расположенный невдалеке лес казался сплошным черным пятном, скрывающим в своих недрах опасность.

Боевой конь короля Алларда, огромный рыжий жеребец с белой мордой по прозвищу Крепыш, нетерпеливо перебирал копытами, предчувствуя скорую битву. И хотя вереди не было видно ни души, все понимали, что лес скрывает врага.

Всматриваясь в туман, Аллард крепко сжимал рукоять своего меча. Длинные седые волосы заплетены в косу, чтобы не мешали в бою. Ночью разведчики донесли, что неприятель продвинулся к самой границе, проходящей вдоль опушки. Воины короля терпеливо ждали, стоя плотной стеной за спиной своего предводителя.

Неожиданно у кромки леса наметилось какое-то движение.

На поляну выскочил волк.

Серая тень мелькнула в тумане и исчезла.

Но вот появился еще один. И еще…

-- Вот они!

-- Волки-оборотни!

-- Нечисть идет!

Аллард поднял руку:

-- Замолчите! Вы не видите? Это просто волки! Неужели верите детским сказкам про оборотней?

На эти слова генерал Айхо тряхнул черными волосами:

-- Их кто-то потревожил, вот и выскочили на поляну. Но остановились. Нас почуяли.

Аллард довольно ухмыльнулся. Он не сомневался, что у друга хватает здравого смысла не верить в сказки о том, что воины Волков могут принимать облик зверя.

На языке Волков Айхо означало «левая рука». Так варвары прозвали его верного друга, который прикрывал короля в бою слева, потому что был левшой. Они с Аллардом всегда сражались в связке и в сражениях напоминали четырехрукое гигантское чудовище, подступиться к которому было почти невозможно. Данное врагами, прозвище прижилось, и теперь маркиза Дюрфе даже друзья называли не иначе, как генерал Айхо.

Но размышления короля прервало нечто, от чего волосы стали дыбом. Черная кромка леса пришла в движение, зашевелилась и двинулась на них. Словно гигантский оползень, на королевское войско двинулся враг.

Аллард поднял свой меч и приготовился к бою. По шелесту^[11] доставаемых из ножен мечей он понял, что его воины поступили также.

Две черные тучи стали сближаться.

-- Хей! – скомандовал Айхо, и в бой вступили лучники и арбалетчики, поливая варваров смертоносным потоком.

Два конных войска быстро слились в одну бессмысленную массу. Топот и ржанье лошадей смешались со звоном металла и криками раненых.

Вдруг на расстоянии нескольких десятков шагов от себя король увидел смуглого всадника на вороном коне. Его черные длинные волосы были стянуты на затылке в тугой узел, на щите – золотой волк, на запястьях черно-золотые браслеты – цвета королевского дома.

"Кронпринц Дэймонд, сын старого Эмерхарда!" -- мелькнуло в голове Алларда. Он тут же развернул коня, предчувствуя схватку с достойным противником, привычно решив: «Со спины прикроет Айхо».

Двинулся к принцу. Из-за этого не заметил, как слева сверкнул в замахе меч, сжимаемый рукой друга. Не заметил, как смертоносная сталь нацелилась на его шею. Как в глазах судьбы уже покатилась его седовласая голова по вспаханному копытами полю брани.

Принц поднял лук. Бронебойная стрела с граненым наконечником мелькнула, поражая предателя. В тот же миг плечо короля обожгло огнем, а рядом рухнул с хрипом генерал Айхо. Стрела принца вошла генералу прямо в сердце, пробивая кожаный, с металлическими пластинами, нагрудник. А принц, как черная тень, тут же растворился в утреннем тумане.

Уже после боя Аллард с горечью в сердце прощался с верным другом. Вытащив стрелу, король задумался. Неужели принц промахнулся? Не мог же он целиться в генерала, когда перед ним был сам король?

И каким образом Аллард получил эту рану в плечо?

Разум его отказывался признать очевидное. Айхо хотел срубить ему голову, и только стрела принца помешала осуществить задуманное. Рука умирающего дрогнула и полоснула по плечу вместо шеи.

"Но почему?!!" – мысленно воскликнул Аллард, в сердцах ломая стрелу.

Однако мертвый генерал надёжно хранил свою тайну.

Аллард нехотя позволил военному лекарю осмотреть свое плечо. Как бы ни был он силен, но тяжелая битва вымотала его, он потерял много крови.

-- Нужно прижечь рану, а затем вставить дренаж и забинтовать, -- военный лекарь короля раскрыл свой деревянный походный сундук.

-- Волки отступили, но они вернутся, -- вздохнул Аллард, расправляя черные волосы на лбу друга, -- я сам доставлю маркиза его семье.

Король взял в ладонь руку мертвого генерала, все ещё не веря, что она пыталась прервать нить его жизни. И тут на пальце Айхо он заметил перстень. Массивный серебряный перстень с треснувшим белым опалом. Аллард слишком хорошо знал этот перстень. И знал, кому он теперь принадлежал. «Так вот чья рука занесла надо мной меч…»

-- В этот раз ты не принес своему хозяину удачи, -- король не стал снимать кольцо с пальца мертвого генерала, -- оставь себе, мой названный брат. Пусть он принесет тебе удачу в ином мире.

-- Я еду в Мунстоун. Привяжите Айхо надёжно к седлу его коня. Мы с ним возвращаемся домой.

***

Утро было прекрасным и солнечным. Давно Лестер так хорошо не высыпался. Да, он почти не спал две ночи. А сейчас часы показывали около семи утра. Но чувствовал себя мужчина отдохнувшим и совершенно здоровым.

Он встал, потянулся и почувствовал острую необходимость сделать утреннюю гимнастику. Солнце светило прямо в окошко. Из его комнаты открывался чудесный вид на горы. Лестер скинул ночную рубашку и остался только в белых ночных штанах. Умывшись и освежившись прохладной водой из кувшина, он вышел на балкон.

От простуды не осталось и следа. В нем было столько сил, что казалось, он мог бы сейчас взмахнуть руками и полететь над этими чудесными горами, покрытыми лесом. Воздух был чист и прохладен.

Лестер засмеялся, тряхнул волосами и стал делать все те разумные упражнения, которые выучил еще в университете. Нет ничего прекраснее, чем физическая активность на открытом воздухе в любую погоду. Главное -- не переусердствовать.

Он несколько раз повернулся, наклонился, взмахнул руками и … тут ему показалось, что этажом ниже в одном из окон замка мелькнула тень.

За ним что, наблюдают? Какая-нибудь милая юная девушка любуется им? Ну что ж, он совсем не против! Он не жадный, смотрите, если приятно. Лестер знал, что недурно сложен. А его шрамов не видно с такого расстояния, так что он выглядит для наблюдателя почти идеально.

Интересно, чья там комната? Может, леди Вайолет? Хотя… в связи с некоторыми открывшимися обстоятельствами ему уже не хотелось думать о леди Вайолет.

Лестер продолжал свои упражнения, размышляя о таинственной зрительнице.

Кто это, интересно? А кого бы ты хотел там видеть, Лестер? Может это вовсе не молодая девушка, а пожилая матрона, метающая о молодом лекаре?

Он беспечно рассмеялся. Да, ему так хотелось думать сейчас о себе как о молодом и красивом! Ну и что, что ему уже 32? Сейчас не время вспоминать о возрасте и портить себе настроение!

А может, это дама в черном тайком наблюдает за ним? Глупая курица тайно влюблена в него и мысленно раздевает, задаваясь вопросом, откуда же все-таки берутся дети. Он замечтался…

-- Да что б вас!! О, Боги, что же вы так незаметно подкрадываетесь? – Лестер так шарахнулся, что чуть с балкона не слетел. Потому что, ненароком обернувшись, увидел практически на расстоянии вытянутой руки от себя лорда-канцлера. Тот рассмеялся, но, заметив шрамы на груди лекаря, в удивлении приподнял бровь и деликатно отвернулся.

-- Прошу великодушно простить, но я дважды позвал вас. Однако, вы так о чем-то замечтались… -- и канцлер усмехнулся.

Лестер почувствовал себя неловко и тут же накинул на плечи рубашку. Он стеснялся своих чумных отметин.

-- Что вы делаете в моей комнате, лорд-канцлер?! – лекарь вернулся в комнату и закрыл балкон.

-- Я только хотел убедиться, что с вами все в порядке. Вы проспали целые сутки.

-- Что?! Сутки?!

-- Да, вчера вы были больны, и ваш грозный слуга не давал никому приблизиться к вам. Но сейчас я вижу, что с вами уже все в порядке. Вы приглашены на завтрак к герцогу. За завтраком состоится важный разговор. Вы ведь помните, что его светлость давал королеве Эмбер три дня, чтобы назвать имя. Так вот. Сегодня третий день, -- напомнил канцлер, становясь озабоченным.

-- И что же, по-вашему, случится сегодня?

Конрад незаметно вздохнул.

-- Думаю, ничего хорошего. Остается молиться, чтобы король вернулся скорее.

-- Во сколько завтрак у герцога?

-- Через час.

-- Спасибо, лорд-канцлер, я обязательно буду. Кстати, давно хотел задать вам вопрос, -- Лестер достал из шкатулки найденную в первый же день здесь под комодом сережку с голубым камнем.

-- Не знаете, кому принадлежит эта сережка?

Брови канцлера поползли вверх.

-- Невероятно! Дело в том, что я хотел подарить дочери серьги на 19-летие, но одну потерял. Везде искал. Это чудо, где вы ее нашли?

-- Я нашел ее в своей комнате под комодом, -- лекарь не нашел ничего лучше, чем сказать правду, возвращая сережку графу. К тому же ему хотелось проверить одно свое предположение. И оно подтвердилось, потому что щеки канцлера залил румянец. Он с досадой забрал сережку, и поспешно отвернулся, бросив небрежное:

-- Благодарю…

-- И еще один вопрос, если у вас есть время, конечно. Что означает слово «хасси»?

-- Что такое? -- покинувший было комнату канцлер вернулся и прикрыл за собой дверь. -- О чем это вы, господин Лефрен?

-- Я тут слышал одно забавное прозвище «хасси». Интересно, что оно означает?

Канцлер с опаской смотрел на лекаря.

-- И где вы его слышали?

-- Прочёл в записке, которую слуги нашли в рукаве погибшей лекарши.

-- Покажете мне эту записку.

-- Не могу.

-- Тогда я не смогу объяснить вам значения этого слова. Очень важно знать, как именно его употребили, -- пожал плечами канцлер.

-- Хорошо. Я скажу содержание наизусть: «В полночь в зимнем саду у фонтана, моя Хасси".

Канцлер выслушал лекаря, глядя ему прямо в глаза. Ни один мускул не дрогнул на его лице, поэтому оставалось загадкой, о чем он сейчас размышлял.

-- Отдайте мне эту записку.

-- Зачем?

-- Я уничтожу ее. Дело в том, что эту записку госпоже Аман... написал я. Но не стоит компрометировать даму, даже если она и умерла. Отдайте мне записку, и я скажу, что значит это слово.

-- Вы?! Вы были влюблены в лекаршу? -- Лестер не мог скрыть удивления. Так вот почему леди Вайолет так рассердилась, когда он спросил ее, с кем у лекарши был роман.

-- В любых отношениях, господин лекарь, один любит, а другой лишь позволяет себя любить.

-- И все же я думал, что вы не переносите женщин.

-- И это правда. Однако, при всех своих недостатках, госпожа Аман была… особенной. Очень необычной, сильной женщиной с сердцем и разумом мужчины, -- лорд помолчал. -- Именно поэтому не следует марать ее репутацию. Никому не стоит знать о ее маленьких секретах, верно?

-- Конечно никому. Кроме герцога, -- Лестер с подозрением косился на канцлера. Не то чтобы он ему не верил, но настойчивое требование отдать записку настораживало.

-- Хорошо. Можете все рассказать его светлости, просто предъявите мне эту записку, а то я начинаю сомневаться, что она у вас есть, -- граф смотрел на Лестера так, как будто хотел подчинить его своей воле.

-- Дело в том, лорд Уэйд, что записка была написана в ответ на письмо. Если вы ее писали, то наверняка знаете, что было в письме. Не напомните мне? Тогда я покажу вам записку, -- то, что письмо не было распечатано, Лестер намеренно скрыл. Канцлер ведет свою игру, но Лестер был тоже не лыком шит.

На слова лекаря лорд Уэйд вдруг печально улыбнулся.

-- Я никогда не распечатывал ее писем, господин Лефрен.

Что ж, хотя бы в этом канцлер не солгал. Поколебавшись, Лестер подошёл к столу и достал из шкатулки маленький листок, уже изрядно потрепанный. Не выпуская листок из рук, он показал его Конраду.

Тот, казалось, даже постарел лицом, рассматривая красивый диковинный шрифт, которым была написана записка.

-- Спасибо, господин Лефрен.

Канцлер отвернулся и пошел к выходу.

-- Эй, куда?! Вы не сказали, что означает слово «хасси»! – возмутился Лестер.

-- Но и вы не отдали мне записки, господин лекарь, -- усмехнулся канцлер и вышел из комнаты.

***

-- Вал, я что, правда проспал целые сутки?! -- Лестер уселся поудобнее, ожидая, пока слуга подготовит все к процессу бритья.

-- Да, господин Лестер. Но вы были нездоровы.

-- Да уж! Что новенького, Вал? Что я проспал?

-- Почем я знаю, что тут новенькое, а что старенькое? Леди Вайолет вчера никто не видел. Зато кошка ее шныряла то и дело под ногами. Королева, как всегда, взаперти. А вот ее наперсница госпожа Фалина справлялась о вашем здоровье.

-- В самом деле? Как мило с ее стороны! – Лестер не удержался от ухмылки.

-- Вот вы шутите, а она действительно милая девушка. И, кажется, правда беспокоилась о вас.

-- Для тебя, Вал, она, возможно, и милая девушка, но на самом деле госпожа Фалина не так уж и молода.

-- Как вам не совестно, господин Лестер! Ей еще и тридцати нет, а вам уж за тридцать. Так что для вас она тоже совсем не стара.

-- Ты это к чему, Вал? Кстати, не знаешь, чье это окно там… Вон там, выходит прямо на наш балкон?

-- Это? Как же! Это окно лорда-канцлера.

-- Серьезно? – Лестер был разочарован. – Боже, Вал, я уже так стар, что на меня слетаются не бабочки, а мухи!

-- Полно вам! Вы еще хоть куда!

-- Так обычно говорят старикам, подавая им горшок.

-- Смешной вы… Я вот вроде и старик, а старым себя не считаю. Может еще разок женюсь!

-- Вал, ты -- неисправимый дамский угодник! Кто же на этот раз покорил твое сердце?

-- Мэтти, -- мечтательно улыбнулся старик, аккуратно работая лезвием.

-- Мэтти? А! Марта! Та милая пухленькая голубушка, что угощала меня недавно ужином? Отличное было рагу!

--Да, она самая. Ох, и милая женщина!

-- У тебя все милые. Даже, помнится, та мошенница-ведьма, за которую ты тогда заступался.

-- Скажу вам по секрету, господин Лестер, любая женщина будет милой, если относится к ней с должным уважением.

-- Ты не прав, Валентин. Некоторые женщины просто не могут быть милыми. Например, камеристка королевы. Нет создания глупее.

Вал помолчал.

-- Что-то вы частенько ее вспоминаете, господин Лестер. Запала она вам в сердце, я вижу.

-- Да ты в своем уме, Вал?! Чтобы я запал на эту черную курицу?!

-- Но вы все время о ней говорите.

-- Она меня раздражает. И что за дурацкое имя – Фалина? Это ж надо так назвать ребенка!

-- Я же говорю, запомнилась она вам.

-- Да уж. Такое запомнишь! Еще ни одна женщина не осмеливалась влепить мне пощечину. И за что? За правду, за выполнение моего долга!

-- Может, вы просто произвели на нее большое впечатление?

-- Что за бред?!

-- А что? В детстве многие мальчишки и девчонки колотят друг друга. Так они выражают свою симпатию.

-- Так мы же не дети давно!

-- Это вам так кажется. А для меня вы все дети. Неразумные дети.

Лестер предпочел больше не спорить с Валентином. Перед завтраком у герцога нужно было сосредоточиться и приготовиться. Возможно, к худшему.

Глава 12. Тайны леди Вайолет

Обычно герцог завтракал в одиночестве, но сегодня стол накрыли на троих.

Лестер старался не выдавать своего волнения. Он догадывался, что за разговор его ожидает. А вот лорд-канцлер, как обычно, был непроницаем.

Ждать почти не пришлось. Герцог появился быстро, и гости могли, наконец, усесться за стол.

Распорядитель подал знак, и пажи внесли блюда с угощениями: румяными мясными и рыбными пирогами, аппетитной жареной дичью и еще дымящимися ароматными колбасками. На десерт были фрукты, виноградное и персиковое варенье, а также груши, настоянные в красном вине со специями – любимое лакомство герцога.

Начался завтрак вполне мирно и неторопливо. Вопреки ожиданиям, Берганса был в прекрасном расположении духа.

-- Должен сообщить вам новость, друзья мои. А уж вам решать, добрая она или нет. Я получил вести с поля боя. Мы основательно потеснили варваров, а вот брат наш, король Аллард, серьезно ранен. Так что вполне возможно, что вы завтракаете сейчас с новым королем, имя которому… Рагнар Дрейк! – и радостный герцог торжественно поднял кубок, внимательно следя за реакцией гостей.

Лестер не знал прежнего короля, да и нового узнать не имел желания. Единственное, чего он хотел – убраться отсюда подальше. Желательно быстрее и сразу до Южных островов. Он нерешительно взял было кубок и покосился на канцлера. Но тот медлил.

Наконец лорд ответил герцогу.

-- Ваша светлость, без сомнения, будет блестящим королем. Однако, как я понимаю, король Аллард жив, и ему сейчас очень нужны наша вера в него и молитвы. Так пожелаем же ему скорейшего выздоровления, -- и он взял свой кубок, слегка отпивая из него.

Лестер замер. Несомненно, сейчас он был свидетелем противостояния герцога и канцлера. Один уже похоронил короля, другой верил в монарха и не спешил присягнуть на верность новому.

После недолгой паузы герцог недовольно и презрительно усмехнулся.

-- Не всегда молитвы бывают услышаны Богами, да и вера иногда разочаровывает. Что ж… пожелаем здоровья брату… -- но пить Рагнар не стал. Отставил кубок и с едва скрываемым раздражением принялся за жаркое.

-- Господин лекарь, как там ваше расследование? Продвинулось? -- как бы между делом спросил Берганса.

Лестер понял, что теперь настал его черед испытания на прочность.

Все дело в том, что никакого расследования он не проводил. Да и как бы он его провел? Что он должен был сделать? Подкупить прислугу? Подслушивать под дверью? Пытать госпожу Фалину? Для всех этих дел у герцога возможностей и полномочий было гораздо больше. Что ж, жизнь задала ему очередную задачку. Придется выкручиваться, хотя Лестер очень этого не любил.

-- Хотелось бы напомнить вашей светлости, что я впервые занимаюсь такими деликатными вопросами, не входящими обычно в круг моих задач, ведь я всего лишь лекарь...

-- Мы это помним. Итак? Что же вам всё-таки удалось разузнать? -- взгляд герцога стал жёстким. Чувствовалось, что виновный в беременности королевы нанес ему личную обиду, и герцог прощать его не собирается.

-- Я узнал, что Эмиль Рендал, начальник личной охраны королевы, тут ни при чем.

-- Почему же вы его исключили?

-- Потому что Эмиль является бастардом герцога Тенебра и, следовательно, братом королевы.

Герцог разочарованно махнул рукой.

-- Это старая сплетня, и она нам не интересна! Тенебра не признал бастарда.

-- Это и не требуется, -- вежливо возразил лекарь, -- важно лишь то, что сам Эмиль верит в это.

-- Возможно, он лишь притворяется, что верит. Но ладно, я принимаю этот аргумент. Далее!

-- Далее отпадают ещё два кандидата. Исповедник королевы слишком набожен и преисполнен благочестия, чтобы его можно было подозревать в подобном. К тому же он немолод. Стольник же столь юн, что едва ли королева решилась бы на отношения с ребенком. Она воспринимает его скорее, как милое дитя.

Герцог хмыкнул.

-- Ваша вера в благочестие старости и в чистоту юности делает вам честь, но также говорит о вашей излишней наивности, господин лекарь. Однако, продолжайте.

Лестер тянул время перед неизбежным и машинально мял в руке салфетку. Сказать ему было абсолютно нечего.

-- Хотите, отгадаю, господин Лефрен? Вы не узнали имя. Думаете, откуда я знаю? Вы все еще живы!

Лицо лекаря вытянулось, а герцог расхохотался.

Отсмеявшись, Рагнар с удовольствием снова принялся за жаркое.

-- Вы уже осмотрели тело Аман? Что-нибудь нашли интересное? Кроме ее выдающихся женских прелестей, разумеется.

От неуместной пошлости этой странной шутки Лестера покоробило. Он отложил в сторону вилку и, забывая о страхе, который терзал его все это утро, серьезно сказал:

-- Я глубоко скорблю по поводу смерти этой молодой женщины...

-- Бросьте прикидываться, господин лекарь, и делать вид, что вам не все равно! -- раздражённо прервал его герцог, -- Вы ее не знали. Аман была той ещё чертовкой. Но я огорчён ее смертью побольше вашего, ведь она была верным мне человеком. Хоть и имела дурной вкус, -- тут герцог многозначительно посмотрел на лорда канцлера. Тот в свою очередь делал вид, что весьма заинтересован новой подливой к мясу.

-- Так вы осмотрели тело, Лефрен? Что скажете?

-- Да, осмотрел. И пришел к выводу, что смерть эта была случайной. Госпожа Аман спешила на свидание и оступилась на темной лестнице.

-- На свидание? Конечно, на любовное? -- и герцог снова посмотрел на канцлера, а, встретившись с ним взглядом, подмигнул, чем вызвал у того явное отвращение.

-- Чего это вы так позеленели, канцлер? Вы же любите рыжих бесстыдниц!

-- Возможно и любовное, -- пожал плечами лекарь, подавая герцогу записку.

-- Слуги нашли эту записку в рукаве покойной.

-- В полночь в зимнем саду у фонтана, моя Хасси, -- герцог прочёл записку вслух, дожевывая кусок оленины. -- Канцлер, вы, кажется, знаток языков. Хасси -- это же на языке варваров? Знакомое слово. Где-то я уже его слышал... Что оно означает, граф?

Лорд Уэйд ответил не сразу.

-- Эту записку, милорд, писал я. Поэтому прекрасно знаю, что означает это слово. Оно означает "девчонка".

Герцог снова беспардонно уставился на канцлера.

-- Девчонка? Скорее девка. Гулящая девка. Потаскушка.

Герцог выплевывал все эти слова в лицо канцлеру, словно оскорблял его. Тот даже побледнел, но не отвел глаз. Проклятый Берганса спал с его дочерью, и оскорбительные слова приобретали в его устах двойной смысл.

-- Я прекрасно знаю значение этого слова, -- пояснил Рагнар, -- потому что кое-кто частенько при мне называл этим словом ненавистную рыжую бестию. И потом, слабо верится, что вы, с вашим учтивым обхождением, назвали бы женщину девкой, пусть она и стоила такого обращения.

-- Любовники часто называют друг друга разными странными словами. Не намерен это объяснять! – настаивал на своем лорд Уэйд.

-- Любовники? Вы себе безбожно льстите, граф! Это не вы писали записку. Хотя, уверен, что для проверки вы без труда напишете такую же записку подобным древним шрифтом, ведь вы у нас известный каллиграф. Но я не так глуп, как вам бы хотелось. И хватит уже выгораживать Вайолет!

Канцлер хотел было что-то ответить, но герцог почти крикнул на него:

-- Замолчите, канцлер! Я не договорил! Мне нет дела до вашей интрижки с Аман! И нет дела до того, кто на самом деле писал эту записку. Аман погибла потому, что узнала что-то, что королева хотела бы скрыть. Про беременность? Не думаю. Эмбер прямо призналась, что забеременела намеренно, чтобы оскорбить Дрейков и навлечь на меня гнев короля. А вот что она хотела бы скрыть, так это имя любовника. Уверен, хитрая Аман узнала имя и потому сломала себе шею!

За столом воцарилось молчание, которое прервал Лестер.

-- Ваша светлость, я настаиваю, что смерть госпожи Аман лишь случайность. Дело в том, что в процессе осмотра я обнаружил у нее на шее следы зубов кошки. Кошка любит забираться в щель под потолком у лестницы. Прыгнув на плечи женщине, она попыталась укусить ее. Я знаю это совершенно точно, потому что эта кошка прыгнула также и на мои плечи. Но я устоял на ногах, а госпожа Аман от испуга споткнулась. Дикие животные такие непредсказуемые...

-- К-кошка? -- брови Рагнара поползли вверх. -- Вы хотитесказать, что ее столкнула с лестницы кошка?!

-- Не столкнула с лестницы, а напугала и явилась невольной причиной...

-- Невольной?! -- герцог задохнулся, но тут же прикусил язык.

-- Что ж, спасибо, господин Лефрен. Вы действительно очень помогли.

О завтраке все давно забыли. За столом воцарилось недоброе молчание.

-- Лорд Уэйд, вам не кажется, что вашу дочь давно пора приструнить?! Ей давно пора замуж! В этом замке у меня и так достаточно врагов, а ваша Вайолет переметнулась в лагерь королевы!

-- С чего вы это взяли, милорд?

-- Она спуталась с ее телохранителем.

-- Спу-та-лась? -- лицо канцлера пошло пятнами, -- не забывайте, ваша светлость, вы говорите о моей дочери!

-- Именно спуталась! И у меня есть доказательства. Но не о них сейчас. Я всю ночь думал, как получше пристроить вашу беспутную дочь. И меня осенила одна идея. Как я понимаю, леди Вайолет всегда мечтала стать герцогиней, верно? Так вот. По нашей вине уважаемый герцог Тенебра лишился обеих своих дочерей. Думаю, будет справедливой компенсацией наградить его молодой женой.

Тенебра всем известен строгостью нрава и набожностью. А более всего он не выносит похотливых и распущенных девиц. Думаю, он сможет усмирить отбившуюся от рук графиню. Сегодня же пошлю гонца в замок Виго.

На графе не было лица.

-- Ваша светлость, дело в том, что маркиз Дюрфе сделал моей дочери предложение. И она его приняла.

-- Бросьте, граф! Айхо сделает так, как я скажу! Потому что Айхо... -- тут герцог наклонился в сторону канцлера и с наслаждением наконец открыл свой главный козырь, -- Айхо тоже мой человек. Да-да, Конрад, не смотрите так. Все это время рядом с Аллардом был верный мне человек. А теперь можете молиться за короля, только вряд ли это ему поможет. У генерала его левая рука все ее крепка и надежна! -- он хищно усмехнулся, встал и вышел из-за стола.

***

Это был тяжелый день. Вокруг замка собирались тучи. В прямом и переносном смысле. После обеда начало стремительно холодать. Небо потемнело, становясь почти черным.

-- Ох, не к добру это! – вздыхал Вал, штопая чулок своего господина.

-- Выбрось его, Валентин. Герцог заплатит нам золотом, как и обещал. Купишь мне три дюжины чулок.

-- Не знаю, не знаю… Пока и медной монетки от герцога мы не видали. А чулки уже прохудились, -- снова вздохнул Вал.

-- Мне бы твои заботы…-- Лестер надел свежую рубашку и потянулся за камзолом. На душе было неспокойно.

Он переживал за женщин. Не только за королеву, но и за Вайолет. Что с ней будет, если Берганса станет королем и выдаст ее за старика-садиста?

Возможно, как-то можно помочь графине? И Лестер решил поговорить с ней. После завтрака у герцога прошло достаточно времени, вполне вероятно, что отец уже рассказал дочери о намерениях ее любовника избавиться от нее.

***

Она достала из сундука шелковый платок, привезенный ею когда-то из далекого путешествия. Развязала мудреный узел и вытащила бархатный мешочек с самоцветными камнями. Расстелила по полу платок, покрытый старинным узором, магическими кругами и стрелами.

Встав перед платком на колени, долго мешала камни в мешочке.

«Быть ли мне женой Ивэла Тенебры?»

Зачерпнула горсть камней, столько, сколько вместила ладонь и взглянула на камни.

Большой, неправильной формы черный камень назвала она Ивэл. А вот и Вайолет, маленький красный камень.

Сомкнула ладони с камнями и закрыла глаза.

«Быть ли мне женой Ивэла Тенебры?»

Высоко подняла ладони и бросила камни на старинный шелк.

Рассыпались камни, разбежались по магическому узору.

С замиранием сердца Вайолет склонилась над платком, до боли в глазах всматриваясь в самоцветы.

Нет в ее будущем старого герцога! Далеко убежал большой черный камень, вылетел за пределы шелка, словно какая-то сила вырвала его из ее мира.

«Быть ли мне женой Ивэла Тенебры?»

«Нет» -- однозначный ответ.

Она улыбнулась сквозь слезы.

«Спасибо, судьба, за ответ»

***

Лестер без труда нашел комнату леди Вайолет. Постучал, но ему никто не открыл. От стука дверь скрипнула и приоткрылась. Словно хозяйка тлуилась ненадолго. Или оставила щель для кошки?

Мужчина тихо вошел.

Ничего необычного. Милая комната молодой девушки. Вот только от внимательного взгляда не укрылась небольшая дверь, спрятавшаяся за балдахином кровати. Лестер подошел и отвел ткань рукой. Потайная комната! Однако, она оказалась заперта. Интересно, что за ней? Вход в шпионский коридор? Секретная комната для колдовства? Темница со скелетами ее любовников? Хм!

Дверь закрыта, но разве препятствия когда-то останавливали его?

Итак, где обычно хранят ключи от потайной комнаты? Под подушкой? Он порылся. Нет. Под матрасом? В шкатулке? За рамой картины? Пусто…

Стоп, а если входить туда нужно часто? Или срочно? Лестер пошарил рядом с дверью, на карнизе кровати, к которому крепился балдахин. Точно, вот и ключ! Дверь легко поддалась.

Это была странная для молодой девушки комната. Здесь не было мягких подушек и дорогих шелков, зеркал, безделушек и шкатулок с драгоценностями. От деревянной лаконичной мебели и обилия писем и книг веяло аскетизмом и древностью. В полосах света плясали пылинки, а в воздухе пахло сухими цветами и старыми свитками. Наверное, именно так пахнет тайна!

Здесь занимались то ли колдовством, то ли алхимией. Стеллажи с книгами, рукописями, множество ящичков с различными снадобьями.

Мужчина с интересом осмотрелся. Сколько удивительных вещей обнаружил он тут!

На деревянных полках были аккуратно уложены черепа, клыки и когти животных. Отдельно были выставлены умерщвленные невиданных размеров и расцветок бабочки. В особой витрине на ветках деревьев застыли в своих естественных позах множество птиц. Лестер подошёл и увидел, что птицы эти -- лишь чучела, выполненные с особым искусством.

В следующем шкафу были выложены рядами кораллы, высушенные морские звери, диковинные раковины, какие Лестер видел лишь в книгах.

А стены вокруг были увешаны драгоценными редкими картами морских просторов, с подробными рисунками обитающих в них подводных монстров, русалок и чудовищ.

И множество ящичков, ряды бутылок, склянок и альбарелло, ёмкостей с крышками, деревянных сундучков и глиняных плошек.

Лестер остановился и ещё раз огляделся.

Для чего все это? Графиня занимается алхимией? Или магией? Варит зелья и составляет волшебные порошки?

В отдаленном углу комнаты он увидел в стене нишу, в которой лежал череп в терновом венце. Мужчина подошёл было, а череп... … оказался нарисованным вместе с венцом, нишей и рамой! Картина-обманка! Лестер слышал о таких, но еще не доводилось видеть.

И он вдруг понял! Это комната редкостей, «шкатулка чудес», забава образованных и богатых. Только обычно все это богатство выставляется напоказ, а тут его прятали, и довольно тщательно. О, леди, Вайолет, да вы занятная особа!

Мужчина с удовольствием стал рыться в книгах. Он понял, что леди тратила большие деньги не только на диковинки, но и на серьезные научные труды. А уж он-то знал толк в книгах. Не зря он подрабатывал писарем три года в университетской библиотеке.

Здесь мужчина увидел такие книги, каких не видел даже в университете! Тут были трактаты о строении Вселенной, причинах смены времен года и происхождении атмосферных явлений, книги по классификации растений и животных, о методах гадания и ворожбе.

-- Хм! Только крокодила^[12] под потолком не хватает! – невольно воскликнул Лестер, с интересом листая «Книгу божественных творений».

-- Он был, но я продала его. И купила прекрасную книгу Тротулы о женских болезнях. Читали?

Лестер обернулся. На пороге комнаты стояла леди Вайолет. В черном бархатном платье без своего обычного декольте, она выглядела непривычно, но вовсе не производила впечатление женщины в трауре. Скорее, прекрасной соблазнительницы.

-- Доводилось. Вы сделали прекрасный выбор.

-- Я тоже так думаю, -- она прошлась по комнате, оглядываясь на Лестера.

-- Что вы здесь делаете, господин лекарь?

-- Искал вашу кошку.

Вайолет не сдержала улыбки -- ей понравился его ответ. Лестер тоже улыбнулся.

-- Для чего эта потайная комната, Леди Вайолет? Вы практикуете магию?

-- Магию?! Я думала, вы более высокого мнения обо мне. Я занимаюсь наукой!

-- Великие Боги! Вы? Зачем это вам?

-- Ответ прост: мне интересно. А вот, кстати, письмо господина Клоделя, о котором я вам говорила.

-- Теория о мельчайших существах? – Лестер взял в руки письмо и прочел вслух его название -- «О контагийных болезнях»^[13]

-- Довольно любопытно, но, боюсь, такие занятия не принесут хорошенькой женщине счастья, – тихо сказал лекарь, возвращая письмо графине и прошелся вдоль шкафов.

-- Что в этих склянках? – Лестер провел пальцем по стеллажам со снадобьями.

-- Много чего. Я готовлю мази для мягкости рук, для цвета лица, пудру, духи…Вот что это, можете сказать? – она протянула ему альбарелло^[14].

-- Шафран.

-- Верно, это смесь для окрашивания волос. Шафран с лимоном. Прекрасно окрашивает волосы в такой модный сегодня золотистый цвет!

-- А это? Выглядит устрашающе! – Лестер открыл одну из баночек.

-- Это мое изобретение! Белок яйца, овсяная крупа и лимон. Маска для цвета лица.

-- О, теперь я знаю ваш секрет!

-- У меня много секретов…

-- Краски для женской красоты?

-- И не только…

-- Эликсиры молодости? Приворотные зелья?

-- Вы считаете, мне это нужно? Приворотные зелья? – она рассмеялась.

-- Я считаю, что вам угрожает опасность. Вы -- умная женщина, но ошиблись в выборе спутника. Он не достоин вас. Он предал вас.

Она улыбалась ему.

-- Приятно, что такой человек, как вы, переживает за меня, господин Лефрен. Но я могу за себя постоять, уверяю вас. А сейчас… Мне нужно идти. А вы можете остаться здесь, почитать. Только туда не заглядывайте, -- леди указала на занавешенный черной тканью мольберт. -- Я полагаюсь на вашу скромность.

-- Вы рисуете? – удивился мужчина.

-- Да, одно время брала уроки. Но там ничего интересного. Дайте слово, что не взглянете.

-- Даю, -- улыбнулся лекарь, незаметно скрестив за спиной пальцы, -- торопитесь на свидание?

-- В каком-то смысле.

-- О, а это что? – Лестер вдруг потянул за уголок и вытянул из маленькой сумочки-мешочка, висящей у пояса девушки, черную бархатную маску в тон ее черному платью. Девушка хотела увернуться, и на мгновенье в вырезе ее платья мелькнул кроваво-красный след, словно от удара чем-то узким и жестким. Мужчина замер, а Вайолет досадливо поправила платье.

-- Ах, Лестер! Когда-нибудь любопытство погубит вас! – она выхватила маску из его рук и быстро ушла.

Конечно же, он не смог побороть искушения и взглянул на мольберт.

-- Интересно, насколько талантлива леди Вайолет? Наверное, рисует цветы… или пишет свой портрет у зеркала… или…

Лестер отдернул черный занавес и его брови поползли вверх.

-- Хм! Да это же… о-о…

Лестер прищурился и немного отошел от мольберта.

Он долго всматривался в картину, а потом усмехнулся и задернул занавеску, сказав самому себе:

-- Любопытство, говорят, кошку сгубило… Кстати, а где ее кошка?

Глава 13. Экзекуция

Ближе к вечеру Лестер ощутил, что атмосфера в замке сгущается. Это было заметно по озабоченным лицам стражников, тут и там снующим по коридорам, по взволнованным лицам прислуги, торопящейся по своим делам. Даже придворные испуганно шептались по углам.

-- Что случилось? – обратился Лестер к Эмилю, пойманному им случайно в одном из коридоров.

-- Герцог зол, рвет и мечет, -- вздохнул Эмиль, и тут же понизил голос. –Король ранен не так тяжело, как предполагалась. Возможно, он даже на пути в замок. Герцог в ярости. Сегодня что-то будет…

Взволнованный всеобщей нервозной обстановкой, Лестер решил навестить королеву. Однако в небольшой комнатке, предваряющей королевскую спальню, вход ему преградила госпожа Фалина.

-- С выздоровлением, господин Лестер, -- она встала у дверей, явно препятствуя его встрече с королевой.

-- Благодарю, госпожа Фалина. Хотелось бы узнать о самочувствии ее величества.

-- Заверяю вас от лица ее величества -- все хорошо.

-- Прекрасно, но… мне бы хотелось лично повидать королеву.

-- К сожалению, сейчас это невозможно. Королева отдыхает. Приходите позже, -- дама в черном довольно твердо стояла на страже дверей, что вызвало закономерное подозрение у Лестера.

У лекаря была интересная черта характера. Ее можно было назвать болезненным любопытством наперекор. Если ему что-то запрещали, он тут же загорался получить желаемое. Вот и теперь ему просто позарез приспичило узнать, что происходит в комнате.

Королева, не дожидаясь приезда короля, завела себе любовника. Королева беременна. Если бы не это, Лестер бы уже давно покинул это королевство и был на пути домой. Он досадовал и был раздражен всей этой ситуацией.

А теперь он был уверен, что там, в спальне, в разгаре тайное свидание королевы с ее возлюбленным. И хрупкая Фалина не казалась серьезным препятствием на пути к цели. Не то чтобы он хотел донести о свидании герцогу. Просто не любил, когда его дурачили.

Мужчина попытался быстро оттолкнуть женщину и силой ворваться в комнату. Возможно, это была не самая лучшая идея, потому что дама в черном героически защищала вверенные ей рубежи. Вцепившись в камзол Лестера, она боролась из последних сил.

-- Где ваше уважение к скромности дамы? – Фалина, казалось, стояла насмерть, щеки ее раскраснелись и волосы выбились из прически. Но силы были не равны.

-- Где ваше благоразумие, госпожа Фалина! В тот момент, когда герцог ищет любовника королевы, устраивать свидания у нее в опочивальне!

Все-таки мужчина оказался сильнее. Он пробился к двери и дернул ее что было сил, но та оказалась заперта.

-- Прекрасно, -- Лестер пригладил растрепавшиеся волосы и поправил воротничок.

– Ключ! – он решительно протянул руку к даме, но та в ужасе зажала черное платье на груди.

Лестер нервно рассмеялся и погрозил ей пальцем.

-- Даже не надейтесь, что я буду силой штурмовать эту ледяную вершину. Боюсь замерзнуть насмерть!

На лице женщины мелькнула обида, смешанная с презрением. Она вдруг быстро стукнула в дверь трижды. За дверью послышалась какая-то возня и тихий хлопок.

-- Дьявол! Потайная дверь! Как я раньше не сообразил… -- Лестер бросился прочь, выскакивая в коридор и замечая, как кто-то мелькнул у выхода на лестницу. При этом стража королевы усиленно делала вид, что ничего не замечала.

Погоня была короткой. Буквально пролетев два этажа, лекарь настиг тайного визитера в темном закоулке коридора у выхода в галерею. Тот явно пытался затаиться и позже выбраться в сад.

Пытаясь вытащить на свет незнакомца, Лестер вдруг узнал до боли знакомые лохмотья и черные пышные вьющиеся волосы, тщательно скрывающие лицо.

-- Светлая Дева, кого я вижу! Прорицательница Жинель собственной персоной!

Тут его старая знакомая проявила невероятную сноровку и пребольно пнула Лестера по коленке, тут же рванув прочь, к спасительной лестнице в сад. Видимо, ей было не впервой отбиваться от преследования и вырываться из рук недовольных ее пророчествами.

-- Ну нет, не уйдешь! – Лестер тоже был весьма расторопен в этих делах.

Поймав чертовку у самого выхода, он с силой тряхнул ее, да так, что снадобья вылетели из ее ветхой сумки. И оба быстро, забыв про погоню, принялись собирать рассыпавшиеся улики.

-- Что это?! – лекарь ткнул ведьме в нос чудом не разбившуюся жуткого вида склянку. -- Подкидываешь мне работенку?

Прорицательница попыталась вырвать снадобье из его рук. Но не тут-то было. Лестер отстоял свой трофей.

– Что это? Яд?

-- Не тронь, отдай! А впрочем… выпей и узнаешь! – зло засмеялась женщина, тут же попытавшись вырвать склянку у него из рук.

-- Прочь руки! Что ты делала в замке на ночь глядя? Что продавала? И кому?

Женщина снова попыталась вырвать улику из его рук. Она была довольно сильной и ловкой. С виду отвратительная нищенка, но под волной густых вьющихся волос то и дело проглядывали живые, черные, вовсе не старушечьи глаза и виднелось лицо с довольно светлой кожей. Можно сказать, оно было даже красиво какой-то своеобразной дикой красотой.

Лестер закусил губу.

-- Признайся, зачем приходила, и я отпущу тебя. Кому ты продала яд?

-- Никогда не связывалась со смертью, ведь это грех!

-- Хо-хо! Святая Жинель! Кто бы говорил о грехах! Да Дьявол по сравнению с тобой -- невинное дитя! -- он вдруг быстро зажал ее шею сгибом локтя, -- докажи, что не яд! Пей!

--- Отпусти меня! Нет!

Стекло сверкнуло у самых ее губ.

-- Последний раз спрашиваю, что это? Говори! Кому и что ты продала? Я считаю до трех! Один…

--- Дама, меня вызвала дама! Не знаю ее имени, она была в маске!

-- Мало информации. Что ты ей продала? Два… открывай рот!

-- Нет, пожалуйста, любой другой флакон, только не этот!

-- Что в нем?

-- Ничего такого…

--- Тогда ты его выпьешь без труда. Ну же! – он поднес склянку к губам «старухи».

-- Остановись, послушай! Хотели купить приворотное зелье! Я продала одну склянку, а это – вторая…

-- Я предупреждал, ведьма… Не стоило мне врать…-- и он опрокинул склянку ей в рот, зажав нос. Да так ловко, годы практики не прошли даром.

-- Дьявол, проклятье!!! – она отплевывалась, прикрывая лицо рукой. – Как тебе удалось его влить в меня?!

-- Напрактиковался. Не все больные дети любят принимать лекарства.

-- Ты не понимаешь, что ты сделал!

-- Серьезно? Приворотное зелье? Ты сама-то веришь в этот бред? – Лестер рассмеялся. -- И как оно работает?

-- Первый же человек, с которым я встречусь взглядом, полюбит меня, а я – его! Навеки!

Лестера явно повеселил ответ.

-- Ну и сказочница же ты! Расслабься, думаю, ничего такого не случится. Если хочешь, на меня посмотри. Я точно устою против твоих чар, ведь мы с тобой оба красавцы как на подбор, – он от души потешался. -- Главное, чтобы тебе живот не скрутило от этой дряни. А то еще и тебя лечить придется. Слушай, без шуток, так что ты все-таки продала сегодня?

-- Вот приворотное зелье и продала, идиот! Думаешь, я яд принесла? Боги, а если я посмотрю на бродягу или вора? Тише! Кто-то идет! Спрячь меня! Я не должна посмотреть ему в глаза!

-- Брось! Ну, ты серьезно!?

-- Кажется нас заметили…

В этот момент в конце коридора показалась высокая фигура. Неторопливой походкой постукивая каблуками и заложив руки за спину к ним приближался человек.

Луна вышла из-за туч и ярко осветила незнакомца. На бархатном камзоле поблескивала вышивка, длинные черные волосы отливали серебром, а голубые глаза его в лунном свете напоминали холодные голубые топазы, подобные тому, который он всегда носил на пальце.

-- Кто это здесь? -- спросил лорд Уэйд, подходя ближе и окидывая притихшую парочку внимательным взглядом.

-- Доброй ночи, лорд-канцлер. Это я, Лестер. А это… одна знахарка. Принесла кое-какие травы. Королеве нужны успокоительные ванны.

Канцлер приподнял бровь и брезгливо оглядел лохмотья прорицательницы.

-- Ночью? Тайно? Интересно… И вы посмели провести в замок эту нищенку? Кто вам позволил?

-- Я не нищенка! – Жинель возмущенно откинула волосы с лица и бросила на канцлера испепеляющий взгляд.

Несколько мгновений длилось молчание. Только сыч закричал в саду, да бесшумно пролетела летучая мышь.

Но тут Лестер спохватился и, вцепившись в локоть женщины, потащил ее к выходу.

-- Сейчас мы это исправим, лорд, -- и добавил тише, только для ведьмы, -- и правда, как тебя пустили во дворец? Ко всем проблемам мне еще твоих снадобий не хватало!

-- Дьявол! Что я наделала! – простонала Жинель.

-- Брось причитать. Беги отсюда, я ведь, кажется, предупреждал тебя!

-- Кто это был? Что это за потрясающий мужчина?!

-- Шутишь?! Попридержи свои загребущие ручонки! Это канцлер короля! Даже не вздумай! Проваливай же!

Но ведьма вдруг уперлась, словно прислушиваясь.

-- Постой, лекарь. Я должна ему что-то сказать! – она вдруг вырвалась и бросилась обратно, падая на колени перед канцлером.

-- Лорд! Ты должен знать! Сейчас ты решаешь важный вопрос, он черным облаком висит вокруг тебя! Вопрос жизни и смерти. Ответ на твой вопрос: ДА!

Тут подскочил Лестер и поволок ее к выходу в сад, шепча:

-- Что ты несешь? Жить надоело? На костер захотелось? Убирайся, для тебя же стараюсь!

Но даже увлекаемая Лестером в сад, ведьма не унималась:

-- И сними это кольцо, лорд! Этот ледяной камень высасывает твое сердце! Пока он на тебе, ты будешь одинок!

Они скрылись в темноте сада. А лорд-канцлер еще долго стоял в галерее, освещаемый колдовским неверным светом луны. А потом тихо повторил: «Да…»

Вернувшись в свою комнату, лорд Уэйд застал там заплаканного юного стольника, который обычно прислуживал за столом королеве. Юноша полулежал на полу именно в той позе, в которой канцлер оставил его почти час назад.

Заслышав шаги, мальчик поднял на графа бледное лицо. В глазах его мелькнула было надежда, но, приметив в руках графа бутыль вина, закрыл лицо руками.

-- Поднимись, -- граф спокойно налил вина в свой любимый бокал зеленого кассальского^[15] стекла в виде кисти винограда, -- иди сюда.

Юноша поспешно поднялся, но ноги не слушались его, он весь дрожал.

-- Я хочу тебе только добра, Дари, перестань дрожать, -- и мужчина протянул ему бокал, -- пей.

Мальчик несколько раз моргнул и пошевелил побелевшими губами.

Граф усмехнулся и отпил из бокала первым. Потом протянул бокал юноше.

-- Пора взрослеть, Дари. Живя во дворце, нужно быть готовым ко всему. Здесь много возможностей, но достает и ловушек. Пей, не бойся.

Юноша выпил.

Канцлер забрал у него бокал и налил еще вина. После протянул над бокалом руку. Перстень с огромным голубым топазом щелкнул, и в бокал попала щепотка белого порошка. Вино вспенилось, а зеленое стекло бокала почернело. Юноша попятился, а канцлер влил вино обратно в бутыль и закупорил ее. Затем облил горлышко расплавленным красным сургучом.

-- Подашь это вино к ужину.

-- Но я не прислуживаю…

-- Бруно приболел, и ты заменишь его. Поверь, никто не смотрит на прислугу, для лордов вы все на одно лицо. Я много раз выручал тебя. Я защищал тебя от домогательств Аман. Ты мой должник, Дари. Но не переживай, я сохраню твою тайну, как свою. И запомни: троим суждено пригубить это вино, но умрет один. Кто из троих – сейчас решаешь ты. Еще раз повторяю: Подашь. Вино. К ужину.

Юноша взял дрожащими руками бутыль и попятился. Граф ободряюще кивнул.

-- Вперед, Дари. Докажи, что достоин такого союзника, как я.

***

К ночи в зал для собраний герцог созвал только самых приближенных придворных и слуг, тех, кто был в курсе беременности королевы.

По обилию вооруженных стражников Лестер сразу понял, что герцог затеял что-то нехорошее.

Главным зрителем была королева Эмбер. Ее усадили в кресло для почетных гостей, ибо на троне короля восседал в отсутствие брата сам герцог.

В центр зала вывели госпожу Фалину, и Лестеру это тоже сразу не понравилось.

Сейчас ему было даже жаль курицу. Понятно, что герцог хочет услышать имя виновника интересного положения королевы. Но Лестер бы не удивился, если бы Фалина и на самом деле не знала, кто это. Королева совсем не проста, а госпожа курица, бедняжка, даже не знает откуда дети берутся. Что с нее взять? Оставили бы ее в покое, отпустили бы уже в монастырь!

Рагнар молча смотрел на Фалину тяжелым взглядом.

Она как-то вся подобралась, и гордо вскинула голову, понимая, что час расплаты пробил. В этом черном траурном платье, хрупкая и беспомощная, на фоне огромного герцога она действительно казалась маленькой черной птичкой. Этот медведь мог сломать ее, как хворостинку. Его огромная фигура возвышалась над ней, словно нависшая смертельная угроза.

--Ну… Фалина… Расскажи нам, как ты выполняла свои обязанности. Как берегла королеву для его величества.

Фалина молчала.

-- Так что? Ты просто плохо выполняла свои обязанности или… ты знала, что у королевы завелся любовник? Отвечай, знала?

Герцог поднялся и неторопливо направился к ней. Только тут на его поясе Лестер заметил знакомую плеть. С искусно плетеной кожаной рукоятью. И что это герцог так любит таскать повсюду с собой эту плеть? И он же не станет… бить бедняжку?!

Рагнар остановился совсем близко от девушки. С холодной ненавистью окинул он ее взглядом.

-- Ты все знала, так ведь? Мой добрый брат пригрел на груди змею. Раздавив ваше змеиное гнездо заговорщиков, пожалел змееныша. И выросла гадюка… - почти прошипел герцог рядом с ухом девушки.

-- Итак, дорогая племянница, -- добавил он уже громче, -- я давал три дня на раздумья, и сейчас ты назовешь нам имя любовника королевы. Я жду.

-- Я ничего не знаю, – как можно тверже ответила Фалина.

-- Ты лжешь, -- спокойно продолжал допрос герцог. Взяв в руку плеть, он приподнял ею подбородок девушки. – Смотри мне в глаза. И назови имя, если не хочешь, чтобы эта плеть прошлась по тебе.

Лестер тяжело сглотнул. Неужели герцог осмелится?

Фалина дрожала, но не издала ни звука.

-- Я жду.

-- Я не знаю… -- тяжелая оплеуха чуть не сбила ее с ног. Волосы девушки растрепались, а по подбородку потекла струйка крови.

-- Я жду, -- грозно продолжал герцог.

Все присутствующие замерли, казалось, они боялись даже дышать.

-- Ну что ж… Стража, снимите с нее платье.

По залу прошелся холодок шепота. Присутствующий на допросе лорд-канцлер сделал шаг вперед.

-- Ваша светлость, а если госпожа Фалина и правда не знает имени? Вернувшись, его величество не простит нам оскорбления его племянницы, ведь в ней течет кровь Дрейков.

-- Вернувшись, его величество не простит нам того, что мы не доглядели за королевой, дорогой Конрад. Думаю, тогда нам всем не поздоровится. Поэтому лучше узнать имя виновника. Тогда весь гнев падет на его голову, а не на наши с вами, -- герцог вернулся и сел на трон.

-- Дорогая Фалина. Мне очень не хочется прибегать к крайним мерам, но ты сама вынуждаешь меня. А ведь тебе стоит сказать одно только слово. Просто назвать имя негодяя. Ну? Я даю тебе еще один шанс……. Стража!

Стражник подошел и стал пытаться неловко развязать шнуровку корсета на спине девушки.

На Лестере не было лица. От возмущения он побледнел, его руки похолодели, но он не знал, чем он может помочь!

В отличие от подданных королевства, Лестер никогда раньше не присутствовал ни на допросах, ни на экзекуциях, ни на казнях. На его родном острове Кассале их попросту не было, а здесь, на континенте, он избегал подобных зрелищ, хотя обычно на главной площади любого местного городка подобные прилюдные наказания были не редкостью.

Герцог наблюдал какое-то время за стражником, потом нетерпеливо вскочил и, подбежав, с раздражением оттолкнул его.

-- Ты что, женщины ни разу не раздевал, увалень?! – схватив свой нож, висевший у пояса, он в один миг перерезал шнуровку платья и корсета, срывая ткань и обнажая худую спину девушки. Ему бы хотелось полностью обнажить ее для большего глумления, но она так отчаянно вцепилась в ткань, прикрывающую грудь, что герцог оставил свою затею.

-- Я мог бы пригласить Скворца, нашего палача, но ты -- моя племянница, и я сам накажу тебя. В память о моем покойном братце-предателе. Властью, данной мне королем, приговариваю девицу Фалину к двадцати ударам плетью!

Расправив плеть, он размахнулся и стегнул по спине девушки. Она тут же закричала и упала на колени.

Лестер не удержался, подбегая к герцогу и хватая его за руку.

-- Во имя всего святого, остановитесь! Как лекарь я утверждаю, что девушка не выдержит такого наказания!

Но герцог только оттолкнул лекаря, а стража схватила его под руки, оттаскивая и удерживая.

Берганса подал знак, и два стражника подняли и стали держать девушку с двух сторон, чтобы сечь ее было удобнее.

Раз за разом плеть ложилась на белую спину несчастной, оставляя кроваво-красные полосы, а присутствующим казалось, что экзекуция бесконечна.

У Лестера потемнело в глазах. Он много видел жестокости в своей жизни, но ничего более бесчеловечного еще не встречал.

Лорд-канцлер стоял бледный, сцепив зубы и опустив глаза. И вдруг поднял на герцога взгляд и усмехнулся чему-то своему. Лицо его выражало странное сейчас удовлетворение.

Рагнар Берганса не столько надеялся вырвать имя у несчастной Фалины, сколько рассчитывал на сочувствие к ней королевы. Именно для нее разыгрывался весь этот спектакль. Он ждал, что королева не выдержит и сдастся.

Но если герцог хотел напугать Эмбер или разжалобить, то он просчитался. Она и не такое видела в доме отца.

Королева отлично держалась. на ее лице не отражалось никаких чувств. В самые тяжёлые моменты экзекуции ни слезинки не показалось на холодных янтарных глазах.

Эти глаза давно уже не знали слез. Потому что слезы -- это слабость. А с тиранами нужно быть сильной. Не стоит просить, умолять, рыдать. По опыту она знала, что этим ничего не добьешься. Только поможешь нащупать свое слабое место.

Намного важнее иметь в душе план. План мести. Такой план уже был готов у Эмбер, и сегодня он воплотится в жизнь. Она знала, как отомстит Рагнару. Как ОНИ отомстят… Чтобы осуществить задуманное, ей пришлось объединиться с человеком из стана врага. Но что поделать, иногда такие альянсы необходимы, если они помогут достичь цели. А у герцога, оказывается, множество врагов. Порой самых неожиданных.

Поэтому лицо королевы было непроницаемым, взгляд -- холодным и отрешенным. Она была готова ко многому. В том числе и к тому, что её саму не пощадят. Потеряв сестру, Эмбер и сама попрощалась с жизнью. Теперь от нее осталась только тень, вынашивающая и воплощающая мечту о мщении.

Назвать имя человека, выдать соблазненного беднягу она не могла. Теперь все трое, она, Фалина и тот бедняга были в одной лодке. Если хоть один даст слабину, то утонут все. Эмбер не боялась утонуть. Это рано или поздно случится. Но не теперь, еще слишком рано. Она не умрет раньше Рагнара!

А герцог только скрипел зубами, пытаясь не сорваться и держать лицо.

После каждого удара, ложащегося на спину беззащитной девушки, он бросал взгляд на королеву. Молчит? Он готов был не пощадить племянницу, но вырвать признание у этой сумасшедшей.

-- Имя, ваше величество!

И плеть оставила на нежной коже кровавый рубец.

-- Только одно ваше слово -- и я остановлюсь. Ну же! Имя!

И плеть снова легла на спину, вырывая из груди Фалины крик.

Конрад, бледнея, отвернулся, сжав губы. Он понимал, что все это -- только начало расправы.

-- Я жду имя!

После очередного удара Фалина обмякла в руках стражников и стала опускаться в их руках, безвольно повисая тряпичной куклой.

Герцог попытался стегнуть ещё раз, но эффект уже был не тот. Да и бить бесчувственное женское тело было неудобно и не так зрелищно. Поэтому, когда лекарь, оттолкнув отпустивших его стражников, кинулся к жертве с криком: "Остановитесь, вы убьете ее!", Рагнар и сам был рад остановиться.

-- Я остался вам должен еще четыре удара, сударыня! – крикнул он вслед уносящим жертву мужчинам.

Вмиг напряжение спало, и все зрители рванулись со своих мест. Кто-то поспешил уйти, кто-то пытался помочь Лестеру и Конраду. Израненную женщину подхватили сразу несколько пар рук и вынесли из зала.

Глава 14. Страшная ночь в замке Мунстоун

Через четверть часа только герцог и королева остались в опустевшем зале.

Рагнар расстегнул несколько верхних пуговиц камзола и подал знак слуге, чтобы тот наполнил для него бокал вина.

После сегодняшнего ужина он что-то неважно чувствовал себя. Словно кто-то рукой сжимал его сердце, и воздуха от этого не хватало.

Он так и не узнал имя. А теперь еще ему предстоит отвечать перед братом за прилюдную порку племянницы.

Погруженный в свои невесёлые мысли, Рагнар даже не сразу заметил, что не слуга, а Эмбер подала ему бокал и теперь тихо стояла рядом, улыбаясь странной улыбкой.

-- Ты хотел узнать имя, Рагнар?

Герцог от неожиданности вздрогнул, едва не захлебнувшись вином. Ладонь его, все еще сжимавшая рукоять плети, дрожала и отчего-то горела огнем.

-- Хочешь открыть мне свою грязную тайну, дочь Дьявола?

-- О, ты даже не представляешь, насколько это грязная тайна! Конечно же, имя я тебе не скажу. Но знай, что отец ребенка -- один из слуг. Самых ничтожных, самых низких! Именно такого ребенка будет носить королева, супруга короля Дрейка! Но знать об этом королю не обязательно, ведь он будет думать, что это твой ребенок... Знаешь, что я скажу его величеству?

Она склонилась к самому уху своего врага и зашептала такие ужасные вещи, что у него перехватило дыхание.

-- И ведь король поверит...зная твою необузданную похоть...

Ладонь разжалась, и плеть выскользнула на пол, оставляя на коже экзекутора невидимый глазу огненный след. Рагнар попытался встать, но ему было уготовано умереть прямо на троне, которого он так жаждал.

Он рванул камзол на груди, прохрипел что-то нечленораздельное и потерял сознание.

Герцог никогда не узнает, что послужило причиной его ухода из этого мира. Ужин ли, вкус которого ему показался странным, или волнения последних дней, или ужасные речи королевы, а может и еще что-то… Или все вместе.

А Эмбер стояла рядом и наслаждалась зрелищем. Слуга подошёл, но королева остановила его жестом:

-- Оставьте, сейчас не до вас. Милорд занят. Он умирает, не будем ему мешать...

Широко раскрыв глаза, слуга умчался прочь.

Королева, склонившись к самому лицу ещё недавно грозного герцога, приблизилась к самым его губам, но не почувствовала дыхания. И тогда страшная улыбка исказила ее красивое лицо. Ухватив плеть герцога за самый кончик, она метнулась к камину и швырнула ее в огонь.

Вернувшись, схватила руками огромное тело и изо всех сил толкнула, сваливая его с трона. Сама же уселась на освободившееся место, поставив обе ножки в шелковых туфлях на могучую спину мертвеца.

И громко объявила вошедшим стражникам:

-- Герцог Берганса умер! Накрыть столы и созвать всех придворных! Пусть оденут праздничные одежды. Мы будем праздновать смерть Рагнара Дрейка! Это говорю вам я, ваша новая королева, королева Эмбер, дочь Дьявола!

***

Фалина пришла в себя и поняла, что она не у себя в комнате. Не в своей узкой, жёсткой, почти монашеской постели, напротив камина, который никогда не зажигают.

Тут было тепло и постель была божественно мягкой, словно девушка лежала на облаке. Но стоило ей только пошевелиться, как боль вернулась, пронзая ее тело. Она чувствовала себя так, словно побывала под копытами лошади.

--Тише, я смазываю ваши раны, -- прошептал кто-то у самого ее уха и осторожно коснулся поврежденной кожи, покрывая ее прохладной мазью. Принося поначалу облегчение, мазь через время начинала доставлять дискомфорт.

-- Она жжется, -- пожаловалась девушка, ерзая.

-- Знаю... Но зато прекрасно заживляет. Это мой собственный рецепт. Яичный желток, смешанный с розовым и терпентинным маслами.

-- Спасибо, дорогой Конрад ...

После небольшой паузы голос ответил, обиженно дрогнув:

-- Это не лорд Уэйд.

Эти слова словно вернули Фалину к реальности. Последнее, что она помнила, так это то, что Конрад нес ее на руках куда-то, но теперь она вспомнила все. Ее высекли в тронном зале на глазах у всех! А это... это…новый лекарь, мужчина с презрительной улыбкой и шрамами на щеке. Человек, при взгляде на которого так сладко замирает сердце. И он тоже видел, как ее секли плетью! Какой стыд!

Щеки девушки залила краска стыда, и на глаза снова набежали слезы. Она попыталась сесть, но, увидев свою обнаженную грудь, тут же упала обратно в кровать.

-- Боги... вы меня что, раздели?!

-- Не я, а Анна. Клянусь, я в этот момент отвернулся.

Фалина помолчала, пытаясь взять себя в руки и сосредоточиться.

-- Где это я?

-- Да уж не в комнате милого вашему сердцу лорда-канцлера. Вы в комнате госпожи Аман.

-- То есть в вашей комнате. И в вашей постели…

-- Вы бы, конечно, предпочли постель лорда Уэйда, о-о, понимаю!

-- Перестаньте, я очень уважаю лорда Уэйда! Он всегда учтив, добр ко мне, очень мил... В отличие от вас!

-- Премного благодарен! Но лечу-то вас я, а не канцлер! И… почему мы все время ругаемся?! Уж лучше лежите молча, прошу вас!

Лестер раздражённо зачерпнул ещё мази и понял, что его запасов едва хватит, чтобы обработать такое количество ран. Нужно готовить новую порцию. И еще почему-то было обидно, что его приняли за другого.

Но, взглянув на ее спину, пересеченную множеством кровавых полос, он снова проникся жалостью. Бедна глупенькая курочка не заслужила такого наказания. Каких там тридцать лет?! Да по наивности она тянет от силы на двадцать! И еще эта худенькая беленькая спина совсем как у ребенка…

Лестер закашлялся, захлебнувшись приступом сострадания к бедняжке.

-- Вам… удобно лежать? Хотите чего-нибудь? Может, разбавленного вина? Позвать Анну?

Но Фалина уже закрыла глаза, проваливаясь в забытье. Все эти ночи она провела почти без сна, предчувствуя расправу герцога. И вот, наконец, как ни странно, благодаря наказанию, у нее есть возможность отдохнуть и выспаться.

-- Странно, почти не больно…

-- Конечно не больно, ведь я добавляю белену в состав мази.

Лестер поправил одеяло, аккуратно отодвинул ее волосы со спины и... погладил девушку по голове. Словно маленькую девочку. Вдруг ему пришло в голову, что эта девушка давным-давно сирота. Совершенно одна. Оба дяди к ней, видимо, не слишком хорошо относились. Герцог так уж точно. Неизвестно, как относился король, но не от хорошей жизни она ходит в черном и желает уйти в монастырь.

И в новом приступе сочувствия он опять погладил ее по голове.

-- Я не сплю... -- подала слабый голос девушка.

Лестер усмехнулся и убрал руку.

Он прикрыл обработанные раны чистой тканью и вдруг уселся на подушки на пол, рядом с кроватью. И их лица оказались на одном уровне.

Девушка приподняла голову и посмотрела на него. В комнате царил полумрак, огонь в камине был загорожен экраном. Лестер сидел спиной к огню и его лица почти не было видно. Фалина скользила взглядом по едва различимым чертам. Все казалось нереальным и каким-то далёким. Словно она вернулась в детство или видит сон. Краем сознания она поняла, что это действует белена.

-- Я хочу извиниться, -- негромко начал Лестер примирительным тоном. -- Я был непозволительно груб с вами. И был неправ.

Она понимала, как нелегко признать свою неправоту. Сама недавно извинялась. Девушка молчала, и он продолжал.

-- У меня ужасный характер, я это знаю. Я нетерпелив и несдержан. Ещё заносчив. Стыдно признаться, но иногда ещё и драчун.

-- Вы мне исповедуетесь?

Лестер засмеялся. Как-то легко и по-дружески. И ее сердце тут же задрожало и растаяло от этого легкого непринужденного смеха.

-- О, вы бы не выдержали моей исповеди. Нет, я... просто рядом с вами мне хотелось бы быть лучше, чем я есть.

-- Рядом со мной?

-- Ну, вы такая правильная, такая… чистая...

-- Не говорите о том, чего не знаете.

-- Да бросьте! Вы даже не знаете, откуда берутся дети!

-- Глупости. Я все знаю, -- ее глаза казались темными в полутьме комнаты. И блестели, отражая огонь.

-- Серьезно?

-- Я помогала принимать роды.

-- Оу! Это не просто. Я впечатлён.

-- Шутите?

-- Нисколько...

--- Откуда у вас эти шрамы? -- и она легонько коснулась пальцами его щеки, отодвигая пряди волос.

-- Смерть подержала меня в своих лапах. Но я как-то выскользнул. Остались только эти отметины.

И он легонько прижал ее пальцы к своей щеке, накрыв ладонью.

Лестеру вдруг пришло в голову, что ему хотелось бы... полежать с ней рядом в этой кровати. Вот серьезно, просто полежать, ничего больше.

Ему неожиданно вспомнилось, как когда-то в детстве в холодные ночи он делил постель со своей маленькой сестричкой Лиззи. Как обнимал, успокаивал, разговаривал с ней. О, Боги, как же давно это было, он совсем забыл об этом, а сейчас почему-то вспомнил. Возможно потому, что эта девушка пахнет также, как пахли постели в его доме. Лавандой. Он прокашлялся и облизал пересохшие губы.

-- Я вылечу вашу спину, не останется и следа. Обещаю.

Они на миг замерли, но тут раздался стук в дверь, и испуганная Анна показалась в дверях.

-- Прошу прощения, господин Лестер! Вы не могли бы спуститься в зал? Там что-то страшное...

-- Что-то с королевой?! -- Фалина так испугалась, что едва не подскочила на кровати, забывая, что она раздета. И как она могла забыть о своей подруге по несчастью?!

-- Нет, просто...герцог...он, кажется, умер!

Лестер вскочил.

-- Анна, останься с госпожой Фалиной! Напои ее теплым питьем, ухаживай за ней, не оставляй ни на минуту, поняла?

Анна закивала, а Лестер уже бежал по коридору, тут и там встречая испуганных, растерянных слуг.

***

Фалине приснилось, что они целовались. В теплой комнате, под пушистым мягким одеялом она разомлела. Никогда раньше она не спала обнаженной. А тут, в тепле и неге, она вдруг почувствовала свое тело. Помимо ее воли оно ожило и наполнилось томлением. А может это белена, проникая через поврежденную кожу, путала ее мысли и наполняла тело желанием.

И во сне он был очень нежен с ней. Гладил тёплыми ладонями ее волосы, и те рассыпались по плечам и сияли, словно солнечные лучи.

Она представилась себе очень красивой, почти как королева Эмбер. И глаза ее были цвета лазурного весеннего неба, цвета хрустального голубоватого подтаявшего льда на весенней реке.

И этот мужчина был рядом, согревая и защищая ее. Это была самая прекрасная ночь в ее жизни. Она спала глубоко и спокойно. Единственная, кто был спокоен в эту страшную ночь в замке. В ночь безумного пира королевы Эмбер.

Глава 15. Пир королевы Эмбер

В тронном зале в эту ночь столы были уставлены угощениями. Гости, наряженные, словно на праздник, чинно сидели за столами и не сводили глаз с королевы.

Она была прекрасна. Золотые волосы искусно уложены в сложную прическу и украшены драгоценными камнями. Платье цвета молодого вина, расшитое золотом, словно кровавое пятно приковывало взоры.

А перед ней на столе среди угощений, утопая в цветах, лежал при полном параде герцог Рагнар Берганса.

Королева Эмбер то и дело поднимала бокал "за смерть герцога", и придворные с ужасом подносили бокалы к губам. Они бы даже не удивились, если бы безумная королева приказала разрезать тело умершего на куски и подать его гостям.

На улице разыгралась непогода. Словно сама природа ужасалась тому, что происходило в эту ночь в замке Мунстоун. За окнами громыхала зимняя гроза. Ударил мороз, и сильный дождь застывал на лету, превращаясь в ледяной снег. В дворцовом парке ещё не успевшие опасть цветы и листья покрылись коркой льда,клонясь под тяжестью до земли. То и дело слышался треск. Это ломались, словно кости под рукой палача, ветки деревьев, не выдерживая ледяного гнета.

Чтобы заглушить эти страшные звуки, королева повелела музыкантам играть, а танцорам развлекать гостей танцами. Но гости со страхом и неодобрением следили за кощунственным пиром. Да и как можно веселиться, когда тело брата короля лежит на столе среди угощений?!

Уже двум дамам стало дурно. Конрад Уэйд, лорд-канцлер, присутствовал на празднике. С ледяным спокойствием он взирал на все, что происходит. Вот только почему-то именно с ним королева избегала встречаться взглядом.

Леди Вайолет, в красном бархатном платье с кровавыми рубинами в браслетах и серьгах, была белее мела. Задумчиво смотрела она на герцога. Всерьез ли он хотел отдать свою страстную любовницу в жены Дьяволу или мечтал все-таки видеть ее своей женой и будущей королевой? Мрак неизвестности теперь покрыл все, что их ожидало.

Но от внимательного взгляда канцлера не укрылось удивительное совпадение. Лишь двое на этом пиру были одеты в кроваво-красные одежды. Королева и его дочь. И обе дамы, сидящие друг напротив друга, частенько переглядывались. Случайно ли обе выбрали этот цвет? Цвет крови и мести. И приходящие в голову мысли страшили его.

Наконец, королева подняла руку, призывая музыкантов к тишине, и сказала:

-- Мы должны весело проводить герцога в его последний путь. После пира повелеваю взять его тело и скинуть с самой высокой башни замка в ледяной ров. И пусть пролежит в этом рву всю зиму, пока птицы не разнесут его плоть по всему свету...

Слова ее были так ужасны, что гости даже не удивились тому, что после этих слов молния ударила рядом с воротами замка, а от грома содрогнулась земля.

В этот момент двери в зал распахнулись и, окружённый воинами, вошёл король Аллард Дрейк. Его длинные седые волосы взметнул ветер. Огромный, словно медведь, в плаще, подбитым волчьим мехом, он подобно скале возвышался посреди пирующего зала.

Хмуро обвел он собравшихся тяжёлым взглядом. Увидев мертвого брата, усыпанного цветами прямо на пиршественном столе, он перевел взгляд на королеву.

-- Что здесь происходит? -- спросил король.

Та поднялась на негнущихся ногах и отважно улыбнулась, глядя своей судьбе прямо в глаза.

-- Приветствую вас, ваше величество! Вы как раз вовремя. Мы только собирались отправить вашего усопшего брата в последний путь. С дозорной башни в ров. Достойный конец для достойного представителя рода Дрейков.

После очередного удара грома в зале наступила такая тишина, что слышен был только стук ледяного дождя и хруст веток в саду.

-- Всем покинуть зал и разойтись по своим комнатам, -- повелел король, -- Кроме лорда-канцлера. Уэйд, ждите меня в моем кабинете.

Гости спешно покинули зал.

Король подошёл ближе к телу брата.

-- Перенесите его в часовню, -- приказал он страже.

Аллард поднял глаза на королеву. Та гордо стояла у тела мертвого врага. В ее взгляде был вызов, она была готова ко всему и ни о чем не жалела.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Супруги, увидевшие друг друга впервые. Юная королева с безумно горящими глазами и огненными волосами, словно в них запуталось жаркое лето. И седовласый мощный Аллард, похожий на мрачную суровую северную зиму.

-- Уже поздно. Королеве нужно отдохнуть. Идите в свою комнату, ваше величество, -- негромко сказал король.

Эмбер повиновалась.

Она шла к себе и понимала, что этой ночью за ней придут. Поэтому она не разделась и не легла в кровать. Сняла украшения и одела платье попроще, шерстяное и теплое. В подвалах, наверное, сейчас холодно. Эту ночь она должна была пережить одна, наедине со своими страхами, ведь верной Фалины, всегда готовой поддержать и выслушать, с ней сейчас не было.

Присев на скамью, королева закрыла глаза и приготовилась ждать.

Ждать своей участи.

***

Слуга зажег свечи и помог королю раздеться.

Аллард знаком указал Конраду на кресло, сам же отгородился от него ширмой.

-- Рассказывайте, лорд Уэйд. Я хочу знать все с самого начала. С того момента, как я покинул замок.

Слуга тем временем помог королю освободиться от одежды, а Лестер осмотрел рану на плече.

Глянув на воспалённое плечо, на дренаж, пропитанный гноем, лекарь, извинившись, тронул лоб властителя. Тот пылал.

-- Тут нужно не просто перевязать, ваше величество. Рану необходимо очистить и зашить. Желаете настойку белены? Будет больно…

-- Вы не будете прижигать?

-- Я не практикую прижигания. Наложу повязку с живицей и смолой бальзамового дерева.

-- Тогда не нужно белены. Делайте свое дело. Я слушаю, Конрад.

И канцлер рассказал. Все в подробностях. Про женитьбу, про погибшую Бьянку, про интересное положение новой королевы и про все, что творил Рагнар за спиной брата. Как радовался своей близкой коронации, мечтал о монастыре для Эмбер и о браке со старым Тенебра для Вайолет. И, конечно, канцлер не пожалел красок, описывая жестокое наказание Фалины.

Слушая, Аллард то и дело сжимал кулаки. И Лестеру было непонятно, то ли это от боли в плече, то ли от гнева на брата.

Очистив и зашив рану, Лестер перевязал королю плечо и, наконец, откланялся.

***

Когда лекарь мог, наконец, подумать об отдыхе, было уже около двух часов ночи. В комнате Фалины, где ему предстояло сегодня спать, стоял невообразимый холод. Пришлось вызывать в этот поздний час слугу и просить разжечь камин и принести дополнительное одеяло.

В ожидании мужчина решил составить список для покупок у аптекаря. У него заканчивалась смола бальзамового дерева – редкий и дорогой компонент для приготовления заживляющей мази. Он подошел к старенькому бюро и решил поискать в нем бумагу для списка. Открыл ящичек. Его внимание привлек скомканный носовой платок. Знакомые кривоватые инициалы, вышитые Валентином, сразу бросились в глаза. Лестер машинально взял его в руку и тут только понял, что это его платок.

Мужчина удивился. Развернув находку, он увидел капли крови. Не сразу, но все-таки Лестер сообразил, что это тот самый платок, которым он вытирал разбитую губу.

Сердце почему-то замерло в груди, а мысли понеслись вскачь: «Она что, подняла и спрятала у себя его платок? Зачем? Хотела выстирать и вернуть? Оставить себе? Или набожная женщина раскаялась и теперь замаливает грех, глядя на пятна крови? А может?...»

От догадки у него сладко сжалось сердце.

«Возможно Фалина просто влюбилась в него? Ведь не просто же так она гладила сегодня его шрамы на щеке и держит у себя в бюро выброшенный им платок? Не просто так дрожит и прячет взгляд, когда он подходит? Бедная курочка!»

Помимо воли тепло разлилось в груди и сердце задрожало, словно у мальчишки. Ведь это так приятно и волнительно -- узнать, что кто-то влюблен в тебя. Он не был до конца уверен, но именно так ему хотелось думать.

Когда в последний раз женщина влюблялась в него?

Он невольно задумался и неосознанно подошел к окну. Дождь уже прекратился, и поляны вдали поблескивали ледяной глазурью в свете луны.

А ему вспомнился душный летний вечер, танцы на городском празднике. Он шел мимо и заглянул от скуки. Постоял, уже хотел уходить, и вдруг поймал на себе восторженный взгляд карих глаз. Он тут же узнал девушку. Это была Луиза, гувернантка внуков госпожи Санор, которую он лечил от подагры. Вместе они танцевали весь вечер, потом гуляли по площади.

Луизе был всего лишь двадцать один год, а ему -- двадцать шесть.

Он уже был уважаемым человеком, дипломированным лекарем, магистром медицины. Все в доме, где служила Луиза, одобряли его выбор и считали их идеальной парой. Да он и сам так считал. Пока не появился Клод, секретарь господина Санора.

Но об этом Лестер не любил вспоминать…

Слуга давно перестелил постель и ушел, а лекарь все стоял со скомканным платком в руке, пытаясь понять, что чувствует.

И понял, что госпожа Фалина ему… не то, чтобы совсем не нравится. Он ей бесконечно сочувствует, жалеет ее, но она ведь некрасива. Не слишком умна, упряма, да и рука тяжелая. Хотя приятно, когда кто-то думает о тебе, хранит твой платок. Он очень соскучился по доброте и ласке, а Фалина может быть очень милой, когда захочет. И она не то чтобы глупа, скорее наивна.

Мужчина вздохнул и потер уставшие к ночи глаза. Противоречивые чувства теснились в его груди. В юности все ясно и просто. Ты готов любить без оглядки, для тебя нет непреодолимых препятствий. Но чем старше ты становишься, тем явственнее видишь чужие недостатки, тем сложнее уживаешься с кем-то бок о бок, тем меньше готов уступать. Увлечься кем-то всерьез все сложнее.

А еще после Луизы он и думать не мог о других женщинах.

Сначала потому что очень уж свыкся с мыслью, что она – его единственная, которая предназначена ему небом. Потом от обиды. Как могла такая умная женщина, как Луиза, предпочесть ему это большеротое, низкорослое существо? Да, Клод был моложе Лестера, ему было двадцать три. Но зато на голову ниже. А черные вихры волос торчали во все стороны, как бы секретарь их не старался зачесывать. А уж губы… Словно лягушка, честное слово! Нет, не подумайте, Лестер не судил предвзято. Но право, как можно целовать такой вульгарный огромный рот? На этом месте обычно Лестер, задохнувшись от возмущения, прекращал растравлять свое сердце и переключался мыслями на что-нибудь другое.

Луиза вышла замуж за господина квакушку, но Лестер почему-то упорно не замечал других женщин. Словно его сердце выгорело.

А потом пришла чума, которая смела с лица земли тысячи жизней, и Луизу с Клодом тоже. Почти год Лестер варился в смрадном котле полуобнаженных агонизирующих человеческих тел, видел их жестокие мучения и тяжелую смерть. И вот, пройдя через горы трупов, он в конце концов получил стойкое отвращение к физической стороне жизни. Его тошнило от запахов, он брезговал прикасаться к кому-либо. Возможно, на него повлияло еще и то, что он сам тяжело переболел и получил заметные шрамы.

Поэтому желания сблизиться с женщиной давно уже у него не возникало.

Только тут, в этом замке, среди придворных надушенных и разодетых красавиц, его стало потихоньку отпускать. А еще он неожиданно осознал, что женитьба ему необходима как средство поправить материальное положение. Потому что заработать какую-то приличную сумму своим ремеслом он не мог. Ему совестно было завышать цены, сдирать втридорога с кого бы то ни было, пусть это был и богатый человек. А бедняков он, как правило, лечил бесплатно. И даже бывало помогал с лекарствами.

Конечно, с таким подходом он едва сводил концы с концами. Все деньги уходили на приличную одежду (лекарь обязан одеваться хорошо, иначе ему не будут доверять) и жалование Валентину. Отложить почти ничего не получалось, он даже экономил на еде. А деньги Лестеру очень были нужны, потому что… давно уже в его голове созрел план вернуться в приют святого Бенедикта и забрать оттуда одного мальчика. Вот только об этом своем решении он не говорил никому, даже Валентину. Но явиться к родителям без гроша и с ребенком он не решался.

Он снова открыл бюро, аккуратно положил платок на место и закрыл ящичек.

Задумавшись, мужчина какое-то время еще сидел без движения, а потом поднялся и резко вышел из комнаты.

***

Лестер вернулся в комнату, где спала Фалина.

Тихонько вошел он, чтобы не разбудить девушку. Но тут же услышал ее голос:

-- Анна, это ты? Дай воды, пожалуйста!

Лекарь тут же подал воды.

-- Это я, Лестер. Где эта негодница Анна, почему оставила вас?

-- Не знаю, я спала.

Мужчина был возмущен. Выходит, что если бы он понадеялся на Анну и лег спать, беспомощную девушку бросили бы одну в комнате на всю ночь?!

Он проверил, хорошо ли прикрыты раны. Заплел рассыпавшиеся по ее спине волосы в косу, помог улечься немного на бок, подложив подушку под живот, поправил одеяло. Словом, работал сиделкой.

-- Спасибо, господин Лестер. Не думала, что вы умеете заплетать косы. Вы были женаты?

Лестер усмехнулся вопросу.

-- Нет, просто когда-то давно у меня была младшая сестра.

-- Была?

-- Да, была… Может с тех пор у меня и появилось желание стать лекарем. Чтобы матери больше не плакали по своим детям.

В тоне его голоса было столько невольной горечи, что Фалина поймала его руку, расправляющую складки простыни, и сжала ее. И это так растрогало Лестера, что он не выдержал и высвободил руку.

-- Пойду, поищу Анну.

Выскочив в коридор, он позвал служанку. Словно шкодливая кошка, та тут же выглянула из-за угла. Оттолкнув чьи-то руки, она машинально поправила платье и побежала к своей подопечной. Лестер еще постоял, вглядываясь в темный коридор, и вот наконец из-за угла показались блестящие латы и мелькнула рыжая шевелюра, тут же снова нырнув в укрытие.

Ухмыльнувшись, Лестер вернулся к Фалине.

Анна, тем временем, удостоверившись, что госпоже ничего пока не нужно, уселась в кресло в темном уголке и задремала.

Мужчина медлил уходить. Надежда на Анну была слабой. Он снова присел у кровати на ковер, прислонившись к мягкой перине спиной.

-- Спите, Фалина. Я посижу с вами. Мне так спокойнее за вас.

Какое-то время они молчали, только огонь потрескивал в камине.

-- Я не хочу спать. Расскажите что-нибудь, -- тихо попросила Фалина. – Вы так много повидали.

-- О чем бы вы хотели услышать?

-- Расскажите о себе. Вы ведь с острова Кассаль? Я знаю, что там делают знаменитую кассальскую керамическую литку и цветное стекло.

-- Да, а еще изготавливают линзы. Мой отец -- полировщик линз.

-- Что такое линзы?

-- О воспламеняющем^[16] стекле слышали? А еще есть такие прозрачные «камни для чтения»^[17]. Ими пользуются монахи и ученые. Отец хотел, чтобы я тоже, как и он, стал полировщиком линз. И я с самого детства тренировался, шлифуя бусины для женских украшений.

-- А стали лекарем…

Лестер усмехнулся.

-- Однажды к отцу пришел старичок. Он был не местный, приехал с континента. Старик заказал линзы, но расплатиться ему было нечем, и он принес книги, а отец отдал книги мне. Помню, как открыл первую же книгу и словно попал в волшебный мир путешествия по телу человека. Мне стали открываться тайны внутреннего космоса. Конечно, я еще ничего толком не мог понять, но я был потрясен! И понял, что это именно то, чего я хочу. Стать лекарем, учиться в университете, чего бы мне это не стоило.

И вот, я покинул свой дом в 15 лет. И отправился на континент, в столицу Восточных земель Сирин. И успешно прошел вступительные испытания! За первый год учебы платили родители, а потом я сам платил. Работал сначала уборщиком в общежитии, потом переписчиком в библиотеке университета, и, наконец, личным слугой нашего профессора.

-- Вы, такой гордый, работали уборщиком в общежитии?! – Фалина не могла поверить.

Но у Лестера сейчас было чудесное настроение. Он словно сбросил лет пятнадцать с плеч и снова стал студентом. Поэтому беззаботно рассмеялся и доверительно склонился к девушке.

-- Думаете, это самая ужасная работа? О, нет, выметать сор из-под кроватей не самое страшное! Самая ужасная работа быть личным слугой у богатенького заносчивого аристократишки, которого родители щедро снабжают деньгами. Для таких простые люди – что грязь под ногами. Слава Богам, я избежал этой жалкой участи.

-- Расскажите! Расскажите еще!

-- Не искушайте меня! А то расскажу, как в шестнадцать лет я влюбился в гетеру и непременно хотел на ней жениться.

-- Вы серьезно?!

-- Да, я тогда чуть университет не бросил. Ее все звали Чинара-бесстыдница и было ей хорошо за тридцать. Она была ярко-рыжей, веселой, и ласково звала меня мальчишечкой. Если бы меня не высекли и не заперли тогда, я бы точно сбежал с ней…

-- Ещё, прошу!

И он продолжил рассказ. Но уже не о своей безумной первой любви. Он рассказывал о детстве, о родном острове, с удовольствием погружаясь в счастливые воспоминания.

Рассказал о родном доме, что стоит на холме, а из окна дома видна уходящая вниз к морю узкая белая улочка с маленькими домиками, покрытыми красной черепицей.

Рассказал, какой у них чудесный сад, сколько в нем укромных уголков, где так удобно прятаться и мечтать, глядя в небо сквозь листву и цветы. Про цыплят, что кругом снуют под ногами. Про маму, ласковую и добрую.

-- А еще на Кассале удивительные пляжи. Говорят, что с давних времен неудавшиеся стеклянные изделия мастера выбрасывали в море. И вот теперь все пляжи усеяны разноцветными гладкими камешками самых разных оттенков. Омываемые волнами, пляжи напоминают алмазные россыпи. Словно морская богиня рассыпала шкатулку с драгоценностями.

Лестер не пытался произвести впечатление. Просто говорил обо всем, что накопилось в душе.

Наконец, он замолчал. Девушка лежала тихо-тихо, слышалось лишь ее мерное дыхание. Боясь ее разбудить, Лестер замолчал. И не заметил, как сам задремал.

А Фалина лежала, как мышка, отвернув лицо к стене, чтобы скрыть набежавшие слезы. Девушка и сама не могла понять, отчего она плачет: от счастья или от грусти. Рассказ был прекрасен, но еще прекраснее был сам лекарь. С удивительной стороны открылся он ей. Оказывается, он был любящим братом, нежным сыном, увлеченным ученым и восторженным влюбленным. А еще бесстрашно и упрямо шел всегда к своей цели, и это восхитило Фалину. А плакала она оттого, что очень хорошо понимала, что Лестер всегда ласков и внимателен с больными. Вот и с ней он сейчас добр, заботлив и откровенен. Но стоит ей выздороветь, как скорее всего он вновь станет чужим и холодным. Потому что… она ему совершенно не нравится!

***

Дочь генерала Айхо, маркиза Дюрфе, шестнадцатилетняя Жозефина, еще не спала. Ей передали, что несмотря на поздний час, король хочет поговорить с ней. Жози предчувствовала недоброе. Обычно, когда король возвращался, отец всегда сопровождал его. И первым делом появлялся у дочери, чтобы прижать ее к своему сердцу. Сегодня впервые отец не пришел…

Скрипнула дверь, и в комнату вошел король. Он выглядел уставшим и постаревшим.

-- Ваше величество, -- склонилась в почтительном поклоне девушка.

-- Иди сюда, девочка. – две большие ладони приподняли юную головку и прижали к широкой груди, -- Жозефина, сегодня для твоего отца был важный день. Он встретился на небесах с твоей матерью. Генерал Айхо ушел как герой, защищая своего короля. Гордись им, девочка.

Алларл почувствовал, как задрожали хрупкие плечи, как что-то горячее проступило сквозь тонкий батист рубашки.

-- Не плачь. Твой отец бы расстроился, увидев твои слезы. Он любил твою улыбку, так похожую на улыбку покойной матери. Не плачь. Теперь я буду тебе вместо отца. Отныне тебе ни в чем не будет отказа. Ради отца ты должна быть счастлива. Я позабочусь об этом.

Посетил король этим вечером и свою племянницу Фалину. В темной комнате тихо потрескивал огонь в камине. Здесь было тепло и уютно. В дальнем углу в кресле дремала служанка. Фалина, видимо, спала тоже. Король подошел осторожно, стараясь не шуметь. Девушка обнимала подушку, а ее спина была покрыта чистой тканью с пятнами от проступившей ароматной лекарственной мази.

Лицо его величества словно окаменело. Как можно было так жестоко поступить с сиротой?! С девочкой, которую после смерти брата они с Рагнаром оба обязаны были растить как родную дочь?! Король склонился к девушке, хотел было погладить светлые волосики, но не решился, боясь разбудить. Только сейчас он заметил заснувшего сидя около кровати лекаря. Одобрительно кивнув, король удалился также тихо, как и вошел. По той сноровке, с которой новый лекарь обработал его плечо, Аллард убедился, что может быть спокоен за племянницу.

***

Вернувшись в свою спальню, его величество отпустил слугу и потушил свечу.

В наступившей темноте король тяжело опустился в кресло. Все тело ломило, раненое плечо пульсировало, на лбу выступал холодный пот.

Аллард привык терпеливо переносить телесные страдания, поэтому он не стал просить у лекаря обезболивания. Он не любил его, не любил то состояние полубреда, которое давала белена. Отхлебнув из фляги приготовленный для него военным лекарем целебный настой, он закрыл глаза. Могучий организм должен сам справиться, ему просто не нужно мешать...

Он тяжело дышал, а перед глазами проносились сцены битвы, его военные советники, раненые и убитые солдаты, лицо принца Волков и убитый им генерал Айхо. Память о погибшем, предавшем его друге больно полоснула по сердцу.

Айхо. Друг детства. Тот, кто всегда рядом, всегда за левым плечом в бою. Тот, на кого можно положиться, как на себя. Айхо предал? Иногда легче умереть, чем осознать правду.

Нет, невозможно. Это просто ошибка. И память друга не будет осквернена подозрением. Потому что слишком больно. Невозможно постоянно терять!

Но тут перед его мысленным взором всплыл брат Рагнар. Одетый в нарядный камзол, словно только что встал из-за праздничного стола. Или со стола...

Бледный, с запавшими глазами, со странной полуулыбкой на мертвом лице, брат показался ему призраком, выплывшим из преисподней.

-- Что же ты наделал, брат мой, -- печально спросил его Аллард. -- Я тебе поручил замок, жену, а ты...

На что герцог уставился своими черными глазами на брата и покачал головой.

-- Прости... -- с мертвых губ слетел шепот, а может это только послышалось Алларду в тишине комнаты.

И снова болью отозвалось раненое сердце. Король привык к телесным ранам. Шрамов, полученных в сражениях, на его теле было не счесть, и заживали они быстро. А вот сердечные раны затягивались с трудом. Предательство, коварство близких, уход любимых мучили намного сильнее, чем рассеченная сталью врага воспаленная плоть.

Поэтому, глубоко вздохнув и скрепив сердце, король шепнул в темноту:

-- Прощаю, брат. Покойся с миром…

И наступила тишина…

Вдруг Аллард открыл глаза. За окном все еще было темно, хотя часы показывали утро. Он хотел подняться, но ноги не слушались. Лоб пылал.

Король, на секунду зажмурившись, призвал все свое мужество и встал с кресла. Вызвав слугу, он переоделся. Белая камиса с пропитавшимся за ночь сукровицей рукавом была заменена на новую.

Сверху слуга помог королю надеть камзол со свободными рукавами, прикрывающими следы от ранения.

По темным холодным коридорам его проводили в комнату королевы.

Неслышно открыв дверь, он сделал знак новой приставленной служанке Марте молчать и не зажигать свечу. Затем вошёл в опочивальню.

Эмбер дремала, сидя на скамье, опустив голову на подушку, положенную на стоящий рядом столик. Полностью одетая, уставшая ждать своей страшной участи.

Аллард склонился, вглядываясь в лицо женщины. Его освещала занимавшаяся тусклая осенняя заря.

Бледная, тени под глазами, какая-то худенькая и беззащитная. Беззащитная, но не сломленная игрушка в руках жестоких мужчин. Король вздохнул, а женщина, тихо застонав, открыла глаза, испуганно оглядываясь.

Аллард приложил палец к губам:

-- Тш-ш...

Женщина замерла.

-- Ещё очень рано, -- прошептал Аллард, -- не будем никого будить. Раздевайтесь и ложитесь в постель. Вам нужно хорошо выспаться.

Эмбер, затаившись, смотрела на него во все глаза, ожидая чего угодно.

А король вдруг улыбнулся и склонился к самому ее уху так, что седые длинные пряди коснулись ее щеки.

И тихо шепнул:

-- Не бойтесь, вас никто не обидит. Ложитесь спать, -- он взял ее ладонь в свою руку и поднес к губам, едва касаясь.

-- Хороших вам снов, госпожа моя...

И он неслышно вышел из комнаты. Эмбер проводила его взглядом, боясь пошевелиться, пытаясь понять, не почудилось ли ей все это?

Аллард вышел в соседнюю комнату.

-- Мэтти, почему королева ютится в этой коморке? Почему ей не выделили отдельные покои?

-- Покойный герцог, мир его праху, приказал запереть ее здесь... Чтобы ничего не сделала с собой.

-- Запереть? – мужчина помолчал, обдумывая эти слова, -- Пусть подготовят комнаты рядом с моими.

-- Покои прежней королевы?

-- Да, те, которые были всегда закрыты. Какой у королевы любимый цвет?

-- Я не уверена... Не знаю!

-- Хорошо... Бьянка, это значит белая, чистая? Пусть покои будут отделаны белым. Я распоряжусь. А сейчас пусть миледи разденется и ляжет. Ей нужно отдохнуть. И тебе тоже.

За окном постепенно светлело. Наступало утро нового дня.

Глава 16. Утро с королем

Эмбер совершенно не поверила в добрые намерения короля.

Напротив, она была уверена в его коварных замыслах. Подозревала даже, что его ночной визит – часть некоего дьявольского плана, призванного сначала усыпить ее бдительность, а затем нанести болезненный удар по расслабившейся женщине.

И все же, измученная ожиданием своей участи, после ухода короля Эмбер буквально упала на кровать и уснула бы не раздеваясь, если бы не Мэтти. Словно в каком-то бреду она чувствовала, как ее раздевают и укладывают в постель.

Нервное перенапряжение дало себя знать, и утром Эмбер проснулась необычно поздно для себя. Часы показывали половину одиннадцатого утра.

Рядом с кроватью королева обнаружила улыбающуюся немолодую довольно милую служанку.

-- Кто ты?

-- Марта, ваше величество. Можно Мэтти.

-- Что с Фалиной?

-- Она спит. Господин Лестер всю ночь не отходил от нее. Теперь ей лучше. Я временно буду прислуживать вам. Пока госпожа Фалина не поправится, -- Мэтти улыбалась, прижимая руки к пышной груди. Но вдруг перешла на шепот, словно хотела сообщить нечто очень важное. -- Ваше величество, король ожидает вас к завтраку…

-- Но уже так поздно, -- королева даже села на кровати.

-- Сир просил не будить вас. Он дожидается, пока вы проснетесь, без вас не садится за стол.

Это было так неожиданно, что Эмбер растерялась. Даже мелькнула мысль отказаться и не явиться к завтраку. Но тот факт, что король ждет и не садится без нее за стол, вызвал беспокойство. Что бы это значило? Поколебавшись, Эмбер устыдилась своей трусости.

-- Мэтти, мне нужно одеться. Пусть передадут его величеству, что я буду к одиннадцати часам.

-- Конечно, ваше величество. Парикмахер уже ждет вас.

К завтраку королева явилась в скромном светло-зеленом платье. Шею ее украшала нить жемчуга. Жемчуг был также и в ее волосах, частично заплетенных в сложные узоры кос, частично ниспадавших волнообразными прядями. Эмбер обладала природным цветом волос, необычайно модным в те годы. К каким только ухищрениям не прибегали модницы, чтобы заполучить этот золотистый оттенок, которым Эмбер совершенно не дорожила и которого даже не замечала. Одетая почти по-домашнему скромно, она не отдавала себе отчета, как она сейчас хороша.

При появлении королевы король встал, и это было так непривычно для Эмбер. Весь ее жизненный опыт состоял из общения с узким кругом людей в доме отца. Это была странная, уродливая жизнь, где каждую минуту стоило ожидать ловушки или подвоха, ведущих к изощренному наказанию. И уж конечно старый Тенебра не вставал при появлении дочерей. Он часто вообще не удостаивал их вниманием или взглядом, потому что глубоко презирал женщин.

Поэтому, когда седой, огромный король Аллард встал, Эмбер испытала неловкость, но не подала виду.

Слуга, к очередному удивлению королевы, помог ей усесться за стол, отодвинув стул, и налил вина в ее кубок.

Внесли кушанья: жареную на вертелах дичь, запеченную в сливках рыбу, сладкие пироги и нежнейший пудинг, покрытый золотой пылью. Специально для Эмбер подали любимых ею перепелок.

-- Разрешите принести вам мои искренние соболезнования, дорогая Эмбер, в связи с кончиной вашей любимой сестры. Уверяю вас, я скорблю вместе с вами.

Король печально посмотрел на нее. Красиво завитые серебристые волосы волнами распадались по его могучим плечам. Густые седые усы, внимательный взгляд серых глаз. Эмбер лишь на мгновенье решилась взглянуть на короля, последнего из рода Дрейков. И тут же снова опустила взгляд, рассматривая перепелку на своей тарелке.

Он пугал ее. Тем, что не торопился наказать. Тем, что был таким седым и огромным. Старым и, наверное, грозным, как и ее отец. Сильным. Она вдруг представила, как он рубит голову своему брату, и дрожь невольно прошла по ее спине. И она решила ускорить процесс. Ожидание всегда невыносимо. Если наказание неминуемо, нужно встретить его достойно.

-- Благодарю, ваше величество. Однако не могу ответить вам тем же. Я не скорблю из-за кончины вашего брата. Напротив, считаю это справедливым решением Богов. Он заслужил смерть.

-- Богов ли? Разве вы не приложили к этому руку? – довольно спокойно спросил король, разрезая как ни в чем ни бывало тушку куропатки.

Эмбер вспыхнула.

-- Считаете меня убийцей герцога? И так спокойно завтракаете со мной за одним столом?!

-- Не пугайтесь, дорогая Эмбер. Я просто хочу услышать от вас, как умер мой брат.

-- Я ничуть не боюсь, -- с вызовом вскинула голову женщина, -- да, это я убила вашего брата. Но не ядом или кинжалом. Словом. Напомнила ему о всех его злодеяниях. И он сделал лучшее в своей жизни – умер. И еще, ваше величество. Если бы не ваше сватовство, то Бьянка была бы до сих пор жива.

Король слушал ее, хмурясь. И вздохнул, задумавшись над ее словами.

-- Я должен был сам явиться к вашему отцу за невестой. К сожалению, война на северных границах помешала этому. Мне очень жаль.

-- Вам жаль? Бланка умерла, потому что ваш брат всю ночь насиловал ее, вашу жену! Ваш брат – чудовище! Он заслужил смерть!

Аллард поднял на нее тяжелый взгляд и, помолчав, сказал:

-- Во многих семьях есть свое чудовище. Вам ли не знать…

Она впервые взглянула ему прямо в глаза и не отвела взгляда. Потому что он попал в точку, она действительно слишком много знала о чудовищах. Он даже не представлял, как много.

Внесли десерты. Молочное желе с миндалем, белые булочки с мармеладом, свежие фрукты и ягоды. Отдельно в вазочке для королевы подали засахаренные цветы.

Эмбер была голодна. Последний раз она ела вчера в обед. Однако она была горда и сейчас не проглотила бы ни кусочка.

-- Вы похороните брата в семейном склепе? – осторожно спросила королева.

-- Да.

-- А мой отец запретил хоронить Бьянку в нашей родовой усыпальнице. Он сказал, что похоронит ее у дороги, как бродягу. Потому что она опозорила его, покончив с собой, -- с горечью прошептала она. – Вы не находите, что ваш чудовищный брат, виновный в ее смерти, должен разделить ее судьбу? Сбросьте его с вашей дозорной башни и похороните у дороги!

Аллард снова тяжело вздохнул.

-- Надругавшись над мертвым телом, вы не вернете вашу сестру. Вы разрушите свою душу.

Эмбер скривилась в улыбке. Она знала, что он скажет что-то подобное.

-- Посоветуйте мне еще простить и помолиться за него! -- она встала из-за стола, -- я сыта.

И вышла из покоев короля.

Король проводил ее взглядом и кивнул своему распорядителю, а тот поклонился в ответ. И быстро погнал мальчиков-пажей на кухню.

Эмбер не торопилась вернуться к себе. С наслаждением стояла она в галерее и дышала воздухом. Смотрела на заледеневший сверкающий в солнечных лучах сад. Лед под полуденными лучами подтаивал. Так непривычно было ходить без сопровождения стражи. Только Эмиль был рядом, неизменно сопровождая сестру в пустынных коридорах замка.

Девушка очень соскучилась по прогулкам. И вот они стояли в галерее и молчали. Каждый думал о чем-то своем.

-- Как ты себя чувствуешь? – Эмиль с тревогой заглянул в янтарные глаза.

-- Сносно, Эмми.

-- Я переживаю за тебя. Вдруг король захочет мстить? Вдруг придумает тебе наказание?

-- Так и будет. Но не бойся, я не дамся живой, -- и она осторожно показала спрятанный в складках платья небольшой тонкий кинжал.

-- Эмми? Какое милое прозвище…

Молодые люди вздрогнули и оглянулись. И как она так тихо подкралась?!

Леди Вайолет стояла в шаге от них и смотрела с загадочной улыбкой.

И сейчас вдруг Эмбер показалось, что голубые глаза графини пылают … ревностью?!

Королеве стало не по себе от поздней догадки, но она взяла себя в руки и тепло улыбнулась девушке. Необходимо было успокоить красавицу, намекнув, что они не соперницы.

-- Ничего удивительного, и у Эмиля, и у меня было прозвище Эмми в детстве. Эмиль и Эмбер. Мы ведь родились в один день, но от разных матерей. Хотя отец у нас один.

Эмбер очень хотелось внести ясность и объяснить, что ревность молодой графини беспочвенна. Напротив, она бы желала счастья своему брату с такой достойной избранницей. Женщиной, протянувшей руку помощи в самый критический для Эмбер момент, союзницей, оказавшей содействие в исполнении ее плана.

Но Вайолет не спешила вознаграждать королеву благодарной улыбкой за сочувствие. Если они и заключили вынужденный союз против покойного герцога, то это не значит, что Вайолет так быстро поверит красавице-королеве.

-- О, да старый барон был, оказывается, шалун! Ах, простите, теперь ведь ваш отец -- герцог…

Эмбер невольно передернуло от слов «ваш отец». Менее всего она испытывала к чудовищу дочерние чувства.

-- Поверьте мне, леди Вайолет, что этой черты в нем и близко нет. Но не будем о неприятном. Вы тут поболтайте, а я пойду, пожалуй.

Скромно улыбнувшись, Эмбер двинулась по направлению к своей комнате. Леди Вайолет открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Эмиль метнул в нее холодный взгляд и не стал задерживаться, направившись за сестрой. Только снег похрустывал под каблуками его сапог, да черный плащ колыхался на ветру. Взгляд молодой леди, как только она осталась в одиночестве, стал печальным, теряя весь задор и насмешливость.

Дочь лорда Уэйда была красива, молода, прекрасно образована, богата, ее отец – друг и ближайший советник короля. Но она чувствовала, что все эти козыри бессильны в игре против гордого сердца обычного стражника, бастарда, не признанного своим отцом. Да и сын ли он ему в самом деле? Что бы только Вайолет не отдала за доброжелательный и искренний разговор с ним. Но как подступиться, как найти путь к закрытому наглухо сердцу?

Вернувшись в свою комнату, Эмбер с удивлением обнаружила накрытый к завтраку стол. Все то, что было приготовлено для нее и не съедено за королевским столом, перекочевало в ее комнату. На столе благоухали перепелки, в вазочке поблескивали засахаренные цветы, а булочки с мармеладом были еще теплыми. Эмбер невольно улыбнулась, но тут же мысленно отчитала себя за слабость. Врагу не удастся запутать ее, заморочить голову услужливостью и внимательным отношением.

-- Мэтти, распорядитесь унести все это обратно на кухню. И пусть принесут простой каши и хлеба.

Мэтти широко раскрыла глаза, а королева ухмыльнулась уголком рта. В доме отца она месяцами сидела на хлебе и воде. Булочки с мармеладом и засахаренные цветы – о таком она даже не мечтала.

И не собирается!

Глава 17. Белое на белом

Эмбер позавтракала в одиночестве. Фалина болела, и королева чувствовала себя сейчас слишком одинокой, лишенной поддержки.

Задумавшись, она невольно подняла глаза на стольника. Юный слуга неслышно стоял рядом, не сводя восхищенных глаз со своей госпожи. Встретившись с королевой взглядом, он не отвел глаз, а нежно улыбнулся ей. Королева нахмурилась.

«Что он себе вообразил? Пора с этим заканчивать, пока кара небесная не обрушилась на его голову».

-- Благодарю тебя, Дари. Можешь идти. Хотя… подойди сюда.

Потупивший было взор юноша тут же оказался у ее ног, целуя кончик платья. Но королева лишь сняла с волос длинную нить розового жемчуга и обернула ее несколько раз вокруг тонкого запястья юноши.

-- Этот жемчуг очень дорог. Возьми себе. На память. Можешь быть уверен, я никогда никому не выдам тайны. И надеюсь на твою ответную скромность. Иди.

Юноша замер от ее слов, а потом поднял на нее глаза. И вид у него был такой, словно он получил пощечину.

Королева проводила его тяжелым взглядом. Откинувшись на стуле, она глубоко вздохнула.

«Ничего не поделаешь. Это жестокая игра. Я и сама здесь проигравшая», -- подумала она и позвонила в колокольчик.

-- Марта, я хочу заменить слугу, прислуживающего мне за трапезой. Этот мил, но слишком юн.

Марта кивнула, не задавая лишних вопросов.

У королевы еще тяжело билось сердце, когда ей нанес визит лорд-канцлер.

-- Спасибо, ваше величество, что приняли меня. А я пришел сообщить вам очень приятные известия. Новые покои для вас готовы.

-- Мои новые покои? -- Сердце Эмбер сжалось. Уж не в темницу ли ее отведут?

-- Конечно. Король не мог позволить и дальше держать вас в этой… маленькой комнатке. Если вам угодно, я провожу вас.

БЕЛАЯ КОМНАТА

Она вошла в просторную комнату с большими окнами. Все убранство было белым, отчего Эмбер просто пронзило ощущение чистоты и легкости, словно она попала на небо к ангелам. Светлая мебель, белый бархатный балдахин над огромной кроватью.

Эмбер несмело ступила ногой на мех, которым был застелен пол. Даже сквозь туфли она почувствовала, какой он мягкий и нежный, словно только что выпавший снежок. В камине горел огонь, наполняя комнату теплом, а сердце ощущением уюта, защищенности и заботы. Чувства были такими яркими, что к горлу подступил комок.

Ей вспомнилась ее комната в замке отца. Жесткая кровать, голый дощатый пол, сундук и лавка. И Железная дева.

Она подошла к кровати и взглянула на серебристый шелк простыней, на огромное толстое вязаное из мягкой козьей шерсти одеяло, на белые лилии в вазах повсюду: на столиках, у кровати, у окна. А за окном…

Девушка затаила дыхание. За стеклами летели сплошным потоком снежные хлопья. Огромные, пушистые. А она и не знала, что уже пошел снег! Из того малюсенького окна-бойницы в ее коморке был виден только клочок неба. А тут…

Эмбер приникла к стеклу и стала рассматривать заснеженный парк, убеленные деревья и кусты, землю, укрытую пушистым покрывалом. В детстве ей казалось, что снег - перья ангелов, что на пальцах превращаются в их слезы.

Девушка невольно улыбнулась, слезы благодарности едва не выступили на глазах. Раньше никто никогда не заботился о ней. Здесь даже у прислуги были комнаты теплее и уютнее, чем у нее в доме отца.

И тут она испугалась. Испугалась того, что сердце ее смягчается по отношению к врагам. Эмбер торопливо утерла предательски увлажнившиеся глаза. От страха и стыда холодок пробежал по плечам и спине. Как же ее легко купли! Дали теплую комнату с чистой постелью – она и растаяла. «Стыдно, Эмбер! – сказала она себе, -- или ты забыла, что Дрейки сделали с Бьянкой? Уже забыла? Пойди, поцелуй руку королю Алларду, дешевая предательница! Ты предала сестру, как ты могла?!»

Ей вдруг стало не по себе, стало не хватать воздуха. Она метнулась к окну и потянула оконную раму, но та не поддалась. Девушка потянула сильнее, потом рванула. Так хотелось вдохнуть отрезвляющей морозной свежести! Рама со скрипом сдвинулась, но раскрылась лишь на ширину ладони.

-- Ваше величество, не нужно напрягаться, окно шире не откроется. Это сделано для вашей же безопасности, -- послышался за спиной голос канцлера.

Эмбер замерла. «Вот оно! Любовь и забота? Мираж! Очнись, забудь! Ты все та же пленница… Никто и не собирается тебе доверять. Вся эта красота – обман! Даст пожить здесь, а потом вернет отцу. Чтобы поняла, чтобы сравнила, как могла бы жить. Возможно, отправит в монастырь? Или бросит в сырую темницу, а может, отдаст в казарму солдатам? Наверняка все это - часть хитроумного плана, а ты и поверила! Мало тебе уроков в доме отца!

Или, быть может, король хочет заслужить благосклонность всем этим великолепием? Никогда не буду жить со стариком…

Да что я, какая благосклонность? Не может быть, чтобы простил мне брата и этого незаконного ребенка!»

Она окинула прощальным взглядом всю эту красоту, и вдруг показалось ей, что белый цвет – цвет савана. От всех этих мыслей и напряжения в голове у нее привычно помутилось.

Девушка выхватила свой кинжал и одним движением вспорола простыни на кровати. И пару подушек. Легкие белые перья, словно снежинки, закружили по комнате, разлетаясь под взглядом потрясенного канцлера.

А Эмбер крушила кровать с быстротой безумной пантеры. А сердце ее обливалось кровью разбитых надежд. Впрочем, ее сердце всегда было одной сплошной кровоточащей раной.

Разрушив все, что можно было разрушить: белую сказку, свою мечту, свою жизнь, она выронила из рук кинжал, быстро выбежала и помчалась к себе.

Эмиль, ожидавший у входа, едва поспевал за ней.

-- Эмбер, стой, Эмбер!

Она остановилась и обхватила его руками.

-- Я боюсь их, Эмиль! Я устала жить и ждать наказаний! Я хочу, как Бьянка, улететь к солнцу, повидать маму. Земля больше не держит меня, только ты держишь! Отпусти меня, пожалуйста! Пожалуйста, -- она заплакала, обнимая его.

Он тоже обнял ее, глаза его больно запекло.

-- Я больше не держу тебя. Я все продумал, Эмбер… Король позовет тебя на прогулку. На прогулочном балконе. По твоему знаку. Я подхвачу тебя на руки, и мы оба…

Послышались торопливые шаги слуг. Лишь несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Карие и янтарные. И тут же разбежались. Он нырнул в галерею, она скрылась на лестнице.

В истерзанную комнату вошел король.

Он ничего не сказал. Просто застыл на пороге, глядя, как оседают перья на пол.

-- Прикажите все убрать, лорд Уэйд. И чтобы никаких следов беспорядка не было.

Конрад с тревогой посмотрел на короля.

-- Ваше величество, стоит ли пытаться заслужить доброе отношение того, кто не ценит вашей заботы? Королева безумна. Она жестока, взбалмошна, неблагодарна…

На эти слова король улыбнулся.

-- Мы все не идеальны, Конни... -- он положил свою большую теплую ладонь на плечо друга, и Конрад вздрогнул. Аллард знал, что граф полукровка, что в жилах его течет кровь Волков, но ни разу этим не упрекнул. Наоборот, всегда давал понять, что уважает и доверяет другу. И за это Конрад платил королю незыблемой преданностью.

-- Дело не в том, чтобы быть идеальным, Конни. На мой взгляд, заслуживает уважения тот, чье сердце может родить великую любовь или великую преданность. Ничего выше этого не существует для меня. Это -- самое ценное. А чтобы заслужить великую преданность, нужно принять человека таким, какой он есть. Хочешь от человека добра -- посей добро в его душе.

Хочешь доверия – доверяй сам. Передайте королеве, лорд Уэйд, что к нам приехал посол из соседнего королевства. Я надеюсь, что королева окажет нам честь и отобедает с нами.

Конрад молча выслушал короля. Он всегда был с ним согласен и поддерживал его. Но… обед с послом? Очень рискованно. Мало ли что придет в голову неуравновешенной женщине?

***

Лестер направлялся с утренним визитом к королеве, однако ему сообщили, что королевы нет в ее покоях. Мужчина решил подождать в круглой башне у окошка и полюбоваться пейзажем, ведь оттуда открывался чудесный вид на покрытые лесом горы.

Однако, подходя к облюбованному месту понял, чтоне одному ему пришла в голову мысль уединиться в башне. Тихие всхлипывания донеслись до его слуха. Заглянув в каменную арку входа, лекарь обнаружил на скамье юного стольника королевы. Уткнувшись лицом в ладони, юноша тихо плакал. Да так горько, то у Лестера дрогнуло сердце. Он шагнул в башню, но юноша, бывший, видимо, всегда настороже, тут же вскочил и попытался быстро удалиться.

-- Нет-нет, не убегай, постой! Разреши помочь тебе в твоем горе?

Сообразив, что разоблачен, молодой человек вернулся на скамью и уставился в окно отсутствующим взглядом. Он не шевелился, и только слезы продолжали катиться по его щекам. Глядя на эту ангельскую красоту, на вьющиеся белокурые волосы, Лестер невольно улыбнулся.

-- О чем же может плакать такой милый мальчик? Наверняка, какая-нибудь кокетливая служанка разбила тебе сердце? Или королева сегодня подарила тебе не 100 улыбок, а только 99?

Тут юноша метнул в него уничтожающий взгляд, полный ненависти, так не вязавшейся с его небесной красотой.

-- Оставьте ваши глупые речи, я не ребенок!

-- О… Прости, не имел намерения тебя обидеть, -- Лестер посмотрел на него с удивлением и сочувствием. Наверняка у юноши есть причина для слез и ему не до шуток, -- просто ты кажешься таким беззащитным и хрупким!

-- Прекратите! Если я и должен тереть закидоны господ, то от лакея переносить насмешки не намерен!

Лестер нахмурился, но тут же усмехнулся. Сложив руки на груди, он оперся спиной о стену.

-- Лакеем является только тот, кто сам считает себя таковым. Я не лакей. Я лекарь. Весьма уважаема профессия.

-- Только до тех пор, пока господам нет до вас дела. Если захотят, то от уважения не останется и следа. Они растопчут вашу жизнь очень легко!

Мальчик вздохнул, печально и бессмысленно продолжая глядеть в окно. Его слезы уже высохли, но Лестер понял, что ему очень несладко живется здесь.

-- Тебя кто-то обидел?

-- Вам-то что?

-- Может, я могу помочь тебе?

-- Как? – усмехнулся стольник, -- разве что одолжите парочку ваших шрамов на лицо. И то было бы лучше.

-- Погоди-ка… Лестер придвинулся ближе к юноше, -- а ну, рассказывай, зачем тебе шрамы, кто тебя обижает?

Мужчина коснулся плеча мальчика, но тот вдруг подскочил, словно ужаленный.

-- Не прикасайтесь! – юноша отбежал к выходу, -- Все вы, лекари, одинаковы -- пользуетесь своим положением! Со скуки все тут беситесь! А иметь красоту и молодость рядом со скучающими господами сплошное проклятье! Все тебя желают, а что у тебя на сердце, так никому и дела нет!!!

Юноша выскочил из башни, Лестер бросился за ним, намереваясь узнать подробнее про «все тебя желают». Он терпеть не мог несправедливости. И, конечно, обязательно расспросил бы мальчика, вот только навстречу им по коридору шел лорд-канцлер. Парень едва не впечатался в лорда, убегая от лекаря.

-- Что с тобой, мой мальчик? – ласково улыбнулся Уэйд, но, увидев Лестера, нахмурился и спросил уже строго, -- тебе досаждают?

Мальчишка, словно нашкодивший котенок, спрятался за спину лорда. Конрад же смерил Лестера холодным взглядом.

-- Вы все не угомонитесь, господин лекарь? Хотя бы здесь могли оставить ваши замашки простолюдина и вести себя, как подобает!

Но кровь Лестера уже кипела, и так хотелось сорвать на ком-то гнев.

-- Что?! Замашки простолюдина? – он недобро засмеялся и подошел почти вплотную к Конраду, -- я и вмазать за это могу, дорогой лорд!

-- Даже не сомневаюсь, -- усмехнулся Конрад, нисколько не смутившись угрозой. Но связываться с лекарем посчитал ниже своего достоинства, -- пойдем, Дари, рядом со мной тебе нечего бояться.

Мальчишка засеменил за канцлером, а лекарь крикнул им вслед:

-- И не забудьте узнать, кто его обижает!

-- Всенепременно! – охотно откликнулся лорд, придерживая Дари за локоть и уводя его по коридору. А мальчишка торжествующе обернулся и, как показалось Лестеру, только разве что язык ему не показал, так был доволен неожиданным появлением своего покровителя.

На это Лестер только вздохнул. Ничего, скоро он будет дома. Там нет интриг, заговоров, неискренности и злобы. Там жизнь проста и понятна, а люди живут в труде и справедливости. Именно таким людям он должен помогать и спасать их от болезней. А еще, там его точно ждут и любят!

Глава 18. Обед с послом

В зале для приема гостей накрыли роскошный стол. Каких только угощений тут не было! Жареная свинина с розмарином, косуля, запеченная с луком пореем, политая винным соусом с добавлением изюма и имбиря. Пироги с рыбой, всевозможная дичь, лучшее вино и фрукты.

Лишь только королева взглянула на зажаренное мясо и уловила раздражающий крепкий запах специй, как желудок ее свернулся в тугой узел и к горлу подкатила тошнота.

Посол с удовольствием выбрал себе кусок пожирнее, и Эмбер с содроганием увидела розовый сок, пролившийся на тарелку.

-- Спешу передать вашему величеству восторг моего господина, короля Филиппа, по поводу ваших невероятных побед на северных границах. Говорят, что Волки бежали от ваших храбрецов быстрее ветра, а принц Дэймонд лично просил у вас пощады!

Эмбер выросла на легендах о смелости северных Волков. Льстивые речи посла вызвали в ней отвращение. Как и его жадно жующий рот. Она едва сдерживала возмущение, но король опередил ее.

Усмехнувшись, он спокойно возразил.

-- Мы с Волками тесним друг друга с переменным успехом. Не имею чести лично знать принца Дэймонда, но наслышан о его бесстрашии и благородстве. Мы надеемся на переговоры. Наши послы уже направились в Северные пустоши. И передайте королю Филиппу нашу благодарность за отряд лучников, а также за провизию для солдат.

-- Обязательно передам. Но вы просто удивили меня, ваше величество, новостью о переговорах. Это большой шаг вперед! Что вы собираетесь предложить принцу? – поинтересовался посол.

-- Мы будем вести переговоры с их королем Эмерхардом.

-- Говорят, старик смертельно болен?

-- Возможно, но он – король. Мы предлагаем забыть о прежних обидах. Предлагаем мир и взаимовыгодную торговлю.

-- Мир? В самом деле? И простите им нападения на ваши границы? А ведь вы можете уничтожить их. Превратить в смиренных вассалов, платящих дань! Что они могут противопоставить вашей мощи, вашим мечам? Голые камни и льды Северных пустошей?

-- Нашим мечам? Король Филипп предоставил нам в помощь лишь один отряд лучников, хотя ваше королевство намного превосходит наш маленький Вудленд. Много лет мы отражаем удары и противостоим Волкам. Наши силы истощаются. Нам выгоден мир с ними. А мечи и у них есть. Вы не видели их войско. Оно огромно. Каждый волк имеет минимум трех сыновей. И те с детства умеют управляться с оружием. Их мечта – вернуть исконные земли, что отняли у них наши прадеды. В бою они стоят до конца. Так что… мир выгоден нам.

Посол неспешно уничтожал исходящее соком мясо, вежливо выслушивая «бред старика».

-- Не думал, что ваши воины боятся варваров! – иронично приподнял он бровь.

-- Они не боятся. Они сражаются и гибнут на северных границах, пока другие государи за нашими спинами устраивают балы и часто забывают об обязательствах помочь нам деньгами и продовольствием. Ведь содержание армии дорого обходится, -- нахмурился Аллард.

-- А я бы… вернула Волкам их земли. Это было бы справедливо! – вдруг подала голос Эмбер, которой надоел самодовольный тон посла. Этот изнеженный аристократ, наверное, уже и забыл, когда держал в руках оружие вместо вилки. И еще смеет насмехаться над Аллардом, королем, проводящем большую часть времени в военных походах.

Оба мужчины замерли, повернув головы к королеве. Женщина вмешалась в мужской разговор, да еще со столь скандальным заявлением!

-- Простите, ваше величество, вы сказали, что отдали бы ваши земли варварам? – очень вежливо осведомился пораженный посол.

-- Не наши, а их исконные земли. Наши предки пришли к ним в дома, убили их мужчин, а беззащитных женщин и детей прогнали в бесплодные земли. Изначально Волки не были войнами. Они были охотниками. И гостеприимными хозяевами лесных земель. Кто же теперь виноват, что земля горит под ногами захватчиков? – Эмбер жадно отпила вина из бокала. Тошнота подступала все ближе. Ее лоб покрылся испариной.

Посол даже забыл про сочную свинину. Кощунственные речи королевы потрясли его.

Аллард помолчал, потом спокойно ответил своей молодой супруге:

-- Действительно, наши прадеды поступили жестоко. Они мечом отвоевали себе земли, залив их кровью. Но вернуть сейчас эти края Волкам означает залить их еще большей кровью. Ведь здесь живут теперь наши люди, которых мы отдадим на растерзание безжалостным воинам. Они не станут прогонять крестьян, они убьют всех до последнего младенца-мальчика. А женщин возьмут в рабство. У них принято многоженство. Вы бы захотели, дорогая Эмбер, стать собственностью Волка, у которого уже есть жена и три рабыни, чтобы регулярно приносить ему сыновей?

Мы знаем, за что воюем. За наших жен и детей. За наших людей, а не за земли. Я воюю с Волками всю жизнь. Заключить мир – единственное разумное решение. Так я считаю.

За столом воцарилась тишина, но в ушах Эмбер шумело, а перед глазами мутилось. Он воюет за детей и женщин, а между тем если бы не его сватовство, то бедная девочка Бьянка была бы сейчас жива. По милости благородных мужчин из рода Дрейков она зарыта теперь у дороги. Вряд ли Волки были бы более жестоки к ней. И что ждет саму Эмбер еще не известно…

-- Его величество король Аллард Дрейк так невероятно мудр и добр, что мне иной раз хочется вырезать его прекрасное доброе сердце из груди, поместить в прозрачный сосуд и поставить на полку, чтобы любоваться беспрестанно, – подумала королева, но, видимо, все же сказала это вслух, потому что с застывшей вилки посла свалился кусок свинины, беспомощно хлюпнув в соус. Красные брызги, словно капли крови, окропили белоснежные кружева его манжет.

Одна капля осела на пальцах королевы и та с улыбкой, глядя в глаза королю, слизала эту каплю.

За столом воцарилось неловкое молчание, которое прервал король.

-- Очень смело и образно, госпожа моя. Я, право, польщен. Господин посол, свинина с розмарином – коронное блюдо нашего повара. Неужели не пришлась по вкусу? Тогда отведайте перепелов. Они невероятно нежны. Специально для ее величества, -- и король подал знак к перемене блюд.

Король знал, что Эмбер обожала перепелов. Но сейчас она даже не притронулась к блюду.

Разрывая аппетитную птичью тушку, посол ехидно улыбнулся:

-- Перепела превосходны! Вы зря их не пробуете, ваше величество, -- он учтиво поклонился королеве, а затем обратился к королю, -- У королевы такое переменчивое настроение… но это и понятно…в ее положении!

Король скрипнул зубами, но не подал вида. Кто разболтал?

-- Вы правы. И, по-моему, ее величество себя не слишком хорошо чувствует. Королеве необходим отдых, прошу ее простить великодушно.

-- О, конечно! А вы скрывали столь радостное событие, ваше величество! А ведь мы, ваши верные друзья, так счастливы разделить с вами эту великую радость! Долгожданный наследник…

-- Пока рано говорить об этом, господин посол, -- мягко прервал его король, - ведь на все воля Богов, не так ли?

-- Да-да, конечно! Молчу, молчу! – и, хитро прищурившись, посол хрустнул нежными косточками зажаренной птички.

Эмбер стало совсем нехорошо. Она с облегчением поднялась и, извинившись, ушла к себе в комнату.

Ужин продолжился, но король явно нервничал. Наконец, он сказал:

-- Простите, господин посол, но я бы хотел удостовериться, что с женой все в порядке. Я покину вас. А вы наслаждайтесь ужином. Повара старались. Впереди еще какой-то невероятный десерт. Доброй ночи…

И король удалился.

Облегченно вздохнув, посол принялся за пироги.

Глава 19. Прогулка

После обеда Эмбер чувствовала себя ужасно, ее мутило. Поэтому, когда король предложил прогулку на балконе, девушка с радостью согласилась.

Во-первых, очень хотелось подышать свежим воздухом.

А во-вторых, она должна поговорить с королем. Что он намеревается предпринять? Как поступит с ней? Доброта Алларда в ответ на ее нападки путала и пугала. Она не знала, как себя вести, не могла больше жить в подвешенном состоянии. И, если что, Эмиль закончит их мучения на этом балконе.

Балкон был широким, вычищенным от снега и застелен теплыми коврами, чтобы ногам не было холодно.

Снег прекратился. Погода стояла прекрасная. Отсюда с высоты открывался чудесный вид на горы, покрытые лесами, припорошенными первым в этом году снегом.

Аллард был в роскошном теплом меховом плаще. На руках надеты вышитые рукавицы, а голову украшала меховая шапка. Было сразу видно, что он хорошо подготовлен к холодным снежным зимам в родных краях.

Вот только у Эмбер не было теплого плаща, ведь она уже давно уехала из дома, еще в конце лета. Ее осенний плащ был довольно тонкий, и перед прогулкой Мэтти набросила на печи королевы свою лисью пелеринку, чтобы та совсем не озябла. Но теперь это уже не имело никакого значения. Все закончится очень скоро. Сегодня. Сейчас.

Девушка сжала пальцы в тонких белых перчатках и подошла к высоким перилам. Король сопровождал ее, а стража шла сзади чуть поодаль.

Вид с балкона был просто волшебный. Сверкающие снегом долины, бесконечные черные леса и бездонное бледно-голубое небо.

-- Прекрасный вид! -- улыбнулся король.

-- Да...

-- Хорошо, что вы согласились, вам полезно гулять, -- сказал он вдруг.

Она с недоумением взглянула на него: "Он серьезно?"

Взгляд короля не каждый мог выдержать, но Эмбер не отвела глаз.

И показалось ей, что в глазах его летит туман. Тот туман, что клубится обычно сырым осенним утром вокруг вот таких же громадных старых утесов.

-- Каков ваш любимый цвет, госпожа моя? – спросил король.

-- Белый цвет, ваше величество. Ибо это цвет савана.

Король помолчал.

-- Отчего же вам так мил цвет савана?

-- Оттого, что когда придет счастливый день моей встречи с матушкой и любимой сестрой, именно этого цвета будет мой наряд.

Эмбер улыбнулась ему, словно рассказывала о веселом дне, которого ждала с нетерпением.

-- А вы будете радоваться за меня в этот день, ваше величество? Отчего же я не вижу улыбки на вашем лице? Отчего вы печальны? Или мои слова, как и многим другим, кажутся вам безумными?

-- Вовсе нет, госпожа моя. Слова ваши вполне разумны. А печален я оттого, что день вашей радостной встречи с родными в лучшем мире будет для меня днем печали. Ибо мне придется в этот день расстаться с вами.

Эмбер поджала губы. И отвернулась, следуя дальше по балкону.

-- Еще хочу спросить вас, почему же вы, любя белый цвет, не приняли моего белоснежного подарка? Прекрасной белой комнаты, которую я с любовью обустроил для вас?

Эмбер напряглась, приостанавливаясь и кусая нижнюю губку. Где-то в глубине души ей было сейчас неловко за свой жестокий поступок. И оправдание, что Аллард – враг, уже не казалось таким очевидным.

-- Оттого не приняла, ваше величество, потому что никто... никто никогда не спросит меня, какого подарка я действительно хочу...

Он внимательно посмотрел на нее, а из ее янтарных глаз покатились слезы.

И Аллард понял, какой ей нужен подарок. Он снял рукавицу со своей руки, и на щеку девушки легла теплая ладонь, вытирая слезу.

-- Мы перевезем ее и похороним здесь, в нашем саду. Нет, она не будет лежать у дороги. Или в холодном склепе. Около нашей королевской часовни есть розарий. Там растет множество роз всех оттенков. Мы похороним ее среди белых роз, а рядом поставим мраморную скамью. Солнце будет согревать ее своими лучами, птицы будут ей петь, а вы будете навещать ее, когда пожелаете.

Он стоял рядом, нависнув над ней. Его длинные седые волосы трепал ветер. Снежинки путались в них и оседали на меховом воротнике его теплой накидки.

Иногда облегчение приносит слез больше, чем горе. И Эмбер залилась слезами, на секунду прижав его ладонь своей ладонью и тут же отпустив. А он вдруг ощутил, какие у нее холодные руки. Сжал незаметно край ее плаща и ужаснулся тонкой зябкой ткани.

Тогда Аллард снял свой меховой плащ и, скинув ее малюсенькую пелеринку, накинул его ей на плечи, укутав девушку в меха с ног до головы. Король остался в одном пурпуэне^[18], но он не боялся холода.

Эмбер продолжала плакать.

-- Зачем, зачем вы это делаете? Зачем каждый раз прощаете меня? Почему не накажете наконец, ведь я заслужила!

-- Посмотрите на меня, -- прервал он ее, беря личико девушки в ладони. -- Я – ваш защитник. Ничего не бойтесь.

Видя, что королева более не может продолжать прогулку, что она дрожит и плачет, король подхватил ее на руки и унес с балкона.

Эмиль неожиданно не пошел вслед за Эмбер. У его девочки появился другой, более могущественный защитник. А друг детства впервые почувствовал себя лишним, ненужным.

Когда стража покинула балкон вслед за королем, Эмиль остался в одиночестве.

Он смотрел вдаль на заснеженные поля, и одинокие снежинки, пролетая мимо, запутывались в его волосах и не таяли.

Глава 20. Круженье снега

Смеркалось.

Снег летел лёгкими хлопьями, ложился на поля и леса, на ветви деревьев в дворцовом парке, на оконные ставни, залетал в прогулочную галерею, где на перилах балюстрады, лицом в парк, сидел Эмиль. Он равнодушно смотрел, как сад покрывается чистой белой пушистой пеленой.

Эмбер сейчас у себя, в своей комнате, и король, ее супруг, рядом с нею.

Не то, чтобы Эмиль ревновал. Просто он впервые почувствовал, что не нужен больше сестре.

Годами они были вместе. Единственные друг у друга.

Бьянка – нет, она всегда была отдельно. Отец ее не любил, но и не трогал. Бьянка была дорогим товаром. Ее хотели выгодно сбыть с рук. А с Эмбер можно было отвести старческую садистскую душу.

Да, Эмбер была для его души. Для черной души колдуна, разбойника и убийцы. Ее можно было ласкать и мучить, умертвлять и воскрешать. Она бы никогда не вышла из своей темницы. И только Эмиль был светом в ее судьбе.

Еще вчера так было. И вот другой занял его место. И он стал одинок в один миг.

Раньше у него была цель. Это повелось ещё с детства. Он утешал ее после наказаний, приходил тайно к ее комнате и разговаривал с ней через щель, приносил ей еду, когда девушку сажали на хлеб и воду. И телохранителем он стал, мечтая хранить именно ее. Иногда они вместе гуляли. У них была общая жизнь, общие беды, общие враги и одна на двоих душа.

А теперь его место занял король. Эмилю бы порадоваться за сестру, ведь он всегда желал ей счастья. Но почему-то что-то больно давило на грудь. Он словно потерял почву под ногами. И падает, падает, словно эти хлопья...

Мужчина поднял голову вверх, следя в темнеющем небе бесконечную вереницу снежинок, потом посмотрел вниз. А ведь стоит ему только осмелиться, слегка качнуться вперед, и вот она – свобода! Голова его закружилась, и он закрыл глаза.

Если сейчас он упадет, вспомнит ли о нем хоть кто-нибудь?

И на мгновенье ему показалось, что он падает, летит туда, в снежный парк, вниз, задевая ветви и обрушивая бесшумные водопады белого снега.

Вдруг чьи-то руки обхватили его и не дали упасть. Нежно, но крепко сжали в объятьях. И он снова летит, только не вниз, а вверх. Летит в снежном вихре. И вокруг только снег.

Эмиль открыл глаза.

Он все также сидит на перилах, но теперь его обнимают нежные женские руки.

Кто-то шепчет ему в волосы:

-- Стой... Куда? Подожди меня...

Его разворачивают к парку спиной, теперь он в безопасности, а лицо его прижимают к девичьей груди.

-- Эмиль... -- и ее пальцы вплетаются в его волосы. Он поднимает голову.

-- Вайолет?

-- Да. Поздновато гулять по заснеженному саду. Иди сюда, я отогрею тебя.

И она снова привлекает его голову себе на грудь, оплетает его заботливыми руками и укутывает своим плащом.

Мужчина устало закрывает глаза и невольно обнимает ее. Сейчас ему все безразлично, кроме нежного тепла, что окутывает его. Кроме пальцев, что так сладко вплетаются в его волосы. Кроме тонкого завораживающего цветочного аромата, что исходит от нее, кружит голову и одурманивает.

А девушка шепчет:

-- Не переживай. Она в безопасности. Эмбер посчастливилось обрести сокровище, только она пока этого не понимает.

-- Какое сокровище?

-- Сердце короля.

-- Да, но я потерял ее.

-- Ты слишком привязался к сестре. Тебе пора найти свою любовь. Девушку, которой ты подаришь сердце.

И эти слова возвращают его к реальности.

-- Уж не тебя ли, женщина-кошка? -- усмехается Эмиль, вмиг приходя в себя, отстраняется и встает с перил, ступая на заснеженные плиты галереи.

-- Эмиль! – она снова протянула к нему руки, -- не уходи! Разве ты не слышал сейчас, как мое сердце билось только для тебя? Я смотрю вокруг, а вижу только тебя, слышу только тебя!

Он смотрел на нее и удивлялся, откуда на ней столько снега? Вся одежда засыпана белым! Глянул на себя – то же самое! Словно мимо них пронесся снежный буран. Или они пронеслись сквозь него.

Вайолет подошла и положила руки ему на грудь. И он не убрал их, заглянув ей в глаза.

-- Неужели я не нравлюсь тебе, Эмиль?

-- О, перед вашими чарами, графиня, невозможно устоять! Иногда мне кажется, что в вас влюблены все мужчины этого замка.

Она усмехнулась и сузила глаза, словно его слова больно кольнули ее.

-- Мне это не важно. Только твои чувства имеют значение.

-- Это оттого, что я единственный, кто не пал еще к вашим ногам. Вы как избалованный ребенок, который требует новую игрушку, потому то прежние наскучили.

-- Ты для меня не игрушка, Эмиль. Я люблю тебя, разве ты не видишь?

-- А герцога вы не любили? – приподнял он бровь, пытаясь игнорировать ее слова. Ведь не может быть, чтобы она говорила серьезно.

Она изменилась в лице. И вдруг спросила с горечью в голосе.

-- А его разве можно было любить? Разве можно любить человека без сердца? Как ты думаешь, почему он решил выдать меня за Тенебра?

-- Даже не представляю, чем вы могли так досадить ему.

-- Хочешь узнать?

-- О, избавьте меня от подробностей ваших отношений!

-- Забывшись, я назвала его чужим именем. Именем того, кто снится мне каждую ночь, кого я представляла рядом, когда герцог обнимал меня. Твоим именем!

Эмиль молчал, потрясенный ее словами. А Вайолет продолжила.

-- Не ожидал?

Эмиль был в замешательстве. Что ответить ей? Он опустил глаза. а Вайолет продолжала дрогнувшим от обиды голосом.

-- Бедный Рагнар, он был в бешенстве! Возможно, он не заслужил такого предательства с моей стороны, ведь он дарил мне чувств гораздо больше, чем один бессердечный стражник, обдающий меня раз за разом холодом. По крайней мере, в глазах герцога я никогда не видела равнодушия и презрения!

Развернувшись, она зашагала прочь, оставив Эмиля одного в галерее.

Мужчина подошел снова к балюстраде. Он невольно стиснул в ладонях ледяной камень перил и впился взглядом в тонущий в темноте и снегу парк.

Кое-где верхушки деревьев были голыми. Снег осыпался с них, словно по ним прогулялись.

И точно снег побелело его лицо. Внезапная догадка пронзила сердце. Нет! Это был не сон, не видение! Он падал! Туда, вниз! Но как она смогла…?!!

Эмиль резко развернулся, глядя ей вслед, туда, где на балконе уже было пусто. И даже следов не было видно на присыпанном снегом холодном каменном балконе.

-- Стой! Эй, женщина-кошка! …Ведьма…

А снег продолжал кружиться, спешно уничтожая в ночном парке все следы.

Глава 21. В белой комнате

После прогулки Аллард отнес королеву в ее новые белые покои. Здесь уже все убрали. Заменили изрезанные простыни, искромсанные цветы и подушки, убрали все перья до единой пушинки.

Король уложил девушку на постель, освободив от плаща. Сам снял с нее туфельки и укрыл вязаным пушистым одеялом.

Эмбер чувствовала себя совершенно разбитой. Если бы ее презирали, унижали, наказывали, она бы приняла это твердо и с достоинством. Но доброта Алларда убивала ее, заставляла чувствовать себя жестокой и неблагодарной.

Стыд, раскаяние, страх перед будущим, ожидание заслуженного наказания, отвратительные тошнота и слабость – все смешалось и мучило, причиняя страданья.

-- Как вы себя чувствуете, госпожа моя?

-- О-о! Уйдите! Не хочу вас видеть! Оставьте меня! – и она зарыдала. Нервы сдали, сил держать лицо не осталось совсем. Эмбер чувствовала себя такой одинокой, жалкой, презренной, не стоящей всех этих почестей и уважения.

Он подошел к кровати и сел рядом с ней, беря ее за руку.

-- Ну-ну, что случилось? Отчего эти слезы?

Девушка беспомощно застонала, совершенно расклеившись. Она была бы рада быть стойкой и не показывать своему врагу слабости, но тошнота и усталость были так сильны, что терпеть больше не было сил.

-- Пригласить вам лекаря? Вот тут он оставил вам имбирный чай и мятные пилюли.

-- Дайте одну... меня невыносимо тошнит...

Аллард вложил ей в рот мятную конфету, приоткрыл окно и снова присел рядом на постель.

-- Крепитесь, душа моя. Простите, ужин с послом был не лучшей идеей. Возможно, прогулка тоже.

Конфета во рту девушки таяла, разливаясь приятным холодком на языке. Наконец она набралась сил спросить:

-- Вы вернёте меня в дом отца?

--- Что? Нет! Отец больше не имеет над вами власти, не бойтесь.

-- Отдадите в монастырь?

-- В монастырь? С чего вы взяли?

-- Вы же отправили туда вашу любовницу.

Она не видела в темноте, да и не смотрела на него, но на лице Алларда отразилась боль, словно ему разбередили старую рану. Он ответил не сразу.

-- Моя Арлетта сама выбрала такой путь. И хоть я и был против, но не посмел препятствовать движению ее души.

-- Не захотела остаться с вами?

Алларда снова неприятно задели ее слова, но он не подал вида. Помолчав с минуту, ответил, скрепив сердце:

-- Выходит, мы не всегда можем понять наших близких, как бы не желали этого.

Он встал и закрыл окно, ведь проветрилось уже достаточно, становилось даже зябко.

Взяв в изножье кровати меховую накидку, накинул ее поверх одеяла Эмбер, укрывая ее ноги.

-- Вам не лучше?

Но она не ответила. Эмбер никак не могла понять, что он намерен делать? Неужели смирится с тем, что она носит незаконного ребенка? Зачем ему порченный товар? Девушка старательно разрушала хорошее впечатление о себе, говорила и делала ужасные вещи, словно пытаясь подтвердить свою репутацию безумной, словно желая ускорить развязку всей этой истории. И не могла понять, где предел его терпению. И вот решила прямо спросить, сил ждать больше не осталось.

-- Что вы намерены со мною сделать, скажите мне прямо? Запрете в камере? Отдадите своим солдатам? Или, как в той легенде, подарите Волкам, чтобы скрепить мирный договор? Я больше не вынесу вашего молчания! Отец бы уже давно высек меня или запер в железном ящике! Что вы задумали, скажите же мне!

-- В железном ящике?! Боги, о чем это вы? Что за ужасы в вашей голове?

Король склонился, пытаясь рассмотреть ее лицо, но Эмбер зарылась лицом в подушку. Его терпение оказалось ей наказанием тяжелее, чем железный ящик для сумасшедших.

-- Не бойтесь, вас никто не обидит. Здесь вы в безопасности, -- большая ладонь снова тихонько погладила ее по спине. -- Я не собираюсь наказывать беременную испуганную девочку. Вам ничего не грозит. Успокойтесь. Вас достаточно наказывали. Но мало жалели и совсем не любили. Пора узнать, что это такое.

-- И вы не считаете меня безумной?

Он усмехнулся, взял ее руку, поцеловал и приложил к своей груди, туда, где билось сердце.

-- Скажите-ка мне, хотите ли вы все еще вырезать мое сердце и положить в стеклянный сосуд?

Эмбер испуганно вырвала руку, ничего не отвечая. А король улыбнулся.

Она закрыла глаза, вздохнула и сказала вдруг

-- Нет, не хочу…

-- Вот видите. Вы вовсе не безумны. У каждой болезни есть свое лекарство. Для вас лекарство – доброта.

Он вздохнул, задумавшись о том, какой же тяжёлой была ее жизнь в доме отца, неосознанно продолжая поглаживать ее спину через толстое одеяло. Но Аллард даже не смог бы вообразить и малой части того ужаса и мерзостей, что ей пришлось пережить в родном доме, ведь все ее истерики, жестокие выходки и перепады настроения родились не на пустом месте.

-- Как умерла ваша жена? -- вдруг спросила Эмбер.

Он словно очнулся. Девочке интересно знать о его прежних женщинах. Ну что ж, это естественный интерес, хотя это и тяжёлые для него воспоминания.

-- Давно это было, голубка. Больше двадцати лет назад. Я был тогда молод. Мой брат замыслил покушение на меня. Был праздник. Погожий летний день. Моя Мелли ждала ребенка, но никто не знал об этом. В королевских семьях не принято сообщать о таких вещах раньше четвертого месяца.

Ну вот... Был прекрасный солнечный день, кругом только родные и друзья. Так нам казалось. Неожиданно лорды, окружившие нас, бросились на нас с кинжалами. Мелли получила восемь ударов, я -- двенадцать. Но я выжил. Вступились мои настоящие друзья. Маркиз Дюрфе, мой дорогой Айхо, был среди них. Даже его юная жена пыталась закрыть меня своей грудью. Бедная Илеана, получив тяжелые увечья, она больше никогда не смогла встать на ноги, а вскоре умерла. Мои раны тоже были тяжелы, но не легко, видимо, одолеть Алларда-медведя.

-- И вы казнили лордов и вашего брата?

-- Да. Не мог же я отнять отцов и мужей у их семей, а брата пощадить. Суд должен быть справедливым.

-- Так вот чем вы заслужили ваше прозвище Справедливый!

-- Это болезненные воспоминания...

-- А почему вы сами казнили брата? Из-за потери жены и ребенка?

Аллард снова помолчал.

-- Если ты думаешь, что мечом в моей руке двигала месть, то ты ошибаешься. Случись казнь через пару дней после нападения, так бы и было. Но мои раны долго заживали. Я успел многое передумать. Успел оплакать смерть жены и ребенка. Мной двигала не месть.

-- А что же?

Но Аллард молчал.

-- Когда-нибудь расскажу. Тебе лучше, голубка? Как ты?

Он склонился к ней и погладил по голове.

-- Я рассказал тебе о жене, чтобы ты поняла. Я не собираюсь, подобно тем извергам, чинить расправу над испуганной беременной женщиной. Когда-то Боги забрали у меня Мелли, и вот теперь дали мне тебя. Это их воля, не мне судить. Ничего не бойся, я позабочусь о тебе и о ребенке.

-- Вы не отнимите его у меня? -- вся сжавшись, решилась спросить девушка.

-- Нет. Он вырастет тут, в замке. Получит прекрасное образование и титул, не беспокойся о его судьбе.

В этот момент столько чувств теснились в груди Эмбер, что она села на постели.

-- Вот, выпей -- Аллард налил ей имбирного напитка и, пока она пила, смотрел на нее с улыбкой.

-- Отдыхай, -- он поднялся, возвышаясь над ней в полутьме, словно великан.

-- Мелли тоже мучилась тошнотой. Целыми днями она проводила в постели, а меня просила читать ей старинные легенды.

-- Про северных Волков?

-- И про Волков тоже. И ещё любила, чтобы я носил ее на руках...Спи, голубка...

Король направился к двери.

А Эмбер так живо представила, как огромный молодой Аллард носит на руках свою Мелли. И тут же мелькнула мысль, что должно быть он очень любил свою жену. Так что же ещё, если не месть, заставило его лично отрубить голову родному брату?

-- И все же почему не палач, а ты сам отрубил голову брату?

Он уже почти ушел, но ее слова заставили его обернуться. И тогда он вернулся, взял ее руку и … вдруг опустился перед ней на одно колено, низко склонил голову и приложил ее ладонь к своей шее.

-- Посмотри на меня! Мы были с братом близнецами. Как ты думаешь, легко ли мне отрубить голову? Тут нужна недюжинная сила. Никто не смог бы, кроме меня, сделать это с одного удара, мгновенно. Это было милосердие с моей стороны. Милосердие к нему, но не ко мне… Там, на помосте для казни, мы встретились уже другими людьми. Он, видимо, тоже успел о многом передумать за это время. Не один я поседел за те дни. Как брат, я простил его. Но король не может такого прощать. Не имеет права. Я должен был…

Эмбер спала тревожно. Ей снилось, что это ее, а не Мелли, Аллард носит на руках. А она крепко держится за его шею и почему-то боится поднять на него глаза.

И видит только его волосы, струящиеся по плечам. Но не седые, а прекрасные светлые вьющиеся волосы. И ее сердце бьётся, так сильно бьётся!

Наконец, она осмелилась поднять глаза. Их взгляды встретились. И Эмбер поняла, что влюблена в этого гиганта.

А он, склонившись к ее уху, шепчет: "Не бойся, Мелли, Аллард не узнает!"

Холод ужасной догадки сковал ее грудь, а руки невольно сжали мощную шею. И вдруг его голова отрывается и катится по полу. Эмбер смотрит, а голова -- с седыми волосами!

Глава 22. Утро без короля

На следующий день рано утром состоялось погребение герцога Берганса в фамильном королевском склепе.

Проститься с ним пришло большинство придворных, однако не все. Королевы Эмбер предсказуемо не было. Не было и Фалины, которая еще не оправилась от полученных ран. Отсутствовал и лекарь. Он отправился в город в аптекарскую лавку.

Сразу после погребения герцога траурный кортеж с телом маркиза Дюрфе должен был отправится в его родовой замок. Аллард решил лично сопроводить туда дочь маркиза Жозефину, чтобы поддержать девочку в этот тяжелый момент. Король обещал вернуться к вечеру. Он возвратится, как только передаст юную Жози с рук на руки ее тетке, сестре маркиза, а та уж наверняка позаботиться об осиротевшей племяннице.

Леди Вайолет мало интересовало прощание, хотя маркиза она уважала. Находясь среди скорбящих придворных дам, девушка была занята тем, что следила, как стража помогает с организацией траурного кортежа.

«Как же хорош сегодня капитан Рендал! – размышляла графиня, -- Собран, серьезен, внимателен! И как же ему идет черный цвет! В прошлом году Мунстоун посещал король Филипп из соседнего королевства. В один из дней на монархе был изумительный черный бархатный костюм с вышивкой. Именно такой пошел бы капитану. Да, в нем он был бы неотразим. И еще бы чуть длинней отпустить волосы… Эх, капитан совершенно не умеет себя подать. А ведь тут есть на что посмотреть! Ему бы рядом умную женщину, такую как Вайолет. Они были бы невероятной парой!»

Вайолет невольно замечталась, лаская капитана взглядом. Но внезапно все изменилось. Словно тучи набежали на голубое чистое небо. Появилась, вся в черном, дочь генерала Айхо, маркиза Дюрфе. Вне себя от горя, она, казалось, шла наугад, не замечая, что у нее под ногами. Сразу несколько кавалеров бросилось к ней на помощь, чтобы проводить до кареты, и первым был, конечно, капитан Рендал.

Вайолет, которую капитан удостоил сегодня едва заметного кивка головы, мрачно наблюдала, как бережно он сопровождает сироту, как почтительно склоняет перед ней голову. И ведь уже не в первый раз графиня замечала, как он внимателен к ее подруге. Глядя, как услужливо Эмиль помогает перенести вещи Жозефины в карету, как откидывает для девушки ступеньку и заботливо придерживает дверцу экипажа, Вайолет испытывала жесточайшие муки ревности. В своей доброй подруге Жози красавица вдруг увидела серьезную соперницу.

И дело было тут даже не в том, что Жозефина моложе Вайолет, богаче и выше титулом. Эта девочка имела то, что, по мнению графини, и влекло к ней Эмиля: она была чиста и невинна. Нет, Вайолет не жалела ни о чем в своей жизни и ничего не хотела бы изменить, но как же обидно, когда другая в глазах важного тебе человека имеет убийственный козырь, который тебе уже никогда не заполучить.

Наверное, так поблекшие немолодые красавицы смотрят на юных очаровательных соперниц, оплакивая прошедшую молодость. Но, в отличие от них, страдания в сердце Вайолет не рождали ненависти. Они рождали боль.

Каждый почтительный поклон ее любимого, каждый взгляд, брошенный на другую, разрывали ей сердце. А когда под конец капитан, поддержав девушку под локоть, встретился с ней взглядом и почти улыбнулся (почти, потому что он, кажется, в принципе не умел улыбаться), Вайолет чуть руками не всплеснула от такой вопиющей несправедливости.

Едва кортеж отъехал, и все стали расходиться, Вайолет не смогла удержаться, чтобы не подойти к Эмилю.

-- Вы сегодня удивительно внимательны и заботливы, капитан Рендал. К чему бы это? Вероятно, есть весомая причина?

На ее слова капитан только усмехнулся.

-- Без причины даже ветер не дует, графиня. Юная маркиза потеряла отца. Сердце любого воина содрогнется, видя, как дочь великого генерала льет слезы. А вы, леди Вайолет? Пришли проститься с герцогом? Соболезную вам, -- и он оставил ее позади, ускоряя шаг.

Хорошо, что капитан быстро удалился и не увидел, как исказилось лицо красавицы.

«Что?! Что он себе позволяет? Просто нет слов! Да кто он такой?! Что о себе возомнил?! А он-то кто? Бастард, не признанный отцом! Деревенщина неотесанная! Да он…он…»

И вдруг рядом послышалось тихое:

-- Дочь моя, что у тебя с лицом?

Вайолет повернула голову и увидела рядом отца. Лицо канцлера было как обычно бесстрастным, но сегодня еще и с легким оттенком скорби. Как раз то, что нужно, когда вы на церемонии прощания.

-- Не стоит выпрашивать внимания и принимать близко к сердцу тех, кто тебя не ценит, -- едва слышно продолжал канцлер, -- Иногда унижение может показаться подходящей отмычкой от двери желаний. Но, поверь мне, за открытой таким способом дверью тебя ждет только одно: разочарование. Никогда не унижайся, Вайолет. Твой дед был Волком королевской крови. Помни об этом и будь достойна такой чести.

И Вайолет попыталась успокоиться. Гордо вскинула голову и отвела от удаляющегося капитана взгляд своих необычных голубых глаз, доставшихся ей от таинственного деда.

***

Перед рассветом Эмбер чудилось, что пришел король Аллард. Что склонился к ней и гладит ее по голове ладонью. Что целует в лоб и что-то говорит ей, а она даже что-то ему отвечает.

Утро было ярким и свежим. За ночь навалило снега, и Эмбер, как только проснулась, тут же, как в детстве, бросилась к окну.

Любовалась заснеженным парком, с интересом высматривала очертания дорожек и скамеек, мечтала, как попросит короля прогуляться среди этого снежного великолепия. Вместе с ним. Он будет идти рядом, а она всем своим существом будет чувствовать его заботу о ней, снова будет испытывать это сладкое чувство защищенности.

Она больше не боялась короля. Вчерашний откровенный разговор словно сблизил их. В конце концов, с ним можно приятно общаться. В разговоре он очень деликатен и мягок. С ним рядом хорошо и спокойно.

Он хочет похоронить Бьянку в этом чудесном саду. Он очень добр. И не его вина, что его брат Рагнар был чудовищем. Но герцога больше нет, и не стоит о нем вспоминать.

Настроение было чудесным.

Когда вошла Мэтти, королева удивила ее улыбкой и хорошим настроением.

-- Мэтти, не звал ли сегодня его величество меня к завтраку?

Лицо Мэтти удивлённо вытянулось.

-- Миледи, рано утром король покинул замок. Он сопровождает тело маркиза Дюрфе в родовое поместье. Его величество ведь приходил попрощаться с вами. Разве вы не помните?

Хорошее настроение Эмбер тут же улетучилось.

Так это был не сон?! Он и правда приходил прощаться? Но ведь не забыл про нее. Гладил по голове, она это точно помнит.

Девушка снова подошла к окну, только почему-то заснеженный парк уже не радовал ее. Она вдруг ощутила пустоту.

Аллард был так добр, так внимателен к ней. Никто никогда еще не заботился о ней, кроме брата.

А она поступала с королем так жестоко. Теперь Эмбер раскаивалась и в своих словах, и в поступках. И в самом главном жестоком поступке, который он ей так великодушно простил. Простил то, что нельзя простить…

Эмбер приложила руку к животу. Он стал уже ощущаться, хотя со стороны этого было совсем не заметно. Девушка вздохнула.

-- Не печальтесь, ваше величество! Король обещал к вечеру вернуться и устроить для вас и бедной госпожи Фалины какой-то приятный сюрприз.

И Эмбер заставила себя улыбнуться. Она вдруг так четко представила себе, как он сказал бы ей сейчас: "Ну что ты, голубка, приуныла? Не печалься, я скоро вернусь". И королева снова улыбнулась. На этот раз искренне. Она будет ждать. И когда Аллард вернется, она ответит благодарностью на его доброту. Обязательно!

Девушка вдруг ощутила невероятное желание жить и радоваться жизни.

-- Мне хотелось бы принять ванну, -- сообщила она Метти, которая принесла ей теплой воды умыться.

-- Конечно, ваше величество.

Пока слуги таскали воду в огромную деревянную бадью, выстланную изнутри белоснежной простыней, Эмбер расчесывала перед зеркалом свои золотистые волосы и критически осматривала себя. Боги, как же она себя запустила! Худая, бледная, чуть ли не тени под глазами.

-- Скажи, Метти, ты давно тут служишь?

-- Всю свою жизнь.

-- А ты помнишь прежнюю королеву? Какой она была?

-- Конечно помню, я ведь была ее горничной! Королева Меланколи была доброй, веселой, словно птичка, нежной и очень красивой! -- улыбнулась женщина, помогая Эмбер взобраться по небольшой лесенке и войти в теплую воду.

Пока девушка устраивалась на скамеечке внутри, служанка поставила перед ней на деревянную перекладину, уложенную поперек ванны, легкое разбавленное вино в кувшине, ещё теплые маленькие круглые булочки, заячий паштет и грушевый мармелад.

-- Расскажи мне о ней, Метти. Король любил свою жену?

-- Ее выбрал ему отец. Она была принцессой из соседнего королевства. Но это был тот случай, когда расчет и расположение сердца счастливо совпали! Король Аллард только-только был коронован. Да, он ее очень любил!

-- А ты помнишь его брата? Каким он был?

Эмбер разрезала булочку и намазала ее нежным паштетом. Ей хотелось побольше узнать об этих людях, ведь она должна войти в их семью.

Мэтти закончила распаривать мочалку в фарфоровой миске, отжала ее и полила ароматным жидким мылом из маленького кувшинчика.

-- Ах, принц Алистер! Он был... словно жаркий летний день! Блестящий оратор, храбрый воин! Он всегда побеждал на турнирах! Когда его доспехи горели на солнце, а золотые кудри трепал ветер, сердца девушек выпрыгивали из груди! Победив соперников, он всегда проезжал вдоль трибун, чтобы вручить розу даме своего сердца.., -- от нахлынувших воспоминаний Метти едва не выронила мочалку из рук, -- и все девушки были влюблены в него! А он был прекрасным ветреником и разбил не одно девичье сердце!

Эмбер внимательно слушала, пока служанка намыливала ее спину и плечи. Сразу чувствовалось, что в свое время Мэтти тоже не осталось равнодушной к чарам принца.

-- А Аллард? Он тоже был прекрасным ветреником? Они ведь близнецы.

-- О, нет! Аллард и Аллистер были совсем непохожи, хоть и близнецы. Аллард был ближе к отцу, везде сопровождал его, вникал в дела королевства. Король был болен, и сын очень помогал ему. Старик был за ним, как за каменной стеной. И оба были против похода на варваров в Северные пустоши. Вот в этом-то вопросе они и разошлись с Алистером.

Тот собиралединомышленников, чтобы истребить Волкова, захватить их богатства и присоединить Пустоши к нашему королевству. Безумная затея! Вот тогда-то старый король, предчувствуя скорую кончину, поспешил короновать Алларда. Алистер ему не простил этого, ведь он был уверен, что именно ему должна достаться корона.

-- И устроил заговор?

Мэтти только вздохнула.

-- Что теперь говорить, столько лет прошло.

-- Мэтти... А разве королева Меланколи не попала под обаяние солнечного принца Алистера? Неужели предпочла спокойного и надёжного Алларда?

Метти как-то вдруг напряглась и убрала мочалку.

-- С чего вы это взяли? Глупости и сплетни все это, не было ничего такого, -- и она вылила кувшин воды на спину Эмбер, -- ведь принц был давно и счастливо женат!

На этом Эмбер прекратила расспросы. И правда, что уж теперь, столько времени прошло. Однако волнение служанки ее смутило.

Эмбер вышла из воды, и Мэтти обернула ее большой мягкой простыней.

Девушка подсела к зеркалу, окунула пальцы в керамическую баночку и зачерпнула немного бальзама. Нанесла его на свои потрескавшиеся губы и слегка помассировала. Губы тут же заалели, и Эмбер улыбнулась.

-- Ты свободна, Метти, -- она взяла гребень и стала расчесывать волосы. И поймала себя на том, что думает об Алларде. И нахмурилась.

«Ты в своем уме, Эмбер?! Да, он был красавцем. Лет 20-30 назад. А теперь он старик, ровесник твоего отца! Боги, я замужем за стариком!»

Она отбросила гребень и упала на кровать, рыдая.

Жизнь показалась ей конченой.

Глава 23. У райских дверей

Сегодня с утра королева Эмбер была грустна. Она уединилась в зимнем саду с книгой старинных сказаний, которую когда-то Аллард читал своей Мелли. Вот только смысл легенды ускользал от нее. Девушка смотрела на пожелтевшие страницы и думала о чем-то своем…

Эмиль стоял у входа в зимний сад и охранял покой королевы. Он смотрел в пустой заснеженный парк, а холодный ветер небрежно трепал черные кудри.

Вдруг в противоположном конце галереи в проходе мелькнул женский силуэт. Эмиль невольно поморщился: «О, нет!»

Заметив его, из прохода вынырнула и неспешно двинулась в его сторону леди Вайолет. Темно-вишневый плащ с золотой вышивкой укрывал ее с головы до ног. Под ним мелькало темное платье.

Сегодня она не походила на роковую красавицу. Скорее на шкодливую девчонку с простой прической и почти без украшений. Ее прекрасные длинные черные волосы были заплетены в несколько кос и свободно падали на плечи.

Графиня шла и едва заметно улыбалась, постукивая каблучками по сырому камню, кое-где припорошенному снегом.

«Ну нет, кошка, я тебе не мышь! Не получится играть мною. И тем более поймать в твои цепкие коготки!» -- пронеслось в его голове. Эмиль приготовился к обороне.

Подойдя ближе, графиня вежливо поздоровалась и уже хотела было войти в зимний сад, но мужчина вынужден был сделать шаг в ее сторону и преградить собой путь.

-- Ох! – красавица восторженно охнула, едва не впечатавшись в широкую грудь стражника.

-- В чем дело, капитан Рендал? -- притворно возмутилась она, не спеша отступить и так и стояла, почти касаясь мужчины, -- или желаете составить мне компанию?

Графиня явно не выглядела разочарованной.

-- Простите, леди, но вы не можете войти в сад. Там отдыхает королева.

-- А вас оставила у дверей?

Эмиль ничего не ответил, уставившись в никуда поверх ее головы. Реагировать на колкости было ниже его достоинства.

Вайолет отступила к перилам, вглядываясь в парк и обдумывая, как ей лучше поступить. Ей даже не верилось в столь неожиданную удачу – остаться с капитаном наедине! Графиня нервно покусывала ноготок, но любовалась парком недолго, ведь рядом с ней было гораздо более увлекательное зрелище.

Девушка повернулась и стала рассматривать молодого мужчину. Он был смуглым, с благородными чертами лица. Неужели он и вправду сын того страшного Дьявола? От мыслей о Тенебра боязливо сжалось сердце. Она слышала, что бывший разбойник в молодости был вовсе недурен собой, имел черные, как вороново крыло, волосы и глаза, словно мрак преисподней. Вот и Эмиль такой же. Когда на него смотришь, сердце тоже замирает, но не от страха -- от предвкушения…

Ее взгляд жадно скользил по его лицу, путешествуя от красивого изгиба бровей к губам, по подбородку и снова к губам. И чем дольше она смотрела, тем дольше ей хотелось смотреть…

Наконец Эмиль не выдержал и, с трудом подавив улыбку, коротко взглянул на нее, тут же снова поспешно отводя взгляд. Он прекрасно чувствовал, как она разглядывает его. Не просто с любопытством. С восхищением! Капитан вышел из образа равнодушия всего лишь на мгновенье, но она успела заметить. И, воодушевившись, улыбнулась.

Желая заинтриговать капитана, Вайолет достала из сумочки-мешка, закреплённого на поясе, специально припасенное ею странное приспособление. Какую-то небольшую трубочку длиной с ладонь. Красивая полированная темная поверхность с золотыми узорами говорила о том, что это не простая вещица.

Повертев ее в руке, девушка взяла трубочку в рот, подошла к факелу и достала из сумочки небольшую лучинку. Запалив ее, засунула горящий конец лучины в трубку, немного подождала… и вдруг выпустила изо рта одну за другой несколько струек дыма. Видимо, трубочка была чем-то набита. Эмиль ощутил лёгкий приятный сладковатый аромат.

Между тем графиня вернулась к перилам и, удобно усевшись на них, поднесла трубку к губам. Слегка затянувшись, она выпустила еще одно невесомое облачко.

Эмиль невольно наблюдал за ней и за тем, что она делала, ведь он никогда ничего подобного прежде не видел. Вернее, видел, но давно, когда однажды сопровождал барона на встречу с иноземными купцами.

Те привезли много редких и дорогих товаров: специй, трав, каких-то порошков. Барон со знанием дела долго перебирал подозрительный товар, который был ему нужен не иначе, как для колдовства. И у одного из купцов вроде была подобная трубка, только побольше и потолще. И он тоже пускал дым изо рта.

«Вот же чертовка! Как есть колдунья!» -- размышлял Эмиль, не в силах оторвать взгляда от соблазнительных алых губ.

А Вайолет, сидя на перилах, беспечно покачивала ножкой и поглядывала на него с любопытством. Увидев, что он заинтересовался, очень довольная, она спрыгнула с перил.

-- Хочешь попробовать? – протянула она ему свою игрушку, -- Просто набери дым в рот и подержи. Это очень приятно.

Но Эмиль лишь мазнул взглядом по странной трубке, потом снова мельком бросил взгляд на ее губы, нежное белое лицо, тонкий нос и удивительные голубые глаза. Он всегда поражался их цвету. Говорят, у королевы Фреи были такие глаза. А теперь их можно встретить только у ее потомков – Волков с королевской кровью.

Ему, конечно, было любопытно, но он поборол себя и не пошел у нее на поводу.

Чуть склонившись к ней, Эмиль вдруг негромко спросил, кивнув на трубку:

-- А ваш отец знает про это?

Но графиня не растерялась и ответила ему. Тоже шепотом.

-- Нет, но ты ведь не скажешь ему? А я в награду за это расскажу тебе, что ты делаешь со мной по ночам в моих снах. Поверь, это очень интересные сны. Хочешь узнать подробности?

Никогда Эмиль не слышал от женщины столь бесстыдных речей, и у него невольно зарделись щеки от стыда, возмущения и…какого-то еще непонятного чувства.

-- Будь я на месте твоего отца, -- выдавил, наконец, из себя капитан, -- хорошенько отшлепал бы тебя. За твое поведение.

Она приподняла бровки и прикрыла глаза ресницами.

-- А я не против. Когда и где?

Он вдруг нахмурился.

-- У тебя совсем стыда нет? А впрочем... Приходи. В девять. Ко мне в комнату.

Вайолет широко раскрыла глаза, забывая играть свою роль соблазнительницы, не веря своим ушам. Он это серьезно?!

-- Ты не шутишь? -- в глубине голубых глаз плескалось недоверие.

-- Я похож на шутника? В девять.

-- Я приду, -- она вдруг радостно обхватила рукой его за шею и шепнула на ухо так жарко, что у него невольно забилось сердце, -- мой строгий капитан!

И тут же убежала.

А Эмиль смотрел ей в след и думал, как жаль, что она ведьма.

Вообще-то он хотел проучить ее за приставания, но теперь засомневался. Возможно, зря он все это затеял, ведь с ведьмами лучше не связываться.

Глава 24. Легенда

Это был скучный длинный день. Эмбер не знала, куда себя деть. Пыталась гулять, читать книгу старинных легенд, подаренную королем, навестила Фалину. Мучилась и тосковала. Ничто ее не радовало.

День стал клониться к вечеру. Вдруг Эмбер осознала, что просто скучает по Алларду. По его вниманию и заботе. По ласковым словам, и по тому уважению, которое он ей оказывал.

Это осознание не принесло королеве облегчения. Внутренне она осуждала себя. Уговаривала выбросить эти глупости из головы. Король слишком стар, чтобы испытывать к нему какие-то трепетные чувства. И все же ничего не могла с собой поделать. Думала о нем каждую минуту. Потому что ничего нет прекраснее, чем чувствовать чью-то нежность и заботу. А от известия о том, что король вернулся, глупое сердце подскочило и затрепыхалось, словно беспомощная пойманная птичка.

Когда стемнело, Аллард позвал своих девочек, Фалину и Эмбер, прогуляться на балконе.

-- Прогулка в мороз на ночь глядя? -- Эмбер озадаченно смотрела на Метти, которая принесла ей теплые вещи: мягонькие вязаные чулки, меховые сапожки, юбки из тончайшей шерсти, бархатное толстое платье цвета горного малахита и белоснежную шубку. Все было таким красивым, теплым и удобным!

И все-таки…Гулять беременной женщине в холод, ночью...

Но когда Эмбер вышла на балкон, то просто ахнула!

Каменные плиты были застелены меховыми шкурами в несколько слоев. Повсюду горели факелы. У стены был обустроен настил, больше похожий на кровать. Мягкие матрасы, укрытые меховыми накидками, гора подушек. Стража, чтобы не мешать, стояла поодаль.

Рядом с настилом горели два очага, за которыми присматривали мальчики-слуги.

На низких столиках исходило паром горячее вино, прокипевшее со специями, а также вазы со сладостями и угощениями для дам.

Фалина тоже пришла, разодетая в золотистые меха, все еще бледная, но заинтригованная также, как и Эмбер.

Как только на балконе появились девушки, король не заставил себя ждать. Он первым взошел на импровизированную кровать, предлагая устроиться справа от себя племяннице, а место слева оставил для королевы.

"У сердца" -- вздохнула про себя Эмбер, и забралась поближе к нему.

-- Какая странная прогулка, -- удивилась вслух Фалина, принимая кубок согревающего напитка.

-- Вы же хотели услышать подлинную легенду о королеве Фрее и ее Волках? А где же ещё рассказывать сказки, как не в кровати ночью?

Эмбер ничего не сказала, только улыбнулась, глядя в темноту, и завернулась в меховое покрывало.

-- Ну что, готовы? -- король поднял руку, и вдруг факелы разом потухли. На балконе воцарилась темнота, но зато стали видны звёзды, а в свете луны зловещие очертания гор, покрытых непроходимыми лесами, стали казаться сказочной иллюстрацией в волшебной книге.

И Аллард стал рассказывать о далёких временах завоевания этих краев. О Первом Короле их лесного королевства и его прекрасной жене, голубоглазой волшебнице Фрее.

О том, как король предал королеву, подарив ее Принцу Волков в качестве залога заключённого мира.

Это была сказка о предательстве и раскаянии, бесстрашии и благородстве, о прекрасном принце Волков и волшебнице Фрее, об их вечной любви и об одиночестве Первого короля, которому власть и богатство без любви не принесли счастья.

Эта ночь была необычной.

Не так привыкли рассказывать сказки в этих краях. Здесь воспевали своих королей, а Волков изображали бесчестными и коварными лжецами. Но в рассказе Алларда Волки были честны и благородны. Волшебница Фрея научила их магии и передала всем своим царственным потомкам удивительные, невероятные голубые глаза. И последним царственным Волком, обладающим необыкновенными голубыми глазами своей прародительницы, был старый король Эмерхард.

Слушая его голос, Эмбер почти не вникала в суть сказки.

Когда Аллард укрыл ее своим меховым плащом, девушка уткнулись личиком в уютное тепло и буквально поплыла от блаженства. Хотелось так сидеть, сидеть, пока не уснёшь. Черная морозная ночь стала казаться не враждебной, а сказочной. Старинная легенда, негромкий голос короля, потрескивание пламени очагов -- все это умиротворяло и убаюкивало Эмбер. А может, это сказывалась беременность. Раньше девушка была крепкой и выносливой. Теперь же, рядом со своим защитником, она вдруг с удовольствием почувствовала себя слабой.

Аллард был отличным рассказчиком. Эмбер заслушалась, постепенно теряя смысловую нить. Глаза ее закрывались. Руки сами собой незаметно обхватили могучее тело. Такое надёжное, теплое, большое. Дыхание девушки выровнялось. Она и спала, и не спала, блуждая душой на грани сна и реальности.

Горячее вино тоже сыграло свою роль. И конечно она даже не удивилась, когда ее подхватили на руки и осторожно понесли куда-то. Было так спокойно и приятно ощущать заботу. Эмбер даже улыбнулась, с удовольствием пряча лицо в теплый мех его плаща. Всколыхнулись глубинные воспоминания далёкого и краткого детства, когда мать ещё была жива и заботилась о ней.

Вот её заносят с улицы в тепло. Она понимает, что очутилась в своей белоснежной любимой комнате. Ее укладывают на кровать. Вот Мэтти раздевает ее. На мгновенье девушка открывает глаза, с тревогой ища взглядом его.

-- Аллард...

-- Я тут, голубка. Доброй ночи.

-- Не уходи... -- цепляется за его большую ладонь.

-- Ну, так и быть. Посижу с тобой недолго.

Король садится на постель, но она тянет его ближе, чтобы лег на подушки подле нее.

-- Я скучаю, когда тебя нет рядом. Вернее... мне грустно... пусто...одиноко без тебя.

--- Я тут. Побуду с тобой, пока не уснешь.

Девушка кладет ему голову на грудь. Король полностью одет, прилёг только чтобы ей угодить.

-- Скажи мне что-нибудь.

-- Что сказать, голубушка?

-- Что-нибудь ласковое.

-- Моя хороша, милая девочка, голубка моя, красавица, сердце мое.

Почему-то именно последние слова вызывают в ней прилив нежности, благоговения перед ним, жаркой благодарности за доброту и заботу.

Она поднимает личико к нему. Глаза ее прикрыты, сердце бьётся тяжело и наполняется каким-то щемящим, сладким чувством, названия которому она не знает.

Не понимая, как выразить то, что чувствует, она тянется к его лицу в темноте и касается губами губ. Его губы теплые, мягкие, приятные. Она целует нежно, и он также нежно отвечает ей.

-- Завтра я уеду, голубка.

-- О. нет…Нет! Невозможно…Надолго?

-- Надеюсь, что нет.

Ей не верится, что он оставит ее. Рядом с ним ей так хорошо. И она снова тянется к его губам.

Их поцелуй длится, и длится, и длится... Так странно... пора бы уже прекратить, потому что не надо бы, неправильно как-то, он же возрастом как отец ей. Но так хорошо, что прекратить невозможно. И они длят и длят поцелуй, нежный и лёгкий, словно пух. А может, это ей уже просто снится?

Глава 25. Поздний ужин с Эмилем

Вечерело. Часы пробили девять ударов. В дверь капитана Рендала тихо постучали.

Эмиль открыл дверь и усмехнулся, увидев на пороге леди Вайолет. Он до конца сомневался, придет ли она. Пришла.

-- Проходи, -- и он пропустил ее в свою убогую комнатушку.

Горел камин. Стол был накрыт к ужину. У окна простая без изысков кровать. Походный стиль. Никакой роскоши и ничего лишнего.

Он продолжал говорить ей «ты», как и там, у дверей зимнего сада. Вайолет оценила это, но не подала виду.

-- Как скромно живет брат королевы, -- прокомментировала девушка, проходя к столу, -- зачем позвал меня?

-- Разделишь со мной ужин? – Эмиль отодвинул для нее стул.

-- Неожиданно и приятно. Спасибо.

На столе холодное мясо косули, хлеб, немного фруктов и вино.

-- Скромненький ужин, -- улыбнулась графиня.

-- Мой обычный ужин. Понимаю, вы привыкли к другому, графиня…

-- Нет-нет, все отлично. И верни, пожалуйста, такое теплое и милое «ты».

Эмиль промолчал. Его «ты» не было ни теплым, ни милым. А что оно означало, она позже поймет. И, возможно, не слишком обрадуется.

Мужчина нарезал мясо и хлеб, налил девушке вина, внимательно поглядывая на нее.

-- О, всё остывшее! -- удивилась гостья.

-- Стража ест после придворных. Это то, что осталось после их трапезы.

-- ?!

-- Не переживайте, сударыня, это никто не ел. Просто это излишки. Часть отдают прислуге, остальное завтра продадут в городе на рынке. Объедки же идут на корм собакам. Ничто с дворцовой кухни не пропадает зря. Разве не знали?

Вайолет молча вертела кусочек мяса на вилке, задумчиво глядя на Эмиля.

А тот с аппетитом ел свой холодный ужин, мало обращая внимания на гостью.

Поразмыслив, Вайолет, наконец, положила кусочек косули в рот.

-- Вполне сносно, -- подытожила она.

-- А то! Отличное жаркое.

Она почти не ела, разглядывала его, едва улыбаясь, подмечая разные мелочи.

Он ел быстро, видимо, привык спешить, у него всегда много дел. Неразговорчив. С кем ему говорить? Живет один и не принимает гостей. Не обживается вещами. Не любит уют или не хочет хранить что-то на память?

-- Можно задать тебе вопрос, капитан? У тебя была возлюбленная?

Эмиль закашлялся и недовольно глянул на девушку, теряя аппетит.

-- Вам зачем знать?

-- Мне интересно.

-- А я вам вот что скажу. Не ваше это дело. Что было, то было. И хватит об этом.

-- Прости, если мой вопрос был слишком…

-- Бестактным? Да, был. Но довольно, -- он отодвинул тарелку и сложил руки на груди. -- Я же не спрашиваю вас о вашем прошлом. Хотя, уверен, оно у вас достаточно богатое.

-- Ты так в этом уверен? – она проглотила горький ком обиды. А еще его слова приоткрывали завесу его отношения к ней. Возможно и причину его холодности.

-- Более чем, -- он помолчал, размышляя о чем-то. Потом сказал, -- Вы, наверное, думаете, что я чертов девственник? Разочарую вас. У меня была возлюбленная. Но теперь она мертва. Не могу сказать, что я убиваюсь по ее памяти и не сплю ночей. Нет, это не так. Хотя она была хорошей девушкой и достойна всяческого уважения. Просто я не успел полюбить ее, как ее у меня отняли. Отнял отец. Он – негодяй, завистливый и жестокий. Он не терпит чужого счастья. Питается чужими страданиями. Не хочу посвящать вас в его мерзости, но будьте уверены, что лучше никому не спускаться в его подвалы, где он развлекается со своими пленниками и практикует черную магию. Мы с Эмбер вырвались из проклятого замка Дьявола и благодарны Богам за это.

По мере того, как он говорил: отрывисто, жестко, нервно, Вайолет потеряла улыбку и смотрела на него во все глаза, цепенея от ужаса. У девушки было прекрасное воображение, поэтому подробности ей были не нужны, она прекрасно все могла додумать и представить в красках.

-- Какой ужас, – вырвалось у нее.

-- Простите, не хотел вас пугать.

-- И почему же никто не пожалуется королю?!

-- Жаловались. Не раз. Приезжали проверяющие. Но в подвалах оказывалось все тихо и пусто, слуги улыбались, а столы для гостей ломились от яств.

-- Но можно же что-то сделать?

-- Например?

-- Я бы не потерпела такого! Не стала бы сидеть сложа руки!

Эмиль ухмыльнулся.

-- И что бы вы сделали? У него прекрасные телохранители, а его спальню охраняют три свирепых волкодава, подступиться совершенно невозможно. И любую пищу пробуют сначала слуги. Раньше пробовали дочери.

Вайолет замолчала, прикусив губы и задумавшись.

-- Уверена, у любой задачи есть пути решения. Нужно только хорошенько подумать…

А Эмиль пожалел, то затеял этот разговор. И решительно сменил тему.

-- Простите. Я не должен был говорить с вами об этом. Все это теперь в прошлом.

Он встал и подошел к камину, не расслышав, как она тихо прошептала:

-- Ничто никогда не бывает в прошлом. Мы навсегда несем в себе всю нашу боль.

-- Я пригласил вас, чтобы показать, как я живу. А живу я скромно. На то жалование, которое зарабатываю. Возможно, со стороны моя жизнь кажется вам романтичной, но поверьте, в ней нет никакой романтики.

Он развернулся к ней, но освещение было таким, что она не могла разглядеть его лица. Достав из сундука чистые простыни, он бросил их перед ней на стол.

-- Смени-ка постель. Простыни уже несвежие.

Брови Вайолет взлетели вверх. Она не двинулась с места.

-- У вас нет прислуги?

-- Нет. Я же не граф. И стелю себе сам. Но если бы у меня была жена, то это была бы ее обязанность.

Вайолет окаменела. Жена? Жена?!!! Она забыла, как дышать, а губы ее едва не задрожали. В один миг девушка поняла, чего бы она хотела.

Увидев, какое впечатление произвели его слова, Эмиль тяжело сглотнул и тут же пожалел о сказанном. Он ведь и не думал предлагать ей… Просто хотел, чтобы она примерила на себя тяжелую долю жены простого стражника, которой ей никогда не стать. А любовником он быть не согласен.

Поднявшись на негнущихся ногах, девушка взяла простыни и буквально ринулась старательно перестилать постель. А Эмиль наблюдал за ней и говорил себе, что так ему и надо, затеял глупость – добро пожаловать расхлебывать, стратег чертов!

Аккуратно заправив простыни, девушка провела по ним ладонями и встала рядом с кроватью, как примерная ученица, сложив ручки.

Приняв невозмутимый вид, Эмиль подошел и, коротко взглянув на ее работу, ничего не сказал. Ведь настоящие суровые мужья никогда не хвалят своих жен.

Он прошелся до своих доспехов и, повертев в руках наплечник, небрежно бросил:

-- Ремешок перетерся. Пришей.

Вайолет подбежала, услужливо выхватывая из его рук наплечник и разглядывая ремешок.

-- Дорогой, я забыла, где у нас иголка и нитки?

-- Что это еще за «дорогой»? – нахмурился Эмиль, подозрительно косясь на Вайолет.

-- Мы ведь играем в мужа и жену? Разве нет? А как жены называют своих мужей? – как ни в чем не бывало пояснила девушка, -- дорогой, любимый, счастье мое, мой герой, любовь моя, любимый…

-- Так! Хватит. Это ни какая не игра! И только в ваших глупых романах так называют мужей.

-- Прости. Не знала. Но мне кажется, если любишь …

-- Жена не должна любить.

-- Правда? А как же?

-- Жена должна быть верной и покорной. Большего от нее не требуется.

-- Ты серьезно?

-- Абсолютно. Жена – помощник в жизни. Мать детей. А любовь только мешает. Потому что сегодня можно любить одного, а завтра другого. Ни к чему это.

-- А как же счастье, Эмиль? Разве можно быть счастливым без любви? Возможно, таким как твой отец нужна покорность, но ты – не он. Я люблю тебя и не собираюсь скрывать это. И я бы делала для тебя все не с покорностью, а с любовью. Поверь, ты быстро почувствовал бы разницу. Я постаралась бы сделать тебя счастливым!

«Я люблю тебя» -- после этих ее слов зашумело в голове, и он толком не расслышал, что она там дальше говорила. Ее слова выбили его из колеи, дезориентировали, сбивая с продуманного плана. «Она любит? Это не просто флирт? Нет, не верю. Возможно, она всем так говорит. Околдовывает ложными признаниями, чтобы подчинить. Очнись, неужели тебя так легко обмануть? Капитан Рендал никогда не будет очередным осмеянным глупцом у ее ног…»

Он с тревогой смотрел в ее сияющие глаза и, очнувшись на ее последних словах, ответил, охлаждая ее пыл:

-- Счастливым? Тот, кто счастлив -- уязвим. Ему есть, что терять. Тот, кто любит, всегда под ударом. Это была проверка, графиня. И вы ее не прошли.

-- Как? Я же перестелила постель и сейчас пришью ремешок!

-- Вы делаете это, надеясь на награду. Награду в виде моей любви или благодарности. Но ее не будет. Как не бывает ее в обычной, не выдуманной вами жизни. Реальная жизнь сурова и груба. Именно поэтому все должно делаться благодаря таким вещам, как верность и покорность. И еще долг. Жена делает потому, что должна. А любовь... Это сказка для маленьких девочек, -- Эмиль опустил глаза и продолжал, -- Супругами нам с вами не быть, а любовником я никогда не буду. Да я и не собираюсь жениться. Не для меня это…

Она смотрела на него и не верила ушам. Взгляд ее прошёлся по его лицу, с жадностью коснулся губ. И пока девушка размышляла, не поцеловать ли ей этого гордеца, он отворил дверь со словами:

-- Вас проводить, графиня?

И Вайолет поняла, что даже покинув замок отца, Эмиль не стал свободным. Он все также влачит за собой цепи прошлого, свои страхи и комплексы.

-- Не стоит, спасибо. Мы продолжим этот разговор, капитан, но не в этот раз.

Уже уходя, она обернулась и с какой-то радостной улыбкой доверительно и тихо сказала:

-- Знаешь, Эмиль, я докажу тебе свою любовь. И доказательство будет куда серьезнее застеленных постелей и пришитых ремешков!

Он прищурился, пытаясь понять, что она хочет сказать, а девушка возбужденно продолжала:

-- Лису невозможно поймать в норе, Эмиль! Но иногда она выходит поохотиться. Вот тут-то ее и настигают охотники более ловкие, свирепые и сильные, чем она сама…

И глаза девушки блеснули каким-то недобрым лихорадочным блеском.

Когда она ушла, Эмиль закрыл дверь, привалился к ней плечом и тяжело вздохнул.

Был ли он доволен собой? Он бы затруднился сейчас ответить. Но главное то, что он выдержал это испытание. Выстоял и не дал слабину. Не поддался слабости.

Эмиль поставил себе условие. Он никогда не станет игрушкой избалованной графини. Игрушкой, которая поначалу забавляет, а потом, когда надоест, ее просто выбросят и забудут. Никто и никогда больше не будет унижать его, играть его чувствами, насмехаться.

И главное, он никогда не свяжет себя с ведьмой!

Глава 26. Любящее сердце

Раннее утро. Снег валил и валил. Король Аллард и его свита из нескольких воинов приближались к стенам монастыря Светлой Девы.

Уже много лет король соблюдал традицию. Если впереди его ожидали сражения, то он обязательно заезжал в этот монастырь за благословением. Поэтому, когда он съехал с тропы и повернул вправо, его люди восприняли это как неизбежность.

Они и сами привыкли молиться в стенах монастыря, пока король встречался с немолодой, кроткой монахиней Анной, вдовой графа Риго, а для короля -- милым другом его сердца Арлеттой.

Арлетта никогда не отличалась красотой. Но после смерти жены король был очень одинок, и Арлетта со своей добротой и мудростью вошла в его сердце, да так там и осталась.

Он предлагал ей выйти за него замуж, но она верно рассудила, что королева должна быть молодой и принести королю наследника. Сама же она не была ни молодой, ни красивой, ни богатой. Их графство было маленьким, а они с покойным мужем -- бездетны.

Умом король понимал, что подруга права, но сердцем был с ней не согласен. Потому что больше ничьё присутствие рядом не внушало ему такого сердечного трепета, такой искренней радости и полноты жизни, ощущения надёжности и уверенности в завтрашнем дне.

Она всегда могла дать разумный совет, утешить, смягчить его сердце и вселить надежду. От нее он научился терпению, и, возможно, перенял некоторую мудрость. А еще она научила его прощать.

Целых три года Арлетта провела рядом с королем, скрашивая его дни и ночи, искренне надеясь, что он, натешившись ею, будет благоразумен и женится.

Но чем дольше была она рядом, тем больше король прикипал к ней сердцем. И тогда женщина ушла от мирской жизни, спрятавшись от неожиданной своей поздней любви за толстые монастырские стены.

Вот только она ошиблась. Даже потеряв ее, король был верен ей, часто навещал, просил совета и благословения. Несколько раз поддавался он на ее уговоры выбрать себе невесту, но все попытки каким-то мистическим образом срывались.

И вот теперь Аллард, наконец, женат. Но ему как прежде нужен ее совет и благословение. А может просто захотелось снова увидеть родные глаза?

Вот и стены монастыря.

Короля и его спутников пропускают внутрь, на ту часть, куда обычно пускают паломников. Здесь можно помолиться, согреться и перекусить.

Аллард привычно идёт в условленную комнату. Но вопреки ожиданиям его встречает настоятельница.

Его повели во внутренний дворик на маленькое монастырское кладбище и оставили там одного.

Долго и неподвижно стоял он перед занесённым снегом серым могильным камнем, лишь холодный ветер безучастно трепал волосы на непокрытой голове.

Потом потянулся и сбросил снег, обнажая скромную надпись: "Монахиня Анна".

***

На утоптанном, а после взрытом копытами снегу, перемешанном с землёй и кровью, стояли на коленях перед Аллардом две сотни пленных Волков. Даже спешившись, Аллард возвышался над ними, словно дуб над травой. Медленно обходил он плененных, всматриваясь в их лица, в черные дикие глаза, наполненные затаенной ненавистью. И вдруг увидел он воина с длинными черными косами.

Что-то в облике его показалось королю знакомым. А когда тот поднял лицо, померещилось Алларду, что не снизу вверх смотрит на него враг, а сверху вниз, столько достоинства было в его взгляде. И вспомнил король, где видел воина. Это его стрела сразила генерала Айхо. Тогда на запястьях мужчины были золотые с черным браслеты -- знак принадлежности к королевскому дому. Теперь же запястья были обнажены, как у обычного солдата. Но сомнений не оставалось. Перед ним – кронпринц Дэймонд.

И пока смотрел король на воина, соседние пленные заволновались, бросая друг на друга быстрые взгляды.

Улыбнулся себе в усы Аллард, прошел мимо, сделав вид, что не признал в пленном сына короля. Прошел и …остановился.

-- Слушайте меня, Северные Волки. Я не приходил на ваши земли с мечом. Я не рушу ваши дома. Не убиваю мирных крестьян и королевских послов.

Когда-то это были ваши земли, но теперь они наши.

Когда-то эти земли были вашим домом, теперь это наш дом. Так пусть же будут они нашим общим домом!

Я, король Аллард Дрейк, предлагаю великим воинам Северных Пустошей мир.

Если Волки надумают с нами торговать, мы будем только рады. Если Волки захотят селиться в лесах, городах или деревнях, мы не будем препятствовать. Если они возьмут в жены нашу женщину -- мы не будем возражать. Но это должно быть мирно и по закону.

Всех волков, что придут к нам с миром, мы примем. И будем надеяться на ответный добрый прием.

Ещё раз говорю, мы хотим мира. Мы хотим стать Волкам братьями.

Всем пленным я дарую свободу. Идите и передайте мои слова великому королю Эмерхарду, его сыновьям, принцу Дэймонду и принцу Лиссандру.

Слава королю Эмерхарду!

-- Слава королю! – подхватили со всех сторон.

Глава 27. Гранатовый сок

В предрассветной полутьме дубовая дверь скрипнула, отворяясь. В холодном дворцовом коридоре сквозняк едва не потушил свечу в руках гостьи.

-- Фалина, ты? В такую рань?

-- Я подумала над твоими словами. Я согласна.

-- Не ожидала, если честно. Ты серьезно? А не пожалеешь потом?

-- Может и пожалею…

***

Уже третий день Фалина снова прислуживала королеве.

Как только девушке стало лучше, Эмбер тотчас же захотела ее видеть. И вот они уже снова шушукаются вдвоем, словно подружки.

Но и от Мэтти ее величество не отказалась. Видимо, привыкла уже к легкому характеру своей новой горничной, к почти материнской заботе, улыбкам и оптимизму.

Сегодня Лестера пригласили на завтрак к королеве. Ее величество готовила какой-то сюрприз и попросила лекаря отвернуться и не подглядывать. Он отошел за ширмы, туда, где Фалина пыталась приготовить сок граната по его методу.

-- Нет-нет, госпожа Фалина. Для вас этот метод не годится, тут нужны мужские руки. Но есть еще способ, я сейчас научу вас.

Лестер забрал серебряный ножик у девушки и отнял крупный розовый плод граната с золотистым бочком. Положил его на стол и стал неторопливо катать, слегка прижимая ладонью.

-- Тут понадобится минимум усилий, попробуйте сами.

И они катали с Фалиной гранат по столу, передавая его друг другу. Совместная работа объединяла. Фалине понравилось. Даже Лестер улыбался.

-- Когда зернышки внутри перестали лопаться, а плод стал совсем мягким, можно делать надрез. Только аккуратно, сок польется сразу, -- мужчина протянул ей ножик, и Фалина надрезала кожуру. Рубиновая жидкость брызнула, но Лестер тут же поймал ее бокалом.

-- Ну вот. У вас отлично получилось, -- похвалил девушку лекарь.

-- А вы ловко поймали сок, -- улыбнулась она в ответ.

-- Часто практикуюсь.

-- В изготовлении сока?

-- Нет. В кровопускании.

-- Кстати, уже давно мучаюсь вопросом, – он склонился к ней, чтобы его не услышали за столом. – Что за таинственные пилюли давала ее величеству госпожа Аман?

Так как гранат уже был совместными усилиями выжат, Фалина выскользнула из-за ширм и куда-то умчалась. Вернувшись, девушка протянула лекарю на раскрытой ладони пару темных пилюль неправильной формы.

Лестер взял одну и повертел в пальцах.

-- Вот после них ее величество и стало тошнить, -- пояснила девушка.

Лестер усмехнулся.

-- Ничего удивительного, это же сурьмяные «вечные» пилюли! Но дети тут ни при чем. Это всего лишь один из способов очистить^[19] организм.

-- Вы уверены? – усомнилась Фалина, прикусив задумчиво пальчик.

-- Абсолютно. Как и в том, что вы можете быть очень милой. Вот как сейчас, например.

У Фалины покраснели даже уши. Она отвернулась, надеясь, то он не заметит. Но он заметил и улыбнулся.

Девушка машинально взяла еще один плод, начиная катать его по столу.

-- Господин Лестер, позавтракаете со мной? – позвала королева.

И Лестер вернулся к королеве.

И сразу понял, что за сюрприз ему готовили.

Блюда были поданы так, как принято на его родном юге: рыба и дичь были щедро пересыпаны квашеной прией^[20]. На столе стоял знакомый с детства пряный сыр, который делали только на его родине. А на тарелке возвышалась целая гора жареных лепешек. Не совсем таких, как делали в его краях, но Лестер не подал вида. Не хотелось разочаровывать старавшихся девушек.

-- Удивительно! – Лестер взял лепешку, укладывая на нее кусок любимого с детства сыра, -- как вы узнали?

-- Вы рассказывали Фалине о своем детстве. И мы попросили повара подать блюда, привычные на юге, -- улыбнулась королева. -- Я бесконечно благодарна вам, господин Лестер, за то, что вы так самоотверженно ухаживали за госпожой Фалиной в трудный для нее момент. Уступили свою комнату, лечили, не спали ночами.

-- Ну, положим, не спал я всего одну ночь. И потом, это моя работа. Ничего сверхъестественного я не сделал, -- скромно улыбнулся мужчина, отпивая гранатовый сок из высокого бокала, который подала ему Фалина.

-- Я так благодарна вам за все, что вы для меня сделали. Может, ещё сока? -- Фалина подошла ближе, не сводя глаз с лекаря. Он поднял на нее взгляд и снова отпил из бокала.

-- Ещё? Н-нет, пожалуй... Какой-то странный вкус. Может быть, плоды были испорчены? -- растерянно бормотал лекарь, ощущая, как горьковатое тепло расползается во рту.

Фалина стояла рядом и нервно сжимала пальцы.

-- Мы же с вами вместе готовили этот сок. Плоды были прекрасными и спелыми, -- напомнила она.

-- Да, но вкус странный, -- снова пробормотал лекарь, понимая, что язык его плохо начинает слушаться, -- что за...

-- Странный? Сейчас проверим, -- Фалина забрала бокал из похолодевших пальцев лекаря и залпом опустошила его, не сводя с мужчины глаз. -- Вот и все, -- она поставила бокал на стол и побледнела.

Лестер с интересом наблюдал за ее реакцией. Ему все стало казаться каким-то странным, подстроенным, словно он попал в центр заговора.

-- Я не слишком хорошо себя чувствую, -- прошептал лекарь, -- извините, ваше величество, я, пожалуй, пойду... -- он неловко поднялся.

Королева с интересом поглядывала то на лекаря, то на Фалину, доедая свою порцию желе со свежими ягодами.

-- Может, позвать Валентина? – услужливо поинтересовалась Эмбер.

-- О, я сама помогу господину лекарю. Обопритесь на мою руку, -- Фалина подставила локоть, за который Лестер уцепился, словно за спасательный круг.

Мужчину вывели в коридор и повели в его комнату.

-- Госпожа Фалина, что было в бокале?

-- Ничего особенного. Просто сок... -- девушка держалась стойко, но было видно, что ей тоже нездоровится.

Они доплелись до узкой застекленной бойницы, и Лестер попытался открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

-- Надо же, наглухо закрыто! – разочарованно посмотрел он на свою спутницу. И тут же забыл про окошко.

Потому что на него смотрели самые прелестные зеленовато-голубые глаза, которые он когда-либо видел. Лестер приблизил свое лицо к личику девушки.

«Голубые или зеленые?» -- задумался он на мгновенье, погружаясь в легкий запах лаванды, исходивший от ее волос.

«Надо же! И как я раньше не замечал?» -- он окинул взглядом нежное белое лицо, аккуратный прямой носик с легкими золотистыми крапинками, дрогнувшие под его взглядом тонкие брови.

«И кто сказал, что она некрасива? Она очень, очень мила, просто мечта! Настоящая фея… Нет, она определенно…» Тут его мысль стала легкой, как перышко, и золотистой, как солнечный луч. И утекла куда-то в даль голубого неба, сияющего над лесом.

Он взял лицо девушки в ладони и прижался губами к ее губам.

И для него исчезло все вокруг. Исчез замок с его холодными коридорами и надменными аристократами, глядящими с усмешкой и превосходством. Весь мир сузился до этих теплых губ на его губах, до нежных ладоней на его плечах. И до щемяще-знакомого запаха лаванды, исходящего от ее волос. Так пах его дом, где среди белья мать хранила в мешочке травы, собранные когда-то его сестричкой. Теперь их ангелок собирает цветы на других лугах. А может, это она слетела сейчас к ним и накрыла их своими крыльями, отгородив от остального мира?

Тут Фалина вздохнула и положила голову ему на плечо. Сжав его руку в ладони, поднесла его пальцы к лицу и прижалась к ним губами.

Отчего-то этот немудреный жест произвел на Лестера невероятное впечатление. Дыхание его перехватило.

Мужчина крепко сжал тоненький девичий стан. Но этого ему показалось мало. Невероятно мало, чтобы потушить пожар, вспыхнувший внутри него.

Лестер вжал девушку в холодную стену, торопливо лаская плечи под жестким платьем, запуская пальцы в волосы, которые тут же рассыпались по плечам. Прижимался губами к ее щекам, подбородку, холодным пальцам, пока перед его взором не мелькнули широко распахнутые голубые глаза.

Да, Фалина и не подозревала, какой вулкан таится в груди обычно сдержанного доктора. Да он и сам не догадывался, что способен на такие страсти. До сих пор способен…

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы их не прервал деликатный кашель расплывшегося в стыдливой улыбке Валентина.

-- Господин Лестер, ее величество говорит, что вам нездоровится?

Девушка, едва не сгорев со стыда, тут же вырвалась и умчалась прочь.

-- Фалина! – попытался броситься за ней лекарь, вот только ноги плохо слушались.

Валентин подхватил под руку нетвердо стоящего на ногах господина.

-- Пойдемте, нужно прилечь. Я вижу, вам и впрямь нехорошо.

Он привел своего хозяина в его комнату и стал раздевать.

-- Ложитесь, господин Лестер. Лучший способ поправиться и вновь обрести себя – поспать.

Лестер и правда был словно не в себе. Мечтательно улыбнувшись, он спросил:

-- Ты не находишь, Вал, что Фалина – очень красивое имя?

На что Вал лукаво улыбнулся:

-- И имя красивое, и девушка очень даже ничего. Я сразу смекнул, что вы к ней неравнодушны. Вот только послушайтесь моего совета, господин Лестер. Вы уж не действуйте так прямолинейно. Женщины любят ухаживания. Комплименты, намеки, подарки. Словом, они – романтические натуры. Побольше романтики, вздохов. Ну, и постарайтесь вызвать легкую ревность. Так, не всерьез. И ее сердце будет вашим! Можно смело делать предложение!

-- Предложение? -- Лестер словно очнулся. Сейчас он даже не помнил, как оказался в своей комнате на кровати.

-- Вал, что со мной?

-- Ничего страшного, вы просто влюбились в госпожу Фалину. Спите, к обеду встанете, и все будет хорошо. А Фалина – чудесная девушка. Думаю, матушке вашей она понравится.

-- Ничего не пойму, о чем ты толкуешь, старик. Мне и правда нужно поспать!

Бегом добравшись до своей комнаты, Фалина заперла дверь и буквально забилась в самый дальний угол. Ее сердце готово было выскочить из груди, а щеки заливал предательский румянец. Мельком увидев себя в зеркале, она ужаснулась, увидев растрепанные волосы и лихорадочно блестящие глаза.

Пытаясь прийти в себя, девушка закрыла лицо руками и постаралась усмирить дыхание. Но внезапно быстро убрала руки и снова взглянула в зеркало.

-- Что я наделала?!

Глава 28. Волчий вой

Проснулся Лестер поздно. За окном успело стемнеть.

Чувствовал он себя странно. Голова слегка кружилась, а в теле ощущалась необыкновенная легкость.

Мужчина задумчиво достал из-под подушки деревянную коробочку, открыл ее и закинул в рот желтый шарик со вкусом лимона. Тот хрустнул на зубах, тая во рту прохладной кислинкой. Мысль блуждала, пытаясь сосредоточиться на чем-то определенном.

И он наконец понял, что главное его желание -- увидеть Фалину.

Это казалось сейчас самым нужным, самым важным и необходимым. Он наспех оделся и выскочил в холодный коридор босиком.

Нетвердой походкой лекарь шел в комнату своей дамы в черном, словно его влекли туда непреодолимые силы. В груди разливалось жаркое пламя желания увидеть, прижать к себе, вдохнуть еще раз запах, услышать голос…

Он остановился и провел ладонью по влажному лбу. Что это с ним? Его трясет. Холодно или это просто слабость? Что за наваждение! Лестер не помнил, чтобы хоть когда-нибудь испытывал такое мучительное, болезненное желание видеть женщину, прикасаться к ней. Если бы он верил в приворот, то это, без сомнения, он и есть. А как иначе еще можно объяснить то, что он испытывал к ней?

Остановившись у заветной двери, мужчина прикрыл глаза и постарался успокоить дыхание. Дернул за кольцо. Дверь оказалась не запертой.

Фалина стояла у приоткрытого окна и всматривалась в снежные долины, серебрившиеся в лунном свете.

Обернувшись, она словно и не удивилась тому, что Лестер стоит в дверях босой, в наспех накинутом и не застегнутом камзоле.

-- Тш-ш-ш… -- только сказала она, делая знак не шуметь. -- Вы слышите?

Забыв прикрыть за собой дверь, мужчина, словно тень, подошел к ней почти вплотную.

-- Что я должен слышать?

-- Волки…

Она снова повернулась к окну.

-- Когда папу казнили, наша с мамой жизнь сделалась невыносимой. Однажды мама не выдержала, и мы сбежали. Сели в сани и отправились в ее родные края. В пути нас застала ночь. Зимняя ночь в лесу, полном волков. Слуга развел костер, надеясь, что огонь остановит зверей. Но мы зря надеялись. Волки напали. Они были словно порождения тьмы, ничего не боялись. Меня укутали в шубы и спрятали под перевернутыми санями. Я ничего не видела, но все слышала. Вы знаете, каккричат люди, когда их рвут на части дикие звери?

Он сжал ее озябшие плечи, но девушка словно ничего не замечала и как заколдованная смотрела в ночной лес.

-- Говорят, варвары умеют обращаться в волков. Они бродят по нашим лесам, нападают на наших людей. Мстят за кровь предков, -- продолжала она.

Тут из лесу донесся протяжный волчий вой. Фалина вздрогнула, а Лестер невольно крепче обнял ее.

В комнате было холодно, неуютно и жутко.

Единственное, чего он хотел, это поскорее уйти отсюда. Уйти, но сначала...

-- Где-то там бродят голодные волки со стальными зубами. Иногда я думаю, что было бы, окажись я одна ночью там, в полях, на опушке леса? – продолжала она.

Ее откровенные доверительные речи словно магия воздействовали на него.

-- Они были бы беспощадны... -- хрипло ответил он, медленно скользя ладонями по ее плечам, закованным в траурное черное сукно. -- Они бы растерзали вас, Фалина.

Она нервно сглотнула, не отрываясь глядя на освещенные луной бескрайние леса. Лестер понимал, что пугает ее, но не мог остановиться.

-- Они бы разорвали вашу одежду... Их огромные клыки впивались бы в ваше тело и рвали его на части...

Дрожа, он опустил лицо в ее волосы и вдохнул запах. Все, чего он хотел, так это и правда разорвать ее одежду и насытиться беззащитным белым телом, словно волк.

И, когда она развернулась к нему, Лестер не успел опомниться, как накинулся на нее. Они то ли обнимались, то ли боролись. Ее волосы рассыпались по плечам, падая на лицо, в которое он впивался болезненными поцелуями. Дверь была приоткрыта, и ей достаточно было только крикнуть, чтобы стража тут же явилась, но она боролась молча, чем распаляла его ещё больше.

Однако, эта борьба словно возвращала его к действительности. Казалось, он просыпается от странного сна. И как сквозь сон до него донеслось:

-- Отпустите!

-- Вы же хотели, чтобы я пришел! Вы не заперли дверь, не выгнали меня, не зовете стражу, -- он впился поцелуем в ее шею, и она словно лишилась сил. Потому что он был прав. Она сама хотела, чтобы он пришел. Или не хотела?

-- О, Боги... Все должно было быть не так, перестаньте, прошу вас!

Она оттолкнула Лестера и вдруг влепила ему пощечину. Снова. Неожиданно даже для самой себя. После громкого шлепка Фалина с испугом уставилась на лекаря.

А он тронул рукой заново разбитую в кровь губу и как-то даже обиженно показал ей пальцы в крови.

-- Простите... -- Фалина готова была умереть на месте. Она сама не поняла, как так вышло.

-- Да вы ненормальная!

Он хотел было еще что-то сказать, но только махнул рукой. Бессмысленно было продолжать. Развернувшись, Лестер вышел из ее комнаты и зло прошлепал по коридору к себе.

Отвратительный морок сползал с него, словно кожа со змеи. Внезапно он ощутил, насколько замёрзли босые ноги на каменном полу. Пощёчина здорово привела его в чувство, даже в голове невольно прояснилось.

Вернувшись в свою комнату, он рухнул на постель и нервно закинул в рот розовый шарик из заветной коробочки. Со вкусом земляники.

Даже не замечая, что грызет конфету, он обиженно мечтал, что однажды эта гордая Фалина придет к нему, сгорая от любви. А он извинится и скажет, что очень устал сегодня и ему не до пустяков. От этих мыслей вроде стало легче, он даже улыбнулся.

Уходя, мужчина не прикрыл дверь в свою комнату, и теперь здесь было так же зябко, как и в коридоре. Вместо жара он ощутил внезапный холод. И укутался в одеяло, стуча зубами. Дотянулся до шнура и что есть силы позвонил.

Лестер вызвал прислугу, и через пару минут прибежала запыхавшаяся Анна.

-- Что будет угодно господину? -- девушка нетерпеливо оглядывалась, явно не собираясь тратить на лекаря драгоценные минуты. И он даже догадывался почему. Наверняка за углом в коридоре ее поджидает кто-то молодой, рыжий и горячий. Это, безусловно, соблазнительнее, чем немолодой лекарь с замёрзшим ногами, разбитой губой и дурной головой. Стало обидно.

-- Где Валентин?

-- Не знаю, Метти попросила меня подменить Валентина. Сказала, что так поздно вы все равно его не позовете!

-- Ну, надо же! В этом замке всем что-то перепадает ночью. Герцогам, графам, рыжим стражникам, слугам... Похоже, одному мне не везёт тут в любви, у всех остальных все замечательно, даже старый Валентин ночами занят! Анна! Сейчас же согрей мне постель!

Анна захлопала глазами и с испугом прошептала:

-- Может, не нужно, господин Лефрен?

-- Как это не нужно? Ещё как нужно! Ну? И долго ты будешь стоять?

Тут он увидел в щель неплотно прикрытой двери, как мелькнуло в коридоре у порога его комнаты чёрное платье.

Невольно потрогав языком разбитую губу, Лестер мстительно улыбнулся. Он надеялся, что обидчица успела услышать просьбу согреть его постель. О, да! Пусть думает, что этой ночью ему будет совсем не одиноко. Вот так! Она отказала пылкому лекарю, но тут в замке найдется немало молоденьких служанок, которые посчитают за счастье...

Анна опустила голову, глотая слезы. Она обречённо скинула обувь и, задрав юбки, полезла в постель к лекарю.

-- У меня есть жених, -- захныкала девушка.

-- Вы что это делаете?! О-о, я вас умоляю! Грелкой, грелкой согрейте! Кто же виноват, что в вашем замке холодно, как в склепе!

Служанка на мгновенье опешила, но тут же радостно закивала и в один миг слетела с кровати. Сняв со стены медную грелку, она стала щипцами кидать в нее угли из камина. Потом подхватила грелку за длинную деревянную ручку и, запихнув под одеяло, начала водить по перине, согревая простыни.

Мужчина, насупившись, сидел в это время в кресле и размышлял, успела ли Фалина услышать, как он просил Анну согреть его постель? Теперь, кроме того, что он озабоченный псих, Лестер в ее глазах ещё и легкомысленный соблазнитель служанок. Но зато ведь он отомщен, да? Вот только месть эта не доставляла уже ему радости.

Когда Анна ушла, он улёгся в теплую постель и почему-то думал, что Фалине, должно быть, холодно. А вот если бы она не ломалась... Что за дурацкие мысли!

Он был так груб с нею. Другая уже давно бы позвала стражу. Она не позвала. Пожалела его? Хороша жалость! Губа нещадно ныла.

Он ворочался и все никак не мог заснуть. Зачем она приходила? Может, одумалась и хотела извиниться? А он даже не вышел к ней!

Только теперь, когда голова более-менее прояснилась, до него стал доходить смысл ее рассказа из детства про волков, которые загрызли ее мать. Там, в ее комнате, он был словно одурманен, и слова девушки проходили мимо его сознания. Теперь же ужасные сцены проносились перед его глазами. Он дрожал, лежа в теплой постели, мучился угрызениями совести и страхами за нее.

Незаметно Лестер заснул, и ему снилось, что он бредет по заснеженным полям. Где-то воют волки, а ему очень холодно.

Глава 29. Ночные разговоры под одеялом

Волшебная ночь.

Этой ночью Лестеру приснился сон, который преследовал его вот уже три года.

Ему снилось, что голова раскалывается от боли, а тело охвачено жаром.

Мужчина открывает глаза и снова оказывается в своей убогой комнатенке в городе Сирин, столице Восточных земель, а вокруг бушует чума.

Душно. Окно закрыто, чтобы ядовитые миазмы^[21], несущие заразу, не проникли в комнату. Но ему так плохо, что он распахивает окно, пытаясь впустить прохладу.

Жарким летним утром за окном ни грамма свежести, только вонь ударяет в нос.

Если раньше каждый хозяин обязан был убирать вокруг своего дома, то теперь убирать некому. Одни уехали, другие умерли. Кто-то закрылся у себя и носу не кажет на улицу, кто-то болен. Всем плевать на мусор. Люди бросают его прямо из окон, туда же льют нечистоты.

Простонав, Лестер прикрывает окно и, схватившись за пылающий лоб, подходит к зеркалу. В мутном отражении он все же разглядел себя. Бледная кожа покрыта на шее багровыми пятнами. Слева под челюстью болезненная припухлость.

Распахнув рубашку на груди, он видит ту же картину. Припухлость под левой рукой, пятна на коже. И хотя он каждый день ожидал чего-то подобного, все происходящее кажется дурным сном. А в голове одна мысль: «Я так и не повидался с матерью. И не увижу ее больше никогда».

Он наливает себе воды из кувшина и жадно пьет. Зажав в ладони припасённый кусок красной охры, отворяет дверь на улицу и чертит на двери красный крест.

-- Передайте наблюдателю! Здесь чума…

Здесь чума… Лестер дергается во сне и в страхе открывает глаза. Вскакивает с кровати и бежит к зеркалу. В идеально гладкой зеркальной поверхности он с тревогой разглядывает себя. Кожа без пятен. Слева на щеке лишь рубцы – напоминание о чумных язвах. Он раскрывает рубашку на груди. Да, всего лишь знакомые рубцы на левой стороне груди и под левой рукой. Спокойные, давно уже не воспаленные.

Несколько мгновений Лестер приходит в себя. Страх постепенно отступает.

Подрагивающей рукой наливает себе воды из кувшина. В комнате жарко натоплено.

Он так и не повидал мать…

Мужчина покачал головой. Пора собираться в дорогу.

Когда-то он дал себе слово. Если выживет – заберет Бена из приюта. Сын Луизы не будет расти сиротой.

Но сначала нужно раздобыть денег. Явиться к родителям без гроша в кармане и с ребенком на руках, словно непутевая дочь, он не может. Поэтому необходимо найти мать для мальчика. Мать с приданым. И он знает, кто ему нужен. Теперь знает.

Лестер вернулся в постель и попытался снова уснуть, но сон уже не шел.

Камин пылал, теплые простыни, согретые грелкой, так и располагали потянуться на них и провалиться в сладкое забытье. Но мужчина крутился в постели и никак не мог сообразить, что с ним происходит.

И внезапно понял. Мысли о Фалине не давали покоя. Ему казалось, что ей холодно. Нет, слава Богам, он уже не хотел накинуться на нее, словно животное. С дрожью вспоминал он свой сегодняшний внезапный приступ похоти. Это наваждение схлынуло, развеялось. И теперь он беспокоился о ней. Об этой странной, нелепой, худой, иногда откровенно наивной, но такой милой и беззащитной гордячке. Об этой глупышке, которую он почти готов уже позвать замуж.

-- Фалина… -- зачем-то вслух прошептал он, и тут внезапно сквозняк потушил горящую у окна свечу.

Лестер не верил в приметы, но отчего-то сейчас потухшая свеча здорово испугала его. Так испугала, что он вскочил и бросился в комнату своей дамы в черном.

В дворцовом коридоре мужчина вновь содрогнулся от сквозняков и сырости. Мерзкое место! Нужно уезжать отсюда, и чем скорее...

Он тронул дверь в комнату Фалины и ещё раз убедился, что она не заперта.

Лестер вошел и застыл на месте.

Окно было распахнуто настежь, а девушка в тонкой белой ночной рубашке стояла перед окном, раскинув руки. Морозный ветер задувал сверкающие в лунном свете снежинки, и Фалина стояла словно в серебряном ореоле.

Такого бреда Лестер и представить себе не мог.

Подхватив на руки ледяное тело, он бросился в свою комнату.

Уложил девушку в свою теплую постель, улегся рядом и крепко обхватил ее руками, прижимая к себе. Содрогаясь от ощущения ледяных ног под одеялом, шептал все подходящие ругательства, которые рождались сейчас у него в голове:

-- Госпожа идиотка! Безмозглая курица! Не королева, нет -- вот кто у нас тут сумасшедший! Добро пожаловать, Воспаление легких, Лихорадка, Смерть от простуды!

На какой-то момент ему показалось, что он не сможет отогреть это глупое существо, скорее, оно его заморозит.

Но минуты шли, и они стали согреваться под толстым пуховым одеялом.

Девушка открыла глаза и испуганно дернулась, словно желая выбраться.

-- Лежать! -- рявкнул Лестер, -- я не собираюсь покушаться на вашу честь! Меня не привлекают плоскогрудые синие от холода курицы с ледяными ногами!

И он крепче прижал ее к себе. Его светло-карие глаза встретились с ее голубыми испуганными глазами.

-- Значит господин Мороз вам по нраву, а я -- нет. Всегда подозревал, что вы чокнутая. Решили заморить себя холодом, раз уморить голодом не получилось? Или понравилось болеть, когда вас лечит такой изысканный красавец, как я? Так получайте. И меня и мои манеры заодно!

Пока он ругал ее, в голове у него проносилось: «Молодец, Лестер! Вроде ты собрался звать девушку замуж? Что ж, отлично начинаешь разговор!»

-- Вы – грубиян, -- шепнула Фалина, словно открывала ему великую тайну.

-- Знаю, -- буркнул Лестер, -- еще комплименты?

Она молчала, только испуганно и настороженно смотрела на него.

Холодная зимняя ночь, и они вдвоем в одной постели. Все это казалось Фалине сном. А во сне возможно говорить и делать все, что угодно. И она откровенно призналась.

-- Я хотела заболеть. Тогда бы вы лечили меня. И были бы снова добры и внимательны, -- глаза ее вдруг закрылись, она опустила голову ему на грудь, нежно и несмело обняв его.

Лестер настолько не ожидал такого признания, что даже растерялся и ...растрогался.

Он почувствовал ее такой одинокой, такой слабой, ранимой и беззащитной. И вдруг ему захотелось позаботиться об этой девушке. Он несколько раз моргнул, едва не увлажнив от умиления глаза. Рука сама потянулась и погладила ее волосы.

-- Кхм... Ну что ж, придется мне, видимо, приглядывать за вами. Следить, что едите, как спите... Одного не могу понять, милая Фалина, -- продолжал он негромко, поглаживая ее по голове, -- за что вы так с собой? Вы ведь и раньше были слишком строги к себе. Морили голодом, лишали радости, спали в ледяной комнате без одеяла. За что вы себя так ненавидите?

И, похоже, ляпнул он это зря, потому что девушка вдруг дернулась, отстранилась и уселась в постели, всхлипнув. Он попал в самую точку. Не любит она себя, совершенно не любит!

-- Потому что... я всегда делаю только хуже! -- девушка сейчас не стала упоминать про казнь отца, в которой всю жизнь винила себя.

-- Я так виновата перед вами, господин лекарь! -- горько вздохнула она.

-- Вы о пощечине? Не переживайте, я и думать об этом забыл! -- отмахнулся мужчина, ласково беря ее за руку, чтобы утешить.

-- Если бы! Я сделала ужасную вещь. Я... опоила вас приворотным зельем!

Не то, чтобы для Лестера такое признание было неожиданным. Напротив, он подозревал что-то подобное, но почему-то от ее слов внутри все сжалось. И не сказать, что он был неприятно поражен, скорее наоборот.

-- Зачем вы это сделали? – негромко спросил он, боясь выдать свое волнение.

-- Потому что вы мне нравитесь, -- призналась девушка. Почему-то сейчас, здесь, в этой постели признание далось ей легко. Спроси он ее об этом при свете дня в официальной обстановке – она бы ни за что не призналась!

А Лестер смотрел на нее и невольно думал, что черта с два он ей просто «нравится». Когда кто-то нравится, не опаивают приворотным зельем, купленным у колдуньи. Будь он аристократом или богачом, то еще ладно, мотив понятен, но тут дело серьезнее. Он всего лишь нищий лекарь, а значит… значит она влюблена в него. По уши. Вот это дела!

Невольно прокашлявшись, он поразмыслил минутку и потом спросил:

-- И замуж за меня пошла бы?

Фалина посмотрела на него такими глазами, как если бы он признался ей, что ночами оборачивается волком и бегает по лесу.

-- Вы это серьезно?

-- Вполне.

-- Ну, это вы так говорите, потому что зелье еще на вас действует.

Он хрипло рассмеялся и покачал головой:

-- Да нет, оно уже давным-давно все выветрилось. Пойдешь за меня замуж? Станешь женой лекаря, госпожой Лефрен? Я собираюсь вернуться домой. Познакомишься с моими родителями, родишь мне троих детей.

Фалина слушала с широко раскрытыми глазами. Он и правда серьезно? Ведь такими вещами не шутят!

Сердце ее забилось в груди. Она поняла, что наступил самый важный момент в ее жизни! Человек, который ей так нравится, делает ей предложение. Предлагает уехать с ним в те чудесные края, о которых рассказывал. Хотела бы она? Да! Да!!!

Фалина взяла себя в руки и, наконец, вспомнила, что нельзя вот так сразу пищать от счастья и кидаться на шею в порыве благодарности. Она улыбнулась, неистово алея щеками, скромно разглаживая складочки на одеяле.

-- Наверное, я старовата для троих детей…

-- Да ладно, это я так, к слову сказал. Сколько будет детей – столько и будет. Тем более, что один у меня уже есть.

Фалина снова глянула на него так, словно он продолжил рассказ про оборотня.

А Лестер понял, что сболтнул лишнее. Хотя… должна же она когда-нибудь узнать про Бена?

-- У вас есть ребенок?!

-- Кхм… Видишь ли… есть маленький мальчик, которого я обещал вырастить как сына. Его родителей забрала чума. Мальчика зовут Бен, ему три.

Девушка слушала, раскрыв широко глаза.

«А она сейчас ничего так, даже почти хорошенькая», -- подумал Лестер и даже рассказывать перестал.

-- А где он сейчас?

-- Кто?

-- Мальчик. Бен - это Бенджамин?

-- Бенедикт, -- машинально поправил мужчина, задерживаясь взглядом на ее губах, -- он в приюте.

-- О-о…-- только и сказала Фалина, думая о чем-то своем. И, наконец, озабоченно добавила:

-- Нужно его поскорее забрать. Ему там может быть плохо, -- уж она-то знала, о чем говорила. Сама выросла без родителей, с чужими людьми. И жизнь ее была не сахар.

А вот после этих ее слов Лестер почувствовал, что хочет обнять эту милую девушку. Но не так, как он пытался это сделать сегодня вечером. А обнять нежно, прижать ее добрую душу к своей душе. Но он не двинулся с места, пережив это объятие в глубине своего сердца. Взяв ее ручку в свою, он склонился и прижался губами к ее пальцам.

Она коснулась его волос ладонью, и ему стало так хорошо! Он поднял на нее глаза и улыбнулся. Вот вроде бы она и не сказала ему прямо «да», но по ее лицу он понял, что она точно согласна.

А Фалина подумала, что он очень красивый, особенно когда улыбается. Не ухмыляется уголком губ, как он обычно это делает, а именно искренне улыбается. Девушка поняла, что именно сейчас, когда маска грубоватой заносчивости спала с него, он с ней настоящий, искренний. Хотя… ухмыляется он тоже очень симпатично.

Но вдруг Лестер снова стал озабоченным, нахмурился и задумался о чем-то.

-- Есть еще кое-что, что ты должна увидеть до свадьбы…-- и он стал стягивать рубашку. И снова личико девушки вытянулось, словно она третий раз за вечер слушает тот самый рассказ. Про оборотня.

Но Лестер, скинув рубашку, всего лишь показал ей шрамы на груди, которыми была покрыта его кожа. Особенно под левой рукой.

С сожалением окинув себя взглядом, он прокомментировал:

-- Это была кожная форма чумы. Мне еще повезло, что заражение было не таким сильным. Узлов было всего два, -- он коснулся себя слева под подбородком и под левой рукой, -- и они сами прошли.

Увидев ее испуганный взгляд, Лестер пожал плечами, -- извини, но ты должна была это увидеть заранее. Мне жаль. Очень неприятно?

-- Да нет. Эти следы… Они бы не повлияли на мое отношение к вам. А вот то, что вы боролись с чумой и победили – это достойно уважения.

Она говорила так искренне, что Лестер и сам успокоился. Натянул обратно рубашку и загадочно улыбнулся.

-- У меня есть еще один секрет. Только ты меня никому не выдавай, -- и он засунул руку под подушку. Фалина уже готова была выслушать четвертую часть рассказа про оборотня, но все оказалось на этот раз проще.

Поискав что-то, мужчина достал из-под подушки коробочку и протянул ее девушке.

Фалина открыла крышку и обнаружила внутри разноцветные шарики, которые невероятно соблазнительно пахли, словно самый вкусный десерт.

-- Знаешь, что это? – его глаза заговорщически поблескивали.

-- Конечно. Думаете, я совсем глупая? Это конфеты.

-- Ты вовсе не глупая. Немного наивная, стыдливая, скромная… Но уверен, ты не часто балуешь себя такими вещами. А вот я люблю есть конфеты в постели. Ночью.

Она усмехнулась, взяла розовенькую в сахаре и положила в рот. На языке разлился приятный ванильный вкус с ягодным оттенком.

Девушка протянула ему коробочку.

Он взял себе конфетку нежно-мятного цвета в белой пыльце и тоже положил в рот.

-- Остальные съешь ты.

Она замотала головой, но Лестер настаивал:

-- Я настаиваю, как лекарь. Это лечение.

-- Лечение конфетами?

-- Да, именно!

Была уже половина четвертого утра, когда они попытались уснуть. Однако, едва они только улеглись, в тишине у Фалины печально заурчал животик, раззадоренный парой конфет.

-- Ты что, голодная? И как я не подумал, ты же наверняка ничего не ела!

-- Я ела, -- попыталась оправдаться девушка, но уже Лестер дергал за шнур колокольчика.

-- Все равно поспать уже не удастся. Значит, буду тебя откармливать, ведь женщина не должна быть худой, -- подытожил он, вызывая слугу. На этот раз пришел Валентин.

Пока Лестер шептался с Валентином, Фалина притаилась под одеялом, накрывшись с головой, наивно надеясь, что слуга ее не заметит. Она вынырнула из постели, когда услышала, как защелкнулась дверь.

А Лестер тем временем распахнул окно и достал с мороза полотняный мешочек.

-- Должен признаться, я люблю припрятать что-нибудь вкусненькое. Иди сюда, -- он поманил девушку и подтащил ковер ближе к камину. Туда же бросил подушки. Усевшись у огня, он развязал мешок и высыпал содержимое в одну из висевших у камина чистых постельных грелок.

-- Что это? -- девушка прямо в ночной рубашке устроилась рядом и пощупала ледяные камешки внутри грелки.

-- Это? Вкуснятина! И я тебя сейчас буду кормить, -- он захлопнул металлическую крышку и сунул грелку в камин. Заинтригованная Фалина с интересом наблюдала за ним.

-- Фалина, не ломай голову. Это каштаны. Их замораживают, чтобы лущились легко. Каждый уже надрезан, поэтому осталось только их поджарить. Ты же ела каштаны?

-- Только в виде сладкого пюре.

-- Мама тоже готовила пюре. Но чаще мы, дети, жарили их на костре. У нас на юге они растут повсюду, как сор.

-- Надо же... -- Фалина хотела помочь, но Лестер только головой покачал:

-- Тут нужна сила, я сам.

И правда, он постоянно встряхивал грелку, шумно перемешивая содержимое.

А когда они стали потрескивать, высыпал обжигающие румяные каштанчики на большое металлическое блюдо.

Горячие скорлупки с почерневшими бочками легко лущились, обнажая ароматные сладковатые ядрышки плодов.

Это была странная ночь. Девушка чувствовала себя девчонкой, которая тайно сбежала из своей комнаты и вот сидит с другом у костра и ест вкуснейшее лакомство. И ее совсем не смущало, что они были в ночном белье и босые.

Но вот в дверь постучали, и на пороге появился Валентин с подносом в руках. Скромно потупя глаза и алея щеками, слуга пожелал им приятного аппетита и удалился.

А Лестер и Фалина уселись за стол и заглянули под серебряную крышку, которой было прикрыто блюдо.

-- Ух ты, мясо! Отлично, -- Лестер был очень доволен. Он быстро разложил горячее по тарелкам и сунул вилку в руку девушки, -- и чтобы поела как следует! Посмотрим сейчас, как ты умеешь слушаться.

-- Это тоже пожелания лекаря? – девушка лукаво улыбнулась, отреза кусочек сочного восхитительного мяса.

-- Нет, это пожелания будущего мужа. Я же говорил, жена не должна быть худой.

Фалина ела и улыбалась. Все это напоминало ей какую-то игру. Ведь не могло же быть реальностью то, что сейчас происходит с ними? Они лежали вместе в кровати, потом в одном белье жарили каштаны в камине, ей предложили выйти замуж и родить троих детей. А в довершении она ест мясо, хотя давно уже держит пост. Она очень подозревала, что все это лишь сон, навеянный зельем колдуньи. Но какой замечательный сон!

Взгляд девушки зацепился за нежный розовый цветок, стоящий на подносе в бокале. Наверняка Валентин сбегал в зимний сад и сорвал цветок для них. Фалина вдохнула легкий аромат.

-- Ваш Валентин такой романтичный мужчина! Неудивительно, что он был женат четыре раза. Или три? Я что-то забыла, сколько он говорил?

Лестер посмотрел на нее задумчиво и почти печально.

-- Да нисколько. Не был он женат никогда. Он всю жизнь был слугой и только мечтал о любви. Так и прошла его жизнь. И нам с тобой тоже хватит мечтать, пора действовать. Мы обязательно поженимся. Обещаю!

Через два дня праздник Начала Зимы. Я хотел снова отправиться в город, купить кое-что у аптекаря. На центральной площади наверняка будет праздничная ярмарка. Хочешь, возьму тебя с собой? Будет весело.

-- И что я буду там делать?

-- Что делают люди на ярмарках? Веселятся. Будем вместе гулять по торговым рядам. Куплю тебе конфет, посмотрим представление, потанцуем.

Фалина даже есть перестала, представляя, как здорово они могут провести предпраздничный день.

-- Пора ложиться. Неплохо хотя бы под утро немного поспать, -- размышлял вслух Лестер.

-- Я лягу здесь? -- Фалина с сомнением покосилась на его кровать.

-- Естественно. Ты же не думаешь, что я отпущу тебя в твою холодную комнату, где до сих пор открыто окно? Теперь я отвечаю за тебя. И не бойся, я не собираюсь набрасываться. То снадобье уже выветрилось, и я вполне могу себя контролировать.

Когда девушка легла, он заботливо помог ей укрыться, укладываясь рядом.

Фалина думала, что это все же как-то неловко. Однако, сон сразу сморил ее, и девушка крепко уснула.

А Лестер подумал, что сегодня он принял очень важное и правильное решение. Возможно, самое важное в своей жизни.

Утром Валентин застал своего хозяина в одной постели с госпожой Фалиной. Насытившись, они крепко уснули под утро, уютно завернувшись в теплое одеяло. И спали они так сладко, что Вал не стал их будить.

Глава 30. Подруги

В комнате леди Вайолет горели красные свечи.

Фалина сидела на краешке подушки большого деревянного кресла, а сама хозяйка вальяжно раскинулась на кушетке, потешаясь над рассказом подруги.

-- Ой, Фалина, ну, насмешила! Вы ели конфеты и болтали? Нашли, чем заниматься в постели! Вы как дети! Даже Боги, наверное, смеялись! Кто бы мог подумать, и это после приворотного зелья! Да вы оба безнадежны!

-- А ты не смейся! Господин лекарь вел себя очень достойно. Мы чудесно поговорили, -- смущенно оправдывалась подруга. Про то, что ей предложили замуж, она почему-то умолчала. Может, боялась сглазить? Или не до конца верила в свое счастье?

Вайолет искренне удивлялась и беззлобно смеялась, беспечно покачивая ножкой, теряя в конце концов шёлковую туфельку.

Перед ними стоял низкий столик, покрытый дорогой вышитой скатертью и уставленный изысканными сладостями. Была тут и вкуснейшая нуга с орехами и вяленой вишней, и кедровые орешки, сваренные в меду, и засахаренные имбирь, лимоны и орехи. А еще печеная вишня, марципановые шарики, миниатюрные открытые пироги с заварным кремом, усыпанные лепестками роз и бутонам фиалок и еще много-много всего.

Девушки пили вино, настоянное на пряностях, и делились секретами. Это был редкий вечер откровений.

-- Если он снова тебя позовет к себе в комнату, пойдешь? -- поинтересовалась графиня, похрустывая засахаренным имбирем – своим излюбленным лакомством.

-- Не знаю. Это как бы... неправильно? Но в то же время мы ничего плохого не делали, -- задумчиво размышляла вслух Фалина.

-- Плохого? Вот глупышка! Ничего в этом нет плохого. Все только этим и занимаются, бегают друг к другу в постели. Да и не только в постели! Погуляла бы ты по замку ночью! -- продолжала смеяться подруга.

Фалина ничего не ответила на это смелое заявление, с сомнением сминая в пальцах неподдающийся ее усилиям орешек. Она считала, что даже просто так есть сладости -- и то уже грех, что уж говорить о том, чтобы бегать по замку ночью и о всяких других недозволенных вещах.

-- А вот ты, Вайолет, как ты объяснишь потом своему мужу...

-- Мужу?

-- Ну, вот когда тебя отец выдаст замуж за достойного человека, как ты ему объяснишь... -- Фалина помялась, не решаясь высказаться вслух о потере девственности своей подруги.

-- Ты шутишь? Отец выдаст! Я пойду только за того, за кого сама захочу. И объяснять ничего не придется. Мой избранник сам будет меня умолять выйти за него. А я ещё подумаю!

Вайолет подоткнула кулаком подушку, которая неудобно лежала под боком.

-- А вообще, я не стремлюсь замуж. Ты слышала о Бесстрашной Катерине? Герцогиня сражалась с мятежниками с оружием в руках и лично командовала своими солдатами! А про баронессу выдающегося математика не слыхала? Ее обучал сам Виет, а теперь по ее книжкам преподают в университете! А королева Маргарита? Она стала известной писательницей и покровительницей искусств! Это мужчины считают, что женщины глупы и годятся только на то, чтобы рожать детей. А я не собираюсь запереть себя в четырех стенах и обзавестись кучей ребятишек. Я буду заниматься наукой! Хочу учиться в университете. И любить того, кого захочу!

Фалина снова промолчала. Все это было так смело и необычно.

-- Ты такая отважная, Вайолет. Твой отец прав, тебя ждёт удивительная судьба!

Вайолет довольно улыбнулась, выбирая самое красивое пирожное.

И тут Фалина решилась задать вопрос, который ее всегда беспокоил. И особенно теперь, в свете возможного предстоящего замужества. Девушка никогда ещё ни с кем не вела таких откровенных разговоров. Мать ее давно умерла, и поговорить об интимной стороне жизни Фалине было не с кем.

-- Я как-то слышала...случайно...от одной горничной... Что первый раз бывает очень больно и ... много крови. О чем это она говорила? Это всегда так? -- выложив перед подругой свои страхи, она почувствовала себя ужасно неловко, и все же испытала некоторое облегчение.

-- Не бери в голову, -- отмахнулась Вайолет, -- это зависит от мужчины. Твоя горничная, наверное, переспала с каким-нибудь твердолобым конюхом. Вот и результат!

У Фалины немного отлегло от сердца. Господин Лефрен, безусловно, не какой-нибудь твердолобый конюх. Определенно. И она с облегчением вздохнула.

-- Расскажи, Вайолет, каково это -- любить? За что ты полюбила дядю Рагнара?

-- При чем тут покойный герцог? Я любила, но вовсе не его.

-- Как это? -- непонимающе вскинула брови Фалина, на что графиня звонко рассмеялась.

-- Какая ты наивная, Фалина! Далеко не всегда спишь с тем, кого любишь и любишь того, с кем спишь. Ох, ладно, забудь! – Вайолет снисходительно улыбнулась и продолжила.

-- Когда-то давно, когда я была ещё девочкой, мы путешествовали с отцом по южным краям. Одна старуха нагадала мне, что я стану королевой. Она сказала: «У каждого из нас возможны два пути: путь славы и путь сердца. Если ты пойдешь путем славы, то быть тебе королевой!» Я поверила ей.

Этим летом на прогулке я нечаянно уронила платок. Берганса поднял его и, передавая мне, вдруг сжал мою руку и шепнул: "Моя королева". И я подумала, что может быть это Он?

Фалина слушала подругу несколько недоверчиво.

-- А тебя не смущало, Вайолет, что дядя Рагнар был несколько… жестокосерден?

-- Да, история с королевой проявила в нем эту черту. Но если бы он был всегда только жесток, то никогда бы не смог увлечь меня. Я знала его и другим, Фалина, -- Вайолет задумчиво улыбнулась, потянувшись за бокалом вина.

-- Он был таким сильным, таким могущественным, умным и действительно бесстрашным! Когда он смотрел на меня, в глазах его горел огонь... И я решила дать нам шанс. Он восхищался мной, дарил мне сумасшедшие подарки. Не поверишь, но иногда он бывал со мной кротким, словно ягненок! Уверена, если бы он стал королем, то женился бы на мне. Единственное, что не сходилось во всем этом узоре -- я не была в него влюблена. Хотя... возможно была... совсем чуть-чуть... несколько мгновений ...

Она вздохнула и отпила ещё вина. На губах ее играла печальная улыбка.

Фалина во все глаза смотрела на подругу. Она была старше Вайолет, но всегда ощущала себя рядом с ней девочкой.

Вайолет склонила голову, и ее серьги с почти черными гранатами тяжело качнулись.

-- Почему же тогда дядя Рагнар хотел выдать тебя за старого барона? – Фалина быстро захмелела от вина.

-- Тенебра уже давно герцог! Хм... была причина... Но знаем ее только мы с Рагнаром...

-- Что за причина? – захмелев, Фалина стала разговорчивой и любопытной.

-- Я полюбила … одного человека, -- продолжила Вайолет. -- И хоть пыталась скрывать эти чувства от всех, даже от себя, но однажды, как ты знаешь, все тайное становится явным. На нашем последнем свидании в объятиях Рагнара я назвала вдруг другое имя. Имя того, кем грезила во сне и наяву.

Фалина похолодела, а ещё не успевшие полностью сойти следы на спине отчаянно заныли.

-- И? Что он сделал?

-- Боги, не спрашивай, даже вспомнить страшно! -- нервно засмеялась девушка, наливая себе ещё вина, -- Он посмотрел на меня так, словно держал в руках ядовитую гадюку. Да уж, я ужалила его в самое сердце!

-- И???

-- Он так сильно ударил меня, что я лишилась чувств. А потом, видимо, еще и отходил плетью, -- Вайолет, нахмурившись, потерла через платье грудь.

-- Даже не помню, как добралась до своей комнаты. Хорошо, что я знаю рецепты заживляющих мазей. Видишь, я до сих пор не ношу декольте? -- девушка чуть оттянула ворот платья и показала ещё видимый розовый след повыше груди.

-- О, Боги...

В ответ Вайолет только ухмыльнулась.

-- За большое удовольствие -- большая расплата, -- графиня откинулась на кушетке и стала грызть миндальный орешек.

-- Послушай, тебе повезло, что герцог умер. Иначе он бы исполнил свое обещание, выдал бы тебя за этого ужасного старика, -- прошептала Фалина.

-- Повезло? -- приподняла бровь красавица, и что-то в глубине ее глаз испугало подругу.

-- Послушай, ты же не хочешь сказать... -- у Фалины даже во рту пересохло от страшной догадки.

-- Не твоего это ума дело, подружка. Пей, чего остановилась! И ешь. Нужно уметь получать от жизни радость. Вопреки всему, -- и уверенной рукой графиня налила вина в дрожащий бокал своей гостьи.

Фалина опустила глаза. Она считала себя всегда виноватой в чем-то. Придумывала себе наказания, чтобы искупить надуманную вину. Но даже представить себе не могла, что бы она испытала, если бы совершила нечто по-настоящему ужасное.

-- Над чем задумалась? Успокойся. Когда имеешь дело с такими, как Рагнар, нельзя давать слабину. Или ты победитель, или проигравший. А я всегда во всем иду до конца. И никогда ни о чем не жалею. А Рагнар после моего предательства уж точно бы меня не пожалел.

Вайолет отряхнула юбку от миндальных крошек и осушила свой бокал.

-- Ты, Фалина, боишься жить. Так и вся жизнь пройдет. Послушай меня, подружка. Нравится лекарь? Хватай его обеими руками и не трусь. И смотри, не упусти свою любовь, как я упустила. Всю жизнь жалеть будешь!

-- Ты упустила свою любовь? Что это значит?

-- Да, упустила. Хочешь узнать, кого я любила по-настоящему? Подумай хорошенько, ну? Он ведь жил здесь, в нашем замке.

Фалина широко раскрыла глаза.

-- Я знаю! Это тот художник, что давал тебе уроки живописи в прошлом году! Он был такой красивый и романтичный!

-- Серьезно? Возможно, красивый, да, но такой скучный, даже двух слов связать не мог! И любила я вовсе не его.

Вайолет вдруг замолчала, раздумывая, можно ли доверить подруге тайну.

-- Знаешь, кто был моей настоящей любовью? Помнишь ли… того лекаря, которого два года назад отец заставил покинуть замок?

-- Лекарь?! О, подожди-ка…господин Винсент?! Так он же был...

-- Ну? Договаривай! -- почти с вызовом вскинула подбородок красавица, готовая вступиться за любимого.

-- Он был…немолод и … не сказать, чтоб красив.

Вайолет в этот момент пыталась выровнять дыхание и прижала ладони к вспыхнувшим щекам. Прошло больше двух лет, а она все еще трепещет от одного только звука дорогого имени.

-- Да что ты понимаешь в мужчинах, Фалина? Красота...молодость... Моему отцу сейчас столько, сколько было тогда Винсенту. А вообще, у мужчины нет возраста. И красота тут ни при чем. Он для тебя или мужчина, или нет. Или сводит тебя с ума, или нет. А молодость и красота быстро проходят. И остается только то, что внутри. Именно это и будет с тобой всегда.

Любовь -- это волшебство, Фалина. Отчего она вспыхивает – тайна.

Вайолет откинулась на спинку кушетки и лицо ее погрузилось в тень.

-- Он был моим учителем и наставником. Знаешь, когда я впервые увидела его у нас в замке, он не произвел на меня впечатления. Я ведь тогда думала также, как ты сейчас. Считала, что мой избранник должен быть молод и красив. И вот я пришла к нему на первый урок. Винсент стоял ко мне спиной и смотрел в окно. Он слышал, что я вошла, но не подал вида и не повернулся ко мне. Мы так и стояли вдвоем, никто не хотел прерывать молчания. И вдруг в тишине он начал читать стихи.

И я влюбилась в этот голос…

Фалина не видела, что к глазам Вайолет почти подступили слезы, только подметила, как голос подруги дрогнул.

-- А потом он сказал что-то вроде: «Проходите, Вайолет. Наш урок называется «Как разбудить свое сердце и научить его чувствовать». Я тогда удивилась: «Но сегодня же урок математики! Для занятий математикой не нужно сердце!» И тут он повернулся ко мне, и я увидела его глаза. «А вы знаете, что Виет плакал, когда вывел свою формулу? Безусловно, не каждому математику нужно сердце. Большое сердце дается только великим! Вы ведь хотите стать великой? Тогда начнем!»

Вайолет долго молчала.

-- Он открыл для меня мир, Фалина. Научил меня чувствовать, разбудил мое сердце. Он целовал меня через свой шелковый платок и называл … Госпожа маленькая тефтелька! И это чудо уже не повторится в моей жизни никогда.

Фалина, затаив дыхание, слушала воспоминания подруги. Она всем сердцем чувствовала, что это была настоящая любовь!

-- Почему же он звал тебя тефтелькой? – все же удивилась подруга. В ее представлении совсем не так называют возлюбленных, а как-нибудь романтично.

-- А как бы тебе хотелось? «Мой ангел», «дорогая», «цветок моей жизни» или еще какую-нибудь пошлость? Он был не таким, как все. Второго такого нет, прошептала Вайолет и продолжила свой откровенный рассказ:

-- Мы бродили с ним по лесам, он рассказывал мне о травах, о птицах, обо всем на свете! Он знал ответы на все вопросы... Его глаза были цвета осеннего неба, и пах он лесом, фиалковым корнем. Винсент научил меня, и я сама готовила для него этот аромат. И втирала в его прекрасные длинные волосы...

Вайолет вдруг резко замолчала, сраженная потоком нахлынувших воспоминаний.

-- Вайолет... Ты плачешь?!

-- Я больше никогда не плачу, Фалина. Больше ни один мужчина не получит ни одной моей слезинки. Все свои слезы я выплакала в ту ночь, ведь когда отец узнал про нас, Винсенту пришлось покинуть замок.

-- И ты не протестовала? -- удивилась подруга.

Вайолет снова откинулась на кушетке так, что ее лицо скрыла тень. Она долго не отвечала.

-- Я была слишком молода и неопытна. В ночь прощания с ним я заболела от горя. Вот тогда у отца и появилась седина в волосах, он ведь думал, я умираю...

-- И ты до сих пор любишь его? -- тихо спросила подруга.

-- Что упущено раз, никогда не вернется, Фалина. И я больше никогда не вспоминаю о нем. Сегодняшний вечер не в счет, слышишь? У меня теперь другая любовь. К прежнему возврата нет.

Фалина отставила свой бокал. Она больше не хотела пить, становилось слишком грустно.

-- Вайолет, а в кого ты сейчас влюблена, ты не сказала.

Лицо красавицы стало задумчивым.

-- Пока секрет. Но с этим человеком будет непросто. Он крепкий орешек. Но и я не так уж проста. Чувствую, что как столкнемся мы с ним – и разлетятся наши сердца вдребезги!

***

На ночном промерзшем небе луна то и дело пряталась за снеговые белые тучи.

-- Посмотри на меня… -- ласковый голос шепчет у ее виска, -- Ты – солнце в моей груди. Нет такой цены, которой я бы не заплатил, чтобы ты была моей. Навсегда…

-- Я буду любить тебя вечно!

-- Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать. Мне достаточно видеть тебя сегодня, зная, что завтра все кончится, и для меня наступит вечная ночь без тебя…

Ресницы Вайолет дрогнули, и она громко всхлипнула, заливаясь во сне слезами. Но лишь только открыла глаза, как сон рассеялся, и чувства ее улеглись. Но она еще долго лежала без сна, задумчиво глядя в ночное небо.

Потом встала и вошла в свою тайну комнату. Достала письмо с надписью

«Университет Сирина» «Теория о мельчайших существах, являющихся причиной многих телесных болезней, доктор медицины Винсент Клавель».

Поднесла письмо к лицу и вдохнула слабый, едва уловимый древесный запах.

Глава 31. Наваждение

Тем вечером погода испортилась. Разыгралась метель, но Вайолет это не смутило. Когда на душе неспокойно, нет ничего лучше, чем прогулка.

-- Мари-Роуз, подай-ка мне теплый плащ. Я собираюсь на прогулку в галерею.

-- Боги, миледи! Как можно? В такую погоду! Что скажет ваш отец?!

-- Ничего не скажет. Он ведь не узнает, -- Вайолет заговорщически подмигнула горничной.

Вайолет всегда нравилось испытывать себя, свою стойкость и мужество.

Однажды юная графиня простояла четверть часа за окном на карнизе четвертого этажа на ледяном осеннем ветру с раскинутыми в стороны руками, чтобы заслужить благосклонность капризного маленького лорда.

Тому мальчишке, имя которого она бы сейчас и не вспомнила, было одиннадцать лет, а ей -- двенадцать. Благосклонности она не заслужила, но отца перепугала насмерть.

В другой раз, когда ей было пятнадцать, она поссорилась с отцом. После этого девушка сбежала из Мунстоуна и пошла пешком в свой родной замок Найтингейл. И ведь упрямица дошла бы, если бы ее не обнаружили через час на дороге под потоками дождя, вымокшую до нитки. Хорошо, что это случилось летом, а то бы она непременно заболела.

И вот теперь, когда от мыслей об Эмиле душа ее мучительно переворачивалась, прогуляться в пургу было для графини как раз той встряской, которой ей так не хватало.

В галерее ничего толком не было видно. В сумерках снег, казалось, летел со всех сторон: не только с неба, но несся и со стороны парка, и даже задувал снизу, наметая на плитах прогулочного балкона сугробы.

Ледяной ветер надувал ее плащ, словно парус. Снег залеплял лицо, пробирался к шее и лез в рукава, но девушка не сдавалась. Она загадала продержаться не менее получаса, стойко выдерживая холод и ветер. И если она выстоит, то Эмиль будет принадлежать ей.

Вайолет подошла к балюстраде. Закрыла глаза.

И припомнила, как однажды в снежном буране их было двое. Как она защитила его, вернув к жизни, согревая его остывающее сердце подле своего, пылающего любовью. На несколько мгновений он принадлежал только ей, положив голову ей на грудь и обнимая ее. Ах, какие сладкие воспоминания!

Вайолет перегнулась через перила, вспоминая их стремительный полет в снежном вихре. Полет их душ, соединенных на миг вместе…

Вдруг чья-то сильная рука больно схватила ее за плечо и, дернув, затащила в один из коридоров, выходящих в галерею. Здесь в стене была одна из тех ниш, что предусмотрены для часовых, чтобы защитить их от непогоды.И вот в такую нишу ее втолкнули и прикрыли почти до глаз теплым плащом, прижав еще и телом для верности.

-- Жить надоело, графиня? – голос Эмиля прозвучал совсем рядом, у самого уха, так близко, что теплое дыхание скользнуло по ее замерзшей щеке, отчего у девушки подогнулись ноги.

За его спиной мела метель, вороха снежинок то и дело врывались к ним в нишу, но девушку надежно закрыли от ветра. Задуваемый вьюгой факел то тух, то снова вспыхивал, выхватывая из темноты их лица урывками.

Осознав, что произошло, Вайолет посмотрела на капитана таким восторженным взглядом, что тому стало не по себе. Их положение сейчас, такое близкое друг к другу, и так было двусмысленным. А если вспомнить о чувствах графини, то капитан Рендал очень рисковал. Если не хочешь становиться любовником обожающей тебя женщины, то не нужно спасать ее, утаскивать в темноту коридора и прижиматься к ней в темной нише, укрыв плащом. И капитан вроде бы понимал, что графиню нужно срочно отпустить, но почему-то медлил.

Два голубых, словно сапфиры, глаза смотрели сейчас на него с таким уютным обожанием, что, взглянув в эти глаза, оторваться было невозможно. Но он справится. Только еще чуть-чуть постоит с ней вот так, вдохнет этот тонкий, странный, сладковатый цветочный аромат. Наверное, именно так пахнут ведьмы^[22]. Завораживающе-притягательно.

На ее лице от его теплого дыхания таяли снежинки, превращаясь в хрустальные дрожащие капли, сверкающие, словно алмазы. Даже растаявшие снежинки служили ей украшением!

Вайолет прошлась жадным взглядом по его лицу. Как же он ей нравился! Вот так бы смотрела на него часами и не уставала бы. Он действовал на нее успокаивающе, в душе словно что-то разглаживалось, мурлыкало и жмурилось, как довольная кошка.

Ей хотелось бы смотреть на него постоянно. За завтраком, во время обеда, на прогулке, в постели… Она совершенно точно знала, что хотела бы жить с этим человеком. И ей легко было бы переносить все тяготы его сложной жизни и даже его несносный характер, только если бы он любил ее.

-- Снег… -- робко и счастливо улыбнулась она, проходясь ладонью по его непокрытой голове, сбрасывая с волос подтаявший снег. Пропустила сквозь пальцы несколько его черных кудрей на правом виске и отвела их со лба. И лицо ее при этом светилось так, словно он уже пообещал ей что-то.

Эмиль заметил это и хотел было все прекратить, но слова замерли у него на губах, потому что взгляд девушки вдруг изменился. Он наполнился болью, а пальцы крепко сжали его волосы, потянув их назад.

-- Боги… что это? – она смотрела с таким страхом, что Эмиль заволновался.

-- Что? – не понял он. – Ах, это! Пустяки, небольшой шрам…

-- Нет, не шрам… у тебя… седые волосы!

У него и правда белела на правом виске серебряная прядь, рядом со старым рваным шрамом. Их было не разглядеть за темным кудрями, но Вайолет раскрыла его маленький секрет. Небольшую особенность, о которой знала только Эмбер, ведь только ей до сих пор можно было касаться его там, перебирать волосы.

Эмиль поморщился и невольно отдернул голову, но Вайолет отчего-то задрожала всем телом и, всхлипнув, прижалась лицом к его лицу. Одной рукой нежно прижав его к себе, другую утопила в его волосах. Ее рваное дыхание, полное сожаления и боли, струилось по его лицу, согревая. Это было непривычно, чтобы его так жалели, но приятно. Хотелось даже сделать что-то подобное в ответ.

И он коснулся губами ее щеки, собирая влажные капли.

Вайолет снова задрожала, но уже от волнения и удовольствия. Острого, запретного. Осознавая, что он позволяет себе сейчас что-то немыслимое, что-то, чего не сделает больше никогда. Его щеки кололись, но она и не думала жаловаться, ведь ей до безумия нравилась его несмелая ласка.

Девушка прерывисто задышала, и Эмиль невольно потянулся губами к этому дрожащему и влажному источнику тепла. И почти столкнулся с ее губами, но в последний миг не посмел, и ткнулся в уголок ее рта.

Это было…трогательно и очень нежно. А вокруг закручивала вихри метель. Снег долетал до них и изредка колол, словно тыкал игоками, а губы капитана жадно ласкали ее лицо. Он делал то, что не должен был, но было слишком хорошо, остановиться было невозможно.

-- Я не должен, -- шепнул он ей, задыхаясь, -- прогони меня…

Но как было оттолкнуть, когда наяву сбылось то, что снится в самых сладких снах?

Девушка притянула его еще ближе, оплела руками и так тесно прижалась, что у Эмиля перехватило дыхание.

Это и правда, как колдовство, подумал он. Тебя всего обволакивает, пьянит, одурманивает близость женщины. Да еще такой горячей, влюбленной, льнущей к тебе, дышащей жарко.

И он почти сдался. Почти уступил искушению. Его ладонь скользнула под ее плащ, нащупывая тугую, затянутую корсетом, девичью талию. Руке стало тепло, а сердцу тесно в груди.

Но тут, как дьявол из преисподней, явился ему мерзкий образ отца.

«Шлюха!» – разъярённо бросил ему в лицо призрак, и его невесту швыряют в толпу солдат, а те глумливо задирают ей юбки, хватают за ноги и грубо мнут грудь.

Страшное видение, наказание Геллы, вырвало его из хмельного плена, он сделал шаг назад и отступил в снежный вихрь, который мгновенно вернул его в реальность. Охладил и отрезвил. Воспоминания дрожью отозвались в окаменевшем теле и унеслись также внезапно, как и нахлынули.

А она что-то жарко шептала ему, что будет ждать его в полночь, и вдруг осеклась.

Перемена в нем была столь стремительной, что Вайолет не сразу поняла, что происходит. Только что ей было так сладко и жарко в объятиях любимого, а вот жар сменился холодом и в лицо полетел снег.

-- Вы назначаете мне свидание? – тихий холодный голос, -- Неужели в зимнем саду? Под оливами?

Она отшатнулась, как от пощечины. Берганса назначал ей свидания там, в ночном зимнем саду. Именно под оливами.

Волна гнева и обиды поднялась в ней, туманя глаза слезами. Как он может?! Он что, вечно будет поминать ей герцога?! Но она не подарила ему ни слезинки. Взгляд ее потух, губы плотно сжались.

-- Тенебра зря не признал в вас сына. Вы такой же жестокий!

И Вайолет, оттолкнув капитана с дороги, шагнула в галерею, в снежный вихрь, и тут же исчезла в нем. Растаяла без следа, как и охватившее их еще недавно наваждение.

Глава 32. Гелла

Капитан Рендал вошел в свою комнату, сбросил мокрый плащ и, не раздеваясь, лег на кровать.

И попытался вспомнить то, что все эти шесть лет всеми силами старался забыть.

Да, это случилось шесть лет назад. Эмилю тогда только-только исполнилось семнадцать.

Однажды, вернувшись от заморских купцов, вместе с редкими товарами привез старый Тенебра необычное приобретение -- молодую женщину. То ли купил, то ли выменял, то ли получил в дар -- люди разное болтали. Вот только не похожа была девушка на испуганную и покорную рабыню. Смотрела смело, с усмешкой. Ходила важно, говорила мало. Звали ее Гелла. Белоснежная кожа, голубые глаза и две тугие косы рыжеватых волос, падающих ниже пояса.

Как ни странно, старый Тенебра был очень терпелив с ней, не пытался сломать характер и не наказывал. Жила Гелла в роскошных комнатах, одевалась богато. Барон женщину обхаживал, дарил подарки и даже вроде подумывал жениться. В замке так красавицу и прозвали -- невеста.

Старик к всеобщей радости поумерил свой крутой нрав. Стал напоминать разумного, рачительного хозяина. И, может, таким бы и остался, если бы не приехал в замок погостить его давний друг. Был этот друг моложе, да и симпатичнее старого барона. И вот на пиру, устроенном в честь гостя, приревновал барон свою невесту к своему другу. То ли улыбнулась она тому слишком любезно, то ли взгляд какой бросила, то ли слово, а может просто хмель старику в голову ударил -- никто уже не помнил. Только рассвирепел барон не на шутку. Оттаскал Геллу за волосы при гостях и сосватал в сердцах своему телохранителю, то есть Эмилю.

Не достойна, сказал, ты быть невестой всесильного барона, жить в тепле и роскоши. Выходи за нищего и безродного, за сына служанки. Гостям спектакль понравился. Барон был и рад стараться, обручил при всех жениха и невесту, а затем отправил прогневившую его девушку вместо хоромов ночевать в барак, где самая низкая прислуга жила.

Гелле бы повиниться, поплакать, раскаяться перед бароном, но своенравная девушка поступила иначе. Ночью пришла она в комнату к Эмилю и легла в его постель. То ли проучить барона решила за унижение, то ли правда юноша так ей понравился, что забыла она об осторожности. Вот только провели они вместе ночь, а барону, конечно, приспешники обо всем доложили.

Закончилась эта история плохо. Барон словно обезумел от ревности. Не собирался видно старый сластолюбец всерьез свою невесту уступать другому. Хотел только припугнуть ее, да свою гнилую душонку потешить. Возможно оттого еще взбесился, что сам не успел воспользоваться красавицей, берег до свадьбы, а тут самое ценное другому досталось, молодому, красивому.

Ударил он Эмиля наотмашь так, что драгоценное кольцо рассекло ему лоб, а бывшую свою невесту отдал солдатам в казарму. Схватил сына за волосы и заставил смотреть, и лично проследил, чтобы девчонка получила от каждого. И Эмиль смотрел. Кровь заливала ему лицо и сердце. И запомнил он на всю жизнь, как расплачиваются за то, что становятся любовниками.

Оставили девушку приходить в себя в овчарне, на соломе. Рассчитывал, видимо, изувер и дальше наслаждаться ее горем и слезами, но только Гелла не доставила мучителю такого удовольствия. Сильная была и гордая. Взяла, да и утопилась под утро в колодце.

Барон был вне себя. Зверствовал, кричал и топал. Потребовал зарыть бывшую невесту как собаку у дороги. Проклинал ее. Словом, долго забыть не мог. А потом неожиданно подметил, что чем-то дочь напоминает ему умершую Геллу. Такая же белокожая, с роскошными рыжеватыми волосами. С тех пор начался для Эмбер и Эмиля ад на земле, и именно с тех пор стали говорить, что старшая дочь барона лишилась рассудка.

Глава 33. Ярмарка

На следующий день утром Фалина и Лестер оделись потеплее и выехали из замка Мунстоун, направляясь в город.

Погода была чудесной! Легкий морозец бодрил, а ясное голубое небо вселяло надежду на отличный денек.

Фалине нравилось буквально все. Яркое зимнее солнце, рыхлый чистый снег, покрывающий землю.

А главное, ей навилось внимание Лестера. То, как он на нее смотрел, подсказывало девушке, что мужчина вовсе не передумал и не откажется от своих слов. «Неужели этот добрый, умный, красивый молодой мужчина будет моим мужем? Быть не может, чтобы мне так повезло! Даже страшно!» -- вот о чем она думала, смущенно поглядывая на своего спутника.

Подъезжая к городским стенам, они увидели большой плакат на воротах: «Труппа бродячих артистов «Беззаботные ребята» дает представление в полдень!»

Девушка радостно улыбнулась Лестеру, а он достал кошелек и заплатил страже на воротах за въезд.

Как же давно Фалина не бывала на городских праздниках! Последний раз она ездила на ярмарку с пожилой дальней родственницей, которая растила ее после смерти родителей. Шум, запахи, всеобщее приподнятое настроение, бодрые выкрики торговцев – чудесная праздничная атмосфера царила вокруг.

Лестер помог Фалине спешиться и привязал лошадей к длинным жердям, идущим вдоль городской стены. Заплатив, чтобы животных покормили, он повел девушку к городской площади.

Ярмарка перед праздником Начала зимы длилась около месяца. Площадь была заполнена народом: купцы и простые торговцы, артисты, акробаты и жонглеры, менялы, покупатели и просто зеваки. У Фалины разбегались глаза, когда она шла мимо репетирующих выступление артистов, мимо большого медведя, привязанного цепью к столбу, мимо прилавков с украшениями, пестрыми платьями, всевозможными сладостями, живой домашней птицей и горячими пирогами.

Но Лестер, который привык к подобным зрелищам, предпочитал сначала уладить дела. И они пошли в аптеку, где купили так необходимые лекарю ингредиенты.

-- Куда теперь? – послушно спросила Фалина.

Счастье всегда преображает человека. Сейчас личико девушки просто светилось, делая ее невозможно хорошенькой, и Лестер подумал, что спланировал свое будущее правильно.

-- Куда? Покупать подарки для невесты, конечно! – он получил от короля Алларда деньги в уплату за услуги, и теперь ему очень хотелось побаловать свою избранницу.

И они бросились в торговые ряды. Сначала были куплены конфеты и сладости.

Наткнувшись случайно на гадалку, соединяющую влюбленные сердца, они тут же признались ей, что являются женихом и невестой. Старуха, за небольшую плату разумеется, поздравила их, соединила руки шелковой алой лентой, надела на пальцы деревянные крашеные яркие колечки и предрекла долгое счастливое будущее, заставив поцеловаться на радость зевакам.

Потом они набрели на лавку женских вещичек, где девушки, ахая, примеряли новомодный праздничный чепец с зелеными бархатными лентами, и Лестер тут же купил его своей невесте на зависть тем, у кого ухажеры были менее щедрыми.

Они поели горячих лепешек с жареной требухой и запили свежим элем, который варила тут же пышногрудая веселая молодуха. Едва успели опомниться, как началось представление актеров «Беззаботные ребята».

Лестер и Фалина сперва с интересом наблюдали за сюжетом, но неожиданно отвлеклись на жонглера с приставной рыжей бородой, который шествовал по высоко натянутому канату и подкидывал на двух ножах мячи. А потом их отвлек медведь, ловко кувыркающийся по земле, одетый в женскую юбку. А после начались танцы!

Фалина даже не могла припомнить, когда она так весело проводила время. Даже во времена ее детства на провинциальных ярмарках она так не веселилась.

Лестер отлично танцевал. Поначалу девушка стеснялась, ведь она совершенно не знала, как танцевать народные танцы. Но оказалось достаточно того, что твой кавалер умеет танцевать. Лестер лихо кружил и подкидывал ее, ловко разворачивал, показывая немудреные движения. Так что через час Фалина уже сама кружилась и прыгала. И даже столкнувшись с осуждающим взглядом святого отца, она не смутилась, а широко ему улыбнулась, подлетая в воздух на сильных мужских руках. А Лестер вдруг оттащил ее из круга танцующих, увел в сторону и принялся целовать на глазах у всех, да так, что у девушки дух захватывало. Ничего прекраснее с ней в жизни не происходило!

А потом он раскачивал ее на качелях, и она подлетала прямо в небо!

Проголодавшись, они купли жареную курицу и съели ее вдвоем прямо руками, отламывая горячие сочные кусочки на столике под открытым небом при свете зажигающихся факелов.

-- Как же мы поедем в темноте по горной дороге обратно? -- беспечно смеясь, спросила девушка, вытирая руки и рот платочком. Сейчас, рядом с Лестером, она ничего не боялась. И если бы он предложил возвращаться в замок ночью, она бы согласилась.

-- А мы не поедем сегодня в замок. У меня тут квартира. Переночуем там.

Эти слова несколько смутили Фалину. День был чудесный, с Лестером было очень весело. И они уже ночевали однажды вместе в постели, но сегодня она отчего-то смутилась. И тут же себя одернула:

«Хватит трусить, Фалина! Как сказала Вайолет, так и вся жизнь пройдет. И ты останешься навсегда старой девой. Как Лестер захочет, так и должно быть. Ведь он твой жених, вот и колечко у тебя уже на пальце. И пусть оно не золотое, а крашеное деревянное, но у твоего жениха было такое лицо, когда гадалка совершала обряд! Для него это все было серьезно. И ты должна ему верить!»

Забрав коней, они неторопливо двинулись по улицам к дому лекаря. Тут Фалина почувствовала, что смертельно устала. Целый день на воздухе! Ее неумолимо стало клонить в сон.

Они вошли в темный коридор, и Лестер зажег свечи. В небольшой комнатке было чисто и уютно. Мужчина предложил согреть воды, но Фалина отказалась. Она едва держалась на ногах. Лестер помог ей раздеться, и она слегка ополоснула лицо и руки холодной водой. И пока он разжигал камин, девушка сидела на постели и наблюдала за ним. Потом поднялась, и попыталась помочь раздеться ему. Однако, мужчина смущенно убрал ее руки и улыбнулся.

-- Ложись спать, Фалина. Я лягу в другой комнате.

-- Почему?! Ты не ляжешь со мной?

-- Гм… понимаешь, сначала мы должны попросить благословения у короля Алларда и обвенчаться. А пока…ложись, ты устала сегодня.

-- Я тебе не нравлюсь? – девушка была очень разочарована.

-- Нравишься, но, понимаешь, я должен о тебе позаботиться. Ты же знаешь, что от таких вещей случаются дети, а если вдруг со мной что-то случиться, и ты останешься одна с ребенком? Я должен думать об этом, ведь я за тебя теперь отвечаю. Ложись и отдыхай. К празднику приедет король и первое, что я ему скажу, это то, что прошу его отдать за меня его племянницу. Верно?

-- Да, -- Фалина устало улыбнулась. Она и правда очень хотела спать.

Лестер помог ей улечься и подоткнул одеяло. Поцеловал в щеку, как поцеловал бы свою сестру Лиззи, и пожелал счастливых снов.

Когда он ушел, Фалина, засыпая, подумала: «Какой молодец у меня жених. Как все правильно сказал. Он заботится обо мне. Я так счастлива!»

А Лестер ушел и лег в соседней комнате. Укрылся одеялом и пытался успокоить свою неспокойную совесть.

Потому что не сказал Фалине, что не всегда был он таким правильным.

Не рассказал ей Лестер, как с прежней своей возлюбленной однажды долго танцевал на таком же городском празднике, а потом гулял до полуночи по городскому саду. Как, вдыхая запах сирени, они целовались с ней так, что губы немели. Как она пригласила его к себе домой, а он и не подумал отказаться. Как в темноте срывал с нее платье, а потом долго целовал обнаженное трепещущее тело.

Тогда он не думал ни о чем, кроме того, что эта женщина принадлежит теперь только ему. И никто никогда их не разлучит. И остановиться было выше его сил, потому что безумно любил. И если бы был ребенок, он был бы только счастлив.

Легко остановиться, когда возбуждение, рождённое весельем, улеглось. Когда рядом милая девушка, которую скорее чувствуешь своей сестрой, чем возлюбленной. Долго и печально смотрел Лестер в темноту, пытаясь отогнать далёкие счастливые жаркие воспоминания о ночи с другой.

А за стенкой, алея щеками, сладко заснула счастливая Фалина. И ей снилась их будущая счастливая жизнь, та, которую нагадала старуха на ярмарке. А на пальце девушки притаилось тонкое деревянное голубое колечко, как залог будущего счастья.

***

Наконец-то этот нелегкий предпраздничный день подошёл к концу! Жинель заперла дверь в свою комнату, скинула лохмотья и потянулась, распрямляя спину.

Да, прорицательница вовсе не была старой. Поэтому приходилось изменять внешность, ведь старухе клиенты верили с большей охотой, чем молодой женщине. А посетителей сегодня было столько, что ломило спину, а ноги от постоянного сидения за столом затекли и замерзли.

Ванна была уже готова, спасибо Кривому. Он не просто наполнил бадью горячей водой, но и принес ей свежий калач, молока и меда на ужин. Очень любезно с его стороны. Хотя, Жинель подозревала, что мужчина просто к ней неровно дышит и хочет заслужить благосклонность. Кривой -- хозяин, в доме которого снимала две комнаты прорицательница. Собственно, кривым он не был, но все почему-то звали его именно так.

Она перелила кипящую на печке кастрюлю с травами в деревянную низкую бадью. В комнате было жарко натоплено и приятно пахло чем-то горьковатым, оставляющим на языке сладкое послевкусие. Жинель обожала травы, сама их собирала и сушила.

Женщина предвкушала, как сейчас погрузится в горячее, ароматное тепло, как закроет глаза и расслабится. Уложив на деревянную перекладину кусок превосходного оливкового мыла и мочалку из жёсткой рогожи, которой она любила себя растирать, ведунья нетерпеливо сбросила рубашку и ступила стройной ногой в бадью.

Медленно опустившись в воду, откинулась спиной на застреленный мягкой тканью бортик, вытянула уставшие за день ноги и аж застонала от удовольствия. Как же хорошо!

Теперь она взяла миску и полила на себя, смакуя каждую каплю. Намылила руки дорогим ароматным мылом и провела ладонями по белым плечам и груди. Да, Кривой дорого бы дал, чтобы оказаться сейчас рядом с ней. Или вот тот румяный молодой булочник, что всегда улыбается себе в пышные усы и подмигивает, продавая ей хлеб. Оба мнят себя для нее завидными женихами.

Жинель усмехнулась. Как же эти простаки ошибаются! Если бы они только знали, о ком на самом деле мечтает молодая ведунья.

Женщина печально вздохнула и закрыла глаза, вдыхая дурманящий травяной аромат. И перед ней, в ее сладких грёзах, всплыли голубые глаза...

Горячая вода приятно обжигала кожу, а ладони неспешно путешествовали по утомленному телу, даря волнующие фантазии о далёком голубоглазом лорде, что встретился ей однажды в королевском дворце.

Но не успела она насладиться долгожданным отдыхом, как ее жаркие мечты прервал бесцеремонный стук в дверь.

-- Да что б тебя...-- Жинель болезненно поморщилась. Наверняка это Кривой. Верно рассчитал. Сейчас она одна, обнаженная, принимает ванну. И тут же заявился, каналья! -- Я занята! -- женщина досадливо покосилась на тонкую приготовленную простыню. Ею можно было обтереться только один раз. Ко второму заходу она станет холодной и мокрой.

Снова стук, от которого женщина вздрогнула, хоть и ожидала услышать.

-- Да кому там неймется? Это ты, Кривой? Проваливай! Не до тебя сейчас!

Но в дверь снова постучали. И снова.

Жинель поняла, что от гостей не отделаться. И лучше встретить их одетой, чем голой.

Она не любила, когда портили удовольствие, а горячая ванна в конце дня была одним из тех немногих удовольствий, которые женщина могла себе позволить.

Жинель нехотя поднялась из воды и наскоро обмоталась простыней. Окинув себя взглядом в зеркале, она с ужасом поняла, что простыня намокла и стала прозрачной. Сбросив эту срамоту, женина быстро натянула на мокрое тело рубашку и обвязала бедра красной шелковой шалью, которая очень кстати подвернулась под руку.

В двери, тем временем, продолжали стучать.

-- Уймешься ли ты, псовый вымесок?! -- рассерженная не на шутку ведунья распахнула двери и... едва удержалась на ногах. Перед ней стоял канцлер короля и хохотал.

-- Псовый вымесок? Так меня ещё не называли!

Он вошёл, не дожидаясь приглашения, мало смущаясь интимной обстановкой: дымящейся ванной и разбросанной одеждой.

Богато одетый мужчина чужеродно и странно смотрелся в убогой обстановке. Высокий, стройный и, как всегда, элегантный, он взял стул, поставил его в центре комнаты и сел, закинув ногу на ногу, опираясь рукой на трость – знак его статуса. Поза, достойная короля.

Жинель пыталась не обращать внимания на трепыхающееся в груди сердце.

Несмотря на свой весьма провокационный наряд, она не растерялась и села в кресло напротив гостя, сложив руки на полуобнаженной груди. Перед ней сидел мужчина ее мечты. Сам его вид, каждый его взгляд лишали ее воли. Но она не ударит перед ним в грязь лицом. Наверное...

-- Как же вас называли? -- ее голос даже не дрогнул.

Она подловиа его на неосторожном слове. Канцлер прищурился. Что ж, эта женщина заслужила честного ответа.

-- По-разному, но чаще приблудышем, -- без тени стеснения признался он. С чужим человеком наедине легко откровенничать. С дочерью он не допустил бы подобных бесед.

-- Кто же осмелился?! -- женщина возмутилась так искренне, что он снова от души рассмеялся. А она забавная. Канцлер планировал заглянуть сюда только на минутку, но она рассмешила его, а он уже и не помнил, когда смеялся последний раз.

-- Тот, кто никогда не был мне отцом. Муж моей матери, Гуго Уэйд, граф Найтингейл.

-- Мне жаль... -- смутилась женщина.

-- А мне нисколько, - у него было отличное настроение. Он редко позволял себе расслабиться, и вот сейчас делал это с удовольствием.

-- Слава Богам, что он не замарал моей крови. Ведь граф был пьяница. И игрок. Однажды проиграл свою жену заезжему Волку, -- на этих словах с лица канцлера сошла улыбка, он стал серьезнее.

-- Боже мой! -- снова искренне ужаснулась Жинель, и ее гость как-то внимательно посмотрел на нее. Не часто он видел в людях искреннее сопереживание.

-- Не переживайте. Волк не настаивал на своих правах и тем более не чинил насилия над моей матерью. Волки никогда не принуждают женщин. Им это не нужно, женщины сами приходят к ним. И графиня тоже пришла сама.

-- Если вы похожи на своего отца, то я ее понимаю... – тихо, как бы для самой себя, отметила женщина.

Не известно, услышал ли ее слова канцлер, но он ничего не ответил, только усмехнулся.

Жинель сидела перед ним, прикрытая лишь тончайшим батистом и лёгким шелком поверх влажного распаренного тела, но мужчина проявил удивительный такт и не опускался взглядом ниже лица своей собеседницы.

Они смотрели друг на друга, улыбались, и обоим нравилась эта игра. Он отметил про себя, что она гораздо моложе, чем ему показалось при первой встрече, а она думала о том, что Волки, скорее всего, обладают любовной магией, поэтому перед ними сложно устоять. Вот и она ради этого человека готова на все.

Прорицательница ещё раз осмелилась взглянуть ему прямо в глаза, и вдруг невероятное видение пронеслось перед ней.

-- Ваш отец был не простым Волком... О, мой лорд, мой принц! -- и она сползла со стула, падая на колени перед ним.

Он тут же вскочил и подхватил ее, поднимая.

-- Что же ты все на колени передо мной падаешь?!

-- Мой принц...

Но он приложил палец к своим губам и покачал головой, словно призывая ее сохранить тайну.

-- Не стоит награждать людей незаслуженными титулами.

А она не могла оторвать взгляда от его красивого лица.

-- Потому что титула нет, или потому что не заслужили?

Он на какое-то время замолчал, задумчиво глядя на нее, а потом снова улыбнулся.

-- Потому что титула нет... Вообще-то я пришел поблагодарить тебя. За ценный совет и помощь в очень важном деле, -- мужчина снял с пояса увесистый кошелек.

-- Уберите, я не возьму от вас денег! -- в ужасе запротестовала Жинель.

Он в недоумении приподнял бровь. Точно также, как это делала его дочь.

-- Чего же ты хочешь?

-- Сними свое кольцо. Оно высасывает твое сердце, -- черные глаза сверкнули из-под упавшей на них густой пряди.

Он осторожно поправил пальцами непослушную прядь, убирая ее с глаз женщины. Потом отстегнул с камзола драгоценную брошь и прихватил ею волосы женщины, постоянно норовящие упасть на глаза.

-- Не прячь свои красивые глаза, лани^[23]...

«Лани? Как мило…»

Он уже был у дверей, когда услышал:

-- И все же, сними кольцо, мой принц...

Мужчина обернулся и с улыбкой ласково погрозил ей пальцем. Его губы беззвучно шевельнулись, словно он шепнул ей что-то на прощание.

Гость уже давно ушел, а она так и стояла, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Потому что поняла, что он сказал.

"Будь осторожна в своих желаниях, лани..."

Глава 34. Возвращение

Проснувшись, Фалина позволила в кои-то веки себе поваляться в постели. Через окошко на простыни падали солнечные лучи, а девушка лежала и разглядывала колечко на пальце. Блестящее, голубенькое. И так хорошо было у нее на душе! Фалина сама себе удивлялась: никуда не нужно спешить, бежать, торопиться. Ее никто не зовет и не ожидает от нее ничего. Так непривычно и приятно. Словно у нее каникулы, как у студентов. Или праздник какой-то… Ах, да! Ведь сегодня и правда праздник! Ночью будут встречать приход Зимы!

Наверное, замок уже с раннего утра украшают, слуги суетятся, дамы примеряют наряды, на кухне вовсю идет подготовка к праздничному застолью. Наверняка сегодня вернется дядя Аллард, и у нее будет двойной праздник, ведь Лестер попросит ее руки!

Эти мысли так воодушевили девушку, что она тут же вскочила с постели, словно от того, насколько быстро она вернется в замок зависит скорейшее наступление ее новой, счастливой жизни.

Когда Фалина вышла из спальни, Лестер уже приготовил завтрак.

-- Чем так вкусно пахнет? – девушка села за стол и приподняла полотенце с миски, от которой струился такой аромат, что слюнки текли.

-- Я сбегал на рынок и вот, купил пирожков.

-- Надо же, -- девушка разломила еще горячий, с виду неказистый, но на вкус божественный пирожок с мясом, -- м-м! Как в деревне! Уверена, он с курицей!

-- Ты бывала в деревне? – Лестер разлил по кружкам легкое вино и тоже взял пирожок.

-- Я выросла в деревне. Представляешь, все лето бегала босиком, умею даже разжигать печь и доить корову.

Лестер улыбнулся.

-- Одному удивляясь, Фалина. Почему никто не сватался к тебе? Эти ваши аристократы, они что, слепые? У нас на юге такая девушка была бы нарасхват.

Фалина смутилась.

-- Я не особенно красивая…

-- Глупости! Кто тебе это сказал? Просто ты не используешь всех этих женских штучек. Не красишь глаза и губы, щеки… Ну, что там красят придворные дамы?

Фалина только смущенно смеялась и закрывала ладонью лицо, представляя себя размалеванной.

-- Я серьезно! Ваши дамы, они украшают себя, небось часами сидят у зеркала. А у тебя естественное лицо. Смой с них краску… гм… То есть я хочу сказать, что у меня на родине женщины так и выглядят, никто лиц не красит. И это считается естественно и красиво.

-- Было однажды сватовство…

-- Правда? – Лестер как-то напрягся. Как будто на его собственность покушались.

-- Да. Когда мне исполнилось девятнадцать, дядя устроил смотрины. Мы с Вайолет так старались! Ей хоть и было тогда девять, но она всегда в нарядах лучше меня разбиралась. У меня было такое красивое лавандовое платье, сшитое специально к смотринам! Вайолет сама подобрала мне духи, украшения, цветы к платью. Я казалась себе красавицей, я такой никогда больше не была! Представляла я себе большой украшенный зал, много женихов, все так торжественно, ну, как в романах пишут. Приходим мы с Вайолет в зал, а он… пустой, представляешь? Мы даже сначала думали, что залом ошиблись. Но нет. Было всего три жениха. Помню, Вайолет тогда сказала: «Идем отсюда, нам тут нечего делать!» Но мне так хотелось, чтоб хоть кто-то увидел мое красивое платье…

Один, граф, самый молодой был. Ему лет 35 было. Высокий такой, тощий, и лицо прям как на поминках, даже усы обвисли. Дядя его о чем-то спрашивал, а тот на меня даже ни разу не посмотрел. Мне Вайолет потом сказала, что у него куча ребятишек, весь в долгах, ну, деньги нужны, одним словом…

Второй, барон, был очень неприятный. Низенький, ниже меня. Колобочек такой. Лицо красное, а глазки голубенькие и колючие такие. И все так смотрел, словно съесть меня хотел. Такой взгляд, мне даже прикрыться хотелось, я с тех пор декольте не люблю…

У Лестера пропал аппетит. Ужаснее всего, что Фалина рассказывала о своем унижении почти весело, без обиды или тем более злости. А Лестеру так и хотелось придушить всех этих поганых женишков. Какое счастье, что у Алларда хватило ума не отдать племянницу этим прохвостам.

-- А третий? – деревянным голосом спросил он, когда девушка доела пирожок и спокойно запила его легким, освежающим вином.

-- Ах, да! Правда, был третий. Я и тогда его не сразу заметила. Дедушка один. Его титул я забыла. Он уснул в кресле, пока своей очереди дожидался. Его сын и дочь привели. Дочь его…такая старая была. Я все думала, сколько ему лет, если дочь такая старая. Все мне улыбалась и кивала, а глаза злые… А вот дедушка мне больше всех понравился. Он, наверное, в молодости очень красивый был. Глаза у него такие хорошие были, добрые. Он, когда руку подошел мне поцеловать, шепнул: «Не выбирай меня, деточка, я для тебя старый». А я вот именно его захотела. Сразу было видно, что он добрый. И многого бы от меня не потребовал. Спал бы все время. Только он потом очень скоро умер. Жаль…

Лестер закрыл лицо ладонями и потер его, чтобы собраться с мыслями и прийти в себя. А еще протереть глаза, которые стали отчего-то влажными. Он и правда быстро собрался с мыслями. И решил для себя, что ни дня не задержится в этом жутком месте, где его невеста была настолько несчастна.

Потом он встал, обошел стол, поднял ее за руки и крепко обнял.

-- Знаешь, Фалина, я, конечно, не граф и не барон. Но я обещаю тебе, что у тебя будет все, что ты только пожелаешь. Красивый дом у моря и большой сад. И дети будут. А из меня муж будет не хуже, чем из тех аристократов. Даже лучше. И женщин других у меня не будет…

Он поднял ее личико, что она спрятала е него на груди, и поцеловал в обе заалевшие щеки.

-- Поехали?

Но оба так и не сдвинулись с места и долго еще стояли обнявшись.

***

Когда они ехали обратно в замок, девушка буквально во всем ощущала заботу лекаря. В том, как он осматривал седло, прежде, чем подсадить ее на лошадь. В том, как ехал рядом, поглядывая на нее, словно хотел удостовериться, что с ней все в порядке. И она совершенно точно знала, что так смотрят на «свою женщину». На чужую смотрят не так. И к тому же на пальчике у нее голубело колечко, согревая сердце в это морозное утро.

Во дворце Фалина первым делом засунула глубоко в сундук свои ненавистные черные платья. Она имела очень скромный гардероб, но было одно милое, лимонное-золотистое платье, которое она надевала в прошлом году на день рождения дяди Алларда. Тот сам попросил о таком подарке для себя. Захотел увидеть ее в чем-то светлом, втайне надеясь, что ей понравится наряжаться, и племянница выбросит из головы глупости про монастырь.

Платье было отделано чудесным гипюром, корсаж выполнен из золотистого алтабаса, а в сложные узоры вышивки по подолу вплетены силуэты виноградной лозы -- символа долголетия и плодородия. Хотя, в данном случае скорее пожелания плодовитости. Королю понравилось платье, и он подарил племяннице под него чудесные алмазные серьги.

И вот теперь Фалина размышляла у зеркала: стоит ли надеть подарок дяди или ограничиться жемчужными серьгами, доставшимися ей от матери.

Именно в этот момент она услышала в коридорах какое-то движение и крики: «Король возвращается!»

Забыв о серьгах, девушка бросилась в парадный зал, где обычно проходила встреча и приветствие его величества. Лестер обещал сразу же, как приедет король, попросить у него руки его племянницы. Сердце Фалины радостно замирало в груди, предчувствуя новую, счастливую жизнь.

В празднично украшенном зале возбужденно шумели придворные. Королева тоже появилась, желая лично встретить супруга.

Лорд Уэйд подсказывал королеве, что встречать короля принято, восседая на троне в его короне, а затем подняться, приветствуя.

Когда король подойдет и склонит перед супругой голову, нужно будет снять со своей головы и вернуть ему его корону, почтительно поклонившись.

-- Есть простое правило, оно легко запоминается. Склоняется в поклоне всегда тот, на ком нет короны, -- спокойно и тихо объяснял канцлер, пытаясь придать королеве уверенности -- тот, на ком надета корона, никогда не склоняет головы. Сначала перед вами склоняется король, потом вы возвращаете ему его корону и сами склоняетесь. Все очень просто.

Рядом с канцлером Эмбер действительно чувствовала себя спокойно. И хоть она знала, что тот ее не слишком жалует, но в то же время понимала -- ради государя он сделает все, чтобы молодая королева была в порядке и не ударила в грязь лицом.

Поэтому Эмбер внимательно слушала графа, запоминая придворный этикет.

Одетая в нарядные голубые с золотом одежды, в царском венце на золотых волосах, она понимала, что выглядит сейчас невероятно прекрасной. И с нетерпением ожидала появления мужа.

Все застыли в ожидании, когда же король со свитой прибудет в замок.

Однако, по неуловимым признакам чувствовалось, что что-то пошло не так.

Все взгляды были прикованы к парадному входу, но никто не входил. Ожидание затягивалось.

Эмбер очень хотелось увидеть, как двери внезапно и резко распахнутся, и огромный седовласый король быстрым и твердым шагом войдет в тронный зал. Именно так было, когда она впервые увидела Алларда. Однако, в прошлый раз его появление леденило кровь, теперь же ей не терпелось увидеть его, услышать такой знакомый голос, ощутить радость встречи, почувствовать себя нужной ему.

Тут боковые двери в зал открылись, и несколько взволнованных стражников проследовали к ней во главе с начальником ее личной охраны. Эмиль быстро взбежал по ступенькам к трону королевы и что-то шепнул ей.

-- Что? Черный флаг? – королева была растеряна. Она обратилась к канцлеру, -- к нам приближается отряд с королевским штандартом и черным флагом! Что это значит, лорд Уэйд?!

Стоящий рядом с троном лорд-канцлер пошатнулся, словно потерял опору под ногами.

По залу прокатился ропот:

--Чума…

Фалина зажала ладонями рот, не в силах поверить в то, что услышала. В этот момент она попрощалась со своим счастьем, только на миг мелькнувшим перед ней.

Все замерли, ожидая.

Наконец, двери распахнулись, и вошел взволнованный посланник. Придворные разлетелись от него по углам, а он остановился, не смея приблизиться к королеве.

-- Ваше величество, несколько солдат нашей армии заболели. Военный лекарь приказал над лагерем поднять… черный флаг. Король сразу же покинул штаб, но по дороге сюда у его величества началась лихорадка. Ждем ваших распоряжений.

Воцарилось молчание. Все взгляды обратились к королеве, а та смотрела на лекаря.

Лестер как-то подобрался, как всегда в ответственный момент становясь привычно серьезным и кратким.

-- Определите его величество в нежилое крыло замка. Пусть там подготовят комнаты только для нас двоих и отнесут туда мои снадобья и инструмент, чистое белье и горячую воду. Всех, кто сопровождал короля – изолировать там же в отдельных комнатах. В карантинное крыло никого не пускать, выставить стражу. Мой слуга Валентин будет дежурить там в коридоре и ждать моих распоряжений. Все, о чем попрошу, оставлять под дверью.

Потом Лестер повернулся к придворным.

-- Все, кто желает покинуть замок, должен это сделать немедленно. Вечером мы запрем ворота и уже никого не выпустим.

Придворные заметались, в охватившем всех хаосе неподвижными остались только королева и дама в золотисто-лимонном платье. Лестер подошел к ней и сжал ее плечи ладонями. Серьезно взглянул в глаза.

-- Фалина. Вы должны покинуть замок…

-- Нет! Нет!

-- Я ожидал такого ответа. Тогда слушайте меня внимательно. Запритесь у себя в комнате. Не ходите по замку. Возьмите себе Анну и запретите ей выходить в другие помещения. Запаситесь провизией, заприте двери, -- тут он обернулся и повысил голос, -- и так должны поступить все, кто остается в замке! Карантин двадцать дней! Капитан Рендал, всех, у кого начнется лихорадка или появятся пятна на коже, будете изолировать в отдельные комнаты ко мне в карантинное крыло.

Фалина слушала его и не слышала, только смотрела широко распахнутыми глазами, словно прощаясь навсегда.

-- Крепитесь, Фалина. Молитесь, если это вам поможет, -- он быстро поцеловал ее в лоб и тут же ушел, затерявшись среди испуганных придворных.

Постепенно зал опустел. Только королева сидела на троне. Она бесцельно смотрела перед собой, не в силах сосредоточиться на чем-то. Лорд Уэйд взял ее за руку.

-- Ваше величество, вы должны вернуться в свои покои. Я прикажу собрать вещи и уже через час мы с вами уедем в мой замок Найтингейл. Поторопимся.

-- Вы можете ехать, канцлер. Я никуда не поеду.

-- Что?

-- Я никуда не поеду, лорд Уэйд. Я остаюсь здесь с королем. Распорядитесь, чтобы запретили бесцельные хождения по замку. Выставьте везде стражу. Изолируйте каждый этаж. Пусть все остаются в своих комнатах.

Королева поднялась и взглянула на лорда.

-- Он же сильный, Конрад? Он ведь справится? Ведь должен справиться?

Конрад опустил глаза.

-- Мы будем надеяться, ваше величество.

Всеобщее смятение к вечеру сменилось тишиной. БОльшая часть придворных покинула Мунстоун. Замок словно вымер. Никто старался не покидать своих комнат. Слуги были приставлены строго к своим господам. Чистое белье из прачечных и еда из кухни поднимались на этажи при помощи специальных веревочных лифтов в каменных шахтах.

Фалина в своей комнате до темна сидела в кресле не зажигая свечи.

Потом поднялась и достала из сундука свое черное платье.

Глава 35. Я буду рядом

Пока немногочисленные оставшиеся в Мунстоуне обитатели дрожали и молились, Лестер действовал.

Раздев короля, который лежал на огромной кровати в жесточайшей лихорадке без сознания, Лестер увидел, что кожу его величества покрывают красные пятна. Лекарь убедился, что узлы под мышками и в паху припухли, но еще не раздулись, а зараза уже блуждает в крови, то и дело вызывая дрожь в могучем теле. Это организм вступил в борьбу с инфекцией, поднимая все выше и выше температуру тела.

Опустить в ледяную ванную короля было невозможно, и лекарь принялся обкладывать тело льдом, который тут же таял, словно возле раскаленной печи. Мужчина пытался вливать в рот больного жаропонижающий настой и просто воду, но это ему плохо удавалось, а температура все равно росла.

Промучившись до вечера, Лестер едва стоял на ногах, а впереди еще была длинная ночь.

Первая зимняя ночь! Да, не так он думал встретить любимый с детства праздник Начала зимы. Обычно самая счастливая в году, сегодня эта ночь обещала быть ужасной.

Королеве не спалось. Она металась в своей постели, потому что одиночество и тишина давили, а переживания о заболевшем муже изматывали. Выскользнув из своих покоев, Эмбер приказала отпереть комнату супруга и вошла туда, пытаясь обрести хотя бы иллюзию поддержки, которую всегда ей дарил Аллард. Слуги зажгли свечи.

Впервые она оказалась в его комнате. Все здесь было достаточно скромным, без излишней роскоши. Его величество любил практичные вещи. Лаконичная удобная мебель, много книг, стопки бумаг и вороха свитков.

Королева подошла к бюро и взяла в руки перо. Видимо, перед отъездом король подписывал распоряжения, потому что кончик был в чернилах. Эмбер подержала перо, словно желая ощутить тепло руки мужа.

Взяла нож. Красивый, хотя и видно, что старый. С инкрустированной рукоятью. Его любили и хранили, не заменили на новый. Наверняка, он держал нож в руках перед отъездом, чтобы очинить перо. Эмбер зажала дорогую ему вещь в ладони. Горло сдавило спазмом.

Эту ночь она думала провести рядом с ним. Просто слушая его, общаясь, привалившись плечом к широкой груди, чувствуя, что она дорога и любима. Любима… Он дал ей почувствовать, что это такое. А она не ответила тем же. Не успела рассказать, насколько тронута. Не поблагодарила за тепло, которое он ей так щедро дарил. За слова утешения, сочувствие, терпение, поддержку. Возможно, он уже никогда не узнает… Всегда кажется, что впереди еще много времени, что все успеется. Ах, если бы им подарили ещенесколько дней вместе! Один, хотя бы один день! Неужели это конец? Конец их истории?

Эмбер сжала губы. Она приняла решение. Планировала провести первую зимнюю ночь с мужем? Она ее проведет с ним!

Королева вернулась к себе и переоделась в простое платье, а затем направилась в карантинное крыло.

На входе стража преградила ей путь, но она только гневно взглянула на них:

-- С дороги!

Ей не посмели перечить. Никто не рискнул силой не пускать королеву.

Распахнув двери комнаты короля, Эмбер встретилась взглядом с Лестером.

Мужчине показалось, что у него самого начался бред.

-- Ваше величество?! Кто вас пустил? Немедленно покиньте эту комнату!

Он решительно преградил ей путь.

-- Я никуда не уйду, лекарь. Я пришла ухаживать за своим мужем. Прочь с дороги!

-- Здесь я отдаю приказы. Вы беременны. Подумайте о ребенке.

-- О ребенке? Я уже тысячу раз пожалела о том, что он существует! О своем опрометчивом, злом поступке. Наверное, я и впрямь была безумна, когда сделала это. Король не заслужил такого отношения. И теперь я буду думать в первую очередь о муже. О том, кто, зная, как я несправедливо поступила с ним, называл меня голубкой… Отойдите, лекарь!

Она оттолкнула Лестера и подошла к кровати. Увидела влажные слипшиеся от пота волосы, разметавшиеся по подушке, грудь и плечи в старых и не очень шрамах, красные пятна на коже.

Собравшись с силами, королева произнесла:

-- Что я должна делать?

-- Вы погибнете, если останетесь.

-- Мне все равно. И я не уйду. Смиритесь с этим… Так что я должна делать?

-- Его нужно напоить. Хотя бы с ложечки. Хоть немного.

Она подхватила юбки и, забравшись на кровать, приподняла голову больного, уложила ее себе на колени. Поддерживая голову руками, Эмбер осторожно, по чуть-чуть стала вливать воду ему в рот. Склонившись к его лицу, шептала что-то, благодарила, утирала его лицо платком, поправляла волосы.

И у нее получилось напоить его. Но девушка так и осталась сидеть в изголовье кровати. Она прибрала его роскошные длинные седые волосы, приложила ледяной компресс ко лбу, взяв веер, стала обмахивать его лицо – словом делала все, чтобы только облегчить состояние больного.

Это была тяжелая ночь. Королева беспрестанно поила больного, а лекарь делал все, чтобы сбить жар. Обкладывал тело льдом, растирал уксусом, даже пускал кровь.

К утру стало легче. Тело горело, но уже не пылало. Совместными усилиями Лестер и Эмбер поменяли простыни, потому что прежние полностью промокли. Мужчина стал заваривать травы от воспаления и жара, а Эмбер сидела рядом с больным, то и дело гладя его руку.

Она была уверена, что если сильно желать мужу выздоровления, то это обязательно поможет и придаст больному сил. А если держать его за руку и разговаривать с ним, он обязательно почувствует присутствие родного человека.

А еще она в тайне надеялась, что король хоть на миг очнется и увидит ее. И если им обоим суждено умереть, то, возможно, он хотя бы осознает, кто рядом с ним. Поймет, что его доброта не оставила ее сердце равнодушным. Ей так хотелось успеть сказать слова благодарности. Она уже множество раз прошептала их ему на ухо, но ей бы так хотелось взглянуть мужу в глаза, увидеть в них отклик…

Лестер видел, что женщине нужен отдых. Он загородил кушетку ширмой и уговорил королеву немного поспать. Сначала она не соглашалась, боясь, то он покинет этот мир, если она заснет. Но лекарь убедил ее, что если она не позаботится о себе, то покинет этот мир намного раньше короля. В конце концов королева поддалась уговорам. И как только голова ее коснулась подушки, измученная женщина тут же провалилась в глубокий сон.

Лестер снова остался один. Хотя нет… Где-то рядом притаилась «скверная старуха», его старая знакомая – Смерть.

Два дня пролетели, словно один миг. Лестер убедился, что Эмбер была совершенно не избалованной, терпеливой и очень стойкой. Немногие мужчины держались бы с таким мужеством, как эта беременная женщина.

Как всегда, с утра лекарь в первую очередь проверил наличие уплотнений в подмышечных впадинах. Но ни там, ни в паху, ни на шее он не нашел воспаленных раздутых узлов, только припухлости. А пятна на коже стали чуть светлее.

-- Странно…А чума ли это? -- едва слышно прошептал он.

Глава 36. Пропавший

Мажордом Брукс, срочно вызванный из летней королевской резиденции для наведения порядка в Мунстоуне, уже второй день не мог доискаться молодого слуги, бывшего стольника королевы, теперь поставленного распределять поступавшие на королевский этаж блюда с кухни. Вроде бы его зовут Дари, припоминал Брукс. А еще он с ужасом вспоминал, что позавчерашним утром юноша чувствовал себя неважно, даже отпросился прилечь, но в суматохе никто не придал этому значения.

И все бы ничего, вот только мальчик исчез. Он точно не покидал замок, потому что в списках выехавших его не было. Не мог он и сбежать, ведь все ворота находились под неусыпным контролем стражи.

А вот заболеть мог. И спрятаться где-нибудь. Затаиться, забиться в дальний уголок, чтобы не попасть в карантинное крыло, которого все здесь боялись, как огня. А еще того хуже, если кто-то прячет заболевшего опасной болезнью юношу. Тогда зараза распространится по замку и не миновать беды.

Вот с этими соображениями Брукс и подошел к капитану Рендалу, возглавлявшему на данный момент всю королевскую стражу. Именно Эмилю было поручено отслеживать возможных заболевших и лично сопровождать их в карантин.

Капитан, казалось, внимательно выслушал мажордома. Все последние дни он не находил себе места, зная, что Эмбер вызвалась ухаживать за больным супругом. По нескольку раз в день он наведывался в карантин и узнавал о самочувствии королевы, мысленно уже похоронив ее. Внутри него тоже все будто умерло. Эмиль словно окаменел. Нет, он исправно выполнял свои обязанности, разговаривал ровным голосом, даже ни разу не сорвался, помня свой долг и сохраняя достоинство, вот только в груди было пусто и холодно. И даже сердце, казалось, больше не билось.

-- Конечно, господин Брукс, стража обыщет все уголки замка. Однако, врываться в покои придворных без дозволения на то короля или королевы я не имею права.

-- Что же нам делать?! – мажордом беспомощно всплеснул руками.

-- Не терять голову и хорошенько все обдумать, -- раздался рядом знакомый женский голос.

Эмиль поморщился. Этого еще не доставало! Ему и без нее тошно…

Леди Вайолет все эти дни не теряла времени даром. Во-первых, она наотрез отказалась покидать замок, как того требовал ее отец. А во-вторых, кто-то же должен заменять лекаря, пока тот занят королем? У леди Брунды разыгрались нервы, у лорда Хасли схватило живот, а у доброй половины дам случились головные боли от переживаний. И Вайолет не уставала раздавать успокоительный лавандовый настой, прописывать диеты и сурьмяные пилюли или обновлять флакончики с лечебным уксусом от обмороков и головных болей. Налево и направо образованная, всегда интересующаяся медициной дама прикладывала к больным головам прохладные компрессы, успокаивала, ободряла и поддерживала.

Одевалась в эти дни графиня на удивление очень скромно. Носила голубое платье с белым кружевным воротничком и манжетами. (Правда, кружева эти стоили целое состояние.) Длинные волосы свои заплела в косу и покрыла голову серебряной сеткой (даже без жемчуга). А на узком серебряном пояске графиня всегда носила небольшую сумочку-мешок со всем необходимым для неотложной помощи.

Все эти дни Вайолет избегала Эмиля, но вскоре поняла, что долго сердиться на него не может.

Как только капитан отдал приказ стражникам обыскать замок, Вайолет деловито взяла его под руку и доверительно зашептала, разыгрывая роль личной помощницы:

-- Дорогой капитан, уверена, что стража не найдет Дари. Юношу прячут, и мы должны с вами понять, кто же этот человек, что скрывает заболевшего.

Не то, чтобы он не заметил, как его локоть обвили нежные женские ручки. Просто ему действительно сейчас было не до нее. На фоне свалившейся на них страшной беды леди Вайолет ему сейчас казалась наименьшим злом. Эмиль обреченно вздохнул.

-- Вам и карты в руки, графиня. Тут определенно есть простор для применения вашего блестящего ума. Дерзайте, я весь во внимании.

Но Вайолет, едва они отошли в сторону, вдруг сменила свой заговорщический тон на нежность. Легонько дотронувшись до его ладони, погладила ее кончиками пальцев.

-- С ней все будет хорошо, Эмиль. Боги сохранят ее. Уверена в этом.

Он посмотрел ей в глаза, и в его взгляде на миг исчез холод. Эмиль ничего не ответил, только кивнул и осторожно высвободил свою руку.

-- Так что по поводу мальчика?

Вайолет вздохнула.

-- Дари красив. Возможно, его прячет кто-то, кто влюблен в него?

-- И как это нам поможет его найти? У вас есть соображения?

То, что они должны вместе решить эту непростую задачу приводило Вайолет в восторг. Эмиль общается с ней без обычной своей враждебности. За эти несколько дней, что они избегали друг друга, девушка ужасно соскучилась.

Она была счастлива просто говорить с ним. Просто слышать его голос, видеть его, любоваться им, стоять так близко, что стоит только протянуть руку и…

Эмиль вдруг смутился и отвел взгляд.

-- Так о чем вы говорили?

И Вайолет встрепенулась, вернувшись с небес на землю.

-- Отметаем сразу же мнительных и слабых, боящихся заражения. А таких немало. Уберем из списка также заносчивых, кто никогда не протянет руку помощи простолюдину.

-- Согласен, -- подумав, Эмиль кивнул, -- А вы, графиня, вовсе не глупы.

-- Благодарю. Ваш роскошный комплимент вдохновляет! Итак, какими качествами должен обладать человек, решивший скрыть заболевшего? – она была просто счастлива их с Эмилем неожиданному альянсу. И улыбалась без конца, рискуя выглядеть влюбленной дурочкой.

-- Ну, это достаточно бесстрашный человек, -- начал Эмиль, становясь вдруг серьезным. -- Здесь все боятся подцепить заразу, а этот человек не испугался. Сразу скажу, что это не слуга. Слуги живут по несколько в комнате, кто-то уже давно проболтался бы, что рядом прячут заболевшего. Это придворный. Смелый. Без предрассудков. Мужественный человек. Осторожный. И расположенный к юноше, иначе просто передал бы его в карантин. Но он жалеет его. Кто же этот человек? Ничего не приходит на ум, графиня?

Эмиль взглянул на леди Вайолет и замолчал. На той не было лица.

-- Что с вами?

Вайолет беспомощно хлопала ресницами.

-- Нет… Вы… Я…

-- Ну же, леди Вайолет, держите себя в руках. Вы подумали о том же, о ком и я? Идемте к вашему отцу!

Он постоянно давал слабину в отношениях с ней, оттого досадовал на себя и жаждал получить реванш. Достаточно жестоко было дотащить потрясенную графиню за руку до кабинета ее отца без слов поддержки и утешения. «Сама напросилась, -- думал Эмиль. -- В следующий раз не будет приставать, зная, что ей не очень-то рады».

Канцлеру доложили, что его ожидает дочь вместе с капитаном Рендалом. Конрад похолодел. А о чем он должен был подумать, услышав, что эти двое просят аудиенции?

Лорд Уэйд пригласил гостей в свой кабинет. Он сразу увидел, что с дочерью что-то не так. Она была бледна и растеряна. Смотрела на отца почти испуганно. Эмиль напротив был собран и спокоен.

«Заболела? Беременна? Выходит за этого стражника замуж?!» -- вот такие мысли пронеслись в голове у канцлера, пока он, выскочив из-за стола, шел навстречу дочери.

-- Что случилось, дорогая? Ты хорошо себя чувствуешь? – он сжал ее холодные пальцы в своей руке.

-- Отец… -- Вайолет никак не могла решиться и задать вопрос. Какие только мысли не проносились в ее голове.

-- Ваше сиятельство, у нас есть основания предполагать, что в ваших покоях скрывается один из слуг. Возможно, без вашего ведома. Он может быть болен и представляет собой угрозу безопасности других обитателей замка. Я, как начальник дворцовой стражи, обязан проверить эту версию. С вашего позволения, стража осмотрит ваши комнаты. Это займет всего несколько минут и не отвлечет вас надолго от важных дел. Вы… сами откроете нам дверь или отдадите ключ?

Лорд Уэйд отпустил руку дочери и полностью развернулся к Эмилю. Несколько мгновений он молча смотрел ему прямо в глаза. Графу стоило немалого труда остановить волну удушающей ненависти, затопившую сердце. Выползень из логова Дьявола! А если еще и является его сыном… не удивительно тогда, что в его жилах вместо крови течет яд. Заставляет его дочь страдать! И будь он проклят, если позволит своей Вайолет…

-- А вы ни перед чем не остановитесь в своем безудержном желании унижать, верно? -- лорд высоко поднял голову и смерил капитана презрительным взглядом, -- И безопасность обитателей замка тут ни при чем. И заботы о пропавшем мальчике тут нет. Унижаемые унижать стремятся! Не слышал, чтобы у кого-то еще делали обыск. Ну что ж… Пожалуйста. Вот ключ. Идите, открывайте и обыскивайте. Вот только зачем вы привели в качестве зрителя мою дочь?

-- Папа, никто не будет обыскивать твои комнаты! Достаточно того, что ты скажешь, что не имеешь к пропаже этого юноши отношения! – Вайолет была в отчаянии, видя, как переживает отец.

Эмиль взял ключ, но с сомнением вертел его в руках.

-- Не думаю, что я бы удовлетворился только вашим словом, граф. Своим глазам я поверил бы больше. Вы ведь пойдете с нами?

Он не думал, что канцлер так вывернет его слова наизнанку, представляя его перед Вайолет чуть ли не чудовищем.

-- С вами? – брови канцлера взлетели вверх. – Я останусь с дочерью тут. Не хочу, чтобы она видела, как переворачивают вверх дном мои вещи и роются в грязном белье. А вы идите, приступайте, раз вам так не терпится! Но прежде, чем заиметь такого врага, как я, подумайте дважды!

-- Лорд Уэйд, вы пытаетесь оскорбить меня, а ведь я только стараюсь добросовестно выполнить возложенные на меня обязанности. И мальчик действительно пропал.

-- А почему, когда в замке пропадает мальчик, вы идете ко мне?

Эмиль усмехнулся.

-- Говорят, вы были с ним…дружны.

Глаза Конрада сверкнули.

-- Это грязный намек? Да знаете ли вы, что значит иметь молодость и красоту в таком месте, как это? А вот я знаю! Если бы я не взял Дари под защиту, он достался бы на растерзание безжалостному тупому стаду похотливых придворных!

-- Папа, перестань! Тебя никто не хотел обидеть! Просто ты всегда заступался за Дари, и мы подумали, что ты бы мог попытаться спрятать его, если бы он вдруг заболел! – Вайолет, наконец, пришла в себя и пыталась сгладить острые углы, -- и никто не будет обыскивать твои комнаты, просто дай мне слово, что ты не имеешь к этому отношения!

-- А если имею? Что тогда, ты подумала? – дерзко спросил у дочери канцлер, -- Но довольно комедии, -- он вырвал ключ из рук капитана. – Идемте!

И он быстрым шагом привел их к дверям своих комнат, которые были чуть дальше по коридору и отпер дверь. Вайолет не стала заходить, вошел только Эмиль и двое стражников.

-- Прошу вас, -- лорд быстрым шагом прошелся по двум своим комнатам, то и дело открывая дверцы шкафов, небрежно отдергивая занавеси, поднимая скатерти, и отодвигая ширмы. Задрал даже покрывало на кровати. Продемонстрировав, что в комнатах никого нет, лорд хлопнул в ладоши, -- слава Богам, что вы не застали здесь моих любовников! Вот был бы конфуз! А теперь свободны, господа!

Лорд Уэйд вышел из комнаты и тихо шепнул дочери, которая белее мела стояла у дверей, опершись о стену:

-- Почему ты не пришла ко мне одна? Ты могла задать все свои вопросы, глядя мне в глаза, наедине. Зачем было впутывать сюда Рендала?

-- Мне жаль, ваше сиятельство… -- Эмиль остановился рядом с ними, в то время как стражники покидали комнаты.

Лорд-канцлер молча ждал, но капитан тоже не спешил уходить. Эти двое разглядывали друг друга, словно ожидая, кому уйти, а кому остаться. Кого выберет Вайолет.

Та подняла на отца глаза и печально улыбнулась, -- папа, прости…

Лорд Уэйд воспринял это как призыв уйти. Он досадливо поджал губы, кинул напоследок капитану презрительный взгляд и удалился в свой кабинет. Он тоже не хотел делить дочь с кем-то. И уж тем более с этим капитаном!

Эмиль проводил его долгим взглядом.

-- Я недооценил вашего отца. Знаете, зачем он устроил все это представление? Он хотел настроить вас против меня. Ваш отец прекрасно знал, что в комнатах никого нет. Мог бы спокойно проводить нас для осмотра или, на худой конец, дать честное слово. Но нет! Он так ловко вывернул ситуацию в свою пользу, изобразил меня чудовищем и попытался сыграть на ваших дочерних чувствах.

-- Ну что вы, Эмиль, это было искреннее возмущение. Простите его, папа иногда бывает вспыльчивым… Но я так рада, что он не имеет к пропавшему мальчику никакого отношения!

-- Ваш отец умен. И хитер. Кстати, он так и не дал вам честного слова, что непричастен к исчезновению, верно?

Леди Вайолет нахмурилась, задумавшись.

-- За что вы так не любите моего отца?

-- По-моему, это у нас с ним взаимно, -- усмехнулся капитан и зашагал прочь.

***

Вечером, когда коридоры замка опустели, в комнату маркизы Дюрфе постучали.

Жозефина приоткрыла дверь.

-- Кто здесь? О! Это вы! Заходите! Ему уже гораздо лучше, голова не болит, и лихорадка утихла.

-- Вы даете ему теплое питье? А бульон?

-- Даю только питье. Бульон он не захотел, аппетита у него совсем нет. А еще он все время спит.

-- Это нормально в его состоянии. Но у меня для вас хорошие новости. Его величеству лучше.

-- Выходит, я не зря молилась за государя! Есть все же справедливость на свете! Боги не могли, забрав одного отца, тут же лишить меня и второго!

-- Если судьбе было бы угодно, я стал бы частью вашей семьи, дорогая Жози. Вы ведь знаете, что ваш отец хотел сделать предложение Вайолет.

-- И я была бы счастлива, лорд-канцер. -- девушка подарила ему одну из своих самых нежных улыбок, -- Ваша дочь всегда относилась ко мне очень тепло.

Конрад тоже невольно улыбнулся. Он чувствовал, что нравится женщинам, хоть это и было ему ни к чему. Из всех женщин, встречавшихся ему на жизненном пути, Жози была, пожалуй, единственной, кому удалось в какой-то мере тронуть его сердце. И он относился к ней также нежно, как и к своей дочери.

-- Что ж, пусть мы с вами не в родстве теперь, это не значит, что я не буду заботиться о вас. Тем более, когда его величество болен.

-- Ах, лорд Уэйд! Когда Дари постучал в мою дверь, едва держась на ногах от слабости, я знала, к кому обратиться за помощью. И не пожалела о своем выборе. Я всегда буду благодарна вам за вашу заботу!

-- Все же, оставить в такой момент больного у себя… Вы очень смелая девушка!

-- У Дари всего лишь простуда, его нельзя было отдавать в карантин. А тут ему спокойно.

-- Да, уход за ним прекрасный. Но теперь, когда ему лучше и жар спал, вы можете открыть вашу тайну капитану Рендалу. Он, кажется, к вам очень расположен.

-- Что вы! Капитан относится ко мне с уважением и только. Я вовсе не соперница вашей дочери.

-- Моей дочери? – канцлер приподнял бровь, -- уверяю вас, маркиза, мою дочь не интересуют самовлюбленные гордецы. Она слишком умна для этого.

-- Лорд Уэйд, капитан Рендал совсем не такой. Он очень ранимый человек. И очень несчастный. Поверьте мне. Маска гордеца – это всего лишь маска. Я чувствую это.

-- Не хотелось бы, чтобы об эту маску разбилось сердце моей Вайолет!

Глава 37. Кривое зеркало ревности

На следующее утро леди Вайолет принесла пожилой леди Брунде очередную порцию успокоительного настоя и стала невольным свидетелем прелюбопытнейшей сцены.

Капитан Рендал разговаривал в коридоре с маркизой Дюрфе, и это уже само по себе было подозрительно. Но Вайолет поразило даже не это, а то, каким милым он выглядел, как внимательно слушал юную маркизу. Девушка же очаровательно смущалась и краснела, даже засмеялась, очевидно, какой-то его шутке. Затем суровый обычно капитан очень галантно раскланялся с ней, поцеловав напоследок руку девушки.

Поцеловал руку?!

Вайолет окаменела. Тут ей стало понятно выражение «ревность душит», потому что девушке вдруг стало не хватать воздуха. Она схватилась было за грудь, но решила все же догнать капитана.

Нет, она не собиралась с ним разбираться. Так только, сказать ему пару слов!

-- А вы, оказывается, умеете быть галантным кавалером, дорогой капитан, -- нервно рассмеялась Вайолет, преграждая ему путь. Она сейчас мало владела собой, и сама не понимала, что делала. Возможно позже она и сгорит со стыда за свою несдержанность, но сейчас молчать было выше ее сил -- от ревности потемнело в глазах.

-- Что ж, вы выбрали достойный объект для внимания, признаю. Совсем юная и невинная, как раз в вашем вкусе, не то, что я, верно?! К тому же более родовитая, да и титулом повыше меня будет. Браво, капитан, отличный выбор! Прелестная 16-летняя сирота, единственная наследница...

-- Издеваетесь? Или действительно считаете, что я способен желать возвыситься за счёт женщины? -- Эмиль пытался подавить зарождающееся возмущение.

Вайолет поймала его взгляд, но он не отвел глаза и выдержал ее проверку до конца. Девушка дернула плечом.

-- Все мы хотим возвыситься так или иначе. Одни сидят над книгами, другие стремятся выгодно жениться, кто-то жаждет покрыть себя славой, а кто-то... пытается возвыситься, унизив ближнего.

-- На что это вы намекаете? На обыск у канцлера? – тут уж капитан всерьез возмутился.

-- И не только! Со мной вы никогда не были так вежливы и не склонялись в поклоне так низко! Ни разу не шутили, чтобы я тоже могла так мило краснеть! И руку не целовали!! Мне всегда от вас доставались лишь холодность и презрение!

Эмиль прищурился.

-- Да у вас истерика от ревности. Успокойтесь. У меня нет никаких видов на маркизу. И, кстати, это вы меня постоянно пытаетесь унизить!

-- Я?! Вы себя чувствуете рядом со мной униженным? -- ей было невероятно обидно слышать такие слова.

-- А как я должен себя чувствовать? Простой стражник получил внимание графини, дочери королевского канцлера. Кем я должен себя чувствовать рядом с вами? Не равным же вам, до чьих чувств вам есть дело! Скорее игрушкой в ваших руках. Забавой. Редкой дикой зверюшкой из дома Дьявола, которую интересно приручить. Но как только вы насытитесь мной, я стану вам неинтересен. И тогда вся разница в нашем положении, воспитании, образовании станет вам совершенно очевидна. Я покажусь вам необразованным, неотёсанный мужланом. Не спорю, возможно, я такой и есть. Но по крайней мере сейчас вы не осыпаете меня насмешками и не обрушиваете на меня ваше презрение.

-- И поэтому вы решили опередить меня в этом и обрушить ваше презрение на меня, -- с горечью покачала головой Вайолет. -- Но позвольте все же дать вам один совет. Не женитесь на Жози.

Он усмехнулся.

-- Хороший совет для стражника не жениться на маркизе, любимице короля.

Но Вайолет не смутили его слова, и она взглянула на него без улыбки.

-- Все в мире меняется, дорогой капитан. Возможно, и вы не вечно будете капитаном стражи, когда король вспомнит, что вы его шурин. Или Боги просветлят разум герцога Виго, и он поймет, что вы его сын. Все возможно. Вопрос тут в другом. Вы не подходите Жози не потому, что ниже ее по рождению, а совсем по другим причинам. Не смейте даже приближаться к ней.

-- Ваша ревность не даёт вам права диктовать мне...

-- Ревность? Она тут ни при чём! Да знаете ли вы, как покойный маркиз любил свою дочь? А как любил он ее мать Илиану? Это была невероятная любовь, вам никогда этого не понять! Илиана бала калекой, ей нельзя было рожать. И всё-таки она родила супругу дочь. Это стоило ей жизни. Слышите? Мать Жозефины отдала жизнь, чтобы ее дочь жила и была счастлива!

-- Как вы защищаете леди Жозефину. И как вдохновенно говорите о покойном маркизе. Говорят, если бы не его смерть, вы бы вышли за него замуж, -- глаза капитана невольно блеснули ревностью, которую расстроенная графиня не заметила.

-- Я бы никогда не посмела выйти замуж за Рауля.

-- За .... Рауля?!

-- Он любил только одну женщину в своей жизни – свою жену Илиану. Я бы не рискнула соперничать с его кумиром. А вы, с вашими убогими представлениями о браке без любви с одним только чувством долга, даже не смейте смотреть в сторону Жози! Ее будущий муж должен любить ее не меньше, чем любили отец и мать, то есть больше жизни! А вы! Вы, капитан, не умеете любить! Вы холодны и безжалостны! И пусть это не ваша вина, а виной тому ваш сумасшедший отец, но ради всего святого, даже не думайте испортить жизнь этой юной девочке, выросшей в любви и заботе! Я не позволю калечить ей жизнь! Оставьте ее в покое…

Взглянув в этот момент на Эмиля, Вайолет тут же поняла, что перегнула палку. Не стоило снова напоминать капитану о его отце. И вообще она очень много лишнего наговорила ему. И теперь в его глазах пылала едва сдерживаемая ярость. Казалось, он готов убить ее, и не только взглядом.

Он сделал угрожающий шаг к графине, становясь почти вплотную к ней, и процедил сквозь зубы ей в лицо:

-- Что, так задело, что я не хочу тебя?

Вдруг капитан услышал звонкий шлепок и что-то обожгло его щеку. В ту же секунду графиня бросилась прочь.

«Она что, ударила меня?!» -- искренне поразился Эмиль, невольно покосившись на стоящих неподалеку стражников, но те что-то усиленно разглядывали в окне, а значит вроде бы не видели, как их капитану влепили пощечину.

«Что она себе позволяет?!» -- Эмиль рванул куда-то по неким неотложным делам, которых никак не мог припомнить.

Он хмуро мерил шагами коридоры, а в голове крутилась мысль, что он тоже позволил себе забыться в разговоре с графиней. Женщины обычно не любят, когда им сообщают что-то типа "не хочу тебя, потому ты и бесишься".

"Я что, так и сказал ей?!" -- он внезапно остановился. Стоящий как на зло неподалеку мажордом с интересом посмотрел в его сторону.

Эмиль досадливо поморщился и пошел куда-то в противоположном направлении.

Ему казалось, что щека его горела огнем, и всем кругом было понятно, что он получил по лицу.

"А ведь если бы мы с ней встретились при других обстоятельствах... Например, если бы я был сыном дворянина, пусть даже и безземельного, тогда... Тогда бы все могло сложиться совсем по-другому. И я имел бы право..."

Тут Эмиль снова остановился и нахмурился.

"Что толку мечтать о том, чего нет и не будет? Ты никто, ты даже не бастард, ведь отец не признал тебя. Ты просто сын служанки. Уймись уже, капитан Рендал, и займись, наконец, своим делом. Получил по лицу -- и поделом. Знай свое место!"

***

А пока в коридоре бушевали страсти, та, кто была их причиной, с умилением наблюдала, как бледные пальцы еще слабого после болезни юноши перебирают струны лютни. Печальная мелодия приводила юное сердце Жозефины в восторг, ведь она и сама увлекалась музыкой.

-- Чудесно! – вздохнула она, когда мелодия смолкла. -- Вы играли с таким чувством! Я никогда раньше не слышала этой мелодии.

-- Я знаю много редких мелодий. Вот еще одна вещица. У нее нет названия. С вашего позволения, я посвящу ее вам.

И пальцы Дари снова коснулись струн, а глаза девушки снова засияли, а сердце задрожало мелодии в унисон.

«Как он талантлив, как безупречно воспитан и красив!» -- восхищалась юная маркиза.

«Как она добра и самоотверженна, как искренна и бесстрашна!» -- думал бывший стольник, играя для маркизы все новые чудесные мелодии.

***

Она без сил упала в кресло перед зеркалом. Дрожащие пальцы прикрывали лицо. Влажные ресницы трепетали. Слезы вот-вот готовы были пролиться из глаз. Боги, она ударила Эмиля!

Все слишком далеко зашло, пора прекращать эти игры. Немедленно!

Он прямо в лицо бросил ей "не хочу тебя". Унизил. Смотрел с ненавистью. Боже, до чего она дошла! До чего они оба дошли! Так дальше продолжаться не может.

Графиня тяжело дышала от обиды и унижения. Щеки ее пылали, а пальцы были ледяными.

Наконец, Вайолет попыталась взять себя в руки и успокоиться. Глянула в зеркало и какое-то время рассматривала себя.

Раскрасневшаяся, с белоснежной кожей, благородно уложенными черными шелковистыми волосами под серебряной сеткой, мокрыми от слез сверкающими глазами, прекрасная в своем негодовании. Хороша, очень хороша!

Не может быть, чтобы он был равнодушен. Наглая, жестокая ложь!

Она помнит, как там, в холодной нише, около галереи, он прижимал ее к себе, дрожал, целуя. Как отогревал дыханием ее лицо. Тогда, когда ее вжимали в холодную каменную стену, грудь к груди, сердце к сердцу, она поняла, почувствовала -- он ее хотел. А теперь?! А теперь он лжет! Сказал жестокие слова, чтобы сделать больно!

Вайолет судорожно вздохнула и утерла глаза шелковым платком. Нет, она так легко не сдастся. Он, конечно, гордец, но и она не привыкла проигрывать! «Твоя холодность -- всего лишь маска, суровый капитан Рендал. И я сорву эту маску! Сегодня же ночью! Ты говоришь, что не хочешь меня? Может, проверим?!!»

Глава 38. Сумасшедшая ночь с ведьмой

Это были невероятно тяжелые дни. На Эмиля свалилось множество новых обязанностей по изоляции придворных в их покоях, надзору за слугами и охране коридоров. Легко сказать: «Пресечь бесцельные хождения по замку». Да тут целыми днями все куда-то спешат! А еще нужно было следить, нет ли у кого жара. Эмиль, добросовестно пытавшийся все держать под контролем, за эти несколько дней просто выбился из сил.

Этим вечером он вошёл в свою убогую комнатушку и запер дверь. Наконец-то можно позволить себе ненадолго расслабиться.

Мужчина не привык к помощи слуг, поэтому сам развязал ремни кирасы и скинул ее на скамью у входа. Лязгнули кованые наплечники и наручи. Лёгкий меч также был снят, но оставлять его у входа капитан стражи не стал. Потому что у настоящего воина меч всегда должен быть рядом, даже ночью.

Эмиль подошёл к кровати и устало опустился на дешевые серые простыни, укладывая в изголовье меч. Скинул последнюю одежду и остался только в нижнем белье. Потянул одеяло, не хотелось терять ни минуты отдыха. Чем больше спать и меньше думать -- тем лучше.

Вдруг что-то теплое шевельнулось рядом. Эмиль вскочил и всмотрелся в темноту. В ответ на него уставились два голубых глаза. Красотка потянулась, зевнула и принялась вылизывать черную лапку.

-- Что б тебя... Как ты тут оказалась?! И впрямь ведьма... Уходи из моей постели! Быстро!

Тут только до него дошло, что он разговаривает с кошкой. Капитан покачал головой и кинул на голубоглазку недовольный взгляд. Но согнать ее с насиженного местечка почему-то не поднялась рука.

-- Хотя бы подвинься... -- мужчина попытался укрыться одеялом, но кошка, как оказалось, заняла на кровати самое лучшее место. Втиснуться рядом было не так-то просто.

-- Ты бесцеремонная, как и твоя хозяйка. Ты влезла в постель, она -- в мою жизнь. И даже разрешения не спросили. Хотя... Что с вас взять?

Он продолжал укладываться, повернувшись к кошке спиной. А та вдруг поднялась, обошла его и легла у самого лица, положив голову на его ладонь. И посмотрела своими голубыми умными глазами.

-- Что тебе нужно, Вайолет? -- тихо спросил Эмиль, разглядывая совершенное животное и дивясь про себя его красоте. А кошка зажмурилась и вздохнула, явно намереваясь остаться тут спать. Мужчина усмехнулся и погладил шелковистую мягонькую шерстку.

-- Ты прекрасна, хоть и колдунья... И на ощупь приятная.

Кошка в ответ заурчала.

-- Очень, очень приятная.

Голубоглазка перевернулась на спинку, потянулась, изгибаясь, и подставила ему пушистый теплый животик.

Эмиль не удержался и невольно уткнулся лицом в это нежное тепло. Стал гладить кошку ладонью. Как же приятно, нежно, тепло и уютно с ней рядом.

Невольно подумалось, а что, если кошка превратится сейчас в Вайолет? Сегодня он сказал, что не хочет ее. Надеялся, что она оставит его, наконец, в покое. Интересно, она остаётся обнаженной, когда снова оборачивается женщиной? Дыхание его участилось и губы сами собой приоткрылись. Нет, если бы Вайолет обратилась сейчас в женщину, он совершенно точно бы не отпустил ее из постели. Он бы прижался к ее обнажённому телу... Как это, должно быть, восхитительно!

-- Вайолет, -- прошептал он, зарываясь лицом в тепло кошачьего меха. Сейчас, наедине с собой, он мог не притворяться, что равнодушен к графине. Да и кто бы остался равнодушным к такой красавице? Глаза его закрылись, и он незаметно погрузился в страну грез...

И в этой стране чьи-то губы прильнули к его губам, руки жадно оплели его шею, и их тела сплелись в сладкой горячей неге.

-- Вайолет...

Он бредил, целуя обнаженный призрак. Все было так, словно это сон и не сон. Он чувствовал так реально... Даже легкий запах сладких ирисов почудился ему.

-- Не уходи, Вайолет...

Она склонилась к его лицу, вдыхая его тепло. Она хотела выиграть сражение. Но сейчас, находясь рядом с ним, поняла, что единственное, чего она хочет, -- быть рядом с ним. Быть любимой им.

Вайолет любовалась очертаниями красивых, дрогнувших во сне губ, завитками темных волос, смуглостью кожи. Ее пальчик проследил старый шрам на плече, и ещё один под подбородком. Борясь с искушением, она чуть стянула одеяло, обнажая его грудь и немного живот.

Он вздохнул и пошевелился в ответ.

Ей показалось, или он выдохнул "Не уходи, Вайолет"?

-- Тише, Вайолет, не разбуди его, -- прошептала девушка, сгорая от желания скользнуть сейчас в его постель, окунуться в его запах, в теплое марево его близости.

Девушка склонилась низко, к самым его губам. Даже ощутила его дыхание на своей щеке. Ее волосы упали на его грудь, а ладонь проследила, точно лаская, его плечо.

-- Эмиль...

Он медленно пробуждался, не желая покидать горячий сон, где они с ней были только вдвоем.

Ресницы мужчины дрогнули, и он увидел ее так близко.

Его глаза распахнулись. Это сон? Явь? Или он бредит?

Она была в одной тонкой ночной сорочке, ее волосы струились по груди. Девушка стояла у его постели и смотрела на него такими глазами, словно... словно желала его всем сердцем.

Его сердце глухо забилось, а губы вмиг пересохли.

Он протянул руку и взял ее за запястье. И она не сопротивлялась. Тогда Эмиль потянул ее к себе, а потом резко дёрнул, кидая в постель и, отрезая все пути к отступлению, прижал ее своим телом к постели.

Они оба молчали, только тяжело дышали.

Она обхватила его за шею руками, и оба тут же потеряли связь с реальностью.

Они оказались страстными, сумасшедшими, истосковавшиеся по ласке и нежности. Ее рубашка тут же полетела прочь. Кровать была слишком узкой, но они даже не заметили этого.

Ему так был нужен кто-то рядом. Кто-то любящий его страстно, шепчущий его имя, с отчаянием прижимающий его к себе. А ей нужен был именно он, Эмиль. Она так долго о нем мечтала, видела в своих снах, грезила о нем и во сне, и наяву.

Они упали в любовь отчаянно, без оглядки, словно доживали последний день своей жизни…

***

Она очнулась, когда в предрассветной редеющей мгле скрипнула кровать, а ей стало внезапно холодно.

Открыв глаза, девушка поняла, что мужчина покинул постель и стал одеваться.

-- Уже уходишь? -- девушка попыталась вернуть себе хоть немного тепла, купаясь в зябкое одеяло.

-- Мне пора. Сейчас моя смена, -- его голос звучал как-то странно. Отстраненно.

Стражник надел рубашку и затянул тесемки на вороте.

Потом чуть обернулся и мельком взглянул на любовницу.

-- Вам тоже пора, графиня. Скоро рассвет, вас могут увидеть. Одевайтесь, я провожу вас.

Холодный липкий страх пополз по ее плечам и спине. Она ощутила себя так, словно после эйфории наступило отрезвление и болезненное похмелье.

Тяжесть дурного предчувствия навалилась на грудь.

Не в силах сказать ни слова, она села, машинально нашла свою рубашку, смятую в изножье кровати, и торопливо прикрыла обнаженное тело.

Одевшись, подошла к нему, но он был занят облачением в защитные доспехи.

Молча стояла девушка рядом и смотрела на то, как он затягивает ремни своей кирасы.

Он, чувствуя, что она смотрит, нехотя поднял на нее глаза.

-- Ничего мне не скажешь? Эмиль...

Он вздохнул.

-- Мы не должны были...

-- Не должны были? -- словно эхо безжизненно повторила она.

Он укрыл ее своим тяжелым темным плащом, чтобы утаить в темноте пустых коридоров белизну ее ночной рубашки.

Они шли молча.

Ноги едва слушались ее. И одна мысль крутилась в ее голове. Что-то этой ночью было не так. Что-то удивило ее. Какая-то странность. Но мысли путались. В какой-то момент ноги ее настолько ослабели, что Эмиль попытался подхватить ее на руки, но она не позволила.

У дверей ее комнаты, забирая свой плащ и накидывая его себе на плечи, он снова, стиснув зубы, глянул ей в глаза.

-- Эмиль, так ничего и не скажешь мне? -- снова прошептала девушка, не веря, что вот так они расстанутся.

-- А что сказать? Меньше ходите ночью по чужим комнатам, графиня, -- он усмехнулся своим словам.

«Я не случайно пришла к тебе. Я люблю тебя, Эмиль. Я не смогу жить без тебя!» -- но эти слова так и не сорвались с ее губ. Она была слишком горда.

Он снова усмехнулся, а его взгляд стал чужим.

-- Ложитесь лучше спать, графиня. Может, ещё успеете выспаться, -- он резко развернулся и пошел по холодному коридору, оставляя ее одну в предрассветной темноте.

-- И это все?! – Вайолет была потрясена.

-- Чего же вам еще? – он на миг обернулся. -- Вы добились своего, так радуйтесь своей победе, -- и он быстро скрылся на лестнице.

Вайолет чувствовала себя растоптанной. От потрясения она едва стояла на ногах. Меньше всего сейчас она думала о какой-то победе. И никогда еще победа не казалась ей таким разгромным поражением.

Она вошла к себе и упала на постель, утопая в белоснежных шелковых простынях.

Почему-то ей представлялось, что после такой страстной ночи признания сами собой должны слетать с их губ, хранящих ещё тепло друг друга. Как он может быть так холоден, так жесток с ней?

Неужели эта ночь ничего для него не значит? Разве им двигала не любовь? Вайолет была уверена, что капитан неравнодушен к ней. Что его холодность – лишь маска, рожденная гордостью.

Она закрыла глаза и жаркие картинки прошедшей ночи пронеслись перед ней. Его жадная страсть, ее стоны, его ладонь, зажимающая ее рот. Что это было для него? Просто зов плоти? Она -- любила! А он?

А он… был почти груб. И снова какое-то странное ощущение упущенной важной детали нахлынуло на нее. Нет, сейчас она не вспомнит, не в силах! Но потом она подумает об этом... Потом...

Рассвело. Вайолет так и не нашла в себе сил подняться с постели. Все словно потеряло смысл. Ничего не хотелось. Она лежала, бессмысленно глядя в окно на зимнее стылое небо. За окном только холод и лед.

Никогда она не чувствовала себя такой опустошенной. Даже после свиданий с Рагнаром. Тот хотя бы неприкрыто наслаждался и искренно восхищался ею. А это приятно. Когда тобой восхищаются. Пусть даже ты сама и не любишь. А сейчас у нее было ощущение, что ею воспользовались, а потом выказали свое пренебрежение. А уж слова «вы добились своего, радуйтесь своей победе» будто нож раз за разом полосовали сердце.

Девушка лежала в постели, но не могла уснуть, и сил не прибавлялось.

После завтрака к ней зашёл отец. Одетый элегантно и строго, уверенный и спокойный, он казался сейчас воплощением надежности в этот тяжелый для всех обитателей замка момент.

-- Я ждал тебя к завтраку, душа моя, -- он поцеловал ее пальцы, но вдруг с удивлением задержал в руке ее прохладную ладонь.

-- Вайолет… Ты сегодня бледна. Что с тобой? Тебе нездоровится?

-- Папа, ты когда-нибудь обманывался в своих надеждах?

-- Бессчётное количество раз, дорогая. Как и каждый из нас. Что случилось? -- он присел у кровати, забирая ее ручку в свои ладони и пытаясь согреть.

Вайолет чувствовала себя неуютно под внимательным взглядом отца и отвернулась, но тот все же успел подметить и бледность щек, и бескровные губы, и потухший взгляд печальных голубых глаз.

-- Доченька, посмотри на меня. Что произошло?

-- Не переживай, со мной все в порядке.

-- В порядке? Да на тебе лица нет!

Догадываясь, кто является причиной ее состояния, Конрад сжал зубы.

-- Я убью этого Рендала… -- одними губами прошептал канцлер, но дочь услышала. И нахмурилась.

-- Перестань, папа. Капитан Рендал ни в чем не виноват. Я одна во всем виновата.

-- В отношениях мужчины и женщины ответственность всегда лежит на мужчине, – уверенно парировал канцлер.

-- Папа, я уже достаточно взрослая, чтобы осознавать свою вину и нести ответственность за совершенные ошибки.

-- Мужчина всегда несет ответственность! Если он действительно мужчина. Знаешь, как говорят Волки? Чтобы узнать цену мужчине посмотри в лицо его женщине! – канцлер склонился над бессильно лежащей в постели дочерью.

-- Посмотри на себя, дочь! Ты превратилась в свою тень. И то, в каком ты сейчас состоянии, полностью его вина!

Конрад встал.

-- Послушай меня, Вайолет. Этот человек НЕ ДОСТОИН тебя. Выброси его из головы, или ты разрушишь себя!

Вайолет закрыла глаза. У нее сейчас не было сил сопротивляться, она чувствовала себя смертельно уставшей.

-- Папа, скажи, ты очень любил маму?

Она ждала ответа, но отец молчал.

Тяжелая пауза повисла в воздухе.

От тишины у Вайолет зазвенело в ушах.

Всегда, всегда только молчание, никогда ни одного теплого слова о матери!

-- Почему мы никогда не говорим о ней? – дочь посмотрела на отца, но тот отвел глаза. -- Ты ведь совсем не любил ее, верно? Что ты знаешь о любви, папа? Легко давать советы другим…

Вайолет горько поджала губы.

-- Я не знаю, смогу ли я снова забыть… Но точно знаю, что не полюблю больше никого. Если не он, то уже никто. Прости, я устала, папа…-- и она отвернулась, болезненно заворачиваясь в одеяло.

Она даже не слышала, как отец ушел. И незаметно для себя задремала, погружаясь в мучительный мрак без сновидений.

Вдруг она проснулась, так ясно осознав то, что удивило ее этой ночью.

Он ни разу не поцеловал ее в губы.

***

Лорд-канцлер вошел в свой кабинет быстрым шагом и замер, тяжело дыша. Она нарушила правила! У них был договор: никогда не вспоминать семью! Отец и дочь -- только двое друг у друга. А она вдруг почему-то заговорила с ним о матери. Почему, что вдруг случилось?! Он был не готов. Не знал, что сказать, ведь он не лжет дочери никогда!

Канцлер подошел к столу и взял в руки острое металлическое перо – подарок, присланный друзьями по университету, новинку, только входящую в моду в столицах. Рассмотрел остриё: крепкое, ярко золотящееся даже в скудном утреннем свете. Дорогая и статусная вещица, которую он берег, так ни разу и не обмакнув в чернила.

Быстро подскочив к портрету покойного графа Гуго Уэйда, что украшал собой главную стену его кабинета, канцлер вдруг с размаху воткнул металлическое перо проклятому старику в глаз.

Глава 39. Подарок к празднику

На протяжении двух дней Эмбер почти не отходила от короля, делая перерыв лишь на краткий сон.

Лестербыл удивлен. Как-то не думал он, что после принудительного замужества и той ненависти, которую женщина испытывала к представителям рода Дрейков, после "беременности назло", она вдруг проявит такую самоотверженную заботу о муже, удивительную нежность и чуткость.

Как-то случайно лекарь заметил, как Эмбер задумчиво рассматривает шрамы на теле короля. Держа по обыкновению голову больного у себя на коленях, она кончиками пальцев поглаживала побелевшие отметины на его обнаженной груди – шрамы, оставшиеся после покушения и военных ранений. Чертила замысловатые узоры, повторяя очертания линий пересечения Судьбы со Смертью около его сердца. И было в этом зрелище что-то настолько интимное, что Лестер, случайно увидев, тут же отвёл глаза, словно он невольно подсмотрел за супругами.

Именно в это мгновенье король открыл глаза.

Эмбер, которая вроде бы так мечтала об этом и ждала, встретившись с ним взглядом вдруг смутилась и, словно тень, выскользнула из постели, тут же прячась за бархатным балдахином.

Тело короля все ещё горело, но это уже не была та жестокая лихорадка, что одолевала его с самого начала болезни. Стараниями жены и лекаря температура немного спала. Аллард глубоко вздохнул и повернул голову.

Увидев, что король пришел в себя, Лестер тут же подошёл, склоняясь над ним.

-- Ваше величество, вы меня слышите? Как вы себя чувствуете?

Но больной только водил взглядом по комнате, словно искал кого-то.

-- Где? -- наконец прохрипел он.

-- Вы что-то сказали? -- переспросил лекарь.

-- Где она?

Лестер невольно покосился на королеву, которая делала отчаянные знаки не выдавать ее. Да лекарь и не собирался этого делать. Потому что понимал -- его не похвалят за то, что разрешил беременной женщине ухаживать за больным.

-- Кто? Ваше величество, мы здесь одни.

Словно осознав слова лекаря, король затих, а потом устало закрыл глаза.

Он снова провалился в небытие, а королева ещё несколько минут пряталась за тяжёлым балдахином.

Пользуясь случаем, лекарь снова внимательно и не торопясь осмотрел больного. Особенно тщательно исследовал припухшие узлы на шее.

-- Ваше величество, -- обратился он уже к королеве, -- вы любите получать подарки к праздникам?

Эмбер непонимающе уставилась на лекаря. О каких подарках сейчас можно говорить?

-- Я хочу сделать вам подарок, -- и он внимательно посмотрел на женщину, -- думаю, это не чума...

Королева тут же подскочила к Лестер у и уставилась на мужа так, словно сама могла в чем-то убедиться.

-- Смотрите, пятна на коже посветлели, а бубоны так и не появились. Узлы несколько припухшие, но при чуме они выглядят не так.

-- Это хорошо?

-- Ещё бы, -- усмехнулся лекарь, -- вот только не стоит думать, что опасности совсем нет. Это все же какая-то сильная зараза. По многим признакам похоже на заячью болезнь. В наших краях ее называют мышиной лихорадкой, а ученые назвали малой чумой.

-- А заячья болезнь опасна?

-- Опасна. Но не заразна. Возможно, они поймали и разделали на обед больное животное, -- размышлял вслух Лестер.

Но королева уже не слушала. Она схватила руку короля и стала в восторге покрывать ее поцелуями. В этот миг в ней родилась надежда. Надежда на то, что все будет хорошо.

Ещё пару дней лекарь наблюдал за больным. Пятна на коже совсем посветлели, а температура стала ещё ниже, но не ушла совсем. Король окончательно пришел в себя, но большую часть времени спал. Это был хороший знак.

Ни один из сопровождавших короля воинов так и не заболел, а из гарнизона пришли вести о том, что большинство остальных заболевших тоже постепенно выздоравливают. Все, кроме двух солдат и повара, которые, к сожалению, умерли на третий день болезни.

Все-таки причиной ее скорее всего было больное животное, которое подстрелили к обеду, а тушу как следует не пропекли на углях.

То, что это не чума, военный лекарь тоже уже догадался. Радостная весть разлетелась мгновенно, и в Мунстоун стали возвращаться покинувшие его придворные и слуги.

Королева все ещё много времени находилась при короле. Однако, стоило ему только проснуться, как она тут же, скинув туфли, босиком на цыпочках неслышно проскальзывала за ширму, чтобы его величество не догадался о ее присутствии.

Однажды король спросил лекаря:

-- Мне кажется, или за ширмой кто-то прячется?

-- Там никого нет, ваше величество.

Король попросил отодвинуть ширму, но королева уже ускользнула за балдахин.

Однако, продолжать подобную игру далее становилось все более рискованно. Король мог раскрыть их тайну, и лекарь попросил королеву покинуть карантин. Тем более, что подданным королева теперь требовалась гораздо больше, чем королю. Лорд-канцлер Уэйд и мажордом господин Брукс уже не раз просили ее величество заняться неотложными делами.

И королева наконец решила их послушаться. Оставила супруга на попечение лекаря и покинула карантинное крыло замка.

***

Одно из пробуждений стало для короля приятным.

Солнце ярко светило в окно. Тяжелый бархатный балдахин защищал глаза больного от прямых лучей, но зато горячие золотые полосы падали на постель, согревали белые простыни, заставляли сердце биться сильнее, навевая какие-то смутные детские воспоминания.

Ему вдруг вспомнилось, как он любил болеть в детстве. В такие дни не нужно было идти в класс к учителю и заниматься по несколько часов в день. Еду и игрушки, интересные книги приносили к нему прямо в постель. А главное, мама часто сидела с ним, ласково поглаживая его руку. Не разодетая королева, а просто мама в самом обычном платье, самая добрая и такая родная.

Оторвавшись от воспоминаний, Аллард рассматривал свою руку, на которую падал горячий луч, и вдруг увидел, что рядом на кровати сидит девочка лет шести. В кружевном розовом платье, с золотистыми локонами, подхваченными атласной лентой.

-- Ты кто? – удивился мужчина.

-- Твоя дочь, -- улыбнулась девочка, расправляя складочки платья. И что-то в этом жесте показалось ему смутно знакомым.

-- У меня нет дочери, -- возразил Аллард, с удивлением подмечая, что девочка действительно чем-то неуловимо похожа на него.

-- Я уже есть, только еще не родилась. Я еще в животике у мамы. Но когда я появлюсь на свет, ты будешь очень сильно любить меня, и мы с тобой будем лучшими друзьями.

Аллард с удивлением слушал ее, не понимая, как он может так реально видеть того, кто еще даже не родился.

-- Как тебя зовут? – спросил он.

-- У меня еще нет имени. Придумай мне его.

Он помолчал. Придумать имя? Что-то горячее и приятное разлилось в груди.

-- Я назову тебя Ванесса – явившаяся.

-- Мне нравится, -- кивнула девочка.

-- К тому же… так звали мою маму, -- немного смущенно добавил король.

-- Мне пора, -- девочка внимательно смотрела на него большими серыми глазками.

-- Зачем ты приходила, Ванесса?

-- Помочь тебе выздороветь, -- и девочка положила свою маленькую ручку на его похудевшую руку, как раз в том месте, где ее нагрел солнечный луч, -- закрой глаза, Ларди...

Ларди… Так только мать называла его. Больше никто. Аллард закрыл глаза и еще долго ощущал на руке горячее прикосновение.

А когда потом проснулся, то почувствовал, что болезнь отступила.

***

Когда Алларду стало лучше, его перенесли из карантинного крыла замка в королевские покои. Лестер сам проследил, чтобы ослабевшего после болезни короля устроили со всеми удобствами.

Перепоручив выздоравливающего слугам и сиделкам, лекарь смог, наконец, немного передохнуть. Он мечтал о горячей ванне и очень хотел качественно побриться, а не наспех, как последние дни. Но едва он покинул комнату его величества, как в конце коридора заметил худенькую одинокую тень.

Сердце Лестера сжалось, когда он вгляделся в хрупкую фигурку, не решающуюся приблизиться. Бедняжка Фалина, как же она, наверное, страдала! Думала о нем все это время, переживала. А он… Если быть честным, он совсем забыл о ней, самоотверженно сражаясь с болезнью.

Лестер подошел, вглядываясь в бледное личико.

-- Господин лекарь, как вы себя чувствуете?

-- Все хорошо… А как вы? – его голос невольно дрогнул.

Девушка только неопределенно мотнула головой. И вдруг бросилась ему на шею, прижавшись нежной щекой к его небритому лицу.

-- Боги, Фалина! Мне нужно принять ванну, вымыть волосы и побриться. Я похож сейчас на пещерного человека!

-- Да, да, я ухожу. Вы, должно быть, устали, а я…

-- Я только приведу себя в порядок. А вечером приглашаю вас на ужин. Вы ведь не против?

-- Нет, -- девушка улыбнулась с облегчением. Он здоров, с ним все хорошо. И…он не забыл о ней!

***

Они сидели в его комнате за небольшим столиком, за которым всего несколько дней назад ели поздний ужин одной волшебной ночью. И ведь это было совсем недавно, а кажется, что в другой жизни.

Отправив очередной сочный кусочек божественного мяса в рот, Лестер заметил, что на тарелке девушки стынет нетронутый ужин.

Смотреть вот так, не отрываясь, на собеседника было признаком дурного тона, но Фалина ничего не могла с собой поделать. После всех этих ужасных дней мучительного ожидания дурных известий видеть его рядом с собой здорового, улыбающегося было сродни чуду.

И пусть мужчина уже принял ванную и побрился, образ небритого, уставшего, вымотанного Лестера стоял у нее перед глазами. Так вот, оказывается, какова она, истинная работа лекаря! Да, обычно это консультации дам с головной болью или лечение детских соплей. Но иногда, когда придет настоящая беда, он встретится с ней один на один и будет противостоять опасной заразе в первых рядах, словно воин противостоит врагу. Только тут враг гораздо опаснее, потому что невидим и беспощаден.

Ловя очередной ее взгляд на себе, мужчина вытер рот салфеткой. Как же она смотрит! Это не просто взгляд. Она отдается ему в этом взгляде. Обожает. Преклоняется.

Лестер отложил вилку.

-- Дорогая Фалина, ещё чуть-чуть, и вы протрете на мне дыру своим взглядом.

Девушка тут же опомнилась и виновато опустила глаза.

-- Нет, я не упрекаю вас! -- Лестер коснулся ее руки, -- просто даю понять, что замечаю ваши чувства.

-- Вы говорили с королем о нас? -- она с сомнением посмотрела на жениха.

-- К сожалению, его величество настолько слаб, что...

-- Ясно, -- убитым голосом подытожила девушка, снова опуская глаза.

Он протянул через стол руку и снова накрыл ее пальцы. Холодные и безжизненные. Сердце его сжалось от щемящей боли.

-- Фалина, почему вы не едите? Вы хоть ели что-нибудь без меня? Берегли себя? Высыпались?

И тут же понял, что бессмысленно спрашивать. Потому что не спала, не ела, не жила и не дышала. Еще больше похудела и стала похожа на призрачную тень.

-- Боги, Фалина, что вы со мной делаете? Хотите, чтобы мое сердце разорвалось? -- он выскочил из-за стола и крепко обнял ее. -- Вы выглядите не лучше Алларда. Вы больны?

-- Да... Я больна вами.

-- Ну, тогда вам нужно лекарство. И это лекарство – я. Не хочу больше ждать ни дня, -- негромко сказал Лестер, -- пусть его величество спокойно выздоравливает. Я обязательно попрошу у него вашей руки, но мы с этой минуты больше не расстанемся. Лекарство вам нужно срочно и в больших дозах.

Он вдруг уткнулся лицом в ее плечо и шепнул, -- с сегодняшнего дня ты спишь в моей комнате. Что думаешь?

-- В вашей комнате? – девушка прикрыла глаза. – В вашей постели? Как ваша жена?

-- Да, -- тихо ответил он, -- нам нельзя больше расставаться. Для тебя это опасно. Ты же согласна?

-- Да, -- она сжала в ответ его пальцы.

Глава 40. Вдвоем

Фалина распустила волосы, и те упали шелковистой светлой рекой, рассыпавшись по ее плечам, словно дорожки лунного света. Да, они не были золотыми, как солнце. Они были светлыми, словно холодный ночной лунный свет.

Встав перед зеркалом, девушка придирчиво оглядела себя. Какой ее видит Лестер? Понравится ли она ему? Есть ли, на его взгляд, в ней что-то привлекательное?

Ещё недавно она собиралась посвятить себя Богам, а теперь идёт в постель с мужчиной, с которым их не венчали. Подумав, сняла с себя серебряный медальон с портретами родителей и убрала его в шкатулку. Сегодня ей хотелось, чтобы они с Лестером были только вдвоем.

Раздевшись и облачившись в ночную рубашку, Фалина вышла из-за ширм. Внутри нее все дрожало. Тряслись пальцы, слабели ноги. Она опустилась на краешек кровати и приготовилась ждать.

Девушка очень волновалась, переживала, но не жалела о своем решении. Более того, была полна решимости все довести до конца. Ей хотелось принадлежать этому необыкновенному человеку, пройти с ним жизненный путь. Сейчас Лестер представлялся ей таким красивым, таким желанным, надёжным и заботливым. Он не воспользовался ею, относится к ней серьезно. И то, что сегодня они будут вместе, не говорит о его неуважении. Он хочет венчаться. Но Фалина и правда больше не могла откладывать свою жизнь. Ни на один день. Иначе та никогда не наступит. Через месяц ей будет тридцать. Она уже почти старуха, а если ещё немного подождёт, то Лестер ее никогда не захочет. Вайолет была права. Нравится лекарь? Хватай его обеими руками и не трусь!

Девушка решительно вздернула подбородок, так, как это обычно делала Вайолет, и попыталась подавить внутреннюю дрожь.

Лестер разделся ко сну, оставив только ночные штаны и рубашку. Осмотрел себя в зеркале и старательно прикрыл шрамы на щеке волосами. А потом долго всматривался в свое лицо. И опустил глаза.

Сумеет ли он полюбить эту женщину по-настоящему? Получится ли у него создать с ней и Беном семью? Почему-то сейчас эта его затея начала казаться ему полным безумием. Сын человека, которого Лестер ненавидел. Женщина, которая заставляет его сердце сжиматься от жалости, сочувствия, нежности и желания уберечь. Женщина, которую он ощущает скорее другом, сестрой, дочерью, кем угодно, но не любовницей. И пусть он уже давно разучился любить и желать, но он ещё помнит, как это с ним бывало, когда рядом была Луиза. Он помнил тот восторг, когда сбивается дыхание, а дрожащие пальцы путаются в одежде, срывая ее в нетерпении. И даже от воспоминаний сердце его дрогнуло и сладко сжалось. Он невольно представил смеющиеся карие глаза, ямочку на алеющей щеке и маленькую теплую ладонь, скользящую по его груди в вырез рубашки. И все в нем в один миг встрепенулось.

Лестер хмуро взглянул на себя в зеркало. И трепет рассеялся, словно сон. Да, он знает, что такое любить. Любит ли он сейчас? А если нет, тогда зачем все это? Ради приданого? Ради того, чтобы спасти сына Луизы? Ради того, чтобы Фалина не ушла в монастырь? Или чтобы не остаться одному до конца своих дней? У Лестера не было однозначного ответа. Он совсем запутался, измучился сомнениями и угрызениями совести.

Он знал, что такое брак без любви. Помнил, какой уродливой может стать совместная жизнь с нелюбимой женой, когда сердце вдруг неожиданно, но неудержимо вспыхнет любовью к другой.

Помнил один вечер из своего детства. Он мальчик лет двенадцати. Прячется на сеновале, чтобы не слышать скандала и слез матери.

«Ты снова идешь к ней, Таддео? Стыда у тебя нет! Как ты можешь?! Ты знаешь, что говорят люди?! Меня не жалеешь, так хоть сына бы постыдился! Он ведь уже большой, все понимает! Таддео! Вернись!»

Лес сидит на сене в сарае под самой крышей, словно хочет спрятаться от реальности. И видит в сумерках силуэт отца. Его рубашка ярко белеет в темноте, удаляясь по тропинке в сторону рыбацкого поселка. Лес спускается и бежит к матери, чтобы утешить ее. А на следующий год, когда по острову прокатилась эпидемия, забрав с собой множество их друзей, любимую бабушку и маленькую сестренку Лиззи, отец однажды появился на пороге с младенцем на руках. Его любимую, как и многих других, забрала с собой смерть. И матери пришлось смириться. Принять сына чужой женщины и растить, как своего.

А теперь Лестер хочет повторить путь своего отца, которого привык осуждать. Хочет создать семью с женщиной-другом и сыном от любимой. Ну не безумие ли это?!

Лестер боялся, что когда-нибудь также, как отец, потеряет голову на старости лет и сделает несчастной свою жену и детей. А вот если бы рядом была Луиза, ни одна женщина в мире не смогла бы затмить ее в его сердце.

Но сейчас в спальне ждет его не она…

Мужчина стоял у зеркала растерянный, неуверенный, полный сомнений, что поступает правильно. Он боялся быть нечестным с Фалиной. Она надеется на любовь и счастливую жизнь, а сможет ли он дать ей это? Видит ли он в ней ту единственную, с которой готов прожить всю жизнь? И увидит ли когда-нибудь? Да и увидит ли в ком-то вообще? После свадьбы Луизы, после ее смерти сердце его словно окаменело. Вдруг он больше не способен любить? Так может честнее все рассказать Фалине?

Вот сейчас выйти к ней и честно признаться?

И Лестер шагнул в комнату, освещённую только светом камина. И увидел Фалину, так трогательно и робко сжавшуюся на кончике кровати.

Ну, хорошо, он сейчас во всем ей признается, и что будет дальше? Не с ним, а с ней. Какой это будет удар для нее. Она только поверила, что счастлмвая жизнь для нее возможна, что она кому-то нужна, и вдруг он разрушит ее мечты. А ведь она любит его.

Что ее ждёт, если он сейчас отступится от нее? Монастырь? Она перестанет кому-либо верить. Нет не монастырь... Она не будет жить...

Лестер тяжело сглотнул, понимая всю ответственность перед доверившейся ему женщиной. Нет, он не сможет разбить ей сердце. Он защитит, спасет эту глупышку. Если его сердце все равно уже мертво, и он никогда никого не полюбит, так почему бы не с ней? Итак...

Он сделал шаг в темноту и закрыл глаза. И невольно вспомнил, как это было у него, когда он действительно любил. Когда Луиза впервые привела его на ту, до боли знакомую улицу, на второй этаж, в маленькую квартирку, которая стала для них настоящим раем.

Лестер сделал шаг в прошлое и... опустился на колени. Протянув руку, он дотронулся до стройной ножки, прикрытой длинной ночной рубашкой.

Он опустил лицо к ее коленям, и провел ладонями по прохладному шёлку, скрывающему нежную девичью кожу.

Ей тогда был 21. Смелая и решительная, она не побоялась того, что они не венчаны. Она звала его в шутку магистр... И время покачнулась, возвращая ему ее голос:

«Я думала, что вы хулиган, магистр... Что вы гордец и грубиян, а вы... Вы -- нежный...»

Это непрошенное видение словно прорвало плотину чувств, загнанных им уже давно в глубь души. Мертвые воспоминания ожили, оживляя ту, которую поглотила смерть.

Его пальцы сами собой потянули простые батистовые юбки вверх, а губы прильнули к нежной девичьей коже. Разум оставил его в тот миг, и Лес понял, в чем смысл жизни. В том, чтобы целовать ее ноги. И этот миг запечатлелся в вечности. Там, у ног Луизы, его сердце всегда будет живо.

Фалина никак не ожидала того, что сделал лекарь. Она готовила себя к тому, о чем предупреждала ее подруга. Сначала он ляжет рядом и притянет ее к себе. Потом жадно обнимет, поднимет шелковую рубашку, возможно, даже снимет ее совсем и ... и сделает то, о чем говорила ей Вайолет. То, от чего бывают дети.

А он... Он вдруг встал перед ней на колени, и ее душа замерла. Он прижался губами к ее ногам, и даже сквозь шелк они обожгли ее сердце. Эти чудесные, нежные, тонкие пальцы, о которых она так мечтала, легко проскользили по шелковой ткани.

Он провел ими по ее ногам, от коленок до самых лодыжек, медленно вниз. А потом снова вверх, увлекая край рубашки все выше, оставляя на коже влажные следы поцелуев. Фалина мечтала о прекрасной любви, но такого она даже в мечтах представить не могла. Чтобы этот удивительный человек стоял перед ней на коленях и целовал ее ноги! Фалина вдруг показалось, что ещё немного, и она умрет от счастья. А нежные ладони гладили, скользили по коже. Это было слишком прекрасно!

Она взяла в ладони его лицо:

-- Лестер... Что это? Это что, слезы? Вы плачете?!

И он словно очнулся. Он снова в своей комнате, у камина, где он жарил для нее каштаны, рядом с кроватью, где лечил на ее спине раны. Держит в руках ее тело, исхудавшее и иссохшее от любви к нему.

И он сжал ее ладони в своих и покрыл их поцелуями, затем потянулся и приник поцелуем к ее губам. Таким горячим, таким откровенным, что Фалина потерялась в океане чувств, забывая, кто она и где.

Когда он отпустил ее губы, девушка вдруг откинулась на спину и решительно потянула вверх свою рубашку. Она знала, как все должно быть, и была полна решимости отдать себя любимому мужчине.

Но он остановил ее руку.

-- Не торопись.

Лестер склонился к ее лицу и шепнул в самые губы.

-- Пусть эта ночь будет ночью поцелуев. Я хочу, чтобы ты не боялась, чтобы ты узнала меня. Исследуй меня руками, прикасайся всем телом, познай губами. И если тебе понравится, завтра утром я попрошу твоей руки.

А потом она ощутила его дыхание на своих губах.

-- Обещаю, я буду только твоим, Фалина...

Ее приоткрытых губ коснулся его язык. Дыхание девушки сбилось, и словно искры вспыхнули в сердце. Фалина даже застонала, подаваясь навстречу.

Он учил ее поцелуям. Сначала совсем лёгким, но постепенно они проникали друг в друга все более жадно. И каждый новый поцелуй был для нее откровением, и ни об одном она не жалела.

Его ладони блуждали по ее телу, гладили, сжимали, дарили удовольствие.

Он учил ее прикасаться, гладить, ласкать.

-- Я весь для тебя, Фалина. Бери меня, трогай, владей…

И она трогала, гладила и целовала. И теряла голову только от прикосновений и поцелуев.

Постепенно напряжение в ней нарастало. Все тело горело, внутри словно ширился голод. Она прижималась к нему, едва сдерживая рвущееся из груди дыхание. Ее всю распирало, трясло от желания чего-то большего.

Тогда его пальцы коснулись низа ее живота, поглаживая и даря новые ощущения. Сладкие-сладкие, от которых все ее тело бросило в жар, на лбу выступила испарина, а щеки вспыхнули огнем.

Вайолет все рассказала ей, и было немного страшно.

-- Лесси, будет больно?

-- Я никогда не причиню тебе боли.

-- Будет кровь?

-- Никакой крови, ни капли. Ты мне доверяешь?

-- Да…

Его пальцы были волшебными, извлекая из ее груди жаркие вздохи. Она поняла, чего хотела. Именно этого.

И вдруг один его палец осторожно и медленно вошел внутрь нее. Она было напряглась, но он заглушил страх поцелуем. Надавил пальцем на какую-то точку, и ее тело прошило удовольствием до дрожи.

-- Ох, -- только и могла сказать девушка.

Он убрал руку, и она разочарованно вздохнула. Но рука вернулась, и уже два пальца скользнули внутрь, делая ещё приятнее, туже и глубже.

Он ласкал именно там, где больше всего хотелось, и делал это так, что у нее перед глазами все поплыло. девушку несло неумолимой волной куда-то, и тогда он накрыл ее губы своими губами и нажал особенно сильно. Она вскрикнула, сотрясаясь то острого удовольствия. Не разрывая поцелуя, он снова убрал руку и очень медленно попытался ввести в нее три пальца, но получилось совсем неглубоко, потому что в ней было невероятно тесно.

И он убрал пальцы.

Его рука ласкала ее все нежнее и легче. Ее удовольствие стало стихать, даря покой и негу. Девушка прерывисто вздохнула и прикрыла глаза, расслабляясь. И моментально уплыла в сон, свободно раскинувшись на кровати, словно ужасно устала. На ее губах застыла улыбка, между ног все горело, но это был приятный огонь.

Она ещё раз сладко потянулась, ловя отголоски удовольствия, обхватила любимого руками и уснула со счастливой улыбкой.

Лестер смотрел на нее со смесью нежности и восхищения. Фалина оказалась удивительно чувствительной и податливой. Такой трепетной, трогательной, такой влюбленной, отзывчивой на ласку.

Ему невольно припомнился ее рассказ о сватовстве. Подумать только, что это сокровище могло достаться одному из тех недостойных даже ее взгляда женихов. Тот высокий тощий граф с кучей ребятишек сделал бы ее нянькой, служанкой, которую бы даже не замечал и не факт, что навещал бы в постели. Она бы жила рядом с ним словно тень и прожила бы жизнь тени.

А тот неприятный сластолюбец-барон замучил бы ее постельными утехами. Нелюбимый и мерзкий, привил бы ей ненависть ко всему, что связано с постельными делами. Она ходила бы постоянно беременной, а он тем временем развлекался бы с очередной служанкой, подвергая ее унижениям. И так длилось бы, пока она не умерла бы в родах.

Лестер не допустит такого. Он будет следить за ее здоровьем. Пара ребятишек, не больше. Много свежего воздуха, здоровая пища и любовь мужа, что еще нужно женщине? Как он сказал, любовь?

Лестер вздохнул.

Он сегодня увлекся. А ведь хотел ограничиться только поцелуями.

Надо сказать, это было приятно и возбуждающе. Да и, честно признаться, его тело не осталось равнодушным. Казалось, он чувствовал все, что испытывала она. А ей было хорошо с ним, он готов поклясться в этом.

Лекарь был очень осторожен, растягивал и готовил ее к будущей супружеской жизни не торопясь, постепенно, отвлекая поцелуями. Боги, как же в ней тесно, его пальцы протискивались с трудом. Но это только начало, постепенно ее тело привыкнет.

Мужчина повернулся на другой бок и со вздохом закрыл глаза. Ему даже было страшно представить, что кто-то другой без всякой жалости и подготовки грубо лишил бы невинности его девочку. Какое счастье, что эта несправедливость не случилась! Ей ведь уже почти тридцать. Это не шутки. Тело уже не то, что в восемнадцать или даже в двадцать пять. Тут важно не допустить разрывов, забывшись в грубом нетерпении. Не причинить боли, не внушить отвращения. Ей должно понравиться то, что происходит между супругами.

Он снова открыл глаза и потер лицо рукой. Сон не шел. Лестер подумал, что он все-таки молодец. Не потерял голову, не переусердствовал и не перешел грань. Не капли крови и никакой боли. А ведь он видел совершенно ужасные случаи. Жестокие разрывы, травмы и воспаления даже у совсем молодых женщин, которых не жалели мужья. Считали, что ничего страшного, там повредить ничего нельзя, потому что всем всегда больно и всегда кровь. И вызывали лекаря только тогда, когда уже было поздно и жена в лихорадке не могла подняться с постели. Уж насмотрелся Лестер на эти ужасы достаточно для того, чтобы быть сверхосторожным со своей любимой…

Любимой? Хм…

Лестер снова посмотрел на нее. Сладко спит и улыбается во сне. Самая большая ему награда. Признаться, он переживал. Он никогда не был у женщины первым. Да, как лекарь, мужчина все знал в теории, проводил осмотры, но так, чтобы спать с девственницей — такого опыта у него не было. Что ж, для дебюта неплохо.

Он еще о чем-то думал, но незаметно уснул.

***

-- Целовал твои ноги? -- Вайолет невольно отвернулась, чтобы скрыть волнение.

-- Не только ноги. Он сказал, что это будет ночь поцелуев. Он целовал меня всю! Это было... волшебно!

-- Так между вами было что-то?

-- Ну…Того, о чем ты говорила -- не было. Но... он делал очень приятные вещи...

-- Тебе понравилось?

Фалина смутилась и не ответила прямо.

-- Это очень плохо?

-- Нет, это... -- но Вайолет так и не смогла закончить мысль. Слова застряли у нее в горле, перехваченном спазмом.

Ей вдруг стало до боли обидно за себя. Лекарь дарит Фалине такую любовь, о которой ей даже не мечтать. Эмиль с ней никогда таким не будет. Да и, похоже, никаким он с ней уже не будет. Вайолет нахмурилась.

-- Ты все правильно сделала, Фалина. Но знаешь, больше не рассказывай мне ничего. Не нужно, -- глухо прошептала она.

-- Ладно. Хорошо. Вайолет, а... как та твоя таинственная любовь... Все хорошо? -- счастливая девушка лукаво улыбнулась, припомнив признание подруги.

Какая удача, что Вайолет в этот момент смотрела в окно, потому что лицо ее болезненно исказилось, а правый висок прорезало болью. Графиня прижала пальцы к пульсирующему виску и прикрыла глаза. Горло снова сдавило спазмом, но Вайолет преодолела внутренний барьер и честно ответила, хотя могла бы утаить правду и пощадить свою гордость.

-- Хорошо? Нет... Я проиграла, Фалина.

-- Не может быть! -- подруга недоверчиво улыбнулась.

-- А вот и может... -- Вайолет смотрела в окно ничего не видящим взглядом, растирая висок.

-- И что же ты будешь делать?!

-- А что можно сделать, если тебя не любят? Нужно признать свое поражение.

-- И ты не предпримешь никаких шагов? Ничего? Сдашься? Не верю. Это так на тебя не похоже! -- недоумевала Фалина.

-- Сдаться и признать поражение -- две разные вещи. Иногда смириться тяжелее, чем бороться. Нужно мужество, чтобы посмотреть правде в глаза. Но я выдержу. И больше не стану выпрашивать любви. Хоть и безумно люблю. Скажу тебе больше. Если моя любовь действительно ему не нужна, я сама сожгу мосты, -- Вайолет облизала пересохшие губы, убрала пальцы с виска и повернулась к подруге с улыбкой.

-- Пусть у тебя все будет хорошо, подружка. Ты заслужила, как никто. Держись за своего лекаря. Верю, что ты будешь с ним счастлива. Когда вы с лекарем поженитесь, то уедете от нас. Пиши мне, ладно?

Фалина порывисто обняла подругу. Ей вдруг стало больно от осознания, что они расстаются. Скорее всего навсегда.

-- Послушай! Можно тебе как-то помочь? Купить зелье у колдуньи! Хочешь, я...

Но Вайолет прервала ее.

-- Нет! Нет... Такая победа не для меня. Да и победа ли... – и вдруг она неожиданно рассмеялась, украдкой вытирая глаза, -- знаешь, Фалина, когда я была маленькой, то мечтала, что вы с отцом поженитесь, и мы будем жить все вместе одной семьей, представляешь? Вот глупая…

-- Обещай писать мне! -- Фалина изо всех сил обняла Вайолет.

-- Обещаю!

Они еще долго стояли обнявшись.

Глава 41. Летящий огонь

Как только стало известно, что король болен не чумой, Эмбер смогла покидать карантинное крыло. И первое, куда привел ее величество лорд Уэйд, это на поляну рядом с замком, где иноземный купец показывал новое смертоносное оружие, работающее на волшебном порошке.

За воротами на расчищенной от снега площадке стояло несколько деревянных станков с укрепленными на них железными толстыми трубами, похожими на кувшины в половину человеческого роста. Хозяин этих творений вместе с помощниками низко поклонился ее величеству. Недалеко на поляне, у лесной опушки, были выстроены деревянные заграждения и установлены силуэты вражеских воинов.

-- Для чего все это, лорд-канцер? – полюбопытствовала королева, кутаясь в шубу.

Лорд чуть отвел женщину в сторону и негромко сказал:

-- Прошлой весной этот купец уже предлагал королю похожие диковинки, только малых размеров. Это новое оружие. Поражает врага на расстоянии, как стрелы или болты арбалетов. Стреляют они вот такими шарами из камня. В тот раз двое из наших воинов получили ожоги при испытаниях, и король отказался от покупки. Теперь же купец привез игрушки покрупнее. Говорит, что громыхают они знатно. Дым с огнем пускают. Варвары разбегутся от одного только страха. А уж кони как боятся этого грома! Это может посеять панику в рядах врагов. Что будем делать, ваше величество? Прикажете испытать? Или мне одному остаться и посмотреть?

-- Нет, я тоже хочу увидеть это. А грохота я не боюсь. Мы попробуем все, что поможет нам заключить мир с Волками.

Королева и канцлер, прикрываемые охраной, отошли на приличное расстояние и заткнули уши. И уже через несколько минут под жуткий грохот фальшивые деревянные укрепления и муляжи врагов разлетелись в щепки. Поляну заволокло вонючим черным дымом. Хорошо, что ветер быстро уносил зловонное облако прочь.

-- Ваше величество, как вы себя чувствуете?

-- Отлично. Не так уж они громко и шумели. Но пройдемте посмотрим на разрушения.

И все собравшиеся пошли исследовать обстрелянную поляну.

-- От чего был этот грохот, лорд-канцлер?

-- Это горит волшебный порошок. Он горит, взрывается и с силой выталкивает эти каменные шары из железных труб.

Королеве показали тот самый волшебный порошок -- чудесное заморское изобретение. На вид грязно-белый, ничего впечатляющего.

-- Это оружие называется на родине купца Летящий огонь или «Морти» -- несущий смерть.

-- Мне понравилось. Когда нужно дать ответ?

-- Самое позднее завтра. Если мы не заинтересуемся, то купец отправится дальше вглубь континента.

-- Сколько у него этих «Морти»?

-- Купец говорит, что двенадцать.

-- Мы заберем у него все. Он не продавал их Волкам?

-- Он боится Волков. Да и наше королевство первое на его пути.

-- Значит, у нас будет преимущество. Мы ведь можем купить все?

-- Можем.

-- Тогда покупайте. Думаю, когда его величество поправится, он будет впечатлен.

Пока на лужайке разбирали «Морти», кутали железные трубы в отрезы промасленных холстов, зачехляли дубленой кожей и прятали подальше от любопытных глаз, королева прогуливалась по двору замка с графиней Найтингейл.

Вся еще под впечатлением от мощи Летящего огня, Эмбер стирала платочком сажу с рук и лица, а леди Вайолет озабоченно прикрывала платком лицо, невольно принюхиваясь к специфическому запаху, исходившему теперь от королевы.

Когда зловонные трубы, наконец, унесли, обе дамы с облегчением вздохнули.

Неподалеку маячила тень капитана Рендала, как всегда охранявшего свою королеву, и леди Вайолет предусмотрительно избегала поворачиваться лицом в его сторону.

От внимательного взгляда королевы не укрылась эта немаловажная деталь нехарактерного для графини поведения. После своего возвращения из карантина Эмбер сразу заметила изменения в леди Вайолет. Та словно утратила свою неукротимую энергию и задор, искрящуюся веселость и самоуверенность. На смену неугомонной девчонке пришла вежливая дама с искусственной улыбкой. Но Эмбер как-то не радовали перемены в графине. Она скучала по прежней Вайолет. Выдумщиц и интересных собеседниц в замке днем с огнем не сыщешь, а вот скучных и рассудительных дам – пруд пруди.

К тому же в своем воображении она уже поженила своего брата и влюбленную в него дочь канцлера, самую красивую и завидную невесту при королевском дворе, ведь Эмбер считала, что Эмиль достоин самого лучшего. Ну и что, что он незаконный сын Дьявола? Скоро королева обретет вес и осыплет своего брата всеми милостями, которые только будут в ее власти. А теперь эти двое, не спросясь, рушили ее планы по устройству счастья любимого брата. Приятные планы.

Да, ее брат, если присмотреться, тоже изменился. Он стал раздражительнее и часто без причины ходил мрачнее тучи. Сложив два и два, королева сделала вывод, что тут не обошлось без размолвки. И если никто не приложит усилий, то оба еще долго будут дуться друг на друга.

-- Как вы считаете, графиня, стоит ли время от времени менять тактику и применять новое оружие, чтобы одержать победу? – начала разговор королева.

Графиня с интересом посмотрела на Эмбер, ведь фраза наверняка имела двойной смысл.

-- Думаю, об этом лучше судить военным специалистам, ваше величество. Я больше разбираюсь в красках для женской красоты и духах.

-- Тоже своего рода оружие, верно? – королеве очень хотелось подвести графиню к разговору на любовную тему. Раньше с этим проблем не было, а вот теперь…

-- Для того, чтобы победить убийственный запах Летучего огня, что впитался в нашу кожу? Безусловно. Для победы над ним потребуется много горячей воды и хорошего мыла. И освежающие духи с нотками цитруса. У меня как раз есть такие. Желаете опробовать? Могу лично доставить их вам, -- и леди вежливо поклонилась.

Королева усмехнулась. Она поняла, что графиня пока не расположена к откровенности. Она наглухо закрыта и пробиться сквозь стальное забрало возможности не представляется.

-- Что ж, -- развела руками королева, -- игра в напускную холодность тоже иногда бывает весьма эффективна.

Вайолет посмотрела на королеву без улыбки, и даже глаза ее сейчас казались не голубыми, а серыми, подстать холодному зимнему небу.

-- Это не игра, -- ответила она спокойно.

Эмбер стало не по себе и словно даже зябко. Она поежилась и переменила тему.

-- Как вам Летящий огонь, Вайолет?

-- Убийственно, -- и графиня и отступила чуть левее, чтобы сменившему расположение капитану снова во всех подробностях была видна… ее спина, укутанная в шубы.

-- Хм, действительно… -- Эмбер с сожалением смотрела на одинокую фигуру брата. -- Думаю, стоит спросить мнение военного специалиста. Подождите-ка меня минутку, -- и королева решительным шагом направилась к Эмилю, желая как можно скорее все между ними уладить. Но, взглянув на брата, сразу растеряла всю свою решительность.

Он был бледен и взглянул на нее совершенно больными глазами. Эмбер никогда не видела его таким. Похоже, тут все очень и очень серьезно.

-- Брат, что с тобой? Ты болен? – она невольно коснулась его ладони, наплевав на приличия и взгляды посторонних.

-- Простужен немного. Ничего серьезного, пройдет, -- он отступил на шаг, помня о ее репутации и попутно разворачиваясь полубоком, как раз так, чтобы графиня исчезла из его поля зрения.

Но вот сестра неожиданно рассердилась.

-- Видят Боги, вы словно поссорившиеся дети! Изводите друг друга и тех, кому вы дороги!

Он не ответил, да Эмбер и не ждала ответа. Потому что сама не знала, как выйти из этого положения. Но сестра была смелой и решительной, не хуже леди Вайолет.

-- Скажи мне только одно, брат, и обещаю, что помогу тебе. Ты любишь Вайолет? Просто скажи мне «да» или «нет».

На этот вопрос он только сдвинул брови и скрипнул зубами.

-- «Да» или «нет», неужели так сложно?!

Но капитан молчал, отвернувшись, угрюмый и замкнувшийся в себе.

-- Какой ты упрямый, -- вдруг улыбнулась она и неожиданно нежно обняла его, положив голову ему на плечо.

-- Я всегда буду на твоей стороне, дорогой. И очень хочу для тебя счастья. Знаешь, иногда мы думаем, что впереди у нас еще много времени. И упускаем важный шанс. Я поняла это, когда Он заболел. Ничего нет страшнее, чем терять свою любовь безвозвратно. Ведь то, что упущено, никогда не вернется, понимаешь?

Она отстранилась и печально посмотрела ему в глаза, вспомнив вдруг, как едва не потеряла дорогого ей человека.

-- Но зато теперь я не упущу свою любовь. Ведь она может оказаться … единственной!

Укутавшись плотнее в шубу, Эмбер пошла к оставленной ею леди Вайолет.

А Эмиль вдруг прошептал ей вслед:

-- Да…

Вот только голос подвел его, сорвавшись на хрип, и королева не услышала.

Вернувшись к леди Вайолет, королева была печальна. И сказала совсем не то, чего леди от нее ожидала.

-- Когда я была в карантине, лекарь объяснил, что наши воины заболели от плохо прожаренного дикого мяса. А ведь это может повториться. Он поедет туда и снова может заболеть, -- в голосе королевы было столько горечи. Вспомнив о больном супруге, она вдруг совершенно расхотела влезать в отношения других. Со своими бы проблемами разобраться.

-- Вы о том, что наши защитники едят диких зверей в лесу? – осторожно спросила леди.

-- Вот именно! Я предложила переправлять им мясо забитых коров и свиней, ведь сейчас зима, и оно не испортится. Но мне сказали, что запах будет привлекать волков. И я не имею ввиду наших врагов, а настоящих волков. Что же нам делать и как кормить армию?! Мужчины не могут питаться только крупой и хлебом, ведь они воюют!

А Вайолет тем временем украдкой рассматривала одинокую фигуру, стоящую к ним полубоком.

-- Я когда-то читала, что в былые времена, еще до распада Великой Империи, мясо коров варили в котлах, -- негромко сказала она. -- Потом высушивали в печах и измельчали. Насыпали в горшки, накрывали крышками, а края замазывали глиной, чтобы не было запаха. Хранить и перевозить такое мясо очень удобно. Потом его можно добавлять в кашу или похлебку. Оно безопасно и питательно. Никто не заболеет.

-- Вайолет, у вас потрясающие идеи! Вы пошли умом в своего отца! Вам надо быть министром при короле! – воодушевленная королева бросилась бегом на кухню.

-- Для меня сравнение с отцом – честь, -- тихо произнесла графиня, глядя на убегающую королеву.

Последние дни она и сама замечала, что, заперев на ключ свое сердце, становится похожа на своего всегда бесстрастного отца. Но Вайолет выдержит, ведь честь для Волка дороже всего, а она уже совершила достаточно безумств ради человека, которому она, как оказалось, безразлична.

Сердце кричит и рвется из клетки, но у нее хватит сил усмирить его. В крайнем случае -- умертвить.

Вайолет машинально поднесла пропитанный гарью платок к лицу и испытала жестокий приступ дурноты. Так уже случалось с ней от излишних переживаний. Руки ее задрожали, и платок выпал прямо в грязный снег под ногами. Наскоро отдышавшись, графиня направилась в свои покои.

Проходя мимо оброненного платка, капитан Рендал замедлил шаг, борясь с искушением поднять его. Но вокруг было много людей, и он опасался нескромных взглядов. Преодолев свой порыв, он прошел мимо, наступив на платок для верности. И устремился вслед за сестрой. Вот только доволен собой в этот раз он не был.

Глава 42. Илладар

Как только его величество перевели в покои, он тут же пожелал попробовать встать. Король был еще слаб, голова кружилась, а ноги плохо слушались, но упорства ему было не занимать. Он решил, что нужно тренироваться. Как ни возражал лекарь, как ни объяснял, что нужно окрепнуть и вылежаться, Аллард был непреклонен. Очень уж ему хотелось увидеть свою голубку. Но прийти желал он к ней своими ногами, а не встретить ее лежащим в постели, слабым и жалким.

После одной из таких тренировок королю доложили, что лекарь желает с ним поговорить о чем-то важном.

Его величество принял лекаря в своем кабинете, сидя в большом деревянном кресле с высокой спинкой, богато украшенной замысловатой резьбой и золотыми накладками. Здесь Аллард принимал обычно послов или решал с советниками важные государственные вопросы. Кресло это должно было заменять его величеству во время этих встреч трон, не давать гостям забывать, кто перед ними.

Король был в прекрасном расположении духа и благосклонно улыбался лекарю. Сегодня наконец-то у него перестала кружиться голова, и он уверенно держался на ногах.

-- Доброе утро, ваше величество.

-- Действительно доброе, господин Лефрен. Садитесь, прошу вас. Признаться, я удивлен. Обычно мы видимся с вами по несколько раз в день и без церемоний, а сегодня… да еще и одеты вы так официально. Что случилось?

-- Ваше величество…

Лестер замялся, но король опередил его.

-- Вы, вероятно, хотите узнать о награде, которая положена вам за ваш нелегкий труд? Признаюсь, я был поражен вашей отчаянной смелость. Подозревать чуму и не испугаться запереться с опасным больным в карантин -- это дорогого стоит. Вы получите достойную награду, уверяю вас. Но быть может у вас есть еще что-то, о чем вы хотели бы попросить? Обещаю, что исполню любое ваше желание.

-- Да, сир, у меня есть просьба. Я покорнейше прошу вас отдать мне в жены вашу племянницу Фалину. Обещаю, что...

-- Погодите-ка, Лефрен. Вы любите ее?

Лестер замолчал. Он не был уверен, что, ответив "да", не солжеткоролю.

-- Так вы любите ее, господин Лефрен? Или вы один из охотников за ее приданым? -- король говорил мягко, но нотки печали не укрылись от лекаря.

Лестер возмущённо встал.

-- Я люблю ее достаточно для того, чтобы не дать погибнуть этой чудесной, доброй, хрупкой женщине за холодными стенами монастыря в одиночестве.

Я переживаю за нее достаточно для того, чтобы не допустить ее брака с каким-нибудь хитрым бесчувственным аристократишкой, для которого она станет лишь обременительным довеском к приданому.

И она достаточно дорога мне для того, чтобы не допустить ее разочарования в жизни и подарить надежду на счастье.

И, знаете, что? Я возьму ее и без приданого. Потому что если меня есть за что награждать -- она и есть моя награда.

Король помолчал, обдумывая его слова.

-- Что ж, это достойный ответ, господин Лефрен. Я знаю, что Фалина любит вас. Теперь понимаю, почему. И вижу, что в вас достаточно решимости, чтобы этот брак состоялся. Я даю свое согласие. Ваша свадьба состоится здесь и как можно скорее, -- король понимающе улыбнулся, ведь ему давно уже доложили, что его племянница не первый раз ночует в комнате лекаря.

Но он не был ханжой и не осуждал молодых людей. Тем более дело идет к свадьбе.

***

Новые события и идеи вдохновили королеву и пробудили в ней дремавшие до сей поры таланты хозяйки. После покупки Летящего огня и заготовки мяса для армии, Эмбер вместе с мажордомом занялась обустройством замка.

-- Господин Брукс, в моем родном замке Виго борьба со сквозняками идет с помощью плотных гобеленов, которые берегут тепло и создают уют. Распорядитесь нанять ткачих и закупить все необходимое. А еще нужно застеклить все бойницы. А в тех окнах, из которых дует, поправить рамы и залатать щели. У нас ужасный холод в коридорах. Следует также установить дополнительные двери на лестницы. Поставить их хотя бы на зиму. Я не хочу, чтобы его величество, едва встав с постели, снова заболел.

Мажордом услужливо кивал, пытаясь запомнить указания новой королевы.

-- Что скажет его величество, если увидит все это?

-- Думаю, ему понравится, -- улыбнулась королева.

***

И королю действительно понравилось.

Два дня он до изнеможения ходил по своей комнате, а на третий уже решился прогуляться по коридору.

Король любовался нововведениями Эмбер, а мажордом Брукс вводил его величество в курс дела.

-- …и все открытые бойницы ее величество распорядилась закрыть стеклом. Повесить плотные гобелены, дабы бороться со сквозняками. Кое-где пришлось поставить двери, чтобы холод с улицы не проникал в коридоры.

Аллард только улыбался себе в усы, рассматривая гобелен со сценой охоты, который слуги пытались укрепить на стене.

-- Теперь ткать такие картины будут не только нанятые ткачихи, - продолжал Брукс. -- Многие придворные дамы изъявили желание учиться создавать подобные красивые и полезные вещи.

Король согласно кивнул. Ему нравилось, что его девочка стала проявлять заинтересованность в жизни замка.

Аллард рассматривал гобелен, и вдруг внимание его привлек слуга, помогавший укреплять полотно на стене. Короля поразили сияющие в падающих лучах солнца белокурые локоны, рассыпавшиеся по плечам юноши.

-- Кто это, Брукс?

-- Этот слуга раньше прислуживал за столом королеве, а теперь помогает здесь на этаже.

Король замер. Точно такие же волосы он видел тогда, во сне, у девочки-ангела, что посетила его во время болезни.

Мажордом с недоумением посмотрел на белокурого красавца. Возможно, король чем-то недоволен?

-- Эй, аккуратнее, бездельник! Это слишком ценная вещь, только попробуй уронить и расколотить крепления! -- управляющий ткнул своей тростью юношу в плечо, и тот недовольно обернулся.

Аллард заметил белоснежную кожу, совсем детскую щеку с нежным румянцем, красивые черты и взлетевшую в негодовании бровь.

-- Я не "эй", у меня имя есть! – слуга не заметил короля за своей спиной.

-- Наглец! -- возмутился мажордом, но тут его величество положил ему руку на плечо:

-- Полно, Брукс, мальчик ничего не сделал. Пригласите лучше его ко мне после обеда, – и прошел по коридору дальше.

***

Молодой слуга стоял перед его величеством, опустив глаза, и никак не мог унять дрожь в пальцах.

Никогда раньше король не то что не вызывал его к себе, а вряд ли вообще замечал. И вот теперь такое внимание! С чего бы вдруг?

Капитан Рендал обещал, что никто не узнает про те несколько дней, которые Дари провел в комнате маркизы Дюрфе. Не для того, чтобы Дари избежал наказания, а ради доброго имени Жозефины. Та была добра к больному, словно ангел. Приносила ему чудесные ягодные отвары и фрукты, читала книги, разговаривала с ним, хоть он всего лишь слуга в этом замке. Относилась с уважением, словно к равному. Дари верил обещанию капитана стражи, что их маленький секрет с Жозефиной останется тайной.

А вот их страшная тайна с королевой Эмбер…

Дари слышал, что отношения короля и королевы налаживаются. "Возможно ли, что в порыве откровения или раскаяния она все рассказала супругу?! И что теперь меня ждёт? Неужели смерть?!" -- так думал юноша, стоя перед королем потупившись и кусая губы.

Его величество задумчиво смотрел на молодого человека. Да, красив, строен и... молод. А эти светлые вьющиеся волосы и серые глаза напомнили королю его самого в молодости.

-- Как твое имя?

-- Дари...

-- Сколько тебе лет? Уже есть пятнадцать?

-- Мне восемнадцать.

Король удивлённо приподнял брови.

-- Ты выглядишь гораздо моложе, кажешься совсем ребенком...

-- Я не ребенок! -- почему-то слова государя задели его. Так глупо!

-- Я знаю... -- губы Алларда дрогнули в печальной улыбке, и юноша мучительно покраснел. Это "знаю" прозвучало слишком двусмысленно.

А король продолжал рассматривать золотистые локоны, правильные черты лица, пытался поймать взгляд серых глаз, но мальчик то и дело опускал их.

-- Откуда ты? Из каких мест? Кто твой отец?

-- Отца своего я не знаю. Я был отдан с младенчества в приют при монастыре и воспитывался там до пятнадцати лет.

-- При каком монастыре?

-- Монастыре Светлой Девы, он здесь неподалеку.

Аллард сам не понял, почему его так взволновали слова юноши. Но сердце глухо забилось, словно предчувствую что-то важное.

-- Как твое полное имя?

-- Илладар Дадли. На самом деле у меня нет фамилии. Просто всех воспитанников этого монастыря называли одинаково – Дадли, в честь основателя монастыря.

Илладар... какое необычное имя для сироты. Обычно сирот называют просто: Том, Горо, Билли...

Аллард продолжал вглядываться в юношу.

Тот был высок и строен. Конечно, напуган вниманием короля. Но, к удивлению Алларда, даже перед самим государем лицо юноши вдруг иногда вспыхивало какой-то болезненной гордостью, а губы недовольно поджимались.

-- Что ж, мы попробуем узнать что-либо о твоих родных. А пока иди и не переживай, я не сердился на тебя, -- сказал наконец король и, когда юноша ушел, срочно вызвал к себе канцлера.

-- Лорд Уэйд, я бы хотел, чтобы в монастыре Светлой Девы разыскали все записи, касающиеся Илладара Дадли.

-- Прошу прощения, ваше величество, кто это? -- Конрад напрягал память, но никак не мог вспомнить кого-то с таким именем.

-- Это бывший стольник королевы. Ему восемнадцать лет и он с младенчества воспитывался в этом монастыре.

-- Ах, вы о Дари? Конечно, ваше величество! Я найду верного человека и...

-- Нет, я бы хотел, чтобы вы лично отправились в монастырь и сами изучили все записи. Поговорили с настоятельницей. Возможно, кто-то помнит появление этого мальчика в монастыре и может хоть приблизительно сказать, кто его родители. Постарайтесь найти свидетелей и узнать правду.

Признаться, лорд был крайне удивлен такой заинтересованностью короля в личности слуги.

-- И еще, -- король потёр переносицу и тяжело вздохнул, -- вы помните графиню Арлетту Аскон?

-- Конечно! Она отправилась в монастырь Светлой Девы примерно лет... двадцать назад. Так неожиданно покинула нас... -- тут Конрад осекся и замолчал.

-- Верно, -- кивнул Аллард. -- Вы, должно быть, поняли, что я хочу выяснить.

Конрад напрягся. Кажется, он действительно начинал понимать мотив и цель поисков. И это пугало его.

-- Мне ведь не стоит объяснять вам, лорд Уэйд, что никто не должен знать о вашем визите в монастырь?

-- Конечно.

-- Конни, она ведь не могла бы со мной так поступить? -- король с надеждой взглянул на друга, но тот лишь почтительно склонился в ответ:

-- Я выясню все, что только возможно, ваше величество.

Вот только отъезд в монастырь канцлеру пришлось на пару дней отложить…

Глава 43. Огненный Дух Великого Волка

Тяжелые переживания у нее всегда заканчивались болезнью. Вот и теперь после событий последних дней у Вайолет начался жар. Она пролежала два дня, мучаясь дурнотой, головной болью и унынием.

Это утро началось с солнечных лучей, заливающих комнату, словно уже наступила весна.

Лорд Уэйд, одетый в мягкий домашний камзол, полулежал на кровати дочери, опираясь спиной на гору мягких подушек. Вайолет, в ночной рубашке, устроилась рядом, положив голову ему на плечо. Поддержка отца всегда помогала ей обрести душевное равновесие. Рядом с ним все невзгоды казались лишь дурным сном, и девушка расцветала, становясь снова собой.

На маленьком столике у ее кровати дымился горячий ягодный отвар, а во всевозможных розетках и тарелочках лежали вперемешку лекарства и угощения: мед, засахаренный имбирь, мятные конфеты, лавандовые растирания, сваренные с сахаром персики и горячие булочки с мармеладом.

Устроившись на плече отца, девушка улыбалась, а канцлер продолжал:

-- ...а потом мы поедем с тобой в путешествие. Побываем в столице. Обновим твой гардероб. Посетим настоящий театр. Объедем все Восточные земли с их чудесами. Потом, если захочешь, двинемся на юг. Увидим много интересного, посетим знаменитые горячие источники...

Вайолет мечтательно улыбалась, слушая отца. Сейчас он совершенно не походил на себя делового и официального. Таким домашним, с мягкой улыбкой на лице, она его обожала.

-- Знаешь, кто приглашает нас в гости? -- он потянулся и взял со столика распечатанное письмо, припрятанное за тарелкой со сладостями.

-- Кто? Надеюсь, не тетушка Паола?

-- Погоди-ка... -- отец достал очки...

Вайолет засмеялась.

-- Обожаю, когда ты их надеваешь. Ты такой смешной...

Канцлер, подавив улыбку, прокашялся.

"Моя дорогая кузина Фиалочка! Я снова надеюсь, что вы посетите нас этим летом."

-- О, да! Фиалочка! Это Улли пишет! -- Вайолет завертелась, смеясь и усаживаясь поудобнее, а отец продолжал, довольный произведенным эффектом.

"Спешу вас обрадовать, что за этот год я подрос ещё на пару дюймов и стал ростом с вашего отца. Или даже выше".

-- Врёт, он мне по плечо был четыре года назад! – не удержалась от замечания девушка.

"Бегаю я теперь так быстро, что обгоняю любого самого напуганного цыпленка в нашем хозяйстве, а еще кота Лакомку и даже дворового пса Пула".

-- Он что, со скотиной на перегонки бегает? Представляю! -- фыркнула Вайолет.

"А мечом я с лёгкостью перерубаю полено на заднем дворе..."

Тут Вайолет прикрыла лицо рукой, неприлично давясь беззвучным хохотом.

Канцлер смеялся до слез, не в силах продолжать читать.

-- Папа... полено на заднем дворе, представь только...

Канцлер снял очки и обнял дочь, вдруг перестав смеяться. Но только на мгновенье.

Через минуту они снова уже хохотали, читая послание от друга детства Вайолет.

-- Представляешь, тетя Паола прочила тем летом мне его в женихи!

Успокоившись, Вайолет расправила волосы и потянулась за ягодным отваром.

-- Признайся, папа, ты сам написал это письмо!

-- Я?! Прости, но до полена я бы не додумался. Это все твой дружок Улли. Он гостил у нас, когда тебе было... лет четырнадцать? Запомнил я то лето! Что вы вдвоем вытворяли с этим... рыжим...

Канцлер спрятал очки и сложил листок, усмехнувшись.

-- Папа, поедем сейчас? -- с надеждой посмотрела на него дочь.

Отец только вздохнул.

-- Дороги замело, куда зимой мы поедем? Давай весной?

-- Давай! -- охотно согласилась дочь, снова устраивая возню на постели: то укладываясь, то поправляя подушки, то протягивая руку за горячей булочкой, как это обычно бывает, когда плохое самочувствие ушло, и ты наслаждаешься прекрасным утром, вниманием и заботой близкого человека.

Вайолет поудобнее устроилась на подушках, откусывая мягкое тесто и капая на белоснежную рубашку горячей мармеладной начинкой.

-- Ай…

Канцлер смотрел на нее с невыразимой нежностью.

-- Боги, ты ещё такой ребенок, доченька! Ну куда, куда тебе замуж?! Тебе бы ещё в куклы играть!

-- Ага, -- согласно кивнула дочь, запихивая булочку в рот, -- Я б не отказалась! В миленькие такие куклы!

И она покачала на руках воображаемого ребенка.

-- Вайолет! Не пугай меня, -- и он притянул к себе свою плутовку, у которой из-под упавших на лицо волос хитро поглядывал на него озорной любимый голубой глаз.

Вайолет с готовностью обняла отца, убрала волосы с лица и погладила его по голове.

Почему-то ей вдруг стало его жаль. Она столько нервов ему вымотала! Да уж... И эти седые волосы -- ее "заслуга".

-- Папа, -- она с умилением взяла пальцами седую прядку, -- почему ты не покрасишь волосы?

-- О, Боги... -- канцлер снова рассмеялся, -- этого ещё не хватало!

-- Папа, если хочешь, можешь жениться...

Отец прикрыл глаза рукой. Теперь ему предстояло вынести прилив дочерней любви.

--- Жениться? На ком!

-- Не знаю...На Жози?

-- Ох, бедная Жози! Вайолет! -- канцлер выпутался из объятий дочери, которую развезло на обнимашки, и встал с постели.

-- Я вижу, тебе лучше.

-- Да, --- но Вайолет не собиралась так легко отпускать отца. Она похлопала рукой рядом по постели, -- папа, иди сюда. Мне надо ещё поговорит с тобой.

Граф послушно сел рядом, с опаской глядя на дочь.

-- Папа, почему мы не живем с Волками? У них ведь признают полукровок. Младший сын короля Эмерхарда, принц Лисандр -- полукровка. И его сестры-принцессы тоже.

-- Потому что мы выросли здесь, в другой вере и других обычаях. Наш дом тут. Их законы чужды нам.

-- А вот я чувствую, что все там прямо для меня! Мне нравятся их законы -- они честнее! Знаешь, что бы я сделала, будь я на месте короля Эмерхарда? -- Вайолет вскочила и уселась на кровати поудобнее, -- Я бы открыла у волков в Северных пустошах... их собственный первый университет! И сделала бы его самым лучшим на континенте. Собрала бы известных учёных, которых у нас не признают, даже изгоняют за их смелые теории! Северные пустоши воссияли бы яркой звездой!

А ещё я бы отреставрировала заброшенную Ледяную бухту. И построила бы огромный порт, где стоял бы мой флот.

-- Флот? Где бы ты взяла корабли?

-- Недра Северных пустошей наверняка полны драгоценных камней и металлов. Я вступила бы в альянс с Морским королем и купила бы у него лучшие корабли.

А потом бы отправилась на этих кораблях…

Отец смотрел на нее с нежной печалью.

-- Тише, тише, успокойся, -- Конрад уложил дочь в постель. -- Отдохни, дорогая. Тебе вредно так переживать, снова станет плохо.

Он вздохнул, поправляя ее одеяло.

-- Ты прямо как я в молодости. Тоже сил было некуда девать. Как вспомню, такую дичь творил...

-- Дичь? Ты?! -- Вайолет едва на кровати не подскочила. -- Ты же такой правильный и выдержанный!

-- Это теперь. Жизнь научила. А по молодости... В нас с тобой течет кровь Волков, а она очень горячая. Они страстно любят и также страстно ненавидят. Поэтому все Волки из королевского рода носят охлаждающий камень – редкий голубой топаз. Чтобы править, нужно успокоить сердце и освободить разум. Принц Деймонд имеет венец с огромным топазом. Король Эмерхард приказал врезать топаз в рукоять своего меча.

-- Папа, а твое кольцо?

-- Мое кольцо раньше принадлежало старшему брату короля Эмерхарда, принцу Дэгейлу. Он…погиб молодым, -- Конрад привычным движением коснулся камня на перстне.

Вайолет примолкла. Так вот кто ее таинственный дед!

-- Но даже с охлаждающим камнем мне иногда сложно справляться с огненным Духом Великого Волка в моей крови. Стыдно признаться, но в юности, пока не надел кольцо, я был нетерпимым, несдержанным и злым на язык. И потом на себе испытал, как люди могут быть злопамятны. Особенно женщины.

Представляешь, мы с твоей матерью в нашу первую ночь до того рассорились, что надавали друг другу пощечин!

Вайолет замерла, боясь спугнуть откровения отца.

-- И?

Граф вздохнул, понимая, что теперь придется что-то объяснять дочери. Спокойно и тихо он начал свой рассказ.

-- Понимаешь, я тоже очень хотел учиться в университете. Это была моя самая большая мечта. Гуго знал об этом и поставил условие: я женюсь, заводу наследника и убираюсь на все четыре стороны, куда пожелаю. Я опрометчиво согласился.

Конрад остановился, чтобы собраться с мыслями.

-- Я всегда боялся ранить тебя рассказом о твоей матери...

-- Ничего, я сильная. Продолжай.

-- Ее выбрал для меня мой отец. Она не была плохой женщиной, просто... мы не подходили друг другу совершенно. Ни по возрасту, ни по интеллекту, ни по каким-либо вообще критериям. Она была из старинного рода, имела хорошее приданое и была старше меня на 15 лет, а мне было...столько, сколько тебе сейчас.

Он снова тяжело вздохнул.

-- Не так я представлял себе супружескую жизнь. В этом возрасте нужно вступать в брак по любви... Всегда нужно по любви...

-- А вы не любили друг друга, -- сделала закономерный вывод дочь.

-- Да. Терпеть друг друга не могли. Поэтому я никогда не заставлю тебя выйти замуж за нелюбимого. Это отвратительно.

Он больше ничего не хотел добавить. Тогда дочь спросила:

-- А как умерла моя мама.

-- Умерла? Она жива и здорова. Живёт в Западных землях с человеком, который ей по сердцу.

Канцлер внимательно рассматривал свое кольцо, а Вайолет переваривала услышанное.

-- Бросила нас?

-- Когда я учился, а Гуго умер, она сбежала.

Коротко взглянув на дочь, канцлер закрыл лицо руками.

-- Боги, не то, не так и не в такой момент я хотел рассказать тебе о матери. Лучше бы уж молчал!

Но Вайолет села в постели и обняла отца.

-- Не переживай. Не нужна она нам. Мы и вдвоем неплохо живём, правда? И никто нам больше не нужен...

Глава 44. Свидание под мандариновым деревом

Стеклянная фигурная крыша зимнего сада напоминала вычурную клетку для певчих птиц. Собственно, именно такая клетка и стала вдохновением для зодчего, сотворившего это чудо.

Солнце ярко светило сквозь стекла купола, освещая и наполняя жизнью заросли экзотических пальм, стройные ряды лимонов и мандаринов, увешанных плодами, старый кипарис, островок олив и инжиров. Под зеленью деревьев расцветали пышным цветом гибискусы и азалии, камелии и олеандры.

Большая часть птиц была размещена в вольерах, но некоторые спокойно обитали на воле, перелетая с дерева на дерево под стеклянными сводами на фоне голубого неба. И если не смотреть за окна на снежные поля, то могло показаться, что во всей природе сейчас летняя пора.

Эмбер сидела на скамейке под мандариновым деревом и взволнованно расправляла на коленях складки своего нарядного платья, украшенного изящной золотой вышивкой и розовым жемчугом.

Сегодня Аллард назначил ей встречу в зимнем саду, на скамье под мандариновым деревом.

Когда короля перевели выздоравливать в его личные покои, первые дни он избегал встреч с королевой. Вероятно, не хотел, чтобы она видела его слабым, лежащим в постели. Знал бы он, что именно Эмбер ухаживала за ним в самый тяжёлый период болезни!

Но зато, как только он смог твердо стоять на ногах, тут же пожелал ее видеть.

Мысли девушки лихорадочно носились в голове, пока она пыталась сквозь истошный птичий щебет расслышать шаги своего супруга.

Она волновалась так, словно ее пригласили на любовное свидание.

"Это всего лишь дружеская встреча," -- уговаривала она себя, пытаясь согреть холодные бледные пальцы, но глупое сердце почему-то отчаянно колотилось в груди, а ноги становились ватными.

Вдруг перед ней порхнул крупный белый попугай.

Усевшись на деревянную жердь, он внимательно уставился на девушку. Только теперь королева заметила около скамейки специальную перекладину на высокой ножке.

Попугай был белоснежным, с розоватым хохолком и кораллового цвета лапками. Раньше Эмбер никогда не видела экзотических птиц, да ещё так близко!

А попугай терпеливо ждал чего-то, с любопытством рассматривая недогадливую гостью и вдруг выдал: «Дай!». Да так громко, то королева едва не подскочила.

-- Он ждёт орешка, -- послышался знакомый голос совсем рядом.

Девушка вздрогнула и от волнения вскочила со скамейки.

Король был одет настолько просто, что его можно было принять за садовника. Эмбер даже припомнила слова Метти о том, что его величество любил сам работать в саду и ухаживать за растениями. А удивительных птиц привозил из дальних поездок и лично выхаживал.

Аллард опустил руку в карман, достал оттуда несколько лесных орехов и вложил их в ладонь Эмбер.

Та протянула лакомство птице, но от волнения ее пальцы дрожали, и пара орехов выскользнула, укатившись в цветы.

-- Простите...

Он нежно взял ее ручки в свои, согревая их большими горячими ладонями.

--Что с тобой? Ты вся дрожишь.

А она вдруг упала перед ним на колени, прижимаясь губами к его рукам:

--Вам лучше, лучше!

Аллард никогда не поощрял показного преклонения и не любил пустого возвеличивания. Но этот искренний порыв неожиданно глубоко тронул его.

Конечно же, он сразу поднял девушку. А она, уткнувшись лицом в его грудь, засопела, торопливо вытирая отчего-то набежавшие слезы. Слишком переволновалась. И не только перед сегодняшним свиданием. Тяжелые переживания последних дней вдруг отступили, давая место облегчению. Бремя ответственности свалилось с плеч, пришла легкость, а с ней и слезы радости.

Он усадил ее на скамью и сел рядом. Взял в ладони вдруг порозовевшее нежное личико.

-- Ну что ты? Голубушка, неужели плачешь?!

А она, больше чтобы успокоить его, засмеялась.

-- Нет! Я радуюсь. Вы здоровы.

Он улыбнулся и неожиданно сказал, прищурившись.

-- Здоров, и благодарить нужно не только лекаря.

«Неужели он помнит, как я ухаживала за ним?» Как Эмбер ни пыталась скрыть, что смущена, но на воре ведь и шапка горит, а притворяться она совсем не умела. Хотя нет, умела конечно, и очень искусно! Но не при нем, не под его взглядом. И девушка покраснела, словно ее уличили в чем-то.

И Аллард тут же догадался, что не почудилось ему тогда ее присутствие, ее шепот, ее руки и дыхание на лице. И сердце его встрепенулось, словно сбросил он много лет со своих плеч долой. В порыве благодарности обхватил он ее и прижал к груди. Да так крепко, как мог бы прижать только супруг. У Эмбер даже дух перехватило. Голова сама запрокинулась, а губы раскрылись для поцелуя.

И он уже невольно склонился к ним, дышал ее дыханием. И голова у обоих закружилась…

Но поцеловать не посмел. С сожалением вздохнул, глядя на трепетные розовые губки, так доверчиво потянувшиеся к нему. Нет, он не повторит того, что случилось с ними в ночь Зимней сказки, когда в темной спальне он позволил себе целовать ее. Длить, и длить, и длить тот безумный, нереальный, словно приснившийся сказочный поцелуй.

Ослабил объятья, уложил вдруг поникшую головку к себе на плечо, и прижался щекой к ее волосам.

Когда Аллард принимал решение жениться, не думал он, что так тяжело будет ему решиться прикоснуться к молодости. Пока не видел и не знал жены, все казалось просто. Да и телом он был еще крепок, стать действительно жене своей супругом вполне бы мог. Но когда реальная Эмбер доверчиво смотрела на него своими янтарными чистыми глазами, он вдруг почувствовал себя… слишком старым для нее.

Как огромный замшелый дуб вдруг задумается о прожитой долгой жизни, когда утром на его обломанную ветку сядет молоденькая птичка, только родившаяся этой весной. Вот так сядет птичка, почистит свои перышки, чирикнет, возможно даже споет песенку, и улетит.

И тут совсем ни кстати вспомнился вдруг Алларду мальчик Дари. Его солнечные золотые волосы, молодая чистая юная кожа, на которой время еще не оставило шрамы и борозды.

И тяжесть осознания вдруг навалилась на грудь короля. И тут же солнце, светившее в сад через купол, вдруг потухло, спрятавшись за молодое облачко.

А девушка, ничего не подозревая, улыбалась, с упоением лежа на любимом плече. Ее ручка покоилась на его груди, пальчики перебирали бархатистую ткань.

И вдруг движения пальцев сложились в узор его шрамов. Неосознанно повторили, словно заученную вышивку, нити переплетения Судьбы со Смертью. Каждый раз там, на той ужасной постели, Эмбер испытывала трепет, прикасаясь к этим отметинам. И вот теперь испытала его снова. И, словно тогда, проследила путь пальцев губами, отдавая дань тяжелому пути жизни, дань восторга и преклонения.

Никогда не думала она, что ей захочется ласкать мужчину. Гладить, согревать, дарить свою нежность. В те страшные ночи, когда полубезумный жестокий отец врывался к ней пьяный, он обучил ее языку, истинное значение которого она поняла лишь теперь. Словно ученик, изучивший азбуку, вдруг понял истинный смысл ненавистных текстов, которые его принуждали читать.

А истинный смысл заключался в любви. Наполненный любовью, этот отвратительный язык становился волшебно прекрасным. И смысл этот открылся Эмбер так внезапно, что она вдруг замерла, пронизанная странным острым желанием.

Аллард не мог не заметить, что за узоры чертила королева у него на груди. И так сладко и больно стало ему вдруг. И на миг показалось, что счастье возможно.

Невольно прижал он ее ладошку к своим губам. И поцелуй этот был все-таки горячее, чем должен быть отеческий поцелуй. Горячее, дольше и нежнее. И вдруг Аллард почувствовал, что один пальчик ее прошелся по его губам. Одним легким касанием погладил губы и скользнул в рот, на мгновение коснувшись языка.

Король с удивлением взглянул на девушку, а она вдруг провела повлажневшим пальцем по своим губам и посмотрела на него незнакомым, глубоким взглядом.

Аллард испытал двоякое чувство. Его одновременно обдало жаром и холодом. Жаром, потому что то, что она сделала, было слишком откровенно. И холодом оттого, что эта откровенность не порадовала его.

Если бы он знал, откуда взялась эта откровенность, то обычно терпимый король лично бы поехал в замок Виго и разорвал бы Ивэла Тенебра на куски.

Но перед воображением короля снова встал золотоволосый мальчик Дари, и глаза короля стали грустными.

А Эмбер испугалась, заметив в нем эту перемену.

-- Простите, я огорчила вас?

Король отпустил ее и немного отсел на лавочке.

-- Я давно должен был поговорить с вами, дорогая Эмбер…

Какое-то время он собирался с мыслями, а королева хранила молчание. Она догадалась, о чем пойдет речь. Она и вправду безумна, если считала, что он простит ей этого ребенка. Да и можно ли это простить?

Королева молча ждала, что он скажет.

-- Не буду вас мучить, спрошу только главное. Любите ли вы отца вашего ребенка? Хотели бы вы прожить с ним свою жизнь? Если да, то я освобожу вас от обета, подарю замок и вы уедете вместе…

-- Нет, нет! Это была ужасная ошибка! Я сделала это нарочно, ослепленная злобой! Я его не люблю, не желаю знать! – Эмбер снова упала перед ним на землю, обнимая его колени, -- я так виновата! Я знаю, вы не простите, не сможете простить! Только позвольте быть около вас, пусть не женой, вашей служанкой! Я люблю вас! Люблю только вас!

Аллард тут же поднял ее с колен, притянул к себе, пытаясь остановить нежностью этот поток бессвязных речей и горьких слез.

-- Боги, тише, что ты говоришь… Не плачь! Не нужно плакать. Я тоже…тоже люблю тебя. И люблю нашу девочку, -- он осторожно положил руку на округляющийся живот и королева мгновенно притихла.

-- Девочку? – осторожно переспросила она после паузы.

Аллард мечтательно улыбнулся.

-- Знаешь, во время болезни мне приснился удивительный сон. Я увидел нашу дочь. Она сидела на моей постели и улыбалась мне. Солнце играло в ее золотых волосах, а присутствие девочки согревало меня. Она коснулась моей руки, и болезнь отступила.

На словах про золотые волосы Эмбер заметно напряглась, но ничего не сказала. Потом внимательно взглянула ему в глаза и спросила.

-- Ты меня прощаешь?

-- Никогда и не сердился. Не мне тебя судить.

-- И любишь? – серьезно спросила она, что-то прикидывая в голове.

-- Да…

Не успел произнести заветное слово, как королева, обхватив его шею руки, прильнула губами к его губам, целуя умело и страстно. Он почти испугался. Не поцелуя, а своих чувств. Хотел отстраниться, но она не позволила.

А попугай нашел в цветах последний орешек, вернулся на свою перекладину и стал деловито прохаживаться по ней, поглядывая на целующихся. Возможно, он и сказал бы сейчас что-то очень умное, но клюв был орешком занят.

Глава 45. Лед и солнечные блики

На следующий день в зимнем саду королева устроила посиделки для придворных дам. Она желала поближе с ними познакомиться, а также порадовать их после тяжелых дней карантина и изоляции.

Вокруг фонтана поставили лавки с подушками, столики с напитками и изысканными сладостями. Среди цветов под деревьями расселись музыканты. Пригласили красавца-факира, завораживающего своими экзотическими танцами и показывающего чудесные трюки. Все женщины смотрели представление, угощались и болтали.

Леди Вайолет совершенно не хотела идти на этот праздник. Кроме того, что придется выслушивать этих глупых трещоток, так еще и сидеть, как на блюдечке, перед капитаном Рендалом, чтобы он от нее нос воротил.

Однако отец ее уехал по поручению короля, и Вайолет, чтобы избавиться от чувства одиночества, все-таки решилась откликнуться на приглашение королевы.

Но все оказалось не так страшно, как она себе нафантазировала. В саду было невероятно красиво, дамы любезничали друг с другом, музыка была негромкой и приятной, факир – умелым, а капитан Рендал стоял так далеко, что почти терялся за деревьями.

Вайолет спокойно уселась в сторонке с книгой в руках, то опуская глаза в нее, то поднимая их и рассматривая все вокруг, в том числе и стражу, что стояла у дверей сада. Сегодня она выбрала в библиотеке отца книгу с мудрыми изречениями, изложенными в стихах. И действительно, зачем ломать голову, мучиться над проблемами, если на то есть мудрецы, у которых найдешь ответы на все вопросы.

"Не тот твой друг, кто за столом с тобою пьет,

(тут леди покосилась на хохочущих рядом дам)

а кто в несчастии любом на выручку придет.

Кто руку твердую подаст, избавит от тревог.

И даже вида не подаст, что он тебе помог."

Вайолет рассмотрела красивую закладку с мифическим драконом -- символом мудрости.

Есть ли у нее такой друг? Конечно. Это папа. И даже вида не подаст, что он тебе помог... Милый папочка!

Капитан выглядел неважно. А вот если бы он позволил, как бы нежно она его утешила, как бы заботилась о нем. Сестре, видимо, не до него, он теперь совершенно один...

Вайолет вздохнула и снова опустила глаза в книгу.

"Один не разберет, чем пахнут розы.

Другой из горьких трав добудет мед.

Дай хлеба одному -- на век запомнит.

Другому жизнь пожертвуй -- не поймет."

Вайолет задумалась.

А капитан Рендал стоял у дверей сада вместе с другими стражниками. Рассматривать дам было неприлично, и капитан не смотрел в их сторону. Особенно он не смотрел в сторону графини Найтингейл. Вот только почему она последнее время такая невеселая? Не может же быть, чтобы это было связано с ним? Обиделась? Скучает? Ждет от него внимания? Плохо себя чувствует? Два дня ее не было видно на утренней молитве. Болела? Он смотрел, как изящно подпирает графиня белой ручкой голову, как красиво волосы, заплетенные на висках в косы, падают на плечи. Платье струилось по ее грациозному телу легкой бледно-голубой волной -- ее любимый цвет.

Последнее время он часто видит ее с книгой. Она читает. Что она там читает все время?! После их ночного свидания капитан опасался, что теперь графиня будет еще больше донимать его своим вниманием, но нет. Совершенно с ним не общается, только иногда посмотрит печально и все. Самое удивительное, оказалось, что ему не хватает разговоров с ней и ее внимания. Вот вроде бы он его совсем не хотел, а теперь ему как-то... пусто без нее. И что это значит? Значит ли это, что…

-- Да, хороша, -- вздохнул рядом кто-то, и Эмиль вздрогнул. Рыжеволосый стражник с мечтательной улыбкой рассматривал его Вайолет. Просто пялился на нее бесстыдно. Ощупывая взглядом знатока ее фигуру, оценивал формы. И что-то там себе фантазировал, паршивец.

-- Эй, -- Рендал толкнул его в плечо, и парень очнулся, -- не смей пялиться на дам. Ты на посту, -- тихо, но строго отчитал его командир.

-- Я не пялился.

-- Пялился.

-- Простите, командир. Это я просто замечтался.

Эмиль глянул на графиню. Луч солнца упал на ее волосы и позолотил плечи.

У капитана Рендала была постыдная тайна.

Каждую ночь проклятая ведьма искушала его, пробираясь кошкой в его сны и в его постель. Несмотря на молитвы и увещевания, оказавшись в его объятиях, она оборачивалась нагой обольстительной женщиной, и он снова и снова не мог перед ней устоять. Он умолял оставить его, но она была безжалостна, подвергая его сладким пыткам, заставляя делать ей больно и мучить, не отпуская до утра. А под утро он уже сам умолял ее не покидать его. Но раз за разом просыпался в постели один. Сгорал от стыда и ненавидел себя за свою слабость.

От мучительных и жарких воспоминаний сердце заколотилось в груди.

-- Вы сами пялитесь на дам, капитан, -- широко улыбнулся рыжий парень, и все его веснушки весело заплясали у него на лице, подсмеиваясь над Эмилем. Парень был симпатичный, крепкий, сразу видно, что деревенский, пышущий здоровьем и молодостью.

-- Не на дам. На одну даму. И смотрел совсем недолго.

-- А, ну, недолго -- можно.

-- Прикуси язык, Лэнс.

-- Понял, -- еще шире улыбнулся стражник. -- Капитан, разрешите дать вам один совет?

-- Что?!

Но парень по-дружески к нему наклонился, и в его зеленых глазах вспыхнули солнечные блики.

-- Уж больно вы грозно смотрите на нее. Вы... знаете, что? вы ей... улыбнитесь.

-- Чего?! -- Эмиль от возмущения слов не находил, а парень, как бывалый сердцеед, продолжал свой урок.

-- Да-да. Просто улыбнитесь. И увидите, что будет, -- он снова сверкнул зелеными глазами, многозначительно кивнул и солнечно улыбнулся Эмилю. Тот посмотрел на его улыбку, молча моргая, и ему вдруг стало очень грустно. Он ведь вот так не умеет. Улыбаться от всего сердца. Да и умеет ли улыбаться вообще?

-- Улыбка, капитан, творит чудеса.

Эмиль тяжело сглотнул и опустил глаза.

-- Что за глупости...

-- Совсем не глупости. А еще...как-нибудь...ну... при случае... скажите ей, что она самая красивая. Женщины это очень любят. Немудрено, но эффективно.

-- Слушай, Лэнс. Рот бы ты закрыл, -- как-то без особого энтузиазма бросил подчиненному Эмиль.

-- Простите. Просто смотреть больно, как вы изводитесь. А женщины, они...

-- Просил же, помолчи...

--...душу лечат. Как же вы без женщины? Вот на вас лица и нету. И на меня посмотрите...

Эмиль невольно взглянул в лицо рыжего парня. Оно и правда излучало довольство, словно у кота, систематически лакомящегося сметаной.

-- Ты меня учить вздумал? Что ты в женщинах понимаешь?

-- Простите, капитан, но побольше уж, чем вы. Конечно, устоять перед графиней -- это мощно, не поспоришь. Я бы так не смог, не выдержал. Я бы... -- и парень снова бросил жаркий взгляд на склонившуюся над книгой Вайолет. Тут Эмиль понял, что еще капля, и он просто убьет молодого красавчика, просто душу из него вытрясет.

-- Глаза убрал, паршивец, слышишь, что говорю? -- зашипел на него Эмиль.

-- Ого! Да вы…того… вы огонь, капитан. Только вы уж смотрите, как у вас до главного-то дойдет, не оплошайте.

-- Ты чего мелишь?!

-- А? Да я не о том…Вы, капитан, как огонь, потому смотрите, подарочком ее не наградите…

-- Чего!?

-- Конечно это напрягает, постоянно себя контролировать, но… привыкаешь. Потому что, если женщина вам доверилась, иначе нельзя. Иначе скверно получится.

-- Что получится? Ты о чем?

-- Ну, какой же вы… подарочком не наградите, говорю! -- и парень, быстро оглядевшись, изобразил рукой большой живот.

Эмиль даже вздрогнул от этого жеста. Он совершенно об этом не думал. Ни в ту их первую ночь, ни во все последующие, воображаемые ночи.

-- Ну, так оно сразу не бывает, -- опустил глаза командир, чувствуя, как жаром наливаются щеки.

-- Эх, капитан, -- вздохнул рыжий паренек, -- не скажите. Вот так вот оно как раз и бывает. Когда и не ждешь.

-- Хватит врать, -- буркнул Эмиль, а сам уставился на Вайолет совершенно другими газами. Он никогда не думал о детях. Вообще не представлял даже, что у него они тоже могут быть когда-то. Он ведь не собирался жениться. Тем более любовником становиться не собирался. И вот все же стал…

Он тяжело вздохнул и снова бросил взгляд на графиню. Она сидела такая красивая и безмятежная. А что, если… Да нет! И откуда на его голову взялся этот рыжий?!

А леди Вайолет и не подозревала о том, что где-то у дверей о ней ведут разговоры двое мужчин.

Она прилежно перелистнула страницу мудрых изречений и прочла:

"Ты не ищи любви, где нет ответа.

В любви есть двое. Нет других сюжетов."

Это изречение повергло ее в уныние, около губ появилась горькая складка, и она закрыла книгу. Хватит с нее мудрости на сегодня.

Она поднялась, извинилась перед королевой и попросила разрешения удалиться к себе. Получив благосклонный ответ, пошла к выходу из сада, не поднимая на стражу взгляда, старательно рассматривая тропинку у себя под ногами.

Но, проходя мимо стражников, все-таки не сдержалась и бросила короткий взгляд на любимого. Как всегда в последнее время -- печальный.

И их взгляды встретились. И он не отвел глаз. Нет, он не улыбнулся. Потому что не умел. И в его глазах не заиграли солнечные блики, как у рыжеволосого товарища. Он смотрел темным тяжелым взглядом, так похожим на взгляд отца. Но у Вайолет едва не подкосились ноги. Она не могла поверить! Он смотрит ей в глаза, не отводит взгляд?! Это что-то значит? Ну, скорее, мудрецы, ответьте, это что-то значит?!

"Кто предал раз, предаст тебя и дважды," -- совсем некстати ответили мудрецы.

Леди покинула сад.

Пошла по обледенелому балкону галереи, зябко поводя плечами. Она забыла свой плащ в саду. Вернуться? Ну, нет! Снова идти мимо Рендала? Нет уж, спасибо!

И вдруг за ее спиной послышались шаги.

Твердые, решительные, разбивающие лед каблуками. Кто это?

Графиня насторожилась. Этот кто-то вышел из зимнего сада. Это мужчина. Стражник. Но они ведь не уходят с постов?! Это кто-то, кто пошел за ней! Кто-то, кто не отвел взгляд!

Она невольно замедлила шаг, ее затрясло от холода и нервного напряжения.

Неужели он пошел за ней?! Сначала не отвел взгляд, а теперь еще и покинул ради нее пост! Ему это было нелегко: дисциплина, чувство долга, гордость, наконец. Но он решился! Переступил через свои принципы из-за нее! Да ради такого мужчины можно пойти на что угодно!

"Кто предал раз, предаст тебя и дважды," -- голоса мудрецов утонули в восторженном гомоне ошалевших мыслей.

Она не выдержала и обернулась. К ней приближался капитан Рендал. Его взгляд был холодным, а в руках он держал ее плащ.

Он подошел и накинул плащ ей на плечи. Сказал что-то казенным голосом, но в голове шумело, и она не расслышала. А потом капитан развернулся и пошел обратно в зимний сад. Все дальше и дальше. И, конечно, не обернулся.

-- Как же я тебя ненавижу!!! -- она крикнула так, что где-то в парке вспорхнули птицы.

Правда? Неужели это она так кричала? Вайолет задумчиво смотрела на себя словно со стороны.

Он обернулся.

Он стремительно приближается к ней.

В его лице угроза, она вся сжалась внутри. Но не показала страха и словно нарочно еще сильнее распрямилась. Она его не боится!

Подскочив, капитан схватил ее за плечи и кинул к стене. Она больно ударилась о ледяные камни, защитил именно плащ.

А он прижал ее плечи к оледенелым камням и крикнул ей в лицо

-- Это я, я вас ненавижу! Я ненавижу!!!

Его лицо исказилось то ли от боли, то ли от злобы. Он больно сжимал ее плечи и раз за разом в беспамятстве бил ее спиной о ледяные камни.

И тут капитан понял, почему палачи убивают своих жертв. Потому что те вот так на них смотрят. Прямо в глаза, без тени страха, смотрят прямо в душу. Испепеляют душу своим пронизывающим до самого нутра взглядом.

Но он тоже не отвел взгляда. Буравил ее черными, полными мрака глазами. Казалось, глядя друг другу в глаза, они поглощают души друг друга.

Но этого ему оказалось мало. Он обхватил ее лицо ладонями и приблизил свои глаза к ее глазам. Уперся лбом в ее лоб.

И вдруг словно обессилел, руки его задрожали, и он закрыл глаза.

-- Птица со сломанными крыльями летать не может. Очень больно… -- прохрипел он, -- отпусти меня, пожалуйста. Отпусти или убей…

-- Отпускаю, -- шепнула она ему в губы.

-- Спасибо…

И он разжал ладони. Отстранился и наугад двинулся обратно на пост. Двери зимнего сада захлопнулись.

А она медленно сползла по стене, глядя в зимнее стылое небо.

Глава 46. Муж и жена

В зале для торжеств Дари помогал развешивать еловые гирлянды, перевязанные красными лентами. В воздухе пахло хвоей. Другие слуги покрывали красными скатертями длинные пиршественные столы, укрепляли балдахин над почетными местами для королевской четы и новобрачных.

Завтра соединят себя брачными узами лекарь Лефрен и госпожа Фалина Дрейк. Дари о такой свадьбе даже не мечтать.

Юноша был стройным и гибким, ловким, поэтому всегда работал вверху на лестницах.

-- Дари!!! -- мажордом Брукс всплеснул руками, -- слезай сейчас же! Если ты расшибешься, его величество мне голову снимет с плеч!

Дари спустился, чувствуя себя неловко под завистливыми взглядами и недобрыми ухмылками бывших друзей. Уже весь замок знал, что король завел себе любимчика. У мальчика появилась отдельная комната, симпатичная одежда и серьезные послабления.

-- И чем мне заняться?

-- Иди, иди, отдохни. Хочешь, помоги посуду расставлять. Нет! Ещё упадешь и порежешься!

Дари закатил глаза.

Его величество с улыбкой наблюдал за приготовлениями к свадьбе из смотрового окошка под потолком.

Сегодня Аллард чувствовал себя так, словно он снова ребенок, и вот-вот наступит день его рождения: вокруг царит радостная суета, коридоры и залы украшают флагами, а с кухни даже через закрытые окна доносятся соблазнительные запахи. Все вокруг ходят с заговорческим видом, а в потайной комнате его уже ожидают удивительные подарки. Он дажесо вздохом припомнил огромного деревянного самоходного коня, подаренного ему на восьмилетие.

Вот только сегодня он на сорок лет старше и впереди не день его рождения, а две свадьбы. Две, потому что выходит замуж не только племянница. Король тоже решил обвенчаться со своей возлюбленной Эмбер. Она стояла под венцом с Бергансой, а теперь будет венчаться с ним. Не положено венчаться дважды? Но он король, и он так решил.

Две юных красавицы симметрично повернулись, демонстрируя его величеству уже законченные, богато украшенные и превосходно исполненные подвенечные платя. Конечно, перед ним стояли не Фалина и Эмбер. Благородные дамы никогда не тратили своего времени на многочасовые примерки у портного. За них это традиционно делали служанки, имеющие рост и параметры в точности, как у их хозяек. Но девушкам такой труд был не в тягость. Платили за него неплохо, да ещё и невеста обычно одаривала на радостях драгоценным кольцом или щедро отсыпала золотых монет. Да и примета хорошая. Первой надеть подвенечное платье госпожи -- к скорой счастливой свадьбе, ну, или хотя бы к деньгам.

Обе "невесты" скромно поступили взор и приняли следующую элегантную позу.

Платье Фалины было как яркий зимний день -- голубое с белым, усыпанное жемчугом и украшенное серебряной вышивкой. В этом платье она будет похожа на фею зимы, ведь серебристый и голубой очень идут к холодному оттенку ее светлых волос.

Полюбовавшись, Аллард перевел взгляд на второе платье.

Золотое, украшенное алмазами. Золотая лилия, не иначе! Его драгоценная красавица Эмбер будет сверкать ярче звёзд на небе!

Сначала король хотел устроить обе свадьбы в один день, но потом передумал. Каждая невеста должна чувствовать себя в день своей свадьбы центром мироздания. Он не будет красть праздник у Фалины, обесценивать его вниманием к своей персоне. Пусть это будет только ее день.

У Алларда всегда болело за нее сердце. Он чувствовал свою вину и ответственность. И как же он был рад тому, что все так удачно разрешилось.

А с Эмбер они устроят себе праздник чуть позже.

Эмбер... Даже от одного имени сладко сжималось сердце. Все последние дни они с ней, будто юнцы, искали уединения, чтобы прикоснуться друг к другу, взяться за руки или нежно поцеловаться.

Да, для всех она была его супругой, но Аллард не хотел ее торопить. Слишком молода. Слишком страшно сломать нежный цветок влюбленности, что взошел вдруг в ее истерзанной душе. И он аккуратно и неторопливо, с любовью лелеял только-только распускающееся чувство. Ему было и страшно, и сладко осознавать, какими влюблёнными глазами эта юная девушка смотрит на него. Нельзя спугнуть или сломать, нельзя спешить.

Король поднялся.

-- Хороши, -- улыбнулся он и вложил в ладошку каждой девушки по золотой монете. И не по нынешней, маленькой и легкой, а по той, что печатались еще при его отце, тяжелой, красноватой, со звездой в центре.

-- Рад услужить, -- низко склонился портной, а девушки даже зарделись от удовольствия, зажимая в ладошках драгоценные монетки.

***

Взрывающийся волшебный порошок с грохотом выбрасывал из металлических стволов каменные ядра, огонь и клубы зловонного дыма. Летящий огонь оправдывал свое название. Деревянные макеты врагов разлетались на куски, и их клочья разносило по окрестностям. Король предавался восторгу, точно мальчишка.

-- Эх, хорошо! Ай да Летящий огонь! Ай да Морти! Это же верная победа в наших руках!

Эмбер прыгала рядом от радости, наслаждаясь тем, что смогла угодить своему супругу.

-- Но будет жаль бедных Волков! Не слишком ли суровая участь их ждет?

-- Ну что ты, девочка, никто не собирается палить по живым людям! Достаточно того, что их лошади испугаются и разбегутся в разные стороны, перестав слушаться своих седоков. Нам достаточно будет показать свою мощь, чтобы заключить мир.

Пока слуги убирали последствия демонстрации оружия, король с королевой, смеясь, стирали следы копоти с рук и лица. У обоих было приподнятое настроение.

-- Вот это мощь! Ты умница, моя Эмбер! Следует немедленно отправить все это на фронт. Выезжаем завтра же! – король был очень доволен.

И вдруг начальник охраны королевы, капитан Рендал, молчаливой тенью обычно стоявший у нее за спиной, сделал шаг к королю и упал перед ним на колени.

-- Ваше величество, позвольте мне сопровождать вас к месту боя! Я мечтаю как воин защищать королевство и своего короля. Пусть не в охране, могу простым солдатом. Прошу вас, сделайте милость!

Эмбер поджала губы. Эмиль уже несколько раз просил отпустить его сражаться. Сестра не давала разрешения. Боялась потерять брата. И брат обратился выше, к самому королю.

-- Встань, -- король положил руку на плечо телохранителя, -- так хочешь послужить мне и королевству? Что ж, разрешаю. Завтра выезжаем, собирайся.

-- Благодарю, милорд, -- Эмиль просиял, склоняясь в благодарности, и тут же снова отошёл за спины королевской четы.

Королева огорчённо молчала. Что она могла противопоставить слову короля?

Аллард прекрасно понимал ее чувства. Он склонился к ней и негромко сказал:

-- Когда так просят, обычно есть веские причины. Отказать было бы жестоко. Твой брат застоялся в охране. Дай ему вздохнуть свободно, это пойдет на пользу.

Эмбер промолчала в ответ. Она и правда слишком опекала брата. Наверное, Аллард прав. Иногда так хочется, чтобы решения за тебя принимал кто-то более сильный, кто-то, кому доверяешь и на кого можно положиться. И Эмбер доверилась. Она прижалась к супругу и спрятала лицо у него на груди.

-- Береги его и себя. Вы оба нужны мне.

Это были желанные слова. Аллард взял в ладони лицо любимой.

-- Я надеюсь, это последний поход. Мощь Летящего огня убедит Волков, и они подпишут мирный договор.

-- А для скрепления договора ты не должен будешь отдать Волкам свою королеву? – с тревогой спросила Эмбер.

Аллард погладил ее по щеке.

-- Это всего лишь красивая и жестокая легенда. Никому я тебя не отдам. А когда вернусь, мы обвенчаемся. И ты будешь моей королевой. Только моей.

***

Обряд возведения в супружество для лекаря Лестера Лефрена и госпожи Фалины Дрейк провели в дворцовой часовне сразу после утренней молитвы. Прошел он очень скромно, присутствовали только король с королевой и несколько придворных. Зато в зале для приемов были накрыты роскошные столы, а сундук для подарков новобрачным гости буквально завалили серебром и золотом.

Так как свадьба была неожиданной и поспешной, Фалина рассчитывала, что одолжит у какой-нибудь дамы скромное платье. Но король Аллард сделал невесте роскошный подарок – подвенечное платье небесного цвета, расшитое жемчугом и увитое серебряной вышивкой, словно морозными узорами. Под стать платью были украшены и туфельки – изящные, с маленькими каблучками. А на голову племянницы король собственноручно надел тонкий жемчужный венец.

-- Невеста на свадьбе должна быть самой красивой, -- улыбнулся он, целуя племянницу в лоб.

Когда-то он мечтал о завидной партии для нее, представлял под венцом с молодым, красивым и благородным аристократом. Мечтам этим не суждено оказалось сбыться, но беды в том король не находил. Главное, что лицо невесты светилось от счастья.

А вот жених очень волновался. Для него это был важный шаг. Он был уверен, что совершит брачный обряд только раз в жизни, и поэтому жутко переживал.

После торжественного обряда, прошедшего по всем правилам, новобрачные проследовали в зал, где их уже ждали гости. Заиграла музыка, их осыпали цветами и золотыми монетами, и усадили на почетные места.

Стол буквально ломился от яств. Чего тут только не было: фаршированные перепелки и фазаны, молодые поросята в винном соусе с изюмом и имбирем, кролики с луковым соусом на темном пиве и гуси, зажаренные на вертелах. А еще множество пирогов: с сыром, рыбные, с потрохами и жареным луком, с апельсиновым мармеладом и миндалем.

Перед женихом и невестой поставили коронное блюдо главного повара: павлина в оперенье и с вызолоченным клювом.

Кроме того, слуги постоянно разносили вино и конфеты, музыканты играли, а танцоры, поэты и менестрели периодически развлекали гостей своим искусством.

Собравшиеся гости ели, пили, танцевали и при этом не переставали обсуждать этот скоропалительный союз. Одни жалели Фалину, племянницу короля, которая выбрала себе такого незавидного жениха, другие утверждали, что лучше быть женой лекаря, чем уйти в монастырь, а третьи вообще считали Лефрена авантюристом, женившемся на старой деве из-за приданого. Но все сходились в одном: лекарь не пара для принцессы крови.

Король сидел за праздничным столом рядом со своей королевой, и от глаз придворных не могло укрыться, что он словно помолодел рядом со своей красавицей-супругой. Тяжелая болезнь ни только не оттолкнула от него королеву, но и сблизила их невероятно. Все обитатели замка могли убедиться сами, какими глазами смотрят друг на друга король с королевой. Про них шептались, что они появляются только вместе, даже держатся за руки, словно влюбленные, и понимают друг друга с полувзгляда.

Празднество длилось несколько часов. Наконец, король поднялся, поздравил новобрачных, менестрель запел свадебную песню, и под нее жених с невестой удалились в свою комнату.

***

Зимой рано темнеет. В опочивальне молодоженов зажгли три свечи, а пол усыпали свежими цветами.

Свадебное одеяние было настолько сложным, что им помогали раздеться слуги.

Когда праздничные одежды, наконец, были сняты, и они оба уже лежали в постели, Фалина вздохнула.

-- Жаль, что нельзя взять с собой свадебное платье. У меня никогда не было и уже не будет такой красоты.

Лестер сочувственно посмотрел на нее. Да, такой красоты у нее точно уже не будет.

Каждую ночь они проводили вместе, и каждый раз он понемногу готовил ее тело к важному событию – первой супружеской ночи: растягивал, учил получать удовольствие, убирал глубоко загнанные вглубь почти детского сознания страхи. И вот именно сегодня, когда ночь, к которой он ее готовил, настала, они так устали, что просто лежат и лениво болтают, едва отгоняя накатывающий сон.

-- Взять-то можно, просто оно громоздкое, везти тяжело будет. А надевать его на острове некуда. Мы будем жить в простом доме, и одеваться будем просто. Да и слуг у нас не будет, -- он потянулся и потер глаза. -- Никогда бы не подумал, что свадьба -- это так утомительно. Ты тоже, наверное, устала? Давай спать?

-- Давай, -- она удобнее завернулась в одеяло, -- я с самого раннего утра на ногах.

-- А что ты делала? Красоту, небось, наводила? -- Лестер подоткнул подушку и приготовился спать.

-- Вайолет сказала, что перед свадьбой ради жениха надо удалить все-все волоски с тела. Ох, и измучили они меня! Зато теперь ни одного волоска.

Лестер очень заинтересованно повернулся к ней.

-- Правда? Покажешь?

Фалина откинула одеяло и вытянула вверх для демонстрации две абсолютно гладкие стройные ножки, аккуратно прикрыв рубашечкой все, что этим ножкам предшествовало.

Лестер восхищённо окинул взглядом всю эту стройную красоту. Раньше он как-то не особенно их рассматривал.

-- Ого! А... можешь поднять рубашку чуть выше?

Фалина смущённо чуть-чуть подтянула подол, обнажая белые бедра.

-- Боги… А ещё чуть-чуть? Так…

Лестер никогда не видел ничего прекраснее и эротичнее, чем эти стыдливо сомкнутые нежные ножки.

Фалина опустила ножки и смущенно попыталась прикрыть наготу. Она стеснялась, когда ее вот так рассматривали. Но Лестер обиженно запротестовал:

-- Не закрывай красоту!

-- Красоту?

-- Конечно. Знаешь, Фалина, ты очень красивая. Очень. Можно? -- он провел ладонью по гладкой коже, изумляясь, какая она шелковистая. Он даже увлекся, водя пальцами от коленок к животу и обратно.

Но когда он попытался избавить ее от рубашки, Фалина упрямо замотала головой. Ей и вправду почему-то было неловко, хотя в предыдущие ночи они уже занимались гораздо более интимными вещами.

-- Рубашка мешает. Может, снимешь ее совсем? -- шепнул Лестер, не сводя с девушки глаз и прикасаясь губами к маячившим у лица белоснежным коленкам.

Но у жены явно случился приступ стеснительности, и она поплотнее запахнула рубашку на груди.

Тогда Лестер решил начать с себя. Он уселся у ее сжатых коленок и стянул свою рубашку, обнажая грудь со шрамами. Экспериментальным путем мужчина уже выяснил в прошлые ночи, что ей нравится на него смотреть. Фалина и правда отвлеклась, рассматривая его. Вытащив тесемку из горловины снятой рубашки, он собрал свои волосы в хвост и завязал.

Он знал, на супругу это действовало почти гипнотически. Отчего-то она считала его шрамы очень мужественными, полученными в бою со смертью, и могла без устали смотреть на них и прикасаться. А он и не был против. Пусть лучше считает его бесстрашным воином, получившим шрамы в неравной схватке со смертельной болезнью, чем банально обезображенным.

Он без труда раздвинул ослабевшие белые коленки замечтавшейся девушки и улегся на нее сверху, приблизив свое лицо к ее лицу, рассматривая ее губы.

Никогда Лестер не делал так прежде. Никогда не ложился сверху. А тут приятно прижался к ней всем телом, и у нее перед глазами все поплыло, голова закружилась и перехватило дыхание.

А он смотрел ей прямо в глаза и улыбался. А потом, все также улыбаясь, стал легко целовать ее щеку, подбородок, постепенно добираясь до губ.

-- Люблю... твоя, -- лихорадочно зашептал она, ловя его губы, сама усиливая и углубляя поцелуй. Он задохнулся, тлевшее желание вдруг обожгло его горячей волной.

И куда только усталость делась?

Глава 47. Дорогое воспоминание

-- Ваше величество, никаких упоминаний о родителях Илладара Дадли или обстоятельствах его появления в монастыре Светлой Девы найдено мною не было.

Конрад стоял перед королем все еще закутанный в плотный дорожный плащ, усыпанный тающими снежинками. В руках он держал большую толстую книгу записей, которую захватил с собой из монастыря.

-- Взгляните, если сами желаете убедиться, -- канцлер раскрыл книгу, и Аллард увидел старые пожелтевшие страницы, одна из которых была грубо вырвана.

-- Но здесь не хватает страницы! – возмутился король, внимательно просматривая уцелевшие записи, -- какой убористый почерк, ничего не разберу, -- и король взял со стола лупу.

-- Да, нужная страница отсутствует, -- подытожил его величество, просматривая записи.

-- Возможно, кто-то очень не хотел, чтобы открылась правда о происхождении мальчика, -- предположил канцлер.

-- Это лучшее доказательство. Мне другого подтверждения и не нужно. Спасибо, Конрад. Пусть ко мне позовут Дари.

Король с нежностью смотрел на красивого статного юношу. Рассматривал светлые вьющиеся волосы и вдруг поймал на себе настороженный взгляд серых глаз.

-- Подойди, Дари. К сожалению, у меня для тебя нет новостей о твоих родителях. Записей о них не осталось в книгах монастыря. Кто твой отец -- неизвестно. Я надеялся хотя бы узнать, кто мать…

-- Это я и так знаю, -- пожал плечами Дари. Он засмотрелся на картину, на которой двое золотоволосых мальчиков держались за руки.

-- И кто же, по-твоему, твоя мать?

-- Монахиня Анна, -- очень просто ответил юноша, все еще разглядывая мальчиков, похожих на него, как родные братья.

-- С чего ты это взял? – голос едва не подвел Алларда. Слишком волновался он сейчас, слишком хотел верить в то, во что верить не нужно без доказательств.

-- Монахиня Анна заботилась обо мне, как мать. Мы часто проводили время вместе. Однажды, когда я серьезно заболел, она ухаживала за мной и называла «сынок». Наверное, думала, что я не слышу, но я запомнил.

Король усмехнулся этим словам. Разве это доказательство? Но на самом деле он верил в то, что сердце всегда чувствует истину. Особенно чистое сердце ребенка. Дари верил, что монахиня Анна – его мать. А Алларду хотелось верить, что любимая родила ему сына, но скрыла это, боясь, что наследник станет легкой мишенью недоброжелателей. Не было прямых доказательств, но как же хотелось верить!

-- Иди-ка сюда, Дари! – король от нетерпения сам встал ему навстречу, подошел, посмотрел в глаза. Внимательно оглядел всего, даже взял его руки в свои, рассмотрел пальцы и ладони. И понял, что доказательства ему не нужны. Он готов любить Дари как сына, и не важно, течет ли в нем его кровь. Главное, что Арлетта любила мальчика всем сердцем.

Юноша смутился такому вниманию короля, и Аллард решил отвлечь его вопросами.

-- Ты умеешь читать, Дари?

-- Еще бы! Я неплохо знаю географию, историю. Астрономию, арифметику и геометрию. Еще я изучал риторику, музыку и богословие. В монастыре я много учился.

-- Отлично, Дари! Я поручу проверить твои знания, и если они будут достаточными, ты отправишься в университет в Сирин. Хочешь учиться дальше?

-- Смотря чему.

-- Ого! Смело…

-- Простите, ваше величество.

-- Ничего. А что бы ты хотел изучать? Медицину? Богословие? Право?

-- А что изучал лорд Уэйд в Университете?

-- При чем здесь лорд Уэйд?

Дари смутился.

-- Мне было нелегко здесь, в замке, вдали от монастыря и моих друзей. Граф был единственным, кто защищал меня. Всегда.

-- Он изучал право, -- печально ответил король. Ему было больно, что он не знал о тех тяготах, которые выпали на долю юноши.

-- Я бы хотел учиться тому же.

-- Что ж, ты будешь учиться, Дари. Иди.

-- Можно задать вопрос, ваше величество? – Дари даже покраснел от своей дерзости. Король и так проявил чудеса великодушия, пообещав ему учебу, а он смеет отвлекать короля пустяковыми вопросами.

-- Спрашивай, -- король, кажется, вовсе не рассердился, даже улыбнулся, восхищенный его смелостью. Значит, у мальчика есть характер.

-- Кто изображен на этой картине?

Король ответил не сразу.

-- На ней изображены я и мой брат, когда нам было пятнадцать.

Дари перевел взгляд с картины на короля. Но даже в мыслях не смог задать вопроса, который сам напрашивался. Но король понял.

-- Ты хочешь что-то спросить, Дари? … Я бы очень хотел ответить на твой вопрос «да» ...

Дари был умным парнем и, вежливо поклонившись, вышел из покоев его величества с гордо поднятой головой. Он понял, что теперь у него появился еще один могущественный покровитель. Самый могущественный в королевстве. И не без оснований.

***

Вайолет все хуже спала по ночам. Она запретила себе думать об Эмиле, а когда о ком-то так упорно не думаешь, то бессонницы не миновать.

Под утро приходили сны. Приходили, чтобы тоже мучить ее. Сны о прошлом.

«Посмотри на меня. Что ты видишь? Кто я для тебя?

Я – лес, полный мрака от старых деревьев. Но если ты не испугаешься моего мрака, то найдешь под его кипарисами заросли благоухающих роз^[24], ...»

-- …и диких фиалок, прохладные воды ручьев, и дивное озеро, глубокое и прекрасное, как сама моя любовь к тебе... – шептала, просыпаясь, Вайолет строку из древней баллады, которую знала наизусть, и которую Винсент читал ей когда-то в одну из их прекрасных ночей.

Пробуждаясь в такие моменты, в прежние времена она заливалась обычно слезами, оплакивая призрак своей первой любви. Теперь же слез не было, и не было облегчения. Была только боль, и все же утешало, что когда-то и ее любили самой чистой и прекрасной любовью. Но не могла в этом мире быть счастливой любовь юной графини и немолодого незнатного лекаря. Узнав о ее тайной любви, отец все пресек и выдворил Винсента из замка. Теперь Вайолет бы не осмелилась осуждать его. Он сделал только то, что должен. Как же это было давно… словно вспоминаешь сон…

***

Сегодня Вайолет завтракала вместе с отцом. Он уезжал на несколько дней по поручению короля, и она соскучилась. Рядом с ним, купаясь в его нежной заботе, сердце девушки всегда отогревалось. Они завтракали не спеша, получая искреннее удовольствие от общения друг с другом.

-- Еда в монастыре была отвратительной. Так недолго заработать катар желудка. Как воспитанники едят такую грубую пищу? Нужно этим заняться… -- граф с удовольствием положил в рот кусочек нежнейшего мяса.

-- Я спокойна за твой желудок, ведь у нас прекрасный лекарь, -- напомнила ему дочь, поднимая кубок отличного легкого вина, -- но я рада, что ты так быстро вернулся. Твое здоровье, папа.

-- Господин Лефрен покинет нас, как только прибудет новый лекарь, -- лорд Уэйд был в прекрасном расположении духа, -- мы уже послали запрос, и знаешь, кого нам порекомендовал король Филипп? Господина Клавеля. Да ты, конечно, помнишь его. Он служил у нас некоторое время назад, правда недолго. Он еще давал тебе уроки.

Вайолет замерла, не в силах поверить в то, что услышала. Кубок с вином застыл в ее руке, а улыбка приклеилась к губам. Не может быть! Зачем отец заговорил об этом?! Он ведь сам тогда вынудил Винсента покинуть замок!

-- Помню ли я? Любопытно…-- девушка изо всех сил старалась сохранить самообладание. – И ты будешь не против его возвращения? – осторожно спросила она, метнув в отца внимательный взгляд из-под ресниц.

-- Против? Почему же я должен быть против? Господин Клавель – прекрасный лекарь. И не просто лекарь – ученый!

Вайолет задумчиво ткнула вилкой мясо. У них с отцом было негласное соглашение. Никогда не говорить друг другу неправды. И теперь, видя, как он не отводит и не опускает глаз, Вайолет была уверена, что он совершенно искренен с ней.

-- А разве не ты вынудил его уехать из Мунстоуна два года назад? – она задала прямой вопрос и ожидала прямого ответа.

-- Вынудил? – брови канцлера взлетели вверх. – Что ты, дорогая! Господин Клавель мечтал о месте профессора в университете Сирина. Несколько раз я посылал от его имени запросы туда. И когда, наконец, место нашлось, он уехал. Но с чего ты взяла, что я вынудил его? – Конрад удивленно смотрел в растерянное лицо дочери.

Она вроде даже забыла про завтрак, и сочный кусок косули остывал в ее тарелке нетронутым. Она поняла. Отец ничего не знал об их связи с Винсентом. Боги, но тогда выходит…

-- Но Винсент говорил… -- она вдруг осеклась, потому что все слова умерли не только на языке, но в ее сердце. Отец ведь не лжет? Тогда как же так? Любимый плакал на ее груди, прощаясь. Заверял, что мир без нее покроется для него тьмой…

-- Винсент? – канцлер изменился в лице и отложил вилку. Он догадался, что скорее всего связь наставника с его дочерью была гораздо более близкой, чем следовало бы.

Некоторое время за столом царило напряженное молчание. И отец принял решение.

-- Он не вернется в наш замок, -- холодно процедил канцер. – А тебе в течении этого года придется выйти замуж, Вайолет. Кажется, я дал тебе слишком много воли. Я всегда был очень терпелив с тобой, но и моему терпению есть предел.

Вайолет не могла поднять глаз. И дело было не в гневе отца, не в угрозе грядущего замужества. То прекрасное, доброе воспоминание о первой любви было миражем, который сейчас таял с каждой минутой. Мираж, мечта, иллюзия. Или просто обман. Ведь любовь, как сказал один важный для нее человек, -- это сказки для маленьких девочек. В один миг все потеряло для нее смысл. И если когда-то, прощаясь с Винсентом, она умерла в первый раз, то сейчас умерла во второй. Потому что все, что она знала о жизни и любви – ложь.

«Кем я была для тебя, Винсент? Неужели просто глупой маленькой девочкой, что поверила красивым словам? Я перебирала твои чудесные волосы… до сих пор помню их запах, ведь я сама делала для тебя духи с фиалковым корнем^[25]. И с тех пор именно для тебя я всегда пахну только ирисом, потому что это был наш особый тайный знак! Два запаха, корня и цветка, сольются воедино, чтобы стать одним целым. А ты рядом со мной мечтал о месте профессора в университете, бросил меня и считал, что я никогда не узнаю…»

-- Вайолет! – она пришла в себя, когда отец, стоявший уже рядом с ней, сжал ее руку, -- дорогая, не нужно так переживать. Не хочешь замуж -- я заставлять не стану! В конце концов последнее слово всегда за тобой. Я ведь желаю тебе только счастья! Ну? Может, на воздух? Ты так побледнела, что я испугался!

-- Все хорошо, отец. Не переживай. Все пройдет. Все пройдет…

Она не заплакала. Ведь Волки не плачут. Только руки дрожали, согреваемые в ладонях отца.

Глава 48. Пилюли, от которых бывают дети. 18+

Лестера разбудили едва уловимые обрывки доносящегося до него сквозь сон разговора.

--Нет-нет… а я говорю…

-- Посмотрите сюда… это же еще прекрасный чулок!

Мужчина сел в кровати и потер глаза.

-- А я говорю…выбросить это все немедленно!

Прекрасно. Отличное утро. Не успел он жениться, и вот просыпается от скандала. Сразу вспомнилось детство и то, как ругались отец с матерью.

Лестер поднялся и прошлепал босиком в гардеробную, дверь в которую была приоткрыта, а из щели пробивался солнечный луч.

В залитой солнцем комнате около вороха его вещей стояли Фалина и слуга Валентин. Они перебирали вещи и отчаянно спорили.

-- Выбросить! Все это выбросить немедленно, Валентин! Дюжина заштопанных чулок?! Господин Лестер будет ходить в лучших шелковых чулках! – и Фалина безжалостно выкидывала из сундука старательно сложенные верным Валентином чулки, кривенько заштопанные его заботливой рукой.

-- Госпожа, это прекрасные крепкие чулки, их еще носить и носить! А на пятках они всегда рвутся, будь они шелковые или простые. Вы умеете штопать чулки? – и Валентин пронзил новоиспеченную жену испытывающим взглядом.

-- Зачем их штопать?! Впрочем, себе вы можете и штопать, я слова не скажу, а господин Лестер достоин новых чулок!

Тут спорящие заметили вошедшего и оба притихли. Валентин не растерялся и тут же запихнул выброшенные из сундука чулки обратно.

-- И что тут происходит? – ухмыльнулся Лестер.

-- Собираем вещи. Мы же скоро уезжаем? Доброе утро, -- и свежие губки оставили влажный след на его щеке, стирая все неприятное впечатление пробуждения.

-- И много собрали? Или пока только чулки делите? – Лестер притянул жену за талию и вдруг ощутил настойчивое желание утащить ее обратно в постель. И чего это она так рано встала?

-- Мы тут поспорили с Валентином… Прости, ты, наверное, все слышал?

Ох, эти скромно опущенные глазки! Ох, этот нежный румянец на зацелованных вчера щечках! А только что, словно тигрица, она боролась за его право носить дорогие шелковые чулки и чуть не растерзала беднягу Валентина. Лестеру даже вспомнилась их первая встреча и то, как горячо защищала она свою королеву «Окно не открывать!» А ведь у его девочки есть характер! Это с ним она щебечет, словно птичка и краснеет от стеснения. Но если нужно будет вступиться за родного человека… кому-то мало не покажется!

-- Господин Лестер, скажите, что я прав! – взмолился Валентин.

-- Лестер, ты же достоин самого лучшего! – умоляюще смотрела на него любимая жена.

И Лестер вдруг растрогался. Они оба любят его, просто каждый по-своему выражает свою привязанность. Он обнял их обоих: Фалину за ее изумительную тонкую талию, Валентина за его трогательно хрупкие плечи, прижал к себе и поцеловал обоих.

-- Спасибо, родные мои. Вы оба правы! Я так люблю вас!

И он вышел из гардеробной, смахивая слезу, оставив своих любимых… разбираться дальше.

Но Валентин, как настоящий мужчина, уступил женщине, хоть это ему было и нелегко. Он вздохнул.

-- Что ж… как новая хозяйка скажет, так и должно быть.

И он с сожалением вытащил из сундука чулки, которые с таким старанием штопал всю зиму.

***

-- Неужели вам нужно ехать непременно сейчас? – Жозефина безжалостно вертела в руках шнурок от поясной сумки, точно намеревалась оторвать его вовсе.

-- Это желание его величества, -- печально отвечал белокурый юноша, расправляя на себе шикарный серый костюм из плотной шерсти, отделанный скромно и дорого. В руках он держал корзинку, покрытую шалью, -- милорд считает, что я и так уже много времени упустил. На подготовительный курс поступают обычно в шестнадцать.

-- Что ж, -- горько вздохнув, маркиза отпустила, наконец, шнурок, -- учитесь старательно. Приезжайте на каникулы…

-- Да, непременно, -- уныло кивнул мальчик, неожиданно рискуя расплакаться. Ему хотелось учиться, но не хотелось от нее уезжать.

-- Это вам, -- вдруг протянул он девушке свой прощальный подарок, – на память.

-- Мне? Что же это? – в ее глазах блеснуло любопытство.

-- А вы просуньте руку.

Жозефина с опаской просунула руку под шаль, и глаза ее расширились. Улыбнувшись, юноша приподнял уголок теплого покрывала, и она увидела белоснежного котенка.

-- О! – только и могла восхищенно воскликнуть Жози, запуская пальцы в нежную шерстку, -- он прекрасен!

-- Да, и он теперь ваш. Будет веселить вас и напоминать… обо мне, -- юноша тоже коснулся рукой малыша, почесывая его за ушком, но невольно засмотрелся на девушку.

Их пальцы нечаянно встретились, и оба одновременно отдернули руки.

-- Можно, я буду писать вам, как он поживает? – прикусив губку, робко поинтересовалась Жози.

-- Можно! Я ведь уже полюбил его, -- Дари взял котенка и поцеловал его в нос.

-- Напишите мне, как вы его назовете! – он глянул в окно. Во дворе стояли утепленные сани, а рядом король Аллард о чем-то беседовал с канцлером.

-- Меня ждут, -- он вернул котенка в корзину и попятился.

-- Я обязательно напишу.

-- Я тоже.

Жозефина долго стояла у окна, глядя, как юношу заботливо усаживают в сани, как охрана занимает свои места рядом, чтобы сопровождать его в дороге.

Вздохнув, девушка достала котенка и осторожно поцеловала его в розовый носик. И разрыдалась.

***

Горел камин, за окном – морозный солнечный день. В кабинете для приема пациентов было тепло. Фалина осмотрелась. Уютная комната с удобными деревянными креслами, столом и кушеткой. Зеленый бархат в отделке и темное резное дерево создавали спокойную, доверительную атмосферу.

Женщина зашла за ширму, отгораживающую приемную часть от лаборатории. Она впервые заглянула туда, где Лестер держал снадобья и готовил некоторые лекарства и мази.

Некоторые, потому что закон на континенте запрещал изготавливать лекарства кому-либо, кроме аптекарей. Но Лестер любил самолично изготавливать кое-какие составы по собственным рецептам.

Мужчина стоял к ней спиной и был чем-то занят.

-- Вы работаете? -- робко спросила она.

Вообще Фалина была довольно решительной девушкой, но рядом с Лестером всегда невольно робела. Он неизменно вызывал у нее внутренний трепет. Тем, что имел огромный лекарский опыт, так много знал и умел. Тем, что был таким открытым и прямолинейным, никогда не притворялся и говорил то, что думает. С ним всегда было волнительно, а еще -- жарко от одного его взгляда.

-- Собираюсь сделать ещё мятных пилюль для ее величества, -- лекарь повернулся. -- А вы? Неужели решили мне помочь? -- он говорил негромко и проникновенно. Так, словно слова его имели иной смысл.

Он вообще очень легко переходил с «вы» на «ты» и обратно. В постели обращался на «ты», а вот теперь, при свете дня, было для него особое удовольствие в этом церемонном «вы», особенно на фоне сознания, что в любой момент он сможет перейти с женой грань приличий.

И Фалина будто почувствовала это. Опустила глаза, подошла к столу и провела пальцами по деревянной дощечке с фигурными ручками.

-- Для чего это?

-- Это пилюльная машина, -- Лестер провел рукой по металлическому резаку, догоняя пальцем ее пальчик. -- Нравится?

-- Все такое... сложное.

-- Хотите, я научу вас делать пилюли?

-- Правда?! –- приятная волна прокатилась по телу. Отчего-то слово «пилюля» в его устах имело для нее некий эротический оттенок.

-- Конечно. Это успокоительные и освежающие пилюли. Почти конфеты. В них сахар, мята и лаванда. Смотрите, для начала взвешиваем экстракт мяты, -- и он ловко взвесил на ручных весах порошок темного цвета.

-- Теперь кладем его в ступку. Туда же добавляем взвешенный сахар. Измельчаем.... Попробуйте сами.

И он вложил ей каменный пестик в руку, встал сзади, следя и направляя.

-- Я умею справляться со ступкой, -- улыбнулась девушка, однако не возражала, чтобы его рука лежала поверх ее руки.

-- Я знал, что вы очень способная. Так... Теперь добавим лавандового сиропа. Столько капель, сколько пилюль желаем получить.

-- И сколько же капель? -- Фалина разомлела, ощущая, как его дыхание щекочет ее шею. Поймала себя на нескромных мыслях и осудила. Однако, мысли не прогнала.

-- Машина на тридцать пилюль... Считайте капли, Фалина…

Фалина попыталась сосредоточиться на каплях, в то время, как Лестер придерживал ее за талию.

«Являются ли грехом нескромные мысли о мужчине, если этот мужчина -- твой супруг?» -- задумалась девушка.

А Лестер считал за нее:

-- Одна, две, пять…стоп! Вы не считаете!

Он отпустил ее и сам закончил тесто. Даже флиртуя с соблазнительной женщиной, он никогда бы не посмел настолько забыться, чтобы ошибиться в приготовлении лекарства.

-- Теперь аккуратно выскабливаем тесто шпателем и скатываем при помощи деревянной дощечки в стержень ... Вот так...

Он встал рядом и продолжал.

Она как заворожённая смотрела на тонкие пальцы, что так ловко управлялись с привычной задачей.

-- Теперь берём резак и осторожно накладываем на стержень... Полученные кусочки скатываем вот этим кругляком в шарики и окунаем в посыпку. Обычно посыпка -- это растертые в пыль сахар, или корица, или другая специя. Некоторые мастера используют просто крахмал, а некоторые… фиалковый корень и даже золото.

-- Золото? -- ей хотелось, чтобы он подольше стоял вот так близко. Сердце ее глухо билось в груди. Ей хотелось чего-то, чего она не могла выразить.

-- Да… А фиалковый корень считается важной частью приворотных зелий… Колдуны часто используют его, чтобы … приворожить прекрасных девушек… Хотите попробовать?

А он и правда словно привораживал ее своими речами и прикосновениями. Фалина почувствовала, что ноги слабеют, и голова начинает кружиться. Впрочем, как всегда, когда он рядом.

Мужчина достал из небольшой стеклянной бутылочки аппетитную пилюльку, покрытую золотистой пыльцой.

Девушка послушно приоткрыла губки, слегка запрокидывая голову, и от ее покорности внутри него что-то сжалось в сладком предвкушении. Он невольно уставился на приоткрытый влажный рот. Вложил в него освежающую пилюлю, а Фалина в этот момент зачем-то тронула языком его пальцы. Неосознанно или намеренно?

Лестер с интересом взглянул в ее глаза. Чистые. То ли голубые, то ли зеленоватые, смотрящие на него открыто и доверчиво.

Конечно неосознанно! Фалина не умела играть во все эти игры.

А девушка, покатав во рту конфетку, ощутила терпкий пряный вкус пыльцы.

-- Это фиалковый корень? – прошептала она.

-- Нет. Это корица. Я же не колдун, -- он опустил глаза и немного отошел от нее.

-- Нужно скатать шарики из полученных кусочков теста при помощи кругляка. Попробуйте, у вас такие тоненькие пальчики. Они просто созданы катать пилюли.

Она уселась в кресло и стала сосредоточенно катать пилюли. Девушка не умела пользоваться стеком, брала кусочки руками. Катала кругляком, затем окунула в золотистую пыль, пахнущую жарким летним днём и солнцем.

Кончики ее пальцев, испачканные мятным тестом, тут же позолотились. Машинально убрала со щеки светлую прядку, и слегка попачкала посыпкой щеку.

Он наблюдал за ней внимательно, и вдруг развернул вместе с креслом к себе лицом.

-- Вы испачкали пальцы.

-- У вас ест платок? -- она подняла на него свои невозможные голубые глаза.

Ее доверчивость и наивность рождала в нем странные чувства.

Он улыбнулся, взял ее ручку и поднес к губам. А потом собрал губами с ее пальцев всю пыльцу и остатки мятного теста.

-- Теперь у нас во рту одинаковый вкус. Мята и корица. Вам нравится?

Девушка отвела глаза. Она даже не знала, как назвать то, что он сделал. И ведь это даже не поцелуй. Гораздо чувственный и смелее. Каждый ее пальчик побывал у него во рту… Боги, нельзя об этом думать!

Но Фалина помимо воли уставилась на его губы, не в силах отвести глаз. Память моментально вернула ей все, что он делал с ней прошлой ночью. А маленькая пилюля таяла мятной лужицей на ее языке.

Он всегда делал какие-то невозможные вещи. Заставлял гореть и трепетать своими взглядами, словами, прикосновениям, поступками. Самое ужасное, что ей это нравилось. Как там говорила Вайолет? «Когда ты распробуешь своего мужчину, страх уйдет, и ты будешь хотеть его снова и снова». И зачем только она вспомнила об этом сейчас?!

А муж смотрел на нее и понимал, насколько она зависима от него. Во всем. Ее бедное сердечко у него в руках. Будет ли он добр к ней, будет баловать и заботиться или забудет о ее существовании, углубившись в свои дела и работу.

Сколько нелюбимых жён становятся лишь тенью рядом с мужем, постепенно теряя красоту и надежду. Вот сейчас она смотрит на него такими глазами, Боги! В них будто отразилось голубовато-зеленое небо его родины. Но только от него зависит, какой рядом с ним будет ее жизнь.

Ощущение хрупкости ее счастья, ее зависимости от него было таким острым, таким ощутимым. Оно волновало, кружило голову и возбуждало, рождая темные желания.

Лестер прикрыл глаза и опустился на колени у ее ног. Именно у ЕЕ ног. Его ладонь поймала под юбками тонкую лодыжку, туго затянутую в белый шелковый чулок, и легонько сжала, поглаживая большим пальцем выступающую косточку.

Дыхание ее участилось, и он заметил это.

У Лестера даже губы пересохли.

"Я ведь не влюблен, что со мной?" -- вопрошал он себя, лихорадочно пытаясь вспомнить, запер ли он дверь.

Но руки уже сами скользили по гладким чулкам, гладя стройные женские ножки.

"Видимо ноги -- мой фетиш," -- отметил он краем сознания, вжимаясь губами в узкую полоску кожи между чулками и панталонами, вдыхая соблазнительный запах женского тела. Его заводило ощущение ее слабости и беззащитности. А ее покорность буквально сводила с ума.

Он потянули ее юбки вверх, открывая белоснежные панталоны с традиционно незашитым средним швом, сквозь который проглядывало абсолютно гладенькое белое нежное тело.

Лестер хищно улыбнулся, поднялся и навис нал девушкой, упираясь ладонями в подлокотники кресла. Приблизив губы к ее губам, он потребовал:

-- У вас во рту пилюля. Дайте мне ее... -- и он прижался губами к ее губам.

Ее глаза расширились. Что значит "дайте?" А он мягко потянул пальцами ее подбородок вниз и коснулся языком ее губ, раздвигая их и без сопротивления проникая в ее рот.

Глаза девушки заволокло туманом, и она легонько протолкнула пилюльку в его рот.

Она не помнила сколько длился этот поцелуй. Фалина потеряла счёт времени и выпала из реальности.

У Лестера самого кружилась голова. Чувственная игра увлекла его, и он уже не мог и не хотел остановиться. Опустил руку, и его пальцы скользнули в незашитую щель на ее панталонах.

Ее глаза распахнулись, а дыхание перехватило.

А он прижал лицо к ее лицу, тяжело дыша и лаская ее там так откровенно, что она чуть не лишилась чувств. Но постепенно низ ее живота стал наливаться тяжестью и томлением, тепло разлилось по бедрам, а пальцы на ногах сами собой поджались. Она вцепилась пальцами в его плечи, словно падала куда-то.

Тут Лестер подхватил ее на руки, отпихнул ногой кресло и усадил жену на стол, грубо сдвигая все, что там стояло. Пилюльная машина упала, глухо стукнув о ковер.

Фалина только умоляюще шептала что-то невнятное, просила пощадить ее, заливалась краской и страшилась призывать на помощь Богов в такой интимный момент.

Он крепко держал одной рукой ее за шею, вжимаясь губами в ее рот, а другой вытворял самые бесстыдные вещи под юбками.

Ее ноги горели, низ живота полыхал огнем, ее разрывало желание.

Она была словно не в себе, захлебываясь от наслаждения, которое ей дарили его волшебные пальцы и губы.

И в какой-то момент она ощутила, что он вошёл в нее уже не пальцами.

Ему хватило нескольких коротких ударов в ее разгоряченное лаской тело, чтобы получить разрядку.

Ее удовольствие росло с каждым его движением, с каждым толчком в ней. Стремительно нарастало, достигая невероятных размеров, пока, наконец, не лопнуло, заставляя ее тело содрогаться от наслаждения.

Девушка ослабела в его руках, голова ее откинулась, обнажая беззащитную нежную белую шею, к которой он тут же прижался губами.

Он пришел в себя только тогда, когда выпустил из цепких рук ее вздрагивающее, обессиленное тело.

Опомнившись, Лестер отстранился и дрожащими руками поправил свою и ее одежду.

Фалина сползла со стола, она едва могла стоять на ногах. Оправила юбки и неожиданно наткнулась взглядом на свое отражение в зеркале. Растрёпанная, вся в красных пятнах, с совершенно пьяными глазами, на кого она была похожа!

Лестер быстро приводил себя в порядок. С одной стороны, он стыдился своего поступка и своей несдержанности. Ему ведь уже не 16, чтобы вытворять такое. Но с другой стороны, получилось действительно горячо.

Он взглянул на жену.

С растрепанными волосами, горящими щеками и искусанными губами, она являла собой самую бесстыдную чувственную картину. Мужчина удовлетворенно улыбнулся.

-- Вы даже не представляете, душа моя, как вы сейчас прекрасны. Я готов жениться на вас снова, -- шепнул он ей.

А она поправила волосы и подумала, что вот от таких вот пилюль точно бывают дети.

Глава 49. Награда

В тронном зале Мунстоуна зажгли факелы.

На деревянные резные лавки, стоящие вдоль стен, положили мягкие подушки красного бархата, гобелены украсили гирляндами из еловых веток, под потолком и на стенах развесили флаги королевства – зеленые полотнища с красной каймой, по центру которых золотом был вышит грозный профиль оскаленного медведя.

Королева и приближенные ожидали появления короля с минуты на минуту. Он должен был явиться с доброй вестью – Волки согласны на переговоры.

Нетерпение и волнение не давали Эмбер возможности спокойно ожидать супруга, сидя на троне. Она ждала его стоя, и по ее примеру стоя ожидал возвращение повелителя весь королевский двор.

-- Ваше величество, -- лорд Уэйд подошел к королеве, встал совсем рядом и зашептал ей на ухо, -- король прибыл в замок. Но есть одно обстоятельство… Только прошу вас, не переживайте.

Голос канцлера звучал негромко и спокойно, но у Эмбер отчего-то оборвалось сердце.

-- Во время применения «Летящего огня» его величество лично осуществлял поджог волшебного порошка. Одна из вспышек была непредвиденно сильной…

-- Он ранен, получил ожоги? – Эмбер вцепилась в руку лорда, пошатнувшись от волнения.

-- Нет, с королем все в порядке. Его телохранитель, капитан Рендал, сумел предотвратить несчастье. Пострадали только волосы его величества. Их пришлось немного укоротить. Я говорю вам об этом, чтобы вы успели себя подготовить.

Эмбер тут же представила волну мягких серебряных кудрей, волнами струящихся по плечам мужа.Так красиво и необычно. Не у всех мужчин с возрастом сохранялись красивые волосы. У ее отца, например, были отвратительные жиденькие короткие волосенки. Эмбер вздохнула. Она примет Алларда любым, хоть ей и будет жаль. Она любила его волосы.

-- Брат жив?

-- Он не пострадал. Все хорошо, не волнуйтесь. Всего лишь небольшой инцидент во время применения нового оружия.

Эмбер действительно нужны были эти пару минут, чтобы укрепить свой дух и встретить короля достойно, не выказав удивления.

Она благодарно улыбнулась канцлеру.

В этот момент двери в зал распахнулись и твердой походкой вошел король. В походном одеянии и длинном теплом меховом плаще, слегка припорошенном снегом, огромный и крепкий.

«Слава Богам, он не ранен», -- подумала Эмбер. Она взглянула в лицо Алларду и… просто не узнала супруга! Его прекрасные седые волосы все также красиво падали волнами, но теперь едва доставали ему до плеч. Но самое удивительное, что вместе с волосами он лишился и усов. Теперь король выглядел гораздо моложе, и все могли видеть его улыбку.

Эмбер от удивления неосознанно приложила ладонь к груди, туда, где зашлось в восторге сердце.

-- Лорд Уэйд, а…сколько королю лет? – как ни странно, она впервые задалась подобным вопросом.

-- Этим летом его величество отпразднует четверть века со дня коронации, -- вежливо ответил канцлер.

Эмбер прекрасно помнила рассказ Метти, что короля короновали в 22 года. Значит… только 47? Она была потрясена, потому что представляла себе короля ровесником своего отца, которому было под 70.

Только теперь для нее начало проясняться, что седой не равнозначно старый. А поседел король в год покушения, после того, как собственноручно казнил своего брата. Ему тогда еще и 30-ти не было. Длинные седые волосы и усы были словно маска, которой он отгородился от жизни. И вот теперь маска спала, открыв для нее совсем не старого еще мужчину с красивой улыбкой и добрыми серыми глазами.

Тем временем Аллард подошел к своей королеве, взял ее руку, поцеловал в ладонь, затем преклонил колени и склонил голову. И Эмбер вернула ему венец власти. Король поднялся и обратился к подданным.

-- Возблагодарим Богов, сподвигнувших короля Эмерхарда дать согласие на переговоры с нами. Кронпринц Деймонд и принц Лисандр уже на пути в Мунстоун. Мы ждем их со дня на день. Долг гостеприимства велит нам встретить королевских послов радушно и с достоинством. Да помогут нам Боги!

Следом шло награждение отличившихся воинов. И первым король вызвал капитана Рендала. Если бы не его молниеносная реакция накануне, лежать бы Алларду теперь на еловых носилках, а не венчаться с любимой.

-- Благодарю тебя, мой друг. Ты спас мне жизнь и заслужил награду, -- король повесил золотую цепь с бриллиантовым знаком отличия на грудь спасителя.

-- Теперь ты будешь гордо именоваться королевским телохранителем. Но позволь сказать тебе пару отеческих слов.

Король склонился к уху Эмиля и понизил голос.

-- Во время боя ты был отчаянно храбр, это правда. Но быть воином не значит быть самоубийцей. Ты рисковал напрасно и гневил Богов. Тебе повезло, что ты жив. Ты спас меня, и этим смягчил мое сердце. Иначе бы я наказал тебя, удалив с поля боя. Есть сердца, счастье которых в тебе. Всегда помни об этом. Иди.

Эмиль низко склонился перед королем, чтобы скрыть румянец стыда на щеках. Король угадал его замысел, и теперь телохранителю было неловко, словно его уличили в малодушии.

Это стыдно. Это слабость. Желать избежать проблем таким способом. Эмиль быстро отошел за спины королевской четы и опустил глаза, надеясь слиться с интерьером. Всю жизнь унижаемый, он ненавидел внимание, не ценил и принижал себя. Выросший в провинциальном замке, там, где по двору бегали куры, об образовании не мечтали и ценили только грубую силу, он так и остался необразованным, зажатым, стыдящимся прояления нежных чувств.

-- Поздравляю, капитан!

Эмиль обернулся, услышав знакомый шепот.

Рядом рыжеволосый Лэнс сиял улыбкой.

-- С чем?

-- Ну, как же! Вы ведь герой! Вы молодец!

-- Да брось… Чего это ты так сияешь?

-- Так я это… уезжаю я!

-- Куда?

-- К себе в деревню. Вот заключат мир, и я сразу оружие сдам. У отца хозяйство большое, помощь нужна. Да, и Анну, Анну с собой беру!

-- Какую Анну?

-- Так невесту мою! Она тут горничной работает. Вместе едем, -- парень просто светился. Было видно, что он искренне счастлив.

-- Это ты молодец, тебя надо поздравить, -- попытался улыбнуться Эмиль.

-- Спасибо! – парень трогательно засопел и сжал командиру руку. – У вас тоже все будет хорошо, капитан!

Эмиль только кивнул. Он искренне считал, что у него все тоже было бы хорошо, если бы он выбрал женщину по себе. Вот такую же простую горничную, как выбрал себе Лэнс. И не понимал, что Лэнс сиял бы всегда, при любом раскладе. Обладая гораздо более скромными способностями и внешними данными, он лучился обожанием родителей и их любовью, в которых купался с детства, и которых у Эмиля не было никогда.

Капитан снова вздохнул и устремил взгляд на сестру. Слава Богам, у нее хотя бы все хорошо.

После награждения Аллард взял снова за руку Эмбер и вывел ее перед собой.

-- Я обещал своей супруге, что обвенчаюсь с ней в день моего возвращения. И я сдержу слово.

Под одобрительные возгласы походный плащ короля сменили на нарядный из красно-золотой парчи. В один миг зал был подготовлен для венчания. Вошел королевский капеллан, и на короля с королевой были надеты свадебные золотые венцы.

Эмбер недоверчиво смотрела на Алларда. Неужели этот красивый мужчина и есть ее супруг?! Конечно, он изменился и помолодел, но глаза, улыбка и морщинки у глаз были все те же: добрые и уже почти родные.

После торжественной службы в зал внесли деревянные козлы, на которые уложили столешницы и покрыли белыми скатертями.

Столы уставили цветами, золотой и серебряной посудой с изысканными закусками и вином. Появились музыканты.

Хорошие вести о переговорах, свадьба короля и скорый приезд двух экзотических принцев, о которых ходило столько слухов, – это ли не повод повеселиться?

Гости и придворные были в приподнятом настроении, одна Эмбер ничего не замечала вокруг. Все было как в тумане. Она смотрела только на своего супруга, видела только его и думала сейчас только о нем.

Аллард был, казалось, спокоен и доброжелателен. Однако, он тоже волновался, то и дело смущенно поглядывая на свою супругу. Она не сводила с него глаз, а он отвык уже от такого явного женского внимания.

Вдруг королева подозвала одного из слуг. Ей понадобились бумага и перо, чтобы написать записку. Аллард был несколько озадачен, кому же пишет королева? И тем более был удивлен, когда, сложив листочек в крохотный комок, девушка пихнула его ему в ладонь.

Сердце у короля забилось так сильно, словно ему было семнадцать. Раскрывать записку не хотелось. Хотелось вот так сидеть, краснея под ее нетерпеливым взглядом, и мечтать о том, что эта записка – любовное послание его возлюбленной.

Нелегко было, не выронив крохотный комочек, развернуть его и прочесть. Но, как оказалось, содержимое письма того стоило.

«Я истосковалась по вам. Вы мне нужны, вот такой большой и сильный. Я и сейчас безумно скучаю! По теплым губам, что ласково шепчут мне "голубушка". По ладоням, что гладят меня так нежно, так бережно. Мне все снится, что вы носите меня на руках. Ночи напролет я брежу вашими прикосновениями, шепотом, запахом. Просыпаюсь, сжимая вас в объятиях и понимаю, что это лишь сон.

Не запирайте сегодня дверь в свою спальню. Потому что, если я не смогу обнять вас сегодня, я просто задохнусь, умру у ваших закрытых дверей. Люблю вас».

Он читал ее записку, и жар заливал его щеки. Сердце бешено колотилось, пальцы, удерживающие клочок бумаги, стали дрожать.

Аллард давно не испытывал подобного волнения. Очень давно. С Арлеттой у них были добрые, ровные, сердечные отношения. А вот свою жену Мелли он любил страстно. Но любовь их длилась недолго. Потому что жена отчего-то быстро к нему охладела. Аллард так и не узнал причину. Считал, что сказалась беременность и плохое самочувствие.

И вот теперь, так неожиданно, под старость лет, вспыхнула вдруг новая любовь. Поздняя, последняя. И теперь он знал, что не безответно.

Он тоже невероятно скучал по ней. И теперь не видел причины тянуть, ведь подобные празднества могли длиться часами. Король поднялся и сообщил, что хочет отдохнуть после длинного дня и просит позволения удалиться с супругой в их покои.

Они шли, точно заговорщики, украдкой переглядываясь и смущаясь.

Аллард проводил супругу до дверей ее спальни.

-- Вы ведь не запрете дверь? -- с надеждой спросила Эмбер.

Речь шла о двери между спальнями супругов. И Аллард понял это.

-- Она никогда не запиралась для вас, -- улыбнулся король, и Эмбер снова отметила про себя, как же ему идёт без усов, и какая у него чудесная улыбка.

Она кивнула и скрылась в своей комнате.

Оба трепетали, словно подростки. Разделись каждый в своей комнате, приняли ванну. Эмбер расплели ее замысловатую прическу и вынули все украшения из волос.

Когда девушка толкнула дверь в комнату супруга, он уже давно ждал ее, лёжа на постели в ночной свободной рубашке. Увидев жену, поднялся ей навстречу. Аллард тоже очень волновался. И причины для волнения были. Он гораздо старше. Вдруг жена разочаруется? Его тело сплошь покрыто шрамами, волосы давно поседели, красота осталась далеко в прошлом.

А вот Эмбер совсем не боялась. Больше всего на свете ей хотелось поскорее оказаться рядом, почувствовать его нежность и тепло, услышать голос. После всего, что она пережила в доме отца, красота была для нее вторична. Теперь она знала, главное – доброе сердце, забота и нежность. Покоренная его терпеливым отношением к ней, добротой и лаской, она полюбила в нем все: морщинки и шрамы, его голос, большие руки, глаза цвета осеннего тумана. Даже его длинные седые волосы стали ей дороги.

Девушка подбежала и невольно застыла рядом, разглядывая его.

-- Мне жаль твои чудесные длинные волосы, -- она все ещё немного смущалась нового облика мужа. -- А вот лишившись усов, ты очень помолодел. Стал ещё красивее, -- потянулась к нему и утонула в его объятиях.

Они не торопились. Словно присматривались друг к другу.

-- Можно, сегодня я не буду почтительной, ваше величество?

Это прозвучало довольно провокационно. Вместо ответа Аллард прикоснулся губами к ее губам, целуя совсем не так, как в прежние разы. Не легко и нежно, как старший наставник и покровитель, а жарко и требовательно, как муж.

Однако Эмбер вдруг прервала поцелуй и отстранилась. Но только для того, чтобы скинуть свою рубашку. И быстро поднырнула под подол его рубашки, выпрямилась, оплетая его руками, коротко и нервно целуя в губы, сама пугаясь своей смелости.

-- Одна рубашка на двоих, -- шепнула девушка, прижимаясь к нему всем телом и скользя ладонями по широкой спине.

Но ее сомнения развеялись, только она ощутила, как он вздрогнул от ее прикосновений, почувствовала, что ее близость разжигает его желание.

От таких интимных подробностей она словно опьянела, прильнув к нему ещё плотнее и закрыла глаза.

-- Твоя... -- только и смогла она вымолвить, как ее затрясло от восторга и предвкушения. Потому что в этот момент большие горячие ладони легли ей на бедра, а губы опалило горячее дыхание:

-- Можно я тоже этой ночью не буду почтительным, госпожа моя?

Она, радостно подпрыгнув, крепко обхватила изящными ручками мощную шею.

-- Да! -- только и успела восторженно выкрикнуть Эмбер.

С нетерпением и восторгом предвкушал Аллард эту ночь, и все же не ожидал, что его молодая жена воспылает к нему такой страстью.

От возбуждения ее била лёгкая дрожь. Девушка буквально не могла оторваться от супруга, самозабвенно целуя и жарко обнимая. А ещё она оказалась на удивление… раскрепощенной для женщины, оказавшейся впервые в постели с мужем.

Конечно, Аллард понимал, что был ещё мальчик Дари, но тот был почти еще ребенок и вряд ли мог быть толковым учителем в этих делах. Поэтому, смущаясь смелыми ласками жены, он тут же объяснил их ее влюбленностью в него.

К сожалению, король был гораздо более искусным воином, чем любовником.

И это не удивительно, ведь в отличии от своих братьев, он совсем немного практиковался на данном поприще. В его жизни до Эмбер было всего две женщины, потому что король искренне считал, что заводить фавориток -- грех.

Заметив, что муж боится причинить ей вред, девушка взяла инициативу в свои руки. И отдавалась ему с такой страстью, что невольно вгоняла Алларда в краску. Он даже не предполагал, что жена подарит ему такую жаркую ночь любви, какой у него не было уже многие годы.

А вот для Эмбер явилось сюрпризом, что женщина тоже может получать от близости удовольствие. Да такое яркое, что она долго ещё лежала, словно оглушенная, и вздрагивала, постепенно приходя в себя.

Вскоре Эмбер проснулась от того, что раскрылась во сне и замерзла. На улице ударил мороз, камин потух, и в комнате стало довольно зябко. Девушка потянулась за одеялом и накрылась почти с головой, придвигаясь к мужу поближе и с наслаждением утыкаясь носом ему в грудь. Рядом с ним было тепло и спокойно. Она невольно потерлась лицом о его побелевшие шрамы.

-- Я люблю тебя, Аллард Дрейк, -- шепнула, засыпая.

И большая ладонь нежно-нежно погладила ее по спине, привлекая еще ближе.

Впервые в жизни Эмбер уснула совершенно счастливая, с улыбкой на губах.

Глава 50. Тайны зимнего сада

В серебристом лунном свете двери зимнего сада, припорошенные снегом, казались воротами в сказку.

Остановившись, Вайолет вздохнула. Слишком хорошо помнила она, как много темных тайн хранит в себе этот сад.

Говорят, что по ночам тут блуждает дух Первого короля, а еще -- покоится сердце принца Алистера, похищенное его супругой после казни и схоронённое где-то в укромном месте.

Покойный герцог Берганса назначал Вайолет свидания на островке молодых олив. Вайолет вспомнила, как в последнюю их встречу здесь он отходил ее плетью, и поежилась.

Но были здесь для нее и приятные воспоминания. Когда-то давно Винсент ждал ее у старого кипариса, а она спешила к нему, чтобы на пару сладких часов склонить голову на его плечо и слушать завораживающие признания.

Дни ее первой любви казались сейчас такими далекими, прекрасными, словно приснившимися. И хотя она уже поняла, что Винсент сам оставил ее, сегодня ей хотелось навестить место своих первых свиданий, последний раз пережить счастье взаимной любви и попрощаться со своей первой любовью.

Девушка тихо отворила двери и вошла.

При свете луны сад всегда казался ей нереальным, волшебным.

Вот он, фонтан, излюбленное место ее отца.

Вот скамья под мандариновым деревом, где часто отдыхает король и балует угощениями своего любимца, попугая Аччи.

От островка олив Вайолет невольно отвела глаза и устремилась в дальний уголок сада, к одиноко стоящему кипарису.

Кипарис этот был самым старым здесь деревом. Привезенный когда-то из далеких теплых краев, он не только прижился, даже разросся, надежно скрывая скамейку, что пряталась за его густой темной зеленью.

Уж он точно хранил в себе множество тайн, счастливых и мрачных.

Поговаривали, что посадил его Первый король. Потом приходил сюда погрустить, вспоминая свое предательство. Под ним, говорят, и умер, состарившись в одиночестве, без возлюбленной, которую отдал врагам.

Некоторые считали даже, что прах короля захоронен под этим кипарисом, ведь в королевской усыпальнице действительно нет его могилы, и где она – не известно. Но Вайолет не верила слухам и любила это место.

Здесь Винсент назначил ей первое свидание. Рассказывал легенды, от которых замирало ее юное сердце. Здесь впервые поцеловал ее, накинув на личико девушки свой шелковый легкий платок.

Неслышно ступают бархатные туфельки по каменной дорожке. Луна льет свой холодный свет на скамью, скрытую ветками кипариса.

Как-то на одном из тайных ночных свиданий Вайолет спросила у Винсента, который, по ее убеждению, знал все на свете, правда ли, что под этим кипарисом похоронен Первый король. Тот только рассмеялся и ответил, что тот похоронен под одиноким огромным древним дубом, что стоит в лесу недалеко на поляне. Король, предавший свою любовь, хотел уединения и после смерти. Такого же, как и при жизни. Словно в наказание за свое предательство.

"Без цветов, без прощаний, так,

Опустите меня во мрак.

Вечно буду один лежать,

Вечно буду о ней тосковать."

Винсент утверждал, что это подлинное завещание Первого короля, которое он однажды прочёл, тайно посетив Запретную библиотеку. И Вайолет поверила ему, потому что знала, что все запретное притягивало его.

Винсент Клавель.

Он был выдумщик. Странный. Красивый и отталкивающий одновременно. Он знал наизусть целые тома удивительных стихов, сам писал стихи.

Сколько лет ему было на самом деле? Имел ли он семью и детей? Откуда родом?

Оказывается, она так мало о нем знала.

Он был философ и романтик. Искусный лекарь, умеющий изготавливать самые сложные снадобья, хотя закон и запрещал готовить их кому-либо, кроме аптекарей. Алхимик, астролог, поэт.

Винсент всегда улыбался, всегда словно светился изнутри. Он обладал неослабевающим интересом к жизни. Сейчас Вайолет была уверена, что он искренне любил ее.

Он дал ей так много! Дал практические знания, которым не научат книги, щедро открывал секреты изготовления лекарств, потому что был убежден: для таланта секретов не жалко, а бездарность ими воспользоваться попросту не сможет.

Незнатный, немолодой, по сути некрасивый, он казался ей самым прекрасным, влюбил ее в себя, стал частью ее души и покинул почти внезапно. Бродяга и путешественник.

Вспоминая его, девушка постепенно перестала сердиться за обман. Разве можно сердиться на птицу, что улетает прочь? Она не держит зла. Сегодня, здесь, на этой скамье, она простила его. Встреча с ним обогатила ее, подарила незабываемые чувства.

Теперь кипарис хранит еще одну тайну. Под ним Вайолет простилась со своей первой любовью.

-- Прощай, Винсент. Думаю, ты не лгал, когда читал мне стихи и признавался в любви. По крайней, моя первая любовь благодаря тебе была прекрасной. Я прощаю тебя. Прощаю и отпускаю. Будь счастлив…

Погладив на прощание шершавый ствол кипариса, Вайолет, неслышно ступая бархатными туфельками по каменной дорожке, вышла из сада.

Она неспешно брела по галерее. Приостановилась, глядя на ночной зимний парк.

И вдруг совершенно неожиданно в одном из боковых проходов послышались шаги, и прямо перед ней появились кронпринц Деймонд и принц Лисандр. Вооруженная охрана освещала им путь факелами. Под покровом ночи венценосные особы прибыли в Мунстоун, и вот теперь направлялись к королю Алларду для переговоров по поводу заключения мира.

Деймонд шел по балкону твердым шагом, и его черные длинные волосы развевались на ветру. Железный венец на его голове сверкал единственным украшением – огромным голубым топазом, камнем их царского рода. Говорят, что король Эмерхард, еще будучи принцем, отказался от золотого венца и попросил выковать его из боевого меча, обагренного кровью врагов.

Рядом с братом принц Лисандр. Светлая кожа и светлые волосы представляли резкий контраст со смуглостью старшего брата. Вайолет знала, что мать Деймонда – королева Волков, а Лисандр – сын светлокожей рабыни, любимой рабыни короля. У Волков нет понятия законных и незаконных детей. Поэтому оба принца равны в правах. Но Деймонд на пару лет старше, и потому именно он кронпринц.

Позади царственных особ не отставала охрана, положенная им по статусу, хотя оба принца были воинами и сами могли за себя постоять.

Наступит утро, и Волки уедут в Северные пустоши, чтобы огласить подписанный договор перед своим народом. И война закончится.

Вайолет невольно приостановилась, пораженная красотой и высоким ростом венценосных братьев, невольно склоняясь перед ними в реверансе.

И если Деймонд едва заметно кивнул графине, ненадолго задерживаясь на ней взглядом, то взгляд серых глаз Лисандра был неожиданно мягким. Он улыбнулся девушке и прошел совсем близко. Вайолет даже ощутила, как его плащ коснулся ее одежды, а по замерзшей ладони (быть не может!) скользнули кончики теплых пальцев.

Вайолет замерла, но все же решилась подняла глаза, провожая братьев взглядом. И прежде, чем скрыться из виду, принц Лисандр вдруг обернулся и снова улыбнулся ей на прощание.

И эта светлая, теплая улыбка буквально сразила Вайолет. В ней было столько искреннего доброго расположения, что сердце ее невольно затрепетало в признательности.

Да, улыбка иногда творит чудеса.

Глава 51. Мирный договор

Кронпринц Деймонд и принц Лисандр прибыли в Мунстоун для переговоров глубокой ночью. Несмотря на поздний час, все во дворце пришло в движение.

Королю Алларду пришлось спешно покинуть безмятежно спящую супругу и самому лично встречать важных персон.

Стража сновала тут и там, выстраиваясь рядами у королевских покоев и комнат, отведенных принцам. Волки привезли с собой многочисленную охрану, что вызвало волнение и дополнительные трудности.

В кабинет, кроме короля и принцев, пропустили только особо приближенных советников и стражу с обеих сторон. Переговоры затянулись почти до утра. Аллард пытался склонить Деймонда подписать мирный договор, тот же настаивал на выполнении условий, выдвинутых его отцом еще в давние времена.

Оба принца были ростом не ниже короля Алларда. Смуглый черноволосый Деймонд и светлокожий золотоволосый Лисандр. Словно живое воплощение дня и ночи. Король Аллард хмурился, лицо же Деймонда было непроницаемым, словно маска, а топаз в его короне переливался мягким голубым светом. Невозможно было понять, о чем он думал. Этим он очень отличался от младшего брата, лицо которого отражало все его чувства. Сейчас Лисандр выглядел огорченным.

-- Что ж… Мы очень надеялись найти общий язык с его величеством, королем Северных Пустошей, великим Эмерхардом, -- вздохнул Аллард, -- вы ведь понимаете, ваше высочество, насколько важно мирное соглашение для всех нас. Благоразумие должно возобладать над уязвленной гордостью и чувством мести. Старики часто бывают упрямы, но молодым жить дальше. Я взываю к вашему молодому и справедливому сердцу. Требуется только ваша подпись, милорд, и договор о мире вступит в силу, -- Аллард протянул договор принцу Деймонду.

Тот взял договор в руки и снова перечитал его.

-- Владыка Северных Пустошей, несущий в сердце Огонь Великого Волка, славный Эмерхард ставит условием подписания мира возвращение всех отнятых у Волков когда-то земель, -- бесстрастно произнес он. – И как залог мира вы должны отдать нам самую прекрасную женщину королевства. Как мы успели понять, это королева Эмбер.

Аллард нахмурился еще сильнее.

-- Ни о какой передаче земель и тем более моей жены речи быть не может.

-- Невыполнение последнего условия мы вам можем простить, -- тут черноокий принц позволил себе улыбнуться.

-- Что ж. Мы много ждали от этой встречи. Выходит – напрасно, -- Аллард свернул листок договора и убрал в шкатулку на столе, -- прощайте, ваше высочество. Я думал, как умный человек, вы понимаете, что все войны рано или поздно заканчиваются миром. Можно подписать договор сейчас, а можно через несколько лет, которые только умножат наши и ваши потери, и ничего более.

-- А я думал, что как умный человек вы понимаете, что я уполномочен передать волю владыки Эмерхарда, и мое мнение здесь не играет роли, -- парировал кронпринц.

В этот момент в коридоре послышался шум и какое-то движение. Все взоры обратились к входным дверям, которые через мгновение распахнулись и посол Волков, перебросив длинные черные косы за спину, упал ниц перед принцем Деймондом.

-- Говори, – сухо приказал принц.

-- Свеча погасла… владыка.

И Аллард понял, что дух старого Эмерхарда соединился с Духом Великого Огненного Волка.

Все присутствующие склонили головы, а король Аллард сказал:

-- Примите наши искренние соболезнования, милорды. Вечная память славному королю Эмерхарду! И да здравствует король Деймонд!

На эти слова Деймонд высоко поднял голову и протянул руку к королю Алларду.

-- Давайте сюда договор.

И договор тут же был скреплен подписями.

Аллард в душе прославлял Богов и не верил своей удаче. Забирая свой экземпляр договора, он по-дружески улыбнулся Деймонду и вдруг спроси:

-- Давно хотел спросить у вас, ваше величество. Два месяца назад вы спасли мне жизнь. Почему?

-- Вот поэтому, -- и Деймонд, сверкнув черными как ночь глазами, показал Алларду подписанный договор.

Глава 52. Сжигая мосты

Не бойтесь потерять тех,

кто не боится потерять вас.

Чем ярче горят мосты за спиной,

тем светлее дорога впереди.

Омар Хайям

Она снова достала из сундука старый шелковый платок, привезенный ею когда-то из далекого путешествия. Развязала мудреный узел и вынула бархатный мешочек с самоцветными камнями. Расстелила по полу платок, покрытый старинным узором, магическими кругами и стрелами.

Встав перед платком на колени, долго мешала камни в мешочке.

«Быть ли мне женой капитана Рендала?»

Зачерпнула горсть камней, столько, сколько вместила ладонь, и взглянула на камни.

Большой, неправильной формы янтарного цвета камень назвала она именем Рендал. А вот и Вайолет -- маленький красный камень.

Зажала камни в ладонях и закрыла глаза.

Высоко подняла руки и бросила камни на старинный шелк.

Рассыпались камни, разбежались по магическому узору.

С замиранием сердца Вайолет склонилась над платком, с тревогой всматриваясь в самоцветы.

Нет в ее будущем начальника стражи. Далеко убежал маленький красный камень-Вайолет, вылетел за пределы шелка, словно какая-то сила вырвала его из этого мира.

«Быть ли мне женой капитана Рендела?»

«Нет» -- однозначный ответ.

Она улыбнулась сквозь слезы.

«Спасибо, судьба, за ответ»

***

Стояла глубокая ночь. Морозный воздух был колючим и острым. Где-то там, в недрах замка, король Аллард ведет переговоры с Волками о мире.

Эмиль, укутавшись в тяжёлый меховой плащ, сидел у огня в дозорной башне. У него есть час на отдых, затем переговоры возобновятся снова и продляться до утра.

Жара от костра едва хватало, чтобы только согреть ладони.

На его темные кудри опускались редкие снежинки, а перед глазами весело плясали яркие искры. Он любил сидеть у огня. Пламя завораживало, убаюкивало, успокаивало. Перед его глазами в огненной пляске проносились образы из далекого прошлого, а прежние наивные мечты казались теперь пустыми фантазиями, всего лишь больно ранящими сердце.

Почему именно сейчас, когда свершилось все то, чего он желал, когда графиня оставила его в покое, а Эмбер обрела личное счастье, он чувствует себя таким одиноким? Разве не этого ему всегда хотелось? Быть всегда рядом с сестрой, служить ей, служить своему королю и королевству. Так почему же он так несчастен?

Но вот в темном коридоре мелькнул знакомый бархатный плащ, и Эмиль оторвал взгляд от костра. Языки пламени настороженно дрогнули, опасливо освещая гостью.

Капитан искренне удивился. Последнее время они с графиней избегали друг друга. Зачем же теперь она пришла?

-- Уделите мне минутку, капитан? Для меня это важно.

Он ничего не ответил. Потому что ему нечего было сказать. Взял щипцы и невозмутимо перемешал угли. Только бешено колотилось сердце в груди.

Вайолет прошла ближе и присела рядом с ним на брошенные у стены бревна, припорошенные снегом. Бревна, которым скоро суждено окончить свой путь все в том же костре.

-- Возможно, причина моего прихода покажется вам пустяковой, но для меня это действительно важно. Я… хотела сказать вам спасибо, капитан. За то, что были честны со мной. Не говорили мне красивых слов, которые на самом деле ничего не значат.

Она отвела взгляд от огня и уставилась на то, как сквозняк закручивает легкие снеговые вихри по углам башни.

Эмиль молчал.

-- Во всем, что произошло между нами, нет вашей вины. Это я непростительно потеряла голову. Но теперь я в порядке.

Она мельком взглянула на него и заметила, как он кивнул на ее слова.

-- Ещё хотела сказать вам, что вы были правы. Любовь -- это сказки для маленьких девочек. Кто любит, тот уязвим. Ему есть, что терять. Жена не должна любить. Гораздо важнее трезво мыслить и помнить свой долг. Вот за это я и пришла поблагодарить вас. За ценный опыт, который вам, видимо, дался нелегко.

Эмиль недоверчиво взглянул на гостью. Вроде бы она все правильно говорила, вот только что-то не нравилось ему в спокойном тоне ее ровного голоса.

Казалось, ничего в ней не изменилось. И все же она была другой.

Какое-то время они молчали, слушая, как потрескивает огонь.

Он незаметно поднял на нее глаза, чтобы еще хоть на мгновенье прикоснуться к ее совершенной красоте. Быстро взглянул на тонкие черты, на красивый изгиб нежных губ, которые ему никогда не суждено целовать.

На белые точеные руки, которые, он был уверен, обнимали многих до него и будут обнимать после.

А она словно ждала чего-то. И он понимал, чего. Но что он мог ей предложить? Никто не отдаст графиню за стражника. А на встречи тайком где-нибудь под оливами в зимнем саду он не согласен.

Вайолет подняла на него глаза, и они встретились взглядом.

-- Вообще-то я пришла попрощаться, -- печально улыбнулась она.

-- Вы уезжаете?

-- Да.

-- Далеко?

-- Да.

-- Куда?

Вайолет поднялась, подошла к перилам и всмотрелась в чёрную бездну, расстилающуюся перед ней. Редкие снежинки, как белые мушки, летели по ветру, влетали к ним в башню и падали беззащитными мотыльками прямо в костер к своей смерти.

-- Туда… -- она кивнула в темноту, в сторону гор, покрытых лесом, в ночь и темноту.

-- Вы помните, Эмиль, легенду о волшебнице Фрее? Как Первый король отдал ее Волкам в залог мира, и столетний договор был подписан?

А вот Волки рассказывают эту легенду иначе.

«Спросил Принц Волков короля: «Что отдашь нам за мир?» «Все», -- ответил властитель. «Неужели все? Даже жену?» «И жену отдам, и руку мою, если попросишь. Отдам и жизнь».

Усмехнулся Принц. Не стал требовать ни жены, ни руки, ни жизни. Знал, что все и так получит. И подписал договор.»

Волки рассказывают, что Фрея слышала тот разговор, и сама оставила мужа, не простив предательства. Волки никогда не берут женщин силой. Женщины сами приходят к ним.

А у стен замка бродили черные дикие тени. Вайолет протянула ладонь в черную пропасть, и тени ответили ей протяжным воем. Она невольно заслушались.

-- Слышите? Это песнь неприкаянных мятущихся призрачных душ. Они пришли за своей королевой, -- она все тянула руку в темноту, словно вытягивая из мрака тоскливую звериную песню.

И в один миг внутри Эмиля все похолодело. Животный страх где-то в глубинах его души отозвался также послушно, как голоса ночных бродяг там, в лесах, обступивших замок.

-- Да ты ведьма, -- сорвалось с его губ.

-- Конечно. И ты всегда это знал, мой капитан.

Печально смотрела на него красавица. Она знала, ведьму он никогда не примет. Это она приняла бы его любым. Не побоялась, что он сын Дьявола, и в его жилах течет яд вместо крови. Да что там, она не испугалась бы даже, если бы выяснилось, что под плитами пола у него лежат семь трупов, убитых его рукой. Она приняла бы его любого, если бы он любил ее. Если бы...

Ветер, внезапно ворвавшийся в башню, принес ворох снежинок и поиграл огнем факела.

На миг ему показалось, что ее глаза из голубых стали черными. А может, это ночные тени дурачили его.

-- И ещё кое-что, -- Вайолет убрала руку, и вой прекратился. -- У меня нет кошки.

Эмиль даже не сомневался.

А графиня исчезла в глубине темного коридора также неслышно, как и появилась. Она вообще всегда двигалась неслышно. Словно кошка.

Глава 53. Сердце в осколки!

Я теперь один и свободен, вот только

свобода эта слегка напоминает смерть.

Ж.П. Сартр

Вайолет стремительно неслась по холодным коридорам замка, освещаемым лишь факелами. Причудливые ломаные тени, похожие на злых духов, следовали за ней попятам, словно вассалы за своей госпожой.

Она все еще чувствовала его прожигающий взгляд у себя за спиной – «ведьма». Страшное слово горело, словно клеймо. Теперь, если она и захочет вернуться – не сможет. Она сожгла первый мост. И это только начало.

Девушка шла все быстрее, почти бежала. Пролетев мимо своей комнаты, рванула дверь в комнату отца.

Тот сидел за столом, задумчиво вертя в пальцах свой перстень с топазом.

Увидев дочь, улыбнулся. Но улыбка быстро сползла с его лица. Никогда ещё он не видел свою дочь такой. Быстро поднялся ей навстречу, оставив кольцо на столе.

Девушка бросилась к отцу и обняла за плечи.

Конрад понял, что случилось что-то серьезное.

-- Что с тобой, родная моя? Что случилось?

-- Папа, как жить, если разбито сердце? – ища ответа, она заглянула в родное лицо.

Сейчас, когда он был без своей обычной любезной улыбки, дочь вдруг разглядела, что глаза его печальны и полны усталости, а на лице заметила морщинки.

Конрад некоторое время смотрел на нее с сочувствием.

Потом взял бокал со стола. Свой любимый бокал кассальского стекла в виде кисти винограда, зеленый прежде, теперь же почти черный. Одним лёгким движением он вдруг швырнул его о каминную решетку. Прелестный бокал, чистый и прозрачный, как слеза, разлетелся на множество осколков, и те усыпали пол перед камином, поблескивая, словно драгоценные камни в отблесках пламени.

-- Что делать, если сердце разбито? Что мы можем сделать с этим бокалом? -- спросил ее отец, указав на осколки. -- Ничего. Жить дальше. Уже без сердца. Оно разбивается только один раз. Но боль останется с тобой навсегда. Ты даже привыкнешь к ней.

Вайолет посмотрела на отца новыми глазами. А он порывисто обнял ее и зашептал ей на ухо:

-- Вайолет, послушай меня, возьми себе мое кольцо. Без него ты сгоришь, девочка, в тебе всегда было слишком много огня. Так нельзя, и я боюсь за тебя.

Вайолет задумалась.

Если бы она не встретила в своей жизни Винсента, она сейчас поддалась бы уговорам и надела кольцо. Так легче. Волшебный камень успокоит, усмирит чувства, остудит не в меру горячее сердце.

Но одобрил бы ее наставник такой выбор? Нет, не одобрил. Он был всегда полон жизни и превыше всего ценил свободу сердца. Говорил, что принимать от жизни нужно все: и радость, и боль. А боль – признак того, что сердце все еще живо.

Она не наденет кольцо.

-- Спасибо, отец. Я справлюсь. Оно мне не нужно.

***

Вайолет сняла со стены факел и вошла в свою тайную комнату. Наполненная любимыми вещами, эта комната всегда была ее излюбленным местом, местом покоя и радости, ее личным раем.

Девушка стояла какое-то время, мысленно прикасаясь к дорогим сердцу вещам, всматриваясь и прощаясь.

Подошла к столу и достала письмо, которое хранила с трепетом. В отблесках огня глаз выхватывал знакомые строки: «Университет Сирина…доктор медицины Винсент Клавель… Теория о мельчайших существах…»

Дрожащей рукой поднесла она листок к лицу и вдохнула последний раз едва уловимый, знакомый запах фиалкового корня. Надо отпустить… Надо сжигать мосты…

Надо. Но она все медлила, до конца не веря, что сделает это. Письмо дрожало в руке. Горло сдавило спазмом и слезы неумолимо подступили к глазам. Она даже на миг пожалела, что отказалась от отцовского кольца.

Но нет! Это лишь минутная слабость. У нее хватит сил.

Вайолет сцепила зубы и усилием воли загнала слезы глубоко внутрь, не позволив им пролиться. Когда-то она дала себе слово, что ни один мужчина больше не получит ни одной ее слезинки. Она будет жечь по-живому. Чтобы запомнить эту боль. Боль, которую она преодолела.

Девушка поднесла листок к факелу и не отрываясь смотрела, как быстро вспыхнула бумага, превращаясь в руке в черные хлопья пепла.

В один миг ничего не стало. Письмо рассыпалось в прах.

Теперь остался последний шаг.

Она постояла, собираясь с силами, повернулась и подошла к мольберту.

Отдернула черный занавес. Замерла, созерцая.

С картины на нее смотрел Эмиль. Взгляд его был почти нежным, а губы тронула едва заметная улыбка. Когда-то Вайолет хотела, чтобы он смотрел на нее именно так.

И вот она стоит с факелом, и они с Эмилем смотрят друг другу в глаза.

-- Привет, любовь моя. Знаешь, зачем я пришла? Знаешь… Вижу, ты не боишься. Ты смелее меня…

И она поднесла факел к его лицу. А он смотрел прямо на нее и улыбался. Как же трудно оказалось сжечь эту улыбку! Сердце ее рвалось из груди и кричало "остановись", руки ее затряслись, губы задрожали.

Но она скрепила сердце и поднесла факел ближе. Лицо любимого осветилось ярче, заиграло красками, становясь почти реальным. Она рисовала его с любовью, вкладывая все чувства и душу, и будто и вправду наделила рисунок душой. Эмиль смотрел как живой. Даже видя огонь в ее руках, он не дрогнул и улыбался ей.

Ее всю трясло. Рука с факелом дрожала. Она и правда словно сжигала его.

А вместе с ним свое сердце.

-- Сейчас… Сейчас я отпущу тебя, любимый… Минутку только посмотрю еще…

Глубоко вздохнула, плотно сжав дрожащие губы.

-- Это не Эмиль. Это лишь моя мечта, -- сказала она вслух и поднесла руку ближе.

Краски от жара заблестели, оплавляясь, и на какой-то миг образ стал совсем как живой.

Но только на мгновенье. Вот краски потекли, смешиваясь и чернея.

Наконец, холст запылал, прорываясь, капая на пол черной бесформенной массой.

Вайолет, словно через пелену, все смотрела туда, где мгновенье назад ещё было лицо любимого. Факел выпал из обессиленных рук.

-- Мечта, прощай…

Она закрыла лицо рукой. И ощутила, что оно залито слезами.

Десять минут спустя служанка, проносившая мимо комнаты леди Вайолет стопку чистых простыней, увидела сизый дым, змейками выползающий из-под запертой двери.

***

Светало.

Король Деймонд и принц Лисандр возвращались в свои покои после тяжелых многочасовых переговоров.

Они очень утомились, но гордость не позволяла им хоть намеком выдать свою усталость. Довольные заключенным миром, они намеревались немного отдохнуть прежде, чем двинуться в обратный путь.

Вошли в отведенные им комнаты и отпустили охрану. Братья не зажгли света. Говорят, Волкам он не нужен, они прекрасно видят в темноте.

Начали было раздеваться, но, не сделав и пары шагов, замерли.

И оба тут же поняли, что в комнате их кто-то ждет. Женщина! Они не видели таинственной гостьи, чувствовали лишь легкий запах. Запах цветущих ирисов.

-- Ты пришла, Королева…

Глава 54. Встреча в городе

После отъезда принцев стало известно, что дочь канцлера леди Вайолет покинула Мунстоун вместе с ними. Даже поговаривали, что прекрасная графиня может стать новой королевой Волков, подобно легендарной голубоглазой волшебнице Фрее.

Канцлер воспринял эту новость с удивительным хладнокровием. Был единственный раз, когда выдержка изменила ему. В тот день он пришел взглянуть на сгоревшие комнаты дочери. Едва только открыв дверь, за которой все уже было вычищено, он тут же отдернул руку, развернулся и быстро ушел. Не смог, вероятно, перенести вида пустого пепелища на том месте, которое сначала служило детской, а после -- опочивальней любимой девочки.

Случилось и еще одно важное событие. Друг Алларда, король Филипп, обрадованный заключенным с Волками миром, прислал в Мунстоун собственного лекаря, убеленного сединами и умудренного опытом очень милого старичка, который пришелся по душе всем обитателем замка.

Теперь Лестер и Фалина могли собираться в дорогу.

Им выделили одну из королевских карет, к зиме поставленную на полозья. Крепкая, надёжная и обитая внутри мехом, она была снабжена печкой и даже освещением (в потолке в специальном стеклянном фонаре закреплялась свеча).

Молодожены получили на руки только часть приданого невесты: железный небольшой сундучок с хитрым замком. Довольно тяжёлый. Это было золото, которого хватило бы на покупку большого дома.

Остальное Аллард обещал прислать через год прямо на Кассаль. Конечно, если у молодых все сложится. Если же нет, то королевские гонцы уполномочены были забрать невесту обратно в Мунстоун.

Таким образом, король давал понять, что не желает бросать племянницу на милость мужа, а хочет быть в курсе ее жизни.

Фалине же не терпелось увидеть малыша Бена. Она не говорила Лестеру, но была уверена, что мальчик – его незаконный сын, мать которого погибла от чумы. Женщина не удивлялась, что муж выдает ребенка за сына знакомых. Признаваться в своих грехах трудно, особенно жене. И она держала свою догадку в секрете, мечтая окружить ребенка заботой и любовью.

Наконец, все было готово к путешествию. Лестеру осталось только расплатиться за городскую квартиру и забрать оттуда свои вещи. Да еще неплохо бы заглянуть к аптекарю и запастись впрок кое-какими важными ингредиентами и снадобьями, ведь по дороге в Сирин сложно будет найти приличную аптекарскую лавку.

Собираясь в город, лекарь попросил Валентина присмотреть за женой.

-- Не беспокойтесь, господин Лестер, все сделаю, только… Вы уж простите старика, но я не поеду с вами на вашу родину. О вас есть теперь кому позаботится, я уже вам не нужен.

-- Так, -- ухмыльнулся Лестер, -- наверняка здесь замешана женщина. Неужели ты снова женишься? Дай угадаю… На Мэтти?

-- Ну… -- замялся Валентин, -- скажете тоже. Куда мне в моем возрасте жениться? Мы так, просто…хорошие друзья.

-- Ну конечно, рассказывай мне. Хочешь сказать, вместе вечерами будете чулки штопать? Ну-ну! – он похлопал покрасневшего Валентина по плечу.

-- Да я ведь не против совсем, оставайся, я только рад.

Он действительно был рад за человека, который выходил его после тяжелой болезни, следил за ним, словно за сыном, искренне любил и заботился.

***

Добрался Лестер до города только к обеду – дела задержали. Внутри, за городскими стенами, было оживлённо. Торговцы зазывали к своим прилавкам, покупатели торговались, пьянчужка у трактира орал песни, бродяга-музыкант пиликал на своей виоле. Обычный городской шум, но как же, оказывается, Лестеру его не хватало! Он соскучился по обычной жизни, по людским голосам, даже по характерным запахам.

Первым делом лекарь отправился в аптекарскую лавку.

Внутри его встретил мужчина средних лет, чисто выбритый и аккуратно одетый. Лекарь подробно рассказал ему, какие снадобья желает заказать. Затем приобрел смолу бальзамового дерева, кусок хорошего мыла^{title="">[26]}, свои любимые конфеты, а еще не удержался от пары унций острого перца, которым так любят приправлять блюда на его родном юге.

Так как лекарства аптекарь обещал изготовить к утру следующего дня, Лестер решил переночевать в городе. Вышел на улицу и сощурился от яркого заходящего солнца. Уличный музыкант все еще мучил виолу, бродячий пёс у самых его ног чесал свою косматую шерсть. Юные девушки в пестрых платках прошли мимо, улыбаясь и что-то обсуждая, двое торговцев ссорились между собой. Словом, всюду текла обычная городская жизнь.

Лестер даже разулыбался, пробираясь сквозь толпу к съестной лавке.

И ему вдруг ужасно захотелось домой. Прям тошнота подступила к горлу, так захотелось прямо сейчас оказаться на родном Кассале! Но ничего, осталось потерпеть еще чуть-чуть, и он отвезет жену к матери!

Сложив в просторную холщовую сумку купленные у лавочника хлеб, сыр и бутыль вина, он направился к своей квартире.

Проходя мимо очередного трактира, он услышал шум и приостановился. Закинул сумку с ужином на плечо и стал наблюдать, как несколько пьяных мужчин ссорятся и толкают друг друга. И эта обычная пьяная ссора нисколько бы не заинтересовала Лестера, если бы мужчины не хватали за руки женщину в длинном дорожном плаще. Не успел Лестер сообразить, что к чему, как один из дебоширов заехал даме кулаком в лицо, от чего та упала на снег. Ее темные волосы рассыпались из прически, а платье задралось, обнажая стройные ноги в тонких шерстяных чулках.

Долго лекарь не думал. Отшвырнув сумку в сугроб, он бросился на помощь даме. Бить женщину – последнее дело, тем более так жестоко. Лестер был даже рад помахать кулаками. На удивление, еще пара смельчаков, возмущенных выходкой пьянчуг, пришли ему на подмогу. Подвыпившая братия тут же оживилась, не ожидая такого веселого продолжения.

Лестер же, в отличие от большинства заядлых драчунов, умел вовремя остановиться. Да и судьба дамы интересовала его гораздо больше, чем трактирная пьянь.

Оставив прохожих и дальше вершить правосудие, он подскочил к женщине и помог ей подняться.

-- Госпожа Жинель?! Вы? И чего это вас в трактир понесло на ночь глядя? Потрясти перед носами пьяных гуляк юбками срочно приспичило? Хотя нет, как я сразу не понял, вы наставляли их на путь истинный! Угадал?

Пока женщина отряхивала снег с платья, Лестер отыскал в снегу свою сумку, из которой теперь капало вино, а внутри позвякивали осколки.

Это действительно была его старая знакомая, прорицательница Жинель. Вот только сейчас она совсем не напоминала древнюю согнутую пополам старуху. Это была молодая стройная женщина, закутанная в длинный плащ, из-под которого виднелся подол дорогого платья.

Но разбираться сейчас было не к месту. Лестер бросил взгляд на окровавленную скулу и оцарапанную щеку своей знакомой и сказал:

-- Идемте ко мне, я лекарь и окажу необходимую вам помощь. Моя квартира здесь недалеко. Кстати, за свою честь можете не волноваться.

На последние его слова женщина презрительно фыркнула, но все же пошла за лекарем.

***

В квартире было сыро и холодно. Лестер поставил на стол свечу и попытался разжечь камин.

Дама метнулась к зеркалу и стала рассматривать ссадину на скуле. Теперь, когда ведунья сняла плащ и откинула волосы с лица, Лестер убедился, что она действительно молода. Довольно изящная и грациозная, с роскошными вьющимися темными волосами и экзотической внешностью, напоминающей южанку. Вот только кожа для уроженки юга была довольно светлой и нежной.

Оценивая урон, нанесенный ее лицу, женщина только вздыхала. А вот когда увидела разорванную ткань любимого дорогого платья, тут уж она не стала сдерживаться и высказала все, что думала о трактирных пьянчужках.

-- Чтоб у них руки отсохли, проклятые шлынды!

Балахвосты нечистые!

Псоватые вымески!^[27]

-- Э! Потише, сударыня! Пощадите мои уши! – Лестер скривился.

-- Мое лучшее платье! Изумрудный шерстяной муар! – она схватилась за голову, осматривая повреждения любимого наряда.

Лестер усмехнулся, но ничего не сказал. Не его это дело, учить мошенниц хорошим манерам.

Когда камин запылал, он нашел иголку с нитками и протянул их гостье, легко переходя на ты после того, как та перестала прикидываться дамой и от души грязно при нем ругалась.

-- Держи!

-- Шутишь? Я не нищенка, чтоб дыры зашивать! Пропало платье.

-- А кто виноват? Это явно была не лучшая идея таскаться на ночь глядя по кабакам.

-- Я не таскалась по кабакам, -- уязвленно передразнила красавица, -- Просто шла мимо.

Теперь настал черед мужчины презрительно фыркать, без слов давая понять, что он об этом думает.

Женщина прикусила губу.

-- Видишь ли, я шла по делам. Смотрю, эти бездельники из трактира вывалились. Я хотела просто пройти мимо, но один из них был совсем молоденький, а за плечом у него смерть стояла. Ну, я и не удержалась…Жаль стало паренька, решила предупредить.

-- А парнишка-то не поскупился на благодарность, -- не удержался от ехидства лекарь.

-- Я уже привыкла, -- равнодушно пожала она плечами, -- провидицы часто страдают за правду. Вот только платье жалко.

-- За правду?! – Лестер, который в этот момент рылся в шкафу, даже обернулся, -- хм…ладно, не буду говорить, что я об этом думаю…

-- Не веришь, значит? – женщина попыталась скрыть дыру в складках платья. – А разве ты не встретил свою большую любовь? С глазами чистыми, словно подтаявший лед на реке? Голубым глазами…

Лестер замер. И правда, она ведь предсказывала ему эту встречу, а он как-то и забыл о предсказании, вовлеченный в круговорот событий.

Ведунья отвернулась с усмешкой. Ей не нужен был ответ.

А Лестер вдруг посмотрел на нее совсем другими глазами.

С разбитым лицом, в порванном убогом платье, которое казалось ей верхом роскоши, она показалась ему такой одинокой и беззащитной в этом огромном враждебном мире, где женщин так мало ценят. Порой, удивительных женщин.

Лекарь отвернулся, взял из стопки кусок чистой ткани и смочил ее чем-то резко пахнущим.

-- Дай-ка посмотрю, -- он попытался развернуть к себе лицо гостьи, но та возмущённо мотнула головой и вырвала примочку из рук лекаря.

-- Не тронь, я сама!

-- Посмотрите-ка, какая недотрога, -- смущенно усмехнулся Лестер и уселся за стол, рассматривая разбитые во время драки в кровь костяшки правой руки.

-- Я хоть и кажусь доступной, но это ошибочное впечатление. Лапать себя я никому позволю, -- она приложила ткань с лекарством к ране на щеке и поморщилась.

Пока гостья обрабатывала сочащуюся кровью скулу, Лестер задумчиво пошевелил ушибленной рукой.

Он часто сетовал на свою жизнь и совсем не задумывался о судьбе своих близких, словно время для них остановилось в тот момент, как он покинул родной остров. А ведь еще немного, и ему не к кому будет спешить…

Лестер нервно заерзал на стуле.

Там, далеко, за морем, у него подрастает младший брат. Ну, как подрастает... Когда Лестер уезжал, тому было три. Теперь уже…около двадцати. Брат вырос, а Лестер его и не видел. Какой он? На кого похож? Как живет, чем зарабатывает на жизнь? Отец уже совсем стар, ему под шестьдесят. Какой из него в этом возрасте полировщик линз? Видит, должно быть, плохо. Да и, признаться честно, возможно их с матерью уже и в живых-то нет?

Вдруг женщина внимательно посмотрела на него через зеркало и сказала:

-- Не знаю, о чем ты переживаешь, но это ты зря. Напрасно страдаешь, успокойся.

Мужчина невольно вздрогнул, а гостья продолжила обрабатывать свои ссадины.

Лестер ничего не ответил, но ее слова разлились приятным теплом в груди. Иногда нам очень нужна поддержка, и не так уж важно, от кого она исходит.

Поглядывая на то, как женщина приводит себя в порядок, он достал из разорванной сумки свёрток с хлебом и сыром, слегка подмоченные вином. Разбитую бутыль было жаль. Сейчас бы она пригодилась.

-- Придется есть всухомятку. Хотя, вода у меня есть.

Он порезал хлеб и сыр на куски и поделился с гостьей.

-- Подкрепи силы. Кстати, как твое имя? Ведь не Жинель?

-- Спасибо, -- женщина приняла угощение, -- у меня много имен. Можешь звать меня Жинель, это имя не хуже остальных.

-- А как родители назвали?

Она подняла на него глаза и в них на миг мелькнула тоска.

-- То имя умерло вместе с моим прошлым. Я приняла другое имя, но его скажу лишь тому, кому отдам свою душу.

-- Как-то жутковато звучит, -- заметил Лестер, и они принялись за еду.

Во время ужина мужчина искоса поглядывал на свою сегодняшнюю гостью.

Худенькая, но крепкая, она ела аккуратно и красиво, отламывая кусочки хлеба и сыра, отставив в сторону тонкий пальчик. Сколько ей лет? Он встретил ее в образе старухи, а теперь она казалась ему совсем молоденькой. И не подумаешь, то еще пару минут назад эта юная красавица с аристократическими манерами ругалась хуже разбойника. Лестер ухмыльнулся.

-- Ты ешь прям как аристократка. В тебе что, благородная кровь?

-- Нет. Но я много играла в театре, -- невозмутимо пояснила Жинель.

-- И какие роли?

-- Всякие...

-- Откуда ты?

-- Крепость Брю, слыхал?

-- Как же! Легендарная непобедимая крепость, которую все-таки завоевали и сожгли до тла.

-- Ты слышал? – Жинель, казалось, оживилась, -- но это же было много лет назад?!

-- Мы в детстве частенько играли в осаду Брю на развалинах старой мельницы. Одни нападали, другие защищали, -- Лестер мечтательно улыбнулся, вспоминая свое далекое детство.

-- И на чьей стороне был ты?

-- Я всегда командовал защитой! -- не без гордости заявил Лестер, а женщина улыбнулась и кивнула, словно он подтвердил какие-то ее догадки.

-- И что? Удавалось защитить легендарную крепость?

-- По-разному. Но чаще -- да.

Она доела свой сыр и стала аккуратно собирать крошки со стола.

-- Когда крепость сожгли, отец перебрался на восток.

-- Кем был твой отец?

-- Он торговал тканями.

-- Понятно...

-- Что тебе понятно?

-- Понятно, откуда у тебя любовь к роскошным тканям. Изумрудный шерстяной муар…

Сытая Жинель расслабленно рассмеялась, демонстрируя красивую улыбку, которую Лестер увидел у нее впервые.

-- Ты, лекарь, и представить не можешь, что представляет собой склад богатого торговца тканями! Настоящая сокровищница, сказочный сон, мечта любой женщины. Настоящие шелка и переливающиеся атласы всех оттенков, тончайшая органза, мягкий кашемир, узорчатые алтабасы, десятки видов парчи, шифоны, усыпанные цветным жемчугом. Только одного ламэ несколько видов: золотое ламэ, серебряное, жемчужное, с металлическими пастинами… А мотки разной тесьмы, шелковые ленты, ленты, увитые бисером! Мои сестры часами могли блуждать среди этой сказочной роскоши и блеска!

-- Сестры?

-- У меня одиннадцать сестер. Я была самой младшей. Когда сестры выбирали себе ткани на платья, меня обычно одергивали и совали в руки леденец. Мне не разрешали, как им, примерять и прикладывать к себе, рассматривать и выбирать для себя всю эту красоту. Я была слишком мала. К тому же, наверное, я должна был родиться мальчишкой, ведь отец столько молился Богам о сыне... С детства я была драчуньей и забиякой, не в пример моим баговоспитанным сестрицам. А потом отец разорился, мы все оказались на улице, и сказочной красоты ткани остались только в моих снах.

-- И где же твои сестры?

-- Не знаю. Мне было семь, когда отец продал меня бродячему старику-актеру. Ладно, мне пора…

Она поднялась и обернулась к нему уже без улыбки. И в мерцающем свете камина Лестеру снова привиделось, что эта женщина гораздо старше, чем кажется.

А тем временем гостья подошла к зеркалу и, глянув на припухшую скулу, не смогла сдержать новый вздох разочарования.

-- Боги, ну почему это случилось сегодня?!

-- А ты что, на свидание собралась? – усмехнулся Лестер.

Но Жинель метнула в него испепеляющий взгляд, и мужчина перестал шутить.

-- Что? Правда свидание?!

-- Думаешь, я не могу понравться?

Она поправил волосы, прикрыв ими ссадины, одернула платье и, надев плащ, снова повернулась к Лестеру.

-- Ладно, не сердись. Спасибо тебе и за ужин, и за помощь. Но мне правда пора, меня ждут.

-- Проводить тебя? А то мало ли что...

-- Нет! Нет, спасибо. Я закутаюсь в плащ.

-- Да брось, поработаю сегодня твоим телохранителем. Мне не трудно. Обещаю не рассматривать твоего возлюбленного!

-- Хорошо, -- Жинель снова благодарно улыбнулась.

***

На улице давно стемнело. Около трактира, где на снегу еще виднелись следы борьбы, а пролитое из разбитой бутылки вино кровавым пятном алело на дороге, Жинель попрощалась с Лестером.

В условленном месте ее ждала карета. Даже в темноте она отличалась от грубых колымаг, на которых обычно передвигалась по городу местная знать.

Внешне неброская и темная, вблизи ладная и изящная, с застекленными окошками, с качественными латунными фонариками, которых, кроме как в столице, Жинель и не видела нигде больше на каретах. На запятках кареты, кутаясь в теплые плащи и стараясь слиться с темнотой, притаились двое телохранителей.

Сердце женщины затрепетало. Тот важный господин, что наверняка находится сейчас внутри, все ещё ждёт ее, хоть Жинель и сильно опоздала.

Захотелось броситься туда со всех ног, объявиться, упасть к его ногам, но Жинель осадила себя и заставил стоять, выжидая, за углом. Если она действительно нужна, ее подождут, сколько бы ни пришлось. Однако, она холодела при мысли, что вот сейчас терпение лорда иссякнет, и карета тронется с места. Но та стояла все так же неподвижно, только лошади время от времени всхрапывали, перебирая копытами.

Наконец, словно очнувшись, она подхватила подол платья и тенью скользнула в переулок.

Жинель быстро заскочила в карету, и та тут же тронулась с места.

Внутри было темно и натоплено. Женщина опустилась на лавку, обитую бархатом и соболем, и почувствовала, как по озябшим ногам заструилось тепло от небольшой печки, скрытой под сиденьем.

Сквозь стекла окошек просачивался скудный лунный свет. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Жинель почти разглядела того, кто сидел напротив.

На его темной одежде поблескивали полированные драгоценные пуговицы и серебряное шитье. На большом мягком бархатном берете колыхалось черное плерез-перо^[28], а на изящных пальцах, тонущих в дорогих кружевах, сверкал огромный голубой топаз.

Никогда ещё она так не волновалась.

-- Ты заставляешь себя ждать, лани.

"Лани… Как мило..."

Жинель опустила глаза.

Она не хотела оправдываться, хотя действительно опоздала не по своей воле.

Женщина чувствовала, что ее разглядывают, и готова был провалиться сквозь землю.

Лани… Она уже давно вышла из того нежного возраста, когда тебя окликают на улице этим именем редкие старожилы, ещё помнящие язык Волков.

Жинель и боялась внимания этого человека, и одновременно жаждала его. Вся внутренне сжималась под проницательным взглядом, но заставляла себя держаться с достоинством и в глубине души желала, чтобы на нее вот так смотрели.

-- Что это? Кровь? -- лорд вдруг протянул руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев, заметив в свете редких огней темные пятна на лице гостьи.

-- Что-то случилось?

Она затаилась, сосредоточившись на этом прикосновении.

-- Кое-кому не понравилось мое предсказание.

-- Ты не должна больше заниматься пророчествами, -- к ее разочарованию, мужчина убрал руку, -- а еще стоит сменить эти жуткие старушечьи обноски. Что за странная фантазия? Сейчас прелестная мода на декольте.

-- Мне не идут платья с декольте.

-- Смотря какие платья. Как на счёт того, чтобы одеться у лучшего портного? Тебе пойдут светлые тона.

-- Мне не идут светлые тона.

-- Темные старят, лани.

Она принимала это «лани», словно ласку. И тихо ответила.

-- Вас -- нет.

В карете воцарилось молчание.

Лорд чуть наклонился вперёд. Лунный свет озарил его красивое лицо и длинные темные волосы.

-- Ты делаешь мне комплимент? -- в тихом голосе слышалась лёгкая насмешка.

-- Нет, я не делаю комплиментов. Говорю только правду.

-- А как же твои пророчества? -- лорд, едва сдерживая улыбку, приподнял бровь.

Женщина откинулась спиной на мягкую соболиную обивку, и ее лицо утонуло в темноте.

-- Моя бабка была родом из крепости Брю. Однажды она предсказала, что крепость падет, и ее сожгли заживо. А через пару дней крепость была полностью разрушена.

-- Твоя бабка была прорицательницей?

-- Возможно.

-- Ты унаследовала талант?

-- Иногда я вижу то, чего еще нет. Но неясно. Словно вспоминаю забытый сон. Иногда эти сны сбываются, иногда нет. Но я не лгу и не выдумываю.

Лорд молчал, задумчиво поглаживая кончиком пальца любимый топаз.

-- Я читал твои предсказания.

-- Что скажете?

-- Скажу, что ты не будешь больше заниматься пророчествами, если не хочешь закончить свои дни на каторге или на костре. А вот почерк у тебя действительно очень красивый. У меня слабость к каллиграфии. А ещё мне нужен секретарь. Или помощница. С красивым почерком. Возможно, дальняя родственница, которую прислало мне на попечение почтенное, но разорившееся семейство. Как тебе мое предложение?

-- Предсказания – моя судьба. Не в моих силах изменить ее, -- едва слышно выдохнула Жинель.

-- Я и не прошу менять, -- лорд наклонился к ней еще ближе, так, что луна осветила его лицо и женщина увидела, как сияют предвкушением его глаза, -- ты продолжишь предсказывать. Но будешь делать это только для меня… для меня одного!

Они встретились взглядами и не могли оторвать друг от друга глаз.

-- Я давно уже не лани, -- наконец, выдавила она из себя.

-- Я тоже, -- усмехнулись в ответ.

-- Мне 34.

Лорд помолчал немного, видимо, озадаченный, но тут же нашел грациозный выход из щекотливой ситуации.

-- Мне больше, -- улыбнулся он.

-- Я играла в театре много лет.

-- Я играю всю жизнь.

Она прикрыла глаза. Час ее судьбы пробил!

-- Прежде, чем дать мне ответ, подумай дважды, -- услышала она шепот совсем рядом.

-- Это вам стоит подумать дважды, потому что назад пути у вас не будет.

Ответом ей был легкий, едва уловимый смех, а она все никак не могла налюбоваться лицом, все эти дни являвшимся к ней в запретных снах.

-- У меня есть условие, -- она коснулась горячей ладонью прохладных пальцев графа, сняла с них ледяной талисман и вложила его ему в ладонь.

-- Ты не будешь больше носить этот камень. Он высасывает твое сердце. Если не захочешь меня больше видеть – просто надень снова это кольцо.

-- Я так привык к нему, но…хорошо. Согласен, -- отважно согласился граф.

-- Подумай дважды, прежде, чем соглашаться, -- усмехнулась колдунья.

-- Согласен!

И она вдруг плавно перетекла со скамейки на пол у его ног, поймала губами палец без кольца, обжигая его такой откровенной лаской, от которой горячая лавина растеклась по его рукам, по груди, вползая прямо в сердце, и оттуда в кровь, обжигая его восторгом и желанием такой сил, каких от не испытывал даже в юности.

-- У меня много имен, но настоящее имя я открою только тебе. Ибо кто владеет моим именем, тот владеет мной и моей душой. Ты единственный, кому я его доверю… Мое имя Ифе, и означает оно «любовь».

И лорд забыл, где он и зачем. Потерялся во времени, видя перед собой только черные глаза, сияющие, будто звездные бездны. Жар ее ладоней, оплетающих его бедра, наполнил его огнем, вытесняя холод проклятого камня. Он задохнулся, принимая ее поцелуй…

Но тут кожаные шторки на окнах их черной кареты захлопнулись, и кони, как зловещие ночные птицы, помчали карету по ночным улицам, унося ее из города прочь.

Глава 55. Дорога к счастью

Наконец, настал тот день, когда лекарь Лефрен покинул замок Мунстоун.

Чем глубже продвигались Лестер и Фалина в Восточные земли, тем явственнее чувствовалось, что здесь суровая северная зима отступает, становясь мягче, теплее. И хоть до календарной весны было ещё далеко, но в воздухе уже витало что-то весеннее. Поначалу, их сани летели будто птицы. Но постепенно снег становился рыхлым и местами скудным. Все чаще на дороге появлялись проталины, и Лестер помог вознице заменить полозья кареты на колеса.

В лугах на пригреве то тут, то там уже показывалась голая земля, и на ней суетливо копошились стайки лесных пташек. Погода была солнечной. По ярко-голубому небу плыли молоденькие облачка, а птицы оглушительно щебетали.

Как-то они остановились в небольшом лесочке, чтобы отдохнуть от тряски и размяться.

Проверяя крепление багажа, Лестер заметил, что жена, не предупредив его, спешно направилась куда-то вглубь леса. Он забеспокоился и пошел следом, но вскоре все понял.

На лесной полянке около опушки снег местами растаял, а из-под земли показались первые весенние цветы. Фалина удивленно охала и ахала, склонившись к самой земле и рассматривая множество маленьких росточков. Не в силах сдержать восторга, она радостно замахала ему руками.

-- Лесси, Лесси, ты только посмотри! Тут цветы! Их так много, они скоро распустятся!

Лестер так и застыл, пораженный. Много лет его так никто не называл. Как же это мило звучит в устах молодой женщины. Вот настолько сладко звучит, что так бы и поцеловал ее в эти сладкие губки!

Лестер подошёл, честно пытаясь разглядеть хоть что-то в земле среди прошлогодней пожухлой травы. Но то ли глаза у него были уже не те, то ли от волнения, но только ничего он не видел.

-- Где? Не вижу ничего, -- прокашлялся мужчина, потому что от нежности сдавило горло.

А молодая жена, пальцами раскопав что-то у себя под ногами, показала ему малюсенький голубой подснежник с коротким стебельком, уже полураспустившуюся, пахнущий холодом и лесной сыростью.

-- Смотри!

А он и смотрел. На нее. На тонкие белые пальчики, что бережно поглаживали молодой росточек. На аккуратный носик, на аппетитные губки, дрожащие в счастливой улыбке. А глаза у нее сейчас были как зимне-весеннее небо, прозрачные и чистые, действительно как подтаявший лёд на реке.

Мужчина не удержался и прижал жену к себе.

-- Он пахнет?

-- Да. Снегом и … весной

А он, не сводя с нее глаз, поймал ее холодные пальчики и попытался согреть их, обдавая потяжелевшим, горячим дыханием.

И она забыла о цветке, засмотревшись на его губы.

Но тут рядом раздался голос возницы.

-- Ехать пора, если не хотите в лесу ночевать!

И они вернулись в карету.

А когда ночевали на очередном постоялом дворе, лежали, утомленные тряской и долгой дорогой, в чужой жёсткой постели, за окном вдруг повалил снег.

Уже засыпая, Лестер услышал тяжёлый вздох.

-- Ты что? Что случилось, Фалина?

Она лежала лицом к маленькому слюдяному оконцу, за которым бушевала метель, и вот снова вздохнула.

-- Снег...

-- И что же?

-- Ничего... Просто...Я вот думаю, а как там цветы? Они теперь замёрзнут?

Иногда она была такой пронзительно трогательной, что его сердце буквально заходилось от нежности. Ее кроткая наивность и уязвимость вызывали в нем умиление. Он и сам бы не мог объяснить, что он к ней чувствовал в эти моменты. Что-то настолько глубокое и прекрасное, что ему даже иногда становилось страшно от осознания глубины его чувств.

Он обнял ее сзади и опустил лицо в ее волосы. Вдохнул ее запах и закрыл глаза. Она всегда пахла его домом, его детством: лавандой и мылом, теплым, чистым женским телом, пахла спокойствием и сном, чем-то незыблемым, чего, он верил, никому теперь у него не отнять.

-- Нет...им тепло...снег для них, что пуховое одеяло. Теперь они будут спать до весны...И им будет сниться…

Он коснулся губами волос, провел ладонью по руке, забывая, о чем говорил, оставляя долгий поцелуй на плече. Оплел ее руками и придвинулся плотнее, наслаждаясь ее близостью и медленно разливающимся в крови желанием.

-- Что? Что им будет сниться? -- ей так нравилось, когда он такой. Горячий и нежный одновременно.

-- Им будет сниться прекрасная девушка, которая приходила однажды к ним на поляну. Девушка, которая всех любит и беспокоится обо всех. Девушка, сама похожая на цветок… Девушка, которую я люблю…

Он спустил с ее спины рубашку, проходясь губами по неразличимым в темноте следам, которые видело только его сердце.

Его руки сами легли ей на грудь, сжимая, рождая в его груди сладкий стон. И он снова прильнул губами к ее спине.

Все еще приходя в себя от его признания, Фалина не выдержала и развернулась к нему лицом.

-- Повтори, что ты сказал?

-- Люблю тебя…

Сегодня они занимались любовью неторопливо, долго и нежно. Она больше не была для него несчастной девочкой, которую никто не любит и которую он пожалел. В эту ночь она стала равной ему. Его единственной. Его любимой.

А на следующий день они, наконец, въехали в огромные высокие расписные ворота древнего города. Города Сирин, столицы Восточных земель.

***

Мальчишка был на редкость уродлив. С большой безволосой головой, покрытой шишками от ударов. С большим ртом и каким-то стариковским выражением лица. Ему было почти четыре, но выглядел он на два. Одежда болталась на нем, а из драных рукавов и штанин выглядывали тоненькие ручки и ножки, все в мелких царапинах.

Лестер, конечно, предполагал, что приютский воспитанник будет худ и неухожен, но такого он и в страшном сне не мог представить.

-- Его что, по голове били? -- закипая, спросил лекарь, осматривая лысую макушку.

-- Мальчишки дерутся, знаете ли. И получают за это розги! -- важно просветил лекаря монах.

При слове розги ребенок сжался и втянул голову в плечи.

А Лестер подумал, что черта с два эти следы на голове -- дело рук мальчишек. Но ничего не сказал, задумчиво оглядывая мальчика.

Зато Фалина, как только увидела сироту, охнула, всплеснула руками, подошла ближе, присела на корточки и протянула к нему руки.

-- Милый, иди сюда. Я твоя мама. Иди к маме, маленький!

Она уговаривала его так ласково, что мальчик сначала заинтересованно смотрел в ее сторону, а потом бросился к ней и зарылся в ее юбки, прячась.

-- Погодите обниматься, может, это не он! Вы уверены, что этот мальчик -- Бен Тайлер? -- спросил лекарь монаха. Он ещё надеялся, что тут какая-то ошибка, и этот уродец вовсе не Бен. Ну, посудите сами, как у такой красавицы, как Луиза, могло родиться Это? Ему явно хотят втюхать негодный товар, который даром никому не нужен, а его красивого мальчика припрятали, чтобы сбыть подороже.

-- Лестер! -- он повернулся к Фалине, и увидел, что щеки и глаза ее пылают от возмущения. -- Как ты можешь?! Разве ты не видишь, что это он?! Вы ведь так похожи!

Что?! Похожи?! Лестер лишился дара речи.

-- Он-он! Это Тайлер, – подтвердил монах. -- Мне ли не знать, ведь я ращу его с самого первого дня. Бен! Скажи, как тебя зовут? Ну?!

В юбках Фалины закопошились, но женщина нахмурились и заслонила собой мальчика. Не надо его проверять, она уже влюбилась в эти черные глаза несчастного забитого малютки. Ей так хотелось скорее увести его отсюда, вымыть и накормить. А потом долго баюкать на руках, укладывая спать.

-- Ах, точно! Он же не разговаривает, -- махнул рукой монах. -- Что ж, очень рад, что Бен обрёл семью. Сейчас я посчитаю, сколько с вас причитается за четыре года ухода за мальчиком и за его обучение. Кстати, мальчишка постоянно болел, а лекарства нынче такие дорогие! Итак, с вас...

Монах увлеченно отсчитывал на счетах, пока Лестер приходил в себя.

-- Как это не разговаривает?! А чему вы его учили, если он даже говорить не научился? Вы его избивали, морили голодом четыре года, одевали в лохмотья, а я вам еще и должен?!

-- Да. С вас четыреста золотых. Вот его документы.

-- Сколько?! А мои документы вы не хотите посмотреть? Может, я беру его в рабство? Может, я лекарь, и буду испытывать на нем новые лекарства, а? Почему вы не записываете мой адрес? Почему...

-- Вы берете мальчика, или я его забираю обратно? -- невозмутимо прервал возмущение Лестера монах.

-- Лестер, у нас же есть деньги! Заплати, пожалуйста, это золото пригодится другим бедным ребятишкам. У монастырей так мало средств! -- Фалина уже укутала мальчика в теплую шаль и достала из сумки пряник, в который ребенок вгрызся насмерть.

-- Золотые слова, сестра! -- вздохнул монах, пряча золото в кошелек, пока Лестер скрипел зубами. -- Прощайте! У меня ещё так много дел!

Лестер вышел из монастыря с чувством, что его крупно надули. Но, взглянув, как Фалина тянет на руки эту лысую обезьянку, нехотя забрал у нее золотую (в прямом смысле) ношу.

-- Давай сюда, я сам. О, Боги... Ну вот за что мне Это?!....

***

Они остановились переночевать в таверне, где на втором этаже сдавались комнаты, а внизу можно было поужинать.

Хозяйкой оказалась немолодая, полная, улыбчивая женщина. Когда Лестер с семьей вошли к ней в таверну, она привычно улыбнулась новым посетителям, но улыбка быстро сошла с ее лица, как только она увидела за спиной входящего женщину и маленького ребенка с избитой головой. Напуганного, с затравленный взглядом больших черных глаз, одетого в обноски. Оба -- и женщина, и ребенок -- были такими худыми, словно их морили голодом. Лицо главы семейства было при этом вполне ухоженным. Прямо-таки холеным. Себя-то он точно голодом не морил.

"Душегуб", -- окрестила про себя Лестера трактирщица.

А тому и в голову не могло прийти, что могли о них подумать другие.

Пока Фалина бережно усаживала ребенка у себя на коленях, он заказал густую мясную похлебку, каравай хлеба, головку сыра и три кружки эля^[29].

Хозяйка направилась на кухню за заказом и проплыла мимо Лестера, покачивая крутыми бедрами. И хоть он и посторонился, от души отдавала ему ногу.

-- Ох, простите! – притворно смутилась она, подумав при этом: "Получи, душегуб!"

-- Хм, ничего, -- процедил он, а сам подумал: "Вот корова!"

Фалина с Беном ждали еду за столом, где уже сидело с десяток посетителей.

Девушка так нежно обнимала малыша, что муж невольно засмотрелся. И этот малыш, точно обезьянка, вцепился ручками в свою заступницу, боясь отпустить ее хоть на минуту.

Обстановка вокруг была достаточно убогая. Лестер поморщился. Не таких условий заслуживает его жена, даже если забыть о ее происхождении.

Но он зря переживал. Фалина не слишком расстраивалась из-за окружавшей ее нищеты. Девушка выросла в провинции, где окна ее комнаты выходили на курятник, а гулять приходилось между коровником, кузницей и кухней, причём частенько босиком. В замке дяди Алларда она также не была избалована удобствами.

Однако, когда принесли всего одну общую на троих миску супа, Фалина удивленно приподняла брови.

-- Хочешь отдельную тарелку? – спросил Лестер, разрезая хлеб.

-- Н-нет, -- держа мальчика на коленях, она старалась сохранить невозмутимый вид, -- будешь кушать? – дала малышу ложку.

-- В отдельных тарелках все быстро стынет. К тому же неизвестно, сколько Бен съест… Да похлебку всегда так едят! – невольно оправдывался Лестер, понимая, что его жена привыкла к другому.

-- Ничего, все нормально. О, вкусно, правда, Бен?

Мальчик, опасливо осмотревшись, стал методично уничтожать густое варево, полное овощей и кусочков мяса. Ел так, словно старался успеть наесться впрок.

И Лестер вдруг так четко заметил сходство мальчика с его отцом. Те же черты, тот же взгляд, тот же огромный рот. И это не прибавило к ребенку симпатии.

-- Малой, не торопись, слышишь? Никто не заберет еду. Прекрати давиться! – Лестер понимал, что мальчику попросту может стать плохо от переедания, -- Ты меня слышишь?! Или ты еще и глухой?

-- А мама сейчас сама покормит сыночка, да, Бен? Вот так… -- Фалина забрала ложку у мальчика и начала сама кормить его, понемножку и не торопясь, -- и наш папа будет доволен, да? Бен кушает не спеша, Бен молодец! – и она поцеловала лысую головку.

Лестер замолчал, наблюдая, как заботливо она кормит мальчика с ложечки. Как тот моментально успокоился, доверчиво глядя на нее и открывая ротик. Он и сам вдруг успокоился рядом с ней. И ему стало стыдно за свою вспышку. А к жене он проникся горячей благодарностью за то, что все сгладила, за чуткость и доброту. Словно это она о и нем заботилась, а не только о мальчике.

И у него такое странное чувство возникло к ней. То ли обнять ее захотелось, то ли чтобы она его вот также покормила с рук, то ли ребенка ей сделать – он и сам не мог разобраться. Но чего-то хотелось.

А потом, напившись отличного эля, они стали собираться в отведенную им комнату.

Отправляя их наверх, Лестер успел шепнуть жене на ушко: «Будешь ложиться, не снимай чулки».

И ушко зарделось.

Пока муж расспрашивал постояльцев, как им лучше добраться до порта, Фалина быстро стала обживаться. Постелила постели, достала нужные вещи. Позаботилась о горячей воде и корыте, чтобы выкупать мальчика.

Когда Лестер вернулся в комнату, он застал прямо-таки идиллическую картинку. В печи горел огонь, аккуратно застеленная постель так и манила отдохнуть на чистых простынях. А у печи на полу сидела его жена и купала в большой лохани Бена. И не просто купала, как это делают деревенские женщины. Она разговаривала с ним. О чем-то спрашивала, что-то тихо говорила, играла с ним, ловя его ручку под водой, чем вызывала недоверчивую улыбку на его серьезном лице.

-- Лесси, ты знаешь, откуда у Бена все эти царапины?! Он очень любит нянчить котят!

-- Правда? И как ты об этом узнала?

-- Он сам мне показал, да, Бен?

И мальчонка затряс перед ее лицом крючковатыми пальцами.

-- Видишь?!

Лестер только головой покачал. Лично он ничего не понял из этой пантомимы.

Мужчина переоделся в ночное и улегся на кровать, ожидая жену. У стены на сундуке было отличное местечко, чтобы уложить Бена. Мягкий тюфяк, теплая шаль – все, чтобы уютно уснуть. Но жена притащила ребенка в их постель. А ведь у Лестера были на этот вечер совсем другие планы.

Она вытирала и одевала его, то целовала его головку, то повязывала на нее косынку, то снимала – словом, играла, как с куклой.

-- Сейчас папочка расскажет тебе сказку. Да, папа?

Лестер откинулся на подушку и заложил руки за голову, чему-то улыбаясь.

Сказку? Вообще-то ему не терпелось скинуть с жены все, оставив одни чулки. Которые она, кстати, не сняла, как он и просил. Но сказку так сказку.

-- Хорошо. Расскажу тебе сказку, малой. О том, как черепашка познакомилась с собачкой.

Фалина с подозрением посмотрела на него и подавила предательскую улыбку.

-- Это неприличная сказка.

-- А ты откуда ее знаешь?!

-- Я же в провинции росла. И дружила с детьми прислуги. Бену рано такие сказки слушать.

-- А вот не скажи! Мальцу нужно с детства приучаться свое хозяйство беречь. А то получится, как с любопытной черепашкой…

-- Нет, Бен, не слушай папу. Лучше я расскажу тебе сказку о принцессе и золотом драконе! – и Фалина забралась в постель, обнимая и прижимая мальчика к себе.

-- Слушай-слушай, малой. Может заснешь побыстрее.

Под сказку о золотом драконе мальчик действительно быстро и сладко уснул, уткнувшись личиком в теплую маму.

Лестер, хоть и ждал с нетерпением окончания эпопеи про дракона, сам едва не задремал.

Закончив сказку, Фалина закрыла глаза.

-- Э-э! -- негромко возмутился муж, -- он что, с нами спать будет? Уткнувшись в твою грудь? Я, может, сам в нее уткнуться хочу.

Фалина сделала жалостливое лицо.

-- Ну, Лесси, он же такой маленький! Посмотри, как ему тут хорошо!

Но Лестер не стал терять времени. Он соскочил с кровати и указал на мягкий тюфяк на сундуке.

-- Чем не кровать мечты для мало́го? Подожди....

Он взял свой меховой тулуп и расстелил его мехом наружу, свивая своеобразное гнездо.

-- Смотри, какая красота, Я бы и сам не отказался так спать! -- он осторожно подхватил мальчика и ловко переложил в гнездо. Потом прикрыл его шалью и занавесил сундук одеялом.

-- Красота! -- нырнув обратно в постель, Лестер поспешно провел рукой по ее чулкам.

Но Фалина скептически отнеслась к грядущим лакомым для мужа перспективам.

-- У меня... нет настроения, -- сказала женщина и накрылась одеялом.

Что это сейчас было? Ему что, отказали? Ему?

-- Да он спит как убитый! Поел, искупался, послушал сказку... Его сейчас пушкой не разбудишь! -- недоумевал Лес.

Фалина и сама чувствовала себя... слегка виноватой, но...

-- Ты был сегодня.... Очень несправедлив, Лестер. -- попыталась она объяснить свое настроение.

И Лестер понял, что его план трещит по швам. Хм, а эту женщину нужно завоевывать!

И на него снизошло вдохновение.

-- Ты права. Я был несправедлив. И я не горжусь этим. Вот теперь слушаю тебя и мне стыдно. Но зато ты была прекрасна! Ты так защищала его! Бену очень повезло, что у него такая чуткая мать. Ты вообще будешь прекрасной матерью. Повезло не только Бену, но и мне, и нашим будущим детям...Что-то жарко у нас... -- и одним лёгким движением Лес избавился от рубашки, оставаясь в одних ночных штанах. А потом он завязал волосы в хвост.

Фалина невольно засмотрелась.

Боги, ну как же ему шел этот хвост! С ним он казался потомственным аристократом, получившим раны в жестоких боях. Или благородным разбойником, вступившимся за честь дамы сердца. Или...лекарем, который спасал людей во время эпидемии.

-- А я не сняла чулочки, -- Фалина выставила ножку из-под одеяла.

-- Серьезно? -- ухмыльнулся уголком губ Лестер, чем окончательно добил жену, вспомнившую вдруг их знакомство и свою влюбленность в него. В его губы, в его пальцы, в его изящную фигуру, даже его вспышки гнева казались ей тогда сексуальными.

-- Да. И это только для тебя, -- она отбросила одеяло и, подтянув рубашку, поманила его, -- ну, иди же сюда быстрее!

-- Иду! -- счастливый Лестер нырнул в ее объятия.

Ночью лекарь проснулся от ощущения, что на него смотрят. В печи горел огонь, а на потолке и стенах плясали причудливые тени.

Приподнявшись, он увидел мальчишку, который стоял рядом и смотрел на него.

Лестер удивился и сел на кровати.

-- Бен? Ты чего? Испугался? Хочешь, иди ко мне под одеяло. Мама спит, не будем ее будить, -- тихо заговорил с ним мужчина.

Но малыш не сдвинулся с места.

-- Не доверяешь мне? А ты знаешь, кто я? Я спас тебя когда-то. Когда ты был совсем крошечным. Защитил от дракона. Только не золотого, а черного и жестокого. Видишь, дракон поцарапал меня, когда я тебя защищал! - и Лестер продемонстрировал малышу шрамы на щеке.

Мальчик, конечно, ему не ответил. Просто смотрел молча серьезными черными глазами. Смотрел так, словно все помнил, все понимал и ... Осуждал его. Смотрел с укором глазами своего отца.

И Лестеру стало не по себе.

-- Ты прав, малыш. Я спас тебя, но не оставил рядом с собой. Я сдал тебя в приют. Но тогда такое творилось в городе! Сначала я вообще не собирался тебя забирать. Решился только, когда сам заболел.

Лестер опустил голову, вспоминая то время. Почему-то сейчас ему было ужасно стыдно перед Беном.

-- Да, переболев, я решил тебя усыновить, но... даже тогда не забрал. Придумал отговорки, а достаточно было бы просто нанять няньку, и ты бы рос рядом. Но нет, я нанял слугу. Няньку для себя, а тебя... оставил с теми монахами, что тебя обижали.

Лестер поднял глаза и встретился взглядом с черными глазами Клода.

-- Твой папа... Он бы так не поступил. Знаешь, наверное, он действительно был лучше меня. Не зря же твоя мама выбрала из нас двоих его. Он бы позаботился о тебе гораздо лучше... Он был умный, твой папа. И красивый. Наверное. И ты тоже вырастешь таким же. Научишься говорить, волосы твои отрастут, и станешь ты таким красавцем – ого-го! И все кошечки будут твои. Давай, забирайся скорее сюда в тепло, чего стоишь босой на полу?

Лестер распахнул одеяло, и малыш тут же юркнул к нему. Поднял кулачок, оттопырил мизинец и указательный пальцы и пошевелил ими.

-- Это что, ты мне кису показываешь? – Лестер поразился тому, что понял мальчика. Тот усиленно закивал.

-- Как-то не очень у меня получается быть отцом. Но я очень постараюсь, Бен. Ради тебя и ради мамы. Когда приедем домой, заведем тебе самую толстую и мягкую кису на свете. Спи, малыш.

Мальчик свернулся калачиком, Лестер укрыл его потеплее, и они оба уснули.

А Фалина еще долго лежала к ним спиной, глядя на пляшущий огонь в печи и размазывая пальцами слезы умиления на щеках.

Глава 56. То, что упущено, никогда не вернется

Северная зима, обычно долгая и снежная, перевалила за половину.

С тех пор, как замок покинул лекарь Лефрен, здесь произошло два важных события.

Первое, это то, что граф Найтингейл недолго горевал в одиночестве. Одно разорившееся, но почтенное семейство прислало в замок на его попечение дальнюю родственницу, виконтессу Эфриду Тальси. То ли троюродную сестру отца, то ли двоюродную племянницу матери…

Молодая эффектная женщина впечатлила мучающихся от скуки обитателей замка своей экзотической красотой, экстравагантными нарядами, умением увлечь интересной беседой, а еще своими секретными вечеринками «только для дам».

Говорят, на них она рассказывала поучительные и не совсем приличные истории, которых знала бесчисленное множество. Учила женщин экзотическим танцам, гаданию и прочим женским премудростям. Но, самое главное, новая помощница канцлера умела всем без исключения дать очень точный и верный совет. Как она это делала – так и осталось загадкой.

Эфрида стала довольно популярной среди придворных. Женщины бегали к ней за советом, а изнеженные кавалеры приходили в восторг от ее умения вставить в беседу крепкое словцо. Но самое важное, рядом с ней лорд-канцлер, обычно такой сдержанный, закрытый и холодный человек, словно помолодел и расцвел. Придворные посмеивались и перемигивались за его спиной, но тому, казалось, не было до этого никакого дела.

А вот второе событие началось с того, что…

***

Эмиль спал, и ему снился ночной заснеженный лес.

Снились бескрайние поляны, ярко освещенные полной луной. Здесь, в горах, небо было так близко! Звёзды были такими яркими! А до лунного диска, казалось, можно дотронуться рукой.

Волки неслись по снежной равнине, взметая потоки ледяных брызг. Впереди стаи, словно ночная птица, летела огромная черная кошка. Ее гибкое тело парило над землёй, шелковая шерсть переливалась в лунном сиянии, а глаза были подобны холодным зимним голубым звёздам.

Слева бежал огромный белый волк, а справа - черный. Словно бесшумные тени, немые надёжные стражи, они следовали за ней попятам, разделяя со своей королевой счастье свободного ночного полета.

Вот стая замерла у обрыва, а перед ними раскинулись лесные просторы, укрытые снегом поля, а на горизонте сияли далёкие огни Северной пустоши.

И, казалось, нет конца и края их владениям, как нет границ их свободе и власти.

Кошка подняла глаза к небу, в маленьком ротике мелькнули хищные белоснежные зубки. Огромные волки -- белый и черный -- с опаской подошли к ней. Но, не встретив отпора, принялись вылизывать черную шкурку горячими розовыми языками. Кошка благосклонно принимала их ухаживания, никому не выказывая предпочтения, потому что оба были ейодинаково дороги.

Там, далеко, у подножия скал, черной тенью по лунным полям скользил обоз. Путники, которых застигла в лесу ночь, торопились добраться до безопасного ночлега. И было им невдомёк, что судьба их уже рядом. Безжалостные желтые глаза следят за каждым их шагом, а с клыков капает слюна предвкушения.

Кошка всмотрелась в такой желанный силуэт добычи, и в нежном ротике сверкнули клыки.

И вот уже зловещие тени неслышно скользят по холму вниз, прячась среди деревьев и сливаясь с огромными валунами.

Путники гнали коней. Спешили. Где-то впереди их ждал долгожданный ночлег и пища. Но им не суждено было закончить намеченный путь. Следы их оборвутся здесь, в снежной пустыне…

Какой-то звук прервал этот странный волшебный сон.

Во сне Эмилю чудилось, что это он едет зимней ночью в том обозе. Почудилась погоня в снегах, рык волков и горячая кровь разрываемой плоти. Ощущение клыков на коже было таким реальным, что мужчина дернулся и проснулся, машинально садясь на постели.

Память вернула тихий стук в окно.

"Наверное, кусок льда сорвался с крыши и ударил о ставню», -- решил мужчина и повернул голову.

И показалось ему, что лёгкая тень мелькнула за стеклом. Эмиль тут же вскочил и распахнул створки. Холодный морозный воздух ворвался в комнату. За окном царила ночь. Луна освещала леса. Кругом тихо и пусто.

"Показалось, -- решил он, -- Кошка не могла бы забраться по отвесной стене, да ещё так высоко. Это лишь сон."

Он закрыл створки и вернулся в постель.

Сестра в комнатах по соседству. Она счастлива. У нее прекрасный и добрый супруг, надёжно охраняющий ее сон.

Эмиль теперь всегда подле королевской четы. Он главный королевский телохранитель, купается в сестринской любви и обласкан королем.

Никто не посягает на его свободу. Никаких ведьм, колдовства и прочей нечисти больше рядом нет.

Все хорошо. Все так, как Эмиль и мечтал. Тогда почему так тошно на душе?

Где-то далеко затянули свою ночную песню волки, а Эмиль, уткнувшись в подушку, вдруг заплакал. И сам не мог бы объяснить почему.

***

А ровно через три дня утром его пригласил король.

К удивлению Эмиля, король и королева в окружении празднично разодетых придворных встретили его в тронном зале. Все выглядели так, будто собрались на праздник.

Рендал никак не мог привыкнуть к этим приемам у короля, а с некоторых пор ему приходилось бывать здесь регулярно. Он чувствовал себя не в своей тарелке, потому что одевался слишком просто, был молчалив, не выносил любопытных взглядов. У королевы легко получилось влиться в элитный кружок местной знати. А вот у Эмиля все нутро бастовало, стоило только услышать краем уха льстивые речи или подметить чью-то фальшивую улыбку. Обычно он с нетерпением ожидал окончания таких собранй.

Но в этот день был необычный прием.

-- Сегодня мы с вами собрались здесь, чтобы услышать две новости. Одна из них печальная, -- начал свою речь король.

Весь двор умолк, насторожившись, только сияющее лицо королевы выделялось среди всеобщей серьезности.

-- Третьего дня скончался наш близкий сосед и отец королевы герцог Виго.

По залу пронесся шепоток, а королева звонко сказала:

-- Но не будем грустить, друзья. В своих бумагах герцог оставил очень важное письмо. Покажите его, канцлер!

И лорд Уэйд вынес на всеобщее обозрение пергамент, перепачканный темными пятнами. Присутствующие даже боялись предположить их происхождение.

Король взял пергамент и негромко спросил канцлера:

-- Граф, наличие этих пятен ведь не может подвергнуть сомнению содержание письма?

-- Ни в коем случае, ваше величество. Эти пятна лишь немые свидетели тяжелых обстоятельств кончины герцога, и к содержимому письма не имеют отношения.

-- Хорошо, -- и король продолжил свою речь. -- Как день сменяет ночь, так вслед за плохой новостью следует хорошая.

Он развернул пергамент и прочел:

«Я, герцог Виго, перед лицом всемогущих Богов клянусь в том, что у меня имеется сын, несправедливо отстраненный мною от моих милостей. Имя его Эмиль Рендал. Нижайше прошу Его Величество позволить мне признать моего сына официально и дать ему мою фамилию».

В зале зашумели, но король поднял руку и все стихло.

-- Лорд Уэйд, подайте мне перо и чернила, -- и король поставил свою подпись под просьбой герцога, а затем заверил ее личной печатью, -- Разрешаю! Жестоко было бы отказать герцогу в его последней, и, как мы знаем, посмертной просьбе.

-- Теперь, дорогой друг, -- король подошел к Эмилю и положил руку ему на плечо, -- вы можете взять, если желаете, фамилию своего отца. А я вас теперь могу по закону и от души назвать шурином.

Эмиль слушал все это, не проронив ни слова. Конечно же смерть тирана нисколько не огорчила его. Однако, он так всегда мечтал, чтобы отец признал его! А вот случилось – и ему, как ни странно, все равно. Да и фамилия Тенебра не то что не грела сердце, скорее пугала.

Но тут поднялась счастливая королева и достала из рукава небольшой свиток.

-- Друзья мои, прошу внимания! Как единственная законная наследница герцога Виго и как ваша королева я хочу объявить, что дарую перешедшее ко мне герцогство Виго и сам титул своему дорогому брату Эмилю. Человеку, в преданности которого никто не может усомнится. Он неоднократно спасал жизни своей королевы и короля. Поэтому отныне он является полноправным владельцем замка и прилегающих обширных плодородных земель, пастбищ и лугов, лесов, станет управлять Северным портом и будет единоличным владельцем пяти торговых кораблей. Также моему брату переходит в дар содержимое сокровищницы Тенебра.

Придворные зашумели, обсуждая невероятный взлет королевского телохранителя.

Королева сияла, получая колоссальное удовольствие от того, что смогла, наконец, что-то сделать для брата. Отплатить за годы его любви и преданности.

-- Прошу прощения, ваше величество, -- канцлер с почтением склонил перед королевой голову, -- по закону истинным владельцем земель может быть только… -- он шепнул что-то королеве на ухо.

И Эмиль услышал, как по залу прошел шепоток: «только законнорожденный». И стиснул зубы.

­­Но королеву нисколько не смутило замечание королевского толкователя законов. Она радостно продолжала:

-- Что ж, тут мне подсказывают, что только дети моего брата станут полноправными владельцами земли. Отлично! Думаю, брату действительно пора жениться. Тем более недостатка в невестах у нас нет!

Придворные одобрительно закивали, зачем-то подталкивая в первые ряды своих юных, а иногда и не очень, дочек, племянниц, сестер.

Девицы, до сего для не замечавшие капитана Рендала, тут же оценили герцога Виго. Они сдержанно улыбались и опускали глаза, демонстрируя свою добродетель и воспитание.

Эмиль был потрясен этими новостями. Словно во сне он выслушивал от окружающих поздравления, похвалы и восторги, принимал заверения в чьей-то вечной дружбе и преданности.

А эти взгляды! Некоторые на него смотрели с насмешкой, удивленно, даже презрительно, однако большинство с жадностью, почти с вожделением. Но жаждали вовсе не его самого, а его титула, земель, лесов, выгоды от огромного порта, барышей от торговли, но главное -- несметных сокровищ Тенебра, которые тот, по слухам, нажил в молодости разбоем и утаивал в подвалах своего замка.

Но тут его обняла за плечи сестра, очень довольная поворотом последних событий.

-- Дорогой брат, ты доволен? Мы с Аллардом сделали все для твоего счастья! Теперь ты герцог! Можешь отправляться в родные края и наводить там порядок. Знаю, у тебя прекрасно получится.

-- А мне что, обязательно жениться? -- нахмурился вдруг Эмиль, словно ему наступили на больную мозоль.

-- Братец, -- ласково улыбнулась ему сестра, -- посмотри на меня.

Она и вправду цвела, словно дева-Весна. Живот был уже заметен, но искусно скрыт складками платья. Щеки пылали румянцем, глаза сияли. Каждый пальчик, ушко, шейка словно светились поцелуями любимого.

-- Посмотри, что супружество делает с человеком. И посмотри на себя. Одиночество тебе не идет впрок. Ты совсем одичал, стал угрюмым и замкнутым. Тебе нужен кто-то рядом. Кто-то, кто подарит тебе искреннюю любовь и согреет твое сердце!

Посмотри, сколько вокруг чудесных девушек. Наверняка среди них найдется кто-нибудь, кто не оставит тебя равнодушным. Не только Мунстоун, все королевство к твоим услугам. Можешь выбирать, кого пожелаешь.

-- А если я не пожелаю?

Королева шутливо нахмурилась и погрозила ему пальчиком, -- не серди меня, братец! Если стражнику даже идет упрямство, то герцог себе позволить такого просто не может!

Эмиль с тоской обвел взглядом зал и с удивлением обнаружил, что большинство придворных привели с собой дочерей, чего как правило не случалось на повседневных приемах. И взгляды всех девушек были устремлены на него. Стоило ему посмотреть на потенциальную невесту, как та считала своим долгом слегка присесть и поклониться молодому герцогу. И каждая, кто с любопытством, кто с настороженностью, а кто и с наигранной истомой взирали на молодого красавца. Раньше, проходя мимо капитана стражи, они не удостаивали его даже взглядом, а теперь? Улыбаются, выставляют себя на показ, стараются привлечь внимание.

Когда же они были настоящие, тогда или сейчас?

Высокие и маленькие, румяные и бледные, круглолицые и худые, беленькие и темненькие -- все они желали стать предметом его интереса, но ещё больше -- герцогинями, женами шурина короля.

А он пытался в их лицах найти хоть каплю искренности и сочувствия. Хотел и не находил.

От ужаса у Эмиля волосы зашевелились на голове. Он и подумать не мог, что так изменится теперь его жизнь. Молодой человек почувствовал себя в ловушке.

И вспомнился ему давешний сон о волках.

Улучив момент, он спросил у лорда Уэйда, единственного, кто не спешил рассыпаться перед новоявленным герцогом в любезностях:

-- Скажите, граф, как умер мой отец?

-- Вам это важно?

-- Да.

Помедлив, Конрад взял бокал зеленого кассальского стекла в форме волчьей головы и задумчиво стал рассматривать его содержимое на фоне пылающего камина.

-- Говорят, он ехал от одного из своих тайных лесных схронов с награбленным. Ночь застигла его в дороге. На обоз напали волки и растерзали всех путников. Вашего отца опознали лишь по перстням на обглоданных пальцах.

Пока Эмиль приходил в себя, сопоставляя сон и то, что действительно произошло с отцом, канцлер вдруг взял его под руку и подвел к гобелену.

Раньше Эмилю казалось, что за ним глухая стена, но к его удивлению они вошли в узкий коридор, которого капитан никогда ранее не замечал. Затем прошли ещё немного, поднялись на две ступеньки и вошли в крохотную комнатку, одна стена которой сияла, словно звёздное небо. Эмиль понял. Это сквозные отверстия, искусно спрятанные от зрителя там и хорошо видимые в темноте здесь. И ведут отверстия в зал, из которого они пришли.

В комнатке царила прохлада и тень.

-- Отдохните тут немного. Отдышитесь, придите в себя.

Канцлер вложил в руку Эмиля бокал в виде волчьей головы.

-- Это вода. Выпейте. Но не сейчас. Чуть позже.

И он удалился.

Поначалу Эмиль был даже благодарен графу. Ему действительно так хотелось побыть одному, избавиться от назойливого внимания и медовых подобострастных улыбок. Как хорошо было раньше, когда его не замечали, словно обычную обслугу.

Но потом... Он стал слышать голоса... Шепот придворных. Их негромкие разговоры между собой словно усиливались, становясь отчётливыми.

Вот разговаривали два мужских голоса:

-- Дознаватель рассказывал, что там вся поляна была в крови, человеческих костях и золотых монетах!

-- Ничего удивительного, ведь покойный Тенебра и известный разбойник Пастух – один и тот же человек! Вот и настигла кара небесная.

-- Почему «пастух»?

-- Да он и его банда бродили вдоль дорог переодевшись пастухами. Выслеживали обозы и грабили, а всех свидетелей убивали!

-- Говорят, у него золота припрятано – не счесть!

-- Да уж, кровавое наследство досталось сыну. Однако, девицы все равно перегрызутся за этого молодого герцога, вот увидите! Но я вам говорю, он не женится, а заведет себе тайный гарем в подземелье и займется колдовством, как покойный батюшка! Так и будет!

-- Тайный гарем!? Расскажите подробнее…

А вот уже щебетание двух женских голосов:

-- А вы, леди Брунда, неужели отдали бы свою малышку этому Тенебре?!

-- Почему нет? Это такой шанс, дорогая.

-- Но его кровь проклята! Если их дети пойдут в деда? Ах, я так боюсь этого! И не позволю Тенебре даже приблизиться к своей доченьке!

-- Дорогая, как вы наивны! Теперь дамы заводят детей от того, от кого пожелают. Леди Камилла, например, провела целую неделю со своим милым кузеном перед свадьбой с этим своим… страшным. Зато сынок теперь такой милашка!

-- А если Тенебра будет жесток?

-- Да кому нужен этот ваш Тенебра, кто станет жить с сыном служанки? Сейчас столько верных средств освобождения от ненужных мужей! Кстати, дать вам адресок аптекаря?

В какой-то момент Эмиль встал, не в силах больше слышать то, что о нем думали, о чем шептались по углам.

Он никогда не будет своим. Более того, он желанная добыча, которую хотят поймать, обчистить и без сожаления избавиться.

Все эти девушки -- скромницы, улыбающиеся ему сладкими улыбками, мечтающие стать герцогинями. Ему вдруг показалось, что он в своем собственном склепе, стены маленькой комнатки начали давить, наваливаясь и выдавливая из лёгких весь воздух. Он поднес бокал с водой к губам и судорожно выпил. Канцлер не зря оставил ему воду. Знал, что пригодится.

А вот и он. Подхватил Эмиля под руку и вывел в зал. Свет больно ударил по глазам.

-- Крепитесь, ваша светлость. Ваши испытания даже не начались. Но, как говорится, предупрежден - значит вооружен!

Со всех сторон на Эмиля обрушились ослепительные улыбки.

-- Что мне делать, граф?

-- Что? Жениться, разумеется! Вам сейчас двадцать... три? Прекрасный возраст. Давно пора обзавестись семьёй. Посмотрите, сколько прекрасных, милых барышень мечтают о вашем внимании. Просто цветник! У вас, герцог, теперь неограниченный выбор. Одно ваше слово -- и все невесты у ваших ног, можете себе позволить любой каприз.

-- Я не капризен. И жениться не намерен, -- холодно возразил Эмиль.

-- Думаю, теперь вы себе не принадлежите, и ваше мнение мало кого интересует. Королева вам подарила замок и земли, но, чтобы стать полноправным владельцем и укрепиться в правах, вам следует обзавестись наследниками. Это ваш долг, так что дерзайте!

А затем канцлер с милейшим лицом, с каким обычно желают счастья, зашептал Эмилю на ухо так, чтобы их никто не слышал:

-- Хотите, ваша светлость, предскажу вам ваше будущее?

Вы женитесь на самой тупой корове из этого стада. Она заведет детей от одного из своих любовников, а вас не будет пускать даже на порог спальни. Жёнушка будет с избытком одаривать вас своим презрением, а ноги перед вами будет раздвигать какая-нибудь недалекая служанка. За монетку, разумеется. Вы приживёте с ней пятерых ребятишек, большинство из которых даже не будут уметь читать!

Влив в герцога порцию своего яда, канцлер радовался, словно ребенок своей жестокой шалости. Он никогда не простит этому Тенебре разбитого сердца своей дочери.

Но тут перед ними возникла прекрасная Эфрида. Отцепив руку канцлера от локтя Эмиля, она нежно улыбнулась своему возлюбленному.

-- Душа моя, вы, бесспорно, совершенство во всем, однако, ничего не смыслите в предсказаниях.

И спасительница повела Эмиля куда-то к выходу.

-- Хотите действительно добрый совет? Подышите воздухом, дорогой. Это именно то, что вам сейчас нужно.

И она буквально вытолкнула Эмиля из зала.

А он был даже ей благодарен. Как прекрасны тишина и уединение!

Эмиль быстрым шагом дошел до галереи и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Остановился, глядя на заснеженный парк. Лёгкий снежок падал на перила и на его руки. Он был без плаща, но не ощущал холода.

Он сейчас вообще ничего не ощущал. Ни радости от своего неожиданного взлета, ни удовлетворения от того, что все его мечты сбылись. Но почему? Почему он не счастлив?

Пора уже признаться себе, Эмиль.

Сегодня, когда тебя объявили женихом в поисках невесты, когда все эти девицы и дамы обратили на тебя заинтересованные взгляды, подсчитывая в уме выгоды от брака с тобой, кого искал твой взор, скользя по многолюдному залу? Ты -- герцог, владеющий несметными богатствами, а в действительности хотел бы владеть только одним сокровищем. Женщиной, имя которой ты не решаешься произнести даже мысленно. Теперь ты имел бы на нее право, ты мог бы даже на ней жениться. Увезти от всех и сокрыть в своем замке ту, что принадлежала бы теперь только тебе. Владеть ей безраздельно. Видеть в ее глазах подлинную любовь и обожание.

Когда у тебя ничего не было кроме тебя самого, кому из этих девиц ты был нужен? Кто одарил тебя хоть единой улыбкой, вниманием или взглядом? Ни одна из них даже не замечала тебя. Вот их истинное отношение. Ты всегда был и будешь для них пустым местом, и только твое богатство и титул заинтересовали их. Ведь по сути ты все тот же бастард. Незаконный сын служанки, пусть даже и признанный теперь отцом. Но ты уже никогда не будешь уверен, что любят именно тебя, а не твои сокровища.

А когда жена пожелает избавиться от постылого мужа, ты вынужден будешь, как твой отец, всю оставшуюся жизнь любой кусок, который пожелаешь проглотить, передавать пробовальщику. Будешь держать у спальни жутких цепных псов, пока сам не превратишься в чудовище.

Единственная, кому нужен был именно ты, теперь далеко.

Он закрыл глаза и с горечью вспомнил:

"Наверно вы думаете, что я прочесть не умею?!"

"А даже если и так? Вы не стали бы для меня при этом хуже".

Это ли не признание в любви? Для женщины ее уровня, с ее образованием и интеллектом это означало: "Я люблю тебя любого, просто потому что люблю".

Все эти девицы в подмётки ей не годятся, а будут за твоей спиной кривить нос и смеяться, обсуждая, как наставляют тебе рога.

Он вцепился руками в перила, понимая, что этот титул и деньги на самом деле его наказание. Теперь он никогда не узнает, действительно ли его любят.

А зачем знать, любят ли тебя те, кто тебе безразличен?

Ну, признайся же, Эмиль, что сегодня, рассматривая всех этих девиц, ты искал глазами ту, которая к тебе никогда не вернётся. Единственная, кто тебе нужен, единственная, кого ты действительно хочешь, единственная, кого ты никогда теперь не получишь.

Он смотрел в парк, и от этой белизны начала кружиться голова. Эмиль снова закрыл глаза и глубоко вдохнул морозный воздух.

То, что упущено, никогда не вернётся...

Глава 57. Прошлое возвращается

Белое небо, насквозь пропитанное снегом, осыпалось на парк, на крыши и окна замка, залетало даже на балкон галереи.

Эмиль открыл глаза, огляделся и понял, что он сейчас стоит на том самом месте, где когда-то Вайолет вернула его к жизни, выхватив из снежного бурана. А потом он вернул долг, когда она пыталась в метель забраться на балюстраду. Это было особенное для них обоих место. Здесь почему-то всегда соприкасались их души.

Раньше он часто приходил сюда. Сколько часов он провел здесь, думая о ней. Прекрасное было время! Он -- капитан стражи, до которого никому нет дела. Стоит на посту. А потом слышится лёгкий звук шагов, едва уловимый шелест платья и шепот: «Капитан Рендал...»

Знакомый голос в его голове прозвучал до того ясно и четко, что Эмиль невольно вздрогнул. Зачем-то обернулся и застыл, пораженный.

В нескольких шагах от него, облаченная в меховой черный плащ, стояла леди Вайолет. Волосы ее были убраны в незнакомую ему прическу со множеством плетений, на роскошном воротнике из чернобурки поблескивали снежинки. Ей шла ее бледность, оттененная черными мехами.

Она была все та же… и не та.

Эмиль невольно отметил, что она изменилась. Словно повзрослела. Стала настоящей леди с надменным взглядом, из которого исчезла теплота. Ее голубые глаза перестали искриться лукавством и теперь больше напоминали холодные синие льдинки. Те же алые губы, только без искренней радостной улыбки. Изогнуты в легкой усмешке, очень похожей на ту, которую он успел подметить у ее отца.

-- Прекрасное утро, ваша светлость, -- и графиня едва заметно склонила голову, почтительно опуская глаза.

Он машинально ответил таким же поклоном.

Ухо неприятно резанул холодный тон и официальное обращение.

Как она могла добраться до Мунстоуна, если несколько дней подряд валил снег, засыпая все дороги и тропки?! Ни пешком, ни верхом, ни тем более на санях теперь не проехать.

И внезапно герцог понял, что ему безразлично, как она добралась. Пусть даже и с помощью колдовства. Неважно. Лишь бы снова увидеть в ее глазах преданность и теплоту. Он так соскучился, что сейчас принял бы ее любую: вернувшуюся от любовников-принцев, колдунью, оборачивающуюся кошкой, чтобы носиться по заснеженным просторам, и даже убийцу, растерзавшую его отца в глубине дикого леса.

-- Рад видеть вас, графиня. Что привело вас в Мунстоун? – он старался говорить ровным голосом, но получалось не очень.

-- Соскучилась по дорогому для меня человеку, -- графиня приподняла бровь точь-в-точь как канцлер, -- по отцу.

Эмиль опустил глаза. Другого ответа он и не ожидал. Безумием было бы предполагать, что она будет с ним прежней. Все изменилось: он, она, обстоятельства. Прошлого не вернуть. В ее тоне и взгляде только холод.

Теперь, насмотревшись на разношерстных девиц, он вдруг понял, что в каждой из них он пытался отыскать ее. Уловить что-то отдаленно похожее. Искал и не находил. И никогда ни в ком не найдет. Потому что она – особенная, ни на кого не похожая, единственная в его сердце. Но теперь, когда он имеет право ее добиваться, ей он уже не нужен.

И так горько стало от этого осознания.

-- Разрешите вас поздравить, ваша светлость, -- графиня прервала молчание.

-- Меня не с чем поздравлять, -- с горечью отвернулся Эмиль.

На что графиня усмехнулась:

-- Ну как же... Такой головокружительный взлет!

Уже почти отвернувшись, Эмиль вдруг заметил краем глаза ее взгляд, брошенный на него. И ему показалось, что что-то мелькнуло в этом взгляде. Что-то настоящее, теплое, прежнее.

Ему хватило одного этого неосторожно брошенного ею взгляда, чтобы понять: ничего не изменилось! Она прежняя. Она его любит. Она здесь, чтобы увидеть его.

Иногда на человека снисходит прозрение. В одно мгновение ему открывается истина. Нет, множество истин. В краткий миг можно соединить все нити судьбы и увидеть будущее. И он увидел.

Не зря все же помощница канцлера посоветовала ему выйти и подышать свежим воздухом. Стоп!

Сон! Возможно ли, что смерть его отца… Мысли лились потоком, наслаиваясь одна на другую, как лед, сдвинувшийся по реке весной.

Когда-то в письме Вайолет обещала ему важную услугу. За которую ей в награду будет достаточно одного его взгляда. Взгляда без его всегдашней холодности. Возможно ли, что она пришла за своей наградой? За этим взглядом?

Эмиль почувствовал себя так, словно в важной битве, загнанный врагами в ловушку и безоружный, он вдруг получил в руки волшебный меч.

Он ощутил уверенность и как будто даже почувствовал привкус победы во рту. И победа эта будет иметь вкус ее поцелуя.

Какой же властью он обладает над этой женщиной, что даже царственные Волки не смогли стереть его образ из ее памяти?! Мужчина вмиг преобразился. Его плечи расправились, он ощутил уверенность и силу. Все будет так, как он захочет. У него есть шанс сейчас все исправить.

Подавив невольную улыбку, он повернулся к графине.

Но тут случилось непредвиденное.

За спиной Вайолет, невидимая ею, вдоль стены неслышно кралась большая черная кошка, внимательно выслеживая кого-то в щелях стенной кладки.

Эмиль не подал вида, что увидел кошку. Даже ее кошка сейчас играла на его стороне. Поистине, Боги послали ему сегодня удачу.

Теперь он смотрел на Вайолет совершенно другими глазами. Перед ним был желанный трофей, и он должен заполучить его любой ценой. Потому что она единственная, кто ему нужен.

-- Да, вы правы, графиня. Очень неожиданный взлет, и я благодарен вам за него, -- он смотрел мягко и вдруг сделал шаг в ее сторону.

Она невольно моргнула и холодность в ее взгляде на миг сменилась растерянностью. Что-то пошло не по плану.

-- Благодарны мне? – она уже овладела собой, -- при чем тут я?

Но он, как человек военный, продолжил сбивать ее с толку и дезориентировать.

-- Давайте поиграем, леди Вайолет. Условия просты. Если я трижды уличу вас во лжи, вы исполните одно мое желание.

И снова в ее глазах замешательство: «Что происходит?»

Эмиль не умел улыбаться. Вернее, не умел это делать так солнечно, как рыжеволосый Лэнс. Но сейчас он менялся. Был каким-то …загадочным, словно затаившимся.

Вайолет забыла о своей роли. Она была любопытна, обожала сложные задачи и загадки. Вот и теперь силилась найти ответ на единственный вопрос: что происходит?!

-- Так вы согласны? Итак… -- Эмиль сделал еще один шаг в ее сторону, и она с подозрением измерила взглядом сократившееся между ними расстояние.

А он, заложив руки за спину, чуть склонил голову на бок.

-- Однажды вы обещали отпустить меня, но так и не сдержали слова, -- он снова шагнул в ее сторону и продолжил, понизив голос, -- вы … снитесь мне… каждую ночь…

У нее расширились зрачки и мурашки пробежали по телу. Что за игру он ведет и зачем вспомнил то, что она всеми силами старалась забыть?

Легкий снежок кружился над балконом, оседая на волосах и черном камзоле герцога.

-- Вы без плаща в мороз, -- заметила графиня, начиная волноваться.

И эта ее необдуманная фраза, брошенная в замешательстве, только подтвердила его догадку: он ей не безразличен. Она беспокоится о нем.

И вдруг откуда-то прямо им под ноги выскочила ее Бидди. Во рту она держала мышь.

Оба, Вайолет и Эмиль, уставились на маленькую хищницу.

Застигнутая врасплох, кошка испуганно присела на лапках от неожиданности, соображая, куда безопаснее броситься, чтобы сохранить свой жирный трофей. И молнией метнулась к лестнице в сад, унося трепыхающуюся добычу.

-- Вот и вторая ложь, -- негромко сказал Эмиль, делая еще один шаг, -- у вас есть кошка.

-- И что же? – вскинула подбородок Вайолет, -- то, что у меня есть питомец, еще не означает, что я не обращаюсь в кошку или не летаю на метле, ваша светлость.

Глаза герцога сузились.

-- Может перестанете называть меня «ваша светлость»?

-- Как же вас называть? – ей очень хотелось сделать шаг назад, чтобы вернуть дистанцию, но это буквально бы значило отступить, а она не могла этого себе позволить. И снова в ее глазах мелькнула на миг растерянность. Она не так представляла себе их встречу. Все шло не так, и она не была готова.

-- Мне по вкусу другое обращение, -- и он подошел опасно близко, наслаждаясь ее замешательством. Перевес сейчас ощутимо был на его стороне, -- может быть… «мой суровый капитан»?

Ее дыхание сбилось. Девушка замерла, понимая, что он сейчас давит на ее чувства. Вот только зачем? Ну, не может же быть… или может?

А он смотрел на красавицу в упор и видел ее неуверенность, ее метания, все признаки ее поражения. Осталось совсем немного, и победа в его руках.

-- И последнее. Вы мне сказали, что потеряли от меня голову, но теперь все прошло, и вы в порядке. А ведь это ложь. – он смотрел ей в глаза и ждал ответа.

Но Вайолет сцепила зубы и ответила ему гневным взглядом.

-- Это не ложь. Я в порядке. И вы, герцог, мне теперь безразличны! – она закусила губы, но не отвела взгляда.

В ней было столько уверенности, что он даже на миг поколебался, но не сдался.

-- А вот мы сейчас и проверим!

Он вдруг схватил ее железной хваткой и в один миг втолкнул в знакомую им нишу, где в прошлый раз они так сладко обнимались, охваченные любовным наваждением.

Крепко обхватил руками и прижал к стене, закрыв собой от всего мира.

Она рванулась, уперевшись ладонями в его грудь.

-- Нечестный прием, Рендал!

Эмиль хотел было ответить: «Учусь у вас», но понял, что это плохая идея. Здесь нужна иная тактика.

Высвободив ладонь, нежно коснулся ее холодной щеки, согревая своим теплом. Он смотрел в ее глаза, но девушка гордо отвернулась, скользя ничего не видящим взглядом мимо его лица.

Тогда он нежнее обнял ее, скользнул ладонью по ее щеке и запустил пальцы в волосы на затылке, поглаживая шею.

Вайолет ощутила, как невольный жар наползает на шею и щеки, зажигая их пунцовым, как по телу пробегает лихорадочный жадный трепет. Она закрыла глаза, чтобы не выдать себя. Ведь гордая красавица и не думала так легко сдавать свои позиции, хоть сердце в груди пылало и колотилось. Или это его сердце так сильно билось рядом? Сразу и не разберёшь.

-- Я совершенно недостоин вас, -- зашептал Эмиль ей на ухо, почти касаясь его губами, -- я темен и необразован. Я не прочел в своей жизни и десятка книг, я пишу с ошибками и не умею ухаживать за дамами. Но однажды вы сказали мне, что даже если бы я вовсе не умел читать, то не стал бы при этом для вас хуже. Именно с тех пор в моей душе родилось чувство, в котором, будучи простым стражником, я не мог, не смел признаться ни вам, ни даже себе. Я люблю вас, Вайолет, и никого никогда не полюблю, кроме вас. Выходите за меня замуж.

Он прижался лицом к ее волосам и затих, ожидая ее ответа.

Какое-то время они так стояли, замерев.

И вдруг она вся задрожала. Беспомощно прикрыв лицо рукой, леди Вайолет разрыдалась, как девчонка. И ничего не могла с этим поделать.

Ее слезы болью отозвались в его сердце. Он крепко обнял девушку, пряча ее лицо на своей груди, пытаясь ее закрыть, защитить от самой себя. И сам едва не расплакался.

Было холодно.

-- Почему ты без плаща?! – она нервно распахнула свой меховой плащ и укрыла им их обоих, оплетая его руками и согревая своим теплом.

Они стояли тихо, и он не смел торопить ее. Только легонько поглаживал по спине, успокаивая.

Когда она успокоилась, Эмиль спросил:

-- Скажи мне, почему ты вернулась?

Она подняла на него залитое слезами лицо и серьезно ответила:

-- Я очень старалась забыть тебя, но вдруг поняла, что из-за твоего упрямства и моей гордости мы потеряем наши жизни. Красота и молодость пройдут, и мы просто состаримся вдали друг от друга. И исправить ничего будет нельзя. И я вернулась.

Она поднесла руку к его волосам и опустила пальцы туда, где под волосами прятался небольшой шрам и белела седая прядь. Вайолет не стала отодвигать волосы, просто погладила старые отметины.

-- Ты сказал, что недостоин меня. Хочешь знать, каким я тебя вижу?

Она отыскала на своей талии его замерзшую ладонь и поднесла ее к своему лицу. Думала поцеловать, но в итоге просто прижалась губами, замерев и затаив дыхание.

-- Ты алмаз, что я случайно нашла в траве, когда все остальные прошли мимо. Но чтобы он засиял, ему нужен умелый мастер, который неспешно, вдумчиво, день за днем, будет открывать миру его красоту.

Твоя душа сейчас -- всего лишь росток, что пробивается к солнцу сквозь лед. Если его не согреть, он может погибнуть, ведь он так робок и нежен. Его нужно взлелеять с любовью и отогреть своим сердцем, чтобы он вырос и дал свой цветок, которому все поразятся.

Ты сейчас как голый птенец, которого выбросили из гнезда. Ему нужна забота и пища, чтобы он вырос в орла, крылья которого закроют небо.

Она смотрела на него так, словно видела в нем что-то, доступное только ей.

-- Не веришь? Поверь мне, потому что я точно знаю, какой ты. Ты создан взлететь высоко. Не будет предела твоему взлету, если рядом с тобой будет твоя любовь.

Он смотрел на нее и видел: она прежняя. Глаза сияют, как прежде. В них и восторг, и полет, и глубина. И улыбка та же. И ему стало так радостно.

-- Я так скучал по тебе, -- его губы задрожали, и он снова спрятал лицо в ее волосах.

-- И я скучала, -- она потянулась губами к его уху и выдохнула чуть слышно, -- мой строгий капитан…

Эти слова словно жаром обдали его. Он так хотел услышать их от нее снова!

Схватив ее лицо в ладони, Эмиль что есть силы поцеловал девушку…

Спустя минуту, обнимая любимого, Вайолет незаметно размяла губы. Она поняла секрет капитана. Поняла, отчего он никогда не целовал ее. Он вообще, абсолютно, катастрофически не умел целоваться. Да, бриллиант еще гранить и гранить!

Они стояли в нише, укрытые одним на двоих меховым плащом. Впервые в жизни Эмиль понял, что такое счастье. Как чувствует себя человек, который счастлив абсолютно, в полной мере, незыблемо и навсегда. И этот морозный снежный день показался ему неимоверно прекрасным, придворные -- вполне себе неплохими отзывчивыми людьми, их дочки – милейшими юными девушками, поголовно достойными любви и счастья, даже канцлер сейчас представлялся ему отличным парнем, благодушным и открытым.

Вот только оставался еще один вопрос, на который новоявленному герцогу очень бы хотелось узнать ответ. Правда ли, что, находясь в образе кошки, Вайолет с волками напала на обоз и лишила жизни старого Тенебру?

«Сейчас или никогда», -- подумал Эмиль и начал этот непростой разговор.

-- Вайолет, можно спросить? Недавно я видел удивительный сон. В морозную зимнюю ночь стая волков во главе с черной кошкой преследовала в лесу обоз…

Он был слишком увлечен, вспоминая свой сон, поэтому не заметил, как напряглась девушка.

Эмиль хотел рассказать ей и свой сон, и о своих подозрениях. Хотел спросить про отца и про обещанную когда-то ему, Эмилю, таинственную важную услугу. Именно об этом он думал все эти дни и именно это хотел спросить. Но отчего-то сказал совсем другое:

-- Что, дьявол возьми, эти волки себе позволяли?! Они облизывали тебя, как свою собственность! Своими жадными розовыми языками! И тебе это нравилось, проклятье!!!

Все мысли об отце вылетели из его головы, осталась лишь сжигающая сердце ревность. Он весь содрогнулся от картин, что рисовало ему воображение, а Вайолет неожиданно рассмеялась:

-- И это единственное, что тебя волнует?! Ах, ты, глупый ревнивый мальчишка! Ведь это же просто сон, не было ничего такого! – и она, счастливая, снова обхватила его шею руками.

Он облегченно выдохнул.

-- Поклянись, что у тебя с ними ничего не было!

-- С кузенами отца?! Клянусь! -- она радостно улыбалась, с любовью глядя на него, -- Но … какой интересный эротический сон!

-- Почему эротический? Просто сон, -- покраснел Эмиль. Если бы она только знала, какой снилась ему в остальных его снах! Этот еще был самым невинным.

-- Разве? А, по-моему, очень даже… Если захочешь, мы можем воплотить его.

-- Воплотить? – не понял Эмиль.

-- Ну… сначала, наверное, я перестелю постель, верно? Ведь это обязанность жены. Потом…пришью оторвавшийся ремешок? – она говорила это, смеясь, но в конце зашептала на ухо ему так жарко, что по нем прошла дрожь, -- а потом я раздену тебя… и вылижу тебя языком…

Перед ним точно была прежняя Вайолет. Она всегда была невозможной. Говорила невозможные вещи, совершала безумные поступки. Невозможные, безумные и невероятно соблазнительные!

Эмиль невольно и зажал ее рот ладонью, прижавшись горячими губами к ее виску:

-- Замолчи. Я сам…

-- Что? Ты вылижешь меня?

-- Нет!! Сам разденусь.

-- О-о… Может, тогда не будем зря время терять?

-- Нет!

-- Нет?

-- Не знаю…может...

-- Может, да?

-- О, Боги, я не знаю...ты этого хочешь?

-- Да!

-- Тогда...

Вайолет не выдержала и рассмеялась. Капитан, оказывается, стеснялся своих желаний.

Эмиль тоже улыбнулся.

-- Боги! – воскликнула она, -- ты улыбнулся!

-- Может потому, что я счастлив? Пойду сейчас же к твоему отцу и попрошу твоей руки!

-- Ох, бедный папа!

Они вышли из своего укрытия невероятно счастливые. Она держала его под руку и нежно прижималась к нему. А Эмиль вел свою невесту очень гордо. Пусть все видят и знают, что эта прекрасная женщина принадлежит теперь только ему! Ну, наверное, принадлежит. Если канцлер согласится.

Глава 58. Разговор с ее отцом

Вот уже более получаса Эмиль ожидал аудиенции канцлера, сидя в преддверии его кабинета на неудобном жёстком стуле, на который ему почему-то не положили подушку.

Ожидал терпеливо, со всем возможным почтением, которое он готов был выказать своему будущему тестю.

Канцлеру давно уже доложили о визите герцога, но тот попросил немного подождать из-за якобы имеющихся у него неотложных дел.

И вот, наконец, дверь в кабинет отворилась и на пороге появился лорд Уэйд. Взглянув на Эмиля, он не мог сдержать довольной улыбки.

-- Ох, ваша светлость, какая досада! Совсем забыл, что вы меня дожидаетесь! Да, с возрастом, к сожалению, память начинает подводить! Но, прошу вас, проходите. Чем могу быть вам полезен, милорд?

-- Ничего страшного, граф, мне не сложно было подождать. Я хотел поговорить с вами о моей предстоящей женитьбе.

Лицо графа приняло холодно-бесстрастное выражение.

-- Неужели выбрали невесту? Так скоро? И кто же удостоился чести?

Кто же та отважная авантюристка, что не побоялась назваться невестой сына Ивола Тенебры?

-- Ваша дочь, -- скромно ответил Эмиль.

Гробовое молчание было ему ответом.

-- Так... -- лорд Уэйд сел в кресло, переваривая эту информацию. Он знал о возвращении Вайолет, даже повидался с ней, но не думал, что у них с Эмилем все так быстро решится.

-- И вы уже получили согласие моей дочери, Тенебра?

И по этому хлесткому, резкому "Тенебра" сразу было понятно, что думает граф о гипотетическом союзе.

-- Да, граф. Но прошу вас, не зовите меня этим именем. Я никогда его не приму. Моя фамилия всегда будет Рендал.

-- Это будет решать король. А пока вы для меня Тенебра. И вы просите руки моей Вайолет?

-- Совершенно верно, лорд Уэйд.

-- И что же побудило вас к этому? Что лежит в основе вашего выбора?

-- Любовь к вашей дочери, -- Эмиль поклонился так учтиво, как только мог.

Но лорда это не убедило.

-- А могу ли я поинтересоваться, дорогой герцог, где были ваши чувства к моей дочери, когда она чахла от безответной любви к вам? Было ли у вас, если не любовь, то хотя бы сострадание к бедной девушке, которая просто таяла на глазах, утрачивая интерес к жизни? Может быть стоило проявить к ней хоть немного дружеского сочувствия? Как могли вы быть так жестоки к ней? И могу ли я теперь быть уверен в вас?

-- Вы правы, граф. Я виноват перед Вайолет. Но она великодушно простила меня. Поняла, как непросто мне было сделать этот шаг.

-- Непросто?! -- Конрад от возмущения поднялся и смерил Эмиля холодным взглядом, -- Непросто сделать шаг навстречу, когда самая достойная, образованная и красивая дама королевства оказывает вам знаки внимания?! Да вы даже представления не имеете, Тенебра, что значит "непросто"!

Канцлер отошёл к окну и повернулся к Эмилю спиной, уставившись на заснеженные горы.

-- Мне едва исполнилось девятнадцать, когда отец устроил мой брак с женщиной гораздо старше меня. Она была некрасива, скупа, откровенно глупа, но о-очень богата. К тому же имела двух внебрачных детей от давнишнего любовника. Я не испытывал к ней ни уважения, ни малейшей симпатии, ничего, кроме отвращения, и она платила мне тем же. Мы оба надеялись, что брак будет белым, но отец требовал от меня продолжения рода. И нам пришлось исполнять супружеский долг. Вот это было непросто, да! -- канцлер усмехнулся, -- ведь нам даже за одним столом сидеть было тошно, не то, что... Но отец поставил условием моего поступления в университет появление наследника. Он лично присутствовал на процессе зачатия, как вам такое? Знаете, кем я себя чувствовал? Шлюхой, продающей свое тело за вознаграждение. Жена смеялась, издевалась надо мной, понимая, как я завишу от нее. А мне хотелось просто удавить ее или самому удавиться. Вот что такое «непросто», -- придя в себя после воспоминаний, от которых его до сих пор кидало в дрожь, он повернулся к Эмилю с уже совершенно невозмутимым лицом.

-- Однако, от нашей взаимной нелюбви родилось самое удивительное чудо, посланное мне когда-либо небом. Моя чудесная, несравненная, прекрасная Вайолет.

Полюбившая меня так, как никто никогда не любил. Она стала для меня смыслом жизни. Она -- единственное оправдание моего существования на этой земле.

Когда жена сбежала, я не стал возвращать ее. Я знаю, где она сейчас и с кем. Каждый год я посылаю им содержание -- плату за мою свободу. Но если так случится, что она окажется вдруг в одиночестве и без поддержки, я приму ее и позабочусь о ней. Потому что всегда буду благодарен ей за мою драгоценную Вайолет...

Понимаете теперь, на что я готов ради дочери? На все. Даже назвать вас сыном, помня, сколько крови вы выпили у моей девочки.

С каким удовольствием я бы вышвырнул вас из Мунстоуна, чтобы никогда более не видеть! Но... ради Вайолет...мне придется смириться. И даже передать ее вам из рук в руки, дорогой мой зять... И я сделаю это. Даже более того. Я постараюсь взглянуть на вас ее глазами. А взамен вы пообещаете мне сделать ее счастливой. А если вы когда-нибудь посмеете ещё раз причинить ей боль, я самолично вырву вам сердце. Только на таких условиях я отдаю вам мою дочь, Тенебра.

Эмиль смиренно и уважительно выслушал канцлера. И хотя у него еще не было собственных детей, он понимал природу отцовской любви и даже сочувствовал лорду, понимая, как им обоим не повезло с отцами.

-- Благодарю вас, лорд Уэйд. Благодарю за терпение и доверие. Обещаю вам сделать Вайолет счастливой. И поверьте, я искренен с вами.

Канцлер сдержанно кивнул, устало махнул рукой, давая понять, что удовлетворен и заканчивает разговор. Но напоследок все-таки добавил:

-- Постарайтесь быть добры к ней, Эмиль. Несмотря на всю свою образованность и светлый ум, Вайолет до сих пор наивная идеалистка. Но это и не удивительно, ей только девятнадцать.

Эмиль не мог поверить своим ушам.

-- Как, девятнадцать?! Я думал, они ровесницы с ее подругой госпожой Фалиной!

Конрад усмехнулся.

-- Я что, так плохо выгляжу?

Покинув кабинет канцлера, Эмиль задумался.

Девятнадцать лет... Однажды он услышал от Эмбер, что у него с Вайолет разница четыре года. И, не колеблясь, вообразил ее старше себя. Решительная и раскрепощённая, графиня и правда казалась старше своих лет.

Эмиль считал ее опытной интриганкой, любвеобильной соблазнительницей, обманщицей – кем угодно, но только не юной девушкой, полюбившей его по-настоящему. Пылая ревностью, в уме приписывал ей вереницу бесчисленных любовников. Как же, оказывается, он ошибался!

Только девятнадцать лет... Да она еще ребенок!

***

Они смотрели друг на друга, две женщины, две брюнетки, с голубыми глазами и с карими. Такие разные и такие похожие в своей влюбленности.

Перестрадав, Вайолет теперь не посмела бы осуждать отца за то, что тот поддался соблазну. Тем более, что искусительница была очень даже хороша. Однако, тонкое чутьеподсказывало дочери, что избранница отца – особа с двойным дном. И теперь девушка переживала за него. Мало зная Эфриду, Вайолет опасалась, что эта самозванка разобьет любимому отцу сердце.

-- Дорогая виконтесса, другим вы можете сколько угодно рассказывать небылицы о беззаботных годах, проведенных в стенах вашего родового замка Тальси. Я же прекрасно помню историю королевства и ещё с детства знаю, что замок Тальси -- всего лишь руины. Кучка камней, что уже столетие зарастает бурьяном. Так что если вы намереваетесь, втеревшись отцу в доверие, причинить затем ему вред...

-- Я скорее умру, чем обижу твоего отца, девочка, не переживай об этом, --улыбнулась Эфрида, она же Жинель, -- А на счёт замка я почти не солгала. Мне и правда довелось провести на его руинах пару беззаботных лет. Играла принцессу в передвижном театре, а увитые диким виноградом развалины замка были чудесной декорацией.

Вайолет только головой покачала, но тут почувствовала, как отец обнял ее за талию.

-- Моя разумная дочь! Все-то ты помнишь, даже про руины Тальси. Что ж, я сам виноват. Тальси -- первое, что пришло в голову, когда я придумывал имя для Эфриды. Знал, что никто не вспомнит. Не учел, что ты у меня знаешь все на свете. Что ж, горжусь тобой, -- улыбнулся он, целуя дочь.

-- Ах, папа, только дети считают, что кто-то знает все на свете. Всего на свете не знает никто, даже лучшие из нас.

Эфрида деликатно удалилась, чтобы дать отцу и дочери поговорить наедине. Тем более, что королева хотела с ней немного посекретничать.

-- Итак, ты уезжаешь в Виго? – поинтересовался граф у Вайолет. Он уже смирился с тем, что дочь уедет. Такова судьба всех дочерей. По крайней мере, она счастлива! А он, конечно же, будет часто навещать свою малышку.

-- Да, папа.

-- Хочу дать тебе совет на будущее, дорогая. Если хочешь счастливого брака, дари своему мужу заботу, уважение и любовь. Но цени не только его, цени и себя. Не дай ему почувствовать, насколько ты зависима. Не растворяйся в нем до конца, найди свой путь, которым тебе будет интересно идти. Однако, всегда выказывай мужу все возможное уважение, даже если он не прав или слаб. Для мужчин уважение очень важно, хотя они и не всегда его заслуживают. И, конечно, не забывай своего старого отца, который так любит тебя! – граф нежно обнял дочь.

-- О, папа…-- Вайолет едва не прослезилась. Последнее время она стала ужасно сентиментальна.

Лорд Уэйд взглянул в лицо дочери и вдруг прищурился.

-- Я, конечно, без очков, но…что у тебя с губами?!

-- Ой! – Вайолет прикрыла рот ладонью. Да, Эмиль имел весьма своеобразные представления о поцелуях.

-- Нет, я предполагал, что твой избранник -- идиот, но не знал, до какой степени! Боги, кому я отдаю тебя?! Вот уж и правду говорят, что любовь зла!

-- Папа, не преувеличивай. Ты ударяешься в панику из-за пустяков. Представляю, каким ты будешь сумасшедшим отцом, если у тебя снова появится ребенок! Но я спешу. До завтра! -- дочь быстро поцеловала отца в щеку и поспешно удалилась.

Дело в том, что на ее плече проступали огромные синяки, оставшиеся от крепких пальцев ее капитана. И отметины эти так и норовили выскочить в разрез на рукаве. Если отец их заметит, то ее отъезд в Виго точно окажется под угрозой. А девушка не могла рисковать своим счастьем из-за таких мелочей.

-- До завтра, дорогая! Что?! Еще ребенок?! Что за нелепые мысли! Гм, а где Эфрида?!

***

Король Аллард решил устроить для любимой жены развлечение.

Заходящие лучи зимнего солнца раскрашивали золотым и розовым множество детских вещичек, разложенных перед королевой в ее комнате. Эмбер предстояла нелегкая задача: выбрать приданое для их с Аллардом доченьки. Все было таким привлекательным и соблазнительным! Нежные батистовые рубашечки с легкими, как паутинка, кружевами; малюсенькие шапочки, похоже на цветочные бутоны от обилия рюшей; невероятные платьица из розового атласа и золотистого шелка, переливающегося мягкого жаккарда и лёгкой кисеи, из гипюра и вышитого вручную муслина.

У королевы разбегались глаза от всей этой красоты.

-- Дорогая Эфрида, я в полной растерянности! В жизни не видела ничего прекраснее!

-- Все очень просто, ваше величество. Представьте, что вы снова играете в куклы. Выбирайте, что нравится.

-- У меня не было кукол.

-- Что ж, скоро одна появится, -- и возлюбленная канцлера подошла к шкатулке с безделушками. Среди простеньких детских амулетов и подвесок она обнаружила дивной красоты отшлифованный кусок янтаря.

А королева тем временем перебирала сшитых искусными мастерицами мягких зверюшек и куколок, рассматривала раскрашенные деревянные дворцы с малюсенькими принцессами внутри, трогала погремушки и расчёски, а ее ожидали еще тысячи таких же необходимых младенцам мелочей.

Королева была в восторге. Любимый точно угадал: для будущей матери нет занятия приятнее, чем выбирать вещи и игрушки для ребенка. Она ловила себя на мысли, что сама была бы не прочь усесться прямо тут на ковер и во все это поиграть, ведь в детстве у нее не было игрушек. А как весело они будут проводить время с дочкой! Играть, читать интересные книжки, гулять в саду и на озере рядом с замком.

Удивительно, но Эмбер чувствовала девочку дочерью именно Алларда. Его трепетное отношение к малышке передалось и ей.

И, кстати, она была абсолютно уверена, что родится именно дочь, ведь так сказал любимый Аллард! Но для полной уверенности необходимо, конечно, спросить человека, обладающего тайными знаниями. И ходили слухи, что в их замке появился такой человек.

-- Дорогая Эфрида, мне так хвалят вас! Говорят, что все, о чем вы предупреждаете, непременно сбывается. Расскажите, правда ли, что у меня будет дочь? -- молодая королева вертела в руках премилого игрушечного зайчонка и с надеждой смотрела на помощницу канцлера.

Та только улыбнулась в ответ и, подойдя к королеве, взглянула на ее живот.

-- Все верно ваше величество, у вас будет дочь. Прелестная принцесса. О таких рассказывают в сказках: «волосы ее были цвета солнца!» И это правда. Ваша дочь будет прекрасна, как солнце, -- Эфрида все еще сжимала в ладони найденный ею янтарь. Она чувствовала, что этот камень цвета глаз матери, похожий на расплавленный солнечный луч, обязательно принесет удачу малышке.

-- Лучшие воины королевства будут сражаться за руку и сердце принцессы. Вижу в ее будущем множество прекрасных лордов, добивающихся ее любви: один из них будет как темная ночь, другой – вольный, как ветер, третий – хорош, словно цветущая весна, четвертый будет подобен бурному океану. Но выберет ваша дочь... -- тут Эфрида запнулась, сжала камень и удивлённо подняла на королеву глаза.

-- Кого же она выберет?! -- королева заслушались, словно и впрямь слушала сказку.

-- Юношу с удивительными голубыми глазами. Подобное тянется к подобному. Ваша прекрасная дочь, горячая, как само солнце, выберет...огонь!

-- И...что это означает?

-- Если бы я знала, ваше величество! Но запомните мои слова, ее ждёт прекрасная любовь с необыкновенным человеком! Возьмите этот камень. Положите пока в колыбель, а потом непременно сделайте из него медальон. Он принесет вашей девочке счастье.

Эфрида быстро шла по коридору, торопясь успеть, пока вдохновение ее не покинуло. Вбежала в покои Конрада, вошла в спальню и открыла шкатулку с его драгоценностями.

Вот он, перстень с топазом. Поколебавшись, она все же надела кольцо на безымянный палец левой руки. И в то же мгновение перед ней пронесся солнечный вихрь. В один миг увидела она и принцессу с волосами, подобными солнцу, и необыкновенного юношу, их предначертанную встречу и вечную любовь. А юноша этот был с незабываемыми голубыми глазами. Такими же прекрасными, как и у его отца.

Глава 59. Под покровом ночи

Черноволосая красавица Эфрида, завернутая в красную шёлковую шаль, стояла с подсвечником в руках и рассматривала портрет старого лорда Уэйда. Тот висел в тяжелой дубовой раме на стене купальни графа Найтингейл. Лорд отвечал ей возмущенным взглядом единственного уцелевшего глаза из-под густых седых бровей.

-- Зачем ты принес его сюда? -- спросила женщина возлюбленного, который лежал в большой мраморной ванне за полупрозрачной занавеской.

-- Старик сделал все, чтобы я возненавидел женщин. Пусть теперь убедится, что его план провалился.

-- Как ты жесток к нему, -- коварно улыбнулась красавица, поднося свечи ближе к недовольному лицу старика.

-- Не более, чем он ко мне, -- граф лениво провел рукой по водной глади и отогнал от себя цветочные лепестки. Они неприятно липли к коже после купания, но его любовнице нравились цветы в ванной. Как и свечи вокруг.

-- Иди сюда, -- граф нетерпеливо протянул руку, подзывая засмотревшуюся на портрет женщину.

Та усмехнулась и поставила подсвечник у края ванны, чтобы улучшить старику обзор.

-- Ты его не любил, -- она скинула шелк на пол и ступила в воду.

-- У нас это было взаимно, -- и граф окинул горячим взглядом все, что ему принадлежало: хрупкие плечи, почти скрытую густой волной черных волос приятно-округлую грудь, нежный живот и стройные ножки.

-- Однако, бесчеловечно заставлять старика смотреть на свои развлечения, не находишь?

Но это граф только загадочно улыбнулся, ловя под водой тонкую щиколотку.

-- Что сегодня ты хочешь узнать, моя Ифэ?

-- Расскажи мне, как ты был влюблен.

-- Награда? -- он подтянул за ножку красавицу чуть ближе к себе.

-- О, поверь, ты не будешь разочарован, любимый!

-- Хорошо, -- граф улыбнулся довольной улыбкой и откинулся на теплый мрамор, убирая с лица прилипшую влажную прядь. -- Мой рассказ будет коротким: я никогда не любил. Но уговор есть уговор, и с тебя награда!

-- Этого не может быть! Я чувствую, что у тебя была очень сильная связь с женщиной.

-- Сильная связь? Ничего не приходит в голову, -- мужчина задумчиво отогнал от себя стайку лепестков. -- Постой, наверное, ты говоришь про Аман? Возможно, это она любила, но не я. Она была…

-- Говорят, она была очень красива, – Эфрида опустила глаза, пытаясь скрыть закипающую ревность. Доброжелатели ей уже рассказали эту историю.

-- Она была жестокой. А я не поклонник женской жестокости. Еще она шантажировала меня Илладаром. Аман раскрыла их с королевой секрет и обещала все рассказать Бергансе.

-- Она тебя принуждала к близости?!

-- Да, но не сказать, чтобы я слишком сопротивлялся. Это была скорее игра, -- канцлер опустил глаза, -- приятно, знаешь ли, когда тебя хотят получить любой ценой. Это щекочет самолюбие. И потом, она была умна, а для меня это много значит. У нее был сильный характер, это тоже было важно. А еще…она была не просто красивой, она была рыжей!

Не выдержав, любовница набросилась на него с кулаками, на что граф только расхохотался и крепко прижал ее к себе.

-- Неужели ты так ревнуешь? – спросил он почти с восхищением.

-- Потому что безумно люблю тебя, глупый и жестокий ты человек! – обиженно высказала свое возмущение женщина, но все же оплела руками шею возлюбленного.

-- Глупым меня еще никто не называл, -- прошептал Конрад, почти касаясь ее губ губами, -- повтори еще раз…

-- Я безумно люблю тебя, Конрад Уэйд. Люблю тебя, мой принц. Могу повторить это много-много раз!

Он был глубоко тронут, но смотрел на нее печально.

-- Мне жаль, что я не могу обвенчаться с тобой, любимая. Будь моя воля…

-- Я знаю. Ты женат. Но мне это не важно. Важно быть рядом с тобой и чувствовать, что я нужна тебе.

-- Ты нужна мне. И я докажу это. Послушай, как только юный Илладар вернется из университета, король дарует ему графство его матери -- замок Аскон. После этого я сразу же уступлю молодому графу свое место. Мечтаю уехать в Найтингейл вместе с тобой. Власть и суета угнетают. В Мунстоун я уже не вернусь. Я не честолюбив, да и, признаться, слишком ленив. А там, в родном замке, среди чудесной природы и тишины, мы останемся с тобой только вдвоем. Птицы будут будить нас по утрам, деревья будут заглядывать прямо к нам в спальню. Книги, тишина и ты рядом. Что может быть прекраснее? Ты будешь не женой, ты будешь частью меня, дорогая, -- сладкие речи усыпили бдительность красавицы, и вдруг ей на палец скользнуло что-то холодное.

Она выдернула руку из воды и увидела на пальце золотой перстень с огромным рубином и россыпью бриллиантов.

-- О-о! – простонала Эфрида, -- такое кольцо…

-- Да-да, достойно быть подаренным к свадьбе. Если бы она у нас была. Но ты носи его, потому что для меня ты больше, чем жена.

-- Но все поймут…

-- Пускай. Какое нам дело? Пусть захлебнутся ядом.

-- Оно прекрасно, -- растроганно улыбнулась женщина, ловя пальцами, на которых теперь сверкал рубин, подплывший розовый бутон.

-- Ты прекраснее, моя лани…Постой, мне же была обещана награда! – вспомнил граф.

-- Да, и правда! -- счастливо улыбнулась она, поудобнее усаживаясь у него на бедрах, -- у меня есть для тебя пророчество.

-- О, не-ет! Я рассчитывал на что-то более подходящее к этому месту и времени!

-- Но я же обещала, что ты не будешь разочарован!

-- Я уже разочарован, лани.

-- Когда ты меня так называешь, я готова для тебя на что угодно.

-- На то и расчет, -- ладони графа коварно скользнули по гибкой спине ниже, сжимая женские округлости.

-- Ты рискуешь тем, что сейчас мне...станет...не до пророчества, -- зашептал она ему в самые губы. Они любили вот так шептаться в губы друг другу, дразня и балансируя на грани поцелуя.

-- Не люблю пророчества, которые отдалят от меня сладкую награду. У меня железная выдержка, но и ей рядом с тобой приходит конец, -- граф легко коснулся губами ее губ.

-- Но оно о твоем сыне...

-- Что? -- его ладони тут же ослабили захват, -- Так! Это жестоко и это запрещённый прием!

-- Послушай... Сегодня меня посетило видение. Тебе суждено иметь сына.

Душе каждого Волка дважды открывается возможность прийти в этот мир.

В первый раз твой сын пришел, но дверь не открылась. Его душа вернулась к духам, так и не увидев этот мир. Не смотри так, я не знаю подробностей, ведь его матерью была не я.

Второй раз дверь откроется в осенний праздник Благодарственной молитвы. Если мы с тобой поторопимся, то ты возьмешь на руки своего сына еще до наступления следующей зимы.

Конрад внимательно слушал, не проронив ни слова. Обещанная возможность взять своего сына на руки потрясла его. Он никогда не держал Вайолет на руках, даже не видел ее младенцем. Впервые они встретились, когда ей было четыре. Его поразила девочка с недетским серьезным взглядом, его маленькая копия, которую бросила собственная мать. И тогда он поклялся себе, что положит мир к ее ногам. А что бы он почувствовал, если бы взял ее в первый же день на руки?

Пока Конрад приходил в себя, женщина продолжала:

-- Как бы ты не назвал сына, истинное его имя, данное духами -- Рейнве.

Его ожидает великая слава, а люди будут звать его повелителем огня.

Это все.

Она закончила предсказывать и опустила глаза.

-- Сегодня подходящий день. Я загадала, нужно использовать шанс. Нам обязательно повезет, и я рожу тебе твоего необыкновенного сына!

Он понял ее. Обнял крепко, и шепнул на ушко.

-- Хочу сделать тебе сегодня так сладко, чтобы ты запомнила этот день. Чтобы мы оба запомнили.

Ей понравилось то, что он сказал, и женщина ответила в тон ему:

-- Я тоже умею делать сладко.

И ее руки поползли по его телу, вызывая в нем приятную дрожь. Слишком долго книга любви была для него закрыта, и, встретив свою Ифэ, он наслаждался каждой страницей.

-- Пошли в постель, -- нетерпеливо шепнула ему любовница.

-- Терпеть не могу постели!

-- Неприятные воспоминания?

-- Возможно...

-- Тогда хоть портрет отсюда убери. Старику не понравится то, что он увидит.

-- Надеюсь на это!

Тут тени от свечей резко дернулись на стенах, и под сладостный женский стон вода с цветочными лепестками щедро плеснула на пол.

Не выдержав, старый портрет в дубовой раме с треском рухнул на каменные плиты.

***

Вайолет ещё не спала, когда дверь в ее комнату едва слышно отворилась и вошёл Эмиль.

Девушка замерла, нервно скомкав пальцами простыни. Она боялась поверить в то, что серебрящаяся в лунном свете фигура -- не призрак. Опасаясь спугнуть видение, тихо соскользнула с кровати и бесшумно ступила босыми ногами на каменный пол.

Ей хотелось всего и сразу. Схватить его, сжать, что есть силы, насладиться чувством обладания, а потом раздеть и зацеловать до смерти. И это только малая часть того, о чем она осмеливалась мечтать.

Они смотрели друг на друга и, переполненные чувствами, растеряли все слова. Как будто забыли, о чем вообще можно говорить.

-- Ты ведь не боишься меня? Не считаешь, что я такое же чудовище, как и мой отец? -- осторожно спросил Эмиль, внезапно вспомнив подслушанные о себе разговоры.

-- Хм...нет конечно...какая нелепость... – на самом деле Вайолет сейчас решала очень важный вопрос: раздеть его быстро или все-таки медленно? И она никак не могла выбрать между двумя сказочными перспективами.

В конце концов она решила не спешить и осторожно, едва касаясь, провела ладонями по его плечам и груди.

На нем больше не было металлической кирасы стражника. Мужчина был в темном шерстяном дублете и коротком плаще. Он был одет весьма скромно для герцога, потому что не любил излишний шик, прямо как ее отец.

-- Хочешь, сначала перестелю постель? – скромно улыбнулась девушка.

-- Нет. Мне будет приятно, ведь в ней лежала ты.

Вайолет широко раскрыла глаза. «Он что, хочет свести меня с ума?» -- подумала она.

-- Не будем звать слуг, -- продолжал Эмиль -- сможешь помочь мне раздеться?

Она ничего не ответила, потрясенная, просто потянула завязки его плаща, и тот с легким шелестом упал на пол.

Ловкие женские пальчики быстро справлялись со шнуровкой дублета, а вот с дыханием справиться было сложнее -- ее сердце готово было взорваться и воздуха не хватало. Неужели она раздевает Эмиля? За такую ночь не жалко отдать и жизни.

Ещё немного сноровки, и мужчина остался в одной рубашке, шоссах и брэ^[30].

Эмиль провел дрожащей рукой по своему лицу, отводя прядь волос. Стоило только кончикам ее пальцев слегка задеть его грудь, как он тут же вспыхнул, загораясь пожаром.

«Спокойнее, Эмиль, помни, что она еще ребенок», -- тщетно повторял он себе.

Именно в этот момент девушка отвязала шоссы и скользнула ладонью по его ноге под брэ.

-- Хочешь, исполню то, что обещала тебе утром? -- горячо шепнула она ему и медленно провела языком по его щеке, напоминая.

Какие там наставления давал ей отец? Знай себе цену?

Она сейчас не вспомнила бы ни слова, потому что ее подхватили и бросили на постель, тут же бесцеремонно вжимаясь в податливое женское тело. Даже через одежду это было так хорошо, что оба застонали. Ее рубашку с треском рванули вверх. От такого напора глаза девушки удивленно расширились, а дыхание оборвалось. Он снова был почти груб, словно и не знал, что такое нежность. Все было слишком поспешно, но она не жаловалась. Восторг от сознания, что Эмиль так неистово ее желает, искупал все. Происходящее казалось ей просто нереальным, остро-захватывающим и болезненно-сладким.

Потом они ещё долго приходили в себя, сжимая друг друга в объятиях.

Вспоминая этот трехминутный сумасшедший «марафон», Вайолет поняла еще один секрет капитана. Он не умел не только целоваться…

Наконец, Эмиль заглянул ей в глаза и с тревогой спросил.

-- Я был очень груб?

Вайолет только улыбалась, сверкая в темноте глазами.

-- Ты был восхитительно безрассуден и очень горяч...

-- Нет, я был непростительно груб.

Она только засмеялась, обнимая его за шею:

-- Когда тебя так неистово желают, это льстит. А еще ты очень страстный!

-- Слишком?

-- "Слишком" не бывает!

-- Последнее время у меня все «слишком», -- он выпустил ее из объятий и сел на постели. -- Слишком много переменилось в моей жизни.

-- К лучшему, -- добавила она нежно.

-- К лучшему?! Серьезно? -- он скинул увлажнившуюся, мешавшую сейчас рубашку, и Вайолет невольно снова затаила дыхание. Как там говорил папа? Будь сдержанной, Вайолет, не дай почувствовать, насколько ты зависима. Стоит повторять себе это почаще.

-- Все, что я получил, пропитано страхом и болью. Этот замок ужасов с его пыточными подвалами, ненависть подданных, чьи жизни исковеркал отец. Золото, с которого буквально стекает кровь тех, у кого его отняли. Наконец, я сам. Само мое рождение отвратительно, ведь отец изнасиловал мою мать.

Эмиль замолчал, а Вайолет села рядом и порывисто обняла его за плечи.

-- Все эти годы я был никем. Просто телохранитель, «меч», без права на свою жизнь и желания. Даже не бастард, просто никто. Ну, какой из меня герцог? Слова сказать не умею, за столом привык есть руками. Все эти ножи, вилки, этикет...

Ее сердце разрывалось. Она притянула его к себе на грудь, буквально укрывая нежными белыми руками от терзавших его мыслей.

-- Неразрешимых проблем нет. Просто иногда нужно подумать дважды, -- и она и правда задумалась ненадолго, прикрыв глаза и прижимаясь лицом к его волосам.

-- Знаешь, мы вычистим эти подвалы. Пробьем в них окна, и солнечный свет зальёт казематы, изгнав тени прошлого. Мы выслушаем каждого, кто пострадал, и постараемся загладить вину сумасшедшего старика по чести и справедливости.

Кровавое золото направим на благое дело. Откроем классы для всех желающих научиться грамоте. Построим лазарет и наймем лучших врачей, чтобы никто в наших владениях больше не страдал от боли.

Высадим вокруг замка розы, очень много роз, а поля засеем пшеницей и душистыми травами. Кстати, говорят, лаванда сейчас здорово подскочила в цене.

А на счёт этикета... Я научу тебя, любимый, многим премудростям. Поверь, все это ты постигнешь легко. А я всегда буду рядом.

-- На счет этикета – согласен. Но вот что и как говорить? Я вообще не искусен в речах.

-- Будь вежлив и краток. Решай сердцем. Сложный вопрос отложи и обдумай. И верь в себя, мой прекрасный молодой герцог, не знающий себе цены. Ты не хуже других, а лучше, помни об этом.

Ее слова успокаивали и дарили надежду.

-- Всему научишь меня? -- он вздохнул с облегчением, откидываясь на подушки. Рядом с ней сейчас хотелось думать только о приятном.

Вайолет склонилась над ним и погладила пальчиком его губы.

-- Хочешь для начала научиться целовать женщину? – он даже в темноте заметил пляшущих в ее глазах дьяволят.

Щеки Эмиля невольно покрылись краской стыда.

А что, целовать нужно уметь? Целовал ли он женщину когда-то вообще? Он и сам не помнил. Ту единственную его ночь с Геллой он вообще плохо помнил, настолько был потрясен всем, что меду ними тогда произошло, и тем, что случилось на утро.

Умеет ли он целовать женщину? Эмиль облизал пересохшие губы. И понял, что, наверное, нет.

Девушка взяла его лицо в ладони, и сама поцеловала его. Долгим, нежным, влажным, сладким поцелуем.

А потом вдруг уселась сверху, оседлав его. Взяла его руки в свои и медленно провела его ладонями по своему лицу, плечам и остановилась на груди.

-- Когда ты с женщиной, не торопись и будь нежнее... мой страстный капитан...

Эмиль затаил дыхание. Потом высвободил ладони и повторил это движение.

А еще понял, что ее уроки ему явно понравятся.

Глава 60. Дом, милый дом!

Бен не дотерпел до Кассаля, где ему была обещана самая прекрасная, толстая и мягкая кошка на свете.

Лестер и Фалина стояли у причала, последние пассажиры уже заканчивали посадку на корабль, а они никак не могли понять, что им делать. Потому что Бен прижимал к себе косматое чудовище, только отдаленно напоминавшее кошку. Со свалявшейся шерстью, наполовину облезшее, с мутным невменяемым взглядом.

Их поторапливали, но малыш отчаянно вцепился в свое сокровище, которое только что отыскал на пристани среди отбросов.

-- Бен... Мальчик мой... -- Лестер тщательно подбирал слова --- знаешь, эта кися... Она не хочет с нами ехать. Здесь ее дом, ее папа и мама. Они заботятся о ней...

Мальчонка недоверчиво нахмурился и прижал кошку к себе ещё крепче, на что та в ответ выпучила глаза. Видимо, от удивления.

-- Да чего вы голову ломаете? Идите на корабль. Малец уснет, а вы ее за борт! -- подсказал выход один из пассажиров.

-- Может, тебя за борт? -- огрызнулся Лестер, отрывая от когтистой кошачьей лапы гнилой капустный лист и подхватывая мальчика вместе с его добычей на руки.

Они ехали почти неделю. В трюме, среди ящиков, бочек и коз. И вот тут-то кошка здорово пригодилась, отвлекала от нудной и долгой дороги.

Новоиспечённые папа и мама попеременно вычесывали чудовище, обрезали колтуны и когти, обрабатывали глаза и уши, кормили и выхаживали, когда ее тошнило. Да, кошке неимоверно повезло. Целую неделю от нее не отходил королевский лекарь.

-- Смола бальзамового дерева! -- вздыхал Лестер, расходуя дорогой ингредиент, -- только попробуй теперь красавицей не стать!

Через неделю животное все же стало походить на кошку, но прозвище "Чудовище" прижилось.

В последний день их путешествия Лестеру не спалось. Он поднялся чуть свет и стоял на палубе, вглядываясь в темноту. Было довольно холодно, и мужчина кутался в свой меховой тулуп.

Но вот на востоке небо понемногу стало светлеть, и на горизонте проступили четкие очертания островов. Там, правее, главный и самый большой остров Свободного княжества, на котором расположена столица, знаменитый и прекрасный город Будрон. Именно туда обычно стремятся все путешественники, туда плывут все корабли.

Остров Кассаль левее, не такой большой, и на нем издавна живут мастера по стеклу и керамике. Кассалю Великим князем дарована автономия, поэтому там свои законы, а глава острова -- выборная должность. Там нет ни прилюдных наказаний, ни казней. Особо провинившихся, как и в Свободном княжестве, просто высылают на континент.

Небо становилось все светлее, попеременно окрашивалось то розовым, то красным, то золотым, превращаясь постепенно в зеленовато- голубое.

Относительно небольшой на картах, вблизи остров казался огромным. Его многочисленные сады и рощи ещё не покрылись листвой и окрашивали склоны холмов сиреневато-сизой дымкой.

У Лестера даже навернулись на глаза слезы. Вот он, его дом! Ему казалось, что он узнавал рельефы, места, даже помнил запахи. Шпиль храма, старая колокольня, мельница и маяк -- он был рад им, словно родным, пришедшим встретить его после долгой разлуки.

Посветлело. Корабль, наконец, причалил.

Вместо большого оживлённо порта всех высадили в маленькой бухточке, защищённой от ветров скалами.

-- А в порт теперь только торговые суда идут, -- пояснил капитан.

Пассажиров действительно было мало, и почти все они были местными.

Пока Лестер стоял в очереди на проверку документов, Фалина купила у одинокой торговки горячих домашних пирожков и кормила ими Бена, а он, в свою очередь, кормил ими свое Чудовище.

Лестер освободился быстро, рождённых на Кассале пропускали в первую очередь.

И вот уже наши путешественники идут мимо беленьких низеньких домиков и милых палисадников, мимо садов и огородов к кварталам мастеров.

Фалина была потрясена. Вот только несколько дней назад они садились на корабль среди снегов и морозов, а тут, на острове, ни капли снега! Уже с утра припекает солнце, оглушительно поют птицы, повсюду зелёная молодая травка. А в этой траве ярко желтеют первоцветы и примулы, пестреют фиалки, за заборчиками на грядках распускаются нарциссы и крокусы, зеленеют на кустиках первые молоденькие листочки.

Но самое удивительное... Фалина даже остановилась! Она увидела цветущее деревце! Молоденькая вишенка распустилась на пригорке, согретая щедрыми солнечными лучами!

---Боги, это чудо! Лесси... Бен, посмотри только! -- Фалина наклонилась к вишенке, и та ласково пощекотала белыми лепестками ее личико, как бы приветствуя на Кассале.

-- Они пахнут так сладко! Бен, понюхай!

И Бен ткнул носом в цветочки свою косматую подругу.

Лестер только загадочно улыбнулся.

-- Фалина, смотри, -- он повел ее дальше, за домики, и им открылся... целый цветущий сад! Густо и щедро цвели абрикосы всеми оттенками розового.

Фалина растеряла все слова, только поставила вещи на траву и подошла к забору, вцепившись в него руками. И все смотрела, смотрела...

А Лестер смотрел на нее. И почему в такие моменты единственным его желанием всегда было сделать ей ребенка? Наверное, это какой-то первобытный инстинкт, который для мужчины означает присвоить, сделать своей. А ему очень хотелось ее себе навсегда. Вот такую нежную, умеющую удивляться красоте, чувствующую так тонко.

Лестер не выдержал и поцеловал жену в порозовевшую от чистого воздуха и солнца щеку.

-- Пойдем, любимая, домой. После обеда погуляем по острову, обещаю. Я знаю, где у нас заросли золотых колокольчиков^[31]. Они как раз сейчас цветут, а пока пойдем!

И они двинулись дальше, к кирпичной стене, за которой начинались кварталы мастеров.

Домик полировщика линз Таддео Лефрена стоял на вершине одного из холмов. Тропинка от дома вела прямо к морю, которое зеленело внизу.

Они вошли в калитку, которая не запиралась. Двухэтажный деревянный домик, а рядом сарай с сеновалом и поленницей, хлев, курятник и колодец. А позади домика – сад!

Бена сразу заинтересовали цыплята и местная кошка, лениво лежащая на крышке колодца.

А Лестер пошел в дом. Он сразу приметил, что в кухне готовят. Из трубы шел дымок, а входная дверь была приоткрыта, чтобы не было жарко. И через приоткрытую дверь доносились соблазнительные запахи мясного рагу.

-- Мама! -- Лестер быстро вошёл в дом, но на кухне была не мама.

Молодой парень в расстёгнутой рубахе, завязанной узлом на животе, что-то помешивал в кастрюле на печке, а на столе уже высилась целая гора свежей зелени из парника. Парень двигался грациозно и ловко, волосы его, цвета гречишного меда, были убраны в хвост, а сам он напоминал Лестера, только не побитого жизнью, а совсем молодого, с нежной кожей, золотисто-карими глазами и светлой счастливой улыбкой.

-- Вы ко мне? -- заметив за спиной Лестера Фалину, юноша приветливо улыбнулся гостям.

-- Я к себе, -- мужчина поставил вещи на пол и обратился к жене, -- раздевайся, чувствуй себя, как дома.

И почему эта лучезарная копия двадцатилетнего Лестера сразу ему не понравилась? Может потому, что сквозь расстегнутую рубашку была видна молодая гладкая кожа без шрамов? Или потому что юноша любил, как и сам Лестер, собирать волосы в хвост? А может потому, что на чужбине он сам разучился быть открытым и гостеприимным, растерял свою красоту, а приветливая улыбка давно превратилась в насмешливую ухмылку?

А если Фалина ещё раз вот так взглянет на этого красавчика, то Лестер точно уйдет ночевать на постоялый двор!

-- Боги... Лестер?! -- на лице юноши в один момент пронеслась целая буря чувств: недоверчивая радость сменилась восторженным уважением, которое тут же уступило место растерянности, а затем смешению боли и нежности.

-- Неужели это ты, брат? -- прошептал парень, машинально заправляя рубашку как положено и распуская хвост, отчего волосы медовой волной упали на плечи.

-- Да, это я, -- Лестер печально окинул взглядом свою копию и понял, что за лекарское искусство он расплатился беззаботной молодостью, утраченной красотой, и счастьем прожить лучшие годы на родине рядом с родными.

А пока он думал об этом, парень нахмурился и сердито крикнул:

-- Ну, и где тебя столько лет носило, а?! Где ты был, когда мы все тут во время карантина чуть с голоду не умерли?! Когда мама сильно болела, я был ещё ребенком, а у папы нога отнялась? Где ты шлялся, когда нужно было помогать своей семье?!

-- Мама жива?! А с отцом что? -- Лестера в самое сердце ужалил упрек.

-- Да все с ними в порядке! Уже... -- парень прикрыл глаза рукой и покачал головой, -- прости, брат. Совсем не то я хотел сказать при встрече. Хотел сказать, как мне тебя не хватало. Хотел рассказать, как думал о тебе ночи напролет, когда спал совсем один в твоей комнате и смотрел на твои кораблики на полке в темноте. И все думал, что вот на одном таком ты и уплыл от нас... Может погиб где-то. Может и не увидимся никогда с тобой, -- юноша вытер невольную слезу, вызванную тяжелыми воспоминаниям.

В юности слезы приходят легко. И так же легко их сменяет улыбка.

И юноша улыбнулся сквозь слезы, облегчённо вздохнув, -- потому я и избавился от них. От корабликов твоих. Чтобы тебе больше не на чем было уплыть.

-- Ты выбросил мои корабли?! -- Лестер потрясённо поднял глаза к лестнице, что уходила на второй этаж в его бывшую комнату.

-- Почему же выбросил? Я отправил их ...весной по ручью... в море. За тобой. И вот ты вернулся. Правда, с тех пор прошло...десять лет ... – и парень так светло улыбнулся, что Лестер не выдержал и обнял его.

-- Артур! -- он обнимал брата и хотел скрыть слезы, что так некстати набегали на глаза, -- ну вот, а я думал, что снова буду спать в своей комнате и смотреть на корабли в темноте...эх!

-- Вообще-то это уже давно моя комната. И моя она даже дольше, чем твоя.

-- Хочешь сказать: "Так что выметайся, братец, туда, откуда пришел?" -- пошутил Лестер.

-- Нет, конечно, ведь с тобой такая прекрасная девушка! -- и Артур пожал руку Фалины. Пожал как-то по-особенному, Лестер это сразу понял. Понял, что его брат именно из тех, от кого обычно без ума девицы. Изысканность и душевность сквозили в каждом его движении. А это обычно ядовито-гремучая смесь для женских сердец.

-- Ох, Артур, руки пообрываю, это же моя жена, -- снова пошутил Лестер. Однако в этой шутке была лишь доля шутки.

-- Ты сам-то ещё не женат? Вон, стряпаешь сам. Кстати, кормить нас будешь? Мы с дороги вообще-то.

-- Конечно, проходите. Руки помыть ты знаешь где, Лес. Нет, я не женат. И зовут меня обычно Арт.

-- Ясно, Арт, -- Лестер уселся за стол и усадил рядом с собой смущенную жену.

Арт очень ловко наложил им мясного рагу в глиняные миски и достал из печи стопку горячих лепёшек.

-- Мамины?! – и Лес сразу схватил одну, обжигая пальцы.

-- Нет, мама с отцом пошли на рынок. Сегодня же выходной день, потому я сам стряпаю.

-- Ты повар, что ли? Или это так, развлечение по выходным? Чем на жизнь зарабатываешь? Или ты отцу помогаешь в цеху? -- поинтересовался Лестер, разглядывая в окне, как Бен собрал откуда-то нескольких кошек и пытается всех их усадить на крышку колодца.

-- Я, конечно, помогаю отцу в свободное время, хоть его у меня и не много. Умею шлифовать линзы довольно сносно, но он мне не доверяет чистовую шлифовку. Все больше заготовки на станке режу.

А готовлю я часто. Люблю готовить. У нас тут приют при храме для подкидышей. Там аж девять ребят сейчас. Я часто для них готовлю. Они яичное суфле очень любят. Я и пеку им, и сладкое готовлю.

-- Так ты кем работаешь-то, ты не сказал! -- Лестер уплетал уже третью лепешку и должен был признать, что у парня талант к готовке.

-- Не сказал? Я в храме служу. Я священник.

У Лестера чуть лепешка из рук не выпала. Серьезно?! Его брат -- священник?! Мда... Ходячая мечта для таких вот наивных дурочек, как Фалина. Надо держать ухо востро!

-- Слушай, Арт, сделай милость, там во дворе наш сынишка заигрался, позови его.

-- У тебя есть сын?! -- изумлению юноши не было предела.

-- А чего ты удивляешься? Есть жена -- есть и сын. Да, уже четыре годика нашему Бену, правда, дорогая?

Лестер глянул на Фалину и задумался, потому что лицо любимой было какого-то ... серого цвета.

Внезапно женщина зажала рот рукой и пулей выскочила из-за стола во двор.

-- Да, одному уже четыре, и ещё двойню ожидаем, -- спокойно проводил ее взглядом Лестер, -- ТАк вот, братец! Так что в эту сторону ты даже и не смотри, понял меня?

Арт потрясённо хлопал глазами.

-- Д-двойню?

-- Ага. Ну, или просто твоя стряпня не пришлась по вкусу, -- широко улыбнулся Лестер.

-- Ты нормальный вообще?! -- Арт схватил чистое полотенце, набрал чашку прохладной воды и побежал за Фалиной во двор.

-- Или пирожки на пристани были несвежие, -- Лестер задумчиво потянулся за четвертой лепёшкой.

***

Фалина сидела во дворе на воздухе и все ещё сжимала в руках влажное полотенце. Ей уже стало лучше, щеки порозовели, а губки снова стали как ягодки. Лестер сидел рядом и любовался женой. Только глупые чувствительные юнцы бегут за женщиной, когда ее тошнит. Обычно в такой момент женщины предпочитают побыть в одиночестве. Но Лестер был не против, чтобы красавчик облажался. Потому что его женщина -- только его женщина! Вот теперь, когда все прошло, можно и рядом посидеть, и за ручку подержать, и по спинке погладить. Чем Лестер с удовольствием и занимался.

-- У тебя такой внимательный брат, -- Фалина любовалась, как Бен и Арт сортировали кошек на крышке колодца.

-- Гм, да?

-- Лестер, твой брат сказал, что у нас будет двойня. Это правда? Я знаю, когда тошнит, это один из признаков...

-- Да, обычно так и бывает. Но не обязательно двойня. Ты не слишком надейся, это как повезет.

-- А как узнать, -- глаза жены загорелись предвкушением, словно ей пообещали подарок на праздник. Ей явно очень захотелось близнецов.

-- Ну-у, -- у Лестера возникла одна интересная идея, -- есть один верный способ, чтобы точно двойня получилась.

Жена заинтересованно приготовилась слушать.

-- Нужно как можно чаще... -- и он зашептал ей что-то на ухо, отчего у жены покраснели щеки.

-- И это ... помогает? -- прикусила она губку.

-- Ну, сама подумай. Это же напрямую связано! Чем чаще, тем детей больше.

Нет, Лестера не будет совесть мучить. Кто его знает, может и вправду это связано? Но в любом случае, идея-то неплохая!

Открылась калитка и во двор вошли двое старичков. Женщина держала в руках большую корзину, а мужчина нес на плече сумку и опирался на палку, приволакивая ногу.

Увидев незнакомцев, оба замерли.

Они так изменились! Лес ни за что бы не узнал родителей, встретив на улице! Мама совсем седая, а отец стал похож на старика! Боги, да он и есть старик! Как же долго Лестера не было!

-- Арти, у нас гости? Или это к тебе? -- мать поставила корзинку на землю и всмотрелась в незнакомого мужчину. В этот момент Бен погнался за их домашней кошкой и женщина всплеснула руками:

-- Таддео! Это же наш Лес вернулся!

Лестер бросился к матери, и они долго обнимались посреди двора. Может родители и постарели, но голос, взгляд... Конечно, Лес бы узнал их на улице! Разве можно не узнать родные глаза?! И на ощупь мама всегда остаётся мамой, а отец -- отцом.

-- Наконец-то ты дома, Лесси!

***

Арти уступил молодой семье свою комнату на втором этаже, а сам перешел жить в мастерскую под сеновалом в сарае рядом с домом.

Он и так частенько ночевал там. Например, если нужно было что-то починить для приюта, или если хотелось провести ночь за чтением. Тихо, уютно, пахнет сеном. Это была отлично обустроенная комнатка с крепким столом, кроватью и печкой. Арт любил оставаться в мастерской, а теперь и вовсе переехал туда, пока Лес с семьёй не обзаведутся собственным домом.

И вот первая ночь Лестера в родном доме.

Его собственная комната. Внизу, на первом этаже в кухне покашливает отец. Его ноге нужно тепло, и он устроил себе местечко на кухне за занавеской. А в маленькой комнатушке за стеной кухни спит мать. Она моложе отца на тринадцать лет. Ещё крепкая, только поседела совсем.

А отец раньше был таким красавцем! Ничего не осталось от прежнего гордого Таддео, который, не взирая на слезы жены, уходил по вечерам к любовнице. Теперь тихий и ласковый, только и слышно: "Агатушка, отдохни, Агатушка, дай помогу." Как все меняется со временем!

А уж как мать любит своего Арти! Лес даже почти ревновал. Но как-то быстро уяснил, что Арт был ее единственной отрадой, пока старший сын был далеко. Зато теперь... Теперь он никуда не уедет! И будет помощником, настоящим старшим сыном!

-- Лестер, -- Фалина нежно придвинулась к мужу, -- а когда будем делать двойняшек?

"Жизнь всё-таки прекрасна!" -- провозгласил про себя лекарь, но тут по его ногам больно прошлись четыре твердые маленькие лапки Чудовища.

-- Дьявол! А казалась такой худой! -- поморщился Лестер, смахивая кошку на пол.

-- В доме священника лучше не поминать нечистого, -- заметил отец с первого этажа.

-- Оставь сына в покое, это тебе всю ночь не спится, Таддео, а мальчик устал с дороги, -- отозвалась из-за стенки мать.

И Лестер с ужасом понял, что делать двойняшек в этом доме будет весьма проблематично. Нужно срочно обзаводиться своим жильем!

Тут по его ногам снова больно пробежались четыре жёсткие лапки.

А потом мальчишка, сбежавший от бабушки вслед за своей кошкой, нырнул к родителям в постель.

-- Да вы угомонитесь с кошкой когда-нибудь? -- в сердцах воздел руки к небу лекарь, очень расстроенный рухнувшим заманчивыми ночными перспективами.

-- Бенни, иди сюда, милый! -- и Фалина прижала к себе мальчика, а тот обнял свою кошку.

-- Что ж... Раз такое дело, то сегодня оставайся с нами. Но только сегодня! -- и Лестер обнял всю свою большую семью.

***

А в это самое время на континенте, в небольшом провинциальном храме королевства Вудленд, старенький священник рассматривал прошение некой госпожи Евы Мосс. Дама просила развести их с мужем после двадцати лет брака ввиду полной мужской несостоятельности супруга.

Священник поднял глаза на полную седую матрону, по виду почтенную мать семейства. Рядом с ней стоял высокий господин, явно моложе ее, с удивительными голубыми глазами и длинными черными волосами, в которых уже поблескивало серебро.

-- Уважаемая, сколько вы женаты?

-- Двадцать лет, святой отец!

-- А сколько вам лет?

-- Вот уже шесть десятков на той неделе отметила!

--И что же, все эти годы ваш муж ни разу...

-- Ни разу, ваше святейшество, он совершенно несостоятелен, как мужчина!

-- Вы это подтверждаете, господин...-- священник поднял глаза на элегантного красавца.

-- Уэйд, святой отец! Да, подтверждаю!

Святой отец вздохнул. Причина для развода, безусловно, была, но что-то ему не нравилось во всем этом деле.

-- Что-то вы долго собирались в суд, уважаемая. Двадцать лет ждали чего-то!

-- Так вот ждала... этого самого... Сколько же ждать можно?!

-- Гм... Ну, и зачем вам оно теперь, на седьмом десятке? -- служитель храма все никак не решался поставить свою подпись под документом.

Госпожа Мосс никогда не отличалась умом, однако понимала, что те деньги и земли, которые она получит в результате развода, ей очень нужны. И ей, и троим ее детям пригодятся, и ее любовнику, с которым она прожила вот уже 40 лет, но так и не имела счастья называться его женой. Хотя бы в старости неплохо бы узаконить их отношения. Взвесив все "за" и "против", женщина так ожесточенно рявкнула: "А вот надо!", что святой отец с удивлением понял, что и правда, видимо, очень надо, раз у женщины так накипело за двадцать лет.

-- Ну, хорошо. Госпожа Мосс, господин Уэйд, вы... разведены!

***

На Кассале началось лето, остров бурно зеленел и расцвел.

Фалина с удовольствиемпомогала матери мужа в саду. Но если та больше внимания уделяла огороду, то молодая женщина с упоением возилась с цветами.

Лестер не возражал, даже напротив, считал, что в ее положении легкая работа на воздухе только на пользу.

Бен всегда был рядом с мамой. Ему нравился двор и сад, нравилось прятаться в густых цветочных зарослях, куда к нему неизменно сбегались все соседские кошки.

Лестер же целыми днями был занят важным делом: он подыскивал, но все никак не мог найти подходящий для его семьи дом.

То сам дом был маловат, то место было не то, то сада не было. И вот, казалось бы, деньги были, а мечту воплотить все никак не удавалось. Лестер даже стал терять надежду и подумывал купить хотя бы что-нибудь, пока однажды...

Однажды он вернулся раньше обычного оттого, что начался дождь. Небольшой летний теплый дождь. Лестер еще подумал, что это к удаче.

Он вошёл в кухню, но там было пусто. Бабушка за стенкой дремала, уложив Бена спать на своей постели, и тот свернулся калачиком, обнимая свое пушистое и теплое Чудовище. Лестер улыбнулся. Он и сам любил в детстве спать в дождь.

Но где же жена? Нехорошее предчувствие закралось в сердце.

Он вышел из дома и пошел в мастерскую к Арту, ту, что под сеновалом.

Да-да, именно к брату он пошел искать свою жену. К молодому красавцу, на которого засматривались все без исключения женщины острова. То-то на молитве в храме всегда полным-полно народу!

Лес вошел в мастерскую и увидел голубков! Увидел, как Арт держит ладони его любимой в своих, и, опустив головы, они что-то разглядывают там. Хитрецы стояли достаточно близко друг к другу, их волосы почти соприкасались. Фалина нежно улыбалась, а Арти выглядел таким юным и свежим, что Лестер заскрежетал зубами.

Он шагнул к погруженным в созерцание голубкам и снизу ударил по ладони брата. Мелкие разноцветные стеклянные сердечки-бусины рассыпались по полу, а женщина охнула, испуганно глянув на мужа.

Лестер был невероятно зол. На его женщину покусились! Он толкнул брата в грудь так, что тот отлетел и ударился спиной о стену.

Схватив жену за руку, поволок ее на выход, но та вырвалась и побежала наверх на сеновал, перескакивая через ступеньку по деревянной старой лестнице.

Она убегала вверх по лестнице так стремительно, словно за ней гнался пьяный муж с топором.

Лестер был потрясен. Его бояться? Его? Но что он такого сделал?

-- Фалина, стой! Дурочка, я же не сделаю тебе никогда ничего плохого! Стой!

Но розовая с белым юбка быстро мелькнула за захлопнувшейся дверью.

-- Проклятье! Неужели я так напугал жену?!

Он вихрем взлетел следом за женщиной и что есть сил рванул старенькую деревянную дверь сеновала.

Да, того самого, где он мальчиком прятался от скандалов родителей, а теперь его собственная жена прячется от него!

Дверь оказалась не запертой. Глупышка впопыхах забыла?

Он влетел следом за ней, стукнувшись головой о ставший почему-то с годами низким потолок, разогнав задремавших во время дождя кур.

Тут было тесно и пахло сеном. А ещё курами и дождем. Девушка притаилась у второго распахнутого входа, к которому обычно с улицы была приставлена высокая лестница. Замерла. ее лица на фоне грозового неба было не разглядеть.

-- Девочка моя, ну, ты что? Считаешь, что я способен тебя ударить?! Фалина, иди сюда...

Но ей не нужно было приглашение.

Она сама быстро подошла. Щеки женщины пылали, а газа блестели, словно она больна простудой.

-- Фалина, ну ты серьезно?! Считаешь, что я способен...

А она смотрела на него как-то странно. Облизав губы, жена вдруг крепко обхватила мужа за пояс, уткнувшись лицом ему в грудь.

И он почувствовал, что она вся дрожит.

-- Ты меня ревнуешь?! Ты – меня?! Ты так сильно меня любишь?! – Фалина была в восторге!

Он склонился к ней и получил такой страстный поцелуй, что аж застонал от удивления. Приятного удивления.

А руки жены вдруг принялись лихорадочно развязывать пояс его брюк.

-- Фалина…

-- Давай уже делать двойняшек!

Они упали на сено, барахтаясь и судорожно избавляясь от мешающей одежды. Куры в ужасе разбежались: одни забрались под самую крышу, другие вылетели прямо под дождь. Сено валилось на влюбленных, дощатый пол дрожал, но они не замечали этих мелочей.

Супруги совершенно забыли, что находятся над мастерской и здесь они не одни, что нельзя быть шумными, что каждое движение и вздох через деревянный настил слышны внизу. Они так устали сдерживать свои чувства, что, забывшись, полностью отпустили себя, предаваясь страсти прямо на деревянном полу, в ворохах сена, среди перепуганных кур.

Арт выскочил из мастерской красный, сердитый, и со словами: "Когда же эти ненормальные уже съедут в собственный дом?!" прямо под дождем побежал в цех к отцу.

Лестер и Фалина были все в травяной трухе и перьях.

Счастливые и насытившиеся друг другом, они лежали, обнявшись, и с смотрели, как за окном, покрапав, дождь, наконец, прекратился.

Дымка на горизонте постепенно рассеялась, и перед ними на вершине зелёного холма проступили очертания загадочной виллы с розовыми ставнями.

Заброшенная, затерявшаяся в разросшемся одичавшем саду, она была похожа на дом доброго волшебника. Или на приют лесной феи. Лестер и Фалина, затаив дыхание, смотрели на удивительный дом-призрак. И оба сразу поняли, что именно в таком доме хотели бы жить.

Спустившись с сеновала, быстро привели себя в порядок и отправились на самую вершину холма.

Вилла с розовыми ставнями была уже пару лет, как заброшена. Прежний владелец переехал в Будрон, все продал, кроме дома. Дом стоил дорого, и никто не мог его купить, хотя многие примеривались.

Окружённый разросшимся садом, он вблизи походил на зачарованный замок заснувшей на столетие сказочной принцессы.

-- Лесси, это именно то, чего я хотела! Волшебный замок! Никогда не видела ничего прекраснее! Он так высоко над городом, что кажется, будто парит в облаках! Или спрятался на вершинах старых деревьев... -- девушка поднялась по заросшим травой ступеням и коснулась одичавших роз, что заплели стены ее "замка".

-- Фалина, мы обязательно купим этот дом. Посмотри, он ждал именно нас! Но начинать ремонт нужно уже сейчас. Хочу, чтобы дети родились здесь, в нашем волшебном доме!

-- Дети? -- Фалина улыбнулась, -- ты тоже хочешь, чтобы их было двое?

-- Ну, я же говорил тебе, что если мы будем почаще...

-- А я думала, что это просто уловка, чтобы почаще заниматься любовью, -- рассмеялась жена.

Хм, и когда это она успела стать такой догадливой?

Эпилог. Вилла с розовыми ставнями

Два года спустя.

Кассаль. Конец лета. Утро.

На Кассале заканчивалось лето.

В садах на острове полыхали розы всех возможных цветов и оттенков, нежно благоухали лилии, уже распустились хризантемы и астры. Сладкий цветочный аромат разливался над зелёными холмами, над сказочным садом вокруг виллы с розовыми ставнями.

На широких ступенях в тени деревьев разлеглась огромная пушистая кошка редкого серебристого окраса. Она лениво жмурила свои голубые глаза, и сложно было поверить, что ещё пару лет назад далеко-далеко отсюда она копалась в мусорных кучах, питалась отбросами и звали ее не иначе, как Чудовище.

Теперь ее звали Принцессой, и была она хозяйкой огромного сказочного сада. Правда, не единоличной хозяйкой. Ступенькой ниже развалился упитанный пятнистый кот, а над ним в ветвях дерева среди листвы притаилась ещё рыже-полосатая парочка.

А вот и король этого кошачьего царства. На пороге дома показался шестилетний мальчик, аккуратно одетый, с умными черными глазками и непослушными вихрами темных кудрявых волос.

Он деловито уселся рядом со своей любимицей и протянул ей кусочек жареной курицы. Кошка нехотя повернула голову, понюхала еще теплое мясо своим черненьким носиком и равнодушно отвернулась. Остальные кошки тоже не заинтересовались. Только пятнистый толстяк поднялся и обнюхал подношение, даже лизнул его для верности, но все же вынужден был признать, что не голоден.

Мальчишка пожал плечами, запихнул мясо в рот и поцеловал свою Принцессу, шепнув ей на ухо: "Я люблю тебя, киса".

-- Бен! Не хочешь пойти со мной? Козочку отведем на выпас, -- из-за деревьев показался старый слуга Валентин, которого мальчик ласково называл дедом.

Конечно, у него был и настоящий дедушка Таддео, к которому мальчик часто ходил в гости, но Валентин был не просто дедом, он был его другом!

Мальчишка кивнул, и побежал вслед за стариком. Он все ещё мало разговаривал, но уже потихоньку читал с мамой по слогам.

-- Мэтти! -- Вал постучал пальцем по открытому окну кухни, -- мы с Беном пойдем на лужок.

-- Идите!

И друзья отправились к сараю, возле которого паслась белоснежная молоденькая козочка, отвязали ее и повели на луг за домом, туда, где начинались зеленые холмы, усеянные цветами, постепенно переходящие в горы.

Жена Валентина, улыбчивая пышногрудая Мэтти, кормила на кухне двух малышей.

Голубоглазой Флёр и кареглазому Кристоферу два исполнится только в середине осени. Они едят кашу сами, но заботливая нянька снует между ними с ложкой, запихивая кашку в рот то одному, то другому. Вдруг детки останутся голодными?!

Фалина и Лестер ещё спят. Ну, может и не спят уже, но Мэтти нет никакого дела до того, чем они там занимаются. Пусть забавляются, всё-таки молодые еще, тем более устают очень, шутка ли -- трое детей! Старшему дать уроки, потом младших понянчить -- тут кто хочешь устанет!

Маленький Крис очень спокойный ребенок. Любит поесть и поспать. Мокрые штанишки ему не помеха, он всегда улыбается.

Беспокойная Флёр его все время будит ночью, поэтому Крис спит с Мэтти и Валентином. В их комнате царит ночная идиллия.

А вот Флёр частенько просыпается среди ночи. То есть хочет, то постель мокрая, то просто не спится. Мэтти предлагала забирать на ночь именно Флёр, но Фалина не согласилась. В доченьке она души не чает, с рук ее не спускает, готова вставать к ней по десять раз за ночь. Только утром Метти забирает девочку на завтрак, чтобы мама могла выспаться.

Ни у Мэтти, ни у Валентина не было своих детей. Поэтому, когда король Аллард предложил им переехать на Кассаль помогать его племяннице, у которой родилась двойня, супруги с радостью согласились. Мирный спокойный остров с теплым климатом и чудесной природой пришелся им по душе. А деток они помогают растить с удовольствием, будто собственных внуков.

-- Как же я люблю такое утро! -- Фалина потянулась и откинулась на прохладные простыни, выбираясь из жарких объятий мужа. -- Как там детки, интересно?

-- Детки с Мартой и Валентином, с ними все в порядке, -- Лестер закрыл глаза, намереваясь ещё поспать. Потом вдруг чему-то улыбнулся и сказал:

-- Фалина, хотела бы ещё двойняшек?

С Фалины даже сонливость слетела, когда она представила себе ещё двойню. Она и так с тремя детьми с ног падала.

-- Лестер, ты же говорил, что у нас пока не будет... Что у тебя все под контролем! Это шутка была?!

-- Конечно, под контролем. Конечно, шутка, -- улыбнулся Лестер. Он был убежден, что троих детей им вполне хватит для счастья, но иногда подшутить над женой любил.

-- Хотя, ты стала такой мягкой и аппетитной, такой сладенькой, что, боюсь, иногда я могу и потерять контроль, забыться и сделать нам ещё двойняшек...

Лестер собственнически обнял жену, с удовольствием окидывая взглядом ее грудь, обтянутую рубашкой, которая после рождения детей увеличилась на два, если не на три размера. Да и сама Фалина стала такой гладкой и приятной на ощупь, что....

-- Лестер, как можно такими вещами шутить! Дети -- это не кошки, их нельзя заводить, сколько тебе вздумалось! -- и она сбросила его руку со своего бедра, порываясь встать.

-- Нет, Фалина, не уходи, я же пошутил! Ну, обними своего милого Лесси! Он ведь так любит свою Фалину!

Ну вот как устоять после таких слов?!

Мэтти уже давно гуляла с детьми на лужайке перед домом, когда мама и папа деток только-только спустились в столовую.

Они спокойно завтракали, слушая детские голоса за окном.

-- Сегодня я вернусь рано. У меня только два пациента, -- напомнил Лестер жене.

-- Чудесно, я как раз уже погуляю с детьми. Мы покормим их, уложим и.... Какие планы у нас на вечер?

-- Можем пойти после обеда все вместе на прогулку к озеру. Вы с Мэтти и детьми поиграете в траве, покупаетесь. А потом мы с Беном и Валом порыбачим. Там вечером отлично клюет!

Или останемся посидеть в саду. Зажарим утку на углях, зажжем фонарики, поиграем с Беном в прятки, потом ты нам сыграешь, а Валентин споет. Он ведь чудесно поет!

А завтра можем с утра к моим родителям в гости сходить. Арт хотел познакомить нас со своей невестой. Они испекут для нас пирог.

-- Отлично. Меня все устраивает. Пойдем завтра к твоим родителям. А сегодня хочу на озеро!

Лестер вдруг замолчал, серьезно глядя на нее.

-- Что? -- женщина отложила вилку и улыбнулась.

-- Я люблю тебя.

-- Я тебя тоже.

-- Я очень счастлив с тобой, любимая.

-- Я с тобой тоже!

На Кассале заканчивалось лето...

***

А в это время на континенте в Северных землях к воротам замка Виго подъезжала повозка с одиноким пассажиром.

-- Стой! Покажи документы! – преградила путь повозке стража.

Возница резко придержал лошадь, а пассажир ловко ухватил едва не вывалившийся багаж.

-- Я новый лекарь в лазарет его светлости герцога Виго. Мое имя Винсент Клавель.

-- Проезжай!

Конец!

Бонус. Часть 1. Розы и солнце

Замок Виго оказался настоящей крепостью. И если бы не розы, пышно разросшиеся повсюду, то он казался бы серым и мрачным.

Повозка остановилась у ворот, и пассажир, восседавший на ней с грудой багажа, передал стражнику разрешение на въезд.

-- Так вы наш новый лекарь? Надеюсь, более умелый, чем нынешний коновал. Он мне, зараза такая, зуб выдрал в начале лета. Так я неделю не мог рот закрыть -- вся челюсть распухла.

Стражник внимательно осмотрел прибывшего. Немолодой, высокий, худощавый мужчина с длинными вьющимися волосами, собранными в хвост, пепельными от пробивающейся седины. Ничего особенного. Необычным был, разве что, взгляд его серых глаз. Внимательный и цепкий.

-- Проезжайте, господин...Клавель... -- стражник махнул рукой, и ворота медленно раскрылись.

Через пару минут телега остановилась в небольшом внутреннем дворике, залитом солнцем. Лекарь сгрузил свои пожитки и огляделся.

Замок как замок. И почему Нуово так не хотел соглашаться на эту должность? Умолял Винсента занять место лекаря в лазарете Виго вместо него. Говорил, что не повезет в логово Дьявола беременную жену и троих малолетних детей. Что ни один приличный лекарь туда не сунется, и даже солидная оплата в 150 золотых в год никого не прельщает.

Приезжий усмехнулся. Какое же это логово? Уютный, чистый двор, мощеный камнем. Мраморный фонтан-колодец в центре. И снова розы, розы повсюду.

Вон женщины у колодца набирают воду и весело переговариваются.

Мальчишка несёт вывешивать белье, а на лице шкодливая ухмылка. Явно задумал недоброе, маленький проказник.

-- Рич, смотри, вешай аккуратно, а то знаю я тебя, песий сын!

Слуги во дворе занимаются своими делами. На их лицах ни страха, ни отчаяния. Видимо, со смертью сумасшедшего старика Тенебры миновали и тяжелые дни для обитателей этого замка. Дни миновали, но слухи так быстро не развеять.

Однако, Винсент бы никогда не поехал в эту глушь, если бы случайно не прослышал, что новая хозяйка замка, герцогиня Виго -- бывшая графиня Найтингейл. Кто-то зовет ее леди Вайолет, а он когда-то называл… госпожа Маленькая Тефтелька.

-- Эй, любезный, не подскажете, тут есть дворецкий, кастелян или мажордом? Я ваш новый лекарь, -- приезжий окликнул проходящего мимо работника.

-- Новый лекарь? Ещё один? Развелось вас, шарлатанов!

На эти слова Винсент рассмеялся от души.

-- Как-то недобро вы о лекарях! Чем же они вам так насолили?

-- Рука у меня пропадает! – мужичок нахмурился. -- Опухла вся и гноится. Ни примочки не помогают, ни мази! Уж сколько моя жена кур и яичек носила этому пройдохе нашему лекарю -- все без толку! А работать мне как? С такой рукой? – и он показал руку, перевязанную тряпицей.

-- А ну-ка пойди сюда. Покажи руку.

Рассерженный работник только вздохнул, но послушно подошёл и развязал засаленный платок.

Лекарь достал из сумки лупу и внимательно осмотрел опухшую красную ладонь.

-- Давно это у тебя?

-- С середины лета.

-- Чем зарабатываешь?

-- Плотничаю. Поранился, когда крышу для вашего лазарета перестилал.

Лекарь покачал головой и убрал лупу.

-- Приходи ко мне чуть позже, когда я устроюсь. Займусь твоей рукой. И повязку смени, эта грязная. Так куда мне идти?

-- Лазаретом у нас герцог сам распоряжается. Но его сейчас нет, он уехал.

-- Какая досада! Надолго?

-- Да нет! Тут недалеко в деревеньке женщина пострадала, а ее муж, бывший гвардеец, нескольких человек порешил. Вот господин и поехал разбираться на месте. Скоро должен вернуться.

-- Что же мне, тут у дверей его ждать?

-- Зачем? Хозяйка вас примет. Вон она, на кухне!

-- Спасибо, друг! – и господин Клавель развернулся на запах свежей выпечки.

-- Эй, лекарь, так что с моей рукой?

-- В нее щепа попала. Потом в рану внесли грязь. Повозиться придется. И никаких кур или яичек не надо.

-- За так работаешь, что ли?

-- Не за так, а за спасибо! -- улыбнулся лекарь, оборачиваясь.

-- Я и говорю за так…

Он вошел в просторную светлую кухню, где витали запахи выпечки и специй. Посреди кухни стоял огромный стол, на котором две кухарки разделывали большой ореховый пирог. Рядом хлопотала сама хозяйка.

В белом платье, сплошь расшитом розовыми бутонами, и огромном белом фартуке, уложенном глубокими складками на уже основательно подросшем животе.

Щеки молодой женщины раскраснелись от близости топившейся печи, пышные рукава были подтянуты вверх и открывали холеные белые руки, перепачканные мукой. В солнечных лучах, проникающих через высокие окна, летала мучная пыль, которую хозяйка то и дело стряхивала с ладоней.

«Боги…Сколько ей сейчас? Двадцать два? Как быстро она взрослеет! Но я все равно старею быстрее.»

Когда гость вошёл, женщина обернулась. Он отметил, насколько она изменилась. Вытянулась и повзрослела.

Исчезла юношеская нежная округлость лица и плеч. Если бы не живот, можно было бы сказать, то Вайолет стала еще стройнее. Но, несмотря ни на что, все такая же соблазнительная для него. Всегда.

С ним бы у нее не было будущего. Не было бы этого прекрасного замка с розами и лавандовыми полями, не было бы молодого красавца мужа, который ее обожает, и не было бы сытого достатка у детей, которых она так хотела...

Ей всегда казалось, что у него всего так много! Он читал ей стихи и рассказывал легенды, учил готовить снадобья и духи, раскрывал тайны космоса и секреты любви. А ведь все это было у него внутри, хотя за душой при этом не было ни гроша. Винсент никогда не трудился ради заработка. Всегда занимался только тем, что любил, что его занимало, что пробуждало любопытство.

Он звал ее Тефтелькой, потому что подростком она была пухленькой и мягкой. Обожала сладости и сиденье за книгами, и от этого корсеты трещали на ее талии. И Винсент составил для нее особый режим, стал брать с собой на долгие прогулки по полям и лесам. Рассказывал ей историю этих мест, учил вовремя собирать и правильно сушить травы и корни. Сперва маленькая графиня только охала от усталости и стертых в кровь ног. Но постепенно вошла во вкус.

Он был ее учителем и наставником, но сам не заметил, как девушка вошла в пору первой любви. И обратила внимание...на него. Винсент считал, что их огромная разница в возрасте послужит ему защитой, сделает невозможной романтические отношения.

Но он ошибся. Ещё никто и никогда не смотрел на него с таким благоговением, не ловил каждое его слово и не восхищался им так горячо, как госпожа Маленькая Тефтелька.

Он всегда признавал за ней выдающиеся способности для женщины, но в тот момент она вдруг начала стремительно хорошеть, превращаясь из веселой пышечки в удивительную стройную красавицу.

Это был самый безумный и обжигающий роман в его жизни. Они становились зависимы друг от друга, были не в силах прожить порознь нескольких часов подряд. И тогда он понял -- пора остановиться. Винсенту понадобилась вся его мудрость, вся сила воли, чтобы разорвать эту связь. Впервые в жизни он послушался разума, а не сердца. Сошел с ее пути, чтобы освободить дорогу к настоящему счастью. Жалел ли он о своем решении? Тысячи раз!

Но сегодня, в этот самый миг, когда встретил ее снова, понял, что правильно сделал, задушив на корню их страсть, постепенно превращающуюся в одержимость. Ведь они оба были слишком похожи. Оба увлекающиеся, ищущие, жадные до знаний, чувств и восторгов.

Прошло долгих пять лет, и Винсент решил, что их обоюдное безумие осталось далеко в прошлом. Поэтому смело принял приглашение в замок Виго. Ошибся ли он?

Пауза слишком затянулась, и кухарки стали с удивлением переглядываться.

Мужчина учтиво поклонился.

-- Миледи, разрешите представиться. Я ваш новый лекарь, господин Клавель. Простите, вы заняты и я, наверное, не вовремя...

Какое-то время графиня еще приходила в себя, растерянно окидывая его взглядом, жадно вбирая в себя каждую чёрточку, словно ей вернули нечто бесконечно дорогое и безвозвратно утерянное.

-- Оставьте нас, -- и обе женщины поспешно покинули кухню.

Винсент стоял, неловко вертя в руках свою старую шляпу, смущённый их встречей.

Вайолет хотела что-то сказать, но только приоткрыла губы, из которых не вырвалось ни звука, и она беспомощно протянула к нему руку.

Он сделал шаг, другой, третий и... неожиданно даже для себя опустился на колени, ловя ее припыленную мукой ладонь и прижимаясь к ней лицом. Не посмел коснуться гуами.

Прижав руку к его лицу, она оперлась спиной о мощный деревянный стол, чтобы не упасть.

Молчание длилось меньше минуты, а им показалось, что они простояли так целую вечность.

-- Как ты мог оставить меня? – голос ее дрогнул.

Он поднял голову и посмотрел на нее полными слез родными серыми глазами. Он ничего ей не ответил, но она и так все понимала. Чувствовала, как больно и тяжело далось ему расставание.

Но как иначе? Могло ли быть будущее у 17 летней графини и 42-летнего нищего лекаря?

-- Ты... перестал использовать свои духи, -- она ожидала ощутить именно тот привычный запах, который изготовила когда-то для него под его же руководством.

-- Они остались в прошлом.

«Вместе с тобой»

-- А я еще долго пахла ирисом. Так мне казалось, что ты ко мне ближе. Сменила духи только когда вышла замуж. Теперь у меня разные запахи. Вчера сирень, сегодня -- роза. Но ирис больше никогда.

Где-то радом послышались едва различимые шаги, но, если ты делаешь что-то запретное, твое ухо всегда настороже. А дрожать у ног чужой жены, прижимаясь лицом к ее рукам, слишком рискованно. Винсент торопливо поднялся с колен и отступил на шаг, опустив почтительно голову.

Вошла молодая служанка с малышом на руках. Ребенку было около года. Он, видимо, только проснулся и, развалившись на руках у няньки, зевал, широко открывал глазки, время от времени морщился, пытаясь капризничать, но делал это почти неохотно.

-- Миледи, малыш проголодался. Ох, простите, вы заняты!

-- Нет, ничего, Мари-Роуз. Этот господин – наш новый лекарь, господин Клавель.

Девушка невольно стрельнула глазками в гостя, заинтересованно скользнув по нему взглядом. С любопытством оглядела крепкую высокую фигуру, длинные волосы, стянутые в хвост кожаным шнурком, лицо, на котором время оставило свои безжалостные следы.

Его же взгляд коснулся девицы лишь мельком и остановился на ребенке.

Малыш был прекрасен. Нежный, белокожий, с золотистыми ясными глазками и розовыми щечками, прихваченными горячим летним солнцем. Какое-то душное, доселе неведомое и непонятное ревнивое чувство затопило лекарю грудь, и он невольно отвел глаза.

-- Мой маленький герой, мой Шелби! Дай-ка мне его, Мари-Роуз, -- и Вайолет с удовольствием взяла толстячка на руки.

-- Как он спал? Не просыпался? А что это за пятнышко на его щечке?! Маленький мой, проголодался, -- и Вайолет, на миг забыв о госте, прижала сына к себе с такой любовью, что Винсенту вдруг неожиданно стало больно.

Она всегда хотела детей. Он не смог бы подарить ей этого счастья. В прежние годы Винсент дважды был женат, но ни одна из его жен так и не обзавелась от него потомством.

-- Прошу простить, герцогиня, я, пожалуй, пойду взглянуть на место моего назначения. Не смею более отвлекать вас от важных домашних дел.

Он развернулся на каблуках и решительно пошел прочь, а Вайолет печально посмотрела ему в след.

Он вышел на улицу, и теплый воздух ударил в лицо. Послышались голоса и лай собаки, испуганное кудахтанье кур и шлепки босых ног пробегающего мимо мальчишки.

-- А ну, поди сюда! Рич! Пакостник, дьяволенок, песий сын! – цокая металлическими набойками, грузный слуга самозабвенно гнался за мальчишкой с хворостиной.

Винсент усмехнулся. И на душе отчего-то стало легче.

Жизнь идет своим чередом, как бы мы не хотели ее остановить. Вайолет выросла и влюбилась. Она счастлива с мужем, и у них будет много детей.

А чего, собственно, ты хотел? Увидеть ее здесь несчастную, одинокую с нелюбимым старым мужем? И чтобы ты по-прежнему был единственным светом для нее? Слава Богам, у нее все хорошо. А ты… У тебя, Винс, будет здесь много любимого дела. Прежний лекарь не был особо искусен, наверняка для тебя найдется работа.

А еще твои планы, задумки, проекты... Путешествие за море, о котором ты столько мечтал. Наймешься лекарем на огромный корабль и отправишься навстречу приключениям!

Давние, еще юношеские мечты, бальзамом пролились на сердце. Дальние страны, опасности, загадочные корабельные болезни, встречи с пиратами, морскими чудовищами и русалками! Он напишет о них свою книгу, совершит множество открытий, повидает мир! Любовь ни к одной, даже самой прекрасной женщине, не пересилит в нем стремление познавать!

Но пока нужно отложить мечты и заняться реальностью.

***

Под лазарет было отведено большое одноэтажное строение на территории замка.

Это был отличный каменный барак, беленый известью, с деревянным полом, с крепко сбитыми из струганной сосны кроватями и застекленными окнами, занавешенными шторами из тростника.

Внутри лазарет был разделен на женскую и мужскую части. Две женщины в белых фартуках и чепцах выполняли роль сиделок. Одна их них, немолодая, занималась как раз пересчетом простыней. А молоденькая, завидев нового лекаря, испуганно шмыгнула за перегородку.

Вошел Винсент в лазарет через мужскую половину.

Пахло свежей струганой сосновой доской и душистыми травами. Их сыпали^[32] густо прямо на пол, мешая со свежескошенной травой.

Некоторые шторы были подняты, и горячие солнечные лучи, падая на пол, только усиливали пьянящий запах луговых трав.

У открытого окна сидел худенький старичок с подвязанной платком рукой. Растягивая удовольствие, он отламывал по маленькому кусочку от небольшой краюшки хлеба. Неспешно жуя и смакуя ароматный свежий хлеб, он кидал крошки за окно, где пестрая стайка птичек устраивала за них шумные потасовки.

Рядом со старичком на широкой кровати, покрытой небелеными чистыми простынями, сидел бледный юноша с перевязанной грудью. Рядом с ним пристроилась миловидная девица в аккуратном передничке. В руках девушка держала глиняную миску, полную ягод малины. Клала по ягодке парню в рот и целовала после каждого своего угощения.

Остальные десять кроватей на мужской половине оставались свободными. Только на лавке у входа скучал знакомый уже Винсенту плотник.

Умилительная картина для глаза любого лекаря. Больных мало, да и те не тяжёлые. А женская половина так и вовсе пока пустовала.

Господин с мудреным именем Астхик Куаф, исполнявший здесь прежде обязанности лекаря, оказался довольно приятным мужчиной неопределенных лет с забавным акцентом. Он тут же стал вводить Винсента в курс дела и радостно сообщил, что никаких эпидемий в этом году не было, а в лазарете находится только молодой конюх, которого норовистый жеребец задел копытом в грудь, и старик-сторож, по пьяному делу свалившийся прошлым вечером с крыльца и разбивший плечо.

Как оказалось, господин Куаф проучился в Университете только год, но обладал завидной работоспособностью и усердием. Особенно хорошо ему удавалось… нет, не лечить больных, а организовывать их быт и улаживать с ними конфликты, которых у него возникало множество из-за его лекарского невежества.

Винсент быстро освоился, и уже до обеда успел всех осмотреть, в том числе и плотника. Вот с ним пришлось повозиться, вытаскивая глубоко засевшую в ладони щепу.

Незаметно наступило время обеда. Господин Куаф со знанием дела повел Винсента на кухню.

-- Нет-нет, господин Клавель, сюда. Мать нашего ушибленного конюха-неудачника премилая женщина. Она кухарка. Сейчас мы с вами отлично пообедаем!

-- Ну, не такой уж он и неудачник, судя по матери и невесте… -- заметил Винсент, садясь за крепкий деревянный стол у окошка. Ему уже понравился замок Виго. Тихое, уютное, типичное провинциальное местечко, где время течет неспешно, люди доброжелательны, а платят неплохо.

Из задумчивости его вывела миска золотистого наваристого бульона с куриной требухой, которую ему пододвинула кухарка. Ради сына она с усердием обхаживала обоих лекарей, и те пообедали отличным бульоном, свиными колбасками и пирогом с репой под добродушную трескотню заботливой мамаши.

После жаркого дня к вечеру небо заволокло тучами, а в замок вернулся герцог.

Винсент видел через окно кухни, как въехал он в ворота замка со своей свитой. Все тут же пришло в движение. Слуги суетились вокруг своего господина и его телохранителей, отводили коней на конюшню. Стражники занялись преступником, которого доставили в замок в специальной деревянной клетке на колесах. На телеге, укрытую мешковиной, привезли пострадавшую женщину.

Господин Куаф сразу же заторопился к ней, а Винсент все никак не мог оторвать глаз от герцога. Каков он, избранник Тефтельки?

Герцог Виго был весь в черном, сильный и грациозный, молодой, с черными кудрями до плеч. Он едва успел спешиться и отряхнуть пыль с одежды, когда супруга вышла ему навстречу. Лишь пару мгновений уделил его светлость этикету: поклонился супруге и поцеловал кончики пальцев. Гораздо дольше и горячее целовал ее в губы, презрев правила приличия и не обращая внимания на глазевших на них обитателей замка.

Винсент вздохнул и отвернулся. Что ж, он рад за Тефтельку. Пора, наконец, выдохнуть и заняться важными делами.

Когда герцог и его супруга удалились, Винсент пошел в лазарет.

Вокруг все только и судачили о жестокой резне, которую устроил в своей деревне пьяный бывший вояка. Подробности, долетавшие до его слуха, были жестоки и отвратительны.

Телегой, в которой привезли пострадавшую, уже занялись слуги. Они выгребали из нее грязное сено и вытаскивали перепачканную кровью холстину. Саму женщину под руководством господина Куафа уже перенесли в лазарет.

***

У нее так было разбито лицо, что в ней сложно было узнать первую красавицу той деревеньки, откуда они с мужем были родом. Одна из сиделок уже подготовила ее к осмотру: срезала одежду и старательно обмывала кровь. По всему телу несчастной были синяки и кровоподтеки. Правая нога распухла в голени, а левая в лодыжке. Женина так еще и не пришла в себя. Молоденькая сиделка то и дело шмыгала носом, низко опустив голову.

-- Как тебя зовут? – спросил лекарь юную помощницу и начал ощупывать живот пострадавшей.

-- Окка.

-- Давно тут работаешь?

-- Третий день, -- неожиданно откликнулся господин Куаф, -- ей только 15, и это моя дочь.

-- Тогда заберите ее отсюда и позовите ту, что поопытнее. Ребенку тут не на что смотреть.

-- Что стоишь, Окка? Слышишь, что господин лекарь говорит?! Пойди, позови свою мать! -- Господин Куаф хмурился, глядя на почти бездыханное женское тело. – По-моему, ей ноги хотели переломать.

-- И это им удалось. Только замысел, думаю, был другой. Ее хотели забить до смерти…

***

-- Что касается сломанных ног, коллега, то хочу вас обрадовать, -- продолжил Куаф не без гордости, -- у нас имеется множество деревянных заготовок разного размера для обездвиживающего бандажа. Желаете взглянуть? Окка!

Исполнительная шустрая девушка тут же явилась с заготовками и высыпала их на лавку. Опустившись на колени, стала услужливо раскладывать их по размерам.

-- Недурно, господин Куаф, -- кивнул Винсент. Горе-лекарь действительно был неплохим хозяйственником.

-- Окка, принесите ещё чистых тряпок, -- и Винсент выбрал три подходящих деревяшки для бандажа.

И закипела работа. Пока Окка с матерью соединяли две длинные палки тканью, чтобы уложить между ними ногу словно на носилки, Куаф принялся промывать раны на лице женщины.

-- Чем это вы промывание раны, Куаф?

-- Чем? Вином, разумеется!

-- Держите! -- Винсент подал ему бутыль из своих запасов.

-- Фу-у, что это?!

-- Ром. Самый крепкий, какой мне удалось достать! А вино ваше -- дрянь.

-- Отличное вино!

-- Вот и выпейте его за здоровье... как зовут эту женщину?

Все переглянулись. Никому и в голову не пришло узнать ее имя.

-- Ее зовут Салли Шелдон, -- деловито пояснил Куаф.

Винсент снова кивнул. Как помощник господин Куаф ему все больше нравился.

Винсент внимательно осмотрел отекшую, окровавленную, посиневшую правую голень. К сожалению, голень была несколько искривлена. Это говорило о смещенном переломе. Кость в месте смещения нужно было вправлять.

Когда все раны были промыты, а бандаж обшит тканью, Винсент попросил женщин выйти.

-- Вправлять будем? -- со знанием дела осведомился Куаф.

-- Точно. Позовите пару крепких парней, пусть подержат ее на всякий случай. Вдруг придет от боли в себя и станет вырываться?

За окном отбушевала гроза, а в лазарете и не заметили ни грома, ни молний.

Дождь не принес желанной прохлады. Здесь, в долине между гор, теплый воздух, насыщенный испарениями от горячей земли, застаивался, создавая прекрасные условия для земледелия. Климат тут считался уникальным, земля – щедрой, люди -- излишне страстными, а любовь и ненависть -- порой затмевающими разум.

От напряжения пот сползал по спине Винсента, неприятно щекоча кожу. Струился по лбу, стекая к кончику носа. Вправить на место сломанную кость совсем не просто. Не факт, что получится с первого раза. Да и состояние пострадавшей запросто может ухудшиться от болевого шока.

Еще при промывании ран ромом она стала подавать признаки жизни, тихо стонать и шевелить пальцами рук. Теперь же предстояло очень ответственное дело.

-- Господин Куаф, держите крепко под коленкой. Старайтесь придать ноге неподвижность. А я попробую потянуть ногу вниз и резко разверну кость, чтобы встала на место. Парни, держите ее за плечи. Да не давите! На ней и так живого места нет!

Одной рукой Винсент крепко взялся за лодыжку, второй за голень сломанной ноги.

-- На счет три. Один...два...кто вас пустил, дьявол вас раздери?!

В самый ответственный момент вошел герцог.

За ним стража ввела мужа избитой Салли. Это был высокий и крепкий мужчина, бывший гвардеец, служивший еще прежнему герцогу. Царапины на лице и руках, помятое лицо и кровь на одежде говорили о том, что мужчина лишь недавно протрезвел, а до этого побывал в пьяной драке.

Крепко держа преступника за связанные за спиной руки, стража остановила его недалеко от кровати.

Но Винсент смотрел не на мужа покалеченной женщины. Он смотрел на молодого счастливца. На того, кому он уступил свою любовь.

Статный, молодой, крепкий. Рука, покоившаяся на эфесе меча, не была похожа на нежную руку аристократа. Лекарь сразу понял, что одного мгновенья достаточно этой руке, чтобы выхватить меч и профессионально снести противнику голову. Да и взгляд черных, как ночь, глаз не оставлял сомнений: такой не будет крошить недругов в пьяной драке направо и налево. И все же лучше не становиться такому поперек дороги, потому что выждет, встретит один на один и, глядя в глаза, медленно воткнет свой кинжал, как в масло, прямо в сердце. И все также, глядя в глаза, подождет, чтобы отлетела душа.

Именно такое впечатление произвел на Винсента герцог Виго. Впечатление человека крайне опасного, умного, умеющего выждать и вонзить кинжал возмездия прямо в сердце.

Клавель вздохнул и отвел взгляд, чтобы не видеть этих жестких губ, что целуют его нежную девочку, этих рук, что ночами ее раздевают.

-- Прошу прощения, господа лекари. Мы ненадолго, -- несмотря на плачевное состояние пострадавшей, герцог прекрасно держал себя в руках, говорил спокойным ровным голосом. -- Дело в том, что подсудимого очень интересовало состояние его жены. Он постоянно нарушал процедуру суда и задавал о жене вопросы. Итак, Сандро, теперь ты убедился, что она жива? Лекари позаботятся о ней. Сделают все, что в человеческих силах.

Увидев жену, подсудимый едва мог сдержать слезы.

-- Боги, моя Салли! Ее лицо! Ее ноги! Что они с ней сделали?!

-- Они? – герцог развернулся к преступнику и продолжил все также спокойно и негромко, - Это ты сделал, Сандро.

На эти слова убийца двух человек, покалечивший свою жену, застыл в изумлении.

-- Посмотри на нее, Сандро. Вот так выглядят грехи ревности, гордыни и пьянства. У них изувеченное лицо твоей жены. Что бы не сделала эта женщина, она не заслужила такого наказания. Как думаешь, какое наказание заслужил ты, Сандро?

-- Да ничего она не сделала, просто станцевала пару раз на деревенском празднике! – в сердцах выпалил один из стражников, впечатленный ужасным состоянием женщины.

-- Так не с мужем… С мужем должна танцевать… -- хмуро буркнул второй стражник.

-- Ясно, что не с мужем. Как с ним станцуешь, если он только и знает, что надирается весь день! Завел жену-красавицу, а сам свинья свиньей!

Герцог поднял руку, чтобы прекратить поток возмущенных, но бесполезных речей.

Сандро опустил голову, зажмурился и …он очень хотел сдержаться, но все же заплакал. Словно большой неразумный ребенок, совершивший непоправимое.

-- Уведите его, -- распорядился герцог. -- Похоже, я знаю, какого наказания ты боишься, Сандро, -- сказал он негромко, словно самому себе. Потом кивнул лекарям, -- Продолжайте.

Уже уходя, герцог вдруг приостановился, обернулся и несколько секунд смотрел на Винсента.

-- Вы служили когда-нибудь в Мунстоуне, лекарь?

Тот тихо и хрипло ответил:

-- Да.

Это было все, что герцог хотел узнать. Он ничего не ответил. Развернулся и вышел.

Вынужденную паузу Винсент использовал, чтобы чуть передохнуть и отвлечься. Выждав, когда подсудимого уведут подальше, Клавель скомандовал:

-- Итак, продолжим! Куаф, парни, взялись. Раз… два… три!!!

Раздался нечеловеческий вой женщины, неожиданно пришедшей в себя. Она рванулась на кровати, но двое крепких мужчин вцепились ей в плечи, придавливая к простыням.

-- Встала! С первого раза! -- Винсент елозил пальцами по кровавой коже, прощупывая. Потом схватил бутылку с ромом и полил на рану, смывая кровь.

Под сильными мужскими руками женщина хрипела и дергалась. Лекари осторожно вдвоем приподняли сломанную голень, а женщины вытащили запачканные кровью и ромом тряпки из-под ноги больной и подсунули бандаж с уложенной на него мягкой подстилкой, чтобы впитывала текущую из раны жидкость. На рану тут же наложили чистые тканевые прокладки, поверх них еще деревяшку, и все это стали прибинтовывать к ноге покрепче.

Делали все слаженно.

-- Простыни сейчас менять, господин Клавель? Она… обмочилась! – опустила глаза Окка.

-- Да, пожалуй. У нас еще вторая нога на очереди. Так как на лодыжке ран нет, то будем лепить каменный чулок. Мне нужны куски холстины, а еще яйца и известь. И побыстрее.

Пока женщины меняли простыни, больная металась на кровати, а Клавель вытер, наконец, вспотевшее лицо.

-- Господин Клавель, может, женщине настойку белены накапать в ложку и залить в рот? – поинтересовался Куаф.

-- Нет, Куаф. Она и так слаба. Хотите, чтобы она у нас не проснулась? Скоро боль уляжется, и она забудется.

Потом Винсент месил тесто из извести и яичных белков. Опускал тряпки в тесто и пеленал ими сломанную лодыжку бедной Салли.

Когда и эта работа была закончена, молоденькая Окка подошла к Клавелю.

-- Господин, теперь Салли выздоровеет?

Винсент, ополаскивая руки в тазу, мельком взглянул на девушку и отвел глаза.

-- Этого я не могу знать, Окка. Мы сделали все, как надо, но ее состояние очень тяжелое. Будем надеяться, что все обойдется, что рана под бандажом не загноится. Если начнется гангрена, она пропала.

-- Думаю, ночью у нее будет жар. Пойду, сварю трав от лихорадки, -- Куаф похлопал по плечу дочь, -- ты сегодня молодец. Пойди, отдохни. Твоя мать посидит с ней.

Сама Салли, обессилившая от боли, пластом лежала на постели, только иногда охая, и звала мужа на помощь. Бедняга совершенно не помнила, кто стал причиной ее состояния. Внезапно она замерла, потом села на постели и, громко выкрикнув: «Сандро!», упала без чувств.

Бонус. Часть 2. Среди лавандовых полей

Вечер был чудесным, теплым. Прошедшая гроза не охладила воздух, но сделала его влажным, и оттого почти бархатным.

Вайолет стояла на балконе своей спальни и наблюдала, как по небу все ещё плывут остатки тяжёлых дождевых туч, то тут, то там обнажая темно-синее, усыпанное звёздами небо.

Герцогиня Виго улыбалась. Она думала о том, что оба ее любимых мужчины теперь рядом с ней. Как будто неожиданно получила все сокровища мира к своим ногам! Нет-нет, она вовсе не собирается быть влюбленной сразу в двоих!

Эмиль -- ее единственный, обожаемый, горячо любимый муж, отец ее детей.

А Винсент... Винсент ее наставник, учитель, кумир. Он тот, кто все-таки знает ответы на все вопросы. Около него ей так хорошо и спокойно. И если бы даже пришлось умирать, с ним рядом ей было бы не страшно. Он ей совершенно необходим, как воздух, как часть ее души, как сама жизнь!

И всё-таки, неужели сердце может одновременно любить двоих?!

Винсент...

Даже от его имени кружится голова, словно от старого вина из погребов короля Алларда. После стольких лет ее наставник почти не изменился, вот только его волосы... Он теперь убирает их в хвост, и седина, словно паутина, оплела их. А ведь раньше они стекали волнистой мягкой рекой по его плечам.

Она помнит, как однажды впервые вдохнула их аромат, и ей показалось, что нет ничего прекраснее: горьковатый, древесный, свежий, с оттенком фиалки. Она влюбилась в этот запах, а заодно и в его обладателя. Далеко не сразу, после длительных уговоров, учитель всё-таки раскрыл ейсекрет. Дело оказалось в особом корне, который выкапывают на болоте. Научил не только правильно готовить сами духи, но и вовремя собирать корень, неторопливо вялить вдали от солнечных лучей, искусно пробуждая в разрезанных особым образом, темнеющих от воздуха невзрачных клубнях этот удивительный, ни с чем не сравнимый аромат.

Уже позже Вайолет узнала, что с этим корнем деревенские колдуны готовят приворотное зелье. Может, когда они вдвоем готовили духи, он и приворожил ее случайно?

Шелковый теплый ветер дохнул вдруг сильнее и коснулся ее губ. Словно его дыхание тогда, через шелковый платок... Всегда только через платок. Удивительно, но Винсент никогда не хотел присвоить ее, сделать только своей. Всегда прикасался с осторожностью, словно она уготована не ему. А на ее возмущение только смеялся и ласково гладил по щеке. Вайолет провела ладонью по своему лицу. Почему он так поступал с ней? Как будто знал, что она никогда не будет ему принадлежать. Словно оставлял ее для другого...

Девушка глубоко вздохнула.

Винсент...

Даже Фалине она не сказала всей правды о своей первой любви. Не смогла признаться, что между ними никогда ничего не было серьезнее тех поцелуев через платок и робких, нежных прикосновений. Винсент остался для нее навсегда недостижимой мечтой. С волосами, пахнущими, как весенний лес, с глазами, цвета лесных озёр.

"Посмотри на меня. Кто я для тебя? Я -- лес, что шумит над твоей головой, я -- трава, что стелется у твоих ног. Я хочу научить тебя любить по-настоящему... до последней капли души... до последнего вздоха... Запомни, больше всего мы любим то, чего не имеем. Не смейся, Тефтелька! Слушай меня. Твой мужчина только тогда будет принадлежать тебе, когда не тело его, а его душа будет в твоей власти..."

А кому принадлежит твоя душа, Винсент? И принадлежит ли кому-нибудь? А хотела бы ты, Вайолет, чтобы его душа принадлежала тебе?

Тихо скрипнула дверь, вспыхнул и исчез огонь за портьерой. Это камердинер герцога светил своему господину, провожая его в гардеробную. Наконец-то суд над убийцей закончился!

Эмиль...

Измотанный непростым разбирательством в деревне, арестом убийцы и утомительной обратной дорогой, он все же не стал откладывать вынесение приговора на завтра. Люди шумели, все требовали справедливого суда и расправы. Справедливого суда…

Вайолет была там, но после приговора сразу ушла. Эмиль был великолепен! Не давал волю чувствам, хотя и был впечатлен жестокостью преступления. Он приговорил преступника... не к смерти, нет! Хотя за убийство двоих тот был достоин смертного приговора.

Эмиль приговорил убийцу ухаживать за женой в лазарете, чтобы видел всю боль несчастной. Чтобы все страдания, которые ей суждены, они прошли вместе.

Вайолет понимала, почему муж принял именно такое решение. Во время разбирательства он сделал вывод, что Сандро любит жену. Просто выпитое вино и ревность ударили в голову и привели к трагедии. И Эмиль понял, что самое суровое наказание для этого человека – наблюдать за последствиями своего преступления.

«Пусть видит результаты деяния рук своих. Пусть прислуживает любимой женщине вместо сиделки, чтобы видел все мучения несчастной. Пусть разделит с ней всю ту боль, на которую он обрёк ее. Пусть будет рядом, но не вместе с ней. А свое жалование за работу в лазарете будет отдавать на ее содержание. Если она останется калекой, пусть муж видит это. А через три года, если женщина захочет, их разведут. И каждый пойдет своим путём.»

Вайолет была на стороне мужа, хотя многие требовали казни для преступника.

Но хватит о жестоком гвардейце!

Вот прямо сейчас, там, в гардеробной, происходит то, о чем она не может думать без трепета. Там Томас помогает своему господину освободиться от одежды. Вот камердинер подхватывает скинутый герцогом плащ, ловко расшнуровывает дублет на спине и в боках. В один миг отвязывает рукава, стягивает кожаные высокие сапоги и спускает по стройным сильным ногам шоссы*.

Облачение герцога сложное и многослойное, но слуга, конечно, похвально ловок и вышколен. Сняв с хозяина камису**, молча предлагает ополоснуться.

Вайолет прикрыла глаза, и ей даже показалось, что она чувствует кожей жар любимого тела.

Томас берет кувшин, и льет воду на спину своего господина. Даже при тусклом освещении ей была бы отлично видна спина с хорошо прорисованными мышцами и крепкие ягодицы. Вайолет вздохнула, ощущая, как по ее бедрам пробегает огонь.

Нет, ничего подобного она не ощущает, когда думает о Винсенте. Ей достаточно владеть только его душой. Да, именно его души она жаждет!

А Эмиль... С ним ей мало только души. Его она хочет целиком: и душу, и тело. Его улыбка, его голос, прикосновения – все это будет принадлежать только ей! С ним у нее будет много детей. И если они все будут такими же прекрасными, как их ангелок Шелби, то она будет самой счастливой женщиной на свете.

Вайолет открыла глаза и вернулась к реальности. Тем временем на улице совсем стемнело. Она вошла в спальню и, неслышно ступая, направилась в гардеробную.

***

Эмиль сидел в кресле, опустив ноги в прохладную воду. На его бедра была небрежно брошена влажная простыня, которой слуга обтирал его. Томас, опустившись на одно колено, лил воду на ноги господина.

Личный камердинер герцога всегда молчал, потому что служил ещё старому Тенебре и был им лишён языка. Так, на всякий случай. Чтобы не вздумал никому выдать тайн хозяина.

Эмиль не стал избавляться от прежних слуг. И камердинера отца тоже оставил при себе. По сравнению с жестоким стариком, его сын был спокоен и терпелив. Никогда не впадал в ярость и старался все решать по справедливости. Хотя от природы был наделен кипучей и страстной душой.

У Томаса был отличный слух. Даже лёгкий шорох заставил его обернуться.

Тяжелый занавес, отделявший этот интимный уголок от спальни, дрогнул, и из-за деревянной резной ширмы показалась леди Вайолет. Она сделала знак, и слуга послушно удалился. Он любил молодую госпожу. Та всегда жалела его и нередко баловала монетой. Вот и теперь в его ладонь легло новенькое серебро.

Вышколенный слуга принимал монеты от хозяйки исключительно из вежливости, не желая ее огорчать. Если бы при прежнем хозяине он принял деньги от кого-либо, то тут же лишился бы руки. Эмиль, в отличие от отца, не придавал значения таким, на его взгляд, мелочам.

Когда они с Эмилем остались одни, леди Вайолет подошла к супругу, бросила на пол подушку и, вместо Томаса, опустилась у его ног на колени. Расправила складки платья, подняла рукава, обнажив красивые белые руки. Нежные теплые ладони, зачерпнув воды, скользнули по его ногам, лаская и успокаивая.

Эмиль прикрыл глаза. Его жена любила делать странные вещи. Любила одевать или раздевать его, помогала купать или, вот как сейчас, приходила омыть ему ноги. Поначалу это очень смущало Эмиля, ему казалось это унизительным для женщины ее положения. Но потом он понял, что рядом с ним в такие моменты не герцогиня и не аристократка. Рядом с ним она просто влюбленная женщина, которая не видит для себя унижения в том, чтобы услужить ему. Любым способом.

Он ощущал, как неспешно и нежно ладони любимой скользят по его коже.

Он владел многими богатствами. Лесами и полями, лесопильнями и мельницами, кораблями и замками, даже драгоценный Северный порт с разросшимся городом Мейсом был в его полном распоряжении. Но Эмиль четко осознавал, что главное его богатство – вот эта женщина у его ног. Бесценная жемчужина, подарившая ему маленького ангела назло всем злопыхателям, уверявшим, что его кровь проклята. Женщина, имевшая возможность стать королевой Волков, но выбравшая место у его ног.

Вот и сейчас, после двух дней разлуки, она смотрит так, будто они не виделись целую вечность. От прикосновений ее ласковых рук кровь закипала, но он давно научился сдерживать вой темперамент.

И тут вдруг припомнилось герцогу, как этот новый лекарь смотрел на него сегодня. Смотрел на него, а желал ее. Эмиль это ясно почувствовал.

И он стал вспоминать, как пару лет назад вместе с женой только-только приехал в Виго. Как окинул взглядом знакомые до дрожи места, как принимал управление замком, как спустился в подвалы, а потом по ночам просыпался с криком, мучимый кошмарами.

А что же молодая жена? Будила его, кричащего ночью, оплетала белыми руками, укрывая от призраков прошлого, опускала лицо ему на грудь, ища губами его сердце и вытесняла из него страшное прошлое своей любовью и нежностью. Делилась с ним своей уверенностью и спокойствием. Учила его не скрывать своих чувств, не прятать страхов, не подавлять желаний, не стыдиться нежности.

Она приказала вычистить подвалы и секретные комнаты, жгла за стенами замка в полях это зловещее прошлое, а после засеяла эти поля цветами и душистыми травами. Вместе с освобожденными обитателями темниц высаживала розы в местах, залитых кровью и усыпанных человеческими жизнями. Колодец, в котором утопилась Гелла, превратила в мраморный вечный фонтан, наполненный чистой водой.

Они не просто муж и жена. Между ними так много потаенного, нежного, страстного. Их связывают такие тайны, забыть и разрушить которые невозможно, как невозможно не признать силу их взаимной любви.

А тот лекарь…Что ж, пусть желает ее. Между супругами никому нет места. И Эмиль не будет опускаться до ревности, подобно своему сумасшедшему отцу или глупому жестокому гвардейцу Сандро. Эмиль больше никогда не усомниться в своей единственной, избавившей его от предначертанной страшной судьбы, подарившей счастье подлинной жизни.

Улыбнувшись, он открыл глаза и поймал ее ручку.

-- Попалась?

-- Давно попалась, --- ответила она улыбкой на улыбку.

-- Сегодня был тяжёлый день. Как тебе суд?

-- Ты был прекрасен. Суров и справедлив, словно сам ангел правосудия, -- она снова зачерпнула воды и продолжила сладкую пытку нежностью.

Эмиль взглянул на нее из-под опущенных ресниц. Он хотел ее не меньше, чем она его. Сдерживать себя было не просто, но он помнил главный урок: не торопись! Именно в неторопливости удовольствие.

-- Считаешь приговор справедливым?

-- Приговор справедлив, но не слишком ли он суров? – женщина прикоснулась губами к его ноге, не сводя с него глаз. Нет, коварная, он так быстро не сдастся!

-- Суров? Я сохранил ему жизнь, – дыхание его невольно потяжелело.

-- Быть так близко к любимой женщине и не иметь права прикоснуться к ней… это так жестоко…-- Вайолет вновь погладила его ногу и снова легонько поцеловала.

-- Я же не запрещаю… Она сама не захочет… после всего, что он сделал.

-- Ты уверен? Женщин иногда сложно понять…

Ее ладони скользили по его ногам, и Эмиль чувствовал, как неумолимо растет его желание. Он невольно задержал дыхание. Она выглядела сейчас невероятно прекрасной: с глубоким декольте, на коленях, ласкающая его ноги. Его щеки загорелись, сердце застучало, а всю усталость как рукой сняло.

-- А что бы ты сделал, если бы я тебе изменила? – ее тихий вкрадчивый голос вывел его из оцепенения. И ему снова вспомнился странный новый лекарь, не сводивший с него глаз.

Но за эти два года Эмиль получил от жены множество ценных уроков. Научился слышать не то, что говорят, а то, что прячут за словами. За поступками стал видеть скрытые мотивы. И теперь за ее словами он ощутил желание почувствовать, что он любит ее настолько сильно, что готов любой ценой не уступить другому.

-- Я глупость спросила, забудь! -- и женщина, одернув юбки, поднялась с колен.

Эмиль невольно улыбнулся. Ему нравилось чувствовать, что она настолько влюблена в него, что сама не может выдержать затеянной ею же игры.

-- Томас!

Слуга тут же вернулся, и, не поднимая на герцогиню глаз, забрал таз с водой.

-- Благодарю, ты свободен на сегодня, Томас, -- Эмиль проводил слугу взглядом и протянул супруге руки.

-- Иди сюда, -- и он усадил ее себе на колени, с нежностью заглядывая в голубые глаза.

-- Во-первых, я не Сандро, и не мой отец. Я никогда бы не был жесток с тобой. Никогда, слышишь? А во-вторых... -- он бережно погладил ее животик, -- ты никогда не предашь меня. Я это твердо знаю. Никогда!

И Вайолет крепко обхватила его руками за шею. Это именно то, что она хотела услышать! Он ее ценит, любит, верит! Сердце радостно задолжало в груди, а руки скользнули по его обнаженной спине.

Между ними всегда существовало какое-то магическое притяжение. И оба не могли противиться этому. Они вместе больше двух лет, а все еще дрожат от любого прикосновения, взгляда, просто намека или легкого касания.

Она подхватила юбки и уселась поудобнее, недвусмысленно поерзав на коленях мужа.

-- Ты что, без нижнего белья? – он удивленно распахнул глаза.

-- Жарко…

-- Жарко?! И ты так целый день ходила?! – ревнивые нотки невольно прорезались в голосе.

Вайолет закатила глаза, -- о, Боги, нет, конечно! Специально для тебя старалась!

У него даже губы пересохли от мгновенно открывшихся сладких перспектив.

-- Вайолет, мы не успеем…через час ужин с отцом Домиником, помнишь? Нет, уже через сорок минут.

-- Не успеем? А ты постарайся. Помню, ты и за пять минут можешь управиться, разве нет?

Эмиль еле сдержал улыбку.

Вот же язва! Долго будет напоминать ему о его прежней неопытности и первых промахах начала их совместной жизни? Ну, ладно... Он не сердится. Знает, что она любит его любого: и неторопливого, и вспыхивающего скоротечным пожаром.

А Вайолет тем временем жарко зашептала на ухо:

-- Ну же, вспомни, каким ты можешь быть горячим! Оставь во мне за эти несколько минут всю свою страсть, будь таким, чтобы я вздохнуть не успевала...

Она всегда умела свести его с ума лишь парой фраз. И если до этого желание растекалось внутри темной тягучей лавой, то теперь вспыхнуло, словно проснувшийся вулкан.

Они и правда быстро управились и даже не опоздали на ужин, но теперь герцог был настолько опытным любовником, что жена за эти несколько минут даже смогла кончить.

И вот они уже сидят за огромным столом втроём с отцом Домиником. Трапезничают чинно и спокойно. Святой отец нахваливал ореховый пирог, забирая себе очередной поджаристый кусочек.

У герцогини все ещё полыхают щеки, но она старательно изображает скромную скучающую хозяйку. И эта игра сводит Эмиля с ума.

Герцог не отрывает от жены глаз, предвкушая, что ужин скоро закончится и его жемчужина окажется в полной его власти. А вот тогда уж он не будет торопиться. Он из нее всю душу вымотает. Теперь он будет таким неторопливым, что его страстная красавица ещё будет его умолять...

-- Ваша светлость! -- уже в который раз пытался обратить на себя внимание герцога его старенький духовный наставник.

-- Простите, отец Доминик, я задумался.

-- Прошу прощения, что отвлекаю вас от важных мыслей, но уверены ли вы, что работа в лазарете будет справедливой альтернативой заслуженной смерти? Сандро убил двух достойных людей, прилежных прихожан храма. Убил жестоко. Осмелюсь высказать мнение, то смерть -- единственное, чего он заслуживает.

-- Отец Доминик, Сандро убил своих собутыльников, отпускавших скабрезные шутки про его жену. В пьяной драке они также могли убить его и даже пытались сделать это, но были менее удачливы. А на счет приговора… Думаю, он бы и сам предпочел сбросить с души груз ответственности, раскаяния и угрызений совести. Но я считаю, что его наказание будет для него тяжелее быстрой и легкой смерти.

-- Бросьте! Работа в лазарете…

-- Я не работу имею ввиду. Пусть видит, что сотворил с любимой женщиной. Пусть ее страдания, страх и отвращение будут ему наказанием. Смерть – слишком легкий исход для него.

-- Считаете, что жена для него много значит?

-- Уверен.

-- Вы судите других по себе, ваша светлость.

-- Возможно, я ошибаюсь, но что-то все-таки подсказывает мне, что я прав. Время покажет. Он будет постоянно под присмотром. Если продолжит в том же духе, казнить его никогда не поздно.

***

Закончив ужин, герцог с супругой спешно попрощались со святым отцом и удалились в свою спальню.

Едва за ними закрылась дверь, Вайолет тут же принялась освобождать мужа от одежды. Действовала ловко и умело, не хуже опытного камердинера. Они жадно целовались, разбрасывая вещи. Наконец, он настойчиво потянул ее в сторону кровати.

-- Я на минутку, -- и женщина заскочила в гардеробную, чтобы успеть немного ополоснуться. Все-таки вечер был душным. В мгновение ока она освежилась, распустила волосы и надела чистую рубашку.

Но, когда вернулась к ожидавшему ее нетерпеливому супругу, с удивлением обнаружила его крепко спящим, обнимающим во сне подушку.

Вайолет покачала головой и улыбнулась. Он действительно очень устал. Спит, словно младенец! Она тихо легла рядом, боясь потревожить его сон. Легла и долго смотрела на его лицо. Иногда он казался ей ее старшим ребенком, и она готова была, словно мать, оберегать его от всего дурного.

Но, главное, он должен принадлежать ей полностью! Никогда никому она не уступит ни его взгляда, ни улыбки, ни стона, ни поцелуя! Все, все принадлежит ей!

***

Уставший, мечтающий только о том, чтобы упасть в постель, Винсент открыл двери лазарета. Черно-синее небо, усыпанное звёздами, раскинулось так низко, что, казалось, протяни руку, и она окунется в эту переливающуюся над самой головой сказку. Небо и море -- две стихии, в которые он мог вглядываться бесконечно, напитываясь силой.

Мужчина запрокинув голову, расправил затёкшие плечи, и с удовольствием потянулся. У самой стены лазарета лежала перевёрнутая тачка. Он присел на нее, оперся спиной на теплую стену, и...

Рядом кто-то засопел. Винсент разлепил глаза и вгляделся во тьму.

Неподалеку стоял мальчик лет восьми. В нем Винсент узнал того самого проказника, за которым гнались сегодня днем с хворостиной.

-- Ты что тут делаешь так поздно? -- удивился лекарь.

-- Стою.

-- Вижу. Почему не спишь?

-- Не спится.

-- Тогда садись рядом.

-- Не могу.

-- Почему?

Мальчик помялся, потом, как бы нехотя, пояснил:

-- Попа болит...

-- Почему?

-- Мастер Гиро отходил хворостиной...

Лестер попытался скрыть улыбку, темнота вокруг была ему в помощь.

-- За что он тебя?

-- Я вывесил белье прачкам.

-- И что?

-- Штаны мастера Гиро в аккурат против кухни на заборе развесил. А они во-от такие огроменные, -- мальчик невольно хихикнул. -- Он кухаркам глазки строит, хочет на обед кусок пожирнее. Так пусть они знают, какая у него огромная задн…

-- Не надо, я понял. Не любишь ты мастера Гиро.

-- А за что его любить? Он меня лупит и зовёт "песий сын".

-- Ясно, -- устало протянул лекарь. -- Ну, пойдем, посмотрим, что там у тебя на попе.

И он повел мальчика в лазарет.

Осматривая повреждения, Винсент нахмурился.

-- Знаешь, а правильно ты его штаны развесил на заборе, -- лекарь достал из своей сумки мазь. -- Будет печь -- терпи, не ори. Полежишь ночь здесь.

-- Нельзя мне...

-- Я лекарь, и я тебя тут оставляю. Можешь не бояться, ничего тебе Гиро не сделает.

Новые рубцы перемежались у мальчишки со старыми. Зажившие мешались с воспаленными и загноившимися. Видимо, его били не только хворостиной.

Лестер промывал их ромом, чистил, смазывал.

Мальчишка глотал слезы, но не кричал, зажевав свою руку. Видимо, ему было не впервой переносить боль.

-- Все. Я закончил. Лежи тут смирно, можешь спать, но на животе. Ты есть хочешь? – Винсент прикрыл его простынкой.

-- Нет... -- мальчик обиженно сопел. Видимо, пожалел, что обратился к лекарю.

-- Родители есть у тебя?

-- Говорят, в подвалах прежнего герцога остались. Я их почти не помню.

У Лестера был всегда припрятан в сумке хлеб – память о голодном детстве. Даже перестав нуждаться, он никак не мог избавиться от этой привычки. Отломив кусок, сунул его мальчику в руки.

-- Поешь. Утром не убегай, вместе сходим на кухню, я тебя как следует покормлю. А с мастером Гиро я договорюсь. Хочешь быть помощником лекаря? Я бить не стану. Будешь тут жить, при лазарете. Свободная кровать и миска супа всегда найдутся для тебя. Ну, как? Согласен?

-- Спрашиваете!

-- Тогда спи.

Лестер погладил мальчика по голове.

Спать в лазарете было намного лучше, чем на конюшне. Там Рич спал на кровати конюха, в ногах у старика Лима. Кроватью это сооружение можно было назвать с натяжкой. Вообще-то это был дощатый настил с брошенным поверх него грязным соломенным тюфяком. От тюфяка воняло не меньше, чем от ног старого конюха, который к тому же всю ночь лягался.

Тут была настоящая чистая кровать, покрытая простыней. Здесь о нем позаботились и даже накормили. Впервые после смерти родителей Рич почувствовал, что он кому-то не безразличен. Съев половину хлеба, мальчик спрятал остальное под подушку. Кто знает, что его ждет завтра? Может, лекарь и забудет о нем, может, прогонит, рассердившись на что-то. Только Ричу очень хотелось, чтобы не прогонял.

Он вздохнул, повернулся в другую сторону и заснул.

А за перегородкой спал уставший лекарь, повалившись прямо в одежде на кровать, забыв накрыться одеялом. Ему выделили уютную комнату на хозяйской половине замка, но Винсент предпочел койку за перегородкой лазарета.

На женской половине барака дремала госпожа Куаф, прикорнувшая на пустой кровати рядом с единственной пациенткой.

Салли спала беспокойно. И хоть о ней хорошо позаботились: перестелили начисто постель, накрыли женщину одеялом, обработали раны, а ноги надежно обездвижили бандажами, -- ей снились страшные сны. Она стонала и металась, переживая во сне заново весь тот ужас, что с ней произошел.

Замок погрузился в сон.

Тишину нарушал лишь редкий лай дворовых собак, да, если прислушаться, тихий плач заключенного, что сидел под замком в сарае.

***

Есть час перед рассветом: солнце ещё не показалось на горизонте, ещё темно, но свежий ветер уже уносит мерное дыхание ночи. Тьма ещё не отступила, но все вокруг уже заливается синим и слепит, мешая видеть подробности.

А до восхода ещё целый час. Последний ночной час. Колдовской!

Черная кошка выскользнула из спальни и тенью шмыгнула по коридору. Множество предрассветных запахов, звуков и шорохов горячили кровь -- мир вокруг кипел невидимой жизнью. Невидимой человеческому глазу. Кошка выскочила во двор, вскачь пересекла выложенную камнем площадь, разогнав ощетинившихся собак, и нырнула под ворота, выбегая в поля. Сладкий, хмельной запах лаванды кружил голову.

Прохладный утренний ветер легонько играл черным мехом. Где-то в норе зашуршала мышь. Жуки устроили возню, а рядом, почти у самых лап, холодной струйкой протекла змея.

Кошка подняла свои голубые глаза и в них отразилось лавандовое море, превращая глаза в две фиалки. Она потянула носиком воздух, потом понюхала синие ароматные колоски. «Пора снимать урожай».

Вдруг над ней на крепостной стене мелькнуло что-то. Кошка подняла голову и хищно оскалила острые белые зубки.

-- Любуешься? -- Вайолет подошла и встала рядом.

Отсюда, с крепостной стены, был виден светлеющий горизонт между двух гор. Винсент любил предрассветный час.

-- Да. Какая красота вокруг! -- он окинул взглядом лавандовые поля. Вся долина между гор была залита фиолетово-синим. И по этому душистому морю утренний ветер гнал шелковистые волны, разгоняя туман.

Вайолет смотрела на свои бескрайние владения, и глаза ее сияли гордостью.

-- Говорят, лаванда сейчас в цене, -- Винс усмехнулся, лишь мельком взглянув на нее.

-- Разочарован во мне? -- она не отвела глаз от полей, но в них мелькнула искорка грусти. -- Думал, что я открою общественную библиотеку, а я продаю лаванду? Я ее не просто продаю. Я диктую цену. И золото сыплется ко мне рекой.

-- Ты заботишься о многих людях, -- уклончиво ответил бывший наставник.

-- Милый тихий провинциальный Виго, - она тепло улыбнулась, повернувшись к нему. -- У меня все это есть, Винс! Я открыла большую общественную библиотеку. Целый год туда свозили книги, и до сих пор еще везут. Организовала школу, в ней пока три ступени, но я мечтаю о большем. Есть и большой лазарет, гораздо больше этого, двухэтажный, в нем работают отличные лекари. Но все это не здесь, все это в Мейсе.

-- Северный порт?!

-- Да. В Виго мы приезжаем лишь на лето, а весь год живём в портовом городе. Он растет на глазах, набирает обороты, ведь торговля морем процветает. Эмиль навёл порядок, и теперь налоги идут на развитие города. Только одна наша семья вложила в него несколько сот золотых, и число желающих вкладывать все растет. Там у нас большой дом. Помяни мое слово, через несколько лет Мейс станет неофициальной столицей.

Винсент ясно видел, как загорелись ее глаза, и в них в один миг вскипело лавандовое море. Вайолет. Фиалка. И для него глаза ее всегда были фиалкового цвета. Он всегда знал, что она многого добьется. И ученица не подвела. Портовый город – отличный проект, что может быть перспективнее?

-- Я всегда в тебя верил, -- он усмехнулся, а она вдруг притянула его за шею и поцеловала в губы. Быстро, крепко, и тут же оттолкнула, снова уставившись на поля.

-- Хоть раз без платка, -- бросила ему и чему-то засмеялась.

-- Ты счастлива? -- он ведь хотел спросить вовсе не это!

-- Очень. Я знаю, Винс, нельзя иметь все на свете. Помню, ты говорил, что больше всего мы желаем того, чего не имеем. Ты хитрый, Винс. Тебя я никогда бы не имела. Даже если бы удержала рядом. Нельзя посадить в клетку ветер.

-- Не будешь удерживать? Даже в память о нашем прошлом?

-- Особенно в память о прошлом...

Они оба замолчали, глядя, как стремительно тает туман в долине, как всходит солнце, как захлебываются розовым облака, как встрепенулись и разлетелись с деревьев птицы.

-- Не буду лукавить, я скоро уеду, Тефтелька.

Она повернулась к нему.

-- Я знаю. Просто скажи куда.

-- Туда... -- он кивнул на лаванду, но она поняла. Та слишком походила на море.

-- Мы с тобой похожи, и я хорошо понимаю тебя. Просто знай, что есть место, где тебя всегда ждут. Если сможешь -- вернись ко мне снова. Потому что... знаешь, где твой дом?

-- У меня нет дома.

-- Есть. И он здесь, -- она положила руку на сердце, -- здесь твой дом.

-- Спасибо...

***

Дни текли спокойно и неторопливо. Незаметно жаркое лето перешло в теплую ласковую осень. Лаванду убрали с полей, и теперь, связанная в пучки, она сохла в огромных сараях, наполняя воздух над замком волшебным ароматом.

В лазарете замка Виго никого не осталось. Осень. Все работали в полях и на огородах.

Боги были милостивы к Салли. У нее не случилось гангрены.

Раны ее постепенно зажили, часть синяков с лица и тела сошла, оставив коричнево-желтые разводы. Бандажи с ног уже сняли, но ходила она ещё тяжело и только с помощью костылей.

Выполняя распоряжение герцога, муж безропотно ухаживал за ней: стирал бинты и белье, перестилал постель, присутствовал при перевязках и осмотрах. Расчесывал ей волосы, приносил еду, воду для умывания, и еще выполнял множество мелких, но таких нужных тяжелому больному поручений.

Прислуживая жене, Сандро стал смирным и тихим. Те, кто помнил, каким он был в прежние времена, ещё при бароне Виго, с трудом узнавали в нем грубоватого, заносчивого, самоуверенного силача. Теперь он словно сгорбился и похудел. "Вина давит," -- шептались вокруг.

Женился Сандро поздно, но по любви. Однако, оставив службу, стал много пить, ревновал красавицу-супругу ко всем подряд. Не стеснялся прилюдно "учить" жену: устраивать скандалы и давать оплеухи из-за любой мелочи.

Жена все это терпела, потому что куда денешься? Продана замуж – назад хода нет. Да и была надежда, что если ревнует и бьёт -- значит сильно любит.

Прежде веселая и бойкая женщина стала теперь тихой и молчаливой. С мужем почти не говорила, разве только о самом необходимом. И смотрела на него так, что Сандро готов был сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть этих осуждающих глаз, прожигающих его немым укором.

Но, чем лучше становилось жене, тем меньше мужу было нужды появляться в лазарете. Лекарь Клавель требовал, чтобы Салли сама ходила в купальню, на кухню или просто прогуляться. Да и обслуживала себя женщина уже без посторонней помощи.

Последнее время Салли частенько сидела в специально сколоченном для нее кресле у окна и вышивала. Вышивка всегда было ее любимым занятием, на которое обычно не хватало ни денег, ни времени. Теперь же времени у нее было хоть отбавляй, а герцогиня подарила дорогие цветные нитки для рукоделия.

В родную деревню Салли решила не возвращаться. Обузой для родни становиться не хотелось, да и стыдно людям в глаза было смотреть после всего, что муж с ней сделал прямо на виду у всех. А тут к ней относились с большой теплотой и сочувствием. Сама хозяйками замка обещала позаботиться, найти подходящее дело в будущем.

То было тихое и солнечное осеннее утро. Лазарет был пуст, а Салли сидела, как обычно, у окна за вышивкой.

-- Бинтуй прилежнее, Рич! Делай так, как я учил, -- лекарь Клавель оторвался от карты, на которой что-то чертил, поправил очки и внимательно посмотрел на мальчишку.

Тот уже раз десятый накладывал повязку на деревянную заготовку для бандажа.

-- Да надоело деревяшки бинтовать! Вот если бы кто-то и вправду поранился! -- Рич мечтательно посмотрел за окно, откуда раздавались удары топора.Кто-то рубил дрова.

Салли, забыв про вышивку, задумчиво смотрела туда же.

-- Рич! Не может лекарь желать, чтобы кто-то поранился. Любая жизнь бесценна, помни об этом.

-- Скажете тоже! Может, и у блохи жизнь бесценна?

Лекарь вновь оторвался от карты и строго посмотрел на него.

-- Бесценна жизнь разумного и полезного существа. Человека. И некоторых животных тоже.

-- Животных, согласен. Но не все люди разумные и полезные существа, -- снова хихикнул мальчишка и подмигнул Винсенту, кивнув в сторону окна, откуда слышались удары по дереву. -- Ну и здоровый же бугай, топором, как хворостиной машет!

Рич не любил Сандро, потому что ему было жалко Салли.

-- Рич! -- лекарь погрозил ему пальцем.

Удары топора стихли. Салли, вздохнув, снова принялась за вышивку.

-- Мастер, можно мне вместо деревяшки забинтовать кошку?

-- Нет, если не хочешь, чтобы потом бинтовали тебя. Но если справишься с деревяшкой, дам потом забинтовать мне руку.

-- Правда?! -- мальчишка с удвоенным усердием принялся за работу.

-- А если будешь стараться и проявишь усердие, то вечером отведу тебя в волшебное место, -- Винсент кинул на ученика многообещающий взгляд.

У Рича глаза заблестели. Однако, хватило его ненадолго.

-- Зачем мне уметь делать повязки, мастер?

-- А если в далёком путешествии на нас нападут пираты? Меня возьмут в плен, ранят… Только ты сможешь помочь мне тогда.

-- Вы возьмёте меня с собой в путешествие?!

-- Конечно, Рич.

-- Вы уезжаете?! -- подала голос Салли.

-- Да, Салли.

-- Скоро?

-- Возможно.

-- Я вышила рубашку, господин лекарь. Можно мне подарить ее вам? Вы были так добры ко мне.

-- Конечно, Салли. Неси сюда, я хочу посмотреть.

Женщина заколебалась. Ей всегда было стыдно ходить на костылях.

-- Тут ещё немного доделать надо.

-- Оставь. Неси сюда, я посмотрю.

-- Мне... больно ходить.

-- Знаю, Салли. Но ты должна разрабатывать ноги. Если, конечно, хочешь ходить без костылей.

-- А я смогу?

-- Нужно пытаться. Давай, смелей! Я хочу посмотреть твою работу.

Салли долго собиралась и кряхтела. Наконец, поковыляла к лекарю.

Тот внимательно смотрел, как она идёт. Когда женщина показала свою работу, одобрительно кивнул.

-- Очень красиво, Салли. Но какая огромная рубашка! Я утону в ней, -- он снял очки и посмотрел на нее с улыбкой, -- Ты ведь не для меня вышивала ее, верно?

И женщина покраснела, пряча глаза.

-- Обязательно подари тому, о ком думала, пока часами сидела у окна за работой, хорошо?

Салли молча кивнула.

А вечером, когда стемнело, и Сандро, как всегда, пришел пожелать ей спокойной ночи и узнать, не надо ли чего, Салли протянула ему свою работу и сказала:

-- Вот. Это тебе.

-- Мне?! -- мужчина недоверчиво взял новую рубашку с вышитыми по вороту цветами лаванды.

-- Да, тебе. Я долго думала, пока вышивала этот узор. Думала о тебе, Сандро. О нас.

Тот сжал рубашку в ладонях и смиренно приготовился выслушать свой приговор.

-- Я прощаю тебя, Сандро. Но жить с тобой больше не буду.

-- Не вернёшься домой? -- зачем-то спросил он, хотя и сам не собирался возвращаться в деревню.

Она покачала головой.

-- И... что же мне делать? -- растерянно спросил мужчина, перебирая в пальцах вышивку.

-- Откуда мне знать? -- пожала жена плечами. -- Лучше уезжай, Сандро. Мне тяжело тебя видеть, -- она оперлась на свои костыли и похромала куда-то, оставив убитого ее решением мужчину с подарком в руках.

***

Когда стемнело, Вайолет поднялась на крепостную стену, туда, где была удобная площадка под открытым небом, и были видны все окрестности на многие мили вокруг. Здесь они с Винсентом говорили однажды на рассвете.

А еще тут удобно было смотреть на звезды. Госпожа Маленькая тефтелька знала, где искать своего романтика.

Немолодой мужчина, которому без малого пятьдесят, и мальчик, которому еще не было и десяти, лежали на теплых камнях, нагретых за день солнцем. Лежали, заложив руки за голову, и смотрели в небо.

-- Посмотри туда, Рич. Видишь эти три звезды? Это венец королевны. она убегает от колдуна, вот его пять звезд, левее.

-- Он настигнет ее?!

-- Нет, потому что верный пес Альдо защищает ее.

-- Как пес может защитить от колдуна?!

-- Ну...он хватает его за руки и мешает творить заклинания.

-- Ловко! Мастер, а вы точно возьмете меня с собой, когда поплывете на корабле за море?

-- Конечно, Рич. Я не зря учу тебя. Там мне нужен будет помощник. Расторопный, смекалистый, преданный.

-- Я готов, мастер! А… мы всегда будем вместе?

-- Всегда, Рич.

-- А я думала, что ты не даешь клятвы, которые не сможешь сдержать, -- раздался совсем рядом тихий женский голос, и Винсент с Ричем подскочили на ноги.

-- Ваша светлость...

Испуганный мальчишка пустился наутек, шлепая по каменным ступеням.

Она скинула туфли и стала босыми ногами на теплые камни, где только что лежали двое заговорщиков, планирующих побег.

-- А помнишь, Винсент, как мы сидели с тобой на краю такой же стены в Мунстоуне? Та башня была гораздо выше этой, уходила ввысь под самые облака. Вокруг нас плыл туман, а мы сели на край, сняли обувь и болтали босыми ногами над пропастью! – ее глаза заблестели былым восторгом.

-- А облака щекотали нам пятки? Конечно помню, Тефтелька! Я просил тебя представить, что мы на мачте корабля, а вокруг бесконечный седой океан: «Он живой, он дышит, он готов открыть нам свои тайны!»

-- Помню-помню, мы с тобой тоже хотели сбежать и уплыть на корабле в дальние страны, где столько всего неизведанного, -- Вайолет вдруг лихо уселась на самый край стены, болтая босыми ногами, и посмотрела на него прищурившись.

Винсент только усмехнулся. Она всегда была отчаянная. Скинул сапоги и уселся рядом с ней на краю, крепко беря ее за руку.

-- Я готов осуществить свою мечту, Тефтелька. Хочу наняться на большое судно лекарем и отправиться навстречу приключениям. На свете и правда множество тайн, которые хочется разгадать.

-- Ты снова уедешь, и рядом с тобой снова буду не я…

-- Ты всегда была со мной рядом, -- он запрокинул голову и устремился взглядом в звездное небо. – И наконец-то я разгадаю секреты многих загадочных болезней!

-- Ты про таинственную «тоску по родной земле», от которой умирают моряки в дальних плаваниях?

-- И не только. Про ядовитых рыб, которые для одних безвредны, а для других смертельны. И про морских чудовищ и русалок, которых видели редкие счастливцы. Надо же и мне их увидеть!

-- Это очень опасно, Винс, вдруг ты погибнешь?! – она схватила второй ладонью его руку, сжимающую ее пальцы.

-- Конечно, «кораблю безопаснее в гавани, но разве для этого строят корабли?»^[34]

Винсент вдруг усмехнулся:

-- Осторожно, дорогая, еще немного, и твой муж начнет ревновать. А смерть… Что смерть? Еще одна великая тайна. Я думаю о ней, как еще об одном невероятном приключении. Последнем приключении в этом мире… но не в следующем! -- и он подмигнул ей.

Она держала его руку, ощущала теплую и сухую ладонь, которую боялась отпустить. И вдруг вспомнила его слова, что владеть телом – ничто. Главное – владеть душой. Вот так сидеть рядом, душа к душе, самое дорогое, что может быть.

-- Боги, ты совсем не изменился за эти пять лет! Неужели знаешь секрет вечной молодости? – она все-таки отпустила его руку.

-- Знаю, -- он вроде был серьёзен, но она прекрасно знала это его настроение.

Неулыбающиеся строгие губы и смеющиеся глаза. Только она понимала, что это значит. Он переполнен вдохновением.

-- Так поделись секретом.

-- Он прост. Для вечной молодости нужны три вещи: Искра, Вера и Желание. Искра в сердце, вера в чудеса мироздания, и желание эти чудеса разгадать. В этом вся суть, Тефтелька. В этом и есть смысл жизни. Смысл в том, что мы и есть часть мироздания. Его главная тайна. Познавая мир, мы познаем себя.

Вайолет взглянула на него и застыла, затаив дыхание. Вот оно! Вот то, что привлекало ее всегда в этом скромном, немолодом и вроде некрасивом человеке! Он действительно знает ответы на все вопросы!

Сердце ее колотилось в груди. Сейчас от него она получила ответ на всю жизнь волнующий ее вопрос о душе. Почему мать оставила ее малюткой, если у матери есть душа? Почему Тенебра мучил людей, если у него есть душа?

Сейчас она поняла, что души очень разные. И они есть самая непостижимая загадка на свете. Одни души – песчинки на берегу, другие – птицы в облаках!

Но она ошибалась, считая, что душа Винсента принадлежит ей. Душа никому не может принадлежать, даже самому человеку.

Сейчас Вайолет точно знала, что, освободившись, душа Винсента полетит в небеса, понесется по бескрайним просторам лугов, коснется одним своим крылом облаков, а другим волны морской. И откроются ей все тайны вселенной, потому что она станет их частью.

А может вот такие души и лежат в основе вселенной? Из них рождаются ее тайны? Ведь ничего нет таинственнее и прекраснее души человека!

***

На пустой лазарет господин Куаф временно повесил большой замок.

-- Говорят, на днях приедет новый лекарь. Счастливого пути вам, господин Клавель! – он пожал Винсенту руку.

На большую повозку, которая должна еще затемно домчать их до Мейса, Сандро грузил немногочисленный багаж лекаря.

-- Не передумал ехать со мной, Сандро, -- спросил Винсент, закрепляя веревками сумки со снадобьями.

-- Нет. Что мне здесь делать? Салли меня видеть не хочет. Теперь она в комнатах герцогини служит. Там с ее хромотой ходить много не нужно, все рядом.

Сандро, погрузив багаж лекаря, решительно взобрался на телегу. Он никогда не выезжал дальше собственной деревни, но, раз жене он больше не нужен, был готов повидать мир. Везде ценится крепкая рука и военная сноровка. А Салли…даже проводить его не пришла.

Рич с сомнением смотрел на их с мастером неожиданного попутчика. И что этот громила будет на корабле делать? Он ведь даже бинтовать не умеет! Ну, разве что будет защищать их от пиратов. Если морские разбойники такого увидят, то от страха в штаны наложат. Может и сунуться к ним побоятся!

Рич уселся на повозку рядом с Сандро.

-- Знаешь, где сейчас Салли, Сандро? Она за амбаром плачет.

-- Может, мне остаться? – с надеждой спросил бывший гвардеец у лекаря.

-- Нет, Сандро. Поезжай с нами. Должно пройти время, чтобы вы с женой оба поняли, что чувствуете, -- сказал лекарь, уселся рядом и повозка тронулась в путь, выезжая за ворота.

-- Иногда, Сандро, нужно менять свою жизнь самому, чтобы что-то изменилось в ней к лучшему. Не все же наполнять свое сердце вином!

-- А чем наполнять? Соленой морской водой? – невесело буркнул бывший гвардеец.

-- Смыслом, Сандро. Ты многое имел, но ничего не ценил, словно у тебя и не было ничего. Бывает, нужно потерять, чтобы обрести заново.

Проститься с лекарем и Сандро пришли многие жители замка. Господин Куаф ободряюще улыбался им на дорогу, его жена и дочь Окка махали руками. Плотник, сторож, конюх, кухарки тоже пришли проститься.

Сам герцог стоял у окна и провожал одобрительным взглядом удаляющуюся повозку с тремя пассажирами. На губах герцога играла едва заметна довольная улыбка.

"За свою женщину нужно сражаться, лекарь. Или уступить место более сильному. Что ты и сделал. Что ж, вполне благоразумно!"

А на крепостной стене, на нагретых теплым осенним солнцем камнях, сидела большая черная кошка. Печально она смотрела на удаляющуюся повозку своими фиалковыми глазами, в которых все еще отражалась уже скошенная лаванда.

Кошка знала, зачем приезжал лекарь.

Он приезжал... попрощаться!

Конец!

Примечания

1

В те времена считалось, что слово АБРАКАДАБРА написанное особым способом в виде пирамиды имеет магические свойства.

(обратно)

2

Лесси -- уменьшительное от Лестер, Лес; созвучное слову нежный, милый.

(обратно)

3

В те века считалось, что приступам безумия и депрессиям подвержены меланхолики, страдающие избытком черной желчи. (Меланхолия в переводе означает «черная желчь».) Черная желчь считалась «холодной», следовательно, уменьшать ее количество в организме нужно было теплом. Это горячие ванны, особая пища (со специями, жирная, жареная, соленая) и прочие «разогревающие» организм процедуры.

(обратно)

4

Много веков гуморальная теория лежала в основе представлений о работе человеческого организма

(обратно)

5

Женитьба по доверенности была очень распространена в те века и означала, что жениха на свадьбе (или невесту) представляет доверенное лицо.

(обратно)

6

Арселе -- женский головной убор 16 века, напоминающий небольшой кокошник, разнообразно и богато украшенный.

(обратно)

7

Вскрытие трупов считалось в средние века грехом. Даже учась хирургии,студенты познавали все чисто теоретически, производя вскрытие не более одного раза в год, и присутствовали на вскрытии чуть ли не всем университетом.

(обратно)

8

Камиса – нижняя рубашка

(обратно)

9

Шоссы – средневековые чулки

(обратно)

10

В те века письма представляли собой сложенный листок бумаги, на котором ставили сургучную печать, не повредив которой письмо нельзя было вскрыть. Писали послание на «обложке» изнутри в целях экономии бумаги. Конвертов тогда еще не знали.

(обратно)

11

Трение стали о дерево издавало характерный звук. Сердцевину ножен в Средние века делали из двух деревянных половинок, обклеенных снаружи тканью, а поверх нее – кожей. Устье ножен оковывалось металлом, чтобы придать ему жесткость и держать его открытым. Ножны могли украшаться металлическими накладками и даже драгоценными камнями.

(обратно)

12

В кабинетах аптекарей или алхимиков обычно подвешивался под потолком крокодил.

(обратно)

13

Контагийные болезни – инфекционные болезни. Контагия -- инфекция – проникновение. Термин введен в середине 16 века итальянским ученым и врачем.

(обратно)

14

Альбарелло – разновидность аптекарского сосуда, распространённая в эпоху Средневековья и Возрождения. Сосуды предназначались для хранения мазей, трав, различных лекарств.

(обратно)

15

Кассальское стекло – изготовленное на Кассале, острове, где производят знаменитые стеклянные и керамические изделия, родине Лестера.

(обратно)

16

Воспламеняющее стекло – с помощью линзы и солнечного луча добывали огонь.

(обратно)

17

Камни для чтения – подобие современных очков. Но чаще читали с помощь лупы.

(обратно)

18

Пурпуэн – плотный стеганый костюм, надеваемый обычно подо что-то. В данном случае под теплый плащ.

(обратно)

19

В средние века самыми популярными методами лечения всех болезней были кровопускания и очищения. Пилюли из сурьмы не растворялись в ЖКТ, проходили по нему и очень раздражали слизистые. Использовались как слабительное, но могли вызывать и рвоту.

(обратно)

20

Прия -- ягода, очень распространена на Южных островах.

(обратно)

21

Миазм -- по убеждению средневековых ученых это воздух, содержащий заразу. Характеризуется дурным запахом. Термин был в ходу до 19 века.

(обратно)

22

«Ирисом пахло ее тело, — запах душный, плотский, раздражающий, навевающий дремоту и лень, насыщенный испарением медленных вод.» Ф Соллогуб «Мелкий бес»

(обратно)

23

Лани -- так на языке Волков обращались к юной девушке или юноше.

(обратно)

24

Ф. Ницше

(обратно)

25

Фиалковым корнем называют корень ириса, высушенный особым образом.

(обратно)

26

В 16 веке в аптеках не только готовили лекарства, но и торговали ингредиентами, сладостями, специями и многим другим.

(обратно)

27

Средневековые ругательства:

Шлында - тунеядец

Балахвост – гуляка

Псоватый – похожий на пса

(обратно)

28

плерез -- «плачущее» перо, спускающееся к плечу. Имели право носить только дворяне.

(обратно)

29

В Средние века легкий эль и молодое вино давали даже детям, это считалось полезным.

(обратно)

30

Брэ – средневековое подобие нижнего белья

(обратно)

31

Золотые колокольчики – так на острове называли форзицию

(обратно)

32

По мнению лекарей того времени, воздух должен быть душистым, зловонье -- источник заразы.

(обратно)

33

Стихи М Цветаевой

(обратно)

34

Джон Шедд

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1. В гостях у ведьмы

Глава 2. Ночной визит

Глава 3. Бессонная ночь герцога Берганса

Глава 4. Все теряют самообладание

Глава 5. Ночные тени и тени прошлого

Глава 6. Голубые глаза

Глава 7. Зимний сад

Глава 8. Завтрак у королевы

Глава 9. Отец и дочь

Глава 10. Опасности, что подстерегают на лестницах

Глава 11. Ночные видения.

Глава 12. Тайны леди Вайолет

Глава 13. Экзекуция

Глава 14. Страшная ночь в замке Мунстоун

Глава 15. Пир королевы Эмбер

Глава 16. Утро с королем

Глава 17. Белое на белом

Глава 18. Обед с послом

Глава 19. Прогулка

Глава 20. Круженье снега

Глава 21. В белой комнате

Глава 22. Утро без короля

Глава 23. У райских дверей

Глава 24. Легенда

Глава 25. Поздний ужин с Эмилем

Глава 26. Любящее сердце

Глава 27. Гранатовый сок

Глава 28. Волчий вой

Глава 29. Ночные разговоры под одеялом

Глава 30. Подруги

Глава 31. Наваждение

Глава 32. Гелла

Глава 33. Ярмарка

Глава 34. Возвращение

Глава 35. Я буду рядом

Глава 36. Пропавший

Глава 37. Кривое зеркало ревности

Глава 38. Сумасшедшая ночь с ведьмой

Глава 39. Подарок к празднику

Глава 40. Вдвоем

Глава 41. Летящий огонь

Глава 42. Илладар

Глава 43. Огненный Дух Великого Волка

Глава 44. Свидание под мандариновым деревом

Глава 45. Лед и солнечные блики

Глава 46. Муж и жена

Глава 47. Дорогое воспоминание

Глава 48. Пилюли, от которых бывают дети. 18+

Глава 49. Награда

Глава 50. Тайны зимнего сада

Глава 51. Мирный договор

Глава 52. Сжигая мосты

Глава 53. Сердце в осколки!

Глава 54. Встреча в городе

Глава 55. Дорога к счастью

Глава 56. То, что упущено, никогда не вернется

Глава 57. Прошлое возвращается

Глава 58. Разговор с ее отцом

Глава 59. Под покровом ночи

Глава 60. Дом, милый дом!

Эпилог. Вилла с розовыми ставнями

Бонус. Часть 1. Розы и солнце

Бонус. Часть 2. Среди лавандовых полей

*** Примечания ***