Психопатия [Игорь Верещенский] (fb2) читать постранично, страница - 5

– Чего ты боишься?

– В смысле, чего я боюсь? Я ничего не боюсь!

– А я вот вижу, что ты боишься самой себя. Тех мыслей, что бродят в твоей голове и иногда слишком настойчиво вырываются наружу. Ты подчиняешь их, но иногда контроль ослабевает.

Лиза гневно на него зыркнула:

– Да что ты в этом понимаешь!

– Видимо, побольше тебя. Я вот своим тараканам иногда выползать не мешаю, и знаешь, намного легче потом. Поползают-поползают, да и уберутся обратно. И – всё нормально.

– Мы… говорим о какой-то ерунде, – Лиза в расстройстве опустилась на диван. – В ней нет ничего определённого.

На этот раз Костя приблизился и сел рядом. На лице его, как ни странно, не было ни ухмылки, ни отрешённости – это была редкая минута, когда он всецело принадлежал настоящему.

– Нет, не о ерунде. Мы говорим о том, что наполняет вот эти вот пространства за квадратными проёмами в стенах. О том, что выделяет людей из серой массы в их собственном понимании. О том, что делает невзрачные будни чуть долее яркими, о том, что заставляет с собой бороться – или скрывать это – и тем самым наполняет существование неким тайным, известным только тебе одному, смыслом. Не у всех он есть, согласен: многие и правда пусты, как яйцо из «Киндер-сюрприза», в которое забыли положить игрушку. Смотришь на человека, разгадываешь его – а в нём ничего нет. Хуже нет разочарования, чем разочарование такого рода. Большинство живут так, словно нацепили на голову полиэтиленовый пакет и дышат только тем, что сами же и выдыхают. Радоваться надо, что мы с тобой не такие.

Лиза будто призадумалась. Через несколько минут она произнесла:

– Ты и правда думаешь, что у нас с тобой этого пакета на голове нет? Мы просто тронутые немного, точно в него веселящий газ напустили вместо воздуха, а так… по мне – одно и то же.

– Может, ты и права, – сказала молодой человек, тоже подумав, и погрустнев. – Может… и не пакеты это вовсе, а холщёвые мешки, как у висельников. Слышно через них и воздух проходит, может и видно что-то, но исход всегда один. И ведь с ума сойдёт человек, если мешок-то ему этот снять… если не тьма последует за ним, а, совсем неожиданно – свет. Перспективу тогда он увидит и суть. А это опасно… но сдаётся мне всё же, что нам с тобой, если мешки и не сняли, то всё же дырки-то для глаз проделали.

Начинались сумерки; свет, пробивающийся сквозь плотную снежную завесу, становился совсем слабым и рассеянным; в комнате тут и там малейшая тень превращалась в сплошную черноту, словно из углов сочились чернила, растекаясь и захватывая всё новые элементы мебели. Люстра, здесь – странный элемент потолочного декора, никогда не используемый по назначению, влажно поблёскивала хрустальными прожилками, как огромный кокон внеземного насекомого… его комната – вот где есть гармония.

– Помнишь, как мы познакомились? – Нарушил тишину Костя.

– Помню. Ты курил на набережной, а я попросила у тебя сигарету. Хотя ведь не курю…

– Вот!

– А зачем куришь ты?

– Любое действие всегда отвлекает от мыслей. Если твой разум – опущенное в колодец ведро, то сигарета – верёвка, которая вытащит его обратно. Знаю, многие курят вообще без какого-либо смысла или ради примитивного удовольствия, но это точно не то удовольствие, ради которого я бы стал портить лёгкие.

Лиза мысленно с ним согласилась: она припомнила дни, когда он вообще не курил, и дни, когда дымил без остановки – и, кстати, именно тогда был наиболее задумчив. Наверно, по этой же причине она спросила тогда у него сигарету… тут он озвучил продолжение её дум:

– Ты, как и я, бесцельно шаталась по берегу, всматриваясь в чёрную воду. Что-то столкнуло нас и продержало вместе вон как долго, и я не думаю, что этому нужно сопротивляться теперь.

Долго (а может, так только показалось) они сидели молча, наслаждаясь угасающим в проёмах окон днём. Вскоре серое небо приобрело мутно-жёлтый оттенок, как моча с повышенным содержанием белка: включили уличное освещение. Свет рассеивался между небом и землёй, ему некуда было деться. Комната тоже наполнилась желтоватой мутью; да, тьмы сегодня не видать. Костя очередной раз вздохнул про себя, что в их городе слишком много фонарей. Подростком он любил бродить по вечерним улицам и подмечать, какие из фонарей не горят; тогда ему хотелось, чтобы их поскорей чинили, теперь же он предпочёл бы обратное.

Лиза будто бы собралась с духом и резко встала. Гадкая желтизна рассеивала грёзы. Наверное, это и было её основное назначение: удерживание людей в реальности, а уж потом – банальное освещение улиц. Она, к слову сказать, всегда выбирала наиболее тёмные места для прогулок.

– Мне пода идти, – вздохнула она.

– Почему?

– Потому что мне нужно со всем этим разобраться. Я должна подумать…

Она направилась в