Познакомлюсь с ведьмой [Константин Александрович Сидоров] (fb2) читать онлайн

Константин Сидоров Познакомлюсь с ведьмой

«Познакомлюсь с ведьмой. Рыжей бестией с зелёными (можно серо-зелёными) глазами. Молодой и красивой, без детей и вредных привычек»

– Филыч! А ну пойди сюда, – крикнув от возмущения, звала мужа домохозяйка в возрасте.

Филыч неохотно сполз с дивана на призыв жены из кухни, но спешить особенно не собирался. На пару секунд задержал взгляд на телевизоре, где показывали местные новости, увидел там знакомую улицу и дом престарелых, куда и самому в скором времени можно загреметь, а затем, шаркая старыми тапочками по полу, преодолел коридор и оказался на кухне. Его давно уже нелюбимая жёнушка держала в руках газету местного производства, что не на шутку испугало Филыча.

– Объясни мне, дурак старый, как здесь оказался наш домашний номер телефона? – потряхивая жёлтой прессой, спросила домохозяйка.

– Так это, случайно поди, – разведя руками, ответил Филыч, но жена не поверила.

– Случайно? Я вот сейчас метлу возьму и случайно дам тебе по морде.

– Метлу, метлу. Завелась старая.

– На кой тебе ведьма?

– Так это… – не нашёлся с ответом пенсионер.

Ну подал объявление в газету, ну и что с того. Мало ли откликнется кто-нибудь, всё веселее станет. Может даже на свидание сходит, как в старые времена, а с рыжей красоткой, кою Филыч представлял себе, можно и спину выпрямить и нос задрать, не то что с этой пенсионеркой с седыми волосами.

– И ж что удумал, через газету подружку себе ищет. Ничего не отсохло ещё? Ведьмочку ему подавай, да рыженькую. На кой, спрашиваю?

– Ну, – протянул Филыч. Не отвечать же этой старой всю правду, обидится ещё. – Чайку попить.

– Ты только чаю и сможешь попить, на большее ты не годен. Это ж надо было додуматься, чтобы в газету такое объявление подать! Да ещё и наш номер оставить.

– Ну а как она меня найдёт, если номер не оставить, – развёл руками пенсионер.

– Старый ты дурак.

Филыч вздохнул и отправился по тому же маршруту через коридор к дивану. Вот угораздило же Марью купить именно этот выпуск местной газетёнки. Или же он сам долго тянул, не решаясь подать простенькое объявление? В любом случае ничего страшного не случилось, всего лишь объявление, которое его дражайшая прочла.

Картинка местного дома престарелых на телевизоре сменилась яркой рекламой шампуня, но Николаю Филычу давно уже до лампочек все эти новомодные яркие баночки, ибо волос на голове практически не осталось. Хотя даже своей небольшой пядью на макушке он гордился, так как у соседа и этого островка шерсти давно уже нет.

Бормотание Марьи доносилось с кухни, но к нему Николай привык. Чуть что, так его драгоценная супруга начинала бубнить и ворчать, чем несказанно раздражала Филыча. Но с годами он к этому привык. Теперь хотя бы можно прибавить звук на телевизоре, ссылаясь на плохой слух, чтобы не слышать причитаний с кухни. Через какое-то время она успокоится и возьмётся за приготовление обеда, а пока можно и помечтать.

Молоденькую, стройную, красивую, со сладким голосом и тонкими пальцами – такой он представлял себе ведьмочку. Обязательно рыжую и не курящую! Чтобы от одного её ласкового взгляда сердце таяло, а душа в рай уносилась… Погодите, в рай ещё рановато, на выходных внуки должны приехать. А вот пройтись с ней под руку на глазах у соседа, чтобы того инфаркт хватил – это просто сказка. Пройтись гордой походкой с высоко поднятым подбородком прямо перед ошалелым соседом и даже не взглянуть на него. Вот диво дивное!

– Борщ или щи? – донёсся голос с кухни, отложив инфаркт соседа на неопределённое время.

– Борщ, – ответил Николай.

Вот и успокоилась старая.

– А чайку попить не желаешь?

– Можно.

– С ведьмой чай будешь пить!

– Тогда водки! – чуть не со злобой крикнул Филыч.

Как ни странно, а холодильник хлопнул дверцей, затем шкафчик, где стояли чашки и рюмки, а через минуту послышался сладкий журчащий звук переливаемой из бутылки в рюмку водочки.

– Держи, – протянула дражайшая пенсионерка рюмку и кусок хлеба своему мужу. – Хоть задремишь, а там, глядишь, и о рыжей забудешь.

Перед обедом Николай любил немного поспать, выпив перед этим заветные пятьдесят грамм и выкурив самокрутку. Сигареты из магазина ему не по нраву, а потому сам сажал табак на даче, сушил его и курил. Польза-то какая – говорил Филыч – сто пятьдесят в день и собственный чистейший табак. Так до глубокой старости можно дожить.

Разумеется, врачи в это не верили, но переубедить пенсионера невозможно.

Телефонный звонок прервал сон Николая. Ему на мгновение даже почудилось, что позвонила ведьмочка, набрав его номер своими тонкими пальчиками. Но у телефона уже стояла Марья, рассказывая то ли Нине, то ли Зине все утренние новости. Но вот про объявление в газете умолчала. Хотя, может, вечером расскажет, когда сама позвонит подруге.

Весь вечер Николай Филыч сидел будто на иголках, ожидая звонка. От волнения даже выпил не сто грамм – вечерняя дозировка, а все двести, но звонка рыжеволосой ведьмы так и не поступило. А вот лишние сто грамм сказали своё слово, уложив пенсионера в кровать раньше обычного. Даже вечерних новостей не дождался.

А вот Марья Игнатьевна дождалась не только новостей, но и звонка. Зина на ночь глядя рассказала своей подруге из соседнего подъезда всё, чем занималась днём, где у неё болит и как именно, что делал её муженёк и о чём говорит сосед напротив; как завтра думает сходить в поликлинику, да с её ногами придётся встать раньше обычного, а после успеть на рынок за капустой, морковкой и семенами – весна как ни как, готовиться к посеву пора, хотя с её больными ногами ходить на дачу будет нелегко. А ещё Зина рассказывала Марье из соседнего подъезда, как дворовая собака лаяла днём, будто бы Марья не слышала (поди борщ варила)…

– Слушай, Зин, я тебе сейчас такое расскажу… – почти шёпотом, чтобы не разбудить Филыча, начала свой монолог Марья. И всё по второму кругу: как варила обед, что показывали в новостях, как тоже собирается на рынок…

А Николаю уже снилась та самая ведьма, о которой мечтал ещё лет двадцать назад. Рыжая, с ровным, слегка вздёрнутым носиком, тонкими алыми губками – и похрапывал, улыбнувшись уголком рта. Дивный сон из того времени, когда он был ещё полон сил, а жена стала раздражать своим бормотанием. Но тогда у них уже были дети и приходилось терпеть друг друга, а думать можно о чём угодно. И только сейчас Николай решился на маленькую шалость – подать объявление в местной прессе о поиске той самой из сладких грёз.

– Я в поликлинику, а потом на базар, – отвечая на вопрос лысеющего мужа, говорила Марья. – У Зины ноги совсем больные, вместе и дойдём.

Филыч только хмыкнул. На базар, так на базар. С Зиной из соседнего подъезда. Всё понятно. Хоть эту первую половину дня проведу спокойно – подумал Николай. Можно выкурить лишнюю самокрутку и выпить лишние пятьдесят грамм, благо табака ещё много с того года осталось. А вот водка…

– Марья, водку купи! – крикнул вдогонку своей дражайшей Николай. Он уже и забыл, что вчера выпил больше обычного и в бутылке почти ничего не осталось.

Делать нечего, придётся обойтись одной рюмкой. По телевизору передача про машины – какая-то выставка в каком-то городе, по второму каналу реклама туалетной воды, по третьему – сериал про собаку и милицию. Хоть что-то. Под это дело можно и папиросу скрутить. И только Филыч затушил бычок, как раздался звонок в дверь. Неужто Марья пакет забыла? – подумал Николай.

Но на пороге вовсе не его старушка, а вполне себе молодая особа. Рыжая. От удивления пенсионер даже пошатнулся, но она совсем не похожа на бестию из его грёз. Эта была полненькой, не очень-то и молодой, хотя на вид ровесница его дочери, глаза не зеленые, а карие, и такое чувство, что раньше Николай её где-то видел.

– Это вы объявление в газету подавали? – лукаво улыбаясь, спросила рыжая чертовка.

– Я, – сглотнув комок в горле, кивнул пенсионер.

– Рада нашей встрече.

– А вы… я же не давал адрес.

– Ох, – отмахнулась женщина лет сорока, сорока-пяти. – Для настоящей ведьмы узнать адрес проще простого. Разрешите пройти?

Николай проводил женщину на кухню, совершенно не понимая, что происходит. И даже если она ведьма, то почему именно такая? Нет, она совсем не красотка. Губы толстые, волосы будто ненастоящие, нос с горбинкой, а пальцы пухлые и короткие. Вообще не ведьма!

– Тёскин Николай Филыч, верно? – сев на предложенный стул, спросила женщина. – Я о вас всё знаю. Вы пенсионер, работали электриком на заводе, а позже грузчиком в супермаркете. Вы женаты на Марье Игнатьевне уже сорок три года, у вас дочь и сын, а по вечерам вы выпиваете сто грамм водки. Всё верно?

Николай кивнул. Даже если она не из его грёз, то точно ведьма в пятом колене. Первая встречная не может знать о нём столько всего.

– Ещё вы выращиваете табак на даче, – продолжала рыжеволосая ведьмочка. – Не угостите меня чаем?

Филыч спохватился, что даже не предложил гостье чай, а ведь кроме разговоров за чашечкой горячего напитка он и правда не может предложить даме ничего. Отсох, как говорила его Марья.

– Вы правда по объявлению?

– Конечно. Я не стала вам звонить, а сразу пришла. Вы разве не рады?

– Ну как же, конечно же я… – Николай и рад был бы, будь эта ведьма немного стройнее и чуточку повыше, как из его давнишней мечты, но перед ним вовсе не идеал, а пухлая дама немолодого возраста.

– Вот и славно, – улыбнулась ему женщина.

Ещё немного, и пенсионер что-нибудь да найдёт в этой даме, в её коротких пальцах, улыбке, широких бёдрах. В конце концов, явь всегда отличается от вымысла.

– Я же не представилась! Меня Вестой зовут.

– Веста? – переспросил Николай, будто не расслышал, хотя ведьма говорила достаточно громко.

– Ага. Так зачем вам ведьма, Николай Филыч?

– Так это, чайку, вот, попить.

– Ох, ну и шутник же вы, – расхохоталась рыжеволосая. – Я уж подумала, когда объявление увидела, что вы на старость лет поразвлечься решили. Марья-то, поди, не красавица.

– Ну…

– А чайку попить я всегда не против, – подмигнула Филычу полноватая особа.

Дверной замок предательски щёлкнул, пустив в квартиру хозяйку. Ни в поликлинике, ни на базаре, ясное дело, Марья не была, да и водку вряд ли купила. И первое, что увидела пенсионерка – это женские туфли в коридоре.

– Вот вы где, – застигнув врасплох мужа, изрекла Марья. – Только я за порог, как ты бабу приволок. И не стыдно, старый?

Удивление, отпечатавшееся на лице Николая Филыча, было подстать работам лучших художников современников. Ни одного изъяна, ни одной лишней черты, ни грамма притворства. Хоть маску в театр мимики лепи.

– Тут такое дело, Марь, – начал было Николай, но Игнатьевна его перебила.

– Вижу я, какое тут дело. Чаи гоняете.

– Ну так-то да.

– Видел бы ты сейчас свою моську. А ты, Танечка, умница. Поверил?

– Марья Игнатьевна, кажется, поверил, – засмеялась пухлая дама.

– Танечка? – переспросил Николай.

– А кто ж ещё, старый ты дурак. Дочь Зины Танечка. Не узнал в парике?

Гостья сняла искусственные волосы, под которыми прятались её собственные чёрные. Теперь-то пенсионер признал в ней соседку. Какие же чудеса могут творить все эти баночки, коробочки и тюбики, которыми пользуются женщины. А ведь ещё немного, и Филыч бы поверил, что перед ним настоящая ведьма, решившая познакомиться с пенсионером по объявлению.

– Он тебя не обижал?

– Нет, даже чаем угостил, – ответила Марье полноватая особа.

– Кроме чая он тебя ничем и не угостит, разве что водкой, да и та кончилась, – ответила Марья, скривив злую ухмылку.

– Вы мне это! Прекратить! – стукнув кулаком по столу, заорал Филыч. – И не стыдно вам старым кошёлкам над бедным человеком издеваться? В могилу меня свести хотите? Щаз! Не дождётесь!

– Да могила уже заждалась тебя.

– Я старая?

– Молчать! – вновь ударив по столу, крикнул Филыч. – Постыдилась бы, Марья! Перед соседями хотя бы.

– А объявление в газету не стыдно было подавать?

– Стыдно, поэтому и тянул двадцать лет.

Теперь портретисты могли писать с Марьи Игнатьевны, застывшей от изумления. Чем чёрт не шутит, а ведь сосед сверху художник, мог бы и в гости зайти. Но его едва ли дождёшься, поэтому Николай решил сам подняться к нему, разумеется после того, как купит бутылочку или две.

В чём был, в том и отправился в магазин. Хоть в тапочках и холодно, а до магазина рукой подать – в торце дома.

– Ноль пять, или ноль семь? – вслух размышлял Николай, стоя перед шеренгами стеклянных солдатов, до краёв наполненных чудо-напитком.

– Водки много не бывает, – ответил ему такой же ценитель нектара, и взял с полки одного из солдатиков, чем нарушил общий строй.

– Тогда две, – согласился с ним Филыч, и проследовал на кассу.

Сосед сверху хоть и слыл художником, но на деле ничего, кроме красивых оборотов словами и жестами не писал, да и то – все его жестикуляции в воздухе, приукрашенные умными высказываниями, происходили после трёхсот граммов крепенькой. И только три карикатуры, однажды попавшие в местный неказистый журнал, а ныне висевшие на выцветших обоях в зале, напоминали о прошлом несостоявшегося художника.

На мгновение остановившись возле двери в свою квартиру, где, как предполагал Николай всё ещё перемывали ему кости Марья с Татьяной, он с сожалением вздохнул и начал подниматься выше, бережно держа в руках две по ноль семь. И зачем он только подал это глупое объявление? Теперь весь подъезда, да что там – весь дом будет над ним потешаться! Удумал старый под конец жизни любовь найти, вот ведь срам.

В таких же потёртых тапочках как у Филыча, художник нехотя откликнулся на звонок в дверь и вышел встречать гостя, бормоча себе под нос то ли проклятья, то ли благодарности, что не забыли его. Хотя, может, это снова мальчишки балуются, как на днях. Позвонят, а потом опрометью вниз по лестнице, пока одинокий пенсионер не откроет дверь и не накричит на них.

– Здорово, Багданыч, – с порога, с трепетом показывая бутылки, сказал Филыч. – Вот, в гости решил зайти.

Глаза художника моментально заблестели при виде бесцветной жидкости, закупоренной в красивые бутылки. Красивые только потому, что в них колыхалась бесцветная жидкость сорока градусов.

– Что ж ты сразу не сказал. Проходи, гость дорогой, – ответил Багданыч, не сводя глаз с гостинца. – Сейчас я сальца нарежу, хлебушка.

Николай передал бутылочки хозяину, а сам в очередной раз решил взглянуть на выцветшие обои украшенные карикатурами. Кажется, что и они потеряли в краске, стремясь слиться с общим интерьером. Некогда розовые и зелёные портреты то ли бывшего президента, то ли обезьяны в костюме, теперь почти не выделялись своими цветами. Вторая работа художника, висевшая рядом, была репликой на знаменитую работу какого-то там мастера, писавшего в основном море и корабли. Хлипкая лодочка, помещённая Багданычем на самый верх волны, едва ли могла справиться с бушующей стихией, отчего, ясное дело, можно было и закричать, изобразив совсем уж нереальную физиономию, что и сделал мастер карикатуры. По всем углам картины красовался человек в маске.

– Слышь, а где третья? – крикнул Николай из зала.

– Матроскин-то? – уточнил художник, хотя прекрасно знал, какой именно работы не хватает на стене. – Я его в туалет повесил.

Шаркая по полу, Филыч прошёл на кухню, будто услышал заветное журчание. На столе уже стояли тарелки с закуской и рюмки, в которые Багданыч и правда разливал бесцветную жидкость.

– Ему там самое место, – закончил художник.

– Жалко котика.

– Ну, тогда за него и выпьем. Уф, – выдохнул художник на рюмку, а затем и опрокинул её в свой рот.

– Аа, хорошо, – поморщась от удовольствия, добавил хозяин квартиры.

Николай проделал тот же трюк, а художник уже наливал себе вторую порцию.

– Не часто ты заходишь, сосед. Давай, что ль, за встречу, – предложил гостю Багданыч. – Жена опять довела?

Николай кивнул, подтвердив догадку художника. Но сегодня не совсем однозначно, кто и кого довёл. Конечно, Марья нарочно всё это устроила, но ведь Филыч сам повод дал. С другой стороны он бы не пошёл на этот опрометчивый шаг, будь Марья чуточку добрее и моложе. Но ведь и Филыч красотой не блещет, так что вопрос остаётся открытым.

– На этот раз пить запрещает? Или под табак место на огороде не выделяет?

– Эх, не в этом дело, – отвечал Николай с грустью. – Перед соседями стыдно, Таньку и Зинку втянула, теперь весь дом меня засмеёт.

Художник удивился, не понимая, о чём говорит Филыч, но с расспросами не спешил. Первая бутылка только началась, так что Николай ещё успеет всё подробно изложить.

– Зинка дура, а моя и того лучше, – продолжал Николай, наблюдая за действиями художника. Тот с видом мастера разливал по рюмкам очередные пятьдесят грамм. – Удумали меня проучить. А за что, собственно? Ты газету не читал?

– Нет ещё, всё, знаешь, занят как-то. Ну, давай за Зинку и Марью, чтоб их.

– Ну так вот, – продолжил Тёскин после ещё одной стопки. – Звоню я, значит, в газету, спрашиваю, можно ли подать объявление. Мне говорят, что можно, ну я им и продиктовал. Познакомлюсь, мол, с ведьмой. Рыжей, красивой, и обязательно с зелёными глазами.

– Ведьмой? – переспросил Смешков. Ему показалось, что Филыч оговорился.

– Ведьмой, так и продиктовал.

– Хм, ну ладно. Ещё по одной, – предложил Илья Багданыч, наполняя рюмки. – Ну и?

– Ну и моя взяла газету, а там это объявление.

– Мда, – после паузы протянул художник, будто уже узрел в корень проблемы друга. – А Зинка причём тут?

– Жёнушка моя возьми да расскажи ей, мол, ведьмочку мне подавай. А сегодня, поди ещё сидят у меня на кухне, Танька зашла. Ну эта, из соседнего подъезда, дочка Зинки.

– Ну-ну. И?

– Рыжая, размалеванная вся. Вы, говорит, объявление подавали? Я говорю, я. А она такая, а я ведьма, вот пришла. И моя заходит.

– А где она была? – спросил художник.

– Сделала вид, будто на рынок собирается вместе с Зинкой.

– А сама, значит, караулила.

– Выходит. Подослали ко мне Таньку. А в парике-то я её и не узнал.

– Вот как. Ну, за душевное равновесие, – предложил очередной тост Багданыч. – Нам с тобой вредно волноваться, так что давай душу с нервами в равновесие приведём.

Незатейливо опрокинув рюмку в рот, Илья Багданыч потянулся за сигаретой. К проблеме друга стоило подойти основательно, обмозговать её со всех сторон, иначе делу не поможешь.

– Выходит, что за простое объявление они решили тебя разыграть.

– Так розыгрышем-то это не назовёшь.

– Посмеялись со злобой, – уточнил Смешков. – Нехорошо. Я, конечно, не знаю, на кой тебе ведьма, да ещё и рыжая, у тебя вон Игнатьевна та ещё кикимора. И всё же эти бабы на каждом углу теперь будут трепаться, что ты решил загулять на старость лет. На самих-то ни один мужик не позарится. Надо их проучить.

– Месть, точно, – согласился Филыч.

– Я сейчас.

Смешков поднялся из-за стола, чтобы проделать путь в соседнюю комнату. Оттуда донеслось шуршание бумаги, причитания художника, а затем он вернулся к стратегическому столу.

– Вот, – показал он соседу снизу карандаш и огрызок белого листа. – Сейчас я им такое нарисую, что в жизни не забудут.

– Ты это чего? – не понял Филыч.

– А то, что я это в газету отправлю, и пусть про них потом весь дом судачит. Наливай, что сидишь.

Смешков трясущимися пальцами марал бумагу, вычерчивая карандашом силуэты старушек, в то время как Филыч разливал водку и следил за движениями художника. У старушек появились кошёлки, по всей видимости с капустой, а затем горбы. Постоянно поправляя свой шедевр ластиком, Смешков таки довёл свою карикатуру до ума, а затем предложил тост:

– Ну, за искусство.

– Что-то я не совсем понял, – взглянув на двух сгорбленных старушек, сказал Николай. – А почему они лысые?

– Погоди, сейчас всё будет, – и художник вновь отправился в комнату за другим инструментом. На этот раз он вооружился цветным карандашом.

– Вот так, – закончив своё творение, улыбнулся Илья Багданыч.

Филыч ещё раз взглянул на карикатуру, и чуть было не закричал. С огрызка бумаги на него смотрели две старые рыжие ведьмы. И каким-то образом Смешкову удалось придать чертам их лиц схожесть с Марьей и Зиной.

– Ну ты и мастер, – растягивая каждое слово, заключил Филыч. – За карандаш и художника!

Пришлось уговаривать редактора газеты напечатать эту карикатуру. Владимир Ильич долго упирался, мол, это неактуально, но Смешков пришёл в редакцию не только с соседом Филычем, но и с бутылкой коньяка, после чего Владимир Ильич заверил пенсионеров, что работа местного художника появится в следующем номере.

Всю неделю Николай Филыч метался между магазином и квартирой художника, игнорируя все призывы Игнатьевны остепениться. Но, всматриваясь в лица соседей и продавщицы, Тёскин был убеждён, что молва о содеянной им подлости всё же пошла. Не иначе как дело рук его благоговейной, а может и Зина не осталась в стороне. Тем лучше, думал Николай, возвращаясь из очередного похода за бутылкой. Значит обе они ведьмы, и обеих заденет карикатура соседа.

Будто молодость вернулась, когда Филыч помчался в ларёк за газетой. Суббота, выход очередного номера, и, скорее всего, рисунок будет напечатан. Не мог же Владимир Ильич обмануть пенсионеров, тем более что за это уплачено коньяком.

– Ну, купил? – от волнения местного разлива художник едва не выронил протянутую ему газету.

– Это надо отметить, – доставая из кармана бутылку, сказал ему сосед.

– Безусловно, друг мой дорогой, – согласился Багданыч.

И пока один пенсионер откупоривал стеклянную тару, другой судорожно листал страницы в поисках своего художества.

– Вот она, вот она! Гляди, – вскричал художник, радостно потряхивая местной макулатурой.

– А ну-ка.

Филыч развернул страницу номер пять. Помимо каких-то там статей о пользе сельдерея с молоком, а также рекомендованных числах для посева того или иного овоща, в верхнем правом углу, почти в четверть листа, красовалась чёрно-белая зарисовка. Всё как на том огрызке бумаги: две сгорбленные старушки с кошёлками, в которых, по всей видимости, была капуста; едва уловимые, но всё же заметные черты лиц Зины и Марьи. Вот только волосы не рыжие.

– Печать-то чёрно-белая, – с грустью изрёк Николай. – Всё испоганили.

– Вот же ж старый Ильич. Тьфу на него! Зря только коньяк покупали.

– Эх, – вздохнул Николай, опрокинув стопку. С горя даже закусывать не хотелось.

– Мда, молча за убитое искусство, – поддержал соседа художник и последовал его примеру.

Минут с пять каждый размышлял о своём, не проронив ни слова. Тёскин думал о том, что работа его собутыльника не принесёт должного результата, ведь даже если в этих старушках соседи и признают его дражайшую супругу, то едва ли рассмеются. Скорее уж гнев соседей вдвойне обрушится на карикатуриста, и Филычу перепадёт заодно. Надо ж было так оплошаться!

Тишину в квартире художника нарушил настойчивый стук в дверь. Смешков не торопясь, шаркая драными тапочками по полу, проследовал в коридор. Даже не поздоровавшись с художником, на кухню влетела Марья Игнатьевна, размахивая газетой и выкрикивая что-то неразборчивое.

– Видишь, видишь? Говорила я тебе, старый ты дурак. И ж что удумал, ведьму ему подавай! А сам-то! Старый болван. Взгляни что в газете.

Николай взял предложенную прессу, и собрался было перелистать на пятую страницу, но жена ему не позволила.

– Чего вертишь-то! Сюда смотри, вот, – Марья Игнатьевна указала на колонку объявлений. – Говорила я, что не нужна тебе ведьма, а ты чаю, чаю. Дурак. Им богатеньких подавай, да чтоб на море возили, а у тебя ни денег, ни… – Тёскина смолкла, чтобы не сказать «отсох», да и Николай уже нашёл нужное объявление:

«Рыжая ведьма с зелёными глазами познакомится с богатым, умным и красивым молодым человеком без детей и вредных привычек».

С 1 по 6 марта 2020 года.

Липецк