Точка пересечения [Вера Семенова] (fb2) читать онлайн

Вера Семенова Точка пересечения

Пролог

В десятом часу вечера к дому на окраине Петербурга подъехала карета, из которой вышел господин высокого роста. На улице было пустынно. В это время года все уже легли спать. Извозчик остался ждать его, а господин, подойдя к дому, постучал в низенькое окошко. Дверь ему открыла внучка знахарки, которой та передавала секреты целительного искусства.

– Началось, барин. Уж два часа, как началось. Вы уж посидите вот туточки, на лавочке. Бабушка Авдотья сказала, что скоро все закончится.

– Настасья, поскорей неси чугунок с горячей водой. Только за смертью тебя посылать, чертова девка, – раздался голос Авдотьи.

Настасья стремглав метнулась к печке и вытащила ухватом чугун с водой.

– Осторожно, барин, могу обжечь. Садитесь, не стойте. Я бабушке доложусь, что вы здесь.

Господин присел на краешек низкой лавочки. Сердце его часто стучало, нехорошее дело он задумал. Из светлой горницы слышались мучительные крики.

– Терпи, милая, такова судьба наша бабская, терпеть, – говорила знахарка Прасковье.

– Мочи нет, как больно, – отвечала роженица.

– Так ты не держи боль в себе, кричи, голубушка, помогай ребеночку своему.

– Ой, мамочки, ой, больше не могу…

Через двадцать минут господин со свертком вышел из калитки и сел в поджидавшую его карету.

Глава 1

Сергей Вильегорский, владелец крупной сети кафе и ресторанов «Смак», был прагматиком и материалистом до мозга костей. Всё, что он делал, исходя из его жизненного кредо, обязательно должно было приносить практически полезный результат. Став бизнесменом, Сергей широко развернул свою деятельность. Удача сопутствовала ему, интуиция редко когда подводила, и через пять лет он уже был вторым в пятерке признанных ресторатов Санкт-Петербурга.

Оставалось немного до финишной прямой, поэтому когда партнер по бизнесу, однокурсник Вадим Иванов, предложил ему одну авантюрную идею, Сергей сразу согласился.

– Ты понимаешь, Серега, нам нужна такая фишка, благодаря которой у тебя не будет равных. Представь себе, моим попутчиком по купе во время последней поездки в Москву оказался один интересный человечек, специалист по родословной – работает по семейной генеалогии. Архивы все открыты, свободный доступ к документам есть. Вот он и стал подрабатывать этим, тем более, что спрос на его услуги сейчас растет как на дрожжах. На зарплату архивиста особенно не проживешь. После разговора с ним у меня появилась эта занятная мысль.

– Ты что собрался предков знатных найти?

– Да что ты! Ивановых в России пруд пруди. А вот у тебя фамилия звучная – Вильегорский. Так и просится на язык титул какой-нибудь. Да хотя бы графский. Ты о своих предках хоть что-то знаешь?

Сергей глубокомысленно замолчал, погрузившись в долгое раздумье. В сознании словно искорка промелькнула мысль, за кончик которой он никак не мог ухватиться. И вдруг в памяти возникла чёткая картина из детства…

Предложение партнера по бизнесу покопаться в тайнах своей родословной, зацепило Вильегорского сразу. Он чувствововал, что в истории семьи есть какая-то тайна. Но, к сожалению, спросить было некого. Родителей давно не было в живых, а никаких других родственников Сергей не знал, кроме умершего дедушки по линии отца.

– Помни, Сереженька, ты у нас мальчик не простой, ты – мальчик золотой. Кто же наш род продолжит? Ты – внучок мой единственный, потомок древнего рода Вильегорских. Умрет наш род, если с тобой что случится, – причитал дедушка Сергей Владимирович, склонившись над постелью мечущегося в бреду внука. Именно эта картина всплыла в памяти Сергея в момент предложения Вадима. А в дальнейшем появились какие-то пока не совсем осознанные детские воспоминания.

Внук был полным тезкой своего деда. Конечно, пятилетний Сережа ничего тогда понять не мог. Да и запомнить слова деда, находясь в состоянии высокой температуры был невозможно. Но он с детства знал, что его дедушка – герой войны. В шкафу висел парадный китель с орденами и медалями, и Сережа часто просил деда рассказать о войне и любил вместе с ним смотреть военные фильмы по телевизору и в кинотеатрах. Он не просто гордился дедом, он очень им гордился, особенно когда шел рядом по улицам в День Победы. Дед в этот день всегда выглядел так торжественно в своем парадном кителе, а Сережа всегда шагал рядом с ним. На голове у мальчика красовалась военная пилотка со звездочкой, на рубашке был георгиевский бант, а в руке он всегда держал маленький красный флажок. А перед праздником Победы дедушку обычно приглашали на разные встречи, где он делился своими воспоминаниями. Дед всегда брал Сережу с собой. Выступал дедушка и в школе Сережи. Внук был тогда на седьмом небе от счастья, что у него такой знаменитый дед.

Мальчик рос и брал во всем с него пример. Но на девяностом году жизни Сергея Владимировича не стало. Лег вечером спать, а утром так и не проснулся. Умер дед и все семейные тайны унес с собой в могилу. Мама знала только то, что слышала от деда, но это были все те же военные истории, известные Сереже. О детстве и юности, о своих родителях дед ничего не рассказывал. Как будто не было в его жизни довоенного периода. Оказалось, что фотографий того времени в семейном альбоме тоже не было.

Спросить отца Сережа не мог, так как Владимир Сергеевич Вильегорский умер в сорок шесть лет, за год до смерти дедушки, от инфаркта миокарда. Сережа помнил, как заходилась в рыданиях мама, и постоянно бил себя кулаком в грудь дедушка.

– Я же говорил ему, что надо пройти обследование. Неслух какой. Вот чего он добился своей работой, скажи, Лена? – обращался дед к своей невестке. – Сына оставил сиротой. А на меня надежды мало. Я сам уже одной ногой стою в могиле.

Сережка в тот год перешел в пятый класс. Учился он хорошо. Все предметы давались ему одинаково легко, но математику он любил больше всех. А когда через год не стало деда, и они с мамой остались вдвоём, то маленький Сережа понял, что он – единственный мужчина в семье и защитник мамы. Елена Егоровна, медик по образованию, трудилась на двух работах: на основной – в поликлинике, а по вечерам – на станции скорой помощи. Недосыпала, недоедала, подкладывая сыну на тарелку лучший кусок, так как мальчишка рос. Ей повезло. Сережка был послушным и заботливым: ходил в магазин, покупал продукты и даже научился готовить и кормил маму, когда она возвращалась домой. Никаких школьных и других проблем сын не создавал. На него во всем можно было положиться. Знакомые Лены и соседи по дому удивлялись тому, что она сыном практически не занималась из-за недостатка времени, а он рос непохожим на их детей-шалопаев. И говорили ей об этом с чувством легкой зависти. Елена Егоровна только улыбалась в ответ. Никого ничему учить она не хотела. А просто знала, что все закладывается в ребенке в раннем детстве. Их с Сережкой связывала не тоненькая ниточка, а толстый незримый канат тесной духовной связи. Модель своих взаимоотношений с родителями она просто передала своему сыну. И стала закладывать эти основы в него, как только Сережка стал осознавать себя и делать первые шаги. На первом месте всегда стояло тесное духовное родство и семейные узы, а не материальные блага. И если в семье возникали какие-то материальные трудности, то сын был приучен преодолевать их вместе с родителями. Именно поэтому, оставшись с мамой вдвоем, он сразу осознал свое предназначение в семье.

В 1995 году выпускник школы Сергей Вильегорский ничуть не задумывался о выборе профессии. В стране полным ходом осуществлялся переход к рыночной экономике, необходимы были свои специалисты. Все приходилось осваивать с нуля. К тому же Сергей задался целью обеспечить маме достойную старость. Хотелось выйти из состояния постоянной нужды и не думать о каждой копейке. Отсюда его прагматизм и материализм. Учась в институте, он уже подрабатывал и хорошо знал цену деньгам. А после окончания института, поработав три года в одной солидной фирме, Сергей с однокурсником Вадимом решили открыть своё дело. Тем более, что государство проводило льготную политику кредитования малого бизнеса. Вадим еще в институте признавал лидерство друга, поэтому согласился быть на вторых ролях, его заместителем.

Начав с открытия одного кафе «Смак», друзья через три года расширили сферу деятельности. Питер покрылся сетью кафе с одноименным названием, которые пользовались большим спросом, как у горожан, так и у гостей города. На четвертый год в городе было открыто два ресторана «Смак». А через пять лет в конкурсе на звание «Лучший ресторатор года» Сергей Вильегорский попал в тройку победителей, заняв достойное второе место. В дальнейшем друзья планировали открыть серию кафе и ресторанов в пригородах Санкт-Петербурга, а затем уже замахнуться на столицу.

Занятие бизнесом ничуть не изменило его натуры. Сергея отличали общительность и приветливость. О людях он продолжал судить по их поступкам, а не по количеству денег, которые они имели. Его прагматизм не имел ничего общего с меркантильностью – стремлением извлекать только собственную выгоду. Сергей трудился не только для себя, а во благо всех, кто работал в его компании. Он никогда не строил песочных замков, логически мыслил и четко ставил перед собой цели, направленные на достижение практически полезного результата. Чем больше доходов принесет его компания, тем обеспеченнее станут люди. И не только те, кто трудится на него. Всю цепочку роста благосостояния общества Сергей четко усвоил, еще учась в институте. В реальной жизни, конечно, все было по-другому. Особенно в начале 90-х, на раннем этапе становления рыночной экономики в стране, который можно назвать «диким капитализмом». Но студент Вильегорский еще тогда решил быть «честным бизнесменом», хотя прекрасно понимал сколько противников встретит на своем пути. Среди однокурсников только Вадим Иванов полностью поддерживал его жизненные и деловые принципы, поэтому они и сошлись. А другие только на занятиях рассуждали правильно, потому что нужна была «хорошая оценка». Занявшись бизнесом, Сергей Вильегорский, следуя своим деловым принципам, законопослушно платил налоги, а его сотрудники получали «белую» зарплату. Но и отбор кадров у него в компании был очень строгий. В штатном расписании была предусмотрена даже должность психолога.

Случайная встреча партнера по бизнесу Вадима Иванова с архивистом произошла вовремя. Иногда Сергей Вильегорский думал о том, что ничего случайного в жизни не бывает.

Глава 2

Весна в этом году выдалась ранняя. Но в апреле неожиданно вернулась зима. Первые дни месяца шёл непрерывно снег, и дворники опять не успевали чистить дороги. Вероника Аркадьевна, Ника или Никуся, как её называли друзья и знакомые, постоянно хандрила из-за меняющейся погоды, так как с возрастом стала метеозависимой. Из-за перепадов давления у неё то и дело болела голова, и всё валилось из рук. Вот и сегодня голова раскалывалась уже с утра, но работу никто не отменял. Слава богу, что уже апрель, и по утрам светло. Да и солнце светит часто, несмотря на заснеженный зимний пейзаж весной, который она видела из окна первого этажа своей однушки каждое утро.

Недавно ей исполнилось тридцать пять лет. « Бабий век – сорок лет, а в сорок пять – баба ягодка опять». Время летело стремительно, и для Вероники Аркадьевны вопрос о том, станет ли она «ягодкой» в сорок пять был под сомнением. Годы брали своё. На лице появились уже заметные морщинки. А на днях она выдернула первый седой волос и очень расстроилась. Лицо требовало более тщательного ухода. Хотя фигурка по-прежнему была статной. Ни лишних тебе килограммов, ни шаркающей походки, ни сутулости. Со спины Нику часто принимали за девушку, что ей льстило и улучшало настроение, когда она слышала от прохожих:

– Девушка, подскажите, пожалуйста…

Вероника Аркадьевна оборачивалась, и ей сразу становилось ясно, какое впечатление произвела ее внешность на прохожего. Особенно возраст выдавали глаза, точнее взгляд. А у нее был взгляд женщины, которая уже ничего не ждёт от жизни. Всё что должно произойти, уже случилось. И больше ничего с ней случиться не может. А ведь ещё семь лет назад Нике давали не больше тридцати лет, и жизнь тогда била ключом. В её мыслях все это было так давно и казалось, что происходило не с ней.

Работала Вероника Аркадьевна, в библиотеке небольшого провинциального городка Вильегорска. Штат библиотеки состоял всего из четырёх сотрудников: директора Зинаиды Петровны, Валечки, Вероники Аркадьевны и уборщицы бабы Лизы. Директор библиотеки, Зинаида Петровна, для своих Зиночка Петровна, всю свою сознательную жизнь связала с данным учреждением культуры и работала в нём с момента открытия. Как раз в этом году у библиотеки был 40-летний юбилей. Долгое время она была единственным работником библиотеки. Потом появилась ещё одна штатная единица, на которую и была зачислена Ника, вернувшаяся в родные пенаты из столицы. А пять лет назад, в связи с резким падением читательского спроса на книги библиотечного фонда на волне массовой компьютеризации и распространения интернета, библиотеке была выделена ещё одна штатная единица: сотрудник отдела информационных технологий. Собственно говоря, для отдела не было даже помещения. Их в библиотеке имелось всего два. В одном стояли стеллажи с книгами и происходила их выдача читателям. В другом находился читальный зал: три стола с настольными лампами, небольшой столик с шахматами и шашками, а также стеллаж с газетами и журналами. В нём и установили три компьютера, а четвёртый поставили в кабинет директора. Именно тогда в библиотеке появилась новая сотрудница – Валечка. Она сразу пришлась по душе Зинаиде Петровне и Веронике Аркадьевне, но не угодила бабе Лизе. Очевидно тем, что была молода. Был такой пунктик у бабы Лизы: все молодые для неё были фуфыри да фуфырки, которые жизни не знают, а делают вид, что всё-то им известно на этом свете. Естественно, что для Валечки Ника-Никуся, как и для читателей библиотеки, была Вероникой Аркадьевной, так как по возрасту она годилась ей в мамы.

Читателей в утренние часы в библиотеке практически никогда не было за исключение редких пенсионеров-завсегдатаев, которым дома не сидится. И сегодня, придя на работу, Ника рассчитывала провести первую половину дня в тишине. Голова продолжала болеть. А всё из-за дурацкой погоды. Все, в том числе и постоянные завсегдатаи, знали, что в такие часы Веронику Аркадьевну лучше не беспокоить. Зинаида Петровна, увидев мучительное выражение лица Никуси, как всегда, предложила ей пойти домой и отлежаться. И, как всегда, она категорически отказалась. Но Зиночка Петровна, считала каждый раз себя обязанной сказать Никусе об этом. Она сама давно страдала от мигреней и любую чужую боль чувствовала как свою.

Ника с детства была гиперответственной, в этом и таилась причина её отказа. Всю жизнь она несла эту ношу на себе. Сначала в школе, потом в культпросветучилище в Москве, куда она поступила после окончания школы, а потом и на работе. Не говоря уже о личной жизни. Осознавать то, что у неё постоянно появляются желания брать на себя обязательства, которые даже не относятся к ней, она стала только тогда, когда её жизнь в Москве дала трещину. Но даже вернувшись в Вильегорск, Ника продолжала наступать на те же самые грабли. Как можно постоянно жить с чувством, что ты всем и всегда должен: родственникам, друзьям, коллегам, знакомым? Без тебя все развалится, без тебя рухнет мир? Что по этому поводу считала Ника, нам неизвестно. Но если вдруг никто не мог выполнить какое-то нужное дело, то она взваливала эту обязанность на свои хрупкие плечи. «Если вдруг» происходило очень часто. Но Ника не понимала, а может просто не хотела верить в то, что другие люди постоянно пользуются ее простодушием и добротой. Вот и Зиночка Петровна тоже хороша! В душе она была очень рада отказу Никуси. Кто же тогда займется поиском в архиве библиотеки в подвальном помещении здания книг и статей в периодике довоенного периода об истории старинной усадьбы, развалины которой находились на окраинах Вильегорска? Это был важный заказ мэрии и на его выполнение было дано всего три дня, один из которых уже прошел. У Валечки идёт подготовка к конференции «Литературный Вильегорск», отменить ее невозможно. Понятно, что Валечку этим не загрузишь. Она и так будет помогать потом в сканировании и ксерокопировании найденного материала. Не самой же Зиночке Петровне копаться в пыльном архиве, тем более там прохладно и сыро, а у нее и так постоянные прострелы в спине. А Никуся вчера сама с удовольствием взялась за эту работу. Зинаида Петровна знала, что на нее можно всегда положиться, она никогда не подведет.

Спустившись в подвал, Ника оказалась в той самой тишине, которая была ей так необходима. Нужные книги она нашла ещё вчера. Теперь ей предстояло заняться их просмотром, сделать закладки на страницах, чтобы потом отдать Валечке материал для сканирования и ксерокопирования. Цифровизация до библиотек провинциальных городков ещё не дошла в полном объеме, и необходимого оборудования пока не было. Придется все делать на обычном принтере с функцией сканера. Но хоть так. На перепечатку материалов нужно было много времени, а срок выполнения заказа поджимал.

К концу недели в мэрии ожидаются гости из самой столицы. Зинаида Петровна проинформировала, что будет рассматриваться проект восстановления исторической усадьбы Вильегорских. Узнав об этом, Ника искренне порадовалась. Городок свой она любила и ратовала всей душой и сердцем за изменения в лучшую сторону. Восстановленная усадьба превратится в местную достопримечательность, что позволит привлечь в город туристов. Появится потребность в определённой инфраструктуре. Появятся новые рабочие места, а молодёжь перестанет уезжать на заработки и искать счастье на стороне. Город наконец-то снова оживёт. Мысленно Ника представила себе новый Вильегорск . Нет, этот проект ей определенно пришелся по душе. «На книги уйдёт три-четыре часа, – рассуждала Ника. – А вот с периодикой придётся повозиться».

Известно, что до войны в усадьбе был детский дом, а в войну усадьба пострадала от артобстрелов. На территории Вильегорска шли бои. В послевоенный период денег на восстановление не было, были другие первоочередные задачи. И от усадьбы фактически остались руины. Никуся помнила, что в детстве с одноклассниками они часто здесь играли в прятки и казаков-разбойников, а по вечерам пекли картошку в костре. Почему-то вспомнился и Валерка, ее одноклассник и первая любовь…

Время шло быстро. С нетерпением кладоискателя Ника просматривала тексты книг. Материал заинтересовал её. «Надо же, – думала она. – Сколько тайн хранит эта усадьба. Если бы не заказ, так и лежали бы в подвале книги и гнили от сырости, портились от пыли». Просматривая очередной номер газеты «Вильегорская правда» за 1940 год, она наткнулась на статью с интригующим названием «Тайны городской усадьбы».

– Интересно, может не случайно решили восстанавливать усадьбу… Не наследник ли объявился? Надо будет расспросить подробнее Зиночку Петровну о заказе мэрии. Хотя может она и не в курсе. Вчера ведь ничего особенного не сказала.

Из размышлений Нику вывел голос Валечки.

– Вероника Аркадьевна, мы уже чайник согрели. Выходите из своего подполья.

– Иду, – ответила она, мысленно отметив, что голова прошла.

Глава 3

– Сергей Владимирович, к вам Викентий Андреевич пришёл, – доложила Анечка, молоденькая секретарша Вильегорского.

– Зови. Да, и пожалуйста, сделай нам два фирменных кофе с пирожными «Смак».

Викентий Андреевич Комаров умел расположить собеседника к себе. Он относился к категории людей, которые могут «улыбаться глазами» и сразу вызывать симпатию. Таким же человеком был и Сергей Вильегорский. С первой встречи каждый из них ощутил некое родство душ. Для Комарова Вильегорский сразу стал не простым заказчиком его услуг, а человеком, которому искренне хотелось помочь. А Вильегорскому хотелось помочь Комарову в трудной жизненной ситуации, связанной с болезнью сына. Тем более, он давно задумывался о том, чтобы самому завести семью, но пока ничего не случилось. Находился в поиске своей второй половинки.

Их первая встреча состоялась в квартире у заказчика на Невском проспекте. Сергей Владимирович тогда подготовил документы из семейного архива и фотографии, чтобы снабдить генеалога, необходимой информацией. Они долго беседовали. Комаров сразу понял, что ему повезло с заказом, что-либо подтасовывать в родословной Вильегорского вряд ли придется. Чего греха таить, было и такое. Некоторые представители элиты как с ума сошли, многие стали утверждать, что в их жилах течет голубая кровь. А в подтверждение этого им нужна была знатная родословная. Вот и приходилось архивисту Викентию Андреевичу Комарову притягивать многие факты «за уши», фабрикуя «липовые родословные». Что не сделаешь, когда кушать хочется. Времена наступили иные, многие стали попирать прежние принципы жизни, стремясь к лучшему. Викентий Андреевич не был исключением, но у него было оправдание. Все делал ради сына, который был тяжело болен. На операцию требовалась огромная сумма. В очереди по квоте на бесплатную операцию сын числился уже два года, но врачи определили ему не более полгода жизни, надо было торопиться. Деньги собирали всем миром: и родственники, и друзья, и просто знакомые. Не хватало немного. Такие заказы спасали.

Войдя в кабинет, Викентий Андреевич дружески поздоровался. Уже со второй встречи они перешли с Вильегорским на «ты». По возрасту они были почти одногодки и данный стиль общения им более импонировал. Викентий достал папку с ксерокопиями архивных документов и выписками из метрических книг. Информация, установленная Викентием Андреевичем произвела эффект разорвавшейся бомбы. Оказывается, Вильегорские – аристократический польский род. В середине XYIII века основатель династии российских Вильегорских, прапрадед Сергея, Бронислав, оказался в России по долгу службы. Он приехал в составе свиты посла Саксонии Станислава Понятовского, того самого, у которого был роман с Екатериной Великой, еще не взошедшей на престол. А так как саксонский курфюрст Август III был одновременно польским королем, то Понятовский был и послом Польши. Из школьного курса истории Сергей Вильегорский смутно помнил, что благодаря решительной поддержке Екатерины Великой после смерти короля Августа III, Станислав Понятовский был избран королем Речи Посполитой.

– Недалеко от Курска есть городок Вильегорск, в состав которого входит одноименная усадьба. Брониславу усадьба досталась в качестве приданого за женой. Интересная была история, скажу я тебе, – рассказывал Викентий.

– Так получается, что Бронислав осел в России по причине любовного недуга? – заинтересованно спросил Сергей.

– Да. Бронислав был поверенным у Станислава в его любовных сношениях с Екатериной. А у Екатерины, тогда еще великой княгини, была в услужении одна девушка, Софьюшка, родом из обедневшей дворянской семьи. Вот и влюбился в нее Бронислав. Когда Станислав вынужден был удалиться из России, то Бронислав остался здесь и поступил на службу в российскую армию. А затем женился на Софьюшке с благословения Екатерины. От почивших родителей ей досталась полуразрушенная усадьба. Но благодетельница Екатерина одарила ее золотом, которое и помогло наладить хозяйство.

– А откуда эта история известна, то есть все подробности их отношений?

– На сегодняшний день вся информация из РГИА¹, где я работаю. У нас есть фонды личного происхождения. В фонде одного исторического деятеля, фамилия тебе ни о чем не скажет , были обнаружен дневниковые записи за 1903-1917 годы графини Александры Петровны Вильегорской. А в дневнике имеется записка – обращение к жене этого исторического деятеля с просьбой сохранить дневник. Александра Петровна, урожденная графиня Урусова, была замужем за Владимиром Сергеевичем Вильегорским, судя по всему, твоим прадедом. В дневнике много интересного. Кстати, в Санкт-Петербург Вильегорские переселились в начале двадцатого века из-за перевода мужа по военной службе. В годы первой мировой войны твой прадед погиб, но у него остался сын, твой дед. Несмотря на то, что он окончил гражданскую, а не военную гимназию, его зачислили во Владимирское военное училище, названное в честь великого князя Владимира Александровича. Выпускников военных гимназий было не так много, поэтому брали и выпускников гражданских гимназий. Тем более дед твой был из семьи потомственных военных, да еще сирота. А в 1917 году, сам знаешь, время было неспокойное. Вот тогда-то его матушка, Александра Петровна, и передала свой дневник на хранение подруге. А обратно так и не забрала. Что случилось с Александрой Петровной еще предстоит установить.

– Дед никогда об этом не рассказывал. А как же он оказался в рядах советской армии? Да и уцелел в годы массовых репрессий? Какое-то исключение из правил.

– Подробности постепенно установим. Но сейчас надо отправляться в Вильегорск. Я уже отправил запрос и в местный архив, и в мэрию написал по поводу усадьбы. Думаю, что местные власти пойдут навстречу. Тем более, насколько я знаю, родовое гнездо Вильегорских превратилось в руины. Но искать более древние корни исходя из дневниковых записей твоей прабабки, надо там и в архивах бывшей Курской губернии, в состав которой входил Вильегорск.

Глава 4

Сотрудники Вильегорской библиотеки обычно не уходили обедать домой, так как не хотели тратить время на дорогу. Только Валечка иногда убегала на встречу к Максиму, своему молодому человеку, если он был не в рейсе, чтобы пообедать вместе. Как-то так сложилось, что каждый к обеду приносил что-нибудь с собой. Можно было разогреть обед в микроволновке или на старенькой электрической плитке. Это, конечно, было запрещено правилами противопожарной безопасности, но проверки были раз в году и обычно носили формальный характер. И сама директор Зинаида Петровна не считала это особым нарушением. «Раньше разрешалось, а теперь нельзя… Почему? Никто не думает о том, что у работников тоже есть определенные права. Если запрещать, то сначала необходимо создать условия для реализации права работников на обед и отдых», – так обычно она рассуждала.

В час дня ставили на плитку чайник со свистком и закрывали входную дверь. Обеденные посиделки стали доброй традицией. Даже уборщица баба Лиза иногда принимала в них участие, принося с собой ватрушки, пирожки и разные печенюшки. В вопросах выпечки баба Лиза была мастерица. Вкус ее пирогов был знаком даже завсегдатаям библиотеки, которых она подкармливала, особенно одиноких старичков.

– Ешьте, девчата, – говорила она, сидя в своем любимом кресле. – Люблю я печь и кормить кого-нибудь… Только некого, так и живу одна после смерти Ванечки моего. А детишек нам Бог не послал.

– Баба Лиза, закормите нас, я не хочу поправляться, – обычно говорила Валечка. Но брала ватрушку с тарелки и с удовольствием уминала за обе щеки.

– Ишь ты, фуфырка какая. Женщина должна быть в теле, – ворчала по-доброму баба Лиза. – Надо же, моду взяли голодом себя морить! Смотри, а то ветром сдует!

– Зиночка Петровна, а расскажите подробнее о заказе мэрии. Вы что-нибудь знаете о том, почему вдруг усадьбу решили восстанавливать? Деньги-то откуда возьмут? Дворец культуры никак не отремонтируют, а тут – целая усадьба. Не один миллион нужен, – задала нетерпеливо вопрос Ника.

– Да ничего и не сказали. Звонила секретарша мэра и передала его указание. Я ее особо и не расспрашивала. Уточнила срок и узнала конкретно, что от нас требуется. И потом, девочки, откуда секретарше знать!

– А у мэра моя одноклассница в секретаршах ходит, Варька Николаева. Я к ней забегу вечерком, спрошу. Может что и знает, – уточнила Валечка.

– А как у тебя дела, Никуся? Много уже отобрала нужной информации, – поинтересовалась Зинаида Петровна.

– Книг немного, сами знаете, Зиночка Петровна. В них в основном краткая справочная информация об усадьбе и владельцах. Причем повторяется одно и тоже. Сейчас работаю с периодикой. Вдруг кто-то подробно интересовался историей усадьбы и что-нибудь написал. Пока наткнулась только на одну интересную статью «Тайны графской усадьбы» в одном из номеров газеты «Вильегорская правда» за 1940 год. В статье идет речь о том, как сложилась жизнь семьи первого владельца усадьбы Вильегорских, графа Бронислава. Раньше усадьбой владели Семеринские, от них она досталась их дочери Софье. А Софья вышла замуж за Бронислава. Родители Софьи были из обедневших дворян. Они и завещали усадьбу ей в качестве приданого еще до своей смерти, так как не хотели, чтобы дочка была бесприданницей. Их Софьюшка было чудо как хороша, красавица! Надеялись, что и внуков будут нянчить. А Софья перевела владение усадьбы на мужа. Очень они любили друг друга. Статья интересная. Вот только откуда автор статьи узнал это? Что послужило источником?

– Так может быть в архивах где-то нашел материал? Не будет же голословно писать или сочинять небылицы, – заметила Зинаида Петровна.

– Вообще интересно, где хранится личный архив рода Вильегорских? – задалась вопросом Зиночка. Чтобы раскопать всю родословную, недостаточно только информации от нашей библиотеки.

– Да это понятно. Если наследник усадьбы объявился, ему и раскапывать все тайны рода, – парировала Валечка. Все это жутко увлекательно.

– Валечка, следи за своей речью, ты – работник библиотеки! Как может быть «жутко увлекательно»? Два логически несовместимых слова, – выговорила ей Ника.

– Но, Вероника Аркадьевна, я же применила это словосочетание в неофициальной речи. Конечно, на заседании литературного клуба и проведении бесед с детьми я такие обороты не допускаю, сами знаете.

Говоря это, Валечка немного хитрила. На заседаниях литературного клуба ее речь соответствовала нормам литературного языка. Но во время проведения мероприятий с подростковой аудиторией она обязательно вставляла обороты из понятного им молодежного сленга. Ничего удивительного в этом не было, ведь Валечка была профи в компьютерном деле. А именно компьютеризация оказывает сильное влияние на молодежный сленг. Она даже подготовила и провела ряд бесед с подростками по теме «Молодежный сленг и его функции».

Во время обеденных посиделок, как правило, обсуждали в основном разные городские новости и библиотечные дела и события. Личной жизни почти не касались. Для Зинаиды Петровны, Ники и бабы Лизы данная тема была закрытой. Да и что обсуждать! Все друг о друге хорошо знали. Городок Вильегорск небольшой, вся жизнь на виду. Если и говорили, то в основном о болячках. А вот над Валечкой по-дружески подтрунивали, наставляя ее на путь истинный в отношениях с Максимом. Девушка ничуть не обижалась и отвечала «старушкам», как она их про себя называла, всегда с юморком. Но иногда задумывалась над их словами.

Новость о том, что в Вильегорск приедут гости из Санкт-Петербурга по поводу усадьбы, конечно, заинтересовала сотрудников библиотеки. Что за гости? Как долго пробудут? Были и другие вопросы без ответа. А буквально через пять минут, после обеденного перерыва, в кабинете Зинаиды Петровны раздался телефонный звонок из мэрии. Для Вероники Аркадьевны и Валечки появилось новое задание. Надо было не просто подготовить справку об истории усадьбы и сделать ксерокопии материалов, но и выступить перед гостями в мэрии. Валечке поручалось сделать презентацию, а Веронике Аркадьевне – подготовить само выступление.

– А как же конференция «Литературный Вильегорск»? Она ведь на субботу запланирована. Мне еще столько сделать надо! К тому же сканировать и ксерокопировать найденный материал только полдня завтра будем. Веронике Аркадьевне еще трудиться в своем подполье сегодня до конца дня, – возмутилась было Валечка.

– Ничего, девочки, все успеем, – сказала директор с присущим ей спокойствием. – Конференцию переносить не будем, до субботы время есть. А выступление в мэрии – в пятницу. Придется мне подключиться к поиску материала. Только будь добра, Валечка, ты у нас самая молодая, помоги Веронике Аркадьевне принести подшивки с газетами из подвала в мой кабинет. В архиве всего один стол, вдвоем нам не разместиться. Да и вредно мне с радикулитом находиться в подвале.

– Окей, – кивнула Валечка.

– Никуся, ты заканчивай с подшивкой за 1940 год, – продолжила Зинаида Петровна, – а я просмотрю за 1941. То, что ты уже отобрала, отдай сейчас Валечке для сканирования и ксерокопирования.

Глава 5

Сергей Вильегорский настолько воодушевился идеей составления родословной семьи, что решил отправиться на родину своих предков вместе с генеалогом Викентием, хотя его присутствие там не было необходимым. . Но любая тайна привлекает. Вот и он решил посмотреть на развалины графской усадьбы, определить на месте, стоит ли ее восстанавливать. Возложив дела компании на Вадима Иванова, Сергей уехал в среду с работы раньше, чтобы морально подготовиться к поездке. Последние дни он постоянно ощущал какое-то волнение.

Жил Вильегорский один. Три раза в неделю приходила помощница по хозяйству. Это была немолодая женщина, дочь подруги матери, которая хорошо знала семью Вильегорских. Во время командировок Сергей мог оставаться спокойным – есть кому приглядеть за квартирой.

– Сереженька, дорожную сумку я собрала, – встретила его Зоя Тимофеевна.

– Спасибо, чтобы я без вас делал, – улыбнулся Вильегорский.

С Зоей Тимофеевной у них были доверительные отношения. После смерти матери Сергея, она стала для него самым близким человеком. Зоя еще в детстве стала опекать Вильегорского, так как была старше его на пятнадцать лет. Он только пошел в первый класс, а она уже училась на пятом курсе мединститута, пойдя по стопам своей мамы. Подруг мамы Сергей знал хорошо, в отличие от родственников, которых просто не было. Но после ухода на пенсию Елена Егоровна тесно общалась только с матерью Зои, Ниной Матвеевной. Они не только вместе работали, но и делили радости и печали. Для маленького Сережки Зоя всегда была «взрослой тетей», поэтому с детства он называл ее только по имени-отчеству. А она смеялась и говорила: «Сережка, ну, какая я тетя! Зови меня по имени». Но он стеснялся.

После окончания мединститута Зоя Тимофеевна уехала работать на Север. Там она вышла замуж и кажется осела навсегда. Вильегорский получал от нее письма и открытки на праздник. Знал, что семейная жизнь у нее не сложилась, и детей не было. В 2016 году в одном из писем она написала ему, что возвращается в Питер. Зоя Тимофеевна была прекрасным хирургом. Но вернувшись, не продолжила работу по специальности. Из-за травмы руки, полученной в результате семейной ссоры, она больше не могла оперировать. И вот тогда Сергей, прочно ставший на ноги, предложил Зое Тимофеевне стать его помощницей по хозяйству. Немного подумав, она согласилась.

Зоя Тимофеевна постепенно привыкла к своему новому положению, фактически став по-настоящему родным человеком для Сергея. Она очень переживала, что он до сих пор не обзавелся семьей и частенько заводила с ним разговор на эту тему. Но Вильегорский обычно отшучивался или ссылался на постоянную занятость бизнесом.

– Сережа, тебе уже за сорок. Пора и о семье подумать. Ты все о своем бизнесе беспокоишься, а подумай, кому он достанется. Наследника у тебя нет. И запомни, если мужчина до сорока лет не женился, то в дальнейшем вряд ли он решится на этот шаг. Появляется свой образ жизни, определенные привычки, от которых не хочется отказываться. Да и требования ко второй половине возрастают. В молодости нами руководят в основном чувства, а становимся мы старше и понимаем, что одних чувств недостаточно. Я в свое время сделала ошибку, выйдя замуж. Когда любишь, то не видишь никаких недостатков в избраннике. Вот, и я в своем Степане их не замечала. А ведь только потом поняла, что он становится неуправляемым, когда что-то против его воли. Но семья любому человеку нужна. Да и мне хочется твоих детишек понянчить.

– Я работаю над этим, милая моя, Зоенька Тимофеевна! Нахожусь в постоянном поиске. Вот даже в Вильегорск еду за счастьем, – отшутился он.

Отправление прямого поезда «Санкт-Петербург-Курск» без пересадки в столице было с Московского вокзала уже рано утром. К половине шестого вечера будут на месте. Но до Вильегорска предстояло еще около двух часов добираться на местном рейсовом автобусе. Путь утомительный. Но Сергей боялся авиаперелетов, как это не было странно для столь крепкого с виду мужчины, поэтому предпочитал железнодорожный транспорт самолетам. А если дела бизнеса требовали быстрого решения, то в командировки отправлялся его партнер Вадим.

Откровенно говоря, Вильегорский с детства любил именно поезда. Его память хранила летние поездки на море с родителями. Сидишь у окошка и любуешься видами. А по вагону разносится запах домашней снеди, которая у всех пассажиров была одинаковая, как будто они договорились: вареные яйца, жареная курочка, свежие огурцы и помидоры, пирожки. У Сережки тогда просыпался зверский аппетит, и мама доставала из сумки их запасы. Но особенно он любил пить чай из стаканов в красивых подстаканниках. Дома чай пили только из чашек, и Сережка постоянно просил родителей, чтобы ему купили подстаканник. Стаканы в доме были. И его мечта сбылась. Когда он перешел в пятый класс, закончив с отличием учебный год, родители подарили ему заводную железную дорогу и серебряный подстаканник. Это было как раз перед последней поездкой на море. Как он был рад! А через полгода папы не стало. С мамой они больше не ездили на море. Просто не было денег на поездки. Но детская железная дорога и серебряный подстаканник стояли в квартире на видном месте.

Только после окончания института Вильегорский отправился отдыхать на Черное море вместе со своей девушкой. Ее звали Лариса, и она была однокурсницей Сергея. Поехали вчетвером, вместе с Вадимом и подругой Ларисы, Мариной. Они были тогда молоды и не претендовали на отдых со всеми удобствами. Главное – это солнце, море и отличное настроение. Поездка удалась на славу.

После поездки Сергей сделал предложение руки и сердца Ларисе. Состоялось знакомство с ее родителями. С первых минут Сергей ощутил натянутость обстановки, все было как-то фальшиво, не то, что во время знакомства Ларисы с его мамой. Родители Ларисы не одобрили этот брак. Им не подходил зять «из бедных». Да и Лариса оказалась хороша. Ее родители думали, что дочь ездила отдыхать на море только с подружкой, и даже не знали о том, что у нее есть молодой человек. Оказавшись в гостях, Сергей понял, почему Лариса раньше не знакомила его со своими родителями и молчала об их отношениях. И хотя девушка очень переживала их разрыв, но подчинилась родительской воле. А в душе Сергея тогда что-то надломилось. Елена Егоровна очень беспокоилась за сына. Она и подумать не могла о такой развязке его романа. Лариса ей нравилась, и Елена Егоровна надеялась, что все у них сложится. И кроме того, она уже мечтала о внуках. Но всё пошло не так. А у Вадима, в отличие от Сергея, все было прекрасно. Друг женился на Марине, и у них рос сын Игорь, крестник Вильегорского. В этом году ему исполнится уже четырнадцать лет.

Поездка в Вильегорск всколыхнула воспоминания детства и юности. За окном купе поезда мелькали леса и перелески, поля, реки и мосты, деревеньки и дачные поселки. Виды менялись один за другим. Некоторые пейзажи оказывали умиротворяющее воздействие на Сергея, смотревшего в окно, некоторые почему-то будоражили его сознание. И в один из таких моментов он неожиданно начал говорить о воздействии на него природы. Возникла потребность поделиться впечатлениями со своим спутником. Генеалог Викентий уже с начала поездки почувствовал внутреннее состояние Вильегорского, поэтому не навязывался с разговором, отдав роль первой скрипки своему заказчику, с которым у него уже возникли приятельские отношения.

К шести часам вечера с небольшим опозданием поезд прибыл в Курск. На вокзале, стараниями секретарши Анечки, их ждала присланная из Вильегорска машина. Не надо было два часа ехать в местном автобусе. В гостинице Вильегорска для гостей из Санкт-Петербурга был подготовлен лучший номер.

Глава 6

В четверг Вероника Аркадьевна с Валечкой допоздна были на работе. Вернулась она домой только в десятом часу вечера. Голова была тяжелая, но, как назло, заснуть сразу не удалось. Полночи ворочалась, и в голову лезли какие-то странные мысли. Даже не могла себе объяснить, почему она так тревожится. Подумаешь, выступить с презентацией в мэрии! Ей не привыкать выступать на публике. Вероника Аркадьевна никогда так не волновалась. «Нет, что-то не так, какое-то предчувствие, а осознать пока не могу», – думала Ника, ворочаясь с боку на бок и погружаясь постепенно в сон. Ее куда-то затягивало, как воронкой в омут. И все время мимо проплывали чьи-то лица – бабушки, мамы, Валерки. Было еще какое-то очень знакомое лицо, но незнакомой женщины…

– Ой, мама! А как ты здесь? Ты же умерла, – спорашивала Никуся.

– Девочка моя, не бойся, все пройдет. Сейчас бабушка с тобой побудет, а я в аптеку пока сбегаю. Врач тебе микстурку прописал. Сладенькую… – доносился голос мамы.

– Что это? Я сплю или…

– Валерка, вот опять ты не решил задачку правильно! Ну сколько я могу тебе объяснять, ничего не понимаешь, – слышала она свой детский голос.

– Никуся, а можно я тебя в щечку поцелую, – смеялся Валерка.

– Была я в услужении у молодой барышни, дочери хозяина усадьбы. Она постоянно болела. И так страдала, бедненькая. Вот меня к ней и приставили, – раздавался незнакомый голос. – Как же мне жалко было барышню.

– Кто это говорит? Какую барышню? – задавала вопросы Ника.

– Барышню Софьюшкой звали, как и ее прапрапрабабку, которая вышла замуж за поляка Бронислава. Он в Россию-то приехал по службе вместе с господином своим. В усадьбе портрет их семейный был. Вот, подойду я к нему и все смотрю, смотрю. Как же моя барышня на нее была похожа! Как две капли воды, – продолжал незнакомый голос.

– Да, кто ж это говорит? О какой барышне идет речь…

– Никуся, – вдруг позвал ее Валерка, – а пойдем завтра в усадьбу. Я там такое нашел. Вот, смотри. И Валерка вытащил из кармана брюк маленький медальон.

– Возьми, это тебе. Там внутри портрет какого-то мальчика. Наверно, он жил в этой усадьбе.

– А медальон-то где? В Москву я его точно не брала, – вспоминала Ника, – надо будет поискать на чердаке в старом сундуке. Там у меня все детские секретики хранятся.

– Поищи, поищи, милая, – раздался опять незнакомый женский голос. – В медальоне том тайна рода твоего кроется. И я к ней отношение имею…

Утро пятницы выдалось пасмурным. Пробуждение Ники было настолько трудным, что она даже не могла припомнить день недели. Как будто опоили ее зельем каким-то. И толькоминут через двадцать после пробуждения она вскочила с постели, как оглашенная.

– Господи, что это я, мне же в мэрию сегодня. Опоздаю.

На приготовление неизменной геркулесовой каши на воде времени уже не было. Второпях выпив обжигающий напиток несладкого цикория с галетами и кусочком сыра, Ника выбежала из дома. «Ну вот, еще и горло обожгла, надо было разбавить цикорий холодным кипяченой водой, – думала она. – И причесаться нормально не успела. Да что же со мной сегодня происходит?»

До мэрии идти пешком было всего полчаса. Ника и на работу в библиотеку, находящуюся рядом с мэрией, обычно добиралась пешком. Утренняя прогулка всегда бодрила ее, приводила мысли в порядок и настраивала на рабочий лад. Но сегодня с погодой явно не повезло. К тому же дул ветер, а у зонта была сломана спица, и его постоянно выворачивало наизнанку. «Надо будет зонт новый купить», – говорила она мысленно себе уже который год. Но дожди заканчивались, зонт занимал свое место в шкафу прихожей, и Ника благополучно забывала о нем до очередного ненастья. Она успела порядком вымокнуть, пока добежала до остановки. Подходящий автобус обдал ожидающих брызгами воды из грязной лужи. Светлая куртка Вероники Аркадьевны стала пятнистой, а внутрь резиновых красных сапожек попала вода, и ноги промокли. «Не хватало мне только простудиться и заболеть», – с горечью подумала она, садясь в автобус.

Здание мэрии, как во всех провинциальных городках, находилось в историческом центре города. До революции в нем располагалась местная управа, а после прихода к власти большевиков – городской Совет. Оно давно требовало капитального ремонта, как и весь фонд старинных зданий города. Но средств у местных властей не было. После распада СССР и фактического крушения социализма, городок постепенно приходил в упадок. Предприятия закрывались, а молодежь уезжала из города на заработки. Ехали не только в областной центр – Курск, но и в Москву.

Через полчаса Вероника Аркадьевна уже с воодушевлением рассказывала об усадьбе Вильегорских , демонстрируя приехавшим гостям слайды презентации. С одним из них она столкнулась при входе в мэрию, случайно наступив ему на ногу.

– Ой, извините, пожалуйста! Я сегодня такая неловкая, как будто все тридцать три несчастья на меня свалились.

– Ничего, ничего. С каждым бывает, – ответил молодой человек.

И только приведя себя в порядок в дамской комнате и влетев, запыхавшейся и раскрасневшейся, в зал для проведения конференций, Ника поняла, что столкнулась с гостем из Питера.

«Познакомьтесь, Сергей Владимирович и Викентий Андреевич, это сотрудница нашей городской библиотеки Вероника Аркадьевна. Она занималась поиском материала по Вашей родовой усадьбе и познакомит нас сегодня с результатом своих изысканий», – представил ее Вильегорскому и Комарову мэр города Петр Чугунков. Она когда-то училась с ним в одном классе. Мало того, он был другом ее Валерки. Ника знала, что изредка они перезваниваются, хотя Валерка, как уехал после школы в Москву вместе с Никой, так там и остался. «Угораздило меня наступить на ногу самому Вильегорскому» – подумала Ника. То, что Вильегорскому, а не Комарову, она поняла из слов Петра. Но чувство неловкости, вызванное смущением быстро прошла, когда Вероника Аркадьевна приступила к рассказу о результатах поиска. Ее выступления всегда поражали слушателей. Она делала это так блестяще, что скучающие обычно в начале лекций читатели библиотеки – чаще всего это были школьники старших классов и студенты городских колледжей – приведенные на мероприятия своими преподавателями, даже не замечали, как начинали проявлять интерес. Лицо Вероники Аркадьевны в такие моменты преображалось и притягивало взгляды слушателей. Этому способствовал и ее мягкий бархатный голос. После окончания лекций слушатели некоторое время обычно продолжали оставаться под его воздействием. Ника с детства знала о впечатлении, которое производил ее голос. В четырнадцать лет мама как-то отправила ее на городской базар за апельсинами. Подойдя, к лотку, за которым торговал приезжий армянин, Ника попросила взвесить ей килограмм апельсинов. Вот тогда-то и произошло нечто, что так потрясло девочку. Продавец вместо одного взвесил ей два килограмма и дал еще три лимона в придачу, долго восторгаясь ее голосом. Ника не хотела брать, так как деньги мама дала только на один килограмм заморских фруктов. Но тот только приговаривал: «Бери ахчик джан! Какой же красивый голос! Ну, скажи еще что-нибудь, ахчик джан!»

После выступления и ответов на вопросы гостей Вероника Аркадьевна отдала папку с ксерокопиями материалов по усадьбе и собиралась покинуть зал, чтобы отправиться в библиотеку. Все, что от нее требовалось, она выполнила, даже посоветовала генеалогу Викентию Андреевичу сделать запрос в Курский государственный архив. «Там, скорее всего, находится в личных фондах материал о владельцах усадьбы Вильегорских», – сказала она. Однако Вильегорский стал просить Веронику Аркадьевну вместе с ними отправиться на развалины усадьбы.

– Вы же сами сказали, что знаете эти руины, и в детстве там часто играли.

– Да, но наш мэр Петр Николаевич знает их не хуже меня.

– И все же я Вас очень прошу. Может быть что-нибудь подскажите. Мне предстоит принять важное решение.

– Хорошо, так и быть, – с неохотой дала согласие Вероника Аркадьевна.

Глава 7

В усадьбе Вильегорских сегодня целый день царила суматоха. К пяти часам дня начнут съезжаться гости на крестины. Делались последние приготовления к их приему. Радость снова поселилась в доме после трех лет забвения со смерти единственной доченьки Софьюшки, умершей четырнадцати лет от роду от неизлечимой чахотки. И лучших докторов к ней выписывали из столицы, и на воды целебные возили – ничего не помогло.

После смерти дочери родители очень долго горевали. Уже и не чаяли, что графиня Александра Петровна, Шурочка, понесет снова. Очень ослабела она. А шесть месяцев назад Вильегорские уехали за границу. Вернулись всего неделю назад с младенцем, наследником рода. Теперь граф Владимир Сергеевич был спокоен. Младенца нарекли Сергеем. В семье Вильегорских установился негласный обычай: сына обязательно называли в честь деда. Вот и были одни Владимиры да Сергеи.

Кормилицей юного графа взяли Прасковью, девушку, которая когда-то была прислугой у Софьюшки. После ее смерти Прасковья почти два года оставалась в имении. А потом вернулась к своим старикам в родную деревню Гореловка, которая была поблизости от усадьбы. Но долго там не задержалась.. Говорили, что уехала куда-то в поисках работы. А через год Прасковья опять вернулась в дом к родителям, якобы по причине их старости и болезней. Нужен был догляд за стариками. Где-то месяца через три, на Красную горку, сыграли свадьбу Прасковьи с Федором, лесничим Вильегорских. Он заглядывался на нее с тех пор , когда она была еще при барышне. Граф Вильегорский подарил тогда молодоженам на свадьбу сто рублей, большие деньги по тем временам. Такой щедрый подарок на свадьбу от графа никого не удивил. Всем было известно, что у лесничего с бариным хорошие отношения. Да и покойная Софьюшка любила свою горничную. Прасковья была ее старше всего на пять годков.

Через восемь месяцев после свадьбы в семье молодых почти одновременно произошло два несчастья. Прасковья родила мертвого ребенка, а через неделю потеряла мужа. Федор пошел на охоту, где его здорово поломал медведь-шатун. До дома едва смог добраться, но был уже не жилец. К вечеру Федор скончался. Тогда Вильегорские и взяли Прасковью опять к себе. Домашняя прислуга примечала, что относится Прасковья к младенцу, как к родному сыну. Жалели ее все, ведь своего сыночка она потеряла.

Сереженька рос очень смышленым мальчиком. Графиня Александра Петровна не могла нарадоваться на сына. Детишек больше у нее не было, поэтому всю материнскую любовь она отдавала Сереженьке. С годами он становился все больше похожим на своего отца, графа Владимира Сергеевича. Такие же голубые глаза, овал лица и русые волнистые волосы. Да и ростом сын пошел в мужчин рода Вильегорских. Уже в три года Сережа выглядел пятилетним. Вот только ямочки с двух сторон на щеках во время улыбки почему-то очень беспокоили Александру Петровну. И графиня просила Парашу, так обычно называли Прасковью в доме, чтобы при гостях она не показывалась. «Хорошо, барыня, я же все понимаю», – говорила Прасковья со слезами на глазах. А у самой сердце клещами сжимала обида. Да и челядь домашняя стала перешептываться по углам. А тут из Петербурга пришел приказ на отправление нескольких офицеров на службу в столицу. В список попал и граф Вильегорский. Шел 1903 год. Сереженьке как раз исполнилось три годика. Как же горевала Прасковья, когда узнала об отъезде Вильегорских в Петербург. Домашнюю прислугу с собой не брали, за исключением повара и горничной Александры Петровны, Катерины. Все остальные теперь находились в усадьбе на попечении управляющего. Кого-то разжаловали за ненадобностью, но Прасковью оставили. Хозяйство было большое, и к тому же на лето планировались выезды графской семьи в имение на отдых.

После отъезда господ в Петербург Прасковья слегла с лихорадкой. Управляющий Игнатий Федотович освободил ее от работ по дому. Он относился к ней не так, как к другим слугам. Привечал и жалел. На службе у Вильегорских Игнатий Федотович находился уже двадцатый год. Занял это место после смерти своего батюшки, бывшего управляющим у отца графа. Благодаря ему имение процветало. Самому барину было недосуг заниматься хозяйством из-за частых отлучек по военной службе. На Федотыча он мог во всем положиться. Их связывали и дружеские отношения. В детстве молодой граф предпочитал играть с дворовыми мальчишками. Графиня Александра Петровна тоже доверяла управляющему во всем. Игнатий Федотович был человеком честным, ни копейки господской себе не присвоил. А то, что был суров иногда, так это по делу. Гонял лодырей и тех, кто запускал руку в господское добро.

Параша чувствовала внимание к ней со стороны Федотыча и стала отвечать ему взаимностью. Через два года они вступили в брак. И ее думы о Сереженьке ушли на второй план с рождением у них сыночка Никиты. Сереженьку с тех пор она видела только три раза во время летних приездов графини с сыном в имение. Граф бывал редко. То с японцами воевал на Дальнем Востоке, где получил ранение в ногу. Слава богу, жив остался. Александра Петровна в то время себе место не находила. То не мог вырваться из Петербурга по причине надобности в нем по службе. А в сентябре 1916 года во время Галицийской операции в боях за Львов граф был убит. Параша последний раз видела Сереженьку летом 1914 года. Уже в первых числах августа, с началом мировой войны, графиня с сыном вернулись в Петербург и больше не приезжали.

Никому не раскрывала тайну Прасковья о том, что случилось с ней после смерти Софьюшки. Но муж догадывался, хотя никаких намеков Параше об этом не позволял себе делать. Очень мучили ее эти переживания, не могла она все держать в себе. Не могла и потому, что муж ее, Игнатий Федотович, был очень хорошим человеком. Да и сынишка Никита подрастал. Не хотелось, чтобы в семье были какие-то недомолвки. Поэтому Параша решила исповедоваться в церкви, чтобы облегчить душу. Четырнадцать лет молчала, так как тайна была не только ее, а семьи Вильегорских. Но сил молчать больше не было.

В Курске у Прасковьи жила двоюродная сестра по матушке, Евлампия, с которой встречались они очень редко. Но переписывались. Как раз после отъезда графини с Сереженькой в Петербург пришло от нее письмо. Сестра ее знала грамоту. И Прасковья грамоте выучилась в детстве в воскресной школе при усадебной Троицкой церкви. Читать ей полюбилось. А в господском доме ей разрешалось брать книги из библиотеки. Когда находилась при Софьюшке, то сама барышня занималась ее образованием.

– Игнатушка, надумала я в Курск к сестре двоюродной съездить. Уже три года, как не встречались. Пишет она мне, что в семье пополнение, дочка родилась. Зовет меня в крестные матери. Да и Никитку ей покажу. На детишек ее погляжу, у нее их теперь трое. Единственная она родственница у меня.

– Ну, что же, поезжай. Завтра с утречка и отправляйтесь. Скажу, чтобы приготовили господскую карету. Графиня против бы не была, я знаю. Все равно стоять теперь без дела долго будет. Лучше, чем на подводе трястись по нашим дорогам.

Евлампия была замужем за дьяком при храме Вознесения Господня, находящемся в Казацкой слободе Курска. Прасковья очень любила этот храм и по приезде в город всегда посещала его. В нем находились иконы Божьей Матери Скоропослушницы и великомученика Пантелеймона, привезенные с горы Афон. Обращалась она к св. Пантелеймону, когда родители болели, молилась и о здоровье Сереженьки и Никитки Божьей Матери Скоропослушнице. Но часто храм не могла посещать, так как до Курска дорога была дальняя. Мысль исповедоваться в этом храме появилась у нее невольно. Не хотела она идти на исповедь к священнику Троицкой усадебной церкви отцу Арсению. Хоть и понимала, что есть тайна исповеди, но боялась. Вот и надумала пойти на исповедь к священнику храма Вознесения Господня. Известен был настоятель храма Алексей Карасев своими богоугодными делами. «Да и не буду видеть его часто. Когда теперь в Курске окажусь?..» – размышляла она.

Глава 8

Как не хотелось, но пришлось Нике вместе с гостями из Питера и мэром отправиться на развалины усадьбы Вильегорских, находившейся на окраине города. Сергей Вильегорский постоянно оказывался рядом с ней, и она поняла к чему было ее предчувствие. «Господи, зачем мне это надо. Я ничего уже не хочу, неужели по мне не видно», – думала она с раздражением. А Вильегорский и не мог заметить, что ей ничего не надо. Ника не видела себя со стороны и не могла даже представить, как изменилось выражение ее лица с момента неожиданного столкновения с Сергеем при входе в мэрию. У женщин обычно так и бывает. Думает одно, а чувства и эмоции свидетельствуют совсем о другом.

«Неужели я наконец повстречал свою вторую половинку?» – задавал себе вопрос Сергей, не сводя взгляда с Ники. Что его привлекло в этой провинциалке? «Она какая-то особенная, не такая, как все. А взгляд какой! Что-то в ней определенно есть,» – думал он.

– Вероника Аркадьевна, как Вы считаете, стоит ли мне заняться восстановлением усадьбы. Одни руины остались. Считай, не восстанавливать, а строить заново придется.

– Как я могу советовать Вам, Сергей Владимирович. Хозяин – барин, сами знаете. Восстановление потребует огромных капиталовложений. Я могу только высказать свое мнение. А оно напрямую связано с интересами города. Я живу в нем. Дальнейшая его судьба мне не безразлична. А вкладывать или нет деньги, Вам решать. Бизнес – это ваш конек. Но, если усадьбу восстановить, польза будет для обеих сторон.

И Вероника Аркадьевна четко по полочками разложила все аргументы «за», не забыв добавить, что Вильегорский сможет предотвратить дальнейший упадок города. Сергею только оставалось удивляться тому, что их мысли совпадают. Он сам прекрасно мог все просчитать.

– Пожалуй, Вы меня убедили. Я ничего не потеряю, только приобрету. Тем более, это мой родовой кров.

«Ну, что же, Петр Николаевич, я готов обстоятельно обсудить с Вами эту тему и подписать договор», – обратился он к мэру. «Вот тебе и Никуся, а какой серой мышкой прикидывалась. И что он в ней нашел? Это в молодости она была ого-го! – кивая головой в ответ, думал Чугунков. – Надо будет ей премию от мэрии выписать».

Вернувшись на работу в библиотеку, Вероника Аркадьевна выглядела совершенно другим человеком. Глаза ее сияли.

– Усадьбу будут восстанавливать, – сообщила она всем с порога.

Тут же организовали чаепитие, так как подошло время обеда. Нику буквально засыпали вопросами о том, как все прошло.

– Ты что, и в усадьбу с гостями ездила? – поинтересовалась Зиночка Петровна.

– Я после презентации собиралась на работу, но попросили. Отказаться не получилось. Петр поддержал просьбу гостей.

– Да! А кто вместо меня работал на выдаче книг? У Валечки идут последние приготовления к конференции.

– Так читателей утром мало. Мне не трудно, я тебя подменила, – ответила Зиночка Петровна.

– Спасибо, а то я волновалась. Завсегдатай наш, старик Федосов, вечно бывает недоволен, если ему ждать приходится. А сегодня обещался прийти. Сами знаете, болезнь его называется «книжный зуд». Как возьмет книгу в руки, так оторваться от нее не может. А в поисках нужной книги ему всегда моя помощь нужна.

– Приходил, приходил наш завсегдатай. Ушел довольный. Как младенчика книжку в руках понес, – успокоила ее Зинаида Петровна.

– Валечка, я тебе обязательно помогу сегодня, – обратилась к ней Ника.

– Ой, спасибо, Вероника Аркадьевна, за предложение помощи. Я, действительно, ничего не успеваю. Прямо зашиваюсь, – протараторила невнятно Валечка с набитым ртом.

– Валентина, ты как маленький ребенок. Рот набила и говоришь. Прожуй сначала, дорогая моя! И что за слово «зашиваюсь»? Опять за свое, – принялась поучать ее Вероника Аркадьевна.

– Ой, извиняюсь. Вырвалось случайно, – засмеялась Валечка и стала стучать ладошками по губам. – Вот вам, вот вам, вот вам! Не произносите неправильных слов.

Дружный хохот раздался за столом. Баба Лиза зашлась смехом до коликов.

– Ой, Валюха! Не девка, а оторва настоящая. Но не обидчивая. На таких необидчивых мужики и заглядываются.

– Баба Лиза, у кого что болит, тот о том и говорит, – сквозь смех пролепетала Ника.

И все дружно переключились на бабу Лизу, по-доброму подшучивая над ней.

– Ну, все, девоньки, пора и за работу, – остановила всех Зиночка Петровна. – За дверью уже посетители стоят. Посмотрите в окошко.

У двери библиотеки стояли две дамы. Одна была в кокетливой розовой фетровой шляпке с красным цветком, но в резиновых красных сапогах на небольшом каблучке. Такие же были и у Ники. В них в дождливую погоду щеголяло все женское население городка. Пожалуй, только старушки покупали себе сапоги черного цвета. А на голове другой красовался тюрбан, сделанный из красного платка с бардовыми разводами под цвет сапожкам. Это были местные поэтессы, Валерия Александровна и Лариса Николаевна, члены городского литературного клуба. Они пришли уточнить программу завтрашней конференции «Литературный Вильегорск». Тем более, что дама в шляпке, Валерия Александровна, была не просто членом клуба, а его председателем.

– Добрый день, дорогие наши, – дружно приветствовали они сотрудниц библиотеки.

– Валечка, как дела с нашим техническим оформлением. Добавила в презентацию нужные слайды о творчестве поэтов, которых я указала в списке? – деловым тоном приступила к беседе с ней Валерия Александровна.

Деловитости у нее было не отнять. Любила всем и всеми распоряжаться. А вот стихи ее изысканностью не отличались. За деловитость ее и выбрали председателем клуба. Поэты – народ творческий, нежный, им не до решения деловых вопросов. Как вдохновение придет, так готовы день и ночь писать, забывая о хлебе насущном.

– Да. По творчеству современных поэтов все сделала, как Вы и просили. Осталось только доработать слайды презентации о творчестве поэтов -шестидесятников. Мне подсказала Вероника Аркадьевна несколько фамилий. Оказывается, у нас тоже были свои шестидесятники. Она мне сегодня поможет, все успеем.

– Ну, ну, – покровительственным тоном сказала Валерия Александровна. – Дерзайте девочки. Я бы хотела сейчас предварительно посмотреть, что уже сделано.

И Валечка отправилась с ней в читальный зал к компьютеру.

Ее спутница, Лариса Николаевна, в это время оживленно беседовала с Никой.

– Ну, как у тебя дела, Никуся? – спросила она.

– Да, все в порядке, Лариса. Сегодня, кстати, подписывают договор о восстановлении усадьбы Вильегорских.

– Это отличная новость. Но я не про это. Я так переживаю, что братец мой Валерка, такое коленце выкинул. Стыдно мне за него, Никуся. Столько лет прошло, но я брата не простила. Я тебя люблю, ты знаешь. Отношусь, как к младшей сестренке. Да и родители наши надеялись, что все у вас сложится.

– Не сложилось, Лариса. Что теперь об этом говорить.

Выражение лица Вероники Аркадьевны снова стало прежним. В глазах отражалась одна печаль и горечь от пережитого.

– Прости, прости, милая, что разбередила рану, – обняв Нику, прошептала ей Лариса, – все наладится.

Лариса была старшей сестрой Валерки, одноклассника Ники, ее первой любви. Была она на десять лет их старше, в детстве всегда опекала младшего братишку и его подружку. У самой Ларисы жизнь сложилась. Муж Павел работал в школе учителем математики, она преподавала русский язык и литературу. К ней с уважением относились коллеги. Любили ученики и на ее уроки шли всегда с огромным желанием. Лариса была очень скромным человеком. В минуты вдохновения писала стихи, давая выход в них своим чувствам и эмоциям. Она по жизни была очень чувствительна, и поэтому продолжала переживать разрыв Валерки с Никой.

Когда Ника после очередного приезда в город к маме не стала возвращаться назад в Москву, Лариса спросила у нее, что случилось.

– Мама больна, ей нужен уход.

– А как же твоя работа? Ты ведь в бывшей Ленинке трудишься. Не беспокойся за маму. Мы приглядим за ней, – уговаривала Нику Лариса. – Я сегодня же позвоню Валерке. Как он на это согласился?

– Лариса, не надо звонить. Мы с ним все обговорили. Месяца через два, когда маме станет получше, я вернусь в Москву. На работе мне пошли навстречу.

Мама умерла через полтора месяца. А Ника в Москву так и не вернулась. И когда в Вильегорск приехал Валерка с новой подругой, все сразу встало на свои места.

Уезжая из Вильегорска вместе с Валеркой в Москву на учебу, Ника находилась на седьмом небе от счастья. Их детская дружба переросла в юношескую любовь. В Москве оба поступили в колледжи, благополучно их закончили. Устроились на работу. Смогли из своих общежитий переехать в совместную квартиру, которую пока снимали. Дело шло к свадьбе. Но однажды Ника, вернувшись домой раньше времени из-за плохого самочувствия, увидела в прихожей чужие женские туфли. «Наверно, Лариса приехала, обещалась на днях», – подумала она. И в это время из ванной в ее халате вышла Соня, подружка из колледжа. Схватив сумку, Ника выбежала из дома.

Глава 9

К вечеру в городе опять начался дождь. Зонт окончательно сломался, и Ника попросила бабу Лизу принести ей из подсобки библиотеки запасной зонтик. Ее красные сапожки уже высохли. Но куртку придется точно стирать. Пятна на белом фоне еще больше потемнели. Выйдя из библиотеки вместе с Зинаидой Петровной, она увидела стоящего напротив у витрины магазина под зонтом мужчину. Это был Вильегорский. «Только этого не хватало», – рассердилась Ника. Быстро распрощавшись с Зиночкой, жившей в пяти минутах ходьбы от библиотеки, она направилась на остановку. Но Вильегорский перехватил ее по пути.

– Добрый вечер, Вероника Аркадьевна!

– Да какой же добрый? Такой дождь! А Вы что здесь делаете?

– Решил погулять по городу. Мне нравятся прогулки под дождем, хорошо думается.

– А мне – нет! Извините, Сергей Владимирович, я очень спешу. И так утром промокла. Не хватало промокнуть еще раз и заболеть. Вот как раз и мой автобус.

Никуся резво запрыгнула в автобус, который уже вместил всех стоящих на остановке, и собирался уходить. Сердце так стучало, что готово было выпрыгнуть из груди. Давно она не переживала таких эмоций. «Каков! Наверно, в гости хотел напроситься. Все они такие…» – огорченно подумала она.

Жила Ника на Набережной улице в доме, который достался ей от матери с бабушкой. Домик был небольшой, всего на три комнатки. Но имелась пристроенная большая веранда с видом на берег реки. По вечерам, в теплое время года, сидя в кресле-качалке, Ника любила читать при свете лампы или просто сидеть и слушать тишину, размышляя о жизни. Она любила запахи цветуших растений, особенно сирени и жасмина. Перед домом был разбит палисадник, в котором по традиции выращивались любимые мамины и бабушкины цветы. По весне это были тюльпаны с нарциссами, летом – львиный зев, ромашки, пионы с пышными шапками, кустовая вьющаяся роза, георгины, высокие разноцветные мальвы, золотые шары и много других цветов, как многолетников, так и однолетников. Осенью в палисаднике распускались астры. В саду за домом, где росли яблони, вишня, слива и груша, Ника обязательно делала клумбы, где выращивала календулу, лаванду, аптечную ромашку, мяту и другие растения, используемые в лекарственных целях. Секрет лекарственных трав ей передала бабушка, знавшая в них толк. И в отличие от мамы, сторонницы традиционной медицины, она лечила Нику во время болезней разными травяными отварами и примочками. Ника помнила, как они с мамой постоянно затеивали спор по этому поводу. Но чтобы не огорчать обеих, принимала из их рук все, что давали. А когда она выздоравливала, мама и бабушка в спорах обычно тянули одеяло на свою сторону, утверждая, что помогло именно ее лечение.

Отца своего Никуся помнить не могла, потому что никогда его не видела. Только в год своей смерти, мама раскрыла тайну ее появления на свет. Рассказала, как влюбилась в одного врача из Москвы, командированного в их город для обучения персонала местной больницы работе на импортном медицинском оборудовании. Его командировка была всего на две недели, а их бурный роман длился неделю. Вернувшись в Москву, он уехал в командировку в Афганистан, о чем написал ей перед отъездом. В то время СССР вмешался во внутренний конфликт в Афганистане и ввел туда ограниченный контингент советских войск. Нужны были и врачи. Аркадий работал в госпитале. Назад домой он не вернулся, погиб.

– Как же, мама ты узнала об этом?

– Помнишь, Никуся, когда тебе было восемь лет, я уезжала на курсы повышения квалификации в Москву. Тогда я и решилась заехать к нему на квартиру. Из Афганистана я не получили ни одного письма. Адрес у меня был. Но, к сожалению, в его квартире проживали уже другие жильцы. О трагедии мне рассказала старенькая соседка, подруга мамы Аркадия. Она жила на той же лестничной клетке и увидела меня, когда я звонила в его квартиру. Но никто не открывал. Любовь Ивановна, так ее звали, пригласила меня к себе и за чаем рассказала все, что произошло. Когда его маме пришло извещение о гибели сына и о том, что останки его доставлены в Москву, она слегла. Подруги помогли ей похоронить твоего папу. А через неделю она умерла. Не выдержало сердце. Посмотри, доченька, в шкатулке есть листок, на котором я записала название кладбища и номер участка, где похоронен твой отец. Я была там. На памятнике есть его фотография. Ты очень на отца похожа, Никуся. Прости меня дочка, что я молчала. Бабушка твоя все настаивала, чтобы я тебе рассказала об отце. Но ведь он даже не знал, что ты у него есть. Будешь в Москве, сходи на могилку. Там и мама его похоронена, твоя вторая бабушка. А замуж за другого я так и не решилась выйти. Ты знаешь, что Николай Петрович, наш хирург, звал меня. Но очень я любила твоего папу. Что же делать, если жизнь так сложилась?! Главное, девочка моя, что ты у меня есть.

Ника тогда крепко обняла маму и обещала, что обязательно съездит на могилу отца. Но мама просила ее выслушать до конца.

Раз мы начали говорить о нашей семье, то открою тебе еще одну тайну, – с трудом продолжила мама. Всего я не знаю. Только мама моя мне в детстве как-то намекнула, что имеет наш род знатные корни по линии моего отца и твоего деда, который погиб в Великую Отечественную войну. Фотография довоенная есть у нас, потом найдешь. Будто бы прапрабабка твоя согрешила со своим барином по доброй воле. Выходит, что дед твой был незаконнорожденным отпрыском. Вот и все, что мне известно. За знатное происхождение по головке при советской власти не гладили. Ты в школе историю изучала, знаешь. Вот и была благополучно забыта эта семейная тайна. А теперь времена другие настали.

Этот разговор с мамой Ника первое время помнила. Но жизнь потом затянула в свое болото, и ее тревожили другие мысли. А теперь Ника находилась под впечатлением недавно произошедших событий. Да еще дождь! Такой же лил в тот вечер беседы с мамой.

Дождь продолжал лить как из ведра. Ника чувствовала, что полдня с мокрыми ногами все-таки сделали свое дело. Был небольшой озноб. «Ничего, сейчас отвар себе сделаю из сухой малины, ножки попарю, и все пройдет», – успокаивала она себя. Действительно, к девяти часам вечера ей уже полегчало, и она решила подняться на чердак. После посещения руин усадьбы Вильегорских все пазлы ее беспокойных сновидений как-то сразу сложились в цепочку. Память извлекла из своего подсознания необходимую ей информацию в нужный момент.

РАССКАЗ МАМЫ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ДЕДА – НЕЗНАКОМЫЙ ГОЛОС ИЗ СНА – МЕДАЛЬОН, НАЙДЕННЫЙ ВАЛЕРКОЙ В УСАДЬБЕ ВИЛЬЕГОРСКИХ – СТАРЫЙ СУНДУК НА ЧЕРДАКЕ.

Чердак обычно она посещала только летом, когда сушила там травы. В другое время необходимости не было. А в старый сундук не заглядывала с того момента, как уехала в Москву. В сундуке хранились ее любимые детские игрушки, дневник, тетрадь с сочинениями, тетрадь с любимыми стихами и песнями, разные другие мелочи – ее детские «секретики». Мама ничего не выбросила и никому не отдала. Ника была ей за это очень благодарна. А сундук у них был уникальный. Местный краеведческий музей предлагал за него деньги, так как датировали его восемнадцатым веком. В этом сундуке бабушка хранила свое приданое, которое шила, вышивала вязала в девичестве долгими зимними вечерами. А получила она сундук в наследство от своей мамы. Так было принято тогда. В советские времена никакого приданого девушки себе сами не готовили, но сундук в семье остался. «Должен быть в сундуке медальон. Я его в чистенькую тряпочку завернула. Наверно, на дне сундука лежит», – приговаривала она, осторожно вытаскивая вещи из него. Но маленьких свертков на дне сундука было много. Они хранили маленькие раковины, причудливой формы камешки, значки, блестящие бусинки из разных бус, цветные стеклышки, красивые пуговицы и многое другое. И только в последнем свертке оказался медальон. Ника с замиранием сердца открыла его. На нее смотрело очень знакомое лицо улыбающегося мальчика с ямочками на щеках. Впопыхах она спустилась с чердака, как будто ее кто-то подгонял, и достала из шкафа альбом со старыми фотографиями. «Так это же детский портрет дедушки Никиты! Те же ямочки, та же улыбка…» – осознала она, внимательно всмотревшись в фото дедушки.

Глава 10

Сергей Вильегорский возвращался в гостиницу расстроенным. Вероника Аркадьевна холодно отнеслась к его знакам внимания. «Всё правильно. Поведение достойное настоящей женщины, которая не бросается на шею первому встречному. И чего я захандрил? Всему своё время. Ее отпор только в пользу моего выбора», – успокаивал он себя . – Зайду-ка я сначала к Викентию».

Викентий сидел за столом и что-то писал.

– А, Сергей! Добрый вечер! Ну, как прогулялся? Я вот терпеть не могу дождливую погоду, а тебе она только в радость. Мне хорошо думается в дождь, сидя за письменным столом в кабинете. Я набросал план действий по дальнейшему поиску. Уже забронировал номер в гостинице Курска, так как хочу лично поработать в госархиве Курской области. Я сейчас в отпуске. На работу мне не надо. Да и быстрее будет, чем письменный запрос в него отправлять и ждать ответа.

– Это ты верно решил. Скажи мне, а в годы войны архив не пострадал? Ведь Курск был оккупирован немцами.

– Меня это тоже беспокоило, поэтому я уже поинтересовался судьбой архива в годы войны. Во время оккупации города немцами архив продолжал работать. Оккупационные власти назначили его директором бывшего начальника отдела дореволюционных фондов Позднякова. И просчитались. Именно благодаря ему и нескольким другим сотрудникам удалось предотвратить разграбление архива. Хотя какой-то урон он понес. Но личный фонд Вильегорских не пострадал, это я точно знаю. Кстати, еще в 1938 году все архивы были переданы в ведение НКВД² СССР. Это только способствовало собиранию документов, как до войны, так особенно в послевоенный период. Все складывается для нашего поиска отлично. Представляешь, если бы архив не сохранился, то нам твою родословную вряд ли бы удалось восстановить. Конечно, можно было бы сделать запросы в германские архивы, но это, скажу тебе, такая тягомотина. Главное, что архив не сгорел, не уничтожен, не пропал в неизвестном направлении. Меня это очень радует.

– Да, нам повезло!

– Сережа, я уже позвонил в архив Курска и заказал подготовить мне материалы из личного фонда Вильегорских и переписные книги. По переписным книгам можно проследить цепочку твоих предков, так как во время переписей в такие книги заносили всех членов семей помещиков и других сословий. Нам уже известно, что основатель твоего рода Бронислав Вильегорский прибыл в Россию в середине XYIII века. Помнишь, я тебе рассказывал о дневнике графини Александры Петровны Вильегорской, урожденной Урусовой? Напомню – это твоя прабабка, мать твоего деда. Начальная точка у нас есть. И кто знает, может быть удача окажется на нашей стороне. Пока мы с тобой не в курсе, какие документы сохранились в личном фонде Вильегорских. Возможно, и родовое древо есть, и герб рода. Буду работать и с метрическими книгами. В них указывались данные о рождении и крещении, о вступлении в брак и о смерти. Есть еще исповедные ведомости. В усадьбе церковь Троицкая была, развалины которой мы видели. Настоятели этой церкви вели данные книги. Они тоже все в целости и сохранности находятся. Сейчас главное – дореволюционный период проработать. А с документами периода советской власти все обстоит гораздо проще.

– Еще для реставрации нужна техническая документация по архитектурному облику усадьбы, – напомнил Вильегорский.

– Надеюсь, Сережа, что в усадебном архиве эти документы сохранились. Ведь собирались обычно разные документы: хозяйственные, юридические, служебные, личная документация, материалы по истории рода и поместья и многое другое. Все зависело от владельцев. Нам повезет, если дореволюционный облик усадьбы удастся по ним восстановить. Но в любом случае, нужен свой архитектор-реставратор, который четко представляет, что надо делать. Так что, я займусь конкретно историей твоего рода, а ты найди реставратора. Только на подготовку проекта реставрации уйдет несколько месяцев, если не год и больше. Как мне хочется, чтобы в архиве Вильегорских сохранились личные дневники и переписка. Хотя они относятся к субъективному фактору в генеалогических исследованиях, но, дорогой мой, это и есть настоящая живая история семьи. Не надо ничего выдумывать. Пока мы только располагаем дневником Александры Петровны, который случайным образом оказался в Питерском архиве, где я работаю.

– Хорошо. Решено. Ты остаешься в Курске, я возвращаюсь в Питер. Буду искать реставратора и денежными вопросами займусь. Наверно, придется взять дополнительно кредит в банке. Но восстановленная усадьба все окупит сторицей. Мой компаньон Вадим будет только за. Он сам втянул меня в это дело, за что я ему очень благодарен. Ну, все, Викентий, по койкам. Что-то я притомился за сегодняшний день. Очень насыщенный он был в плане эмоций.

– Спокойной ночи, Сережа.

Спал Сергей как убитый. Во сне он гарцевал на коне в серых яблоках, а впереди на белоснежном коне скакала наездница, лицо которой почему-то было скрыто темной вуалью. Сергей постоянно пытался догнать ее, но ему не удавалось. И только перед пробуждением он оказался почти рядом с ней, и она повернула к нему лицо. И тут ветер сорвал с ее головы шляпку с вуалью. Сергей увидел прекрасный лик незнакомки. Это была Вероника Аркадьевна, Ника, как он называл ее про себя. Только этот момент сновидения сохранила в дальнейшем его память. Процесс погони за незнакомкой забылся. Проснулся Вильегорский таким счастливым человеком, которым давно себя не ощущал. Ему немедленно захотелось увидеть свою избранницу. Но он представил себе, как будет нелепо выглядеть его появление в библиотеке. В маленьком провинциальном городке свои нравы. Зачем он туда пойдет, что спросит, сам не знал. Трезвый расчет остановил его вовремя. Что будут говорить о Нике? Слухи быстро разносятся в маленьких городках…

Быстро приняв контрастный душ и позавтракав в номере, Вильегорский был готов к отъезду в Курск, из которого предстояло отправиться в Санкт-Петербург. Билет Викентия секретарша Анечка уже вчера отменила после звонка генеалога. У гостиницы их ожидала присланная из мэрии машина.

Около шести утра в воскресенье Вильегорский уже заходил в свою квартиру. На кухонном столике стояла кастрюлька с любимыми ватрушками, укрытыми полотенцем. У Зои Тимофеевны сегодня был выходной. Но она вчера вечером приходила на квартиру, чтобы порадовать Сереженьку. «Дорогая моя, Зоенька Тимофеевна, надеюсь, что скоро и я вас порадую», – улыбнулся Сергей, посылая ей мысленно воздушный поцелуй. В холодильнике стояла кастрюля с борщом и контейнер с котлетками, которые он обожал. Зоя Тимофеевна готовила их на пару, а вместо хлеба добавляла немного манной крупы. Весь день он будет один в квартире, можно расслабиться и помечтать. «Хватит из себя изображать делового человека, есть же в жизни маленькие радости», – говорил ему внутренний голос. И Вильегорский, выпив чашку чая с молоком и ватрушкой, устроился удобно на диване и спокойно заснул. Почему-то в поезде всю ночь не спалось. «Может во сне увижу Нику», – мечтал он, засыпая.

В это время Викентий совершал пешеходную экскурсию по Курску, городу, в котором раньше ему не доводилось бывать. Оказывается, в Курске есть своя Красная площадь, основанная по приказу Екатерины Великой. Площадь не произвела на него особого впечатления в отличие от здания Дворянского собрания, расположенного неподалеку. В красно-белом нарядном здании в стиле эклектики были смешаны черты ренессанса и барокко. Особенно привлекал взгляд ажурный узор, выполненный при помощи фигурного кирпича и мелких деталей декора. Викентий с детства любил разглядывать старинные здания. Данный особняк был под стать многим петербургским.

На сегодня у него было запланировано и посещение главной достопримечательности города – мемориала «Курская дуга», протянувшегося на два километра. Дед Викентия принимал участие в Курской битве. Он был танкистом и участвовал в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. Деда уже нет в живых, но в семье Викентия хранят память о нем. И хранится коллекция игрушечных танков, которые он начал собирать благодаря деду.

К вечеру довольный и усталый Викентий вернулся в номер гостиницы. В Курске он рассчитывал пробыть три-четыре дня в зависимости от результатов поиска. Наметил для себя посетить еще картинную галерею художника Дейнеки и познакомиться с храмами и монастырями города. «Что успею, посмотрю обязательно. «Обязательно приеду сюда с женой и сыном после его операции. Витюшке надо показать места, где воевал дед», – размышлял он перед сном.

Глава 11

После гибели мужа графиня Александра Петровна замкнулась в себе. Никаких останков мужа не привезли. Некуда прийти на могилку и поплакаться. Да и какая могила может быть, если снарядом разорвало на части, разметало по полю боя. Шурочка лежала в спальне при закрытых шторах и не хотела никого видеть, кроме сына Сережи. Единственная радость у нее осталась. Но при взгляде на Сережу она начинала каждый раз заливаться слезами. Как он был похож на отца! Только ямочки на щеках во время улыбки и ещё что-то неуловимое в облике унаследовал он от Параши. Но этого достаточно было, чтобы Шурочка помнила о своем грехе и грехе мужа.

Болезнь Шурочки после смерти Софьюшки серьезно подорвала ее здоровье. Начались эндокринные изменения в организме, как сообщил ей семейный доктор, и выносить ребенка сама она уже не сможет. Прошло два года, как не стала дочери. Душевная боль потихоньку ослабевала. Но Бог деток не давал. Граф Владимир Сергеевич стал сам не свой. Они с Шурочкой мечтали о большой дружной семье, и чтобы обязательно был сын – продолжатель рода. Граф никогда не был ловеласом, не позволял себе посторонних связей на стороне. Искреннее чувство любви к жене не давало ему опуститься до разгула. Да и воспитан он был с детства ценителем семейных отношений. Вильегорские всегда отличались крепкими семейными узами. Но какой есть выход? Можно взять приемного ребенка знатного рода… «Но в нем не будет ни капельки моей крови,» – рассуждал Вильегорский. И тогда он решился на то, что задумал, так как узаконить внебрачного ребенка в то время по законам Российской империи было невозможно. Для этого необходимо было убедить сначала Шурочку, что все получится. Владимир понимал, насколько это деликатный вопрос, и как тяжело будет Шурочке решиться на такое. Александра Петровна теперь часто вспоминала этот разговор мужа с ней.

– Шурочка, дорогая. Прошу тебя очень серьезно отнестись к тому, что я сейчас скажу тебе. Мне самому очень тяжело было решиться сделать тебе это предложение.

– Володенька, о чем ты говоришь? Предложение руки и сердца ты мне уже давно сделал. Объясни, пожалуйста. Я не понимаю.

– Милая моя, ты знаешь, как я тебя люблю. Ты знаешь, что я тебе всегда верен. Но я не вижу другого выхода. Мы с тобой должны…

– Володя, ты что предлагаешь нам расстаться?

– Ну, что ты? Я никогда на это не решусь. Но нам с тобой нужен наследник. Иначе род Вильегорских исчезнет, я – его последний представитель как российской ветви, так и польской. Я тебе не говорил о том, что в Польше наш род пресекся еще в 30-е годы XIX века. Двоюродный брат моего деда принимал участие в 1830 году в польском восстании против власти Российской империи. Он погиб во время мятежа в Варшаве. Женат не был, наследников не оставил. В юности мне рассказал об этом мой дед.

– Володя, ты предлагаешь нам взять приемного ребенка?

– Если бы так, я бы сразу тебе сказал об этом. Это простое решение. Нет, Шурочка, я хочу… – Владимир от волнения не мог продолжать говорить.

– Я хочу, чтобы ты дала согласие на мою связь с какой-нибудь женщиной для зачатия нашего с тобой ребенка. Прости меня, милая. Наконец я решился сказать тебе об этом . Шурочка, как только станет известно, что эта женщина зачала, через некоторое время мы уедем с тобой за границу. А вернемся назад уже с нашим ребенком. Если у нас все получится, никто не узнает о нашей тайне.

Шурочка настолько побледнела, что казалось сейчас потеряет сознание. Владимир подошел и крепко обнял ее.

– Прости, прости меня, дорогая. Я не должен был тебе это предлагать. Давай просто возьмем на воспитание ребенка.

– Нет, нет, Володенька. Я понимаю. В нашем ребенке должна обязательно течь твоя кровь. Я все выдержу. Ты же знаешь, что я сильная, – оправившись от потрясения, взволнованно ответила Шурочка. – Но кто будет это женщина, ты уже выбрал? Она –дворянка?

– Нет, Шурочка. Дворянка на такое не пойдет. Я остановил свой выбор на Прасковье, горничной нашей Софьюшки. Мы с тобой ее хорошо знаем и любим. И Софьюшка ее любила. Но главное, что она молода и сможет зачать здорового ребенка. Только, ее надо уговорить. Я думаю, что у тебя это получится лучше, чем у меня. Конечно, мы вознаградим ее! У нее старики-родители болеют. А потом, глядишь, и замуж выдадим. Я заметил, что на нее давно заглядывается наш лесничий Федор.

– Конечно, Володенька, поговорить с ней должна только я. А вдруг родится девочка? И потом, как к ней будут все относиться, когда она родит без мужа? Ведь это же позор для женщины!

– Чему быть, того не миновать, милая. Будь, что будет. Может Бог смилостивится и пошлет нам мальчика. А насчет ее положения не беспокойся. Никаких разговоров не будет. Отправим ее на время в Петербург. Там одна повитуха есть, я узнавал. Живет с внучкой своей малой. Но ей нужна помощница. Вот и договоримся. Прасковья будет находиться под ее наблюдением. А мы связь с ней держать будем. В нужное время вернемся из-за границы, но в имение сразу не поедем. Ты остановишься в одном из монастырей Петербурга на несколько дней в качестве паломницы, а я неподалеку сниму номер в какой-нибудь гостинице. И будем ждать. Как только Прасковья разрешиться от бремени, я заберу ребенка, и мы вернемся домой.

Прошло уже шестнадцать лет с того времени. Сереженька заканчивал восьмой класс Первой Санкт-Петербургской мужской гимназии, точнее Петроградской первой мужской. Так она стала называться в связи с переименованием Санкт-Петербурга в Петроград в годы Первой мировой войны. С лета 1915 года часть здания гимназии была отдана под военный лазарет, и занятия велись в две смены. Старшие классы продолжали учиться в первую смену. Гимназисты часто видели выздоравливающих гуляющих раненых во дворе гимназии и вступали с ними в разговоры. И если раньше Сережа планировал продолжить в дальнейшем обучение на физико-математическом факультете Петроградского императорского университета, то теперь гибель отца и сложившаяся в стране обстановка изменили его планы. Он решил пойти по стопам погибшего отца. Тем более, у него было право на зачисление в военное училище без экзаменов, несмотря на окончание гражданской гимназии, а не военной.

Графиня Александра Петровна после гибели мужа окружила сына еще большей заботой и вниманием, так как очень боялась потерять его. А когда он был зачислен во Владимирское пехотное военное училище, ее тревога еще больше возросла, хотя она одобрила выбор сына. Шла война, политическая ситуация в стране стала напряженной. Активно действовали различные политические партии. И графиня переживала, что ее сын, патриотически настроенный юноша, попадет под влияние какой-нибудь организации. Каждый день она делала записи в своем дневнике, который начала вести еще с 1903 года. Все свои мысли и чаяния, она теперь записывала. На первой странице Александра Петровна сделала надпись: «Моему любимому сыну Сереженьке».

Жить в Петрограде стало трудно, но графиня не могла уехать в Вильегорское из-за сына. Спасали продовольственные запасы, которые управляющий имения постоянно присылал. Военные действия там не велись. Курск находился в тылу. Но экономическая ситуация тоже была сложной. В письмах из имения управляющий Федотыч писал о том, что в Курской губернии появились толпы беженцев. Спрашивал разрешение на приют в усадьбе двух дворянские семьи, оставшихся без крова. «Дорогой мой Игнатий Федотович, я во всем на тебя полностью полагаюсь. Мог даже не спрашивать меня об этом, – писала ему в ответном письме Александра Петровна. – Даю свое согласие и на всевозможные государственные реквизиты на фронтовые нужды. Хотя оно не требуется. Но пишу тебе, чтобы ты не переживал. Я имею пенсионное содержание за Владимира Сергеевича, а Сереженька получает материальное довольствие, как учащийся военного училища. Кроме того у нас есть, что можно продать или обменять в случае нужды. Сейчас в Петербурге – графиня не приняла название Петроград – больше процветают натуральные отношения. Горничную Катерину постоянно посылаю на толкучку для обмена вещей на продукты. Живем скудно, но пока не голодаем. Не переживай за нас, Игнатий Федотович. Передавай привет от меня Прасковье. Как там ваш сынок Никита?»

Последнее письмо, полученное из Вильегорского имения, было написано рукой Прасковьи. Она сообщала о том, что муж ее был убит какой-то шайкой грабителей, пришедших в имение. Федотыч отказался выдать им запасы продовольствия, за что и пострадал. «Смотреть за имением теперь некому, – писала Прасковья, – вся прислуга разбежалась, кто куда. Крестьяне из соседних деревень начали растаскивать имущество. И я решилась ехать в Курск к двоюродной сестре. Там у нее и наш Никитка сейчас находится. Он заканчивает Курское реальное училище. Простите меня, Александра Петровна. Низко Вам кланяюсь».

Глава 12

Работа с личным фондом Вильегорских так затянула Викентия Андреевича, что он не мог думать о чем-либо другом. Все дни пребывания в Курске, кроме первого, неугомонный генеалог проводил в архиве. Запланированнные посещения достопримечательностей города отошли на второй план. Документы смогли рассказать ему многое. Фактически удалось восстановить все родословное древо. Ресторатор Сергей Владимирович Вильегорский был действительно потомком графа Бронислава Вильегорского, осевшего в России в екатерининскую эпоху. Он представлял шестое поколение рода. От брака Бронислава с Софьей родилось четверо детей, два сына и две дочери. Но в 1830 году эпидемия холеры унесла в могилу всех детишек, кроме младшего сына Сергея. Причины смерти детей графа Викентий установил по записям в разделе «Об умерших» переписной книги за 1830 год. А в 1831 году от холеры умерла Софья, урожденная Семеринская, жена Бронислава.

Еще на третьем курсе института, находясь на студенческой практике в Петербургском архиве, Викентию довелось поработать с документами по истории холерных бунтов в России. Дополнительно он подробно проштудировал имеющуюся литературу по данной теме. Можно сказать, что о холере он знал все. Фактически весь девятнадцатый век в России прошел под знаком этой эпидемии. появившейся впервые в Индии. До этого в Азию, Россию и Европу данная зараза не проникала. Но девятнадцатый век все кардинально изменил. Тот, кто разбирается в истории, сразу поймет причины быстрого распространения холеры. Виной тому были тесные торговые связи, ведение войн на разных континентах и путешествия европейцев по своим азиатским и африканским колониям. Мир фактически сузился! Это нам сейчас все понятно. Но в то время врачи даже представления не имели о причинах быстрого распространения болезни. Только в конце девятнадцатого века Роберт Кох, тот самый, который открыл возбудителей сибирской язвы и туберкулеза, смог выделить бактерию – холерный вибрион. Он установил, что его распространение происходило через несвежую пищу и воду. «Да, болезнь эта всех тогда косила. Не важно твое происхождение. Вот и на Вильегорских она оставила свою отметину. Если бы только холера! Но много разных фактов повлияли на то, что род Вильегорских изначально находился в плачевном состоянии в вопросах потомства», – сделал умозаключение Викентий, вычерчивая схему родословного древа семьи ресторатора. И свидетельствовали об этом следующие факты.

Так, Сергей Брониславович, прапрадед ресторатора, имел пятерых детей, из них – одного сына. Две его дочки умерли в младенчестве, одна в монастырь ушла после гибели жениха на Кавказской войне. И только единственная дочь вышла замуж, и то неудачно. Брак был бездетным. Семейная история его прадеда вообще одна трагедия. Дочь Софья умерла, и только через три года родился его дед – Сергей Владимирович. Интересно, что имя Бронислав сыновьям больше не давали. Дед ресторатора, полный его тезка, женился поздно. И у него, как и у предков, тоже был единственный сын. «Ели Сергей не продолжит род, то на нем линия пресечется. А как все романтично начиналось, если вспомнить историю любви Бронислава и Софьи! Кино можно снимать», – подумал Викентий. О фильме он подумал не зря… В этом что-то есть. В личном фонде Вильегорских столько документов эпистолярного жанра хранилось, иными словами – писем. Викентий просто зачитывался ими, сидя по вечерам в номере гостиницы. В архиве читать было некогда, успеть бы сделать снимки наиболее важных документов из личного фонда Вильегорских. «Какой язык! Какое благородство отношений! А почерк многих адресатов просто на загляденье. Но, главное, чувственность в отношениях сразу можно определить. Не то, что сейчас. Привыкли друг друг открыточки разные, да смс посылать. Письма не пишем. Звоним друг другу редко. Как потомки будут судить о наших чувствах?» – разволновался он, решив немедленно позвонить жене.

– Дражайшая моя, Татьяна Николаевна, как я соскучился без вашей очаровательной улыбки и милого голоса сына Витюши.

– Комаров, ты никак в теме? – засмеялась жена, которая была прекрасно знакома с эпистолярным жанром. Все-таки учитель русского языка и литературы.

– Мы соскучились, достопочтенный муж мой Викентий Андреевич. Ждем, не дождемся Вас, – подыграла она ему.

– А серьезно, когда приедешь, Комаров? Говорил три-четыре дня, а уже неделя целая прошла. Витька каждый день спрашивает о тебе.

– Танюша, не сердись, пожалуйста. Через два дня буду. Ты же понимаешь, Вильегорский помог нам.

– Понимаю, Кеша, конечно. Только через три дня у Вити – операция, сам знаешь. Я очень тревожусь.

– Не волнуйся, дорогая моя. Крепко целую вас с Витькой. До скорой встречи.

После разговора с женой Викентий некоторое время пребывал в состоянии эйфории. С женой ему повезло. Такие браки, как у него, редко бывают счастливыми. Но у них с Татьяной был именно счастливый брак, несмотря на то, что знали они друг друга с детского сада. Мы познакомились, сидя «на горшках»,– шутили они, когда кто-то спрашивал о причине их счастья. А несчастье с сыном еще больше сблизило их. Викентий умел помнить добро. Ему очень хотелось отблагодарить Сергея Вильегорского за помощь в осуществлении операции сыну. И он все делал для этого.

Однако еще следовало установить подробности биографии деда Вильегорского. Из дневника графини Александры Петровны Викентий знал о том, что в 1916 году дед Сергея поступил во Владимирское пехотное училище, а в 1917 году уже имел чин прапорщика. «С этим периодом придется повозиться. Тут у нас пока белое пятно… Дед Вильегорского – аристократ. Как он оказался на службе в рядах Красной армии? Сергей об этом ничего не знает, так как дед внуку рассказывал только об участии в Великой Отечественной войне. Это уже в другие архивы надо обращаться, – решил он. – Заодно, буду искать материал о военной службе других предков Сергея. Все мужчины в роду Вильегорских, кроме отца Сергея и его самого – потомственные военнослужащие». Викентий понимал, что времени на поиски уйдет много. Отпуск он свой в этом году уже фактически отгулял. Съездить лично в военные архивы не получится. Они находятся в Москве: и РГВИА³, и РГВА⁴. Не говоря уже о ЦАМО⁵, который находится в городе Подольске Московской области. В Питере можно было обратиться только в региональный архив, где хранятся фонды военкоматов. «Нет, еще есть один архив, где можно уточнить сведения о ранении деда. Сергей говорил, что тот дважды лежал в госпитале. Сведения хранятся в архиве Военно-медицинского музея МО РФ. А он у нас в Лазаретном переулке находится, – вспомнил Сергей. – Но главное сейчас – выяснить, как дед Сергея оказался в Красной армии».

Через два дня Викентий Комаров вернулся в Питер. Основная работа по составлению родословной была сделана. Принадлежность Сергея Вильегорского к графскому роду была доказана. Все документы и фото из личного фонда Вильегорских в Курском архиве Викентий в электронном виде сбросил на почту Сергею. Но на этом работа генеалога не заканчивалась. Он договорился с Вильегорским, что будет продолжать работать по его родословной.

Глава 13

Найдя медальон с портретом мальчика и поняв, что это детский портрет ее деда Никиты Игнатьевича, Ника долго не могла прийти в себя. «Валерка нашел медальон в усадьбе Вильегорских. Значит, мой дед имеет отношение к этому роду? – спрашивала она сама себя. – Да нет, не может быть! Хотя мама рассказывала о том, что моя прабабка согрешила с графом. Выходит, что мой дед – сын графа и моей прабабки. Но у Сергея Вильегорского графская фамилия, а у моего деда нет… И у него такие же ямочки на щеках, как у моего деда. Выходит, прабабка не один раз согрешила? Странно, а вот у меня этих ямочек нет…» Вопрос за вопросом задавала она себе, пытаясь разобраться в хитросплетениях не только семейной тайны Вильегорских, но и своей. В итоге Ника пришла к заключению, что мама просто не все знала или забыла. «Никому говорить об этом пока не буду, – решила она. – Но своей родословной надо заняться. Дата и место рождения деда мне известны, в мамином блокноте записаны – отправная точка у меня есть. Жалко, что никаких документов деда не сохранилось!.. Но ничего, сделаю запрос в Курский архив. А там уже посмотрю, что делать дальше в зависимости от ответа». И Ника села за ноутбук, чтобы составить запрос.

Через три недели из архива пришло письмо. Ника с волнением открыла его. В ответе была дана исчерпывающая информация.

«На Ваш запрос от 25.04.2015 года о Смирнове Никите Игнатовиче сообщаем следующее:

Дата рождения: 14.06.1903 г.

Дата крещения: 16.06.1903 г.

Место рождения: г. Вильегорск Курской губернии

Мать: Никитина Прасковья Федоровна («села Гореловка крестьянка Прасковья Федорова Никитина»)

Отец: Смирнов Игнатий Федотович («имения Вильегорского управляющий Игнатий Федотов Смирнов»)

Источник: метрическая книга за 1903 г. Троицкой церкви усадьбы Вильегорское», стр. 94-95.

«Так вот в чем дело! Оказывается, прабабка Прасковья вышла замуж за управляющего имения! Выходит, мой дед не имеет прямого отношения к роду Вильегорских, – поняла она. – А Сергей Вильегорский, наверно, потомок ветви, идущей от незаконнорожденного сына графа от Прасковьи. Вот здесь и будет точка пересечения наших родов. Интересно, коли у сына Прасковьи, деда Сергея, фамилия графская, значит никто не знал, что он незаконнорожденный. Вот тебе и тайна графского рода!..»

Ника была права. Своим незаконнорожденным детям отцы обычно давали фамилии или усеченные от основной, или выдуманные. Она впервые заинтересовалась этим вопросом, когда в юности запоем читала книги о Екатерине Великой. Тогда-то и узнала, что Елизавета Григорьевна, предполагаемая внебрачная дочь Екатерины и графа Григория Потемкина, получила фамилию путем сокращения фамилии отца и стала Темкиной. А вот Алексей Бобринский, сын Екатерины от Григория Орлова получил фамилию географическую – по имению Бобрики, пожалованному ему при рождении. Не менее интересным оказался для нее факт того, что император Александр II, великий реформатор и освободитель крестьян, фактически имел две семьи. От его морганатического брака с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, родились четверо детей. Все они стали Юрьевскими в память о Юрии Долгоруком, далеком предке Екатерины Михайловны.

Размышляя о тайнах графского рода, Ника неожиданно вспомнила о том, как у них с Соней возникли разногласия по вопросу взаимоотношений императора с княжной. Ника считала поведение императора аморальным и долго возмущалась, прочитав о его связи с Екатериной Долгорукой. Но потом изменила свое мнение. Подружка Соня, та, которая увела у нее Валерку, смогла переубедить ее.

– Ника, как ты не понимаешь, между ними вспыхнула настоящая любовь. Он ведь и детей всех признал!

– Откуда ты знаешь, что настоящая? И вообще, Екатерина была воспитанницей Смольного института благородных девиц, патронессой которого была сама императрица. Как ты на это посмотришь? Александр был старше ее на двадцать девять лет!

– Ну и что! Для того времени это было в порядке вещей. Старики женились на молоденьких. История хранит много примеров. Яркий пример из литературы – это Анна Каренина Льва Толстого. И не только! Ты у нас книжница. Я думаю, – сказала в заключение Соня, – что их отношения являются исключением из общих правил. Долгорукая любила императора. Понимаешь, любила!

«Может, и Соня Валерку любила? Мы с ним с детства дружили, знали друг друга очень хорошо. А они только познакомились. Может, у нас с Валеркой не любовь была? А так, просто привыкли друг к другу…» – вспомнив разногласия с подругой, подумала Ника.

На работе стали замечать, что в последнее время Вероника Аркадьевна стала чересчур задумчивая. Обращаешься к ней, а она не сразу отвечает.

– Что-то ты, голубушка, последнее время сама не своя, – поинтересовалась как-то к концу рабочего дня Зинаида Петровна. – Ну-ка, давай выкладывай, что случилось.

– Да что Вы, Зиночка Петровна, – ответила не сразу Ника. – Все в порядке. Голова только последнее время побаливает.

– Ты с этим делом не запускай. Ну сколько можно, Вероника? Или ты ждешь, чтобы я отвела тебя ко врачу за ручку, как маленького ребенка?

– Хорошо, хорошо, – отговорилась Ника, – завтра же схожу в поликлинику. Попрошу, чтобы провели МРТ или дали направление на компьютерную томографию в Курской больнице.

На самом деле, голова после очередного приступа в начале апреля ее больше не беспокоила. Ника знала, что такие боли бывают всего два-три раза в год, а то и меньше. Но она дала себе слово, никому пока не говорить о семейной тайне. «Надо быстренько приходить в себя, иначе не отстанут, – решила она. – А в больницу завтра все-таки зайду, запишусь на прием к терапевту».

На следующий день появилось одно обстоятельство, которое заставило уже успокоившуюся Нику вновь оказаться «не в своей тарелке». По пути на работу, который пролегал мимо здания мэрии, Ника встретила секретаршу Петра. Повзрослевшие одноклассники продолжали называть его по школьной привычке Чугунком. Она себе, конечно, такого не позволяла.

– Ой, Вероника Аркадьевна, здравствуйте. Есть отличная новость. Завтра Вильегорский приезжает. Дело-то сдвинулось с мертвой точки. Он не один приедет, а с реставратором. И все благодаря Вам.

– Отлично, порадую сейчас наших, – ответила она.

А сердце так и екнуло. «Вот и пришла в себя…» – сказал ей внутренний голос. Ни в какую больницу после работы она уже не пошла, так как у входа в библиотеку ее ожидал Сергей Вильегорский. По предположению Ники он был ее троюродным братом. «Послушаю, что он скажет. Знает ли Сергей о нашем родстве?»– подумала она.

– Вероника Аркадьевна, здравствуйте! Я приехал на несколько дней по делам. Очень захотелось вас увидеть. Подумал, что вам будет интересно узнать о том, что мой генеалог накопал в Курском архиве. Представляете, как мне повезло! Викентию удалось восстановить всю цепочку моей родословной с конца XYIII века. Личный фонд Вильегорских, все метрические книги, исповедные ведомости, переписные книги и прочие документы сохранились, несмотря на то, что Курск в годы войны был оккупирован немцами. Если у вас есть время, я хотел бы подробнее рассказать об этом.

– Хорошо, Сергей Владимирович. Только где и когда? Я немного устала.

– Вероника Аркадьевна, не сочтите меня назойливым. Я предлагаю вам поужинать со мной в ресторане гостиницы, не более. Только я на минутку поднимусь в номер за ноутбуком. Все документы у меня – в электронном виде. Викентий прислал. С нами будет реставратор Михаил. Он подробно расскажет о своем проекте. Мы сегодня с ним уже побывали в усадьбе, точнее – на руинах усадьбы.

– Уговорили. Пойдемте, Сергей Владимирович, – согласилась Ника.

«Ничего не знает, а то бы сказал, – подумала она. – Вряд ли генеалогу удастся докопаться до тайны происхождения деда Сергея. Если только какое-то письмо матери деда или дневниковую запись удастся найти…»

Через три часа Ника вернулась домой. Сергей был интересным рассказчиком, в этом он был похож на нее. Пока они беседовали, Ника все время пыталась найти хоть какое-то внешнее сходство с Вильегорским. Но ничего не заметила. «А может быть мы и не родственники? Хотя, возможно, что у меня преобладают гены отца, поэтому мы так непохожи с Сергеем». Надо будет съездить в Москву на его могилу. На памятнике есть его фото. А я там так и не была. Забыла, о чем просила мама перед смертью» – думала она, засыпая. Ей трудно было признаться себе в том, что Вильегорский ей понравился. Трудно, потому что она давно для себя решила, что в ее жизни все уже когда-то случилось. И она просто не хотела что-либо менять.

Глава 14

Осенью 1917 года в Петрограде начались привычные дожди. С Финского залива и Невы постоянно дул ветер. Гуляющих на улицах не было. Те, кого служебные или домашние дела, заставали на улице в непогоду, зябко кутались, подняв воротники. Передвигались быстром шагом или пытались поймать извозчиков, которые, как ни странно, куда-то все делись. Состояние всеобщей тоски и неопределенности, какой-то тревоги можно было заметить на лицах у многих. Как разобраться в том, что происходит в стране? После отречения императора Николая от престола все пошло кувырком. Рухнул привычный уклад жизни.

Постоянная тревога царила и в доме на Фонтанке, где жила, а точнее выживала, Александра Петровна Вильегорская. Из прислуги с ней оставались только верная горничная Катерина и старый повар Кондратий. По вечерам графиня обычно сидела у окна и смотрела сквозь дождь и туман на тусклые уличные фонари, горевшие вполнакала. В городе давно были проблемы с электричеством. В квартиры оно подавалось с шести вечера до полуночи, и то с постоянными перебоями. Одна свечка стоила уже два рубля, а керосин достать было почти невозможно. Каждый вечер, смотря в окно, графиня ожидала сына. «Придет или не придет сегодня», – волновалась она. Телефона в доме не было. «А вдруг с ним что-то случилось?» – задавала графиня вопросы Катерине и Кондратию. Переживала она не напрасно. К политической вакханалии в Питере добавились еще банды грабителей, которые появлялись на улицах города с наступлением темноты и действовали в открытую. Никакой управы на них не было. Иногда, не выдержав напряженности от постоянного беспокойства, графиня умоляла старика Кондратия дойти до училища.

– Александра Петровна, миленькая, так добраться туда теперича невозможно. Поздно идти, мост через Неву уже разведен, – говорил каждый раз Кондратий.

– Ах, да, Кондратий. Что это я… Опять забыла.

– Вы уж не беспокойтесь, голубушка. Я завтра поутру обязательно схожу, – успокаивал ее старик.

И Кондратий, верный своему слову, на следующий день шел больше пяти километров до Большой Гребецкой улицы, где находилось училище, чтобы узнать о молодом графе Сергее Владимировиче. Денег на трамвай не было, поэтому приходилось добираться пешком. Но Кондратий относился к нему как к сыну, тревожился за него, а не просто выполнял приказ барыни. Так сложилась его жизнь. Собственной семьи Кондратий не имел. Графиня с сыном были для него как родные люди.

Сереженька был зачислен во Владимирское училище в 1916 году. Шла Первая мировая война. И срок учебы в училище постепенно был сокращен с двух лет до четырех месяцев. Дисциплина в училище была строгая. Первые три месяца домой юнкеров не отпускали, и Александра Петровна сама брала извозчика и ехала в училище, чтобы посмотреть на сына. К лету 1917 года юнкеру Вильегорскому был дан чин прапорщика. На фронт его не отправили по малолетству. Семнадцать лет только исполнилось. Сережа был оставлен в училище в распоряжении его начальника.

Из имения на содержание уже давно ничего не поступало. Семейные драгоценности, за исключением обручального кольца и медальонов в золотой оправе мужа и сына, были распроданы. По карточкам, введенным Временным правительством, должны были выдавать фунт хлеба на человека. По нашим меркам – это 400 граммов. Но хлеба на всех в городе катастрофически не хватало. Летом 1917 года были введены карточки и на другие продукты питания: крупы, сливочное масло, растительное масло, мясо и яйца. Горничная Катерина с утра уходила за продуктами, но многие карточки отоварить не получалось. Подвоз продовольствия в Питер был затруднен. Летом еще было не так голодно. Кондратий пристрастился ловить прямо с набережной Невы ряпушку. Да стали обменивать личные вещи семьи графа, да разные предметы интерьера на дары природы и хлеб на толкучке. Но к октябрю стало очень голодно. Норму выдаваемого хлеба сократили наполовину. Было большим счастьем, если удавалось случайно достать овса, из которого делали кисель. Радовались такому деликатесу как брюквина. Сережа, забегавший иногда домой, видел, что мать тает на глазах. Тогда он отдавал Катерине часть своего пайка и просил ее, чтобы она не говорила матери. Благодаря этому и держались. Двадцатого октября Александра Петровна записала в дневнике: «Я никогда раньше не испытывала такое чувство голода, как теперь. Это, пожалуй, самое неприятное чувство, которого я ОЧЕНЬ стыжусь. Мне СТЫДНО, что раньше я не понимала этого, так как жила обеспеченной жизнью. Господи, почему Ты не прекратишь мои страдания?..»

Во второй половине октября Сережа все реже бывал дома. И Александра Петровна вела беседы с сыном через дневниковые записи, надеясь, что когда-нибудь он прочитает их. «Мой дорогой, Сережа!– писала она. – Ты – единственный продолжатель рода Вильегорских. А время сейчас очень неспокойное. Я постоянно думаю о тебе и тревожусь, ведь мы с тобой так редко видимся. Сереженька, ты уже много знаешь о нашей родословной. Но я решила записать рассказы твоего отца о происхождении рода в дневнике, который начала вести с 1903 года. Хотя сохранились документы в нашем семейном архиве, но как знать… Идет война, и ситуация в стране очень напряженная. Свой дневник я отдам на хранение жене В.А., ты понимаешь о ком я говорю. Она моя хорошая знакомая, а ее муж, как тебе известно, занимает высокий пост. Она сама передаст тебе дневник, если со мной, что случится». Это была последняя запись в дневнике, датированная 23 октября 1917 года. Дневник сын никогда не прочитает. Последний раз он был дома 22 октября. А через день, около трех часов дня, в Питере были разведены мосты для усложнения коммуникаций. Большевики рвались к власти. Маховик событий увлек поручика Сергея Владимировича Вильегорского в пучину бедствий страны и круто изменил его биографию.

В двадцатых числах октября погода продолжала показывать питерцам свой нрав. То шел ледяной дождь, то начинал идти снег. Обычная погода, привычная для питерца. И город продолжал жить прежней жизнь. Невский проспект бурлил. Гуляли прохожие, работали рестораны и синематограф. В Мариинском театре давали оперу «Борис Годунов», а в Народном доме 25 октября в «Доне Карлосе» пел великий Федор Шаляпин. Все билеты были раскуплены. Лишь трамвайное движение было ограничено из-за разведения мостов. 26 октября питерцы проснулись уже при новой власти.

– Александра Петровна, власть сменилась, – взбудораженно кричала, а не говорила вернувшаяся с улицы Катерина, которая отправилась утром за добычей продуктов. – На столбах бумажки какие-то висят. Я читать-то не умею. Народу вокруг – уймища. Все вокруг говорят, что у власти теперича какие-то большаки. Господи, что же будет? Я сейчас шла мимо Дворцовой площади, а там пьяная драка. Жуть, как страшно было. Оказывается, не поделили бочки с вином из погреба Зимнего дворца, который разграбили. Меня чуть с ног не сбил какой-то громила в папахе, откинутой на затылок. Он с левольером бежал и стрелял. Упаси, Господи, – перекрестилась Катерина, дрожавшая от страха.

– Да что же за большаки, Катерина? Очевидно, большевики. Сережа говорил вроде о них. Ну, ничего. Подождем Сереженьку, он нам все расскажет.

– Александра Петровна, миленькая, – вступил в разговор Кондратий. – А мосты-то в городе все разведены! Трамваи не идут от училища. Как же он доберется теперича до нас?

– Ой, правда твоя, Кондратий. Что же я и Сереженьку теперь не увижу? – запричитала графиня. – Что делать, что делать?

Графиня не видела сына уже четвертый день. И где ей было знать, что ожидает его впереди. Вместе с юнкерами и офицерами Владимирского училища Сережа участвовал в мятеже против правительственных войск большевиков. 29 октября они разоружили караул, который охранял училище, и арестовали комиссаров Военно-революционного комитета. Тогда большевики подвезли трехдюймовки из Петропавловки и открыли огонь прямой наводкой по зданию. Целые сутки юнкера и офицеры оказывали ожесточенное сопротивление. Выломав вход, красногвардейцы ворвались в училище и учинили настоящий погром. На глазах Сергея погибали его товарищи, совсем еще мальчишки, вчерашние гимназисты. 71 был убит, 130 ранены. Многие были заколоты штыками – заколоты безоружные, так как бой был рукопашный. Руководитель их выступления полковник Н.Н. Головин был убит. Сергею с несколькими друзьями удалось уйти по крышам. И это было настоящим чудом. Потом им станет известно, что их арестованных товарищей связали между собой, погрузили на баржи и вывезли в Финский залив, куда и сбросили. Укрывшись первоначально в Дерябинских казармах, Сергей и два его товарища стали пробираться на юг страны. А его мать, графиня Александра Петровна, была заколота штыком матросом. Вместе с двумя красногвардейцами он ворвался в дом Вильегорских, требуя от графини выдать сына, участника юнкерского мятежа. Об этом прапорщик Сергей Владимирович Вильегорский, принявший впоследствии советскую власть, никогда уже не узнает.

Глава 15

Дела по восстановлению усадьбы в городе продвигались быстрыми темпами. Сергей зачастил в свое родовое гнездо. И встреч с ним Нике избежать было просто невозможно. Сергей Владимирович любезно приглашал Веронику Аркадьевну на очередную встречу, и она просто не могла выдумать причину для отказа! Каждый раз они обедали или ужинали в полюбившемся им ресторане, и Сергей с упоением рассказывал Нике о новых подробностях и семейных тайнах рода Вильегорских. И даже зачитывал ей целые отрывки из личной переписки своих предков.

– Вот согласитесь, Вероника Аркадьевна! Общение людей в наше время во многом проигрывает общению в предыдущие эпохи. Я открою вам один секрет. После того, как я узнал, что в моих жилах течет голубая кровь, что-то во мне изменилось. И возникло такое чувство, нет-нет, только не подумайте о чувстве превосходства! Ни в коем случае! Мне сразу показалось, что все встало на свои места. Будто бы вся моя прошедшая жизнь была в состоянии временного забвения. А теперь это забвение исчезло. Наверно, во мне заговорила память рода… Как вы думаете? Такое возможно? У меня даже изменился выбор книг для чтения. Я предпочитаю сейчас мемуарную литературу. Хочется восполнить этот период забвения истинной историей. И я чувствую, что только мемуары мне в этом помогут.

«Какой же он искренний, что-то есть в нем от ребенка. А в первую встречу он показался мне слишком рационально мыслящим человеком», – подумала Ника, слушая Сергея.

– Сергей Владимирович, как вы говорите, так и есть на самом деле. Это ваше новое мироощущение основано на памяти рода. Я читала о родовой трансформации. Знаете, что это такое? Она происходит в эмоционально-чувственной сфере и требует особого душевного состояния. Ведь вы же испытали шок, когда узнали о своем происхождении?

– О, ещё и какой! Все перевернулось в моей голове, как «все смешалось в доме Облонских». Возникла какая-то неразбериха, так как я просто не мог увязать свою жизнь с новой информацией. Но потом пришло осознание.

– Я это как раз имею в виду. Вы приняли эту новость, и дальше произошла коррекция вашего мировоззрения, то есть изменение отношения к происходящему и изменение образа жизни. Сами говорите, что даже книги другие читать захотелось. И я думаю, что это не один ваш секрет, Сергей Владимирович. Сознайтесь! Иными словами, вы прошли через родовую трансформацию.

– Как интересно вас слушать, Вероника Аркадьевна!

– Мне статья о родовой трансформации попалась случайно, – ответила Ника. Но здесь она слукавила. После обнаружения внешнего сходства детского портрета деда Никиты и Сергея Вильегорского, как мы знаем, она пришла сначала к выводу, что ее дед – незаконнорожденный сын графа. «Значит и во мне течет графская кровь», – думала она тогда. С целью пробуждения родовой памяти Ника стала искать интересующие ее статьи. Только получив ответ из архива на запрос о деде, она поняла свою ошибку. Незаконнорожденным сыном графа и ее прабабки Прасковьи был дед Сергея Вильегорского. Хотя в Нике графского происхождения не было ни капельки, однако родство с Сергеем Вильегорским точно было через прабабку Прасковью. Можно сказать, седьмая вода на киселе. Но даже это отдаленное родство беспокоило Нику, так как она не знала, что ей делать со своими чувствами. Хорошо, что Сергей о родстве ничего не знал.

Нике очень хотелось иметь доказательство своих преположений. Пока у нее были только домыслы. «Ясно, что документы о рождении деда Сергея должны быть липовыми. Сергей говорил, что у него есть фото выписки из метрической книги русской церкви Святых Николая и Александры в Ницце. То есть, дед Сергея родился во Франции. Вот и зацепка! – ликовала Ника. – Ни в какой Ницце он родиться не мог. Но документ липовый сделали, были бы деньги. И как священнослужитель мог пойти на такой подлог?» Вероника Аркадьевна была наделена способностью логического мышления. Ее косвенная догадка была верна. Но ясно, что никаких документов о рождении деда Сергея в России быть просто не могло. Повитухи и знахарки никаких документов не выдавали. И она это отлично понимала. Оставалось только надеяться на чудо. И Ника продолжала делать запросы в Курский архив, прослеживая документально жизнь деда Никиты. Прошло полгода, но сдвинуться в этом вопросе ей так и не удалось.

За это же время в деле реставрации и реконструкции усадьбы Вильегорских произошли большие подвижки. Вся городская пресса ежедневно писала об этом. Вся документация была подготовлена, и на территории бывшей усадьбы были проведены необходимые аварийные работы. Были установлены временные складские помещения, и начался завоз материалов. Главное, шел отбор рабочих для проведения работ по реконструкции. Что касается реставраторов, которым предстояло восстановить сохранившуюся часть усадебного комплекса, то они были приглашены из Москвы. Активные работы предполагалось начать следующей весной. В городе было большое оживление по этому поводу. А имя Вероники Аркадьевны было у всех на устах. Тем более, что ее часто видели с владельцем усадьбы. Но отзывались все по-доброму. Однако, Нику очень беспокоили эти нескончаемые разговоры. Она не привыкла, чтобы ее персона находилась в центре внимания.

Во время очередного приезда Сергея в город, он как всегда позвонил, но Вероника Аркадьевна отказалась с ним встретиться. Вильегорский не мог понять причину ее отказа. Да и как понять, если никакого объяснения с ее стороны не было. На следующий день после отказа Ники Вильегорский пришел лично в библиотеку. Увидев его, Вероника Аркадьевна быстро скрылась за стеллажами. А Сергей, не обращая на то внимания, поздоровавшись с Валечкой и бабой Лизой, спокойно прошел в кабинет к Зинаиде Петровне. Через полчаса он ушел, вежливо попрощавшись со всеми. Остаток дня Ника провела как на иголках. Зиночка Петровна держала оборону и ничего никому не говорила о причине визита Вильегорского. Но не выдержав, к концу рабочего дня все-таки проговорилась, так как Валечка и баба Лиза постоянно осаждали ее вопросами.

– Ладно, скажу. Не могу больше молчать. Заказчик просил выдержать паузу, – заявила она.

– Паузу, но не полдня, – съязвила Валечка.

– Я думала, Никуся, ты меня осаждать будешь вопросами. А ты – кремень. Молодец! Вильегорский просил нас подготовить и провести через неделю для населения города концференцию по усадьбе. Сегодня он уезжает, поэтому только через неделю. Конференция будет в большом зале мэрии, он уже договорился. Выступят мэр, сам Вильегорский и реставратор. Информация по истории усадьбы – на нас. Я думаю, Вероника Аркадьевна, ты понимаешь, что ответственность ложится на твои плечи.

– Я поняла, Зиночка Петровна, – смущенно ответила Ника, мысленно коря себя за поведение.

«Может быть это и к лучшему. Что я как ребенок себя веду. Надо будет объясниться с Сергеем – сказать ему о нашем родстве, чтобы не давать надежду. Себя мучаю и его. Начнется тогда новый виток наших отношений, но теперь уже родственных», – решила она. Но их отношения так и не перешли в эту стадию.

Глава 16

Пробираясь на юг страны уцелевшие в ходе юнкерского мятежа владимирцы, Сергей Вильегорский и два его товарища, к середине декабря 1917 года оказались в Курской губернии. Вчерашние гимназисты были в состоянии полной растерянности. Патриотически настроенные юнкера рвались защищать страну от немцев в составе действующей армии. Но прежней царской армии со строгой дисциплиной уже не существовало. Этому способствовала политика Временного правительства после событий Февраля 1917 года. А в октябре появился новый внутренний враг – большевики. Возглавляемые полковником Головиным юнкера не приняли новую власть Советов, но в борьбе с ней потерпели поражение. Сергей и его товарищи не могли вернуться домой, так как понимали, что пощады для них не будет. В Дерябинских казармах для нижних чинов флота, где им удалось укрыться, они провели всего одну неспокойную ночь, покинув их на рассвете. С одним знакомым Сергею удалось отправить записку домой. Отдавая ее, он просил незаметно передать записку через горничную, которая каждый день выходила из дома. И вот теперь Сергей недалеко от Вильегорского. Он знал, что в усадьбе после гибели управляющего никто не жил. Туда друзья направились под прикрытием ночи, чтобы отсидеться, а заодно осмотреться, делая незаметно выходы в город.

Слезы навернулись на глаза молодого графа, когда он увидел следы всеобщего разорения в родовом доме. Стекла были разбиты, мебель почти отсутствовала или была разломана, по особняку гулял холодный ветер. Найдя приют в небольшом доме управляющего, где еще сохранились стекла в окнах и печь не была разломана, беглецы заснули мертвецким сном даже не позаботившись о дозоре. Утром, голодные и продрогшие, они смогли развести огонь в печи и нагреть воды из снега. Подойдя к окну, Сергей увидел, что из трубы дома настоятеля вился сизый дымок.

– Ребята, мы спасены. Отец Арсений здесь. Я совсем забыл о храме, – сиплым от простуды голосом прошептал Вильегорский.

– Не спеши, а вдруг там нет батюшки, а какие-нибудь грабители находятся, – взволнованно заметил Петр Шишкин, один из товарищей Сергея.

– Правильно. Сережа, не надо торопиться, – поддержал Петра второй товарищ. Это был Алексей Скородумов.

– Ребята, вряд ли. Это в усадьбе никого нет, а в деревнях рядом люди-то живут. Наша усадебная церковь – приходская для всей округи.

Пока они решали, что делать, из дома настоятеля вышла какая-то женщина с коромыслом на плече.

– Да это же матушка Серафима! – узнал ее Сергей.

И друзья, утопая в глубоком снегу, стали торить дорожку к дому настоятеля. Матушка Серафима, возвращаясь с полными ведрами, встала на месте, как вкопанная.

– Матушка Серафима, матушка Серафима, – закричал Сергей. – Не бойтесь. Это я, Сергей Вильегорский.

На его крик из дома выбежал юноша, лет четырнадцати, и маленькая девочка.

– Батюшки, молодой граф. Сереженька, милый, как ты здесь оказался? А, маменька, графиня Александра Петровна, где же? – всплеснув руками, запричитала попадья. – В дом скорее проходите. Господи, да как же вы отощали.

– Матушка, это мои друзья Петр Шишкин и Алексей Скородумов. Мы вместе учились в военном училище, – обессиленным голосом ответил Сергей и потерял сознание.

Когда через полчаса он пришел в себя, то увидел сидящих за столом своих товарищей и отца Арсения.

– Отец Арсений, здравствуйте!

– Здравствуй, крестник мой, здравствуй, Сереженька! Вот и очнулся, голубчик. А уж как напугал нас всех. Я службу закончил только, смотрю несется сын мой Кирилл Арсеньевич, сломя голову и так тараторит, что я ничего поначалу понять не мог.

– Извините, батюшка, это все эмоции, стресс сильный.

– Да не только эмоции, сын мой. Настоящий голодный обморок. Встать-то можешь? Давай за стол. Но много, ребятки, есть сразу вам нельзя. Понемножку, чада мои, – говорил скороговоркой басистым голосом отец Арсений. – Да и расскажите, как вы здесь оказались.

Во время рассказа молодого графа и его друзей отец Арсений постоянно хмурил брови и мрачнел. В комнате стояла полная тишина, когда Сергей рассказывал о том, какую зверскую расправу учинили большевики над безоружными юнкерами.

– У нас здесь тоже очень неспокойно. Многие мужики-солдаты с фронта вернулись покалеченные и обозленные на старую власть. В деревнях крестьяне бунтуют, власть Советов устанавливают. Армии фактически нет. Хорошо, что немец сюда еще не дошел. А большевики с левыми эсерами власть у нас делят. Левые эсеры тут посильнее сначала были. Что в Питере произошло – знаем из газет, да понаслышке. А теперь вот от вас услышал. Беда нависла над страной! Спасать надо матушку Россию!

– Отец Арсений, мы прятаться не думаем. На юг пробираемся. Но обессилели. Немного придем в себя и пойдем дальше своей дорогой.

– Правильно решили, чадо мои. Пусть Господь вас хранит! – сказал отец Арсений, взяв в руки икону Спаса Вседержителя. – Благославляю вас на борьбу праведную!

Через пять дней Сергей с товарищами продолжили путь на юг. Они решили продвигаться к генералам Алексееву и Корнилову. Еще при Временном правительстве генерал Алексеев начал вести подготовительную работу по созданию «алексеевской организации» с целью борьбы с анархией и немецко-большевистским нашествием. Юнкера узнали об этом от своего руководителя, полковника Н.Н. Головина. Через восемь дней после прихода большевиков к власти генерал Михаил Васильевич Алексеев выпустил воззвание к офицерам, в котором призвал их «спасти Родину». Это информация дошла до ребят, когда они уже были в бегах.

Добравшись к концу декабря до Новочеркасска, столицы Всевеликого войска Донского, Сергей с товарищами встретили здесь своих единомышленников. Это были офицеры, юнкера из разгромленных большевиками училищ, студенты. Никакого денежного содержания не было. Сергей вместе с другими добровольцами был одержим идеей спасения Родины. Атаман донских казаков Каледин очень холодно принял добровольцев. Фактически донское казачество было само по себе, хотя противник у них с Добровольческой армией был один. А власть Советов наступала быстрыми темпами. На Дону былооставаться опасно. Алексеев принял решение перебраться на Кубань, надеясь на поддержку кубанского казачества. Участвуя в Ледяном походе, Первом Кубанском, который закончился неудачно для добровольцев, Сергей Вильегорский получил первое боевое ранение и свою первую награду – Знак отличия Первого Кубанского похода – серебряный терновый венок, пересеченный мечом. Его товарищ Петр Шишкин погиб в бою за Екатеринодар. Второй Кубанский поход добровольцев оказался успешным. Екатеринодар был взят. Но Сергей потерял своего второго товарища, Алексея Скородумова. А 8 октября 1918 года в Екатеринодаре скончался от воспаления легких генерал Алексеев. Сергей стоял в почетном карауле у гроба генерала во время двухдневного многотысячного прощания. Похоронен генерал был в усыпальнице Екатерининского собора.

После смерти генерала в Добровольческой армии стали происходить изменения. На смену армии добровольцев, готовых к самопожертвованию, пришла массовая армия на основе добровольно-принудительного принципа. Прапорщик Вильегорский, верный своим идеям, вступал в споры с офицерами, поведение которых было аморальным. Армия стала разлагаться. Процессы гниения делали свое черное дело, и добровольцу Сергею Вильегорскому было очень горько и обидно.

Глава 17

После проведения конференции по реставрации и реконструкции Вильегорской усадьбы, Вероника Аркадьевна сама подошла к Сергею.

– Простите, Сергей Владимирович, – сказала она холодно. – Мне кажется, что нам надо поговорить.

– Вероника Аркадьевна, дорогая вы моя, объясните, что случилось.

– Я как раз намеревалась это сделать. Только давайте не здесь. Вокруг столько людей. Предлагаю встретиться через час в парке на набережной у беседки-ротонды. По телевидению будет продолжение сериала, который смотрит почти весь город, улицы опустеют. Мне много надо вам рассказать.

Через час Сергей поджидал Веронику Аркадьевну в условленном месте. Она выглядела очень взволнованно. Вильегорский не мог даже предположить того, о чем она собиралась ему рассказать.

– Сергей Владимирович, я прошу вас не перебивать меня. История, которую я хочу вам поведать, касается нас обоих.

И Вероника Аркадьевна в подробностях рассказала о тайне появления на свет его деда Сергея.

– Теперь вы понимаете, почему я изменила к вам отношение. Мы с вами – родственники через мою прабабку Прасковью. Пусть дальние, но все-таки родственники. Доказать это невозможно, только предположить. Мой дед Никита и ваш дед Сергей очень похожи друг на друга, почему-то верх взяли женские гены Прасковьи. Вот и у вас такие же ямочки на щеках, как у нее. Прасковья, моя прабабка – это наша точка пересечения. И между нами не может быть ничего. Теперь мне скрывать нечего, Сергей. Я давно уже махнула рукой на свою жизнь. Не сложилась она у меня. И до знакомства с вами я была спокойна. Но так получилось, что наша встреча перевернула поначалу всю мою жизнь. И так было, пока я не докопалась до этой истории, чему сама не рада.

– Вероника Аркадьевна, – взволнованно ответил Вильегорский. А ведь со мной произошло то же самое. Что же нам делать, Ника? А у вас не возникал вопрос, почему между нами нет никакого внешнего сходства.

– Честно говоря, возникал. Я даже наблюдала за вами, все старалась обнаружить черты нашего внешнего сходства с того момента, как пришла к выводу, что мы с вами родственники.

– Ника, я предлагаю поступить очень просто. Надо провести генетическую экспертизу, – заключил Сергей. – И еще я очень хочу посмотреть на детское фото твоего деда в медальоне, – сказал он, перейдя в разговоре на «ты». – О деньгах не беспокойся. Экспертиза, естественно, будет за мой счет.

– Хорошо, Сергей. Вот теперь я могу смело пригласить тебя к себе домой на чашку чая. Приходи завтра, я пирог с капустой испеку.

Но никакая экспертиза не понадобилась. В дело вмешался счастливый случай, который произошел буквально через час после разговора Ники с Сергеем. Она вернулась домой в хорошем настроении. Как камень с души упал. Такой груз носила в себе! «Надо было раньше все рассказать. Какая же я дуреха!» – иронизировала Ника над собой. Вернувшись, она решила заняться шкатулкой, обнаруженной на днях на чердаке. Никогда Ника ее не видела, мама не показывала эту шкатулку. Да и нашла она ее случайно в том углу, где в коробках лежала старая битая посуда и другие вещи. Шкатулка была завернута в несколько слоев газет и находилась на дне одной из коробок. Решив навести порядок на чердаке, Ника решила избавиться от ненужного хлама. Тогда и наткнулась на сверток из газет, в котором оказалась старинная резная деревянная шкатулка. Но открыть ее она не смогла. Замочек, очевидно, делал искусный мастер. Сегодня тоже ничего не получалось, и Ника позвала на помощь сына соседки, Вовку. Ему хотя всего четырнадцать лет, но зато у парня – золотые руки.

– Готово, Вероника Аркадьевна! А ларчик просто открывался – замочек с секретом. Я такие уже открывал.

– Вовка, какой же ты умелец. Держи за труд банку клубничного варенья. Твое любимое. Знаю, что у вас клубничное закончилось. Ну, беги.

– Ой, спасибо! Если что надо, то зовите меня.

Выпроводив Вовку, Ника стала бережно извлекать содержимое шкатулки. Чего здесь только не было! Какие-то квитанции, расписки, чеки, открытки и письма. Среди них – фронтовые письма от деда Никиты. «Вот те раз! А мама говорила, что не осталось никаких документов от деда. А письма? Как же она о них забыла? Это болезнь ее виновата. А это что?» – заинтересовалась она, взяв в руки листок с гербовой печатью, на котором с трудом можно было прочитать текст. Ника вспомнила, что у нее есть лупа и суматошно стала искать ее в письменном столе. На это ушло минут пять. «Никогда сразу не найду, что надо. Куда же я ее положила?» – причитала она, вытряхивая содержимое полок. Наконец лупа найдена. Не прошло и двух минут, как Ника поняла, что перед ней лежит свидетельство об удочерении ее матери в возрасте одного года Смирновым Никитой Игнатовичем и его женой Раисой Терентьевной. «Как это может быть? Мама – приемная дочь! Только час назад я сказала Сергею о том, что мы с ним – родственники! А все совсем наоборот! Вот же оно! – доказательство, опровержение моего предположения. Не нужна никакая экспертиза. А мама, выходит, сама не знала… Скрывали от нее. На чердак своими больными ногами она ведь не поднималась после смерти бабушки Раисы. А шкатулка-то бабушкина! А я тоже хороша. Столько лет живу в доме, давно можно было все раньше обнаружить! – истерично хохотала Ника. – Надо сейчас же позвонить Сергею. Пусть мчится ко мне в гости. Нет, нет! Так нельзя. Еще что подумает. Господи, как же мне держать эту новость в себе до завтра?».

Но Вероника Аркадьевна сумела взять себя в руки. А душа ее пела и летала, хотя на лице теперь все время была какая-то глупая улыбка. На следующий день, все в библиотеке ахнули, когда она впервые проспала и опоздала на работу.

– Никуся, – что случилось-то? Ты сияешь как медный грош! – улыбнулась Зиночка Петровна, увидев Нику.

– Вероника Аркадьевна, вы откуда такие шмотки взяли? – обойдя ее вокруг, с завистью спросила Валечка.

А баба Лиза обняла ее и стала уговаривать съесть пирожок с ревенем.

– Наверно, не позавтракамши, коль проспала. Да и ладно, надо же когда-нибудь нарушительницей стать.

А Вероника Аркадьевна, стоя на пороге библиотеки, действительно сияла как медный грош и выглядела на все сто. «Мне бы только поскорее дождаться конца рабочего дня и увидеть Сергея», – единственная мысль, которая ее беспокоила. В этом нет ничего удивительного. С каждым такое происходит, когда он чувствует себя на седьмом небе от счастья.

Глава 18

Вернувшись из Курска, Викентий Андреевич Комаров, продолжил работу над родословной Вильегорских. Он отправил запросы в различные военные архивы с целью ликвидации белых пятен в биографии деда Сергея. На запрос о его наградах пришел ответ, из которого стала ясно, что прапорщик Сергей Вильегорский был участником белого движения в гражданской войне. «Кажется я приближаюсь к разгадке. Дед Сергея участвовал в мятеже юнкеров Владимирского училища, затем стал участником Добровольческой армии. За участие в Ледяном походе получил Знак отличия. Осталось только установить момент, как он перешел в Красную армию», – размышлял Викентий.

О том, что прапорщик Вильегорский уцелел от расправы большевиков за участие в мятеже юнкеров, Викентий имел достоверное доказательство, обнаруженное на территории усадьбы. Во время расчистки подвала дома управляющего в кладке стены был обнаружен тайник, где лежал его дневник. Он состоял всего из нескольких страниц, написанных торопливым почерком. Как он туда попал? Об этом можно узнать из записей.

«Дорогая маменька! Может быть, Вы когда-нибудь прочтете эти строки. Я так горюю, что не смог с Вами попрощаться перед своим бегством из Петрограда после неудавшегося выступления юнкеров и офицеров нашего училища против большевиков. Меня, наверно, разыскивали, и приходили к нам домой!? Оттого, я очень беспокоюсь за Вас. Сложившиеся обстоятельства сделали нашу встречу невозможной, но я верю в то, что мы с Вами увидимся.

Маменька! Я решил стать добровольцем, и вместе с товарищами пробираюсь на юг, чтобы участвовать в деле «спасения Родины». Не волнуйтесь за меня. Я сильный и все выдержу.

Судьба привела меня с товарищами в наше имение. Отец Арсений помог нам, и мы ему очень благодарны. Завтра в ночь, из Курска на поезде, мы отправимся дальше в путь. Очень надеюсь на Ваше возвращение в Вильегорское, так как в Петрограде голодно и неспокойно. Я передаю эту мысль Вам на расстоянии, уповаю на Бога, чтобы он дал Вам услышать ее. О моем письме Вам скажет отец Арсений. Мы условились с ним об этом.

Маменька, дорогая моя! Крепко целую Вас. Передайте мой сердечный поклон Катерине и старику Кондратию. Храни Вас Господь! Берегите себя! Ваш сын Сережа».

Во время чтения письма слезы навернулись на глаза Викентия. Судьба прапорщика Вильегорского уже давно стала ему небезразличной. То, что письмо не попало к адресату, свидетельствовало о трагедии в семье Вильегорских. На тот момент, когда сын писал письмо матери, ее уже не было в живых. В дальнейшем Викентию удастся установить этот факт, когда он поднимет в архиве дело о мятеже юнкеров Владимирского пехотного училища. А пока Викентий погрузился в изучение вопроса о военных специалистах, военспецах⁶, в Красной Армии. Ясно, что прапорщик Вильегорский не относился к тем, кто добровольно стал сотрудничать с Советской властью с момента ее установления. Быть мобилизованным в Красную Армию он тоже не мог. Мобилизации подлежали бывшие генералы и офицеры, находящиеся на освобожденной территории от белогвардейцев и не участвующие в борьбе против Советской власти. «Остается один путь: взят в плен и затем привлечен к службе в рядах Красной Армии или перешел добровольно на сторону Советов в ходе гражданской войны – это третий источник пополнения численности военспецов в Красной Армии, – рассуждал архивист. – Но установить данный факт очень трудно. Не все военспецы писали воспоминания по этому периоду своей жизни. А дед Сергея писал только об участии в Великой Отечественной войне. Вот если бы его письма какие-то остались с упоминанием данного факта. Но, вряд ли…» – задумался Викентий.

О дневнике деда, найденном в усадьбе во время проведения работ по расчистке усадьбы, Сергей Вильегорский уже знал. Придя в гости к Нике, он рассказал ей о находке. В предыдущую встречу, потрясенный ее сообщением о родстве, Сергей понял, что эта информация пока совсем не к месту. Целую ночь он не мог заснуть и пытался переосмыслить заново свою жизнь и выкинуть из головы то, что нафантазировал. Теперь отношения с Никой у них должны быть чисто родственными. Но Сергей все-таки питал надежду на благополучный исход генетической экспертизы, которую предстояло провести. И каково же было его удивление, когда Ника, открыв дверь своего дома бросилась к нему с объятиями.

– Сережа, здравствуй. Пойдем я тебе кое-что покажу. Посмотри на этот документ! – говорила она таинственным голосом, сияя от счастья.

– Трудно что-либо разобрать. Вижу, что это какое-то свидетельство.

– А вот я разобрала! Это очень важный для нас документ, – сказала Ника, протянув Сергею листок, написанный ее разборчивым почерком.

– Ника, неужели! Да где ты его нашла? – обнимая и целуя ее, задыхаясь от нахлынувшего счастья, сбивчиво говорил Сергей, прочитав написанное. И Ника показала ему шкатулку, найденную на чердаке, из которой она вчера извлекла документ.

– В ней я обнаружила еще военные письма от деда Никиты, сводного брата твоего деда. Их ровно десять штук. Но я их пока не читала.

– Так давай почитаем вместе.

Остаток вечера они пили чай с потрясающим пирогом с капустой и читали письма. В одном из них они нашли упоминание о полковнике Сергее Вильегорском.

« Дорогие мои родные. Пишу вам с фронта в момент затишья. Крепко целую вас всех: тебя, Раечка, дочурку Танюшеньку и матушку свою Прасковью. Нахожусь недалеко от вас, но где – не могу написать. Но могу сообщить тебе, Раечка, одну новость. Мой командир – полковник Сергей Вильегорский. Все надо мной шутят, что мы с ним как братья-близнецы. Так похожи! Но я совсем не удивляюсь этому. Мне известно, что он – мой сводный брат по матери, а отцы у нас разные. Когда я учился в ремесленном училище в Курске, матушка внезапно заболела. Она думала, что умрет, тогда и открыла мне тайну. Сказала, что я не один на свете остаюсь. А есть у меня сводный брат Сергей. Подробности тебе расскажет моя матушка. Помнишь ли, мама, ты об этом разговоре? Слава богу, что ты оправилась тогда от болезни. Низко кланяюсь вам, дорогие мои. Берегите себя. Скоро разобьем проклятых фашистов. Ваш отец, муж и сын Никита Игнатович».

Прочитав письма Сергей и Ника долго еще вглядывались в эти драгоценные строки.

– Все тайное находится рядом с нами. Нужно только захотеть его обнаружить, – со вздохом сказала Ника. – Столько лет стояла шкатулка с документами на чердаке, а я даже не поднималась туда.

– Если ты сам хочешь изменить свою жизнь, то сделай для этого что-то. Знаешь, Ника! Я задумался о том, что мы с тобой неслучайно встретились.

– Вспоминаю, как я, заляпанная грязью, столкнулась с тобой у входа в мэрию, – засмеялась она.

– Плохое начало – хороший конец! Ника, я так долго искал тебя, свою вторую половинку, – взяв ее за руки, произнес Сергей. – Я очень люблю тебя.

Эпилог

На высоком берегу реки Семеринки в Вильегорске стоит усадьба с одноименным названием. После реставрации она обрела новую жизнь. В правом крыле усадьбы расположился музей «Усадебного быта и культуры России», директором которого стала Вильегорская Вероника Аркадьевна. Левое крыло усадебного дома занимают различные творческие студии. Семья Вильегорских поселилась в специально построенном доме в глубине усадебной территории. Дом выдержан в соответствующем стиле, чтобы не нарушать единства архитектурного пространства. На зеленой лужайке перед домом малыш, приблизительно пятилетного возраста, пытался заставить кота прыгать через палку.

– Володенька, заканчивай дрессировать Барсика. Коты плохо поддаются дрессировке! Пора обедать. Все остывает!

– Баба Зоя, у Барсика получилось! Посмотри! – закричал малыш с ямочками на щечках.

– Владимир Сергеевич, опять не слушаешься бабушку! – потрепав по голове сына, заключив его в объятия, смеялась Ника. – Какой же ты озорник!

Она как раз пришла вовремя к обеду. С утра успела провести по усадьбе две экскурсии. Сергея сегодня не ждали. Он отправился в Петербург на встречу с директором компании «Смак» Вадимом Ивановым. Вильегорский решил передать руководство компанией своему другу, так как не хотел разрываться между Питером и усадьбой. Семья для него стала на первом месте. А Сергей Вильегорский теперь просто руководитель Курского филиала компании. Но время от времени в Питер отправляется в служебные командировки.

В городской библиотеке был проведен капитальный ремонт. Зинаида Петровна, ушедшая на пенсию, сетовала о том, что хотела бы еще поработать в таком здании, но здоровье не позволяет. А новым директором библиотеки стала Валечка. Теперь для всех она Валентина Алексеевна. Только баба Лиза по привычке позволяет себе ворчать на нее. Но Валечка не обижается – свои люди. Баба Лиза сказала, что будет работать, пока не умрет, и что Валечке от нее избавиться не удастся.

Викентий Комаров часто приезжает с семьей в гости в усадьбу Вильегорских. Он написал книгу по истории рода Сергея. И теперь думает о том, что польская ветвь Вильегорских возможно не пресеклась с гибелью в Варшаве двоюродного брата Бронислава. Как знать? Может у него тоже были незаконнорожденные дети?

Примечания

1

Российский государственный исторический архив

(обратно)

2

НКВД – Народный комиссариат внутренних дел

(обратно)

3

Российский Государственный Военно-исторический архив

(обратно)

4

Российский Государственный Военный архив

(обратно)

5

Центральный архив Министерства обороны РФ

(обратно)

6

Военспецы – бывшие генералы и офицеры, вступившие на службу в Красную Армию.

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***