Летающая рыба [Лариса Кальматкина] (fb2) читать онлайн

Лариса Кальматкина Летающая рыба

СЛЕДЫ

Зинаида Петровна, стоя на крыльце своего бревенчатого дома с тремя окнами на фасаде, любовалась солнечным морозным утром:

— Ох ты ж, батюшки, до чего же красиво!

Изо рта Зинаиды Петровны выходил, клубясь, пар, но он не мешал ей восхищаться сверкающим на солнце белоснежным убором деревьев, поля и виднеющегося за ним леса.

За свои восемьдесят два года Зинаида Петровна повидала много красоты земной, и даже однажды небесную — летала к дочери в Сочи. В самолёте Зинаида Петровна, хоть и сидела возле иллюминатора, особо в него не выглядывала, всё больше крестилась. А на обратный путь попросила купить ей билет на поезд.

Солнце сегодня светило особенно ярко, золотя и серебря покрытые снегом деревья и кусты. Заливались невидимые птицы.

В правой руке Зинаида Петровна держала железное ведро. Постояв немного на крыльце, она направилась к колодцу. Не то чтобы дома воды не оказалось — соцработница Клава натаскала два бачка, а просто из привычки делать домашние дела, «чтобы не заржаветь».

За Зинаидой Петровной увязался Сметаныч — пушистый рыжий кот. Вернее, он шёл впереди, держа хвост трубой и оставляя лапками неглубокие ямки на снегу.

Набрав воды и закрыв крышкой колодезный сруб, Зинаида Петровна взяла ведро и повернулась, чтобы идти назад. Но вдруг остановилась как вкопанная. На снегу она не увидела своих следов. Кошачьи следы тянулись узенькой змейкой, а человечьих — не было!

Зинаида Петровна сощурила глаза и вгляделась в белую простынь под ногами — ни одного её следа. И возле колодца тоже. Только Сметанычевы отметины.

Тяжело выдохнув, Зинаида Петровна взяла ведро и поплелась к дому. Время от времени она оглядывалась, надеясь, что следы появятся. «Может, я уже умерла, а это дух мой ходит по воду?» — думала Зинаида Петровна. Эта мысль заставила её ещё сильнее опечалиться. «Как же это так? Если бы я умерла, то давно поднялась бы на небо, а я тут шастаю по двору с ведром», — сокрушалась она.

Зинаида Петровна дошла до крыльца и ещё раз обернулась. Снег по-прежнему не принимал форму её валенок с резиновыми калошами. Всякое видавшая за свои годы, Зинаида Петровна решила для начала успокоиться. Дома она заварила в чайнике травы, что собрала летом возле реки. Выпив две чашки разнотравья, она и вправду утишилась и села возле окошка, выходящего на деревню.

Не прошло и минуты, как на улице появилась соседка Марья Ивановна, за спиной у неё болтался синий рюкзак. Зинаида Петровна рванула к двери и выбежала во двор.

— Здорово, Марья! — окликнула она соседку. — В магазин ходила?

— Да, внучка приезжает, надо деликатесами потчевать, — Марья Ивановна поправила сбившийся набок платок и улыбнулась. — Твои-то не едут?

Кашлянув, чтобы скрыть неловкость, Зинаида Петровна бодро ответила:

— Летом приедут! Правнук должен народиться со дня на день. Ждут.

Приблизившись к ограде, Зинаида Петровна увидела, что за Марьей Ивановной по нехоженому снегу тянется привычный для пешего человека след. Тут же она посмотрела себе под ноги и горестно вздохнула — следов не было.

— Зайду я, замёрзла, — сказала она и, не глядя вниз, пошла к крыльцу.

Вечером у Зинаиды Петровны поднялся жар. Она металась на кровати, пытаясь заснуть. Когда совсем стемнело, зазвонил телефон. Зинаида Петровна дрожащей рукой нажала на кнопку мобильника.

— Мама, мама! — кричала в трубку дочь. — Алина родила мальчика. Теперь ты у нас прабабушка!

— Ой, как хорошо, — только и сказала Зинаида Петровна и нажала кнопку отбоя.

«Теперь и в рай можно», — подумала она в полубреду, вспомнив свою бабушку Агафью, которая ей, тогда ещё маленькой девчонке, сказывала, что если человек доживает до правнуков, Бог его всенепременно примет в рай.

ПРОРЕХА

Сабля рассекла воздух сверху вниз, порезав его, как острое лезвие прорезает туго натянутую ткань. Образовавшаяся прореха пугала чернотой, сыростью и неопределённостью.

Мальчишки отпрянули от неё, как от огромного волосатого паука.

— Как ты это сделал?! — в голосе Димки смешались восхищение и испуг. Он сделал пару шагов к прорехе и остановился, не решаясь в неё заглянуть.

— А почём я знаю, — прошептал Андрейка и тоже сделал шаг вперёд. В правой руке он по-прежнему сжимал красную пластмассовую саблю.

— Бежим отсюда, пока мама не наругала! Она не разрешает мне выносить Максимкины игрушки на улицу, — Андрейка посмотрел на чёрную дыру в воздухе, на саблю — и вдруг отбросил её от себя, словно та была ядовитой змеёй.

Сабля отлетела под скамейку возле подъезда.

— Пойдём! — Андрейка потянул Димку за рукав куртки.

— Я не понимаю, как ты порезал воздух! Такой саблей же вообще ничего нельзя порезать, — Димка ещё чуток приблизился к прорехе.

— Я нечаянно… — Андрейка переминался с ноги на ногу.

— Посмотри, какая дыра образовалась! Целая корова влезет, — восхищался Димка.

Андрейка пошевелил бровями:

— Какая корова?

— Большая, с рогами. Я у бабушки в деревне видел.

Димка подошёл к прорехе на расстояние вытянутой руки и оглянулся.

Андрейка стоял как вкопанный.

— Димка, не иди, не надо, — прошептал он, словно боясь, что кто-то из черноты их услышит.

— Не бойся! Я только попробую закрыть дыру, — Димка ухватился за края прорехи и потянул их друг к другу.

— Может, пойдём домой? Кажется, дождь начинается, — натягивая на голову капюшон, позвал Андрейка.

— А как же дыра? Вдруг в неё кто-нибудь войдёт, — Димка всё ещё пытался закрыть черноту.

— Кто? — Андрейка оглядел пустой двор.

— Бабушка Маруся, например. Она глазами плохо видит. Войдёт в дыру — и пропадёт. Ты знаешь, сколько людей каждый год пропадает?

— Да, мне папа рассказывал, он в МЧС работает.

Димка устал держать края прорехи и отпустил их. В этот момент во дворе появился Юрка. Он нёс пакеты с продуктами. Перед ним бежала рыжая собачка Найда. Вдруг она со всех лап бросилась в чёрную дыру.

— Найда! — кинулся за ней Юрка, бросив пакеты.

— Стойте! — крикнул Димка и тоже исчез в прорехе.

Андрейка растерялся. Он подбежал к дыре, остановился, оглянулся. Нашарил в кармане телефон и набрал номер.

— Папа, папа! Я не знаю, что случилось, но нужна помощь! Димка пропал, и Юрка, и Найда… — Андрейка заплакал.

Вскоре во двор, сверкая мигалками и гудя сиреной, въехала машина МЧС. Главный спасатель подошёл к Андрейке, отдал честь, назвал своё имя и спросил:

— Что случилось, молодой человек? Докладывайте!

Андрейка, всхлипывая, показал на прореху в воздухе и сказал:

— Они зашли туда…

Спасатели посовещались и решили отправить в неизвестную дыру робота-помощника, а сами следили за его передвижениями по монитору.

Робот бодро докладывал:

— Видимость нулевая, температура 20 градусов по Цельсию, влажность сто процентов. Объекты не обнаружены.

Поиск продолжался. Заслышав сигналы спецмашины, во двор сбежались жители близлежащих домов. В толпе взволнованно шушукались.

Среди зевак была и бабушка Маруся. Она прижимала к себе чёрного кота. Узнав подробности происшествия, бабушка Маруся всплеснула руками и уронила кота. Тот опрометью кинулся к чёрной дыре и исчез в ней. Бабушка Маруся крикнула ему вслед: «Борис!», охнула и рухнула на скамейку, под которой лежала игрушечная сабля.

— Связь с роботом пропала, — докладывал сотрудник МЧС, Андрейкин папа, главному спасателю.

— Тяните за кабель, — скомандовал главный.

Спасатели бросились тащить кабель, к которому был прикреплён робот. Вытянули, но робота не обнаружили.

— Что за чертовщина! — возмутился главный спасатель. — Нужен доброволец, который исследует дыру изнутри.

Вызвалось несколько человек, в том числе папа Андрейки. Его и решили снарядить в экспедицию. Натянули на него специальный защитный костюм, шлем, надёжно закрепили кабель движения, дали рацию.

Мама Андрейки появилась во дворе в тот момент, когда папа приближался к прорехе. Максимка, увидев свою саблю под скамейкой, схватил её и начал размахивать во все стороны.

Мама заплакала, увидев, что папа собирается лезть в чёрную дыру. Максимка взмахнул в сторону прорехи, и она исчезла, а на её месте появились Димка, Юрка, собака Найда и кот Борис. Рядом с ними стоял робот и докладывал бодрым голосом:

— Задача выполнена! Объекты найдены!

Тут во дворе началась такая суматоха! Все радовались, обнимались. Папу Андрейки бросали вверх, как героя. Он хотел снять шлем и сказать, что это не его заслуга, но ему это не удавалось. Все были рады чудесному спасению.

Через два месяца о происшествии позабыли. Даже журналисты перестали интересоваться необычным ЧП.

Но есть один человек, который об этом случае вспоминает часто. Это Андрейка. Иногда ему на глаза попадается сабля младшего брата, но в руки он её не берет. А то мало ли чего?

СЕРДЦЕ РОБОТА

Шёл 2068 год. На Земле число людей и роботов сравнялось. Без робота-помощника не обходилась ни одна семья. Андроидов можно было взять в аренду, купить, продать, обменять, сдать в переработку.

Внешне универсальные электронные машины очень походили на людей. Среди них был небольшой процент так называемых живых роботов. Тех, кому было подсажено человеческое сердце после смерти непосредственного носителя.

Такие роботы использовались в гуманитарных целях. Они выполняли функции учителей, воспитателей, медсестёр, психологов…

Сколько ни бились учёные, но так и не смогли изобрести такой же чувствительный орган, как человеческое сердце: 7D печать и выращивание сердца из клеток в результате выдавали просто бесчувственный кусок плоти. Настоящее сердце рождалось лишь в живом человеке. Данные о том, кому чьё сердце подсажено, были строго засекречены.

***

— Добрый день! — мужчина, одетый в серый деловой костюм, встретил её на пороге в светлый кабинет. На огромном окне висели прозрачные шторы. Повсюду стояли цветочные горшки: на подоконнике, на длинном столе для приёма гостей, на трёх стульях возле окна, на полу.

— Здравствуйте, Ангелина! — продолжил хозяин кабинета. — Робот 7483N вас слушает! Присаживайтесь.

Ангелина села на покрытый голубым бархатным пледом диван. Она ещё раз оглядела кабинет. Он располагал к беседе.

— Я пришла проконсультироваться по одному весьма важному вопросу, — начала она и вдруг замолчала.

Робот смотрел на неё серыми внимательными глазами. Если бы не характерное для роботов нежно-голубое свечение кожи, его можно было бы принять за настоящего доктора.

— Слушаю вас, Ангелина, — робот сел за письменный стол и положил руки перед собой. На правом мизинце блеснул перстень с тёмно-зелёным камнем.

Ангелина глотнула воздуха и продолжила:

— Вас никогда не интересовало, чьё сердце вы в себе носите?

— Нет. Зачем задавать себе лишние вопросы? Мы, роботы, к этому не приучены.

В кабинете повисла тишина. Она казалась живой. Ангелина посмотрела в окно. По небу плыло маленькое облачко. Она перевела взгляд на робота:

— Разве вам никогда не было интересно, каким был этот человек? Мужчина он или женщина, молодой или старый, какие у него были глаза, волосы, размер ноги, что он любил, кого он любил?

Робот ответил не сразу:

— Это людям свойственно блуждать в зарослях несущественных для жизнедеятельности вопросов, а мы…

— Да, но вы же чувствуете?! — прервала его Ангелина и тут же закусила губу.

— Чувствую, — робот выпрямился. Кресло под ним жалобно скрипнуло.

— И что вы чувствуете? — Ангелина смотрела на робота исподлобья.

— Радость, злость, грусть, восторг, воодушевление, отчаяние…

— И всё? — нетерпеливо прервала гостья.

— Мы можем испытывать до 564 чувств и оттенков. Этого достаточно, чтобы понять человека.

— Хорошо. Значит, вы сможете меня понять, — Ангелина уселась удобнее и улыбнулась.

— Я робот-психолог первой категории. Никто лучше нас не разбирается в психологии…

— Я это уже поняла.

— Итак, что вас волнует, Ангелина?

— Меня волнует, что в вас — сердце моего отца!

Робот, не ожидавший такого поворота событий, перебирал в электронном мозгу варианты ответов. Наконец он спросил:

— Вы уверены в этом?

— У меня есть неопровержимые доказательства. Вот! — Ангелина вытащила из нагрудного кармана куртки жёлтый пластиковый жетон и положила на стол. — Вот здесь указано имя владельца сердца и номер робота, которому оно подсажено. Посмотрите!

Робот взял жетон, приблизил его к глазам, повертел в пальцах, при этом кольцо на его мизинце несколько раз блеснуло зелёным огоньком.

— Как вам удалось меня найти? — наконец, произнёс психолог.

— Вы знаете, у нас говорят: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». И ещё: «Кто ищет, тот всегда найдёт».

— Но для чего вам надо было искать? Я же не ваш отец. Сердце — это всего лишь инструмент.

Ангелина снова посмотрела в окно. Облака там уже не было. Её голос стал тихим:

— У меня было очень непростое детство… Мой отец постоянно пил, бил мою маму. Я была маленькая, но всё отлично помню. А потом мама забрала нас с братом, и мы уехали. Больше я отца не видела.

— Тем более, если у вас был такой отец, зачем его искать? Надо искать что-то живое, настоящее, то, что приносит радость.

— Радость? Кхм…

— Или вы пришли сказать сердцу отца, как вы его ненавидите?

Ангелина неожиданно всхлипнула:

— Нет, я пришла сказать папе, что мне его не хватает. Что я хотела бы, чтобы он был рядом с нами в нашем детстве, воспитывал нас с братом, любил маму. И что теперь, хотя и поздно об этом говорить, я всё ещё нуждаюсь в нём.

— Я не понимаю…

— Вот видите, а говорите, что можете переживать 564 вида чувств и оттенков. Что теперь говорит ваше сердце? — Ангелина смотрела на робота в упор.

— Ничего. Оно никогда ничего не говорит.

— Странно…

— Да.

— Ну, хорошо. Я пойду. — Ангелина встала, поправила плед.

Робот взял пластиковый жетон, чтобы отдать Ангелине, и вдруг просиял:

— Погодите, тут неправильно указана серия. Я робот 7483N, а здесь серия Н.

Ангелина взяла карточку и заплакала. Робот обнял её:

— Не плачьте, Ангелина. Где бы ни был ваш отец, он вас услышал. Ведь вы говорили с ним сердцем.

БЕССМЕРТНЫЙ

Кленовый лист был красив. Он висел на самой высокой ветке, откуда видел далеко окрест. Солнечные лучи ласкали его, дожди умывали, ветры качали. Ему нравилась привольная жизнь.

Приближалась осень. Соседи-листочки заговорили о том, что скоро придёт время умирать, и некоторые их собратья уже улетели в мир иной.

Кленовому листу умирать не хотелось. Ему нравилось шелестеть на высоком дереве. В любую погоду он был радостен и доволен. «Эх, — подумал он. — Почему наша жизнь так коротка?». Лист взглянул на небо. С высоты улыбалось солнце. «Вот солнце же не умирает, оно бессмертное», — вздохнул лист.

А солнце, видевшее многое на земле, впервые приметило лист, не желающий подчиняться течению времени. Прищурившись, оно произнесло: «Хочешь быть бессмертным, будь им!». Солнцу иногда тоже надоедает привычный ход дел, и оно соглашается на эксперименты.

Кленовый лист опешил от этих слов. Но и обрадовался. До самых сильных морозов он висел на ветке, а оставшись в одиночестве, заскучал.

В один прекрасный день порывом ветра с дерева сорвало и его. И лист полетел. Он летел над полями и лесами, над морями и горами, над пустынями и городами. Чего только не увидел он в своём воздушном путешествии! Если бы он был писателем, то описал бы это в сотне книг.

Через год ветер принёс его обратно в родные края и оставил в ветвях клёна. В это время листья как раз готовились к опаданию. Они громко шуршали, шутили, радовались, то и дело меняя цвет. Становились жёлтыми, оранжевыми, красными, бордовыми. Каждый лист готовился к смерти как к новой жизни.

Лист-путешественник слушал их разговоры. Несмотря на то, что он облетел всю Землю, видел разные красоты, обладал бессмертием, вдруг понял, что счастливее времени, чем когда он рос на этом дереве, у него не было. Листу захотел остаться здесь, а когда придёт пора, сорваться вниз с другими листьями.

Но тут ветер подхватил его и понёс дальше. Несмотря на бессмертие, кленовый лист не был себе хозяином. И до сих пор он болтается где-то между небом и землёй. Может, и вы его когда-то встречали.

ПОНИМАЕТЕ?

Недавно я переехала из коммуналки в двухкомнатную квартиру в хрущёвке. Всю неделю я летала на крыльях от приобретённого в ипотеку счастья. Свой дом, своя крепость, своё убежище!

Но радость моя длилась недолго. Третьего сентября около одиннадцати часов в квартире сверху включили музыку. Да на всю мощь! Зазвенела посуда в бабушкином серванте, задрожала люстра, грозя сорваться на новый ламинат.

По старому народному обычаю я постучала гаечным ключом по трубе отопления, намекая, что пора прекращать концерт. Долго стучала. Реакции — ноль.

Тогда я решила пойти и воочию разобраться с теми, кто нарушает мой покой. Сначала я долго звонила в дверь. Потом барабанила в неё кулаком. Никакого шевеления с той стороны, только оглушающая мелодия. Плюнула и вернулась к себе.

Где-то через полчаса музыка умолкла. Стало так тихо, что можно было услышать шорох крыльев летящий мухи.

На следующий день я вышла на работу и про «музыкальных» соседей забыла. Они себя ничем не проявляли. По вечерам в доме стояла тишина.

В начале ноября я заболела. Лежала в кровати, пила антигриппин и морс, то и дело мерила температуру.

Вдруг сверху грянула музыка. Наверное, это был Бах. Мелодия летела вниз страшными каскадами, накрывая меня с головой. Я задыхалась. Мне казалось, что я стою под турбиной самолёта. Встать с постели у меня не было сил. Я закрыла уши подушкой и прижала их руками. Музыка стала тише. Я терпела. Как и в прошлый раз, через полчаса всё стихло.

Наутро, чуть оклемавшись, я поднялась к верхней квартире. Изо всех сил надавила на звонок и не убирала палец до тех пор, пока дверь не открылась. На пороге стояла невысокого роста седая женщина в красном халате и в очках.

— Здравствуйте, — злость бурлила во мне гейзером. — Если вы ещё раз включите музыку так громко, я пожалуюсь участковому!

Женщина молча улыбалась. Она кивнула и закрыла дверь. Я спустилась домой. А в одиннадцать часов грянул гром с верхнего этажа.

Взвыв от негодования, я набрала телефон участкового. Перекрикивая звуки музыки, пожаловалась ему на обстановку. Участковый обещал зайти.

Он пришёл, когда уже всё смолкло, и я спала сладким сном.

— Участковый Сидоров, — представился он. — Вы жаловались на шум.

— Да. У меня чуть ли стекла не вылетают от этой музыки!

— Спокойно. Вы здесь новенькая. Дело в том, что ваша соседка Нина Петровна — инвалид по слуху. Раньше она работала в музыкальной школе, но после тяжёлой болезни оглохла. Теперь может слышать музыку только через вибрации. По решению суда дважды в неделю — в среду и четверг — ей позволено включать музыку на полную громкость ровно на полчаса. Ей это нужно, понимаете?..

БАБОЧКА

Нестерпимо пахнет сырой рыбой. Лиля с детства не любит рыбу ни в каком виде. Когда мама жарила минтай или чего хуже — мойву, Лиля открывала окно в своей комнате, впуская свежий воздух. Рыбу она не ела принципиально. Сейчас Лиле тридцать, мамы уже нет, но принцип остался.

Сырой рыбой тянет от моря. К вечеру запах усиливается, и Лиле хочется убежать куда-нибудь. Как здесь живут местные? Наверное, привыкли и не чувствуют удушающего аромата.

Лиля идёт на набережную. Пустынно, даже не все фонари горят. Курортный сезон завершился, туристы разъехались. Только одиночки и редкие пары бродят днём по пляжу, а вечером гуляют по опустевшим улицам.

По морю бежит лунная дорожка. Хочется ступить на неё и идти, идти, идти… Куда? Да куда глаза глядят! В ночь, в звёзды, в прекрасное будущее! Жаль, что лунная дорожка бывает только на воде. А по воде Лиля ходить не умеет.

Шелест волн успокаивает. Издалека доносятся звуки гитары. Нежные, тонкие, ласкающие слух. Лиля идёт на мелодию.

В жёлтом свете фонаря на высоком белом стуле сидит девушка с гитарой. Её тёмные волосы ниспадают на плечи, подол длинной красной юбки колышется от дуновений ветра.

Девушка поёт на испанском. Лиля не понимает ни слова, но почему-то ей хочется плакать. Она думает: зачем всё это — море, луна, гитара?.. Зачем всё это существует, когда его нет рядом? И уже никогда не будет…

Большая бабочка с жёлто-чёрными бархатистыми крыльями делает два круга в свете фонаря и садится на гитару. Девушка прерывает игру, смотрит на бабочку и улыбается.

ВАСЯ И ТАРАКАНЫ

— Вот, держи! — Светлана протягивает пакет с белым порошком.

— Что это? — хрипло спрашивает Вася.

— Яд!

— Для меня?

Светлана смеётся:

— Зачем тебе яд? Ты и так помрёшь от алкоголя и сигарет. Тараканов будешь травить. А то я замучилась их выводить — от тебя лезут толпами, паразиты. Надо бы весь дом от тараканов очистить.

— Ладно, — Вася берёт пакет и прячет в тумбочку.

Светлана окидывает взглядом холостяцкое жилище Василия и изрекает:

— М-да… До чего же ты довёл квартиру! Маргарита Семёновна, царствие ей небесное, мучается, наверное, на том свете, глядя, как её единственный сынок спивается.

Вася, худой, небритый, в грязных спортивках и рваной футболке, слушает молча. Он хочет одного — чтобы соседка поскорее ушла.

Выходя из квартиры, Светлана оглядывается:

— Будешь травить?

— Потравлю…

В этот день Вася не идёт ни к магазину на своё излюбленное место, ни к дружкам в кочегарку, а принимается за уборку. Полдня выносит мусор — коробки, банки, бутылки, старые газеты. Худеньким веником метёт пол. Замачивает в ванне грязную одежду. Весь следующий день стирает.

Стиральную машину Вася пропил года два назад, как и холодильник. Из всех благ цивилизации — у него только электрический чайник, который он подобрал на свалке. Чайник работает, только крышка у него не закрывается.

Через несколько дней Вася встречает во дворе Светлану.

— Тараканов травишь? — спрашивает она.

— Травлю, — Вася некоторое время топчется на месте, затем, осмелев, спрашивает:

— У тебя не будет двухсот рублей?

— На бутылку не дам! — повышает голос Светлана.

— Швабру хочу купить…

— Есть у меня лишняя швабра. Сейчас принесу.

Василий, прихрамывая, направляется к дому. Светлана тащит деревянную швабру с красной тряпкой:

— Вот тебе, Вася, швабра! Дарю!

Светлана осматривает заметно опустевшую комнату. Кроме старой мебели — кровати, шкафа, стола, тумбочки, потёртого дивана — ничего лишнего не осталось.

— Стиральный порошок есть? — спрашивает Светлана.

— Только мыло.

— Неси. И нож прихвати!

Светлана наливает в ведро воды, строгает в неё ножом мыло и начинает драить пол. Через час полы на кухне и в комнате благодарно сияют сохранившейся местами краской.

— Может, чаю? — спрашивает Вася, смущённо глядя на соседку. — Только у меня кроме заварки и хлеба ничего нет.

— Сойдёт! — соглашается Светлана.

За чаем Вася интересуется:

— Тараканы-то не приходят?

— Был тут на днях один. Так я его тапком!

— Тапком? — переспрашивает Вася.

— Ага, тапком!

Они смотрят друг на друга и разом прыскают от смеха.

ЛЕТАЮЩИЕ РЫБЫ

— Дедушка, а когда мы пойдём на рыбалку?

— Как только выпишут тебя из больницы, так сразу и пойдём.

— А когда меня выпишут?

— Когда рыба ляжет на дно, тогда и выпишут.

Петя смотрит на разноцветную надувную рыбу, болтающуюся у потолка. Для надёжности дедушка привязал её к спинке Петиной кровати.

— Ну, не вздыхай ты так! Время — такая штука, она всё лечит, — дед улыбается. — Хочешь, я тебе завтра мятных пряников принесу?

Проходит два месяца. Солнечным утром в палату к Пете входит доктор Сан Саныч:

— Ну, что, малец-удалец, будем готовиться к выписке? Завтра домой.

— Как домой? Рыба ведь ещё не легла на дно.

— Какая рыба?

— Вот эта, на верёвочке.

— Ах, эта! Вы знаете, молодой человек, есть такие рыбы, которые никогда не ложатся на дно. Всё летают и летают. Разве ты не замечал их среди облаков? И вот ещё что. Впредь будь осторожен на дороге. Береги себя. Это будет наш мужской уговор. Идёт?

— Идёт.

Сан Саныч пожимает Пете ладошку и выходит из палаты. А Петя, взяв костыли, добирается до окна, открывает его и выпускает в небо надувную рыбу. Игрушка, блестя сине-жёлтыми боками, поднимается всё выше и выше. И уже не понять, где облака, а где летающая рыба.

БАГУЛЬНИК

Комары пищат, зудят, нудят. А если прислушаться к ним? Один насвистывает «Марсельезу», другой — «Марш Мендельсона», третий — «Марш энтузиастов».

Сплошные бравурные мелодии!

Под такую музыку руки сами собой порхают над кустами черники. Ягода за ягодой летят в фиолетовое ведро с белой ручкой. Самое сложное — закрыть дно, а там уж дело пойдёт как по маслу.

Черника в этом году мелкая, или лес нам такой попался? Собирать мелочь скучно. Но под комариные марши волей-неволей приходится шевелиться.

Часа через два репертуар у комаров меняется. Теперь звучат колыбельные. В голове туманится, глаза слипаются.

— Девочки, пойдёмте домой! Я спать хочу! — зову подруг.

Та, что с чёрным ведром, отвечает из-за сосны:

— Нанюхалась багульника, вот в сон и клонит.

Та, что с красным ведром, её поддерживает:

— Выйди из зарослей, здесь собирай!

Я сопротивляюсь:

— Но тут ягода крупнее!

Мне хочется поделиться с подругами своим открытием — рассказать, что комары пищат не просто так, а музыкально. Только ведь они всё равно не поверят. У них один диагноз: багульник!

ФИЛОСОФИЯ

— Честно скажи: тебе коза нужна?

— Нужна!

— Зачем?

— Трудно сказать. Коза — это ведь целая философия.

***

Любовь к философии зародилась во мне даже раньше, чем я пошла в университет. Дома у нас была книга с отрывками из лучших произведений мыслителей разных времён и народов. Я часто перелистывала её перед сном, вчитываясь в мудрые цитаты.

В книге, конечно, были опубликованы мысли, не противоречащие идеологии советского государства. Но я с ними была согласна. Мне всё очень нравилось.

В университете экзамен по философии я провалила. Взяла билет, а там какие-то неизвестные мне имена. Попросила второй билет. И в нём — тёмный лес! Даже шпаргалок по этим темам у меня не было. Посидела минуты две и ушла с экзамена. А надо было посидеть дольше! Всё равно бы что-нибудь придумала.

На пересдачу попала с филологами. Для них философия, как я поняла, не особо важный предмет. Девушки-филологи порхали, как бабочки, щебетали, как птички, по-всякому выказывая радость жизни. Я же была серьёзна и сосредоточена, боясь очередного провала.

И — о, чудо! Мне достался самый лёгкий вопрос: «Ваше отношение к философии». Вот тут я развернулась во всю ширь! Рассказала профессору Завьялову всё, что думаю о его предмете. Подкрепила свои мысли примерами из учений философов. Особенно часто упоминала великого французского мыслителя Монтеня, который считал, что философия не должна быть скучной наукой. Сказала профессору, что не могу припомнить сколь-нибудь выдающихся женщин-философов, а следовательно, философия — не женское дело.

Профессор слушал, не перебивая. Когда я закончила, он взял мою зачётку и многозначительно произнёс:

— Нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся…

Моё сердце рухнуло в пятки. Понятно же, что на пересдаче выше четвёрки оценки не жди. Но подписывает, и то хорошо. Сдала, стало быть.

Вышла в коридор, раскрыла зачётку. Не верю глазам — пятёрка! Вот ведь как слово отозвалось!

А философию я по-прежнему люблю. Ищу её в повседневной жизни. Так Мишель де Монтень советовал. И Иммануила Канта уважаю. Борис Михайлович Завьялов полсеместра о нём рассказывал. Как тут не влюбиться в его философию. И сам профессор мне немножко нравился, из-за чего я его лекции почти не пропускала.

Кант странным образом вошёл в мою взрослую жизнь. Мне удалось трижды побывать на его могиле в Калининграде. Она находится в Кафедральном соборе. Там же я слушала орган, самый большой в России. Божественная музыка. Мурашки по коже!

ПРАПРАБАБУШКА

А было бы интересно встретиться с прапрабабушкой. Познакомиться с ней. Я ведь даже ни имени её не знаю, ни точной фамилии. Ни-че-го не знаю о ней.

Почему до сих пор не изобрели машину времени? Время идёт, мчится, летит, и никто всё ещё не нашёл способ его остановить, хотя бы на минуту. Не говоря уже о том, чтобы повернуть немного вспять. Лет так на сто пятьдесят.

Моя прапрабабушка, должно быть, слыла весёлым человеком. Я ж весёлая? Да! А как известно, в характере человека гены играют не последнюю роль.

Я вот тут на днях мерила старинные лапти. Ужасно неудобные, твёрдые. В такой обуви быстро не побегаешь. Тут тренировка нужна.

А моя прапрабабушка другой обуви, кроме валенок и лаптей, не знала. Кроссовок там или туфель на шпильках.

И вот я вижу: стоит на пригорке возле родительского дома моя прапрабабка в молодости. В белом платочке, длинном сарафане, лаптях. Смотрит на меня карими, как у меня, глазами и молчит. И я молчу. Я так хотела её увидеть, а теперь даже не знаю, что сказать.

Девушка-то эта не ведает, что я — её будущая родня. А если узнает — вдруг испугается да убежит за угол просторного дома? Может, я ей как праправнучка вообще не понравлюсь.

Я же ничего не умею. Ни ткать, ни снопы ставить, ни вышивать, ни вязать по-старинке, ни петь так, чтобы душа взмывала в небо.

Ну, кое-что я, конечно, умею. Корову доить, например, горбушей косить, веники вязать. А многое не умею, в этом она права. И одета я по-дикарски в её представлении. Хорошо, что не в шортах пошла на это свидание.

Стоим и молчим обе. Между нами — полтора века. А кажется, протяни руку и дотронешься до прапрабабкиной смуглой руки.

Она улыбается. Я тоже улыбаюсь. Гены — всё же великая вещь. Говорила ведь я, что прапрабабушка весёлым человеком была. Чтобы в этом удостовериться, не надо никакой машины времени изобретать. И так всё понятно.

А что непонятно, об этом в следующий раз, стало быть.

Р. S. Написать написала, а потом задумалась: о которой из восьми прапрабабушек сей опус? Что ж, пусть это будет собирательный образ.

СУП

Я съела голубя! Ужас охватил меня. Почему они мне сразу не сказали, что это голубь? Почему они, угощая меня горячим супом, говорили, что он из рябчика?

Суп мне казался замечательным. И запах, и вкус разжигали аппетит. Я съела всё до последней капли. Косточки обсосала и положила на синее блюдце. Отложила ложку. И вот тут они, смеясь, сказали, что это был голубь.

— Как голубь? — у меня на глаза навернулись слёзы. — Как голубь…

Я готова была разрыдаться. Для меня голубь — птица мира, семейного счастья. Неприкосновенная птица! А я его, получается, съела и даже не подавилась.

Они смотрели на меня и хохотали. Я встала из-за стола. Вышла на улицу. В воздухе одурманивающе пахло сиренью и тёплой пылью. Кругом щебетали птицы.

В горле у меня стоял ком. Я вспомнила вкус птичьего мяса — нежный, мягкий — и не хотела верить, что это голубь. Я плакала.

Меня не вырвало, нет, хотя мутило ещё долго. И сейчас, когда вспоминаю голодные девяностые годы, я вижу перед собой тарелку с голубиным супом в доме дяди Коли.

ДЕД ИГНАТ И КОТ ФЕДОТ

Жили-были часы. Старинные, в тяжёлой деревянной раме с резными украшениями. Темно-ореховый корпус часов, покрытый лаком, глянцево блестит по утрам, как только солнечные лучи касаются того места, где в 1956 году дед Игнат приколотил большой гвоздь, на который повесил подарок от своей бабушки Риммы. Часы она преподнесла им с Мариной на свадьбу.

Родом часы из Германии. Ещё до революции его бабушка, путешествуя по Мюнхену, увидела их в маленькой лавке и не удержалась от покупки.

Бабушки деда Игната давно нет на белом свете, а сердце часов продолжает стучать. Правда, в последнее время с ним случается что-то наподобие приступов тахикардии — ни с того ни с сего начинает бешено колотиться.

— Опять спешат, — задумчиво произносит дед Игнат.

Он открывает переднюю дверцу часов, сморщенными от старости пальцами сдвигает минутную стрелку на пятнадцать минут назад. Берёт ключ, вставляет его в круглое отверстие в нижней части корпуса, заводит, немного не докручивая до конца.

— Ну вот, порядок, — кряхтит дед и, довольный, идёт на кухню пить чай.

Часы тикают. Они снова спешат. Но пока это не заметно. Часовая стрелка ворчит на минутную:

— Тик! Ты слыхала, что сказал Игнат? Он сказал, что мы спешим. Или ты оглохла от старости? И куда ты всё торопишься? Пора уже угомониться. Чай не восемнадцать лет!

— Так! Что ты понимаешь в годах, старый пень? И никуда я не тороплюсь. Это ты тормозишь. Всю жизнь тащу тебя за собой — и никакой благодарности. Одни упрёки: то я слишком медленная, то слишком быстрая. Эх…

Надо сказать, что такие споры в последнее время возникают часто. Механизм, хоть и сделан в Европе из самых прочных материалов, износился за сто лет. А кому же приятно стареть?

Дед Игнат заходит в комнату с белой кружкой в руках. Ставит кружку на колченогий столик. Садится в кресло возле камина, который соорудил сам, когда была ещё жива жена Марина. Раскрывает третий том «Войны и мира» и углубляется в чтение.

Это произведение Толстого он перечитывает четвёртый раз. И лучшего занятия не может себе представить. Внук Петька, профессор минералогии, удивляется:

— Как ты можешь читать эту муть? Хоть я МГУ в своё время окончил с красным дипломом, но «Войну и мир» так ни разу и не одолел.

Дед Игнат читает, листая пожелтевшие страницы. Чай в кружке остывает, выпуская струйки пара. Стрелки в часах спорят.

***

— Тик!

— Так!

— Тик! Не спешишь?

— Так! Вроде нет. Что-то старик сегодня долго спит.

В прихожей раздался грохот, и послышался голос деда Игната:

— Чёртов кот! Опять тапки испоганил. Зарежу тебя, усатая тварь!

В комнату вбежал кот Федот. За ним гнался дед Игнат с мокрым тапком. Тапок полетел в кота, но рыжий хвост успел скрыться за креслом. Мягкая обувь шлёпнулась на сиденье.

— Чуть что, сразу тапками стрелять! — раздражённо мяукнул Федот, следя одним глазом за передвижениями хозяина. — Разве я человеческих слов не понимаю? Ты объясни доходчиво, что тебе не нравится.

Дед Игнат медленно дошёл до кресла. В левой руке он держал непострадавший тапок. Подобрав второй, дед направился на кухню к мусорному ведру.

Кот облегчённо мурлыкнул. Ему тоже хотелось на кухню, но он понимал, что грозное оружие дед Игнат спрятал в мусорке, а потому надо переждать. Федот растянулся на коврике под солнечными лучами и задремал.

— Петька! Забери своего кота, — с напором говорил дед Игнат в трубку мобильного телефона. — Он мне всю жизнь испортил! Я уж ему новый лоток купил, чуть не каждый день наполнитель меняю, а он всё равно мои тапки использует заместо туалета.

По громкой связи Петька, вернее, профессор Сидоров Пётр Антонович, отвечал:

— Дед, ты ведь знаешь, что мы всё время в командировках. На кого мы кота оставим? Сдохнет от тоски и голода.

— Пусть лучше сдохнет сам, чем я с ним что-нибудь сделаю! Третью пару тапочек выбросил. Бессовестный твой кот, — дед Игнат сел за кухонный стол.

Петька продолжил:

— Хочешь, я привезу тебе ящик тапочек? Хоть каждый день меняй!

— Не надо. Обойдусь как-нибудь, — дед Игнат нажал на кнопку отбоя и пошёл в спальню. Открыл дверцу шкафа из тёмного полированного дерева. Взял с верхней полки шерстяные носки с голубым орнаментом. На полке осталось ещё четыре пары. Жена Марина связала незадолго до своей кончины. Хотела продать на рынке да не успела.

Дед Игнат пощупал колючую шерсть. О чем-то на мгновение задумался. Решительно сел на кровать и натянули носки. Они оказались впору. Ногам сразу стало тепло.

Потом дед Игнат долго возился на кухне. Сварил овсяную кашу на молоке, три яйца. После завтрака на душе у него стало веселее.

Дед поплёлся в комнату. Устроился в кресле. Взял со столика книгу. Третий том «Войны и мира» стремительно двигался к завершению.

Федот открыл глаза. Поняв, что гроза миновала, он осторожно подошёл к деду Игнату. Обнюхал его новые носки. Запах приятный, располагающий. Кот улёгся рядом, голову положил на ноги хозяина и тихонько замурлыкал.

— Тик!

— Так!

— Тик! Кажется, мир?

— Так! И это хорошо!

Сегодня стрелки в часах друг с другом не спорили.

Оглавление

СЛЕДЫ

ПРОРЕХА

СЕРДЦЕ РОБОТА

БЕССМЕРТНЫЙ

ПОНИМАЕТЕ?

БАБОЧКА

ВАСЯ И ТАРАКАНЫ

ЛЕТАЮЩИЕ РЫБЫ

БАГУЛЬНИК

ФИЛОСОФИЯ

ПРАПРАБАБУШКА

СУП

ДЕД ИГНАТ И КОТ ФЕДОТ