ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЕРКАЛААНЖЕЛИКА, ИЛИ ОЧАРОВАНИЕПОСЛЕДНИЕ ДНИ КОРИНТА
РОМАНЕСКИ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗЕРКАЛА
Если память мне не изменяет, я начал писать эту книгу в конце 1976 или начале 1977 года, то есть через несколько месяцев после выхода в свет «Топологии города-призрака». Сейчас осень 83-го года, но работа почти не продвинулась (всего четыре десятка рукописных страниц), ибо приходилось ее оставлять для дел, представлявшихся более срочными. За это время появились два романа и один фильм — «Прекрасная пленница», который был закончен в январе текущего года и вышел на экраны в середине февраля. После того как были написаны первые словаП1 («Я всегда говорил только о себе…»), в ту пору прозвучавшие как провокация, минуло, таким образом, семь лет. Освещение изменилось, перспективы успели разрушиться, а в некоторых случаях стали обратными. Однако вопросы, когда-то животрепещущие и болезненные, а нынче, вероятно, ненужные, постоянно возникают передо мной… Что ж, сделаем еще одну попытку, пока не слишком поздно.
Кем был Анри де Коринт? Думается — об этом уже было говорено, — я с ним не встречался никогда, разве что в самом раннем детстве. Тем не менее личные воспоминания, которые у меня якобы сохранились после тех коротких промельков (именно так: как бы между двух створок двери, случайно оставленной незакрытой), вполне могла создать моя трудолюбивая обманщица-память уже впоследствии из всякой всячины, по меньшей мере из несвязных преданий, ведших негромкую жизнь в нашей семье и вокруг старого дома.
Господин де Коринт, граф Анри, как чаще всего именовал его мой отец, привнося в эти слова почти невесомую дозу иронии, смешанной с уважением, навещал нас часто, в чем я уверен лишь относительно… Но действительно ли часто? Выразить в точных цифрах эту частоту я сегодня абсолютно не способен. Приходил ли он, к примеру, раз в месяц? Несколько раз? А может, вообще появлялся у нас раз или два в год, оставляя при этом своими, пусть весьма скоротечными, визитами следы такие глубокие и прочные, что память тут же принималась их неудержимо множить? И когда именно эти посещения прекратились?
Главный вопрос в другом: что он мог у нас делать? Какие тайны, какие намерения, какая вина, какие интересы и опасения могли его связывать с мои-, ми родителями, от которых все — как происхождение, так и материальное состояние — должно было его отделять? Как и для чего, ведя бурную и до предела насыщенную жизнь, находил он время, чтобы провести несколько часов (несколько дней?) в жилище столь скромном? Почему мой отец ждал его непредсказуемых визитов с такой упорной надеждой и с таким горячим нетерпением? При этом, когда мне удавалось украдкой понаблюдать за папой в щелку из-за тяжелых красных гардин общей залы в обществе знаменитого гостя, я видел на его лице если не выражение тоски и скорби, то крайней озабоченности — почему? И по какой причине так решительно, хотя и не признаваясь в этом, родители запрещали мне к нему, де Коринту, приближаться?
Вероятно, именно с целью — не полностью осознанной — дать на эти вопросы хотя бы видимость ответов я и предпринял некоторое время назад попытку написать автобиографию. И вот, по прошествии роковых семи лет, перечитывая первые страницы, я с трудом узнаю то, о чем мне тогда не терпелось поговорить. Таков писательский труд. Это одновременно и поиск, одинокий, упорный и почти вневременный, и полная иронии покорность заботам дня, в некотором отношении «светским».
Ныне, в начале 1980-х годов, внезапно и так сильно обострилась реакция на всякую попытку отойти от норм традиционного способа выражения и описания, что мои давние неосторожные замечания, вместо
Последние комментарии
1 час 23 минут назад
1 час 43 минут назад
2 часов 38 минут назад
5 часов 36 минут назад
5 часов 37 минут назад
5 часов 45 минут назад