Брайтон Пирс [МИК РЭД] (fb2) читать онлайн

МИК РЭД Брайтон Пирс

Посвящается моим близким.

Их мало…

Я заснула, пока тебя ждала…

Зимняя дорога вдаль от большого города, освещенная только фарами моей и встречных машин.

Темные ряды деревьев. Маленькие поселки и деревни, редко встречающиеся по пути и освещенные таинственным светом одиноких фонарей. Монотонный шум колес.

Несколько часов…

Далекий поселок. Тихий, совсем неосвещенный подъезд.

Поднимаюсь по лестнице, помогая себе прикосновениями к стенам и перилам.

Ищу звонок в темноте…

В проеме открывающейся двери появляется силуэт.

В моей рубашке, рукава которой подвернуты наполовину.

Глаза почти полностью зажмурены, а нога, на треть прикрытая рубашкой, изящно обнимает другую, чтобы сохранить тепло…

– Привет… Я заснула, пока тебя ждала…

Она всегда мерзнет.

Наверно потому, что меня нет рядом…

Бизнес-ланч

Они сидели в ресторане. Четверо. Обедали и говорили.

Трое встречались с девушками, которые были близки с ними из-за небольших и редких, но денег. Выбор у девушек тоже был, но… Им было это удобно и… Так совпало.

У троих после второго блюда обязательным был сок из сельдерея и еще чего-то повышающего. Вяло обсудив курс доллара, нефть и азиатские рынки, трое стали обсуждать своих, как они думали, женщин. Маленькую грудь одной. Странные повадки другой. У третьей был обнаружен некий недостаток в фигуре и… это уже не важно, какой. По их общему мнению, он был…

Ну, так принято. У них, у троих.

Им нравились женщины, с которыми они редко бывали близки, но говорить об этом в их компании было не принято, и это противоречило образу мачо.

Так… Заведено…

Они очень хотели, чтобы женщины их любили, и думали, что так оно и есть, но…

Их не любили.

Им очень хотелось, чтобы женщин в их жизни было больше…

Но у каждого была на тот момент только одна, хотя декларировалось иное…

Каждому хотелось подругу другого… Но им это было не по силам.

Так они убеждали себя, что они самцы.

Четвертый молчал и пил свой томатный сок.

Он вспоминал трех и думал о четвертой, которую все считали неприступной.

Он увидит ее вечером. Сегодня. И завтра. У себя дома.

Ему не казалась маленькой грудь первой.

Вторая никогда не устраивала ему истерик.

У третьей, по его мнению, была безупречная фигура.

Троим в ресторане он об этом не скажет…

Магия

Было холодно.

До окончания ремонта моей машины оставалось не менее двух часов. Я ничего не ел с самого утра.

Спрашиваю механика:

– Где можно поесть поблизости?

Смерив меня взглядом и оценив степень моей всеядности, механик изрек:

– Выйдешь – иди сразу налево, через сто метров увидишь кафе, одноэтажный такой шалман, но надписи на нем никакой нет. Не промахнешься, там вокруг только гаражи.

Иду.

Вижу слева одноэтажное строение с крыльцом.

Захожу.

Меня встретил пожилой мужчина, морщины на лице которого впитали жаркое солнце гор и ледяную воду горных рек.

– У вас можно что-нибудь поесть? – осторожно спросил я.

– Прахади, дарагой! – сказал хриплым голосом от множества выкуренных за долгую жизнь сигарет и, указав рукой на открытую дверь в другое помещение, пригласил меня пожилой горец.

За дверью меня встретила большая малоосвещенная комната, где стояло несколько деревянных столов. Где-то справа яркий свет в раздаточном окошке и слабо различимый в глубине этого освещенного окна силуэт женщины в черном одеянии – вот все, что я смог разглядеть. Из глубины сумеречной комнаты появился крепкий худой парень с бородой и черными, как смоль, коротко подстриженными волосами.

– Что хотите покушать? – тихо спросил меня.

– А что есть? – еще тише, чем он, спросил я.

– Суп есть, домашний, харчо, хинкали, лобио – это фасоль, и можем вам шашлык пожарить, если падаждете, – с совсем легким акцентом на последнем слове рассказал мне короткое меню заведения молодой горец.

– Буду суп и лобио, – выбрал я.

– Хорошо, присаживайтесь, я вам хлеб сейчас принесу, – и ушел.

Я подошел к единственному светлому месту в этом помещении, интуитивно стремясь к свету в незнакомом месте. К окну, за которым стояла женщина в черном и наливала в большую глиняную тарелку суп для меня.

– Здравствуйте.

Она посмотрела на меня и ответила мне несколькими фразами, но не по-русски. Протянула мне тарелку.

– Давайте, я вам принесу, – это где-то сбоку сказал неслышно подошедший парень с бородой, держа в руке тарелку с хлебом, за которым он ушел, и столовые приборы.

– Спасибо, я сам! – отказался от его услуг я. Делая что-то сам, я хотел почувствовать это место.

Он проводил меня к столу. Я поставил тарелку на стол, а он положил ложку, вилку и нож рядом, а хлеб – в центре стола.

Я с любопытством посмотрел на суп и замер в долгой паузе, прикоснувшись к холоду металлической ложки.

– Будете пить что-нибудь? – вывел меня из ступора своим вопросом парень с бородой.

– Чай.

– С чабрецом будете?

– Да.

Он ушел за чаем, а я медленно зачерпнул первую ложку супа.

Я ожидал от супа в этом месте все, что угодно, но только не такого насыщенного, обжигающего перцем, согревающего вкуса. Я даже забыл про хлеб и вспомнил о нем только на второй половине тарелки.

Я бывал в горах. Мне стало казаться, что отогрелись мои воспоминания, которые никогда раньше не посещали меня.

Яркое жаркое солнце. Горы. Ледяная вода горной реки. Опасные серпантины дорог. Вино в глиняном кувшине, горячий, только что испеченный хлеб.

Мне принесли второе. Потом чай и кусковой сахар. Когда-то давно меня приучили пить чай с сахаром вприкуску. Это вкусно. Так и пил.

Я бывал на Кавказе… Везде, где трудно жить, есть своя магия.

Зайдя в это место, я словно побывал в прошлом.

Грубый хлеб, острый суп, фасоль и чай с травами. Магия гор в простой, но очень вкусной еде вернула меня в те места, где я когда-то бывал. Неожиданное путешествие…

Мне не хотелось уходить из этого места и прощаться с воспоминаниями тоже.

Я расплатился с бородатым парнем. Проходя мимо освещенного окна, сказал женщине в черном:

– До свидания!

– Спасибо! – попрощался с курящим на выходе пожилым горцем.

– Захади, дарагой!

Хищник в прыжке

Я устал от машины.

Приехал ее продать.

Большой автоцентр, где это можно сделать быстро.

Оставил дорогое и совсем не старое, захлопнул дверь в последний раз и пошел к стеклянным дверям, над которыми летел платиновый хищник в прыжке.

Здравствуйте.

– Меня ждут.

– Хорошо.

Прошел мимо новых машин, расставленных так, чтобы пришедшим было удобно их разглядывать и потом обязательно купить.

После зала с машинами, там, где сидят те, кто оформляют договоры, страховки и другие нужные тем, кто покупает машины, документы, увидел только одну, быстро вспомнил, что да, это та самая, которая отвергла несколько лет назад. Совсем не изменилась. Молодец. Следит за собой. Зачем же она здесь…

Раз сидит здесь в черно-белом фирменном стиле салона с именной табличкой, значит работает.

Пусть работает, она же отвергла.

Тоже посмотрела долго и пристально, узнала, наверно.

Ну да ладно, мне дальше.

– Здравствуйте, Михаил.

– Привет.

– Я все подготовил, вот ключи, все документы в машине, вы можете ехать.

– Ключ от старой.

– Спасибо. Если у вас возникнут любые вопросы, звоните или пишите в любое время, для вас я всегда на связи.

– Ок.

– До свидания, отличной вам дороги, спасибо вам за покупку, поздравляем.

– Ага. Пока.

Ключ, дверь, запуск мотора, визг шин по гладкому полу салона, ворота уже открыты, выезжаю с площадки автоцентра на трассу под рев нового хищника, который все время в прыжке.

Зря она меня тогда отвергла…

Они говорили мне…

– Ты меня не любишь, – сказала с упреком.

– Я люблю тебя сильнее, чем раньше, – его голос не давал ни малейшего сомнения, что это было неправдой.

– Мне страшно, – произнесла тихо, глядя куда-то вниз. Глаза были пустые.

Он не обратил внимания на ее слова и промолчал в ответ.

– Я боюсь их, – прошептала только губами, и голос стих на последнем слове.

– Кого? – с раздражением, ловко скрываемым нежной интонацией, спросил ее.

– Я говорила тебе…

– Перестань! Отдохни, а лучше – выпей таблетки, они же тебе помогают, – сказал и попытался заглянуть в ее опустошенные переживаниями глаза, немного склонившись, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Он был выше.

Она увернулась от объятий и отошла от него, повернувшись к нему спиной. Ссутулилась еще больше и обхватила себя руками, как будто замерзая от холода.

Ее настроение… Оно менялось в последнее время. Вот уже несколько дней она была отрешена и замкнута в себе, но ему проще было принять это за временные трудности. Он полагал, что все просто и ей надо выпить таблетку успокоительного. Или две, а лучше три. Все пройдет…

Он уже был готов уйти из дома навстречу многочисленным делам. Потянулся к ней, привычно пытаясь поцеловать и обнять. Она холодно ответила на его поцелуй, стерпела объятия, глядя в сторону. Надела наушники и пошла к бассейну, включив музыку на миниатюрном плеере. Таблетку пить не стала.

Он возвращался домой после насыщенного событиями дня. Светлое по-летнему небо и ярко-оранжевый с розовыми облаками закат мелькали между соснами и холмами, среди которых изогнутая, как змея, дорога вела его к любимому и уютному дому.

Остановил машину так же, как и тысячу раз до этого. Дослушал песню по радио до самого конца, пока не услышал голос диджея, пытавшегося что-то сказать, повернул ключ в замке зажигания, и радио умолкло. Взял сумку с пассажирского сиденья и вышел из машины. Захлопнув дверь привычным жестом, глубоко вдохнул свежий и прохладный воздух хвойного леса, растущего вокруг его дома. Длинные сосновые иголки и песок отозвались тихим шелестом под подошвами его ботинок. Усталость стала уходить постепенно, отдавая тело по миллиметру. Он пошел к дому по траве, а не по дорожке из камня, и ботинки стали мокрыми от капель дождя, прошедшего совсем недавно.

В окнах комнаты, где она пережидала то время, когда оставалась без него, горел неяркий свет.

Вошел в дом, оставил ключи и сумку в прихожей, прошел в гостиную и прилег на диван. Закрыл глаза. Решил отложить поцелуи и объятия, которые были их традицией, когда он приходил домой. Пять минут отдыха от долгой дороги. Пять минут…

Яркие, как фейерверк, вспышки боли взрывались в его голове после каждого удара ножом, который он чувствовал своим телом так, как будто хватал его руками, обрезая пальцы и ладони. Нож стремительно падал в него откуда-то сверху и вонзался в тело, царапая ребра и другие кости, разрезая мышцы и внутренние органы, встречающиеся холодному и безжалостному металлу на пути.

Он думал, что это сон. Страшный сон. Но все, что происходило, было реальностью.

Сначала мозг кричал от боли и ужаса, а тело пыталось сопротивляться. Позже стало нестерпимо плохо, и наступила слабость. Затем постепенно затих мозг, и подготовилась улетать душа. Совсем скоро и ее не осталось в его окровавленном теле.

Она сидела на огромной кухне и курила, пачкая кровью сигарету и свои, такие же яркие, как его кровь, губы. В сумерках кухни тусклый свет от окна падал искаженным квадратом на стол, где лежал нож в причудливом рисунке темно-красных капель и кровавых следов от пальцев ее рук. Глядя в окно и выдыхая дым сигареты, она погладила свободной рукой кошку, подошедшую к ней по краю мраморной столешницы.

– Я хотела сказать. Ты не слушал. Эти голоса. Они говорили мне…

Я нервная

Вот никуда отсюда не сдвинусь и никуда отсюда не пойду. Буду сидеть здесь до потери пульса. Почему? Да потому! Я же сказала – я нервная! Что непонятного, а?

Нет, он мне начал всякую хрень говорить и ныть, ненавижу нытиков. Вот что я в нем нашла, а? Пожалела, точно. Дура я.

Вот буду сидеть здесь и курить. Пока вся не скурюсь. Ведь не курила же – и вот.

Подошел кто-то сбоку и присел на свободном краю лавки. Слева. Мужчина, по-моему, но не обратила внимания, а пялиться нет желания: сразу будет повод для вопросов, взглядов и, не дай Бог, подкатов. Только не сейчас, умоляю, а? Это я к нему обращаюсь, который там, наверху. Вот почему нужно сесть именно сейчас и именно на эту лавку, а? Вот именно там, где я сижу и мне надо побыть одной, а?

– Девушка! – обратился-таки. Блин, только не это!

– Я вас слушаю.

– У вас можно попросить зажигалку?

– Попросите! – уже не сдерживаюсь я. И такая я злая, что даже не смотрю на него.

– Пожалуйста, одолжите зажигалку на две секунды, мне только прикурить.

Отлично, нет зажигалки. Что ж, мне только такие и попадаются. Нет зажигалки, нет воли, нет мужества. Весь мир закончился на мне.

– Пожалуйста, – протягиваю влево.

Берет. Прикуривает. Слышу, но не смотрю. По голосу – бодрый товарищ. И не пискля, и вроде не старикан. Мне вот только парковых маньяков не хватало сейчас.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Вас кто-то обидел? – неожиданный вопрос от незнакомца.

– Нет. С чего вы взяли?

– Я чувствую напряжение в голосе.

Вот как он может, во-первых, чувствовать, а во-вторых, чувствовать в моем голосе, а?

Вот как развернусь к нему лицом, как гляну всем своим взглядом, лицом и своим безупречным телом, вот посмотрим тогда. Это как…

Спортивного вида, с волосами по всей голове, а не только частично, смуглый, на руках колец нет, но это не показатель, рубашка расстегнута на две пуговицы. Такой, если схватит, то хана. Может, не схватит? А схватит – не побегу, пропади все пропадом, лишь бы не нытик, а? Господи! Но курит. И надо же что-то говорить дальше… А я забыла, что хотела…

– Вы определили по моему голосу напряжение?

– Во-первых, вы не посмотрели на меня. Во-вторых, ваша поза великолепна, но все же она закрытая и не свободная. А еще вы сидите одна, а в парке уже темнеет.

И откуда тут в парке Зигмунд Фрейд, а? И вот он сидит рядом и курит, прикурив моей зажигалкой, рассказывая мне обо мне. Я и сама-то себя не всегда понимаю, а этот все сразу понял.

– Может быть, я гуляю с собакой?

– Вы сидите со мной рядом, и я не собака.

Блин, смешно уже, но вот не буду улыбаться.

– Просто она убежала.

– Тогда давайте пойдем ее искать. Вместе. Я вас провожу. Уже темнеет, и я не хотел бы оставлять вас здесь одну.

– Ну хорошо. А вы не маньяк?

– Вы про собак? Нет, я их люблю, но не настолько. И предложил я вам ее поискать, потому что мы сидим уже минут десять, а ее нет.

– Ну ладно. Нет собаки. Пойдемте, действительно, темнеет уже. Я-то понятно – у меня поза напряженная, а вы что тут делаете?

– У меня была деловая встреча в медицинском центре, здесь недалеко. Он граничит с парком, и по окончании встречи я решил прогуляться. Я занимаюсь медицинским оборудованием, торгую и обслуживаю. Сложная была встреча, решил пройтись по завершении встречи. А вы?

– А я сидела в напряженной позе и ждала, как стемнеет.

– Поблизости где-то живете?

– Нет. А вы на машине?

– Да, и я могу вас подвезти.

– Серьезно?

– Да, здесь далеко до метро. Я знаю. Так что говорите, куда поедем, и в путь.

– Мне далеко.

– Хорошо. Будет время поговорить…

Зебра

Как-то очень быстро стемнело, а я еще так долго слушала Ольгу. Она и в вотсап-то пишет по двести сообщений в секунду и в каждом по одному-два слова, а тут мы у нее дома. Все, кранты! Я слово не могла вставить, сидела и слушала ее, как ее муж строит десять лет дачу, как дети выросли из ясельного возраста и бегают так, что она успевает их только около края детской площадки отлавливать и как ее родители постарели, плохо ходят и только гуляют по парку, который через дорогу.

Блин, еще дождь пошел, спасибо, дорогое небо! А я как знала и зонт не взяла. Сумка такая тяжелая. И зачем я только взяла с собой планшет? Ольга все равно не дала мне фотки показать, я только ее фотки и смотрела. Перевешу-ка я ее на другое плечо: на левом непривычно, хоть правое отдохнет. Надену капюшон, а то все волосы промокнут. Я, конечно, сделала хвост, но холодно, а мне еще на другой конец города ехать. И зачем я согласилась сюда приехать?

Ой, вот дорогу уже вижу, там должна быть совсем стертая зебра, и потом остановка чуть подальше. Ага, вот она, фонари не светят совсем, темно и немного страшно. Хорошо, если за мной никто не идет, а то как-то совсем неуютный район. Посмотрю-ка я в сторонку как будто, а сама оглянусь. Нет, вроде бы сзади нет никаких подозрительных личностей. Фу! Вот она, зебра, машин вообще не видно. Ладно, побегу, автобус вон едет, надо успеть, а то я замерзла уже. Бегу.

– А-а-а-а-й! – я только успела крикнуть и вся сжалась. Дикий скрежет и визг тормозов. Какая-то черная тень резко приблизилась и больно ударила меня по ноге, блин, как больно-то!

Это была машина, черная какая-то, а из машины выскочил какой-то борец-здоровяк.

– Девушка, с вами все в порядке? Я вас не ушиб? Что? Нога? Все нормально?

– Мне на какой вопрос вам ответить, мужчина, а? На все сразу? Вы не видите, что зебра? Как больно-то, а!

– Давайте, я вас в больницу отвезу!

– Да не надо мне ни в какую больницу, вы меня еще угробите по дороге! И уберите, пожалуйста, руки, я сама нормально стою.

– Девушка, я должен убедиться, что с вами все в порядке.

– Вы меня еще обнимите. Вы, кстати, как так стремительно оказались здесь и почти меня сбили? И почему у вас фары не горят?

– Извините, пожалуйста, ради Бога! Дождь… Я думал о своем и не заметил, что стемнело, фонари еще не зажгли, а я ближний свет не включил, я сейчас включу, – и пошел в свою машину.

– А как вы вообще меня увидели в такой темноте? – спрашиваю, когда он вернулся.

– А я вас совсем не видел, видел только какое-то пятно яркое, это свечение и сподвигло меня на такое резкое торможение, если бы не оно…

– А-а-а, поняла. Это светоотражатель на сумке, это я ему должна спасибо сказать.

– Кому?

– Вот смотрите. Наклейку на сумке видите?

– Вижу.

– Это наклейка со светоотражателем, у нас такую не найдете. Дизайнерская штучка, в Голландии купила.

– В общем, у вас точно все в порядке?

– Да поезжайте домой или куда вы там ехали, а я пойду. Ладно?

– Спасибо вам, девушка, и светоотражателю вашему, наклейке, и Голландии тоже спасибо, а то…

– Я ушла бы в страну вечной охоты? Поняла. Повезло мне.

– А давайте, я вас все-таки отвезу куда-нибудь: в больницу, домой, в кафе…

– Н-е-е-е-т, спасибо, я в вашу машину ни ногой! Мы уже с ней пообщались, и мне это не понравилось!

– Девушка, ну как мне загладить свою вину? Давайте, я вам свой телефон оставлю, а вы мне обязательно позвоните, если что. Я тогда…

– Апельсины мне в больницу принесете? Нет, не надо, спасибо, в другой раз.

– Ну вот возьмите визитку, и ничего записывать не надо. Позвоните обязательно.

– Хорошо, если понадобятся апельсины, я позвоню.

– До свиданья! Спасибо!

– Пока! – я развернулась и пошла к остановке, потом вспомнила про ушиб ноги и немножко захромала. Точно, ведь вслед смотрит.

Блин, синяк будет. Шагать не больно, но синяк точно будет. И что у него за машина? Дождь, темень, так и не посмотрела, большая какая-то. Хорошо хоть, он орать не начал, а то есть такие: сам виноват, а орет, как потерпевший. Надо на остановке посмотреть, что у него там в визитке написано, вот до остановки дойду и посмотрю. Остановка. Вот непростой какой-то день у меня сегодня. Это все Ольга и темень. Не поеду к ней больше, пусть сама ко мне приезжает или в кафе пойдем в следующий раз.

А дорогу я буду переходить, размахивая сумкой со светоотражающей наклейкой, чтобы меня видно было. Фонарь какой-нибудь еще куплю и размахивать им буду.

Ой, фонари включили, уличные. Вовремя. Автобус идет уже, вон он. А! Визитка, забыла совсем, что там у нас? Смирнов Олег Павлович, заместитель генерального директора по МТО. МТО это что? Маракасы, тамтамы и остальное? А-а-а-а… Вспомнила: материально-техническое… Обеспечение…

Ой, что-то мне апельсинов захотелось…

Она

Она заснула.

В кресле рядом.

В инструкции на машину это называется сиденье пассажира.

Но для нее это кресло.

Для нее…

Нужно было объехать несколько стран и прожить несколько жизней, странных, тяжелых, пустых и скучных, насыщенных и ярких, но совсем не тех, что были нужны мне…

Ночь.

Я везу ее из ночного клуба, спящую в кресле собственной машины, в желтом свете уличных фонарей, мелькающих со скоростью проносящихся ночных пейзажей пустынных ночных улиц.

Никто не знает, что мы вместе.

Подруги провожали ее у дверей клуба, пытаясь разглядеть мое лицо в темноте.

Мы почти приехали.

Я припарковался и повернул ключ, заглушив двигатель.

Разбужу ее чуть позже.

Только посмотрю на нее немного.

Перманентная нервность в дождливый четверг

Перманентная нервность в дождливый четверг, пятницу, а затем и в субботу.

День начался плохо еще вчера, но для сегодня это уже неважно.

Неслучайно прочитанная статья на медицинскую тему, неправильно понятая и превращенная в волнение, тревожность, миллион СМС и тысячу звонков за вечер, а затем и в бессонную ночь с очень конфликтным вечером и напряженными разговорами, оказалась причиной уже двух суток переживания, конфликтов и слез в том числе.

Поход к врачу доказал, что паника была напрасна, по крайней мере, в части отсутствия каких-либо оснований для подтверждения информации из статьи.

Но разве это что-то меняет?

Все плохо…

Ей показалось, что все плохо.

Очень плохо, и надо вызывать скорую. Она сказала об этом ему.

Была суббота. Раннее утро.

Волна адреналина больно ударила по всему телу жгучей волной.

Он испугался. За нее.

Встал, постарался ее успокоить.

Она позвонила своему врачу.

Вызвали скорую. Девушка – врач скорой помощи сделала укол и отвезла ее в больницу.

Через полчаса она позвонила, попросила приехать и забрать ее.

Все было в порядке.

Ну да…

– Дай, пожалуйста…

– Что?

– Ну…

– Воды? Вина? Тепла? Любви?

– Ну да…

Дверь

Спустя десять лет мне снова открыли дверь.

За ней стоял постаревший, сутулый, с недоверчивым взглядом пожилой человек.

Аккуратной походкой старика он прошел на кухню.

Все бы ничего, но это был мой отец…

Иногда

Устаю от людей.

Иногда.

Скучаю по некоторым из них.

Иногда.

Вспоминая, думаю, что прожил не одну, а уже сорок жизней и понимаю, что проживу еще столько же.

Сначала отчаянно сопротивлялся, но потом смирился с потерями.

Они были.

Иногда…

Брайтон Пирс

– Сын, когда я умру…

– Пап!

– Вероятно, это будет нескоро, но тем не менее. Когда это произойдет, в землю меня не закапывать. Сжечь. В крематории. Что такое крематорий…

– Я в курсе.

– Есть такое место в Великобритании, в городе Брайтон, на самом берегу пролива Ла-Манш, называется Брайтон Пирс.

– А подробнее?

– Это такой длинный деревянный помост над водой, по которому гуляют люди. Там есть аттракционы, кафе и бары. Набери в Гугл на английском. Это достопримечательность города, там все гуляют, проводят время вечерами и в выходные. Там есть даже детские карусели, много чего. Там очень красиво…

– Я понял, пап.

– Отвези, пожалуйста, мой прах туда, дойди до самого края пирса и высыпь его из чаши в океан.

– И все?

– Не совсем. Я прошу тебя купить какой-нибудь дешевый магнитофон или магнитолу и поставить вот эту песню.

Из динамиков в машине звучала спокойная и немного грустная мелодия.

– Это что?

– Это Сил. Лавс Дивайн.

– Пап?

– Что?

– А можно магнитолу никакую не покупать, а включить мелодию на телефоне? Сбрось мне ее на мыло, лан?

– Да.

Я не знаю…

Зеленые джинсы. Да зеленые, stonewashed, были такие раньше, Lee. Зеленый бушлат – это пальто такое, короткое. В огромных альпинистских ботинках и клетчатой рубашке, белой. Тонкие полоски черного цвета, пересекающие друг друга на белоснежном полотне рубашки, виднеются под шарфом, обернутом вокруг шеи несколько раз. Шапка зеленая, естественно.

Вот так и шел зеленой саранчой, пожирая асфальт альпинистскими ботинками, в лучах уличных фонарей и в потоках холодного зимнего ветра сухой бесснежной зимы. С сигаретой в руке. «HB» сто миллиметров, белая пачка, сейчас таких нет.

Я иду. Просто иду. Мне хорошо идти. Со мной моя музыка, плейер в кармане, играет Banderas – «This is your life».

Я один. Мне так лучше. Так легче. Не одинок, просто один. Мне так хорошо.

Мир вокруг – как музыка, что играет в наушниках: загадочен и прекрасен.

Троллейбус. Старый. Они все такие, как будто они выходят с завода уже старые. Винтажные.

Сажусь на заднее сиденье и еду.

Куда? Я не знаю…

Я скучаю по нему, по тому парню в зеленом бушлате.

Он уехал на троллейбусе.

Куда?

Я не знаю…

Метро

Еду

В вагоне

Метро

Стою

У выхода

Выхожу

Скоро

В дверях

Стекло

В нем

Отражение

Лицо

Не

Мое

Другого

Какого-то

Человека

Не

Узнаю

Его

Совсем

Но…

Это

Я

Почти верю

Я умер в самом начале года. Шел снег, почти дождь. Слякоть.

Душа угасла. Она ушла тихо, как последний вздох старца, ожидающего своей смерти годами, прикованного болезнью и старостью к кровати, в окружении уже уставших от ожидания его смерти близких. Просто выдох – один, последний…

Я умер.

Моя душа осталась где-то там, между двором и гаражами.

Тело продолжало идти по темной, холодной от света желтых фонарей и промозглой от бесконечной слякоти улице.

Подошел к остановке, дождался автобуса и уехал туда, где, возможно, я буду нужен таким, какой я есть: без души, мертвым.

Я надеюсь, что я буду нужен.

Я очень на это надеюсь.

Почти верю…

Только один

Когда я слушаю музыку из моего прошлого, то…

Не сразу, но я оказываюсь там.

На тех улицах. В том себе самом, каким я был. С тем солнцем, которое светило тогда, или с дождем, который шел…

А иногда я оказываюсь с теми, с кем когда-то был…

Но очень часто один.

Только один…

Слезы

Слезы жгут щеки солью прожитых лет.

Тенями ушедших, следами предавших, миражами любимых…

Я успокоюсь, я крепко сожму руль и прикрою рукой лицо, чтобы водители и пассажиры соседних машин не видели моих слез.

Я смогу, я справлюсь, я должен…

Мой поезд

Мой поезд ушел.

В нем все, что было дорого, что было важно, что было…

Платформа пуста.

Никого нет.

Все уехали.

И я…

Ревнивая

Рислинг закончился.

Часы неумолимо близятся к следующим суткам.

Все спят.

Стук пальцев по клавиатуре на экране. На стеклянном экране.

Музыка в телефоне через наушники дает пищу мозгу для эмоций.

Они медленно выливаются в слова черным текстом на белом фоне.

Мысли мечутся по прошлому в поисках того, что затронет магические струны несуществующего инструмента души, и муза прилетит и нашепчет что-то в ухо без слов. И снова красиво и необычно слова лягут так, что не захочется ничего менять.

Что в этот раз?

Тишина.

Ушла.

Улетела и не хочет рассказывать сказочные и волшебные истории.

Приревновала.

К рислингу.

Муза. Она такая.

Ревнивая…

22:33

Светящиеся отрезки зеленого цвета сложились незамысловато в цифры времени допотопных электронных часов. Яркие. В темноте. Мешают, когда хочется спать. Светятся.

Холодильник, стиральная машина, плита и мусорное ведро в глубине изгиба кухонной столешницы.

Мои соседи.

Две кошки приходят на свои места рядом с моей головой: на диване и на низком журнальном столе, который сразу за ним.

Мои кошки.

Окно открыто. Лето. Звуки шоссе не смолкают, и я вздрагиваю, когда монотонный гул мегаполиса разрывает рев мотора мотоцикла, проносящегося по пустеющему шоссе.

Ночь наступает.

Надо лечь так, чтобы кошки не мешали хвостами и лапами, повернуться спиной к ярким цифрам часов и постараться заснуть, пока утихающий город снова не вздрогнет от рева почти летящего над дорогой мотоцикла.

Моя ночь.

00:33

Как тогда

Я хочу ехать в метро по той ветке, которая не под землей.

На кожаных диванах, не сиденьях, а диванах.

Летом.

Приехать туда, где бабушка.

Живая.

Открыть журнал «Америка» и прочитать про День благодарения и как делают кроссовки.

А потом поехать домой, уставшим и счастливым.

По той же ветке метро, которая не под землей, но уже в окнах темно.

Вечер.

Я не хочу как сейчас.

Я хочу как тогда.

И папу держать за руку.

И хотеть спать.

И почти заснуть у него на руках.

Как сейчас засыпает у меня на руках моя дочь.

Как тогда…

Уже за полночь

Время перевалило за полночь. На белом фоне появлялись слова, но после прочитанного было сложно написать что-то иное.

Кошка обошла ноги по кругу уже раз двадцать. Телевизор работал, но звук был выключен.

Сейчас, возможно, он услышит слова любимой, проснувшейся, чтобы выпить воды:

– Ты почему еще не спишь?

И ответит:

– Я сейчас приду.

Может быть

Зевающий персонал кафе.

Полупустой зал.

Блюз женским афроамериканским голосом откуда-то из-под потолка.

Дочь играет на телефоне в домики.

Жена доедает штрудель.

Темнеет.

Лето.

Мне больше ничего не надо в этой жизни.

Ну, может быть, еще что-то.

Но не больше…

Песок

Резкий поворот руля. Визг тормозов шести потоков машин. Перестроение резко вправо, к краю обочины, с экстренным торможением, когда машину невозможно удержать ровно и она виляет, тормозя из стороны в сторону, рискуя уйти в неуправляемый занос.

Все. Машина остановилась. Ручник резко вверх – давняя привычка. Смотреть на тормозивших паникеров в шести полосах слева нет времени, у них все в порядке. Я умею делать такие перестроения безопасно для окружающих.

Забыв про то, что музыка орет, разрывая колонки, взял в руки телефон и обеими руками стал бешено, опережая себя и делая ошибки, писать строки, которые нельзя упустить. Сколько уже было таких, упущенных навсегда и безвозвратно. Потому что не было возможности записать или думал, что запомню.

Нет, не запоминал, утеряно навсегда, как горячий песок пляжа, где проводишь короткий отпуск, приехав из серых дней зимы, просачивается сквозь пальцы рук, оставляя только пыль или песчинки в ладонях. Как упущенный по недоразумению и медлительности шанс – уходит, уезжает, уплывает, испаряется.

Как волны океана теряют свою силу, встречаясь с песком или скалами, разбиваясь в стаи брызг или уходя плавно в песчаный берег. Зачерпнешь его – а в руках не вода, а уже только мокрый песок.

Вот они. Слова, строки и даже страницы. Появляются, оставляя на белом фоне следы твоей черной крови, как и любого, кто когда-либо писал о том, что дорого, что важно, что и есть жизнь и свобода, истинная и настоящая. Свобода, когда не надо знать, что примут или поймут, когда говоришь и пишешь только то, что думаешь и что хочешь сказать, когда веришь, что тот, кто сможет, тот поймет, а кто захочет, тот прочитает и не раз.

Лучше не останавливаться. Уже так было: напишешь часть и придется вспоминать, что хотел сказать. Нет, напишу сейчас, напишу все, а потом исправлю только ошибки. Кто-то говорил это раньше, что надо делать только то, что нравится и никогда не упускать тот самый случай, никогда.

Тот самый шанс, тех людей и те моменты, которые никогда не вернутся. Те часы, минуты и секунды, ради которых мы и живем. Но это должны быть именно те, да, самые важные, настоящие люди, дни, часы, секунды и подлинные, настоящие чувства.

Так и сейчас: надо написать все и сразу.

Да, вот эти самые строки…

Оглавление

Я заснула, пока тебя ждала…

Бизнес-ланч

Магия

Хищник в прыжке

Они говорили мне…

Я нервная

Зебра

Она

Перманентная нервность в дождливый четверг

Все плохо…

Ну да…

Дверь

Иногда

Брайтон Пирс

Я не знаю…

Метро

Почти верю

Только один

Слезы

Мой поезд

Ревнивая

22:33

Как тогда

Уже за полночь

Может быть

Песок