Дорога в Нерюнгри [Владимир Евгеньевич Псарев] (fb2) читать онлайн

Владимир Псарев Дорога в Нерюнгри

Обшарпанные, когда-то разноцветные советские "панельки", построенные на сваях. Вечная мерзлота. Зимой здесь редко видят солнце, а запойные, коих тут немало, не видят его вообще – слишком рано темнеет. Славный град Якутск, отрезанный от всего мира – ни железной дороги, ни мостов, а в Россию только по зимнику. Но ведь Якутск – это Россия? Здесь о последней многие только и слышали от вахтовиков. Здания федеральных органов и театр смотрятся на этом фоне неприлично богато.

Донбасс еще продолжал звонить в набат, призывая из Ростова и Тамбова всех неравнодушных, а Тамбов отвечал.

– Горе там, – вздыхал дедушка, памятуя советское прошлое и дружбу народов.

– Горе тут, – замечал ему молодой студент Северо-Восточного, давно мечтавший уехать отсюда хотя бы в Иркутск.

Оля – девушка со светлыми волосами и голубыми глазами, но немного хищным прищуром, доставшимся ей от бабушки-якутянки – вышла покурить у подъезда. Косилась на дедушку и молила всех святых, чтобы с ней не заговорили. Недавно добровольцем с Украины вернулся ее старший брат – худой и немного сумасшедший. Приехал и сразу страшно запил вместе с отцом, двадцать лет отходившим от другой войны – Чеченской.

Как бы того ни хотелось, но пришлось возвращаться. Нужно было готовить ужин для собутыльников отца.

– Почему дома жрать нечего, а? – стучал обросший мужчина по столу.

– Сейчас все будет, папочка.

– Гости придут, а тут и поставить нечего.

Брат уже "накатил" сто грамм, и сидел довольный, покачивал головой. Здоровье ему еще позволяло пить прямо с утра и вообще до вечера. А вот у мамы сопротивляться всему этому его уже не было. И все, что делала по дому Оля, она делала ради нее.

Мать давно и тяжело болела – сначала сосуды, а потом нашли какую-то опухоль в голове. Лицо за год почернело, а помочь в республиканской больнице ничем не могли. Отправили домой прожить свободно. Страшные головные боли мучили ее последние месяцы. Они уже не прекращались, а теперь перестали действовать любые анальгетики. Мужчинам до нее особого дела не было – ее проблемы лишь клали вишенку на торт человеческого безумия и беспросветности будущего, а по отдельности уже не вызывали сантиментов. Единственное, что отец перестал ее бить, за что та каждый день его благодарила, выходя на кухню попить воды. Шаркала ногами по полу нищенской трешки, когда-то казавшейся большим богатством.

Оля спала с мамой в одной комнате – на соседних кроватях. Маму расстраивало, что она курит, а Оля оправдывалась – хоть какая-то радость.

– Вон у тех за столом тоже радость.

– Ну, мама!

Оля лукавила. Не единственная. Иногда она сбегала к своему Леше, когда тот приезжал с вахты. Сейчас нет возможности – еще минимум месяц. Леша на пару лет старше и работает в Нерюнгри – городе на юге республики, почти на границе с Амурской областью. Платят хорошо, получается что-то копить.

– Еще пару лет, и мы обязательно уедем. Вот увидишь, Оль, – улыбался молодой человек, придерживая ее за плечо.

Оля кивала, но не улыбалась. Сама девушка к двадцати годам тоже много где успела поработать, но нигде не задержалась – платят мало, нервов не хватает. Все, что заводилось в кармане, уходило тут же на жизнь – мама давно не работала, а пособие не платили.

На плите варились макароны и шкварчали магазинные котлеты. Оля такое сама уже не готовила, на закуску сойдут любые полуфабрикаты, а ей как-то не до изысков. Мама вкуса почти не чувствовала, да и кушала немного.

Солнце окончательно село за горизонт, пришел первый гость – бывший сослуживец отца. Старая заношеная одежда. Господь бы с ней с заношенностью – здесь лучшая вещь та, которая не грязная. Разделся, уселся за стол, не помыв руки – подумаешь тоже, какая формальность.

Оля ему первому подала блюдо. Гость покряхтел, поморщился, скосился на бутылку.

– Сейчас, сейчас, Андрюха, – подбадривал его отец. – Ты покушай чуть.

Гость вздыхал – ему хотелось, чтобы налили хоть чего-то. "Ну хоть понюхать дайте!", – думалось. Алкоголь – лишь способ ускорить время. Облегчить страдания? Нет. Найти ответы? Нет. Ускорить время, и укоротить его. Путь для тех, кто не нашел себя, но не может своими руками свой путь завершить.

Оля с каменным лицом расставляла посуду.

– Чего невеселая? – толкнул ее брат.

– А чего гоготать? – шипела.

– Посмотрите на нее! Брысь!

У Оли не было вообще никаких мыслей. Главное стиснуть зубы и потерпеть, как на ненавистной работе, пока не пришла последняя зарплата. Ах, зарплата? Ей последняя так и не "постучалась".

– Эй, ты, на том конце? Ставь еще одну бутылку сюда, – позвал отец.

Оля покорно вынула из морозилки, и даже не хлопнула дверцей.

– Молодчина.

Стали подтягиваться остальные гости. Сначала пришел еще один сослуживец отца, потом бывший одноклассник брата. Одноклассник из тех, кто уже перестал искать себя, и даже Иркутск его не привлекал. Какая разница? Любой город лишь саркофаг, если ты уже мертв внутри. Оголтелое поколение. Здесь через одного не смогли выбраться из слизи и гноя, заполнивших ауру. Он кивнул девушке и как-то ехидно улыбнулся.

Оля повернулась, ничего не отвечая. Мама в комнате тихо плакала. От боли душевной или физической – уже не ответит. Да и ответы не нужны.

Девушка уселась на край кровати и несколько минут смотрела в пол.

– Доча?

– Да, мамочка?

– Тебе не страшно?

– Нет, мама. Уже нет.

– А когда-то было?

– Было страшно, когда внутренние переживания накладывались на внешние неурядицы. А сейчас я отвердела.

– Но надежда есть?

– Лишь для меня, видимо, – горько ответила Оля.

Мама лежала на спине, и слезы дрожали в глазах, никуда не стекая.

– А почему ты спросила, мама?

– Потому что мне страшно. Душа болит. За твою надежду.

Черное окно. Черное как космос, но космоса за ним не видно. Совсем. Только панельки, а за ними сотни километров тундры, в которой даже оленей больше нет. Только снег и наледь. Кровь сотен первопроходцев и их противников – представителей коренных народов. Ушла в соседнюю, чтобы не шуметь.

– Представь, как меня прокатили? Купил и продал квартиру, – кричал Андрюха.

– Может, выпьем?

– Я непотопляемый "Дредноут".

– Откуда ты такие слова-то знаешь?

– Ну знаю, – Андрюха заливался смехом.

– Ты так же безнадежен, как налоговая служба России.

– Да ну?

– У меня подруга работала. Там полный тлен. Вообще.

Андрюха смеялся, чуть не бился головой об стол.

В какой-то момент Ваня – одноклассник брата Оли – встал в туалет, и пошел искать девушку. Заглянул в одну комнату и вышел грустный. Приоткрыл другую комнату, пока другие головы качались над фанерой. Полная темнота. Кромешная.

– Олька?

В ответ лишь тишина. Даже отзвуков никаких. Ваня шагнул и захлопнул за собой дверь – Оля не выходила, а значит, что она где-то в этой трешке.

–Ольга? Ты здесь?

Снова полная тишина.

Ваня не стал церемониться и начал щупать руками по стенам. Немного надо в таком состоянии.

– Да я только с дежурства! Там такие уроды! – кричал кто-то из-за стены.

Ваня щупал и щупал, пока в области кровати не нащупал чье-то плечо. Кажется. Глаза стали привыкать к темноте, и он увидел, как на него поднялись два глаза, отражавшие свет Луны – другого света нет. Забавно, что луна одновременно и имя собственное, и имя и нарицательное. Смотря как применять это слово. Смотря как применять слово любовь.

Оля молчала – мать будить нельзя – и смотрела на Ваню широко закрытыми глазами.

– Ты слышишь меня? Я хочу тебя, – шептал Ваня.

– Только сегодня? – раздался голос из темноты.

– Не знаю, – запинался Ваня. – Но хочу!

– И что?

Ваня толкнул Олю в сторону стены, и следом навис над ней. Оля не стала пытаться кричать, хоть Ваня и закрыл ей рот ладонью, отчего стало страшно. Он расстегнул на джинсах пуговицу, а затем молнию.

– Хочешь меня?

Оля молчала, а Ваня продолжал. Ткань скользила по коже бедер. Бедер, которые не были предназначены для этого, а кожа так нежна. Нежна, как эта ночь, скрывающая всю боль мира. Ночь есть, а звезд нет. Джинсы скользили, а Ольга молчала, и лишь смотрела на Ваню. Смотрела прямо и сильно, не отрывая взгляда, а значит и души не открепляя от души его.

Толстые полотна упали на дерево, а руки Вани поползли под одежду, прикрывавшую второй размер груди. Слой за слоем – все упало, оголив светло-коричневые соски. Оля молчала. Распластавшись по сторонам, железы манили и сияли даже в темноте. Язык скользил от краев к соскам. Оля молчала, смотря уже на затылок. Нет возбуждения, нет никаких чувств. Только ступор. Она раздвинула ноги, и с них соскользнул хлопок, оголяя самое сокровенное. Ольга почувствовала, как в ней оказались сразу два пальца, но она не испытала ничего, кроме раздражения. Просто что-то воткнулось в мясо. Мало смазки? Мало чувств. Естество скользило по верхней части влагалища, что-то отыскивая. Что может найти пьяный? "Я – женщина, и я знаю, где удовольствие". Ваня, раздевшись, проник в нее, и толчками доставил себя до ее матки. Но Оля по-прежнему молчала.

Что-то капало вниз по ляжкам, и словно застывало где-то посреди. Оля встала, попыталась найти джинсы, чтобы уйти в душ и отмыть от себя всю скверну. Там же у нее были припрятаны все таблетки, которые женщины применяют в данных ситуациях.

Кровь рожденных разливалась по полам коммуналок, а кровь нерожденных – по коже женщин. Белые круги утонули в желудке, и убили через несколько часов тех, кто что-то мог. Кровь в сознании лилась с поверхности полушарий мозга вниз на глаза. Много крови.

***

Оля зашла в комнату и увидела то, что не ожидала увидеть. В свете утренних лучей, неаккуратно разрезавших пространство, она увидела висящее под потолком тело матери. Петля короткая, но основательная – именно та, что нужна. Штанины едва мокрые – моча, которая разливается из-за расслабленных мышц таза, уже подсохла. Что здесь произошло? Мать, не вытерпев головной боли и окружающего ада, покончила с собой. Ноги неподвижно висели в сантиметрах от пола.

Оля села на кровать, разглядывая тело той, что когда-то ее породила. Свои мысли? Свои переживания? Сейчас это все пылало безвозвратно. Словно тело, подвешенное под лампой, светило вместо нее. Светило вместо лампы.

Кровь лилась по полам коммуналок, сверкающие зубы демонов смыкались, перемалывая жизни пьющих. Отец еще не проснулся – у него все стабильно. А мать висит под потолком. Висит и даже не качается.

Оля смотрела на тело, мысленно его обмывая. Часть тела за частью, капля за каплей. Вода текла по ногам, как моча несколько часов назад. И как изысканно? Повесилась на самом проводе, намотав на него бельевую веревку, которую, видимо, припрятала.

– Люди непросто смертны – иногда они внезапно смертны.

Оля, косившись на тело матери, собрала рюкзак, и вышагнула на мороз. Сегодня особенно холодно – словно не Якутия, а север Аляски. Вдыхать сложно.

Она шагнула в пустоту, не зная, что ее ждет впереди. Набрала на экране кредитного смартфона маршрут. Два слова – Якутск и Нерюнгри. Поздно вечером нашлась поездка. Ночью ехать приятнее – можно просто проспать все. Забронировала, покурив стрелянную сигарету, оперевшись о стену автовокзала "чертового Якутска".

– Ненавижу эту яму.

– Но это самая большая яма в мире, – парировали ей

– Все равно ненавижу. Пусть горит.

У серой жести автовокзала ее забрал серебристый "Логан". Автомобиль посигналил фарами, и Оля его сразу узнала. Автомобиль неудобный, и совершенно не приспособлен для Якутии зимой. Да и летом, признаться, тоже – тут только зимники, а привычных дорог нет. Снег прячет все человеческие грехи. Даже воровство.

Фары освещали дорогу перед бампером, сиявшим для встречных автомобилей – водитель этого никогда не видел. Может быть, это и правильно, но сейчас Оля лишь тряслась, сжимая в руках тяжёлый рюкзак. Удивительно, как вещь, которая обычно совсем ничего не весит и сползает с плеча по малейшему дуновению ветра, вдруг превращается в целую проблему.

Шины скользили, и заставляли водителя нервничать. Его Оля видела впервые, в отличие от одного из пассажиров. Он с ней когда-то работал. Но заговорить с ним – значит расписаться в собственном бессилии, а потому Оля молчала, отворачиваясь к стеклу. Оля его почти не помнила, но даже такое знакомство могло бросить на нее тень сомнения. Сомнения, что собственный мир можно исправить.

Наконец автомобиль остановился под вывеской "Дорога в Нерюнгри". Странное название, странное место, но больше остановок не предвиделось.

С виду совершенно невзрачное место внутри оказалось уютной кафешкой. А что, если едешь в Якутск? Странное название. Один из попутчиков предложил сесть с остальными, но Оля воспользовалась наличием свободных мест и села отдельно.

Подошла официантка быстро – такая же молоденькая девушка, достаточно ухоженная для селянки. Наверняка она не из Якутска сюда ездит, а других городов тут нет.

– Может быть сразу будут пожелания?

– Я пока полистаю, – не отрывая взгляда от заледеневшего окна ответила Оля.

Совершенно ничего не видно – только белое полотно в кристалликах. Попутчики что-то обсуждали и даже не смотрели на девушку, будто ее и не существует. Просто прекрасно.

Спустя несколько минут официантка подошла снова, и только теперь Оля поняла, что к меню даже не притронулась.

– Давайте что-нибудь горячее. На ваш вкус. Мне все равно, что есть.

– Хорошо, – понимающе кивнула собеседница.

Оля пальцами водила по деревянному столу. Когда-то он был красиво отполирован, а сейчас выщерблен. Под потолком качались лампы в дешевых тканевых абажурах – привет из Советского Союза. Теперь ее взгляд привлекли они. В расфокусе кто-то двигался, приглушенно доносились какие-то звуки. Леше девушка так и не сказала, что приезжает. Начнет волноваться или даже отговаривать, потому что поселить ее с собой не сможет, а в остальном дорого.

Вспоминалась мама, когда она была еще молода и здорова. Зимой платили больше, и она покупала ей что-то необычное. Необычной для маленькой Оли могла быть даже какая-то вкусная шоколадка или кока-кола, а если доставались нереально дорогие тут апельсины, то жизнь начинала играть совсем другими красками.

Неожиданно тарелка со звоном ударилась об стол. Перед Олей стоял какой-то странный желтый рис с мясом.

– А есть пиво? Бокальчик.

– Одну минуту.

Конечно же, это сейчас никак не поможет – сначала будет чуть веселее, а потом нудно. Но может быть это позволит часик поспать. Дальше к месту назначения участками будет сплошная гравийка. Будет трясти. Что поделать – дорога в Магадан еще хуже. Иногда по ней совсем не проехать. Официантка принесла пиво и неожиданно уселась напротив.

– Вы не против? Меня Катя зовут.

– Да нет, можете посидеть, – отрешенно ответила Оля, ковыряя свое горячее.

– Я вижу, что у вас что-то случилось.

– Да, я родилась.

Оле не хотелось посвящать в свои проблемы даже совершенно незнакомого ей человека, который никуда это не унесет, но по-женски собеседница ее располагала.

– Вы в Нерюнгри едете?

– Да, еще часов пять, – прихлебнула.

– Я тоже хочу туда уехать.

– А почему не в Якутск?

– Якутск как тюрьма, и там холоднее. В Якутске я родилась, а когда мама умерла, то уехала сюда к ее родителям, чтобы одной не быть. Отца даже не знала. Говорят, где-то в Красноярске обосновался. Совсем успешный по нашим меркам человек.

– Повезло вам, – Оля после слова "мама" даже перестала жевать.

– В чем же?

– Я вот своего отца знала настолько хорошо, что даже и врагу не пожелаю – знать такого отца.

– Давай на ты?

Раз уж разговор завязался, пришлось рассказать про себя вкратце, а про последние дни подробнее – все равно Леше она всего этого не расскажет, а в себе держать не хочется.

– А сколько тебе лет?

– В следующем году двадцать один.

– Мне тоже. А в Нерюнгри надолго?

– В Якутске делать нечего. Думаю, через полгода с Лешей куда-то уедем. На большую землю.

Было заметно, что новая знакомая шокирована такой страшной свежей новостью.

– А почему у тебя на бейдже другое имя?

– Не хочу, чтобы посторонние знали, как меня зовут.

– Но я ведь посторонняя?

– Но что-то в тебе есть.

Бокал опустел быстрее, чем тарелка.

– Еще принести?

– Нет, оно оживит демонов. Не хочу.

– Понимаю.

– Кать, по глазам вижу, что плохо спишь. Когда в последний раз?

– Сегодня, но два часа, а вчера вообще не спала. У бессонницы, как и у алкоголизма, есть один интересный эффект – тебе нужен собеседник, чтобы не оставаться один на один с возбужденным сознанием. Черт пойми что там можно найти.

– Что-то мешает?

– Мама, – коротко ответила Катя. – Она стала часто приходить ко мне. Некоторые люди радуются и ждут сна, а я не хочу ее видеть – мне больно. Извини, что про маму.

– Но это ведь твоя мама. За что извиняться?

– Но ведь твоя мама…

– Неважно. Уже неважно.

Девушки условились однажды встретиться в Нерюнгри. Катя написала на салфетке свой номер.

– Скажем, через месяц. Думаю, что к тому времени я уже смогу туда перебраться.

– Ну а я надеюсь, что не смогу оттуда выбраться, – шутила Оля, отдавая тысячу Кате. – Сдачи не надо, оставь себе.

– Спасибо, – мило улыбнулась девушка. – Это вложение в новую жизнь.

– Точно. Спасибо за компанию. А рис, кстати, суховат даже к пиву.

Попутчики уже успели доесть и позвали Олю, чтобы покурить. Клубы белого дыма окутали крыльцо придорожного кафе. Удивительно, как хорошо здесь видно звезды. На душе стало спокойнее после непринужденной беседы. Разговора, когда никто никому ничего не должен и никто ни от кого ничего не ждет. Оля почувствовала внутри какую-то силу. Даже захотелось расправить плечи. Сигаретный дым, который раньше заполнял внутреннюю пустоту, теперь стал просто дымом, а сама сигарета невкусной. Докуривать не стала.

"Логан" тронулся и взял путь на юг. Километр за километров, а вокруг совершенно ничего не видно, и окна тоже заледенели. Пиво поклонило в сон – та самая романтическая доза, нежная, как ночь Фицджеральда.

Оля чуть сползла вниз и наклонилась к двери, скрестив на груди руки. Тепло, как в детстве под одеялом. Даже беззаботно. А впереди еще целая жизнь, и много самых разных открытий. И возможность кому-то жизнь подарить. Стать другой, построить другую семью. Найти своих и успокоиться. Сделать все, чтобы дети не увидели того, что увидела она. Россия для грустных, но она для нас.

Оля ничего не успела понять, но почему-то закричала, даже не открыв глаза. Отчаянный возглас заглушил визг тормозов. Качнуло в сторону и резко выбросило вперед. Автомобиль, ударившись в лоб со встречной легковушкой, отлетел на несколько метров и багажником вниз ушел с насыпи. Олю вдавило обратно в сиденье. Она на секунду выпала на снег через открывшуюся дверь, но "Логан" тут же ее догнал, эту дверь смяв, а следом девушку придавило телом случайного попутчика. Слабый свет Луны отражался от чистого снега.

Оля больше не чувствовала своего тела. Только голову. По лицу текло что-то теплое. Холодное таяло под щекой. Глаза открыты, и за минуту она ни разу не моргнула. Полная тишина. Никаких стонов, никакого рокота. Безжизненная пустыня, перед которой все равны, прожевала и выплюнула, а сейчас стоит и наблюдает. Но это ненадолго. Сейчас Оля закроет глаза и увидит маму. Увидит и то, до чего не дожила.