Яма [Николай Александрович Игнатов] (fb2) читать онлайн

Николай Игнатов Яма

Науке известны некоторые феномены, которым надлежит пребывать в вечности или, по крайней мере, в очень большом промежутке времени. Это, к примеру, черные дыры, пульсары, звезды, наконец – сама безликая пустота космоса. Совсем недавно (по космическим меркам) к братству таких феноменов примкнула и большая Яма, что удобно расположилась на повороте от улицы Гамарника в дворовую территорию.

Конечно, здесь, в приведенном выше тексте, есть на счет этой Ямы некие перегибы. На самом деле среди инженеров и прочих технически образованных людей данные повреждения дорожного покрытия принято называть выбоинами. Но никому из жителей, как близлежащих домов, так и самого городка NN, встречавших Яму на своем пути, назвать ее выбоиной в голову не приходило. Яма как есть. Пусть неглубокая, сантиметров в 15, зато длинная и широкая. Шириной она была во весь проезд, а длина ее, по некоторым данным, доходила до шести метров.

История появления Ямы туманна и накрепко связана с перипетиями истории самого городка, на чьем теле она изволила обозначиться. Не будучи особо осведомлены, позволим себе обратиться к помощи одного известного столичного журналиста, посетившего как-то NN в середине нулевых годов двадцать первого века и написавшего очерк.

Журналист этот был в свое время до того известен, что сделался завсегдатаем многих политических и прочих юмористических шоу на каналах центрального телевидения. И в этом ему не мешал ни алкоголизм, ни слабость к наркотикам, ни приверженность к сексуальным меньшинствам. Впрочем, нет смысла уделять слишком много внимания самой персоне этого человека, нас больше интересует его описание NN. Лицо он здесь явно незаинтересованное, стало быть, взгляд его должен быть объективен, насколько это возможно. Добавим, однако, во избежание кривотолков, что человек этот был ярым москвофилом, можно сказать даже махровым блюстителем верховенства столицы во всех абсолютно сферах и отраслях страны, посему на все прочие города смотрел он, конечно, сверху вниз.

Однако, отрывки из его очерка: «… проводник разбудила меня, сказав, что мы на месте и надо выходить. Посмотрев в окно, за которым было неприветливое серое небо, и сплошь такие же здания и лица, я понял, что вообще-то не очень выходить-то и хочется…».

Далее все в таком духе. Журналист, не особо стесняясь в выражениях, описывает довольно подробно весь проведенный в NN день. Он неустанно напоминает своим несчастным читателям о видах городка и о его людях, вызывающих у него то отвращение, то тошноту, то даже рвоту. Конечно, истинные причины его плохого самочувствия были в жутком похмелье, но он все валил на ни в чем, кроме своего уродства, не повинный NN.

Цитируем далее: «…я ехал по проспекту Ленина – главной улице города (с позволения сказать), и меня не оставляло чувство, что я будто перенесся в прошлое. Конечно, не во времена того самого кровавого вождя маргиналов, но лет на пятьдесят назад точно. На меня с болью и ненавистью глядели с обеих сторон проспекта руины погибшей некогда цивилизации. Да, конечно, дома стояли целые, но их вид вкупе с видом разбитых дорог, всюду разбросанного мусора и суровым видом неряшливых аборигенов, наводил тоску, подобную той, что испытаешь лишь пред видом разрушенного бомбежками города…».

Здесь стоит заметить, что если игнорировать в повествовании налет столичного апломба, то в целом описание близко к истине: городок, как выяснится позже, и вправду сер и уныл.

«…в моём гостиничном номере пахло чем-то жаренным и слегка тянуло рвотой. И это был у них люкс! Страшно представить, что ждало меня в обычном экономе. Стоя у открытого окна, я курил и разглядывал этот приземистый, дымящий редкими трубами еще не разваленных заводов, пейзаж. Страшно, господа. Мне истинно стало страшно, когда я подумал – сколько еще таких уродцев разбросано по стране в сотнях и тысячах километров от Москвы. Жители этих провинциальных клоак забыты, выброшены законом истории на отмель бытия; они злобны, голодны. Они ненавидят нас, жителей столицы, потому что завидуют нашему трудолюбию, нашему усердию в достижении целей.

Они – тут на окраинах – все чего-то от нас ждут, подобно тому, как нищий ждет подачки от барина, будто барин эту подачку сделать обязан; они завидуют нашему умению выстроить свой быт так, что даже потрясения, приведшие к развалу Союза и к последующим коллапсам, не сломили нас, а даже сделали сильнее…».

Думаю, с этого очерка достаточно. Тем более его автор все больше тяготел восхвалить столицу, пусть и сравнения выходили у него местами красочные. Конечно, дабы воздать объективности повествования, по здравомыслию нам надлежало бы обратиться к сухой Википедии, знающей помаленьку, но почти обо всем. Но там об NN только скучные цифры и факты, никакой драматургии и философии. Посему, оставим возможность обратиться к интернет-ресурсу тому искушенному читателю, которому будет мало сказанного здесь.

Другим, весьма по нашему мнению авторитетным источником информации об NN являются монографии г-на Залуцкого М.А., профессора кафедры исторического факультета NN-ского педагогического университета. Профессор – видный краевед и уважаемый в своих кругах человек – напротив, в своих работах, посвященных региональной истории, довольно лестно отзывается о родном городе. Возьмем на себя смелость добавить, что о самом упомянутом столичном журналисте и его «статейке» профессор Залуцкий отзывался напротив вовсе нехорошо, называя первого «гнусным педерастом», а о второй говоря не иначе как о «бреде алкоголика».

Во многих сентенциях профессора о городе NN невооруженным глазом видна истая патриотическая боль, переплетаемая с устремленной в прошлое гордостью и горечью от настоящего. Впрочем, в будущее он глядит с осторожным оптимизмом. Приведем некоторые вырезки.

«…в далёкие тридцатые – суровые для нашей Родины годы – когда она только поднималась с колен после разрухи, когда враги потирали руки, готовясь развязать новую войну, на одном из секретных заседаний Политбюро было принято решение основать новый форпост на далекой окраине; воздвигнуть новую крепость для защиты рубежей – наш славный город NN…»

Какой контраст в описании одного и того же города у двух авторов, не так ли?!

«…мощнейшие глыбы – оборонные предприятия выросли как грибы там, где еще вчера была тайга…»;

«…город рос, креп, и увеличивал с каждой пятилеткой перевыполнение плана…»;

«…громом средь ясного неба грянула Перестройка, поставившая крест на многих жизненно важных для NN отраслях производства…»;

«…лихие девяностые не щадили никого, но особенно досталось тем населенным пунктам, актуальность и значимость которых обеспечивались гонкой вооружений, канувшей, как известно в Лету вместе с СССР…»;

«…конечно, самое тяжелое время позади, но и сегодня у NN множество проблем. И дело даже не в простом, так сказать хозяйственном разрезе, как то: дороги, благоустройство, строительство и т.д. Главная проблема – утечка, страшная утечка населения. Да, сегодня люди не верят ни во что, наученные последними десятилетиями; сегодня они стремятся уехать туда, где их существование, а равно и жизнь их детей, будут как можно надёжнее обеспечены гарантиями материального благополучия. В NN, как ни прискорбно признать, сегодня такие гарантии получишь едва ли…»;

«…я люблю NN, и, как человек, проживший в нем все свои шестьдесят два года, твёрдо верю в то, что в скором времени он вернёт себе былую славу военной кузницы Родины…».

Разделить с уважаемым профессором Залуцким эту последнюю его твёрдую уверенность представляется едва возможным, если учесть, что, как он сам сказал, гонка вооружений канула в Лету.

Ясности ради отметим, что приведённые высказывания профессора все сплошь вырваны из контекста. Предложения взяты из разных его работ, (кои не противоречат друг другу, а только дополняют), и размещены в некоем смысловом хронологическом порядке. Это сделано исключительно для лаконичности и в стремлении не тратить попусту драгоценное время читателя.

Думается, что внимательный человек наверняка может спросить – если этот человек действительно такой знаток истории (ведь профессор!), почему он пишет, что тридцатые годы были для нашей страны суровыми, когда суровыми для неё были абсолютно все годы.

Впрочем, бог с ним, с профессором Залуцким.

Кстати, особо прозорливые легко заметят некую литературную неряшливость и легкий избыток «олдскульного» апломба в его строках. Эти его «мощнейшие глыбы», «лихие девяностые» прямо таки немного режут слух.

Хотя, отдавая должное истине, стоит сказать, что эти самые пресловутые девяностые в NN были особенно криминальны. Был даже слух, что NN называли криминальной столицей региона. Преступность действительно тогда гипертрофированной опухолью поразила город; беззаконие было возведено в закон; реальная власть находилась в руках большой преступной группировки.

Люди, конечно же, ко всему этому быстро привыкали, относясь к действительности, поджидающей на улицах, как к неискоренимому побочному эффекту жизни. У народа, как известно, тогда просто не было денег, от слова совсем; потому мысли о насущном, о том, чем, к примеру, кормить детей, превалировали над прочими.

Город был негласно разбит на зоны, в которых орудовали разные виды преступных элементов. Так, к примеру, улица Гамарника, где дожидается к себе внимания Яма, в народе называлась «улицей Карманников», потому как последних на ней было пруд пруди. Улицу Летчиков звали – «Налётчиков», там, в основном, по разбою. Каховский переулок был известен как «Лоховский», на нём поджидали всякого рода мошенники, в основном носители цыганской культуры.

Были и еще примеры народных переименований улиц и переулков, но либо они не прижились, либо их существование – выдумка. В общем, жизнь была в те времена полна приключений: пройти по улицам и не стать потерпевшим – чем не адреналиновый квест?!

В общем и целом, такая вот картина вырисовывается вокруг той самой Ямы, о которой шла речь в начале нашего повествования.

И хоть те времена ушли, NN и сегодня вовсе не из разряда «городов мечты», хотя, как выяснилось, сами NN-чане шутят, что мечта здесь у всех одна – свалить куда подальше, где тепло и вообще цивилизация. Вспомнив критические инсинуации московского журналиста, можно еще пошутить, что NN-чане привыкли узнавать многие пейзажи родного города в кадрах современных постапокалиптических блокбастеров или высокобюджетных боевиков…

Но вернемся к Яме. Яма ждёт, и своим молчаливым метафизическим порывом требует от мира признания факта своего (Ямы то есть) существования; признания безоговорочного.

Зачем ей это?! Не ей это нужно, но Вселенной. Иначе этих строк и не было б вовсе. Итак.

Простым невзрачным сентябрьским утром, в то самое время в году, когда птицы еще щебечут, но уже без летней самозабвенной истерики, а солнце, хоть и лениво, но пока еще делится радиацией, в такое обыкновенное туманное утро стояли недалеко от Ямы две пенсионерки.

Одной из них была Анна Вадимовна Невыглаз, полноватая, коренастая, с короткой стрижкой подкрашенных желтоватых волос, бывшая работница сборочного цеха NN-ского авиационного завода. Другая – Мария Ильинична Башлаева, высокая худощавая старуха, седовласая, с недобрым хищным лицом. Она была в своё время замначальника цеха на другом военном заводе, производившим ракетное и бомбовое вооружение, здесь же, в NN.

Работники обоих предприятий традиционно испытывали друг к другу обусловленное пролетарской гордостью презрение. Авиационщики говорили, что бомбардировщик – первое дело, главная, так сказать, основа, а уж бомбы да ракеты – так, второй номер. Оппоненты парировали, утверждая, что «бомбардировщик без бомбы как бык-осеменитель без яиц».

Взаимная профессиональная ревность давно прошла у обеих пенсионерок, как прошло почти всё в жизни, ради чего можно было бы презирать или чем можно гордиться, и теперь они были просто соседками, глупыми сварливыми бабками. Но к Яме имели обе прямое отношение.

Например, Анну Вадимовну в одну далекую знойную летнюю ночь Яма спасла от налетчика, который, пытаясь догнать несчастную женщину, споткнулся о торчащую из изувеченной бетонной плиты арматуру и упал.

А вот у Марии Ильиничны история была куда более романтичная. Как-то, возвращаясь с работы (это было еще во времена ее молодости, а Яма уже существовала), она наткнулась на нелепо раскоряченный на проезде во двор – конечно же прямо в Яме – старенький «Запорожец». У колымаги суетился симпатичный, высокий и худой парень, который ласково попросил тогда еще добрую и наивную Машу помочь с «этим чертовым корытом».

Маша, ловя себя на мысли, что парень-то ничего, слегка покрывшись пунцом, растерянно призналась, что ни в каких корытах ничего не смыслит, и поможет едва ли. Тогда парень, улыбаясь ровными зубами, мягко успокоил ее, сказав, что ей просто надо нажать на педаль газа, когда он скажет. Маша с готовностью согласилась.

Парень спрятался от неё за открытым капотом и начал повторять через небольшие интервалы: «жми!», «жми!». Маша жала как могла, но ничего не происходило. После нескольких бесплодных попыток, спасение было обоюдно признано неудачным, парень поблагодарил помощницу, на том и разошлись.

Уже дойдя до дальнего угла дома и почти повернув во двор, Мария Ильинична услышала за спиной тарахтение запущенного двигателя. Она улыбнулась в душе этому красавчику и вообще всему прекрасному широкому миру.

Только дома она обнаружила, что сумочка её порезана и все содержимое исчезло. Слезам и горю, казалось, не будет конца, но мать уже к полуночи сумела успокоить бедную дочь. Расстройству причина была серьёзная, ведь Маша несла в кошелёчке первую свою зарплату. Да и паспорт пропал.

Она долго потом пыталась вспомнить, где же ей могли порезать сумку. На ум приходил только трамвай. И уж конечно, она вовсе не допускала участия здесь чернявого красавчика на «Запорожце».

А зря, это он и был. Точнее его сообщник, который вынырнул из кустов, когда Маша сосредоточенно нажимала одной ногой на педаль, а другой стояла на земле. Сумка-то ее небрежно болталась в руке, чуть позади нее. Сообщник сработал молниеносно и скрылся обратно в заросли. Чернявый специально громко кричал «жми!», чтобы отвлечь внимание бедной Маши.

По истечении же нескольких дней произошло нечто совершенно неожиданное. Парень встретил Машу во дворе её дома с цветами. Он вернул ей паспорт и пустой (к сожалению) кошелек, сказав честным голосом, что нашел все это тут недалеко, на углу. Оказалось, понравилась Маша вору-рецидивисту Котьке Босому. Да так понравилась, что спать он потом, после той встречи не мог.

В общем, через год была свадьба, а еще через полгода Котька вернулся в тюрьму на пять лет, оставив Машу с сынишкой-младенцем и надеждой на лучшее.

Только через семь лет, кстати, Мария Ильинична узнала, что двигатель у «Запорожца» находится сзади, так что спереди, под капотом, красавчику просто нечего было ремонтировать. Но ей было уже всё равно, все слишком сильно закрутилось. Сегодня она снова одна, потому как Котька Босой умер от цирроза еще двадцать лет назад, а сын благополучно живет в далекой Северной столице.

Обе женщины ожидали открытия рассчетно-кассового центра, в котором они намеревались получить пенсию. РКЦ делил одну входную дверь с еще парой учреждений: участковым пунктом полиции и общественной приемной депутата местного законодательного органа. До открытия вожделенной двери было еще минут пятнадцать, пенсионерки пришли по привычке загодя, дабы занять очередь, хотя очереди в последнее время и стали редким краснокнижным феноменом, обитая в основном в заповедниках – поликлиниках и прочих медучреждениях.

Рефлекторно поболтав о всяком вздоре вроде погоды и росте цен, женщины уже несколько минут молчали. Обеим хотелось почесать язык, но медленно пролистываемые в их мозгах темы для разговора почему-то не проходили отбор.

Но вот, однако, обе они заметили, как со стороны соседнего дома к ним ковылял грузной походкой давний знакомый, полноватый и немного свинолицый Андрей Петрович Денисов, тоже пенсионер, бывший слесарь сталеплавильного завода. Заметив его, женщины слегка оживились, прокомментировав и его грузное туловище и отдышку, и то, что и в молодости был он не красавец.

Некоторые из знакомых Андрея Петровича, кому довелось читать Войну и Мир, звали его за глаза «Пьер». Причина возникновения клички была тривиальна. Как-то много лет назад, зимой, он крепко выпил во время ночной смены и уснул, положив голову на горячий радиатор. Пили тогда не понять что, поэтому эффект был сильный настолько, что только через час, проснувшись, обнаружил Андрей Петрович на своём левом виске приличный ожог. Позже, у доктора, он выяснил, что сжег себе мочку уха и участок кожи размером со спичечный коробок. Половину уха пришлось тогда отрезать. Вот и стал он «Безуховым», то есть «Пьером».

Андрей Петрович только уже на самом подходе к РКЦ, как раз, проходя по Яме, увидел пенсионерок и вяло махнул им рукой. Тут же он, споткнувшись о чуть торчащий из остатков бетона прут арматуры, едва не грохнулся, с трудом удержав равновесие. Для него это падение могло иметь скверные последствия: лишний вес, старые кости и тд. Женщины в один голос ахнули, уцелевший Андрей Петрович смачно выругался. Тема для разговора была определена.

– Ой, Петрович, живой? – запричитала Анна Вадимовна.

– Да живой, – захрипел Андрей Петрович, злобно глядя на Яму, – Привет, девчонки. Вот паразит, еще перед выборами (ударение отчетливо на «а») обещал Яму заделать, мудак.

– И не говори, – затараторила Мария Ильинична, отличавшаяся настолько быстрой речью, что порой ее мысли не поспевали за словами. – Сволочь он, этот Коломенский. Вот бы ты сейчас грохнулся, костей не собрал бы.

Анна Вадимовна закивала, а Андрей Петрович только повел скулой и мельком оглядел свои обширные штаны, кои носил уже лет десять.

– А ко мне вот на днях внук приезжал на машине, – вновь включила свой пулемет Мария Ильинична, – так она у него того, не высокая, так он брюхом-то и шаркнул по этой яме. Ой, как матерился! Я еще тогда…

– Да сколько уж машин об нее шаркнулось, – перебила соседку Анна Вадимовна, зная, что если не перебить, так она может долго еще строчить.

Все закивали, а Андрей Петрович важно поднял палец вверх.

– Вот через три дня, бабоньки, выборы снова. Надо б Димке-то напомнить про обещанное.

– Да ну ты чего! – махнула на него рукой Анна Вадимовна. – Сколько раз уж напоминали, у него один ответ – вот-вот скоро, ждите. Плюнули уж все на его брехню. Все ж знают, что Димка-то мафиист, дела свои крутит, а в депутатах так сидит, для отвода глаз.

– Хм, мафиист не мафиист, а раз полез во власть, так уж думай об людях!

Обе женщины поглядели на Андрея Петровича с недоверием.

– А вот смотрите, – продолжил гнуть свое Андрей Петрович, – у него приемная через полчаса откроется, сегодня ж как раз среда, так?

Пенсионерки кивнули.

– Так давайте, один хрен за него голосовать не будем, к нему зайдем да головомойку устроим. Вспомним и Яму и остальное обещанное, а?

Мария Ильинична с готовностью уставилась на Анну Вадимовну, что та ответит. Анна Вадимовна ненадолго засомневалась, вспомнив было, как депутат Дмитрий Коломенский один раз помог ей, когда она слезно жаловалась на протекающую крышу. Но тут же обесценила это воспоминание, очернив его разрозненными фактами вроде роста цен, маленькой пенсии и т.д. Все вы, мол, из одной обоймы, сволота и ворьё!

– А давай, Петрович, – ответила она, – Только уж ты сам первый начни, мужчина ж, а мы с Машей поддержим.

Мария Ильинична покорно закивала.

На том и порешили: сначала получить пенсию, а потом спокойно, благо дел ни у кого особых не было, дождаться прихода депутата и отчихвостить оного за все творящееся в стране безобразие.

У Марии Ильиничны, сказать по правде, дела были – на сегодня она запланировала вебинар в прямом эфире, где хотела провести очередной коучинг по вязанию, но, поддавшись духу общественного негодования, решила остаться.

Ах, если б только эта воинствующая тройка могла знать, что дожидаться сейчас прибытия Дмитрия Владимировича Колоненского бессмысленно, потому как он со вчерашнего вечера не уезжал из своей приёмной, а просто спал на диване в преддверии похмельного пробуждения.

Дмитрию Владимировичу под утро снился чудесный сон, где он несётся на черном Геландвагене с мигалкой по ровному асфальту Тверской улицы по направлению к зданию Госдумы, где его ждут соратники по партии. Все чинно, как положено: впереди Лендровер с охраной, слева на сиденье – чумовой красоты глупая как пробка любовница, по тротуарам поток зевак-неудачников, завидующих процессии. Так, видимо, подсознание депутата Коломенского выстраивало его понимание Dolce vita.

Но этот сон был мгновением, за которым последовала пытка возвращения к реальности. Он раскрыл глаза и обнаружил себя в своем неопрятного вида кабинете. Первое, что он почувствовал, была вонь неопределенного происхождения, исходящая отовсюду, а первые мысли, пришедшие в его голову были скорее похожи на древние проклятия и презрение к обману бытия. Несколько минут он не был в силах подняться и просто молча лежал на кожаном диване, глядя в матовый потолок. Пока он в плену прострации, можно кое-что о нем поведать.

Все в районе знали, что Дмитрий Коломенский – человек так себе. Многие даже употребляли в его описании бранные эпитеты, и, надо сказать, небезосновательно. О подобных личностях распространяться – дело к себе самому неуважительное, но придется.

Дмитрию Коломенскому на этот момент 40 лет. Это крепкий, среднего роста, человек с широкими плечами и вообще атлетической внешности. Лицо округлое, можно сказать брахицефальное, с выражением постоянной слепой решимости. Биография у Дмитрия Коломенского богатая, но сплошь наполнена нелогичными метаниями сильной воли на фоне корреляции оной со скудным интеллектом. Про таких и говорят – сила есть, ума не надо.

В юношестве Дмитрий Владимирович получил кличку «барсук» за характерное выражение лица в купе с короткой шеей, и вообще за то, что постоянно всюду лез и «вынюхивал». Немудрено, что сегодняшнее зрелое поколение NN-чан, живущих в расположенном вокруг Ямы районе долго не могло привыкнуть, что в местной думе их интересы представляет Димка-барсук, раздолбай в прошлом и подозрительный делец в настоящем.

Дима не любил школу, и это было взаимно. Зато он любил бокс, и дотренировался к моменту поступления в техникум до кандидата в мастера спорта. Отучившись в техникуме на избитую специальность, название которой не помнил теперь даже он сам, Дима-барсук начал активно искать место под солнцем вместе с другими ребятами из секции бокса. Как известно, несмотря на то, что планета большая, а солнце – гораздо больше планеты, места на первой под вторым хватает далеко не всем. Что и говорить, если в древности сам Искандер-завоеватель сталкивался с этой проблемой, а ведь тогда народу жило в разы меньше.

Как было упомянуто, в девяностых-начале двухтысячных NN кишел мелкой преступностью. Дима-барсук и его товарищи по поиску места прямого отношения к этой преступности не имели. Напротив, они представляли некую немногочисленную, но «накачанную» этой преступности оппозицию, лагерь «спортсменов». В общем и целом эти ребята не далеко ушли от воришек и прочей шантрапы по системе ценностей или по мировоззрению, но как методы, так и этика у них были порой иные.

«Когда Бог раздавал мозги, спортсмены были на тренировке» – так дразнили воришки своих визави. Те не особо обижались (к тому же таким, как Дима-барсук, было и не на что), но могли сильно побить при возможности. Группировка, в которой состоял Дима, была немногочисленна, но состояла из смелых и сильных, поэтому с ней всем приходилось считаться. Мелкий рэкет, крышевание и прочий старомодный вздор на заре миллениума был уже не в чести. От могучей силы, организованной преступности NN оставалось все меньше и меньше, правоохранительный маховик набирал обороты, и вся остаточная энергия по инерции стекалась в направлении иного вектора. Приходилось импровизировать.

Чем только Дима-барсук не успел позаниматься, набивая шишки, какую только стезю ни выбирал, чтобы выйти на тропу «серьёзного человека». И подставные фирмы организовывал, и кредиты на бомжей оформлял, и даже ТСЖ было создал, но до денег тогда дело не дошло. В общем, шел к успеху как мог. А как пришло время, все старшие его товарищи по группировке начали «узаконивать бизнес», понимая, что работать как раньше не получится.

Все кинулись по традиции создавать коллекторские агентства и микрофинансовые организации, реже – частные охранные предприятия. И, конечно же, многим пришла в голову идея вступить в политическую партию, дабы не отставать от столичного теневого бизнеса и криминала.

Дима же решил пойти в политику по идейным соображениям. Сама идея была простая: используя некоторые появившиеся благодаря удачному браку связи в Москве, пробраться через перипетии и партийные интриги в Государственную Думу, а уж там, как говорится, можно и развернуться. Естественно, эта мысль не смогла бы зародиться на иссушенной и скудной почве Диминого ума, он её у кого-то позаимствовал.

С присущим ему усердием и способностью быстро соображать (но не думать), а так же не без помощи уже партийных старших товарищей, он быстро сумел предпринять все необходимое для того, чтобы стать членом партии. Конечно же, не последнюю роль здесь сыграла трата больших сумм денег, которые Дмитрий Владимирович сумел скопить за время мытарств в поисках места под солнцем.

В нужную, ту самую, главную партию в стране Диме попасть не удалось, не того полета птица оказался его столичный покровитель, брат жены. Но, зато он получил место в другой, хоть не такой многочисленной, но очень политически активной партии, известной еще до развала Союза и имеющей харизматичного лидера.

На тернистом пути в политику Дима, как истый прагматик, предпочитал прислушиваться к сильным, презрительно игнорировать слабых, и, опять же, по настоянию знающих людей, черпать знания у различных коучей и прочих представителей магических учений по обретению силы.

На большинстве тренингов и семинаров Дима спал уже после первых пятнадцати минут, а если сон не шёл – залипал в телефоне. Только один очень дорогой тренинг, проходивший в северной столице и длившийся два дня, запал в неглубокую барсучью душу. Именовалось это мероприятие «Квантовый прыжок», а проводил его известный гуру и большой знаток жизни Аркадий Малиновский, он же Веня Зильберман (Дима был осведомлен о его истинной биографии через братву).

Веня в прошлой жизни был одесским мошенником-рецидивистом, обнулившим однажды свою биографию для переезда в Россию. Нынешняя ипостась господина Зильбермана – Аркадий Малиновский – внешне напоминала постигшего великое таинство Шуфутинского в малиновом пиджаке. Голос у Аркадия был хрипловат, но довольно громок, а переполненные тысячелетней скорбью глаза всегда чуть слезились.

Собственно тренинг Диме запомнился в основном благодаря манере его колоритного ведущего объяснять материал матом. Типа фишка такая. Почти всем присутствовавшим бранные слова резали слух, и привыкали к такому способу коммуникации изнеженные соискатели жизненных побед (особенно дамы) не сразу. Дима же только посмеивался. Еще одна причина, по которой «Квантовый прыжок» запомнился Диме – это утвердившееся осознание того факта, что в этой стране любой борзый толстяк способен, используя корявую кальку с давно устаревшего западного материала, «грести бабло с неуверенных в себе лохов», и при этом ещё «базарить по фене или на матах». В общем, Димин цинизм тогда получил бодрый профит. А сам Дима в очередной раз убедился, что в мире есть множество людей глупее него. А сколько их с такой же как у него волей и с таким же упрямством, а?! То-то же.

Дмитрий Владимирович сел на край дивана и ощутил тяжесть плотского бытия. Похмелье было сильным, несмотря на то, что и выпил-то он немного. Особенность организма. Да и вообще пьёт он редко, только когда какой-нибудь стресс или праздник. Вчера из двух поводов случился первый. Дима имел неприятный разговор по телефону с заместителем руководителя (на минуточку!) партии. Да, прямо из центра звонили.

Тут надо сказать, что за четыре года своего депутатства Дима изо всех сил изворачивался ужом, влезая в доверие как можно к большему количеству высоких однопартийцев. Это он умел, соображал, можно сказать. Кому икры черной загонит килограмм двадцать (одна из частей его бизнеса), кого на охоту в заповедник заманит, да так устроит, что кабан или лось сам выйдет на выстрел. Кого просто лестью засыплет с головы до пят. Шурин ему иногда давал наводки, будучи по роду деятельности хорошо осведомлен, к кому какой нужен подход.

В общем, Дмитрий Коломенский был уже на счету в партии. Не то, чтобы его прям ждали с объятиями, но на хорошие шансы попасть в Думу намекали. По крайней мере, его переезд в Москву был уже согласован. А на его место в NN уже был подготовлен специально обученный соратник, которому свыше суждено было стать победителем на грядущих выборах.

Вспомнив вчерашний разговор, он поморщился и провел по лицу ладонями. Помотав головой и похлопав себя по щекам, Дима быстро набирал тонус. Так, хватит тупить! Пара дней осталась, нужно дела делать. Он посмотрел на монитор, дававший изображение с камеры, установленной прямо за дверью, и увидел там сидящих на лавочке в коридоре пенсионерок и пенсионера. Чего им надо в такую рань?! – возмутился мысленно Дима и тут же вспомнил что сегодня среда, приёмный день. Он посмотрел на часы – двадцать минут девятого, через десять минут должен начаться приём.

Мысленно отправив пенсионеров в преисподнюю, он интуитивно включил кофе-машину и заметил на столе свой черный смартфон. Легким холодком по его спине пробежала необъяснимой природы тревожность. Он целых пять минут уже как проснулся, а в телефон так и не заглянул; ни ленту не прокрутил, ни сообщения не проверил, ни пропущенные (ни дай боже оттуда) звонки…

Оказалось, что смартфон отключен по причине полной разрядки батареи, а это было хуже всего. Перемежая мысли о срочных делах сегодняшнего дня с мыслями о делах важных, Дима воткнул зарядный кабель в магический гаджет порабощения Хомо сапиенсов.

Кстати, на счет порабощения интернетом и прочей зависимости. Дима-барсук был очень на этот счет щепетильным, и это выражалось в его внешнем ретроградстве. Он очень долго не хотел связываться с разными соцсетями, испытывая интуитивный (или параноидальный) страх перед любым сбором личной о себе информации. Это из разряда заклеивания изолентой камеры и прочих лайфхаков прогрессивных особей. Да что и говорить, во многих вещах он был очень пещерным. К примеру, когда в рекламе звучало слово «кэшбэк», Диме однозначно слышалось «Слышь, бык!», будто таинственная нить дергала утонувшую в серой слизи памяти скрижаль из далекого прошлого. Так же и со смартфонами. Дима до последнего сопротивлялся сенсорному экрану, но умные люди сверху однозначно заявили, что, мол, надо. И не просто Ватсап надо, а аккаунты в Инсте, Твиттере, Фейсбуке. Да чтоб путные были и без всякой похабщины. Дима покорно согласился и быстро втянулся в тему, более не представляя себе иной жизни, как будучи намертво опутанным щупальцами всемирного медиа-монстра. В общем, вошел во вкус.

Кофе приготовился чуть раньше, чем включился телефон, и Дима успел сделать пару больших обжигающих глотков перед тем, как убедиться, что ничего особо страшного оживший гаджет в себе не таил. В группе в Ватсапе напоминали о сегодняшней встрече, скучные новости лениво свисали с информационных катушек, в общем – ничего интересного.

Точнее почти ничего. Был один пропущенный вызов от очень важного человека. От шурина, того самого покровителя из Москвы, который очень активно занимался улучшением Диминого будущего, а если сказать точнее – будущего своей сестры. Этот человек просто так не станет звонить.

Дима одним глотком допил кофе, просмотрел на мониторе изображения со всех камер, заострив внимание на той, что снимала парковку во дворе за домом, где стоял его скромный Lexus GX570. Машину он всегда оставлял там, чтоб не светиться, что он в офисе. Пенсионерки все еще сидели на лавке, только теперь без ушедшего куда-то Андрея Петровича. Дима обрадовался затеплившейся надежде на то, что вскоре уйдут и эти две. Но надежда была тут же задушена осознанием того, что сегодня, в приёмный день, могут прийти и другие. Необходимость сбежать из офиса при первой возможности стала очевидной.

Дмитрий Владимирович Коломенский, несколько секунд обозначая себя в безразличном Юниверсе строго в соответствии со своим статусом, параллельно стараясь сообразить, зачем именно ему мог звонить шурин, нажал на красные буквы имени в списке вызовов. Только когда пошли гудки, он вспомнил о часовых поясах, о том, что в Москве сейчас ночь, но было поздно. На другом конце ответил спокойный, бодрый голос. Дима выдохнул, и в обычной манере общения «со своими», перешел к осторожному диалогу. Сразу же выяснилось, что покровитель звонил не по очень важному делу, а просто выведать, как у господина Коломенского идут сборы в столицу, все ли успевает, нет ли каких загвоздок… Видимо ему было известно о Яме и обещании ее заделать. Дима стремительно купировал возможный негатив, вкрадчиво, но скоро бубня в трубку:

– «…Вчера позвонил мне аж сам Генрихович. Я чего и спал утром беспробудно – он ночью звонил, а я потом уснуть долго еще не мог, думал всё. (Тут барсук, конечно, безбожно лжёт). Ты, – говорит, – Димарик, к нам в Москву собрался? Ну я, типа, так точно. Не, ну ты представь! Сука, один раз всего с ним в баню сходил, так он меня уже «Димарик»! Старый педик… Короче, он мне такой: Ты сначала всё говно прибери там у себя, а уж потом сюда приедешь. Я напрягся, весь в непонятке. Какое, говорю, говно, Виталий Генрихович? А он: а ты вспомни, на выборах как победил?! Ты обещал какую-то столетнюю Яму на дороге заделать. Было такое? Я говорю: было, но так это ж давно, а через три дня новые выборы, где я в пролёте, а мне в Москву… Он как заорёт: В какую, блядь, Москву?! Там у тебя в каком-то доме на районе живёт блогерша… не вспомню сейчас, как он ее назвал…

– «Masha Olds-cool», – меланхолично подсказал Диме покровитель.

– Ну да, а ты откуда… А, ясно, работа такая. Чего я там говорил. Ага, орёт, понимаешь: У неё по одной Москве только сто тысяч подписчиков! Какое-то модное вязание или хер его знает, не помню…

Дима вдруг замолчал, вздрогнув от догадки. Только сейчас он вспомнил эту деталь из пересказываемого им вчерашнего диалога: Маша Олдскул, по всей видимости, никто иная как Мария Ильинична, она же – баба Маша, одна из пенсионерок, что сидит сейчас в коридоре. А и не скажешь по ней. Тихушница. Блог, подписчики. Но про ее вязание весь регион наслышан. Она, без сомнений.

– Дима, алло, ты здесь? – оборвал тишину голос из трубки.

– Ага, – вернулся из тягучих размышлений к диалогу Дима. – Генрихович дальше орёт: Так вот, Дима, она недавно всю эту канитель с Ямой выставила напоказ. Дескать, смотрите, какие в этой партии непорядочные люди. Вот, мол, у нас в NN депутат местный из этой партии обещал и нихера не сделал! Там и видео и комментарии… Дима! Это про нашу партию, барсук ты обхезанный! Мудило ты недобитое! Ну и там в таком роде еще разные слова. Я, понятно, виновато молчу, а сам думаю, как теперь из этой жопы выбираться.

– Ты про NN? Самолетом, конечно.

– Да нет, я про ситуацию. Дальше он, уже наоравшись, успокоился, но голос все равно злой остался. Говорит: короче, чтоб через два дня максимум от этой блогерши новые видосы в Инсте были, где она радостно базарит, что всё исправлено, что обещания члены партии держат и в таком духе. Иначе я по поводу твоего члена тебе тоже пообещаю… Но я сдержу – говорит – не сомневайся.

Я от всего этого разговора вспотел как портовая шлюха в день прихода сухогруза, ну и сдуру ляпнул. Бабку эту – говорю – блогершу, сильно отмудохать или так, напугать слегка? И тут такое началось… Я думал или ухо у меня отвалится или динамик на айфоне взорвётся. Мне, прикинь, даже на секунду почудилось, что вот-вот из экрана рука Генриховича вылезет и как жахнет мне в глаз…

– Ну ты даёшь, – послышалось из трубки сквозь фальшивый смех. – И чего дальше?

– Чего-чего. Я чуть не обосрался я тогда. Правду говорят, что Генрихович в гневе страшен. Он орёт, а я думаю – вот тебе и карьера в Думе, вот тебе и Москва, вот и бабки тебе, а вот и медный таз сверху… Он, значит такой: какое нахер напугать! Ты – долбоёб, ля-ля-ля, в таком духе. Яму заделай, ослина! И блогершу умасли, чтоб все по-хорошему было! Дебил, блядь! И трубку так прямо как будто бросил. Как, если б знаешь, на этом старом телефоне, который с диском. Так что вопрос этот сегодня решать придётся.

Покровитель коротко прокомментировал услышанное от Димы, и сказал, что перезвонит на днях. На том разговор был окончен. Дима посмотрел на монитор – обе бабули по-прежнему сидели на лавочке в коридоре. Сейчас, именно сейчас нужно решить вопрос с блогершей бабой Машей.

Мысленно набрав мощнейший уровень концентрации, депутат Коломенский предстал миру вместо Димы-барсука. Он надел пиджак, посмотрел в зеркало, убрал с рабочего стола разный ненужный хлам и включил кондиционер. Подойдя к двери, чтобы её открыть и впустить прибывших на приём граждан, Дмитрий Владимирович еще раз взглянул в монитор, и остановил на нём взгляд. Что-то не давало ему покоя, когда он смотрел на пенсионерок. Точно! – мысленно шлепнул он себя по лбу. – Бабки! Сегодня ж с пацанами встреча, за бабки разговор будет.

Медленно открыв дверь, депутат Коломенский, имея очень важный вид (на носу откуда-то появились очки), учтиво пригласил пенсионерок на приём.

***

Тучи, оборванными клоками шерсти страшного сказочного чудища, застыли в падении низко над землёй. Луна отчаялась проглянуть сквозь них, и теперь обреченно тускнела безнадёжным пятном тоже совсем невысоко. Еще засветло пошёл холодный дождь, и теперь, ночью, Яма была полна воды. Наверное, сумей она, вообразила б себя вовсе не дефектом дорожного покрытия, а маленьким озерцом или бассейном. Озера и прочие водоёмы люди любят, всякие ямы и разные овраги – не очень.

День для Дмитрия Владимировича прошел хоть и плодотворно – много мелких финансовых и хозяйственных вопросов личного характера удалось закрыть – но не настолько, чтобы он мог расслабиться перед переездом в столицу. Сам переезд был пока под вопросом, потому как главная проблема была не решена, сколько усилий ни было потрачено. Чертова Яма чумной язвой продолжала уродовать проезд в дворовую территорию, да еще прямо у приёмной депутата, поклявшегося эту язву излечить.

Однако настал вечер. Рабочее время Дмитрия Владимировича подошло к концу, а вот у Димы-барсука еще были важные дела. Переодевшись в джинсы и футболку, он расслабленно глядел в монитор, откинувшись в своем громадном кожаном кресле перед рабочим столом. Он любил иногда, совсем ненадолго, чтобы хоть как-то отключиться от бешеного потока реальности, посмотреть какое-нибудь видео на ютубе. Обычно это были небольшие юмористические ролики средней паршивости.

Дима смотрел эти ролики всегда с напряженным видом, даром, что они комического содержания. Видимо, смеялся он где-то внутри. Он ёрзал в кресле, слабо понимая, о чем кривляются комики на экране, думая о чем-то постороннем и тревожном. Скорее всего, покоя не давал вчерашний разговор с замглавы партии. Чёртова Яма! С престарелой блогершей бабой Машей вопрос он вроде как решил: сунул ей зелени и договорился, что завтра утром, когда она увидит отремонтированный проезд, тут же выдаст подписчикам обеляющее его и всю партию видео. Мол, была неправа, возникло недопонимание, зря наехала, а они ишь какие молодцы! Вот как-то так. Должно все получиться, должно. Но все же как-то неспокойно на барсучьей душе.

Из-за стенки до Диминых ушей доносился громкий храп, который мешал как смотреть видео, так и предаваться отвлекающей от него фрустрации.

Дело в том, что участковый, кабинет которого соседствовал с Диминым офисом, вынужден был задержаться на службе, чтобы успеть привести в порядок дела перед скорым отчетом. Не взирая на чёткое ощущение самообмана в этом вопросе (творящийся в его кабинете бардак не разгрести и за неделю), майор полиции Ушаков Денис Андреевич, все же решил с божьей помощью и бутылкой виски попробовать справиться с отдельно взятым хаосом.

Дима хорошо знал майора Ушакова, дядю Дэна, как он звал его с детства. Это был человек лет около пятидесяти пяти, довольно неопрятного вида, работающий не то чтобы спустя рукава, но без всякого энтузиазма.

Несколько лет назад перед дядей Дэном стоял выбор: либо вон с позором из органов за злоупотребление алкоголем, либо – добро пожаловать в участковые. Минимальная пенсия на тот момент у него была, но он все же нашел в себе силы и волю не поддаться малодушию, не махнуть рукой, а остаться на службе, чтоб хотя бы дослужить до максимального этой самой пенсии размера. К тому же, хоть в полиции служба участкового и воспринимается как каторга, и хоть зачастую на эту должность никто по своей воле идти не хочет, майор Ушаков узрел в новом назначении свои плюсы. А именно – отдаленность от начальства, любящего принюхиваться в поисках запаха перегара. Тут можно и выпить, и даже нормально так, и никто не прогонит, потому как место не того, не особый, в общем, на него конкурс.

Алкоголь, чего и говорить, был большой проблемой для дяди Дэна. Оттого, собственно, не было у него уже давно жены, и от этого же детей своих он видел крайне редко. Среди коллег дядя Дэн имел кличку Адмирал, но вовсе не оттого, что был однофамильцем прославленного флотоводца, грозы турецких кораблей и героя Средиземноморского похода, а просто по причине большой любви к дешевой водке «Фрегат». Денис Андреевич порой не мог спокойно подойти к своему рабочему столу, не задев «эскадры» пустых бутылок, уныло стоявшей на рейде по всему полу.

К Димке-барсуку дядя Дэн относился хорошо, знал ведь паршивца с детства, в одном дворе жили. Даже как-то пару раз, во времена Диминого детства, приводил его в отделение, когда тот разбил стекло где-то или с кем-то подрался. Но хоть и приводил – для порядка ради – тут же сам и отпускал по-соседски. Когда же Дмитрий Владимирович вырос и стал депутатом, дядя Дэн до слез стал отчего-то им гордиться, как если б это был его сын. Вот, дескать, знай наших! Хоть простой шалопай был с нашего двора, а ишь – в люди вышел, во власть поднялся!

С практической стороны интерес участкового Ушакова в личном знакомстве сдепутатом отсутствовал, однако в соседстве с офисом Димы-барсука, старинного, можно сказать, приятеля, интерес был еще какой. Он заключался в том, что дядя Дэн очень рассчитывал на влияние Димы на мелкий преступный элемент в районе, и, тем самым, на содействие по улучшению показателей. В общих чертах что-то похожее и произошло. С одной стороны приёмная Дмитрия Коломенского была через стенку от кабинета участкового, а с другой стороны – за стенкой участкового опорного пункта был офис Димки-барсука, где он частенько проводил сходняки со своими корешами, местными криминальными деятелями, официально именуемыми ИП или гендир. Депутат Коломенский обещал снизить уровень криминала в районе, Дима-барсук сделал это за него, просто убедив разными способами мелких преступников временно поработать в соседних жилмассивах.

Участковый Ушаков в принципе относился к преступности философски, то есть: глубоко осознавал неизбежность данного социального феномена и понимал бессмысленность борьбы с неизбежным. По-настоящему он переживал за собственную, пусть и плохенькую, зону комфорта. Он очень болезненно переносил всяческие мелкие потрясения вроде проверок или просто нежданной активности начальства. Когда подобное происходило, он пил вдвое больше, безжалостно обвиняя систему МВД в ухудшении его здоровья.

Дима тоже относился к дяде Дэну с некоей теплотой, отдавая, видимо, дань детским воспоминаниям. Он всегда шел навстречу участковому, когда тот просил найти каких-нибудь наркоманов, что ограбили старушку, или помочь с буянившим алкоголиком, от жены которого уже некуда складывать жалобы и заявления. Дима интуитивно видел пользу в такой тесной дружбе, потому не забывал периодически наводить у дяди Дэна справки об оперативной обстановке и так вообще о возможных рейдах против кого-нибудь, кого он может быть знает. Конечно, участковый Ушаков не так много мог сообщить, но всё, что знал, выкладывал без промедления. Один-два раза его информация оказывалась полезной для Димы, которому удавалось благодаря ей спасать от полного краха своих криминальных дружков.

В общем, хоть и пришлось сегодня вечером дяде Дэну задержаться на службе с целью разобрать дела, в итоге он просто мертвецки напился, и спал теперь на диванчике, скрючившись в три погибели и громко храпя. Дима, чего греха таить, подпаивал его по мере необходимости недорогим виски.

Ролик на ютубе давно досмотрен, монитор убран со стола, а на его месте появилась выпивка и закуска. Ровно в 21:30, как и было условлено (Дима не терпел непунктуальности) приехали уважаемые партнеры Димы-барсука, чтобы подвести промежуточный итог совместной деятельности и определить судьбу дальнейшего сотрудничества в связи с отъездом Дмитрия Владимировича в Москву.

Среди досточтимых господ, присутствующих на собрании были Лёха-пистон, Илюха-гомон и Горбачев. Настоящие имена сиих персон узнать нет никакой возможности, точно можно сказать лишь, что Горбачев – кличка, полученная носителем оной по причине родимого пятна на залысине.

Что и говорить, компания подобралась что надо, народ колоритный и с богатой биографией. Интересен тот факт, что, несмотря на полную ярких моментов и нетривиальных поступков жизнь представленных выше граждан, на всех троих наберется только 3-4 уголовных статьи. Но это только за что сидели, в остальном – не пойман, как умничает народ, не вор.

Все трое учились в одном ПТУ, хоть и на разные специальности. Там и познакомились. Культурный уровень данных лиц может легко проиллюстрировать пример из жизни, когда Дима-барсук, только приняв ребят в свою бригаду, на полном серьёзе объяснял им, что «…утырок, который ковыряется в розетке и чинит ток, это не токарь, а электрик…». И это при условии, что в том самом ПТУ только и обучали что на токаря и на электрика.

Молодо-зелено. Сегодняшние они конечно, не в пример тем прыщавым ПТУшникам, умнее и начитаннее. А главное – теперь это респектабельные, небедные бизнесмены. Небедные по меркам NN, конечно.

Вот, к примеру, Лёха-пистон. Худощавый, смуглый и длинный как жердь, он нашёл себя в лесоперерабатывающей промышленности. И, без преувеличения можно сказать, что путь этот был столь же труден как путешествие сквозь бурелом и колодник по вековой тайге. Десятилетие упорного труда ушло у Лёхи сотоварищи на то, чтобы подставить, подкупить или попросту устранить всех крупных конкурентов. Теперь Лёха настоящий король бревна и горбыля. Его фирма заготавливает много леса по квотам, а еще больше – сверх квот. Дерево в бревнах продается в Китай, пусть по бросовой цене, зато целыми составами. Нередко сотрудникам Лёхиной фирмы приходится устраивать пал на местах незаконных вырубок, чтобы устранить улики. Пожары тогда полыхают долго, уничтожая столько леса, сколько и десять Лёхиных фирм не заготовят за двадцать лет. Зато предъявить ему за незаконную рубку уж точно никто не сможет.

Илюха-гомон, напротив, коренастый и довольно мощного вида, хоть и носящий килограмм двадцать лишнего веса, чуть рыжеватый крепыш с лицом озадаченного леприкона. Стихия Илюхи – финансы, точнее их микроскопический вариант. Проще говоря, Илюха официально имеет сеть офисов по выдаче микро-займов. Неофициально же, он очень влиятельный в определенной среде «куратор служб безопасности». Он и его помощники предоставляют неким неустановленным лицам в местах лишения свободы смартфоны, базы данных абонентов и прочую информацию для «обзвона» населения от имени «службы безопасности» такого-то банка и дальнейших мошеннических действий по незаконному присвоению денежных средств. Также иногда Илюхины спецы проводят обучающие вебинары по «разводу лохов». Они даже строили схемы поведенческих алгоритмов, и создавали на их основе памятки-инструкции, выполненные по типу «вопрос-ответ». Конечно же, Илюха решал вопросы с начальством колоний, подкармливал персонал, чтобы работа колцентров «служб безопасности» шла бесперебойно.

Про Горбачева, третьего из досточтимых господ, сказать можно ничуть не меньше, чем о предыдущих двух. Человек он спокойного характера, и как бы сказать – средний во всем. Рост у него средний, телосложение – обычное, лицо – незапоминающееся, устало-славянского типа. Да, вот родимое пятно на залысине, это, конечно очень приметная деталь, выделяющая его из усредненности. Но стоит ему надеть головной убор, всё! – мигом затеряется даже в небольшой группе людей. Одевается он, кстати, тоже обычно во что-то серое и неприметное. Такой вот Добчинский-Бобчинский, если вы поняли. Основная же деятельность Горбачева связана с рыбной промышленностью и добычей зверя. У него довольно крупная артель по заготовке рыбы и несколько заимок, разбросанных по бескрайней тайге. Катеров и лодок – целый флот. С чиновниками, правда, Горбачеву приходится иметь дело очень часто, так что на его кормлении не один десяток должностных лиц. Затраты тут конечно немалые: и рыбинспекция, и ГИМС, и природнадзор. И ведь каждому дай. А как начинается путина, так и аппетиты у всех растут, и ртов становится больше. В общем, денег Горбачев тратит в своем бизнесе тьму. Но зарабатывает все равно в разы больше, иначе на кой оно надо. Черная и красная икра, лососевые, мясо запрещенных к лову осетра и калуги, добываемые в заповедниках звери и птица – все это высоко ценится, особенно на западе или за границей. А дело у Горбачева поставлено на такой мощный конвейер, что просто мама не горюй.

Дима, на правах главы собрания и как старший товарищ, сначала расспрашивал о том, о сём, как семья, здоровье и в таком духе, а затем резко направил вектор разговора в деловом направлении. Господа-подельники по очереди отчитывались о проделанной работе, называя приятные для Диминого слуха числа. Дима, прищурено глядя сквозь очки куда-то поверх голов приятелей только слегка кивал, когда слышал о крупных суммах.

Прибыль была немалая, бизнес шёл в гору, дела спорились. Но на душе у барсука не было веселья, не было ожидаемой радости, а только висела бетонной плитой над пропастью не то тоска, не то совсем что-то безмятежно-блаженное. Всё не то! – гудело в его голове эхо далеких мыслей. – Вот в Москве, там – то, там – реальные бабки. А это всё – пыль.

Если только знать, каким именно Дима себе представлял своё столичное благополучие, то сразу стало б понятно, что его запросы действительно небезосновательны. Вот там люди живут как люди, – снова доносилось эхо среди тягучего безмолвия. – В золоте живут, во дворцах. А мы что, как быдло должны?! Не канает…

Очнулся Дима от дремотных своих размышлений, навеянных скучным бормотанием приятелей, уже когда те пару минут на него молча смотрели, не решаясь прервать глубокую, как им казалось, задумчивость босса. Он оглядел досточтимых своих дельцов слегка рассеянным взором, но тут же пришел в себя и хлопнул в ладоши. Лица приятелей просияли: отчеты понравились боссу, и ничего подозрительного в озвученных суммах он снова не заметил. Конечно, они безбожно обманывали Диму каждый раз, когда он собирал их на подобных отчетных сходняках. Каждый раз боялись до мороза в поджилках, каждый раз обманывали. Дима никогда не пытался уличить, догадываясь, что если и захотят обмануть – обманут. Прибыли шли, обороты росли, всех всё устраивало.

Смахнув с себя серьезность, господа расслабились и начали выпивать, закусывать и балагурить. Леха-пистон, прислушавшись, спросил у босса – кто храпит. Дима махнул рукой, мол, участковый, дядя Дэн. Лёху при слове участковый передернуло, все-таки только что обсуждали криминальные делишки, но, вспомнив кто такой дядя Дэн, он тут же успокоился. Даже, шутки ради, предложил пойти разбудить его и пригласить к столу. Дима, слабо понимавший шутки, сурово взглянул на Лёху и сказал: «Не надо».

Веселье набирало обороты. Илюха начал подбивать Горбачева вызвать проституток, но тот резонно возражал, что, во-первых спрашивать надо не его, а босса, а во-вторых вызывать девочек в приемную депутата – уж слишком большое палево. Да и сколько уже можно их сюда вызывать, каждый ведь раз все соглашаются, что больше ни-ни, а потом опять.

Где-то на втором часу пьянки силы начали покидать досточтимых господ и их могучего лидера. Постоянная беготня, нервная работа и немалое количество выпитого сделали свое дело. Развалившись по диванам и креслам, господа бизнесмены курили и перебрасывались редкими репликами, вспоминая что-то из бурной юности. Дима не любил табачного дыма, но когда выпивал, мог выкурить одну-две сигареты. Чтобы не задохнуться, открыли настежь окно, в которое нетерпеливо стал ломиться сентябрьский прохладный ночной воздух.

Дима подошел к окну, чтобы выбросить окурок, и взгляд его упал на освещенную мертвенно-бледной луной, треклятую Яму. Тучи давно рассеялись, обнажив передающие вечный привет из древности звезды. Возникло чувство тревожности, настроение Димино ухудшилось. Он вернулся в свое кресло, откинулся в него и заговорил, сам удивляясь своей нервозности.

– Гребаная Яма! Если б не эта вся канитель, я б уже на чемоданах сидел, ножками болтал. А тут…

Вся компания напряглась, услышав чуть ли не всхлипывания босса. Все уставили на него свои пьяные, полные участия морды.

– Через два дня должен быть в Москве. Там на мази всё, ждут меня как родного. А тут…

Дима осекся и тоскливо поглядел на бизнес-партнеров. Возникла тишина, столь пронзительная, что можно было услышать писк комара, медленно залетающего в открытое окно. Леха переглянулся с приятелями и осторожно нарушил молчание.

– А что если… ну, всё ж таки заделать эту Яму? Дорого сильно?

Дима будто только и ждал повода поговорить о своей головной боли, его тоска вдруг мигом куда-то испарилась, и он живо подключился к внезапно возникшему обсуждению.

– Да, прикинь, Лёха, позвонил я Эдику-бандерлогу, который «Дорожный приказ» держит, спросил его чё будет стоит асфальт положить, туды-сюды.

– И сколько? – подключился к диалогу Илюха.

– Да там недорого, к тому ж и не жалко бабок для такого дела, – соврал Дима, известный большой жадностью. – Только сам Эдик на Бали сейчас вялится, а тут у него вся техника в ремонте, надо ждать. А куда мне ждать-то?!

– Вот прощелыга! – засмеялся Горбачев. – Всех конкурентов засыпал, бабла с подрядных заказов натырил вагон с тележкой, а у самого ни одного катка исправного нет.

– Скотина, я ж говорю, – кивнул Дима.

– Так там это, Диман, тебе ж не дорогу строить, – допив с горла остатки Chivas, деловито сказал Леха. – Можно просто специально обученного ушлёпка с ручным катком привезти, он и закатает. Я у нас такие видел.

– Не, – поморщился Дима, – там засада еще в том, что сам асфальт нужно загрузить, привезти, вывалить ровненько, а у Эдика типа вообще рабочих машин нет сейчас.

Тут просто невозможно не раскрыть Димино враньё. Дело в том, что Эдуард Галактионов, директор ООО «Дорожный приказ» – единственного, как метко подметил Горбачев, на сегодняшний день в NN предприятия по ремонту и строительству дорог – на самом деле сказал Диме, что Яму они готовы заделать хоть сейчас. Но, когда он озвучил примерную стоимость сметы, Дима настолько впечатлился, что в ушах его появился прямо таки шум, а перед глазами пошли темные пятна. Чисто математически озвученная сумма для его капитала была незначительной, но осознание самой возможности потратить эти деньги, свои, кровно заработанные, на какую-то ерунду, низвергало Диму в когнитивную бездну. Он просто положил тогда трубку, решив, что легче будет убедить себя в отсутствии у Эдика-бандерлога (жлоба и козлины!) исправной техники, чем пойти на известные жертвы. Что уж скажешь – Дима законченный скряга.

– Слушай, братан, – подал голос Илюха, – а нафига асфальт-то?

– В смысле?

– Ты ж обещал заделать Яму, так? Но ты ж не базарил конкретно за то, как именно заделаешь и чем.

Дима на минуту задумался, напрягая ровные извилины. Его глаза вдруг просияли.

– Точно! Я ж не говорил, что заасфальтирую! Илюха, красава!

Словно под воздействием гальванизации Дима весь засуетился, вскочил с кресла и начал шагать взад-вперед, суетно производя совершенно лишние движения руками и головой. Приятели знали – такое с боссом происходит в минуты сильнейшего умственного возбуждения, а коли такое происходило, то лучше было не вмешиваться без спросу в процесс. Неспешно и тихо они продолжили употреблять алкоголь под монотонный храп участкового за стенкой.

Минут через пять Дима остановился и щелкнул пальцами.

– Вот как мы сделаем: два КАМАЗа щебня! – воскликнул он, воздев палец, и тут же себе возразил, – Нет, два много, одного хватит.

– Так лучше тогда не щебня, а шлака. Шлак дешевле будет, – подсказал Леха, закусывая текилу долькой лайма.

– Шаришь! – радостно ткнул Дима пальцем в Лёху. – Закажу КАМАЗ шлака самой, сука, крупной фракции, и дело сделано!

– Но, крупная фракция – там прям булыжники будут, – напомнил зачем-то Горбачев.

– Посрать, пусть подавятся! Мужики, есть у кого цифры, кому звонить по доставке? На завтра на утро надо.

– Диман, ночь на дворе, куда сейчас звонить… – начали было приятели, но тут же осеклись, заметив нечеловеческую решимость во взгляде босса.

– Звони, – отрезал он, обратившись почему-то именно к Илюхе. – Как хочешь там уболтай или пригрози, сам знаешь, учить тебя что-ли. Но чтоб завтра к 7 утра шлак был в Яме. По бабкам рассчитаемся. Да, Илюх, и чтоб погрузчик тоже подъехал, это говно ж еще разровнять надо.

***

Будь на месте автора какой-нибудь махровый романтик на легких наркотиках или обмороженный цинизмом поэт-алкоголик, в общем, будь на его месте кто-то из тех, кто не скажет про луну, что это просто висящий в небе огромный булыжник, ворующий фотоны у Солнца, этот кто-то непременно пожалел бы Яму. Да, именно пожалел. Ведь её принадлежность к извечным столпам мироздания должна прекратиться утром, когда ее сровняют с близлежащим ветхим асфальтом с помощью шлака крупной фракции. Впрочем, если вдуматься, Яма ведь останется Ямой, даже когда будет засыпана доверху, просто это будет заполненная Яма… Да ну, что за софизм.

Прощай, Яма. Теперь ты больше не принадлежишь к извечным феноменам, и черным дырам с безликой пустотой космоса придётся как-то выкручиваться без тебя.

Яма молча, как обычно, внимала молчаливому свету луны, дожидаясь рассвета. Как и положено чему-то великому, она встречала свой конец достойно.

Горбачев успел найти в себе силы, чтобы уехать-таки домой, а вот Лёхе с Илюхой сделать этого не удалось по причине того, что они смертельно напились и уснули в Димином офисе кто как.

Диму же сон не брал, да и выпил он совсем немного. Его потряхивало изнутри, электрическая щекотка сладким раздражением проходила через его тело откуда-то снизу до самой макушки. Он предвкушал скорое отбытие из этого болота, из опостылевшего ему за 40 лет жизни грязного, безнадёжного NN.

Дима стоял на крыльце и задумчиво глядел куда-то вдаль, сквозь серую панельную девятиэтажку, что коренилась напротив, сквозь прочие дома, улицы и дворы, сквозь весь NN и его окрестности. Предрассветные сумерки плавно таяли, уступая непобедимому светилу. Было зябко, Дима чуть подрагивал, кутаясь в измятый пиджак, но с крыльца ему почему-то уходить не хотелось, а хотелось также стоять и, чуть улыбаясь, смотреть на абсолютно безлюдный, только ещё просыпающийся город, с которым он навсегда скоро простится.

Он посмотрел на часы – полседьмого утра. Через полчаса должны привести шлак, тогда же подъедет и погрузчик. Конечно, в такую рань никто не работает, но ночью Илюха очень постарался и нашел людей, готовых за тройную оплату прибыть на место именно к семи утра. У Димы даже почти не ёкнуло от того, что придется заплатить втрое, вот до чего он хотел скорее уехать в Москву. Вот, – думал он, – сейчас привезут, разравняют, а я сразу за бабкой Машей, пусть снимет видео при мне, чтоб видел, и тут же опубликует. И чтоб Генрихович там у себя в бане выкусил! А то партию его позорят. Козёл старый.

Кивнув самому себе, Дима хотел было уже все-таки зайти внутрь, погреться, но его взгляд попал на припаркованную рядом Лёхину машину, на которой приятели вчера втроём и приехали. Чёрный, тонированный наглухо двухсотый Крузак в тюнинге Wader стоял своим необъятным задом к крыльцу. Димино внимание было захвачено наклейкой в правом верхнем углу задней двери машины. Ух-ты, Лёха, – ухмыльнулся он мысленно, – и ты туда же! На небольшой наклейке, размером меньше А4, было написано «ЯМЫ – Фурболг».

Это был некий социальный маячок, вроде как система свой/чужой. Навероне так ребята выражали солидарность с этим самым Фурболгом, мол мы с тобой. Я=МЫ=ТЫ. Сам Геннадий Фурболг обозначился на этих наклейках год назад, когда, будучи только что избранным местным губернатором, был арестован и отправлен в Москву. Бучу в плебсе подняли однопартийцы несчастного Геннадия (к коим номинально относился и Дима), акцентируя внимание человеков на том, что Фурболг был кандидатом не от партии власти, а после честных выборов, где эта центральная власть проиграла вчистую, его и решили слить, сфабриковав на него дело из якобы криминального прошлого.

Как бы то ни было, истины здесь искать не следует, равно как искать иголку в заполненном до краёв общественном септике. Но наклеек этих распространилось множество как в NN, так и во всем регионе. Обычно обиженные граждане их клеили на заднее стекло своих автомобилей. В последние месяцы, надо сказать, пиар-кампания в поддержку Геннадия сильно ослабела, очевидно, струю финансирования из известных источников резко поджали.

Однако, принципиальности ради, можно заметить, что этот социальный маячок был очень наивным самообманом, а сама система «свой/чужой» вряд ли станет работать на благо любого «своего» в абсолютно «чужом» для всех социуме.

Дима, кстати, помнил свою личную встречу с новоизбранным губернатором Фурболгом. На какой-то партийной вечеринке, в самый разгар пандемии, подвыпивший Геннадий бахвалился перед однополчанами, что в своем регионе он ввел самые жесткие по стране анти-ковидные меры. Позже Димин шурин-покровитель по секрету рассказал, что Гена Фурболг в прошлом (в те самые лихие времена) очень не любил барыг, так как делил с ними поле деятельности. Потому позже, когда стал «губером», он и настоял на принятии постановления о сверхжестких мерах по отношению именно к владельцам торгового бизнеса. Тот же пресловутый масочный режим был интерпретирован правительством Геннадия так: поймали у тебя в торговой точке покупателя без маски, тебе штраф – от 50000. А с покупателя-то какой спрос, да и буча будет, да и ловить их – это ж сколько ментов надо, короче невыгодно по всем пунктам. А так – прочесал магазины, вот тебе и пополнение казны. Дима, конечно, сильно сомневался, что прям именно казны, но идея была понятна.

Вот он и ухмыльнулся в душе, когда увидел эту наклейку на Лёхином Крузаке. Куда этот-то?! Ему что Фурболг, что Фурболгом. Почему-то Дима вдруг загрустил, и наклейка эта стала вызывать в нем раздражение. Он опустил голову, задумался на минуту и тут до него дошло. ЯМЫ-Фурболг. Чертовы ямы! Кругом в этом сраном NN выбоины и ямы. Да еще эта, которую он обещал… А ведь и Фурболг, когда его выбирали, тоже ведь обещал отремонтировать все дороги в регионе. На тебе! ЯМЫ.

Дима зло сплюнул в сторону несчастной Ямы и повернулся к двери. Только открыв ее, он услышал дизельный рев КАМАЗовского движка. Неужели!? – проговорил он, взглянув на часы. Было еще только 6:40. Вот что бабки животворящие делают! – подумал Дима и пошел встречать подъезжающий грузовик.

КАМАЗ, оранжевый и старый, действительно медленно полз по переулку по направлению к Яме. Полз и сильно дымил, напрягаясь под тяжестью шлака. Сразу за самосвалом плелся микроавтобус ГАЗель белого цвета, который Дима даже не заметил. Грузовик доехал до Димы, подававшего водителю знаки – мол, вот сюда сыпь. Водитель кивнул и съехал на зеленую зону, чтобы развернуть самосвал к Яме задом.

Только он освободил дорогу для ГАЗели, как она тут же резко дала вперед, чуть не сбив обомлевшего Диму, отскочившего в сторону в последний момент. Разозлиться и даже возмущенно обронить несколько бранных слов Дима не успел: боковая дверь ГАЗели откатилась вдоль борта, оттуда резво выскочили сотрудники СОБРа в черных масках, и очень бесцеремонно положили Диму на землю лицом вниз.

Дмитрий Коломенский был задержан и увезен в неизвестном направлении, чему свидетелем стал ничего не понимавший с похмелья участковый дядя Дэн, проснувшийся по нужде и вышедший заодно покурить на крыльцо в тот самый момент, когда Диму на глазах изумленного водителя самосвала спеленали СОБРовцы. Собственно, спеленали и тут же уехали, не заглянув даже в офис, где продолжали дрыхнуть Лёха с Илюхой.

Водитель КАМАЗа вылез из кабины и озадаченно подошёл к дяде Дэну, кивая на место недавнего задержания, видал, мол, чего творят. Дядя Дэн никак не реагировал, видно было, что голова его в сильном тумане. Водитель спросил у него сигарету. С минуту молча курили. Камазист видно хотел о чем-то спросить, но все не решался. Вдруг из-за угла сначала послышался громкий гул, а затем – выехал большой мощный погрузчик. Он остановился рядом с самосвалом, подошел к дяде Дэну с камазистом, и спросил: «Здесь что-ли ровнять Яму надо?». Водитель самосвала посмотрел на дядю Дэна, на него же уставился и водитель погрузчика. Участковый понял, что от него чего-то ждут, но чего именно не понял, так что просто пожал плечами. Водители переглянулись и ушли к своим машинам.

Первым уехал погрузчик, вторым – самосвал, так и не высыпавший шлак. Яма осталась и дальше существовать в прежнем виде, терпеливо внимая безразличной Вселенной.