Ветер с севера (СИ) [Саша Стрельна] (fb2) читать онлайн

Ветер с севера

Глава 1

— Клянусь Духом снегов! — с раздражением рычал не по-эльфийски кряжистый бородач, отдирая от себя вдохновенно обнимавшую его пленницу. — Я двести лет в набегах, а такую встречаю впервые. Да отцепись же, дурында лесная!

Окружавшие здоровяка снежные эльфы уже начинали хохотать, когда ему наконец-то удалось оторвать руки девчонки от своей одежды, после чего он с возмущением уставился в ее сияющее лицо.

— Вы посланы мне самим Великим лесом! — тут же вскричала юная эльфийка, вновь порываясь обнять страшилище, которое держало ее в руках — серовато-белая спутавшаяся грива волос, бородища лопатой, маленькие пронзительно-голубые глазки. Плечи молотобойца и соответствующее телосложение…

Следовало отметить, что про Эрика, происходившего из клана Ледяного барса, недоброжелатели часто поговаривали так: полукровка. Матушка его, мол, пала столь низко, что согрешила с кем-то из гномов. Но, похоже, если такие мысли и возникли в голове у молоденькой пленницы Эрика, то ее они совершенно не смутили и не испугали: зеленые глаза на прелестном, тонко очерченном лице сияли, а рот неудержимо расплывался в улыбке.

Бородач покачал головой и, перекинув девушку через плечо, поволок к берегу, где ждала крутобокая тридцативесельная ладья, резные штевни которой украшали разинувшие пасть снежные медведи — знак принадлежности к соответствующему клану.

«Пусть с этой сумасшедшей разбирается Тир», — думал Эрик, стараясь не обращать внимания на хохот у себя за спиной.

Спустя полчаса, когда награбленное с каравана добро и оставшиеся в живых лесные были погружены на корабль, гребцы взялись за тяжелые весла. Время призвать послушную снежным эльфам магию северных ветров придет позже, когда ладья окажется в открытом море, пока же членам команды придется поработать руками. Неизбежное неудобство, которое, впрочем, каждый раз вполне окупалось награбленным добром.

Берег начал неторопливо удаляться, и именно в это время возле странной пленницы, стоявшей на корме у левого борта, остановился стройный юноша всего на полголовы выше ее. Его длинные белоснежные волосы, отливавшие серебром, трепал ветер, то же серебро стыло в широко расставленных серых глазах, опушенных густыми изогнутыми ресницами. Они да полные яркие губы и аккуратный, прекрасно очерченный подбородок могли бы украсить даже женщину, но взгляд… Лед сковывал и без того холодное серебро взора, обращенного на пленницу. Однако даже это не смогло согнать улыбку с ее лица.

— Что тебя так веселит, дуреха? — поинтересовался снежный эльф. — Может быть, ты не понимаешь, что тебя ждет?

— Я пока просто не готова думать о том, что со мной будет дальше. Могу лишь о том, чего избежала благодаря вам.

Брови снежного взлетели в неприкрытом изумлении:

— Не представляю, что может быть хуже рабства.

Лицо юной эльфийки посерьезнело, она на мгновение задумалась, но потом, отбросив со лба темные вьющиеся пряди, решительно подняла глаза цвета мокрой листвы:

— Другое рабство, только пожизненное. Благословленное нынешним Лесным королем Гимли из Великого дома Древнего кедра.

— То есть? — не понял собеседник.

— Меня везли, чтобы выдать замуж за самого отвратительного эльфа, какого когда-либо знали леса.

Губы снежного искривила недоверчивая усмешка, и, заметив ее, пленница вспылила:

— Не думайте обо мне, как о глупенькой молоденькой дурочке, которая просто боится мужчин. Вы не знаете, о ком идет речь, а я… наслышана достаточно, чтобы понимать — Ангудил из Дома Высокой сосны… — пленница запнулась, и благодаря наступившей тишине отчетливо прозвучало проклятье, сорвавшееся с уст одного из гребцов.

Снежный эльф немедленно обернулся к нему и, прищурившись, спросил:

— Что, Кэлибор, ты, кажется, знаешь, о ком идет речь?

— Да, Тир, — коротко бросил он, раздраженно дернув островерхими ушами, и юная эльфийка с любопытством взглянула на говорившего, по имени поняв, что перед ней соотечественник — такой же лесной эльф, как и она сама.

Первое, что ей бросилось в глаза, были цепи, которые сковывали сильные руки Кэлибора, размеренно двигавшие огромное шестиметровое весло. Округлив губы в сочувственном «О!» она подняла глаза к его лицу и встретилась с ответным взглядом теплых карих глаз. Добродушная кривоватая усмешка приподняла уголки губ Кэлибора. Он был темноволос, как большинство лесных эльфов, но отчетливая рыжина в заплетенной в косу гриве указывала на то, что родом Кэлибор происходил из южных частей Лесной страны. Да и лицо — немного широкоскулое и смуглое — говорило о том же. Но не это было главным. Куда важнее юной эльфийке показалось то, что Кэлибор был молод и невероятно хорош собой.

«Даже лучше Эристора», — решила девушка, но тут ее отвлек снежный эльф, которого Кэлибор назвал Тиром.

— И чем же так примечателен лесной по имени Ангудил?

— Он уродлив, жаден, невероятно развратен и патологически жесток. К тому же был женат уже четырежды, и все его жены теперь лежат в сырой земле, — как-то отстранено ответил Кэлибор, а потом взглянул в лицо Тиру и жестко добавил. — Его первой женой была моя двоюродная сестра.

— Должок, Кэл? — иронично спросил Тир, непривычно сокращая имя лесного эльфа на свой северный манер, но пленник ему не ответил, хмуро уставившись перед собой и не переставая работать веслом.

Вскоре однако был поднят большой четырехугольный карминно-красный парус, после чего увешанный выбеленными птичьими черепами шаман вышел на нос, простирая руки над волнами и призывая подвластные ему ветра, и гребцы смогли передохнуть. Вот тогда-то юная лесная эльфийка почувствовала себя по-настоящему неловко — взгляды всех без исключения мужчин сосредоточились на ее онемевшем от напряжения теле. Хотя исключение-то как раз было — Кэлибор смотрел не на нее, а на предводителя снежных, и густые темные брови его сошлись на переносице.

Пленница тоже перевела взгляд на этого эльфа, который стоял к ней вполоборота и задумчиво всматривался в серую воду за бортом ладьи. Он был обут в высокие сапоги до колен, из каждого голенища которых выглядывала рукоять ножа. Торс его был защищен тонкой кольчугой прекрасного качества и явно гномьего изготовления, за спиной в сложном переплетении ремней, украшенных серебряными бляшками, были крест на крест закреплены два узких меча в ножнах. Более длинный — под правую руку, и более короткий — под левую. Их рукояти возвышались над прямыми плечами Тира. Обнаженные руки, украшенные чуть выше локтя сложными витыми браслетами, поражали изяществом лепки. Предплечье левой к тому же охватывал закрепленный тремя ремешками кожаный чехол, в котором покоился узкий стилет. Рукоять его была обращена к запястью, а острие почти кАналось локтя.

Вооружение необычное для снежных варваров (а в среде лесных их называли только так), предпочитавших сражаться куда более внушительным оружием. Даже стрелы для их луков были длиннее и тяжелее тех, что применяли лесные. Да оно и понятно: в лесу, среди переплетения ветвей деревьев, сложно управиться с большими луками и длинными стрелами. Куда ловчее охотиться или убивать врагов при помощи небольших сильно изогнутых луков и легких стрел, которые тем не менее всегда летели точно в цель.

А вот северянам на просторах из суровых, лишенных густых лесов и высоких деревьев земель, луки были нужны именно такие: длинные, способные запустить тяжелую, густо оперенную стрелу как можно дальше.

Юная эльфийка еще раз смерила взглядом снежного, чья дружина и пленила ее, напав на караван лесных, и решила, что вооружение Тира таково тоже по очевидной причине: тяжелые мечи или топоры были бы просто тяжелы для него. Ну и попутно подивилась, как столь молодой и хрупкий воин смог возглавить дружину, состоящую из эльфов много старше и несравнимо сильнее его. Она подняла глаза к лицу Тира — странно безбородому, словно он был родом не из северных эльфов, а из соплеменников Куиниэ, и, неожиданно наткнувшись на его ответный испытующий взгляд, резко вскинула голову.

— Как тебя зовут… невеста?

— Куиниэ из Дома Красного дуба. За меня могут заплатить хороший выкуп.

— Ты девственница?

Куиниэ возмущенно вскинула брови:

— Я порядочная…

Тир лишь рассмеялся и жестом прервал ее гневную тираду:

— Если это так, я смогу продать тебя достаточно дорого, чтобы не связываться с выкупами. Гномам… Или людям…

— Мой брат будет мстить!

— Не обольщайся. Чтобы отомстить, меня сначала нужно найти.

— Он найдет, — вдруг негромко вмешался Кэлибор. — Эристор Дориат из Дома Красного дуба способен на многое.

— Тогда как же он позволил состояться этому браку? Отдать сестру в лапы такого чудовища, как ты описываешь…

— Ах, если бы Эристор был дома, этого не случилось бы никогда! — вскричала Куиниэ, сжимая маленькие кулачки. — Истинному королю Великого леса Ангроду Завоевателю лучше было бы вернуться из своего затянувшегося похода на юг и навести порядок в своей стране! Тогда и брат был бы с нами… — упавшим голосом закончила она и, закусив губу, отвернулась.

Тир посмотрел на свою дружину. От его тяжелого взгляда глаза снежных эльфов разбегались, как вспугнутые кролики. Не отступил только гигант-рулевой Эрик, который и притащил на борт Куиниэ. Серебристая бровь предводителя поползла вверх:

— Ты что-то хочешь сказать? — поинтересовался он.

Эрик откашлялся и рубанул:

— Нельзя ее продавать — она принесет удачу.

— Почему это?

— Она первая, кто был рад нам на земле лесных эльфов, и с радостью поднялась на борт ладьи. Все видели это. Это знамение.

Тир иронично усмехнулся — в такие приметы он явно не верил:

— Скажи лучше, что ты просто положил на нее глаз.

— Она слишком тощая для меня, Тир, — Эрик пожал пудовыми плечами. — Да и Ана…

Раздались смешки — бешеный нрав законной супруги здоровяка-рулевого был притчей во языцех среди команды. Тоже усмехнувшись, Тир уже было двинулся к носу ладьи, как вдруг столкнулся с напряженным взглядом закованного в цепи Кэлибора.

«Кажется, теперь у тебя есть слабое место, лесной», — мелькнула быстрая мысль.

— Что с ней делать — решу дома. До этого момента девица неприкосновенна! Всем ясно, что я имею в виду?

— Да, Тир, — со вздохами разочарования откликнулись гребцы, но Тир мог бы поклясться, что по крайней мере один из них с облегчением перевел дух.

***

Кэлибор из Дома Рыжего клена попал в руки северных эльфов уже более года назад. Он был захвачен в плен тяжело раненым и выжил лишь потому, что Тир проникся уважением к его мужеству и приказал выходить его. С тех пор между хозяином и рабом установились более чем сложные отношения. Сплав дружбы и ненависти, замешанный на невольном взаимном уважении, которое, впрочем, не гарантировало личной неприкосновенности ни одной из сторон. Лесной совершил несколько попыток сквитаться с захватившим его снежным — в результате чего теперь его везде сопровождал звон цепей. Впрочем, вскоре Кэлибор открыл для себя некое обстоятельство, напрямую кАнавшееся его хозяина, и теперь это знание сковывало его крепче, чем сталь… Вот и сейчас он постарался расслабиться и не думать о судьбе юной сестры Эристора Дориата. Но…

«Кто бы мог подумать, что это прелестное, хрупкое создание и непобедимый воин с лицом более чем далеким от канонов красоты и словно бы вытесанным не из теплого дерева, а из холодного гномьего гранита, могут быть братом и сестрой… Впрочем, судя по тому, как юная эльфийка вела себя, характера ей тоже не занимать. Это может сильно осложнить ее будущую рабскую долю».

Кэлибор стиснул зубы, не отрывая глаз от серых волн, размеренно вздымавших тяжелую ладью, уверенно продвигавшуюся на север.

Как каждый прибрежный житель, Куиниэ была наслышана о том, чем может грозить плен у северных варваров, которые славились своей жестокостью и неистовой яростью в бою. Целые деревни лесных эльфов подвергались разграблению, а потом предавались огню. Оставшиеся в живых жители шли в рабство. Однако Куиниэ, принадлежавшая к богатой и знатной семье, чей родовой замок, несколько сотен лет назад отстроенный гномами вокруг родового Древа в благодарность за помощь в одной из их вечных междуусобных войн, был слишком хорошо защищен, чтобы стать объектом нападения, сама никогда не сталкивалась с ними или их деяниями. Теперь же…

Куиниэ опять улыбнулась. Неизвестное, а потому абстрактное зло казалось ей не страшным. Избавившись от похотливого мерзавца Ангудила, который уже через несколько дней должен был стать ее законным супругом, властелином тела и жизни, Куиниэ не хотела думать, что пленение может принести ей еще больше боли и страданий, чем подобное замужество. Молодость склонна к оптимизму, и юная эльфийка, тряхнув кудрявой головой, принялась с интересом осматриваться вокруг. Как-никак она впервые оказалась на корабле.

Море было спокойно. Ладья, увлекаемая вперед магически призванным сильным попутным ветром, с тихим плеском разрезала невысокие волны, оставляя за собой струю вспененной воды. Над ней парили чайки, и какое-то время Куиниэ увлеченно наблюдала за тем, как они охотились, камнем падая к поверхности воды и взмывая уже со сверкающей на солнце рыбкой в клюве. Потом это занятие надоело, и она сквозь полуопущенные ресницы, искоса, стала разглядывать эльфов, похитивших ее.

Она долго всматривалась в их лица, движения, наблюдала за их немудреными занятиями и неожиданно для себя пришла к выводу, что те, кого на ее родине называли не иначе как морскими дьяволами и северными варварами, были такими же эльфами, как и все прочие. Вот один из них поднялся и, развязав штаны, пустил тугую струю за борт. Куиниэ, краснея, отвернулась.

«Мужчины! — с возмущением думала она. — Ни стыда ни совести! Только и знают — кровь, месть, жестокость… Почему они не могут жить мирно? Почему из-за их гордости должны страдать мы? Почему Великий лес не дал женщине сил, чтобы и она могла постоять за себя? Ведь только из-за нашей слабости они обращаются с нами, как с куклами! Решают за нас как жить, кого любить, о чем думать и даже мечтать. А сами-то! Повелители жизни!»

Куиниэ презрительно глянула на бородатого снежного, который уже облегчился и теперь неторопливо оправлял на себе одежду. Он подмигнул ей, вызывающе погладив себя в паху. Куиниэ ахнула, не зная, куда ей деться от стыда. Но это были еще цветочки. Ягодки, как оказалось, ждали ее впереди.

Через четыре чАна пути Куиниэ поняла, что вот-вот лопнет, так ей самой захотелось в туалет. Она вытерпела еще почти час, но потом поднялась и, стискивая кулачки от гнева, начала пробираться к носу ладьи, где для Тира был натянут небольшой шатер.

— Что тебе? — недовольно буркнул тот, отрываясь от не совсем обычного для морского грабителя из варварской страны занятия.

Снежный читал. Причем на желтых, покоробившихся от влаги страницах толстого тома в кожаном переплете Куиниэ разглядела не привычные эльфийские буквы, а сложную вязь языка населявших южные степи нагов… Она видела эти странные завитки и знаки на изящных коробочках с благовониями и других драгоценных вещицах, которые изредка привозили из далеких степей бродячие торговцы.

— Вы знаете письменность нагов?

— Да. Что ты хотела?

Внезапно смешавшись и чувствуя, что боевой задор куда-то подевался, Куиниэ потупилась.

— Что ты хотела? — раздельно, уже явно сердясь, спросил Тир.

— Мне нужно… — пролепетала Куиниэ. — Я хочу… Мы уже довольно давно в море…

Тир, нетерпеливо постукивая ногой, ждал, и юная эльфийка, зажмурившись, выпалила:

— Я хочу писать, и будьте вы прокляты!

Веселый смех был ей ответом. Когда же она, вспыхнув от гнева и стыда, раскрыла глаза, проклятый северный варвар уже протягивал ей фарфоровую ночную вазу, украшенную росписями удивительно тонкой работы, тоже явно сделанной нагами. Куиниэ приняла ее и принялась разглядывать, искренне недоумевая, как такой изящный предмет мог оказаться на корабле северных варваров.

— Ты будешь использовать его по назначению или любоваться?

— Но…

— Уж не думаешь ли ты, что я оставлю тебя здесь одну?

Тир обвел рукой шатер, где везде было разбросано оружие.

— Нет, — Куиниэ затрясла головой.

— У тебя есть выбор. Либо здесь, наедине со мной, либо там, на глазах у всех.

Тир скрестил руки и смотрел выжидательно.

— Здесь, — наконец пролепетала Куиниэ и поставила вазу в дальний уголок, а потом замерла, комкая руками свою длинную светло-зеленую юбку.

Время шло. Проклятый снежный смотрел, по-прежнему усмехаясь…

— Вам нравится подглядывать? — вспылила Куиниэ. — Так смотрите! — и она, нагнувшись, потянула вверх подол.

Тир усмехнулся и неторопливо повернулся к ней спиной, вновь принимаясь за чтение. Возмущенной Куиниэ показалось, что лицо его при этом выражало одобрение…

— Тебе нужно учиться не быть такой стыдливой, дорогуша, — небрежно проронил он, когда Куиниэ вернулась в шатер, выплеснув содержимое горшка в море. — На рынке живого товара с тобой вряд ли будут церемониться. Красивых молодых рабынь обычно выставляют на продажу голыми, и каждый волен подойти и оценить качество предлагаемого товара…

— Никогда эльфийка из Дома Красного дуба не станет товаром!

— Строптивых учат смирению. Кнутом. Твоя нежная кожа пострадает…

— Но ведь тогда я потеряю в цене? Не очень практично! — и Куиниэ, развернувшись, выскочила из шатра.

Ей вслед опять долетел смешок.

Куиниэ вернулась на свое место и присела возле борта, чтобы спрятаться от сырого зябкого ветра. Эту ночь она так и провела, скрючившись на досках, сквозь которые ее чуткое остроконечное ухо отчетливо слышало шепот тонн воды, отделенных от него лишь считанными сантиметрами хрупкого дерева. Ближе к полуночи ей все же удалось задремать. И она даже увидела сон. Куиниэ снилось, что она снова маленькая, и ее добрая нянюшка, которая уже несколько лет как покинула их Дом, вернувшись в свой родной, затопила печь, кинув в нее пару совков каменного угля. Куиниэ подобралась поближе к теплу, и оно окутало ее, словно одеялом.

Под утро Куиниэ проснулась и поняла истинную причину, вызвавшую ее видения — она была укрыта большим теплым плащом. Юная лесная эльфийка села, испытующе оглядывая спящих и бодрствующих снежных и стремясь понять, чью доброту она обязана благодарить, но никто не подал ей знака, и она, вздохнув, вновь закуталась в толстую теплую ткань.

От плаща исходил слабый терпкий аромат. Пахло морем, ветром… и мужчиной. Тот же ни с чем не сравнимый запах исходил от Эристора, когда он, возвращаясь домой, подхватывал на руки свою малышку сестру. Куиниэ стало совсем уютно, и она вновь прикрыла глаза, отдаваясь размеренному покачиванию ладьи.

***

Путь до Белого архипелага — земель снежных эльфов — занял почти полторы недели. За это время ладья трижды приставала к берегу, чтобы пополнить запасы воды и по возможности провизии. И все три раза Куиниэ вынашивала планы побега, но ни разу такой случай не представился ей. Зато на первой же остановке она узнала, кому принадлежал плащ, исправно гревший ее.

Ладью не стали вытаскивать на песок, а лишь затолкали на отмель, где вода доходила до колен. Чьи-то руки без долгих разговоров перекинули забрыкавшуюся было Куиниэ через плечо. Пробормотав что-то успокаивающее, эльф легко, словно и не нес никакого груза, спрыгнул за борт и переправил пленницу на песок пляжа, где поставил на ноги.

Куиниэ сделала шаг назад, чтобы как можно дальше отстраниться от крепкого мужского тела, внезапно споткнулась на ровном месте и упала бы, если бы не мгновенная реакция того, кто стоял рядом. Он подхватил ее, и Куиниэ неловко ткнулась ему носом в грудь, при этом ощутив тот самый запах, который баюкал ее каждую ночь. Она подняла глаза — ее обнимал Кэлибор.

— Осторожнее, — мягко проговорил он, — вы привыкли к качке. Теперь вам нужно пообвыкнуть на твердой земле.

— Спасибо за плащ, — ответила ему Куиниэ и увидела, что Кэлибор смутился.

— Как вы догадались?

— Он хранит ваш запах…

Ореховые глаза лесного потемнели, и под этим тревожащим взглядом Куиниэ вдруг осознала, что все еще прижата к его широкой груди. Она вспыхнула и уперлась в нее кулачками. Мгновение помедлив, Кэлибор отпустил ее.

Весь остаток пути Куиниэ чувствовала на себе его напряженный притягательный взгляд и ловила себя на том, что и ее глаза нет-нет, а обращались к лицу закованного в цепи пленника.

Глава 2

Дом Тира встретил их радостной суетой — остававшиеся на берегу были счастливы возвращению морских волков. Куиниэ с остальными пленниками, подавленная и полная недобрых предчувствий, стояла на берегу, ожидая, когда ладья будет разгружена. Она видела, как мимо них, склоняясь под тяжестью огромного сундука, прошел Кэлибор. Тот самый Кэлибор из Дома Рыжего клена, который знал ее брата, и который был так волнующе добр к ней самой.

Куиниэ залюбовалась его статной фигурой и так увлеклась этим, что не услышала движение возле себя.

— Красив, не правда ли? — Рядом с ней, кривя в ироничной улыбке яркие губы, стоял Тир, и Куиниэ вспыхнула, потупившись. — Пойдем, невеста. У меня есть желание лично позаботиться о тебе. Не знаю, с чего бы это…

Твердые пальцы впились юной лесной эльфийке чуть выше локтя, и она безропотно последовала за своим похитителем. Он провел ее через весь громадный длинный дом, сложенный из грубого серого камня, — сначала миновали хлев и конюшню. Потом еще одна дверь пропустила их в просторный зал, к которому примыкало множество других помещений, где жили дружинники с семьями и ютились рабы. После, оставив справа кухню, по узкому коридору они достигли большой комнаты, несомненно, принадлежавшей хозяину дома.

— Как тут тепло, — невольно воскликнула Куиниэ.

— Ты замерзла?

— Да.

— Привыкай. Сейчас только конец сентября, что же будет с тобой зимой, цветочек?

Рассмеявшись, Тир толкнул дверь в углу спальни и вышел, а Куиниэ получила возможность лучше рассмотреть помещение, в котором ее оставили. Большую его часть занимала кровать, и Куиниэ, нервно прижав уши, словно напуганная злым хозяином охотничья собака, поспешила отвести взгляд от этого предмета обстановки, который невольно заставлял ее думать о том, что ее ждало дальше…

У противоположной стены располагался огромный камин, перед ним лежала шкура какого-то крупного зверя со снежно-белым мехом. Медведь? Тотемный зверь клана северных варваров? Еще в комнате было большое зеркало из великолепно отполированного серебра, несколько изящных стульев и широкая кушетка, обитая бархатом. Вдоль четвертой стены стоял ряд богато украшенных сундуков. На стенах висели гобелены, и вообще комната поражала уютом и теплом, хотя огромный камин не был зажжен.

Куиниэ подошла к стене, у которой стояла кровать, — она была теплой. Вспомнилось, что там, по другую сторону, располагалась кухня, где сейчас во всю шла подготовка к ужину. Потом Куиниэ заметила еще одну дверь — окованную железом и с мощным засовом. Когда она отворила тяжелую створку, стало понятно, почему — она вела наружу. Куиниэ оказалась на небольшом узком балкончике, обращенном к серому северному морю. Далеко внизу разбивались о прибрежные скалы мерцающие валы с седыми барашками на изогнутых вершинах. Почти загипнотизированная этим величественным зрелищем, она шагнула ближе к балюстраде, как вдруг кто-то стремительно налетел на нее и оттащил назад в комнату.

— Не смей даже думать об этом! — прорычал Кэлибор ей в лицо, энергично встряхивая за плечи при каждом слове. Цепи на его руках звякали в такт. Острые уши, лишенные традиционных украшений, топорщились.

— О чем? — удивление Куиниэ было искренним, и на лице лесного эльфа отразилось облегчение.

— Я решил, было, что ты хочешь прыгнуть… — Кэлибор мягко отвел вьющуюся прядь с ее лица, заправив за ухо, и улыбнулся чуть смущенно.

— Никогда не сделаю такой глупости, эль-до. Эристор всегда учил меня, что надо быть сильнее обстоятельств. Мне показалось или… Вы знакомы с ним?

— Отчасти, — Кэлибор нахмурился. — Он победил меня на турнире Быстрых мечей три года назад.

— Это не стыдно, эль-до. Я слышала, Эристору нет равных. К тому же он всегда был силен как медведь.

— Спасибо на ласковом слове, — добродушная улыбка приподняла уголки губ Кэлибора, и Куиниэ вдруг осознала, что опять стоит непозволительно близко к незнакомому эльфу, чьи утяжеленные цепями руки все еще сжимают ее плечи.

В тот же миг он отстранился, хотя глаза по-прежнему были прикованы к ее нежному лицу. Она же в свою очередь не отрываясь смотрела на него.

— Берегите себя, эль-тэ. Вас ждут непростые времена…

— Меня продадут?

— Не знаю. Но… Будьте готовы, что с вашей внешностью уже этот день вы можете окончить в чьей-нибудь постели, — Кэлибор твердо глядел в лицо Куиниэ, и отметил, что, несмотря на явный испуг, она не дрогнула и не отвела глаз.

— Этим человеком… хотите стать вы?

Кэлибор отшатнулся, но взгляд, которым он стремительно охватил ее всю, не оставил бы сомнений даже у самой невинности — он желал ее. И Куиниэ бросилась к нему, как в омут.

— Сейчас. Эль-до, прошу вас, сейчас, пока не поздно, пока никто другой…

Куиниэ схватила его за запястья и тут услышала за своей спиной смешок. Она стремительно обернулась, гневно уставившись на Тира, небрежно прислонившегося к дверному косяку в дальнем конце комнаты.

— А это наглость, цветочек. Соблазнять моего раба в моей же спальне. Кстати, что ты здесь делаешь, Кэл?

— Ана просила узнать, когда подавать на стол.

— И послала тебя? — нескрываемая насмешка прозвучала в голосе Тира.

Кэлибор глянул яростно, чувствуя, что краска заливает его лицо.

— Ладно, передай ей, что может начинать. Я приду, как только освобожусь, — все еще усмехаясь, распорядился Тир. — Ну что же ты? Шагай, да смотри не споткнись!

Кэлибор неловко развернулся и вышел. Куиниэ не удалось перехватить его взгляд. Когда же она вновь посмотрела на своего похитителя, тот уже освободился от перевязи с мечами и небрежно швырнул их на кровать. Впрочем, потом, заметив красноречивый взгляд пленницы, отомкнул сундук и бросил оружие в него. Туда же последовали ножи из голенищ сапог, кольчуга… Наручный стилет остался на своем месте. Тяжелая крышка опустилась, щелкнул замок.

— Я приму ванну. После сможешь помыться ты.

Куиниэ в смятении скрестила руки на груди. Тир глянул на нее, и неожиданно мягкая улыбка осветила его лицо, отразившись в светло-серых глазах.

— Не бойся, дуреха. По крайней мере, не меня…

С этими словами он, прихватив чистую одежду, скрылся за дверью, где, по всей видимости, находилось специальное помещение для мытья. Испытав мгновенно накатившую слабость, Куиниэ рухнула на стул и скорчилась, сжав виски тонкими пальцами. Слишком многое навалилось на нее за последнее время…

Началось все, когда Эристор решил принять на себя клятву верности и последовать за истинным королем Великого леса — Ангродом из Высокого дома Древнего кедра. Мать Куиниэ погибла уже очень давно, и неумолимое время почти стерло ее черты из памяти ребенка, а год назад был серьезно ранен во время охоты, а после скончался отец — тогда Куиниэ и ее брату-близнецу Тэргону едва исполнилось сто сорок лет. Эристору к этому моменту уже стукнуло без малого пятьсот, но он был так далеко…

К ним перебралась жить младшая сестра их родителя — служительница культа Лесного духа. Она должна была присмотреть за детьми, но в конечном итоге именно на плечи Куиниэ легли заботы о хозяйстве, замке и всем остальном — Эйтель Лесная в своих устремлениях была много ближе к теории лесной магии, чем к реальной жизни.

В течение года, пока в Доме Красного дуба был траур, их не беспокоили. Но едва закончился его срок, у ворот крепости, как вестник беды, возник курьер с посланием от принца Гимли, безнаказанно хозяйничавшего на землях Лесных эльфов, пока его излишне воинственный венценосный брат, не случайно прозванный Завоевателем, бился на чужбине с нагами. Теперь длинная рука интригана дотянулась и до молоденькой сестры одного из ближайших сподвижников Ангрода Эристора Дориата.

В письме Гимли без излишних реверансов сообщалось, что через месяц Куиниэ из Дома Красного дуба надлежало явиться в замок Дома Высокой сосны на ее бракосочетание с главой этого дома Ангудилом… Это было равносильно приглашению на казнь, но Куиниэ прекрасно понимала, что, ослушайся она, гнев принца обрушится не только на нее, но и на ни в чем не повинного Тэргона и всех эльфов клана… Конечно же, она сходила к шаману, попросив его отправить брату лесную весть о том, что происходит дома. Если бы Эристор только оказался рядом с каким-нибудь большим деревом, способным принять и передать послание, он бы сразу все узнал, но беда была в том, что наги жили в степях… Да и путь из их земель домой ох как не близок! А теперь…Теперь все и вовсе стало ужасным.

Что застанет Эристор, вернувшись домой? Что будет с замком и землями, с чем столкнется старинный и уважаемый эльфийский Дом Красного дуба? Что ждет Тэргона? И сто станется с ней?

— О чем задумалась, лесная?

Куиниэ вздрогнула и непонимающе уставилась на Тира. Потом, дрогнув чуткими ушами, ответила:

— О судьбе брата…

— Судя по словам Кэлибора, он сумеет за себя постоять.

Куиниэ качнула головой.

— Не об Эристоре. О Тэргоне. Он теперь совсем один…

— Я в одиночестве с рождения, — неожиданно резко ответил Тир. Потом, помолчав, продолжил уже спокойнее. — Пойдем, я покажу тебе, как пользоваться ванной.

Куиниэ покорно встала и поплелась за своим похитителем и, похоже, теперь хозяином. Переступив порог она очутилась в просторном помещении без окон, в котором было еще теплее, чем в спальне. У правой стены в полу была утоплена огромная каменная чаша. Тир подошел к ней и заткнул небольшое отверстие в днище деревянной пробкой, после чего указал на два шнура, свисавших с потолка прямо над купальней.

— Потянешь за тот, что с золотой рукоятью — потечет горячая вода, а тот, что с серебряной даст холодную. Можешь наполнять ванну — воды хватит.

— Как это возможно? — невольно заинтересовалась Куиниэ.

Тир усмехнулся.

— За стеной кухня, там стоят два чана. Один постоянно на огне. Я щедро плачу гномам и каменный уголь у нас не переводится. В днище каждого чана отверстие. Потянешь за шнур — откроешь заслонку, и вода по желобу потечет в ванну. Отпустишь — отверстие закроется. За количеством воды в чанах следят, и рабы, когда надо, пополняют их. А слив ведет прямо к прибрежным скалам. Примерно так же действует туалет.

— Просто, как все гениальное, — пробормотала Куиниэ.

— Спасибо.

— За что?

— Это моя идея.

Девушка недоверчиво взглянула на Тира, и он встретил ее сомнение смехом:

— Купайся, потом ложись в постель. Поесть тебе принесут.

Сердце Куиниэ совершило немыслимый эквилибр и заколотилось где-то в горле. Словно почувствовав это, Тир задержался у порога:

— Можешь спать спокойно. Сегодня твоя девственность останется нетронутой.

Среди ночи что-то разбудило Куиниэ. В комнате горела дымная масляная лампа, и в ее неверном свете девушка увидела Тира. Снежный эльф стаскивал сапоги… Ей захотелось крикнуть: «Вы же обещали!», но слова замерли в горле, и она лишь плотно зажмурилась, когда Тир поднялся и начал развязывать штаны. Спустя какое-то время кровать просела под его тяжестью, послышался шорох простыней, тихий удовлетворенный вздох и… наступила тишина. Куиниэ поняла, что все это время боялась дышать и шевелиться. Неужели проклятый северный варвар все-таки решил не трогать ее? Но почему?

Кто поймет логику юной эльфийки? Пять минут назад она с ужасом ждала насилия, теперь же с недоумением и легкой обидой размышляла, почему оно не произошло. Она уснула только под утро, а, проснувшись не сразу поняла, где находится

Комната была пуста. Куиниэ встала и, наскоро умывшись, надела чистое платье, которое обнаружила аккуратно разложенным на стуле у изголовья кровати. Оно было непривычного покроя — узкое, прямое. Длиной до пят, но без рукавов и с довольно глубоким вырезом на груди. Это платье было более открытым, чем ночные рубашки, в которых она спала дома. Куиниэ чувствовала себя в нем почти голой. Она подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя. Заколки все растерялись. Теперь непослушная копна темных вьющихся волос в беспорядке рассыпалась по плечам — только кончики нервно подрагивающих ушей торчали. Лицо было бледным и осунувшимся, но в зеленых глазах, прекрасно оттененных глубоким изумрудным цветом платья, горело нервное возбуждение. Кто-то подбирал платье специально для Куиниэ. Сомневаться в этом не приходилось. И эта мысль наждаком прошлась по оголенным нервам.

Поняв, что боится до дрожи, Куиниэ вызывающе вскинула голову и, сцепив пальцы так, что побелели суставы, решительно вышла из спальни, в которой провела ночь. Она пересекла пустынный зал, не встретив никого, миновала помещение для домашних животных, многих из которых видела впервые. По простой причине: содержание, например, свиней было чем-то совершенно немыслимых для лесных эльфов, которые мясо домашних жиотных не ели, да и вообще предпочитали животной пище фрукты и овощи. Наконец, толкнув тяжелую дверь, Куиниэ вышла на солнечный свет.

Все обитатели огромного дома собрались на широком дворе, наблюдая за чем-то. Любопытство повлекло Куиниэ ближе. Она несмело подошла к границе круга, образованного зрителями и замерла.

Посреди ровной площадки яростно сражались двое. Кэлибор с тяжелым двуручным мечом в руках на голову возвышался над своим более хрупким соперником, в котором Куиниэ узнала Тира. Обе руки снежного эльфа сжимали по мечу. Они не переставая вращались, образуя перед Тиром стену гудящего сверкающего на солнце металла. И куда бы Кэлибор не направлял свой удар, сталь натыкалась на сталь или впустую рассекала воздух в том месте, где только что был Тир. Его гибкое тело двигалось столь стремительно, что противник с трудом успевал за его перемещениями, тем более что руки Кэлибора были по-прежнему скованы.

Пока Эристор был дома, Куиниэ часто сопровождала его на разного рода соревнования и турниры, которые регулярно устраивались при королевском дворе. Так что она видела немало знаменитых эльфийских воинов в деле, но этот поединок, развернувшийся на заднем дворе простого дома северного варвара, поразил ее — столь различны и столь равно великолепны были эти два соперника.

— Нашла коса на камень, — говорившая словно прочла ее мысли, и Куиниэ обернулась — рядом с ней стояла невысокая эльфийка, чью принадлежность к какому бы то ни было племени — к северным, лесным или, тем более, горным эльфам так вот, сразу, определить не удалось. Ее то ли светлые, то ли седые волосы были собраны в пучок, а густые темные брови почти смыкались на переносице над неожиданно теплыми карими глазами.

— Я Анайриэль. По-местному — Ана. Это мой муженек сцапал тебя.

— Здоровенный такой? Эрик?

— Он самый. Как тебя звать-то?

— Куиниэ.

— С сегодняшнего дня будешь помогать мне на кухне, девочка. Так распорядилась госпожа.

— Госпожа? — Куиниэ недоуменно вскинула брови.

Ана усмехнулась и ткнула пальцем куда-то в сторону арены:

— Госпожа Тир Серебряная… Так-то, милая.

Округлив глаза в полнейшем изумлении Куиниэ перевела взгляд на сражавшихся. Оба уже явно устали, но Кэлибор продолжал биться с каким-то отчаянным исступлением, и теперь Куиниэ казалось, что она понимает почему. Каково это было сильному, гордому воину оказаться в рабстве у эльфийки, да еще такой, которую он не мог победить даже со сталью в руках!

И тут, словно опровергая смятенные мысли Куиниэ, Кэлибор нанес яростный рубящий удар, который, хоть и был встречен скрещенными мечами его хозяйки, тем не менее, сбил ее с ног, повалив на спину. Куиниэ затаила дыхание, но Кэлибор убрал свой меч и рассмеялся, учтиво подавая руку упавшей Тир. Мгновение — и она оказалась на ногах, приставив свой более короткий клинок к его шее.

— Законы чести и галантное отношение к противоположному полу — лишь помехи в искусстве выживания, Кэл.

Кэлибор замер. А вместе с ним и Куиниэ на другом конце арены.

— Впрочем, — Тир тряхнула гривой серебристых волос. — Ты честно отвоевал свое. Давай сюда руки.

С трепетом Куиниэ наблюдала, как снежная эльфийка — ее нынешняя госпожа и хозяйка только что победившего ее лесного эльфа — сняла цепи с его запястий.

— Теперь у меня есть кое-что, чем я буду держать тебя крепче, — негромко, одному только Кэлибору сказала Тир, а потом обернулась и крикнула. — Куиниэ, беги-ка сюда!

Юная лесная эльфийка, робея, подошла.

— Слушайте все, — еще громче выкрикнула Тир, положив ей руку на плечо. — Если какая-нибудь скотина попробует влезть под юбку этому юному лесному цветочку, — она иронично склонилась перед Куиниэ, — будет иметь дело со мной. Она нужна мне нетронутой. Все ясно?

Нестройное ворчание было ей ответом, и Тир жестом отослала зрителей. После чего обернулась к Кэлибору:

— А если выкинешь какой-нибудь фортель ты, Кэл, я не задумываясь отдам ее им, — опять негромко, обращаясь только к своему недавнему противнику, закончила Тир и, усмехнувшись, пошла в дом, подталкивая Куиниэ перед собой.

Кэлибор остался один, с отчаянием глядя им вслед. Тир была хитра и умна… Теперь он был скован не только по рукам, но и по ногам. Если раньше те самые законы чести, которые только что с презрением отвергла Тир, не позволяли Кэлибору поднять руку на захватчицу просто потому, что она была эльфийкой, теперь он не мог даже сбежать, представься такой случай…Куиниэ! Медленная улыбка тронула губы Кэлибора. По крайней мере, пока он будет соблюдать условия соглашения, юная лесная — в полной безопасности. Слово госпожи было законом для ее эльфов.

***

Тир втолкнула Куиниэ в спальню и закрыла за собой дверь.

— Приготовь мне ванну, — бросила она и начала освобождаться от амуниции.

Куиниэ пошла в купальню, где принялась наполнять каменную чашу горячей, а затем холодной водой. Когда все было готово, она обернулась и тут же сконфуженно потупилась. Тир стояла на пороге:

— Можешь идти.

Куиниэ двинулась к выходу, но не выдержала и обернулась.

Теперь Тир стояла к ней спиной. Всю одежду ее составляли два наручных браслета. Волосы были собраны в узел, и взору Куиниэ открылись длинная изящная шея, прямые плечи, а ниже узкая талия, по-мальчишески поджарые ягодицы и длинные крепкие ноги. Тир шагнула в ванну и блаженно вытянулась в ней, прикрыв глаза. Теперь Куиниэ напряженно всматривалась в ее расслабленное лицо.

Тир нельзя было назвать ни хорошенькой, ни очаровательной. Она была красива. Той холодной строгой красотой, которой поразила Куиниэ суровая северная природа. Чистая белая кожа, брови вразлет, прямой классический нос, яркие четко очерченные губы, решительный подбородок. Теперь, глядя на нее, Куиниэ поражалась, как не узнала в ней представительницу своего пола.

— Что ты смотришь на меня, как на ярмарочного урода? — один светло-серый глаз приоткрылся и пронзил зазевавшуюся Куиниэ острой стальной иглой.

Она вспыхнула и возразила:

— Отнюдь. Я поражена и… испытываю гордость.

— Почему это? — теперь уже оба серебристых глаза снежной эльфийки гипнотизировали Куиниэ.

— Я рада, что хотя бы одна из нашего племени сумела остаться хозяйкой своей жизни, и даже заставила мужчин уважать себя. Как бы я хотела того же!

— Ты романтична и склонна идеализировать, малышка.

— Мне уже сто пятьдесят…

— Мне четыреста двадцать, и, поверь, я лучше знаю, о чем говорю. Этот мир по-прежнему — мир самцов, мир эльфов, а не эльфиек. Цена, которую я плачу за свое положение, слишком высока, Куиниэ. Я должна быть более жестокой, в два раза хитрее, в пять решительнее, в десять раз больше знать и уметь, быть много умнее, несоразмерно удачливее…Но главная плата — мое одиночество.

В глазах Тир мелькнуло что-то похожее на боль, но она ушла так быстро, что Куиниэ усомнилась в том, что видела ее — через мгновение та уже смеялась.

— Великий Дух снегов! Я даже не знаю, куда попаду после смерти! То, что я, скорее всего, встречу ее с оружием в руках, для меня очевидно. Будь я мужчиной, эльфом, вступила бы в высокие ледяные чертоги господина нашего Духа Севера, но… я эльфийка. И воительница. Многие смеются… И тогда их приходится учить… — губы Тир плотно сжались. — Уйди, Куиниэ, ты разбередила старые раны.

Но та медлила:

— Ваши родители живы?

— Я даже не знаю, кто они, цветочек.

Куиниэ смешалась:

— Но… А как же мать?

— Если я скажу, что принадлежу к числу тех, кто был с рождения обречен на могилу, ты ведь не поймешь?

— Н-нет.

— Тогда спроси у кого-нибудь, а сейчас оставь меня. Беги же! Не испытывай мое терпение!

Глава 3

Куиниэ вошла в просторную кухню и остановилась посередине, оглядываясь. Помещение сияло чистотой, на огромной плите в двух котлах что-то шкварчало и булькало, распространяя такой аромат, что в животе у девушки заурчало — она вспомнила, что не ела уже очень давно.

Раздались шаги, и в кухню вошла Ана:

— Ты уже здесь? Хорошо. Надо почистить овощи для жаркого. Берись.

Куиниэ вздохнула и, взяв грубую плошку, полную различных кореньев и лука, уселась на высокий табурет у добротного деревянного стола.

— Анайриэль, скажи, мне кажется, или ты на самом деле из лесных эльфов, а не местная?

Та усмехнулась:

— Все верно. Много лет назад, как и ты, я была похищена из родного дома. Эрик возжелал меня и сделал своей наложницей… Он думал, что это так просто сойдет ему с рук! — подмигнув Куиниэ, Ана воинственно взмахнула половником. — Мы женаты уже не первую сотню лет, дорогуша. Я родила трех сыновей ему и одну дочурку себе. Слава Духу леса и снежному Духу, все живы.

— Ты поклоняешься теперь и Духу снегов?

— Да. А какая, в сущности, разница? Оба защитники эльфов. Оба хранят мать нашу природу.

— А… Тир?

— По-моему, она верит только в себя…

— Анайриэль … Что значит, быть обреченным на могилу?

Ана метнула на Куиниэ испытующий взгляд.

— Не дай тебе Дух лесной узнатьэто на собственном опыте. Это слишком жестоко для наших, лесных, традиций.

— Но что это такое?

— А вот представь себе, что ты только что родила… Носила свое дитя под сердцем и в муках выпустила в мир… А мужу твоему, или господину, ребенок показался слабым, или неугодным, или это просто была девочка, а не долгожданный сын…

— И что же? — почти шепотом спросила Куиниэ.

Ана передернула плечами и мрачно отрубила:

— Его здесь, в этих суровых северных краях, просто выкинут!

— Что?!

— То, что слышала! Так же поступают и с теми детьми, чьи родители бедны и не могут их прокормить. Новорожденного кладут в открытую могилу и оставляют на милость Духов. Господин, глава клана, может забрать себе самого сильного, остальные умрут от голода. Вот что значит с рождения быть обреченным на могилу…

— Но это же ужасно!

— Они так не считают. По крайней мере, мужчины. Пока отец не дал имя ребенку, тот даже разумным существом не считается — так, зверушка, которую и убить его не грех.

Только теперь Куиниэ до конца поняла, через какую пропасть пришлось шагнуть Тир, чтобы стать тем, кем она была теперь…Но углубиться в эти раздумья не получилось.

— Что-то ты размечталась! Работу за тебя никто не сделает, а с лентяйками у меня разговор короткий! — окрик Анайриэль вернул Куиниэ к реальности, и, тряхнув головой, чтобы прогнать непрошенные видения, она принялась за дело…

В обед ей вместе с другими молодыми эльфийками-пленницами пришлось прислуживать за столом, а после перемыть горы грязной посуды. Потом началась подготовка к ужину. И все повторилось. С той только разницей, что за ужином выпили много больше, чем за обедом, и Куиниэ с ужасом поняла, что могло ее ждать, если бы не запрет, наложенный Тир — одну из молоденьких рабынь в отместку за какие-то прегрешения изнасиловали прямо на полу в обеденном зале…

Зрелище было диким. Снежные эльфы (по крайней мере мужчины) и так казались Куиниэ похожими на зверей — растительность на лице и теле, у многих воинов куда более мощные, чем у их лесных собратьев фигуры и лица грубоватые, далекие от утонченной красоты. Да и нравы…

Едва глянув на творившееся в зале, Куиниэ на подгибающихся ногах убежала в кухню и там скорчилась в уголке, обхватив голову руками. Далеко не сразу ей удалось справиться со страхом. После она уселась на табурет, положив перед собой острый нож, которым Ана разделывала мясо, и стала ждать.

Ее разбудил свет. Сердце прыгнуло, бешено заколотившись. Плохо соображая, что делает, она схватила со стола свое оружие и вскочила, выставив его перед собой. Светло-серые глаза Тир прищурились на сталь в руках Куиниэ. Медленная улыбка осветила ее строгое лицо:

— Положи, а то порежешься не ровен час.

Куиниэ нервно вздохнула, почти всхлипнула, и уронила нож.

— Что ты здесь делаешь, дуреха?

— Мне не сказали, где я должна спать, и я не знала, куда мне идти…

Тир секунду поразмыслила, склоняя голову к плечу, а потом позвала:

— Пойдем.

Она вновь привела Куиниэ в свою спальню, и вскоре обе эльфийки — снежная и лесная — забрались под одеяло.

— Ты трясешься, как заяц под кустом, — проворчала Тир.

Куиниэ дернула ухом и холодновато ответила:

— Я боюсь.

— Чего же?

— Сегодня после ужина…

— А… Ты видела.

— Это было жестоко.

— Да.

— Почему вы не остановили их?

— Есть вещи, против которых я бессильна. Я могу лишь проследить, чтобы этим женщинам не причинили серьезный вред… У тебя дома такого нет?

— О боже, конечно нет!

— А как же удовлетворяют похоть твои братья и их воины?

Куиниэ растерялась:

— Я никогда не думала об этом.

— Тогда не суди меня.

Повисло молчание, которое в конце концов прервала Куиниэ, а точнее, ее любопытство:

— Могу я спросить?

— Спроси, — в голосе Тир слышалась усмешка.

— Нет. Не буду.

— Тогда спи. Что бы ты хотела увидеть во сне?

— Дом… А вы?

— Ничего, — резко ответила Тир, и Куиниэ почувствовала, что ее словно оттолкнули.

Наутро снежная эльфийка отвела свою пленницу в небольшую комнатку рядом с кухней.

— Теперь спать будешь здесь. Тут тепло. Без привычки зимой тебе действительно будет тяжело, лесной цветочек.

Куиниэ как раз прибирала и обустраивала свое новое жилище, когда за стеной, обращенной к улице, зазвенела сталь. Она почти бегом бросилась вон и опять увидела на импровизированной арене Кэлибора, который на сей раз бился сразу с двумя противниками. Меч одного из них уже оставил кровавую отметину на его плече… Куиниэ отвернулась и, зажимая уши, чтобы не слышать звуки боя, ушла в дом. Почему-то ей было нестерпимо больно видеть эту кровь. На кухне уже возилась Ана:

— Что это ты мчишься, будто за тобой черти гонятся?

— Там… Там на дворе опять сражаются…

— Это происходит каждый день. С тех пор, как Кэлибор оправился от ран, Тир не упускает случая потренировать своих воинов. Поучить их противостоять лесным эльфам, узнать манеру боя, приемы.

— Но так они убьют его! Он уже сейчас ранен!

Ана внимательно глянула на стремительно расхаживающую по кухне Киуниэ:

— Не волнуйся так, глупышка. Это просто царапины. Сама увидишь, когда он придет ко мне за мазью.

— Ты умеешь лечить?

— Жизнь научила. А теперь перестань метаться и берись за дело. Сегодня надо сбить масло.

— О Анайриэль, как ты можешь быть так спокойна? Его кровь так и стоит у меня перед глазами!

— Это бывает… иногда, — уже немолодая эльфийка мечтательно улыбнулась, вспоминая что-то.

— Ты выглядишь так, словно влюбилась, Ана, — раздался веселый голос от дверей. — Что думает об этом Эрик?

Смеясь, Кэлибор шагнул в кухню и, мгновенно смешавшись, замер — его карие глаза с золотистыми искорками обнаружили изящную фигурку Куиниэ. Один взгляд на нее поверг все еще разгоряченного боем воина в смятение, заставив сердце стучать еще громче, а кровь быстрее бежать по жилам. Куиниэ потупилась и спрятала руки за спину, не осознавая, что так ткань платья еще отчетливее обрисовывает ее высокую грудь. Темные вьющиеся волосы почти скрыли нежный овал лица, но Кэлибору показалось, что Куиниэ не меньше его взволнована этой встречей… Вдруг он почувствовал, что кто-то решительно трясет его за плечо.

— Что?

— Проснись, Кэлибор, — терпеливо проговорила Анайриэль. — Давай посмотрю твои царапины.

«Уж если тут кто-то и горит в любовной лихорадке, так это не я. Бедные детки…» — подумала Ана про себя и, покачав головой, усадила своего, считай, ежедневного пациента на табурет.

Кэлибор послушно снял простую тунику без рукавов, позволяя осмотреть себя. Ана начала смывать кровь с его плеча, а он сам тем временем получил возможность бросить еще один быстрый взгляд на Куиниэ. Широко раскрыв глаза юная эльфийка разглядывала его покрытую загаром грудь и плоский живот.

Под этим невинно-восторженным и оттого особо волнующим взглядом Кэлибор заерзал, чувствуя толчки плоти в узких кожаных штанах. Он нервно откашлялся, чтобы скрыть смущение. Глаза Куиниэ немедленно метнулись к его лицу и, натолкнувшись на его жаркий взгляд, тут же спрятались в густых ресницах. Краска мгновенно затопила ее щеки. Куиниэ судорожно перевела дыхание и шагнула к деревянной маслобойке. Кэлибор же, стремясь не выпустить ее из поля зрения, изогнулся, за что тотчас получил увесистый шлепок по спине.

— Не крутись, — проворчала Анайриэль. — Штаны протрешь.

Она осторожно смазала рану на плече и несколько мелких порезов на руках густой желтоватой мазью, остро пахнувшей какими-то травами, а после приказала:

— Одевайся и марш отсюда. Все уже, небось, в гавани.

— Вы куда-то плывете? — голос Куиниэ был полон тревоги.

— Нет, эль-тэ. Все походы окончены до следующей весны. Сегодня ладью вытащат на берег и укроют в том большом сарае, что вы, должно быть, видели у самого берега. Скоро полетят первые белые мухи…

— Вы уже зимовали здесь?

— Да.

— Зима и правда такая холодная?

— Он с удовольствием погреет тебя, глупышка! — грубовато рассмеялась Ана. — А теперь хватит ворковать. Пора браться за дело.

Управившись на кухне, Куиниэ тоже пошла в бухту. Огромная ладья, словно кит, выброшенный на берег, лежала на боку, узкий киль, проходивший под всем ее днищем, был облеплен водорослями и ракушками. Снежные эльфы из дружины Тир методично отчищали их, соскребая специальными лопатками. Когда же ладья вновь засверкала чистым скобленым деревом, ее тщательно проконопатили, просмолили, а после, подкладывая на ее пути бревна, закатили в сарай, где она удобно устроилась в специальных лесах. Теперь только следующей весной этот невиданный зверь увидит солнце и умоется соленой морской водой.

У Куиниэ защемило сердце. Именно сейчас она особенно остро почувствовала пропасть, отделившую ее от прежней жизни. Корабль был связующим звеном между прошлым и настоящим, между свободой и неволей, между высокородной эльфийкой Куиниэ из Дома Красного дуба и рабыней, чья ценность состояла лишь в хорошеньком личике и нетронутой девственности. Пока нетронутой…

Загрустив, Куиниэ пошла дальше. Туда, где пологий берег вновь вздымался, образуя скалистый мыс, по одну сторону которого шептало холодное северное море, а по другую вздыхал фьорд. Она забралась на самый край, потом ступила на выпирающий еще дальше камень и, повинуясь какому-то внутреннему порыву, раскинула в стороны руки, подставляя лицо сильному, уже совсем холодному ветру.

Внизу у пристани Кэлибор поднял глаза и замер, до боли всматриваясь в хрупкую фигурку на вершине скалистой кручи. Платье и волосы Куиниэ развевались, раскинутые в стороны руки ловили ветер, и, казалось, еще мгновение — и это удастся ей, хрупкая эльфийка полетит, словно птица. Но вот напряженные руки Куиниэ упали, голова поникла, и она, ссутулившись, начала спускаться вниз. Кэлибор вздохнул. Может, кому-то из древних великих эльфийских магов такое колдовство и было доступно, но не теперь. В нынешние непростые времена, когда могущество долгоживущей расы пошло на убыль, когда силу стали набирать те, о ком и подумать было нельзя — не гномы или наги, а люди с их смешным сроком бытия! — крылья были даны только птицам…

Тир, наблюдая за ними обоими, вдруг тоже испытала острый приступ необъяснимой тоски. Перед ней были два красивых гордых существа, которые невольно тянулись друг к другу, незаметно влюбляясь. Как легко сломить их, осквернить души, уничтожить волю… Она слишком хорошо знала это на собственном опыте.

Жизнь заставила ее быть жестокой, научила не открывать сердце чувствам… Через ее руки прошло множество эльфов и представителей других рас. Одних она продавала, за других брала выкуп, третьи оставались в ее доме…Но эти двое чем-то зацепили ее. Быть может, просто красотой и молодостью. А может, волей к жизни, внутренней силой, непокоренностью. И тем, что не боялись любить. Даже здесь… Даже так…

Внезапно Тир краем глаза заметила какую-то тень, которая скользнула к тем камням, за которыми только что скрылась Куиниэ. Нахмурившись, она поспешила туда же и, обогнув гряду, увидела молодого раба-человека, захваченного ею совсем недавно, в одном из последних походов. Прижимая Куиниэ к скале, он пытался поцеловать уворачивающуюся эльфийку.

— Ну, только один поцелуйчик, красавица, — неразборчиво бормотал он, а рука его уже шарила по высокой груди.

— Убирайся, — прошипела Куиниэ, отталкивая его жадные руки.

— Только один…

Внезапно человек охнул и скрючился, ухватившись за пах. Куиниэ не зря росла рядом с братом-близнецом, от хулиганских проделок которого стонал весь дом, не подозревая, что половину из них брат и сестра совершали вместе. Тэргон научил ее многим полезным вещам. Вот и сейчас точно нацеленный удар принес ей легкую победу.

— Сначала научись быть мужчиной, — презрительно проговорила Куиниэ, отпихнула неудачливого воздыхателя и, оправляя платье, двинулась в сторону дома.

Однако не прошла и нескольких шагов, как нос к носу столкнулась со своей госпожой. Ей мгновенно вспомнились слова Тир, что любой, кто покусится на нее, будет жестоко наказан…

— Под юбку он не лез, — тут же выпалила Куиниэ, робко посматривая на хмурую госпожу.

Юноша, белый как мел, замер у гряды.

— Он ослушался меня, — спокойно и холодно возразила Тир.

Ее рука скользнула к ножу, но потом замерла:

— Я оставлю тебе жизнь, человек. Но это все, что ты заслуживаешь.

— Что с ним будет? — спросила Куиниэ.

— Десять ударов плетью и невольничий рынок.

— Но он не сделал ничего плохого…

— Не потому, что не хотел, а потому, что не смог, цветочек.

— Это слишком жестоко.

Тир легко коснулась ее нежной щеки:

— Тебя никогда не насиловали, малышка.

Резко отвернувшись, Тир пошла к дому. Куиниэ поспешила за ней и успела услышать ее резкий голос, приказывавший двоим ее воинам забрать провинившегося и провести экзекуцию. Куиниэ убежала в дом, не имея сил смотреть, как плеть будет терзать чью-то плоть из-за нее.

— Нечего шляться по кустам, — словно отвечая ее мыслям, проворчала Ана. — Это как минимум глупо, следующий может оказаться не столь неловок.

— Но он ничего не сделал.

— Балда! Жалеешь недоумка, а лучше подумала бы о других. Во-первых, он мог изнасиловать тебя. Во-вторых, вас мог увидеть Кэлибор, а не Тир, и, уж поверь мне, он, не раздумывая, убил бы насильника, а тогда госпоже пришлось бы наказывать его, а не этого дурака-человека. Ты хотела бы, чтобы сейчас из-за тебя пороли Кэлибора?

— О Духи, нет!

— Тогда впредь будь умнее. Помни о том, где ты и кто ты.

— Я помню, Анайриэль… Но иногда так хочется забыть…

— Не печалься, девочка. Твоя судьба оказалась не худшей. Попади ты в руки к кому-нибудь другому, уже побывала бы под десятком снежных, а они не миндальничают с рабынями из лесных…

— Анайриэль, мне бывает так страшно, — Куиниэ всхлипнула.

— Не реви. Чего теперь реветь? Хотя… Раз уж все равно слезами заливаешься, почисти лук.

Куиниэ сквозь слезы улыбнулась добродушной эльфийке и взялась за крепкие золотистые головки, привычно наполняя их животворной зеленой магией, азам которой ее еще в детстве учил шаман ее родного Дома. Луковички словно бы засияли изнутри, и Куиниэ улыбнулась им сквозь слезы.

Плен ей давался трудно еще и потому, что остро не хватало живой силы и мощи леса, который ранее, всю ее пока еще короткую по эльфийским меркам жизнь, был рядом, окружал, поддерживал и помогал. А тут, на землях снежных эльфов, рядом были лишь мертвые скалы.

“Наверно, поэтому они и такие все — суровые, мрачные, жестокие… Даже детей своих и то убивают, а ведь для лесных эльфов, которые никогда не могли похвастаться особой плодовитостью, дети всегда были чем-то святым…”

Куиниэ сейчас совершенно точно заплакала бы, жалея этих самых детей снежных… ну и себя заодно, если бы не тот факт, что она уже и так ревела: посвежевший после ее магического вмешательства лук так и лез в глаза и в нос. По щекам во всю текли непрошенные слезы, так что чуть позже, когда в кухню заглянул Кэлибор, он, мгновенно побелев от ярости при виде ее заплаканного лица, стал выспрашивать, не причинили ли Куиниэ вреда, не болит ли где, и не сильно ли она испугалась. И Куиниэ слишко хорошо помня слова Аны, легко ответила ему, при этом почти не соврав, что с ней все прекрасно, а слезы эти просто луковые…

Через несколько дней молодого раба-человека, который имел неосторожность покуситься на запретную эльфийку, нарушив прямой приказ хозяйки, вместе с несколькими другими пленниками увели на невольничий рынок. Больше Куиниэ его никогда не видела и была тому несказанно рада, потому что злоба, которой горели глаза человека при взгляде на нее, испугала и обидела ее. Он пострадал из-за нее и ненавидел за это, хотя вся вина Куиниэ состояла в том, что она была слишком хороша и соблазнительна.

Время шло своим чередом, и Куиниэ, удивляясь себе, чувствовала, что уже привыкла к своей новой жизни.

— Мы, эльфы уж таковы, что привыкаем ко всему, — грубовато заключила Анайриэль, с которой Куиниэ поделилась своими размышлениями, и та была вынуждена согласиться с ней…

Глава 4

Зима, однако, действительно оказалась тяжелым испытанием для Куиниэ. Несмотря на шерстяную одежду и теплый плащ, подбитый заячьим мехом, неожиданно подаренный ей Тир, привыкшая к куда более умеренным температурам родного края лесная эльфийка постоянно мерзла, находя прибежище лишь у пышущих жаром кухонных плит. Жизнь в большом доме текла медленно и размеренно, прерываемая лишь редкими приездами гостей. Тогда в главном зале до поздней ночи ревели пьяные снежные эльфы, а Куиниэ вынуждена была отсиживаться на кухне под защитой грозной Анайриэль.

В эти дни турниры на заднем дворе были еще более ожесточенными, и Куиниэ мучалась в тревожном ожидании до тех пор, пока разгоряченные и хохочущие мужчины толпой не вваливались в кухню, где Анайриэль обрабатывала их ранения, в то время как они облизывали масляными взглядами ладную фигурку приставленной к кухне новой рабыни…

Кэлибора Куиниэ видела часто, но возможности поговорить почти не представлялось. Им оставались лишь взгляды, которые иногда были красноречивее слов. И совсем не то было с Тир. Все началось одной студеной ночью, когда Куиниэ, свернувшись калачиком на своей убогой постели, пыталась согреться и заснуть. Скрипнула дверь ее комнатки. Мгновенно вскинувшись, Куиниэ обнаружила в дверях свою хозяйку.

— Почему не спишь?

— Холодно.

— Пошли.

— Куда?

— Предлагаю обмен. Горячая ванна — на болтовню. Что-то мне тоже не спится, — голос Тир был шутлив, но Куиниэ уловила в нем нотки печали.

«Я плачу своим одиночеством»… — вдруг вспомнилось ей, и, вскочив, она поспешила за госпожой.

В купальне ей наконец-то удалось согреться. Она с наслаждением искупалась, вымыла волосы, а потом высушила их, стоя возле огромного камина в спальне. Тир лениво смотрела на нее, лежа в широкой кровати:

— Ты красива.

— Вы тоже, — порозовев и смутившись, ответила Куиниэ.

— Ерунда.

— Неужели вам никто не говорил этого?

— Кто бы это мог быть? — усмехнулась Тир.

— Я… Я спросила у Анайриэль о детях, обреченных могиле. Как вам удалось достичь всего этого? — Куиниэ обвела вокруг себя руками.

— Я не хочу говорить об этом, — резко ответила Тир, но, увидев, что своей резкостью испугала Куиниэ, протянула к ней руку и, усадив рядом с собой, заговорила уже мягче. — Забирайся под одеяло и лучше расскажи о своей жизни. Твои братья похожи на тебя? Они старше или младше?

— Эристор старше. Ему уже почти пятьсот. И общие у нас только волосы, хотя они у него еще темнее, почти черные. Зато с Тэргоном мы близнецы, — Куиниэ рассмеялась вспоминая. — Вы бы только знали, какие проказы мы учиняли, пользуясь своим сходством.

— Вот и расскажи, — мягко подбодрила ее Тир, устраиваясь на подушках и прикрывая глаза.

Поначалу Куиниэ была рада вспомнить дом и счастливую пору детства, но чем дольше она рассказывала, тем печальней становилось у нее на душе. Когда же, замолчав и не услышав очередного вопроса, она подумала, что Тир спит, то не выдержала, расплакалась. Чтобы не тревожить хозяйку, она зарылась лицом в подушку и тряслась в беззвучных рыданиях. Дом… Братья… Неужели все это потеряно для нее навсегда?

Проснулась Куиниэ такой же несчастной. К тому же, глянув на себя в зеркало, обнаружила, что нос предательски покраснел, а глаза распухли…

— Ты плакала, — тут же обвиняюще проговорила Ана.

Куиниэ пожала плечами — зачем скрывать очевидное?

То же повторилось и через неделю. Потом вновь и вновь… Куиниэ пересказала заинтересованной слушательнице всю свою не очень-то долгую жизнь, поведала о родителях, о старшем брате Эристоре, которым искренне гордилась и с воодушевлением живописала его ратные подвиги, ум и доброту. Когда темы для повествований исчерпались, девушки просто лежали и беседовали, сравнивали уклады жизни у лесных эльфов и здесь, на Белом архипелаге, делились мыслями и переживаниями. Иногда Тир увлекалась, и Куиниэ приоткрывалась какая-нибудь небольшая частичка ее прошлого. Из мозаики постепенно складывалась картина, и то, что представало взору, заставляло Куиниэ со все большим пониманием и невольным трепетом относиться к своей захватчице.

Так пролетели почти четыре месяца. Миновала угнетающе долгая полярная ночь. Наступил последний месяц зимы, который снежные эльфы называли ветровеем — за пронизывающие ветра с моря. Неумолимо близилась весна…

Однажды вечером в кухню вошла хмурая Тир и сообщила, что прибыли гости. Уже уходя, она остановилась в дверях и, глянув на встревоженную Куиниэ, буркнула:

— Сиди здесь. Ночевать будешь у меня.

— Кто приехал? — спросила Ана.

Отводя угрюмый взгляд от Куиниэ, Тир ответила.

— Харальдин Аттердаг, — и, выразительно скривив губы, вышла.

— Что опять здесь нужно этому мерзавцу? — проворчала Анайриэль, принимаясь энергично помешивать тушеную свинину в огромном котле.

Куиниэ, никогда до своего пленения не евшая подобной пищи, принюхалась. Пахло… вкусно. Было стыдно переступать традицию, но в противном случае пришлось бы умирать с голоду. Суровой зимой снежным эльфам было негде брать овощи или тем более фрукты.

— Кто он такой — этот Харальдин Аттердаг? — поинтересовалась Куиниэ.

— Тебе лучше этого не знать, — отрубила Анайриэль.

Вечер тем не менее прошел спокойно. Доделав свои дела, Куиниэ пошла в спальню госпожи и, вдосталь понежившись в прекрасной горячей воде купальни, улеглась в постель. Тир вернулась к себе далеко за полночь. Разделась, ворча себе под нос что-то явно ругательное, и забралась под одеяло. Она была совершенно точно не в духе, и Куиниэ не решилась заговорить с ней.

Когда же она открыла глаза, Тир еще спала. Такое случилось впервые — обычно снежная эльфийка вставала намного раньше, еще до рассвета. Стараясь не шуметь, Куиниэ оделась и пошла на кухню. Дом был поразительно тих. Пользуясь тем, что запретить ей это транжирство некому, она подбросила угля в очаг и, не зная, что ей еще делать, присела в задумчивости к столу.

А потом что-то будто поманило ее. Почти не сознавая, что делает, но чувствуя, что иначе нельзя, Куиниэ покинула кухню и медленно пересекла большой зал, носивший следы ночного пиршества. Так же неспешно она вышла из дома и, лишь свернув за угол к ристалищу, поняла, что так неумолимо влекло ее сюда. Не даром древний, как лес вокруг, шаман — истинный глава Дома Красного дуба — говорил, что у Куиниэ есть дар, не даром занимался с ней, вопреки установленным в землях лесных правилам, согласно которым эльфийки не имели права отправлять магические обряды. Она почувствовала! Услышала зов, а главное, этому зову поверила.

В центре арены, где растаявший снег перемешался с землей, образуя отвратительное грязное месиво, стоял Кэлибор, а на него яростно наседали пятеро бородатых незнакомцев. По выражению лиц сражающихся Куиниэ поняла, что это отнюдь не тренировка. Кэлибор был уже весь в крови, мокрые от пота волосы прилипли к шее и ко лбу, воздух с хрипом вырывался изо рта. Внезапно один из нападавших изловчился и нанес сокрушительный удар, который поверг лесного эльфа на колени. Куиниэ вскрикнула и, подобрав юбку, опрометью кинулась в дом.

Ни ее появление, ни внезапное бегство не ускользнули от внимания худощавого снежного эльфа, стоявшего чуть в стороне от основной массы зрителей. Его глаза, похожие на два осколка льда, хищно сузились, и он было двинулся вслед, но тут его внимание было вновь привлечено к арене — Кэлибору удалось избавиться от одного из своих противников. Его труп лежал в грязи, а из рассеченного горла фонтаном хлестала кровь.

Куиниэ ворвалась в спальню госпожи и, метнувшись к кровати, принялась трясти спящую:

— Тир, вставай! О боже, да проснись же! Он может погибнуть! Тир!

— Великие боги! Оставь меня, девчонка.

— Там Кэлибор… Они напали на него впятером!

— Это просто тренировка, — терпеливо, как с малым ребенком заговорила Тир.

— Да они убивают его! — вцепляясь себе в волосы, вскричала Куиниэ и, внезапно рухнув на колени у кровати, взмолилась. — Прошу тебя, заклинаю, вмешайся!

Мгновение Тир всматривалась ей в лицо и, приняв решение, вскочила, отбросив одеяло. Через пять минут она уже была одета и, на ходу застегивая перевязь с мечами, устремилась прочь.

— А ты останься здесь, — ее палец решительно уперся в грудь рванувшейся следом Куиниэ, и дверь спальни захлопнулась у нее перед носом.

Тир вышла во двор в тот момент, когда истекающий кровью Кэлибор ничком упал на землю, сжимая в руке обломок меча. Острие его застряло в груди медленно оседавшего противника. Последнего… Двое из них были мертвы, один — то ли в шоке, то ли без сознания, еще двое с проклятиями стонали в грязи.

Серебристые брови Тир сошлись на переносице, когда она, миновав немногочисленных зрителей, присела у тела своего раба. С усилием перевернув его на спину, она приложила пальцы к шее и, ощутив под ними биение жизни, стремительно распрямилась:

— Курт, Бьорндил, перенесите его в мою комнату. И позовите туда Ану со всем, что может понадобиться.

— А что делать с этими? — хитро поблескивая голубыми глазками, спросил только что подошедший к ристалищу Эрик.

— Похоронить.

— Но двое еще живы…

— Разве? — холодные глаза Тир скользнули по испуганным лицам раненых.

Правая рука ее потянулась к рукояти меча, но потом, расслабившись, разжалась.

— Пусть позаботятся о себе сами.

Она шагнула из круга и пошла к дому, куда уже унесли безвольное тело Кэлибора. Внезапно кто-то выступил вперед, загородив ей дорогу. Тир подняла глаза.

— Твой человек убил трех моих воинов, — льдистые глаза Харальдина Аттердага высокомерно взирали на нее, прижатые к голове уши говорили о том, что снежный эльф в ярости.

Тир расправила плечи:

— Я постыдилась бы называть своими тех, кто не способен впятером справиться с одним рабом.

Харальдин было разинул рот, чтобы что-то возразить, но Тир просто обошла его и скрылась дверях дома.

Кэлибора уже положили на торопливо расстеленное на полу покрывало. Он стонал и порывался подняться, впиваясь перепачканными кровью и грязью пальцами в грубую ткань.

— Помоги мне его раздеть, — резко приказала Тир замершей у изголовья постели Куиниэ.

Та была смертельно бледна, но после окрика госпожи решительно принялась за дело. Эльфийки в четыре руки стащили с Кэлибора тунику и плотную шерстяную рубаху, обнажив залитый кровью торс. Потом с трудом стянули сапоги, за ними последовали заскорузлые от снега и грязи штаны…

Куиниэ впервые видела полностью обнаженного эльфа, но подавила смущение. Главным сейчас было облегчить ему страдания.

— Его надо обмыть, — лицо Тир было мрачнее тучи. — Курт, Бьорндил, перенесите лесного в купальню. И где же, наконец, Ана! Куиниэ! Черт, Куиниэ! Да очнись же ты! Расстели постель, чистое белье найдешь в сундуке.

— Да… Да… Сейчас.

Через несколько минут постель была застлана, и Куиниэ, влекомая словно магнитом, переступила порог купальни. Тело Кэлибора положили на краю каменной чаши. Тир, смачивая в воде чистую ткань, бережно обтирала его. Грязно-розовые ручьи стекали на пол и, извиваясь, скатывались в отверстие ванной. Кровь уже начинала густеть, слепляя темные, сейчас с совершенно незаметной рыжинкой волосы Кэлибора, зато теперь, когда большая ее часть была смыта, стали видны ранения.

— Дух лесной, матушка природа, господин наш Великий Лес, смилуйтесь над вашим сыном, — губы сами собой шептали молитву.

— Помоги, — серые глаза Тир лишь на мгновение оторвались от раненого, и, словно подстегнутая, Куиниэ бросилась на колени рядом с распростертым телом.

Дрожащими руками она принялась, поливая из ковша, смывать остатки крови с груди Кэлибора, а потом и ниже, там, где с замиранием сердца она видела… О боже, мужской орган показался ей таким же слабым и беспомощным, как его хозяин сейчас… Зато все остальное… Куиниэ никогда не думала, что тело эльфа может быть так красиво. Широкая грудь, стройные бедра, сильные длинные ноги, стопы и кисти рук совершенной формы, а кожа шелковистая и нежная. Он был великолепен… И, о боже, он умирал. Вместе с кровью, которой, казалось, было залито все вокруг, из него утекала сама жизнь.

«Где же Ана?» — билось в мозгу. Как вдруг тяжелая рука легла Куиниэ на плечо, и добрый озабоченный голос проговорил:

— Беги отсюда, девочка. Негоже юной эльфийке видеть мужскую наготу и всю эту кровищу.

— Нет. Не прогоняйте меня. Я могу помочь. Мне приходилось ухаживать за Эристором, когда его ранили.

— Иди, — отрезала Тир. — Шаман моего Дома врачевать не умеет — ему подвластны лишь ветра. Увы, слишком редкий нынче дар — магия жизни… Так что раны Кэлибора придется зашивать. Поэтому умойся, переоденься и отправляйся на кухню. Что бы ни случилось, в этом доме за обедом все потребуют есть. Иди, я сказала. Ты здесь уже ничем не поможешь. — И потом мягче: — Иди. Ранения не смертельны. Молись своим лесным духам и надейся на лучшее.

Куиниэ встала и, спотыкаясь, пошла из купальни. Последнее, что она услышала, были слова Тир, приказывавшей Курту и Бьорндилу держать лесного, чтобы он не вырвался и не навредил себе, когда Ана будет врачевать его раны…

Куиниэ умылась, действуя почти автоматически, сменила пропитанную водой и кровью Кэлибора одежду и, придерживаясь рукой за стену, побрела к бурлившим на огне котлам. Помешала еду, добавила в нее немного соли — ей все показалось пресным, во рту до сих пор стоял солоноватый вкус крови. О боже! Она ощутила слабость и рухнула на табурет, склонив голову на скрещенные на столе руки. Но кровью пахли и они… Куиниэ замутило. Она выпрямилась и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять дурноту.

— Ну, вот и ты, — пропел вкрадчивый голос от порога.

Куиниэ вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стоял совершенно незнакомый снежный эльф. Его светлые волосы были зачесаны со лба назад и заплетены в несколько кос. На худом продолговатом лице выделялись полные чувственные губы сластолюбца и холодные льдистые глаза — окна жестокой души.

— Кто вы? — безотчетно пугаясь, спросила Куиниэ.

— Лесная дева. Я не ошибся. Только у вас бывает такая нежная, будто шелковая кожа, — эльф шагнул ближе. — Я гость в этом доме, милая. Меня зовут Харальдин Аттердаг. А кто ты?

— Я… Меня похитили…

— Рабыня, — безжалостно уточнил эльф, про которого Ана говорили, что лучше бы его не знать.

Куиниэ опустила голову, не имея сил дальше выдерживать взгляд Харальдина. Тот же продолжил, приближаясь медленно и бесшумно, словно снежный барс:

— Почему тебя не было вчера в зале? Я не пропустил бы такое лицо, — пальцы грубо охватили подбородок Куиниэ, поднимая его вверх.

Она оттолкнула жадную руку и, вскочив, отступила назад. Харальдин, недобро улыбаясь, последовал за ней. Куиниэ пятилась, пока не наткнулась спиной на разделочный стол. В то же мгновение снежный оказался рядом, и его руки захватили тело Куиниэ в плен, грубо обшаривая его, то охватывая округлую грудь, то сжимая упругие маленькие ягодицы.

— Не смейте прикасаться ко мне! — в страхе прокричала она.

Харальдин расхохотался, запрокинув голову.

— Сопротивляйся и дальше. Мне нравится преодолевать препятствия на пути к сладкой цели, — и он впился жадным поцелуем в губы Куиниэ, склоняя ее назад, заставляя неестественно изогнуться.

Инстинктивно, чтобы не потерять равновесие, та выставила назад руки… и пальцы ее наткнулись на рукоять острого кухонного ножа. Куиниэ схватила его, и в то же мгновение, почувствовав неладное, мужчина отскочил. Удар, нацеленный в шею, лишь рассек кожу на его скуле. Вкус собственной крови на губах привел Харальдина в бешенство. Он метнулся к Куиниэ и сжал ее запястье так, что нож со звоном упал на каменный пол. После чего он подхватил визжащую, извивающуюся эльфийку и, швырнув на стол посередине кухни, навалился на нее, задирая юбку, разводя в стороны ноги…

И в этот самый момент Куиниэ вдруг ясно почувствовала, что насильник обмяк на ней, хватка его ослабла, а тело стало тяжелым и безвольным. Разлепила залитые слезами глаза, она увидела, что над ней возвышается Ана с тяжелым деревянным пестом в руках.

— Никогда мне не нравился этот тип, — невозмутимо прокомментировала та свои действия и, отложив верное оружие, за шкирку стащила оглушенного Харальдина на пол.

Снежный сильно приложился безвольной головой и завалился на бок. Ана склонилась, вглядываясь ему в лицо:

— Смотри-ка… Рана совсем свежая… Это ты его украсила, деточка?

— Да, — дрожащим голосом подтвердила Куиниэ, торопливо поправляя одежду и спрыгивая со стола.

— Он запомнит тебя на всю жизнь. Всякий раз, глядя на себя в зеркало…Может, убить его прямо сейчас, пока не очухался?

— Где Тир?

— Она звала тебя.

— Кэлибор?! — Куиниэ испуганно сжала руки.

— Госпожа оставила его пока что у себя. Он потерял слишком много крови, но… все в руках божьих. Этот лесной эльф силен — и духом и телом. Глядишь, все и образуется. Тем более что ему есть за что бороться, — Ана погладила Куиниэ по щеке и подтолкнула в сторону двери. — Иди к нему. Я тут присмотрю… за всем.

— Что с тобой? — от глаз Тир не ускользнул встрепанный вид ее юной рабыни.

— Это… Харальдин, твой гость, — Куиниэ и не заметила, как со всеми этими волнениями перешла на «ты» со своей госпожой.

Тир, словно распрямившаяся пружина, в мгновение оказалась на ногах.

— Он овладел тобой?

— Нет, — Куиниэ отмахнулась. — Ана ударила его по голове, и он… В общем, он все еще в кухне.

Тир удовлетворенно хмыкнула.

— Позаботься о Кэлиборе. Я скоро вернусь.

Войдя на кухню, она обнаружила невозмутимую Ану, деловито пробовавшую рагу, которое булькало в котле. У ее ног на полу лежало тело Харальдина, через безвольно раскинутые конечности которого она переступала, брезгливо приподнимая подол.

— Как дела? — невинно поинтересовалась Тир.

— Девчонка пересолила мясо, и вот этот сильно мешает.

— Чем ты его так?

— Толкушкой.

— А почему кровь?

— А… Это Куиниэ ножом ему личико подправила. И он это запомнит, госпожа. Как бы чего…

— Оставь, Ана.

Тир набрала полный ковш ледяной воды и выплеснула его в лицо гостю. Он тут же сел, кашляя и отплевываясь. Холодные змеиные глаза уперлись в лицо Тир.

— Считай, что тебе повезло, Харальдин Аттердаг, — тут же отозвалась на этот злобный взгляд та. — Я приказала убить каждого, кто сунется к этой лесной.

— Сучка изуродовала меня! — взвизгнул Харальдин.

— Не думаю, что это в принципе было возможно…

— Продай мне ее.

— Нет.

— Почему? Я заплачу, сколько скажешь…

— Не хочу. Это достаточное объяснение? А теперь, Харальдин, собирай своих эльфов и уезжай. Ты оказался слишком беспокойным гостем.

— По обычаю…

— Мне нет до них дела, и ты это знаешь. Я не хочу видеть никого из вас в моем доме и на моей земле. Никогда, Харальдин Аттердаг.

— Ты еще заплатишь за это!

— Не люблю быть в долгу. Может быть, прямо сейчас?

Звонко лязгнули мечи, покидая свои ножны. Но Харальдин оказался одновременно умнее и трусливее, чем рассчитывала Тир.

— Это было бы слишком просто, — процедил он и, обойдя вызвавшую его на бой эльфийку стороной, вышел из кухни.

Через час Харальдин и его дружина покинули земли клана Тир Серебряной, но мысли его, одна мстительней другой, не спешили расстаться и с ней самой, и ее юной рабыней.

Глава 5

Кэлибор пришел в себя и внезапно понял, что сознание ему вернула совершенно обыденная причина — нестерпимо хотелось в туалет. Он попытался сесть и тут же со стоном опрокинулся обратно — едва его голова оторвалась от подушек, перед глазами все поплыло, боль впилась острыми зубами в истерзанное тело, и он замер, обливаясь потом и глухо ругаясь. Внезапно теплая узкая рука легла ему на лоб, отводя влажные волосы.

— Эль-тэ, — выговорил Кэлибор, с трудом ворочая непослушным языком в пересохшем рту.

— Вам что-нибудь надо, эль-до? Может, пить?

— Да, — с благодарностью сказал он, и минутой позже Куиниэ присела рядом, приподняла его тяжелую голову, а потом, прислонив ее к своей груди, помогла напиться.

От Куиниэ пахло травами и уютом. Кэлибор чувствовал себя так, словно вернулся домой… Но тут другая его и много более прозаическая потребность напомнила о себе еще настойчивей.

— Э… Эль-тэ, вас не затруднит позвать мне Ану?

— Она занята на кухне. Быть может, я смогу…

— Нет!!!

— Но, эль-до…

— Куиниэ, — взмолился пунцовый от смущения Кэлибор, ломая традицию и переходя на иной, куда более близкий уровень обращения к знатной эльфийке — от традиционного «эль-тэ» к личному имени. — Мне нужна Ана. Пожалуйста.

Огорченная Куиниэ, чувствуя, что не сумела справиться со своими обязанностями, вышла из комнаты и спустя пять минут вернулась в сопровождении поварихи и Тир. Ана подошла к Кэлибору и, уперев руки в бока, ворчливо произнесла:

— Ну? Тебе, конечно, здорово досталось, но это не значит, что ты можешь позволить себе капризничать.

— Я не капризничаю, — затравленно проговорил тот, переводя взгляд с Тир на Куиниэ и обратно на Ану.

— Тогда что тебе надо, парень?

— Э… Мы не могли бы поговорить об этом с глазу на глаз? — пролепетал Кэлибор, стискивая зубы и посылая гневный взгляд на замерших в дверях молодых эльфиек.

И вдруг со стыдом и не менее сильным облегчением увидел в глазах Тир вспыхнувшее понимание, а затем веселую издевку. После Тир пошла прочь из комнаты, таща за собой совершенно растеряннуюКуиниэ. Едва дверь за ними закрылась, не рисковавший уже просто дышать Кэлибор выпалил:

— Ана! Я не капризничаю! Неужели так трудно понять, что мне просто не хочется справлять нужду в присутствии всех эльфиек дома!

Ана всплеснула руками и расхохоталась.

— Анайриэль! — взмолился Кэлибор, чувствуя, что еще немного и случится нечто ужасное.

— Сейчас, сейчас, голубчик, — утирая слезы, заторопилась та и наконец-то подала ночную вазу.

Однако, услышав протяжный вздох облегчения, который спустя некоторое время издал Кэлибор, не выдержала и снова принялась смеяться.

— Ничего смешного, — буркнул тот, откидываясь на подушки.

— Дай-ка я заодно посмотрю тебя. Как самочувствие?

— Теперь очень хорошо.

Анайриэль хмыкнула, отбросила одеяло и принялась менять пропитанные кровью повязки.

— Как ты ввязался в эту историю?

— Я и не ввязывался, — проворчал Кэлибор. — Все начиналось, как обычный дружеский поединок…

— Ты убил троих, а двоих покалечил. Харальдин Аттердаг требовал твоей головы.

— Ну и?..

Ана пожала плечами:

— Вчера днем он отправился восвояси. Украшенный шрамом через пол лица и здоровенной шишкой на затылке.

— Я его и пальцем не тронул, — встрепенулся Кэлибор. — Хотя стоило бы…

— Да уж… — Ана замолчала, поджав губы.

— Так кто его отделал? Тир?

— Не-ет, если за дело берется она, ее противники после этого ездить уже не могут. Да и ходить обычно тоже…

— Тогда кто же?

— Ну… шишка — моя заслуга.

— Выкладывай, Ана!

Эльфийка вздохнула.

— Черт бы побрал мой болтливый язык! Тир уже обещала, что когда-нибудь отрежет мне его.

— Анайриэль!

— Ох! Куиниэ ударила его ножом.

— Как это случилось? — опешил Кэлибор.

— Он хотел изнасиловать ее.

— И… преуспел? — стискивая кулаки, спросил тот.

— Нет, — Ана потрепала его по щеке, вновь заботливо укрывая одеялом. — После этого Тир и вышибла его из дома. Но помяни мое слово, он вернется. И хотя наша гордячка не хочет и задумываться над этим, я боюсь его змеиного нрава. Ему бы нагом родиться, а не снежным эльфом. Уверена, он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. Тем более теперь, когда имеет напоминание через пол-лица. Поэтому и говорю тебе все это, Кэлибор.

— Спасибо, Анайриэль.

— Ну, я пошла. И кстати, если тебе понадобится что-нибудь не столь… э… личное, знай, что твоя лесная нимфа уже имела возможность изучить все твои прелести, — Ана выразительно скосила глаза на то место, о котором и вела речь.

— Что-о?

— Она помогала госпоже смывать с тебя кровь. Ты задал работы нам всем, Кэлибор.

— Значит, Тир тоже?

— Угу…

— Час от часу не легче!

— Не тушуйся. Тебе есть что показать, — и, подмигнув, довольная собой Анайриэль удалилась.

Кэлибор вздохнул и прикрыл глаза.

«Харальд Аттердаг! Грязный варвар посмел посягнуть на нее! А я валяюсь здесь, беспомощный как дитя. Даже пописать самостоятельно не могу!»

Кэлибор завозился, пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не так досаждали раны. После этого мысли его приняли несколько другое направление.

«Она видела меня нагим… Касалась моего тела…» — Кэлибор зажмурился еще плотнее, чувствуя возбуждение и смущаясь одновременно. Мысли, не сдерживаемые хозяином, потекли дальше, рисуя внутреннему взору картины одна интимнее другой. Он не оборвал себя даже тогда, когда понял, что плоть его, несмотря на потерю крови, с великой готовностью откликается на фантазии.

— Эль-до, — нежный голосок у изголовья постели буквально подбросил его.

Чувствуя себя пойманным с поличным, Кэлибор нахмурился, глядя на не менее его смущеннуюКуиниэ.

— Я… разбудила вас?

— Можно сказать и так, — буркнул бедолага эльф, мысленно простонав.

Казалось, что даже толстое меховое одеяло не способно скрыть возбуждение.

— Пора ужинать. Давайте я помогу вам устроиться поудобнее.

— Я в состоянии сделать это сам! — Кэлибор решительно приподнялся, Куиниэ немедленно подсунула ему под спину подушки.

Благодаря ее ненавязчивой, но более чем необходимой помощи, через пять минут раненый полусидел в кровати, тяжело дыша и чувствуя огромную слабость после предпринятых усилий.

Куиниэ устроилась рядом и принялась ловко скармливать Кэлибору густой мясной суп, приправленный небольшим количеством куда более привычных овощей и сушеных трав. Каждый раз, когда она склонялась к нему с полной ложкой, ее округлое бедро прижималось к боку Кэлибора, который блаженновпитывал эту невинную близость, в то время как глаза его украдкой скользили по ее груди, шее, запоминали каждую черточку лица, любовались островерхими ушами, как и у него самого сейчас лишенными традиционных украшений, маленькой темной родинкой у левого уголка рта… Тут взгляд Кэлибора споткнулся, упершись в отметины с запекшейся кровью на губах Куиниэ.

— Что это? — пальцы мягко коснулись ранок.

— Прикусила. Случайно.

— Сама? Или это сделал Харальдин Аттердаг?

Куиниэ метнула быстрый взгляд на Кэлибора:

— Какое это теперь имеет значение?

— Для меня имеет. Он…

— Не надо! — движимая порывом, Куиниэ приложила ладонь к губам Кэлибора, чтобы не дать ему договорить.

Его рука медленно последовала за ее. Захватив хрупкое запястье, Кэлибор нежно, едва касаясь, поцеловал узкую ладонь, потом каждый пальчик, провел языком по чувствительной коже запястья, где бился пульс.

— Что вы делаете, эль-до? — пролепетала Куиниэ, розовея и пряча глаза от настойчивого зовущего взгляда.

— Малую толику того, что хотел бы, — промолвил Кэлибор, осторожно привлекая ее к себе и теперь с той же нежностью целуя искусанные губы.

Куиниэ тихо ахнула. В тот же момент в ее приоткрывшийся рот скользнул язык, а теплые губы прижались еще крепче, лаская, вкушая, спрашивая. Получив ответ на свой безмолвный вопрос, Кэлибор негромко застонал, и Куиниэ испуганно отпрянула.

— Вам больно? Позвать Ану?

— Нет, — смеясь, ответил Кэлибор. — Только не сейчас. Лучше дай мне снова твои губы.

— То, что мы делаем, нехорошо, — запинаясь и отводя глаза, промолвила Куиниэ.

— Посмотри на меня. — Она подняла смятенные глаза. — Почему нехорошо? Ну почему же, любовь моя? Я мог погибнуть, так и не узнав вкус твоих губ, не познав тебя.

— Не говори так!

— Но это правда! Поцелуй же меня. Это все, что я прошу сейчас… Неужели ты сама не хочешь этого?

Куиниэ вновь потупилась.

«Как все изменилось за это время! — думала она, глядя на свои стиснутые пальцы. — Не окажись мой свадебный кортеж на пути дружины Тир, сейчас я безраздельно принадлежала бы омерзительному Ангудилу из Дома Высокой сосны. А не ему, так кому-нибудь другому, пусть менее отталкивающему, но все равно чужому, далекому… Что же теперь? Я рабыня… Рабыня, к которой по непонятной причине пока что благоволит госпожа…А дальше? Кто-нибудь более удачливый, чем Харальдин Аттердаг грубо возьмет то, в чем мораль моей родной страны, моего народа, которые остались где-то там, в прошлой жизни, велит мне отказать эльфу, которого я…Люблю?»

Она не знала. Ей не с чем было сравнивать. Но как узнать, не открыв душу, не пустив все это в себя? Подняв серьезные, полные сосредоточенной решимости глаза к лицу Кэлибора и увидев жажду и робкую надежду в его взгляде, Куиниэ решилась. Этот поцелуй соединил не только их тела, но и души, доверчиво распахнувшиеся навстречу друг другу. Тихо открылась, и через мгновение затворилась дверь спальни, а влюбленные не видели и не слышали ничего вокруг…

— Что это ты бродишь, как медведь-шатун? — ворчливо поинтересовалась Ана у своей госпожи.

Тир задумчиво поддела носком сапога видимую одной ей соринку.

— Они целуются.

Повариха бросила быстрый взгляд на госпожу.

— Что тебя гложет?

— Эти двое любят друг друга? Скажи мне, Ана. Я ведь не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься. Но что с того?

— Не знаю. Не зна-ю! Время покажет. Уже скоро весна…

Тир медленно вышла, глядя себе под ноги, а добродушная Ана лишь вздохнула ей вслед.

Усмехаясь своей неожиданной деликатности — госпожа мается по дому, потому что в ее постели целуются ее же рабы — Тир вышла в помещение, где содержались домашние животные.

Она сама оседлала своего любимого серого в яблоках жеребчика и, отворив входную дверь, вывела его в светлую северную ночь. Тронув поводья, Тир неспеша поехала прочь от дома. Однако постепенно шаг лошади все ускорялся и ускорялся, пока она не понеслась по снежной равнине так, что ее длинный хвост образовал одну стремительную линию со спиной, стелясь по ветру. Вихрем пролетела Тир вдоль изрезанного побережья, не снижая скорости миновала спящую рыбацкую деревню в которой жили в основном люди, заставляя их тревожно выглядывать из дверей с ворчанием:

— Когда-нибудь эта эльфийская ведьма сломает себе шею, ад ее побери! И куда несет посреди ночи?

Внезапно конь вынесся к обрыву, и Тир осадила его у самого края. Внизу что-то бормотало сонное море. Тир замерла, глубоко вдыхая холодный влажный воздух. Бешеная скачка, как это обычно и бывало, вернула ей спокойствие духа. Домой Тир возвращалась уже не спеша. Конь, практически предоставленный сам себе, неторопливо бежал знакомой дорогой, издалека чуя тепло и уют привычной конюшни.

— Опять гонялась за призраками? — с самого порога приветствовала ее Ана.

— А ты-то чего не спишь?

— Не могу, пока дверь нараспашку. И тебе не стоит мотаться по ночам наедине со своими странными идеями, ловя ускользающие ветра.

— Только безумец может сунуться к Тир Серебряной, даже если она едет одна, — высокомерно ответила та.

— А что, их мало на дорогах? — возразила Ана, думая совсем не о них, а о недавнем госте, не по своей воле покинувшем дом госпожи.

«Сукин сын затаил злобу. Это очевидно каждому, кроме этой сумасшедшей гордячки… А может, она как раз очень хорошо все понимает? — Ана с беспокойством взглянула на Тир. — Тогда она, должно быть, сама ищет встречи с роком, испытывая то ли себя, то ли его».

Тир подошла к своей спальне, поколебалась мгновение, прислушиваясь, потом подняла руку, чтобы стукнуть, обозначая свои намерения, но, осознав всю комичность ситуации, решительно толкнула дверь. В комнате царил полумрак, лишь в камине тлели дрова. Кэлибор спал, по-мальчишески подложив обе ладони под щеку. Куиниэ сидела у самого огня и неотрывно смотрела на его переливы.

— Иди спать, — негромко произнесла Тир.

Та нерешительно поднялась.

— А как же он?

— Никуда он не денется.

— Может, все-таки лучше я…

— И это говорит благовоспитанная юная эльфийка из знатного рода целомудренных лесных! Ночь наедине с молодым красавцем… Что станет с твоим добрым именем, цветочек?

— А ты можешь быть злой, — негромко ответила Куиниэ и медленно пошла к выходу.

Тир перехватила ее на полдороги:

— Не обижайся. Иногда слова летят впереди мыслей. Я не хотела причинить тебе боль.

— Ты имеешь на это право, не так ли? К чему тогда извинения?

— Иди, — решительно сказала Тир.

Куиниэ вышла, а ее госпожа, хмурясь, начала стелить себе на тахте. Сердилась она на самое себя за внезапно проснувшуюся сентиментальность, которая делала ее отношения с молодой рабыней… да и с Кэлибором тоже более чем странными и запутанными.

Несмотря на все эти метания Тир заснула сразу, едва голова ее коснулась подушки, а проснулась внезапно. Будто кто толкнул ее в бок. В комнате, лишенной окон, стояла абсолютная тьма. Огонь в построенном ей по особому заказу гномами камине, в котором можно было жечь не мертвое дерево, а дорогущий каменный уголь, пропитанный подземными газами и какой-то гномьей магией, уже давно догорел. Сонно потягиваясь, Тир поднялась и на ощупь нашла подсвечник и огниво. Теплый желтоватый свет выхватил из мрака ее стройную фигуру.

Приоткрыв один глаз и затаив дыхание, Кэлибор наблюдал за гибкими движениями обнаженной красавицы. Под утро в комнате стало довольно холодно, и небольшие розовые соски Тир поднялись, словно их долго целовали… Кэлибор ощутил острый приступ желания. У него слишком давно не было сексуальных контактов, и теперь столь соблазнительное видение подействовало на него просто оглушающе. Этому не смогли помешать даже раны и общая слабость.

Наверно, Кэлибор слишком громко втянул в себя воздух, или просто изменился ритм его дыхания, но Тир, легкая словно лань, мгновенно оказалась в своей постели и, натянув одеяло почти до глаз, испытующе уставилась на лесного эльфа. Он был неподвижен. Постепенно расслабившись, Тир потянулась к своей одежде. Быстро оделась, прибрала постель и выскользнула из комнаты.

Только тогда уже совершенно одеревеневший Кэлибор позволил себе шевельнуться и начать дышать полной грудью.

«Духи леса!»

Он и представить себе не мог, что бы произошло, если бы Тир обнаружила, что за ней наблюдают!

«Черт! Она, оказывается, изумительно красива, даже нежна… Я никогда и не думал… Кольчуга и мечи — это Тир, а вот розовые соски, поднявшиеся от холода, и округлая маленькая попка, украшенная сверху двумя ямочками… Нет. Неужели это тоже Тир?»

Улыбка расплылась на бледном лице Кэлибора. Потом глаза его вновь медленно закрылись. Он еще успел подумать о сосочках, венчающих острые грудки его Куиниэ, которых он вчера даже не осмелился коснуться, не то что увидеть, и страна снов вновь приняла раненого под свое мягкое крыло.

Ана уже возилась на кухне.

— Ну, как наш герой?

— Похоже, подсматривал за мной, пока я одевалась.

— Значит, идет на поправку, — удовлетворенно хмыкнула повариха и вновь отвернулась к плите.

— Зачем Харальдину было убивать его? — Тир наконец-то вслух высказала мысль, которая мучила ее. — Ведь его эльфы наверняка действовали не самостоятельно, а по указке…

— Аттердаг — эльф скверный, и ему просто доставляет удовольствие творить зло. К тому же он мстителен… О! Уже машет рукой! Послушай меня, перестань мотаться ночью по округе…

— Он не посмеет.

— Как бы не так!

— Харальдин трус.

— Трусы смелеют, сбиваясь в стаи.

— Не хочу больше говорить об этом.

— А о чем же?

— Когда рожать Ханнтель? — это была молодая жена одного из дружинников Тир.

— Со дня на день.

— Бедняжка.

— Почему это?

— Ну… не знаю. Все это как-то не очень приятно. Такие муки и ради чего? Ради удовлетворения амбиций этим самцов?

— Балда! — коротко отрезала Ана. — Как есть балда!

— Ни за что не подпущу к себе ни одного эльфа!

— Неужели тебе не хотелось бы иметь малыша?

Тир смешалась. Потом робкая улыбка тронула ее губы.

— Малыша? Может быть…

— Ну, так вот что я тебе скажу: непорочное зачатие — вещь чрезвычайно редкая!

Тир рассмеялась.

— Да и я в девственницы уже никак не гожусь.

— Э-хе-хе! Я бы тебе сказала, для чего ты годишься, да ты ведь все равно не послушаешь.

— Ну, скажи, скажи.

— Из тебя бы вышла честная и надежная жена для какого-нибудь хорошего, надежного и доброго эльфа. Ты родила бы ему здоровых сыновей и воспитала их смелыми и смышлеными.

— А что бы получила за все это я?

— Смысл и полноту жизни, за которыми ты и гоняешься ночами, изматывая лошадей.

— Вот уж нет.

— А тогда ради чего все это? — Ана развела руками. — Власть? Она у тебя есть. Золото? Его у тебя столько, что не истратить за всю жизнь. Да по-настоящему оно и не интересует тебя. И потом… Эльфийский век долог, но не бесконечен. Кому ты это все оставишь? Кто придет после тебя?

— Боюсь, тогда это будет интересовать меня меньше всего…

Тир много раз пыталась представить себя в той роли, о которой ей постоянно толковала мудрая Анайриэль, но… Она видела своих детей, дом… Но мужа? Каким должен был оказаться эльф, ради которого стоило бы поступиться столь трудно обретенными свободой, независимостью… Да что там! Которого она смогла бы полюбить всем сердцем, потому что ни на что другое Тир Серебряная бы размениваться не стала. И еще большой вопрос, захочет ли он принять ее… С грузом прошлого, весьма нетривиальным настоящим и более чем высокими требованиями.

Как-то она поделилась этим с Аной, но та лишь откровенно высмеяла ее:

— Когда придет любовь, ты и не вспомнишь о своих теориях. Уж поверь мне!

Глава 6

Неспешно протек последний месяц зимы — ледяной ветровей. Кэлибор уже вполне оправился от своих ран, хотя на ристалище еще чувствовал себя неуклюжим и слабым. И это было не единственное, что, кроме постоянного гнета рабского положения, мучило его.

Нежная доверчивость Куиниэ, которая полностью раскрылась навстречу его чувству, погружала молодого эльфа в блаженство, но все же что-то останавливало его — Кэлибор оттягивал сладостный момент, который должен был сделать их любовниками. Он хотел овладеть не только девственным телом Куиниэ, ему нужна была вся ее жизнь, которую он мечтал прожить рядом с ней, разделяя печали и радости, зачав и вырастив детей, понянчив внуков, правников и, если Дух леса окажется благосклонен, и еще более поздних потомков… Он хотел Киуниэ в жены!

Сдержанность давалась ему с трудом, особенно потому, что он видел — та приняла решение и готова идти с ним до конца, куда бы он ни захотел ее вести. Куиниэ отдавалась ему… И эта власть, эта ответственность заставляла Кэлибора смотреть на положение вещей с совсем иной, ранее недоступной ему позиции.

Он видел, что Тир искренне привязалась к своей чистой, доброй и отзывчивой пленнице, и частенько гадал, к чему это может привести. А вдруг госпожа захочет подарить своей рабыне свободу в обмен на выкуп, который, несомненно, мог заплатить богатый и знатный Дом Красного дуба? Что тогда? Сам он, будучи третьим, самым младшим наследником в не самом богатом эльфийском роду вряд ли мог рассчитывать на что-то подобное… Кэлибор даже и не пытался… Значит, сложись все так, он в любом случае останется здесь, а Куиниэ получит свободу. Тогда, лишив ее невинности сейчас, он может сломать ей всю жизнь. Как поступит с ней ее будущий муж, если узнает… При мысли о каком-то другом эльфе, который сможет на законных правах быть хозяином нежной, доверчивой Куиниэ, обладать ее соблазнительным телом, Кэлибор до хруста стискивал зубы.

Хорошо! Быть может, ему все же удастся бежать… Или иным способом обрести свободу… Что он может предложить ей? Ни земель, ни денег. Только честное имя, верная рука и сердце, исполненное любви…

От заинтересованных наблюдателей, коими были Ана и Тир, не укрылись эти внутренние метания молодого лесного эльфа. И если Тир молчала, то Анайриэль говорила за двоих.

— Что ты надумала делать с ними? — однажды подступила она к хозяйке, привычно уперев руки в бока.

— Отстань, Ана.

— От твоего решения зависит их счастье. Я же вижу, что оба нравятся тебе.

— И что, по-твоему, из этого следует?

— Отпусти их.

Тир расхохоталась:

— Ты, должно быть, ума лишилась! С какой это стати я буду раздавать свободу своим рабам?

— Я чувствую, что это будет правильно, Тир. Даже мой толстокожий увалень Эрик сразу почувствовал — тебе в руки попала необычная девочка. Ее появление может многое изменить и в твоей собственной жизни.

— Не городи чушь, Ана. Я всегда считала тебя разумной эльфийкой.

— Иногда надо верить не уму, а чувствам, Тир. Попробуй и не успеешь опомниться, как прикажешь спустить на воду ладью, и поднятый шаманом попутный ветерок понесет ее в сторону Туманного Альбиона.

— Где девчонку тут же отдадут замуж за какого-то мерзавца, из-под носа которого я ее увела.

— Прошло почти полгода. Что-то могло измениться. Быть может, из похода, затеянного королем Ангродом вернулся ее брат, да и Кэлибор не юнец зеленый и способен постоять за свое.

— Ты утомляешь меня, Ана.

— Он, того гляди, наделает глупостей. Посмотри на него.

— Он знает, чем это может кончиться! Я последний раз говорю — отстань.

Но сердобольная Анайриэль вновь и вновь с убедительностью стенобитного орудия высказывала свои суждения госпоже. Пролетел первый месяц весны — солнцедар. Огромная ладья была подготовлена, а затем спущена на воду, готовая пуститься в далекий путь. С каждым днем Тир становилась все мрачнее, и чувства ее словно в зеркале отражались на челе Кэлибора. Что-то носилось в воздухе. И это были не только ароматы весны, начавшей пробиваться травы и нагретых солнцем камней, которыми упивалась Куиниэ. Кроме нее все в большом доме чувствовали приближение шквала перемен. Но первый порыв налетел совсем не с той стороны, откуда его ждали.

В начале апреля снова приехали гости, которых по неписаному закону Белого архипелага и вообще всех северных земель — что эльфийских, что людских, что гномьих — каждый хозяин обязан был принять, накормить, приютить на ночь. Это были торговцы, вернувшиеся из Лесного королевства и собиравшиеся, сделав торговый круг по родной стране, после немного отдохнув дома, в кругу семьи, вновь отправиться за море.

Пользуясь моментом, Тир хотела продать им меха, а взамен получить соль, оружие и кое-какие приятные мелочи. За суетой никто не заметил, что одного из прибывших явно не интересует процесс торговли. Он лишь прохаживался по дому, заглядывая во все комнаты, потом, видимо, нашел, что искал, и присел в уголке.

Накрыли ужин. Куиниэ, как обычно в такие дни, не выходила с кухни, а поздно вечером сразу поспешила в свою комнатку. Она уже давно спала, когда пирующие угомонились, и дом наконец-то погрузился в тишину.

Разбудила ее чья-то шершавая рука, плотно зажавшая рот. Куиниэ распахнула глаза и попыталась закричать, но сумела издать лишь сдавленное мычание. Склонившийся над ней бородатый эльф расчетливо ударил ее в живот, и пока Куиниэ, скрючившись, пыталась вздохнуть, засунул в рот кляп, а потом для верности притянул его куском материи, закрепив его узлом на затылке. После скрутил ей веревкой запястья, щиколотки и, взвалив легкую добычу на плечо, вышел, стараясь не шуметь. Словно тень, скользнул он через зал, где на импровизированных постелях спали торговцы, к которым он примкнул незадолго до того, чтобы получить возможность осуществить задуманное. В конюшне он сбросил Куиниэ на сено и споро оседлал коня. Перекинув брыкающуюся добычу через лошадиную холку, он отодвинул тяжелый засов, выбравшись из дома. Вскоре топот копыт стих вдали…

Все произошло так быстро, что Куиниэ, еще чувствовавшая дурноту после жестокого удара в солнечное сплетение, никак не могла собраться с мыслями и осознать, какая же новая беда навалилась на нее. Все ее помыслы были сосредоточены на том, чтобы ее не вырвало. С кляпом во рту это могло оказаться фатальным. Впрочем, ехали не долго. Через час ее похититель придержал коня. Куиниэ краем глаза смогла разглядеть чью-то стоянку и снежных эльфов, рассевшихся вокруг огня. Ее немилосердно сдернули с лошади, а затем поставили в пятно света, которое отбрасывал костер. Чьи-то руки развязали и вытащили из ее рта кляп. Куиниэ подняла голову, отбросив с лица непослушные вьющиеся пряди — перед ней, усмехаясь, стоял Харальдин Аттердаг. Через его левую щеку шел свежий, едва подживший шрам.

— А вот и ты, милая, — прорычал он.

Сердце в груди Куиниэ прыгнуло, живот подвело, желудок мучительно сжался… И столь долго сдерживаемая рвота стремительно изверглась из ее рта прямо на штаны и сапоги похитителя. Последовавшая за этим тишина, а потом взрыв гомерического хохота повергли Куиниэ в такой ужас, что она, как мышь на удава, не мигая, уставилась в покрывшееся смертельной бледностью лицо Харальдина. Тот прошипел что-то, почти не разжимая губ, и наотмашь ударил Куиниэ по лицу. Лишившись сознания, она рухнула на землю.

***

Эрику почему-то было неспокойно. Повозившись, но так и не сумев заснуть, он поднялся, натянул штаны и отправился в обход дома. Везде было тихо. Уже начиная успокаиваться, он побрел обратно к себе в родные объятия Аны, как вдруг почувствовал босыми ногами сквозняк. Хмурясь, Эрик двинулся к выходу из зала и, переступив порог хлева, замер — входная дверь была приоткрыта. Будучи опытным воином, Эрик немедленно глянул на денники, где в тишине переступали ногами лошади, и точно, — одной не хватало. Выругавшись сквозь зубы, Эрик первым делом помчался за оружием, а потом, растолкав жену, отправил ее будить госпожу.

Тир появилась уже в полной боевой готовности — ножи в голенищах, мечи в перевязи за спиной, стилет удобно спрятался под рукавом плотной льняной рубахи, подбитой шерстью.

— Что?

Эрик обрисовал положение.

Тир шагнула к лавкам, на которых храпели, причмокивали и свистели носами заезжие гости. Пропажа обнаружилась сразу — вместо восьмерых, приехавших вчера, осталось только семеро. Теперь нужно было выяснить, что умыкнул ночной тать. И если Тир в первую очередь собиралась осмотреть свои кладовые и грузы самих торговцев, то Ана, влекомая предчувствием, прямым ходом отправилась в каморку Куиниэ… Вскоре на подгибающихся ногах она вернулась в зал.

— Тир, я же предупреждала тебя, что Харальдин не оставит ее в покое!

— Что ты такое?.. — вскричал Эрик, хватая супругу за плечи.

— Я говорю, что комната Куиниэ пуста. Ее туника, плащ и обувь на месте, а девочка исчезла!

— Седлай лошадей, — приказала Тир, срываясь с места.

Распахнув дверь в комнату, в которой жили холостые дружинники, а с ними и Кэлибор (ей с самого начала не хотелось помещать пленного лесного эльфа, который показал себя храбрецом и истинным воином, с другими рабами), Тир принялась звать своих дружинников. А потом бросилась к постели Кэлибора и яростно затрясла его. Карие глаза, еще затуманенные сном, раскрылись.

— Харальдин Аттердаг похитил Куиниэ, — рубанула Тир и, вскочив на ноги, приказала. — Собирайтесь и за мной!

Следующим Тир разбудила шамана. Был он у нее еще молод и неопытен, хотя дар его был силен и в перспективе должен был стать идеальным подспорьем в море. Но ведь магически призванные ветра могли не только раздувать паруса. Лучших шпионов, чем верно направленные сквозняки или воздушные струи — не сыскать. Воздух-то он везде. Шаман — существо странное, замкнутое, пугливое и в то же время совершенно отвязное, не от мира сего — взялся помочь, вышел на улицу, где запалил благовония и взялся за бубен. Но Тир не терпелось. Пока шаман будет магичить, ведь не обязательно сидеть у его подола!

Так что Тир, прикинув так и так, велела седлать себе коня. К счастью, уже почти рассвело. Склоняясь из седла, она внимательно всматривалась в следы на земле. Вариантов, куда мог направиться похититель, было не так уж много, тем более что он воспользовался лошадью, а не понес свою добычу к лодкам.

Двигаясь вдоль обрывистого берега, Тир вскоре выделила из множества следов, оставленных вчерашними гостями, один, который вел в обратном направлении. Она пришпорила лошадь и тут же услышала топот копыт у себя за спиной. Норвежка обернулась — на неоседланном гнедом жеребце ее догонял Кэлибор. Остальные участники погони еще только отъезжали от дома, а он уже поравнялся с Тир. Она глянула лесному в лицо и невольно поежилась — из горевших янтарным бешенством глаз смотрела сама смерть.

— Она не может быть далеко, — почти бесстрастно произнес Кэлибор. — Подонку наверняка не терпелось… — гримаса исказила его лицо.

— Вот его след… Да и шаман начал свой танец…

— Меня поведет сердце, Тир, — Кэлибор пришпорил коня и, не оборачиваясь, помчался вперед.

Тир, не колеблясь ни минуты, последовала за ним. Топот лошадей, пущенных крупной рысью, гулко разносился в холодном утреннем воздухе, пар клубами вырывался из их ноздрей, мерзли руки, нос и кончики ушей, не прикрытые волосами. Тир растерла их, перекладывая поводья из руки в руку, и невольно подумала, как должна сейчас мерзнуть Куиниэ в одной тонкой льняной рубахе.

Внезапно Кэлибор свернул с дороги в низкий и корявый северный лесок — едва ли не единственный поблизости от дома Тир — и, пригибаясь, чтобы не зацепиться о нависающие ветви деревьев помчался в перевитую полосами рассветного тумана чащу. Тир придержала разгоряченного коня — да, след похитителя тоже вел туда.

Места эти Тир знала так же хорошо, как рачительная хозяйка свою кухню. Она тронула поводья, рассчитывая обогнуть рощицу и въехать в нее с другой стороны. Пригнувшись к луке седла, Тир хлестнула коня и продолжала понукать его, пока тот не полетел стрелой, так что ее светлые, отливающие серебром волосы смешались с серой гривой благородного животного. Бешеная скачка окончилась, когда Тир свернула в лес, где спешилась и, привязав лошадь, крадучись шагнула в размытые предутренние тени.

Шум битвы и крики она услышала издалека. За Кэлибора она была спокойна — то холодное безумие ярости, что Тир увидела в его глазах, служило ему и щитом, и мечом. Единственно, от чего был беззащитен Кэлибор, так это от подлой хитрости, которой славился снежный эльф Харальдин по прозванию Аттердаг.

Двигаясь почти бесшумно, Тир приблизилась к опушке небольшой поляны, на которой был разбит лагерь. Кэлибор как черт вертелся в том месте, где раньше горел костер. Его разгоряченный конь храпел и вскидывал мощные передние копыта, а залитый кровью меч вновь и вновь находил свои жертвы среди застигнутых врасплох эльфов Аттердага. Самого Харальдина на поляне не было, Куиниэ тоже.

Пригнувшись, Тир вновь скользнула в кусты, забирая вправо, где в скалах была небольшая сухая пещера, не раз служившая ей прибежищем, когда она была еще девчонкой…

***

Куиниэ очнулась от холода. Она открыла глаза и испугалась, увидев лишь полную черноту. Ни отблеска, ни мерцания, ни отсвета. Она попыталась крикнуть и только сейчас сообразила, что рот ее снова завязан. Куиниэ замерла, объятая ужасом, холодом и темнотой. Свободная рубаха — ее единственное одеяние — скорее холодила, чем грела. Босые ноги, к тому же жестоко стянутые веревкой, почти потеряли чувствительность.

Поняв, что еще немного, и она элементарно замерзнет, Куиниэ перекатилась на спину и, почувствовав правым боком что-то твердое, подвинулась, уперлась в него плечами. Потом, сопя и извиваясь, протащила связанные за спиной запястья под ягодицами, а после одна за другой сквозь кольцо, образованное связанными руками, проскользнули и ноги. Две цели были достигнуты — она хотя бы немного согрелась и сделала первый шаг на пути к свободе.

Первым делом Куиниэ сдернула кляп, потом молодые острые зубы впились в узел, скреплявший веревки на запястьях. Десять минут трудов, и в освобожденных пальцах закололо — возвращалось кровообращение. Еще через пять минут она развязала ноги. Девушка торопливо помассировала их, вскочила и, выставив перед собой руки, медленно двинулась вперед. Вскоре пальцы ее наткнулись на холодный неровный камень.

«Я в пещере», — поняла Куиниэ и пошла дальше, ведя рукой вдоль стены.

Внезапно пальцы нащупали пустоту. Она шагнула в обнаруженный коридор — вдали маячило светлое пятно. Выход! Радостно вскрикнув, Куиниэ бросилась туда и с разбегу налетела на Харальдина Аттердага. Схватив беглянку за волосы так, что лицо Куиниэ запрокинулось к блеклому предрассветному небу, снежный эльф с изумлением уставился на нее:

— Кто тебя развязал, маленькая дрянь?

— Я сама. Много ума не надо.

Ледяные глаза Харальдина сощурились.

— В следующий раз учту, а теперь пойдем. Мне кое-что надо закончить с тобой.

И он, подхватив с земли оброненный при столкновении с Куиниэ факел, потащил ее за собой обратно в пещеру, где швырнул на расстеленное в углу меховое одеяло. Воткнув в плотный песок пола факел, Харальдин освободился от перевязи с мечом, а затем потянул через голову толстую шерстяную тунику.

В этот момент Куиниэ сорвалась с места и вновь бросилась в проход, но была поймана яростно ругающимся Харальдином и, получив звонкую пощечину, опять отлетела на импровизированную постель, где скорчилась, сверкая зелеными глазами, как дикая кошка.

Недобро усмехаясь, снежный эльф развязал штаны и вытащил на свет налитой член. Куиниэ, судорожно втянув в себя воздух, зажмурилась.

— Смотри на меня, — приказал Харальдин Аттердаг.

Куиниэ лишь затрясла головой и уткнулась лбом в согнутые колени. Харальдин шагнул к ней и, схватив за волосы, принудил откинуть голову. Однако веки Киниэ по-прежнему были сомкнуты.

— Открой глаза! — Его свободная рука поднялась, тяжелая оплеуха взорвалась болью в висках.

Куиниэ почувствовала во рту вкус крови и все-таки раскрыла глаза — слишком страшно было ждать нового удара, даже не зная, откуда он придет и когда.

— Послушная девочка, — прохрипел Харальдин и, охватив рукой основание своего члена, ткнул им в лицо Куиниэ. — Тебе это нравится? Хочешь попробовать его на вкус?

Куиниэ отрицательно замотала головой, стискивая зубы, Харальдин расхохотался и отступил, продолжая медленно ласкать самого себя.

— Нет, конечно же, не сегодня. Но позже, когда я укрощу тебя… Если, конечно, ты переживешь это…

Куиниэ, не отрываясь, смотрела ему в лицо. В ее глазах Харальдин без труда читал ненависть и презрение. И тогда он ударил ее снова… Из рассеченных губ Куиниэ на подбородок и вниз по шее за ворот рубахи побежала струйка крови. Харальдин схватил свою жертву за ткань на груди и рывком поставил на ноги. Оглушенная, Куиниэ покачнулась, едва руки похитителя отпустили ее, но через мгновение они вернулись снова, одним движением почти до пояса разорвав ее единственную одежду.

Вскрикнув, Куиниэ отступила, уклоняясь от жадных пальцев, потянувшихся к ее груди. Харальдин позволил ей это. Он не спешил, ему нравилась эта игра. Губы его вновь растянулись в плотоядной улыбке, а правая рука вернулась к набухшему члену, сладострастно сжимая его. И вдруг что-то изменилось. Глаза его жертвы расширились, метнувшись ему за спину…

Узнать, чем была вызвана эта реакция, Харальдин Аттердаг не успел. Чья-то рука резко отдернула назад его голову, и острое как бритва лезвие погрузилось в незащищенное горло…

***

…Раздвинув кусты, Тир увидела темный зев пещеры. Неслышной тенью она метнулась к нему и осторожно ступила внутрь. И тут же ее чуткие эльфийские уши уловили долетающие из темного хода голоса, а потом Тир услышала иной, резкий звук, в котором безошибочно узнала хлопок пощечины. Лицо ее сделалось суровым и жестоким, рука сомкнулась на рукояти ножа.

За поворотом коридора, в глубине пещеры Тир увидела блики неясного оранжевого света. Стараясь даже не дышать, медленно и осторожно она подбиралась к цели. Еще пять минут, и Тир опасливо выглянула в гулкий почти круглый грот. К счастью, Аттердаг, которого она и рассчитывала застать здесь, стоял к ней вполоборота, почти спиной, и был сильно увлечен.

Штаны его спустились, открывая бледные худощавые, поросшие светлыми волосами ягодицы. Тир с отвращением уставилась на них, а потом перевела взгляд на Куиниэ, скрючившуюся на разостланном поверх песчаного пола одеяле.

Внезапно Харальдин шагнул к пленнице и с силой ударил ее по лицу, разбив в кровь губу. После, дернув ее за рубашку, чтобы заставить встать, он тут же разорвал ткань, обнажая маленькие груди. Куиниэ, ахнув и прикрывшись руками, отступила. Харальдин, посмеиваясь, запустил уже обе руки себе в промежность, лаская и теребя свое естество.

Опыт подсказывал Тир, что следует подождать еще, пока страсть окончательно сделает его глухим к окружающему, но бешеная ярость при виде страданий избитой и перепуганной девчонки была так сильна, что она не стала медлить.

Куиниэ заметила Тир, потому что всеми силами старалась не смотреть на то, что открыли спустившиеся штаны Харальдина, и упорно смотрела куда-то ему за спину. Теперь же, увидев движение, она замерла, всматриваясь так тревожно, что тот, заметив ее реакцию, тоже начал оборачиваться. Но медленно, фатально медленно…

Как же ненавидела его Тир! Все те жестокие скоты, что когда-то издевались над ней самой, сейчас словно объединились в этом конкретном негодяе, и когда он обмяк и начал с каким-то бульканьем заваливаться на песок, Тир почувствовала отомщенной и себя…

Глава 7

— Интересно, — присаживаясь на корточки возле тела Харальдина и вытирая окровавленный стилет о его белоснежные волосы, проговорила невозмутимая Тир, — что с ним теперь будет? Скальды поют, что воин, погибший с мечом, копьем или луком в руках, вступит в высокие ледяные чертоги господина нашего Духа Севера. А что, если вместо оружия, он будет сжимать собственный член?

— Мне думается, его вытолкают взашей, — торжественно заверила свою спасительницу Куиниэ.

Тир хмыкнула, чудесные светло-серые глаза лукаво блеснули. В ответ медленная дрожащая улыбка растянула губы Куиниэ, и через мгновение обе молодые эльфийки хохотали, обнимая друг друга. Но потом Тир вдруг поняла, что Куиниэ в ее объятиях уже не смеется, а плачет, сотрясаясь всем телом.

— Ну-ну, — пробормотала она, неловко гладя свою рабыню по спутанным волосам. — Черт! Не реви! Я не знаю, что с этим делать.

— Я и не реву, — шмыгая носом, отвечала та.

— И не надо, дуреха. Ведь все обошлось.

Куиниэ вдруг отстранилась и, рукавом вытерев с лица слезы, смешавшиеся с кровью из разбитых губ, спросила:

— Ты что, пришла сюда одна? Там, на поляне, их человек десять…

— О Духи! — вдруг опомнилась Тир. — Пошли скорее. Только завернись-ка сначала в это.

Тир подобрала с пола и встряхнула меховое одеяло, а потом, набросив его на плечи Куиниэ, повлекла ее за собой. Спустя пять минут они выбежали на поляну, где совсем недавно Тир видела сражавшегося Кэлибора. Почти одновременно туда же на волне сразу после этого стихших магических ветров, как видно, все-таки призванных шаманом, ввалились, ломая ветки, и припозднившиеся дружинники Тир… И все замерли, потрясенные открывшимся им зрелищем.

Много лет спустя, Куиниэ все еще иногда снились кошмары, в которых она видела эту сцену, потрясшую ее до глубины души своей первобытной жестокостью.

Вся поляна была залита кровью. Везде лежали трупы… Куиниэ показалось, что их много, очень много, но потом те, кому пришлось хоронить убитых, уверяли ее, что их оказалось всего тринадцать человек. А среди месива из искромсанных тел неподвижно стоял Кэлибор. Опущенный к земле меч и руки по локоть в крови, ею же оказалась забрызгана его одежда и сапоги. Кэлибор был совершенно неподвижен, только отливавшие рыжиной темные волосы на голове шевелил легкий ветерок. Ничего не выражающий взгляд уперся в пространство, а за его спиной среди мертвой плоти пасся громадный неоседланный конь…

Тихо ахнув, Куиниэ устремилась к Кэлибору и робко коснулась дрожащими пальцами его щеки. Какая-то тень мелькнула в глубине карих глаз, меч с глухим стуком выпал из его рук, и сильные пальцы сжали плечи Куиниэ.

— Я думал, что потерял тебя, — шепнули губы Кэлибора, в то время как жадный взгляд метался по ее лицу.

— Я здесь, с тобой, любимый.

Кэлибор глубоко вздохнул и привлек ее к своей груди, зарываясь лицом в темные вьющиеся волосы. Потом, не разжимая объятий, взглянул на Тир:

— Харальдин Аттердаг?

Тир молча чиркнула себя пальцем по горлу.

— Спасибо, — Кэлибор прикрыл глаза, прижимаясь щекой к макушке замершей в его объятиях Куиниэ.

***

Они вернулись в большой дом спустя два часа. Эту дорогу Куиниэ проделала сидя на лошади перед Кэлибором в кольце его рук, тесно прижимаясь спиной к его широкой надежной груди и с трепетом ощущая движения его крепких ног, когда он уверенно управлял неоседланной лошадью. Иногда он наклонялся, словно для того, чтобы лишний раз убедиться в ее присутствии, и тогда его теплые губы касались виска Куиниэ или уха, если первым на пути оказывалось оно. Куиниэ и не заметила, как задремала…

Она смутно помнила, что Кэлибор внес ее в дом, что переволновавшаяся, а отого излишне говорливая Ана купала ее в огромной ванной Тир, и уже совсем не осознала, как оказалась в чистой постели под невесомым одеялом из снежно-белого песца. Ее не разбудил и короткий разговор, который произошел рядом с ее кроватью несколько позднее.

Кэлибор, уже умывшийся и сменивший окровавленную одежду на чистую, стоял перед задумчивой Тир, уперев взгляд в пол и сцепив за спиной руки.

— Отпусти ее, госпожа, — гордый лесной эльф впервые назвал так Тир, и та изумленно вскинула брови.

Кэлибор продолжал бубнить что-то, обещая верность до гроба, свою душу, кровь и плоть, просто умоляя, но Тир уже не слушала его. Полная тепла и затаенной печали улыбка осветила ее строгое лицо, сделав его воистину прекрасным и каким-то беззащитным, уязвимым… Женственным.

— Я не госпожа тебе, Кэлибор. Никогда не была ей, да и не стану. А теперь оставь меня. Дай побыть одной.

Сбитый с толку, Кэлибор смешался и, бросив быстрый взгляд на кровать, где сном младенца спала Куиниэ, вышел. Он сунулся было в общий зал, но, преследуемый напряженным вниманием дружинников и полными почти суеверного ужаса взглядами, которые исподтишка бросали на него их жены и дочери, бежал в кухню под крылышко к Анайриэль.

— Почему они все так смотрят на меня, Ана?

Та хмыкнула.

— Говорят, ты голыми руками изорвал в клочья всю дружину Харальдина Аттердага.

— Глупости! У меня был меч, а их всего-то человек восемь…

— Тринадцать, если верить моему мужу…

— Я не заметил, Ана. Словно с ума сошел, — Кэлибор ссутулился на табурете.

— Давай-ка я тебя накормлю, а потом иди и поспи в комнатке Куиниэ — на тебе лица нет.

— Я ходил к Тир. Просил отпустить ее домой…

— Ну и?..

— Она отослала меня.

— О-хо-хо!

— Ана, что же мне делать, ведь я люблю малышку всем сердцем… И бессилен, бессилен, бессилен! — ударяя себя кулаком по колену, почти простонал Кэлибор.

— Тир знает про ваши чувства…

— Откуда? Ведь я сам понял это совсем недавно…

— Ты дурачок, Кэлибор. Это ни для кого не секрет. Стоит только взглянуть на вас с Куиниэ.

— Ты думаешь, она тоже ко мне неравнодушна? — прекрасно зная ответ, но желая еще раз услышать подтверждение из чужих уст, спросил Кэлибор.

Анайриэль только смерила его ироничным взглядом:

— А то ты уже не постарался получить подтверждение этому?

Кэлибор смутился и отвел глаза:

— Нет.

— Не-ет?

— Как я могу, Ана? А вдруг, что-то изменится? За Куиниэ могут заплатить выкуп. Она уедет… Я не имею права ломать ей жизнь, лишая чести. А так она сможет выйти замуж, и никто не посмеет обвинить ее…

— Еще один болван на мою голову! А ты не задумывался о том, что она-то, быть может, предпочтет прямо противоположное? Что ж вы, господа наши, грозные эльфы, так привыкли все решать за нас — ничтожных эльфиек?

— Попробуй за тебя что-нибудь реши! — ворчливо огрызнулся Кэлибор, и Ана рассмеялась, гордясь невольным комплиментом.

Куиниэ проспала почти сутки. Но утро следующего дня уже встретила как обычно на кухне.

— Бедняжечка, — ворковала Ана, тем не менее, деловито пододвигая помощнице миску с кореньями, которые следовало почистить к обеду и «оживить, как это умели делать только полные доброй зеленой магии руки Куиниэ. — Негодяй сильно испугал тебя?

— Мне было так страшно, Ана, что я почти ничего не соображала. Он был отвратителен!

— Говорила я, надо было его добить тогда же, здесь на кухне!

Куиниэ взяла в руки крепкую, но уже проросшую многочисленными корнями после хранения в песке морковку, но вновь замерла:

— Ана! Объясни мне… Ведь Харальдин довольно привлекательный эльф…

— Был, — буркнула себе под нос Анайриэль.

— Да. И у него наверняка находились эльфийки, готовые подарить ему свое сердце или хотя бы тело. Так зачем? Зачем причинять боль? Намеренно. Со знанием дела. Ведь, по-моему, много приятнее взаимное чувство, чем насилие…

— Ох, девочка моя! Ничего этого тебе знать и не надо. Честная эльфийка из уважаемого Дома должна…

— Ана! Что ты говоришь такое? Что должна? Как овца покорно идти за пастухом? Почему нам, молодым эльфийкам, ничего не объясняют? Это что, так мучительно и страшно, что мужчины боятся проговориться и испугать нас раньше времени?

Анайриэль растерянно уставилась на Куиниэ. Сказать — склонять к непотребному, промолчать — испугать, быть может сломать что-то важное в юной жизни…

— Это не мучительно и не страшно. А с любимым человеком и вовсе слаще меда, — наконец высказалась она и поджала губы, явно не собираясь что-либо добавлять.

— А ты с Эриком часто этим занимаешься?

Внезапно Ана почувствовала, что краснеет:

— Клянусь Духами лесов и снегов! Куда смотрела твоя мать? Что за вопросы ты задаешь, негодница?

— О Анайриэль! Не обижайся! Моя матушка умерла слишком давно, чтобы я могла говорить об этом с ней. А с кем еще? Я хочу лишь понять… Неужели это так плохо?

— Муж объяснит тебе все, что сочтет нужным.

— Ага! Что ОН сочтет нужным!

— Да! И угомонись уже! Совсем засмущала меня своими вопросами.

Внезапно от дверей до них долетел смех. Там, скрестив руки на груди, стояла Тир.

— Ты подслушивала! — обвиняюще выпалила Куиниэ.

— Я слышала, — уточнила та. — Кто ж вам виноват, что вы трещите на весь коридор.

Куиниэ вспыхнула, как маков цвет:

— Кто-нибудь… Кто-нибудь еще слышал?

— Кэлибор не слышал, — поблескивая глазами, ответила Тир, и Куиниэ, облегченно вздохнув, не стала скрывать, что ее интересовало именно это.

Воцарилась тишина. Тир уже собралась уходить, когда Куиниэ все-таки не выдержала и выпалила:

— Одного я все-таки не могу понять, как они могут делать с нами это, если предназначенный для того орган столь мягок и нежен? Кэлибор, когда его ранили…

— Куиниэ! — возопила Ана, вздымая к потолку руки с зажатой в одной из них поварешкой, Тир же, согнувшись пополам от смеха, вывалилась в коридор.

Ана бушевала еще долго, заставив мятежницу переделать кучу самой неприятной кухонной работы, а потом сурово приказала ей отправляться в свою комнату и молиться, чтобы Господь сумел наставить ее на путь истинный.

Однако едва Куиниэ переступила порог своей комнаты, руки поджидавшего ее Кэлибора обвились вокруг ее талии, а губы накрыли подставленный ему рот. Поэтому молитвы получились долгими и более чем страстными… Вот только суровая наставница, которая все еще возилась в кухне, вряд ли осталась бы довольна ими.

— О Кэлибор! — лепетала Куиниэ, млея в его сильных руках.

— Маленькая моя, как же я люблю тебя, — он вновь принялся целовать ее, в то время как рука быстрой змейкой скользнула в вырез платья.

Куиниэ ахнула, когда его пальцы несмело, словно спрашивая позволения, коснулись ее соска. Она стыдилась, но и не желала, чтобы ласка оборвалась, а потому с невинной хитростью предпочла сделать вид, что на самом деле ничего такого и не происходит.

Кэлибор хрипло прорычал что-то невнятное и изо всех сил притиснул податливое тело Куиниэ к своим бедрам. Что-то жесткое вдавилось девушке ввыпирающую косточку узкого таза:

— Кэлибор, так неудобно. У тебя что, ножны на поясе висят? Они упираются мне в бок…

Бедняга эльф приглушенно застонал и оттолкнул Куиниэ от себя. Ее глаза невольно поискали предмет, который причинял неудобство. На поясе Кэлибора ничего не было. Да что там: не было и самого пояса. Широкая льняная рубаха свободно облегала крепкую фигуру, прикрывая и бедра… Куиниэ озадаченно нахмурилась, разглядывая место, где, по идее, должен был находиться нож. Нож?

— Духи, дате мне силы! — взмолился Кэлибор и пулей вылетел из маленькой комнатки.

Куиниэ долго думала над этим странным событием, но так и не пришла ни к какому выводу. Зато Кэлибор, выскочив за дверь и подставляя лицо и грудь прохладному ветру, понимал все слишком хорошо.

— Она должна уехать, — бормотал он. — Она должна уехать, потому что я не из железа. Любому терпению может прийти конец. Малышка и не догадывается, что делает со мной! Ножны! Скорее уж нож, и как бы он хотел попасть в ее собственные ножны! Я обязан убедить Тир! Она должна понять…

Внезапно перед его внутренним взором предстала его госпожа, нагая, освещенная трепещущим светом одинокой свечи. Кэлибор тихонько заскулил и, оглядевшись, свернул за угол дома. Через несколько минут ему стало легче. Настолько, что он смог вернуться в дом и отправиться искать Тир. Он уговаривал ее до тех пор, пока та, разозлившись, не выгнала докучливого просителя из своих покоев со словами:

— Добьешься только того, что я продам или тебя, или ее.

Кэлибор опешил:

— Но ты ведь не сделаешь этого?

— Кто тебе сказал?

— Не-ет. Ты не сделаешь этого.

— Что меня может удержать?

— Совесть.

Тир рассмеялась:

— Я беспринципна и бессовестна, Кэлибор, и ты это знаешь.

— Неправда. Тебе просто нравится так думать. А на самом деле…

— Кэлибор! Ты способен вывести из себя даже прибрежный валун! Уйди от греха!

Кэлибор ушел, но едва Тир собралась отвести глаза от двери, как она снова приоткрылась, и в ней показалось расстроенное лицо бедняги.

— Но ты ведь не продашь ее?

Подушка ударилась в то место, где только что была голова Кэлибора, за дверью раздался топот убегавшего просителя, а Тир хохоча повалилась на кровать. Она еще никогда не видела эльфа до такой степени обалдевшего от любви. А потом смеяться почему-то расхотелось. Щуря невидящие, устремленные в пространство глаза, Тир внезапно размечталась о том, что кто-то когда-нибудь сможет также полюбить и ее…

Спустя сутки дружина получила приказ готовиться к отплытию.

Кэлибор еще несколько раз пытался заговорить с Тир, но та лишь однажды отреагировала на его слова, и то не так, как того хотелось бы влюбленному эльфу.

— А что, если я подарю свободу тебе, Кэлибор?

Сердце замерло где-то в горле:

— А… Куиниэ?

Тир сделала удивленное лицо:

— При чем здесь она?

Кэлибор не уловил неискренности и затаенного лукавства в ее подчеркнуто равнодушном голосе.

— Тогда я не смогу принять ваш подарок, госпожа, — церемонно поклонившись, ответил он.

И Тир опять прогнала Кэлибора прочь. Прошел еще день, и все члены дружины, включая лесного эльфа, заняли свои обычные места… Напряжение отпустило Кэлибора, лишь когда он увидел, что следом за Тир в полном боевом снаряжении на ладье появилась робко улыбающаяся любимому Куиниэ, облаченная не менее воинственно — кольчуга из тонких стальных колец, одетая поверх плотной льняной рубахи, кожаные штаны, сапоги, а на поясе кинжал в богато украшенных ножнах. Ее темные волосы были заплетены в три косы, как это часто делали женщины снежных эльфов, а лицо оказалось исполнено надеждой.

Кэлибор перевел взгляд на Тир, но та спрятала глаза в густых изогнутых ресницах, и прочитать судьбу в ее взоре не удалось. Тир прошла вперед и остановилась у деревянной резной фигуры, изображавшей могучего снежного медведя, которой был украшен высокий штевень ладьи.

— Да сопутствует нам мудрость отца нашего Духа снегов. Да смилостивится над нами Дух воды и повелитель морской стихии. И пусть наш парус наполнится попутным ветром!

Тир размахнулась и швырнула в волны горсть золотых монет, потом горсть зерна, а затем плеснула из бурдюка струю темного забористого пива. Шаман ударил в бубен и запел высоко и надрывно. Ветра шевельнулись и замерли у его ног, послушными котятами, ожидая момента, когда берег окажется достаточно далеко, и они смогут помочь.

— В путь! — воскликнула Тир, обернувшись к дружине.

Гребцы навалились на весла, и ладья легкой птицей скользнула от родного берега. Сначала она, сияя на солнце пурпуром громадного паруса и синими щитами, закрепленными вдоль бортов, неспешно плыла вдоль скалистых берегов Белого архипелага, объятых весной. Зелень травы, голубое глубокое небо, отраженное мерцающим под лучами солнца серовато стальным морем и синевой спокойных вод фьордов, наполняли высоким восторгом души суровых снежных эльфов. Чувства требовали выхода, и они запели…

Ничего ужаснее слышать Куиниэ не приходилось. Она подняла удивленные глаза на поющих, но все они были совершенно серьезны, у некоторых на глазах даже появились слезы. Куиниэ перевела глаза на Кэлибора, и он подмигнул ей, а потом поманил к себе.

— Это песня моря, — шепнул он в ее нежное ушко. — Зима была слишком долгой, и снежные эльфы — лучшие мореплаватели в мире — соскучились по любимой стихии. А теперь просто смотри на воду и слушай.

Куиниэ последовала его совету, и вскоре была совершенно захвачена суровой героикой баллады. К вечеру корабль бросил якорь у небольшого поселения, а ранним утром вновь отчалил, на сей раз решительно взяв курс прочь от земли, которая вскоре исчезла из виду, оставив ладью и эльфов, находившихся на ней, наедине с собой, между морем и небом. Это было величественно и страшно одновременно.

Ночь они провели в море, а к вечеру следующего дня на горизонте появилась темная точка. Земля! Гребцы налегли на весла, стремясь достичь ее до наступления темноты. Это были обитаемые одними лишь птицами острова, где снежные эльфы отдыхали два дня, после чего отправились дальше. Оставив справа Орочьи острова и суровые берега Гномьего царства, ладья, словно диковинный зверь, высоко вздымая высокие штевни с разинувшими рот снежными медведями на них, приблизилась к берегам страны лесных эльфов.

Стоя на носу, Куиниэ видела, как жители прибрежных деревень провожали взглядом величественный корабль внушающих суеверный ужас северных варваров, очевидно радуясь тому, что дружина снежных держит путь дальше и явно не собирается бросать якорь. К исходу третьего дня Киуниэ узнала родной берег.

Удобная для швартовки бухта нашлась в стороне от возвышающегося над прибрежными скалами огромного серого замка, казалось, выросшего из них, черпая силы в их монументальной неподвижности. Зубчатые стены, выложенные гномами и ими же снабженные круглыми сторожевыми башенками, обрывались прямо в пропасть, где в сотне метров под ними кипел пенный прибой. А над всем этим подпирала небо крона огромного родового дуба — древнего и кряжистого, рядом с которым виднелась усаженная трубами крыша жилого здания, возведенного вокруг огромного ствола…

Нос ладьи ткнулся в прибрежный песок, и Куиниэ, с гордостью взиравшая на родной дом, обернулась, торжествующе глядя на снежных эльфов. Но вдруг наткнулась на мучительную печаль в глазах Кэлибора и вздрогнула, осознав, что настал решающий момент. Она на мгновение зажмурилась, потом, собравшись с духом, распахнула засверкавшие зеленью глаза и, обводя взглядом команду, выпалила:

— Я, Куиниэль из Дома Красного дуба, приглашаю вас погостить в замке, принадлежащем моей семье. В знак дружбы и благодарности, — уже робко закончила она, потому что Тир смеялась.

Глава 8

— Куиниэ, ты великолепна! Однако мой ответ: «Нет!»

— Но… Я не хочу расставаться так быстро. И потом выкуп…

Тир пренебрежительно махнула рукой. Глаза ее сияли. Она что-то быстро приказала, и дружинники спрыгнули в воду. Куиниэ поняла, что они хотят подтащить ладью ближе к берегу.

Когда песок заскрипел уже под килем, Тир спрыгнула в неглубокую теперь воду, а задумавшаяся Куиниэ не сразу услышала, что ее тоже зовут. Она подошла к борту — Кэлибор протягивал к ней руки. Он принял ее, как самый хрупкий и дорогой груз, и перенес на берег, где поставил на ноги, но не нашел в себе сил выпустить из объятий. Так они и замерли, вцепившись друг в друга.

— Кэл, — голос Тир заставил влюбленных вздрогнуть, но не разжать объятия. — Я думаю, нашу гостью следует проводить.

Кэлибор поднял глаза — он не ожидал, что Тир станет подобным образом затягивать эту пытку расставанием. Однако не прошло и пятнадцати минут, как небольшой отряд, в центре которого шли Куиниэ и Кэлибор, отправился в сторону серой громады замка. Двигались молча, и только это позволило им остаться незамеченными. Внезапно Тир, которая шла впереди, замерла, вскинув в предупреждающем жесте руку. Потом обернулась и поманила к себе Куиниэ, за которой, естественно, увязался и Кэлибор.

— Что это?

С этой точки открывался прекрасный вид на стены уже совсем близкого замка и его главные ворота. Они были закрыты, а тяжелый подъездной мост поднят. На некотором расстоянии от замкового рва раскинулся лагерь — белели палатки, вокруг костров стояли или сидели воины.

— Если я вообще что-то понимаю в этом, то твой дом, лесной цветочек, осажден. Причем давно.

— Но кем? — глаза Куиниэ изумленно округлились.

— Что будем делать? — тревожно спросил Кэлибор.

Тир задумчиво подергала себя за полную нижнюю губу.

— Подземный ход? — с надежной спросила Куиниэ, и, уловив в глазах сопровождавших ее воинов одобрение, решительно двинулась в сторону берега.

Неприметная тропка привела их к обрыву. Скалы уступами спускались к морю. Это скопление камней, казавшееся совершенно диким постороннему глазу, тем не менее было искусно устроенным прикрытием небольшой дверце, спрятанной за разросшимся колючим кустом несколькими метрами ниже края обрыва.

Добравшись до нее, Куиниэ пошарила среди камней, сработала невидимая пружина, и хорошо смазанная дверь отворилась. Из провала пахло сыростью и плесенью, но Куиниэ решительно шагнула в темноту и вскоре вернулась с просмоленной палкой. Бьорндил высек огонь, факел, затрещав, вспыхнул, и леди Куиниэ победно оглядела своих спутников.

— Пошли! — скомандовала Тир.

Кэлибор уставился на нее, изумленно изогнув бровь. Отвечая на его немой вопрос, Тир раздраженно пожала плечами.

— Добрые дела прилипчивей орочьей чумы. Сделаешь одно, а потом никак не можешь остановиться, — проворчала она и, выхватив из рук Куиниэ факел, шагнула в подземный ход.

Задушено хрюкнув в кулак, Кэлибор полез следом, потом один за другим во тьме скрылись пятеро громадных снежных эльфов. Последней туда же нырнула Куиниэ, после чего дверца захлопнулась, практически слившись с утесом.

Этот ход — один из трех, которые в разные стороны убегали из-под хорошо укрепленного замка, — вел в огромный главный зал. Прямо позади помоста, на котором стоял хозяйский стол, располагалась хитрая поворачивающаяся плита. Был вечер, и в это время зал гудел голосами — обитатели замка ужинали. Когда потайная дверь отворилась, и в нее вступили восемь северных варваров в полном боевом вооружении, реакция была такой, словно лесным эльфам явился сам Дух смерти.

Сначала повисло гробовое молчание, в котором стало слышно, как кто-то уронил кубок, и он, звеня, покатился по полу. Потом истошно завизжал ребенок. И это словно послужило сигналом остальным — с грохотом полетели в стороны тяжелые скамьи и табуреты — эльфы вскакивали из-за столов, выхватывая из ножен мечи, хвтались за поставленные рядом луки, мгновенно накладывая на них быстрые стрелы. Нежданные гости тоже потянулись к своему оружию, как вдруг один из них радостно вскрикнул и бросился на шею молодому хозяину замка…

— Тэргон! Ох, Тэргон! — всхлипывая, приговаривал он, и юноша, отстранившись, потрясенно уставился в лицо «варвару».

— Куиниэ, разрази меня гром! Неужели это ты, сестричка? Но как…

— Я должна познакомить тебя, — заговорила та, указывая на своих спутников, и к озадаченным дружинникам Тир синхронно повернулись два лица, похожих до мельчайших подробностей.

Брата и сестру отличали только длина волос и крохотная родинка, которая украшала щеку Куиниэ возле уголка рта. В их малые сто сорок лет они были одного роста, одинаково стройны, а щеки юноши, еще не огрубевшие, отличались той же нежной округлостью, что и у его сестры.

Кэлибор, обозревая любимые черты на лице постороннего эльфа, почувствовал что-то близкое к ревности. Тэргон смотрел на него с тем же чувством, инстинктивно видя в высоком незнакомце угрозу его монопольной близости с сестрой. Куиниэ оторвалась от груди брата и, шагнув к своим спутникам, как ни странно, взяла за руку самого мелкого из них.

— Тэргон, позволь представить тебе…

— Тир, — коротко представился снежный эльф и склонил серебристую голову в приветствии.

Тэргон быстро скользнул взглядом по слишком хрупкой для северного варвара фигуре, задержался на необычной перевязи с двумя мечами, чьи рукояти торчали за плечами воина и, наконец, взглянул в его красивое лицо с прямым носом и светло-серыми широко расставленными глазами. Что-то в облике молодого снежного эльфа беспокоило Тэргона, но, не сумев разобраться, откуда взялось это ощущение, он лишь подивился, почему сестра начала представление с него, после чего шагнул вперед и назвал себя:

— Тэргон из Дома Красного дуба.

— Тир Серебрис…тый из клана Снежного медведя, — с легкой запинкой произнес варвар.

Его довольно высокий голос был полон затаенного веселья. Похоже, снежного совершенно не беспокоило то, что все обитатели замка обнажили против него свое оружие.

Куиниэ начала по очереди представлять остальных бородатых воинов: Сигурдиль, Гаррик, Арнульф, Бьорндил, Сноррдон. Их имена мгновенно стерлись из памяти Тэргона, оставив после себя лишь рокочущее «р». Но тут Куиниэ шагнула к стоявшему несколько в стороне последнему оставшемуся не представленным эльфу. Его лицо, лишенное традиционной для снежных бороды, отличалось внутренней силой и решительностью, темные с рыжиной волосы говорили о том, что он, скорее всего, принадлежит к народу лесных эльфов. Но главное, он был красив и смотрел на Куиниэ так, что руки Тэргона невольно сжались в кулаки.

«Если этот наглец позволил себе…» — додумать он не успел.

— Кэлибор из Дома Рыжего клена, — с гордостью произнесла Куиниэ и повернула к брату сияющее лицо.

— Что делает лесной эльф среди снежных? — Тэргон, сощурившись, смерил взглядом широкоплечую фигуру Кэлибора.

Тот сжал челюсти, собираясь ответить честно, хотя и знал, что за этим может последовать. Раб! Он поднял глаза, чтобы открыто встретить насмешки, но тут прозвучал голос Тир:

— Кэлибор был моим пленником. Как и ваша сестра, Тэргон эль-до.

— Вашим… пленником? — в голосе брата Куиниэ прозвучало удивление.

Судя по всему, он и предположить не мог, что именно мелкий по размерам Тир окажется предводителем ватаги северных варваров. Да еще и будет в курсе того, как следует вежливо обращаться к малознакомым лесным из знатных домов.

— Был? — одновременно спросили, вторя Тэргону, Куиниэ и Кэлибор.

Кэлибор спрашивал, не зная верить ему или нет, а Куиниэ — вспыхнув от радости. Что-то подсказывало ей, что Тир поступит именно так.

— Да, отныне он свободен и волен поступать, как ему заблагорассудится, — и, словно подчеркивая значение сказанного, Тир посмотрела своему теперь уже бывшему пленнику в лицо, а потом, жестом руки прерывая одновременно загомонивших Кэлибора и Куиниэ, продолжила: — А теперь, когда с этим все ясно, давайте, наконец, выясним то, ради чего и пришли сюда. Кто осадил замок, Тэргон эль-до?

— Наш сосед, нынешний глава Дома Зеленого остролиста.

— Что потребовалось старику от нас? — удивлению Куиниэ не было предела.

— Не ему, — Тэргон раздраженно дернул ушами. — Ходят слухи, что Лэндир совсем плох: заболел серьезно или вовсе умер. И теперь в замке заправляет его племянник. Честолюбец, который решил воспользоваться слишком долгим отсутствием Эристора, чтобы завладеть замком и лесами клана Красного дуба.

— Но это безумие. Замок неприступен.

— Это они уже поняли и теперь хотят взять нас измором. В чем почти преуспели… — Тэргон невесело склонил голову.

— Сколько их? — опять вступил в разговор молодой и странно безбородый предводитель дружины снежных эльфов.

— Около сотни.

— Всего-то?

Тэргон разозлился:

— Достаточно, если можешь выставить в ответ не больше тридцати воинов. Тем более что Эристор, уходя в поход с королем Ангродом, увел с собой сильнейших и самых опытных.

— Что скажешь? — Тир, уперев руки в бока, обернулась к Кэрибору.

Тот усмехнулся.

— Добрые дела, а, Тир?

— Считай, что так.

— Тогда я с вами.

— Отлично! — Тир уже шагнула обратно к подземному ходу, но задержалась.

— Тэргон эль-до, мне понадобится проводник, надежный эльф, хорошо знающий здешние места.

— Что вы задумали?

— Хочу разогнать этот сброд.

— Всемером?

— В моем распоряжении сорок дружинников, причем каждый из них стоит двоих, а то и троих засидевшихся в своих пенатах лесных, уж простите. К тому же нас не ждут. Так что… Решайте, пока у меня не прошел этот приступ необъяснимой любви к ближнему.

Тэргон было собрался возмутиться по поводу «засидевшихся лесных», быстро передумал и лишь в отчаянии оглянулся на своих эльфов.

— Позвольте мне вести их, — из толпы выступил пожилой воин, удивительно полный для гибких и подвижных в массе своей лесных эльфов, и вежливо поклонился в сторону незваных гостей.

— Если вы хотите, уважаемый Энтондил, — неуверенность ясно ощущалась в голосе Тэргона.

«Слишком молод, — мелькнуло в голове у Тир, и она покачала головой. — Во что я ввязываюсь?»

Потом посмотрела на Куиниэ, робко прильнувшую к плечу Кэлибора, и нашла в ней объяснение — девочка стала ей почти родной. Как оставить ее теперь? Тем более что так приятно будет размяться после долгой зимней спячки!

Куиниэ, страшно волнуясь, напутствовала идущих в бой воинов, как отметил про себя Тэргон, с особым теплом отнесясь к предводителю снежных и этому лесному из Дома Рыжего клена, и потайная дверь тихо закрылась, поглотив их.

— А теперь, Куиниэ, — обнимая сестру, проговорил Тэргон, — я хотел бы знать, где тебя носило. Ты знаешь, что известный тебе Ангудил из Дома Высокой сосны помер от удара, узнав, что ты исчезла на пути в его «радушный» дом?

— Хвала лесному Духу, — воскликнула Куиниэ. — Тэргон, а от Эристора нет никаких известий?

— Нет, сестричка.

— Неужели…

— Не думай о плохом.

— Да, ты прав. Мне кажется, если бы он погиб, я почувствовала бы это.

Тэргон оглянулся. Обитатели замка, успокаиваясь, вновь принимались за свою скудную трапезу — длительная осада уже совершенно истощила их запасы.

— Аландин эль-до, — Тэргон обратился к одному из эльфов. — Прошу вас предупредить сторожевых на стенах. Если что-то начнет происходить в лагере за рвом, пусть дадут мне знать. Лучникам быть наготове. Чем лесной дух не шутит, вдруг этот северный дикарь действительно поможет нам? Пойдем, Куиниэ. Ты мне должна все рассказать.

— Что ты хочешь узнать? — спросила та, когда дверь за их спинами затворилась.

— Ты сохранила свою девственность, сестра?

— Ну и вопрос, любезный брат! Я могла лишиться жизни, а ты печешься лишь об этом!

— Для знатной эльфийки твоего положения…

Куиниэ изумленно покачала головой:

— Да что с тобой, Тэргон!

— Ответь мне!

Куиниэ расправила обтянутые кольчугой плечи и высокомерно взглянула на брата.

— Я сохранила то, что для тебя, похоже, дороже моей жизни, но это не имеет значения, потому что этот товар, — Куиниэ вызывающе провела руками по своей груди, вниз на талию к затянутым кожей штанов бедрам, — уже нашел своего покупателя. Я помолвлена.

— Вот даже как…

— Оставим этот разговор, Тэргон! Я уже не чаяла увидеть тебя, дом, ощутить под пальцами тепло коры родного дуба, а ты изводишь меня какими-то глупыми вопросами!

— Пока не вернулся Эристор, я глава рода и должен позаботиться о твоем будущем…

— Вот и позаботься! Я хочу помыться и переодеться! Я не делала этого с того самого момента, как корабль покинул Белый архипелаг, — Куиниэ, хлопнув дверью, вышла, а Тэргон, насупившись, уставился перед собой.

«Где же Эристор? — тоскливо думал юный эльф, на плечи которого слишком рано лег груз ответственности. — Я не справляюсь и знаю это! Даже Куиниэ, похоже, чувствует себя уверенней! Помолвлена! С кем бы это?»

Перед внутренним взором Тэргона встали два лица — Кэлибор и Тир.

«Кто из них? Этот рыжий лесной молод и красив, но кто он такой и что может предложить эльфийке из богатого и знатного Дома? А снежный? Почему он решил вернуть свою пленницу домой? А теперь еще и это обещание освободить осажденный замок… Сорок против сотни!»

Тэргон хлопнул себя по коленям и, поднявшись со стула, решительно отправился на стены. Он хотел сделать все от него зависящее, чтобы помочь Тиру в его авантюре.

Хотя был уже поздний вечер, замок гудел, как улей — известие о внезапном возвращении молодой хозяйки в компании северных варваров подобно пожару распространилось среди его обитателей. В коридоре Тэргона встретила его тетушка Эйтель. Служительница культа Лесного духа, обычно в это время уже спавшая сном праведницы, сейчас целеустремленно направлялась к покоям племянницы.

— Это правда? — строго спросила она Тэргона.

— Что, тетушка?

— Куиниэ вернулась от снежных?

— Да.

— Я должна поговорить с ней! — и, отодвинув со своей дороги зазевавшегося юношу, Эйтель двинулась дальше.

Искренне обрадовавшись, что не он явился конечной целью ее явно воспитательного похода, Тэргон запрыгал по ступенькам вниз и выбежал во двор замка.

Куиниэ сидела в ванной, наполненной горячей водой. По комнате разливался аромат трав. Девушка энергично смывала с себя многодневную грязь, распущенные волосы влажно блестели, завиваясь у лица в крупные спирали. Пожилая служанка из числа немногочисленной людской челяди, прижившейся в Доме Красного дуба, уже вымыла их, отжала большим полотенцем и скрутила в тяжелый узел на затылке, закрепив несколькими длинными деревянными шпильками.

— Куиниэ, девочка моя, я должна поговорить с тобой, — тетя Эйтель со вздохом уселась в кресло, стоявшее у окна.

Куиниэ послушно поднялась из ванны, и служанка немедленно окатила ее чистой водой, которая сверкающим потоком охватила стройное тело эльфийской красавицы, с уже вполне оформившейся грудью и по-девичьи узкими бедрами. Вытершись поданной ей купальной простыней, Куиниэ взяла было приготовленную для нее белоснежную ночную рубашку, но потом передумала и приказала подать платье, явно не собираясь ложиться спать.

— О чем ты хотела говорить со мной, тетя?

— Ты провела больше чем полгода среди снежных эльфов, дитя мое. Не отступила ли ты от истинной веры в Лесного духа?

— Нет, тетя. Тир позволяет всем следовать той вере, в которой они воспитаны.

— Твой брат, вернувшись из похода, будет негодовать, что северные варвары были в его доме.

— Лишь бы он вернулся, тетя Эйтель, а уж там посмотрим.

— Молись, моя девочка, и отец наш Дух лесной услышит тебя.

Следуя недвусмысленному приказанию тетушки, Куиниэ опустила голову, прикрывая глаза и взывая к главному божеству всех лесных эльфов, а ее тетушка, посчитав свою миссию исполненной, потихоньку вышла из комнаты. Сначала Куиниэ усердно молилась, но потом мысли ее неуправляемо и неудержимо понеслись в ином направлении. Сжимая руки и тревожно глядя перед собой, она думала о любимом и о том, что сейчас он, возможно, уже готовится вступить в бой.

«Сорок против сотни! Тир просто сумасшедшая! Каким восторгом и предвкушением сияли ее глаза, когда она решилась на свое безумное предприятие!»

Куиниэ вспомнились слова, подслушанные как-то еще на Белом архипелаге. Ана имела привычку разговаривать сама с собой, занимаясь готовкой. В этот раз ее монолог был посвящен Тир.

— Доброго любящего мужа бы ей, да детишек, глядишь, и вылетела бы вся эта ерунда из ее головы, — ворчала тогда добродушная повариха.

Но Куиниэ ни тогда, ни сейчас, как ни старалась, не могла представить себе эльфа, который бы решился взять в жены Тир Серебряную, равно как и то, что она сама может когда-то согласиться на то, чтобы отдать себя в чьи-то руки.

Зато Куиниэ с удовольствием мечтала о том дне, когда Кэлибор станет ее супругом. Его поцелуи и объятия уже приоткрыли перед ней завесу, окутывавшую то, что обычно происходило между эльфами и эльфийками в спальне, за закрытыми дверями или задернутыми пологами, и то, что она увидела, было волнующе прекрасным. Что же ждет ее в супружеской постели? Тут Куиниэ опомнилась и, напоследок торопливо и смущенно помянув Лесного духа, которому вроде как и молилась, вскочила на ноги. У нее еще было много дел. Следовало осмотреть кладовые и погреба. Чем бы ни кончился ночной бой, после него воинов необходимо будет накормить.

Глава 9

Тир, следуя за внушительной фигурой Энтондила, вызвавшегося быть проводником для снежных, выскользнула из подземного хода в теплую звездную ночь Лесного края. Вдохнув полной грудью, чтобы освободить легкие от затхлой сырости подземелья, наверняка устроенного не одну сотню лет назад гномами, она внимательно осмотрелась. Вокруг было спокойно, и восемь эльфов один за другим скрылись в зелени леса.

Они были уже на полпути к бухте, где стояла ладья, когда чуть правее замерцали отблески костра. Гаррик, умевший двигаться даже по непривычному снежным лесу практически бесшумно, отправился в разведку, а, вернувшись, доложил, что на небольшой полянке разбил лагерь хорошо вооруженный отряд лесных…

— Судя по загорелым лицам и запыленным одеждам, они давно в пути.

Глаза Энтондила засветились надеждой:

— Дух леса благоволит к нам! Неужели Эристор наконец-то вернулся домой?

— Вряд ли. Он не стал бы останавливаться на ночлег здесь, если через полчаса мог бы быть дома, — возразил один из снежных — гигант Сигурдиль Вилобородый.

Его заплетенная в две длинные косы борода отбрасывала рогатую тень в неверном свете луны, и Энтондил, косясь на нее, который раз ловил себя на том, что невольно думает обо всякой ужасающей нечисти.

— Они могли обнаружить осаду, — возразила Тир.

— Как бы то ни было, я пойду и узнаю, кто это, — решил Энтондил.

— Я с вами, — Кэлибор придвинулся ближе.

— Хорошо, — решила Тир. — А мы подстрахуем вас на всякий случай.

Лесные двинулись в сторону костра, а северяне, следуя указанию своей госпожи, начали обходить поляну с флангов, чтобы заключить ее в кольцо. Когда Энтондил и Кэлибор выбрались из кустарника на свет, их уже ждали — в руках части лесных эльфов, которых они и шли «опознавать», сверкала сталь, другие натянули луки. Все на мгновение замерли, но тут Энтондил шагнул вперед, радостно восклицая:

— Я знал, что это вы, Эристор эль-до. Я так и думал!

— Энтондил? Что ты делаешь ночью в лесу, добрый мой толстяк? — поразился высокий плечистый эльф, опуская меч и раскрывая объятия.

Его дочерна загорелое лицо с резкими, пожалуй даже суровыми чертами сейчас смягчалось радостной улыбкой:

— Вот уж не думал, что первый, кого я увижу из своих, будешь ты!

Эльфы обнялись.

— Но объясни, что происходит у стен моего дома и представь твоего спутника.

— Собственно, мы знакомы, эль-до, — Кэлибор шагнул вперед, ближе к свету. — Я имел честь быть высаженным вами из седла на турнире при дворе короля Ангрода несколько лет назад.

Эристор прищурился, а потом весело усмехнулся в ответ:

— Я помню вас, эль-до. Вы были достойным соперником. Но… ваше имя?

— Кэрибор из Дома Рыжего клена, — представился тот, пытаясь скрыть удовольствие.

— А это мои спутники — Даремор из Дома Светлого тополя, Сайдар из Дома Зимней яблони, — Эристор неторопливо и обстоятельво представил по очереди всех своих товарищей, включая того, что, судя по всему был болен, потому как следил за всем происходящим, не вставая с лежанки, устроенной ему из прошлогодней сухой листвы. — Ну, а теперь, когда со знакомством покончено…

— Э… Собственно не совсем, — помявшись, промолвил Энтондил.

— То есть?

— Мы не были уверены… В общем, здесь еще шесть эльфов.

— Ну, так зовите их!

— Да-да. Только… Хочу сказать — как бы они ни выглядели, это друзья. По крайней мере, сейчас…

— Очень много предисловий, Энтондил, — хмурясь, промолвил Эристор, и сразу его до сих пор добродушное лицо сделалось суровым и жестким.

— Они необходимы, — проговорил Кэлибор и махнул рукой в сторону обступившей лагерь чащи.

Эристор вздернул брови, когда в ответ на этот призыв по периметру поляны раздвинулись кусты, и с разных сторон к костру шагнули пятеро огромных северных эльфов в кольчугах и с боевыми топорами. Рука Эристора сама собой потянулась к рукояти было вложенного в ножны меча, но тут пальцы Кэлибора сжали его запястье.

— Это не враги, — еще раз напомнил он.

— С каких это пор снежные эльфы стали нам друзьями?

— С сегодняшнего вечера, — произнес веселый голос откуда-то сверху.

Потрясенный Эристор, подняв глаза, увидел, как с ветви мощного дуба, которая простиралась прямо над его головой, легко спрыгнул эльф и остановился, скрестив на затянутой в кольчугу груди обнаженные руки, украшенные витыми браслетами.

Мгновение спустя Эристор уже смеялся, запрокинув черноволосую голову:

— Как ты туда попал, мальчик? Я не слышал ни звука, — и, обернувшись к Энтондилу, продолжил, сверкая веселыми зеленовато-карими глазами. — Еще какие-нибудь сюрпризы есть, мой толстый друг?

— Если не считать того, что замок осаждают, то, пожалуй, все.

— Как это могло случиться? — садясь у огня и жестом приглашая сесть остальных, спросил Эристор.

— Вас слишком долго не было дома. Куиниэ, — Энтондил метнул быстрый взгляд на Тир, — э… похитили…

— Что-о? — взревел Эристор, порываясь вновь вскочить.

— Она уже дома, — протянув в успокаивающем жесте обе руки, поспешил добавить Энтондил.

— И кто был тот мерзавец, который?..

— Я.

Короткое слово упало, словно камень в дождевую лужу. Эристор не поверил своим ушам, когда услышал это дерзкое признание, произнесенное негромким будничным голосом.

— Мне убить тебя сразу, мальчишка, или дать объясниться?

— Можно попробовать и так, и так. Ваша сестра говорит, вам нет равных на ристалище, эль-до. Это будет интересно…

Эристор было вскинулся, потом покачал остроухой головой, зыркнул в ответ, и Тир увидела в его глазах новую волну смеха. Этот лесной эльф все больше нравился ей, и она позволила себе рассмотреть его внимательней.

Он был того же роста, что и Кэлибор, но очевидно старше, шире в плечах и мощнее. Дочерна загорелое обветренное лицо было угловатым и никак не соответствовало канонам красоты — нос с заметной горбинкой, слишком тяжелый подбородок, черные брови, почти сросшиеся на переносице… Но веселые зеленовато-карие глаза, опушенные поразительно густыми и длинными ресницами, были подкупающе хороши, как и иронично изогнутый смешливый рот, который открывал в улыбке ровные снежно белые зубы. Темные волосы, сейчас туго утянутые в высокий хвост, а после еще и заплетенные в тугую косу, были единственным, что напоминало о его родстве с близнецами.

— Ну и как?

— Нравится, — усмехнулась Тир, поняв, что именно ее разглядывание дало повод для этого вопроса.

Губы Эристора задрожали от сдерживаемого смеха. Этот юный снежный ему тоже был симпатичен. Несмотря на молодость, читавшуюся в чертах тонко вылепленного и, главное, безбородого лица, в его глазах Эристор видел силу и мудрость много чего повидавшего в жизни эльфа.

— Рассказывай, — велел он, вновь занимая место у костра и делая приглашающий жест в сторону буквально свалившегося ему на голову северного.

— Может быть, потом? Мы, собственно, хотели делом заняться, а не коротать ночь у костерка за болтовней.

— И что же это за затея, дружок? Бирюльки? Или думали белок пострелять?

— Можно и это, — миролюбиво согласился юноша.

Глаза его внезапно сузились, одно быстрое движение руки, что-то со свистом рассекло воздух, и любопытный рыжий зверек, забравшийся на злополучную ветвь дуба, насквозь проткнутый тонким лезвием наручного стилета, упал к ногам Сайдара. Тот от неожиданности вздрогнул и потянулся к луку, лежавшему у его бедра с уже наложенной на тетиву стрелой.

— Спокойнее, Сайдар. Подай-ка лучше трофей.

Эристор осмотрел мертвого зверька, выдернул из тушки узкий клинок, вытер его и, подавая рукоятью вперед, уже серьезно взглянул в глаза молодому северному.

— С тобой опасно шутить.

— Простите мне это хвастовство, Эристор эль-до, — усмехнувшись, промолвил так и не представившийся снежный, убирая стилет на место — в ножны на левой руке. — Но действительно пора переходить к делу. Осада вашего замка продолжается уже три месяца, к ней не были готовы, и теперь там плохо с едой. В лагере осадивших — чуть больше сотни эльфов. Сколько с вами?

— Десять воинов, опытных в науке войны, включая и меня самого. Правда, у одного из моих собратьев приступ лихорадки, — Эристор указал на эльфа, теперь опустившего голову на котомку с вещами и натянувшего теплый плащ по самое горло.

— Лошади?

— Все верхом и еще пять под поклажей.

— Отлично. В моем распоряжении сорок отлично обученных воинов. Я считаю, что этого будет вполне достаточно для того, чтобы разогнать осадивших замок. Вы беретесь за это, Эристор эль-до?

Черные брови лесного полезли на лоб — только сейчас он понял, что все это время называл мальчиком предводителя буйной дружины неистовых северных варваров.

— Почему ты делаешь это? И… как, ночь тебя побери, твое имя?

— Меня зовут Тир, по прозванию Серебрян… Серебряный, а делаю я это, во-первых, ради Куиниэ, а во-вторых… Во-вторых, не знаю почему. Просто так.

— Если ты рассчитываешь, что после всего сможешь претендовать на мою сестру…

Тир звонко рассмеялся:

— Упаси бог! — Эристор заметил отсвет того же смеха и в глазах Кэлибора, но тот быстро отвел глаза, а Тир заговорил вновь. — Тем более что после того, как она прожила в моем доме почти полгода, было бы, по крайней мере, смешно привозить ее сюда для того, чтобы, как вы говорите, начать претендовать на нее.

— Натешился и отбросил? — мгновенно свирепея и делаясь от этого по-настоящему страшным, взревел Эристор.

Но Тир не испугался:

— Ну-ну, Эристор эль-до. К чему эти домыслы? Вот освободим ваш дом, тогда все и узнаете у самой малышки.

Эристор хмуро смотрел на сидевшего напротив северного, пытаясь разобраться в своих чувствах. Вспышка ярости, затуманившая было разум, уже отступала, и, поразмыслив, он пришел к выводу, что эльф, чинивший насилие над его маленькой сестричкой, вряд ли стал бы вести себя подобным образом сейчас.

— Как мы будем действовать? — спросил Эристор и заметил мгновенно мелькнувшее уважение в глазах Тира.

«А ведь он просто испытывает меня!» — качая головой, понял Эристор и погрозил снежному пальцем. Тот, порозовев совершенно по-девчоночьи, быстро заговорил:

— Я поведу своих эльфов. Энтондил эль-до и Сигурдиль пойдут со мной. Ты, Кэлибор, и вы, ребята, — Тир обвела глазами бородатые лица северных воинов, — остаетесь с Эристором. Они прекрасные наездники, эль-до. А если вам понадобится разведчик, то Гаррику нет равных. Вашего больного друга, я думаю, лучше оставить охранять лагерь, тогда лошадей хватит на всех. Когда все будет готово, Энтондил эль-до вернется к вам с сообщением.

— Быть может, это тебе лучше ехать верхом? — тревожно спросил Кэлибор.

— Мне нужно быть со своими эльфами, и ты это знаешь.

— Тогда позволь мне пойти с тобой.

— Да ты, никак, беспокоишься обо мне? — Тир засмеялась, заставив Кэлибора смутиться.

Заметив это, она оборвала смех, взяла Кэлибора за руку и, отведя его в сторону, тепло проговорила:

— Не бери в голову.

— Я чувствую ответственность за тебя в этом деле, — так же негромко ответил тот.

— Глупости. Лучше познакомься поближе с будущим шурином, — последнюю фразу Тир сказала шепотом и, шутливо ткнув Кэлибора кулаком в грудь, шагнула с поляны.

За ней в чащу немедленно нырнул Сигурдиль, придерживая свою заплетенную в косы бороду, чтобы не цеплять ею за кусты. Чуть помедлив, следом двинулся и Энтондил — толстяку непросто было решиться добровольно идти к смерти в зубы, в лагерь бешеных северян.

Эристор отдал распоряжение седлать коней и готовиться к бою, после чего вновь опустился на свое место у огня.

— На вас, Кэлибор эль-до, одежда снежных эльфов, — промолвил он.

— Я полтора года прожил у них.

— Вот как?

— Я, как и ваша сестра, был пленником Тир и только сегодня получил свободу.

— Он просто отпустил вас? — недоверие Эристора было очевидно.

— Да. Как и Куиниэ.

— Не потребовав выкупа?

— Нет.

— Значит, варвару нужно что-то другое, — мрачно проговорил один из лесных эльфов, сопровождавших Эристора.

Кэлибор прищурился, вспоминая его имя — Даремор из Дома Светлого тополя. Почему-то этот высокий жилистый эльф ему активно не нравился. Через мгновение он понял почему.

— Я согласился взять в жены твою сестру, Эристор эль-до, но теперь, после того как она прошла через руки проклятых снежных…

Кэлибор, невольно сжимая кулаки, вскочил на ноги так же быстро, как и Эристор. Оба с негодованием уставились на Даремора, а на лицах четверых северян появилось далеко не дружелюбное выражение. Но в этот момент кусты затрещали, и на поляну, ловя воздух ртом, ввалился Энтондил:

— Уф! Эти ночные пробежки через чащу, увы, уже давно не для меня, друзья мои. Я стал слишком толст, чтобы ломиться через кусты. Ох! Ну что же… По коням, Эристор. Дружина снежных уже выступила. Тир просил вас выждать. Сказал: «Такой опытный воин, как Эристор эль-до, сам почувствует, когда ему надо будет появиться на сцене».

— Отлично, — метнув еще один темный взгляд на Даремора, произнес упомянутый «опытный воин». — Берите лошадей под уздцы и подберемся поближе.

Когда до опушки леса оставалось совсем немного, Эристор отдал команду остановиться и обмотать морды лошадей тряпками, чтобы своим ржанием они не выдали присутствие отряда. После чего, поманив за собой Кэлибора, тихонько подобрался к самой кромке леса, откуда была возможность наблюдать происходящее. Лагерь врагов спал в предрассветном тумане, и долгое время Эристор не замечал никакого движения, пока Кэлибор не тронул его за плечо.

— Что?

— Там, у загона с лошадьми.

Теперь Эристор увидел тоже. Две темные фигуры возникли у наскоро устроенного забора и, быстро сняв несколько перекладин, вновь скрылись. Потом чуть в стороне раздался заунывный волчий вой. Лошади забеспокоились. Но это было только начало. Когда чья-то косматая фигура спрыгнула в загон, а вокруг завыли уже в несколько глоток, благородные животные захрапели и, ничего не видя перед собой от первобытного страха, бросились бежать…

— Неплохо для начала, — весело сверкая глазами, промолвил Эристор. — Тир оказался хитрецом.

Кэлибор улыбнулся в ответ и уже собрался что-то сказать в ответ, но его перебил донесшийся из долины рев — снежные эльфы пошли в бой…

Тот же боевой клич услышали и в замке. Лесные эльфы, до сих пор молившие: «Дух лесной, избави нас от неистовства северных варваров!», теперь с надеждой и ожиданием вслушивались в их бешеный рев, который на этот раз должен был принести им свободу…

Куиниэ, подобрав юбку, помчалась на стену, где ее поймал Тэргон и приказал возвращаться в дом, на что та лишь сверкнула глазами, направляясь к одной из бойниц. Упрямицу пришлось тащить силой и усадить в главном зале под присмотром строгой тетки.

В бойницах же заняли места лучники. Когда атакующие северные, лавиной обрушившиеся на спящий лагерь, заставили осаждавших покинуть свои палатки, со стен замка на них посыпались длинные стрелы с тяжелыми наконечниками, которые и на таком расстоянии легко пробивали стальные кольчуги.

— По-моему, мы там лишние, — с ноткой огорчения промолвил Эристор.

Зажатые между рвом замка, из-за которого летела гудящая смерть, и неумолимо надвигавшимися северными воинами, эльфы, присланные новым главой Дома Зеленого остролиста, поняли, что будут вынуждены сдаться или погибнут — урон, понесенный ими в первые минуты боя, когда их сонных подняла с постелей внезапная атака, был слишком велик. Как вдруг… Эристор встрепенулся.

— Нет. Кажется, будет работа и нам, — вскричал он, вскакивая. — По коням!

Из-за поворота дороги слышался топот конницы, и вскоре показался большой отряд. Воины его тоже носили цвета Остролиста. Эристор пропустил их мимо и лишь потом пришпорил коня, посылая его в тыл врагу.

Однако вскоре преимущество, полученное небольшим отрядом в результате неожиданности и стремительности нападения, сошло на нет. Потери противника оказались велики, но их по-прежнему было намного больше. Теперь бой стал по-настоящему тяжелым.

Кэлибор, расстреляв все стрелы, теперь рубился как сумасшедший. У него не было щита, да и кольчуга была легкой, походной, а потому в бою ему приходилось особенно туго. К счастью, конь, который оказался под ним, был молод и норовист. Умело управляя им, Кэлибор был столь мобилен, что тяжеловооруженные воины противника просто не успевали за ним. Эристор старался держаться рядом с ним, подстраховывая слабо защищенного молодого эльфа своей мощной, закованной в железо фигурой. Под его сокрушительными выпадами лопались щиты и со скрежетом прогибались доспехи.

О силе его удара в войске короля Ангрода ходили легенды. Однажды — правда, тогда Эристор был очень сильно пьян и толком не помнил, что делал — он повздорил с каким-то наглецом из Дома Голубой ели и во время стихийно вспыхнувшего поединкаперерубил его практически пополам — от плеча до пояса, вместе со щитом и кольчугой… Вот и теперь его меч сеял смерть среди неприятеля. И все-таки их теснили…

Положение спасли снежные эльфы. Уничтожив или обратив в бегство своего противника, они развернулись и теперь ударили в тыл вражеской коннице. Кэлибор увидел, как громадный Сигурдиль рывком повалил на землю коня вместе с всадником. Взмах боевого топора, и храпящее животное уже без седока вскочило на ноги, чтобы быть тут же пойманным другим снежным эльфом.

Эристор же, орудуя мечом, невольно бросал взгляды, стремясь увидеть в кипящей массе сражающихся молодого предводителя северных воинов. На мгновение в самой гуще мелькнула серебристая грива волос и вновь пропала, скрытая за головами более высоких бойцов и крупами лошадей. И опять чаша весов, было качнувшаяся в сторону защитников Дома Красного дуба, пошла вверх — даже грозные северные варвары не могли противостоять закованной в железо коннице.

Не собираясь сдаваться так просто, Эристор уже выделил из толпы врагов того, кто явно был их командиром, и начал неумолимо подбираться к нему, пока не сцепился в яростном поединке. И в этот момент распахнулись ворота замка. Вспыхнув вложенной в него древней магией, лег на свое место тяжелый подъездной мост, по которому немедленно загрохотали копыта вырвавшихся из-за каменных стен всадников. Их было тридцать, то есть все мужчины — защитники замка. Впереди, прижимаясь к холке крупного вороного жеребца, неслась легкая фигурка Тэргона.

Эристор, занятый сражением, не видел приближение подмоги, но Кэлибор, которого сходство брата и сестры заставило перенести часть своих чувств и на близнеца Куиниэ, заметил и оценил его своевременное появление. Отражая направленные на него удары и нанося ответные, Кэлибор нет-нет, а бросал взгляд на Тэргона, что, возможно, и спасло тому жизнь…

Обернувшись в очередной раз, Кэлибор увидел, что Тэргон защищается от куда более крупного и опытного противника, а потом что один из его выпадов достиг цели. Тэргон покачнулся и, упустив стремена, соскользнул под копыта беснующихся лошадей.

Пришпорив свою, Кэлибор, разбрасывая с дороги врагов, помчался туда, где в последний раз видел темную вьющуюся голову брата Киуниэ. Эльф, который сбил Тэргона с лошади, уже занес свой меч, чтобы добить свою легкую и неожиданную добычу, как вдруг истошно взвыл, тупо глядя на обрубок, на месте которого только что была его правая рука. Кэлибор, налетевший на него точно смерч, взмахнул мечом еще раз столь же яростно, и покусившийся на Тэргона эльф с грохотом свалился с лошади.

Не обращая внимания на кипевший вокруг бой, Кэлибор спешился, подхватил безвольное тело Тэргона и перевалил через холку шарахнувшегося было коня, после чего, жесткой рукой утихомирив животное, вскочил в седло сам. Он вывез Тэргона из каши сражения и осторожно опустил у ствола огромного дерева на опушке леса. Кэлибор уже собирался мчаться обратно, когда зеленые глаза юноши открылись.

— Спасибо, — выговорил он, с трудом разомкнув серые губы.

— Не стоило вам лезть.

— Я не мог иначе, эль-до. И… я ваш должник.

— Сочтемся, — сверкнул улыбкой Кэлибор и унесся в бой, произнося короткую благодарственную молитву Духу леса — Тэргон был ранен в плечо. Рана легкая. Юнца просто сильно оглушило. Он будет жить, а значит, Куиниэ не придется плакать…

Помощь из замка наконец-то переломила исход боя. Когда же от руки Эристора пал предводитель, осаждавшие Дом Красного дуба и пришедшие к ним на помощь конники дрогнули, отступили и обратились в беспорядочное бегство.

Самые горячие из защитников замка еще гнались за ними, добивая тех, кого удавалось настичь. Кэлибор же первым делом отправился к опушке, где незадолго до этого оставил Тэргона. Тот уже сидел. Он оторвал от своей туники основательный кусок и, подсунув его под пробитую кольчугу, приложил к ране, чтобы унять кровотечение.

— Поехали, Тэргон эль-до. Эристор будет рад видеть вас живым.

— Так это все-таки был брат? Мне показалось, но я не поверил сам себе.

Кэлибор легко подсадил Тэргона в седло у себя за спиной и тронул лошадь:

— Он самый. Мы наткнулись на его лагерь в лесу. Он как раз гадал, что ему делать дальше.

— Вот здорово! Эристор вернулся! Куиниэ дома! Замок свободен, — радостно подпрыгивая, тараторил Тэргон, исполненный мальчишеского восторга.

Когда Кэлибор подъехал туда, где собрались победители, Тир уже была там, легко опираясь на высокое стремя Эристора. Лицо ее осунулось, но серебристо-серые глаза лучились удовлетворением. Она взглянула на подъехавших и вдруг изумленно вскрикнула:

— Куиниэ! Ты как сюда попала?

— Это Тэргон, Тир, — весело сообщил Кэлибор.

А Эристор, обернувшись, лишь удивленно спросил:

— Что бы стала делать эльфийка на поле боя?

— Действительно, — поддакнул Кэлибор, и разгневанная Тир поняла, что он вот-вот расхохочется.

Глава 10

Куиниэ уже извелась от нетерпения, когда двустворчатые двери зала, в котором она была вынуждена оставаться, распахнулись, пропустив шумную толпу воинов. Впереди всех, подметая пол длинным пропыленным плащом с нашитым на него листом красного дуба, шел сияющий Эристор.

— Брат! — Куиниэ сорвалась с места и бросилась к нему на шею. — Неужели это ты?

— Я, малышка!

— Почему ты так долго не ехал?

— Ну… Говорят, ты тоже не сидела дома.

Куиниэ перевела омытые слезами радости глаза на стоявших за спиной брата эльфов.

— Тир, Кэлибор, это Эристор! Он вернулся!

— Мы уже познакомились. И чего ты теперь ревешь, дуреха? — грубовато спросила Тир, улыбаясь.

— А где Тэргон? — вдруг забеспокоилась Куиниэ, навостряя уши.

— Он ранен, но не сильно. С ним все будет в порядке, — Эристор бережно погладил кудрявую головку сестры. — Ну, а теперь мы все хотим поесть и отдохнуть. Отличная программа, не правда ли, друзья? И пусть греют побольше воды. Мне кажется, я не сидел в горячей ванне уже несколько лет. Лесной дух меня побери, если я…

— Не поминай хранителя нашего всуе, племянничек! — прозвучал возмущенный голос.

— Тетя Эйтель! — страшно смутившись, пробормотал Эристор. — Что ты здесь делаешь? То есть, я хотел сказать…

— То, что сказал, — отрезала та. — И теперь я с радостью вернусь к себе, в лесную обитель. Если бы не гибель Огастэнира…

— Отец умер? — потрясенно проговорил Эристор, и Куиниэ сочувственно сжала его шершавую от слишком частого общения с оружием ладонь.

— Неужели ты не получил от нас ни одной весточки?

— Нет. Деревья молчали… Или это я слишком невнимательно их слушал, — Эристор был подавлен. — Когда это произошло?

— Несколько лет назад. Он получил тяжелое ранение на охоте, и уже не оправился.

— Как же вы тут? — брат участливо смотрел в лицо младшей сестры.

— О, мы справлялись, Эристор. Правда. Но потом… Потом принц Гимли решил выдать меня замуж.

— И кто же твой муж? — Эристор бросил быстрый взгляд на Даремора, и Кэлибор, затаив дыхание следивший за развитием разговора, нахмурился.

— Я не успела и доехать до него, — Куиниэ счастливо улыбнулась, увлекая брата к столам, которые уже были накрыты слугами.

— То есть как?

— Меня похитили снежные эльфы! Это было настоящее везение! Эрик, рулевой Тир, принял меня за помешанную, когда я кинулась к нему с распростертыми объятиями.

— Должно быть, жених того стоил? — улыбаясь, сказал Эристор.

«Какая она стала красавица», — тепло думал он, любуясь оживленным личиком сестры.

— Да уж.

— Я его знаю?

— Знал. Тэргон сказал, он умер недавно. Добрый Гимби выбрал меня в жены Ангудилу из Дома Высокой сосны.

— Будь я проклят Лес… — начал Эристор, но поперхнулся, натолкнувшись на суровый взгляд сестры Эйтель.

Хозяева и гости расселись за столами, расставленными вокруг ствола родового дуба, пронзавшего здание. Еда была немудреной — и так пришлось использовать все, что оставалось в запасе. Правда, теперь, когда осада была снята, это уже не имело значения.

— Я должен буду поговорить с тобой, Куиниэ, — шепнул Эристор, провожая сестру на ее место. — После трапезы.

— Мне тоже есть, что сказать тебе, — промолвила в ответ та и бросила быстрый взгляд на Кэлибора, который ссутулился на своем месте, рассеянно ковыряя вилкой в полупустой тарелке.

Он же все это время мрачно думал о Дареморе, который не сводил восторженных глаз с прелестного лица Куиниэ. И похоже, его уже не смущало то, что она побывала в плену у снежных эльфов. Этот эльф был неприятен. Всем. И Кэрибор, сжимая в руках столовый прибор украшенный двумя острыми зубьями, хищно мечтал о мягкости шеи под подбородком этого типа, которому Эристор планировал отдать в жены сестру.

Обед близился к концу, когда Куиниэ, потихоньку проскользнув к Тир, зашептала ей в ухо:

— Пойдем ко мне в комнату. Я прикажу слугам наносить воды в ванну, и ты сможешь искупаться, пока я буду беседовать с Эристором.

Молодые эльфийки, стараясь не привлекать внимания, вышли из зала.

— Интересно, что он хочет мне сказать? — размышляла вслух Куиниэ, выкладывая из сундука простыни для купания, изящное голубое платье, расшитое серебром, и обувь. — Оденешь это, пока постирают и высушат твои вещи. Это моей мамы, она была выше меня. Или… Ты не хочешь признаваться в то, кто ты есть на самом деле?

— Даже не знаю, цветочек. Завтра мы выйдем в море и больше, наверно, никогда не увидимся. Стоит ли открываться?

— Я не отпущу тебя так быстро, — всполошилась Куиниэ. — Ты должна остаться до моей свадьбы, Тир. Так и только так! Ну, соглашайся же!

— Я подумаю…

Служанки внесли воду, вылили ее в глубокую ванну и, хихикая, убежали.

— Теперь ты просто обязана сознаться. Иначе моя репутация не будет стоить и ломаного гроша. Молодой красивый снежный эльф собирается принимать ванну в моей спальне!

— Ох и хитрющая!

Куиниэ рассмеялась:

— Купайся. Я пойду на аудиенцию к брату, — она закатила глаза в притворном ужасе. — Давай же, я отнесу твои вещи прачкам.

Тир сбросила перевязь с мечами, отстегнула наручный стилет. Потом Куиниэ помогла ей стянуть кольчугу. За ней последовала туника без рукавов, сапоги и плотные штаны из сурового полотна. Последними Тир сняла браслеты, украшавшие ее руки.

— Какая же ты красавица, — искренне произнесла Куиниэ, глядя на свою бывшую госпожу.

Та смутилась и быстро шагнула в ванну:

— Иди, а то брат будет ждать.

— Эристор понравился тебе?

— О да! — прикрывая глаза и расслабляясь в горячей воде, вздохнула Тир.

— Нет, правда? — не унималась Куиниэ.

— Правда, правда. У него чудесные глаза…

«И губы… И руки…» — добавила она про себя.

— Он умный, добрый, — гордо произнесла Куиниэ, — и очень красивый. Конечно, Кэлибор лучше, но…

Тир расхохоталась, плюхнув руками по воде:

— Иди уж, а то он, чего доброго, сам сюда явится.

Куиниэ подхватила грязную одежду и вышла, плотно притворив дверь. Тир вздохнула. Повозилась, устраиваясь. Приятная истома заполняла усталое тело.

А Куиниэ, забежав в постирочную и настрого приказав как можно скорее выстирать и высушить принесенные вещи, поспешила в комнату брата. Он был не один. У окна стоял высокий худощавый эльф с пронзительными почти черными глазами на таком же загорелом лице, как и у Эристора.

— Познакомься. Это Даремор из Дома Светлого тополя.

Куиниэ вежливо присела, приветствуя гостя. Она вспомнила, что его пристальный и какой-то собственнически жадный взгляд беспокоил ее еще во время обеда.

— Прежде чем… Э… Ну… Я бы хотел узнать… — Эристор нервно дернул ушами и, метнув быстрый взгляд в сторону гостя, продолжил. — В общем, я должен знать, девственна ли ты все еще.

Куиниэ почувствовала, как ее затопляют стыд и гнев одновременно:

— Это именно то, о чем ты хотел со мной говорить, Эристор?

Голос ее дрожал, и брат, ошибочно приняв ярость за испуг, попытался утешить сестру в своих объятиях. Куиниэ вырвалась из его рук:

— Не трогай меня, Эристор Дориат! Тебя не было дома так долго! Но ты не спрашиваешь меня, что я чувствовала, когда умер отец, и на меня и Тэргона свалились заботы о замке и наших лесах. Тебя не интересует, как я страдала, готовясь к браку с омерзительным Ангудилом. Тебе не важно, что я пережила, попав в плен к снежным эльфам. Тебе лишь надо знать, сохранила ли я свою невинность. То же самое спросил у меня Тэргон. Я подумала, что он молод и глуп. Но ты! Это что, действительно единственное, что интересует вас, мужчин, когда речь идет о женщине?

— Видишь ли, Куиниэ… Я обещал тебя Даремору в жены, и ему необходимо знать…

— Что-о? Я не верю своим ушам, Эристор. Неужели ты мог так поступить со мной? Ты меня обещал!

— Куиниэ! Ты ведешь себя недостойно знатной эльфийки из Дома Красного дуба!

— А как она должна себя вести, по-твоему? Молчать и кивать, со всем соглашаясь?

— Сестра!

Но Куиниэ уже отвернулась от него и с вызовом взглянула на Даремора.

— Я не выйду за вас, эль-до. При всем моем уважении к решению брата, мне жить с вами, а не ему. А я… Я не люблю вас.

— Что ты можешь знать о любви, сестричка? — примирительно заговорил Эристор, который явно чувствовал себя неловко.

Уезжая на юг вместе с королем Ангродом, он оставлял дома маленькую послушную девочку двенадцати лет от роду. Теперь же перед ним стояла взрослая девушка, которая приняла решение и готова была отстаивать его до конца.

— Кое-что, Эристор. Тебе придется тащить меня под сень омелы силой, брат. Но и тогда я отвечу в ответ на вопрос шамана: «Нет!» И мне все равно, что об этом подумают твои гости.

— Я смогу заставить тебя!

— Ты будешь меня бить или посадишь в подземелье под корни родового дуба на хлеб и воду?

— Если понадобится…

— Отлично! В таком случае пойду перед этим попрощаюсь с Тэргоном! И вот что, Эристор. Ты сказал, что принял решение в отношении меня… Я отвечу тебе тем же. Я тоже приняла подобное решение. И если ты обещал меня этому уважаемому эль-до, то я обещала себя другому человеку. Я люблю и любима, Эристор. И ничто не сможет помешать мне! Я шла сюда, чтобы поговорить с тобой об этом. Ты опередил меня… Я знаю, ты действовал из лучших побуждений, и мне очень жаль, что из-за этого ты попал в неловкое положение, но я не чувствую за собой вины. Ты был не прав, считая, что имеешь право решать судьбу другого человека, даже не посоветовавшись с ним. А теперь прошу прощения! Пошлешь за мной, когда пора будет идти в темницу.

Гордо вскинув подбородок, Куиниэ вышла и, что совершенно доконало Эристора, даже не хлопнула дверью, а просто аккуратно и решительно прикрыла ее за собой.

— Вот ведь! — в невольном восхищении воскликнул Эристор и рассмеялся. — Я все еще думал о ней, как о тощем заморыше с худосочными косичками и завитушками, которые вечно торчали из любой прически. А тут красавица, да еще и с норовом! Извини, Даремор, видимо, я действительно погорячился, ударив по рукам с тобой прежде, чем поговорил с ней.

Задумчиво покусывая нижнюю губу, Эристор размышлял.

«Люблю и любима! Кто же этот счастливчик?.. Или мерзавец, лесной Дух его побери!»

Эристор ударил кулаком правой руки в раскрытую ладонь левой и поднялся:

— Извини еще раз, Даремор. Пойду найду негодницу и поговорю с ней спокойнее. Но если что — не взыщи. Силой заставлять ее не стану.

Даремор лишь пожал плечами. А едва дверь закрылась за Эристором, не удержался от смешка.

«Пожалуй, я не очень-то расстроюсь, что эта прелестная мегера с туманной репутацией достанется не мне! Ну и нрав!»

Эристор же, совершенно забыв, что Куиниэ собиралась зайти к Тэргону, перепрыгивая через ступеньки, быстро поднялся на второй этаж и без стука распахнул дверь спальни сестры…

***

Тир уже помылась и теперь просто нежилась, оттягивая момент, когда пришлось бы вылезать из теплой ванны. Ее мокрые волосы были собраны на затылке в беспорядочный узел, а прекрасно вылепленные сильные руки покоились на бортах. Она прикрыла глаза и, откинув голову на край ванны, совершенно расслабилась, позволяя натруженным за время утреннего сражения мышцам пребывать в изумительном бездействии. Услышав, как отворилась дверь, она, не открывая глаз, поинтересовалась:

— Ну и что хотел от тебя этот лучший из братьев, Куиниэ?

Ответное молчание было так насыщено энергетикой, что Тир распахнула глаза и, тихо ахнув, скрестила руки, прикрывая ладонями грудь.

Эристор пережил не меньший шок, когда, открыв дверь спальни сестры, увидел наполненную ванну, а в ней расслабившуюся эльфийку — прекрасное лицо, изящный прямой нос, высокие скулы, чувственные яркие губы, копна мокрых светлых волос, небрежно скрученных на затылке. Длинная шея, прямые, совершенной формы плечи. А ниже! Вот она глубоко вздохнула, и из воды вынырнули два розовых бутона, которые венчали небольшие, но крепкие, как спелые яблоки, груди.

Эристор испытал такой взрыв чувственности, что едва удержался на ногах. Его плоть, кровь, все существо мгновенно воспламенились. Эльфийка что-то произнесла, не открывая глаз. Оцепеневший мозг Эристора не воспринял что, хотя голос показался смутно знакомым. Стараясь обрести душевное равновесие, он судорожно втянул в себя воздух. Незнакомка, ахнув и прикрыв наготу, распахнула широко расставленные очи… С лица неизвестной лесной нимфы смотрели серо-серебристые глаза Тира, предводителя буйной ватаги снежных эльфов…

— П-прошу п-прощения, — выговорил Эристор, пулей выскакивая в коридор.

Постоял там с минуту и… вернулся, заставив снежную эльфийку, было собравшуюся встать из ванной, с плеском спрятаться обратно.

— Неужели это ты? Тир Серебряная…

Она пожала белоснежными плечами:

— Если я соглашусь с очевидным, вы позволите мне закончить купание в одиночестве, эль-до?

Эристор с восхищением глядел на порозовевшую от смущения, но абсолютно владеющую собой эльфийку. Его смешливые губы задрожали, но он сдержал себя, боясь, что смех может оскорбить Тир.

— Даю вам пять минут, — Эристор демонстративно повернулся к ней спиной и замер, широко расставив длинные ноги и скрестив руки на груди.

Затаив дыхание, он ждал. Вспылит? Начнет упрашивать? Прошла минута, другая. Легкий вздох разорвал тишину, и Эристор с восторгом услышал плеск воды, а потом зашуршала, разворачиваясь, купальная простыня. «Она сделала это!» Широкая улыбка растянула губы Эристора. Тир Серебряная. Воин и умная, полная достоинства женщина в одном обольстительном теле. Уж не ее ли пример заставил маленькую Куиниэ говорить с ним сегодня так смело и убежденно?

Пять минут истекло, и Эристор обернулся. Его встретил чуть ироничный испытующий взгляд Тир. Она уже облачилась в простое голубое платье, расшитое серебром вокруг квадратного выреза и по краю длинных, расширяющихся книзу рукавов. Теперь Тир пристегивала к предплечью левой руки стилет, который, как уже знал Эристор, был отнюдь не игрушкой в ее сильных руках.

Платье, хоть и достаточно длинное, все же не достигало самого пола, позволяя видеть ее изящные стопы, над которыми угадывались узкие щиколотки. Она выдернула длинные шпильки из драгоценного розового дерева — Эристор помнил, что дарил их сестре — и тряхнула головой. Влажные волосы рассыпались по плечам… И в этот момент снизу из зала донесся рев пирующих снежных.

— Они знают?

Серебристая бровь изогнулась в изумлении.

— Конечно. Разве можно строить авторитет на лжи? Я, собственно, и не скрываю… Просто, раз уж вы приняли меня за «мальчика», решила не нервировать вас перед битвой. Вы могли тогда мне и не довериться. Эльфийке нечего делать на поле битвы, эль-до. Ведь так?

— Не стану спорить, — склонил голову Эристор. — Но как вообще это стало возможно?

— Путь был долгим, и я не люблю его вспоминать. Слишком много крови и ненависти.

— А любовь? Встречалась на этом пути любовь?

— Нет. Наверно, нет. К вашей юной сестричке я впервые испытала что-то похожее. Она чудесная.

— Я имею в виду любовь к мужчине. Кэлибор…

— О нет. Он не мой.

— А чей же?

Тир склонила голову и испытующе глянула на Эристора.

— Вы желаете счастья сестре?

— Странный вопрос. Конечно.

— Тогда соедините их. Они любят друг друга.

Эристор по привычке дернул себя за косу и прошелся по комнате. Потом остановился перед Тир:

— Но вы же не знаете, что такое любовь…

Что-то в его голосе затронуло Тир. Она вскинула серебрящийся взгляд к загорелому лицу Эристора — его обычно смешливые глаза были необычайно серьезны.

— Я ничья, эль-до. Я одна. Я сама по себе.

— Это неправильно, — двинув темными бровями и склоняясь ближе к лицу Тир, почти прошептал Эристор.

— Это единственная возможность…

— До поры, — его дыхание коснулось полураскрытых губ Тир, и через мгновение он уже целовал ее, мягко и трепетно пробуя на вкус свежий рот.

Волна сладкого томления подхватила Тир, ноги ее ослабели, и если бы не руки Эристора, обвившиеся вокруг ее тела, она бы не удержалась на них… Но вдруг все кончилось. Тир распахнула непонимающие глаза и встретилась с плутовским взглядом:

— Ты не умеешь целоваться.

Тир вспыхнула и легко оттолкнула Эристора от себя. Но он не отступил и не разжал объятий, а вновь потянулся губами к ее лицу…

Дверь распахнулась. В комнату влетела Куиниэ.

— Тир… Эристор! Что ты здесь делаешь?

— Учу госпожу Тир целоваться.

— Брат! — возмущению Куиниэ не было предела.

Эристор с явной неохотой отстранился от Тир и сурово взглянул на сестру:

— Передай Кэлибору эль-до, что я хочу его видеть в своей комнате через час. И распорядись, чтобы до этого мне приготовили ванну. Иди.

Краска схлынула с нежного личика Куиниэ, она бросила быстрый умоляющий взгляд на Тир и, потупившись, стремительно вышла.

— Эль-до, — Тир тихонько тронула его за обтянутое тонкой тканью рубашки плечо.

Оно показалось ей таким горячим, что рука невольно отдернулась. Эристор мгновенно оказался рядом, и его большие ладони вновь легли на талию Тир. Взгляд его искрился, а уголки губ плутовски приподнялись вверх:

— Если я пообещаю, что не буду пороть их очень сильно, ты позволишь мне продолжить прерванный урок, Тир эль-тэ?

Та рассмеялась, но потом качнула головой:

— Не стоит.

— Почему?

— Завтра мой корабль поднимет парус… И зачем мне в море будет нужна твоя наука, Эристор?

— Завтра? И ты не останешься на свадьбу?

— На какую это? — светлая бровь Тир изогнулась в преувеличенном изумлении.

— А ты не догадываешься!

— Значит, порка отменяется?

— Ни в коем случае! Выпорю… А потом поженю.

Тир опять рассмеялась. Глаза Эристора скользнули с ее запрокинутого лица на шею, жадно обозрели холмики груди, а потом остановились на его собственных руках, лежавших на талии Тир. Эристор устроил их поудобнее, и его средние пальцы встретились за ее спиной, а большие только чуть-чуть не дотянулись друг до друга на плоском животе. Он сжал руки, кольцо сомкнулось, и теперь Тир была вся меж его ладонями.

— Какая ты узкая… — голос Эристора предательски охрип.

Он откашлялся и поднял серьезный взгляд к смятенному лицу Тир.

— Я поймал тебя и не хочу отпускать. По крайней мере, не так быстро.

Увидев, как серебро плавится в глубине глаз Тир, Эристор стремительно обнял ее и со всей страстностью своей буйной натуры поцеловал. Это был неистовый поцелуй, поцелуй завоевание, требовательный и властный. Словно печать, горел он на губах Тир даже после того, как Эристор оставил ее и вышел, почти выбежал из комнаты…

Тир не была девственницей. Жизнь, которую ей пришлось прожить, просто не оставила ей шансов на это… Первым ее мужчиной был господин. Тот, который и велел вынуть ее из открытой могилы еще младенцем. После были многие, одинаково грубые и объятые похотью. Кто бы защитил маленькую бесправную рабыню, от которой отреклись даже родители? Так продолжалось до тех пор, пока Тир не сбежала, переодевшись в мужское платье… Больше никто не прикасался к ней. Сначала думали, что она мальчик, потом уже просто не смели. А вот поцеловали ее впервые только сейчас. Веселый кареглазый лесной с ироничным ртом и большими нежными руками… Брат малышки Куиниэ, про которую рулевой Тир Эрик сказал, что она принесет удачу…

Тир опустилась на обитую бархатом скамью возле великолепного зеркала и принялась расчесывать волосы. Улыбка не сходила с лица. Оказалось, что иногда так приятно быть просто женщиной… Красивой и желанной… И слабой! Не потому, что так считает кто-то, у кого по воле случая есть кое-что в штанах, а потому, что он сильнее на самом деле и надежен, как скала… Как Эристор эль-до… Высокий и темноволосый… Широкоплечий и узкобедрый…

«Я хочу увидеть его нагим», — вдруг поняла она и какое-то время, шаловливо улыбаясь своему отражению в зеркале, обдумывала возможность сходить и посмотреть, как купается он. В конце концов, око за око… Но потом Тир со вздохом отбросила эту идею. Завтра утром, едва встанет солнце, снежный медведь на носу ее ладьи уже будет смотреть в море, а парус поймает ветер…

Как ни странно, этот поход оказался даже прибыльным — оружие, лошади, доспехи, дорогие безделушки, прекрасные походные палатки — все это было захвачено на поле сражения. Потери были велики — погибло пятеро, двое были серьезно ранены, и еще шестеро слегка, но зато добыча оказалась более чем богатой.

А еще она получила поцелуй…

Глава 11

Эристор вошел в свою комнату, одну из стен которой образовывал уходящий вверх ствол родового дуба, и огляделся. Дом. Любимый дом. Какое счастье вернуться сюда! Блаженно улыбаясь, он постоял немного, приложив ладони к темной, растрескавшейся коре, подпитываясь и одновременно отдавая, а после разделся и потянулся всем телом, расправляя усталые мышцы. В дверь за его спиной постучали. Он поспешил обернуть вокруг бедер полотенце, прежде чем дать разрешение войти.

Две молоденькие служанки, косясь на торс хозяина и перешептываясь, внесли ведра с горячей водой. Вылив их в уже заполненную почти до краев ванну, девушки принялись подталкивать друг друга локтями в бок, после чего, пряча плутовские глаза, предложили помочь господину Эристору помыться. Он с веселым сожалением отказался — впереди еще было много дел.

— Быть может, как-нибудь потом, — протянул он, выпроваживая хохотушек и на прощание шлепая их по округлым попкам.

Человеческие женщины не были так красивы, как эльфийки, но отличались куда более горячим нравом и прелестной непосредственностью. Так что… Но — увы. Да и ладно. Больше сил останется для завоевания куда более ценного приза. Мечтательно вздыхая, Эристор опустился в приятно горячую воду.

«Как стремительно начали развиваться события! — думал он, нежась в ванне. — Неудобно все-таки вышло с Даремором, но он должен понять — слишком многое изменилось за это время дома… Кэлибор из дома Рыжего клена. Не слышал о таком. Гм… Зато сам парень не промах…»

Эристор действительно выделил его на том турнире в королевской резиденции под сенью Древнего кедра. Кэлибор был молод и горяч, но запомнился хотя бы тем, что среди прочих юных петушков, которые бросили вызов самому Эристору Дориату из Дома Красного дуба, втайне надеясь на случайность, которая позволила бы им победить мастера, лишь этот рыжий имел на это какие-то шансы. Теперь Кэлибор возмужал. Эристор видел, как мастерски молодой эльф владел мечом и управлялся с конем там, на поле битвы… А еще рассказ Тэргона об обстоятельствах его спасения…

«Ну что ж, Кэлибор эль-до, кто бы ты ни был, давай знакомиться ближе!» — так Эристор заключил свои размышления и энергично принялся за мытье, после чего окатил себя холодной водой из приготовленного ведра.

«Лесной дух! Как же хорошо чувствовать себя живым, здоровым и, похоже, что немного влюбленным».

С мыслями о божественной Тир Эристор, напевая, вытерся, оделся в чистое, застегнул пояс с коротким домашним мечом и присел в кресло. В нем, бывало, так любил сиживать отец… Мгновенная боль сжала сердце. Глава рода умер, а Эристора — его наследника, старшего сына, который должен был принять на себя обязанности главы Дома, даже не было рядом… От печальных мыслей его отвлек стук в дверь. Это был Кэлибор.

Получив разрешение войти, он сразу направился к камину, где замер, облокотившись на верхнюю балку очага и поставив обутую в высокий сапог ногу на чугунную решетку у огня. На лице его играли алые отсветы, и когда он решился все же взглянуть на Эристора, тому показалось, что пламя так и осталось в глубине карих с золотым отливом глаз. Кэлибор смущенно взъерошил гриву окрашенных рыжиной — естественной и прямых волос и выпрямился.

«Красив, — собственнически подумал Эристор. — Вот только как узнать, достоин ли? Будет ли Куиниэ счастлива с ним? Может, опять я тороплюсь?»

— Кэлибор, хорошо ли тебя устроили здесь, в замке Дома Красного дуба?

— Спасибо, эль-до. Все прекрасно. Почти как дома…

— Ты давно не был там?

— Давно…

— И далеко твой дом?

— Отсюда дней семь пути вглубь лесов нашего королевства.

Эристор удивился:

— Как же ты умудрился попасть в лапы к снежным? Это удел прибрежных жителей.

— Я много путешествовал. Нанимался на службу то к одному, то к другому владетелю, когда ему нужны были точные стрелы и острый меч. Что еще остается делать младшему сыну из небогатого Дома? Я бы отправился с королем и с вами, но тогда дал слово сжулить другому и… Боюсь спросить: истинный король Вечного леса Ангрод тоже вернулся в родной Дом?

— Ах, нет, Кэлибор. Он попал в плен к нагам, и кто знает, обретет ли свободу вообще. Слишком многие хотят, чтобы он никогда не вернулся домой, и его храброе сердце перестало биться где-нибудь на чужбине.

Повисло тягостное молчание. Но вот Эристор встрепенулся, провел ладонями по лицу, словно стирая с него печаль и, хлопнув себя по коленям, вскочил.

— Но что это мы все обо мне да обо мне. Лучше расскажи, эль-до, как ты оказался у госпожи Тир в гостях?

Кэлибор быстро стрельнул в Эристора взглядом, улыбнулся и пожал плечами:

— Я был ранен… Сейчас я мог бы, наверно, отбиться, но не тогда.

— Кстати, я хотел спросить, кто учил тебя, эль-до. Уж больно ловко ты орудуешь своим мечом. Многие приемы даже я видел впервые.

Кэлибор помедлил, а потом глаза его хитро блеснули:

— Пригласите как-нибудь пофехтовать Тир.

— Она? — глаза Эристора широко распахнулись.

— Сейчас я выигрываю два раза из трех…

— Ну… — Эристор собирался уже пренебрежительно отмахнуться, но Кэлибор лишь качнул головой.

— Все это несерьезно, эль-до. Обольщаться не стоит, потому что на ристалище просто меряются силами, а их у меня все-таки много больше. Если бы мы бились всерьез, я не поставил бы ни за себя, ни даже за вас и гнилого ореха. Для Тир не существует такого понятия, как честь, правила, когда вопрос идет о жизни или смерти. Она слишком долго вынуждена была не жить, а выживать. Родиться для смерти, начать жизнь рабыней, а стать предводительницей вольной дружины снежных эльфов, главой своего собственного клана… Это что-нибудь да значит.

— У нее есть мужчина?

— Нет. А что? — Кэлибор с любопытством уставиться в загорелое лицо собеседника.

Эристор, заметив его взгляд, смутился:

— Она красива…

— Да. Но еще к тому же умна, независима, привыкла распоряжаться своей жизнью сама и неплохо орудует ножом. Я бы на вашем месте помнил об этом, если бы собрался опять целовать ее.

Эристор грозно нахмурился, и Кэлибор поспешил сделать самое невинное лицо.

— Знаешь, почему ты сейчас здесь, эль-до? — мстительно спросил Эристор.

Кэлибор сразу смешался, посерьезнел и буркнул, отвернувшись:

— Догадываюсь. Но вы напрасно думаете, что я воспользовался доверием, которое мне оказала ваша сестра. Я никогда не позволил бы себе…

— Почему? Она тебе не нравится? — в глазах Эристора прыгали смешинки, однако Кэлибор смотрел лишь на огонь в камине.

— Я люблю ее, эль-до. Но что я могу ей предложить? Я беден, мне даже некуда привести молодую жену…

— Дом Красного дуба велик… — вкрадчиво вставил Эристор.

Кэлибор не поверил своим ушам. Изумление и надежда, написанные на его лице, были столь забавны, что Эристор едва сдерживал смех, искренне наслаждаясь моментом.

— Но… Я слышал, вы уже обещали руку Куиниэ своему спутнику, Даремору…

Тут Эристор не выдержал и расхохотался.

— Она отправила его лесом, — возвестил он, делая страшное лицо. — И меня вместе с ним. Иначе и не скажешь. А теперь готовится вынести порку или сесть в темницу на хлеб и воду, но только не идти под сень омелы. Из-за чего бы это?

— Не знаю, — потупившись, чтобы скрыть восторг в глазах, фальшиво промямлил Кэлибор.

— А я думаю, что знаешь. В любом случае Тир выдала вас с головой. Более того, эль-до, она взяла на себя смелость от твоего имени просить руки моей сестры.

— И что вы ответили ей? — с замиранием сердца спросил Кэлибор.

— По-моему, я ее снова поцеловал.

— О… — перестав что-либо соображать от волнения, выдохнул бедный влюбленный эльф.

Сжалившись над ним, Эристор хлопнул его по плечу и, тепло улыбаясь, заговорил:

— Вы встретились с Куиниэ при очень необычных обстоятельствах. Быть может, это сами Духи свели вас, и кто я такой, чтобы противиться их промыслу? Конечно, я хотел бы переговорить с твоими родителями, Кэлибор, лучше узнать тебя… Скажем, месяца через три? Что скажешь?

— А принц Гимли?

Эристор выпрямился и гордо расправил плечи:

— Я подданный истинного короля Великого леса Ангрода Завоевателя и лишь у него должен просить позволения на брак сестры, — тут глаза неугомонного шутника блеснули. — Но не ждать же нам, в самом деле, его возвращения. Так, чего доброго, еще и невеста состарится!

— Спасибо, эль-до, — уже порываясь бежать, чтобы сообщить новость Куиниэ, выпалил Кэлибор.

— Постой, постой, — Эристор удержал нетерпеливого влюбленного. — За это ты мне кое-что будешь должен.

— Все что угодно!

Эристор стал непривычно серьезен, когда заговорил:

— Уговори Тир остаться здесь хотя бы до вашей свадьбы, Кэлибор. Кажется, это важно для меня…

***

Тир опоздала к ужину. Сидение перед зеркалом привело к тому, что она решила сделать себе прическу посложнее привычных кос… Получалось плохо, и она начинала сердиться. Через час мучений ей все же удалось уложить свою, отвыкшую от подобных ухищрений гриву, в аккуратную «ракушку» на затылке, позволявшую видеть ее длинную изящную шею и изящные островерхие уши. Она удовлетворенно осмотрела себя и вдруг смутилась. Что это с ней? Ради чего она прокрутилась битый час перед зеркалом? Или ради кого?

Тир метнула на свое отражение быстрый сердитый взгляд и уже подняла руки, чтобы распустить волосы, как вдруг дверь распахнулась, и влетела раскрасневшаяся Куиниэ, а за ней, сразу загородив собой дверной проем, неуклюже втиснулся Эрик.

— Госпожа, — пробасил бородач извиняющимся тоном. — Сигурдиль напился…

Три ничего уже не надо было объяснять — вместе с посетителями в открытую дверь ворвался снизу рев, грохот и лязг стали. Она вскочила и бросилась вон, за ней с пыхтением затопал рулевой.

Картина, открывшаяся Тир, была ей до боли знакома. Когда вилобородый здоровяк напивался, разум оставлял его голову, а в сердце поселялась жажда крови и разрушений. Зная это, Тир обычно следила за ним, но сегодня после сражения позволила себе расслабиться… Сигурдиль стоял посреди зала, рыча и размахивая боевым топором. Его взяли в кольцо из щитов и сверкающей стали мечей, но никто не рисковал приблизиться и усмирить.

— Принеси ведро воды, да похолоднее. Живо! — рявкнула Тир на застывшую с выпученными глазами служанку, и та, подпрыгнув от неожиданности, опрометью бросилась выполнять приказание, поступившее в столь категоричной форме.

Через пять минут она вернулась и, недоуменно глядя на незнакомую молодую эльфийку явно из снежных, передала ей ведро с колодезной водой.

— О Тир! — воскликнула Куиниэ. — Может, лучше позвать Эристора?

— Не в первый раз, — проворчала та и принялась прокладывать себе дорогу в центр зала.

— О боже, — выдохнула Киуниэ и все-таки помчалась искать брата.

А Тир тем временем, раздвинув плечом галдящих лесных эльфов, вступила в образованный ими круг, раскачала тяжелое деревянное ведро и выплеснула его ледяное содержимое в лицо повернувшегося было к ней Сигурдиля. После чего, пользуясь его замешательством, шагнула вперед и со всей силы врезала опустевшей посудиной ему по голове. Сигурдиль взвыл и, дико вращая глазами, двинулся на нее. В толпе ахнули. Тир размахнулась еще раз, и этот новый удар получился таким сильным, что ведро разлетелось на куски, а Сигурдиль выпустил топор и, тряся головой, грохнулся на колени. Тир подошла к нему и схватила буяна за заплетенную в косы бороду.

Сигурдиль разлепил залитые потом и водой веки и увидел перед собой лицо своей госпожи с побелевшими от ярости губами и глазами, в которых сверкала ледяная кинжальная сталь.

— Разве я не предупреждала тебя, свинья бородатая, что убью, если ты посмеешь еще раз выкинуть подобное? Отвечай! — и Тир дернула Сигурдиля за косы на подбородке так, что тот скривился.

— Пере-ду-перждала, — еле ворочая языком, пролепетал тот.

— И что теперь прикажешь делать?

— Я больше не буду, Тир, — взмолился трезвеющий на глазах здоровяк.

— Убирайся! Благодари Духов, что мы здесь, а не на Белом архипелаге, и твою судьбу решать не мне, а главе Дома Красного дуба. А он добрее меня.

Отдуваясь, бородач поднялся, подобрал свое грозное оружие и, шатаясь, побрел из зала. Перед ним расступились.

— Никто не пострадал? — Тир осмотрела восхищенных зрителей.

— Только этот несчастный табурет, — выступивший вперед молодой эльф небрежно ткнул пальцем в половинки разрубленной боевым топором громоздкой мебели. — Кто ты, о прекрасная укротительница бородатых свиней?

— Да по всему видать — жена его, — встрял кто-то другой. — Только это племя может так обработать человека.

— Я не замужем, — отрубила Тир и направилась вон из круга, ища глазами Куиниэ.

Ей было не по себе под оценивающими взглядами незнакомых эльфов без привычной кольчуги и мечей за спиной. Как справиться с этими наглецами, не втыкая им нож между глаз? Среди своих ей служило защитой то уважение, даже страх, который они испытывали к ней. Эти же просто ее не знали… Худшие опасения подтвердились — настойчивый лесной эльф преградил ей дорогу.

— Не покидайте нас. Право, это будет кощунством, если вы не расскажете, как справляться с этими северными свиньями.

Глаза Тир сузились:

— Я сама из их числа.

— Очень аппетитная свинка, смею заметить, — чуть не мурлыкая промолвил лесной, пытаясь завладеть рукой Тир.

Она беспомощно оглянулась — так не хотелось устраивать еще одну драку в чужом доме. И тут с облегчением увидела Куиниэ, Эристора и Кэлибора. На лицах мужчин был написан неподдельный интерес к происходящему, и Тир разозлилась. Завтра же ее ноги не будет здесь! Она попыталась оттолкнуть с дороги приставалу, но тот, усмехаясь, не уступал. Тир опять взглянула на Эристора — его глаза смеялись, а рот расплылся в довольной улыбке. Он и не думал вмешиваться.

— Эль-до, уберите этого вашего… сердцееда от греха подальше, — устало попросила она.

— Я думал, вы сами умеете решать все свои проблемы, госпожа Тир.

Серебристая бровь взлетела в притворном изумлении.

— Значит, вы разрешаете мне убить его?

— Нет, пожалуй, не стоит, — Эристор сбежал по лестнице и, протолкавшись в центр зала, положил руку на плечо молодому нахалу.

— Мэглин, мальчик мой, ты играешь в опасные игры.

— О! Эль-до, я не знал, что эта красавица ваша. Мне следовало бы догадаться…

— Почему вы хмуритесь, Тир, — улыбаясь, спросил Эристор. — Вам не нравится считаться моей?

— Мне не нравится быть чьей-то собственностью. Я предпочитаю быть…

— Сама по себе, — закончил Эристор. — Я помню. Жаль… — последнее слово он произнес почти беззвучно, но Тир услышала его, и ей тоже стало жаль…

Но чего? Она не сумела разобраться в нахлынувших чувствах и поспешила выбраться из толпы. Но ее опять удержали. На сей раз сам Эристор. Он мягко взял ее руку и притянул Тир к себе поближе.

— Тебе очень идет эта прическа, — шепнул он, нежно глядя ей в зарумянившееся лицо.

— Не надо, они все еще смотрят…

— Это приглашение? Ты хочешь побыть со мной наедине? — Тир собралась резко возразить, но выражение лица Эристора было столь комично, что она не выдержала и тоже улыбнулась ему.

— Хочу, но не буду.

— Ну и не надо… пока. Пойдем, у меня есть новости, интересные для всех.

Он провел ее на помост, где стоял господский стол и, поискав глазами, позвал:

— Кэлибор, Куиниэ, прошу тоже сюда.

— Что, уже выпорол? — шепнула Тир.

Эристор покрутил в воздухе пальцами и так же тихо ответил:

— Фигурально. Это совершенно новый метод.

Тир негромко рассмеялась:

— Похоже, я только что опробовала его.

Эристор покосился опасливо:

— По-твоему, ведром по голове — это фигурально?

— Для перепившего Сигурдиля Вилобородого — да, — качая головой и смеясь, подтвердила Тир.

Эристор рассмеялся в ответ, а у Тир вдруг сжалось сердце. Давно ей не было так легко и тепло рядом с другим эльфом! Никогда она столько не смеялась, как в этот день… Она порывисто вздохнула и отвернулась.

— Что случилось?

Тир не выдержала и вновь взглянула в участливые глаза Эристора. Рядом с ним она впервые поняла, что по-настоящему сильные — эльфы ли, гномы, наги или даже люди — всегда добрые. Злоба и жестокость идут от слабости, внешней или внутренней.

«Наверно, он будет невероятно нежен со своей женой», — вдруг подумала Тир и вздрогнула, потому что не ей суждено узнать это…

— Почему ты так смотришь? — настаивал уже встревоженный Эристор.

— Я не хочу уезжать! — вдруг выпалила она и испугалась своих же слов.

— Ну так останься.

— Не могу.

— Почему?

«О снежный Дух! Как объяснить, что, оставшись, я рискую потерять гораздо больше, чем уехав?.. Я могу потерять свое сердце, которое жаждет прилепиться к тебе.Жаждет… Глупое сердце!»

— Вы звали нас, эль-до?

Эристор вздрогнул:

— А, Кэлибор…

Голос звучал рассеянно, но потом Эристор, точно выплыв из своего сна наяву, улыбнулся и решительно поднялся со своего места.

— Друзья мои! — прокричал он, поднимая руку.

Дождавшись, когда в переполненном зале воцарится тишина, он продолжил:

— Сегодня очень важный день для меня и моего рода. Я и моя сестра вернулись домой. Мы все, вместе, победили врага. А теперь я хочу объявить о помолвке.

В зале снова зашумели, засвистели и затопали.

— Поздравляю, эль-до! — выкрикнул Мэглин — тот самый молодой нахал, пристававший к Тир после того, как она усмирила Сигурдиля. — Только вы уж старайтесь не злить невесту, а то ведер не напасешься.

Хохот и одобрительные выкрики вновь наполнили зал. Эристор растерянно оглянулся:

— Нет. Вы не поняли. Сегодня не моя помолвка…

— Конечно, кто же захочет, чтобы его ведром-то по голове охаживали, — проворчал кто-то негромко, но Тир услышала и до боли сжала руки под столом.

— Ведра тут совершенно не при чем, — резче, чем обычно, проговорил Эристор, и весельчаки в зале поутихли. — Я объявляю о помолвке моей сестры, Куиниэ эль-тэ, и Кэлибора из Дома Рыжего клена. Вот он, перед вами. Свадьба состоится в первый день последнего месяца лета. Как только будут улажены некоторые дела и закончена подготовка. Ну что вытаращились? Давайте выпьем за эту радостную весть!

Глава 12

Вино лилось рекой, и до глубокой ночи не утихало веселье в большом зале. Тир же с каждой минутой чувствовала себя все более одинокой, все больше отдалялась, будто ветер уже нес ее корабль от берега. Она потихоньку встала и ушла в комнату, которую заботливая Куиниэ распорядилась приготовить для нее.

Тир казалось, что она покинула главный зал незамеченной, но не прошло и пяти минут, как в дверь отчетливо стукнули. Это Кэлибор.

— Что скажешь? — Тир мягко улыбнулась, склонив голову к плечу и любуясь красивым смущенным лицом новоиспеченного жениха.

Кэлибор медлил, не зная с чего начать.

— Ты хочешь о чем-то попросить?

— Да, — с благодарностью выдохнул тот. — Тир, ты сделала для нас с Куиниэ очень многое, я знаю. Но… Хочу попросить еще об одной услуге.

— Какой же?

Кэлибор прошелся по комнате.

— Эристор эль-до перед свадьбой хочет познакомиться с моими родителями…

— Разумно.

— Да. Но это значит, что вскоре мы оба должны будем покинуть замок и уехать на довольно длительное время. Куиниэ и Тэргон опять останутся одни…

— Я догадываюсь, в чем будет состоять твоя просьба, — почти печально вымолвила Тир. — Это невозможно, Кэлибор.

— Но почему? Если здесь останешься ты, они будут защищены, и мы с Эристором с легким сердцем сможем пуститься в путь. Дела с соседом, столько времени осаждавшим Дом Красного дуба, еще, быть может, не закончены. Что как он снова нападет, едва мы покинем земли рода? Или объявится новый гонец от Гимли с еще более лестным предложением для Куиниэ? Тэргон ранен… Замок обескровлен долгой осадой… Эристор говорил о том, что подумывает пригласить наемников, чтобы охранять его. В конце концов, почему бы этим не заняться твоим людям? И потом… Куиниэ так хочет, чтобы ты осталась, Тир.

Та беспомощно смотрела на Кэлибора и чувствовала, как рушатся один за другим все бастионы, которые она воздвигла в своей душе, убеждая себя, что необходимо срочно уезжать. Теперь даже то, что дружина будет сидеть на берегу, оправдано — им заплатят за это.

— Ну что ж… Я поговорю со своими эльфами. Наверно, это будет правильное решение…

— Так ты остаешься? — перебил ее Кэлибор, стремясь во что бы то ни стало заполучить точный ответ. Ее слово.

— Да, — вздохнув, ответила Тир и вдруг поняла, что счастлива. Вот только…

Волнуясь, она подняла свои серебристые глаза к лицу Кэлибора.

— Эристор… Он…

— Это он просил меня уговорить тебя остаться, — сияя, выпалил Кэлибор и, пятясь, выбрался за дверь, потому что теперь Тир смотрела на него с возмущением.

Кэлибору тоже казалось, что никто не обратил внимания на его несколько поспешный уход следом за Тир. Но едва он оказался в коридоре, чья-то рука ухватила его за плечо и затащила в дверь соседней комнаты.

— Ну что, удалось? — с надеждой заглядывая ему в лицо, спросил Эристор.

***

Наутро Тир, как и обещала, переговорила с дружиной — они были не против задержки. Сытная вкусная еда, удобные помещения, отведенные им, любвеобильные молодые служанки и деревенские молодухи из соседнего людского поселения, приносившие в замок разную снедь, да к тому же обещанная плата за их услуги — все это не оставляло места сомнениям.

Проходя через громадный двор замка, Тир услышала звон мечей и, влекомая любопытством, двинулась туда. Это был Кэлибор и вчерашний молодой нахал Мэглин. Кэлибор фехтовал с ленцой — противник был явно слабее его. Завидев Тир, он и вовсе остановился.

— И не надоело тебе, Кэл, железкой махать?

— Что делать? Я привык. Если каждое утро неделю за неделей, месяц за месяцем…

Тир рассмеялась:

— Я присоединюсь к вам через минуту.

— Что она имела в виду? — недоуменно спросил Мэглин, проводив взглядом высокую стройную фигуру снежной эльфийки.

— Только то, что сказала.

— Вы будете учить ее фехтовать?

— Она будет учить меня, если быть точным. Мэглин эль-до, я чувствую, что должен пояснить вам кое-что. Вы так и не поняли, что снежный эльф, который привел свою дружину в замок с тем, чтобы помочь освободить его, и прелестная женщина в голубом, к которой вы вчера имели глупость приставать — одно и то же лицо. Именно это имел в виду Эристор, когда говорил, что вы играете со смертью, навязываясь ей.

— Лесной Дух! — вскричал юноша. — Но как получилось, что снежные терпят ее над собой?

— Более того, принесли ей клятву верности, Мэглин эль-до, и погибнут за нее, если потребуется. А что до остального… Почему вы терпите над собой Эристора? Не считая того, что многое ему было дано просто от рождения.

— Ну как… Он сильный, смелый, умный, добрый…

— И она — сильная, смелая, умная и… Нет, не добрая, этого она себе позволить не может, но справедливая. К тому же в сражении ей нет равных. Женщина по природе своей слабее мужчины, и это приходится компенсировать мастерством и… — Кэлибор рассмеялся, — полной беспринципностью. Так что, на будущее, Мэглин, имей в виду — она опаснее обнаженного лезвия.

— Что-то я не заметил, чтобы вы сильно боялись ее.

— Мы слишком хорошо знаем друг друга… Да и не пристало эльфу показывать свои истинные чувства в таком деле, — Кэлибор развеселился еще больше.

— А вот и она, — Мэглин заметил Тир.

Та переоделась в свою обычную одежду — высокие сапоги, штаны, туника без рукавов, и теперь шла к ристалищу, попутно застегивая на груди последние пряжки перевязи с мечами.

— Пожалуй, я останусь посмотреть.

— Госпожа Тир, — Кэлибор отсалютовал своим оружием.

— Кэлибор, — не менее церемонно ответила она, улыбаясь одними глазами.

Потом обе ее руки крест накрест взметнулись к плечам, и клинки, хищно блеснув в лучах утреннего солнца, выскользнули из тесных ножен. Мэглин только успел разинуть рот, как эти двое уже сцепились в яростном поединке. Постепенно он расслабился, поняв и оценив умение сражающихся. Мэглин так увлекся наблюдением за мастерскими приемами, которыми пользовались бойцы, что был удивлен, на мгновение оторвав глаза и обнаружив, что ристалище уже окружено плотной толпой зрителей.

— Снежный побеждает! — кричали одни.

— Руби ее! Ты же лесной эльф, а не девка снежная! — подбадривали другие.

Поединок завершился к унынию хозяев — Тир победила.

Ей удалось обезоружить Кэлибора, зажав его меч между своими. Одно быстрое движение, и клинок словно живой вывернулся из его напряженных пальцев.

— Этого приема я еще не знаю, Тир, — вскричал воодушевленный Кэлибор. — Научи!

— Э нет! Погоди, эль-до, — раздался веселый голос, и в круг ступил Эристор.

Его свободной рубахой из тонкого полотна играл теплый ветерок, то прижимая ее к рельефному торсу, что позволяло любоваться мощью его плечей и перевитых мышцами рук, то надувая парусом и распахивая свободный ворот. Штаны плотно облегали крепкие ноги и узкие бедра. Тир невольно вздохнула и подняла глаза к загорелому лицу Эристора.

— Похоже, теперь моя очередь постоять за честь лесных земель, — промолвил тот.

По рядам зрителей пронеслись смешки и быстрый говор. Кэлибор подхватил свой меч, отступая в сторону. Эристор занял исходную позицию и подмигнул Тир. Ее серебристая бровь иронично выгнулась, а мечи начали медленно, но потом все быстрее вращаться, создавая между ней и противником стену сверкающего и гудящего металла. Первые несколько выпадов были явно пробными. Противники знакомились друг с другом, определяя силу и мастерство.

— Ты уже, должно быть, устала, госпожа Тир?

— Если только самую малость, эль-до.

— Ну, тогда погнали!

Первый настоящий удар Эристора потряс Тир. Ей даже показалось, что ноги ее, как в сказаниях о древних магических битвах, по щиколотку погрузились в землю, но она выдержала, хотя и поняла, что ее единственный шанс в быстроте и ловкости. Больше Эристор ни разу не смог нанести свой убийственный рубящий удар — каждый раз его меч лишь со свистом рассекал воздух в том месте, где только что была Тир. Но и ей не удавалось перейти к нападению.

Поединок затягивался, и тогда Тир сменила тактику. Мгновение — и ее сосредоточенное лицо, разгоряченное боем, осветилось совершенно немыслимой сияющей, обещающей, зовущей и дарящей улыбкой. Эристор ошеломленно замер. И хотя это продолжалось какую-то долю секунды, Тир хватило времени, чтобы оказаться рядом. Лезвие ее более длинного меча затрепетало у груди соперника. Глаза его округлились в веселом изумлении:

— Это был удар ниже пояса, госпожа Тир.

Зрители загоготали — начавшие оттопыриваться в паху брюки подтверждали, что Эристор не врал.

— Я просто обязан ответить на него достойно, — с расстановкой сказал он, убирая меч в ножны.

А потом… Тир и ахнуть не успела, как оказалась в крепких объятиях, а жадные губы Эристора нашли и захватили ее рот… И все повторилось — в голове поплыло, предательская слабость разлилась по телу. Своим животом Тир почувствовала напряженную плоть Эристора, которая, казалось, прожигала одежду, такой горячей и огромной показалась ей. Тир задрожала, пальцы разжались, и мечи с глухим стуком упали на плотный песок ристалища…

В себя ее привел смех.

Тир уперлась руками в плечи Эристора и, оттолкнув его, отскочила сама. Взгляд ее заметался по веселым лицам лесных эльфов, остановившись на довольной улыбке, которая просто распирала их предводителя. Краска обиды и ярости бросилась ей в лицо. Рука сама собой сжалась в кулак. В тот же миг мир перед глазами Эристора расцвел каскадом цветных искр. Когда же он проморгался и смог оглядеться вокруг, Тир уже подобрала свое оружие и теперь, гордо расправив плечи, шла к замку. Ей вслед продолжали нестись насмешки и улюлюканье. И только тогда Эристор понял, что натворил…

— Перестаньте, — устало произнес он, но почему-то его услышали и подчинились.

— Куда вы, эль-до? — обеспокоено крикнул Кэлибор, когда Эристор принялся прокладывать себе путь сквозь толпу.

Тот обернулся:

— Извиняться. Я вел себя недостойно.

Он уже скрылся в дверях, а толпа все еще не расходилась. Сначала оживленно обсуждали последнюю сцену, потом разговор перекинулся на сам поединок. Многие пытались повторить увиденные приемы, а кто-то даже подошел к задумчивому Кэлибору с просьбой показать их…

Эристор нашел Тир в ее комнате. Она сидела на кровати, перевязь с мечами валялась на полу перед ней. Тир не обернулась на звук открывшейся двери, а Эристор, не зная с чего начать, нервно дергая островерхими ушами, подошел к открытому окну.

— Там все еще смеются? — внезапно спросила Тир.

Эристор вздрогнул и покачал головой, забывая, что она не смотрит на него.

— По-моему, теперь они пытаются отработать один из твоих приемов… Тир, — нерешительно позвал он, но она не шевельнулась.

Эристор шагнул к ней и, опустившись на колени, сжал руками ее плечи:

— Тир. Я обидел тебя…

— Нет, эль-до. Ты лишь указал мне на мое место.

— Но и я узнал свое, госпожа. Сегодня, когда ты улыбнулась мне так, я окончательно понял, что мое место здесь, рядом с тобой. Я жажду тебя, и ты хочешь меня — твое тело не умеет лгать.

— Ты ошибаешься, эль-до, — глаза Тир метались, уворачиваясь от чужого взгляда. — Мне не знакомо плотское влечение.

— Ты девственна? — удивленно спросил Эристор.

И эта недоверчивость, показавшаяся Тир циничной, еще глубже ранила ее. Эристор почувствовал, как плечи под его пальцами напряглись и распрямились. Серебристо-серые глаза в первый раз с начала их беседы встретились с его ищущим взглядом. В них он прочитал гордость и… издевку.

— Нет, Эристор Дориат. Это осталось далеко позади. Меньше хлопот, не правда ли?

— Я не это хотел сказать…

— А что же? Так вот знай. Последний мужчина был у меня много лет назад, и с тех пор ни один не приближался ко мне и на метр.

— Но…

— Ты хочешь услышать, что же стало с тем… последним? Я убила его. Хотя, пожалуй, теперь даже благодарна ему. Ведь именно его жестокость изменила все. Я была рабыней… Убив его, я обрекла и себя. Мне оставалось либо умереть, либо бороться… Именно в тот день я убежала, взяв оружие убитого мной воина и впервые переодевшись в мужское платье. Именно с этого момента беглая рабыня вне закона, которую имел право убить каждый, начала свой долгий путь к госпоже по имени Тир Серебряная…

…Внезапно Тир испытала мгновенный шок, словно от погружения в темную ледяную воду. Дыхание перехватило, она зажмурилась, а когда осмелилась открыть глаза, то увидела вокруг себя просторный, задымленный испарениями расположенной здесь же кухни зал большого дома, в котором она выросла и который, повзрослев, купила и велела разрушить до основания… За грубым неструганным столом сидел ее хозяин и ел что-то, обильно запивая кушанье брагой из большой глиняной кружки.

От страха Тир зажмурилась вновь, потом, чуть приоткрыв веки, взглянула — перед ее внутренним взором уже стояла другая картина. Она в спальне господина, он ухмыляется и манит ее к себе, держа в громадной волосатой руке сморщенное яблоко. Тир чувствует, как ее рот наполняется слюной, и ноги сами собой несут ее к широкой неопрятной постели…

Потом темнота, из которой она выплывает медленно, мучительно медленно. Сначала глаза фокусируются на потолке. Тир слышит стон и не сразу понимает, что он ее. Тир чувствует рядом с собой движение. Это он! Опять он! Исполненное похоти лицо ухмыляется.

— Ну что, выспалась?

Залитые слезами глаза снова зажмурены. Взмах ресниц и новая картина. Она в зале, наполненном пьяными эльфами. Чьи-то жадные руки шарят по ее телу, забираясь под юбку.

— Ты, ведь, уже знаешь, что это такое?

Тир опять быстро зажмурилась, спасаясь от очередного мучительного видения, и течение унесло ее в отдельную ярко освещенную комнату.

— Раздевайся.

Перед ней трое.

— Не надо…

Хлесткий удар, одежда с треском сорвана с нее.

— Открой рот. Рот открой! Зубы здоровые?

— Смотри.

— Целка?

— Не-ет. Цветок я сорвал сам, уж извини, Олаф! Зато и кое-чему обучил. Вот только строптива и своенравна…

— Это хорошо… Сколько хочешь за нее?

И опять веки сомкнулись, обрывая мучения.

Теперь она в лесу. Едет на лошади впереди купившего ее снежного эльфа. Вокруг скачут еще несколько. Ее новый владыка, ничуть не смущенный этим, задирает Тир подол и начинает мять нежное местечко между ног. Тир больно и хочется плакать, но она сдерживается, до крови прикусывая губу. Внезапно лошадь остановлена.

— Езжайте вперед. Подождете меня на опушке. Девчонка завела меня…

Эльфы отъезжают, негромко переговариваясь и смеясь. До Тир долетают их слова:

— Интересно, сколько эта протянет? Предыдущая шлюшка, по-моему, даже не выбралась из этого леска.

Ужас охватывает Тир. Она кричит, лошадь шарахается. Хозяин, яростно бранясь вынужден заняться усмирением животного. Тир чувствует, как что-то больно упирается ей в бок. Рука, словно обладающая собственным разумом, тянется к докучливому предмету. Рукоять… Нож зажат во влажной от страха и боли ладони, спрятан в складках скомканной юбки.

Купивший ее эльф спешивается и грубо стаскивает Тир за собой. На снег небрежно брошен плащ, и уже на него без дальнейших разговоров хозяин валит свою добычу. Возня, сопение, острая боль. Тир терпит. Она уже знает, когда любой, даже самый сильный мужчина становится почти беспомощным, и ждет… Сладкие судороги начинают сотрясать снежного эльфа, он стонет, закинув голову, и в момент наивысшей страсти сталь его собственного ножа резко погружается в незащищенное горло… Что пришло раньше — наслаждение или смерть?

Тир выбирается из-под обмякшего тела. Она вся в крови мертвого господина и неостановимо дрожит, но глаза ее сухи, и любой, кто заглянул бы в них сейчас, ужаснулся бы — столько ненависти и целеустремленности в этих серых озерах. Она с трудом, используя вместо подставки труп своего мучителя, забирается на его же лошадь и, подобрав поводья, пускает животное прочь от страшной поляны, стремясь достичь скалистой гряды, замеченной еще раньше, где ее следы не обнаружит и самый лучший следопыт…

Потом в тюках, притороченных к седлу, она найдет еду, немного золота, а главное одежду для мальчика ее роста, которую Олаф, наверно, купил своему сыну… Пожалуй, именно эти незамысловатые тряпки и спасли тогда Тир жизнь, в корне изменив ее.

Воздуха в груди почти не осталось и, когда она уже задыхалась, ее вытолкнуло вверх. Тир вынырнула из водоворота своего прошлого, шумно дыша и, словно зверь, попавший в западню, оглядываясь вокруг.

Олаф! Нет! Дух снегов, спаси и сохрани! Это Эристор! Эристор. Эристор…

— Тир… — почти прошептал тот. В его глазах застыла боль. — Позволь мне доказать тебе, что не все эльфы такие, как те, с которыми тебе пришлось иметь дело.

Эристор придвинулся еще ближе. Его мягкие губы нежно коснулись ее сплетенных на коленях рук, потом он поднял голову и приник поцелуем к приоткрытым устам Тир.

— Что ты делаешь со мной? — смятенно шептала она, когда Эристор принялся ласкать ртом мочку ее островерхого уха, украшенного чередой маленьких сережека потом спустился вдоль шеи к нежной ямочке между ключицами.

— То же, что и ты со мной, — хрипло вздохнул Эристор, осторожно касаясь ее груди.

— А-ах!

Когда из горла Тир вырвался этот тихий звук — полувздох, полустон, Эристор осмелел и торопливо рванул вверх ее тунику.

Обнаженная по пояс, она скованно застыла под его жадным взглядом. И оказалось, что Тир была еще красивее, чем помнилось. Молочно-белая кожа северянки, нежные розовые соски, поднявшиеся от возбуждения, совершенные полушария груди. Руки Эристора сами собой потянулись и накрыли упругую плоть. Тир невольно выгнулась навстречу ласке, часто прерывисто дыша… И тут Эристор окончательно потерял голову. Он подхватил ее на руки и уложил на середину большой кровати. Отстранившись, дрожащими пальцами расстегнул на себе пояс с мечом, уронил его на пол. За ним последовала рубаха, потом он взялся за завязки своих штанов, и когда минутой позже вновь склонился над Тир, одежда, съехав, открыла ей основание налитого страстью члена…

Тир словно ударило.

— Нет! — почти истерически выкрикнула она и закрыла ладонями лицо, локтями согнутых рук пряча обнаженные груди.

Эристора будто подрубили. Он грузно опустился на край кровати и, упершись лбом в ее трепещущее бедро, глухо застонал сквозь зубы.

— Прости меня, я оказался слишком нетерпелив, — минутой позже проговорил он, а потом, поднявшись, принялся одеваться. — Пойду, прикажу приготовить тебе горячую ванну.

Эристор нагнулся и, отведя ладони от лица Тир, ласково поцеловал сомкнутые веки, из-под которых мгновенно скатилось по слезинке.

Помялся, а потом, так ни на что и не решившись, вышел, тихонько притворив за собой дверь. Еще постоял, вздыхая, и побрел по коридору, бормоча, что ему сейчас тоже не помешала бы ванна. Только холоднее, значительно холоднее…

Глава 13

Спустя неделю Эристор объявил, что на следующий день он, Кэлибор эль-до, а с ними и еще трое эльфов отправляются в путь. С тем, чтобы посетить Дом Рыжего клена и познакомиться с родителями жениха. И только после возвращения Эристора должна будет всерьез начаться подготовка к свадьбе. Шаман примется говорить с родовым дубом, прося его принять и благословить новый союз — новую ветвь в его огромной кроне. Во все стороны помчатся гонцы с приглашениями. Лучшие мастерицы возьмутся шить подвенечный наряд. Весь замок от крыши до подземелья вычистят, проветрят и подготовят к приему гостей. Кухня превратится в ад, по которому с вытаращенными глазами и распаренными красными лицами будут метаться поварихи, кухонные мальчики и прочая людская челядь под руководством важного шеф-повара эльфа. И, наконец, в назначенный день ритуальная омела закрепит союз, уже созданный Духами…

Тир улыбнулась, глядя на влюбленную парочку, сидевшую рядышком, взявшись за руки.

— А ты никогда не думала выйти замуж? — Она вздрогнула и обернулась — на нее внимательно смотрел Эристор.

— Нет, — Тир вновь отвела глаза.

«Да и за кого? — продолжила она уже про себя. — Вот если бы…»

Тир усилием воли заставила себя отбросить эту безумную надежду. Она, несомненно, нравилась Эристору, и он жаждал ее тела, но жениться? Нет. Для этого знатные эльфы вроде него выбирают благовоспитанных юных девственниц… Ну или как минимум эльфиек столь же благородного происхождения и безупречной репутации.

В течение этой недели Эристор старательно вел себя так, будто того случая в спальне Тир просто не было. Он относился к ней по-прежнему весело и тепло, но попытки поцеловать, или как-то иначе проявить свою страсть прекратились. Сначала Тир была благодарна ему за это. Поведение Эристора позволило ей легче пережить стыд, который она испытывала, вспоминая тот день.

«Повела себя, как девица на выданье! — в раздражении думала она. — Увидела член и забилась в истерике! Глупо и смешно!»

Но дни шли, и Тир уже с печалью и легкой обидой думала об ушедших днях, когда Эристор видел в ней прежде всего женщину, а уж потом собеседницу и спарринг-партнера на ристалище.

А каждую ночь ей снились томительные, жаркие сны. Она видела Эристора, склонившегося к ней. Его широкую грудь, плоские темные соски, мощные плечи, руки с рельефными бицепсами, идеально вылепленные кисти с длинными пальцами. Она чувствовала их прикосновение к своей обнаженной груди. Кожа на ладонях лесного эльфа загрубела от слишком частого соприкосновения с оружейной сталью, и от этого ласки, которые он дарил, были еще утонченнее. А потом взгляд Тир скатывался вниз по его телу…

И она смотрела, смотрела во все глаза, смертельно боясь, что если посмотрит ему в лицо, то увидит вместо добрых, полных нежности и тепла черт Эристора одного из тех диких бородатых северных, что насиловали ее когда-то… И тогда он набросится на нее, срывая одежду, тараня неподготовленное тело, причиняя острую, почти нестерпимую боль.

Она просыпалась с криком, судорожно ловя воздух ртом и всхлипывая…

***

В назначенный день отряд отправлялся в поход. Кэлибор нежно простился с опечаленной предстоящим расставанием Куиниэ. Эристор также расцеловался с сестрой и братом, а после тепло, но сдержанно попрощался с Тир. И вот они уже в седлах, вот тронули лошадей, вот копыта простучали по настилу подъемного моста, вот всадники скрылись за поворотом дороги, направляясь вглубь Лесной страны…

Тир зажмурилась, чтобы не видеть этого. Но почему? Пройдет пара недель… Ну, пусть месяц, и они снова будут дома. От этого теплого слова защемило в душе.

«Тогда и я смогу вернуться к себе», — подумала она, и вдруг…

Стремительное стаккато мчащейся лошади. Назад, ближе… Тир распахнула глаза — перед ней вновь был Эристор. Он осадил коня, спрыгнул из седла и сгреб растерявшуюся Тир в объятия.

— Я не смог уехать так, — шепнул он с отчаяньем. — Пойми…

Жадный поцелуй оборвал его же собственные слова. Сильные руки гладили ей спину, пальцы зарывались в волосы, а губы пили ее как вино. Только Тир была слаще и сильнее будоражила кровь… Наконец он оторвался от нее, почти лишив сознания, окинул безумным взором и, вскочив в седло, взял с места в карьер.

И не обернулся, хотя Тир крикнула ему вслед:

— Будь осторожен! — потому что на душе у нее было неспокойно.

— Ого! — вскричал Тэргон и присвистнул.

Он только недавно оправился от ранения настолько, чтобы начать вставать. Происходившее между Эристором и Тир уже давно было предметом обсуждения среди лесных эльфов и дружины северных, но явилось полной неожиданностью для Тэргона.

— Что «ого»? — с вызовом спросила Куиниэ, сама едва придя в себя от изумления и тут же бросаясь на защиту своей бывшей госпожи.

Про себя же Куиниэ подумала: «Ну, Эристор Дориат! Ох, я тебе задам, вернись только домой!»

Тэргон смутился, косясь на задумчивую и отстраненную Тир:

— Куиниэ, они целовались!

— И что с того? — наступая на юношу, воинственно продолжала сестра. — Я тоже, если ты заметил.

— Вы брат и сестра, а с Кэлибором помолвлены…

Куиниэ фыркнула:

— Это, несомненно, имеет большое значение для того, чтобы поцеловаться! — издевка в ее голосе была столь велика, что Тэргон развернулся и заторопился прочь.

По опыту он уже знал — если сестра в таком настроении, то лучше не спорить — себе дороже будет. Но никто не мог помешать ему думать, и мысли в его голове были очень игривые. В итоге путь его завершился в одной из кладовых, куда он затащил, впрочем, не слишком-то сопротивлявшуюся молоденькую служанку, к которой особо благоволил. Он взял ее прямо на мешках с мукой, что хранились там, а потом, пока девушка поправляла одежду и волосы, выпытал все, что было известно об отношениях его старшего брата и молодой предводительницы северных варваров.

***

Эристор довольно быстро догнал отряд и, поравнявшись с Кэлибором, придержал коня.

— Плохая примета — возвращаться, эль-до. Надо было хоть в зеркало посмотреться, — прокричал ему один из спутников.

Эристор обернулся, глаза его сияли:

— Я заглянул сразу в два.

Уже отворачиваясь, он натолкнулся на иронично-вопросительный взгляд Кэлибора.

— Глаза — зеркало души, — таинственно пояснил Эристор, подмигнул и рассмеялся.

Кэлибор от души радовался за своего будущего шурина. Да и за Тир, потому что Эристор нравился ему. Кэлибор был счастлив сам и хотел видеть счастливыми всех вокруг. Губы его сами собой расплылись в блаженной улыбке. Куиниэ! Сдерживать себя становилось все труднее — в замке было столько укромных мест, а любимая так свежа и полна невинной сексуальности…

Если бы кто-то сейчас взглянул на небольшой отряд, двигавшийся вглубь страны, то решил бы, что возглавляют его братья — при всей внешней несхожести двоих эльфов, ехавших впереди, их лица освещались такими одинаковыми бессмысленно блаженными улыбками, что они становились почти что близнецами…

Шел последний месяц весны — щедрый и жаркий цветодар. Солнце сияло, природа, еще по-весеннему свежая и уже по-летнему богатая, дарила длинные жаркие дни и ясные, достаточно теплые ночи. Разбойники, которых в эти неспокойные времена на некогда безопасных, охраняемых магией эльфийских дорогах стало великое множество, обходили стороной небольшой, но прекрасно вооруженный отряд…

Путники и не заметили, как добрались до лесов, принадлежавших Дому Рыжего клена. А вскоре впереди сначала замаячила крона родового дерева, а после появился и отстроенный вокруг него замок. Он был намного меньше и скромнее того, в котором обитал род Дома Красного дуба, но Кэлибор, который не видел родной дом больше двух лет, все равно испытал бесконечную гордость при виде крепкого деревянного забора, над которым виднелась крыша единственного крупного строения в замке — кряжистого хозяйского дома. Кэлибор вздохнул.

— Что-то ты загрустил, жених, — тут же толкнул его в бок неуемный Эристор. — Не рад, что вернулся?

— Еще как рад! Увидеть мать, отца…

— А братья твои где?

— Старший — Даэронд, женат и живет здесь. Средний — Пэрсиваль, был холост и тоже по большей части торчал дома. Теперь не знаю…

— Что-то ты говоришь о них без особого энтузиазма, эль-до.

— Я родился от второго брака отца. И если свою первую жену он лишь терпел, то мою мать полюбил со всем жаром сердца. Похоже, братья так и не смогли простить этого ни ему, ни мне…

— Стой! Кто идет? — раздался зычный голос караульного из небольшой деревянной башенки над воротами.

— Кэлибор из Дома Рыжего клена вернулся домой! — незамедлительно откликнулся молодой эльф и поднял голову, позволяя рассмотреть себя получше.

За стенами поднялась суета, крики. Загрохотали засовы, и тяжелые створки ворот поползли в стороны. Маленький отряд неспешно въехал во двор. Топот копыт гулко отражался от близких стен. На пороге дома появился высокий и представительный эльф, чью голову украшала радикально рыжая шевелюра, а с ним миловидная кареглазая брюнетка, едва взглянув на которую, Эристор понял, что это и есть матушка Кэлибора.

Тот уже спешился и, швырнув поводья подбежавшему человеку, бросился к родителям.

— Батюшка, — Кэлибор преклонил колено перед отцом и, волнуясь, запечатлел поцелуй на его руке.

— Встань, встань, сынок. Дай-ка лучше поглядеть на тебя.

Они обнялись.

— Ты возмужал, мальчик. Где ты пропадал так долго? Мать уже начала всерьез беспокоиться о тебе.

Кэлибор обернулся и шагнул в протянутые к нему руки матери:

— То здесь, то там. Был и на юге, и на севере.

— Представь нам твоих друзей, Кэлибор, — предложила матушка Кэлибора, улыбаясь гостям.

— Не дело принимать гостей на пороге, — возразил ее супруг. — Милости прошу в дом, а ты, Линиэль, распорядись, чтобы приготовили комнаты и собрали на стол. Благородные эльфы устали и голодны с дороги.

— Даэронд и Пэрсиваль дома? — стараясь быть невозмутимым, спросил Кэлибор.

— На охоте. Но сегодня обещали быть, — отец нахмурился. — Поговорим о делах позже.

Гостей проводили в главный зал, где царила суета — слуги торопливо накрывали столы блюдами с холодными закусками, расставляли кувшины с вином и прохладительными напитками.

— Рассаживайтесь, дорогие гости, и давайте знакомиться. Я глава рода Рыжего клена Инглэон. Это моя супруга, благородная Линиэль. А теперь, сын мой, надеюсь, ты познакомишь нас со своими спутниками.

Кэлибор поднялся:

— Отец, позволь представить. Эристор эль-до из Дома Красного дуба.

— Ваше лицо свидетельствует о дальних странствиях, — учтиво заговорил старший Кэлибор, склоняя голову в поклоне.

— Не прошло и месяца, как я вернулся из похода в земли нагов, в который затеял истинный король Великого леса Ангрод Завоеватель.

— Король тоже вступил под сень родового кедра?.. — встрепенулся отец Кэлибора.

Эристор хмуро качнул головой:

— На пути домой он попал в плен. Это чудом удалось выяснить. Теперь речь идет о выкупе.

— Дух лесной да смилостивится над ним, — прошептала подошедшая Линиэль и положила ладонь на плечо мужа.

Инглэон ласково накрыл ее руку своей. Кэлибор, улыбаясь, смотрел на родителей. Эристор тоже отметил тепло в их отношениях, и еще один маленький плюсик прибавился на счет свежеиспеченного жениха Куиниэ — по его глубокому убеждению именно пример родителей во многом определял то, как их ребенок будет строить свою собственную семейную жизнь.

— Вы давно знаете моего сына, эль-до? — мягко улыбаясь, спросила Линиэль.

— Нет, но мы уже успели стать почти родными, эль-ро — улыбаясь и подмигивая смущенному Кэлибору, ответил Эристор. — А теперь позвольте мне отрекомендовать моих спутников: Сайдар эль-до из Дома Зимней яблони, мы вместе воевали пор командованием короля.

— Добро пожаловать, — Инглэон вновь поклонился, приветствуя гостя.

— Энтондил эль-ро. Это он обучил меня когда-то азам ратного искусства. А этот молодой лоботряс — Мэглин эль-до.

— Друзья моего сына всегда желанные гости в нашем доме.

— Спасибо, — все поклонились и вновь заняли места за столом и почти синхронно потянулись за наполненными стаканами.

Легкое питье и незамысловатая закуска с дороги было тем, что нужно.

— Просто путешествуете, эль-до, или вас привело сюда дело? — через небольшую паузу вновь обратился к Эристору глава Дома Рыжего клена.

— Дело, эль-ро. Но, как мне кажется, приятное, — Эристор опять обратил свой веселый взгляд к лицу Кэлибора.

— В любом случае, все потом. Сначала как следует перекусите, помоетесь, отдохнете с дороги, а за ужином и о делах поговорить можно.

— Лучшего и не пожелаешь, эль-ро.

Трапеза не затянулась, и спустя час гости разошлись по отведенным им комнатам. Дом не был большим, поэтому только Эристору предоставили отдельную спальню. Троих его спутников поместили в одной. Тем не менее, их комната оказалась просторной и светлой, а кровати были застелены чистым ароматным бельем. Опять же, в их распоряжении было сколько угодно горячей воды.

***

Поднимаясь в комнату, где расположился Эристор, Линиэль преследовала двойную цель. Во-первых, долг гостеприимной хозяйки повелевал ей помочь гостю снять обувь, а затем присутствовать при его омовении. Во-вторых, она сразу поняла, что дело, о котором упоминал Эристор, напрямую касалось ее единственного сына.

Слуги уже наполнили глубокую деревянную ванну теплой водой, и Линиэль отослала их. Эристор сбросил пропыленный дорожный плащ, освободился от перевязи, на которой висел меч и длинный узкий кинжал, а после с наслаждением избавился от кольчуги.

Линиэль, опустившись перед гостем на одно колено, помогла ему стянуть сапоги, а после отдала их служанке, чтобы та вычистила их. В те же руки вскоре отправилась и грязная одежда Эристора, в то время как он сам с наслаждением расслабился в горячей воде. Минуты шли, а Линиэль так и не придумала, с чего начать свои расспросы. Она все еще маялась, когда один зеленовато-карий глаз Эристора приоткрылся:

— Ну, говорите же, Линиэль эль-сэ. Невысказанные вами вопросы вьются вокруг меня как мухи над… Гм… А я все-таки привык думать о себе лучше.

Линиэль потупилась, прикрывая рот рукой, а потом не выдержала и рассмеялась. И сразу стало совсем легко.

— Меня мучает упоминание о деле, которое привело вас сюда, эль-до. Оно ведь касается Кэлибора? Я права?

— Материнский инстинкт не подвел вас, эль-рэ.

— Это… секрет? Или я могу спросить вас о сути? Сына так долго не было дома… Я не хотела бы расставаться с ним вновь слишком скоро…

— Боюсь, это в какой-то степени неизбежно.

Линиэль побледнела. Цветочное мыло из ее дрогнувшей руки выскользнуло и упало в воду.

— Простите.

— Ничего. Позвольте, я дальше сам.

— Как скажете, Эристор…

— И не расстраивайтесь так, эль-сэ. Если все сложится, а я думаю, что так оно и будет, Кэлибор осядет всего в неделе пути от вас. А в Доме Красного дуба всегда рады гостям.

— Вы хотите взять его на службу?

Эристор рассмеялся:

— Скорее, не я, а моя маленькая сестричка.

— Н-не понимаю.

— Речь идет о свадьбе, эль-сэ. Ваш сын просил у меня руки моей сестры, Куиниэль.

— О господи! Она…

— Она только-только вошла в брачный возраст, красива, непокорна и отчаянно влюблена в вашего Кэлибора, — довольство было явно написано на загорелом суровом лице Эристора.

Впрочем, Линиэль уже успела заметить, что глаза его практически всегда излучали веселье и добрую силу. Это был хороший эльф, и ей не хотелось разрушать его надежды, да и счастье сына, но, скрепя сердце, Линиэль все же заговорила:

— Я вынуждена огорчить вас, эль-до.

Черные брови Эристора, и без того почти сросшиеся на переносице, сошлись в одну линию.

— Приехав сюда, вы, наверное, рассчитывали узнать о том, что может дать мой сын вашей сестре в смысле лесов, домов или драгоценных камней. Это печально, но… ничего! Мы не богаты, а он третий в семье…

Она говорила и с удивлением видела, как чело гостя проясняется, было прижавшиеся к голове уши расходятся в стороны, расслабляясь, а когда закончила, услышала его облегченный смех:

— Вы меня почти испугали, эль-сэ. Я знаю все это. Дом Красного дуба достаточно глубоко пустил корни в землю, чтобы не заботиться о подобном… Для меня важнее, что ваш сын честен, смел, силен, далеко не глуп и… влюблен до идиотизма, — Эристор опять рассмеялся. — Он мне нравится, и сюда я приехал во многом лишь для того, чтобы соблюсти приличия… Ну и, конечно, главное — лично пригласить вас на свадьбу, которая назначена на первый день последнего месяца лета. Надеюсь, у вас нет возражений против этого?

— Я должна поговорить с мужем и с сыном…

— Ну, так идите. Спасибо за заботу, эль-сэ. Меня давно не принимали так радушно.

— Отдыхайте. Я пришлю слугу, когда придет время ужинать, — Линиэль присела, прощаясь, и торопливо вышла из комнаты гостя.

Ее сердце переполняли удивление, надежда и счастье, которое она всеми силами пыталась удержать в себе, чтобы не спугнуть удачу.

А Эристор, заговорщически улыбаясь, принялся за мытье.

Глава 14

Кэлибор уже успел помыться и одевался, когда в комнату вошла Линиэль. В глаза матери сразу бросились шрамы на груди и плечах сына:

— О Кэлибор, всего этого не было, когда ты покидал дом, — она осторожно коснулась отметин.

— Ничего серьезного, мама. Мне везло, — он натянул рубаху и закончил свой немудреный туалет перевязью с коротким домашним мечом.

Линиэль с гордостью осмотрела его высокую статную фигуру и перешла в наступление:

— Расскажи мне о своей невесте, сынок.

Кэлибор улыбнулся.

— Ты ходила к Эристору, — констатировал он.

— Да. А теперь хочу услышать все от тебя.

— Ее зовут Куиниэ. У нее темные вьющиеся волосы и зеленые глаза. Она смелая, веселая и добрая… Как Эристор. Он понравился тебе?

— Очень.

— Тогда понравится и моя невеста.

— Вас познакомил Эристор?

— Нет. Судьба. Мы встретились больше полугода назад на корабле снежных эльфов… — Кэлибор отошел к окну и уставился невидящими глазами куда-то вдаль.

Он рассказывал, а перед его внутренним взором проносились картины недавнего прошлого.

— Эта Тир, должно быть, поразительная эльфийка, — воскликнула Линиэль, когда сын закончил свое повествование.

— О да.

— Я хотела бы с ней познакомиться.

— Тир дала обещание дождаться дня нашей с Куиниэ свадьбы, и Эристор приложит все усилия, чтобы она сдержала его.

— Он так заинтересован в этом?

— Значительно больше, чем понимает или хочет показать. Уж кому как не мне знать симптомы болезни.

— Ты любишь свою Куиниэ?

— Очень.

— А она тебя?

— Да, мама.

— Я так счастлива за вас, сынок.

— Я сам иногда не верю, что все это происходит со мной.

— Она действительно так богата?

— Я, собственно, особо не задумывался…

— Как это похоже на тебя! — воскликнула, смеясь Линиэль, повернулась, чтобы уйти, но в дверях остановилась и закончила с нескрываемым торжеством. — Пэрсиваль умрет от зависти!

***

Эристор выбрался из ванной, обтерся и блаженно растянулся на мягкой постели. Глаза его лениво скользили по комнате, ненадолго задерживаясь то там, то здесь. Он и не заметил, как заснул…

Ему приснилась Тир. Они вместе плавали в море. Чистая прохладная вода обтекала его тело, лаская, теша. Он знал, что Тир тоже купается нагой — волны, сбегая, открывали взору ее точеные белоснежные плечи и руки. Эристор стремился к ней, но она была быстра и неуловима, как рыба. Сверкая на солнце серебристой гривой мокрых волос, Тир, смеясь, ускользала, а глаза… Глаза манили, обещали.

Сделал титанический рывок, Эристор наконец, коснулся удивительно горячей упругой кожи… Он обвил гибкое тело Тир руками и ногами. Губы нашли ее нежный рот, а измученная ожиданием плоть наконец-то погрузилась в сладостное лоно…

Эристор застонал и выгнулся, пребывая между сном и явью, как вдруг какой-то диссонанс, что-то инородное вторглось в его пленительный сон. С трудом разлепив глаза, он обнаружил себя лежащим на спине почти поперек постели, а на нем… Рванувшись всем телом, Эристор сбросил оседлавшую его незнакомку и, словно обороняясь, натянул на себя простыню.

Та испугалась, но поспешила скрыть это за обольстительной улыбкой. Она не спеша поднялась и вновь придвинулась к Эристору, положив руку на его крепкое бедро.

— Кто вы? И что вам понадобилось в моей комнате? — Эристор отодвинулся еще дальше, чувствуя, что ее ладонь скользит вверх по его ноге.

— Мне же не надо знать, кто такой ты, — эльфийка окинула выразительным взглядом его тело.

— Не могу сказать того же о себе, — глаза Эристора словно в ответ быстро обежали незваную партнершу.

Она тоже была обнажена, бесстыдно выставляя напоказ округлые бедра и налитую грудь с большими коричневыми сосками. Ее высокомерные карие глаза и традиционные для лесных темные волосы, уложенные в сложную прическу, позволили Эристору понять, что перед ним кто-то из верхних ветвей рода, отнюдь не последний в Доме Рыжего клена эльф.

— Ерунда. Ты жаждал женщину, и я дала тебе то, что надо. Чем я хуже той, которой ты владел во сне?

— Хотя бы тем, что вы не она. А теперь, прошу вас, я хотел бы остаться один.

— Ты еще пожалеешь об этом, — произнесла эльфийка.

Соскочив с кровати, она быстро накинула на себя легкое домашнее платье и сунула ноги в туфли. Уже в дверях, провожаемая тяжелым взглядом не на шутку обозленного Эристора, она нос к носу столкнулась со служанкой.

— Лиза! Что тебе здесь надо? — вскричала незнакомка.

— Госпожа Линиэль просила пригласить гостя к столу. Ужин готов, — бойко отрапортовала девушка, с задорным любопытством заглядывая в комнату.

— Убирайся! Я лично сообщила ему об этом.

— Не сомневаюсь, эль-сэ.

Девушка почтительно присела, но взгляд ее, все еще устремленный на полуобнаженного Эристора, был так выразителен и полон издевательского понимания, что тот не выдержал и захохотал в голос.

Эльфийка, оттолкнув служанку, выскочила из комнаты, сопровождаемая все новыми взрывами смеха. Эристор от природы был смешлив, а если уж что-то забавляло его всерьез, то остановиться он не был способен даже под страхом смерти.

— Теперь она со свету меня сживет, — уныло проговорила девушка.

— Прости, — утирая выступившие слезы и все еще посмеиваясь, проговорил Эристор. — Я не смог удержаться. Кто она такая?

— Госпожа Катриэль. Ее супруг — господин Даэронд, старший сын главы рода Рыжего клена.

— Бедняга.

— Не известно, кто больше, господин, если мне будет позволено судить.

— Как это?

— Кому хуже — мужу, если его жена наставляет ему рога со всем, что движется, или жене, чей муж проводит ночи не в супружеской постели, а в комнате своего слуги-человека?

— Лесной дух! — пробормотал Эристор. — Ладно. Не мое это дело. Своей госпоже передай, что тебе пришлось разбудить меня, но скоро я буду готов. И вот еще что… — Эристор поманил к себе девушку и, потянувшись к своей одежде, вложил ей в руку золотой. — Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о том, что здесь произошло.

Молоденькая служанка улыбнулась и приложила монету к своему рту, как бы ставя на него печать молчания, а потом вприпрыжку выбежала из комнаты. Когда дверь закрылась за ней, Эристор опрокинулся на подушки, уставясь в потолок взглядом совершенно потрясенного человека. Потом приподнял край простыни и неодобрительно осмотрел свою еще не до конца утихомирившуюся плоть.

— Ну-ну! — туманно изрек он и вновь глубоко задумался.

***

Все уже собрались в обеденном зале, когда Эристор наконец-то спустился туда. Его усадили на почетное место — по правую руку от хозяина. Едва он занял свое кресло, вино заискрилось в кубках, а прислуживавшие за столом люди стали обходить гостей и хозяев с блюдами, полными дичины, свежей зелени и овощей, приготовленных самыми разными способами.

Во время трапезы Эристор в основном беседовал с отцом Кэлибора, но часто и Линиэль, сидевшая слева от мужа, вставляла в разговор свои реплики. Эристор очень приятно провел время. К концу ужина он уже совершенно не сомневался в правильности своего решения касательно судьбы Куиниэ и Кэлибора.

— Инглэон эль-ро, — обратился Гилфорд к главе Дома Рыжего клена, выбрав момент. — Пожалуй, настало время поговорить о том деле, что привело меня сюда. Правда, я думаю, вы уже знаете, о чем пойдет разговор, — и Эристор метнул веселый взгляд на Линиэль.

— Вы не просили хранить это в тайне, — смущенно улыбаясь ответила она.

— Не оправдывайтесь, я не обвиняю. Так вы не станете возражать, Инглэон эль-ро?

— При условии, что ваша сестра окажется именно такой, как вы ее описываете, потому что, если послушать Кэлибора, так она просто фея лесная во плоти.

— Как я уже говорил, свадьба назначена на первый день изобильного жатвеня. Вы можете приехать в любой из дней, хоть за неделю, хоть за месяц до нее.

Инглэон нахмурился, прикидывая, и, встревоженная его молчанием, Линиэль мягко положила свою руку поверх его.

— Когда речь идет о счастье сыновей…

— Что это вы вдруг вспомнили о нашем счастье, эль-сэ?

Говоривший — невысокий, довольно плотный эльф, судя по всему, ровесник Эристора, только что вошел в зал и теперь с неприкрытой неприязнью смотрел на супругу главы Дома. Эристор почему-то сразу понял, что перед ним кто-то из сводных братьев Кэлибора.

«Наверно, Пэрсиваль», — подумал он, когда увидел, что следом вошел второго, вошедшего следом.

Даэронд был похож на брата, но отличался какой-то бесцветностью и заторможенной томностью.

— Как думаешь, Даэронд, что должно было произойти, чтобы Линиэль эль-сэ начала думать о счастье сыновей? — продолжил столь же глумливо Пэрсиваль, обращаясь на сей раз к брату.

— Кэлибор вернулся, — ответил тот, и бледная улыбка осветила его почти прозрачное лицо.

— Что? — взгляд Пэрсиваля метнулся по лицам. — Ах, вот в чем дело. А я-то уж начал думать…

— Пэрсиваль! В доме гости! — резко одернул сына Инглэон, а после обернулся к Эристору. — Эль-до, позвольте представить вам моих сыновей. Старший — это Даэронд, тот, что младше — Пэрсиваль.

Эристор встал и учтиво склонил голову:

— Была ли удачной ваша охота?

— Спасибо, как всегда, — ответил за обоих Пэрсиваль, изучая гостя. — Какими судьбами в нашу глушь, эль-до?

— Это я как раз и хотел пояснить, — вмешался Инглэон. — Садитесь и наполните свои кубки. Известие стоит того.

— Ну что ж, послушаем, какие еще «приятные» новости, кроме возвращения любимчика, вы приготовили нам, отец.

Инглэон, игнорируя новую порцию яда, который так и выплескивался изо рта Пэрсиваль, встал и поднял свой кубок:

— Друзья! Новость, которую Пэрсиваль справедливо назвал приятной, состоит в том, что через месяц с небольшим наша семья станет больше еще на одного человека.

— Катриэль беременна? — с неподдельным изумлением спросил Даэронд, и в зале раздался приглушенный смешок.

Отец же, с осуждением глядя на старшего сына, ответил:

— Кто, как не ты, должен знать об этом лучше всех? Я имел в виду другое. Мой сын Кэлибор женится. Свадьба состоится первого жатвеня в замке, принадлежащем семье его невесты.

Раздались поздравления, но все перекрыл ледяной голос Пэрсиваля:

— И каков улов, дорогой брат?

Лицо Кэлибора побледнело, он бросил быстрый взгляд в сторону отца, явно не желая устраивать скандал в его присутствии. С тех пор, как старшие сыновья вошли в дом, Инглэон не улыбнулся ни разу, вот и теперь его темные с проседью брови мрачно хмурились:

— Приношу свои извинения за невоспитанность сына, эль-до. Это моя вина: после того, как моя первая жена, их мать, оставила нас, выбрав для себя другую ветвь и другое древо, я уделял недостаточно внимания воспитанию мальчиков.

— Говорят, в подобных случаях, эль-ро, — с дружеской доверительностью ответил Эристор, весело поглядывая то на Пэрсиваля, то на напряженного Кэлибора, — очень хороши розги. Сам я не сторонник порки, но в виде исключения…

— Боюсь, время давно упущено, эль-до, — пряча усмешку, с притворным вздохом ответил Инглэон.

— Никогда не поздно сделать сегодня то, что не успел сделать вчера.

— Вы что, отец невесты? — грубо огрызнулся Пэрсиваль, чьи островерхие уши стали красными, как маки.

— Нет. Ее брат. Наши родители, к сожалению, уже покинули этот мир. Так что теперь на мне лежит ответственность за нее, и я готов ответить любому, кто посмеет задеть ее имя, — тон Эристора изменился.

Теперь в его голосе звучала не веселая насмешка, а, скорее, предупреждение, почти угроза. Тепло ушло из его глаз, а, лишившись этого внутреннего света, загорелое горбоносое лицо Эристора стало жестким и суровым. Пэрсиваль отступил:

— Мы даже не знаем его, эль-до. Как же все-таки зовут эту молодую эльфийку?

— Куиниэ из Дома Красного дуба.

— Мне знаком этот род… — задумчиво проговорил Даэронд.

— В связи с чем? — быстро поинтересовался Пэрсиваль, меряя брата прищуренными глазами.

Все та же бледная улыбка затеплилась на лице Даэронда:

— Помнится, некоторое время назад эльфу по имени Эристор Дориат из Дома Красного дуба не было равных на королевских турнирах. Его даже прозвали Мастером, Пэрсиваль. Я бы на твоем месте имел это в виду, братец. Так… на всякий случай. А теперь прошу простить меня — устал и хотел бы отдохнуть.

Даэронд откланялся и удалился, так и не поздравив Кэлибора с предстоящей женитьбой. Вскоре, сославшись на те же причины, следом за ним отправился и Пэрсиваль. После этого все, казалось, вздохнули с облегчением. Снова из конца в конец начали перекатываться волны смеха и шуток. Эристор веселил хозяев замка и Кэлибора рассказами о своих многочисленных похождениях. Инглэон тоже тряхнул стариной и изрядно шокировал жену, а сына позабавил воспоминаниями о своих. В общем, гудели почти до утра.

Только через неделю Эристор, Кэлибор и молодой Мэглин смогли покинуть гостеприимный Дом Рыжего клена. Сайдар отправился к себе домой — путь туда как раз пролегал через леса, принадлежавшие роду Рыжего клена. А толстяк Энтондил остался в замке с тем, чтобы через месяц с небольшим проводить почетных гостей к замку Дома Красного дуба, а до тех пор отвечать на все возникающие вопросы.

Причем, если Инглэона интересовали подробности сражения у стен замка в момент снятия осады, а Линиэль таланты, умения и свойства характера будущей невестки, то Пэрсиваль все больше спрашивал о богатстве хозяев Дома Красного дуба, величине их лесов и убранстве замка. С каждым полученным ответом он мрачнел все больше. Судя по всему, маленький гаденыш «любимчик Кэлибор» действительно поймал жар-птицу…

Чтобы окончательно не пасть духом, Пэрсиваль убедил себя, что половина из того, что говорил Энтондил — вранье, а сама Куиниэ страшнее орчихи. Недаром никто не позарился на нее даже среди снежных эльфов, и варварам пришлось просто отпустить ее с глаз долой… Он пребывал в этом счастливом убеждении почти две недели.

Подготовка к отъезду в замок Дома Красного дуба была в самом разгаре. Родители Кэлибора рассчитывали прибыть пораньше — с тем, чтобы успеть получше познакомиться с будущими родственниками и особенно с невестой. Уже были подобраны подарки, и Линиэль с удовольствием обдумывала свой туалет на предстоящее торжество, когда сторожевой сообщил, что к воротам движется большой, хорошо вооруженный отряд. Обитателей замка подняли по тревоге, но тут поступило новое сообщение. Глашатай, высланный вперед приближавшимися путниками, протрубив у ворот, затем громко выкрикнул:

— Куиниэ эль-тэ из Дома Красного дуба просит впустить ее и свое сопровождение в замок Дома Рыжего клена.

Эта незамысловатая просьба вызвала бурю самых разноречивых чувств — от изумления, до острого беспокойства. Энтондил был вызван к воротам, и действительно признал в эльфийке, сидевшей верхом на изящной гнедой кобыле в центре отряда, свою молодую госпожу…

После этого ворота распахнулись, и нежданную гостью пригласили в дом. Инглэон и Линиэль, волнуясь, ожидали ее в большом зале у основания ствола родового дерева. Тут же, переминаясь с ноги на ногу, торчал Пэрсиваль. Ему не терпелось разглядеть поближе страшилище, на котором собирался жениться «любимчик Кэлибор».

Двери отворились, и в зал решительно вступила прелестная юная эльфийка с копной темных вьющихся волос и огромными зелеными глазами. Она выглядела усталой и расстроенной, но от этого не менее красивой.

«Это не может быть она, — в отчаянном бешенстве думал Пэрсиваль. — Не может быть, чтобы этому ублюдку так повезло! Это какая-то ошибка!»

Но ошибки не было. Пэрсиваль, скрипнув зубами, развернулся и покинул зал в тот момент, когда в него входили спутники прекрасной невесты ненавистного младшего брата.

Линиэль удивленно проводила глазами пасынка и вновь обратила взор к прибывшим. Куиниэ оказалась именно такой, как описывал ее Кэлибор, а вот за ее спиной, подозрительно оглядываясь по сторонам и держа руки наготове, чтобы в любой момент выхватить оружие, стоял воин, чья внешность была столь примечательна, что Линиэль тотчас же узнала его. Светло-серебристая грива волос, серые широко расставленные глаза, сложная перевязь с двумя мечами за спиной… Перед ней, несомненно, стояла Тир Серебряная. И только теперь, увидев настороженную предводительницу дружины снежных эльфов, Линиэль испугалась по-настоящему. Ее рука непроизвольно сжала запястье мужа, и она подалась вперед.

Инглэон бросил на жену не менее обеспокоенный взгляд. Он уже собирался обратиться к будущей невестке, как вдруг дверь зала вновь распахнулась, и в нее протиснулся бородатый здоровяк, чье происхождение не могла скрыть даже добротная одежда лесных. Он что-то сказал на ухо молодому воину, стоявшему рядом с Куиниэ, и тот обнял ее за плечи:

— Здесь их нет, Куиниэ.

— Что все это значит? — вскричал Инглэон, с негодованием наблюдая, как посторонний эльф — да еще и снежный! — фамильярно обнимает будущую жену его сына. — И кто вы-то такой?

— Меня зовут Тир, если это что-то говорит вам.

— Мне говорит, эль-тэ, и очень многое, — Линиэль решительно поднялась с места и шагнула вперед. — Именно эту молодую эльфийку, Инглэон, дорогой, мы должны благодарить за то, что наш Кэлибор вернулся домой и скоро женится на этой прелестной малышке.

— Ах, эль-сэ, — вдруг вскричала Куиниэ, вырываясь из полуобъятий Тир и бросаясь к будущей свекрови, — они пропали! Ни Эристор, ни Кэлибор так и не вернулись домой из своего путешествия. Лишь прибежала раненая лошадь брата без седока.

Глава 15

Эристор, Кэлибор, Мэглин и уже немолодой слуга-человек, которого Эристор приблизил к себе еще в ту пору, когда тот был подростком, и который с тех самых пор служил ему верой и правдой, ехали неспеша, все еще переполненные вчерашним хмелем и благодушием гостеприимного родительского дома Кэлибора. Это настроение не покинуло их и к вечеру, когда они решили устроиться на привал. Вскоре костерок уже весело трещал, а на углях разогревалась тушеная со специями и овощи оленина, упакованная путешественникам с собой в дорогу. Они плотно поужинали, щедро запивая еду забористым домашним пивом, и не заметили, как заснули. Все. Даже Мэглин, которого беспечные путники назначили дежурить на первую треть ночи…

Пробуждение было не самым приятным. Первым проснулся горе-караульный — видимо, совесть все-таки мучила его. Однако едва он разлепил глаза и приподнялся, как страшной силы удар обрушился на его и без того смурную голову. Остальные хлопот доставили больше, а главное, пока вдесятером крутили двоих эльфов, слуга-человек, которого ошибочно не приняли всерьез, вывернулся и исчез в чаще. Сколько его потом не искали, найти так и не смогли.

Еще одна накладка вышла с лошадьми. Конь Эристора, храпя и бешено вращая глазами, не желал идти в руки чужих эльфов. Его мощные копыта, которые хорошо выдрессированные и свирепые лошади этой породы были обучены использовать в бою, грозили смертью каждому, кто смел приблизиться. Дело кончилось тем, что жеребец вырвался и тоже умчался прочь. Ему в след выпустили несколько стрел, но, похоже, впустую.

Пленников, оглушенных, со связанными за спиной руками усадили на оставшихся лошадей и намертво привязали к седлам. Потом торопливо засыпали землей кострище, укрыли ветками следы лагеря и, повинуясь настойчивым требованиям командира, двинулись в путь — все больше узкими лесными тропами, избегая торных дорог, обходя стороной людские поселения и родовые замки эльфийской знати…

Через какое-то время Эристор пришел в себя и, отбросив упавшие на лицо пряди волос, огляделся.

— Ансэдил эль-до, один очухался, — тут же возвестил ехавший сбоку охранник.

— Который? — раздалось из головы колонны.

— Самый здоровый! Может, опять его по башке треснуть?

— Пока ведет себя тихо — не трогать.

— Кто вы? — неприязненно поинтересовался Эристор.

В голове гудело, шишка на затылке саднила и дергала, как больной зуб. Руки и ноги, немилосердно стянутые веревками, начали затекать.

— Скоро узнаешь, а может, и нет. Но в любом случае не от меня. Заткнись, пока снова не получил.

— Спасибо на добром слове, — угрюмо процедил Эристор и уставился перед собой.

Вскоре пришел в себя Кэлибор, а потом и Мэглин, но переговариваться им не дали. Они ехали молча, внимательно оглядываясь по сторонам в тщетной попытке узнать места, по которым их провозили. На привал остановились только когда стемнело. Пленных стащили с лошадей и тут же привязали к толстому дубу в центре поляны, на которой остановился отряд.

— Дайте попить-то хоть, сволочи, — проворчал Эристор и тут же получил увесистым кулаком по лицу.

Сплюнул кровь и, усмехаясь разбитым ртом, продолжил:

— Да ты, я вижу, настоящий смельчак! Это же надо было решиться! А вдруг я бы укусил?

— Вот высажу тебе все зубы, так и кусаться нечем будет! — страж вновь занес руку.

На этот раз Эристору удалось вовремя отдернуть голову, и кулак негодяя с хрустом врезался в кору дуба. Он взвыл и, укачивая больную руку, принялся бить связанного пленника ногами. «Милое» развлечение так захватило его, что он не заметил, как слишком приблизился к неподвижному до сих пор Кэлибору, который не замедлил воспользоваться этим. Подтянув к себе колени, он резко распрямил ноги, ударив стража под зад так сильно, что тот кубарем выкатился к костру, вокруг которого расселись остальные похитители. Раздались смешки.

— Что, Дильдэн, дружище, несладко тебе пришлось?

— Сейчас будет солоно им, — огрызнулся тот, поднялся и, захватив увесистую дубину, направился к пленным.

— Хватит! — резко бросил один из похитителей.

Эристор и Кэлибор тут же уставились на него, справедливо принимая за предводителя.

— Ты что-нибудь понимаешь, Кэлибор? — тихо проговорил Эристор.

Кольчуга уберегла его от большинства ударов, но голова гудела, а во рту стоял солоноватый вкус крови. Он потрогал языком ранку на нижней губе и поморщился.

— Я думал об этом всю дорогу. Мы оба, вы, эль-до, и я, — меньше месяца, как вернулись в родные леса. Не было нас достаточно долго, а по новой никому дорогу перейти не успели. Так что у меня есть только одно объяснение… Если, конечно, Меглин не обрюхатил какую-нибудь красотку, и это не ее разъяренные родственники.

— Не было такого, — незамедлительно раздалось с той стороны дуба.

Эристор улыбнулся одним уголком рта, стараясь уберечь разбитую губу:

— Тогда кто они, по-твоему, Кэлибор?

— Эльфы того самого типа, что осаждал ваш замок, эль-до.

— Вот ведь какая ерунда-а-а! — задумчиво протянул Эр, по привычке дернувшись, чтобы дернуть себя за косу, но связанные руки остались за спиной, и он еще раз выругался. — А ведь ты, должно быть, прав. Сейчас проверим.

Скорый на действия, Эристор обернулся в сторону костра, нашел глазами предводителя и крикнул:

— Ансэдил, когда рассчитываешь добраться до Дома Зеленого остролиста?

Эльф вздрогнул, дернув чуткими ушами, резко вскинул голову, с минуту злобно изучал пленников, но потом расслабился и усмехнулся:

— Через пару дней. И я, на твоем месте, Эристор, вел бы себя потише, если хотел бы добраться туда более или менее целым.

— В этом есть смысл?

— Не мне судить.

— А кому? Говорят, Лэндир эль-до умер…

— Замолчите, или мне придется заткнуть вам всем рты кляпом, — миролюбиво пообещал предводитель и принялся за еду.

Пленники, у которых не было маковой росинки во рту со вчерашнего вечера, отвели глаза. Впрочем, на ночь их все-таки напоили.

К концу третьего дня отряд добрался до замка Дома Зеленого остролиста. Пленников спешили и, подгоняя, провели, нет, не в зал, а сразу в подземелье — судя по всему все в родовом гнезде соседа было тоже отстроено гномами, которые, похоже, просто не могли представить себе жилище без разветвленных подземных ходов под ним. С невольным содроганием Эристор осматривал страшные орудия палаческого искусства, словно нарочно выстроившиеся по пути следования. Наконец, их дотащили до комнаты, освещенной чадящими факелами. У дальней стены стояли стол и кресло, а в нем расселся богато одетый эльф, высокий и, пожалуй, даже красивый, если бы не печать порочности на бледном лице. Он отпил из золотого кубка, отставил его в сторону и, уперев руки в столешницу, принялся пристально изучать вновь прибывших:

— Отличная работа, друзья!

Эристор отметил, что Ансэльдин не спешит сообщить хозяину о бегстве слуги-человека, как видно, из боязни наказания.

«И не мудрено», — подумал он, оглядываясь вокруг.

— Все это вы еще сможете рассмотреть поближе, Эристор эль-до, — гадко улыбаясь, вновь заговорил сидевший за столом.

— Мне казалось, мы с вами не знакомы, — откликнулся Эристор и легко поклонился.

— Это поправимо. Тем более что я собираюсь стать вашим ближайшим родственником.

— Каким же это образом?

— Я просто уверен, что такой знатной эльфийке, как ваша сестра, не пристало выходить замуж за какого-то никому не известного третьего сына из никому не известного провинциального Дома. Титул супруги главы Дома Зеленого остролиста ей будет больше к лицу.

— Вы тот самый глава? — игнорируя все остальное, подчеркнуто светски поинтересовался Эристор.

И неожиданно увидел, что этот вроде бы простой вопрос задел собеседника.

— Похоже, что нет, а Кэлибор? — издевательская улыбка тут же появилась на лице Эристора.

— Да и шансы, по всему видать, невелики, — с ненавистью меряя глазами фигуру за столом, сквозь стиснутые зубы откликнулся тот.

— Стало быть, Лэндир жив… — Эристор задумчиво выпятил нижнюю губу. — А ведь я его помню. Он был хорошим приятелем моего отца. И знаете что? Просто-таки славился своим упрямством… — Эристор поцокал языком и с показным сочувствием глянул на их похитителя. — Бедняжка.

— Хватит! — рявкнул тот, став почти зеленым от бешенства. — Этого, — он ткнул пальцем в Мэглина, — отдайте Эльвирэль. Она любит таких молодых да гладких, — так и оставшийся анонимом эльф гаденько усмехнулся. — Этого, — палец переместился на Кэлибора, — на корм крысам в колодец. — А этого, — и незнакомец с каким-то маниакальным нетерпением уставился на Эристора, — раздеть и привязать. С ним разговор у нас будет особый.

Однако с последней частью его указаний возникли сложности. Для того чтобы снять с Эристора кольчугу, нужно было развязать ему руки, а тот, похоже, только этого и ждал. Два трупа со свернутыми шеями уже лежали на полу к тому моменту, когда кто-то изловчился и, подкравшись сзади, опустил тяжелую дубину ему на голову. Эристор, не выпуская из рук свою последнюю жертву, свалился на пол. Только теперь его смогли раздеть, а потом, прикрутив намертво за руки и за ноги, распять на пыточном колесе. Впрочем, толку от пленника все равно теперь не было. Удар по голове поверг его в глубокий обморок, из которого Эристора не смогли вывести ни холодная вода, ни раскаленная сталь. Повозившись с ним немного, мучители решили плюнуть и вернуться к начатому несколько позже, после чего, ругаясь, покинули подземелье.

Едва тяжелая дверь со скрежетом захлопнулась за ними, Эристор раскрыл глаза и с тоской уставился в серые плиты сводчатого потолка. Думы его были невеселыми. Нелегко было вытерпеть и никак не показать того, что он пришел в себя, зато теперь дальнейшие пытки отсрочились. Вот только надолго ли? Сможет ли он вынести их? Эристор не сомневался, что его будут мучить до тех пор, пока он не согласится отдать Куиниэ в жены этому монстру. Потом, конечно, через достаточно долгое время, как-то случайно, быть может, на охоте, погибнет Тэргон… А после и самого Эристора найдут в его спальне мертвым. Отравили? Кто станет разбираться?

Кэлибор уже сгинул в сырых подземельях Дома Зеленого остролиста…

Нет! Он будет бороться! Слишком многое зависит от того, хватит ли у него сил устоять… Быть может, удастся что-то придумать… Вдруг им смогут помочь… Надежда, слабая, но была. Слуге удалось бежать. Это был надежный человек, выросший в этих лесах, для которого они были, что дом родной. Эристор верил — Питер не бросил своего господина, а проследил его путь, и теперь спешит в замок Дома Красного дуба с сообщением. Но успеет ли? Да и что смогут сделать там? Тир! Что почувствует она, узнав о его пленении? Будет ли переживать? Быть может, плакать? Эристор оборвал самого себя.

«Какие слезы! Уж пусть лучше отчаянная снежная нацепит мечи, пораскинет хитрыми изворотливыми мозгами и придумает что-нибудь, чтобы освободить своего бездарно попавшегося… Кого? Ведь мы даже не стали любовниками».

Эристор вспомнил стройное белокожее тело Тир, нежные розовые соски, которых он касался, но так и не рискнул поцеловать… Лесной дух! Ему сейчас нужно было думать о смертоносности предводительницы дружины северных варваров, а он не мог остановиться, и придумывал все новые нежные слова, которые хотел бы шептать ей в их первую ночь и после, когда он будет любить ее снова и снова, ласкать ее, заставляя забыть все те ужасы, что довелось пережить ей в юности. В ушах Эристорадо сих пор стояло ее истошное «Нет!», такое странное, а потому особенно болезненное в устах воина, сильной и презирающей страх эльфийки… Он будет целовать и ласкать ее до тех пор, пока не услышит «Да!», если… Если только выберется отсюда. Если только она поможет ему в этом. Если только… Эристор закрыл глаза и принялся молиться.

***

Фэльдрин из Дома Зеленого остролиста, крайне раздосадованный тем, что пришлось прервать общение с пленником, сидел за господским столом в огромном зале замка, которым по-прежнему владел его дядька.

«Старый гриб, который, кажется, собрался жить вечно!»

Эристор был прав, Лэндир всю жизнь отличался невероятным упрямством, которое еще больше усугублялось тем, что в отношениях с племянником ему терять было нечего. Завещание, как оказалось, он составил уже давно и отдал на хранение настоятельнице ближайшей Лесной обители. Фэльдрину не удалось добиться от мерзкого строптивца сути этого документа, но то, что там не был упомянут он сам, сомневаться не приходилось. А значит, просто убить дядьку он не мог — завещание вступит в силу, и его, Фэльдрина, вышибут из Дома Зеленого остролиста, как пробку из бутылки.

Лэндир был одинок и мог отписать свое добро лишь двум наследникам — той самой обители или прямиком Лесному королевству. Ни с первым, ни тем более со вторым претендентом Фэльдрину было не справиться… Приходилось тянуть время, мучая Лэндира заключением, полуголодным пайком и время от времени придумывая какие-нибудь хитрости в надежде принудить дядю изменить свою последнюю волю. Положение более чем шаткое. Поэтому идея жениться на юной Куиниэ из Дома Красного дуба, которая, как донесли шпионы, вернулась недавно домой, показалась просто великолепной.

Фэльдрин облизнулся. Говорили, что юная эльфиечка чертовски хороша, а, пройдя через руки северных варваров, наверняка научилась послушанию и множеству более чем полезных вещей. Фэльдрин откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, представляя себе хорошенькую Куиниэ распростертой между двух обнаженных мужских тел, чья возбужденная плоть ритмично двигается в ней, заставляя маленькую дрянь кричать от боли и наслаждения. В ущербном сознании Фэльдрина эти вещи были неразрывно связаны. Он любил причинять боль и получал от этого наслаждение. Ему нравилось унижать.

«Что может быть приятнее губ еще недавно сильного и гордого эльфа на твоем члене? Только вид его сестры или жены, привязанной лицом вниз на кровати…»

Фэльдрину нравилось овладевать эльфийками или человеческими женщинами именно так — тогда были видны следы, оставленные его плеткой на нежной коже их спин и ягодиц. Хотя переполненные страхом и болью глаза возбуждали его не меньше… Всегда так трудно решить…

«Да! Это была отличная идея! — отрываясь от фантазий, в очередной раз думал он. — Я женюсь, и тогда дядюшкино наследство для меня уже будет не столь важно. Дом Красного дуба не менее богат и знатен… К тому же и правда пора обзавестись наследниками».

Слуги накрыли столы. Еда была как обычно невкусной.

«Давно пора выгнать эту чертову повариху, пока она не отравила меня!» — решил Фэльдрин.

Челядь в замке осталась еще с дядиных времен. Чему удивляться, что Фэльдрина не любили? Вчера вот кто-то из прислуги на конюшне засунул между седлом и спиной лошади, на которой он собирался ехать, горсть колючек. Фэльдрин едва не сломал себе шею, когда конь понес. Толстый сук, низко нависавший над дорогой, даже коснулся волос на его макушке. Просто чудо, что он остался жив. Пришлось наказать этих людишек конюших. Кажется, двое уже умерли…

— Проклятый замок, проклятый старый гриб, его хозяин, проклятые все его приспешники, — тихонько ворчал Фэльдрин, с отвращением заталкивая в рот ложку какой-то жратвы, внешне более всего похожей на чью-то рвоту.

«Скажи спасибо, что не понос!» — буквально дословно читалось на лице молодого слуги, который поднес хозяину вино.

Фэльдрин хлебнул и даже передернулся. Кислятина!

«Хоть убей их всех. Ничего не добьешься, так и будут пакостить».

К Фэльдрину подобострастно подобрался его верный Берт.

— Господин мой, Эристор вроде оклемался.

— Отлично. Скажи Кроу и его парням. Я сейчас приду. И еще… Передай им, пусть не перегнут палку. Мне нужно, чтобы он пришел на свадебную церемонию своими ногами и смог держать в руке перо, чтобы подписать брачный контракт.

— Все будет сделано в лучшем виде.

— Ступай.

Когда Фэльдрин спустился в подвал, трое его подручных людей уже были готовы. На них была только обувь и большие кожаные фартуки, заскорузлые от крови предыдущих жертв. Поначалу Фэльдрина, который во всем любил доведенную до утонченности, граничившей с сумасшествием эстетику, бесили их мерзкие волосатые задницы, но потом он привык. А и правда, зачем пачкать хорошую одежду? Не напасешься. Фэльдрин занял место в сторонке и кивнул палачам:

— Эль-до, они уж помучат тебя немножко. Так, для разминки. А потом мы поговорим о нашем деле.

— Нам не о чем говорить. Ни тогда, ни сейчас, — голос Эристора, который даже не повернул головы в сторону вошедших, был холоден и сдержан.

— Говорят, попытка не пытка. Сейчас тебе представится случай проверить это на собственной шкуре. Буквально.

— Тебе не видать Куиниэ, как своих лопоухих ушей, сволочь!

— Смотри, а то можно устроить, чтобы ты полюбовался на свои, голубчик. Чик! И вот они перед тобой. Ничего. Волосы у тебя красивые, будешь носить их распущенными, как девка, никто и не заметит, что чего-то не хватает… Но это потом. А сейчас… Начинайте, ребятки.

К несчастью для Эристора, у него был сильный выносливый организм. Спасительное забытье никак не приходило к нему… Это продолжалось так долго, что утомился даже Фэльдрин. От криков и запаха жженой плоти у него разболелась голова, а глаза стали слезиться от дыма, который заполнял подземелье, исходя от факелов и жаровен, на которых палачи раскаляли свои орудия.

— На сегодня хватит, — буркнул он. — Спокойной ночи, эль-до, хороших сновидений. Завтра мы обязательно встретимся вновь. Вы подумаете об этом, не так ли?

Эристор ответил длинным ругательством.

— Фи, как грубо!

— Тебе всерьез стоит задуматься о том, чтобы начать пытать не каленым железом, а своими остротами, дружок! Не многие смогут выдержать твое чувство юмора долго.

Фэльдрин в бешенстве топнул ногой и, залепив связанному пленнику пощечину, двинулся вон.

— Кстати, передай привет Лэндиру и пожелай ему от меня долгих лет жизни, — долетело до него уже в коридоре, и только боязнь показать, что выпад опять достиг своей цели, не позволила негодяю вернуться.

— Крепкий орешек, — проговорил один из палачей, переглядываясь с товарищами.

— Ничего, и не такие раскалывались, — прошипел Фэльдрин, удаляясь в свои покои.

Наутро он предпринял новый штурм:

— Ты знаешь, что твой приятель Кэлибор уже оч-чень давно сидит в яме без еды и воды?

Эристор метнул на мучителя тяжелый взгляд.

— Согласись на брак сестры со мной, и я обещаю регулярно кормить ее бывшего женишка.

— Не думаю, что сам Кэлибор согласился бы на подобный обмен, а значит, мой ответ — нет.

— Он скоро умрет одной из самых мучительных смертей.

— Все мы во власти Духа лесного. Ты, кстати, тоже. За меня будет кому отомстить.

— И кто бы это мог быть? — издевательски проговорил Фэльдрин.

«Тир», — подумалось Эристору, но сказал он другое.

— Рано или поздно из плена вернется король Ангрод…

— Ты не в курсе последних сплетен. Говорят, что его братец Гимли посулил нагам сундук родовых драгоценностей Дома Древнего кедра, лишь бы он никуда не отпускал нашего… гм, монарха.

— Ничто не сравнится с родственной любовью, — пробормотал Эристор. — Твой дядюшка, наверно, тоже искренне привязан к тебе. А? Что, я не угадал? — усмешка искривила осунувшееся, почерневшее лицо пленника.

— Беритесь за дело, — бросил Фэльдрин палачам и вышел, хлопнув дверью.

— Какой-то он нервный. Вы не замечали, ребята? — поинтересовался Эристор у мрачной троицы.

— Шутник, — пробормотал один из них и одобрительно похлопал распятого эльфа по животу.

Эристор слышал, как его называли Кроу.

— Редко у кого есть охота шутить в этих стенах. Так работать скучно!

Он отошел и уселся на скамью, а потом неожиданно посоветовал:

— Ты вот что, эль-до, кричи погромче, что ли? А ты, Гарри, иди постой на стрёме.

И отвечая на изумленный взгляд пленника, пояснил:

— Что мы — изверги, что ли?

Однако передышка оказалась не очень долгой. Фэльдрин вернулся. За ним шел слуга, неся поднос, уставленный всевозможными яствами.

— Вот решил поесть в компании с тобой, эль-до.

Эристор мучительно сглотнул. Его не кормили с того самого момента, как он попал в замок, да и дорóгой перепадали лишь жалкие крохи.

— Посмотрим, что тут у нас. Кролик, запеченый в сметане с овощами и травами… Неплохо.

Эристор принюхался, запах был одуряюще вкусным, но он нашел в себе силы сказать:

— По-моему, подгорело. А знаешь, мне говорила одна прекрасная и очень богатая эльфийка, которая выходила замуж уже шесть раз, что пригоревшая корочка отлично отбивает вкус яда. Ты доверяешь своей поварихе?

Фэльдрин побелел и ухватился рукой за горло. Эристор развеселился:

— Гляжу я, совсем ты шуток не понимаешь. Или повариха действительно так не любит тебя?

— Ах ты, ублюдок!

Фэльдрин шагнул к распростертому телу Эристора и, с жесткой усмешкой вытащив из огня раскаленный добела прут, приложил его к бедру пленника.

Эристор выгнулся, скрипя зубами. Но когда боль схлынула, кривая усмешка вновь появилась на его лице:

— Пахнет не хуже твоей крольчатины, ты не находишь?

Молоденького слугу, который принес поднос с едой, мучительно вырвало, и он опрометью бросился вон. Эристор поцокал языком:

— Неужели твой кролик так уж плох?

Сдержанные смешки палачей послужили ему своеобразной наградой.

Глава 16

— То есть как не вернулись? — растерянно вскричал, поднимаясь с кресла, Инглэон. — Они отбыли почти две недели назад…

— Куиниэ! — резко распорядилась Тир. — Ты останешься здесь. Я возьму Гаррика и еще нескольких эльфов и попытаюсь найти их следы. Надо было сразу заняться этим. Проклятье! Сколько времени упущено!

— Госпожа Тир, вам тоже надо отдохнуть с дороги, — нерешительно заговорила Линиэль. — Мой муж поедет сам и возьмет с собой ваших эльфов и своих егерей. Они хорошо знают здешние места.

— Спасибо, эль-сэ…

— Линиэль, — подсказала кареглазая эльфийка, которая была так мучительно похожа на любимого, что у Куиниэ сжималось сердце.

Тир же, коротко кивнув, продолжила:

— Ваши егеря очень помогут, но мои дружинники, как верные псы, знают руку только одного господина, а чужака могут и загрызть. Позаботьтесь о Куиниэ. Я вернусь с новостями, как только они будут.

— Ах, Тир, — глаза Куиниэ были полны слез, которые она мужественно сдерживала с тех самых пор, как окровавленная, вся в пене лошадь Эристора влетела во двор замка. — Неужели они погибли?

— Не смей говорить так! Пойдемте, Инглэон эль-ро. Распорядитесь насчет егерей.

Тир стремительно пошла прочь. За ней с грохотом двинулись ее дружинники.

— Иисусе! — пробормотал Инглэон и заторопился следом.

Все обитатели замка собрались во дворе, разглядывая хмурых бородатых гостей. Тир отдала приказания, и большая часть дружины спешилась. Как раз в этот момент показался Инглэон, а за ним, ведя в поводу лошадей, четверо молодых эльфов.

— Это Тир эль-тэ. Она скажет вам, что надо делать.

— Снежная? Баба? — с недоверчивой презрительностью переспросил один из егерей — высокий рыжеволосый крепыш с нагловатыми зелеными глазами. — Пусть отправляется на свой этот Белый архипелаг, а там на кухню! Самое место командовать…

А потом что-то произошло, и бешеные серые глаза уже в упор смотрели на него, а острая сталь ощутимо прижала то, чем особенно гордится любой самец.

— Поверь, мне некогда что-то объяснять и доказывать. Ты сейчас просто поклянешься сделать все, что от тебя потребуется и не болтать лишнего. Иначе, — стилет проколол ткань штанов, — отрежу, а уж потом, снега тебя побери, пойду-таки на кухню, нашинкую, потушу с овощами и заставлю тебя же сожрать! Ну!

— Д-да. Ой! Да! Да! Я клянусь!

— По коням! — крикнула Тир и взвилась в седло.

— Во бешеная баба! — проговорил оглядываясь рыжий егерь, но его сотоварищи отводили взгляд, и он, пожав плечами, забрался в седло.

Линиэль тем временем повела плачущую Куиниэ наверх. К тому моменту, когда была готова ванна, девушка уже немного успокоилась, хотя и валилась с ног от усталости. Линиэль помогла ей раздеться, смыть дорожную грязь, после чего уложила в постель:

— Поспи, дитя мое.

— Спасибо, эль-сэ, — уже проваливаясь в сон, шепнула Куиниэ.

А будущая свекровь еще некоторое время стояла возле нее, любуясь ее нежной красотой и округлыми очертаниями молодого тела под тонким одеялом, потом зажмурилась, стискивая руки в молитве.

«Кэлибор, сыночек, вернись! Дух лесной, спаси и помилуй мое дитя. Он был так счастлив, уезжая».

Слезинка скатилась из-под опущенных ресниц, Линиэль нетерпеливо смахнула ее и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Она спустилась в общий зал, где ее поджидал задумчивый муж.

— Малышка спит — слишком устала.

— А эта самая Тир, наверно, сделана из железа, — Инглэон хмыкнул. — Только что во дворе чуть не кастрировала главного егеря, когда он отказался ей повиноваться.

— Она красива…

— Да, но красотой стального клинка. Ни один эльф не оценит подобного. Нашему брату подавай помягче, — Инглэон, смеясь, попытался привлечь к себе жену, но та шлёпнула по протянутым к ней рукам.

— Не все мужчины таковы. Некоторые чувствуют себя достаточно сильными, чтобы не испугаться присутствия подобной женщины рядом с собой.

— Не знаю таких!

— А я знаю!

— Кто же он?

— Эристор эль-до, дорогуша. И, похоже, этот «стальной клинок», как ты говоришь, готов пойти на все, чтобы вызволить его из беды. Очень характерно для холодного металла. Не так ли?

— Ну и ну! Весельчак Эристор и эта… с ножом! Бр-р-р!

— Ты видел ее десять минут. Кто знает, какой она может быть, когда обстоятельства позволяют ей это! И вообще молчи, Инглэон. Она нравится мне!

Дверь зала отворилась. В нее, возбужденно сверкая глазами, влетела Катриэль.

— Что это творится у нас? Кто все эти эльфы во дворе?

Супруги понимающе переглянулись.

— По крайней мере, то значительно лучше, чем это, — несколько неопределенно проворчал Инглэон, но жена поняла его и усмехнулась.

К вечеру уже все домочадцы знали об исчезновении Кэлибора и о том, что в замке гостит его юная невеста. Пэрсиваль преисполнился новых надежд — девчонка хороша и молода, наверняка глупа, а главное так богата! Чем один брат хуже другого? Если этот гаденыш Кэлибор действительно помер так удачно…

Поэтому, когда тихая Куиниэ спустилась к ужину, Пэрсиваль встретил ее особенно приветливо. Он уселся рядом с гостьей и в течение всей трапезы болтал без умолку, восхваляя самого себя и в самом уничижительном свете описывая младшего брата. Пэрсиваль так увлекся, что не замечал изумленных, а потом возмущенно-презрительных взглядов, которые бросала на него Куиниэ. Зато ее молчание было истолковано им, как полнейшее согласие с его речами. К концу ужина он, самодовольно усмехаясь, решил, что дело сделано, и даже намекнул о возможности не откладывать день свадьбы, лишь сменив имя жениха.

— Эль-до, вы должно быть не в себе? — внезапно громко и отчетливо поинтересовалась «невеста», одним махом подрезав Пэрсивалю крылья, что вызвало тихий смешок у Даэронда на фоне гробовой, полной сдержанного веселья тишины в зале.

Линиэль закатила глаза, а Инглэон только покачал головой ей в ответ.

Весь следующий день Куиниэ провела, то слоняясь по дому, то тревожно вглядываясь вдаль со сторожевой башенки. Несколько раз с ней пыталась заговорить Катриэль, но Куиниэ плохо воспринимала то, что со скоростью летнего ливня изливала супруга Даэронда, и обычно, не дослушав, уходила. Сердце ее мучительно сжималось. Она не могла думать ни о чем ином, кроме как об обретенном и вновь потерянном брате и о любимом…

Тир вернулась только к вечеру. Черная от усталости и мрачных дум, она ввалилась в зал, где как раз ужинали. На немой вопрос вскочившей Куиниэ она лишь качнула головой:

— Нет, цветочек. Мы нашли место, где они сделали привал. По следам ясно, что там, кроме них, побывало еще человек пятнадцать. Потом Гаррик и ваши егеря, Инглэон эль-ро, проследили путь отряда еще на день пути, а после… После они вошли в ручей и двинулись по его руслу… Мы не смогли обнаружить, где они покинули его. Очевидно лишь, что их не убили — тел или следов крови нет, — и что повезли куда-то в сторону побережья. Это все. Прости, Куиниэ.

Внезапно ноги Тир подогнулись, она покачнулась и упала бы, если бы не угрюмый Сигурдиль, метнувшийся к ней и подхвативший измученную госпожу на руки.

— Баба! — презрительно пожав плечами, бросил тот рыжеволосый егерь, который уже имел неосторожность перечить Тир.

— Гляди-ка, осмелел! — воскликнул чей-то ироничный голос. — А как насчет тушеных с овощами яиц на завтрак?

Сигурдиль, игнорируя смешки, поднял глаза к хозяевам замка:

— Госпожа Тир не слезала с коня все это время, не спала и почти ничего не ела.

— Несите ее за мной, — Линиэль решительно встала.

— Я сама… — Тир сделала вялую попытку вырваться из рук вилобородого дружинника. — Пусти!

— И не подумаю, — ворчливо буркнул тот и двинулся вслед за хозяйкой замка.

Куиниэ поспешила за ними. Вскоре раздетая и умытая Тир уже лежала в постели. Куиниэ решила остаться возле нее, а Линиэль пошла в супружескую спальню, где разрыдалась на груди печального мужа…

— Мальчик мой, — всхлипывала она иприжималась еще крепче к Инглэону. — Такой красивый, такой молодой…

— Не плачь, Линиэль, душа моя, на все воля божья. Кэлибор еще может найтись.

— Ты и сам в это не веришь.

— Глупости! Не раскисай! Проси духов и надейся, дорогая. Будь мужественной. Я люблю тебя, — и Инглэон принялся утешать жену самым древним способом, вкладывая в это всю любовь и всю боль, которой до сих пор не позволял выйти наружу, чтобы еще больше не мучить свою Линиэль.

А Куиниэ присела рядом с Тир.

— Ложись рядышком, — попросила та. — Как тогда, у меня дома.

Куиниэ не заставила себя долго уговаривать, а, быстро смахнув платье, забралась под одеяло и обняла Тир.

— Они не имели права погибнуть! Только не это!

— Что же могло случиться? Похищение? Но, кому могло это понадобиться?

Куиниэ наморщила лоб:

— Ах, если бы я могла это знать! Наверно, придется вернуться в Дом Красного дуба и ждать. Быть может, потребуют выкуп.

Тир нервно дернулась:

— Ожидание… Я не смогу ждать, Куиниэ! Это выше моих сил!

— Но что же остается?

— Великие духи! Давно я не чувствовала себя такой беспомощной!

— Засыпай-ка ты. Говорят, утро всегда мудренее.

— Я не смогу.

— А ты просто замолчи и закрой глазки, — ласково, так, как когда-то в детстве с ней самой говорила мама, а потом нянюшка, прошептала Куиниэ и, плотнее прижав ладони к коже Тир, прикрыла глаза и стала питать ее живой силой — так, как обычно делала с деревьями, травой, овощами или фруктами. А что? Эльфы — такие же творения природы. Почему ж для них это должно быть плохо?

Тир вздохнула расслабленно. И через полчаса обе девушки уже спали. Во сне они повернулись друг к другу и прижались еще теснее, словно ища поддержки и защиты. Темная вьющаяся и светлая серебристая головы встретились на общей подушке. В эту ночь обе увидели сны… Шаман, с которым Куиниэ после обсудила свое видение не сомневался: именно она, ее магический дар позволил всему этому произойти, именно она — дочь Дома Красного дуба — стала тем проводником, который показал путь. Но сама Куиниэ смотрела, как ей казалось, еще глубже, потому что была убеждена — истинным проводником и для нее самой, и для Тир стала любовь.

Куиниэ в ту ночь приснилась непроглядная чернота. Больше она не видела ничего, зато всеми порами, нервными окончаниями ощущала, что Кэлибор рядом, здесь же — протяни руку и дотронешься. Она так и сделала, но ощутила под пальцами лишь холодную неровную поверхность, как тогда в пещере, когда ее похитил Харальдин Аттердаг. И леденящий душу ужас обуял ее.

— Где же ты? — в отчаянии крикнула она.

И тут ее словно подбросило, вытолкнуло — и она понеслась из темноты подземелья на свет дня. Куиниэ зажмурилась, а когда глаза привыкли, распахнула их и увидела перед собой море, а на его берегу большой серый замок, чем-то похожий на родной — разве что Родовое дерево было совсем другим, кривоватым, высохшим с одной стороны… А главное, теперь она точно знала, что Кэлибор именно здесь. Но что это за замок, какого Дома? И где он? Где-е-е-е? Крик звонким эхом отразился от стенок черепной коробки и стен комнаты.

Куиниэ проснулась и, вытаращив глаза, села. Рядом с ней вскочила столь же ошеломленная, дрожащая и встрепанная Тир.

— Мне приснился Эристор, — лязгая зубами, выговорила она. — Он в каком-то сером замке.

— На берегу моря, — подтвердила Куиниэ почти шепотом. — Кэлибор там же.

— Что ты видела?

— Темноту… А потом замок. Даже родовое дерево толком не разглядела, так все быстро было. И все.

— А я огонь. Потом мне стало очень больно. Так больно, что я рванулась прочь и тут увидела замок…

— Они там! — вскричала Куиниэ.

— Но где?

Девушки не знали ответа на этот вопрос.

— Как узнать, что это за замок? — вскакивая с кровати, нервно спрашивала Тир.

Куиниэ, увидев, что Тир одевается, тоже встала, сунула голову в платье и вдруг замерла:

— Знаю!

Тир метнулась к ней, быстро освободила сияющее лицо Куиниэ из материи и выпалила:

— Ну?!

— Энтондил! Он знает все Дома и замки в окрестностях. Мы опишем ему то, что видели, а он попробует догадаться.

— Пошли! Скорее!

— Но ведь еще ночь… — нерешительно пролепетала Куиниэ.

Однако Тир уже вышла за дверь. Так что пришлось разве что не вприпрыжку поспевать за ней, на ходу поправляя волосы. Спустя пять минут они уже сидели по обе стороны от кровати толстяка Энтондила и в четыре руки тормошили его.

— А? Что?

— Эль-ро! Сколько замков на побережье размером с наш?

— Боже! Куиниэ, деточка!

— Да проснитесь же и отвечайте. Это важно, — скомандовала Тир в нетерпении.

— Ох! Вы… Дух лесной! Но я… Ох… Размером с Гилфорд, говорите? Да не так много…

— Отлично! Теперь слушайте. Это древний замок из серого тесаного камня. Судя по архитектуре, его совершенно точно строили гномы, а не люди. Стоит прямо на берегу. Со рвом и магическим подъездным мостом, как в Доме Красного Дуба. Стены без зубцов. Две башни над воротами и одна на углу, обращенном к суше. Родовое дерево с одной стороны серьезно подсохло, но какое оно именно, мы не знаем.

Энтондил задумался. Почесал затылок, потом подбородок, потом дернул себя за уши и наконец запустил пальцы в спутанные за ночь волосы.

— Я вас обрею, эль-ро, — негромко пообещала Тир, и толстяк возмущенно вскинул брови.

— Ответ готов, мои дорогие юные эльфийки! Это замок Дома Зеленого остролиста! Нашего соседа, который и осаждал Дом Красного дуба, пока не появились вы, уважаемая…

— Клянусь снегами! — Тир вскочила на ноги. — Я должна была догадаться!

— Куда ты? — Куиниэ вскочила следом за Тир. — Этот замок так же неприступен, как и наш. Нужна целая армия и много месяцев, чтобы захватить его.

— Все равно лучше быть поближе, — отрезала Тир, устремляясь прочь.

Так получилось, что жители и гости Дома Рыжего клена проснулись еще до рассвета. А спустя два часа, наскоро перекусив, отряд Тир, дополненный десятком людей Инглэона, которых возглавил он сам, тронулся в путь. Несмотря на все уговоры, Куиниэ оставили в гостеприимном доме родителей Кэлибора. В этом вопросе Тир оказалась непреклонна. Двигались с максимальной быстротой. Особенно после того, как на полпути встретили гонца, отправленного Тэргоном — до Дома Красного дуба добрался человек — верный слуга Эристора. Он действительно после того, как сбежал от похитителей, проследил их путь до конца, а потом заторопился с новостью домой. Однако пешком эта дорога заняла у него досадно много времени.

Тэргон со своими людьми и оставшимися в замке снежными уже выступил и теперь поджидал Тир в условленном месте. Кроме того он сообщал, что разослал гонцов к соседям, призывая их поддержать осаду замка Дома Зеленого остролиста. Тэргон не сомневался, что получит помощь. В последнее время эльфы Фэльдрина доставили неприятности многим.

Тир отправила гонца с его новостями дальше — к Куиниэ и Линиэль, — а сама двинулась к месту встречи. Когда они добрались, люди Тэргона еще только разбивали лагерь.

— Как вы успели так быстро? — изумился тот.

— Мы выехали раньше. Твой гонец встретил нас в двух днях пути от Дома Рыжего клена.

— Это настоящее везение!

— Да уж, — буркнула Тир, не желая, чтобы кто-либо узнал об истинной причине, заставившей ее устремиться в путь.

Сны! Тир пожала плечами и улыбнулась.

«Ана была бы в восторге, — почему-то подумалось ей, но тут же другая мысль, которая неотступно преследовала ее всю дорогу, вновь заполнила сознание. — Эристора пытают, жгут железом его сильное тело, а мы сидим и пока что ничего не можем сделать!»

Вновь и вновь она вспоминала веселые серые глаза Эристора, его добрую улыбку, сильные надежные руки, широкую грудь, темные, как ночь, мягко вьющиеся волосы. Как бы она хотела запустить в них пальцы… Прижаться к Эристору всем телом… Ощутить на губах его поцелуи… А вместо этого его касается палач! Черное безумие завладевало ею, когда она думала о людях, захвативших Эристора и теперь мучавших его.

«Эти ублюдки из Дома Зеленого остролиста захлебнутся в крови, или я не Тир Серебряная!» — клялась она, и под ее взглядом стыла кровь у бывалых воинов-лесных, а снежные лишь качали головами, глядя, как их госпожа, словно привидение, слоняется по лагерю.

Утро следующего дня ознаменовалось событием, которое наконец-то позволило Тир действовать. На дороге, ведущей от замка Дома Зеленого остролиста в сторону владений рода Красного дуба, удалось захватить гонца. У него нашли послание, адресованное ни кому иному, как благородной Куиниэ из Дома Красного дуба… Тир немедленно сломала печать и углубилась в чтение.

— Грязный подонок! — воскликнула она через минуту.

— Что там? — тревожно спросил Тэргон, и Инглэон тоже придвинулся ближе.

Тир вновь развернула свиток:

«Прелестная Куиниэ эль-тэ, с нижайшим поклоном пишет вам ваш сосед, Фэльдрин из Дома Зеленого остролиста. Мне жаль приносить вам дурную весть, но, боюсь, ваш нежно любимый брат Эристор сильно болен и, если в течение недели вы, моя милая, не прибудете в замок моего рода, ему может стать еще хуже. С нетерпением буду ожидать вас…»

— Это может быть ложью, — поспешил сказать Тэргон. — От этой писульки просто смердит враньем и нечестными помыслами. И вообще, зачем ему понадобилась Куиниэ?

— Захватив ее, он сможет манипулировать Эристором… — глаза Тир горели гневом.

— Но с какой целью?

— Кто знает, какие мысли в голове у подлеца?

— Что же делать? Нельзя отдавать сестру в лапы этому Фэльдрину, но нельзя и не отдать — тогда погибнет Эристор. Это с очевидностью следует из письма. Если, конечно, он уже не умер…

— Еще три дня назад и Кэлибор и Эристор были живы! — в отчаянии вымолвила Тир.

— Откуда вы знаете, эль-тэ?

Тир смутилась, но поняла, что проболталась и теперь должна объясниться.

— Я и Куиниэ видели один и тот же сон. Думаешь, Тэргон эль-до, чего это я сорвалась с места? Нам с твоей сестрой приснилось, что Эристор и Кэлибор в замке Дома Зеленого остролиста. Это был магический сон, дар Духов. Я убедилась в этом, когда услышала рассказ твоего гонца. Они и сейчас живы, — помолчав, с затаенной болью продолжила она.

— Поразительно! Но что же нам делать?

— Для начала повесить этого орла, — Тир брезгливо ткнула пальцем в сторону пленника. — Он теперь слишком много знает. Затем послать своего гонца в Дом Красного дуба…

— Но Куиниэ там нет.

— Ох, мастер Тэргон. Кому как не мне знать это.

— Тогда для чего…

Впервые за долгое время улыбка появилась на осунувшемся лице Тир:

— Куиниэ прибудет по приглашению. Ее будет сопровождать дуэнья и несколько преданных эльфов. Для этого нам нужна женская одежда. За ней и будет отправлен посыльный.

— Я не позволю впутывать в это дело сестру! — рассерженно воскликнул Тэргон.

— Она нам и не понадобится, если за дело возьмемся мы с тобой, эль-до. Помнится, Куиниэ рассказывала мне, что в детстве ты был большим любителем наряжаться в платья сестры и под этим прикрытием шкодить…

— Ох ты!

— Так хочешь рискнуть, Тэргон?

— Не хочу, но придется. Тир, а что если он задумает со мной, то есть с ней, то есть… Ну, в общем, я хотел сказать, что если он ко мне под юбку полезет?

— На это у тебя будет строгая дуэнья, душечка, — Тир подмигнула.

— Похоже, вы уже все продумали, эль-тэ.

— О нет, не обольщайся. Далеко не все. Но я готова отдать сто лет жизни, лишь бы пробраться за эти проклятые гномьи стены. У меня будет преимущество, Тэргон, потому что они не ждут от нас никаких сюрпризов. Кто станет бояться двух таких милых эльфиек, как мы с тобой?

— Лесной дух! — пробормотал Инглеон, и это, казалось бы, не относящееся к делу замечание послужило своеобразной точкой.

Вскоре в Дом Красного дуба послали гонца с наказом вернуться как можно скорее с полным гардеробом для «Куиниэ эль-тэ» и ее «дуэньи». Инглэон должен был остаться за главного. Вместо себя Тир назначила Эрика, наказав не противоречить отцу Кэлибора:

— Вы никогда не брали приступом такой хорошо укрепленный замок, а он имеет опыт в этом деле. Прислушивайтесь к нему.

— Твое слово закон для нас, Тир.

Суровые бородачи опустились на одно колено и еще раз подтвердили свою клятву верности.

Несколько позже Инглэон застал Тир одну, в задумчивости, и, немного смущаясь, подошел:

— Помнится, вы говорили, что ваши дружинники подчиняются только одному командиру…

— Я приказала им слушать вас.

— И я могу рассчитывать на это?

— До тех пор, пока не попытаетесь уйти из-под стен замка. Для дружинника нет большего позора, чем остаться в живых после битвы, в которой погиб их предводитель. Мы говорим: «Господин бьется за победу, дружина — за своего господина».

— Звучит красиво. Но вы-то сами верите в это?

— Так получилось, что я не сильна в вопросах веры. А вообще да, всегда стараюсь верить в свои силы, в надежного друга… И в то, что после весны наступит лето, а реки текут вниз к морю, а не наоборот.

— Вы прекрасно образованны для… э… снежной эльфийки.

Тир чуть раздраженно дернула остроконечными ушами:

— Мне это было необходимо. К тому же я любопытна от природы, и если мне в руки попадал интересный эльф, гном, орк или человек, он платил мне выкуп не деньгами, а знаниями.

— Должно быть, вы уникальны… Возможно, поэтому и одиноки…

Тир глянула коротко и усмехнулась с вызовом:

— А может, я просто еще не нашла того, кто мне бы подошел. Кто не лез бы ко мне в погоне за моим богатством. Кто не стремился бы отобрать у меня мою власть, мои права и мою свободу. Но я готова поменять ее — не всю, но существенную часть — на любовь и уважение. Это честно, не правда ли, эль-ро?

— Эристор показался мне очень честным малым, — негромко, улыбаясь проговорил Инглэон и остался доволен эффектом, который произвели его слова.

Глава 17

Кэлибора протащили по узким сводчатым коридорам, имевшим уклон вниз. Стены сочились влагой, серая плесень клочьями свисала с потолка, но пол был чистым, а ступени, приведшие их в небольшое круглое помещение, стерлись от частого использования.

Тут его подтолкнули к центру комнаты, где в полу был закрытый деревянной крышкой люк. Один из стражников с привычной ловкостью распахнул его, и оттуда пахнуло таким смрадом, что Кэлибор невольно сделал шаг назад. Но его подхватили под стянутые за спиной руки и, несмотря на яростное сопротивление, в конце концов столкнули вниз…

Падение показалось ему смертельно долгим, но приземлился он на что-то достаточно мягкое, чтобы серьезно не пострадать. Кэлибор приподнялся и сел, задрав голову к далекому светлому пятну люка.

— Будьте вы прокляты! — яростно выкрикнул он, но в ответ услышал лишь смех.

— Прощай, жених! Тебя ждет не самая приятная смерть, зато в хорошей компании.

Последовал новый взрыв хохота, и крышка захлопнулась, погрузив несчастного в могильную тьму. А это и была могила. Запах, который там, наверху, лишь коснулся ноздрей пленника, теперь навалился с одуряющей тяжестью. Кэлибор стиснул зубы, чтобы сдержать подступившую рвоту. Пахло землей, сыростью и разлагающейся плотью… Связанными за спиной руками, Кэлибор попытался ощупать то, на чем сидел. А когда понял, что это, как кошка отпрыгнул в сторону, ударившись при этом о стену и едва не переломав себе ноги.

В центре земляного колодца возвышалась груда мертвых тел, которая и смягчила его падение. Волосы на голове у Кэлибора зашевелились, мороз полоснул по спине. Ужас сковал его, и он замер, страшась шевельнуться, боясь дышать или даже моргать.

Смерть для долгоживущих эльфов вообще была ужасна. В любом ее проявлении. В последние годы, когда сила и власть «длинноухих» стала клониться к закату, а поднимающие головы молодые расы все чаще шли войной на эльфийские замки, города и целые государства, она приблизилась, стала более привычной, что ли. Кэлибор, и сам несший ее стрелами и мечом, считал себя эльфом в этом смысле закаленным, но все же не до такой степени! Не до такой!

Он не знал, сколько прошло времени — час или сутки, когда его застывшего сознания коснулось что-то мягкое, теплое. Это вывело из оцепенения. Все существо Кэлибора метнулось навстречу. Как маленький ребенок, ищущий защиты и ласки у матери, он плакал, жаловался, льнул, еще не понимая, не осознавая, но уже черпая силы в этом прикосновении. А потом пришел тихий, как ночной ветерок, голос.

«Где же ты?» — с тоской и мукой вопрошал он, и тогда Кэлибор, стиснув зубы, отлепился от невидимого присутствия, отчаянно толкнув его вверх, к свету, словно подбросив голубя, после чего сполз вдоль стены и то ли заснул, то ли потерял сознание…

Когда Кэлибор пришел в себя, вокруг все было по-прежнему, зато изменился он сам. Это уже не был отчаявшийся полутруп, но эльф, готовый сделать все, что в его силах и даже больше, чтобы или жить, или умереть с честью, пусть свидетелями тому будут одни лишь Духи.

И первое, что Кэлибор сделал — это попробовал ослабить веревки, стягивавшие ему руки за спиной. Стерев в кровь запястья, он понял, что так не достигнет ничего. Тогда он попробовал протащить связанные руки под ягодицами, но не смог — то, что с легкостью проделала гибкая миниатюрная Куиниэ, было недоступно крепкому широкоплечему мужчине, к тому же облаченному в кольчугу.

Оставался еще один способ и, сдерживая священный ужас и тошнотное чисто физическое отвращение, Кэлибор принялся осуществлять задуманное. Он сел спиной к горе трупов и начал на ощупь искать среди холодных липких тел что-то с острым краем — бляху, пряжку… О ноже он и не мечтал. Однако большинство мертвецов были обнажены или покрыты лишь полуистлевшими лохмотьями…

И все же Кэлибор не сдавался. Наконец его терпение было вознаграждено — ближе к середине кучи он наткнулся на свежий полностью одетый труп. В сапоге неизвестного он нашел нож. Чуть позже, когда веревки на руках Кэлибора уже были перерезаны, на поясе мертвого бедняги обнаружились еще и фляга с водой, а за пазухой ломоть хлеба и огниво, завернутые в чистую тряпицу. Сорвав с умершего рубаху, Кэлибор скомкал ее и торопливо поджег. Она горела недолго, но запах гари хотя бы на время перебил вонь, а главное, Кэлибор успел оглядеться.

Чувствовать соседство трупов он уже пообвык, но видеть тела эльфов и людей, прошедших через все муки ада, прежде чем попасть сюда… Отрубленные руки, вывернутые суставы, выколотые глаза, отрезанные половые органы, ужасные ожоги… Почувствовав новый приступ тошноты, Кэлибор зажмурился, но тут из глубин души поднялась чистая волна холодной ярости, которая словно омыла его душу. Он вновь огляделся, на этот раз ища пути к спасению, а не терзая себя видом чужих мук.

«Я должен выжить, — стискивая зубы, думал Кэлибор, — хотя бы для того, чтобы стереть с лица земли это логово монстров!»

Мелькнула быстрая мысль о Эристоре, которого где-то там наверху уже, наверно, пытали, как этих… Куиниэ! Кэлибор зарычал в беспомощной ярости, и тут взгляд его наткнулся на темный провал в земляной стене. Он бросился туда, и тут тряпица, выгорев, погасла…

В кромешной темноте, отплевываясь от набивавшейся в рот и нос земли, и зажмурившись, чтобы не запорошило и глаза, Кэлибор упорно полз по узкому ходу, полого поднимавшемуся вверх, как вдруг его голова уперлась во что-то. Он торопливо ощупал препятствие и понял, что это еще одно мертвое тело. Видно, бедняга, которому «посчастливилось» так же как Кэлибору, живьем попасть в этот ад, пытался спастись, но умер, не успев завершить начатое. Стеная от напряжения, он вытащил труп незнакомца в колодец, где поклялся над ним, что труды бедняги не пропадут даром, и он, Кэлибор из Дома Рыжего клена, выберется отсюда, чтобы отомстить за обоих.

Потом он снова полез в нору. Там, где ход оканчивался, Кэлибор нащупал металлический шлем, которым предыдущий искатель свободы рыл спекшуюся почву, и с остервенением принялся за работу, прерываясь только для того, чтобы отгрести землю в колодец. Поначалу он забывал делать это и чуть не задохнулся, когда куча отброшенной почвы закупорила проход за ним…

Кэлибор копал уже несколько часов, понимая, что нужно успеть, пока еще есть силы, и он не ослабел от голода и жажды. Он ссадил и исцарапал себе руки, обломал ногти, пот, смешанный с грязью, заливал лицо… Как вдруг его орудие бессильно заскребло по чему-то жесткому.

«Камень!» — с отчаянием подумал Кэлибор и, сцепив зубы, принялся рыть вокруг, но куда бы он не копнул, везде впереди натыкался на непреодолимую преграду.

Проклиная все на свете, Кэлибор вернулся в колодец и задумался. Самое скверное — он совершенно не представлял себе расположение замка. На что он мог напороться? Кэлибор подобрался к трупам и нарвал с них еще тряпок, а потом вновь вернулся в прорытый ход и, примостившись у преграды, с трудом поджег их. И обмер — перед ним была каменная кладка…

В этот момент Кэлибор как никогда был близок к тому, чтобы сломаться. Но память о нежном лице с глазами цвета весны, мысль о распятом под пытками Эристоре и недвижное тело внизу коридора, которому он поклялся выбраться, заставили его вновь занести шлем, чтобы попытаться обойти стену стороной.

Земля возле кладки была твердой, и тогда Кэлибор пустил в ход нож. Он рыл и рыл, как вдруг нож отскочил от чего-то, рука соскользнула, и лезвие, чиркнув, погрузилось почти по рукоять… в стену? Кэлибор приблизил лицо и в последних всполохах догорающей тряпицы разглядел, что клинок вошел между двумя камнями — в отсыревшую известь, которой мастера-гномы когда-то скрепили кладку.

Кэлибор торопливо выдернул нож и вновь погрузил — известка крошилась! Крошилась и отваливалась!

Тряпка догорела, но теперь Кэлибор уже знал, что ему делать. Время шло, и в колодце возле входа в прорытый коридор уже валялось несколько мелких и один крупный камень, который доставил особенно много хлопот, зато и сразу продвинул его далеко вперед. Он выковыривал известь вокруг камня, потом расшатывал его, используя клинок как рычаг. Так повторялось снова и снова, пока он не обнаружил, что углубился в кладку почти на метр…

Тогда Кэлибор вновь притащил тряпье и поджег его, рискуя задохнуться от смрадного дыма. Камень, камень, везде камень — и снизу, и сверху и впереди…

Допив воду из драгоценной фляжки и бережно высыпав в рот последние крошки хлеба, Кэлибор помолился Духам — и лесному, и Духу земли, и на всякий случай снежному, — выругался и вновь принялся за работу. Он уже не сидел, а лежал, подперев голову одной рукой, другой же с маниакальной настойчивостью все ковырял и ковырял… Еще один слой камней по одному скатился вниз. И еще…

Как вдруг…

Нож, в очередной раз погрузился в известь, вынырнул… и тонкий, как гвоздь, луч воткнулся Кэлибору прямо в глаз. От неожиданности он заорал и дернулся, больно ударившись головой о нависающий свод, потом нервно рассмеялся, постарался взять себя в руки и вновь принялся за работу. Через полчаса Кэлибор вытащил камень, рядом с которым его нож пробился к свету, и, приблизив лицо к отверстию понял, какой же дрянью дышал все это время — воздух помещения, в которое он пробился, просто пьянил его.

Кэлибор попытался разглядеть хоть что-нибудь, но прямо перед ним, сантиметрах в двадцати, что-то стояло, загораживая собой обзор, но и оберегая незваного гостя от любопытных взглядов. Он успел вынуть еще три камня, значительно расширив лаз, как вдруг чей-то слабый голос недалеко от него произнес:

— Кто бы вы ни были, замрите. Сюда идет стража.

Теперь Кэлибор не смог бы двинуться, даже если бы очень захотел — в такое изумление его повергли эти слова. Вскоре, как предсказывал незнакомец, загрохотали засовы, и в комнату, скрытую от взоров незваного гостя, вошли.

— Ну что, старый пень, еще жив?

— Как видишь, Пит, — с достоинством ответил обитатель комнаты.

— Недолго тебе осталось скрипеть. Фэльдрин эль-до решил жениться.

— И кто же эта несчастная?

— Куиниэ из Дома Красного дуба.

— Огастэнир никогда не согласится на это.

— Ее папаша уже давно в земле, под корнями родового дерева, — гогот стражника отдался болью в измученной голове Кэлибора. — Зато братец гостит у нас. В подземелье. Мне кажется, даже здесь воняет его паленой шкурой.

— А правда, здесь чем-то смердит. Словно в покойницкой, — задумчиво проговорил другой стражник, и Кэлибор сжался, ожидая худшего.

— А здесь и есть покойницкая. Это наш старикан помер и протух, — первый стражник продолжал веселиться на свой манер. — Пошли, пусть нюхает себя сам.

Раздался топот, дверь захлопнулась, проскрежетал засов.

— Теперь действуйте, — нетерпеливо приказал хозяин комнаты, которого стражники упорно называли стариком. — Они явятся лишь утром.

Кэлибор не заставил себя упрашивать, и еще через пару часов пролом стал достаточно широк, чтобы пропустить его крупное тело. Он вылез, обошел кровать с пологом, которая и скрывала его ход, и, подобно живому трупу, бежавшему из ада, появился перед сухоньким и однозначно очень немолодым эльфом, неподвижно сидевшим в кресле с высокой спинкой.

— Простите, помочь не мог. Скрючен ревматизмом от этой мерзкой сырости. Кто вы, мой юный друг?

Кэлибор встрепенулся — все это время его глаза неотрывно смотрели на миску с кашей, хлеб и кружку воды, стоявшие на столике возле старца.

— О! — тот понимающе кивнул. — Угощайтесь, я, право, не голоден.

Метнув на благодетеля быстрый признательный взгляд, Кэлибор, чуть не пристанывая от наслаждения, жадно проглотил все до крошки, запивая чистой студеной водой.

— Спасибо, — наконец вымолвил он и без сил опустился на пол у стены напротив старика.

***

К концу вторых суток, проведенных в плену, большое сильное тело Эристора стало одной саднящей раной. Фэльдрин оставлял его в покое лишь для того, чтобы несчастного облили водой. Да и то с целью вернуть ему сознание, а значит, получить возможность причинить новую боль. К счастью, Фэльдрин был ограничен в своих возможностях — он не хотел искалечить брата своей будущей невесты, а тем более замучить его до смерти. Это было бы слишком даже для смутных времен, когда в Лесном королевстве всем рулил принц Гимли, который отличался любовью к дикому произволу и жестокостью. Хотя бы видимость приличий должна была соблюдаться неукоснительно.

Поэтому к вечеру второго дня окровавленного и обожженного Эристора отвязали от колеса и отнесли в камеру недалеко от пыточной. Пришел лекарь из числа живших в замке людей и молча обработал криво ухмылявшемуся эльфу его многочисленные раны.

Эта издевательская усмешка словно приклеилась к загорелому лицу Эристора, доводя его мучителя до белого каления. Из первого боя пленник вышел хоть и потрепанным, но непобежденным.

«Что дальше?» — не переставал думать он.

Опыт его насыщенной войнами и приключениями жизни говорил, что есть предел терпению у любого, даже самого стойкого эльфа, человека или любого другого из разумных. Рано или поздно он сломается…

Через два дня, когда Эристор оправился настолько, что начал вставать, за ним снова пришли. И все повторилось сначала. Скрип блоков, с помощью которых растягивали привязанное за руки и за ноги тело так, что из лопавшихся сосудов начинала фонтанчиками бить кровь, шипение раскаленного железа, когда оно соприкасалось с влажной от пота кожей, одуряющий запах горелой плоти, глумливые голоса палачей и полные нечеловеческой боли крики жертвы. Но едва боль чуть отступала, та же издевательская усмешка раздвигала потрескавшиеся губы, а сиплый сорванный голос неуемного Эристора произносил очередную тираду в адрес Фэльдрина.

И на этот раз пленнику не довелось узнать, далеко ли еще осталось до предела его выносливости. Измученное тело, к которому он уже стал относиться как-то отстраненно, отвязали и вновь отнесли в каменную клетку камеры. А еще спустя сутки на ее пороге появился Фэльдрин собственной персоной. С маниакальной веселостью он разглядывал распростертое на соломе тело жертвы его собственных темных страстей.

— А знаешь, я ведь нашел на тебя управу. Просто до гениальности.

Эристор смотрел на него тяжелым взглядом, никак не реагируя на слова безумца.

— Даже не хочешь узнать какую? Ладно, я не обидчив, все равно скажу. Я написал твоей сестрице о том, что ты серьезно болен и заболеешь еще сильнее, возможно до смерти, если в течение недели она не прибудет сюда. Куиниэ ведь любит тебя, не так ли? Она приедет, а тогда… Ах, сколько открывается возможностей!

Ничто не дрогнуло в лице Эристора, и раздосадованному Фэльдрину осталось только удалиться, изрыгая проклятия на своего пленника и весь его род. Едва тяжелая дверь закрылась за мерзавцем, Эристор глухо застонал, вцепившись в волосы обеими руками.

«Что же делать? Малышка, конечно же, приедет, а с ней Тир…»

Эристор не сомневался, что-то не оставит Куиниэ в беде. О том, что Тир подумает о его собственной бездарно попавшейся в лапы врага персоне, Эристор старался не думать. Вообще здесь, в преддверии могилы, было трудно думать о той, которая для него была олицетворением самой жизни.

«А Куиниэ еще предстоит узнать о смерти Кэлибора», — с тоской подумал Эристор, и медленно свернулся в клубок на жестком ложе — сырость и холод подземной камеры пробирали до костей его измученное тело, защищенное от них только изрезанной и обожженной кожей.

— Чего доброго, еще насморк подхватишь, — проворчал Эристор и невесело хмыкнул.

В этот день его даже сытно покормили, что подтвердило худшие опасения, зато прибавило сил.

«Вопрос только — для чего,» — мрачно размышлял пленник, жадно уписывая принесенное.

Ужин был не менее плотным. После него Эристор, как мог, зарылся в солому и прикрыл глаза. Он уже начал засыпать, когда за дверью его каземата послышалась какая-то возня, истошный крик, топот, а потом прогремел засов. Пленник сел, не зная то ли ему готовиться к новой серии пыток, то ли и вовсе прощаться с жизнью. Дверь распахнулась, повеяло могильным смрадом, и Эристор, вытаращив от ужаса глаза, заорал так же отчаянно, как и некто минуту назад в коридоре — перед ним стоял разлагающийся труп в полуистлевшей одежде с синюшным лицом и седыми космами на голове.

— Помолчите, эль-до, — деловито сказал труп и почесался совсем как живой.

— Дух лесной, смилуйся над сыном твоим, — лязгая зубами уже не от холода, а от страха, пролепетал Эристор.

— Вот не думал, что и вас проберет. Как бы то ни было, пошли.

— К-ку-куда?

— То есть как куда? В могилу ясное дело, — труп хихикнул.

— Неужели пора?

— В самый раз!

— Сгинь… — как-то неуверенно пробормотал Эристор, на что мертвец вдруг расхохотался, показав здоровые белые зубы.

— Ох, эль-до. Я никогда не смогу понять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. Вы что правда не узнали меня?

— М-мы были знакомы?

— Разрешите напомнить, — все еще давясь от смеха и стягивая с головы что-то сразу ставшее похожим на мочало, поклонился призрак. — Невинно убиенный Кэлибор эль-до из Дома Рыжего клена собственной бренной персоной.

Где-то вдалеке послышался топот и нестройные крики. «Труп», который теперь вроде как трупом совсем не выглядел, заторопился.

— Пошли, эль-до. Когда их много, они меня не так боятся.

Эристора не пришлось уговаривать долго. Он вскочил и опомнился, лишь оказавшись за порогом камеры, которую Кэлибор тщательно запер за ним.

— Но куда?

— Я знаю один хитрый путь.

Только когда чужие пальцы сжались на его запястье, Эристор до конца поверил своим глазам — рука спасителя была сильной и теплой. Живой. Перед ним действительно был Кэлибор. Понять, как это стало возможно, Эристор не мог, да и не пытался. Они чуть ли не бегом промчались по сводчатым коридорам до небольшой круглой комнаты, в центре которой был люк. Кэлибор распахнул его и сделал приглашающий жест:

— Прыгайте, эль-до!

А после, увидев, что тот с отвращением отшатнулся, продолжил:

— Мертвые не кусаются, это я знаю совершенно точно.

Эристор, было, уперся, но шум сзади приближался. Очертя голову и зажав пальцами нос, он сиганул в темный провал. Кэлибор, предварительно ухватившись за крышку люка, чтобы захлопнуть ее за собой, прыгнул следом. Смрадная тьма обступила обоих.

— Пойдем.

— Ты что, видишь во тьме, Кэлибор? Может, ты и правда помер?

— Нет, — смеясь, ответил тот. — Просто я здесь теперь почти как дома.

— Великий лес!

Эристор почувствовал прикосновение к своей ноге и чуть не заорал снова, но это был всего лишь Кэлибор.

— Вперед! Хотя нет… Постойте…

Рука отпустила запястье Эристора, потом рядом раздалась возня, и через пять минут Кэлибор вернулся:

— Вот вам штаны. Не новые, но все-таки… Негоже идти в гости, в чем мать родила.

— В гости? — прыгая на одной ноге, чтобы наощупь просунуть вторую в штанину, переспросил Эристор.

— Угу. Готовы?

— Насколько это вообще возможно.

— Тогда лезьте первым. Я за вами.

— Куда? Я ничегошеньки не вижу.

Кэлибор решительно направил будущего шурина, а когда его ноги скрылись в норе, нырнул следом. Эристор, тихо бранясь и охая, выбрался в освещенную одной свечой келью и замер, увидев перед собой победно улыбающегося древнего эльфа.

— Добро пожаловать в мою скромную обитель, Эристор эль-до.

— Откуда вы знаете…

— Помимо всего прочего, вы очень похожи на своего отца, мой мальчик. Даже в таком виде. Заходи, Кэлибор, мальчик мой. Я вижу, тебе все удалось.

— С легкостью, эль-до. Я уже так застращал их своими появлениями и исчезновениями, а также воем, стонами и прочей белибердой, что они бегут, не чуя ног, стоит мне вздохнуть погромче.

— Согласись, это была отличная идея.

— Просто превосходная. Только в тряпье, которое приходится носить, полно блох, — Кэлибор весело рассмеялся. — Очень трудно изображать призрак, если все время хочется чесаться.

— Ничего, потерпишь. Ведь теперь с вашей помощью, мои юные друзья, старый упрямец имеет шанс сквитаться со своим племянничком.

И только тут Эристор догадался, кто сидит перед ним.

— Лэндир? Истинный глава Дома Зеленого остролиста? — изумленно спросил он, дергая себя за полураспустившуюся косу. — Ведь говорили, что вы умерли…

— Теперь у нас отличная компания оживших трупов, друзья, — сверкая глазками, возвестил старик. — Кэлибор будет стонать и вздыхать, а вы, Эристор, станете греметь цепями.

— Где, здесь? — спросил тот, обводя глазами тесную подземную келью.

— Нет, зачем же? — старик даже обиделся.

— Весь замок охвачен сетью потайных коридоров. Лэндир эль-до всегда держал это в секрете. Так что никто, кроме нас, о них и не подозревает, — сказал Кэлибор и принялся смывать с себя «трупный» грим, пользуясь водой из фляжки.

— Они также связаны с подземным ходом, что ведет из крепости прочь, — проговорил старик, заметно погрустнев.

— Не кручиньтесь, эль-до, — Кэлибор шагнул к Лэндиру и мягко коснулся его иссохшей руки. — Мы не уйдем, пока не разберемся с проклятым Фэльдрином.

— Я так уж точно, — свирепо подтвердил Эристор. — Эта сволочь в прямом смысле содрала с меня три шкуры, и я не успокоюсь, пока он не получит по заслугам… К тому же, Кэлибор, ты еще не знаешь всего, что он задумал. Несколько дней назад мерзавец послал гонцов ко мне, в Дом Красного дуба, с недвусмысленным указанием Куиниэ явиться к нему.

— Но она же не сумасшедшая… — обеспокоено начал Кэлибор.

— Он шантажирует ее, угрожая в противном случае убить меня. Тебя-то он уже в расчет и вовсе не берет.

— С-сукин сын! — прошипел сквозь яростно стиснутые зубы Кэлибор.

— Нужно срочно предупредить бедняжку, — встрепенулся Лэндир. — Быть может, еще не поздно. Вы не представляете, что может ждать юную леди в этом логове…

— Очень даже хорошо представляю, — хмуро откликнулся Кэлибор. — Я видел это собственными глазами… Этот самый Фэльдрин собрал здесь целый гарем из молоденьких мальчиков и девушек — людей, эльфов… Говорят, даже несколько нагов есть. Я не видел, но точно знаю, что ему доставляет удовольствие развращать невинные души… Я забрался туда в надежде найти Мэглина…

— Ну и?

— Не нашел, но насмотрелся такого! Эристор эль-до, поверьте, я никогда не был аскетом, бывало, имел дело и с человеческими шлюхами, и с похотливыми эльфийками — женами немощных мужей, у которых я служил наемником, видел пьяные оргии снежных, но такого изощренного разврата, как здесь, я и представить себе не мог. О многом я просто не знал! Какое темное и больное воображение должно быть у этого эльфа…

— По крайней мере, в пытках он очень изобретателен, — кривясь, сказал Эристор. — Но, дружище, объясни мне, наконец, что сталось с тобой и как все это, — он обвел взглядом келью, Лэндира и самого Кэлибора в лохмотьях с чужого плеча, — стало возможно?

— Меня бросили в ту самую яму с трупами, где мы с вами только что побывали…

— Так мы сидели на… И эти штаны…

— Считайте их подарком от неизвестного доброжелателя. Он вам отдал последнее, эль-до. И потом, что вы имеете против мертвых? Лично я уже почти сроднился с ними.

— Не шути с этим, Кэлибор, — ежась, молвил Эристор.

— Я не циник и не настолько черств душой, — уже серьезнее отозвался тот. — Просто у меня было только два выхода — или свихнуться, или привыкнуть. Я решил, что второе мне нравится больше… А потом я нашел ход, которым мы и пришли сюда, правда, тогда он был вполовину короче. Остальное просто — я закончил его…

— Каких-нибудь пять метров… Потом с помощью ножа продолбил полутораметровую стену замка… И все это не имея ни воды, ни крошки хлеба, — торжественным тоном закончил Лэндир, с гордостью глядя на смущенного молодого эльфа. — А после Кэлибор изучил все потайные ходы и сделал весьма рискованную вылазку, чтобы освободить вас, Эристор эль-до. Ваша юная сестра получит в мужья очень храброго и стойкого эльфа.

— Она достойна этого, — тепло улыбнулся Эристор.

— Но как нам предупредить ее? — стискивая кулаки, вскричал Кэлибор.

— Тише, — старик прислушался.

За то время, что он провел в этой камере, его все еще острый слух научился различать шаги тюремщиков издалека.

— Сюда идут. Прячьтесь!

Кэлибор схватил Эристора за плечо и подтолкнул к небольшой нише в дальней стене. Потом рука его скользнула в щель между двумя камнями, и внезапно стена расступилась перед ними — почти бесшумно кладка ушла вглубь и в сторону, открывая длинный и довольно широкий коридор.

Эристор, пригнувшись, шагнул внутрь, а через мгновение потайная дверь, сотворенная умельцами гномами, уже встала на место, отгородив их от тесной камеры Лэндира.

Выждав достаточное время, Кэлибор снова открыл тайник, и эльфы вернулись в комнату.

— Так как нам предупредить Куиниэ? — Кэлибор вновь заговорил о том, что волновало его больше всего. И вдруг запнулся, встретив печальный взгляд Лэндира.

— Поздно, мой мальчик… Твоя невеста уже здесь…

Глава 18

Тэргон с волосами, уложенными в аккуратную типично женскую прическу, и в красивом светлозеленом платье неуверенно вступил в зал. Нервно обернувшись, он встретился с ободряющим взглядом серых глаз Тир. Остальных эльфов и слуг не пустили с ними, а прямо от ворот отправили восвояси.

На Тир тоже было нарядное платье насыщенного синего цвета с длинными расширяющимися книзу рукавами, которые скрывали пристегнутый к предплечью левой руки стилет. Еще два ножа прятались под юбкой. Свои чудесные серебристые волосы Тир собрала в высокий хвост. Она была по-настоящему красива, чувствовала это и смущалась. Тир не привыкла демонстрировать свою женственность столь откровенно, однако сейчас это было неизбежно и сработало, пожалуй, даже сильнее, чем нужно. С того момента, как гостьи вступили в зал, эльф, вальяжно развалившийся в хозяйском кресле, по традиции установленном у самого основания ствола родового дерева, не отрывал взгляда от лица молодой «дуэньи».

— Добро пожаловать, эль-тэ.

— С кем имею честь? — высокомерно спросил Тэргон и постарался сложить губы бантиком.

— Фэльдрин… гм… глава… гм… глава Дома Зеленого остролиста, к вашим услугам.

— Куниэ из Дома Красного дуба.

— А вы, эль-тэ? — темные глаза скользнули по мгновенно покрывшемуся мурашками отвращения телу Тир.

Ей стоило большого труда улыбнуться эльфу, по приказу которого пытали Эристора. Веселого, сильного и доброго Эристора, чьи губы были такими волнующими, а руки нежными.

— Тир из клана Снежного медведя, — Тир присела в церемонном поклоне.

Следующий вопрос заставил краску броситься ей в лицо.

— Вы замужем, вдова… или девица?

Тир поняла, что именно интересует этого эльфа— слишком откровенным был его взгляд.

— Вдова, — с некоторой запинкой ответила Тир и твердо посмотрела в глаза собеседнику.

Фэльдрин прищурился, прочтя в ее взгляде ответ на свой невысказанный вопрос. Итак, красавица была готова к сопротивлению. Тем лучше! Фэльдрину уже надоели молоденькие девушки, похожие друг на друга, как пальцы одной руки. А в этой женщине чувствовалась независимость и сила состоявшейся личности. Фэльдрину отчаянно захотелось сломить, покорить это прекрасное создание. Он лишь мельком взглянул на юную девушку, которой отвел роль своей жены, а затем вновь вернулся к лицу ее компаньонки.

«Хороша! — думал он. — Почему я всегда думал о снежных эльфийках, как о каких-то отвратительных волосатых обезьянах? Какой потрясающий цвет волос. И кожа такая светлая… Голову даю на отсечение, что она блондинка везде. А плоть между ног свежая, нежно розовая… Быть может, кликнуть людей да разложить ее прямо здесь, на обеденном столе?» — Фэльдрин сладострастно сжал ноги, испытывая острое возбуждение.

И потому вопрос, который прозвучал в тишине зала, застал его врасплох. Он оторвался от бесстыдного разглядывания прелестной дуэньи и наткнулся на твердый испытующий взгляд Куиниэ.

«Не так проста…» — еще успел подумать он, прежде чем смысл сказанного ею дошел до его сознания.

— Надеюсь, я не покажусь слишком настойчивой, если попрошу проводить меня к брату, о болезни которого вы изволили писать.

Фэльдрин попал в затруднительное положение. Он не ожидал, что юная Куиниэ окажется такой напористой и, растерявшись в первое мгновение,теперь не знал, как поступить. Мало того, что она приехала раньше, чем он рассчитывал…

В общем теперь приходилось судорожно прикидывать, какую тактику выбрать — то ли поводить эльфийку за нос, а тем временем «подправить» внешний вид ее драгоценного упрямого братца в максимально возможную норму, то ли — и Фэльдрин улыбнулся — сразу отвести ее в подземелье и показать Эристора распятым на колесе. Один поворот пыточной машины, и пигалица сделается послушной, а ее брат сговорчивым. Для этого можно будет, к примеру, трахнуть сестру на его глазах… А потом настанет черед Тир (что за странное имя!) доставить удовольствие будущему главе Дома Зеленого остролиста. Фэльдрин еще пребывал в своих мечтаниях, игнорируя эльфиек, с замиранием сердца ожидавших ответа на вопрос, когда задняя дверь зала, ведущая во внутренние покои замка, отворилась. Невысокий суетливый человек бочком подобрался к нетерпеливо глянувшему на него хозяину, и что-то зашептал ему в ухо.

Тэргон и Тир, напряженно глядевшие в узкое темноглазое лицо Фэльдрина, с волнением заметили волну бешеной ярости, которую он не сумел сдержать. Они переглянулись, не зная, чего им ждать, и инстинктивно чувствуя, что новость, явно потрясшая эльфа, как-то затрагивает их самих. И неудивительно — Фэльдрину только что сообщили, что Эристор пропал из своей наглухо запертой камеры… Справиться с собой удалось не сразу. Но пришлось — гостьи ждали.

— Вас проводят в ваши покои, эль-тэ. Прошу простить — срочные дела.

Фэльдрин поднялся и вышел, а эльфиек с плохо скрываемой грубостью отвели в западное крыло дома и оставили в просторной, хотя и мрачноватой комнате. Тир не сразу осознала, почему помещение производит такое впечатление. Лишь шагнув к окну, она поняла, в чем дело — в узкие оконные проемы были вставлены железные решетки…

— Вы видели, госпожа Тир, что-то случилось. Быть может с Эристором или с Кэлибором?

— Если так, он не замедлит сообщить нам, — задумчиво ответила та, в нетерпении меряя шагами комнату. — Одно ясно уже сейчас — что-то пошло не так, как ему хотелось, а значит, может быть выгодно нам… Если только они не замучили Эристора до смерти, — Тир зазнобило, и она обхватила себя руками за плечи.

— Не волнуйтесь так, эль-тэ. Нас, представителей рода Красного дуба — так просто не уморишь.

Тир, смерив глазами юношу:

— Да будет так, Куиниэ эль-тэ.

Тэргон завозился и оправил на себе одежду сестры:

— Чувствую себя полным идиотом.

Тир приложила палец к губам и качнула головой, и Тэргон, округлив глаза, прихлопнул рот рукой. Все было верно — их вполне могли подслушивать.

Вскоре молчаливые слуги принесли сундук с вещами Куиниэ и ее дуэньи. Время тянулось мучительно медленно. Тир просто изводилась от этого вынужденного безделья. Спустя два часа беспрерывного хождения по комнате она не выдержала, открыла дверь в коридор — от стены напротив сейчас же отделился здоровенный человек и замер, глумливо улыбаясь щербатым ртом. У Тир возникло почти непреодолимое желание убить его на месте, но чего бы она этим достигла?

— Что изволит госпожа? — лениво поинтересовался страж.

— Моя госпожа Куиниэ ничего не ела с раннего утра.

— Скоро будет обед. Вас пригласят, — детина явно не собирался двигаться с места, и Тир шагнула назад, испытав небольшое удовольствие, когда захлопнула дверь перед самым его носом.

Внезапно навалилась безмерная усталость, даже опустошенность. Тир подошла к окну, вцепилась руками в решетку и, прижавшись лбом к одной из перекладин, замерла.

«Они захлебнутся в крови!» — еще раз поклялась она, думая об Эристоре.

В который раз представляла она его лицо, шелковистые, мягко вьющиеся волосы, обычно утянутые в тугую косу, черные брови вразлет над вечно смеющимися зеленовато-карими глазами. Впрочем, были моменты, когда они становились другими… Глубокими, страстными… Или понимающими, полными искреннего участия… Разлука, угроза потерять его навсегда что-то стронули в душе Тир. Неужели она полюбила? Как это могло случиться с ней? Зачем? Ничего, кроме боли, не могло принести это чувство. Да, она, несомненно, нравилась Эристору, он желал ее, был добр и терпелив… Но какое будущее у их отношений? Он должен будет жениться на эльфийке из хорошей семьи, которая родит ему наследников. Сама Тир уйдет в море… Дружина и так засиделась на берегу.

«Вечные снега, о чем это я? Лишь бы он был жив, невредим! Увидеть бы его! Узнать что с ним! А потом… Будь что будет».

Через некоторое время их пригласили на обед. Кроме хозяина замка в зале было полным полно народу, и после того, как мнимую Куиниэ и Тир проводили к их местам за господским столом, множество взглядов обратилось к ним — от скучающе оценивающих, до глумливо-похотливых. Но самым неприятным был застывший тяжелый взгляд, который не сводил с них Фэльдрин.

Обед закончился. Тэргон опять потребовал проводить его к брату, но и в этот раз от них отделались ничего не значащими фразами, после чего проводили в отведенную им комнату. Ближе к вечеру, когда Тир уже металась как тигрица в клетке, в комнату вошли двое людей. Один из них принялся умело сервировать ужин на одну персону. Другой же поклонился, ухмыляясь.

— Мой господин, Фэльдрин эль-до, просит вас, Тир эль-тэ, почтить его своим присутствием.

— Меня? — Тир удивленно переглянулась с Тэргоном — такого поворота событий они не предвидели.

— Да. Он приглашает вас отужинать с ним.

— Не думаю, что это будет прилично…

Ее перебили:

— Приказы моего господина не обсуждаются.

— Тогда зачем говорить «просит» или «приглашает»? — Тир изогнула бровь.

— Я лишь передал его слова. И вот что, не заставляйте меня применять силу.

«Хотела бы я посмотреть, как это у тебя получится», — рассерженно подумала Тир и, пожав плечами, вышла из комнаты.

Фэльдрин уже ждал ее за столом, накрытом для двоих. Однако в комнате помимо его находились еще два эльфа и человек. Тир была обрадована этим — по крайней мере, Фэльдрин не станет открыто домогаться ее в присутствии посторонних.

«Наивная», — мог бы сказать Кэлибор, но его не было рядом.

— Чего вы хотите добиться? — спросила Тир, усаживаясь за стол.

— Мне нравится ваша прямота, — Фэльдрин наклонился и налил ей в бокал вина. — Я, правда, планировал сначала поужинать в приятной, располагающей к… гм, доверительности обстановке, а уж потом…

— Это лишнее.

— Ну, раз вы настаиваете… Но сначала все же позвольте вопрос: как получилось, что вы стали компаньонкой юной Куиниэ?

— Мой ныне покойный муж состоял с Домом Красного дуба в дальнем родстве… — Тир выдала заранее заготовленную ложь.

— А… бедная родственница… Супруг умер. Денег нет. Следовательно, почти никаких надежд на новое замужество…

— К чему вы это? — небрежно поинтересовалась Тир и спокойно принялась за еду, этим несколько огорошив своего визави.

— Вы хладнокровны… Мне нравится это. Вообще, вы привлекли мое внимание сразу, как только вошли в зал. Таких, как вы, я еще не встречал.

— Не сомневаюсь, — вполне искренно ответила Тир, отпивая из своего бокала. — Прошу вас, ближе к делу.

Фэльдрин рассмеялся, его все больше привлекала эта холодная и волевая красавица. Какова-то она окажется в постели? Его богатый опыт подсказывал ему, что это будет нечто особенное.

— Хорошо. Я принял решение жениться на Куиниэ из Дома Красного дуба…

Брови Тир взлетели вверх:

— А она об этом знает?

— Не имеет значения. Это вопрос решенный. Важно другое — что в результате получите вы. Я предлагаю сделку — вы помогаете мне в этом деле, чтобы оно прошло без лишних истерик и сложностей, а после свадьбы… После свадьбы я хотел бы видеть в своей постели именно вас. Молоденькие наивные эльфийки мало привлекают меня в последнее время. Тем самым вы получите деньги, власть. К тому же я прекрасный любовник, а у вас, я чувствую, очень давно не было мужчины.

Фэльдрин замолчал, ожидая реакции. Он думал, что после подобной откровенности последует взрыв негодования, быть может, слезы, а скорее всего, холодный отказ, который достаточно быстро обернется полным согласием, но не это… Тир эль-тэ хохотала так заливисто, что ее низкий для женщины, грудной смех, казалось, разносился по всему замку. Фэльдрин почувствовал злость:

— Что показалось вам таким смешным?

— Вы, — глядя прямо ему в лицо, ответила она. — Неужели вы всерьез полагаете, что сомнительное удовольствие побарахтаться с вами между простынями может показаться мне столь привлекательным?

Тир встала и, уже глядя на сидящего эльфа сверху вниз, закончила:

— Этого не будет никогда!

Фэльдрин тоже вскочил:

— Ты в моей власти! Я обломаю тебя, и уже через неделю ты будешь проводить ночи, лаская меня…

— Или поджидая, когда ты заснешь, чтобы воткнуть нож в твое тухлое сердце.

Внезапно Фэльдрин рассмеялся:

— Хороша, как я и предполагал! Идите и поразмыслите на досуге, Тир эль-тэ. Время у нас есть. Теперь у нас его целая вечность.

— С чего бы это? — тревожно поинтересовалась Тир.

Фэльдрин усмехнулся еще шире:

— Кэлибор мертв, Эристор… тоже. Кто помешает мне поступить с вами обеими так, как мне заблагорассудится?

— Вы лжете, — возразила Тир, прилагая все силы к тому, чтобы не показать, какое впечатление на нее произвела последняя новость.

— Проводите эль-тэ в ее комнату, — мерзко усмехаясь, проговорил Фэльдрин. — По-моему, ей нехорошо.

***

— Мы должны найти их, — вскричал Кэлибор.

— Дуреха летела, словно на пожар, — обеспокоено ответил Эристор. — Сэр Аллан, что они вам точно сказали? Куиниэ приехала одна или с ней кто-то был еще?

— Они говорили только о ее компаньонке, Эристор эль-до. Эти болваны вообще только о ней и жужжали. Сказали, Фэльдрин положил глаз именно на нее, так что ваша сестричка пока в безопасности…

— Клянусь Великим лесом, если этот поганый извращенец прикоснется к ней хоть пальцем… — взревел Эристор, сжимая кулаки.

— То она выпустит ему кишки, — посмеиваясь, ответил Кэлибор. — За Тир можно не волноваться.

— Ты не понимаешь, Кэлибор. Она ведь, в конце концов, просто еще совсем молодая эльфийка, пусть смелая и сильная, но одна среди этого скопища негодяев.

Кэлибор притих.

— Вы правы, эль-до. Я слишком привык воспринимать ее… э… несколько односторонне.

— О ком вы толкуете, друзья мои? — вмешался Лэндир.

— На самом деле у сестры нет компаньонки. Тир — это моя… — Эристор начал предложение и вдруг запнулся, не зная как его продолжить.

— Любовница?

— Нет! — слово в общем-то верно характеризующее суть того, что происходило между ним и Тир почему-то покоробило.

— Тогда кто же? — старик пытливо всматривался в нахмуренное лицо собеседника. — Впрочем, какая разница, если она дорога вам?

Эристор благодарно взглянул на него и честно ответил:

— Очень дорога, эль-до.

— Тогда не позволяйте ложным представлениям, пресловутой родовой чести и прочей наносной ерунде разлучить вас, — Лэндир печально качнул головой. — Когда-то я совершил нечто подобное, и последствия этого глупого поступка преследуют меня до сих пор. Фэльдрин — это кара, наказание за то, как я поступил со своей единственной дочерью. Как раз в ту пору славный король Геринир — отец Ангрода Завоевателя — наградил меня за службу лесными угодьями и правом создать собственный Дом. После этого гордости и даже спесивости мне было не занимать. Я строил грандиозные планы на замужество моей девочки, когда узнал, что она опозорила меня, связавшись с каким-то никому не известным эльфом, состоявшем у мпня на воинской службе… Она говорила, что любит его всем сердцем. Он клялся, что испытывает к ней не менее сильные чувства и готов на все, лишь бы заслужить мое благословение… Но я проклял ее и выгнал их обоих из дома. Теперь в Доме Зеленого остролиста хозяйничает Фэльдрин, сын моей двоюродной сестры, а могла бы счастливо жить дочь с мужем и их дети, мои внуки… А может уже и правнуки. Когда я гляжу на тебя, Кэлибор, я почему-то вспоминаю о ней. Не знаю, в чем тут дело…

— Вы должны найти ее и помириться, эль-до!

— Ах, если бы я мог! Но она исчезла, как сквозь землю канула! У меня отвратительная память на имена — сейчас, почти двадцать пять лет спустя, я даже не помню, как звали того молодчика, с которым она уехала отсюда… Так что, мои юные друзья, берегите тех, кто вам дорог, — старик тяжело вздохнул, но потом расправил плечи и заговорил уже другим, бодрым тоном. — Идите, ищите своих милых. Только, на вашем месте, я бы сначала привел себя в приличный вид — ни одной эльфийке не понравится, если ее кавалер явится на свидание блохастым и вонючим.

— Пойдемте, эль-до, — Кэлибор оживился. — Сейчас мы все устроим. Я вас покормлю, покажу, где можно помыться, приодену…

— Ты, я вижу, неплохо устроился! Откуда богатство-то?

Кэлибор смутился:

— По чести сказать, ворую втихомолку. А что делать?

Эристор расхохотался — его осунувшееся лицо постепенно стало обретать краски жизни, а ввалившиеся глаза засияли.

Кэлибор выполнил все, что обещал. Проблему составили лишь сапоги, но начинающий тать с честью решил и ее. Час спустя сытый, вымытый и, пожалуй, даже нарядный Эристор стоял рядом с не менее ухоженным Кэлибором в узком коридоре тайного хода. Им оставалось лишь привести в действие секретную пружину, и дверь, отделявшая их от комнаты, в которой поместили Куиниэль и Тир, откроется. Кэлибор уже нетерпеливо протянул руку, как вдруг за стеной послышался шум, разговоры…

Эристор приник одним глазом к специальному отверстию, которое позволяло наблюдать за всем, что происходило в комнате, и успел увидеть, как двое мужчин покинули ее, уводя с собой Тир…

— Скорее, Кэлибор, они куда-то повели ее!

— Спокойнее. Мы должны быть осторожны.

— Да, да. Но все же поторопись.

Тэргон только приступил к своей одинокой трапезе, когда перед ним словно из воздуха возникли двое эльфов. Он вскрикнул и, подавившись, закашлялся. Тот, что был покрупнее, решительно шагнул к мнимой Куиниэ и отвесил ей по спине увесистый братский шлепок.

— Поосторожнее, эль-до, — возмутился Кэлибор. — Так ведь можно и убить единственную сестру.

Эристор тихонько рассмеялся:

— Тебе еще долго придется учиться. Это Тэргон, а не Куиниэ. Уж я этих шкодников узнаю в любом виде.

— Неужели вы могли подумать, что я позволю сестре на самом деле явиться сюда? — возмутился юный эльф, наконец-то откашлявшись.

— Она в безопасности? — волнуясь, спросил Кэлибор.

— Да. Куиниэ сейчас с вашей матушкой, эль-до.

— Куда повели Тир? — Эристор думал о своем.

— Фэльдрин пригласил ее на ужин, — Тэргон скорчил гримасу. — В приказном порядке.

— Чтоб ему подавиться! Кэлибор, мы должны найти, где это!

— В покоях этого негодяя нет потайной двери, — зло сказал тот и раздраженно дернул ушами. — Иначе я бы уже давно зарезал его.

— Что же делать?

— Давайте подождем, а пока… Как Куиниэ попала в Дом Рыжего клена?

— Они с Тир искали вас. Потом им обеим приснилось, что вы здесь, — Тэргон пожал плечами. — Женщины! Кто их разберет!

— Тоже мне, знаток, — заворчал Эристор, ворочаясь в кресле, словно большой зверь. — Что дальше?

— Тир оставила Куиниэ с Линиэль эль-сэ, а сама с вашим отцом, Кэлибор эль-до, двинулась к замку Дома Зеленого остролиста. Я уже ждал их на полдороге — твой слуга, брат, добрался-таки до дома.

— Я верил в него!

— Мы стали лагерем в лесу неподалеку, а потом перехватили гонца от Фэльдрина с его письмом к Куиниэ. И вот мы здесь. Тир поклялась, что утопит здесь все в крови, если с тобой, братец, что-то случится, — Тэргон хитренько подмигнул Эристору.

— Что будем делать?

— Много народу там в лесу?

— Почти полторы сотни. Помимо дружинников Тир и отряда Инглэона эль-ро. Я поднял всех твоих вассалов, брат. А еще разослал гонцов к соседям. Так что теперь может быть уже и больше.

— Отлично! Тогда…

— Тише! Прячьтесь! Кажется, сюда идут!

Оба невесть откуда взявшихся гостя метнулись к алькову за кроватью, где была потайная дверь, и в мгновение ока исчезли.

— Чудеса да и только! — пробурчал Тэргон, вновь принимаясь есть.

Дверь комнаты отворилась, и в нее шагнула Тир. Но как же она изменилась за те полчаса, что ее не было! Лицо стало мертвенно бледным, а глаза… Тэргону стало не по себе, когда он заглянул в них.

— Что вы с ней сделали, пепел вас побери! — вскричал он, начисто забыв, что изображает благовоспитанную юную эльфийку.

— Фэльдрин эль-до просто немного побеседовал с эль-тэ. Пока только побеседовал.

Глумливые рожи скрылись за дверью, после чего недвусмысленно щелкнул дверной замок.

— О Тир!

— Тэргон, они убили его. Убили их обоих. Фэльдрин сказал…

Тэргон охнул и вдруг, обняв Тир, шепнул:

— Он наврал!

А после еще и успел со смаком поцеловать ошеломленную Тир, после чего его ухо оказалось защемлено между пальцами старшего брата, а через минуту уже Эристор сжимал в объятиях ничего не понимающую эльфийку.

Глава 19

— О Эристор! — пролепетала она, робко касаясь дрожащими пальцами его лица. — Я подумала… Мне сказали…

— Я цел и почти невредим, госпожа моя. Мне удалось удрать благодаря Кэлибору.

Тир метнула быстрый, полный чувств взгляд в сторону молодого эльфа, изрядно этим вниманием смущенного, и опять перевела глаза на того единственного, кто был ей дороже всех.

— Эристор! — опять проговорила Тир и, обвив его шею руками, прижалась к нему всем телом. Длинное чуткое ухо, прижатое к его широкой груди услышало, как сердце любимого ускоряет свой ритм.

Тир смутилась, подняла голову… Тут же губы ее попали в плен поцелуя. И она с тихим вздохом покорилась.

— Кхе-кхе, — раздалось рядом. — Вы, часом, не забыли, где находитесь?

— Посмотрел бы я на тебя, Кэлибор, если бы вместо Тэргона здесь оказалась Куиниэ, — ворчливо ответил Эристор неохотно отстраняясь от Тир. — Что от тебя хотел этот мерзавец? — спросил он, начиная накручивать на палец светлый локон Тир.

Ее лицо омрачилось:

— Теперь это не важно.

— Я ведь не отстану, — Эристор положил ладонь на ее щеку и провел большим пальцем вдоль ее нижней губы.

Тир смущенно улыбнулась, а потом пожала плечами:

— Он хочет жениться на Куиниэ, а спать со мной…

— По-моему, он уже совершенно обнаглел! — Эристор и Кэлибор возмущенно уставились друг на друга. — Пора кончать с этим гадом.

— Постойте! — Тир наморщила лоб. — Объясните мне сначала, как вы сюда попали и вообще с каких это пор пленные разгуливают, где хотят?

— Как Эристор уже говорил, нам удалось сбежать. А потом появился союзник, который кое-что показал мне. Смотрите-ка.

Кэлибор шагнул к алькову, нажал на ничем не примечательный камень в кладке стены и перед ним открылся ход.

— Вот это да! — восторженно воскликнул Тэргон, подбегая и заглядывая внутрь. — И куда можно попасть по этому коридору?

— Ходами опоясаны все помещения замка, они также соединены с подземным коридором, ведущим из замка в лес…

— Тогда чего тут думать! — воскликнула Тир. — Нужно ночью привести сюда наших людей и взять это логово изнутри!

— Я подумал о том же, как только узнал, что подкрепление рядом.

— Так идите и приведите их!

— Мы уйдем вместе, — руки Эристора легли на плечи Тир.

— Нет. Если нас хватятся, они будут настороже. Мы с «Куиниэ», — Тир улыбнулась, — подождем вас здесь. Ничего не случится за один вечер.

— Мне трудно решиться на это…

— Но ты же сам понимаешь, что так будет лучше.

— Да, но, как известно, лучшее — враг хорошего.

— Идите и ни о чем не думайте.

— Эристор эль-до, пойдемте. Это будет правильно, — Кэлибор тронул будущего шурина за плечо.

Тот колебался еще несколько минут, но потом решился и еще раз поцеловав Тир, как в омут бросился в темный коридор потайного хода. На душе у него было неспокойно.

И не напрасно — не прошло и получаса после их с Кэлибором ухода, как ключ повернулся в замке комнаты, где томились в нетерпении Тэргон и Тир. Вошли те же два детины, что и в прошлый раз:

— Фэльдрин эль-до приглашает вас для приватной беседы, Тир эль-тэ.

— Приглашает?

— Настойчиво.

Тир поднялась и, ободряюще улыбнувшись Тэргону, шагнула в коридор. Она была настороже, а потому заметила быстрое движение у себя за спиной, едва отошла от двери. Тир отскочила, обернувшись к стражникам, в руке сверкнул нож. Она не дала им опомниться и, сделав молниеносный выпад, погрузила узкое лезвие в грудь того, что стоял ближе. Стражник беззвучно упал. На лице его застыло удивление.

— На помощь! — заорал второй и, не задумываясь, бросился прочь, однако Тир перехватила нож и метнула его.

Трус упал, не добежав двух шагов до поворота. Подобрав юбку, Тир выхватила два оставшихся лезвия. И вовремя — по коридору загрохотали шаги. Еще два раза свистнула летящая сталь, и два тела рухнули на пол, однако подоспевших на крик о помощи было много. Быстро сориентировавшись, Тир бросилась к первому из убитых и выхватила из ножен его меч. Провернув его в руке, пробуя балансировку, она недобро усмехнулась. Первая волна нападавших накатилась и была отброшена — в узком коридоре им было не развернуться, а Тир с успехом пользовалась этим. Однако вскоре подручные Фэльдрина появились и с другой стороны, вынуждая Тир прижаться спиной к стене, чтобы принять бой на два фронта. Потом кто-то метнул сеть, рывок, тяжелый удар по затылку и темнота…

— Ты и, правда, поразительно смертоносна, красавица, — нашептывал чей-то голос.

Тир застонала и попыталась пошевелиться. О нет! Ее руки и ноги были разведены в стороны и крепко привязаны. Где? Что это, пыточное колесо? Мягко… Кровать! Тир распахнула глаза — над ней словно в тумане плавало лицо Фэльдрина.

— Мои ребята несколько перестарались, — он улыбнулся. — Я уж боялся, ты не придешь в себя… Но согласись, у них не осталось выбора, госпожа Тир. О! Да, милая, теперь я знаю, с кем имею дело. И тем приятнее… Женщина проклятого Эристора, северная воительница, несущая смерть… Теперь ты будешь принадлежать мне. Это будет особое, ни с чем не сравнимое удовольствие — приручить такую, как ты. Все равно, что играть в кошки-мышки со смертью…

Рука Фэльдрина скользнула вдоль тела Тир и она содрогнулась, поняв, что обнажена…

— Как ты узнал? — разлепив пересохшие губы, спросила она лишь затем, чтобы он говорил, а не касался ее.

Фэльдрин усмехнулся:

— Освальд, мой мальчик, пойди сюда.

В круг света вступил невысокий человек, совсем еще молодой — даже борода еще толком не росла. Его лицо показалось Тир смутно знакомым. Она уже видела его… В замке Дома Красного дуба!

— Предатель! — слово, как плевок слетело с уст Тир.

— О нет. Освальд никого не предавал, он лишь исправно шпионил для меня. И не напрасно.

— Хорошо, теперь ты знаешь, кто я. И что с того?

«Донесли ли ему о Тэргоне и о войске в лесу?» — мучительно думала Тир. Еще где-то на задворках сознания мелькнула слезная мольба к Эристору, чтобы он поторопился: «Скорее, скорее…» Но она жестко придушила ее, не давая себе разнюниться.

— Я обезопасил себя и теперь получу двойное удовольствие. Неужели это не очевидно, госпожа моя?

«Нет, не донесли, иначе он сейчас выболтал бы это, не удержался, похвастался».

Тир усмехнулась.

— Мне очевидно другое. Тебе, дружок, похоже, чтобы залучить женщину себе в постель, сначала нужно оглушить ее, а после связать. Что, добровольно не хотят?

— Да мне стоит поманить…

Тир укоризненно поцокала языком:

— Разве тебе не говорили, что врать нехорошо? Вот, например, зачем ты мне солгал, что Эристор эль-до мертв?

— Откуда ты знаешь? — Фэльдрин встрепенулся.

Тир стрельнула глазами куда-то за спину Фэльдрину, где на самом деле никого не было, но его словно подбросило. Он выхватил меч, развернувшись, и замер озираясь. И вновь низкий грудной смех пленницы прокатился по комнате:

— Да ты, никак, еще и трусишка.

Мгновенная ярость исказила черты Фэльдрина, свободная от оружия рука сжалась в кулак, но потом расслабилась.

— Ты провела меня, и я накажу тебя за это, но иначе, моя красавица.

Меч вновь скользнул в ножны. Фэльдрин присел рядом с Тир. Его рука легла ей на грудь и медленно сжала совершенное полушарие, увенчанное нежным розовым соском. Тир закусила губу, но стойко выдержала взгляд мерзавца.

— Я заставлю тебя стонать не от боли, а от страсти. Ты будешь изгибаться и молить, чтобы я взял тебя. Мои ласки превратят тебя в похотливое животное. Когда же я натешусь с тобой и ко мне придет насыщение, я оставлю тебя, и тогда… Тогда ты станешь презирать и ненавидеть самое себя, но лишь до тех пор, пока я снова не заставлю тебя желать… О, это будет сладкая пытка, леди Тир.

— Похоже на неловкие эротические мечты юнца, Фэльдрин. Столько жирного и какого-то липкого пафоса… Да и потом… Боюсь, ты переоцениваешь свои возможности.

— Время покажет, едва сдерживая вскипевшую злость, прорычал Фэльдрин. — У нас вся ночь впереди. Все вон отсюда!

И только теперь Тир осознала, что за всей этой безобразной сценой наблюдало несколько человек…

Едва дверь за ними закрылась, Фэльдрин поднялся и начал медленно раздеваться. Он был, в общем-то, недурен собой, но плечи сутулились, а на боках и животе появился предательский жирок и неприятные складки из дряблой кожи, что неожиданно заставило Тир вспомнить о лягушке. Большой самодовольной лягушке-альбиносе.

— Ты не отличаешься скромностью, госпожа Тир.

— Но ведь ты хотел, чтобы я смотрела.

— Ну и что ты получила от этого?

— Знание.

— Это какое же?

— Что все познается в сравнении.

— Ты что же — сравнивала меня с теми, кто был у тебя раньше? — Фэльдрин даже задохнулся от этой мысли.

До сих пор его партнершами были либо девственницы, либо человеческие женщины, которых он запугал до полусмерти. И для тех, и для других он был король и Дух лесной, способный карать и миловать…

— А почему нет? — Тир улыбнулась, почувствовав, что ей вновь удалось задеть Фэльдрина. — Это особенно приятно хотя бы потому, что ты проиграл по всем пунктам, — ее взгляд демонстративно скользнул к тому месту, где вяло топорщилось мужское естество Фэльдрина.

— Ну, ты и стерва! — он шагнул к кровати и прилег рядом.

Подперев голову одной рукой, другой Фэльдрин принялась играть с правым соском Тир. Добившись, чтобы он затвердел и поднялся, он, усмехаясь, перешел к другому. Когда же его рука скользнула меж ее ног, Тир вздохнула и закрыла глаза. Через какое-то время Фэльдрин вдруг почувствовал, что ее тело расслабилось, а лоно увлажнилось. Торжествующая улыбка появилась на его губах.

— Ну что ты скажешь теперь?

Недовольная гримаска появилась на лице Тир, серые глаза распахнулись:

— И почему тебе было не помолчать? Мне только-только удалось убедить себя, что это Эристор…

— Сука! — взревел Фэльдрин, вскакивая с кровати.

— Тяжело тебе со мной? — сочувственно поинтересовалась Тир. — Ты же вроде говорил, тебе не нравятся легкие победы? Вот и потрудись.

Фэльдрин замер возле кровати, сжимая кулаки и хватая воздух ртом, словно рыба, вытащенная на лед. Бешенство настолько переполняло его, что он никак не мог найти слов, чтобы выразить его. Тир с легким нетерпением на лице ждала, и наконец Фэльдрина прорвало:

— Ах ты мерзкая развратная тварь! — Глаза и рот Тир округлились в веселом изумлении. — Ведьма снежная! Ты не женщина, а кусок вашего треклятого северного льда!

— Смотри, не обморозься, — бросила Тир и прикрыла глаза, всем своим видом показывая, насколько ей не интересен этот разбушевавшийся голозадый эльф.

На самом же деле ей было страшно, ох как страшно. Из последних сил она сдерживала темный ужас, который наползал на нее из далекого рабского детства, когда ежедневное насилие было составляющей частью ее жизни. И вдруг Тир поняла: «Если мне удастся выдержать, побороть этот страх сейчас, я больше никогда не буду бояться близости с мужчиной! Я буду свободна! Эристор… Я должна победить! Ради нас. Ради будущего…»

Тяжелая оплеуха вернула ее к реальности.

— Смотри на меня! — брызгая слюной, ревел Фэльдрин. — Смотри! Ты должна видеть как я, именно я, овладею тобой. Я больше не намерен миндальничать.

Он вновь забрался на кровать и опустился на колени между ног Тир, которая, не отрываясь, смотрела на него холодным брезгливым взглядом. Фэльдрин навалился на ее беспомощно распятое тело, и все внутри Тир мучительно сжалось в ожидании вторжения, как вдруг насильник, выругавшись, отстранился. Объяснение не замедлило явиться:

— Я расхотел тебя, ледышка, — высокомерно объявил он и встал с кровати.

Потихоньку переведя дыхание и вознеся молитву всем Духам, каких знала, девушка вновь заговорила:

— А сколько тебе лет? У эльфов в твоем возрасте уже бывает такое?

— Какое такое? — начиная багроветь, спросил Фэльдрин и, торопливо налив себе вина, выпил.

— Не расстраивайся, все когда-нибудь случается в первый раз. Такова жизнь.

Вместо ответа Фэльдрин начал быстро одеваться.

— Я совершил ошибку, позволив себе слишком много разговаривать. В следующий раз буду умнее.

— А ты всерьез рассчитываешь на следующий раз?

— Разве кто-то сможет мне помешать?

Фэльдрин уже сделал шаг к дверям, когда они распахнулись, и в комнату влетел человек.

— Чужие эльфы в замке! Их целое полчище! Появились как из-под земли…

— Что ты несешь? Какие эльфы? Разве часовые на стенах подняли тревогу? Кто-то открыл ворота или, может, опустили подъездной мост? — в голосе Фэльдрина чувствовалась издевка.

— Да нет же, — в отчаянии вскричал насмерть перепуганный человек. — Но, господин, они повсюду и несут с собой смерть!

Фэльдрин дико оглянулся на Тир.

— Иди, иди, это совершенно точно к тебе. Точно уверен, что Эристор мертв?

Челюсти Фэльдрина сжались, и Тир пожалела о своих последних словах.

— Капеллана в часовню! Туда же приволочь эту девку.

— Кого?

— Куиниэ! — потрясая кулаками перед носом растерявшегося человека заорал Фэльдрин и, не оглядываясь, выскочил вон.

Тир, было, заметалась в своих путах, но вскоре обмякла — все было тщетно. Она замерла, напряженно прислушиваясь. Однако даже звуки боя не проникали сквозь тяжелую дверь. Или, быть может, уже все кончилось? Тэргон! Что сейчас с ним? И где, наконец, Эристор? Долго ей еще лежать голой и связанной? B коридоре что-то грохнуло и покатилось. Мимо прогрохотали шаги. Хлопнула дверь, другая…

— Тир, Тэргон, где вы? — родной голос эхом разнесся по переходам замка.

— Я здесь! — крикнула Тир и вдруг прикусила язык, вспомнив, в каком положении находится.

Дверь распахнулась, на пороге возник Эристор, сзади напирал кто-то еще, но тот, оценив ситуацию, мгновенно выпихал их назад в коридор и заперся изнутри. Тир с возмущением увидела, как широченная улыбка расцветает на лице этого несносного лесного.

— Ты похожа на подарок усталому покорителю замка.

— Развяжи меня, ты… — Тир даже надула щеки, чтобы не выпустить те эпитеты, что вертелись у нее на языке.

— Прости.

Эристор торопливо убрал в ножны окровавленный меч, который все еще сжимал в руке, и шагнул к кровати. Немного повозившись, он освободил пленницу.

— Отвернись, — тихо попросила Тир.

— Позволь мне помочь тебе.

— Я справлюсь.

— Я знаю, Тир, но я хотел бы… В общем, позволь себе немного побыть просто женщиной, а мне позаботиться о тебе.

Тир воинственно взглянула на него, кутаясь в простыню с кровати, но в лице Эристора было столько нежности, что она не выдержала и, всхлипнув, приникла к его надежной груди.

— Почему ты так долго не шел? Я так боялась…

— Я торопился как мог. Тебе… не причинили боли?

— Почему ты сразу не спросишь, не изнасиловал ли меня Фэльдрин?

— Я просто не хочу мучить тебя расспросами.

— Ну вот, — Тир улыбнулась сквозь слезы. — Я приложила столько усилий, чтобы этого не произошло, а ты…

— Неужели? — руки Эристора еще крепче обхватили ее стройное тело, а губы легко прошлись по растрепанным светлым волосам.

— Да. Он не смог, — глаза Тир презрительно сверкнули.

Она начинала успокаиваться в кольце его сильных рук, и все произошедшее с нею, теперь представлялось скорее смешным, чем трагическим или страшным.

— Как тебе это удалось? — подзадорил ее Эристор.

— Я использовала самое сильное оружие.

— Самое сильное оружие — это красота. Сражает наповал самых стойких не хуже стрелы из лука.

— Разве? — Тир подняла смеющиеся глаза.

— Я не раз испытывал это на своей собственной шкуре.

— Почему же ты до сих пор не женат, Эристор эль-до? — неохотно отрываясь от его губ, лукаво спросила Тир. — На тебя ведь, наверно, уже не первый век открыт охотничий сезон…

Эристор ответил неожиданно резко:

— Потому, наверное, и не женат, — но потом веселье опять заискрилось в серых глазах. — Я слишком крупная дичь и пока не встретил ту, которой был бы по зубам.

Глава 20

Эристор рассмеялся и не заметил, что своей шутливой, сказанной без какой бы то ни было задней мысли, фразой причинил боль Тир. Через мгновение на ее лице уже ничего нельзя было прочитать, а Эристор так и не узнал, насколько близко он подошел к тому, о чем боялся и мечтать.

— Так как же тебе все-таки удалось удержать негодяя на расстоянии?

— Я говорила с ним.

— Надо полагать, тема беседы была не из приятных.

— Мы обсуждали его мужские достоинства и сравнивали их с эталоном.

Эристор рассмеялся, ласково гладя точеные плечи Тир. Потом его палец спустился к простыне, прикрывавшей ей грудь, и он принялся водить им вдоль ее края.

— А кто же служил этим самым эталоном?

— Ты… — пряча глаза, ответила Тир.

— Это и правда так, или ты просто хотела подразнить его? — внезапно Эристор почувствовал, что ему не хватает воздуха, и откашлялся.

— Он очень разозлился.

— Да черт с ним! Ты только скажи… Я правда… нравлюсь тебе?

— Одно я поняла точно, эль-до. Тебе бы не пришлось меня привязывать, чтобы получить то, что так интересовало Фэльдрина… — отчаянная решимость и даже некоторая торжественность, прозвучавшие в голосе Тир, были больше чем ответом на прозвучавший вопрос.

Эристор почувствовал это и безотчетно рванулся к ней, валя на спину. Его рука, судорожно путаясь в складках простыни, принялась искать место, где могла бы проникнуть к коже…

— Эристор! Что мы делаем? — Тир вдруг словно проснулась и отстранилась.

— Серебряная моя, я больше не в силах ждать. Ты не представляешь, что я пережил, когда вернулся в вашу с Тэргоном комнату и обнаружил ее пустой.

— Вечные снега! Тэргон! — в ужасе воскликнула Тир, уворачиваясь от жадных губ Эристора. — Фэльдрин ведь до сих пор уверен, что это Куиниэ и, узнав о вашем нападении на замок, потащил его в часовню. По-моему, он решил все-таки жениться на нем… То есть на ней…

Эристор поднял на нее затуманенные страстью глаза и вновь потянулся губами к ее лицу, но вдруг замер:

— Жениться на Тэргоне? Я знал, что он извращенец, но чтобы до такой степени! — изумление Эристора было столь глубоким, что Тир расхохоталась.

— Он думает, это Куиниэ, — еще раз напомнила она и дернула любимого за косу — так, как регулярно делал он, раздражаясь или удивляясь.

— Его ждет сюрприз, — Эристор легко поднялся…

И снова сел на постель возле Тир. Его рука мягко отследила изгиб ее бедра. Он нагнулся и быстро поцеловал маленькую родинку чуть ниже бедренной косточки.

— В следующий раз я не остановлюсь, даже если будет полыхать в огне пожара весь Великий лес, — Эристор тряхнул головой. — Одевайся, госпожа моя, не можем же мы пропустить такое торжественное событие.

***

А Тэргон тем временем чувствовал себя в ловушке. Когда за ним пришли и грубо потащили из комнаты, он поначалу еще размышлял — сопротивляться ли ему теми способами, на которые, по его мнению, была бы способна молодая эльфийка или перестать играть роль и пустить в ход кулаки. Эти колебания отняли достаточно много времени, чтобы Тэргона успели доставить в какое-то большое полутемное помещение, которым, судя по затхлому спертому воздуху, пользовались крайне редко. Только когда его толкнули в центр, где обнаружился ритуальный круг, созданный выложенным из малахита узором в виде переплетенных ветвей омелы, он понял, что находится в домовом святилище. Тэргон все еще дико озирался вокруг, гадая о цели, с которой его могли привести сюда, когда двери вновь распахнулись. Под гулкие своды вступили Фэльдрин и седовласый эльф в одеянии шамана.

— Надеюсь, мне не надо объяснять, зачем вы здесь, моя дорогая, — рыкнул Фэльдрин. — Ваш братец обманом проник в мой замок, я же хочу подстраховаться, и поэтому наша свадьба состоится здесь и сейчас же. Заприте двери, чтобы никто не помешал свершиться таинству.

— Вы не понимаете, что творите, — пролепетал Тэргон.

— Почему же? Отлично понимаю. После того как шаман нас соединит магией омелы, а я совершу иное действо над вашим телом, — Фэльдрин быстро скользнул взглядом по невысокой фигуре невесты, — уже никто не сможет разлучить нас. Начинай, именем Лесного духа!

— Я отказываюсь выходить за вас замуж, эль-до!

— Ваше мнение здесь никого не волнует, дорогая.

— Великий лес, да это просто невозможно! — вскричал перепуганный насмерть Тэргон.

— Еще как возможно!

— Но я не девушка!

— Какая досада, — рассеянно бросил Фэльдрин. — Уважаемый Квеннар, поторопитесь!

— Да я не то имел в виду! — Тэргон от изумления и растерянности совсем потерял голову. — Я хотел сказать, что я му-мужчина, а не женщина.

— Изобретательно, но не смешно. Проклятье, похоже, я опять повторяю ту же ошибку. Слишком много болтовни! Заткните ей рот!

Дюжий эльф из свиты Фэльдрина шагнул к Тэргону, и уж тут он отбросил всякие сомнения по поводу способов сопротивления. Более не раздумывая, Тэргон задрал юбку и изо всех сил двинул ногой по наиболее уязвимому месту нападавшего. Бедняга взревел и скрючился. Однако двое других уже схватили Тэргона за руки, а один из них к тому же зажал невольной «невесте» рот.

— Вы ведете себя недостойно звания знатной эльфийки из приличного Дома, — хмурясь, прокомментировал Фэльдрин.

Тэргон замычал, пытаясь еще раз честно сознаться, что он-то как раз и не эльфийка, но…

— Квеннар, я жду! — уже угрожающе промолвил Фэльдрин, и обряд начался.

Почти одновременно с этим в дверь святилища яростно заколотили. Злобная решимость обозначилась на бледном лице Фэльдрина.

— Кладите ее на пол и держите, — скомандовал он.

Шаман, увидев, что именно собирается делать хозяин замка в священном круге омелы, замер, совершенно шокированный, но полубезумный яростный взгляд Фэльдрина заставил его закончить обряд, произнеся все необходимые магические тропы.

— Прекрасно, — задыхаясь, откликнулся Фэльдрин. — Теперь моя очередь.

Однако его «молодая жена» оказалась на удивление сильной и верткой — ей никак не удавалось задрать юбку. И это несмотря на то, что два эльфа удерживали ее за руки, в то время как третий зажимал рот.

Удары в двери святилища сделались тяжелыми и размеренными — их ломали, причем явно с помощью какого-то мощного орудия.

Внезапно эльф, который держал свою ладонь на лице «невесты», чтобы помешать ей кричать, взвыл сам и затряс укушенной рукой.

— Да выслушайте же меня наконец! — чуть не плача взмолился Тэргон. — Я не Куиниэ, а ее брат-близнец.

Эльфы переглянулись. Фэльдрин покачал головой и решил:

— Лжет.

— Да вы бы, эль-д… гм… эль-ро, пощупали, что ли, — нерешительно посоветовал тот, которого Тэргон успел пнуть в самом начале потасовки. — Треснула она меня, прямо скажем, не по-девичьи.

— Держите же ее! — Фэльдрину наконец-то удалось проникнуть под юбку своей новоиспеченной жены, и он замер, вытаращив глаза. — У нее… — голос его сорвался.

— Великий лес! — воскликнул один из стражников, наклоняясь вперед. — Да у нее член!

— А чему там еще быть, болваны, если я вам уже пятьдесят раз сказал, что я не женщина, а мужчина!

Фэльдрин был поражен до такой степени, что даже не среагировал на то, что двери святилища наконец-то не выдержали натиска снаружи и с грохотом слетели с петель. Он не шевельнулся и не произнес ни звука и тогда, когда к кругу из омелы подбежали Эристор и Тир, а с ними еще несколько эльфов.

— Будешь знать, как жениться без благословения родственников, — мстительно проворчал Эристор и, оттолкнув растерявшихся эльфов Фэльдрина, поднял брата на ноги.

— Что теперь делать?! — Тэргон вцепился обеими руками в одежду на груди Эристора и тот поморщился — синяки и ожоги давали о себе знать. — Он теперь мой муж! А я его жена… Шаман провел обряд!

— Этот вопрос решается замечательно просто, дружок, — вмешалась в разговор Тир. — Сейчас я тебя в два счета сделаю вдовой.

Эристор рассмеялся, а потому едва успел перехватить руку не на шутку разозленной на Фэльдрина Тир.

— Постой, пусть пока поживет, а от тебя, Тэргон, не убудет… К тому же, если что, я буду спокоен за тебя — ты уже пристроен, — Эристор опять принялся хохотать. — Фэльдрин, ведь ты станешь всеобщим посмешищем. Жениться на юноше, а потом еще пытаться его изнасиловать прямо перед алтарем — такое случается не каждый день даже в нашем сумасшедшем мире. Кстати, уважаемый эль-эйлиль, — Эристор с крайней вежливостью склонил голову перед шаманом, — что вы скажете об этом браке?

— Это недоразумение, — поспешил заверить его тот. — Тем более что этот юный эльф честно предупреждал вас, Фэльдрин эль-до. Будем считать, что всего этого… просто не произошло. Я буду танцевать, прося Великий лес о милости и о том, чтобы Дух лесной расторг магические связи. Я уверен, отказа не будет.

— Теперь тебе стало лучше, Тэргон?

— О да! Спасибо.

— Какое все это имеет отношение к моему совершенно справедливому желанию прикончить этого негодяя? — пытаясь сдержать улыбку, спросила Тир — уж очень комичный вид был у Тэргона.

Эристор качнул головой:

— Пусть его судьбу решает дядя, истинный глава Дома Зеленого остролиста Лэндир.Это будет справедливо по отношению к старику. В конце концов, он претерпел от своего племянничка гораздо больше, чем мы.

— Так и быть. В конце концов, может быть, и Фэльдрин теперь остепенится… Женатый человек все-таки.

— Шлюха! Тварь! — Фэльдрин злобно оскалился.

Лицо Эристора потемнело:

— Уберите отсюда эту падаль, пока я не изменил своего решения и собственноручно не разделался с ним.

— А как же я? — возмущению Тир не было предела.

Эристор растерянно взглянул на ее стройную, облаченную в изящное синее платье фигуру, и рука его сама собой потянулась к косе.

— Не женское это дело… — наконец изрек он, и первый же рассмеялся. — Пусть его, голубка, я сегодня слишком счастлив. До времени заприте… новобрачного в его же комнате.

Фэльдрина подхватили под руки и повели прочь. Он шел, не отрывая исполненный ненависти взгляд от Эристора, а потому не заметил приближение собственной смерти. Едва Фэльдрин переступил порог часовни, навстречу ему шагнул Кэлибор с коротким мечом в руке. Лезвие легко погрузилось в живот Фэльдрина так, что окровавленный конец его вышел сзади… Кэлибор отступил назад. Ничто не дрогнуло в его лице, когда Фэльдрин изумленно глянув на рукоять меча, торчавшего в его теле, начал падать… Кэлибор перевел сумрачный взгляд на остолбеневших друзей и несколько запоздало пояснил свои действия:

— Прошу прощения, если помешал вашим планам, но я обещал это кое-кому.

После чего развернулся и пошел прочь.

— Кэлибор, стой! Ты куда? — Эристор растерялся.

— Пойду освобожу Лэндира эль-до.

— Возьми хотя бы с собой слуг. Пусть принесут его на руках в главный зал. Пора ему начать наводить порядок в собственном доме.

— А вы поищите Мэглина… Если его еще можно найти.

Все еще качая головой и хмурясь, Эристор отдал несколько распоряжений, в том числе приказал всем предводителям дружин, принимавших участие в захвате Дома Зеленого остролиста, собраться в его главном зале. А потом, отослав туда же Тир с несколькими воинами, сам захватил остальных и отправился на поиски Мэглина.

То, что он увидел в той части замка, где Фэльдрин устроил свой гарем, и где всем в его отсутствие распоряжалась, как выяснилось, совершенно свихнувшаяся эльфийка по имени Эльвирель, поразило его настолько, что он не раз добрым словом помянул горячность Кэлибора. Теперь Эристор, не задумываясь, сам убил бы Фэльдрина голыми руками — эту мразь нельзя было оставлять в живых.

Оказалось, что пытать он любил не только в подземельях, но и в специально подготовленных для этого комнатах наверху… Тела обнаженных или полуодетых юношей и девушек разных рас, жавшихся к стенам комнат, которые проходил Эристор со своими людьми, носили те же, а то и более ужасные следы, что и его большое тело. Один за другим воины взламывали замки и отодвигали засовы, проникая в новые и новые камеры. И в каждой они видели лишь боль, страх и похоть… Извращенную похоть безумца…

В одном из подобных помещений Эристор и нашел Мэглина. Он не узнал бы его, если бы молодой эльф сам с рыданьем не кинулся ему навстречу, насколько позволял поводок…

Мэглин был обнажен, как и прочие обитатели этого вертепа. Но кроме того, и это поразило Эристора больше всего, юношу полностью обрили. Волос была лишена не только голова, исчезли даже брови… Лицо его, крикливо накрашенное, подобно тому, как это делают шлюхи в придорожных трактирах, осунулось и постарело, а на шее болтался металлический ошейник, от которого к кольцу в стене вела тонкая, но прочная цепь. Больше в комнате не было ничего. Даже соломы, которую не жалеют положить и собаке в будку…

Мэглин плакал и жался к Эристору, которому никак не удавалось его успокоить. Всего одна неделя, проведенная этим молодым и уверенным в себе воином в руках у маньяка, превратила его в больное животное…

«О Духи, зачем? — дрожащей рукой гладя Мэглина по голове, думал Эристор. — Кэлибора Фэльдрин хотел убить потому, что тот стоял у него на пути в его желании жениться на Куиниэ. Меня он пытал по той же причине. Но зачем делать подобное с этим мальчиком? И с остальными, там, в других комнатах… Что могло им двигать? И как Духи позволили ему это?!»

Тут новая мысль взорвалась в мозгу. Эристор вспомнил, в каком положении он обнаружил Тир. Теперь, зная на что был способен Фэльдрин, Эристор сумел до конца понять, что же пережила его милая, которая пугалась близости даже с ним, с эльфом, к которому, как надеялся Эристор, она была, по крайней мере, неравнодушна… А он-то, чурбан бесчувственный, еще и накинулся на нее сразу же! Но ведь ему показалось… И эти ее слова, тон, взгляд… Она льнула к нему… Или это был просто шок?

Эристор тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Впереди еще было очень много дел. Распорядившись позаботиться о Мэглине и об остальных пленниках этой весьма необычной тюрьмы, Эристор отправился в главный зал замка. Для того чтобы попасть туда, ему было необходимо пересечь обширный внутренний двор. Он был переполнен эльфами и людьми. Потом глаза Эристора наткнулись на внушительную фигуру отца Кэлибора. Инглэон и эльфы из его отряда седлали лошадей.

— Вы куда-то собираетесь, эль-ро? — окликнул его Эристор.

Тот обернулся улыбаясь:

— Это Кэлибору не терпится. Отправляет меня домой с новостями.

— А сам-то что же?

— Говорит, еще остались кое-какие долги здесь… О сестре не беспокойтесь. Мы с Линиэль доставим ее домой в целости и сохранности. Время к свадьбе… — и Инглэон вскочил в седло.

— В добрый путь! Когда разберусь немного здесь, пришлю за вами еще воинов. Хватит уже неприятностей!

— Это дело. Мой поклон истинному главе Дома Зеленого остролиста. Жаль, не довелось поблагодарить его за сына…

— Увидитесь на свадьбе, — эльфы тепло простились, и кавалькада из двенадцати всадников отправилась в путь, а Эристор вошел в главное здание замка.

Лэндир уже восседал на хозяйском месте у ствола родового дерева. Рядом с ним стоял Кэлибор, а вокруг собрались остальные участники необычной военной операции. Эристора приветствовали.

— Вы нашли своего молодого друга? — участливо спросил Лэндир.

— Да. Мэглин… не в лучшей форме, но, по крайней мере, жив, — Эристор говорил, а сам оглядывался, ища в толпе Тир.

Он обнаружил ее у дальней стены в компании Тэргона, уже успевшего сменить дамское платье на что-то явно с чужого плеча, но зато мужское. Рядом возвышались как башни странные в окружении лесных бородатые северные эльфы — рулевой Тир Эрик и Сигурдиль Вилобородый. Эристор махнул им рукой и вновь обернулся к Лэндиру.

— Ну что ж, эль-до. Вот вы и вернулись на свое законное место.

— Я благодарю вас всех. Глава Дома Зеленого остролиста Лэндир в долгу перед вами.

— Хорошим ужином, то есть завтраком вы расплатились бы сполна, — прозвучал чей-то голос, и все вокруг одобрительно рассмеялись.

— Я постараюсь. Только пусть кто-нибудь возьмет на себя труд найти управляющего… Или хотя бы повариху, если конечно она не отравит нас… Дух лесной, сколько же еще тут предстоит сделать!

Глава 21

Кэлибор подошел к Эристору почти одновременно с Тир, Тэргоном и двумя снежными, которые, похоже, не собирались отпускать их от себя ни на шаг.

— Я решил немного задержаться здесь, Эристор эль-до, — проговорил Кэлибор. — Нужно помочь старику устроиться. В конце концов, именно на мне лежит ответственность за то, что он остался один на белом свете…

— Как он отнесся к смерти Фэльдрина? — тревожно спросил Тэргон.

— Сказал, что это к лучшему… Мол, если бы решать пришлось ему, он мог бы и пощадить негодяя — все-таки племянник, хотя тот как раз и не стоил жалости.

— Это уж точно… — пробормотал Эристор.

— Что с Мэглином? — опять спросил Тэргон — они с молодым эльфом были почти одного возраста и дружили.

— Не спрашивай. Не спрашивай, братишка. Физически цел, а вот остальное… Бедняга. Тир, милая моя, это был настоящий монстр! Я и предположить не мог… Ты и правда не пострадала от его лап? Прости, мне кажется, я тогда слишком увлекся собственными… переживаниями, вместо того чтобы внимательнее отнестись к тебе…

— Все в порядке, эль-до. Вы все успели вовремя. Кстати. Ты должен еще навести порядок и в своем доме. У Фэльдрина в Доме Красного дуба был шпион. Человек. Освальд его имя. Сейчас он где-то здесь, если не убит, конечно…

— Я помню этого парня, — хмурясь, проговорил Эристор.

— О чем это вы там секретничаете, эль-до? — Лэндир с любопытством оглядывал компанию, собравшуюся возле главы Дома Красного дуба.

Молодая светловолосая красавица явно из снежных, единственная женщина в зале, причем ничуть не смущенная этим обстоятельством, совсем юный лесной эльф, два громадных бородатых воина с боевыми топорами, на которых недобро поглядывали многие — грабительские походы северных варваров причинили слишком много бед лесным— и Кэлибор, так похожий на… Старик привычно одернул сам себя.

— Представьте мне ваших спутников.

— С удовольствием, Лэндир эль-до.

«Интересно, с кого он начнет», — быстро подумал тот и прищурился.

— Госпожа Тир, по прозванию Серебряная, — Лэндир удивленно вскинул брови, встретив открытый уверенный взгляд широко расставленных серо-серебристых глаз молодой эльфийки. — Мы говорили о ней тогда… Помните?

— О да! Какое у вас необычное имя, эль-тэ.

— Только не на моей родине.

— А вы…

— С Белого архипелага, как не трудно понять, — Тир улыбнулась. — Кэлибор на досуге может развлечь вас историей нашего знакомства. Теперь я понимаю, от какой обузы избавилась, — Тир перевела смеющийся взгляд на Кэлибор. — Ты невозможен в качестве пленника. Пусть теперь тебя попробует удержать Куиниэ.

— Я заранее сдался на милость победительницы, — Кэлибор поспешно поднял обе руки.

— А теперь, Лэндир эль-до, обратите внимание на этого молодого лоботряса. Это мой младший брат Тэргон. Он и Куиниэ близнецы.

— Честно говоря, я рассчитывал увидеть здесь именно ее.

— Мы с Тир решили, что сестре появляться здесь слишком опасно. Поэтому я и переоделся в ее платье…

— И так очаровал беднягу Фэльдрина, что тот немедленно женился на нем…

Тэргон с гневом принялся искать среди веселых лиц того, кто произнес эти слова.

— Тебе придется смириться, братец, — Эристор смеялся вместе с остальными. — Теперь эта история будет сопровождать тебя до конца дней.

Но, увидев, что Тэргон чуть не плачет, Эристор немедленно сменил тон:

— Это лишь шутки, братишка. На самом деле ты совершил смелый и благородный поступок. Я горжусь тобой.

Похвала старшего брата словно окрылила юношу.

— Я тоже очень благодарен вам, Тэргон эль-до, — серьезно и даже торжественно проговорил Кэлибор. — Мне страшно представить, что бы произошло с Куиниэ, если бы не вы.

Тэргон окончательно повеселел. История его неудачного замужества несколько поблекла в свете лучей славы, которые буквально лились на него со всех сторон. Еще бы! Его так превозносили в присутствии всех соседей!

— Смотри не лопни! — прозвучал негромкий смешливый голос старшего брата у самого его уха, и Тэргон с сожалением вернулся на землю.

— А теперь, — Эристор возвысил голос. — С позволения нашего хозяина, раз уж все мы собрались здесь, в его замке, я хотел бы объявить о некоем событии, которое вскоре произойдет в Доме Красного дуба. Первого числа последнего летнего месяца жатвеня моя сестра Куиниэ выходит замуж. Ее будущий муж перед вами. Это Кэлибор из Дома Рыжего клена. Приглашаю всех вас на свадьбу. Конечно же, с семьями.

Новость была встречена по-разному. Многие искренне обрадовались предстоящему торжеству. Некоторые же имели свои вполне конкретные виды на богатую наследницу. Но Эристора мало интересовала реакция окружающих — он уже опять повернулся к Тир:

— Ты ведь не покинешь нас до свадьбы?

Та бросила быстрый взгляд на Эрика и Сигурдиля, словно заручаясь их поддержкой. Они явно не имели ничего против того, чтобы попировать за богатым столом, и Тир кивнула:

— Я уже вложила слишком много времени и сил в это мероприятие, чтобы не увидеть его кульминацию, — ответила она и тут же незаметно погрозила Эристору пальцем, явно увидев в нем намерение немедленно сгрести ее в объятия и расцеловать…

В Дом Красного дуба возвращались шумно. Даже несмотря на то, что с ними двигалась только половина отряда — часть своих людей Эристор оставил с Кэлибором, а двадцать самых надежных воинов отослал за Куиниэ. Сам Эристор не принимал участия в общем веселье. Он был непривычно тих и задумчив всю дорогу, чем вызвал град дружеских шуток, на которые даже не отреагировал.

Всю дорогу Эристор провел, предвкушая свой приезд домой. Привычная одежда, свои (Великий лес!!!) сапоги, горячая ванна, вкусная еда, а не то, что удавалось время от времени украсть на кухне. А самое главное Тир… Ни Кэлибора, ни Куиниэ еще, по крайней мере, дней десять не будет в замке, а значит, на той половине, где расположены господские спальни они с Тир будут одни…

Примет ли она его, и как подступиться к этому?

Никогда у Эристора еще не возникало подобных проблем. И не удивительно. Есть ли еще где-нибудь на свете эльфийка, похожая на его Тир? Сильная, самостоятельная, независимая… И такая робкая, даже испуганная, когда дело касалось любви…

«Любви?» — Эристор удивленно переспросил сам себя.

До сих пор он не давал себе труда задуматься о том, что же испытывает по отношению к этой молодой снежной. Она волновала его как никто другой до сих пор, но она и была уникальна… И все же Эристор чувствовал, что это не все. Как объяснить его желание быть терпеливым, сделать все возможное, чтобы исправить то, что натворили какие-то грубые скоты, когда Тир была еще девочкой? Не испугать, а наоборот защитить, уберечь? Эристор привык жить легко, сообразуясь со своим неуемно веселым и жизнелюбивым нравом. До сих пор настоящая, глубокая, всепоглощающая любовь не касалась его сердца. И сейчас он не мог оценить свои чувства. Он знал только, что Тир дорога ему, так дорога, что ему было страшно думать о моменте расставания.

Когда он спросил ее, не думала ли она выйти замуж, та решительно ответила: «Нет!»… И что же теперь ему делать? Как удержать? Намучавшись достаточно, Эристор отмахнулся от собственной, обычно совершенно не свойственной ему робости и решил плыть по течению.

Тир думала приблизительно о том же. Но ее мысли были много горше, потому что она-то слишком хорошо понимала, что происходит с ней. И перспективы ей рисовались самые безрадостные. Привычка быть откровенной с собой мешала ей спрятаться за несбыточными надеждами. Да, она полюбила и полностью отдавала себе отчет, к чему это может привести, но с открытыми глазами шла навстречу этому, желая сгореть, но не бежать трусливо от того пламени, что разгоралось у нее в груди. Она возьмет все, что дарит ей судьба, а потом море ляжет между ней и Эристром, вбирая в себя всю боль расставания… Стройный корабль прекрасным хищным зверем скользнет по воде, любуясь в ней собой и небесами…

Тир поразилась себе, почувствовав, что впервые не рада этой картине. А ведь еще каких-нибудь два месяца назад для нее это было представлением о счастье! Что же теперь? Тир зажмурилась, но не увидела перед собой ничего, кроме суровых черт Эристора, его добрых глаз и смешливого рта…

«Куиниэ — Несущая перемены. Теперь я буду звать тебя только так…» — Тир печально улыбнулась, потом тряхнула головой и взглянула на Эрика, который впервые произнес эти пророческие слова.

— Что, дружище, не соскучился еще по своей Ане? — негромко спросила она.

— Соскучился. Да ничего, пусть и она помучается — авось, когда вернусь, будет чаще целовать, чем когти выпускать.

— Да уж, — молодой Гаррик усмехнулся, — пожалуй, на недельку ее хватит. Не понимаю я тебя, Эрик. И что ты нашел в этой мегере?

— И не поймешь, дурачок, пока сам не вляпаешься. Уж сколько лет прошло, как я впервые притащил ее на корабль пленницей…

— О чем он говорит? — вмешался только-только подъехавший Тэргон. — Словно поет, и лицо такое…

— Он рассказывает о своей любви, — улыбнулась Тир, косясь на смутившегося Эрика.

— Да? — Тэргон недоуменно покосился на заросшего буйной бородой снежного, сильно похожего на гнома-переростка. — И кто же она?

— Его жена.

— Вы часом не разыгрываете меня? С Эристором поведешься…

— Ни в коей мере! Ее зовут Анайриэль. Она из лесных эльфов и говорила, что происходит из хорошей семьи… Славится своим крутым нравом и тяжелой рукой… Эрик похитил ее во время одного из набегов, сделал своей рабыней. То есть он так считал… Они женаты уже больше лет, чем тебе от роду, Тэргон…

Что-то в ее тоне заставило Эристора, ехавшего немного впереди, оглянуться. Он увидел обращенный на него взгляд серых глаз, но Тир так быстро спрятала их в ресницах, что крестоносец не успел прочитать чувство, отраженное ими. Эристор нахмурился и вновь отвернулся. И его густые черные брови, сошедшиеся на переносице, послужили Тир лучшим ответом на ее невольный молчаливый вопрос.

«Но ведь ты и не ждала ничего другого».

Лес кончился, они выехали на открытое пространство, и чуткое островерхое ухо Тир уловило такой родной, до боли близкий шум волн, разбивавшихся о высокий берег. Чуть дальше, теряясь в вечерней дымке из серых прибрежных скал, вырастали башни и стены замка Дома Красного дуба. Повинуясь мощному внутреннему порыву, Тир внезапно пришпорила коня и, прижавшись к его холке, птицей полетела в сторону от остальных всадников. В развевающейся вокруг ног женской одежде, она чувствовала себя неловко и не испытала того чувства свободы и ни с чем не сравнимого восторга от ветра, скорости и единения с мощным животным, потребность в которых Тир внезапно испытала, а потому свернула к берегу и придержала коня, когда тот достиг обрыва. Только сейчас Тир услышала топот другой лошади и, обернувшись, увидела Эристора. Добравшись до нее, он спешился и, сделав шаг, остановился:

— Прости, если помешал тебе. Я подумал, твоя лошадь понесла.

Тир поразила робость, которая читалась в его лице, и она протянула к нему руку. В два широких шага Эристор преодолел разделявшее их расстояние и остановился, уткнувшись лицом ей в колено.

— Будь моей, Тир Серебряная. Подари, сколько сможешь, я с благодарностью приму все. Только не покидай меня слишком быстро.

— Я твоя…

Эристору показалось, что он ослышался, но потом…

Он протянул руки и бережно снял драгоценную ношу с седла. Гибкое тело скользнуло сквозь кольцо его рук, вызывая трепет.

— Повтори… — шепнул он в самые ее губы.

— Твоя… И никуда мне от этого не деться… Поцелуй меня, обними покрепче. Поднимается ветер… Я чувствую, он несет с собой перемены. Сколько нам отпущено?..

Тир еще бормотала что-то, словно разговаривая не с ним, а с кем-то гораздо сильнее и могущественнее его. Но именно губы Эристора целовали ее, и его руки дарили то тепло и надежность, которой ей так не хватало. Лошади, соскучившись, тыкались теплыми носами им в плечи и в головы, но они не чувствовали этого. Мир вокруг перестал существовать. Только шум волн, только ветер, только они двое… Тир не помнила, что привело ее в чувство. Наверно, дождь…

— Да ты вся мокрая! — воскликнул Эристор.

— И ты, — смеясь, ответила она, глядя, как струйки внезапного летнего ливня сбегают по любимому лицу.

— Ты простудишься.

— Нет. Только не сейчас, — она вырвалась из объятий, и Эристор подсадил ее в седло, после чего, не коснувшись стремени, взлетел на своего серого жеребца.

— И все же поторопимся, госпожа моя. А в замке первым делом в ванну.

— Ты опять хочешь прийти смотреть, как я купаюсь, — дразнила его Тир, в то время как лошади медленно пробирались между камнями.

— Нет, глупышка, я хочу принять ее с тобой.

Тир, чувствуя, что краснеет, пришпорила своего коня и нахлестывала его до тех пор, пока ветер не засвистел у нее в ушах, мешая дышать. Ливень застилал глаза, но она лишь хохотала, отбрасывая с лица мокрые волосы.

Ворота замка уже были гостеприимно распахнуты навстречу им. Копыта бешено мчавшихся лошадей прогрохотали по скользкому настилу подъемного моста, и два всадника влетели во двор.

— Сумасшедшие, — проговорил Тэргон, наблюдая за ними с крыльца.

«Влюбленные», — про себя поправил его Эрик и покачал своей лохматой головой.

***

Эристор, прикрыв глаза, нежился в горячей ванне, впитывая в себя ее тепло. Он уже помылся. Слуги вынесли грязную воду, натаскали новой, в которой теперь и лежал, расслабившись, их хозяин.

Открылась дверь, и Эристор приоткрыл один глаз, а после распахнул оба — в комнату вошла Тир. Она несла большой поднос, заставленный всякой снедью. Поставив его на столик у кровати, она обернулась:

— Я подумала, это может пригодиться нам.

— Нам?

— По-моему, ты хотел принять ванну вместе со мной. Я подумала, что это приглашение. Я ошиблась?

Расценив его изумленное молчание в свою пользу, Тир неспешно разделась перед ним, выпрямилась, отдавая свое стройное тело его жадному взору, а потом, чуть помедлив, словно дразня, шагнула в воду и устроилась напротив… А еще через мгновение Эристор почувствовал, как ее нога в поисках удобного положения коснулась его бедра, немного сдвинулась в сторону…

— О! — произнесла Тир.

— Не прикасайся ко мне! — выпалил Эристор и первый же рассмеялся.

Фраза, слетевшая с его уст, больше подходила юной невесте в ее первую ночь, чем воину, прошедшему огонь, воду и медные трубы. Но что делать, если Тир так действовала на него?

Нервный смех еще душил Эристора, когда он встал из воды и, расплескивая ее, поднял на руки Тир.

Его первое движение в нее было таким мощным, что Тир невольно вскрикнула, испытав боль — слишком долго ее лоно оставалось нетронутым, и слишком напорист был этот гость. Закусив губу, Тир заставила себя перетерпеть неистовство его страсти. Впрочем, все закончилось так быстро…

— Тебе было больно, — заключил Эристор, немного отдышавшись и взглянув в ее побледневшее лицо. — А я вел себя подобно молодому хряку на случке. Все получилось не так…

— Должно быть, это со мной что-то не в порядке, — дрожащим голосом произнесла Тир.

— Нет, нет. Не смей думать так. Это я все испортил… Слишком долго ждал и не смог совладать с собой…

«Какая она робкая и ранимая. Такая красивая, такая нежная. Моя женщина… А я болван!» — думал он и осторожно гладил ее по лицу, проводил пальцами вдоль линии губ, расправлял на подушке спутавшиеся волосы, мягко разжав стиснутую в кулак руку, перебирал дрожащие пальцы, целуя каждый.

— У нас впереди еще целая ночь, — шептал Эристор. — Ты ведь позволишь мне попробовать еще хотя бы раз? Я покажу тебе, как это должно быть на самом деле…

Тир растерянно взглянула в его исполненное нежности лицо:

— Но разве ты еще не…

Эристор тихонько рассмеялся:

— О нет, не так быстро. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь насытиться тобою.

Бурный румянец залил лицо, шею и грудь Тир:

— Ана говорила, что с любимым человеком это слаще меда, совсем иначе, чем… — неуверенно начала она.

— Ты назвала меня любимым? — Эристор взял в ладони ее лицо, с нетерпением ища в нем ответ.

Тир закусила губу, поняв, что выдала себя. Но что теперь было делать?

— Да. Я полюбила тебя, эль-до. Неужели ты думаешь, я пришла бы сюда, если бы это было не так?

Помолчав немного, словно ожидая чего-то, она качнула головой и продолжила.

— Я не требую от тебя того же. Я и так получила больше, чем могла ожидать…

А Эристор, потрясенный этим признанием, тем временем чувствовал себя рыбой, вынутой из воды, которая разевает рот, но не может произнести и звука… И тогда он начал действовать. Его рука ласкала небольшую крепкую грудь Тир, пальцы нежно касались соска, потом вместо них пришли губы. Сначала едва трогая в легчайшей ласке, а потом впиваясь страстным поцелуем, даже тихонько прикусывая, что заставляло Тир вскрикивать и прижимать к себе его черноволосую голову, вцепляясь во влажные волосы.

— Я дам тебе много больше. То, что ты должна была получить и в первый раз, если бы не моя нетерпеливость, — шептал Эристор, а пальцы его тем временем уже ласкали бархатистую кожу ее живота.

Потом снова были губы. Язык, погрузившись во впадину пупка, пощекотал его, а затем проложил влажную дорожку в обход светлого треугольника волос вниз по ноге. Руки коснулись нежнейшей кожи на внутренних сторонах ее бедер, и Эристор увидел, что Тир немного раздвинула их навстречу его ласке. Это невольное движение привело его в трепет. Но на этот раз Эристор не спешил. Приподнявшись и став на колени, он сначала любовался совершенством молодого женского тела, а потом его взгляд метнулся к лицу Тир, и та зажмурилась, не выдержав страстной напряженности в его глазах. Она затаила дыхание, ожидая нового прикосновения, не зная, где его ждать…

Скрипнула кровать под тяжестью тела Эристора, и Тир почувствовала его губы на своих ногах. Он поцеловал каждый пальчик сначала на одной, а потом на другой, напоследок тихонько куснув крохотный мизинчик, и порадовался тихому смешливому «Ой!» Тир. А потом, уже не отрывая взгляда от ее разгоряченного лица, двинулся вверх… Однако когда Тир почувствовала его губы в самом сокровенном своем месте, она вскрикнула и рывком отстранилась. А потом села, подтянув к груди колени и обхватив себя руками.

— Зачем ты так?

— Как?

— Это унизительно.

— Для кого?

— То есть как? — изумленно переспросила Тир.

Эристор вздохнул и мягко заставил ее вновь лечь рядом с собой, обнял, и одна рука его принялась медленно гладить ее узкую спину.

— Это самая утонченная ласка, которую я знаю. Мне она доставляет удовольствие, а тебе, я уверен, принесет наслаждение. Так как это может унизить?

— Я помню…

— Не надо, эль-тэ, — Эристор прижал ее к себе еще сильнее. — Твоя Ана была права. То, что может обернуться величайшим унижением, если берется силой, подарит огромную радость тем двоим, что отдают себя добровольно. Позволь мне владеть тобой, и, быть может, ты тоже когда-нибудь захочешь ответить мне тем же.

— Ты… Ты хочешь, чтобы я…

— Да. Но только тогда, когда этого захочешь ты сама… Я научу тебя искусству любви, и ты узнаешь, какое удовольствие тебе может дать собственное тело. А оно так прекрасно! Я теряю голову, глядя на тебя.

Эристор принялся целовать ее, заставляя забыть недавние сомнения. Когда же его губы вновь приникли к ее нежной плоти, она лишь вздохнула, все еще смущаясь, но позволяя делать с собой то, что хотелось ему. За это Тир неожиданно была вознаграждена таким взрывом наслаждения, которого даже и представить себе не могла.

— Ты полна сюрпризов, госпожа моя, — обессилено сползая в сторону, проворчал Эристор. — Кто бы мог предположить, что ты способна на такое?

— Не смей издеваться надо мной!

— О боже, Тир. Я и не думал… Дурочка, это чудесно, что мои ласки вызывают в тебе такой отклик! Ведь и ты тоже пьянишь меня, как молодое вино.

Бесконечно смущенная, она села, повернувшись к Эристору спиной. Тот залюбовался ее прямыми плечами, узкой талией и плавным изгибом бедер.

— Тир, — нежно позвал он. — Посмотри на меня.

Она, помедлив, оглянулась, и взгляд ее наткнулся на многочисленные следы пыток, покрывавшие тело любовника.

— О Эристор!

— Мне так нравится, как ты произносишь мое имя.

— Тебе ведь больно.

— Очень, серебряная моя, — он подхватил ее руку и приложил узкую ладонь к своим глазам. — Здесь. Я ослеп от твоей красоты, — потом он передвинул ее на свое сердце. — И здесь. Чувства переполняют меня, грозя разорвать изнутри. И здесь, — он потянул ее руку вниз.

Тир заволновалась и попыталась высвободиться, как вдруг движение завершилось на животе.

— И тут. Я голоден так, будто ничего не ел неделю.

Довольно посмеиваясь, Эристор наблюдал за сменой выражений на точеном лице Тир — от испуга, к легкой улыбке, а в конце вдруг промелькнула тень разочарования. И это понравилось больше всего.

— Впрочем, не настолько, чтобы не подождать еще немного.

Смеясь, он подмял под себя сопротивляющуюся девушку.

— Я убью тебя, Эристор Дориат, если ты…

— Зацелуй меня до смерти, Тир. Я и пальцем не шевельну, чтобы защититься.

— Ты невыносим!

— Но ведь ты любишь меня…

После этих слов ему пришлось напрячь все силы, чтобы справиться с Тир и придавить ее к кровати, удерживая обеими руками ее стиснутые кулаки на подушке, по обеим сторонам от сердитого лица. Внезапно она обмякла:

— Да, я люблю тебя, а ты нет. В этом все дело…

— Ты ошибаешься.

Но Тир лишь сердито дернула головой:

— Мне не нужна милостыня. С отливом мой корабль покинет ваши берега и…

— А вдруг ты уже беременна?

Испуг, отразившийся на ее лице, показал, что она не думала об этом, отдаваясь ему.

— Есть способы…

— Даже не смей замышлять что-то подобное! — он вскочил и заметался по комнате, вместо привычной косы дергая себя за длинную прядь волос на затылке. — Я хочу этого ребенка, даже если он не будет нужен тебе, — бушевал Эристор.

Тир вспылила вновь:

— Если он родится, он будет моим и только моим. Я не жена тебе…

— Да, — Эристор замер, с болью глядя на нее. — Да. Тут ты права.

Он подошел и присел рядом с ней на кровать. Потом повернулся и, завладев ее рукой, бережно поцеловал раскрытую ладонь:

— Я не понимаю, из-за чего мы начали ссориться, но я не хочу больше. Давай лучше поедим. Я сделаюсь сытым и добрым, а если ты согласишься почесать мне за ушком, я, пожалуй, попробую заурчать.

Глава 22

Они съели то, что принесла Тир, а потом снова улеглись, тесно прижавшись друг к другу, и Эристор стал расспрашивать о море, о Белом архипелаге, о ее доме и снежных эльфах, живущих в нем. Сначала Тир чувствовала некоторую скованность, а потом увлеклась, описывая устройство корабля, звездное небо, восход на море, когда солнце выплывает прямо из волн, окрашивая их в немыслимые оттенки красного, золотого, иногда зеленого, фьорд, в устье которого стоит ее большой дом, могучий валун на берегу в форме огромного лежащего на животе медведя — тотема ее клана…

— А знаешь, там, дома, Куиниэ так же по ночам рассказывала мне о твоем доме. И о тебе.

— Вот как?

— Да. Я многое знаю, Эристор эль-до!

— Значит, сестричка попала в твою постель раньше меня?

— Там побывал и Кэлибор… — невинным тоном сообщила Тир.

— Что? — взревел Эристор, приподнимаясь. — А я за этого крысенка собрался отдавать сестру! Или он был там с ней? Но тогда… Тогда… Великий лес, вы что же блудили втроем?

— Фу, Эристор Дориат, какое у тебя испорченное воображение! — посмеиваясь, укоризненно произнесла Тир, весьма довольная его ревностью. — Кэлибор был серьезно ранен, и я оставила его в своей комнате, потому что там теплее всего в доме. Куиниэ ухаживала за ним…

— Я тоже ранен, — возмущенно вскричал Эристор, закатывая глаза. — В самое сердце. Почему никто не ухаживает за мной? Причем в моей же собственной постели!

— Ты все смеешься, эль-до.

— Ну что мне с собой поделать?

— Ничего не надо. Люблю тебя таким.

— А я тебя, Тир. И не смотри так строго. Это правда. Мне и самому чудно… А иногда страшно… Уж больно громадное оно, это чувство…

Потом он снова любил ее, а после повернул совершенно удовлетворенную и бесконечно усталую Тир на бок спиной к своей груди и, тесно прижав, тем самым заставил в точности повторить позу своего большого тела. Глубокое дыхание Эристора согревало темя Тир, а рука по-хозяйски легла ей на живот.

Через полчаса она уже засыпала, чувствуя себя удивительно защищенной, а Эристору, несмотря на усталость, не спалось… Ему было жаль времени на сон, когда в его объятиях лежала любимая, его Тир.

«А вдруг мы сегодня действительно зачали ребенка?» — Эристор мечтательно улыбнулся, представляя крошечного мальчика, нет, маленькую девочку с серебристыми волосами, так похожую на маму, а потом все-таки еще и мальчика, или снова девочку… Дети рождались у долгоживущих эльфов не так и часто. И подобное зачатие было бы настоящим чудом, но Эристор все равно надеялся и мечтал.

«Лишь бы малышкам не достался мой нос! — обеспокоено думал он и едва сдержал смех, после все-таки обрывая себя. — Чем это ты занимаешься, олух? В мечтах плодишь бастардов?»

Что ж… Пусть и так. Ему ведь в этом случае даже не придется переписывать свое завещание, чтобы наследником мог стать и незаконнорожденный ребенок. Это сделали за него его же предки. По одной простой причине: прадед был бастардом, и дед, а отец родился через три месяца после свадьбы. Да и сам Эристор… Именно поэтому между ним и близнецами была такая разница в возрасте. Горячая кровь мужчин рода Дома Красного дуба давала о себе знать из поколения в поколение.

«Дурная наследственность», — пожав плечами, подумал Эристор и уснул, даже во сне крепко прижимая к себе свою Тир.

Все ночи, до приезда домой Куиниэ и родителей Кэлибора, Тир и Эристор провели вместе. В его спальне. Даже не стремясь скрыть свои отношения, если это и было возможно. Оба махнули рукой на будущее и жили сегодняшним днем. Счастье, пусть и неполное, все равно остается счастьем… Любовь переполняла их. Не заметить это было невозможно.

И Куиниэ, едва войдя в дом, почувствовала, что многое переменилось за время ее отсутствия. Для этого ей даже не пришлось выслушивать сплетни служанок или веселые намеки Тэргона.

Не сразу Куиниэ удалось застать брата одного, но как только то произошло, она без предисловий перешла в атаку:

— Ты подумал о том, что будет дальше?

— В каком смысле? — Эристор был благодушен и удивился резкости тона сестры.

— Ты сделал Тир своей любовницей. Теперь даже прислуга в доме перемывает ей косточки, а скоро этим займется и вся округа. Что дальше, я спрашиваю? Как ты мог так поступить с ней?

Эристор насупился:

— Не тебе судить нас, сестра. Я не стану отчитываться перед тобой!

— О боже, Эристор! Я и не требую отчета! Тир испытала в жизни очень много боли. Я лишь не хочу, чтобы ты вольно или невольно вновь заставил ее страдать.

— Я люблю ее, Куиниэ, — хмурясь еще больше, выговорил Эристор. — Ты должна понимать, что это значит. А теперь оставь меня.

Эристор убеждал себя, что сестре просто скучно, вот она и лезет в чужие дела. Дело в том, что Куиниэ прибыла домой задолго до приезда Кэлибора, который должен был прибыть на свою свадьбу в последний момент, сопровождая старика Лэндира. Вернувший себе свое положение глава Дома Зпеленого остролиста ни за что не хотел пропустить столь радостное событие, но здоровье его было таким, что о долгом пребывании в гостях не могла и речь идти.

Зато начали съезжаться другие гости. И тогда стало ясно, что Куиниэ была права: отношение к Тир определилось с первой же минуты — мужчины цинично осматривали ее, словно прицениваясь, а их жены и дочери демонстративно игнорировали.

Одними из первых приехал ближайший сосед, глава Дома Многоплодной ирги Мэртелинд со своей единственной дочерью.

— Эристор, сынок, — басил Мэртелинд. — Я рад, что ты, наконец-то, вернулся. А уж как рада Патринэль! Посмотри-ка, твоя невестушка стала настоящей красавицей.

Тир, которая стояла рядом, невольно вздрогнула и перевела глаза со смущенного лица Эристора на торжествующую юную эльфийку, которая ответила ей высокомерно-вызывающим взглядом.

— Я пока не собираюсь жениться, — сдержанно ответил Эристор, но его слова потонули в басовитом смехе Мэртелинда.

— Говорят, за последний месяц ты пережил массу неприятностей. А теперь эта свадьба… Где ты откопал парня?

— Это Куиниэ…

— Вот как? — тягуче вступила в разговор Патринель. — Она взяла себе много воли, как я вижу. Будет ли кровь на свадебной простыне? А если будет, то ее или какой-нибудь несушки? Может, в этом все и дело? Ни один знатный и богатый эльф не взял бы себе в жены такую…

— Ты всегда так добра и заботлива, Патринэль, — прозвучало у нее за спиной, и Куиниэ как коршун налетела на неосторожную дичь. — С чего бы это? Уж не завидуешь ли?

— Чему это? Я не стремлюсь выскочить замуж за какого-то голодранца без кола и двора.

— Это мне как раз очень хорошо известно. Вся округа знает, куда ты метишь, эль-тэ. Только ничего у тебя не выйдет.

Эристор растерянно переводил глаза с одной девушки на другую, но больше всего его беспокоило выражение лица Тир. В тот же миг, словно почувствовав на себе его взгляд, она развернулась и пошла прочь от сцепившихся соседок. Эристор тут же устремился следом, но его перехватил Мэртилинд. Подмигивая, он доверительно пробасил:

— Хороша, что и говорить. Только зачем так… афишировать, эль-до?

— Что? — рыкнул Эристор.

— Своих любовниц из числа снежных, естественно. Того гляди, еще и посадишь ее за один стол с порядочными…

Эристор даже поперхнулся:

— Я хочу, чтобы вы поняли, Мэртилинд эль-до. Госпожа Тир здесь не потому, что проводит ночи в моей постели. Это вообще никого не касается, пепел его побери! А потому, что именно благодаря ей остался жив я, Куиниэ вернулась домой целой и невредимой, Дом Красного дуба по-прежнему принадлежит нашей семье, а вся эта свадьба вообще стала возможной. И еще… Примите это за добрососедский совет, если хотите: не распускайте язык в присутствии ее дружинников. Любой из снежных эльфов с большой охотой выпустит вам кишки за свою госпожу. В отличие от меня, они не связаны законами гостеприимства.

Эристор вырвался из полуобъятий остолбеневшего Мэртилинда и почти побежал вслед за Тир, но опоздал. Она уже о чем-то беседовала с несколькими своими людьми, среди которых был и Эрик. А потом стали прибывать все новые гости. Эристор закрутился…

Он смог поговорить с любимой лишь за ужином, где демонстративно усадил ее рядом с собой за главным столом. Тир ничего не могла есть. Она лишь вяло ковыряла вилкой в полупустой тарелке, а лицо ее то вспыхивало румянцем, то смертельно бледнело. Эристор опустил свою руку на ее и сжал.

— Я люблю тебя, — тихонько шепнул он, склоняясь к ней.

Она метнула на него быстрый взгляд и вновь потупилась, а потом робко, словно нехотя, высвободила свою ладонь из его пальцев:

— Что подумают твои гости?

— Мне нет дела до них.

Тир, чувствуя себя до крайности неуютно под прицельным огнем десятков глаз, решила сменить тему:

— Когда появится Кэлибор?

— Он, по всей видимости, прибудет прямо к церемонии. Лэндир эль-до слаб и нездоров, но все же настоял на своем присутствии.

Эристор вновь завладел рукой Тир и прижал ее к своим губам. Та вспыхнула:

— Здесь твоя невеста…

— Она не невеста мне. Я никогда не давал никаких обязательств.

— Эта мегера спит и видит, чтобы заполучить Дом Красного дуба, — подтвердила Куиниэ, которая сидела слева от Тир. — Противный папаша противной Патринэль уверяет, что наш отец ударил с ним по рукам, но сам папа этого не помнил. С некоторых пор он, к сожалению, слишком часто глядел на дно кубка…

А потом Куиниэ еще ближе придвинулась к своей бывшей госпоже и сердито зашептала ей в самое ухо:

— Ты не смеешь пасовать перед ними, Тир. Эти волки только того и ждут. Я понимаю, тебе не легко, но Эристор действительно любит тебя, я же вижу. А что до остального — после свадьбы эти типы разъедутся по домам, и все опять будет хорошо.

Тир качнула головой. Унижение, которое эти эльфы — лесные! — заставили ее испытать, не уедет вместе с ними, а останется с ней.

— Я уже приняла решение и не изменю его…

— Ты же не собираешься сейчас выйти в море? — всплеснув руками, прошептала Куиниэ.

— Нет…

«Сейчас нет. А вот завтра…» — продолжила про себя Тир и со щемящей тоской взглянула на Эристора, чьим вниманием опять завладел сидевший справа от него Мэртилинд.

«Это будет действительно правильное решение».

Тир окончательно поняла это сегодня и уже отдала приказание готовить ладью к отплытию. Она должна уехать! Только так можно спасти себя и освободить Эристора. Он забудет ее, женится, а она… Она всю жизнь будет лелеять этот подарок судьбы — большую любовь, которую ей посчастливилось встретить. Сегодня ночью у них все будет в последний раз…

Тир вновь посмотрела на Эристора, и на этот раз тот, словно почувствовав что-то, обернулся к ней. Мэртилинд еще бубнил ему в затылок, но Эристор уже был не с ним… Его зеленовато-карие глаза тонули в серебре взгляда любимой. Эристор видел в нем боль, нежность и томительное ожидание чего-то. Неодолимо захотелось обнять ее, защитить, утешить и любить… Любить до безумия, до полного истощения, отдавая всего себя этому чувству… Последнее время — с той самой, первой ночи с ней, он часто думал о ребенке. Их ребенке. Если бы Тир забеременела, быть может, она бы все-таки изменила свой взгляд на брак… Спросить? Пресловутая гордость не позволяла Эристору услышать «Нет!»

«Ну ничего, — думал он. — У нас еще есть время».

А его-то как раз и не было…

…Незаметно окончился ужин. Куиниэ занялась размещением гостей на ночлег, а Тир, пользуясь общей суетой, ускользнула к себе. Но потом поняла, что не хочет кривить душой, поднялась и пошла в комнату к Эристору… Она была пуста. Тир постояла, потом неловко опустилась в кресло у камина, снова вскочила и заметалась от окна к двери и обратно. Так прошел почти час, и она уже не раз пожалела о своем решении ждать любимого в его комнате. Гадая, где же он может быть, Тир все чаще представляла красивое самоуверенное лицо Патриниэль. Она видела ее рядом с Эристором и отдавала себе отчет, что эта лесная идеально подходит на роль жены благородного владельца Дома Красного дуба, кроме одного… Тир стиснула кулаки.

«Она любит замок, а не его хозяина! А ты сама просто бежишь! Оставляешь поле боя! Быть может, сейчас он как раз с ней… Но что я могу поделать? Остаться презираемой всеми любовницей и с ужасом ждать того момента, когда он придет и, пряча глаза, объявит, что долг повелевает ему жениться? Только не так! Только не я! Я не смогу!!! Вечные снега, нужно разрубить этот узел. Но где найти силы, чтобы вырвать из груди сердце, полное любви?»

Вдруг дверь комнаты распахнулась, и в нее всунулась лохматая голова Питера, слуги Эристора. Широкая улыбка осветила веснушчатое лицо человека.

— Ну, я же говорил! —воскликнул он и исчез так же стремительно, как и появился.

Тир, хмурясь, ждала продолжения. Через пять минут в комнату как ураган ворвался Эристор и, схватив ее в объятия, прижал к груди так, что она едва могла вздохнуть.

— Я не мог найти тебя. Дух лесной! Я поднял на ноги весь дом, сделал себя полным посмешищем, а ты все это время была здесь… Я испугался… Тир, любимая, никогда не оставляй меня, мне не пережить этого.

Судорожно вздохнув, она молча спрятала лицо у него на груди.

«Но я должна, Эристор, милый, желанный мой! Я и сама не знаю, как выдержу это…»

Он поднял ее на руки. Тир думала, что он понесет ее к постели, но он шагнул к камину, где опустился в кресло, поудобнее устроил ее у себя на коленях и прижался щекой к склоненной на его плечо голове. Так, глядя на огонь, целуясь и изредка тихонько переговариваясь, они просидели до глубокой ночи, а после Эристор неспешно снял с нее платье, разделся сам… Он был нежен. Бесконечно нежен. В его глазах Тир читала любовь, ласку и спокойное счастье… А ей хотелось плакать. Биться, рвать на себе волосы и рыдать.

Эристор уже давно спал, закинув одну руку за голову и разметав по подушкам смоляные пряди, а Тир все лежала, подперев голову, и любовалась им. Едва касаясь, гладила соски, почти по воздуху проводила пальцем вдоль линии губ. Потом со вздохом опять приникала к нему, обвивая, словно хмель могучий дуб.

— Ну, что тебе не спится? — вдруг шепнул он.

— Мне жалко времени.

— Тогда иди сюда.

Эристор притянул ее руку к своему животу и медленно повел вниз.

— Люби меня, Тир. Дотронься до меня. Мне так нужна твоя ласка.

Она почувствовала, как от прикосновений ее пальцев, плоть его становится горячей и тяжелой, а сердце ускоряет свой ритм.

«Сегодня последняя ночь…» — мелькнуло в ее голове, и она, приподнявшись, склонилась над ним…

— Ох, Тир! — шептал он, выгибаясь навстречу ее губам и нежности рук.

А она, удивляясь самой себе, наслаждалась не меньше его, чувствуя свою полную власть над ним в эти мгновения, любуясь его мощью и беззащитностью, страстью и покорностью. Только сейчас она поняла и ощутила, что этот сильный человек отдается ей столь же полно, как она ему. И когда он овладел ею, Тир уже совершенно иначе воспринимала их близость. Не мужчина властно брал женщину, но двое, ставшие единым целым, отдавались своей безмерной любви…

— Теперь можно и умереть, — шепнула она после.

Эристор прижал ее к себе еще крепче:

— Дурочка. Я только с тобой и чувствую себя по-настоящему живым.

***

Кэлибор прибыл поздно ночью — дорога от Дома Зеленого остролиста в компании с его старым главой заняла значительно больше времени, чем он предполагал. Лэндир при этом чрезвычайно устал, хоть и проделал весь путь в паланкине, который несли на спинах четыре спокойных медлительных лошади.

Дорогой Кэлибор и Лэндир много разговаривали. И если за суетой последних недель у них почти не находилось времени для этого, то теперь старик наконец-то услышал историю любви Кэлибора и Куиниэ, узнал все про Тир и дал себе зарок поближе познакомиться с ней, а теперь расспрашивал своего молодого спутника о его семье.

— Я жду не дождусь, когда увижу твою мать и отца, Кэлибор эль-до.

— Отец очень жалел, что не поблагодарил вас за помощь мне. Но я так спешил отправить его с хорошими новостями к Куиниэ и к матушке…

— На кого ты больше похож, Кэлибор?

— На мать.

— А братья? У тебя ведь два старших брата?

— Сводных. Они оба от первого брака отца. Не очень удачного. А у мамы я один. Так уж получилось. Но отец совсем не расстроен. Сказал как-то: «Сыновей у меня теперь трое, а жена одна».

— Они ладят?

— Да. Вы поймете это сразу, как только увидите их. Иногда, в детстве, я даже хотел, чтобы они меньше любили друг друга. Мне казалось, что тогда больше любви досталось бы мне, — Кэлибор рассмеялся.

— Значит, ты дитя любви…

— О да. Братья до сих пор зовут меня не иначе, как «любимчик».

— Подожди, еще узнаешь, какие ласковые имена тебе будет придумывать в постели молодая жена.

Кэлибор смущенно улыбнулся.

— Не терпится, а?

— Не то слово.

— Прости, если лезу не в свое дело, но… Ты когда-нибудь имел дело с девственницей?

— Нет.

— Смотри, не торопись с ней. Будь терпелив. От первого раза во многом зависит то, что будет у вас после. Ты можешь или убить в ней все и сделать несчастными вас обоих, или же разбудить, и тогда… Да что я тебе говорю, сам все понимаешь. Кстати, где вы будете жить?

— В замке Дома Красного дуба. По крайней мере, пока Эристор не женится.

— Это рядом. Не забывайте старика. Навещайте. Своих внучат не понянчил, так хоть чужих…

Куиниэ встречала их — одна в заснувшем доме — и с разбегу бросилась на шею жениху.

— О Кэлибор, я так скучала!

— Я тоже.

— Почему же ты не ехал так долго?

— Боялся не дождаться свадьбы, вот и держался подальше от огня, — смеясь и целуя засмущавшуюся невесту, нежно ворковал Кэлибор.

— Ты так хочешь… этого?

— Больше, чем ты себе можешь представить.

— Тогда зачем ждать? Тем более что все и так считают, что кровь на свадебной простыне будет обманной…

Куиниэ потупилась и закусила губу.

— Что-то произошло?

Та дернула плечом.

— Гости собрались… А потом… Кэлибор! Эристор и Тир…

— Они теперь… вместе?

— Да. И все об этом знают. Ты бы слышал, что о ней говорят! Брат злится, но… В общем, все стало ужасно, и у меня очень нехорошее предчувствие.

— Не представляю, чем все это может кончиться… — Гай даже развел руками.

— Я думаю, что ему следует жениться на ней. Самый проверенный способ прищемить сплетникам языки, — старческий голос прозвучал столь неожиданно, что Куиниэ вздрогнула. — Простите, что невольно подслушал, но я теперь хожу так медленно…

— Куиниэ, позволь познакомить тебя. Это глава Дома Зеленого остролиста Лэндир эль-до.

— Ах, уважаемый Лэндир, — Куиниэ встрепенулась. — Как я рада видеть вас в нашем Доме. Ваша комната готова. Если что-то понадобится — только скажите.

Старик рассмеялся:

— Благодарю. Вы правы, моя милая, я действительно больше всего сейчас нуждаюсь именно в отдыхе.

Глава 23

Утро следующего дня выдалось серым и дождливым, но ничто не могло омрачить радости влюбленных, которые спустя всего каких-нибудь три часа должны были стать мужем и женой…

Куиниэ провела все время, оставшееся до церемонии, в обществе Тир и Лилиэль, своей будущей свекрови. В основном говорила Линиэль, рассказывая о премудростях семейной жизни, о неизбежных трудностях и более чем вероятных радостях. Тир слушала не менее внимательно, чем сама невеста и, тоскуя, ловила себя на том, что примеряет все сказанное на себя и Эристора…

Когда же речь зашла о брачной ночи, Тир, побледнев, сказала что не помнит, как это было у нее в первый раз, да и ее опыт несопоставим с тем, что ждет Куиниэ. Линиэль же, наоборот, покрылась краской и пролепетала лишь, что вначале было немного больно, но зато после…

— К тому же… Если честно, у меня это тоже произошло не в супружеской постели… Инглэон был слишком нетерпелив, а я словно с ума сошла от любви к нему.

«И я. Вечные снега, и я к Эристору! — эхом отдавалось в голове у Тир. — А сегодня я должна буду уйти. Ладья готова, люди ждут…»

Она тяжело вздохнула, почти всхлипнула. Будущие невестка и свекровь переглянулись. Каждая думала примерно одинаково — свадьба не самое веселое событие для той, чье положение любовницы столь унизительно и неопределенно…

«Ох, Эристор!» — в который раз, сердясь на брата и жалея подругу, думала Куиниэ.

Кэлибор, проснувшийся еще до зари, бесцельно слонялся по замку, побывав и на стенах, и в конюшнях, и на кухне. Ни Эристор, ни Тир не показывались, Куиниэ он видеть по обычаю не мог, родители еще спали, и молодой человек как-то незаметно забрел в покои, отведенные Лэндиру.

Старик, прекрасно понимая, насколько взвинчен его юный друг, встретил его непрекращающейся болтовней, за которой как-то незаметно и прошло время. Ближе к полудню Кэлибор помог Лэндиру занять его место на галерее в домашнем святилище Дома Красного дуба, откуда он мог видеть и слышать все. Внизу уже бурлил, рассаживаясь, народ.

— Вон мой отец, — Кэлибор указал на представительную фигуру Инглэона, севшего в первом ряду скамей.

К сожалению, Лэндир, как ни вытягивал шею, смог увидеть только его затылок и крепкие плечи.

— А где же твоя матушка, Кэлибор?

— С Куиниэ. Наверно, делится премудростями семейной жизни, — молодой человек улыбнулся.

— Нервничаешь? — заботливо поинтересовался Лэндир.

— Очень, эль-до. До сих пор не могу поверить, что это происходит со мной. Счастье так огромно, что пугает. Мне все время кажется, что вот-вот произойдет нечто… Не знаю. Чувство такое, что это сон и пробуждение близко…

— Все будет хорошо. Да и что может случиться?

— Сам не знаю.

Кэлибор ничего не мог с собой поделать. Дурное предчувствие, как тень огромной хищной птицы, нависало над ним, догоняло, становясь все мучительнее и острее…

***

Тир не собиралась идти в святилище омелы:

— Что делать мне в месте, посвященном вашим, лесным Духам и магическим деревьям?

Но Куиниэ была непреклонна:

— Ты должна присутствовать на моей свадьбе. Без тебя ее бы просто не было. Я хочу поделиться своим счастьем… Ну же. С тобой мне будет не так страшно, Тир. Да и Кэлибор расстроится. И Эристор…

— Да… Эристор…

— Он очень любит тебя.

— И я люблю его. Так странно…

— Ничего странного! Я просто чувствовала, что так и получится. Я знала — чтобы мой братец, наконец-то, задумался о свадьбе, ему нужно нечто особенное! — радостно щебетала Куиниэ, и вдруг осеклась, увидев, как вспыхнуло румянцем лицо Тир.

Куиниэ взглянула ласково:

— Я ни минуты не сомневаюсь, что он сделает тебе предложение.

— Ты же знаешь, что это невозможно…

— Но почему?

— Он должен взять себе эльфийку из хорошей семьи… Будет свадьба, кровь на простыне… В общем, все, как положено… Потом она родит ему наследников… Куиниэ! На любовницах не женятся! Да и брак между знатным лесным и женщиной из числа снежных? Кто такое позволит?

— Ерунда! Глупости и чушь!

— Я была любовницей Инглэона, а потом он женился на мне, — мягко вступила в разговор молчавшая до сих пор Линиэль. — Быть может, Эристору стоит просто намекнуть… Иногда мужчины в таких делах бывают непроходимо глупы.

— Я не стану осложнять ему жизнь, требуя то, что он не может мне дать, — излишне резко ответила Тир.

«Зато я обязательно сделаю это! — подумала Куиниэ. — Завтра же!»

В дверь постучали. Заглянула нарядная служанка и, сияя улыбкой, сообщила, что к церемонии все готово и шаман Дома Красного дуба уже написал ритуальны круг омелы своей магической силой.

— Я пойду первой, — Линиэль поднялась. — Кэлибор велел мне появиться раньше. Сказал, что это будет ему знаком. Дурачок так волнуется!

***

— А вот и матушка! — с облегчением воскликнул Кэлибор. — Значит, Куиниэ уже готова. Я должен идти, эль-до.

— Подожди, подожди. Где она?

— Да вон — стоит напротив отца. Он сейчас встал и взял ее за руки.

Лэндир наклонился вперед и прищурился, чтобы лучше видеть. Потом вдруг резко выдохнул и откинулся на спинку своего кресла. Лицо его сделалось бледнее бумаги. Кэлибор всполошился:

— Что случилось? Вам нехорошо, эль-до?

— Д-да, — с трудом выговорил тот. — Но это ничего, скоро пройдет. Иди, мой мальчик. Тебя наверняка уже ждут.

— Но…

— Иди, иди. Хотя постой. Дай-ка я…

Лэндир дрожащими руками ухватил Кэлибора за оба запястья и заставил опуститься рядом с собой на одно колено. Теперь лицо молодого эльфа оказалось на одном уровне с глазами старика. Кэлибор, нимало удивленный, ждал, а Лэндир со смутной болью, испугом, робкой радостью, всматривался, изучая, впитывая. Потом, словно очнувшись, быстро расцеловал в обе щеки:

— Иди. Я так счастлив, что дожил до этого дня.

— С вами все будет в порядке? Может, прислать кого-нибудь?

— Нет. Иди, Кэлибор эль-до. Уже совсем скоро к тебе будут обращаться иначе.

Кэлибор поднялся и торопливо сбежал вниз, а Лэндир вновь откинулся в своем кресле, прикрыл глаза, и принялся горячо молиться…

***

Линиэль вошла в церковь и, поискав глазами мужа, начала пробираться к нему через толпу гостей. Инглэон поднялся ей навстречу:

— Ну что, невеста готова?

— Да. А где жених?

— Сейчас прибежит. Он с рассвета бродит по дому, как тень в лесу.

— Бедняжка, — рассмеялась Линиэль. — О боже, Инглэон. Как быстро летит время! Подумать только: наш сын женится. Глядишь, через десяток-другой лет мы станем дедом и бабкой.

— Ты для меня моложе и красивее всех, родная.

— И я люблю тебя, Инглэон, — лицо Линиэль опечалилось, и муж сжал ей пальцы.

— Не грусти. Столько лет прошло, а ты все мучаешься.

— Я не могу не вспоминать… Особенно в такие моменты… Он должен быть сейчас здесь, с нами…

— Лучше посмотри-ка — шаман уже сбросил на пол плащ и взял свой бубен. А вот и Кэлибор! Сейчас начнется.

— О! Взгляни!

По проходу под руку с нарядным и торжественным Эристором шла невеста…

У Кэлибора, который уже ждал в центре традиционного круга омелы с узором, как и в Доме Зеленого остролиста выложенным из малахита, перехватило дыхание при виде Куиниэ, облаченной в роскошный свадебный наряд. Она была необыкновенно хороша, взволнованная, с сияющими счастьем глазами.

Платье очень шло ей, но больше всего сгоравшего на медленном огне страсти молодого человека волновала мысль, что уже сегодня вечером его юная жена предстанет перед ним без него… Без всего, укрытая лишь собственными вьющимися волосами… Он сглотнул, стараясь справиться с нервной дрожью.

И вот уже невеста стоит рядом с ним. Шаман, улыбаясь молодым, начал свое кружение вокруг них, пока что совсем редко и неритмично постукивая в большой бубен, обтянутый посеревшей от времени кожей священного марала. Гости стихли…

И в этой звенящей тишине, разбитой на неравные части одним лишь шаманским бубном, все услышали быстрые шаги, а затем дверь в святилище с грохотом распахнулась.

— Именем принца Гимли из Дома Древнего кедра, я запрещаю продолжать это действо! — с порога выкрикнул невысокий, богато одетый эльф, в котором Эристор немедленно узнал одного из особо доверенных людей младшего брата короля Ангрода Гимли. Звали его Галатилем и происходил он из Дома Ветвистого граба.

Стискивая кулаки, Эристор поднялся ему навстречу:

— Чем вызвано ваше беспримерное вмешательство, эль-до?

— Долгом, мой милый, — высокомерно ответил Галатиль и не спеша приблизился — теперь торопиться было некуда.

— И в чем же он состоит? — кривя губы, спросил Эристор.

— Передать вам и вашим близким высочайшее повеление…

— С каких это пор… — свирепея, начал Эристор.

Но нежданный гость не дал ему договорить, а, возвысив голос, продолжил:

— Вы не потрудились получить разрешение на брак своей сестры, эль-до. Хотя прекрасно знали, что девица находится под особой опекой принца. Могу предположить, что произошло это потому, что вы подозревали: оно и не будет дано. Знатная эльфийка из столь прославленного Дома должна получить в мужья представителя не менее благородного и богатого Дома, достойного ее красоты и высокого положения.

— Вроде почившего в бозе Ангудила из Дома Высокой сосны, — проворчала Тир, разъяренная не меньше Эристора, и Галатиль бросил на нее быстрый оценивающий взгляд.

— Как бы то ни было, свадьбы не будет.

Все поплыло перед глазами Куиниэ, и, лишившись чувств, она упала на руки несчастному Кэлибору, который в этот момент осознал, что тень, преследовавшая его сегодня весь день, настигла свою жертву… Опустив девушку на пол — прямо на узор из омелы, — и оставив заботу о ней подоспевшей Линиэль, Кэлибор поднялся, глядя на Галатиля. Его рука легла на украшенную драгоценными камнями рукоять меча, а сам он невольно подался вперед. Однако его тут же обступили солдаты посланника принца. Они действовали так нагло, что вынудили отступить от круга омелы шамана, который, глянув на них пылающим взором, похоже, чудом сдержал эмоции. Магия, наполнившая его в начале обряда, теперь медленно вытекала, причиняя шаману ощутимую боль. Он прижал к животу и груди свой бубен и зажмурился, явно вознося молитву Духу лесов и пытаясь удержать самого себя от чего-то разрушительного. Но Галатиля все это совершенно не заинтересовало. Куда важнее ему показался меч в руках у Кэлибора:

— Наш молодой петушок, похоже, забылся! В кандалы его и в подземелье!

— Вот уж это в моем Доме позвольте решать мне! — не менее холодно отрезал Эристор. — Ваше дело было помешать свадьбе. Вы добились своего. Теперь же…

— А что, собственно, произошло? — раздался с галереи старческий голос. — Похоже, я все проспал. Галатиль, мальчик мой, что вы здесь делаете?

— Уважаемый Лэндир эль-до! — барон склонился в почтительном поклоне.

Кэлибор и Эристор удивленно переглянулись за его спиной. Оба знали, что уж что-что, а спать Лэндир точно не собирался.

«Неужели он что-то затевает?» — думал Эристор.

А Кэлибору вспомнился непонятный приступ, который перенес старик перед самым началом брачной церемонии: «Наверно, ему стало совсем плохо…»

— Давайте, пойдем в более тихое место, — Эристор сделал приглашающий жест. — Там и поговорим.

А потом, краем глаза заметив побелевшее от гнева лицо Тир, крепко стиснул ее руку, шепча:

— Позаботься о Куиниэ. Ты ей сейчас необходима. И проследи за Кэлибором — как бы он не наделал глупостей.

Тир как будто проснулась, кивнула и, отвернувшись от Галатиля, с лица которого не сводила глаз все это время, пошла прочь по проходу, а Эристор облегченно перевел дух, делая приглашающий жест в сторону незваного и нежданного посетителя:

— Прошу.

За ними последовали несколько воинов из свиты Галатиля. Через некоторое время к ним кряхтя присоединился Лэндир.

Тем временем, гости, несколько скованные присутствием посланца принца, едва дверь за ним закрылась, словно взорвались. Гвалт поднялся такой, что под сводами грохотало и перекатывалось эхо. Куиниэ уже пришла в себя и теперь рыдала на руках Кэлибора. Тир же с тревогой наблюдала за выражением его лица — молодой эльф с бешенством поглядывавшего в сторону выхода. Тир закусила губу, хмурясь, а после шагнула вперед и зашептала Кэлибору в нервно подрагивающее ухо:

— Не делай этого. Только хуже будет. Моя ладья уже спущена на воду. Если Эристор не сможет договориться или откупиться, мы уплывем на Белый архипелаг. Вы все равно сможете быть вместе. Я обещаю тебе.

— О Тир, — Кэлибор порывисто сжал ее руку. — Но как же ты, как же Эристор?

Тир лишь печально пожала плечами и отвела глаза:

— Я уже все решила. Ждала только вашей свадьбы и вот… Дождалась.

Кэлибор нахмурился, но сейчас ему было не до чужих переживаний — в его объятиях обливалась слезами невеста, так и не ставшая женой, а он был совершенно бессилен изменить что-либо.

— Эй, ты! — внезапно окликнул его один из воинов Галатиля — судя по более добротной одежде и оружию командир отряда, который с десятком своих эльфов оставался в святилище.

Кэлибор поднял на него сумрачный взгляд.

— Отойди-ка от этой девицы! Нечего лапать чужую невесту! — гаркнул тот загоготал.

Кэлибор побелел и, если бы не Куиниэ, отчаянно вцепившаяся в него, бросился бы на негодяя. Тир, понимая, что тому только того и надо, выступила вперед:

— Не стоит затевать ссору. Тем более здесь.

Задира встретил ее твердый взгляд и скривился:

— Можно и выйти, снежная…

— Я уверена, что это будет самым разумным решением.

Она громко и своеобразно свистнула, и не успел вояка моргнуть, как в дверях церкви стеной выросли дружинники Тир. Бородатые лица воинов были насторожены, ведь их госпожа только что подала сигнал тревоги.

— Эти лесные ведут себя… э… некорректно, — Тир указала на сгрудившихся вокруг своего командира воинов Галатиля. — Проводите их во двор…

Однако, увидев, как Сигурдиль, ухмыляясь, потянул из петли на поясе боевой топор, добавила:

— И чтобы все остались целы. Понятно?

— Галатиль эль-ро будет в гневе, — опасливо косясь на громадных северян, окруживших их, но, стараясь держаться уверенно, вскричал эльф и затеявший ссору.

— Он будет в гневе, если вы устроите свалку в святилище, — неожиданно веско поддержал Тир шаман, который, похоже, сумел справиться с вызванной им же магией и даже накинул на себя плащ, скрывая свою ритуальную наготу, распианную темными узорами соответствующих моменту рисунков.

Тир усмехнулась и легко поклонилась в его сторону, поблагодарив за своевременное вмешательство. Чувствуя общий негативный настрой, воины Галатиля неохотно подчинились.

— Что-то ты больно раскомандовалась, — высокомерные слова Патринэль застали Тир врасплох. — Какая-то любовница, никому не известная шлю…

Она не успела договорить — звонкая пощечина прервала ее.

— Мэртилинд эль-до, — Тир аж шипела, — держите вашу маленькую ведьму подальше от меня.

— Да кто ты такая! — Патринэль, позеленев от злости, бросилась к сопернице, но, получив еще одну увесистую оплеуху, тут же отлетела обратно к отцу. Тир же, чеканя каждое слово и обращаясь уже ко всем собравшимся, громко произнесла:

— Я Тир Серебряная! А теперь вы все сядьте на свои места и помолчите. Вечные снега! Не благородные эльфы, а стая ворон!

Воцарилась мгновенная тишина. Кто-то, помня о бородатых снежных во дворе, счел разумным послушаться. Кое-кто возмущенно загалдел. Но громче всех ревел Мэртилинд.

— Чтобы какая-то снежная потаскуха командовала нами!

Но тут над его ухом раздался негромкий голос:

— Вы как предпочитаете есть яйца, Мэртилинд?

Тот поперхнулся и, обернувшись, увидел рядом с собой Энтондила.

— Что?

— В последний раз, когда один парень имел неосторожность противоречить госпоже Тир, она предложила их ему нашинкованными и запеченными с овощами. И, конечно же, вы понимаете, что речь шла не о тех яйцах, что несут куры…

Мэртилинд как-то невольно сжал ноги и покосился на собеседника. Тот улыбался совершенно безмятежно:

— Нож у нее всегда с собой, а я своими глазами видел, как она, метнув его, убила белку, сидевшую на ветке дуба.

Мэртилинд покряхтел, растерянно оглянулся вокруг и… сел.

— Вы сама мудрость, — торжественно возвестил Энтондил и отошел от него к Тир.

— Что вы ему сказали? — полюбопытствовала она, не отрывая сердитого взгляда от смутьянов, к которым уже направился шаман Дома Красного дуба.

— Поведал о тушеных яйцах.

— Похоже, вы мне этого никогда не забудете, — невольно рассмеявшись, сказала Тир, потом посерьезнела и, прикусив губу, взглянула на влюбленных, отчаянно цеплявшихся друг за друга.

***

Лэндир еле шел.

— Галатиль, сынок, подай мне руку. Я стал слишком стар, чтобы ходить без чьей либо помощи.

И опять Эристор удивился — либо старик сильно заболел за последние четверть часа, либо вел какую-то свою игру. Не спеша, приноравливаясь к шаркающей походке Лэндира, они перешли двор и вступили в пустынный главный зал. Старик со вздохом опустился за стол, и его более молодые спутники последовали его примеру.

— Так что случилось?

— Принц Гимли прислал меня. Его высочество считает, что эта свадьба — мезальянс. Эльфийка из столь знатного Дома, как Дом Красного дуба достойна более высокородного и богатого жениха.

— Я заплачу любой штраф… — волнуясь, но стараясь скрыть это, встрял Эристор.

— Эль-до, позвольте мне не согласиться с вами. Зачем? Кстати, а его высочество уже подобрал нового кандидата в мужья? Я слышал, прежний — Ангудил из Дома Высокой сосны — умер…

— Нет, не подобрал. Но за этим дело не станет. Куиниэ богата и… так соблазнительна.

Эристор, нахмурив брови, наблюдал за этой мирной дружеской беседой.

— Я не понимаю… — начал он.

— В этом все и дело, — кладя свою сухую, как у птички, руку на его запястье перебил Лэндир. — Неужели вы против счастья своей сестры?

— Нет, но…

— А что, Галатиль, — старик уже не смотрел на Эристора, — если бы ее женихом оказался мой внук? Я стар и очень болен. Парня пора остепенить, ведь после моей смерти ему перейдет титул главы Дома Зеленого остролиста и мои леса. Это было бы очень, гм… по-соседски, — незаметно наступая под столом на ногу совершенно обалдевшему Эристору, продолжал Лэндир.

Эристор опамятовался и придал лицу задумчивое выражение, хотя безмерное удивление, смешанное с подозрительностью, не умещались в глазах, грозя вновь затопить горбоносое лицо.

Галатиль судорожно соображал. Можно было бы попросить Эристора, чтобы тот, в свою очередь, приказал своему шаману встать в круг омелы и, разбудив древнюю магию родового дерева, передать через него послание в Дом Древнего кедра, принцу Гимли. Но тогда Галатиль потерял бы в глазах окружающих существенную часть своей значимости. А ведь в принципе, полномочия позволяли ему решить подобный вопрос. К тому же Галатиль хорошо помнил, что в бешенстве кричал его властелин, когда ему сообщили о готовящейся свадьбе, и потому четко представлял себе, каким именно хотел бы принц видеть мужа для Куиниэ из Дома Красного клена — чем хуже, тем лучше, но богатый и титулованный.

У наследника Лэндира титул будет оч-чень скоро. Галатиль исподтишка смерил взглядом слишком худую, пожалуй даже ссохшуюся фигуру старика, и, к своему несчастью, не заметил его острый, по-молодому пронзительный и ясный взгляд. Потом очень кстати ему вспомнились слухи о том, что с недавних пор в замке Дома Зеленого остролиста всем заправляет какой-то молодой родственник Лэндира, который отличается маниакальной злобностью и патологической развращенностью. Прекрасно! Гимли и сам не смог бы выбрать лучше!

— Отличное предложение, эль-до, — воскликнул Галатиль. — А что скажете вы, Эристор?

— Весьма, — несколько не к месту ответил тот, нервно стискивая кулаки.

— Позвольте мне убедить соседа, — Лэндир, громко кряхтя, поднялся и потянул за собой Эристора.

— Что вы задумали, эль-до? — тихонько спросил тот, когда они отошли в другой конец зала.

— Ничего нового. Свадьбу Куиниэ и Кэлибора.

— Но что будет, когда наш обман вскроется?

— А никакого обмана и нет. Есть только ма-а-аленькая недоговоренность. Я лишь не сообщу благородному Галатилю, что тот молодой эльф, чью свадьбу он с наслаждением расстроил, и есть тот самый внук, о котором я хлопочу. В крайнем случае, скажете, что старик выжил из ума, и ему что-то примерещилось… А теперь пойдем, и подыграй же мне наконец! Нужно исхитриться не солгать, но и правды не сказать.

— Не мастер я в таком деле.

— Тогда доверься мне. Скажи, что согласен. Сошлись на необходимость успокоить гостей и уходи. Так даже и лучше будет — ты вроде ни o чем и не подозревал. А я уж отведу душу, тряхну стариной. Всегда терпеть не мог этого Галатила. Выскочка и лизоблюд. Весь в папашу!

Глава 24

Эристор последовал совету Лэндира и вскоре уже торопливо шагал к святилищу. Когда он вошел, то сразу почувствовал — что-то не так. И лишь через минуту понял, в чем дело — там было тихо. Так тихо, что с другого конца огромного помещения отчетливо долетали редкие всхлипывания Куиниэ. Кэлибор утешал ее, что-то нашептывая, а посреди прохода, скрестив руки на груди стояла грозная Тир.

— Как тебе это удалось? — тихонько спросил Эристор.

— Тушеные яйца, — хмуро ответила та и, жестом отметая вопросы, поинтересовалась. — Ну что?

— Лэндир хочет обмануть Галатиля. Даже меня отослал, чтобы потом все взять на себя и свой мнимый старческий маразм.

— Но как?

— Сам толком не понял, — все так же тихо продолжил Эристор. — В общем, я дал согласие на брак Куиниэ с внуком Лэндира. Подпишут бумаги, а потом… Понятия не имею, что он себе думает делать с этим потом.

— В любом случае, это отсрочка, — оживившись, проворчала Тир. — Внука ведь у него нет? Я правильно понимаю?

— Кто его знает? У старика была дочь, с которой он расстался несколько сотен лет лет назад. Лэндир рассказывал об этом и очень переживал.

— Я побила твою невесту, — вдруг сообщила Тир, пряча глаза.

— Кого? — не понял Эристор.

— Твою невесту.

— Тир, у меня нет невесты, — Эристор мягко завладел рукой Тир. — Я хотел бы ее иметь, но видно не судьба… Вот если бы… — Эристор почти решился выпустить то, что тяжким грузом невысказанного лежало у него на душе, но тут громкий шум и крики раздались со двора.

— Что еще-то случилось, пепел его разбери?! — вскричал в отчаянии Эристор и широкими шагами направился к выходу.

Тир последовала за ним, справедливо полагая, что там наверняка не обошлось без ее дружинников. И точно.

Разъяренный Галатиль, уперев руки в бока, стоял перед невозмутимым и неподвижным, как скала, Эриком. Рядом возвышался Сигурдиль Вилобородый, а чуть в стороне остальные дружинники держали в кольце воином из отряда Галатиля.

— Какого лешего? — орал тот. — С какой стати здесь удерживают моих людей?

— Что случилось? — устало спросил Эристор.

— Госпожа сказала, что они вели себя не… — Эрик повертел пальцами, пытаясь вспомнить незнакомое слово.

— Некорректно, — подсказала Тир. — Они пытались затеять ссору в святилище. Я попросила их выйти. Вот и все.

— Как все, если у половины разбиты носы?

Тир пожала плечами:

— Кто ж им виноват, если они не хотели идти по-хорошему?

— Хватит пустой болтовни. Эль-до, прикажите освободить моих солдат.

— Не могу, — Эристор развел руками.

— То есть как?!

— Это люди Тир, а они подчиняются только своей госпоже.

Галатиль перевел взгляд на молодую снежную, красота которой поразила его еще раньше, в церкви. Госпожа? Хозяйка этой бородатой своры? Ей место не среди грубых варваров, а на шелковых простынях в спальне. «Я бы с удовольствием…» — кончик его языка скользнул по нижней губе.

— Не о том думаете, — негромко и зло проговорила Тир. — Совсем не о том.

Галатиль смешался, и, сердясь на самого себя за свое же смущение, произнес:

— Я приказываю вам отпустить моих солдат, иначе…

— Что случится иначе?

— Принц Гимли…

Тир рассмеялась:

— Что он мне? Это над вами, эль-до, он властен, а над ним, хочет он того или нет, король Ангрод. Надо мной же одни Духи! Я свободна и вольна поступать, как мне заблагорассудится, тем более что сила сейчас на моей стороне.

Тир замолчала и, лишь вдоволь насладившись злостью и растерянностью Галатиля, продолжила:

— Впрочем, они свободны… До тех пор, пока снова не начнут хамить и задираться. Это мы и сами умеем.

— К какому решению вы пришли с Лэндиром? — вмешался Эристор, желая оградить Тир от оскорблений, которые уже готовы были выплеснуться на нее.

Галатиль послушно отвлекся и даже оживился:

— Мы подписали брачный договор. После того, как его подпишете вы, один экземпляр я сейчас же отвезу его высочеству. Другой останется вам. Можете после моего отъезда зачитать его перед гостями.

Галатиль передал Эристору свернутый в трубку документ. Он расправил свиток. Глаза его стали округляться. Поспешно прервав чтение, Эристор откашлялся, чтобы скрыть смущение:

— Ну что ж, прекрасно.

Слуга человек протянул ему длинное гусиное перо уже смоченное в чернилах. Эристор принял его и расписался внизу документа, используя в качестве стола услужливо подставленную спину все того же расторопного малого.

— Прикажите подать лошадей. Я уезжаю немедленно.

— Счастливого пути, — ядовито вставила Тир и, развернувшись, пошла в дом.

Подумалось, что ей еще, по всей видимости, необходимо позаботиться об обеде — Куиниэ сейчас явно была не в том состоянии, чтобы хлопотать по хозяйству. Впрочем, это не заняло много времени, и в церковь Тир успела к самому интересному.

Галатиль уже отбыл, и теперь Эристор, стоя посреди прохода, собрался огласить только что составленный брачный контракт.

***

Тир остановилась в дверях, рядом с Лэндиром. Он заметно нервничал. Сухие морщинистые руки старика дрожали. Тир заметила это, когда он попытался ослабить завязки на горловине своей рубашки.

— Вам нехорошо? — участливо спросила она.

— О нет, госпожа моя Серебряная. Все вышло просто чудесно. Этот высокомерный идиот даже не знал имени жениха. Его ничего не стоило обмануть. Даже не интересно…

Тир не поняла:

— Что…

Но тут старик схватил ее за руку, призывая замолчать и послушать — Эристор заговорил:

— Итак, вы все уже знаете, что принц Гимли посчитал невозможным выдать мою сестру, Куиниэ из Дома Красного дуба, за эльфа из не столь знатного и куда менее богатого Дома. И я согласился с этим.

— Брат! — с болью в голосе выговорила Куиниэ.

На это Эристор лишь улыбнулся ей и заговорщически подмигнул:

— Однако благодаря уважаемому Лэндиру вскрылись некоторые новые обстоятельства, которые позволили совсем иначе взглянуть на этот брак. Надо сказать, они стали для меня полнейшим откровением и более чем приятной неожиданностью. В результате был составлен документ. Вот он. Это брачный контракт, подписанный мною, Лндиром из Дома Зеленого остролиста и Галатилем из Дома Развесистого граба от имени его высочества принца Гимли.

И Эристор принялся читать.

Содержание брачного договора было простым и однозначным. В нем значилось, что Куиниэ, дочь Огастэнира из Дома Красного дуба и его супруги Беатринис, отдается в жены Кэлибору, сыну Ингэлиона из Дома Рыжего клена и Линиэль, которая в свою очередь приходится единственной дочерью Лэндиру, главе Дома Зеленого Остролиста…

Далее шли деловые стороны контракта, но никто их уже не слушал. Все повскакивали с мест и шумели еще больше, чем в первый раз. Но все перекрыл высокий, дрожащий от волнения голос Линиэль.

— Папа! — крикнула она, бросаясь через все святилище к напряженно замершему в дверях древнему эльфу.

— Это что, правда? Или дед выжил из ума? — злобно поинтересовался Пэрсиваль у задумчивого Даэронда.

— Не думаю.

— Значит, любимчик Кэлибор…

— Будущий глава Дома Зеленого остролиста.

— Чтоб он сдох! — в сердцах воскликнул Пэрсиваль и, расталкивая гостей, кинулся прочь.

Он приехал на эту свадьбу, гонимый почти мазохистским желанием убедиться в величине богатств Дома Красного дуба, и был совершенно сражен обширностью лесов, силой родового дерева, могучим высокомерием замка и его богатым убранством. На прелестное лицо молодой невесты он и вовсе старался не смотреть. А теперь еще и это! Единственный наследник дряхлого старца, к тому же, по всему видать, до безобразия богатого. Пэрсиваль оседлал своего коня, с трудом найдя его в переполненных конюшнях, и помчался догонять отряд посланника принца Гимли.

В церкви же все не утихало волнение. Линиэль едва удалось добраться до отца через возбужденную толпу. А пробившись, она вначале совершенно растерялась, а потом упала перед ним на колени и обхватила руками ноги.

— Встань, встань, доченька моя дорогая. Дай мне тебя поцеловать.

— Ты простил меня, папа?

— А ты, девочка? Я виноват перед тобой много больше.

— Вы заставили ее страдать, — сурово и с ноткой неприязни в голосе произнес подошедший следом Инглэон.

Лэндир поднял на него наполненные слезами глаза:

— Я был достаточно наказан за это.

— Но вы знали и могли…

— Да ничего я не знал! Старый дурак, я был так высокомерен, что не потрудился даже удержать в памяти ваше имя, эль-ро. Сколько золота я потратил, чтобы найти вас. Сколько бессонных ночей провел, терзаемый муками совести. Сколько раз шаман моего Дома выкладывался магически, пытаясь узнать хоть что-то через Духов и шепот лесов.

— Но Кэлибор…

— Я полюбил его, как родного. Что я пережил сегодня, когда перед церемонией он с галереи показал мне свою матушку! Мальчик так похож на тебя, доченька. Я все время невольно думал об этом, и вдруг оказалось…

— Я все равно не смогу простить вам те муки, которые перенесла из-за вас Линиэль… — упрямо гнул свое Инглэон, несмотря на то, что жена умоляюще смотрела на него.

Тир, уже достаточно долгое время слушавшая препирательства обретших друг друга родственников, наконец-то не выдержала:

— Все это вы сможете выяснить потом! А сейчас давайте все-таки вернем шамана и поженим их, наконец, пока Галатиль не спохватился или не произошло что-нибудь еще!

Лэндира проводили на галерею, потом послали за шаманом. Произошло это вовремя — тот только только собрался смывать с себя ритуальные рисунки. Он пришел в святилище и вскоре вновь под его сводами зазвучал его бубен. Звук нарастал, отдельные удары сливались в единый гул, тело шамана, увлеченного танцем, блестело от пота. И когда казалось, что он вот-вот упадет, не удержав в себе призванную магию, узор из священной омелы вспыхнул, скрепляя новый брачный союз.

Едва смолкли заключительные слова, как только шаман остановился, судорожно дыша и прикрыв глаза, Кэлибор ухватил только что обретенную супругу за руку и стремительно повлек ее прочь из церкви.

— Зятек, куда это ты? — изумленно вскричал Эристор.

— В спальню, — не останавливаясь ответил Кэлибор и почти выбежал вон, таща за собой совершенно растерянную Куиниэ.

Повисло секундное молчание, а потом раскатистый, полный облегчения хохот потряс святилище. Масла в огонь подлила еще и супруга старшего брата Кэлибора Катринэль, которая неосторожно громко поинтересовалась у мужа:

— А как же церемония раздевания?

— Можешь бежать и помочь ему снять штаны, — раздраженно буркнул Даэронд. — Потому что, клянусь Духом лесным, с ее-то платьем он справится сам.

Эристор смеялся до колик, до икоты, его сгибало пополам, живот уже болел, по щекам текли слезы, но остановиться он не мог. Тир тоже улыбалась, но улыбка ее была полна печали. Она любовалась веселым лицом Эристора, стараясь запомнить каждую черточку. Кэлибор и Куиниэ женаты… Скоро, уже совсем скоро она покинет этот дом. И Эристор…

«А ведь он так счастлив сейчас!» — вспыхнула незваная мысль, но Тир отогнала ее, страшась думать о том, что случится после.

«Ах если бы… Ах, если бы… Ах, если бы…» — кружилось у нее в голове, и вдруг мир перед ее взором тоже завихрился, а потом исчез… Впервые в жизни Тир потеряла сознание.

***

Кэлибор буквально втолкнул Куиниэ в спальню и захлопнул дверь. Оба замерли, неуверенно глядя друг на друга.

— Почему ты так поступил со мной? Они смеялись…

— Я вдруг испугался.

— Но чего? Теперь мы муж и жена…

— Не до конца.

Жаркая волна залила щеки Куиниэ.

— Неужели ты не мог подождать еще немного, чтобы не выставлять меня на всеобщее посмешище?

— Не мог. И не потому, что терпения не хватало. Я ждал достаточно долго, чтобы… Пойми, пока мы не… завершили наш брак, его все еще могут признать недействительным. Всем известны случаи, когда даже скрепленные магическим обрядом браки расторгались из-за политики или меркантильных расчетов.

Кэлибор шагнул к Куиниэ и бережно коснулся пальцами ее щеки, потом обнял и поцеловал. Прижимая ее к себе, он чувствовал, как ее сердце быстро-быстро бьется в груди. Она боялась, и Кэлибору захотелось скорее сделать этот последний шаг, преодолеть преграду девственности, а вместе с ней и страх.

Кэлибор отстранился и снял с головы Куиниэ тонкий драгоценный обруч. Темные вьющиеся волосы, по обычаю распущенные, ибо невеста была девственницей, рассыпались по плечам. Волнуясь не меньше ее, Кэлибор принялся за свадебное платье. Куиниэ не сопротивлялась, но стояла какая-то подавленная, безучастная. Кэлибор остановился.

— Ну что с тобой? Ты боишься?

— Немного. Но не это главное. Мне жаль, что все должно произойти так… По необходимости.

— Ты считаешь, что я целую тебя сейчас только потому, что так надо?

— Н-нет.

Кэлибор притянул ее руку к своей груди.

— Или мое сердце готово выпрыгнуть потому, что так ему велит долг?

— Ох, не знаю, но… все как-то не так…

— А ты вообще-то знаешь, что происходит в постели между мужчиной и женщиной?

— Да. Я даже видела это… Там, в доме Тир.

— Ты подозрительно грамотна в этом деле для новобрачной, — Кэлибор, смеясь, погрозил ей пальцем.

— Ничего подобного. Я вот, например, до сих пор не понимаю, как твой мужской орган сможет проникнуть в меня. Ведь он такой слабый и мягкий…

Кэлибор возмущенно округлил глаза, и Куиниэ, словно защищаясь, пролепетала:

— Я видела и даже прикасалась. Когда тебя ранили, я смывала с тебя кровь…

Застонав сквозь стиснутые зубы, Кэлибор подхватив Куиниэ на руки и понес к кровати, где начал торопливо раздевать дальше.

— Что ты… Что ты… — несмело отталкивая его руки, шептала та.

— Должна же быть справедливость, — бурно дыша, возражал Кэлибор. — Позволь мне тоже взглянуть и прикоснуться. Я так давно мечтал об этом!

Наконец, освобожденная от одежды, Куиниэ замерла в центре постели.

— Как ты прекрасна, — шепнул Кэлибор, отстраняясь и пожирая глазами ее тело.

Потом его пальцы, словно намагниченные, потянулись к ее светло-коричневым, по-девичьи припухшим соскам. Он нежно коснулся их, а потом сжал чуть сильнее. И когда тело Куиниэ откликнулось на его ласки, Кэлибор почувствовал, что ждать больше не в силах…

Он поднялся и торопливо сдернул с себя нарядную бархатную тунику, расшитую золотой нитью. Потом тонкую рубашку. Стянул сапоги и дрожащими пальцами принялся развязывать штаны… Но лишь затянул узлы. Тогда с нетерпеливым возгласом Кэлибор дернул их. Шнурки лопнули, и через мгновение он отбросил последний покров на пол, где уже валялась остальная одежда.

— О! — изумленно вскричала его молодая жена, и Кэлибор торжествующе усмехнулся, увидев, куда был обращен ее смятенный взор.

— Теперь он не так уж мягок и слаб, любимая.

— Ох, наоборот. Он слишком велик. Кэлибор! Мне будет очень больно, да? Великий лес, да он не сможет поместиться во мне!

— Я буду очень осторожен, маленькая моя, — шептал, вновь склоняясь над ней, Кэлибор. — И он прекраснопоместится в том твоем местечке, которое специально отведено для этого, уж поверь мне.

Кэлибор продолжал нашептывать нежности, а сам бережно ласкал ее, пока не почувствовал, что никем не тронутое лоно его жены увлажнилось. И тогда он лег поверх нее… Куиниэ резко выдохнула, почти вскрикнула. Кэлибор замер на ней, целуя, успокаивающе гладя по лицу, волосам…

— И что же, это все? Теперь я уже не девственница?

— Да, теперь ты уже не девственница, — улыбаясь, подтвердил он, — но это еще далеко не все, это только начало.

И Кэлибор начал медленно, а потом, когда страсть окончательно завладела им, все быстрее и яростнее двигаться в ней, пока со стоном не излился, наполняя своим семенем. Судорожно переводя дыхание, он замер, упершись потным лбом к подушку рядом с головой Куиниэ…

Глава 25

…В себя его привел ее тревожные шепот:

— О Кэлибор, с тобой все в порядке?

Невольно рассмеявшись, он обнял ее и, перекатившись на спину, потянул за собой, не желая даже теперь покидать ее узкое горячее местечко, одарившее его таким ярким наслаждением.

— А ты? Тебе не было уж очень больно? Под конец я почти не мог сдерживать себя.

— Нет, — улыбаясь, ответила она. — Все было совсем не так страшно, как мне представлялось. Скорее чуднó. Мне вдруг стало казаться, что я вот-вот взорвусь, лопну, не знаю… Но тут ты перестал, и… И все кончилось. Что это значит?

— Это значит, что торопливость нужна только при ловле блох, — недовольно проворчал Кэлибор. — Но у нас ведь еще все впереди, не так ли, жена моя?

— Как пожелаешь, муж мой, — проворковала Куиниэ и почувствовала, как внутри нее вновь растет и наливается его естество.

Она удивленно взглянула мужу в лицо и увидела в глубине карих глаз золотые искры страсти, уже знакомые ей. Отвечая на ее немой вопрос, Кэлибор кивнул.

— Да, я снова желаю тебя. И на этот раз буду терпелив…

Он заставил Куиниэ сесть на себе и начал медленно двигать ее, неспешно обучая ритмам любви. Его жадным взорам теперь открылось все великолепие ее юного разгоряченного лица, совершенство ритмично вздрагивающей в такт движениям округлой груди. Он приподнял голову, заворожено наблюдая, как соединяются их тела. Как вдруг Куиниэ ахнула, глаза Кэлибора метнулись к искаженному страстью лицу жены, и в тот же момент он почувствовал, как по ее влажному от пота телу прошла волна дрожи, начинаясь в глубине лона и разливаясь дальше.

Сцепив зубы, Кэлибор дождался последнего, самого сладкого спазма и, обхватив ладонями ягодицы Куиниэ, задвигался сам, в несколько толчков достигнув кульминации. Он застонал, выгибаясь, приподнимая над постелью бедра и легкую ношу тела своей наездницы. А потом упал на смятые простыни, с нежностью чувствуя, как Куиниэ тоже обмякла на нем и с протяжным удовлетворенным вздохом улеглась поверх его большого тела, прижавшись островерхим чутким ухом к его груди — там, где неистово колотилось сердце.

— Вот теперь ты точно стала моей женой, — сбивчиво, все еще не выровняв дыхание, проговорил он.

— Несмотря ни на что… — тихонько откликнулась она.

И вспомнив немыслимые перипетии сегодняшнего дня и все предыдущие события, Кэлибор со смехом согласился:

— Да. Несмотря ни на что.

Он подтянул ее к своим губам и нежно поцеловал.

— Нам, наверное, уже нужно идти к гостям.

Куиниэ ахнув села:

— Я даже не распорядилась насчет обеда!

— Сегодня это не твое дело, и все знают это.

— Великий лес, Кэлибор. Они же сейчас сидят там и обсуждают то, что мы делаем здесь…

— О да! С великой завистью. По крайней мере, я готов завидовать сам себе, когда гляжу на тебя.

Руки Кэлибора по-хозяйски легли на полушария ее груди, перекатывая и сминая их в ласке. А потом сам же отнял их с великим сожалением:

— Ох, нет! Надо вставать. Иначе мы не выберемся отсюда никогда. Или нам стоит поступить именно так?

— Кэлибор! — укоризненно проговорила Куиниэ, но упрек в ее голосе был столь неискренен, что тот рассмеялся и, сграбастав ее в объятия, изо всех сил прижал к своей груди.

— Неужели это ты?.. Со мной… Моя жена… Неужели это не сон, любимая?

— Нет. Разве только он снится нам обоим.

— Нужно еще повидаться с дедом, — Кэлибор с веселым удивлением задрал брови, и Куиниэ импульсивно поцеловала сначала одну, а потом другую.

Однако лицо Кэлибора внезапно омрачилось:

— Если все это правда, выходит, я своими руками убил двоюродного дядьку. Хладнокровно зарезал.

— А он так же хладнокровно перед этим похоронил тебя заживо, мучил Эристора, чуть не изнасиловал сначала Тир, а потом бедняжку Тэргона, — Куиниэ тихонько хмыкнула. — Уж не говоря о том, что он замышлял в отношении меня и как поступил с собственным дядей, твоим дедушкой. Я ни минуты не сомневаюсь в правильности того, что ты сделал, Кэлибор.

— Как настоящая преданная женушка, — между поцелуями проговорил тот. — Кстати, знаешь, что сказал этот негодяй, прежде чем отправить меня на свалку?

Куиниэ качнула головой, любуясь своим обнаженным мужем. Его крепкое сухощавое и гибкое тело так и притягивало ее взгляды… и руки. Только смущение мешало им пуститься в восхитительное путешествие по рельефу мышц к плоскому животу и дальше, вниз.

— Ты не слушаешь меня, — мягко пожурил ее Кэлибор.

Куиниэ смутилась:

— Так что сказал Фэльдрин?

— Он уверял меня, что титул супруги будущего главы Дома Зеленого остролиста тебе будет очень к лицу. Тогда я жутко разозлился, а теперь, по зрелому размышлению, должен признать — он был прав!

— Дурачок! — смеясь, ответила ему Куиниэ и, вскочив, шмыгнула за полог кровати, где в специальном алькове стояла ванна, а в кувшине была приготовлена вода.

И уже через полчаса, изрядно повозившись с порванными шнурками на штанах Кэлибора, молодожены рука об руку спустились в главный зал к пирующим. Их встретили волной шуток и поздравлений, которая поднялась еще выше, когда следом за ними к гостям вынесли белоснежную свадебную простыню, украшенную девической кровью невесты…

— А где Эристор? — смущаясь и пряча глаза спросила Куиниэ у Тэргона.

Тот ответил ей взглядом полным плутовства и намеков:

— Госпожа Тир упала в обморок. Прямо посреди святилища.

— Великий лес! Что могло случиться с ней?

— Ну, сестра! Ты уже замужняя дама и должна бы знать, с чего женщины начинают внезапно падать в обмороки.

— Уж будь любезен, просвети, братишка! — сердясь, прошипела Куиниэ.

— Да когда беременеют! — и Тэргон, сам только недавно подслушавший это на кухне, подмигнул ошеломленной сестре.

***

Тир пришла в себя оттого, что ей брызнули в лицо водой. Она застонала, попыталась сесть, но тот, кто был рядом с ней, удержал ее от этого:

— Лежи, лежи, голубка.

Это был голос Эристора, и Тир раскрыла глаза. Она все еще была на полу посреди церкви. Голова ее покоилась на коленях чьих-то коленях. Рядом хлопотала Линиэль, а вокруг плотным кольцом столпились гости.

— Тебе уже лучше? — снова Эристор.

— Что со мной случилось?

— Ты потеряла сознание.

— Я никогда раньше… — она снова попыталась подняться, но Эристор опередил ее — встал сам и легко, словно пушинку, поднял с пола Тир.

— Я отнесу тебя в твою комнату. Наверно, тебе стоит немного полежать. Все эти треволнения кого хочешь выбьют из колеи.

Эристор, провожаемый любопытными взглядами и шепотком пересудов, вышел, неся Тир на руках. Линиэль выразительно глянула на мужа. Лэндир, только сейчас спустившийся с галереи, несмело присоединился к ним. Все трое, не спеша, приноравливаясь к медленным шагам старика, который все еще не вернул себе силы после плена в подземельях собственного Дома, вышли из святилища.

— Это выглядит как настоящее чудо, но по-моему, кое-кому тоже самое время жениться, — проворчала Линиэль, провожая взглядом Эристора, пересекавшего со своей драгоценной ношей двор.

— А вы знаете, дорогие мои, что глава Дома Красного дуба — потомственный бастард? — Лэндир весело сощурил глаза.

— Как это? — удивленно переспросил Инглэон.

— В скрепах на Дом и леса даже записано, что незаконнорожденные дети имеют такое же право наследования, как и рожденные в браке.

— Не может быть!

— Это старинная традиция Дома Красного дуба. Мне говорил об этом Огастэнир, отец Эристора. А вот кто была его мать — никому не известно, — Лэндир подмигнул и выразительно приподнял бровь. — Главы Дома Красного дуба никогда не отрекались от своих бастардов и всегда любили их, пожалуй, даже больше, чем других детей. Да оно и понятно, — старик кивнул в сторону дома, куда Эристор унес Тир. — Все они — дети любви.

— И все равно ему нужно подумать о браке, — не отступала Линиэль. — Госпожа Тир не из тех женщин, чья гордость позволит долго выносить роль любовницы. А приезд гостей здорово подлил масла в огонь.

— Тут ты права… Будем надеяться, что это понимает и Эристор, — проговорил Инглэон, нежно обнимая озабоченную жену, а потом вдруг рассмеялся и продолжил. — Да, но каков Кэлибор! Потащить невесту в постель прямо от алтаря!

— По крайней мере, не до того, — заворчал Лэндир, сердито косясь на зятя.

Линиэль со вздохом схватила отца и мужа за руки:

— Помиритесь. Ну же! Сегодня такой день!

Инглэон, насупившись, молчал, но Лэндир, тряхнув головой, заговорил:

— Простите меня еще раз, эль-до. Правду говорят — кто старое помянет, тому глаз вон.

Инглэон, подчиняясь скорее настойчивому взгляду жены, чем искреннему убеждению, протянул старику руку. Лэндир с жаром пожал ее.

— Пообещайте мне, что вы не передеретесь снова, если вас оставить наедине. Куиниэ… гм, занята. Тир… заболела. Похоже, что, кроме меня, некому заняться гостями и кухней.

— Беги. Эти волки, — Инглэон кивнул в сторону выходящих из святилища гостей, — и правда выглядят голодными, а значит, могут стать опасны.

Линиэль ушла, а к отцу немедленно приблизился Даэронд с супругой. Он вежливо поклонился Лэндиру и после взаимных представлений заговорил в свойственной ему неспешно-ироничной манере:

— Пэрсиваль уехал.

— С чего бы это?

Даэронд дернул плечом:

— Он всегда трудно переживает чужие удачи, а уж когда дело касается Кэлибора…

— Куда же его понесло? — Инглэон слишком хорошо знал своего сына, чтобы начать подозревать худшее.

— Я не удивлюсь, если вскоре здесь вновь появится Галатиль и его отряд… — Даэронд откланялся столь же подчеркнуто вежливо и удалился, а Инглэон, встревожено оглядываясь на распахнутые в связи с праздником ворота замка, обратился к Лэндиру.

— Чем это может грозить?

Старик пожал плечами:

— Если бы внучек уже не был в спальне со своей женушкой, его следовало бы поторопить с этим, а так… Документ подписан. А у меня прямо сейчас начнется приступ старческого маразма. Проводите-ка меня в мою комнату, эль-ро, а то я, кажется, уже чувствую его первые симптомы… А потом все-таки поищите Эристора и предупредите его.

Но и эти предосторожности оказались излишними — Галатиль не появился. Исчез и Пэрсиваль. Близкие так никогда и не узнали, какой оказалась его дальнейшая судьба. Что касается Галатиля из Дома Развесистого граба, то через некоторое время новости о нем все же появились. Галатиль был изгнан из столицы и полностью лишился доверия принца Гимли. Лэндир, который, как выяснилось, весьма неплохо разбирался в интригах при королевском дворе и знал многих приближенных как к Гимли, так и к истинному королю Великого леса Ангроду, справедливо предположил, что это явилось карой за доверчивость и торопливость.

***

Эристор отнес Тир в ее комнату и бережно опустил на постель.

— Я не фарфоровая, — ворчала та, но Эристор был непреклонен.

— Поспи часок, а я посижу рядышком.

— Но гости…

— Да… гости… Как думаешь, не пропадет ли фамильное столовое серебро, если хозяева отлучатся на час? Нет? Это главное. Ты успокоила меня.

— Все шутишь! — Тир погрозила Эристору пальцем. — Что может предпринять Гимли, когда узнает об обмане?

— Несомненно, затаит злобу и при случае будет мстить, — Эристор пожал плечами. — Но он и так всегда терпеть не мог наш род, а в особенности меня. Что касается Куиниэ и Кэлибора… Их теперь никто не сможет разъединить насильно. Только если наступит время, когда они сами решат, что чувства их угасли, и захотят разъединить жизни, вновь встав в круг омелы и распахнув души перед Духом лесов.

— Это хорошо, — явно думая о своем, пробормотала Тир.

«Теперь я смогу уехать с чистой совестью. Моя помощь им больше не нужна, — Тир почувствовала, как комок подкатывает к горлу, и скомандовала сама себе: — Не раскисай! Все уже решено и другого пути нет. Для положения жены не гожусь я, а роль любовницы, как оказалось, не подходит мне…»

— Иди. Я и в самом деле посплю.

— Нет. Мне приятно побыть рядом. Я буду сидеть, любоваться тобой и мечтать.

— О чем?

Эристор рассмеялся и, мгновение помедлив, сказал:

— О предстоящей ночи с тобой. Я в своих мечтах теперь стал удивительно однообразен — все об одном и том же…

Эристор придвинул к постели Тир кресло и удобно устроился в нем, демонстрируя окончательность своего решения. Та, вздохнув, прикрыла глаза. И сейчас же непрошеные мысли бросились на нее, словно коршуны на легкую добычу.

«Ты бежишь. Позорно бежишь! Поговори с ним. Спроси… Вечные снега, как хочется! Может, Линиэль права, и он просто не осознает… Но как можно не понимать, что каждой эльфийке — будь она из лесных, будь из снежных — нужна стабильность, покой, уверенность в завтрашнем дне… Даже если она больше привыкла орудовать мечом, чем поварешкой. Ана! Как ты мне нужна сейчас! Я оказалась совершенно не готова быть просто женщиной…»

Тир пролежала так с полчаса, пока с удивлением не почувствовала, что действительно хочет спать.

«С чего бы это? — сонно удивилась она. — Это среди бела дня-то…»

Тир уже не услышала, как в дверь постучали, и Эристор на цыпочках выскользнул из комнаты, перед этим заботливо укрыв любимую. В коридоре его ждал Инглэон.

— Госпожа Тир?..

— Спит, — шепотом ответил Эристор и повлек новоиспеченного родственника прочь от дверей спальни. — Неужели заболела?

Инглэон испытующе взглянул на обеспокоенное лицо Эристора.

«Не догадывается? Обморок, сонливость… У Линиэль, когда она носила Кэлибора, все было точно так же. Но, с другой стороны, они слишком мало вместе, чтобы можно было предполагать беременность. Для того, чтобы нечто подобное произошло, как правило, ведь нужен не один десяток лет».

Пожав плечами, Инглэон оставил эти мысли. В конце концов, не его дело вмешиваться в подобное.

— Мой средненький сынок Пэрсиваль, уехал из замка. Даэронд предполагает, и я склонен согласиться с ним, что он отправился следом за Галатилем… Все эта проклятая алчность и зависть!

— Мы с радостью встретим посланника самого принца Гимли за свадебным столом, — хищно скаля белоснежные зубы, рыкнул Эристор. — А вот Пэрсиваль, если все это правда, вряд ли станет частым гостем в моем доме. Уж простите, эль-ро. А сейчас мне, наверно, следует заняться хозяйством…

— Линиэль позаботится обо всем. Она уже ушла на кухню. Сказала: «Раз Куиниэ занята…» — и Инглэон затрясся в беззвучном смехе.

Эристор не смог удержаться и тоже засмеялся:

— Ну, Кэлибор! Ну, учудил! Должно быть они уже… — Эристор покрутил в воздухе пальцами.

— Скорее всего, да, — подтвердил Инглэон, и оба эльфа отправились вниз, посмеиваясь и время от времени пихая друг друга локтем в бок, после чего смех оживал с новой силой.

Глава 26

На лестнице, ведущей в главный зал, их встретила Патринэль.

— Эристор, — играя глазками, промурлыкала она и, оттерев Инглэона, заняла стратегическую позицию возле хозяина Дома Красного дуба.

— Я весь внимание, дорогая соседка, — подчеркнуто светски проговорил тот, поглядывая на ее остроконечные уши, которые были украшены серьгами так изобильно, что, кажется, даже оттопыривались под их весом в стороны.

— Вы, надеюсь, уже знаете, что эта сумасшедшая посмела ударить меня?

— Кто? — начал маневрировать Эристор, с тоской поглядывая вокруг, словно ища спасения.

— Помнится, некоторое время назад вы подобрали дл характеристики Тир эль-тэ несколько иные, куда более грубые эпитеты, — холодно вмешался Инглэон.

— Я всего лишь хотела поставить ее на место.

— А вышло наоборот, — отрезал Инглэон и, коротко поклонившись, начал спускаться вниз, втайне негодуя на Эристора — тот, на его взгляд, был уж слишком вежлив и терпелив.

— Какой неприятный эльф! — прошипела ему в след Патринэль.

— Не замечал, — стараясь сохранить спокойствие, ответил Эристор.

— Такой же хам, как и его сын, ваш теперешний зять. Это же неслыханно! Прямо из святилища, бесстыдно, чуть не бегом в… — декларируемая утонченность не позволила Патринэль назвать конечный пункт назначения молодоженов.

— Они любят друг друга, — пожав плечами, проворчал Эристор.

Патринэль лишь фыркнула в ответ. Для нее видимые приличия и безупречная репутация в глазах соседей были важнее… В зал они спустились вместе, встреченные одобрительным взглядом уже слегка подвыпившего отца Патринэль и возмущенным вопросом Куиниэ:

— Как чувствует себя Тир? — громко поинтересовалась она, сверкая своими зелеными глазами.

— Заснула. Она слишком переживала за вас с Кэлибором. Кстати, а как чувствуешь себя ты?

Куиниэ покраснела и метнула заговорщический взгляд на мужа. Кэлибор, смеясь, обнял ее и ответил за обоих:

— Мы чувствуем себя счастливыми и… немного неудовлетворенными.

Хохот, прокатившийся по залу, положил начало свадебному пиру. Зал был переполнен, и поэтому Эристор не сразу понял, что за столами нет никого из команды Тир. А когда заметил и оценил увиденное, беспокойство клещами сжало его сердце.

— Где дружина снежных? — тревожным шепотом спросил он у Кэлибора.

— Не знаю… — столь же удивленно проговорил тот.

А потом вдруг вспомнил. Тир ведь говорила ему, что приказала спустить на воду ладью… Это могло значить только одно! А он-то! Забыл! Кэлибор со страхом взглянул на Эристора:

— Тир точно в своей комнате?

Тот с грохотом отбросил свое кресло и ринулся к лестнице на второй этаж. Перед комнатой Тир он притормозил, шумно перевел дыхание, а потом взялся за ручку и отворил дверь…

Подушка еще хранила очертания ее головы. Несколько длинных светлых волосков застряли в расческе, оставленной на столике возле зеркала. На кровати было тщательно разложено роскошное платье, которое Куиниэ приготовила для Тир на свою свадьбу. Перевязь с мечами, кольчуга и прочая одежда, в которой та впервые вступила в этот дом, исчезли…

Сердце в груди Эристора сбилось с ритма, замерло, а потом бешено заколотилось где-то в горле. Прыгая через ступеньки, он скатился вниз и бегом пересек двор, ворвавшись в помещение, которое было отведено дружине снежных эльфов. Там было пусто… Вцепившись руками в волосы, Эристор постоял мгновение, а потом, сорвавшись с места, помчался к конюшням.

— Коня! — бешеный рев хозяина отразился от стен, лошади в стойлах забеспокоились, прядая чуткими ушами, и откуда-то немедленно выскочил перепуганный человеческий мальчик — взрослые, видно, гуляли на свадьбе.

Он, было, взял узду, но Эристор нетерпеливо выхватил ее, прекрасно понимая, что маленький человечек не справится с его жеребцом. Через десять минут стремительный всадник стрелой полетел вдоль побережья к бухте, в которой нашел убежище корабль снежных. Но, еще не добравшись до нее, со скалистой кручи он увидел ладью… Уже метрах в ста от берега.

— Тир! — его отчаянный вопль пронесся над водой, а серый жеребец, мотая головой, поднялся на дыбы.

Тир услышала его крик и, вздрогнув, обернулась. Она увидела, как Эристор, спешившись, ринулся вниз с крутизны к полоске песка у воды. Он спустился, почти съехал, рискуя сломать себе шею, и с разбегу влетел в воду. Первая же большая волна сбила его с ног. Тир тихо ахнула, подавшись вперед, но Эристор уже был на ногах, отплевываясь и мотая головой так, что его мокрая коса тяжело металась по груди и спине.

— Тир! Вернись! Клянусь всеми Духами сразу, ты не можешь так поступить со мной! Я люблю тебя, Тир! Остановись! Не делай этого! Тир! — Эристор шарахнул кулаками по воде, которая уже доходила ему до пояса.

Тир отшатнулась от борта, и, зажимая уши ладонями, присела на корточки. Она пряталась. Убежала, и теперь пыталась спрятаться, прекрасно понимая, что от себя-то не убежишь и не спрячешься…

— Тир! — кричал Эристор.

В его голосе было столько муки, что Эрик почти просительно взглянул на госпожу и шумно вздохнул, увидев ту же боль в ее серых глазах.

— Скорее же! — умоляюще прошептала она, и гребцы налегли на весла, а юный обычно бесконечно пугливый и замкнутый шаман начал напевать что-то над своим бубном, хотя призывать ветра так близко к берегу было неразумно и опасно.

— Тир! Черт тебя побери! Лучше б я никогда не знал тебя, лучше б не любил. Скажи, ведь ты мне лгала, что тоже любишь? Ведь так? Иначе бы не убегала, как воровка! Ты украла мою душу, и пусть будет проклят тот день, когда ты обманом проникла в нее! Тир! Ты не из серебра, а из стали! А сердце каменное! Тир! Я люблю тебя! Ты слышишь? Ти-и-ир!

— Он плывет за нами, госпожа, — робко произнес Эрик.

Тир лишь всхлипнула и зажмурилась, скрючившись у борта. Именно поэтому она и хотела уйти потихоньку, а теперь все это рвало ей душу в клочья. Каждое брошенное ей вслед слово впивалось в плоть, прожигало насквозь.

— Парус! Ставьте парус!

Только увидев, как карминно-красный квадрат заплескался на ветру, а после мгновенно надулся, едва не выгибая мачту, наполненный магией, Эристор понял, что все кончено… Тир действительно уходила…

Он плохо помнил, как вернулся на берег. Чьи-то руки ухватили его за мокрую одежду и с последней волной выволокли на песок.

— Поднимайтесь и пойдем домой, эль-до. Куиниэ с ума сходит от волнения.

— Она оставила меня, Кэлибор. Села в свой проклятый корабль и уплыла. Я не смог догнать, не смог остановить, удержать… Кэлибор, почему?

— Поговорим об этом дома, иначе вы, чего доброго, застудитесь на ветру. И я вместе с вами. Вы, наверно, и не заметили, но идет дождь, а я еще и ноги промочил, — ворчливо отозвался Кэлибор.

Подгоняя Эристора перед собой, словно пастух отбившуюся от стада овцу, он заставил его сесть на коня и, подхватив того за узду, тронул свою лошадь. В замке он первым делом поручил Эристора заботам его верного слуги Питера, а сам отправился в покои деда, где собралось что-то вроде семейного совета. Тут были все, кроме Тэргона, которому, несмотря на протесты, пришлось остаться с гостями.

— Я привез его. Он пытался вплавь догнать ладью Тир.

— Она… — голос Куиниэ дрогнул.

— Уже на пути домой, — Кэлибор стукнул кулаком в раскрытую ладонь. — И ведь я знал, что она собирается сделать это!

— Мы все ждали чего-то подобного, если…

— Если что? — мрачный голос от порога заставил всех вздрогнуть.

Эристор, уже переодетый в сухое, но босой и с распущенными волосами, стоял в дверях.

— Если ты, эль-до, не попросишь ее стать твоей женой, — с резкой прямотой ответил за всех Лэндир.

Эристор замер, словно громом пораженный. Потом засмеялся, недоверчиво качая головой:

— Вы не понимаете. Она сама не хотела…

— С чего ты это взял? — Куиниэ даже привстала на цыпочки от возмущения.

— Я спрашивал.

— Ты опустился на колено и сказал: «Госпожа Тир, выходи за меня замуж, потому что я люблю тебя»? Так было дело? — стала недоверчиво уточнять сестра.

— Нет, но…

— Тогда ты ничего не спрашивал! А она не могла ответить «Нет!», потому что любит тебя, и всем сердцем мечтала быть с тобой. Только сегодня мы говорили об этом.

— Ты что-то путаешь, Куиниэ. Зачем так мучить меня?

— Это было при мне, — спокойно, даже строго проговорила Линиэль. — Но когда мы предложили ей подтолкнуть вас к действиям, она отказалась.

— Почему? — почти шепотом спросил Эристор.

Линиэль пожала плечами и отвернулась:

— По-моему, она была убеждена, что никто и никогда не захочет взять ее в жены. Из-за ее прошлого и из-за настоящего… И вы, эль-до, своим молчанием лишь подтвердили ей это.

— Но я…

— Ты сделал ее свой любовницей и позволил всем тем, что сейчас набивают себе животы внизу, унижать ее. Ее! С ее-то гордостью и ранимостью, — Куиниэ уже плакала. — Патринэль назвала ее сегодня шлюхой. При всех.

— Она сама… — пролепетал Эристор и, смешавшись, замолчал.

«Что я несу? Она сама пришла ко мне, и сама сделала себя моей любовницей? Ты это хотел сказать, болван безмозглый? Это? Трус!»

Эристор зажмурился и сжал кулаки так, что ногти впились в мякоть ладоней, оставляя на них синие полумесяцы.

— Это все неправда! — вскричал он. — Неправда! Скажите, что неправда!

Все отвели глаза перед его умоляющим взором. В дверь робко заглянул Питер:

— Похоже, это вам, хозяин.

Он протянул какой-то бумажный сверток. Эристор дрожащими руками развернул его, и ему в ладонь выскользнула серебряная цепочка, с висящим на ней маленьким амулетом — кристаллом снежного хрусталя, приносящего удачу. Как часто Эристор видел его между точеными грудями любимой…

Еще была короткая записка.

«Будь счастлив. Не поминай лихом. А лучше забудь».

Подпись не стояла, да она была и не нужна. Дочитав, Эристор развернулся и медленно побрел прочь, бесшумно ступая босыми ногами.

— Куда ты? — Куиниэ кинулась наперерез, но он мягко отстранил ее со своего пути.

— Я бездарно испакостил собственную жизнь и теперь хочу побыть один, чтобы понять, что мне с ней делать дальше.

Эристор вышел, а Куиниэ осталась стоять, прижав стиснутые кулачки к губам.

— Да-а, вот как все это кончилось… — со вздохом пробормотал Инглэон.

— Не думаю, что это конец, — качая головой, ответил отцу Кэлибор.

— Самое обидное, что причина в какой-то смешной ерунде!

— А он мог в самом деле жениться на ней? Вся эта история с сегодняшней свадьбой… — Инглэон деликатно кашлянул.

— Мог, — внезапно сказала Куиниэ, отрывая руки от губ. — Король Ангрод еще этого похода, в котором Эристор сопровождал его, даровал ему право взять себе в жены любую, кого брат захочет.

— Но, может, все-таки не до такой степени…

Тут все хором накинулись на Инглэона, так что он, защищаясь, выставил перед собой руки:

— Я лишь хотел знать точно…

— Есть ли теперь разница? — Линиэль всплеснула руками.

— Быть может, она вернется? — робко предположила Куиниэ. — Особенно, если наши подозрения верны…

— Какие это? — спросил Кэлибор.

Его молодая жена переглянулась с остальными родственниками.

— Видишь ли, сынок, — заговорил Инглэон. — Мы подумали… Этот обморок…

— А сегодня утром ее явно тошнило, но она сдерживалась, — добавила Линиэль.

— Ей стало легче лишь после завтрака…

— Ну и что?

— Это может быть беременность.

Кэлибор помолчал, переваривая:

— Эристор знает?

— Нет. Это точно, — заверил Инглэон. — И я не решился его просветить, хотя случай был. Лесной дух! Мы все проявили себя до отвращения деликатными идиотами. Молчали, не хотели вмешиваться, и вот к чему все привело.

Лэндир, кряхтя, поднялся:

— Пойду. Он должен узнать, а мне, старику, будет легче говорить с ним об этом. Вам же, дорогие мои, придется вернуться к гостям.

— Ты прав, папа, — Линиэль тоже поднялась.

Старик тепло улыбнулся ей. Это простое слово — «папа» — все еще было внове, словно солнышком согревая его. В коридоре Лэндир свернул к хозяйским покоям, а остальные стали спускаться в главный зал.

Тэргон встретил их с явным нетерпением.

— Ну что?

— Снежные ушли.

— И… она?

— Да.

— Эристор?

— У себя.

— Да что я тяну из тебя, словно клещами, Куиниэ? — свистящим шепотом взорвался Тэргон.

— Нечего шипеть и булькать, словно чайник на огне! — так же тихо и не менее разъяренно ответила ему сестра. — Что, ты сам не можешь догадаться, как он сейчас себя чувствует? Тем более что во многом именно он виноват в том, что все так получилось.

— Но она ведь вернется? Не может быть, чтобы она ушла совсем. Как же мои уроки фехтования? Она обещала…

— О боже, о чем ты, Тэргон?

— Сам не знаю… Они были так счастливы… Почему она убежала, даже не простившись?

— Так легче, — ответил ему Кэлибор. — Думаешь, просто рубить по живому?

— О ком это вы толкуете? И где же, наконец, Эристор? — капризный голос Патринэль отчетливо прозвучал в напряженной тишине, повисшей после слов Кэлибора.

Куиниэ стиснула зубы и даже зажмурилась, чтобы не выпустить все то, что так хотелось высказать «доброй» соседке.

— Он занят, — слишком уж спокойным голосом ответил Кэлибор. — Беседует с моим дедом.

— Что еще можно обсуждать с Лэндиром эль-до? — Патринэль пожала плечами. — Ведь брачный договор уже подписан.

— То, что в нем не оговоришь. То, что не подвластно законам и правилам, — пожалуй, даже торжественно заговорил Кэлибор.

— И то, что тебе не доступно, как луна лягушке, — не выдержала Куиниэ.

— Да уж не глупей твоего! Что это, понятное тебе, может быть так недостижимо для меня?

Молодые муж и жена переглянулись и почти хором ответили:

— Любовь.

***

Лэндир постучал, а потом вошел, так и не дождавшись отклика. Эристор сидел за столом, поставив локти на его край и запустив пальцы обеих рук в густую черную шевелюру надо лбом. Прямо перед ним на столешнице была аккуратно разложена цепочка с маленьким хрустальным амулетом. Последнее «прости» Тир.

— Эль-до, — негромко окликнул Лэндир.

Эристор вздрогнул и поднял на него погасшие глаза:

— Есть еще что-то, что вы все не успели мне высказать?

— Да, — старик подошел и опустился в кресло напротив. — Линиэль почти убеждена, что госпожа Тир беременна, хотя сама, похоже, еще и не догадывается об этом…

— Великий лес, правду говорят, если Духи хотят кого-то наказать, то лишают его разума. Ее сегодняшний обморок?..

— Да. Он один из признаков, которые подтверждают догадку моей дочери, — Лэндир помялся. — Быть может, то, что она понесла от вас, заставит ее вернуться?

— Нет, — Эристор качнул головой. — Она как-то сказала, что если ребенок родится, он будет принадлежать только ей…

— Вы обсуждали это? — изумился Лэндир.

— Мы ссорились, — уточнил Эристор.

— Тогда понятно…

— А мне вот нет.

— Наверно, вы не знаете того, что знаю я. Мне рассказал Кэлибор, а ему Куиниэ. Для госпожи Тир это, похоже, принципиальный вопрос. У снежных эльфов отец ребенка — полный властелин его судьбы. Может разрешить жить, а может и нет.

— Как это?

— Так уж заведено. Сама госпожа Тир родилась в бедной семье, которая не могла прокормить еще одного ребенка, тем более что родилась девочка. Ее, новорожденную, оставили на милость Духов в открытой могиле… Так там поступают со всеми неугодными детьми… Таков обычай…

— Как же она осталась жива? — с ужасом спросил Эристор.

— Хозяину, на которого, видно, и работали ее родители, чем-то приглянулся ребенок. Он взял ее в свой дом. Она была его рабыней, живой игрушкой, а когда немного подросла — и наложницей… Что было дальше, госпожа Тир не рассказывала никому.

Эристор прикрыл глаза. Ему представилась маленькая худенькая девчушка — светловолосая, трепетно остроухая и с наивными широко расставленными серыми глазами, а рядом с ней громадный бородатый варвар, который мог бы быть ей отцом, если не дедом, но желал лишь насладиться чистым телом…

— Как выяснилось, я ничего не знал о ней.

— У вас было слишком мало времени. А любовь вообще во многом сродни сумасшествию и не прибавляет сообразительности, эль-до. Не надо терзаться. Все не так уж и плохо.

Эристор удивленно вскинул брови, а потом рассмеялся. Как не похож был этот горький смех на его обычный полный жизнелюбия хохот…

— Давайте рассудим! — Лэндир положил руки на стол и начал загибать пальцы. — Вы любите госпожу Тир. Она любит вас. Вы хотите жениться на ней, обзавестись детишками, создать семью и теперь знаете, что она мечтает о том же, хоть и забила себе голову разными глупостями. Что вам мешает быть счастливыми?

— Расстояние шириной в море.

— Так неужели ты не сможешь преодолеть его, мальчик мой?

— Я знаю, где стоит ее дом! Она рассказывала! — Лэндир увидел, как загорелись жизнью глаза Эристора.

— А мой внук прожил там полтора года и много раз плавал оттуда к нам, в земли лесных и обратно на корабле Тир. Он сможет нарисовать подробнейшую карту со всеми возможными приметами и указаниями. Остается лишь найти корабль, готовый доставить вас по назначению.

Эристор опять помрачнел:

— Это почти невозможно. Кто согласится плыть прямо к черту в зубы — в логово неистовых снежных?

— Не может быть, чтобы никто не торговал с северными землями. Купцы такой народ, что ради прибыли залезут снежному медведю и в другое место, не то что в зубы… По крайней мере, это живое дело, которым стоит заняться, не так ли, эль-до?

«Все лучше, чем убиваться, сидя в четырех стенах», — закончил про себя мудрый старик и, поднявшись, хлопнул Эристора по плечу.

— Если понадобятся деньги или какая другая помощь — только скажи. Как-никак, теперь мы родственники.

— Спасибо, Лэндир, — горячо поблагодарил Эристор и, словно знаменуя принятое решение, надел на шею прощальный подарок Тир.

Амулет из снежного хрусталя и вырезанный из дерева дубовый лист — знак главы Дома, негромко стукнув друг о друга, повисли рядом. В точности как соприкасались еще этой ночью, когда их хозяйка и хозяин были вместе и любили друг друга…

Острое чувство потери сдавило сердце, но Эристор лишь тряхнул головой. Лэндир был прав — дорогу осилит идущий. Эристор встал и кликнул верного Питера. Пока тот будет собираться, он как раз успеет подписать необходимые документы (на всякий случай), отдать распоряжения и проститься… Все это заняло не больше часа. Эристор и его верный слуга немало времени провели в дороге, и им ничего не стоило собраться в новую. Разница состояла лишь в том, что теперь их путь лежал через море, на Белый архипелаг…

Глава 27

Гости еще во всю пировали, когда в зале появился Эристор, облаченный в высокие сапоги, плотные кожаные штаны, крепкую дорожную рубаху и кольчугу. На боку слева висел длинный боевой меч, а справа — узкий кинжал. За спиной был закреплен лук.

— Эль-до, — встрепенулась Патринэль.

Эристор, даже не взглянув на нее, обратился к родным:

— Тэргон, Куиниэ, Кэлибор, вы, Инглэон, и вы, Линиэль, и… ты, Энтондил, я должен поговорить с вами.

— Но, Эристор, — Патринэль шагнула вперед. — Какие могут быть дела в такой день?

— Семейные. Уж простите, дорогая соседка, вас они не касаются.

Патринэль смешалась под его взглядом и, оробев, отступила. Перед ней теперь стоял не добродушный, терпеливый и мягкий Эристор, которого она привыкла считать увальнем и легкой добычей в своих матримониальных планах. Нет. Теперь это был жесткий, целеустремленный эльф, который, пожалуй, даже страшил ее…

Эристор возвысил голос, обращаясь ко всем, кто был в состоянии слушать, и хотел услышать:

— Неотложное дело вынуждает меня покинуть вас, любезные гости. Прошу простить меня за это. Надеюсь, мой отъезд не испортит вам аппетита. Подвалы замка моего Дома полны сладких вин. Все они для вас. Отпразднуйте хорошенько свадьбу моей любимой сестры.

— Уж в этом ты можешь на них положиться, — проворчал Тэргон.

— Надеюсь, ты вернешься до нашего отъезда, мой мальчик? — еле ворочая заплетающимся языком, спросил Мэртилинд.

— Если только вы собираетесь гостить здесь до весны, — холодновато улыбнувшись, ответил Эристор.

— Но как же ваша с Патринэль помолвка… — еще лепетал подвыпивший сосед.

Но Эристор уже шел к выходу, провожаемый недоуменными взглядами тех гостей, которые еще могли соображать. Большинству же давно было все равно. Эристор остановился лишь выйдя во двор. Он обернулся, и Кэлибор, шедший следом, увидел в его глазах дорогу…

— Вы уезжаете, — скорее утверждая, чем спрашивая, сказал он.

— Да. Сейчас.

— Куда? — всполошилась Куиниэ.

— Я должен найти ее, сестричка. Кэлибор, твой дед говорил, что ты сможешь нарисовать для меня карту.

Кэлибор кивнул и, не вступая в долгие разговоры, отправился обратно в дом. Эристор в который раз подумал о том, что муж его любимой сестре достался что надо.

— Тэргон, — вновь заговорил Эристор. — Я назначил Кэлибора твоим опекуном. Не возмущайся. Так мне будет спокойнее. И потом согласись, это же лучше, чем тетя Эйтель.

Против такого довода Тэргон спорить не стал.

— Энтонидил эль-ро, ваша задача поговорить и подготовить людей, чтобы они приняли нового хозяина без вопросов.

— Дух лесной! Вы, эль-до, будто прощаетесь навсегда.

— Не каркай, старая пивная бочка, — Эристор обнял Энтондила за плечи. — Если буду жив, весной ждите. Надеюсь, не одного.

Вернулся Кэлибор и кратко, по-деловому сжато объяснил все, что касалось предстоящей Эристору неблизкой дороги. Тот в ответ передал ему подписанные им документы.

— Прочтешь потом. Не хочу, чтобы ты сейчас начал отнекиваться.

— Мы побудем здесь какое-то время, — мягко проговорила Линиэль. — Пока все утрясется. Езжайте спокойно, Эристор эль-до. И пусть вам сопутствует удача.

— Я буду просить за тебя лесного Духа, — не умея сдержать слезы, пролепетала Куиниэ.

— Не вешай носа, сестричка. Я еду за молодой женой, а не за смертью. Та и сама явится ко мне, когда придет ее час. И тогда от нее не убежишь и не спрячешься… Ну, что ж… Дальние проводы — долгие слезы.

— Мы будет ждать тебя! — Куиниэ обняла и крепко расцеловала брата, оставив на его губах солоноватый вкус своих слез.

— Привези ее, — проворчал, обнимая Эристора, Тэргон. — Она обещала меня кое-чему научить.

— Надеюсь, не целоваться? — шутливо проворчал тот в ответ. — А то на сей раз точно уши оторву.

— Передавайте привет Анайриэль. Скажите, что я люблю ее по-прежнему, — Кэлибор протянул руку для прощального обмена прикосновениями, но, натолкнувшись на возмущенный взгляд шурина, рассмеялся и пояснил. — Это жена рулевого Тир Эрика.

— Лесная эльфийка, — вспомнил Эристор.

— И смотрите, не попадайтесь ей под горячую руку. Может зашибить и не заметит.

— Что ты говоришь такое? Добрее ее нет никого…

— Это она с тобой носилась, как кошка с котенком, — обнимая молодую жену, не согласился Кэлибор.

— С тобой тоже, неблагодарный.

Подошел, ведя за собой лошадей, рыжеволосый веснушчатый Питер:

— Все готово, хозяин.

— Не хочу прощаться, дорогие мои. Так что, до скорой встречи.

— Духи да хранят тебя в пути, — слезы опять покатились из глаз Куиниэ. Или это был дождь?

Эристор вскочил в седло, его серый жеребец нетерпеливо переступал копытами, чуя впереди долгий путь. Питер тоже взобрался на своего коня и подхватил поводья лошади, нагруженной их немудреной поклажей. Прощальный взмах руки, и копыта застучали по настилу подъездного моста…

— Как думаешь, у него получится? — утыкаясь лицом в грудь мужа и шмыгая носом, спросила Куиниэ.

За Кэлибора ответил Энтондил:

— Говорят, пьяным и море по колено, а такая любовь — что доброе вино. Не плачь, эль-сэ, мы не станем печалиться. Мы будем просто ждать.

Это была самая ужасная дорога в жизни Тир. До этого она десятки раз пересекала море на пути от Белого архипелага до земель лесных и обратно, ходила в другие страны, заплывала на своей ладье по системе искусственных каналов в подземные города гномов, спускалась по течению великой Реки-матери до шаханата нагов, чувствовала себя как дома на рабовладельческих рынках Востока и Запада, но никогда с ней не было ничего подобного.

Жестокая морская болезнь терзала ее денно и нощно. И самое скверное, что так же ужасно она чувствовала себя и на коротких остановках в пути, когда они причаливали к берегу. Все, что ей удавалось уговорить себя съесть, тут же забирало море за бортом. Когда они добрались до дома, Тир уже едва держалась на ногах. Но она была благодарна своей неожиданной болезни. Ей было так плохо, что ни о чем другом, кроме этого, она думать просто не могла. Образ Эристора, кидавшегося в волны следом за уходящей ладьей, его последние слова, полные горечи и обиды, были бы для нее много страшней и мучительней непрерывной дурноты и рвоты.

— Где вас так долго носило?! — встретила их Анайриэль. — Я уже не знала, что и думать!

— Мы женили твоих голубков, — вымученно улыбаясь, проговорила Тир.

— Неужто? — Ана засияла. — Ты должна мне все рассказать, госпожа моя.

— Позже, — невнятно пробормотала Тир и, зажимая рот рукой, метнулась мимо нее к своей комнате.

— Что с ней? — удивленно поинтересовалась Ана у хмурого мужа.

— Она нездорова с самого отплытия. Считай, полторы недели ничего не ела… Совсем измучилась.

— У Тир морская болезнь? — еще более изумленно переспросила его жена. — С чего бы это?

— Спроси чего-нибудь полегче. И вообще, женщина, что ты кормишь нас одними вопросами?

— Проходите, проходите. Уж я вас попотчую. Чай, соскучились по моей стряпне?

Тир к ужину не вышла. Ана, тихонько ворча себе под нос, наполнила тарелку едой и отправилась к госпоже. Та стояла на маленьком балкончике, обращенном к морю. Когда она обернулась на звук отворившейся двери, Анайриэль увидела, до чего ее хозяйка похудела и осунулась. Под серыми глазами залегли темные тени, а у рта появилась горькая складка… Взгляд Тир уперся в тарелку с едой, и она со стоном отвернулась.

— Унеси это. Видеть не могу. Нюхать не могу. Даже чувствовать рядом не могу. Вечные снега! Что со мной творится?

— Поешь, госпожа. Может, хоть что-то задержится, а то тебя, того гляди, с этого балкончика ветром унесет.

— Не могу, Ана.

— А я тебе травок заварю. Может, и полегчает. Когда началось-то все?

— Как вышли в море.

— Ну-ну… — неопределенно проворчала Анайриэль. — Давай-ка, садись, поешь. А заодно расскажи новости. Отвлечешься, все и проскочит. Что я тебяуговариваю, как малое дитя, честное слово!

Тир взяла кусочек мяса и пожевала его:

— Соли маловато.

— Никто не жаловался, — Анайриэль пожала плечами. — Давай-ка лучше рассказывай. Я умираю от любопытства.

Ане хотелось знать все — размеры и устройство замка Дома Красного дуба, каким оказался прием, оказанный там снежным эльфам, подробнейшее описание свадебного наряда невесты и прочие мелкие подробности. Она искренне ахала, слушая повествование Тир о событиях бурного свадебного дня, умилялась, узнав о внезапно объявившемся богатом и знатном деде Кэлибора, до колик смеялась, услышав о стремительном броске молодоженов из церкви в спальню… Тир пересказала ей все. Кроме одного. Ни в одной из ее историй не присутствовал лесной эльф по имени Эристор.

— Ну, вот и слава Духам, — удовлетворенно проворчала Ана, забирая у госпожи пустую тарелку. — А теперь ложись и поспи. Я сейчас тебе травку заварю, принесу.

Однако когда она вернулась, Тир уже спала. Ана поставила отвар у изголовья и заботливо укрыла госпожу, которой хватило сил лишь на то, чтобы снять сапоги и кольчугу. Потом она вышла в зал. Обычно в день возвращения дружины из похода закатывался пир, но сегодня настроения ни у кого не было. Болезнь госпожи наложила отпечаток на все. Вздыхая и ворча, Ана отправилась в их с мужем комнату. Эрик уже лежал в кровати. Задув лучину, она тоже быстро разделась и скользнула к нему под одеяло. Муж, засопев, притянул ее к себе.

— Неужто соскучился, медведина снежная?

Когда через полчаса супруги лежали, обнявшись и умиротворенно вздыхая, Ана, поудобнее устроив лохматую мужнину голову на своей груди, требовательно произнесла:

— Рассказывай.

— Ты же, небось, уже расспросила госпожу.

— А теперь ты расскажи.

Эрик вздохнул и, прикрыв глаза, своими словами пересказал события последних трех месяцев.

— Кто такой Эристор?

Бородач даже приподнялся, изумленно глядя на жену:

— Тир, что же, ни разу не упомянула его?

— Нет. А что, должна была?

Эрик откинулся на спину и хмуро уставился в темноту.

— Кто он такой?

Эрик скривился, хотя и ждал этого вопроса — он слишком хорошо изучил свою супругу.

— Спроси у госпожи, — попытался отбрыкаться он, заведомо зная, что все его увиливания не приведут ни к чему.

Не прошло и получаса, как он сдался:

— Это старший брат Куиниэ.

— Ну, и что в нем такого особенного? — не унималась Ана.

Она, как хорошая борзая, почуяла след, и теперь ничто не могло унять в ней любопытство. Эрик вздохнул в последний раз и выпалил:

— Он и госпожа Тир стали любовниками.

Ану словно подбросило на кровати.

— Он спал с ней? — тряхнув мужа так, что кровать жалобно затрещала, воскликнула она.

— Да, — буркнул Эрик и удивленно увидел, как его супруга как была — непричесанная, босая и в одной ночной рубахе, выскочила из комнаты.

Анайриэль тихонько пробралась в спальню госпожи и облегченно увидела, что ее отвар не тронут. Ворча себе под нос:

— Это не годится, совсем не годится тебе, дурочка, — она выплеснула содержимое чашки с балкончика.

Потом постояла, задумчиво глядя на разметавшуюся во сне Тир, и уже было пошла к двери, как вдруг та зашевелилась и тихо простонала что-то во сне. Ана вернулась, а после, помедлив, склонилась, ловя неровный шепот.

— Эристор… — вместе с дыханием долетело до нее, и Ана резко выпрямилась, поджав губы.

Набычившись, хмуря брови, она пересекла зал, вошла к себе в комнату и вновь запалила лучину. Эрик сощурил на нее сонные глаза.

— Выкладывай, — распорядилась она, и муж, обреченно хлопнув себя по лбу, откинулся на подушки.

Сидя на кровати и задумчиво покусывая ноготь, Ана выпытала у него все.

— Эх, меня не было рядом! Я бы им обоим вправила мозги, — восклицала она. — Наша-то, конечно, известная гордячка, ну, а он-то тоже хорош! И что теперь со всем этим делать?

— Постараться забыть.

— Боюсь, что не выйдет, — почти прошептала Ана и, загасив свет, наконец-то позволила усталому мужу заснуть.

Сама же она до утра не могла сомкнуть глаз, перебирая в памяти события, факты, свои воспоминания, сопоставляла рассказы Эрика и Тир…

Наступившее утро вернуло большой северный дом к обычному ритму жизни. Тир искренне пыталась в него вписаться, убегая от своих мыслей, но теперь болезнь, ставшая в плавании ее спасением, оказалась ловушкой, которая заставляла ее большую часть дня проводить в постели наедине с воспоминаниями. Ана, которая выхаживала ее, как могла, выбивалась из сил, теряла терпение, уходила, хлопнув дверью, но после возвращалась, вновь и вновь уговаривая свою госпожу съесть хотя бы еще кусочек…

Бывали дни, когда Тир вроде бы чувствовала себя лучше и тогда рьяно принималась за домашние дела. Ладью опять вытащили на сушу и, подготовив к зимовке, спрятали в высокий сарай у берега. Почему-то это обычное дело довело Тир до слез, она забилась в уголок, села возле крутого ребристого борта и долго плакала, словно схоронила кого-то. Медленные слезы катились из ее глаз, она даже не пыталась их вытереть, настолько морально и физически измучилась за последние два месяца, что провела дома. Уже два месяца…

«Осень… Пора свадеб… Что-то сейчас делает Эристор?..»

Тир стиснула зубы и зажмурила глаза.

«Не сметь!» — в который раз прикрикнула она на себя.

— Что это ты тут расселась? Земля такая холодная! От воды сквозняком тянет!

— Ох, Ана…

— Пойдем, пойдем. Я тебе бульончика свеженького сварила. Сухариков солененьких сделала.

Тир испытала ставшее уже привычным чувство острого голода, круто замешанное на дурноте. Она сглотнула, подняв на повариху измученное лицо. Потом со вздохом встала и побрела в дом. Ана усадила ее за стол на кухне, налила еду, поставила тарелку с сухарями, а потом сама уселась напротив госпожи:

— Ешь, ешь. Тебе толстеть надо, а не худеть.

За последнее время Ана имела возможность убедиться в своих подозрениях. Все говорило о том, что Тир беременна — и дурнота, и тяга к солененькому, а главное то, что с момента ее возвращения домой месячные крови ни разу не приходили к ней — простыни оставались чистыми. Ана уже много раз порывалась просветить свою не столь умудренную женским опытом хозяйку, но всякий раз сомнения удерживали ее. Как-то примет бедняжка это известие?

— Ну, сволочь остроухая! — часто бормотала она, поминая Эристора.

Глядя на мучения Тир, Ана не могла не злиться на эльфа, из-за которого это все и произошло с ней, хотя Эрик, видя эти ее настроения, много раз пытался убедить жену в том, что вина лесного эльфа не столь уж и велика… Эрик теперь тоже знал о беременности хозяйки. Ана как-то в сердцах проболталась. Когда Тир в очередной раз отказалась есть то, что упорно подсовывала ей повариха, и та, хлопнув дверью, умчалась к себе в комнату, с ее языка сами собой слетели слова:

— Никогда еще не видела такой ужасной беременности! Что за зверек растет у нее внутри, выпивая все соки?

Эрик как стоял, так и сел.

— Так это беременность, — потрясенно выпалил он.

— А ты думал божий поцелуй? — сердясь еще больше оттого, что проговорилась, взвилась жена. — Скоро это всем станет очевидно. Этот твой Эристор обрюхатил девку, а сам… Ух! Нет управы на ваше жеребячье племя!

— А что госпожа сама думает о своем положении? — робко поинтересовался Эрик.

— Ничего не думает. Дуреха так ни о чем до сих пор и не догадывается. А я боюсь сказать!

Это было почти две недели назад…

Тир не столько ела бульон, сколько грызла сухарики. Взгляд ее вяло скользил по сверкающей чистотой кухне:

— Мне никогда не стать такой хозяйкой, как ты, Ана.

— Зачем тебе? Ты госпожа.

— Все равно надо хорошо разбираться во всем. Твоя крошка Куиниэ держит в своих маленьких ручках такой огромный дом…

— Дом, в котором живет лесной эльф по имени Эристор, о котором ты мне почему-то ничего не рассказала… — тихонько проворчала Ана.

Тир вспыхнула, как маков цвет, и потупилась. Потом Ана увидела, как краска схлынула с ее лица, а горькая складка привычно залегла у рта. Она ждала, но Тир так и не проронила ни слова.

— Ну, молчи, молчи, — рассердилась Анайриэль и, поднявшись, подошла к плите, где в большом котле варился ужин для всех обитателей большого дома.

Попробовала густое ароматное варево, она удовлетворенно прищелкнула языком.

— Готово!

Тир почувствовала, как дурнота снова подкатила к горлу и поскорее схватила еще один сухарик. От них ей действительно становилось легче. Ана ухватилась за ручки котла, чтобы сдвинуть его с огня. Тир поднялась, чтобы помочь, но получила по рукам кухонным полотенцем и раздраженно вспылила:

— Что я инвалид, что ли? Носишься со мной, будто я бер…

Внезапно Тир замерла и, качнувшись назад, медленно опустилась на табурет. Ана с состраданием смотрела на ее потерянное лицо.

— Я беременна? В этом все дело? Ведь так?

— Да, милая моя. Беременность, конечно, у тебя, скажем прямо, получилась не легкая, но скоро дурнота должна пройти. Уж поверь мне.

— Я беременна… — потрясенно повторила Тир и закрыла лицо ладонями.

Ана с замиранием сердца ждала продолжения. Плечи Тир затряслись. Что-то принесет бедняжке открывшаяся ей правда? Новое горе и унижение или быть может… Внезапно Тир вскочила и порывисто обняла Ану. Потом отстранилась и энергично тряхнула ее:

— У меня будет ребенок. Его ребенок! Его частичка! Плоть от плоти его, кровь от крови! Плод нашей любви…

Тир осторожно прижала руки к своему еще плоскому животу. Через мгновение Ана с облегчением увидела на ее осунувшемся лице улыбку…

Глава 28

Настроение госпожи теперь менялось день ото дня. Одним утром она могла проснуться совершенно счастливой и щебетать весь день, сверкая улыбками. Расспрашивать Ану о ее беременностях, о родах, живо интересоваться всем, что касалось чисто женских проблем, которые раньше будто и не существовали для нее. На другое утро она вставала мрачнее тучи и сидела в одиночестве на берегу, пока Ана со скандалом не уводила ее в дом, подальше от холода и пронизывающего ветра приближающейся зимы. В эти дни прошлое брало верх над будущим. Тир вспоминала яростное негодование Эристора, когда она в запальчивости спора угрожала избавиться от возможной, тогда еще лишь предполагаемой беременности. Он хотел от нее ребенка!

«Он нужен мне, даже если ты откажешься от него!» — вот его слова.

«Наверно, он был бы рад, узнав…» — думала она и, смыкая веки, видела сильного, высокого лесного эльфа с крохотным ребенком на руках. Вот он поднимает голову и тепло, с любовью улыбается ей… Каким полным могло бы быть счастье.

В эти мгновения Тир уже готова была оставаться его любовницей, терпеть унижения, покорно принять его жену… Лишь бы хоть иногда видеть его, быть с ним. Она вскакивала на ноги и, стискивая кулаки, замирала, устремляя взгляд за волнующийся горизонт.

«Любимый мой!» — беззвучно летело над морем, но даль молчала…

Близился к концу ноябрь. Тир наконец-то отпустила дурнота, и она дневала и ночевала на кухне, отъедаясь за все прошедшие голодные месяцы. Живот у нее уже заметно округлился, грудь отяжелела и налилась. Пару раз Ана заставала ее обнаженной перед зеркалом, когда Тир с острым любопытством разглядывала свою меняющуюся фигуру.

Она должна была разрешиться от бремени по весне, но уже сейчас домашние дарили ей подарки, чтобы хоть как-то поднять настроение. Тир никогда не проявляла жестокость по отношению к своим рабат и была честна с ними, всегда оставалась надежной и щедрой по отношению к дружине и теперь пожинала плоды. Женщины натащили ей крохотных распашонок и чепчиков. Известная в клане мастерица — мать Гаррика — соткала цветное, очень нарядное и теплое одеяльце, а Сигурдиль Вилобородый поразил всех, когда однажды вечером внес в главный зал крепкую, украшенную затейливой резьбой колыбель…

По первому снегу в большой дом Тир приехал в гости ее ближайший сосед Снорри из клана Белого лиса. Тир обрадовалась ему. Накрыли столы. Гость, щуря свои яркие синие глаза, посматривал на выпирающий живот хозяйки, но молчал. Тир была благодарна ему за это. Однако после того как ужин окончился, Снорри сдержанно и очень серьезно попросил разрешения поговорить с ней о деле, причем, по возможности, наедине. Удивляясь в душе, Тир проводила гостя в свою комнату.

— У тебя тепло, госпожа, — сбрасывая с широких плеч подбитую лисьим мехом безрукавку, проговорил Снорри.

— Присаживайся, сосед, — указывая на кресла у горящего камина, пригласила она, и сама опустилась напротив, со вздохом подсунув под ноющую спину маленькую подушечку.

— Ждешь по весне?

— Да.

— Кто отец?

— Ты об этом хотел поговорить, сосед?

— Получается, что и об этом тоже… Кто-нибудь из твоих?

— Нет.

— Так ты не вышла замуж?

Тир лишь качнула головой, нетерпеливо глядя на Снорри. Он вздохнул и, хлопнув себя по широко расставленным коленям, заговорил.

— Ну что ж… Значит так… Хочу я просить тебя стать моей женой, госпожа моя. Об этом и хотел толковать.

Тир пораженно вскинула брови:

— Я же ношу чужого ребенка…

— Раз отец его… не претендует на тебя, мне все едино. Своих у меня уже больше дюжины — одним больше, одним меньше… — Снорри хмыкнул.

Тир, изумляясь все больше, возразила:

— Но у тебя уже есть две жены.

Снорри поморщился:

— Пустое. Две молоденькие гусыни, исправно рожающие сыновей. Настоящей женой мне была моя Хильдиль, но она умерла прошлым годом. Лошадь волка испугалась, понесла и сбросила ее. Так и не выходили. Так вот мне нужна в жены эльфийка, годная не только для постельных утех. С тобой, госпожа моя, я смогу и поговорить, и посоветоваться, когда надо будет. Я знаю, ты привыкла к свободе и самостоятельности, и не стану сильно давить на тебя. Потребую лишь верности, а в остальном — командуй как прежде. Наши земли прилегают, соседствуют, а нам самим всегда было легко и ладно друг с другом. Опять же, твой малыш получит законного отца. Я приму его без разговоров. Что скажешь, госпожа моя?

Тир лишь развела руками:

— Для того чтобы беседовать, не обязательно жениться.

Снорри басовито расхохотался.

— Неужели ты всерьез полагаешь, что ничто другое в тебе не сможет привлечь мужчину? Особенно теперь, — Снорри выразительно осмотрел пополневшую фигуру Тир, вгоняя ее в краску.

Та некоторое время молчала, покусывая губу.

— Это честное предложение, господин Снорри, — наконец заговорила она и открыто взглянула гостю в лицо. — И я тоже хочу поступить с тобой по чести. Я никогда не полюблю тебя так, как жена должна любить мужа. Мое сердце отдано другому.

— Я тоже не смогу любить тебя, госпожа, так, как свою Хильдиль. Но… Мы уважаем друг друга, и могли бы жить в дружбе и понимании. А там — кто знает?

— Я… Я должна подумать, — пролепетала Тир, не зная, что еще сказать или возразить.

Снорри поднялся:

— Могу я все же спросить, кто твой любовник? Я знаю его?

— Нет. Он из Лесного королевства, — с усилием произнесла Тир.

Снорри удовлетворенно кивнул:

— Я буду ждать твоего ответа, сколько понадобится. Мне не нужна просто еще одна жена, госпожа моя. Я хотел бы видеть рядом с собой именно тебя.

Тир тоже встала:

— Я постараюсь не затягивать с ответом.

— Вот и хорошо. Тогда, позволь мне скрепить наше соглашение.

Тир не успела опомниться, как Снорри оказался рядом и обнял ее. Его губы были горячими и опытными, рука, словно невзначай, коснулась налитой груди Тир, пальцы нащупали сосок и сжали его…

— Ты слаще, чем я мог себе представить, — хрипло проговорил он мгновение спустя. — Но я подожду, ты слышишь? Я подожду.

Дверь отворилась и захлопнулась за ним, а Тир так и стояла, прижав запястье к горящему рту.

Утром она вышла провожать гостей с покрасневшими, опухшими глазами.

— Надеюсь, не я тому виной? — мягко спросил Снорри.

Тир покачала головой:

— Лишь отчасти.

— Так помни, госпожа моя, я буду ждать, сколько потребуется.

— Что он хотел от тебя? — недовольно проворчала Ана, едва сосед со своими дружинниками отбыл.

— Просил выйти замуж за него.

Ана, было, рассмеялась, но потом, видя, что госпожа не шутит, всплеснула руками:

— Это с чужим-то дитем в животе?

— Похоже, его это не смущает, — Тир дернула плечом и, кутаясь в меховой плащ, пошла в дом.

Ана торопливо зашагала следом:

— И что ты ему ответила?

— Обещала подумать.

— Он хороший человек.

— Да, — бесцветным голосом ответила Тир, ускоряя шаги.

«Но зовут его не Эристор», — подумала про себя Ана и, вздыхая, пошла на кухню.

Пролетел еще один месяц. Зима властвовала над просторами Белого архипелага, сначала устилая ее снегом, потом сдирая его знобливыми влажными ветрами с моря. Тир уже совсем отяжелела, обрела неловкую утиную походку, но по большей части была вынуждена лежать, подняв гудящие, отекающие ноги на высоко взбитые подушки. Малыш в животе толкался и крутился как волчок, заставляя будущую мать охать, когда крохотная пяточка или головка попадала по какому-нибудь особенно чувствительному месту.

— Да что ж это за поскакун-непоседа? — жаловалась она Асе. — Ни минуты покоя.

— Месяца через три увидишь, — рассудительно отвечала та.

— Ох, я не доживу до этого дня.

— А куда ты денешься? Такова уж наша доля.

— Неужели все так мучаются?

— Нет. Тебе что-то уж особенно повезло. Но это не значит, что и следующий ребенок доставит столько хлопот — всегда все по-разному.

— Следующего не будет.

Ана вскинула глаза на госпожу:

— А как же господин Снорри?

— Нет. Это будет нечестно. Да и не смогу я… с ним…

— Он недурен собой. Одни глаза чего стоят. Как сапфиры.

— Да.

Через неделю после этого разговора Снорри приехал, и Тир уединилась с ним в своей комнате. Разговор был долгим. Любопытство Аны было вознаграждено последней фразой, которую гость произнес уже в коридоре:

— Я не принимаю это за окончательный ответ. Рана в твоем сердце еще слишком свежа, госпожа моя. Я подожду еще, мне некуда спешить.

— Проклятый лесной! — ворчала толстуха, забывая на время о своих собственных корнях. — Это ж надо было так задурить девчонке голову!

— Каков он хоть из себя, этот Эристор? — гневливо спрашивала она у мужа позже вечером.

Эрик, совершенно измученный бесконечными вопросами жены, лишь пожимал плечами, принимаясь нудно описывать рост, телосложение, горбоносое лицо с тяжелым подбородком и густыми черными бровями. По всему выходило, что и взглянуть-то особо не на что.

— И что она в нем нашла?

— Я тоже не этот… ну… красавец писаный, однако ж, ты уже сколько лет со мной, — ворчал Эрик, обнимая жену.

— Зато она у нас красавица! И такой человек к ней сватается!

— Ну, может, что из этого и выйдет.

— Она отказала ему сегодня. И не передумает. Уж я ее знаю.

— Если бы ты видела их вместе с тем лесным, не удивлялась бы. Они оба просто светились, казалось о них руки в мороз греть можно.

— Тогда почему же она здесь, а не там?

Эрик угрюмо пожимал плечами, сам давно утомленный попытками найти ответ на этот вопрос.

***

Одним ранним утром среднего месяца зимы — снеговала, когда морозная белизна вокруг так искрилась на солнце, что было больно глазам, Ана развешивала на просушку только что выполосканное белье, время от времени дыша на стынущие до ломоты пальцы. Издалека до нее долетел характерный возглас ветта, погоняющего своих собак, и она подивилась — что это ему понадобилось в это время года в их местах, но не забеспокоилась. Ветты не враждовали со снежными и общались только для торговли, привозя в большие деревянные дома эльфов шкуры и мясо, а увозя соль, домашнюю утварь, ткани, изредка женщин-рабынь. Ана все еще возилась с бельем, когда, бросив взгляд в ту сторону, откуда донесся возглас, увидела вдалеке одинокую фигуру ветта, шагавшего размеренной походкой путника, для которого дорога стала привычкой. Рядом с ним бежал…

«Волк?» — обеспокоено подумала Ана, но, прищурившись, увидела, что к спине крупного животного была привязана поклажа.

Почему-то захотелось дождаться ветта и, развесив белье, Ана осталась на улице, время от времени прикладывая руку козырьком к глазам, чтобы получше рассмотреть незваного гостя.

Когда он подошел достаточно близко, Ана отметила, что облаченный в меха путник значительно выше и вообще крупнее маленьких сухоньких веттов. Потом она разглядела его лицо, и брови ее полезли на лоб. Гость явно не принадлежал к расе северных людей — ни раскосых глаз, ни плоского носа. Но кто же еще решится двинуться в путь зимой, вдвоем с собакой? Или все-таки волком? Ана еще раз опасливо взглянула на серебристо-серое животное с пронзительно-голубыми миндалевидными глазами на умной лобастой морде. Широченная грудь, мощные лапы… Да и хозяин ему под стать — вон плечищи-то какие! Правда мастью не сошлись — ветт был черноволосым — длинная, туго уплетенная коса змеилась через плечо на грудь. Что-то шевельнулось в памяти Аны, когда она снова перевела взгляд на лицо путника. Откуда оно ей знакомо? Из какого уголка памяти вылезли воспоминания о густых черных бровях и крупном горбатом носе.

— Что тебе нужно? — спросила Ана на языке веттов, едва путник подошел достаточно близко, чтобы слышать ее.

Он ускорил шаги.

— Я говорю, зачем пожаловал?

Странный ветт лишь качнул головой, улыбнувшись быстрой, чуть извиняющейся улыбкой. Не понимает? Ана прищурилась и повторила тот же вопрос на своем родном языке. И тут же удивленно увидела, что лицо путника расплывается в широченной улыбке, которая обнажила все его ровные белоснежные зубы, зажглась в теплых зеленовато-карих глазах, совершенно преображая суровое лицо.

— Я готов съесть свою правую рукавицу, — медленно, словно вспоминая давно забытые слова, проговорил «ветт» на чистейшем эльфийком. — Пожалуй, даже съем и левую, потому что кроме них мне все равно есть нечего, но ведь тыАнайриэль? Я прав?

— Даже если и так? — настороженно спросила та, подбирая из опустевшей корзины, где лежало белье, увесистую палку и явно не собираясь отступать.

Потом глаза ее сузились, заметавшись по смеющемуся лицу гостя:

— Да это никак сам Эристор Дориат! — яростно прорычала она и кинулась в бой.

— Клянусь пеплом Великого леса! — взревел тот, в последний момент уворачиваясь от дубинки. — Прав был Кэлибор! Убьет и не задумается!

— Ах ты, сукин сын! Явился полюбоваться на дело рук своих?

— У-у-у! — взвыл Эристор, получив по спине так, что загудело. — Женщина! Уймись же!

Неожиданно Ана получила мощное подкрепление. Волк, до сих пор лишь наблюдавший потасовку, теперь, будто только и ждал такой возможности, кинулся на своего хозяина и повалил его на обе лопатки в снег.

— И ты туда же, трарь северная, — пытаясь отодрать от себя нового противника, яростно трепавшего рукав его парки, возмутился Эристор.

— Даже волк и тот понимает, с кем имеет дело, — палка Аны со стуком опустилась в сантиметре от головы рванувшего изо всех сил незваного гостя.

— Дух лесной, не дай мне бесславно погибнуть в самом конце пути, — взмолился Эристор, чуя, что пахнет жареным.

Наконец ему удалось отшвырнуть от себя волка и вскочить на ноги, как раз вовремя, чтобы перехватить занесенную для очередного удара руку Аны.

— Какая муха тебя укусила? Можешь делать, что хочешь, со своим муженьком, ему здоровья хватит. А я еле на ногах держусь! Накорми хоть сначала, а потом уж убивай!

Волк опять вцепился в Эристора, на сей раз ухватив его за штанину, и дернул так, что тот снова растянулся в снегу. Ана, чувствуя себя победительницей, подбоченясь оперлась на свое оружие:

— Что это он так тебя не любит?

— Его хозяин ветт помер, можно сказать, у меня на руках, а мне завещал эту животину, медведь ее сожри с потрохами! Не уважает он меня и все тут.

— Убил бы его.

— Жалко.

— Ты откуда взялся в январе-то?

— С побережья. Из Хандерина.

Ана невольно покачала головой:

— Пешком?

Эристор кивнул.

— Так и быть, покормлю тебя, даже дам еды с собой, только потом изволь убираться откуда пришел.

— Не для того я полгода добирался сюда!

Ана опять ухватилась за палку.

— А я тебе говорю, что ты уйдешь!

— Ай! Да отвяжись ты, гад лохматый, — раздраженно вскричал Эристор, хватая волка за шею и стискивая ее, чтобы заставить зверя выпустить изжеванную штанину.

Волк вывернулся, лязгнул зубами, кровь из прокушенной руки Эристора брызнула на снег.

— Ну все! — взревел он. — Отдавай мне мои вещи и убирайся на все четыре стороны, веттово отродье!

Волк отскочил, исподлобья глядя на разъяренного эльфа и скалясь.

— Отдай, говорю!

Эристор шагнул к зверю, но тот опять отскочил.

— Недотепа ты, недотепа! — сокрушенно проворчала Ана, уже начиная жалеть бедолагу.

Внезапно Эристор «рыбкой» прыгнул на снег, сграбастав рыкнувшего волка. Проклятия смешались с рычаньем. Как вдруг тючок, привязанный к спине волка, распустился, и в снег выпало что-то легкое, воздушное… Эристор, отпихнув зверя, кинулся к рассыпавшимся вещам и дрожащими руками стал подбирать из снега какие-то украшения, потом…

«Да это ж платье», — вдруг поняла Ана и даже хлопнула себя ладонью по бедру.

— Ты что ж, сумасшедший, вместо еды всю дорогу тащил тряпки и побрякушки?

Эристор, смущаясь, неумело складывал тонкую ткань и только сердито зыркнул.

— Дай, а то еще кровью перемажешь.

Ана отобрала у него наряд и, встряхнув, осмотрела. Платье было дивным. Таких ей видеть еще не доводилось. Белоснежное, все расшитое серебром и жемчугом. Словно для невесты…

— Красивое. Да вот вряд ли подойдет, — мстительно высказалась она.

— Это почему еще?

— По кочану и по кочерыжке, — отрезала Ана.

Она свернула наряд и бережно уложила в корзину для белья, потом сверху легло ожерелье из сапфиров в платине, такой же браслет, и… Ах! Одной серьги не было. Эристор обернулся к волку. Тот стоял неподвижно, выражение на его морде было самое умилительное, он даже пытался вилять хвостом.

— Да что ж ты за скотина такая! Что мне теперь твои извинения? Где теперь искать пару?

Эристор за время долгого пути привык говорить с волком, как с разумным существом — больше рядом никого не было. Вот и теперь он, нимало удивляя Ану, призывал к его совести и чувству долга, тыча ему в нос оставшееся украшение, будто зверь и правда мог что-то понимать.

— Пойдем, — Ана только вздохнула. — Что теперь толковать?

Эристор, понурившись, пошел следом за ней, в усталости и расстройстве даже не замечая, что тон Аны изменился.

«А ведь и правда, типичный влюбленный болван, — качая головой и посмеиваясь про себя, думала она. — А глаза-то какие! Взглянет, будто чем-то теплым прикоснется. А улыбка… Здоровенный, а добрый. Зверюгу ему жалко. Она ему чуть руку не отгрызла, а он к ней с увещеваниями. А уж платье-то чего стоит! — Ана бережно погладила натруженной ладонью тонкий белый шелк. — Пешком от Хандерина, зимой, в чужой стране и вместо еды — подарки! Как есть влюбленный дурачок!»

Внезапно Ана развернулась, причем так неожиданно, что Эристор налетел на нее.

— Ты зачем явился?

— Сказать то, что не сказал, и сделать то, что не сделал.

— И что же это?

— То касается только нас с ней.

— Стоит ли оно того, чтобы вновь рвать ей душу? К госпоже посватался хороший эльф. Она сможет быть счастлива с ним.

— И она… согласилась? — с замиранием сердца спросил Эристор.

— Пока нет, — Ана насупилась. — Хотя и надо было. С тебя-то, как с козла молока. Одно только брю… — прикусив язык, она двинулась дальше.

— Постой. Погоди. Объясни, почему ты так накинулась на меня? Моя вина перед ней лишь в том, что оказался труслив и недогадлив, но за это не убивают.

— Твоя вина значительно больше, чем ты можешь себе представить, — и Ана неопределенно поводила руками перед своим животом.

— Тир очень переживала?

— Нужен ты ей, как собаке пятая нога.

— Это ведь… неправда?

— А тебе, видно, хотелось, чтобы она себе все глаза выплакала?

— Ну тебе-то что еще? — вдруг раздраженного воскликнул Эристор, оборачиваясь к тихонько подкравшемуся волку, который уже некоторое время ковырял его лапой.

Зверь лег на снег, вытянул морду и осторожно положил к ногам хозяина потерянную сережку.

— Ну, брат…

Эристор почувствовал, что у него защипало в глазах… То ли от усталости и голода, то ли от чего другого… Он опустился на колени и, подобрав украшение, запустил свободную руку в густую шерсть на загривке волка.

— Ах ты, чучело северное, — нежно почесывая волка за ухом, бормотал он. — Нашел-таки.

— Значит, накормлю обоих, — тоже растрогавшись, проговорила Ана и повела путешественников в тихий, еще погруженный в сон дом.

Глава 29

На теплой кухне Эристор снял с себя меховую парку и лохматую шапку, позволив Асе еще раз придирчиво осмотреть себя.

— Что она в тебе нашла? — несколько кривя сердцем, заключила она, вдоволь налюбовавшись эльфом, из-за которого так убивалась ее госпожа.

После чего повернулась и принялась накладывать на большую тарелку вчерашнее мясное рагу. Эристор, принюхиваясь так же громко, как и его волк, почувствовал, что его рот наполняется густой слюной, и громко сглотнул. Ана рассмеялась и плюхнула посудину на стол.

— Ешь.

— Три дня маковой росинки во рту не было, — невнятно пробормотал Эристор, набрасываясь на еду.

Ана щедрой рукой положила еды и для волка.

— Как его хоть зовут?

— А кто его знает? Хозяин-ветт не сказал, я так волком и окликал.

— Говорят, твоя сестрица замуж вышла?

— Да. Кстати, тебе приветов привез. И от нее, и от Кэлибора. А ты чуть не убила меня!

— Ладно уж, не болтай. Поешь спокойно.

Эристор быстро расправился со всем, что ему предложили, облизал ложку и выжидательно уставился на Ану.

— Пойду пива принесу, — видя, какой успех имеет ее стряпня, расщедрилась та.

Она взяла глиняный кувшин и вышла. Но когда же через пять минут вернулась, Эристор уже спал, уронив голову на расслабленные руки. Волк примостился возле, положив морду на разбитый сапог своего неуважаемого хозяина.

Ана, вздохнув, присела рядом, задумчиво ворча:

— И что мне теперь с тобой делать?

Потом встала и принялась готовить завтрак — скоро дом должен был проснуться. И верно. Не прошло и получала, как в кухню, позевывая, заглянул Эрик.

— Э! Да у тебя, похоже, гость.

Почесываясь, он шагнул в дверь, и волк, подняв голову, предупреждающе оскалился, не издав при этом ни звука. Эрик попятился.

— Откуда ты их взяла?

— Сами пришли.

— Что ему надо? И кто он такой? По одежде вроде ветт, да больно здоровый. И уши эльфийкие… А чего это он спит здесь? Уложила бы, что ли, раз уж приютила.

— Не успела. Пошла за пивом, а пока ходила, он и уснул.

— Ох ты! А это откуда? — Эрик склонился к корзине для белья и бережно потащил оттуда сапфировое ожерелье.

Из-под стола вылетела серая тень, и острые белые зубы клацнули в воздухе рядом с рукой.

— Сила снегов!

— Это его вещи, — Ана указала на путника.

— Да кто он такой?

— Подойди да взгляни.

— Что я, по-твоему, должен знать всех бродяг, которые таскаются по дорогам?

— Этого знаешь.

Эрик, провожаемый настороженным взглядом зверя, приблизился к столу и, склонившись, заглянул в лицо спящего. Глаза его вылезли из орбит, он резко выпрямился и совершенно изумленно произнес:

— Ну и ну!

— Так-то! — ответила ему жена и отвернулась к плите. — Пешком из Хандерина притащился. Вдвоем с этим волчарой.

— Ну и ну!

— Да что заладил! — вспылила Ана. — Что делать-то будем? Тир сейчас только этого и не хватало, и так чуть только ноги таскает.

— А… он знает?

— Нет.

— Ну и ну!

Аса зыркнула на мужа, но тот даже не заметил этого, растерянно глядя на спящего Эристора.

— А я, мне кажется, даже ждал этого. Только по весне… Он оказался нетерпеливее, чем я думал. Эй, эль-до!

От его толчка Эристор лишь качнулся, и через мгновение уже снова размеренно сопел.

— Может, перенести его куда? Пусть нормально поспит. Пойду-ка разбужу Сигурдиля. Вдвоем дотащим.

Через пятнадцать минут они вернулись уже вместе, причем вилобородый здоровяк выглядел еще более изумленным, чем муж Аны.

— Несите его в каморку, где спала Куиниэ. Постель там есть.

Сигурдиль осторожно ухватил что-то сонно забормотавшего Эристора под мышки, а Эрик за ноги, и они, кряхтя, понесли его из кухни. Волк, испытующе поглядывая на них, шел рядом. Потом, видимо поняв, что хозяину ничего не угрожает, вернулся и улегся у корзины с платьем и украшениями. Вскоре Эрик и Сигурдиль тоже пришли назад и уселись за стол. Так они и сидели, то вздыхая, то многозначительно переглядываясь, пока Ана вдруг не объявила, решительно стукнув поварешкой:

— Пойду к госпоже. Чего тянуть-то?

— И что ты ей скажешь?

— Духи научат, — отмахнувшись, проворчала Ана и, вытерев руки о передник, уже шагнула к двери, когда в нее ступила Тир.

— Есть хочу, просто умираю!

— С добрым утром, — неловко поднявшись, пробасили дружинники.

— С добрым…

Тир, не замечая тихонько лежавшего в углу волка, подошла к столу и тяжело опустилась на высокий табурет.

— А у нас гость, — вдруг выпалил Эрик, и жена посмотрела на него страшными глазами.

— Вот как? И где же он?

— Спит. Устал с дороги.

— Видно, дальняя была, — все так же без особого интереса продолжала Тир.

— Из земель лесных.

Тир резко вскинула голову, вперив глаза в своего рулевого.

— Поешь сначала, а потом болтать будете, — вмешалась Ана, изрядно нервничая.

Но госпожа уже не слушала ее:

— От лесных? Какие-то известия? Что-то случилось с… Ну говори же!

— Ничего. Ничего не случилось. Все в порядке.

Внезапно что-то холодное и мокрое ткнулось в лодыжку Тир, и она, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Перед ней стоял огромный серебристо-серый волк с умными ярко-голубыми глазами.

— Ты откуда здесь взялся, красавчик? — Тир протянула руку и почесала ему за ухом.

Ана только перевела дыхание, когда волк, в чьей непредсказуемой свирепости повариха уже успела убедиться, позволил ей это. Потом зверь шагнул ближе и вдумчиво обнюхал руки Тир, ее круглый живот, бесстыдно подсунул нос ей под подол, после чего явно удовлетворенный отошел.

— Чей это пес?

— Ну… этого, который пришел.

— Громадный какой. Ты его покормила, Ана?

— Умял целую миску. Как и его хозяин.

— Ну, что тебе еще? — волк вернулся и деликатно тронул лапой ногу Тир.

Животное потянулось и бережно положило ей на колени чудесную сапфировую сережку.

— Вот ведь, черт побери! — восхищенно воскликнула Ана. — Как узнал?

— За хозяина отдувается. Решил, раз тот спит, надо все брать в свои руки… Э-э… То есть зубы, — посмеиваясь, решил Эрик.

— Что это такое? — Тир восхищенно рассматривала прекрасный чистый камень.

— Подарок.

Краска вдруг схлынула с лица Тир.

— От… него?

— Да.

— Я не возьму! — она почти отбросила серьгу на стол, словно та жгла ей руку.

— Но почему, любовь моя? — прозвучал такой родной, чуть хрипловатый со сна голос от дверей.

— Эристор, — совершенно растерянно, как-то беспомощно пролепетала Тир и поднялась.

Он шагнул ближе, жадно всматриваясь в любимое лицо.

— Я скучал по тебе, Серебряная моя, — выговорил он, чувствуя насколько блекло и скупо звучат эти слова, по сравнению с тем, что клокотало и мучительно билось в его груди.

Ана недвусмысленно пнула мужа по голени, тот вздрогнул, словно проснулся, кивнул и, ухватив Сигурдиля, поспешил из кухни. Следом за ними, оглядываясь на влюбленных, вышла его решительная жена.

— Прости, что шел так долго. У меня не вышло быстрее…

— Зачем?

— Я же говорил и опять повторю. Я люблю тебя. Ты забрала с собой мое сердце. Как человеку жить с пустотой в груди?

Эристор сделал еще один шажок и обнял Тир. Он прижал ее к себе, но вдруг отстранился.

— Так они все-таки были правы! — опустив глаза на ее живот, проговорил Эристор.

— Кто?

— Линиэль и Куиниэ… Они и сказали мне, что ты, скорее всего, забеременела.

— Так ты из-за этого приехал? — Тир яростно отпихнула Эристора от себя. — Ты не получишь его! Он мой!

Волк ощетинился и бочком подобрался к ней, явно собираясь защищать ее.

— И ты тоже? — вскричал Эристор. — Но погодите! Вы оба! Я же хороший. Немного туповатый, слегка трусоватый, очень усталый и по-прежнему страшно влюбленный.

— Не смей шутить! Хоть сейчас ты можешь не шутить, чертов лесной? — внезапно заливаясь слезами и опускаясь на табурет, выговорила Тир.

— Великий лес, Тир! Опять я все делаю не так! — Эристор присел рядом и уткнул голову ей в колени. — Я проделал весь этот путь лишь для того, чтобы сказать, что был глуп, не видел, не понимал значения простых, очевидных всем вещей, что все время хотел как лучше, а получалось только хуже… Теперь нужно, чтобы все было правильно. Взгляни на меня, Тир. Вот он я, весь перед тобой. Можешь казнить или миловать. Только не гони. Я люблю тебя и хочу всегда быть рядом с тобой. Я прошу, чтобы ты согласилась стать моей женой, — с дрожью в голосе закончил он.

— Это невозможно, Эристор.

— Ты любишь того северного, что сватался к тебе? — стискивая ей руки, спросил тот. — Клянусь Великим лесом, ты не достанешься ему!

— И что же ты сделаешь? — приподнимая бровь, поинтересовалась Тир. — Убьешь меня?

— Нет, — оторопело ответил Эристор. — Как ты могла подумать?

— Тогда его? Но за что? Только за то, что он хочет меня в жены даже с чужим ребенком в животе?

— Моей дочерью, — уточнил Эристор.

— Это будет мальчик, — возразила Тир.

— Нет, это будет светленькая сероглазая девочка.

— Ничего подобного! Мальчик! Черноволосый и… и сероглазый…

— Слава Духам, хоть в чем-то сошлись! — проворчала Ана, бесстыдно подслушивавшая под дверью, и ее муж засопел ей в ответ.

— Ты выйдешь за меня замуж, прах тебя побери с твоим упрямством! — прорычал Эристор. — И никто не посмеет назвать моего ребенка ублюдком! Я сам достаточно настрадался от этого!

— Так ты…

— Да! И что с того? Теперь ты не пойдешь за меня?

— Пойду, — улыбаясь, ответила Тир.

— Что-о?

— Я сказала, что выйду за тебя, Эристор Дориат, что бы ни думали обо мне все твои соседи вместе взятые!

— Я сломаю нос любому, кто посмеет плохо отозваться о моей жене.

— Даже если это будет прелестная Патринэль?

Эристор на мгновение задумался.

— Ей вполне можешь сломать нос и ты. Зачем мне влезать в женские дела?

И тут Тир рассмеялась. Впервые со времени бегства из Лсного королевства. От ее низкого заливистого смеха быстрее забилось сердце Эристора, волк навострил свои острые уши и склонил голову набок, а Ана за дверью обернулась к мужу и на радостях ткнула его кулаком в бок так, что тот охнул. Словно услышав их возню, Эристор крикнул:

— Анайриэль! Мы хотим есть! — Волк взволнованно тявкнул, поддерживая. — Все трое! Нет. Все четверо, — и он бережно приложил свои большие ладони к выпирающему животу Тир.

Эристор и его зверюга уплели еще по одной внушительной порции. Ана, подкладывая им, притворно ворчала, что их легче убить, чем прокормить, на что Эристор, ни на минуту не прекращая работать челюстями, лишь посмеивался, а волк и ухом не вел. Потом Тир повела их в свою спальню, а из нее быстренько загнала в купальню. Горячая вода с мылом требовались обоим. Эристор разделся и, издав протяжный стон наслаждения, опустился в огромную каменную чашу, наполненную почти до краев, а Тир позвала рабыню и велела ей забрать всю одежду гостя до последней нитки, а после нещадно сжечь ее.

— В чем же я буду ходить? — смеясь, поинтересовался Эристор.

— А куда это ты собрался?

— Из твоей спальни? Никуда не хочу. Особенно, если ты прикажешь принести сюда тот чан с рагу… — и, словно извиняясь, добавил. — В последнее время я очень мало ел.

Тир почувствовала, что у нее наворачиваются слезы.

— Как ты добрался сюда, глупый? Ведь зима.

— Так я выехал еще летом. В тот же день, что и ты. Только очень долго искал корабль, владелец которого согласился бы перевезти меня через это проклятое море. Потом нашел, случайно… Капитану был нужен гребец. Пришлось отправить Питера с лошадьми обратно домой, а самому взяться за весло, — Эристор протянул руку к Тир, и та, неловко присев на корточки, провела пальцами по его ладони. — Я теперь угли из костра могу доставать, и не жжется. Да-а… Так я добрался до Хандерина…

Эристор прикрыл глаза, и по его мгновенно замкнувшемуся посуровевшему лицу Тир поняла, что рассказывает он ей далеко не все.

— Как звали капитана? Быть может, я его знаю?

— Ссаид Бошшаэтдин.

— Наг? — ахнула Тир. — Но… Он ведь не знал, что ты был в свите короля Ангрода, когда он затеял свой завоевательный поход к ним?

— Знал. И не спрашивай больше ничего, — Эристор нахмурился, вспоминая темное лицо с узкими чуть раскосыми глазами, исполненное холодного достоинства и издевки.

Глава 30

К тому моменту, когда Эристор повстречал Ссаида Бошшаэтдина, он и его верный слуга Питер побывали почти во всех крупных и мелких портах на восточном побережье Лесного королевства. И в каждом они пытались найти хоть кого-нибудь, кто согласился бы перевезти их к берегам Белого архипелага. Однако лето уже подходило к концу, и те немногие купцы, что имели смелость торговать с северным соседом, либо давно вышли в плавание, либо уже вернулись домой и наотрез отказывались перед лицом близкой осенней непогоды вновь отправляться в опасный путь.

Шейх Ссаид Бошшаэтдин не был торговцем. Его великолепно украшенная галера плыла на Белый архипелаг с дипломатической миссией. К берегам Лесного королевства наг был вынужден пристать по весьма прозаической причине. Рабы, являвшиеся основной силой, двигавшей большой тяжелый корабль, плохо переносили более чем спартанские условия пути и дождливую промозглую погоду начала октября, особо ощутимую в море.

Ссаидутребовались люди, готовые за умеренную плату подрядиться гребцами. Или эльфы, если таковые найдутся. Это оказалось не так просто — в Лесном королевстве нагов не любили, впрочем, и те отвечали эльфам еще большей неприязнью… Только бандиты, скрывавшиеся от закона, отцы, чьи дети умирали от голода, потому что они не могли найти другой заработок и совершенно отчаявшиеся люди соглашались браться за весла.

Эристору указали на галеру шейха Бошшаэтдина, как на единственный корабль, который собирался плыть к северным землям. Ссаид встретил его лежа на парчовых подушках в роскошном шатре, установленном на корме. Эристор учтиво поклонился, наг остался неподвижен. Лишь его узкие глаза цвета эбенового дерева изучали гостя, да нервно трепетал самый кончик тяжелого, матово блестящего чешуйчатого хвоста.

— Мне сказали, вы, уважаемый посол, вскоре возьмете курс в сторону Белого архипелага… — начал Эристор.

— Тебя не обманули, эльф, — странный шипящий выговор не помешал Эристору уловить в голосе говорившего нотки глубоко спрятанной неприязни.

— Я хорошо заплачу, если вы согласитесь взять с собой меня и моего слугу.

— Мне не нужны твои деньги, эльф.

— Я плачу золото, а в придачу дарю вам прекрасный меч. Вы можете взглянуть на него…

— Ты мягко стелешь.

— Он был выкован эльфийскими мастерами три века назад, — заторопился Эристор, прекрасно зная страсть нагов к оружию и неизбывное желание торговаться.

Но, похоже у Ссаида было на уме нечто совсем другое:

— Нет, эльф. Мне не нужен и твой меч, зато, — шейх окинул высокую, гибкую фигуру Эристора оценивающим взглядом, — мне нужен гребец.

— Не делайте этого, эль-до! — встревожено прошептал Питер.

Темные глаза нага резанули по слуге — словно кожу вспороли.

— Один гребец, — уточнил он и вновь вперил тяжелый взгляд в Эристора.

— Я согласен, — глядя на Бошшаэтдина так, словно принимал вызов, ответил тот.

Наг кивнул. Лицо его по-прежнему было непроницаемо:

— Тебе заплатят, как остальным, но и поблажек не жди…

— И мне не нужны ваши деньги, господин посол, — кривовато усмехаясь, возразил Эристор. — Я клянусь, что буду работать наравне с остальными, но взамен мне требуется иная плата.

— Посмотрим, во что ты оценишь себя.

— Вы получите мои руки взамен на ваше слово. Вы должны поклясться именем Небесного полоза, что, как бы ни сложились наши дальнейшие отношения, а что-то подсказывает мне, что они не будут простыми, вы доставите меня на берегов Белого архипелага.

— Живым и невредимым, — вдруг вмешался Питер.

Верный слуга слишком хорошо знал своего хозяина, чтобы пытаться отговорить его, и решил, по крайней мере, внимательно следить за разговором. Опыт общения с наками у Питера был, и из него он вынес основное: любой из них скор на обман и изощренно мстителен, так что это странное соглашение могло стать для Эристора единственной защитой.

— Я еще не решил, подходишь ли ты мне. Сними оружие и кольчугу. В любом случае на этом корабле вооружена только моя личная стража.

Эристор повиновался, умолчав о приеме, перенятом им у Тир. Два ножа были ловко упрятаны в голенищах его сапог.

— Теперь рубашку.

— Зачем?

— Хочу убедиться, что ты выдержишь эту дорогу и не станешь обузой в пути.

Пожав плечами, Эристор смахнул и рубаху. Глаза посла медлительно прошлись по мускулатуре рук, широкой груди, скользнули через поджарый живот и замерли на обтянутых кожей штанов бедрах. При этом кольца его пятнистого желто-коричневого хвоста пришли в движение, свиваясь и снова распрямляясь. Эристор уже начал белеть от гнева, когда Бошшаэтдин окончил свое разглядывание и велел ему одеваться.

— Я согласен на твои условия, эльф. Клянусь Небесным полозом, что доставлю тебя в Хандерин, ибо туда лежит мой путь, — затем он улыбнулся холодной неприязненной улыбкой и, глянув на Питера, прошипел. — Целым и невредимым. В том случае, конечно, если и ты, эльф, выполнишь свою часть соглашения.

— Мое слово верно. Я обязуюсь выполнить все, что от меня потребуется.

— Он обязуется исправно работать веслом до самого Белого архипелага, — вновь встрял Питер, — А вы, в свою очередь, должны кормить его, лечить, если то будет нужно, давать отдохнуть и не требовать ничего сверх того, — от рыжеволосого слуги не укрылся повышенный интерес, который знатный наг проявил к статной фигуре его хозяина.

Шейх Ссаид Бошшаэтдин скривил тонкие губы:

— Твой слуга, эльф, знает толк в торговле. Но далее его присутствие на моем корабле неуместно.

Эристору пришлось наскоро проститься с удрученным и более чем обеспокоенным Питером. Он отдал ему свою кольчугу, перевязь с мечом и кинжалом, потом надел поверх рубахи теплую куртку, затянул ее широким кожаным ремнем, украшенным коваными бляхами. Тяжелый плащ, чистая рубаха на смену, небольшой сверток, который Эристор бережно возил с собой от самого дома, и седельная сумка с провизией, среди которой был спрятан мешочек с золотыми монетами, составили все его пожитки.

— Берегите себя, эль-до, и не верьте ему ни на грош, — так напутствовал верный слуга своего хозяина и чуть не плача сошел на пристань.

Ему еще предстояло добираться до Дома Красного дуба, но этот путь не шел ни в какое сравнение с тем, на что добровольно пошел его господин. Эристор махнул на прощание рукой, и вот уже невысокая фигура Питера затерялась среди портового люда. Кто-то тронул Эристора за рукав. Он обернулся. Необыкновенно красивый юноша-наг с темными влажными глазами газели потянул его за собой, указывая на шатер хозяина и повторяя:

— Ссаид-бей, Ссаид-бей.

— Твой господин хочет меня видеть?

Мальчик усиленно закивал, продолжая тянуть Эристора за собой и почти нежно заглядывая ему в глаза. Эристор ободряюще улыбнулся ему, и тот замер, недоверчиво всматриваясь в лицо эльфа, чья улыбка вмещала в себя столько тепла. Наконец, засмеявшись в ответ, юноша вновь потянул его за собой, и Эристор безропотно последовал за ним.

— Я забыл кое-что спросить у тебя, эльф. На твоей груди висят два амулета — знак Дома лесных и снежный хрусталь, встречающийся лишь на Белом архипелаге. Откуда он у тебя?

— Это подарок очень дорогого для меня человека.

Шейх кивнул, удовлетворенный ответом. Потом поднялся, сразу став на голову выше Эристора, и, стремительным слитным движением переместившись к выходу из шатра, повелительно крикнул:

— Али!

Через мгновение перед ним, низко кланяясь, остановился темнокожий орк, за поясом которого торчала плетка. Бошшаэтдин обернулся к Эристору:

— Это Али. Он главный надсмотрщик за галерными рабами. Его приказы — закон и для тебя. Иди за ним. Он все покажет и кое-что объяснит. Скоро мы снимемся с якоря, эльф. Будь готов к этому времени.

— Пойде-ем, ле-есной, — растягивая слова, на ужасном эльфийском произнес надсмотрщик.

Его черные с яркими, почти голубыми белками глаза заскользили по фигуре Эристора. Тот ответил ему спокойным уверенным взглядом, в котором Али тем не менее прочел предупреждение и нахмурился:

— Оставь свой гонор на берегу, ле-есной, и отправляйся следом за мной.

Галера была устроена иначе, чем корабль снежных. Она оказалась много длиннее и шире. Для гребцов перпендикулярно бортам стояли лавки, и у весел сидели парами, тогда как каждый член команды Тир в одиночку управлялся со своим веслом, сидя на своем сундучке с вещами и провизией. Между рядами лавок посередине судна шел помост, соединявший возвышения на носу и корме. По этому узкому проходу прогуливался надсмотрщик, чья плеть частенько со свистом разрезала воздух, опускаясь на спину заленившегося, по его мнению, раба.

Если ладья Тир походила на поджарого стремительного хищника, то галере больше подходило сравнение с диковинным зверем слоном, которого Эристор как-то раз видел в землях нагов — она была огромна, величественна и медлительна. Посередине возвышалась мачта, но, как позднее убедился Эристор, парус оказывал гребцам чисто символическую помощь. Он был слишком мал для такого внушительного судна.

Али указал на место ближе к проходу. У борта на лавке уже сидел невысокий, но коренастый и широкоплечий человек, плоское веснушчатое лицо которого имело столь беспокойное и плутовское выражение, что Эристор подивился.

— Покажи руки, — немедленно потребовал сосед, едва Эристор опустился на скамью.

Недоумевая, он протянул человеку свои ладони, и тот придирчиво ощупал и осмотрел их.

— Новичок, — констатировал он. — Тебе надо замотать их тряпками, иначе к вечеру первого дня сотрешь в кровавые мозоли.

— Спасибо, — поблагодарил Эристор.

Он тотчас занялся руками, тем более что над головами гребцов пронеслась команда отваливать. Через полчаса галера уже неспешно двигалась вдоль берегов, и сосед Эристора вновь заговорил:

— Как тебя величать?

— Эристор.

— А меня Питером нарекли.

То, что хитрюгу звали так же, как и его слугу, с которым он был вынужден только что распроститься, показалось Эристору хорошим знаком.

— Просто Питер? — переспросил он.

— Другого имени судьба не дала, — малый подмигнул. — Я законнорожденный ублюдок. Матушка нагуляла меня от другого, будучи крепко замужем.

Эристор хохотнул и протянул руку для рукопожатия:

— А я бастард в чистом виде.

— Добро пожаловать в ад, Эристор, — человек ответил на приветствие, крепко стиснув ладонь эльфа. — Ты еще не знаешь, с кем связался, эти змеюки…

— Ошибаешься, я пошел на это с открытыми глазами. У меня есть большой опыт общения с ними.

— Ты был в землях нагов? Воевал с ними? — понизив голос, поинтересовался Питер.

— Да.

— Не болтай об этом, здесь все стучат друг на друга, словно в барабан бьют.

— Это уже второй добрый совет. Я твой должник.

— Выкупи меня, и будем квиты, — хохотнул тот.

— Ты раб?

— Как видишь, — Питер указал на ножные кандалы, намертво приковывавшие его к лавке, на которой он сидел. — А ты-то как вляпался в эту историю? Ты, я вижу, не из бедняков.

— Мне необходимо срочно попасть на Белый архипелаг. Другого способа просто не нашлось.

— Ты безумец.

— Боюсь, ты прав. Как сказал мне недавно один мудрый старик: «Любовь сродни безумию».

— Из-за бабы? — изумился Питер.

— Да. Но из-за какой!

— Чтой-то далеконько она сбежала от тебя.

— Ее дом там. На севере.

— Смотри. Папаша твоей красотки запродаст тебя в рабство и все. Там у них, у снежных, это быстро.

— Она сирота, — посмеиваясь, ответил Эристор.

— Ну, хозяин.

— Опять не угадал. Она сама себе госпожа.

— И чего ж тебе так свербит? Не сумел в постель затащить?

— Дурное-то дело не хитрое, — хмурясь, проговорил Эристор.

— Тогда что же?

— Жениться хочу.

— Как есть псих! — заключил Питер и покачал головой. — Эк вас, эльфов, плющит. Не иначе как от долголетия.

Он замолчал, а Эристор получил возможность осмотреться. Его место оказалось в самом начале, во втором ряду скамей, почти возле шатра шейха, так что, оборачиваясь, он видел лица практически всех гребцов, сидящих за веслами. От нечего делать он принялся рассматривать этих людей, скользя взглядом от лица к лицу, от одной согнутой фигуры к другой. Как вдруг глаза его широко распахнулись — в рабе, сидящем чуть сзади и правее его, он узнал одного из тех своих эльфов, которых увел за собой в поход следом за королем Ангродом. До сих пор он был уверен в его смерти, и вот…

Элькарон, так его звали, с испугом и, что потрясло Эристора больше всего, с робкой надеждой, вглядывался в такое знакомое лицо своего бывшего господина, которому он давал вассальную клятву и честно бился плечом к плечу с ним в землях нагов, пока… Воспоминания накрыли его, и бедняга не услышал шагов за своей спиной. Расплата была мучительной — плеть орка-надсмотрщика обожгла плечи. Элькарон невольно вскрикнул, а Эристор дернулся так, словно ударили его самого. Его реакция не ускользнула от внимательных глаз Али:

— Берись за весло, ле-есной, а то и ты узнаешь вкус моей плетки.

Резкий ответ уже был готов слететь с губ Эристора, но он сдержал себя, отдавая отчет в том, что действительно зазевался и не работал как должно. Гребцы крепко сжимали отполированные до блеска их собственными ладонями рукояти огромных весел, с мерным скрипом ворочавшихся в уключинах. Бросок от себя, тяжело, с усилием, обратно, и снова, и опять. До самого вечера, когда галера вошла в небольшую пустынную бухточку на ночлег.

Наги обладали своей, индивидуальной магией. В отличие от эльфов, практический каждый змей в той или иной степени обладал даром. Но магические таланты нагов не были связаны с влиянием на природу — на ветра и волны, как у снежных эльфов, или на деревья, как у их родичей лесных. Магия нагов была непосредственно связана с влиянием на живых существ. Именно поэтому мало кто хотел иметь с ними дело. Никому не нравилось, что практически любая змеюка, могла внушить человеку, гному или эльфу то, что ей было выгодно.

Судя по тому, что для управления рабами требовался орк-надсмотрщик, Ссаид Бошшаэтдин на усилия по влиянию на умы рабов не разменивался. И это Эристора более чем устраивало.

После того, как галера бросила якоря, был разбит лагерь, и вольнонаемным людям и эльфам разрешили сойти на берег. Однако Эристор медлил. Дождавшись, когда остроглазый Али уйдет, он поднялся со своего места и, быстро добравшись Элькарона, присел рядом с ним.

— Эль-до, неужели это вы? — заговорил тот. — Великий лес! Вы тоже в руках у этих бестий?

— Нет, дружище. Я не раб. Просто так сложились дела… Долго рассказывать.

— Тогда бегите отсюда. Бегите, не оглядываясь, ибо это настоящие слуги истинного зла.

— Не могу, эль-до.

— Ты тоже воевал с нагами? — вмешался сосед Элькарона.

— То тебя не касается, сукин сын, — тут же прорычал тот и начал подталкивать Эристора в сторону сходней.

Уже уходя, тот обернулся:

— Держись. Я постараюсь что-нибудь сделать для тебя, но не сейчас. Сейчас я бессилен.

На него оглядывались. Эристор спустился на берег последним и, проигнорировав острый недобрый взгляд Али, зашагал в ту сторону, где устроились вольнонаемные гребцы. Они занимались костром, а Эристор лишь устало опустился в сторонке. Более опытный Питер оказался прав: несмотря на тряпки, которыми он обмотался, руки болели так, что казалось, он не сможет больше прикоснуться к веслу даже под страхом смертной казни. И в то же время Эристор прекрасно понимал, что завтра же, стиснув зубы, вновь займет свое место и будет работать изо всех сил, хотя бы для того, чтобы огромная галера пусть на самую малость, но быстрее несла его к желанным берегам Белого архипелага.

Костерок весело затрещал, и наемники-гребцы, негромко переговариваясь, расселись вокруг него. Эристор же, погруженный в себя, остался недвижим, широко распахнутыми немигающими глазами глядя в огонь. Мысли его, особо ни на чем не задерживаясь, перебегали с одного видения на другое, перебирая, словно драгоценные камешки, счастливые моменты недавнего прошлого, потом лоб его нахмурился — воспоминания коснулись болезненного. Внезапно он вздрогнул. Носок тяжелого сапога грубо ткнулся ему в ногу. Глаза Эристора сузились — перед ним подбоченясь стоял Али:

— Покажи руки, асшиир.

Эристор бросил быстрый испытующий взгляд на надсмотрщика. Асшиирами или в переводе на эльфийский завоевателями наги называли тех лесных эльфов, что не первый год сражилсь, оттесняя было продвинувшихся в их леса нагов обратно в степи. Али осклабился в ответ, показав крупные неровные зубы:

— От меня трудно что-нибудь скрыть, имей это в виду. Дай руки, говорю!

Чернокожий орк осмотрел стертые ладони Эристора, потом, вытащив из-за пазухи какую-то маленькую деревянную шкатулку, пренебрежительно швырнул ее на землю:

— На, смажь. А то завтра будешь ни на что не годен.

Эристор, решив не геройствовать из-за пустяков, подобрал шкатулочку и, открыв ее, принялся осторожно втирать мазь в саднящие ладони. От нее жгло, но когда жжение утихло, боль ушла вместе с ним. Али наблюдал за его суровым сосредоточенным лицом:

— Ты знаешь, что один из сыновей Бошшаэтдина погиб от руки ле-есного? — медленно произнес он.

Эристор холодновато взглянул на говорившего и протянул шкатулку:

— Спасибо за мазь.

— А ты гордец! Что-то ты запоешь, когда шейх узнает, что ты тоже убивал нагов, асшиир?

— Это будет наше с ним дело, надсмотрщик за рабами.

На черном лице отразился гнев, руки Али невольно сжали рукоять плетки.

— Только посмей сделать это, и ты не задержишься на этом свете, — негромко предупредил Эристор.

Какое-то мгновение Али колебался, но потом, издевательски рассмеявшись, пошел прочь. Уже отойдя на несколько шагов, он обернулся и бросил:

— Посмотрим.

Глава 31

Следующее утро выдалось мрачным. Косой дождь лупил по лицам и согнутым спинам гребцов. Вспенивал серую воду за кормой. Высокие валы вздымали тяжелую галеру, а когда она падала вниз, словно с обрыва, ощущение было такое, словно все внутренности сейчас выскочат через рот наружу. Струйки бежали по лицу, скатывались за шиворот, заставляя гребцов нервно передергивать плечами и трясти головой, как это делают мокрые собаки. Впрочем, на душе у Эристора было еще пакостнее. Питер лишь вопросительно поглядывал на него. Наконец тот не выдержал:

— Кто-то уже выболтал Али, что я воевал в землях нагов.

— Я тебя предупреждал. И что теперь?

— Грозит рассказать шейху…

— Дело дрянь. Али по сравнению с Ссаидом ангел во плоти, если они, конечно, бывают такими черными, — Питер хмыкнул. — А сам Бошшаэтдин невинный младенец рядом со своим любовником.

— Любовником?

— Видел мальчишку-нага, сладкого как патока? Эдакий умильный да нежный — не ползет, а будто плывет…

— Да, — сказал Эристор, вспомнив подернутые влагой темные очи юноши.

— Внешность обманчива. Умнее и хитрее его не встречал. Поладишь с ним — сам шейх будет лизать тебе пятки. Кстати, я слышал, он на тебя вчера смотрел с большим интересом.

— Я не красотка с приданным! — отрезал Эристор, оборачиваясь к Питеру и словно предлагая свое горбоносое лицо в качестве доказательства. — Что ему может понадобиться от меня?

— Ты сильный и независимый. От тебя пахнет властью. Сломать, подчинить такого — утонченное удовольствие. Вот, например, с меня что возьмешь? Покряхтел, обтерся, штаны натянул и пошел, будто просто облегчился. Ты другой. Эти сволочи чувствуют это…

Дождь наконец-то кончился, и даже выглянуло блеклое осеннее солнышко, которое, как ни старалось, было не в силах высушить насквозь промокшую одежду гребцов. Сырость, казалось, затаилась в самом сердце, выбиваясь наружу противным ознобом. Эристору приходилось стискивать зубы, чтобы они не выстукивали быструю неровную дробь. Не грела даже работа, хотя весла, словно вобравшие в себя дождевую влагу, стали еще тяжелее и с трудом ворочались в уключинах.

День тянулся бесконечно долго. Эристор несколько раз ловил на себе пристальные взгляды Али, но лишь налегал на весло, зная, что тот ждет, словно хищник в засаде. Ему нужен был лишь повод, формальное основание для нападения. Эристор не боялся орка, но и не хотел осложнять отношения с тем, чья жестокость и мстительность легко читались на его толстогубом плосконосом лице. Али ждал достаточно долго, чтобы понять это, и с легкостью опытного манипулятора нашел иной ход. Следующий день показал это.

Эристор размеренно работал веслом, когда сзади раздался свист плети и мучительный вскрик. Потом еще и еще. Он невольно обернулся — Али избивал Эльфиреля. Эристор пожал плечами и решительно поднялся:

— Тебе ведь нужен я…

— Да, — усмехаясь и сразу оставляя в покое дрожащего эльфа, ответил Али. — И теперь я наконец тебя получу. Сядь на место, гребец, и берись за работу.

Он демонстративно пропустил концы плети через пальцы левой руки. Эристор помедлил мгновение, а потом отвернулся и сел на скамью. Взгляд его при этом невольно уткнулся в шатер шейха. Сквозь узкую щель в полотнах, закрывавших вход, за ним внимательно следил один темный глаз, опушенный густыми черными ресницами. Эристор, повинуясь неизбывной жизнерадостности своей натуры, не удержался и подмигнул любопытному мальчишке-нагу. Внезапно он увидел, что выражение, с которым юнец смотрел на него, изменилось. Быстро сменяющие друг друга чувства — ненависть, гнев, боль, испуг, сочувствие — все это как в калейдоскопе закружилось в черном омуте выразительного взгляда, и в тот же миг плетеные хвосты впились в плечи Эристора.

Толстая одежда смягчила удар, но он все равно едва сдержал крик. Холодная, убийственная ярость вспыхнула в его душе. Те, кто хорошо знал Эристора Дориата из Дома Красного дуба, могли бы с точностью прогнозировать дальнейшее. Добряк Эристор, жизнерадостный и улыбчивый, становился целеустремленным и хладнокровным мстителем в тех случаях, когда кому-то удавалось серьезно задеть его или тех, за кого он брал на себя ответственность.

— Ты умрешь, — уверенно, словно говорил о привычном ежедневном деле, произнес он.

— Когда-нибудь несомненно, но много позже тебя, асшиир, — процедил орк и вновь взмахнул плетью.

— Али! — прозвучал повелительный голос из шатра.

Лицо надсмотрщика скривилось, будто у него отобрали любимую игрушку. Он выругался, произнося злобные слова одними губами, и стремительно зашагал к шатру хозяина. Питер начал потихоньку молиться. Эристор ждал, испытывая почти что нетерпение. Однако время шло, галера уже причалила к берегу, вновь разбили лагерь, а его все еще не трогали.

События начали разворачиваться много позже, на берегу, когда перед сидящим у костра эльфом вновь остановился надсмотрщик-орк. Похоже, он тоже не выдержал непонятного ожидания и теперь искал возможность выплеснуть клокотавшую в душе злобу. Сначала он злобно осмотрел вольнонаемных гребцов, словно предупреждая их не вмешиваться, грозя возможными карами, а потом перевел взгляд на Эристора, один вид которого выводил его из себя сильнее, чем красная тряпка быка:

— Молись своему глупому Духу, ле-есной. Теперь твои часы сочтены, — вызывающе произнес он.

— Мне приятно знать, что ты боишься меня, орк.

— Это почему ты так решил?

— Мы могли бы решить все наши проблемы с глазу на глаз, но ты предпочел наябедничать хозяину. Что это, если не страх? — Эристор насмешливо смотрел прямо в глаза Али.

— Ах ты… — плеть взвилась… и глухо разрезала песок на том месте, где только что сидел эльф.

Эристор, словно распрямившаяся пружина отпрыгнул в сторону. Насмешка на его горбоносом лице сменилась холодным высокомерием:

— Теперь пришел твой черед платить по счетам, надсмотрщик за рабами. Ты ошибся, выбирая себе новую жертву. Я тебе не по зубам.

— Ошибаешься, асшиир.

Али отскочил. В его руке сверкнуло узкое кривое лезвие ножа. Эристор ответил на это волчьим оскалом. Все добродушие мгновенно слетело с него, и внезапно Али понял, что на него смотрит сама смерть. Сердце бешено забилось в его груди, и он судорожно сжал ребристую рукоять, надеясь теперь только на сталь.

Наемники, сидевшие у костра рядом, отреагировали на развитие событий самым неожиданным образом — внезапно Эристор увидел перед собой как минимум дюжину рук, каждая из которых предлагала ему нож. Он одобрительно хохотнул, не выказав при этом и тени веселости, и, нагнувшись, продемонстрировал товарищам два длинных стилета с обоюдоострыми ромбическими лезвиями — эльфийская сталь, боевое оружие, которое наверняка ковалось под руку своего обладателя. Это становилось понятно при одном только взгляде на них, однако… Сверкнув в свете костра, клинки снова скрылись в голенищах сапог.

— Спасибо, но все это вряд ли понадобится мне, — прорычал Эристор и, перепрыгнув через костерок, разделявший противников, бросился на орка.

Али сделал выпад, но его удлиненная кинжалом рука была отбита в сторону, а левый кулак противника с хрустом врезался в его и без того плоский нос.

— Давно не получал такого удовольствия, — пробормотал Эристор и вновь поманил к себе Али. — Иди, твой создатель заждался тебя.

— Не раньше, чем в могилу отправишься ты, ле-есной!

С этими словами Али перехватил свой кинжал и метнул его, но Эристор был начеку. Рывок в сторону, и лезвие с гудением ушло в темноту.

— И что теперь?

Али ответил длинным ругательством и, пригнувшись, двигаясь мягко, словно дикий кот на охоте, двинулся вокруг Эристора. Это было похоже на какой-то мистический танец, но тот, усмехаясь, лишь вновь убрал оружие.

— Тир бы не одобрила меня, — проворчал он, — но так намного интереснее. Уж больно руки на тебя чешутся, сволочь.

Они сцепились, нанося удары, которые заставляли невольно ахать зрителей. Вокруг дерущихся мгновенно образовался круг, но никто — ни наемники гребцы, ни стража Ссаида не спешили вмешиваться. Противников предоставили самим себе… Впрочем, борьба оказалась недолгой. Али был силен как бык, но умение и хладнокровие Эристора оказались решающими. Не прошло и пятнадцати минут, как орк оставил сопротивление, безвольно обмякнув в руках своего противника лесного эльфа.

Краем глаза Эристор заметил, что среди зрителей появился шейх в сопровождении слуг и своего юного любовника. Ярость все еще неукротимо клокотала в груди, и Эристор вперил бешеный взгляд в хозяина. А после, внезапно встав на ноги, рывком поднял следом за собой похожее на тряпичную куклу тело Али.

— Отпусти его, и я забуду обо всем, что здесь произошло, — ничто не дрогнуло в лице шейха, только в глазах, почти полностью прикрытых тяжелыми веками, Эристор уловил отсвет какого-то сильного чувства.

После, обдумывая все эти события, он мог бы поклясться, что это была похоть, но в тот момент Эристор ни о чем таком не подумал.

— Ваш слуга оскорбил меня, господин посол. Смертельно оскорбил.

— Я обещаю, что этого больше не повторится.

Желто-коричневый толстый хвост нага скрутился в упругую пружину, сразу поднимая его вверх чуть ли не на полметра. Это вполне можно было бы расценить как угрозу, но Эритор и не подумал отступать:

— Моя честь не продается. Кровь — единственная плата, которую я могу принять.

Наг нахмурился, явно обдумывая свои дальнейшие действия. Эристор не стал ждать. На мгновение его лицо сделалось каким-то отрешенным, мышцы рук напряглись, раздался отвратительный хруст, и тело Али с неестественно вывернутой шеей упало к ногам Эристора. Он отступил от него и замер, высокомерно вскинув голову. Гибкая фигурка юноши скользнула к распростертому на песке чернокожему гиганту — только узкий извилистый след остался на песке.

— Мертв, — прозвучал его негромкий мелодичный голос, подтверждая то, что было и так очевидно всем.

Сказав это, мальчишка-наг обернулся, и Эристор опять встретился с его темными живыми глазами. И вот тут уж никаких сомнений не возникло: этот почти влюбленный, восторженный взгляд заставил Эристора вздрогнуть. Он испытал острое желание отвернуться, но сдержался и продолжал смотреть юноше в лицо. Мгновенная, едва заметная улыбка мелькнула в глубине темных очей, и молодой наг, грациозно изгибаясь стремительно направился к своему господину. Нежно прильнув к плечу Ссаида и обхватив своим темным, почти черным, но куда более изящным и тонким хвостом его хвост, он что-то горячо зашептал шейху в ухо. Тот слушал, и жесткие складки постепенно разглаживались на его лице.

— Поединок был честным, — наконец невозмутимо проговорил Ссаид. — Али своей жизнью искупил нанесенное оскорбление. Не будем больше возвращаться к этому.

Бошшаэтдин развернулся и уполз в свой шатер, по-прежнему обнимая одной рукой гибкий стан своего любовника, а Эристор внезапно почувствовал, что ноги не держат его. Он доплелся до своего плаща, расстеленного на песке, и почти рухнул на него, слабой улыбкой отвечая на приглушенные поздравления, которыми его осыпали гребцы-наемники.

Утром Эристор вновь занял свое место у весла. Стражники шейха по-прежнему не беспокоили его, зато рабы смотрели с испугом и уважением.

— Кто ты такой, парень? — вздернув брови, немедленно поинтересовался Питер.

— То есть? — не понял Эристор, утомленный беспокойной ночью — он все время ждал нападения и до самого утра не позволял себе заснуть, при этом невольно прислушиваясь к шорохам и тихим сладострастным стонам, которые неслись из шатра шейха.

— Не каждый сможет убить голыми руками орка. И после ко всему еще и выйти сухим из воды. Ты, часом, не из легендарной свиты истинного короля лесных Ангрода?

— Если я скажу, что да, ты мне поверишь?

— Ну нет! — рассмеялся Питер.

— Тогда и не спрашивай ни о чем.

— Говорят, за тебя хлопотал мальчишка — любовник шейха…

— Оставь!

— Да ты, никак, покраснел!

— Питер! — взревел Эристор так громко, что к ним обернулись, а из шатра встревожено выглянул юный наложник Ссаида Бошшаэтдина.

Несносный плут глумливо захихикал, а Эристор понял, что ему лучше молчать, чтобы не навлечь на себя новую серию шуточек. В остальном день прошел тихо и мирно. Аххмет, новый надсмотрщик-наг, которого назначил Ссаид, то ли еще не вошел в свою роль, то ли просто был не столь кровожаден, но больше покрикивал, чем орудовал плетью. Изредка Эристор ловил быстрые, как выстрелы, взгляды из шатра — мальчик Бошшаэтдина не оставлял его своим вниманием.

— Откуда это только берется? — не удержавшись, проворчал Эристор.

— Ты о чем?

— О мужеложстве…

— А! Говорят, сладко. Не хуже, чем с бабой, и спиногрызов не наплодишь, — Питер опять захихикал. — Вот наш господин, например. Поступил он на службу к своему нагскому владыке… Как его?

— Вечноживущий, наипрекраснейший и наисветлейший аватар Небесного полоза на земле шах Аль-Хабиру, — мрачно подсказал Эристор.

— Во-от, — подтвердил Питер. — А у них закон: поступил на службу к этому самому Хабиру, должен был дать обет не касаться нагайны все то время, что состоит при деле. Разве ж такое осилить? Вот он и приблизил к себе Олисса… А потом, видно, понравилось… Да и мальчишка, как уже говорил тебе, умен и хитер не по годам — так и вьется вокруг, так и стелется, а сам крепко держит.

Становилось холоднее, и этим вечером рабам разрешили покинуть галеру с тем, чтобы они тоже могли ночью греться у костров. Так получилось, что вольнонаемным гребцам и на этот раз пришлось расположиться совсем недалеко от шатра, который был раскинут для шейха.

И Эристор, проснувшись среди ночи, опять лежал и слушал тихие, полные томления стоны, игривые вскрики, шлепки и сухой шелест, с которым чешуйчатые хвосты Ссаида Бошшаэтдина и его юного любовника терлись друг о друга, сплетаясь. Эристор заснул под эти сладострастные звуки, и ему снились странные, будоражащие сны, в которых он занимался любовью с нагами, испытывая стыд и сладость запретного плода одновременно. Потом вдруг, как это бывает только во сне, нагов сменила Тир, он бросился к ней, но она, смеясь, ускользала. Наконец, он все же схватил ее, срывая одежду… и с ужасом обнаружил под ней гибкое тело эльфийки, плавно переходящее в чешуйчатый хвост…

Следующая остановка обещала стать последней. После нее галера должна была проделать последний отрезок пути уже не останавливаясь — берега, мимо которых предстояло плыть, были слишком опасны для путников. Существа, населявшие их, были ужасны внешне и беспредельно жестоки. Но главное, они обладали странной, непонятной другим расам магией и, поклоняясь своим богам, приносили им регулярные кровавые жертвы. В качестве таковой всегда мог отлично подойти человек, эльф или даже наг… Так что галера шейха Бошшаэтдина разумно держалась от этих берегов подальше и вскоре благополучно обогнула их.

Эристор вздохнул в облегчением, когда величественный корабль, миновав узкий пролив, заскользил дальше, с каждым взмахом весел на несколько метров продвигаясь к заветной цели, а потом и вовсе вошел в большой порт. У пристаней было пришвартовано множество кораблей, а причалы кишели людьми и эльфами — все спешили закончить свои дела до того, как ударят морозы. Из шатра Ссаида выглянул Олисс и поманил к себе Эристора. Бошшаэтдин пил что-то невероятно ароматное из крохотной фарфоровой чашечки. Эристор невольно принюхался, вдыхая густой травяной запах, и наг усмехнулся:

— Мы в Хандерине, эльф. Как видишь, я сдержал свое обещание.

Эристор коротко поклонился в ответ.

— Я благодарен вам, господин посол, но теперь хотел бы обсудить еще одно дело.

Приподнятые к вискам брови нага взлетели вверх. Потом он неожиданно расхохотался, расплескивая из чашки горячий отвар.

— Ты все больше удивляешь меня. Навязаться мне, потом убить моего лучшего надсмотрщика, а теперь требовать еще каких-то услуг? — Ссаид сощурил глаза, которые от этого превратились в две узкие щелочки, точно прорезанные кинжалом. — Я не ошибусь, если предположу, что это касается одного из рабов?

— Двоих рабов, — уточнил Эристор.

Ссаид хмыкнул:

— В любом случае я слишком устал с дороги, чтобы заниматься делами. Посети меня сегодня вечером, эльф. Даже отказ приятнее выслушать в тепле, — шейх зябко передернул плечами, на которые был наброшен плащ, подбитый роскошным снежно-белым мехом.

— Здесь, на галере?

— О нет. Но тут тебе скажут, где меня можно будет найти.

Эристор еще раз поклонился и вышел, провожаемый ироничным взглядом Ссаида и напряженным горячим, который не отрывал от него Олисс.

— Ты хочешь его, мальчик? — негромко поинтересовался Ссаид, и Олисс метнул на хозяина быстрый, чуть испуганный взгляд.

Шейх усмехнулся:

— Я понимаю тебя… Вечером он придет просить… Ну что ж… Сегодня он твой. Подготовь все, что сочтешь нужным. Хм… На это интересно будет посмотреть.

Ничего не подозревающий Эристор задумчиво шел по помосту к сходням, когда его ухватила чья-то рука. Это былЭльвирель.

— Эль-до, я только хотел… Как там моя Лизилэль? И наша дочь…

Эристор опустился на корточки возле своего бывшего вассала:

— Все здоровы, хвала лесному Духу.

— Она… Она, наверно, уже снова замужем? Такая красавица не станет…

— Нет, — решительно перебилЭльвиреля Эристор. — Эльф, которого я назначил править вассалитетом вместо тебя, предлагал ей выйти за него после того, как вернулся я, но не ты… Но она отказала ему. Она все еще ждет тебя, эль-до.

Плечи Эльвиреля дрогнули.

— Как бы я хотел… — он закусил губу и отвернулся, а потом решительно проговорил. — Передайте ей, что я люблю ее и нашу доченьку, но… Пусть не ждет, не губит свою жизнь одиночеством, ибо я не вернусь… Вы сделаете это, эль-до?

Не имея возможности обещать что-либо, пока не переговорит с Ссаидом, Эристор лишь сжал руку Эльвирелю и, резко поднявшись, пошел прочь с ненавистного судна.

Глава 32

Хандериноказался большим шумным городом, в котором правила торговля. Разноязычная речь неслась со всех сторон. Здесь были и эльфы — лесные, снежные и даже горные, и гномы, и ветты, и орки, и даже южные гости наги. Здесь же располагался один из самых больших невольничьих рынков.

Для начала Эристор договорился о жилье. Он заплатил за довольно большую теплую комнату, отделенную от большого зала не занавеской, как большинство других, а стеной, в которой была надежная дверь с запором. Туда по его приказу натащили дров, принесли три тюфяка с постельными принадлежностями и кое-что из посуды, чтобы те, кто будет жить в ней, имели возможность готовить прямо у себя дома. После сегодняшнего разговора с Эльвирелем он решил, что сделает все возможное, чтобы его бывший вассал, а заодно и хитрый Питер, чьи советы и дружеские подколки не раз помогали в пути, получили свободу. А потом отправился бродить по городу, знакомясь с ним.

К вечеру ноги сами собой принесли его в гавань, где стражники, оставленные на галере, указали на большой дом, в котором и расположился посол Ссаид Бошшаэтдин. Эристора ждали. Он понял это, едва переступил порог. На невысоком столике, вокруг которого были разбросаны пестрые подушки, две более чем привлекательные рабыни накрывали ужин. Ссаид сидел и, щурясь от удовольствия, потягивал горячий травяной чай. На нем был легкий, расшитый золотом халат, завязанный у пояса, но оставлявший открытой смуглую мускулистую грудь, а ниже — сильный матово блестевший хвост. В комнате стояла оглушающая жара.

— Присаживайся, эльф, будь моим гостем.

Эристор скинул плащ, снял куртку, но все равно обливался потом. Даже тонкое полотно рубахи тяготило его — тело слишком привыкло к холоду и непогоде поздней осени в открытом море, чтобы теперь переносить духоту июльского полдня в душном доме. Молоденькая светловолосая рабыня поднесла ему кубок с вином, и Эристор осушил его почти залпом.

Ужин начался с жирных, приправленных чрезвычайно острыми пряностями блюд, а закончился сластями, богатыми изюмом и орехами. Все это просто требовало вина, и Эристор, по-прежнему страдавший от жары, все пил, пил и пил густое красное зелье, чуть заметно пахнущее травами и чем-то неуловимым. Он чувствовал, что опьянел, но при этом голова не кружилась, а его член, на который обилие вина обычно действовало угнетающе, наоборот налился и требовательно заявлял о себе при одном только взгляде на рабынь, чья нагота теперь была едва прикрыта тонкими полупрозрачными шелками.

В комнату бесшумно проскользнул Олисс и что-то шепнул шейху, при этом не сводя темных блестящих глаз с раскрасневшегося и явно возбужденного эльфа. Ссаид поднялся, и мальчик, опустившись перед ним, распустив тугие кольца черного подвижного хвоста, развязал пояс его халата. Огромный наг лениво двинул плечами и тонкая ткань, шелестя, упала на застеленный коврами пол. Эристор судорожно сглотнул, все его возбуждение как рукой сняло. Неужели Бошшаэтдин потребует такую плату за двоих рабов? Это, пожалуй, было бы слишком дорого… Шейх усмехнулся хищной, чуть издевательской улыбкой:

— Олисс приготовил баню, эльф. Ей, конечно, далеко до настоящих парилен нагов, — Ссаид высокомерно поморщился, — но все равно приятно. Не присоединишься ли ко мне?

И, не ожидая ответа, приказал:

— Лейла, Мариса, проводите моего гостя и помогите ему разоблачиться.

Присутствие двух человеческих женщин, явно предназначенных для него, несколько успокоило Эристора, тем более что он прекрасно понимал — наг своим приглашением оказывает ему великую честь. Вино по-прежнему бродило в его крови, делая все происходящее скорее приятно возбуждающим, чем тревожным… Шейх в сопровождении Олисса тем временем уже скрылся за дальней дверью, а Эристор ощутил на себе руки девушек, которые ловко занялись пряжками и завязками на его одежде. Уже обнаженным, он последовал за Ссаидом и, потянув на себя тугую дверь, ступил в небольшое помещение, где было настолько жарко, что воздух казался густым, перетекая словно вода.

Бошшаэтдин, щуря свои темные раскосые глаза, лежал на лавке — длинный желто-коричневый хвост расслабленно свернулся рядом. Наш ним навис Олисс. Его умелые быстрые руки массировали смуглую спину хозяина. Оба были обнажены, и если шейх лежал на животе, то возбуждение юноши не было скрыто ничем — защитные пластины в паху раскрылись, выпустив наружу крепкий член. Эристор невольно взглянул на него, шарахнулся, торопливо переведя внимание на лица нагов и задохнулся, поняв, что и сам стал предметом более чем пристального внимания. Две пары глаз, одни узкие, высокомерно-ироничные, другие широко распахнутые, миндалевидные с явным наслаждением изучали его наготу. Чувствуя себя девицей на смотринах, Эристор шагнул к огромной деревянной ванне, стоявшей в центре, и спрятался в глубокой теплой воде.

Словно почувствовав его возросшее напряжение, Олисс оставил своего господина и вскоре вернулся, неся перед собой маленький поднос, на котором лежали две изящные трубки на длинных узких мундштуках. Мальчик с поклоном предложил их сначала гостю, а потом хозяину.

— Что это?

Ссаид усмехнулся:

— Только Олисс знает секрет этого зелья, эльф. Оно просветляет ум, веселит душу и укрепляет плоть, — смоляная бровь шейха насмешливо изогнулась. — Испробуй.

— Дело…

— Дело твое подождет, — Ссаид нетерпеливо нахмурился, и Эристор был вынужден повиноваться.

Знание обычаев нагов подсказывало ему, что, начни он настаивать, его просто отправят восвояси. Испытующе осмотрев крохотный белый комочек, который покоился в углублении трубки, Эристор решил, что такая малость вряд ли сможет причинить ему серьезный вред, тем более что Ссаид уже курил, медленно втягивая дым ртом и выпуская его через ноздри.

Эристор тоже затянулся, но едва не закашлялся, увидев, как обе молодые красавицы — одна светловолосая и белокожая человеческая женщина, а другая смуглая, с копной иссиня-черных волос лесная эльфийка, тоже разделись и скользнули к нему в ванну. Вдвоем они принялись мыть его, а когда их руки столкнулись у Эристора в паху, веселое удовлетворение отразилось на их лицах.

«Дух лесной! Тир!» — пронеслось в голове у Эристора, но потом волна наслаждения накрыла его с головой и понесла, лишь через достаточно продолжительное время выплеснув на берег.

Задыхающийся, с бешено колотящимся сердцем, Эристор очутился на широкой деревянной скамье, стоявшей напротив той, где улыбаясь возлежал Ссаид Бошшаэтдин.

— Не правда ли, это стоило того, чтобы ненадолго отложить дела?

— Зачем? — несколько грубовато и прямолинейно спросил Эристор.

— Олисс, мальчик мой, он спрашивает, зачем стоит наслаждаться жизнью? Сделай ему массаж, быть может, тогда он сможет понять…

Ссаид произнес несколько слов по-нагски, и юный наг гибко скользнул от своего хозяина и, приблизившись к Эристору, прижался к его бедру теплой, чуть шероховатой чешуей верхней части своего хвоста. Руки его легли на напряженные плечи Эристора. А после Олисс легонько хлопнул его по ним и что-то проговорил.

— Он просит тебя расслабиться, эльф. Это всего лишь массаж, — длинные брови шейха выразительно шевельнулись.

И то ли причиной тому было только что испытанное наслаждение, то ли вино, то ли наркотик, но под умелыми, то сильными и жесткими, то столь легкими и нежными, что по спине начинали бежать мурашки, руками Олисса Эристор расслабился… Настолько, что доконца осознал это только утром.

В голове остались только отдельные картины, какие-то совершенно фантастические видения, обрывки мыслей. И наслаждение, наслаждение, наслаждение… А над всем этим, словно выжженное тавро горели раскосые, полные затаенной издевки и неприкрытой похоти глаза Ссаида Бошшаэтдина…

Эристор завозился и разлепил веки — шейх все так же смотрел на него. Сознание возвращалось медленно. Что-то подсказывало, что уже утро. Эристор лежал на спине, чувствуя кожей обнаженного тела шелк подушек под собой и нежную ворсистость мехового одеяла сверху. Кто-то теплый и легкий лежал рядом. Эристор скосил глаза — это был Олисс. Юный наг сладко посапывал, положив голову Эристору на грудь, а кончик его хвоста обвил ему ногу. Явный испуг отразился на лице Эристора, и Ссаид, сидевший в стороне, с интересом наблюдая за пробуждением мужчины, столь умело соблазненного мальчишкой, тихонько хмыкнул.

«А малыш далеко пойдет», — с нежностью глядя на спящего Олисса, подумал Ссаид, и вновь перевел взгляд на опрокинутое лицо Эристора.

— Я понимаю твое состояние, эльф. Мою юный любовник превзошел сам себя, совращая твою невинность. Стратегия была безупречна.

Олисс шевельнулся и открыл теплые, туманные со сна глаза, полные такой томной всепоглощающей порочности, что Эристор шумно втянул в себя воздух.

— О да, — Ссаид усмехнулся. — Он сразу положил на тебя глаз и добился своего. А я разрешил ему это.

Эристор хлопнул себя по лбу и, широко распахнув глаза, рухнул на подушки, уставившись в близкий потолок. Ссаид опять рассмеялся:

— Твоя растерянность доставляет мне удовольствие, эльф. Ну да ладно. Я пощажу твою гордость. Хотя бы частично. Ты даже сонный и обкуренный защищал свой тыл так, словно это был последнее дерево Великого леса. Олисс не справился с тобой. Я предлагал ему кликнуть рабов, чтобы тебя подержали… Но он почему-то отказался. Зато ты овладел им… Не уверен. Я задремал и сбился со счета. Помнишь?

Эристор лишь качнул головой. Олисс приподнялся и, ласково коснувшись пальцами его губ, что-то проговорил своим мелодичным высоким голосом.

— Он говорит, ты умелый любовник и подарил ему такое наслаждение, как никто другой до того, конечно, кроме меня, великого, — Ссаид кривовато усмехнулся. — А еще говорит, что завидует той женщине, которой ты будешь расточать свои ласки, и немного ревнует.

Эристор взглянул в лицо юному нагу, который все еще доверчиво прижимался к его телу, оплетая ногу хвостом. Он был порочен до мозга костей, но его почему-то стало жаль. Эристор мягко погладил округлую щеку Олисса и, отстранив его, встал, ища глазами свою одежду.

— Что касается твоего дела, эльф, — следя за тем, как перекатываются мышцы на спине одевавшегося Эристора, бросил Ссаид, и тот, натянув штаны, обернулся. — Объясни Аххмету, где тебя найти. Он приведет их. Считай, что это подарок за то удовольствие, которое я получил, наблюдая за твоим телом ночью и за твоим лицом утром. Не возражай! Или так, или никак!

Эристор, так и не проронив ни звука за все это время, лишь пожал плечами и покинул «гостеприимный» дом Бошшаэтдина, задержавшись лишь для того, чтобы поговорить с надсмотрщиком…

Он вернулся в снятую им комнату, дрожащими руками снял с себя амулет в виде вырезанного дубового листа и сжал его в кулаке, прикрывая глаза. Шамана, от которого всегда можно было получить откровенный разнос или действительно разумный совет не было рядом, и Эристору пришлось утрясать свои дела напрямую с молчаливым Духом лесов.

Он говорил с ним страстно, изредка стукая себя кулаком то по лбу, то в грудь. А под конец поклялся не касаться тела женщины (или мужчины! Великий лес!!!) до тех пор, пока Тир, чистая, горделиво целомудренная Тир не станет его…

***

Эльвиреля и нескольких других рабов подняли чуть свет. Это были самые слабые, обессилевшие после долгой дороги люди и эльфы. Теперь их ждал невольничий рынок или смерть, если никто так и не польстится на них. Исключением среди этих доходяг, к которым Эльвирель по справедливости относил и себя, явился Питер по прозвищу Хитрец — предприимчивый воришка, каким-то туманным способом оказавшийся среди рабов шейха Ссаида Бошшаэтдина. Он был здоров и силен и тем не менее тоже шел вместе со всеми. Их сковали парами, причем Эльвирель как раз оказался с Питером, и повели прочь от остальных невольников. Однако дальше случилось непредвиденное.

Стражники-наги разделились. Четверо, подгоняя рабов криками, повели их дальше вдоль берега к рабским казармам невольничьего рынка, а двое, возглавляемые самим Аххметом, двинулись к близким домам торгового города, увлекая за собой лишь Эльвиреля и прикованного к нему Питера Хитреца.

— Эй, хвостатики, куда это вы нас? — не замедлил поинтересоваться Питер и тут же получил незлобивый тычок между ребер.

— Господин подарил вас, — лениво ответил Аххмет.

— Кому? — изумились почти хором оба раба.

— А тому здоровенному наемнику, который сломал шею Али.

— С чего бы это? — настороженно поинтересовался Питер, в то время как Эльвирель лишь радостно вскрикнул.

— Он провел ночь в его покоях… Наверно, угодил, — Аххмет подмигнул и рассмеялся.

Эльф и человек переглянулись.

— Ты лжешь! — выпалил Эльвирель.

— Зачем мне врать тебе, эльф? И вообще, заткни свою пасть. Ты пока что еще в моей власти.

В молчании они достигли большого длинного дома без окон, вошли в него и, пройдя почти до конца, стукнули в одну из дверей. Через минуту она отворилась. На пороге стоял мрачный и растрепанный Эристор.

— Сними-ка с них кандалы, Аххмет, — распорядился он. — Теперь эти двое свободны.

Звякнули цепи, Эристор почти за шкирки втащил Эльвиреля и Питера в комнату и решительно захлопнул дверь перед носом у охранников из свиты шейха Ссаида Бошшаэтдина, словно ставя точку в своих отношениях с ним.

— Эль-до, вы и правда ночевали у…

— Да.

— Ты что же, приятель, заработал нашу свободу своей задницей? Вот уж не подумал бы! — вступил в беседу с присущей ему непосредственностью Питер.

Эристор метнул на него свирепый взгляд:

— Задница моя, хвала Духу леса, осталась цела, но об остальном лучше не спрашивай. Ох, и влип же я через вас в историю!

Эристор взглянул на удивленно-непонимающие лица товарищей, еще не осознавших ту перемену, что радикально меняла их жизнь, и вдруг словно что-то отпустило его. Улыбка неудержимо расплылась на горбоносой физиономии и, согнувшись, топая ногами и тряся головой, он захохотал.

А, отсмеявшись, посерьезнел и проговорил:

— Теперь, по большому счету, мне следовало бы вырезать вам языки, чтобы вы не разболтали о моих «амурных» похождениях, когда вернемся домой.

И тут до бывших рабов дошла мысль — свободны! Молча и как-то очень сосредоточенно они бросились к Эристору и принялись обнимать его.

— Полегче, полегче, — тщетно отбивался он. — Довольно хватать меня, я с некоторых пор как-то слишком болезненно реагирую на это.

И тут уже засмеялись все трое. Громко и заливисто, как могут смеяться лишь свободные люди.

— Что теперь, эль-до? — спросил Эльвирель позже.

Эристор уже сытно накормил и его, и Питера, и теперь все трое валялись на тюфяках, позволяя усталым телам насладиться столь приятным ничегонеделанием.

— Теперь мой путь лежит дальше на север. Как только найдется попутный караван или проводник, я уйду.

— А как же мы? Твой этот Эльвирель элементарно не осилит этот путь, — Питер быстро взглянул на исхудавшее, обессиленное тело эльфа, который, несмотря на всю важность разговора, клевал носом — сытная еда и тепло словно опьянили его.

— Я подумал об этом, и здесь мне придется целиком положиться на тебя, Питер. Твое лицо подсказывает мне, что ты жил далеко не добропорядочной жизнью, и честность не принадлежит к числу твоих добродетелей, но хотя бы в благодарность за полученную свободу…

Питер с достоинством выпрямился на своем тюфяке, что выглядело очень комично, но Эристор, будучи человеком тактичным, подавил улыбку.

— Я вор, эльф, а не неблагодарная свинья. И я никогда не предавал товарищей. Что я должен буду сделать?

Эристор посмотрел на Эльвиреля — тот уже спал.

— Что ж, слушай. Вы с ним в любом случае перезимуете здесь. За эту комнату уплачено за полгода вперед, и я вам оставлю все деньги, которые у меня есть. Позаботься об Эльвиреле. В Лесном королевстве, в одном из вассалитетов моего Дома — Дома Красного дуба его ждут жена и дочь…

— Твоего Дома?

— Да. Так что получается, что в какой-то степени я повинен в том, что он стал рабом. Ведь именно за мной он преданно последовал в поход. Как и я сам — за королем Ангродом…

— Ты все больше удивляешь меня, эльф. Или теперь мне к тебе надо обращаться повежливее?

— Хорошо бы, но боюсь, уже поздно что-то менять, — Эристор хмыкнул. — Так вот. Вы перезимуете здесь. Если останусь жив, вернусь за вами весной, если нет… Я хотел бы, чтобы вы оба добрались до земель лесных. В замке Дома Красного дуба остались мои младший брат и сестра, ее муж Кэлибор… Расскажите им все, что знаете обо мне. Я оставлю вам письмо для них. Напишу и о тебе. Если захочешь — останешься там, на меня работает много людей, если нет — тебе щедро заплатят, и ты будешь волен распоряжаться собой.

— Не сомневайся. Я все сделаю как надо даже и без этой платы, хотя она окажется приятным разнообразием в моей унылой жизни, — Питер возвел свои плутовские очи к небу и скорчил умильное лицо.

Эристор рассмеялся и, хлопнув его по плечу, встал:

— Отдыхайте. Я пойду искать себе спутников.

— На этот раз выбирай потщательней, эль-до. А то точно не довезешь свою задницу до невесты.

— Ох, молчи, — Эристор даже испугался. — Не смей даже упоминать при ней об этом.

— Что, она так ревнива?

— Про то не знаю, но вот мстительна точно.

— Боишься? — Питер даже вытаращил глаза.

— Не за себя. За нее. Тир не успокоится, пока не выпустит кишки Бошшаэтдину, если узнает… Она способна и в страну Небесного полоза за ним пуститься, тем более что у нее-то корабль всегда под рукой. А это может быть опасно для голубки…

— Ну и дела, — качая головой, рассуждал Питер, когда дверь за Эристором уже закрылась. — Лесной эльф, глава цельного знатного Дома, даже имеющий вассалов, по всему свету таскается за какой-то злющей бабой из снежных, чтобы жениться на ней! Мне бы его проблемы!

Потом подумал и добавил уже про себя: «Стоит дождаться его хотя бы для того, чтобы взглянуть на эту самую Тир».

Однако поиски попутного каравана или проводника затянулись — Эристор опять опоздал. Все заинтересованные в этом были уже в пути. На него смотрели как на безумца и лишь качали головами, когда он раз за разом спрашивал о своем деле.

Эристор уже купил себе теплую меховую одежду и стал всерьез подумывать пуститься в путь в одиночку, несмотря на все уговоры Эльвиреля и Питера, когда однажды вечером к ним пришел хозяин большого дома — по сути дела, постоялого двора, в котором они жили. За ним тихонько проскользнул старый-престарый ветт. Вместе со стариком порог комнаты переступил огромный серебристо-серый волк с пронзительными ярко-голубыми глазами.

— Я слышал, ты ищешь проводника, чтобы идти на север? — спросил хозяин постоялого двора.

— Да, — Эристор кивнул, изучая крохотного узкоглазого старика, закутанного в традиционную меховую парку с откинутым на плечи капюшоном.

— Вот этот, — здоровяк северный пренебрежительно ткнул пальцем в ветта, и волк при этом молча оскалил острые белые зубы. — Вот этот идет к себе в селение и готов указать дорогу тебе, при условии, что ты сначала проводишь его. Он стар, хочет умирать, но боится, что смерть настигнет его в пути, а не дома.

— Я согласен, — быстро произнес Эристор, переводя глаза на старого ветта и выразительно кивая.

— Великий лес, — пробормотал за его спиной Эльвирель.

А Питер, пожимая плечами, добавил:

— Зато он точно твоей задницей интересоваться не будет. Ему бы свою куда надо дотащить.

Глава 33

Так случилось, что уже на следующее утро Эристор покинул Хандерин, следуя за старым веттом и его псом.

Едва они миновали обжитые места, идти стало очень тяжело. Наст, легко выдерживавший миниатюрного ветта, проваливался под весом эльфа. Пришлось под руководством старика, что-то бормотавшего на своем гортанном лопочуще-быстром языке, мастерить снегоступы. Тогда начались новые мучения. Пока Эристор научился ходить на них, он извелся так, что в полный голос проклинал все на свете. Но ни разу у него не возникло мысли повернуть назад. Отступить.

Ветт оказался прекрасным охотником, поэтому сложностей с едой они не испытывали. Вечерами Эристор дремал у костра, щурясь через огонь на сидевшего по другую сторону старика, который, казалось, никогда не спал, потому что просыпаясь он снова видел его на том же месте, в той же позе, и волк по-прежнему лежал у его ног. А еще ветт пел. Дрожащая, непонятная уму и сердцу лесного эльфа песня летела к звездным небесам, иногда волк начинал подпевать своему хозяину, задирая лобастую голову. И Эристор гадал, что звучит более дико и первобытно — вой волка или песня ветта.

Через месяц пути все, что произошло на галере шейха, сам Бошшаэтдин, его юный любовник и та ночь, неразрывно связанная в сознании Эристора с адской жарой бани, отошли, стерлись, отодвинутые простотой и безыскусностью жизни в пути и суровостью северной зимы. Тогда Эристору начинало казаться, что очищение, о котором он просил Духа лесов, было даровано ему, но уже на следующую ночь ему снились тяжелые маятные сны, исполненные похоти и запретных забав. Слишком богатое воображение подводило своего хозяина. Он просыпался с бешено бьющимся сердцем, убежденный, что теплое тело, прижавшееся к его боку — это вновь маленький сладострастный наг. Но в неверном призрачно-размытом свете морозного утра видел рядом с собой лишь волка, а напротив замершего отрешенно старого ветта.

Старик заметно ослабел, и к вечеру уставал так, что добросердечный Эристор подставлял ему спину и тащил на себе, пока не выбивался из сил сам. Обоих гнали вперед мощные чувства, почти инстинкты. Один шел за смертью, другой за любовью, с которой связывал саму жизнь. Эристор уже давно сбился со счета, не представляя не то что какое нынче число, но даже месяц. Теперь имело смысл только то, что сейчас зима, а после наступит весна, ее же в свою очередь сменит лето, чтобы утонуть в объятиях осени, которой раз за разом суждено умирать, сраженной морозами, и быть похороненной под толщей белоснежных снегов.

Особо тяжело было из-за полярной ночи. Солнце перестало подниматься над горизонтом, лишь едва подсвечивая из-за его размытой линии мутное серое небо. Казалось бы — чего такого? Но вездесущая серость, похоже, обладала способностью забираться в саму душу, выпивая из нее радость. В такие дни Эристор думал, что путь его бесконечен, как эта ночь, что теперь до скончания века он так и будет идти следом за серебристо-серым волком, неся на себе умирающего старика ветта. Подгоняемый пронизывающим ветром и влекомый далеким образом прекрасной светловолосой женщины.

Эристор испытал что-то вроде шока, когда снежная равнина, которой они шли весь этот день, внезапно кончилась, оборвавшись у седого северного моря… Еще через два дня они, наконец, достигли селения веттов. А уже к вечеру Эристора позвали в его ярангу. Старик лежал, бережно укрытый меховым одеялом, рядом собралась вся его семья, к которой он и стремился, желая повидать перед смертью. Эристор присел рядом с постелью. Некоторое время старый ветт смотрел ему в лицо узкими глазами, в которых уже отражалась вечность. Потом негромко окликнул волка. За все время пути Эристору так и не удалось разобрать его кличку. Зверь приблизился и невозмутимо-отстраненно остановился рядом, всем своим видом говоря: «Я по-прежнему независим».

Старик погладил его лобастую голову, а потом, взяв руку Эристора, положил ее волку на холку. Зверь оскалился, но стерпел. Ветт отстранился, кивнул и что-то долго говорил, обращаясь не к эльфу, а к зверю. Волк все еще скалился, прижимая уши и искоса поглядывая на крупное двуногое существо, чья тяжелая рука покоилась на его спине. Эристор мог лишь догадываться о том, что происходило между хозяином и псом, но когда на следующее утро, узнав о смерти старого ветта, он собрался в путь, волк пошел вместе с ним…

Дальнейшая дорога, которую Эристор считал самой легкой частью своего пути — что там, знай, иди вдоль моря — едва не стала для него смертельной. Вещи, бывшие для старого ветта простыми и естественными, теперь стали проблемой — разжечь костер, да и просто найти для него сухие, годные для растопки дрова удавалось с трудом, добыть пропитание — еще большая сложность. Раньше Эристору казалось, что редкие, низкорослые леса Белого архипелага просто кишат зверьем, а теперь они опустели, словно заколдованные. Так что теперь частенько приходилось совсем туго.

А потом волк просто начал исчезать, возвращаясь к вечеру сыто облизываясь и щуря глаза на огонь. Когда же в один из дней он притащил новому бестолковому хозяину половинку тушки зайца, Эристор едва не расплакался от бессилия и стыда. Пока он жарил и с жадностью ел принесенное зверем мясо, тот не сводил с него презрительно-высокомерного взгляда.

***

Эристор вздрогнул, будто просыпаясь, и, с трудом вернувшись к действительности, осознал, что все еще сидит в теплой ванне Тир. Дошел! Не замерз! Не умер с голоду! Добрался… И вот она. Рядом. Такая родная, любимая, с его еще не рожденным ребенком под сердцем, а у ее ног волк…

— Эй, серая твоя морда! Иди сюда, а то воняешь почти как я.

Вместе с Тир ему не сразу, но удалось затащить волка в воду и вымыть, хотя тот и успел снова вцепиться в руку хозяину. Однако Эристор был так счастлив, что даже это не смогло испортить ему настроение. Поменяв воду, он с наслаждением вымылся сам, что-то фальшиво напевая себе под нос и поглядывая на Тир, которая смеялась, слушая его рулады. А после забрался в приготовленную для него широкую постель и, уже сонно щуря глаза, похлопал рядом с собой по кровати:

— Полежи со мной.

Тир устроилась рядом поверх одеяла, и Эристор, блаженно улыбаясь, обнял ее:

— Какая ты теперь круглая. Ана была права. Платье не подойдет.

— Что за платье?

Но Эристор уже спал. Тир еще полежала рядом, недоверчиво глядя ему в лицо.

«Неужели это и в самом деле он? Как будто и не было этого расставания. Спит… Мой…»

Потом она тихонько поднялась и вышла из комнаты. С помощью Аны ей удалось подобрать нежданному — и столь долгожданному — гостю полный гардероб, и она заботливо уложила одежду на кресле возле кровати спящего. Развалившийся у камина волк, распространяя вокруг себя одуряющий запах мокрой шерсти, в полглаза следил за ее действиями, а потом тоже погрузился в чуткую дремоту. И он, и его новый хозяин устали. Ох, как устали…

Управившись с делом, Тир снова присела рядом с Эристором. Счастливая улыбка сама собой неудержимо расплывалась на ее лице, когда она смотрела на него. Он похудел. Щеки ввалились. Черты лица обозначились резче, сделав лицо жестким, еще более суровым, но улыбка по-прежнему таилась в уголках потрескавшихся губ, а за густыми ресницами, которые сейчас отдыхали, почти ложась на щеки, прятались теплые добрые глаза. Как же Тир любила его! Она осторожно дотронулась до своего амулета из снежного хрусталя, который мирно соседствовал с деревянным дубовым листом на размеренно вздымавшейся груди спящего Эристора. Он привел его к ней. Целым и невредимым.

«Спасибо», — с живой благодарностью подумала Тир и внезапно нахмурилась — свадьба. Эристор наверняка захочет сыграть ее по традициям лесных — так, как все это было у Куиниэ и Кэлибора.

Вот только где здесь взять лесного шамана? А нет его, нет и свадьбы. Значит, малыш все-таки родится до брака…

«Как и его отец», — широко ухмыльнувшись, подумала Тир и погрозила спящему.

Теперь-то она понимала, почему между близнецами и их старшим братом было так мало сходства.

«Интересно, а на кого будет похож наш ребенок? И что я с ним буду делать? Как управляться? — Тир даже округлила глаза. — Мне не суметь без Аны! Это совершенно очевидно, а значит…»

Тир поднялась и, потирая руки, отправилась на поискиАнайриэльи Эрика. Их не составило труда уговорить и счастью Тир не было предела.

Следом за этим первым днем пребывания Эристора в доме Тир последовала вереница из многих других много более мирных и тихих. Эристор был заботлив и нежен, однако, к плохо скрытому неудовольствию Тир, ночи их были абсолютно целомудренны. Более того, Эристор даже перебрался спать на тахту. Сначала Тир молчала, принимая это за заботу о себе — заканчивался уже восьмой месяц ее беременности. Но потом, оглядывая свою расплывшуюся фигуру, она вдруг решила, что просто уродлива, и Эристор не хочет ее… Она проплакала всю ночь и наутро поднялась с красными глазами и распухшим носом, что опять-таки не прибавило ей уверенности в себе.

В этот день Эристор был еще более чутким и разве что пылинки не сдувал с будущей жены, чем довел ее почти до белого каления. Ночью она не выдержала. Тихонько отбросив одеяло, в кромешной темноте она прокралась к его ложу и робко присела рядом. Стыдясь и ругая себя за похотливость и полное отсутствие гордости, она осторожно просунула руку под его одеяло и повела рукой вдоль крепкого мужского бедра.

— Тир, — простонал рыцарь, который и не думал спать и уже давно с замиранием сердца прислушивавшийся к сопению и беспокойной возне любимой. — Я и так вот-вот взорвусь.

— Ну так взорвись, — прошептала она ему в самое ухо, и от ее горячего дыхания он задрожал так, что Тир почувствовала это.

Однако вместо того, чтобы потянуться к ней и обнять, он рывком перевернулся на живот и вцепился в подушку.

— Я больше не привлекаю тебя? — прерывающимся голосом все так же тихо спросила Тир. — Конечно, я теперь такая толстая и уродливая…

— Глупышка, — он легко погладил по вздрагивающей спине. — Я желаю тебя так, что скоро, наверно, мозоли от весел на обеих моих руках покажутся нежными весенними цветочками…

— Почему это? — недоуменно переспросила Тир.

Эристор вздохнул, что-то пробормотал себе под нос и, наконец, объяснился:

— Я дал обет не прикасаться к женщине, пока не сделаю тебя своей законной женой…

— Что?

— Я не могу его нарушить, понимаешь…

— Так зачем ты сделал подобную глупость? — вскричала она в полный голос, что прозвучало в тишине спальни, до сих пор нарушавшейся лишь негромким шепотом, как гром среди ясного неба.

Тир вскочила на ноги и, решительно топая, ушла к себе в постель. Повозилась, устраиваясь, а когда уже все стихло, и Эристор облегченно перевел дух, вдруг выпалила:

— А теперь представь, что бы ты, дурак здоровенный, с этим делал, если бы я тебе отказала! — мстительно выговорила она и отвернулась от ошеломленного открывшимися перспективами Эристора.

***

На исходе февраля в большой дом Тир опять приехал Снорри из клана Белого лиса. Синеглазый и светловолосый, он шумно отряхивался от снега, которым его запорошила, быть может, последняя в этом году метель.

— Здравствуй, господин Снорри, — застенчиво приветствовала его Тир, и тот, прищурившись, смерил ее взглядом.

Она изменилась. И дело было не в том, что стал еще больше живот. Изменилось выражение глаз. Тир была счастлива. И что-то подсказывало, что причина этого в высоком черноволосом лесном, серьезно и настороженно смотревшем на гостя. Снорри встретил его взгляд. С минуту эльфы — лесной и снежный — изучали друг друга, словно испытывая. Тир занервничала и уже собиралась заговорить, когда Снорри шагнул вперед, протянув руку:

— Ну, здравствуй. Как хоть звать-то тебя?

— Эристор Дориат, — он ответил на рукопожатие.

— А я сосед этой красавицы, Снорри Белый лис. Каким ветром к нам?

— Встречным, — кривовато усмехаясь, ответил Эристор.

Снорри улыбнулся в ответ — так же криво — и перевел взгляд на Тир:

— Я так понимаю, что теперь-то уж мне точно ждать нечего, госпожа моя?

Та качнула головой, стрельнув счастливым взглядом на любимого.

— Жаль… Тот поцелуй я забуду не скоро… Не хмурься, Эристор Дориат. Он был ворованный, а не дареный. Когда свадьба?

— Весной. В моем доме на землях лесных.

— А как же малыш?

Эристор усмехнулся.

— Похоже, это будет не то пятое, не то шестое поколение признанных бастардов на семейном древе Дома Красного дуба. Видно, такова уж наследственность.

— И ты?

— И я. И дед, и прадед… Отец вот подсуетился — ему удалось родиться уже после свадьбы своих родителей. Правда, всего через три месяца.

— Так ты, значит, забираешь ее…

— Мы будем приезжать, правда?

— Как пожелаешь, госпожа моя. Девочка должна знать родину своей матери.

— Это будет мальчик.

— Хорошо, пусть мальчик, — примирительно проговорил Эристор, нежно обнимая Тир за плечи.

Снорри смотрел на них, и легкая печаль проступала на его лице:

— Я рад за тебя, госпожа моя. Надеюсь, вы проживете долгую и счастливую жизнь вместе. Любовь редкая птица. Храните ее, кормите сытно, поите сладко и… не держите на сквозняке.

— Спасибо, — Тир порывисто шагнула к Снорри и, сжав запястья его крупных рук, быстро поцеловала в уголок рта, а потом так же стремительно отошла.

— Этот дареный, господин Снорри.

— Ворованный был слаще, — смеясь, ответил тот, но потом, посерьезнев, закончил, — но этот дороже.

Снорри Белый Лис уехал на следующее утро, и снова дни в доме Тир потекли мимо неспешной чередой. Пришел первый месяц весны — звонкий капельник, а с ним и нервное ожидание скорых родов. Однако ребенок не спешил покидать материнскую утробу. Лишь в самом начале светлого и звонкого снегогона Тир, проснувшись среди ночи, поняла, что началось… Она встала и, стараясь не разбудить Эристора, пошла в комнату к Ане. Та проснулась от первого же прикосновения и, увидев над собой перепуганную госпожу, сразу поняла, в чем дело:

— Иди, ложись и ничего не бойся. А я сейчас.

Тир поплелась обратно, поддерживая отвердевший, напряженный живот. Ана же, наскоро одевшись и заколов волосы, отправилась будить себе помощниц и раздавать указания. Закончив все немудреные приготовления, она поспешила к госпоже. Та уже зажгла свечи и теперь лежала, откинувшись на подушки. Глаза ее стали совсем круглыми, на лбу сверкали мелкие бисеринки пота. Ана подошла и деловито ощупала живот.

— Еще не скоро, девочка моя. В первый раз все не быстро. Вот у меня… — и Ана завела длинный подробный рассказ о своих первых родах, потом о родах своей дочери, которая уже несколько лет как вышла замуж и жила в двух днях пути, потом…

Тир, краем уха ловя ее равномерный успокаивающий шепоток, больше прислушивалась к себе, с напряжением ожидая новую схватку. Ближе к утру приступы боли стали учащаться, почти не оставляя ей времени на отдых, а потом вдруг накатила такая нестерпимая волна, что Тир не сдержалась и, перебивая Ану, закричала, заметавшись по подушкам:

— Мама! Мамочка! — взывала она к той, которую никогда не знала.

— Что? Великий лес! — Эристор, как подброшенный, выскочил из своей кровати в чем мать родила и остановился посреди комнаты, озираясь, топорща островерхие ухи и тараща глаза.

Ана, с нескрываемым удовольствием оглядев его стати, вернулась взглядом к перепуганному лицу и, усмехаясь, посоветовала:

— Ты бы оделся, эль-до. На тебя, конечно, приятно посмотреть, но все же…

Эристор, смутившись, принялся напяливать штаны, но все никак не мог попасть во вторую штанину и смешно прыгал на одной ноге, при этом стараясь не отрывать встревоженного взгляда от Тир.

— Ты на штаны смотри, а не на нее, недотепа ты, недотепа! Того гляди, свалишься, нос разобьешь. Вот будет потеха!

— Тир, голубка моя, началось, да? — не обращая никакого внимания на колкости Аны, спрашивал Эристор.

— Мне так больно!

— Побыть с тобой?

— Нет. Уйди. Мне будет неловко.

— Я тут недалеко, в коридоре постою. Ладно? Ты только позови, и я уже буду тут.

— Иди, иди, — Ана решительно вытолкала спотыкающегося Эристора за дверь.

Потом туда же был отправлен Волк.

— Ну вот, теперь можно и за дело браться.

— Ана! Я умираю! — извиваясь, кричала Тир.

— Не умираешь, а рожаешь. Это тебе, конечно, не мечом махать, но и ничего хитрого тоже нет. Сейчас управимся, вот увидишь, моя милая.

Она поудобнее уложила Тир, задрала на ней ночную рубаху и деловито уставилась в то место, через которое прошел раз в жизни каждый, рожденный женщиной. Тир метнула на нее быстрый отрешенный взгляд и вновь уставилась куда-то перед собой, судорожно дыша приоткрытым ртом… Накатила новая схватка, и она, откинув голову, застонала.

— Кричи, кричи. Мне всегда от этого легче становилось.

— О Ана! Как можно после этого решиться на следующие роды? Я больше никогда, ни за что! Близко к себе не подпущу мерзавца! Если этот сукин сын только сунется ко мне, отрежу все к черту! О! Ни за что! Никогда! И что я была за дура?

Ана только посмеивалась. Потом в очередной раз приложив руку к животу, посерьезнела:

— Хватит глупости болтать. Пора работать. Как скажу, будешь тужиться изо всех сил. Ну! Тужься! Еще, еще! Хорошо. Молодец. Теперь отдохни немножко. Вот так. Ну, опять! Тужься! Давай, девочка моя. Еще немножко потерпи!

Тир совершенно не соображала, сколько прошло времени — день, час или несколько минут. В голове кружилось, перед глазами плыли красные круги от отчаянных попыток вытолкнуть из себя плод.

— Мамочка! — взмолилась она вновь, от кончиков пальцев до макушки пронзенная схваткой, напрягая все силы, и вдруг в наступившей после ее истошного вопля тишине раздались совсем другие звуки.

Тир не сразу поняла, что это заплакал ребенок. Ее ребенок. Ее мальчик.

— Чудесная здоровенькая девочка, — возвестила Ана и, обтерев малышку теплой водой, бережно завернула в подогретые у камина пеленки.

— Как девочка? — слабо возразила Тир.

— Моя дочь! — ликующий возглас донесся через щель в приоткрытой двери.

Раздалась какая-то возня, и в ту же секунду счастливый отец, выдравшись из лап Эрика, который удерживал его все это время от попыток ворваться к роженице, влетел в комнату и упал на колени перед кроватью.

— Я же говорил, что дочь, — смаргивая откуда-то взявшиеся слезы, проговорил Эристор и бережно, словно она была из стекла, поцеловал руку Тир.

— Но в следующий раз…

— Ты же говорила, что теперь скорее кастрируешь его, чем подпустишь к себе, — подколола Ана.

— Она так сказала? — забеспокоился Эристор.

— Пожалуй, я все-таки погорячилась, — устало улыбаясь, пробормотала Тир и попросила. — Ана, дай мне малышку. Хочу взглянуть на нее. Ведь можно?

— Кому, как не мамочке? — растроганно проговорила та и осторожно вложила маленький сверток в протянутые руки.

— Как мы ее назовем? — спросил Эристор, наслаждаясь этим зрелищем.

— Ох, не знаю. Я все мужские имена выбирала…

— Может быть, Морин? Ее судьба еще до рождения была связана с морем.

— Мне нравится это имя.

— Будь счастлива, Морин, — нежно прошептал Эристор и коснулся губами крохотной щечки, а потом поднял голову и страстно припал к устам своей любимой.

Праздник по случаю рождения дочери у молодой хозяйки закатили такой, что вся округа долго вспоминала его. Сама Тир быстро оправилась после родов. Через пару недель она даже вышла на ристалище, где не появлялась уже несколько месяцев. Малышка тоже была здорова, ела с большим аппетитом, толстея день ото дня.

В конце мая, когда Морин уже было почти два месяца, ладью спустили на воду, готовя к дальней дороге.

— Что же будет с домом? — всполошилась Ана, с внезапной тоской оглядывая большое и надежное деревянное строение.

— Мы будем навещать его, жена, — заверил ее Эрик. — Так часто, как ты захочешь. И потом, мы же не оставляем его пустым. С Тир решили уйти лишь кое-кто из холостяков. Остальные будут жить здесь. Как и раньше.

— Но ладья? Она остается без капитана и без рулевого…

— Все будет хорошо, — перебила ее Тир. — Эрик уже давно обучает молодых дружинников. Теперь остается только решить.

— Я сделал выбор, — рулевой кивнул госпоже. — Я хотел бы оставить вместо себя, конечно на те разы, когда сам не буду выходить в море, Бьорндила. Он толковый малый, и силой его Духи не обидели.

— Согласна. Что же касается штурмана… Гаррик! — окликнула она.

Тот приблизился.

— Я назначаю Гаррика вашим капитаном, — так же громко продолжила Тир, обращаясь к дружине. — Он, конечно, молод, но ему сопутствует удача. Не первый десяток лет походов — и ни одной царапины! К тому же он знает звезды, ветра и течения, быть может, даже лучше меня. А еще смел, умен и честен. Вы согласны с моим решением?

— Ты наша госпожа и вольна поступать как пожелаешь без нашего на то согласия. Но… это хороший выбор, и мы с радостью принимаем его, — ответил за всех Роллон по прозванию Хитроватый — самый старый и опытный воин в дружине Тир.

— Что скажешь, Гаррик?

— Я тоже согласен. Кто ж откажется от такой чести, госпожа? Но…

— Но?!

— У меня есть условие…

Тир изогнула бровь и уперла руки в бока, готовясь выслушать молодого эльфа.

— Я хотел бы жениться… А для этого мне нужно ваше содействие.

— Ты получишь его, — заверил его Эристор, добродушно посмеиваясь над нерешительностью этого крупного сильного парня и уже забыв о своей собственной.

— Кто она, Гаррик? — удивленно спросила Тир.

— Она из Доме Рыжего клена.

— Когда ж ты успел? — еще больше изумилась Тир. — Мы там пробыли всего-то пару дней.

— Татиэ приезжала с госпожой Линиэль в Дом Красного дуба на свадьбу, — смущаясь, пояснил Гаррик.

— Если девушка согласна, считай, что она твоя, — торжественно пообещал Эристор и подмигнул.

— О, она согласна! — радостно выпалил Гаррик, и дружинники, столпившиеся вокруг него, захохотали, подталкивая его в спину и осыпая мало пристойными шутками по поводу методов убеждения, которые молодой капитан применял к девчонке.

Два дня спустя ладья вышла в море, увозя к новой жизни свою хозяйку, ее будущего супруга и их крохотную дочь.

Глава 34

Подходил к концу средний месяц весны — веселый срнегогон, а Эристор все не возвращался. Всю зимуЭльвирельтяжело болел, и лишь недавно пошел на поправку. Питер возился с ним, словно заправская сиделка, не жалея ни сил, ни денег на то, чтобы поднять на ноги товарища по недавнему рабству. И теперь золото, оставленное им Эристором, было на исходе. К Питеру подошел хозяин постоялого двора и напомнил, что если они хотят жить в его доме и дальше, за последний месяц весны — за цветодар — им уже следует заплатить… Питер так и поступил, тем более что остававшихся денег все равно не хватило бы на то, чтобы добраться до Лесного королевства. Сам он вполне мог отработать эту дорогу, но вотЭльвирель… Все еще очень слабый, он был годен лишь на то, чтобы, сидя дома, поддерживать огонь в очаге и готовить нехитрые блюда из продуктов, которые приносил товарищ-человек.

Еще через неделю Питер понял, что дело — дрянь.

Следующее утро он встретил, весьма деловито толкаясь среди торгового люда на пристани, что-то по-хозяйски покрикивая, раздавая указания, а то и подставляя спину под какой-нибудь мешок. Вечером, усталый, но довольный он разложил перед собой добычу — три кошелька, которые он срезал с поясов толстопузых купцов, браслет, богато украшенный кинжал, почти новую шапку из черно-бурой лисицы, теплые рукавицы и еще кое-какую мелочь.

— Где ты это взял? — изумленно спросилЭльвирель.

— Где, где, — огрызнулся Питер. — Дух лесной послал.

С тех пор посылать он им стал регулярно, и благородный эльф уже ни о чем не спрашивал, прекрасно понимая, что без этих «подарков», они давно умерли бы с голоду.

Однако, как известно, не все коту масленица. Одним несчастным утром удача отвернулась от Питера. Его самым постыдным образом поймали с поличным. Собралась толпа, кое-кто уже начал подбирать камни, купец, при попытке ограбить которого он и попался, орал громче всех, призывая всех Духов и Богов в свидетели невиданной наглости, с которой его пытались обворовать. Тать приготовился к худшему. И оно произошло. Чья-то здоровенная рука ухватила его за шиворот и, подняв, как котенка, поволокла прочь. Обладатель мощной длани имел столь же внушительный голос, оповещая всех, что лично удавит негодяя, как только вытрясет из него, куда гад дел золотую пряжку, подарок старика отца, украденную у него на прошлой неделе…

Питер бросил взгляд на гиганта, в чьих руках он беспомощно болтался — его вид был ужасен. Он затих и прикрыл глаза… Ругаясь все так же яростно, громадный северный эльф свернул за угол и мгновенно замолчал, ускорив, однако, шаги. Питер осмелился приоткрыть один глаз, чтобы взглянуть, куда его тащат, и в тот же момент налетел на кого-то, кто подхватил его за локти и с бешенством затряс:

— Опять за старое? — проревел он, и Питер вытаращился, охнув.

Перед ним стоял Эристор.

— Ах ты, сукин сын! — закричал Питер в ответ. — Все за своей юбкой бегал, уж цветодар закончился! Думаешь, твои денежки резиновые? Думаешь, твойЭльвирельсвятым духом должен питаться, не говоря уж обо мне?

Эристор отстранил от себя не на шутку разозленного парня и внимательно всмотрелся ему в лицо. Потом молча хлопнул по плечу и произнес, обращаясь к светловолосому здоровяку-снежному, который и притащил Питера к нему:

— Спасибо, Сигурдиль.

— Только попросите, эль-до, — пробасил тот, подмигивая спасенному воришке.

— Пошли, Питер. Пора отправляться домой.

Облегченно вздыхая, тот поплелся следом за Эристором.

— Эй, куда это ты? — воскликнул он, когда они свернули не к постоялому двору, а в сторону гавани.

— Ладья ждет. Эльвирельуже там, — пояснил Эристор, не сбавляя шага.

— Какая ладья, прости господи? В какую еще историю ты вляпался? — восклицал Питер, уже поднимаясь по сходням и опасливо всматриваясь в хищные обводы украшенного медвежьими мордами корабля. — И чья это посудина, наконец?

— Моя, — широко расставленные серебристо-серые глаза стройного светловолосого юноши с веселым вызовом осмотрели вновь прибывшего. — Это и есть твой Питер, Эристор?

— Он самый, — посмеиваясь, ответил тот.

— Отваливаем, госпожа Тир? — крикнул с кормы какой-то бородач, опиравшийся на огромное рулевое весло.

«Юноша» обернулся.

— Да, Эрик. Нечего тут больше делать.

Мгновенно были убраны сходни, и ладья не спеша двинулась прочь из гавани.

— Госпожа Тир? — задирая бровь и глядя на Эристора, переспросил Питер.

Тот нежно обнял «юнца» и запечатлел на его полных губах хозяйский поцелуй:

— Да, дружище. Ты только что имел честь познакомиться с моей будущей женой, госпожой Тир, по прозванию Серебряная.

— Теперь-то я понимаю… — ошарашено начал Питер, но вовремя прикусил язык и замолчал, продолжив уже про себя: «Теперь-то я понимаю, почему ты так понравился Ссаиду и его мальчишке. Ваши пристрастия почти не отличаются».

— Добро пожаловать на мою ладью, — Тир уверенно протянула руку для приветствия, и Питер, смущенно обтерев свою ладонь о штаны, неловко ответил на рукопожатие.

«Впервые таким образом поздоровался с бабой…» — подумал он, как вдруг…

Последовал мгновенный рывок вперед, и негромкий веселый голос произнес у самого его уха:

— Примешься воровать на моем корабле — будешь учиться плавать в открытом море с грузилом на шее, — Тир отстранилась и выразительно глянула на смущенного Питера. — А теперь марш на правый борт. Мне как раз нужен гребец. Не везти ж мне тебя как ценный груз, в самом деле?

Закатив глаза и мысленно простонав, Питер поплелся на указанное место. Но вскоре корабль вышел из бухты, удивительно юный шаман северных начал свой танец, закатывая глаза и ритмично ударяя в бубен, был поднят громадный квадратный парус, который тут же наполнился сильным попутным ветром, и гребцы по команде ловко сложили весла. Питер скептически усмехнулся, памятуя о том, сколь мало помогал парус галере шейха, однако стремительная ладья викингов наоборот лишь набирала скорость, с плеском разрезая волны.

Внезапно Питеру показалось, что он ослышался — где-то заплакал ребенок. Он удивленно вскинул брови и завертел головой. Из шатра, устроенного на носу ладьи, вышла уже немолодая эльфийка с крохотным свертком на руках. Тир поспешила к ней, на ходу расстегивая сложную перевязь с мечами. Забросив их в шатер она бережно взяла ребенка и, что-то нежно воркуя, шагнула за полог, закрывавший вход.

— Да еще и с дитем, — потрясенно прокомментировал Питер, обращаясь к подошедшему Эльвирелю.

— У меня родилась дочь, друзья, — произнес довольный Эристор у них за спиной. — Именно поэтому мы задержались.

— Что-то ты путаешь, — Питер сощурил свои хитроватые глазки. — Еще в последний месяц осени ты был с нами в Хандерине. Я конечно, университетов не кончал, но знаю, сколько требуется времени, чтобы ребенок появился на свет.

Эристор расхохотался:

— Мы зачали ее еще в летом, когда Тир гостила у меня в Доме Красного дуба, дурачина. Малышке сейчас уже два месяца, мы назвали ее Морин.

— Ну, если ты так уверен, тогда… Крошка Морин, добро пожаловать в наш дружный коллектив бастардов, — пробурчал Питер и охнул, получив неожиданный тычок между ребер.

— Молчу, молчу, — выставляя ладони перед собой, вскричал он, пряча улыбку.

Эристор, тоже посмеиваясь вполне счастливо, пошел к шатру. Питер вытянул шею, и в тот момент, когда полотнище, закрывавшее вход, откинулось, чтобы пропустить счастливого папашу, успел увидеть Тир. Она кормила грудью дочь и была в этот момент меньше всего похожа на воинственного юношу, представшего перед Питером в самом начале их знакомства.

«Интересно, какова она в постели, если такой эльф, как Эристор Дориат пошел на все, чтобы вернуть ее себе?» — быстро промелькнуло в его голове, но он прогнал эти мысли и, тряхнув головой, заговорил о другом:

— Ну, и что ты обо всем этом думаешь, Эльвирель? — спросил Питер, оглядываясь по сторонам.

— Я думаю, что сколь это ни невероятно, но я еду домой и через неделю, может даже меньше, если мы и дальше будемлететь с такой скоростью, обниму жену и дочь.

— Ой ли?

— Эристор эль-до добрый и честный эльф, если ты еще не успел это заметить.

— Но она-то? Какова, а? У нее такой вид, что она и вправду способна выпустить кишки не только Бошшаэтдину, но заодно и всей его хвостатой страже.

— Может, это было бы не так уж и плохо, как считаешь? — и товарищи, успевшие очень сблизиться за эту зиму, мечтательно усмехнулись.

— У этого твоего Питера такой вид, будто он способен украсть крест с шеи вашего короля прямо во время королевского приема, — говорила тем временем Тир, перекладывая девочку к другой груди.

Молока было не очень много — тяжелая беременность сильно измотала ее, но Морин тянула изо всех сил, причмокивая и жмурясь.

— Дома подберем ей хорошую кормилицу, — отвечая своим мыслям, проговорил Эристор.

Тир порозовела. Жаркие взгляды Эристора, прикованные к ее пополневшей груди, доставляли ей большое удовольствие. Едва молодая мать садилась кормить ребенка, тот появлялся и, явно смущаясь, садился рядом, чем-то напоминая Тир одну из тех дворовых собак, что неизменно собирались вокруг Сигурдиля, когда тот принимался свежевать только что забитую свинью или оленя после удачной охоты. Разве что слюна не капала.

«Обет! Вечные снега!» — в который раз раздраженно думала Тир, а потом начинала смеяться сама над собой — ведь еще меньше года назад она была глубоко убеждена, что и близко не подпустит к себе ни одного мужчину, считая себя равнодушной, даже холодной, а теперь ужасно злится лишь оттого, что Эристора из-за какой-то ерунды не может быть с ней. Неудовлетворенная страсть томила ее, заставляя Тир втайне мечтать о таких вещах, которые вряд ли когда-нибудь решилась бы осуществить на самом деле. Хотя… Чем судьба не шутит?

Она вдруг представила себе, как доведенная до безумия собственными желаниями, бросается на Эристора, нетерпеливо срывая с него одежду, а он испуганно сопротивляется, пытаясь удержать на себе хотя бы штаны… Тир смущенно рассмеялась, бросая на предмет своих мечтаний быстрый жаркий взгляд.

— Еще несколько дней, всего несколько дней, — прошептал Эристор, на которого состояние любимой действовало, словно лихорадка.

Лесной дух! Тир желала его так горячо, что даже не имела сил скрыть это. Его страстная воинственная любимая, нежная красавица, чье еще недавно почти мальчишеское тело теперь манило беднягу, сгоравшего на медленном огне, округлыми изгибами и мягкими линиями состоявшейся женственности.

— Мне следовало бы тебя соблазнить, — сказала Тир и повела плечами, позволяя рубашке соскользнуть с них.

— Великий лес! — взмолился Эристор, вскакивая на ноги и бросаясь из шатра.

Вдогонку ему летел мстительный смех Тир.

— Что это творится между вами? — ворчливо спрашивала Ана, забирая сытую девочку и поднимая ее к плечу, чтобы дать срыгнуть воздух. — Ты что, не позволяешь ему спать с тобой?

— Нет, Ана, все совсем не так.

— Парень выглядит еще более голодным, чем когда явился к нам в дом. А тогда он съедал столько, что я уже начинала беспокоиться за его живот — не лопнул бы. Не искушай судьбу, девочка. Мужчина не может так долго терпеть…

— Как оказалось, может, черт бы его побрал!

— О чем это ты?

— Ах, Ана! Этот дурачок дал обет, что не коснется женщины, пока я не стану его законной женой.

— Эк его завернуло! — озадаченно проговорила эльфийка, а потом начала смеяться.

Девочка на ее руках загукала и зашевелила ручками.

— Ана! Смотри! Она улыбается!

— У нее ямочка на щеке, госпожа. Малышка будет настоящей красавицей.

— Надеюсь, это принесет ей счастье, а не горе…

— Не говори глупостей над ее светлой головкой.

— Эристор считает, что ей нужно будет найти кормилицу.

— Он прав. Тебе самой нужно окрепнуть, чтобы следующий малыш тоже родился здоровым.

— Следующий?

— А как же? Эристору у нужны сыновья.

— Я не породистая кобыла, которую купили ради здорового потомства! — вскинулась Тир, и Ана успокаивающе положила ей руку на плечо.

— Разве кто-нибудь, а главное сам Эристор, так считает?

— Нет. Мне кажется, нет.

— Тогда чего ты бьешь задом, словно ты и, правда, норовистая лошадь? Неужели ж сама не захочешь еще и маленького сыночка? Уж поверь мне, с детьми хоть и много забот, но больше счастья.

На этот раз Тир решила не идти вдоль берегов, а плыть напрямую. Поэтому, как только ладья вынырнула из Балтики в Северное море, обогнув острый зуб полуострова Всех ветров, Тир сразу взяла курс на земли лесных. Сверяясь со звездами и движением солнца, ладья, направляемая опытной рукой и магией ветра, стремительно приближалась к своей цели. Питер, несколько лет проплававший на галере шейха Бошшаэтдина, впервые чувствовал настоящее удовольствие от путешествия. Корабль просто покорил его своей быстроходностью, маневренностью, хищной летящей красотой.

— Эх, хороша посудина! — заключил он, наблюдая за действиями рулевого.

— Ее строил настоящий мастер, — внезапно откликнулся тот, любовно погладив отполированную почти до блеска рукоять огромного рулевого весла. — Госпожа Тир исходила на ней много морей.

— Значит, можно рассчитывать на то, что эта воинственная девица не утопит нас?

Эрик только хмыкнул.

— Откуда она взялась на голову бедолаги? — Питер кивнул в сторону задумчивого Эристора.

— Поверишь ли, во всем виноват я.

— Как это?

— Во время одного из набегов я притащил на ладью пленницу. Это была младшая сестра господина Эристора. Тир привязалась к ней и, решив подарить свободу, отвезла назад в Дом Красного дуба…

— Говорят, ты и свою жену тоже в набеге умыкнул? — прищурясь поинтересовался Питер.

— Умыкнул, — с достоинством подтвердил Эрик.

— А еще говорят, у вас, у северных, можно иметь и не одну жену…

— Только не с моей Аной.

— Да что ж, ты не сладишь с бабой?

— Она как-то побила даже Эристора, — понизив голос, сообщил Эрик и громогласно захохотал, увидев совершеннейшее изумление на лице хитроватого парня, которого привел с собой будущий муж его госпожи.

— Похоже, ты гордишься ею…

— А каких бы сыновей воспитала мне какая-нибудь мямля?

— Никогда не задумывался об этом…

— А ты подумай. Пока ветер послушен нашему шаману, время у тебя будет.

— Слушай, а что будет, когда твоя госпожа выйдет замуж? Эристор вряд ли позволит ей как прежде плавать, куда в голову взбредет.

— Ей не сможет запретить никто и ничего, парень. Не тот случай. Только… она сама не захочет расстаться с ним и дочерью. А ладья… Она уже назначила капитана. А что?

— Да, хороша посудина! Хотел бы я сходить на ней куда-нибудь далеко. Мир посмотреть. А то только и видел, что карманы да цепи… Слушай! А поговорю-ка я с Эристором, может он за меня похлопочет перед твоей этой Тир?

Вопрос решился удивительно быстро. Питеру было поставлено единственное условие — у своих не воровать, хуже будет, после чего он был принят в вольную дружину, впервые за всю свою шебутную жизнь почувствовав, что путь его свернул с извилистого ухабистого проселка на ровную дорогу, ведущую в нужном направлении.

***

А Дом Красного дуба тем временем опять принимал гостей.

Началось все одним ясным, уже почти по-весеннему теплым днем месяца ветреня, когда на совершенно измученной лошади во двор замка влетел гонец, одетый в цвета королевского Дома и, коротко протрубив в рог, воскликнул:

— Король вернулся! Истинный король Великого леса Ангрод Завоевательснова на престоле!

Ту же весть, подтверждая слова гонца, подтвердили и леса — шаман Дома Красного дуба, камлавший в святилище, сообщил это Кэлибору. Однако потом вновь наступило затишье, которое продолжалось до двадцатых чисел не по-весеннему жаркого цветодара. Нарушено оно было внезапно и совершенно оглушающе. Потом Ана охарактеризовала все это коротко и по-житейски мудро: «Всегда так — то густо, то пусто».

Куиниэ сидела у зеркала, расчесывая волосы перед сном, когда в супружескую спальню влетел Кэлибор и, слегка заикаясь от волнения, сообщил, что в замок прибылкороль Ангрод с внушительной свитой. Округлив глаза, Куиниэ кликнула служанку и велела ей срочно вновь одевать и причесывать ее, а после поспешила вниз.

Куиниэ в те времена, когда Эристор регулярно участвовал в турнирах, неоднократно видела короля, который тоже был большим любителем подобных чисто мужских забав. И теперь ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять — Кэлибор не соврал. Она присела в глубоком реверансе, так что одно колено почти коснулось пола, и почтительно произнесла:

— Ваше величество!

— Дух лесной! Неужели это вихрастая малышка Куиниэ?

— Время многое меняет, ваше величество.

— И не только время. Мне рассказывали какую-то потрясающе путанную и бесконечно веселую историю твоего замужества, в которой приняли участие все, начиная от северных варваров и кончая моим милым братцем… Ну, и где же твой супруг?

Кэлибор, явно волнуясь, вышел вперед и преклонил колено перед королем, целуя кольцо на его руке.

— Встань. Мне интереснее твое лицо, чем макушка.

Кэлибор поднялся и встретился с испытующим взглядом веселых глаз сюзерена. Через мгновение, ничего не сказав, но энергично хлопнув молодого эльфа по плечу, Ангрод осмотрелся вокруг.

— Давненько я здесь не был…

— Мы очень рады вашему приезду, ваше величество, — учтиво ответил Кэлибор.

— А где же глава Дома? — чуть хмурясь, поинтересовался Ангрод. — Я прибыл узнать, почему мой боевой товарищ не приехал, чтобы приветствовать своего короля.

— Он в отъезде. Еще с конца лета прошлого года. Но мы ждем его со дня на день, — твердо проговорила Куиниэ и исподлобья взглянула на мужа.

— Эристор эль-до обещал вернуться весной, а уж лето на подходе…

— Куда опять понесло этого бродягу?

— На Белый архипелаг, ваше величество.

— Ого! И что он там забыл?

Кэлибор и Куиниэ опять переглянулись и промолчали. Ангрод кривовато усмехнулся.

— Как бы то ни было, я собираюсь погостить у вас неделю — другую. Может, если повезет, и дождусь Эристора домой.

Кэлибор оживился:

— Только сегодня егеря сообщили, что выследили логово кабанов. Можно, если ваше величество пожелает, устроить охоту.

Ангрод, который был заядлым охотником, удовлетворенно потер руки. Куиниэ, увидев знак, который ей подал один из слуг, вновь склонилась в вежливом поклоне:

— Прошу к столу, ваше величество. Вы, наверно, голодны с дороги. А я, с вашего позволения, позабочусь, чтобы подготовили покои для вас и ваших спутников.

Когда Куиниэ поднялась наверх, из комнаты Тэргона высунулась лохматая голова, и сонный голос произнес:

— С чего это такая беготня?

— Король Ангрод в замке!

— Что-о?

— Одевайся и иди в зал. Сам все увидишь.

— Ух ты! — дверь хлопнула, и Куиниэ, усмехаясь, услышала за ней бурную возню.

Охоту решили организовать через пару дней, когда высокий гость отдохнет и решит все вопросы с ближайшими соседями Дома Красного дуба, к которым уже были посланы гонцы.

— Я так понимаю, что в Дом Зеленого остролиста посылать никого не стоит, — весело блестя глазами, спросил Ангрод, поглядывая на Кэлибора.

— Дед все еще слаб и чувствует себя скверно, но наша семья неизменно предана вам, ваше величество.

— Приятно слышать.

Первыми из приглашенных опять приехали ближайшие соседи — Мэртилиндс дочерью Патринэль, которая втайне надеялась подыскать себе супруга среди эльфов, сопровождавших короля. Потом стали прибывать другие главы знатных Домов, спешившие уверить короля в своей лояльности. Охоту пришлось отложить. Но в один из дней, Ангрод, никогда не любивший уж очень загружать себя государственными делами, стукнул кулаком и объявил, что завтра утром он едет, и его не сможет остановить даже пожар в Великом лесу.

И ошибся…

Пожара не случилось, но зато в тот самый момент, когда пышная кавалькада нарядных гостей уже собиралась покинуть громадный внутренний двор замка Дома Красного дуба, в него ворвался всадник, истошно вопя:

— Снежные! Снежные идут!

Ангрод, стискивая рукоять меча, невольно подал коня вперед:

— Негодяи получат достойную встречу!

— Стойте, стойте же! — Куиниэ метнулась почти под копыта лошади короля, уже готового встретить врага лицом к лицу. — Подождите! Кэлибор! Энтондил эль-до! Быть может, это они?

— Я посмотрю, — Кэлибор пришпорил жеребца, и тот легко вынес его за ворота.

— Что ты такое говоришь, Куиниэ? — хмуря брови, спросил Ангрод. — Кто — они?

— Я только хотела сказать… Может, это Эристор вернулся? — Куиниэ подняла к сюзерену исполненное робкой надежды лицо.

Ангрод сузил глаза.

— На корабле северных варваров?

— Если это ладья Тир…

— Кто такой Тир?

Копыта загрохотали по деревянному настилу подъездного моста. Куиниэ резко обернулась. Это возвращался Кэлибор. Даже в такой волнующий момент юная эльфийка невольно залюбовалась ловкой посадкой и непринужденностью, с которой ее муж управлял крупным норовистым животным. Он подъехал ближе, и Куиниэ увидела широченную улыбку на его лице.

— Йо-хо! — вскричал он. — Накрывайте столы! Несите вина! Снежные идут!

— Но это точно они?

Кэлибор быстро спешился и порывисто обнял жену.

— Я отплавал на этой посудине немало лет. Уж мне ли не узнать ее?

— Да что все-таки происходит? — вмешался король, у стремени которого велся этот сумбурный разговор.

— Ваше величество! Это ладья Тир. Кэлибор узнал ее, а значит, там может быть мой брат, — Куиниэ даже захлопала в ладоши, так велика была ее радость. — Позвольте нам встретить их!

Ангрод задумался, покусывая губу.

— Ну что ж… Пусть твой муж отправляется. Я и мои люди едем с ним. А пока закройте ворота замка и активируйте магию подъездного моста. Здесь слишком много женщин и детей.

— Стоит ли так рисковать, ваше величество? — подобострастно улыбаясь, спросилМэртилинд.

Ангрод лишь высокомерно вскинул брови и тронул коня. Около тридцати всадников немедленно последовали за ним. Куиниэ с гордостью проводила их взглядом — ее любимый муж, ее Кэлибор скакал рядом с самим королем, и ехали они с тем, чтобы встретить ее брата! Еще большее удовольствие ей доставил исполненный зависти взгляд Патринэль, который она успела заметить, обернувшись к Энтондилу:

— Эль-до, распорядитесь закрыть ворота и поднять мост, как хотел король. Не думаю, что в этом есть необходимость, но слова сюзерена — закон для его подданных.

А Куиниэ поспешила на кухню, потому что уж что-что, а праздничный обед потребуется точно.

Глава 35

Кэлибор уверенно направлял коня к тому месту, где Тир причаливала в прошлый раз, и не ошибся. Ладья уже ткнулась резным носом в берег, и дружина, ритмично вскрикивая, втаскивала ее на песок, с каждым мощным рывком продвигая почти на метр. Кэлибор с неожиданной теплотой узнал среди них Эрика, Сигурдиля, Гаррика, многих других, а уж когда бородатвый рулевой перенес и поставил на песок Ану, он не выдержал, спрыгнул с коня и кинулся обниматься.

— У тебя есть жена. Что пристаешь к порядочной эльфийке на глазах у ее мужа, — возмущалась та, крепко притискивая Кэлибора к груди.

— Ана, — прохрипел тот, с трудом обретая дыхание после ее медвежьего приветствия. — Я честное слово очень соскучился.

— Смотри-ка, кто у нас есть еще, — вскричал подошедший Эристор, сияя улыбкой.

Он держал ребенка. Завернутый в цветастое одеяльце малыш казался совершенно крохотным в кольце его больших сильных рук.

— Познакомься, это Морин эль-тэ, новая ветвь на семейном дубе.

Подошла, поправляя мечи за спиной, Тир и чуть смущенно поздоровалась. Клибор погрозил ей пальцем, а потом со смаком расцеловал в обе зардевшиеся щеки.

— Куиниэ здорова?

— Да, и очень ждет вас всех, — Кэлибор выразительно глянул на маленькую Морин, мирно спавшую на руках своего отца. — Это просто чудо. Поздравляю.

— Спасибо.

Ангрод, чувствуя, что о нем элементарно забыли, откашлялся. Эристор поднял голову, и глаза его полезли на лоб:

— Это и правда вы, ваше величество?

— Я рад, что ты наконец-то заметил меня, друг мой.

Король спрыгнул с седла и ступил на песок. Эристор вдруг развеселился:

— Не каждого бродягу, наконец-то вернувшегося домой, встречает сам король Великого леса. Вам нечем больше заняться, государь?

Ангрод рассмеялся:

— Ты не изменился, Эристор Дориат.

— Вы, я вижу, тоже. И очень этому рад.

Эристор бережно передал дочь подошедшей Ане и, шагнув вперед, преклонил колено перед сюзереном.

— Разве так встречаются старые друзья? — король поднял его на ноги и тепло обнял.

— Это что, действительноИстинный король Великого леса Ангрод Завоеватель? — остолбенев и очумело тараща глаза, спросил Питер у Эльвиреля.

— Да. Он самый.

— Ты хочешь убедить меня, что король Великого леса сейчас обнимает того самого Эристора, с которым я орудовал одним и тем же веслом?

— Глава Дома Красного дуба Эристор Дориат один из ближайших сподвижников короля. Ты разве не знал этого?

— Не-ет, не-ет… То есть он вроде бы упомянул что-то, но я решил…

— И напрасно. Кстати, до похода в земли нагов, когда Эристор еще увлекался воинскими турнирами, он получил прозвище Мастер.

— Мама моя! Что же ты молчал до сих пор!

— А может, мне нравилось, как ты играешь с огнем, называя его бестолочью и пареньком.

— Ах ты…

— Кто эти варвары? — внезапно подчеркнуто громко спросил кто-то из свиты короля.

— Мои люди не варвары, лесной, — горделиво вскинув голову, мгновенно ответила Тир.

Краска гнева залила лицо говорившего, которым оказался высокий темноволосый эльф с дочерна загорелым лицом, украшенным длинным шрамом через всю правую щеку.

— Ты ответишь за это, проклятый северный!

Тир едва заметно поклонилась, принимая вызов.

— Вы позволите, государь? — эльф со шрамом спешился и двинулся вперед, на ходу вытаскивая меч.

Ангрод медленно кивнул, переводя сузившиеся глаза с тонкой, даже изящной фигуры северного эльфа, чьи обнаженные, украшенные витыми браслетами руки показались ему женственно хрупкими, на крепкую фигуру лесного.

— Ваше величество… — начал не на шутку встревоженный Эристор, но противников уже было не остановить.

Тир, легко улыбаясь, подняла руки к плечам, и оба ее меча, лязгнув, словно выросли из ее рук. Она отсалютовала ими в сторону Ангрода, на что тот ответил холодноватым кивком, и обернулась к наступающему противнику. Мечи ее начали свой смертельный танец, с тихим свистом рассекая воздух в непрерывном завораживающем вращении.

— Етитская сила, — прошептал Питер.

А король, обращаясь к Эристору, произнес:

— Финголфин убьет северного.

Тот лишь скривил губы:

— Если это произойдет, его собственная смерть будет мучительной и скорой. Но я ставлю на Тир, государь.

Ангрод задрал бровь, и опять перевел взгляд на сражающихся. Понаблюдав пять минут, он изумленно приподнял и вторую — снежный эльф играл с одним из сильнейших бойцов Великого леса, словно кот с мышкой. Его гибкое тело было столь подвижно, а мастерство столь велико… Казалось, над ним витает некая сила, позволявшая угадывать каждое действие его более сильного и крупного противника. В один из моментов он отскочил и, демонстративно опустив мечи, предложил:

— Извинись, лесной, и мы прекратим эту ненужную возню.

— Грязный варвар, проклятый снежный! Да чтобы благородный Финголфин из Дома Серебристого тополя извинялся перед таким ничтожеством!

Лицо Тир закаменело:

— Ты сам выбрал свою судьбу, и пусть Духи будут тому свидетелями.

Финголфин с ревом кинулся вперед, но вдруг замер, словно натолкнувшись на невидимую стену, а потом ноги его подогнулись, и он начал медленно оседать. В груди его торчал клинок Тир… Ангрод увидел, как снежный эльф выдернул обагренную кровью сталь из застывшего тела и обернулся к нему, словно бросая вызов. Такой хрупкий, и, как оказалось, такой смертоносный, один, в центре образованного лесными эльфами большого круга. Король не смог не ответить на этот горделивый призыв. Эристор с ужасом увидел, как Ангрод потянул из ножен меч. А уж он-то знал, король был непобедим.

— Ваше величество, — еще раз попытался он, но был отодвинут в сторону неумолимой рукой и уже через секунду оторопело следил за поединком.

Первые несколько ударов эхом отразились от прибрежных скал, и Ангрод внезапно рассмеялся:

— Ты достойный противник, снежный, хотя и мелковат для настоящего воина.

— Тир! — выкрикнул совершенно растерянный и потрясенный Эристор.

— Тир? Так значит, ты и есть тот самый Тир, о котором все время говорила малышка Куиниэ!

— Что с того? — отвечая ударом на удар, ответила та.

Ангрод оказался более чем серьезным противником, а она еще не совсем оправилась после беременности и родов. Усталость после закончившегося только что поединка, начинала сказываться. Король сделал выпад, и кровавая полоса появилась на обнаженной руке Тир.

— Ах! — дружно выдохнула толпа.

Тир закусила губу и, внезапно бросившись вперед, оставила свою отметину на груди Ангрода. Тот опять рассмеялся, вполне довольный развитием событий.

— Неплохо, снежный, неплохо! Жаль, что придется тебя убить!

Ана, прижимая к себе маленькую Морин, вскрикнула, когда очередной мощный удар короля заставил Тир отступить и упасть на колени. Ангрод взмахнул мечом вновь, но тут его выпад был встречен с новой силой и другим противником. Перед ним, загородив собой упавшего снежного, стоял мрачный, как штормовое море, Эристор Дориат.

— Ты идешь против своего короля? — изумился Ангрод.

— Нет, — с достоинством ответил тот. — Но я не могу позволить вам продолжать, ваше величество.

— Это дело мое и этого снежного.

— Не совсем. Этот снежный, ваше величество, моя будущая жена и мать моего ребенка.

Потрясение короля было столь велико, что среди дружинников Тир даже раздались смешки, правда, быстро стихшие под грозным взглядом Гаррика. Ангрод убрал меч и, отодвинув в сторону Эристора, уставился на своего недавнего противника. Тот уже поднялся на ноги, опершись для этого на спину крупного серебристо-серого волка, который теперь молчаливо стоял рядом с ним, прижимая к крупной голове уши и скаля острые белоснежные зубы. Взгляд его умных светло-голубых глаз не отрывался от эльфа, посмевшего обижать его хозяйку.

— Осторожнее, сир! Тварь опасна! — вскричал молодой оруженосец и, быстро вскинув свой лук, прицелился в волка.

Мгновение. Что-то свистнуло в воздухе, и король, не успев понять что произошло, лишь увидел, что волк даже не шелохнулся, а юный лесной эльф, вскрикнув и выронив оружие, зажимает рукой правое плечо, в котором торчит узкий длинный стилет.

— Волк уж точно ничем не оскорбил Лесного короля, — пожав плечами, проговорила Тир, и только тогда Ангрод понял, что нож метнула именно она.

— Силы леса! — вскричал он. — Я не верю тебе, Эристор. Это женщина?

Тир усмехнулась и демонстративно медленно отстегнула перевязь с мечами, сбросив их на песок, потом, ухватив за подол, стащила с себя кольчугу, которая доходила ей до середины бедер, и уронила ее на перевязь, а потом шагнула ближе к королю, высоко подняв подбородок и расправив плечи. Глаза Ангрода невольно скользнули по ее длинным ногам, обтянутым узкими кожаными штанами к округлым стройным бедрам и задержавшись на груди, сдерживаемой лишь тонким полотном туники без рукавов, метнулся к красивому гордому лицу с широко расставленными серыми глазами.

Все, затаив дыхание, ждали. Ангрод молчал, и Эристор уже начал пугаться — снежная эльфийка посмела бросить вызов лесному из свиты самого короля и убила его, потом сумела ранить самого Ангрода, а теперь стояла перед ним так горделиво, тая в уголках губ чуть вызывающую улыбку.

— Убить шлюху! — заревелМэртилинд, который последовал за королем и теперь, протолкавшись вперед, с ненавистью смотрел на давнюю противницу.

Тир, вздернув бровь, испытующе взглянула на Эристора, и тот, пожав плечами, пошел к соседу. Его кулак с хрустом врезался в лицо обидчика, после чего он осторожно усадил оглушенного эльфа на песок.

— Извини, Мэртилинд, но я поклялся сломать нос каждому, кто плохо скажет о моей будущей жене. Ты поторопился, а я не успел предупредить…

Эристор развел руками и отошел. В наступившей после этого тишине внезапно заплакал ребенок. Глаза Тир, сразу став обеспокоенно-нежными, метнулись на дочь, и она ощутила покалывание в сосках. Мать инстинктивно чувствовала — малышка проголодалась. Эльфы уставились на ее грудь — по светло-голубой ткани туники от сосков расползались темные пятна. Тир вспыхнула и прикрылась руками. Ана, едва сдерживая себя от возмущения, ступила вперед:

— Хватит заниматься ерундой! Чисто дети неразумные! Девочка хочет есть! — она сунула Морин на руки смущенной матери и решительно поволокла ее за собой в сторону густой зелени леса.

— Ну, что уставился? — накинулась она на загородившего ей дорогу эльфа. — Дай пройти.

— Его величество не давал ей разрешения удалиться…

Эрик, хорошо знавший свою супругу, вздохнул и прикрыл глаза. Характерный звук удара и короткий мужской вскрик заставили его лишь усмехнуться и приоткрыть один глаз. Ана расчистила себе дорогу и уже скрылась за деревьями, а сбитый ей с ног лесной только поднимался с земли, тряся головой и потирая челюсть. И тут Ангрод захохотал, топая ногами и закидывая голову:

— Клянусь Великим лесом! Где та земля, что родит таких женщин?

Эрик выступил вперед и, вежливо кашлянув, сказал:

— Моя жена — лесная эльфийка, король Ангрод.

Это обращение, которым снежный не преминул подчеркнуть, что король-то он король, но не ему, тоже позабавило развеселившегося монарха:

— Кто ты?

— Я Эрик из клана Ледяного барса, рулевой госпожи Тир.

— Значит, она и вправду ваша госпожа?

— Да, и мы все клялись ей быть верными до гробовой доски, — Эрик быстро окинул взглядом лесных эльфов из свиты короля, словно давая им понять, что эти слова напрямую касаются и их. — Но приплыли сюда праздновать свадьбу, а не проливать кровь.

— Так хватит вражды, — возвысив голос, взмолился Эристор. — Поединок между Финголфин из Дома Серебристого тополя и госпожой Тир из клана Снежного медведя был честным. Мы все были свидетелями. В его смерти повинна лишь его же горячая голова.

— Ты действительно собрался жениться на ней? — перебил его король. — Погоди, Эристор. Мы подберем тебе хорошую девушку из знатной семьи лесных…

— Добропорядочную и послушную, которая будет сидеть у окна и заниматься шитьем? После нее? — Эристор кивнул в ту сторону, куда Ана утащила Тир. — Вы не пробовали пить воду из лужи после кружки хмельного вина, государь? Вы сами даровали мне право выбирать…

— Я помню… — Ангрод отмахнулся. — Но все же… Что бы ты сказал, если бы я тебя сделал, скажем, своим первым советником, поменяй ты вино на воду?

Эристор изумленно округлил глаза, вокруг зашептались, кто-то громко ахнул — показалось, что это был голос Питера. Еще бы! Предложение, сделанное королем главе Дома пусть и знатного, но расположенного на геральдическом древе Лесного королевства совсем не рядом с древнейшими родами, было неавероятным! Первый советник! Эристор молчал долго, а потом заговорил, осторожно подбирая слова и хмурясь:

— Вода, государь, быстро утоляет жажду, оставляя равнодушными ум, сердце и кровь. Вино же… Быть может, я горький пьяница, но мне не нужно высокое положение, если в моем Доме, в моей спальне будет стоять холодная супружеская постель, — Эристор поднял глаза и неожиданно встретился с широко распахнутыми глазами Тир.

Ангрод с легким раздражением рассматривал впившихся друг в друга взглядами эльфов — снежную и лесного. А потом резко проговорил:

— Раз так, свадьба состоится немедленно. Я намерен присутствовать на ней.

Возвращение в замок было сумбурным — радостные поцелуи близнецов, поиски шамана, которому было велено готовиться к обряду. Потом затисканную и оттого начавшую капризничать Морин уложили спать, а ее матерью занялись Ана и Куиниэ. Тир искупали, натерли ароматными маслами, так, что ее гладкая белоснежная кожа порозовела и словно начала светиться изнутри. Потом, усадив к зеркалу, расчесали волосы, уложили их в простую прическу, которая, тем не менее, очень шла к классическим чертам лица Тир, позволяя оценить изящество его лепки и открывая взглядам длинную шею молодой эльфийки. На грудь легло то самое сапфировое ожерелье, что привез, а точнее, приинес Тир Эристор, когда явился за ней на Белый архипелаг. Браслет из того же набора обвил руку, а серьги… Серьги остались в коробочке, ибо уши у Тир не были проколоты. А после пришел черед платья…

— Теперь ты готова, — торжественно возвестила Куиниэ, отступая в сторону.

Тир, которая все это время была точно во сне, лишь слабо улыбнулась ей.

Эристор, облаченный в темно-синий бархат, волнуясь ждал у алтаря. Рядом, нетерпеливо притопывая, стоял Ангрод. И вот двери церкви распахнулись. В проход вступила невеста…

Она шла одна…

Никто и не подумал о том, что ее следует проводить к жениху, как это и положено… Эристор задохнулся, увидев ее, а гости, сворачивая шеи, старались получше разглядеть ту, что оказалась ценнее положения при дворе, занять которое мечтали многие…

Тир на мгновение замерла в дверях, потом, горделиво вскинув голову, двинулась вперед. Эристор почувствовал рядом с собой движение и обернулся. Ангрод качнулся вперед и вдруг стремительно пошел навстречу невесте. Нервный шепоток пробежал по залу. Неужели все повторяется сначала? Патринэль даже приподнялась со своего места, чтобы лучше видеть позор своей соперницы.

«Говорят, эта сука посмела вступить в поединок с самим Ангродом, вместо того чтобы склониться перед ним, — Патринэль пожала плечами, отвечая своим мыслям. — Короли обидчивы и мстительны. Они не прощают подобного».

Ангрод остановился перед замершей невестой и, встретив ее твердый взгляд, насупился, но потом глаза короля наткнулись на ее руки, которые та сцепила перед собой — тонкие длинные пальцы, унизанные перстнями, дрожали, выдавая ее внутреннее волнение, которому Тир не позволяла отразиться на лице.

И тогда Ангрод, не зря прозванный Завоевателем, понял, что испытывает к этой молодой воинственной чужестранке из вражеского племени редкое чувство. Он уважал ее.

Король подал Тир руку, и она, помедлив мгновение, приняла ее. Ангрод сжал ледяную ладонь и медленно двинулся по проходу к кругу из омелы и замершему рядом с ним шаману, где легонько подтолкнул невесту в центр ритуального пространства — к взволнованному почти до слез жениху.

— Начинайте, — Ангрод, не посмевший переступить круг омелы, который уже неярко светился, напитанный магией, отошел и опустился в приготовленное для него кресло, установленное в общем ряду гостей.

Куиниэ, незаметно смахивая набегавшие слезы, нежно прижалась к плечу мужа, а он быстро чмокнул ее в нос:

— Ты счастлива?

— О Кэлибор! — выдохнула она.

— Теперь нам придется уехать. В замке Дома Красного дуба появилась новая хозяйка…

Куиниэ лишь пожала плечами:

— Твой дедушка слишком стар и нездоров, чтобы жить в одиночестве.

Кэлибор тихонько рассмеялся, крепче прижимая к себе жену.

Тир, как сквозь туман, слышала пение шамана и дробный звук его бубна. Магия прокатывалась через нее, на какие-то секунды уходя прочь — перез переплетенные пальцы рук перетекая в Эристора, а после возвращаясь обратно, чтобы затопив мгновеным пониманием близкого счастья, вновь ускользнуть.

Ангрод со своего места зачарованно наблюдал, как изменилось лицо молодой северной эльфийки. Куда подевалась суровая, собранная, даже жестокая воительница, чьи глаза были холоднее стали, что сверкала в ее руках. Теперь перед ним была мягкая, исполненная любви и нежности женщина. Вот она поднялась на цыпочки и поцеловала супруга — так, будто они были одни в огромном святилище. Руки, взметнувшись, обвились вокруг шеи Эристора.

Внезапно глаза Ангрода засияли, а губы изогнулись в веселой усмешке — рукав подвенечного платья сполз, и внимательному взгляду короля открылась рукоять стального стилета, привычно покоившегося в кожаном чехле на предплечье новоиспеченной супруги главы Дома Красного Дуба Эристора Дориата…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35